Родственник (СИ) [Tan-has] (fb2) читать онлайн

— Эх, живём! — всё-таки, он выпил этот коктейль на пару с Валери. Валери — милая девушка механик со своими тараканами и крашем на брови. Он смотрит на деревянный потолок: «Что такое краш?» В ответ молчание. Новое, пришедшее из неведомых закоулков сознания слово. Было выкинуто следущим размышленьем-выводом: ему очень повезло с бровями, а ей очень повезло, что встретила его, героя на подставки, как потом окрестила она.

— И живём хорошо! — один шот она осушила махом.

***

Вампир тогда уже хотел отобедать ей, выставляя напоказ свой кусюн. Кусюн — это по его жаргону клыки, тоже из глубин сознания, выглядящие скорее карикатурными, чем реальными клыками. Однако девушка так просто сдаваться не хотела и отбивалась гаечным ключом и монтировкой, словно перед этим ей сказали, что за каждый удачный удар положена путевка в рай — он надеялся, что это был гаечный ключ, больно большой, а не кое-что, ему привидевшееся. Славному, охочему на древние подвиги вампиру это надоело, как и девушке: гаечный ключ заменила горелка и довольно уверенно, пока наблюдал Джил этой уверенности не было ни грамм. Это не слишком помогло, но зато открыло путь для сомнительной атаки на вампира, очень покоцонного, правда, но открытого.

В общем, в результате своих антинечистых действий, они стояли над прахом вампира и решали, что с ним делать.

— Плюнуть и собрать в пакетик из шёлка, завернуть в ещё один и ещё, — ответил он. Джил не спал третий день, у него трещит голова и он определённо не в настроении ещё решать что-то, что не выглядит как постель и не пахнет слабым запахом стирального порошка, так что просто выдаёт шаблонный ответ в необычной ситуации, тем более кто их разберёт шаблон это или оригинальная мысль. Девушка, что стояла напротив, была не такой уж и замечательной, как ему показалось, обратила его внимание сомнительным жестом, прямо говорящем что он немного ку-ку и предложила новый вариант:

— Зачем же так перестраховочно? Можно и горелкой сразу сжечь, — всё ещё держа упомянутую горелку, утверждала она. Джил захотел отойти от неё подальше: его с детства напрягали люди, умело пользующиеся горелкой и предлагающими что-нибудь сжечь сразу, а конкретно его троюродная сестра Шарлотта. Но что-то делать с прахом было надо.

Пока они решали этот щекотливый вопрос, недавно упокоенный вампир восстал из мёртвых пепла, довольно пафосно для своего вида, всё такой же покоцанный и без одежды унти-пунти, блять, где он её взял, из Валахии?. Но его попытки нагнать ужас не произвели никакого впечатления на представителей молодого поколения: его противники всё ещё продолжали выстраивать варианты избавления от трупа.

— Давай бросим в силиконовую кислоту! А то, что останется, в соляную, — она уже доставала тару, когда заметила, что недавний труп уже не в мёртвом виде. У Джила возник неожиданный вопрос: откуда у неё вообще силиконка и солянка?

Если бы у Джила было время на это, он бы несомненно ответил, что силиконовая кислота не растворится в соляной, такого сосуда, чтобы их содержать, у них сейчас нет, и лучше кидать в солянку прах, а не тело, так как вампира пока до состояния праха не доведёшь, он не успокоится, особенно если учует кровь. Но, к сожалению, времени не было, а его прекрасный и продуманный монолог бесстыдно прервал объект сомнений. Точно как Шарлотта!

Вампир просиял, увидев, что его заметили.

— Сбавь обороты, юный химик! Сначала нужно убедиться, что он не восстанет из мёртвых… — он замолчал, заметив её взгляд, в больших карих глазах отражался испуг и недавний знакомый неудавшийся подопытный, и ещё капелька скепсиса.

— Он у меня за спиной?! — утверждая, не спрашивая, будто и так знал. Вампир, выглядящий намного хуже, чем прежде, схватил его и обнажил шею, чтобы сделать укус. Несколько секунд, хлопок, похожий на взрыв ватного матраса, за который ему влепили нагоняй, и маленький двор оглашают крики.

— Он взорвался! — с каким-то детским восторгом кричала она. Тот восторг, что она излучала, был выше всяких похвал. Джилл осторожно отнёсся к такому яркому проявлению чувств. Наверно, потому что подозревал, что за ним последует. Поэтому:

— Ты не обращаешь внимания на то, что он взорвался на мне, — он показательно отряхивает свою кожаную куртку от уже упавшего и прилепившегося праха, любовно оглаживая чёрную, местами потёртую кожу. Не подвела дорогая, спасла.

Естественно, он размазал останки по всей куртке, поэтому даже после стирки он вряд ли наденет эту куртку вновь. Спасённая завороженно смотрела, как воздухе падает прах, больше похожий на пепел. Джил присоединяется к ней: для него это больше похоже на снег, пушистый холодный снегопад в его маленьком селе. Эх, скучаю по Шарлотте. Как там эта негодяйка?

— Так ты не из этого штата? — мысли вслух, я вас упрекаю.

— А ты не принцесса из башни, — колко и не в тему замечает он. В груди у него обида за довольно-таки хорошую куртку и сапёрские штаны (честно спизженные у брата). Пусть они и странные, но они уже его (все равно все вещи, что были у него дома, сжигают), остальное неважно, к тому же они защищают (знакомый из паба помог с ней за кленовую настойку и килограмм апельсинов). Девушка, однако, и бровью не повела на его язвительность и беззаботно продолжила, будто не в первый раз видела, как взрываются прахом несостоявшиеся убийцы. Она точно не дружит с Шарлоттой?

— По тебе не видно, что ты переехал, но твой внешний вид меня смущает, — она перевела взгляд на мотор, который до этого упоённо изучала, как и машину, из которой она его вытащила. И, заметив его состояние, видимо, попыталась его успокоить:

— Слушай, хватит кукситься, у меня есть стиральная машинка, а моя мать работает в химчистке, так что не волнуйся за составные части твоей хипстерской сущности любителя леса, — она снова обратила своё внимание к машине. — Я хотела бы тебе предложить починить со мной машину. И крутой прикид заодно восстановить за хорошее дело.

Джил почесал бровь и согласился. Может, и оставит переночевать. Добавил чуть растерянно:

— Не герой я.

— Да знаю я, ты же человек, не мертвец. Он за тобой давно видимо следил, вон как подготовился — обаяние на всю катушку распустил, аж дышать сложно стало. Удачно ты сюда забежал, но неудачно для мотора, — девушка печально посмотрела на заляпанный мотор и перевела взгляд на инструменты.

— … — он вытер ладони о штаны, на них ярко выделялсь пятна, похожие на следы мела, и закрыл ими лицо. Мысли остановились возле поста и проходили по одной. Едва ощутимый взгляд в спину с того паба, незаметное предупреждение от Криса, подающая знаки интуиция, головная боль от всего этого, и попытка сбежать от ощущений. Отойдя от нашумевшей толпы мыслей, притихших в его голове лишь на мгновение осознания, он смотрел на неё, эту леди из поля.

— Не герой, — сказал снова и подумал, что никто он вообще по сути, всё в нём намешано в хаотичных процентах веществ, нашаренных по пьяни неловким создателем, смешавшим это всё в единое вещество и подарившим человеческую оболочку. Возможно, и нет у него от человека вовсе, раз все в церкви шарахаются от него, как от чумного, и крестятся, свои же родители мечтают от него избавиться с рождения, а по утрам он видит в людях странное и шарахается уже от них, пытаясь забыть увиденное.

Упомянутая леди, не девушка, протирала пятнистой тряпкой неизвестного происхождения испачканные прахом инструменты. К сожалению, ей тоже нужно было сдать свою одежду в рай очищения. И давно уже, четвёртый день в одном и том же.

— Которым кровосос чуть не позавтракал? — она отвлеклась от своего дела, подколов его, и посмотрела на положение Солнца. — Я ещё не уверена, что он не восстанет из мёртвых, как в прошлый раз. Наверно, твоя суперзащита имеет ограничение на превращение в прах кого-нибудь умершего.

Джил неловко повёл плечом, привычная тяжесть куртки успокаивала и дарила время на раздумья в тяжёлые моменты. «Да не восстанет, — думал он, — защита на ней надёжно укокошивает итак уже мёртвых. Крис уверял и душой клялся.» Ну и ещё кое-чем.

— Не герой ты, герои сюда не приходят — нет здесь принцесс и леди, которых они хотят, ты, скорее, странствующий человек в поисках истины.

— И то верно. Куришь?

— Не курю, но дрянь прикольная, есть?

— Есть и огонёк.

Они стояли на своём месте долго, так и не приблизившись к друг другу, но Джилу казалось, что они ближе, чем думают. Он протягивает ей руку, делая шаг вперёд. Предлагая дружбу и сотрудничество этой забавной девчонке с бесами в глазах.

— Блейк. Джил Блейк.

— Акер. Валери Акер.

Руки у них разные. Её — в мозолях и машинном масле, с капельками туши на запястьях. Они тёплые, в них скрыт давний жар, текущий по венам. Его — в ссадинах и ранах, давних ожогах и мозолях на подушечках пальцев. Они холодные. Кажется, будто холод скрыт внутри них.

Это их не пугает. Ведь они уже познакомились и принюхались, так сказать, за этот вечер.

========== Глава 2. С гладиолусами и чаем. Благослови бог, ваш интерес. ==========

Комментарий к Глава 2. С гладиолусами и чаем. Благослови бог, ваш интерес.

Пока всё перечитывала, зазуделись руки и поправили кой-чего и добавили много чего, да так, что что-то вылилось в будущий сборник невошедших частей.

Бечено 23.06.21

— Ты приезжий, — утверждала она, развешивая бельё на белой, местами сероватой от времени, верёвке. Она переоделась в более чистую одежду и уже устало-спокойно вела разговор.

— Приезжий, занимаюсь охраной природы, вылавливаю тех, кто приносит ей вред, потихоньку ищу истину, — он помогал ей, развешивая одежду, которую быстро простирнули горячей водой с ароматным запахом.

Странная помощь, конечно, но для него это было слишком смущающе, да и слова эти в душу лезут. Не будем искать его моральные рамки, ок? С его семьёй это нормально, там либо скромные, либо хамовато-наглые. Джил был и там и там, притёрся, снюхался со всеми, стал своим, но для себя временами чужим. Правды действительно не говорил, да и кому? Матери, что церкви его отдать способна, грехи вымолить? Отцу, считающему его отмеченным лукавым? Итак его пожалели —выпнули после 16 лет и забыли, дело с концами, коли нет тела. Его тела.

За размышлениями каждого о своём постиранное белье закончилось, и они неловко молчали. Кстати в тонкой маечке и шортах хаки она такая красивая - подумалось ему - эти плечи, ключицы и шея - так отставить мыслишки.

Они одновременно наклонились за синим потёртым тазиком и ударились макушками, задели маленький таз сверху и порошок с крышечки, мыло с полки, упаковку чего-то непонятного в твёрдой непромокаемой пачке. В мыле, в пенке, ещё непонятно в чём, с лавандой и солью из мешка. Всё это слиплось, смешалось на волосах, одежде, полу. Липкая консистенция имела зеленоватый цвет, приятно пахла лавандой и чертовски сильно жгла раны, которые он обработал кое как ща имением коньяка в крови. Умудрились же возле единственного большого скопления полок под навесом так обрушить на себя всё их содержимое.

— Вот так сошлись вероятности, ты как? — спросила Валери, отряхнув руки и вытерев их о висящую рядом старую тряпку, заодно вытерев и Джила.

— Порядок. Я именно такого в этот момент и ожидал. Напрягают полки надо мной. - спокойно ответил Джилл, вытряхивая соль из головы.

— Тогда не волнуюсь я, если ожидал, — сказала она, лукаво посмотрев на него, и повела под другой навес.

— Я волнуюсь о другом.

— О чем ж… — Джил не успел спросить толком, как оказался облит тёплой от солнца водой.

— Вот о чём. Снимай одежду, я сухую принесу.

Джилл сплюнул.

***

— Я заметила, что у корней твои волосы светлее, да и им не подходит быть тёмными, — Валери всегда внимательно присматривалась к людям: к внешности, к манере речи, к пластике движений, к личности. Так что неумело покрашенные волосы прямо манили спросить, пощупать, самой покрасить и сделать кудряшки. Она не знает почему кудряшки, но для себя решила что они милые, как тот мальчик, сосед со светлыми кудрями, что прячет за кепкой и бонданой. Большое упущение.

Они сидели. Дом был уютным и удобным, со стопками книг на многочисленных полках и различными деталями от чего-то, с давним запахом выпечки, ванили, смешанной с зёрнами какао. Определённо необычно.

Кухня была маленькой: с двумя шкафчиками, прикреплёнными к стене, с длинной столешницей, соединённой с широким подоконником, на котором сушились цветки гладиолуса и его клубни. Из открытого окна виден небольшой сад, где росли в основном шпажники разных видов и сортов. Стены белые, в углах расписаны узором из красных цветков шпажника, зелёных стеблей и листьев. Роспись была и на шкафах, и частично на полу.

Пока Джил осматривал кухню, Валери налила чай и приготовила закуски.

— Не стой на пороге, проходи.

Она не казалась смущённой или шокированной, скорее была спокойна.

— Знаю, красиво и непривычно, и ты думаешь: «Круто! Это ты сделала? Как? Научишь?».

Джил поднимает руки в знаке «Спокойно, бро». Рукава большой для него куртки открывают тонкие запястья с выпирающими запястными косточками, окружёнными родинками в хаотичном порядке. Она приподнимает одну бровь, во взгляде читается хитринка. Подносит белую чашку с ароматным чаем и отпивает эту наверняка безумно горячую жидкость, не морщась и не сводя с него взгляд. Глоток. Вздыхает и он вместе с ней.

— Опускай руки, я не кусаюсь.

Ещё глоток. Он садится за стол, скатерть на котором тоже украсили гладиолусами сочно-сладкого оранжевого цвета. Скатерть, в отличие от всего остального на кухне, покупная и не сделана с душой, что разбивает этот рукотворный рай из гладиолусов. Перед ним такая же белая чашка с чаем, что и у неё. Пахнет немного горьковато, но безобидно. Валери закатила глаза.

— Это чёрный чай с ромашкой, помогает от нервов и воспаления внутренних органов. Пока что никто не умер, — она сделала глоток, прикрыв глаза от наслаждения; пушистые ресницы прикрыли карие глаза. — Ты немного отмороженный, ты знал?

Валери встала из-за стола, подошла к шкафчику и достала из него коробочку сахара. Это была цветастая коробка с изображением кубиков сахара на боку. Джил делает глоток, сразу же обжигая горло и язык. Чай отдаёт горечью с каким-то мягким, тёплым исчезающим привкусом. Второй глоток уже не такой смазанный, как первый, и странный привкус становится яснее.

Коробочка с сахаром так и осталась неиспользованной.

***

Спокойствие — это стиль жизни.

Валери Акер — спокойная девушка с красивой внешностью и абсолютным равнодушием к внешности других. Живёт в доме своих предков, которые приехали сюда из-за удобных условий для выращивания гладиолусов. Все мужчины Акер занимались этим бизнесом до тех пор, пока прибыль не стала меньше затрат. Ей 23 года и живёт она одна.

Джил подаёт ей ключи, гайки, иногда даже масло, но не присоединяется к работе, только помогает. В машинах он не смыслит, как и во всех технических штучках, кроме компьютера.

— Ключ 12, — рука появляется из глубин машины; он берет ключ из креплений в сундучке и отдает ей.

— Как я понял, ты чинишь машины на заказ, которые приходят в основном от твоих родственников, живущих в Америке.

— Иногда заказы приходят от соседей О’Брайенов. Слышала, Леа Баркер выходит замуж за Джейсона. Родители Джейсона хотят сделать подарок молодожёнам — эту машину, — она постучала где-то внутри ключом, что-то упало. — Отправили проверить мне, так как машина куплена из вторых рук, чтобы я выявила поломки и устранила их. Но, судя по поломкам, ей явно часто пользовались.

Джил здесь на второстепенной роли. Пока. На первый ряд вылезать ему боязно. За Валери. За жизнь его спокойную тут. За все что его окружает, дом его, что принял его тут.

Жизнь — неожиданная штука.

Джил Блейк прижился. Дом Валери влез в душу, как и сама Валери, захлопнул лазейку и вычеркнул выход из головы.

Джил жил обычной жизнью с Валери на её Родине в Мельбурне, Австралия*.

Свадьба с Валери состоялась в 1928 году. Она была скромной. Валери пригласила со своей стороны свою сестру Клаудию Акер и свою мать Алису Акер, которая плакала от того, что Валери нашла себе мужа.

Джил был очень смущён, принимая искренние поздравления от них; женщины были в восторге.

Валери улыбалась ярче звёзд на ночном небе; Джилу казалось, что он ослеплён ей.

Валери подавила в себе желание тотчас зарисовать Верджила. Господи Боже, она это сделает, но немного позже. Фата закрывает её лицо от других, но не от жениха.

Прекрасный жизненный поворот.

Что бы с ней было, если бы она не встретилась с ним?

Комментарий к Глава 2. С гладиолусами и чаем. Благослови бог, ваш интерес.

*Австралия очень удобно расположена для выращивания гладиолусов и прочих полезных трав. Также родина многих хороших людей, которые делают фильмы по жанрам ужасы более интересными. Кто бы знал, да?

Немного скомкано, но я думаю, что это хорошее начало.

Пишите comentariy я буду отвечать.

Если вам понравились эти две главы и вы хотите продолжения, то пишите, будет отдельным произведением.

========== Глава 3, о забытом начале, запоздавшем на месяц. Благословленный пролог. ==========

Комментарий к Глава 3, о забытом начале, запоздавшем на месяц. Благословленный пролог.

Бэчено.

Бечено 23.06.21

1980 год. Мельбурн, Австралия. Дом Акеров.

— Так ваша прабабушка познакомилась с вашим прадедушкой.

Уютная комната с маленькой печью, часто использовавшейся как камин. Возле неё в кресле-качалке сидит и вышивает старая женщина, бабушка для сидящих рядом с ней девушек. Все они имеют схожие черты лица и тела: почти бронзовую загорелую кожу и тяжёлые чёрные волосы, немного оттягивающие их головы, карие хитрые глаза с затаённым лукавством, хрупкое на вид тело с тонкими запястьями.

Бабушка продолжила, её проворные руки не переставали шить.

— Так было со всеми мужчинами, которые приходили в дом Акер.

