Виртуальная терапия [Глеб Сафроненко] (fb2) читать онлайн

Глеб Сафроненко Виртуальная терапия

Глава I

Диспансер

На дворе был понедельник двадцатого января две тысячи двадцатого года. Был, но прошел и больше уже никогда не вернется. Как и всегда для кого-то этот день был радостным, для кого-то трагичным, для кого-то самым обычным серым днем, ничем не отличающимся от множества других таких же. Некто идущий по улице небольшого провинциального, но вовсе не уютного городка счел этот день днем тягостного предзнаменования чего-то плохо, но неизбежного. Этот нЕкто все последние дни считал таковыми, он во всем вокруг видел что-то тревожное, нехорошее, и предзнаменующее что-то совсем страшное, но что именно понять он не мог, так же как и не мог понять когда закончатся знаки и предзнаменования и произойдет само это – страшное, но неизбежное. Не то чтобы он хотел наступления чего-то страшного, он просто устал от гнетущего ожидания. В гнетущем ожидании жить просто невозможно, ведь оно проявляется во всем: в настроении, собственной речи, мимике, координации, в каждой мысли и каждом поступке. Человек, над которым нависло это гнетущее ожидание, чувствует себя так словно над его головой невидимая рука занесла очень тяжелый предмет, которым может ударить в любую секунду, отчего нЕкто был напряженным и скованным в движениях, эмоциях и словах, но пока еще чувствовал себя относительно свободным в своих мыслях. Поэтому он шел осознанно. Но куда он шел? Куда обычно идут люди утром в понедельник в будний день? Кто-то идет на работу, кто-то в учебное заведение, кто-то возвращается домой с ночной смены, кто-то от любовницы, супруг которой скоро должен вернуться с ночной смены, а кто-то и вовсе не идет никуда. А вот нЕкто одиноко шел в психоневрологический диспансер и был сильно удручен по этому поводу, но в действительности он не был один хотя и был одинок. В последнее время, как позже стало известно Максиму, так его звали, психоневрологический диспансер пользовался очень большой популярностью, по крайней мере гораздо большей чем городской народный театр «последний реверанс». Что именно угнетало Максима понять он не мог, то ли – это приближающаяся годовщина смерти Владимира Ульянова, то ли дата собственного рождения, что собственно было одной и той же датой в календаре. Завтра ему должно было исполниться тридцать три года, возраст и без того неоднозначный, а если учесть, что почти ничего из задуманного в детстве и юности воплотить в жизнь так и не удалось, то возраст уж и совсем удручающий. Увы, дело было не в смерти Ленина и не в собственном рождении, хотя не будь рождения не было бы и ничего остального. У Максима и раньше бывало такое состояние, обычно оно наступало и проходило (отступало) в течение дня, но на этот раз состояние неминуемой обреченности длилось уже больше месяца и даже предновогоднее и новогоднее настроение не смогли изменить данного состояния души и разума. Единственное что в жизни определенно и естественно неминуемо так это смерть, но смерти как таковой Максим не боялся, бессмысленно бояться неизбежного, и он это понимал. Он шел неизведанным ранее путем души, но дорогой знакомой телу и разуму, осознавая собственное состояние, но не желая его принимать и понимать.

Тревожные мгновения спустя, Максим зашел в психиатрическое отделение – психоневрологический диспансер, справа от входа был гардероб и это было правильно, так как привычка ходить внутри помещения в верхней одежде была неискоренимой для существенной части населения городка, что сильно раздражало другую, не менее существенную часть его же населения. На самом деле это было что-то сродни вредной привычке, только эта вредная привычка имела более твердую психологическую и идеологическую основу нежели банальное пьянство или табакокурение, хотя совершенно их не исключала. Эта вредная привычка давала людям главное – веру и надежду, возможно даже и любовь – любовь к себе, любовь к своей верхней одежде. Любовь слишком сложное и противоречивое чувство, чтобы испытать его недостаточно оставаться в верхней одежде, в некоторых случаях напротив, чтобы испытать всю полноту любви необходимо снять не только верхнюю, но и всю одежду, дабы обнажить свою душу. А вера в данном случае заключалась в том же в чем и надежда – пройдя в верхней одежде в общественное помещение человек испытывал в равной степени и веру, и надежду, ведь на время совершения этого акта волеизъявления надежда и вера становились единым целым, вознаграждая душу вольнодумца вселенской радостью, переполняя ее гордостью, но удерживая от греха, не давая гордости перейти в гордыню. Суть была в том, что человеку, гражданину, россиянину, в конце-то концов, воспитанием и отголосками общественной морали было негласно, а иногда и гласно (в данном случае приказом главного врача) запрещено находиться в медицинском учреждении в верхней одежде. Но он-то человек свободный! Он – личность, он имеет право, имеет право нахамить, плюнуть, нецензурного выругаться, не снимать верхней одежды. В этом и заключаются и вера и надежда и, конечно, самая большая иллюзия обывателя «я – человек свободный, у меня есть право». Несусветная глупость, конечно, но видимо, иллюзионистов вполне устраивает такая постановка вопроса – лишь бы обыватели не лезли туда где у них действительно должны быть права и свободы.

Из-за перегородки гардероба на Максима с вызовом посмотрела полная женщина средних лет, одетая в жилетку поверх плотного свитера с длинным воротом. Она естественно знала о вольнодумцах и приняла Максима за одного из них, это он понял по ее вопросительному взгляду. Его чаще всего принимали за того, кем он на самом деле никогда не являлся, он, конечно, был вольнодумцем, но совсем иного толка, ватно-синтепоновый протест не был его стезей. Максим постарался придать своему лицу максимально доброжелательное выражение, дабы не принимать вызова массивной угрюмой женщины, не то чтобы он этого боялся, но вызовов в его жизни хватало, и направился к гардеробу, снимая на ходу пуховик.

– Здравствуйте! – сказал Максим мягким голосом, подойдя к стойке гардероба и положив на нее ученическую тетрадь, по сути дела это была не тетрадь, а медицинская карта, но в нашей медицине понятие медицинской карты (карточки) также абстрактно, как и понятие души в религии, все имеют особое представление о ней, все о ней знают и рассуждают, но где она находится и как выглядит в данный момент не знает никто. Точно Максим знал одно – каждый раз, когда ты появляешься в поликлинике вместе с тобой появляется карта и с тобой же она исчезает и при каждом новом появлении она абсолютно чиста. Было бы прекрасно если бы нечто подобное возможно было проделывать с душой.

– Здравствуйте! – нехотя ответила хмурая женщина.

Он уже сложил в рукав шарф и шапочку и был готов протянуть гардеробщице пуховик, но внезапно между ними втиснулась пожилая дама.

– Ой, возьми милая, – проскрипела она и протянула суконное советское пальто с лисьим воротником. А может быть и с песцовым, но лисий воротник в данном случае – символ незатейливой хитрости старушки, а писец даже в ее возрасте был бы слишком преждевременным и грустным, писец всегда преждевременен даже тогда, когда уже неотвратим и предсказуем, а он предсказуем всегда, хотя и умеет задерживаться.

На вид пальто было совсем новым, а соответственно провисело в шкафу не малое количество лет и если оно не было ровесником самой этой женщины, то уж точно было существенно старше и стабильнее, чем современная российская демократия. На голове старушки был приплюснутый берет, из-под берета торчали небрежно причесанные и также небрежно покрашенные хной редкие волосы.

Максим испытал противоречивые чувства: с одной стороны, он разозлился, так как понимал, что старушка сознательно протиснулась вперед него чтобы подчеркнуть свою значимость и вместе с тем его ничтожность в сложившейся социальной иерархии. С другой стороны, ему стало очень жаль старушку – человека прожившего целую жизнь, полную трудностей и испытаний, неожиданных перемен, неоправдавшихся надежд и не воплотившихся желаний, каждый день, независимо от времени года, облачающуюся в советское пальто, словно отрекшийся от всего мирского монах в схиму. Ему стало жаль человека, прожившего жизнь и способного подчеркнуть свою значимость только молчаливым, как бы случайным и едва заметным хамством. Мысли Максима рвались наружу, пытались трансформироваться в слова – но ведь на ней был берет. Право ношения головных уборов в помещении было особым правом, как право на ношение оружия для жителя Техаса. Этот (как и любой другой) берет был сродни высшей государственной награде, он обозначал особый статус его владелицы и являл собой квинтэссенцию российской свободы в провинции. Право (свобода) не снимать головной убор на столько свято что ни один гражданин, ни один чиновник, ни одна проститутка, даже главный врач «ГБУЗ АО Вольницкая городская больница» никогда не посмеют на него посягнуть.

Злясь на старушку, и одновременно с этим жалея ее, Максим разозлился на самого себя, обострив внутренние противоречия, натравив свою внутреннюю оппозицию на официальную власть, подняв свою душевную челядь против бездушного царя в голове. Царь в голове у Максима безусловно был, его логика всегда была железной и безошибочной, но за пределами царства она почему-то очень часто не работала, там логика оказывалась совсем иной, однако, опираясь на железную логику, власть «царя в голове» была достаточно крепкой. Но в последнее время старик начал сдавать из-за частых неудач во «внешней политике», он даже становился ближе к народу и не раз за последнее время напивался как последний босяк. Напивался конечно именно Максим, но вместе с ним пьянел и весть внутренний мир, это не помогало, «царь в голове» и народ трезвели, и с похмелья противоречия только обострялись.

В общем Максим должен был быть благодарен старушке в берете, она помогла войти ему в нужное состояние, именно в то состояние в котором надо идти на прием к психиатру. Оценивая ситуацию в своем внутреннем мире, Максим уже отдал верхнюю одежду в гардероб и успел дойти до нужного кабинета под номером двадцать шесть. Как ни странно, возле кабинета совершенно не оказалось очереди, на обшарпанной лавке- напротив кабинета сидел только какой-то долговязый субъект с покатым морщинистым лбом и засаленными всклокоченными волосами. Он о чем-то очень эмоционально, но в пол голоса, как и положено воспитанному человеку, разговаривал с самим собою.

– Да ну на…! Ну куда это годится? Я тебе говорю. Мне совершенно никто не поверит, да я никому и не рассказываю. Я никому ни слова, – сказал субъект сам себе и добавил, приложив палец к губам, когда увидел Максима, – Т-с-с-!.

Максиму, как человеку не менее вежливому, не захотелось перебивать другого человека, он молча присел на лавку рядом с субъектом и безо всякого интереса открыл свою медицинскую карту. А тот, уже забыв про Максима, совершенно не обращая на него внимания, продолжил свой монолог.

– Ну какая свадьба? Куда я тебя приведу. Где мы с тобой жить будем? У тебя один корабль больше моего дома. Да люблю я ведь, я ведь люблю тебя, тебя, – немного путался субъект волнуясь. – У тебя, я прошу прощения, одна только попа красивее чем вся моя жизнь, волосы длиннее чем мой общий трудовой стаж. А глаза? А губы? Ну? Ну что ты сердишься? – виновато спросил субъект и задумчиво замолчал, кажется слушая ответ своей невидимой собеседницы.

Максим понял, что это был совсем не монолог, а полноценный диалог и с удовольствием послушал бы его и возможно даже поучаствовал бы в разговоре, так как уже начал вникать в суть, но, во-первых, он не слышал реплик собеседницы, а во-вторых, талон у него был на девять утра и на часах уже было ровно девять.

– Я прошу прощения что перебиваю, – деликатно вклинился парень в разговор, – но, уважаемый, вы не в двадцать шестой кабинет?

– Да нет, конечно, ну это все бред, ну бред же, – сказал субъект.

– Понятно, – ответил Максим, – А там кто-нибудь есть?

– Сама понимаешь, какие уже бабы при моем состоянии здоровья, – продолжал субъект.

– Понятно, – повторил Максим, встал с лавки и уверенно направился к кабинету. Но уверенность прошла, когда он дернул за ручку и дверь оказалась закрытой. – Вот это уже интересно.

– Да что тут интересного? – сказал субъект, словно отвечая Максиму, тот вздрогнул и оглянулся на субъекта. – У тебя там природа красивая, вода в реке чистая, небо голубое, вечное лето и вечная молодость. А здесь нищета, срамота, разруха, старость и смерть.

– Действительно, – согласился Максим и снова вернулся на лавку.

– И я к тебе не могу. Ну не могу, не сейчас. Не могу я все здесь бросить, нужен я здесь, чувствую, что нужен. Кому? Людям, хорошим людям. Прости меня! Ну подожди, подожди еще немного. Нельзя мне сейчас.

Субъект снова виновато задумался и опустил голову, будто ища ответ на неразрешимый вопрос под ногами. Максим из чувства солидарности тоже задумчиво опустил голову. Вдруг лицо субъекта прояснилось, очевидно выход был найден.

– О! – сказал он, указав на Максима, будто только что его увидел, – вот походящий тебе парень. Молодой, здоровый, красивый. Люблю тебя, но поскольку слаб в этом мире, а в твой уйти не могу, готов пожертвовать ради тебя своим счастьем, готов любя пожертвовать самой своей любовью. Живите счастливо, а я всегда буду тебя помнить и любить. Что скажешь? – обратился субъект уже к самому Максиму.

Максим в ответ почувствовал легкое головокружение, на самом деле в его душе, в его сознание происходило нечто похожее, но пока еще не столь выраженное и очевидное для окружающих. Он задумался: «Чтобы такое ответить?». Максим придумал, что у него: «к сожалению уже есть любимая женщина», но парню не пришлось лгать – выход нашелся сам собою.

– Т-с-с …, – прошипел его собеседник и стал слушать ответ своей неземной возлюбленной, кивая головой. – Конечно! Как же я сам не догадался? Он ведь тоже болен раз он здесь. Прости дурака! Извини, друг, – обратился он уже к Максиму и развел руками, – не судьба.

– Да ничего. Понимаю, – ответил тот и виновато пожал плечами. – Отдавать свою возлюбленную подальше от себя дурака, другому дураку – это сомнительное решение.

– Это точно, так может поступить только дурак, – усмехнулся в ответ субъект и продолжил свой разговор с возлюбленной, снова не замечая Максима.

А Максим был этому конечно рад «мало мне того что свои реальные и воображаемые персонажи надоедают, так еще для полного счастья не хватало поймать чужой глюк и потом самому искать на кого бы перебросить это внезапное счастье, эту неземную радость. Может ли интересно чужой глюк перекинуться, укрепиться и размножиться в моем и без того воспаленном сознании, как патогенный микроб, обладающий вирулентностью и попавший в уже ослабленный болезненным состоянием организм? Ересь конечно. Но самое страшное что в нашей жизни может быть все. Все что угодно».

Максим уже понял, что приема в кабинете номер двадцать шесть скорее всего не будет, поэтому мысли его далеко унесли от вирулентности чужих позитивных симптомов шизофрении, а ноги от самого носителя этого «позитивного» заболевания. Парень подошел к окошку регистратуры, возле которого естественно была очередь, перед Максимом стояли две пожилых женщины в головных уборах, а следом (за Максимом) пристраивался непоседливый юноша, который с определенной периодичностью вздрагивал всем телом и при каждом таком движении непроизвольно приближался к Максиму, тем временем старушка в берете что-то настойчиво поясняла в регистратуре, не спрашивала, а именно поясняла, но на то она и была в берете. Сопоставив периодичность вздрагиваний юноши и примерное время которое еще понадобится старушке чтобы высказаться, а также расстояние в нашей типичной очереди (такое чтобы никто не мог внедриться между ожидающими) Максим понял, что примерно через четыре вздрагивания на пятом он уже вздрогнет вместе с непоседливым юношей, а если отойдет в сторону то через семь вместе с нервным юношей вздрогнет вторая в очереди бабушка. И снова у парня начались внутренние противоречия и вздрагивать не хотелось и пропускать вперед вздрагивающего тоже не было желания. Максим занервничал, на лбу выступили капли пота, он демонстративно тяжело вздохнул, глядя на юношу, но тот вздрогнул в ответ то ли улыбнувшись, то ли оскалившись и, строго следуя категорическому императиву, стал еще ближе. «Нервенная дрожь» как и нотации старушки продолжались. Максим нашел мудрый выход из ситуации, он сместился в сторону, но оставил свою ногу, скорее даже бедро, между старушкой и дрожащим юношей. Хотя выход оказался не таким уж и мудрым – со стороны все выглядело так будто юноша сношает ногу Максима, если бы кто-то посмотрел со стороны – то все выглядело бы очень неприглядно, но благо всем было наплевать и на Максима и на дражайшего юношу.

– Да прекрати ты! – не выдержав сказал Максим. – Ты что пытаешься меня огулять?!

– А-а-а я, – харизматично ответил юноша и снова вздрогнул.

Старушки на удивление, как будто бы и быстро, закончили свои объяснения в регистратуре и обе разом удалились. А к юноше подошла женщина средних лет, с усталым и морщинистым лицом, сохранившим следы былой красоты, она решительно и снисходительно умерила пыл юноши. «Господи, да как же так!? За что это все людям?» – успел подумать Максим.

– Что вы хотели? – спросила его медицинская сестра в регистратуре.

– Здравствуйте! А Захаревич Марина Витальевна сегодня принимает? Просто у меня очередь на девять, а кабинет закрыт, – объяснил Максим.

– Вы знаете она совершенно неожиданно заболела, – ответила девушка с сожалением.

– Понятно, – сказал Максим трагично, комично улыбнулся и собирался уйти.

– Подождите, заведующий отделением часть ее пациентов сегодня сам примет. У вас что-то срочное? – с участием спросила девушка.

– Я не думаю, все нормально. Ничего срочного, – ответил Максим, непроизвольно зажмурив глаза, видимо его снова накрыло – невидимая рука взмахнула тяжелым предметом над головой, но остановила его в сантиметре от темечка, а затем снова занесла и парень непроизвольно немного съежился всем телом.

– Подождите, – сказала сестра, пристально посмотревшая на Максима и видимо не согласившаяся с тем, что у него все нормально. Девушка сняла трубку телефона и что-то тихо сказала, затем улыбнулась после ответных реплик своего собеседника, затем засмеялась. – Извините, – снова обратилась она к Максиму, положив трубку. – Заведующий отделением вас примет, пройдите на второй этаж в двадцать девятый кабинет.

– Спасибо! – ответил Максим, и мысленно добавил, – вот есть же нормальные люди, даже вредные бабушки не смогли ее из себя вывести, а то куда не придешь, кого не встретишь везде ….

Нельзя было подняться на второй этаж и оказаться в двадцать девятом кабинете, так чтобы не пройти мимо странного субъекта, который сидел уже молча и похоже трепетно и страстно, грустя от предстоящей и неминуемой разлуки, обнимал свою космическую девушку. Максим прошел мимо субъекта и оказался у двери двадцать девятого кабинета, как ни странно там не было очереди. Он постучал в дверь.

– Войдите, – услышал он в ответ.

– Здравствуйте! – заглянул парень в кабинет, приоткрыв дверь.

– О! Рад вас видеть! Лучше поздно чем никогда. Хотя, к нам никогда не поздно. Но и слишком рано в нашем деле, тоже не бывает, – сказал мужчина в белом халате увидев Максима, встал из-за стола и пошел ему навстречу.

Парень немного растерялся и заерзал в дверном проеме, теребя дверную ручку, попеременно то приоткрывая, то прикрывая дверь.

– Не беспокойтесь о двери, вообще, ни о чем не беспокойтесь и не нервничайте, – сказал доктор, доверительно кивнув головой, и заговорчески подмигнул Максиму, так будто бы их связывала какая-то тайна.

Доктор подошел к парню и протянул ему руку для приветствия. Максим, не отпуская дверной ручки, держа под мышкой тетрадь (карточку) протянул руку в ответ, все еще не решившись окончательно расстаться с дверью.

– Леоненко Андрей Сергеевич, – представился доктор, – да оставьте вы в покое эту дверь, уверяю вас – с ней все будет хорошо, она знаете ли очень стабильна и устойчива, большинству из нас о такой стабильности и устойчивости только мечтать.

– Я в этом нисколько не сомневаюсь, – ответил Максим.

– Вот и славно. Проходите, – сказал доктор не сильно, но настойчиво втянув Максима в кабинет за руку, иначе тот бы еще долго расставался с дверью.

Андрей Сергеевич отпустил кисть Максима взял его под локоть и ровно сопроводил к мягкому дивану из кожзаменителя, располагавшемуся вдоль стены перпендикулярно столу доктора. По мнению Андрея Сергеевича, так было проще общаться с пациентами с одной стороны доктор видел лицо и мимику пациента и мог считывать его состояния, ну насколько конечно мог, с другой стороны у пациента не было необходимости смотреть доктору прямо в глаза как на допросе, что делало пациента более общительным и открытым. Жалюзи на единственном окне в кабинете были опущены, и без того слабый дневной свет, затянутого снежными облаками солнца, почти не проникал в кабинет, на столе доктора стоял включенный ноутбук, рядом с которым располагался старорежимный металлический светильник на гибкой ножке, который Андрей Сергеевич включал чтобы при необходимости сделать записи в документы установленной формы или что-нибудь прочитать, не нарушая атмосферы доверительной беседы.

– Присаживайтесь поудобнее, – сказал доктор и отправился к своему рабочему столу.

Максим молча сел на диван, положив рядом тетрадку-карточку, правда сел он не особо удобно, а как-то по-пионерски строго и если бы перед ним стояла парта, то он обязательно сложил бы руки, как и надлежало прилежному ученику, он их и сложил, но только на животе.

– Ну? Что вас привело? – спросил доктор, расположившись на своем рабочем месте, щелкнул клавишей мыши, глядя в экран ноутбука и перевел свой взгляд на Максима. Да, некоторые люди подключают к ноутбуку мышь, так как работать с помощью тач пада не очень удобно, опять же некоторым.

– Я бы сказал, что меня привела необходимость, – рассудительно ответил Максим тщательно подбирая и проговаривая слова.

– Вижу, вижу, – согласился доктор, – ваши объятия с дверью были достаточно информативными. Ну а если чуть подробнее. Я вижу, что вы закрыты и это понятно – доверить личное и сокровенное совершенно незнакомому человеку не так-то и просто. Но, знаете, иногда гораздо проще доверить и довериться незнакомому человеку именно по той причине, что ты его не знаешь. Если вы меня понимаете.

– Конечно. Более чем понимаю, – ответил Максим, немного подавшись вперед, – были случаи, когда я высказывался незнакомым людям и становилось легче, но чаще доводилось выслушивать незнакомых людей.

– Прекрасно, – сказал доктор, – вы поймите меня правильно я и не собираюсь лезть к вам в голову и уж тем более в душу. Прием у нас – это не сеанс психотерапии как в американском кино, прием у нас – это, прежде всего, оказание медицинских услуг по полису ОМС, – усмехнулся доктор, но Максим был по-прежнему суров и растерян. – Да, не удалось шутка. Но, если без шуток, наше лечение это в первую очередь лечение медикаментозное. Вот мне и надо понять нуждаетесь ли вы в таком лечении или нет. Поэтому я задам вам несколько очень простых общих вопросов, потом вы подробнее расскажете, если сочтете нужным, что же вас беспокоит, а я назначу лечение и раз-два в неделю будем с вами встречаться – отслеживать так сказать динамику и если захотите, то немного расскажете мне о причинах вашего, как бы это сказать расстройства, недуга, если позволите. Ваши фамилия, имя и отчество?

– Светлов Максим Сергеевич.

– Сергеевич – это замечательно, – подбодрил доктор Максима, набирая текст на ноутбуке, очевидно заполнял карточку. Естественно ему и на бумаге что-то надо было написать, что и как он написал не суть важно, иной раз и в органах власти такое происходит что не разберешь, а здесь, все-таки, психоневрологический диспансер. – Угу, записано. Полных лет?

– Тридцать два.

– Отлично! Хороший возраст, – снова подбодрил доктор Максима.

– Образование?

– Высшее экономическое, высшее педагогическое и так по мелочи разные курсы повышения квалификации, корочки и прочее.

– Экономическое, педагогическое. Замечательно. Женат? Дети есть?

–Не женат. Детей нет, – немного смущенно ответил Максим.

– Это тоже не плохо, здесь совершенно нечего стыдиться. Во-первых, не в чем себя винить, во-вторых, еще только тридцать два, в-третьих, вам в ваши тридцать два больше двадцати пяти ни одна девушка не даст. А это почему?

– Почему не даст? – усмехнулся Максим.

– Шутите, – сказал доктор. – Однако слово «не даст» вас задело, – добавил он задумчиво и чуть слышно, – это уже что-то.

– Извините. Что? – переспросил Максим.

– Нет, нет это я о своем – профессиональном, – объяснил доктор. – Переформулирую вопрос. Почему вы так не по годам молодо выглядите? Потому что у вас была простая и сказочная жизнь?

– Да я бы не сказал, – ответил Максим.

– Тогда почему?

– Да, ну не знаю, – засомневался Максим. – Хотя, предполагаю к чему вы ведете. Но не факт.

– Правильно – потому что неженат. Вы уж поверьте моим сединам, – сказал доктор, улыбнувшись и, проведя ладонью по своему лысеющему лбу, – и лысине тоже поверьте. Они не врут. Двадцать лет женат. Мало того, что жена так еще и две дочки, ух ведьма и ведьмочки, люблю их, конечно, но не о том речь. Все у тебя еще впереди. Не расстраивайся.

– Да я и не расстраиваюсь, – ответил Максим, сдвинувшись ближе к краю дивана.

– Да я вижу, – подтвердил с лукавой ухмылкой доктор, – было бы из-за чего. А собственно из-за чего?

– Да ну вовсе не в этом дело, – немного раздраженно ответил Максим, положив руки на колени. – Что у меня проблем что ли других нет? Ну, не женат, да и не женат, зато ни от кого не завишу.

– Ох и сомнительное утверждение, – ответил доктор и невзначай погрозил парню пальцем, – ну ладно, о проблемах в другой раз. Может и правда это не главное, но тоже имеет значение. Что конкретно вас беспокоит? Точнее сказать, точнее спросить – в чем именно проявляется беспокойство?

– Апатия, какие-то беспричинные и не совсем осмысленные страхи, ночью очень плохо сплю, соответственно днем хочу спать. На фоне апатии периодически возникают вспышки гнева.

– Какие-то внешние или физиологические проявления есть?

– Да, в последнее время сильно нервничаю, когда появляюсь в общественных местах там, где много людей, все раздражает, внимание рассеивается, я начинаю интенсивно потеть не зависимо от окружающей температуры, учащается сердцебиение, пульс вообще последнее время всегда повышен. Аппетит периодически пропадает, а иногда наоборот никак не могу насытиться.

– Угу, понятно. У терапевтов были?

– Конечно? Всех врачей прошел по направлению, все анализы сдал. Ничего не нашли.

– Это само по себе ни о чем не говорит. Если даже ничего и не нашли, то это вовсе не означает что ничего нет. Ну, поверим терапевтам. Куда же деваться? Поверим на слово. Вашу карточку, пожалуйста, – попросил доктор.

– Пожалуйста, – ответил парень, вставая с дивана и подавая доктору карточку – тетрадь с большим количеством вкладышей.

– Д-а-а, – задумчиво протянул Андрей Сергеевич и начал изучать карточку. – Угу, угу, – повторял он, перелистывая страницы и бегло просматривая записи. – Аллергии на лекарственные препараты нет?

– Вроде бы нет, – ответил Максим, меняя положение тела на диване, хотя только что сел (вернулся) на него.

– Вообще, с физическим здоровьем я так понимаю проблем особых нет, – уточнил доктор.

– Особых нет, -ответил Максим.

– Ну что же, честно сказать каких-то проблем серьезных и я не вижу, скорее всего переутомление и эмоциональное истощение по-простому говоря, хотя такого диагноза как такового и не существует. Запишем как астенический невроз, – заключил доктор и действительно начал что-то писать. – Походите неделю на капельницы, а там я думаю полегчает.

Андрей Сергеевич протянул Максиму сначала карточку, а затем какую-то бумажку с несколькими надписями, которую Максим принялся изучать, но ничего не понял, во-первых, почерк был неразборчивым, а во-вторых, в кабинете было по-прежнему темно и мрачно.

– Поставят вам пока глюкозу и диазепам, – объяснил доктор, – сейчас пройдите с направлением в третий кабинет на первый этаж и там запишитесь на капельницы, первая будет сегодня, а дальше договоритесь по времени. Вы работаете? Я к тому спрашиваю – больничный оформлять будем? У нас многие как-то стараются не оформлять, опасаются чего-то.

– Я пока временно не работаю, – ответил Максим с чувством вины. – То есть, работаю, но на дому неофициально за небольшую плату.

– Вот и славно, – поддержал его доктор.

– Я бы так не сказал.

– А что так? Любите работать?

– Не то чтобы люблю. Но деньги нужны, как и любому другому человеку, да и без работы как-то быстро глупеешь. Точнее даже сказать работать я тоже люблю, иногда бывает очень даже интересно, но вот весь тот антураж, который к работе никакого отношения собственно и не имеет, но почему-то в наше время является ее неотъемлемой частью, меня мягко говоря угнетает и делает в некотором неконкурентоспособным на рынке труда.

– Понимаю. Знали бы вы сколько у меня антуража. А я хотел, как бы громко это не звучало, посвятить себя науке, научиться по-настоящему излечивать людей, исцелять их больные и уставшие души. Пятнадцать лет как уже диссертация недописанная лежит, хотя где она лежит – весит в ноутбуке, прямо так и висит. А толку? Ни времени нет, ни материала подходящего. Да кому она нужна, – махнул доктор рукой. – Нам бы, конечно, подольше поговорить и обсудить ваши внутренние переживания, но я знаете ли став заведующим отделением перестал быть врачом. Тут тебе и закупки, тут тебе и снабжение, и транспорт, и коммунальные услуги, и много-много чего еще, все что угодно, кроме медицины. Часть антуража как вы выразились. И, все-таки, чувствую я что капельницами мы не обойдемся. Интересный вы, с позволения сказать, субъект, очень даже интересный. Нет, нет, вы только не волнуйтесь. Лучше приходите в пятницу, в пятницу у меня будет достаточно времени чтобы побеседовать с вами более предметно, копнуть чуть глубже. А вы во время капельниц подумайте о своих проблемах, проанализируйте их причины, а потом все мне и изложите. То, что захотите, конечно, изложить. Всего мне доверять не надо – я не священник, так что самое сокровенное пусть остается при вас.

Когда Максим, с позволения сказать – «парень», вышел на улицу, он увидел совершенно другое небо, отличное от того что было час-два назад, в другом небе светило совсем иное солнце, снежные тучи скрылись где-то за горизонтом и с чистого прозрачного неба светило яркое и теплое солнце. Сказать, что Максим был именно парнем позволяет «Стратегия государственной молодежной политики в РФ», хотя она и не устанавливает четкого возрастного критерия молодежи, как и большинство наших стратегий и концепций, документ очень расплывчатый и неоднозначный, но как вариант молодежью можно считать граждан до тридцати пяти лет, а Максиму еще не было тридцати пяти. Так вот парень, как вариант, вышел из здания психоневрологического диспансера спокойный и одухотворенный. Подобное чувство он испытывал раньше, выходя из храма, но что-то пошло не так и он перестал что-то чувствовать, и как следствие перестал заходить в храм и выходить из него. Только в храме (раньше) он получал ощущение умиротворенности и блаженства посредствам собственных душевных переживаний, как результат общения с богом или веры в возможность такого общения. А сейчас он испытывал блаженство и чувство отреченности от мирской суеты под воздействием химических веществ, и он это знал, но совершенно об этом не думал, на то она и отреченность. Зима была в самом разгаре и по всей логике на улице должно было быть морозно, мягко говоря. Однако, в последние годы природа, то ли пересматривая собственные законы, то ли следуя относительно новому политическому тренду, совершенно перестала быть логичной и последовательной. Днем солнце уже иногда пригревало и снег местами подтаивал, открывая для людского взора пыль дорог и сажу котельных, которые слоями чередуясь со снегом, накопились за прошедшую часть отопительного периода. Максим думал не об этом, не о саже и не о пыли, выйдя из диспансера он оказался на тропинке, ведущей через сосновую рощицу, впервые за неожиданно теплые и солнечные дни января он почувствовал, что в воздухе даже пахнет весной. Изменчивое состояние природы гармонично сливалось с переменчивым настроением души, запах весны в воздухе был обманчивым, он предвещал очень скорые и позитивные перемены, которым естественно не суждено было произойти так скоро как жаждала того душа. Ведь по календарю была зима, а значит внезапно, нелогично, и несвоевременно начавшаяся оттепель в любой день могла и должна была обернуться леденящим душу и разум морозом. Но в неизменности последовательности процессов, происходящих в природе и в общем фатализме человеческого бытия есть и свои плюсы – всем понятно, что весна обязательно наступит, пусть не сейчас, пусть не так быстро, как требует того душа, но обязательно наступит. Внезапная кратковременная оттепель посреди лютой зимы лишь напоминание о грядущей весне и демонстрация того чего, все-таки, стоит ждать. Это не могло не радовать и не обнадеживать Максима. Солнце в его душе стало чуть ярче, но для чего? Каким семенам, посаженным в благодатную почву его души, изрядно перенасыщенную различными видами удобрений, естественно произведенных информационной выгребной ямой и синтезированных в лабораториях информационных и общественных институтов, суждено будет произрасти ближайшей весной? Максим не думал об этом, он просто радовался солнцу души и душевному солнцу. Ему так часто в жизни говорили, что необходимо как можно больше замечать хорошего и как можно меньше плохого, но у него всегда получалось наоборот. Он считал – если не будешь видеть плохое, осуждать его и бороться с ним по мере своих возможностей, то вскоре совсем не останется ничего хорошего. Однако сейчас у него было совсем другое настроение. Сколько раз Максим был в этом диспансере, проходя ежегодную диспансеризацию, и ни разу в мирской суете не заглянул в эту рощицу. Он решил исправить ошибку, он сошел с тротуара и вышел на тонкую протоптанную редкими прохожими тропинку. Максим не спеша направился вглубь рощи, вскоре он увидел белку, а в кармане была конфета и белка приняла ее, затем он увидел еще одну белку, затем воробьев, переживших нестерпимые морозы и радовавшихся жизни, наивно строящих планы на будущее, а в воздухе пахло весной. Полуденное солнце пригревало все сильнее и светило все ярче, настойчиво пробиваясь сквозь ветви сосен, подул ветер и лучи солнца причудливо заиграли в пространстве, радуя зрение и сонное воображение. Максим пошел дальше и увидел еще воробьев, он шел медленно и размеренно, испытывая вялую радость полусонного созерцания, жадно и глубоко вдыхал воздух, улыбался и смотрел в небо, он увидел ворона, сидящего на макушке высокой сосны, но не увидел пустые стеклянные бутылки, небрежно оставленные каким-то россиянином. Бутылки зазвенели, ворон каркнул, но Максим был спокоен.

– Эх, засунуть бы эти бутылки да прямо в … тому, кто их оставил, – умиротворенно сказал Максим вслух. – Да где же его найдешь? Да это все мелочи. Вокруг-то какая благодать! Да и не порезался ведь я. Да ведь на бутылки наткнулся, а не на фекалии, – добавил он с оптимизмом.

      Долго шел Максим домой в тот день – шел и умилялся всему вокруг, радовался обманчивой теплоте солнечных лучей – в итоге замерз, а как только пришел домой сразу забылся крепким сном. Ему снился красивый яркий сон, больше образный и абстрактный чем логичный и определенный. Во сне было много света и тепла, была там и девушка молодая, красивая и грациозная, впрочем, она была также нереальна как и весь сон, потому как очень походила на персонажа компьютерной игры. Пространство было разноцветным и постоянно меняющимся словно собранным из множества стекол крутящегося калейдоскопа, девушка периодически растворялась в пространстве, словно разбиваясь на мелкие стекла и снова собираясь из них с каждым новым поворотом невидимого калейдоскопа. Вскоре от девушки стал исходить теплый белый свет, который и заполнил собой пространство, лицо девушки налилось румянцем и оказалось напротив лица самого Максима, девушка игриво и немного застенчиво улыбнулась, и парень почувствовал на своих губах теплый и влажный поцелуй, с этим ощущением он и проснулся.

Девушка растворилась в пространстве, а реальность явила Максиму его спальню и сильное чувство голода, которому он и последовал, после нескольких минут легкой и очаровательной задумчивости. Впрочем, ни очарование, ни задумчивость до конца дня так и не прошли в полной мере.

Глава II

Сумасшедший дом

ЗАПРЕЩЕНА ЗДРАВЫМ СМЫСЛОМ.

(Текстовый документ (файл книги) упрямо не выгружается при наличии в нем второй главы. Не знаю, что с ней не так, вторая глава отдельно размещена на сайте: Проза.ру, на странице автора: Глеб Сафроненко).

Глава III

Диспансер перезагрузка

Жизнь Максима шла своим чередом. Похожие и типовые события повторялись изо дня в день, одно плавно и размерено перетекая в другое. Конечно, в жизни Максима происходили и другие события, выбивающиеся из сформировавшегося распорядка, но это все не так интересно, чтобы об этом стоило подробно рассказывать. Самое интересное происходило во внутреннем мире Максима, но самое важное и странное естественно было всегда во внешнем, в рамках объективно существующей реальности, если, конечно, так можно выразиться. Светлов всегда считал, что называть общую совместную реальность бытия множества неоднородных субъектов объективной, в корне неправильно. Объективной может быть реальность лишь одного человека и лишь в сознании этого самого человека, так как только реальность управляемая единым разумом может быть стабильной и закономерной, подчиненной единым правилам и законам и анализируемая тем же разумом, при условии его собственного постоянства. А взаимодействие воли множества различных субъектов не может дать объективного бытия и уж тем более его единого объективного восприятия. Только при условии наличия царя в голове, крепко сидящего на троне, опять же не так крепко, как президент Российской Федерации, но все же крепко, возможно нечто объективное. То есть, по мнению парня получалось так что объективная реальность – это лишь та реальность, в которой загадки разгадывает тот же разум, который их загадал, в которой смеется над шутками тот – кто пошутил, раскрывает преступление тот, кто его совершил, занимается сексом тот, кто любит с тем кого любит, а любить объективно он способен лишь свой собственный разум и, таким образом, единый и объективный разум с любовью до боли и отчаяния овладевает лишь самим собою. Но такое Максиму казалось невозможным в следствие чего, он считал объективную реальность условным и абстрактным понятием. Чтобы там себе самому не придумал и не внушил Максим, в пятницу он снова пошел на прием к доктору Андрею Сергеевичу. Прошло четыре дня с момента первого посещения Максимом диспансера, за эти четыре дня никому ничего нового не удалось узнать про него, ровно, как и ему самому не удалось узнать о себе ничего нового, если, конечно, не считать этой странной и непонятной зачарованности персонажем компьютерной игры – девушкой по имени Лили Энн. И без того ставшая навязчивой идеей виртуальная девушка стала все чаще входить в его сны, но никак их главная героиня, а как актриса второго плана, которая была явно лучше играющих первые роли, но не обладала нужными связями, то есть харизмой.

Парень прошел тот же путь до кабинета доктора что и четыре дня назад, с теми же трудностями и странностями, только в этот раз его совершенно ничего не раздражало, и он уже не размышлял о привилегиях ношения головных уборов, вообще особенно ни о чем не размышлял. В его сознании царили легкость и почти полная пустота, такая будто царь в голове ушел в глубокий и длительный запой и, наконец-то, перестал засыпать свой немногочисленный народ бесконечными указами, приказами, законами, декретами и поручениями. Если бы еще не Лили Энн, то в голове было бы совершенно тихо, а на душе невыносимо легко. Скорее всего, именно для того и вошла в душу и сознание Лили Энн, чтобы не допустить этой абсолютной пустоты. Парень, не обращая ни на кого внимания, открыл дверь в кабинет заведующего диспансером, предварительно два раза в нее постучав.

– О, Максим, с позволения сказать, Сергеевич, рад вас видеть! – сказал доктор, подошел к парню и протянул ему руку совсем по-свойски как старому знакомому.

– Здравствуйте! – ответил парень и без каких-либо эмоций протянул руку в ответ.

– Если позволите, то я буду обращаться к вам на «ты». А то эта официозность немного мешает процессу общения.

– Согласен. Не возражаю, – ответил Максим.

– Вот и славно. Проходи. Присаживайся, – сказал доктор, выключил свет в кабинете, вернулся на свое рабочее место, чуть приоткрыл жалюзи и сел в кресло.

Максим прошел на уже знакомый ему диван сел поближе к столу, чуть откинул вперед ноги и всей спиною утонул в спинке дивана.

– Отлично! – сказал доктор, внимательно глядя на пациента и изучая манеру его поведения. – Я смотрю тебе уже гораздо лучше. И поправился, и свет лица здоровее, и чувствуешь себя спокойнее, увереннее, комфортнее?

– Это так. Спасибо, Андрей Сергеевич! – ответил парень ровно. – Но я боюсь, что эффект будет недолгим. Симптомы пройдут, а причины никуда не денутся. И как поступить с причинами я не знаю, единственное что хорошо – сейчас я особо не думаю ни о проблемах, ни о том, что с ними делать. Аппетит вернулся, сон стал нормальным, апатии и непонятных страхов в последние дни не испытываю. Единственное что пока не очень хорошо с дневной бодростью.

– Это очень хорошо, а бодрости пока и не будет это нормальный эффект от препаратов. Надо уметь переключаться от отдыха к активности безо всяких препаратов, так чтобы не утомлять и не травмировать своей психики, адекватная реакция на происходящее и на возникающие проблемы и потребности это и есть нормальное состоянии психики. И хорошо, что ты сам решил поговорить о проблемах. Но сразу хочу предупредить, быть может я повторяюсь, я не психоаналитик в распространенном сейчас понимании и не Господь бог – не могу исцелить, сотворить чудо, решить проблему. Но поговорить надо. Уж извини за банальность – хочешь поговорить о детстве?

– В общем-то и нет. Что о нем говорить?Детство как детство. Сами помните, естественно, какие были времена. Да, и что значит были, сейчас немногим лучше, в чем-то даже хуже. Раннее детство так и вовсе связано исключительно с положительными воспоминаниями, так что хорошее было детство. Проблемы у меня сейчас и как их решать я не знаю. Я, вообще, мало что понимаю в нашей жизни. Если честно, то совсем ничего не понимаю.

– Ну что же? На самом деле корни всех наших бед часто лежат именно в детстве. Но в твоих словах есть здравый смысл. Я понимаю, о чем ты говоришь. В нашей новой жизни действительно больше непонятного. Попробуем пойти по твоему пути, – согласился доктор. – Ведь не могу же я тебя заставить говорить о том, о чем ты говорить не хочешь.

– Наверное, можете. Например, ввести меня в гипноз, – с улыбкой сказал парень.

– Шутишь. Это хорошо. Единственный способ в наших условиях, и при моих возможностях, ввести тебя в состояние гипноза – это ударить по голове, вот этим светильником. – сказал доктор, указывая на настольную лампу и сделал паузу, для того чтобы собеседник смог оценить шутку. Максим усмехнулся, но правда не сразу. – Очень надежная вещь, – продолжил Андрей Сергеевич. – Много лет уже работает безотказно. А некоторые говорят, что в Союзе не было качества – качество было, мало было красоты и эстетики в вещах, но точно было качество. А я смотрю препараты действуют, ты немного заторможен и положение тела не меняешь ежесекундно как при первой нашей встрече. Ну излагай, какие, все же, ты видишь проблемы и препятствия для их решения, что мешает тебе нормально и счастливо жить?

– Ой, – тяжело вздохнул Максим, – даже и не знаю с чего начать.

– Начни с последних событий, – посоветовал доктор, – опиши нынешнее положение своих дел.

– Положение так себе. Во-первых, я в настоящее время безработный, а это само по себе плохо влияет на душевное состояние, если можно так выразиться. И без работы я остался не потому, что меня уволили или сократили, или пришлось уволиться потому что не справлялся со своей работой. Наоборот я очень даже неплохо справлялся со своей работой, я очень хорошо знаю свою работу и постоянно повышал навыки. Уволиться пришлось именно потому что мне не давали работать. Всех раздражала моя грамотность, моя сообразительность, а еще больше всех стали раздражать реальные результаты работы, когда они появились, конечно.

– В общем-то мысль ясна. Но можно ли чуть поконкретнее? – попросил Максим Сергеевич.

– Если говорить конкретнее – мое последнее, на сегодняшний день, место работы – это администрация Вольненского района.

– Наслышан, – подтвердил доктор. – Это само по себе уже звучит как диагноз. Между нами говоря, ты не первый мой пациент пострадавший там от геноцида здравого смысла.

– Вы так говорите, чтобы поддержать меня и придать мне больше уверенности, а моим словам больше смысла? – с недоверием спросил Максим.

– К сожалению, нет. Действительно наслышан, – убедительно сказал доктор, разведя руками. – Вот кого бы, действительно, следовало направить на принудительное лечение, так это руководящих работников администрации Вольненского района, но боюсь им уже ничем не поможешь, там просто не за что будет зацепиться.

– Извините, в каком смысле зацепиться? – поинтересовался Максим.

– Как бы это проще и нагляднее объяснить. Ну вот представь, что ты хочешь зашить носок. Представил?

– Вы тоже зашиваете носки? – утонил зачем-то Максим.

– Да, но речь об этом, – ответил доктор. – Представил?

– Да, – ответил Максим, на мгновение прикрыв глаза. – Представил и очень даже хорошо.

– Что ты делаешь?

– Ну что? Беру иголку, вставляю в нее нитку и начинаю зашивать.

– Как шьешь?

– Как обычно – делаю стежок и после каждого стежка петлю, – показал парень жестами рук.

– Хорошо. Представь, что края ткани не выдерживают и рвутся. Что тогда будешь делать?

– Можно заплатку пришить. Но нужно ли? – спросил Максим перестав зашивать визуализированный носок.

– Можно, а если и заплатка не держится? Если вся ткань износилась и обветшала.

– Выкинуть его, да и все! Толку с ним возиться. О подобном еще Христос говорил.

– Да говорил о том, что только неразумный человек пришивает к ветхой одежде новую заплатку, – согласился доктор. – Также и с этими неразумными людьми, если в их сознании, в их разуме не осталось совершенно ничего светлого за что можно было бы зацепиться, то как им можно помощь? Нельзя им помощь. Да они в этом и не нуждаются, они упиваются своим безумием и собственной бесчеловечностью. А теперь продолжай, где работал? Как работал?

– Работал я директором, как бы громко это не звучало, «Центра по развитию физической культуры, спорта и молодежной политики». Но это полный, как бы так сказать? – задумался Максим. – Полный финиш, проще говоря. Я сам действующий спортсмен – любитель естественно, такой уверенный середнячок, среди среднего уровня любителей. Кроме того, спорт для меня – это хобби, как и педагогическое образование – дополнительное, а основное образование – экономическое, причем не просто экономическое, а факультет управления и экономики в строительстве. Опыт работы у меня разнообразный и технический, и экономический, и немного бухгалтерский. А в администрации я столкнулся с беспрецедентной глупостью. Это для меня была какая-то дикость, до сих пор мозг отказывается воспринимать такую реальность. Например, начальник финансового управления всю жизнь проработав в финансовом отделе – ничего не понимает ни в финансах, ни в экономике. Как!? Как это возможно!?

– Вполне возможно, не забывай о носке, – задумчиво сказал доктор.

– Помню, помню. И так почти в каждом отделе, – добавил парень с чувством, но почти без эмоций – нервная система была очень сбалансирована действием препарата. – Самое удивительное, что я там раньше работал, проработал почти четыре года, ушел от этого абсурда, в прошлом году меня позвали обратно, вроде бы как хорошего специалиста, обещали, что все будет по-другому и не обманули, все стало еще хуже и абсурднее, чем было. Мало того, что они глупые и без меры вороватые, так они еще и бесчестные, беспринципные, бесчеловечные, они постоянно врут, постоянно глупо и откровенно хитят, уже настолько глупо и нагло хитят, что, мне кажется, даже с другой планеты этого невозможно не заметить. И чем больше и глупее они хитят, тем настойчивее они пытаются найти того, кто хитит, но никак не могут и начинают подозревать всех подряд, иногда даже тех, кто у них и не работает. Помимо прочего они еще и извращенцы через одного. Да что там через одного? Двое из трех, если не больше, извращенцы. Вы, конечно, мне не поверите, но это все правда. Малая часть ужасной омерзительной правды.

– Поверю, пусть, для начала, это будет твое субъективное восприятие реальности, так как у каждого человека есть свои границы суждения о том, что дозволено, а что нет. В твоих границах они тупые воры и извращенцы, но в восприятии друг друга абсолютно нормальные люди, напротив ты для них тупой извращенец. А это уже основание для конфликта. Согласен?

– Согласен, – кивнул головой Максим. – Хотя ваше утверждение и немного сомнительно.

– Повторюсь, таких восприятий как твое у меня в практике уже несколько, так что я охотно, хоть и с сожалением, тебе верю. Но вопрос в другом. Если ты видел, что эти люди более примитивные, естественно в твоем восприятии и видел, что есть основания для конфликта то как ты допустил конфликт? Зачем ты говоришь тупым завравшимся и заворовавшимся извращенцам о том, что они такие? Чего ты от них ожидаешь в ответ? По-твоему, под грузом железной логики и аргументов они должны с тобой согласиться? Признать твою правоту и свою мерзкую ничтожность? Не проще ли тебе было, теперь уже было, изображать неведение, сделать вид что ничего о них не знаешь и не понимаешь, про себя послать их всех как можно дальше и просто заниматься работой?

– Вот! – оживился Максим, подтянул к себе ноги и подался корпусом вперед. – Именно. Вы зрите в корень, именно так я поначалу и поступил. Но беда в другом, тупые-то они, конечно, – тупые, но у них очень развита интуиция. Они поняли, что я не свой – не один из них. А кроме того, чтобы никто не подумал, что в администрации работают воры, дебилы и извращенцы с воровством, глупостью и аморальным поведением среди сотрудников надо бороться. А я не такой как они? А они в их субъективной реальности не воры, не дураки и не извращенцы. С кем тогда им бороться? Ответьте, Андрей Сергеевич.

– Интересная постановка вопроса. Я отвечу несколько иносказательно. Если что-то необходимо спрятать так чтобы это не нашли, а нормально спрятать не получается, то это что-то надо начинать искать там, где его заведомо нет.

– Опять в точку, доктор. Надо назначить дурака, вора и извращенца и начать с ним бороться. И кого вы думаете назначили?

– Ну … – развел доктор руками и улыбнулся. – Ясно дело кого.

– Именно. Я не могу расхваливать самого себя, но у меня четкая система ценностей и как вы выразились в моей субъективной реальности очень строгие границы дозволенного, принципиально отделяющие умного от дурака, а порядочного человека от вора и извращенца. Я очень принципиальный и все, кто меня знает это знают и за это ценят и в какой-то степени уважают. В итоге, во всем том, что для меня омерзительно и не при каких обстоятельствах недопустимо, обвинили меня самого. Представляете, как это было тяжело, какая глубокая обида и какое сильное презрение зародились в моей душе? Но, главное, что разум никак не хотел всего этого принять. И до сих пор не принимает.

– Представляю, – грустно ответил доктор. – Но мне не ясно другое, как во всем этом можно было обвинить тебя, если всем совершенно очевидно было что обвинения абсурдны?

– Вот, вот здесь я обязан взять свои слова о том, что они тупые обратно, в профессии они конечно очень тупые, но в сплетении интриг они гениальны. Просты до гениальности и гениальны до идиотизма. Сначала они – высшее руководство района, придумали несколько совсем нереалистичных историй и эпизодов с моим участием, затем рассказали придуманные истории некоторым жителям с которыми я работал и работникам, скажем так, без намерения принизить их достоинство, низшего звена – водителям, техническому персоналу и т.д. Затем, некоторое время спустя, вызвали к себе кого-то из моих коллег или непосредственного руководителя и невзначай, после обсуждения рабочих вопросов, сказали: «До меня тут про вашего Максима нехорошие слухи дошли. Вы не в курсе?». «Да я слышала …». А к этому времени запущенная сверху вниз информация уже, естественно, расползлась, обросла новыми ужасными подробностями и пошла не только снизу-вверх, но и стала расползаться по сторонам. «Да это что же такое творится? Да это не допустимо!» – задыхаясь от возмущения говорила заместитель главы, которая сама же эти истории и придумывала. А к этому времени стали известны имя и фамилия совращенной восьмиклассницы, стало понятно на какие деньги я месяц назад купил спортивный велосипед, а может даже и не велосипед, а мотоцикл, стало понятно почему я не высыпаюсь и откуда у меня мешки под глазами, хотя их вовсе и не было, стало ясно почему я отказываюсь вступать во всероссийскую политическую партию «Единая Россия».

– Позвольте, – перебил доктор, который до этого внимательно слушал парня, – я все понял, мысль твоя развивается вполне понятно и закономерно и это обнадеживает. Но что мне не совсем ясно из общего логического ряда, так это – почему ты отказываешься вступать в партию, по их мнению?

– Спросите иначе, – настойчиво попросил Максим. – Мне будет проще ответить.

– Понял, – подтвердил доктор. – Почему ты не вступил в «Единую Россию»?

– Да, потому что дурак!!! –с чувством сказал парень и стукнул себя ладонью по колену.

Доктора охватил смех. А Максим с невозмутимым выражением лица молча и неподвижно смотрел прямо перед собой. Поскольку смеяться долго одному было неинтересно вскоре смех Андрея Сергеевича стих, он что-то набрал на компьютере, поднял глаза на Максима и снова рассмеялся.

– С чувством юмора я смотрю у тебя все нормально, – сказал наконец доктор. – Хотя, ты вроде бы и не шутил. – призадумался доктор. – Конечно, очень неприятно оказаться в такой ситуации. Но что поделаешь. Кстати, что ты сделал?

– Когда прошло исступление, я начал приводить контраргументы, так они и узнали кто они есть, в моем субъективном восприятии, естественно. Но они пошли дальше, они оформили акт финансовой проверки из которого вытекало что я причастен к хищению бюджетных средств, не смотря на то что у меня не было ни прямого подотчета, ни права финансовой подписи. Таким образом, они материализовали и документально оформили свой собственный вымысел. Затем они отправили от моего имени электронное письмо порнографического содержания той самой восьмикласснице, как они это сделали не суть важно – удаленный доступ к компьютеру и прочее, в общем ничего сложного. Тогда я для себя решил, что сначала опровергну все эти бредовые обвинения, а потом уволюсь. На опровержение ушло полтора года, в результате за это время я добился неплохих результатов в работе. Конфликт, казалось, затих и я даже планировал остаться работать. Но … Но у меня были успехи в работе, а у них реальных результатов не было. И это их сильно раздражало. К тому же их наглая извращенная ложь стала очевидной, а если они лгали, то получается, что я нет. И тогда административными способами мне, грубо говоря, просто «перекрыли кислород» – лишили какой-либо возможности продуктивно работать, я еще пару месяцев просидел только для заработка и уволился, иначе бы последовала новая волна их мерзкой лжи. Она и последовала, но уже без меня. Вот такая вот … Такая вот жизнь.

– Ты хочешь наказать их? Хочешь мести?

– В каком-то смысле да, но гораздо больше мне бы хотелось справедливости и здравого смысла для себя, для себя самого, своих близких и всех хороших людей. А они мне поскольку-постольку. Придет время они ответят за свои дела и, надеюсь, я буду вознагражден за свои, если объективно судить, надеюсь есть за что. Но здравого смысла и справедливости мне бы хотелось здесь и сейчас.

– Но где же ты их возьмешь, если не желаешь наказать тех, кто справедливость и здравый смысл на корню уничтожают?

– Вопрос сложный, я не уверен, что смогу сейчас на него ответить, – признался Максим. – Да и сделать я все равно ничего не смогу.

– Это и не нужно, позже ответишь и не мне, а себе самому. Что же, – подытожил Андрей Сергеевич, – кое-что сегодня я от тебя услышал. Если ты не сильно устал, то я задам тебе еще один вопрос.

– Вы знаете, я не сильно устал. Все это неприятно рассказывать, но я вижу, что вы мне верите или, по крайней мере, делаете вид что верите мне. От этого мне легче, я говорю – выгружаю на вас всю эту гадость и на душе становится легче. Так что, конечно, задавайте вопрос, – ответил Максим и вопросительно посмотрел на доктора, предчувствуя сложный вопрос.

– Как у тебя с личной жизнью?

– О-о…, н-у-у, – издавал Максим какие-то невнятные звуки и несколько раз то ли цокнул, то ли причмокнул пытаясь подобрать слова, – да никак. Была девушка, но мы расстались.

– А что так? Она плохая? Непорядочная? – спросил доктор.

– В общем-то и нет, самая обычная по нашим временам. Просто у нас с ней не было ничего общего – ни общих взглядов, ни общих интересов. А, главное, не было взаимопонимания и уважения, а, по-моему, без этого никак нельзя.

– То есть, расставание для тебя не было трагичным?

– Нет, конечно. Даже наоборот – я как-то лучше и свободнее себя почувствовал. Между нами говоря, я ее не любил, так был какой-то интерес. В большей степени физиологического характера, и все. Это неправильно, конечно неправильно, но я ведь живой человек и никуда от этого не деться.

– И давно у тебя в личной жизни никак? – чутко поинтересовался доктор.

– Примерно пять месяцев, – грустно ответил Максим.

– Угу, – задумался доктор, – вот тебе и чисто физиологическая причина нервного беспокойства.

– Да ерунда, – возразил Максим.

– Я так не думаю, – утвердительно сказал доктор. – Последний вопрос. Если эта девушка была самой обычной, и вы с ней не сошлись, то выходит, что тебе нужна какая-то необычная девушка?

Максим задумался, перевел взгляд на потолок затем на доктора, затем на стену и снова на доктора, ища ответа. Но ответ был только в его сознании.

– В некотором смысле да, мы в чем-то, но обязательно должны быть с ней похожи, – сказал Максим.

– Выходит, что ты необычный человек, раз тебе нужна необычная девушка? – хитро спросил доктор.

– Немного самонадеянно говорить так о самом себе, но вы к этому подводите. Выходит, что необычный. В прочем, как и каждый из нас.

– Угу. Замечательно! – заключил доктор. – Если у вас нет ко мне вопросов, то можете идти. Капельницы пока продолжаем, придете ко мне в среду, на контрольную, так сказать, беседу.

– У меня к вам только один вопрос. В целом я здоров, я имею ввиду психически?

– Как тебе сказать? Не больше и не меньше чем остальные, – рассудительно сказал доктор.

– Не больше и не меньше здоров или болен?

– А вот это уже тебе самому решать, – подытожил доктор. – Вижу ты еще хочешь поговорить. Ничего мне рассказать больше не желаешь? Есть ли какие-то перемены в сознании помимо спокойствия?

– Наверное, что-то есть, – ответил парень, – но пока я не готов сказать более конкретно. Если вы не против в следующий раз расскажу. Мне сначала необходимо самому понять, что это за перемены и есть ли они вообще.

Максим попрощался с доктором и пошел на капельницу. После капельницы все было хорошо и спокойно на душе, к вечеру появились легкие беспокойства, после трудной и не очень результативной тренировки. После тренировки ужин, гигиенические процедуры, видео игры, необычные сны, утром следующего дня капельница, сон, работа на дому и так до следующего посещения доктора. А следующее посещение было назначено на утро среды двадцать девятого января.

Двадцать девятого января Максим уверенно, без тени сомнения зашел в знакомый кабинет. Доктор был за своим столом, жалюзи были открыты и свет в кабинете был включен. Доктор был каким-то рассеянным, он задумчиво смотрел в экран ноутбука, периодически покачивая головой. Андрей Сергеевич не заметил, что в кабинет вошел Максим, до тех пор, пока тот не подошел к столу и не поздоровался. Доктор поднял свой усталый взгляд на парня и поздоровался в ответ, его лицо было бледным, а движения немного скованными – не в полную амплитуду, словно его беспокоила какая-то боль.

– Все в порядке? Вы здоровы? – с участием спросил Максим. Доктор улыбнулся в ответ.

– Не больше и не меньше остальных, – с иронией ответил Андрей Сергеевич. – Здесь я врач, так что даже и не начинай. Нормально все. Приболел немного, но работать могу. Присаживайся.

– Это хорошо, – ответил Максим, садясь на диван.

– Я хочу тебе объяснить, кое-что. Наши дальнейшие беседы на первый взгляд вроде бы как и не нужны, препарат нормально сработал и особых проблем я у тебя не вижу, ты вполне нормально и естественно реагируешь на происходящее, но в этой нормальной реакции и есть твоя проблема. Проблема в самом происходящем в твоей жизни, а здесь как говорится – медицина бессильна. Тебе нужно менять саму жизнь, а не отношение к ней.

– И как это сделать?

– Кто бы знал, – ответил Андрей Сергеевич.

– Что же тогда делать?

– Ждать, идти к своей цели, и все рано и поздно свершится. Скажи мне, а как ты сам снимаешь стресс? Алкоголь, я понял, ты не употребляешь?

– Разными способами. Раньше мне было достаточно занятий спортом. Но сейчас их явно не хватает. Во-первых, немного утомило однообразие за долгие годы, нет уже ничего нового и интересного, а во-вторых, чисто физиологически уже наметился спад в результатах. Поэтому, для того чтобы отвлекаться от проблем, я …, – парень сделал паузу, – как-то неловко говорить об этом вам – взрослому, образованному, семейному человеку.

– Что ты? – сосредоточился доктор. – Именно мне об этом и надо говорить. Чтобы то ни было, я пойму. Такая у меня работа.

– В общем, я недавно приобрел игровую приставку и играю в видео игры, – признался Максим.

– И всего-то?! – облегченно выдохнул доктор. – Я уже ожидал чего-то по-настоящему постыдного. А это абсолютно нормально. Очень даже распространенное явление. Я как специалист не поддерживаю такого увлечения, так как это уход от реальности, но как человек вполне одобряю. Главное во всем знать меру. Одной своей пациентке я даже посоветовал приобрести игровую приставку.

– И что из этого вышло? – спросил Максим.

– Девушке это пошло на пользу.

– Девушке? – поинтересовался Максим.

– Никаких вопросов про нее. Я не вправе обсуждать с кем-либо своих пациентов, даже с другими пациентами. Так что извини.

– Понимаю. Это правильно, – согласился с доктором Максим.

– И я тебя прекрасно понимаю. В разумных пределах уход от реальности иногда просто необходим. А доступных вариантов не так уж и много. Так что лучше видео игра, чем тот же банальный алкоголь. Пожалуй, игра это даже лучший из общедоступных вариантов.

На самом деле не совсем так, – ответил Максим.

– А что именно не так?

– Да, вроде бы, все и так. Поначалу я действительно погружался в игру и забывал о реальных проблемах, получая моральное удовлетворение от самого процесса. Но скоро началось неожиданное. Я, вдруг, понял, что игра также нелепа и несправедлива, как и сама жизнь.

– А в чем заключаются нелепость и несправедливость?

– Точь-в-точь как в жизни. Я в основном играю в одну и ту же игру – это бои, когда учился в школе мы с одноклассниками сбегали с уроков чтобы поиграть в нее в игротеке. Игра была просто невероятной по тем временам и эффекты, и графика, все ее герои, казалось, были так похожи на людей, они имели абсолютно нормальный внешний вид, за исключением, конечно, тех кто не был человеком, мужчины были похоже на мужчин – крепкие, жесткие, резкие, женщины были похожи на женщин – стройные, пластичные, быстрые и ловкие. Но сама приставка с тех пор уже претерпела ряд изменений и уже вышло ее четвертое поколение, конечно, и топовые игры остались в новом поколении приставки, но претерпели ряд изменений, осталась и большая часть персонажей, но они стали другими, они сильно изменились. Поначалу я был впечатлен графикой, но положительный эффект от графики омрачил внешний вид персонажей – мужчины стали какими-то приторными и слащавыми, женщины откровенно вульгарными с эротичными разрезами на платьях в обтягивающих шортах с огромными млечными железами и пятыми точками. И одеты они все как-то по-клоунски, на ком-то шляпа наполеона, на ком-то колпак шута, кто-то с крылышками, кто-то с рожками и так далее до бесконечности. Среди большого разнообразия персонажей я выбрал только одного – это девушка Лили Энн, хотя раньше всегда предпочитал мужские персонажи, но они в этой игре омерзительны.

– Ты выбрал девушку – это абсолютно правильно, – поддержал парня доктор то ли серьезно, то ли шутя.

– Ничего что я углубляюсь в такие подробности? – поинтересовался Максим.

– Очень даже ничего, – ответил доктор именно это и нужно.

– Она одна выглядит именно так как в моем понимание и должна выглядеть девушка, хотя в игре это, наверное, не так уж и важно. Она очень красивая, почти как настоящая, но только лучше, она совершенна именно потому что нереальна. Но почти все остальные персонажи меня раздражают.

– Это все понятно. Нелепость всегда раздражает и злит. Но, времена меняются – меняются и представления, наверняка, более молодым пользователям новая версия игры нравится гораздо больше, и то что ты считаешь глупым и пошлым, многим может казаться красивым и стильным, а эта твоя девушка, напротив, нелепой и старомодной. Это все так, к худшему или к лучшему, но так. А в чем в игре несправедливость?

– Первое и очевидное на поверхности. Приставка нагло и откровенно подыгрывает себе. Например, если я делаю подсечку или подкат в падении как меня при этом можно остановить апперкотом? Ну ведь никак – это же бред! И что больше всего раздражает так это то что чем красивее, быстрее и тактически правильнее я начинаю играть тем откровеннее приставка начинает подыгрывать себе, я говорю – все как в жизни. А самая большая несправедливость в том, что обаятельная девушка, с красивым и умным лицом, подобающим образом одетая, оказалась среди педиков, шлюх и клоунов, совсем как я в администрации, хоть я, конечно, и не девушка, но суть проблемы та же. Трагедия в том, что она совершенно никак не способна этого осознать, но если даже и осознает, то ей от того станет гораздо хуже, гораздо больнее, потому что выбраться из этой дурости, несправедливости и клоунады она никак не сможет при всем своем желании – в общем, все как в жизни.

– Теперь понятно почему ты выбрал именно Лили Энн. В ней ты видишь родственную душу, хотя, конечно, понимаешь, что никакой души у нее нет. Понимаешь?

– Понимаю.

– Скажи, а есть ли какие-то хитрости, при помощи которых ты можешь гарантированно выигрывать у приставки, не смотря на всю несправедливость? – с хитрым прищуром спросил доктор.

– Вы, оказывается, очень внимательно меня слушаете, – сказал Максим. Доктор кивнул головой, подтверждая данную очевидность и жестом руки обозначил круговое движение, призывающее Максима продолжать по существу вопроса. – Конечно, есть некоторые безотказные коронки, но тогда игра становится не такой интересной, сам поединок перестает быть зрелищным, и победа делается не такой яркой как бы того хотелось, победа, как бы теряет свою ценность.

– А что для тебя важнее зрелищность и внешний эффект или сама победа?

– И то и другое важно.

– А ты подумай – реши, что важнее. Выбери одно из двух, только одно, – настоял доктор.

– Ну если так ставить вопрос, то сама победа важнее, – ответил Максим убеждая не столько доктора, сколько себя самого.

– Вот и здорово. В следующий раз попробуй сыграть таким образом – посмотри внимательно на соперника и найди его аналог в реальной жизни, среди тех людей, которые тебе не очень приятны и побеждай любым самым грязным и незрелищным способом. И от такой победы ты получишь гораздо больше удовлетворения, чем от проигрыша в результате красивой игры. Подстройся под установленные правила, притворись, если угодно, ну не в том ты положении чтобы устанавливать свои и даже не в том, чтобы требовать исполнения имеющихся в рамках здравого смысла. Начни делать это в игре, а там глядишь может это удастся и в реальной жизни. Зачем ты пытаешься победить честно и благородно тех, кого ты сам считаешь беспринципными дураками и подонками?

– Логично, – согласился Максим. – Я обязательно воспользуюсь вашим советом, когда буду играть в следующий раз.

– Зачем же ждать, давай начнем прямо сейчас. Вспомни какого-нибудь мерзкого отвратительного персонажа из игры – какого-нибудь скомороха и найди его аналог в реальной жизни. Буквально несколько примеров.

– Ну есть в игре один придурок облаченный в латы и тунику римского полководца. Ну кто это? Это однозначно мог бы быть глава района. Есть там еще один в шляпе Наполеона – это без вариантов заместитель главы по социальным вопросам. Есть в игре одна распутная и похотливая дама с огромными грудями которая постоянно ими демонстративно трясет – это … – задумался Максим, – да это может быть кто угодно, ну пусть будет начальник финансового управления администрации. Да, да, очень похожа и шалава, и быдло, и грудь такая …, – Максим показал какая именно грудь у начальника финансового управления.

– Достаточно, – ответил доктор улыбаясь. – Я ожидал ассоциаций несколько иного плана. Но твои ассоциации даже лучше, чем мои ожидания. Прошу прощения, – встал доктор из-за стола, медленно прошел к кулеру и набрал в стакан воды. Максим с участием посмотрел на доктора, который выглядел не очень хорошо.

– Вы в порядке? – участливо спросил парень.

– Все нормально, – сказал Андрей Сергеевич, – не обращай внимания, просто небольшая слабость, со мной такое бывает – со всеми бывает. Я, пожалуй, задам тебе еще один вопрос, раз уж ты разговорился и разоткровенничался. Приведи мне недавний пример пережитого тобой сексуального отвращения. Что ты сразу напрягся и замкнулся, я не сторонник и не фанат Фрейда, но без секса никуда, раз уж это часть нашей жизни.

– Отчего же так, живут люди прекрасно и без него, что же … -начал Максим.

– Нет, сказал доктор не уходи от темы. В твоем возрасте он обязан быть неотъемлемой частью жизни и никак иначе быть не может. Так что смелее – пример пережитого сексуального отвращения.

– Да, пожалуйста, – решительно сказал Максим, – сколько угодно. Вот, например, в две тысячи семнадцатом году, тогда я еще работал в администрации района у нас был новогодний корпоратив. Начиналось все так вяло, скучно, в начале все были трезвыми, и я чувствовал себя даже как-то немного неловко, но после того как я прилично выпил все изменилось. А были там и начальник финансового управления, и секретарь, и специалисты среднего звена …

– Вот этого не надо. Я не просил тебя рассказывать мне пошлую мерзкую историю. Я просил привести пример сексуального отвращения, а не извращения. Давай проще. Ты смотришь порнофильмы или порно ролики?

– Нет, – безапелляционно ответил парень.

– Да брось, все смотрят.

– Правда? – с недоверием спросил Максим.

– Ну может и не все, но я смотрю иногда. Исключительно в профессиональных целях, чтобы потом проще было понимать и анализировать пациентов с соответствующими данной теме проблемами. Однако бывает так увлекусь … В этом нет ничего плохого. Так что смелее.

– Ну бывает, тоже иногда смотрю, когда натыкаюсь случайно, но безо всякого интереса, так скорее для общего развития, – признался Максим.

– Это понятно. Уже лучше. Часто смотришь?

– Да ну! Нет, конечно.

– Давно смотрел в крайний раз?

– Давно.

