Behind the Moon (СИ) [Mariette Prince] (fb2) читать онлайн

========== Глава 1. “Больничное крыло” ==========

Прогорклый запах жжёных листьев ударил по обонянию. Что это было? Падение? Ноги не чувствовались, глаза застелила плотная пелена тумана. Мысли путались, горло сдавливал страх. Этого не могло быть… просто не могло! Тяжёлая голова тянула к земле, хотя, кажется, ближе уже было некуда. Вдали звенели чьи-то голоса. Неразборчиво. Не слышно ни слова. Только странная и очень знакомая мелодия откуда-то из глубины подсознания, а впрочем, уже через минуту и она стихла. Наконец пришла темнота.

Гермиона проснулась в больничном крыле. На стульях рядом с кроватью сидели Гарри и Рон. Они старались говорить шёпотом, но разговор, судя по всему, был о квиддиче и уже стремительно перешёл в спор, поэтому контролировать свои эмоции им не удавалось. Услышав, как она пошевелилась, мальчики тут же обернулись.

— Ты очнулась! — радостно возвестил Рон. — Не спеши! Мадам Помфри сказала, что тебе нужно меньше двигаться. Пока что.

Совет друга на долю секунды запоздал, и Гермиона резко почувствовала, почему ей стоило быть аккуратнее: чуть только она попыталась привстать, как плечи тут же пронзила острая боль. Особенно левое. Ощущение было такое, будто за ночь ей пришили новую руку и та до сих пор не успела прирасти.

— Что случилось? — спросила Гермиона и, к большому облегчению, поняла, что хотя бы говорить ей не больно.

Гарри с Роном подвинулись ближе к её кровати.

— Как бы это сказать, — Рон нахмурился, почесав затылок, — ты… тебя… в общем, никто толком не знает, что произошло.

— Тебя нашли сегодня утром на опушке в Запретном лесу, — подхватил Гарри. — Ты была без сознания, Дамблдор приказал принести тебя в больничное крыло, позвал нас и сам куда-то пропал полчаса назад. Он сказал, что вернётся со Снейпом и будет надеяться, что ты к этому времени очнёшься.

Начало было многообещающим, но совершенно неочевидным. Гермиона пыталась найти последнее чёткое воспоминание и обнаружила, что даже вчерашний вечер был каким-то нечётким, почти несуществующим в её памяти. Она не помнила ничего после ужина, будто её мозг кто-то выключил одним нажатием, как свет в комнате. И это начинало настораживать.

— Подождите, — она своим фирменным тоном перебила мальчиков. — Давайте ещё раз с самого начала. Кто меня нашёл? Как я там оказалась? При чём тут Снейп?

Дёрнувшись от волнения, Гермиона снова ощутила боль в плече. Да что же это такое! Её возмущение и искривлённую гримасу тут же заметил Гарри.

— Постарайся не двигать плечом, — заботливо произнёс он. — Скоро будет перевязка…

Они с Роном виновато переглянулись и тем самым выдали себя. Что-то им было известно, о чём пока они не должны были ей говорить. Иногда у них бывали от неё секреты, но в этой ситуации, подумала Гермиона, держать язык за зубами просто так было бы просто глупо. Значит, их заставили. К счастью, уж она-то знала способы воздействия на обоих: под напором её испытывающего взгляда один из них точно сдастся.

Так оно и случилось. Рон не выдержал первым.

— Хагрид нашёл тебя, — шепнул он. — Мы сами хотели отправиться на поиски ещё вчера: ты куда-то пропала после ужина и долго не возвращалась в свою комнату. Тебя никто не видел. Только Лаванда сказала, что столкнулась с тобой, когда ты шла в северное крыло. Мы решили, что ты отправилась в библиотеку и не стали…

Рон виновато потупился. То же сделал и Гарри. Обоим было стыдно, что они вовремя не хватились подруги и даже не стали проверять, вернулась ли она ночью в спальню. Такого никогда не бывало.

— Профессор Дамблдор просил пока тебя не беспокоить, — продолжил Рон всё ещё полушёпотом. — Сказал, что тебе нужно набраться сил, чтобы ты смогла рассказать всё, что помнишь, когда он…

— Спасибо, мистер Уизли, — послышался знакомый голос у него за спиной.

Мальчики замерли на мгновение и тут же обернулись. К постели Гермионы приближались трое: профессор Дамблдор, профессор МакГонагалл и профессор Снейп. И если директор выглядел, как всегда, спокойно, то на лицах обоих деканов читалась нескрываемая тревога.

— Мы рады, что вы очнулись так быстро, мисс Грейнджер, — благодушно произнёс Дамблдор, поглядывая на неё поверх своих очков-полумесяцев. — Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, сэр, — отозвалась Гермиона, с осторожностью пытаясь привстать, но боль в теле ей помешала. — Только болит плечо.

Все трое преподавателей одновременно взглянули на её перевязанную рану после этих слов. Профессор МакГонагалл сочувственно покачала головой: она очень беспокоилась за Гермиону и не пыталась этого скрыть. Декан Гриффиндора, несмотря на всю свою внешнюю сдержанность, всегда переживала за своих студентов, как за собственных детей, и старалась их поддержать настолько, насколько это было возможно. Снейп тоже изменился в лице — нахмурился, но беззлобно. Казалось, он был заинтересован в произошедшем, потому не спешил демонстрировать традиционную неприязнь. Только Дамблдор остался невозмутим.

— Ничего-ничего, мадам Помфри вылечит вашу рану, — сказал он и повернулся к Снейпу. — Северус, будьте добры.

Тот, кивнув, молча подошёл ближе к постели. В бледных костистых пальцах зельевара сверкнул тёмно-зелёный флакон. Очевидно, внутри было какое-то редкое зелье, которого обычно не бывает в больничном крыле. Гарри, сидевший поближе, тут же вскочил и помог Гермионе приподняться. Снейп скривился от этих движений, но ничего не сказал: наверное, из-за присутствия Дамблдора решил оставить едкие комментарии при себе.

Гермиона дрожащими руками забрала у него флакон и поднесла к губам. Интересно, что же такого ей принёс Снейп? Перед тем, как выпить она понюхала зелье и удивлённо взглянула на профессора. Резкий запах аконита трудно было с чем-то спутать. Светло-голубой дым, вырвавшийся следом за откупоренной пробкой, только подтвердил её догадку.

— Это что, волчье противоядие? — с недоумением уточнила она.

Снейп, кажется, был доволен её смятением и выдавил из себя подобие улыбки. Все знали, что он не улыбался. Но это движение уголков губ, на несколько градусов приподнявшихся выше обычного, на экзаменах обычно означало, что зельевар удовлетворён результатом. Если бы перед ним сейчас была не Гермиона, то он мог бы даже похвалить догадливого студента за такую быструю идентификацию.

— Не совсем, мисс Грейнджер, — ответил Снейп и вскинул одну бровь, — но в целом вы правы.

После пробуждения она сразу почувствовала, что стала соображать медленнее обычного, но теперь её осенило почти мгновенно. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, зачем человеку дают аконитовое зелье.

— На меня напал оборотень? — Гермиона тщательно старалась подавить волнение.

Её испуганный взгляд метнулся со Снейпа, закатившего глаза, к Дамблдору.

— Мы полагаем, что да, — подтвердил директор и добавил успокаивающим тоном. — Но рано волноваться, мисс Грейнджер. Хагрид обнаружил вас рано и даже если волчья слюна попала в вашу кровь, то благодаря зелью профессора Снейпа она быстро выведется.

Услышав это, Гермиона уже открыла было рот, чтобы возразить, когда её опередил Рон.

— Но ведь укус оборотня необратим! — воскликнул он.

Снейп громко фыркнул, как будто прозвучавший общеизвестный факт был для него личным оскорблением.

— Волчье противоядие только облегчает трансформацию, — Гермиона недоверчиво посмотрела на него снизу вверх. — Разве не так, профессор?

Она была готова к резкому ответу или грозной отповеди. Об оборотнях в школьной библиотеке имелась лишь пара-тройка книг, каждую из которых она тщательно изучила. Нигде ей не встречалось ни малейшего упоминания о «предотвращении ликантропии». Неужели Снейп сделал такое открытие? Или просто обманывал их всех?

— Да, аконитовое зелье только снимает симптомы, но вы пьёте не его, — самодовольно заявил Снейп. — Если немного изменить пропорции и добавить безоар, то на ранних стадиях заражения, до 12 часов, существует вероятность очищения организма. Возможно, вы не станете оборотнем.

Его отрывистая речь прозвучала вполне триумфально. В других обстоятельствах Гермиона непременно восхитилась бы таким смелым заявлением, несмотря на то, что его сделал Снейп. По правде сказать, она никогда не отрицала, что в зельях он — гений, но такое… А впрочем, даже если на словах всё оказалось гладко, не было никаких гарантий, что так будет и на деле. Даже мальчики уловили этот подтекст.

— Возможно? — изумлённо переспросил Рон.

— А вы тестировали зелье раньше? — Гарри бросил на профессора вызывающий взгляд.

Снейп только пожал плечами, будто ему искренне было всё равно.

— К сожалению, до мисс Грейнджер у меня не было подходящих кандидатур.

Зная мальчиков, Гермиона чувствовала, что они готовы броситься с кулаками на зельевара за такое объяснение и стереть с его лица эту надменную усмешку. Одно дело — оскорблять и нещадно снимать баллы, совсем другое — подвергать жизнь студента риску. Хотя, конечно же, Снейп не стал бы этого делать: какой бы злой летучей мышью он ни был, на отравление учеников он не пойдёт никогда даже ради эксперимента. Все подобные угрозы, которые с завидным постоянством звучали на его уроках, были всего лишь словами.

Наконец в разговор вмешался Дамблдор и перевёл тему.

— Мисс Грейнджер, — не повышая голоса, он тут же обратил на себя внимание всех присутствующих, — чтобы понять, что с вами случилось, нам нужно знать всё, что вы помните о вчерашнем дне.

Гермиона почувствовала себя неловко от этой просьбы. Ей нечего толком рассказывать, ведь для неё самой вчерашний вечер был сплошной загадкой.

— Если честно, я помню совсем немного, — призналась она. — Я делала домашнее задание в гостиной, затем к восьми отправилась на ужин и потом…

Всё это звучало, как плохо отрепетированная пьеса. Нужно было мыслить логически и вычленить из памяти любые детали, которые могли хотя бы намекнуть на то, что с ней случилось после того, как она покинула Большой зал. Но в голове творился настоящий хаос: обрывки воспоминаний или фантазий смешались друг с другом. Говорить об этом вслух ей было немного стыдно, тем более прямо перед ней стоял Снейп и давил на неё всей силой своего авторитетного снобизма.

— У меня оставалось незаконченное дело, — неуверенно начала она. — Мне… не хватило времени перед ужином, и я хотела потом заглянуть в библиотеку, чтобы уточнить кое-что перед контрольной по зельеварению.

Отчасти это было правдой. После обеда у них должен был быть тест и практическое занятие по особо опасным ядам. А ещё ей хотелось снова попробовать поискать информацию о загадочном Принце-полукровке — этого она уже не собиралась сообщать преподавателям.

— Когда я шла в Большой зал, уже чувствовала себя как-то не так, — Гермиона потёрла лоб, стараясь выжать из памяти как можно больше. — Даже дорогу по коридору я помню смутно. Такое со мной бывает, когда я о чём-то задумываюсь, поэтому тогда не придала значения…

Ей вспомнилось, как за столом она внимательно разглядывала учителей. Дамблдор задержался, за ним зашёл Снейп — это не показалось ей странным, но отчего-то запомнилось. Она долго не отводила глаз от зельевара, наблюдала за стрельчатыми движениями его рук. Он почти ничего не съел — она тоже. Гарри накануне снова пытался убедить её с Роном, что Снейп помогает Малфою в деле, которое тому поручил Волдеморт. Неужели Снейп снова примкнул к Пожирателям? Или он никогда не переставал им быть?

— Вы помните, как оказались в лесу? — Снейп своим вопросом отвлёк её от этих мыслей.

В ответ Гермиона разочарованно покачала головой. Бессилие всегда раздражало её больше всего на свете. Она ненавидела те редкие моменты, когда не могла справиться с задачей. Её загадочное исчезновение и появление в лесу — особая головоломка, к которой она не знала, как подступиться. Самое обидное, что ключ наверняка был в ней самой!

Продолжать расспросы было бессмысленно. Дамблдор задумчиво переглянулся со Снейпом.

— Тогда отдыхайте, мисс Грейнджер, — кивнул он. — Если что-то вспомните, дайте мне знать.

Когда преподаватели покинули больничное крыло, Гермиона не почувствовала облегчения. Всё оказалось только хуже: чем больше она начинала думать о произошедшем, тем запутаннее казалась история. Одна мысль была хуже другой.

Наконец она заметила обеспокоенные взгляды друзей — они не на шутку разволновались после услышанных подробностей. Гермиона слабо улыбнулась.

— Что ж, по крайней мере, мы теперь точно знаем, что байки Филча об оборотнях в Запретном лесу — не просто страшилки для первокурсников, — усмехнулась она, как будто в этом замечании было что-то смешное.

Так она надеялась сгладить ситуацию, но похоже у неё ничего не вышло. Рон нервно сглотнул.

— Вообще-то не совсем, — он краем глаза взглянул на Гарри, после чего продолжил. — Мы случайно услышали, как Хагрид уверял Дамблдора, что в лесу уже давно не водились оборотни, кроме…

Гермиона чуть было не подпрыгнула на постели. Нет-нет-нет! Она так надеялась, что это был всего лишь сон! Нечёткое воспоминание, как вид из запотевшего стекла. Ощущение ужаса и какое-то неочевидное спокойствие, прорывающееся изнутри. Предмет её страха узнаваем — ей вдруг показалось, что ничего плохого просто не может произойти, но в этот момент…

— Они считают, что на меня напал…? — едва смогла выговорить Гермиона.

— Дамблдор сказал, что выводы делать рано, — Гарри посмотрел на неё из-под нахмурившихся бровей, будто бы сам с трудом мог поверить в то, что говорит. — Но Хагрид видел. Когда нашёл тебя, ты была не одна без сознания. Он взял тебя на руки и собирался вернуться за ним с директором. А когда они пришли с Дамблдором там уже никого не было.

— Но это ничего не значит!

Она отказывалась в это верить.

— Гермиона, — Гарри взял её руку в свою и успокаивающе погладил. — Никто не знает, что произошло. Мы не знаем, кто выманил тебя из замка и зачем напал на тебя, но… — он нервно сглотнул. — Единственный оборотень, которого видели в окрестностях Хогвартса за последние несколько лет, — это Ремус Люпин.

========== Глава 2. “Старая тайна” ==========

Из больничного крыла её выписали уже через три дня. Плечо ещё болело, но благодаря хлопотам мадам Помфри боль ощущалась значительно меньше, чем после пробуждения. В дверях лазарета её уже ждали Рон и Гарри.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — уточнил её рыжий друг, поправив сумку на плече. — Мы захватили твои учебники на случай, если ты решишь сегодня пойти на занятия.

Его забота заставила Гермиону улыбнуться. Конечно, она не собиралась сегодня пропускать уроки, даже несмотря на рекомендации медсестры ещё пару дней отлежаться в комнате. Её организм был почти что в норме, за исключением не уменьшающейся ни на полдюйма раны. Когда мадам Помфри меняла бинты, Гермионе удалось рассмотреть её — действительно, на молочной коже застыли отчётливые отпечатки волчьих зубов. Она знала, что уродливые шрамы, оставленные оборотнями, невозможно вылечить. Эта отметина останется на её теле навсегда. Наверное, теперь ей придётся подбирать вещи, закрывающие плечи, или найти способ замазать укус с помощью магии или косметики. Ох, как бы она злилась, как бы ненавидела всей душой того, кто оставил этот шрам! Если бы это не был профессор Люпин.

Сама же она зацепилась за это нерешительное «если». Гермиона отказывалась верить в то, что стала жертвой бывшего преподавателя ЗОТИ, и за время своего вынужденного отпуска нашла несколько аргументов в его защиту. Впрочем, даже если бы ей в голову не пришло ничего стоящего, она всё равно не торопилась бы обвинять Люпина: до ближайшего полнолуния нельзя было сказать наверняка, стала ли она оборотнем. И всё же оставались вещи, которые трудно было объяснить: если он не нападал на неё, то зачем скрылся? Его исчезновение косвенно, но подтверждало его вину. Пока Люпин скрывался, он оставался главным подозреваемым.

Как назло, по пути на травологию им встретился Малфой. Высокомерный болван, на деле оказывающийся простым трусом, в этом учебном году изменил своим привычкам: он почти не задирал Гарри и не нарывался на конфликт. В былые времена эти перемены её бы порадовали, но теперь его поведение только подтверждало, что он затеял что-то недоброе.

— Слышал, ты полюбила дышать свежим воздухом по утрам в Запретном лесу, Грейнджер, — презрительно бросил он, почти столкнувшись с ней лицом к лицу. — Твои дружки уже не в состоянии тебя развеселить и ты ищешь новых приключений?

— Лучше заткнись, Малфой, пока ещё можешь, — прошипел Гарри и выступил вперёд.

— Оставь свои жалкие угрозы для идиотов, Поттер, — прыснул тот. — Или для таких же ущербных как твоя подружка-грязнокровка. Кстати, одного такого сегодня утром как раз посадили под замок в башне.

Его глаза сверкнули ненавистью.

— Догадываешься, о ком я? — Малфой брезгливо усмехнулся. — Дам тебе подсказку: ещё один любитель прогулок под луной.

— Они нашли Люпина! — изумилась Гермиона и с вызовом обратилась к своему обидчику. — Что ты знаешь об этом?

— Увы, не больше того, что сказал, — выплюнул он. — Видел, как его под стражей волокли в кабинет директора.

Дослушивать Малфоя Гермиона не стала, как и отвечать на его провокацию. Со всех ног она понеслась к Дамблдору, позабыв даже про своё больное плечо. Неужели они поймали его? Или он сам наконец пришёл в Хогвартс? Помнит ли он что-то о той ночи? В волчьем обличии без применения аконитового зелья человек теряет разум и не контролирует себя. Насколько Гермионе было известно, Люпин не принимал противоядие после увольнения из Хогвартса: Снейп больше ему не помогал, а варить самостоятельно было ему не по средствам. Значит, о моменте трансформации он скорее всего ничего не помнил.

Около горгульи, охранявшей кабинет Дамблдора, Гермиона встретилась с профессором МакГонагалл.

— Мисс Грейнджер, вы вовремя, — сказала она. — Я как раз собиралась послать за вами.

— Профессор, они не должны… они не имеют… — задыхаясь после бега, затараторила Гермиона. — Пока вина не доказана, помещать профессора Люпина в башню незаконно!

— Никто и не собирался его туда помещать, — брови декана в удивлении взметнулись вверх. — Мистер Люпин сам сегодня появился у ворот Хогвартса и тут же пришёл сюда, чтобы переговорить с профессором Дамблдором.

«Значит, Малфой всё-таки соврал», — с облегчением подумала Гермиона. Конечно, он решил немного пощекотать ей нервы, но в конце концов это было только на руку. Беспокойство за Люпина несколько ослабло. С ним хотя бы не обращаются, как с преступником. Для Гермионы это было важно. Несправедливость по отношению к любым существам, угнетаемых магическим сообществом, вызывало у неё особое волнение. Не говоря уже о случаях, когда дело касалось хороших людей.

Уже около двери она немного замешкала.

— … да, я в сотый раз это повторяю и не устану повторять, — послышался голос Люпина, — если бы я только мог…

Он прервался на полуслове, когда Гермиона зашла в кабинет и Дамблдор кивнул ей в знак приветствия. Люпин тут же обернулся к ней. Вид у него был ужасным: под глазами залегли тёмные круги, кожа была бледнее молока, а сам он едва стоял на ногах. И при всём при этом, увидев девушку, он тут же вскочил с места.

