В поисках цели [В В Миргородов] (fb2) читать онлайн

В поисках цели

Глава 1 - Огни бывшего города

Россия, 2001 год

— Приплыли... — протянул я, застыв посреди лестницы.

Кина не будет, электричество кончилось. А точнее — кончилась моя лафа. Я больше не могу уйти в себя! Это конец — ИИ накрылось! Вместо него теперь там куча разрозненных алгоритмов, подобия условных рефлексов. Вроде ответа на запрос «малец, дай закурить!» фразой «не курю! Мал еще!». Жить с такой бессвязной кашкой уже не получится, даже если как-то и удастся пробиться в свой внутренний мир.

Вернее, туда-то я еще могу просочиться — пока еще могу! И без проблем. Но толку-то? Лежать бревном месяц-два?

А ведь внутренний мир, это настолько... прекрасное место! Идеальное, красивейшее, с колоссальными возможностями! Безумными!.. возможностями. Безграничным знанием, и... кХм, походу я всё же стал наркоманом. Но резать сам себя, дабы вновь вернуться туда, точно не буду. Я не такой! Я так не могу!

Я солдат! Воин! И для меня, людские жизни во главе угла и первостепенная миссия. И даже собственная жизнь может быть разменяна только на многократно превосходящие, а никак не на собственную хотелку. И пусть, этому миру, мы, обладающие Силой, ни к чему, пусть мои знания, никому не нужны, но мои идеалы — они неизменны!

А другие бессмертные...хек! Я их вообще за все время наблюдения ни разу не встретил! И возможно вообще единственный такой в этом мире. Не видел я иных, ни в боях с магмойдами, нигде-либо еще, хоть и искал, и следил за миром, пока имел возможность делать это удаленною. А почуять я их мог даже оттуда! Прямо сквозь пространственное наблюдение, находясь на другой стороне земного шара.

Но не почуял. И пусть я всё так же не понимаю, для чего тут очутился, ведь мы, бессмертные, приходим в мир только тогда, когда жопа уже разверзлась! Но как человек, как вполне простой человек! Я все же смогу послужить этому миру.

Кстати, где это я? Да... вот так, застыл посреди лестницы. Шел, шел, остановился. Только улыбки дебила не хватает для полной картины! Ан, нет! Она же есть! Прямо даже стыдно за себя, что думал иначе! Красиво же я сейчас выгляжу в глазах других людей.

Так, а где лестница-то? Так, память... Ага, я иду на всё тоже плаванье! Что не так уж и удивительно, учитывая походы в это заведение три раза в неделю — понедельник среда пятница. И сейчас в спорткомплексе. Подымаюсь. К бассейну. На второй этаж комплекса. Всё понятно. А какой сейчас день недели? Такс, с собой... пропуск. Спасибо тело! Что не выронило его, когда развалилась твоя псевдо-личность. А то бы мне потом точно влетело и... Идем дальше.

Вахтерша перед дверьми душевой. И охранник, и надсмотрщик, и всё в одном лице, чтобы двери детки не перепутали. Слева мужская, прямо женская, а на право — фитнес-клуб. Оригинально, да. Верхней одежды на мне уже нет, так как раздевалка-переодевалка в комплексе находится на первом этаже. И она единая для всех секций. В некотором смысле это удобно, особенно если б я ходил на атлетику, или там — баскетбол, и плаванье в один и тот же день сразу друг за другом.

Показываю пропуск вахтерше, та кивает, топаю к левой двери, спиной чувствую взгляд. Суровый такой, прожигающий! А говорят, ведьм не бывает! Оборачиваюсь — тетка далеко за сорок, грозным взглядом смотрит сквозь очки как сквозь прицелы суперзаклинаний — поворачиваюсь к двери с синим стеклом, вижу табличку «М», обращаюсь к памяти... А! Тут же недавно ремонт делали! До сих пор пыль со стен не стёрли... И новые «евро двери» поставили! Видимо рабочие стекла перепутали! Я ж всегда прямо топал.

Оборачиваюсь обратно к тетке, неловко улыбаясь, чеша затылок, топаю прямо, отрываю... Бабы. Закрываю. Хлопаю глазами. Открываю — бабы! Ну хоть бы кто завизжал, ради приличия! А то ж даже как-то неудобно ведь! Серьёзно! Пусть мы тут все и мелочь до пупа, но как же этикет... этого мира? Я же ведь не сменил локацию незаметно для себя? А то вдруг уже на второй круг пошел...

Да нет. Я бы уж как-то заметил. Ну, тогда тетка бы уж что-ль уж гаркнула! Хоть что-нибудь там! Эдакого! Резкого, прожигающего! Чтоб волосы на загривке зашевелились... а то я ж не понимаю, куда мне надо топать! Не уж-то в фитнес клуб бывший? Так там тупик, просто комната, где «в дореформенные времена» хранили спортинвентарь.

Закрываю. Оборачиваюсь к вахтерше — она все так же буравит меня взглядом. Пусть и в полглаза, оставшимися полуторами проверяя пропуска парнишек параллельной группы, быстренько юркнувших в душевую с синим стеклом. Так и косоглазие словить недолго! Полуглазие...

Делаю шаг к нужной двери...

— И куда это ты «намылилась»? — интересуется тетка, голосом, которым можно гвозди заколачивать.

— Э... Туда. — указываю я на нужную дверь.

— Тебе вобщет туда. — указывает кривым пальцем на розовую дверь за моей спиной.

И ведь что самое поганое... память! Она как раз-таки соглашается с теткой! Говоря мне басом — в розовую тебя, Саня, в розовую! И без альтернатив. И мышцы, влекомые памятью тела, желают топать прямо. И воспоминания, показывающие цветастые картинки как я топал именно туда... Соглашаюсь с памятью, и с теткой, прошмыгиваю в розовую дверь.

Большинство мелковозрастных пловчих уже разделись, и с поросячьими визгами, принимают душ рядом за стеночкой, оставляя меня в гордом одиночестве, в комнатке у шкафчиков. К одному из которых я и направился, ведомый воспоминаниями, отдавшись им целиком на растерзание. Открыл нужную полочку нужным кодом... Ой, ей.

— Тфу, блин, окаянные! — пробухтел я, понимая, что никакой ошибки нет и быть не может!

Я просто совсем не следил за последним годом своей жизни! Вдох, выдох, ладно... ООоооооох. Годом... Годом мать его!?!?

Где моя пипирка?!?!

За десять лет до, где-то во вселенной

Разоренный город, опаленные пламенем тысяч пожаров улицы, обращенные в руины дома и стертые в пыль люди — унылая картина для того, кто помнит, как тут было всего пару дней назад. Хороводы огней праздника, тысячи зевак и участников, смех и крики радости, дети стайками носящиеся средь толп взрослых. Красочно украшенные дома...

Я несусь на огромной скорости над поверхностью земли, желая успеть спасти то, что еще уцелело. То, что еще можно спасти. Меня не заботит ни жар раскаленной земли, обратившейся в сплошные потоки лавы, ни зарево обретающего невиданную мощь пожара, сливающегося в единый факел свечки из тысячи отдельных очагов, ни даже крики о помощи — есть только я и цель. Миссия, которую я должен выполнить.

Если я не справлюсь — жертв будет еще больше. Если я не успею — всё станет бессмысленным. Не время бегать за одинокими выжившими под завалами! Не место спасать единицы, ставя под удар тысячи. Главное — одолеть врага. Главное — успеть.

Нужно двигаться быстрее! Еще быстрее! Гораздо быстрее!

Я успел, но это меня не спасло. Я победил, но теперь моя половинка головы, да пара рук, отделенных от всего прочего, догорают в раскаленной лаве. Их было слишком много. Они были слишком сильны. Был ли в этом смысл? Так спешить? Вступать в бой в одиночку, рисковать собой и, фактически терпеть поражение, ведь дальнейшее сражение невозможно.

Да, определенно. Я сделал то, что должен — я выиграл время, дал другим шанс. Я победил, хоть и проиграл, я умер, но дал шанс на жизнь другим. Возможность победить. Не в битве, но в войне. Мой аккорд тут сыгран и я ни о чем не жалею. Наступает смерть, и я с поклоном ухожу.

Но смерть тела для меня не конец жизни! Я продолжу жить, пусть и в другом теле. И, к сожалению, в ином мире. Хотя возможно, там я буду ценнее и нужнее, как и возможно, не сильно то и нужен этому новому миру. Но это не мне решать.

И вот я вновь слышу биения сердца. Вернее, ощущаю — какой слух у сгустка клеток? И разумеется «слышимое» сердце тоже не мое. Новая жизнь для меня, как и для всех других странников перерождения, начинается не с рождения. О нет, она начинается куда как раньше! И, разумеется, не всегда с первой попытки мы доживаем хотя бы до радости увидеть свет.

Это могло бы свести с ума! Легко! Каждый раз проживать жизнь от эмбриона, проходить через рождение, младенчество и детство... Но кто-то великий, кто даровал нам возможность жить после смерти, заранее озаботился этой проблемой, даровав возможность «уходить в себя», в свой маленький внутренний мир, где можно отдохнуть и перевести дух после прожитой жизни.

Во внутреннем мире мы всемогущи! Боги! Творцы, способные создавать все что угодно и наслаждаться этим. Правда, мало кто реально «наслаждается» — быстро надоедает. Быть богом, означает быть им буквально, знать все наперед, и существовать в стеклянном мире.

Внутренний мир, несмотря на все его фантастические возможности, однообразен, статичен, и не способен даже к самому простому действию без желания на то своего создателя. Предсказуем, банален, трудозатратен. Не интересен. Скучен. Проигрывающий по всем показателям возможности хотя бы подглядывать за миром внешним.

Новым миром, новой реальностью, со своими законами и особенностями! Используя навыки, за гранью человеческого понимания, дающие возможность наблюдать за всем миром разом! За... а меня походу сейчас убить пытались! И ведь убили бы, не будь я собой! И не подпитывайся моё, даже столь юное тело, из внешнего источника силы.

Сложно сказать, что это было — у меня еще нет ни глаз, ни ушей, ни вообще каких либо органов чувств, а пресловутая возможность наблюдать за всем миром разом, так же еще не доступна, запирая меня в темном маленьком шарике, с минимальной чувствительностью. И все что я могу делать, это гадать. Строить догадки, гипотезы, теории, что все как одна, сводятся на яде.

Львиной порции, для маленького меня, яда, вдарившего по моей только сформировавшейся нервной системе, фактически выжигая её до основания, лишая меня и без того скудного потока информации.

Но судя по тому, что жрачка все так же поступает, температура тела не упала, и я как бы еще жив, мамка не пострадала, а значит — метели именно по мне. Либо недруги-враги семьи, либо — сама же мама. Такое, бывает.

Нда... разгребать мне теперь, не переразгребать! А мамань ждет сюрприз, в виде меня, лезущего наружу на месяцок-другой позже срока! Я же почти сдох! И лишь чудом удержался на гране невозврата, теперь по факту начиная своё развитие заново, имея вместо уже как бы тела, вновь пучок клеток.

Ни че! Прорвусь! Сила мне поможет! Магия, что дарована всем путешественникам сквозь миры, во имя борьбы со злом, и которую, эти самые путешественники, не имея какой-либо возможности согласовать единое и крутое название для этой силы меж собой, обзывают просто «Силой».

Иногда к слову «Сила» что-нибудь приписывают «магическая», «пространственная», «белая»... говорят, где-то на просторах вселенной, вообще может случиться конфуз названий, и тамошняя магия мира тоже силой обзывается. Но как я уже сказал — не имея возможности собрать консенсус, и для удобства общения и обозначения, мы свою силу зовем Силой.

Нда... тесновато становится.Значит скоро на выход! И это прекрасно! Пока такие как я в брюхе, мы предельно уязвимы. Даже младенцу-перерожденцу уже не так-то просто умереть! Да, можно голову нечаянно потерять, на костре сгореть, оказаться под копытами коня или еще как-либо навернуться по-крупному. Однако, простые переломы, вывихи и отбитые органы — нам не страшны! А значит, если не убивать целенаправленно — риск смерти минимален.

К тому же мобильны, умны, и хотя бы видим, что происходит вокруг! В брюхе же — темнота, полная зависимость от матери, и неизвестность — вдруг, именно в этот момент, кто-то приставляет меч с отравленным лезвием к тому месту, где сейчас моя голова?

Нет, вроде никто таким не занимается — аж полегчало, однако.

К тому же — я хотя бы смогу посмотреть в какой мир меня закинуло! Или вернее, в какую глубокую лажу закинуло этот мир, что сюда закинуло меня. Эээх! Тяжко быть младенцем, смотрящим на мир сквозь кожу брюха матери!

Ох, наконец-то! Ну давай, давай! Ну! Ах, тыж-ё! Продам жизнь подороже! А, не, это не за мной. Точнее за мной, но для меня! Тфу, блин! Чуть не совершил роковую ошибку, воспользовавшись силой на всю катушку сразу после собственного рождения!

А семейка то у меня оказывается богатая! Какие хоромы! Какие хоромы! И обслуги сколько! Обслуги! В первый раз в роль дитя буржуя попадаю! Ух! Все же иногда и везти-то может! Ах! Оторвусь!!!

Так, ладно — вперед работа. Магия, магия, много магии... фу, блин, рот соской затыкают! И чистота какая! Не, все же хорошо быть богатым! А еще прекрасней быть им с рождения! А то все прошлые разы меня рожали на какую-нибудь циновку под навесом, или прямо на траву у дороги...

Все же побалдею маленько, а потом уже начну разбираться с тем, что тут да как. Полежу, понежусь, молочко... кхм. Нда, младенцы, такие младенцы. Молоко безвкусное — его вкус я сам себе фантазирую. Вернее — ОНО ОТВРАТИТЕЛЬНОЕ! Зрение — условное, а вернее — отсутствующее, белые пятна не в счет! Просто я давлю Силой на глаза, что как бы чревато.

Мягкий шелк — как наждака, а малейшее прикосновение — сравнимо с ударами молотом! Не говоря уже об стальных захватах взрослых тетей-дядей. Правда я и боли то не чувствую, тело с подобным понятием вообще незнакомо, и даже не догадываюсь, что должно.

Ах! Еще есть воздух! Это... жесть. Можно стать мазохистом, просто делая глубокий вдох, и выдох. Вдох... и выдох. Столько ощущений! Такой букет... паникующих клеток тела, взывающих к сознанию в своем крике «ЧЕ ДЕЛАТЬ!? ААА!!!». Тут и рёбрышки, и диафрагма, и легкие, и гортань с носоглоткой. Ммм...

Кхм, зато возможность разобраться «куда я попал» у меня теперь есть и довольно шикарная. Пока не столь крутая, как хотелось бы — еще всё впереди! Но уже весьма и весьма недурственная. Я могу наблюдать за тем, что происходить вокруг тела и в мире вокруг, на сотни, на тысячи метров! Оставаясь внутри своей цитадели — колыбели, изолированным от всех бед и опасностей мира. Гулять по миру, не покидая тела.

Да, именно не покидая — а то некоторые почему-то решают, что их дух-душа куда-то на это время улетает. Ага. В общем, это подобно дырочки в пространстве, подобно замочной скважинке из внутреннего мира, которую можно проделать куда угодно.

Абсолютно куда угодно! Хоть на другой конец земного шара! И да, я образованный... хоть сразу в магистрат с яслей! Вот только говорить научусь и сразу! Пойду вещать, про круглую планету, звезды и спутники на невидимых веревочках.

Эх, боюсь правда с таким меня ждет или костер или плаха. А возможно и камень на шею — как повезет! Но подобные откровения не факт что от взрослых примут! А уж от ребенка, даже не младенца, а пятилетнего... точно сама мать и придушит, от греха, и чтоб проклятье на семью не перекинулось.

Так что лучше помолчу, и посмотрю что-там, да где, за пределами колыбели. Выплюнув долбанную соску! Раздражает! Как и гордое количество доступных мне сейчас точек наблюдения, число которых подобно древу средь поля, или носу на лице — ЕДИНИЦА! А двигать её в пространстве куда-либо по желанию такой геморрой... проще уж закрыть-открыть заново! Но не имея иных точек наблюдения, это тоже грань фиаско, в виду проблемы ориентирования в пространстве.

А ведь так хочется заглянуть сразу везде и всюду! Посмотреть на мир, разобраться во всем... Ведь можно даже ускорить своё восприятие, и тогда момент, когда я смогу быть «сразу и везде» несказанно приблизится! Но это же и уменьшит время на обдумывание происходящего. И на развитие собственного тела тоже.

Ведь «Сила», хоть и магия чистой воды, напрямую зависит от физических показателей тела. А конкретней — от физической силы! Ну и мышечной массы, как бонус. Если объяснять по-простому, то резервуар магической силы у каждого перерожденца — бесконечность! Он подобен огромному заливу или озеру. Однако доступ к столь великому запасу могущества осуществляется исключительно через шлюз, и размеры этого шлюза равны банальным размерам тела. Ну, или возможно, весу — точно вряд ли кто скажет.

Только вот открыть створки и не закрывать — нельзя, подобно тому, как поля будут уничтожены таким потоком воды и обращены в болото, тело не выдержит такого потока энергии. Даже взрослый и тренированный перерожденец не в состоянии выдержать дольше пары секунд потока полностью распахнутых «створок». Что уж говорить о ком-то более юном, чьё физическое тело еще не привыкло к таким нагрузкам? Да и собственный рост не завершило.

Так что «шлюз» необходимо постоянно открывать и закрывать, в идеале подавать большими порциями для каких-то особых навыков, и держать постоянно навесу едва приоткрытым для общей подпитки. Для этого как раз таки и нужна физическая сила. Ибо шлюз хоть и выдумано-виртуальный, магический и где-то там, усилие требует вполне реальные. Так что тупо отжираться до размеров слона не имеет никакого смысла. Да и вряд ли получиться.

Интересно, как эти все магические зеркала работают? И какие артели магов их штампуют? Они же повсюду! Оп... меня куда-то поперли. Так, это... кажется моя мамань. А вот он кажись — папаня! И... ВАУ! Самоходная колесница! Круть! Я уже люблю этот мир! Жалко только, что раз я здесь — значит где-то там, за стенами, идет полномасштабная война.

Так, стоп, я не понял! Нас что, выгнали из замка?! Ааа! Дошло! Мамка моя видать в опалу попала! Вполне возможно именно из-за меня — не зря ведь отравить пыталась! Ну а че, тут тоже неплохо! Две комнаты, тепло и сухо, не смотря на камень стен — наверное, тут какое-то хитро-мудрое магическое отопление есть. Уютненько и комфортно. Мне сейчас так вообще как-то фиолетово, где жить — я только и могу «агу-агу» кричать, да гадить под себя. Иногда.

Точнее, я даже не пытаюсь и это говорить — нафига? Не, опять не так. Я, как тело, угукаю, мычу, пержу, и ножками дрыгаю! Даже истерики средь ночи закатываю. Всё как положено! А то еще заподозрят чего! Но как сознание — я во всем этом балагане не участвую! Ибо — издеваетесь?

Мне четыре сотни лет! И... ладно, надо было бы — и агукал бы, и пердел, и ползал и бродил, и под себя ходил. Но к счастью — этого не требуется. Точнее требуется, но разово, лишь чтобы показать телу, что и как делать. Когда и для чего — всё! Дальше оно само как-нибудь разберется. Я лишь творю инстинкты — тело живет на инстинктах само. Без моего участия.

И это причем касается не только там ползать да бродить. На примитивные бессознательные реакции можно будет в дальнейшем завязать и, казалось бы, осмысленные и сложные действия, такие как ходьба и речь! Можно заставить тело жить само по себе, общаясь шаблонными фразами, ходя стандартными маршрутами, смеясь, когда требуется, и плача, когда положено.

Можно так прожить достаточно долго, избежав самых нужных фаз развития, пока однажды... впрочем, это пока меня не касается. Мне тут сунули под нос какую-то забавную пищалку, чтоб не хныкал, и теперь я, именно я, пытаюсь с ней разобраться — как это работает!? Вроде и не важно, и можно вернуть на место то, что заменяет мое сознание в моменты отлучки, но интересно же!

А не, уже не интересно — что толку, если я все равно не понимаю, как это работает! Просто уменьшу количество крика по ночам. А не, не помогает. Видать время такое пришло, когда игрушками заваливают. Не проблема! Надо играть — буду играть.

Кстати, а где папаня то? На войне что ль? Что-то его не видно давно. Попробую ка посмотреть, что там, на окраине города... У-у! Даже стены нет! Только лес! Видать мы хорошо окапались в глубоком тылу! Это радует — по крайней мере, будет время на подрасти.

Хотя вообще, этот мир куда как более развитый, чем все те, в которые я попадал в прошлом! И может, обойдется? Или все будет просто еще хуже? Ведь тут есть и самобеги, и освещение на улицах — из окна видно целые алее фонарей, и это самое освещение в домах. И водопровод — ведь мамка за водой явно не на улицу бегает! И канализация! Хорошо, что меня в неё не смыли. Было бы... неприятно. И некомфортно! И вообще рискованно! И смерти подобно...

И при таком развитии буквально всего, как-то не верится, что в военном деле местные люди, а именно они в данном городе всем заправляют и в основном проживают, шиты лыком и нитками белыми! Отсталые, беззащитные и слабые. Может... По крайней мере, всё точно не будет как в прошлый раз!

Ведь в прошлом мире, этот самый мир и держался то только на пришельцах из других измерений. Нас там было как грязи, хотя все же недостаточно много — всего-то пара сотен на целый мир! А местные... совсем не могли ничего противопоставить выжигающим города монстрам. Да и держался ли вообще? Ведь мы, проигрывали, теряя город за городом, не в силах быть везде одновременно. Печальная была ситуация. Здесь хотя бы будет с кем встать плечом к плечу!

Так... игровая площадка... зачем меня сюда мама привела? Я же еще маленький! А, может уже и не маленький — увлекся. Увы, замедлять время в субъективном мире нельзя — только ускорять, так что прожить два года вместо половины не выйдет, только год вместо двух. И, похоже... а нет, меня сюда просто погулять вынесли — радует. А то уж я подумал, что прозевал годик жизни неизвестно как. Надо учиться языку.

Точнее, надо заставлять тело учить язык — я, что ли должен над этим делом корячиться!? А телу по факту все равно! Оно просто... как там говорят? Голем? Кукла? Игрушка живая? В общем, что-то там такое, не живое и не мыслящее. Куда прикажут — туда и пойдет.

Глава 2 - Милота

— Мама! — прокричало моё тело и бросилось к мамке, на ручки.

— Сашенька! — ответила мама и, бросив пакеты прям у входной двери, подхватила кровинку.

Мило-то как... что аж тошнит. Ради этого и следует жить! — усмехнулся я, болтаясь в воздухе, в коморке своего сознания, наблюдая через щели за всем происходящим вокруг моего дома.

Вернее «щели, дыры, скважины, отверстия» — это все не самые подходящие термины для тех небольших оконцев в мир, что я уже имею. Мониторы! Странное слово этого мира, обозначающее «коробку с картинками», через которую можно наблюдать за этими самыми, выдуманными, картинками. Только в моем случае все наоборот — смотрю из нереального в реальное.

И хоть я и решил сосредоточиться пока только на близлежащем к телу пространстве, на городе, в котором посчастливилось мне родиться, чтоб не травить себе душу проблемами, на которые ни в состоянии пока как-либо влиять, я уже весьма много знаю об этом мире! Об обычаях, культуре, людях... счастливые, блин, люди!

Не, они конечно как обычно ропщут и жалуются на все подряд — чем лучше жизнь, тем больше недовольных! Это уже закон мироздания какой-то. Но при взгляде со стороны, да тем более в сравнении... глупцы! Ни войны, ни чумы, ни налога забирающего всё, кроме мочи! Ни банд через каждый метр, не имеющих ни чести, ни совести и плодящихся в разы быстрее, чем их вырезает стража. И даже крыс по подворотням нет! Как и нету там помоев. Эх... Завидую я им всем втихаря.

Впрочем — а чего завидую то? У меня ведь вся жизнь впереди! А то, что до неё были другие — об этом никто не узнает! Если я, конечно, перестану летать по комнате, списывая все на «никто не видит, никто не узнает».

Ну не смог я удержаться! Не смог! Два года, этот тот возраст, единственный можно сказать возраст, когда «все звезды на небе сходятся», и сила с массой встают в некое равновесие, позволяя летать, паря в невесомости, почти без вреда для тела. Почти, правда как обычно, условное, и лимит условно безопасных полетов крайне скуден.

Нельзя пользоваться Силой, пока тело еще не сформировано! Совсем нельзя! Иначе магия непременно повлияет на рост, на развитие, и хуже всего — может подсадить на Силу как на наркотик. И тогда без поддержки извне жить будет уже просто невозможно. А количество энергии, требуемой для того, чтобы просто «жить», с каждым годом будет расти, пока в конечном итоге настежь распахнутый шлюз не начнет работать только на то, чтобы тело не распадалось в пыль само по себе, при этом его же и выжигая. Я это все уже прошел, и это — ужасно. После это жизнь как жизнь уже и не смыслится. Так, существование.

Так, а что у нас здесь? Лес. А тут? Речка. А там — лес. О! Заяц! Плотоядный? Зайцеядный! Волк. Ничего интересного! Ладно, сделаем комплексный скачок, и заглянем повыше.

— Хм... — откинулся я на своём воображаемом кресле глядя на далеко не воображаемую землю внизу.

Где-то там, за облаками. Не, не интересно! Облачно излишне!

— Вать... — чуть не грохнулся с этого воображаемого кресла.

Вернее грохнулся, но в собственное же тело, что играла на ковре с какой-то погремушкой и встретилось мордой с этим самым ковром.

Да у него от моего прихода все настройки слетели! Вот жеж... ладно хоть мама не заметила, что чадо вдруг растянулось в позе звезды, не с того не с сего. И губу, умудрилось разбить. Не, это конечно странно! Но куда страннее уровень моего офигивания. Ну подумаешь, летающий кит?

Так, надо сначала вернуть все настройки.

— Сашенька!

Пока мама не приперлась и не пришлось играть игру одного актёра самолично. Ай, ладно! И так сойдет! От придельного юного меня все равно много не требуют. Надо поскорее вернуться! И найти, куда улетело то чудовище.

Нда. Это сложно! Я минимум десять минут убил на все настройки, и удаление следов крови — как только умудрился расшибиться?! Или... прикусил? Вполне возможно! А потому — чудо-юдо рыба небесный кит, давно свалило куда подальше, по своим делам.

Ну и ладно! На... сотню переходов в сторону восхода солнца! Ооо! Оооооо! Оогого! Кажется я нашел гнездо! И ведь не промахнулся же! А точно!

— Саша.

Блин! Надо все-таки вернуть нормальные настройки, а то иначе так и будет кидать в тело за просто так. Как будет в... Вернее не кидать — тфу! Тфу! Тфу! А просто застывать! А мне ведь совсем не хочется видеть как перепуганная маман тормошит пускающего слюни меня, не имеющего и намека на сознание. Сам сломал — сам чини! Тем более что это пока в моей власти! А то ведь еще потащит как какому-нибудь местному знахарю — чур, меня! Чур! Не люблю эти шарлатанов. Вот просто ненавижу еще с самого первого мира.

Ну а гнездо — оно от меня никуда не денется! Я теперь знаю где оно, и буду там очень частым гостем.

Океан... великий и, штормящий. Я на боевом судне! Величественное сооружение, ощетинившееся оружием. Не знаю, от каких монстров нужны столь большие требушеты, но выглядят они внушительно. Хотя, видали и больше.

Люди, говорящие на неизвестном языке, ходят по палубе довольно расслабленными, не смотря на шторм. Видать, уверенны в своем железном корыте! И встречи с монстрами сегодня не предвидится. Об этом им как видно говорят их волшебные приборы, в которые кто-то из экипажа неустанно пялиться. Ну и встречи с рифами они тоже не опасаются — у них есть карта!

А вообще конечно кораблик выглядит странно. Тонкие борта — что и неудивительно! Это ведь сталь, а не дерево! Куча переборок, что можно заблудится — и как строители не сошли с ума скреплять их все в единое целое?! И невероятная масса магического оборудования неизвестной мне природы.

Блин. Я заблудился. Сейчас главное передвинуть точку слежения чуть в сторону... не потеряв при этом фиксации к судну! Блин. Ну и ладно. Уйду в толщу вод! А для слежки за кораблями лучше найти какой-нибудь порт. Оттуда и в рейсы уходить будет беспроблемно, и за стоянкой и ремонтом можно будет понаблюдать в процессе.

Может тогда... да не! Это судно явно только вышло! И чалить в порт в ближайшее время точно не планирует. Иначе б не лили пресную воду напропалую! Попутно кушая три-четыре раз в день. На суднах в порт идущих такого не бывает! Там обычно все уже все съели — привет веселым первым дням! И сидят, посасывая дулю, на сухарях да квашеной капусте.

Ну... морские глубин ничего нового, как и ожидалось, не преподнесли. Есть и рыбка, и очень зубастые твари в черном зеве пучин. Не хотелось бы мне туда соваться. Но вопрос — почему судно прошло мимо? В смысле не почему они не заметили тварей — бывает, не существует идеальных сенсоров даже у архимагов! А то, почему твари на него не среагировали? У них есть... какие-то отпугиватели? Надо будет разобраться.

А вот и дно. Самое дно. Темно... в жизни человеком, я суда точно никогда не спущусь. Но вот так — можно отправиться хоть на луну! Кстати о ней... а, ну да. Её отсюда не видно! Тут вообще ночь! Несмотря на то, что там, наверху, самый разгар дня. Как и штиль, несмотря на то, что там бушует шторм.

Неважно! У меня есть тридцать четыре точки наблюдения! Просто, условно говоря, смещу вектор своего внимания в иную трещину пространства. А, ну да! Надо быть в ногу с эпохой! На иной монитор.

— Саша, что ты делаешь? — обратилась ко мне моя мама.

Как видно для меня, для тела, это оказалось настолько неожиданным вопросом, что я, в легкой панике, вынырнул из своих странствий. А так старательно заданный поведенческий алгоритм «поспи, поброди, поспи» вновь сорвался со своих рельс.

Кстати, хоть сам язык, как на нем говорить и как его понимать, учит только тело физическое, сознание любого перерожденца Силы, незаметно для него самого, постепенно переезжает на новые слова и речь, с полным замещением старого на новый. Таким образом я, уже и не помню не то что язык, на котором говорил в своей первой жизни, но и почти не помню языка прошлого мира — остались только обособленные термины и непереводимые фразы. Остальное же потихоньку замещается подобными по смыслу словами и значениями. Как в речи, а потом и в образе мышления. В общем, сейчас мне чуть больше трех лет и я, пусть и довольно коряво, но могу свободно говорить на языке этой страны. И даже, эх, уже думаю его символами и образами.

— Играю. — ответил я, перестав «тупить», и смачно зевнул — Как тебе мой замок, мам?

В текущий момент времени я, как выяснилось, сидел в песочнице, и вместе с другими детьми, лепил замок из песка. Замок получился... не че так, сойдет для трёхлетки. Хотя в большинстве мирах в этом возрасте уже на лошадь сажают, а не отправляют замки из песка лепить.

— Да, но почему ты собрала вокруг себя все игрушки?

Хм... игрушки... игрушки... а почему я в платье? Тут мода такая что ль? Ай, мне то конечно пофиг, телу тем более. Этому бездушному механизму хоть голышом на снег, хоть в шубе в море — все одно, соображалки ноль. А мне походу надо чутка глубже капнуть культуру мира и страны, а то, как я погляжу, тут всякое бывает. Мужики по улицам нагишом гуляют с флагом, пьяные тетки че-то там орут и бесятся, как припадочные...

— Саша!

— А? — выплыл я из дум, точнее сказать, вернулся из уютного кресла в песочницу, со слегка влажным песком... И строго смотрящей матерью! Учитывая, что команд к дальнейшим действиям не поступало, «Саша», все это время сидел неподвижно.

— Да мам?

— Я спросила тебя про игрушки! — сказала она, строго смотря на меня.

Я посмотрел на игрушки. Игрушки как игрушки — машинки, формочки, прочая лебуда уровня яслей.

— А что с ними не так?

— Почему они у тебя!?

— А почему их не должно быть у меня?

— Ох, — вздохнула женщина, прикрывая лицо рукой. — Как же с тобой тяжело — прошептала она едва слышимо, слегка отвернувшись, из-за чего я уже было решил, что можно уходить, но нет — Я спросила, почему ты собрала вокруг себя все игрушки, отобрав их у других детей?

Я вновь посмотрел на гору игрушек.

— Они были мне нужны.

Хотя я понятие не имею, нужны ли они мне или нет! Меня тут не было! Но ответственность надо блюсти, и брата — не подставлять!

— Саша, ну так же нельзя! — ласковым голосом заговорила она — Другие дети ведь тоже хотят поиграть! Смотри, вот тот мальчик даже плачет.

— Я его пнул. — усмехнулся я, крутя пред внутреннем взором отчет-картинку о действии тела.

Оо! Чего там только нет! Это даже весело!

— Саша! Так нельзя! Зачем ты дерёшься!? Это нехорошо! И столько игрушек тебе ни к чему!

— Да, действительно ни к чему. — усмехнулся я, отходя в сторону от горы трофеев.

И вообще, мне действительно игрушки совсем ни к чему!

Дети, расшуганные мной, конечно же не спешили возвращать себе своё. Моя же мать, начала пытаться привлечь их этим барахлом, заигрывая и завлекая:

— Смотри какая классная машинка! Вжууу...

Заодно пытаясь подружить меня с кем-нибудь и заставить играть в компании. Я же — игнорировал. Выдавая кардинально новую установку порядков действия тела, взамен уже явно устаревшим манерам поведения.

Меньше игр — больше тренировок! В меру, конечно же, дабы не надорваться. И не потерять в развитии моторики, и социальном мышлении, так что в песочнице можно с ребятами и поиграть — бросил я плотоядный взгляд на неторопливо растаскиваемые по песочницы формочки, раздаваемые ребятне легкой рукой маман — но все же...

Эх, на до бы больше следить за телом! Оно лениво, и вообще аморфно! Ему... Да ладно! Потом послежу — будет еще время! Особенно когда годам к восьми меня на пожизненное запрет в этой оболочке. Сейчас же — надо пользоваться моментом!

А мир то оказался не так прост, как я думал! Я думал, что это только тут, в неком закутке, у нас всё тихо и спокойно. Но начав разведку дальше... выяснилось, что так везде. Что все гигантские флоты, армии и неведомые летающие птицы, нужны просто, что были. Для уничтожения себе подобных! А вернее, и учитывая что последняя крупная война тут была больше полувека назад, во соблюдения простой и древней заповеди — корми свою армию, чтоб не кормить чужую!

Что-то я стал сомневаться в правильности своего попадания именно в это измерение — что я тут делаю!?!?!? Тут же не войны, ни чумы, ни голода, ни пресловутого вторжения огненных тварей — ничего! ЧТО Я ТУТ ДЕЛАЮ!? Даже не так — что мне, тут, делать!? Чем заняться? Не понимаю. Это какая-то ошибка!

Хотя, возможно, я просто... да, определенно — этот мир ждут большие перемены! Ведь мне посчастливилось оказаться в мире еще до начала вторжения! А не как обычно — после. Сильно после. Это будет даже интересно! И возможно — нам удастся задавить катастрофу еще в зародыше.

Зато в моей «семейной» жизни не все так гладко. Выяснилось, что мой папка, которого я-тело уже и называл папой, никакой мне не папа. А так, какой-то левый дядька, который просто иногда помогает матушке по дому. Кажется, он там не то друг семьи, не то коллега по маминой работе, но к моему рождению на свет никакого отношения не имеет, и вообще — у него свои спиногрызы есть.

Собственно, при знакомстве с этими спиногрызами, я и выяснил сей печальный момент. У тела просто шарики за ролики заехали от такого диссонанса, разрыва шаблона и нарушения логической цепочки, что оно аж выдернуло меня из моего вороньего гнезда. Это нормально, такое бывает.

Точнее, виснет то оно вообще постоянно, и я почти уверен, что если хоть как-то и обрабатывало смысловое значение фразы «я не твой папа», то мгновенно зависало. Но вот способность выдергивать меня из моего воображаемого мира обретает только когда сбой является фатальным. Со столкновением интересов сразу нескольких логических цепочек и уходом всей системы на перезагрузку.

Это не первый. Но крупный. И уж точно не тянущий на типичные простые запросы по типу «Хозяин! А тут-то что делать?». Дальше таких ошибок будет только больше. Увы. И так пока система совсем не крякнется. Без возможности ремонта.

К счастью в этом мире, мать-одиночка, эта не то что норма, но по крайней мере, общество допускает полноценное выживание даже такой своей ячейки без самоуничтожительного труда, превеликого статуса, кучи слуг, и хорошеньких таких сбережений. И да, эта вторая плохая новость — в масштабе моей новой родины и этого мира — мы очень бедны. И маме всё равно приходится работать на износ.

— Почему вновь не женишься? — задал я, вполне логичный вопрос своей матери, беря бразды правления «живой машиной» в свои руки.

В ответ мать просто тихонько рассмеялась, а затем заплакала, прижимая меня к себе. Задавать этот вопрос в третий раз я не стал — её жизнь, её право, какая мне разница?!

Глава 3 - Ручник

— Мам, ты совсем взбрендела? Какой балет? — выпучил я глазки на свою мамань, откровенно офигивая от происходящего.

— Как какой? Балетная школа им... — начала она мне в ответ втирать оду о пользе столь великого искусства, которую я, конечно же, офигивая, и представляя себя в балетной пачке, не слушал, давясь слезами не то от горя, не то от смеха, или вообще — от отвращения.

Выдел как-то раз, где-то там, внутри ящика с картинками. Кажется, их называют «телевизорами». И даже не знаю, как на этот представленный образ реагировать! Сгорать со стыда, лопаться со смеху, плакать, ржать ли, плавиться! Кататься, истереть, смеяться, гадить под себя... Даже есть мысль позволить данный фокус с собою провернуть! Чтобы точно уж узнать, как я на итоговый вид среагирую! Что будет больше, и как... но мужики же там вроде не ходят в пачках? Облом — не поржу. В про...

Лосины! — вспомнил, как зовётся обтягивающее нечто для мужчин и тут же похолодел — Ну нафиг! Нет! Точно нет! Ни за что! У меня моральная травма! Проклятый третий мир... Не хочу! Не заставите... ходить с яйцами на выкате, в костюме, после которого как выжитый лимон! Обливаясь потом, и с кожей как у мошонки целиком... Пробовал уже! Идите в...

— ...у тебя превосходные данные, тебя точно возьмут! — закончила свою речь маман, и уставилась на меня, выжидая.

— Не, мам, я пас — отмахнулся я от данного предложения, одновременно почуяв солоноватый привкус крови у себя во рту, метнувшись в ванну.

Перезанимался. Надо снизить темп, а то я так себя угроблю. Вон, чуть сошёл с расписания, пойдя встречать маму за место отдыха звездочкой на ковре, и уже что-то где-то лопнуло. И сердце... бьётся как-то не так. Надо разобраться, и внести поправки в занятия, учитывая местные реалии.

Пищу, воздух, воду — принюхался я к воде из-под крана.

— Бэ.

Да, наверняка она! Хотя... хм. Холодая настолько чистая, что в некоторых местах прошлого мира за стакан такой жижи бы убивали! Но горячая вонюча. Ой вонюча!

— Саш.

— Да? — обернулся я, уже смыв кровь из под носа и остановив кровотечение, выровняв давление.

— Может тогда в гимнастику? — произнесла мать, стоя в дверях ванной комнаты и навалившись на косяк.

Я представил все те же лосины.

— Не мам, но ты подумай. Они же все платные! — сказал я, имея в виду секции, на что мама хотела тут же возразить, но я успел перебить — Да даже если нет — все равно нужна форма! Одежда, обувь — начал я загибать пальчики — к тому же — кто меня туда водить будет? Я мелкий! — усмехнулся я про себя такому простому и надежному аргументу, невинно улыбаясь за приделами внутреннего мира и разводя руками.

— И в кого ты у меня такая умная! — чуть не расплакалась мама, метнувшись обниматься.

-Мам, задушишь! — пропищал я, не чувствуя никаких проблем с дыханием.

— Прости.

— Ничего. — вытер я все же выступившие на её лице слезы своей маленькой рукой.

Бывает, я её понимаю. Весьма хорошо понимаю.

— ...два, три, четыре... — считаю я вслух количество отжиманий.

Чтобы не забыть, как это делается! И вообще! Как живется в мире материальном. Меня конечно и так выкидывает иногда, но там, в основном надо исключительно думать, и только чуть-чуть делать. А тут же, наоборот. И когда меня выкинет окончательно, именно так и будет!

Множество бездумных действий, при минимальной мозговой активности. Много будней, и только иногда штурмы замков с тактикой. Надо привыкать заранее! Или хотя бы просто не забывать. От пяти минут посвящённых отжиманию точно хуже не будет.

— ...девятнадцать, двадцать. Хух! Похоже это пока мой придел. — просипел, плюхнувшись на пол в позу «руки в стороны».

Можно и дальше, но придется подключать силу. А это — чревато. Можно и еще, но придется задействовать адреналин. А это — губительно! Тем более в таком юном возрасте. Да и нафига? Что то, что другое. Главное — начало положено!

Сила, гибкость... потрясающая гибкость! Вот прямо из текущей позы, лежа на полу звездочкой, могу раздвинуть ноги до уровня прямой линии — шпагата, не прилагая никаких усилий! Сам себе поражаюсь! В прошлые разы этому требовалось долго учиться, нарабатывая растяжку, усилия прилагать большие и... не мудрено, что мама заинтересовалась в моём спортивном развитии! В карьере гимнаста, или болеро — вспомнил, как это «чудо» на балете обзывается!

Она явно и спалило мою разминку! Я подобное от неё сильно и не скрывал. Нередко использовал ванную как брусья, да и на ковре растягивался регулярно и как только можно... Какое счастье, что спорт — был лишь разовою блажью! Всего один отказ, и еще один чуть позже, но уже без моего личного присутствия, и родительница успокоилась, поняв, что это не моё.

Ооо... какое большое корыто! И как много тут людей! Что-то я конкретно увлекся флотом. Но блин! Поражает! Ведь это вот все судно размером с замок... просто большой театр! Ну, в смысле дом с театром... развлекательная лодка? Да, подойдет!

Круизный лайнер! Как их тут называют! Хорошо, что тело научилось читать! Еле-еле, но я хотя бы могу разобрать одну-две надписи. Иногда встречаемые на родном языке тела. И это кстати странно! Ведь если я правильно всё понимаю, площадь страны, где я родился — огромна! И чуть ли не первом месте в мире! По крайней мере, если мельком глянуть на политическую карту так выглядит. Из-за чего она просто не может не иметь влияния на мир.

Да и говорящих на теперь уже мне знакомом и родном языке людей я встречал чуть ли не в каждом углу планеты. От пустынь песчаных, до ледяных. От морей, до заснеженных вершин. Везде! Где я только умудрился «погулять». А вот письменность данного государства при этом настолько редка, что и днем с огнем не сыщешь знакомого символа.

И это — странно. И — печалит! Как мне изучать магию этого мира, если я не понимаю ни одного символа письменности?! Как мне... ну ладно, это не ново! И вообще, все могло быть куда хуже. Но я ведь даже названия городов прочесть не могу! Ррр... тут столько всего интересного...

С другой стороны — можно тупо сидеть в своём родном теле и пялиться в этот деревянный ящик. Там тоже иногда крутят интересное, но... каналов маловато. Да и... нет, это точно не позволит мне понять культуру магов данного измерения. Потом еще насмотрюсь!

Эй! Тело! Харе фигней страдать, иди лучше поспи! ТВ при нем явно лучше вообще не включать — сразу все струны заданий рвутся от этих плещущих картинок.

И вот мне уже пять лет. Выкидывает из «кресла» в реал уже существенно чаще, чем раньше, если не сказать больше. Я все еще могу уйти в себя, но сделать это становится все сложнее и сложнее. Тело требует все больше внимания, но и не только в этом дело. Теперь меня уже возвращает с небес на землю нетолько в случае ЧП, но и просто в, казалось бы, случайные моменты жизни, когда круча что-то там своё мозг, не то, что надо, себе же накручивает.

А еще, теперь я хожу в «садик». Но не тот, что на заднем дворе, а тот, что «заведение для воспитания юных личинок» — так завхоз этого заведения высказался! Я тут не причем! Хотя с ним полностью согласен — подходит! Для этой кучи-куч малышни, и парой сторожей на каждый выводок. А мама отныне работает «с восьми до восьми», и я, можно сказать, предоставлен сам себе. И вижу ее только перед сном, за миниатюрным ужином, да после сна, перед садиком, но без завтрака — она встает раньше меня, и ест, а меня кормят в этом самом «садике».

И я, если честно, не сильно понимаю, для чего моя мамань так загоняется? Мы вроде не бедствовали и раньше. Цены и налоги вроде не росли, я сильно больше кушать не начал... ну, начал конечно — яж все таки росту! Но не столь существенно, чтоб при здешних ценах на хлеб это было критично, чтоб из-за «тебя кормить же надо!» так пластаться. А уж без разукрашенных одежд можно и прожить как-нибудь — я уверен!

Я их никогда не требовал! И вообще — паинька! Честно-честно! Образцово показательный! Ну ладно, тело там пару рас клянчило что-то, для праформы так сказать, да я, разок другой использовал бедность для отмазки от кружков — но это не в счет! Там деньги ставились в один ряд с отсутствием времени! И моей карапузностью. Так что не знаю, но опять же — это её жизнь, и её право.

А в садике, откровенно скучно. Не, не так: тут много детей, с которыми можно играть и общаться, но это самое общение, больно часто оказывается с неожиданными поворотами, из-за чего уже порядком раздражает именно меня, выдергиваемого в тело в самые непредсказуемые моменты.

Вот как сейчас!

— Кто мне яйца в кровать подсунул!? Че ржете?! Сейчас я вас этим одеялом... — закипел я как котел, хоть и не всерьез.

— Александра! САША! — гаркнула на меня воспитательница, когда я только собрался начать чехарду по верхним ярусам кроватей с перепачканным желтком одеялом наперевес, размахивая им как флагом и оря «у-лю-лю!».

— А что сразу Саша то, а? Ну кто вот это сделал, а? Ну? — чуть ли не плача пробормотал, аккуратно сползая со второго «этажа».

— Где? Что? Ну-ка покажи... О... о... Так, дети! Кто это сделал? Ну? И где яйца-то взяли? Вы ведь знаете, что так нельзя поступать? Нет? А знаете, что если не вымыть руки...

— У! Сейчас будут сказочка для белого бычка. — пробормотал я себе под нос, украдкой ухмыляясь.

За что тут же получил легкий подзатыльник, а воспитательница продолжила:

— После того как брали ими яйца с нашей кухни... То можно заболеть, страшной, лютой...

— Я не с кухни брал! Я из дому принес! — пропищал парнишка из толпы, глазки пуча в пол.

— А я только его яйца брала, с кухни не трогала! Честно слово! — пропищала рядом стоящая девчонка.

— Уу... кто еще? — тихим, замогильным голосом проговорила воспиталка.

— Мы... Но мы не брали. Мы только потрогали. Но на кухне... Ыыыыы! — взревели белугами два мальчугана.

— Уу... Ну пойдемте мыть руки. Пойдемте.

— А я свои трогал... Это считается?

— А я его!

— Ааа! Мы все умрем!

А я уже не тихо, а в голос ржал над этим цирком заказным, сидя в своей воображаемой комнатке. Это ж надо... И вот мне смешно, а ведь так и рождаются детские травмы! Так, надо пойти пнуть тело, а то так и стоит как истукан, посреди опустевшей комнаты.

Кто трогал яйца, тот питух, у того и нос протух! Ахаха...

Хм. Гнездо. Только не какие это не летающие киты! Самолеты! Так зовут эти... странные крылатые продолговатые сигары. И они реально соответствуют своему названию и сами летают! Правда, управляют ими пилоты.

Забавно, однако — мое тело в текущий момент времени тоже, в гнезде. Вернее — это гнездо разоряет! Вот поганец! Вернее — поганцы вон те ребята! Что на спор заставили меня в это гнездо лезть и яйца воровать. И почему мне кажется, что это всё добром не кончится? Особенно учитывая возникшие совсем недавно... хм, полгода назад! Фобии, у некоторых из детей сада.

Ой, ладно! Не мои проблемы! Тут как раз одна «птичка» идет на взлёт! Урх! Хорошо что «слух» у моих, хм, «мониторов», условный — я слышу только те звуки, источник которых находится в непосредственной близости от точки наблюдения. Так что всего воя раненного дракона этого «самолета» я явно не расслышал. Так, кусочек. Ладно, к следующему прикреплюсь, и посмотрю, как эта штука ведет себя в небе.

Ну вот, тело с дерево упало. Сейчас реветь начнет — таков алгоритм! Но, ничего не сломано — не мои проблемы.