— Прямо приходили и становились Акерами? — лица молодых девушек выражали удивление, на бабушке остановилось несколько удивлённых взглядов.

— Что вы! Только когда связывали свою судьбу с Акерами, — она добро улыбается, глядя на их энтузиазм. Внутри она молчит. Благословите их Небеса, чтобы они были счастливы и нашли себе в мужья такого, как Д. Б.

— Неужели чай с ромашкой так объединяет? И как прабабушка чинила машины, ведь они тогда были жуть как неудобными и тяжёлыми? — Клаудия взрывается вопросами. Конечно, ведь Валери Акер является её примером для подражания с детства. Что очень импонирует рассказчице, такой живой интерес подкупает.

Бабушке понятен этот интерес: Клаудия уедет из родного дома в северную Америку, оборвёт все связи с домом. Ей грустно, когда молодые Акеры уходят из дома, за его пределами им кажется легче найти работу, жить интереснее в новом месте. Особенно если они её любимицы или любимчики.

— В её время машинами считалось то, что можно починить, — туманно отвечает она. Любимица не отступает.

— Клаудия, ты завтра рано уезжаешь, — вторая из девушек потягивается и громко зевает, хрустит спина, ей глубоко безразлична эта много раз перевранная пропаганда отношений, вдохновившая кой кого и понеслось, — предлагаю всем идти спать.

Это Николетта, старшая сестра Клаудии. Обычно она довольно энергичная, но сейчас сильно хочет спать. Она не хочет покидать родной дом, поэтому и приняла семейный бизнес: выращивание гладиолусов. Бабушка видит круги под глазами, но ничего не говорит. Николь нашла своё любимое дело, вкладывается на полную и впитывает знания в себя. Лишь одно удручает: по традициям семьи, в любых делах (бизнесе) женщины участвует её муж и получает долю, если даже не вкладывается. Это обидно до слёз и вызывает жгучее желание убрать эту несправедливость вместе сестрой.

Сейчас на нее смотрели с укором, давя на совесть. И Клаудия и бабушка. Николь не обернулась. Ей ни капельки не стыдно, и да, её не будет гложить совесть.

***

«Если человек умер, его нельзя перестать любить, чёрт возьми. Особенно если он был лучше всех живых, понимаешь?»

Джером Дэвид Сэлинджер

Над пропастью во ржи

Холден Колфилд

1979 год. 17 апреля. Новолуние.

Окраины Мельбурна. Кладбище. Австралия.

Тихое старое кладбище с заброшенными могилами.

Такое же старое дерево укрывало своими ветвями два надгробия, что покрылись лишайником и трещинами, из-за чего не знающий не поймёт, кому они принадлежат. Если вообще зайдёт сюда и поймёт хоть что-то. Место глухое и явно недоброе.

Из тени вышел с виду молодой человек в деловом фиолетовом костюме и с зонтиком с узорами из анхов в руках, будто этой ночью пойдёт дождь или собрался на деловую встречу.

— Хуже всего хотеть искать встречи с теми, кто не ждёт встречи с тобой, — он выдыхает дым из белой трубки, что казалась потёртой и немного украшенной ломаными узорами. В его руках она выглядела изящной и узорчатой, бледно сияя в свете полной луны.

— Не могу поверить, что ты умер. Казалось бы, бессмертные не умирают, а вон оно как вышло, — его голос отдавал печалью, речь стала грубее от акцента.

— Я всё верил, что ты, когда умрёшь, попадёшь ко мне, а ты не попал, здесь остался. Прости. Я всё хотел тебя спросить: действительно ли ты этого хотел? — он простирает руку в сторону главного дома Акеров.

— Я действительно думал, что если оставлю тебя там, тебе будет лучше, ведь источника плохих воспоминаний не будет. Нам будет не так больно, — он говорил размеренно и задумчиво.

— Когда я ответил на твой зов, ты даже этого не заметил, погрузился в себя, прокручивая в голове смерть дорогих тебе людей. Для меня это было незнакомо и непонятно, да и не желал я это выяснять: у меня было всё и ничего одновременно. Ты отлично себя знал, я же нет. Вот кто из нас бог лжи, а? Скорее, ты видел… — он затихает, дым становится гуще, живее. Ещё чуть чуть и дым выест воздух*.

— Единственный из призвавших меня, тот, которого я уважал и был даже признателен, попросил свою смерть. Я не понимаю тебя! Ты отомстил, занял хороший пост, но всё равно захотел умереть, отправиться во владения моей, как оказалось, ещё и не родной сестры, с улыбкой на лице, — его голос упал до шёпота, сливающегося с шелестом деревьев.

— Я не мог отпустить тебя. Не хотел признавать, что это кончится так бессмысленно. Впервые мне захотелось иметь что-то по-настоящему драгоценное и быть хоть кем-то родственным тебе. Загадай ты мне хоть власть над миром, я бы тебе её вложил в руки. Пусть это и оказалось моей величайшей слабостью, которой не преминули воспользоваться мои дорогие братья и сёстры.

Луна равнодушно освещала его холодным светом, звёзды прятались за редкими облаками, их почти не было видно.

— В каком-то смысле заключение объединило нас и мы повлияли друг на друга, — незнакомец успокоился и вынул из крепления на руке что-то блестящее.

— Это твой кинжал. Он был с тобой с той жизни, в нём есть некоторые доработки, но основу я трогать не стал… — он положил оружие на могилу друга. Лезвие мутно отражало луну.

— Мне непонятно то, что ты вновь захотел умереть, возможно… — он прервал себя, в груди что-то сжималось, не давая вдохнуть воздуха. — Прими мой прощальный подарок и не прощай меня за это.

Он растворился в тенях незаметно, будто его и не существовало ранее.

***

Николетта, с силой закрыв свой рот ладонями, дрожала то ли от страха, то ли от холода, слыша этот монолог в пустоту от этого страшного дядьки, что снова пришёл сюда и каялся в непонятном, которое узнать хотелось сильно. Может быть, она бы узнала, если бы не страх. Дым этот странный, горький и слёзы вызывающий; в груди у неё сжимается что-то и хрипит в припадке.

Как в детстве всё произошло: только не было такого дядьки, а был печальный человек, что здесь вино распивал из дорогущих бутылок.

Страшный дядька ушёл, а печальный остался, подобрал неспешно кинжал, покрутил, повертел, выпады поделал и повесил на широкое, расшитое серебряными нитками и красными бусинами цвета крови, с подцепленными тонкими цепочками, специальное крепление с боку.

Он заметил её взгляд, приложил указательный палец к губам и скрылся в кустах пурпурных гладиолусов.

Николетта кивнула, поправила своё платье в горошек и тихо пошла домой.

Этот вечер она определённо не забудет.

1986 год. Австралия, дом Акер.

— Какие симпатяжки, в тебя пошли.

Николь дают на руки рожденного ребёнка, она ласково его придерживает, поглаживая дрожащую спину.

Присматривается внимательнее и внутренне обмирает.

Акушерка, будто что-то почувствовав, ловко забирает из её рук ребенка и передает нянечке, шепча еле слышно на ушко:

— Никому ни слова. — свистяще, с угрозой.

Комментарий к Глава 3, о забытом начале, запоздавшем на месяц. Благословленный пролог.

Напишите, кто это читает.

========== Глава 4. О друзьях детства и скорой разлуке. ==========

Комментарий к Глава 4. О друзьях детства и скорой разлуке.

Бечено 23.06.21

Бейкон Хиллз. Округ Бейкон. Штат Калифорния.

— Ещё раз повтори, зачем я это делаю, — попросил водитель.

В салоне машины находилось четверо подростков неважного вида. Следы затяжной вечеринки, переросшей в песнопения в лесу, из-за чего им пришлось спешно уезжать оттуда, ибо не хотели они решать разногласия с хозяевами — бомжами, были ясно видны.

— Вы проштрафились на несколько ящиков пива, но я любезно заменил штраф на подвоз меня домой, — черноволосый парень закутывался в большую для него кожаную куртку с удлинённым низом, от которой он не отказался, что стало началом конфликта с «жителями поляны».

— Из-за тебя мы потеряли Мэтта, а вместе с ним и список купленного, — мрачно упрекнула его блондинка, чья голова напоминала митинг колтунов, требующих расчёски. — Как мы будем платить Шаффику? Без него мы определённо либо переплатим, либо недоплатим.

Велс — ответственная за вечеринки, сбор и прочие развлекательные мероприятия. Но этот год особенный: она передаёт свой титул новому поколению, натаскивая, так сказать. Она должна была отдать его два года назад, но привязанность к школе была её слабостью, наверно. Фред в этом не уверен, потому что сам по этой школе не скучал и скучать не собирался.

— Ик! Ребята, не ссорьтесь, Федя ни в чём не виноват! Ик! Дайте пакет, — говоривший имел бледный вид, испарину на лбу и порванную рубашку в клетку. Также он его лучший друг и напарник по видеоиграм.

— Возьми!

В его трясущиеся руки буквально впихнули пачку пакетов. Он пробурчал благодарности, которые, конечно, никто не услышал.

— Фред, как тебя угораздило упасть в кустарник, да так, чтобы потянуть за собой Мэтта, и выйти из битвы в самый неподходящий момент!

Пометка: Фред, он же Федя, Фёдор и чёрт из переулка, а также генератор неожиданных идей, что считают все немного странными.

Знакомьтесь, это Велс — валькирия курса и богиня школы. Слева от неё Фёдор, в простом студенческом Федя, любитель кожанок и курток, коллекционер разных бутылок с дурнопахнущим содержимым, (приписка: это не алкоголь). Рядом с Федей блюёт в пакетик Кир, в полнозвучном Кирилл, считает, что клетчатые рубашки —топ, как и все подходящие к ним джинсы, бывший сосед Феди. Сейчас все они — бывшие соседи, так как наконец-то выпустились из своих школ, а некоторые уже поступили в университеты, некоторые вышли на заочку по определённым причинам. Чуть не забыли Валеру, он свой чел, технарь по призванию и автослесарь по опыту, крутой водила, на которого слабо действует алкоголь (чему они завидуют после вечеринок). Они знакомы уже десять лет и успели друг друга изучить. Забыли про Мэтта, он наполовину русский, однако имя у него американское, что он отказывается комментировать. Фотоголик, но любит больше фотографировать других в разных ситуациях, из-за чего рано научился спринтерству и впоследствии стал главой клуба по быстрому бегу.

— Не беспокойтесь за Мэтта, ведь я уже побеспокоился о нём за вас, — Фёдор произносит это без тени улыбки, с серьёзным лицом настоящего взрослого, проработавшего в офисе крупной компании больше десяти лет.

— Не говори так, будто он узнал государственную тайну и тебе приказали его закопать на шесть футов под землю. Ты же не закопал его? Не закопал же, да? — Кир начал волноваться, а когда волнуется Кир — волнуются все. Он этакий эмпатический центр всей компании.

Из багажника послышались звуки человека, готовящегося блевать.

— Фёдор Акер! Мэтт — живой человек со своими правами! Как ты мог поступить так с ним! — Велс отвлеклась от расчёсывания колтунов пальцами и шуточно ругала его. Конечно, она не перебарщивала, знала, что кто-кто, а Фред позаботится о них, желают они того или нет.

— Ох, Велс Милкович! В этом средстве передвижения не предусмотрено место для пятого пассажира! — блаженно прикрыв глаза, провёл контратаку Фёдор. От друзей-приятелей исходили разнообразные эмоции, которые он с удовольствием ел понемногу. Он не хотел, чтобы они превратились в пустышек. Дорожит он ими, как есть дорожит. Да и не особо ему это нужно: хватает и пищи физической.

— И поэтому ты засунул его в багажник, — всё, Велс завелась.

— Для твоего блаженного сна, дарлинг.

Пока они ругались, Кир, официально Фред (ещё один, просто познакомились раньше, чем узнали имена друг друга), подал пакетик для страдающего Мэтта. Мэтт был при своей одежде, но спал с голой веткой в руках. Он не представлял реакцию Валеры на это, думая, что Валера отбросил своё хобби — резьбы по дереву. Но мест реально было мало для пассажиров, не считая водительское и кресло сопровождающего. Тем более, их водитель не любит слышать звуки тошноты рядом с ним.

Время шло, родной город (скоро будет Бейкон Хиллз вместо него) становился всё ближе. Парочка юных молодожёнов (вся компания надеется, что они ими не будут; заранее приготовив подарки, конечно.) успокоилась.

— Так зачем в Бейкон Хиллз путь держишь?

Неудивительно, что именно Валера задал вопрос, который считала главным вся компания.

— В этом городке жила моя тётя, — Фёдор оглядывает свою компанию. — Моя мать направила меня выяснить, что с ней случилось. Ну и присмотреть, конечно. Наверно, её мужу было тяжело принять её смерть, как и моей матери. Да и мне, как она говорит, пора приобрести самостоятельность.

Все уважительно покивали: мать у него нечто: одновременно строгая и мягкая, но её главной целью всегда была безопасность родни и их комфортное проживание. Также она дружила с их матерями очень тесно, так что они знали друг друга с детства; Фёдор самый младший из них. Ещё она была некоторое время их школьным психологом, проводила разные лекции и тесты.

— Она хотела меня раньше отправить, но, как вы знаете, случилось нашествие серого жука и нужно было принимать меры, — он вздохнул. Тогда он был в последних классах старшей школы и, честно говоря, тонула в проблемах вся семья. — Месяц назад она узнала, что Клаудия умерла, оставив сына и мужа. Теперь, когда я получил полное образование, я должен его обучить семейным ценностям нашей семьи. Ну и, конечно, истории, — он трёт левой рукой шею, не представляя, что с этими обязанностями делать. — Знаю, звучит отстойно.

— Да, друг, это… нет слов, чтоб описать, — это Кир. Он сам знает, каково это — обучать кого-то и прививать ценности, ведь у него самого такое с детства. Но у него была помощь сестры и родителей, а как справится Фёдор, одному Богу известно.

— Главное непринуждённо и незаметно для него сделать так, чтобы он сам это усвоил, не сопротивляясь, — у Валеры есть опыт, который он сам отшлифовал на маленьких сёстрах и брате. — И не делать вид взрослого, быть на одной волне с ним.

— Кто его отец? Обычно единственный ребенок в семье берёт пример с матери или отца, — Велс невозмутимо приводила себя в порядок. Единственная дочь, она не понимает каково было парням, но хочет, чтобы и у неё был брат или сестра. — Для него они боги.

— Отец шериф, а мать воспитатель в детском саду.

— Тогда мать для него Божество, — она быстро делает вывод, будто доставая его из подсознания. — Но стоит быть осторожным: отец единственное, что у него осталось.

Она ободряюще сжала его плечо и дала напутствие:

— Не забывай про нас, если что звони. Мы всегда на связи.

— Спасибо, что подкинули, за меня не волнуйтесь!

— Стой! Стой! Чёрт, я буду скучать по нему.

Нагруженный информацией по уши, Фёдор поблагодарил их вышел из машины.

Он махал им, а они махали ему в ответ. Сердце кольнуло. «Как без них теперь жить?»

Привет, Бейкон Хиллз! Фёдор Акерман идёт к тебе.

Комментарий к Глава 4. О друзьях детства и скорой разлуке.

Стираю отеческую слезу.

========== Глава 5. Двоюродный брат. ==========

Комментарий к Глава 5. Двоюродный брат.

Бечено 23.06.21

— Мне нужен шериф Стилински.

Сегодня в приёмной немного людно. Нервный с виду подросток в толстовке провожает взглядом. Его изучает уставшая секретарша.

— Шериф Стилински сейчас не на посту; я могу дать вам номер его телефона, если вы скажете кем ему приходитесь, — взгляд у неё твёрдый.

— Я прихожусь ему родственником по матери и очень хочу с ним увидеться, — ответил он заметно более тихим голосом — не нужно былр первому встречному знать о его родстве.

На стол приземляется номер, написанный на блокнотом листе, неаакуратно вырванном, и в целом неприглядном.

— Позвонить можете отсюда, — он приподнимает бровь. Стационар, здравствуй, давно не виделись, от чего уехали к тому приехали. Номер набирался медленно, диск был тугой, видимо купили недавно. Будто нехотя, руки подрагивали. Отвечает детский голос. Он теряется.

— Не нужно звонить, я уже тут, — сзади него слышится усталый голос предполагаемого дяди, он сбрасывает вызов и идёт к нему. Дядя был явно человеком, состоявшим в абьюзерных отношениях с работой, настолько сильно, что это проглядывалось и в его внешности и в характере поведения. По одежде видно, что холостяк или в разводе как дядя Макс, по запаху, что кофе явно не с сахаром, по глазам, что устал. Чувствительный нос улавливает нотки спиртного и чего-то ещё. Мама, отмени ссылку, я исправлюсь. Так, Фёдор, у тебя два варианта: либо уйти мол обознались, либо не уходить.

Он поворачивается в его сторону и улыбается, поправляя сумку на плечах.

— Здравствуйте, вы меня, наверно, помните и знаете, почему я здесь, — опять эта неловкость, как он от неё устал. Морщины на лбу дяди говорят о том же.

— Да, помню, вашу семью трудно забыть, — этот вздох он узнает везде: ведь действительно, его семью трудно забыть, особенно представительное старшее поколение, в которое умудрилась затесаться его старшая сестра и сын дяди Макса.

Они вместе садятся в потрёпанную машину и быстро трогаются с места. Что-то в машине кряхтит, но перестаёт на второй сотне метров. Первым начинает разговор шериф.

— Не понимаю, почему твоя мать приняла такое решение, — в голосе слышны озадаченность и непонимание ситуации, в которой он оказался.

— Не волнуйтесь, не вы один такой: я вот тоже не понимаю её большую часть времени. Матери не нужно, чтобы её понимали, — он ведёт плечами, клетчатая рубашка теснит в плечах от непривычки, но это не отменяет её главного качества: она тёплая.

— Это не утешает.

— Я и не пытался вас утешить, — говорит он в ответ, внутренне раздражаясь из-за привычки язвить, когда дело касается семьи вообще, или когда кто-то обсуждает члена семьи с ним. Совершенно неконтролируемо и внезапно для собеседника.

В груди что-то ворочается. Ему нравится шериф как человек, пусть это и первое впечатление, но Федор не доверяет ему. Вот как он мог узнать его как человека если видит его впервые?

— И чтобы вы не беспокоились понапрасну — я уже закончил старшую школу и подал документы в университеты. Ещё я знаю, что вас недавно избрали на пост шерифа.

— Ты выглядишь как ребенок, подросток. Как тот, кто не втянут во всё это.