— Гермиона… — взволнованно выдохнул он. — Ты как?

Вслед за своим вопросом Люпин собрался было к ней подойти, но вдруг осёкся. Как забитый зверь, он боялся сделать лишнее движение. Должно быть, так ужасно постоянно чувствовать себя опасным и виноватым!

— Всё в порядке, профессор, — успокоила его Гермиона и сама не заметила, как назвала его «профессором» по привычке. — Я не верю в то, что это сделали вы. Вам нечего предъявить…

— Боюсь, что это не так, мисс Грейнджер, — Дамблдор разрушил её оптимистический настрой одной фразой. — Хагрид видел Ремуса рядом с вами в человеческом обличье. Это не прямое доказательство, и мы непременно должны в этом разобраться, но факт неоспорим. Что бы ни произошло той ночью, вы находились рядом друг с другом.

От этих слов Гермионе сделалось дурно. Осознание ответственности обрушилось на неё со всей полнотой. Уж если Дамблдор не исключает причастности Люпина к нападению, то никто другой точно не станет его защищать.

Срочно нужно было что-то придумать. Гермиона сама не знала почему, но всё внутри кричало о несправедливости. Словно она точно знала, что Люпин невиновен. Словно в ней была потребность его защитить от ложных обвинений. Этому чувству не было рационального объяснения, поэтому Гермиона не решилась высказаться. Она лишь робко посмотрела на Люпина и не увидела на его лице ничего, кроме досады. Он тоже не мог найти слов в свою защиту.

— Пока мы не выясним всех обстоятельств, ты должен оставаться в Хогвартсе, Ремус, — заговорил Дамблдор. — О случившемся уже знают в Министерстве. Со дня на день прибудут инспекторы и начнут расследование. Я постараюсь тебе помочь, но пока доказательств в твою пользу почти что никаких, — он намеренно сделал паузу, — если только, тебе есть, что ещё сказать…

Перехватив эту интонацию директора, Гермиона посмотрела на Люпина и заметила, как побледнело его лицо. О, кажется, ему было, что скрывать! Не то, чтобы она хорошо знала Люпина… Они провели не слишком уж много времени вместе, лишь иногда пересекались за ужином на Гриммо, 12, когда она гостила там перед пятым курсом. Люпин часто исчезал, как говорил Сириус, по заданию Дамблдора. Пару раз они сталкивались в библиотеке и однажды ночью на кухне: Гермионе не спалось, а у него была традиционная бессонница накануне полнолуния. Тогда ей впервые удалось разглядеть в нём кое-что, что она никак не могла заметить в Хогвартсе, — не преподавателя, а человека. Люпин был хорошим человеком, в этом у неё не было никаких сомнений. Бремя трудной жизни оборотня и ненависть к собственной природе от обратного породила внутри него невероятную доброту. А доброта часто оказывается беззащитна. Может, поэтому ей так отчаянно хотелось верить, что он не виноват?

— Я не мог этого сделать, Альбус! — отчаянно возразил Люпин и, бросив на Гермиону грустный взгляд, шумно выдохнул. — Я не могу причинить ей зла в своём проклятом волчьем обличии!

Он зажмурился и плотно сомкнул губы, будто боялся, что с них может сорваться что-то запретное. Но Дамблдор не спешил облегчить его участь.

— Ты в этом уверен? — спросил он без видимой провокации в голосе, но уже сам вопрос её подразумевал.

— Абсолютно, — Люпин спрятал лицо в ладонях. — Гермиона, она… моя наречённая.

Гермиона застыла на месте. Такого она даже и предположить не могла.

— Мисс Грейнджер, — обратился было к ней Дамблдор с очевидным намерением смягчить удар.

— Не надо, я знаю, — перебила она и от волнения вскочила со стула. — Я знаю, о чем речь. У оборотней, как и у любых других животных, есть пара противоположного пола. Однако для оборотней характерна одна особенность — некоторые исследователи считают это проявлением человеческой сущности в волке — каждая конкретная женская особь принадлежит только одной конкретной мужской. Поведенческий механизм закрепления пар до сих пор не изучен, но, скорее всего, ему предшествовал какой-то магический обряд, чтобы сократить популяцию. Из-за этого оборотни очень редко находят друг друга: особи разбросаны на большие расстояния и подавляющее большинство за всю жизнь может так никогда и не встретить свою пару. Потеряв свою половину, оборотень не может найти новую. Поэтому связь внутри пары очень прочная, порождающая заботу и нечеловеческую преданность. Оборотень не может ранить свою… хм…«наречённую», — её щёки густо покраснели, — Профессор Люпин выразился довольно изящно, но я поняла, что он имеет в виду. Я — противоположная по полу особь его волка. Его самка.

Если бы этот ответ могли зачесть ей на экзамене по ЗОТИ, то она непременно получила бы оценку «Превосходно». Впрочем, Гермиона произнесла всё это не из желания блеснуть эрудицией: с каждым словом она буквально забивала гвозди в её собственные представления о природе волков. Читая о «принадлежности» в книжках, она и подумать не могла, что будет когда-нибудь вовлечена во что-то подобное. Тем более с человеком, всегда вызывавшим у неё уважение, восхищение и даже…

— Вы хорошо осведомлены, — заметил Дамблдор, а затем посмотрел на Люпина с некоторым удовлетворением.

— Откуда ты всё это знаешь? — изумился тот.

Гермиона зарделась от гордости и стыда одновременно.

— Профессор Снейп задавал эссе на третьем курсе, когда замещал вас, — ответила она и быстро прибавила. — Тогда же я догадалась, что вы оборотень.

— Мерлин…

Люпин смотрел на неё со смесью удивления и восхищения, как довольный учитель смотрит на самую блистательную из своих учениц. Гермионе всегда казалось, что он больше всех выделял Гарри — сына своих друзей, и это её немного огорчало. Синдром отличницы вынуждал её стремиться быть лучше других по всем предметам. ЗОТИ было не самой сильной её стороной, но показать свою подкованность новому преподавателю на третьем курсе стало для неё важной самоцелью. По прошествии трёх лет она наконец была достигнута.

Пазл сложился почти ровно, когда обнаружилось, что не достаёт всего одной детали.

— Сэр, я только не понимаю, — Гермиона поджала нижнюю губу и на секунду отвела взгляд. — Как я могу быть самкой оборотня, если сама им не являюсь? И как я, как мы с профессором могли стать парой?

Логическое мышление не приводило её ни к одному внятному объяснению этого феномена. Она совершенно точно помнила, что в книгах не было никаких упоминаниях о подобных случаях, когда самками (или самцами) в паре с оборотнем становился человек. Неужели сама природа дала какой-то сбой?

Дамблдор задумчиво пригладил свою бороду. Он тоже был озадачен. Длинные морщинистые пальцы разделяли серебристые волны волос, но через несколько секунд замерли на месте.

— Как давно ты знаешь, что Гермиона — твоя наречённая, Ремус? — вдруг спросил он.

Люпин задумчиво почесал лоб. Она сразу поняла, что этот жест — всего лишь попытка оттянуть время. Ему было стыдно озвучивать такую неприглядную правду вслух. Гермиона только не могла понять почему.

— С той ночи на третьем курсе, — он наконец нашёл в себе силы посмотреть на неё и весь его вид был ужасно виноватым. — Помнишь, в тот момент, когда ты позвала меня, чтобы отвлечь от Гарри? Оборотни обычно находят свою пару в определенный период, чаще всего в начале лета, чтобы к зиме… Неважно. Ты не могла этого знать, и я не хотел, чтобы ты вообще когда-то узнала об этом.

Наверное, ему хотелось провалиться сквозь землю после этих слов. История звучала и нелепо, и ужасно, но самой неприятной в ней была её необратимость. Откуда четырнадцатилетней Гермионе было знать, в какое время у оборотней начинается брачный сезон?! Она и предположить не могла, что её плохо сымитированный вой оборотень расценит как настоящий!

С опозданием ей в голову пришла мысль о том, насколько этим фактом был шокирован сам Люпин. Трудно представить, что вот так в конце учебного года после неудачной трансформации он вдруг почувствовал нечто особое в отношении одной из своих учениц. И ладно бы эти чувства были человеческими, но волчьи инстинкты… Они и так были ему отвратительны! Разумеется, Люпин не хотел, чтобы Гермиона узнала об этом.

— Что ж, это действительно меняет дело, — резюмировал Дамблдор, прерывая повисшую тишину. — Надо подумать, как корректнее сформулировать этот аргумент для инспекторов. Мисс Грейнджер, вы можете идти.

Звук собственного имени не сразу донёсся до её сознания. Гермиона всё ещё не могла отвести глаз от Люпина — расстроенный и подавленный, он схватился за голову. Должно быть, ему было сейчас просто невыносимо. Обвинения, которые ему могли предъявить, звучали ужасно даже в самой безобидной формулировке. Если Министерство ещё узнает, что у него сформировалась неестественная магическая связь с бывшей ученицей, то он погибнет. За такое и обычного волшебника могли поднять на вилы, а уж оборотня — и подавно.

Не найдя нужных слов, она молча покинула кабинет и всю дорогу до башни Гриффиндора корила себя за это. Разве Люпин был этого достоин? Вместо поддержки она наградила его молчанием. Как глупо! И в то же время Гермиона не имела ни малейшего представления, что можно было сказать после всего случившегося. «Ничего страшного»? «С кем не бывает»? Не было такого речевого клише, чтобы выразить чувство «я взволнована и напугана тем, что мой бывший профессор-оборотень не мог ранить меня, потому что я — его судьба».

========== Глава 3. “Первый шаг” ==========

Отряд из министерства не заставил себя долго ждать: они прибыли уже на следующее утро. Только вместо ожидаемых инспекторов появились боевые авроры. Их решительный настрой не предвещал ничего хорошего: с большой долей вероятности они приехали арестовать Люпина, а не провести расследование. Оставалась небольшая надежда на то, что в дело вмешается Дамблдор и не позволит обвинить человека в не доказанном преступлении, которого он, возможно, не совершал.

Практически всё время после разговора в кабинете директора Гермиона думала о том, что там услышала. Она отложила в сторону домашние задания и воспользовалась наставлением мадам Помфри о снижении нагрузки в своих интересах. Ходить на занятия ей было не сложно, но она предпочла потратить это время на изучение более важной для неё проблемы.

По её просьбе Гарри и Рон принесли ей из библиотеки все книги, что могли найти, даже из запретной секции. К сожалению, это не помогло. В учебниках не было того, что она ещё не знала об оборотнях. Единственная статья, немного стёршаяся из её памяти, была посвящена методам сокращения популяции. Какой-то охотник на вервольфов в подробностях описывал методы ловли и охоты трансформировавшихся волков, давал советы, как держать их на привязи, а затем уничтожать. Читать об этом было противно и оскорбительно — Гермиона задыхалась от возмущения, перелистывая страницы. Неудивительно, что ей не запомнились эти мерзости! Несколько лет назад она наверняка просто пролистала эту статью, не вчитываясь.

А вот того, что ей больше всего хотелось узнать, в книгах не оказалось. Ни одного упоминания о паре человека и оборотня. Скорее наоборот, исследователи подчёркивали, что гонения на оборотней сделали их ещё менее социализированными, поэтому обращённые волшебники редко вступали в брак и заводили людей. Читая об этом, Гермиона не могла не вспоминать несчастное лицо Люпина, с детства обречённого на одиночество. Если бы не Сивый, у него всё могло бы сложиться совершенно по-другому! Скольких возможностей он был лишён из-за своего недуга, сколько дверей перед ним было закрыто! И это всё совершенно незаслуженно! Гермиона с ненавистью сжала кулаки. Нет, она не позволит никому сделать его жизнь ещё невыносимее. Тем более — из-за неё.

Громко хлопнув книгой, она отбросила её в сторону и села на кровати. Взыгравшее в ней негодование как-то само переросло в нечто другое: теперь Гермионе было интересно выяснить все особенности этой странной связи между ними. Как Люпин её почувствовал? Случилось ли это мгновенно или прошло какое-то время перед тем, как он смог понять, что произошло? Есть ли разница в его ощущениях в человеческом и волчьем обличии? Был ещё один вопрос, который Гермиону очень волновал, но она старалась не задавать его даже самой себе. К чему это приведёт? Если она — самка волка и Люпин всё-таки её обратил, то что за этим последует? Смешные и в то же время страшные мысли возникали у неё в голове, чуть только она развивала эту тему. Хагрид как-то говорил о волчатах, родившихся в Запретном лесу… Нет-нет-нет! Это было уже слишком!

Так Гермиона промучилась ещё несколько дней. Никто не спешил сообщать ей о результатах расследования. Только Снейп как-то обронил на уроке ЗОТИ, что ученикам временно не рекомендуется покидать замок во внеучебное время, особенно любителям ночных прогулок.

— Вы можете подумать, что ваша мнимая храбрость и жажда приключений не выйдут вам боком, — язвительно заметил он и покосился в сторону гриффиндорцев. — Однако не забудьте, что нет ничего романтичного в том, чтобы остаться без головы или всю оставшуюся жизнь глотать аконит.

Намёк был понят недвусмысленно, и Гермиона поспешно отвернулась от преподавательского стола. Уж в страсти к тайным свиданиям под луной после отбоя её было трудно обвинить! Она никогда не нарушала правила ради этого. Это Гарри пропадал по ночам с мантией-невидимкой, да и то с совершенно другими целями.

В обед за столом было подозрительно тихо. Рон, как всегда, с аппетитом уплетал кролика, а Гарри задумчиво возил вилкой по тарелке. В этой траурной обстановке Гермиона чувствовала себя очень дискомфортно, но ей пришлось нарушить тишину первой.

— У меня есть к тебе просьба, Гарри, — произнесла она негромко, привлекая внимание друга.

— А… да-да, конечно, — встрепенулся тот. — В чём дело?

— Мне нужна твоя карта, — Гермиона прикусила губы. — Сегодня.

Гарри посмотрел на неё с недоумением, но согласился.

— Что ты собираешься с ней делать? — спросил он по пути в гостиную.

Вокруг было слишком много ушей, и Гермионе не хотелось, чтобы её план кто-то случайно услышал. Они дошли до её комнаты, где, к счастью, никого больше не было. Гарри быстро выудил из кармана своей толстовки карту.

— Так зачем она тебе? — он настойчиво повторил свой вопрос.

— Торжественно клянусь, что замышляю только шалость, — Гермиона поспешила взглянуть на пергамент и параллельно ответила, — Я хочу знать, где они держат Люпина.

— Тебе же сказали, что он не под стражей! — отозвался Рон. В его голосе она слышала разочарование и пренебрежение. Кажется, он не очень-то верил в невиновность бывшего учителя.

— Да, но его не отпустили, — возразила она. — Никто не торопится его оправдать или хотя бы попытаться найти улики в его защиту. Ты видел этих авроров из Министерства? Они выглядят, как пираньи, готовые его разорвать!

— По-моему, ты много себе напридумывала.

Упрямым взглядом Гермиона взглянула на Рона. То, что он так легко поверил в причастность Люпина к нападению, огорчало её. Как же критическое мышление? С другой стороны, в глубине души она знала, что Рон просто беспокоился за неё и готов был оскалиться на любого, кто собирался причинить ей вред.

— Послушайте, я просто хочу с ним поговорить, — Гермиона неловко пожала плечами и с надеждой обратилась к друзьям. — Никто не может понять, что именно произошло в ту ночь, а мне необходимо это знать. Виновен Люпин или нет — это нужно доказать. Но посудите сами, сколько здесь несостыковок: как он оказался в лесу в это время? Зачем покинул Орден? Помнишь, на Рождество мистер Уизли говорил, что у Люпина в конце апреля будет особое задание? Если бы его послали в Хогвартс, мы бы знали об этом.

Она уже обдумала всё это накануне. Сфокусировавшись на фактах и отбросив своё внутреннее стремление во что бы то ни стало защитить Люпина (теперь она понимала, откуда в ней это чувство), Гермиона разложила всё по полочкам. О её собственных мотивах такого безрассудного поступка, как прогулка по Запретному лесу, рассуждать не пришлось: внешнее воздействие на неё было неоспоримо. Кто-то хотел, чтобы она покинула замок и отправилась туда, где её никто рано не хватится. Кому придёт в голову искать старосту Гриффиндора одну в лесу? Все знали, что Гермиона в здравом уме не способна на такое.

Иначе обстояли дела с мотивацией Люпина. На рождественских каникулах он настаивал на том, чтобы Гарри был предельно осторожен и подчёркивал, что помощь не всегда будет рядом. Судя по его рассказам, он не собирался покидать Орден без особой надобности: в Министерстве на оборотней имели зуб, так как считали, что все они поддерживают Волдеморта. Стоило Люпину появиться не в том месте не в то время — билет до Азкабана был ему обеспечен. Неужели нашёлся повод для того, чтобы он решил рискнуть своей свободой?

— А что, если он просто искал безопасное место для трансформации? — предположил Гарри. — В Запретном лесу он прятался целый год и хорошо его знает…

— Нет, Люпин не стал бы подвергать такому риску учеников, — отвергла это предположение Гермиона. — Он не принимает зелье и не контролирует свою трансформацию. Прийти в Хогвартс было бы безрассудно и опасно — Люпин не пошёл бы на это. Если только он не надеялся здесь получить зелье…

Мысль не успевала превращаться в слова, раскручиваясь в её голове, как большой клубок. Гарри так удачно дёрнул ниточку, из которой разворачивалась вполне убедительная и рабочая версия.

Снейп узнал о происшествии одним из первых и, кажется, совсем не был удивлён появлению Люпина. Тогда в больничном крыле он был не удивлён, а скорее озадачен. Значит, он мог знать, что Люпин собирался прибыть в Хогвартс. Была только одна причина, по которой он мог быть в курсе: он готовил для него зелье. Волчье противоядие не сваришь за полчаса, но каким-то волшебным образом оно, вернее его модифицированная версия, была у Снейпа наготове. Но мог ли он…?

Вовремя спохватившись, Гермиона решила не озвучивать свою догадку. Мальчикам стоило только сказать, что в этом мог быть замешан Снейп, — они непременно решат, что это его рук дело. Вплести зельевара в это запутанное дельце с его репутацией не составляло труда: вкупе с помощью Малфою попытка подставить Люпина и натравить его на Гермиону смотрелась очень даже правдоподобно. К тому же, откуда ему было знать, что есть причины, по которым оборотень не может причинить вред мисс Грейнджер?

Эти размышления заставили и саму Гермиону сомневаться в невиновности Снейпа. Благодаря этой версии точно можно было оправдать Люпина, вот только собрать для неё доказательства — практически нереально. Да и что-то подсказывало ей, что сила предубеждения против Снейпа будет выглядеть чересчур преувеличенной. На одних предположениях доказательства вины не построишь. Гермиона разочарованно вздохнула. И защиту тоже.

— В любом случае, — произнесла она, уткнувшись в карту в поисках нужного имени. — Мне нужно поговорить с ним. Есть вопросы… эм, на которые только он может мне ответить.

Ни Рон, ни Гарри не обратили внимание на её запинку, а она сама решила не углубляться в детали. Сообщать им об их необычной связи с Люпином было рановато: Гермиона не была уверена, что мальчикам кто-то уже сказал, но в то же время ей не хотелось тратить время на объяснения того, что сама до конца не понимает. Наконец она заметила на карте нужный маячок с подписью «Ремус Люпин».

— Он в Воющей хижине, — её голос невольно повысился от волнения. — А вы говорите, он не под стражей! Да там ещё хуже, чем в башне!

Не взглянув больше на друзей, она тут же помчалась вниз к гремучей иве, как будто могла куда-то опоздать. Поместить Люпина в Воющую хижину было логично, но очень далеко от понятия «комфорт». Если он находился там всё это время, то по сути был в заключении. Оставалось надеяться, что его хотя бы не охраняют дементоры.