Ух! Сколько ж тут народу! И сколько народу вмещается внутрь этой самолетающей птицы! А еще багаж. И собачка в багаже. А вот тут... кто-то везет картину — красивая. Так, а эта что за тележка? Ах, да, машинка! Заправочная... сколько же масла жрет эта летающая штуковина?! Ужас! Но летает быстро — оно как видно того стоит.

А вот и пилот... да, надо наверное завязывать ставить точки тут где попало — увлекся! И потерял точку луны, дна морского, и еще пару разбросанных по миру. Они мне не особо были нужны, но все же — могли пригодиться! Хотя бы просто как резерв, на случае если реально, что ценное найду, за чем будет требоваться постоянное наблюдение.

А тут что, не ценное? И не интересное?

— Ай! Ооохахой! Ай!

Вот почему так всегда, а? Как в гнездо лезть, так бездушной куклы тела вполне достаточно! А как ремнем по заду — так оно в кусты! Ну уж нет! Терпи казак! Тем более что подобное произошло просто с непривычки. Не били меня еще в этом мире. Ни разу. Никогда.

Да, время летит неумолимо. И пока я, подглядываю за людьми в душе, желая понять, откуда малюсенькая лодочка в соленом океане берет пресную воду в таком количестве, для тела уже можно сказать, сменилась целая эпоха. Я больше не хожу в садик! Все! Теперь я буду ходить в школу. Как тут говорят — первый раз, в первый класс. «На ручнике».

Для алгоритмов тела тут всё в новинку! Не имеет смысла даже и пытаться что-то наспех выстроить и заставить работать! Всё сам, всё сам. Да и вообще! Мои закладки по действию в толпе нынче убоги и смешны. Слишком уж тут всё непредсказуемо! Взять хотя бы «автобус»...

Ну откуда я знал, что в эту хрень можно залазить?! Вот даже я, я сам! Не знал, хоть и видел и корабли и самолеты, но это всё было... там, на другой стороне «монитора». А тут... резкий запах, волна странного тепла, брякающий звук, молоточком бьющий по черепу... Нда. Наверное, единственную внятную реакцию на подобное, которую я только бы и мог состряпать до — забиться в угол и дрожать! А тут надо внутрь лезть.

В общем, последний год я и так проторчал в теле больше времени, чем за все пять лет жизни до, а теперь походу начинается совсем жопа. Жирная такая, с маслом... А у меня завтра испытания нового оружия! Нет, надо срочно что-то придумать! Вот срочно, вот...

Почему я в платье?

Взглянул на мать — довольная как ангельский цветок! На соседа слева — не очень довольный парнишка. В штанах, при галстуке, и с кислой миной давленного помидора. На его мать — эхем, что-то мне это напоминает! Вновь на паренька... тут что, мода такая? Я ж вроде... курхум. Жизнь моя жестянка!

А ну её в болото! Ладно хоть на выслушивание унылой лекции унылого лектора в виде «директора» автопилота хватает. Мне надо подумать... как это все... скандал, что ли закатить? А че! Я ж паинька! Был. Вот, надо исправлять! И вполне логично будет! Ломка характеров, отрицание родственных авторитетов... как там дальше поётся? Не помню. Да и неважно! Не мне же самому заниматься перевоспитанием маман! Пусть тело пострадает! Пока может.

Гы, гы, гы, состряпаю сейчас хорошую заготовочку вечерней постоновочки. Заодно отмечу про себя всех те, кто на данном празднике жизни особо зубоскалит. Так, на всякий.

Глава 4 - Какие девочки

— Какое платье, какие девочки? — проорал я во всю глотку, разводя глаза в разные стороны.

Я не в ярости! Я в бешенстве! Там как раз начали обратный отчёт до запуска нового оружия, оставалось меньше десяти секунд! И тут... ааа! Да я волосы на себе... уже рву! Ааа! И вообще ни хрена не понимаю, что тут происходит!

— Саша! Прекрати уже себя так вести! — сурово проговорила мать, глядя на меня сверху вниз.

Как ушат воды! Ух! Даже полегчало! Я теперь знаю, кого винить и ненавидеть!

— Какой Саша? Я Александр! — выпрямился я во весь рост, выпячивая грудь и потихоньку гася свой внутренний пожар.

Заменяя его холодным призрением. То время, запуска, уже не вернешь! Остается только наблюдать итоги прошедшего без меня испытания, а это уже не столь важно и не лимитировано по времени. Да и... почему мне так хочется добавить «Сергеевич Пушкин»? Это что, моя фамилия отчество? Нет. Не оно. Не так меня зовут. Тогда...

Ой, блин, я ведь так и стою истуканом. А мать там распинается.

— И знать ничего не желаю! — пропищал я куда-то невпопад, потому как реально не знаю, что там было — Не надену платье! Не надену! И вообще! — метнулся к тому «красивенькому и нафуфыренному», в которое меня нарядили для первого дня в школе.

Захотелось его сжечь! А че! Магия пробудилась! Ну типо. Но... думаю, не стоит мне её демонстрировать — мне невыгодно! А одежка то, как бы красивая — проснулась жалость, постучав по маковке. Даже мелькнули мысли в стили «когда-нибудь, может быть, надену на свою дочку...». Но тут же были уничтожены — какую нафиг дочку?! Да и вообще! Тут подобные вещи без магии не сильно-то в цене! Так что...

— Крхык.

— Аарха! — издала какой-то невнятный звук мама, отобрала платьице, оттолкнув в сторону, из-за чего я сел на попу, и вцепилась в ткань, как в величайшее сокровище — Са-а-аша — пролепетала дрожащим голосом, глядя на надрыв прямо посередине, по талии — Когда ты, как...

Сейчас меня еще и обвинять во всех смертных грехах!

— ыВаа! — взвыл я белугой, пуская слезу.

Надежный способ! Помогает всегда! Лет до пяти. Тем более меня уронили! Тем более я стукнулся! В общем:

— вАаа! Ах-хахааа! Не надену платье! Ыыыы!

Даже ржачно. Жаль приходится отыгрывать самому, а не доверять автопилоту. Глядя со сцены, а не из первого ряда зрительского зала. Печально, но не долго — автопилот скорректирован, можно возвращаться к испытательному полигону.

Хм. Может и не все так паршиво? Что меня выкинуло. Люди в центре наблюдения, явно в печали, а разрушения на полигоне — какие-то скромные. Испытание определенно провалились.

Пля, перенервничал. В смысле для тела эта школа как для барана новый дом! Всё вновьё! Всё вновьё! Дубль два. Я вновь на ручнике — во всех смыслах этого слова. Я вновь не отстоял свою честь, и маман убедила одеть меня платье, задавив на жалось не по-детски. Будто зная, что за рулем малютки вековой стартер, а не дите, которому на подобное до фени. Ну не смог я супротивится, не смог! Солдат ребенка не обит. Женщину не тронет. А тут...

Эх. Если так подумать, что мне это всё стоит? Репутации? Ну да. Но мама всю ночь сидела, и чинила это моё долбаное платье, гори оно синим пламенем! А учитывая, что взятые ею выходные в счет выходных кончатся уже завтра... мне её настолько жалко, что становится немного насрать уже на себя. Тем более что страдать буду не я. Тем более что я придумал план! Уррх оторвусь! Кто будет вякать — тому в зубы.

Что я там упоминал про «солдат ребенка не обидит»? Забыли! Мне нужны тренировки, чтобы не забыть, как бьются морды! Вне зависимости от возраста, расы, вида, мира, пола. Доводить до смертоубийства не буду — ведь это тоже часть тренировки! Бить больно, но слабо.

Что-то я себе противоречу. Пытаюсь найти оправдание собственным поступкам? Да, возможно, так и есть. Но... дети блин. И учитывая, что я сам ребенок... а с женщиной, что называет себя мой матерью, мне еще долго жить. И немало времени от неё завесить. И учитывая, что мой комфорт, и моя жизнь в целом, в прямой зависимости от её благосостояния, её здоровье и душевное благополучие — в моих прямых интересах. И жизнь, успехи, чаянья иных личинок в округе, меня не беспокоят.

Дети блин... на таких не потренируешься. Не на детях этого мира! Дал всего одному всего раз в глаз — трое уже ревут! Меня отчитывают, взрослые, а я опять не знаю что делать — ведь стучат то на меня маме! Ей придется еще и завтра в школу топать, за меня отдуваться. А я думал это был отличный план!

Чуть что — сразу в глаз! Или внос. Или под коленку! И даже рассчитывал что смогу выполнить хотя бы разок бросок через бедро... фиг! Может учителку через бедро кинуть? Нет, не потяну. Уж больно она величественна, и массивна.

Нужен новый план! Или вернее... старый, доработать. Не устраивать более ринг и побоища, а бить как и обещал — больно, но слабо. Чтоб запоминали надолго — я не баба! У меня мамка ненормальная! И без синяков — чтоб предъяв не было.

Хм, надо бы понаблюдать за местными темными личностями, дабы установить для себя приделы дозволенного. И заодно разобраться, в местных законах. Что можно, а чего нельзя, а то вдруг меня кто из старщаков на бой до смерти вызовет, а я до тех пор и знать не буду, что так можно было. Да не, вряд ли.

Вряд ли такое возможно — бои до смерти или даже хотя б до крови средь детей. Уж больно мир тут гуманный. Хотя и не без закидонов. Психологических.

— Ну зачем вы так тетенька, на маму ругаетесь?

Да... интересна жизнь выходит. Что не метр то синяк, что не рожа, то дурак. Я все думал, что попал в мир мега магов, где что не человек — то маг! Что и я наверняка тоже такой же. Супер сильный, или около того. И скоро тело придется заставлять учить эту всю необходимую для её освоения белиберду. Или, о ужас! Придется учить всё самому, если учеба начнется только где-нибудь после совершеннолетия, когда автопилот уже накроется медным тазиком.

Так что в идеале было-бы, если бы у меня-то как раз таки и не было магии! Вообще никакой! Ведь нафига она мне сдалась, а? И я на это свято уповал, и в это верил. Ведь я в любом случае за мага сойду, но... как выяснилось, тут нет магии вообще. Прям как в мире перерождения за номером три, если не считать исконный. В четвертом, то есть, если по порядку. Только в отличие от него, тут есть технология как магия, неотличимая от магии, которую я и принимал за магию!

И принимал бы её за таковую и дальше! Даже не смотря на проникновения «призрачным взором» на цех производства «волшебных окошек» — мониторов. Просто как-то чисто случайно, и внезапно, дошло. Именно дошло, без особой на то причины — мозг, что звучит странно для сущности живущей больше вне его, просто сопоставил наконец два и два, и я осознал — магии тут нет.

Технология как магия... это и интересно, и не очень. С одной стороны — любопытно, я такого нигде точно не видел! И даже не предполагал возможности подобного за все четыреста лет своего существования. И что-что, а интерес исследователя, за все прожитые жизни во мне еще не угас. Но с другой стороны — совершенно непонятно: Как это работает? Что за принципы используют?! И как это вообще... возможно.

И... страшно. Меня пугает этот мир, его возможности, знания, и технологии. Я чувствую себя младенцем, песчинкой, слепым котенком. Беспомощным, безграмотным, и слабым. Что я тут делаю?

Я совсем запутался в происходящем. Запутался в том, что делает, и что должно делать моё тело. Что делаю, что хочу делать, и что должен я. И что происходит вокруг. Если так без фильтров и преукрас посмотреть — то это просто лютый звездец какой-то!

Люди летают в облаках, в небесах, плавают в океане... а, простите, ходят. Ездят со скоростью превосходящею скорость звука! И все это без магии! А я учусь в школе. В первом классе. И не могу состряпать внятного алгоритма поведения для тела вот уже третью неделю.

А еще есть моя мама, что хоть и уступила мне права на выбор одежды — помогла школьная учительница, что нас обоих охапкой отсчитала, и заявила «не нравится, пусть не носит! Зачем заставлять то?» так что на мне теперь штаны, но мать меня все равно почему-то считает девочкой, и вот уже третью неделю ходит обиженной, причитая «когда ты такой стала?».

Я и вижу то её раз в сутки! Да по выходным. А она... умудряется портить обоим настроение, заодно пытаясь заставлять меня чувствовать себя виноватым. Фигули! Ладно хоть местные задиры из яслей уже поздирали себе все что могли, да и на жалобы их уже никто не реагируют, так что соученики хотя бы не достают.

— Саш, а Саш — обернулся ко мне сидящий впереди обалдуй.

Вот помяни нечистого!

— Ну чего тебе? — процедил я не дольно.

— Сааш...

— Тебе че, с прошлого раза непонятно что ли? А? Добавить надо? Та это мигом! После уроков, за школой. Можешь и брата своего из третьего позвать — всем организую свидание с листвой!

— Да не, я не о том — пробухтел парнишка недовольно, испарив улыбку и потирая щеку, в которую в прошлый раз прилетело от меня и с ноги.

Уж больно он здоровый! Чтоб бить с руки и без синяков. А там, на ноге, кроссовок мягкий...

— Просто, интересно. — буркнул мальчик напоследок и отвернулся.

— Интересно ему блин! Нашел чего. — пробухтел уже я себе под нос, убераяя левую руку с парты на колени, правой продолжая писать в тетрадке «пером без пера», или по местному — ручкой.

Шариковой, со знакомыми мне чернилами. Ну, относительно, знакомыми, зато как устроена эта самая «рука с чернилами» я уже знаю — разобрал уже одну. Там просто шарик в трубке! Очень маленький шарик, в очень маленькой трубке, и стоит это все — «рубь писят» в любом киоске. Не устану удивляться!

Надо будет при возможности проникнуть на производство этих ручек, чтоб узнать, насколько массовым должно быть производство для столь низкой стоимости. Ну и какова реальная себестоимость данного изделия при столь малой ресурсозатратности и массовости производства.

— Саш!

— Чего!?

— Ну... звонок уже прозвенел.

— Тфу. — сплюнул я воздух, поняв что, уже целую минуту пытаюсь зарисовать вставшею у доски девочку, дежурную по классу.

Уже сам как робот! Вернее — рисовал то не я, рисовало тело без моего участия. А оно — робот. Мясной, робот.

Походу я зря гантели под кровати столько лет, с трех своих лет, когда нашёл их под шкафом, прячу. Маман нашла! Но вместо ожидаемого скандала — что-то мы в последнее время больно часто стали орать друг на друга по пустякам! Да так, что соседи прибегают! Подарила «шведскую стенку»! Ерундовина такая у стенки, по которой можно ползать, и на которой можно подтягиваться.

Которую установили два стремно выглядящих дегенерата за бутылку водки — ладно хоть они не с нашего района были! А то бы каждый день потом препирались за добавкой, а так только раза два — я был дома, один, и дверь благополучно не открыл! Нафиг надо? Им и без меня ребята «с района» звездюлей накинули за нарушение границ. Зато стенка эта, существенно обличила работу над развитием тела! Особенно зимой — кто ж пустит маленького мальчика в мороз на турникет? Не в этом мире!

— Саша! — донесся с кухни раздраженный мамин крик.

— Ну чего еще опять! — пробурчал я, сползая с турникета, на котором висел вниз головой.

«Что там опять» — я прекрасно знаю! А ворчу от того, что меня опять кинуло в тело! Раздражает! К счастью, поломок нет, так что я, спустившись на пол и отворочав положенное, вернулся обратно в «центр наблюдения».

— Вот!

— Чт... — только и выдавил я, вновь оказавшись перед матерью за место завода «ускоглазых людей» где-то в океане.

— Выбирай! — сурово проговорила она, глядя на меня как на врага народа, подавая два листка «А4».

Что я пропустил? — принял я эти бумажки — меня ж вроде отчитывать должны были? Ааа... женская логика! Она непостижима!

Меня действительно отчитали! Школа у меня, как выяснилось, элитная, для вундеркиндов, и я как следствие, тоже, вундеркинд — только вчера об этом узнал! И они, школьное руководство, как полагается, следят за своей репутацией. А я все порчу. Так что в дневнике у меня шикарная запись на пол разворота страниц — сложно не заметить! Тем более мать каждый вечер его проверяет. В поисках хороших отметок.

Но это был незапланированный акт! Для неё. А по плану мне было положено получить возможность заниматься в любом кружке или секции на выбор, из предложенных, в награду за хорошею, найденную хоть на соседней странице, отметку в дневнике. Обломас. Но план хоть искажён, но не сломлен! Нагрузка к школе не отменяется! Только перестает быть наградой, становясь наказанием.

— Эй! А где тяжелая атлетика?! — аж взъелся я весь, не найдя желаемого пункта.

— ЧЁВО?!

— Говорю где тут... тяжелая... — по-моему, меня самого сейчас тяжелым огреют — атлетика. Её нет в списке — указал я на лист бумаги, смотря и без тени страха на разгневанную маман, нависшею надо мной алой тучей.

Очень разгневанную, борющеюся с собой, своими тараканами, и желанием кое-кого придушить.

— Выбирай из того что есть — сказала она тоном, означающим что я не велик барин, чтоб передираться.

— Я хочу тяжёлую атлетику. — поставил я ультиматум в ответ.

— Еще слово — и пойдёшь на балет! И нянечку найму, чтоб за ручку водила!

— У тебя не хватит денег!

— Займу! Не зли меня, Саша! Итак уже все нервы вымотала, бестия окаянная!

Наверное, на этой ноте у любого нормального ребенка должны были шарики за ролики заехать. Он должен был бы или разревется, или заорать, или все и сразу сделать, но меня — не задевает.

— А еще совсем недавно я был любимой кровинкой... — покачал я головою в ответ — Как быстро все меняется!

И, увидев, как у кое-кого волосы на голове зашевелились сами собой — а еще говорят, маги нет в этом мире! Немного прифегел, но продолжил как ни в чем не бывало, только с глазами типа «блюдца».

— Стоило один раз ослушаться «приказа», пойти против воли проявив своё «я», и все! Я уже «бестия окаянная».

— А ну заткнулась!!! Ты как вообще с матерью разговариваешь!?!? Ты... ты, ты...

— Как с матерью? — наклонил я голову слегка на бок, невинно хлопая глазками — Как всегда разговаривал, так и сейчас.

— Ты... — задохнулась она от возмущения.

А на глаза — выступили слезы. И мама, прикрыв лицо рукой, убежала с кухни в комнату. Совсем как девчонка! Упс. Кажется, я перегнул палку. Довел взрослую тетку до истерики. И так ли она мне нужна эта атлетика? — взглянул я на список предлагаемых секций — по факту не столь же сильно, как и балет.

Хотя выбор в списке конечно, такой себе. Очень много всяких «интересных кружков» по типу музыкальных, и рисовальных, но все они, заныканы на вторую страницу, как бы с осознанным расчетом, что я их не выберу. Правда туда же сныкан и хоккейный клуб — чтоб точно не нашел! Но он мне и не нужен, меня действительно больше всего интересует то, что предложено на первой странице.

И если убрать наиболее приоритетный вариант с тяганием тяжестей для наращивания мышцы, то остаётся, конькобежка — лосины! Брр, не. Лыжный спорт — почему у меня опять пред глазами предстают эти самые лосины? Обтягивающий костюм, с фигурным барельефом... Хм, и... Эй! А биатлона тут нет? Видел как-то — крутой спорт! Но походу не для маленьких мальчиков.

Хотя стоп! Что я вообще выбираю? В этой распечатке же четко указаны и пол и возраст, с которого начинают набор. Вон, в гимнастику например берут с четырех и только девочек. А в хоккей только пацаны и с шести. Набор на плаванье начинают с семи, или с шести в детскую группу по обучению с азов. Интересно чем она отличается от простой? Ведь и там и там плавать учат, и сомневаюсь что семилетки сильно больше умею шестилетних. Мы как бы от моря не близко живем.

Клуб авиамоделирования с четырнадцати — что он вообще тут делает? Почему у меня такое чувство, что это все тут просто для объёма текста? Расчет на то, что дите поленится читать и мамка сама всё выберет? Та я с четырех годков уже читаю! А с пяти делаю это вполне достойно. В школе вон вообще в носу ковыряю, пока детки по слогам два предложения раздаивают.

Не я, тело! Я в этом носоковырятельном цирке вообще не участвую! Литература самый спокойный предмет! Там все такие сурово-сосредоточенные, что даже смешно! Но учитывая, как для юных деток выглядят все буквы в книгах без исключения — как древние иероглифы мертвого магического языка! То уже не очень. Это мне, при помощи мясной куклы, взрослого сознания и базового языка, на который нынешний ложится как замещение, дается все вообще без усилия. А им...

Кхм. Плаванье. Да, пожалуй, эта секция мне подходит. Плаванье лучшее, что может быть для связок, дыхалки, и даже координации движений. К тому же оно, как и впрочем, любая иная физическая нагрузка, неплохо справляется с общим развитием тела. Если подумать, то подобный кружек для меня даже лучше тягания тяжестей в спортзале! Тяжелые предметы я и дома найду, а вот бассейн — нет. Точно нет. Прошла эпоха плаванья в ванной.

Надо бы еще что-нибудь взять для праформы. Ага — фиг! Слишком мал я даже для той же атлетики облегченной формы! А в ту же гимнастику, куда как раз в самый раз, как бы желанием идти не горю. Тем более что туда только девочек берут — уже пролет. А в хоккей мамка точно не пустит.

Ладно, думаю, против плаванья маман ничего иметь не будет. И в нем нет лосин! Что же меня от них так плющит то? А, ну да — воспоминания... И вообще! Я тут, в теле, сегодня уже задержался излишне долго! А у меня как бы осталось уже совсем мало времени до часа «икс», когда я утрачу возможность изучать мир удаленно и окажусь запертым тут, в теле, уже навсегда. И надо использовать последние деньки по максимуму! На полную катушку!

Тем более что сейчас я уже имею по точки наблюдения чуть ли в каждом крупном поселении людей! На каждом континент и в любой точке земного шара. Ну и штук двести окон, мониторов, в своём логове, с возможностью переключения на нужный канал. Иногда правда столь великое засилье информации не даёт увидеть сути...

Автопилот — включить! Задание — выдать! Пусть живая кукла сама утешает обиженную женщину — она это умеет! А у меня и так дел невпроворот. В одном инстету... рррх! Ладно, послежу еще немного сам за мясной тварью, а то она может случайно согласится и на собственный смертный приговор! Женщины — хитрющие создания! И моя маман — не исключение!

Утешает? Значит виноват! Надо использовать. Идет на попятную? Значит неправ! Навяжем свою точку зрения пока теплый!

— Ты издеваешься, да? — усмехнулся я злорадно, устав слушать причитания матери.

От моей «улыбки садиста» она выпала в осадок, подарив соседям минуту тишины. Все же я всегда был для неё милым, и добрым... прости мам, не сдержался. Ты не в обиде? Ну ладно. Пойду, надо уроки делать.

Нет, ну это ж надо!? Меня, и на балет!? ОПЯТЬ! У неё что, переклинило что ль?

— Так, все! Плаванье, или я с тобой не разговариваю — обиделся я, отвернувшись, проявив свою детскую сущность.

Насрать! Мне это всё уже в печени сидит! У меня ДЕЛА!

— Ну и не разговаривай — надулась мама в ответ, произнеся это тоном приговора «посмотрим, насколько тебя хватит!».

И готовить я тебе не буду! И убирать! И вообще! Алё! Женщина! Я тебя вижу раз в сутки после девяти! Что, по-твоему, я вкушаю после школы? Брр! Не о том думаю! Автопилот как-нибудь и без меня разберётся, если задать ему установку лежать и не парится. Тем более что время вечернее.

— Сааш, а может тебе в гимнастки подастся?

Да сколько можно уже а?! Меня выкидывать из уютного кресла в реал?! Мне еще только... а когда там мой день рождения? Ну, пусть будет семь! Не восемь! У меня еще год целый есть! Дайте насладится! Не хочу! Уходить из мира всемогущества...

Кстати! Я даже слышал об бессмертных, что убивали себя ради того, чтоб обратно вернуться в свой внутренний мир. Надо быть осторожнее с подобными мыслями, а то ведь... это все могущество... всенаблюдательство! Оно ведь как наркотик! А любой наркотик тем и опасен, что жертва не осознает, в какой именно миг на него подсела.Вот вроде бы и не тянет, и не тянет, а потом — хоп! И уже жить невозможно без дозы.

********

Ух ты! Вау! Неожиданно! Нет, не то, что я сейчас плаваю в бассейне от борта до борта с группой детишек в большинстве своём на год старше — когда я вообще тут оказался? И в секцию записался. А то, что в этом мире, что я уже со всей серьёзностью посчитал самым мирным и безопасным во вселенной, где нет ни монстров ни войны ни магии, тоже, есть мои исконные враги. Магмойды.

Только вот миру они угрозы не представляют! Их рвут на части, весело гогоча, воспринимая даже не как угрозу — как мишени! Расстреливают из оружий самоходных крепостей — танков. Таранят этими же танками, наматывая раскаленную лаву на траки гусянок. Что краснеют, но выдерживают! Разбрасывая потом по округе застывающий камень.

Расстреливают, блин, из каких-то переносных огненный трубок! Я таких еще не видел — в деле уж точно. И блин вообще не парятся, что тела тварей имеют температуру, сравнимую с температурой плавления металла!

Жесть! Ведь они при всем при этом умудряются сохранять это все в тайне! Не в одной новости, ни в ящике, ни в печатной газете, нигде об этом нет ни намека! Мир вообще, как чувство, не догадывается и не предлагает, что такие вот твари могут быть. Для большинства людей, подобные вещи просто мифы! Сказки! Легенды! И не более того. Вымысел, но никак не реальность.

Но это правда! Истина! Я вижу это собственными... не глазами. И монстров, что вторгаются регулярно и в этот мир тоже, и я бы даже сказал — наверное даже почаще, чем в другие! И любой иной мир уже бы давно лежал в руинах. И людей, что с ними сражаются.

И судя по оперативности, с которой отряд прибыл к точке вторжения... я бы даже сказал — они его ждали! И знали пусть не точно, но примерное место вторжения! Ожидая в наиболее вероятном, в кротчайшие сроки перебросив силы к реальному.

У них есть способ предсказывания будущего? Посты наблюдения? Аналитики? Кто ими всеми командует? Кто организовывает? Кто... аррх! Сколько вопросов! Сколько... с ума сойти можно! Голова идет кругом! Пусть и не реальная, виртуальная. А в реальности я уже домой с бассейна топаю.

Как мало осталось мне времени! И как много предстоит еще узнать об этом мире. Мире, у которого и без всяких вечных, да бессмертных, сил против любого вторжения за глаза и предостаточно. Что хватает даже на всякую чушь, в виде сокрытие истины от общественности, что не может вызывать очевидного вопроса — зачем?

А вот обладателей Силы, за все время наблюдений, я не видел еще ни разу. И у меня возникает очередной, хоть и уже набивший оскомину, вопрос — что я тут блин делаю, а? Даже как-то и жить не интересно становится без цели и смысла. Как ни крути, я солдат! А здесь — я бесполезен. От слова совсем.

И я бы «переехал», желательно туда, где не сильно жарко, но где моя помощь действительно нужна. Туда, где я буду действительно полезен миру. Вот только никто не знает, какое перерождение будет последним. И рисковать — что-то не хочется. Я солдат, и я воюю до последней капли крови!

— О-хо-хох...

Только здесь мне походу придется воевать исключительно с женщинами и детьми. Еще лет пять так это точно.

— Саш, дай списать...

Как же мне уже надоели эти спонтанные выкидывания! Списать блин ему! Соседу... И ведь ни меленькие уже! Третий класс, как ни как... ну, точнее сказать наоборот: еще недостаточно большие, чтоб необходимо было списывать.

— Сааш, ну... — не уговаривался бледнолицый мальчуган с передней парты.

— Эрххх... На... — передал я ему тетрадь.

— Спасиб... — даже недоговорил он, ухватившись за тетрадь и приступив к списыванию.

— Ты хоть циферки то свои подставь, там первый пример по вариантам был... — буркнул я, кладя голову на руку, как на подставку, устремляя свой взор далеко за пределы окна.

Осень, золотая пора... хорошо что у меня денюха весной. В марте, кажется. Хе-хе. А, ну да, в марте. Спасибо, кеп! Чтобы я без тебя делал! Раньше я как-то вообще не предавал этому значения. Пусть я помню чуть ли не всё, почти каждый день и каждый час своей жизни, мне некогда сейчас ею заниматься!

Я сел ровно за парту, зевнул, и уже вышел в «кабинет», как вдруг.

— Саш, а ты вообще мальчик или девочка? — обратился ко мне сосед бледного — черненький, в смысле кудрявенький.

Тфу ты нуты, окаянные! Опять выкинуло. Дисконект тебя побери! Чтобы это не значило! Черный пучеглахз! Ой, какие слова то понахватал!

— А то непонятно, я — я опустил свои глаза и руки себе под парту... ну да, конечно, на мне же блин платье!

— Ну да, в том то и дело, что непонятно. — улыбаясь во все тридцать два... тридцать один, ибо один, зуб, выпал вчера, и не без моей помощи кудрявенькому.

Так, пора ставить вопрос ребром! А то маменька меня доконает, а мне в этом теле еще жить!

Установка получена, миссия выполнена! Там был такой скандал! Да в одиннадцать вечера! Да, соседи сбежались! Да советчики и нотатчики, с докладчиками, повылазили не весь откуда! Хорошо, что меня там не было! А то там ведь звездец там был, и пиздец, и еще куча чего, звериного, до чего, мне, в принципе, и дела нет. Зато для всех бабок на лавочках, да сплетниц всяких дворовых, народилась жирная тема для обсасывания!

Может там и что важное было, но! Мой автопилот взращён и выкован в скандалах! А я был занят, так чтомне даже некогда сейчас смотреть результаты, что там, и как. Картинку в последнее время и так ловить сущий геморрой...

А ведь еще приходится гонять тело на стройку! Для тренировок, и окольными путями. В соседний дворик, где притаился трехэтажный долгострой. Там есть арматура, и бетон, кирпичи и много чего тяжелого! Чем не зал для тренировок? Правда шарахаться приходится исключительно тайком и по ночам.

Днем — уроки, тренировки во дворе, вечером сон, ибо это время «гоп-стопа» — молодой откормленной шпаны, ошивающейся там же. А вот ближе к утру — вполне нормально! Да, я носитель Силы, и меня не убить даже выстрелом местного оружия в сердце — я и без него смогу прожить! Но... чтобы заживить такую, или даже не настолько серьёзную, рану, придется использовать Силу, несколько больше, чем положено использовать в текущем возрасте.

Начиная с пяти лет Силу уже можно начинать использовать но, в сильно ограниченных объёмах. Очень, сильно. И отращивание сердца, или сращивание мозга, как и жизнь без них, существенно превышают допустимые нормы. А ведь меня могут и изрешетить пулями! Порезать ножом, просто избить — я ведь, хоть уже и достаточно сильный, не настолько, чтобы справится со взрослым человеком. Тем более толпой. Еще и не пользуясь силой.

Да и дырочка будет светить народу своим присутствием весьма долго, особенно если она будет во лбу. Прям звезда! Да вот только... Походу, я зря смотрел аниме — теперь везде вижу охотников за мутантами. В общем, надо с этим что-то делать.

С расписанием своих «занятий», маршрутами передвижения долгострой-тренировочная площадки, и дворовым гоп-стопом. Может попробовать с их лидером закорешиться? Узнать, поймать... не, не сейчас. Не до того мне сейчас!

Глава 5 - Отбегался

И вот я стою в этой дуратской душевой, этого тупорылого бассейна, с рукой в трусах. Думаю... И даже неожиданное выпадение из реальности в столь любимый и родной мир закулисья не поднимет настроения. Выпадение уж точно последнее, а жизнь моя, отсели...

Я ведь даже не задумывался над подобной ситуацией! Я встречал десятки бессмертных, слышал сотни историй перерождений, и... среди них не было истории со сменой пола! Впрочем, десятки — не сотни, сотни — не тысячи, а тут изначально всё шло наперекосяк!

И как же мне жить дальше? Не, меня не волнует такая мелочь как «в туалет сходить» и прочая белиберда с телом. Наработанные рефлексы остались со мной. Даже социалка и прочая финти-финьть меня не задевает — привыкну! Не велика проблема. Да и до половой жизни дела нет — я столетие жил в постоянно разваливающимся на атомном уровне теле! Так что все плотские утехи, как и проблемы, для меня всего лишь звук. Но...

Но женское тело меньше и слабее. Физиология! И в масштабах специфики применения Силы этот недостаток не удастся компенсировать никакими навыками, умом или хитростью. Мне никогда не достичь даже минимального уровня того могущества, что имел я хотя бы во втором мире! Даже имея плоть, поврежденную с младенчества...

Боюсь, все мои планы по прокачке мускулатуры летят коту да в анус. Зато понятно, почему бесилась мамка. И поднятии тяжестей отзывалось не всегда в ожидаемом ключе. Какого фига я вообще делаю в этом мире?!?!?!

А ведь мог бы понять столь очевидную вещь... хех! Очевидную! Кому скажешь — не поверит! Сам бы не поверил! Можно было бы заметить еще в са-а-амо начале пути — через пару дней после рождения! И хотя бы уж не строить всяких великих и бессмысленных надежд. Ведь предпосылок... ФАКТОВ! Было тысячи, и намеки в каждом углу, через слово и, в штанах.

Да вон, хотя бы второй год жизни и обучением хождению на горшок. Четвертый, когда песок на пляже набился в... Когда упал на заборчик с дерева. И когда при посадке на шпагат ничего в конечном итоге не мешало. И так далее. И тому подобное. И это только те моменты и ситуации, на которые тело не знало ответа и просило помощи и совета!

Только то, что я, по сути, делал собственными руками! А я настолько увлекся изучением этого мира, что отвечал исключительно на автомате. Уже сам, как робот. Забыл обо всем, и игнорировал всё. Изучал соринку, не видя бревна.

Ну а теперь... Штаны долой, трусы долой.

— Саш, ты идёшь? — высунулась из душевой в передевалку голова девушки, которую зовут Вика, и которую мне все время ставят в пару на заплывах.

— Да иду я — буркнул я, надевая трусы.

Посмотрел на верхнею часть купальника — поморщил нос, закинул обратно в ящик, и захлопнул дверцу. Быстренько ополоснулся, проскользил по мокрому полу к входу как раз таки под аккомпанемент гудка начала сеанса. Ввалился в бассейн, проныкался за спинами парней и девушек до самого начала построения, и вклинился в строй после его завершения.

— Саша... — покачала головой тренер и всё, не скрывая смешков, уставились на меня. — А ну живо надела купальник!

— Какой? — наивно хлопая глазками, ответило тело, дергаемое мной за ниточки как кукла кукольника, даруя мне последние моменты свободы — Он же на мне? — и поправило трусы.

— Хи-хи — хихикнула соседка в кулачек, за что, как ни странно, получила от тела неодобрительный взгляд.

-Тот, что бюстгальтером зовется, и бюст твой прикрывать должно! — не без улыбки пояснила тренер.

— Хи-хи — Вновь раздались смешки от соседей, знающих размер моего «бюста», где-то в отрицательных цифрах.

— И не подумаю! — буркнул я в ответ.

— Опять!?

Да, судя по воспоминаниям, опять. Такой трюк, мне не нов.

— Не опять а... — меня торкнуло обратно в тело, на этот раз как видно совсем и до конца.

Ругнулся про себя, так же сплюнул, огляделся по сторонам и выдал по сценарию:

— Кто последний доплывет, тот под деревом живет! — и в воду, и грести! Грести!

Сзади послышались дублирующие всплески, веселая ругань тренера, и я с ехидством понимаю, что до конца занятия головомойки не будет. К слову, этот трюк тоже не нов, только тогда считалка была иной. «Кто последний доплывет, у того за ухом грот» — нелепо, но чего еще ожидать от бездушного «робота»?

И мне естественно моя выходка сошла с рук! Меня даже не дрючили, и вообще забыли происшествия к концу занятия! Ведь я — шикарно плаваю, неплохо ныряю, средненько с вышки прыгаю, и к тому же — я девочка! Мне можно все! А то я все думал «как так!? Как так?!»... Прощают чуть ли не всё, и никакого спросу.

Душевая, передевалка, путь домой, долгий и унылый, неожиданная встреча мамы, у которой оказался сегодня короткий день... вот так и тянет сказать: «почему ты раньше мне не сказала, что я баба?» Но... она-то как раз таки говорила! Только я не слушал.

Впрочем, неправильное расположение половых органов для меня лишь досадная оплошность, а не проблема. Войны все равно не предвидится. И хоть какие-либо попытки хирургического вмешательства в моём случае бесполезны, а планы придется пересматривать, жизнь от этого с горки да в обрыв не падает.

Ну да, опростоволосился я маленько, с кем не бывает? Девчонка, мнущая себя парнем... Кто скажет, что-либо против — набью морду. Хват у меня железный... к слову о железе — надо пойти потягать железки. Где там мои любимые...

Нда... домашние гантели стали мне маловаты. От слова — совсем.

— Маам — зашел я на кухню, где мама готовила ужен — Мне нужны новые гантели. — и показал ей старую, зажав её между пальцев, как зубочистку — а то эти... курам на смех.

— Дочь, а ты уверена, что тебе нужны именно гантели? — поинтересовалась мать, вытирая руки о полотенце.

— Ага... хм, а чем тут так вкусно пахнет? — почуял я запах готовки.

Походу я не зря ходил в школе на физ-ру! Натренировал себе не столько мускулы, сколько нюх! В шутку заставляя тело искать источник наиболее пахучих носков. Только вот теперь нюхать перец мне не стоит. Да и мамкины обеды — тоже. Специй и жареный лук... чувствительно так режут нос, заставляя его теребить руками.

— Борщ — с заботой глядя на мой нос, ответила мать.

Борщ? Больше похоже на рассольник! Ну да ладно — борщ, так борщ. И я полез в кастрюлю ложкой — получил по рукам. Налил в тарелку, слопал. Еще слопал. Вульгарно отрыгнул, выслушал нотацию на тему, что приличные девушки так себя не ведут, понял, сколь велика истина этих слов, пошел отлеживать бока.

Школьную домашку выполнил влёт — я хоть и не понял, когда уже успел в третий класс перейти — вот вроде бы совсем недавно только в первый пошел! А знание прилежного ученика целиком остались при мне. Как и знания иномирца, что порой ищут конфликты с учениями текущего. Но главная проблема — сон. Что это такое?! Ведь с тех пор, как я переродился, я не спал. Тело спало, я — нет. Мне он не требовался, и так сказать, теперь я даже не знаю, как это делается.

Тело устало и требует сна — уснуть не могу, ибо не помню уже, как сделать. Говорят, во сне, при должном уровне тренировок, можно вновь возвращаться во внутренний мир. И даже ускорять там своё восприятие! Незначительно, но всё же. Но мне, даже столетия познавания силы не позволили понять, как это сделать.

Лежу вот, с закрытыми глазами, и не знаю, что делать дальше. Хватит! Самый надежный способ заснуть — вымотать себя так, чтобы падал от усталости!

Встал, тихонько оделся, чтобы не разбудить мать, спящею в соседней комнате, вышел на балкон.

Зима, январь месяц. Совсем недавно закончились новогодние каникулы, на которых мы ездили отдыхать на горнолыжный курорт. Это, в сущности, первые зимние праздники, которые я провел вне дома. Мы не настолько богато живем, чтобы позволить себе отпуск где-то за пределами круга семьи, в домашней обстановке. Но в этом году былоисключение. Поездку оплачивал мамин шеф, для всего трудового коллектива.

Аттракцион невероятной щедрости и все такое — на самом деле, босс просто решил не откладывать какие-то там свои переговоры до конца выходных, а провести их прямо в праздники. Ну а вместо выплат надбавок, за работу в праздничные дни, замаскировал все под корпаратив. Он вообще, хоть и жадный, но весьма грамотный мужик.

На улице метет легкая поземка, и время от времени дует пронизывающий до костей ветер. Температура тоже не очень, и уже перекатила за двадцать градусов в минус. Впрочем, для домов этого мира, и их жителей, такая температура не представляет никакой угрозы. Внутри дома — тепло и спокойно, даже если за окном завывает ветер и метет метель.

Я посмотрел вниз — высоковато. Вернулся в квартиру, тихонько прошмыгнув мимо маминой комнаты к входной двери, и вышел в подъезд. Спустился вниз, вышел во двор, на заметенную снегом игровую площадку. Покореженный прутья железной горки, грибок песочницы с выцветшей краской, и новые качали, что подобны призраку средь руин, блестят почти нетронутой эмалью, с тихим скрипом потустороннего существа покачиваются в такт ветру.

Узенькая тропинка средь снегов к турникету, что каждое утро вытаптывает сухонький мужичек из соседнего подъезда. И полуметровые сугробы у всего прочего. Сюда средь зимы, даже районная шпана не ходит. Не интересный двор, большой и открытый. И даже деткам тут сейчас неинтересно в снежки играть — рыхлый он, этот снег январский!

Я усмехнулся, понимая, что дети — это и я в том числе.

Турникет позволил выдавить из себя пятьдесят два поднятия туловища на руках. Потом еще два десятка поднятий туловища вися вниз головой за счет пресса и ног. Снежная полянка перед грибком песочницы обзавелась свежими следами после выполнения растяжки. Сказал бы я, что я в неплохой форме, да учитывая собственную поистине ничтожную массу, моя сила все же невелика.

Материализовал свой любимый клинок света — белое лезвие оружия, словно из стекла, появилось в моей руке. Оно не светится, да и не свет это, хоть я так его обозвал. Познания этого мира позволили понять, что этот меч сделан и сверхплотного магнитного поля, внутри которого высокотемпературная плазма.

При соприкосновение лезвия с достаточно твердым предметом, целостность магнитного поля в точке соприкосновения разрушается, и нестерпимый жар вырывается наружу, разрушая все на своем пути. Это, так сказать, штатное оружие всех перерождающихся ведь магмойды, хоть и сделаны из раскаленной лавы, сами боятся огня более высокой температуры. И плазма кленка света, попав внутрь их тел, просто рвет их на части. Тварь достаточно просто задеть, чтобы убить. Но сейчас...

— Напряжно... — протянул, глядя на клинок.

Я уже начал тяжело дышать и чувствовать весомую усталость. Ведь «Сила», напрямую использует физическую силу тела. И пусть в масштабах своего тела я силен, в масштабах Силы, и средне человеческой силы — крайне слаб.

Убрал клинок, что растворился в воздухе облачком пара, и, пошатываясь, поплелся домой. Кое-как поднялся на свой третий этаж, зашел в квартиру, и даже не разуваясь, завалился на диван, вырубаясь в полете.

Глава 6 - Долгий день

— Это что такое!? — разбудил меня, конечно же, голос матери.

Ну да, завалился спать в одежде, обуви... при том, что ложился во вполне нормальных трусах!

— Это я собирался плавать, но вспомнил, что сегодня не надо — не тот день. — Не колеблясь соврал я, бурча из-под подушки.

— Угу, в шесть утра? — не поверила мать.

— Часы не правильно идут видать.

— А ну вставай и раздевайся! И тебе, кстати, пусть не на плаванье, но в школу! Забыла что ли уже?

— Серьезно? Тогда зачем раздеваться?

— Да чтобы не лежать в обуви! — и она начала стаскивать с меня ботинки.

Я соскочил, стянул ботинки, куртку и штаны, и завалился обратно на кровать. Мать только покачала головой. Жалько мне её, что ей достался такой ребенок как я. И все было бы не так уж плохо, будь я парнем, а так... Я ведь не собираюсь менять свои идеологические принципы из-за этого. Да в этом мире проще пол сменить! Хотя, и этого делать я не собираюсь.

Входная дверь закрылась за матерью, и я остался один. Полежал еще целых пять минут, и принялся за зарядку. Потом отдохнул немного, и снова повторил подход к разминке. Материализовал два кленка — чуть не вырубился от нагрузки. Решил, что не стоит сразу начинать со столь серьезных вещей.

Отдохнул, поел, оделся и, подхватив собранный с вечера ранец, поплелся в школу. Это будет очень долгий день. Вот просто невыносимо.

— Саш, привет! — обогнала меня по дороге в школу жизнерадостная девочка Надя.

И куда это она так несется, а? Хм, без понятия. Хотя я сам плетусь уж больно уныло — думы. Надо поднажать! А то опоздаю, и... да ничего мне не сделают! Максимум в угол поставят, что — переживу.

А вот и родимый класс. Учительница, что чертит на доске магические, простите, математические формулы. Ребятня, что прискакала раньше звонка с утра пораньше, тихо офигевает от внеплановой контрольной. Девчонки... во главе с Надькой — так вот куда она так спешила! Уже устраивают мозговой штурм формул, заранее определив какой вариант возьмут себе — хитрые козы!

При наличии пяти вариантов, выбрали третий, рассчитали, какие места точно попадают в этот вариант при любом раскладе, и уже застолбили, выдавив всех, кто на них претендовал. Даже тех, кто исконно там сидел!

— Так, я че-то не поняла — проговорил я гортанным басом — Это чьи тут шмотки на моей шконке?!

Класс замер, стихли всё разговоры, и даже меланхоличная учительница у доски, обернулась в пол оборота, любопытствуя и недоумевая.

— Че, хозяин не опознается? — обвел я аудиторию взглядом исподлобья — Пшел — выкинул ранец куда-то неопределенно вверх со своей лавки, думая про себя «только бы не переборщить! Только б не переборщить!».

— Ой! — пискнула одна из девчонок стайки, когда ранец, с грохотом ударившись об парту третьего ряда, взорвался учебными принадлежностями на весь класс.

— Александра! — гаркнула учительница — Останешься сегодня после уроков. Будешь парту ремонтировать.

Я пожал плечами — ну, надо — так надо. И плюхнулся на своё законное место.

— Ой! — пискнул не хуже той девахи, что вместе с парой подруг приступили к сбору разбросанных по полу вещей, вскакивая солдатиком со своего места, хватаясь за зад.

Выковырял из филейной части беспрепятственно прошедшую сквозь штаны и гамаши кнопку.

— Хи, хи, хи. — донеслось откуда-то с задних рядов сильно отчаянно сдержимое «хи-хи».

Все ясно. Эта засада. Явно не для меня. Они бы не посмели! Но... я посмотрел на кнопку, загнул её пальчиками, обратив в простую шайбу, взглянул на девочек, что кидают на меня волчьи взгляды, и услышал звон звонка. Как понимаю — половина класса в опоздавших. Либо заспали, либо...

— Здрасте! — ввалилась львиная доля недостающих, олицетворяя из себя чуть ли не все мужское население «3-А».

С шумом разбежались по кабинету, занимая свои места, и продолжая похихикивать какой-то ранее высказанной шутке, принялись раскладывать учебный материал по «рабочим местам» на парте.

Плюхнувшийся рядом со мной Толик, сразу после посадки, сунул руку под попу, вынул оттуда уже загнутую кнопку, и выкинул её куда-то в неопределенность, как нечто несущественное. Вот что джинсы жопозабронирующие делают! Получил в ответ на кнопку ластиком в висок.

Кинул в ответ точилку — получил еще одним ластиком по темени. Подобрал с полу оба снаряда — в момент нагиба получил пеналом по хребту.

— Эй!

— А ну тихо! — гаркнула учительница — Кто дежурный?

— Я! — соскочила все та же Надька, хотя я почти уверен, что сегодня дежурить должен кто-то иной.

— Жукова. — взглянула на неё учительница, тоже, как видно прикидывая, что дежурить сегодня должна не она — Раздай тетрадки и посчитай отсутствующих. — решила она что-то для себя, проигнорировав факт подмены.

— Да. — ответила Надя, и метнулась к учительскому столу, начав раздавать тетради, громко выкрикивая фамилии.

— Иванова! — сидящая на первой парте девочка приняла тетрадь — Горшков — пацан с последнего ряда со вздохом поднялся и пошел за тетрадью — Жулин! Жулин?

— Нет его. — буркнул Горшков, подходя к первой парте.

— То есть как это нет?! — отозвался рыжий парень тоже с последнего ряда — Я тебе дам меня нет! Да я сейчас.

— Жулин тихо! Мы уже поняли, что ты у нас тут — такого не пропустишь — проговорила учительница недовольно, присаживаясь за свой стол.

— Но вот она же пропустила! — указал мальчика на девочку, что пока сор да дело, под шумок, рассовывала тетради своим подругам — А я тут был! И вообще вместе с ней пришёл!

Учительница пожала плечами.

— Ну конечно. — проговорил Горшков, заглядывая в свою тетрадь.

— Что конечно?! — тут же переключился на него Жулин.

— Двойка говорю у меня конечно! — показал он свою тетрадь, сплошь исписанную красной пастой. — Как и у тебя, раз ты у меня списывал.

— Что?! Как?! — схватил буйный свою тетрадочку — Это не справедливо! — распахнул он тетрадь, направив в сторону учительницы.

— Жулин, успокойся и сядь на место.

— Это... это... это...

— Жулин. — повторил учитель, и мальчик, громко сопя и топая ногами, уплелся себе за парту, бурча под нос нечто невразумительное, на тему нарушения прав и свобод.

— Это все — сказала Надя, успев за время споров растолкать все оставшиеся тетради по рукам и рядам.

— Э! Стоп! А ГДЕ МОЯ?! — соскочил я с места, понимая, что до меня-то тетрадочка, не доехала!