— Звучит как-то неопределённо, — он подавил в себе желание жестикулировать: вредная привычка, с которой он борется с попеременным успехом. — Мы все втянуты в такую штуку как жизнь.

— Для меня ты всё равно ребенок, которого отправили под мою опеку, — было видно, что он хотел помассировать поясницу, но за рулём не решался.

— А для меня вы тот, кто воспитывает моего двоюродного брата и неплохой в принципе человек, но как детектива мне только предстоит вас узнать, — главное улыбаться и тогда все будут думать, что у тебя нет карманов за душой и ты чист, как первый снег в октябре. Фёдор знает, что это неловко, и отвечает ему:

— Но я признаю, что вы должны за мной присматривать, как взрослый в семье. Мне, кстати, шестнадцать, и я окончил школу, — давим желание пошевелить ногами, ты уже не ребёнок и опять по новой повторять сказанную информацию.

— Что ж, большой ребёнок, ты точно заведёшь дружбу с моим сыном, — шериф незаметно от него улыбнулся краешком губ.

— Дружбу невозможно приобрести, её можно только создать, — он поднимает указательный палец вверх, привычка победила на этот раз.

Шериф, теперь новоиспеченный дядя, ничего не сказал.

— Наверно, вы будете меня проверять, — задумчиво тянет он и ловит взгляд из зеркала. — Для справки: я не против. Это ваш единственный сын, поэтому я могу вас понять, — во взгляде читалось нежелание продолжать разговор. Если он понимает всё правильно. Он бы тоже не доверял свою сестру непонятно кому на непонятное количество времени.

— Приехали, — дядя ставит машину в гараж, в то время как Фёдор осматривает дом и его территорию. По его мнению, обычный дом с некоторым модерном. Он не разбирается в домах. Дом Стилински выглядит заброшенным и одиноким.

Шериф ничего не говорит, а он молча следует за ним.

В гостиной шумел телевизор, показывая неизвестную ему программу. Подросток не спал, а деловито сортировал журналы по известным только ему характеристиками; на звук отворившейся двери не повернул головы, лишь сдвинул готовую стопку к краю кофейного столика, видимо, чтобы взять в свою комнату. Но звуки незнакомых шагов привлекают его внимание.

— Стайлз, знакомься, твой дядя э-э… — дядя озадаченно смотрит на него, только сейчас осознавая, что забыл спросить во время их дорожного разговора.

Шериф оглядывается на него с немой просьбой. Он опускается на колени перед — о боже! — братом и протягивает руку.

— Брат. Двоюродный брат. Зовут Фредом, называют Фёдором.

Стайлз неуверенно пожимает руку в ответ. Тонкая ручка ни разу не слабая, но она легко умещается в его более крупной и мозолистой ладони.

— Стайлз, просто Стайлз, — говорит он. Карие глаза раскрываются шире, пытаясь более подробно рассмотреть и изучить.

— Вот вы и познакомились. Мне пора, — шериф уходит, оставляя их одних в большом доме.

— У него сегодня ночное дежурство, — тихий голос Стайлза отвлекает Фёдора от рассеянных мыслей. Он фокусирует взгляд на брате, уже успевшем устроиться в кресле с комиксом на подлокотнике.

— Надо же, — он всё ещё пытается собраться и приводит мысли в порядок. — А как ты узнал? — спрашивает, садясь на диван.

Вместо ответа маленький брат показывает на число, подчёркнутое синим маркером в календаре, который показался ему комиксом.

— Умно, я думал, что это комикс про Человека-паука.

— Только обложка от него.

— В жизни бы не додумался сделать так с комиксом.

Разговор явно не клеился.

— Я помню только, как взял обложку от книги Скарлетт и нацепил на книгу с мифами Египта, чтобы беспрепятственно читать её в любое время. Мы тогда проходили её и мне она, если честно, не нравилась. Но она нравилась нашей учительнице по литературе, которая задавала именно нашему классу сочинения на эту тему. Конечно же, она увидела её и попросила зачитать на том моменте, где я остановился, — он откидывается на спинку дивана, Стайлз внимательно слушает. Его глаза блестят от любопытства и Фёдор рад, что заинтересовал его.

— Спешно прятать было поздно, а я остановился на тяжбе Гора и Сета, прочитав первую страницу — шрифт там был мелкий. Я ожидал взрывахохота, но его не последовало. И так, прочитав её всю, я спешно вышел из класса, заметив красную от гнева учительницу. В этот же день родителей вызвали в школу, а мне выставили «неудовлетворительно» за урок, вот так.

Он положил голову на скрещенные пальцы, смотря прямо в глаза Стайлзу и ожидая его реакцию. Он хлопал ресницами так невинно, что Фёдор не мог поверить в это: годы житья-бытья в семье из двух взрослых и четверых детей научили его распознавать невинность.

Наверное, что-то поняв по его взгляду, ребёнок говорит:

— Я не читал её всю, но общий смысл уловил.

— Значит читал, — он лукаво смотрит на насупившегося ребёнка, понявшего, что его подловили на горячем.

Вот тебе и десятилетний мальчик, Фёдор.

— Так, а что ты привык читать? Не считая мифов древнего Египта, конечно же, — ему интересно, очень интересно. У него есть ещё месяц перед тем, как он официально приступит к обучению в университете, нужно потратить его с пользой.

— Комиксы про супергероев, книги в этом доме, в школьной библиотеке… я читаю всё, — Стайлз знакомо пожимает хрупкими плечиками. Ему послышалось или у него действительно заурчал живот? Судя по хмурому виду, нет.

— Так, давай пойдём приготовим поесть, читатель. Вдруг у тебя собьётся режим питания и появится язва желудка вместе с гастритом и кишечной непроходимостью, — заботливо сказал Фёдор, исходя из своего опыта. Стайлз поморщился, видимо представляя это наяву.

Кухня располагалась возле лестницы на второй этаж, что Фред посчитал действительно удобным. Она была заброшена и превращена в чисто холостяцкую столовку.

— Прости за возможную критику, но по кухне видно, что ей пользовались лишь для того что бы заварить чай в пакетике и подогреть пиццу, — он заглядывает в микроволновку, подтверждая свои выводы, находя следы кетчупа и кусочков сыра. В холодильнике яйца, пиво, засохшая морковка и молоко, к счастью, не просроченное.

— Ты не против неклассического омлета и молока на ужин?

Стайлз за спиной открывает коробку пиццы.

— Ну конечно же, как-то же ты жил всё это время.

— Я привык, — Стайлз отвечает тихим голосом.

Фёдору не пришлось резать пиццу, так как она оказалась порезана. Беря кусок, он хотел задать вопрос, но, взглянув на ребёнка, не стал. Так и сидел, методично пережёвывая пиццу с оливками и чем-то горьким на его вкус, пока его не спросили.

— Зачем ты приехал? В чём причина твоего приезда?

Пока он дожёвывал несчастный кусок пиццы, вопросы так и сыпались градом.

— Семейные обстоятельства и расчёт главы семьи. Заметь, отправили меня, а не дядьку под два метра с недельной щетиной и широкими плечами.

Он посмотрел на Стайлза, который не выглядел убеждённым. Вздохнул, пицца была вкусной.

— Скорее я сам так захотел, что-то тянуло меня сюда и после приезда успокоилось. Как не навестить и не присмотреть за маленьким двоюродным братом, которого качал на руках и давал соску.

Новый кусок пиццы оказался суховат и пришлось доставать бумажную тарелку, лежавшую возле раковины.

Стайлз озадаченно хлопал ресницами, которые были пушистыми и, как говорила Велс, «эстетически прекрасными».

— Ты знал меня раньше?! — ребёнок удивлён.

— Конечно, до сих пор помню, как мы с Деметрием дежурили возле больницы и приносили передачи: тогда ты был с моё предплечье и Деметрий боялся брать тебя в руки, ну, а я и тем более.

— Кто такой Деметрий? Ты часто его упоминаешь, — ему было очень любопытно.

— Именно он хотел отправиться сюда, но не получилось. Он мой старший брат, ему сейчас 22, большой детина. Кстати, он дал мне список, в котором есть другие списки и так далее.

— Какие у меня родственники, однако.

— Согласен, сам в шоке, — Фёдор наконец доедает этот кусок, чувствуя, что желудок прекратил поедать сам себя. Ребёнок только начинает второй, и он решил его не торопить, пусть хорошо прожуёт, так меньше пищи пропадёт зря.

Фёдор окидывает взглядом фронт работ: весь месяц оказывается забит напрочь. На телефон приходит смс.

От Велс: Как добрался? Как прошло знакомство? Тебя не тошнит? Нам это интересно.

Для Велс: Всё прошло отлично, не переживайте, нет, не тошнит. Как добрались? Сумели расплатиться с Шаффиком, я точно помню, что положил список в карман джинс Мэтта. И поверь, что двадцатка останется у Киры.

На телефоне 23:00.

— Ох, кажется, я сбил тебе режим, — он реально потерял с ним чувство времени, оттягиваясь по полной.

— Не переживай: у нас сейчас каникулы и я могу спать хоть до обеда! — племяш прямо переполнен энергией.

— Ну-ну, маленький энерджайзер, злоупотреблять этим не стоит. Но пользоваться не забывай, — Фёдор подмигивает ему. Стайлз светится и поднимается по лестнице на второй этаж. Так, первый контакт засчитан.

Фёдор следует за ним комнату для гостей, которая отведена ему. Там немного пыльно и видно, что здесь пытались убраться, но забросили это дело на полпути. Фёдор обещает себе, что позаботится о порядке позже, доставая из тумбочки запасное бельё, которое не пахло порошком, и застилая кровать. Закончив, он видит Стайлза, что продолжал стоять в проходе.

— Я думал, ты пошёл спать в свою комнату.

Ребёнок не отвечал и смотрел странно. Сглотнув, он ответил:

— Ночное дежурство самое опасное время, я беспокоюсь сильнее за отца в это время.

— Тогда устроим сеанс просмотров фильмов, сериалов или мультиков, — он понимал его: когда-то в детстве он сам старался не спать, слишком беспокоясь за близких, которые решили вернуться домой поздно или под утро. Поэтому он часто засыпал в неудобных позах на кресле или диване, ожидая возвращения домой близких. А потом он нашёл успокоение в книгах и сериалах, начиная с Алисы.

Продуктов для закусок почти не было, поэтому пришлось достать две пачки чипсов и сок в пакетиках с трубочками из сумки. Стайлз заинтересованно смотрел на это действие.

— Ты же знаешь, что после надо обязательно почистить зубы? — получив в ответ кивок, Фёдор успокоился. Ребёнок открыл пачки и высыпал их в миски, забавно принюхиваясь.

— Краб и сыр со сметаной?!

— Они стоили недорого, — ответил он, переключаясь, — действительно недорого и вкусы нейтральные — идеально после операции.

— Теперь надо закрыть дверь на защёлку. Она, конечно же, не закрыта, — иронично подмечает он и обращает внимание Стайлза к себе. — Запомни: цепочка может не помочь, она нужна как слабенькая предусмотрительность при выборе открывать или не открывать дверь незнакомому человеку. Её можно порвать, подрезать, может возникнуть ситуация, что будет невозможно закрыть дверь из-за вовремя поставленной ноги. Так как мы оба знаем, что твой отец сегодня на дежурстве, то смело делаем так, — он демонстративно щёлкает защёлкой и замком. — Теперь можем пойти смотреть фильм, который ты выбрал.

— Я его не выбрал, хотел, чтобы ты это сделал. Это будет хорошим знакомством.

— Ох…

В итоге Фёдор достал фильм «Няньки» и включил на телевизоре. Он оказался очень интересным и захватывающим, но под конец они оба уже спали, укрывшись пледом, поставив миски с чипсами на столик. Как ответственному взрослому, Фёдору пришлось на силу открыть глаза и проснуться, после чего отнести Стайлза в его комнату и не лечь рядом с ним. На диване расположиться было неразумно: шериф мог, вернувшись утром, лечь там, значит оставалась комната для гостей, но для начала нужно проверить кухню.

Стол убран, грязная посуда в раковине. Фёдор уныло шёл вверх по лестнице, чувствуя, что навеянный Стайлзом сон улетучивается.

В кровать он лёг совершенно разбитым.

Комментарий к Глава 5. Двоюродный брат.

Ничего страшного, я рада, что у меня появилась работа)

А я рада, что работаю и что вам нравится)

Спасибо!

Внимание! 2004 год.

========== Глава 6. Зелень. ==========

Комментарий к Глава 6. Зелень.

Бечено 23.06.21

Проснулся он рывком, сразу делая лёгкую разминку для тела. Да, лень и остатки краткого сна предлагают вернуться в кровать. Но Фёдор… Слушает только интуицию и чуйку. Так что раз, два, поворот! Хрустят суставы, мышцы спины натягиваются и одновременно сокращаются. Три, четыре, меняем стойку! Напрягаемся! В шею и позвоночный столб стреляют нервные импульсы. Плавные и медленные движения, в голове представляем нагинату и ножны. Пять и шесть, разминка для рук есть! Семь, восемь, ляжем оземь, тренирует корпус, планка, две минуты. Девять, десять, можно присесть.

Чувство рассеянности пропадает и вновь возвращается вкус к жизни, мотивация её менять. Время 7:00 утра и он понимает, что спал лишь три часа с натяжкой. Полотенце лежит на тумбочке, принадлежности для гигиены в сумке, а сумка забыта в зале.

Что-то он забыл. Нужно открыть дверь, наверняка ночное дежурство длится не больше восьми часов. Фёдор быстро спускается вниз по лестнице и открывает дверь во время: знакомая машина патрульного припарковалась рядом с домом, из неё вышел уставший шериф. Тот не комментирует его вид, молча проходит внутрь дома, раздевается и падает на диван, мгновенно отрубаясь. Фёдору остаётся только укрыть его пледом и убрать пустые пачки с соком. Пол холодит пальцы, разум ещё не проснулся, но автоматически просит чай с ромашкой и хлебом.

Стайлз тихо спускается по лестнице, ступеньки под его весом лишь поскрипывают, словно жалуясь на него, вставшего в такую рань.

— С добрым утром! — Фёдор показательно поднимает кружку вверх, будто чокаясь, и залпом допивает остатки чая, что уже остыли к этому моменту. Омлет, как он и обещал, был с морковкой и замешан с молоком и спокойно покоился на плите, после приветствия перекочевал на стол.

Стайлз молча совершает утренние процедуры и садится за стол уже умытым.

— Я слышал, как ты ходил на кухне.

Кусок омлета успешно приземляется на тарелку, марая жёлтыми от морковки следами масла.

— И как ты делал зарядку в своей комнате, — похоже, Стайлз настроен серьёзно поговорить.

— Особый ритуал по приведению себя в порядок, исполняемый каждое утро, чтобы вернуть ясность разума и сказать «я жив», — отвечает Фёдор на невысказанный вопрос. Лгать ребенку — последнее дело, которое он совершит в этой жизни. — Могу научить, — предлагает он, не надеясь на ответ. Ребенок смотрит в спину, скрытую за красной футболкой. Фёдор наливает чай себе и, оглядываясь, спрашивает:

— Стайлз, будешь чай?

— Я пью молоко!

— Хорошо. Тогда я налью тебе слабый чай и ты представишь себе, что это молоко, так как оно закончилось этим утром. Человек силён фантазией и умом. А ещё тем, что знает, где обитает потенциальная еда и способы её готовки.

— Я не могу себе это представить, это кощунственно по отношению к молоку, — Стайлз выглядит понуро, но поднимает на него хитрющий взгляд и добавляет, — и к чаю.

— Ах адмирал, вы взяли эту крепость, — шуточно говорит Фёдор, ставя перед братом заслуженную кружку молока. — Благодарим за проявленный патриотизм по отношению к этому замечательному продукту, — рука тянется погладить этот ёжик волос, но останавливается на полпути. Он молча. спрашивает его разрешения и получает его. Фёдор решает не злоупотреблять оказанным доверием. Как бы между прочим замечает:

— Шериф всегда так приходит после ночной смены?

Стаийз напрягся, по нему видно, что эта тема для него неприятна, но внимательно посмотрев на Федора, отвечает:

— Нет, он не приходил таким, когда… — он замолкает, по его лицу видно нежелание поднимать данную тему, но, посчитав, что старший родственник должен знать хотя бы это, Стайлз продолжает, — мама не заболела, — закончив, ребенок уже по-взрослому посмотрел на кузена. Он методично размешивал чай на протяжении всего рассказа и молчаливо подбадривал собеседника. Фёдор задумчиво отпил из кружки, чай получился крепкий и сладкий. Ему совершенно не хотелось говорить, но надо.

— Видимо он живёт на работе и питается заказной едой, а ведь ему не меньше тридцати лет, — всё ещё задумчиво смотря ребенку в глаза, говорит он, тактично не развивая больную тему. —А выглядит на все тридцать шесть лет, — дальше ему говорить не пришлось, Стайлз сам понял.

— Предлагаешь перейти на здоровый образ жизни? — просит подтверждения он.

— Да, но сам знаешь, взрослые не любят менять привычный уклад жизни. Нужно медленно их обрабатывать, менять потихонечку, полегонечку, — доносил мысль Федор, но, видя непонимающее выражение лица Стайлза, осёкся. Привычка вставлять в диалог выражения на русском никуда не делась. Впрочем, Стайлз понял по своему.

—Ты имеешь ввиду медленно менять её? Что? Я понимаю немного твой язык, но польский мне нравится больше.

— Ты чудо, — Фёдор взъерошивает его волосы, что выглядит забавно. Стайлз иногда такой воробушек.

В итоге они решили взять деньги из бюджета Стилински и закупиться в ближайшем магазине или рынке.

Машины у них не было, поэтому несли купленное в руках. По святому рандому ли или по умыслу Стайлза, в бумажных пакетах была зелень и фруктовые соки в коробочках. Стайлз скучающе зевал, иногда озираясь по сторонам, будто ища кого-то знакомого. Такое поведение не укрылось от Федора, нёсшего все покупки.

— Ищешь друга?

— Да, Скотта. Мы как раз проходили мимо площадки, я думал, что он там, — он ведёт плечами в растерянности, или ему холодно.

У Фёдора появилась идея, с которой он поделился со Стайлзом:

— Твой отец сейчас свободен?

Стайлз смотрит время на своем телефоне и отрицательно мотает головой, даже огорчённо.