Уже по пути Гермиона подумала, что ей стоило быть осторожнее: за ней могли следить. Она подозревала не только людей из Министерства, но и того, кто заварил эту кашу. Нужно было придумать, как вывести его на свет. Может быть, этот человек уже давно покинул Хогвартс — настоящий преступник не стал бы долго задерживаться на месте преступления. К тому же, сделав главным подозреваемым Люпина, он убил сразу двух зайцев: сделал своё грязное дельце и запутал следы. Вот только зачем кому-то нападать на Гермиону?

Этот вопрос ставил её в тупик. У неё, конечно, были недруги, в основном девочки со Слизерина, подружки Малфоя, или те, кто ещё помнил её нелепый двойной роман с Виктором Крамом и Гарри во время Турнира Трёх Волшебников. С того времени уже много воды утекло, но… наверняка оставались те, кто ей завидовал или ненавидел просто за то, что она существует. Ужасное чувство, к сожалению, свойственное людям, особенно подросткам.

Дорога до гремучей ивы заняла у неё всего несколько минут. Здесь, по её предположениям, был самый небезопасный участок: на этой тропинке она становилась максимально доступной для нового нападения. Ведь что, если на неё хотели не просто напасть, а убить? Тогда миссия оказалась провалена, и преступник мог отважиться на вторую попытку. О, мысли о том, что тебя в любой момент могут убить, выпускали толпу мурашек по её телу. И как только Гарри выносит такое давление уже шесть лет?!

Буйное дерево уже давно перестало быть для неё преградой. Гермиона была впечатлена, когда во время их с Гарри короткого путешествия в прошлое, заметила, что Люпин воспользовался «Иммобулюсом» и заморозил ветки. Так просто, так гениально! С тех пор она знала, как пройти. Миновав потайной ход, она с готовностью подняла палочку: мало ли, вдруг у него есть охрана. Под её ногой скрипнула доска.

— Кто здесь? — услышала она голос Люпина. Кажется, он всё-таки был один.

— Это я.

Гермиона опустила палочку, ощутив необъяснимый прилив облегчения. В комнате,мрачной не столько от древности, сколько от окутывавших её легенд, теперь всё было как-то иначе. Старая постель, куда в прошлый раз отлетел Снейп после атаки Гарри, была застелена свежим бельём и немного преобразилась. В углу комнаты стоял письменный стол — немного пыльный, но вполне рабочий. Камин не горел, однако чёрные угольки внутри свидетельствовали о том, что его иногда растапливают. Рядом с ним стоял Люпин.

— Гермиона? — удивился он и опустил палочку.

Воющая хижина даже после такого наспех проведённого косметического ремонта не могла преобразиться в нормальные условия для жизни, и долгое нахождение здесь отразилось на внешнем виде Люпина. Он был бледен, истощён, на шее горел свежий шрам, которым он, скорее всего, одарил себя в последнее полнолуние. Если бы его здесь встретил какой-нибудь первокурсник, то легко мог бы принять за привидение.

Поддавшись внутреннему порыву, Гермиона бросилась к нему на шею. Да что это с ней такое? Она буквально каждой клеточкой своего тела ощущала потребность удостовериться, что с ним всё в порядке. Такого никогда не было прежде. Вернее… нечто подобное проскальзывало в её голове, когда они пересекались с ним на Гриммо после очередной «миссии», но тогда Гермиона тщательно контролировала себя. А впрочем, кое-что всё-таки изменилось. Потребность прикосновений стала ощущаться отчётливее.

Люпин не оттолкнул её. Более того, он сам принял её в свои объятия, будто давно их ждал. Но стоило ей подумать, как это странно, отчего вдруг их так потянуло друг к другу, она поспешила отстраниться. Волчий эффект или как там его? Неужели он правда той ночью обратил её?

— Что ты здесь делаешь? — спросил Люпин, пряча руки в карманы.

По его лицу, на котором зачастую всё было написано, Гермиона поняла, что эта внезапная близость смутила не только её. Должно быть, ему в тысячу раз более неловко из-за пробудившейся в нём потребности в бывшей ученице, к которой он, в общем-то, всегда относился с уважением, но не имел никаких личный отношений, как с Гарри.

— Я пришла к вам, потому что… — она вдруг растеряла все свои заготовки. — Мне надо… Я думаю, нам стоит поговорить.

Люпин посмотрел на неё с интересом, не торопя. Как учитель, он умело пользовался методикой и умел слушать: если у студента есть мысль, то лучше не перебивать его и дать возможность сформулировать её самостоятельно. Но Гермионе от этого было не легче. Она не могла сказать то, что хотела не от того, что не знала как, а потому что жутко смущалась. И это Люпин тоже быстро понял.

— Разумеется.

Он кивнул и жестом пригласил её сесть на небольшой диванчик. Раньше его тут не было, подумала Гермиона. Наверное, он трансфигурировал его из чего-то. Под пытливым и в то же время участливым взглядом Гермионе всё-таки удалось собраться с мыслями.

— Я изучила всё, что смогла найти о парах, — деловито заявила она. — Информации ничтожно мало, поэтому я подумала, что мы могли бы подобрать решение проблемы эмпирическим путём, — она набралась ещё немного смелости. — Я хочу провести эксперимент, и для этого мне нужна ваша помощь, профессор.

========== Глава 4. “Предопределение” ==========

Всё время, пока Гермиона излагала подробности своей идеи, Люпин внимательно её слушал. Он позволил ей высказать всё, с чем она к нему пришла, ни разу не перебил и даже не уточнил то, что казалось ему спорным. По нему сложно было понять, одобряет ли он эту затею или нет.

— … я думаю, только таким образом мы сможем полноценно изучить этот феномен и придумать, как действовать дальше, а также доказать вашу невиновность, — завершила она свой рассказ и выдохнула. — Что скажете?

Люпин, задумчиво почёсывавший свою щетину, ещё несколько секунд молчал, но затем беспомощно развёл руками.

— Скажу, что это — безумие, — в его голосе прозвучало не возмущение, а лёгкая назидательность. — Теоретическая часть безукоризненна — я готов ответить на твои вопросы. А что касается самого эксперимента… Нет, я не могу на него согласиться. Гермиона, ты рассчитываешь, рискнув своей жизнью, выяснить то, что не смогли изучить десятки учёных до тебя. Ты — блестящая ведьма, но даже для тебя это слишком.

По его губам скользнула грустная улыбка. Как будто её идея не оправдала его надежд.

— Но ведь это практически безопасно! — возразила она.

— Это очень опасно, — Люпин склонил голову набок, как будто разговаривал с ребёнком и объяснял очевидное. — Остаться один на один с оборотнем, даже принявшим зелье, — чертовски опасная авантюра.

— Но, профессор!

— Я уже давно не твой профессор.

Улыбка сделалась чуть шире, и Люпин полез в карманы своей кофты. Наверняка за шоколадом, предположила Гермиона и улыбнулась, когда её догадка оказалась верна.

— Вы же сами утверждали в кабинете у Дамблдора, что не можете причинить мне вреда, — напомнила она, благодарно забирая из его рук кусочек.

— Утверждал, — Люпин кивнул в знак согласия. — Но после того, как ты ушла, директор справедливо напомнил мне, что я не могу знать этого наверняка.

Его плечо случайно соприкоснулось с её, и Гермиона про себя удивилась, когда это они успели подвинуться друг к другу. Теперь она с интересом отмечала всякие мелочи, ускользавшие от её внимания, которые они делали, казалось, инстинктивно. Всё же, не зря она пришла сюда, точно не зря.

— Я не принимал зелья накануне полнолуния, — продолжал Люпин, — поэтому не контролировал волка и ничего не помню. Видишь ли, за столько лет мы с ним так и не подружились, не научились понимать друг друга, — он усмехнулся. — Так что, снимать с меня подозрения рановато. К моему огромному сожалению, в порыве своего безумства это мог быть я.

Гермиону словно окатили водой после этого признания. Нет, она ведь всё просчитала с упором на то, что Люпин не может быть виновен в этом. Оставшись с ним наедине во время трансформации, она бы подтвердила то, что он не мог её укусить. А как же быть теперь? Он наговаривает на себя, специально берёт на себя то, что не совершал. Ему так долго ставили в вину его сущность и называли болезнь пороком, как будто это был его собственный выбор, что он и сам свыкся с этими предрассудками.

— Нет, я отказываюсь в это верить, — твёрдо заявила Гермиона. — Вы наговариваете на себя, сомневаетесь в себе только потому, что привыкли считать себя угрозой для окружающих. Ваше чувство вины с вами так давно, что вы даже не пытаетесь с ним бороться. Но вам нечего стыдиться! И я никому не позволю обвинять вас в том, что вы не совершали!

В эмоциональном запале она совсем не обратила внимания на то, что её слова произвели эффект, обратный желаемому. Вместо того, чтобы вместе с ней гордо вскинуть голову (как она планировала), Люпин наоборот весь сник и съёжился.

— Ты не знаешь, о чём говоришь, — сдавленно ответил он и отвернулся.

Между ними было двадцать лет разницы, но Гермиона видела перед собой до боли знакомые симптомы сопротивления. Да, так ведут себя все мальчишки, как оказалось, в любом возрасте. Окружающий мир так долго выстраивал вокруг него эту непробиваемую стену и заколачивал в неё большие гвозди, снова и снова заставляя Люпина верить в то, что он — человек второго сорта. Он привык жить с этим. Те, кто поддерживал его, не могли бороться за его права. Дамблдор со всем своим могуществом не смог переменить отношения к оборотням в волшебном мире. Он был вынужден принять его заявление об уходе три года назад, потому что знал, что не все предрассудки можно преодолеть. И это был всего один случай из тысячи, когда Люпину приходилось смиряться с тем, что ему не удалось победить. Так можно ли осуждать его теперь за нежелание снова бороться с волнами?

— Мистер Люпин… — осторожно позвала Гермиона.

— О, Мерлина ради, какой мистер Люпин, — в его голосе снова появилась насмешка.

— Ремус.

Звук его имени заставил его посмотреть на неё. Она и не думала, что у него такое красивое имя.

— Вы ни в чём не виноваты, Ремус, — Гермиона уверенно назвала его так второй раз и произнесла это с удовольствием. — Я не знаю, что собирается делать Дамблдор, но я хочу во всём разобраться. Не только из-за нападения.

Она осторожно положила ладонь ему на предплечье.

— Если так случилось и нас объединяет непонятная нам обоим природная связь, я хотела бы знать о ней больше.

В её словах не было подвоха, и она знала, что Люпин это чувствует, потому продолжила.

— Не могу представить, каким это шоком было для вас, когда вы узнали, — Гермиона тщательно старалась подбирать формулировки. — Может быть, пока я не знала, вам действительно было проще игнорировать эту связь и просто держаться от меня подальше. Но раз всё так произошло… Мы должны разобраться в этом, понять, что это значит для нас обоих. Давайте сделаем это вместе.

И Ремус согласился. Он дал ей возможность сделать всё так, как она умеет, — идеально и грамотно. Перед экспериментом необходимо было выполнить теоретическую часть исследования: они должны были узнать как можно больше о природе их связи и только после этого Гермиона могла остаться с ним во время трансформации, чтобы доказать свою неприкасаемость. Возможно, Люпин надеялся, что за те пару недель до полнолуния, что у них будут, она передумает. Но не тут-то было.

Гермиона со свойственным ей педантизмом разработала целую программу: каждый день они делились друг с другом своими воспоминаниями, особенно чувственными, и пытались их сопоставить. Если бы речь не шла о ликантропии, то это с лёгкостью можно было принять за первые робкие свидания. Об этом она старалась не думать.

Они начали с самого простого и очевидного: с симптомов. Как врач, собирающий анамнез, она дотошно и щепетильно расспрашивала его о каждой детали, которая могла иметь отношение к делу. Гермиона предвидела, что им обоим будет нелегко: сначала они оба стеснялись говорить и сами до конца не понимали, насколько откровенны должны быть их ответы. Ремус адаптировался несколько быстрее, возможно, всё-таки из-за того, что был старше и видел, какую тонну неловкости старательно пытается преодолеть Гермиона. Первые вопросы щекотали ей горло, и от волнения приходилось по нескольку раз перечитывать написанные ею же вопросы. Это злило её и раздражало, но Люпин лишь снисходительно улыбался, пытаясь её поддержать.

— То есть, у вас не сразу возникло это эм…чувство, — Гермиона запнулась — она до сих пор не могла найти нужной формулировки для обозначения того, что их связывало. — Вы осознали его через сколько дней?

— Нет, оно возникло сразу, — мягко поправил Ремус. — Я почувствовал перемену уже на следующий день, но не смог её понять. Стоило мне тебя увидеть — ты вошла в большой зал, и я почувствовал твоё приближение. Интуитивно и в то же время непривычно. Как будто не я сам, но в то же время это чувство было внутри. Вроде волчьего чутья, — его губы дёрнулись в отвращении. — А потом я увидел шрамы у тебя на лице и…

Он скользящим движением коснулся сначала своей щеки, а затем уголка губ, точно повторяя те места, где у Гермионы действительно были шрамы после приключений у гремучей ивы. В этом его прикосновении было что-то необычное, что-то неподдающееся описанию: он прикоснулся к своему лицу, а она в то же мгновение ощутила тепло на своей коже. От изумления Гермиона затаила дыхание. Как такое могло быть? Даже в мире магии это казалось странным. От Ремуса не укрылась её реакция, и он, слегка покраснев, поспешил поменять позу. Гермиона чувствовала, как он занервничал, напрягся. Они подобрались к наиболее щекотливому вопросу: тогда ей было всего четырнадцать лет. В её голове вдруг мелькнуло невероятное предположение. Уж не потому ли Люпин тогда так торопился с увольнением? Безусловно, то, что он был оборотнем, наделало бы много шуму, но Дамблдор теоретически мог его замять, а вот это…

— Опишите, что вы почувствовали, — на автомате уточнила Гермиона, не в силах справиться с волной внезапного озарения.

Во взгляде Ремуса она прочитала, что она на верном пути.

— Беспокойство, — его глаза забегали, а голос немного осип. — Я внезапно поймал себя на мысли, что первой заметил именно тебя и что меня волнует, всё ли с тобой в порядке, не ранена ли ты сильнее, чем на первый взгляд. Ты, именно ты, не Гарри…

Люпин как-то сконфузился после этих слов. Несмотря на то, что сказанное им было чистейшей правдой, она прозвучала крайне неудобно. Ему словно было теперь стыдно за то, что он выделял в первую очередь Гарри, а не Гермиону, хотя к ней всегда относился с большим уважением. Люпин вообще был одним из тех немногих преподавателей, которые старались показать каждому ученику, что тот может быть особенным. Наверное, потому что сам Ремус — особенный человек, — подумала Гермиона и испугалась своих же мыслей.

С внутренними противоречиями ей приходилось мириться теперь каждый день. Для того, чтобы продолжать изучение их связи с Люпином, Гермионе требовалось больше свободного времени, которого у неё не было и в лучшие времена. Тучи сгущались, атмосфера в школе становилась ещё более напряжённой. Особенно её волновал Гарри: с тех пор, как он узнал о крестражах, он не мог найти себе места. Ещё и стычка с Малфоем в туалете, за которой последовал разнос от Снейпа. Всё навалилось так неожиданно! Гермиона чувствовала себя виноватой, что ей приходилось разрываться между другом и своей собственной неразгаданной тайной. Ведь от неё зависела судьба Ремуса, поэтому она теперь просто не имела права отступить назад.

Так продолжалось несколько дней: после обеда она сообщала мальчикам, что идёт в библиотеку, а сама, забежав на кухню и захватив там чего-нибудь к чаю, спешила в Воющую хижину. Её расстраивал факт, что ей приходилось пользоваться рабским трудом домовиков (мысленно она так и не поступилась своими принципами о свободе эльфов), но у неё не было иного выхода. Люпин был заключённым, пусть официально этого никто не признавал, и ей хотелось хотя бы как-то скрасить его пребывание в изоляции. К тому же, она уже не могла отрицать, что теория давно отошла на второй план — компания Ремуса стала для неё куда важнее. Ей нравилось проводить с ним время, занимаясь с одной стороны делом, а с другой — узнавая его самого. Это было ещё одной её маленькой тайной.

За первую неделю эксперимента удалось выяснить многое, но данные ещё окончательно не складывались в какую-то логически выстроенную систему. Во-первых, как Люпин и говорил, основным инстинктом внутреннего волка была защита его половины: он мог почувствовать, что Гермиона в опасности, даже не находясь рядом. Они выяснили это, сопоставляя воспоминания по времени и хронологии: когда на основной состав армии Дамблдора в отделе Тайн напали Пожиратели, Ремус почувствовал опасность ещё до сообщения от Снейпа.

— Я решил, что это просто интуиция, — пожал плечами он. — Она обостряется накануне полнолуния.

Ещё одно важное наблюдение было связано как раз с лунным циклом. Затмение притупляло связь, а новолуние укрепляло её. Люпин описывал это так, будто вместе с ростом Луны в нём увеличивалось не только чувство тревоги, но и раздражительность — волк становился агрессивнее, если не знал точно, где находится его пара. Трансформация становилась болезненнее и по утрам оказывалось, что он пытался вырваться из помещения, где был закрыт, вероятно, для того, чтобы найти свою половину и убедиться, что та в порядке. Но самые поразительные открытия были впереди.

Совершенно случайно Гермиона заметила, что у них оказались идентичные привычки и вкусы, и часть из них сформировалась уже после того, как между ними образовалась волшебная связь. Это наблюдение показалось ей занимательным, и она решила подробнее его изучить. Правда, Гермиона не знала, с чего лучше начать, потому подборка вопросов получилась несколько хаотичной. Ремус поддержал её идею, хотя признался, что никогда не пытался анализировать свои пристрастия.

— Наверное, опять не повезёт и достанется какой-нибудь мерзкий вкус, — вслух предположил Люпин, закидывая себе в рот конфету «Берти Ботс». — Ого, марципан!

— Мне он никогда не нравился.

— Мне тоже.

Гермиона довольно усмехнулась и сделала ещё одну пометку. Это было уже интереснее. Согласно её плану, чем больше точечных совпадений возникнет в том, как они оба воспринимали окружающий мир непосредственно через органы чувств до формирования их пары, тем больше подтверждений получит её маленькая теория, о которой она пока не решалась никому сообщать.

На очередном листе уже не осталось свободного места. Ей пришлось дописывать на полях — убористым почерком она втиснула последние заметки, сокращая слова до минимального набора букв. Как потом всё это разбирать? Для неё каждая новая задача была вызовом. И всё же, вопросы неумолимо кончались, а ей отчаянно хотелось оттянуть момент самостоятельного анализа. Вернее гораздо больше Гермионе хотелось приходить сюда, в этот пыльный старый дом, садиться на уютный, но хрупкий диванчик и чувствовать себя на своём месте. Странное ощущение.

— Гермиона?

Затерявшись в своих мыслях, она не с первого раза поняла, что её зовёт Ремус. У него была совершенно особенная манера речи: фразы перетекали одна в другую, словно контрастные полутона, безошибочно попадая в нужную интонацию. Вот и её имя прозвучало с той самой нотой вопроса, которая уже несколько минут сидела в её собственной голове.

— Да? — она подняла на него глаза и тут же невольно прижала к груди свои записи — не в попытке отгородиться, а чтобы не выпустить из рук по невнимательности. В его компании в последнее время она чувствовала себя дико растерянной.

— Твои духи, вот эти цветочно-апельсиновые, — Люпин неопределённо, но изящно подчеркнул пространство вокруг своей шеи, а затем неловко нахмурился. — Ты давно ими пользуешься?

Духи? Гермиона открыла рот, но ещё несколько секунд из него не могло вырваться ни звука.