– Год назад?

– Нет.

– Месяц.

– Нет.

– Неделю?

– Где-то так, – ответил Максим и замолчал.

– Ну и что там было такого отвратительного? Было что-то?

– Было. Отвратительное было и раньше, в других короткометражках.

– Рассказывай, только ни какую-нибудь тошнотворную мерзость, а так что-то ближе к жизни, но отвратительное.

– Понял вас, наконец-то. Не совсем понимаю зачем вам это надо знать, но, видимо надо, если спрашиваете, – рассудительно заметил Максим. – Видел я такой ролик, видел такую короткометражку, но это, слава богу, не мое переживание, хотя она и вызвала отвращение. Суть ее в том, что богатый американец захотел русскую девушку, которая будет согласно на все за деньги. Ему как-то ее подобрали заблаговременно или сам нашел через интернет, для сюжета и основной идеи это не важно. Американец заходит в номер с большой кроватью, а она уже там ждет, потому что американцу некогда, он не может терять много времени – он человек занятой. Поэтому она ждет его уже в халате, надетом на голое тело, вместе с американцем в номер для чего-то входит оператор, наверное, чтобы потом можно было выложить ролик и вернуть часть денег, потраченных на потаскушку, а может даже и больше заработать, чем потратил – капиталисты они, одним слов. Увидев вошедшего американца, девушка, если ее можно так назвать, сразу скидывает халат. Он только и успевает спросить: «What`s your name?». «Нина» – отвечает она. Потом американец некоторое время ей восхищается и просит повернуться спиной. А дальше начинается жесть, – парень сделал непроизвольную паузу и собравшись с силами продолжил. – Даже и не знаю, как вам это рассказывать. Американец говорит ей, не просто говорит, а повелевает: «Open your ass». Она теряется и смотрит на него с недоумением, только я не совсем понял биомеханику ее тела. Как именно и каким зрением она на него смотрела, стоя к нему спиной, я не знаю, но как-то смотрела. Поняв ее недоумение, американец говорит, он не просто говорит -он настаивает: «Open! Open!».

– И? – заинтересовался Андрей Сергеевич.

– Вы не поверите – она открывает.

– В чем пережитое отвращение? Что именно на данном этапе показалось тебе мерзким?

– А вам разве это не кажется мерзким? – поинтересовался Максим.

– Очевидно, что кажется, но речь не обо мне, – ответил доктор.

– Логично. Я не буду касаться вопроса национальности и гражданства, будем считать, что это были просто два человека. Даже при таком отношении видео, все равно, омерзительное. В моем понимание секс – это логическое продолжение взаимной любви, ну хотя бы страсти, ну на крайний случай симпатии, ну в самом печальном случае удовлетворение физиологической потребности, но здесь же баловство и излишество со стороны американца, продажность и беспринципность со стороны этой особи, не имеющей гражданской принадлежности.

– С тобой сложно поспорить. И что? Ты ожидал найти в порно ролике любовь и верность, или может быть хотя бы взаимную симпатию и страсть?

– Конечно же нет. Но нельзя же сношаться только ради самого процесса.

– Неужели?

– Нет. Может быть оно конечно и можно. Кто запретит? Но должно быть хоть какое-то элементарное взаимное человеческое отношение, я не говорю – уважение, хотя на ум приходит именно это слово. Согласны вы со мной?

– Допустим, что нет, – допустил доктор. – Что тогда?

– Неужели вы не понимаете? «Open your ass» – это омерзительно! Как такое, вообще, можно сказать?! Не стану скрывать, мне нравится кое-что из западной музыки, и не редко в красивом потоке звенящего голоса и завораживающей музыки можно услышать – «open your eyes», «open your heart», «open your soul», «open your mind», в конце концов. Но это!? Это просто омерзительно!

– Прости! – сказал доктор, борясь со смехом. – Но, почему ты принял это так близко к сердцу. Какой-то недалекий американец, какая-то дешевая грязная девка. А ты почему так завелся? Тебе до них какое дело?

– Опять вы меня не понимаете? – обиженно спросил Максим.

– Боюсь тебе признаться, ты с таким негодованием это рассказываешь, что я просто обязан разделить это негодование с тобой, но мне как-то все равно. Совершенно никаких эмоций по этому поводу. Там участвуют какие-то не совсем нормальные и порядочные люди, да и черт с ними! Есть много других людей. Так что не понимаю я тебя.

– Ну как же? На Западе и в частности в США есть много хорошего, но нас захлестывает именно все гадкое, все низкое что там есть, а может быть этого там не так уж и много, но нам кажется, что много и мы берем именно это.

– Ну допустим. Но зачем об этом переживать если тебя и твоих близких это не касается? Фильтруй информацию и материалы, отсеивай все мерзкое и пошлое, оставляй только красивое и хорошее.

– На первый взгляд, вы рассуждаете логично и во многом я с вами согласен, я так и стараюсь поступать. Но, давайте посмотрим на все это с другой стороны. Сегодня напрямую это меня не касается. А завтра? Я ведь не становлюсь моложе, а соответственно со временем буду все больше терять физическую форму и становиться слабее и беззащитнее. И что если в один из дней ко мне в дом придет американец? Нет не тот который написал одну из красивейших песен о любви, не тот который снял один из самых захватывающих фильмов, не тот который сыграл лучший гитарный риф в мире, не тот который разработал новое программное обеспечение, а именно этот, ну или его внебрачный сын от Нины – молодой, здоровый, с огромным айфоном, глупый и наглый в компании со своим другом оператором и скажет мне: «Open your ass. Open! Open!» …

Доктора охватил гомерический хохот.

Максим тактично выдержал паузу, убедился, что доктор готов слушать его дальше и продолжил рассказывать о пережитом сексуальном отвращении.

– Я, конечно, скорее умру, чем сдам крепость, но сам факт такой угрозы, как минимум неприятен. И это еще не все, – сказал Максим.

– Может хватит? – спросил доктор, вытирая слезы.

– Нет. Самое мерзкое было дальше. Как только она «открыла», но вы понимаете. Американец издал неистовый крик, такой будто нашел что-то сокровенное, то на поиски чего потратили жизнь его дед, затем его отец, а теперь и он сам. «Oh my God! My God!» – закричал американец, упал на колени и протянул к ней руки. Это меня как русского человека, чей народ веками пытается обрести бога и понять собственную душу, оскорбило больше всего. Неужели этот придурок не понимает, что он совсем не там ищет промысел божий?! Там его точно нет и никогда не будет, – эмоционально закончил Максим и сделал вынужденную паузу, давая доктору время воспринять полученную информацию.

– Ху, – выдохнул доктор после продолжительной паузы. – Хотелось бы на сегодня закончить, но ты выдаешь очень интересную информацию и, главное, что очень весело ее подаешь. Еще немного и мы дойдем до глубин твоей души, до самого сокровенного.

– Это вряд ли, при всем моем уважении самого сокровенного я не раскрою даже вам, это очень глубоко и вызывает очень сильную душевную боль при любом упоминании. А самое главное – это сокровенное в своих лучших надеждах и проявлениях настолько хрупкое, что боюсь любое прикосновение другого сознания может это разрушить раз и навсегда.

–А знаешь этого и не надо. Ты говоришь то что хочешь и это позволяет мне тебя понять. Мне ни к чему тебя пытать разными приемами, пытаясь добраться до сокровенного, то что сугубо твое пусть остается только твоим. Многие из коллег со мной не согласились бы, говоря, что необходимо добраться до самых глубин сознания чтобы решить проблему. Но мы ведь не решаем проблем, мы просто беседуем. Верно?

– Конечно, – согласился Максим и убедительно кивнул головой.

– Тогда продолжим. Расскажи еще что-нибудь. Ты поднимаешь мне настроение, напоминая о том, что жизнь не только трагична, но еще и невероятно смешна. Это не совсем правильно, потому что врач здесь я и должно быть наоборот, но что-то сегодня мне нехорошо. Давай еще что-нибудь из откровенного, а сокровенного касаться не будем. Что ты думаешь о современной массовой культуре? На сколько по-твоему она влияет на моральный облик человека и его способность воспринимать и обрабатывать информацию. Есть ли у тебя коммуникативные трудности при общении с другими людьми из-за разности восприятия и набора терминов и суждений?

– Современная массовая культура очень негативно влияет на развитие современного человека и восприятие им действительности, вся эта культура (большая ее часть), если ее можно таковой назвать, принуждает активного потребителя к шаблонному мышлению, причем шаблоны предлагаются не самые удачные. Особенно современная музыка, к сожалению, особенно российская. Все эти гундосящие, шепелявящие, басящие и прочие невнятные парни с бороденками и истощенные похотливые девицы в дуэтах с ними уничтожили поэзию, большинство людей в наше время не в состоянии воспринять настоящие стихи, понять их глубину и красоту слова и могут принять за стихи любую отрыжку, собственно и принимают и мало того, что принимают еще и себя начинают считать поэтами и сами начинают писать и это ужасно. Возьмите попсу девяностых годов, которую саму по себе сложно назвать красивой и поэтичной, и сравните с новыми песнями. Сравнение будет в пользу попсы девяностых, примитивные тексты тех лет, хотя бы имели общую идею, единый законченный смысл. В сравнении с новыми хитами те суррогаты были просто образцами поэтического мастерства и русской словесности. Я не берусь делать выводы, но я убежден что все это делается сознательно, убогое и мерзкое становится все более убогим и мерзким и когда масса привыкает к чему-то омерзительному ей предлагают еще что-то более омерзительное, и она принимает, раз за разом принимает и так волна за волной. Кем это делается и зачем мне понять не дано. Но, пусть это прозвучит самонадеянно, я еще способен отличить поэзию от словесное рвоты, художественное произведение от шаблонного набора слов и образов, музыку от шума, хороший вокал от дефектов речи, глупость от интеллекта, смелость от показухи и т.д. И по причине отсутствия в моем сознании шаблонов мышления возникают коммуникативные сложности. Справедливости ради стоит сказать, что в моем сознании, конечно же, присутствуют определенные шаблоны мышления иначе бы я не мог делить все вокруг на хорошее и плохое, на правильное и не правильное, черное и белое, гениальное и тупое. Но я и не могу делить все, раньше мог, особенно в юности, а теперь не могу.

– Это абсолютно нормально, – рассудительно сказал доктор. – В юности ты мог, в юности мы все могли. Но с годами понимаешь, что не все так однозначно и просто как кажется на первый взгляд. Это называется взрослением. Было бы гораздо хуже, если бы ты до сих пор, с первого взгляда, все делил на черное и белое.

– Не могу с вами не согласиться. И, все-таки, нас запутывают, нам навязывают глупое примитивное и пошлое и не просто навязывают, а преподносят это как нечто особенное и уникальное. И самое неприятное что под воздействием этих потоков информации, под давлением этих шаблонов, как бы ты не сопротивлялся ты начинаешь воспринимать что-то устоявшееся в сознании и давно воспринятое определенным образом совершенно по-новому, как минимум видишь второй и не самый лучший смысл.

– Например.

– Ну примеров масса. «Актив»-«пассив» в бухгалтерском учете, слово «оприходовать» и так далее. Но это все мелочи, значения этих слов прекрасно воспринимаются в том контексте в котором ты их употребляешь, и эта двойственность не особо искажает сознание и умение выражать мысли и эмоции и воспринимать их. Гораздо хуже, когда ты под воздействием чего-то бездарного и суррогатного или просто под влиянием информационного потока перестаешь объективно воспринимать целые произведения искусства или их отрывки. Причем давно и всему миру известные произведения искусства. И вот в этом случае искажается не значение отдельно взятого слова, а целая гамма переживаний и эмоций, страдает воображение. Кто-то, конечно скажет, что это у меня проблемы с головой и это у меня лично извращенное восприятие. Но я надеюсь, что не вы, – сказал парень и вопросительно посмотрел на доктора, думая продолжать ли ему своей рассказ или стоит остановиться на том, что уже сказано.

Доктор ничего не ответил и лишь убедительно кивнул головой в ответ, не желая прерывать стремительно, но сумбурно развивающуюся мысль.

– А вот вам пример подобного искажения массовой культурой и пропагандой. А вы уже сами решайте, у меня не в порядке с головой или это осознанное искажение, я бы даже сказал извращение кем-то чего-то давно понятого и устоявшегося. Прав я в данном случае или нет, но такое искажение имеет место быть и преследует цель извратить сами основы нашего мышления и восприятия, – эмоционально сказал Максим и встал с дивана.

– Не стоит, – возразил ему доктор и жестом попросил сесть на место. – Я понимаю, что мы говорим про эмоциональные переживания, но постарайся просто излагать – говорить о них, но переживать их.

– Извините, – согласился Максим и сел наместо. – Так вот «Полет шмеля» Римского-Корсакого еще неделю назад я воспринимал именно как полет шмеля. Я много раз слышал эту композицию в разных обработках и разных исполнениях, но каждый раз я четко слышал, как летит шмель, он летит быстро затем что-то замечает с высоты полета, немного раздумывает и, поняв, что это что-то ему не важно опять ускоряется и движется дальше к своей цели. В моем понимание он летит ясным солнечным днем над цветущей поляной. Если закрыть глаза я увижу и этого шмеля, и эту цветущую поляну. Неделю назад еще мог увидеть, но больше не смогу. А почему? А потому что одна девушка – лесбиянка Вера, подарила своей подруге очень дорогой подарок – новый автомобиль. А один человек по этому поводу в шутку сказал мне: «Умеешь ли ты делать куни? Ничего ты не умеешь.», дескать в наше время можно, я прошу у вас прощения, не только насосать, но и нализать. А я ничего не ответил, я как бы вообще не сторонник подобных, так сказать стимуляций, или удовольствий, правильнее будет сказать удовольствий. Но шутку я, однако, оценил и «загуглил». Оказывается, существует по самой скромной классификации, как минимум, десять способов кунилингуса. И бог бы с ним, мой культурный шок был бы не долгим, и стыд от осознания собственного сексуального невежества исчез бы также быстро, как и возник. Но я решил глубже изучить вопрос, в теории, разумеется. Не буду останавливаться на каждом способе, но один из них называется «полет шмеля». Как только я узнал о таком способе, почти сразу свернул страницу и включил Римского-Корсакого, – сказал парень с надеждой, но тут же его голос стал тихим и грустным, будто свершилось что-то неизбежное и ему оставалось лишь стойко принять неизбежность. – Было уже слишком поздно. Я больше не видел и не слышал шмеля на солнечной поляне. Я видел всепоглощающую вагину, ставшую целой вселенной и «хорошо подвешенный» язык, не требующий перевода, – быстрый и хлесткий, но легкий на прикосновения и воздушный, как крыло шмеля. Ту-лю-лю-лю-лю-лю -ту–лю-лю-лю-лю-лю , – напел Максим мелодию, вспомнив одну из многочисленных версий «полета шмеля» исполненную на электрической гитаре.

Доктор задумался, в кабинете повисла продолжительная пауза.

– Ну, как я говорил, – сказал наконец доктор, – отклонения у тебя, конечно, есть, но ничего особенно серьезного. Стоит оказаться в другой окружающей среде и все будет нормально. Но в этом и проблема – в другой среде нам оказаться не суждено, а изменить имеющуюся маловероятно, – задумался Андрей Сергеевич. – Но, – поднял он указательный палец кверху и на всякий случай погрозил Максиму, – возможно. А как это сделать, мы обсудим в следующий раз.

– Но может быть? – хотел возразить Максим.

– Нет и еще раз нет, – ответил доктор, что-то ища в своих записях. – Сегодня этого сделать не получится, а вот в пятницу. В пятницу в девять часов утра, вполне себе даже получится. Как ты думаешь к чему я все это вел? Все эти сексуальные переживания, отвращения, квазикультурные порождения и их отторжение?

– Не знаю, наверное, хотели что-то обо мне узнать, – ответил Максим.

– Ну это естественно. А что именно? Хотел понять корни твоих проблем и их оказалось много, но мы пойдем банальным путем. Скажи, та девушка из видео игры – она тебе симпатична?

– Как я могу сказать, она ведь нереальна.

– А если бы была реальной? Ты бы мог ее полюбить?

– Мне кажется мы это уже обсуждали. Я смог бы ее полюбить за человеческие качества и из-за них же мог бы ее возненавидеть.

– Да. Обсуждали. А как она выглядит? Несколько слов – глаза, волосы, губы, фигура.

– Длинные светлые волосы, зеленые глаза, прямой нос, губы сочные и трепетные, понимайте как хотите, фигура – очень красивая, спортивная и женственная одновременно, каждая линия, каждый изгиб ее тела как на кузове дорогой иномарки, извините за пошлость.

– Извиняю, – ответил доктор. – В пятницу в девять часов утра.

Глава IV

Сон наяву

Следующая встреча доктора и Максима должна была состояться в пятницу тридцать первого января, Максим, как и положено человеку обязательному и исполнительному вошел в диспансер без пяти девять. Капельницы Максиму уже не ставили, седативный препараты еще действовали и на душе было спокойно и легко, при этом Максим обрел былую бодрость и энергичность, как и полагается спортсмену, пусть даже и любителю, пусть даже и не совсем юному, мягко говоря. Парень уверенно поднялся на второй этаж и также уверенно направился к кабинету Андрея Сергеевича. Не дойдя до кабинета, Максим увидел девушку, сидящую напротив двери доктора, и остановился. Не то чтобы он в первый раз в жизни увидел девушку или каждый раз видя девушку, останавливался в нерешительности. Дело было не в девушке как таковой, и ничего странного не было в том, что какая-либо девушка пришла на прием к психоневрологу, просто именно эта как две капли воды была похожа на Лили Энн. Максим впился взглядом в эту девушку, отказываясь принимать реальность, она, почувствовав на себе пристальный взгляд посмотрела в ответ на парня. Максим стал нервно шарить по карманам, делая вид что что-то забыл, развернулся и пошел обратно к лестнице, спустился на первый этаж немного постоял, пару раз тряхнул головой и снова пошел на второй этаж. Когда он поднялся девушка была там же, на том же самом месте.

– Вот вам и терапия, вот вам и душевное равновесие, – тихо сказал Максим сам себе и, сделав над собой усилие пошел к кабинету доктора.

– Здравствуйте! – учтиво сказал он девушке, оказавшись возле двери в кабинет Андрея Сергеевича.

– Здравствуйте! – ровно ответила она и перевела свой взгляд на экран телефона.

– Здорово! – услышал Максим чей-то радостный голос. – Ну что, выздоровел? Может пора тебе познакомиться с моей принцессой?

Это был тот самый человек, которого Максим встретил при своем первом посещении заведения.

– Извини, в другой раз, – ответил ему Максим.

– Ну как знаешь. Хозяин – барин, – задорно сказал человек и продолжил свой тихий разговор.

– Не обращайте на него внимания, – сказала девушка, подняв взгляд на Максима. – Он сюда почти каждый день ходит, здесь у него место свиданий с инопланетной принцессой. Где-то недели две-три подряд ходит, а потом исчезает на пару месяцев, когда «принцесса улетает по своим межпланетным делам», а потом опять сюда приходит и так далее.

– А почему именно сюда? – уточнил Максим, желая поддержать разговор и не отводя глаз от девушки. До чего же она была похожа на Лили Энн! До чего же она была красива! Описать ее детально значит испортить все впечатление – осквернить и охаять замысел божий. Прости Боже! У нее были зеленые глаза, длинные светлые волосы, собранные в хвост, на лице ее не было ни одной морщинки, за исключением очень тонкой едва заметной морщинки на лбу – мыслительной, как называл такие морщинки и морщины сам Максим. Именно эта морщинка помогла понять парню что она живая и настоящая, в отличие от Лили Энн с идеально гладким и ровным лицом манекена. В будущем Максим нашел еще много отличий от эталона и доказательств того что именно эта живая и настоящая.

– Видели там большое чистое поле, за рощей? То место, где могут погулять пациенты для успокоения нервов? Летом там очень красиво.

– Конечно видел.

– По странному стечению обстоятельств это ближайшее от его дома место где принцесса может посадить свой межпланетный корабль, – объяснила девушка.

– Откуда вы все это знаете? – спросил Максим, по-прежнему стоя возле двери напротив девушки.

– Я и есть инопланетная принцесса, только между нами, – серьезно ответила девушка и приложила палец к губам, непроизвольно выпятив губы, точь-в-точь как Лили.

Максим немного напрягся и встряхнул головой, девушка улыбнулась.

– Да шучу я, – ответила она, – Андрей Сергеевич про него рассказывал.

Максим усмехнулся в ответ и положил ладонь на лоб, будто на него нашло озарение, так как это делал молодой лейтенант Коломбо, если он конечно когда-то был молодым.

– Конечно, – согласился он. – Вообще это странно, насколько я понял Андрей Сергеевич никогда не рассказывает о проблемах своих пациентов, так сказать соблюдает врачебную тайну.

– В данном случае нет никакой тайны, – объяснила девушка. – Про этого пациента в большей или меньшей степени и так все знают. К тому же из любого правила есть исключения, у Андрея Сергеевича особый подход к каждому.

– Да, это все объясняет, – согласился Максим. – А почему его не выгоняют отсюда? Зачем вообще пускают?

– Вы хотите, чтобы его выгнали? – с укором спросила девушка, немного нахмурилась и снова непроизвольно чуть выпятила губки.

– Нет конечно! Что вы!? – непроизвольно начал оправдываться Максим. – Странного, что персонал не обращает на него внимания – я исключительно в этом смысле объяснил Максим.

– Понятно, – снисходительно сказала девушка. – Андрей Сергеевич распорядился чтобы его не трогали.

– Ясно, – улыбнулся Максим, поняв, что девушка больше не хмурится и не сочтет его жестоким и бессердечным.

– Вы так и будете стоять? – спросила пациентка. – Присаживайтесь.

– Спасибо! – поблагодарил девушку Максим, садясь рядом с ней, потом подумал, что сел сильно близко и немного отодвинулся, потом снова подвинулся, решив, что до неприличия сильно отстранился. Пациента едва заметно улыбнулась. – А, где сам Андрей Сергеевич?

– Не знаю. Назначил мне на девять и не пришел. Очень странно, на него это не похоже. – сказала девушка и снова непроизвольно чуть выпятила губки, точь-в-точь как Лили Энн после победы над гламурным суммоистом и его другом бродячим музыкантом геем, который к тому же еще и очень хорошо дерется.

– Охренеть! Опять! – сам себе, но, все-таки, вслух сказал Максим. Причем его высказывание одновременно охарактеризовало и поразительное сходство девушки с Лили Энн и тот факт, что им обоим доктор назначил к девяти ноль-ноль.

– Что? – переспросила девушка.

– Действительно странно. На него это совсем не похоже, мне он тоже назначил на девять. Ну что делать? Будем ждать.

– Будем, – согласилась девушка.

Далее наступило неловкое молчание, неловким оно было только для Максима, но тем не менее было. Он думал о том, что если Лили Энн извлечь из виртуальной реальности, отправить на концерт премии Муз ТВ в Москву, затем сразу в психоневрологический диспансер, пешком при тридцатиградусном морозе и показать ей смартфон с выходом в интернет, то на ее лбу обязательно появится тоненькая задумчивая морщинка и получится именно эта девушка.

Девушка усмехнулась будто бы ее вызвал на бой гей подросток с розой в руке, с розой в руке и с заглавной надписью на своей заставке «my Queenie», это было то ли имя, то ли фамилия, но Максим переводил надпись как «моя корелевка» или «моя королевна». И кто его за это осудит? Разве что только подросток гей.

– Извините, – обратился Максим к девушке, дождавшись пока ее лицо снова станет серьезным дабы не испортить ей настроение и не омрачить, и не опошлить только что прочитанную ею шутку. – Вы не подумайте, что я как-то там … подкатываю или что-то наподобие, но … мы нигде раньше не встречались?

– Вы тоже извините. Ваши жесты и ваша мимика не позволяют допустить самой мысли о том, что вы как-то подкатываете, – ответила девушка и улыбнулась. – Но вот ваш взгляд …? Все может быть.

Максим виновато улыбнулся в ответ и немного нахмурился. Причем улыбнулся скорее механически, зато нахмурился искренне. Однако решил: «Была не была! Когда, если не сейчас?». На самом деле он не был до конца уверен, что эта девушка есть в действительности, поэтому «была не была» – это правильная постановка вопроса, это абсолютная и справедливая оценка окружающей действительности, особенно если испытываешь легкое головокружение от ощущения того, что реальность дает сбои, сливаясь с собственным воображением, теша подсознание.

– Максим, – твердо и решительно сказал он, будто бы кто ставил это утверждение под сомнение.

– Аня, – ответила девушка, сдержав подступающий смех. – А вы забавный.

– Это да, еще какой, – грустно сказал Максим, Ане опять, почему-то, стало смешно. Максиму захотелось обидеться, но не получилось – ее улыбка была такой милой, а радость такой искренней и наивной, что обидеться было просто невозможно. Хотя это была не совсем радость – это было что-то среднее между радостью и насмешкой, Максим, не будь он в обществе на его первый взгляд приличной девушки, и не будь он ей зачарован, назвал бы это безобидной насмешкой или «милыми смешочками» (мягко говоря), в зависимости от его собственного настроения и личной интерпретации – это, конечно, легко могли быть и «соблазнительные …хаханьки».

Снова повисла неловкая пауза. Максим задумался о том, что сейчас в действительности на втором этаже психоневрологического диспансера сидят два безобидных дурачка и разговаривают, но не между собой, а каждый с какой-то воображаемой девушкой. Причем если у товарища по несчастью отношения уже давние и находятся в стадии развития, скорее даже они зашли в тупик, и он усиленно ищет выход, то у самого Максима знакомство с обаятельной шизой только начинается. Но если это была и шиза, то, все-таки, она была очень милой и притягательной. С такой не грех, было и начать отношения. Впрочем, об отношениях пока и речи не было, пока что только шло неуверенное знакомство.

– Очень приятно, – ответил Максим после неуместно долгой паузы. – И, все-таки, раньше мы с вами не встречались?

– Вряд ли. Я бы вас запомнила.

– Спасибо! – довольно ответил Максим.

– Нет. Вы ничего такого не подумайте. Просто вы очень необычный, не знаю в каком именно смысле, потому что не знаю вас … Ну, вот, – прервала Аня сама себя, – теперь я уже оправдываюсь. Называйте меня просто Аня и давайте на «ты».

– Значит я видел тебя во сне, Аня, – решился и сказал Максим.

– Это здорово, хоть кому-то снятся нормальные и приятные, я надеюсь, сны. А то лично мне всякая гадость снится.

– Очень приятные снятся сны. Редко правда. В основном тоже не очень.

– Слушай, – загадочно и задумчиво начала девушка, мило улыбаясь, – А давай мы с тобой ….

Максим немного напрягся, ожидая предложения – все только что произнесенные девушкой слова показались ему прекрасными, хотя по сути своей и не были таковыми, но «давай мы с тобой» в устах красивой девушки это не просто слова – это поэзия. Наверное, что-то предложить должен был он. «Опять, опять я начинаю тупить» – подумал Максим. С другой стороны, они только что встретились – первый раз в жизни встретились, только что познакомились. Это было плохим оправданием, хотя и было оправданием, ведь если «тупить», то второй встречи может уже никогда и не быть. «Значит не судьба» – так подумал Максим.

– Давай мы с тобой сходим в регистратуру, – закончила девушка и иронично усмехнулась, Максим как будто бы тоже хихикнул. – Ну, извини! Просто мне, кажется, Андрея Сергеевича сегодня уже не будет.

– Давай, сходим, – согласился Максим.

Обращение в регистратуру помогло выяснить два важных обстоятельства. Первое – Андрей Сергеевич заболел и действительно не придет на работу. Второе – Аня, все-таки, существует, она реальный человек, а ни какая-нибудь обаятельная шиза. По крайней мере даже если Аня и шиза, то другие люди ее тоже видят и слышат, но для Максима это совсем не должно было означать то, что он совершенно здоров, это могло означать и то, что болен не только он, а еще и все вокруг нездоровы.

Максим и Аня вышли на улицу, во дворе диспансера было достаточно людно и суетно. Довольный восприятием окружающей действительности и внешними факторами нервного возбуждения и раздражения, Максим предложил, как умел, Ане обменяться номерами телефонов, и они обменялись, договорились созвониться и встретиться. Они шли по двору диспансера о непринужденно беседовали о какой-то ерунде.

– Тебя подвезти до дома? – добродушно предложил Максим, когда они вышли к стоянке автомобилей.

– Нет, – сухо ответила Анна и напряглась, улыбка сошла с ее лица, девушка занервничала и ничего не хотела больше говорить, она продолжала идти дальше.

– Вот и она немного задвигает, – подумал Максим. – Что с тобой? – вслух поинтересовался он.

– Нет, все нормально. Извини, – объяснила Анна. – Мне пешком лучше.

– Я что-то не то сказал или, не то сделал? – спросил парень.

– Нет, – снова сухо ответила Анна.

– Может тогда тебя проводить? – спросил Максим, разведя руками от непонимания.

– Нет. Спасибо!

– Ладно, понял, не буду надоедать, – легко и быстро сдался парень, но тут же реабилитировался. – Но я тебя позвоню, как договаривались?

– Конечно, позвони, – ответила девушка, собралась с силами, преодолевая какое-то странное собственное неприятие происходящего, остановилась и посмотрела на Максима. – Извини мне что-то нехорошо, надо побыть наедине с собой, у меня так бывает. Не переживай, я здесь недалеко живу и плохого ты ничего не сказал.

– Понятно, я меня тоже бывает что-то подобное, – признался парень и улыбнулся.

– Ну да, не зря мы ходим к одному и тому же врачу, – улыбнулась девушка в ответ. – Все хорошо. До встречи. Буду ждать звонка.

– До свидания! – сказал Максим. – Я обязательно позвоню.

Так и закончилось знакомство двух пациентов одного врача. Главное, что оба они показались друг другу приятными и привлекательными (Да что там привлекательными? Максим счел Аню красивой и обаятельной и даже больше того) и договорились созвониться. Сам факт, что они о чем-то договорились, Максим воспринял как определенное достижение и дабы получить душевное удовлетворение от достигнутого, не потерять и не разрушить того что уже есть, хотя еще ничего и не было решил не звонить Ане в этот же вечер, а созвониться с ней через пару дней. Это было и правильно с точки зрения парня, ведь до того момента пока он ей не позвонит, остается сама возможность сделать это. Между тем важно было и не упустить время, ведь не известно, когда ожидала звонка сама Аня и ожидала ли, вообще. Но как минимум, в списке контактов в телефоне Максима стало на одну девушку больше, к тому же на одну очень красивую девушку, с очень красивой фотографией профиля в вотс аппе. На фотографии, на первый взгляд, не было самой девушки в длинном белоснежном сарафане с венком из полевых цветов на голове, там была лишь небольшая березовая роща, которая еще не выгорела в период режима ЧС и бессонной работы членов КЧС и ее председателя. Но присмотревшись, но увеличив фото, где-то в глубине самой рощи, Максим увидел и саму девушку посреди берез. Волосы ее были распущены и на лице совершенно не было косметики. Она не смотрела с вожделением с фотографии, глаза не были масляными, не было во взгляде ненасытной жажды и похотливой хитринки, она даже не выпятила губы на манер утиного клюва. В общем все на фотографии было очень гармонично и просто – бледное голубое небо, белые березы, белое платье, светлая кожа, зеленые листья и трава, зеленые глаза. Зеленые глаза, при многократном увеличении Максим не мог точно разглядеть самих глазах, но он точно знал какие они, так уже смотрел в эти в глаза. Фотографию в вотс аппе Максим изучал уже дома, его не клонило в сон, так как капельницы ему уже не ставили, и живая девушка, в живом сознании вызывала у него живой интерес. Для чего парень тщательно изучал фотографию Ани? Исключительно для того, чтобы проанализировать полученную информацию, безо всяких задних и прочих нехороших мыслей. Ему хотелось понять, что это за девушка и стоит ли, вообще, с ней созваниваться и видеться. Имеющейся информации для каких-либо выводов было недостаточно. Невинная фотография профиля совершенно ничего не означала, а напротив только запутывала, также, как и притягательность девушки в процессе общения, спокойная размеренная речь, невинная улыбка и чистый открытый взгляд тоже ничего не означали. Ну и что что на фотографии на первом плане березы и трава, затем небо и только потом сама девушка? Может быть это была такая хитрость?

Максим давно заметил, что притягательностью в равной степени обладают два типа симпатичных (иногда даже и не очень) девушек – порочные и непорочные (ну или почти непорочные). Собственно, никакого откровения в этом и не было – одни притягивали доступностью, другие чистотой и невинностью. А уж в какой храм человеческой души войти – в тот куда всех пускают и где уже много наследили и небрежно накапали воском, но зато настоятель там гораздо более опытный, открытый для общения и искушенный в мирской мудрости, или в тот храм где ждет единственного прихожанина юный и добрый семинарист, не приемлющий двусмысленности и формальной фарисейской мудрости – это каждому решать самому. Казалось бы, все просто, но храмы человеческой души с большой пропускной способностью и готовностью принимать не только правоверных, но и разного рода басурман, научились маскировать под другие – под те где все еще ждут того самого заблудившегося путника и прихожанина. Иначе говоря, порочные научились притворяться непорочными и мало того, что научились притворяться, но еще и сами уверовали в то что они чисты и непорочны, живя согласно с строгою моралью, той которая на сегодня есть. И вот это уже запрещенный прием, так как блудница, притворившись монашкой получает двойную силу и притягательность. И тогда заблудившийся путник, ошибившись дверью, перепутав жертвенник с алтарем и невнимательно выслушав проповедь становится жертвой не только обмана, но и самообмана. И даже в минуты прозрения продолжает обманывать и истязать самого себя. Бывало нечто подобное и с Максимом. Проанализировав всю имеющуюся информацию об Ане Максим понял, что он ничего не понял. И в очередной раз пришел к выводу что было бы неплохо если бы на каждую девушку и женщину было что-то вроде ПТС с записями обо всех предыдущих пользователях, или единый государственный реестр выписку из которого мог бы получить любой желающий, оплатив государственную пошлину, разумеется, ну или на крайний случай электронный справочник отображающий все входящие, в том числе пропущенные.

Оставив тщетные попытки анализа информации и оценки возможных перспектив общения Максим стал собираться на тренировку, как и большинство спортсменов любителей Максим был достаточно универсальным спортсменом и занимался различными видами спорта. В итоге его универсальность сводилась к тому, что он мог средне пробежать, средне толкнуть или метнуть, мог побороться, мог спаринговать, обладал хорошей растяжкой, мог неплохо поднять, и совсем средне мог отыграть в футбол или баскетбол. В общем, он был уверенным середнячком одновременно в нескольких видах спорта и как следствие мог неплохо набить лицо, но очень не любил драк, зато зная основы, а в некоторых видах и нюансы мог с интересом и пониманием смотреть соревнования по многим видам спорта и даже периодически делал ставки на спорт, не всегда успешно так как предсказать исход спортивных соревнований оказывается гораздо сложнее чем предвидеть исход выборов, например. В зимний период он регулярно посещал тренажерный зал, во-первых, зимой в небольшом городке не так уж и много альтернатив тренажерному залу, а, во-вторых, силовой спорт – то что он любил больше всего и то, что лучше всего у него получалось. В раннем детстве его занятия спортом начались с лыж или, если сказать точнее, с лыжных гонок, затем было самбо, а после под впечатлением от огромных непобедимых героев боевиков с хорошим рельефом и ярко выраженной мышечной сепарацией, он решил стать культуристом, но скоро понял, что по каким-то причинам даже при хорошем питании мышцы не имеют свойства существенно увеличиваться в объеме, а при наборе даже относительно небольшой мышечной массы теряется рельеф. В итоге устав от этого оксюморона, занялся силовым спортом, продолжая работать с боксерской грушей и иногда спаринговал с боксерами, которые иногда посещали тренажерный зал.

Вечером того же дня перед сном по привычке Максим играл в видео игру на своей игровой приставке, все в ту же игру, все тем же персонажем. Лили Энн стала еще более загадочной и обаятельной, хотя, как это было возможно – сложно понять, ведь это компьютерная игра, в которой все манеры, слова, мимика и движения заранее прописаны и их вариации ограничены и каждый раз в одной и той же ситуации они совершенно идентичны. Но Лили Энн не знала этого и почему-то менялась, на самом же деле, скорее всего, изменилось восприятие ее Максимом, который не мог не думать о поразительном ее сходстве с Аней. Парень успокоил себя таким объяснением, но Лили Энн, все равно, вела себя странно, ее жесты были изящнее обычного, голос нежнее, а взгляд стал более глубоким и притягательным. Пару раз она даже выполнила необычные приемы – двойные сальто с ударами на выходе и изящным приземлением на спину поверженного соперника, которых в принципе не было в ее арсенале. Она явно заигрывала и флиртовала с Максимом, оставаясь при этом совершенно недосягаемой и невинной.

– Кто же она? Какова ее истинная суть? – задавал Максим вопросы самому себе и немного запутался. Как-то все это не вписывалось в его собственную градацию женских сущностей и возможных манер поведения. Он пришел к выводу что Лили Энн чистая и открытая девушка, зачем-то ведущая себя как особь вполне доступная, но ведь она вела себя так именно с ним, а не с кем-то другим и не со всеми подряд. Вывод напрашивался сам собой – она захотела обладать для парня двойной притягательностью. Как же это здорово! Но почему-то с ним не было такого в реальной жизни, блудниц притворявшихся невинными Максим повидал и не мало, но с чем-то противоположным он не сталкивался никогда. И главное – она ведь не притворялась, в своем недвусмысленном интересе к Максиму и выражении своей женской сущности, намекая на свою доступность для него, именно для него. Закончился очередной бой.

– Get ready for the next fight! – сказал закадровый голос. Максим не смотрел на экран, было уже поздно и погруженный в собственные мысли он задремал перед телевизором с контроллером в руках. Он спал, он ехал в поезде и слышал стук колес в его руках не было, перед ним не было телевизора, однако парень отчетливо услышал стук исходящий от телевизора. Лили Энн, наклонилась вперед, пристально посмотрела на него освещая взглядом полутьму его комнаты и вагона поезда, затем еще раз постучала с обратной стороны экрана нарушая ритм стука колес поезда, не смотря на то что телевизор был жидкокристаллическим стук был такой будто постучали по кинескопу советского лампового телевизора.

– А! – вскрикнул проснувшийся Максим, глядя в ее светящиеся зеленые глаза.

– Ага! – передразнила его Лили. – Ты так вскрикнул будто проснулся в одной постели с заместителем главы района. Немного даже обидно. – сказала Лили Энн, отвела взгляд чуть в сторону, приосанилась, прогнулась в пояснице, выставила правую ногу вперед, слегка согнув ее в колене, положила левую руку на талию, мотнула головой растрепав волосы и гордо подняла взгляд, обретя свойственный ей игровой образ. – Посмотрим кто ты есть на самом деле, – сказала она и зажмурила глазки как кошка, вальяжно разлегшаяся на оцинкованной крыше в жаркий летний день.

– Ха! – нервно усмехнулся Максим, который уже не был ни в своей комнате, ни в поезде, а был где-то еще. Началась игра и парень находился внутри самой этой игры, в которой многое сильно изменилось. Волшебная фантасмагория виртуальной реальности смешавшись с прозой провинциальной жизни стала совсем эфемерной и поначалу тяжелой для восприятия. Что именно происходило Максим не мог понять, он хотел уточнить у Лили Энн, но та уже приняла боевую стойку, не обращая внимания ни на что и ни на кого кроме соперников. Максим встал рядом.

– Ты за базар отвечаешь? Че ты тут сейчас из себя строишь? Ты че, вообще, базаришь на? – сказал один из двух соперников, обращаясь то ли к Максиму, то ли к Лили. Оба персонажа, оба соперника, были похожи на героев игры – один толстяк, другой на вид несимпатичный гей. Геи, конечно, все несимпатичные, но хотя бы стараются таковыми быть, а этот даже и не старался, этот был какой-то неопрятный, но по образу будто бы гей, но неопрятный прямо вот не гей, а педрила какой-то.

– Да ну не может такого быть, – выразил сомнение Максим, присмотревшись к окружавшему его пространству. Все вокруг выглядело так будто сначала сделали фотографию гаражного кооператива на окраине, разваливающегося, в рамках стратегии экономического развития на период до две тысячи двадцать четвертого года, города с двумя выпивающими членами этого кооператива, а затем раскрасили эту фотографию яркими красками. Толстяк был одет в легкую не по сезону кожаную куртку, в сползающие джинсы, а на самое темя была надета высокая тканевая шапка, сложно сказать в чем смысл такого ношения шапки, но эта манера уже много лет в моде у определенного контингента граждан. Дрищ был одет примерно также, как и толстяк. На вид этим персонажам было лет по двадцать пять. В общем-то это были обычные небрежные тунеядцы и последовательные алкоголики, живущие на деньги родителей и пребывающие в постоянном отдыхе и угаре. Только кто-то добавил в их облик что-то еще более нелепое – на щеках толстяка были нарисованы красные круги, а за спиной висел самурайский меч. У дрища была странная прическа с засаленными волосами и косой мелированной челкой, его губы были накрашены именно поэтому он выглядел как гей, а за спиной висел глушитель от отечественного автомобиля. Все вокруг было очень странно и необычно, но Максима мало заинтересовал глушитель на спине полугея, также, как и меч за спиной толстяка. Максим сделал шаг назад и заинтересовался спиной Лили Энн, которая – Лили Энн была одета в облегающее платье с глубоким вырезом на спине, белые колготки в крупную сетку (может это были и не колготки, а гетры) и туфли на высоком каблуке.

– Будь так добр, вернись на место, – сказала Лили Максиму.

– Round one! Fight! – скомандовал бодрый голос из ниоткуда, Максим посмотрел по сторонам, пытаясь понять откуда доносится голос.

Лили сделала сальто назад уронив побежавшего на нее толстяка. Максим, обернувшись к Лили, подставил подножку убегающему гею. Затем последовали добивания от девушки и следовали они до тех пор, пока не прозвучало «K.O» и в воздухе не повисла светящаяся ярким пламенем надпись: «perfect».

– Round two! Fight! – снова скомандовал бодрый голос.

– Пожалуйста, прекратите! – попросил толстяк.

Но в ответ снова сногсшибательные удары – эффектная и изящная вертушка от Лили Энн и увесистый, но неказистый апперкот от Максима, а затем добивание обоих соперников от девушки. Максим достал из пространства зажженную сигарету и сделав пару затяжек, склонился над одним из поверженных соперников, наступил ему на запястье, а затем потушил в раскрытой ладони толстяка сигарету. Толстяк противоестественно завизжал, а Максим засмеялся. Снова «K.O», «You win» и «perfect». Или в другом порядке, не важно.

– Finish`em! – безапелляционно распорядился закадровый голос.

– Странно, ведь это совсем из другой игры, – поразмыслил Максим.

Лили Энн не раздумывая нанесла каждому из поверженных соперников по три удара ногой в область паха.

– Fatality! – отметил жестокость Лили Энн закадровый голос. – Вам положен приз – бонусная игра: нанесите автомобилю противников как можно больше повреждений за тридцать секунд, если желаете.

В воздухе появилась стрелка и указала на черный «Land cruiser prado» относительно свежего года выпуска и в очень неплохом косметическом состоянии, стоявший недалеко от гаража.

– Go! – скомандовал голос и начался обратный отсчет.

– Такие задроты и такая приличная машина, – сказала Лили Энн, поднимая глушитель от отечественного авто, который в начале боя каким-то образом держался за спиной у дрища.

– Да, – согласился Максим, вздохнув, глядя как Лили Энн поднимает глушитель, – такая машина.

– Присоединяйся, – сказала она.

– Да, да, – сказал Максим, подобрав с земли какаю-то корягу.

Лили Энн разбила заднее и лобовое стекла, Максим нанес несколько несильных ударов по кузову, оставивших едва заметные царапины. Любил парень технику, любую технику в принципе и не смог нанести значительных повреждений, пока он боролся с собой и собирался с духом чтобы все-таки нанести серьезный удар время вышло.

– Да, ну что это такое?! – раздосадовано сказала Лили Энн. – Трудно будет получить с тобой настоящее удовольствие.

– Ну, – виновато развел руками Максим и совсем расстроенно добавил, – меньше всего хотелось бы слышать подобное от тебя.

– Надо же! Ты пошутил, – улыбнулась Лили Энн.

– Вообще-то, нет, – с еще большей скорбью в голосе ответил парень. Лили Энн усмехнулась.

– Да ладно, не расстраивайся, ты просто не был готов – для первого раза пойдет, но в следующий раз будь активнее и веселее. Что это были за удары? Здесь ты можешь выполнить совершенно любой удар, любой прыжок или кувырок – тебе стоит только представить их себе.

– Где здесь? – спросил парень, но в это время сменились декорации, что означало конец поединка. Лили Энн сделала два сальто вперед оказавшись на переднем плане, Максим неуклюже и суетясь подбежал к ней, она рассмеялась.

– You win! – повторил закадровый голос.

– Ты очень красивая, – сказал Максим. Лили Энн, как и всегда было в игре – повернулась к нему спиной, гордо вскинув голову и ушла, Максим хотел пойти за ней, но девушка исчезла в пространстве, а следом за ней исчезло и само пространство, остались лишь сознание и пустота. И сознание в пустоте пришло к выводу что Максим спит, чтобы это доказать сознание дало команду проснуться. Снова послышался стук колес поезда и Максим проснулся в кресле перед телевизором, в комнате было темно, в его руках был контроллер, а на экране телевизора он видел уходящую Лили Энн.

– Надо же какая ерунда приснилась. С другой стороны, если я спал, то как я только что выиграл бой? Иначе бы она никак не могла уходить в данный момент. А черт с ней, при всем уважении к ней как к женщине, разумеется. Пусть идет.

ГЛАВА V

Следствие как последствие

Утром в понедельник третьего февраля, когда Максим еще спал, на доклад к начальнику следствия Вольненского отделения полиции шел старший следователь – капитан Завьялов.

– Разрешите войти, товарищ майор, – с легкой иронией в голосе произнес Завьялов и намеренно замер в дверях кабинета начальника следствия.

– Давай без этого, – отозвался майор молодым и звонким голосом, – заходи, присаживайся.

– Хорошо, Витя, давай без этого, – сказал Завьялов и присаживаясь протянул майору руку, – у меня дел очень много, так что я тоже не горю желанием тратить время на разговоры.

– Какой я тебе Витя? Соблюдай субординацию! – напрягая голосовые связки, строго сказал молодой майор, протягивая в ответ свою руку Завьялову.

– Тебе не угодишь, товарищ майор, – ответил Завьялов, пожимая руку.

– Вот так пойдет. Давай рассказывай, что там за нестандартное преступление произошло в ночь с пятницы на субботу, через десять минут планерка у начальника. Точнее, все не рассказывай. Самую общую суть – самое важное.

– Как ты помнишь, было мое дежурство, так что общую суть я хорошо ухватил. В двенадцать двадцать, после полуночи, поступил звонок в дежурную часть о нападении на двух граждан двадцати пяти и двадцати четырех лет в гаражном кооперативе «вышка», где у одного из пострадавших есть гараж. Я в составе следственно-оперативной группы выехал на место происшествия.

– Давай покороче, – призвал майор.

– Пострадавшими оказались гражданин Сериков Антон Викторович и его друг Лизогуб Кирилл Олегович, – ровно продолжил Завьялов, не обращая внимания на призыв начальника.

–Лизогуб? Олегович? Не сын ли он … – задумался майор.

– Да, он самый – сын заместителя прокурора Лизогуб Олега Геннадьевича, – продолжил Завьялов.

– Это плохо, – сказал майор.

– Потерпевшие показали, что на них во время культурного общения – они жарили шашлык и пили пиво, не совсем по сезону, но это не преступление, а их личное дело. Во время общения на них напали двое. Двое очень странных людей – молодая спортивная и грациозная девушка, на вид не более двадцати пяти лет и мужчина, парень – на вид около тридцати крепкого телосложения. Подробные словесные портреты подозреваемых составлены. Свидетелей нет. Имущество пострадавших не похищено. По предварительному заключению, пострадавшим нанесены телесные повреждения средней степени тяжести, также пострадал автомобиль гражданина Лизогуба. Естественно, будет проведена оценка имущественного ущерба, также граждане изъявили желание самостоятельно пройти медицинское освидетельствование для установления степени вреда, нанесенного их здоровью. Так что это дело я возьму сам, если не возражаете.

– Не возражаю, – ответил майор, – какие-то особые приметы нападавших указали?

– Еще как указали, – усмехнулся Завьялов, – по словам потерпевших оба нападавших были одеты как персонажи из известной компьютерной игры … и сами выглядели как эти персонажи, а не как настоящие люди и, вообще, после их появления все пространство вокруг изменилось под стилистику этой игры. По внешним признакам граждане не находились в состоянии глубокого алкогольного опьянения, в связи с чем я принял решение направить и сопроводить пострадавших в наркологию.

– Да … зачем?! – нецензурно выругался майор.

– Они задавали мне тот же самый вопрос, – ответил Завьялов, – но я настоял.

– Ты что не понимаешь что Лизогуб нас потом … .

– Все понимаю, именно поэтому и отвез их в наркологию. Я допускаю что никакого нападения не было, а просто граждане под воздействием психотропных веществ нанесли травмы друг другу. И вот, именно, для того чтобы Лизогуб нас не …, как вы выразились, я проверю все возможные варианты и этот в том числе.

– Было бы неплохо, если оно окажется так, – согласился майор. – А если не так?

– Да было бы неплохо, но есть и «если». Дело в том, что с пятницы на субботу, в ночь с тридцать первого января на первое февраля, как вы знаете, шел снег и судя по следам на свежем снегу, по мнению нашего эксперта-криминалиста на месте происшествия кроме пострадавших действительно были женщина, судя по оставленным следам не толстуха, и мужчина крепкого телосложения и действительно была борьба. Но заключение эксперта будет окончательно готово завтра к вечеру, результаты из наркологии в течение недели. Так что подождем и сопоставим все факты.

– Странно у тебя все получается. А пока будем ждать оценок и заключений, что-то будем делать? Или будем просто ждать?

– Уже. Я переговорил с коллегами, и кое-что выяснилось. Оказывается, что на данных граждан – пострадавших, в данном случае, как минимум, четыре раза поступали заявления в полицию, но все три раза по разным причинам граждане Лизогуб и Сериков избежали ответственности. Пока будем ждать оценок и заключений я встречусь с заявителями и пообщаюсь.

– Да ты что такое затеваешь?! Если их не привлекли, значит не за что было, значит невиновны по закону! – разозлился майор. – Правильно, ведь!?

– Спокойно, Виктор. Я и не спорю. По закону значит невиновны, но у заявителей может быть иное мнение. Это я и выясню. А иначе что ты предлагаешь?

– Ну да, все правильно, – спокойно согласился майор, – только давай максимально тактично и аккуратно.

– Естественно. Если не возражаете, то я займусь этими и другими вопросами. Больше по этому делу мне пока сказать нечего.

– Не возражаю – идите. И мне уже пора на планерку. Надеюсь, начальник сочтет имеющуюся информацию и проделанную работу достаточной на данный момент.

Завьялов ничего не ответил, он лишь пожал плечами.

Капитан пошел в свой кабинет, майор пошел на планерку, день шел на прибыль, а заместитель главы Вольненского района по социальным вопросам – пошел бы он на …. Максим еще спал. Неожиданно для спящего и видевшего красивые сны парня, зазвонил телефон, правильнее сказать заиграл смартфон, на экране высветилась надпись «номер не определен».

– Да, – недовольно сказал сонный Максим, решивший, все-таки, ответить.

– Доброе утро, Максим! – сказал голос в телефоне. – Это Андрей Сергеевич. Извини, что в пятницу не принял тебя, просто сложились непредвиденные обстоятельства и я не смог прийти на работу и предупредить никого заранее тоже не успел.

– Здравствуйте! – ответил Максим, медленно проговаривая и подбирая слова (и даже не слова, а буквы), так как разум еще до конца не проснулся, если он, конечно, способен на это в принципе. – Да ничего страшного. Я чувствую себя гораздо лучше – все начинает, вроде как, постепенно налаживаться, – ответил Максим.

– Это очень хорошо, и тем не менее, я хотел бы продолжить наши беседы, только не в диспансере, а на дому, если ты не имеешь ничего против, я буду приходить к тебе раз в неделю, иногда чаще, по мере возможностей.

– Я-то не возражаю, но как-то неудобно будет перед вами. У вас и так много дел, да вам и своих проблем хватает, а тут еще ходить домой к пациенту.

– За это не переживай, внезапно у меня дел существенно поубавилось, так что я располагаю массой свободного времени. Я можно сказать перешел на новый уровень.

– Вы уволились с работы? – спросил Максим.

– Нет. Что ты. Как бы я смог? Я взял бессрочный отпуск без содержания. Переосмысливаю пройденный мною жизненный путь.

– А разве так можно?

– У нас все можно и возможно, стоит только захотеть.

– Ну если так, тогда конечно, давайте продолжим. А нужны они еще наши беседы? – с сомнением спросил Максим.

– Поверь, еще нужны, еще как нужны, – убедительно ответил Андрей Сергеевич.

– Понятно. Вам лучше знать, – согласился Максим.

– Тогда увидимся в эту пятницу, – с энтузиазмом сказал Андрей Сергеевич. – Вечером, после шести будет нормально?

– Да, нормально.

– Тогда до пятницы. До свидания.

– До свидания, – ответил Максим и хотел было удивиться и задуматься, но вместо этого заснул.

Затем, после сна, у Максима была тренировка и работа на дому, у Ани была работа на работе и тренировка дома, после работы. У Завьялова вечером этого дня был тревожный, но крепкий сон, в администрации района был бардак.

Как только Максим окончательно проснулся, он стал сопоставлять желания, предзнаменования, знаки и факты. Он ел и сопоставлял, шел на тренировку и сопоставлял, лишь на время тренировки он полностью абстрагировался от всего, кроме железа, его веса и необходимости поднять его определенное количество раз. За долгие годы занятий спортом, он научился полностью абстрагироваться от всего кроме самого спорта на время тренировки и соревнований, что неизбежно дало прогресс в спорте и способствовало укреплению душевного равновесия, из которого его в итоге, все-таки, сумели вывести муниципальные служащие высшего руководящего состава и прочие нелепые и непонятные вещи и происходящие в его жизни события. Так вот, сопоставив собственные желания иустремления с событиями и знакомствами последних дней, Максим пришел к выводу что сон, в котором он вместе с Лили Энн избивает граждан сомнительного рода деятельности, был не просто сном, а был знаком свыше. Или, иначе говоря, его собственное подсознание проанализировав всю имеющуюся информацию, все его острые эмоциональные переживания, как позитивные, так и негативные в качестве результата воспроизвело этот сон, в котором Лили Энн – это, возможно, Аня, он это он, пренебрегающие нормами морали и закона граждане – это собирательный, но очень условный образ мелкого и подлого зла и невежества, с которым Максим должен бороться вместе с Аней. Собственно, самому Максиму было непонятно почему он решил, что во сне была именно Аня в образе Лили Энн, а не сама Лили Энн. Наверное, потому что Лили Энн разговаривала на русском языке, которого она в принципе не могла знать – с другой стороны, это всего лишь сон и в нем все возможно. Но это сон Максима, а значит ему и решать кого он там видео и точка. В конце концов он мог понять, что рядом с ним Аня посредствам невербального общения. С каким именно злом предстоит бороться и как именно, парень не совсем понял, но понял главное – ему надо быть вместе с Аней. Хотя это он уже скорее не понял, а предварительно решил для себя, можно сказать утвердил проект в первом чтении и вынес вопрос на согласование царем в голове. Весь день он намеревался ей позвонить и пригласить, слово свидание ему не нравилось, поэтому пригласить куда-нибудь. Он даже пару раз придумывал какие-то умные и романтичные речи, подбирал слова, но потом понимал, что, все равно, не сможет все это воспроизвести и скажет в итоге что-то не совсем понятное и сумбурное, так как от возможных сладких речей с его собственных уст ему самому становилось приторно. Максим решил просто набрать ее номер и что-нибудь сказать, сказать то что получится, чем меньше слов он скажет, тем будет лучше. Он несколько раз собирался позвонить, но затем откладывал по какой-либо причине считая, что «сейчас» время неудачное. В итоге в одиннадцать часов вечера Максим пришел к выводу: «Да уже поздно ей звонить, возможно она уже спит. Даже если и не спит. Все равно, время уже неприличное. Позвоню завтра. Что изменится? Если это, вдруг, судьба -значит судьба, а если нет, то оно может и к лучшему».

Аня в течение прошедшего дня несколько раз вспоминала про Максима и ждала что он позвонит, не томительно, не мучительно, не страстно, но все же ждала его звонка. Не то чтобы девушка влюбилась с первого взгляда или была сражена его невероятной мужской харизмой, он просто показался ей интересным и необычным, а главное добрым и интеллигентным, что в наше время большая редкость. Тем более сочетание большой физической силы с добротой и интеллигентностью встречаются еще реже. Максим не вызвал у Ани каких-либо острых чувств, но каким-то странным образом легко коснулся мягких и не совсем настроенных струн ее души. А возможно исполнил тихую невнятную и таинственную мелодию плоти (или души?), подобно легкому ветерку, который в состоянии заставить едва слышно зазвучать одинокую свирель недотрогу, не прикасаясь к ней. Аня плохо себе представляла, как именно звучит одинокая свирель недотрога, но похоже она уже начинала слышать древнюю мелодию, в оригинале исполненную природой по нотам написанным создателем, ее душа и плоть еле слышно в унисон напевали эту мелодию. Девушка одиноко и непорочно лежа в своей кровати, читая перед сном, в крайний раз в эти сутки вспомнила про Максима, подумала про Максима. Аня думала: «Конечно, немного странный парень, но симпатичный – высокий, крепкий, мускулистый, можно даже сказать красивый. Только он какой-то немного неуверенный в себе, наверное, потому и не позвонил, что никак не смог решиться. Я ему точно сама звонить не буду. Хотя может делами какими был занят? Мог бы и прямо сейчас позвонить, нормальное еще время. Все-таки, странный он немного, с другой стороны иначе бы и не ходил к психиатру, собственно, как и я. Позвонит. Куда он денется. Если этому суждено быть, то так оно и будет, а если нет, то оно и к лучшему».

Утром следующего дня Максим проснулся в романтичном и сладковато-задумчивом настроении. Не сладком, не приторном, а сладковатом, таким будто бы перед сном его душа сначала почистила зубы, а потом, все же, выпила кофе с двумя ложечками сахара. Четко осознавая к чему этот сладковатый привкус, несколько часов спустя, Максим настроился и все-таки позвонил девушке во время обеденного перерыва. Аня сразу, выждав паузу, взяла трубку.

– Да, здравствуйте! – сказала она.

– Здравствуй, Аня! – сказал Максим бодрым голосом.

– Извините, кто это? – спросила Аня. Максим задумался. Аня усмехнулась в трубку. – Да я узнала, Максим. Рада тебя слышать!

– Взаимно! Не отвлекаю?

– Нет. Как раз собираюсь обедать.

– Это … мы собирались как-нибудь встретиться, – слегка заволновался Максим.

– Да, собирались, как-нибудь, – ответила Аня.

– Может быть как-нибудь будет сегодня?

– Ты меня приглашаешь?

– Да. Только не знаю куда именно. У нас как-то и пойти особенно некуда так чтобы без намека на пошлость. Пойдем в кино. Это, конечно, очень банально, но … В общем, я ерунду какую-то говорю, – повысил Максим голос на себя самого. – Давай сначала. Ты мне очень интересна и симпатична, поэтому я хочу с тобой увидеться. Поскольку особенно пойти у нас некуда я приглашаю тебя в кино, так можно хотя бы начать общение, а дальше будет проще, мне хотя бы – будет проще. Потому, что если нет, если проще не будет …, то …

– Я согласна, Максим, пойти с тобой в кино, – ответила Аня смеясь.

– Опять ты смеешься. Я смешон? Хотя я и шутить совсем не собирался. Вот так вот всегда и получается. На планерку приготовишься, иногда целый час готовишься, а иногда и больше. Начинаешь говорить серьезные вещи, о сложившихся в спорте традициях, о крайней необходимости развития массового спорта, о будущем грядущих поколений, цитируешь указы президента, а в ответ …

– Максим! – перебила его Аня. – Прекращай меня смешить, а то вечером будет нечего сказать и станет скучно. Все хорошо, я рада что ты позвонил.

– Я тоже рад что я позвонил. Ну ее мае! Ты только не смейся. Я правда что-то разнервничался. Ты уж извини. У меня просто хронический недостаток позитивного общения.

– Я тебя понимаю, правда понимаю, – серьезно сказала девушка. – Когда замыкаешься в себе, сосредотачиваешься на чем-то одном, можно сказать ограничиваешь свою жизнь рамками, за которые никого не пускаешь, то потом трудно начинать новое знакомство с кем-либо. Так что все нормально. Я понимаю тебя.

– Это хорошо, что ты меня понимаешь. Я сейчас на сайте посмотрю, во сколько сеанс и что показывают, и тебе напишу. А ты напиши куда за тобой заехать.

– Хорошо. До вечера.

– До вечера, – ответил Максим и с облегчением выдохнул, отключив вызов. – Ну и хрени ты нагородил. Может быть и на планерках получалось также? А ты говоришь одни дураки в администрации, может и не одни. Нет, нет, там было совсем не так.

Вечером, как и договоривались, Максим на иностранном автомобиле средней паршивости, хотелось бы сказать «поршивости», чтобы хоть как-то невзначай создать интригу и вскользь намекнуть на возможность наличия у Максима «Порше», но, видимо, даже графический редактор знает, что у Максима не может быть «Порше» и не оставляет никакой надежды на интригу, подчеркивая недопустимое к употреблению слово.

Во время сеанса Максим и Аня почти что не разговаривали, они оба смотрели фильм – так бывает, иногда люди приходят в кинотеатр и смотрят фильм, не разговаривают, не пьют пиво, не звенят бутылками и не шуршат пакетами, не вставляют постоянно свои глупые комментарии и реплики, не светят телефонами, не кричат рядом сидящему в ухо, а смотрят фильм. Аня и Максим смотрели фильм, иногда поглядывая друг на друга – иногда, когда звуки свирели в душе становились внезапно чуть громче.

– Хороший фильм, – сказал Максим, когда они выходили из кинотеатра. Надо же было что сказать. – Красивый и немного даже романтичный.

– Романтичный? Ну не знаю, может быть, – согласилась девушка. Надо же было что-то ответить.

– Я это к чему, – продолжил Максим, – совсем не хочется идти домой, заниматься какой-нибудь ерундой и ложиться спать. Если ты не устала и не сильно торопишься, давай проедем на набережную. Там можно прогуляться и поговорить. Холодно на улице, я согласен, можно и не гулять, можно просто посидеть в машине. А то ведь мы так толком и не познакомились, и не пообщались.

Аня вздрогнула и ничего не сказала в ответ. Ее взгляд стал немного растерянным.

– Что с тобой? – спросил Максим.

– Да ничего, особенного, – ответила Аня. – Тараканы …

– В голове, – закончил за нее Максим.

– Ага, они, – грустно улыбнулась Аня. – Можно и погулять.

– Ты что меня боишься? – спросил Максим. Аня кивнула в ответ и тут же помотала головой.

– Понятно, – улыбнулся Максим.

– То есть, не тебя лично, а в целом немного боюсь подобных ситуаций. Потому кроме работы и тренировок, никуда особенно больше и не хожу последнее время, – объяснила девушка.

– Со своими страхами надо бороться, – сказал Максим, открывая Ане пассажирскую дверь.

– Давай будем бороться вместе, – ответила Аня, садясь в машину.

– Да мне-то с чем бороться, – возразил Максим, но увидев выражение лица девушки тут же добавил, – да, давай бороться вместе.

Недалеко от города на берегу реки летом начали готовить грузовую площадку, для последующей работы – для приема больших партий и крупногабаритных грузов, и их хранения. За лето успели отсыпать и сровнять большую территорию около десяти гектаров площадью вдоль берега, затем выяснилось, что данная территория не подходит для приема грузов так как берег слишком крут и ее оставили. Место получилось живописным у удобным для прогулок, внизу под насыпью была река, казалось, что прямо над противоположным ее берегом висит бледная луна, а чуть ниже по реке яркими и многочисленными огнями светился железнодорожный мост, людей на берегу не было и вокруг была абсолютная тишина, которую изредка нарушали дуновения ветра и гораздо чаще голоса Ани и Максима. Они говорили много, весело и эмоционально, но больше о всякой милой и бессмысленной ерунде, которая, как и должно быть имела смысл только тогда и только для них двоих, непроизвольно изучающих жесты, мимику и интонации друг друга. Несмотря на милую ерунду, звуки душевной свирели и тающий между ним в феврале лед, каждый из них умудрялся параллельно разговаривать и с самим собой. Аня непроизвольно все время держалась на дистанции, Максим как мог старался ненавязчиво эту дистанцию сократить.

Вот о чем думал Максим: «Это следствие закона единства и борьбы противоположностей, своего рода поединок, – борьба «инь» и «янь», и здесь «янь» должен победить. Тем более что «инь» этого хочет, но не может сдаться без боя. Допустим, что я молодой Тайсон, в организме которого бушуют гормоны, я должен рваться изо всех сил чтобы сократить эту дистанцию используя «маятник», но заочно я слишком уважаю своего оппонента для того чтобы сразу же на первых секундах первого раунда провести мощную серию ударов, и тогда уже оппоненту не останется ничего кроме как связать меня в предосудительном клинче. Тайсон? Загнул, конечно, но, слава богу, никто моих мыслей не видит и не слышит. Подобно ударнику в смешанных единоборствах, я могу начать грубую напористую атаку и вынудить оппонента перейти в партер. Как самонадеянный футболист, чувствующий явное превосходство в уровне пробить с центра поля слабому на прием вратарю. Но захвати она меня сегодня в клинч, перейди в партер, окажись слабым на прием вратарем, завтра на утро я уже потеряю к ней интерес. А так я сам выгляжу нерешительным дурачком, как минимум сомневающимся».

«Я как толстая неуклюжая балерина, – думала Аня, – очень хочу танцевать, но не знаю и не помню, как правильно начать танец, а мой партнер никак не решается сам подхватить меня и повести. Я как певица без слуха, но с волшебным голосом, которая жаждет спеть, но не понимает, когда начинать, а маэстро никак не догадается подать знак и уже по пятому кругу играет вступление».

– Уже полночь, – сказала Аня, посмотрев в экран смартфона, – пора домой, спать.

– Со мной тебе скучно? – спросил Максим, направляя движение в сторону автомобиля.

– Нет. Что ты? Наоборот очень интересно и весело. Я давно так не смеялась.

– Я тоже. Ты прекрасная, очаровательная, – слегка смутившись, сказал Максим, но ночь, луна и мороз не выдали его смущения.

Они сели в прогретый автомобиль, который работал во время прогулки.

– Спасибо! – сказала Аня и приблизившись поцеловала Максима в щеку.

– Я пауэрлифтер на боксерском ринге, – заключил Максим и символически стукнул себя по лбу ладонью.

– Что? – спросила Аня и засмеялась.

– Мы сейчас гуляли, разговаривали. А я все это время думал, как мне надо поступить и проводил параллели со спортом, мыслил странными образами, то вспоминая Тайсона, то бойцов смешанных единоборств, то футболистов. Я все думал нужен ли какой-то контакт или он будет не уместен и разговора более чем достаточно. И вот сейчас я понял, что я пауэрлифтер на боксёрском ринге.

– Почему?

– Потому что вышел заряженный огромной силой и энергией, а что с ней делать на ринге не знаю. Хотя и мой соперник тоже так себе боксер, но, все равно, на голову выше меня.

– Это смешно. Хорошо, что ты это сказал. Я думала о чем-то похожем.

– И кто ты? – спросил Максим перемещая ручку автоматической коробки передач на «D».

– Певица с хорошим голосом, но без слуха. Я жду знака от маэстро, чтобы понять, когда мне начать петь. Но вместо того чтобы подать знак, он не глядя на меня, нервно раз за разом играет вступление, – сказала Аня и засмеялась. Максим тоже засмеялся.

– Это замечательно что в обоих интерпретациях тупит один и тот же человек – пауэрлифтер, он же маэстро.

– Нет, все здорово. Если бы ты повел себя как-то иначе, у меня могло бы сложиться о тебе нехорошее впечатление. И у тебя обо мне, поведи я себя иначе. А так все здорово.

– Это хорошо, – сказал парень хотя в голове роилось множество различных фраз и высказываний, которые могли бы прийтись к месту или совсем не к месту, но выбрал он почему-то самую нейтральную. Далее наступило молчание, и чтобы сделать его не столь очевидным Максим включил магнитолу где ждала своей очереди старая как вера в коммунизм, но красивая как мюнхенская речь Владимира Путина рок баллада о любви. А за ней была следующая более современная баллада и когда невероятное по своей гамме, затяжное и красочное соло достигло кульминации, автомобиль Максима достиг подъезда Ани. Максим выключил музыку.

– Значит, все было хорошо? – неуверенно спросил парень.

– Да, все было здорово, – ответила Аня.

– Обещаю в следующий раз будет интереснее.

– Я даже и не сомневаюсь, – ответила Аня.

– Ну, может тогда? – спросил Максим и положил руку на плечо девушки.

– Тогда может быть, но не сейчас, – ответила Аня с иронией и помотала головой, хотя в ее горящих глазах Максим читал что-то другое, как минимуму сомнение.

– Странные у вас, однако, шутки, – констатировал факт парень и включил в салоне автомобиля свет.

– Домой спать, – сказала Аня, отведя взгляд, чтобы Максим не читал на ночь чего не следует.

– Но ведь, – хотел возразить Максим, отчетливо услышавший две свирели, звучащие в унисон и желая перевернуть страницу.

– Максим, – сказала Аня с просьбой в голосе, и он ее понял. Хотя может и не совсем правильно истолковал, но понял, как мог.

– Спать так спать. Хотя не уверен, что я так вот сразу засну, но это ладно.

– Спокойной ночи! – сказала Аня, пряча зачарованный взгляд от Максима и нежно улыбаясь.

– Спокойной тебе ночи! – ответил Максим, не скрывая своего зачарованного взгляда и настроения. – А я, как слабый в бою пауэрлифтер, пожалуй, перед сном поработаю с грушей.

– Ну зачем ты это сказал? Какая пошлость. – поморщилась Аня.

– Какая пошлость? – неслышно возразил Максим и громче добавил: Не знаю. Тараканы …

– В голове, – закончила Аня за Максима. – Ты производишь впечатление интеллигентного и воспитанного человека и тут такое.

– Я еще и не такое могу. Это как бы не совсем я, то есть это говорю и делаю я, но всегда спонтанно и неожиданно даже для самого себя.

– Ясно. Спокойной ночи! – повторила она, выходя из машины.

– Спокойной, – повторил Максим и выключил свет в салоне.