— Окей, план меняется. Давай зайдём в мясную лавку, — уверенно говорит он и останавливается возле лавочки передохнуть. Стайлз рассказывает о своём лучшем друге — Скотте. Фёдор внимательно слушает и разбирает покупки по категориям: быстрая готовка, трудная готовка, для добавки. Кошелёк больше не оттягивал приятным весом карман, и он специально не подсчитывал сколько осталось денег после покупок. К концу рассказа Стайлз замёрз в своей лёгкой курточке и начал дрожать. До дома ещё далеко, поэтому единственный взрослый в этой маленькой компании отдаёт ему свою куртку. Мясная лавка располагалась через улицу от них.

Вернувшись домой, они действительно не встретили шерифа. Омлет был съеден, а на телефон было перечислено 20 долларов. А Стайлз уже ищет рецепт «особого» блюда для отца. Было много вариантов, но для начала незаметного питания не подходили совсем. Шериф любит быструю готовку и бургеры.

— Слушай, может он не так уж и будет против зелени на завтрак? — Фёдор спросил уже без надежды. Все рецепты были очень… неаппетитными. А плита заплыла жировыми пятнами, которые он оттирал полчаса, пока слушал Стайлза.

— Ты сам сказал, что нужно постепенно вводить его в здоровую кухню, — не отвлекаясь, отвечал Стайлз. — По моему мнению ты отвергаешь эти варианты потому, что сам не любишь есть «здоровую пищу».

— Ты… чуточку ошибся. Я не не люблю здоровую пищу, потому что мне без разницы, здоровая она или нет, для меня главное насыщение и прилив энергиии, — опроверг его теорию подросток, выбирая посуду в шкафу. — Но если ты не против, у нас на обед будет блюдо микс: из жареного вареного риса с фасолью и свежим мелкопорубленым мясом. Возможен по желанию жюри гарнир из этого же мяса с сочными помидорами. Однако одного мы не учли, — добавляет он.

—Что?

—Защиту от дурака, в нашем случае —пестициды и твой неоформившийся организм. Если будет первое, мы дружно попадём в больницу, а возможно и на тот свет, так как мы не знаем поставщика и вид пестицида, что приводит нас к следующему: лечащие нас врачи не смогут поставить нужный диагноз и мы умрём или покалечим себя на всю жизнь, — объяснил он, видя лицо собеседника.— Так и умирают и живут, возможно без почек или печени, но с печенью случай самый невероятный. Так что вычёркиваем помидоры и заменяем их томатной пастой.

— А если и там помидоры заразны?

— Им это невыгодно. Думаю, основы бизнеса вам объяснят в школе на уроке общества. А сейчас обед и у тебя каникулы. Засучивай рукава и внимательно наблюдай за процессом, задавая вопросы, коих у тебя много. Шериф может прийти в любую минуту.

***

Комментарий к Глава 6. Зелень.

Я пишу, пишу, пишу.

В общем делаю.

Жду.

Слагаю.

Пеку.

И как вам моя работа? Особенно жду ответа от человека со слабой концентрацией внимания.

И да, большое извинение ловкому и внимательному человеку, что успел прочитать по ошибке опубликованную незавершённую главу. Вас уже больше, я так рад!

========== Глава 7. Эта литература сводит с ума. ==========

Комментарий к Глава 7. Эта литература сводит с ума.

Привет, мои дорогие, я сейчас меняю ось в компьютере и некоторое время буду недоступен, так что глава выходит раньше положеного. Не скучайте!

Фёдор аккуратно взял в руки эту ветошь, испытавшую на своём веку всё, что может испытать рукописная книга учёного мужа, естествоиспытателя и гения, непонятно правда в чём. Именно такие звания были приписаны автору книги, попавшей ему на руки по воле случая или по великой задумке замысловатых небесных старцев, отринувших всё мирское и давно не ступавших на эту землю.

Склефарий Ифалк писал необычные для того времени вещи. Но увы, нынешнему поколению уже неинтересные. В книге не было содержания и нумерации, как и интуитивного порядка, по которым эти заметки и черновики можно систематизировать. У автора был бисерный угловатый почерк и по нему видно, что слова вдавливали так, чтобы наверняка остался след, чтобы прощупать истину на бумаге. Видно, что занятный человек.

Книга досталась от друзей на круглую дату — двадцать лет. В момент вручения в их глазах гуляли бесы, а улыбки, казалось, ослепляли предвкушением.

Осторожно открыв книгу, видит записку от друзей.

«Если ты это читаешь, то уже взялся за перевод. Чекни его Кире, он нам уже все уши прополоскал этим Склефарием и его творениями, что даже нам стало интересно. И зайди уже в чат в ВК, мы тебя ждём.»

Раз так, дорогие вы мои, то этот Фёдор с радостью утолит ваше любопытство в своей манере.

Мозг набирает обороты в закоулках памяти и…

Он погружается в безумные миры, выведенные твердой рукой автора на постаревшей от времени коже какого-то животного. Там безжалостная пустыня с опасными жителями и спящим богом погребения, безжалостные в своей жестокости к чужакам жители, неприкосновенные молохаи, быстрые шуду и медлительные вейхи. В том мире никто не умирает окончательно, скатываясь в самое начало пути, лишаясь всего, кроме запечатанных воспоминаний.

Лишь ночь является временем видимого перемирия со своими опасностями. Мир во сне, сон в мире.

Ему жутко и очень интересно, тихий шелест умиротворяет, подталкивая продолжать.

Прекрасные сады — сосредоточие наибольшей концентрации неведомой силы. Высокий раскидистый дуб, под которым растут прекрасные теневые цветы, манящие едва сладковатым запахом и кислым осадком на языке. Красота при приближении мрачна и печальна. От неё веет холодом и злобой. Если нечаянно сломаешь хоть травинку, то твоей участи никто не позавидует.

Потеряв счёт времени, Фёдор просидел всю ночь и утро за книгой, переводя без перерыва незнакомые слова, ища значение выражений в разных сборниках и словарях. Глаза щиплет и они ноют от усталости, но упрямство толкает вперёд наперекор препятствиям.

В итоге Фёдор вырубился за рабочим столом, обняв словарь по латыни, положив голову на лист тетради с переводом. Завтра он определённо обнаружит чернила на лиуе, но сейчас это не волнует.

— Фёдор, я хотел…

Стайлз оглядывается: комната двоюродного брата выглядела так, будто пережила смерчи, бури и ураганы по вине своего хозяина, что сейчас преспокойно отдыхает за столом, совершенно не заботясь о себе. Подросток вздохнул, в этом весь брат. Порой он думал, что всё это ложь, из-за чего ему было трудно принять Фёдора частью семьи и братом.

Стайлз видит перед собой человека, способного отдавать тепло другим, не оставляя даже крох себе самому. В другие входит только семья, и о ней он заботился. Ему стыдно, что порой он вел себя очень проблемно, не веря его словам и действиям. Несмотря на его поведение, странное, но не необычное в его возрасте, Федор вёл себя непринуждённо и свободно, словно перед ним его ровесник, а не девятилетний мальчишка,что он очень ценил в нем.

Он мог придти за Стайлзом после школы, по пути объяснив хулиганам, что приставать к малолеткам нехорошо и выслушивая его учительницу и директора о плохом поведении кузена. Всё это с непроницаемым лицом и лёгкой улыбкой. В следующий раз она убедительно просила придти его отца, но вместо него всегда приходил Фёдор со словами обращенными к Стаилзу ” А зачем ему сейчас тратить свои нервы, когда можно и потом? Мне очень понравились родительские собрания, а с директором готов говорить хоть часами!”, после чего улыбался, как тот

улыбчивый синигами из анимэ.

Хотя первое время он с месяц не выходил на улицу после приезда, обитая дома и питаясь исключительно молочными продуктами. потому что они провернули пищевую революцию и теперь его отец ест исключительно полезную для его здоровья пищу. Они приготавливали блюда по совету подруги Федора, что сейчас училась в Калифорнии на врача, правда какой специальности, она так и не сказала брату. Тот проговорил, что ей ни к чему отдельные специальности, она сама как специальность.

Она очень странная. Когда ему было одиннадцать, она приехала к ним с большой коробкой книг, перевязанной зелёной лентой, которую передала с рук на руки брату и проводила его до комнаты. После чего оттуда раздавались странные звуки. Наверное играли в приставку. Она вышла через полтора часа, потрепала его за щёчку и дала шоколадку и наставление быть милым лисёнком. Согласитесь, очень странная.

Бывает, брат сам отлучается ненадолго и проходит глубоко разочарованным какими-то рыбками. К чему тут рыбки и зачем им крошки, Стайлз так и не понял.

Когда комиксы стали совсем клишированными, Стайлз завёл себе доску со странностями брата, которая расширялась с каждым проведённым вместе годом. Пока что она спокойно помещалась под кроватью, но брат показал на примере, что это не самое надёжное место в мире. При уборке он наткнулся на неё, задумчиво похмыкал, покусал палец и вернул на место. Стайлз начал дышать только через минуту, а перестал гореть со стыда через неделю. Верно писали русские писатели про стыд и расписывали его тоже верно. Когда же он подошёл к Фёдору просить прощения, он не принял извинений, а начал вытирать слёзы из глаз платочком с вышивкой «DC» в уголках, а после послал думать дальше.

Думание головой привело к странным выводам.

1. Прятать информацию лучше отдельно и по разным гнёздам.

2. Стыд жуткая вещь, но любопытство ещё жутче.

3. Нужно самому делать для себя пробковые доски.

Дома было не скучно. Можно и почитать, и быть детективом на деле, шевповаром на кухне, изучать более глубоко мифологию и сказания, все можно. Дома свободно.

В школе же любое отхождение от образа губительно и заканчивается выговарами и снижением святого-оценок. Тюрьма какая-то, а не учебное заведение. На Скотта Стаилз уже надежды не возлагал, тот его банально не воспринимал без школьного образа и не понимал большую часть времени, ещё клевещет на Фёдора, мол подозрительный опасный тип, его соседи боятся. Это неприятно слышать от друга. С чего он так на него взъелся, пока непонятно, но тоже взято на карандашик.

Соседи конечно его не боялись или отлично притворялись, непонятно. Стаилз добавил их в свой объёмистый список дел на раскрытие, как и того дядьку в коме, к которому ходит каждые вторник среду и четверг брат.

Стаилз пищит от восторга, столько всего ему предстоит раскрыть странного и непонятного на первый взгляд.

Мама права — в этом мире есть странные люди и их безрамочное поведение.

Но, если бы мама знала какие они интересные и загадочные, то она бы с ним согласилась.

Сейчас Стайлз застал Фёдора в который раз за переводом очередной старой литературы, которую он ласково называет прелестью. Стайлз закатывает глаза. Ну не манят его старые фолианты, что ж поделать, зато у него есть сундук с разнообразной литературой, которую надарили друзья брата в праздники или в немногочисленные приезды. Взять, например, Дубровского, которого он прочитал за три дня и две ночи. Стайлз никогда не признается, что испытал трудности с примерным переводом. Эти окончания сводили его с ума вместе с многочисленными падежами и вопросами к ним. В конце концов всё кончилось посильной помощью брата в этом нелёгком деле. Дубровский сильно удивил. Восхитил. Теперь его примерное фото висит на стене рядом с другими восхитившими.

И да, он почерпнул много для себя интересного. Например, что семья имеет очень причудливые корни, что даже она сама не знает, какие именно. Зато в ней прочно затесались поляки, австралийцы и русские, а сейчас и американцы.

Стайлз в раздумье кусал костяшки пальцев. Пусть брат и не одобряет, но он видел следы укусов на его руках, так что ему тоже можно. Успокаивает мысли. Вечер пятницы перестал быть томным, да и проект о наследственности и привычках в семьях сдвинется с теоритеческой точки. Он бодро вышел из комнаты, прихватив с собой чистые листы и заумную книгу по цитологии. Брату сейчас явно не до неё.

Комментарий к Глава 7. Эта литература сводит с ума.

Бечено 23.06.21

========== Глава 8. Эта литература сводит с ума. Взгляд постороннего. ==========

Комментарий к Глава 8. Эта литература сводит с ума. Взгляд постороннего.

Бечено 23.06.21

Скотт МакКолл.

Скотт думает, что они со Стайлзом лучшие друзья и что они могут быть откровенными чуточку больше, чем обычно. Однако… Стайлз продолжал общаться как и раньше и ничем сокровенным не делился. А ведь он рассказывал про себя, про мать и про своего отца. И вообще про всё, что с ним происходило. Его друг очень замкнут.

Это было обидно. Но эта обида быстро проходила, стоило его другу сказать о совместной ночёвке, домашке. Скотт не держит обиду, понимая, что сам недоговаривает многое, оставляя видимые для цепкого глаза Стайлза неувязки в правде.

Но желание быть ему намного ближе никуда не делось. Зудя под кожей. Его мать была одинока, как одинок был и он сам. Причину происходящего он помнит, но не говорит никому. Если никто не знает, кроме него, значит этого и не было.

Имея некое доверие к друг другу, они беззаботно веселились на улице, дома, в школе. Правда, беззаботность исчезла, когда всем стало известно о болезни тёти Клаудии и о его приехавшем из штаба отце. Всем резко становится небезразлично, как они живут; навязчиво напрашиваются в гости, спрашивая о самочувствии на улицах и строя скорбные лица за спиной. От этого друг смурнеет и огрызается. Взрослые ещё больше сочувствуют.

Стайлз что-то видел. Его ломанные движения и недоверчивый взгляд в спину и на руки. Деланное спокойствие на уроках, хотя раньше не усидел бы на месте. После похорон матери его не привлекают к учёбе месяц, прося только сдать экзамены позже летом.

Летом появился брат Стайлза — Фёдор Акерман. Очень похожий на него и одновременно кардинально отличающийся.

Акерман был пустым, а его глаза излучали опасность, как и тело, готовое неизвестно к чему. А когда он обратил на него своё внимание… то он резко перестал считать хулиганов злом во плоти. Ведь сейчас это зло мило беседовало с его матерью, ведя оживленный разговор о чём-то явно интересном для неё. МакКолла-младшего это не устраивало, но и сказать он ничего не мог, ведь его мама, и ничья больше, явно ему симпатизировала и наливала ему уже седьмую кружку чая.

Подслушать что-то не получалось, ведь рядом крутился его друг, с которым он не прочь поиграть, как в старые времена, с которым в итоге играли в приставку до самого вечера.

Даже если это зло и было братом Стайлза, они с ним давно общались как друзья, оно их дружбе не мешало. Но Стайлз всегда был скрытен, а после его появления ещё более, но это не вредило их дружбе, так что он был спокоен. Относительно, как говорит мама папе. Эх, друг не умеет хранить тайны, а вот его брат, наоборот, хранит и находит чужие.

Стайлз не отталкивал людей вокруг себя. Он просто обозначил чётко выведенную границу, за которую не допускал никого, терпеливо ожидая чего-то. В то же время оставаясь дружелюбным гиком, западающим на Лидию. Уже знакомые с его поведением одноклассники не пересекают черту, а он не лезет в их дела.

Возможно, было ещё что-то, но он послушно закрывал глаза и отказывался это замечать, продолжая дружить. Как лучший друг он не должен тревожить раны, прекрасно зная о своих.

Стайлз Стилински странный. Он может вести себя как влюбленный и одновременно колко характеризовать мимопроходящих так, чтоб потом не оказаться битым. Многие даже засчитали за комплимент и хвалили за это. Скотт гордился, что имеет дружбу с ним.

Определённо, его друг не подлизывался, но и не приветсвовал, скорее отмечая, чем реально учавствуя. Ни от мира сего. Иногда это напрягает. И совсем немного пугает.

Скотту кажется, что друг начал работать Алисой, так порой он чудно выглядел рядом с ним, что и не скажешь, что друзья. Однако он не лез вместе с ним в кроличьи ямы и вообще кроликов привечал только в виде шашлыка с томатным соком в придачу. А котов у них не водилось. Жаль.

Вполне возможно, что он притворяется, но Стайлз не любит это делать.

Они тогда поссорились из-за его резкого высказывания насчёт приблудившегося родственника и его неизвестного статуса, за что получил в лоб и был в дальнейшем проигнорирован.

После он стал до приторности обычным и замкнутым. И кроличье мясо больше не ели, и не зависали вместе за приставкой или фильмом. Просто он стал обращать своё внимание на мир в округе больше, чем на свой. Просто…

Скотт МакКолл теперь вне круга, без права возвращения.

Это.

Грустно.

И та-ак одиноко.

Даже Джексон заметил.

Комментарий к Глава 8. Эта литература сводит с ума. Взгляд постороннего.

Осторожно, не бечено Луной Кицуне.

========== Глава 9. Размышления о жизни и овсянка. ==========

Комментарий к Глава 9. Размышления о жизни и овсянка.

Зима в муммидоле-Пилот.

Бечено 23.06.21

С самого детства ему было привито правило полезности для семьи. Если ты бесполезен, то не стоишь оказанного тебе внимания. Если ты показал полезность, то взлетаешь на новый уровень семьи.

Он был и там, и там.

Первый уровень был прост. Делай всё раньше других. Лучше других. Просто будь лучше, чем многие. Тогда по достижению нужного возраста он перешёл на второй, где было всё совсем не так.

Он задавал себе вопросы: стоит ли жизнь, полная угождения эго старшего младшим и стоит ли это менять, зачем нужна такая система в ячейке отдельного общества, какое место он сам занимает в этой ячейке. Прочитанные им книги не давали ответов, лишь направляли. Давали право сформировать своё мнение самостоятельно.

В конце средней школы ему ясно показали ошибочность этого мнения о семье.

По окончании старшей выкинули на первый и отослали прочь за ненадобностью, придумав благовидный предлог.

И вот, на обочине жизни он видит этого ребёнка.

Без этой брехни про полезность и престиж. Обычного ребёнка. У которого умерла мать, дарившая ему заботу и любовь. Сам он смутно понимал, как матери дарят это своим чадам. Виктория была главой семьи и его матерью, с которой он виделся не слишком часто. А вот многочисленные братья и сёстры, наоборот, уделяли ему много внимания, как и он им.

Так что он подарит Стайлзу то, что имеет в избытке.

Чьи-то ноги в мёрзлой воде,

Чьи-то руки на твоих плечах.

Я сегодня падал и вставал

Руками листья тормозил.

Брата по линии Клаудии он учил всему, что знал, а что не знал, тому учился и передавал ему.

Стайлз будто вылитый он. Забытый и давно потерянный в амбициях чужих ребёнок.

Всё сидят и ждут мальчика с ясной головой.

Надрывного крика его трубы.

Вот угораздило их обоих быть прямыми наследниками семьи, и всё от сестёр матриарха. Порой возлагаемые надежды взрослых вместо сильных крыльев дарят тяжелые адамантовые цепи с миниатюрными замочками.