— Мне… — она наконец смогла продохнуть. — Их подарила мама в шестнадцать лет. С тех пор я почти всегда ими пользуюсь.

На губах Люпина возникла мягкая улыбка — со школьных лет Гермиона научилась безошибочно её воспринимать. Она была такая редкая, но самая понятная. Так по-мальчишечьи, заговорщицки, словно у него в голове созрела безумная идея создания необычного артефакта вроде карты мародёров. Да, в этой улыбке скрывался именно юный мародёр — тот, которого Гермиона никогда не знала, но хотела бы разгадать.

— Что?

Он отрицательно покачал головой, но всё ещё не мог перестать улыбаться. Что бы это могло значить? Очередная загадка? Только спустя томительные минуты, после того, как Гермиона собрала все свои вещи и сообщила, что ей пора, Люпин поспешил проводить её до двери и уже там наконец совершил странное, но очень милое признание.

— Я знаю этот запах, — сказал он и, протянув руку, убрал прядь волос с её плеча назад. — Он попадался мне прежде, не могу только вспомнить где. Я подумал сначала, что он мог быть воспоминанием с того времени, когда я учил вас на третьем курсе, но раз ты пользуешься им не больше года… — его улыбка сделалась чуть шире. — Получается, что он мне нравился ещё до того, как мы встретились.

Гермиона отчаянно покраснела. Это был ещё один пунктик для её теории, что теперь казалась ей совершенно сумасшедшей. Разве можно научно обосновать предопределение? У оборотней оно существовало, но у людей… Неужели и вправду могло так случиться, что судьба связала их ещё до знакомства?

— Это странно, — всё, что смогла выдавить из себя Гермиона.

Подняв глаза, она заметила, что Ремус всё ещё смотрел на неё, будто следил за её реакцией, ждал, что она скажет. Верит ли она? Верит ли он сам? Ведь всё это слишком нелепо и сентиментально, больше походило на книжные выдумки и почти что сказки. А впрочем, разве любовь — не сказка, рождённая реальностью?

— Задолго до нашей встречи у нас бывали одинаковые сны, — Ремус прошептал так, что Гермиона отчётливо это услышала.

Слова показались ей очень знакомыми. Где-то ей попадалось это, в какой-то книжке…

— Кто это сказал? — осторожно спросила она, боясь встретиться с ним взглядом.

— Набоков.

— Точно.

Ещё несколько секунд, тягучих, как мёд, стекающий вниз по ложке, и она бы точно натворила глупостей. Гулкий ветер предчувствовал её слабость, потому наверное, вовремя загудел и поспешил растормошить дверь, иронично скрипнувшую в тишине. И всё растаяло. Гермиона, наскоро попрощавшись и едва подавляя желание убежать, степенно покинула комнату.

========== Глава 5. “Главный подозреваемый” ==========

Тик-так. Стрелки на её аккуратных наручных часах отбивали задиристую мелодию в унисон с пульсом.

— После ужина опять пойдёшь в библиотеку? — разочарованный голос Рона раздался где-то очень далеко. Если бы он не чихнул так громко и основательно, то она бы так и не поняла, что на самом деле он сидел рядом с ней.

— Что? — спохватилась Гермиона. — Прости, что ты спросил?

— Я спросил, собираешься ли ты торчать в библиотеке до скончания веков или у тебя всё-таки найдётся время, чтобы кое-что обсудить? — Рон сегодня явно был не в духе.

Его очень раздражали её отлучки, ставшие постоянными и отнимавшие всё то время, которое раньше Гермиона тратила на ребят. Теперь она иногда отказывалась помочь им с домашними заданиями, вернее, просто не успевала их просмотреть. И даже это было не самым главным. Куда страннее оказалась причина этих перемен. Для мальчиков, в особенности для Рона — Гарри реагировал немного спокойнее, появление Люпина и резко возросшая его значимость для Гермионы не имели никакого исчерпывающего объяснения. Они знали про создание пары, про то, что это явление совсем не рядовое, но не спешили углубляться в проблему. Не потому, что им было неинтересно… Гермиона сама не хотела их во всё посвящать.

Толком она не знала, как объяснить им, что происходит между ней и их бывшим профессором: казалось, такого слова просто не было в языке. Рассказать им подробности — они решат, что она просто влюбилась в него, ну, а со стороны Люпина — просто нездоровое влечение к девочке, намного его младше. Объяснить всё животными инстинктами — мальчики воспримут это, как потенциальную опасность и наверняка будут против её ежедневных походов в Воющую хижину. Что же тогда? Забота? Преданность? Предназначение? Любое из этих слов подходило и каждое их них могло быть неправильно истолковано. Гермиона не была уверена в том, что её друзья поймут всё так, как она того бы хотела, даже если бы она напрягла все свои способности объяснять. Ведь они не смогут почувствовать… Никто не может почувствовать то, что она ощущала рядом с Ремусом, то, что заставляло её каждый день, как по часам, вышагивать по узкой тропинке к человеку, который (в этом она была уверена) всегда её ждал. Это чувство… Оно, наверное, было выше любви. По крайней мере, той, о которой Гермиона имела представление. Теоретическое, конечно.

Рон всё ещё прожигал её испытывающим взглядом. Если она сейчас ответит ему отказом, то он наверняка вспылит и этим привлечёт лишнее внимание. С некоторых пор Гермиона сделалась очень подозрительной: она боялась, что её походы к Люпину могут выследить какие-нибудь умники вроде Малфоя. И зачем Рон спросил это в Большом зале?! Как назло, никаких рациональных отмазок вроде надвигающейся контрольной или длиннющих сочинений у неё в запасе не было. Пришлось выкручиваться на ходу.

— Вообще-то я… — Гермиона задумчиво почесала шею, выгадывая себе ещё несколько секунд для раздумий, пока не встретилась взглядом с Дамблдором, который вдруг отвлёкся от разговора с одним из инспекторов Аврората. — Ты знаешь, мне очень жаль, что я избегала вас с Гарри последнее время. Может, поговорим об этом на Астрономической башне?

Директор подозрительно улыбнулся, будто по губам прочитал то, что она только что произнесла. А вот Рон искренне удивился.

— Не могу поверить своим ушам, — пробубнил он, когда они выходили из Большого зала. — Ты точно не исчезнешь в последний момент?

Мимо них продефилировали две студентки Райвенкло и, перешёптываясь, бросили подозрительные взгляды на Золотое трио. И, к сожалению, объектом их интереса был не Гарри. Слухи в школе всегда расползались гораздо быстрее желаемого.

— Я же сказала! — бросила Гермиона с раздражением, но тут же поспешила взять себя в руки.

После обеда у них было ещё два занятия: сдвоенная травология с пуффендуйцами и зельеварение со слизеринцами. К каждому уроку Гермиона всегда готовилась заранее, но, раскладывая свои учебники, вдруг заметила, что вместо конспектов по зельям захватила свои исследования о ней и Ремусе. Она уже собиралась наскоро забросить их обратно в сумку и попросить у Гарри запасной пергамент, как одна короткая записка, словно зачарованная, выпорхнула из-под обложки и приземлилась прямо под ноги Панси Паркинсон.

— Что это у нас? — гаденько усмехнулась она, подбирая бумажку на долю секунды быстрее, чем Гермиона. — Асцедент в Скорпионе, Венера в Водолее. Эй, смотрите, заучка Грейнджер оказывается верит в астрологию! Решила доказать, что ты ещё более сдвинутая, чем профессор Трелони?

Мерлин знает, чем бы мог закончиться этот несчастный случай, если бы в класс не вошёл профессор Слизнорт. Гермиона возблагодарила всех героев английского эпоса и торопливо вырвала записку из рук Панси. Хорошо, что эта пустоголовая курица не догадалась, что описания натальной карты на бумаге принадлежат совсем не ей. Хватило же ума не подписать имя!

Записку Гермиона забила на самое дно сумки и на всякий случай придавила учебником по травологии. Слизнорт что-то возбуждённо рассказывал о временах своей буйной молодости, когда он со своим знакомым пытался изобрести чмокающее зелье: эффект его был неочевиден и заключался в обезболивании фурункулов, но само зелье, находясь даже в стерильном флаконе, издавала звуки, похожие на причмокивания. Увлекательная история, но совершенно бесполезная.

После того, как профессор закончил с воспоминаниями, он наконец выдал задание и не потрудился долго его объяснять. Им нужно было сварить зелье от икоты, рецепт которого Гермиона прочитала ещё прошлым летом. Без привычных уточняющих вопросов она приступила к приготовлению.

— Венера в Водолее? — услышала она нервный шёпот Рона.

Вместо ответа Гермиона только удивлённо вскинула брови. Зачем он это спрашивает?

— Ты ведь никогда не верила в астрологию, — продолжил её рыжий друг. — В том смысле, что, ну, я понимаю, если бы там это сделала Джинни — девчонки любят заниматься этой чепухой, гадать там, всякое такое, но ты… На кого ты составляла натальную карту?

Её брови поползли ещё выше на лоб.

— С чего ты взял, что я составляла её на кого-то ещё? — шёпотом спросила Гермиона.

— У тебя Венера не в Водолее, а в Весах, а асцедент — Рак.

Лирный корень шумно хрустнул под её ножом, а Рон виновато потупился. Вот чего она от него никогда не ожидала, так этого.

— Откуда ты знаешь? — Гермиона привычно огляделась по сторонам, очень надеясь, что их разговор никто не подслушает.

За её спиной прошаркал Слизнорт. Он, даже не взглянув в её котёл, сказал что-то поощрительное и с воодушевлением двинулся в сторону Гарри.

— Всё эти чёртовы прорицания, — ответил наконец Рон. — Нам нужно было сделать натальную карту исторического персонажа, чтобы описать его характер и я… решил, что будет проще описать тебя.

За покрасневшими щеками на его лице уже почти не было видно привычных веснушек. В другой раз Гермиона непременно бы разозлилась за то, что он решил сжульничать, чтобы не делать всё, как следует, но сегодня ей это показалось даже милым.

— Вынуждена признать, что, по крайней мере, в этой области прорицаний, ты преуспел, — с улыбкой отметила она и продолжила мешать своё зелье.

Во время ужина за столом Гриффиндора было непривычно шумно: близился матч с Хаффлпафом, а обновлённая команда всё ещё до конца не сыгралась. Кормак дулся на Гарри за то, что вратарём стал Рон, Джинни не могла собраться из-за постоянных ссор с Дином, а остальные толком не понимали, что им делать. Всё это обрушилось на Гермиону скопом: из-за своих дел она отстала от факультетских проблем и теперь чувствовала себя абсолютным новичком.

Впрочем, это недолго её беспокоило: её внимание уже второй день привлекал один и тот же инспектор, живо беседовавший с Дамблдором. Невысокий мужчина в старомодной шляпе, с седеющими усами-щёточкой, немного горбился, как будто его шерстяная мантия была для него слишком тяжела. Он торопливо что-то говорил директору через узкую щель улыбки, а тем временем маленькие чёрные глазки суетливо бегали из стороны в сторону. Было в нём что-то нервозное и настораживающее. В отличие от своих предшественников он появлялся в Большом зале гораздо чаще, совсем не избегал студентов и без конца крутился около директора. Более того, Гермиона частенько чувствовала на себе его изучающий взгляд. Он, определённо, изучал её, может быть, даже следил.

— Ты случайно не знаешь, кто это? — спросила она у Гарри, кивнув в сторону инспектора. Глубоко в душе она надеялась, что он здесь по делу Избранного, хотя для этой надежды не было и одного процента оснований.

— Понятия не имею, — пожал плечами её друг. — Дамблдор о нём ничего не говорил, но я пару раз сталкивался с ним, когда приходил к директору.

— И он у тебя ничего не спрашивал?

Гарри поёжился и взглянул на неё из-под нахмуренных бровей.

— Боюсь, он здесь по твою душу.

Теперь это становилось по-настоящему странным. За всё то время, что инспекторы пробыли здесь, а это около двух недель, ни один из них ни разу не обратился напрямую к ней. Будто они решили проводить расследование вообще без её участия. Несколько раз Гермиона пыталась узнать у Люпина о том, как они общаются с ним, но он всегда отвечал на её вопросы уклончиво, бегло стараясь переменить тему.

— Мне им нечего больше рассказать, — признался он однажды и с обречённой улыбкой пожал плечами.

— Тогда зачем они держат вас здесь?! — возмутилась Гермиона.

— Я всё ещё главный подозреваемый.

Ремус сказал об этом так легко, словно его обвинения были всего лишь шуткой. Гермиона и сама уже несколько дней не могла отделаться от чувства, что происходящее вокруг — какой-то нелепый фарс, в котором её обманом вынудили участвовать. Дело не двигалось с мёртвой точки, как будто кроме неё никто и не пытался найти настоящего преступника и доказательства. Зачем тогда столько шуму из ничего?

— Мисс Грейнджер!

Они не успели дойти даже до поворота от лестницы, ведущей к Большому залу, как перед ними выросли фигуры Дамблдора и подозрительного инспектора. Тот выглядывал из-за директора, как из засады. Его маленькие крысиные глазки расширились точно не от удивления.

— Мисс Грейнджер, это инспектор Гордон Коулти из отдела расследований, — Дамблдор ловко обернулся и выставил незнакомца на первый план. — Не могли бы вы пойти ко мне в кабинет для небольшого разговора? Гарри, мистер Уизли, извините, что забираю вашу подругу. Это не займёт много времени.

— Рад познакомиться, мисс Грейнджер, — спешно произнёс инспектор Коулти и выдавил из себя нервную улыбку.

Его манеры чем-то напомнили ей неврозы Барти Крауча-младшего, которые проявлялись даже пока он принимал оборотное зелье и носил лицо Грюма. Тревожные звоночки её нервов уже стремительно становились полноценными колоколами.

В кабинете директора Гермиона чувствовала себя ещё менее комфортно, чем раньше. В отличие от Гарри, утверждавшего, что рядом с Дамблдором он всегда ощущает себя в безопасности, она вообще не испытывала ничего подобного. Наоборот, ей казалось, что вот-вот с ней произойдёт что-то кошмарное. Этот маленький инспектор своей крохотной физиономией вселял ей ничем не объяснимый и необоснованный страх.

— Итак, мисс Грейнджер, прошу меня извинить за длительную задержку, — прошелестел он уже менее нервозно, чем в коридоре при знакомстве, садясь на стул рядом с директорским столом. — Нам уже давно пора было пообщаться с вами, неправда ли?

В этой протокольной любезности она отчётливо услышала позицию Министерства: они уже всё решили и дело только за формальностями. Очевидно, подчинённые Фаджа оказались ему под стать. Виноватые найдены, Ремус не случайно всё это время находился в изоляции. Значит, никого из них не интересовала правда на самом деле. И что теперь? Они ждут, что она согласится обвинить во всём человека без доказательств его вины?

— Да, я была удивлена, что вы до сих пор не допросили потерпевшую сторону, — с той же вежливой наглостью заявила Гермиона. — Неужели всё было так очевидно?

Её словесная шпилька угодила инспектору в нужное место, и тот на долю секунды раздражённо скривился. Они не найдут общий язык, это ясно, как белый день.

— Напротив, мисс Грейнджер, без ваших показаний дело не может быть завершено, — инспектор Коулти снова изобразил учтивость и раскрыл большую кожаную папку. — Это не займёт много времени.

— Я готова потратить столько времени, сколько нужно, чтобы найти настоящих виновных в этом деле.

Коулти с опаской перехватил вызывающий взгляд Гермионы.

— Разумеется.

Гермиона едва не пожалела о своём громком заявлении. Первые полчаса Коулти задавал ей те же вопросы, что она слышала уже десять раз до этого: что было после ужина, что она помнит, как оказалась в лесу. Ей пришлось напрячь все свои деловые способности, чтобы сдерживать внутреннюю агрессию и отвечать полно по делу. Наверняка это было обманной тактикой со стороны инспектора, потому что через некоторое время Гермиона расслабилась, устав от очевидных вопросов, и чуть не проморгала нужный момент для концентрации.

— Как бы вы охарактеризовали мистера Люпина, когда он был вашим преподавателем? — вкрадчиво спросил инспектор Коулти, проведя пальцем по листу.

Здесь была какая-то проверка, она чувствовала. Ей ни за что нельзя было выдать свою пристрастность в отношении Ремуса, иначе это могло обернуться против него.

— Он был замечательным профессором, одним из лучших в своём деле, — Гермиона тщательно старалась подобрать слова. — Прекрасно знал свой предмет, умел понятно объяснить и теоретические, и практические аспекты ЗОТИ, был дружелюбен и тактичен.

— Скажите, не был ли он никогда излишне внимателен к некоторым ученикам…?

— Ничего «излишнего» в действиях профессора никогда не было.

Она сама на долю секунды испугалась резкого тона своего ответа. Инспектор это, конечно, заметил. Что ж, можно было надеяться, что он воспримет это, как неприязнь лично к нему, а не попытку выгородить Люпина.

— Хорошо, — Коулти отложил папку в сторону и скрестил пальцы обеих рук у себя на груди — совсем как крысиный король из постановок «Щелкунчика». — Тогда скажите, изменился ли мистер Люпин в последнее время? Особенно после нападения. Вы не заметили за ним ничего странного?

Глаза Гермионы удивлённо расширились. Так всё-таки они всё знали!

— Что вы имеете в виду? — с трудно скрываемым недоумением спросила она.

Инспектор выдавил очередную улыбочку и довольно заёрзал на стуле.

— Не глупите, мисс Грейнджер, вы всё понимаете, — потянул он. — Мы знаем, что вы регулярно посещаете мистера Люпина в Воющей хижине. Мы не стали вам препятствовать, зная вашу настойчивость в порывах добраться до истины. Более того, — он подался вперёд, как будто собираясь сообщить ей что-то по секрету, — он сам нам об этом рассказал. Представляете?

Поражённая и разбитая Гермиона вскочила со стула. Что?! Так значит, всё это и вправду было постановкой?

— Да как вы смеете! — вскрикнула она и тут же обернулась к Дамблдору. — И вы? Вы всё знали и потворствовали этому? Решили эксперименты на нас поставить? Ремус ведь вам доверяет…

— Мисс Грейнджер, сядьте, — спокойно отозвался Дамблдор. — Мистер Люпин находится под следствием и был вынужден сообщать нам обо всём, что с ним происходило, но, — он склонил голову и продолжил более настойчиво, — ни о каких экспериментах тут речи не идёт.

Только излишняя наблюдательность заставила Гермиону подавить свои эмоции и заметить, как директор коротко ей подмигнул. Неужели? С короткой задержкой до неё начало доходить. Весь спектакль был поставлен для инспектора, а не для неё. О, Дамблдор, великий режиссёр-постановщик! Если Ремуса допрашивали, вполне вероятно, что могли применять даже сыворотку правды, он не мог утаить целей их постоянных встреч, но если «допрос» вёл не инспектор, а Дамблдор… Он знал об исследованиях Гермионы и предстоящем эксперименте, но мог не сообщить Коулти. Но зачем ему это? Спасти Люпина? Обезопасить Гермиону? Не допустить министерство во внутренние дела школы? Или просто выждать и получить результат?

— Ну, ладно, — примерив маску смирения, Гермиона опустилась обратно на стул. — Вы спрашиваете, изменилось ли что-то в мистере Люпине? Да, пожалуй, — в её глазах сверкнуло презрение. — Как думаете, изменится ли человек, которого поместили в изоляцию и обвинили в том, чего он совершал, что отвратительно для него не меньше, а даже больше, чем для других? Идеальный кандидат на обвинение, да? Больше никого искать не надо. Думаете, он признается вам во всём?

