Не прислоняться [Анна Юрьевна Щукина] (fb2) читать постранично, страница - 2

вопрос.

– Здорово, здорово, здорово! – Настя зажмурилась и запрыгала от радости.

– Тогда поехали прямо сейчас ко мне. Раз уж мы решили жениться, то чего тянуть. Матери прямо и скажи, что в ЗАГС идём после экзамена. Плюс минус пара дней, какая разница? – предложил Лёха.

– Я думаю, что лучше завтра ей сказать, подготовить её, а то как-то это несерьёзно выглядит. Завтра экзамен… К тому же, ты уже попрощался с мамой, а тут я, такая, вхожу, и говорю, что мы там, на лестнице, постояли, и нам в голову пришло в ЗАГС заскочить. Давай лучше завтра. Ты с цветами придёшь, чтобы всё как положено…

– Опять дурацкие условности, – вздохнул Лёшка. – Мышь, ты как маленькая. Цветы ещё придумала…

– Я их сама куплю. Тебя у проходной встречу, и мы вместе приедем. Идёт?

Лёшка не очень уверенно кивнул кучерявой головой, и накрутил на палец тоненький хвостик из нескольких прядей волос на затылке. Такие хвостики вышли из моды ещё до того, как Лёшка приехал в Москву, пожить у старшей сестры. Но ему было наплевать на моду – он берёг свой хвостик и всегда теребил его, когда волновался.

– Слушай, – Настя заметила хорошо знакомый ей жест, поняла, что Лёшку что-то беспокоит, – А Катя она, как к этому отнесётся? Вдруг ей не понравится, что мы так всё быстро решили? Ты ей скажи, что мы после свадьбы у неё не будем жить, мы здесь будем, с родителями, здесь больше места.

– А не наплевать, как она отнесётся? У неё своя жизнь, а у меня своя. Не будем мы у родаков кантоваться, я квартиру сниму. У меня, как раз, кое-что наклёвывается, деньги будут.

– Здорово, здорово, здорово! Боже, как я счастлива! Надо бы к матанализу поготовиться. А то я сегодня хотела интенсивно взяться, а сама даже и не открыла учебник.

– Как же ты сдашь его тогда? Невеста… без места, – усмехнулся Лёшка.

– Конечно, сдам, я же не совсем тупая. Это только вопрос отметки, я же минимум четыре хочу. Ко мне препод хорошо относится, я на первом ряду сижу на лекциях, и ни разу даже не зевнула. А главное, у меня счастливая брошка есть. Бабушкина, старинная. Бабочка с камушками разноцветными. Мне с ней всегда везёт. Хочешь, покажу?

– Не грузи, я всё равно в этом не понимаю, а бабочки мне вообще пофиг. Раз ты со мной не едешь, то с горя пойду Катьке машинку стиральную починю, попробую, по крайней мере, – вздохнул Лёшка. – До завтра, иди учть свой матанализ.

***

– Наташ, мне к врачу надо, – Анастасия зашла в тесный кабинет и тронула сидевшую там женщину за плечо. – Если кто спросит, скажи им, что я на объект, ну, в Новою Москву, например, поехала, ладно? Не хочу шефу говорить…

– Нема базару. А что случилось? – Наталья охотно оторвалась от просмотра ролика с котятами в Тик-токе. – Ой, и, правда, выглядишь так себе. Как будто год не спала.

– Ну, да, не спится. Мысли дурацкие в голову лезут, особенно, по ночам. Мне таблетки выписали, а от них ещё хуже. Я вроде бы засыпаю, но утром, как варёная, голова не работает, просыпаюсь не отдохнувшая, как будто бы и не спала совсем. Хочу пойти поменять их.

– Ты меня пугаешь. С чего это вдруг у тебя бессонница началась? Или вот прямо ни с чего? Так не бывает, нам ли не знать, – сказала Наталья. – Рассказывай, милая моя, самой же легче станет.

Анастасия вздохнула. Если бы Наталья не спросила, то она не стала бы ничего рассказывать, хотя облегчить душу ей и самой хотелось. Она пробовала поговорить с доктором, но не смогла. Он показался ей безразличным, куда-то спешащим человеком, поэтому она не решилась задерживать его рассказами о том, что давно прошло, но не забылось, и вернулось сейчас, чтобы мучить её.

Наталья была ровесницей Анастасии, бок о бок они работали лет пять. Наталья – рыжая, улыбчивая пампушка, «кровь с молоком»; Анастасия – изящная брюнетка с аккуратным пучком на гладких волосах. Они хорошо ладили, можно даже сказать, что дружили, настолько насколько вообще возможна дружба между очень разными, но одинаково самодостаточными людьми, которых в жизни ничего кроме общего места работы не связывает.

Наталья была женщина шумная, прямолинейная, но вместе с тем добрая и не болтливая. Она угощала пирогами собственного изготовления весь офис, в её аптечке всегда водились анальгин, пластырь и активированный уголь. Ей в жилетку можно было поплакаться, не получив в ответ ни критики в духе «сама виновата, куда смотрела?», ни доморощенного психоанализа – только сочувствие и согласие с позицией собеседницы, в чем бы она ни состояла.

– Понимаешь, Наташ, у меня годовщина, можно и так сказать. Двадцать пять лет назад в этот день погиб мой самый дорогой человек.

– Муж?

– Не совсем, мы не успели. Мы должны были ехать заявление подавать, но… – Анастасия вздохнула, и стёрла слезу тыльной стороной ладони.

– Ну, ёлки ж палки… На платок, не размазывай, – Наталья сунула в руку Анастасии пачку бумажных платков. – Милая моя, двадцать пять лет, это ж целая жизнь. Его душа уже в ком-то другом воплотилась, институт закончила, работу хорошую нашла. Всё хорошо у неё теперь. И у тебя неплохо. Девку растишь –