Надька пожала плечами, выдав невинное:

— Так не было её!

Это что, такая тонкая месть?

— Видимо не сдавала — поддакнула ей учительница.

Это... заговор?

— То есть как? А ну ка... — сорвался я со своего места и метнулся к первой парте.

— Гончарова!

— Так, так...

— Гончарова! — повторила учительница.

— Ах ты! — заметил руку заведенную Надькой себе за спину, и прежде чем та успела опомниться, и скинуть тетрадь другой заговорщице, успел выхватить молниеносным рывком.

Правда помял мальца.

— Гончарова Александра!

— Жукова Надежда... — прочитал я имя-фамилию на отобранной тетради — третий А класс...

Надя, молча и с видом обиженного величества, отобрала свою мятую тетрадь себе обратно.

К нам подошла учительница и, не дожидаясь, пока мне скажут «место», я уплелся обратно к себе за парту.

— Давно мамы в школе не было — покачала головой математичка, глядя на меня, и обратилась уже ко всему классу — Думаю, все уже посмотрели свои оценки?

Класс дружно вздохнул. А Надька, украдкой показа мне язык.

— В таком случае думаю, на этот раз стараться будете лучше.

Класс вновь вздохнул.

— Итак, варианты. Первый, второй, третий, четвертый, пятый. Первый, второй, третий, пятый. — принялась она раздавать варианты всем двадцати детям в ручном режиме, повергнув девичью банду в настоящий шок.

Но возразить чего-либо кто-либо из них не осмелился, довольствуясь одним лишь беззвучным воем досады.

— Первый, второй... — получил я свой второй вариант — Записывай! — и суровое наставление.

— Куда?

— Да хоть на лоб себе! — развела она руками — Но чтоб я видела! И вы не хихикайте! — обратилась к прочим ребятам — Это и вас всех касается!

— А...

— На. — дал мне сосед по парте листочек, вырвав его из тетради-черновика.

— И чтоб потом в тетрадку вклеила!

Да-да — покивал я болванчиком — где я её только найду! Эх, жизнь моя жестянка! Только жить начал в теле, а уже контрольная. К счастью, эти примеры, для четырехсотлетнего, как семечки!

— А если раньше сделаю, можно будет пораньше уйти? — невинно похлопал я глазками.

— Тебе — нельзя! — припечатала учительница.

— А мне? — поинтересовалась Вероника Дигуль, красавица, умница, и всё, всё, всё, если не считать отсутствие трех пальцев на левой руке и крайне замкнутый характер.

— Тебе — можно!

Это дискриминация! — взвыл я где-то внутри себя. Впрочем, почему так я понимаю на все сто — девочка Вика мало того, что тихая как мышь, так еще и богатая, как английская королева! В масштабах нашего города, естественно. Её даже до школы на машине возят! Личный папин шофер. А сам папик довольно много денек уже влил в школу и её директору в частности, и как всё надеяться — вольет еще немало. Я это знаю, потому как никто это не скрывает.

Ну а я... напротив. Не то чтоб уж сильно беден — мамка последнее время не то что бы прям поднялась, но от голи перекатной точно уползла немало. И точно не двоечник — напротив! Отличница! Хулиганка, пацанка, и просто — придурок. Хуже меня — только Жулин!

— А мне, можно? — подал голос этот самый Жулин.

— Ты бы хоть один пример решил! — тут ж осадила его учительница, дораздала вариант оставшимся ученикам, и, еще раз сурово взглянув на меня, пошла по рядам, выдав команду «решайте!».

Ну я и решил, сдал, украдкой упросил разрешить поискать свою тетрадь — не нашел, сел на свое место. Украдкой принялся помогать пацанам с задачками — был изгнан из класса.

— И чтоб ни единого звука! — прикрикнула на меня учительница пред закрытием двери.

— Пфф! — фыркнул я — Будь то я прям такой шумный.

Буйный — да! Но не шумный точно.

Следующим за математикой уроком явилась лит-ра. Её учительница — наша классная! И она ко мне куда лояльнее мегер Ивановны — как мы за глаза, и с моей подачи, зовем нашу математичку. И классная, помимо литературы, ведет у нас еще изо, и русский язык, и вообще все! Кроме английского, физ-ры, математики и пения. А, ну да, кроме то ничего и не осталось.

Так что с этой теткой я могу хоть как-то договариваться. Сваливать пораньше, заменять не нравящийся стих нравящимся — я вообще не умею выразительно зачитывать стихи! Как и что-либо иное, литературное. И именно эта тетка мне пишет в дневниках самые длиннее и грозные послания.

«Громко пукала на уроке» — не такие! Это какое-то короткое! У неё они, более расписанные, эмоциональнее, и поэтические. Ох, набрал же я сегодня «меток» за день больше, чем за год!

«Ставила подножки ребятам на разминке» — эй! Я не делал этого! Вот честно! Ни разу! Меня вообще подставили!

И... я забыл, что после уроков должен был зайти к математике, так что на следующий день получил метку и от неё: «Два! За хулиганство!».

— Боже мой! Да тут уже и пробу то ставить некуда! — возмутилась учительница пения — девочка лет двадцати, глядя на мой дневник поему-то под углом градусов восемьдесят — На! — и не стала мне туда ничего писать, хотя хотела высказать многое, об моих вокальных данных.

«Орет, как свинья на бойне!»

— Прокатило!

— Ужас! Как с таким голосом вообще можно жить?! Тебе что, медведь на ухо наступил при рождении?

— Вообще-то это была собака.

— Это была метафора.

— А у меня сарказм.

Мама, прочитав все эти записи, высказала сожаление об отсутствии отца, и широкого ремня.

— Так найди себе мужа, кто ж не дает? — на это она только покачала головой.

А я, подумав, добавил:

— Хотя вряд ли у взрослого мужика поднимется рука на малолетнею дочь. — и, показав язык, свалил с кухни в комнату.

— Саша! — донеслось мне вслед, и я был вынужден вернуться — Ну так же нельзя!

— Да все нормально! — отмахнулся я.

— Пукать на уроке? — я пожал плечами — Получать два за хулиганство?

— Я просто скинул вещи занявшей мое место девчонки.

— А потом её еще и побила, что она теперь из дому боится выйти!

— Да я только... — и я зажал себе рот — Откуда знаешь?

— Светлана Федоровна звонила.

— Стукачка. — буркнул себе в плечо.

— А ей звонили Надины родители. — и после паузы добавила — Ну как же ты не понимаешь!

— Да все я понимаю!

Сегодня из-за этой Надьки бассейн прогулял! Рр!

— Нет, не понимаешь. Глупая, при всей своей показной серьёзности.

Кто бы говорил!

— Саша! Опять ты?... — выдала наша тренер по плаванью, глядя на меня, и силясь подобрать слова. — А... — махнула она рукой — У тебя все равно отсутствуют что стыд, что совесть.

— Ага. — практически хором выдал я, и половина группы.

Учительница вновь махнула рукой.

— Итак, задание на сегодня, пока кое-кто опять всё в цирк не превратил — ребятня дружно залыбились — Километр брасом!

— Ууу. — взвыли все и дружно.

— Что у-у? Норматив надо выполнять! А вы, по причине кое-кого — вновь взгляд на меня — только и делали, что дорожку зазря занимали.

— Но...

— Нельзя же вот так сразу!

— Да!

— Нельзя, можно — все вопросы к Александре!

— Александра, ты зачем нам давала две недели каникул? Мы все тут уже в конец расслабились!

— Га-га-га! — выдала дружный смех толпа.

— Так, давайте, разминку и в воду. Куда! Разминку!

— «Плюх» — кто-то уже сиганул.

— Арх... давайте уже, быстрее, плывите — отмахнулась тренер, делая так называемый «фейсспам» и отворачиваюсь от начавшихся «бультыхов» и «еху-хов», с брызгами и визгом.

— Александра! А ты чего сегодня такая тихая? — ужаснулась она же, глядя на меня, все так же стоящего «на берегу».

— Да вот думаю, как-то это непривычно, не быть в центре внимания — выдал я в ответ — трусы чтоль снять...

— Я тебе дам трусы! — схлопотал я условную затрещину — рукой над головой — А ну живо в воду и чтоб только пятки сверкали! И если норматив не сдадите — все следующее занятие у бортика простоите! — выкрикнула уже на весь бассейн разом, и я, дабы не слышать всеобщего стона, по быстрому нырнул.

Ну нафиг! Луше гребсти, чем огребсти!

На следующий день на физкультуре опять получил выговор — на этот раз за порванные штаны. И деньги вечером от мамы, на новые. Ну не виноват ведь я, в самом деле, что старые треники не выдержали моего шпагата! Впрочем, и выговор то был условным — за то, что я напялил драники на руки, и бегал в одном исподнем, оря невразумительное.

Глава 7 - Воняешь

Рынок... это такое стихийное образование, которое при всей прогрессивности и технологическом совершенстве мира, будь то вурдалак, выползший из преисподней. Будь то мумия из гробницы, явилась обмотанная бинтами и с песком внутри.

Тут, продают и покупают ВСЁ! Причем половина, по ценности, продаваемого, добывается тут же из карманов «покупаемого». Так что грабеж средь бела дня здесь обычное явления. А средь иностранных эмигрантов, торгующих на этом рынке в большинстве своём, наверное две трети, не имеют документов. А в их жилищах, тире, торговых точках, если поискать, найдется и оружие и наркотики, и фальшивые паспорта.

В проем, у кого есть фальшивки — у того есть документы! А еще я почти уверен, то хотя б одина из здешних рож — торгует людьми. Как маман вообще додумалась послать меня сюда за штанами? ОДНОГО?! А, ну да, она походу заработалась в конец, отделившись от мира. Сама-то на рынке тоже уже давно не была, прося соседку прикупить нужное раз в месяц.

В общем... желающих меня ограбить не нашлось. Слишком броско, бедно и жалко вгляжу. Недостаточно, чтобы самому посчитаться товаром. Да и народу в будний день тут не так много, чтоб средь бела дня — а я приперся суда сразу после школы, чтобы успеть до плаванья прибарахлится, чтобы тащить дитятку в укромный уголок для... не знаю, я тут вообще не местный!

И теневую изнанку не то что нашего города, но даже мира в целом знаю крайне условно! Так и не собрался поинтересоваться, когда была такая возможность. От того все выше упомянутое — просто домыслы малолетки!

Так... о! Пойдет! Штанишки фирм... абибас. Сколько?

— Писсот.

— Да вы офигели, дядя!

— Писсот! — повторил торгаш и показал пальцами «два».

— Пятьсот за два? — он кивнул, я подумал, и выдал — Не, я пас.

Мужчина придержал меня за рукав и показал пальцами «три». Я еще подумал, и понял — трое штанов мне не к чему! Врасту раньше, чем сношу.

— Стольник, и я эти беру.

Мужик показал пальцами викторию снова.

— Сто пятьдесят — достал я деньги, учитывая, что больше у меня все равно нет — остальное на дорогу, и мороженное.

Мужик кивнул, я передал бабки, забрал штаны, сделал круг почета по рынку, бессмысленно глазея на товар, ремонтные мастерские одежды и обуви, и миниатюрную бойню, и свалил, дабы не опоздать на плаванье. И не нарваться на приключения. А то пара дядечек у ворот, уже как-то странно на меня поглядывают, будто прицениваясь, сколь много место я займу при перевозке в чемодане.

В итоге все равно опоздал. Приплёлся уже к середине сеанса! И суровая вахтера меня безапелляционно не пустила.

— Не пущу! Вовремя надо было приходить!

Впрочем — я тут такой не один! И мне даже не так обидно как вон тому пацану из параллельной группы, плавающей с нами, но постарше возрастом — он опоздал всего на три минуты! И его уже, всё, домой, отправили.

Бедняга чуть не плачет! И мне понятна его обида. Одно дело, когда сам прогулял. Насрать! Мамкины деньги! Другое, когда протащившись через весь город, добираясь по морозу и в буран, все-таки приехал — и тут такой облом.

— А я ведь не виноват! Автобуса долго не было просто! — проскулил он в оправдание — Я вообще вон, думал замерзну!

И я ему охотно верю — транспорт порой ходит как попало. Да и на улице как б реально — не лето! И уж пять минут то можно было и простить.

— Ничего не знаю! Приходить надо вовремя!

— Но!

— И слышать не хочу ваши оправдание! В следующий раз пусть приходит ко времени!

Все понятно, сделал ввод я, глядя на эту даму — не пробиваема! И поплелся домой, радуясь, что живу от спорткомплекса совсем недалеко. Жаль только, что школа и бассейн хоть и находятся на одной условной линии, но дом на ней сидит посередине.

Приходится бежать от школы до дома, а от дома до бассейна, да еще и время — два часа! Где-то коротать. Но это, только пока, ведь уроков еще не сильно много — начальная школа, всего-то! Да и с нового года смены вновь махнутся, и мы начнем учиться в первую, так что бежать придется уже от бассейна до дома, а оттуда до школы.

Наконец-то лето! Устал я что-то от этих учеников, учителей, матери... проверяющий дневник каждый день — и не надоело ли ей себе душу травить? Да, там есть пятерки! Много! Но они маленькие и незаметнее, на фоне записей о поведении.

И не то чтобы я вот прямо реально устал! Да и времени у меня на отдых и занятия собой было предостаточно. Но... полная свобода действий на целых три месяца! Тепло... дожди! И турникет на улице со всеми вытекающими! И много-много железок на заброшенной стройке.

Качайся, тренируйся, хоть целый день и никто и слова не скажет! Просто мечта! И самое время разобраться в себе, проанализировать потенциал, и понять наконец, как жить дальше. Узнать, что могу, чего — не могу, и к чему надо просто стремиться.

Итак... у меня просто адская гибкость! Не зря маман хотела всунуть в балет. Я могу себе за ухом почесать ногой, не сильно напрягаясь. Ладно, напрягаясь — силовые тренировки сильно нагадили по гибкости. Но все же.

Еще у меня неплохая сила и развитие тела для своего возраста. Особенно для девчонки. Но если подумать — с магмойдами и без меня без проблем разбираются! Так что надо искать другой путь развития — не силовой.

Но что я могу предложить этому миру? Сорок восемь боевых техник воинов Ци иного мира? Бесполезное сотрясание воздуха в этом. Схемы магических амулетов? Бумагомарательство! Заклинание Армагеддон... даже не буду пытаться его вспомнить.

Не в том ключе думаю!

— Эх. — вздохнул, и уронил кусок бетона с торчащей арматурой, используемый за место гантели — Мне девять, мне рано думать о таком.

Мне надо просто жить! А смогу ли я, подвинуть науку мира на шажок вперед, али останусь просто серой тенью — уже не важно. Да, хотелось бы оказаться не здесь, а где-нибудь еще. Где, желательно, не сильно жарко! Но уже идет война. Где я бы как солдат, был ценным кадром, боевой единицей, что достойна звания, если не героя, то легенды.

Во многих битвах, не столько важен личный вклад бойца, сколько его, мотивирующий поступок. И я в этом деле, как и любой другой боец с бессмертием — искусен! Живуч, и бесстрашен. Расчетлив, хладнокровен, и селен.

— Может в армию записаться?

Ага! В десятилетнем возрасте, чтоб прям в окопы, или в дурку сразу.

Лето кончилось, вновь началась учеба. Новый состав. Нас тут перетрясли неслабо. Заменили отстающих, допехнули успевающих, подсунули пару кадров из иных школ, особо желающих рискнуть здоровьем в классе юных гениев.

А стою, в белом платьице, под дождем, слушая унылую речь яж-директора. Платье намокло, не смотря на зонт уже пустившей слезу от проникновенной речи маман, и я, утешаю себя только тем, что не один такой, мокрый, как курица. И унылый, как лошадь в пустыне. И в принципе! Я бы мог бы даже высушить это платье! Но выглядел бы странно, на фоне остальных.

— Саш, ты гулять пойдешь? — обратилась ко мне один рыжий доставала, занявший после нескольких переездов по классу, парту предо мной.

Его... тут как бы никто особо не любит — он еже за первую неделю учебы, уже успел сцепиться наверное со всеми! С легковой заменив собой выбывшего и уплывшего аж в «В» класс Жулинова. Разве что этот по адекватней будет, просто характер, липучий.

— Не-а. — ответил я, тягая под партой гантельку, что благородна свистнул из тренажёрного зала нашего городского спорткомплекса.

— А что у тебя там под партой? — не отстал рыжий Иванушка, которого вообще-то зовут Степаном, но все кличут его по фамилии.

— «бДыШ» — поставил я на парту эту нехилую гантелю, что по большей части таскается в рюкзаке для веса — книг мне мало!

— Гантеля. — офигел мальчишка.

— Как видишь. — усмехнулся я, и принялся тягать её уже в открытую. — А еще что-нибудь скажешь, получишь её в зубы. Или в пятак. Ну или в глаз. Знаешь! Я даже дам тебе выбор! Выбирай, куда хочешь получить, в ухо, в глаз, или... — в класс вошла учительница, и я быстренько спрятал гантельку, а Иванушка развернулся к доске.

Эх, с новыми одноклассниками одни проблемы! Будь-то со старыми мне их было мало...

— Саш, да ты... — поинтересовался голубоглазый Петр, сидящий за партой с лева от меня, стоило прозвенеть звонку на перемену.

— Чего?

— Ну как бы это...

— Не трош её Петруха! — подскочил к нему кучерявый Кирилл, окопавшийся на са-а-амой галерке класса, но уже почти долетевший уж до самого выхода, не встретив и подобия сопротивления людской массы толпы, но вернувшись в глубины кабинета — Себе дороже выйдет!

Как видно сам Кирилл так не считает, ведь встал рядом с Пётром, довольно, но печально улыбаясь, уже забыв, что еще миг назад люто желал и жаждал быстрее всех свалить из кабинета.

— Это почему это?

— Ну, после разговора с ней, запросто можешь зубов не досчитаться, или пару синяков лишних обнаружить. — усмехнулся кучерявенький, косясь на меня, и похлопав «друга» по спине для поддержки.

— Да ладно, такая мелочь? — подключился к беседе еще один новенький, что был старше большинства из нас на год, а то и на два, так как учился с семи лет, и по программе один к четырем, в то время как мы — один к трем.

— Зря ты так, она...

— Так все-таки она? — опомнился Петр, видимо до этого момента прибывавший «не здесь».

— Она, он — заговорил я — это так принципиально? И вы ведь все равно никогда не узнаете правду. Или предлагаете мне прямо тут, перед всем классом трусы снять? Вообще, мне проще вам зубки посчитать. — усмехнулся я, разминая кулаки, вставая из-за парты и наступая на Петра.

Паренёк попятился, но перед ним, перекрывая мне путь, возник наш местный амбал. Я посмотрел снизу вверх. Большая колонна. Но вот только это не только колонна! Стойка, позиция, он явно занимался борьбой, достаточно устойчив, и самодоволен. Пусть он все еще ребенок, и ждать ошибки в движениях долго не придётся, у меня есть и другой путь.

— «Хрясь» — удар в живот, без всяких там мудрости, просто грубой силой.

С Силой, впрыснутой прямиком в мышцы для усиления удара.

— Хренасе... — прохрипел амбал, сгибаясь пополам и хватаясь за парту.

— То-то же. — усмехнулся я, отряхивая отбытый кулак.

Я ведь я использовал совсем чуть-чуть Силы! Самую ничтожную малость, для нивелирования разницы массы. Остальное — сделал поставленный удар, для корректировки которого под текущее тело я использовал буквально вымоленной у матери боксерскую грушу. До этого я использовал диван, так то у неё просто не было выбора. Ультиматум-с.

Да и вообще — я во вполне неплохой форме!

— Ты это... — прохрипел амбал.

— О прессе забывать нельзя! Никогда! Мы не в боксе, чтобы ток рожу и грудь бить. Можно и пониже прицелится.

— Хи-хи. — хихикнул кто-то из девчонок.

— Не настолько низко, как вы думаете. — огрызнулся я.

После этого, какое-то время меня не трогали, пока все тот же амбал вновь не решил попытать счастье.

— Армреслинг. — указал он на свою руку.

— Чего? — офигел я в ответ, пуча глаза.

— Померяемся...

Я быстренько проанализировал свой бицепс, его...

— Ты выиграл.

— Чего?

— Что слышал. Решил тягается силами с девчонкой, уже зная, что победишь? С чего тогда удивляешься объявленной победы? Иль тебя удивляет сдача без боя?

— В том то и дело, что ты даже не попробовал! Стоп, девчонкой?

— А то не видно? Платье, волосы длинные... И в разные стороны — последние я добавил уже шёпотом. — Иль ты думаешь, что нормальный парень будет носить платье?

— Но...

— Чего?

— Эй, чего пристал к ней! Иди, иди своей дорогой! — вступилась за меня новая соседка по парте, Светка Синицына.

Пожалуй, из всех девочек единственная, кто мне не строил козни. И кого я вообще, хоть и с натяжкой, но могу назвать своей подругой.

— Саш, так все-таки... — кто-то тыкнул мне пальцем в спину, от чего я чуть ли не подпрыгнул. Обернулся — Нинка, коза, а теперь еще и первая красавица в классе — буквально за одно лето преобразилась!

Загорела, подросла, похорошела... затмила собой как солнце лампочку иных претенденток на первое место.

— Ну чего мнешься? — не выдержал я паузы.

— Ничего. — обиделась она непонятно с чего.

И судя по тому, что метнулась к Григорию — просто хотела списать. Гоша кстати, тоже новенький. Очкарик ботаник откуда-то из столицы, и просто таит от компании с Нинкой.

— Саш... — обратился ко мне этот самый Гога через урок, уже на последнем! И не сидя рядом с Ниной — А ты...

— Чего?

— Ну... ты ведёшь себя как пацан!

— Ооо. Ну да — улыбнулся я, а парень принялся загибать пальцы, отсчитывая признаки, словно и не слышав меня.

— Говоришь в мужском роде, рыгаешь и пукаешь — я принюхался и понял, то с этим точно пора завязывать, чай уже не дети — Дерешься по поводу и без, воняешь...

— Всё, всё! Я поняла!

Парнишка аж глаза вылупил на моё «я поняла».

— Да, неправильная я девочка — почесал я щеку — исправлюсь.

— Серьёзно, девочка? — выдал с ехидством рыжий Иванушка, что Степан, и Иванов, обернувшись с передней парты ко мне.

— Девочка я, девочка. Я ведь это уже говорил вроде.

— У, у. — помотала головой сидящая рядом с Иванушкой Лариса, что наша новая староста, и женское отражение очкарика Гоши — прыщавая и несуразная, что раньше наоборот была красивой и без очков — Меня вон даже учителя уж спрашивают на эту тему. Те из них, что о тебе еще умудрились не слышать.

— Кошмар... Извините. Ксения Сергеевна. — обратился я к учительнице, все это время ведущей урок.

— Да, Саш.

— Хочу сделать заявления. — Я встал. И обратился к классу. — Мальчики, и девочки — окинул я учеников, и развернулся обратно к учителю — и вы учителя. Если кому надетого на меня платья кажется, не достаточно для понятия принадлежности моего пола — кто-то в классе хихикнул — то уточняю — да, я девочка. Если и этого недостаточно, то я. — я задрал платье, и принялся стягивать трусы-колготки, но был жестко прерван всеми окружающими, и учительницей.

— А ну прекрати это!

— Бесстыдная девка! — послышалось с задней парты.

— А я-б посмотрел. — донеслось от куда-то справа.

— Да парень это! Парень! Девчонки так себя не ведут. — Кто-то возразил с лева.

Ну а соседка по парте, которая собственно и была в первых рядах из тех, кто усаживал на место, покрутила у виска.

— Ой, беда, беда с тобой Саша. — покачала головой учительница.

И после уроков мамке конечно же донесли о моих выкрутасах. И как назло, одновременно с этим позвонили из плавательного бассейна, и рассказали, что я опять, плавал в одних трусах. В общем, вечером меня ждала головомойка, во время которой мамка долго и упорно, с шумом и пылью, выплескивала всё, что у неё накопилось, а я под эту музыку, похожею не то на рок, не то на джаз, или что-то там из данной оперы, делал домашку. Ну а потом утешал свою маму, чтобы та прекратила плакать. Эх.

Ну а на следующий день, перед школой, принялся учить себя говорить в женском роде, носить платье не потому то мамка навязала, а потому что надо, ну и — не вонять. Главное последнее. Потому как при всей своей бешенной ненормальности, я себя таковым не считаю. И обоими руками не желаю, то бы меня таковой считали. Ненормальной бабой.

Не ту уж! Буду нормальной! Или хотя б попытаюсь ею быть.

Однако... в школе мало кто заметил смену окончаний моей речи. Всем по большей части плевать! Как, что говоришь, пока их это не трогает, или не дает повода потрогать. Так что на запах... все же среагировали. Приставать с подковырками и нелепыми вопросами стали существенно реже.

Это они что, до этого так завуалированно говорили «Ты воняешь?!».

Глава 8 - Бык

Осень... дожди. А у нас, в школе, еще много лет назад, кто-то сильно умный её управления или «создателей», придумал дельный план, как сэкономить на спортзале. Сделать его до жопы маленьким! И может быть для малышни начальных классов и в размер, для старшаков... не очень.

От того они зимой — гоняют на лыжах, летом, осенью-весной, пока погода позволяет — до октября месяца то есть, на стадионе на улице, носы и уши морозят. Потом... где-нибудь, как-нибудь, вплоть до бега по самой школе строем — видел такое! Топот, как от стада слонов с мамонтом-физруком во главе. А с ноября по декабрь, и с марта по апрель — в бассейне!

В том самом бассейне — единственном на весь город! В который я с шести лет хожу на плаванье. А поскольку я, теперь тоже «старшак» — уже пятиклассница! То теперь туда буду ходить еще и с ребятами из школы. Чтоб жизнь медом не казалось!

И да, удовольствие поплавать даже от школы, как бы штука не бесплатная! За неё с родителей трясут копеечку, но если подумать — не столь большую. Тем более что дети от таких занятий по-настоящему в восторге.

Физкультуру ставят первой или последней парой, на которую идти не надо. Ни в школу, ни куда-либо еще, из-за чего школьные занятия кажутся короче. Ну а то, что идти надо в иное, заранее обговоренное время, в бассейн — это другое! Это — не школа! Ну и... не знаю, можно ли считать меньшее количество занятий физкультуры за плюс? Но так в итоге и выходит.

В общем, все счастливы, даже учителя. Ведь занятия в бассейне проходят сразу для нескольких классов одновременно. Следить особо не надо, ибо нормативов по плаванью в школе нет. И не было никогда. Областных-городских соревнований средь учащихся тоже не имеется, в общем — не надо парится. Да и в бассейне есть свои люди — спасатели и медики! В случае чего присмотрят, помогут, спасут — и ответственность снимут. Наверное.

— О! Шурочка идет! — заметил меня один из одноклассников, стоило мне войти в здание комплекса.

Сегодня первый день для нашего класса, и всех классов параллели. И дабы не опоздать, мы решили прийти пораньше. И толпой потусоваться в холе, создавая немало шума, на раздражение гардеробщице.

Я сдал куртку и влился в общий коллектив.

— Ну вот, теперь мы и узнаем, кто такая наша Сашечка на самом деле. — усмехнулся Никита из нашего класса.

— А что, до этого не знали? — не понял его тезка с параллели.

— Кхем, кхем. — я поднял палец вверх, прокашливаясь, привлекая к себе внимание — Когда я на барже служил моряком... — пропел я басом, вызывая взрыв смеха, так, что показалось, сейчас потолок упадет.

— А ну тихо! — заглушил наш смех рявк гардеробщицы — Надоели уже! А, вот и учитель идет! Ну наконец-то! — заметила она вошедшею в комплекс нашу школьную учительницу физкультуры.

Она же, в свой черед тоже сдала куртку в гардероб, и обратилась к нам:

— Все в сборе. Тогда пойдемте. — подвела нас к передевалкам — Так. Мальчики, вам туда — указала на мужскую раздевалку — девочки — за мной.

Шмыгнула в женскую раздевалку, девочки потянулись за ней, мальчики к себе, но... наверное половина из обеих команд, явно не стремится куда-либо идти, уставившись на меня, ожидая, какую дверь я выберу. Интересно им блин!

Крендель, с мармеладом! Ведь хотел же опоздать! Старался... Но... эх, вот сейчас назло в мужскую пойду! А что, меня же в одежде никто не опознает! В смысле я на мальчика похож ровно настолько же, насколько и на девочку, если не надевать платье и спрятать волосы под шапку. И из надсмотрщиков точно никто ничего даже и не заподозрит! Тем более в толпе.

Но... Я вздохнул, сделал шаг в сторону мужской передевалки, и резко заскочил в женскую, под аккомпанемент угугуканья и вздохов.

Игнорируя всех, и вся, проскочил к своему шкафчику, похрустел замком на двери, вводя код, и ухмыляясь его необходимости, при открывании двери с пинка. Открыл и начал быстро передаваться. И прежде чем мне начали задавать всякие вопросы с подколкой, уже покинул помещение раздевалки. Взбежал по лестнице и... Уперся в строгий взгляд вахтерши.

— Из школы? — коротко буркнула она.

— Ага... — протянул я, пуча глаза, чувствуя себя напоровшимся с разбегу на стену.

— Тогда жди учительницу, она еще не проходила.

— Эх... — вздохнул, и метнулся обратно вниз по лестнице.

Помялся у переодивалок, и недолго думая рванул в сторону спортзала, дабы развести местного тренера по бегу на что-нибудь вкусненькое — он большой любитель сушек! Авось поделится!

— Саша! — окрикнула меня учительница, не успел я сделать и пары шагов.

— А?

— Нам туда — наполовину высунувшись из раздевалки, указала она в противоположную моему направлению сторону.

— Знаю я.

— Подожди меня, сейчас все вместе пойдем. — и скрылась за дверью.

Вновь показалась, стоило мне сделать шаг:

— И мальчишкам, как появятся, скажи, чтоб тоже меня здесь ждали.

— Хорошо. — усмехнулся я, неторопливо топая по ступеням вниз.

Почесал репу, открыл дверь в мужскую переодевалку:

— ЭЙ, парни! Учительница сказала ждать её здесь!

Коротко и ясно! Без лишней воды и ложной скромности инструкция! Ну а сам... сам уже через две ступеньки прыгаю к спортзалу. Произвел легкую пробежку вместе с тренирующимися, пробежав полкруга до коморки тренера. Нашел тренера. Попил с ним чаю, поболтал на светские темы, поедая сушки за обе щеки и обсасывая недавний проигрыш на футболе и победу в хоккее. Посмеялся над любителями допингов и любителями искать любителей допингов... Понял, что я заболтался, метнулся обратно к душевой.

— Ты чего опаздываешь! — услышал от строгой вахтерши себе в спину, уже влетая в теломойку.

Шкафчик, шмотки — долой, трусы — да здравствует! Почему я их не надел прежде чем надеть штаны? Скольжение по мокрому полу, душ, скорее для вида, и вновь скольжение, перед самым гудком. Пропускание группы предыдущих купальщиков, и вход в бассейн вместе со всеми.

В строю спешно занимаю свое место по росту среди девочек, начинается перекличка, и взгляд учителя неожиданно падает на меня. Смотрит в список, смотрит на меня, девочки вокруг уже откровенно хихикают, на грани «ржут», парни давят косаря...

— Саша? — наконец выдавливает из себя учительница.

— Я! — делаю шаг вперед.

— А где твой... — вертит она в воздухе пальцем, пытаясь подобрать нужное слово.

Я невинно хлопаю глазками, а затем... на вбитом в подкорку автоматизме выдаю:

— Кто последний доплывет, тот наверное енот!

И хрясь в воду! И грести, грести! Спасатели, сидящее в углу, и видевшие этот трюк уже сотню раз, откровенно ржут над комичностью ситуации. Ну а учитель и прочие... не знаю, глаз на затылке не имею.

Доплываю до противоположного берега и... и никто не плывет за мной следом! Хм, странно. Учитель машет рукой, чтоб гребла обратно. Гребу, приплываю, цепляюсь за бортик, воздымая очи к небу, а иначе — к тренеру. Задирая голову под немыслимый угол.

— Гончарова Александра! — строго называет моё имя учительница. — Где твой купальник!?

— Вот. — отталкиваюсь от бортика, отплывая в сторону, и оттягиваю руками трусы.

С противоположного конца бассейна, от поста спасателей, слышен громогласный ржачь. Да и наши, тоже уже еле держатся.

— Да я не о трусах спрашиваю! Где твой лифчик!

— ЛИВчик? — строю невинные глазки, оставаясь наплаву кверху брюхом — А что это?

— Вот это! — одна из девушек показывает на свой купальник.

Другие подхватывают её движения, красуясь.

— Оооо... — тяну я, торча в воде полулежа, постепенно погружаясь на глубину.

— Или ты у нас парень на самом деле? — с вызовом проговаривает девица, а её подруги нацеливают на нас лукавый взгляд.

— Девочки, хватит. — перебивает их учительница. — Александра! А ну живо пошла и надела лифчик!

— Ну... Зоя Петрововна...

— Живо! Или сегодня никто в воду не зайдет, пока наша «Сашенька», не наденет свой купальник!

Бассейн взорвался раздражёнными криками, и я был вынужден гребсти к лесенке, дабы вылезти на сушу, по дороге отчаянно ворча:

— Всегда плавала так! А тут какой-то гребаный «лиффффчик» заставляют надеть! Еще панталоны прикажите надеть! Чтоб совсем красиво было! И шапочку! И носочки...

Вылез из воды — ко мне подбежала Светка.

— Если у тебя нет купальника, могу дать тебе свой запасной — поспешила предложить она.

— Да есть у меня все, есть. — отмахнулся я, и пошел в сторону душевой.

Ненадолго призадумался, побежал, поскользнулся, полетел мордой вниз. Крутанулся через голову, вновь встал на ноги, проскользив до самой душевой, поднимая бушующие волны — предыдущий девятый класс, «принявший ванну» до нас, тут сильно насвинячил! Скрылся в недрах помывочной, пробегая мимо голых баб — девятый! Это не пятый! Тут уже и титьки и писки, и жопы больше маминых.

Нашел свой шкаф, достал верхнею часть купальника, валяющеюся там с незапамятных времен. Побежал-поскользил обратно, на ходудумая как одевать сей предмет гардероба. И слыша настоящий взрыв визга — опомнились барышни! Что тут чудо подозрительное бегает, и воду мутит.

Вышел из душевой, поймал взгляд спасателя, что качает головой, и для пущей убедительности — грозит кулаком:

— Не БЕГАТЬ!

Показал ему в ответ «понял, больше не буду», отсалютовав поклоном, неспешным шагом идя задом наперед к нашему строю пятых классов, что все так же строит и на суше, на ходу одевая купальник.

Зоя Пертровавна, как раз то-то там втолковывала ученикам, на неизвестную, но явно «высокоморальную» тематику, кажется, о безопасности на воде! Так что заметила меня, только когда я был чуть ли не за её спиной.

— Это что еще такое!? — ужаснулась она, глядя на меня, а девчонки вновь прыснули на «хи-хи»«, только теперь уже к ним присоединились и мальчики.

— Лифчик... или вернее сказать верхняя часть купальника.

— Это я вижу, но... — она вновь не могла нужных слов, как охарактеризовать то, что она видит.

Ну да, этот купальник был куплен, когда мне было лет пять. А точнее — шесть. Хотя я не помню когда именно! И он с тех пор все годы лежал в шкафу нетронутым. Он мне мал, как... как незнамо что! И хоть и чудом налез, из-за всеразмерности и хорошей эластичности, такому соскопрекрывательству могут позавидовать многие стренги порно моделей.

— А ну живо надела нормальный купальник! — наконец рявкнула преподавательница.

— А чем вам этот не устраивает?

— Я сказала...

— Ладно, ладно... Но у меня нет другого. — усмехнулся я.

— Что за... Синицина! Дай ей свой...

— Сейчас. — отозвалась Света, метнувшись к душевой, еще до того как толпа вновь начала ржать.

— Да что вы привязались то, в самом деле? Нормальный купальник ведь! Я ведь не голышом плавать собрался.

— Еще одно слово, и будешь голышом плавать! — начала звереть тренер.

— А можно!? Правда можно? — легким движением руки, я просто содрал с себя верх, и приступил за низ.

Меня никто не останавливал. Учительница стояла и смотрела на меня строго, но с вызовом. Типо «давай, давай, коль хочешь опозорится! А я ведь предупреждала!» А мне то что? Взял да и сорвал! Вернее порвал, подцепив пальцами с боков.

Наступила гробовая тишина. Мир, словно замер, картинка остановилась на кадре «Ну ни хрена себе!», и не хотела продолжать дальнейшее движение, несмотря на неудобные позы учеников, и отвисшую челюсть учительницы.

— Хм, ну, все таки девочка. — нарушил тишину один парень из парней параллели.

Картинка, ожила.

В тот день, никто так и не поплавал в том бассейне. За мной еще долго бегали учителя, и некоторые из учениц, вокруг бассейна. А за ними бегали спасатели. Парни устроили там какое-то совещание, девчонки посиделки на лавочке, а посреди «залива», одиноко плавали трусы.

Потом меня водили к директору комплекса, много чего выговаривали, но почему-то больше ржали. Разумеется, звонили маме, причем как из школы, так и из спорткомплекса. Но вот уже мама, приняла это все близко к сердцу. И решила сводить меня к психологу.

У меня было острое желание сломать мозг присосологу, чтобы он не ломал его бедным детям. Как и желание его просто покрошить в капусту. Но я ограничился лишь игрой самого себя, что вообще-то было весьма непросто! Итогом же этого сеанса был диагноз — не псих, просто, дебил.

В смысле, врач поставил там какой-то непроизносимый, и не читаемый, из-за специфики врачебного подчерка, диагноз, и предложил моей матери три варианта его лечения, сыпя терминами как ненормальный, что по факту сводятся к одному — гормональная терапия.

Либо в таблетках, либо по средством друга, в смысле я должна больше общаться со сверстниками, проигнорировав тот факт, что я и так нормально со всеми общаюсь! Ну или не парится, расслабится, и с возрастом пройдет.

Я, чур за третий вариант! Мама, как видно за второй. Она, решила еще больше совать нос в мои дела — будь то до этого каждодневной головомойки за оценки ей мало! Теперь будет еще и спрашивать «как прошел день?», наивно ожидая, что я вот прямо буду всё рассказывать, несмотря на то, что и сам не помню.

Будет еще больше интересоваться, а вернее — навязывать! Хобби — она блин так и сказала! «Тебе надо найти хобби!». Интересами — так я и поверил! Развлечениями и друзьями — с кем дружу, а с кем не очень. Ну и... твердо решила, летом метнутся на море, а то мол дитя совсем солнца не видит.

— Мы ведь с тобой никогда не были на море! — мечтательно проговорила она, закатывая глазки, что меня аж всего передернуло.

Ну-ну, мы — может и не были! А вот я — бывал там столь часто в одной из жизней, что аж тошнит.

— Хорошо мам. — только и осталось мне ответить на все это, дабы избежать очередного скандала.

На следующий день, в школе, парни встречали меня как героя. Девчонки — как конченую. Одна только Светка, не отвернулась от меня после этого инцидента. Учителя же смотрели просто как на дурочку. В общем, некоторым парням, желающим вновь увидеть, что у меня между ног, пришлось пощекотать ребрышки. Половое созревание, чтоб его. Хотя по идее — рановато это они начали!

Как ни крути, мне, блин! Девять лет! Грудь моя, плоская как доска! Даже не стиральная. Хотя... у нас класс... вернее наша параллель! До такой степени разновозрастной, что некоторым свидетелям вчерашнего показа мод уже и двенадцать и тринадцать лет исполнилось и прозвучало. И некоторые девочки средь них, уже как б девушки, и у них уже есть за что подержатся.

Правда, большинство парней, еще в хламину мальчики, но все же некоторые уже начинают задумываться... о меж половых отношения. А кто-то, из особо скороспелых, возможно, уже и попробовал, найдя себе аналогичную пару.

В общем, дал всем четко понять, что стриптиза больше не будет, путем силовых репрессий и драки семеро на одного — это было долго! Зато теперь я точно не смогу сказать, что помру безызвестным! Школа гудела так... как не гудела никогда раньше! И вряд ли будет гудеть когда еще, даже если в неё придет живой марсианин. Не говоря уж о такой банальности, как разоблачится.

Волна славы кипящего улья быстро распространилась и за, пределы школы. И вот уже я узнаю, от мальчишек со двора, что я, оказывается! Танцевал стриптиз на шесте посреди бассейна. Откуда там взялся шест, и как я на нем мог танцевать — история умалчивает.

Зато ко мне подкатил местный Бык. Кликуха такая! Верзила, и хозяин района низшей полки. Молодняка моего возраста и старше то есть. Бугай, что сравним со шкафом в свои семнадцать! Что курит, бывает, пьёт, а кто нет? И естественно, ругается матом.

Оглядел меня с ног до головы, стоя с приятелями подковой подле мой скромной и одинокой — девчонки, в компании которых я топал со школы, треща языками, благополучно свалили, стоило Быку только намекнуть. Даже не намекнуть! Просто посмотреть в их сторону! С нужным выражением лица. Ну а я остался, ибо мне, тоже, намекнули, не двусмысленно.

— Это ты у нас стриптиз показывать умеешь? — выдал Бык, разменная замерзшие и уже покрасневшие, без перчаток или варежек, кисти рук, хватательными движениями.

Я промолчал. А чего говорить? Я в принципе могу вырубить этих троих, навряд ли с одного удара, но могу. Но в любом случае, для этого придется задействовать либо адреналин, в промышленных масштабах — сердце меня потом будет любить долго и со смаком, либо Силу — а за неё полюбить могут уже и мышцы, и возможно, приобнимет печень.

Уж больно крупные все трое! Да, я накаченный малец! Но все же... одежда, зима... неее... я реалист! В шубе не по размеру — в пол! В теплых гамашах — спасибо, мама! Валенках — вообще-то удобно! Я их прямо на туфли одеваю. И шапке ушанке со здоровым шарфом... ну, можно и скинуть если что. Я двигаться буду, а-ля медведь! Во время спячки.

А эти, бугаи малолетние, хоть и одеты существенно легче меня, что равно — проворнее! Ловчее! Спортивные пуховики, свитеры, и штаны с начесом, оканчивающимися новомодными худи. Достаточно сильно «забронированы» чтобы мои удары достигали их тел в ослабленном виде.

А лица и кисти рук...

— Тфу! — сплюнул Бык на снег — Мелковата — вынес он вердикт, всё так же разминая замерзшие пальцы.

— Свалила, пигалица — порекомендовал его подручный.

И я свалил! На ходу думая — а какого лешего мы до встречи с Бы-ко, обсуждали деепричастные обороты в которых ни я, ни девочки, вообще ни сном ни рылом? Это вообще материал не нашего класса!

В прочем — насрать.

Но естественно мои приключения на сим не кончились! Еще пара гопорей поинтересовалась моим «выступление», один даже полапал, но все пришли к одному и тому же выводу — больно мелкая! Народ у нас, даже средь диковатого-быдловатого населения, оказался больно цивильным, вопреки моим ожиданием. И на мелкую дранку, у них не встает.

Хотя... тот, что лапал, предлагал, как очевидно, вступить в банду — интересовался, как у нас в семье с финансами. Я честно ответил, что жить можно, а он — порекомендовал забегать, если что — подкинет работёнку. Учитывая, что на меня поставили клеймо пигалицы — навряд ли стриптизёршей. Не в ближайшие пару лет, пока у меня не отрастут сиси.

Глава 9 - Привет

К новому году, на счастье, шумиха улеглась. Да и в бассейн, где этот «аккорд» вспоминался каждый раз, как наш класс туда приходил, мы уже не ходим – снег выпал! Декабрь! Мороз... теперь лыжи. Нету больше повода и «воспоминаний у воды». Шуток, подколов, намеков, по поводу и без, с лифаком и без... да блин! Ну ведь доска ведь я! Доска! Ничем не отличаюсь от мальчиков, как ни посмотри! Да и если подумать – у нас пол класса такой! Женского.... ну то есть четверть... арх! А оставшиеся девахи... ну... что-то там вообще-то уже имеют некоторые, но навряд ли это уж прям так важно.

В общем, гоняем по сугробам, готовимся к контрольным. Ну, кто-то уже сдал все автоматом, не имея ни долгов, ни пропусков, и теперь блаженно отдыхает. Я например. Надеюсь за период каникул, что для меня начались на неделю! Раньше прочих, школа окончательно успокоится.

Вектор интересов сменится, ребята переключатся... не то что бы меня редкие шутки в свой адрес хоть сколько-то напрягали, но, из-за них! Приходится постоянно контролировать свои движения! Чтобы не начинать ходить строевым маршем, на который я иногда срываюсь. Рефлекс, вбитый в саму душу в третьем мире. Зря я тогда подался в армию.

Хотя нет, вру, не зря. Там я научился убивать по-настоящему. И выполнять поставленную цель несмотря ни на что. По сути, именно этот мир сделал из меня того, кем я сейчас являюсь. По сути, именно эта армия, и спец-обучение, вернули мне смысл жить после неудачного старта второго мира. Просто капрал у нас там был дикий.

«Если увижу праздношатающихся выебу вред всем строем!»

Урх! Брр... я бы пережил, если б это было б в физическом плане – после второго мира я навсегда перестал что-либо чувствовать в этом плане. Но нет! Он... монстр, психопат! Оказался в состоянии изнасиловать душу, даже не прикасаясь к телу! Вот как вспомню, так сразу мороз по коже... ну нафиг!

От того инстинкт, в случае свободного времени всегда и везде, или сидеть, или стоять, или в конце концов – спать! Но точно не двигаться прогулочным шагом. Только бег! Или марш! Марш! И это будет выглядеть странным в моём исполнении в реалиях текущего мира.

Так что возможность расслабится, и помучить турникет, на котором мои шаловливые ручки уже оставили немало потертостей – только в радость!

- Раз, два! Раз, два! Держать темп!

Блин, я прям так и слышу голос нашего кепа. Ужас! Сотни лет прошло, а я все помню! Ирод.

А ведь говорил то он, точно не на русском! И звучала фраза – иначе.

- Мам, привет! Ты все? – встретил я свою мамку с порога, помогая раздеться, принимая шубу для отправки её на вешалку.

- Угу. – выдала мамка довольно, но уставши улыбаясь – КАНИКУЛЫ! – развела руки в нестерпимой радости.

- Ура! – выдавил я по возможности радостнее, тоже взмахивая руками и улыбаясь.

Походу меня ждет две недели головомойки от маман.

- Вы»бу пред всем строем!

Да заткнись ты, капрал, не до тебя. Ты давно уже умер – я лично закапывал твой хладный труп в полевую могилу вместе с половиной взвода. Чтоб земля вам всем была пухом.

В третьем мире не было магмойдов. В прочем, как и во втором. Но в отличие от второго, что хоть и выглядел странным, словно находясь где-то на перекрестке измерений, у третьего были и внутренние проблемы без внешнего вторжения. Там безумствовала магия, во всех её многогранных проявлениях. И простому смертному – жизнь была мешком с гвоздями, что заставили сожрать.

Но и этого всем там было бы мало, если б не различные князьки и корольки, желающие то мирового господства, то, что хуже и чаще, просто тотального истребления всего живого. Там существовала энергия, что... не переводится дословно на текущий язык. Но она олицетворяла и магию, и жизнь, одновременно, и все, кто желал бы стать богом, и жизни вечно, стремились вырезать всех оставшихся, пощадив только пару тысяч слуг.

Веселое в общем было место! Где даже я, со своим до жопы живучим телом, не протянул уж слишком долго. Пользуясь местной магией – молод был! Глуп был! Без жертв, за счёт внутренних резервов, я вновь довел собственное тело до состояния трухи, выполняя миссии местных господинов.

- Саш! Что будешь на завтрак? – донеслось с кухни с утра пораньше.

- Как это непривычно – пробубнил я себе под нос, учитывая, что с момента послабления в школу, готовил себе завтраки исключительно сам.

Хотя нет! У мамы же был отпуск! В прошлом году, зимой, когда мы ездили на корпаротив. И тогда тело управлялась еще автопилотом! И года не прошло, как я живу свой жизнью сам! Ужас!

- Саш!

- А какие варианты? – соскочил я с кровати и метнулся на кухню.

- Борщ, рассольник, и... – протянула мать, глядя в холодильник, и повернулась ко мне – могу картошку пожарить.

- Давай картофан! Зачем заворачиваться? – пожал я плечами, и мама достала из стола под мойкой «картофельное ведро».

- А картошки мало осталось – высыпала клубни в раковину, коих набралось от силы на пару кило – надо будет купить перед праздниками, а то потом...

- Угу. – угукнул я, зевнул и поплелся в ванную умываться – Завтра схожу.

Завтра воскресенье – там будут бабки! Наберу молока, огурцов соленых... боже! Как я это все попру?!

- Ладно, я соседку попрошу! Они все равно собирались ехать на рынок закупаться перед праздниками – услышал я сквозь шум воды, и пожал плечами – нашим легче! Продолжая чистить свои зубки.