Это было чертовски несправедливо! Она прекрасно понимала, что хотел услышать от неё Коулти, — то, что на самом деле происходило с Ремусом. Его раскаяние, сомнение в собственной невиновности, ненависть к своей болезни и себе самому. Даже её крохотные попытки и псевдосерьёзное исследование, пусть и отвлекавшее его от мыслей о произошедшем в лесу, но недостаточное для того, чтобы переубедить полностью, всё это сдерживало только смешную часть трещины внутри него, под которой скрывалась настоящая бездна. Они хотели, чтобы она подтвердила, что он сломался. Перехватив немного воздуха, Гермиона с последними силами сдерживала слёзы.

— Вы совершенно не знаете его, — она шмыгнула носом и самодовольно вскинула голову. — Он сильнее, чем вы думаете. Проще простого — раздавить человека, в котором есть чувство вины. Даже доказывать ничего не нужно. Но у вас ничего не получится. Я не дам вам этого сделать и Ремус тоже. Потому что он — невиновен.

Комментарий к Глава 5. “Главный подозреваемый”

Да, представляете, я вернулась! Ужасно извиняюсь, мои милые читатели, что так долго пишу! Надеюсь, с наступлением весны у меня будет побольше времени, чтобы вас радовать))

========== Глава 6. “Новое звено” ==========

Разговор с инспектором Коулти ещё несколько дней не выходил у неё из головы. Вот так теперь работает Министерство? Окончательно увязнув в бездне страха перед Волдемортом, министр магии совершенно позабыл о такой категории, как справедливость? Зачем тогда эти инспекторы столько времени слонялись по замку, если виновного в произошедшем назначили заранее? Всё это вызывало у Гермионы настолько устойчивое отторжение, что она не сразу смогла рассказать о произошедшем Гарри и Рону. Но больше всего в этой истории её возмущала, конечно, наглость самого инспектора Коулти. Он совершенно не постеснялся и дал ей понять, что всё решено!

Было и ещё кое-что, не дававшее ей покоя — то, каким образом в этой истории был замешан Ремус. Просто немыслимо! Гермиона до выходных не могла найти в себе сил пойти к нему. Она не знала, как теперь себя вести: сделать вид, что ничего не произошло или хорошенько встряхнуть его, взять за воротник и заставить бороться. Почему он ей ничего не сказал? Она ведь спрашивала, несколько раз сама заводила тему расследования. Неужели они заставили его молчать? В том, что на Люпина давили психологически, не могло быть никаких сомнений.

Только приближающееся полнолуние вынудило Гермиону взять себя в руки и вернуться к работе. В конце концов, если она ничего не сделает, то этот мерзавец-инспектор окажется прав. Ей необходимо было достать доказательства невиновности Люпина, а кроме её эксперимента никаких других возможностей этого сделать попросту не было.

Ломая пальцы за спиной, она почти что бесшумно приблизилась к Воющей хижине.

— Ремус?

В горле саднило от колючего чувства вины вперемешку со страхом и обидой. Как вообще в ней смешался такой эмоциональный коктейль? Но стоило ей не услышать ответ чуть дольше привычного, Гермиона уже готова была начать проклинать себя за глупое поведение. А если они увезли его? Если забрали на допрос? Если они пытают его? Все самые худшие сценарии мгновенно пронеслись в её голове и только долгожданный голос Люпина их разрушил.

— Где ты была? — без всяких приветствий воскликнул он, в одно мгновение оказавшись перед нею. — Что случилось? Почему ты не дала знать, что что-то не так?

Люпин выглядел в сотню раз бледнее и тревожнее обычного, как будто полнолуние уже случилось накануне и теперь он боялся, что причинил кому-то вред. Его цепкие руки плотно сомкнулись на её плечах, а остекленевшие глаза хаотично изучали её лицо. Гермиона сама перепугалась: она не думала, что всё настолько серьёзно…

— Говори, говори же! Умоляю тебя! — выпалил Люпин и слегка встряхнул её за плечи. — Я с ума сходил, я чувствовал, я знал…

class="book">— Ремус… Ремус, я…

Она не успела даже мысленно сформулировать ответ, который, в общем-то был у неё наготове, но Люпин не дал ей лишней доли секунды для этого. Он прижал её к себе, тяжело дыша и не в силах совладать с обезумевшим сердцем. Оно так звонко колотилось в его груди, что Гермиона чувствовала его, кажется, в своём собственном теле.

— Прости, — он мгновенно сбавил скорость и громкость своего голоса. — Прости меня, я тебя напугал.

В его отчаянии она слышала свою неправоту. Какая же она глупая, Мерлин, какая же она глупая и малодушная, что позволила своим сомнениям затмить истину, которая теперь была для неё очевидной. Люпин нуждался в ней. Как человек с ограниченными возможностями в буквальном смысле, он был лишён равноправного контакта с ней: Ремус не мог написать ей или послать патронус, он не мог отыскать её и удостовериться, что у неё всё в порядке. Больше того, Гермиона сама согласилась стать его источником информации, единственной ниточкой, связывавшей с миром вне заключения. Так как же она посмела оборвать её из-за банальной слабости?

— Нет, это я должна извиниться, — отозвалась Гермиона и прижалась к нему плотнее. — Я так виновата, я… я должна была тебе всё рассказать, но испугалась.

Уткнувшись носом в его шею, она наконец ощутила долгожданное успокоение. С ним, с запахом его измятой рубашки, теплом его тела и нежностью рук она обрела то, чего ей так недоставало все эти дни. Связь между ними только укреплялась. Только ли из-за полнолуния? Гермиона не знала.

— Со мной беседовал инспектор из министерства, — призналась она спустя несколько минут, когда первая волна беспокойства схлынула с них обоих. — Коулти. Он задавал много глупых вопросов. И хотел, чтобы я… Ремус, они намерены сделать тебя виновным в произошедшем.

— Это было предсказуемо, — усмехнулся в ответ Люпин. — Это тебя испугало?

— Конечно! — Гермиона вспыхнула. — Они не собираются проводить расследование! Они даже доказательства искать не собираются! Мало того, что это несправедливо по отношению к тебе, это вообще незаконно!

Люпин шумно выдохнул, как будто гора свалилась с его плеч. Кажется, он ожидал более серьёзной причины её тревог. Услышанное не вызвало у него ни капли возмущения.

— А я уже подумал, что они решили тебя шантажировать, — Ремус покачал головой.

— Они хотят, чтобы я согласилась с этими обвинениями!

— Этот Коулти тебе так и сказал?

Гермиона фыркнула с нескрываемым разочарованием. Ей было не за что зацепиться, чтобы обвинить инспектора в предвзятости. Со стороны его действия выглядели совершенно чистыми и, можно сказать, протокольными. Настоящие же намерения… упрекнуть его в несправедливости можно было только словами, но кто будет её слушать, если сценарий постановки уже отрепетирован без её участия?

— Почему ты мне не сказал, что тебя допрашивали? — вдруг вспомнила Гермиона.

Вместо ответа Люпин театрально развёл руками, мол, разве не очевидно? Отмотав в памяти их разговор немного назад, она обнаружила зацепку.

— Ты сказал, что они могли меня шантажировать, — проговорила она скороговоркой, чтобы поспеть за своей мыслью. — То есть, они шантажировали тебя?

Ремус поморщился и отвёл взгляд в сторону. Чем они могли зацепить его? Чего он боялся? Теперь Гермиона ещё отчётливее понимала, как виновата перед ним, что не пришла раньше. Такой человек, как Коулти, способен на самые низкие провокации, и если он применял их к Люпину, то его тревога из-за её прекратившихся визитов была более, чем обоснованной.

— Что они сделали, Ремус?

— Не важно. Гермиона, они хотят, чтобы я признал вину, — нервно дёрнув плечами, он подскочил с дивана. — Они — не идиоты, вернее, не в том смысле, в каком бы хотелось, и знают, как вынудить меня быстрее сознаться. Хорошо, что они пока допускают до дела Дамблдора — единственного, кто хотя бы немного способен их сдержать…

— Дамблдор делает недостаточно! — Гермиона недовольно скрестила руки на груди.

За то время, что у неё было для размышлений, она начала по-настоящему сомневаться в мотивах директора. Очевидно, что в этой истории он вёл какую-то свою игру. Непонятно было не только, на какой стороне он играет, но и какую выгоду собирается из этого извлечь. Для защиты Ремуса он мог бы сильнее напрячься, если бы действительно желал, чтобы его признали невиновным. Что же тогда?

— Дамблдор делает даже больше, чем должен, — возразил Люпин и задумчиво нахмурился. — Он сохраняет это хрупкое равновесие, которое невозможно удержать. Я обязан ему хотя бы тем, что нахожусь здесь, а не в башне или в Азкабане. Он добился того, чтобы ко мне пускали тебя и Снейпа.

Если Гермиона из-за внутреннего возмущения на мгновение и потеряла логику размышлений в словах Ремуса, то, услышав последнее замечание, даже вздрогнула от неожиданности.

— А Снейп что здесь делает?

Их взгляды с Люпином встретились, и в этой точке пересечения шторм породил неловкость. Получается, у него были ещё тайны? Лишь интерес перебивал в Гермионе чувство, что ей опять дали не полноценную информацию, а только её часть, и ей приходится вытаскивать правду по частям, как будто она не заслуживает её.

Когда ответа на вопрос так и не последовало, а Люпин продолжал смотреть на неё виноватыми глазами, догадка сама выплыла на поверхность. И Гермиона чуть не задохнулась от возмущения.

— Не говори мне, что ты принимаешь зелье, — с первыми нотками пассивной агрессии произнесла она.

— Гермиона…

Боже мой, это же катастрофа! Как она не предусмотрела, что его могут заставить принимать волчье противоядие, чтобы сделать безопасным, пока окончательный приговор ещё не вынесен? И опять же — он снова ей не сказал! Но об этом Гермиона ещё не успела подумать.

— Нет, если ты их пьёшь, то всё будет напрасно, — она всё ещё мысленно пыталась удержать шаткую, рассыпающуюся на глазах пирамиду своей надежды. — Эксперимент не удастся и…

Прикосновение горячих рук к её собственным отвлекло её от озвучивания самого жестокого прогноза. Не в силах поверить в то, что сама только что произнесла, Гермиона опустошённо взглянула на Люпина, но тот смотрел на неё совершенно иначе.

Этот немой разговор продлился вне времени. «Разве не так?» — спрашивали её глаза, а его — всё отрицали: «Нет, ты ошиблась, не беспокойся». Раньше ей казалось, что только в женских романах и мелодрамах герои способны беседовать без слов, где каждое движение ресниц имеет своё особое, но доступное значение. А теперь она говорила так с Ремусом и не сомневалась, что правильно его понимает.

— Сама посмотри, — он кивнул в сторону камина, на котором стоял скромный ряд пустых флаконов.

И всё же, ей нужно было удостовериться: в отличие от инспектора Коулти, Гермионе всегда нужны были доказательства. Люпин это знал и поспешил достать ей один из флаконов. Взяв его в руки, Гермиона невольно вспомнила о том зелье, что дал ей Снейп в больничном крыле, — оно было точь-в-точь в таком же.

— Это не волчье противоядие, — резюмировала она, не уловив знакомый запах.

— Снейп не приносит мне аконитовое зелье, — в подтверждении её слов кивнул Люпин и улыбнулся. — Это уловка для инспекторов. Они ничего не должны знать об эксперименте.

— Но Коулти сказал, что из-за моей настойчивости в порывах добраться до истины…

— Коулти ничего не знает о том, что ты задумала, — Ремус осторожно сжал её руку, в которой она держала флакон. — Дамблдор навешал ему на уши лапши о том, что ты боишься стать оборотнем и потому изучаешь возможные риски, — на его губы вернулась привычная усмешка. — Вообще-то это очень благородно, что ни он, ни Снейп не проболтались о нашей связи.

Глаза Гермионы расширились так, будто вот-вот готовы были лопнуть.

— Снейп в курсе?! — чуть ли не вскрикнула она.

Такого она себе даже представить не могла. Снейп — человек, который всеми возможными способами демонстрировал свою неприязнь, граничащую с ненавистью, в отношении Люпина, раскрывший его секрет и ставший самой главной причиной увольнения лучшего профессора ЗОТИ за энное количество лет в Хогвартсе, — этот человек согласился держать в тайне нездоровую и научно не описанную связь между взрослым оборотнем и студенткой? В это не поверил бы даже умалишённый!

— Ты… — Гермиона с трудом подбирала слова. — Дамблдор уверен, что Снейп нас не выдаст? Какие у него гарантии? По доброте душевной он только яд тебе в зелье подсыпать может.

Её замечание рассмешило Люпина, и ей самой от этого сделалось лучше. Сколько она не слышала его смех? Вечность?

— Северус, конечно, не большой любитель переводить бабушек через дорогу, — согласно кивнул Ремус. — Но Дамблдор ему доверяет. Знаешь, я сам до конца не знаю почему, но… может, он заинтересован в чистоте эксперимента?

Когда он озвучил её мысли, Гермиона была вынуждена согласиться. Самой вероятной из невероятных теорий было именно то, что Снейп согласился на это из любопытства. Её друзья обязательно бы уловили в его решении толику злорадства — «что ж, Дамблдор, если Люпин разорвёт девчонку на куски, мы точно будем знать, что он преступник». Впрочем, этому мог бы поверить Гарри и многие, чего уж там, студенты Хогвартса, но не Гермиона.

— Думаешь, он не считает это опасным?

— Ещё как, — Ремус вскинул брови. — Он до сих пор настаивает на том, чтобы в это время с нами был кто-то третий, кто смог бы тебя защитить.

— Нет!

Гермиона выпалила это раньше, чем осмыслила. А ведь, на самом деле, в предложении Снейпа был смысл. Всё, что она могла противопоставить ему, — только свою непоколебимую уверенность в прочности их связи. Было ещё одно: её собственное желание провести всё самостоятельно и… остаться с Люпином наедине. За время их предварительной подготовки она так привыкла к тому, что в Воющей хижине нет посторонних глаз, есть только они вдвоём и никто их не смеет тревожить. Но это положение звучало ещё менее обосновано, так что его не стоило даже озвучивать. Так что, если уж говорить критично об обстоятельствах предстоящего эксперимента, чего наверняка потребует зельевар, то из них двоих он был куда больше прав и объективен.

— Об этом мы ещё поговорим, — Люпин поспешил успокоить её мягкой улыбкой. — А сейчас тебе не пора идти? Я задержал тебя дольше, чем следовало.

Взглянув на часы, Гермиона огорчилась: она пропустила ужин и её отсутствие наверняка заметили. Она пообещала Люпину больше не исчезать и обязательно давать ему знать, если не сможет прийти. Их прощание в этот раз было каким-то поспешным и угловатым. Ей хотелось ещё раз обнять его — просто так, без всякой причины, как будто без этих прикосновений она не сможет заснуть. Но что-то заставило Гермиону опомниться. Что-то, какая-то рациональная струна в порванной скрипке её подсознания обожгла это желание. Нет, дело было уже не в связи оборотня и его наречённой. Всё стало гораздо сложнее, и Гермиона вдохнула это осознание с глотком свежего воздуха, выйдя из-под корней Гремучей ивы: она была абсолютно, необратимо и ужасно глупо влюблена в Ремуса Люпина.

========== Глава 7. “Проблеск надежды” ==========

До полнолуния оставалось три дня. К удивлению Гермионы, после первого и единственного разговора инспектор Коулти её не беспокоил. Более того, на пару дней он совсем исчез из Хогвартса, а затем появился всего пару раз, да и то ограничился одним приветствием. Вид у него был удручённым. Неужели Дамблдор вправил мозги его отделу? Такая гипотеза казалась слишком невероятной, но Гермиона не исключала влияние директора хотя бы в минимальной степени.

С Люпином периодически возникали трудности. Вернее, это были лишь короткие заминки его совести, когда в нём просыпалось прежнее ощущение второсортности. Как бы Гермиона ни боролась с этим, сколько бы ни объясняла, в его словах всё равно иногда проскальзывали сомнения в необходимости доказательств своей безопасности для общества.

— Даже если нам удастся доказать, что я не представляю угрозы для тебя, я всё ещё останусь волком, — говорил Ремус со снисходительной улыбкой.

— Да, но это всего лишь начало искоренения дискриминации, — Гермиона возражала с жаром. — Большую часть своей жизни ты — человек, обычный человек, и ты имеешь такие же права, как и любой другой волшебник. Время предрассудков прошло. И это — первый шаг.

Воодушевляющие речи удавались ей куда хуже, чем Гарри, но она чувствовала, что Люпин нуждается в её поддержке. Она делала это каждый день: напоминала ему о том, кто он на самом деле, а не кем его привыкли видеть окружающие. Оказалось, что в их эксперименте самой важной частью было совсем не доказательство. Убеждение, кропотливая работа по восстановлению разрушенного годами отшельничества сознания обречённого человека. Гермиона не уставала повторять, что его болезнь не делает его хуже ни на йоту.

— Из всех людей, кого я встречала, ты — самый человечный, — обронила как-то она в разговоре. — И если таковым тебя сделала эта болезнь…

Люпин посмотрел на неё с секундным испугом: то, что так и осталось не сказанным, уцепившимся буквально за кончик её языка, было слишком смелым выводом. Очень жестоким, но справедливым. К такому точно ещё никто в волшебном мире не был готов. Гермиона вовремя поняла это и поспешила сменить тему.

В их задачке оставалось неизвестным ещё одно неочевидное звено: профессор Снейп. Однажды они буквально столкнулись около входа в Воющую хижину, и эта встреча значительно отличалась от любой другой.

— Мисс Грейнджер, уделите мне пару минут, — произнёс Снейп и, спиной почувствовав приближение Люпина, добавил, — наедине.

Гермиона уловила удивление Ремуса, но согласилась: интересно, отчего вдруг Снейп стал таким вежливым. Едва поспевая за чёрной мантией, она проделала обратный путь по туннелю до выхода у корней Гремучей ивы.

— В чём дело, сэр? — самым приветливым тоном поинтересовалась она.

На лице Снейпа, освещённом последними тусклыми лучами — уже смеркалось, проступили тени раздражения.

— Я хотел бы убедиться, что вы всё ещё настаиваете на том, чтобы остаться с оборотнем один на один, — сказал он, брезгливо поморщившись. — Вы сознаёте всю ответственность этого решения и опасность последствий?

Гермиона слегка расслабилась — об ответе на этот вопрос она думала уже десяток раз.

— Разумеется, профессор, я всё понимаю, — она послушно кивнула, пряча улыбку. — Проведённые мною предварительные исследования подтверждают, что природная связь между нами аккумулирует скорее защитные рефлексы, чем агрессию. Поэтому, боюсь, что присутствие кого-то постороннего помешает чистоте эксперимента: волк может почувствовать опасность и напасть. Я не хотела бы подвергать опасности вас.

Лесть со Снейпом никогда не работала, но Гермиона намеренно выбрала её, как наиболее щадящую формулировку для отказа. Конечно, ей совсем не хотелось, чтобы Люпин в своём волчьем обличие растерзал Снейпа, чем облегчил бы судьбу многим студентам, и всё же. Она уже переросла тот возраст, когда обиды и кровоточащие раны в её самолюбии, которые нанёс грозный зельевар, взывали к отмщению. С возрастом чувствительность к яду его слов у неё притупилась, в то время как уважение к его профессиональным качествам только возросла. На фоне Слизнорта — прекрасного специалиста по зельям, но не блестящего, мастерство Снейпа стало очевидным. Он был жесток и груб в общении, но его высокие требования стимулировали, даже провоцировали на развитие. А уж если ему и вправду удалось сварить противоядие от укуса оборотня…

— За меня вам не стоит волноваться, — отрывисто произнёс он. — Мне нет никакого дела до того, что вы себе надумали. Практического подтверждения безопасности в таких случаях нет, и если ваша самоуверенность обернётся провалом…

— Если так случится, то вы уже не сможете поставить мне это в вину, — Гермиона едва сдержала ироническую ноту в своих словах.

— Так уверены, что он вас загрызёт, а не просто покалечит?

