Пернатый [Д.Ч.] (fb2) читать онлайн

Д.Ч. Пернатый

Ну что, друг мой? Приступим? Вижу, по взгляду, желание узнать уже, что к чему, велико. Вон, аж глаз даже дёргается. Хорошо, утомлять не стану, но, прежде, задам парочку вопросов. Простых. Надеюсь, вы помните слова, какими заканчиваются многие отечественные сказки? Да-да: «Сказка ложь, да в ней намёк…» и так далее по тексту. А какое главное слово в этой фразе, задумывались? «Намёк»? Вы серьёзно? Ну, что ж, поздравляю вас, ошибочка вышла. Главным в этой фразе является слово «ложь». Именно оно! И самое забавное в том, что если относительно состава персонажей событий я бы посомневался в наличии неправды, то в описании самих событий ложь растекается неукротимым потоком.

Хотите доказательств? Что ж, я сам давно хотел поведать одну историю, о том, кого молва да сказочники (ох, уж, эти сказочники, ох, уж, эти сказочки!) превратили во врага рода человеческого. Но вот факты говорят об обратном. Уже интересно? Что ж, тогда читайте.

***

Он сидел за столом. Своим столом. Во дворце, что сделан был в огромной пещере его давним другом – Кошем. Нет, он, конечно, мог бы и не перекидываться. Так и сесть трапезничать громадным и чешуйчатым. С одной, тремя, пятью и так далее (тут как подскажет фантазия и желание) головами. Но, нет. Просто он был не в духе. Хотя и это определение было неточным. Скорее, он был в раздражении, гневе и на излёте душевного спокойствия. Не хватало всего одной, но тяжёлой капли, которая стала бы катализатором словоизвержения и выплеска препоганейшего настроения на всё, что окружало его. Нет, конечно, можно было бы вместить свою злость и мизантропическое настроение на тех, кто, собственно, его и породил. Но тогда опять поползут слухи. За слухами начнут приползать бродяги, которым «любопытственно посмотреть на гадину летучу, многоглаву и огнепыхающу». И ведь наплетут такого, что хоть святых выноси. А там придет черёд и богатыришек и рыцарей, которым подавай не только битву, но и его накопления. Да, какие, на фиг, накопления? Они что, смеются? Издеваются? Максимум, что есть – посуда из серебра. Вот и все накопления. Хотя… Тут – да, покривил маненько душой. Десять лет тому, когда местные бандюки грабанули местного же богатея и свалили всё на Горыныча, он не поленился найти их, спалить до подметок (ну в смысле, чтоб только подметки от них остались), а награбленное забрал себе. В качестве компенсации морального вреда за поклёп. Правда от того награбленного осталось шиш да немного. Бандюки все прожрали и пропили. Пришлось забирать то, что было. Обидно было. Но отношения к нему среди местного населения это не изменило.

«Вот ведь неблагодарные!» – думал он и варился в своем гневе, – «Сколько раз я их портки от половецких, кипчакских и прочих набегов спасал? И хоть бы какое-то проявление благодарности… Ничего! Вообще ничего. Зачем меня еще гложет жалость к этим убогим? Про более ранние мои подарки и обучения – уже и не помнят. А когда-то я с ними дружил… у нас был этот… как его… взаимовыгодный сиб… син….симбиоз. Во! Даже учил их чему-то полезному. Даже родича своего привлек к этому восточного. Как его, бишь…. Ах, да, Чунь-Юнь… Так эти подлецы его в Чуду-Юду перекрестили и добросовестно прибили. А за что? За то, что от них же свои угодья, которые по соглашению с этими людями и получил, защищал…»

Из ушей вырвался едва заметный дымок, из ноздрей на выдохе вырвались искры и пламя. В глазах появился багровый оттенок свирепости.

«К анчутке всё! А то они и меня так же грохнут. Но вот куда податься… Видимо туда, где я лицо новое. И где не будет этих… ни местных, ни европейских. Особенно этрусков и латинян. А то вон по сию пору в трауре хожу по дяде. По-подлому ночью грохнули. Толпой накинулись и… Покойся с миром, мой дядюшка Эли. Как мне тебя будет не хватать!»

Слёзы предательски потекли по щекам… Скупые мужские слезы… но вот одна упала на стол и прожгла в нем (это в каменном -то дереве) дырку насквозь.

«Всё! Пора уходить. Лучше уйти, чем оказаться покойником, с которого ради какой-то сомнительной радости сняли шкуру. Ночью – в путь».

