Спи, моя радость [Дмитрий Иванович Екимовский] (fb2) читать постранично, страница - 4

Оно постоянно дергало Мира, напоминало о себе совершенно внезапно и бесстыдно, посягало на спокойствие и иногда откровенно угрожало чем-то ужасным. Как дать ему понять, что гость он неприличный, и что пора бы ему уйти? Это очень сложно сделать и с людьми, а с этим и вовсе не управиться.

На время отпихнуть его можно было лишь одним способом, проверенным и обычно работающим, – выйти к людям. Но с тех пор, как Мир свернул в бор, он не встретил ни одного человека. Куда идти? Без понятия. На многие километры вокруг – лес. Огромный, могучий, всесильный живой лес. Все это время незадачливый путешественник шел глубже и глубже в чащу и не думал, что когда-то из него надо будет выйти. Он остановился. Тут-то его и догнала гениальная мысль, отдышалась немного и возмущенно крикнула:

– Надо было в город идти!

– Что ж, справедливо, впредь буду аккуратнее.

И вместе с этой мыслью, которая дороги домой тоже не потрудилась запомнить, он двинулся дальше. Вскоре гениальная мысль сочла общество равнодушного к ней Мира слишком скучным и покинула его, оставив наедине с хихикающим одиночеством.

Однако к вечеру удача все-таки улыбнулась парнишке: показался из-за деревьев дым. Значит, либо костерок чей-то, либо изба. И правда, была то избушка. Как будто только что поставленная, новехонькая, с резным коньком в виде ворона, окошко со ставнями расписными. Удивительно, и дорожек вокруг никаких. Неужто одна изба посреди леса стоит? Ни колодца, ни бани рядом. Должно быть, деревня чуть поодаль. Или отшельник какой искусный обосновался. Обязательно нужно зайти, расспросить.

Но подозрительно же! А ну как Баба Яга заманивает? Но все же знают, что живет она в грязной избушке на курьих ножках. А эта ни грязная, ни признаков ног.

Схоронился Мир под кустами, что на краю опушки, чтобы понаблюдать сперва – береженого Бог бережет. Не прошло и трех минут, как вышла из избы старушка. С виду опрятная и чистая, но привлекательной не назовешь. С красивым белым платочком лицо ее контрастировало. Мягко говоря.

– Что она делает? Непонятно. А, вот половик достала домотканый, пыль вытряхивает. Вроде все как обычно, – размышлял Мир.

Тишина в это время улепетывала что есть духу от этого места. С чего бы? Мир встал, отряхнулся, старушка резко развернулась и посмотрела прямо ему в глаза. Страх бросился на него и вгрызся в самое сердце утаскивая в пятки. Так и остался стоять, не смея ни шелохнуться, ни вдохнуть, ни выдохнуть. А старушка, не торопясь, направилась к нему, с каждым шагом становясь все страшнее и безобразнее, мелкие черные глазки ее источали голод и ненависть к людям.

Одна запоздалая хорошая мысль хотела было сообщить что-то важное застывшему Миру, но взглянула на бабку, передумала и скрылась, как можно скорее. А кровожадная старуха приближалась все так же неспешно, уверенная в скором плотном ужине. В последний раз достал Мир домру. Помирать – так с музыкой. Дрожащие пальцы играли то, что видели глаза. А видели они верную гибель и вселенский страх, запрещающий защищаться, потому что это бесполезно. Печальней и грустней этой музыки не было ничего на свете. Стало так тоскливо и холодно, вечернее солнце померкло в тучах, и само небо разверзлось ревом, а слезы рекой спадали на землю. Упала старуха в грязь на колени, закрыла лицо руками и зарыдала. Мир все играл и играл. Не было в его глазах ни слезинки. Только ручьем струилась по всему телу соленая вода с неба. Один страх был непоколебим и продолжал поедать его храброе сердце.

Лопнула струна, вторая, третья. Разом. Острая, звенящая тишина повисла рядом, довольная своей работой.

Все стихло.

Сверкнула последняя молния, раздался последний гром, издало последний всхлип тело людоеда.

Старушка подняла голову. Ни голода, ни ненависти. Только бесконечная тоска.

– Прости меня старую. Прости, добрый молодец, – встала и поплелась по лужам домой. – Ты заходи. Есть у меня для тебя новые струны.

Не веря в спасение, Мир перекрестился и осторожно пошел следом. Внутри было довольно уютно. Топилась русская печь. Рядом ждал своего времени чугунок с пшенной кашей. На полочках глиняная утварь. На стенах сушеные травы. Маленький стол с белой скатертью. А где красный угол? Нет красного угла.

– Кто вы, бабушка? – на всякий случай вопрос был задан вежливо.

– Известно, кто, милок, Баба Яга, – обычным старушечьим голосом откликнулась та.

Тут и осел Мир. Не сказка. Какие уж тут сказки. Жительница мифов накрыла на стол, покопалась в старинном сундуке, достала струны, помешкала немного, а потом достала целую новую домру. Парень оживился при виде настолько красивого и изящного инструмента. Но виду не подал, а то неприлично будет. Однако покосившись на размокшее, вздувшееся дерево своей обожаемой домры, понял, как же сильно он хочет получить то чудо.

– Поедим сначала, – отрезала Баба Яга.

Ужин был весьма недурен. Впервые за много дней он вкушал нормальную еду. Сытый, откинулся он на спинку резного стула.

– Как мне тебя величать, нежданный гость?

– Мир. Меня