И тут она наконец поняла, в чём дело. Излюбленная Снейпом язвительность, сыграла с ним злую шутку: он проговорился. Значит, он тоже сомневался, что в прошлом нападении был виноват Люпин!

— Я не упускаю ни один из возможных вариантов, — Гермиона решилась проверить свою догадку. — В любом случае, пока ничего не сделано — ничего не подтверждено или не опровергнуто. Поэтому, сэр, я согласна взять на себя ответственность за происходящее. И вас прошу принять моё решение, несмотря на ваши предубеждения против профессора Люпина.

— У меня нет никаких предубеждений против Люпина, — отрезал Снейп, рассекая своим голосом и без того колючий воздух. — И, между прочим, напоминаю вам, что он — давно уже не профессор.

Растрачиваться на вежливые фразы для завершения беседы было не по-снейповски: зельевар одарил Гермиону уничтожающим взглядом, от которого завяли бы даже дьявольские силки, и стремительным шагом отправился в сторону замка. Впрочем, на неё всё это не произвело никакого впечатления. Довольно усмехнувшись, Гермиона вернулась в хижину.

— Что он хотел от тебя? — несколько настороженно поинтересовался Люпин, когда она вошла.

По блеску его глаз стало понятно, что в нём говорят медленно просыпающиеся волчьи инстинкты.

— Напомнил мне об ответственности в случае провала эксперимента, — отмахнулась Гермиона.

Они одновременно пересекали комнату по периметру, двигаясь в одну сторону: она направлялась к небольшому журнальному столику, который сама же трансфигурировала из старого никому ненужного башмака, а Люпин двигался в сторону камина, безотрывно наблюдая за ней. А может, дело вовсе не в звере?

— Любопытно, почему он не сказал тебе этого в моём присутствии, — в его голосе прозвучали новые, незнакомые полутона. Не может быть!

— Сама удивляюсь, — Гермиона пожала плечами.

Ей хотелось широко улыбнуться и в то же время было интересно продолжить наблюдение. Ревность со стороны Ремуса казалась ей и нелепой, и в то же время очень милой. И это к Снейпу-то!

— Северус всё так же настаивает на своём присутствии? — Люпин заметно нервничал. Он пытался скрыть это, но ничего не выходило.

— Да, считает, что так для меня будет безопаснее.

— В этом он прав.

Гермиона оторвала взгляд от своих вчерашний записей, чтобы укоризненно взглянуть на Ремуса. Как он умудряется ревновать и в определённой мере отказываться от неё в одной фразе?

— Мы уже говорили об этом, — тоном терпеливого педагога она постаралась закрыть тему.

— Но…

— Нет, Ремус, никаких «но».

Не видя его лица, она была готова поспорить, что он улыбнулся. Ему пришлось смириться с её характером маленького диктатора, что иногда становилось даже поводом для шуток. Люпин любил подтрунивать над её нарочитой серьёзностью, при этом всегда подчёркивая, как он ей восхищён.

Уже перед отбоем по дороге в башню Гермиона встретилась с профессором МакГонагалл.

— Мисс Грейнджер, загляните ненадолго в мой кабинет, — с лёгким беспокойством сообщила ей декан Гриффиндора.

Интересно, сколько ещё «серьёзных разговоров» мне предстоит до конца дня, — про себя подумала Гермиона. Она ничуть не удивилась, что тема этой беседы немногим отличалась от предыдущей — со Снейпом. Однако профессор МакГонагалл выражала своё беспокойство более открыто и деликатно.

— Вы знаете, мисс Грейнджер, все учителя обеспокоены предстоящим полнолунием, — начала она. — Мы очень надеемся, что предстоящая ночь принесёт хорошие новости, но…

Бледная кожа натянулась на её скулах, обостряя привычную строгость образа. Профессор МакГонагалл никогда публично не давала волю чувствам, только экстренные ситуации способны были заставить эту женщину измениться в лице.

— Я хочу сказать, что даже если наши опасения подтвердятся, — её губы вытянулись в тонкую полоску. — Мы не позволим никаким предрассудкам повлиять на ваше дальнейшее обучение. Будь хоть тысяча всяких безумных предписаний из Министерства… Я лично приложу все усилия, чтобы вы остались в школе в безопасности и не чувствовали себя дискомфортно.

Слова профессора МакГонагалл тронули Гермиону и она едва сдержала слёзы. Патронаж декана, которого она удостоилась ещё с первого года обучения за свой упорный труд, теперь приобрёл совершенно иное значение: профессор искренне беспокоилась о будущем своей любимицы, особенно в этой ужасной ситуации. А ведь Гермиона раньше и не задумалась, что будет с ней, если на неё действительно напал оборотень и обратил её! Как ей оставаться в школе? Как учиться и жить дальше? Изменится ли к ней отношение из-за её недуга? Видя все те круги ада, что прошёл за свою жизнь Ремус, она даже представить не могла себя в таком же положении. Люпину в своё время помог Дамблдор: создал Воющую хижину, подземный ход к ней, Гремучую иву, окутал это место легендой. Он наверняка придумает что-то и для Гермионы в случае необходимости, но… поддержка профессора МакГонагалл, внезапная и непоколебимая, была особенно ценной.

— Спасибо вам, мэм, — ответила Гермиона и благодарно кивнула.

Так, с полным ощущением верности принятого решения она дожидалась дня Х. С утра вместе с мальчиками, как ни в чём не бывало, они отправились на занятия и провели вместе целый день. Они болтали, гуляли, вместе сели за домашнее задание, словом, всячески старались отвлечься от того, что должно обрушиться на её плечи с первым блеском Луны. Такой план предложил Люпин накануне: он настаивал на том, чтобы Гермиона хорошенько отдохнула и не тратила драгоценные эмоциональные и физические ресурсы на бесполезное беспокойство в течение дня. Нанервничаться она ещё обязательно успеет! Ремус даже умудрился связаться с Гарри и тот с радостью поддержал эту идею. До захода солнца ребята не давали Гермионе ни единой возможности остаться наедине с её мыслями и тревогами, за что она, конечно же, была им очень благодарна.

И всё-таки, ничто не могло полностью отвлечь её от предстоящей ночи: к вечеру дрожь в руках появилась сама собой, а постоянное ощущение нависающего над ней стресса не проходило даже под чутким взглядом друзей. Гермиону как будто со всех сторон окружили боггарты. Что-то внутри неё заело, запала одна-единственная клавиша, и теперь вся мелодия звучит фальшиво. Всё, чего ей хотелось, что было ей в действительности нужно больше всего, — поскорее оказаться в Воющей хижине, где её, без сомнения, уже ждали.

Сделав ещё один глоток тыквенного сока, принесённого Роном, Гермиона в очередной раз открыла свои записи. Ей вдруг стало любопытно: отчего раньше она не испытывала такой сильной привязанности к Люпину? Ведь связь между ними появилась три года назад, но ничего подобного нынешним ощущениям она раньше не испытывала. Сегодня её тянуло к Ремусу, как магнитом, ноги сами просились в путь, а сердце билось так бешено, словно в него вкололи львиную дозу адреналина. Где раньше были эти чувства? И можно ли их анализировать в контексте исследования или это — нечто другое?

Ответ на свой вопрос Гермиона обнаружила случайно на страницах книги, забытой в гостиной кем-то из пятикурсниц:

И в сердце дума заронилась;

Пора пришла. Она влюбилась.

— Идиотка! — воскликнула Гермиона и схватилась за голову.

От её крика Гарри и Рон подскочили на креслах, а несколько человек взглянули на неё через плечо.

— Что такое? — обеспокоено спросил Рон. — Ты забыла сделать какой-то предмет?

— Нет, Мерлин! Как же я могла упустить это из виду! — вслух бормотала Гермиона и оглядывалась по сторонам, смотря мимо друзей. — Это было так очевидно!

— Что очевидно? — непонимающе уточнил Гарри.

Наконец она вспомнила, что не одна, и жутко смутилась.

— Я не могу пока вам рассказать, — она выдавила виноватую улыбку. — Но если сегодня всё сработает так, как мы рассчитываем, то у нас будет доказательство, что Ремус невиновен. А ещё… — её полный надежды взгляд снова скользнул на книжку. — Кажется, у меня появилась ещё одна теория об оборотнях и о том, как сделать их безопасными.

Комментарий к Глава 7. “Проблеск надежды”

Если вы вдруг не узнали отрывок из книжки, это из “Евгения Онегина”)) Понятия не имею, кто мог бы читать Пушкина в Хогвартсе, но почему нет?)

========== Глава 8. “Королевство у моря” ==========

Они с Ремусом условились встретиться в одиннадцать: после отбоя Гарри должен был довести её под мантией невидимкой до Гремучей ивы. Гермиона возмутилась было, что дойдёт и сама, но Люпин настаивал на провожатом.

— А если тот, кто напал на тебя в прошлый раз, решит повторить попытку? — он всеми силами призывал её к осторожности.

И ей пришлось согласиться. Выскользнув из гостиной, она вместе с Гарри торопливо направилась к выходу. До первого восхода Луны у них ещё было достаточно времени, тем более, пару недель назад она вычитала в библиотеке, что влияние лунной энергии начинается глубоко за полночь. Вот откуда берут своё начало все суеверия и примеры. Не так уж глуп и антинаучен этот фольклор!

Гарри постоянно сверялся с картой, чтобы им никто случайно не попался на пути. Он уже рассказал ей, как на первом курсе чуть было не был пойман с поличным из-за миссис Норис, которая, как оказалось, видела сквозь мантию. Вместе они заметили, как Снейп расхаживает в своём кабинете от стены к стене, а Дамблдора вообще не было видно нигде на территории школы. Гермиона внимательно изучала весь маршрут её следования, чтобы точно знать, будут ли за ней следить или нет. Но никто не караулил её ни около выхода из замка, ни около Гремучей ивы, ни в каких-либо ближайших кустах. Карта, к сожалению, не показывала окрестности Воющей хижины, и из-за этого Гермиона никак не могла успокоиться до конца. А что если им помешают? Если устроят провокацию и заставят Люпина напасть? Коулти очевидно настроен против него и вполне может это устроить.

Они расстались с Гарри уже около подземного входа в хижину из туннеля.

— Может, мне остаться? — робко предложил он. — Тебе будет не так страшно.

Гермиона взглянула на друга с благодарностью. Милый, отважный Гарри, он всегда готов прийти на помощь, не задумываясь о собственной безопасности.

— Нет, не нужно, — ответила она с благодарной улыбкой и потянулась обнять его.

Гарри ещё пару минут оставался у входа, пока она шла по подземному тоннелю. Наверное, он сомневался, стоило ли её слушать и оставлять одну, но, к счастью, не передумал. Если бы он пошёл вместе с ней, то ей пришлось бы волноваться вдвойне, а то и втройне! Впрочем, она и так не могла сказать, что чувствовала себя спокойно. От волнения у Гермионы сводило скулы: если она переживёт эту ночь, то всё остальное ей будет уже ни по чём.

Люпин ждал её уже давно — она поняла это и по его напряжённой позе и проблеску откровенной паники в глазах.

— Ты уверена в том, что это необходимо? — спросил он, как минимум, третий раз.

— Абсолютно, — ответила Гермиона, прекрасно понимая обратное.

До восхода Луны им нужно было чем-то себя занять, иначе ожидание обоих свело бы с ума. Ремус был слишком встревожен, чтобы придумывать темы для беседы, поэтому Гермионе пришлось брать инициативу в свои руки, но, как назло, ей не приходила в голову ни одна удобоваримая мысль. Иногда между ними проскальзывали короткие диалоги, сменявшиеся неловким молчанием. Монотонное тиканье часов, чуть только затихал их короткий разговор, превращалось в звук похоронного марша.

От осознания собственной беспомощности Гермиона отчаянно хмурилась. Как же так? Неужели людям, у которых столько общего, не о чем поговорить в критический момент? Прикусывая губу, она сама знала ответ.

Высокий лоб Ремуса был изрезан тенями морщин. Он тоже силился найти спасительную нить в этой безнадёжности и неукротимом страхе. То, что было очевидно для них обоих, то, что они оба не решались произнести вслух.

— Ремус, я…

— Гермиона, может…

Они одновременно взглянули друг на друга и в таком же робком порыве оборвались на полуфразе.

— Прости, — Люпин слегка повёл плечами, исподлобья взглянув в окно. — Говори. Говори ты первая…

По короткому импульсу, пробежавшему по его лицу, Гермиона поняла, что трансформация уже близко. Нужно было спешить.

— Хорошо, тогда я… — она уже не была уверена, что может контролировать то, что говорит. — Мне следовало бы давно об этом сказать. Мне жаль, мне очень жаль, что из-за меня ты попал в эту ужасную ситуацию, в эти дикие условия. Я никогда не хотела быть причиной твоего изгнанничества. Та злая шутка, которую сыграла с нами природа, она фантастическая, пугающая и в то же время…

Сбиваясь с мысли, Гермиона ощущала острую нехватку воздуха. Её лёгкие наполнились какой-то горячей смесью, так, что было не продохнуть. Беспомощный взгляд уловил грозное движение туч на небе и первые серебряные просветы. У них оставалось не больше минуты.

— Всё, что я пытаюсь сказать, — она наконец овладела собой. — Какой бы странной и неизученной ни была связь между оборотнями и их половинами, я её не боюсь. За это время я поняла, что быть твоей наречённой, как ты говоришь, для меня — вовсе не проклятие. Ведь дело не только в животных инстинктах. После того, как появился Коулти и мы несколько дней не общались, я поняла, что не могу…

Пока Гермиона говорила, Люпин смотрел на неё, не отводя глаз, и в какой-то момент вдруг стал смотреть через неё. В порыве откровения она не уловила этой перемены. Стоило ей встать и сделать попытку приблизиться к нему, как он резко выбросил перед собой руку в знак предупреждения.

— Остановись! — воскликнул Ремус и отчаянно зажмурился. — Гермиона, пожалуйста, пока не поздно, уходи!

Но было поздно. Когда он открыл глаза, на неё смотрели уже не голубые, а блестящие безумной желтизной волчьи глаза. Гермиона хорошо помнила сам процесс трансформации, как описанный теоретически, так и вполне себе эмпирический опыт третьего курса. Её вдруг пробила мелкая дрожь, однако, за мгновение до притаившегося в горле крика, она ощутила, что не испытывает страх. Какой-то рациональный механизм вдруг заработал в её мозгах и подсказал — не надо бояться. Как будто внутренний голос шептал ей известную мантру, которую она не могла раньше слышать. Он не причинит тебе боли. Он не опасен для тебя. Он — твой.

В это время черты Люпина стремительно стали исчезать, сменяясь волчьей шерстью. Сутулая спина зверя, излишне длинные руки и опасные клыки. Несколько лет назад от этой картины она могла бы потерять сознание. У неё оставалась крохотная возможность скрыться, не более десяти секунд. Однако Гермиона твёрдо стояла на ногах и не двигалась с места. Наконец оборотень встал перед ней во весь рост. Раздался протяжный вой.

До этого учебного года в Воющей хижине было пустовато и, мягко говоря, неприятно находиться. Вечная пыль, сломанная мебель, обрывки старых тряпок. Всё это, разумеется, приправлено соусом неописуемого ужаса и мистики. Впервые оказавшись здесь, Гермиона даже не знала, где сесть. Теперь же комнаты изнутри выглядели значительно лучше: если ей не удалось навести здесь мало-мальский уют, то хотя бы подобие косметического ремонта. Они с Люпином трансфигурировали диван и журнальный столик, привели в порядок заброшенную кровать, даже попробовали что-то сделать со стенами. В общих чертах, получилось очень даже мило.

Об этом Гермиона думала, лёжа на ковре с длинным ворсом и молча глядя в потолок. Пожалуй, только до него она не успела добраться.

— Не понимаю, как ты можешь так долго сидеть в темноте, — произнесла она вслух.

Рядом с ней, совсем близко, почти что голова к голове, лежал большой оборотень и смиренно подвывал что-то в ответ. Если бы не размеры, его трудно было бы отличить от обычного волка — разве что клоками выдранная шерсть и шрамы по всему телу явственно выражали его потрёпанность.

— Интересно, Лунатик, почему вы с Ремусом раньше не привели здесь всё в порядок? — Гермиона повернула голову набок и окинула быстрым взглядом волчью морду. — Или весь этот хлам твоих рук дело?

Оборотень тоже повернулся к ней и, как будто пристыжено, ткнул носом в её плечо.

— Больше такого не должно быть, — по-учительски строго сказала она, а затем широко зевнула. — Сколько уже времени? Часа два? Знаешь, мне бы хорошо поспать немного. Завтра ещё на занятия.

Перевалившись на бок, Гермиона положила левую руку под голову. Оборотень всё ещё смотрел на неё.

— Будешь охранять мой сон? — она коротко улыбнулась, когда волк кивнул в ответ на её вопрос. — Ладно. Разбуди, если что-то случится.

Пока сон медленно обволакивал её сознание, Гермиона со всей отверженностью пыталась побороть волнение. Не подпишет ли она себе смертный приговор, закрыв глаза? За то время, что они пробыли вместе с оборотнем после трансформации, ей удалось зафиксировать важное наблюдение: зрительный контакт оказывал на волка успокаивающий эффект. Будто он общался с ней через взгляд и даже понимал. Так странно. Когда Луна окончательно вытеснила сознание Люпина из его тела и управление взял Лунатик, он сперва было грозно двинулся к Гермионе, но очень быстро успокоился. Оказавшись с ней вплотную, оборотень признал свою половину и не тронул её. Тогда Гермиона сделала первую попытку заговорить с ним. Медленно, короткими предложениями. Лунатик, кажется, понимал её. Она попросила его сесть — он сел, она легла на пол — он опустился рядом. Оборотень вёл себя так, словно он её ручной пёс, выполняя каждую её просьбу. Очень быстро Гермиона осмелела и начала разговаривать с ним. Ему понравилось. Она говорила обо всём, что приходило в голову: об уроках, о Гарри с Роном, о недавно прочитанных книгах и даже о своём проекте по защите прав оборотней. Её импровизированная лекция проходила на ура. Волк вёл себя тихо.

Так она и заснула. Ей снилось, как она гуляла по морскому берегу и бросала в волны мелкую гальку. Рядом шёл Люпин — не совсем такой, как в жизни, — более жизнерадостный и менее уставший. На нём был голубой свитер крупной вязки со знаковой буквой «Р», вышитой золотой нитью. Гермиона сразу поняла, что это подарок от миссис Уизли, и Ремусу он очень подходил.

— Я не хочу уезжать отсюда, — произнесла она, с наслаждением вдыхая морской воздух. — Так хочется никуда не торопиться. Вот так просто гулять с тобой по берегу и не думать ни о чём другом.

На его губах заиграла мальчишеская улыбка — такая любимая ею, такая ласковая.

— Ты знаешь, что это невозможно, милая, — ответил Ремус и запрокинул голову назад. — Сегодня чистое небо, но завтра всё изменится. Нам нужно возвращаться.

Внутри Гермиона ощутила стойкую волну протеста. Она остановилась и встала прямо перед ним, преграждая путь.

— Давай задержимся здесь, — умоляющим, почти детским голосом попросила она. — На несколько часов!

Ремус смотрел на неё сверху вниз и улыбался. Прохладный ветер трепал его волосы, похожие на ржаные колосья в свете закатного августовского солнца.

— Несколько часов ничего не спасут, — он убрал одной рукой её каштановую прядь, щекотавшую ей щёку. — Даже тебя…

Она почти явственно ощутила солоноватый привкус его губ на своих. Несколько секунд Гермиона была абсолютно счастлива, пока сознание услужливо не вернуло её в реальность.

Открыв глаза, она увидела перед собой лицо Люпина. Почти как во сне, только уже не мечтательно-спокойное, а слегка взволнованное. Стоило ей проснуться, как волнение не спеша растворилось в его чертах, сменившись ласковым упрёком. Он был в другой одежде, той, что она заранее ему приготовила.