Стук в ворота отвлёк Змея Горыныча (а это был именно он) от грустных размышлений. Он осторожно подошел к окованным железом (именно железом, а не бронзой!) воротам и глянул в потайную щёлку. И облегчённо выдохнул. У порога его дома стоял старинный друг – Кош. Он скинул засов, повернул в скважине ключом, раздался щелчок, и дверка в воротах открылась.

«Кощеюшка! Друже дорогой! Как же я рад тебя видеть! Заходи, заходи скорее! У меня как раз меды созрели. Нужно чтоб ты отведал пока я …»

Договорить он не смог. Но Кош уже всё понял.

«Неужто бежишь?» – то ли с сочувствием, то ли с досадой спросил он Горыныча.

«Бегу… Сил никаких не осталось. И поклёп на меня, и охоту устраивают постоянно, и всё добро, что делал им – забыли. Одни только расказни бродяг безумных, да жадных ратников. Вот, посмотри сам, до чего меня они довели!» – и перекинулся в Змея. М-да… видок у ящера был еще тот. Чешуя поблекла, стала тусклой и серой. Местами начала осыпаться. Даже кожистые крылья покрылись сеточкой мелких дырочек. Только глаза оставались живыми и горели огнём.

«Вижу, братец, как тебя припекло… Не виню. Но давай сначала определимся куда ты собрался лететь. И в каком виде. Вот в таком виде – ты только пешеход. Наблюдал давеча как ты чапал до своих угодий пешком. Ответь: почему? Ладно, молчи. И так всё вижу. Достали тебя сурово. Посему тебя надо приводить в порядок, иначе убьют тебя на первом переходе. Готов?»

«Что ты задумал, брат?» – испуганно вытаращил глаза Змей.

«Не бойся, подшаманю немного, чтоб всё-таки летал. Но прежде, вернись в человеческий облик, и давай попробуем найти тебе убежище, а то я еще одного друга лишусь!»

С этими словами Кош достал из котомки, висевшей у него на плече, огромное серебряное блюдо, у которого дно было большим, а краешки – узкие-преузкие. И яблоко наливное. Желтое.

«Ну, садись, мой друг, будем смотреть твое новое место жительства».

Змей не досмотрел: так и заснул за просмотром…

…«Братец, пора просыпаться!» – раздался над ухом у Змея приятный голос Коша. Вкрадчивый и зовущий.

«Ы-ы-ы-ы-х-х-х-х…» – зевнул Горыныч, – «Дружище, дай поваляться. Глаза никак не разомкну».

«Однако, сударь мой, вы и лентяй!» – подколол его Кош, – «Пора подниматься, и теперь уже посмотреть на себя после того, как я сумел тебя подлатать. Поверь, это мне далось большими усилиями. Запустил ты себя просто безбожно…»

Закончить свою «речь» Кош не успел. Ибо Змей уже смотрел на себя в зеркало, что висело на северной стене дворца.

«Эт…это как п-понимать?» – выдавил он из себя, когда первый шок прошёл. Из зеркала на него смотрел весьма симпатичный змей, у которого по всему телу были то ли перья, то ли чешуя, сильно смахивавшая на перья. Кожистые крылья исчезли, вместо них красивейшие крылья из перьев. Или это всё-таки такая чешуя? А еще он был зеленым. Но когда свет попадал на чешую – она вся покрывалась радужными разводами.

«Ну-ка, братец, пыхни огоньком. Только не в мою сторону», – попросил Кош. Горыныч от неожиданности не сразу сообразил, что к чему, и потому пальнул в свое изображение в зеркале. Надо отдать должное – выстрел вышел мощным. Если с зеркалом ничего не произошло (как-никак Горыныч сам ковал его и шлифовал), то вот каменная порода вокруг и за зеркалом – оплавилась сильно. Даже потекла, как восковая.

«Ну вот», – удовлетворенно крякнул Кош, – «А теперь пусти из пасти радугу!»

«Ты что, издеваешься надо мной?» – возмутился Змей.

«Нисколько», – с самым серьёзным видом ответил Кош, – «тебе предстоит лететь в один край благодатный. Люди там необразованные. Учи их, просвещай. Там тебе место. Для тебя там будет безопасно. Но если ты хотя бы раз увидишь там европейца, знай, тебе пора уходить и оттуда. Вот тебе медальон, с помощью которого ты сможешь связаться со мной, когда надумаешь вернуться. По дороге разберешься, как им пользоваться. А сейчас пусти радугу».

Змей пожал плечами, точнее тем, что было вместо них и открыл пасть. Оттуда вырвалась радуга. Такая сочная, яркая, что Змей на секунду зажмурился и захлопнул свою пасть.