Дойдя до подъезда Аня обернулась чтобы убедиться в том, что Максим на нее смотрит, и убедилась – он действительно смотрел на уходящую Аню через лобовое стекло, едва ли Аня могла отчетливо видеть взгляд Максима, но она его чувствовала, а он смотрел и многозначительно придурковато улыбался, часто так получается, что набор различных противоречивых мыслей и эмоций придает выражению лица некую придурковатость. Если смешать все цвета в наборе красок получается что-то темно-коричневое, а если смешать выражения всех эмоции на лице, то получается что-то придурковатое.

Аня остановилась и помахала Максиму ручкой, Максим махнул в ответ и продублировал прощание мигнув фарами. Убедившись, что девушка вошла в подъезд, парень выключил свет в салоне, включил скорость и поехал кататься по городу так как он действительно не смог бы сразу заснуть.

– Вот идиот! Надо было выйти из машины и проводить ее до подъезда. – сказал парень себе самому.

Время шло своим чередом, размеренная жизнь Максима стала чуть более интересной, так как в его жизни появилась Аня, она заняла ничтожно малую часть его времени и пространства и гораздо более ощутимую часть его мыслей и эмоций, которые в основном были позитивными и жизнеутверждающими, но, конечно же, оставались и сомнения. А как может быть иначе, если речь идет о не совсем здоровом человеке, чей разум никак не может понять и принять жизни, которая сильно отличается от декларируемой? А разве можно принять и понять такую жизнь, в которой все подлости и мерзости, всегда и непременно делаются под благовидным предлогом, и чем номинально выше и благороднее прикрытие, тем омерзительнее и отвратительнее реальная цель. Ну разве не правильнее называть все своими именами и давать человеку право выбора между реально существующими альтернативами?

На календаре было седьмое февраля, пятница. Время шло своим чередом, Андрей Сергеевич шел к Максиму, день шел на прибыль, администрация района шла на провокацию. Утром пятницы в квартире Максима зазвонил аппарат домофона – пришел доктор.

– Добрый день, Андрей Сергеевич! – поздоровался Максим, открывая входную дверь, нереально быстро поднявшемуся на четвертый этаж Андрею Сергеевичу.

– Действительно, добрый! – ответил доктор, глядя на парня. – Я смотрю, вы чувствуете себя гораздо лучше. Лечение явно пошло на пользу.

– Да это так – лечение и не только пошли мне на пользу, – ответил парень. – Раздевайтесь, проходите в зал.

Доктор прошел в зал и сел на диван, Максим сел в кресло рядом с диваном и не отводил своего сканирующего взгляда от доктора.

– Может быть чаю или кофе, или цикория, – предложил Максим.

– Спасибо! Не стоит. Давай лучше начнем. – сказал доктор, приняв максимально удобное положение. – Хотя, я смотрю у тебя есть ко мне вопросы.

– Это так, – ответил Максим. – У меня есть к вам вопросы.

– Задавай, – предложил доктор.

– Странно что в пятницу тридцать первого января вы назначили мне время приема и не пришли.

– Я же объяснил тебе по телефону, что неожиданно для самого себя серьезно разболелся.

– Это я понял. Как вы чувствуете себя сейчас?

– Сейчас я абсолютно здоров, болезнь прошла, можно сказать, раз и навсегда, – ответил доктор усмехнувшись.

– А разве так бывает? – подозрительно спросил Максим.

– Конечно бывает.

– Пусть будет так. Не стану с вами спорить. Вам виднее, на то вы и врач. В любом случае я рад вас видеть живым и здоровым.

– Спасибо! Взаимно, – ответил доктор.

– Есть еще кое-что. В прошлую пятницу вы назначили к девяти не только мне, но еще и одной девушке.

– Какой еще девушке? – спросил доктор.

– Ну как же? – ответил Максим, на мгновение непроизвольно подумав, что на самом деле никакой девушки может и не было и нет. – Такая девушка – молодая, красивая, светлая, я бы сказал с волосами соломенного цвета и зелеными глазами. Ее зовут Аня.

– Ах да, – внезапно вспомнил доктор и хлопнул себя по лбу ладонью. – Извини мою рассеянность – Аня Веселова, конечно. И как я мог назначить вам на одно время? Сам не пойму.

– На вас это не похоже.

– Не похоже, но со всеми иногда бывает, – признался доктор, загадочно улыбаясь. – Ты не так уж и хорошо меня знаешь.

– Возможно. Есть одна странность – Аня как две капли воды похожа на персонажа видео игры, на ту самую Лили Энн, что очень странно.

– Надо же какое неожиданное совпадение! – неестественно удивился доктор. – Не преувеличивай. Знаешь, некоторые говорят, что все бабы одинаковые. Все красивые похожи между собой, а все некрасивые друг на дружку.

– Вы же понимаете, что я не об этом, – серьезно заметил Максим.

– Прекрасно понимаю, – согласился доктор. – Тебе не стоит на этом зацикливаться. Это всего лишь твоя проекция игры на реальность и не более того. На самом деле Аня очень интересная девушка и как мне кажется у вас с ней не мало общего. Вам бы не лишним было познакомиться и поближе пообщаться.

– Уже, – ответил Максим, – познакомились. И немного даже пообщались.

– Ну, надо же! – искренне обрадовался доктор. – Это прекрасно!

– Согласен с вами, наверное, так. Я сам еще не понял хорошо это или плохо. Но это уже, конечно, вопрос не к вам.

– Это уже, конечно, не ко мне вопрос, – признал доктор.

– Значит так и было задумано. Вот вы какой, доктор с нестандартными методами! А если бы я к вам не пришел. Вы же не могли этого предвидеть? Аню вы наблюдаете давно, но меня вы ждать не могли. Не могли знать, что я приду.

– Никак не мог. Но ведь пришел и именно ты. Значит, кто-то другой знал, что ты придешь, возможно ты и должен, да что там должен – обязан был прийти. Понимаешь?

– Возможно и так, – кивнул Максим головой, – это еще не все. Еще одно обстоятельство не дает мне покоя, – продолжил Максим. – В пятницу мне приснился странный сон – я словно оказался героем видео игры, только действие происходило не в игре, но и не в реальной жизни, это было что-то среднее между реальным и виртуальным миром. Только вот соперники были более чем реальны, мне даже показалось что я где-то видел их раньше, но это не факт. Зато факт, что действие игры происходило в гаражном кооперативе, который действительно существует в нашем городе. Что еще очень странно, моей напарницей была Лили Энн из игры, по всем внешним признакам – это была она, но в глубине души я точно знал, что это Аня.

– Ничего странного здесь нет. Сны всегда отражают наши внутренние переживания и порой указывают нам на то, чего мы сами в обыденной жизни просто не замечаем и открывают нам то, чего мы о себе подчас даже и не знаем. Вот, например, если бы это был не сон, а реальность, кого бы ты хотел увидеть рядом с собой Лили Энн или Аню?

– Ну …, – задумался Максим.

– Можешь не отвечать. Ты задумался, а значит еще и сам точно не знаешь хочешь ли видеть рядом с собой Аню, которая в сущности самый обычный человек, с недостатками и достоинствами или материализовавшуюся Лили Энн, которая априори лишена недостатков. И я тебя понимаю, я бы сейчас, пребывая в своем состоянии души и ума предпочел Лили Энн. Ну зачем мне проблемы другого человека, которые обязательно придут в мою жизнь вместе с самим человеком?

– Не совсем так, Андрей Сергеевич, – начал свой ответ Максим, не обратив внимания на слова доктора о каком-то «состоянии души и ума». – Просто, я еще очень плохо знаком с Аней и не уверен в …, ни в чем не уверен, потому что просто мало ее знаю. Я, конечно, понимаю, что у нее есть свои недостатки, но все же в реальности предпочел бы быть рядом с ней. Зачем мне, например, хоть и некорректный пример, воображаемый автомобиль S-класса, вместо реального пусть даже и более скромного? Если даже автомобиль S-класса будет материализовываться раз в месяц или даже раз в неделю, все равно более простой, но реальный предпочтительнее. К тому же все это было во сне, во сне может быть лучше и с Лили Энн, но в реальной жизни может быть и совсем наоборот.

– Ну вот, ты сам и разрешил поставленную проблему, – сказал доктор. – Молодец!

– Возможно и разрешил. И разрешил бы, если бы не узнал от знакомого, который служит в полиции, что в ночь с прошлой пятницы на субботу в гаражном кооперативе «вышка» действительно избили двух человек, при каких-то совершенно загадочных обстоятельствах. Информации очень мало, в газете об этом еще не писали, а знакомый работает в ППС и не имеет доступа к информации, соответственно не знает всех подробностей. Судя, по его словам, нападавших было двое – парень и девушка, и оба они были похожи на персонажей компьютерной игры. Ну не может ведь быть таких совпадений?

– Да, – задумался доктор. – Таких совпадений, наверное, быть не может. Но может быть что-то другое.

– Что, например? – спросил Максим.

– Да все что угодно. Предвидение и предопределенность, как вариант. А может быть, как вариант, ты можешь силой мысли корректировать реальность.

– Мало вероятно, – с сожалением помотал Максим головой.

– Возможности человеческого сознания, разума, если тебе так удобнее, гораздо шире чем мы можем себе представить. Логически объяснить такое совпадение я не могу, а пересказывать тебе различные теории и высказывать предположения не вижу смысла, это ты и сам можешь сделать.

– Могу, но помимо прочего есть у меня и такое предположение что я в компании с девушкой, находясь в состоянии сна, каким-то непонятным образом действительно избил двух человек в реальности.

– Это самое нелепое предположение из всех возможных, – ответил Андрей Сергеевич.

– Именно, – согласился Максим. – Поэтому оно и является наиболее вероятным.

– Не забивай себе этим голову, правда не стоит, сосредоточься лучше на реальной жизни.

– Спасибо! Именно это я и хочу сделать, но различного рода непонятные явления и происшествия немного отвлекают от реальности, которая сама по себе не так уж и интересна.

– Это и понятно, – согласился доктор.

– Сдается мне, доктор, что вы чего-то недоговариваете, – предположил Максим.

– Все может быть, Максим. Если и недоговариваю что, то может и сам пока что точно не знаю. А может быть еще не пришло время сказать. На самом деле всего понемногу. Но, я повторюсь – не забивай себе голову лишними мыслями и не придумывай несуществующих проблем. Если такое избиение и было в реальной жизни, наверняка были и свидетели и пострадавшие запомнили лица преступников, так что их обязательно найдут и поверь ты здесь совершенно ни при чем. Ну, а мне, наверное, уже пора.

Далее этот день Максима по большому счету ничем принципиально не отличался от всех остальных его обычных дней. Странным для него, было то что психиатр и не просто психиатр, а целый заведующий отделением посетил его лично. Максим, конечно, уже понял, что Андрей Сергеевич неравнодушный человек, а также Максим много раз за последнее время слышал, что отечественная медицина давно уже вышла на новый уровень своего развития, более того сам президент не так давно настоятельно просил правительство обратить внимание именно на первичное звено здравоохранения. Все это было очевидным и не подлежало, по сей день не подлежит, сомнению. Но не до такой же степени.

ГЛАВА VI

Аня ли или Лили

Утром восьмого февраля в субботу стояла прекрасная по местным меркам погода, на улице была почти что весна, всего минус два, а на солнце уже и ноль градусов по Цельсию. Время было еще относительно раннее для субботнего утра, поэтому автомобилей на дороге было немного, хотя какое это имеет значение. Самое важное на тот момент в субъективном восприятии объективной реальности для двух человек было то, что по дороге двигался автомобиль, в котором объективно находились Максим и Аня. Вот так каждый и считает себя центром вселенной, в каком-то смысле считали себя таковыми и Аня, и Максим, но считая так они считались с интересами и других центров. Они ехали за город – на лыжную базу. Возможно, странное время препровождения для двух разнополых граждан половозрелого возраста, испытывающих по отношению друг к другу, как минимум, глубокую симпатию, но то что не странно для двоих уже не так уж и странно в принципе. И Максиму, и Ане такое провождение времени вместе казалось немного даже романтичным. Наверное, обоим не мешало бы почитать гламурные любовные романы, чтобы получить правильное представление о современной романтике, но ни один, ни другая не считали нужным тратить в пустую на это время, а раз не считали то и не читали. Аня и Максим со времени их недавнего знакомства, виделись лишь второй раз, не считая самого знакомства. Их общение было в основном дистанционным при помощи современных средств коммуникаций, но это и нормально – двадцать первый век, как-ни-как. Если в последние годы в нашей стране стало возможным диагностировать и лечить по скайпу, то почему бы и не любить по скайпу или вотс аппу. Так даже проще сойти за страстного и умелого специалиста чем при реальном общении, так твоих фактических навыков никто, возможно, и не узнает, так, конечно, не узнает, но отношения Ани с Максимом шли к своей новой стадии и оба чувствовали сладостную близость неотвратимого и неизбежного, что вызывало желание одновременно максимально приблизить и максимально отсрочить это неизбежное. Так бывает у людей со сложным и многогранным восприятием действительности, в сущности все сомнения и вся многогранность сводятся к одному вопросу: «Он ли это?», «Она ли это?». Да, так бывает. А в результате этих сомнений лишь два варианта – либо познать непознанное, либо отказаться от познания, и в каждом из двух вариантов тоже два варианта – либо сожалеть потом об этом, либо нет. Максим, конечно, склонялся к познанию, Аня, скорее всего, тоже желала познания, поэтому их живое общение в любом случае было на пользу обоим, а вот тот факт, что непознанное продолжало оставаться таковым с одной стороны усложнял общение, а с другой придавал ему особую интригу и живой интерес. Живой неподдельный и, в каком-то смысле, по-детски непорочный интерес. Что-то подобное испытывал Максим в девяностых годах, когда был еще ребенком и когда у него появилась первая игровая приставка, а дискеты по тем временам стоили очень дорого. Вот отец дал Максиму денег на дискету, тот очень долго думал и выбирал какую дискету ему взять, он советовался, он спрашивал у друзей, он думал и анализировал, задавал себе вопросы: «Чего я хочу?», «Нужно ли мне это?», «Оправдает ли она мои ожидания?», «Не придется ли потом пожалеть о напрасно потраченных времени и деньгах?» «Что лучше взять многоигровку или, все-таки, одну, но так чтобы надолго, и чтобы не стало потом от нее невыносимо тошно?». Так и не дав самому себе однозначных ответов на поставленные вопросы, по пути в школу (во вторую смену) он приобрел новую навороченную игру в красивой и вожделенной упаковке. Все учебные занятия он только и думал о том, как придет домой, распакует дискету, поставит ее в приставку и начнет игру. Он думал о чем-то и об этом, говорил о чем-то другом, но думал о дискете. Периодически он украдкой доставал ее из портфеля и довольно поглядывал на нее радуясь и предвкушая, но немного волнуясь, он уже знал, что она красива снаружи, но будет ли таковым ее содержание? Нечто подобное испытывал Максим и сейчас. Дискета – как это было волнительно. Самое трогательное, конечно, это вставить дискету в …, как же правильно называется это место? Пусть будет дисковод, хотя это и неправильно. Главное, ввести дискету в дисковод, так чтобы контакт был максимально хорошим, а затем включить приставку и начать игру. Поначалу все получалось не очень гладко, зато процесс доставлял максимум удовольствия, со временем, когда навыков становилось больше и Максим начинал чувствовать себя увереннее – все получалось гораздо лучше и степень удовольствия, если не возрастала, то, как минимум, оставалась на прежнем уровне. Неминуемо с повышением мастерства и уверенности повышался и накал страстей и пик удовольствия становился несравнимо выше и острее, до тех пор, конечно, пока пользователь не пресытился, но это уже вопрос индивидуальный, все зависит от двух моментов: от ожиданий самого пользователя и от динамики и возможностей самой игры, если игра по-настоящему стоящая и играть не злоупотребляя отведенным всевышним временем, то ей невозможно насытиться и пресытиться никогда. Также и в отношениях с девушкой (женщиной), сравнение, может быть, не совсем удачное – но что для ребенка могут значить отношения с девушкой, что такое для взрослого дискета с игрой на восьмибитную приставку? Дискета для Максима – ребенка была очень важна, не менее важна чем для взрослого Максима отношения с девушкой. Но первая игра для Максима Сергеевича была еще впереди, как и первые ошибки, коронки и комбо, как и победа над главарем и переход на следующий уровень, как и восторг от нарастающего мастерства и знания всех деталей, особенностей и нюансов. Пока были лишь предвкушение и сомнения, как для школьника Максимки, который уже пришел домой со школы, который уже перебросил «колокольчики» с видеомагнитофона на приставку, который уже включил телевизор, но вдруг, услышал голос мамы:

– Максимка, ты пришел? Иди кушать.

– Потом, мама, сначала поиграю.

– Нет! Сначала ты поешь.

– Мама, я поел. Пойду поиграю.

– А кто мне обещал помыть полы сегодня?

– (Ну е..). Я обещал. Сейчас помою.

– Мама, я помыл полы. Можно поиграть?

– Можно. Только мы сейчас с папой кино посмотрим.

– Хорошо.

…

– Мама, фильм закончился. Сейчас, можно поиграть?

– Ага, сейчас! А спать ты когда собираешься? Бегом умываться, чистить зубы и спать.

– … … …

В таком вот неоднозначном настроении Максим и Аня ехали кататься на лыжах. На самом деле Максим был рад компании Ани, их общение стало в некоторой степени доверительным и непринужденным, если отбросить сомнения, то в общем он пребывал в состоянии легкой эйфории и даже головокружения, но, увы, не от успеха. Они говорили о чем-то важном только для них двоих – мило беседовали, периодически шутили и иногда даже смеялись, изредка даже искренне и непринужденно. Внезапно, не соблюдая бокового интервала и интервалов в принципе, по неадекватной траектории автомобиль Максима обогнал «Крузер» на большой скорости. За рулем «Крузера», очевидно, сидел человек, который тоже считал, что у вселенной есть центр, но этот центр один и находится он там, где находится этот человек и у него явно кружилась голова, очевидно, что от успеха и, скорее всего, не от его собственного.

– Идиот! – раздраженно сказал Максим и протяжно посигналил идиоту. – Ну, что за придурок?!

– Не расстраивайся, на всех идиотов нервов не хватит. Рано или поздно он приедет по месту конечного назначения, – спокойно сказала Аня. – Я сама таких недоумков терпеть не могу, как правило ни ума, ни характера, ни силы, ни воли, ничего в жизни сами не сделали, но считают себя лучше всех. Скорее всего, какой-нибудь сопляк, живущий на папины деньги.

– Ты правда так считаешь? – спросил Максим.

– Конечно, – ответила Аня, загадочно улыбаясь, так будто сказала именно то, что парень и хотел услышать.

– Умница, – ласково сказал Максим. У него была похожая ситуация: как-то он ехал с одной …, вез как-то одну … и их также дерзко обогнал «Крузер», возможно даже тот же самый, увидев раздражение Максима, одна … сказала: «А что ты злишься? Я бы также на «Крузере» ездила». «А что для них какие-то другие правила? Или им можно людей убивать? Или они сами бессмертные?» – спросил Максим. «Понятно. Ты завидуешь» – ответила одна. «Причем здесь зависть? Он только что меня нагло, глупо и опасно подрезал» – ответил Максим. «Говорю же завидуешь» – ответила одна. «Все с тобой ясно. Я завидую» -ответил Максим, не видя смысла что-то дальше объяснять.

А дальше … Дальше Максим и Аня катались на лыжах, пили горячий чай, снова катались на лыжах. А где же емкие и содержательные диалоги? Емкие и содержательные диалоги в программе «Пусть говорят», пусть там и говорят, а Максим и Аня чувствовали – чувствовали то что невозможно передать словами скромного провинциала, не единожды ушедшего с работы из администрации по собственному желанию.

Максим и Аня, уставшие и отдохнувшие одновременно, испытывающие головокружение, то ли от избытка кислорода, то ли от его недостатка, немногословные и задумчивые, то ли от избытка чувств, то ли от недостатка слов, прощались возле дома Ани и автомобиля Максима.

– Спасибо, Максим, что выдернул меня хоть куда-то. Было очень интересно. В очередной раз приятно было увидеться и пообщаться, – сказала Аня, заметив сомнение в выражении лица парня, добавила, – правда. На самом деле было очень приятно и интересно с тобой, к тому же смена физической нагрузки всегда на пользу для организма.

– Да. Я знаю, – ответил Максим.

– Знаешь, что мне с тобой приятно и интересно? – спросила девушка загадочно улыбаясь.

– Знаю, что разнообразить физическую нагрузку полезно для организма в целом и для достижения лучших спортивных результатов, в частности.

– Именно это ты знаешь? – словно удивилась Аня.

– Ты ведь предполагала, что я именно так и отвечу, – предположил Максим.

– Естественно. И ты не обманул моих ожиданий.

– А как иначе? – развел парень руками. – Ты ведь непроизвольно тестируешь меня и постепенно учишься мною манипулировать.

– Спасибо, за понимание, – ответила Аня. – Мне кажется это взаимно.

– Не за что, – ответил Максим мягким голосом, глядя в зеленые глаза девушки, в которых играло солнце, нашей общей, а скорее всего совсем другой персональной, еще неизведанной Максимом вселенной, – мне тоже было весело. Увидимся.

– Увидимся, – ответила девушка, осветив и согрев отражением лучей солнца в глазах душу Максима.

– Может быть сегодня вечером, – начал Максим.

– Максим, давай постепенно, – попросила девушка, – мне, правда, очень сложно перестроить свой образ жизни, пусть и неправильный, но сложившийся.

– Но, ты ведь понимаешь, что я хочу …, – начал Максим и, наверное, заплавал бы после слова хочу, но Аня …

– Понимаю, что ты хочешь, – ответила девушка, улыбнувшись и свет солнца ее глаз стал на мгновение каким-то режущим, не таким чистым, как обычно, он словно прошел сквозь призму и заиграл не радующими глаз цветами, но лишь на мгновение, после Аня опустили свой взгляд.

– Я совсем не это хотел сказать, – объяснил Максим, нехотя улыбаясь. – Хотя, по сути ты права – я сказал именно это.

– Да я понимаю, – ответила Аня. – Ты учишься мной манипулировать.

– Непроизвольно, – добавил Максим. – Подожди, одну минутку, – о чем-то вспомнил парень. – У меня для тебя подарок.

Максим сел в машину спешно осмотрел бардачки и уже скоро, неуклюже вернувшись стоял напротив Ани с небольшой коробочкой в руках, завернутой в подарочную (упаковочную) бумагу и перевязанную ленточкой с бантиком. Парень протянул коробочку Ане, и коснулся ее рук, а затем обнял Аню, потом провел рукой по ее волосам и задержал ладонь на ее щеке, ведь никаких карантинных мероприятий из-за возможной вспышки коронавируса на Дальнем Востоке еще не ввели. Максим приблизился губами к ее губам и поцеловал, Аня не отстранялась, а напротив …, Максим собирался …, но, вдруг, словно услышал голос мамы из детства: «Максимка, бегом умываться, чистить зубы и спать», а ведь еще был день, Аня отстранилась, Максим улыбнулся.

– Может быть …, – снова начал Максим.

– У-у, – помотала Аня головой, хотя солнце в ее глазах стало намного ярче. – На морозе вредно целоваться.

– Может мне надо быть настойчивее? – спросил Максим.

– Думаю, что не надо. И еще не надо спрашивать об этом у меня, -ответила Аня.

– Я все понимаю, – ответил парень хотя мало что понимал на самом деле. – Я позвоню, – сказал Максим.

– Спасибо! – мило улыбаясь сказала Аня. – А что там? – спросила она, приподнимая коробочку.

– Подарок, – ответил Максим.

– Надо же! Если бы ты не сказал, я бы сама никогда не догадалась, – пошутила Аня, Максим оценил про себя ее шутку (оценил ее шутку про себя), – Надеюсь ничего дорогого и личного?

– Ничего, – ответил Максим.

– Так я и знала, – сказала девушка …

А дальше был день как день, а дальше был вечер как вечер, а в администрации района был выходной.

Этот день был уже без надежды на новые откровения, так как уже подходил к своему логическому завершению, видимо так было задумано свыше, и чтобы до конца исполнить план на этот день оставалось только сыграть в компьютерную игру. Лили Энн уже не вызывала у парня каких-то особых эмоций, теперь она была, как и должно было быть – просто его любимым персонажем в игре. А те сокровенные чувства, мысли и желания, на которые всем своим видом она намекала вызывала теперь у него Аня и это было правильно и это было хорошо. Максим выбрал Лили Энн, хотя возможно все же Лили Энн выбрала Максима.

А вот соперник им достался случайный – сутулый ботаник с грозной и самодовольной физиономией в расписной одежде, шутовских сапогах и треуголке, как у Наполеона.

– Ну вылитый заместитель главы района по социальным вопросам – клоун клоуном, но для людей может быть опасен своей деятельностью. Да что там для людей? Для государства может быть опасен. Ну все, Михаил Юрьевич – клоун цветастый, конец тебе! Сейчас ты ответишь за воровство бюджетных средств и неэффективное использование того что не сп…, не спер, ответишь за неуважение к людям! – настраивал Максим себя на виртуальный поединок. Дело в том, что в определенный период работы у Максима с Михаилом Юрьевичем Ячкиным сложились неплохие взаимоотношения, как казалось. Максим увидел в нем душевного и неглупого, к тому же очень работоспособного человека. За что в последствии именно его он больше всех и возненавидел. А за что возненавидел? А именно за то, что неплохой и неглупый по природе человек прогнулся под вышестоящих тупых извращенцев, вторых Максим не ненавидел к ним он относился брезгливо и с презрением, так как ненависть – это чувство, а глупые и бесчеловечные от рождения существа не заслуживают настоящих чувств и не стоят ни единой растраченной эмоции. С тех что взять? Они жили и живут в соответствии со своим низменным и омерзительным призванием, но Михаил Юрьевич опустился в это болото сознательно, понимая всю глупость и мерзость и стал так упиваться всей этой грязью и глупостью, что со стороны самым глупым и омерзительным казался именно он. Именно он – заместитель по социальным вопросам задавил и уничтожил культуру, спорт и образование в районе. Но так чаще всего и бывает, чтодолжностные лица уничтожают именно то, что обязаны сохранять и преумножать. А все ради чего? Банально ради денег. А для чего? Для чего деньги? Для того чтобы потешить свои амбиции. Но не стоило ему забывать о том, что, творя зло осознанно, за него обязательно придется также осознанно ответить. Ведь с дурака что взять? С дурака и спросу нет. Да черт с ними с дураками! В виртуальном, но единственно объективно возможном для Лили Энн мире начался бой.

Комбо в исполнении Лили Энн под руководством Максима пришлось в блок, переход на бросок тоже не дал результатов, клоун ответил контрброском. Нижний подкат с подсечкой – в ответ нелепый апперкот навстречу. Потом множество ударов от Лили Энн, но все то мимо, то сквозь него, то выше, то ниже, то в блок. Затем клоун напружинился и протяжно прокричал: «О-о-о-с», а Лили Энн в это время парализовало и она не отвечала на команды подаваемые через джойстик. Потом клоун завизжал как голодная беременная свинья отскочил назад и с разгона пробил ногой в живот – «К.О». И второй раунд также, и второй и третий поединок тоже, виртуальный клоун побеждал ни смотря не на что, вопреки здравому смыслу и справедливости, точно также как реальный клоун Михаил Юрьевич побеждал в реальной жизни. Единственное что успокаивало и радовало Максима так это сама Лили Энн. Она уже не вызывала у него каких-то непонятных и бессмысленных чувств, он просто восхищался как тонко и красиво она прописана, насколько она гениальный персонаж ставшей нелепой игры. Она была в высшей степени утонченной, она была скромна, хоть и вожделенна и невероятно грациозна. Каждое ее движение было как упражнение в художественной гимнастики, даже проигрывая, пропуская удары и падая в графическую грязь она оставалась невероятно грациозной и гордой. Нигде и никогда до этой игры Максим не видел, чтобы кто-то реальный или вымышленный так грациозно, независимо, с чувством собственного достоинства падал в грязь и получал по лицу.

– Да ты уже надоел … … …! – выругался Максим нецензурно. – Сейчас я тебе сам лицо разобью! Это и то проще будет сделать.

– – Get ready for the next fight! – сказал в очередной раз закадровый голос. На экране появилась Лили Энн и кокетливо засмеялась, прикрыв рот ладонью.

– Что это опять начинается? – спросил Максим.

Девушка – персонаж, положила обе руки на талию и технично, будто бы заходит на становую тягу на прямых ногах, наклонилась вперед. Не могло быть сомнений – она смотрела Максиму в глаза.

– Да ну ё моё, – только и успел сказать парень как уже стоял рядом с Лили Энн, облаченный в одежду то ли байкера, то ли рок-музыканта из восьмидесятых (кожаные штаны, куртка косуха поверх черной футболки и разнообразные цепи и прочие железяки, прикрепленные к одежде) и как ни странно имел такую же густую шевелюру как у рок-музыкантов тех лет. Лили, как всегда, была одета в белые колготки с розовым контом или кантом … Эх, как сейчас помню говорил же нам преподаватель философии, предупреждал ведь: «Если, вдруг, окажетесь в приличной компании не вздумайте спутать Конта с Кантом». На Лили были белые колготки с широкими розовыми ободками ниже края юбки, соответственно на ней была и короткая (клетчатая юбка), также на ней была белая облегающая футболка и короткая приталенная кожаная куртка, похожая на косуху, но более тонкая и элегантная, молния куртки была расстегнута, иначе зачем облегающая футболка, волосы девушки были убраны назад и сложены в хвост, перетянутый розовой резинкой для волос.

– Как романтично, – сказал Максим трогая свои волосы. – Лет семнадцать назад я просто мечтал гонять в таком прикиде и с такой девочкой. Хотя насчет девочки, я и сейчас сочту за честь. Как романтично!

Лили Энн лишь рассмеялась в ответ.

– И что дальше? – спросил Максим.

– Соберись, – серьезно ответила девушка, с лица которой сошла улыбка.

– А …, – что-то хотел спросить Максим, но тут загрузился ролик соперников.

В пространстве появился знакомый пейзаж – это была территория бывшего градообразующего завода гиганта на окраине города, работавшего на гражданское автомобилестроение, авиапромышленность, судостроительные предприятия и при необходимости способного за трое суток перестроиться на оборонную промышленность, для этого когда-то на заводе было все необходимое: и аппаратура и кадры и материалы, но все внезапно исчезло как завораживающая улыбка с лица Лили Энн, как вера в неотвратимое светлое будущее. На территорию бывшего завода въехал сначала один неброский японский автомобиль, а затем и другой еще более неброский. Многие коррупционеры и расхитители в последнее время стали ездить на дешевых и неприметных автомобилях, так как многие из их собратьев и сестер ранее засветились и стали объектами пристального внимания и всеобщей ненависти именно из-за дорогих автомобилей. Из первого автомобиля вышел тот самый сутулый самодовольный ботаник в клоунском колпаке и браконьерском камуфляже, похожий на заместителя по социальным вопросам, а может быть это и был он – заместитель, похожий на того самого сутулого ботаника, сути это не меняет в любом случае из автомобиля вышел сутулый самодовольный задрот в клоунском колпаке и камуфляже. Задрот зорко осмотрелся по сторонам и убедившись, что «все чисто» подал знак водителю другого автомобиля. Из второго автомобиля вышел иной, совершенно незнакомый персонаж в облачении охотника с рюкзаком в руке. Чем внешне отличается охотник от браконьера? На первый взгляд они выглядят и одеты абсолютно одинаково. Вот только охотник во всем своем обличии и облачении прост, уверен и открыт, а браконьер хитер, коварен и осторожен, весь его вид и одежда, в том числе, говорят о том, что он запланировал что-то украсть в определенном объеме, но еще не успел этого сделать, зато уже успел наложил в штаны, но не от страха, а исключительно от самодовольства, распущенности и вседозволенности.

– Для меня это очень хорошая прогулка, – сказал охотник, протягивая ботанику рюкзак.

– Еще бы, мы снова победили, – грозно сказал задрот, он же ботаник и сжал в кулак руку, подняв ее к верху, так будто бы грозил самому создателю. – Посмотрим, – кивнул он, принимая рюкзак.

– Round one, fight! – сурово скомандовал закадровый голос.

Соперники Максима и Лили Энн вздрогнули от неожиданности, отчего рюкзак выпал из рук задрота на грязный немного подтаявший за день снег. Невольно подчиняясь правилам игры, и ботаник браконьер и охотник приняли боевые стойки.

Максим оказался напротив самодовольного ботаника, а Лили Энн и охотник исчезли из поля его зрения. Максим вспомнил что это лишь игра и выполнил нереальный в реальной жизни перекат вперед с апперкотом на выходе, а затем комбо из ударов по падающему сопернику. У соперника отнялись почти семьдесят процентов жизней. Максим позволил ему встать и выполнил двойной удар в пряжке сначала левой, а затем и правой ногой, находясь спиной к сопернику –«бабочку», если так будет правильно сказать.

– Офигеть, всю жизнь мечтал так сделать! – обрадовался Максим. Но радоваться было еще рано. Как оказалось, соперник тоже был неплохо прокачан, не смотря на покидающие его силы. Он разразился сатанинским смехом, резким прыжком гордо встал в полный рост, и выхватил из-за пазухи грозное оружие – партбилет «Единой России», нестерпимо яркий свет ослепил Максима, он чувствовал, что теряет энергию, но не мог даже пошевелиться.

– Лили! – закричал он, но ничего не происходило. – Кнопка «тэг», надо нажать на «тэг», – понял он и в тот же миг оказавшись по другую сторону бытия, он увидел себя и члена партии на экране своего телевизора, в руках Максим держал контроллер и не раздумывая нажал «тэг». Словно с небес на голову задрота, выполняя в воздухе сложное сальто, свалилась Лили Энн, а Максим приземлился на «охотника».

– «K.O» – объявил закадровый голос. – – Round two, fight!

Не успел Максим пошевелиться как задрот использовал запрещенный прием – он жестко напружинился и задрожал, так будто бы сам боялся последствий, но все же вынул из не откуда очень страшное оружие и направил его на противника. В этот раз был не просто ослепительный свет, а свет ярчайшего пламени в одно мгновение испепеливший Максима. Явившаяся на смену ему Лили также в долю секунды обратилась в прах.

– K.O. – объявил голос, а затем добавил. – Perfect.

Пламя исчезло и стало ясно видно, что в руках соперника – портрет председателя партии власти. – Final round! – объявил голос.

Третий раунд начала Лили Энн, а соперники вопреки правилам этого «тэг-поединка», оба стояли напротив нее – один держал в руке травматический пистолет, направленный на девушку, а второй направлял на нее охотничье ружье. Стало ясно что Максим и Лили обречены на поражение, надо было что-то придумать.

– Это ведь виртуальная реальность, причем управляемая. Надо поставить на паузу и подумать, – сообразил парень. Максим поставил на паузу и стал напряженно думать, вскоре на его напряженно сосредоточенном лице появилась довольная улыбка. Он снял игру с паузы, нажал кнопку «Тэг» и оказавшись рядом с Лили Энн, грозно как волшебное заклинание пробасил несвязный набор слов. – УК РФ, СК РФ, ОБЭП, СИЗО, суд, этап.

Противники бросились бежать, но Лили Энн догнала и победила обоих несколькими коронными ударами, затем сделала три сальто назад с опорой на руки (последнее с поворотом на сто восемьдесят градусов по горизонтали) и страстно обняла Максима, оказавшись лицом к нему.

– K.O., – объявил голос, – You win!

– Ты мой герой, – ласково сказала Лили Энн.

– Как же ты прекрасна! – ответил Максим, крепко обхватив сильными руками ее тонкую талию.

– Lucky box! – сказал закадровый голос и на экране появилась соответствующая надпись и стрелка, которая указывала на рюкзак браконьера и охотника.

– Ласки, – прочитал Максим на русский манер, – как же мне хочется твоей ласки, Лиля, – сказал он, смотря в бездонные зеленые глаза Лили Энн, чувствуя трепет ее тела, кожей ощущая ее горячее учащённое дыхание, слыша биение ее сердца, осязая ее вздымающуюся при каждом вздохе грудь. Крепкие мускулистые руки парня привыкшие крепко и наверняка, так чтобы не выронить, сжимать гриф штанги или иной снаряд стали мягкими и нежными. Можно сказать, что весь Максим стал мягким и нежным – весь Максим обмяк, почти что весь, то ли от волнения, то ли от восторга у него закружилась голова и уже не отличая реальности от игры воображения, а воображения от игры он провел рукой по волосам Лили и распустил ее волосы, сложенные в хвост (перетянутые резинкой). Максим и его загадочная недосягаемая, прекрасно невообразимая, но возможно воображаемая спутница оказались в том измерении которое принято называть объективной реальностью. Правда между игрой и реальностью был какой-то огромный архаичный вокзал, затем стук колес поезда, в котором ехали Максим и Лили. Вокзал и поезд промелькнули в сознании в долю секунды, как нечто совершенно неважное. Максим на мгновение успел задуматься: «Зачем нам перемещаться по городу на поезде?» и «Откуда в нашем городе такой огромный вокзал?». На мгновение задумался и тут же забыл. Какие могли быть вокзалы и поезда, когда в его объятиях находилась неземной красоты девушка?

Игра закончилась – теперь все было серьезно, Максим, Лили и рюкзак были в его спальне, вокруг не было никаких декораций, никаких команд, подсказок и стрелочек. Но это было и ненужно, Максим поплыл по течению реки сладострастия, вспоминая навыки, заложенные самой природой, инстинктивно понимая где необходимо подтабанить, где добавить ходу, где просто отдаться течению, где обойти перекат, а где спрыгнуть с него, пройдя через самый вектор неудержимой силы, но не повредив при этом судна и не забывая о том, что в байдарке их двое и грести надо синхронно, периодически передавая инициативу второму гребущему. Сложно сказать долго ли они сплавлялись по этой реке, но лишь за мгновение до падения с водопада душу Максима больно кольнула одна мучительная мысль: «А как же теперь Аня!?», укол был болезненным, но недолгим, так как падая с водопада сложно думать о чем-то другом кроме самого падения, сложно страдать, возможно лишь одно – получать удовольствие от неудержимого и мгновенного полета, восхитительного, но непродолжительного. Ведь чтобы снова совершить полет необходимо будет подняться по течению реки и повторить весь путь, но как это не банально – «в одну и туже реку дважды не войдешь».

– Волшебно, – сказал Максим, когда падение с водопада страстей закончилось, не в силах подобрать слов, от умопомрачительного и сладостного головокружения. – Лили Аня, – добавил он, так как ничего другого в голову больше не приходило.

Максим забылся сладким сном до самого рассвета, а на рассвете он обнаружил что Лили Энн уже нет рядом, а так хотелось еще раз прикоснуться к прекрасному. Он обхватил голову обеими руками и отчаянно закрыл глаза, словно пытаясь заглянуть внутрь своего сознания, а затем снова открыть их и понять было ли все это на самом деле. Он открыл глаза и по всем ощущениям и процессам в организме, по всем внешним признакам стало понятно, что что-то было. А объективно в метре от кровати находился рюкзак браконьера, а рядом с рюкзаком небрежно, как пустая пивная банка, как использованная верхонка, была брошена резинка-пружинка для волос. Максим глубоко вдохнул воздух и ощутил тонкий запах женских духов.

– Было! Все это было! – сказал он самому себе. – Аня, Аня? Что теперь с ней? – спросил он себя, но находясь во власти сладостной очаровывающей усталости и несвязанный узами трудового договора с властным самодовольным идиотом, он снова блаженно заснул, видя красивые и яркие сны.

Аня в это время тоже проснулась, ее цветной и сладкий сон нарушили лучи солнца, бьющие через стекла, неприкрытые шторами с вечера, она открыла окно и вдохнула свежий прохладный воздух приближающейся весны.

– Какая, все-таки, была ночь! Как хочется спать. Как не хочется на работу, сегодня. – сказала она себе.

– Ни хрена не понимаю, – сказал себе следователь Завьялов, глубоко затянувшись едким табачным дымом на голодный желудок и закашлялся, ненадолго прервав размышления. Он тоже мало спал этой ночью, он выезжал на место происшествия, конечно же по собственной инициативе, а затем брал показания с потерпевших. В ночь с восьмого на девятое февраля было совершено нападение на двух граждан, которыми оказались заместитель главы администрации Вольненского района Ячкин Михаил Юрьевич и заместитель директора ООО «Джобрус» Рассоха Андрей Владимирович. Нападавшие, согласно показаниям потерпевших, не нанесли материального ущерба этим двум уважаемым гражданам, за исключением того, что пропал походный рюкзак, в котором, якобы находился карбюратор для мини-трактора. Потерпевшие очень подробно описали рюкзак и очень просили найти карбюратор. По описанию данному Ячкиным и Рассохой, нападавшие были похоже на тех людей, которые напали на Серикова и Лизогуба. Только в этот раз они выглядели несколько иначе и у нападавшего были длинные волосы. А происходило все также словно в нелепой компьютерной игре.

ГЛАВА VII

Комбо от «Коломбо»

Утром в понедельник Завьялов шел на работу или на службу, хотя он сам не считал это ни тем, ни другим, он считал работу в милиции своим призванием, особенно в детстве и юности, однако его романтические представления сильно отличались от реальности. Завьялову хотелось спать, как и всегда с утра, но приступая к обязанностям, он очень быстро просыпался и становился работоспособным и энергичным. В детстве Дмитрий Завьялов любил незамысловатые компьютерные игры, которые были на шестнадцатибитной приставке. А кто их не любил? На всю жизнь ему запомнились очень популярные для того времени файтинги, которые имели нереальную графику, динамику и набор вариаций развития, как казалось, на грани возможного, на тот момент. Он любил выполнять коронные приемы и, конечно же, комбо. Не редко Дмитрий ассоциировал себя с кем-нибудь ил любимых бойцов и хотел даже быть похожими на них и самостоятельно овладел некоторыми замысловатыми ударами, сложными для выполнения. А уже в юности Дмитрий Завьялов обожал лейтенанта Коломбо, за его умение раскрывать преступления, практически без единой улики, применяя анализ и интенсивную работу ума. Также Коломбо поражал его своим умением притворяться простачком, если не сказать хуже и входя в доверие получать от людей любую необходимую ему информацию. Сейчас, идя на работу, он думал о том, что может быть общего между комбо и Коломбо. В настоящее время комбо и Коломбо объединял лишь сам капитан Завьялов, являясь фанатом и того и другого.

Придя на работу, Дмитрий обнаружил что его коллег нет на месте, а значит в кабинете он будет работать один. Данное обстоятельство вызвало у следователя смешанные чувства – с одной стороны хорошо, что никто не будет мешать пустыми и лишними разговорами, с другой стороны его беспокоил вопрос: «Когда, наконец, эти сволочи либо начнут работать, либо оставят органы раз и навсегда, признав, что это не их путь?». Не снимая верхней одежды Завьялов, поставил чайник и собирался обустроиться за рабочим столом, как вдруг вспомнил, что ему необходимо было зайти в архив, где уже подготовили дела по его запросу, а также к эксперту, который, наконец-то, подготовил свой отчет с места происшествия (в ночь с тридцать первого января на первое февраля) где были нанесены повреждения средней степени тяжести гражданам Серикову и Лизогубу.

К тому времени когда Завьялов вернулся в кабинет вода в чайнике уже немного остыла, он нажал кнопку и сел за стол изучать дела, в которых в качестве подозреваемых проходили друзья и сограждане Лизогуб и Сериков. Всего на граждан было подано четыре заявления, три от девушек с обвинением в нанесении побоев, два из них с покушением на изнасилование, третье об изнасиловании. Четвертое заявление было подано от гражданина о нанесении побоев и хищении имущества – мотоцикла «Suzuki». Чайник давно закипел, а Завьялов продолжал изучать дела. Все дела вела следователь Подшивалова, которая судя по датам и документам очень быстро во всем разобралась, во всех без исключения случаях, оформила и подшила.

– Да, это мало что дает, – сказал Завьялов себе самому. – Не факт, что все, кто пострадал от этих граждан обращались в полицию, это первое. И второе- отомстить мог и кто-то из родных или близких потерпевших. То есть разговор с самими потерпевшими может мне ничего и не дать, хотя с другой стороны может и дать. Пока других вариантов, все равно нет, так что стоит попробовать.

Завьялов отложил в сторону бегло просмотренные дела и принялся за изучение заключения эксперта. Как и предполагал Завьялов, из заключения следовало что на месте происшествия кроме пострадавших действительно были двое – мужчина и женщина и между ними действительно происходила борьба.

– Это печально, похоже, что моя версия о наркотическом опьянении несостоятельна. Хотя, одно другому не мешает. Иначе откуда эти яркие краски, стрелочки, закадровый голос и прочие элементы компьютерной игры? – сказал Завьялов, снял телефонную трубку и набрал номер наркологии. – Доброе утро, следователь Завьялов, – представился капитан, – первое февраля час тридцать пять ночи забор крови на расширенный анализ определения наркотического опьянения № 15- Б и 16-Б, Сериков и Лизогуб.

– Результаты готовы, можете забирать, – ответил женский голос из телефонной трубки.

– Это хорошо, я заеду сегодня, сразу после обеда.

– Как вам удобно, извините, работы много, – равнодушно ответил женский голос.

– Мне-то удобно. Скажите, пожалуйста, срочно нужно знать – какие результаты?

– Оба отрицательные, – немного раздраженно, после суетливого шуршания и щелканья клавиш ответил женский голос. – Наркотических веществ в крови не обнаружено.

– Спасибо! – сказал Завьялов в пустоту, услышав в ответ лишь короткие гудки. – До чего же все уставшие и раздражительные. Одному только мне, похоже, нечем заняться.

      Капитан продолжил изучение отчета эксперта – на окурке от сигареты «Winston», который был потушен об руке пострадавшего Серикова не было обнаружено никак следов ДНК и никаких следов, вообще.

– Это странно, – сказал себе Завьялов, – окурок кто-то курил, кто-то его потушил об руку пострадавшего, но никаких следов на нем не обнаружено. Ладно, вернемся к заявителям.

Капитан вышел из-за стола, подошел к чайнику и снова его включил. Вернувшись за стол, он открыл первое в хронологическом порядке дело, подозреваемыми по которому проходили Сериков и Лизогуб. В полицию двадцать второго января две тысячи восемнадцатого года обратилась гражданка Комар Алина Анатольевна одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года рождения с заявлением об изнасиловании и нанесении побоев, как следовало из заключения судебно-медицинской экспертизы – факт нанесения побоев не подтвердился, как и факт насильственных действий сексуального характера со стороны Лизогуба и Серикова. В ходе допроса оба гражданина признали, что состояли в интимной близости с Комар, но с ее согласия. Под давлением обстоятельств и Комар призналась, что просто хотела получить денег от данных граждан, но это оказалось непросто и на самом деле никакого изнасилования не было. Дело было закрыто ввиду отсутствия состава преступления. В отношении Комар за клевету и дачу ложных показаний дела возбуждать не стали.

– А! Комар? Как же? Знаю. Знаю эту шалаву. Та еще … . Скорее всего так все и было – просто хотела заработать денег, продать по сотому разу свою девичью честь. Ей мстить точно не за что, да она бы и не стала. Но позвоню, на всякий случай.

Завьялов набрал номер Алины Комар.

– Тьфу, даже слышать ее противно! – сказал он сам себе.

– Да, – почти сразу ответила Комар.

– Здравствуйте! Алина Анатольевна?

– Я. А что вы хотели? – ответила блудница неприятным и вульгарным голосом.

– Следователь Завьялов, полиция. Хочу задать вам пару вопросов.

– А что случилось?

– Пока ничего, – ответил капитан.

– Мне сейчас совершенно некогда, я ложу трубку и все тогда.

– Подождите. Если не хотите общаться по телефону. То я вызову вас повесткой и вам придется прийти в отделение.

– Сейчас – разбежалась. Я на сессии в Хабаровске, делать мне больше нечего туда-сюда кататься.

– Когда вернетесь? – спросил Завьялов.

– Недели через две.

– Как давно вы на сессии?

– К чему эти вопросы? С тринадцатого января.

– Спасибо! Вот и все. Пока вопросов больше нет.

– А что хотели-то? – возмутилась Комар.

– Хотел узнать, как у вас дела и услышать ваш голос.

– Я ничего не понимаю! Вы что там совсем!?

– Спасибо за честность, – сказал Завьялов. – Всего доброго!

В ответ прозвучали возмущенные блудные и беспутные речи, но Завьялов положил трубку рабочего телефона. Он звонил по работе, особенно на мобильные и по межгороду исключительно с рабочего (городского) телефона, хотя ему и пытались запретить это делать так как в конце каждого месяца приходили счета за межгород, причем в гораздо больших объемах, чем таковых могло было быть по службе. Всем было понятно, что это следователь Подшивалова разговаривает с тетей и сестрой, которые живут в Санкт-Петербурге, но на чистую воду каждый раз пытались вывести именно Завьялова.

– Эта гражданка здесь ни при чем, – заключил капитан.

Следующее, в хронологическом порядке, дело было заведено по заявлению Жарикова Евгения Михайловича. Из материалов дело следовало, что двадцать третьего февраля две тысячи восемнадцатого года он обратился в полицию с заявлением о нанесении побоев и грабеже – хищении мотоцикла «Suzuki» гражданами Лизогубом и Сериковым. В последствии в ходе проверки следователем Подшиваловой установлено следующее: гражданин Жариков, находясь в состоянии алкогольного опьянения пытался уехать на мотоцикле «Suzuki», случайно проходящие мимо, ранее знакомые с ним граждане Сериков и Лизогуб, осознавая общественную опасность совершаемого нетрезвым Жариковым деяния, пытаясь пресечь попытку совершения преступления, изъяли мотоцикл у Жарикова, а утром следующего дня вернули его законному владельцу. Сериков и Лизогуб хотели проводить Жарикова до дома, но тот находясь в буйном и неадекватном состоянии отказался от их помощи. Побои, имеющиеся у Жарикова были нанесены ему неустановленными лицами, уже после его встречи с подозреваемыми.

– Пусть даже он и был пьяный, но в феврале ехать на мотоцикле? Странно, – рассуждал капитан.

Завьялов набрал номер Жарикова, который был в деле. К его удивлению абонент ответил.

– Да, – услышал капитан бодрый голос.

– Жариков Евгений Михайлович, – уточнил Завьялов.

– Я. А че надо? – скороговоркой спросил Жариков.

– Капитан Завьялов, следователь полиции. Хотел бы задать вам несколько вопросов. Лучше очно, если есть такая возможность.

– Как? – уточнил Жариков.

– Очно, – повторил Завьялов и дополнил, – лучше вам зайти в отделение, если сможете.

– А. Понял. Да без проблем, командир, я тут рядом на шиномонтажке горбачусь. На долго?

– Нет. Буквально на пять минут.

– Через десять минут буду. Если что руководству потом подтвердите, что я у вас был.

– Конечно. В дежурной части скажите, что к Завьялову.

– А че случилось?

– Да так. По старому делу вопросы возникли.

– Ну, понял, понял. Иду, командир.

Завьялов, снова включил чайник, положил в кружку с плотным устоявшимся налетом пакетик чая и откинулся в кресле, закрыв глаза и продолжая думать, пытаясь поймать мгновение полного безмыслия, а затем как следствие – озарение. Но в следствии, в практике капитана Завьялова безмыслие встречалось довольно часто, а вот озарение крайне редко. Щелкнула кнопка электрического чайника, нарушив движение Дмитрия Завьялова к безмыслию, казалось он был так близок к нужному состоянию, он уже ощутил себя бегуном на стометровой дистанции, он сделал глубокий вдох, задержал дыхание, рванул со старта и обогнав все мысли в собственной голове, уже видел линию финиша, и безмыслие с секундомером и блокнотом в руках. Он ждал заветного слова «Первый» и нажатия кнопки воображаемого секундомера, но в это время щелкнул чайник, и он выдохнул.

– Эх, – выдохнул капитан, – почти удалось.

Завьялов налил кипяток в кружку и в это время зазвонил телефон.

– Завьялов! – сказал капитан.

– Дежурный …, – ответили ему. – К вам Жариков. Пропустить?

– Да. Пусть проходит, – сказал Завьялов и с грустью посмотрел на заваривавшийся в кружке чай. Чай пришлось пока отставить в прямом и переносном смысле.

Жариков шел по коридору, а Завьялов для большей значимости положил перед собой дело, возбужденное на основании заявления Жарикова. На краю стола капитан стопкой сложил другие дела, затем окинув стопку взглядом, счел ее недостаточно внушительной и положил под дела папки скоросшиватели с чистой бумагой и черновиками. В дверь кабинет постучали, очевидно, что это был Жариков, капитан опустил глаза, делая вид что усердно изучает материалы дела. Жариков вошел, не дождавшись ответа.

– Добрый день командир! – сказал Жариков.

– Добрый, – ответил Завьялов, подняв глаза на Жарикова, – проходите, присаживайтесь, гражданин Жариков.

– А что так официально? – спросил гражданин, быстро преодолев путь через кабинет, Жариков резким движением переставил стул, так чтобы сесть лицом к следователю, резко опустился на край стула, выставив ноги облокотился на бедра и наклонившись вперед, исподлобья уставился на капитана. Жариков был одет в рабочую робу. На вид гражданину было лет около двадцати пяти, речь его была быстрой и движения резкими. Волосы на его голове были очень коротко обстрижены, на лице отчетливо виднелись несколько глубоких шрамов. – Я слушаю.

– На самом деле мне бы хотелось выслушать вас. Что произошло с вами двадцать третьего февраля две тысячи восемнадцатого года? – спросил Завьялов.

– Вот вы по какому вопросу, командир, ну хоть бы предупредил. У нас просто пару месяцев назад очень дорогой домкрат с шиномонтажки подрезали, я думал, что по этому вопросу. Думал, что домкрат нашли. Ну, а что по тому делу-то узнавать? Ведь все выяснилось. В деле все должно быть, – ответил Жариков, покачивая корпусом из стороны в сторону.

– Есть то оно есть. Только не все. И из того что есть не все понятно. Сначала вы заявили о том, что Сериков и Лизогуб нанесли вам телесные повреждения и отняли у вас мотоцикл, требуя за его возврат деньги. Это так? – спросил Завьялов, пристально глядя на собеседника, глаза которого забегали.

– Так. То есть, да я писал заявление. Ну я тогда выпил много, сам все забыл, перепутал все, как и что было, со злости и с похмелья, – стал объяснять Жариков активно жестикулируя руками, – потом, на следующий день, мне рассказали, как все было, в общем срам один и вспоминать не хочу, – махнул Жариков рукой.

– Вы от меня не отмахивайтесь рассказывайте, как оно было на самом деле. Хотите, не хотите, а вспомнить придется.

– Да, а что с домкратом-то? – спросил Жариков, выпрямив корпус и разведя руками.

– Да какой еще домкрат?

– Хороший, такой. – объяснил Жариков, показывая руками размеры домкрата, – гидравлический.

– Что вы мне мозги парите этим домкратом? Вы заявляли о краже?

– Нет. Санек заявлял – старший по шиномонтажке, – ответил Жариков, меняя свое положение на стуле.

– Да ты что такой энергичный?! – повысил голос Завьялов и Жариков немного присмирел, Завьялов сменил интонацию. – Пусть Санек и задает вопросы про домкрат. А вы лучше ответьте на мои вопросы.

– А зачем? Зачем, вам это сейчас нужно? – спросил Жариков, уже без прежнего напора. – Дело ведь закрыто.

– Вот именно. Вам уже совершенно ничего не угрожает. Мне просто надо знать правду. Заново заводить уже закрытое дело я не собираюсь., да никто мне этого сделать и не разрешит.

– Зачем вам что-то знать? Не понимаю. Кому это нужно? Ну, как в деле так оно и было, – замешкавшись ответил Жариков.

– Значит так и было? Вот, мой номер телефона, – сказал Завьялов, протягивая собеседнику визитку. – Будет желание поговорить – позвонишь. Нет, через пару дней вызову повесткой. А ты пока подумай.

– Не, ну, командир, объясни по-человечески. Что ты сразу стращаешь? Зачем повестка?

– Придешь по повестке – тогда все и объясню, раз по-человечески разговаривать не желаешь.

– Мне с адвокатом может быть прийти? – смело и дерзко сказал Жариков и резко встал со стула.

– Ну! Гражданин, это уже лишнее. Зачем же адвокат? Вы в чем-то виновны? – спросил следователь, Жариков помотал в ответ головой. – Сядьте, сейчас объясню. Граждан Серикова и Лизогуба на днях избили и очень необычно – все как-то по театральному, заранее подготовлено что ли было, одним словом очень похоже, что это была месть. Я поднял старые дела и увидел, что на этих граждан не однократно заявляли в полицию, только каким-то странным образом все эти дела прошли мимо меня. В том числе и вы обращались в полицию как потерпевший и указывали на то что ими было совершено в отношении вас правонарушение, было возбуждено дело, затем дело закрыли так как выяснилось, что они на вас не нападали и мотоцикл не забирали. Получается, что вы их оклеветали? Тогда логично было бы вас, гражданин, самого привлечь к ответственности за клевету. Но нет, не привлекли, однако, людей вы оклеветали.

– Не совсем, как бы …,– ответил Жариков, смотря по сторонам.

– Не объясняй. То, что я сейчас тебе сказал строго между нами. Никому ничего не говори, особенно Серикову и Лизогубу. Подумай пару дней, захочешь рассказать, как и что было на самом деле – звони. В таком случае закрытое дело, так и останется закрытым. Я старого ворошить не стану, мне своих дел хватает. Не захочешь сам рассказывать – будет повестка, а дальше как пойдет. Подумай скольких людей ты можешь подставить, они тебе явно спасибо не скажут. Все что ты скажешь тоже останется между нами, никаких записей никаких протоколов не будет.

– А их правда избили? – спросил Жариков.

– Правда. Что я посмешить тебя что ли пригласил?

– Сильно избили? – радостно улыбаясь спросил гражданин.

– На мой взгляд недостаточно сильно, но ощутимо, на самом деле, – ответил Завьялов.

– Прикольно! – оскалился Жариков. – Хорошо. Я подумаю, товарищ следователь. Правда подумаю.

– Подумай. Хорошо подумай. Можешь идти.

– Спасибо! Всего доброго, – ответил Жариков и протянул капитану мозолистую руку.

– Всего доброго, – ответил Дмитрий, принимая руку Жарикова. – Скажи напоследок. Ты часто зимой на мотоцикле катаешься?

– Нет, – ответил Жариков. –Никогда.

– То-то и оно, – сказал следователь.

– Вот вы к чему, -сообразил уходящий Жариков.

– Нет, это, конечно, не он, – сказал Завьялов себе, когда остался один в кабинете, – совсем не подходит по описанию, да и, мало вероятно, что он на что-нибудь подобное способен решиться – слишком труслив. Так только языком молоть, да ячиться.

Дмитрий посмотрел на часы – было уже одиннадцать. Он, все же, решил выпить остывший чай, следователь нашел в тумбочке на которой стоял чайник сухое печенье с подсохшим внутри повидлом, вернулся за свой стол и только успел откусить печенье, как дверь в кабинет открылась.

– Капитан, зайди ко мне, – сказал, заглянув начальник следствия, закрыл дверь и пошел, видимо «к себе».

– Да что же такое сегодня? В общем как и всегда, – сказал себе Завьялов и залпом допил холодный чай.

Десять минут спустя капитан вернулся в свой кабинет. Дмитрий взял в руки дело следующей несостоявшейся жертвы – Светланы Викторовны Зайцевой две тысячи первого года рождения. Он бегло просмотрел материалы дела. Дело было схожим с делом Комар, только там не было близости и побои были не существенными – один синяк на лице, несколько на руках. Девушку пытались принудить к близости, она настойчиво отказалась (этим все и закончилось), в результате отсутствие состава преступления. Дмитрий набрал номер заявителя, имеющийся в деле – абонент был недоступен. Дмитрий нашел страницу Светланы Зайцевой в социальных сетях, изучив имеющиеся на странице фотографии он пришел к выводу что Зайцева категорически не подходит под описание, ее фигура была не совсем спортивная, рост небольшой, а внешность не совсем славянская. Да и вся ее наружность, все фотографии и посты отдавали пороком и пошлостью.

– Но не верю я тому что говорят, все ребята сочиняют про девчат, – напел следователь. – Не то, не то.

Следователь открыл следующее дело. Двадцать восьмого июня две тысячи восемнадцатого года в отделение полиции города Вольный обратилась с заявлением гражданка Веселова Анна Евгеньевна одна тысяча девятьсот девяносто шестого года рождения. Из протокола допроса потерпевшей следовало что двое граждан совершили покушение на изнасилование в отношении гражданки Веселовой, когда та возвращалась с вечерней тренировки, ориентировочно в двадцать два часа тридцать минут по местному времени. Дмитрий набрал номер Веселовой, имеющийся в деле.

– Да, – ответил приятный женский, настолько приятный что скорее девичий, голос.

– Здравствуйте, Анна Евгеньевна! – сказал Дмитрий. – Капитан полиции – следователь Завьялов.

– Здравствуйте! Что вы хотите? – немного изменился тембр голоса девушки, подобно курсу рубля при падении цены на нефть.

– Я бы хотел задать вам несколько вопросов по делу, как бы это сказать деликатнее? По делу о покушении на вас двадцать восьмого июня минувшего года.

– О покушении на изнасилование вы имеете ввиду? – спросила девушка.

– Именно.

– А что там непонятного? Что вас интересует, полтора года спустя? Дело закрыто ввиду отсутствия состава преступления. Кажется, такая у вас формулировка?

– Именно такая. Меня интересуют детали. Хочу во всем сам разобраться. Что-то в этом деле не так.

– Да неужели? А какие могут быть сомнения? Вы в возбуждении уголовного дела отказали, жалобу на отказ прокуратура отклонила. С чего вдруг обычный следователь решил во всем разобраться?

– Понимаю ваше возмущение и разделяю негодование. Но, может быть, я не совсем обычный следователь. Понимаете, вы меня?

– Что вы сейчас сказали? – строго, с возмущением и непониманием переспросила девушка, как директор департамента информации и печати МИДа у глупого иностранного журналиста из ближнего зарубежья.

– Повторяю, я хочу во всем разобраться, – сказал Дмитрий вежливо, но настойчиво. – Могли бы вы ко мне подойти в ближайшие дни?

– Даже и не знаю, есть ли в этом смысл, – высказала свои сомнения Анна.

– Поверьте мне есть, – утвердительно сказал Дмитрий.

– А если я не приду? – спросила девушка неуверенно как независимый журналист на большой пресс-конференции самого …

– В таком случае разговор будет коротким. Вызову вас повесткой, – ответил капитан, уверенно и решительно как депутат от правящей партии на политическом ток шоу.

– А если по повестке не приду?

– Читайте статью сто восемьдесят восемь УПК РФ.

– Умеете вы убеждать. С преступниками бы так себя вели.

– Именно так я себя и веду с преступниками, – отрезал Завьялов.

– Сомневаюсь, – парировала Веселова.

– Ваше право.

– Уголовное право. Что, если я зайду к вам сегодня после обеда? – спросила Анна. – Я живу недалеко от отделения полиции.

– Заходите, буду вас ждать. Только время уточните, – попросил Завьялов.

– С тринадцати ноль-ноль до тринадцати двадцати. Такая точность вас устроит? – спросила Анна.

– Вполне. Скажите в дежурной части, что вы к следователю Завьялову.

– Спасибо, конечно, за напоминание, но я запомнила, как ваша фамилия, и что сказать в дежурной части, тоже как-нибудь, соображу, – сказала Анна и отключила вызов, завершила разговор.

– Своеобразная гражданка, – сказал сам себе Завьялов. – Могла ли она раньше быть знакома с Лизогубом и Сериковым? Посмотрим на ее профиль в социальных сетях.

Дмитрий Завьялов не обнаружил страниц и профилей Анны Веселовой в социальных сетях. Что нисколько его не насторожило, так, как и сам капитан не был зарегистрирован ни в одной социальной сети.

– Ну, нет – да и нет, – решил для себя Завьялов и пошел на обед.

С обеда Завьялов вернулся в начале второго и почти сразу пришла гражданка Веселова.

– Добрый день, – вошла Анна в кабинет следователя без стука. Она держала в руке свою стильную тканевую шапочку и перчатки.

– Здравствуйте, – ответил капитан, уже успевший сесть за свой стол.

– Завьялов на месте? – уточнила Анна. Дмитрию сильно хотелось сострить по этому поводу, чтобы отомстить за неприветливый тон при телефонном разговоре. Но, во-первых, это было бы не профессионально, во-вторых, девушка показалась Завьялову очень милой, а, в-третьих, Дмитрий был человеком достаточно чутким и проницательным и не мог не заметить, что девушка в полиции чувствует себя не очень хорошо. От волнения, от недостатка витаминов, от резких перепадов температуры между днем и ночью, от пыльного и плотного воздуха приближающейся из далека весны у Анны слегка закружилась голова и чуть помутнело в глазах.

– Проходите, – сказал Завьялов и рефлекторно вышел из-за стола, намереваясь помощь девушке, но Анна уверенно справилась с преодолением уготованного ей пути. И Завьялову ничего не оставалось кроме как поудобнее подставить Анне стул. Завьялов заблаговременно поставил стул так что Анна сидела к нему в профиль, капитану так было проще изучать ее эмоции не заметно для самой девушки, чтобы не дать ей возможности контролировать мимику.

– Спасибо! – ответила Анна.

– Вы в порядке? – участливо поинтересовался Завьялов, вернувшийся за свой стол.

– Да, все нормально. С недавних пор со мной так бывает, когда оказываюсь в незнакомом месте и с незнакомыми людьми.

– Может, воды? – предложил Завьялов.

– Нет, спасибо! – отказалась Анна.

– Значит, брезгаете? – предположил Завьялов.

– Нет, нисколько, – неискренне ответила Веселова. – Спрашивайте, что хотели. Мне сегодня еще на работе надо многое сделать.

– Как видите мне тоже, – сказал Завьялов указывая на обилие документов и папок на столе. – Вы нервничать и волноваться не будете?

– Постараюсь, – ответила Анна, – но не обещаю.

– В общем-то, она вполне подходит под описание. Молодая, высокая, спортивного телосложения, светлые волосы. Только в ней нет того пафоса, близкого к вульгарному самодовольству, о котором говорили потерпевшие. И совсем ничего мультяшного. Хотя если переодеться, нанести много косметики или грима … Или только грима …, – рассуждал про себя Завьялов, присматриваясь к Анне.

– Извините! А вы что делаете? – спросила Анна.

– Изучаю профиль подозреваемого, – на автомате ответил Завьялов.

– Какого подозреваемого? – уточнила Анна и повернулась к Завьялову лицом. – Чей профиль?

– Извините, задумался о другом деле. Как раз размышлял перед самым вашим приходом.

– Понятно. Давайте, все-таки, по делу. То есть, о том зачем вы меня пригласили. Мне действительно надо на работу и чем быстрее, тем лучше.

– Действительно, – согласился Завьялов. – Давайте перейдем к делу. Что произошло с вами двадцать восьмого июня две тысячи восемнадцатого года, примерно в десять тридцать вечера?

– Разве, в деле нет протокола допроса меня как потерпевшей?

– Есть, но мне бы хотелось услышать от вас лично.

– Мне бы не хотелось этого вспоминать лишний раз, – ответила Анна.

– Очень коротко, пожалуйста, самую суть, если можно. В протоколе только текст, сухой, неэмоциональный и не очень грамотно написанный, мягко говоря.

– Ну хорошо. Очень коротко. Я в тот день задержалась на работе и полноценной тренировки у меня уже не получалось, поэтому решила пойти пробежать пять километров свободным темпом, если быть точнее невысоким темпом.

– А чем занимаетесь?

– Тогда еще занималась – легкой атлетикой, – грустно вздохнув сказала девушка. – После того происшествия, в основном занимаюсь дома, иногда в тренажерном зале в светлое время суток, обычно в выходные. Фитнессом, если можно так выразиться.

– А единоборствами вы занимались когда-нибудь?

– Нет. Никогда, – ответила Анна. – Так вот примерно в двадцать два тридцать я возвращалась со стадиона, самый короткий путь до дома проходит через парк, бывшей шестнадцатой школы. Я уже почти дошла до парка, как передо мной резко затормозил автомобиль, перегородив мне дорогу. Водитель опустил стекло и предложил меня подвести. Я отказалась. Он начал нервничать, говорить что-то грубое, я, не отвечая, развернулась и пошла в противоположную сторону, в сторону стадиона, идти в парк было бы глупо. Как ни странно, на улице не было никого, ни одного человека. И, вдруг, они выскочили из машины, тот который худой схватил меня за волосы. Я непроизвольно выругалась и обернулась, тогда он ударил меня по лицу, затем подбежал второй – толстый и обхватив меня сзади заткнул мне рот, – губы девушки с отвращением дрогнули. – Мне не приятно об этом вспоминать иговорить. Зачем вам это нужно?

– Я сомневаюсь в том, что было проведено объективное расследование. А сейчас, слушая вас, я верю вам и сомневаюсь в объективности расследования еще больше.

– Странно. Разве у вас нет круговой поруки, как и везде? – выразила недоверие девушка.

– Странно не странно, но у нас ее нет. Для меня точно нет и никогда не было. Продолжайте, пожалуйста.

– Второй, то есть первый урод, который худой, начал …, ну вы понимаете, – умышленно не стала договаривать девушка. Завьялов кивнул в ответ головой, и Анна продолжила. – Но ему мешала моя спортивная сумка, перекинутая через плечо. Задрот начал ее с меня снимать и тогда у меня высвободилась левая рука и я ткнула пальцем в глаз толстяка …

– Вы не могли бы называть их по фамилиям или как-то еще, – перебил Завьялов, – а то я как-то путаюсь о ком из них вы говорите.

– Нет. Этих уродов я не могу называть даже по фамилиям, – безапелляционно заявила девушка. – Разве вам так не понятно о ком именно идет речь?

– Понимаю вас. Допустим, что мне понятно, когда и ком идет речь.

– Я ткнула жирдяю в глаз, он закричал от боли и непроизвольно выпустил меня, а второго я ударила ногой в пах и убежала. Спортивная сумка осталась у них. Потом толстый – сын прокурора, если я ничего не путаю, предъявил следователю мою футболку и шорты, как доказательство того что я регулярно состояла с ним в интимной связи, а двадцать восьмого, по его версии, мы поругались, и я решила ему отомстить, заявив о покушении на изнасилование. Тьфу, мерзость какая! И нашлась масса свидетелей, которые видели нас вместе раньше и даже отдыхали в одной компании со мной, а свидетелем нашей ссоры с толстяком в тот день явился этот худой – задрот. Такое вот было следствие, – улыбнулась девушка. – Вот как все перевернули. Вы представляете?

– Да уж, – многозначительно сказал капитан.

– А то что я запомнила номер автомобиля, о чем и написала в заявлении в день обращения, так это по мнению вашей Подшиваловой, только подтверждает факт нашего близкого знакомства с этим …, с Лизогубом. Как мне было обидно, как это все было унизительно.

– А сейчас? – спросил Завьялов.