Однако и цепей и крыльев нет. Зато есть человек.

Мальчика нет давно,

Мальчика след простыл,

Поле за кустом сел прилёг, голову ясную уронил.

Пора бы уже жить без оглядки на семью.

Он слышит звук шагов на втором этаже. Стайлз уже встал, а дядя на смене. А овсянке с молоком не хватает какао.

— Дор, Дор, как же так! — Стайлз по-актёрски всплеснул руками. — Из всех каш мира — именно овсянка.

— Не просто овсянка, — он мудро указывает на кашу ложкой, — а овсянка, сэр!

========== Глава 10. Рассвет. ==========

Комментарий к Глава 10. Рассвет.

С каникулами вас. 😁👋🐞🐾🍀

Бечено 23.06.21

Рассвет уверенно раскидывает свои раскосые малиновые лучи на хмуром небе, что плакало мелкими слезами всю ночь. Видится ему что-то такое религиозное и отчаянное, что дух захватывает и опрокидывает в глубокую бездну. Сизоватый дым от сигарет не мешал, но добавлял сладковатых ноток в горькую реальность, снова и снова разбивающих картину мира на куски. На его вкус отличий нет, но его брат, Николай, неистово сжигал «дешманские сиги», что иногда находил в карманах куртки или в синих джинсах, которые были его отрадной любовью наравне с разноцветными футболками, украшенными демотиваторами и разными приколами вселенных. Хоть и сжигал он их, но оставлял вполне неплохую замену. Конечно, он задавался вопросом, как такой тринадцатилетний шкет разбирается в сигаретах. Однако его сестра Марья пояснила несостыковки. Извинился он перед этой девушкой и подтянул их ужасный английский до вполне хорошего уровня, на его взгляд. Так и повелось. Практика-сигареты.

Сейчас вот под навесом стоит и размеренно вспоминает прошлое. 2010 год, а сколько всего было. Тайны, подростковый бунт, странное СДВГ Стайлза, своеобразное примирение со Стилинскими, маленький волчонок Скотт, и всё-таки да, влюблённость Стайлза.

Странная она, эта влюблённость. Непонятно чем и отчего вызвана. Рыжая, умная, зеленоглазая, не опасная. Притворщица. Многих таких видывал, да не всех после повидал. Но провёл более подробную лекцию по половому созреванию и о предохранении. Думается ему, что понял, да по глазам он не смотрел, чтоб понять.

Свет клином сошёлся на этих рыжих.

Но чёрт бы не ответил внятно, ведь у него тоже была рыжая.

Эти рыжие такие разные. И красивые, и взрывоопасные.

Мери была отличная от остальных. Холодна и степенна, даже на непритязательный взгляд надменна. Что-то было такое в ней, что влюбился так, что начал рисовать её портреты не только карандашом, но и красками. Очень живо тогда получалось, никак в памяти не изменится. На других девушек вообще не смотрел, только на неё. Но не решался он начать ухаживать. Она из семьи богатой, а он непонятно из какой вообще вылез, вроде и богатый и нет. Эту тему с ним школа всегда была обсудить готова. Этак за зданиями у гаражей, вполне популярно прояснить.

Вспоминать только и остаётся. Ушла она в осень и не встретились они больше. Тогда на сердце так горько было, что в горле ком встал. И чтобы этот ком убрать на стрелки чаще ходить начал, и на спортивные кружки налегать. Порой бывало от усталости глаза слипаются, а её вспоминает, но мутно как-то, нечётко видится ему её образ.

Конечно были портреты, но где они сейчас, он не предполагает. Собирался в спешке, может и оставил где-то там, но точно не дома, а у Николая в Питере, что отлично туда вписался, или у Кирилла, у которого даже осталась его тумбочка с вещами.

Наверное, и к лучшему, что портреты остались у Николая.

— Снова не спится?

Стайлз подходит почти бесшумно, как ему кажется, и видит уже приевшуюся картину. Фёдор курит и смотрит на рассвет. Редко на закат, но чаще на рассвет. Смотрит кузен неотрывно, выискивая только ему известные знаки, именно в этот момент видно, что глаза у него серы, как этот рассвет, и лишь крапинки голубых пятен покажутся на радужке украдкой и исчезнут, испугавшись чужого внимания.

Фёдор весь такой, как мираж. Моргнёшь, и исчезнет без следа, без знака и памяти о нём. Жутко это. Но ведь забывают о нём жители и прочие, кроме друзей его и его самого. Только он с ними другой, более противоречивый: то ласковый, то грубый; а ему будто показывает, мол, разгадай меня, если сможешь. И улыбается.

Разгадать его оказалось намного труднее, чем виделось, и одновременно интересней. С ним всегда было нескучно и захватывающе. Ведь его тоже разгадывают и рассматривают.

Стайлз не особо заинтересован в Лидии и одноклассниках, а Скотт начал скрывать что-то и отдаляться. Оба они притворяются, становятся как все, задавливают внутри то нежное, что и задавливать никак нельзя.

Грустно это. Вот были друзьями не разлей вода, а вот как. Взрослые сказали что-то плохое и все, конец дружбе. Стайлз покусывает указательный палец в обиде за них, за себя, за недоверие к нему и к его семье.

Тошно от этих мыслей. Остановиться никак.

На часах четыре утра, они сидят на террасе и размышляют о всяком. Мысли перебивают одна другую и не дают сосредоточиться. В большинстве своём из-за обиды.

— Просто отпивай молоко и наслаждайся этим мгновением, — тихо сказал ему Фёдор, куря четвертую сигарету. Их запах сладок, но не в его, видимо, вкусе. А вот молоко очень даже. — Забей на этих людей, мы им при любых раскладах не будем нравиться.

Его слова иголкой протыкают шар обиды внутри со звонким треском. Стало легче дышать. Фёдор продолжает:

— Трубочка под подлокотником в футляре, — советует брат, ссыпая пепел в пепельницу.

Синий тонкий футляр с зелёным драконом на крышке и золочёным мини-замочком на боку.

Красные, синие, зелёные трубочки, с пружинками и без, просто рай. Его выбор пал на зелёную без прибамбасов.

Сюрп. Лидия не привлекает, ни физически, ни ментально. Даже как друг.

Сюрп. Но раз начал, то играть роль стоит. Пока он окончательно не разгадает её, нужно вести себя так. Его обиды будут влиять на результат в последнюю очередь.

Сюрп. Может попросить у брата книжек по психологии или Достоевского? А по биологии вернуть все, как раз место будет для новых. Как раз и на новые вопросы ответят и пояснят книги в обход брата. Он косится на него, думая спрашивать или нет? Однако Фёдор больше ничего не замечал и спокойно закончил курить.

Сюрп. Что случилось со Скоттом? И почему их отцы так враждуют? На него косятся странно и замолкают, и Стайлз молчит тоже. Похоже, дружба — это не то, что он представлял раньше.

Сюрп. Стоит на это отвести отдельное место на отдельной доске.

Сюрп-фффхг. Молоко кончилось, а с ним и рассвет. Фёдор тоже ушёл, видимо, на кухню, а его укрыл цветастым колючим пледом. Надо же, а он не заметил, занятый своими размышлениями.

В груди тепло от этого жеста стало, будто мама по голове погладила.

Первый день лета наступил вместе с рассветом.

========== Глава 11. Когда за чужие тайны нужно платить своей кровью. ==========

Днём ранее.

Красные нити пересекались в одном месте, жёлтые исходили из этой точки, где ложились на красные, зелёные были обособлены, но имели пересечения с концами жёлтых нитей. Синие начинались там же где и красные и пересекались со всеми нитями в разных точках, кроме главной, самой толстой и наряднойнити. Пурпурная нить была одинокой и соединяла точку кладбища с центром красных.

Фёдор Аккерман ходил кругами по комнате, то и дело отодвигая ногой мусор и стулья, скрещивая руки за спиной, чуть наклоняясь вперёд, скрывая отросшей чёлкой тёмных волос синяки под глазами и бледность лица.

Вдруг, остановившись возле почтовой коробки, его озаряет идеей, морщинки на лбу разглаживаются, брови опускаются, появляется румянец, нервозность уходит на задний план — напал на след.

«Возможно, только возможно! Центр событий — не какой-то человек, а определённое место, что-то сакральное, даже магическое», — думает он.

Нерешительно остановился возле доски.

«Но как с этим связана тётя Клаудия и отец Маккола?»

Надо продолжать эту мысль. Они висят на доске уже достаточно долго, чтобы перестать цеплять взгляд. Однако. Есть определённый момент, отправная точка.

Мысли создали коллапс в голове и ему нужно снова собирать и чередовать их.

Нужно проверить гипотезу.

Фёдор звонит со старого телефона, уже повидавшего всё, старой и надёжной подруге, о которой никому не скажет, даже самым надёжным друзьям из Сент-Луиса. Трубку долго не поднимают, из рингтона ревёт Би-2.

— Ты в курсе, что сейчас у меня глубокая ночь?

— Извини, — он совсем забыл о времени, обо всём, кроме готовки обедов и завтраков. Голос по ту сторону слегка смягчается:

— Чего хотел? — слышатся звуки включения чайника и скрип стула.

— Узнать, из-за чего в один городок направлялся стабильный поток самых разных людей, а в определённое время резко сократился и превратился в интенсивный отток, разнообразные смерти.

По ту сторону явно задумались; заварили кофе из пакетика, не стесняясь звеня ложкой.

— Скажи-ка дату и скинь на почту всех, кто там жил в это время.

Фёдор ответил, дополнив:

— Всех не получится, но я попробую.

— Хорошо, — там зевнули, — доброго вечера тебе.

***

— Проверь центральное место, там должен быть большой дуб или ясень, чем он старше, тем больше притягивает разных чудаков с причудами. Но по твоим докам тут дело совсем нечисто. Будь осторожнее.

— Спасибо, могу в ответ помочь чем-либо?

По ту сторону заметно оживились и активно захрустели яблоком.

— Да, можешь спеть про несчастливую луну на запись и попозировать для академического рисунка? В следующую нашу встречу, конечно.

— По рукам.

На ходу надев кожанку и тёмную кепку, он думал, что неспроста Хейлы жили в лесу. Жаль, конечно, что их счастливая жизнь тут и закончилась откровенно странным поджогом, о котором молчат сильнее, чем о смерти тёти Клаудии. То, что она умерла от опухоли в мозгу (как сказано в документах) совсем не означает, что об этом нужно так молчать. Серьёзно, её сейчас едва ли помнят и крайне редко упоминают, чаще всего ровесники Стайлза. Это ли не странность? Кто закрыл им рты? Сначала он думал, что Хейлы — главная сила в городке, но рядом с ними было что-то ещё непонятное, не оставляющее следов. Они стали той плотиной, что прорвало течение горной реки.

Если бы он вывешивал все странности и несостыковки, то в его комнате было бы опасно просто стоять, из-за опаски загореться.

В округе Бейкон пропадают люди. Без разбору, приезжие, здешние, мимо проходившие. Именно в момент приезда людей со слишком мощным для охоты оружием.

Прелесть охоты он не разделял. Особенно с понтами и показушными приёмами. Зачем, когда еду можно купить в магазинах? Или на рынке? Зачем вообще валить несколько оленей, лисиц, волков и многих других, когда не сможешь их разделать и заготовить на зиму, даже просто потом приготовить?

То же самое с рыбой. Забавные же бывают люди. Раздирают нутро рыб крючками, фоткаются с ними, а после отпускают. Естественно она погибнет зазря и будет разве что съедена падальщиками и не брезгливым хищником, коих уже мало.

А тут, хочется спросить, на кого они охотятся? На лесного человека, снежного может быть, а может не на человека вовсе, а на мутанта таракана с волчьими повадками? Не зря же у них аконита не просто много, а очень много, по меркам среднестатистического американца. У них же должна быть причина для этого, на покушать не тянет уже давно, с года 2007-го, когда массово пропадали люди. Людей они едят что ли?

На волне таких мыслей, Фёдор проверил свой нож и крепления, перепроверил карту. Растерялся, ведь он уже стоит в центре, а дуба или ясеня здесь явно нет, одни сосенки обыкновенные, да трава невысокая с чахлыми колючими кустиками.

Солнце уже закатилось, Стайлз, наверно, только что обратил внимание на его отсутствие, шериф на ночной смене. Тут ему вспомнился Николай, ищущий свои ручки по образу и интуиции, которую обзывает ласково чуйкой.

Солнечный свет сурово в своей красоте отражался на старых соснах. Те от него краснели и наливались ярким тёплым светом, сливаясь для глаза в марево с тёмной верхушкой.

Дубом и не пахло.

Решив всё-таки последовать примеру Николая, Фёдор продолжил пробираться сквозь лес, который неожиданно стал густым и непроходимым. Однако упрямству его стоило позавидовать: он пролетал, проползал, огибал, всячески отводил и приминал, но принципиально! Не ломал ветки, отчего-то чувствуя, за ещё несовершённое, вину. Неожиданно стало легче пробираться: сначала исчезли доставучие, большие сухие ветки под ногами, носки кроссовок не цеплялись за неожиданные кочки и грузди в листве, потом старые стволы деревьев, облюбованные красными муравьями и трутовиками, а ободряющим знаком того, что цель близко, стало отсутствие кустов, похожих на шиповник, ветки которого могли высечь глаза.

О корень проблемы он буквально споткнулся и уже познакомился ближе с её остатком.

Мёртвые светлячки унылыми трупиками украшали большой пень, мощные корни которого вгрызались в посеревшую землю, виясь, словно отожравшиеся питоны; из трещин несмело высовывались неизвестные ему грибы и мох с лишайником на пару, что для последнего удивительно. Сосны постарше, уже сбросившие свою хвою, выглядели откровенно жалко, а при свете полной луны — устрашающе.

Никакого дуба или ясеня, естественно, не было. Зато был пень явно от дуба, с широкими годовыми кольцами, немного светящимися при ночном свете. Это даже можно считать очаровательным, но всё портили светлячки и мотыльки, небольшими точками, явно мёртвыми, расположившиеся на пне.

Трогать его, наверно, было бы девятым отчаянным решением в его жизни, идущим сразу за дракой за гаражами.

Интуиция тренькнула и замолчала.

Фёдор постоял бы так ещё 16 минут, залипая на кольца, если бы не был так вымотан дорогой. Почему-то сидеть рядом с предполагаемым местом силы было для него кощунственным. Пробормотав что-то невнятное, Аккерман стал записывать в блокнот наблюдения и непростой путь.

На его глазах из трещины вылетел десяток светлячков, сияющих зелёным светом, тут же умерших от света колец.

— Как говорил Коля, выражаю своё глубокое удивление. Какой маленький… — один из светлячков выжил, сел на палец и засветился. — Хм, ты нормальный? Светишься зелёным. Ну, ок. Лети, давай к свободе.

Ан нет, те годовые кольца с отсроченным уроном. Только прах на пальцах остался.

Залипательно, хоть и жуть, как в сказках русских. Или нет. У Кэрролла гигантские грибы и кальянщицы-гусеницы, но диковинных пней с системой защиты не было. Если подумать, то реальность и то, что случается в голове, существенно отличаются, хоть и путаются участниками повествования.

Главное решить, кто сейчас он. Алиса или Иванушка.

***

Я прислушался к телу и душе.

Луна осветила поляну нервным из-за туч светом.

Всё говорило о реальности, даже зудящие костяшки пальцев на руках.

— Вообще очень странно видеть тебя/вас в таком виде, мне другое о вас говорили, — Фёдор, шо ты делаешь, а?

— Но одно могу сказать точно, про то, что вы дуб, он не соврали, — дожили, говорю с дубом, непонятным хтоническим центром этого городка.

— Раз пошло такое дело, — на русском — то укажи или скажи, пожалуйста, кто виновен в смерти Клаудии Аккерман и что мне нужно за это дать или принести.

========== Глава 12. Сова и Шапочка. ==========

Комментарий к Глава 12. Сова и Шапочка.

Бечено 23.06.21

Сегодняшний день выпал в недружелюбную погоду, когда с утра ясно можно сказать, что будет лить долго, вёдрами, с острыми от холода каплями, монотонно стучащими по крышам и окнам, дорожкам и машинам, нещадно моча нерасторопных прохожих. Но именно эти дни так нравились Фёдору, а вот Стайлзу нет. Именно в эти дни он ищет неприятности или, как он называет, «ожидаемые встречи по дороге любопытства». Вот сейчас он, как думает, незаметно подслушивает разговор своего отца и дежурного и мотает на свои воображаемые усы информацию о трупе девушки. Тем временем Фёдор, страдая от простуды, тоже слушает информацию и мысленно составляет список информаторов в округе. Ох, не простое это убийство. Конечно, техномагия на его стороне, в лице Кира, уже встречающегося с симпатичной Татьяной, тоже увлекающейся особы. Конечно, и ему пора бы остепениться, но после Мери никто так не пробрался в его сердце, уже давно настежь закрытое от посторонних личностей.

Завести отношения сегодня звучит нехорошо, а в его случае крайне опасно и отдаёт мазохизмом. Отношения не заводят, они просто появляются так, что их сразу и не заметишь, а если они неожиданно исчезнут, то игнорировать образовавшуюся пустоту уже не получится.

В заранее нацеленный наушник говорил усталый дежурный, видимо, сидевший всю ночь на посту.

Тело нашли в лесу, распиленным на две половины, личность пока не установлена. Координаты пока не обговорены, все ждут конца дождя, что наверняка смыл все улики.

В чём-то он понимает их, но не полностью принимает. Понять криминалиста или судмедэксперта могут только люди, связанные с этим делом более плотно, чем остальные.

А сейчас он слышит, что где-то шуршит Стайлз, понимающий, что отец снова будет на работе, в эту отвратную погоду, но хотя бы уже отдохнувший дома.

Цветастый плед был всё же мал, чтобы укрыть его полностью, не оставляя стопы обделёнными. Сердито поворочавшись, он достаёт нормальное одеяло и закутывается по макушку, через некоторое время уносясь на скорости света в царство Морфея, то и дело морщась от непонятных болей в теле.

Из маленького скрытого наушника доносилось:

— Приезжая. Остановилась в отеле. Потомок основателей, — наушник беспощадно передавал звук в бедное ухо хозяина, забывшего его вытащить.

Зевок до хруста. Как же он хочет спать! Вчера и в правду была безумная ночка, как и остальные ночи три последних года. А сегодня самый пик. Ещё и спать не дают. Диванное гнёздышко ворошат и по телефону разговаривают. А информация-то любопытная — выходит, что здесь были реально запомненные основатели, которые, возможно, живут здесь и сейчас, совсем рядом. Выходит, не зря он прослушку поставил, не только для безопасности, но и для пользы дела.