В принципе, лично мне это ни к чему – у меня они и так не сгниют, но пусть и без пасты, но для приличия...

- Тфу! – Пусть еще молока возьмут! И творога! – крикнул я, ополаскивая щетку.

- Та где его перед праздниками то купишь? – показалась в проходе мать.

- В магазине – выдохнул я, и пошел чистить картошку сам, для ускорения процесса.

Нннавык! Надо поддерживать.

Вопреки моим ожиданиям, новогодние праздники прошли вполне спокойно. Мама, не насиловала мне мозг – она слишком устала! Большую часть времени дома, или спала, или смотрела в ящик на картинки. Лишь изредка задавая каверзные вопросы на вроде «а кто из мальчиков класса тебе нравится?» или «а как многим девочкам ты могла бы доверить свои сокровенные тайны?».

Потопа, тоже не случилось, инопланетяне не прибыли, да и война – не началась. А то я всё боялся, что капрал мне не так просто снился. Ан, нет, ему просто скучно стало там на небесах. Решил вспомнить бывшего подручного, что все так же топчет, но уже иную землю.

Так что, я без проблем вернулся в родимый класс по окончанию каникул, а разморённая отдыхом мама, с великим трудом, смогла себя вновь заставить пойти на роботу. Жалко её. Но что я могу поделать?! Она сама себе вбила в голову, что нужны деньги.

Много денег! Еще больше денег! Чтобы оплачивать все секции какие я только хочу. Чтобы одевать с иголочки... в не что, что я хочу. С моим теплообменом, мне и при здешних зимах будет комфортно и в осенних тряпках! Даже в текущем возрасте. А уж профита в брендовых шмотках я не вижу никакого. Тем более что в них я нередко выгляжу как пугало.

В платье «от кутюр» и гамашах с начесом! Радует, что я еще ребенок. И что мама хоть иногда дозволяет мне покупать себе одежду самостоятельно, от чего я уже скопил почти три тысячи деревянными, покупая Китай за место бренда.

Правда, однажды попались носочки, что обожгли мне кожу до мяса... я потом еще месяц в бинтах ходил вместо носков! Зато не забыл, как вяжутся портянки. В общем – это все мелочи! Я бы обошёлся без всего этого буржуйства! Но маму – не переубедишь. В конце концов, она взрослый человек, и у неё есть своя голова на плечах. А я – просто маленькая слабая девочка... с шестью кубиками пресса на талии. Не моего ума дело короче.

Моего ума вот – решить уравнение с двумя переменными. В принципе не сложно, но... это только пятый класс! А что... будет... там... дальше?! Боюсь я, с отличницы и умницы, могу скатиться в кювет отстающей дуры. Надо больше заниматься! Но так я могу скатиться с планки перекаченной пацанки в ботоничку.

Нужен баланс! А игрек равен двум.

- Я все!

- Гончарова? Уже? Ну неси, сдавай. – улыбнулась учительница, а я всем сердцем и душой порадовался, что с переходом в «среднею школу» у нас сменилась не только классная и расписание, но и учителка математики!

Со старой бы я точно ушел в двояки – не любила она меня! Не любила! Слишком умной считала, и гнобила.

И ладно я! А вон Егорку Стрелецкого вообще загноила! Он из-за неё, умудрился на второй год остаться. Вернее, пойти в четвертый «г», единственный класс параллели, что учился по программе один-четыре. Бедный парень! Что в первом был отличником, а из-за той мымры...

- ...мм... и как ты пришла к такому ответу? – поинтересовалась преподавательница, изучив мой ответ.

- Легко! – выдал я, а учительница в ответ сделал жест, приглашая к доске.

Будет мне сегодня пятак в дневнике – растянул я рот до ушей.

И еще всю неделю потом думал, как умудрился не заметить ту запитую, из-за чего все решение пошло по звезде, а я получил только четыре. Надо быть, внимательнее! Запятые не только на русском и литературе судьбы решают.

- Ать, два, ать-два, гантелька...

Вообще-то, это бетонный пасынок! Ну, его обломок. И не гантелька, а штанга, если уж на то пошло – тяжелая! Здоровая! Для двух рук сразу! И больше меня весом раза в два.

Блин! Как бы её не стырили отсюда – поймал я движение краем глаза. На стройку все же не только я один хожу. И даже не только наркоманы, что просто ищут угол потемнее, где можно тихо уколоться. И даже не только бандиты! Уголовники, что разок тут кого-то пытали, оставив после себя лужу крови и море брызг – дилетанты! Да разок желали тут сбросить тело – я тогда чуть на пулю не словил! Но зато тело тут они так и не сбросили – на счастье! А то бы тут еще и милиция бы завелась.

И даже не только любопытные туристы! В лице школьников и студентов, что, то на слабо, то просто так, заваливаются в «призрачный недострой». Воры! Во главный контингент этого здания! Хотя они, не смотря на то, что тащат все, даже то, что прибито и привинчено, себя такими не считают. Несунами они себя мнут. И не воруют, а тащат.

И неважно что! Хоть кусок газетки! Отломать-оторвать, выкинуть в окно и утащить! Приезжают на КАМАЗах... и на жопорожцах – увидел я побитую машинку подокном, сливающеюся с битым кирпичом своей битой, но ярко алой краской.

- И много ли ты на этом упрешь? – спросил я пустоту, садя на подоконник попу, и точно зная, что меня услышат.

Ведь тут, по «стройке», а вернее уже её руинам, просто нереально ходить бесшумно! Тот же битый кирпич... бетонная крошка, шприцы, оставленные наркоманами каким-то ветром занесенных на верхние ярусы. И прочее – не способствуют бесшумному движению! Так что... человек, что сейчас решил сменить подъезд на иной, как видно от греха, для меня – просто не может оставаться незамеченным.

В невидимку я плох! Всегда был таким. Но на слух – никогда не жаловался. Тайные мисси – это не моё. Но вот как контрстелс – это да, это я могу. И мне не мешает, ни завывание ветра, ни пение птиц, ни даже шум машин автомагистрали неподалеку. Да и детские голоса... школьников, что прутся на поиски приключений сюда же – тоже, не отвлекают.

Блин! Да что им всем тут сегодня надо?! Сегодня такой хороший день... а, ну да. Походу пора прятать свою любимую штангу – переломанный пополам бетонный столб – не мной переломанный! Было так! С арматурой, соединяющей две половинки в единую конструкцию. Куда подальше, и валить отсюда тайными тропами через полузатопленный подвал. А то меня так спалят мои же одноклассники за не очень приличным делом – занятием спорта!

Шахта лифта, вздох, и прыжок вниз. Посадка на воду как на бетонную плиту, и красная пелена перед глазами до скрежета зубов. Двойной удар от перегрузки в результате резкой остановки и отката Силы за своё использование.

Погружение в воду по колено, на все тот же строительный лом на дне, и движение средь плавающих на поверхности шприцов к запасному выходу из здания.

«Всплытие», подъем на лестнице, минута на работу локаторами – все чисто! Ребятня вошла в здание через парадный вход, подъезд за номером один, вороватый мужик с мятой машинки все так же ползает по третьему, в поисках поживится. И я, протиснувшись в узкий лаз меж гнилых досок, оказываюсь на свободе.

На улице, с торца здания, сокрытый от любопытствующих прошлогодним бурьяном и горами песка – результатом работы экскаватора, копавшего фундамент для строительства недостроенного дома. Скромной тенью, средь буйного пейзажа.

Туфли жалко. Надо было идти парадным ходом! Мамка меня за них, конечно, не убьет – и не узнает! Туфли «рабочие», то есть приговоренные на снос. Её, мамины, и которые я должен был выкинуть месяц назад.

Но я не выкинул! Отпилил пятку с каблуком ножом, а остальное напяливаю на ноги! Получилось вполне неплохое... подобие тапочек. К которым я уже было хотел пришить завязки, чтобы не слетали когда не попадя, но... вода, плюс песок, равно крокодил.

- Аррр! Дай нам каши! Дай! – оттянул я подошву от всего прочего, сняв «туфлю» с ноги – Мы очень голодны! Ррр!

А может можно приклеить? Угу. И дня два еще побегать. Тогда уж лучше гвоздями сразу!

- Эх. Походу все таки придется выкинуть – произнес, глядя в даль и возвращая обувку обратно на ногу.

Пойду, на пляж! На наше городское море. Где никто не купается, но загорать начинают уже с весны. Где много-много песка, и еще больше окурков. Что как бы еще шесть лет назад, когда мне было три, был чист как слеза младенца!

Впрочем, тогда и в самом пруде еще вполне охотно купались даже взрослые. И его вода, не напоминала прокисшее пиво.

Глава 10 - Море, солнце

Море, солнце, песок... хотя ключевое слово тут отпуск!

— Урааа! Каникулы! — проорал кто-то неизвестный во дворе, во всю глотку и на весь двор.

И судя по тому, что у нас на дворе уже июнь, светит солнце, и пух с тополей уже сто лет как отлетел и оказался смыт в канаву, это кто-то из отстающих. Ну, или студентов. Хотя те вроде еще учатся. Студентов первокурсников, во! Или одиннадцатиклассников? Или... вообще, не ученик!

— УРААА!

Ну да, голос больно басовитый.

А мы пакуем чемодан, Мама, сегодня отрабатывает последний, короткий! День, и уже завтра мы сядем на поезд и поколесим к морю. Билеты уже куплены, вещи, эх, приготовлены...

— Отвратительный купальник! — растянул я перед собой полностью закрытый купальник.

Его купила мне мать, когда из бассейна вновь пожаловались, что я опять щеголяю в трусах. Правда не ясно кто ей оттуда на меня настучал, учитывая что цирк с «где твой верх?» не устраивался уже более полугода, даже не смотря на то, что я на занятие по плаванию в последнее время хожу как в старые добрые.

Я просто забываю надеть! Ну, поначалу так было. А потом, понял, что на мой вид более уже никто не реагирует — игнорируют, как старую шутку! И обозрел. Получил новую трепку от маманьки, новый купальник, что так ни разу не надел.

— В... женский половой орган такую фигню — выдавил я, глядя на данное «бикини», и старательно затрамбовал под диван.

Досталь дубль два, клон-близнец, только побольше — мамина версия эталона пляжного целомудрия!

— Не мам, с таким купальником, ты себе мужика точно не найдёшь!

А ведь ей по факту только тридцать шесть! Что для этого мира... ну, ношенная, но приемлемая бабенция! Молода, хоть и сорта второго, красива, умна и состоя... ну, просто обученная. Опять же — сирота... правда, довесок имеется — я! Нехилый такой, довесочек, что в представлении любого нормального мужчины уже скоро образуется в непомерных размеров дыру семейного бюджета.

А еще может сам приплод принести.

Так что тут нужна тяжелая артиллерия! А не скромность пожилой леди. Мамань себя явно не уважает, раз собралась такое носить — под диван! Там, кстати, уже тесновато от неугодных шмоток — надо будет при случае в монасты... нее, на тряпки! Там такое... в монастырь на тряпки! А то мама спалит.

— Так, что тут еще...

— Щелкнул замочек входной двери.

Упсь — щелкнул рубильник в моей голове — мне велено собрать чемодан, а я его разбираю — сейчас исправлю!

— Ну что Саш, готова? Собрала чемодан?

— Уху — буркнул я, сжимая руками «створки ларца» и зубами теня упирающеюся собачку.

— Вижу, что процесс успешный.

— Умху.

— А я поесть в дорогу купила.

— Отлично! — застегнул я молнию, и забрал пакет у матери, что проследовала на кухню.

— Мааам — проследовал я следом за ней — крабовые палочки? Серьёзно? Они ж протухнут, не успеем мы даже отъехать!

— Думаешь? Ну тогда сейчас съедим.

На что в ответ я вздохнул, пожал плечами, и выдал:

— Ну, яйца все равно надо отварить.

Уже наливая воду, для этих самых яиц.

Вокзал, перрон, и... рельсы. Поезд стоит у нас ровно две минуты, так что все желающие на него попасть... всегда готовы к спринту. У меня, а вернее подомной — чумодан размером с две меня. По крайней мере, я внутрь умещаюсь целиком и так, что еще остается место. У мамы — походный баул. Туда я, кстати тоже помещаюсь — да, я телом мелковат! А что в этом такого? Походу какие-то косяки по росту все же приобрёл, но это все мелочи — наверстаю!

И вот, сидим, ждем. Прибытие уже объявили, нумерацию тоже... народ нервничает, состава — нет. Хотя тут есть два... нет, три! Человека что совсем не парятся. Я, мать, и вон тот дядя милиционер. Последнему — по барабану на опоздание и прибытия, мама — тупо уже не здесь несмотря на баул продуктов в руках, а я... а я считаю неплохой нагрузкой телу кейс по весу с собственную мать.

Я, конечно не взвешивал, но... визуально... о! Поезд показался! Ну, всё, ключ на старт и поджигаем пертаки. Как рассказал вон тот дядя своей жене — нумерация с хвоста не означает, что хвост в конце. И наш второй вагон может быть не там, а сразу за локомотивом.

Нет, не за локомотивом. Но состав короткий — всего пятнадцать вагонов! За место расчетных двадцати — двадцати двух, и бежать все равно пришлось всем и каждому. Даже мне, что побил в этом деле все рекорды с чемоданом, играющий в театре роль авиакрыла. И чуть не вынесший беднягу проводника через противоположную дверь наружу.

— Пх, аха! Полегче! — отскреб себя от дверки парнишка-проводник, массируя ушибленную спину — Кто вообще так вещи кидает? — наконец он соизволил взглянуть в проход.

А там я. Мелкая пигалица, что с высоты низенькой платформы едва-едва заглядывает внутрь.

— Ы! — растянул я лыбу от уха до уха.

— А... где родители?

— Там! — выдал я, в прыжок взгромоздившись вскочив в вагон — А я пока тут чемоданчик... — попёр чумаданчик в глубь вагона.

— Э, э, ээЭ! — остановил меня парнишка — Куда? А билет?

— Так бегут! — ответил я наивное.

Протолкнув баул подальше внутрь, чуть не протаранив еще какого-то мужика да с кипятком, и не смог сдержатся от улыбки, когда за спиной проводника мелькнула новая поклажа.

В след за поклажей в вагоне оказался необычайно прыткий и ловки мужичек, не смотря на живот до паха, что тут же и с порога:

— Вы тамбур открывать будете? Лестницу опусти! — вывел свой не хиленький наезд.

Проводник переключился с меня на него, видать сочтя, что маленькая дрянь и так никуда не денется:

— Билет!

Мужик подал и паспорт, и вложенный в него билет, а я пополз по коридору, толкая кошенную дрянь впереди себя.

Смотрите, смотрите! Одна дрянь другую толкает! — выдал каламбур мой мозг, через секунду опомнившись, и обнаружив нашу бедующие спальные места. Что заняты уже какими-то мадам пред пенсионного.

Я что, вагон напутал? — выступил по спинки липкий холодок.

— Простите — просочился я обратно в тамбур к проводнику, с трудом разойдясь с мастодонтом спорта и пивка — а это какой вагон? Второй?

Было бы смешно, окажись вагон первым, но учитывая наличие нулевого... почтово-багажного.

— Второй, второй — ответил проводник, не отвлекаясь от проверки паспорта еще какого-то детины в шортах.

Так... а где маман? — не увидел я в толпе желающих пробиться внутрь её персоны.

Протолкнулся мимо проводника, и тех, что ломится вовнутрь... и увидел мамку, уже, как оказалось! Орущею на «дяденьку вожатого», что как бы тётенька из соседнего, первого! Вагона «где моя дочь?!».

— Мам! — скромно крикнул я, во все могуче горло — даже птички с дерева где-то за перроном дружно ринулись летать.

А мент, очнулся от полуденной дремы.

— Саш? — высунула голову из тамбура соседнего вагончика, куда уже успела протолкнуть себя, и упирающеюся проводницу, мать.

Я махнул рукой, намекая «под сюда!» и проорал, оглушая близлежащих граждан:

— Второй! — указывая на сталь и краску вокруг своей персоны.

Маменьке как видно пояснили, что там у неё как бы первый, не тот вагон, что нужен ей, и она бегом метнулась к нашему. Как раз к самому концу очереди! А потом началось шоу «это моё место!». Проводник, как выяснилось посадил безномерных на наше коечки, а мамка, да и я, на купе подле сортира как бы не согласны. С моим слухом, и нюхом, это будет настоящий ад. Так что бабулькам пришлось заткнуть сове недовольство, проводнику — своё, а раскрасневшейся до состояния томата матере, пить валерьянку прямо из горла. Сегодняшний денек, походу стоил ей года-другого жизни.

Нда... весело начался наш отдых!

— Очень весело — повторил я, понимая, что время только одиннадцать, а в вагоне уже душегубка и это мы еще даже не в средней полосе.

Поезд в пути, от силы пару часиков, и вагон, по сути, только покинул депо, а тут уже, витаю весьма специфичные запахи. Походу я зря свой нос тренировал! Чувствую себя служебной собакой в лавке специй.

— Афь, афь! Афь, афь! — протявкал-проскулил я, «зажимая лапкой нос», с укором глянув на мать, что купила нам две нижние полки.

Как я завидую тем двум парням, что сунули свои головы в открытое окно и в ус дуют и проблем не знают. Упаду я видите ли оттуда! С жалкой верхней полки.

Да что мне будет! Меня со скалы скидывали! И на пики надевали... правда, все это было в иных жизнях.

— Хнык... мам, тебе плохо? — с заботой поинтересовался я, глядя на по-прежнему красное лицо матери.

— Нормально. Дай только отдышусь.

Нет, нефига не нормально. И в этом убедился, когда у неё поднялась температура, давление... а потом на выход пошли крабовые палочки! Сам я их выкакал еще вчера. Целиком, нетронутыми кусочками, как прожевал и проглотил — так и выдал наружу. Мое тело — не приняло сию пищу. А мамино... тоже, но с задержкой в сутки, и с почти госпитализацией.

А еще пред пенсионные бабки неслабо позлорадствовали над моей мамой, отказавшейся от купе у туалета.

Их конечно тоже можно понять — нам еще двое суток тут в одном бочонке чалится! Но... насрать. Я их вообще не знаю и как бы и знать не хочу. Пусть и уже немного, презираю. Человеку плохо, а они!

— Фу такими быть!

— Чух-чух — чух-чух, чух-чух — чух-чух

— Хр, пшшшш... Хр, пшшшш

— Чух-чух — чух-чух, чух-чух — чух-чух

— Хр, пшшш, хрр, пшшш...

— Ува, ува!

— Хрр, пш, хр, пшш...

— Чух-чух — чух-чух, чух-чух — чух-чух

— А вот значит я потом...

— И тут он мне говорит...

— Ува, ува!

— А наши, ты слышал...

— Чух-чух — чух-чух, чух-чух — чух-чух

— Хрр, пш, хр, пшш...

— Ува! Ува!

— Шур-шур, шур-шур...

— Это какой-то лютый пиздец. — выдал я, пуча глаза в прострацию.

— Чух-чух — чух-чух, чух-чух — чух-чух

— Баю, баюшкий...

— Шур, шур, шур-шур!

— Эхе-хе...

И цирк на выгуле. Зоопарк без клеток. Не, мне, конечно, не привыкать к казармам! И куда хуже видел! ГОРАЗДО хуже! А уж ездил... Но... к хорошему быстро привыкаешь, ведь верно? И за десять лет жизни... ладно! За последний год! Жизни в этом мире, я уж больно сильно привык к, свободе действий, свободе перемещений, вагону свободного времени с доступностью к гантелям, и... к огромному количеству свободного пространства.

А тут у меня есть только третья полка! Куда я уже, как кажется, давным-давно закинул свой непомерный чемодан, и откуда он теперь опасненько так свисает, рискуя упасть нам всем на головы и спины. И куда бы и сам с удовольствием залез, если б не маман, что бдит! Опять и вновь, стоило ей хоть немного отойти от отравления.

Жесть! И чем мне тут заниматься двое суток? Я же не взял с собой гантели! Отжиматься? Хм...

— Дочь! Ну на тебя ж люди смотрят!

— Плевать.

— Дочь! — подняла тембр и громкость голоса мать, действительно обратив на себя, и меня, внимание ближайшего народа, которому до этого было глубоко по бую на мою отжимающеюся на кровати персону.

— Ну что? — плюхнулся я на полку, переворачиваюсь на бок чуть ли не в полете, так как к словам добавилась и рука.

— Ну... — не нашла что выдать далее мать, разведя руками, но смотря все так же сурово.

— Мне что уже и спортом заниматься нельзя?

Мать промолчала.

— Ребят, вы не против, если я использую кроя ваших полок как брусья? — обратился я к парням с верхнего яруса.

— Да не вопрос!

— Пожалуйста!

— Спасибо. — улыбнулся я, и начал выполнять поднятие туловища на злобу недовольной маме.

А что! Я просто спортом занимаюсь! В форме себя держу!

— Спортсменка? — поинтересовался один из парней.

— Угу. — буркнул я в ответ, продолжая занятие — пловчиха.

— Ууу...

— Да что-то не тянешь ты на пловчиху! — выдал на этот счет его сосед — Больше на бодибилдершу малолетнею.

— На кого?

— На бабу, что гантели тягает. В особо крупных размерах. — пояснил первый, а с низу послышались звуки тяжело вздыхающей матери, грустящей по неправильной жизни родимой дочери.

А что такого-то? Это лучше чем жиром заплывать! Или как большинство девиц современности — голодом себя морить, пытаясь талию иметь. Глупый метод, по факту! Врагом придуманный. Спорт — вот ключ к долголетию и красоте!

И поскольку мне просто поднимать туловище показалась недостаточно эффективным занятием, то я, развернувшись спиной к окну, принялся делать тоже, но вытянув ноги в проход. Но парни, по-моему, в конечном все равно итоге устали ждать, когда я закончу.

— Нда... зря считать не стал.

— А я считал... но сбился.

— Девочка, ты вообще кто? Терминатор? Машина?

— Эй! Всего то сорок раз! — возмутился я такому отношению парней к себе и, заметив, что мама отвлеклась на самокопание, хищной лаской скользнул на третью полку, затолкав все же решивший упасть чемодан на ему положенное место.

— И вообще дольно слабая — высунулся я оттуда, и показал язык.

— А мы тогда ясельная группа — подмигнул один из парней другому, а я понял, что чемодан так все равно рано или поздно упадет.

Разместил его на двух полках разом! Размеры то как раз позволяют! И мне, есть место где спрятаться меж ним и стенкой.

— Саша? Ты... куда поропала...

— Арх... — простонал, спускаясь в проход, чуть не спикировал на голову какому-то мужику — надо смотреть куда прыгаю!

И помнить о поправки на ветер — движение и торможение состава. А так ведь реально.. могу кого-нибудь и зашибить! Например того младенца, через два купе обитающего, и бесконечно орущего.

— Ува! Ува!

— Чух-чух — чух-чух, чух-чух — чух-чух

— Горячие пирожки! Чебуреки!

— Пахвала! Щербет! Сладости!

— Горячие пирожки! Чебуреки!

— Вяленная рыба!

— Пахвала! Щербет! Сладости!

— Черешня! Спелая черешня!

— мм... Мам, может купим? — засунул я голову обратно в вагон, соблазнившись на эти самые ягоды.

— Чего?

— Черешню.

— Да ну её. Потом еще с горшка не слезем.

— Ну, ты может и не слезешь, а я... — и я углядев, что пред окном вагона образовалась окно средь толп туристов и торгашей, метнулся в него.

— Э, э, эээ! — всполошилась ошарашенная и, напуганная! Мать! Что до этого тихо разгадывала кроссворд.

А тут... её родная и любима дочь, кинулась в окно... сквозь узенький проем, наружу... но к счастью, её королевский захват рук схлопнулся уже в воздухе за моими ногами — я их видел, ведь я в этот момент времени как раз летел спиной к бетону перрона... а через миг коснулся его ногами.

Правда я все равно просчитался, и не слабо долбанулся, пусть не об камень, но об вагон, но матери это точно знать не обязательно.

— Ы — растянул улыбку во все зубы пред ней, и рванул на запах.

Запах ягод! У меня есть свои деньги — я неслабо накопил за год! Так что на ягодный стаканчик-другой, уж точно хватит.

— Один?

— Давайте два. — сказал, получил, и пол стакана тут же заглотив, обратился в подобие бурундука, плюющегося косточками во все стороны разом.

— Ма?

— Нет уж! Иди через дверь! — не одобрила родительница моё желание и обратно зайти неправильным путем.

— Ну хоть ягоды то прими! — подал я ей второй стакан.

Вот только лучше их пока не ешь — подумал я уже про себя, идя в сторону тамбура, улавливая краем глаза, как мама отправила пару спелых ягодок себе в рот — их как бы за тебя никто не мыл.А ты не я, и не владеешь таким иммунитетом. Да и ягоды кушала в последний раз не меньше полугода точно. И то не факт, что это было не во сне.

С другой стороны — лучше в поезде, чем на курорте! — подумал, карауля мамку у сортира — тут, какое никакое развлеченье, а там — потеря отпуска! А жрать все и всякое ведь по любому будем — надо привыкать заранее, чтоб без эксцессов. И срыва отпуска.

Ага, заранее — за месяц! Что уже давно прошёл.

Глава 11 - Ягодки

Море, солнце, песок... не! Пока только загорелые парни кавказкой наружности, орущие во всё горло:

— Такси! Такси! Такси до города кто желает?

Как оказалось — мы желаем. Только цена...

— Пяссот.

Они что, иного слова не знают? Только ж ведь нормально говорили! О, Рафик на маршрутном пути!... но не с нашем чемоданом туда проталкиваться. Так что...

— Семьсот.

— Только что же ведь пятьсот было!? — возмутился я такому выверту.

— Цены растут! Бензин дорожает, доллар — дорожает, цены — растут!

-Так, ладно! Пойдем ма, поищем другого.

— Чт? Да почему... ну, пойдем, поищем.

Но у «другого» цены оказались еще выше — восемьсот, девятисот и тысяча! И в итоге... мы уехали на автобусе. Было непросто впихнутся в ПАЗик с нашими вещами... учитывая, что мы не одни такие! Но мы справились, мы — смогли! И даже потом разгрузиться сумели, пусть и не понятно коим образом это произошло. По-моему даже самосвалы столь споро не разгружаются, как этот автобус.

Море, солнце, пляж... нет, сначала надо найти, где будем жить! Мы тут как бы, дикарями. То есть номера в отели заранее бронированного и нас ждущего — не имеем. А потому... ищем таблички «сдаю жилье». Ну или газетку. И телефонную будку.

Или в теории — того, у кого можно стрельнуть трубку! Сотовые телефон! В школу у нас уже притаскивал один крендель такое устройство. Ладно, не один крендель, и я знаю, что у нашей беспалой богачки такой есть, пусть и она никому его не показывает — в бассейне спалилась! И в сортире, когда её зачем-то срочно папа звонил. Или она ему — неважно! Она тогда быстренько свалила со школы, а мы бы при помощи такой штуки сейчас...

Да что гадать! Что бы было бы, было бы... У нас её нет! Зато есть целых двадцать дней на отдых и надо только найти жильё!

Нда... посуточно — ДИКО ДОРОГО! Можно взять домик на месяц... но именно на месяц! И на окраине. А еще койку в пансионе — но это жопа. Ну, или продолжать искать и надеяться на лучшее... но даже я уже устал. Чемодан то не из легких! А время то, как бы, уже к закату. Вернее, он уже вон там, где-то брызжет

Так что...

— Я за домик на отшибе. — высказал я свою точку зрения.

— Его еще найти надо. — вздохнула мама и мы пошли искать нужную улицу и дом, используя смутные описания пути человека из трубки телефонной, язык и голову, чтобы это наложить на местность реальную, при помощи встреченных прохожих.

Уху. Видать мы с мамой родственники, и кретинизм топографический у нас в крови — не нашли. Остановились на ночь у сердобольной бабки. За пяссот, рублей,

А уже утром, отобедав, тоже, не бесплатно! И позвонив — опять денежки! И узнав, что нужный домик уже тю-тю, занят, нашли иной, совсем недалеко. Случайно как-то так вышло! Повезло.

Домик, правда, оказался без жопы маленький! Гостевой, со стенами в пол кирпичика, всего одна комната на две койки! Что ели в неё влезают, почти впритык. И... не то чулан, не то шкаф в придачу в пристройке-тамбуре-крыльце-веранде. Усе! Удобства — улица!

— Родимый туалет с дыркой! — пролепетал я, стульчак приобнимая.

И тут же отшатываясь.

— Как же ты родимо воняешь!

Мама, хоть и не видела моего «спектакля», мои чувства не разделила. И осталась недовольна ВСЕМ! В том числе и ценой. Но визит в один из отелей, с душем и бассейном, номером, питанием и вообще всеми удобствами, быстро все расставил, по своим местам. Цена там оказалась такая...что маме даже стало, пусть чуть-чуть, но нравится наша конурка «шесть квадратных метров стен». А мне вообще уже покеру все — будто раньше было иным.

Мне нужно, море — вон, вдали где-то плещется, играя бликами, солнце — оно как раз в зените! П...

— Пляж! — увидал я указатель со стрелочкой, указывающий в нужное мне направление.

И потянул маманьку на буксире.

— Но... наши купальники! — брыкнулась она в противоположное направление.

— Я их не взял! — дернул я её обратно, дозируя усилие чтоб не дай бог! Чего не вывернуть хрупкой женьшене — Пошли новые купим!

— Ну, пошли...

Нда. Лучше б купили где-то по дороге на этот дурацкий курорт! У меня от цен... глаза на лоб лезут. Впрочем, больше лезут на лоб от стремления мамки нарядиться в нечто наглухо закрытое. Нопоскольку выбор тут средь подобных вещей, раз-два и усе, и все стремные на вкусы обоих, да и зуд уже в одном месте от желание нырнуть в воду от этой нестерпимой жары, привередничать, модничать, выбирать и подбирать не стали. Схватили первое попавшееся из более-менее внятного, и о чудо! Открытого, и лосями на пляж.

— Вот теперь уже уш точно, солнце, пляж, и море! — протянул я, глядя на лазурную гладь вод, толпы отдыхающих, небесное светило и пару парусников — И недовольная маман — перевел взгляд на кровинку, лицезрея её хмурое-разхмурое лицо на шезлонге.

Тоже, кстати, не бесплатном.

Но не это её беспокоит, а... например вон та крутозадая леди, что сейчас мимо нас прошла. Загорелая, мускулистая, сисятая и молодая. Без тени жира, и в стренга- веревочках. Эхем...

Мама не является некрасивой женщиной, вот уже точно! И все при ней, и грудь есть, и попа, и талия в принципе нормальная... но к бикини точно не готовилась. Тут жир, там целлюлит, попка дряблая и сиськи отвисли — купальник не очень ей подходит. Ну и белая ворона! Естественно. Слышавшая слово «загар» только из говорящего ящика. ТВ, или радио — не важно.

В общем, она настолько бледная, серая мышь, что на фоне местных фитнес красавиц выглядит как моромойка! Прямо как... мишень! Для местных разводил! — сверкнул я глазами — буквально — в адрес одного «типо мачо», а на деле тоже средник, но загорелый, что вдруг решил да подкатить.

Знаю я таких! Колбасников с отрезками. Они точно так же как треть или даже половина этих красивых дам, наживаются на туристах подобных моей маман. Что бледные, серые, и приехали за «счастьем».

А уедут с несчастьем. Хотя может до кого-то и не дойдет. Но я не хочу испытывать судьбу, тем более мая мать скорее из тех женщин, что любят всерьёз и надолго. Она не из тех, что вертит хвостом, и верит в наивную детскую любовь. Отверилась уже. Не девка маленькая. Мама.

А еще маман недовольна мной. Очень сильно недовольна. А дело в том, что она хоть и видела меня в трусах и без них, но... во мгле квартиры... а тут, на свете южного светила, все мое тело выглядит канатом. Витым, стальным, и закаленным, с кубиками пресса на животике, и буграми мышц где только можно.

Руках, ногах, спине, плечах и шей. И на груди ведь тоже! Что даже сисек не видать. Мужик мужиком ведь блин! Носок только в трусы запихать надо, а то они мне тоже, немного не в размер, и делают рельеф органа полового, но не мужского.

Ладно, если так подумать! То не все уж столь печально! И я умею скрывать свою перекаченность — просто позировать не надо, и естественная прослойка пусть и тонкого, но жира, скроет большую часть рельефа до уровня не бросаемого в глаза с наскока. А то такая статуэтка — пигалица перекаченная" и правда выглядит наверняка погано. Наверно даже омерзительна.

— Хочу загар — сказал я, и снял купальник.

Верхнею его часть.

— Саша! — возмутилась мама где-то через час.

Разбудив меня, спящего рядом на песке, обнаружив отсутствие купальной принадлежности. О чем тут же и «намекнула», я в ответ лишь отмахнулся, на живот перевернулся.

Ну а ближе к вечеру — пошли купаться.

— Вода как парное молоко! — сказала мама, и я с ней целиком и полностью согласен.

Блаженство!

— Магмойды? — проснулся я среди ночи в холодном поту.

Я их чувствую! Рядом! Совсем рядом! Ужасно рядом! Всего два километра на восток...

Соскочил, выбежал из домика в одних трусах — Туда! — определился с направлением, и сиганув через низенький заборчик отделяющий двор от улицы, припустил по дороге в нужном направлении.

Надо успеть! Надо... пока они не размножились! Пока их не стало слишком много! Быстрее! Быстрее! Еще быстрее! — оторвался от земли, и понесся уже по воздуху, скользя как на коньках. Тело мне за это потом выскажется на непечатном, и отпуск я проведу под флагом стиснутых зубов, но разве может быть сейчас до подобного хоть какое-то дело? Разве могу я сейчас волноваться об собственной шкуре? Когда магмойды, твари...

Свет призрачных коньков пропал, и я, пролетев мордой вперед еще несколько метров, впечатался всем телом в абразивный грунт, на самом краю обрыва. Разодрал себе наверное ВСЁ! И стискивая зубы до скрипа, от мгновенно прилетевшего отката за столь резку остановку, и закрытие краника уже во всю хлестающей Силы. Но зато застыл как раз на самом краешке, что только нос за грань крутого склона выпирает.

Нет, вообще-то я мог бы и сигануть с него! С этого пятидесятиметрового обрыва! Туда, вниз, на каменистый пляж, где злые мужики развоплощают огненных големов друг за другом.

С глухими хлопками, махмойды лопаются как шарики воздушные. С такими же хлопками, неведомые снаряды покидают железные трубки дюжины солдат, что тварей упокоевают. Один, второй третий... еще выстрел, и вот последний и самый большой, разлетелся на куски.

Правда ноги... а нет, пацаны ученые, и добили и их, чтоб те не решили сформировать меленьких големчиков, и начать бегать по округе, поджигая все. Осталось только лужа лавы, от всего вторжения, нередко губившего миры.

А, ну вон там еще воронка есть, уже наполовину затопленная морем и давно остывшая. И след на камнях гальки, как будто кто-то накакал, приняв предварительно порцию пургена. Неее! Мне тут делать нечего! Я только па... а почему собственно это все скрывают?

Над головой пролетел вертолет.

Пофиг! Надо валить! Пока отцепление не выставили. Встал — зашатался, приподнялся над землей — офигел от скрутившего все тело неконтролируемого спазма. Ну нафиг! Ногами! И без всего! Не то я до дому доеду по частям. Если повторить сею ночь — уж точно.

Обратно бежал существенно дольше, рассуждая почему, зачем и для чего. Да и к тому же — постоянно осматривался! Чтобы не нарваться на какой-нибудь патруль в лунном свете полной луны — тут ночь как день! Ну, почти. Или просто на случайного прохожего, что решил погулять теплой летней ночью. Я бы и сам погулял! Да предпочту стонать где-то «дома» и в подушку, чем тут и под кустом. Тело требует отдыха, небольшой разминки, что я выполню уже перед сном, ну и, возможно, массажа.

А еще молока. Очень много молока! И хлеба. И сала. И просто ЖРАТЬ! Я за час сжег столько калорий, сколько некоторым хватает на день! А то и на неделю. А при моем весе... теперь просто адски хочется кушать.

Терпи казак! — и я перепрыгнул через заборчик обратно во двор со снятым летним домиком. Выполнил обещанную разминку, забрел домой пошатываясь. Разбудил ненароком маман:

— Саш, ты че не спишь?

— В туалет ходила.

И упал на свой «диван». Все! Спасть! И пока враги не начнут штурмовать этот дом — меня не кантовать!

Нда, отпуск для меня походу кончился — внутренне простонал я, на утро осматривая собственную грудь.

И тут же плюхаясь на кровать, притворяясь спящим, так как в избушечку вошла мать.

— Саш, ты еще спишь?

— Угу. — угукнул я в подушку, ворочаясь.

— Давай вставай! Солнце уже встало! Пора идти на пляж загорать! — проговорила она жизнерадостно.

А мой мозг отчаянно заработал на тему, как сделать так, чтобы туда идти не пришлось! Или вернее — чтобы мать не увидела моё отоваренное шрапнелью брюхо

Придумал!

— Хорошо, уже встаю... — проворчал, вновь ворочаясь, и выискивая месторасположение одежды глазами.

Нашел!

— Вставай! — смахнула с меня мать простынь, что выполняла роль одеяла.

— Ладно. — поднялся, спиной к матери, пользуясь тем, что тут мало место и обойти меня ей будет не по силам.

Позевал для церемонитета, глазки потер... сцапал футболку, обнаруженную ранее под тумбочкой меж кроватей — не мою! Забытую, как видимо, прошлыми «владельцами» дома, и уже после обернулся к матери

Всё! Теперь мне ничего не страшно! Раны скрыты под... мамка качает головой. Футболка то не моя! На пять размеров больше меня!

— Упс.

— Науди свою футболку, растеряша — без злобы, с улыбкой, проговорила мама.

Я вообще-то никогда прежде не терял свои вещи! — проговорил я в мыслях, тоже лыбясь, и прошел мимо матери к ряду гвоздей на стенке, заменяющих вешалки, к висящей там родной одежде. Шортики и футболочка. Переоделся так же спиной к ма, чтобы она не увидела свежих рубцов.

Все же, выглядят они ужасно. Хотя если вспомнить, что я еще вчера оттуда камни выковыривал ногтями...

— Готова? — спросила она, закончив заправлять постель и за меня тоже

— Всегда! — обернулся к ней, сияя как начищенный медяк.

Нда... А мать видно нет! И ладно я, улегся на песок загорать в футболке — мне можно! Я не хочу пол пляжа пугать до икоты! Но она... В ПЛАТЬЕ! Лежит на лежаке, «загорает».

— Не, ну это не в какие ворота! — строго посмотрел я на не, отдирая свою пятую точку от песка, на котором мне загорается куда лучше, чем на шезлонге под тенью стального зонтика-грибка.

— Кто бы говорил. — пробурчала в ответ мать, пряча глаза еще и под тенью солнцезащитных очков.

— У тебя так и останутся окуляры на лице, не смотря на зонтик.

— А у тебя рукава футболки.

— Подол платья? — приподнял я одну бровью.

— Снимай давай! — перешла на повелительный тон родительница.

— Я... купальник забыла. — потупил я свой взгляд.

— Что-то не помню, чтобы тебя подобное хоть когда-то останавливало.

Я вновь приподнял бровь. Другую, но не вторую! Первая уже успела опуститься к текущему моменту, позволяя по-прежнему выражать придельный спектр скепсиса, а не эмоцию «глаза на лоб полезли».

— Эх. — вздохнул, отвернулся от матери, стянул футболку, услышал визг свиньи резанной в издаваемый какой-то полноразмерной тетки что увидала моё изуродованное тело.

Проигнорировал припадочную, и прежде чем мать успела как-либо среагировать, и что-либо заметить, плюхнулся на песок, мордой вниз.

— Всё! Я загораю топлес!

— Где ты только такое слово услышала?

— В школе! — пробурчал я, уже засыпая, и ощущая, как песчинки набивается во вновь открывшиеся раны.

Зря, зря, зря... но что поделать? Мать подымит вой, если уведёт, а мне... мне как бы хочется загореть на этом курорте! Не сильно, но хочется. Это полезно, в конце концов! Особенно в сравнении с загаром в футболке.

Придется кинуть все ресурсы на восстановление поврежденных тканей! Не спать ночами, работая на регенерацию... эх, мама! Хоть бы ты чем опять немного отравилось! Дня на два! Не более! Я бы тогда на здешнем солнце, да персиках, воде морской и отсутствию песка в ранах, восстановился бы дней за пять максимум! Что и врачи бы не нашли следов ранений.

Бойся своих желаний! — подумал я этим же вечером, когда мать увезли на скорой в местную больничку.

А ведь я говорил ей, не жрать что попало! Тем более у продавцов на пляже. И дело даже не в их, «чистых» руках, и не в том, что они на «хачапури» пускают собак по кличке «Хачи» и кошек с именами «Пури». У которых, естественно! Ни вет-справок, ни прививок, и глистов полон вагон. И даже не в готовке — горяче сыро не бывает! А тупо в жаре и южном солнце.

Тут все портится на грани пары минут! И если это не было приготовлено «только что», то это уже прокисло. И если твоё тело не в состоянии съесть кило винограда за присест и не побежать потом к белому трону на свидание — тебе это противопоказанно.

— Эх, мама, мама. Что мне вот теперь тут одному делать?

Я же волнуюсь за тебя, пусть и не столь сильно! Не настолько, как волновался бы любой нормальный ребенок.

Ладно! Надо использовать время, чтобы восстановить тело! Нужен... пляж, каменистый, а не песчаный. Чтоб вода была почище, и чтобы народу поменьше. Возможно солнце, возможно луна... и я знаю, где все это достать! Надеюсь, отцепление вокруг точке высадки магмойдов уже сняли, а ночью сегодня пусть не полнолуние, но луна по-прежнему при силе.

Только надо еще найти магазинчик и закупится едой. Большим-большим количеством еды. На... ничтожно маленькие деньги. Тем более по курортным ценам. Что-то я поторопился тратить карманные на вокзальные ягоды.

Глава 12 - Трусы

— Вчера ночью было зафиксировано землетрясение магнитудой два с половиной бала. Эпицентр предположительно располагался на дне черного моря, в ста двадцати километров к югу. Его сила составляла примерно три, три и восемь бала — вещала диктор с телевизора, в одном из уличных кафе, мимо которого я «плавно проплывал».

Вчера? Это не...

— А теперь к другим новостям — увидел я всю туже дикторшу на экране, вернувшись на пару шагов назад — Сегодня президент...

А, не, это политика, мне — не интересно — и потопал дальше, свой дорогой.

Но все же, землетрясение, вчера....

— Девочка, ты потерялась?

— Эта девочка, еще вчера разбирала автомат за восемь секунд. — ответил я не задумываясь, фразой из какого-то слышимого в пол уха фильма, прибывая в глубине собственных дум — Отвали папаша.

Я не помню вчера никакого землетрясения!

— Эй, ты че такая дерзкая?

— Еще одно слово, и я сломаю тебе палец, а ментам скажу, что так и было. — ответил я всё в той же манере, фразой из «где-то как-то слышано», и наконец вышел из задумчивости.

Остановился, повернул голову к приставучему, оглядел с ног до головы — ничего интересного! Типичный гражданин кавказкой наружности! Разве что татуировка какая-то странная. На пол плеча, дракон на храме? Или это кремль? Что это за мазня вообще?! Сливающаяся с загаром и бликами от фонарей.

Второй, стоящий сзади, имеет черную футболку — приговор на солнце! Нос с горбинкой, и кастет в кармане легких шорт. А еще рядом есть тот самый товарищ милиционер!

— Правда, уважаемый? — обратился я к представителю милиции, хлопая глазками.

— А может тебя спровадить в детскую комнату? — проговорил он в ответ, подходя, и как бы вытисняя представителей гоп-стопа — Что в такой час на темной улице может делать ребенок без родителей? Небось по карманам шаришься, воровка! — схватил он меня за руку.

Хм. Тоже татуха. Только другая. Во тьме и в тени от одежды — не разглядеть толком. Моё зрение пусть и идеальное, но... татуировки не мой профиль.

— Нет! Я не одна! У меня мама здесь! — пропищал я сразу на два тембра тоньше чем обычно и дергаясь для праформы, «в попытке высвободится».

Милиционер почему-то тут же отпустил мою руку.

— Да? — проговорил он как-то растерянно, а «гоп-стоп» отступил еще на шаг — Ну, пойдем, покажешь — вернул себе прежнею уверенность и нахальство товарищ, и вновь решил схватить меня з руку.

Фиг! Я еще, немного подергавшись от рук представителя власти, уклоняясь от захвата, отступив заодно от него на два шага назад, насупился, будто он меня уже чем-то и сильно обидел, вновь почему-то немного шокируя гражданина. Вздёрнул носик, и пошел гордой походкой в сторону того самого кафе с телевизором, мимо которого только что прошел.

Подошел к решетчатой оградки, ограничивающей территорию со столиками и танцполом, указал подошедшему милиционеру на полупьяную тетю в самой гуще тусовки, показал ему же язык, и скользнул внутрь заведение.

Слился с толпой, вернее — под толпой! Учитывая мой рост. И не много с редкими и полусонными детьми, тут присутствующими. Мелькнул для всё еще наблюдающего за мной милиционера возле самой тетки, увидел, как его тень за оградой пропала, и выскользнул из заведения через черный выход.

Огляделся — никого. Тихо, спокойно, и только звезды на небе. Луна... лениво всходящая где-то на востоке, и трели южных жучков в траве. А, ну еще есть блюющий мужик в кустах, милующаяся парочка в соседних — пока весьма цивильно! Только поцелуйчики! Только... ну да, поцелуйчики. И... с утра надо будет проведать маму.

Покидаю задний двор, и вновь начинаю движение в сторону каменистого берега. На этот раз, уже смотря по сторонам, а не считая ворон на небе. Надо было все же идти туда, где били магмойдов! А не переться на набережную, поглазеть на ночную жизнь. Какого фига я вообще решил сюда податься? Ностальгия что ль кольнула? Или сравнить решил, как тут живут, и как жили люди на краю пустыни?

Чушь! Сравнения некорректны. Разный уровень цивилизации, науки, культуры... тля, опять увлекся! Тут мне не родимый город, где я знаю каждую улочку как свои двадцать пальцев! И вот где я теперь?

А, ну да, там море пляшется. И там... и там. Похоже, я забрел на мыс. Но если учитывать, что справа пляж песчаный... мне куда-то прямо и можно немного левее. Главное не начать идти вдоль береговой линии! Обходя постройки-пристройки. И не ходить на кладбище лунной ночью! Кто вообще строит кладбище на самом берегу моря?!

А, пофиг! Спускаюсь.

— Эх. — уселся я у кромки вод, и достал пакетик рожек.

Обычных, сухих, что как бы надо варить. Но моих двух копеек при здешних ценах и на хлеб то не хватает! А ведь еще неизвестно, сколько мне на, кхм, этом пакете с, рожками, жить. В одиночку, пока не выпишут мать. Да и не факт, что её там, в больнице, не ограбят. Надо будет завтра же с самого утра навестить! А пока — затянуть поясок!

А может не в те магазины заходил? Надо будет погулять по окраинам на досуге.

Не важно! Хрущу рожками, загораю нагишом на лунном свете, на половину погрузившись в воду. Наслаждаясь прибоем и приливом — скоро начну плавать. Главное чтоб в море не унесло! И концентрацию на регенерации никто не сбил — меня и так потом будет пол тела мозг иметь за столь спорое, пусть и, по сути, только видимое, без внутреннего сращивания плоти, исцеление.

Мать! Где ты спрятала заначку?! Сухие рожки грызть... я уже отвык от такого!

Утро я узнал радостную новость — её выпишут уже сегодня. Правда, оставят под наблюдением — придется ходить каждый день отмечаться. Ну и — диета наше все! Только кашки и никаких фруктов. И тем более — никакой еды с ларьков и уличных торговцев! А то даме с Урала, видите ли, захотелось отведать кавказкой шаурмы.

— Сомневаюсь, что она была именно кавказская — выдал я своё на последние слова врача — Скорее двортерьер.

Врач, пожал плечами. Изучил меня пристальным взглядом выцветших глаз из-под приспущенных очков, и вновь обратился к матери:

— Берегите себя. И постарайтесь хотя бы во время отдыха к врачам не попадать. Я понимаю, что попробовать хочется всё и враз, но... промывание желудка думаю, вам и на родине могут осуществить.

Я — улыбнулся, мать — скисла, врач — вздохнул, я — достал честно сворованный в больничном саду и еще зеленый персик... тут же и прилюдно его сгрыз. В том числе и орешек, расколов его захватам обеих рук, на глазах у заворожённой публики. Врач — вновь вздохнул, мать — его поддержала. Вот только первый, сделал это из-за ожидания свежей работенке в виде корчащейся в приступе желудка моей тушки, а мать... от моего некорректного поведения.

— Хочу есть! — выдал я в лицо родительнице и, взяв её на буксир, пошел искать больничную столовку — А то денег у меня нет, а жрать то хочется.

Мама, на ходу поблагодарив врача, выдала:

— Так и у меня нет.

— А где они тогда? — офигел я, замирая на месте в «море волнуется раз».