– А что сейчас? – переспросила девушка. – Сейчас гораздо лучше. Спасибо доктору. Мне пришлось обратиться к психиатру. У меня была сильная травма. До сих пор последствия еще немного сказываются. Некоторые проблемы были и до нападения этих уродов, но их действия и следственные действия спровоцировали обострение.

– Вот даже как! – оживился Завьялов. – Извините, конечно, и не сочтите за грубость, но разве вам был нанесен серьёзный моральный ущерб? Настолько серьезный чтобы привести к травме? Все ведь обошлось.

– Эти оба …, они ко мне прикасались, – брезгливо сказала девушка, – и не просто прикасались, а намеревались … . Вам не понять. Поэтому и не только, мне бы не хотелось вам что-то объяснять. К тому же я не понимаю, зачем вам сейчас понадобилось разбираться в подробностях этого дела?

– Поверьте есть такая необходимость. Будьте уверены – я обязательно все вам объясню, когда сам разберусь.

– Хотелось бы верить, – с недоверием ответила Веселова.

– Как зовут доктора – психиатра к которому вы обращались после происшествия?

– Андрей Сергеевич Леоненко, – ответила Анна.

– Да, – задумчиво сказал следователь, отведя в сторону взгляд, – хороший специалист.

– А вы его знаете?

– Приходилось обращаться, – объяснил Завьялов, – по работе естественно. Спасибо вам за откровенность. Извините, что заставил вас вспоминать неприятные моменты. Я обещаю во всем разобраться.

– Спасибо! – сказала девушка.

– А вы знаете, – как бы невзначай сказал Завьялов, – что их недавно избили?

– Кого? – равнодушно спросила девушка.

– Ну этих – толстяка с задротом.

– Это прекрасно! – обрадовалась Анна и на ее лице засияла улыбка. – Отличная новость! Жаль, что их просто избили и ничего другого не сделали.

– Что, например? – поинтересовался капитан.

– Как вам сказать? – задумалась Анна.

– Как есть. Что бы вы хотели, чтобы с ними сделали? Чтобы их убили?

– Ну что же вы такое говорите? Я что животное какое? Нет, конечно. Как вариант, могли бы их изнасиловать, – ответила девушка злобно улыбаясь.

– Это интересное пожелание. Будь оно так, не факт, что этим делом занимался бы я.

– Сильно их избили? – спросила Веселова.

– На мой взгляд недостаточно сильно, – ответил капитан.

– Эх, – вздохнула девушка. – Это плохо.

– Смотря для чего и для кого. Если, например, для статьи и последующей уголовной ответственности, то не так уж и плохо для правонарушителя.

– А кто избил? Вы уже знаете?

– Пока нет. А вы?

– Жаль, что не знаете, – ответила девушка, словно, не услышав второй части вопроса.

– И, все-таки, Анна Евгеньевна, вы чего-то недоговариваете. А я ведь хочу вам помощь.

– А вы считаете, что сейчас мне нужна помощь? – спросила Анна.

– Не уверен, но думаю да, – сказал капитан, пристально глядя на девушку, – вы точно чего-то недоговариваете.

– Да неужели? – с издевкой сказала Анна. – А вы очень проницательны.

– Я бы не стал этого утверждать, но спасибо вам на добром слове.

– А может быть вы не о том спрашиваете? Вы ведь и сами чего-то недоговариваете, точнее сказать недоспрашиваете. Не так ли?

– А вы очень умны, – улыбнувшись сказал капитан.

– Спасибо и вам, – поблагодарила его Анна, – но и я бы не стала этого утверждать.

Разговор следователя и подозреваемой закончился. Гражданка Веселова вышла из кабинета, а капитан ненадолго ушел в себя, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, Завьялов сопоставил полученную им сегодня вербальную и невербальную информацию. Веселова вполне подходила под описание, хотя точного описания нападавших никто дать не мог, все сводилось к эпитетам: «высокая», «стройная», «спортивная», «светлая», «как не от мира сего». Но даже и под это описание вполне подходила Веселова. Но самая большая проблема заключалась в том, что никто из потерпевших не мог описать ее лицо, а значит и не смог бы опознать.

– Это точно она, – сказал себе следователь Завьялов, открыв глаза. – Я чувствую, что это она. Но почему я не спросил ее, есть ли у нее парень? Хотя правильно сделал, она бы не дала прямого ответа, она о чем-то догадывается. А если догадывается что я ее подозреваю, значит знает в чем именно подозреваю, соответственно к этому причастна. Хотя, конечно, не факт. Слишком все просто получается. Эти уроды точно обидели девушку, еще и психическую травму нанесли. Мало вероятно, что она все так забыла и простила. Кто-то бы забыл, она нет. Что же ты наподшивала, Подшивалова? Зачем еще сильнее обидела девушку? Тебе ли не знать, что такое девичья честь и гордость? Хотя, откуда тебе знать? Хорошо пусть одна из нападавших Веселова, но какое отношение она имеет к заместителю главы района по социальным вопросам? За что ей наказывать его? «За что?» или «для чего?». Какая, связь между чиновником администрации и заместителем директора ООО «Джобрус»? И какая может быть связь между ними – матерыми муниципалами, заместителем руководителя частной организации и праздными молодыми тунеядцами? И те, и другие не очень хорошие люди, мягко говоря. Тогда есть общий мотив – месть. Нет, не месть. Воздаяние. Но, Веселова никогда не работала в районной администрации. Значит надо найти парня, мужчину в возрасте, примерно тридцати «плюс-минус» лет, спортсмена высокого роста, славянской наружности, который там работал и который имел бы основания наказать Ячкина за что-либо. А, главное, он должен быть знаком с Веселовой. Думаю, таких окажется не очень много. Ладно. Это оставим на потом, а сейчас надо понять характер знакомства Рассохи с Ячкиным. Вот сейчас мы это и поймем. Возможно ООО «Джобрус» является поставщиком, подрядчиком, исполнителем по контрактам с администрацией района.

Завьялов пододвинул кресло ближе к столу, запустил браузер и ввел «ЕИС официальный сайт». На главной странице сайта набрал «администрация Вольненского района». А потом следователь долго открывал вкладку за вкладкой и что-то выписывал на бумагу, процесс изучения конкурсных и неконкурентных процедур закупки затянулся, но в результате проделанной работы Завьялов понял, что по всем договорам и контрактам на крупные суммы в качестве исполнителя и подрядчика, как с самой администрацией, так и с ее подведомственными учреждениями выступает ООО «Джобрус» у которого открыты все возможные виды деятельности. Также Завьялову показалось что и в самих закупочных процедурах очень много подозрительного, но это уже было не его ума дело.

– Это интересно. И куда только прокуратура смотрит? – задал капитан себе риторический вопрос. – Теперь понятен характер знакомства Ячкина с Рассохой – общий финансовый интерес. Ну хоть ни приверженцы однополой любви и то хорошо. А может ли некий работник администрации действующий или ранее работавший там, знакомый с Веселовой, что-то знать про схемы Ячкина? Вполне. Мог ли он похитить, условно говоря, карбюратор, зная его ценность? Вполне. Остается только найти такого парня.

Капитан Завьялов, почувствовав, что он близок к пониманию ситуации, решил предвосхитить и предотвратить плотно наступающую эйфорию и занялся документальным оформлением других дел, срок сдачи которых уже подходил. Следователь просидел с оформлением других дел до позднего вечера.

ГЛАВА

VIII

Не, шекспировские страсти …

Прошло несколько дней. Следователь приближался к разгадке тайны совершенных преступлений и уже почти осязал тайну. Начальник следствия приближался к Подшиваловой и, в том числе, осязал ее. Близилась полноценная весна с теплыми солнечными днями и грязными водными потоками, природа была готова обнажить срам и убогость запущенных старых улиц. Работники районной администрации, как и всегда, были готовы обнажить друг перед другом, не взирая на пол и возраст, на срам и убогость бренных тел. Максим и Анна чувствовали душевную близость друг с другом и сама собой напрашивалась иная близость, однако, Максим как-то отдалился от Анны из-за ночи, проведенной им с Лили Энн с восьмого на девятое февраля. Андрей Сергеевич был доволен своими успехами в оказании душевной помощи Светлову и Веселовой. Жариков монтировал, бортировал, демонтировал и тоже радовался то ли изменениям в природе, вызванным солнечной активностью, то ли изменениям в собственном сознании, вызванным «легкими» психотропными веществами. В делах Завьялова, за исключением, одного дела об избиении граждан сумасшедшими похожими на персонажей компьютерных игр, царил порядок. В администрации района царил бардак …

На дворе было двенадцатое февраля две тысячи двадцатого года. В этот день, с утра следователь Завьялов занимался менее интересными, но более циничными делами, чем дело об избиении граждан графическими персонажами. В этот день в кабинете он был не один, наконец-то, вышла с очередного больничного следователь Подшивалова, которая мечтательно и загадочно смотрела в потолок. О чем именно мечтала Подшивалова сказать было сложно, но направление ее мыслей было понятно для опытного, хоть и относительно молодого следователя Завьялова, хотя в ее взгляде с похотливым огоньком костра посреди голой поляны заваленной кучами мусора, загадки было не меньше чем в улыбке Джаконды. Только разгадка была гораздо проще и тривиальнее. О чем могла мечтать молодая похотливая, жаждущая денег и развлечений особа? О чем могла, о том и мечтала. Завьялов же готовил для передачи в суд дело о краже совершенное с особым цинизмом, некий гражданин Кишкович Иван Францевич, как было установлено капитаном Завьяловым в ходе оперативно-следственных мероприятий, находясь в состоянии алкогольного опьянения в ночь с шестого на седьмое января сего года, украл, из припаркованного во дворе многоквартирного дома автомобиля барсетку, которую забыл в своем автомобиле гражданин Россиян Армен Кажупетович. Особый цинизм совершенного правонарушения заключался в том, что Кишковича стошнило в автомобиле гражданина Россияна, что следователь Завьялов иронично счел умышленным деянием и отягчающим обстоятельством. Завьялов заканчивал оформление данного дела и улыбался будто бы читал комедию, собственно говоря, это и была комедия, написанная автором, у которого много различных псевдонимов и в случае чего он всегда сможет сказать: «Что? Этот бред? Нет. Это сочинял не я». Оформляя материалы бредового дела, Завьялов вспомнил о другом идиотском деле, которое по странному стечению обстоятельств тоже вел он, но то преступление так и осталось нераскрытым, так как установить личность преступника не удалось. Сейчас это было уже неважно, важно было то, что с заявлением о краже в полицию обратилась работница районной администрации – новый начальник отдела по культуре, спорту, молодежной политике и архивному делу. В качестве одного из подозреваемых Завьялов допрашивал тогда какого-то парня (работника районной администрации), которого он немного знал по детству, но сейчас никак не мог вспомнить его имени и фамилии, зато прекрасно помнил суть дела. Тогда, кто-то из работников администрации (скорее всего отдела по культуре, молодежной политике, спорту и архивному делу) тайно похитил ростовую куклу «мишку-единороса», суммы нанесенного ущерба естественно было достаточно для возбуждения дела. «Ладно, надо будет поднять и это дело, неспроста я о нем вспомнил, вполне возможно, что тот парень и есть тот, кого я ищу сейчас» – подумал Завьялов.

Ход мыслей Завьялова нарушил телефонный звонок – звонок на мобильный.

– Да, – ответил капитан.

– Это следователь? – спросил голос в телефонной трубке. – Капитан Завьялов?

– Да я, – ответил следователь.

– Жариков, вас беспокоит, – объяснил звонивший, – Санек. Я по тому делу, связанному с Лизогубом и Сериковым.

– Я понял, я вас прекрасно помню.

– Можно на «ты» капитан? Я это человек простой.

– Так и мы не сложные. Можно мы ведь не на допросе, – ответил капитан, – закон, конечно, надо уважать, но меня не обязательно, сам я человек не тщеславный, так что давай, по существу.

– Капитан, я над твоими словами подумал. В общем мне есть что сказать. Только не у тебя. Можешь сам ко мне на шиномонтажку подъехать? Не в обиду, я не то что тебя там строю или еще что. Просто не хочу я у вас там откровенничать. Понимаешь?

– Да без проблем. Мне и самому так будет удобнее. Могу подойти. Где находишься? – спросил Капитан. – Адрес?

– Пятьдесят лет Октября четырнадцать дробь один.

– Ясно. Жди. Буквально через десять минут буду. – сказал Завьялов и, завершив разговор, вышел из-за стола и стал одеваться.

– Ты куда? – спросила Подшивалова.

– По делам, – лаконично ответил Завьялов. Он мало разговаривал с Екатериной, так звали Подшивалову, потому что не уважал ее ни как женщину, ни как сотрудника. К тому же капитан знал, что Подшивалова подсматривает и подслушивает за ним, а потом докладывает начальнику следствия, поэтому и не упускал возможности как-то поддеть Катю, точнее майора через нее, ее саму тоже, разумеется.

– А точнее не скажешь?

– Не могу. Тайна следствия, – ответил Дмитрий. – Но если сильно хочешь знать, Катя, – добавил он в полголоса, – между нами говоря, конечно, – подмигнул Дмитрий, – то я иду к любовнице из ППС. Настя ее зовут – светленькая такая. Только ты т-с-с никому.

– Очень остроумно, – гневно сказала Подшивалова, с трудом переварив полученную информацию.

– Остро, – уточнил Дмитрий, выходя из кабинета – но не совсем умно.

– Это, правда, что ли? – крикнула Подшивалова ему вслед, но капитан уже ничего не ответил, оставив интригу неразрешенной.

Когда Дмитрий подошел к шиномонтажке, Жариков стоял у входа и жадно курил, смачно сплевывая после каждой глубокой и продолжительной затяжки. Завьялов шел, держа в руке смартфон и, делая вид что читает в нем сообщения включил диктофон, на всякий случай.

– Добрый день, гражданин Жариков! – сказал капитан, протягивая руку.

– Здорова! – ответил Жариков, и протянув свою руку, замешкался и исправился. – Здравствуйте!

– Да ничего. Как тебе удобнее. Повторюсь – мы не в кабинете и разговор у нас сейчас не официальный, так что нестрашно, но, если окажешься у меня официально, имей ввиду, разговор будет другим, Санек – Александр. Ну, что ты можешь мне сказать интересного?

– Да, видишь, честно говоря, я тогда перенервничал немного и не сразу понял к чему ты ведешь.

– И к чему я вел?

– Ты подозреваешь что я как-то причастен к избиению Лизогуба и Серикова. Так?

– Допустим.

– А почему ты так думаешь? – осторожно поинтересовался Жариков.

– Вообще-то, я думал, что ты будешь мне рассказывать, а я буду слушать. Но ладно, я объясню. В деле, возбужденном по твоему заявлению очень много странного. Во-первых, не стал бы ты клеветать на людей, с которыми лично знаком, с целью получить от них деньги. Ты вроде как правильный, согласно своему собственному пониманию того, что правильно, а что нет. Оклеветать своих же товарищей не есть правильно.

– Да какие они мне товарищи, – отмахнулся Жариков.

– Тем не менее сдать их в полицию в любом случае неправильно. Так ведь?

– Ну да. Это так.

– Отлично. Следующее. С чего бы, вдруг, граждане Сериков и Лизогуб стали останавливать от поездки на мотоцикле пьяного идиота, не в обиду, но из материалов дела получается именно так. С чего бы, вдруг, такой приступ благородства? И я знаю следователя, которая вела это дело. Она ведет очень мало дел и почти всегда сдает дела с нарушением сроков. А тут прямо все максимально бастро. Так что получается? Тебе действительно нанесли побои и забрали мотоцикл?

– Получается, – виновато сказал Жариков. – Но только я их не избивал. Тогда мы мирно разошлись, если можно так сказать, зло я, конечно, затаил, но не так чтобы мстить специально, а, возможно, припомнить при случае.

– Верю. Но мне надо больше информации. Рассказывай все.

– В общем, – замялся Жариков, – они меня тогда за дело избили, в некотором смысле. Я у Лизогуба денег занял – семьдесят тысяч рублей. Ну и не отдал в срок, нечем было отдать. Кирилл и вспомнил, что я ему денег должен внезапно. А я как раз в то время в гараже копался с мотоциклом, у нас гаражи рядом. Их там же избили, но я здесь ни при чем, чем хочешь поклянусь, капитан.

– Как ни странно, я тебе верю, – ответил Завьялов. – Дальше что было?

– Ну пришли они вроде как просто поговорить, а потом как-то слово за слово, ну и в общем избили меня немного и мотоцикл в залог долга забрали. А я бы отдал деньги, через неделю, максимум две точно отдал бы, я как раз сюда вышел на работу. А мы с Лизогубом со школы знакомы. И как-то обидно стало, но вот пошел и написал заявление. Потом меня опросила эта …, как ее?

– Осторожнее с выражениями, Жариков. Ты, все-таки, о нашем сотруднике говоришь.

– Виноват. О ней и говорю. Следователь Подшивалова меня опросила. Я все как есть и рассказал. Но то, что я денег был должен в протоколе, не стали писать, она объяснила, что мне так выгоднее будет. А потом, не знаю как сказать, -замялся Жариков. – Не могу я тебе этого рассказать.

– Что значит не можешь? Рассказывай. Это между нами, мне надо некоторые вещи понять, только для личного пользования. Никто этого не узнает.

– Обещаешь? – с сомнением спросил Жариков.

– Может тебе еще поклясться? Сказал же между нами.

– Ну, ладно, – тяжело вздохнул Жариков. – Через пару дней вызывает меня Подшивалова и как только я пришел, она повела меня к вашему начальнику – молодой такой совсем, но уже майор. Я тогда еще так удивился. Как такое может быть? Непонятно. Дерзкий такой, напористый, а сам сопляк, для того чтобы быть майором.

– Он просто выглядит младше своих лет. Давай дальше. Не рассуждай, – требовательно сказал капитан и смягчившись добавил, – пожалуйста.

– Ну что дальше? Обработали они меня тогда вдвоем, дескать свидетели у них есть и что на меня на самого дело заведут за заведомо ложный донос. Я сначала возмущался, говорил, что буду жаловаться, но потом понял, что они не шутят. И я стал просить как-то все уладить. Они, естественно, начали из себя изображать принципиальных и честных. Потом майор, вроде как, снизошел и сжалился, говорит: «ладно, иди пока, попробую тебе как-нибудь помочь, жаль тебя дурака. Но учти рисковать ради тебя не стану. Все в рамках закона будет».

– И что?

– Ну и на следующий день, эта Подшивалова ко мне подъехала сюда вот, на работу, – объяснил Жариков. – В сторону отвела и сказала, что дело заводить не будет и ни у кого, ни к кому никаких претензий нет, но, что она ради меня сильно рискует, поэтому семьдесят тысяч которые я должен Лизогубу, я должен завтра отдать ей, иначе будет поздно, а она уже сама передаст ему. Я –то понял, что она ничего никому передавать не будет. Ну, говорить ничего не стал. А на следующий день я деньги какому-то хрену, который от нее приехал и передал.

– Интересная история, – задумчиво сказал капитан. – Точно не врешь?

– Да, ты что?! – возмутился Жариков. – Как можно!?

– Верю. Но, а с Лизогубом ты конфликт как уладил?

– Да пару дней спустя, он сам ко мне подъехал и сказал, что все в порядке и претензий он ко мне не имеет. Вроде как оба виноваты были. Но что самое главное, – почти шепотом добавил Жариков, – деньги эта Подшивалова оставила себе. Между нами говоря, ей еще и Антон с Кирюшей заплатили. Точнее Антон, скорее всего, нет. Там у него …, ну сам знаешь, а вот Кирилл точно.

– Спасибо! – сказал капитан. – Всего доброго. Я тебя не видел и не слышал, и ты меня тоже. Этого разговора не было. А то что сказал мне никому. Понял?

– Да как же не понять. Значит, ты меня больше не подозреваешь?

– Смотря в чем, – двусмысленно ответил Завьялов, делая вид что смотрит новые сообщения в мессенджере, которые действительно ему приходили во время беседы с Жариковым, на самом же деле он сохранял запись этого самого разговора. – Вот, домкрат импортный гидравлический ты вполне мог взять, а избить этих бедолаг и не просто избить, но еще с выдумкой – маловероятно.

– Зачем ты так? Обижаешь, начальник, – напрягся Жариков.

– Расслабься, шучу я, – объяснил Завьялов.

– Шутки у тебя, однако.

– Какие есть. Про наш разговор никому.

На этом разговор и закончился. Доподлинно неизвестно брал Жариков домкрат или не брал, но на следующий день домкрат нашелся, злоумышленник тайно вернул его – подбросил.

На дворе было двенадцатое февраля, во всех проявлениях природы близилась весна, близился праздник святого Валентина, в администрации района приближался пожароопасный период и режим ЧС, с непременными заседаниями на КЧС с обязательным участием представителя МЧС. Да и черт с ним с Валентином, а с администрацией района и тем более. На улице стало много котов, словно очнувшихся от зимней спячки, они везде и всюду вальяжно разгуливали, похотливо глядя по сторонам, и лежа на пригреваемых солнечными лучами металлических крышах и капотах автомобилей, занимались любимым делом – работали языками, готовили свое достоинство; в администрации района тоже работали языками и не только, Ячкин, например, в перерывах задумчиво почесывал пах и вспоминал крайние собеседования, которые он проводил лично; Георгий почесывал зад и вспоминал …, в его центре тяжести заиграла новыми нотками старая мелодия, «Love is free I'm so excited, Free is love our constitution, Hail the sexual revolution» – запели множеством звонких голосов свободные радикалы его души. При том, что едва ли его анус знал, когда либо, английский язык.

Максим в это время заглушал мелодии свирели в своей душе тяжелыми рифами загранично-буржуйского хэви вперемешку с отечественным, в котором (отечественном) все равно периодически звучали нотки исконно-русской свирели и поднимал запредельные для себя самого веса. От всего вместе остро чувствовалась нехватка кислорода и кружилась голова.

Аня в это время находилась на работе; ее сумасшедшая тяжелая коллега, которая двадцать лет уже не выезжала за пределы региона, и которая уверяла что совсем не смотрит телевизор, рассказывала о том, как страшно было жить в Советском Союзе и как окаянные американцы тщетно пытаются развратить непорочных и чистых духом и телом «россиян». Аня думала о работе, Аня не понимала почему в банковской гарантии, выданной подрядчику одним из московских банков от лица банка действовала госпожа Александра Миллс без отчества и должности. Аня не понимала почему Максим с субботы ни разу даже не позвонил и не написал ей. Аня не понимала где ее коллега берет информацию и почему у нее самой не болит голова от постоянного безумного трепа. От всего вместе остро чувствовалась нехватка кислорода и кружилась голова.

Аня вышла из рабочего кабинета, набросив легкую куртку и недослушав тезисы тяжелой коллеги, девушка оказалась на улице – там, где ярко светило солнце, где гуляли похотливые коты, где все свидетельствовало о грядущих переменах. Девушка набрала Максима, он не отвечал. Телефон Максима остался в шкафчике раздевалки, а сам Максим в это время убеждал своего напарника по тренировкам в том, что в день тяжелой становой тяги просто необходимо выполнить пару подходов «гиперэкстензий» с отягощениями и что нет смысла «совершать подвиги» на тренажерах, если не отработал как положено «базу», да и, вообще, нет смысла «совершать подвиги» на тренажерах – они (тренажеры) нужны лишь для доработки (доводки). Время было уже после обеда (обеденного перерыва) Максим и его напарник, зашли в раздевалку, закончив тренировку.

– Хорошая была тренировка, – сказал напарник.

– Неплохая, – согласился Максим, тяжело дыша. Он старался на каждой тренировке отрабатывать максимально эффективно, для этого он отключался (абстрагировался) от всего кроме тренировки и работы мышц. Его напарник на каждой тренировке старался что-то недоделать, где-то недоработать, стараясь обмануть собственный организм, внушая ему что уже отработал по максимуму и, кроме того, есть и другие гораздо более важные задачи. – Все-таки, осталось ощущение что немного недоработали.

– Да ну! Нормально отзанимались – то что надо, – возразил напарник.

– Это зависит от того что нам надо. Так что если так посмотреть, то может и нормально, – заключил Максим и достал из шкафчика телефон, абстракция от реальности закончилась. – Три пропущенных. Интересно. Надо же – Аня! Надо перезвонить. Но как с ней разговаривать? Я, получается, перед ней виноват.

– Какая Аня? – спросил напарник.

– Аня. Я тебе про нее говорил, мы недавно познакомились.

– А! Понял. Что-то ты говорил. И что ты паришься? Ни в чем ты перед ней не виноват. У вас с ней уже было что-то?

– Нет, – ответил Максим то ли с гордостью за Аню, то ли сожалея о том, что еще «нет».

– Ну и как ты ее предал?

– Я, вроде как, с другой … С другой, вроде как, было, уже после знакомства с Аней.

– Да, ерунда какая! – возмутился напарник (по тренировкам). – Ты ей пока ничем не обязан. Собственно, и она тебе тоже.

– Может быть оно и так. Но у нас установилась душевная близость, это больше чем похоть и вожделение. Она совершенно особенная и ее нельзя предавать, по-моему, она очень ранимая и чувствительная. Мне кажется она может довериться целиком и полностью только тогда, когда поймет, что человеку можно довериться. А мне, получается, уже нельзя.

– Ты все усложняешь. Может у нее просто мало опыта и она не решается сама как-то начать, поэтому тебе надо быть настойчивее и все пойдет. Вообще, это проблема, если ты хочешь с ней чего-то серьезного. Женщина сначала должна «нагуляться», а уже потом заводить серьезные отношения. А если она еще молода и с мужчинами ничего толком не было, то рано или поздно ей захочется попробовать с другими, и она обязательно попробует. И не факт, что кто-то ей не покажется лучше тебя.

– Да ну что за хрень?! Ну что за глупость? Где ты это все взял? Не в обиду будет сказано – твоя так сказала? А что ей еще остается? Надо же как-то оправдать саму себя. «Так природой задумано, природа во всем виновата», а она ни в чем не виновата. Это неправильно. Не должна девушка «нагуляться». Если, конечно, она этого хочет, то ради бога – пусть гуляет. Но какие после этого могут быть серьезные отношения? Как после этого ее можно уважать? Как ее можно любить?! Да ну на …!

– Ты все передергиваешь. Именно так природой и задумано. Это в некотором смысле естественный отбор. Ну как она поймет, что ты лучше, если не попробует с другими? Это жизнь, если хочешь.

– Нет, не хочу. Может я и передергиваю иногда, но природой так не задумано, как и то, что девушка обязательно должна «нагуляться», если не сказать хуже в рифму.

– Да всем надо. Абсолютно всем. Все мы живые люди и женщины тоже, если что.

– Естественно надо. Может для кого-то это и прописная истина – сначала «нагуляться», а потом кто-то лучший в сексе, отобранный естественным путем воспитывает чужого ребенка, рожденного хрен пойми от кого, не выдерживающего никакой конкуренции. Именно так и задумано природой? Да ну ерунда. Меня и Ани такой отбор точно не касается, и не устраивает даже как идея. Она сложная и многогранная – я так думаю. Хотелось бы разобраться в ней.

– Не занимайся ерундой! По-моему, это тупик. Ты видишь блеск в ее глазах, когда она рядом с тобой?

– Ну, – сделал вид, что задумался Максим, – да, вижу, конечно вижу. И даже не блеск, а словно свет солнца, двух солнц в ее глазах, освещающих ее вселенную и доносящих тепло и свет до моей вселенной, – вдохновенно объяснял парень, напарник поморщился от неуместно приторного романтизма.

– Так трахни ее, пока глаза блестят! – с искренним чувством сказал напарник, Максим поморщился, не совсем ясно отчего, – а уже потом будешь разбираться, если будет в чем. Хотя зачем разбираться? Ты, все равно, никогда по-настоящему не поймешь женщину. Как и женщина мужчину никогда не поймет.

– Разве? В общем-то не так много и надо и мужчине, и женщине – любовь, дружба, взаимоуважение, взаимопонимание, опять же, хотя бы по ключевым вопросам.

– Это немного, но это почти невозможно, – возразил напарник.

– Наверное, – нехотя согласился Максим, – но все же «почти невозможно», а значит возможно.

– Не, наверное невозможно, а совсем невозможно, – возразил напарник, надевая заштопанные носки. – Совместная жизнь держится исключительно на сексе и общих финансовых интересах.

– Не дай бог! – не согласился Максим.

– Бог здесь ни при чем. Перезвони ей, если захочет встретиться значит уже готова и … ее пока тепленькая.

– Пока тепленькая. Гениально, – грустно вздохнул Максим.

– Для начала, хотя бы так, чтобы потом не жалеть об упущенном. А дальше видно будет.

– Помнишь давно, когда вот только сотовые пошли в массы – на развлекательных каналах были специальные чаты для общения, куда мог писать любой желающий и текст шел внизу экрана?

– Так, смутно помню. К чему это?

– Я, почему-то, на всю жизнь запомнил одно сообщение: «Мужчина тридцать лет, жильем обеспечен. Ищу девушку для интимных отношений. Впоследствии возможно более близкое знакомство». Я тогда не понял и сейчас не понимаю. Как это? Допустим они созвонились, провели вместе ночь и если ему все понравилось, то утром он говорит: «Доброе утро! А как вас зовут? Может в кино сходим?».

На такой примерно ноте и закончился разговор Максима с товарищем, а в его душе заиграла свирель, когда он вышел на улицу. Он собрался перезвонить Ане и только достал телефон, как чертик в его душе «запилил» сумбурное и немелодичное соло на расстроенной электрогитаре – это были сомнения.

– Да к черту эти сомнения, пусть исполняет их где-то в другом месте для более непритязательной публики, – решил для себя Максим и нажал на кнопку вызова.

– Да! Здравствуй, Максим! – спокойно и ровно ответила Аня. – Что-то ты совсем потерялся и на звонки не отвечаешь.

– Привет! – как-то виновато сказал парень. – Я на тренировке был, телефон с собой никогда не беру чтобы не отвлекал – оставляю его в шкафчике в раздевалке.

– Понятно. А до этого? Что сам не звонишь?

– Возникли определенные проблемы, которые надо было решить, как-то неловко было тебя беспокоить пока не разберусь с ними.

– И что теперь решил? Разобрался? – спросила девушка.

– Не совсем, – ответил парень. – Не уверен, что смогу решить их самостоятельно.

– Для этого и нужны друзья и близкие люди. Мог бы обратиться ко мне со своими проблемами, вдруг, я могу чем-то помощь. В некотором смысле мы в одной лодке, как бы плоско и банально это не звучало. Мы, конечно, мало знакомы, но тем не менее, если что всегда обращайся, – сказала девушка и сделала паузу чтобы самой не развивать мысль и не решать за двоих. – Я если смогу всегда поддержу тебя.

– Ты права, я думаю мы, как минимум, не совсем чужие друг для друга. Если честно я очень рад тебя слышать и жалею, что не позвонил тебе сам раньше. Спасибо за понимание. Именно ты и можешь помощь решить мне эти проблемы, если быть точным, то проблема только одна. И она немного специфическая, но надеюсь, что ты меня поймешь, – сказал Максим и теперь уже он сделал паузу.

– Я тоже рада тебя слышать и надеюсь смогу помощь, хотя бы как пациент пациенту, – неестественно весело и игриво сказала Анна.

– Рад что ты все понимаешь правильно, по крайней мере пока что. Я бы сказал рыбак рыбака …, понимай как хочешь – усмехнулся в ответ Максим. – Ответь мне на один странный вопрос, – серьезно продолжил он и сделал паузу теперь уже непроизвольно.

– Спрашивай, Максим. С радостью дам тебе свой странный ответ.

– В ночь с субботы на воскресенье мы с тобой виделись? Ты была там?

– Где? – весело уточнила девушка.

– Ну там, – сурово объяснил Максим.

– А, так ты об этом?! – словно обрадовалась девушка. – Это и есть твоя проблема?

– Да, я об этом. Я думал, что был с другой девушкой, в результате чего у меня возникло что-то вроде чувства вины перед тобой, вот поэтому я и не звонил.

– Глупости какие. Дурачок, – ласково сказала Аня. – Конечно, это была я. Да и какое чувство вины? С чего ему было взяться? Давно бы спросил об этом у меня.

– Действительно, дурачок, – вынужденно согласился Максим. – Значит, это ты была со мной?

– Да это я была с тобой, а ты, соответственно, был со мной, – ответила девушка.

– Действительно. Но как это возможно, если я был у себя дома, а ты у себя?

– Это один из нетрадиционных способов коллективной (совместной) терапии, которую проводит Андрей Сергеевич. Все это происходит на уровне сознания или подсознания, если быть точнее.

– Из нетрадиционных? Как-то не совсем мне нравится это определение. То есть, в действительности ничего этого не было? Нам просто приснился один и тот же странный сон?

– Можно и так сказать. Я сама не до конца понимаю, как именно это работает. Этого вроде, как и не происходит на самом деле, но между тем и на самом деле что-то происходит тоже. Спроси лучше у самого Андрея Сергеевича. Странно что он ничего тебе не объяснил. Я расскажу тебе то что знаю, но только не по телефону – долго все это объяснять, лучше при встрече.

– Значит нам необходимо встретиться, – сказал Максим.

– Это вопрос? – уточнила Аня.

– Нет. Это необходимость – потребность моей души, – объяснил парень.

– Если именно души, то обязательно надо встретиться. Я только «за».

– Давай сегодня, скажи во сколько я за тобой заеду.

– В семь вечера, нормально? – предложила девушка.

– Отлично! Извини, еще раз, что я так внезапно потерялся. Обещаю на будущее все и всегда говорить честно и прямо.

– Договорились. До встречи.

– До вечера, – ответил Максим и отключил вызов.

– Странно, – размышлял Максим. Странно размышлял Максим: «Что-то не похоже на то, что между нами была близость, вроде как ничего не изменилось. С другой стороны, если это было только в нашем сознании – то этого, вроде бы как и не было. Тогда откуда резинка для волос и рюкзак с реальными деньгами? Резинка для волос и рюкзак. Почему не наоборот «рюкзак с деньгами и резинка для волос»? И почему для волос резинка? Выходит, «было или не было» волнует меня больше чем деньги. Значит Ячкин был и тот второй странный тип тоже там был и откат в рюкзаке был, и драка с ними была, а вот близости уже не было – еще не было. Это и хорошо. Значит самое лучшее впереди. Все что было после окончания боя в моей спальне было только в моем сознании и в ее, очевидно, тоже, но лишь в сознании. Или было только в моей спальне и нигде больше? Пусть так и будет. Все равно, это было прекрасно, что бы то ни было. Прекрасно. Откуда тогда взялась резинка для волос, если Ани не было в моей спальне? А точно, я ведь гладил ее по волосам и распустил ее волосы, соответственно резинка для волос осталась в моей руке. Это все объясняет. Ничего это не объясняет. Где я гладил ее по волосам? Нигде. Тогда как у меня в руке оказалась резинка для волос? …».

В девятнадцать ноль-ноль Максим заехал за Аней, как они и договаривались. Девушка уже ждала его возле своего подъезда. Аня была одета … Аня была одета, а ее волосы были убраны в хвост, перетянутый резинкой для волос. Девушка была красива и желанна, как оазис посреди пустыни, как прохладный и свежий ветер посреди жаркого дня, как снег в новогоднюю ночь, как доллар при падении курса рубля. Максим чувствовал, что нуждается в ней, как странник в путеводной звезде, как отчаявшийся грешник в исповеди, как поэт в музе, как Вольненский район в проливном дожде в пожароопасный период.

Остановив машину Максим вышел на встречу девушке, на встречу своей судьбе. Парень был прост и задумчив, зачарован, и по-мужски мил, восторжен, но сдержан. Он словно стал выше ростом и шире в плечах, его глаза светились от счастья, он приближался легко и уверенно как корабль к родной гавани, как спутник к своей орбите, как глава муниципального образования к четвертому сроку. Он был красив и желанен для Ани. Аня поняла, что он нужен ей – просто нужен безо всяких образов и сравнений такой какой есть, такой как сейчас. А будет ли он таким в будущем, останется ли он именно таким во многом будет зависеть и от нее.

Как вели себя Максим и Аня и что говорили друг другу в тот день совершенно не важно. В подобной ситуации, если взглянуть со стороны, люди ведут себя очень странно и несут какой-то бред, но все это так красиво, так мило, исполнено такого глубокого смысла для них двоих, что передать этот смысл кому-то третьему просто невозможно, да и не нужно.

В каждом городке, в каждой деревушке, какими бы убогими они не были обязательно есть красивое живописное место скрывающее убогость и делающее ее (убогость) ничтожной в сравнении с вечностью, в сравнении с красотой природы, с красотой истинных человеческих чувств, на которые человек редко, но все же способен. Было такое место и в Вольном, есть такое место и сейчас. Это относительно ровная грунтовая площадка на самой высокой точке города, с высоты которой, особенно в темное время суток город кажется красивым и уютным, полным разноцветных огней, а за городом раскидывается бескрайнее мрачное пространство, в котором перемещаются или неподвижно стоят на месте едва заметные хаотично разбросанные тусклые огоньки, которые, чаще всего и не догадываются о существовании друг друга. Но иногда эти огоньки совершенно случайно, или не случайно движутся навстречу друг другу, освещая не только собственный путь, но и путь взаимно приближающегося к ним, и чем ближе эти огоньки друг к другу, тем ярче свет каждого из них для другого, однако силу этого света едва ли возможно ощутить, глядя сверху издалека, эта сила доступна для понимания и восприятия лишь самих двух источников света. В этот вечер Аня и Максим ощутили свет друг друга, в этот вечер Максим и Аня поняли главное – что они любят друг друга.

Кроме главного, Максим со слов Ани, между прочим понял, что его сны вовсе и не сны, а слияние игры с реальностью, как один из необычных методов доктора Леоненко. Игра – это хороший способ ухода от реальности, а игра наяву лучший способ возврата к ней (к реальности). Таким образом, проецируя реальность на игру, а игру на реальность, Максим и Аня возвращали моральный долг тем, кто способствовал их желанию уйти от реальности. Аня рассказала парню о том, кто такие Лизогуб и Сериков и откуда она их знает. Максим рассказал девушке, в общих чертах, как в районе ежедневно пытались изнасиловать его разум и душу. Аня рассказала, что ее вызывал следователь. Картина прояснилась, единственное что не было понятно, как именно это работает. Как Андрею Сергеевичу удалось соединить их сознания, игру, и реальность? Но это было не так интересно … Какие игры, какой доктор, какое сознание, когда рядом такая красивая, молодая и желанная девушка, когда рядом с ней он (такой …, такой как есть)? Какие игры сознательного доктора, когда два ярких огонька готовых воспылать неудержимым пламенем находятся так близко друг от друга?

Парень и девушка вошли в квартиру Максима … Аня и Максим сняли верхнюю одежду… Девушка и парень поцеловались … Аня прошла в ванную … Максим прошел в ванную … А что? Ковид был уже где-то рядом … Аня и Максим были уже в спальне … – Может выпьем вина? – предложил Максим … – Может быть, – согласилась Аня … Вино подействовало – чувства стали чуть тоньше и нежнее, девушка, став чуть смелее, поставила на прикроватную тумбу бокал и сняла футболку (или не футболку, сложно вспомнить что именно было на ней надето) …

– Господи, какие же у тебя красивые глаза! – сказал Максим и поставил свой бокал рядом, кровь ударила в голову и все тело охватил немыслимый трепет и небывалый восторг и подъем духа … Максим снял футболку с себя …

– Какой у тебя бицепс! – чуть слышно сказала Аня и застенчиво улыбнулась … Максим выключил основное освещение, оставив лишь тусклую бледно-золотистую подсветку и максимально приблизился к девушке … Аня, потупив глазки непроизвольно чуть выпятила вперед губы, прижимаясь к Максиму … Максим знакомым движением провел рукой по ее волосам, снимая с хвоста резинку … Возможно все это уже было … Возможно, но это неважно, пусть именно это повторяется хоть до бесконечности …

Максим, кроме лобызания едва дрожащих губ, кроме прикосновения тонких рук, собственных прикосновений к прекрасному, кроме страсти, трепета и нежности, почувствовал еще и чье-то постороннее, скорее даже потусторонне, присутствие и на мгновение перешел сознанием в субреальность, объективно существующую в его собственном сознании, телом и душой оставаясь с Аней. Как выяснилось, сам Купидон этой ночью решил заглянуть в спальню к Максиму. Как же это было трогательно и неожиданно! Какая фантасмагория! Интересно, увидела ли Аня Амура?! Почувствовала ли она его присутствие? Максим решил ее об этом не спрашивать. «Какая еще фантасмагория?! Зачем ей чувствовать Купидона?!» – подумал Максим.

– Иди к черту, Купидон! Неужели не знаешь наших нравов?! Здесь тебе не Европа и третий нам совершенно ни к чему. – сказал Максим, плотно закрывая двери в эфемерную реальность, чтобы никто оттуда больше не просочился. Купидон лишьпонимающе, но с долей сожаления, кивнул в ответ и жестами рук показал, что разделяет трепетный восторг парня и желает ему удачи. ГЛАВА IX

Финансовая игра

Все шло своим чередом, Максим уже почти что разобрался в своих непростых отношениях с Лили Энн и Аней – поверил в то что Лили Энн это и есть Аня, правильнее сказать, поверил в то, что только Аня и была в действительности, но пережитый эмпирический опыт по-прежнему намекал на то, что Аня и Лили, все-таки, две разные девушки и что Лили существовала объективно, независимо от факта существования Ани. Та ночь «падения с водопада» под звуки неудержимого бурлящего потока в паре с интернациональной девушкой из параллельной реальности, в воспоминаниях воспроизводила иные душевные и физические ощущения нежели «нежное и ласковое звучание русской национальной свирели», там был рок-н-ролл, там был хэви и metal ballads. В ощущениях Максима была путаница и если разбирать категориями мелодий души, то Лили – была мелодией свирели, исполненной в жанре рок баллады, а Аня была рок балладой, исполненной на свирели, что в сущности звучало схоже, но вместе с тем совершенно по-разному …

Максим вышел на дополнительную посменную работу, которая ему не очень нравилась, но позволяла придерживаться определенного графика и поддерживать самодисциплину. Аня почти забыла про свои страхи и научилась доверяться другому человеку, то есть Максиму, что придавало ей больше уверенности в себе, отчего жизнь стала ярче и интереснее. Единственное что ее беспокоило это душевные метания Максима между ней и Лили Энн, которой не существовало в действительности, однако любая женщина всегда чувствует подобные метания своего мужчины, если ей конечно не все равно. Неважно что вторая девушка была виртуальной, ведь душевные метания были вполне реальными. Аня и сама точно не помнила была ли она той ночью с ним, вернее она помнила, как они были на полуразрушенном заводе и как они наказали коррупционеров и казнокрадов, но была ли она с Максимом после игры она наверняка не помнила, а Максим и не уточнял где именно она с ним была, ему хватило того что она была с ним в ту ночь, а где и при каких обстоятельствах он намеренно не уточнял. И это обстоятельство ее немного беспокоило, потому как если ее там (где-то) не было, то кто тогда был? А если это была она – то как-то не совсем порядочно получается с точки зрения девичьей чести, хотя даже если это и было на уровне сознания, то этого могло и не быть физически. Но чего не было и что было? Подобные мысли поэтому поводу были и у Максима, не слишком ли легко и быстро она ему досталась, зная возможности игровой приставки с выходом в интернет вполне можно было бы предположить, что в эту игру Аня играет не только с ним. С другой стороны, ни одна игровая приставка еще не в состоянии создать симбиоз реальной реальности с виртуальной. Это и успокаивало. Как ни крути, а все что было там было не совсем в реальности, а значит было в игре. Игры как известно бывают разные, именно поэтому Максиму категорически не нравилось, когда рабочие коллективы, особенно в органах власти (на любом из уровней) называют командами. И когда собирают команды, а не создают коллектив сразу понятно, что эти люди будут играть, а в какие именно игры играют такие команды доподлинно известно одному лишь дьяволу.

Одним из вечеров, когда Аня осталась у Максима и крепко спала, предположительно девятнадцатого февраля, Максим решил провести небольшой сеанс терапии и сыграть в свою любимую игру. Как всегда, он выбрал Лили Энн. Максим, конечно, был немного странным парнем, но не до такой степени дурачком, чтобы играть в компьютерную игру, когда в его кровати красивая девушка, просто она действительно спала. У Максима с Аней были иные планы, но после работы Аня как-то не очень хорошо себя почувствовала и планы изменились. На самом деле так бывает и достаточно часто, вот, например, один товарищ Максима познакомился через мобильное приложение со стройной, симпатичной, молодой и одинокой девушкой, изнывающей от этого самого одиночества, пошел с ней на свидание в надежде на взаимную теплоту и ласку. В итоге вместо ласки молодой красивой девушки товарищ Максима получил душевную травму и хламидиоз, а через пару дней еще и побои от супруга немолодой гулящей толстухи. Но это все лирика, а в жизненном эпосе Максима, слава богу, пока обходилось без драмы, Аня спала у края кровати, укрывшись теплым одеялом, а на самом краю кровати сидел Максим, в комнату через зашторенные окна, едва заметно, но все же проникал свет уличных огней, а из коридора квартиры проникал свет гораздо более яркий, но не тот ни другой не раздражали зрительных рецепторов, хотя и заметно рассеивали тьму.

– Аня, – в полголоса позвал ее парень, Аня не ответила, – спишь? Видимо, спишь, – ответил Максим себе самому еще тише. – Это хорошо, что спишь с одной стороны, с другой стороны было бы гораздо веселее, если бы ты не спала. Какая ты, все-таки, красивая, – сказал Максим и нежно убрал с ее лица локоны волос, сначала непроизвольно, а затем и произвольно погладив ее по голове. – Как хорошо, что ты есть, а главное, что теперь ты есть у меня. «Лишь позавчера нас судьба свела, а до этих пор где же ты была? Разве ты прийти раньше не могла? …», – запел парень как колыбельную, внезапно вспомнившуюся советскую песню, закончив песню, на тех словах до которых он помнил текст, Максим едва коснулся губами лба девушки и осторожно, встав с кровати, на цыпочках стал выходить из комнаты. Когда уже Максим был у выхода из комнаты и собирался закрыть за собой дверь Аня что-то нервно пробормотала во сне. Максим вернулся и склонившись над Аней, потрогал ее лоб на этот раз чтобы убедиться в том, что у нее нет повышенной температуры. Девушка не проснулась, но почувствовав нежное прикосновение перестала нервно бормотать и ее лицо озарила едва заметная улыбка.

– Все хорошо, деточка, теперь все будет хорошо и у тебя, и у меня, хотя возможно и недолго, – сказал Максим и грустно улыбнулся, – я в том смысле что человеческая жизнь мимолетна. Спи, а я пойду, а то чувствую себя каким-то озабоченным маньяком, жаждущим надругаться над хрупкой беззащитной девушкой.

Максим в этот раз вышел из комнаты, закрыл за собой дверь и пошел в соседнюю комнату, там с экрана жидкокристаллического телевизора, средней пригожести, на него уже смотрели персонажи его любимой (из боев) видеоигры. И как не тянуло Максима к Лили Энн, он, все же, выбрал другого персонажа, чем-то отдаленно напоминающего его самого, это был светлый парень, почти что славянской внешности, крепкого телосложения, одетый в джинсовую безрукавку и спортивное трико, сильно похожее на штаны культуриста. Максиму даже показалось что Лили Энн успела скорчить недовольную гримасу.

– Извини, но ты наводишь меня на странные мысли. Ты нереально красива и после той ночи … Я бы сказал, что твое прекрасное тело запало мне в душу. И мне сильно хочется прикоснуться к прекрасному. Не только тело – ты вся прекрасна, но у меня есть Аня, а ты всего лишь плод чьего-то воображения прописанный посредствам мало кому понятного языка программирования. Хотя может быть мы все такие, но мы этого хотя бы не знаем о себе. Мало того ты еще и отразилась в моем сознании, как луна на поверхности воды, только в отличии от отражения луны, твое отражение с рассветом никуда не исчезло, это все Андрей Сергеевич с его необычными методами, хотя мне грех обижаться, если бы не он не знаю чтобы было, то есть знаю – все было бы также как было до того, а тут и явная борьба со злом и дополнительный заработок, но главное любовь, а возможно и треугольник один из углов которого находится в ином измерении, так что если посмотреть на него только из какого-то одного измерения то он будет прямой или вовсе даже точкой. Так что извини, ничего личного, но для меня ты лишь точка из другой вымышленной реальности.

Пока Максим вел свой диалог с воображаемой точкой, прошли все необходимые загрузки и прелюдии и на экране появился его персонаж и противник, точнее противница – мерзкая похотливая баба с большим центром тяжести и огромным безобразным бюстом. Хотя, скорее, все-таки, она была пропорциональна и относительно красива – создателям игры нет смысла делать персонажа безобразным и необоснованно рисовать лишние килограммы. Просто у Максима, как ему и советовал доктор, каждый персонаж – соперник ассоциировался с каким-либо нехорошим человеком из реальной жизни, и эта «героиня» ассоциировалась у него с начальником финансового управления администрации Вольненского района – Галиной Николаевной Жук.

– У-у-у потаскуха, – процедил Максим.

– Round one! Fight! – услышал Максим в ответ.

Он активно начал бой – провел бросок, затем сразу два «комбо» подряд. После чего потаскушка как-то непонятно перекувыркнулась через саму себя и оказалась за спиной бойца Максима и обрушила на него град ударов, Максим нажимал на все кнопки на которые только возможно было нажимать, но сделать ничего не удавалось – его персонаж летал из стороны в стороны как футбольный мяч во время затяжного дриблинга аргентинского форварда до тех пор, пока не закончился запас его жизненных сил, аналогично прошел и второй раунд.

– Вы проиграли, – объявил Максиму по-английски закадровый голос, и омерзительная похотливая дама затрясла своей похотливой грудью (во множественном числе) порочно ухмыляясь неприлично ярко и влажно накрашенными губами и сверкая блудливыми огоньками глаз.

– Да к черту эти дурацкие игры, – сказал Максим, бросив контроллер на диван, – пойду лучше поманьячу – погляжу на свою спящую красавицу …

Неожиданно началась загрузка виртуальной реальности в реальную. Комната Максима растворилась в пространстве, послышался стук колес поезда и на месте комнаты, совсем недалеко от старого вокзала, возник старый парк на окраине родного города, недавно благоустроенный в рамках федерального проекта «Формирование современной городской среды» на тридцать пять миллионов рублей. В парке появились современные лавочки повышенного комфорта, дорожки, уложенные брусчаткой, детская площадка и много фонарей освещающих территорию по всему периметру.

Максим материализовался на одной из сторон детской игровой площадки. Он сначала оглядел себя самого насколько это было возможно сделать человеку. Парень был одет в джинсовую безрукавку и штаны культуриста, на его ногах были до неприличия удобные фирменные кроссовки.

– Что-то я совсем не по погоде одет, – сказал себе Максим.

– Не ты один, – услышал он знакомый голос и посмотрел направо.

Справа от Максима, на расстоянии не больше метра стояла красивая светлая девушка со спортивным телосложением, в короткой футболке-топике и чуть более длинной кожаной куртке, которая не закрывала даже пупка. На ногах ее были белые колготки с красной окантовкой, а чуть выше окантовки колготок заканчивалась линия короткой тканевой клетчатой юбки, обута она была в неуместные туфли на высоком каблуке. В последнюю очередь Максим посмотрел на ее лицо, волосы девушки были уложены назад – собраны в «хвостик» и перетянуты резинкой для волос. Глаза девушки скрывали стильные темные очки с маленькими стеклами.

– Западня какая-то, от слова «Запад», – сказала девушка, сняла очки и отбросила их в сторону, подмигнув Максиму, затем послала ему воздушный поцелуй.

– Как быстро дошел, однако, – сказал Максим, сознательно покачнувшись. – Ты Аня?

– Конечно, а кто еще?

– Ну слава богу. Одета ты, конечно, не только не по погоде, но и слишком вызывающе. Я как-то против таких нарядов. Нет, конечно, если только в нашем кругу. Я имею ввиду ты да я. Хотя это не совсем круг, но нам никакого круга и не надо.

– Поверь я не сама так оделась и, вообще, я сейчас сплю в твоей кровати, если ты не забыл. И появись я здесь так как на самом деле одета, думаю было бы гораздо хуже.

– Согласен. Какая же ты … – сказал Максим и приблизился к Ане, обняв ее за талию.

– Очень приятно, правда. Ты тоже в таком виде, как-то особенно … .

– Я понял. Спасибо! – ответил парень.

– Сейчас просто не время, – сказала Аня. – Посмотри перед собой на противоположную сторону площадки, кажется загрузились наши противники.

– Скорее мы загрузились, а они уже были здесь.

– А тебе обязательно надо меня поправить, ты ведь понял меня, – улыбаясь заметила Аня.

– Ну как же без этого, – признался Максим.

На противоположном краю детской площадки, возле лавочки стояли двое субъектов правоотношений. Это были мужчина и женщина, на вид каждому из них было примерно лет по пятьдесят «плюс-минус». Мужчина передал женщине полупустой и очевидно нетяжелый продуктовый пакет. Они о чем-то спокойно и негромко разговаривали. Реальность немного подкорректировалась и адаптировалась под игру, цвета и краски стали ярче и насыщеннее. Вот только мужчина и женщина выглядели вполне себе естественно, похоже, что обошлось без адаптации и они были такими какими и были в повседневной жизни. Субъекты не были снабжены и усилены какими-либо дополнительными предметами, гаджетами и примочками. Даже их одежда была точь-в-точь такой какой она была в реальной жизни, то есть, как они выглядели всегда также выглядели и сейчас, как они оделись, идя на встречу друг с другом, так они и были одеты. Очевидно разум, отвечающий за синтез виртуальной и объективной реальности решил, что эти персонажи и так достаточно смешны и карикатурны, чтобы их еще как-то видоизменять. Мужчина был одет в кожаную куртку, на его коротко остриженной голове не было головного убора, на ногах были свободные джинсы и кожаные сапоги казаки, на указательном пальце его левой руки красовался непропорционально большой золотой перстень. Перстень отражал свет ночных фонарей, поэтому его сложно было не заметить, к тому же оттопыренные пальцы рук жестикулирующего субъекта непроизвольно притягивали взгляд к перстню. Все движения и жесты мужчины были какими-то тяжелыми и излишне амплитудными, он явно старался занимать больше места в пространстве чем ему требовалось на самом деле, соответственно и выглядеть он старался как можно масштабнее и больше. Максим и Аня не слышали его слов, но по улавливаемым слухом интонациям можно было понять, что говорит он в какой-то вульгарно-жующей манера с чувством собственного превосходства самого себя. Субъект явно претендовал на какое-то положение в обществе и явно был обязан своему нынешнему положению девяностым годам. Женщина тоже была с необоснованными и непонятными претензиями к этой жизни. Дама была непомерно толстая, не столько даже толстая, сколько непропорциональная и обрюзглая. Конечно, сложно судить о таких свойствах человеческого тела, когда человек одет в верхнюю одежду, но от взгляда творца сложно утаить что-либо, иногда даже намерение не вносить на расчетный счет доходы, получаемые от платных услуг. На голове женщины была легкая шапочка, пока все нормально: голова, а на ней шапочка. Но вот осеннее пальто на женщине смотрелось несуразно, не смотря на то что на дворе была осень, а женское пальто было на женщине. Дело в том, что короткое стильное приталенное тканевое пальто с тонким меховым воротником и большими пуговицами само по себе смотрелось бы неплохо, но на непропорциональной даме с избыточным весом оно смотрелось нелепо, ведь для того чтобы одеть приталенное пальто на женщину, у которой нет четко выраженной талии, необходимо взять пальто на пару размеров больше и тогда теряется весь смысл приталенности – это все равно что сначала самой похить деньги из бюджета, а потом искать кто это сделал. А если учесть, что пальто было осенним, а на улице была весна, и что такое пальто на два размера больше эта женщина купила сама сознательно – приталенность превращается в придурковатость, как бы не хотелось сказать грубее. Усиливали общий тлетворный эффект отвращения к женскому полу короткая юбка как у американской школьницы и высокие сапоги с тонким слоем меха, которые по идее должны были подчеркивать стройные ноги. Юбка американской школьницы на толстых ногах престарелой отечественной блудницы, не только вызывала половое отвращение, но и подрывала саму систему образования США. Престарелая не в том смысле что под пятьдесят априори слишком много для женщины, под пятьдесят слишком много для проститутки, но спрос рождает предложение. Прости господи, но смотря только на такую женщину, ты никогда не прелюбодействуешь, я никогда не прелюбодействую с ней в сердце своем. Хотя глава района считал ее вполне себе, себе и не только себе, и не в сердце своем, а в «Лексусе» своем, и в кабинете своем и мало ли еще где, но только не в сердце.

– Значит мы с тобой загрузились? Ну что же, согласна. Только я загрузилась гораздо лучше, – уточнила Аня.

– Полностью согласен. Ты однозначно симпатичнее меня. Но сейчас мы и их загрузим, – ответил Максим, глядя вперед. – О! Да это же Галя Жук! Не смотри на меня так, с укором. Не «о да!», а «о» пауза «да это же Жук». Грязная тупая шкура и воровка! Блудница вавилонская!

– Даже не спрашиваю откуда ты знаешь, что она шкура и блудница. А кто это рядом с ней?

– Похоже какой-то пережиток девяностых – стареющий пацанчик, – ответил Максим.

– Престарелый пацанчик из девяностых? Я знаю кто это. Это Бык, он же индивидуальный предприниматель Быковец Константин Александрович, до перестройки был механиком, а потом неожиданно стал единоличным собственников бывшего пассажирского предприятия вместе со всеми зданиями, сооружениями и транспортом, а дальше больше. Много разного про него слышала, сейчас, конечно, он предприниматель.

– Точно это же директор ООО «Джобрус», постоянный контрагент района. Но, не переживай, во-первых, девяностые закончились, а во-вторых, нас все равно никто не узнает.

– Э, слышь молодежь на е мае, че пялимся ..ля?! – громко обратился Быковец к Максиму и Ане, почувствовал на себе недобрый взгляд.

– Это он к нам обращается? – с негодованием спросила Аня.

– Видимо да, – ответил Максим. – А в чем проблема дядя? Я что с тобой согласовывать должен в какую сторону мне посмотреть? Мне может быть твоя стремная бабенка приглянулась. Какая юбочка – ты только посмотри! Какие сапожки!

– Ты че так смело базаришь?! Иди-ка сюда на, если такой отчаянный! – предложил бык.

Анна наступила каблуком на ногу Максиму. – Ай, – вскрикнул он. – За что?

– Может так не стоит? – спросила Аня.

– Да ты чего? Это же игра. К тому же они мерзкие и очень плохие люди, мягко говоря, именно так с ними и стоит. Жди здесь, деточка, я сам разберусь.

– Да сейчас, это наша общая игра, – ответила Аня и оба уверенной походкой направились к соперникам. Быковец продолжал их бранить.

– Что наша жизнь? Игра, – пропел Максим, приближаясь к идейным противникам.

– Браво! – похлопал в ладоши Быковец, сделавший пару шагов навстречу молодежи и оказавшийся лицом к лицу с Максимом, Аня стояла чуть в стороне. – Да вы что извращенцы? На улице холод, а вы так одеты. Психи какие-то, валите лучше отсюда. Дурачков на … обижать нельзя. Так что идите пока я добрый.

– Нельзя обижать дурачков, верно ведь? – сказал Максим, поглядев на Аню.

– Нельзя, – согласилась девушка, – но, увы, придется обидеть.

– Валите отсюда по-хорошему, идите своей дорогой, последний раз предлагаю, – пригрозил Быковец.

– Нет, дядя, так не пойдет, – сказала Аня и послала ему воздушный поцелуй, который Максим поймал на подходе и сжал в кулак, – сначала мы поиграем.

– Хочешь поиграть, девочка? Ну что же? Дядя Костя знает несколько интересных игр.

– Это моя девочка и только я могу ее так называть, – уточнил Максим.

– Да ну, – набычился Быковец и принял боевую стойку. – А что если я тебя назову своей девочкой?

– Ну что? Вот что, – ответил Максим и выполнил высокий прыжок вперед с разворотом, оказавшись за спиной Быковца, похлопал его по плечу и когда тот обернулся, выполнил сальто назад, ударив Быковца ногой прямо в челюсть. Тот сразу оказался в нокауте.

– Ну и что ты наделал? Я сама хотела поиграть с дядей, – капризно сказала Аня.

– Извини, – развел руками Максим, – но дядя бык сильно меня напугал, а мне, когда страшно я делаюсь очень опасным, часто даже для самого себя, чаще всего для самого себя, но сегодня, видимо, исключение, сегодня наш с тобой день. Поиграй пока с тетей, девочка.

– Да вы, вообще, кто такие? Вы понимаете с кем вы имеете дело? – сказала Жук, пытаясь придать своему голосу уверенность и даже попыталась скорчить высокомерную презрительную гримасу, но у нее это не совсем получилось ее губы дрожали, дрогнул несколько раз и голос.

– Прекрасно знаем, мы имеем дело с глупой необразованной бесчеловечной и беспринципной воровитой престарелой шлюхой, – объяснил Максим.

– Да ты … ты …, – осеклась Жук, давясь словами и дрожа от возмущения и страха.

– Да я, – ответил Максим.

– Нет я, – сказала Аня, подойдя к Максиму и преградив ему путь к Галине Жук. – Давай, тетя Мотя, покажи что ты можешь, я слышала, что многие мужчины и даже некоторые женщины были в восторге от твоих способностей. Может и меня тебе удастся удивить.

– Ах ты шалава малолетняя, – закричала Жук, – да я тебя!

– Ну все, тетя, это уже личное оскорбление. Давай, не стой на месте. – сказала Аня, призывая ее жестами рук к бою.

– Здесь тебе не совет депутатов где ты читаешь доклад об исполнении бюджета и не постель главы чтобы языком работать, – дополнил Максим, немного отойдя назад чтобы не мешать Ане выполнить при желании эффектный прием.

– Вы об этом сильно пожалеете, – пригрозила Жук.

– Ну давай разозлись, – сказала Аня и резким движением сократив дистанцию нанесла легкий удар, скорее даже не удар, а пощечину Галине Жук и снова отошла на дистанцию. Та покраснела и рассвирепела, завертевшись на месте от возмущения.

– Ну давай, Галя, эта девушка вдвое меньше тебя по весу, я не буду вмешиваться. Покажи, как вы боритесь с коррупцией. Ты спрашивала кто мы такие. Представь себе, что ее зовут – коррупция, а меня откат. – сказал Максим, радуясь собственному остроумию.

– Точно, тетя, – смеясь продолжила развитие мысли своего «тэг» партнера Аня, – и если ты не победишь нас, то мы поглотим весь бюджет, который тебе принес товарищ бык. И не смотри на него – он так быстро в себя не придет. Ну?!

Аня снова раз за разом сокращала дистанцию и легко, но ощутимо била по щекам начальника финансового управления администрации района, подобно коррупции и хищению – первые действия и проявления которых всегда едва заметны, но накопившись могут привести к тяжелым последствиям. Лицо Жук стало уже не только красным, но и слегка припухшим от нанесенных ударов и от злости.

– Давай, Жук, будь смелее – как у себя в кабинете, – подбадривал Максим.

После очередной пощечины Жук заревела как белуга и бросилась на Аню, она вложила всю силу в один удар, на второй ее бы уже просто не хватило, и тяжелая массивная рука, помноженная на ускорение вскользь, но все же коснулась виска девушки, Аня немного пошатнулась и захватив Жук за руки, в падении выполнила бросок с упором ноги в живот. Огромное массивное тело, подпитанное народными деньгами, тяжело упало на землю и под тяжестью грехов не смогло больше подняться. Аня тут же встала на ноги одним прыжком и жестом извинилась перед Максимом за то, что не сразу среагировала.

– Ничего бывает, – сказал Максим. – Ты сама в порядке? – заботливо спросил он.

– Конечно, – ответила девушка.

– Тогда почему я не слышу заветное слово «perfect» – подтрунивая Аню, спросил Максим и приложил ладонь к уху, – А-а-а? Неужели кто-то из нас пропустил?

– Ну хватит кривляться, – сказала Аня. – Взрослый человек, хочешь видеть себя главой района, а все в игрушки играешь.

– You win, – объявил закадровый голос.

– Еще бы сказал Максим. Ну не сердись, что-то меня несет сегодня, обратился он к Ане, – Просто мне так давно хотелось, чтобы эта …, чтобы эта хоть по физиономии получила. И она получила. Я просто счастлив.

– Round two fight, – объявил закадровый голос, но Аня и Максим, увлеченные беседой, его не слышали.

– Как мало, оказывается, тебе надо для счастья, – с наигранным недовольством сказала Аня.

– Не ерничай, деточка. Ты понимаешь, о чем я говорю.

– Понимаю, – ответила Аня, – значит бык мой, а сисястая твоя. Ты, надеюсь, понимаешь, о чем я говорю?

– Пони…. – не успел Максим и слова сказать как ему в подбородок прилетел мощный кулак Быковца.

– Что не ожидал? – победоносно спросил Быковец упавшего на землю Максима. Аня рванулась на помощь к Максиму и неожиданно получила сильный удар в спину.

– Вот так-то лучше, – сказала Жук. Аня обернулась то ли на голос, то ли на удар и увидела Галю Жук делающую очередной замах какой-то толстой корягой.

– Грязная проститутка, ты ведь мне куртку испачкала, – сказала Аня, схватив занесенную корягу правой рукой, а левой ладонью ударила по щеке грязную проститутку. – Удивлена? Мы не чувствуем боли, потому что все это игра и не более того.

– Что-то пошло не так, – сказал Максим, вставший на ноги через кувырок назад и поправил челюсть. – Может Махнемся партнерами? Как думаешь, Жук? Вам, все равно, к подобному не привыкать.

– Да вы больные на всю голову, – сказал Быковец и пошел на Максима. – Но я сейчас тебе подправлю мозги.

– Нажми кнопку «тэг» в своем разуме, – сказала Аня.

– Понял. Меняемся, – ответил Максим.

– Меняемся, – подтвердила Аня.

Долю секунды спустя на Аню шел бык, а Максим держал своей правой рукой поднятые кверху руки гражданки Жук, обхватив своими пальцами оба ее не совсем тонкие запястья.

– Давай, дядя, покажи все на что способен. Почувствуй себя мужчиной – продержись с девушкой больше минуты. – сказала Аня, с какими-то игривыми нотками в голосе.

– Эй, полегче там, давайте без романтики и без намеков на пошлость! – прикрикнул Максим.

– Спокойно, милый! – ответила Аня. – У нас с дядей все несерьезно, так мимолетное увлечение, точнее даже сказать развлечение. Так что не мешай мне, а я не буду мешать тебе.

– Как скажешь, – ответил Максим.

– Вы хоть на секунду замолчите? – встрял в диалог бык и грузно сократив дистанцию, ушел вниз и попытался ударить Аню в живот, Аня успела уйти в сторону, Быковец сместившись следом за ней провел апперкот на выходе, но снова мимо, затем хук левой, затем правой, затем прямой удар и так далее и тому подобное, но все мимо. Девушка ловко уходила от всех ударов.

– Тьфу, – плюнул Максим в лицо Жук. Жук плюнула в ответ, но Максим успел уклониться, отпустил ее руки и нанес подзатыльник. Жук попыталась ударить его корягой, Максим снова уклонился и снова подзатыльник.

– Вот тебе, Галя, нецелевое использование, вот тебе индекс эффективности реализации муниципальной программы, вот тебе запрет на получение денежных средств в подотчет, вот тебе межбюджетное финансирование, вот тебе три коммерческих предложения, вот тебе двести рублей за судейство, вот тебе рентабельность, – говорил Максим каждый раз что-то новое, приурочивая к подзатыльнику.

Так прошло несколько минут, Быковец уже вымахался и выдохся. Жук тоже устала махать корягой и будь у нее чуть больше мозгов явно разболелась бы голова, но увы.

– Да толку что ты ее по голове бьешь? Ее это только злит, – пошутила Аня. – Там мозга то нет.

– Ну не по заднице же мне ее бить.

– Ладно, пора заканчивать, время скоро выйдет, – сказала Аня, сделала три сальто с опорой на руки назад и с разбега пробила коронный удар Лили Энн двумя ногами в грудь соперника. Быковец отлетел на пару метров назад и лишился чувств. – Понтов было больше, а на деле оказался никакой, – заключила Аня. – Ну заканчивай уже, хватит играться со своей ненаглядной, а то я начинаю ревновать, – обратилась она уже к Максиму.

– Вот тебе билинговый платеж вместо кассы, вот тебе отсутствие средств на оборудование спортивных сооружений «в шаговой доступности» – продолжал Максим впустую бить по-пустому, ничего не ответив Ане. Жук была исполнена страстной ненависти, ее глаза светились от гнева, щеки горели от прильнувшей крови. И парень тоже пылал от страсти, горел от жажды – от жажды справедливости от страстного желания ее же.

– Ну это уже, как минимум, невежливо, – сказала Аня, выполнила гимнастический элемент «колесо» и оказавшись в шаговой доступности от Жук, за спиной у Максима изобразила ногами полет бабочки над головой парня, «бабочка» обеими крыльями ударила в лицо продажной чиновнице, и Аня мягко и грациозно приземлилась, как и положено, на чуть согнутые в коленях ноги, сместив назад центр тяжести, чуть подав вперед корпус, во время полета с ее волос слетела резинка и длинные шелковистые волосы мягко легли на изящный изгиб спины.

– Что это было? – удивленно спросил Максим.

– Бабочка, – ответила Аня, стоя спиной к Максиму.

– Красивая бабочка, – сказал Максим обернувшись. – Только вот она чуть ни снесла мне голову. Ты меня реально напугала. И зачем это? Не могла мне дать еще поиграться?

– Поиграться? – переспросила повернувшаяся лицом к Максиму Аня. – По-моему, ты уже не играл, а заигрывал с ней.

Максим подошел вплотную к девушке, обнял ее и хотел поцеловать, Аня чуть отстранилась. Ее лицо изображало гнев, но этот гнев был скорее напускным и наигранным, чем искренним. Она была красивой и страстной, а Максим просто был, Максим был, есть и будет – Максим. Парень вопросительно посмотрел в ее глаза, и девушка растаяла и заулыбалась, она потянулась своими губами к его губам и знакомую мелодию заиграли две свирели, только одна чуть выше, а другая чуть тоньше и нежнее.

– You win, – объявил закадровый голос и где-то совсем рядом раздались хлопки виртуального салюта на фоне целующихся бойцов.

– Е..! Ох..! – раздались восторженные нетрезвые возгласы живущих реальной жизнью граждан, не склонных к романтичным мечтаниям и грезам.

– Lucky boox, – объявил закадровый голос, тактично дождавшись, когда виртуальный разум закончит салютовать в честь влюбленных победителей. Зеленая стрелка указала на темный продуктовый пакет, стоящий на лавочке. Максим взял пакет и оказался сидящим на краю своей кровати в спортивной футболке и шортах с продуктовым пакетом в руках, Аня проснулась.

– Что снилось? – спросил Максим.