Он опускает то, что сам поставил прослушку на телефоны, потому что всегда хотел знать куда, во что, и как они ввязались, из-за невытаскиваемого шила в заднице его родственников. И одной конкретной родственницы, которая держит на него обиду уже 6 лет, как и то, что он сильно простудился, пока рассекал по лесам в поисках неведомого пня, попутно удирая от одного настырного оборотня на обратном пути от дуба-не дуба.

Стайлз на цыпочках прошёл с рюкзаком мимо гостиной, опасаясь, что брат может проснуться и задать каверзный вопрос, ответ на который займёт то немногое количество времени, отведённое на небольшую авантюру, призванную опровергнуть или подтвердить некоторые догадки для дел, которые уже давно «тухнут» на его доске.

Проходя мимо дивана, он заметил гору платков, валявшихся рядом, маленькую блестящую кастрюлю с уже остывшим куриным бульоном, кружку зелёного чая и упавший экраном вверх телефон, с отображением входящего вызова некой Шапочки. Он прекрасно знал, что может стоять на рингтоне у его родственника, быстро принял вызов и ушёл на кухню вместе с кастрюлей и недопитым холодным чаем.

Из трубки послышалось: «Ты что, Сова, оттопырился, пока принимал вызов? Или не узнаёшь?»

И где-то на заднем фоне звучала какая-то ритмичная музыка вместе с шипением кого-то третьего на фоне.

Видимо, собеседница пришла к определённым выводам, пока он, молча, ставил суп подогреваться на плиту, и поэтому сказала: «Алло, с кем я разговариваю?» Или проверяет его.

— Здравствуйте. Вы разговариваете с Лисом, в данный момент я проживаю с Совой в одном месте, — чётко, будто по инструкции ответил он.

На той стороне трубки кто-то похлопал.

— Находчивый малец, а меня зовут Красная шляпа, — ласково проговорили ему и жёстко, требующим ответа голосом продолжили, — где Сова?

Стайлз совсем не ожидал такого напора от странной незнакомки и поэтому ответил на автомате:

— Извините, но он не сможет вас выслушать только завтра.

В трубке разочаровано протянули:

— ТЦ, как всегда, тогда приклей ему на стол или на доску бумажку с моим номером. Я сама позже перетру с ним насчёт пары моментов, — сказали ему разочарованным голосом и отключились.

Стайлз пожал плечами и дорезал овощи в суп, сразу же опуская в кипящую воду и закрывая крышкой. Немного прибрал столы на кухне и написал этот номер на красный стикер, который прикрепил на уголок доски.

В комнате был бардак и, что удивительно, столы он обошёл стороной, оставив на прощание стопки книг и разнообразных тетрадей.

Уныло подвинув ногой упаковки от чипсов и кириешек, он начал искать фонарь и убирать хрустящие упаковки в мусорку, припоминая, что после активных переводов и не такое может быть. Через 15 минут он нашёл фонарь в тумбе у окна, а вместе с ним верёвочную лестницу, короткую правда, но если с комплекцией Фёдора подтянуться, то будет нормально. Печально вздохнув, думает, что ждать, пока он вытянется как Фёдор, придётся очень долго.

Отказавшись от лестницы, он радуется фонарику и выключает кипевший всё это время суп.

Выбежав на улицу, он с любовью касается джипа и спешно садится, направляясь к дому МакКолов.

Однако шальные мысли, летающие вокруг личности брата, были едины в своём стремлении узнать, кто такая Красная шляпа и как давно она знакома с Совой.

И почему вообще она подписана под Шапочкой.

Нет, всё-таки двух досок ему мало. А доску брата ему увидеть так и не удалось.

Комментарий к Глава 12. Сова и Шапочка.

Дождались? То ли ещё будет.

========== Глава 13. Трупов бояться — тела не находить. ==========

Комментарий к Глава 13. Трупов бояться — тела не находить.

Бечено 23.06.21

Джип громко нёсся по дороге, разбивая большие старые лужи на тысячи грязных мутных капель, шумно оседающих далеко в кустах, еле слышно разбиваясь о жёсткие стебли и листья.

Стайлз нервно сжимает руль. От предвкушения новой загадки дрожат руки и слабнут ноги, шумит в голове и сердце заходится в рваном ритме, пытаясь выпрыгнуть из груди бешеным зайцем. Будто не труп едет с другом искать, а преодолевает рубикон. Будто всё, что было раньше, разбивается в этих брызгах на мелкие части зеркала так, что никаким клеем не склеишь. Внутренний голос говорит, что да. От него отмахиваются.

Скотт вертит головой, то смотря на мрачную грязную дорогу, то на тёмный лес. Их дождевики тихо шелестят, холодят открытые участки кожи. Дождь лениво сбрасывает на них самые большие капли и уходит в другое место, на другую сторону леса.

От возникшей тишины, прерываемой стуком капель, неуютно, не по себе как-то. Держатся они друг друга поближе, бегут трусцой, а при виде света фонарей падают мгновенно на землю. Точнее, Стайлз тянет за собой Скотта, но это не помогает. Поисковые собаки — это очень чуткие существа, так просто от них не скрыться.

Заканчивается их секретная прогулка разделением группы. Ищейки бдительнее чем люди. Скотт ускользает только чудом, а вот ему, Стайлзу, придётся убедительно говорить неправду.

Впрочем, это занятие заведомо бесполезное, ведь его отец всегда знает, когда он врёт и тем более когда не договаривает. Его брови сразу же сводятся к переносице и застывают бледными ломаными линиями, грозно сейчас высвечиваясь в темноте. Стайлз молчит. Дома всё расскажет, а сейчас молчит. Молчит, когда его утаскивают в служебную машину, когда отец говорит что-то, и лишь когда его плечи опустились, а голова склонилась к груди, несмело дотрагивается и произносит утешительные слова. Не безликие, а свои, пропитанные его эмоциями, несущие его отпечаток. Отцу это помогает, но он не смягчается и сдаёт его Фёдору с рук на руки.

Фёдору, видимо, всё уже итак было известно: раз встречает он их уже на улице. Грозно хмурит брови и молча открывает дверь. Всё делает молча.

Не смотрит.

Не спрашивает.

Не интересуется.

***

Очень похожий на брата человек привязывает его к стулу и наконец начинает смотреть. Изучающе так, не знакомо. И Стайлз понимает. Его эйфория уходит, руки перестают подрагивать, а разум проясняется и собирает все заметки в кучу, вспоминает как его сейчас повязали — осознание своей беспечности, провала давит тяжёлой плитой на плечи. Подвёл всех. Он смотрит на знакомого-незнакомца взглядом зверя и дёргает верёвки, те не поддаются его силе. Незнакомца это забавляет и он видит много различий между ним и Фёдором.

Лже-Фёдор разводит руками, показывая всего себя, и говорит:

— Что, братец, старшего братишку не узнаёшь?

Стайлз молчит. Анализирует.

Навязанный собеседник не расстраивается его реакцией и наслаждается шампанским, налитым в обычный гранёный стакан, мрачно поблёскивающий в тени, где он сидит. Его лицо всегда видно не полностью, частями, равными размытыми с бликами на глубине глаз. Но эта темнота не скрывает улыбку.

— Какой ты недружелюбный. Я тут в гости к вам приехал, а меня так неласково встретили. Фёдора пять лет уже не видел, соскучился, всё хотел с тобой познакомиться, да не давали. Скажи, вот ты хотел познакомиться поближе с родственниками, не ограничиваясь Фёдором, а? — поддался вперёд он, так что стало видно его лицо, в свете электрической лампочки выглядящее чётким до остроты и одновременно ломким. Нос орлиный, скулы почти как у Кембербетча, цепкие серые глаза.

Подросток не может видеть собеседника, ему остаётся только анализировать интонации голоса и лицо. Родственник у него что надо: хищный, красивый, в его школе явно затмил бы всех, явно в хорошей физической форме. Тот, видимо, замечает его взгляд и показательно выходит на свет, изящно и очень плавно заходит за спину, накрывая плечи горячими руками, нависая над ним, а после недолго ходит по кругу, останавливается перед ним и протягивает руку для рукопожатия.

Руки у Стайлза неожиданно для него свободные, и он сжимает руку в ответ.

— Николай.

— Мечеслав, — представляется и добавляет немного нервно, — Вы всегда так делаете?

Левая бровь Николая заинтересованно поднялась, и вид у него был такой, будто не он недавно его связал и посадил на стул, устроив своеобразное представление. Медленно на его лице проступало понимание и лукавая улыбка.

— Так я всегда делаю, люди на удивление становятся прозрачными в таком положении, мне все видно что я хочу… — трагично вздохнув, явно на публику в лице Мечислава, продолжил, — и что не хочу. Порой это так отвратительно и мерзко, — уголки губ печально опустились и вскоре стали ничего не выражать.

Николай снова сел в кресло, допивая остатки шампанского и, посмотрев на время, сказал вслух:

— Прошло 20 минут, а он всё не явился. Странно. Обычно и пяти хватало.

Подросток понял, что речь идёт о Фёдоре, вспомнил, что не так давно брат дал добро на собрание фактов о нём. У него прямо зудело под кожей желание узнать больше, как раз рядом был жутковатый источник информации. Стайлз робко спросил:

— Вы про что?

Николай лениво ответил, прикрывая зевок ладонью:

— Про привязывание к стулу конечно. Именно он предложил когда-то такую традицию, а мне понравилось. Соревновались с ним в экстренном освобождении и побеге с 13 лет и до сих пор. Только рекорды ставить больше не удаётся, — грустно ответил он

Вот это традиция у них. Появилось желание почесать лодыжку, на которую покушался Федор строго в 6:30 ледяными руками исключительно с сентября по май. Разнообразные омлеты по утрам. Обливание холодной водой в целях закалки. Живительная зарядка, от которой он никак не мог отмазаться. Много вещей, которые стали традициями в их маленькой семье.

— Традиции это явно его фишка, — чуть нервно, но весело поддержал разговор Мечеслав.

— Фишка не то слово, — усмехнулся Николай, — раз уж мы перетираем ему косточки, то будет нечестным, если вопросы будет задавать одна сторона, не так ли?

Опешивший Стайлз кивнул, поражаюсь манере говорить собеседника и тому, как быстро он меняет её. Нервно вытерев вспотевшие ладони о жёсткие джинсы, грустно порадовался, что у него с физической формой всё в порядке, но, видимо, не в порядке с осознаванием реальности, раз его так легко повязали и теперь допрашивают. Собравшись и твёрдо уставившись на Николая, спросил:

— С чего начнём?

***

Проснувшийся в крайне неудобном положении Фёдор, ранее заснувший на старом диване, очень удивился зафиксированным конечностям и своим местоположением на чердаке, конкретно на старом деревянном стуле, очень неудобном и слегка поскрипывающем у спинки.

Чердак тёплый и сухой, мебель смутно знакомая, дверь заперта, по виду крепкая, не выбьешь.

С тоской вспомнив о любимых сапогах, в которых рассекал по лесу в начавшийся дождь; вляпываясь в лужи и получая сверху воду за ворот, в результате чего простудился, чудом не заработав пневмонию и промочив всё, что на нём было.

Подёргал руками и ногами; верёвка плотно обхватывала запястья и лодыжки, не оставляя пространства для выскальзывания конечностей.

— Ну, Николай.

***

— Здесь произошло?

— Не уверен.

— А если подумать?

Подросток прячет замёрзшие руки и с интересом осматривает небольшую полянку с ещё мокрой травой и лишённую всяких разных светлых пятен цветов. В центре поляны виднеется большой старый пень, не перемолотый беспощадным ходом времени, с жизнью лесной на себе, но бесконечно старый, будто уснувший, уставший ждать лесного Иисуса, такого же древнего, как он, старичка.

— Не здесь.

Здесь есть что-то необычное, скрытое от глаз, недоброе к чужакам, давящее, но неуловимое. Стайлз берёт Николая за локоть и уводит куда подальше. Он здесь вчера не был. Предпочитает здесь дальше и не быть, не сейчас, рано ему.

Николай хмыкает и послушно идёт за ним, в мыслях подмечая его реакцию на место и спешное отступление. Хотя, здесь и могли убить, бросив труп в стороне. Это конечно хорошо, но следов крови не видно, даже капельки, а девушку разделили пополам, кровищи должно быть много, как и других жидкостей, которых здесь не видно, да и нету. Пень-то старый, травы вокруг нет, всё видно. Не здесь убили, но место хорошее.

Пришлось прервать свои мысли.

— В-вот и оно.

— С места не сходи.

Похлопав по плечу пацана, он внимательно всё осмотрел, создав в голове папочку с файлами.

— Вас ничего не смущает?

— Да. Зачем пополам рубить холодным оружием, если можно распилить. Следы на ногах видел? От петли на деревьях следов нет, не здесь опять, не свежую притащили, иначе кровь собаки давно учуяли бы…

Осекается. Резко становится собранные. Стайлз видит, как быстро меняется его лицо, выражая понимание и досаду одновременно. Тонкие губы поджались и потянуло угрозой:

— Уходим. Сейчас подтянутся сюда наши ищейки.

Теперь уже Николай ведёт его и выводит из леса, срываясь на бег возле джипа.

— Ничего не потерял?

— Нет.

Комментарий к Глава 13. Трупов бояться — тела не находить.

Кто уже успел оценить главу про Заметинских - молодец. Кто не успел, тот ничего не съел). Как впечатления? Я накидала в голове еще три главы, пока вы будете читать, я уже пишу. Посвящаю главу Луне, так как не знаю, когда у тебя День Рождения.

========== Глава 14. ВМесто переговоров ==========

Комментарий к Глава 14. ВМесто переговоров

И как вам учеба?

У меня она в ступоре.

Выбрался Фёдор, явно благодаря божьей матери, ну или чёртовой. Сначала успокоился и перестал проклинать Колю, насылая боли в спине, начиная с красноречивых мест. Потом он устал сидеть на деревянной сидушке, жутко неудобной, с острыми краями. А потом…

Когда-то он, с помощью намёков дорогого дядюшки, решил научиться высвобождаться из стесняющих обстоятельств, да так, чтобы выходило на автомате. Новая привычка ему понравилась — неплохо выводила из депрессии после разрыва недоотношений, как он понял после. Но была проблема в том неожиданном моменте связывания: кто будет это делать?

Вышло так, что об этом узнал старший брат, и прикольнулся, как он думал, рассказав об этом другим братьям. Тем понравилось. Так, начиная с 1 апреля 2003 года, ввелась новая причуда в семье Аккерман.

Конечно, не только привязывание к стулу и прочему стало крутым приколом. Леска у входа в комнату с запуском карандашей ниже пояса? Ну ты же не встречаешься, Фред? Незаконное прилегание к кровати, когда её хозяин на конференции, олимпиаде, сборах, просто смотался на сафари с дядей, заканчивается приземлением на самодельных ежей и путёвкой в травматургию к тёте Елене, где она будет тебя жёстко подстёбывать? Открыл ящик, оказался измазан в пасте? Не твоё — не трогай. Зазевался и в рот прилетела резинка от трусов или для волос, а может и вещь повзрослее? Звиняй, но мелкие тоже хотят участвовать, и заметь, креативнее нас, не отставай, Димец, убедительная просьба прятать их получше. Что? Красноречивый знак пальцами. Так мои на месте.

Уснул на кресле в зале в вечер четверга, оказался примотан к нему и стал допрашиваем мамой, тётей, бабушкой, а позади стоит отец, с говорящим взглядом: «блин, ну ты же знал, что в этот вечер у них сериалы и мелодрамы, так что мужественно колись под напором трёх баб, а я тебе ремня пропишу, если натворил чего».

Фёдор возненавидел тот день когда предложил это Михелю, тот рассказал Деметрию, а он двоюродным братьям, а те сёстрам. Родители сами догадались. Так вот, в Питере ему этого не хватало. Точнее, его настолько переломала обстановка в своём доме, что ему начало это нравиться, а сейчас, находясь в относительно спокойной обстановке, ему этого уже не хватает.

Вместе с экспресс-курсами самбо, где он огребал по полной от Натали вместе с Николаем, и муай тай и игрой без правил, Фёдор обучил Николая и этим прикольным, на его поломавшийся взгляд, вещам и привычкам. Ну и английскому, хотя Коля итак, кажется, его знал на В. Хреновый симбиоз и охрененное сожительство, как сказала Натали о сожительстве с Настей в общаге.

Так что толком они друг друга не обучили: Фёдор не зашёл дальше Паскаля, а Николай дальше самообороны, зато оба подсели на протирание своим туловищем спортзала и позе звёздочки на матах.

Да, он научил его связывать и делать узлы и ставить сигналки тоже, не только его, но это так, Фёдор не контролировал этот процесс.

Так что, оказавшись на стуле с крайне знакомым состоянием, и взрывом эмоций, было крайне тяжело сконцентрироваться и вспомнить навык высвобождения.

Слава хомячизму и тому, что он не положил болт и следил за телом.

Чуть прихрамывая, потому что он так и не научился правильно падать, Фёдор примерно полчаса искал запасные ключи, запрятанные прошлым летом, избежал старой ловушки с растяжкой и ведром, скользкого пола и прочего. Фёдор аж прослезился, а потом, охая, убрал все следы творческой деятельности его дальнего младшего брата.

Замешивая тесто для пышек, Фёдор думал, что метод Николая отлично сбил с него хандру и пыль прошедших лет, что его посыл примерно понятен, но лучше он уточнит, чем будет предполагать и закономерно ошибаться. Очевидно, что просто так он не приехал и ему что-то нужно, что-то, о чём он не мог сообщить в соцсетях.

Масло шипит и плюётся, когда на сковородку опускаются колечки из теста. Проблемы Николая, частично его проблемы и ничьи больше, так как, зная его характер и то, что он довольно скрытен до этого, Фёдор надеется, что былое доверие между ними не завяло, как фикус. На самом деле, сам Фёдор очень боится остаться один, а некоторые переписки дают ему иллюзию привязанности к обществу. Пусть он и залипает в книгах, забывает неделями о своём здоровье, на автомате делая упражнения и проверяя сети, всё равно боится. Скорее это не боязнь, а ощущение пустоты в душе, которая становится несоизмеримо больше стоит остаться один на один с самим собой.

Однако он рад, что Николай приехал.

***

— Так, а теперь будь добр, объясни, почему так сорвался с места и зачем вообще приехал?