«Ну, вот и замечательно. К отправке в новое место назначения ты готов. Попасть туда я тебе помогу. А теперь давай потрудимся с тобой над легендой. А то это будет просто позором – импровизация без темы и знаний. С этого момента твое имя…»

***

«О, великий Се Акатль Накштиль Топильцин Кетцалькоатль! Истинно ли ты решил уйти в небесный чертог, уготованный тебе провидением?» – с дрожью в голосе произнес второй жрец храма Кетцалькоатля.

«Да мой друг, пришла пора простится с этим миром и стать кем-то большим, чем просто владыка тольтеков. Тем более я получил откровение от него!» – и Змей глазами показа вверх, намекая на истинного отправителя откровения.

«И что же было в том откровении, о, владыка?» – содрогаясь от священного трепета и опустив глаза спросил второй жрец.

«Там было то, что на меня снизойдет дух самого Кетцалькоатля, и я соединюсь с ним навсегда».

Жрец поднял глаза на владыку тольтеков. От того, что он увидел, бедняга остолбенел и рухнул в обмороке.

«Эк его…» – с досадой подумал Змей, – «Да, не досмотрел я, надо будет сказать ему напоследок, чтоб в жрецы брали только людей с крепкими нервишками. Желательно, с толстыми, как корабельные канаты».

Крылья Пернатого Змея обмахивали бедолагу жреца, а хвост легонько шлепал его по щекам, пытаясь привести в чувство. Наконец жрец простонал и с усилием открыл глаза.

«Стоять!» – рявкнул Горыныч на жреца, предугадывая, что тот решил второй раз за последние пять минут уйти в глубочайшую несознанку. Это возымело действие. Глаза жреца раскрылись настолько широко, насколько позволял разрез глаз. В них отчетливо читался и страх, и благоговение, и гордость! А меж тем, ему было чем гордиться: он, один из немногих смертных удостоился чести лицезреть их божество – Пернатого Змея.

«Смотри на меня и слушай внимательно!» – просвистел Горыныч тихонько в ухо жрецу, – «Вот и свершилось откровение. Я принял на себя дух великого Кетцалькоатля и стал его прибежищем и телом. Отныне ты верховный жрец. Помни, что я говорил тебе и всем тольтекам. Когда понадобится во мне острая нужда – достаточно произнести самую искреннюю молитву Пернатому змею. И я приду. А сейчас – я покидаю тебя. Мне пора».

И Пернатый Змей взмыл в небеса. Легко и непринуждённо он несся среди облаков.

«Как же давно я этого не испытывал!»

***

Ферна́ндо Корте́с де Монрóй и Писа́рро Альтамира́но остановился перед фреской, разглядывая причудливые узоры на шкуре Пернатого змея. «Свита» конкистадора занималась традиционным для них делом – грабежом и насилием. А в противоположном углу святилища стоял никем не увиденный, незамеченный человек. Самым странным образом рисунок на его одеждах повторяли тот же причудливый узор, что так пристально рассматривал Кортес на изображении Пернатого Змея.

«Фернандо, что вам нужно от этих людей?» – произнес наконец этот человек. Кортес вздрогнул и резко обернулся.

«Опустите свою пукалку. Мне она не причинит вреда. Равно как и этот толедский клинок. Может для людей он и хорош, но мне они не страшны».

Кортес медленно, как во сне, опустил свой кремнёвый пистоль. На землю упал длинный клинок.

«Значит вы и есть этот самый Кесалколалтл?»

«Фернандо, вам не говорили, что коверкать чужие имена – верх неприличия и неуважения к собеседнику? Моё имя – Кетцалькоатль. И мне ничего не стоит уничтожить вас и вашу банду грабителей, насильников и мародеров. Но я не стану этого делать».

«На всё воля Господня», – изобразив набожность произнес Кортес и истово перекрестился.

«Не богохульствуйте. Одного этого достаточно, чтоб я разорвал вас на части. По крайней мере тут проявления Его воли нет. Тут исключительно вариант проявления моей воли. А по сему извольте ответить на мой первый вопрос.

Кортес ответил. Честно. Ибо понимал, что юлить и говорить откровенную чушь о величии Испании, короля, а, тем паче, Церкви – смысла нет: его собеседник видит ложь.

Тот, кто звал себя Кетцалькоатль помрачнел. Медленно он обернулся пернатым змеем и повис над Кортесом.