— Я долго спала? — сонно потянула Гермиона.

— Напротив, сейчас только рассвет, — Ремус поднял голову в сторону окна. — Ты спишь так тихо, мне пришлось прислушиваться к твоему дыханию.

Улыбка тронула его губы, как бы он не пытался спрятать её. У них получилось! Впрочем, Гермиона ещё не успела подумать об этом. Всё, что занимало её мысли, касалось совсем не магических превращений, а вполне человеческих вещей. Солнце, прятавшееся у Люпина за спиной, поднималось сегодня с надеждой.

— Ремус, — она тихо позвала его, и он тут же обернулся. — Мне снился такой хороший сон. Я хочу тебе его рассказать.

Жестом Гермиона попросила его лечь рядом. Он согласился. После ночи это ей казалось таким органичным, что она не нашла ничего предосудительного в том, чтобы положить ему голову на плечо. Без смущения, совсем по-домашнему, словно они каждый день засыпали вместе и просыпались. Словно в её сне.

— Так что же видела спящая красавица? — поинтересовался Ремус, тоже забывший о неловкости.

— Мне снился ты, — Гермиона прикоснулась кончиками пальцев к его груди и ощутила под ними гулкое биение сердца. — Мы гуляли по пляжу и смотрели на волны. Это было наше королевство у моря. Я хотела задержаться, а ты настаивал на том, что всё заканчивается.

— К сожалению, — Люпин разочарованно согласился. — Так же, как и во сне, я вынужден это признать.

— Но ты не прав.

Она приподнялась на локте, чтобы снова заглянуть ему в глаза. С некоторых пор Гермиона этого совсем не боялась.

— Не всё кончается, — покачала головой она. — Может у сна и был конец, может, мы действительно не можем задержаться на одном месте навечно, но есть кое-что, что никогда не изменится.

Набравшись смелости и воспользовавшись невозмутимостью в его лице, Гермиона решилась на отчаянный и давно желанный шаг. Она торопливо наклонилась к нему и коснулась уголка его улыбки, затем с такой же осторожностью двинулась левее. У неё не было никаких гарантий, что эта шалость удастся, и это ужасно пугало, пока в её волосы не проскользнули его пальцы, осторожно придерживающие её голову. Ремус ответил на поцелуй с превеликой деликатностью, но даже так для неё всё стало очевидно. Волк давно заснул. С ней был человек.

Комментарий к Глава 8. “Королевство у моря”

Да, я читер, и отсылки к Набокову неизбежны))

Хочу сразу извиниться перед теми, кому обещала всё объяснить в этой главе: каюсь, но мне на клавиатуру пролился флафф)) Обещаю скоро исправиться!

========== Глава 9. “Теория и практика” ==========

Как бы она ни хотела задержаться, солнце неумолимо подгоняло её каждым загорающимся лучом. Простившись с Люпином, Гермиона чувствовала, как легко стало у неё на сердце. От того ли, что её предположение подтвердилось? Или от вкуса его поцелуя, ещё не остывшего на её губах?

В блаженном восхищении она почти вприпрыжку добежала до кабинета директора. Ей не терпелось всё ему рассказать. У неё был план, у неё было слово защиты! Однако воодушевление были слегка скрашено продолжительным ожиданием: Дамблдор не спешил её принять. Горгулья долго не открывалась, и Гермиона уже начала нервно притопывать ногой. Наконец ступеньки задвигались: на них неподвижной чёрной тенью показался Снейп.

— Добрый день, профессор! — торопливо поприветствовала его Гермиона и на радостях даже улыбнулась. — Профессор Дамблдор у себя? Мне срочно нужно рассказать ему…

— Надо же, вы ещё живы, — совершенно равнодушно ответил Снейп. — Директор сейчас очень занят, зайдите к нему позже.

— Но это касается Ремуса! Это очень важно! У нас ведь полу…

Она не успела договорить, когда Снейп резким движением перехватил её за локоть и утянул в сторону. Хватка у него была стальной: Гермиона почувствовала, как её ноги буквально оторвались от земли и побежали без её ведома, пытаясь поспеть за широкими шагами зельевара. Тот увлёк её в небольшую нишу под лестницей, а затем осуждающе посмотрел на неё.

— Тише! Хотите сообщить эту радостную новость всему Хогвартсу сразу? — шепнул он, озираясь по сторонам. — Рассказывайте, что случилось. Я уж было подумал, что вы усыпили оборотня цитатами из каждого второго учебника, но, судя по вашим воплям, вы его просто оглушили!

Последовав за его взглядом и не обращая внимание на очередные колкости, Гермиона поняла, кого опасался Снейп: он отвёл её подальше от портретов. Неужели они могут сдать её тайну инспекторам? Почему-то Гермиона всегда была уверена, что обитатели школы всегда верны её интересам, а не Министерству.

Снейп всё ещё нависал над ней, придавая локтями объём своей и так бесконечной мантии. И Гермиона рассказала ему обо всех своих наблюдениях, умолчав лишь о лучшем моменте её пробуждения.

Снейп слушал её внимательно и о чём-то напряжённо думал. Несколько секунд между ними продолжалась безмолвная пауза, совсем не угнетающая Гермиону, как бывало прежде. Она наблюдала за преподавателем и видела стремительное движение мыслей по его лицу. В такие моменты, когда Снейп молчал и не раздавал вокруг себя сигналы презрения и высокомерия, он выглядел вполне неплохим человеком. До определения «приятный», конечно, всё равно не дотягивал, но до «вполне приемлемого» — очень даже.

— Вот что мы сделаем, — наконец объявил он, разрывая полуфантастические раздумья Гермионы. — Прямо сейчас вы отправитесь в свою комнату и сделаете вид, что были там всю ночь. Никтоиз ваших соседок не должен заподозрить, что вы только вернулись. Вы пойдёте на занятия и сосредоточитесь на уроках. Старайтесь даже не думать о Люпине, вам ясно?

Напор Снейпа был сильнее всех кранов в ванной старост и Гермиона кивнула в большей степени от страха, чем от реального понимания его инструкций.

— После завтрака мне нужно будет получить от вас некоторые материалы, — зельевар нахмурился. — Какие у вас занятия по расписанию?

— Зельеварение в 9:00, а в 10:40 — ЗОТИ, сэр…

— Прекрасно, какое совпадение! — с монотонным сарказмом Снейп закатил глаза и что-то прикинул в уме. — Тогда после зельеварения вы задержитесь в подземелье. Только ради Мерлина, постарайтесь сделать это незаметно. Никто, даже ваши друзья, которые наверняка в курсе происходящего и не умеют держать язык за зубами, даже они не должны ничего заподозрить. Я зайду к Слизнорту и заберу вас в свою лабораторию. У нас будет только десять минут перемены, поэтому всё нужно делать чётко и быстро. Вы меня поняли?

Гермиона уже успела кивнуть, когда наконец опомнилась.

— Я всё понимаю, сэр, но, — она захлопала ресницами в негодовании. — Почему просто не рассказать всего Дамблдору? И Коулти? Эксперимент прошёл удачно: я осталась жива, не превратилась в оборотня, Ремус не тронул меня. Это подтверждает то, что не он напал на меня тогда ночью.

— Мисс Грейнджер, иногда вы поражаете меня своей ограниченностью, — Снейп недовольно поджал губы. — Умные книги обычно учат читать между строк, а вы не можете вычленить главные «но» из произнесённых вами же слов. Неужели вы думаете, что Коулти тут правда расследованием занят?

Для Гермионы слова зельевара были звонче пощёчин. К оскорблениям она привыкла, но самое больное в них было то, что Снейп говорил совершенно верно: в порыве чувств она забыла, что живёт среди людей далеко не самых благородных. Одни подавлены страхом, другие используют своё положение в корыстных интересах. В этом мире лишь единицы, подобные Гарри, искренни и способны на истинное самопожертвование без задней мысли.

— Вашим показаниям, как и три года назад, никто не поверит, — Снейп продолжал озвучивать то, что ей было известно, но неприятно принимать. — А за ваш эксперимент, если открыть его детали, нам всем грозят серьёзные последствия. Как минимум, если вскроется, что Дамблдор потворствовал вам и покрывал оборотня на территории школы, это ещё больше подорвёт его авторитет в прогнившем Министерстве. А если откроется, чем вы там занимались с Люпином наедине…

— Ничем таким мы не занимались! — Гермиона вспыхнула.

— Это вы так говорите, — зельевар скривил губы в подобии пренебрежительной улыбки. — А Коулти может обставить эту ситуацию с самой незавидной стороны ни для Люпина, ни для вас.

Гермионе нечем было отбиваться. Снейп был прав в каждом замечании, и ей не оставалось ничего, кроме как согласиться на его условия.

Она сделала всё, как должна была. Ей повезло, что в гостиной никого не было. гриффиндорцев вообще нельзя было назвать ранними пташками! Незаметно пробравшись в спальню, Гермиона шмыгнула в постель, а затем намеренно делала вид, что ей непросто вылезти спросонья из-под одеяла. На самом деле сна у неё не было ни в одном глазу. Пока она чистила зубы, она не могла отделаться от мыслей, почему Снейп запретил думать о Люпине. Неужели он полагает, что в школе могут быть легилементы? Кроме него и Дамблдора, больше ни про кого не говорили, чтобы он обладал такими способностями. Кто-то из инспекторов? А может, сам Коулти? Хотя он, пожалуй, казался слишком примитивен для этой непростой науки. Гермиона читала о легилименции на пятом курсе, когда Гарри пытался научиться оклюменции. Это было совсем не просто. Уж точно не для средних умов.

За завтраком она ощутила непривычный для неё голод. Обычно она еле запихивала в себя один тост и полтарелки каши, а сегодня, казалось, могла с удовольствием съесть две порции. Однако вскоре её внимание переключилось на пустующее место за преподавательским столом: Снейп не появился в Большом зале. Это заметили даже мальчишки, обменявшись шутками про спящих днём летучих мышей.

Зельеварение и вовсе не отложилось у неё в памяти. Только к концу занятий Гермиона вспомнила, что ей нужно задержаться, и наскоро сочинила байку про пропорции в рецепте одного зелья, который ей нужно уточнить к СОВам. Последний студент выходил из класса, когда на пороге появился Снейп. Он был убедителен в своём амплуа загадочного мастера зелий и Слизнорт легко поверил тому, что у Снейпа «внезапно» закончился яд акромантула.

— Мисс Грейнджер, как кстати, что вы тут ещё возитесь, — с привычным пренебрежением прокомментировал Снейп, окинув её оценивающим взглядом. — Пойдёте со мной: мне нужно взять материалы для практического занятия с вашим курсом.

До его кабинета они не дошли, а практически долетели. Гермиона задыхалась от бега и была даже благодарна зельевару, когда он повелительным тоном сказал ей сесть. Тем временем Снейп сбросил с себя свой сюртук (когда он только успел расстегнуть всю сотню этих мелких пуговиц?) и на ходу, держа в руке несколько пробирок, закатал рукава своей белоснежной рубашки.

— Мне нужны образцы вашей крови и спинного мозга, — произнёс он, садясь справа от неё. — Вам когда-нибудь делали люмбальную пункцию?

Только теперь Гермиона заметила, что он переставил стулья и стол, как в медицинском кабинете. И это её если не испугало, то насторожило.

— Нет, но знаю, что это, — неуверенно ответила она. — Вы будете брать анализы магловским способом?

— Разумеется, нет, — фыркнул Снейп. — Но от этого приятнее не станет.

Не то, чтобы у неё был выход, но Гермиона соблюла приличия и сделала вид, что согласилась. Наблюдая за действиями Снейпа, она отметила их отточенность. Зельеварение находилось в тесной связи с колдмедициной, и Гермиона всё никак не могла отделаться от мысли, что в нынешних обстоятельствах Снейп напоминал ей такого доктора Хауса волшебного мира — нелюдимого, но гениального, внутри которого есть добро, но где-то очень глубоко, что сразу и не разглядишь.

— Что вы хотите найти? — не сумев подавить своё любопытство, наконец поинтересовалась она. — Геном волка?

— И да, и нет, — ответил Снейп и взял вторую пробирку. Его сосредоточенный взгляд следил за каждой каплей крови.

Всё это было очень странно и совсем непохоже на правду. Почему он вдруг взялся помогать Люпину и доказывать его невиновность? Это ведь Снейп три года назад раскрыл его тайну. Он никогда не любил Ремуса и вряд ли внезапно изменил своё мнение о нём. Тогда зачем? Неужели так силен его научный интерес?

— Знаете, у меня была одна теория, — робко начала Гермиона. — Как думаете, выбор «половины» обусловлен какой-то логикой?

— Нет, — отрывисто сказал Снейп. — Логикой — нет, это связано с животными инстинктами. Но если вас интересует, считаю ли я, что для закрепления связи есть какие-то показания и предпосылки, то да — думаю, что есть.

— А что, если просто пришло моё время?

Снейп взглянул на неё из-под удивлённо изогнутых бровей. На долю секунды ей показалось, он понял о чём она.

— Время стать невестой оборотня? — усмехнулся он. — Это уже что-то из румынской мифологии, мисс Грейнджер.

Гермиона разочаровано вздохнула. Нет, наверное, ей в голову лезут одни глупости. Такого не может быть. Снейп закончил процедуры и, взглянув на часы, захватил листок со своего письменного стола.

— Заполните это, — сказал он. — У вас три минуты. Отвечайте лаконично, но полноценно, а главное — честно.

Гермиона взглянула на вопросы и чуть не проглотила язык. Она моментально сделалась такой красной, какими не бывают варёные раки в лучших лондонских ресторанах. Список вопросов больше походил на анкету из женской консультации. Одна только мысль о том, что это будет читать Снейп, вызвала у неё мурашки. Зачем ему такие сведения?!

— Послушайте, мне необходимо это знать, чтобы результаты были объективными, — непривычно мягко произнёс Снейп. В кои-то веки ему не доставило никакой радости довести студентку до пика неловкости. — Представьте, что я врач и ставлю вам диагноз.

— Но для чего вам…?

— У вас осталось меньше двух минут.

Гермиона, всё ещё не веря своим глазам, лихорадочно начала заполнять анкету. Она закончила раньше того времени, что выделил ей Снейп, и дрожащими руками протянула ему лист.

— Вы мне объясните, что собираетесь с этим делать? — спросила она, уверенная, что не получит ответа.

— Нет, — Снейп сделал попытку вежливо улыбнуться. — Дождитесь результатов. И до этого времени ничего не пытайтесь предпринять. Оставайтесь в стороне.

— Тогда скажите хотя бы, почему я не могу рассказать всё профессору Дамблдору? — Гермиона поднялась со стула и с вызовом посмотрела на зельевара. — Где он?

Тот по-прежнему равнодушно раскатывал рукава своей рубашки.

— Пытается спасти вашего ненаглядного Люпина от путёвки в Азкабан, — сказал он так, будто сообщал, что погода сегодня солнечная.

Гермиона чуть было не упала обратно, опрокинув вместе с собой стул.

— Что? — почти что вскрикнула она. — Ремуса отправляют в Азкабан?

— Коулти настаивает на этом, — Снейп оставался невозмутим. — Так что, в ваших интересах, чтобы директор как можно дольше задерживал его формальностями, пока у нас не будет прямых доказательств.

У неё вдруг подкосились ноги. Мир закружился перед глазами, и она наверняка свалилась бы в обморок, если бы оказалась в этот момент одна.

— Мисс Грейнджер, возьмите себя в руки, — Снейп подхватил её под плечи. — У меня нет ни малейшего желания спасать дам в беде. Не берите на себя эту слишком ответственную роль — она вам не подходит. Идите на занятия и помните, что я вам говорил.

Будь его воля и в других обстоятельствах, зельевар, конечно же, выставил бы её за дверь, но, так как состояние Гермионы могло ухудшиться из-за медицинских манипуляций, проведённых им самим, он не решился оставить её одну и сопроводил до класса.

Гермиона сидела на лекции, как в тумане. Голос Снейпа доносился до неё как-то издалека и она не могла разобрать ни слова. Ремуса отправят в Азкабан. Немыслимо! Мало того, что всё было напрасно… Она содрогнулась от одной только мысли, что костлявые грязные руки дементоров потянутся к Люпину. Нужно было срочно что-то придумать.

— Эй, с тобой всё в порядке? — её отвлёк обеспокоенный шёпот Гарри. — На тебе лица нет.

Взглянув в зелёные глаза друга, Гермиона готова была расплакаться. Тогда Гарри осторожно, чтобы Снейп ничего не заметил, положил руку поверх её руки и сжал своей.

— Мы во всём разберёмся, — ободряюще сказал он, и эти слова на какое-то время придали ей сил.

После занятия они с мальчиками отошли подальше от класса. Там Гермиона всё выложила как на духу: про их эксперимент с Люпином, про Дамблдора, Коулти, Снейпа и, разумеется, последние новости про Азкабан. Гарри и Рон восприняли всё очень бурно, но в конце концов чуть ли не хором заявили, что должны спасти Ремуса.

План был таким: после отбоя они под мантией проберутся в Воющую хижину и помогут Ремусу сбежать. Рон предложил для начала спрятаться ему в Норе, а затем перебраться на Гриммо. Идея была на грани фола, но других вариантов не предвиделось. Где-то внутри противное чувство подсказывало Гермионе, что Люпин вряд ли согласится на это.

Она не ошиблась. Ремус протестовал несколько минут и согласился лишь тогда, когда Гермиона поклялась, что в противном случае оболжёт себя, чтобы отправиться в Азкабан вместе с ним. Сказано это было сгоряча и в каком-то иступленном порыве красноречия, но возымело огромных эффект не только на Люпина: мальчики тоже стояли с округлившимися глазами и не решались сказать ни слова.

— Вот и отлично, — умиротворённо выдохнула Гермиона, наслаждаясь произведённым эффектом. — Тогда, Гарри, дай мне свою мантию, я отведу Ремуса до границы леса, чтобы он мог аппарировать. Ждите меня здесь, я скоро вернусь.

— Всем оставаться на своих местах!

Тишина громко оборвалась и все четверо мгновенно обернулись. В дверях стоял Снейп.

Комментарий к Глава 9. “Теория и практика”

Играю, рискую, снова не могу удержаться и подкидываю Снейпу сюжетной значимости))) Вообще не понимаю, как это происходит, ведь изначально я не собиралась выводить его в основные персонажи! Но ведь он так хорошо вписался в сюжет…

Простите-извините, Марфинька нынче опять это сделала))

========== Глава 10. “В свою защиту” ==========

Палочки вылетели у них из рук от невербального экспелиармуса.

— Что вы делаете?! — воскликнула Гермиона.

— Нет, это что вы делаете? — вторил ей Снейп, практически в точности передразнив её изумлённый тон. — Я вам что сказал? Какая часть фразы «оставайтесь в стороне» оказалась для вас недоступной?

Она уже толком не помнила ничего из его прежних инструкций. Внутренняя рациональность была наглухо перебита инстинктами, которые всё ещё были в обострённой форме. Гермиона понимала, что в её поступках не было логики, но по-другому просто не могла.

— Но ведь они хотят отправить его в Азкабан!

— И он там окажется, будьте уверены, если вы продолжите в том же духе, — жёстко ответил ей Снейп, а затем перевёл взгляд на Люпина. — А ты? Включить мозги никто здесь не пробовал? Как ты можешь соглашаться на побег, организованный школьниками?

Ремус, находящийся под прямым прицелом палочки зельевара, осторожно поглядывал то на него, то на Гермиону, то на мальчишек. На его висках появилась испарина. Люпин был далеко не в лучшей форме после полнолуния. Как бы он в таком состоянии пересёк целый лес? Постепенно до Гермионы начинало доходить, чем реально мог закончиться их совсем не продуманный план спасения.