— Тебе правда так интересно это знать? — переспрашивает Николай мальца, на кочке подпрыгивая вместе с джипом, перекрикивая рычание мотора. Земля всё-таки расквасилась.

— Ты серьёзно?! Раз спрашиваю, значит интересно, дядь, — почти рявкает Стайлз от напряжения. С последствиями такой погоды он не справлялся и предпочитал не бороться в лесах столь отдалённых. Джип повело, но, выкрутив баранку, Стайлз его выровнял. Скоро начнётся более нормальная дорога, а дальше асфальт. Чёрт. далеко же они заехали и забрели.

— Да потому что нас он мог застать или убийца был рядом, а также те, кто будет охотиться на него, — на очередной кочке он ударился головой. Выругался, теперь к саднящей шее добавилась пульсация в голове.

— О сыктыквар, о боже и чёрт блять. Так что сразу не сказал и что этот маньяк там тусуется, его ведь ищут! Мой отец его ищет. Чёрт.

Николай поморщился на ругательство и чуть не расчесал в кровь ранки на шее. Бинты чуть сползли, время смены повязок будет через час. Он покосился зеркало, смотря на напряжённое лицо Мечеслава, усмехнулся: некоторые черты этот ребёнок сумел перенять от Фёдора, переделав их под себя.

Дорога стала намного ровнее и безопасней, так что под мерную работу мотора, он уснул. Сказывался многочасовой перелёт и недостаток сна.

Стайлз уже хотел грубо растормошить недобрата-недодядю, но явно ровесника Фёдора, как увидел, что он очень бледен, а из-под горла водолазки торчат бинты. Будить его не пришлось, он проснулся сам, вытаращив на Стайлза чёрные глаза, как сова, повернул несколько раз голову и ловко спрыгнул с края сиденья на жидкую землю. Та чавкающе заглотила по подошву его кросовки. Николай, даже не стряхнув комков грязи, приветливо помахал силуэту в окне. Мечеслав припоминает, что окна кухни выходят на улицу и приободряется: есть хотелось сильно, но не сильнее желания согреться как можно быстрее. На крыльце становится ясно, что его новый брат ценит чистоту и порядок, засунув грязные кроссовки в пакет и оттерев от грязи гачи джинс. Фёдор их не встречает.

Из маленькой кухни доносится одна из песен КиШ, про странного героя, аппетитно пахнет котлетами и чем-то сладким. Стайлз хмурится, но внутри себя одобряет такую еду: он — молодой организм, ему это никоим образом не повредит. В голове проносится девять нот старения, которых не избежать, и расчётные задачи по биологии с умеренным питанием и расчетом калорий за порцию.

Брюнет за его спиной снимает тёмно-серый плащ вешает на трёхногую вешалку, кепку-ушанку закидывает небрежно на полку, ловко обходит его и исчезает за углом кухни. Их последующий разговор приглушается припевом:

«Разбежавшись, прыгну со скалы-ы,

Вот я был и вот меня не стало-о…»

Стайлз раздражённо дёргает замок, он никак не может расстегнуть молнию до конца, а следовательно полностью снять уже успевшую промокнуть куртку. В кроссах хлюпало, когда он расшнуровывал их, попутно убирая прицепившиеся колючки и сухие веточки. Ступни неприятно холодит, в носу тепло, а грудь и шея аномально горячая. «Заболел» — думает он безрадостно, вспоминая свой маленький опыт в этом состоянии. Неожиданно наступает усталость, былая радость от новой зацепки сменяется страхом от того, что совершил убийца и разных догадок, кто им может быть.

Внизу КиШ также напевает тот припев. Стайлз знает, что Фёдор не любит слушать на репите одно и то же. В голове происходит секундное осмысление его положения и он выниривает из своих мыслей уже на втором этаже. Его внимание цепляют коробки и сундук с чердака, который был открыт явно сегодняшним утром. От них пахнет затхлостью, кислым парфюмом, старыми книгами и чем-то давно забытым. Проход к его комнате не был завален, и подросток благодарен брату за это, отложив на потом причину вскрытия чердака.

Ему нужно в свою комнату больше, чем снять куртку. Усталость грозит сморить его на полпути, уложив на покрывшиеся пылью коробки.

Оказавшись в комнате, он падает окончательно без сил на кровать.

***

— Вот я был и вот меня не стало, — глухо подпевает Николай, что заметно на фоне самой песни, его брат не обоащает внимания на это, занятый выуживанием из кипящего масла пышек и творожных пончиков.

Он наблюдает за этим процессом с рассеянным вниманием, больше занятый ковырянием в Свежести и поиском отличий сна от реальности.

Шея не зудела, а пульсировала как раненная, немного гноящаяся и немного подгнившая плоть, навевая панику и депрессивные ассоциации.

Песня ему самому не нравится тем, что ярко с ним перекликается, но ассоциируется с Фёдором. Аппетита после долгих дорог, убитого режима и частого применения энергетиков нет, но запах медленно пробуждает его.

Перед Николаем ставится стакан апельсинового сока, а салат убирают.

— Сегодня я на страже твоего здоровья, так что пей, — Фёдор говорит очень убедительно и серьёзно, однако фиолетовый в розовую клетку фартук портит впечатление, а уж белая футболка, на несколько размеров больше, довершает образ.

Он смеётся и добавляет только им понятный шифр:

— А на френдзону имеете виды?

— Если обговорить условия, — брат заканчивает готовку, выключает плиту и отставляет масло на другую конфорку, фартук снимает и вешает на крючок возле холодильника. Ставит на стол приготовленное и разливает сбор им обоим. Говорит, уже сев за стол:

— Поздравляю с получением грантов.

— И как тебе перевод Склефария?

В унисон спросили и тут же засмеялись.

Фёдор заметил потянувшуюся к шее руку, тут же одёрнувшуюся возле ворота водолазки, из-под которого торчали белые нити бинта. Его взгляд тут же стал цепче и внимательнее к деталям, что не укрылось от Николая. Тот вздохнул.

— Заметил, да? Я вот тоже заметил позапрошлой ночью, даже успел расчесать в кровь. Утром корка осталась на подушке, когда встал сразу ощутил боль, — он нервно запустил пятерню в отросшие волосы, оттянув, и продолжил. — Обработал как следует и попытался вспомнить где получил ее, но вся загвоздка в том, что я не помню последнюю неделю, никто не знает где я был, все думали что я на больничном. И знаешь что странно — всё было подчищено. А история про больничный легко легла на пустоту, ведь там ничего не было.

Фёдор выслушал до конца его доводы и переживания, мысленно шерстя свою память на подобные случаи, беря в пример состояние говорившего сейчас. На примете появилась идея из одной книги, где автор писал свои гипотезы насчёт необъяснимого и приводил некоторые его случаи, подробно описывая состояния добровольцев. Но брат выглядел скорее отравленным чем подхватившим болячку. Однако, устанавливать диагноз он не собирался, а вот проверить бессознательное вполне. Он дождался пока Николай допьёт чай и сказал посмотреть на гущу. Его лицо исказилось в испуге, когда он посмотрел на неё, а рука дрогнула

Чашка полетела на пол.

Бессознательная часть среагировала.

Быстро поднявшись со стула, он подхватил его, чтобы не упал, и понес в свою комнату, скоро придёт шериф, Фёдор надеется на это, но не полагается.

На подъёме у него раскрылись некоторые ранки, которые не успели зажить за короткий день. Нужно торопиться уложить его в кровать или на любую мягкую поверхность в комнате. Он сильно сомневается, что сможет удержать дёргающегося юношу.

Фёдор читает свои записи, на каждой строке кидая обеспокоенные взгляды на брата. Ребёнка он проверил, тот заснул спокойно себе в верхней одежде, не став долго там задерживаться.

Николай дёрнул плечом и снова затих, затем снова дёрнул им. По своему опыту затяжных кошмаров он знал, что этот момент скоро наступит и предусмотрительно остался рядом, чтобы он не навредил себе.

В комнате запахло страхом, азартом, чем-то ароматным, волчьим и едким. Его крылья носа затрепетали, различая еще больше запахов эмоций, но Фёдор решил не углублятся в этот процесс, а просто запомнить таким каким есть, стараясь как можно меньше притрагиваться кожа к коже, не дай боженька языческий из-за этого контакта показ воспоминаний закончится.

Как позже он узнает, это было распечатывание воспоминаний.

Глаза резко открываются и на него смотрят чёрные щелки среди золота, руки тянутся к шее, чтобы расчесать её. Фёдор удерживает их над головой, что очень трудно, ещё и он начинает вертеться, выворачиваться и пинаться, заехав ему в живот коленом.

Сквозь бинт пробивался сине-фиолетовый цветок.

Фёдор сам старается не впасть в панику и находит пусть и безумный, но выход.

Сев на ему колени, чтобы меньше дрыгался и меньше сил затрачивалось на его удержание. Одной рукой снимать бинт, другой удерживать руки и коленями сжимать бедра — что сказать, пренебрегать физическими не стал, уже плюс, но напряжение в уставших мышцах жгло.

Бинт путался, а завязки приводили в отчаяние, не рискнув ножницами разрезать бинт, все же он находился рядом с шеей одно неверное движение и конец. Повезло что Николай завязывал на недобантик, что легко если нащупать распутать. Дальше было делом техники, только вот цветок зацепился и начал вылезать следом.

— Где только найти такую гадость успел.

Цветок, точнее цветки выталкивала сама плоть, отторгая. Возможно процесс прошел бы намного легче, если бы их было меньше, но за неделю их явно наросло. Возле кровати приземляется конец того побега. Николая рвёт в тазик для умывания, что он успел подставить ему навстречу, придерживая за плечи.

Мокрый от пота, нервный и бледный, он должен был вызывать лишь жалость или сочувствие, но Фёдор дал ему стакан холодной воды и полотенце. На жалость или сочувствие расходится было бессмысленно: никому не нужны.

Пока Николай полоскает рот, он достаёт из своего шкафа футболку и домашние штаны, убирает вылезшие цветы в герметичный пакет, рвоту отливает в спецёмкость, сам таз выносит за пределы комнаты.

В коридоре он встречает недовольного Стайлза с салатом свежести и телефоном в руке. Волосы растрёпаны, на щеке след от подушки.

— Было очень вкусно, но обидно что без меня.

— Посмотри ещё в шкафчике, мы тебе оставили.

— Знаешь, я должен задать один определённый вопрос прямо сейчас, но думаю, задам утром…

========== Глава 15. Болезнь. ==========

Раннее утро встретило Николая совсем неласково. Он понимал это даже с закрытыми глазами и с псевдохорошими ощущениями в голове. Ключевое слово именнно в ней. Не успев даже перепугаться как следует, он автоматически поправил одеяло и получил огненную полосу вдоль позвоночника. Потерял сознание.

Дело было к ночи, а он просыпается который раз по счёту за день. Теперь можно оглядеться. Пыльная и запустелая заброшка, с непонятным от пыли мусором и натёкшей в нижние этажи водой, которая постоянно топит их по весне, впрочем, там никто никогда не жил.Откуда он это знает? — вопрос требующий немедленного ответа.

На этаже выше были наблюдатели и совсем рядом с ним, за бетонной стенкой, с обкрошившимися от времени краями и дырой непонятного происхождения, замешанные в его похищении. Дико болела голова. И руки. Грудь особенно, изверги, пнувшие туда. Голенище, как большой синяк, опухшее как слива. Слышит.

За стеной:

— Да кончать его надо, Ван Ваныч!

— Тишь ты, мы запугиваем, а не убиваем, да и нет особой нужды. Вот нам когда его заказывали, что указали?

Молчание.

Тот же голос продолжает и чиркает спичкой:

— То-то. Нарвётся еще раз, уже не наше дело будет. Вы его не трогайте сильно, в подворотне вытолкните и дело с концом.

Добавляет позже с нажимом:

— Понял?

— Понял.

Снова переключение. Жуткий закат и не менее жуткое небо. Огонь и вода в небесах.

На ухо нашёптывают:

— Это признак конца жизни и вот тогда будет наш день.

Грубые ладони не дают смотреть вниз, кто-то дышит в затылок, почти зарываясь носом в волосы.

День. Жаркий зной и слепящий свет. Он тут пробыл до самого вечера, ища свою тень.

Он. Тонет.

Снова шелестящие пески и холод покалывающий. Однако с незнакомцем тепло. Он придвигается ближе к нему, но не видит лица. Тот смеётся и затягивается дымом из длинной вычурной трубки, идеально лежащей в бледных пальцах. Не видя, чувствует — тот лукаво улыбается.

— Нравлюсь, Коленька?

Он придвинулся поближе и облокотился на колонну, дым развеялся у его лица. Решив не обижать неизвестного, ответил честно:

— С вами теплее.

Тут Николая словно сморило: голова упала на колени незнакомца, а руки его взъерошили пыльную макушку.

— Слаб ты ещё, Коленька. Слаб.

***

Фёдор проснулся резко, потянулся на кресле, выгнулся дугой и рухнул обратно. Спина недовольно заболела. В теле был жар. Осоловело оглянувшись, промаргиааясь из-за рези в глазах и раздражения, он заметил, что комната его, только кровать занята. Медленно память подкидывала всё больше информации и пакеты непростых ощущений в придачу. Резонно решив, что для полной зарядки нужно спуститься, перед гостем как-то невежливо.

В зале спал дядя Ноа. Он, видимо, вернулся ночного дежурства или ведения расследования, как обычно с ним бывает.

На кухне, слава богу, не спал Стайлз, как недавно вошло в его привычку перед экзаменами. Зато был остывший кофе, водичка и таблетки от головы. Короткая улыбка возникла на его лице, но померкла, в такт мрачным думам.

Сев на стул, Фёдор положил голову на стол в желании остудить её, наполнится разными мыслями. Следовало многое обдумать. Стол, как и вся кухонная мебель, утром был холодным поэтому цель его начала медленно исполняться.

На террасе холодно, всё же начало осени, конец лета. Однако утро всё такое же сонное, что и вчера, позавчера, всегда. Ладони сжались на чашке с чаем слишком сильно.

— Тц, слишком горячий.

Пока все спят, нужно обдумать всё как следует. Утром мысли чисты. Погладив горячий бок кружки указательным пальцем, задумался о нынешнем положении Стайлза. У него… возникло сомнение. Так ли уж была честна мать?

Никогда не узнать.

Ему не было больше хода в Австралию. Зато открыты двери в Питер. По приглашению и принятию. Только повод… Заставляет задуматься.

—…

Неподалёку Фёдор почувствовал чужие эмоции с голубым оттенком. За домом наблюдали.

Он прикрыл глаза, чтобы сделать демонстративный глоток чая, в это время пытаясь узнать, откуда направлен взгляд. Эмоции истаяли. Наблюдатель был севернее от террасы. И стоял там продолжительное время. Похоже, Николаю придется подождать.

Здесь дела ещё не улажены.

***

Наблюдатель повёл ухом, тот за кем он следил продолжительное время заметил его. Он пахнет… Кем он пахнет? Другой оборотень?

Он удалился вглубь и скрылся.

Комментарий к Глава 15. Болезнь.

Немного из-под палки, однако я не могла уже тянуть с этой главой.

========== Глава 16. На неизвестный мотив. ==========

Комментарий к Глава 16. На неизвестный мотив.

Ох, это был тот ещё Неписец.

И фикбук на пару с файерыоксом не давал мне опубликовать эту часть.

Николая Фёдор огорошил с самого утра, будучи ещё до конца не проснувшийся, разбитый морально и с адски болящей спиной и шеей. Его появление так удивило Николая, что он ещё не успел опомниться, как этот Акер ловко отвёл одеяло и провёл осмотр.

— Ты должен хорошо отдохнуть и восстановиться, — он с беспокойством осмотрел Николая, с облегчением вздохнул. На шее виднелся небольшой шрам в виде полумесяца, на спине неясные тёмные пятна, тянущиеся аж до поясницы. Увиденное заставило его помрачнеть, но тут же тихо порадоваться: приди он неделей позже, то молодой Заметинский умер бы. Оставалось только суточное недопускание к еде и воде. И неделя наблюдений. А также вызов Шапки. Можно даже сейчас.

Заметинский посмотрел на него и без сил опустился обратно, чуть застонав от боли. Но до конца лечь ему не дали, аккуратно придержали за плечи и заново обработали рану, наложив повязку, пододвинув к спинке кровати и заботливо подложив несколько больших, незамеченных Николаем ранее подушек.

— И с чего такая осторожность с вполне здоровым человеком? — сейчас он был в замешательстве, поэтому гордо держал голову. Ну побредил чуток после вытаскивания чудо-цветка, сеть загнётся без своего папочки. А то, что есть недомогания, то это не беда, прорвётся. Он знает, что это может быть серьёзно, но так как он жив, то ничего для него, он ещё может выполнит свою цель. Однако, присмотревшись внимательнее, понял, что этот человек его нездоровым никуда не отпустит. Уж слишком решительным тот выглядел.

— Сей человек сейчас не вполне здоров. И он останется здесь, пока не выздоровеет. — сказал твердо, придерживая его за плечи и внимательно смотря в глаза.

Николай хотел бы возразить, но вошедшая будто выбила весь воздух из его груди.

Могу пояснить читателю, почему неизвестная, войдя, так произвела на него впечатление: Всё дело в том, что она была его хорошей знакомой по одному университету из Иркутска, с первого своего знакомства они поняли: быть им отныне соперниками. Каждый раз, сталкиваясь, они откровенно язвили и пытались обойти друг друга в рейтинге, чуть ли не срываясь на драки, так в них была сильна жажда противостояния. Только вот другие были иного мнения…

— Кто это тут у нас экстремально сильно болеет? — вошедшая выглянула из-за плеча Фёдора, любопытным взглядом пробежалась по его открытому торсу, по лицу и протянула, чуть удивлённо и с сарказмом: — О, какие люди, а я без макияжа. Знаменитый Николай Заметинский, звезда игровой публики, икона всех геймеров номер один, а также скрытый девственник России.

Николай был мягко говоря в шоке, точнее неприятном удивлении, отправляясь сюда, он и помыслить не мог, что эта язва будет здесь. Посмотрев на неё он понял её лицу, что она скажет, собравшись с силами, он прохрипел Фёдору: «Ты когда с ней познакомился?» — на что Фёдор лишь показал пять пальцев и, не обьяснив ничего, удалился, закрыв плотно дверь. Попытка отвлечь вышла успешно.

— Фёдор!!! — хотел было прокричать он, но был мгновенно заткнут тряпочкой из арсенала Язвы. Пахло мятой и терпким цитрусом.