— Они дома, спрятаны.

— А... — открыл я рот и округлил глаза.

— Пойдем. А то ведь я тоже есть хочу!

Вечером мать вновь увезли на скорой. На этот раз виновником стал плов. Кавказский, разумеется.

— Не, мать, так не пойдет! — навис я над ней вновь, когда её вновь, и наконец, выписали из больницы.

И когда она вновь решила загорать в платье! Хотя я сам, по-прежнему в трусах и футболке — а куда я вообще дел свой верх от купальника? Не уж-то склероз пробивается?! Не о том думаю!

— Так не пойдет! Мы сюда приехали загорать... — теперь уже мать спародировал мой жест и приподняла бровь — И купаться! А ну пошли!

— Что? Нет! Я не пойду! Саш! Куда ты меня тащишь!

— К морю!

— Нет!

— Пошли!

— Нет! — вырвала она свою руку из моего захвата и принялась тереть запястье.

— На руках унесу! На весь пляж орать будешь! — набычился я.

Мама набычилась в ответ. Стоим, друг на друга смотрим. Прям картина Репина «утром рано, два барана».

Мать сдалась первой. Вернее — выполнила стратегическое отступление! До лежака!

— Тфу! — сплюнул я на песок, и плюхнулся рядом в песок.

Опять раны открылись!

А вечером мать вновь увезла скорая. И на этот раз, врачи решили не отпускать непутевую женщину на вольные хлеба под честное слово.

— Да как ты можешь! — прошипела-прорычала она, глядя на меня.

— Что? — похлопал я глазами, и отправил себе в рот сразу целую горсть каких-то местных ягод.

Мать сунула пятерню к моему стакану — получила по руке резкий шлепок. Ну, относительно резкий, но отпечаток пальцев на неё остался вполне различимый!

— Предательница! Злая жаба! И в кого ты такая?! — прошипела она уже вполне реально глядя на меня, и мой стакан ягод, прижимая как видно сильно зудящею кисть к животу.

— Прости, я... — высыпал я все оставшиеся ягоды в рот и проглотил в момент, отбрасывая в сторонку стакан — сильно болит? — потянулся к руке.

— Уйди! Жрешь тут при мне ягоды, а мне теперь даже кашку не разрешают! Один бульон.

Я потупил глазки в ответ, а мать решила продолжить изливать душу:

— И в кого ты вообще такая? Мать на больничной койке, а она... ягодки родной матери не дала даже! И... и...

— И желает матери здоровья! — поднял я свои глаза, она — уставилась в ответ, и наступил минута тишины.

Пришла медсестра, притащила капельницу. Молча, поставила её матери, молча ушла.

— И ничего тебя не буреет.

— Ага. — кивнул я. — Поправляйся! — улыбнулся, и ускакал.

На этот раз у меня есть деньги на хлеб! Живем!

Но не долго. Каким образом моя мамань опять сумела уломать врачей на досрочную выписку? Вот уж точно мастер слова! Или тут замешано что иное? Магия? Хм, надо попытать на досуге, вдруг и правда что интересное узнаю об этом мире, и силе убеждения. Ну а пока — вновь пляж с песочком! И наконец-то я могу снять футболку! И получить от маман жесткий выговор и в авральном режиме отыскать бюстгальтер от купальника.

Он под кроватью был! Под кроватью! Где ж еще-то быть всему ненужному? Эх, наверное теперь туда стоит положить и моё желание поесть мяска и фруктов.

— Нет уж! Я не хочу, что бы и тебя на скорой увезли! Мы и так столько времени отпуска потеряли на больничные! — выдала вердикт маман, и не важно, что за «неделю больничных» я в больнице бывал только как гость.

— Так, мам... — вновь навис я над «тетенькой в платьице белом» — пошли купаться!

Мама посмотрела на меня как на дурака. Вернее — как на полную дуру!

— Куда!? День в самом разгаре! Не, я тут полежу!

— Пошли! — вновь этот взгляд — Или я буду загорать нагишом! — а теперь тот же взгляд, что был однажды и у нашего школьного физрука.

Я потянулся к трусам.

— Ладно, пошли! — коротко бросила мать в ответ и мигом скинув платье, устремилась к воде, уже меня таща за руку следом, как на буксире.

— Другой разговор! А то не пойду, не пойду!

И плавать не умею, и вообще — мне и тут хорошо. Только вот я все равно загорать нагишом буду — меня следы от купальника уже, бесят! Чувствую себя... зеброй.

— Вперед-перед! Давай, давай! Плыви-плыви! — покрикиваю я, плавая вокруг матери кругами — На глубину! Целлюлит растрясай! — ох, зря я это вспомнил!

Но уже поздно. До берега — не близко. Так что — а вдруг и правда растрясёт? Или потонет. Да не! Вода морская!

— Эхе, кехе...

Но наглотается — факт. На море — легкое волнение.

Ну, зато будет что вспомнить! Например — как в море мимо проплывают нетонущие какашки! — проводил я взглядом одну такую — откуда они здесь, а?! Ну нафиг эту глубину! Тут только «де» и водится. — и припустил к берегу быстрее маман.

Вернулся, пристал с советами, понял, что это глупо, поплыл просто рядом. Молча, рядом, и следя, чтобы мама просто плыла, а не шла ко дну. Это маловероятно, но нервы — штука тонкая. А я опять умудрился их задеть одним лишь словом.

Впрочем, пусть маман, вернувшись на сушу, и не прекратила зажиматься, себя стесняясь, и не перестала кидать злобные взгляды на всех окружающих осуждая и ненавидя, загорать в платье все же прекратила. Увидела на бедрах отпечаток подола! Когда целлюлит искала.

— Ну вот! А говорила, плавать не умею. — усмехнулся я, глядя на её обиженную персону.

— Александра, ты невыносима — пробормотала в ответ на это мать, устраиваясь на жёстком лежаке поудобнее.

Что, вообще-то, эти «спальные места под зонтиком», тоже стоят денег — пятьдесят рублей час! Или двести за день, что мать и плотит, арендуя сразу два.

— Ничего! В следующий раз подольше тебя по морю погоняю! — растянул я рот в белозубой улыбке, и плюхнулся в песок, рядом с лежаком.

Опять раны открылись — прошипел внутри себя, глядя на маленькую алую каплю проступившею на предпоследнем ребре. Там уже почти ничего не осталось — всё зажило! Но мои движения — слишком резкие! И то, что еще не дор конца срослось... надо завязывать прыгать в песок с разбега!

Как и изображать из себя полосатую зебру — подумал я вдобавок, но решил сегодня больше не мотать родительнице нервы своими выходками. У неё и так, не отпуск, а больница.

— Говорят, на днях опять землетрясение было — проговорил один мужичек другому, зачем-то взглянув в мою сторону, чем и привлёк к своей персоне моё внимание — Ты что-нибудь почувствовал?

— Я? Нет! А ты? — ответил ему второй, присасываюсь к минералке как к святому источнику.

Сидя с «напарником» за соседним столиком от нас с мамой, в одном из летних магазинчиков-кафе, куда мы прибыли прожечь дыру в бюджете. Следить за диетой! Проесть деньги полноценного званного обеда, заморив червячка до обеда скромным салатиком. Очень скромным. В три листочка.

— Эх...

— Не а! Два бала! Или три... Такое разве вообще ощутишь!

— Ага. А когда это было? — вновь присосался собеседник к бутылке, а я вновь вздохнул, глядя на аккуратно уложенный в самый центр тарелки «овощное рагу» по имени «убейся, или помри голодным», то есть — два листочка и укроп.

— Да пес его знает! — ответил интересующийся, и уже второй раз метнул свой взор в сторону нашего столика — Мы тогда, кажись, водку с мартинием пили!

— Ааа...

— Ага!

— Не! Ну я бы запомнил!

— Да у тебя тогда и так руки тряслись! А такую магне... маке... ма...

— Магнедуду!

— Точно! Разве что и по стакану определить можно.

— Ну или по звуку, бьющейся посуды.

— Гы-гы-гы-гы — выдали оба какой-то странный сдавленный смех, словно что-то вспоминая, и уже на пару и почти синхронно прильнули к бутылкам «Ессентуки» за номером каким-то.

Так же дружно взглянув в нашу сторону. А я так и не понял, когда листы салата исчезли из моей тарелки. Неужто они их глазами съели?!

— Плевать! Мы в отпуске!

— Точно! Смотри вон сколько симпатичных цепочек тут ходил! — подмигнул мужичек моей мамке, выпрямляя спину и выпячивая грудь, что в ответ ему принялась отчаянно хлопать ресничками и вся прям расцвела.

Правда тут же погрустнела и отвернулась, уставившись в свою тарелку с так и не тронутым салатом. Я напрягся. А затем расслабился.

— Слышала? Тебя назвали симпатичной. — указал я маме взглядом на столик с любителями водки и мартиния.

Мама вновь метнула к ним свой взор — мужичек отсалютовал бокалом — резко развернулась.

— Он женатый. — выдала, вздохнув и сморщив лицо.

— Вот блин! — вырвалось у меня, когда я заметил кольцо.

Мужик тоже его заметил, и по-быстрому попытался снять — не получилось. Оно... ну в общем, уже не снимаемое так просто. Его друг — расхохотался, глядя на ужимки приятеля с «обручем пальца», и порекомендовал использовать мыло. А я... простонал с досады — поиски тут хахаля для мамы вдруг резко усложнились.

А ведь где она потом вообще найдет себе мужика?! Еще год, два... и её такую умную уже точно никто не возьмёт. Да и сейчас то... я бы не взял. Но сейчас она еще персик, да и я еще ребенок — выгляжу так, уж точно. А потом буду подростком, а она... ну в принципе, как свалю учится куда-нибудь... или когда на пенсию выйдет..

А вообще! Какого фига я об этом парюсь? Ну не нравится — не надо. Ну не хочет, не... Ага, «по бабам бегает». Она, может быть думает я глуп и наивен, не знаю и не понимаю, но точно так же как от мужиков после любовницы воняет женскими духами, от неё частенько прет мужиками.

И я прекрасно знаю обо всех её похождениях! Не сильно частых — большую часть времени кушает работа. Но все же... какие никакие, а романы мамочка крутила. Как понимаю, в том числе с женатыми. И даже ради этих «шур» разок-другой брала отгул. Мне, не нравятся подобные оркестры. Хочется немного постоянности, но в прочем — её право.

— Ладно, мам, я поела, пойду на улице погуляю — сказал я, и вытерев губы салфеточкой, свалил из-за стола под аккомпанемент «далеко не уходи».

На что ответил «хорошо, мам!» и уже с улицы, теряясь в искусственной зелени лиан вокруг кафе, наблюдал, как к мамке подсели те двое, и она принялась с ними весело щебетать.

Арх — женщины! — выдал я беззвучно, и полез на близлежащие чахлое деревце.

Но никуда далее халявного бокала-другого сия история не вылилась. Поболтали — разошлись. Мы вернулись на пляж, мужики... кажется, пошли добирать-набирать и перебирать. Я уговорил мать не брать вновь шезлонг, ведь наша аренда как раз кончилась, а повалятся на песке, и... наш отпуск продолжился.

— Саш! — кажется, даже подскочила мать, меня будя.

А я ведь только успокоился и заснул! Эх...

— Ццц! — протянул я, прижимая палец к губам и намекая на «не пали кантору!».

Я хочу ровный загар! Максимально ровный! На всем теле!

— Мам! Ну ёлки палки! Мне десять! Я еще ребенок! Я, можно сказать еще вон как та мелочь, что на береговой линии лепит замки без трусов! — выдал тираду, на полотенце на своей талии. — Я хочу ровный загар, в конце концов! — убрал я это полотенца, а у мамы слов явно не нашлось — она вообще потеряла дар речи от моей бесстыдности — Или ты хочешь, что бы я свалила куда подальше и там в одиночестве загорала?

Дар речи все так же не обнаружен, и видя её степень офигивания, и в принципе понимая чувства, я слегка присыпал песочком свою промежность.

— Вот! Ведёшь! Ничего не видно! Кукла Барби! Дай поспать.

Нда. Я ведь теперь понимаю, зачем опытные в южном отдыхе бабы носят стренги «две резинки». За неделю отдыха я уже заимел след от собственных трусов на талии! Четкий такой, противный... Не хочу. Хм... а песок — это тема! Реально ведь не видно что... скотчем что ль заклеить? Не! Скотч прозрачный! Изолентой! Широкой. Только вот где такую изоленту взять? Чтобы не отклеивалась?

— Ну мам! — взбрыкнул я, ощутив вновь полотенчико, и даже вскочил на ноги.

Упс.

Присел подхватив трусы, быстро натянул, и встал с обиженным видом рядом с матерью.

— Ну и уходи. — пробормотала она обиженно, обозначая свою позицию и показывая что дар речи к ней наконец вернулся.

Ну и куда я пойду? — подумал я мгновенно, оглядев заполненный народом пляж — одинокая голая девочка... не, это даже звучит беспутно! Другое дело рядом с мамкой....

Лег обратно рядом. Забрав у мамы полотенце. Подстелив его под попу. И дождавшись, когда родительница успокоится — перестанет проверять меня каждый пол минуты! Вновь стянул с себя трусы.

Глава 13 - Сувениро

Действительно, всё уже убрали. Даже вон, кратер засыпали! Вот след от работы грейдера, а далее все сделало море. И... со следами присутствия что-то сделали. А, понятно, какая-то химия. Хлорка, и фиг знает что.

А не навредит ли это морю? Вряд ли. Остаточное излучение вторженцев нагадило бы больше. Но всё же, почему это все так тщательно скрывают? Зачем столько мороки и трудов? Технику... где брали? Как доставляли? Тут берег-то как бы высокий! И спусков нет пригодных. А в объезд — это не один десяток километров по побережью! Столько вопросов! А отпуск уже кончился. Я себя заставил сюда прийти только перед самым отбытием, когда до отправления поезда осталось всего-то пара часов.

Наверное, это психологическое. Я... не хочу возвращаться. Вновь окунаться в мир войны. Вернее, я боюсь, что погрузившись туда, уже точно не смогу вернутся назад, к мирной жизни. И для меня останется только один путь — путь война, путь смерти.

Отпуск кончился, как будь то мы сюда и не приезжали. Исчез, и растворился, как следи прибытия вторженцев. Хотя для мамы его собственно и не было толком — она отдыхала от силы последние три дня! Смерившись и расслабившись. Остальное время, что не была в больнице, была раздраконенным львом, что рычит и огрызается буквально на ВСЁ!

Солнце, песок, море, тина, медузы, соседи домика, жители еще одной гостевой избушки на одной территории — семя из пяти человек! Муж, жена и трое ребятишек, что заехали туда через неделю после нас. Хозяева поместья, что... просто «что».

Ну и конечно, исконное: я — изгибисционистка! Она — страшненькая! Как она считает. И нет чтобы заняться собой! А то просто "«я уродина!» — так можно и реально ею стать! Ну и «соседи по пляжу» естественно тоже. То жирные, то потные, то в масле, то загорелые, то белые.... в общем, дурдом без выселок. И только понимание, что отпуск вот-вот закончится, а она так нифига и не отдохнула, заставило её мальца расслабить булки, успокоить траханье, и просто получать удовольствие от солнечных деньков — нам реально повезло с погодой! И теплого южного моря.

А что эти дни дали мне? Мили...

— Что уж, и в туалет отойти нельзя? — сморщил я нос, глядя на суровое лицо матери, что встретила меня с порога гневным взглядом.

— В пять утра на целый час? При ПУСТОМ туалете?

— У соседей туалет с мягкой седушкой — отмахнулся я и примерился к весу чемодана.

Кирпичи и то легче!

И вот мы уже на вокзале, грузимся в состав, под аккомпанемент моросящего дождя. Пусть природа отдохнет — весь наш отпуск о капле с неба она могла только мечтать! Стояла лютая и беспросветная жара! И хотя в глубине континента было невыносимо душно, у моря — просто шикарно!

Первым в вагон летит чемодан. Вторым — чумодан номер два! Сувеныро! Кажется, там что-то брякнуло. И хрустнуло. И вообще звенят — потряс я этот ранец — точно что-то разбилось! Ну, не мои проблему! Я грузчик, а не доставщик! В вагон! И всё на третью полку нашего купе.

Как хорошо, что мы билеты купили заранее! И как плохо, что у меня опять нижняя полка. Печально-радостная мама, входит в вагон.

Печальная от того, что уезжаем. Что отпуск кончился. Что в понедельник — опять на работу! Но всё же, загар, и не так уж плохо приведённые дни, не могут не оставить свой след радости в её жизни. Уж этот отпуск она точно запомнит на долго! В том числе, и благодаря мне. А уж с какими эмоциями будет его вспоминать... время рассудит. А пока — третья полка!

— Саша!

— Чегр? — свесился я оттуда.

Мама указала головой на пожилую семейную пару. С чемоданами! А, ну да, от сюда все едут с сувенирами, и мне места на верху точно не останется. Зато можно махнутся полочками! Лица преклонного возраста точно не будут против одной полки внизу! А мама... ма уже на все согласна, её сейчас уже ничем не пронять.

— Огурцы! Пахвала! Помидоры!

— Кто продает огурцы с помидорами вместе с пахвалой? — изумился я, услышав данный выкрик.

А, ну да, торговцы на станции.

— Тот, у кого есть огурцы, пахвала, и помидоры! — просветила меня тетенька, лежащая на верхней полке рядом.

Полненькая, но ухоженькая. Я — пожал плечами.

— Или тот, кто перепутал речь.

Поезд тронулся, и станция с огурцами стала медленно смещаться в право. Еще один город пройден! И скоро мы будем дома. У многих в вагоне настроение... полу похоронное. Рработа! Работа ждет! Неунывающими являются только дети — им вообще до лампочки на всё на свети. И вагон, как небольшой парк развлечений.

Кстати! Я ведь тоже дети! Надо пользоваться! А то когда еще такой шанс представится. Для начала — шпагат! Давно мечтал... ну, три недели! С момента как покинули поезд. Не до того всё как-то было. Растянутся от полки до полки в проходе вновь, свесив жопу пониже.

— Ооо

Да, хорошая растяжка! А учитывая, что я почти не трогал железо, но очень, очень, очень, очень! Много плавал... А вообще уже бы пора мне подумать, чем я буду заниматься после школы. Встреча с магмойдами показала, что я лишний этому миру и на начало войны и военные действия могу точно не рассчитывать. А влезать в «мирские разборки»... не, не тянет! Вот вообще!

Местная, земная, битва между людьми, уже давненько не имеет ко мне никакого отношение. Отвоевал я своё в этом плане, и пусть, кхек, смертные, сами делят меж собою своё. Это не мои проблемы, не мои заботы, пусть как-нибудь сами разбираются без помощи вечного. Максимум, предельный максимум, что я буду делать в этом ключе, это защищать свой дом и свою мать. Остальное... разве что от нефиг делать.

Нет! Не хочу.

— Все же зря ты не пошла в гимнастки — сказала мать, глядя как я легко вернулся из обратного шпагата в обычный, и спокойно слез с полки, уступая проход меланхоличному парню, бредущему в туалет.

— Будь-то сейчас уже поздно — усмехнулся я, усаживаясь на полку рядом с матерью.

И почесывая затылок большим пальцем правой ноги.

— По... — мать задумалась.

Взяла мою ручку в свои руки, что-то там ощупала-осмотрела, обратилась к паре сидящей напротив и кушающей бутерброды с сыром:

— Как думаете?..

Вот будто они что-то могут знать! — возмутился я в душе.

— С такой растяжкой никогда не поздно. — выдала на это женщина.

А я задумался. Спорт? Бокс? НЕЕ! Мне нельзя! Для меня любая секция боевых искусств табу и под запретом! Она сделает только хуже. Я обучен убивать! И пусть в уличных драках без правил могу себя контролировать сдерживаться, в драках на ринге... я либо похерю боевые навыки, что мне по жизни нужнее любого спорта, либо... буду убивать.

Я не смогу одновременно думать как не навредить, и выбирать только удары нужной школы, боевой школы, для соблюдения правел ринга. Но! Если так подумать, те же гимнастки, в шестнадцать лет могут уже и на олимпиаду податься. А там и деньги и слава и почечую...

— А может все же в балет?

Волосы на моей голове привстали со своих мест несмотря на свою нехилую длину. Маман, ты меня так когда-нибудь зарежешь так и без ножа. Я, в балет. В принципе, латексные костюмчики есть и в гимнастике — дурацкое наследие третьего мира! Что вызывает приступы паники от одной только фантазии на тему меня в сим костюме.

Там тоже, были подобные вещи — костюмы невидимки. Вернее, визуально то это простой камуфляж, или даже правильнее сказать — просто черная одежда. Делать узорные пятна там или ленились или не умели. Зато этот костюм скрывал владельца и от магии, и от разномастных ищеек. Только вот... после пары часов пребывание в данной одежонки, человека оттуда можно было выжимать. Буквально.

Бедняга худел килограмм на пять! Начинал вонять как уже труп, нередко терял способность к самостоятельному передвижению, а из костюмчика пред сушкой выливали пару литров мутной вонючей жижи. И я, носил сею одежонку на регулярной основе. Живучий был, излишне.

Так что мои ассоциации с латексом... на грани отвращения. Я даже на областные соревнования по плаванью не пошел от того, что там надо было плавать в форменных купальниках, закрытого типа. Так, первое место городских и все. Если я залезу в гимнастику — волосы вновь начали шевелиться на моей макушке.

Не! Не надо! Ну нафиг!

— Иии раз! — выкинул я один чемодан из вагона — Ии д...

— Саша!

— Ой — ойкнул, и аккуратно вынес на руках «сумочку» с сувенирами проглотив всё свои мнения насчет «да она же больше меня вешает!» и «это эксплуатация детского труда!».

Подобрал большой чемодан, и взвалив его себе на спину... распластался по земле им пришибленный через пару метров бега — сия задача оказалась через-чур. Выполз из под «тела» — мамка попыталась его поднять и сильно озадачилась. И, вновь взвалив эту херь себе на горбину, не спеша поперся дозируя Силу и усилия, чтобы мышцы, спина, колени, бедра, не сильно ныли за подобное издевательство.

Интересно, сколько суммарных меня в этих чемоданах? И насколько странным выглядит подобный ездовой гномик в глазах общественности.

— Давай помогу. — как бы опомнилась мамка, тоже видимо об этом подумав.

— Угу, попробуй — передал я ей клетчатый баул с сувенирами.

Вернее, она типо его ручки в ручки взяла, удовлетворилась, и я тогда я их отпустил — сумка мгновенно коснулась асфальта.

— К. к, ка... — потеряла она дар речи вновь, силясь оторвать ношу от пола — Какая она тяжелая! — выдавила на выдохе, все же приподняв немного.

— Вот-вот. — пробурчал я не дольно, забирая сумку обратно — Говорила, не бери столько много сувениров!

Подумал и понял — я так себя угроблю! Придется так же как и при погрузке — таскать в две ходки. Иначе... и Сила не спасет. Точнее спасет, сначала сама и покалечив, но я через это проходить не желаю.

Так пусть и дольше, но зато надежней. Да и кому нужны эти сувениры? Например — стражам правопорядка, что уже хотели составлять протокол. Но увидев наши рожи, быстро ретировались — с туристов после отдыха даже загар не возьмёшь — стойкий! Как пустые кошельки.

А дома нас ждал сюрприз — хатку затопило. И, из-за соседей снизу, прибежавших стоило нам только явиться-обрисоваться в подъезде — как будто только и ждали! Готовились, и знали. Мы чуть не влезли крупные долги! Решив, что сами виноваты, и это у нас... а оказалось нас. Затопили те, что сверху! В общем, отдых кончился там же, где кончилась вокзальная платформа. Начались трудовые будни.

Для начала — тряпочкой! Собрать всю воду в тазик и в унитаз. Потом этой ж тряпочкой помыть пол. Потом совочком и веником, обмести отвалившеюся штукатурку... вновь вымыть пол. Повздыхать и начать отколупывать отваливающеюся плитку — все равно ведь упадет! Как и развалится промокшая насквозь мебель из прессованных опилок. И отвалятся обои со стен коридора.

— Эх... — вздохнул я вновь, ведь это мне еще везет — мамка сейчас как раз скандалит с соседями.

Чтобы одни, не катили бочку на нас — с чего они вообще решили, что это вообще мы?! А другие — взяли ответственность. И ладно у нас в фотоаппарате еще оставалось пара кадров — сняли на всякий все подтеки с потолка «в первозданном» виде. А то они уже, следы, отваливаются, вместе с штукатуркой, образуя неказистые, и ничего незначащие, пятна голого бетона и кирпича по углам.

Ужас. Прощай юг, привет урал, и будни трудовые. Рабского, детского, труда.

Глава 14 - Штукатурка

— Я договорилась! — с радостным «привет» ввалилась мамка домой с работы.

— Э? — высунул я голову из-за косяка двери кухни, сверху, стоя на стремянке, с парой шпателей в руках.

С газетной шапочкой на голове, и в одних турусах— отмыться проще, чем отстираться. Ррремонт однако! Штукатурка, однако. Точнее шпаклевка, но это детали.

— Будешь ходить на гимнастику! — вошла мать на кухню, скинув боты и повесив в шкаф пальто, с удовольствием любуясь проделанной мной работой.

Почти законченным потолком и уже готовыми двумя стенами. Ровненькими, как никогда! Чистенькими, и без намека на потоп. Не пропал талант зря! Не зря я штукатуром п... стоп!

— Гимнастика? Какая гимнастика? — офигел, чуть не рухнув с лестницы — спасла координация, и перевесивший шпатель.

— Спортивную. — обреченно-печально вздохнула мать — На художественную тебя не взяли — старовата — добавила с укором.

Моя челюсть покинула дом. Ты не представляешь, насколько я староват! Но... гимнастика... аааааа... ахагаха...

— Ты рада?

— Вот прям очень, умереть не встать! И сквозь землю провалится — спрыгнул я с лестницы. — спасибо дорогая мамуля! — едва удержался, чтоб не перепачкать её всю своими грязными объятьями несмываемой шпаклевкой замешенной на меле.

— Я рада — не поняла маман сарказма, и чуть сама не выполнилась «мою месть» кинувшись обниматься.

— Но-но! Я грязная! — буркнул я, отстраняясь — Руки убери а то потом сама стирать будешь. А! Или новое купишь? — с укором взглянул на неё — мамка потупилась — То-то же. Побудь пока в комнате, я скоро закончу — немного осталось. — про бухтел, опять взбираясь на стремянку и шипя где-то внутри себя раненой гадюкой.

Нет, ну надо было понять! Что просто так каких-то теток, к нам в школьный спортзал маман проводить не будет! Что это по любому какой-то заговор! Но... я тогда думал совсем не о том. Был поглощён посадившими настоящие мозоли на глаза дырами в штукатурке, что просияли там все лето, пока шли судебные-досудебные разбирательства.

Мы не склочные! А вот соседи снизу — да. И пришлось подавать иск на них в ответ, за моральный ущерб! А то мы то, вообще-то, причем!? Мы их не топили! Ну и на соседей сверху, чтоб было ясно кто причем. Иначе бы все это плохо кончилось, для нас. Хорошо, что у мамки на работе оказался хороший адвокат!

И будучи совершенно свободным в тот период времени согласился помочь за плану малую. И пусть эта «плата малая» скушала чуть ли не все деньги компенсации, его стремительные и точные движения на юридической арене тог стоили.

Три месяца! И все суды прошли как не бывали. Остались только дыры в штукатурке, и немножко денежек на ремонт. На плитку в ванную не хватит, но хоть потолок замажу! А то этот непривычный вид бетона, напоминает вполне привычные виды камня, сидящих в осаде без надежд на спасения людей.

Нафиг! Нафиг! Замазать! Фух... Избаловался я этим миром. Избаловался! Гимнастика... подумаешь? Похожу, похожу, да брошу. Скажу — это не моё! Не проблема. Главное чтоб за занятия не брали предоплату на десять лет вперед.

Всё! Пора идти мыть шпатели и мыться самому. И больше не садится на шпагат пред незнакомыми людьми по просьбе маменьки. И за ухом по собачье чесаться тоже завязывать.

— Что будет если соединить гидрокарбонат натрия и це два, аж четыре, о два, да при комнатой температуре... — прочитал я условия задачи по новомодной химии.

Откуда я знаю, что будет если соединить уксус и соду! О! Точно! Вода и углекислый газ. Hдва О, и CО два. Блин! Это мозголомка какая-то! И это шестой класс! Чувствую себя альпинистом, что неделю лес на гору в надежде покорить вершину, а тут, в погожую погоду, увидел её где-то в вышине, и понял, сколь долго еще осталось. Я же... с ума сойду...

— Гончарова! Решила?

— Да! — вякнул я не подумавши чисто на рефлексах в ответ на вопрос учителя.

— Покажешь на доске?

Я сглотнул.

— Да... — выдавил предельно робко, и поплелся меж рядов, провожаемый «похоронным маршем глаз» своих одноклассников.

Обратно, за дневником, я топал уже под аккомпанемент завистливо злобных глаз, «неся учетную книжечку» для постановки звучного пятака.

Меня так с какой сожрут некоторые товарищи! Плавать! Их проблемы! Мне нельзя расслабляться! Не то и правда стану круглой двоечницей, и по всем предметам. Ну, кроме физкультуры.

Любимый предмет! У львиной доли пацанов и меня! Можно бегать, бесится, и все законно! Ух ты... мама что... отгул взяла? А что она вообще делает подле нашего школьного стадиона? — табун мурашек экстренно эвакуировался с головы в пятки, и я, сойдя с беговой дорожки, подошел к родимой матери.

— Привет, ты как тут?

— Да вот, отпросилась. Проведу тебя до спортшколы.

— А... — выдавил я из себя, слегка офигивая — а урок? Физкультура? — кивнул я на стадион.

— Пропустишь. Я договорилась — кивнула она в сторону стоящей неподалёку тренерши.

Та, на мой мысленный запрос кивнула в ответ. Типо можешь идти, я не задерживаю.

— А вещи? — выдал я последнею отмазку.

И мамка показала мои вещи в своих руках. Когда успела?! Зря я выложил гантельку из рюкзака! Но... её пришлось вернуть в спортзал, там и без меня снаряды пропадают регулярно. Их ищут, находят, но они вновь пропадают. И... не хотелось мне палится, ходя с ворованным в своем рюкзаке.

Быстренько и здесь же в сторонке переодевшись из спортивного в обычное, поплелся в след за мамой в сторону спорткомплекса. Только вот недошли мы с ней до него немного. Мам свернула в сторону, во дворы, и довольно шустро, как для себя так даже слишком, нырнула в какое-то неприметное здание средь двора, похожее на трансформаторную будку. Только... с окнами.

— Это... че...

— А! Александра! — поприветствовала меня спортивного образа тетенька престарелого вида.

— Это...

Блин! Я уже и забыл! Что меня записали в секцию гимнастики.

— Ну показывай, что умеешь. Валерия Петровна тебя уже видела, и сказала, что потенциал есть, но сама понимаешь — переключила внимание тетка с меня на мать — говорить могут многое, а видеть...

— Эээхе... ничего не умею! — выдал я, улыбаясь.

Улыбка с лица тетки тут же сошла. Хотя она и до этого была не сильно жизнерадостной. А я... решил добить, и, загибая пальцы, начал говорить:

— Красить умею, штукатурить. Еще драться, с мальчиками, девочками, немного. Снежки лепить умею...

— Саша!

— Эх... — и я и закинул ногу за ухо, продолжив стоять на одной — достаточно?

Тетка оказалась не впечатлена. Вот совсем. Тааак... А руки за спину в замок? И вывернуть суставы... на насосчик встать, стоя на одной ноге... да что ж ты... у меня фантазия... головой коснутся булок? Нет, не выйдет. Булки маленькие, нога мешается, и вообще! Спина так вот ни разу не гнется!

— Да, с гибкостью вполне нормально — высказалась тренер, но не мне, а маме, игнорируя «Сашеньку» как мебель — Она правда до этого нигде не занималась?

— На плаванье ходила — ответила на это мама.

— И хожу! — буркнул я на это, недовольный, что меня так нагло проигнорили.

— Но будет ли тебе хватать время ходить и туда и сюда? — обратилась тренер уже ко мне, резко перестала игнорировать.

— Вполне. Ну а если что — чем-то пожертвую — хищно улыбнулся я.

— Так, вот не надо мне этого! — не одобрила улыбку тренер — Ты либо ходишь, либо нет, никаких «я подумаю» и «может быть». Ты и так старовата для того, что бы начинать! И я от тебя еще не видела ни каких упражнений за исключением вот этих вот каких-то кривляний.

Разгромила и уничтожила — вынес вердикт я, и взял маму за руку.

— Пойдем от сюда. — но мама не сдвинулась — Мам?

Посмотрел на неё — стоит, как скала, на тетку...

— Так, я не поняла?! Вы че... меня тут как лохушку разводите? — включил режим быка — спасибо Бык! Научил! Насмотрелся! — Вы че, решили что я... Не надо мне вот этих! И от тебя мам, я такого не ожидал. — залупился я на родительницу конкретно — И так все делаю... ах. — махнул рукой, понимая, что фраза прозвучала до безумия банально, и донельзя по детски.

— Так, давайте, показываете какие у вас там упражнения. Нормативы и прочие. — обратился я уже к тренерше, слегка огорошивая — Выполню, понравлюсь — остаюсь, не нравлюсь — ухожу. И никаких тут этих ваших. — и я шмыгнул мимо тетеньки в небольшой спортзал, где по звукам шли занятия у девочек.

Ну да... гимнастки. Много. Правда... э... о! А вот и та пухленькая седовласая барышня, пред которой я промежностью протирал пор в спортзале! И что весь процесс что-то там недовольно бурчала себе под нос.

Дама тоже меня заметила, и пошла в обход центра зала ко входу. А я, поняв, что в повседневных одеждах делать что-то будет трудно — порвать могу! Решил переодеться, скользнув в передевалку, дверь в которую приметил рядом с ходом к выходу.

Переоделся. Спортивный костюм майдерен чина, в котором я ходжу на физ-ру, и что ждал сего момента в полиэтиленовом пакете, оказался каким-то подозрительно броским и невзрачным на фоне шмоток девочек из зала. Они уже не занимаются, стоя выстроившись в сторонке. А вот учителя морщат нос глядя на мое шмотье.

— Елена — обратилась седовласая к одной из девчонок — покажи ей стандартную связку.

Одна из девиц, самая... да никакая! Макияж... а вот! Самая намакияженная из всех! Кивнула, и «летящей», я бы даже сказал — прыгающей походкой, добежала до ряда препятствий, в виде: козла — четырехногие спортивное изваяние! Быка — того же козла, только побольше, и большого турникета — длинная палка на двух длинных палках.

Прыжок, сальто в воздухе и руками на козла, еще пол оборота, и ногами на быка, вновь пол оборота в плоскости, и доворот туловища вокруг своей оси, спиной вниз просачиваясь меж турникетом и потолком, и приземляется на ножки, гордо выставив ручки в разные стороны.

Зал аплодирует, девчата, тренеры, даже мама! Я — немножко в шоке. Они что... смерти моей хотят? Нет, не так! Я могу это выполнить! Нафуфыреная деваха лет двенадцати-тринадцати, показала мне даже больше, чем хотела! Я увидел всё! Все мышцы, которые огни задействовала для тех или иных движений... ну, большую их часть — остальное можно додумать. Как распределяла вес, как...

НО ЭТО Я! Четырёхсот десяти летний бессмертный! А обычная девчонка?! Да она же расшибет себе голову и свернет шею на первом же козле! Да и, блин! Я... даже я... не сильно представляю, как заставить себя сделать все тоже-самое, что и эта деваха.

Представить, что турникет это ворота замка? А козел и бык — соратники, что подсадят для... А зачем тогда все эти сальто и кувырки? Просто прыг, прыг, и в дамках? Для чего... бррфр! Нет! Я так себя в угол загоню! Тут нет логического объяснения всем этим лишним движениям! Все упрощается до простых прыжков, и пары... а что если... нееет...

— Ну, ты увидела к чему надо стремится — обратила на меня наконец своё внимание спортивная тренерша, а я, составив векторы всех нужных движений, пусть и удалив из них лишние движения — пол сальто и доворот тела, пошел к «полосе препятствий».

Не надо себя обманывать! Я не столь гибкий как та девчонка! Я не смогу повторить её трюк в точности! Но я сильнее её в разы! И с координацией дружу не хуже. Просто проскакть по двум «скамейкам» и нырнуть над турникетом — это я смогу без лишних слов.

— Александра...

Разбег, прыжок, кувырок, руками от низкого, ногами от высокого, и рыбкой над турникетом. Кувырок в воздухе пред приземлением... и потеря баланса с посадкой на пятую точку уже после кувырка.

— Надо потренироваться, дубль два — проговорил я, потирая пятую точку, нисколько не отбитую благодаря матам — из-за них я и упал!

И поплелся обратно к старту.

Но оказался пойман за руку. Захотел вырваться, но хват у тетки оказался дай боже.

— Эй! Мне вообще-то больно!

Вообще-то нет, но...

— Ты что! — подскочила ко мне пухленькая — убиться хочешь?! — проговорила глядя мне в глаза, захватив голову руками.

— А что такого то!? — не понял юмора я, но о чем-то догадавшись, даже не поняв о чем именно, решил по оправдываться — Девки делают, и я тоже могу! Тут высота маленькая, предметы обиты мягким, на полу маты...

Худенькая зачем-то задрала рукав моей курточки.

— Да у неё даже пульс не подскочил!

И обе тетки, как-то подозрительно переглянулись.

В общем, на гимнастику меня все же записали. Как и обещалось, не в художественную, а в спортивную... я так и не понял в чем меж ними разница! Хотя мне как не странно и предложили выбор. И вообще, приняли со всеми моими условиями и несмотря на преклонный возраст. Правда, неожиданно обнаружилось, что спорт этот дико дорогой!

Эх, мама, мама... что к слову во время моего выступления в отличие от прочих ни сколько не испугалась. Подумаешь... привыкла уже. Да и вообще! Девочка на два года старше сделала? А её родная доча, вундеркинд и прочие, чем хуже? Это мне потом объяснили, что я прав был в своих суждения — этот «тест» был простой показухой и предназначался не для меня. А неподготовленные кадры.. после такого реально могут с жизнью и здоровьем простится.

Но я не все! И повторить показанное девочкой Леной выступление смог в легкую, уже после пары тренировок. И как ни странно, вопреки ожиданию, за место завести, встретил овации. Просто большинство из девочек школы, не питает ни иллюзий ни лишних надежд, что им что-то светит в этом спорте. Просто ходят в секцию, для красоты и грации.

Имеют шансы только трое из тех что были в тот день на занятии, и выделялись средь толпы, наличием... теней, помады, блесток... пудры килограмма. К соревнованиям готовились! Привыкали, к макияжу.

Завалили соревнования, завалили! Но неважно. Меня определили заниматься гимнастикой по будням во вторник и четверг, и еще и почти всю субботу целиком! Времени свободного совсем не стало. И слова «хорошо себя проявишь, будешь и после школы вечерами приходить!» как-то не мотивируют. А вот чек на комплект «белья» для тренировок... вполне даже... вдохновляет на отработку. Жалко мамку, пусть она и сама выбрала сей путь.

— Латекс... лосины... — простонал я, растягивая перед собой фигню ценою в новомодный сотовый не самой бомжовской модели.

Нет, я конечно все понимаю! И это сроду не тот латекс, что был в мире три — уже опробовал! Проверил! Уверен. Но... побороть свою брезгливость к обтягивающим одежонкам тяжело. Как и понимаю, что в обычных спортивках на соревнованиях делать нечего, да и рвутся они зараза! По паху. И в самый неподходящий момент. И что там, на соревнованиях, нужно сиять! А не бегать в «адибасе с тайвани», с торчащими из всех щелей недорезанными нитками. Но... но...

— Саш, ты чего?

— Я шортики одену — буркнул я в ответ на невинный вопрос девчонки с секции, заставшей меня за действием разглядывания собственных штанов, и сунулся в шкафчик, доставать обрезанные штанишки, работающие нынче за шорты.

Коленки я протер им лично, так что... теперь порву задок для полного износа! Хотя тут по сути все равно одни девки — можно и голышом побегать. Хм... а когда это я стал таким изгибиционистом? Не припомню за собой в мужских телах подобных повадок. Не настолько ярко выраженных уж точно.

Глава 15 - Встреча

Нюх-нюх, че-че?! Мама привела в дом мужика?! Да ну! Не может быть! Скорее в нашей речке крокодилы заведутся! Но пахнет слишком сильно, чтобы списать все на остаточный шлейф.

Походу реально завелись! — подумал я, наблюдая из-за косяка комнаты, сверху, опираясь руками на наличник, а ногами на турникет шведской стенки, маму, и какого-то незнакомого дядю.

Маму, что бесшумно отворила дверь входную, тихо пискнула «Саш, ты спишь?» крадучись заходя в темную квартиру — я тут как бы зрение ночное развиваю! И видать решила, что я реально дрыхну — а точно меня тупо дома нет, уже не вариант, да? Ну да, девять вечера... все порядочны девочке дома в кроватке.

И, блин, теперь как партизан, тащит дядьку в спальню...

— Мама! — спикировал я в проход — А это кто? — выпучил глаза на мужика, будто только заметил.

— Привет Саша. — улыбнулся мужчина открытой улыбкой, не сколько не смутившись моему появлению и, зная моё имя! — Я...

— Мамина любовь? — выдал я и вновь принюхался.

От мужика пахнет как от мужика. Тремя вещами что неизменны для всёх миров, и должны пахнуть от любого себя уважающего — конем, потом и порохом! Правда сие параметры имеют поправки — порох есть не везде! Коней живых в этом мире заменили кони железные. Пот... остался потом, и суть вещей не поменялась. От мужика должно пахнуть: потом — трудолюбивый, конем — не без лошадиный! И порохом — драки не чурающийся.

Да и в данном случае тут все несколько сложнее. Осанка, стать, мускулатура, поза, взгляд... да он явно военный! Он явно убивал, и не раз. Воевал, и сам был готов отдать жизнь. Рыбак рыбака... ой жопа мне!

— Саш, познакомься — Это Николай Алексеевич, он...

— Да поняла я, поняла. Как видно у вас все серьезно? Раньше ты к себе домой мужчин не приводила.

За опешившею мать, ответил Николай Алексеевич:

— Да, я думаю у нас с твоей матерью все серьезно. — и обнял её любя.

— Что ж, я рад за вас. — улыбнулся я, и оставил голубков наедине раздеваться.

Зима все же не лето, а Урал — не Кубань! В курточке не походишь. Так что пока они там раздевались, я залез на турникет... и запутался в нем. Ноки, руки, голова... Потенциальный отчим, хотел было мне помочь, но поскольку я тут же распутался и спрыгнул со своей «игрушки», воздержался.

— Ой, я пойду пака что-нибудь приготовлю. — опомнилась мама глядя на нас и упорхнула на кухню.

Мы с мужчиной остались вдвоем. В тишине и неловкости. И осмотрев все углы комнаты поочередно, я решил вновь подать голос:

— Вы же военный?

— А... Ну да...

Подскакиваю к нему, и с размаха в живот — реакция не заставила себя ждать. Пусть заблокировать удар он не успел, но сгруппироваться — вполне даже. И, несмотря на, по сути, чудовищную силу удара, не согнулся пополам, а выстоял вполне стойко. И даже схватил меня за руку, инстинктивно выворачивая.

— Хорошая реакция. — улыбнулся я, запрокидывая голову.

— Хороший удар. — усмехнулся мужчина, отпуская мою руку, чуть скрепя голосом, и явно где-то в душе тихо постанывая.

— Пойдем-те кушать! — позвала нас мама, непонятно когда успевшая «что приготовить», и я пошел показывать дорогу.

Мы уселись за стол, мама начала разливать по тарелочкам кучу всякого вкусного, приговаривая:

— Кушайте, кушайте, у нас много чего еще есть...

Что я приготовил! А позволив маме проявить чудеса быстрой готовки, разливая «суп», что еще не успел остыть.

Ммм! Похлёбка «привет окопы!». Хотя если подумать — за годы жизни я научился вполне сносно готовить вообще из всего! А уж когда есть продукты...

— У меня кажется, пропал аппетит... — проговорил мужчина, косясь на меня.

Мать проследила его взгляд и строго, даже сердито, уставилась на меня.

— Зря, мамин суп, мм! Пальчики оближешь! И ты не думай, я не против ваших отношений, особенно если все благополучно сложится. Просто... необходимо было проверить тебя на прочность, вдруг... не выдержишь.

— И... ты всех так проверяешь? — поинтересовался Николай, косясь теперь уже на мать.

— Вообще-то, ты первый кого она привела в дом. Да, да. Были у не там какие-то отношения — я поморщил нос — но это так, отношения без продолжения. Сам понимаешь — потряс рукой в воздухе — Да и тебя, она решила познакомить со мной только сейчас, спустя два месяца после того как вы познакомились где-то там перед новым годом. — мать с будущим отчимом переглянулись — Ой, да что вы так прям? Конечно я все о вас двоих, и ваших отношениях, знаю! — усмехнулся я раззявливая пасть в хищной ухмылке.

— А ты случаем не из ЦРУ? — решил поинтересоваться мужчина полушёпотом, наклоняясь пониже — Или может работаешь на израильскую разведку...

— КГБ! — перебил его я, поднимая палец вверх. — Старая школа — и пожал плечами.

Мать с Николаем прыснули со смеха.

— А мне можно? Мне правда можно?

— Конечно, а почему бы и нет?

— Ну так... — выдал я, но продолжать не стал.

Зачем?! Я это так, для проформы ломаюсь! Ну и... понимая, что мамкин хахаль ведет меня в милицейский тир стрелять из настоящего боевого оружия, а... я весь такой... пушистый. Чтоб, тебя мама! Ну зачем опять эти колготки с начесом, а? Ну одел бы я уж брюки тогда... или жопой голой посветил, мне в принципе все равно.

И вот весь я такой, и после школы, иду с Николаев в отдел милиции за номером два. Иди как гость! Или даже VIP персона в сопровождении. Нет, последнее явно перебор, но сам Николая явно приуменьшает свою должность в отделе. С ним тут все здороваются! Вообще все, что немного странно, учитывая что он, как он сам говорит, простой «мент», и званием не вышел. А тут и капитаны, и майоры, и вон даже полковник подошел...

— А ты как понимаю, Александра?

Хотя и со меной в принципе тоже здороваются, вот только, исключительно как с ребенком, из вежливости к будущему папке.

— Ага. Она самая. Единственная и неповторимая!

Эх, когда они там наконец свадьбу то планируют? А то съехаться съехались, правда только вчера, а об свадьбе...

— Ну вот мы и пришли. — пригласил меня войти за бронированную дверь, в темный зал-коридор «пока не папа».

— Ууу... — протянул я, и чертыхнулся внутри себя.

Никогда не иди первым в темные бункеры за тяжёлыми дверьми! Это же... это... это...

— Ну, думаю, начнем с ПМа. — сказал Николай, подходя к шкафчику-сейфу, и доставая оттуда оружие и патроны.

А за нашими спинами в зал бесшумной тенью скользнул неприметный мужичок в черной куртке и кроссовках, по сути, разительно отличаясь данной одеждой от многих лиц отдела в форме. Нет, там тоже далеко не всё с пагонами, почему-то, но этот... этот... хм... очень странный человек, что словно само воплощение слова «обычный». Серая тень, что и двигается-то как тень, и отличительных черт не имеет...

— Саш, ну что ты стоишь там как не родная? — улыбнулся почти папа, подзывая меня к огневому рубежу.

Я видел такие, пока была возможность «видеть всё». Видел, но то было давно. И видеть и ощущать — не одно и то же. Запах пороха, ружейной смазки... Дерева, что в себя это все впитало, и резины, что местами прикрывает собой сталь пластин, под которыми прячутся бетонные балки. Как видно что бы бетон пулями не посекли, а сами пули, не рикошетили куда попало, застревая в толстых кусках бывших шин. А еще там стреляли из иного оружия!

Как этим пользоваться?! — недоуменно покрутил так называемый «ПМ» в руках, пытаясь определить, где здесь хотя бы перед, а где рукоять.

Я как бы видел пистолеты, изучал, но они были... иными. Я знаю, принц огнестрельного оружия — изучал! Вещь интересная. И думаю, даже сумел бы выполнить сборку-разборку некоторого вида винтовок, пусть не в норматив — опыта то нет! Только наблюдение. Но... это у них что, новая модель?

Не, я в принципе понимаю, где тут дуло, а где рукоять, но это...

— Давай покажу — пуча на меня глаза как на приведение, выдал Николай, и поспешил отобрать из моих рук пистолет.

Снял с предохранителя — фигнюшки в правом вернем углу, что надо было опустить и которую я заметил вот только сейчас. Передернул затвор, что оказалась единым с верхней частью корпуса, досылая патрон в патронник, произвел несколько выстрелов, как кажется, толком и не целясь, зато оглушая. Вернее, оглушая только меня! Ибо ни сам, ни тот дядя, что спрятался углу, и типо меня нет, даже не поморщились.