— Грозил бы тебе Азкабан, Северус, ты бы не пренебрёг помощью, — уклончиво отозвался Люпин. — Насколько я понимаю, Коулти намерен сделать всё, чтобы такие, как я, почаще оказывались за решёткой.

В ответ на его очевидное замечание Снейп угрожающе ткнул палочкой аккурат в его шею. Эта сцена ужасно напоминала события трёхлетней давности, когда главным подозреваемым был ещё Сириус, но Ремусу тогда тоже досталось. Лицо зельевара снова приобрело привычное выражение презрения: как будто ему было противно одно только нахождение с Люпином в одном помещении, и в то же время ощущение контроля над ситуацией не давало ему уйти.

— Профессор, будьте благоразумны! — вступился вдруг Гарри. — Это для Ремуса единственный шанс!

— Не вам взывать меня к благоразумию, Поттер, — отчеканил Снейп. — От вас его никогда не дождёшься. Неужели вы не понимаете, что только усугубите положение? Куда ты собираешься сбежать, Люпин? Они найдут тебя если не завтра, так через неделю, и то, что ты сбежал сыграет далеко не в твою пользу.

— Давно вы стали таким заботливым, сэр? — Гарри огрызнулся и вопреки здравому смыслу без палочки выступил было на зельевара, но Люпин мягко одёрнул его назад.

— Северус прав, Гарри, — сказал тот и тяжело вздохнул. — Это логично.

Напряжение накаляло воздух. Все участники этой драмы застыли на своих местах, как шахматы, в ожидании решения игрока. Проблема была лишь в том, что никого над ними не было и предстоящий ход придётся делать кому-то из них. Гермионе вспомнились волшебные шахматы на первом курсе: Рон сыграл блестящую партию, на самом деле оказавшись на коне. Однако теперь его способности, к сожалению, не могли решить исхода игры. И первый шаг пришлось делать ей самой.

— Что нам делать? — обессилено произнесла Гермиона, обращаясь в первую очередь к Снейпу. — Если моих показаний недостаточно, то у нас больше ничего нет.

— Я ожидал от вас большего, мисс Грейнджер, — раздражённо бросил тот, но потом менее презрительным тоном добавил, — факты. Вам нужны факты и доказательства. А вы своей идиотской вылазкой могли всё испортить!

Нехотя Гермионе пришлось с этим согласиться. Довериться Снейпу было нелегко: как можно положиться на человека, которого до конца не понимаешь? Он мог вести двойную игру, он мог шпионить в пользу Министерства, он мог всё, что угодно, и Гермиона очень хорошо это знала. У Гарри получше бы получилось составить список его смертных грехов, но все они упирались бы только в то впечатление, которое Снейп напускал своим хорошо продуманным образом. И всё же она ему поверила.

— Хорошо, — Гермиона упрямо подняла глаза и встала между Люпином и Снейпом так, что палочка последнего теперь упиралась в её шею. — Дождёмся утра. Мы вернёмся в замок, а Ремус останется здесь. Обещаю вам, что до завтрашнего дня не стану ничего предпринимать.

Под чутким наблюдением зельевара они вместе с Гарри и Роном вернулись в замок. Гермиона чувствовала недовольство мальчишек и молчаливые упрёки с их стороны.

— Поттер, Уизли, идите в свою комнату, — приказал Снейп, остановившись перед входом в гриффиндорскую башню. — А вы, мисс Грейнджер, пойдёте со мной. Во избежание повторения подобных глупостей, вам нужно кое-что знать.

Поражённая происходящим, Гермиона переглянулась с друзьями и покорно отправилась следом за Снейпом в подземелья.

Утро наступило быстрее, чем она ожидала, и проснуться у неё получилось только благодаря Джинни, которая вовремя заметила, что она проигнорировала будильник. За завтраком Гермиона старалась вести себя непринуждённо: даже под испытывающими взглядами друзей, она упорно строила иллюзию беззаботности. А когда к ней подошёл Дамблдор и попросил зайти после занятий в его кабинет и вовсе сделала вид, что удивлена.

Время тянулось изнурительно долго. Последние минуты трансфигурации Гермиона вообще не слышала ничего, кроме ритма своего сердца. Он был везде: в висках, в горле, в груди, даже, кажется, в мыслях. Сегодня всё решится. Сегодня всё может кончиться. Сегодня. Она едва не прослушала звонок об окончании урока и тут же, сорвавшись с места, направилась в кабинет директора.

Там её уже ожидали все остальные участники предстоящей сцены: Дамблдор сидел в своём кресле и время от времени предлагал кому-нибудь лимонные дольки, за его спиной неподвижной скалой стоял Снейп, прожигающий взглядом дыру в спине инспектора Коулти. Около книжных полок на табурете сидел измождённый Люпин — пленник, без суда осуждённый, он молчаливо ожидал своего приговора. Как только Гермиона вошла в кабинет, взгляды всех присутствующих устремились только на неё.

— Проходите, мисс Грейнджер, — поприветствовал её Дамблдор, указав на стоящий рядом с ним стул.

Гермиона послушно проделала путь в семь шагов до рабочего стола и, суетливым движением поправив юбку, села. Господа присяжные заседатели, процесс начался.

— Итак, все в сборе, — судейским тоном произнёс директор. — Я хотел бы поблагодарить вас, инспектор Коулти, за то, что вы согласились сегодня присутствовать.

— Исключительно из уважения к вам, мистер Дамблдор, — прикрывая мнимой вежливостью своё раздражение, проговорил Коулти. — Надеюсь, это не займёт много времени. Мера пресечения в отношении мистера Люпина уже определена…

— Кем? — Гермиона надменно вскинула брови. — Насколько мне известно, меру пресечения, как вы сказали, устанавливает суд.

Крысиные глаза инспектора тут же впились в её лицо. Он весь напрягся, сутулые плечи превратились в большие угрожающие холмы. Коулти выглядел, как хищная птица, готовая броситься на свою жертву. Однако вопреки своей внешней воинственности, он произнёс своим писклявым голосом:

— Вы правы, мисс Грейнджер, но надеюсь, вам так же известно, что во время следствия подозреваемые должны находиться под охраной в тюремной камере. Мистер Люпин до недавнего времени и так избегал этого. Когда волшебника обвиняют в подобном…

Волна возмущения захлестнула Гермиону. Если этот крысиный королёк из министерства возомнил себя вершителем судеб, имеющим право судить человека на свою меру, то он сейчас очень сильно об этом пожалеет!

— Вот как раз это мы и собирались обсудить, инспектор, — голос Дамблдора прозвучал вовремя, как свиток об окончании ещё не начавшегося поединка. — Видите ли, мы получили некоторые сведения, благодаря которым мистера Люпина уже невозможно считать подозреваемым.

Инспектор Коулти вздрогнул.

— Неужели мисс Грейнджер вспомнила, кто напал на неё? — выдавил он из себя.

— К сожалению, нет, — директор ни на мгновение не изменил своей спокойной манере речи, — но вам стоит ознакомиться с этим.

С глухим звуком на стол рухнула увесистая красная папка. На ней золотом был выделан герб Хогвартса, а ниже что-то подписано сверкающими буквами. Гермионе с её места не удалось их разобрать. Что бы ни было внутри этой папки, оно имело вес.

— Что это? — спросил Коулти, боязливо приподнимая обложку.

Дамблдор посмотрел на него поверх своих очков-половинок. Его величественная уверенность наглухо разбивала любые попытки инспектора гнуть свою линию.

— Доказательства невиновности Ремуса Люпина, — сказал директор и коротко улыбнулся.

Услышав это, Гермиона посмотрела на Ремуса. Тот, тоже поражённый услышанным, выпрямил спину. Ему всё ещё не давали слово, так что, находясь почти что на птичьих правах, он не решился ни о чём спросить, только удивлённо приоткрыл рот, видя, как меняется в лице инспектор Коулти.

— Не понимаю, что это такое? — инспектор нервозно пролистывал страница за страницей.

— Это исследования, проведённые моим коллегой профессором Снейпом, — прокомментировал Дамблдор. — Как специалист по защите от тёмных искусств, он провёл научные изыскания о волчьей природе. Оказывается у оборотней есть прелюбопытнейшее свойство закрепления природной пары. В этом случае волк не может причинить вреда своему партнёру, наоборот, его инстинкты направлены на то, чтобы его защитить.

Умение профессора довести драму до кульминации и так ловко завершить её вызывало у Гермионы уважение. Дамблдор режиссировал события столь отточено, что казалось, если он уже всё распланировал в предстоящей войне, у Волдеморта просто не было никаких шансов.

— Хотите сказать, что мисс Грейнджер — п…партнёр мистера Люпина? — презрительно сощурился Коулти.

Потенциальная атака снова была обречена на провал.

— Это феноменальный случай, — с восхищением, подобным тому, что испытывает ребёнок, увидев что-то новое и интересное для него, ответил Дамблдор. — Оборотни крайне редко находят себе пару среди людей. Однако, мисс Грейнджер — не единственная. Вот, взгляните в приложении: это письменное заявление мистера и миссис Вега, — костлявым пальцем он стал водить по бумаге. — Они живут в Испании. Миссис Вега была укушена оборотнем в возрасте 12 лет, а мистер Вега до сих пор не инфицирован. Можете себе представить? Их показания имеют юридическую силу, между прочим.

Коулти был повержен.

— Но как же…

— Северус, будьте добры, расскажите инспектору про ваше открытие.

До сих пор молчавший Снейп выступил из-за спины директора, встав между инспектором и загадочно возникшей за одну ночь папкой. Он посмотрел на своего оппонента самым презрительным взглядом из своей коллекции, уничтожая с высоты своей фигуры подобно лучу смерти — окончательно и бесповоротно.

— Разумеется, мы не могли полагаться только на показания двух волшебников, — произнёс Снейп как на уроке. — Мисс Грейнджер под моим руководством провела исследование о формировании и развитии так называемого «волчьего союза». Кроме того, мы провели некоторые биологические тесты, — он вручил Коулти ещё одну папку, на этот раз чёрного цвета. — На основании проведённой мной экспертизы у мистера Люпина и мисс Грейнджер обнаружен схожий геном, что подтверждает наличие ликантропических элементов в её организме.

— Значит, это всё-таки Люпин напал на неё?

На долю секунды в голосе инспектора возникло воодушевление, но оно тут же было подавлено.

— Нет, это как раз исключено, — отрезал Снейп. — Геном мисс Грейнджер был сформирован гораздо раньше. За короткий срок в её организме не могло произойти таких изменений.

К сожалению Коулти, позади него не было стула, хотя весь его вид указывал на то, что он очень нуждался в какой-либо точке опоры. Прижав свою шляпу к груди, он рассеянно взглянул на стол директора, а затем опять на Снейпа.

— Получается… они что, родственники? — запинаясь, спросил Коулти.

Гермиона не смогла сдержать усмешки, но торопливо спрятала её в манжете своей рубашки. В груди что-то удовлетворённо зудело. С нетерпением она ожидала позорного бегства инспектора.

Снейп презрительно скривился от услышанного и, посмотрев на неё, ответил:

— В каком-то смысле. Я бы сказал, у них общие предки.

После этого Коулти наверняка уже придумывал пути возможного отступления и наверняка ретировался бы быстрее ветра, если бы в дверь не постучали. На пороге кабинета появился Хагрид.

— Профессор, — обратился он к Дамблдору. — Я только что разговаривай с Флоренцом и другими кентаврами…

Директор привстал с места и одобрительно кивнул.

— Что вы узнали, Хагрид?

— Они, это самое, — смущённый количеством слушателей, Хагрид поправил свой жилет и продолжил. — Говорят, что помнят ту ночь, когда напали на нашу Гермиону. Её они не видели, но вот оборотней узнали. Двоих. Грызлись, говорят, страшно, да и когда б в нашем лесу было двое… — неожиданно для себя он вовремя почувствовал, что начинает проговариваться, и тут же исправился. — В общем, один из них, которому хорошенько досталось, потом превратился в человека и… Бейн уверен, что это был Сивый.

Новость оказалась подобной разрывающейся бомбе. Гермиона не могла определиться с собственными ощущениями: это было и облегчение от того, что наконец появились доказательства невиновности Ремуса, и беспокойство за него — оказывается, в ту ночь он дрался с Сивым из-за неё. Это порождало ещё и медленно формирующийся страх: пожиратель смерти в животном обличие смог пробраться в Запретный лес и никто его не заметил. Безопасность школы была под угрозой. Именно это она прочитала в глазах Снейпа, с которым случайно встретилась взглядом. А если в следующий раз жертвой станет кто-то ещё из студентов и рядом не окажется того, кто смог бы его защитить? Ведь где Запретный лес, там и Хогсмид, там и свободная территория, где школьники, особенно тайные влюблённые, любят слоняться по вечерам и даже после отбоя. А уж Гарри…

— Благодарю вас, Хагрид, — сказал Дамблдор и тем самым прервал её сгущающиеся мысленные опасения. — Что ж, кажется, у нас есть и хорошие, и плохие новости. Полагаю, инспектор, вы снимите подозрения с мистера Люпина и доложите в Министерство, что на школу пытались напасть.

Получив слово неожиданно для него, Коулти не нашёлся с ответом. Он только кивнул директору, что-то невнятно пробормотал и скрылся в зелёном пламени камина, не прощаясь. Профессор Дамблдор взглянул ему вслед с усмешкой.

— Вот и прекрасно, — довольный, он обернулся к оставшимся в кабинете. — Ремус, очень рад, что всё обошлось. Оставайтесь в замке до конца недели, я распоряжусь, чтобы вам выделили комнату. Мисс Грейнджер, благодарю вас за проделанную работу. Ваша настойчивость и честолюбие спасли не только репутацию, но и жизнь человека. Думаю, вам нужно отдохнуть. А нам нужно позаботиться о том, чтобы усилить защиту замка, — он взглянул на Снейпа и задумчиво покачал головой. — Северус, задержитесь, пожалуйста. Нам нужно кое-что обсудить.

Гермиона в сердцах хотела уже наброситься на него и Снейпа с благодарностями, но в последний момент сдержалась. Она ограничилась вежливой улыбкой, напомнила зельевару о том, что хотела бы оставить себе копию исследований, и вызвалась в случае необходимости помочь с обеспечением безопасности школы. После этого вместе с Ремусом они вышли из кабинета директора.

— Мы могли бы поговорить? — робко спросила Гермиона, пока горгулья опускала лестницу вниз.

— Да, конечно, — отозвался Ремус, и в его голосе отчётливо слышалась усталость. — Приходи после ужина в мою комнату. Я, правда, ещё сам не знаю, где она…

Его растерянная усмешка теплом отлилась в душе Гермионы. Она погладила его по плечу в знак поддержки и понимания. Ему нужно было отдохнуть после всего случившегося. Им обоим требовалась передышка. Мысли должны были улечься, а сердце — стать на место. Нескольких часов для этого вполне хватало.

Вечером в комнате бывшего преподавателя ЗОТИ в камине горел огонь, но тепло было совсем не поэтому.

— Почему Коулти так ненавидит оборотней? — Гермиона, лёжа на коленях у Ремуса, повернулась так, чтобы лучше видеть его лицо.

— Он не ненавидит оборотней, — хмыкнул тот и погладил её волосы. — Он их боится. А боимся мы того, чего не знаем. Страх делает с людьми страшные вещи. Кстати, что это там у вас за исследования о формировании общего генома? Я начинаю этого побаиваться.

Несмотря на то, что последняя фраза была шуткой, Гермиона восприняла всё всерьёз. Подскочив с места, она тряхнула головой, чтобы убрать волосы с лица. В полумраке её каштановые кудри отливали рыжим и становились похожи на пламя. Люпин любовался ею, это неподдельное восхищение ничем невозможно было скрыть.

— Дело не совсем в формировании генома, — Гермиона немного смутилась и от волнения поджала губы. — Мы нашли доказательства, что на процесс заключения пары влияют некоторые биологические факторы…

Угловатым движением она заправила за ухо пружину каштановой пряди. Этот рассказ мог быть очень длинным и трудным. В первую очередь для неё.

— Мне было уже четырнадцать лет, — произнесла она, рассматривая свои суетящиеся пальцы. — Ведь я старше своих однокурсников почти на целый год… Хотя это даже не так важно — в любом случае, пубертатный период. Всё дело в гормонах. А ещё у нас группа крови совпадает, да и тогда в лесу…

Когда Гермиона отвечала на занятиях и не была довольна своим ответом, её приводило это в бешенство. То же самое происходило теперь: слова не укладывались в правильную последовательность, не поспевали за мыслями. Она чувствовала, что говорит сумбурно и непонятно. Ремус осторожно обнял её за плечи и посмотрел так, как обычно делал три года назад на уроке, поддерживая нерешительного студента одним взглядом. У неё вдруг открылось второе дыхание. Она положила руку поверх его. На их переплетённых пальцах извилисто заплясала тень от языков пламени.

— Если разбирать ситуацию системно, то всё становится ясно, — заговорила Гермиона увереннее. — Животные распознают зрелость самки с помощью инстинктов, специфических запахов и звуков. Благодаря нашему эксперименту, я смогла подтвердить, что именно органы чувств играют ключевую роль во взаимодействии между оборотнем и его парой: когда ты обратился, именно зрительный контакт меня спас от потенциальной угрозы. Лунатик знал меня внешне и запомнил мой голос, наверняка может отличить и запах — ты сам говорил мне, что тебе знакомы мои духи. В ту ночь, когда я пыталась тебя отвлечь и изобразила вой, слух оборотня уловил его частоту. Информация закрепилась в его памяти — это уже магическая составляющая ритуала.

— То есть, если бы этот вой издала любая другая девочка-подросток, то ничего бы не произошло? — Люпин удивлённо вскинул брови.

— Не совсем, — Гермиона потянулась за чёрной папкой, по чистой случайности захваченной с собой. — Вчера вечером Снейп провёл экспертизу, и мы обнаружили, что у нас с тобой очень похожи ДНК. Если бы ты не был оборотнем, это было бы как раз не очень хорошо, но ликантропические клетки перестраивают систему твоего организма, и она начинает действовать от обратного: чем больше совпадений ДНК, тем выше вероятность появления потомства. Лунатик почувствовал биологическую совместимость между нами и выбрал меня, как молодую, половозрелую особь.

Заканчивая свою речь, Гермиона чувствовала, как нагреваются её щёки. Рука Люпина на её плече тоже значительно ослабла — ему стало будто бы неловко находиться в такой близости от неё. Ведь одно дело — забота и защита, но разговоры о потомстве. Этой темы они избегали даже во время эксперимента, хотя Ремус как-то обмолвился, что, став оборотнем, очень опасается передачи этих генов по наследству.

И всё же, стоило ей повернуться к нему, почувствовать его невесомое прикосновение к своей коже, услышать такт его дыхания — неловкость растворилась сама собой. Гермиона удобнее устроилась в его объятиях, пресекая полупопытку Ремуса их разорвать.

— Это ничего не меняет, — твёрдо заявила она.

Люпин ласково щёлкнул её по носу.

— Да, ты права, — он улыбнулся, а затем слегка нахмурился. — Но получается, что нет никакого предопределения? Обычная биология и никакого рока судьбы?

— Получается, что нет. А впрочем… — Гермиона погладила кончиками пальцев его щёку. — Всё зависит от того, как на это посмотреть.

Она потянулась к нему и с удовольствием заметила, что он подался ей навстречу. Их губы встретились в мягком поцелуе, закрепляющем неозвученное ими обещание. Может, с этой волчьей связью и вправду дело в химии и биологии, в гормонах, ДНК и частотах. Пусть объективно эти факторы толкнули их друг к другу, но вместе с тем… Гермиона вопреки своей практичности всё же верила, что случайностей в жизни не бывает, и то, что из всех возможных девушек именно она оказалась тем самым правильным пазлом, не могло быть ничем другим, кроме как судьбой.