– Да так, что-то такое красивое и нелепое, нелепое, но красивое.

– Замечательно. Это была ты? От начала и до конца? – спросил Максим.

– А кто же еще? Конечно я, – ответила девушка, приняв сидячее положение потянулась к Максиму и поцеловала его.

– Действительно ты. Как себя чувствуешь? – поинтересовался парень.

– Прекрасно. Тошнота и головокружение прошли. Расскажешь мне про эту Галю? Ты был прямо сам не свой, такой дерзкий и остроумный.

– Обязательно расскажу, хотя рассказывать особенно нечего. Обычная омерзительная личность коих в последнее время не мало развелось. Раз ты в порядке, может прогуляемся или прокатимся? Заодно и про Галю тебе расскажу, если тебе это так интересно.

– Прогуляемся, – ответила Аня, – еще как интересно.

– Значит ты в порядке, – заключил Максим. – Выходит плохое самочувствие ты симулировала.

– Что за нелепые обвинения?! – возмутилась девушка. – Не уходи от темы. Лучше расскажи о своей страсти.

– Ты моя страсть, – безапелляционно заявил Максим.

– Ты меня понял. Речь о страсти между тобой и Галиной Жук. И плевать ей в лицо было лишним.

– Возможно, – согласился Максим.

Некоторое время спустя они шли по центральной улице родного города. Зачем они пошли гулять на улицу? Не понятно. Не все нам дано понять в этой жизни. Да и что с дурачков взять?

– Кстати, а зачем мы пошли гулять? – спросила Аня.

– Очень кстати мы пошли гулять, – ответил Максим, – мы пошли гулять в то самое время, когда в другом районе города приходят в себя цинично избитые и ограбленные, ничего непонимающие граждане. Нас видели выходящими из квартиры. Нас видят сейчас.

– Вот оно что. Я-то думала романтика, большая луна, звезды, ночной город, продрогшие пальцы и теплые прикосновения, – смешливо сказала Аня.

– Остро. Не всегда и не сразу понимаю, когда ты шутишь, – ответил Максим.

– Взаимно. Зато нам интересно и весело.

– А что будет, когда закончатся все наши шутки и остроты, и мы пойдем по второму кругу? Не думала об этом?

– Думала. Знаешь, что будет? – серьёзно спросила Аня, улыбнулась и сделав паузу продолжила, – будет маразм. В твоем случае точно, так как ты старше и мои шутки по второму разу тебе снова покажутся смешными.

– Не сомневаюсь, только если ты сама сможешь их вспомнить или хотя бы заново придумать. Но в любом случае маразм – это уже само по себе весело. Главное дожить до такого состояния, а там глядишь и в администрацию района на руководящую должность позовут. Кстати тебе правда интересно узнать о Жук?

– Честно сказать не особо. Мне интересен лишь один аспект – что между вами было?

– Между нами? Ничего не было, – с отвращением ответил Максим.

– Тогда расскажи о том, чего между вами не было.

– Ну хорошо попробую. Тебе это точно интересно? – поморщившись спросил Максим.

– В общих чертах без подробностей.

– Ну тогда слушай. Подожди, может зайдем в бар, возьмем нулевки и по салату, например? Салат разумеется диетический.

– Не уходи от темы.

– В бар и я все расскажу, обещаю. Можешь даже задавать уточняющие вопросы.

Некоторое время спустя, они сидели в баре, где было спокойно, так как был будний день, и тихая и ненавязчивая музыка напротив даже способствовала разговору, а не мешала. Аня ела диетический салат и запивала безалкогольным пивом, а Максим ел что-то мясное и запивал пивом.

– Так вот, когда я пришел работать в район, в первый раз, я был совсем сопливый, как ты сейчас, даже еще более сопливый. Я с детства верю в добро и справедливость. Я пришел работать руководителем сектора по физической культуре и спорту администрации района. Мне казалось, работая в непосредственном контакте с людьми, применяя свои спортивные знания и знания в экономике, обладая высокой работоспособностью, я смогу сделать много хорошего. – сказал Максим и многозначительно молча, принялся разжевывать очередной кусок мяса.

– Но?

– Но, – повторил за Аней Максим, – сектор по физической культуре и спорту не был самостоятельным органом, он был структурным подразделением отдела по культуре, и я должен был подчиняться начальнику отдела культуры, – сказал Максим, делая большой глоток пива.

– И? – спросила Аня.

– Аня – деточка, не убивай интригу. Позволь придать повествованию нужную форму. Сделать вступление, развитие довести до кульминации, а затем перейти и к банальной развязке. По началу меня это все мало интересовало, так как было много работы и я не сразу понял, что и как устроено и что нужно делать. Так что первые полгода я всех устраивал – это время я разбирался что и как должно быть и как оно есть на самом деле. И когда я стал четко представлять себе две очень разных прямо противоположных картины, начались проблемы – началось противостояние. Сначала с начальником отдела культуры – она не давала ничего сделать, чтобы изменить ситуацию, не буду вдаваться в подробности, это слишком долго и утомительно. Потом я понял, что она очень глупая, затем понял, что она хитит, мягко говоря, средства, а затем узнал совсем страшное – она была лесбиянкой, нет не стопроцентной, а биполярной. И как мне грамотному и честолюбивому человеку, верящему в светлые идеалы, было работать с ней дальше? Как?

– Никак? И что ты сделал? – с интересом спросила Аня.

– А, чтобы сделала ты искренняя и честолюбивая?

– Я бы сообщила о своих наблюдениях и открытиях вышестоящему руководству.

– В десяточку, – хлопнул в ладоши Максим, – так я и сделал. Но именно этого и нельзя было делать.

– Почему? – удивленно спросила Аня.

– Не убивай интригу. Я пошел со своими открытиями к главе, главы как всегда не было на месте, ну по работе естественно ездил. А как может быть иначе? И меня принял, точнее сказать приняла первый заместитель главы – Марафонова, добрая, идейная и порядочная на первый взгляд женщина, к тому же в возрасте. Ну я все и высказал, она пришла в ярость, она была возмущена, она кипела от гнева. А я был доволен.

– Давай про Жук. Ты опять ушел от темы.

– Про Жук. Незадолго до того, как пойти к заместителю главы, точнее сказать пойти к главе, но попасть к заместителю, я неоднократно посещал Жук, так как необходимо было разработать программу развития физической культуры и спорта, а бухгалтерия в отделе была и сейчас есть совсем мертвая. Поэтому программу я разрабатывал сам, а согласовывал с Жук. Когда я увидел ее первый раз, то не скрою, только учти она была моложе лет на восемь-девять и гораздо стройнее, она показалась мне привлекательной. А я был совершенно одинок на тот момент как мужчина, а поэт, художник- он не может жить без влечения, без страсти, без влюбленности.

– Что? – возмущенно наморщилась Аня.

– Во-первых, с тобой мы тогда еще не были знакомы, а во-вторых, даже если и были бы знакомы что было бы с того? Статья сто тридцать четыре УК РФ?

– Допустим. Забыли. Так без чего там не мог жить поэт и художник? Без страсти, без любви или без влечения?

– Влюбленности, я сказал влюбленности, – строго ответил Максим.

– То есть ты влюбился? – спросила Аня. – Влюбился в нее?! Да как ты мог!? Тьфу!

– Да почему же влюбился? – усмехнулся Максим.

– Влюбленность, происходит от слова влюбиться, логично? – спросила девушка.

– Ну да, логично, – согласился Максим и наигранно раздраженно добавил, – тогда любовь происходит от слова полюбить.

– Да почихать. Что ты раздражаешься, я просто паясничаю, – ответила Аня и мило захихикала.

– Пересмешница, блин! – сердито сказал парень. – А я будто не понял, что ты дурачишься? – и мягко, почти нежно дополнил. – Завязывай с этим, хотя бы на время, пока я не расскажу до конца. Что ты играешь словами, как директор школы стимулирующим фондом оплаты труда?

– Ну и как с тобой серьезно разговаривать? – смеясь спросила девушка.

– Серьезно, – ответил парень серьезно. – Так вот, на чем я остановился? Когда я первый раз долго пообщался с Жук на тему программы развития – она показалась мне достаточно умной женщиной. Правильнее будет сказать: относительно умной. И я что-то увидел в ее глазах.

– Что? – спросил Аня.

– Белки и зрачки, – ответил Максим. – Дай я дорасскажу, каждый раз, когда я вспоминаю про районную администрацию, эмоции просто зашкаливают, так что не сбивай меня с мысли и так тяжело. Тогда мне показалось что это доброта, интеллект и какая-то женская тоска, если так можно выразиться. Но, естественно, я ошибся. Тогда я долго смотрел в ее глаза, а она в мои, между нами что-то промелькнуло, скорее всего это с потолка отвалилась штукатурка, но тем не менее. Еще тогда мне показалось что мы чувствуем что-то взаимно схожее, и только потом я понял, что ошибался и только сейчас понимаю, что ошибался, признавая ошибку.

– Сложно сказал, но в общих чертах понятно.

– Да ничего сложного, – продолжил Максим, – это был элементарно зов плоти и с моей, и с ее стороны.

– Меня сейчас стошнит, – сказала Аня.

– Только с ее стороны зов был исключительно плоти, – продолжил парень, не обращая внимания на колкое замечание Ани, – а я своим романтичным умом уже придумал образ некой интеллектуальной и образованной женщины, пусть уже немолодой, но скучающей с усталым и неграмотным супругом, как и я сам, уставшей от глупости и хамства окружающих. Я представил себе женщину одинокую до интеллекта, интеллектуальную до одиночества. Только не подкалывай меня, деточка, пожалуйста, я тебе сейчас душу изливаю, в некотором смысле. Так вот мое близкое знакомство с Жук, знакомство по работе, произошло перед новым годом. А на новогоднем корпоративе, огонек в ее глазах разгорелся в пламя, и упустим подробности, буквально за пару актов «до», до близости, прости Господи, я понял, что это за огонек. Сразу говорю, близости не было, была только прелюдия. Огонек в ее глазах ничего общего с романтикой, интеллектом и душевным одиночеством не имел. Это был … – парень прервал свою речь и посмотрел на Аню, он, ерзая на стуле, то ли подбирал слово, то ли не решался, глядя в ее чистые и бесхитростные глаза, сказать слово единственно верное, – скажу так: это был вятский взгляд, вятский огонек.

– Какой? – встрепенулась Аня от неожиданности, она, слушая пламенную речь Максима с эпитетами и метафорами ожидала чего-то более эмоционально яркого.

– Блудский взгляд, – улыбнувшись ответил парень, и увидев сомнения девушки добавил. – Собери два слова в одно «блудский» и «вятский» и посмотри, что получится. Вот такой у нее был взгляд и всего-то-навсего.

– И что? – спросила Аня.

– И все, – спокойно ответил Максим. – Близости не произошло по моей инициативе, я ее отверг. Понимаешь?

– Правильно сделал, – резонно заметила девушка.

– Правильно-то, правильно, но условно, чисто теоретически, поставь себя на ее место, не дай бог, конечно. Какой бы там огонек в глазах не горел, но она – женщина, она была готова доверить себя и довериться мне. Да скажу прямо – она уже готова была отдаться, а я отверг. Я стал ее личным врагом. И после нового года началось такое. Для Жук я враг, первому заму я рассказал про извращенцев и воровство, но ирония в том, что и воровство, и извращения курировались и поощрялись сверху – тремя людьми, двое из которых Жук и Марафонова. Как потом выяснилось лесбиянка – начальник отдела была девушкой Марафоновой.

– Неожиданно!

– И я о том же. Меня стали сильно зажимать по всем направлениям, мне совсем не давали работать.

– А ты?

– Я начал распутывать блудский, адский клубок. Я стал понимать кто чей парень и, кто чья девушка, где девушка парня и где парень девушки и где девушка девушки парня и так далее до бесконечности, я понял кто что ворует, отмывает, откатывает и кому заносит.

– Ты до конца распутал клубок? Все понял?

– Нет. И слава богу, клубок так сильно перепутался будто им долго играл котенок, а потом ребенок снова его сматывал и подкладывал в пакет с нитками бабушки, а котенок снова его находил и опять играл, а ребенок снова сматывал и так много раз. А самое обидное что во всех своих мерзких грехах они попытались обвинить меня. Вот за это я их так сильно и не люблю, мягко говоря.

– Но у тебя же был компромат.

– И что? Во-первых, у меня не было никаких серьезных подтверждающих документов, только умозаключения. Во-вторых, куда бы я с ними пошел будь они у меня – эти документы? Компромат был пригоден лишь для внутреннего пользования и устрашения, но не более того.

– Может нам и Марафонову? – показала Аня жестами физическое наказание.

– Может быть. Вполне может быть.

ГЛАВА X

Загрузка нового бойца

Время шло своим чередом. В одной из компактных, зато недорогих квартир, города Вольного на подоконнике лениво лежал кот, с грустью смотрел за окно, щурился от солнечных лучей, бьющих по глазам и мечтал о подвигах в бою илюбви – в душе он был он воином и романтиком – соблазнителем, но хозяйка считала его лишь «прикольным зверьком», который скрашивает ее одиночество и ласково усыпляюще фырчит в ее объятиях. Она, конечно, его любила, и он ее по-своему любил. Эта любовь была одной из многочисленных вариаций такой любви при которой любящая (любящий) невольно подавляет объект своей любви, недооценивает его, не видит ширину его души и диапазон его возможностей, и в результате не дает ему раскрыться, порой доводя до отчаяния. А как бы коту хотелось умереть в бою, полному сил и страсти, как настоящему мужчине. Но кот любил хозяйку и по своей натуре был очень добрым парнем, ведь она любила его и даже сохранила его «мужское достоинство», чем до последнего его вздоха оставила надежду на исполнение желаний и осуществление мечты. «Рано отчаиваться, все еще может быть. Что так без толку бесконечно пялиться в окно? Пойду лучше помочусь ей в тапок» – думал кот.

А где-то относительно недалеко от кота в своем рабочем кабинете, у окна, сидел заместитель главы Вольненского района Ячкин и с грустью смотрел в монитор компьютера. Заняться было нечем, а до планерки оставалось еще два часа, ее перенесли на десять часов, по техническим причинам. Ячкин сожалел о похищенных у него похищенных им деньгах и чувствовал себя как побитая собака, но дело было вовсе не в нападении на него персонажей из компьютерной игры, дело было в другом … «Хоть бы молодую симпатичную и беспринципную девушку с роскошной задницей на работу принять. Но увы. У нас есть немолодая и несимпатичная, зато беспринципная – первый заместитель главы района с ней мне и придется до смены политического режима, либо до ее смерти, не знаю, что раньше наступит, предаваться плотским утехам.» – думал Ячкин: «Она меня совсем не ценит. Меня никто не ценит и не понимает. Я вынужден играть здесь роль тупого клоуна, грязного извращенца и политического гомосексуалиста, а ведь я способен на гораздо большее. На гораздо большее. Эх, сейчас бы на рыбалку! Сейчас бы, хотя бы, Светлова вызвать, да вынести ему мозги по полной, но даже и этого я не могу сделать. Нет Светлова. Что за жизнь такая? Пойду, хоть техничку проконтролирую, если плохо помыла – я ее не пощажу, … как последнюю проститутку!» Прежде чем выйти из кабинета, Ячкин еще раз с грустью взглянул в окно и тяжело вздохнул, увидев идущую мимо администрации молодую и симпатичную, возможно даже и порядочную девушку. А за окном было двадцать четвертое февраля. А в районе все было стабильно.

В то же время, в Вольненском отделении полиции, капитан Завьялов вошел в кабинет, где к своему удивлению обнаружил коллегу – следователя Подшивалову. На часах было девять часов тридцать минут по местному времени.

– Доброе утро, коллега! – так и сказал Завьялов.

– Добрый день, – с лукавой издевкой ответила Подшивалова и казалось закатила под лоб глаза от собственной важности, но выразить этим она явно хотела свое возмущение по поводу дерзкого и циничного опоздания Завьялова.

– Да ну! А что так? – уточнил Завьялов, снимая верхнюю одежду. – Что это мы такие загадочные и важные?

– Вас, товарищ капитан, старший следователь Завьялов, с самого утра начальник ищет, – ответила следователь Подшивалова, делая язвительный акцент на словах «капитан» и «старший».

– А что это вы, товарищ следователь, насмехаетесь над званием офицера полиции, проявляя, таким образом, явное неуважение не только к отдельно взятому сотруднику, но и к органам внутренних дел в целом?

– Ой да не развози ты как обычно! – вздохнула Подшивалова.

– Так и не начинай, как обычно, – ответил Завьялов, закрывая вещевой шкаф. – Лучше скажи честно что рада меня видеть. Какой начальник меня ищет? – спросил капитан, глядя на Подшивалову в ожидании ответа, Подшивалова снова закатила глаза и тяжело задышала. – Давай, еще «цокни» или «цикни». Как ты обычно делаешь? Какой из начальников? Начальник полиции или начальник следствия?

– Полиции, конечно, – ответила Подшивалова так будто бы сделала одолжение.

– Ну, слава богу, разобрались. Спасибо, Катя, – неискренне, но ласково сказал Завьялов. – Не знаешь зачем?

– Не знаю и знать не хочу. Даже понятия не имею.

– Это и не удивительно, что ты не имеешь понятия, зато искренне. Еще раз, спасибо! – сказал Завьялов и вышел из кабинета.

– Всегда пожалуйста! – ответила Подшивалова и добавила, когда Завьялов уже вышел. – Козел!

Завьялов, будучи в субъективной реальности Подшиваловой козлом с большой буквы, шел по коридору местного отделения полиции с неровными стенами и потолком, и скрипучим полом. Ремонт видимо делался когда-то очень давно, даже если не обращать внимания на обшарпанность и износ выполненной отделки, то, все равно, по самой отделке и примененным материалам и лакокрасочным изделиям можно было понять, что ремонт делали где-то на заре нового тысячелетия в ожидании настоящей демократии и торжества закона. И поскольку (и сегодня) торжествовать было еще рано, то и косметический ремонт делать тоже было бы преждевременно. На самом деле сложно сказать, когда именно ремонт делался, но Завьялов пришел на службу в Вольненский отдел полиции (тогда еще милиции) в две тысячи девятом году и с того времени по настоящее время никаких ремонтов точно не было.

Пройдя по коридору Дмитрий Завьялов, вошел в приемную начальника полиции, где его встретил тяжелый взгляд женщины полицейского, исполнявшей обязанности секретаря, достаточно давно исполнявшей и видимо достаточно эффективно, в самом что ни на есть хорошем смысле. Женщина эта была уже немолода и даже с поправкой на возраст ее сложно было бы назвать привлекательной и это было правильно и полезно для работы, во-первых, ничто не отвлекало начальника полиции от его прямых должностных обязанностей, во-вторых, эта женщина в форме и правда хорошо исполняла свои обязанности. А, главное, никто не сплетничал о том, что у начальник интимная связь с женщиной, которая исполняет обязанности секретаря, это сложно было бы себе даже представить, хотя в тоже время в районной администрации между сотрудниками имели место быть и не такие, порочащие честь и достоинство, оскверняющие замысел божий связи.

– Здравствуйте! – сказал Дмитрий, войдя в приемную.

– Здравствуйте, Завьялов, начальник вас обыскался уже несколько раз спрашивал.

– Работа, что тут поделаешь? Я же не дома спал, – объяснил Завьялов.

– Это не мое дело, вы это Юрию Алексеевичу и расскажите. Сейчас, – сказала женщина, сняв телефонную трубку, – Юрий Алексеевич, к вам Завьялов. Понятно. Проходите, -сказала она уже Дмитрию, положив трубку.

Дмитрий ничего не ответил и молча направился к двери с табличкой, на которой небольшими буквами была написана должность начальника и буквами чуть покрупнее звание «подполковник», а самыми крупными буквами фамилия, имя и отчество «Скалобойцев Юрий Алексеевич».

– Здравия желаю, товарищ подполковник! – обратился, войдя, капитан полиции следователь Завьялов.

– Ну, наконец-то! – ответил Скалобойцев, – и я тебя приветствую.

В просторном кабинете подполковника общая атмосфера и ремонт внушали чуть больше оптимизма чем ремонт во всем остальном здании. Завьялов прошел вдоль длинного и массивного стола руководителя, оказавшись у его основания (в его заглавии) капитан протянул руку начальнику полиции, подполковник протянул свою руку в ответ. Завьялов выдвинул из-за стола ближайший к начальнику стул, начальник грузно и важно расплылся в своем до неприличия удобном кресле. Завьялов молчал начальник тоже, внимательно и строго глядя на следователя. Скалобойцев был человеком в большей степени советским: прямым, целеустремленным, исполнительным и даже честным. Несмотря на то, что большая часть пятидесяти с небольшим лет его жизни прошла, все-таки, в Российской Федерации, а не в Советском Союзе, он мало что понимал в современных новшествах и веяниях в любой из сфер жизни. Однако ему очень хотелось грести по течению, плевать по ветру и каким-то непонятным образом периодически у него это получалось. Поэтому, а также благодаря некоторым нужным знакомствам «наверху» ему удавалось оставаться на должности. Также, что не мало важно, подполковника ценили и в некотором смысле даже уважали вышестоящие должностные лица потому, что считали его человеком небольшого ума. На самом деле Сколобойцев был не так глуп, как могло показаться другим, но и не был так умен, как могло показаться ему самому. И в этом направлении, опять же ему каким-то странным и загадочным образом удавалось балансировать между собственными представлениями и ожиданиями вышестоящих. Иначе говоря, он мог удивить своим умом и рассудительностью, когда совершал что-то невероятно глупое, при этом мог показаться совершеннейшим идиотом тогда, когда делал что-то по-настоящему правильное и разумное. Но каждый раз у него получалась выглядеть идиотом именно тогда, когда надо было выглядеть идиотом, и, соответственно, наоборот выглядеть умным тогда, когда именно это от него и требовалось. Скалобойцев Юрий Алексеевич по своему менталитету был не просто советским человеком, а советским милиционером, а это означало что он был не просто честным и принципиальным человеком, но еще и в высшей степени исполнительным. То есть, все поручения вышестоящих исполнялись с потрясающей точностью. И вот на этой почве противоречий между долгом и честью, между долгом чести и распоряжениями свыше у него легко мог начаться внутриличностный конфликт, но к своему счастью подполковник обладал крепкой устойчивой психикой и не очень высоким интеллектом, что и удерживало его от глубокого анализа и душевного самобичевания. Подполковник обладал от природы хорошим здоровьем и крепким телосложением, а, соответственно, и хорошим аппетитом. Из всех вышеперечисленных «талантов» в последние годы Скалобойцев развивал преимущественно аппетит и поэтому имел избыточную массу тела. Хотя он сам объяснял это очень просто, как и большинство людей с избыточной или недостаточной массой: «Что тут сделаешь? Конституция у меня такая».

– Ну что, – сказал Скалобойцев, закончив изучать капитана Завьялова. – Где ты находился с утра?

– Не поверите, в психоневрологическом диспансере. По делу естественно. По этому самому делу о загадочных нападениях на людей, на мажоров, муниципальных служащих и предпринимателей, в прошлом не совсем законопослушных, но ныне успешных предпринимателей.

– Давай без этих …, без эпитетов, по существу вопроса, – сказал подполковник. – Я именно об этом деле и хочу с тобой поговорить. Как продвигается?

– Продвигается, – утвердительно ответил капитан. – Есть подозреваемые. Можно даже сказать, что не просто подозреваемые, а что мне удалось установить личности правонарушителей. Подозреваемая есть уже давно, а вот подозреваемый появился только сегодня, можно сказать в психоневрологическом диспансере.

– И что дальше? Где они? Какие в отношении них приняты меры?

– Тут есть одна проблема, против них нет ни одного прямого доказательства, есть лишь косвенные улики и умозаключения.

– Ну так, а что ты мне мозги этим загрязняешь?! – разозлился подполковник. – Ищи. Доказывай. Личности он установил. Что толку с того что установил? Мне уже всю плешь проели. Со всех сторон давят и прокуратура, и управление, и правительство и эти еще – потерпевшие, будь они неладны, ходят каждый день, то один, то другой.

– Я что могу, то делаю, – ответил Завьялов.

– А почему только ты? Что у нас никого больше нет в следствии? Некого больше привлечь?

– Это больной вопрос, Юрий Алексеевич, – ответил капитан. – Привлекать такого человека как Подшивалова, это смешно. Толку с нее? Наш начальник следствия мог бы чем-то помощь, но ему тоже недосуг. Самсонов опять на больничном. А больше никого и нет.

– Так ты не молчи. Что ты на себя одеяло тянешь? Докладывай непосредственному начальнику о том, что тебе нужна помощь. Доложил ему – нет результата, ко мне приди доложи. Что ты там возишься сам себе? Кроме того, у нас не только следствие есть, можно привлечь и другие отделы.

– Я сам закончу это дело. Улики найдутся. Мне очень многое удалось выяснить, товарищу майору я о ходе дела ежедневно докладываю.

– Ладно. Это понятно. Вот ты говоришь работать не с кем. Начальник говоришь у тебя никакой. А я тебе сколько раз предлагал стать начальником следствия? Отказываешься. Почему?

– А с кем там работать? Кем руководить? За кого отвечать?

– Вот приехали! Что ты разошелся? Работать ему не с кем. Значит если станешь начальником, то подчиненные у тебя будут дураки. Если сам следователь, то начальник дурак и коллеги бездельники. Так получается?

– Получается, что так, – вынужденно согласился капитан Завьялов.

– А ты не пробовал с ними нормальные взаимоотношения выстроить? По-человечески? – спросил начальник.

– Сказать честно, нет, – виновато ответил Завьялов, но тут же уверенно объяснил, – потому что смысла нет. Они работать нормально, все равно, не хотят, да и не могут. К тому же, раз уж вы завели такой разговор, хочу вам доложить, что Подшивалова с начальником следствия, скажем так, решают проблемы людей за деньги, совсем не в рамках уголовно-процессуального Кодекса.

– Что? – переспросил Юрий Алексеевич.

– Ну … Закрывают явные и понятные дела за оплату или напротив грозятся завести дело там, где нет для этого оснований, но тоже за соответствующую плату дела не заводят.

– Ты понимаешь, что ты говоришь?! – возмутился подполковник. – Факты есть?

– Понимаю. Есть факты. Чуть позже все что есть вам предоставлю.

– Еще лучше, е мае! Ты знаешь, что твой непосредственный начальник Витя, будь он неладен – сын самого … – сказал начальник, указывая куда-то наверх, капитан кивнул головой в ответ. – Понимаешь. Это хорошо. Так вот он должен как можно быстрее сделать карьеру, соответственно, у нас долго не задержится. И слава богу. Но ты же понимаешь, что будет если ты дашь ход каким-то имеющимся у тебя фактам? Понимаешь? Хорошо. Поэтому, все что у тебя есть, передашь мне и никто, слышишь никто, ни одна собака не должна знать о том, что у тебя что-то есть на своего начальника. Наш отдел для него лишь трамплин и если у тебя что-то есть, то я использую это чтобы помощь Вите как можно быстрее этот трамплин перепрыгнуть и не более того. Понимаешь меня?

– Да, Юрий Алексеевич.

– Что-то я не совсем в этом уверен.

– Нет. Действительно я вас понимаю и полностью с вами согласен.

– Ладно. Что-то я с тобой заговорился. А главного не сказал. Хотел тебя сегодня с утра разнести по полной, но повезло тебе. Пока тебя не было, заезжал ко мне сегодня конфиденциально один высокопоставленный человек из управления. Только это между нами, – таинственно сказал подполковник и вопросительно посмотрел на Завьялова.

– Обещаю, ни слова, ни пол слова из того что вы сейчас скажите никто не узнает, – заверил Дмитрий.

– Вот за это я тебе, все-таки, ценю и уважаю – твоему слову можно верить. В общем, есть установка надо кого-нибудь из районной администрации, как бы это деликатнее выразиться, привлечь к ответственности. В идеале надо и до самого главы добраться, но это уже не совсем наше дело, наше дело положить начало процессу. Это, конечно, не твоя подведомственность и компетенция, тут надо бы ОБЭП напрячь, но почему-то, на тебя у меня больше надежды. Да и к прокуратуре и следственному комитету тоже внегласно обратятся с аналогичными просьбами. И бог бы с ними, пусть бы занимались. Но если мы первые что-то сделаем в этом направлении, сам понимаешь и мне плюс и с более твердых позиций я смогу решить вопросы в следствии, чтобы ты, наконец-то, мог достойно работать.

– Я вас понял. Но мне казалось, что администрация у нас неприкосновенна, – с непониманием высказался капитан Завьялов.

–Была неприкосновенна. Там что-то поменялось наверху. Я так глубоко не вникаю, не дай бог. Так что можно действовать.

– Я вас понял. Есть у меня одна мысль. Можно выйти на работников администрации через это дело о нападении на их сотрудников. У нападавших явно есть финансовый интерес.

– Не совсем понимаю.

– Никто из пострадавших не заявлял о пропаже каких-либо ценностей, если не считать рюкзака с карбюратором и пакета со всякой мелочевкой. Но все так настойчиво давят и требуют найти и наказать, скорее даже найти виновных, что меня это немного удивляет. Конечно, получить побои неприятно и даже оскорбительно. Но только ли в оскорблении дело? Сдается мне нападавшие что-то знают и в рюкзаке не было никакого карбюратора и в пакете была вовсе не мелочевка.

– А что там было, по-твоему?

– По-моему, там были денежные средства, наличные – откат, взятка, благодарность, что-то из этой серии. При желании можно установить, что именно.

– Хорошая мысль. Значит этих подозреваемых вызываешь и дожимаешь как можешь, в рамках закона, естественно. Постарайся их чем-то прижать, чем-то серьезным и весомым. Подумай, с экспертами поговори, раз ты уверен, что нашел нападавших. Значит дожимаешь их и обещаешь максимально мягкое наказание в обмен на факты, в обмен на показания. Если какая-то помощь с моей стороны будет нужна обращайся, в любое время. Ясно?

– Ясно, – ответил Завьялов.

– Решишь эти вопросы, я решу твои.

– Да, – ответил Завьялов и пристально посмотрел на начальника, ожидая продолжения разговора.

– Ну что сидим? Работать, капитан! Работать! – сказал начальник после непродолжительной паузы.

      Завьялов вернулся в кабинет в хорошем расположении духа, хотя и немного уставший от мирской суеты и недопонимания некоторых вещей. В кабинете его встретил довольный и злорадствующий взгляд следователя Подшиваловой. Подшивалова молчала, но ее глаза будто бы спрашивали: «ну что получил?». Завьялов прошел мимо немого вопроса, оставив его без ответа. Капитан был погружен в собственные размышления о текущих делах. Не о собственных делах, а о делах уголовных, собственно об этом и следовало думать следователю на службе. О чем думала Подшивалова, конечно, кроме того «досталось ли Завьялову от начальника» можно было только догадываться, если, конечно, она вообще была в состоянии обрабатывать одновременно более одной мысли. Завьялов устало опустился на свое кресло и задумчиво опустил голову обхватив лоб кистью правой руки.

– Интересная получается картина, – думал Завьялов. – Значит из всех пострадавших более всех была травмирована и затаила обиду Веселова. К тому же, еще больше ее задело то, что напавшие на нее остались безнаказанными. Она вполне могла отомстить, но одна, естественно, она бы этого не сделала. Допустим она давно вынашивала план мести или просто выжидала время, чтобы ее мотивы не были так очевидны. При этом ей действительно была нанесена серьезная психологическая травма и даже пришлось обращаться к психиатру. И вот, то ли случайно, то ли по чьему-то умыслу, она встречается у доктора с неким парнем, с которым они схожи по образу мыслей и восприятию и тут они начинают свои игры. Первыми наказывают обидчиков самой Веселовой, а далее развлекаются, наказывая нерадивых муниципальных служащих, их пристебаев и помощников. Вроде бы, все сходится. Только с чего я решил, что они с этим парнем схожи по образу мыслей и по восприятию? А потому, что иначе ничего бы не получилось. И откуда они узнали кто именно нечист на руку из муниципальных служащих? Просто пошли по руководящим должностям и не ошиблись? Нет. Они знали наверняка как эти потенциальные жертвы выглядят и какие занимают должности, а также где их можно встретить и в каких кругах они общаются. А как это можно узнать? Никак, если не работаешь или не работал раньше в администрации района. А в администрации района из пациентов Андрея Сергеевича раньше работал только Светлов – недавно появившийся в психоневрологическом диспансере в качестве пациента. Но как они встретились с Веселовой? Разный возраст, разные сферы деятельности, к тому же Веселова никуда кроме работы, диспансера и тренажерного зала последние полтора года и не выходит. Кто-то их свел, свел и организовал их деятельность, сами они бы не организовались, так как, грубо говоря пребывали в некоем душевном расстройстве. Но кто и для чего их свел? Для того чтобы помощь им. Да, это очевидно. Но тут явно есть и финансовый интерес. И кто же их мог свести? Получается, что только Андрей Сергеевич Леоненко и мог. Но неужели у него был финансовый интерес? Вот если бы удалось поговорить с ним, наверное, все бы стало понятно. Но увы, – Завьялов опустил голову еще ниже и озадаченно почесал темя. Ведь сегодня он узнал, что Андрей Сергеевич умер тридцатого января. – Завтра же, надо поговорить с этим Светловым, времени мало, так что сегодня направлю к нему участкового с повесткой, да, именно, приглашу повесткой, пока что как свидетеля. К тому моменту, когда они совершили первое нападение доктора уже, не было в живых. Сомневаюсь, что без него у них что-то бы получилось. Но, допустим, он организовал и настроил их раньше, а потом так получилось, что умер, ведь никто не знает заранее, когда и как покинет этот мир. Тогда все сходится. Но откуда берется этот антураж компьютерной игры? – Завьялов впал в некое мысленное оцепенение близкое к полному безмыслию и почувствовал на себе злорадствующий взгляд коллеги.

– Да не радуйся ты, Екатерина, – обратился Дмитрий к Подшиваловой, не поднимая головы. – Нечему радоваться. Нормально я с начальником поговорил. Я просто не могу свести воедино некоторые факты по делу и не более того.

– Да, вовсе, я и не радуюсь, – возмутилась Подшивалова. – Делать мне больше нечего! Может поделишься со мной своими мыслями? Может я чем смогу помощь?

– Извини, но нет. Я слишком близок к пониманию.

– Кто бы сомневался. Как всегда, – ответила Подшивалова, то ли на отказ поделиться мыслями, то ли на то, что Завьялов близок к пониманию.

Завьялов уже не слушал и не слышал коллегу, он снова погрузился в размышления, но не успел придать им осмысленных очертаний, так как у него на столе зазвонил телефон.

– Завьялов, – ответил капитан.

– Завьялов, тут к тебе какой-то чудик прорывается, – сказал дежурный уверенным голосом, с неким пренебрежением и чванством. По голосу было понятно, что этот дежурный сидит в «дежурке» уже не первое десятилетие, отсюда и чванство, оттуда и пренебрежение. – Но я его не пропускаю. Какой-то он придурковатый и одет как бич. Что с ним делать?

– Правильно не пропускаешь, – ответил Завьялов. – Скажи пусть присядет и подождет меня, я через пять минут выйду.

– Сядь, вон там, не маячь. Сейчас выйдет, – сказал дежурный уже не Дмитрию, а кому-то другому, кладя телефонную трубку.

– О-х-х, – тяжело выдохнул Дмитрий, – никакого воспитания.

Дмитрий, ничего не объясняя Подшиваловой, накинул верхнюю одежду и вышел из кабинета.

– Где гражданин? – спросил Дмитрий.

– Да хрен его знает! – ответил важный дежурный. – Там где-то должен быть, твой этот дурачок на …, – сказал дежурный указывая рукой на коридор.

– Послушай, Паша, – сказал тихим голосом Завьялов. – Будь, пожалуйста, повежливее с теми, кто ко мне приходит и со мной тоже разговаривай нормативными выражениями. А если воспитания нет, а его нет, то хотя бы попробуй вести диалоги официально. Почитай на досуге Кодекс профессиональной этики сотрудника органов внутренних дел.

– Не дорос еще советы мне давать, – заревел дежурный и зачем-то встал со стула, хотя пройти сквозь зарешеченное стекло он вряд ли смог бы- сначала послужи с мое, сопляк!

– Опусти обратно на стул свое жирное тело и успокойся, – по-прежнему тихо и спокойно сказал Дмитрий. – Или хочешь поговорить по-другому? – спросил Завьялов, дежурный плавно опустился на стул, испепеляя ненавистным взглядом Дмитрия. – Я так и думал.

– Зря ты так, – ответил дежурный.

– Спасибо большое, Павел Михайлович, – уже громко сказал Дмитрий и направился к выходу из отделения. Диван у входа был пуст, ведь в данном случае для Завьялова это был выход, а для его посетителя вход. Завьялов на всякий случай вышел на улицу и механически посмотрел по сторонам.

– Дмитрий! Товарищ капитан! – окликнул его какой-то странный неопрятно одетый человек и быстрыми шагами направился к нему.

– Это еще кто? – спросил Дмитрий себя. А это был тот самый странный мужчина, который любил захаживать в психоневрологический диспансер и общаться со своей возлюбленной – воображаемой инопланетной принцессой. Именно этого субъекта встретил Максим Светлов при своем первом посещении психоневрологического диспансера. Субъект был одет в старый затертый, не по погоде теплый пуховик, потертые джинсы и разношенные сапоги, на голове была какая-то высокая нелепая шапочка-петушок с надписью спорт. На вид субъекту было от тридцати до сорока пяти.

– Товарищ капитан, Дима, как я рад тебя видеть! – сказал субъект и энергично протянул свою руку Дмитрию.

– Не могу сказать того же, – ответил Дмитрий и брезгливо протянул свою руку в ответ.

– Не узнал? – обиженно спросил человек.

– Скажу честно – нет.

– Да это же я – твой тезка Дима Паверинов! – возмутился гражданин и его глаза нервно забегали.

– Что-то смутно припоминаю, – задумался Завьялов. – А! Это тогда, года три-четыре назад двух самовлюбленных наглецов наказал за то, что к твоей принцессе начали приставать.

– Да это я, – обрадовался субъект. – Ну, наконец-то! Узнал! Здорово я их тогда отделал. Они здоровые такие были, думал не справлюсь, они еще и самонадеянные такие, давай меня костерить последними словами, оба такие уверенные, расслабленные вальяжные, а я их …, – и тут субъект отошел немного в сторону и стал показывать как именно он их … . Гражданин очень быстро и технично перемещался. Демонстрация шла относительно долго. А капитан Завьялов, все это время с интересом наблюдал как его тезка ведет «бой с тенью».

– Достаточно! – сказал Завьялов. – Я суть понял.

– Сам до сих пор не понимаю, откуда тогда столько силы взялось? Знаешь, как будто бы в голове какой-то тумблер переключили.

– Тумблер? – задумчиво переспросил Завьялов.

– Ну да – тумблер. Здорово я их тогда, да? – самодовольно поинтересовался тезка у капитана. – А-а-а! – неожиданно вскрикнул Паверинов и резко тряхнул головой.

– Да ты молодец, – поддержал его Завьялов. – Только твоей подруги так и не нашли. Оказалось, что ее и вовсе не было и никто к ней не приставал. Тогда тебя и отправили на лечение.

– Это спорный вопрос. Была подруга или нет. Была подруга. Плохо вы ее искали. Дело даже не в этом, те парни ведь реально оказались нехорошими людьми. Если мне не изменяет память ты тогда дело раскрыл, по которому никак не мог найти виновных, а тут они сами в к тебе и пришли.

– Это так, – согласился Завьялов. – Спасибо тебе, Дима! Только я не пойму, не в обиду, конечно, зачем ты сейчас пришел? Прошлое вспомнить? Поболтать?

– Да нет. Я ведь тебе тоже благодарен. Меня тогда хорошо подлечили. Первое время, после выписки я даже почувствовал себя здоровым человеком, – объяснил Паверинов капитану. – Да не с тобой разговаривают, не лезь, – сказал Паверинов кому-то еще.

– Что-то, Дима, ты совсем неважно выглядишь, – подметил Завьялов.

– Вот, капитан. Ты молодец! Не зря ты следователь – все подметишь, за всем проследишь.

– Не паясничай.

– Я к тому, что умный ты парень. Да что там парень? Мужик! Умный ты мужик. Это я еще тогда понял, – объяснил Паверинов, пытаясь указать рукой в прошлое. – Плохо мне, Дима. Совсем плохо. Я, когда из больницы вышел, сразу встал на учет и меня заведующий – Андрей Сергеевич лично наблюдал. Где поговорит, где какой препарат пропишет, а последнее время что-то снова стало накрывать. Андрей Сергеевич обещал меня на лечение отправить. Вот только нет больше Андрея Сергеевича. А никто другой со мной разговаривать больше и не хочет. Только отмахиваются все и по кабинетам гоняют.

– Сегодня только узнал, что его не стало. Жаль. Хороший был человек, и врач был хороший. Только я не пойму, ты к чему ведешь? – спросил капитан Завьялов, начиная понимать к чему ведет его тезка. – Пойдем лучше немного прогуляемся, -предложил Завьялов, жестом показывая необходимость немного отойти от отделения.

– Понимаю. Отойдем, – согласился Паверинов и так они прошли молча около двадцати метров, затем продолжая идти, продолжили разговор. – К чему я веду? Я веду к тому что в больницу мне надо. Очень надо, капитан!

– Судя по всему да. Но я чем могу помощь?

– Можешь. Еще как можешь. Так чтобы меня подольше и основательно полечили, пока не сотворил чего. Я никому ничего плохого не желаю, ты же знаешь, но копится злость во мне, на весь мир я зол, за то, что он так несправедлив. Я чувствую, что наша жизнь стала совсем уж циничной и несправедливой. И не на кого надеяться, хочется взять все в свои руки и лично наказать всех, кого успею, всех. За все, за глупость, за хамство, за равнодушие, за беспринципность, за все плохое наказать, весь мир наказать хочется. Только если я начну наказывать, я чувствую, что уже не смогу остановиться. Поэтому на лечение мне надо. Только по каким-нибудь благородным мотивам.

– Ты это держись. Гони такие мысли. Куда тебя понесло, не по уму совсем? Хотя, конечно, что-то в твоих словах есть.

– Не по уму, согласен. Пока держусь, но надолго меня не хватит. Помоги, капитан. Помоги, – просил Паверинов, дергая капитана за рукав куртки, как капризный ребенок неуступчивую мать за подол юбки.

– Ты чего от меня хочешь? Хочешь, чтобы я на тебя какое-нибудь преступление повесил?

– Именно, – радостно закивал Паверинов головой. – Это будет самый верный способ.

– С ума сошел?

–Именно, – закивал Паверинов головой. – Только что-нибудь такое поблагородней, по возможности.

– Понимаешь, о чем ты меня просишь? – сурово спросил Завьялов и отдернул руку Паверинова от своей куртки. – Да перестань меня дергать, а то люди подумают, что мы с тобой геи.

– Смешно, капитан, – улыбнулся Паверинов. – Тебя до сих пор волнует, что думают люди?

– Да. Иногда все еще волнует, я ведь следователь, по работе должен знать и понимать, что думают люди, – ответил Завьялов.

– Ну, капитан, помоги, – сказал Паверинов умоляюще и снова схватил Завьялова за рукав.

– Ладно. Я подумаю, – ответил Дмитрий. – Обещать ничего не буду. Сам понимаешь такие вопросы быстро не решаются. А ты пока держись, если совсем накроет приходи ко мне, прямо на работу приходи, в любое время. Но это в крайнем случае.

– Спасибо, капитан! Вот ты – человек! Человек ты, капитан, я всегда говорил. Ты обязательно что-нибудь придумаешь. Раз сказал – значит придумаешь. Ты слов на ветер не бросаешь. Потому что человек, мужик! Я уже теперь как-нибудь продержусь, сколько надо – столько и продержусь. Только, по возможности поторопись, капитан, поторопись.

– Не стоит благодарности, – ответил Завьялов. – Я пока ничего не сделал.

– Сделаешь. Обязательно сделаешь, потому что ты человек. Человек каких мало в наше время осталось.

– Возможно есть у меня одна мысль на твой счет, ноя не уверен, – задумчиво сказал Завьялов. – Если все сойдется и хорошо постараться, то может и получится.

– Конечно есть! Есть! Ты молодец, капитан! Голова!

– Давай без этих дифирамбов, а то мне уже как-то неудобно становится от твоих бесконечных восторгов, – сердито ответил Завьялов.

– Видишь. Тебе еще и неудобно бывает. Потому что человек, а другому хоть бы ..

– Завязывай, Дима! – прервал его капитан. – Ты уверен, что тебя отправят именно на лечение, а не в колонию, если что вдруг и получится?

– А ты посмотри на меня, – предложил Паверинов и придурковато улыбнулся, а затем сделал очень серьезное и задумчивое лицо, почти как у главы района на комиссии по бюджету.

– Да, действительно, тут только два варианта – либо сумасшедший дом, либо руководящая должность в муниципалитете, но на руководящую должность слишком большая конкуренция.

– А разве есть разница между муниципалитетом и дурдомом? – спросил Паверинов.

– Тут я не берусь однозначно ответить, смотря какой муниципалитет и смотря какой дурдом. Ты видеоигры любишь?

– А как же? Люблю, – ответил Паверинов.

– И игровая приставка у тебя есть?

– Безусловно. «Сега», правда, но пока пойдет. А как ее может не быть? – удивился Паверинов. – Сейчас у каждого дурачка есть игровая приставка.

– Ты, Дима, хотел бы стать одним из бойцов, например, игры …?

– С детства мечтаю, – признался Паверинов.

– Замечательно, – сухо одобрил порыв Паверинова капитан, – если что будь готов стать игроком.

– Может я и дурак, но думаю дело не в этом – сейчас я тебя совсем не понял.

– Я пока и сам не все понял. И от тебя сейчас понимания не требуется, скоро все объясню, если будет такая необходимость. У тебя телефон есть? – спросил капитан.

– А как же?! Есть, конечно.

– Говори номер, – распорядился Завьялов, тезка продиктовал, а капитан записал и сохранил в контактах. – Но это на крайний случай. Телефон в наше время очень ненадёжное средство связи. Скажи домашний адрес.

– Пролетарская улица, дом …, – ответил Паверинов.

На этом и разошлись два Дмитрия.

ГЛАВА XI

Против правил

Утром двадцать пятого февраля Максим открыл двери в кабинет следователя Завьялова, естественно намереваясь войти внутрь.

– Бордель какой-то, а не полиция! – услышал Максим слова следователя и остановился в дверном проеме. – Подожди, – сказал следователь в телефонную трубку. – Вы еще кто? – обратился капитан к Максиму, подняв на него суровый взгляд.

– Светлов Максим Сергеевич. Вы вроде как сами меня вызывали сегодня к десяти ноль-ноль. Старший следователь капитан Завьялов, если я ничего не путаю.

– Не путаете, Светлов. Проходите, присаживайтесь, – сказал следователь. Максим вошел в небольшой кабинет с давно и плохо сделанным ремонтом. Дешевые светлые обои кое где уже отклеились, а местами были затерты так что изменили свой цвет до неузнаваемости. Стул для посетителей стоял напротив самого следователя, но так чтобы тот мог отчетливо видеть из-за монитора своего собеседника, поэтому монитор был повернут чуть в сторону, возможно это способствовало развитию косоглазия, а возможно и нет следователь еще был достаточно молодым и несмотря на то что покашивался на Максима, продолжая свой разговор по телефону, видимых признаков косоглазия на его лице заметно пока не было. Помимо косметических недостатков кабинета и подозрительного взгляда следователя Максим заметил еще и то, что в кабинете было три стола, которые стояли буквой «Г», рабочее место капитана Завьялова показалось Егору наиболее удобным, его стол располагался в углу кабинета, так что он сидел боком к окну, выходящему во двор где стояли автомобили сотрудников и служебный транспорт. Однако рабочее место капитана было завалено бумагами и папками, а на двух других столах был почти идеальный порядок и за ними никто не сидел в данный момент. – А я откуда могу знать? – продолжил капитан эмоциональный разговор. – Вот она придет у нее и спросите, это одно из немногих дел которое она вела за последний месяц, уж там я надеюсь все четко, так что комар носа не подточит. Где она? Вы у меня спрашиваете? Вчера, только вышла с больничного, сегодня опять ушла, скорее всего. Мне самому это все надоело – одна … все личную жизнь устраивает, другой жирный … – сукин сын, того кого надо сын, и он все на каких-то отдельных поручениях у вас. А мне-то как работать? Мне сейчас некогда, ко мне как раз человек пришел. Свидетель, – уточнил капитан и положил трубку.

– Добрый день! – обратился Завьялов к Максиму, не отводя от него своего пристального взгляда.

– Добрый! – не стал спорить Максим.

– Ага, добрый! – возразил Завьялов. – А вы в неплохой физической форме, судя по всему.

–Спасибо! Не жалуюсь. Хотелось бы, конечно, лучше, но что есть с тем и работаем, – ответил Максим.

– Это точно – что есть с тем и работаем, – согласился капитан, окинув взглядом пустой кабинет, и продолжил. – Все мы работает с тем что есть, а когда и этого нет то работаем сами, за всех сами работаем.

– Это точно, – согласился Максим и, улыбнувшись продолжил, – но если мы перестанем работать, то вместо нас работать будет уже некому.

–Да, – грустно согласился капитан, – если вы не против, давайте перестанем упражняться в словоблудии.

– Учитывая геополитическую обстановку и политическую ситуацию, сложившуюся внутри страны и за ее пределами в последнее время я почти всегда «за».

– Вот и хорошо. Спортом занимаетесь?

Да, есть немного.

– А чем именно занимаетесь? Каким видом спорта?

– Да, по-разному, – ответил Максим вопросительно глядя на следователя, всеми чертами лица давая понять, что не понимает к чему эти вопросы. – В основном пауэрлифтингом, но стараюсь и над общей физической подготовкой работать – бегать, плавать, в спортивные игры играть, когда есть возможность. А вы к чему спрашиваете?

– Особо и ни к чему, мне просто кажется, что я раньше вас где-то видел. Наверное, по спорту и пересекались. Я тоже, знаете ли, большой любитель спорта, но с такой работой не всегда получается.

– Наверное, где-то виделись город небольшой, так что ничего удивительного, – согласился Максим.

– А единоборствами занимаетесь? – спросил Завьялов.

– В детстве начинал занятия спортом с самбо, потом понял, что это не совсем мое и на тяжелую атлетику перешел, потом уже и на пауэрлифтинг, а сейчас так с грушей самостоятельно работаю иногда, да растяжку делаю.

– Самбо!? У Виктора Саныча занимались?

– Да, – сказал Максим, вспомнив свои первые победы и первые же поражения. – Хороший был мужик.

– Ну так и я у него занимался. Там, возможно, и виделись.

– Можете не сомневаться там мы и виделись. Вы в шестой школе учились с Витей Захаровым в одном классе, с ним и на тренировки ходили. Вроде как на год младше меня, – довольный тем, что память ему еще не изменяет, сообщил Максим.

– А вы со Славой Козыревым в одной школе учились, – с неменьшей радостью сообщил Завьялов. – Это же вы тогда на дискотеке к двадцать третьему февраля напились и заснули прямо на унитазе в туалете? Вы заснули, а Слава тогда еще много чего сделал необычного. Удивляюсь как вас тогда не отчислили.

– Да! Это был я! Помнит Родина своих героев! Надо же до сих пор помнит! Неужели же это мое самое большое достижение в жизни? – грустно улыбаясь спросил Максим.

– Ну бросьте вы! Согласитесь, ведь весело сейчас вспоминать? – успокоил Максима капитан.

– Да, конечно, весело. Просто вот с юности, буквально с детства я как-то не любил и не умел отмечать календарные праздники.

– Знаете где и когда мы еще виделись? – загадочно спросил Завьялов.

– Предполагаю, – ответил Максим, улыбаясь. – Вы допрашивали меня в две тысячи четырнадцатом году по вопросу кражи «мишки-единороса». Забавная была история.

– Да уж действительно, – согласился капитан. – Самое странное что тогда многие указывали на вас. Я еще тогда понял ваши взгляды и настроения. Тогда еще понял, что вам эта кукла и даром не нужна, но вы знаете кто ее украл.

– С чего вы взяли? – спросил Максим.

– Знаю и все, – безапелляционно заявил следователь. Сейчас то можете сказать кто это был или была?

– Предположим даже, что знаю, но как же я скажу сейчас, если не сказал тогда? Вы ради этого меня вызвали?

– Нет, конечно. По тому делу уже давно истек срок давности, – заверил следователь.

– Я бы с вами поспорил. Тут ведь срок давности зависит от степени тяжести преступления, если я не ошибаюсь, – сказал Максим ухмыльнувшись.

– Здесь, конечно, преступление особо тяжкое, – дополнил Завьялов и оба засмеялись.

– Ну так кто украл? – спросил капитан сквозь смех.

– Единорос, – хмыкнув ответил Максим.

– Да уж, во истину апофеоз беспринципности – член партии «единая Россия» украл «мишку-единороса».

– Единорос цинично украл символ партии, – дополнил Максим со смехом. – Это как дед мороз, укравший ёлку.

– Закончили! – сурово отрезал Завьялов. – Грешно над правящей партией смеяться.

– Согласен, – поддержал его Максим.

– Значит украл «мишку» бывший начальник отдела?

– Ну, конечно, это же очевидно, – ответил Светлов, словно удивляясь несообразительности следователя. – Его за воровство и уволили. Он все что можно и нельзя тащил, абсолютно все. А когда его уволили вывез то что попало под руку, в том числе и «мишку».

– Ясно. Забудем об этом. Перейдем к сути. Вы в последнее время наблюдались в психоневрологическом диспансере? – спросил Завьялов и снова пристально посмотрел на Максима, с его лица исчезла довольная улыбка, а в глазах погас радостный и ироничный блеск. Максим задумался и взял паузу. – Отвечайте, как есть, – продолжил капитан, – я в любом случае все проверю. Скажу вам прямо – уже проверил.

– Странно. Зачем тогда спрашиваете? Да, не то чтобы я наблюдался, но посещал совсем недавно, – ответил Максим. – Что здесь плохого? Конечно и хорошего мало, но жизнь такая.

– Согласен, дело обыденное. Продолжим. Если быть точнее – когда наблюдались? – спросил капитан.

– Сейчас скажу, – задумчиво посмотрел Максим в потолок. – Двадцатого января обратился, неделю с небольшим походил на капельницы и все лечение. Иногда раз-два в неделю просто беседую с доктором. До сих пор беседую с ним, для поддержания стабильного состояния. Я сам в этих беседах не особенно и нуждаюсь, но доктор настаивает.

– Вы знаете, это очень даже интересно, – подметил Завьялов.

– Да, очень даже, – не задумываясь согласился Максим, но тут же исправился. – А что здесь интересного?

– Интересно, к какому доктору ходили? – рассудительно спросил следователь.

– К Леоненко Андрею Сергеевичу – заведующему отделением. Вы ведь, наверное, это знаете раз уже наводили справки, – предположил Максим.

– Естественно, знаю, – не стал отрицать капитан. – А вот что мне еще интересно знать, так это с каким доктором вы беседуете сейчас «раз-два в неделю»?

– Странный вопрос и даже немного непонятный. Естественно с Андреем Сергеевичем и беседую, – с непониманием ответил Максим, в очередной раз искренне удивившись несообразительности следователя.

– Ну, да, конечно. Не подумал, – признал Завьялов, не став заострять внимания Максима на том, что беседовать с Андреем Сергеевичем, по понятным причинам, очень затруднительно.

– Вы вопросы и ответы запоминаете? – поинтересовался Максим.

– Отчего же?! – не понял капитан.

– Вы ничего не пишите. – объяснил свидетель. – А с большим количеством дел, сложно потом будет вспомнить кого и о чем вы спрашивали и что вам ответили.

– Действительно. Записываю, – ответил капитан, указывая на смартфон. – На диктофон.

– А разве таким образом показания фиксируются?

– По-разному фиксируются. Но вы ничего и не показываете. Поэтому я ничего и не оформляю, пока, по крайней мере. Мы просто беседуем.

– Действительно, – согласился Максим. – Спасибо что объяснили.

– Яведь вас как свидетеля пригласил. Вот и пытаюсь понять являетесь ли вы таковым.

– А свидетелем чего я могу являться? Может быть если скажете, то я сразу и отвечу, – предложил Светлов.

– Так будет неинтересно, мне нужно сначала кое-что прояснить. Странные у нас знаете дела есть, настолько странные что прямо о них и не скажешь и не спросишь.

– Не совсем вас понимаю.

– Возможно, что и совсем не понимаете. А возможно, что и вполне даже понимаете, – капитан приоткрыл окно достал из ящика стола сигареты и зажигалку, – если не возражаете, конечно.

– Нет, не возражаю.

– А сами курите?

– Да бывает, иногда, периодически. Так – больше баловства ради. Курить для здоровья вредно и выносливости потом никакой, если постоянно курить.

Может быть, – предложил капитан Максиму закурить и протянул пачку с сигаретами «Chesterfield».

– Спасибо! Я другие курю, ну, когда курю.

– Как знаете. Дайте угадаю – «винстон» синие? Вы курите «винстон»?

– Обычно да. А как вы узнали? – удивился Максим.

– Дедукция.

– А если подробнее? Как именно вы поняли, что я курю «винстон»?

– Да, бросьте. В нашем городе «винстон» курят большинство курильщиков мужского пола средних лет, – сказал капитан, подкуривая.

– Точно. Не даром вы следователь. Дедукция, – согласился Максим, саркастично улыбаясь.

– Она, – улыбнулся в ответ следователь и глубоко и задумчиво затянулся табачным дымом. – А с чем в диспансер обращались? – спросил он на выдохе.

– Да так, грубо говоря, нервное перенапряжение на фоне личных переживаний и проблем на работе. А вы специально закурили чтобы я понял, что запись делается исключительно для собственного пользования? – спросил Максим.

– А вы склонны к анализу и верным выводом, но не в данном случае. Мне просто захотелось закурить. А где работаете или работали в последнее время?

– В администрации Вольненского района работал, недавно уволился.

– То есть там же, где ранее злоумышленник цинично похитил «мишку». Это уже интересно. Очень даже интересно.

– Совершенно ничего в этом интересного нет, сплошная мерзость, – с отвращением вспоминая про администрацию, ответил Светлов.

– Вы сами уволились или вас попросили? – уточнил следователь.

– Сам уволился по собственному желанию. Справедливости ради стоит отметить, что никто меня увольняться не заставлял и даже не просил.

Почему тогда ушли?

– Устал отвечать на этот вопрос развернуто, – покачал головой Максим. – Клиническое воровство и клинический же идиотизм в районной администрации зашкаливают. Почему окунувшись или упав в грязь, мы стараемся как можно быстрее из нее выбраться и смыть с себя? – задал Светлов риторический вопрос. Капитан с пониманием кивнул, выражая согласие и понимание. – Такой ответ вас устроит?

– Вполне. Знакомы ли вы с гражданкой, – капитан сделал очередную затяжку и паузу, что-то ища в записной книжке и продолжил на выдохе, очевидно найдя искомое, или сделав вид что что-то искал и нашел, – с гражданкой Веселовой Анной Евгеньевной?

– С Анной? – переспросил Максим.

– С Анной, Евгеньевной, Веселовой, – повторил следователь, делая паузы между именем отчеством и фамилией гражданки.

– А, с Аней? С Аней я знаком, – подтвердил Максим.

– Насколько близко вы знакомы с гражданкой Веселовой?

– Да так, поскольку-постольку. Не могу сказать, чтобы очень близко. Мы и познакомились совершенно случайно и совсем недавно – тридцать первого января этого года.

– И, все-таки, поскольку? Насколько близко знакомы? Где познакомились? – спросил следователь, делая очередную затяжку.

– Да можно сказать что толком и не знакомы мы с ней. Так виделись несколько раз. Не знаю стоит ли говорить? Но вы следователь и раз спрашиваете значит надо отвечать. В психоневрологическом диспансере я ее встретил, там же с ней и познакомились. По чистой случайности Андрей Сергеевич назначил нам на одно и тоже время, а сам не пришел на работу – заболел.

– Да уж – романтично. Значит доктор назначил вам на одно и тоже время – по чистой случайности? И сам доктор не пришел? Это как-то странно. Бывают же такие совпадения?

– И не говорите.

– Может это судьба? – предложил следователь.

– Не думаю, – с сомнением ответил Максим.

– А вы подумайте. Как же вы так запомнили и имя, и фамилию, и отчество совершенно постороннего вам человека? Вопрос даже не в том почему запомнили, вопрос в том, как вы их узнали.

– Да это очень просто. Такими вопросами меня в тупик не поставить. Узнал фамилию, имя и отчество посмотрев на ее медицинскую карточку во время беседы. Зачем посмотрел и запомнил? Это еще проще она очень, мягко говоря, симпатичная девушка и как мне показалось не люблю этих шаблонных слов «свободная», «одинокая» – как вам больше нравится.

– В данном случае меня устраивают оба варианта, – ровно сказал следователь и продолжил с большим участием. – Само по себе все это интересно. Но несмотря на это вы с ней за пределами диспансера не виделись и не общались? Так?

– Нет. Как это не грустно, но нет, – развел Максим руками. – Только обменялись номерами телефонов на всякий случай, но видимо этот случай еще не наступил.

– Что же – верю, как это ни странно, допустим, что верю, – сказал следователь, сделав последнюю затяжку едким дымом, потушил «бычок» в пепельнице и продолжил снова на выдохе. – А что вы, вообще, думаете о Веселовой?

– Я не особо-то о ней и думаю, – откровенно солгал Максим. – Но в целом, очень даже интересная девушка – умная, красивая, интересная в общении, пожалуй, что все, – закончил Максим чтобы не увлечься, давая характеристики любимой девушке.

– Он лжет, – понял и подумал следователь, – знаком он с ней достаточно близко, еще как близко. Зачем он лжет? Затем и лжет, что это их рук дело. Это они, это определенно они – оба такие своеобразные и загадочные. Такие добродушные и невинные на первый взгляд, что аж хочется им обоим поверить.

– Зачем я лгу? А зачем он спрашивает? В любом случае непорядочно будет с моей стороны рассказывать ему о своих взаимоотношениях с Аней. Его это не касается, во-первых. Во-вторых, если тридцать первого января мы только познакомились, а на сегодня уже …, близко знакомы то, что он подумает про Аню? Я не имею права порочить ее честь. Кроме того, он подозревает нас. Ну, конечно, но крыть ему нечем – его догадки лишь догадки и не более того. Мы никогда фактически не были и никак быть не могли в местах преступлений. Почему прямо ничего не спросит? Играет. Хочет подловить на лжи, собственно уже почти подловил. Ну и что с того? Ничего.

– Ждешь объяснений и прямых вопросов, – подумал Завьялов, пристально (молча) смотря в глаза Максиму. – Не дождешься.

– Я прошу прощения, – сказал Максим. – Вы опрос или допрос закончили?

– Да, да, конечно. Виноват, – оживившись сказал Завьялов. – Последний вопрос и не смею вас больше задерживать. Компьютерные игры любите?

– Не то чтобы прямо люблю, но иногда могу поиграть, – искренне ответил Светлов.

– Соответственно и игровую приставку имеете?

– Соответственно.

– В какие игры чаще всего играете?

– Ну что попроще, так чтобы много времени не тратить.

– То есть различные бои, бродилки и наподобие того?

– В основном «да».

– Спасибо за честные ответы! Еще увидимся.

– А что это уже преступление – играть в компьютерные игры? Вы просто объясните, – с едва заметным вызовом спросил Максим. – Я что-то не понимаю.

– Вы проявляете эмоции, – с нескрываемым удовольствием подметил капитан. – Слабо, но проявляете. – Не переживайте! Не волнуйтесь. Я вам обязательно все объясню, но потом – когда сам во всем разберусь.

– Я могу идти? – спросил Максим, вставая со стула.

– Естественно, – ответил капитан. – Большое вам спасибо! Вы очень помогли следствию.

– Что-то я сомневаюсь, – возразил Максим, приближаясь к выходу из кабинета.

– Зря сомневаетесь. И, Максим, давай перейдем на «ты» коль мы уже давно знакомы, так будет проще общаться, а общаться нам еще придется и немало.

– Ты думаешь, Дима? – остановился у выхода и оглянулся Светлов.

– Уверен, Максим, – ответил Дима и его губы растянулись в улыбке.

– Тогда давай перейдем, – ответил Максим, улыбнувшись в ответ, – тогда – когда во всем разберетесь, гражданин следователь, тогда и перейдем. Всего вам доброго! – попрощался свидетель, выходя из кабинета следователя.

– Договорились. И вам не хворать, – ответил капитан Завьялов и продолжил рассуждать, оставшись наедине с самим собой, – странная получается история. Он явно ко всему этому причастен, все сходится – психоневрологический диспансер; Анна Веселова, двое избитых тунеядцев недоумков, напавших на нее полтора года назад, но не понесшие ответственности; компьютерные игры, и антураж компьютерных игр во всех случаях нападения; увольнение из администрации (пусть даже и по собственному желанию), избитые руководители районной администрации. Это он, это точно он. Но здесь должно быть что-то еще. Должен быть финансовый интерес, обязательно должен быть финансовый интерес. Чего-то эти потерпевшие не договаривают.

Движение мысли Дмитрия остановил вошедший в кабинет начальник следствия.

– Капитан Завьялов, что у нас по тому делу, – с чувством собственного превосходства, спросил начальник следствия, садясь за стол Подшиваловой.

– По какому делу? – изобразил недопонимание капитан.

– Ну по тому самому, что ты притворяешься?

– А!? По тому самому. Ну так бы и сказали. Как раз только что вызывал свидетеля именно по этому делу.

– И что есть результаты?

– Пока ничего конкретно, одни догадки. Как только я буду в чем-то уверен, сразу вам обо всем доложу в мельчайших подробностях.

– Мне от твоей уверенности ни холодно, ни жарко, – сказал начальник, глубоко втягивая ноздрями воздух. – Плохо работаем, капитан.

– Ну так работаем же. Ты лучше этих двоих найди, и с них спрашивай, – сказал капитан указывая на столы своих отсутствующих коллег, – а я как-нибудь без координации обойдусь.

– Именно, что как-нибудь! Ты что опять курил в кабинете!? – снисходительно спросил начальник.

– Так было надо, для чистоты эксперимента, можно сказать.

– Странный ты Завьялов, – констатировал майор. – Очень странный. Устал я от тебя.

– Устал – отдохни. Майор, тебе заняться что ли нечем, или некем больше руководить? Ты же начальник следствия. Ну поезжай в прокуратуры, сходи к операм, иди домой пойди поспи, в конце – концов.

– Ты что совсем обнаглел? – повысил голос начальник и встал из-за стола, зло глядя на Завьялова.

– Да сядь, ты майор! – спокойно сказал Дмитрий, глядя в глаза майору и давая понять, что дальше обострять противоречия не стоит. – Ну ты правда надоел мне, у меня и так работы немерено, ты еще время отнимаешь и остатки настроения и энтузиазма тоже.

– Ладно, прощаю на этот раз. Но больше чтобы такого не было, а то я … – майор потерял мысль пытаясь четко и максимально жестко сформулировать что именно он сделает в следующий раз.

– Да я понял вас, виноват, – помог ему Дмитрий.

– Вот так-то, – подвел итог майор и вышел из кабинета, пользуясь удобным моментом.

– Тоже мне начальник, скоморох, блин, – сказал Дмитрий в след ушедшему.

Прошло несколько дней. Утром очередного дня (предположительно двадцать седьмого февраля) Завьялов был погружен в раздумья, для него было уже совершенно очевидным, что все нападения совершены Анной Веселовой и Максимом Светловым. Доказать их вину было бы с одной стороны очень сложно, но с другой стороны в данном случае неопровержимые доказательства и не понадобились бы, достаточно было получить от них признания в той или иной форме, а затем назвать их имена и фамилии потерпевшим или в обратном порядке, так как одно неминуемо повлекло бы за собой и другое. По сути дела, капитан Завьялов выполнил свои должностные обязанности, исполнил свой долг, он установил личности нападавших и теперь ему оставалось только максимально полно доказать их вину, но что-то не давало Дмитрию покоя. А покоя ему не давало то, что люди, которые проходили по делу как потерпевшие на самом деле плохие и омерзительные люди, по сути дела они сами преступники и гораздо большие чем те, кто нанес им побои и возможно финансовый ущерб. Преступники же в данном случае, вроде как и не совсем преступники, а очень даже неплохие и правильные ребята, оба они были очень даже симпатичны Дмитрию, правильнее сказать, что Анна была ему симпатична, безо всякого намека на пошлость, а Максим вызывал что-то похожее на уважение, безо всякого намека на пошлость, тем более. С другой стороны, Светлов и Веселова совершили серию правонарушений, и как следствие должны понести наказание, меру и степень которого уже определять суду, а не Завьялову. Каждый и должен заниматься своим делом, для того и есть разделение полномочий и обязанностей, а если каждый будет самостоятельно искать и устанавливать виновных, а потом сам же их судить по своим же неписанным законам то в обществе наступит полный хаос. Если каждый на своем месте не будет исполнять свои обязанности, но будет исполнять не свои, то получится такой же бардак как в администрации района. Если преступление совершенно, то за ним неминуемо должна последовать и ответственность, какими бы благородными ни были мотивы правонарушителей. Дмитрий прекрасно это понимал и на протяжении всей своей службы строго следовал данному принципу, в результате чего неоднократно имел конфликты с начальством и коллегами.

Дмитрия терзали внутренние противоречия, он размышлял про себя, произнося периодически отдельные слова и выражения вслух: «Если я сейчас все подведу к тому что виновны именно они, а именно они и виновны, то потом ничего сделать я уже не смогу. С другой стороны их фамилии уже известны начальнику следствия и начальнику полиции, да и вышестоящим тоже известны. Даже если я сейчас не буду делать ничего в этом направлении, то смогу лишь протянуть время, но не больше, их вину докажут и без меня, может не такими способами как я, но докажут. А я не могу допустить того чтобы их посадили, с другой стороны не факт, что посадят, ведь о грабеже никто не заявлял, если не считать этого карбюратора, который в итоге и может стать причиной дополнительной статьи. Нет их нельзя наказывать, они и так были наказаны и только в их жизнях, в их жизни все начало налаживаться, как появился я и все им испортил. Нет, так не пойдет. Надо срочно что-то придумать. Точно надо совершить очередное нападение из той же серии, но так чтобы их не было в городе. С другой стороны, кто его тогда совершит? И позволят ли мне увязать новое нападение с предыдущими или заведут другое дело и поручат его Подшиваловой, например. Именно так они и поступят. Но как же помочь? Примут ли они мою помощь? Правильно ли это будет? Как же так? Два моих четких и неопровержимых убеждения, два железных принципа столкнулись между собой. Я должен помогать хорошим людям, как человек и гражданин, я обязан раскрывать преступления как следователь, не смотря ни на какие принципы. Но в праве ли я противопоставлять человека и гражданина следователю? Андрей Сергеевич, наверное, смог бы мне помощь в разрешении данного конфликта. Но где же теперь найти Андрея Сергеевича? Туда где он сейчас не поможет пройти даже удостоверение сотрудника ОВД».