Вновь дал мне оружие... и вновь поспешил забрать, донеся сквозь звон в моих ушах слова:

— Пожалуй, лучше начнем с холостых.

— «Бам!»

— Как этим пользоваться?! — воскликнул я писклявым голосом, роняя пистолет и чувствуя, как немеет моя рука.

Как?! А «батя» ведь вообще, словно и не почувствовал отдачи!

Вновь схватил пистолет, пока не отобрали, новый выстрел — я хотя бы понял куда жать! За че держатся и... руки осушило, но моей силы хватило, чтобы полностью подавить отдачу! Еще один выстрел... и этот чертов пистолет! Срезал мне кожу с большого пальца

— Нда... похоже огне стрел — это не твоё — выдал Николай Алексеевич, убирая оружие в шкафчик.

Я не готовился! Я всё завалил...

— Фиф — вздохнул я, тихо слюнявя окровавленный пальчик пока никто не видит.

И чуть не подпрыгнул на месте, увидев там, в оружейном сейфе! Ножи!

Такие знакомые, такие родные... что уже тошнит. Во рту привкус крови, а звон в ушах стал криками умирающей тысячной армии. Звоном стали масштабной битвы, и... не могу я этому сопротивляться! Столько... столько... столько!

— Хочешь попробовать ножи? — увидел «не папа» мою тянущеюся ручку, и, улыбнувшись, извлек это оружие за место убранного.

Уж с ними-то я не опозорю седины!

— О! Мои сладенькие! — промурлыкал я, искренне надеясь, что мой шёпот никто не услышит.

И ощутил, что кровь на зубах мне вовсе не мерещится.

Мишень — сорок метров. Нож... идеально отбалансированное изделие. Отличная сталь, хорошая заточка и закалка. Мечта убийцы, коим я надеюсь никогда больше не стану. Не в этом мире! Руки... руки мои руки, пусть не тренированы, но помнят! Как пользоваться подобными «изделиями». И достаточно натренированы и разработаны для выполнения идеального броска.

Есть, конечно, поправка на размер и вес, но это фигня! Я не первый раз буду кидать нож из тела маленького человека. Опыт есть и огромный! Бросок будет идеальным.

Вдох, выдох, разминка, бросок — вход в древо по самую маковку.

Интерлюдия

Странная девочка, очень странная — думал Николай Алексеевич Хватков, сидя на работе, в своём кабинете.

Вообще-то, кинологам не полагается «кабинетов», но для Хваткова сделали исключения. На всю городскую кинологическую службу, существует всего две собаки, и два кинолога. Но первый — только выпустившийся студент! А второй — Николай Алексеевич, человек, только вернувшийся с Чечни, способный и без собаки чувствовать и взрывчатку и наркотики. Как такому не выделить кабинет? Тем более что и начальник отдела, и городского управления, его хорошо знают. Как лично, так и по гуляющим слухам.

Но сегодня Николая беспокоит вовсе не работа. И даже не любовь, что посетила кажется уже каменное сердце! Что чувствовать что-либо после стольких лет уже должно быть неспособно. После потерь, после утрат... после всего, что он пережил! Что выпало на долю верному своей стране человеку, когда страны-то собственно и не стало.

Его беспокоит дочь, той самой женщины, что растопила лед, вдохнула жизнь, в уже мертвое сердце.

Есть только одна вещь, на которую Николай не готов пойти ради Любви! Измена родине. Он готов и с жизнью расстаться, и в ад спустится, но... кто она? Эта Александра... человек ли вообще? Или монстр в теле маленькой девочки.

Шпион? Подделка? Ошибка природы? Ведьма...

Внешне, по фотографиям — взглянул прожжённый жизнью кинолог на лежащие на столе документы — человек. В речи, да и в толпе детей — тоже, но вот её движения, когда как она думает, никто не видит... так не двигаются дети. Так не двигаются люди вообще! Николай много поведал на своём веку, и такие движения... больше свойственны психопатам.

Резкие, дерганные... Мгновенные переходы из позиции в позицию, так что мозг начинает кипеть, замечая движение, и паниковать, не понимая что именно изменилось. Особенно мозг прошедшего войну человека, что привык реагировать на резкие движения.

Повороты тела, взмахи рук, наклон головы... каждое движение, словно удар! Словно выпад на врага... и все это можно было бы списать на какую-то детскую забаву, если б не картошка.

Хватков видел немало солдат сочников, что провели на губе больше времени, чем на службе. Видел, как они держат свои ножи, и картошки... а еще он видел, как держат скальпели хирурги, полвека жизни посветившие резанью людей — увы, было дело, попадал к ним на стол с ранениями и будучи в сознании. Так вот «Саша» — ужасающий гибрид, химера этих двух существ.

Такому, не научится не за год и не за два. Такое не списать на детскую забаву! Да и её удар — Николай потер все еще болящие мышцы пресса — так бьют те, кто дрался в жизни больше, чем спал!

— Досье... — произнес человек, и пододвинулся ближе к столу, в который раз раскрыв куцые папки с документами.

Характеристика из школы. Из спорт секции. Весьма противоречивые! Безбашенная пацанка, драчунья и прилежная ученица. Перфекционистка, что считает свои ошибки за проклятье, всегда и во всем отлично выглядит, и не имеет ни стыда, ни совести. Может прийти на урок хоть нагишом, хоть в грязи... и непонятно, как это все меж собой сочетается. В одной характеристике и об одном человеке.

Но в целом ведь — ничего особенного! Бывает и не такое, тем более, если знать, как и кем эти «характеристики» пишутся. А вот медицинская карта — Николай отодвинул папочки и взял в руки тоненькую тетрадочку, со схематическим изображением младенца на обложке — вот это уже реально подозрительная вещь.

Она фактически пуста!

Так не бывает! — кричит стадионом нутро — все люди болеет! Все мы не безгрешны, и то простываем, то на гвозди наступаем... но она.

Николай дважды проверил все медицинские сведенья об этой некой Александре Гончаровой, что метит ему в дочери, вместе с Любовью Кирилловной в жены. И сопротивляться последнему за гранью человеческих сил.

Подключил друзей, знакомых, коллег. Лично съездил в роддом, поговорив с врачами-окушерами. И расспросил саму мать девочки. Максимально тактично, чтобы не вызвать никаких подозрений, и не дай бог, не поставить в известность «цель». Это он умеет! И сведений достаточно и все они сходятся.

Но! Что по итогу? По итогу плановый осмотр после родов, в детском саду, и два за время учебы в школе. ВСЁ! Ничего больше! Другие дети за это время переболели сотни раз, а эта... даже когда весь садик закрыли на карантин из-за ветрянки, не словила и пупырышка.

— По крайней мере так говорят...

— Все думаешь над будущей дочерью? — подошел сзади неприметный мужчина в не менее неприметной одежде.

Штаны, кроссовки, куртка... кажется, пройдет такой мимо на улице, и в памяти не останется ничего о его существовании. Впрочем, почему кажется? Бывшему ответвлённому за поезд номер ноль, такое заявление могло б быть даже обидным. Он и ходит то настолько плавно и бесшумно, что и в отделение милиции, прямо под носом у дежурного, проходит незамеченным.

— Думаю. — отозвался кинолог не оборачиваясь.

— Оставь это гиблое дело. Просто живи, как и хотел: тихо, мирно, почти как на пенсии.

— Хотел бы.

— Так что мешает? Тебе вон судьба даже женщину подкинула, такую как хотел. Красивую, умную... да и не старую — авось и своих детей еще завести сумеете — кинул он на фото из разбросанного по столу досье.

— Сумеем.

— Ну вот и отлично. В чем тогда проблема?

— В этом — потряс Николай медицинской карточкой с единственной записью в самом начале — и в этом — потряс фотографией Александры с городских соревнований, где она стоит кверху ногами улыбаясь, балансируя на трех пальцах одной руки — Ты же понимаешь, что десятилетка не может обладать подобной силой? — наконец обернулся он к собеседнику.

Неприметный человек только пожал плечами.

— Всяко бывает.

— Ты был со мной в тире. Видел... как она метает ножи.

— И вообще не знает, с какой стороны прикасаться к пистолету.

Хватков поморщился, вспоминая. Вспоминая, вздрагивая, и недоумевая — если это игра, то она явно переигрывает! Любой школьник знает, с какого угла браться за Макарова! С какой стороны ствол, где рукоять, и куда нужно жать, для выстрела. А многим дай, так они и с предохранителя снимут, и патроны найдут... и уж точно не будут пытаться браться за ствол, ожидая выстрела из магазина! Да кто угодно... любой...

Но она не любой! — посетила его отрезвляющая мысль, и кинолог поднял глаза на собеседника, вспоминая, зачем он собственно решил выйти на связь с этим нынче крайне мутным типом:

— Принес?

— Значит, ты не успокоишься?

Николай помотал головой, и мужчина, стоящий в зимней куртке в теплом кабинете, вновь вздохнув, передал ему пакет с документами. Алексеевич тут же погрузился в текст бумаг, а гость тем временем решило кое-что прояснить:

— А мне ведь даже не пришлось ничего делать. Её мать сразу после родов сама заказывала генетическую экспертизу, пытаясь установить отцовство. Не установила. А работники немного ступили, но зато сохранили документы.

— ЧТО ЭТО ЗНАЧЕТ?! — взревел Николай раненным зверем, чуть не рвя бумаги на части.

— Она клон. Клон своей матери.

Глава 16 - Грация кошки

Как я и предполагал, уже в марте «молодые» подали заявление в ЗАГС, о чем меня заблаговременно и известили, дабы в очередной раз уточнить моё мнение — да не против я! Не против! Николай хоть и смотрит на меня постоянно как-то странно — подозревает видать! Но мужик вроде хороший. Нормальный! Правильный... а мамка без мужика, вернее — с редкими закусками, совсем уже плывет — так хоть стабильность будет в доме.

К тому — две зарплаты больше одной! Да и квартира у «почти папы» своя есть. В Кисловодске. Он действительно оказался военным, пусть и уже в отставке. Человеком, прошедшим не одну «горячею точку», и тоже с собаками. И теперь как бы на пенсии, но все еще работает и далеко не на гражданке. Я так и не понял всех их юридических закавык! И почему он, в свои сорок должен быть на пенсии, и как можно быть не военным будучи военным.

Но это всё фигня! В сравнении с тем, как мамка с почти папкой познакомились — через труп! Тогда весь город гудел! Как же! В нашей тихой заводе вселенной труп средь улицы с пулевым отверстием, где не надо. И шуму данное происшествие наделало просто немерено. Да и я тогда поволноваться сумел немало — мамки нет и нет, что как бы странно. Она конечно ходила «по бабам», то есть — по мужикам, но меня всегда об этом заранее извещала — «буду поздно, на работе завал. Не жди». А тут... подозрительно было, и странно.

А потом узнал из новостей в говорящем ящике ТВ, что именно она и нашла то тело с дырочкой во лбу. У меня тогда славно подгорело! Я ведь на полном серьезе решил, что мать решила ночами с охотниками встречаться! И по кустам сношатся. Даже уже речь готовил, чтоб поаккуратнее намекнуть, что не надо кусты! Дома койка есть. Как говорится — все к лучшему.

А еще господин «отставной военный» явно не монах! А скорее уж гусар! И в постели... Всё же зря мать в свое время решила отказаться от межкомнатных дверей! Заменив их толстыми шторами. Ведь сейчас, как бы не старалась она мычать в подушку... «почти батя» всегда добивался своего:

— Арррххх!

Хотя почему почти? Свадьба будет уже на днях! И я с такими темпами рискую перестать быть единственным ребенком в семье уже в ближайшее время.

— Ах! Азх! Арррхахр!

— Фу...

— Эхе, эхе, аххаа.. а... Тише... Сашу... разбудишь.

Рука лицо. Но батька вроде нормальный! Спокоен, рассудителен, и я его уже люблю за то, что он быстро понял, что я в опеке не нуждаюсь. И даже, невероятно! Смог втолкать это матери, неожиданно став неким буфером меж её и мной. В общем, толковый малый, что еще и сводил меня в милицейский тир, ознакомив с настоящим боевым оружием этого мира.

Жаль, я так и не понял как им пользоваться.

Свадьба... эх, свадьба! Широка... ну, в нашем случае скорее очень даже скромно. Три копейки родственников — что с той, что с другой стороны их и нету особо в доступности. Мать — сирота. Отец почти — у него есть только тетка в Москве живущая, что на свадьбу не приехала и вообще, бывшая ранее Николаю если не как мать, то как просто самый близкий родственник, на него отныне, и наверняка за выбор, конкретно залупилась.

Я даже представляю, что она там говорит «женился на простушки из провинции! Живёшь в лесной глуши на съёмной квартире! Ах! У бабы живешь? Совсем скатился?! В альфонсы подался! Ну и живи в своей берлоге а обо мне забудь!». Но отец в прочем, пусть и расстроился, но не сломался. Да и любить мать уж точно не перестал.

Так что почти все свидетели — коллеги по работе. Мамины, серьёзные такие тетеньки и дяденьки, но без погон, работающие на фирму занимающеюся поставками финских и чешских унитазов в регион. Ну, не только унитазов, но не суть.

И папины — с погонами, но выглядящие при этом как кучка бомжей и идиотов. Стоят солдатиками только те, что формы все же нацепили. Потеют, стонут про себя, жалея, что одели, но честь мундира не роняют. И о фуршете не мечтают — им вообще-то сегодня еще на работу топать!

Ну и я, естественно. А кто я тут? Чудо-юдо в платье! Кому вообще идея в голову пришла нарядить меня в пышное бальное платье, на манер свадебного?! Даже цвет белый... пусть длина не та. С корсетом, чулочками, пусть без паранджи. Кому вообще могло такое!.. В голову прийти! Оторву! Кадык зубами вырву! В грязь втопчу и с грязью смешаю!

А, ну да, это ж был я. Это мне пришла идея нарядить меня платье покрасивше, а мама просто раскрутила сею задумку с подаче девочек с работы. Так что... радуйся! Что благодаря Силе, и тренировкам с ней, тело не потеет, и мне вообще не жарко в этом нагромождении чулков-платочков.

Так, расписались. Надо букет отдать, мама сча кидать будет, и поедим в столовку на обед. Хотя мне кажется, молодым сейчас нужна не столовка, а койка! И... закрытая от всех и вся, чтоб проорались и не сдерживались.

А! — отошел я в сторону от букета, что почему-то, а именно из-за сквозняка, полетел в мою сторону вместо положенной толпы незамужних. — Я понял! Пока все хавать будут! И я в том числе — хотя я хотел свалить! Мамка с папкой, дома... уху. Понятно. Ну что ж, буду отыгрывать роль пай-пайки, быть хорошей и послушней, милой и наивной, в платье с подкладками за место сисек — они у меня так и не выросли.

Соревнование... первенство региона. Я стою, готовлюсь к выступлению. Шанс на победу — пятьдесят на пятьдесят. В то, что я завалю программу или допущу техническую ошибку — я не верю. Но! Артистизма во мне нет, от слова совсем. Не умею играть на публику! Не научился! Не овладел, да и не хочу что-то менять. Зачем нужен цирк, когда есть миссия? Не мой путь! Так что мне за сие часте6нько снижают балы. Уж больно сухи мои выступления.

Уж больно резки мои движения. Уж больно...

— Нет искры, нет грации! — просветила меня тренер в возвышенных чувствах как напутствие, за что я наградил её испепеляющим взглядом — Женственности нет в конце концов! — опустила руки она — Когда же ты поймешь, Саша! Ты выбегаешь, и как робот! Четко, резко, как солдат на марше по уставу! Рубишь с плеча, чеканишь — такое не всем нравится! А у нас тут пусть и не художественная гимнастика, но мнение — решает!

Я вздохнул, покачал головой — сдалось мне ваше мнение! Я итак зашел дальше, чем хотел! Настолько, что сейчас будут прыгать на перекладинах в разукрашенным блесками купальнике. Ладно хоть не с напудренным лицом — НЕ ДАМ!

Олимпиаду все равно не вывезу — там другие стандарты, и придется уж больно сильно под них прогнуться. А это вот всё, вокруг меня — эти соревнования и выступления — не приносит денег! Только отнимают — форма, поездки, блестки. Разве что ЧВС... мамино да папино. Но им и области хватило бы.

— Завалить что ли выступление? — пробормотал я как бы невзначай.

Бедную бывшею олимпийскую чемпионку, мастера спорта, золотую медалистку, а ныне мою тренершу, как мешком, как серпом, как паровозом... Она кажется даже постарела лет на пять! Поседела это уж точно.

— Ты это... давай... без... глупостей — пробормотала она, хватаясь за сердце.

Улыбнулся, услышав объявление своего имени, и «вышел на подиум». Ну, кто там мои соперники? Подать их мне сюда на блюде! Да в собственном соку. Поджарю, сварю... У меня до жопы сложная программа! Я не могу проиграть просто от того, что недостаточно красиво выгляжу!

И я не проиграл! Но правда исключительно от того, что моя ближайшая конкурентка, оступилась в конце совей программы. Её балы соответственно упали в опу, а мои, не столь уж и великие — в основном девятки, но была и единица — это что за выступление механической куклы!? — оказались на первом месте.

Золото, и можно ехать на всероссийские.

— Не поеду. — опять огорошил тренеров я — А в чем смысл?! Золото мне все равно не взять! Тогда зачем...

Нет! Вообще-то, я понял, в чем мой косяк! Прямо во время сегодняшнего награждения, стоя на приступочки рядом с рыдающими от счастья девочками. Дело не в «грации» или «женственности», а в банальной плавности движений! Я двигаюсь действительно слишком резко! Со взрывными переходами из стойки в стойку, из позиции в позицию. Это хорошо, иногда, но режет глазки.

Нужна пластика! Нужна грация кошки! Стать хищника, с быстрыми, но плавными движениями, неуловимыми глазу. Быть молниеносным, но невидимым, петь песню тела, и тогда мне покорится и российское и олимпийское и мировое золото. Но!

Я почесал щеку, посмотрел на тихо плачущею тётеньку-тренера, почесал попу.

— Ой, лааадно! — простонал, обреченно понимая, что отныне у меня не будит ни личной жизни, ни школы — я отстану по предметам как пить дай! Ни даже бассейна.

Только тренировки, тренировки и тренировки. Я сам себя на них посажу.

С другой стороны — а почему нет? Чем этот путь хуже иных? Ну да, сильным как в прошлой жизни мне не стать, но и зачем?! С магмойдами и без меня разберутся, так что меня все устраивает.

Грация кошки, грация кошки, грация кошки...

— Что ты делаешь?

— Не видно, что ли? Тренируюсь!

— Да? А как по мне ты просто сидишь и наблюдаешь за бедной бездомной киской!

— Я тренируюсь!

Но Ленка, моя одноклассница, вместо ответа просто подошла и подхватила кошку на руки.

— Мяю!

— Вредина — не смог сдержатся я.

Обломала мне учебу! А вернее — наблюдение сорвала. Ну а кошке — охоту. Вон в той трещинке у дома, есть мышка! И кошка её ждала и караулила. А я караулил кошку, ожидая, когда она пригнет. Чтобы понаблюдать, как она это будет делать. Понаблюдать за её работой мышц, и...

— Мяю — мявкнула блохастая.

А я тяжело вздохнул, ведь мышь, незаметно для моей семиклассной подруги свалила из безвыходной норки.

— Дай сюда — отобрал я шарфик-недоросток — Заберу её домой. Ты то всё равно её только потаскаешь и бросишь.

— Эй!

— Не надо. Даже не накормишь, говоря, что родители не разрешают.

— Но ведь правда! — пролепетала она чуть не плача.

Я пожал плечами.

— Неважно. Мне разрешат.

И мне нужна кошка, для изучения.

Интерлюдия 2

— Вот же-ш головная боль. — проговорил Николай Алексеевич, глядя на морду своей служебной собаки.

Пес был старым, даже можно смело сказать — пожилым. И давно подлежал списанию. Не видит, не слышит, и двигается еле-еле. Хотя, нос все еще работает как надо, и даже лежа в своем вольере, он с точностью до миллиграмма определяет количество взрывчатых и наркотических веществ, вносимых в здание.

Их перемещение по территории, образчики для натаскивания других собак — смены пожилого пенсионера, можно легко отслеживать по движению носа старой ищейки. Ну а тип вещества — по складкам кожи, на этом же носу. Вес — по степени прикрытости век.

Вот сейчас, как по заказу, в северное крыло кто-то понес два грамма героина. Об этом давно работающему с собакой человеку говорит две характерные складки у самой пипки носа. И полностью закрытые веки спящей собаки, что два грамма и за угрозу-проблему то не воспринимает, чтобы отрываться от сна.

А вот он встрепенулся и уставился покрытыми бельмом глазами в сторону центрального входа. Полностью лишенный складок нос, говорит о бездымном порохе. А такая реакция — что его там реально много. Это прибыла спецгруппа в полном обвесе. Два УАЗика и ПАЗик вооруженных до зубов людей. Не удивительно, что пес на них так реагирует.

Но он, подлежит списанию. Даже покидать вольер для него стало маленьким подвигом, и его бы давно отправили на пенсию, продали бы или усыпили, но Николай, вырастивший собаку с беспородного и никому ненужного щенка, слишком привязался к нему, чтобы менять друга на иного.

Но время пришло. Приказ уже подписан, и вот-вот, на днях, старый кинолог простится со своим старым другом, что уедет охранять коттедж какого-то депутата. Ему светит вполне достойная старость для потасканного жизнью пса! Депутату не нужен молодой и резвый, главное, чтобы нюх был на месте.

Впрочем, не стоит себя обманывать — депутаты как девушки, существа крайне ветреные. Сегодня у них так, завтра по-другому...

— Прощай, старый друг. — потеребил кинолог старого пса по загривку — ты верой и правдой служил мне долгие десять лет

Пес вздохнул, совсем как человек! Посмотрел давно невидящими глазами на горячо любимого хозяина, отвернулся, грузно ложась на свою не менее старую подстилку. Он, всё понимает. Он, осознает, и принимает судьбу. Не держит зла на человека, но ни ему, ни Николаю, с этого не легче.

Они оба отлично понимают — им больше никогда не свидеться.

Глава 17 - Москва

— Вот же-ш, головная боль! — в который раз за последний час, повторил Николай Алексеевич присказку, уже ставшею «фразой дня» из-за частоты использования.

Хотел приключений на старую жопу? Так получи и распишись. Влез в какие-то непонятные дебри, что и самому теперь не выбраться. Запутался, закрутился, заработался. — единым пучком пронеслись разрозненные мысли, на миг выводя опытного кинолога из душевного равновесия, и тут же исчезли, уступая место хладнокровному расчету.

Экспертизы, экспертизы, экспертизы... убрать! Ну и что, что девочка клон? — проговорил кинолог мысленно, положив руки на разбросанные по столу в лишь кажущемся беспорядке бумаги.

Вздохнул, и взглянул на скромно лежащею на самом углу стола пузатую папку. С подписью «Дело № 419/2 92» и скромным штампиком в углу «Устарело. На сжигание».

«Клон, не копия человека» — всплыла в памяти фраза одного известного врача.

Да знаю я! — тут же отозвалось сознание на подобное заявление — Слышать приходилось и до этого всего, но все же... — и рука мужчины подтянула папку с делом с угла поближе.

Новый вздох, и папка раскрывается нежным движением — по столу вмиг расползаются разнообразные фотографии, до этого лежавшие ровной стопкой внутри своей бумажной клетки. Цветные, черно-белые, изображения девочки Саши. В шубе, в балетной пачке, с выпускного альбома.

Только вот это не она! Это — оригинал, Любовь Гончарова, а не Александра теперь уже Хваткова. И разница меж них опытному кинологу очевидна даже без сравнения с фотографией Саши, лежащей тут же, рядом, в бардаке средь бумаг.

«Дочка», более поджарая, боле мускулистая, и её тело, куда более пропорционально в сравнении с немного нескладной Любой её возраста. Но выглядит она совсем по-мальчишески! В то время как у её «матери», уже в девять лет обрисовалась грудь.

А вот лица абсолютно идентичный.

«Клон, не обладает памятью оригинала» — вновь всплыл в памяти голос врача-генетика, и Николай усмехнулся.

Это уж точно не обладает! Хотя при разговоре этих двух, близняшек, нередко возникает чувство, что старшая средь них именно Александра. Сквозь кажущеюся наивность, её поступки куда более логичные и, взрослые. Она может и отступить, и настоять, всегда аргументирует свою точку зрения, и... никогда не повышает голос. В то время как Любовь чуть что, так сразу обижается как маленькая девочка. Кричит, когда как ей кажется, её не слушают, и сыплет невыполнимыми угрозами.

— Вот же-ш... — помассировал переносицу кинолог Алексеевич и вознес свой взор к потолку — не помнит она прошлой жизни! Тогда что это?! — вознес он мольбу пустоте, вскидывая руки.

Пустота промолчала, что было ожидаемо, но в памяти человека, волной прошли воспоминания:

Вот их знакомство, скучающего кинолога, что не в состоянии выслеживать по запаху уехавшею за тридевять земель машину, из которой выкинули тело, и перепуганной девочки Любы, тридцати с хвостиком годков от роду.

Вот она ему, после их первого настоящего свидания, и секса, выкладывает как на духу, что у неё уже есть почти взрослая дочь, десяти зим отроду. Кинолог видит, как женщина почти дрожит и ждет реакции. Ждет, что её, банально пошлют, и только начавшийся роман, вмиг обратится в туман. А у самого него, ликуют ангелы в душе.

Он уже не молодой мальчишка! И не мечтает не о деньгах, ни о статусе-машине-квартире-должности. Он, давно уже мечтает о тихой жизни где-нибудь в глуши, верной красавице-жене, и море ребятишек. А тут, по сути, такой шанс! Такая женщин и уже с дитем!

Чужой? Чужих детей не бывает! Тем более десять лет — да она еще ребенок! И это даже лучше, чем заводить своих детей в его возрасте — это сколько ему будет, когда они вырастут? Какая помощь? Какая поддержка?! Да он сам себе будет искать и помощь и поддержку, в сопровождении до туалета! А не то, что помогать детям устроится в жизни. Про внуков и говорить нечего.

Нет! Получить в придачу к такой девочке — Любе — еще одну — Сашу, настоящая удача для такого как он! — думал тогда Николай, а сейчас, подобной памяти, лишь усмехнулся — Удача... кончилась, когда он с дочкой познакомился.

На первый взгляд, и по описанию матери, она показалась ему обычной девчонкой, что просто еще не успела подрасти морально, сменив сторону с детско-мальчишеской на чисто девчачью. Ничего необычно, подозрительного или тем более страшного. Но потом эта «девочка» выдала ему свой приветственный.

Как она двигалась? — Николай тогда так и не углядел самого момента удара. Рефлексы сработали раньше мозга и сознания, и он так и не понял, в какой момент времени маленькая Саша уже оказалась в его захвате с вывернутой рукой. Боль, пришла с задержкой в миг, как и осознание, что она его неслабо так приложила.

Событие шокировало, но было бы забыто, если бы странности не продолжились бы во все их следующие встречи. Тогда кинолог начал копать — взглянул он на заваленный бумагами стол — всё, что он за полгода нарыл на эту семейку — вся подноготная. От дня рождения прабабушки Любы еще в царской России, до частот похода девочки Саши в туалет — дважды в сутки!

Что ему дала вся эта информация? Ну, разве что то, что Сашин дед, отец Любы, которого она сама не помнит, был летчиком. Военным, и погиб в Афганистане, когда Гончаровой было пять. Её мать, не пережив утраты, сбросилась с моста на следующий день получения похоронки и Любовь — отправилась в сиротский приют.

Их нынешняя квартира, «подарок» от ныне несуществующего завода как молодому специалисту пред самым развалом, как завода, так и союза. Родительская... благополучно потерялась в бюрократических хитросплетениях и ушла иным людям.

Но что ему это даёт? Ничего. Сама Любовь никогда не занималась борьбой, как и Александра, не служила в армии, не проходила подготовок, да и вероятность вербовки — минимальна. Кому нужен жалкий менеджер по продажам унитазам, как и её дочь?

Странности продолжились, заставляя мозг старого кинолога кипеть. И чем глубже он капал, тем страннее всё становилось при взгляде на Александру. Чем дольше он на неё смотрел, тем больше он в ней видел солдата. Хладнокровного, безжалостно, с руками по локоть в крови...

— Хех — усмехнулся Николай и перевел свой взгляд с потолка на стол — Наивный Чукотский Юноша. Вот зачем ты полез во все эти дебри? Вот что теперь тебе с этим делать?

Ладно, старый друг... мутный тип! Не тот человек, что гоняется за тайнами и желает узнать секреты забытых экспериментов. Да и не тот человек, что оставляет следы. Но ведь ты, Николай Алексеевич! Не он. И за тобой, Фомой Неверующим! — взглянул он на сразу три генетические экспертизы, неоригинальной стопкой бумаг лежащих на столе средь прочих — не он. И за тобой тянется такой шлейф следов... что простой обыватель или следок средней руки может и пройдет мимо, не обратив внимания, а любой профи-ищейка тут же вцепится, как собака в кость.

И к чему они выведут? К теперь уже его дочери. И чего в ней такого? На первый взгляд ничего, но любой военный, проведший в зоне боевых действий больше полугода, сразу распознает в этой хрупкой девочке кадрового бойца. Она, плохая актриса! Она, просто маленькая девочка, и не умеет скрывать инстинкты, заложенные в её тело еще до её рождения.

Она станет объектом изучений, вопрос лишь во времени. Многие страны захотят заполучить себе бойцов, чьи боевые инстинкты вбиты в подкорку еще до её появления. Вопрос лишь в том, когда информация до них дойдет. А в наличии предателей и доносчиков, глупо сомневаться. Игра, уже началась, и Саше, неминуемо придется выбирать сторону.

— Интересно, это они тетку начехрыжили или она просто остыла-подобрела? — подумал Николай, уходя из кабинета.

С абсолютно пустым столом.

Конец интерлюдии.

— Переезжаем?! — выдал я, зайдя домой с блохастой на руках, и офигев от сей «безскромнорадостной» новости от жизнерадостной маман — То есть как?!

— В Москву поедем!

Разгонять тоску, и е-ба... — в моей голове прозвучал микс из сразу штук пяти песен на подобную тематику.

— Чи-то мы там забыли?!

А вернее — кто нас там ждет?

— Я договорилась!

Дежавю — и мои глаза округлились до блюдец.

— Тебе нужен хороший спортзал!

— Меня и наш устраивает!

— Тебе нужны хорошие тренера!

— Меня и наши устраивают!

— Да ты подумай о будущем! О перспективах! Об...

— Не волнуйся Саш, с жильем и работой мы уже определились — порадовал меня отец, встряв в разговор, понимая — я сейчас взорвусь.

— Предатель! — прошипел я в его адрес удавом, и убежал к себе в комнату.

Все предатели! Все меня кинули! Даже кошка... пошла на кухню в поисках еды — я не стал её насильно удерживать, грустно провожая взглядом удаляющеюся попу. Жизнь моя... свинцовая.

Но ниче-ниче! Сейчас мать... слишком жизнерадостная! У неё на лице прямо так и написано «я тебя не слушаю!» и что-либо ей говорить — бессмысленно. Даже стена на сотрясение воздуха среагирует сильнее! Но вот завтра, с утра. Или вечерком. Или послезавтра. Шрет! Но почему отец-то тоже... непреклонен? И вообще — меня избегает.

Переезд, первая вещь в нашей семье, на которую я вообще никак не смог повлиять. Все уже решили до меня! И без меня. Меня просто поставили перед фактом — мы, переезжаем.

Не знаю, стал ли тому причиной батька, что решил показать кто в доме хозяин, не впутывая мелкую пигалицу в дела взрослых. Или мамка, что решила при наличии мужа больше не полагаться на сильно важную кнопку, что как-то незаметно для себя самого, вдруг взвалила на себя все дела по хозяйству. И за мужика и за бабу, и еда и поломойка, и столяр и маляр...

В общем, я быстро понял — даже подыми я бучу и скандал, поставь на уши всю общественность, упрись рогом и раскорячься всеми четырьмя копытами, переезду быть. Изменит подобное только, поеду я с чемоданом или в нем.

Тем более что с работой, они уже договорились. Мама переползет из регионального в головной офис, что по факту только открылся, когда фирма выползла из тени региона на общероссийский рынок. Папа, просто сменит отдел и участок, сохранив и должность и звание. Ну а я — школу — тоже ведь работа!

Да и с жильём вроде тоже — квартиру продадут, Кисловодская квартира отца — уже, и деньги на его счет должны вот-вот прийти. Так что... да и зачем мне, по сути, сопротивляться? Ну, подумаешь, все устаканилось и ко всему привык! Ну, подумаешь, друзья, учителя, тренеры, школа... все привычное и родное.

Подумаешь секция, чью честь я вот совсем недавно отстаивал, и бассейн, с которым скорее всего придется расстаться на совсем — где я еще найду спортшколу и плавательный комплекс в непосредственной близости от школы и дома?!

Пляж на речке, в трех кварталах, и родная стройка, заброшенного многоэтажного дома, что за годы моей жизни уже лишился этажа. Подумаешь! Переживу. Кошечку вот жалко, что взять с собой не разрешили, но что, на счастье, осталось жить в квартире, пусть и у соседки.

Все это фигня мирская! Ко мне не относящееся. И на гимнастику я тоже в принципе могу забить — вот нафига она вообще мне тут сдалась?

НЕТ! Я выбрал этот путь. Хочу... а зачем мне золото? Ради родителей? Ну их! Это не мои амбиции, а деньги — не мои проблемы. Я маленькая девочка, и должен вести себя соответственно.

— Не хочу! Не буду! Нееет!

Ну, не настолько соответственно — проводил я взглядам девчонку лет пяти, что тоже садилась в наш поезд, но в соседний вагон.

Чуть более сдержанно.

Москва...

— А-пчи! — чихнул я. только сойдя на перрон.

— Простыла? Заботливо и на автомате поинтересовалась мама — а я говорила, не лежи у окна!

— Это даже звучит по идиотские — огрызнулся я на такое, ведь не лежать у окна когда койко-место у окна просто невозможно! — И я не могл... пчит! Простыть.

Что это? Я ведь правда не мог простыть!

— Ай!

Неважно! Тут столько народу, что мне уже умудрились наступить на ногу! И... кажется, уже подрезали кошелек. Хорошо что там только мелочь на карманные! Не то бы...

— У меня деньги украли! И документы!

О! Не только у меня. — совздохом вынес вердикт я, глядя на мать, и с грустью понимая, что она все ценное вряд ли прятала в трусы. И как следствие — украли много.

Папа пошел разбираться — сквозь толпу, мы еле и до вокзала то добрались! И мне кажется, чьи-то ручки побывали даже у меня в трусах! Но не там где деньги. А потом нас чуть не посадили — всех троих!

Незарегистрированная, без документов, шарлатанка — мать, вор-рецидивист, с поддельным паспортом и корочкой — папа! Его даже скрутили и в камеру уволокли! Он, это им позволил. И по-моему даже немного побили — зря он им это позволил.

Ну и я... тут версии разошлись. От цыганке — шарлатанки, маминой сподручницы — я почему-то оказался довольно сильно загорелым в свете ламп участка, до агента разведки и влияния, что мужик в женском платье.

К счастью, до того как меня успели раздеть, чтоб посмотреть, что там выпирает — кошелек! Прибыл опер из папиного нового участка — хвала технологиям! И сотовому телефону, что был у папы, и по которому на его работу позвонила мама.

После прибытия опера, которого чуть было тоже не затолкали в кутузку в наручниках — эта транспортная вокзальная полиция вообще с головой дружит?! А не затолкали только от того, что назло и в пику, решили позвонить в участок на работу опера... ментов как будто подменили.

Сразу стали ласковыми... шелковыми... и даже кошелек и документы мамы сразу нашлись! И даже деньги! Половина суммы, но не важно. В общем... пощёчину от мамы начальнику отдела я всецело одобрямс.

Покинув отделение милиции, мы поехали в наш новый дом на машине приехавшего за папой опера. Ну как поехали... застряли в пробке! Где я расчихался как «чихуа-хуа», чем бы этот зверь не был, начав подозревать и правда столь нереальное явление, как простуда у бессмертного.

А чего иначе я чихаю?

Выбравшись из пробки и уже под самый вечер, мы наконец добрались до хаты. Угу, до хаты. Где-то на самой окраине Москвы, квартирка в хрящевике на две комнаты, и «теща» в лице тети папы в придачу! Зато метро рядом! И не одного бассейна или спорт школы поблизости. И при этом маманька столь счастлива, что меня уже тошнит.

— Кажется, я что-то не то съел — сплюнул я вчерашний ужин сегодня ночью в унитаз, и поперся обратно спать на раскладушку, в одной комнате со старой перашнецей.

Я ничего против старых людей не имею, но... мой нос, мой нос... И на вот это мы поменяли нашу уютную сталинку только после ремонта?! — Чувствую себя реально избалованным ребенком с такими мыслями.

К счастью, все оказалось не столь печальным как показалось на первый взгляд. Жить мы будем, как оказалась, не тут, а в соседней квартире — голые стены! А именно потому мы и остались ночевать у тётушки Раи.

— Нда... — протянул я, глядя на стены прикидывая фронт работы — клеить обои.

Ненавижу это делать! У меня... не особо выходит — опыта нет! Но куда деваться? Стены голые, клеить — надо. А еще нам нужна мебель! Хотя бы пара кроватей. А учитывая, что вести из нашей глуши до столицы старую дряхлую мебель, годов эдак восьмидесятых, где новое только стена шведская, унитаз да двуспальный траходром, это маразм. Маразм маразмический и дыра в бюджете! То всё, абсолютно всё! Покупать.

— Ну, ничего, обживемся потихоньку! — продолжая выглядеть дурой деревенской проворковала мама.

А я так и не понял, что есть столь сильно прямо радостного в этой Москве, чего не было в нашей «глуши». Разве что метро! Сосиска подземная! — видел, пока была возможность подглядывать. Но мы на ней еще не прокатились. Кремль? Так до него от сюда добираться будем часа два! И это если на метро.

Не знаю! У взрослых свои причуды! Мои причуды сейчас, это не потерять форму до того, как мамка найдет нужную спортшколу, и не отстать по предметам, пока она ищет ближайшею школу.

— Ближайшая школа двести восемнадцатая — проговорила тетушка, зайдя в квартиру без стука и разрешения, и подслушав разговор родителей — Там Наташа училась — помнешь её? — обратилась она к отцу.

Батяна помотал головой.

— Ну правильно! Где-ж тебе помнить, когда ты все по командировкам разъезжал. — фыркнула тетка, протерев пальцем по косяку — Пыльно тут у вас, прибрались бы что ли — фыркнула вновь, и кряхтя и бурча удалилась тем же макаром, что и пришла — через дверь и не прощаясь.

Мебель. Тут же всплыл вопрос с деньгами. Они у нас есть, но «на книжке». И... там свои какие-то заморочки с ожиданием и подтверждением. А без этого всего... наличности не так уж много. Так что вся наша мебель ограничилась действительной парой кроватей, и одиноким кухонной мойкой без всего.

— Ничего, потом что понормальнее купим! — выдала мать, пока мы с отцом на пару сношались с этим чудом Енженерной мысли для мойки посуду ручным способом.

Кто вообще такую ересь как тут придумал?! Это же жесть какая-то! Как это... каким... вот.. как... аааа...

Спать легли мокрыми, голодными, и недовольными — смеситель подцепить так, чтобы он не тек, так и не смогли. Завтра придётся вызывать специалиста.

— Ну ничего сами не можете сделать! — выдала тетя на запрос телефона мастера, но номерок все же продиктовала.

Профи пришел, плюнул, тукнул, храпнул, для бодрости, крякнуло, разворотил нам пол мойки, все залив водой, что я стал опасаться за штукатурку соседей, но установить смеситель без течей, так и не сумел.

— Бракованный! — сказал, и удалился.

Вместе, со смесителем.

Пришлось покупать новый! И вновь сношатся. Но на этот раз удалось воткнуть без течей. Там оказалась такая резиночка, маленькая, незаметная, которую если не докрутить, выдавливает, она уплывает, и...

А еще, я неожиданно узнал тайну! Отец, разоткровенничался, после «секса» в отсутствии маманьки, что убежала договариваться с учителями-директорами школы о моём зачислении.

Оказывается! Вся идея с переездом идет от него! Вернее — от соседки. Родной батиной тетки, что вдруг, да после свадьбы, воспылала желанием видеть внучку и племянника у себя под боком. Квартиру предложила для жилья — вот эту вот. С переездом, обустройством подсобить.

Батька хотел отказать! Послать и... сказать, что его и так все устраивает. Но разговор подслушала мамань. И... понеслось... загорелось... воспылала. Дальше её было уже не остановить, и это я уже все видел — носилась по квартире с горящими глазами. Как фанатичка её богу! Фанатка рока, оттраханная его звездой.

— Ап-чи!

Да в чем дело то?! Я уже заколебался чихать, честно слово! Бессмысленно и беспощадно! Как пес, нанюхавшийся перца. Но ведь не простуда это! И не гриб! Хотя... температура вообще-то есть. Да и давление слегка выше обычного, как после небольшого марафона. И сопли, тоже, присутствуют. Может реально простыл? Да ну нафиг! Не верю! Вот не верю я в подобное! Так не бывает.

— Саш, а что у тебя лицо красное? — поинтересовался отец.

— М? — пощупал я своё лицо.

А зеркала та нет. К тетки что ль сходить? Да ну её.

— Процесс работы сказывается! Улыбнулся я, и отодрал седалище от пола. — Пойду, умоюсь.

В грязной старой ванне, в старой страшной ванной.

Глава 18 - Часотка

Что-то меня совсем развезло! Рожа — красная! Температура — высокая! Для меня высокая — тридцать восемь и ноль. Кожа пупырышками пошла, в прыщи, в прыщи. Никогда такого не было! Разве что в самой первой жизни, когда я ни о какой Силе и слыхом не слыхивал. А с ней и быть не может! Словно я подхватил каких-то особо опасных паразитов! Или просто химическое отравление.

Причем, судя по отклику тела — именно второе! Но... где и чем? И какой химией я отравился?! Вернее — и продолжаю травиться! Ведь учитывая специфику строения моего организма, разве что только выпитая ртуть за место воды... о боже! Я что... где?! Когда... и как!?

А еще мамка поперла меня в новую школу именно в таком состоянии. Ну, немножко замалевала пудрой рыло, чтоб не так заметно было — я не сопротивлялся, ибо устал с ней бороться, да и рожа без пудры реально стременная. Так тоже стременная, но не настолько. И повела знакомить с учителями и классом.

— Здравствуйте дети! — улыбнулась вовсю ширь мама, оглядев весь класс разом.

Я тоже сделал это самое, но вот улыбаться что-то не захотелось.

На дальних партах, трое, не стесняясь никого, курят траву — и это я от сюда вижу! И это седьмой класс! Учительница тоже должна видеть, как и мать, но походу — игнорирует. Избранные какие? Для учительницы. А у матери просто очки розовые, с очень толстыми стеклами.

Слева у стеночки... притаились девочки. Что меня в своих фантазиях уже разложили и разобрали на запчасти. У классной парты — стола учительницы, сидит ботан. Один, но явно нервный. А еще там парочка определенных лиц, уткнулись в телефоны. Завидую, однако.

Блин! Как рожа чешется!

— Ну, у нас как бы урок идет. — сказала учительница, глядя на мать — Но проходи, представься классу — уже мне — тебя ведь Сашей зовут?

— Угу. — буркнул я, выходя на середину «подиума» пред общественностью.

— А меня Марина Федоровна — и замолчала, как видно ожидая, что я начну наконец свою приветственную речь.

Ну я и начал, хрепя вдруг севшим голосом, под смешки ребят. Рассказал кто, откуда... но дальше продолжить не успел — у учительницы проснулся зуд в какой-то точке, и она, буркнув что-то нечленораздельное, похожее на «ужас», практически приказала мне садиться на любое свободное место, натурально вытолкав улыбающеюся от уха до уха мать в коридор.

— С ребятами думаю на перемене познакомишься. — докинула в след, и закрыла дверь с той стороны, оставляя меня наедине с классом.

Я вновь оглядел представленный контингент. И куда мне садиться? К ребятам с травкой? Нееее! Предпочту любыми путями сеть подальше. Желательно — к окошку. Но в этом ряде, если не считать одинокого ботана, что на меня буквально нашипел — ну точно псих! Свободные места только в конце. Там их много! Ряд напротив стола учителя, и вначале сидят умники, а середнячки с ряда утекли давно. Но... последние парты на всех эшелонах заняты одними теми же астральными рожами.

Средний ряд... забит в хлам и яблоку некуда упасть до самой последней парты с одиноким телом, и косячком. Левый у стенки, к стайке девочек... ага! Они уже обозначали свои позиции, подвигаясь и покидав ранцы на свободные места.

— Мымра! — прилетел мне в ухо ластик.

— Уродина!

— Провинциальная дура!

— Страшилище!

В класс зашла учительница.

— Ну? Что стоишь? Вон, садись к Хохряковой — кивнула она на одно из мест, занятых портфелем.

Я поплелся туда, сдвинул чемодан не смотря на сопротивление девчонки — получил линейкой по макушке от соседки.

— Марина Федоровна! Я не хочу с ней сидеть! — соскочила девица, чей портфель я двигал.

— Соколова!

— Нет! — топнула онаножкой.

— Ну садись тогда к Ждане — получил я новое указание места, но та самая «Жданна», тут же соскочила, ударив на упреждение:

— У меня занято! Тут Артур седеть должен!

— Но сегодня же его нет!

— А друг придет?

Учительница покачала головой.

— Ну садись тогда за любую свободную парту.

Я вздохнул, и поплелся к пребывающим не здесь курякам. Этот учебный год обещает быть по истине запоминающимся.

Но этот учебный день для меня не стал цельным. Уже к концу урока, у меня распухла рожа так, что на это даже обратила внимание преподаватель. Отправила в медпункт, а оттуда, меня послали домой и к врачу. Выписав пару каких-то странных таблеточек, что я от греха подальше предпочел не пить.

Ну их нафиг! Без упаковки, без всего! Вынутые из пластиковой банки без этикетки! Стремно как-то подобное внутрь совать, как ни посмотри! Я может и слон, но не бессмертен! А так глупо... подставляться — зачем?

Дома, обнаружилась пустота. Родители куда-то уехали, то ли за мебелью, толи по работам, так что я оказался впервые за долгое время предоставлен сам себе. И к врачу естественно не пошел!

Сам себе хирург! Смыл остатки несмазанной пудры, и завалился спать. Но маме позвонили из школы, и она естественно, повела меня в больничку сразу, как явилась. Каким чудом прием участкового педиатра совпал с текущим поздним часом?!

Сидим, ждем своей очереди. Мама — нервничает, я — не очень. Сыпь на роже уже прошла, да и припухлости уже не ощущаются, так что... просто инстинктивно, не доверяю неизвестности. Я не был в больничке с рождения! Аааа!

Стоп! Рожа отошла? Серьёзно? Ооо... неужто она опухла так из-за косметики? Какое счастье, что я её всю жизнь чурался! Какое счастье, что не дал себя загримировать пред выступлением! А-то б... иначе... это...

— Хватковы! Хватковы заходите! — позвали нас в кабинет и мы зашли.

Педиатр... весьма молодая женщина, наверное, даже младше мамы или плюс минус её ровесница, как-то уж больно странно вперила в меня свои глаза. Заглянула в тетрадочку, что лежала на её столе, вновь на меня, вздохнула и поправила очки.

— Ну, присаживайтесь. И рассказывайте, что случилось.

И мама рассказала! Всё! И под меланхоличный скрип ручки медсестры выложила и как я чихала с момента переезда, и что в поезде лежала с открытым окном высунув рожу по ветру, несмотря на осень. И что из школы позвонили, и что морда красная... которая уже почти не красная, если верить кабинетному зеркалу. В общем — выдала всю «тайну», с вердиктом — ПРОДУЛО! Бедную дитятку в поезде.

— Ну, давай послушаем, что там у тебя — со вздохом, сказала врач, доставая свой «слуховой аппарат».

Послушала.

— Дыши, не дыши. Глубоко дыши, не дыши.

Осмотрела горло.

— Скажи «А».

— Ааааа

Проверила рефлексы — а это нафига?! Как и глаза...

— Следи за молоточком.

Меня так в школе проверяли! В пятом... или шестом? Классе. Не помню уже что-то. Но было дело. Ладно, ей виднее! Она — врач!

— ОРЗ! — выдала вердикт, озадачив меня вопросом «а это что еще такое?».

Это опасно? Заразно? Мама, прости меня...

— Попьете таблетки, пустырник еще можно и ингаляцию — записать? — мать кивнула — тогда завтра к девяти часам — сможете? — мама кивнула с заминкой — Ну и недельку отлежаться придется. Придете ко мне в следующий вторник.

И это что, все? Эта вся неведомая болезнь? Ингаляция, травки... а что там за таблетки? Цитрамон... мама, кажется, жрет их каждый раз, как простывает Блин! Это что? Простая простуда вот так зашифрована?!