— Тебе лучше не кричать, и говорить меньше. — спокойно сказала Шапка{?}[ Николай называет её Язвой]. — Не дёргайся, я буду нежна, раз уж ты родственник этого Акера. Хотя, скорее уж Стилински.

Рядом с ней на столе лежал набор медицинских игл. Заметив его взгляд, она натянула медицинские перчатки и предупредила:

— Будешь дёргаться во время процедуры, прочувствуешь весь спектр отравления аконитом. Будь добр, перевернись на живот.

Заметинский выполнил просьбу.

***

Утро, 7:23. Дом Стилинских.

Звонок в дверь.

Немного сонный Стайлз недовольно выполз из своего гнезда из одеял, подушек и комиксов {?}[для Стайлза комиксы, так как он пока ещё не в теме.] про Naruto Udzumaki, комиксы он не успел отложить. Вчера Фёдор был сильно занят, так что удалось взять парочку на прочтение и составление заметок. Также он завёл большую тетрадь, куда вписывал всех героев этого комикса и краткий анализ с оценкой. Когда-нибудь он напишет книгу, что будет покруче Масаши Кишимото и Фёдора Достоевского, Кишимото по крайней мере возможно. Комиксы заботливо стопочкой поставлены на стол, переберёт он их потом.

На часах полвосьмого. Кто будет звонить в такую рань? Стоп, отец же!!!

Быстро спускаясь по лестнице, он чуть не полетел на третьей, но сбалансировал как кошка под валерьянкой, изогнувшись под хруст позвонков и шеи, поймав равновесие благодаря только кошачьему богу.

Потянулся было открывать дверь, но вспомнил про ПБ {?}[правила безопасности, которые разъяснил в прошлых главах Фёдор] и лишь заглянул в глазок.

***

Возле двери Фёдора поджидал Стайлз, с надетыми серебристыми лисьими ушками, нарисованными усами, как у Наруто, и в кимоно с замысловатым мотивом, похожее на утикаке {?}[Утикаке — официальный наряд, предназначенный для невест и сценических работников. Комплект украшается парчой, не используется с оби, тянется до пола. На свадьбу надевают белый или красный наряд, при работе на сцене — любой окраски.] в спокойных зелёных тонах, и держал в руках расшитый оби.

— Ты не поверишь, но в душе она кицунэ, помешанная на Японии. Ещё дико умная и хитрая как черти. Я даже не заметил как это всё надел. И рассказал всё про Лидию, Скотта, всех-всех, и всё про себя.

Фёдор ободряюще сжал его левое плечо, он понимал. На часах около десяти, ближе к одиннадцати утра. Он позвонил Шапке в пять утра, за что, конечно, будет проставляться, не думал, что она так оперативно приедет и успеет близко познакомиться со Стайлзом. И приоденет его.

Сам он познакомился с ней в восемь лет. При попытке своровать сливы у дальней вредной соседки был замечен тёткой и, спешно убегая, столкнулся с ней.

Соседка подумала, что они сообщники и ускорилась.

Забежав за угол дома, встав в глухом уголке, они разговорились, съели сливы и почистили апельсинов, договорившись работать вместе.

Фёдор почувствовал радость и хлопнул его по плечу пару раз, спустился на кухню, готовить кое-что необычное.

Стайлз хотел было последовать, за ним, но… Подол длинного одеяния попал под ногу и он упал на колени, закричав ему в спину:

— Постой!!!

Щёлк, затвор камеры.

***

Шапка сейчас, а ранее Шарлотта де Вивьен, чистила иглы после применения, про себя усмехаясь и внутренне настораживаясь: зверь внутри неё начал принюхиваться к Николаю, транслируя свою оценку.

Николай дрожащей рукой вытащил своеобразный кляп из рта, челюсть сводило мелкой судорогой и дрожью. Ощущения были опустошающими, и одновременно живыми. Как после двух глотков коньяка на голодный желудок, когда он в первый раз с одноклассниками праздновал Новый год. И в последний, между прочим. Тянуло блевать. Шарлотта пододвинула маленький тазик с чьим-то лицом на картинке.

— Блюй.

И что ж поделать? Блевать так блевать.

Постепенно становилось легче: зависело полностью от полноты желудка.

Шарлотта шуршала пакетами, иногда звякала иглами — он знал, она займётся ими позже и не в его присутствии, — закрывала баночку со сцеженным ядом.

— Всю душу ты выблевал тут.

Тазик убрали. Николай успел плюнуть.

— Тыц, — она протянула ему холодную минеральную воду без газа, и заметив его вопрос в глазах, ответила: — В твоём состоянии противопоказано газированное и всё жареное и жирное. Только каши первые двадцать дней, без соли и специй. Три раза в день приёмы пищи, не пропуская, обильно пить воду надо по четыре таких стакана, чисто вода, — она ставит такую кружку на запылённый столик. С надписью: «Съел блох? — Ты лох!».

— Жизнеутверждающе, — и нет, не откинулся на спину, его прерогатива на ближайшую неделю либо лежать на животе, либо ничего.

— Давай, рассказывай, дядюшка Николай знает, что тётушка Шарлотта хочет высказаться, обнажив душу.

Всё напряжение, что обычно в ней чувствовал ось, в тот же миг исчезло, она расслабленно раскинула конечности, покрутившись на компьютерном кресле Фёдора, оно предупреждающе заскрипело, но не сломалось. Спинка, чем-то затрещав, раскинулась на 180 градусов и Николай мог воочию увидеть её усталое лицо: с резкими чёрточками лица, хищными линиями носа и век, ранее скрытый за неровной самодельной чёлкой лоб с белым шрамом от носа рядом с виском. И светло-карими глазами. Чуть вытянутый зрачок, сейчас максимально расширенный, будто пытавшийся впитать её суть, оставить только себе, скрыв от других. Обветренные губы пришли в движение, что то сказав, но Николай уже не слушал, заснув и видя во сне янтарные глаза.

Комментарий к Глава 16. На неизвестный мотив.

Автор описывает реально, все ощущения Николая он испытывал на себе, уж про коньяк достоверно. Ну не дружит он с алкоголем и дружить не будет.

Недавно обнаружила, что мне нравится смотреть в глаза. И это для меня откровенней любого разговора по душам.

С Новым Годом! Всех вас. Желаю то, что принято желать и сто грамм уверенности в коктейле самооценки и огня воодушевления.

========== Глава 17. Счастье — это позитив в моём доме. ==========

Комментарий к Глава 17. Счастье — это позитив в моём доме.

Дарю вам аж две главы на Новый Год и поздравляю с праздником!

Заключительная. Я всё переосмыслила, в предновогоднюю ночь на диво хорошо соображается.

Не растраивайтесь мои гусятки)

Эта тетя немного отдохнёт и запилит вторую часть на пару с Луняшей)

Только Луну надо предупредить.

Этот год закончился, ура, утираю слёзы и сопли. Мм, внизу истерика честно. Но правдиво так, что зашибись. Тип, оценка жизни. Заметьте, не сыроватый текст.

Что-то я погорячилась заканчивать. И да опубликовано 31.12.2022. Родственнику исполнился год.

К Питеру он решил сходить под вечер. Но сейчас он стоял тут, на крыльце. Засунул руки в карманы, не зная, что делать со своей изменившейся картиной мира. Ветер дул из небольшого леска, состоящего из почти ухоженного парка и худосочной искуственной речушки. Было прохладно и приятно, что холодок, который появляется всегда от холодного влажного воздуха, гонимого ветром. Лёгкая, почти синтетическая футболка оверсайз легко задевается и задувается ветром, иногда прилипая к острым разведённым лопаткам, вычерчивая их весьма чётко для стороннего наблюдателя. Интересно, — он задрал голову к небу, — в Питере сейчас слякотно и холодно или вовсе дождь? Скрипнули вредные, старые и добрые половицы, оповещая о госте, которого он впрочем и так знал.

— Харош рефлексить, — в руку ему тычется стащенный из одного бара стакан с трубочкой и чем-то тёплым внутри. Сам Фёдор буквально пылает снаружи, в нём бушует болезнь, но внутри пустынно, холодно, как в Питере или у его далёкого дома в Австралии: в тот редкий, единственный на его жизни раз, когда там пошел снег, а он всё смотрел и смотрел на него, не в силах глаз отвести и хоть как нибудь отвлечься. Щурит глаза на серые комковатые тучи, что засасывали перистые и никоим образом не подавали знака, что собираются излить осадки.

В стакане Гоголь-моголь с перцем, клубникой и корицей, довершает всё мята.

— Для тебя специально добавила одну из своих настоек безалкогольных… — на его плечи накидывают кожанку, согревая уже озябшие плечи и спину.

— Ум… — что-то невнятное, хотелось бы ему всё сказать, открыться, хоть как-то выразить все свои чувства, однако голова его ныне не в состоянии хоть что-то перевариваривать, в груди что-то обламалось, встряли механизмы, язык вывернут, слова проглочены. Понемногу рушится он сам. Однако, его язык лишь ворочает трубочку, щёки втягивают огненный напиток, желтящий золотом, обжигающий сначала рот, пищевод, а затем огненным комком оседающий в желудке, опаляя всё чего касался. В носоглотке ядрёный запах, казалось, смешивается с кислородом настолько крепко, будто он дышит им. Фёдор, смаргивает слезы, закрывает глаза, и делает глоток, снова и снова.

— Эх тебя так всё расстроило. Честно, ситуация выхода нет, да? — в наушниках Шарлотты он слышит строчки Палайе.

Моя жизнь не значит для меня так много,

Так что я живу для тебя,

Да, я живу для тебя,

А ты видеть меня не можешь.

Так в чём смысл этой

Грёб*ной катастрофы?

Я жду, когда начнется моё время,

При этом растрачивая его,

Растрачивая его.

Я глотаю эти таблетки, чтобы убить немного времени,

Ведь я поник,

Я поник.

Пел знакомый голос, уставший и больной, с неизвестным надрывом и наверное пустотой в голове, которая бывает при моментах жесткой атаки прожитой жизни, а особенно чувств.

— Честно говоря, знаешь, мне давно стало трудно это выносить, так давно, что я даже не помню, когда это началось, — она болтала ногой в белом кожаном кросовке на голую ногу, при этом явно не испытывая никаких неудобств, свой неизменный джинсовый комбез она так и не сменила на привычные джинсы с клешем. Она попробовала немного свой Гоголь-моголь и прикрыла глаза, переживая кадры ощущений, ловко развалившись на периллах, не падая. Был бы здесь метафорический хвост, он бы змеёй кружил бы по её бедрам. И это бы его чертовски соблазнило.

Он не спрашивает: «И ты…?» Понятно без слов. Вместе прошли… Вместо этого говорит информацию про себя:

— Я всё узнал, — наверно это того стоило. Какой у неё взгляд красивый, светящийся, с эмоциями, переживает. Он втягивает часть в себя, хранит бережно, где-то в груди, нежно укрывает серыми крыльями, пока может. На губах его, он может с этим поспорить, ломкая улыбка, слабая, но ей много говорящая. Так как он открылся ей, он не откроется больше никому. Может, Стайлзу, но оно ему не надо. Ему интересен лишь внешний фасад, который он хочет разобрать по полочкам. Хех. Как знакомо.

— Это дер*мо сносит мне крышу,

Единственный известный мне дом — это моя кровать.

Я слишком ленив для самоубийства,

Я просто смотрю, как проходят дни, в надежде умереть.

— Знаешь, а балки тут хорошие… — тянет она, смотря снизу вверх на вечернюю худую луну с неловкими ломающемися в закатном свете звездами.

— Хлипые он, Шарл, — он бы достал сигареты, но теперь не хочется ничего делать кроме как пить гоголь-моголь, согревающий его холодное нутро. Возможно, если бы тут была ментальная медскорая, его бы тут же отвезли к ментальному хирургу, он повозился с его таким же ментальным, как у всех жителей телом и покачал бы головой в маске, говоря невнятный диагноз: неизлечимо болен, ничем не можем помочь…

— Что с тобой?.. — вяло интересуется Шарлотта.

Он говорит невесело, усмехаясь с выдыхом, сквозь зубы: — Неизлечимая дыра в сердце.

Напрягает себя и спускает всех своих бесов с поводка, выглядя измучанно и почти счастливо.

Шарлотта всё-всё понимает. Порой ему хочется сказать: «Чёрт, Шарл, не понимай всех подряд, оно того не стоит». Иногда он слышит как стучит молоток по дубу, но не поймёт где он. Однако, ничто не мешает догадаться.

С тоской всё оглядев, он вспоминает тот напев. И галантно подаёт Шарл ладонь.

После них остается гоголь-моголь на стенках барных стаканов. И тени их присутствия в доме.

Одинокий (перевод dark_ksen)

Надоело, устал быть один,

Всем пока, прощайте, я сам по себе.

Прости, мама, мне нужно идти,

Я вырыл себе могилу и называю ее домом.

Моя жизнь ничего особо для меня не значит,

Я живу ради тебя, да, ради тебя.

И ты не выносишь моего вида,

Так в чем же смысл этой греб*ной трагедии?

Я жду, когда начнется мое время,

Трачу его, трачу.

Глотаю эти таблетки, чтобы убить время,

И забываюсь, забываюсь.

Это дер*мо выносит мне мозг.

Единственный дом, что у меня есть — это моя кровать.

Слишком лень совершать суицид,

Я просто наблюдаю, как проходят дни, в надежде умереть.

Надоело, устал быть один.

Всем пока, прощайте, я сам по себе.

Прости, мама, мне нужно идти,

Я вырыл себе могилу и называю ее домом.

Размышляю о своих похоронах,

Например, о том, кто придет, наверняка никто.

Эй, пап, а сейчас ты бы пришел?

Просто похоронить своего мальчика.

Ты сильно огорчил меня, когда меня бросил.

Я всё ждал и ждал.

Я всё ждал и ждал.

Глотаю эти таблетки, чтобы убить время,

И забываюсь, забываюсь.

Это дер*мо выносит мне мозг.

Единственный дом, что у меня есть — это моя кровать.

Слишком лень совершать суицид,

Я просто наблюдаю, как проходят дни, в надежде умереть.

Надоело, устал быть один,

Всем пока, прощайте, я сам по себе.

Прости, мама, мне нужно идти,

Я вырыл себе могилу и называю ее домом.

Комментарий к Глава 17. Счастье — это позитив в моём доме.

Извините, сейчас что-то всё не очень. Я бьюсь над текстом то в истерике то в тихой пустоте в своём сердце. Чувствую себя выпотрошенной горбушей, которая всё метает и метает икру, вопреки логике, законам и смыслам. Могу сказать определённо: жизнь моя идёт под откос, что-то внутри меня сломалось настолько сильно и необратимо, что я порой проливаю слёзы ни о чёми ни о ком, всё время хватаясь за гнилые верёвки, зная что они порвутся. Вот я падаю и внутри происходит крушение. Приходит понимание, что йоу, этот чел подорвался на себе же, не вывозит эту борьбу и вообще похож на свежий труп с украденным сердцем, несчастный любитель огня. Хочется конечно высвободиться от этого дна, куда затягивает всё настойчивее, но блин, даже близкие тянут туда.

И главный вопрос: как собраться заново? И опять вывозить?

Честно говоря мне этот год дался очень тяжело, тяжелее всех прочих годов. Куда сильнее он бил по моей психике, чем по телу, блин, не знаю даже что вообще пострадало. Я всё теряла в нём без остановки всё что было, без конца разочаровывалась в себе, мире и людях. И ещё подсела на откровенность, вы уже заметили, да? Как по мне так себе, только зашивать себя по новой и так же заново открываться. Мазохизм откровенный. Заметили что люди больше кричат?Как бы говорят, заметьте бля. А порой от этого желания хочется уйти как Джек Лондон. Так вот я о чём: начала понимать людей, не принимать, порой я вижу точки невозврата и тот момент когда всё рушится.Жутко, брр,но не жутче стука молотка огроб

========== Глава 18. Хороший человек живёт дальше. ==========

Часть вторая. Неожиданно взрослые люди.

Если бы хоть кто-то сказал Стайлзу, что его брат ни с того ни с сего сорвётся с места с той докторшей и станет слать письма разного содержания, то он бы отставил колу и сказал:

«Чувак, да быть такого не может!!!»

Однако, может, и сталось бы так, что он бы заметил странности в поведении и разные отклонения раньше, до переломного момента.

Много чего заметил бы. И не только в брате.

Поди кто знает, чем сейчас занят тот странный оборотень, переставший следить за ним.

— Стайлз, всё в порядке?

— Всё в порядке, пап. Не сомневайся.

Знал бы ты как.

Впрочем, Стайлзу порой кажется, что он знает. Порой он видит, как хмурится его отец, когда думает, что он не замечает. Как порой смотрит на трубку, словно на не расколовшегося преступника, или разговаривает по ночам с кем-то, явно через новенький телефон, неодобрительно высказывая своё мнение, ходя по кухне, залу и в конец разговора садясь на диван, обессиленно откидываясь на скрипящую спинку.

Вот это он порой замечает. И мимо окон опять прошёл Хейл.

Он не замечает это. Чувствует.

И что с ним делать? Красные линии молчат и соединяют сотни зацепок. Вырезки, распечатки, фотографии.

К ним присоединяется новые. Прикрепляет он их подальше от основной части, магнитиком. А после закрывает синей тканью с пробными принтами.

Волк всё ещё бродит.

Стайлз передумывает. Фотографии осторожно помещаются в чёрную тетрадку с белыми лисами. Тетрадка, с промедлением, — в его секретное место. Волк уходит, дощечка опускается на место. Рябиновая.

Утро, пустой рассвет.

Стайлз спал сидя, сложив пальцы домиком. Перед ним безобидная карта окрестностей, мотки вышивальных ниток и много бисера.

Была бессонная ночь.

Наивная амёба.

Скотт уныло делал домашку, чиркая какую-то чушь по геометрии и ища ей доказательства. Его постоянно тянуло выпрыгнуть в окно и… На этом моменте его воображение стопорилось.

Естественно, ему хотелось наблюдать за Эллисон. Но… Некрасиво это. Да и совесть, почему-то голосом Стайлза, насмехалась над этим желанием и советовала сидеть ровно.

Конечно, ему это говорил это Стайлз, когда узнал о его «лохматой проблеме», угрожая Шекспиром и «не дай Дракл Скотт!».

Но…

Было ещё одно но, даже два.

1.Отец Эллисон охотник.

2. Дерек, чтоб его, Хейл.

Первый хочет его прикончить как оборотня.

Второй с его помощью убить другого оборотня.

Вот это проблема.

Юный оборотень думал свои думы о многом на уроке химии, но не о главном.

Но это уже другая история.