Невечность [Мару Аги] (fb2) читать постранично, страница - 3

спускается по стене и спрыгивает на пол. Босые ступни шлёпают по жиже на полу.

– Я так ждала тебя… – женщина быстро подходит и прижимается ко мне всем телом. Проводит ледяным пальцем по нижней губе, а затем опускает руку и гладит меня между ног.

Когда-то я заводился от одного её прикосновения. Как давно это было… Перехватываю её запястье, с силой сжимаю и отвожу в сторону. Хочется заорать, выхватить пушку и высадить в неё всю обойму.

– Ты обещала не лезть ко мне, когда я на службе, Марьяна!

– Но я скучала! – Она примирительно улыбается, показывая мелкие острые зубы. – Ты совсем не навещаешь нас, вечно занят… Вот мы и решили переехать, чтобы быть поближе к тебе.

Я молчу, сжав челюсти, и улыбка медленно сползает с её лица.

– Ты мог бросить меня, Громов, но не наших детей!

Наверху слышится возня. Топот маленьких ножек. Вопль Оскольцева эхом разносится по пустым помещениям над цокольным этажом – парень не успел дойти до патрульной машины… За оборвавшимся криком следует громкий хруст, влажные шлепки и чавканье.

– Чёрт возьми, это был мой напарник… – бормочу я сквозь зубы.

– Твои дети должны что-то есть! – злорадствует Марьяна. – Не могу припомнить, когда ты последний раз заботился о полноценности их рациона.

– Папа! Папа! – Из темноты появляются двое, набрасываются на меня, обхватывают тонкими ручками, перепачканными кровью. Мои сын и дочь. Артуру семь, а Лизе исполнится пять в октябре.

– Ты останешься, поиграешь с нами? – спрашивает Лиза. Я подхватываю её на руки и целую в чумазую щёку. – Останься…

– А можно нам переехать куда-нибудь, где будет побольше людей, чтобы охотиться? Здесь ужасно скучно! – перебивает сестру Артур. Я крепко прижимаю паренька к себе.

Сердце с болью сжимается. Я и не подозревал, как сильно скучал по ним. Марьяна права: дети не должны страдать из-за ошибок родителей.

– Мы что-нибудь придумаем, – отвечаю всем сразу, – и я буду навещать вас чаще, обещаю.

Марта

Темно. Воняет сыростью, кислятиной и чем-то непередаваемо тошнотворным. Марта медленно крадётся к лестнице. Ступни противно липнут к полу, и в гулкой тишине звук отрываемых от грязного линолеума подошв похож на выстрелы.

Боль пульсирует в затылке и вызывает волны дурноты: отступая, они неизбежно накатывают снова. Пустой желудок ноет, требуя пищи, но Марта знает, что сможет проглотить лишь немного воды. И это было бы кстати – во рту совсем пересохло.

В пятку вонзается что-то острое. Марта ойкает и обеими руками зажимает рот. «Нет, нет, нет, тише, тише, тише!» – повторяет про себя, как заклинание.

За спиной раздаётся шорох, и Марта, зажмурившись, не дыша, замирает на месте. Время вязко тянется под звуки возни, сопение и вздохи.

Во вновь воцарившейся тишине Марта добирается до лестницы, тяжело поднимается по холодным ступеням, приоткрывает дверь и беззвучно, словно тень, выскальзывает из подвала.

Наверху уже не так темно: вездесущий свет находит лазейки в старых истёртых портьерах, позволяя глазам различать привычную обстановку.

Пыль душным слоем укрывает мебель, в углах собирается клубками, подрагивающими на сквозняке. Всё свободное пространство небольшой кухни-гостиной заставлено банками с сухой молочной смесью и бутылками с самогоном. На нитках, натянутых низко над головой, сушатся зловонные пучки болиголова.

Марта подходит к раковине, полной бутылочек с остатками смеси. «Надо бы помыть…» – отстранённо думает она, включает воду и припадает пересохшими губами к ледяной струе. Кажется, она могла бы осушить море, но место внутри быстро заканчивается. Дрожащей рукой Марта поворачивает кран и вздрагивает: в дверь стучат.

«Кого ещё чёрт принёс?» – шаркает к двери, неуклюже лавируя между башенками банок и батареями бутылок. Стук повторяется.

Убедившись, что цепочка накинута, а под рукой, в подставке для зонтов, дулом вниз стоит охотничье ружьё, Марта спрашивает:

– Кто? – от долгого молчания горло выдаёт сдавленный хрип.

– Я это, – отвечают из-за двери. – Поговорить бы.

Сердце Марты подпрыгивает и принимается гневно колошматить по рёбрам.

– Не о чем нам говорить, проваливай.

– Открывай, – шипит гость, – а то разбужу твоих выродков.

Марта подхватывает ружьё, ставшее для её ослабевших, высохших рук слишком тяжёлым, и поворачивает ключ. Дверь приоткрывается на несколько сантиметров. Солнце врывается в дом, больно бьёт по глазам, привыкшим к темноте.

– Твою же мать, ну и вонь! – мужчина по ту сторону морщится и прикрывает нос воротником джинсовки. – И на кого ты похожа?

Марта машинально опускает взгляд. Короткий халат на молнии из когда-то розовой плюшевой ткани покрыт заскорузлыми пятнами и порван в нескольких местах. На руках и ногах – кровоподтёки и синяки: от свежих, ярко-сливовых, до старых, желтовато-охристых.

– Марта, впусти меня, – мужчина хватается за приоткрытую дверь, приникает лицом к самой щели: – Ты не справляешься, это очевидно. Да никто бы не справился в одиночку!