Невечность [Мару Аги] (fb2) читать постранично, страница - 2

срывает сквозняк.

– Где твой фонарик? – мне до жути хочется хотя бы на мгновение рассеять мрак в этой хибаре.

– Сдох. – Соня вытаскивет фонарик из кармана куртки, стучит им о ладонь и пару раз щёлкает выключателем. – А ещё я бросила рюкзак со всеми вещами, – она снова всхлипывает, – еле ноги переставляла под его тяжестью. Надо было, наверное, спальник забрать…

Её трясёт от ужаса и холода.

– Раздевайся и залезай ко мне, – командую я.

Соня судорожно вздыхает и небрежно сбрасывает мокрые вещи. Потом спохватывается и раскладывает их на полу.

– Давай скорей, – я расстегиваю мешок, и она ложится рядом.

– Спасибо, – шепчет Соня и возится, устраиваясь поудобнее. – Ненавижу походы!

– Зачем же пошла? – теперь мы так близко, что я чувствую каждый сантиметр прижатого ко мне тела.

– Ну надо же хоть раз в жизни сделать что-то безумное, – с натужным смешком говорит она, и лёгкое дыхание касается моей шеи. – Подумать только: сложность этого восхождения на сайте туроператора оценивается на два из пяти! Вернусь домой – напишу на них жалобу!

Я улыбаюсь. Соня мне нравится: я с самого начала похода обратил на неё внимание.

Она снова ёрзает, и я чувствую горячую ладонь на своей груди.

– Ты не против? А то рука затекла.

– Всё нормально, устраивайся, как удобно.

– Спасибо, – она кладёт голову на моё плечо. – Хорошо, что ты тоже здесь. Одна я бы свихнулась…

Рядом с Соней я наконец-то согреваюсь и снова проваливаюсь в беспокойный сон, но ненадолго: горячая ладонь соскальзывает с моей груди вниз.

Соня часто и прерывисто дышит, и мне не требуется объяснений, что делать дальше. Мы целуемся и принимаемся стаскивать друг с друга одежду. В спальнике тесно и жарко – приходится расстегнуть его.

Я чувствую, как с обнажённой кожи испаряется влага и тепло. Постепенно слабый скрежет дерева под нами становится громче, но я слишком поздно обращаю на это внимание…

***

– Здесь вещи! – кричит из хижины проводник. – Рюкзак и спальник Марка – я помню эту нашивку с медведем.

Его напарник спешит внутрь.

Группа из девяти туристов вместе со старшим проводником осталась в палаточном лагере на склоне, а их двоих отправили искать отставшего, как только видимость стала чуть больше двух метров. Пока они спустились к подножию и дошли до хижины, наступило хмурое утро, клочья тумана растащил ветер.

– Чёрт, он что, всё с себя снял?

Мужчины осматривают распахнутый спальник и разбросанную на полу одежду.

– И куда же он подевался? Голый, – усмехается один.

– Не смешно, придурок, – отрезает второй. – Надо вызвать спасателей, и обойти периметр. – На ходу вытаскивая рацию, он выбегает из хижины. – Чёрт бы побрал… – Ругательства уносит ветер, дверь с грохотом захлопывается.

Оставшись один, проводник осматривается. Чистый утренний свет льётся в окно, но в хижине всё равно царит полумрак, который, кажется, не разогнать и софитами. Их команда никогда не останавливается здесь на ночлег – ребята предпочитают разбивать палатки снаружи. Так уж у них повелось.

Мужчине кажется, что со стен, будто вплавленные в дерево, на него смотрят застывшие лица с пустыми глазницами и разинутыми в крике ртами. От основания позвоночника поднимается волна страха, холодом сковывая мышцы: фигуры медленно движутся, натягивая дерево, словно кожу.

– Ты идёшь? – от крика напарника проводник вздрагивает и, спотыкаясь, спешит покинуть хижину.

Долг

«Кап… Кап… Кап…» – тяжёлые капли глухо ударяются о бетонный пол.

Лучи фонариков бесполезно елозят по стенам, нисколько не рассеивая тьму.

– Не пойму, откуда звук? – шепчет Оскольцев.

– Оттуда, – отзываюсь я, указывая в дальний угол подвала.

– Что за мерзкое место, – ворчит напарник.

Под ногами склизкое месиво, подошвы вязнут в нём, отрываясь от пола с противным чавканьем. Пахнет гнилью.

– Ох уж эти анонимные звонки в полчетвёртого утра! – вздыхает Оскольцев. Он идёт первым, вытянув вперёд руку с фонариком. – Наверняка в этой дыре сто лет никого не бывало.

– Да точно подростки балуются, – отзываюсь я.

– Вот чёрт! Глянь сюда! – Оскольцев смотрит куда-то вверх и, судя по всему, ничего хорошего там нет.

На балках под потолком лежит тело. Открытые глаза затянуты матовой мутью. С пальцев сползают тягучие тёмные капли. Нос заполняет знакомый, еле уловимый запах, от которого сводит живот.

Оскольцев выхватывает пистолет.

– Убери пушку, нет здесь никого, – вздыхаю я. – Иди наверх, вызывай криминалистов.

– Может, она ещё жива? – с сомнением произносит напарник, опуская оружие.

– Даже если так, сами мы её не достанем.

Я провожаю Оскольцева взглядом, пока он, бурча проклятья, быстро поднимается по лестнице.

– Слезай, мерзкая гадина, – шиплю я, убедившись, что напарник не услышит. Мёртвое лицо расплывается в улыбке.

Женщина на четвереньках ползёт по балкам к стене. Её движения дёрганые, рваные. Луч фонаря подрагивает, выхватывая точёную фигуру из темноты.

Она по-паучьи