Дмитрий опустил корпус на стол и обхватил голову обеими руками. В кабинет следователей открылась дверь, но Дмитрий этого не слышал, он пытался услышать голоса разума и души, в надежде что они придут к единому мнению и четко это мнение выскажут.

– Завьялов! – позвал его вошедший в кабинет. – Дмитрий! Дима, ты спишь что ли?! – повысил голос вошедший. Завьялов поднял голову и увидел стоявшего перед собой подполковника Скалобойцева.

– Здравия желаю, товарищ подполковник! – ответил Дмитрий, резким движением встав в полный рост.

– Что с тобой, Дима? – по-отечески спросил подполковник.

– Да все в порядке, устал немного. Прошу прощения.

– Да ничего. Ты присаживайся, – сказал подполковник и сел напротив Дмитрия, на стул на котором обычно сидят фигуранты дел Завьялова.

– Ну что у тебя все готово для задержания наших бойцов и предъявления им обвинений?

– Аня и Максим, их так зовут, – объяснил Дмитрий.

– Да помню я как их зовут, мне сейчас это совершенно неважно. А ты меня пугаешь, Дмитрий. Неужели они тебе симпатичны? Они же преступники, а твоя задача находить преступников и доказывать их вину, а не проявлять сострадание и симпатию.

– Вы правы, – нехотя согласился Дмитрий.

– Так у тебя все готово?

– Нет, дайте мне еще немного времени. Давайте отложим до понедельника. Мне надо проверить некоторые обстоятельства, чтобы нам потом перед прокуратурой глупо не выглядеть.

– Ты что смерти моей желаешь, Завьялов? Я уже везде доложил, что личности преступников установлены и что в ближайшее время они будут задержаны. В ближайшее время. Понимаешь ты? К тому же это и в их интересах, так как что-то мне подсказывает что их фамилии уже известны потерпевшим.

– Интуиция вам подсказывает и мне она говорит о том же. Я все понимаю. Но есть у меня некоторые сомнения.

– Какие еще сомнения? Что ты со мной делаешь, Завьялов? Ты меня подставляешь. Ты понимаешь это?

– Вы не правы, я вышел на Веселову, а через нее и на Светлова. Хотя, как вы сами знаете никаких вещественных доказательств у нас до сих пор нет, не считая слюны злоумышленника, что тоже сомнительное доказательство, еще не факт, что это все-таки его слюна, надо получить разрешение, провести экспертизу и так далее. Установить личности преступников мне удалось в основном благодаря анализу и логическим размышлениям. Так что я вас не подставляю, а напротив я перестраховываюсь. У меня появились сомнения. Возможно преступления совершали не Веселова и Светлов, а совсем другие граждане, знакомые с Веселовой и Светловым, наблюдавшиеся у того же врача, только с более серьезными расстройствами.

– Тьфу, …! – нецензурно выругался подполковник. – Приехали. Какие, например, другие граждане?

– Например, гражданин Паверинов Дмитрий Григорьевич.

– Это еще что за …?

– Именно, товарищ подполковник, – грустно улыбнувшись, ответил Завьялов и протянул Скалобойцеву, копии документов из материалов дела об избиении Павериновым двух граждан, якобы пристававших к его девушке. Хотя никакой девушки у Паверинова никогда и не было, а если и была, то все равно кроме него ее никто больше не видел. – Это однозначно его профиль. С самого начала мне что-то не давало покоя. Ну не похоже, чтобы Светлов и Веселова, ни с того ни с чего, находясь в здравом уме и трезвой памяти начали, вдруг, избивать людей. Не их методы.

Скалобойцев ничего не отвечал, бегло просматривая переданные ему копии и лишь пару раз кивнул головой.

– Вполне возможно, – сказал Скалобойцев, несколько минут спустя. – Только все как-то слишком просто и гладко получается, на первый взгляд, а вот если чуть задуматься, то и не очень все гладко. Например, его сообщница?

– А что его сообщница?

– Не что, а кто? Кто она? Неужели воображаемая девушка? Паверинов, конечно, неадекватный и воображение у него развито, но не до такой же степени чтобы и других заставить поверить в то чего на самом деле нет, заставить их увидеть того, кого не существует.

– Это вопрос второй, если это Паверинов – преступник, то и сообщница обязательно найдется. И вполне реальная. Кстати говоря, у меня есть предположение что он что-то знает о незаконных делах муниципальных служащих. Так что, если повезет – убьём двух зайцев.

– Не нравится мне все это. Откуда дурачку Паверинову знать кто что, да как …? В районной администрации такое творится, что не то что дурак, но и не каждый мудрец, даже если он из ОБЭП, разберется.

– Мудрец может и не разберется, а вот дурачок вполне. Они по образу мыслей ему ближе и понятнее, чем мудрецу.

– Может оно и так, – согласился Скалобойцев. – Но зачем Паверинову мстить обидчикам Веселовой?

– Это все мне и предстоит выяснить.

– Черт с тобой, Завьялов! Уволят так уволят. Честно сказать, я и сам устал уже от этой работы. Выслуги больше чем надо. Только вот тебе еще бы служить и служить, большая часть жизни еще впереди. Решай сам и будь что будет, – с грустью по-отечески сказал подполковник и строго добавил, – Значит в понедельник, ты мне докладываешь кто совершил эти нападения, только четко, аргументированно и безапелляционно, а в следующую среду, край, должны быть задержаны подозреваемые по этому непонятному делу и так чтобы никто ни к чему не придрался, все должно быть сделано безупречно. И мне, все равно, какие у них будут фамилии. Но чтобы в ту же среду я мог однозначно доложить, что преступники задержаны и собраны все необходимые доказательства их вины, а если будут признательные показания, то и еще лучше. Ты понял меня, Дима?

– Понял вас. Все будет сделано в лучшем виде. В рамках закона и по справедливости. Если не возражаете, то я прямо сейчас начну следственные действия в отношении Паверинова. Мне надо проверить кое-какие факты.

– Не возражаю, – ответил Скалобойцев. – Ни хрена ты, Дима, не понял. Мой бывший сослуживец на ЯГПЗ на солидной должности, давно начальником охраны зовет, там и заработная плата выше и работа намного спокойнее. Если что охранником ко мне пойдешь?

– При всем уважении не пойду, извините. Моя карьера в МВД еще и не начиналась, – заметил Завьялов.

– Дай бог! А то ведь так и закончится, не успев начаться твоя карьера.

– Обещаю в среду, а может быть даже и во вторник будут задержаны подозреваемые и не только по этому делу.

– А по какому еще? – скептически спросил Скалобойцев.

– По тому самому, – ответил Дмитрий и подмигнул, – о котором знаем только мы с вами и которое еще даже не заведено. И что-то мне подсказывает, что это будет не одно дело, а много разных дел.

– Сильно сомневаюсь. Ты что-то очень непростое задумал, как бы не перемудрил. Ты, конечно, можешь удивить, когда захочешь, но в этот раз, сдается мне, не тот случай.

– Именно тот, Юрий Алексеевич! – бодро ответил Завьялов, казалось он уже принял для себя какое-то решение. – Мне осталось только проверить некоторые факты и развеять сомнения. Разрешите идти?

– Нет. Вообще-то это твой кабинет так что я пойду, а ты оставайся, ну и иди, конечно, раз это так срочно.

– Срочно! Очень срочно! Я вам обещаю в среду мы задержим преступников …

В этот день в отделение Завьялов уже не вернулся. Он проделал большую работу и дело было близко к окончательной и бесповоротной развязке.

А что было дальше в этот день? Дальше, сразу после разговора с начальником полиции, выйдя на улицу, Завьялов набрал Максима Светлова.

– Да, – почти сразу ответил Максим сонным голосом.

– Капитан Завьялов, – представился Дмитрий. – Времени на объяснения нет. Мне надо срочно с вами увидеться и выяснить некоторые моменты, пока что исключительно для себя.

– Но, я вчера долго работал и сейчас вот, только проснулся, то есть вы меня разбудили. И вообще у меня другие планы. Может быть завтра?

– Завтра может быть уже поздно, – настойчиво объяснил Завьялов. – Я может быть как-то непонятно выражаюсь? Это в ваших же интересах, повторюсь. Мне лично все достаточно ясно, в пределах моих компетенции и полномочий. Можно сказать, что преступления мною раскрыты. Но как человеку, для себя лично, мне надо понять многие вещи. У меня осталось много вопросов и ответить на них сможете только вы. А там уже я решу окончательно что мне делать. Ясно?

– Не уверен, что правильно вас понимаю, – начал Максим.

– Слушай, Максим, не усложняй. Не парь мне мозги! Они у мены и так набекрень и душа разрывается от противоречий. Все ты правильно понимаешь. Ты разумный человек, иначе я бы с тобой сейчас не разговаривал. Значит ты дома? Жди. Через Десять минут подъеду. Не вздумай никуда уходить, поверь мне ты нуждаешься в нашем разговоре гораздо больше чем я. Если исчезнешь придется мне объявить тебя в розыск, со всеми вытекающими. Жди, – подытожил Завьялов и отключил соединение.

Десять минут спустя, Дмитрий уже звонил по домофону в квартиру Максима Светлова, еще через две минуты он стоял на пороге его квартиры …

ГЛАВА XII

Если бог с ней, то нам конец

Утром понедельника второго марта все было как обычно бывает в понедельник: граждане отдохнувшие, но почему-то усталые и недовольные шли на работу; некоторые граждане, работающие в ночную смену, напротив шли домой; кто-то шел в психоневрологический диспансер; кто-то, сам того и не подозревая встретил свой последний рассвет на земле; кто-то проспал свой последний рассвет на земле; Максим и Аня спали младенческим сном после трудных выходных, за которые была проделана большая физическая работа; Завьялов был в замешательстве, его интуиция подсказывала что за выходные налетчиками-игроманами было совершенно очередное преступление, вот только полицию на место преступления никто не вызывал и в полицию по этому поводу никто не обращался, а в районной администрации был бардак.

Завьялову предстояла очень сложная и напряженная неделя, за эту неделю ему необходимо было решить большое количество вопросов и уверенности в том, что все вопросы решатся в его пользу пока что не было. Завьялов подходил к отделению, на улице было уже тепло и масса рыхлого снега меняла свое состояние, местами превращаясь в грязные потоки, которые казалось уходили в небытие, на самом же деле снег просто трансформировался, никуда не исчезая и нигде сразу не появляясь в данном качестве. Что-то подобное, наверное, ждет каждого из нас, только если в случае со снегом это все достаточно просто и объяснимо, то в случае с человеком все гораздо сложнее. Хотя и снег никогда точно не знает куда, когда и в каком состоянии он попадет. Однако, ему все равно намного проще на грани исчезновения, за миг до ухода, чем человеку. Ведь снег, в отличии от человека, наверняка может быть уверен, что с ним ничего необратимого не случится. Но его беда, ровно, как и счастье, заключаются в том, что он совершенно этого не осознает и об этом не думает. Возможно и человека после смерти ждет вполне себе понятная и определенная трансформация, вот только человек этого не в состоянии осознать и принять. Речь, конечно же не о теле – с ним, как и со снегом, все понятно, речь о разуме, не столько даже о собственно разуме, сколько о сознании, о чувствах, о мыслях о той тонкой материи которая то ли есть, то ли нет – которую принято называть душой. Хотя кого мы обманываем? Мы, зависящие от пищи, сна и прочего-прочего естественного и не совсем, пристойного и не очень, ассоциируем себя и других в первую очередь непосредственно с телом, а потому и не можем представить возможность собственного существования вне его и без него. Конечно же мы как индивиды, не как общество, очень высоко ценим и разум, и душу, но лишь в неразрывной связи с телом. Иное мышление нам просто не дано. С другой стороны, как же мы тогда восхищаемся картинами, мелодиями, стихами, романами, иными произведениями искусства, созданными людьми, которых нам совсем не обязательно видеть и осязать когда-либо? Но тут все просто, что бы они не создали, как бы гениально и фантастично это не было – оно было создано при участии тела создателя и никак иначе и воспринимается исключительно другим телом.

– А, главное, у меня столько нерешенных дел, – сказал самому себе Завьялов, подошедший к отделению, а я думаю черт пойми о чем. К чему бы это? – Добрый день, – поприветствовал Завьялов сотрудника дежурной части.

– Добрый! – ответил дежурный. – К тебе с утра пораньше потерпевшая пробивается. Ну я смотрю на часах уже без пяти, я и пропустил. Честно сказать, если бы не пропустил, голова бы от нее уже взорвалась, очень неприятная особа – болтает без умолку. Всякую чушь несет, все что попало, да еще так громко.

– Ну, тогда она точно ко мне, – улыбнулся Завьялов, – правильно сделал что пропустил. Удачного дежурства.

– Благодарю! Взаимно. Удачной службы, – ответил дежурный.

– И я взаимно благодарю, – ответил Завьялов и направился на второй этаж отделения к своему кабинету.

На лавочке, напротив кабинета следователей сидела очень тучная женщина в пальто, головной убор она держала в руках. У женщины был небольшой заостренный нос, большие круглые глаза (такие будто бы она хочет в туалет), посаженные под мощными надбровными дугами, низкий лоб и круглое от избыточного веса лицо, а короткая стрижка дополняла образ и делала ее обладательницу очень похожей на сову. Увидев Завьялова гражданка встала, увидев гражданку Завьялов ужаснулся – мало того, что лицом она напоминала сову, так еще и ее фигура облаченная в пальто походила на тело совы сложившей крылья.

– Здравствуйте! – сказала гражданка, замахав крыльями, отчего Завьялов непроизвольно почувствовал себя беззащитным мышонком, который по глупости и неопытности убежал далеко от дома в ночное время и был замечен коварной, хотя и не менее глупой совой. – Завьялов?

– Здравствуйте! Да. Я – капитан Завьялов, старший следователь, – представился Дмитрий.

– А я вас таким и представляла, – радостно ответила гражданка.

– И я вас представлял именно такой, – грустно ответил Завьялов, не разделяя восторга гражданки, хотя в глубине души, он был очень рад, так как понял, что это за гражданка и зачем она пришла. Теперь уже было совершенно очевидно, что капитан сможет сдержать свое слово данное начальнику полиции и закрыть это нашумевшее и резонансное дело о нападениях на «порядочных» граждан двух сумасшедших любителей видеоигр. Гнетущие его с самого утра мысли о том, что преступление произошло, но потерпевшая не объявляется отступили, на смену им пришли другие тревожные мысли относительно предстоящего общения с этой гражданкой.

– Не поняла вас, – насторожилась женщина, искривив рот и начала тяжело и глубоко дышать носом, отчего нос визуально стал еще меньше, а щеки и глаза больше.

– Ну все – капец мышонку! Довыпендривался мелкий, сейчас сова нападет и …, – подумал капитан и улыбнулся, продолжив разговор с гражданкой. – Я, если честно, сам вас не понял, потому и повторил за вами.

– А, – успокоилась гражданка. – Шутите значит?

– Никак нет, – ответил капитан, доставая из кармана ветровки ключ от кабинета. – Я просто не понял где, зачем, почему и при каких обстоятельствах вы могли себе меня представлять.

– Поняла. Ну вы шутник, храни вас бог! – ответила гражданка.

– Спасибо! Но это, наверное, лишнее.

– Что вы? Пожелание милости и заботы божией никогда не бывает лишним, – настаивала гражданка.

– Надо же только сейчас понял значение слова «настоятельница». Разве можно настаивать на милости божией? – подумал Завьялов. – Проходите, – сказал Завьялов, открыв кабинет.

– Вы же ведете это самое дело, из-за которого столько шума. Об этих сумасшедших, об этих сатанистах, прости Господи! – сказала гражданка и перекрестилась, – уже все в городе наслышаны. Все их боятся. Из газеты мне и фамилия ваша знакома, там и фотография была только такая неразборчивая, вас там очень сложно узнать.

– Ну да. Так и было, – согласился Завьялов, снимая верхнюю одежду (ветровку).

– Вот. Хорошее вы дело делаете. Профессия у вас такая богоугодная. А те двое! Ну как же так?! Как до такого, вообще, додуматься можно?! Ну еще одно дело этот дурачок, ну девушка?! Как девушка такое творить может?! Я не у вас спрашиваю, я у себя спрашиваю. Ну всему есть причины, как говорил мудрый старец … «бог не благоволит, но попустительствует».

– Так и говорил? – уточнил Завьялов, присаживаясь на свое место и указывая на стул гражданке. – Присаживайтесь.

– Спасибо! – присела гражданка и стул жалобно заскрипел и захрустел, но выдержал. – Именно так и говорил. Дозволяет бог человеку многое, надеясь, что тот одумается и исправится. И те двое, я думаю, не потеряны еще для Господа нашего. Но пока что зло в их душах правит. Не иначе. Что же твориться? О времена, о нравы! А корни все кроются в нашем еще недавнем прошлом, ведь столько лет прожили без бога, столько лет его гнали.

– Подождите, – прервал гражданку Дмитрий, – я не пойму к чему вы ведете?

– Веду я к тому, что коммунисты извратили нашу молодежь. Коммунисты отняли у народа бога и указали путь ко греху и пороку.

– Интересная точка зрения, – признал Завьялов, снова прервав гражданку. – Но я не об этом, сейчас. Вы кто? Вы зачем ко мне пришли?

– Не сама я пришла. Господь бог меня сподвиг и привел к вам. Видит бог я не хотела обращаться в полицию, простила я их по-христиански, а потом поняла, как озарение на меня снизошло – ведь они не только мне зло причинили, но и другим людям, а другим и гораздо большее зло. Я-то могу их за себя простить, но за других не могу. Никак не могу. Нет у меня права такого, потому и пришла.

– О, Господи! – с тяжестью в голосе и с болью в душе произнес Завьялов.

– Не поминайте в суе, молодой человек, – с укором сказала гражданка.

– Давайте, по порядку я вас очень прошу.

– Давайте, – согласилась гражданка.

– С чем вы пришли в полицию? Что у вас произошло?

– Напали на меня двое: парень, скорее уже мужчина, лет тридцати – тридцати пяти и девушка та помоложе будет лет на восемь-десять, не скажу точнее сейчас сложно понять где кто и кому сколько лет. Грех так порой обезображивает образ божий …

– Опознать их сможете?

– Конечно, смогу. Я более того, парня знаю, я его узнала, хотя он и был одет как-то странно и, вообще, выглядел очень странно и, вообще, все вокруг было очень странно, как в каком-то дьявольском действии, спаси и сохрани, Господи. Сама тьма вокруг стала какой-то другой, какой-то более густой и вместе с тем более красочной.

– Как нарисованная? Как в кино или компьютерной игре? – уточнил Дмитрий.

– Именно так. Откуда вы знаете?

– Это действительно может быть по тому самому делу. Все потерпевшие говорили о чем-то подобном.

В кабинет вошла Подшивалова.

– Здравствуйте! – сказала Подшивалова. Завьялов и гражданка ответили ей тем же.

– У вас может быть и подозреваемые есть? – поинтересовалась гражданка у Завьялова.

– Может быть и есть. Не создавайте интригу. Я не могу вам указать на подозреваемых, это будет не профессионально с моей стороны. Сначала хотя бы скажите кого вы узнали?

– Я работала с этим человеком в администрации района. Он там и раньше работал, потом уволился, а весной прошлого года вернулся, зимой опять уволился. Он зол на всех был, так что вполне мог и Ячкина и Жук избить, они и правда не давали ему работать, но вот за что он на меня зол мне не понять.

– Замечательно! Уже ближе к делу. Продолжайте.

– Ничего замечательного я в этом не вижу. Вы знаете, перед тем как напасть он запел. Я, к слову говоря, профессионально занималась вокалом. Я фальшь сразу слышу. Я слышала раньше как он поет, я запомнила его типичные грубые ошибки. Надо петь в другом регистре, во-первых, а во-вторых ноту под конец фразы, надо поднимать выше, вот так: «Что наша жизнь? Игра» – запела гражданка.

– Закройте, пожалуйста, регистр и опустите ноту, – обратился к гражданке капитан.

– Шуточки у вас на грани оскорбления, знаете ли, – заметила гражданка. – Я между прочим пострадавшая, если я правильно выражаюсь.

– Правильно выражаетесь. Давайте к этому и вернемся, – предложил Завьялов. – Ваши фамилия, имя, отчество?

– Свинская Светлана Юрьевна, – ответила гражданка, сердясь на следователя.

– Отлично, – сказал Завьялов, – оставайтесь в том же расположении духа и не теряйте концентрации.

– Где и когда на вас напали?

– В субботу двадцать девятого февраля в десять часов вечера, не далеко от моего дома по адресу …

– Понятно. Почему сразу не позвонили в полицию?

– Я же вам сказала. Вы так невнимательны? Или у вас привычка переспрашивать?

– Я очень внимателен. Это часть моей работы – задавать вопросы, иногда глупые и неуместные, на первый взгляд, иногда переспрашивать.

– Понимаю. Так вот, я узнала нападавшего. Я больше полугода проработала с ним в одном кабинете. Ущерб был небольшой и вреда здоровью не нанесли, хотя и унизили, и оскорбили. Но, все же, хотела простить по-христиански, так как узнала его, он в общем-то и неплохой человек, но душа его заблудшая. Не хотела жизнь губить, как сказано в писании: «не судите, да не судимы будете». Как говорил преподобный Серафим Соровский: «истинная вера не может быть без дел: кто истинно верует, тот непременно имеет и дела». Вот, например, вы капитан Завьялов, веруете ли?

– Как говорил престарелый лейтенант Коломбо: «Это многое объясняет», – ответил Завьялов.

– Причем здесь ваш Коломбо? – возмутилась Свинская.

– При том, что мне становятся понятными мотивы человека, который долгое время проработал с вами в одном кабинете и потом, все-таки, решил избить вас, – объяснил Завьялов.

– А вы не хамите! – закипела Свинская, вся раздулась от злости и выпучила глаза. «Уху-уху», – послышалось в голове Завьялов, который на мгновение снова ощутил себя беззащитным мышонком.

– Нет, нет, я не хамлю я, напротив, внимательно слушаю вас и допускаю мысль что этот человек мог на вас напасть. Я ставлю себя на его место и ищу оправдание его поступкам. Понимаете меня?

– А знаете, вы очень на него похожи, – смягчилась Свинская. – Он также любит подшутить на грани оскорбления, а потом раз и снять напряжение и как будто бы он никого и не обижал и не оскорбляя.

– Я ведь об этом и говорю – мне не сложно будет его понять. И это очень полезно для дела, на то я и следователь. Кроме отвратительного пения по каким еще признакам вы его узнали?

– Да по каким? Элементарно по внешним, – ответила Свинская и в это время в кабинет вошел майор – начальник следствия, он жестом просил не обращать на него внимания Завьялова и Подшивалову, а Свинская продолжила, не видя и не слыша майора, стоящего за ее спиной, – это был Светлов Максим Сергеевич.

– Ну, наконец-то! – сказал Завьялов. – Слава богу! Хоть что-то, по существу.

– Отлично! – не сдержался майор, Свинская вздрогнула от неожиданности и повернулась к нему в пол корпуса тучным, но к ужасу присутствующих резким движением, выпучив на начальника следствия и без того огромные глаза. Видавший виды стул под тяжестью свинского веса и действием центробежных сил, затрещал, скрутился и покосился набок, так будто бы он вместе со Свинской обернулся на майора.

– Что же ты, Завьялов, человеку голову морочишь? – начал с чувством превосходства майор, но сразу осекся, встретив тяжелый и ненавистный взгляд женщины похожей на огромную сову, выпорхнувшую из неплотно закрытой клетки съемной квартиры сатаны в преисподней или просто изгнанную оттуда, уставшим от постоянной болтовни сатаной, так как представить себе ее летящей было совсем жутко, но майор представил и ему сразу захотелось извиниться за то, что он был невежлив, собственно неважно за что просто захотелось извиниться. – Здравствуйте! – извиняясь всем своим видом сказал майор, ведь он не знал, что перед ним благочестивая христианка и прихожанка, измученная постами, многочасовыми молитвами, и служением Богу, через бескорыстную помощь ближним. Такой уж она сама себя считала, на то ей и дана свобода совести.

– Здравствуйте, Виктор Владимирович! – саркастично улыбаясь сказал Завьялов. – Вот, гражданка Свинская, мой непосредственный руководитель. Этот человек обладает невероятной интуицией. У него фантастическая способность всегда оказываться в нужном месте в нужное время, вот и сейчас тот самый случай. Моя коллега – следователь Подшивалова подтвердит. Верно Екатерина? Скажите честно, что товарищ майор гений.

– Верно, коллега, – недовольно процедила Подшивалова.

– Ну, не стоит преувеличивать моих способностей, капитан и преуменьшать своих собственных, – сказал майор едва заметным жестом погрозив капитану из-за Свинской спины. Затем испугавшись, что гражданка тоже заметила его жест, встряхнул рукой. – Кое-что, конечно, и я могу, когда служба того требует, – немного смутившись сказал майор. – Знаете ли, – мужаясь обратился майор непосредственно к Свинской, – вопреки достаточно распространенному мнению в полиции не мало умных и талантливых людей.

– На все есть промысел божий, – согласилась Свинская, майор задумался.

– Эх, скромный вы человек, товарищ майор, – констатировал Завьялов.

– Хватит! – прикрикнул майор и снова осекся, непроизвольно посмотрев в глаза потерпевшей. – Это ведь наши подопечные. Они напали на гражданку. Где сейчас они могут быть?

– Он, скорее всего, спит после смены, а она, скорее всего, на работе. Все координаты есть в деле.

– Она? – поинтересовалась Свинская. – Так вы знаете и эту, эту, – задумалась гражданка, подбирая нужное слово, – вавилонскую блудницу и Светлова тоже подозреваете и они, все равно, до сих пор на свободе?! Это же халатность с вашей стороны, – злобно упрекнула гражданка, а майор зачем-то представил потерпевшую в халате и его лицо покоробило. Слава богу, Свинская этого не заметила. – Как ее фамилия?

– Отвещав же Иисус, рече ей: Марфо, Марфо, печешися и молвиши о мнозе: едино же есть на потребу, – процитировал капитан Евангелие от Луки.

– Вы это сейчас к чему сказали? Блеснули эрудицией? Возможно, но совершенно ни к месту, – «праведным» гневом разразилась Свинская.

– Да неужели?! – возразил капитан.

– Вы напрасно выводите меня из себя, – предупредила Свинская.

– Поверьте я совершенно не хочу вывести вас из себя. Я, всего лишь, хотел сказать, что в интересах следствия мы не вправе вам сообщать имени подозреваемой. Это может повлиять на ваши показания и исход дела. Вот если вы сами опознаете нападавшую, то это уже будет совсем другая картина. А сейчас я прошу вас, все-таки, написать заявление, – сказал Завьялов.

– Это правильно, -согласился майор. – Ты прими заявление от гражданки и начинайте готовиться к допросу подозреваемых. Спасибо, вам, – обратился майор к Свинской, – за участие, гражданскую позицию, за бдительность и неравнодушие.

– Ну, как сказал блаженный старец …, – начала Свинская.

– Пожалуйста, давайте без старца, – перебил ее Завьялов.

– Ну вы и хам, капитан Завьялов, – сказал майор, – ну ладно позже поговорим о ваших манерах. А я пока отправлю наряд за подозреваемыми.

– Только, отправьте кого-нибудь потактичней, чтобы там без лишней грубости, применения силы и прочего, – попросил Завьялов. – Они люди очень уравновешенные и спокойные, я бы даже сказал тонкие и ранимые.

– Ха! Да о ком это вы?! – возразила Свинская.

– Это я уже сам разберусь, – отрезал майор. – Отправлять тактичных сотрудников, может быть опасно, в первую очередь для самих сотрудников. Подозреваемые ведь в совершенстве владеют единоборствами.

– Не факт, – возразил Завьялов.

– Факт, не факт. Я все уже решил, а, вы капитан, занимайтесь своей работой. Гражданка, – обратился майор к Свинской, – вы, на капитана зла не держите, он у нас редкий и очень хороший специалист, только вот немногоэксцентричный и своеобразный, юморист, можно сказать.

– Какие могут быть обиды, – снисходительно, но неискренне сказала гражданка, – все мы перед богом в ответе. Ему одному с каждого из нас и спрашивать. Я же бревно в глазу чужого брата искать не стану. Спасибо тебе, парень! Храни тебя бог, сердобольный ты человек. – сказала Свинская обратившись к майору. Тот немного растерялся, в одно мгновение превратившись из майора и начальника следствия в сердобольного парня.

Завьялов усмехнулся, а майор злобно осклабился, но упершись в непробиваемый совиный взгляд Свинской махнул рукой и вышел из кабинета. Не успел Завьялов продолжить разговор со Свинской, Свинская, на благо стулу, не успела повернуться обратно к капитану, как в кабинет вернулся майор.

– Капитан, – серьезно и строго сказал майор, – прошу вас оперативно принять заявление от потерпевшей и приготовиться к допросу подозреваемых. Вас гражданка …

– Свинская, – подсказал капитан.

– Светлана Юрьевна, – дополнила Свинская.

– Вас, Свинская, – встретился майор с потерпевшей взглядом, – Светлана Юрьевна, это тоже касается. Давайте по возможности без лишних разговоров. Напишите заявление и ответьте капитану на интересующие его вопросы по факту совершенного на вас нападения. Вы не должны раньше времени встретиться с подозреваемыми.

– Но как же?! – удивилась Свинская пристально смотря на майора, будто пыталась захватить его взгляд и загипнотизировать, проникнув в сознание и его тоже захватить, а затем и душу. Не зря у Свинской был диплом психолога и к несчастью детей практика в школе.

– Уху, уху, – подумал майор.

– Уху, уху, – подумал Дмитрий.

– Уху, уху, – подумала также или что-то вроде того, в прочем, как и обычно Подшивалова.

– Когда будет опознание? – спросила Свинская.

– Мы известим вас. Нам надо будет тщательно подготовиться, процедура должна пройти без малейших нарушений и без изъянов. Так как вы единственная из потерпевших кто узнал одного из нападавших, то возможно вы сможете опознать и второго, вторую, – объяснил майор. – Капитан Завьялов вам все объяснит, но ради бога, прощу вас – без лишней информации, максимально по существу и максимально оперативно.

– Не поминайте Господа в суе, – потребовала Свинская.

– Именно этого майор и вас просит не делать, – объяснил Завьялов.

– В каком смысле? – спросила Свинская и повернулась к капитану. И тут все невольно вспомнили Бога, ибо только благодаря промыслу божиему стул выдержал тягость бытия.

– Завьялов, я на тебя рассчитываю. Ты справишься, – сказал майор, подмигнул и вышел из кабинета …

ГЛАВА XIII

Где логика?

На дворе все еще было второе марта. Максима и Аню доставили в отделение полиции, немного небрежных и невыспавшихся. Первым на допрос вызвали Максима, а девушка тем временем благородно была оставлена в кабинете майора, под присмотром сотрудника. Майор, на всякий случай, предусмотрительно решил быть тактичным. Максима привели в кабинет следователей.

– Здравствуйте! – поприветствовал он присутствующих в кабинете.

В этот раз в кабинете следователя, в данном случае следователей было достаточно людно. Капитан, как и в прошлый раз сидел за своим столом в углу кабинета, но и соседние столы, расположенные с левого и правого флангов, тоже были заняты. За столом справа расположился начальник следствия, имевший особый интерес к данному делу, так, как и его начальство имело к этому делу интерес и требовало скорейшего его раскрытия.

– Здравствуйте! – небрежно ответили ему присутствующие.

– Светлов Максим Сергеевич? – уточнил капитан.

– Я, увы, – ответил Максим.

– Проходите, присаживайтесь, – указал Завьялов на многострадальный стул напротив себя.

Максим не торопясь прошел по кабинету ненадолго задержав взгляд сначала на начальнике, а затем и на коллеге Дмитрия Подшиваловой. Начальник следствия имел очень важный и напыщенный вид, он явно гордился, а точнее сказать самодовольствовался своим положением и считал себя самого очень важной фигурой на современном этапе развития человечества. И это самодовольство делало выражение его молодого лица несколько глупым, хотя на самом деле он не был глуп, он просто был очень ленивым, так как ему не надо было напрягаться что бы чего добиться в жизни, все и так шло по намеченному плану. Естественно, что гражданин Светлов не знал этих нюансов и майор показался ему глупым, самодовольным и слишком молодым для занимаемой должности, последнее полностью соответствовало действительность.

Подшивалова находилась за столом слева от Дмитрия. Максиму она показалась относительно молодой – около двадцати пяти – тридцати лет, точнее определить было сложно, да Максим и не ставил перед собой такой цели. Визуально девушка производила хорошее впечатление и обладала приятной наружностью, но было что-то порочное в ее взгляде, что подрывало доверие к ней не только как к сотруднику, но и как к представительнице женского пола.

– Добрый день, Максим Сергеевич, – строго сказал Завьялов, сделав паузу между именем и отчеством, строго смотря на сидящего на расшатанном стуле напротив Максима. – Ваш паспорт.

–Пожалуйста, – ответил Максим протягивая документ удостоверяющий личность гражданина.

– Сразу вам объясняю, что сегодня вы вызвана в качестве подозреваемого по делу о нанесении побоев гражданке Свинской, – объяснил Завьялов, принимая паспорт. – Все ваши слова будут внесены в протокол и в ваших же интересах будет вестись аудиозапись допроса. Так что отвечайте на поставленные вопросы четко и однозначно без двусмысленности и лишних рассуждений. Передайте паспорт следователю – капитану Подшиваловой. Вам все понятно? – дополнил Завьялов, возвращая Максиму, только что просмотренный паспорт.

– В общем-то да, – ответил Максим, встав со стула и подойдя к следователю Подшиваловой с паспортом.

– Тогда начнем, – сказал Завьялов, дождавшись, когда Максим вернется на место, затем сделал еще длительную паузу, чтобы Подшивалова внесла паспортные данные подозреваемого в протокол. – Готово?

– Да, – ответила она.

– Тогда начнем, – сказал Завьялов и включил диктофон. – Второе марта две тысячи двадцатого года, ведется допрос подозреваемого по делу о нападении на гражданку Свинскую Светлану Юрьевну. Допрос ведет капитан полиции – старший следователь Завьялов, в присутствии начальника следствия МВД ОВД майора полиции Виктора Владимировича (не суть важно), и следователя капитана Подшиваловой Екатерины (совсем не важно) . Назовите свои фамилию, имя и отчество, – обратился Завьялов к Максиму.

– Светлов Максим Сергеевич.

– Дата рождения?

– Двадцать первое января тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года.

Далее капитан спросил место работы, место жительства, род занятий и уточнил прочие формальные обстоятельства.

– Знакомы ли вы с гражданской Свинской Светланой Юрьевной, – спросил капитан строгим голосом и пристально глядя на Максима.

– К сожалению, да, – ответил Максим.

– Когда и при каких обстоятельства вы с ней познакомились.

– Познакомились мы с ней в период моей работы в администрации Вольненского района в должности директора муниципального центра развития спорта и молодежной политики. Ее перевели из другого учреждения, где прошло сокращение и настойчиво рекомендовали как очень хорошего специалиста, я был вынужден ее принять. Сам я к тому времени только вышел на работу в администрацию района, до этого я там работал, в период с две тысячи одиннадцатого года по две тысячи пятнадцатый.

– Какие у вас с гражданкой Свинской сложились взаимоотношения? – спросил Завьялов.

– Объемный вопрос. Если позволите, я разделю ответ на две составляющих. Как человек она мне глубоко неприятна – мерзкая, лживая, подлая, ленивая, но что самое страшное она во всех своих отвратительных проявлениях прикрывается общественной моралью и православной верой. Эта гражданка регулярно ходит в церковь и гордится этим, всем и постоянно об этом говорит, она постоянно не к месту и очень искаженно приводит цитаты из библии и высказывания святых. Она оформила опекунство над двумя детьми с отстающим развитием, по-моему мнению, исключительно для того чтобы получать деньги от государства и реализовывать свои комплексы, обладая властью над живыми людьми. Она везде таскает этих детей с собой, вздыхает и страдает – всем своим видом показывая окружающим какая она молодец и как «тяжек ее крест», который она сама на себя взвалила. Работник и специалист из нее тоже отвратительный, не знает и не умеет совершенно ничего. На работу она приходит чтобы поесть, попить чая и сходить в теплый туалет, даже в другом порядке – первым делом сходить в туалет. Эти сто пятьдесят килограммов добродетели она несет очень лениво, но с гордостью, а на самом деле это сто пятьдесят килограммов подлости, лжи и фарисейства. Вот такое у меня к ней отношение, более омерзительного человека чем эта гражданка сложно найти.

– То есть ваше отношение к ней можно характеризовать как негативное? – спросил Завьялов.

– Да, естественно! А как к ней еще можно относиться?! Эта женщина с говорящей фамилией, – с чувством сказал Максим.

– Понимаю. То есть вы имели желание каким-то образом наказать Свинскую за ее свинское поведение? Например, физически. Можете не отвечать, если считаете данный вопрос недопустимым и дающим оценочное суждение вашим возможным действиям.

– Да отчего же? – развел руками Максим. – Что тут скрывать? Было такое желание и сейчас есть – стукнуть бы пару раз по ее глупой физиономии.

Майор радостно и победоносно стукнул ладонью по столу, так будто бы прихлопнул давно надоевшую назойливую муху.

– Спасибо за честность, – сказал капитан, со вздохом посмотрев на майора. – Но, вынужден напомнить, что вы на допросе, по возможности избегайте оценочных суждений.

– Да. Конечно. Увлекся. Просто мне эта гражданка действительно глубоко неприятна, мягко говоря.

– Вы знаете что на гражданку Свинскую было совершено нападение?

– Нет. Откуда я могу это знать?!– искренне удивился Максим.

– Допустим. Но теперь в любом случае знаете. Я отвечу на ваш вопрос – гражданка Свинская в одном из нападавших опознала вас. Вот это уже серьезно. Как вы можете это объяснить? Что можете на это ответить?

Максим немного занервничал и ничего не мог ответить, тщетно пытаясь подобрать нужные слова. Даже и не подобрать слова, а скорее найти нужное направление мысли в первую очередь. Цветные кадры из суррогатной кинопленки жизни промелькнули в воображении, на них он четко увидел, как отвешивает размашистые удары жирному сумоисту с наглой физиономией, который совершенно не умеет драться, но настойчиво и уверенно прет вперед, потому что так прописано программой. Затем сумоист на кадрах внезапно обратился омерзительной грушеподобной толстухой с нагло выпученными глазами, которая совершенно ничего не знает, совершенно не понимает ни в политике, ни в истории, ни в бюджете, но очень смело и безапелляционно рассуждает на все эти и многие другие темы. Тяжелые размашистые удары Максима превратились в легкие оплеухи. Максим вздрогнул. Майор снова прихлопнул воображаемую муху.

– Никак не могу этого объяснить, – ответил Максим. – Возможно обозналась, возможно сознательно клевещет.

– Хорошо допустим, что так. Насколько близко вы знакомы с гражданской Веселовой Анной Евгеньевной? – строго спросил капитан Завьялов.

– При чем здесь Аня? – нервно спросил Максим.

– Вопросы задаю я, а вы отвечаете. Повторяю вопрос: насколько близко вы знакомы с гражданкой Веселовой?

– Достаточно близко.

– Конкретнее, ваш ответ не дает ясного представления о характере ваших отношений.

– Понял вас. Мы знакомы настолько близко, насколько могут быть знакомы мужчина и женщина, – немного смущенно ответил Максим, косясь на девушку-следователя, которая внимательно слушала каждое слово подозреваемого и в то время, когда не печатала ответы на заранее набранные в тексте протокола вопросы, не отводила от Светлова пристального взгляда. Казалось даже в ее голове складывалась целостная картина и вина Максима всем уже была очевидно, но так лишь казалось. Не сразу поняв, но инстинктивно почувствовав (как никак следователь), что речь идет о интимной близости, девушка следователь перевела взгляд на начальника отдела следствия, на мгновение ее глаза стали масляными и она непроизвольно облизнула кончиком языка верхнюю губу. Максим вопросительно посмотрел на Дмитрия, предварительно попеременно указав движением зрачков сначала на майора, затем на девушку-следователя. Дмитрий утвердительно едва заметно прикрыл глаза, будто кивнул.

– То есть любовники? – уточнил Завьялов.

– К чему эти вопросы? Зачем смаковать данной темой, но если ваши сотрудники забирали нас сегодня с одного адреса, то очевидно, что какие-то отношения помимо банального знакомства у нас есть. Что значит любовница?! Мне категорически не нравится это слово – оно, по моему мнению, оскорбляет Аню, – ответил Максим. – Но суть вы передали правильно.

– Мне к сожалению более подходящее слово не приходит на ум, – развел руками Завьялов. – Разве, что сожительница. И, кстати, я просил вас как можно меньше рассуждать.

– Ну тогда я скажу для протокола что она моя девушка, – парировал Максим, – хотя это тоже не совсем правильная формулировка, но гораздо лучше, чем любовница. Девушка – такая формулировка подойдет?

– Вполне, – ответил капитан. – Вот только ранее, совсем недавно, – двадцать пятого февраля в ходе нашей предварительной беседы вы утверждали, что едва знакомы с Веселовой. Ка вы можете это объяснить?

Майор довольно и победоносно в очередной раз хлопнул ладонью по столу.

– Товарищ майор? – уточнил Завьялов.

– Нет, нет, – ответил майор, – Продолжайте допрос, капитан.

– Вы не отрицаете что имели со мной беседу двадцать пятого февраля текущего года?

– Нет, конечно. Зачем я буду отрицать очевидное, – сказал Максим.

– Тогда как вы объясните то что отрицали близкое знакомство с Веселовой? – повторил свой вопрос капитан.

– Очень просто, – спокойно ответил подозреваемый, – на тот момент это в некотором смысле действительно так и было, хотя нет. Я вам тогда солгал. Мне просто не хотелось компрометировать девушку, формировать о ней негативное представление у незнакомого человека, сообщая вам о своей с ней близости.

– Благородно с вашей стороны. Хотя в наше время многие ничего плохого в этом не видят и с легкость компрометируют девушек, – поучительно сказал Завьялов, Подшивалова то ли цокнула, то ли причмокнула в ответ на его слова, а капитан продолжил, – да и сами девушки …

– Капитан! – повысил голос майор, – давайте по существу, продолжайте допрос.

– Виноват, товарищ майор, – признал Завьялов. – Все-таки, прошу вас, гражданин Светлов, уточнить характер ваших отношений с гражданкой Веселовой на данный момент.

– Как бы точнее сказать? Мы с ней любим друг друга и состоим в близкой, интимной, если угодно, связи, – нехотя уточнил формулировку Светлов.

– Понятно. А знакома ли Веселова со Свинской? – спросил капитан Завьялов.

– Не могу этого точно знать, – ответил Максим, – правильнее было бы спросить об этом саму Анну.

– Спасибо за подсказку, – иронично ответил Завьялов, – обязательно спросим. – Таким образом, получается, что с Веселовой вы, опять не могу подобрать нужное слова, – стукнул себя капитан по лбу, – получается, что вы с Веселовой сожители? К гражданке Свинской вы, Светлов, имеете личную неприязнь? Веселовой нанесли побои двое человек – мужчина и женщина, в мужчине она опознала вас.

– Ну надо же сама Свинская опознала во мне мужчину! – гордо задрав голову, сказал Максим.

– Не паясничайте, Светлов, вы сейчас не в том положении. Таким образом, логично предположить, что напали на Свинскую именно вы и Веселова. Где вы находились в субботу двадцать девятого февраля, приблизительно в десять часов вечера?

– А! Так что же вы сразу-то не сказали, когда именно это произошло?! – обрадовался Максим. – Что же вы меня расспрашиваете обо всем подряд и до сих пор не спросили самого главного?

– Действительно, капитан, – вклинился майор.

– Отвечайте на поставленный вопрос, Светлов, – настойчиво попросил Завьялов.

– Прошедшие выходные мы находились в Хабаровске на соревнованиях, уехали в пятницу утром, а вернулись только сегодня утром.

Майор снова ударил ладонью по столу, но уже с досады.

– Вы говорите о себе во множественном числе? –уточнил капитан. – Кто «вы».

– Да, раз уж вы спрашивали про Анну, гражданку Веселову, логично предположить, что вы спросите и о том где находилась она. Так вот я отвечаю, что и я и Аня – гражданка Веселова находились двадцать девятого февраля в Хабаровске на соревнованиях по пауэрлифтингу.

– Сможете это документально подтвердить?

– Конечно, в телефоне остались копии электронных билетов на поезд «Нерюнгри-Хабаровск», также, по-моему, еще осталась квитанция с гостиницы «Чайка» и грамота, на которой указаны дата и место проведения соревнований.

– Когда сможете предоставить подтверждающие документы? Вы понимаете, что я обязан проверить ваши слова.

– Конечно. Когда скажете, могу хоть сегодня предоставить все необходимые документы.

– Сразу забегу вперед. Если предположить, что вы не ездили в Хабаровск, а лишь купили билеты на поезд и кто-то снял номер в гостинице и выступил на соревнованиях по вашему паспорту. Такое возможно?

– Теоретически да, – ответил Светлов.

– Так вот чтобы исключить такую вероятность, прошу вас сейчас назвать граждан и по возможности дать их контакты, которые могут подтвердить, что именно вы и Веселова находились в Хабаровске. Есть такие?

– Конечно, – ответил Максим и назвал двух спортсменов из своего города и одного из организаторов турнира, который и приглашал на соревнования Максима.

– Хорошо. Мы обязательно все проверим, – сказал Завьялов.

– Конечно, – согласился Максим.

– Если у моих коллег нет вопросов, то у меня пока все, – сказал Завьялов.

– Нет вопросов, все и так ясно, – сказал майор.

– Нет, – согласилась с майором Подшивалова.

– Что же? Тогда, вы можете идти, – сказал Завьялов выключая диктофон.

– Разрешите забрать паспорт, – обратился Светлов к Подшиваловой, вставая со стула.

– Конечно, – ответила Подшивалова и протянула паспорт подходящему к ее столу Максиму.

– Подождите, уважаемый! – обратился майор к Максиму, приближаясь к нему медленной, но уверенной походкой шерифа. – Один вопрос не для протокола естественно: как ты это все проворачиваешь? Все равно ведь, когда-нибудь проколешься.

– Не понимаю вас, – ответил Максим.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я, – утвердительно сказал майор.

– Извините! Не уверен, что понимаю вас, – пожал Максим плечами.

– Как вы с Веселовой это делаете?!

– А в этом смысле. Не знаю почему это интересует следствие. Но раз вы спрашиваете, то я отвечу. Делаем мы это, как и большинство мужчин и женщин, по-разному, конечно, стараемся по возможности разнообразить, но принцип один и тот же. Ну вы понимаете, о чем я, – подмигнул Максим майору.

Дима хмыкнул от смеха и жестом показал Максиму чтобы тот уходил. Тот и пошел. Идя по коридору, он встретил Аню.

– Ничего не понимаю, – сказал он ей, разводя руками. – Я тебя подожду в дежурной части.

– Хорошо, – согласилась Анна в ответ, улыбнулась и подмигнула.

– Что именно хорошо? – уточнил ничего непонимающий Максим. Аня ничего не ответила.

Допрос гражданки Веселовой прошел достаточно быстро, ей задали те же самые вопросы что и Максиму, спросили знакома ли она со Свинской, на что Анна ответила отрицательно и действительно ли она была вместе со Светловым в Хабаровске, на что Веселова ответила положительно.

Когда Анна вышла из отделения полиции Максим ждал ее на улице, и они вместе пошли домой. Аня была веселой, Максим был хмурым.

– Как все прошло? – спросил Максим, серьезно и вопросительно глядя на нее.

– Весело, – ответила та улыбаясь.

– Весело? – переспросил Максим. – Весело тебе?

– А как же еще? – ответила Аня. – А ты чем-то недоволен, мой герой?

– Конечно доволен, – ответил Максим. – Нас неожиданно разбудили, совершенно ничего не объяснили и доставили в полицию на допрос. Я просто счастлив!

– Не понимаю твоего сарказма. Я вот на самом деле рада что все закончилось. И тебе я рада, рада что мы теперь с тобой вместе. И за тебя, и за себя рада. Мы не оставили зло безнаказанным, по крайней мере малую его часть.

– Я тоже рад что ты рядом и что все закончилось, – сказал Максим и обнял за плечо Аню.

– И все? Это так ты мне рад? – шутливо спросила Анна и придала своему лицу недовольное выражение.

– Да я всегда тебе рад и очень рад, не вынуждай меня оправдываться, а то станешь похожей на типичную человеческую самку. А ты не самка, ты – девушка, ты моя муза, моя богиня Лада, – сказал Максим нежным и мягким голосом. – Я просто не пойму твоего игривого настроения.

– Так гораздо лучше, – улыбаясь ответила Аня. – А я вот совсем не пойму почему ты так напряжен.

– Почему? Потому что Завьялов давно все понял и не будь в этом деле столько необычного и будь Завьялов менее педантичен и сентиментален, он бы уже давно нас обоих посадил.

– Ха, – усмехнулась Анна. – Ты из-за этого. Так ведь напротив, все сегодня и разрешилось. Все косвенные улики и умозаключения капитана Завьялова теперь не имеют смысла. У нас на субботу неоспоримое алиби и теперь никто не свяжет эти происшествия с нами никто и никак. Здорово ведь это придумал Андрей Сергеевич?

– Так я и думал. Это, все-таки, мы обидели и унизили и без того жалкую и убогую Свинскую.

– А кто же еще? – с некоторой гордостью сказала Аня.

– Это точно придумал Андрей Сергеевич?

– Ну, не совсем, в каком-то смысле это результат нашего коллективного воображения.

– Понятно. А я еще думаю – как это все так удачно совпало? Зачем мы поехали на эти соревнования, к которым я и готов не был? И ты с радостью согласилась поехать.

– Да! Это было здорово!

– Да, это печально. Начали мы с хорошего, а в итоге дошли вот до такого – избили больную сумасшедшую женщину.

– Да прямо уж и избили, – возразила Аня.

– Вообще-то да, – согласился Максим и улыбнулся, – это было весело, наверное. Почему ты это помнишь, а я забыл?

– Именно потому что ты нудишь по каждому сомнительному поводу и испортил бы все настроение и себе и мне, а так мы хорошо отдохнули. Из-за твоих принципов все могло бы сорваться, а так все удачно сложтлось.

– Наверное. То есть мы как бы сыграли и для меня эту игру как будто бы не сохранили? Сбросили?

– Вроде того. Так задумал Андрей Сергеевич. Как только мы все придумали, кстати, инициатором всего был следователь Завьялов, Андрей Сергеевич сразу забеспокоился что твои принципы и благородство могут все испортить. Ты ведь совсем не умеешь врать.

– Разве это плохо?

– Это очень хорошо. Но не всегда, – ответила девушка.

– То есть, ты врать умеешь? – уточнил Максим.

– Получается, что умею, когда это необходимо.

– Это плохо, – подметил Максим. – А ты спрашиваешь, чем я недоволен? Во-первых, тем что ты умеешь лгать. Во-вторых, все кроме меня были в курсе, а я в очередной раз чувствовал себя дурачком.

– Это же здорово! Неужели ты не понимаешь?

– Что здорово? Здорово, что я чувствовал себя дурачком? Или что ты лжешь мне уже не в первый раз, пусть и в моих интересах?

– Ты ничего не знал наверняка, кроме очевидных фактов, именно поэтому тебя допросили первым. Поэтому допрос прошел так идеально, что не осталось ни сомнений, ни вопросов. А мне оставалось лишь подтвердить очевидное, вот и все. Так придумал Завьялов. Хорошо ведь придумано?

– Ладно, хорошо, – обиженно согласился Максим.

– Хватит уже дуться. Тебе я врать никогда не буду и не смогу.

– Дуться? Я что тебе воздушный шарик или пупсик? – по-прежнему недовольно ответил Максим.

– Пупсик, – ласково ответила Аня, Максим невольно улыбнулся в ответ, Аня заразительно засмеялась, Максим (что ему еще оставалось?) рассмеялся в ответ и крепко обнял девушку.

– Извини, – сказал Максим некоторое время спустя.

– Не за что извиняться. Я бы на твоем месте еще и не так возмущалась.

– Не сомневаюсь, – согласился Максим. – Значит допрос показался тебе забавным? Что именно?

– Этот майор – начальник, он самое забавное что было на допросе. Все время похотливо пялился на меня, а следователь которая вела протокол жутко нервничала из-за этого. А Завьялов … Как стойко он держался, такой серьезный, суровый. Не понимаю, как он ни разу не рассмеялся? Это все было так весело!

– Ну, конечно, сопливый майор похотливо на тебя пялился – это так забавно. Куда уж веселее!?

– Ты что ревнуешь?

– Что ты? Нисколько.

– Ревнуешь, – утвердительно заключила Аня.

– Не без этого, – признал Максим. – А что тебя удивляет?

– В общем ничего. Даже приятно, но я ведь не ревную тебя к Лили Энн. «Можно я буду называть тебя Лилей? Ласки, мне так хочется Ласки» – смеясь сказала Аня.

– Ну прекрати, не смешно. Это грех – смеяться над больным человеком.

– «Ты такая нежная и теплая, прямо как самая настоящая, Лиля. Вместе с тем ты такая волшебная и неземная, как же это возможно?».

– Ну хватит. Это совсем другое, – отвечал Максим улыбаясь. – Лили в реальной жизни не существует, в отличии от похотливого майора.

– Другое так другое, – согласилась Аня, когда они уже подходили к дому. – Я, если не возражаешь, схожу до бабушки, отгул уже все равно испорчен, а так хоть бабушку проведаю. Вечером увидимся, если, конечно, не будешь бубнить и занудствовать.

– До вечера, – сказал парень, ласково и невинно чмокнув Аню в щечку.

– До вечера, – ответила Анна неестественно хмуро.

      Придя домой Максим стал вспоминать события вечера минувшей субботы, словно перезагружая поврежденные файлы. А что было вечером минувшей субботы? Помимо всего прочего, Максим вспомнил как после соревнований и ужина, они пришли с Аней в гостиничный номер, делать особенно было нечего, в воскресенье они собирались пойти в аквапарк, так как поезд был только вечером. Но вот в субботу вечером, заняться было особенно нечем, кроме как принять душ и провести время друг с другом. К тому же чувствовалась и усталость от переезда и соревновательного дня. И каким-то образом в номере оказалась игровая приставка. Максим никогда не видел, чтобы в гостиничных номерах ставили игровые приставки, но в этом была, а кроме того была и любимая игра. И тут, конечно, сам бог велел «зарубиться» перед сном. Все к тому и шло, оставаясь наедине с девушкой, которую возможно ждал всю жизнь, которую совсем недавно встретил – «зарубиться» перед сном. Поезд, чужой город, победа на соревнованиях, огни вокзала за окном, не дающие тьме сомкнуться – такая вот скромная тихая романтика. Все к тому располагало, да и Аня была только за, за то чтобы Максим зарубился перед сном, а он был и рад дурачок, мягко говоря. Как было не воспользоваться такой ночью? Вокруг было все новое и незнакомое для взора и все это сулило новые впечатления. Максим с радостью приложил бы массу усилий душевных, умственных и физических к страстной ночи с Аней, но вся страсть осталось на помосте, к тому же сказывалась физическая усталость и кожа горела от «капсикама», это жжение легко могло бы передаться и девушке при прикосновениях. Иначе говоря, пауэрлифтинг такой вид спорта, собственно, как и большинство других, после соревнований по которому все могло пойти не по плану и успешные выступления по прикладной романтике легко могли бы обратиться полной неудачей и стать синхронным разочарованием на дне наполовину полного бассейна с дофамином, разбавленным едким хлором. Не стоило так рисковать к тому же и Аня, как ни странно, предпочитала, чтобы Максим инфантильно придался виртуальным утехам, забыв о плотских.

«Максим сидел на краю громоздкой и массивной двуспальной кровати и играл в видео игру, а Аня лежала на кровати и в наушниках слушала музыку, закачанную на смартфон.

– Аня! – позвал ее Максим, она не слышала и Максим аккуратно потянул ее за большой палец ноги, предварительно поставив игру на паузу.

– Ай! – вскрикнула Аня и сняла наушники.

– Да ладно, не притворяйся. Я едва коснулся твоего пальца, можно сказать приласкал.

Аня улыбнулась в ответ, села рядом с Максимом, положила ему руку на плечо и пристально на него посмотрела, придав своему лицу загадочное выражение, словно спрашивая у парня чего он хочет. Максим улыбнулся в ответ.

– Значит ты хочешь меня приласкать? – спросила девушка.

– Ну…, – задумался Максим, – еще как хочу, – провел рукой по волосам девушки и плавно повернул ее голову к экрану телевизора. – Посмотри какой отвратительный суммоист.

– Тьфу ты! – эмоционально сказала девушка. – Дурачок!

– И не говори. Мне он тоже очень неприятен. Только я вот не могу судить об его интеллектуальных способностях, но не стану с тобой спорить – дурачок так дурачок.

– Да не он. А ты дурачок, – засмеялась Аня.

– Я? Ну спасибо.

– Не за что. Тебе спасибо!

– Всегда пожалуйста! – дурачась ответил Максим и продолжил серьезно. – А знаешь, он напоминает мне одного человека.

– Не знаю, – ответила Аня, сложив руки и капризно чуть выпятила губы.

– Ну вот, – посмотрел на нее Максим, – а потом говоришь, что совсем не похожа ни на какую Лили Энн.

– Совсем не похожа!

– Ага, – не согласился Максим. – Ну ладно. А вот суммоист похож на одну даму с которой я работал не так давно в администрации района.

– Да ну его твоего суммоиста.

– На Светлану Юрьевну Свинскую, – все же, продолжил Максим.

– На Свинскую? – спросила Аня.

– На Свинскую. А что ты ее знаешь? – удивился Максим.

– Да была у нас такая дама в школе, работала психологом. Она совершенно невменяемая. О чем бы ни зашла речь …

– Она начинает говорить о семейных ценностях, – продолжил Максим, – и коряво не к месту приводить цитаты из «Нового Завета».

– Точно, – засмеялась Аня, – ничего не изменилось за десять лет, именно тогда, она слава богу, ушла из нашей школы. Дай-ка, я посмотрю на этого суммоиста.

– Не смотри, – сказал Максим закрывая собой экран телевизора. – Отвратительное зрелище!

– Да ну что ты? Дай посмотрю. Хватит дурачится!

– Да ну его, – ответил Максим обнимая девушку.

– Нет, нет, ты устал, сегодня тебе нагрузки уже ни к чему, – сказала Аня, отстраняясь от Максима. -поиграй и спать. Давай посмотрим на суммоиста.

– Да смотри ты на своего суммоиста, – разочаровано ответил Максим.

– И правда похож на Свинскую, как две капли воды – такая же фигура. похожая на грушу с руками, такие же разъехавшиеся ноги, такие же безумные выпученные глаза и маленький заостренный нос, черные грязные засаленные волосы. Поразительно! Как же она вытрепала мне нервы в свое время и даже маму неоднократно вызывала, убеждая ее в том, что я трудный подросток и склонна к суициду, а мама почему-то была склонна ей верить. Эх! Как же она меня раздражала и доставала, – сказала Аня и ее щеки порозовели от прилившей крови. – Давай сыграем в командном режиме против суммоиста Свинской. Где второй джойстик?

– Тебе же это неинтересно, это ведь инфантилизм, – сказал Максим копирую манеру разговора Ани. – «Я если и играю в эти игры, то только для того чтобы поддержать тебя и помочь тебе, самой мне это уже совершенно ни к чему.».

– Вот я и хочу тебя поддержать, дурачок! – ласково сказала Аня. – Вспомни зачем мы здесь.

– Зачем? Эх, ни у кого не получается назвать меня дураком так ласково как у тебя, глупышка, – весело сказал Максим. – Давай сыграем.

Максим вышел из незаконченного поединка, снова зашел в меню игры, выбрал аркадный бой, затем командный бой. В противники выбрали суммоиста. А далее … Далее, как бывало и раньше, реальность слилась с игрой, Аня с Лили Энн, Максим с самим собой, так как он не смог ассоциировать себя ни с кем из персонажей игры, слишком они все были смешные и придурковатые. Лили Энн единственная кем можно было восхищаться, но слава богу себя он никак не смог ассоциировать с ней, иначе играл бы совсем в другие игры. Они оказались в своем родном городе, на знакомой Максиму улице, на которой и жила Свинская. Но в этом нет ничего удивительного, они жили в небольшом городе и все улицы так или иначе были знакомыми и похожими на ту где живет Свинская. Реальность была такой же ущербной, как и всегда, но узкие грязные обшарпанные тротуары, и покосившиеся старые заборы частного сектора, засветились неоновыми огнями.

– Round one! Fight! – прозвучал знакомый голос.

– Плоть немощна, зато дух мой еще бодр силой слова божьего, – сказала женщина суммоист.

– Ой-е-е-ой! Что ты несешь? – сказал Максим.

– Я несу истину, которую отняли у нас горячо любимые вами коммунисты, – ответила Свинская.

– У вас они точно ничего не отняли, вы бы сейчас в поле работали или барских коров доили, а не в администрации рассуждали на полном серьезе о будущем страны и ценностях современной молодежи. Впрочем, это было бы и правильно, – сказал Максим.

– Конечно, вас как коммунисты в школе научили так вы сейчас и рассуждаете.

– Какие коммунисты меня учили?! – возмутился Максим. – Когда бы они успели? Ну что вы несете.

– А вас кто-то, вообще, хоть чему-то учил? – спросила Аня у Свинской.

– Ой, вырядилась на американский манер! Вся гадость от американцев. Ты явно вверглась в пучину множественных беспорядочных сексуальные связей, и ненавидишь себя за это и всех мужчин тоже, так как никому из них по-настоящему ты не нужна. Как следствие ты постоянно думаешь о суициде и давно бы его совершила, но ты влюблена в другую девушку и эта любовь, которой ты стыдишься тебя еще и держит на белом свете. Как это мерзко!

– Что?! – возмутилась Аня. – Ах ты сумасшедшая … Я сейчас тебя точно ударю.

– Не святой идет к богу, но бог идет к грешнику, – сказала Свинская.

– Какая путаница, – только и успел сказать Максим, как Лили – Аня сделала два сальто вперед с опорой на руки и оказавшись на ногах влепила две пощечины Свинской.

– K.O. – прозвучал голос. Максим не выдержал и истерично засмеялся, больно смешно долго и тяжело, тщетно цепляясь за воздух и трухлявые доски забора Свинская падала на землю, как обессилевший Халк, как умирающий динозавр и как потом выяснилось, падая нанесла себе гораздо больше повреждений чем Аня своими пощечинами.

– Round two! Fight! – снова распорядился закадровый голос.

– Если бог с нами, то кто против меня? – как-то утвердительно сказала Свинская.

– Все против вас и бог в первую очередь, – сказал Максим. – Что же вы всякую чушь несете и делаете непонятно что, еще и богом прикрываетесь? Тьфу на вас!

– А, я вас узнала, это вам так с рук не сойдет, Максим Сергеевич.

– Да я от вас и не скрываюсь, – ответил Максим и оказавшись напротив Свинской выполнил комбо из оплеух и подзатыльников. Свинская устояла на ногах.

– Придет время, и вы ответите за свое вероломство. Одним пламенем вместе с вашими коммунистами будете гореть.

– Да идите вы к черту! Тьфу, – выплюнул Максим жевательную резинку, которую вроде бы и не начинал жевать. Жевательная резинка полетела в сторону Свинской, во время полета она стала жесткой и приняла форму пули, а приняв форму пули невероятно ускорилась и попала в лоб Свинской.

– K.O. – прозвучал голос. – You win.

Свинская упала в глухом нокауте. Теперь смеялась Аня и Максим тоже засмеялся.

– Да какая уж тут Lucky boox. Остаются, только ласки, – сказал Максим обнимая Аню и загадочно ей подмигивая. – Пора в постель.

– Спать, – уточнила девушка.

– Ну, конечно, спать. А что еще нам остается?

Девушка что-то ответила, не переставая смеяться при этом … А, дальше … То, что было дальше касается только двоих и третий там лишний, не смотря на все веяния последних лет. К тому же они действительно, просто легли спать.

Максим вспомнил события прошедшей субботы и радостно засмеялся, сидя на кухне и допивая терпкий кофе. Но вдруг, внутри что-то больно кольнуло, это был не миокард и не спазм скелетной мускулатуры, это была душевная боль. Парню внезапно стало очень и очень жаль Свинскую. Она, конечно, на самом деле было очень омерзительным, ленивым и наглым человеком, но вместе с тем она была и очень жалкой и несчастной. Предки Свинской были крепостными крестьянами, после отмены крепостного права стали условно свободными, а затем охотно приняли революцию. Однако сама Свинская, по ее же словам, сильно ненавидела коммунистов. Максим никогда не задумывался о том какие причины были у этой ненависти, кроме рассказов настоятеля местного храма протоирея Михаила о коммунистических зверствах и коммунистическом же терроре. Максим никогда особо не слушал занудные и корявые речи Свинской, а лишь ждал, когда она выскажется и наконец замолчит, но сколько бы та не говорила высказаться ей никак не удавалось. И вот сейчас вместе с жалостью, при осознании того что Свинская, все-таки, человек, а не только раздражающий фактор, Максим понял в чем причина ее нелюбви к коммунистам. Настоящая причина заключалась не в скудоумии, помноженном на рьяную антикоммунистическую пропаганду. Причина была совсем иная – обида на коммунистический строй, обида на самих коммунистов. Ведь они сначала дали крестьянам свободу, дали им возможность работать и относительно достойно жить, позволили им считать себя полноценными членами общества и гордиться своей страной, дали им возможность учиться и развиваться, дали возможность заниматься спортом, культурно развиваться и отдыхать, но при этом постоянно направляли и подсказывали, указывая на ориентиры, пусть даже не всегда правильные, но единые для всех. И внезапно коммунисты взяли и исчезли вместе со всеми своими ориентирами, оставив подопечных один на один с непонятной и дикой свободой. А пришедшие им на смену наложили в маленькие и ветхие телеги разума позавчерашних холопов столько навоза, что те по сей день не в состоянии сдвинуть эти телеги с места, не разрушив их до основания. Так что Свинская была скорее пострадавшей нежели кем-то еще. Максим вспомнил ее падающей в грязный талый снег, вспомнил как порвался ее пуховик, отчаянно зацепившийся за гвоздь, торчащий из гнилой доски забора. Так же Максим вспомнил и о том что Свинская уже наказана кем-то свыше, так как у нее нет своих собственных детей, а она очень бы хотела их иметь чтобы вложить в них … Но что она была способна вложить? Ничего. Она была способна лишь переложить часть запревшего навоза из телеги своего сознания в телеги детей, она и перекладывала в умы тех детей над которыми оформила опекунство, а они хоть и сопротивлялись, но принимали по пол лопаты зловонной субстанции, надеясь, что со временем она станет удобрением, на котором вырастут красивые благоухающие цветы. Парню стало до боли в сердце жаль Свинскую, не умеющую ни думать, ни работать, ни радоваться жизни. Даже вера, в которой она казалось нашла ответы, для нее была тяжким, непонятным и непосильным подвигом, делающим ее особенной и исключительной, но не дающим никакой душевной и сокровенной радости.

«Несчастная женщина, бедный человек» – заключил Максим. – «Какая же она несчастная, но боюсь этими мыслями я не смогу поделиться даже с Аней, мало вероятно, что она меня поймет, ведь Свинская сделала столько гадостей и пакостей, искренне веря, что делает что-то хорошее и нужное. Такая вот она Свинская вера, такие же у нее любовь и надежды. Свинская сделала много гадостей, а значит и заслужила небольшое наказание. Так что не стоит мне ее жалеть. Она отравляла мне жизнь и мешала работать и тоже внесла свою лепту в то, что мне пришлось уволиться во второй раз. Она об этом сожалеет? Сомневаюсь. Вот и я не буду жалеть ее. Поделом ей».

– А что это было, Завьялов? Что за хрень происходит? – спросил начальник МО МВД Вольненский у старшего следователя.

– Все идет как надо, – ответил Завьялов.

– Кому надо?

– Как нам всем надо, – объяснил капитан.

– То есть преступники в среду будут задержаны? – спросил Скалобойцев и отчаянно усмехнулся.

– Естественно, – без тени сомнения ответил Завьялов.

– Так, а что, все-таки, за хрень происходит? – спросил подполковник для поддержания разговора, без надежды на вменяемый ответ.

– Все уже произошло, – рассудительно объяснил капитан.

– Тогда что за хрень, …, произошла?! – закричал Скалобойцев. – Когда вся эта … произошла? Тогда – когда? Когда ты пришел на службу к нам в отделение? Или, когда я стал его начальником? Что, …, за хрень?! Что за хрень?! …

ГЛАВА XIV

Что за хрень?

А что за хрень произошла? И, главное, когда? Все произошло, двадцать седьмого февраля, в четверг. А что было в четверг двадцать седьмого февраля? В четверг утром, сразу после разговора с начальником полиции, выйдя на улицу, Завьялов набрал Максима Светлова.

– Да, – почти сразу ответил Максим сонным голосом.

– Капитан Завьялов, – представился Дмитрий. – Времени на объяснения нет. Мне надо срочно с вами увидеться и выяснить некоторые моменты, пока что исключительно для себя.

– Но, я вчера долго работал и сейчас вот, только проснулся, то есть вы меня разбудили. И вообще у меня другие планы. Может быть завтра?

– Завтра может быть уже поздно, – настойчиво объяснил Завьялов. – Я может быть как-то непонятно выражаюсь? Это в ваших же интересах, повторюсь. Мне лично все достаточно ясно, в пределах моих компетенции и полномочий. Можно сказать, что преступление мною раскрыто. Но как человеку, для себя лично, мне надо понять многие вещи. У меня осталось много вопросов и ответить на них сможете только вы. А там уже я решу, что мне делать. Ясно?

– Не уверен, что правильно понимаю, – начал Максим.

– Слушай, Максим, не усложняй. Не парь мне мозги. Они у мены и так набекрень и душа разрывается от противоречий. Все ты правильно понимаешь. Ты умный парень, иначе я бы с тобой сейчас не разговаривал. Значит ты дома? Жди. Через Десять минут подъеду. Не вздумай никуда уходить, поверь мне ты нуждаешься в нашем разговоре гораздо больше чем я. Если исчезнешь придется мне объявить тебя в розыск, со всеми вытекающими. Жди, – подытожил Завьялов и отключил соединение.

Десять минут спустя, Дмитрий уже звонил по домофону в квартиру Максима Светлова, еще через две минуты он стоял на пороге его квартиры.

– Здравствуйте! – сказал Максим, еще сонный, но уже почти что проснувшийся. – Кофе будете?

– Здорова! – ответил Дмитрий и протянул руку. – Кофе буду. Давай без церемоний коротко и лаконично. Я задаю вопросы – ты отвечаешь. Объясняю, я здесь потому что хочу помощь вам.

– А разве нам нужна помощь? – удивился Максим.

