Молния Жизни [Артемий Валерьевич Карно] (fb2) читать постранично, страница - 3

которые рассказывали о суровых испытаниях его жизни и о победах в землях Франции. Наш унтер был сыном одного сельского лавочника, патриота Германии, поэтому, когда началась Первая мировая война, его семья без лишних слов встала на защиту своей родины.

Отец заставил спокойного юношу, пытавшегося выучиться на учителя математики, пойти на фронт под предлогом того, что если он не выберет путь мужчины, то с ним никто не будет считаться.

Но даже не это волновало молодого человека, его беспокоила та страшная будущность, накрывшая его с головой в немецких окопах под Верденом.

Их роту пригнали на выжженное поле, где деревья существовали только своими почерневшими от копоти стволами. Нескончаемый гул, свистки, призывающие к бесконечным атакам. Казалось, что земля, почерневшая от падающих на неё снарядов, желает надышаться человеческими остатками. Нам говорили, что до Парижа рукой подать, но с каждым днем приходило понимание, что до Парижа еще далеко. Вся сумятица закончилась лишь тогда, когда в очередной рукопашной атаке, Шульц столкнулся с молодым чернокожим французским солдатом. Он его успел проткнуть штыком в руку, а немецкие стальные нервы успели воткнуть нож в самое сердце. Единственное мгновение в жизни, которое не забудется никогда, если человек замечает за собой момент потери блеска глаз другого человека. На этом его война не заканчивается…

Если бы вы были в той комнате, то наверняка услышали бы, как проскрипела кровать, вещавшая о тяжести её хозяина.

Рано или поздно в лагере начинает бушевать обезьяна Гектор. Это похоже на бой старинных часов, практически в одно и то же время, за исключением нескольких дополнительных секунд. Если бы наш знакомый унтер-офицер проснулся, он бы услышал последние всхлипы умирающих скелетов. Пулеметные очереди совершенно безалаберно, с огромной мукой выполняют свою работу. Однако его это уже не волновало. Рука, затянувшаяся в госпитале, немного ныла от окопной сырости. На горизонте повисла долгожданная тишина, а река, медленно уносящая человеческую боль в близлежащий пролив, рассказывала убаюкивающие сказки. Раздался приказывающий тон, но Себастьян уже не торопился рваться в атаку, он просто сидел, уткнув свое лицо в изнывавшую землю. Если бы Шульц смог выглянуть из окопа, как это сделал его друг, Генрих, которому пуля пробила шею, то он бы увидел медленно ползущих механических существ, рычащих как свора голодных собак.

Во сне был только страх. Эти металлические создания уничтожили остатки живого на земле, перемолов, как это делают жернова в деревенской мельнице, уходящие человеческие жизни.

На слуху осталось только одно – всепоглощающая партия музыки войны. Свистки были сигналом для игры на скрипке, а крики были трубным собачьим лаем, призывающим к действию. Но после начала всегда раздавался писк, молящий и просящий о снисхождении Бога в этой абсолютной западне.

День 2:

Шульц пришёл в себя. Сердце его разорвалось и вышло в этот мир, наверное, чтобы спеть серенаду, которая бушевала и просила выхода, как просит вода у камня, когда пробирается через скальные породы, чтобы выбраться к свету. Себастьян взял свой Маузер с расцарапанным прикладом, рассказывающий о непреложной истине. Умывшись и надев свой мундир, он спустился к уже ждавшему его завтраку. Паулина как всегда была на высоте, её омлет с теплым хлебом поражал воображение. Правда, хлеб более не представлял собой что-то домашнее и спокойное, а лишь волновал разум, так как напоминал о непрекращающемся голоде в бараках.

Но, когда на тарелке Себастьяна остался последний кусок вкуснейшей пищи, в его язык внезапно впилась острая вилка, что тут же напомнила о битве при Сомме.

Некое человеческое забытьё хотело напомнить о себе, чтобы быть услышанным, но, увы, тут был жар, румянивший кровь людей. Странно, что все именно так… Шульца тогда нашли обессиленным. К счастью, он умудрился некой внутренней силой уничтожить танк, подкинув зажигательную смесь, а также застрелив подбегавших англичан в нескольких метрах от своего окопа.

– Паулина, у вас прекрасный омлет!

– Спасибо, я старалась.

Уже на протяжении нескольких недель дом, приютивший знакомого нам человека, отдавал сухим осуждением. Этот прекрасный домик в три этажа располагался на огромном холме, открывающем вид на бараки, огражденные колючей проволокой и её… Трубу, из которой ежесекундно шел дым. Как ни странно, на тропинке, ведущей в лагерь, обитали прекрасные цветы, но внимание чуткого любителя природы приковывал не этот разноцветный пейзаж, а труба. Она манила как первая любовь, открывшая дорогу в грубые разговоры о женщинах. Шульц стал вспоминать, как он должен ощущать слова, чтобы быть к ним безразличным. Он видел, как была его семья, а потом сквозь огонь войны лица оплавились, память о запахе выветрилась. Все просто исчезло. После дикого огня Первой мировой войны наступило долгожданное затишье с тёплым и безветренным днем, со светло-синим небом. Каменное здание с трубой – это