И меня, офигевшего и сроду не слегка, вывели из кабинета, отвели домой, накормили бульоном, уложили спать под два одеяла... приятно, но убийственно — расслабляет донельзя, что недопустимо. Так что когда мать с отцом уже уснули на своей кровати, я тихонько встал и, упорхнув на кухню, принявшись выполнять приседания.

Скользнул внутрь мойки тенью, так как в кухню вошла тень иная. Тетушка пожаловала! Дошла до подоконника, повздыхала глядя вдаль, отбивая по предокошечному камню неведомый марш, и ушла.

— Это что за призрак еперушки был? — пробормотал я, когда дверь за ней уже закрылась.

Она ходит к нам как к себе домой! Это что, теперь норма жизни такая?! Не согласен! Ну его! Ну!

Только альтернатив и выбора мне все равно никто не предоставляет.

Инхаляция... это что вообще за зверь?! Сегодня и узнаю! Ибо стою пред кабинетом с соответствующей надписью «Инхаляция» в которой что-то явно поправели черным маркером, с мамой за спиной. Жду.

— Заходи. Разувайся. Проходи — какие сухие команды от медсестры!

Прямо вновь в армии себя почувствовал!

— Дыши — указала она на странный аппарат с торчащими во все стороны трубками, к одной из которых уже присосала девчонка лет семи.

— Просто дышать? — переспросил я, заглядывая в аппарат через трубку — ярко!

— Да, просто дыши. Вдыхай через рот, выдыхай через нос — сказала, как отмахнулась, служитель богини врачевания, начав писать что-то там в своём журнале.

Ну, я и подышал. Как ни странно — толк есть. И даже нехилый! Прямо второе дыхание открылось! С легкими полными мокроты.

— Кхе, эхе... — собственно часть сей мокроты только что покинула тело.

Медсестра, а больше тут никого кроме меня и пучащей глаза пигалицы и нет, проигнорировала мой харчок, и я поспешил размазать улики по полу. Носочком, белым, ага. По грязному полу.

Через пару минут девочку отправили домой с наказом завтра приходить, медсестра сменила трубку — она оказывается вытыкается из агрегата! И на освободившееся место посадила паренька примерно моего возраста. Но... поговорить мы с ним не сумели — сложно это делать с заткнутым ртом.

— Хм. — хмыкнула чего-то врачевательница — На сегодня хватит — обратилась ко мне — придёшь завтра к этому же времени, хорошо?

— Угу, — только и буркнул я, отлипая от трубки, и пошел на выход.

— И маму свою позови!

Позвал — она зашла за место меня, скрывшись в глубинах кабинета пока я напяливал боты. И не выплыла из них, пока я бегал в гардероб за верхнею одеждой.

— Мам? — заглянул внутрь, а то вдруг она уже ушла.

— Хорошо — кивнула мама медсестричке озадаченно, и чуть не врезала мне по носу, ища дверную ручку — Пойдем Саш — заметила меня, вышла и обулась.

Посмотрела на маленькую записочку с нечитаемыми иероглифами и добавила:

— Нам надо будет сегодня еще дойти до больницы и сделать флюорографию.

— А мы... разве не в больнице? — опешил я от такого заявления.

— Мы в поликлинике, Саш. В детской. А нам надо в сороковую больницу. Эх, наверное придется ехать на автобусе — это далеко.

Ну, надо так надо, хотя я бы предпочел бы дома побездельничать. Ой! Что-то я уже ленится начинаю! Нехорошо! Ой не хорошо! И совсем нехорошо мне что-то стало, пока ехали.

В больничку с номером меня втолкали чуть ли не на ручках. Хотя, наверное, будет правильнее — внесли? И не только мать учувствовала в сим процессе! Я вдруг, как оказалась до безобразия тяжёлый телом, для хрупкой женщины, так что ей меня внести в больницу помог прохожий — усатый дядька со шрамом на щеке.

Так! Походу пора задействовать тяжелую артиллерию и разобраться что со мной не так — подумал я, лежа, и в одних штанах, на холодной металлической кушетке посреди совершенно пустой комнаты.

Когда это все началось? Сразу по приезду в столицу. Сразу как мы покинули поезд. Аномальное магическое поле? Зона флуктуации волн? Нет, иначе как объяснить, что родителям нормально? Привыкли? Взрослые! Большая масса?

Нет! Не о том думаю! Ну какая магия в мире без неё? Лучше вспомнить, что было вчера — косметика! Я ведь никогда ею не пользовался и она... обожгла меня как химическим ожогом.

Как кислота! Как щелочь... а теперь проблема в легких — кожа уже не красная, и адаптировалась. Воздух! Я потерял чувствительность к запахам после того, как постояли в пробке! А после первой ночи... вообще перестал что-либо чувствовать своими дырочками.

Большое количество угарного газа, оксидов свинца и паров бензина... походу я, выросший в маленьком городке средь елей и сосен, оказался банально неприспособлен к жизни в мегаполисе! Да у меня банальная аллергия!

Значит надо...

— Эхе! — выгнуло меня, как от разряда током — имел глупость пальчик в розеточку засунуть.

Что за... как будто стукнули... чем-то невидимым. Магия? Телекинез? Нет! Не то чувство! Тогда что это было?! — посмотрел на хрень, висящею надомной — меня реально расстреляли?!

Новый заряд, и на этот раз попытался сопротивляться — бесполезно. Прошило на вылет быстрее, чем я успел сообразить. То же самое сделал и третий заряд. Впрочем, если подумать, ни тот ни другой выстрел не нанес мне каких-либо хоть сколь-либо существенных повреждений.

Прошли на вылет, не вызывая возмущений материального плана. И я бы их ни в жизнь бы не заметил, ни сосредоточься на собственных легких, желая перестроить их структуру, для защиты от отравленного воздуха.

За мной пришли. Хотели унести.

— Не надо, я сама в состоянии. — улыбнулся в ответ, сползая с уже осточертелой кушетки, наблюдая как меланхоличный парень лет двадцати размером со шкаф, подставляет руки, готовый в любую секунду подхватить.

— Приступ прошел? — довольно безразлично поинтересовался седой врач в очках, стоящий за спиной паренька.

Егор Егорович Князев, врач — рентгенолог — прочитал я на бумажке на груди у седого.

— Да, спасибо. — улыбнулся, не обнаружив в пустом кабинете ничего, кроме бандуры прикрепленной к потолку, стола-комода, так же вмонтированного в пол, и маленького окошка в соседнее помещение с очень толстым стеклом.

Моей одежды тут естественно тоже нет.

— А что это за бандура? — казал на хрень у потолка, свисающей почти к самому столу.

— Рентгеновский аппарат — пояснил мужик таким тоном, будто я спросил про круглый светящийся диск над горизонтом.

— Ты что, не видела никогда? — поинтересовался он же минут через пять, видя, как я пристально разглядываю фигню с проводами.

— Не-а — выдал я, оборачиваясь — Или не помню. А где моя одежда?

— Пойдем.

Мы покинули кабинет, встретились с мамой:

— Доктор, как она? — без малого проигнорировав меня, обратившись к врачу.

— Нормально мам, прости что напугала. — утешил и обратился к врачу уже я — Воздух у вас в столице — отвратительный! Бе-хе — схаркнул в рот кусок слизи с легких, и хотел его сплюнуть на руку дабы поиграть, но понял, что многоцветная слизь размером с блюдце, может напугать тут кое-кого — Где здесь туалет? — проговорил с набитым ртом.

— По коридору и направо. — указал Егор Егорычь — Уверена, что дойдешь сама? — спросил он же, через несколько секунду, когда я завершил крутить башкой, пытаясь сориентироваться

— Угу. — и удрал в сортир.

Прокашлялся, установил буферную зону в легких для дальнейшей переработки прочей части органа. Просто заставил большую часть каналов сжаться и выключится из работы обмена газов, оставив оставшеюся часть органа на растерзание агрессивной среде. Большой опыт жизни с ранениями легких научил меня такому трюку еще столетия назад —даже если легкие будут залиты кровью, я всё равно смогу дышать, используя то ничтожное оставшееся количество не загаженного пространства.

Сейчас же я, просто выигрываю время. На сбор информации, и изменении структуры легких. Ну или же — создания механизма фильтрации воздуха в носоглотки. В общем — на акклиматизацию. Ну и еще — даю время на вывод уже попавших внутрь токсинов.

Думаю, пары дней мне хватит, а за это время и пущенная на убой часть дыхалки не сдохнет, а только покорежится — очищу! Пробовать же жить на голой Силе вообще без дыхания мне пока рановато. Хотя без накачки тела энергией все равно не обойтись — слишком затянется процесс регенерации!

Вернулся из сортира, умытый, довольный и одетый — натянул шмотки на ходу на обратном пути.

— Асма? Вы это серьёзно? — услышал обрывок разговора матери с врачом — У неё же никогда не было проблем с дыханием!

— Пока ничего утверждать не могу — сказал дядя, пожимая плечами — надо будет посмотреть снимки и услышать вывод педиатра, но все признаки указывают именно на это.

— Сашенька, как себя чувствуешь? — заметила мать меня, тут даже подскочив.

— Да нормально я — отмахнулся я от излишней заботы недовольно — просто съела чего-то не то — решил воспользоваться гарантированной отмазкой на все случаи жизни.

Мать посмотрела на врача.

— Люди с асмой могут прожить всю жизнь не зная, что они больны. И занятие спортом на любительском уровне совсем не гарантирует отсутствия заболевания.

— Но как же... — выронила мать, ошарашенно и чуть не плача.

— Поправляйтесь — улыбнулся он, и пошел в противоположную от нас сторону коридора.

Мы тоже через пару минут пошли туда, но не заходили в дверку, где скрылся врач и его помощник. Зашли зато в другую дверку, где мама ставила подписи в каких-то бумагах. И в еще одну... где меня обслушали, обсмотрели, и заявили уже знакомое «надо подождать снимков». Наконец покинули душное заведение. Выйдя на пыльный смердящий воздух.

— Бе. — скорчил я гримасу, и едва сдержался от желания задержать дыханием.

Мне теперь в такой атмосфере жить! Надо привыкать. Взглянул на мать, печалено-расстроенную, вздохнул, и понял, что жить надо не смотря ни на что, где бы ни пришлось. Хоть подводой, отращивая жабры, хоть на горах, что выше облаков. И даже в сточной яме — увидел люк открытый, ведущий, как чуется в саму преисподнюю — фикалевное царство! Как сообщает запах — чувство ароматов столь великой мощи, под давлением восстанавливающей и лошадиной Силы, потихоньку восстанавливается.

Дома, из разговора матери с отцом, довольно эмоционального и шумного, я вдруг узнал, что оказывается болен! Какой-то серьёзной врождённой болезнью, которую, оказывается! Просто в упор не заметили наши провинциальные врачи. А столичные, ага, вот прям с одного взгляда разглядели.

— Ага, больше верь им, этим шарлатаном — почти хором, и слово в слово, сказал я и папаша.

— Да доча? — сказал он, подзывая меня к себе под ручку, НО КАК-ТО ГРУСТНО И ПЕЧАЛЬНО.

— Угу. Просто разводилы — сказал я видя, что мать, обиделась — Не гони коней впереди паровоза — пока это все просто домыслы, не на чем не основанные.

На что получил длинную лекцию, что как это не на чем, если я чуть сознание не потерял у неё на руках?! Обратившись в какой-то живой безвольный кисель, и вообще — так не бывает вот просто так!

Пля... естественно не бывает! Естественно! У меня количество кислорода тогда упало до того уровня, при котором организм начал отключать внутренние органы, чтобы спасти мозг! Я бы ведь... и правда, мог умереть, не обрати на проблему внимание! Но это... мои проблемы! Не твои, и даже не тех врачей! Они всё равно, боюсь, всё не так поймут, давя на свою позицию несмотря ни на что.

Глава 19 - Небольшая авария

Всю неделю мамка меня таскала по врачам. Истерила, таскала, нервничала... меня щупали, слушали, тыкали... ладно хоть не нюхали! Вздыхали, и... по сути — посылали. Выводы у всех были какими-то странными, и самыми разнообразными. От паразитов, до закрытых чакр. От вирусной инфекции, до отсутствия связи с космосом. Я конечно не знаю, может у меня и правда её нет, этой связи, но и нафига она мне сдалась, а?

И мамка бы продолжила это делать — таскать меня чуть ли не по всему городу, заставляя страдать в транспорте за место отдыха дома, как рекомендовала первая тетенька врач, но её вызвали на работу. И в этот самый понедельник к этой самой тетке я пошёл один.

Ввалился в кабинет, подышал, попинал, последил за молоточком. Наслаждаясь тем, что я уже много раз видел это стандартное обследование на детях в школе, и хорошо заучил, как нужно правильно реагировать на те, или иные манипуляции врача. А не то с моим контролем рефлексов пинаться в ответ на слабенький удар в колено мог бы отказаться. И неизвестно, как бы на такое среагировала врач.

— Как себя чувствуешь? — поинтересовалась она напоследок.

— Нормально — пожал я плечами, не зная, что еще тут можно ответить.

Тем более что я реально очухался, и даже дыхательные пути перестроил специально под столичный воздух, оснастив их подобием фильтра — в будущем он точно пригодится! Если меня решат травить газом.

— Выписываем — сказала она в ответ своей помощнице — но тебе придется пройти обследования... так... — вдруг оборвалась, принявшись копаться средь бумаг на своём столе — Ты же в двести восемнадцатой учишься? Седьмой класс, да?

Я кивнул.

— А, ну тогда не надо. Вы через две недели будет проходить обследования, просто пройдешь вместе со всеми.

Я вновь кивнул.

— А там посмотрим. И занеси свою карточку в регистратуру — подала она мне какую-то странную тетрадь, листов на девяносто.

Принял, кивнул, дошел до регистратуры, отдал. Ушел домой, забрав курточку из гардероба. Вечером узнал много нового о себе, и то, что я оказывается не забрал выписку у тетеньки врача. Ну что за мир? Кругом бумага.

Утром, я пошел в школу, а мама — в больницу! Взяв полдня отгула с работы — её ведь так и уволить могут! Но она тетка непреклонная — сказал пойду, значит — пошла.

— Магмойды? — замер я пред пешеходным переходом, ощутив знакомое чувство.

Не, они далеко — километров двадцать! На самой гране чувствительности. — вынес утешительный вердикт, и, убедившись, что на светофоре по-прежнему горит зеленый человечек, шагнул вперед.

И меня, сбила машина.

Я не успел ничего предпринять! Она вылетела на бешенной скорости как кажется из неоткуда, из-за домов и поворота, и протаранила меня, так что я только уже в сам мигудара успел сгруппироваться. И перевести основную силу воздействия на тело с бедра на грудь и локоть, летя не вперед, а вверх.

Маленькая легковушка, маленького веса, с маленькой женщиной за рулем... помня о законах физики, нехватку массы покрыла скоростью, и стал я на целых пять метров ближе к небу, правда потом все же плюхнулся на асфальт прямо посреди проезжей части перекрестка.

— У меня... а... — проговорила девушка за рулем мигом заглохшей тачки, прибывая в шоковом состоянии, вцепившись в руль мертвой хваткой, высовывая из-за него только свой нос и глядя на проезжую часть сквозь путины трещин лобовухи.

На меня, лежащего на асфальте звездочкой, попкой кверху, и пялящейся на неё не моргая, глазками из головки, уложенной на локоть под не самым удобным углом.

Хорошо, что меня другие машины потока не прокатали! — простонал я про себя, с хрустом вправляя мышцами сломанные ребра, и отскрёбываясь с асфальта, к которому как кажется, уже прирос буквально. Отпечаток на нем уж точно оставил.

Руки, как будь то в клею по локоть, и с трудом слушаются. Ноги — ватные. О! Да у меня трещина в бедре!Хотя скорее не трещина. И огромная гематома на правом локте. Главная жертва удара. Хотя я всё равно получил по ребрам. Заживать это все будет долго. Очень долго.

Встал. По ощущениям — будто пролежал без движения пару суток. Болит буквально все, и примерно столько же онемело. Ноги онемели, вестибулярный аппарат... мешает ориентироваться. А еще я посреди проспекта, что остановил своё движения. Зеваки, шоферы, и... уже немаленькая пробка скапливающаяся вдалеке.

Как же хочется кого-нибудь прирезать! Но я, увы, сейчас, не в том состоянии, чтобы это сделать. Надо убраться с дороги! Пока чего недоброго еще не случилось.

Пошатываясь побрел к помятой машинке.

— Паре... девочка, ты в порядке? — подскочил ко мне какой-то сердобольный мужичек, желая помочь, но не зная с какого ракурса ко мне прикоснуться.

— Виииаа! — завизжала какая-то баба с другого конца проезжей части.

— У меня сломана рука, бедро, ребра... — улыбнулся я мужику, застыв посреди улицы, чем неслабо его напугал — зря конечно, зря! — Ничего, через недельку заживет, наволнуйтесь — и поплелся дальше к тротуару.

Улица стала потихоньку оживать, а я постучал по капоту малолитражки.

— Мымра! — провопил, чувствуя как тело стремится накачать себя адреналином — не надо мне этого счастья. Не надо!

Обошел-обполз, машину с боку, сам припадая на правый бок, открыл водительскую дверь — фюууу... — просвистел в своей душе, глядя на то, как смотрящая на меня дикими глазами тетка, рефлекторна нажимает и нажимает на педаль. Крайнею справа. Самую большую. Всё же затормозить пыталась. Не безнадежна.

— Эх. — вздохнул, и присел на капот.

— Скорая? А где скорая? Кто-нибудь уже вызвал скорою?

— Вызвал, вызвал, да разве через такую пробку она скоро доедет?

Понял, что на капоте со сломанным бедром седеть не айс, пополз на травку, плюхнувшись в листву на здоровый бок. Хорошо... поближе к земле, оно всегда хорошо!

— Девочка ты в порядке? Не лежи на земле! — подошла ко мне какая-то тетка, а какой-то мужик подстелил под мою спину своё пальто — Давай, ложись.

Лег — зря что ли предложили? Услышал вой серены спецмашины.

— Ну наконец-то! — высказался кто-то из зевак.

Но это оказалось не скорая, а ГАИ. А девушка из маленькой машинки уже куда-то успела свалить под шумок.

Милиция принялась опрашивать свидетелей, по большей части игнорируя меня. Потом подъехала и скорая, увезя меня вместе с какой-то теткой в сопровождающих. Врачи, раздев и осмотрев, всю дорогу допытывали, кто я и откуда, а я все думал, стоит ли им говорить? Или ну нафиг.

Решил, что стоит! И так же понял, что надо срочно зарастить костяшки, пока не поздно! Мало-ли во что это может выльется, если мама узнает. А то, что врачи узнают, я что-то не сомневаюсь. Больно много у меня сломано.

Не успел. Меня приволокли в уже знакомую комнату, к уже знакомому Князеву, что сделал мне рентген попы груди и руки. Повздыхал, и по средствам своего шкафообразного помощника, отправил на пятый этаж в какую-то полупустую палату с пахучими тетками. А я думал, я уже ко всем запахам мира привык! Ан, нет, эти, старушки, весьма необычны.

Врач-рентгенолог так же поведал врачам со скорой и мое имя-фамилию, опознав мою рожу как свою пациентку, и даже дал им телефон отца. Так что я совсем не удивился, когда батя в форме, но хотя бы без собаки, валился в палату.

— Ну где это видано, бесстыдник! — проворчала недовольно одна бабка под одеялом глядя на него, и отвернулась к стенке.

— Саша, ты как? — проигнорировал её отец, подскочив ко мне.

— Нормально. — сел я на кровати — Руки цели, ноги целы, хоть сейчас на балет — и увидев смачный синяк на руке, поспешил скрыть его больничным халатом.

Батя заметил. Батя оголил руку, что стала синей уже почти вся. От локтя к плечу, и от локтя к запястью. Да, знаю, там внутри такая каша сейчас, что даже пальчиками шевелить трудно — половина мышц вышла из игры, но ему-то это знать не обязательно!

— Она просто выглядит страшно, а так все пучком — пошевелил я пальцами пред его лицом, вырвав руку из захвата.

— Да у тебя явно шок! — проговорил он, округляя глаза — и зачем-то потрогал мне лоб.

Ну да, температура немного подскочила, не спорю.

— Тут капельница нужна! А тот так дело и до ампутации дойти может!

— Эй! Успокойся! — перехватил я хотящего уйти мужика за одежду здоровой рукой — Успокойся!

Послушал, остановился, обернулся, в пол оборота.

— Всё со мной нормально! Рука это вообще фигня! За...

— А что тогда не фигня?!

Сказал, как выплюнул! Как угрозу! Как... эх...

Я задрал халатик, обнажив бедро.

— Бесстыдница! — услышал от всё той же бабки с одеялом, что выглянув на секунду, укрылась с головой.

Отец, видя сплошной синяк на месте, где начинается нога, кажется, выпал в осадок. Наверное, зря я ему это показал! — подумал я, глядя как он протянул ко мне трясущеюся руку.

— Не сломано хоть? — проговорил, одергивая конечность и глядя в мои глаза.

Я помотал головой. Застыл. Вздохнул.

— Без...

— Ты не стой! — практически насильно усадил он меня на кровать — Тебе сейчас нельзя давать нагрузку на ногу!

— Рентген сделали, так что скоро узнаем — сказал я, уже сидя на койке — Хотя я бы не доверял рентгенологу! Он какой-то мутный тип! Очень!

И легок на помине! — вздохнул про себя, глядя как упомянутый врач входит в палату.

— О! Вы уже здесь? — сказал он, глядя на отца — Как понимаю, Николай Алексеевич? — отец кивнул — У вашей дочери...

— Можно мне взглянуть на снимки. — перебил его батя, от чего тот аж опешил.

— Дочери...

— Можно, мне, взглянуть, на снимки — проговорил отец, нависая над старичком как скола над морем.

— Нахал! — вякнула неугомонная бабка из-под одеяла.

— Боюсь, вы ничего там не поймете — пролепетал старичок, отведя взгляд.

— Я, пойму. — вновь повторил отец, выделяя интонацией каждое слово и сжимая кулаки.

— Пойдемте. — сдался рентгенолог через минуту, явно через что-то внутри себя переступая.

И оглянувшись на меня в последний раз, отец ушел.

Пришла медсестра. Решила воткнуть меня иголку.

— Эээ! Не надо в меня ничего втыкать! — взбрыкнул я, отскочив от женщины подальше на койку.

И еще раз отскочил. И вообще в угол сбился, И через спинку перепрыгнул, скрепя зубами от боли во всем теле, разносимой ногой и рукой.

— Так, Александра! Тебя же так зовут? — я кивнул в ответ — Давай не вредничай! Ведь ты уже большая девочка — я вновь кивнул — Давай — показала она мне свою иглу с трубкой — я помотал головой. — Или мне тебе успокоительного прописать?

— А ты попробую. — взъершился я, пытаясь понять сколь много сил во мне осталось.

Мой вывод — на неё хватит! Не позволю из себя кровь откачивать! Не дам! Моё! Мне и самому она сейчас нужна до грани!

— Так. Ну ладно — сделала она какой-то свой вывод и ушла, вместе с иглой, трубкой, и штангой с баночкой.

Но очень скоро вернулся вместе с шкафообразным бугаем. Что оказался врачом.

— Ооо! Начинается шоу! — выдала бабка, вылезая из-под одеяла и садясь на кровати, разве что в ладоши не хлопая.

И как видно психологом, так-как бугай-врач начал очень активно заговаривать мне зубы. И не просто заговаривать, а он еще и закрыл собой дверь! И из-за него я заметил, как ко мне подкрались сзади, только в последний момент.

Резкий разворот, стойка, обозначающая прямую угрозу парню, что явно подобного не ожидал и опешил. И укол в лопатку. Разворот на месте, удар наотмашь — промах. Захват моей тушки сзади, за грудь и руки. Пытаюсь вырваться — безуспешно.

Использую ноги в помощь, отталкиваюсь от массивного тела за спиной — мои ноги захватает врач, силясь удержать конечности. Слышу хруст в собственном бедре, что, будучи поврежденным, под усилием мышц начало просто крошится! Кусаюсь и визжу как последний аргумент, понимая, что в силовой метод я уже проиграл.

— Леночка, еще пять кубиков! — проговорил взмокший врач-психолог, уставший держать мои уже толком не брыкающиеся ноги, в то время как я всадил свои зубы под самый корешок в руку удерживающего меня человека и волком смотрю на видимые персоны.

Леночка достала шприц — я огрызнулся на неё как загнанный в угол зверь. Она, проигнорировав угрозу, засадила иглу шприца в раненую руку.

Да что ж ты делаешь, сучка! — взвыл я внутри своей души, глядя как и без того уже толком не функционирующая рука, с порванными собственными усилиями, при аварии и сейчас, мышцами, совсем перестает работать немея и как бы теряя связь с остальным телом.

Чтоб вас! Я ведь так и правда могу конечности лишиться! И...и...и... сознания. Срабатывает отсечка тела, отключающая мозг, почуяв прямую угрозу его нервным клеткам.

Чтоб вас!

— Чтоб вас! — сухо мычу уже вслух, приходя в чувства.

Пытаюсь поднять руку — не выходит. Вторую — тоже! Я что, привязан к койке?! Ну уж нет! Пора врубать свето...

— Саша!

Знакомый голос! Поворачиваю голову — обнаруживаю у кровати заплаканную мать. Её глаза... смотрят на меня любя меж белков с потрескавшимися сосудами. Светясь печалью, радостью, горем и надеждой, сквозь тьму ночи — ведь за окном уже стемнело. Сколько я тут провалялся?

— И почему я связана?

— Ой. Саша, прости! — принялась она растягивать ремни, которыми я пристегнут к койке — но у неё ничего не вышло — Я сейчас... позову.

— Не надо, забей — буркнул я, отвернувшись.

Через миг обернулся вновь:

— Лучше попить мне дай. Побольше.

— Сейчас, сейчас!

Два литра выдул, как одним глотком.

— МАЛО!

— Ты ж потом....

Мой взгляд средь лунной ночи сказал ей всё лучше слов, и она убежала за водой еще. Вновь выдул, и понял... надо облегчиться! Так вот что...

— Развяжи меня!

— Сейчас, сейчас!

А я понял, что сейчас уссусь!

— Ааа... ххх... поздно — понял, что держать в себе не стоит.

— Саша... — проговорила мать, как-то даже без обвинений.

Ну а уже утром, от врачей, что пришли на обход и разбудили только уснувшею на соседней койке мать, я узнал, что у меня, оказывается! Нет переломов. На что я только по улыбался — проканало! Только трещины, везде, где только можно. Так что гипс накладывать не стали, и вообще — мне повезло.

А если я еще и буду хорошей, и главное — послушной, девочкой, и перестану вредничать и мешать медсестрам делать их работу — ставить уколы! То они меня еще и развяжут. А то бедному Ивану из медбратов, руку пришлось зашивать. На что я только коварно улыбнулся, и пообещал быть самой тихой и скромной паинькой и всех возможных тихих и скромных паинек.

Они мне не поверили, но развязали. А я решил, что мне, пора бы вспомнить, что я как бы человек, и у меня сейчас все болит настолько, что должен орать как ненормальней, катаясь в истерике. А не сидеть на коечке, с дебильной улыбкой наркомана. Да и правая рука... как бы не моя уже на большую степень из возможных.

Она конечно зарастает, именно так! Ибо внутри по большей части пустою стало, но это займет время. А пока побудет тряпочкой. Так что нужно быть предельно... человечным, и скрипеть, кряхтеть, изображая инвалида энной степени.

— Да, о спорте, увы, теперь придется забыть — услышал я разговор матери и какой-то врачихи в коридоре у палаты — только оздоровительная гимнастика и немного плаванья.

Ну не настолько сильно инвалида из себя строить! — вынес я вердикт, распрямляя уже сгорбленную спину.

А разговор меж тем продолжился:

— Ей вообще очень сильно повезло!

— Что жива осталась? — поинтересовалась мать каким-то без эмоциональным, и можно даже сказать — юмористическим, голосом.

— И это тоже — ответила врачиха абсолютно хладнокровно, от чего мать как-то странно крякнула — Даже средь взрослых немало случаев, когда при подобном ДТП и скорая-то не успевает приехать. А тут... видимо она все же успела сгруппироваться, так как ни мозг, ни внутренние органы, не пострадали вовсе. Кости, мышцы, а ведь она пролетела через пол проезжей... вам плохо?

— Не, не, все нормально.

— Сестра! Позови медбрата! Тут женщине плохо! — услышал я крик, а за тем топот ног.

И мать куда-то увели — беседы больше я не слышал.

Глава 20 - Больничка

— Следи за молоточком... — сказала врач, указывая пальчиком на его кончик, и я принялся старательно отслеживать перемещения резины, думая про себя:

Как же мне это все достало!

Ходить — нельзя, сидеть — нельзя! Рукой шевелить не могу — не положено! Анекдоты травить некому. И приходится постоянно корчить из себя больную обиженку — устал! Зато есть врачи... что постоянно пишут в своих журнала-тетрадях нечто на неизвестном языке — как это вообще кто-либо читает? И читает ли — заглянул я в журнальчик, от чего мадам-врач... ревностно прикрыла писанину собой, своей спиной и плечом, скрывая её от моего взора.

— Посиди пока.

— Больно. — выдал я, морщась.

— Тогда полежи — махнула она неопределенно куда-то в сторону кушетки.

Я скептически приподнял бровь в ответ — она издевается, да? Сама же запретила как-либо грузить ногу... хм, вчера. Может сегодня уже можно?

В принципе — можно. Мышцы ноги, в отличие от руки, пострадали незначительно. Их там тупо много! А мне и половины хватит. Да и в момент удара, они всё были в состоянии «а у нас сегодня праздник!», так что кость благополучно покрылась паутиной трещин. И только в этот момент мяско, а вернее — я, опомнился, и отдал команду на построение.

Мышцы сжали в канаты, свились, как могли, чуть не разрушая уже надколотую кость, и частично разрушая себя, в попытке выдавить обратно, наружу, уже проникший в границы ноги бампер автомобиля.

Не переведи я удар на верхнюю часть тела, просто упав на капот сверху, на локоть, и я бы мог бы сам себя лишить ноги. Впрочем, тогда я обо всем этом вообще не думал, а просто действовал, и как придется — времени вообще не было, и мне реально несказанно повезло, что всё кончилось так, как кончилось.

Но они, врачи, то об этом не знают! И... ну ладно — предложено прилечь? Прилягу! И я развернувшись на стульчике с подушкой под попой — зачем меня вообще было садить на этот стул?! Сделал якобы попытку шагнуть к кушетке — тут же упал, распластавшись по полу.

Тетка, среагировала не сразу, погрузившись в свои письмена по самые уши. А я — заревел! Девственный метод! Сразу опомнилось! Вернувшись в реальность. Надо почаще применять, а то я почти все время молчу и только глаза пучу. С улыбкой блин, как у дебила.

— А-аа!

— Полежи! Полежи немного... сейчас я... — сказала она, уложив меня на койку, легко подняв с пола, и явно растерявшись, или испугавшись ответственности, спешно упорхнула из кабинета.

Я тут же заткнулся. Неторопливо оглядел помещение на предмет интересностей за исключением непонятного журнала с руническими письменами. И осознал — сейчас опять укол вкатят! Надо пореже реветь, пореже.

А вообще, какого фига, ради простого, и очередного, теста, меня эта мадам, вызвала к себе в кабинет?! Не могла что ли как все нормальные врачи, и в палате осмотреть?!

— Привет пап. — сказал я, спокойно садясь на кушетке и с улыбкой глядя на родителя, вошедшего в помещение.

В больничном халатике, накинутым поверх формы с погонами. Стоп! Форма какая-то не такая! Что-то я не обратил внимания ког...

— Все нормально — вновь улыбнулся я на его суровый вид, и помассировал правую руку, заодно разминая белоснежные пальчики.

Шевелить ими, сплошная морока. Но ради отца — можно и нужно. Вся рука и так выглядит уже как неживая! Синяя, красная, в волдырях, и с восковыми пальцами. Мышцы, сосуды и связки в ней, как в отражение ноги, приняли на себя весь удар, будучи на боевом с самой первой секунды, с улыбкой отдавая свои жизнью ради великой цели.

Как итог — совершенной целый сустав, что должен был раскрошиться в мелкую пыль, почти целая кость — пара трещин не в счет! И каша, из всего остального. Набор гнойников, гнилая кожа, нехватка питания живой плоти пальцев, из-за чего они и побелели, и вопрос ампутации висящий мечом палача.

— Пап... — сказал я, поднимаясь с кровати, видя что мои предыдущие утешения его души не достигли.

Поднялся, но оказался тут же подхваченным на руки.

— Па... ты же понимаешь, что твоя рука давит мне на поврежденное бедро? — усмехнулся коварно, глядя ему в глаза.

— Прости. — поспешил он положить меня на лежанку.

— Не парься! — лег я на спину, задирая ножку — Врачи сильно преувеличивают проблему!

Легки на помине — съехала с моих губ улыбка, когда в палату ввалились люди в белых халатах.

Ввалились, немного опешили от представшей картины — я зевнул, принимая опять сидячее положение, и выцелил из толпы паникующею гордую практикантку.

— Ну, вы закончили? — обратился к ней, вновь натянув улыбающеюся маску на своё лицо.

— Да-да, конечно. — ответила она, на автомате, прибывая явно не здесь.

— Пап? — посмотрел на кинолога в халатике, и тот, поняв мой посыл, помог моему телу перекочевать в кресло на колёсиках.

Какое унижение! Какой позор! Какая досада... — подумал я, наблюдая с кресла-каталки за пейзажем и врачами, и тем, что мы поехали не в мою «родную» палату, а в... куда-то! В очередной кабинет, на очередное... обследование.

Нет! На этот раз не оно! Не очередной обруч на голову и присоски на титьки! На этот раз, мне дырку в жо... то есть в позвоночнике, просверлили!

— Ироды! — выдал я на этот счет, волком глядя на врача бравшего «пункцию», чуть не плача и придерживая руками за «бинт и ватку» на копчике.

Вернее, силком выдавливая слезы, и тихонько думая, чем мне будет грозить взрыв спинномозговой жидкости в колбочке врача.

Да ничем! — пришел к вердикту, в душе растягивая коварную улыбку от уха до уха, и отдавая приказ еще находящейся на связи с телом клеткам открыть шлюз на максимум.

В глазах мгновенно потемнело. Во рту явился солоноватый привкус металла и кажется, треснуло пара зубов. Захотелось изрыгнуть всё съеденное через рот, ибо всё мои кишки, в панике сжавшись, спутались меж собой, завязавшись в единый узел. И я к тому же обоссался — тамошние мышцы напротив, приняли позу предельно расслабленного туриста, только прибывшего на курорт.

Момент взрыва колбы мелкой стеклянной шрапнелью я в чувствах не застал.

Анализы, анализы... ну а что еще с больного взять? И те испорченные — подумал я отстраненно, глядя на целый набор колбочек. И жидкостей в них.

Вон там, моя кровь, из пальца, что еще не въехала, что с её миром что-то случилось — спи спокойно, родная! Ладно хоть брать стали не из пальца больной руки, пусть и со второй попытки — обе ранки я уже удалил, но обидный отпечаток на душе никуда не делся. А вон там, кровь из моей вены, что как собака в клетке, рычит на прутья, и я, блин! Даже отсюда вижу, как она колышется без видимых на то причин.

Без дрожания стола, и жидкости в соседней баночки — мочи моей — кто держит кровь и мочу рядом на одном столе?! Желает сбежать, паникуя, что кислорода внутри не осталось, а надо.

— Не вздумай — тихо шепнул, глядя на неё исподлобья.

На жидкость темную, и на кровь непохожею, где спряталась тактическая группа быстрого реагирования! Что попала в засаду, возвращаясь с задания — зачистки местности в ныне уже бывшей ране. Не повезло ребятам! Не повезло. Так глупо... вляпаться. Так...

И тут я понял, что это всё — моя фантазия. Нет, кровь реально колышется! И реально могла бы выползти из колбы самоходным слизняком, но — только следуя моей воле. Её трепыхание — отражения моего недовольства. Моего раздражения, и даже можно сказать — холодного гнева. Сколько уже из меня её выкачали?! И им явно мало.

Отдыхай — мысленно приказал я, расслабляясь, и жидкость в закрытой ваткой пробирке тут же затихла, даже сменив свой оттенок красного — с темного бордового, даже почти бурого, на более светлый, ближе к малине и переспелому томату.

После того, как я вчера потерял сознание, пусть всего на пару минут, но потерял, что не осталось незамеченным даже несмотря на миниатюрный взрыв, списанный на брак в стекле пробирки, и немало попорченной одежды — люди, как ни странно совсем не пострадали, как я и рассчитывал, всё кажется, началось сначала.

Всё, что уже как мне казалось, было пройдено, пошло по второму кругу. Вновь моча, кал, кровь на сахар, соль и помидоры. Лабораторные анализы того и этого, и ладно хоть батька сумел отговорить не делать повторный анализ моих мозгов — ну нафиг надо, в самом деле?! Ну и различные виды шоковой терапии.

А еще родители, похоже, завязать решили со своими работами. Дежурят подле меня чуть ли не круглосуточно и почти посменно! Ведь мне строго настрого запретили ходить, и как-либо нагружать ногу под угрозой повторного пристегивания к койке и закатки в бетон! В гипс то есть. Так что я впечатлялся, пусть и когда никто не видит, все же пробую совершать тайные вылазки. Или когда думаю, что никто не видит — бабки...

А родителей, как следствие моей временной недееспособности, обязали меня катать на каталке чуть ли не по всему больничному комплексу! На каталке, что им никто не выдал, но батя в первый же день её где-то раздобыл. Не новую, к счастью, так что не купил — не успел бы он так быстро найти и привести! Но вполне рабочею — на мой век хватит.

Инвалидное кресло! Похоже, я всё же переиграл в свою игру раненой дитятки. И мне даже страшно думать, что об моих несчастных родителях думают на их работах. Какие кары им за прогулы-отгулы сулят-готовят, какие штрафы выписывают, и наказания назначают. Какие, санкции...

— Не думай! — высказался на сей счет папаня — Не детское это дело, думать о проблемах взрослых. Наслаждайся юностью, пока можешь — и с думой я тут же завязал.

Вернее — попытался, но все равно не смог. Привык я к ним, привязался. Избаловал меня этот мир! Избаловал. Заставил думать не о рационализме, а об не подозрительности. Заставил думать о других как о себе, а о себе как о других. Позволил почувствовать себя обычным, что навеяло дурные воспоминания.

Воспоминания моей самой первой из жизни! Когда я не был бессмертным и в помине. Зато был болезным мальчиком... мальчиком. Что умер, едва дожив до двадцати от заражения крови. Что имел на тот момент семью, жену, и пятилетнею дочь.

О звезды! Я до сих пор помню их лица! Сколько времени утекло?! Сколько миров я повидал... Сколько жизней на моих глазах родилось и оборвалось! А я их помню, как будто это было вчера. Заботу, любовь... каким же я был тогда дураком! ДА и сейчас дебил не лучше.

Тогда — умер как придурок на охоте. Хотел все сделать как лучше, добыть трофеев, и поесть семье, а в итоге... оставил их без кормильца, и средств к существованию. Я не питаю иллюзий, и прекрасно знаю чем кончают подобные неполные семьи в том моем исконном мире. Я видел это сам! Своими глазами. А потому знаю — смерть моих горячо любимых родных была долгой и мучительно, несравнимой с моей, от жалкого заражения крови.

Сейчас — потому что нахлебничаю. Потому что обманываю! Притворяюсь, играю, держу за место лица маску. Я прекрасно знаю, что чувствуют ко мне родители! Догадываюсь, что должен чувствовать в ответ нормальный ребенок. Но чувствую к ним лишь жалость, и чувство вины.

Я — подделка! Обманка, лож. Но с другой стороны — с таким как я, родителям на вряд ли придется переживать страшнейшею кару любящих отца и матери — похороны своего дитя. Я бессмертный!

— Эх...

Но вынужден отыгрывать роль простого ребенка.

— Развздыхалась тут! — донеслось от койки у окна, а затем от туда-же, и из-под одеяла, донеслось журчание — Позвала бы лучше медсестру! Коль сидишь, не знаешь чем заняться!

Я хорошо понимаю и мысли и чувства своих здешних родителей при взгляде на меня! Ведь сам когда-то подобное испытывал, но я должен отыгрывать свою роль. В этом мире достаточно тех, кто жаждет бессмертия или супер солдат, по крайней мере, если верить историческим записям.

И если я, вот просто встану и уйду... а ведь правда, что же тогда будет? Кино и фильмы, хроника-записи, документы-бумаги, россказни, законы и мнение людей, да даже страны меж собой! Различаются! Противоречат, и изменяются со временем. Даже в приделах одного мира и в рамках одного государства все не может быть хоть сколь-либо однозначно. И что будет здесь, конкретно здесь, и конкретно сейчас, если я...

— Пиииииииииииии...

— Аааа! Уберите это от меня! — завизжал я, с силой зажимая уши, и корча страшную гримасу, не зная, куда деется от бьющего прямо в мозг противного белого шума.

— Пииивипвипивииии...

— В первый раз вижу, чтоб на УЗИ так реагировали — проговорил на это молодой парнишка, владелиц «пищалкой на шнуровке» её выключая.

— Что это за адский механизм?! — выпучил я глаза, медленно убирая руки от своей головы, все еще не веря, что ужасный звук уже утих, продолжая по-прежнему слышать его отпечаток в своём сознании.

— Это УЗИ — похлопала глазами мать, глядя недоумевающе и почему-то не на меня, а на паренька.

— Дьявольская машина для пыток — прошептал я тихонько, шевеля извилинами, и памятью, в попытке вспомнить, что это такое, а паренёк на миг вновь включил аппарат.

Я вновь сморщился, зажимая уши, и он вновь непонимающе посмотрел на молотовидную штукенцию на проводе в своих руках.

Опять включил, направляя её себе прямо в лицо. Я завизжал, без малого заглушая писк прибора, и сорвался с кушетки, пущенной в небо птицей. Вспомнил, что мне как бы бегать нельзя, совершив уже целых три огромных прыжка, и растянулся по полу доской, взревев навзрыд и на всю округу.

Понял, что опять явно переигрываю, видя как мать, сама чуть не плача, принялась меня утешать, аккуратно старясь поднять и вернуть куда-то — или на кресло, или на лежанку к аппарату с компьютером.

Это издевательство! Я не хочу это слушать! Я бы конечно мог бы потерпеть, и не такое переживал, но не хочу этого делать! Зачем? Это гребанное УЗИ! Этот дуратский аппарат для беременных... почему меня не предупредили, что он так стонет при своей работе, буквально взбивая-высасывая весь мой мозг!?

К счастью меня, всё же не стали и дальше пытать — только еще одно кратковременное включение и моя кислая рожа, так что я, уехал с печальной матерью за место лошади обратно в палату.

А потом поколесил на шоковую терапию — ЭКГ! А после — ЭЭГ, и конечно ЭМГ! Я уже в принципе опытный в этих агрегатах — второй круг, как-никак! И в принципе знаю, что это всё такое — теперь знаю! Прочитал на дверях кабинета. До этого просто обозначал подобные изделия как «странная штука», «очень странная штука», «очень-очень странная штука, в красивой упаковке», «аппарат, похожий на сейсмограф, но в больнице», «очень странная штука один», «очень-очень странная штука два» и так далее!

И ну а принцип работы был понятным только у кардиографа и того самого УЗИ — узбекской злой иглы! Что значилась ранее, как «аппарат для определения беременности» и я и не догадывался, что она может так визжать при своей работе. Хотя должен был, должен!

Зато теперь, и после ЭЭГ, я еще и знаю, как пользоваться сим аппаратом! Куда заливать краску, и на какие точки ставить присоски — из инструкции к агрегату! Полувековой, правда, давности. Валяющейся в углу и всеми забытой — врач куда-то свалил, навазелинев меня как следует и усадив сидеть с присосками, а я, не упустил возможностью — подтянул поближе валяющеюся под столом пыльную брошюру. И ногами же листая, всю её не в кипеш прочитал.

Так что я теперь знаю, что как и для чего! Ну, более-менее — основные тонкости от меня наверняка ускользают, но хотя бы примерно понимаю, что должен выдавать этот аппарат. Уж точно не прямую линию в дельта волнах! И вообще — причем тут я?! Я головкой вроде не бился, не тупил, не жаловался, сотрясений тоже не получал, о чем сказали и более простые тесты еще в первый день. Да и на сумасшедшего вроде тоже не тяну.

Сердце тоже, нормальное — и простого слухового аппарата хватило бы, чтобы понять степень моего конского здравия! Без всяких там самописцев и прочих шифров. Так зачем? Ладно хоть на рентген вновь не тащат! Бедренная кость на своей длине всё еще трухаобразная, и пусть я скрываю это от глаз и рук мышечным каркасом, старательно и как могу, на снимках бы это было видно чотенько, и неприятно.

Глава 21 - Хроморучка

Похоже я в больничке поселился надолго. И похоже, это будет очень веселое и познавательное время препровождение. В смысле — скучное. Чем тут вообще можно заняться бедному мне?! Ладно хоть болтать не запретили! И я уже всех задрал своими бородатыми анекдотами и байками из прошлых жизней. Меня никто не слушает! Но я всё равно болтаю, ибо это тут, единственное развлечение.

Заменяю телеги, на машины, коней — на мотоциклы, гоблинов на гопников, а орков на быков... И меня всё рано никто не слушает. Даже врачи, что только кивают, пропуская всё сквозь свои головы, как сквозь пустые трубы в дни планового отключения воды.

— Эх, ручка моя ручка! — посмотрел я на свою по-прежнему синею руку, с белыми пальцами — Заживай скорее, я домой хочу.

Мне надоело эксплуатировать родителей столь по-чёрному! И поэтому я эксплуатирую их еще сильнее, заставляя таскать мне в больницу продукты с магазина. Кормят тут, неплохо, но мало, а мне для скорейшего восстановления, нужны килограммы!

— Четыре кило яблок, два кило сыра, шпик... с килограмм. И молока! — сверкнул я глазами в сторону маман, что старательно записывала мой «рецепт счастья» в блокнот — Побольше!

Правда я на сто процентов уверен, что она принесет мне от силы половину, а скорее всего — бутерброд и банан. Хотя может и докинуть чего своего, иногда супер полезного — мяска домашнего вареного! Ммм... Иногда не очень — колбасы «из туалетной бумаги». Отец, напротив, притащит все строго по списку, недометнув даже до очевидного — есть мясо без хлеба?! Гры. И почти гарантированно превысит норму, еле доперев поклажу. Принесет и десять и двадцать, обретясь в подобия ослика...

— Что? То есть как?! Как это понимать?! — донесся из коридора голос отца, и дверь туда тут же закрылась его рукой, а дальнейшие слова заглушил топот набоек сапогов по бетону.

— Еще что-нибудь хочешь? — посмотрела внимательно и любя на меня мать, а я, подумав, помотал головой.

И еле сдержался, чтобы не начать изображать из себя кошку, вылизывая собственную ногу. А ведь я так частенько делаю! На потеху публике — двум старым бабкам, что кажется на пожизненно прописаны в данной палате.

— Выздоравливай! — поцеловала родительница меня в макушку, а я заметил, сколь сильно осунулось её лицо за эти дни.

Объедаю я их, объедаю, Но единственное, чем я могу им помочь — как можно скорее встать на ноги — заставить врачей поверить, что я могу встать! Но это сложено, учитывая их аппаратуру, мои скудные знания о ней, и возможности заглядывать вовнутрь тел, даже не вскрывая.

Это сложно! И от того... люди в халатах всё так же смотрят, слушают, тыкают, ковыряются где попало, мажут мазями, ставят уколы, многие из которых болезненные, другие — вредные, что я уже устал выслушивать отповедь от почек, и проповеди печени, и ставят вопросы ампутации. Правда тут же их снимают, но легче от этого никому не становится.

Особенно когда мне назначают новую странную процедуру, на которую я не знаю, как реагировать. Или просвечивать новым неизвестным, или не опознанным сразу, оборудованием, на котором я не знаю, что они должны увидеть в итоге. Ведь банальная Сила, для меня банальная, активизированная в том или ином участке тела, на снимки того же банального рентгена, для них банального! Будет выглядеть засвеченным белым пятном. Хотя узнал я об этом, только вчера — полезно иногда подслушивать чужие разговоры! И выносить из них свои выводы.

И это еще хорошо, что я знал о существовании в этом мире аппаратов для просвечивания костей и просмотра органов еще до того как под них угодил! И даже не стал думать о возможности отрастить себе лишний орган другой. И что, пусть не думая об этом, и в таком ключе, но подсознательно помня, фильтр для дыхания расположил высоко в трахее, а не в самих легких — иначе бы на снимках флюорографа там была бы опухоль.

Врачи бедняги и так пострадали от странного утолщения, темного и непонятного, не прослушиваемого и не прощупываемого, но видного на снимках грудной клетки. И не знаю, к чему они в конце концов пришли, и кто спас меня от нового рентгена, но снимки сами, ко мне в ручонки так и не попали. Всю степень утолщения я вычислил сугубо с разговоров и бесед, и легкой паники врачей — они с чего-то думали, что у меня там батарейка!