– На данный момент нужна, еще как нужна. И не перебивай. Где твой телефон?

– Да, вроде на кухне лежит. А что? – спросил Максим.

– Возьми свой телефон и мой тоже и положи куда-нибудь вглухое и отдаленное место. Например, на балкон.

– Можно и на балкон, – ответил Максим. – Но зачем. Разве …

– Да. Можешь думать, что у меня паранойя, но я точно знаю, что слушают. Как минимум, имеют такую возможность. И не спрашивай кто и зачем.

– Да понял – не дурак, – ответил Максим, взял телефон Дмитрия и пошел на кухню за своим смартфоном. Через некоторое время Максим прошел мимо Дмитрия по коридору квартиры, держа в руках два смартфона. Еще некоторое время спустя Максим вернулся в прихожую. Дмитрий, не дожидаясь приглашения и предложения, снял верхнюю одежду и аккуратно разместил на шкафу-прихожей.

– Убрал? – спросил Дмитрий.

– Да.

– Шумоизоляция хорошая между балконом и квартирой? – поинтересовался Дмитрий.

– Да вроде как неплохая, – ответил Максим.

– Ну, и замечательно. Теперь слушай. Я точно знаю, что нападения на муниципалов и прочих неблагонадежных граждан совершили ты и Веселова. Не возражай, – сказал Завьялов Максиму, который хотел что-то сказать. – Так вот, я точно знаю, что нападения совершили именно вы. И я смогу это доказать. Но, мне сложно это сказать, вопреки своим принципам, я не хочу этого делать.

– Я слышу тебя, Дмитрий, – немного растерянно сказал Максим. – Проходи на кухню, подозреваю что разговор будет долгим.

– Подозреваю я, а ты пока слушай и отвечай на вопросы. Расследование велось под постоянным контролем со стороны моего начальства и вышестоящего руководства. То, что правонарушители именно вы знаю не только я, скорее всего знают это не только сотрудники, но возможно и потерпевшие, – сказал Дмитрий, проходя следом за Максимом по узкому коридору советской двухкомнатной квартиры с современным ремонтом, впрочем, Завьялов не обратил особого внимания на ремонт и интерьер квартиры.

– Присаживайся, – сказал Максим, когда они оказались на кухне.

– Но я пока что посеял сомнения относительно вашей виновности, так что бояться визита потерпевших вам пока не стоит, – сказал Дмитрий, присев за кухонный стол.

– Было бы чего бояться, – возразил Максим, наливая воду в чайник.

– Напрасно ты так. Но в прочем твоя реакция лишь подтверждает вашу вину. Проще говоря, ответь мне на несколько вопросов и тогда мы решим, что делать.

– А это никакая не уловка? – спросил Максим присаживаясь за стол напротив Дмитрия. – Может бы эти такая специальная операция, какой-то новый способ получения признания. Как мне понять?

– Это не уловка и не операция. Это паранойя, Максим, – ответил Завьялов. – Операции проводят оперативники, а не следователи. А понять уловка это или нет у тебя лишь один вариант – довериться мне и со временем узнаешь наверняка что это было.

– А разве следователи не могут, в порядке исключения?

– Все бывает, хотя бы раз в жизни, – честно ответил Завьялов.

– Я так понял, что ты уверен в нашей виновности, но хочешь нам помощь. Зачем? Разве для тебя не правильнее нас задержать, а там будь что будет. Разве не в этом суть твоей работы?

– Не только в этом, суть гораздо шире и сложнее, но сейчас разговор не обо мне, – ответил Дмитрий раздражаясь.

– Хорошо. Спрошу тебя прямо, – начал Максим.

– Вообще-то, я задаю вопросы, а ты отвечаешь. Мы вроде бы с этого начали. Если ты не согласен с таким форматом, то я пойду, – сказал Дмитрий и встал из-за стола, в это время щелкнул автоматический выключатель чайника сообщив о том, что вода закипела.

– Ну, ты хоть не кипятись. Давай, кофе выпьем, – добродушно предложил Максим, – ты пойми меня, я ведь не только за себя переживаю, теперь не только за себя, больше даже не за себя, а за нее, за Аню. Ответь на один вопрос и тогда я отвечу на твои.

– Хорошо, давай кофе, – согласился Дмитрий, снова садясь за стол.

– С молоком, с сахаром? – спросил Максим.

– С молоком, с сахаром, – ответил капитан, – три ложечки сахара. Задавай свой вопрос.

– У тебя есть какие-нибудь неопровержимые доказательства нашей вины?

– Есть, – уверенно ответил Дмитрий. – Ты еще спрашиваешь? Зачем было плевать в лицо Жук? Это очень неблагородно и не по-мужски, какой бы она не была.

– Да это не совсем правильно, – виновато ответил Максим и тут же приободрился. – И у тебя есть заключение что это именно моя слюна?

– А ты бы не бравировал. Откуда у меня заключение, с чем эту слюну сравнивать? Как только мы тебя задержим, если задержим, конечно, будет тебе заключение. И вот скажи мне что это окажется не твоя слюна.

Максим ничего не ответил, лишь молча подал кофе Дмитрию, затем поставил на стол свою чашку, да какую там чашку – кружку и сел напротив Дмитрия.

– Отлично! – заключил Дмитрий, – я смотрю теперь ты готов к разговору по моим правилам.

– На Аню то у вас, все равно, ничего нет. Так что не трогайте ее, по возможности.

– Да я и не собираюсь, точнее сказать пока не собираюсь, до конца я еще ничего не решил. Это, во-первых. А, во-вторых, как только я вас официально задержу, с вами сразу же начнут работать совсем другие люди, а у них совсем другие методы, поверь мне на слово, они очень быстро установят причинно-следственную связь и роль фигурантов дела.

– Что же тогда делать?

– Я скажу, что делать, когда сам приму окончательное решение.

– Хорошо. Последний вопрос.

– Мы теряем время, – раздраженно возразил Дмитрий.

– Один только вопрос, – настойчиво сказал Максим.

– Хорошо. Только один последний вопрос.

– Почему ты нас просто не задержишь. Все-таки, объясни.

– Во-первых, эти так называемые «потерпевшие» плохие люди, и я не горю желанием защищать их права и сомнительные интересы. Во-вторых, вы оба – ты и Веселова, мне глубоко симпатичны, как бы это не прозвучало. И, наконец, самое главное – если я вас сейчас задержу, то никогда не узнаю всей правды, а я очень хочу ее узнать. Некий профессиональный интерес. Можно сказать, что задета моя профессиональная гордость, а главное здравый смысл и логика, на которую я привык опираться.

– И какая же правда тебя интересует?

– Это уже следующий вопрос. Узнаешь в процессе нашего дальнейшего разговора. Итак, мой первый вопрос по существу: ты по-прежнему утверждаешь, что Андрей Сергеевич продолжает наблюдать за твоим психическим здоровьем?

– Утверждаю. А что тут отрицать?

– Допустим. Как и когда вы встречаетесь?

– Он сам приходит, хотя мне эти встречи и беседы, я имею ввиду как пациенту уже совершенно не нужны.

– Что же ты мне мозги выворачиваешь? – прикрикнул Дмитрий и стукнул кулаком по столу. – Ты знаешь, что Андрей Сергеевич умер тридцатого января?

– Да ну, – усмехнулся Максим. – Это невозможно. Нет, я от кого-то уже слышал, что Андрей Сергеевич умер, но это бред. Какая-то нелепая ошибка. Иначе как бы мы с ним встречались?

– Ты у меня спрашиваешь? Бред говоришь? А наяву общаться с умершим не бред? Я был на станции скорой помощи и беседовал с бригадой, которая констатировала смерть, я был в морге, я беседовал с участковым, который оформлял протокол по факту смерти, я был у его супруги, я был, в конце концов, на его могиле. Он мертв, он однозначно мертв и похоронен. Никакой ошибки здесь нет и быть не может.

– Это невозможно, – тихо возразил Максим.

– Что? – спросил Дмитрий.

– Я говорю, это невозможно. Он жив, – возразил Максим чуть громче.

– Что невозможно? – прикрикнул Дмитрий.

– Я говорю тебе – он жив, – громко сказал Максим и встал со стула.

– Ты что больной?! – спросил Дмитрий и тоже встал, схватив Максима за ворот футболки. – Ты больной, я спрашиваю? И кому это я собираюсь помогать? Психу и его подружке.

– Убери руки! – прикрикнул Максим, отдернув руки Дмитрия. – И смени тон. – Андрей Сергеевич жив и сегодня ты сможешь в этом убедиться. Раньше не судьба была спросить?

Дмитрий обреченно опустился на стул, отпил наконец остывающий кофе и тяжело вздохнул.

– Это какая-то клиника, – отчаянно сказал он, закрыв лицо руками.

– Да ты так не расстраивайся, – с участием сказал Максим, опускаясь на свой стул. – Все будет хорошо, работа у тебя тяжелая, перенапряжение сказывается, к тому же в отпуске, наверное, давно не был.

– Перестань меня лечить. Как? Скажи, как?

– Что как? – поинтересовался Максим.

– Как я смогу убедиться в том, что Андрей Сергеевич жив?

– А, ты об этом? Да элементарно. Сегодня он ко мне придет, – рассудительно ответил Максим.

– Куда придет? – спросил Дмитрий, совсем утратив надежду на здравый смысл и понимание.

– Сюда. Куда же еще? Соберись, Дима, не раскисай. Не теряй веры и здравого смысла.

– Ты еще иронизируешь. Ты еще к здравому смыслу призываешь, – печально констатировал Дмитрий. – Во сколько придет?

– Не совсем правильный вопрос, следователь Завьялов.

– Ты мне уже основательно мозг вывернул, я даже разозлиться на тебя не могу. Задай сам себе этот вопрос правильно и ответь мне на него, тоже правильно.

– Да, вот буквально через пять-десять минут, должен прийти доктор – сказал Максим посмотрев на часы.

– Это будет очень кстати, похоже, что и мне его помощь понадобиться. Только он не придет.

– Придет.

Дмитрий кивнул головой и стал допивать кофе. В ожидании Андрея Сергеевича Максим и его гость сидели молча. От прихода доктора оба чего-то ждали, оба ждали открытия какой-то тайны. Максим, как минимум, ждал от доктора объяснений, Дмитрий же просто ждал самого факта прихода доктора, для Дмитрия это уже стало бы откровением. К удивлению Дмитрия в квартире Максима зазвонил домофон, Дмитрий вздрогнул, а Максим с победоносной улыбкой и абсолютным спокойствием встал из-за стола.

– А вот и Андрей Сергеевич, – сказал Максим, указывая в сторону прихожей и пошел открывать дверь, – а ты сомневался.

Дмитрий не нашел что ответить, он лишь проследовал по узкому коридору в небольшую прихожую в след за Максимом. Максим открыл дверь в подъезд и стал ждать, когда Андрей Сергеевич поднимется на этаж.

– И что он? – скептически спросил Дмитрий.

– Он. А кто же еще?

– Если сейчас в дверь войдет Андрей Сергеевич Леоненко, то я сойду с ума, – сказал Дмитрий, предчувствуя, боясь и в глубине души надеясь, что именно Леоненко и войдет в эту дверь.

Дверь в квартиру открылась и вошел мужчина средних лет в длинном кожаном плаще.

– День добрый, Андрей Сергеевич, – сказал гостю Максим.

– Добрый день, Максим. Здравствуй, Дмитрий, – поздоровался, как ни в чем не бывало, доктор.

– А-а-а! – коротко, но искренне прокричал Дмитрий.

– Спокойно, Дима, вы только не волнуйтесь. Дайте мне разуться и снять верхнюю одежду, и я вам все объясню. Держите эмоции и страх в узде. Вы сильный человек, у вас пока еще крепкая психика.

Дмитрию стало очень жарко и по лицо покатились капли пота, затем в одно мгновение ему стало очень холодно, у капитана потемнело в глазах, закружилась голова и все вокруг «поплыло». Дмитрий стоял на месте, между прихожей и коридором, ведущим на кухню, как заворожённый, не способный вымолвить ни слова. Андрей Сергеевич, разувшись и сняв плащ, подошел к Дмитрию и похлопал его левой рукой по плечу, а правой взял его холодную ладонь. Дмитрий почувствовал тепло руки доктора, ему стало немного спокойнее, но голова кружилась, а перед глазами все плыло.

– Ну полноте, голубчик, не пугайте нас, – с участием сказал доктор. – Вы нам еще очень и очень нужны. Не стоит все воспринимать так близко к сердцу. Имейте ввиду на будущее, ничему в нашей жизни не стоит удивляться. А если и удивился чему-то, то не стоит показывать этого окружающим. Так как не факт что то, что удивляет вас способно удивить всех вокруг. Ну, пройдемте в зал. Что стоять то?

– Это невозможно, – сказал Завьялов.

– Отчего же, Дмитрий? Это проще простого. Делаете шаг сначала одной ногой, затем другой, и так далее до тех пор пока не окажемся на месте. – сказал доктор, легко подталкивая Дмитрия в нужном направлении. – Ну вот мы уже и пришли. А вы говорите невозможно.

– Узнаю вашу манеру общения и ваш своеобразный юмор. И тем не менее, этого не может быть. Я, простите, был на вашей могиле, – с придыханием и странным сакральным чувством, таким будто бы он только что увидел что-то потусторонне и непостижимое, сказал Дмитрий.

– Ну зачем делать из этого сенсацию? Зачем придавать словам нотки таинственности и чертовщины. Я тоже был на своей могиле. И сегодня, кстати говоря, тоже заглядывал. Вот это, поверьте, тяжелое зрелище. А вы-то? Что вы так реагируете? Ей богу, будто бы покойника увидели? – сказал доктор мягким голосом и саркастично улыбнулся. – Присаживайтесь. Извини, Максим, что распоряжаюсь как у себя дома, но человеку явно не по себе и тут не до церемоний, – объяснился доктор и посмотрел на Максима, который у входа в комнату впал в оцепенение схожее с тем, в котором только что пребывал Завьялов, постепенно начавший выходить из него. – А с тобой то что?

– Этого не может быть, – сказал Максим.

– Ну приехали, -сказал доктор, усадив безропотного Дмитрия на диван и направился к Максиму. – Так не пойдет. Ну вы то чего? Что же вы как дети малые?

– Я того же. Я же не знал. А выходит правда, что вы умерли. Как это возможно? Как же вы тогда здесь?

– Выходит правда, – ответил доктор. – Я ожидал от тебя подобной реакции, поэтому ничего и не объяснил раньше. Теперь видимо время пришло. Поначалу я и сам был сильно удивлен самой такой возможности находиться здесь после смерти. Пройди в комнату, тоже присядь.

– Ага, – ответил Максим, направившийся в комнату.

– Чувствую разговора у нас так не получится, – заключил доктор и вопросительно посмотрел на Максима. – Спиртное есть?

– Ага, – ответил Максим, – в холодильнике водка «таежная». Скажу вам по секрету, – прошептал Максим, – редкостная гадость.

– Ай-я-яй, – погрозил доктор пальцем Максиму. – Нельзя вам с вашими проблемами, по крайней мере пока на спиртное налегать.

– Так я и не налегаю, – объяснил Максим. – Это для суставов. А пить ее, не дай бог.

– Сейчас думаю будет уместно именно выпить, иначе вы оба долго будете выходить из ступора, а времени у нас совсем немного. Ну ты тоже присаживайся, а я с твоего позволения, похозяйничаю.

– Я лучше сам, – возразил Максим.

– Нет. Я настаиваю. Заодно что-нибудь из закуски посмотрю.

– Да может не стоит? – сказал Максим.

– Я на службе, мне нельзя, – отозвался Дмитрий.

– Не спорьте, парни. Кто здесь доктор? – с вызовом спросил Андрей Сергеевич. – Молчите? И правильно делаете. Доктор здесь один. Две минуты, – сказал доктор и удалился по коридору.

Максим сел на диван рядом с Дмитрием, потупив взор в пол. Дмитрий сидел в похожем положении.

– И что это значит? – спросил Дмитрий, не поднимая глаз.

– Это значит, что доктор умер, – то ли объяснил, то ли спросил Максим, разведя руками.

– Это значит, что доктор жив, – возразил Дмитрий, разводя руками. – Но как?

– Меня спрашиваешь?

– Нет. Самого себя.

– И что ты можешь ответить? – поинтересовался Максим.

– Ничего конкретно. Но может быть он инсценировал собственную смерть, чтобы провернуть это дело.

– Какое дело? – не понимая спросил Максим.

– Ваше дело.

– А-а-а, – задумчиво протянул Максим. – Думаешь, это он все организовал?

– А кто еще? – уточнил Дмитрий.

– Я думал, я думаю, я уверен, что все происходит усилием моей воли.

– Ха, – нервно усмехнулся Дмитрий. – Усилием воли. Скажешь тоже.

– Именно так все и происходит, – серьезным тоном сказал вернувшийся Андрей Сергеевич.

– А! – вздрогнул Дмитрий.

– Ну перестаньте. Это уже не смешно, – сказал доктор, державший в одной руке бутылку водки, а в другой блюдо с нарезанными колбасой и сыром. – Именно благодаря усилию воли все и происходит. Но не только его, еще моей воли и воли Анны. Максим, поднеси поближе вон тот журнальный столик, – сказал Андрей Сергеевич, указывая на столик взглядом.

– Аня, – сказал Максим вставая и направляясь к столику. – Аня скоро придет на обед, – дополнил он свои слова, подставляя максимально близко к дивану столик. – Вы не должны напугать ее. Я позвоню и скажу, чтобы она не приходила. А что я ей скажу? Почему ей не приходить? – задумался он и легко стукнул себя по лбу. – Тьфу ты! Совсем голова не работает. Что делать доктор?

– Я возражаю, – вмешался капитан Завьялов. – Гражданка Светлова должна присутствовать при нашем разговоре. У меня совсем мало времени чтобы принять решение и еще меньше чтобы следовать принятому решению. А без Веселовой я не смогу ничего решить.

– Я тоже настаиваю на ее присутствии, – сказал доктор, садясь на одно из кресел, стоящих перпендикулярно дивану.

– Вы не должны ее травмировать, – возразил Максим. – Ни в коем случае. Я никому не позволю сделать ей плохо, даже вам, Андрей Сергеевич, – относительно эмоционально, возразил Максим, у которого также по-прежнему было мутно в глаза, а звуки в ушах двоились.

– Присядь ты наконец, – побудительно сказал Андрей Сергеевич. – Я не собираюсь никого травмировать, тем более Анну. Тем более что и не смогу этого сделать, даже если захочу. Она первая все узнала. Аня была первой к кому я пришел, после своей смерти.

– Почему не я? – спросил Максим.

– А почему ты? – переспросил доктор. – Ее я относительно давно наблюдаю и за время работы – лечения у нас установилась определенная психологическая связь. А тебя к тому моменту я видел лишь два раза. Я, конечно, мог бы прийти к Диме. Но он, Дима, без обид, сотрудник полиции.

– Что-то я ничего не понимаю, – сказал Максим.

– Я еще меньше, – поддержал его Дмитрий.

– Сейчас, я вам все объясню, молодые люди, – убедительно сказал доктор. – Давайте для начала восстановим нейронные связи, посредствам приема внутрь препарата. Максим, принеси, пожалуйста рюмки или стопки, что-то я не нашел, и запить что-нибудь, если есть, если вам надо, мне не принципиально, могу и не запивать, и вообще последнее время не испытываю совершенно никакой тяги к спиртным напиткам, но, в сложившейся ситуации, будет грех не выпить с вами за компанию.

– Апельсиновый сок пойдет? – поинтересовался Максим у Дмитрия. – Кажется, должен быть, в этом …, – не смог подобрать Максим нужного слова, – да и черт с ним.

– Без разницы, – ответил Дмитрий.

– Хорошо, – согласился Максим.

Через пару минут Максим вернулся в зал держа в руках коробку апельсинового сока, три стопки, и три стакана.

– Замечательно, – сказал доктор, помогая Максиму поставить на столик рюмки и стаканы. – Мне будет не хватать этого в лучшем из миров. Хотя вы даже и не представляете насколько сейчас широко и открыто для восприятия мое сознание, насколько велики его возможности в сравнении с сознанием живущего на земле человека. Я и при жизни не особо увлекался спиртными напитками, но в том все и дело, в том был и весь смысл – изредка изменить сознание для того чтобы по-другому посмотреть на вещи, для того чтобы чуть иначе воспринять весь этот мир, – продолжил Андрей Сергеевич, разливая водку по стопкам и подставляя стопки ближе к собеседникам. – Состояние легкого алкогольного опьянения – есть в высшей степени состояние философское. Состояние неглубокого опьянения дает возможность зажатому и ограниченному человеческому сознанию на уровне мысли прикоснуться к чему-то сокровенному и совершенно недосягаемому. Сейчас я могу сделать это очень даже просто безо всякого спиртного и увидеть мир гораздо шире, чем когда-либо и не просто увидеть путанным сознанием и мутным взглядом, а совершенно точно понять, что именно я вижу. Это невозможно передать словами, это такое блаженство, такая душевная радость, но имея возможность познать сокровенное, ты теряешь само ощущение познания недосягаемого, сокровенное становится откровенным! – с воодушевлением рассказывал Андрей Сергеевич и готов был пойти в своем рассказе гораздо дальше, но посмотрев на Максима и Дмитрия, понял, что парни не в полной мере готовы воспринимать подаваемую им информацию. Их лица выражали непонимание и неготовность вникать в то, что рассказывал доктор. Тогда Андрей Сергеевич немного сменил манеру изложения, сохранив суть повествования. – Это понимаете, Дмитрий, как в первый раз самостоятельно раскрыть преступление. Это, Максим, как первый раз поцеловать по-настоящему любимую девушку, как коснуться в первый раз ее обнаженного тела. Будет приятно и восхитительно и в последующие разы. Но самый первый – есть акт сокровенного, за которым обязательно следует откровение и после откровения сокровенное перестает быть недосягаемым. Оно становится доступным и понятным, от этого оно не становится хуже, но превращается из недосягаемого в обыденное, также и с нашими сознанием. А употребление алкоголя есть тщетная попытка познания недосягаемого, при каждом приеме ты приближаешься к тайне, идешь к ней верной дорогой, но не дойдя останавливаешься, а затем разворачиваешься и идешь обратно. И так каждый раз, каждый раз ты подходишь к цели на шаг ближе, но с каждым разом она становится на два дальше. И вот ты уже стоишь там, где еще недавно была стена, а в ней дверь, за которой ответы на вопросы, смотришь вперед и понимаешь, что стена стала дальше от тебя и ты снова не смог до нее дойти. Вот так и становятся алкоголиками. А если изредка и небольшими дозами употреблять, имея понимание философского значения данного акта, ты не пойдешь к стене, зная, что дойти до нее невозможно, ты просто будешь смотреть на нее из далека и изучать, чтобы понять, нет – не понять, предположить какие за ней скрываются тайны.

– Давайте выпьем, – предложил Дмитрий, поднимая стопку.

– Давайте, – поддержал доктор.

– За встречу! – сказал Максим, поднимая вверх свою стопку.

Далее наступила небольшая пауза в разговоре. Максим наморщившись встряхнул головой и запил паленый напиток соком. Дмитрий, поморщившись стойко выдержал паузу, и только преодолев все неприятные ощущения, закусил кусочком сыра. Андрей Сергеевич для поддержания атмосферы и большего доверия между собеседниками, повторил их жесты и мимику, изображая знакомые, но более недосягаемые ощущения. Затем обряд повторили, а потом и еще раз. Хмель от «ядреного» алкоголя быстро ударил в головы Максима и Дмитрия. Они, выражаясь словами Андрея Сергеевича, уже сделали очередные шаги навстречу недосягаемому и сокровенному и теперь были готовы задавать вопросы и получать ответы.

– Ну что легче? – спросил Андрей Сергеевич.

– Немного, – ответил Максим.

– Это как посмотреть, – дополнил Дмитрий. Смотря кому «легче». Как человеку мне может быть и легче, а вот как сотруднику гораздо сложнее.

– Может, зададите мне интересующие вас вопросы, а я на них отвечу, дабы мне не углубляться в суть и не уйти в философию идеализма. Я, думаю так будет проще и быстрее. Согласны? – спросил доктор, собеседники одобрительно кивнули. – Вот и хорошо.

– Вы умерли? – спросил Максим.

– Вы живы? – уточнил Дмитрий.

– Да, – сказал доктор. – Ответ на оба вопроса «да». Хотя одно исключает возможность другого, с точки зрения смертного человека. В земной жизни я умер в ночь с тридцатого на тридцать первое января этого года, мое сердце остановилось и совершенно точно и безошибочно был констатирован факт моей смерти – мое тело прекратило жизнедеятельность. Между тем сознание, которое, как вы теперь точно знаете, или думаете, что знаете, живо, так как оно вечно. По всем законам мироздания мое сознание должно было уйти в другой мир – в другое измерение если угодно, недоступное для восприятия человека, или вовсе кануть в небытие, что было бы правильным с точки зрения науки, но пока что я остался здесь и вот он я – перед вами.

– Но как? – спросил Максим.

– Исключительно, усилием воли. Я очень не хотел оставлять свою семью. Я не хотел покидать этот мир, не закончив свои дела. Но понял я это не сразу. Я умер без боли и страданий, я лег спать и не проснулся. Но на самом деле, я успел осознать ужас и страх смерти, страх перед небытием, я отчетливо слышал последний удар своего сердца, я понял, что умираю, за долю секунды мой разум охватил древнейший и непреодолимый страх, мне хотелось кричать. Я потерял ощущение времени и пространства, казалось мгновение длилось целую вечность, казалось вечность прошла за мгновение. Но ужас и оцепенение постепенно стали отступать – я понял, что я есть, я понял, что не ухожу в небытие, разум не угасал, напротив мысли становились более ясными и емкими. Я вспомнил все свои ошибки и плохие дела, совершенные в жизни, я ощутил всю недосказанность между мною и близкими мне людьми, я в полной мере осознал собственные чувства и мысли, я понял и прочувствовал эмоции близких мне людей, их страх и отчаяние. И вместе с осознанием пришел новый страх – страх полного и абсолютного одиночества. Я слышал голос супруги, я отчетливо слышал ее слова и каким-то непонятным образом чувствовал ее прикосновения, я хотел что-то ответить, я хотел ее успокоить, я хотел ее обнять и сказать, что все будет хорошо, я хотел попросить у нее прощения за причиненную при жизни боль и часто невольно проявленное невнимание. Все мы причиняем близким людям боль и бываем равнодушны и невнимательны к ним, – пояснил доктор. – Я пытался снова почувствовать свое тело. Но мысли становились острее, страх одиночества сильнее, а слух слабел, я слышал голоса, но уже не разбирал слов, я терял связь с этим миром и снова ко мне пришла ужасная непереносимая мысль о том, что мой разум угасает. От этого страха сознание помутнело – в самом себе, если так можно выразиться, так как кроме сознания ничего больше у меня и не осталось. Затем мои мысли спутались, я словно потерял само это сознание, я на мгновение ощутил полное безмыслие, я постиг небытие и после осознал себя посреди бескрайней пустыни, тогда я снова словно ощущал свое тело, но уже где-то в другом измерении, я слышал – слышал абсолютную тишину, я снова видел, осязал и обонял. Оставаться в полной тишине было неприятно и страшно, я сделал несколько шагов, услышав, как под моими ногами шуршит песок я даже немного обрадовался. В пустыне сознания был день – невыносимо жаркий солнечный день. Мне хотелось спрятаться в тень от нестерпимого зноя, я пошел наугад неизвестно куда, не знаю сколько времени занял путь, но он показался невыносимо долгим. Я шел до тех пор, пока не увидел прямо перед собой огромную тень, что именно ее отбрасывало, было сложно понять, я и не стремился этого сделать. До сих пор не могу точно сказать, что отбрасывало эту гигантскую тень, так как оно не имело и не имеет ни верхних границ, ни крайних сторон. Для меня это была стена. И прямо перед собой я увидел в этой стене парадный вход – высокое каменное крыльцо под каменными же сводами и массивную широкую лестницу, ведущую на это крыльцо. Мне было жутко одиноко и я ускорил шаг, ожидая, что там внутри или по ту сторону собрались мои близкие люди, которые уже покинули этот бренный мир, я слышал радостный смех своих родителей, я слышал голос деда, слышал голоса родных и друзей, уже ушедших, я даже слышал задорный лай своего пса Рекса, который был у меня в детстве. Мне не терпелось увидеть и обнять родных людей, мне хотелось погладить и потрепать за холку своего пса. Я побежал по ступеням, я взялся за дверную ручку и готов был рвануть ее на себя, но … Я понял, что не могу так уйти, у меня остались на земле еще нерешенные вопросы и незаконченные дела. В первую очередь я подумал о своей дочери Маше, Машеньке. Она еще школьница – поздний и долгожданный ребенок, если вы не знали, а финансовое положение последнее время не очень. Но дело не только в этом. Я, вдруг осознал, как нестерпимо много в мире, который я покидаю, лжи грязи и несправедливости. И как оставлять свою дочь в таком несправедливом мире? Я не стал открывать дверь, так как понимал, что, войдя в нее не смогу выйти обратно. Я решил сделать жизнь, хоть немного, но справедливее, тогда я еще не знал, как именно, но понимал, что это возможно. Я пошел вдоль стены, там были и другие двери, скромные и узкие без лестницы и крыльца, я дергал за ручки другие двери, но они не открывались, на некоторых из них вообще не было ручек. Я шел дальше. И, скоро, вдалеке увидел, широкую бетонную площадку и навес перед стеной, в него входили и выходили из него немногочисленные люди. Я ускорил шаг и подойдя к двери встретил знакомого и по стечению обстоятельств он же был и моим пациентом. Он жив по сей день, но его расстройство прогрессирует, в настоящее время он помещен в психиатрическую клинику, где проходит медикаментозное лечение. Мы долго и о многом с ним разговаривали, он многое мне объяснил, самое обидное что почти все то же самое он говорил мне и раньше, но раньше все его слова и рассуждения я считал сумасшедшим бредом и если и пытался найти в них логику, то лишь с той целью, чтобы понять суть недуга своего знакомого. После длительного разговора с бывшим пациентом, я вошел внутрь – внутри было что-то наподобие огромного вокзала с большим количеством переходов идущих во все стороны. В огромном зале ожидания были даже кафе и комната отдыха, играла завораживающая и успокаивающая музыка.

– Свирель, -сказал Максим.

– Что? – уточнил Андрей Сергеевич.

– Играла свирель, – уверенно повторил Максим.

– В том числе и свирель, – сказал доктор, – но не только она.

– Выпьем, – предложил Дмитрий.

– Выпьем, – поддержал Максим.

– Выпьем, – согласился доктор и продолжил свой рассказ. – Раньше я никогда не слышал подобной музыки, в ней были любовь, дружба, преданность, верность, честь, доблесть, отвага, справедливость и что-то еще, ради чего стоит жить и стоило бы прожить заново будь такая возможность. Там была только музыка, совсем не было слов, но я слышал и понимал, о чем музыка, я чувствовал – моя душа ликовала, мне хотелось петь. Каждому чувству, каждому положительному качеству и свойству человеческой души, соответствовал свой инструмент и все они звучали в унисон, только иногда одни инструменты становились чуть тише, а другие чуть громче. Периодически менялся мотив, и один из инструментов начинал играть сольную партию, но сольная партия была непродолжительной, так как ее подхватывали поочередно другие инструменты, плавно мелодично и едва слышно на первых нотах, в процессе гармонично и равнозначно сливаясь с общей мелодией, сохраняя при этом собственный неподражаемый звук. Я сел за столик в привокзальным кафе, заказал кофе и слушал музыку в ожидании заказа. Кофе мне принесли не сразу, к тому времени, как его принесли, уже сменилось несколько ведущих инструментов, и я отчетливо слышал сольную партию свирели – песнь любви, но любви не только к женщине, а любви в самом широком ее понимании. Я вспомнил о своей любви и в душе пробудились восторженные, сентиментальные и сладостные чувства, я отхлебнул кофе, который оказался невыносимо горьким – это был вкус потерь и поражений, с привкусом глупых и непоправимых ошибок. Ко мне подошел человек в форме проводника и указал рукой на один из выходов: «Вам туда сказал он». Я стал подниматься со стула, выражая желание пойти немедленно, но проводник положил мне тяжелую руку на плечо, и я невольно опустился обратно на стул. Проводник сказал, что я должен допить кофе, если хочу отправиться в мир из которого пришел. На мои замечания по поводу нестерпимо горького вкуса он ответил: «Ничем не могу помощь это твоя боль, это горечь твоей собственной жизни и только допив до дна ты сможешь ощутить ее всю разом. А потом если пожелаешь вернуться в тот мир, то сможешь вернуться, а если решишь раз и навсегда ее забыть, то тебе надо будет проследовать к другому выходу». Ничего не оставалось – я продолжил допивать напиток с каждым глотком становилось все хуже, горечь стала нестерпимой, так будто напиток плохо размешали, и самая суть еще оставалась на дне. Меня жутко тошнило и выворачивало наизнанку, но не организм, а душу и разум. Боль была запредельной, горечь в душе разрушающей, противоречивые мысли путались, одна накладывалась на другую, вступая друг с другом в союзы и конфронтации, мне хотелось разбежаться и удариться об стенку головой, так чтобы разом исчезли все мысли и чувства. Зачаровывающая музыка казалась циничной издевкой над моей болью. Я взболтал остатки напитка и выпил залпом – в глазах потемнело, я был близок к тому чтобы потерять сознание, но проводник поднял меня со стула и обхватив своей длинной рукой повел к нужному выходу. Никаких связных мыслей уже не было, лишь притупившаяся боль, туманное сознание и пронзающая туман музыка. Проводник помог мне спуститься вниз по ступенькам провел по узкому коридору, и мы оказались прямо у раскрытых дверей вагона электрички, тут я все же отключился.

Очнулся я на нашем городском вокзале в тот момент, когда прямо на меня намеревался сесть уставший хмельной гастербайтер, в грязной робе с надписью «газрусмашинерити-инженеринг» или что-то вроде того. Я понял, что невидим и от одного осознания этой мысли, как от внезапного осознания сна во сне я стал на мгновение вполне материален и осязаем. Я громко кашлянул, и темный строитель светлого будущего вздрогнул и извинился. Я встал и пошел к выходу в город, но тут я понял, что меня все видят и стал невидим. В пути пришло новое откровение – мне не зачем было идти, переставляя ноги, достаточно было только представить себя там, где я хочу оказаться, и я оказался там, в подъезде возле квартиры Ани. Не сразу, конечно, около двух часов я провел в своей квартире с женой и дочерью, но тут без подробностей – это слишком личное и об этом слишком тяжело говорить. Я изо всех сил старался стать видимым и осязаемым для них, но не смог как бы ни старался. Лишь потом я понял, что это совершенно правильно и разумно придумано. Как бы они отреагировали, увидев меня, когда несколько часов назад увезли мой труп? – доктор замолчал, наклонил голову, протер глаза и после непродолжительной паузы продолжил. – И тогда я отправился к Анне, она ведь еще не могла знать и не знала, что я умер. Там уже постепенно я все ей рассказал и объяснил, как смог, примерно, как вам сейчас. Думаю, что подробности вам ни к чему. Вот так вот, – заключил Андрей Сергеевич.

– Да, впечатляет, – сказал Дмитрий. – Значит вы и есть, выражаясь языком профессиональным, организатор преступной группы. Совершенно безумное дело. Я четко понял и можно даже сказать установил три факта: первый – совершали нападения на незаконопослушных граждан гражданин Светлов – ты, Максим, и гражданка Веселова; второй факт – помимо высокой и благородной цели наказать негодяев, кроме желания отомстить есть еще и финансовый интерес, к этому вернемся чуть позже; третий факт – помимо непосредственных исполнителей должен был быть еще и организатор, координатор если угодно. Я никак не мог свести эти три факта воедино, чтобы собрать целостную картину, слишком много было в деле загадочных и необъяснимых обстоятельств. Я бы обязательно вышел на вас, Андрей Сергеевич, я собственно и вышел, но, когда я узнал о вашей смерти – целостная модель, которую я собирал по частям снова распалась на три факта и множество выводов и предположений. Хорошо, что вот так вот удалось поговорить с вами, как бы странно и нереально это ни было. Я, я, – попытался продолжить развитие мысли Дмитрий, похлопав по плечу доктора, но происходящее все еще воспринималось Завьяловым как странный реалистичный сон и мысли снова потерялись в тумане опустившимся на бытие.

– Поздравляю вас, Дмитрий, с очередным раскрытым преступлением. Я признаюсь никогда не сомневался в ваших умственных способностях и вашем профессионализме. Даже тогда, когда вы, запутавшись и отчаявшись, потеряв веру в справедливость, решили, что ваша работа совершенно бесполезна и даже напротив вредна для справедливости как таковой. Прошу прощения, Максим, вы, видимо, пребываете в неведении относительно того факта что капитан полиции следователь Завьялов, относительно недавно тоже обращался ко мне за помощью, – доктор развел руками, встретив удивленный и вопросительный взгляд Максима. – Никаких подробностей, как вы понимаете, я раскрыть не могу. Это уж, если Дмитрию будет угодно, то право его, но никак не мое. Дмитрий и обращался ко мне исключительно конфиденциально. Так что извините, сказал доктор, разливая водку. – Давайте выпьем! За раскрытое преступление.

– Жестко, – сказал Максим, ставя на стол пустую рюмку. Максим выдержал достойную паузу, затем запил спиртное соком и продолжил. – В общем-то, почти все ясно, если не вдаваться в подробности. Это все, конечно, очень неожиданно, мягко говоря, принять и осознать это не просто. Надеюсь, что полное осознание придет чуть позже. Но в данном случае, Андрей Сергеевич, мне бы хотелось понять: все эти игры, правильнее сказать, возмездие некоторым потерявшим совесть и человеческий облик гражданам были организованы вами? По вашей воле? Усилием исключительно ваших новых возможностей?

– По большей части да, но не совсем. Возможным сам факт такого частичного возмездия сделал я, а кого наказывать решали вы с Анной. Выбор декораций, атмосферы и общего антуража целиком и полностью был за тобой, Максим. Это могла быть любая другая игра, могла быть и совсем даже не игра. Помнишь мой совет, играя представлять себе, что твой соперник – это не просто персонаж игры, а кто-то из реальной жизни. Вот, с этого мы начали восстанавливать душевное равновесие, с этим и продолжили. В рамках этой игры, стало возможным восприятие и анализ реальности посредствам самой игры, с ее подходами, ее мерками и категориями, с тем преимуществом что цифровой – виртуальный разум, неукоснительно следующий не вполне справедливому алгоритму, больше не мог откровенно подыгрывать твоим соперникам. Таким образом, ты восстанавливал справедливость одновременно и в игре, и в реальной жизни. Зная твой подход к игре мне было проще синхронизировать свое сознание с твоим, ну а Ане уже пришлось подстраиваться и у нее это очень неплохо получилось.

– Уместно и допустимо, когда женщина подстраивается под мужчину, бывает гораздо хуже, если наоборот, – на автомате сказал Максим.

– Тут я мог бы с тобой и поспорить, разные бывают случаи и ситуации, но не о том речь, – ответил доктор.

– Согласен, – сказал Максим, – То есть, получается, что ваш разум выполнял функции некого кода и алгоритма, который сводит игру к неминуемому поражению геймера, если так угодно виртуальному разуму, только ваш разум закладывал алгоритм неизбежной победы для нас? – уточнил Максим и разлил по рюмкам остатки спиртного.

– Не совсем уверен, что правильно понял твой вопрос, – задумался Андрей Сергеевич. – Но в некотором смысле да – мой разум и моя воля корректировали последовательность не совсем справедливо прописанного алгоритма. Но дело в том, что я непосредственно контролировал процесс лишь первой загрузки, первого вашего субъективного воздействия на объективную реальность, через функционал видео игры, – объяснил Андрей Сергеевич. – Я с первых дней занятий психологией и психиатрией считал, что наиболее эффективным и по сути единственно возможным способом эффективного лечения психических отклонений и расстройств может быть только приведение объективной реальности к общему знаменателю с субъективной реальностью пациента или, как минимум, приведение к общему знаменателю ожиданий субъекта от этой реальности с самой реальностью. Понимаешь меня? – скорее сказал утвердительно, чем задал вопрос Андрей Сергеевич.

– Теперь я не уверен, что понимаю, – сказал Максим и поднял кверху стопку.

– Ну вот смотри, – начал доктор, но выпил и возразил самому себе, – нет не так. Так не пойдет. Давай скажу проще. Давай перейдем от общего к частному, и я объясню тебе все на твоем примере. В твоем случае, конечно, не было явного психологического отклонения. Было лишь нервное расстройство. Но что явилось причиной расстройства? – спросил доктор и вопросительно посмотрел на Максима, хитро прищурившись. Он естественно знал правильный ответ, поэтому парень в ответ посмотрел вопросительно на доктора. – Нет. Ты мне ответь.

– Что послужило причиной? – призадумался Максим и развел руками. – Да причин было великое множество. Всего и не вспомнить. А если говорить в общем, то устал я от повсеместных и безнаказанных тупости, наглости, беспринципности и несправедливости.

– Что тупость, наглость, беспринципность и прочие бесчисленные пороки правят в нашем обществе это понятно. Но устал то ты от чего? – уточнил доктор.

– Так от этого и устал, – резонно ответил Максим.

– Соберись, Максим. Загляни чуть глубже внутрь самого себя. Ну, – побудительно сказал доктор. – От чего ты устал? Отчего возник внутренний конфликт?

– Устал от бесконечных попыток победить все это мерзкое и подлое, хотя бы на самом низком уровне. Оттуда же и внутренний конфликт, я всю жизнь был уверен в правильности и непоколебимости своих принципов и убеждений, вынесенных из воспитания и образования, массового в том числе. Но после каждого неудачного столкновения с тупостью или с беспринципностью, внутри меня возникали сомнения и укоренялась мысль: «может бы что-то не так с моими принципами и убеждениями, если на деле убеждения, или их полное отсутствие, необразованного склонного к воровству педика или лесбиянки, ценятся в наше время гораздо выше, чем они?».

– Именно. Расстройство и непонимание возникли от неприятия тобой этого мира и от неприятия им тебя, потому что ты никак не мог и не можешь повлиять на объективно происходящие процессы. Абсолютное большинство расстройств, в том числе гораздо более сильных чем у тебя и возникает именно от такого неприятия и отторжения. А если человеку с расстройством – пациенту дать возможность влиять не только на свою собственную реальность, но и на объективный хаос сознания, представляющий собой бездонную яму, в которую каждый сбрасывает все что считает нужным или ненужным, и каждый раз поверх всего этого манипуляторы общественного мнения растягивают еще и слой компоста с семенами сорняков, выдавая его за плодородную почву для ума, то он примет эту реальность, хотя бы в той части которая ему удобна и понятна? Примет в той части на которую он сможет влиять, а через нее как неизбежное примет и все остальное, от многого, конечно, открещиваясь и держась в стороне, но все же примет. И такой человек будет уравновешен, спокоен и возможно, хотя мало вероятно, даже счастлив. Как минимум, он будет здоров с точки зрения коллективного восприятия, если конечно не будет говорить лишнего вслух.

– Тогда можно вылечить и тех, кто сбрасывает в эту яму нечистоты и даже тех, кто выдает компост с семенами сорняков за плодородную почву? – с надеждой спросил Максим. Доктор лишь рассмеялся в ответ. – Что в этом смешного, Андрей Сергеевич?

– Наивность и непосредственность всегда смешны. Первый шаг к лечению и выздоровлению, это осознание и признание факта наличия заболевания. А в случае с теми, кто загаживает коллективное сознание, это невозможно. Они, как минимум, не считают себя больными. Скорее всего, таковыми и не являются. Ведь этот компост не предназначен для них самих. Сами они всегда смогутсобрать среди сорняков благородные культуры. Им хватит, а до нас с вами им нет совершенно никакого дела, – ответил доктор.

– Это печально, конечно. Ну да и черт с ними! Что нужно для того чтобы ваш метод применять массово, кроме пациентов и их желания? – спросил Максим.

– Отличный вопрос. Нужна движущая сила, нужен импульс мысли, мысли абсолютно свободной и чистой, неотягощенной желаниями и потребностями плоти, свободной от страстей и вожделений, мысли неконтролируемой коллективным сознанием. В случае с тобой и Анной такой движущей силой является мой освободившийся разум.

– А при жизни сможет ли человек достичь достаточной свободы сознания и чистоты мысли, чтобы самостоятельно влиять на объективную реальность? – спросил Максим, подразумевая в некотором смысле самого себя и свое собственное сознание.

– Может быть один из миллионов или миллиарда и сможет, но массово нет.

– Как же тогда ваш метод приведения реальностей к общему знаменателю, в результате их кратковременного смешения, сможет стать массовым? – поинтересовался Максим.

– В этом и проблема, – признался доктор, разведя руками. – Здесь нужен научный метод, научная основа, которую я уверен сможет создать мой коллега, который сейчас живет и работает в Новосибирске. Его координаты и все, что необходимо ему передать я тебе оставлю.

– В чем заключается метод?

– Точно не скажу. Возможно медикаментозный, возможно гипноз, возможно виртуальная реальность в наиболее полном спектре чувств, эмоций, мыслей и ощущений. Этот вопрос, возможно, и решит мой друг и коллега.

– Понятно. То есть, явно не игровая приставка? – на всякий случай уточнил Максим.

– Очевидно, что нет. Приставка здесь вообще ни при чем. В вашем случае все как-то очень удачно совпало. У тебя ведь не было навязчивых идей и глубокого отрицания реальности. Так что зацепиться мне было особенно не за что, но ты, все же, признался, что испытываешь странную тягу и симпатию к героине компьютерной игры. Она явилась для тебя неким образом эталонной чистоты и порядочности, она дала тебе надежду. Вот за это и можно, и нужно было цепляться, что мы и сделали. И как нельзя кстати меня регулярно посещала Аня Веселова со своими страхами и фобиями, закрытая и удаленная от внешнего мира, а, следовательно, чистая и непорочная или почти такая. Когда я в очередной раз увидел Аню после разговора с тобой – я понял, что она очень похожа на Лили Энн, а также я понял, что гораздо важнее, что у вас с ней очень схожие психотипы и образы мыслей, в принципе хорошо развито образное мышление. Я посоветовал Ане для снятия эмоционального напряжения поиграть в ту же игру, в которую играл ты, тем же персонажем, ассоциируя себя саму с этим персонажем, а противников с какими-нибудь мерзавцами из ее жизни. И все получилось, оставалось вам только встретиться, и я этому поспособствовал, как мог. Можно сказать, я настроил ваши разумы в одной тональности, чтобы вы могли звучать в унисон подобно, подобно – доктор задумался, пытаясь подобрать нужное, слово, вспоминая музыкальные инструменты и их составные части.

– Подобно двум свирелям, – подсказал Максим.

– Подобно свирелям. – согласился доктор. – Это хорошо, это красиво.

– Оно, конечно, красиво. Только это что получается – получается, что не мы с Аней полюбили друг друга, а вы внушили нам эту мысль?

– Ну что за бред!? – возмутился доктор резким движением поднявшись с дивана и перемещаясь по комнате продолжил. – Мимо скольких людей ты проходишь ежедневно? И что каждый остается в памяти, каждый западает в душу? Ну бред же! Единственный кто мог тебе внушить что ты любишь Аню это ты сам, а ей только она сама и никто больше. Так что оставь эти мысли и не оскорбляй ими ни себя, ни меня, ни Анну.

– Виноват, – признал парень. – Вроде как все и ясно, но неясно одно – вы ведь не знали, что уйдете из жизни? Очевидно, что не знали, тогда каким образом вы собирались устроить это слияние реальностей?

Доктор остановился и с недоумением посмотрел на Максима.

– Я сказал какую-то глупость? – уточнил парень.

– Вроде того, – объяснил доктор. – Я просто хотел вас познакомить, игра осталась бы игрой, а реальность реальностью, но …, – развел он руками и продолжил, ходя кругами по комнате, – в некотором смысле получилось даже лучше, чем было задумано. Хотя нет, совсем не лучше – получилось гораздо больше. Может кем-то другим, с кем я еще не встретился было задумано именно так, откуда нам знать.

У меня к вам еще один вопрос, – немного нерешительно сказал Максим.

– Конечно. Спрашивай, – ответил доктор.

– Когда вы уйдете – мы с Аней сможем продолжать наши, так сказать игры?

– Какое-то время, возможно, да. Но потом, скорее всего, нет. Впрочем, все будет зависеть от вас, – ответил доктор, завершив очередной круг по комнате, и сел на диван.

– Объясните.

– Объясняю. Я уже говорил, что для слияния реальностей нужен определенный импульс разума, некая сила. Эта сила, нужна для того чтобы пройти сквозь стену сознания. Ты можешь ходить сквозь стены?

– В каком смысле?

– В самом прямом.

– Нет, но в стене, как правило, есть дверь.

– Именно. Я открыл для вас эту дверь и указал на нее, теперь вы можете войти в нее. Но это лишь до тех пор, пока кто-нибудь другой эту дверь не закроет.

– Кто?

– Другой разум свободный от земного притяжения. Откуда мне знать кто именно.

– Высший разум?

– Ну не обязательно самый, но высший относительно тебя. Понимаешь?

– Понимаю. А что помешает нам снова открыть эту дверь?

– Как ты найдешь дверь, если не в состоянии увидеть даже стену, а можешь лишь упереться в нее и подумав, что решил так по собственной воле, развернуться и пойти в противоположную сторону. Но там тоже будет стена. Вот так мы всю жизнь и ходим кругами.

– Понял, – неуверенно сказал парень. – А если я все же смогу увидеть эту стену при жизни.

– Может и сможешь, если повезет, но я бы не советовал тебе тратить на это целую жизнь. Зачем? Ведь когда придет время ты и так увидишь эту стену и не только ее и не только ты.

– Я прошу прощения, – вклинился в диалог Дмитрий. – Я, конечно, искренне рад что все прояснилось. Я внимательно вас слушал, Андрей Сергеевич, и повторюсь, что у меня сложилась целостная картина, которую никак не напишешь и не опишешь в рамках уголовного дела. Кроме того, теперь я точно знаю, как мне надо поступить. Но, хочу напомнить, что инициатором сегодняшней нашей встречи выступил именно я.

– Ты в этом уверен? – спросил доктор, ехидно и озорно прищурившись.

– Глядя на вас, не на сто процентов. Но все же скорее уверен, чем нет, – ответил Дмитрий серьезно. – Надо быстро, коротко и емко обсудить дела земные, так как время не терпит.

– Здесь ты абсолютно прав, – согласился доктор и вынул из неоткуда – из пустоты бутылку водки «Столичной».

– Это что алкоголь из преисподней? – пошутил Дмитрий.

– Нет, та что из преисподней только что закончилась, – пошутил доктор, – а это «Столичная» высочайшего качества, такая идет исключительно на экспорт и давно уже стала узнаваемым российским брэндом.

– Ну, если только еще по одной, – снисходительно сказал Дмитрий.

– А нельзя было с нее и начать? – с недоверием поинтересовался Максим.

– Нет, – безапелляционно заявил доктор. – «Лиха беда начало», как говорится.

ГЛАВА XV

А вот и она

Те же люди, тоже место, тоже время, продолжение того же разговора, вот только не хватало ее. Ее не хватало, а они выпивали и разговаривали, разговаривали и выпивали.

– Вернемся к цели нашей встречи и к теме разговора, – сказал Дмитрий, после затянувшегося обсуждения отношения к алкоголю и взаимоотношений с ним, собеседники снова перешли непосредственно к теме разговора, разговор был настолько поглощающим и увлекательным, что никто даже и не услышал, как в зал вошла она – Анна.

– Ну надо же какая собралась компания с утра пораньше! – с воодушевлением сказала вошедшая девушка.

– Аня! Как же я рад тебя видеть! – сказал Максим и направился к ней разведя руки для объятий.

– Гражданка Веселова, вы очень кстати, – сказал Дмитрий официальным тоном, нетрезвым голосом. – Если я скажу, что рад вас видеть, то это будет не совсем корректно, но вы очень нужны мне чтобы окончательно разобраться в этом безнадежно запутанном деле. Скажу вам по секрету, я с самого начала понял, что дело очень непростое, но не думал, что настолько.

– Я к вашим услугам, – ответила Веселова, ласково принимая объятия Максима. – Только желательно уложиться за обеденный перерыв. – Перестань, ну что ты как ребенок. – сказала она Максиму.

– Поверьте, я не имею намерения вас долго задерживать, – сообщил Завьялов. – Основные моменты мы уже прояснили. Мне осталось принять окончательное решение для себя и обсудить с вами некоторые нюансы. Решение для себя я в общем-то уже принял, теперь надо убедить все свои «я» в том, что это решение верное. Будьте добры, гражданка Веселова, сдайте ваш телефон.

– А что за необходимость? – возмутилась Анна.

– Аня, не спорь, пожалуйста, так надо, – вступил в разговор Максим.

– Раз уж так надо, – сказала Анна, нехотя передавая свой телефон Максиму, тот в ответ кивнул головой и принял телефон. – Пожалуйста! А что вообще происходит?

– Тсс. Так надо, – загадочно сказал Максим, отстраняясь от Анны и, удаляясь с ее смартфоном.

– Ты представляешь, Аня, милая ты моя девочка, Андрей Сергеевич то умер? – сказал Максим вернувшись и снова обнял Аню.

– Оказывается и так бывает, но ты не волнуйся. Извини! Я это с самого начала знала, – виновато призналась Анна и погладила рукой по голове Максима. – Извини!

– А я знаю, Андрей Сергеевич нам уже все рассказал. И это немного странно. Неужели тебе не хотелось поделиться со мной таким из ряда вон выходящим обстоятельством? – спросил Максим, Аня пожала плечами и хотела что-то сказать, но Максим продолжил, отстранившись от нее. – Вот, Аня, не хорошо получается. Это первая твоя тайна, первая твоя ложь, – вернулся Максим на свое место на диване и налил себе еще водки. – Первая и, возможно, единственная на сегодня, но ложь. А если есть первая, то вполне может быть и вторая, и третья и так далее.

– Максим, еще раз извини, но такое решение принял Андрей Сергеевич. Я хотела тебе рассказать все как есть, но …, – осеклась Аня. – Но я дала слово.

– Это было не просто решение, а обязательное условие успешной терапии, иначе ничего бы не получилось, – объяснил доктор.

– Лжецы вы и заговорщики, – ответил Максим.

– Не груби, Максим. Мы этого не заслужили. Андрей Сергеевич точно, а мне потом выскажешь наедине, если захочешь, а я отвечу тебе, у нас будет еще масса времени для этого. – сказала Анна поучительно.

– Да прикалываюсь я, доктор. Шучу я, Аня. Только видимо плохо получается, – объяснил Максим и поднял вверх рюмку. – Однако недоверие закралось в мою душу, Анечка. Ну, не чокаясь, за вас, Андрей Сергеевич!

– И, тем не менее, Аня, тебе не за что извиняться, а тебе, Максим, не в чем ее упрекать. Я тебе ничего не рассказал лишь потому что это было в твоих интересах. Ты сам выбирал кого необходимо наказать, кого и за какие дела проучить, с кого спросить. А иначе чтобы получилось? Иначе бы ничего не получилось. Тебе необходимо было вернуть веру в саму возможность справедливости и в то, что именно ты способен в том или ином виде эту справедливость восстановить, не вникая в суть процесса и его природу. Я понимаю, как трудно находиться в неведении. Но знай ты все с самого начала, как бы ты поступил? Чтобы тогда из всего этого вышло? Чтобы было?

– Да, возможно, ничего бы и не было. А возможно все было бы точно также, только с большей степенью осознанности, – ответил Максим. – Я правда вас понял, понял вашу точку зрения. Не скажу, что до конца принял и согласился с вами, но понял. Вот, почему, например …

– Давайте перейдем к делу, – потребовал от присутствующих капитан Завьялов, перебив Максима. – Говорю в очередной раз – времени очень мало. И что-то устал я, устал я, доктор. Физически устал, душой устал, но не будем об этом. Веселова, присаживайтесь.

– Слушаюсь и повинуюсь, – шутя ответила Анна, садясь на кресло, стоящее рядом с диваном, с той его стороны на которой сидел Максим. В типовых квартирах порядочных граждан РФ все стоит недалеко относительно друг друга, кресло, в данном случае, стояло перпендикулярно дивану. – А не могли бы мы как-то менее официально общаться, товарищ капитан? – поинтересовалась Анна.

– Конечно, могли бы, но не сейчас. Мне, как минимум, еще один раз придется вас вызвать и провести официальный допрос, скорее всего в присутствии коллег, так чтобы все выглядело максимально естественно. К тому же мы и в самом деле мало знакомы, так что официальный тон меня более чем устраивает.

– Я что-то ничего не понимаю, – призналась Веселова.

– Вот именно для этого я здесь, в первую очередь для того чтобы самому во всем разобраться, а затем и вам все объяснить, – ответил Завьялов. – Я немного устал от хаоса последних часов. Да что там часов? Я устал от хаоса последних дней. Да что там дней? Да что там недель? Да что там месяцев? В общем вы поняли, надеюсь. Устал я от хаоса и потому есть желание изложить все максимально коротко и четко.

– Похоже на то, что у вас уже не получается коротко, гражданин Завьялов, – иронично заметила Анна.

– Аня, ты не перебивай. Ты только послушай его. Он гений! Умнейшая голова! Мало того, что он нас вычислил. Коломбо, блин! Да какой там Коломбо? Тот всего лишь лейтенант, а наш капитан. После раскрытия этого дела уже, наверное, майора получит, хотя я бы ему и генерала присвоил. – сказал Максим, указывая одной рукой на Дмитрия, а второй жестом показывая «класс». – Гений! Чистый гений! Мало того, что нашел виновных в наших деяниях, то есть нас, так он еще такое придумал, что просто … Ну слов нет!

– Максим, Максик, Максимушка – ласково и с улыбкой обратилась Анна к нему, Максим немного поморщился, больше для вида чтобы выразить свое неприятие к уменьшительно-ласкательным формам по отношению к себе. Хотя и действительно он имел некое неприятие не столько к ласкательным, сколько к уменьшительным формам. – Давай выслушаем гражданина Завьялова.

– Милая ты моя, добрая, ласковая, нежная, разумная, – сказал Максим, протянул руку к Ане, и положил на ее плечо нежно погладив, Аня в ответ положила свою ладонь на его ладонь.

– Балбес, – сказала Аня ласково и улыбнулась, Максим улыбнулся в ответ и не стал ничего говорить.

– Спасибо вам, Веселова, – сказал, казалось совершенно протрезвевший Завьялов, – если нет возражений, то я продолжу. И прекратите пожалуйста ласки. Спасибо! Заранее благодарен вам, граждане. С чем я пришел? Пришел я с тем, что в ходе оперативно-следственных мероприятий мною совершенно достоверно установлены личности правонарушителей, преступников по целому ряду эпизодов нашумевшего дела об избиение муниципальных служащих, их, скажем так контрагентов и иных граждан. И совершенно точно мною установлено что эти преступники, прошу прощения, если кого-то из присутствующих оскорблю, вы гражданка Веселова, и вы гражданин Светлов. Не перебивайте, – обратился Завьялов к Веселовой, которая явно хотела возразить. – Помимо логических умозаключений у меня есть и вполне материальные доказательства и если продолжить работу в этом направлении то их станет больше, о чем я подробнее уже рассказал Светлову. И у меня есть все основания чтобы доставить вас в отделение и оформить протокол задержания прямо сейчас, ну а дальше, а дальше все по отработанной схеме.

– Почему же не доставите? – будто с вызовом спросила Веселова.

– Глупышка, – сказал Максим обращаясь к Веселовой.

– Подожди, Максим. Мне не до шуток. Так почему не доставите, капитан? – повторила Веселова вопрос и впилась взглядом в Завьялова.

– Смените тон, гражданка, не сверлите меня взглядом и дослушайте, пожалуйста, до конца. В отделение я вас не доставил потому что все потерпевшие по делу сами преступники, представляющие гораздо большую общественную опасность чем вы. На некоторых из них уже заводили уголовные дела, но по сомнительным основаниям они были прекращены. Это я выяснил в процессе расследования, не буду утомлять вас подробностями. Иначе говоря, привлечь к уголовной ответственности я хочу именно их, а не вас. Но и за ваши преступления тоже надо кого-то привлечь и у меня, представляете, есть доброволец. И если все получится, то на фоне собственных успехов я смогу устроить и кадровые перестановки в собственном отделе, но вам это судя по всему мало интересно.

– Спасибо за добрые дела! – выразила свою благодарность Веселова.

– Не благодарите и не обольщайтесь. Ничего личного, мой долг исполнять закон и восстанавливать справедливость. В вашем случае закон и справедливость сильно разошлись в моем понимании, что доставило мне не малые душевные переживания, – объяснил Завьялов.

– Ясно, – нахмурилась Веселова. И, Все равно, спасибо! Как вы собираетесь их – потерпевших привлечь? – поинтересовалась Анна. – И каким образом произведете перестановки в собственном отделе?

– Извините, я не могу раскрыть вам всех деталей запланированной операции, вы можете знать лишь ту часть, к которой имеете непосредственное отношение и которую, по моему мнению, вы должны знать. Так вот позвольте продолжить, – обратился Завьялов к присутствующим и, сделав паузу, оглядел всех, кто был с ним в одной комнате. – Спасибо! Вы очень добры. Так вот ваши фамилии известны не только мне, но и всему моему вышестоящему руководству. Ваша фамилия, Веселова, и, соответственно, ваша Светлов. Но самое неприятное это то, что не вся служебная информация и далеко не всегда остается у нас внутри отдела, так что, скорее всего, ваши фамилии известны уже и некоторым из потерпевших. Вот так вот, Веселова, – дополнил Завьялов, посмотрев на девушку, которая в свою очередь виновато потупила взгляд, но тут же собралась и вопросительно посмотрела на Дмитрия в ответ. – Так что на первый взгляд ваше положение безнадежно. А если вы еще начнете сотрудничать со следствием и рассказывать, как все было на самом деле и попытаетесь объяснить все странные графические и звуковые эффекты, то вас будет ждать не одна судебно-психиатрическая экспертиза. Однако, не факт что вас признают невменяемыми.

– Плохие перспективы, – грустно заключила Аня и перевела взгляд на Максима, который почему-то загадочно и радостно улыбался. – Чему ты радуешься, Максим?

– Вот Дмитрий умеет и любит заинтриговать и нагнать жути, – сказал Максим. – А на самом деле он очень хороший человек и к тому же гений, он такое придумал! Ты даже себе не представляешь, что именно он придумал.

– Благодарю за похвалу, Максим, правильнее сказать гражданин Светлов, – сурово продолжил капитан Завьялов. – На самом деле выход мы нашли совместными усилиями мысли с Андреем Сергеевичем и гражданином Светловым. Пока что вам ничего не угрожает, я предложил своему руководству альтернативную версию и другого подозреваемого и попросил несколько дней чтобы отработать эту версию. Это первый позитивный момент. Что касается непосредственного выхода из ситуации этот человек назовем его гражданин П., а если быть точным, то Дмитрий Паверинов, сам будет рад взять на себя вину за ваши правонарушения. Вот только кто ему поверит? Как все удачно обставить за несколько дней?

– Как? – переспросила Веселова.

– Да очень просто. Завтра вечерним поездом вы вместе со Светловым уезжаете на соревнования в Хабаровск, сами соревнования пройдут в субботу. Не возражайте, – обратился капитан к Веселовой, которая явно хотела что-то сказать о невозможности такого внезапного отъезда, – это не обсуждается. Безо всяких вариантов уехать должны вы оба. У вас на руках будут и билеты, и счет из гостиницы, и какие-нибудь товарные чеки случайно заваляются в карманах и многочисленные фотографии и грамота с именем и фамилией Максима, хотя это уже, конечно, от него будет зависеть, но я думаю при желании грамота будет.

– Да, без вопросов, – воодушевился Максим. – Будет грамота!

–Но это, конечно, не принципиально, – продолжил Завьялов. – Будет также и большое количество свидетелей.

– И что нам все это даст? – с интересом спросила Анна.

– Это обеспечит вам железное и неоспоримое алиби, – объяснил Завьялов. – Так как в субботу вечером эта странная и непредсказуемая пара безумных геймеров, снова совершит нападение на одного из работников районной администрации. Точнее сказать на одну из работниц, которая обязательно опознает в нападавшем Светлова, но вас-то в городе не будет, зато будет несколько свидетелей встретивших убегающего гражданина П… , гражданина Дмитрия Паверинова, если быть точнее.

– Гениально! – восторженно вскрикнул Максим.

– Спасибо! – без ложной скромности принял похвалы Завьялов.

– Паверинов – это не тот странный мужчина, который разговаривает с воображаемой принцессой с другой планеты и постоянно пытается с ней расстаться? – поинтересовалась Аня.

– Он самый, Анечка, – объяснил доктор, – добрейшей души человек, но душевная травма у него сильно тяжелая и как с ним не работай, как не выводи его из мира, созданного собственным воображением он, все равно, каждый раз возвращается туда. Хотя прекрасно знает, что того (другого) мира нет. Отсюда и постоянные попытки разойтись с принцессой. В действительности дело даже и не в душевной травме, дело в том, что в реальной жизни у него ничего нет, его реальная жизнь совершенно пуста и он в ней совершенно никто, отсюда и потребность в создании иной альтернативной реальности.

– Понятно, – сказала Аня, – жаль его, конечно. А что будет с ним?

– Не переживайте, ничего страшного с ним не будет, – ответил Завьялов, – направят на принудительное лечение и всего-то, к тому же, именно этого он сам и хочет. Так вот, я не договорил, Паверинов сознательно засветится при большом количестве свидетелей, но пострадавшая или пострадавший в нападавших скорее всего опознает вас, точнее только Максима.

– Подождите, – перебила Аня, – как она опознает нас? Точнее Максима.

– Я тоже этого не понял, – поддержал Анну Максим.

– Вам пока что и не надо этого понимать, это задача наша с Андреем Сергеевичем. И мы ее успешно решим, – заверил Завьялов.

– Это точно, – подтвердил Андрей Сергеевич. – Вам не стоит переживать об этом, вообще вам не стоит даже и думать о том, как и кто вас опознает. Главное, для вас во время происшествия находиться как можно дальше от самого места происшествия. Остальное, в данном случае, не ваша задача.

– Пусть так, – согласилась Аня, – Но, есть одна проблема, одна нестыковка. У Паверинова нет девушки.

– О чем вы говорите? Да, такому завидному парню, который со дня на день станет невероятно популярным мы обязательно найдем девушку, – ответил Завьялов. – Пусть не сразу, но обязательно найдем. Обижаете, Веселова. Неужели вы полагаете, что я об этом не подумал?

– Да что вы? Я даже и мысли такой не могу допустить, чтобы вы и не подумали. Допустим, все так, – согласилась Аня. – Но Паверинов слишком старый, он никак не сойдет за Максима.

– Это так. Он порядочно старше меня, – поддержал Аню Максим.

– А вот тут вы не правы, – сказал Андрей Сергеевич, – Паверинов на год младше тебя, Максим.

– Да не может такого быть! – снова возразила Анна.

– Не вижу смысла в данном споре, он был моим пациентом, – парировал доктор. – Я точно знаю его возраст.

– Паверинов действительно на год младше вас, Светлов, просто он очень небрежен и неопрятен, умотался, грубо говоря, устал немного парень раньше положенного. Теперь, когда мы разобрались с возрастом преступника, предлагаю перейти к резонному вопросу о внешнем облике гражданина П.. Нужны деньги для того, чтобы преобразить гражданина. Вы мне, конечно, симпатичны и так далее, но вкладывать собственные средства, по крайней мере денежные, в решение ваших проблем я пока не готов, – сообщил Завьялов. – К тому же серьезными средствами и не располагаю, в отличии от вас.

– О каких средствах вы говорите? – спросила Аня.

– О небольшие, но все же значительных, Паверинова необходимо побрить, помыть, переодеть и тому подобное, найти ему одежды, подходящие под все случаи нападения на граждан парочкой странных неадекватных геймеров, приобрести ему современную игровую приставку, в конце концов, ну и так далее.

– И сколько это? – спросила Аня.

– Я думаю, около ста пятидесяти тысяч будет достаточно. Все что останется я вам верну. Мне лично из тех денег ни копейки не надо.

– О каких деньгах вы все время говорите, Завьялов? – спросила Анна.

– Аня, он давно все понял, – сказал Максим. – Я же тебе говорю – умнейший человек.

– Но как? Насколько я поняла, о хищении денежных средств никто из пострадавших не заявлял. – сказала Веселова. – Откуда должны взяться «те самые» деньги?

– Долго объяснять, как и что я понял. Первое что меня насторожило это слишком живой интерес к следствию и личностям нападавших со стороны потерпевших, далее были длительные логические рассуждения, в которых я постоянно сопоставлял факты, а их было совсем немного (поначалу), и предположения, которых было гораздо больше, затем я подкреплял предположения фактами, затем делал новые предположения, ну и так далее до головной боли и потери сна. Ну, а самое главное, что указало мне на факт хищения денежных средств так это, конечно, рюкзак, который я сегодня обнаружил в квартире гражданина Светлова. – сказал Завьялов и усмехнулся. – Тот самый рюкзак, который злоумышленники отняли у гражданина Ячкина и заместителя директора ООО «Джобрус».

– Ты что его до сих пор не выбросил? – с претензией спросила Анна у Максима. – Как можно было сделать такую глупость?

– Я не знаю, Аня, моя интуиция, мужская интуиция, которая тоже объективно существует подсказывала мне что не стоит этого делать.

– И правильно подсказывала, Максим Сергеевич, поддержал Завьялов, – а вы, Анна Евгеньевна, гражданка Веселова, не гневайтесь, не горячитесь по юности нерассудительной делать поспешные выводы. Если бы вы или Максим выбросили рюкзак, то тут было бы два варианта его бы либо нашло следствие и приобщило к делу, либо не нашел бы уже никто и никогда. При первом варианте, я уверен, я смог бы связать этот рюкзак с вами, и потерпевший смог бы опознать свой рюкзак. Если бы рюкзак совсем потерялся на просторах вселенной, тогда его бы не смогли найти у Паверинова.

– И что вы, Завьялов, собираетесь с ним делать? – спросила Аня, сделав логический акцент на фамилии капитана и, скорее всего, зная примерный ответ на поставленный вопрос, но все-таки, спросила.

– Все очень просто. Вы наверняка знаете ответ. Я собираюсь найти его у Паверинова.

– Вы уверены, что найдете его там? – зачем-то уточнила Анна.