«Если я убью вас – взамен придут другие. Более дерзкие, более жестокие, более жадные. Противостоять всем я не смогу. И тогда те, кто тут живут, уйдут в юдоль скорби. Все. Я этого не желаю. То, что вы не солгали – уже правильно. Фернандо я оставляю вам эти земли. Берите то, что желали. Но будьте с местными добрее. А я уйду. Я не нечистый и действую не его силой. Я простой древний. И мои силы иссякают. Прощайте. И помните мою просьбу».

Хлопок, раскаты грома. В святилище ворвался влажный ветер, наполнив помещение запахом дождя. Кортес смотрел на фреску, разглядывая тающие причудливые узоры на шкуре Пернатого Змея. Изображение самого Пернатого Змея тоже таяло и исчезало…

***

Из челобитной земского комиссара Василия Штыкова городскому арзамасскому старшине:

«Лета 1719 июня 4 дня была в уезде буря великая, и смерч, и град, и многие скоты и всякая живность погибли. И упал с неба змий, Божьим гневом опаленный, и смердел отвратно. И помня Указ Божьей милостью Государя нашего Всероссийскаго Петра Алексеевича от лета 1718 о Куншткаморе и сбору для её диковин разных, монструзов и уродов всяких, каменьев небесных и прочих чудес, змия сего бросили в бочку с крепким двойным вином…»

Комментарий, сделанный рукой неизвестного и вставленный на отдельном листке:

«Передайте Василию Ивановичу мою искреннюю благодарность: посадив меня во бочку он помог мне справиться с похмельем. Крепкая водочка в запасах у земскаго комиссара. Тем, кому навредил – прошу прощения: сие не со зла, а только из-за жуткой болезности похмелья… Пусть меня не ищет. Мужичков, кстати, тоже. Перепились и потопли в болоте. За сим прощаюсь и желаю здравствовать. Г.П.З.».

***

Из донесения есаула Скоробогатько А.И. – командира казачьего разъезда Уральского казачьего войска, от 14 июля 1858 года:

«В киргизской букеевской орде случилось диво. В степи, неподалеку от ханской ставки, среди бела дня упал с неба на землю огромный змий, толщиной с самого большого верблюда, а длиной саженей двадцать. С минуту змий лежал неподвижно, а потом, свернувшись в кольцо, поднял голову сажени на две от земли и сильно, пронзительно, подобно буре, зашипел. Люди, скот и все живое в страхе попадали ниц. Думали, что настало светопреставление. Вдруг с неба же спустилось облако, подошло к змию саженей на пять и остановилось над ним. Змий прыгнул на облако. Оно окутало его, заклубилось и ушло под небеса».

Комментарий, оставленный на отдельном листе, пришитый накрепко к донесению:

«Рад, что вам, есаул, понравилось мое представление. Думаю, в следующий раз устрою что-нибудь более фееричное. Хотя, зная дикия нравы местных кыргызов, сочту за разумное отказаться от этих планов. Ибо, жить желаю долго и счастливо. За сим прощаюсь и желаю здравствовать. Г.П.З.».

***

Из рапорта командира 4-й разведроты 48 запасного стрелкового полка 36 запасной стрелковой дивизии (бригады) Ленинградского фронта от 22.10.1942 г.:

«21 декабря 1942 года, находясь на выполнении задания в районе южного побережья Ладожского озера, я и моя рота стали свидетелями уничтожения немецкой диверсионной группы. В 13 часов 15 минут, то есть спустя пять часов с момента выхода разведроты на точку, я и мои подчиненные наблюдали атаку некоего существа, сильно напоминавшего своим видом дракона или персонажа русских народных былин Змея Горыныча. Ни я, ни мои подчинённые не стали бы утверждать, что это было на самом деле, если бы не видели этого собственными глазами. В результате атаки огнедышащего дракона были уничтожены семнадцать немецких диверсантов. В качестве доказательства к настоящему рапорту приложены жетоны снятые с испепеленных тел немцев…»

***

Москва. Конец 2019 года. Государственная Дума. Седьмой этаж. На двери в кабинет висит табличка: «Помощник Депутата Государственной Думы. Горынин Петр Зиновьевич»

К двери подошёл молодой человек и постучал. После стука – приоткрыл дверь и обращаясь к находящемуся там лицу сообщил:

«Пётр Зиновьевич, вас просит к себе срочно глава фракции. Предстоит серьезное фракционное совещание, а оно, между прочим пройдет в конференцхолле в Новой Москве. И ваше присутствие обязательно».

«Сергей Павлович», – раздается из глубины кабинета, – «Для начала, закройте дверь снаружи. Второе, идите к себе. И пока идете, позвоните и передайте Владимиру Вольфовичу, что я буду ровно через пять минут…»