Бегство [Вадим Иванович Кучеренко] (fb2) читать постранично, страница - 5

взглядом. И после этого она перестала спрашивать мужа о его потаенных мыслях, опасаясь услышать что-нибудь еще более странное и пугающее. Она смирилась с мыслью, что вышла замуж за человека, говоря таким милым ему библейским языком, не от мира сего.

По этой же причине Андрей разрывался душой между мамой и женой, стараясь угодить обеим, но так, чтобы другая ничего об этом не знала. Иногда он искренне страдал от этого. Анна понимала его, жалела и старалась, как могла, избавить от мук раздвоения души. О ее собственной душе и муках в их семье не было и речи. Анна была образцовой женой во всех отношениях. Но только в Санкт-Петербурге, на глазах у мужа или в непосредственной близости от него.

Поэтому после отправки смс-сообщения мужу Анна не легла спать, а открыла чемодан и достала из него аккуратно сложенное, чтобы не измялось, платье, которое она купила только вчера в модном бутике и еще даже не сорвала с него этикетку. Не торопясь надела его. После чего подошла к большому зеркалу, висевшему на стене гостиничного номера.

То, что Анна увидела, ей не понравилось, потому что это выглядело слишком вызывающе с точки зрения хорошего вкуса. Но она знала, что это понравится любому нормальному мужчине-гетеросексуалу. Из зеркала на нее смотрела очаровательная жгучая брюнетка с распущенными волнистыми волосами, спадающими на обнаженные плечи. Высокие холмики грудей заманчиво выглядывали из разреза платья, словно их мучило любопытство и жажда познания окружающего мира, который обычно был для них закрыт более целомудренной одеждой. Новое платье было потрясающим. На него пошло так мало материи, что оставалось только удивляться, почему оно так дорого стоило. Большой вырез был сделан не только спереди, но и сзади, оголяя спину почти до бедер, которым могла бы позавидовать сама славянская богиня любви и красоты Лада. Подол платья заканчивался намного выше колен, давая возможность любому, кто пожелает, созерцать длинные и стройные ноги Анны.

Оглядев себя со всех сторон, Анна пришла к выводу, что если зеркало отражало и не само совершенство, то, несомненно, ту самую тридцатилетнюю женщину, о которой некогда знаменитый французский писатель в одном из своих романов сказал, что в мире нет ничего прекраснее и привлекательнее для мужчин, чем она. В этом Анна была с ним согласна, несмотря на то, что сам роман оставил ее равнодушной. А еще ее настораживала роковая цифра «тридцать». Сама она собиралась быть привлекательной для мужа намного дольше. Лет до пятидесяти, по меньшей мере. А достигнув этого возраста, подозревала Анна, она вновь сдвинет критическую отметку лет этак на десять-пятнадцать…

– Для местной публики сгодится, – изрекла Анна, давая понять незримой собеседнице, с которой она иногда беседовала, оставаясь в одиночестве, насколько сама она невысокого мнения о тех, кто посещает третьеразрядные рестораны в гостиницах. Но на этот раз ей никто не ответил, возможно, молчаливо осуждая за то, что она собиралась сделать. И Анна вышла из номера с таким чувством, будто совершает непоправимую ошибку, в которой долго, если не всю жизнь, будет раскаиваться. Обычно она прислушивалась к своему внутреннему голосу, доверяя его трезвым суждениям. Но на этот раз он ее не остановил.

Ресторан разочаровал Анну, оправдав ее худшие опасения. За столиками сидели редкие посетители, явно пришедшие сюда поужинать, а не развлечься. И, что хуже всего, в основном это были парочки или такие же, как она, одинокие женщины. Безрадостную картину дополняли тусклый свет, пытающийся скрыть убогость интерьера, слишком громкая музыка и крохотный дансинг. При данных обстоятельствах площадка для танцев походила скорее на могильный погост, на котором Анна могла похоронить свои надежды приятно скоротать скучный вечер в чужом городе.

Анна присела за один из свободных столиков и, дождавшись унылую официантку неопределенного возраста, заказала салат и бокал красного вина. Подумав и бросив еще раз тоскливый взгляд вокруг себя, она со вздохом сказала:

– Впрочем, несите всю бутылку.

Голода она не чувствовала, но вино пила жадно, однако каждый глоток лишь усиливал ее жажду. Перед тем, как пригубить вино, Анна поднимала бокал на уровень глаз, и мир вокруг нее окрашивался в рубиновый цвет, а затем, когда бокал пустел, снова становился серым. Ей вдруг захотелось заплакать. Чтобы избежать истерики, Анна начала думать о том, что всем ее земным страданиям однажды неизбежно придет конец. Что будет по ту сторону жизни, никому не известно, и пока есть возможность, надо наслаждаться тем хорошим, что дарит тебе этот мир, не принимая близко к сердцу то плохое, которым он одаривает тебя не менее щедро. Анна не сразу пришла к таким мыслям, только после нескольких лет замужества, но приняв их в свое время как неизбежное, почувствовала, что жить ей стало намного легче, а смиряться – проще.

Неожиданно рубиновый мир померк, его