– Можете не сомневаться, – отрезал Завьялов. – Позвольте еще немного торжествовать моему разуму и продолжить разговор про рюкзак. Как я понял, что в рюкзаке были деньги? Я не договорил. Согласно показаний потерпевших в рюкзаке был карбюратор для мини-трактора. Но это совсем смешно – передавать карбюратор поздним зимним вечером, можно сказать ночью на окраине города – глупость. К чему такая срочность и конспирация? Совершено очевидно, что в рюкзаке было что-то другое, я сразу предположил, что там были денежные средства, а когда проверил контрагентов администрации района и подведомственных ей учреждений, сделать это было не сложно – все контракты и договоры размещены на сайте закупок, как вы понимаете, мне сразу стало понятным что в рюкзаке были денежные средства. Так как главным и единственным контрагентом по всем крупным контрактам оказалось ООО «Джобрус», заместитель директора которого и принес вознаграждение заместителю главы по социальным вопросам за щедрый подряд. Ну, а как сделать подряд очень щедрым и выгодным обеим сторонам вы, Максим Сергеевич, понимаете не хуже меня, существует масса различных способов. Какой именно или какие именно способы были применены в случае с ООО «Джобрус» и районным бюджетом – это уже не мои проблемы, слава богу. Это уже головная боль сотрудников ОПЭБ.

– Ты думаешь, что сможешь привлечь их к ответственности? – с надеждой спросил Максим.

– Я не думаю. Я знаю. Только к ответственности их привлеку не я, я лишь передам соответствующие материалы, полученные мною в ходе следственных действий по подведомственности в ОБЭП и следственный комитет, при необходимости. А там уже примут решение о возбуждении уголовного дела, либо иное решение. Хотя иное решение маловероятно.

– Чтобы не приняли иного решения, я вам помогу усилить доказательную базу, – сказал Андрей Сергеевич. – Дело в том, что все условно говоря «игры», – обратился доктор к Ане и Максиму, -велись в формате видео записи. Сама запись начиналась раньше, чем вы оказывались на месте действия, это была некая предыстория к игре. Так вот эти записи вы, Дмитрий, должны обнаружить у Паверинова.

– Я думаю, что именно там я их и обнаружу, – дополнил Завьялов. – Их происхождение, скорее всего, он объяснить не сможет. Но надо как-то так сделать чтобы он смог объяснить.

– Вам нечего бояться на видео окажутся только предыстории боев, вас там не будет, – уточнил доктор, обращаясь к Максиму и Ане.

– Но как? – поинтересовался Максим.

– Очень просто, события были с математической точностью зафиксированы моим чистым сознанием не отягощенным плотью, то есть самим сознанием. Сознание, освобожденное от главенствующей роли плоти и есть само сознание. Так что, если хотите, то можете называть это самосознанием, но я бы не советовал. А затем события, зафиксированные моим сознанием были конвертированы в видео формат и скопированы на ю-эс-би накопитель. Так как для чистого и свободного сознания нет ничего невозможного.

– А все ли писалось в вашем сознание, или только то что было до игры. Надеюсь то что было после не писалось? – осторожно спросил Максим.

– Не стоит вам переживать молодой человек, обо мне и о том, что я видел, а чего нет – не стоит, молодые люди, переживать. Если что-то не записалось в моем сознании, то оно записалось в вашем, и на вечность сохранилось в едином, гораздо более сильном и свободном сознании нежели мое или ваше. А что касается непосредственно меня, то я врач и умею хранить врачебную тайну.

– Спасибо, доктор, успокоили, – ответил Максим.

– А вы сейчас о чем? – спросил Дмитрий.

– О личном, – объяснила Анна. – Да, Максим? Никак не можешь понять была ли Лили Энн, где-то еще кроме игры и твоего собственного воображения? Забудь ты уже об этом или поговори на эту тему с доктором наедине. Мне как-то не очень приятно это слушать. А у капитана смотрю и без того голова забита.

– Не скажите, – возразил Завьялов. – Вы просто не знаете моих способностей. Но о личном действительно лучше без меня. Так что насчет денег? Мы как-то ушли от разговора. Получается, что Паверинову еще и приличный телефон придетсяприобрести с хорошей видеокамерой, а то и саму видеокамеру, профессиональную с различными функциями и опциями.

– Видеокамеру? Как-то нелепо будет. Кто сейчас из обывателей, я не беру в расчет журналистов, документалистов и прочих, особо видеокамерой пользуется? – спросила Аня.

– Конечно, нелепо. Так, это же Паверинов – дурачок. Так что несите, гражданин Светлов, двести тысяч рублей.

– Как скажете, – ответил Максим. – Потом из вашей доли вычтем.

– Никакой моей доли не будет! – резко возразил Завьялов. – Вы что предлагаете сотруднику взятку, да еще и грязными преступными деньгами?

– Я с тобой не согласен Дмитрий, грязные деньги – это деньги, украденные у жителей района, у детей, у стариков у молодежи. Это деньги, на которые не построены стадионы и спортивные площадки, спортивные сооружения в шаговой доступности, не построены детские сады, не отремонтированы школы, не сделаны дороги и так далее и тому подобное до бесконечности. А когда эти деньги изымают у воров с добрыми намерениями и чистой душой, они как будто бы проходят очищение, – сказал Максим.

– Действительно, гражданин Завьялов, – присоединилась Анна. – Вам ведь нужны деньги, они всем нужны. Ну если не нужны лично вам, то потратите их на что-нибудь хорошее и доброе, поможете тому, кто по вашему мнению нуждается в них больше чем вы, не считая нас, конечно. А то как-то несправедливо получается, мы делаем одно общее дело, только в результате мы получаем еще и бонус деньгами, а вы лишь моральное удовлетворение.

– Я слишком хорошо знаю тебя, Дмитрий, – сказал Андрей Сергеевич, – поэтому даже не буду приводить никаких аргументов. Я просто настаиваю на том, чтобы ты вошел в долю.

– О-х-, – выдохнул Завьялов и сменил тон, на такой будто разговаривает с неразумными детьми. – Не поняли вы меня до сих пор. Я по справедливости поступаю, от чистого сердца. Я хочу жизнь хоть немного, но лучше сделать. Если хотите, я по зову души действую, как бы громко это не звучало. А если я деньги возьму, хоть сколько-нибудь, то что это будет? Взяв деньги я самого себя предам, все свои взгляды, все свои убеждения и принципы тоже. Ну как еще сказать? Сама идея справедливости, ради которой я помогаю вам, умрет. Ты должен меня понять, Максим. Ты взял в администрации хоть рубль из бюджета для себя лично?

– Да, как можно!? – искренне возмутился Максим. – Да чтобы у меня руки отсохли, если взял!

– А почему бы и нет? Ведь все вокруг брали у кого была возможность и сейчас берут те, у кого она осталась. А у тебя была возможность?

– Конечно, была, – ответил Максим. – Так себе возможность, но была.

– Тогда почему не взял? – настойчиво спросил Дмитрий. – Жить лучше не хотел? Деньги тебе были не нужны?

– Да почему же? В нашем мире деньги всем и всегда нужны, – ответил Максим. – Тут дело в другом, ведь получается, что я взял бы у людей, у жителей. Я бы их ограбил – из их кармана достал бы и в свой положил. А, самое главное и непреодолимое препятствие в том, что если бы я взял хоть самый мизер, кем бы я тогда стал? Чем бы я был лучше тех людей, которых я презираю и которым открытого противостоял в рамках закона естественно, в рамках своих должностных полномочий? Я стал бы таким же как они, одним из них, не совсем не полностью, но стал бы одним из них. Тогда я лишился бы морального права противостоять им и презирать их. А если бы и продолжил это делать, после того как взял, то это уже было бы совсем плохо – это бы уже было лицемерие в чистом виде. Я бы тогда и себе самого обязан был презирать, а не уважать.

– Вот и я перестану уважать самого себя и лишусь права с кем-то бороться и претендовать на звание человека чести, если войду с вами в долю. И это совсем не потому что вы такие же плохие люди как те потерпевшие. Совсем не потому.

– Я понял тебя, Дмитрий, – утвердительно сказал Максим. – Если бы я был сотрудником ОВД, то я был бы таким же как ты.

– И я тебя понял, – ответил Дмитрий, – будь я гражданским, муниципальным служащим, например, я был бы таким как ты.

– А вот я не совсем поняла, – высказала свое сомнение Аня.

– И не надо, – сказал Завьялов.

– Подрастешь – поймешь, деточка, – с улыбкой сказал Максим и направился к выходу из зала.

– Мало того, что банально, так еще и совсем не смешно, – ответила Аня.

Несколько минут спустя Максим вернулся, в руках у него были деньги, которые он протянул Дмитрию. Дмитрий молча взял деньги и безо всякого восторга и интереса, сложив их пополам затолкал в боковой карман брюк, что доставило ему определенные неудобства.

– Двести тысяч, – уточнил Максим.

– Не сомневаюсь, – ответил Завьялов, – все что останется верну, как и говорил. И у меня к вам просьба, очень большая и убедительная, не спешите тратить те деньги, которые вы …, которые вы получили бонусами за игру. Я не знаю какая там сумма и знать не хочу, сразу говорю, пока вы мне поспешно не озвучили ее, но пока придержите их, живите как жили по доходам, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. А если уж совсем будет не в терпеж, то тратьте их аккуратно, ни в коем случае не покупайте никаких дорогих автомобилей. Автомобилей ни в коем случае, этим вы сразу привлечете к себе большое внимание.

– Что ты нас за дураков что ли держишь? – возмущенно спросил Максим.

– Это и так очевидно, – дополнила Аня. – Какие могут быть дорогие автомобили?

– Очевидно, не очевидно, а предостеречь вас я должен был, – сказал Завьялов.

– Интересная получается беседа, – сказала Аня, – но мне пора обратно на работу, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, гражданин Завьялов, – дополнила она шутя.

– Это правильно, – ровно ответил Завьялов. – Значит, давайте все коротко проговорим еще раз, точнее я проговорю. Вы уезжаете в Хабаровск, оба появляетесь на соревнованиях, по возможности успешно выступаете, Максим, останавливаетесь обязательно в гостинице, чтобы взять счет за проживание. И, вообще, как бы невзначай собираете все возможные документы: чеки из магазинов, квитанцию за уплату организационного сбора и так далее. Побольше фотографируйтесь, так чтобы было понятно, где именно вы находитесь.

– На вокзале на фоне часов, например, – пошутила Аня.

– Хотя бы даже и так, – ответил Завьялов. – Это, собственно, все что от вас в данном случае требуется. Остальное организуем мы с Андреем Сергеевичем. Подробностей вам знать не надо, вы и так знаете слишком много. Но на допросе вы должны быть максимально убедительны, вы не должны понимать в чем вас обвиняют, поэтому чем меньше вы будете знать, тем лучше. Но и играть не вздумайте, особенно вы, Веселова, допрос будет самый что ни на есть серьезный, а не конкурс актерского мастерства или художественной самодеятельности. На допросе отвечайте четко и только на те вопросы, которые вам будут задавать, скорее всего я. Не говорите лишнего, не рассуждайте, не забегайте вперед. Вам все ясно?

– Ясно, – ответили Максим и Анна в один голос.

– Ну, с богом, – сказал Завьялов. И последний совет – рекомендую вам ехать в Хабаровск в СВ вагоне.

– Почему именно так? – серьезно спросила Аня.

– Потому что Светлов и Веселова в СВ вагоне – это очень символично, – светло и весело. – ответил Дмитрий с едва заметной улыбкой.

– Надо же, гражданин Завьялов, вы пошутили, – улыбнувшись сказала Аня. – Немного даже остроумно. Еще малость потренироваться, глядишь и станете душой компании.

– Поверьте мне на слово, я в этом не нуждаюсь, на допросах я и так душа компании если того пожелаю. А шутки неудачные потому что водка отвратительная.

– Ну, вот, – констатировала факт Аня, – я даже и не пообедала. Ну ничего, на работе поем.

– Конечно, на работе поешь. Вот так мы и работаем – делаем все что угодно кроме работы, – сказал Максим.

– Еще одна неудачная шутка, – ответила Аня и встала с кресла, собираясь уходить.

– А это была и не шутка, – пошутил парень.

– Максим, – обратился к нему Андрей Сергеевич, – проводи Аню.

– На улице день. Аня взрослая девочка. Я думаю все будет хорошо, к тому же еще билеты надо купить, благо приложение РЖД я уже давно скачал. Тем более что я немного пьян, не хотелось бы на людях показываться в таком виде.

– Ты уж извини меня неразумного, за капризы моего сознания, но мне что-то очень захотелось «кока-колы», я человек советский и, конечно, предпочел бы «Тархун», но вряд ли ты его где-нибудь сможешь найти, – с ностальгией констатировал Андрей Сергеевич.

– Так бы сразу и сказали. Конечно, схожу. Какие вопросы. Вот только, не так давно вы достали из неоткуда – воспроизвели столичную водку, а колу получается воспроизвести не можете? Странно. – удивился Максим.

– Ничего странного, «столичную» у нас производят, а «колу» у нас не производят, поэтому и придется ее купить, – резонно объяснил доктор.

– Логично. Хотя и не совсем понятно, – нехотя согласился Максим, – Аня, подожди меня.

Когда Максим вернулся домой Андрея Сергеевича он уже не застал, а Завьялов ждал его в прихожей.

– Где доктор? – спросил Максим.

– Он просил извиниться, но ему срочно потребовалось отправиться по своим то ли кармическим, то ли изотерическим делам, – ответил Дмитрий, пожав плечами. – Я все это, если честно, пока не очень понимаю.

– Почему-то я так и подумал, что эта «кола» ему совершенно не сдалась. Вам надо было поговорить о чем-то без нас.

– Ты как всегда сообразителен, – ответил Дмитрий. – Очень жаль государство в лице непорядочных должностных лиц сочло тебя недостойным службы в милиции. Из тебя вышел бы отличный следователь. Ну, мне пора, голова ужасно болит, а еще столько дел. Удачно тебе выступить на соревнованиях, не опозорь родной город, – с долей иронии сказал Дмитрий и протянул Максиму руку для прощания.

– Не опозорю, даже не сомневайся, еще и в газете про меня напишут, – ответил Максим, подавая руку в ответ.

– Главное, чтобы не в криминальной хронике, – усмехнулся Дмитрий, пожимая руку Максима.

Дмитрий, выйдя из квартиры Максима набрал Паверинова.

ГЛАВА XVI

Продолжить сохраненную игру

После разговора Дмитрия, Андрея Сергеевича, Максима и Ани в среду двадцать шестого февраля капитан Завьялов пошел подтягивать язык к носу, мягко говоря, Андрей Сергеевич отправился в иное измерение, а в районной администрации – а в администрации был полный венец, как и повсюду. Не смотря на полный венец Максим и Аня поехали на соревнования в Хабаровск. Что было в Хабаровске, то осталось в Хабаровске. А в объективной реальности неизбежно и бесповоротно, как социально-экономическое развитие Арктики, не зависимо от воли пингвинов, наступило утро понедельника второго марта.

Утром понедельника второго марта все было как обычно бывает в понедельник … В районной администрации был бардак … Где-то вне времени и пространства «ловцы душ человеческих» забрасывали свои сети и каждый раз доставали скудный улов. Где-то на бескрайних просторах вселенной объективно, к несчастью, существовала Свинская и она несла свою сущность в полицию. Когда-то Свинская тоже пыталась забрасывать сети на души человеческие, но запуталась в них сама и решила, что в двадцать первом веке сначала лучше глушить электрической дугой добродетели или динамитом всеобъемлющей любви, а затем собирать тех, кто не успел очнуться и уплыть, но таковых никогда не оказывалось.

В жизни все проходит – прошла и Свинская стороной и слава богу. Закончился и допрос Максима Светлова …

– Подожди, уважаемый! – обратился майор к Максиму, приближаясь к нему медленной, но уверенной походкой шерифа. – Один вопрос не для протокола естественно: как ты это все проворачиваешь? Все равно ведь, когда-нибудь проколешься.

– Не понимаю вас, – ответил Максим.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, – утвердительно сказал майор.

– Извините! Не уверен, что понимаю вас, – пожал Максим плечами.

– Как вы с Веселовой это делаете?!

– А в этом смысле. Не знаю почему это интересует следствие. Но раз вы спрашиваете,то я отвечу. Делаем мы это, как и большинство мужчин и женщин, по-разному, конечно, стараемся по возможности разнообразить, но принцип один и тот же. Ну вы понимаете, о чем я.

Дима хмыкнул от смеха и жестом показал Максиму чтобы тот уходил. Тот и пошел. Выйдя из кабинета он встретил Аню.

– Я тебя подожду, – сказал ей Максим.

– Хорошо, – согласилась Анна.

Допрос Анны прошел достаточно быстро, ей задали те же самые вопросы что и Максиму, спросили знакома ли она со Свинской, на что Анна ответила отрицательно и действительно ли она была вместе со Светловым в Хабаровске.

Когда Анна вышла из отделения полиции Максим ждал ее на улице, и они вместе пошли домой. Аня была веселой, Максим был хмурым …

Начальник следствия был в недоумении, Подшивалова была где-то далеко от этого бренного мира, она грезила, представляя себя на знойном морском побережье в окружении высоких мускулистых мужчин с большими перспективами. Завьялов был совершенно спокоен, на самом деле он был рад, но не показывал своей радости, чтобы не дать повода майору в чем-либо себя заподозрить.

– Я ничего не понимаю! Что это все значит, Завьялов? Как это возможно – все указывало на них, ты выстроил абсолютно убедительную и логичную версию, ты убедил нас всех в том, что виновные найдены, осталось только укрепить доказательную базу и найти прямые доказательства, сегодня появляется реальный свидетель, который узнает этого Светлова. Все! Казалось бы, все! Им не отвертеться! Но, нет – их не было в городе! Или может быть были? Проверь их показания, поговори со свидетелями, посмотри видеокамеры на вокзале, переговори с теми, кто еще ездил на соревнования из Вольного. Действительно ли они там были?

– Я могу все это сделать, – спокойно ответил капитан, – но, если честно, я почти уверен, что их показания подтвердятся. Поэтому, Виктор, не мне решать, но может мне не стоит напрасно тратить время, пусть Екатерина проверит и установит данные факты.

– Почему это я должна …, – начала Подшивалова.

– Проверь, Екатерина. И даже не вздумай возражать, – распорядился майор. – Начинай прямо сейчас. Иди в дежурную часть, если надо бери машину и в путь. Если кто что против скажет позвони мне.

– Поняла, – недовольно ответила Екатерина и стала неспешно собираться, видимо душой и разумом она все еще была на солнечном пляже в окружении мускулистых мужчин.

– Может, все-таки, провести у Светлова обыск? – с надеждой спросил майор.

– На каком основании? Да и какой в этом смысл? – ровно ответил капитан.

– Ты понимаешь, Дима, что это конец? Всем нашим планам конец? Моему переводу, твоему заслуженному повышению? А может и начальника попросят. А ты что такой спокойный?! – прикрикнул майор. – Что мы доложим начальнику? Что начальник доложит наверх?

– Виктор, не нервничай, есть у меня и запасная версия. Если это не Светлов и Веселова, значит это некий гражданин Паверинов, который ранее проходил у нас по схожему делу.

– Паверинов? – скептически переспросил майор. – Паверинов? А кто такой Паверинов?

– У меня здесь материалы из уголовного дела в отношении данного гражданина, – сказал Завьялов, вынимая папку из стола, – можешь ознакомиться, если есть желание.

– Допустим, что Паверинов, – вынужденно согласился майор. – Тогда как Свинская опознала Светлова?

– Да там в администрации такое творится, что они готовы обвинить друг друга в чем угодно, лишь бы свести личные счеты. Так что ничего удивительного.

– Так себе объяснение, но, все же, объяснение, – рассуждал майор, прохаживаясь по кабинету и косо поглядывая на Подшивалову. – Катя, да почему ты еще здесь? – повысил голос майор. Подшивалова скорчила недовольную гримасу, но молча спешно вышла из кабинета. – Если не возражаешь, то я пока изучу имеющиеся материалы, – продолжил майор, изменив тон, – а к начальнику на доклад ты пойдешь, что-то он на меня в последнее время очень зол, не пойму почему. А тут докладывать об очередных неудачах, когда уже, казалось бы, вот оно … Нет если ты не хочешь, то пойду я сам, в конце концов – это наше общее дело, наша общая и вина, так или иначе, в той или иной степени.

– Нет, нет, все в порядке, я доложу, – сказал Дмитрий. – Дело веду я и отвечать мне.

– Спасибо! – искренне поблагодарил майор. – А сейчас ты уверен, что нападавший Паверинов?

– Уверен. Как никогда, – ответил Завьялов.

– А если нет?

– Ну тогда … Но это он.

– Как-то все странно получается, словно в какой-то непродуманной игре, – усомнился майор.

– Задержим, проведем обыск и все станет ясно. Других вариантов пока что нет. Надеюсь, что они и не понадобятся.

– А сообщница? Есть предположения кто бы это мог быть? – спросил майор.

– Пока нет, но это вопрос времени. Возьмем Паверинова и все станет ясно.

– Надо брать его сегодня, – решил майор. – Времени совсем нет.

– Согласен, но …, как Юрий Алексеевич скажет, так и поступим.

– Тоже верно, – согласился майор, – ты тогда иди, а я пока поразмышляю.

      Завьялов доложил начальнику ситуацию, как муниципальный служащий на бесплатном банкете мясо в кисло-сладком соусе в свою тарелку – по максимуму, так что начальнику стало сначала приторно, а потом и тошно.

– А что это было, Завьялов? Что хрень происходит? – с отчаянием спросил начальник МО МВД Вольненский у старшего следователя в ответ на его доклад.

– Все идет как надо, – ответил Завьялов.

– Кому надо?

– Как нам всем надо, – объяснил капитан.

– То есть преступники в среду будут задержаны? – спросил Скалобойцев и отчаянно усмехнулся.

– Естественно, – без тени сомнения ответил Завьялов.

– Так, а что, все-таки, за хрень происходит? – спросил подполковник для поддержания разговора, без надежды на понятный и однозначный ответ, словно он молодой горячий и честолюбивый журналист на большой пресс конференции.

– Все уже произошло, – рассудительно ответил капитан.

– Тогда что за хрень, …, произошла?! – закричал от отчаяния Скалобойцев. – Когда вся эта … произошла? Когда ты пришел на службу к нам в отделение? Или, когда я стал его начальником? Что, …, за хрень?! Что за хрень?!

– Я понимаю все выглядит очень странно, у меня изначально были под подозрением Светлов с Веселовой и Паверинов. Сейчас мы точно знаем, что Светлов и Веселова здесь ни при чем. Остается Паверинов. Версия с Веселовой и Светловым, конечно, получалась более складной, так как их двое и нападавших всегда было двое. И мстить Светлову и Веселовой этим людям было за что. С Павериновым остается гораздо больше вопросов, думаю он нам на них сам и ответит.

– То есть, предлагаешь задержать Паверинова?

– Да, – ответил Завьялов.

– А ты теперь уверен, что это он?

– Теперь уверен, – ответил Максим.

– Тогда чего мы ждем, прямо сейчас необходимо организовать группу и выехать на задержание.

– Предлагаю подождать до завтра, – предложил Завьялов.

– Подождать? Чего ждать? Как за сутки изменится Паверинов? Что, вообще, за сутки изменится?

– Паверинов никак не изменится за сутки, но мы сможем выйти на работников администрации, а дальше дело не наше – передадим материалы по подведомственности.

– Каким образом, мы выйдем на работников администрации?

– Я вам говорил, что нападавшие похищали денежные средства у своих жертв, по моему предположению?

– Говорил. Однако никто из потерпевших не заявлял о хищении денежных средств, – возразил Скалобойцев.

– Именно, так как это были не совсем законным образом полученные средства, наверняка Паверинов что-то об этом знает.

– Вот он и расскажет нам об этом, хотя с другой стороны зачем ему увеличивать собственный срок?

– Не зачем, – согласился капитан. – Именно поэтому я и прошу вас перенести задержание на завтра. А сегодня необходимо понаблюдать за домом Паверинова, но так чтобы никто кроме нас об этом не знал.

– Ничего не понимаю. В какие игры ты играешь? Во что ты меня втягиваешь? Зачем?

– Затем, что сегодня к Паверинову придет другой человек, который многое сможет рассказать о темных делах администрации.

– Кто?

– Быковец.

– Да с чего, вдруг, ему приходить к Паверинову? – удивился Скалобойцев.

– Терпение Юрий Алексеевич, это я сейчас не объясню, но он точно придет. Вы же заметили какой рьяный интерес он проявляет к этому делу.

– Я заметил его интерес и не хуже твоего. Допустим, что придет к Паверинову. Но зачем ему сдавать людей, вместе с которыми он неплохо зарабатывает?

– У него не останется другого выбора – либо сдать подельников, либо ответить за покушение на убийство.

– Не понял тебя. Чье убийство?

– Покушение на убийство Паверинова.

– Даже если Быковец и придет разговаривать к Паверинову, сомневаюсь, что он попытается его убить. Быковец, конечно, оборзевший и не совсем адекватный персонаж, но не до такой степени, его время закончилось, и он это понимает.

– А это и не важно, я предполагаю, что сам Паверинов действия Быковца расценит как покушение на убийство.

– Полная ересь! Полнейший бред. Настолько бред и ересь что может и получиться, – согласился Скалобойцев. – Так с чего ты взял что Быковец придет сегодня?

– С того что майор или Подшивалова, кто-то из них сейчас обязательно сдаст Быковцу Паверинова.

– Ты уверен?

– Уверен.

– Все это похоже на примитивный криминальный сериал снятый посредственным режиссером по мотивам детектива бездарного автора.

– В каком-то смысле так и есть.

– Пусть будет так, – тяжело вздохнул подполковник и махнул рукой. – Тогда получается, что задержим мы Паверинова сегодня? – уточнил Скалобойцев.

– Получается, что сегодня, – согласился Дмитрий.

– Тогда какого лешего ты мне говоришь, что завтра?

– Майор и Подшивалова должны думать, что завтра, иначе они не станут называть подозреваемого Быковцу.

– А-а-а, понял. Скажи мне только почему они тогда не сдали Быковцу Светлова и Веселову?

– Уверен, что сдали просто их по счастливому совпадению не было в городе, а сегодня выяснилось, что они не причастны к преступлениям. Вот и все.

– Не было в городе по счастливому совпадению? – переспросил Скалобойцев. – А совпадение ли это было?

– Не уверен. Может это было и провидение.

– Столько совпадений и нелепостей в этом деле, и ты такую … предлагаешь сделать, что все просто обязано получиться, – сказал Скалобойцев. – Будь по-твоему, хуже уже не будет. Иди доложи начальнику следствия что задержание произведете завтра, а я пока решу кого незаметно приставить к дому Паверинова. Какая, все-таки, хрень! Какая хрень!

– Так точно, – ответил Завьялов и вышел из кабинета подполковника Скалобойцева.

А далее все пошло по плану.

На улице уже стемнело … Паверинов готовился к приходу Быковца, он был свеж умыт и гладко выбрит, он заметно помолодел и внешне почти соответствовал своему возрасту. Одет Паверинов был в свободные джинсы, и куртку косуху с многочисленными металлическими накладками и цепями, а под курткой была черная футболка с вороном парящим над горящим черепом и надписью «heavy metal». Обут он был в ковбойские сапоги с невысоким голенищем. В ожидании Дмитрий Паверинов сидел перед телевизором и с тоской слушал про то как в США наступает апокалипсис, Дмитрию было жаль американцев, почти что до слез: «Они ведь тоже люди, какими бы ни были. Зачем же власти загоняют своих граждан в такую нищету и бесперспективность? Пусть бы уже к нам бежали, здесь, все равно, жить можно, а там совсем ужас». Так вот думал Паверинов. Ну а что с дурака возьмешь? Паверинов уже почти что совсем размяк, но как только он услышал настойчивый стук в калитку и лай собаки он сразу собрался и приготовился к бою.

Когда Дмитрий вышел во двор навстречу ему походкой терминатора уже шел гражданин Быковец.

– Ты Паверинов? – то ли спросил, то ли приказал им быть Быковец.

– Я, – ответил Дмитрий. – И что дальше?

– А дальше тебе будет плохо, – ответил Быковец.

– Да ну! – возразил Паверинов.

– Ну да! – не принял возражений Быковец. – Ну и дом у тебя, не дом, а помойка – живешь как животное.

– Я-то? А ты разве нет? Кстати кто ты?

– Не узнаешь? Считай, что обратка пришла – возмездие.

– А, Быковец. Нет, это я возмездие, а ты обратка – сначала деньги получаешь, потом возвращаешь, ну ты сам знаешь. – Round One, fight! – скомандовал Паверинов и в прыжке с разбега ударил Быковца в грудь двумя ногами, Быковец покачнулся, но устоял и достал из-за пазухи травматический пистолет.

– Нет, никаких боев, – ответил Быковец, тяжело дыша и гримасничая от боли, направил травматический пистолет на Паверинова. – Где твоя сучка?

– Вы с ней разминулись, вон она у калитки, – ответил Паверинов, указывая на собаку.

– Шутишь? Весельчак, значит?

– Не без этого, – ответил Дмитрий и приготовился к атаке.

– Даже и не думай – я выстрелю, умереть – не умрешь, но будет очень больно. Я же сказал «никаких боев», сегодня мы будем разговаривать. Может в дом пригласишь?

– Положите оружие, гражданин Быковец, – приказал, вошедший в калитку капитан Завьялов, – разговаривать мы будем в отделении.

Быковец положил оружие и следом за Завьяловым вошли другие сотрудники …

– Гражданин Быковец, гражданин Паверинов, вы задержаны.

– За что я задержан? Что за цирк? – возмутился Быковец.

– Вы задержаны по подозрению в покушении на убийство гражданина Паверинова.

– Какое убийство на …? Какое покушение на …? Что ты лепишь? – аргументировал свои возражения Быковец.

Далее были соблюдены все правовые нормы и процедуры …

Паверинов признал свою вину и с первых дней начал активно сотрудничать со следствием, Быковец от всего отказывался и настаивал на том, что его задержание совершенно незаконно.

Из допроса Дмитрия Паверинова капитаном Завьяловым:

« – Гражданин Паверинов, почему в качестве своих первых жертв вы выбрали Лизогуба Кирилла Олеговича и Серикова Антона Викторовича? – спросил капитан Завьялов.

– Потому что они плохие люди и заслужили наказания, они неоднократно обижали хороших порядочных девушек, которых и так осталось немного, – ответил Паверинов.

– Вам известны какие-то конкретные случаи и обиженные ими девушки?

– Да. Они покушались на изнасилование Веселовой Анны Евгеньевны, – ответил Паверинов.

– Кем вам приходится Веселова? Как давно вы с ней знакомы? Каким вообще образом вы вышли на Лизогуба и Серикова?

– Я не знаком с Веселовой лично. Периодически встречал ее в психоневрологическом диспансере. Я часто туда захожу и на меня уже никто особо не обращает внимания, так могу находиться где и когда пожелаю – так распорядился Андрей Сергеевич Леоненко – заведующий или главный врач диспансера, не знаю, как правильно. Еще в две тысячи восемнадцатом году я подслушал его разговор с Анной Веселовой и решил отомстить ее обидчикам. Так собственно я и вышел на Лизогуба и Серикова. Анна – она очень хорошая, она очень милая, когда смеется и улыбается, точь-в-точь как моя принцесса, теперь я знаю как она улыбается, но когда встретил ее в диспансере в первый раз то она была подавленной, грустной и напуганной. Она совсем не улыбалась. Я хотел, чтобы она улыбалась и смеялась, хотел видеть улыбку на ее лице, хотел избавить ее от страха и наказать обидчиков, но долго не мог придумать как именно это сделать, ответил Паверинов.

– Очень благородно с вашей стороны. Почему нельзя было их найти и просто избить? К чему весь этот маскарад?

– Это не просто маскарад – это слияние двух реальностей, меня не должны были вычислить и найти. Если бы не вы капитан, то так бы и не нашли. А пойди я их просто избивать – неизвестно, чем бы это закончилось. Когда сливаются две реальности я получаю огромную силу, ответил Паверинов.

– Когда вы научились это делать?

– Недавно, в январе этого года, когда подслушал разговор доктора и Максима Светлова. Максим рассказал, что играет в компьютерные игры для снятия стресса и восстановления душевного равновесия, но в последнее время ему это не помогает. Тогда доктор посоветовал ему, играя представлять в качестве своих противников кого-нибудь из тех людей кто ему особенно неприятен. Максим озвучил свои ассоциации и назвал фамилии самых подлых и беспринципных из них, я запомнил и начал постепенно вести наблюдение за этими людьми. Отсюда и видеозаписи, которые вы обнаружили у меня дома, – ответил Паверинов.

– Как вам это удавалось?

– Очень просто. Мало кто обращает внимание на местного дурачка, этим я и пользовался. – ответил Паверинов.

– Как вам удается, как вы выразились добиваться слияния двух реальностей?

– Тогда же я подумал, что правильно будет не просто играть в игру, представляя себе в качестве противника реально существующего человека, а затащить этого человека в игру или игру воплотить в реальность. И подолгу играя пытался это сделать и вот в ночь с тридцать первого января на первое февраля у меня получилось.

– С трудом верится в это. Вы понимаете, что находитесь на допросе в полиции? – спросил капитан.

– Разумеется, я может и сумасшедший, но я не дурак, – ответил Паверинов.

– Вы понимаете, что судом будут рассматриваться в первую очередь вещественные доказательства, как аргументы и защиты и обвинения?

– Понимаю, – ответил Паверинов.

– Тогда могу я сделать вывод о том, что, ссылаясь на виртуальную реальность, фактически вы отрицаете свою вину?

– Нет, своей вины я не отрицаю, – ответил Паверинов.

– Допустим. Как вам удавалось слышать разговоры Андрея Сергеевича с пациентами? Дверь в кабинет достаточно плотная. Вы прижимались ухом к двери или использовали какие-либо специальные устройства?

– Я не прижимался к двери и не использовал никаких устройств, я сидел на лавочке у дверей кабинета. У меня сильно обострен слух, – ответил Паверинов.

– Готовы подтвердить это на следственном эксперименте? – спросил капитан.

– Разумеется.

…..

– Кто ваша сообщница? – спросил капитан.

– Она из другого измерения. Вы не сможете привлечь ее к ответственности, – ответил Паверинов …»

Паверинов дал признательные показания, Быковец некоторое время спустя тоже пошел на сделку со следствием. В отношении Быковца не было заведено дело о покушении на убийство, в результате раскаяния и сотрудничества, а также под тяжестью имеющихся доказательств он перешел в разряд свидетелей по многочисленным делам о хищении бюджетных средств и злоупотреблении полномочиями руководящими работниками администрации Вольненского района …

      Время шло своим чередом … Максим и Аня были вместе, на дворе была ранняя весна – двадцать шестое марта две тысячи двадцатого года, некоторые из руководящих работников районной администрации были взяты под домашний арест и отстранены от занимаемых должностей, но в администрации, несмотря на это, все равно был бардак. Андрей Сергеевич продолжал свои беседы с Максимом и с Аней. Начальник следствия уходил на повышение раньше намеченного срока и вместе с ним уходила следователь Подшивалова, под воздействием имеющихся в распоряжении подполковника Скалобойцева доказательств профессиональной непорядочности, мягко говоря, вышеназванных. Доказательства непорядочности коллег Скалобойцеву, как и обещал предоставил Дмитрий Завьялов, который вскоре и стал начальником следствия. Информация о Паверинове и его поступках разошлась по всему городу, а затем и по области и намеревалась выйти за пределы региона. Многие люди восхищались Павериновым и считали его героем и народным мстителем, а остальным было просто по барабану. Подвиги Паверинова обросли многими нереальными слухами и домыслами, немногочисленные общественники требовали для Паверинова свободы, и кто-то из них уже даже успел связаться с федеральным каналом, в связи с чем начальнику полиции пришлось дать интервью областному каналу:

«-Добрый день! В эфире «Омега-канал» и я – его ведущая Дарья Солонец. Все мы наслышаны о нареченном «народном мстителе» Дмитрии Паверинове и невероятных событиях, произошедших в городе Вольном. Дабы развеять все слухи и мифы мы обратились за комментариями к начальнику МО МВД Вольненский подполковнику полиции – Юрию Алексеевичу Скалобойцеву.

– Добрый день, Юрий Алексеевич!

– Здравствуйте, Дарья!

– Спасибо что согласились ответить на наши вопросы, – поблагодарила корреспондент. – Скажите, пожалуйста, на каком этапе сейчас находится уголовное дело Паверинова?

– К данному моменту собрана полная доказательная база, дело передано в органы прокуратуры, которые в ближайшее время, надеюсь, утвердят обвинительное заключение и передадут в полном объеме материалы дела в суд. Не исключаю что у прокуратуры могут возникнуть и дополнительные вопросы и от наших сотрудников потребуется дополнительная работа в рамках данного дела. Пользуясь случаем хочу поблагодарить наш коллектив за слаженную и оперативную работу, дело было очень непростым и запутанным, но совместными усилиями скоординировав работу всех служб и сотрудников нам удалось его распутать. Отдельно хотелось бы выделить начальника следствия майора полиции Виктора …, старшего следователя капитана Завьялова, который непосредственно вел это дело.

– Как вашим сотрудникам удалось раскрыть это дело, ведь все нападения Паверинова на граждан были окутаны мистикой и таинственностью.

– На самом деле ничего мистического в совершаемых гражданином Павериновым правонарушениях не было. Именно это понимание и помогло нашим сотрудникам выйти на след правонарушителей. Из-за всей этой мистики и таинственности очень сложно было начать расследование, но как только всем сотрудникам удалось отбросить все наносное и необъяснимое, которое имело место быть, они стали руководствоваться голыми фактами – картина стала проясняться.

– То есть ничего мистического в действиях Паверинова не было?

– Совершенно ничего, – отрезал Скалобойцев. – Все манипуляции правонарушителей и вся мистификация осуществлялись при помочи современной цифровой техники. Следствием это достоверно установлено, возможно в ходе судебного процесса будут установлены и иные дополнительные факты, ускользнувшие от следствия.

– Вы уже дважды употребили слово «правонарушители» во множественном числе. Между тем ходят слухи что сообщница Паверинова из другого измерения, как минимум по его словам? – создала корреспондент интригу. – Понимаю все это звучит глупо. Но, чтобы развеять эти нелепые слухи, удалось ли вам доподлинно выяснить была ли у Паверинова сообщница и установить ее личность, если она была.

– Разумеется. Разумеется, была сообщница, о чем свидетельствовали все пострадавшие. Разумеется, удалось установить личность. Никакая это не инопланетная принцесса, как утверждает сам Паверинов. В отношении данной гражданки также собран и передан в прокуратуру и суд весь необходимый материал, в рамках имеющегося уголовного дела. Гражданка в настоящее время задержана. Личность ее в интересах следствия не разглашается. Могу сказать лишь одно – в прошлом она работала в администрации Вольненского района.

– Все-таки, хотелось бы знать имя подозреваемой.

– Не сейчас, как только дело будет передано в суд, я смогу вам сказать больше, в том числе и имя подозреваемой.

– Спасибо вам, Юрий Алексеевич, за честные ответы. Исходя из только что сказанного вами у меня возникают к вам два очевидных вопроса. Не знаю с какого начать.

– Давайте с того, что полегче, – улыбнулся Скалобойцев.

– Давайте, – улыбнулась в ответ корреспондент. – Действительно ли гражданин Паверинов и его сообщница психически нездоровы?

– В ходе допросов у меня сложилось такое впечатление. Кроме того, гражданин Паверинов состоит на учете в психоневрологическом диспансере, ранее он проходил и принудительное лечение в психиатрической больнице. Однако делать окончательных выводов я не берусь. Диагноз Паверинова известен и мне сейчас трудно сказать о необходимости и целесообразности дополнительной экспертизы.

– То есть они направятся на принудительное лечение, а не в колонию?

– Паверинов, скорее всего да, а что касается подозреваемой, сказать труднее. Это лишь мое частное мнение, не имеющее к делу никакого отношения. Повторюсь – решать не мне и не следователю. Наша задача раскрывать преступления и находить преступников, а не избирать меру ответственности. Каждый должен заниматься своим делом.

– Согласна с вами. А действительно ли Паверинов предоставил вам доказательства коррупционных схем в администрации Вольненского района.

– Действительно при обыске у гражданина Паверинова найдены материалы, в том числе видео-записи, косвенно доказывающие участие ряда муниципальных руководителей района в коррупционных схемах, отделом по борьбе с экономическими преступлениями возбуждены сразу несколько уголовных дел, материалы направлены в ФСБ И следственный комитет, пока еще не решен окончательно вопрос о подследственности этого дела, так как сотрудники данных служб располагают и иными материалами в отношении тех же должностных лиц администрации, которых пожелал наказать Паверинов. Возможно, что это будет и не одно, и не два, а гораздо больше разных уголовных дел, которые будут вести разные службы. Именно поэтому я и не могу назвать вам сообщницы гражданина Паверинова. А теперь прошу прощения, у меня очень много работы, – объяснил Скалобойцев, намереваясь закончить интервью.

– Еще один короткий вопрос, – попросила корреспондент.

– Если только короткий, – согласился Скалобойцев.

– Считаете ли вы что Паверинов и его подельница совершили доброе дело и заслуживают снисхождения, а то и вовсе освобождения?

– Разумеется, я не считаю, что они должны быть освобождены. Как бы то ни было они совершили преступления и должны понести за них ответственность. Уверен суд учтет все обстоятельства данного дела, но ответственность обязательно должна последовать, иначе какой смысл в нашей работе.

– Вы ответили, как сотрудник, как начальник полиции. А что вы думаете, как частное лицо?

– Я не в праве думать на службе как частное лицо, – отрезал Скалобойцев.

– Спасибо за понятные и содержательные ответы, – поблагодарила корреспондент.

– Спасибо вам, за то, что дали возможность вот так напрямую обратиться к жителям нашего города и области и развеять все эти нелепые слухи и домыслы.

…

ГЛАВА XVII заключительная

В конце-то концов

На дворе было двадцать седьмое марта, было да прошло …

Это был последний рабочий день в Вольненском отделе полиции для Екатерины Подшиваловой и Виктора … С самого утра Завьялов провел беседу с Виктором и формально принял у него дела. Когда следователь Завьялов вернулся в свой кабинет Подшивалова радостно, предвкушая новую жизнь и более комфортную должность, собирала свои вещи.

– Ну, вот и все, Катя, наши пути расходятся. Несмотря на все наши разногласия, и взаимную неприязнь, я искренне желаю тебе удачи и успехов на новом месте, – сказал Дмитрий войдя в кабинет, с неподдельной грустью и искренней радостью.

– Спасибо, Дима! И тебе того же, – ответила Екатерина, нахмурившись и отведя взгляд, продолжая собирать со стола свои вещи, хотя было и не совсем понятно откуда у нее на рабочем месте столько личных вещей. – Ты, наконец-то, дождался, точнее сказать добился своего. Поздравляю! – продолжила Катя и посмотрела на Дмитрия. – Надеюсь теперь у тебя все получится и никакие тунеядцы и тупицы не будут мешать твоей эффективной работе.

– Спасибо, конечно! Но, как-то не искренне у тебя получилось, – сказал Дмитрий задумчиво.

– Извини, я старалась. Зато у тебя все и всегда получается искренне. Вот смотрю я на тебя, капитан Завьялов, и знаешь, чего мне хочется? – интригующе спросила Катя.

– Признаюсь – нет, – ответил Завьялов.

– Надо же, признаешься. Где же твоя проницательность? Где твое аналитическое мышление? – с вызовом спросила Катя.

– Видимо это тот случай, когда они не срабатывают, – признал Дмитрий.

– А хочу я, Дима, подняться как можно выше по должности в управлении, да в таком направлении чтобы иметь возможность влиять на твою работу. Хочу подняться по должности и в рамках полномочий, превратить твою жизнь в ад и сделать твою работу бессмысленной и невозможной, – злобно улыбнувшись сказала Катя. – Шучу я, конечно.

– Забавно. Ну, теоретически у тебя была возможность превратить мою жизнь в ад, – грустно улыбнувшись ответил Завьялов. – Если бы, конечно, я смог бы тебе доверять и доверился бы, как и ты мне, ну ты понимаешь, о чем я. Наша совместная жизнь неминуемо стала бы адом.

– Раз ты сам об этом заговорил, то я тебе отвечу, – начала Катя и ее щеки налились румянцем, то ли от смущения, что мало вероятно, то ли от злости, она в очередной раз подняла свой взгляд на собеседника, отложив вещи и уверенно глядя ему в глаза продолжила. – Дурак ты, Завьялов, когда я пришла в полицию – ты стал моим наставником и поначалу многому меня научил. Я была в восторге от твоих умственных и аналитических способностей, от твоего умения тонко чувствовать людей и их желания, мотивы, устремления и настроения. Ты впечатлил меня своим отношением к жизни, своими глубокими рассуждениями. Ты каким-то странным образом умудряешься сочетать человеческое отношение к людям с точным и неотвратимым исполнением своих обязанностей. Да что я тебя нахваливаю? В общем, я восхищалась тобой, я гордилась тобой, я тебя полюбила. Именно поэтому я доверилась тебе всецело и того же ждала от тебя. Да, я тебе доверилась и не мотай головой. Зачем мне сейчас тебя обманывать. Но в отношении меня твоя проницательность, твое умение тонко чувствовать и понимать другого человека не сработали. Даже сейчас ты не можешь понять лгу я или говорю правду. А знаешь почему? Потому что ты никогда меня не любил.

– Это не так, – неуверенно возразил Дмитрий.

– Это так, – безапелляционно парировала Катя. – Ты с самого начала воспринимал меня как глупую и доступную самку. Скажи, что и это не так? – с вызовом спросила Катя, Завьялов промолчал в ответ, Катя снова отвела от Завьялова взгляд и продолжила уже мягко и без прежнего напора. – Вот, значит я права.

– А почему ты раньше всего этого не сказала? – виновато спросил Завьялов.

– А зачем? Разве ты сам не должен был понять?

– Пусть так. Но раз так, что же ты так быстро переметнулась к Вите? Потому что он успешнее и перспективнее?

– Дима, не оскорбляй меня снова, – искренне попросила Екатерина, – не так уж и быстро я к нему, как ты выразился «переметнулась». Просто тебе было все равно. Нет я не права тебе было не все равно, тебе наоборот было это очень удобно, чтобы избавиться от меня, не изменяя при этом своим принципам и убеждениям. Ты ведь не любил меня, я с самого начала была тебе не интересна, но и сам бросить меня ты не мог, это противоречит твоим принципам, вот ты и страдал, и мучился и тяготился мною.

– Это не так. Будь ты мне тогда безразлична, я бы так не нервничал и не злился, когда узнал, что вы с Виктором …. Как бы это так сказать? В общем, когда узнал, что ты с Виктором. Тогда я, наоборот, должен был бы радоваться, что избавился от тебя. Но что-то радости по этому поводу я не припомню.

– Это другое, Дима. Это задетые самолюбие и чувство собственника.

– Возможно ты права, – согласился Дмитрий и вплотную подошел к столу Екатерины, которая рефлекторно, едва заметно, чуть приблизилась к Дмитрию, а тот подался чуть вперед и легко и ненавязчиво обнял Катю. – Прости меня! Во многом я был не прав.

– И ты меня прости, Дима, – ответила Подшивалова. – Я может все преувеличила, но мне удобнее думать именно так. А ты думай, как тебе удобнее.

– Возможно ты действительно немного преувеличила. Но как бы мы не думали, каждый по-своему прав. Так что, не держи на меня зла, – сказал Завьялов и легко провел рукой по волосам Екатерины.

– Было бы где держать, я ведь глупая и примитивная, – улыбнувшись ответила Екатерина.

– Ну, зачем на себя наговаривать, -ответил Завьялов. – Ленивая это да. Но с ленью ты справишься, если захочешь, – дополнил капитан, освобождая Екатерину от своих объятий.

– Завьялов! – с улыбкой на губах, но с искренней просьбой обратилась к нему Катя, – вроде же нормально объяснились, хорошо расходимся. Пойди куда-нибудь, пока все не испортил.

– Извини, конечно, но что мне делать я, как-нибудь, сам решу, – ответил Завьялов, иронично улыбнувшись. – С тобой конечно хорошо, но пойду-ка я лучше подышу свежим воздухом, – сказал Дмитрий, сентиментально посмотрел на Катю, так словно видит ее в последний раз и тяжело вздохнул.

– Надо же, – с бесполезным и запоздалым сожалением сказала Катя. – Как мы прекрасно сейчас понимаем друг друга. Почему раньше так не было?

– Наверное, потому, что это было раньше, – ответил Завьялов, накидывая на себя ветровку. – Прости меня еще раз, Катя.

– Да ладно тебе. За что? В общем-то плохого ты мне ничего и не сделал.

Дмитрий ничего не ответил и вышел из кабинета. Его душу тяготило неприятное чувство, он шел не спеша, в пол шага. Нет, он не сожалел о том, что когда-то расстался с Катей. Они были совершенно разными людьми, и она никогда бы не сумела его понять, а он не смог бы принять ее такой какой она была. Во-первых, по многим ключевым вопросам их жизненные взгляды расходились и Подшивалова объективно была гораздо проще и неприхотливее в своих интеллектуальных и душевных потребностях, а соответственно в большей степени была озабочена материальными аспектами жизни во всех ее проявлениях. Во-вторых, для Дмитрия она была легким увлечением и не более того, хотя он сам упорно этого не признавал. Но в этом первом и втором и крылось то, что сейчас внезапно начало покалывать совесть Завьялова, зарождая сомнения. Во-первых, два, во многом разных и непохожих человека, но ценящие и уважающие друг друга могли бы дополнять один другого и вместе прийти к чему-то лучшему для обоих. А иначе будь они одинаковыми смог бы хоть один из них признать гениальность другого? Скорее всего нет. А может ли человек не обладающий какими-то выдающими качества и способностями признать качества и способности другого человека? Скорее всего тоже нет, но такой человек хотя бы сможет притвориться – сделать вид что признает. Но все это лишь в теории, а на практике может быть все что угодно. Главное, что сейчас угнетало Завьялова – это его собственная невнимательность, его собственное равнодушие, до этого дня он даже и мысли не мог допустить о том, что Катя его искренне и всей душой, насколько она, конечно, была способна полюбить, полюбила.

– Но что намного хуже, – рассуждал Завьялов, медленно шагая по длинному обшарпанному коридору. – Я мало того, что отверг ее любящую и уважающую меня и по сути подтолкнул ее же своими руками к другому мужчине, так я же ее за это и осудил. А теперь снова окончательно и бесповоротно предал ее и все что между нами было, сдав ее со всей подноготной начальнику. Нет, нет, нет. Это все фальшь, это все ложь, как минимум, на половину, это все женские штучки и приемы – чтобы ни произошло я, все равно, во всем должен винить себя. Нет, не дождется. К майору она ушла сама, если бы не хотела этого, то не ушла бы. Ей нужно было обоснование чтобы уйти – небрежность и невнимательность с моей стороны, а мне только и надо было чтобы она ушла, дабы оправдать пренебрежение и невнимательность. Так что здесь мы, как минимум, оба виноваты. А то что она не хотела работать – это целиком и полностью ее вина. То, что она нечисто и нечестно, за финансовое вознаграждение, вела те немногие дела, которые вела – тоже ее вина. Так что не выйдет. Я прав. И тогда был прав и сейчас прав. Только отчего-то, все равно, грустно, будто бы я в чем-то все же виноват.

Завьялов вышел на крыльцо здания отделение полиции и достал сигарету, раздумывая «закурить или, все-таки, нет». На улице хозяйничала ранняя весна, неминуемо предвещая перемены, менялась и обновлялась природа, менялась жизнь у людей. Максим и Аня уже по-настоящему смогли открыться друг перед другом и довериться друг другу, на сколько в рамках разумного это могут сделать мужчина и женщина, они полюбили друг друга и уже точно и безапелляционно это знали. Перемены к лучшему ждали и Виктора и Катю Подшивалову. Природа ждала нового цикла, нечистые на руку муниципальные служащие ждали заслуженного наказания, реки ждали ледохода, ледоход ждал хорошего ветра, ветер ждал реку, во вселенной царила гармония, в администрации района ждали новых поступлений в бюджет – в администрации царили бардак и хаос. Все было планомерно и менялось к лучшему, а капитану Завьялову, не смотря на повышение в должности, признание и уважение начальства было грустно и одиноко.

На старую, коряво опиленную по распоряжению начальника отдела полиции пихту сели несколько воробьев, шумно чирикая. Завьялов, все же решил закурить и собирался было зажечь сигарету, как один из воробьев опустился на самую нижнюю из оставшихся ветвей пихты и громко чирикнул, явно обращаясь к Завьялову. Но что именно хотел сказать воробей понять, конечно, было невозможно, даже если использовать все известные на свете методы дедукции и индукции, гораздо проще было бы знать язык птиц.

– Не хочешь, чтобы я курил? – спросил Завьялов. – Тогда я и не буду. – ответил Дмитрий, но воробей снова что-то громко чирикнул. Завьялов выбросил сигарету, порылся в кармане ветровки и достал из кармана пачку с очищенными семечками. Завьялов показал семечки воробью, воробей одобрительно чирикнул. Завьялов открыл пачку насыпал в ладонь семечек и бросил их в сторону от крыльца, воробьи опустились на землю. Завьялов отсыпал горсть семечек и себе.

– Нет, – сказал капитан. – Надо покупать неочищенные, ели хочешь бросить курить, а так никакого смысла. Насколько же, однако, порой проще понять воробья, преступника или даже иностранца, чем некоторых женщин.

Капитан пошел по городу, а на встречу ему дули ветра, подхватывая пыль с тротуаров, отчего приходилось щуриться, а периодически совсем закрывать глаза, несмотря на предосторожности в итоге что-то, все-таки, попало Завьялову в глаз. Непроизвольно по его щеке покатилась скупая мужская слеза. Капитан полиции шел весенним днем по улице родного города, смотрел по сторонам, щурился и прикрывал глаза, думал о жизни и невольно пускал слезу.

А где-то в том же городе в тоже время, в квартире одного из домов на четвертом этаже вели разговор Андрей Сергеевич Леоненко и Максим Светлов.

– Ну вот Максим, это наша последняя беседа в этом мире, – с грустью признался Андрей Сергеевич.

– Почему же последняя? Может быть еще задержитесь на какое-то время? Нет, дело не в том, что мне нужен доктор. Вы стали мне близки и дороги как человек, – объяснил Максим.

– Приятно это слышать, – ответил доктор, – но я уже и так задержался. Я бы еще может и остался, но увы уже пора, лимит времени исчерпан. К тому же с понедельника вводят карантин и режим самоизоляции. Не успею добраться к понедельнику до конечной станции могу так и зависнуть в распределителе между жизнью и смертью, там, конечно, хороший кофе и музыка волшебная, но долго там находиться нет никакого желания.

– А почему именно с понедельника? – уточнил Максим.

– Ты что обращение президента не слышал? – с укором спросил доктор.

– Я-то слышал, но неужели его власть и на высшие миры распространяется? – удивился парень.

– А как же иначе?

– Да, – многозначительно сказал Максим.

– Все решено, Максим. Так что если хочешь рассказать мне о том, что тебе еще беспокоит – сейчас самое время.

– Да, в общем-то, ничего меня и не беспокоит, любимый человек рядом есть, любимое дело в жизни есть, работа есть, деньги есть, жилье есть.

– И, все-таки, что-то тебя беспокоит? – утвердительно сказал доктор.

– Конечно, беспокоит, – признался Максим. – Меня беспокоит наше туманное будущее.

– Подробнее, – порекомендовал доктор.

– Как только задумаюсь – становится страшно что будет со страной, что будет с человечеством в целом? В каком безумном, безвольном и беспринципном обществе предстоит жить моим детям и доживать мне самому?

– Ну, эти вопросы многих беспокоят, и я на них не могу дать ответа. А есть что-то, что беспокоит именно тебя в ближайшей перспективе? Есть ли какие-то сомнения сейчас?

– Не то чтобы сомнения, но одно обстоятельство немного настораживает, – признался Максим.

– Какое?

– Слишком как-то все быстро у нас с Аней произошло тридцатого января только познакомились, а двенадцатого февраля уже …, ну вы понимаете. И это меня немного настораживает. Ведь она казалась немного замкнутой, излишне недоверчивой и в высшей степени разборчивой.

– Не стоит переживать по этому поводу. Во-первых, коронавирус свирепствует и приближается, что непроизвольно выводит человека из зоны комфорта и как следствие, чувствуя возможную угрозу, естественные инстинкты человека усиливаются, в том числе и инстинкт продолжения рода. Во-вторых, это вопрос чисто физиологического свойства, безо всякой тебе психологии, – длительное воздержание и в ее, и в твоем возрасте крайне противопоказаны, какими бы морально устойчивыми вы не были. Кроме того, есть нечто невербальное, нечто большее чем разум и плоть она поняла, что ты это «он», тот самый кто нужен, которого она ждала. А ты разве не понял, что Анна – это «ОНА»? Ну, а если вы оба все поняли, то чего было ждать? Разве не стыдно тебе терзаться пустыми сомнениями?

– Стыдно, доктор, стыдно. Просто хотел уточнить. Я совсем разучился доверять людям и по привычке везде и во всем ищу какой-нибудь подвох.

– Разве за последний месяц ты не понял, что есть люди, которым можно и нужно доверять? – с упреком сказал доктор.

– Понял. Я все понял. Говорю же привычка никому не доверять, все эта проклятая муниципальная служба, будь она неладна.

– На самом деле ты прав, у тебя есть основания для сомнений. Действительно все произошло слишком быстро, но это моя вина. Я ведь знаю вас, и ее и тебя, поэтому я использовал свои новые возможности и так сказать загрузил вам невербальную информацию друг о друге чтобы ускорить процесс, иначе вы бы так и ходили друг за другом и мялись и сомневались бы до скончания времен или пока не опостылели бы друг другу. Так что, извини. Пришлось вас немного подтолкнуть.

– Спасибо, конечно, доктор! Но, тогда возникает другой вопрос: насколько между нами все искренне? Вообще, мы ли решили быть друг с другом или за нас все решили вы, а нам лишь внушили требуемые мысли и чувства?

– Это совсем глупый вопрос. Разве я могу внушить тебе что ты кого-то любишь? Разве хоть кто-то, кроме тебя самого может внушить тебе чувство любви к другому человеку? Что ты молчишь? Отвечай.

– Думаю, что нет, – виновато ответил Максим.

– Вот тебе и ответ. Да я, грубо говоря, свел вас, да я ускорил ваше общение, но не более того. Что-то еще тебя беспокоит?

– Да. Меня беспокоит кое-что еще. Спасибо вам, что прикрыли меня перед Аней. Вы сказали ей что той ночью с седьмого на восьмое февраля, между мной ией ничего не было и вообще между мной и кем-либо ничего не было, а был просто сладкий сон, вызванный яркими эмоциональными переживаниями накануне. Но я-то знаю, что было и точно помню, что было. А вот Аня это была или нет я так и не понял. Она подтвердила, что была со мной, но только в игре. А дальше?

– Не забивай себе голову ерундой. Аня действительно очень разумная и порядочная девушка. И да ее не было с тобой той ночью после игры. Напряги свою память. Вспомни, каждый раз перед началом игры ты оказывался на вокзале и садился в поезд, также на поезде и возвращался и Аня вместе с тобой, но именно в тот вечер ты проводил Аню до поезда, а сам уехал на другом вместе с Лили Энн, это было твое решение.

Максим молчал, сосредоточенно напрягая память.

– Ну? – спросил доктор. – Вспомнил?

– Кажется да, – признался Максим. – Но ведь на самом деле никакого поезда и вокзала не существует.

– Если считать, что не существует ни твоего ни моего сознания, то видимо не существует и вокзала с множеством поездов.

– Хорошо. Почему тогда я забыл про эти поездки на поезде? – уточнил Максим.

– А что для тебя важнее ехать на поезде или оказаться в нужном месте? Зачем тебе помнить весь путь и понимать весь механизм перехода от одного уровня реальности к другому.

– То есть, поезда и вокзал это навязанные вами образы?

– Для тебя да, – ответил Андрей Сергеевич.

– Бог с ними. Тогда получается, что и Лили Энн образ и нечто иное. Кто же тогда был со мной? Кто-то ведь был? Точнее сказать была, – спросил Максим пристально глядя на доктора.

– Естественно была. Кто, кто? Лили Энн и была. Кто же еще? И вовсе она никакой не образ, – признался доктор.

– Да как так-то!? – вскрикнул Максим, – ее ведь не существует.

– Где не существует? – уточнил доктор.

– Нигде, – решительно ответил Максим.

– Ошибаешься. Здесь ее не существует. Но что такое это наше здесь? – спросил доктор, придав своему лицу загадочное и таинственное выражение, настолько загадочное словно ему удалось написать на своем лице субтитры к собственной реплике и настолько таинственное, будто все знающие ответ на вопрос уже покинули этот мир.

– Что такое «наше здесь»? – повторил вопрос Максим.

– Вот ты мне и скажи, – решительно предложил доктор.

– Да ничто, – ответил Максим, – плод нашего коллективного сознания и воображения.

– Равно как и Лили Энн, зародившись в сознании одного человека, а затем укоренившись в сознании других, она объективно существует. Пусть видят и воспринимают ее разные люди по-разному, многие вообще не видят и не воспринимают, но это не мешает ей объективно существовать.

– Не совсем понимаю, – признался Максим.

– Подрастешь поймешь, – ответил доктор.

– То есть, я все же изменил формально, но изменил Ане и обидел Лили?

– Нет и Ане ты не изменил и Лили ты не обидел. Кстати, ты должен быть благодарен Лили Энн.

– За что?

– Как бы это тебе объяснить? – задумался Андрей Сергеевич. – Насколько мне известно, ты любишь сплавляться по бурным рекам с порогами и перекатами.

– Ну да, люблю, – согласился Максим.

– Замечательно. Когда ты последний раз сплавлялся?

– Это какое-то иносказание? Под «сплавляться по бурной реке» вы подразумеваете что-то иное? Здесь есть сексуальный контекст?

– Ты считаешь, что сплавляться по бурной реке это сексуально? Возможно в этом что-то и есть, но я спрашиваю тебя безо всякого контекста и иносказания. Когда ты последний раз сплавлялся по бурной реке и на каком средстве?

– В две тысячи двенадцатом году, на катамаране, – ответил Максим, ненадолго задумавшись.

– Вот и представь себе такую ситуацию – ты внезапно решил сплавиться по бурной реке с большим количеством порогов и перекатов, да еще и на байдарке. Само по себе достаточно рискованно, к тому же ты давно не сплавлялся, и твой напарник – напарница имеет еще гораздо меньший опыт, чем ты. Надо хоть одному из вас провести предварительно тренировочный сплав?

– Разумеется. Спрашиваете.

– Вот ты и сплавился предварительно с Лили. Не Ане же было тренироваться. Или ты предпочел бы такой вариант? – резонно заключил и уточнил доктор.

– Конечно же нет, – согласился Максим.

Так и беседовали доктор и Максим долго и ни о чем.

Вечером того же дня, в той же квартире, в той же реальности собрались доктор, следователь, Аня и Максим.

– Ну что? – сказал Андрей Сергеевич. – Я всем благодарен за участие и понимание. Советую вам держаться вместе и иногда вспоминать обо мне, придет время увидимся. На могилу можете не приходить, убраться там есть кому, а меня там, все равно, не будет и слава богу. Я перехожу на новый уровень бытия, что меня там ждет я доподлинно не знаю и потому немного волнуюсь. Не хочу затягивать, не люблю долгих прощаний. Да кто их любит, Если кому есть что сказать или спросить, то делайте это сейчас, другой возможности не будет.

– Мы не решили один вопрос, – сказала Аня, – что делать с заработанными нами бонусными деньгами, выражаясь терминологией игры?

– Разве этот вопрос мы не решили? – уточнил доктор. – Насколько я помню Дмитрий отказался от бонусов. Кстати, еще не поздно передумать, Дмитрий.

– Это исключено, я объяснил вам свои мотивы и искренне надеялся, что вы меня поняли, – недовольно сказал Дмитрий.

– Мы тебя поняли Дмитрий, – ответил доктор. – В таком случае поделите бонусы пополам – половина ваша, Максим и Аня, а вторую отдадите моей семье. На что вы потратите эти деньги решайте сами.

– В этом я вас поддерживаю, – поддержал доктора Дмитрий.

– Один вопрос, – вклинился в разговор Максим. – Скажи честно, Дима, если бы ни Андрей Сергеевич, и не вся эта необычная ситуация, при других более понятных способах нашего возмездия тем же самым гражданам, ты бы нас посадил?

– Честно? – сделал вид что задумался Дмитрий, – посадил бы.

– Я так и знал. Я тебе говорил, деточка, – подтвердил правоту своих догадок Максим.

– Но как же так?! – удивилась Аня.

– Ничего личного, просто у меня такой принцип – если есть преступление должно быть и наказание, не зависимо от того, кто и по каким благородным мотивам это преступление совершил.

– Принцип у тебя такой?! – снова возмутилась Аня. – А как же тогда Лизогуб и Сериков? Они понесли ответственность?

– Не я вел те дела и исходя из соображений профессиональной этики я не вправе инициировать их повторное возбуждение. Но поверь, всему свое время, они обязательно ответят за свои дела и в этой жизни, а не когда-нибудь в вечности.

– Спасибо! Утешил, – ответила Аня.

– Я уверен, что у вас еще будет время вернуться к данному разговору, – сказал доктор. – Сейчас, я думаю, не самое удачное время. А ты, Максим, избавься от привычки задавать вопросы, на которые и так знаешь ответы, это почти всегда эффектно, но всегда не очень умно.

– Извините, Андрей Сергеевич, – сказала Аня.

– Зря я это, извините, – согласился Максим.

– Я тоже виноват, – поддержал компанию Дмитрий.

– Вот и хорошо, выходит все вопросы мы и прояснили, – сказал доктор.

– Не совсем, – возразил Дмитрий. – Мерзавцы и негодяи получили заслуженное наказание, я пошел на повышение, Аня и Максим нашли друг друга, вы, Андрей Сергеевич, надеюсь заслужили почет и уважение в лучшем из миров, начальник полиции тоже получит свои бонусы, даже майор и Подшивалова стали ближе друг другу.

– Но … – сказали все кроме капитана в один голос.

– Но, некий гражданин Паверинов, который замкнул круг и помог всем нам найти выход из ситуации оказался в наихудшем из всех нас положении. Ничего серьезного ему, конечно, не грозит, год может чуть больше, а может даже и меньше лечения и все. Но что дальше? Можно ли ему как-то помощь?

– А разве ему нужна помощь? – спросил доктор.

– Да.

– Да.

– Да.

– Неужели вы все так считаете? Вы разве не поняли? – спросил доктор, глядя на недоумевающие лица собеседников. – Паверинов теперь известный и уважаемый человек, ему будут рады на ток шоу, он теперь может вести свой блог, писать книги, делать все что угодно – все найдет своего почитателя и вызовет живой интерес. Он может быть даже станет депутатом.

– Псих с судимостью? – спросил Завьялов. – Сильно сомневаюсь. Хотя, все может быть. Это здорово, я даже и не подумал, что для него все так удачно обернется.

– А как же быть с его психикой? – спросила Аня. – Его можно вылечить?

– Кого? – удивился доктор.

– Дмитрия Паверинова, – подсказал Максим.

– Разве он болен? – спросил доктор.

– Разве нет? – спросили у доктора.

– Нет, конечно. Он абсолютно здоров и не надо так удивляться. Человек просто-напросто не мог найти своего места в реальной жизни, поэтому и придумал себе другую. Готов поспорить, сразу после выхода из учреждения Дмитрий издаст книгу, и она будет иметь успех.

– Это здорово! Это замечательно! Отлично! – радовались сообщники за Паверинова.

– Ну мне пора, – сказал доктор.

– Удачи! До свидания! Счастливого пути! … – с грустью говорили доктору его пациенты, а вскоре и вовсе замолчали.

– Так не пойдет, – сказал доктор. – Что вы загрустили? Да если бы у каждого близкого человека, каждый раз была возможность – вот так вот прощаться с усопшим, люди были бы счастливы. А вы грустите. Ну что с вами делать? Предлагаю вам развеяться и сыграть в финальную игру, – добродушно улыбаясь сказал Андрей Сергеевич.

– Ну, не знаю, – сказала Аня. – Стоит ли продолжать?

– Не продолжать, Аня, ни в коем случае не продолжать. Напротив, закончить, раз и навсегда, – объяснил Андрей Сергеевич.

– Ну если только в финальную игру, – нехотя согласился Максим.

– Да, что с вами? Не вижу блеска в глазах, не вижу энтузиазма. Финальная игра – она самая интересная, самая необычная и самая сложная. А, главное, за победу в ней даются самые большие бонусы, – увлеченно объяснял доктор.

Максим заинтересовался, задумчиво наморщил лоб, безысходно и зачарованно улыбнулся будто его манила к себе валькирия, чтобы унести на небеса или русалка чтобы затащить в пучину вод. Так и не поняв, так и не додумав то ли русалка, то ли валькирия Максим одобрительно кивнул. К черту и русалку и валькирию! Зачем они нужны, когда рядом есть Аня.

Аня с блеском в глазах робко улыбнулась будто бы в первый раз осталась наедине с любимым человеком в своем природном естестве.

– Большие бонусы – это, конечно, хорошо, – вмешался Дмитрий. – Любовь, взаимопонимание и взаимоуважение – еще лучше, но как представитель закона, я категорически против. Вы уж извините, но только мы все вопросы закрыли, только устранили все последствия ваших предыдущих игр, да еще и не совсем может закрыли и устранили, как вы предлагаете рецидив. При всем моем уважении больше я помогать по этому поводу не стану, да уже и не смогу помощь, даже если и захочу.

– Ну что ты, Дмитрий, – снисходительно начал доктор. – Кто же предлагает повторять. Я предлагаю сыграть финальную игру. Я предлагаю вам победить главаря. А главарь, как вы понимаете, находится очень далеко от нашего города. Никто и никогда не свяжет эти происшествия между собой. К тому же бонусы будут очень внушительные.

– Так вы предлагаете и мне участвовать? – спросил Дмитрий.

– Ну, конечно. Надо же и тебе отвести и успокоить душу.

– Это заманчиво, – задумался Дмитрий.

– Соглашайся, Дима, – сказал Максим и похлопал его по плечу.

– Будет весело, – поддержала Аня.

– А! – махнул рукой Дмитрий, – Надеюсь, третий не лишний. Погнали!

– До встречи, мои юные друзья! – трогательным голосом сказал Андрей Сергеевич и начал на месте растворяться в пространстве, а сами место и пространство стали видоизменяться и сливаться с графикой компьютерной игры …

– А что за главарь, Андрей Сергеевич? Самый главный главарь? Прямо тот, который …? – спросил Дмитрий.

– Самый главный играет совсем в другие игры, настолько мощные, что нашей совместной оперативной памяти не хватит чтобы загрузить его. Только никому ни слова …, – ответил Андрей Сергеевич слабеющим голосом и приложил полупрозрачный указательный палец к полупрозрачным губам …

Оглавление

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

ГЛАВА V

ГЛАВА VI

ГЛАВА VII

ГЛАВА

ГЛАВА X

ГЛАВА XI

ГЛАВА XII

ГЛАВА XIII

ГЛАВА XIV

ГЛАВА XV

ГЛАВА XVI

ГЛАВА XVII заключительная