И со мной у них подобное, судя по реакциям и мордам, происходит регулярно. Не хватает врачам ни опыта, ни знаний, ни фантазии, чтобы понять мои анализы, снимки, диаграммы. Чешут репы, косятся... да хоть бы объяснили мне, что там нужно видеть! Инструкцию бы дали! Вон как с ЭЭГ всё супер гладко вышло! И ни каких дополнительных тестов и бесконечной сдачи жидкостей.

— Привет Саша, как себя чувствуешь? — впорхнула в палату молоденькая медсестра.

Что каждое утро притаскивает нам, больным, таблетки и...

— Опять за кровью? — закатал я рукав левой руки, печально вздыхая.

И оголяя синюшную вену. Что я вообще-то могу обратить в нормальную за час! За два, сделать глазу незаметной. А за пару дней — иглонепробиваймой! Могу в принципе и так иглы плавить прямо внутри, пусть это и нанесет мне не маленько урона, из-за каплей расплавленного метала прямо в крови, а не морщится, когда мне из неё откачивает! Могу, но делаю иначе, отдавая дитятку, часть себя, утекающею по тонкой трубке в прозрачную колбу...

Вообще-то нет! Уже нет! Там отработка! Не совсем шлак, гадость, токсины, и мертвечина — я как бы ни в силах чисто волей и разумом фильтровать себе кровь! Для этого есть почки! Что отошлют ненужное куда подальше и без моего участия. Да я уж лучше волосики на голове танцевать заставлю, и то попроще цель! Но живых клеток в этой крови нет

Вернее, в ней нет тех клеток, что разумом легко контролируются. Преданных солдат, и надежных посыльных. Тех, что легко подчиняются, и безоговорочно выполняют команду — из тела ни ногой! Ну а до остальных — и дела нет.

Пущай себе катятся на все четыре стороны предатели! Они мне не столь важны как верные бойцы, что носятся по кровотоку, делая, что потребуются, выполняя, что пожелаю. Таких терять при текущем балансе сил, да ради какого-то анализа на сахар?! Неприемлемо!

Так что там, в немаленьком для маленького меня шприце, сейчас и в основном... обезличенная жидкость? Наполнитель? Где-то что-то я о подобном читал, но... уже не помню. Не отложилось в памяти, спуталось с иными понятиями. Для анализа состава крови и этого более чем достаточно, ведь все химические элементы там те же, что и во всей остальной красной жидкости тела. Да и цвет что надо — бордовый!

— Ну вот и все — улыбнулась мне медсестра, прижимая ватку и сгибая мою руку в локте.

Я улыбнулся, довольный своей игрой, и лег-развалился на койке, исподтишка наблюдая, как ворчливые бабки, словесно плюя на всё и вся, сначала, делятся с общественностью своим великим мнением:

— А вот ты знаешь, милочка....

Потом, жидкостями:

— Вот это утрешнее, а это — ночное.

А затем — пьют таблетки:

— Ну, будем!

Бедная медсестра! По-моему, в общении со мной она морально отдыхает, и готовится, к неминуемому грядущему.

А что кстати такая молодуха тут делает? Из всего персонала больницы, если исключить тройку пареньков за сложным оборудованием, что непонятно чем за ним занимаются. И какой фигней почти всегда страдают. И пары студенток-аспиранток-практиканток, не знаю я, кто они такие точно, но уверен, что не постоянные работницы больнички. Эта леди-медсестра, без кольца на пальце, и с внешностью настоящей модели, тут определенно самая молодая! С отрывом лет этак на двадцать от самых неопытных в жизни.

А уж по красоте внешности, походке, и стройности в талии — тут вообще никого и рядом даже быть не может! Даже средь посетителей-пациентов. Да и голос что надо, и характер, и грудь... подозрительная она какая-то! У меня паранойя.

— Она нежизнеспособна. — вырвал мой слух из болтовни двух врачих, что стоя у окошка в палату, обычно занавешенного шторкой, еще совсем недавно обсуждали перспективу покупки машины и автомата — Совсем.

— В смысле? — ответила вторая, стоящая в пол оборота подле этого подглядывательного устройства, тетка, и явно как-то напряглась, теряя все блаженно-расслабленное выражение тела и лица вместе со мной.

Я весь обратился в слух — тут как погляжу полезно поработать ушами за врачами! Пусть я и в их речи зачастую понимаю лишь чуть больше, чем в их писанине.

— А вот так! Не знаю! У неё аллергия — бросила в мою сторону взгляд первая модам, а именно тетенька заведующая местным банком крови и из меня её же жадно дающая каждый день, а то и по два раза — вообще на все! Даже на физраствор — вновь зырк на мою персону.

Это они там что, обо мне? — подумал я, продолжая сидеть, и пялиться на них, что в прочем, никого похоже не смущает. Хоть бы занавесили шторочки для приличия! Они там столь тяжелые и плотные, что сквозь них не то что свет, а даже звук не проникает! Хотя мне это не на руку...

— Смеёшься, да? — кивок в моём направлении — Она же вон, сидит.

— Сидит, лежит, ползет... да я устала уже делать повторные тесты!

— Хм. А Князев упорно утверждает, что у неё рак, и все ждет от тебя биопсии.

— Ага. Рак, пиелонефрит, цирроз, пневмоторакс ну и конечно — СПИД. Вот только она сидит там, а мы тут, и...

Наступила пауза беседы, во время которой обе тетеньки молча уставились на меня сквозь окно. А... они как бы в курсе, что я их слышу? Не считая что вижу. Стекло то тоненькое, и вообще это наглость!

И я помахал им ручкой, улыбаясь как последний придурок, глядя на их любопытные-сурово-озадаченные мордахи.

— И в случае чего, моей свои под всеми этими диагнозами ты не увидишь. — опомнилась наконец королева лаборатории и вновь замолчала на долгое время — А ты знаешь, что тут начнется, если с ней что случится?

— Знаю. Её батя оказался широкого профиля человек — Князев это на себе уже испытал. — не меняя выражения лица и все так же смотря на меня, кажется даже не моргая, ответила главврач — И что делать? — наконец соизволила отвернутся карга.

— Выписывай её нафиг! Пока еще чего недоброго не случилась, и вой до кремля не поднялся из-за какой-то малолетки.

И меня выписали. Типо хромающего, правда я сразу исцелился, стонущего, и с типо плохо работающей рукой, но... впрочем, к этому моменту я и так в больничке уже провел без дня декаду, наглотался всякого и... вообще-то так и остался на больничном! Пусть и уже в условиях тепличных — дома!

— Миленькая моя родименькая подушечка! Я видела тебя всего однажды, но безмерно снова рада видеть! — плюхнулся я на свою кровать, утыкаясь в подушку.

Покрутился, пофырчал, перевернулся, осмотрелся. Понял, что в квартире не только подушка никак не изменилась.

— Ну и когда вы тут ремонт будете делать, а?! — услышал голос тетушке из коридора, входящей как всегда — без стука и приглашения — Сырой бетон, голые стены, о! — увидела она меня — Я гляжу, болезненную-то выписали!

— Тетушка! — строго сказал отец.

— Антонина Петровна — заискивающе, но тоже строго сказала мать.

— Чего?!

— Ну, не видите... как сможем, так и сделаем!

— Как сможем, тфу! Ребёнку нужны нормальные условия! Обои хоть поклейте! — сказала, и ушла, шепнув «раздолбаи!» пред самым закрытием двери.

Родители переглянулись, но комментировать сие никак не стали.

А уже вечером вновь прибывшая тетка предложила мне временно пожить у неё. Я был против. Предки — согласились. И вот я в хатке у старушке, к счастью — не на раскладушке. Тетка болтает без умолку пытаясь выдать у меня всё, что только можно, я — молчу партизаном, родители затеяли ремонт. Для того собственно меня и отселили — чтобы не дышал я пылью! А справятся ли, они, без меня?

— Лежи! Тебе сейчас нельзя ходить! — остановила тетка — Так врач сказал! А врачей надо слушаться! На вот, поешь перловой кашки, врачи рекомендуют.

Да, вот только жить на одной лишь кашке? Хм... хоть бы суп сварила для приличия! И мяска чутка купила, чтоб порадовать больную дитятку. Иль фруктов. Иль чего-нибудь кроме...

— Тебе нельзя! Там везде химия! Ешь кашку! Она полезная! Цельные злаки, мм... ешь! Что за избалованный ребенок.

И так далее, и тому подобное. И я в это не верю! Даже на упаковке быстрой кашки написан целый набор химических элементов. А уж в реальности... мама! Забери меня обратно! Я яблок хочу! И супчика на рёбрышках... мама... но у них там, пыль, грязь, и кипит ремонт. Я с ними и не вижусь толком! Тетка, не дает.

— Если есть время болтать, то есть время и на ремонт! А ну марш обои клеить!

— Но мы уже поклеили...

— А что там тогда осталось?

— Пол...

— Ну вот брысь линолеум стелить!

— Но его только завтра привезут!

— Ну так готовитесь к его приезду! Что, дел, что ли нет? Ну вот! То-тоже! А ну брысь от сюда! Девочке пойкой нужен. Да дорогая?

— Н-нет!

— Мрх — строго взглянула она на меня, и понял — останусь без ужина.

Карга старая! Зарезать тебя уже готов! И как родители это терпят? Тяжела же судьба взрослого! Хоть вечно оставайся ребенком.

— Моя рука, моя рука...

Но вскоре ремонт закончился, и я — всплыл из отрешенного состояния медитации, сравнимого со сном с отрытыми глазами — ведьма престарелая, поставила себе настоящей целью мне ролики на шарики сменить! Что даже монотонно-синхронное«да-даканье» в ответах на запросы «ты слушаешь? Слышишь что я тебе говарю!?» не срабатывает — просекает! Надо иногда что-то философское выдавать, иначе...

— Ты что спишь? А ну не спи! Вот же дети сейчас бестолковые пошли! А ну проснись, кому говорю! — старательно растормошила меня бабка, с особым цинизмом стискивая все еще цветастую руку, что в маечки без рукавов, так и кричит о своей жизнитрёпанности — Ночью спать будешь, болезная! Днем спать вредно!

И я, наконец, вернулся в квартиру к родителям. В квартиру, где голые стены сменили местами криво наклеенные обои, что провоняла краской, кажется на несколько сантиметров в глубь бетона, и где по по-прежнему нет нормальной мебели. Зато тут есть они! Мои дорогие!

— Родители! — обнял я маму с папой, а прибывавшая тут же тетушка презрительно фыркнула и удалилась восвояси.

А защёлкнувшей за её спиной новый замок заставил меня злорадно усмехнутся. СВОБОДА!

— «Дцынь-дцынь», «дцынь-дцынь» — зазвенел звонок через мгновенье.

Открывать пошел отец, печально вздыхая по пути, слушая непрекращающеюся трель.

— Это что такое?! Это как понимать?! — наехала тетка сразу на племянника, стоило двери приоткрыться.

Да она батька практически с ног сшибала! Влетев в квартиру взбешённым ураганом и набросившись, на замок. А потом на отца:

— Вы тут живёте в моей квартире! Делаете что хотите, вон, ремонт какой ужасный сделали! Так еще и новый замок воткнули?!

— Тетушка...

— Меня, в мой дом же пускать не хотите?!

— Мы же вроде договорились?!

— Чего?! Договорились?! Так! А ну живо ключи! Или выметайтесь от сюда немедля! НЕМЕДЛЯ! Или я звоню в полицию! И тебя, кстати, твои дружки-оборотни не спасут! Уволят! — разошлась она не на шутку, краснея как спелый томат — Вышвырнут из органов и погоны сорвут! И по этапу поедешь за нарушение! За избиение! — схватилось она за сердце — У меня тут все соседи подтвердят! А ну живо ключи! Не то и тебя и твою сучку... — отец достал свои ключи, старушка, с невиданной для своего возраста прытью, пожелала вцепиться во всю связку разом.

— Куда! — но отец оказался быстрее, отдернув руки, начав снимать с общей связки один лишь ключ от квартиры.

— Ах! Ох, — застонала-завздыхала тетка вновь хватаясь за сердце и сгибаясь в пол себя, будь то реально получила удар. — Ты, щенок...

— На! — отец отдал ей ключ.

Тетка вцеплюсь в ключ. Что тут же исчез где-то в кармане, спрятавшимся в складках необъятного платья. Зыркнула на нас злобным взглядом и удалилась, громко хлопнув дверью. Минут через пять, когда родители еще не успели выдохнуть, вернулась, открыв дверь свежо полученным «паролём», и проорала во всю глотку, засунув внутрь только голову:

— И что бы и звуку от вас не слышала! — и вновь хлопнула дверью, с такой силой, что по стеклу на кухне пошла длинная трещина.

— Мама, давай вернемся домой? — обратился я к матери, стоявшей за моей спиной.

— Нет дочь, мы не вернемся. — ответила она, поглаживая меня по волосам — Теперь это наш дом, и мы теперь тут живем. Да дорогой? — переключилась на мужа.

— Угу. — кивнул он — Только квартирку боюсь, придется поискать другую — и оглянулся на дверь, а я почувствовал, что мама, уже практически плачет.

Глава 22 - Запах свободы

Свободы, не настало. Покоя — тоже. Все же, большую часть времени мама и папа вынуждены проводить на работе, уходя в шесть, а приходя... как придется. А тетка — нет. Я думал, что смогу утекать каждый день в школу, а потом болтаться где-нибудь — общаться с ней мне не охота совсем — она не дает сосредоточиться на восстановлении, буквально контролируя каждый шаг. Но в школу меня не отправили.

Новый снимок рентгена, что мне даже показали — выглядит жутко! Будто мои косточки реально вынули из тела и обвели по контуру. Показал, что трещина в бедре никуда не делась. И вообще даже не изменилась. Ну, еще бы ожидать иного! Хех. Так что, чуть не закатав в гипс целиком, меня отправили еще на недельный отпуск.

Что после был продлен еще на неделю, за которую я сумел уже окончательно и по нормальному восстановиться, избавившись и от трещин, и от лишних узлов на связках и сосудах. Обновил кожу на руках и на ноге, перестроил иммунную систему под климат и агрессивную среду города, и в целом — привел в себя в порядок, окончательно распрощавшись со всеми атрибутами «больного ребенка».

Зато тетка за эту неделю довела мать до настоящей истерики, так что мы все же съехали с её квартиры, бросив буквально всё. Провели ночь в приюте с собаками, поспав маленько на лежанке из сена и фуфайки — ностальгия! И временно вселились в служебную милицейскую хату.

В квартиру, в которой совсем недавно, не позже недели, кого-то убили. Пристрелили. Пахнет порохом, кровью, в одной из комнат остался след дивана и ковра, которых нет, и даже присутствует дырочка от пули в прочной бетонной стене.

— Стреляли с калаша. Почти в упор. Большая часть пуль застряла в теле на диване, а одна — отец поковырял дырку.

— А ничего что ты её ковыряешь? — указал я взглядом на выбоину под обоями.

— Все улики уже сняли. И даже отмыли, как ведёшь.

— Кровью всё равно воняет. — не согласился я с таким постулатом.

— Да, что верно то верно. Стоп! А ты откуда знаешь, как кровь пахнет?

Смешной вопрос для того, кто всего-то пару недель забрал свою дочь из больницы с хирургического отделения. Но я не буду банальным! И скорчив обиженную гримасу уперев руки в бока, отвечу по оригинальней:

— Пап! Ну я-ж ребенок! Синяки, царапины, ссадины... тебе же мама рассказывала, как я в начальной школе дралась по поводу и без?

— Да уж, рассказывала. И про то, как ты мальчиком себя считала до третьего класса, тоже.

Упс.

— Ихихи — почесал я свою правую лопатку — было дело.

— Почему перестало?

— Ну так — многозначительно указал я на собственное тело смотря на мужчину снизу вверх.

— Сиськи у тебя до сих пор не наросли — не оценил папаша.

— Народ! Идемте кушать! — заглянула в комнату ма, при фартуке и с поварёшкой.

И мы пошли ужинать, и думать, как нам жить дальше. Вернее, они, стали думать, а я тупо есть. Ибо лезть в их взрослые разговоры со своим велико мнением — себе дороже. Не оценят. Я для них вдруг стал... просто ребенком.

Хорошая норка — подумал я, выудив из-под ванны автоматный патрон.

Новенький, в масле, еще и не думающий отсыревать лежа в воде под текущим сифоном. Хотя, он там пробыл от силы недели две — чего бы ему отсыревать? И масло ружейное с него еще не смылась — по его запаху я его и нашел — от бати вечно пахнет чем-то схожем, даже больше чем собаками.

Вернее — псиной от папки вообще не пахнет никогда! Другие запахи в разы покруче будут. И этот запах выглядел как роза средь помойки, как скунс средь клумбы... инородно! Как и сама мышиная норка в стыках бетонных плит, без единой трещинки, где и покоился этот патронщик.

И что мне теперь с ним делать? — почесал я свою репку, в спохватившись через миг — руки-то, того! В масле! И еще и в...

— Фи!

Чем-то, что обитает в канализациях. В каких-то отложениях, плесени, или...

— ФЕ!

В общем — в чем-то! В чем сейчас мои волосы тоже. К ним в принципе подобное не пристает, здоровый блеск они берут родом от гуся, но все же — и я поднес патрон ко рту.

Вытащил зубами из гильзы пулю, отложив её в сторонку, и открыв кран горячей воды — холодная тут как видно с постройки не водилась, старательно смочил весь порох.

Нафиг мне подобные сюрпризы в доме! — подумал со злостью, сменяя гильзу в нечто схожее со хлебным мякишем. Увидел почти выпавший капсюль, торчащий из мятого метала наружу, и пошёл на кухню за ножом.

Выковырял, спустил пулю и желтенький шарик метал масла и порах в унитаз, и принялся изучать «стрелковый детонатор» как под микроскопом. Нифига не понял, ибо не рентген, и коснулся его своей Силой.

— «Пах!»

— Вот...

Вот и какого фига я спустил целый патрон порах в унитаз?! Надо опять к отцу в тир напросится, как все наконец устаканиться и батька нормально устроится, а сейчас... хорошенько смыть все следы — вообще не известно кому принадлежал тот выстрел, каким образом он попал нам под ванну, и что нам за его нахождение могло грозить.

Всё же, мне вот совсем не хочется подставлять родителей под криминал. — подумал я, и выглянул в окно — там только что кого-то насильно затолкали в минивен. Но выехать со двора ребята не успели — путь им преградил серенький УАЗ, и ребята в одинаковых ботинках с автоматами наперевес.

Пальба? Нет! Все тихо, мирно, мордами в асфальт, и вот уже две машины с «пленными» почти бесшумно покидают двор. Идиллия! — растянулся я в улыбке, и отлип от окна, вернувшись к делу — делу поломойки! Пока родителей дома нет заняться все равно особо не чием.

Свою норму тренировок отпущенных на текущее здоровье я уже давно выполнил, а качество линолеума тут ужасное. И пыль, и грязь, и запахи, всё практически впитывается в него! И я не удивлюсь, если где еще валяются патроны к автоматическому оружию.

Интересно, каких соседей мы подтапливаем через тот крысиный ход?

— Саш, ты куда?

— Гулять. — похлопал я глазами, глядя на вышедшею в коридор из комнаты, к уже обувающемуся мне, мать.

— Не ходи! Поздно!

— Так и что? — не понял я подхода, и натянул наконец туплю, так и стоя до этого на одной ножке с полу надетой.

— Не ходи!

— Мам! — похлопал я глазами — Ну а когда мне еще гулять то, мам?! И так целыми днями взаперти сижу — погрузнел я, напоминая, что деверь родители уходя запирают с той стороны.

Я мог бы вскрыть замок! Но это бы потом было очевидно как день. Мог бы вынести дверь вместе с косяком! Она деревянная и хлипкая, и усиления для подобного потребовалась бы минимальное. Но я блин, законопослушен. И все те два дня, что мы живем в этой квартире, и не дёргался совершать вылазки во двор через окно.

— Не ходи. — вновь повторила мать, как заведенная, прижав меня к своей груди — Поздно уже, пойдем лучше посидим, поговорим.

Ага, поговорим, ага, посидим. Да вы ушатываетесь за день больше, чем конь за скачки! Чем марафонец за полсотни километров! А я тут торчу запертым в четырех стенах круглосуточно! И не то что бы сильно недоволен данным событием, но... ай, ладно!

— Дай разуться то хоть, мам!

Наконец-то меня выписали! А то я уже подумал, в конец отстану от школьной программы без учителей и учебников. Забуду, какого цвета небо, и солнце, и... а тут я на радостях, даже уговорил мать всё же записать меня на занятия в спортшколу! Пусть и пообещав «только смотреть». Ну не хочу я терять форму! Не хочу! Вернее, я её уже потерял, но надо наверстывать пока могу!

Так что «девочки» пошли по магазинам, пользуясь свободным от работы праздничным днем, и тем, что я вдруг оказывается да должен «выглядеть неотразимо!», а не как с деревни, с сена. Из приюта с собаками, и вообще «привет, я лохушка!». А единственный парень на селе — батя, укатил за вещами на квартиру к тетушке.

Шопинг... говорят, бабам нравится. Мне — ни хрена. Ну правильно, я ж не баба. Я — манекен!

— Не... не то! Не идет!

— А моё мнение тут кто-нибудь спросит? — высказался я на синхронное покачивание головы матери и продавщицы, опуская руки.

— Не а! — хором ответили они, улыбаясь вовсю ширь.

— Давай меряй следующее — добавила мать, и я со вздохом пошел наряжать себя в еще одно платье из кучки.

Но когда они чуть не поцапались друг с другом из-за спора какое платье на мне все же выглядит лучше, я все же получил право на выбор. И, хотя выбор ставился меж вещью «А» и тряпкой «Б», максимум меж всеми остальными буквами подобранной коллекции, я, гордо заявив:

— Вы дали мне право выбора? Так дайте выбирать!

Пошел шарашиться по всему магазину разом.

— Стремное, стремное, неудобное, лажа, фигня...

— Хи-хи — похихикали какие-то девушки, глядя на то, как я копаюсь в белье в одних трусах, проходя по ту сторону витрины.

— Хм — проигнорировал я их, и извлек со стеллажа брючный костюм.

Строго, элегантно, но... не хочу! Можно напялить джинсовый... — взглянул через ползала на отложенные шмотки — пацанский, дерзки, но... тоже не хочу. Если первое я порву, то второе порвет меня. А мне и так мозолей хватает.

— Хм. А что если не заворачиваться, и нарядится в платье?

Беленькое чистенькое, похожее на моё свадебное... что очень быстро станет серым! Черное! Точно! Не... на нем пыль видна еще сильнее. Тогда что? Цвета детского поноса? Шортики? На дворе ноябрь! И хотя тут, в столице, еще довольно так тепло, ну их в опу эти шорты! Под юбку то можно хотя бы колготки натянуть.

Арх! Голова кругом! Ну их в зад! Пойду выберу то, что мамка предложила и не буду парится.

Хотя не, то, что предложила продавщица, поэлегантней будет.

— Предательница — шепнула мне маман, расплачиваюсь за покупку.

Я пожал плечами, проигнорировав данный наезд. И почувствовал себя реальным предателем, увидев чек. Нет! Верните! Я перепутал! Я пошутил! Да я же себя, за такие деньги...

А дома еще и узнал, что хрен мы увидим, что из наших старых вещей. Тетка, чтоб ей до конца дней икалось! И сралось только через раз! Пустила туда уже каких-то квартирантов. И они естественно, уже прихватизировали все наши вещи, с особой любовью вцепившись в мои элитные костюмы для выступлений.

Еще бы не вцепились! Учитывая их стоимость, и качества материала. В общем — вновь магазин и непредвиденные расходы, ибо идти на гимнастику совсем без формы — ну это позор. Даже для меня — я ведь не собираюсь соблюдать данное матери обещание «просто смотреть!».

Из одежды у меня осталось только два комплекта — тот, что похуже, да на повседнев, и пахнет собаками — как батя умудряется постоянно с ними работать и совсем ими не пахнуть?! И тот, что новенький, свеженький, и мега дорогой. И ни в том, ни в другом, гимнастикой не позанимаешься. А в трусах — не разрешат.

Ну а на следующий день и с самого утра — экспресс квест «дойди до школы и останься чистым». КАК?! Ладно, есть методы, выворачивания ауры с натягиванием её на одежду. Совсем от грязи это не спасет, но режим гуся включит. Однако... я еще мелкий. Так что научный подход и дедовские бубны — плащик пленочный, сапоги резиновые, и идти в тени мамки, чтоб она прикрывала от брызг — дождь идет, однако! И вся та мерзкая пыль, что мучила мои легкие месяц назад, целиком обратилась в грязь.

Интерлюдия три

— Черт! Скоты... — ругался Николай Алексеевич, готовый биться головой об стену стоя в пустом коридоре.

Его уволили! Вот так просто взяли и вывернули из органов! И двух недель не прошло, как они перебрались в Москву, а все уже пошло наперекосяк. Все было так прекрасно при разговорах по телефону, всем был так нужен опытный кинолог, и всё на все были согласны даже в первую неделю его работы... пока он наконец не попал на личную встречу к своему непосредственному начальнику. И всех сразу как будто подменили.

Старый боров! Но, отношение, и внешний вид, это одно! Это — его проблема! А вот увольнение... это уже проблема семьи. И тут даже не столько в деньгах она, эта беда, сколько в, связях.

Союза нет? Знакомства ничего не решают? Да чертес-два! Только они и решают! Всегда решали и будут решать! Без связей, они бы из глубинки и в Москву бы никогда не попали! А уж устроится на нормальную работу, ребенка в школу, и жильё найти... никаких денег на взятки не хватит без нормальных связей! А его — уволили.

Как щенка! Как ненужный хлам! На пенсию отправили. Сказали «старый», уже приняв на его место какую молодую девчонку! Ага, старый! А что же тогда на месте начальника отдела делает семидесяти летний пень? А в управе боров полувековой? Да даже опер группой заведует ели ноги двигающий кадр! А ему только сорок! Сорок! Будет в январе. Он еще ого-го!

О-хо-хох! — простонал в душе уже теперь бывший кинолог, все же стукнув затылком об стену и вспоминая лицо своего уже бывшего начальника — Ты то тогда что делаешь на своей работе?! Свинья ты пенсионная! Ты ж её уже получаешь, эту свою пенсию! Да по тебе, с твоим телом и болезнями, уже все гробовщики плачут! Тебе ведь не гроб нужен, а два!

Но всё это лирика — взял себя в руки кажется постаревший за день на целых десять лет человек. Ведь на сборы дали всего день. Передачи всех дел и обязанностей, которые он еще не принял и в которые ещё даже не успел вступить. И на возврат казенного имущества, которое он опять-таки не успел получить — даже форма на нем еще старая, приве...

— Да. — взял трубку сотового телефона кинолог, на которую кто-то позвонил с неизвестного номера — Да, я. Да, знаю такую. Да, моя. Что?! Когда?! Сейчас буду.

Все дела и проблемы в миг стали несущественные, и Николай, вернув себе утраченные пару часов назад годы жизни, несмотря на проступившею свежую седину, строевым бегом, метнулся к выходу из отделения.

Ужас! Как такое может быть!? Как такое вообще могло случиться?! Как... кости целы — пришел к выводу беря себя в руки государев человек, внимательно изучая рентгеновские снимки — Правда они выглядят как то странно, будто... слегка опухшие, больше чем должны кости у девочки её возраста. Причем все кости враз. Но это — косяк аппаратуры. И рентгенолога — дедок на свой возраст хоть и не выглядит, молодцом держится! Но маразмам уже страдает точно. Всё какие-то нелепости и странности видит в обычном и понятном.

— Но трещины в костях все же есть. Тут, тут, тут, там и тут. — произнес Николай, тыкая сам для себя в темные волосинки на белых костях — Вот здесь, здесь, и здесь, здесь... боже! Да ей за раз досталось больше, чем мне за всю жизнь!

— Да, вы правы, бедные ребенок, иметь в столь юном возрасте остеодистрофию... — подошел сзади рентгенолог, но под взором кинолога моментально заткнулся.

И Николай подвышал пред лампой новые снимки — легких, и внутренних органов. И вновь не смог сдержать удивления — при том ударе, что пережила девочка — а врачи со скорой ему уже и весьма красочно расписали, как было дело, пока он ждал проявления снимков — должны быть серьёзные ушибы, внутренние кровоизлияния, смещения... но ничего этого нет!

Вообще! И пусть, снимкам брюшной полости можно не верить, на снимки легких — положить болт, но ведь он уже виделся с Сашей! Синяки, и... всё. Упала неудачно. Может не все столь страшно, как ему тут описывают? Или может... у Саши настолько сильный шок.

— Да. — поднял трубку сотового, зазвонившего в беззвучном режиме Николай, не глядя на номер звонившего.

И тут же её положил, так как услышал много ласковых от своего начальника. Вздохнул, и покинув каморку рентгенолога, отправился на крыльцо, «покурить». Набрал номер, что он хорошо помнил на память, но никогда бы не стал записывать ни в один телефонный справочник.

— Николай Иванов? — проговорил в телефон, услышав с того конца обезличенное «Алё».

— Иванов, но я не Николай — ответили с того конца, и бывший кинолог позволил себе на секунду выдохнуть, тут же сжимая волю в кулак.

— Мне нужна помощь.

В трубки повисла тишина.

— А ты не обозрел? — голос не высказал ни тени эмоции, но намек Алексеевичу был предельно ясен.

— Меня уволили.

Вновь пауза.

— Хм, круто. Кому на мозоль наступил?

— Да если б я знал!

— Я думал, что ты со всеми вась-вась и с начальством на короткой ноге!

— Я тоже так думал.

— Печально. Но извини, я ничем тебе тут помочь не могу — ты слишком далеко от меня уколесил.

Хрен ты старый! Уже знаешь... что как бы не удивительно, и было бы странным ожидать обратного. — взревел медведем недавно уволенный, но скрипнув зубами, промолчал, оставив своё мнение при себе.

— Ну... «шур», м... — после новой продолжительной паузы, послышались странные звуки в телефоне — Ты знаешь... Эм. Я могу тебя на одного человека вывести, но у него работа такая...

— Криминал? — вздохнул бывший кинолог, понимая, что он через себя не переступит, и скорее пойдет стоять на паперти.

Но Саша?! Люба?! Неужели и правда придется возвращаться? А ведь Любава только устроилась!.. а Александра попала под машину.

— Нет, что ты. Но ведомство силовое. И придется тебе опять, бить морды, и бегать с автоматом.

Хех! Опять война, да на своей земле. А ничего, что он как бы уже не молодой? — о чем кинолог тут же поспешил поинтересоваться у своего старого друга.

— Вообще-то, хреново. Так что если дело не срастется — извини, я умываю руки. Но они там какое-то новое силовое ведомство организуют, и им нужны люди с опытом, а не салаги только после сроки в Кирове. Скажи что от меня, хотя ты знаешь — я в столице не в почете.

— Прибедняешься. Погоди, а от тебя, это от кого?

— Ты знаешь пароль. — ответил телефон, и загорелся экраном завершенного вызова.

— Тфу! — сплюнул кинолог на бетонную плитку, думая с досадой «а телефон то он мне так и не дал!».

Постоял, подышал свежим московским воздухом, думая о грядущем, прошлом и настоящем, меланхолично глядя куда-то в даль, в пустоту. А через десяток минут, телефон вновь засветился, сообщая о вызове с нового неизвестного номера.

— Да. Да, я. А! Вы от Иванова! Да, слушаю. Хорошо, подойду, переговорим.

Глава 23 - Седьмой "Бе"

Школа, толчея людская, точнее детская. Я, получив расписание от завуча, поплелся искать класс, мама — вместе с завучем искать библиотеку. Почему я не уверен, что они её быстро найдут? И уверен, что не сумеют найти там все нужные мне учебники. Так что с собой у меня только пара тетрадок в пакете. Там же, пара ручек, и пленочный перепачканный плащ, свернутый грязью вовнутрь.

— Седьмой Б? — ввалился я в класс с детьми но без учителя, осматривая «население» пользуясь мигом спокойствия перед самым звонком.

Ну, точно он — знакомые рожи! Даже расстановка сил та же, только из нариков присутствует всего одна персона из трех, спавшая блаженным сном до моего небрежного вопроса. Упаду ка я на парту к окошку, туда, куда меня послали в прошлый раз. Зачем вновь нарываться, коль меня видеть рядом не желают?

— А ты чья красавица будешь? — обратился ко мне парень, сидящей к доске на парту ближе, развернувшись в пол оборота.

— Ну, как понимаю, теперь ваша — улыбнулся я непринуждённо — учусь я здесь теперь. Вы же седьмой Б? — переспросил для уверенности.

— Седьмой, седьмой. — покивал он — а что ж села то так далеко, красавица? Есть же место и поближе — и пнул под партой паренька, сидящего рядом, из-за чего тот спешно сгреб вещички в охапку и пересел на парту за меня.

Точнее, хотел это сделать, но растерял по дороге половину вещей, чем вызвал бурную реакцию класса в виде гомерического хохота.

— Не, спасибо, я здесь посижу. На зрение не жа... — ответил я улыбаясь, и заметил как синхронно с звонком в класс вошел мужчина — луюсь...

Как видно, учитель. — улыбнулся про себя уже искренне, наблюдая как класс синхронно встал со своих мест.

Дяденька с каменным лицом полководца пред армией осмотрел весь кабинет взглядом исподлобья. Прошелся по углам, посчитал учеников глазами, зацепился на мне, кажется сканируя не хуже легендарного рентгена, и наконец, родил:

— Здравствуйте дети!

— Здравсь! — хором рявкнул класс, от чего я даже немного растерялся.

— Как вижу у нас новая ученица! Не хочешь представиться?

— Алек... — раскрыл я свой рот, так как тон предложения учителя альтернатив не подразумевал, но всё равно не угадал и оказался перебит:

— К доске!

Вышел, оглядел вес класс, сканируя не хуже перепада и выдерживая паузу, чтоб, блин! Все рассмотрели! И позу, и платье, и разноцветные руки — правая хоть и зажила, лишилась загара, став по цвету как бумага, жестко контрастируя с левой и лицом.

И, блин! Могу и трусы показать, юбку задрав, скажем, в резком обороте вокруг оси, чтоб уж все разглядели! — взбрыкнул сознанием, но не став этого делать, хотя то, как некоторые высунувшись из-за парты начали разглядывать мои туфли и гольфы несколько задело. Что уж такого то в них, а?!

— Меня зовут Александра. — наконец начал я говорить, понимая, что уже все всё увидели, а тянуть резину и далее уже ни к чему — Александра Николаевна Хваткова. Можно просто Саша. Я не местная, не москвичка — кто-то на этой фразе не сумел сдержать смешок, привлекая внимание учителя — Но за провинциальную дуру себя не считаю. Чемпионка региона по спортивной гимнастике и области по плаванью — показательно сжал я кулак до хруста костяшек, добавляя для пущей уверенности — Люблю драться, и имею отца из милицейский.

— Достаточно. — высказался на этот счет учитель — Учишься то хоть как?

Я пожал плечами.

— Ну, не круглая, но, отличница.

— Что ж, меня зовут Сергей Ерофеевичь, но можешь звать меня просто учителем. Садись, сегодня как раз проверочная работа, посмотрим, какая ты отличница.

Я сел, класс притих. Еще на тех словах, что сегодня проверочная! Какой-то мелкий скромненький парнишка, не то дежурный не то староста, без слов и пояснений, принялся быстро бегать по рядам, раздавая листки бумаги, сложенной пополам.

Хотя, все же большее внимание класса привлекало по-прежнему мое тело, и я, даже получив свой листок, все так же продолжал замечать на себе посторонние взгляды. Кто-нибудь, то девчонки, то парни, нет-нет, а кидали на меня заинтересованные взгляды. Вернее парни, заинтересованные, а девочки — озадаченные.

— Открыли листки! — скомандовал учитель, и я открыл двойной листок в клеточку, вырванный из тетради, и со смешенным чувством увидел вложенную внутрь него маленькую карточку, с распечатанной на ней печатной машинкой заданием.

— Задание увидели? Выполнять! У вас — взглянул он на свои наручные часы — Тридцать пять минут! И объясните нашей новенькой «Саше» как это делается.

Кто-то из женского ряда хихикнул, но тут же заткнулся под суровым взглядом, уткнувшись в задание, практически целюсь с партой. А сидящий предо мной парнишка обернулся и принялся пояснять в принципе то очевидные вещи.

— Вот тут формула, нужна написать название. А там где название — формулу. Если уравнение реакции не имеет записанного ответа — переписываешь и отвечаешь. У тебя как с химией? — поднял он на меня свои глаза, а я задумался, прикидывая, смогу ли я что-то во всем этом понять после такого простоя.

Парень истолковал это как «туго» и шустро принялся подзывать к себе сидящего через парту мальчика. Того самого, что пинком прогнал. И как собаку.

— Сюда иди! Живей!

— Так! Скворцов! Сейчас за дверь пойдешь с приличной записью! — не осталось сие незамеченным от учителя — а ты Сидоров, пересел на третий ряд.

Скворцов показал метнувшемуся в том направлении Сидорову кулак, но и это не укрылось от внимания препода.

— Скворцов! А ну отвернулся! Хваткова! Пересела на парту от него! Что можешь, то и решай! А там посмотрим! — ответил он на незаданный, и непланируемые мной задаваться вопрос, и я поплелся менять парту.

Обнаружил под новой партой большое-большое скопление жвачек, что ставили под угрозу красоту и чистоту платья, вздохнул, и целиком погрузился в задачи на распечаточке. Достойно выполнил все требуемое к концу отведенного срока, радуясь своему теплообмену и отсутствию пота, и мысленно пожалел изгнанную средь урока девочку за звонок её мобильного телефона. Может там что-то срочное? Эх, жаль её — не надо так поступать, учитель!

Сдал работы вместе со всеми, записал основные элементы органической химии, припоминая, что вроде уже записывал их когда-то, и с не меньшим удовольствием, чем все, услышал звонок с урока. Все же, мне строевой и в других жизнях хватило.

Потянулся на выход вместе с коллективом — в проходе меня выцепил тот самый парень с парты впереди:

— Ну как, решила хоть что-нибудь?

-Да, думаю решила. Не знаю, конечно, правильно, нет, но будь что будет.

— Да ты не переживай! Нас военхим мужик лояльный к новичкам! — приобнял он меня панибратски за плечи.

— Воин кто? — скинул я его руку, опасаясь что она может быть не самой чисто и испачкать платье.

— Химик наш — образовался с другой стороны еще один парень, но под грозным взглядом Скворцова испарился, затерявшись в толпе.

— Он в школе на пенсии подрабатывает. А так бывший военный, и подрывник. Ты с ним поосторожнее, а то он...

Его рука вновь оказалась у меня за спиной. Я вновь её скинул, но на этот раз придержав, и развернувшись, решил осмотреть. Нет, недостаточно чистая. И мне вообще... блин! Зря я пришел в школу в столь красивом платье! И вообще — в чем-то чистом — поймал я взглядом тело, шарашевшееся по школе в верхней одежде.

— У тебя руки грязные — не стал я делать тайны, и оставив парня стоять в оцепенении, уперся на поиски мамы.

Где-то же она должна быть? Как и эта таинственная «библиотека».

Нашел. Завуча. И мать, что пила с ней чай. Поздоровался, поинтересовавшись как прошли поиски. Узнал, что библиотека была найдена, а библиотекарь — нет. Завтра приходите! Или сегодня после трех. В общем, я за завтрашний день — в три мне надо бы появиться на гимнастике, да и мама и так со скрипом выпросила сегодняшний отгул.

Переживает она, что я опять под машину попаду! И все рвется водить за ручку до школы хоть каждый день, хоть через день, а в идеале — вообще всегда! И не только в школу. Но... работа. А деньги нам сейчас, увы, нужны.

Вздыхает, давит на завуча, что небезопасный пешеходный пешеход должен стать безопасным — там же дети ходят! В школу ходят! А вдруг чего случится? Та тоже вздыхает в ответ, рассказывая какие-то непонятные байки, стремясь не то утешить, не то напугать, но делать что либо как видно и не планирует.

— О! Звонок! — высказался я, услышав этот самый звонок, и упорхнул, сверяясь с расписанием уже забитым в собственную память.

Сейчас у нас английский! И я нежданно обнаружил в классе языка лишь половину класса нашего седьмого.

— Эт че? — выронил я тихонько, нашел свободную, полностью свободную, а не с кем-нибудь и одним пустым местом, парту поближе к доске, и посадил туда свою пятую точку.

Уже в процессе посадки смекая, что платье еще и имеет свойства мяться.

Приготовился говорить на втором языке — я весьма неплохо его освоил! Хвала ИИ тела! Живой мясной кукле, что меж исконным для себя — русским, и новым — английским, разницы практически не видит. Но, вместо этого пришлось писать. Много, упорно, бессмысленно, и очень мало на английском.

Записывать принципы построения предложения, где ставить запитую, и... и урок на этом кончился, так что конспектирование под диктовку так же завершилось. Класс поперся на следующий предмет, а именно — матерь и матерь. В смысле математику.

На этот раз идти до завуча я не стал, остался вместе с классом. Мне как-то не прельщает идея рысканья по всему корпусу в поисках кабинета, что спрятался неизвестно где и не известно как его искать — опознавательных знаков на дверке может и не быть. В тот раз мне повезло, вернее, уже видел, где нужны кабинет, пройдя мимо него два раза, да и народ туда потек сразу после химии, отметая все сомнения. А тут... не зря поперся я со стадом!

— Математика, царица наук! — высказался Скворцов, каким-то боком оказавшийся опять за партой спереди, но уже в компании другого паренька.

Его кстати, Скворцова, не паренька, на английском не было! Интересно, почему?

— А еще матиш ведет наша классная, так что прогулы чреваты — обернулся он к доске и входу, где образовалась фигура гордой женщины, с видом обиженной аристократии, походкой лебедя вплывшей в кабинет.

Дама, класс проигнорировала. Усевшись за свою парту, принявшись что-то там писать в журнале, иногда глубокомысленно и печально вздыхая. Ситуация не изменилась даже когда прозвенел звонок, и спустя пять минут после него...

— Не парься! Так всегда бывает! — подмигнул мне все тот же парень с парты впереди, до этого беседовавший на какие-то странные темы с пареньком на соседней парте — Она так может и пол урока просидеть, и весь. Так что забей, главное, чтобы она в журнал внесла, что ты была.

— Иначе с родительского телефона не слезет, мымра — с улыбкой и как-то даже без злобы дополнил тот парень с котором Скворец совсем недавно бурно разговаривал — меня кстати тоже Саша зовут! — протянул он мне руку, совсем как пацану, совсем по-детски улыбаясь.

Скворец, взглянул неодобрительно, но промолчал. Я, пожал протянутую руку и сказал не менее радушно улыбнувшись:

— Саша, я Саша, будем знакомы!

— Хи-хи, тили, тили — донеслось от куда-то с третьего ряда.

— Санька походу нашел своё женское отражение — дополнил сосед саньки по парте.

— Слышь, — толкнул его в плече еще один пацан, на парту ближе к учителю — а она случаем не твоя потерянная сестра близнец?

— Уехавшая в регионы. — выдавил кто-то с самых первых парт, а ко мне подскочила какая-то расфуфыренная деваха.

— Александра, а ты к нам надолго?

Я, немного выпал в осадок, не зная, что на подобное можно ответить. Вот что, честно? И вообще — это к чему это подобные вопросы? Да и ребята, вдруг резко притих.

— Просто ты к нам пришла вся прыщах и грязных шмотках. — решила пояснить она всю свою политику — Пропала прям с занятий, а сегодня раз, и прямо золушка! Явилась в пышном платье и сама невинность. А не обратишься ли ты обратно в тыкву уже завтра?

И весь класс дружно заржал, что даже Александр не сумел сдержать улыбку. Только сидящий совсем рядом со мной и немного смурной Скворцов, стал еще черные прежнего.

— Хохрякова...

— О! Я уже стала Хохряковой? — изумилась девушка, набычившись — А еще совсем недавно была «Леночкой», а порой и «зайкой» и даже «мармеладкой». Что случилось, Рустам? Или мне теперь тебя тоже по фамилии называть?

— Шла бы ты...

— Да я то пойду! А вот ты зря решил за новенькой приударить! Мелкая она еще, не понимает ничего! А папка — мент, так что и насилие тебе боком выйдет. Т...

— Так, дети, все в сборе? — очнулась учительница от своего «векового сна» в журнале, и обвела взглядом класс, вынуждая «Леночку» с видом непобежденной королевы начать движение восвояси.

Бросив, напоследок:

— Смотри, Рустам, золушки красивы только до полуночи.

Оказавшись поддержанной дружным смехом практически всей женской половины класса, и на что сам Рустам, отреагировал лишь неброским взмахом руки, шепнув тихонько мне, как видно в утешение:

— Не слушай эту дуру расфуфыренную, у неё опять месячник вне цикла.

Что было услышано уже мужскою половиною, и так же поддержано дружным хохотом.

— Итак, дети, у нас тут в классе новенькая — вновь подала голос учительница, выходя к доске — Где ты Саш — принялась она водить взглядом по рядам, в упор меня не замечая — Выйди, покажись ребятам.

Ну я и вышел. Она — слегка опешила.

— Ух ты... какая ты нарядная сегодня... — проскрипела не то озадаченно, не то недовольно.

Осмотрела с ног до головы мою персону, стряхнула с плеча пару севших туда пылинок, слегка запачкав платье мелом, и вновь обратилась ко всем ребятам разом:

— Знакомитесь, это Александра...

— Да мы уже познакомились! — выкрикнула Скворец-Рустам, разваливаясь на лавке как на диване — Хорошая девочка...

— Хоть и ростом маленькая — встрял другой парнишка с самой первой парты прямо напротив меня, и класс вновь пробило на «га-га».

— Да, ростом девица явно не вышла — улыбнулась учительница, смерив своей рукой мой рост, что заканчивается там же, докуда свисают её сиськи — Но ничего, подрастёт. Ей ведь еще всего одиннадцать! — зыркнула она на всю аудиторию разом.

От чего всё и без исключений, и мальчики и девочки и в полном составе, синхронно вздохнул от разочарования.

— Ну, раз ты уже со всеми познакомилась, как понимаю на химии? — спросила она не меня, а класс, на что ребята закивали — С нашим химиком как понимаю уже тоже? Тогда не будем больше отнимать времени у урока, и перейдем к сегодняшней теме. А тема у нас — умножение дробей. И не стонать мне тут! — отреагировала на дружный вздох она грозным рыком, и, заметив, что я все еще стою пред партами, отправила на место соответствующим указанием.

Умножение дробей, как понимаю, тема повторяемая. Мне она уже естественно знакома, на память как бы не жалуюсь, так что со всеми заданиями я справился влет, и большую часть урока сидел, бездельничая, иногда болтая с одноклассниками, отвечая на ничего незначащие вопросы. И думая, сколь тяжко было бы мне на физ-ре, не имея я от неё освобождения.

А так... последний урок я честно прогуляю — мама занесла мою справку и освобождение завучу, так что... Свобода! Что-то я заразился местным духом вольности — нехорошо, нехорошо.

— Марина Федоровна! — поднялся со своего места Скворцов Роман — Может, отпустите нас в столовую пораньше?

— Тебя нет!

— Ну надо же новенькую проводить, показать... — решил он использовать меня как щит.

— Тем более нет.

— Ну Марина Фёдоровна!

— Нет!

Парень уселся на свое место, обиженно сопя, и с трудом дождался конца занятия. Зато со звонком:

— Столовка! — не спрашивая разрешения ни у кого, сорвался вместе со всеми пущенной стрелой, а вернее — бешенными кабанами, что лишь чудом не вынесли дверь из кабинета.

Я, довольно быстро оказался в кабинете один, неторопливо пакующим свои вещички.

— А ты что, в столовую не идешь? — заметила меня учитель.

— Зачем? Я не голодна.

— Ну смотри, могла бы хоть посмотреть где она находится.

Я пожал плечами и пошел на выход. Но был окрикнут уже у самой двери:

— Ты же вроде болела тут?

— Да.

— А справка где?

— Мама её завучу занесла.

Лицо учительницы сморщилось как высохший фрукт.

— Пусть сначала мне заносит, а уже потом к завучу прется! — сказала она брызжа недовольством — Я тоже должна знать, с какого по какое число, а не бегать за этим к завучу! — от вернулась к своему столу сообщая, что аудиенция окончена.

Закончена? Значит валим! Теперь надо найти место, где бы перемену переждать и не запачкаться. Или — прогулять. Нет!

— Вот... — вырвалось у меня синхронно с округлениям глаз до предельно доступных величин — Это... — больше слов не нашлось, ведь я вдруг стал целиком и полностью мокрым.

— Хи, хи, хи, хи...

Детские шалости! Идиотские! Глупые! Как я мог о них забыть? И прейти в школу в нарядном платье. А не как обычно, в чем похуже. Теперь весь мокрый! Платье все мокрое! И ладно хоть это просто вода! В воздушный шарик налитая, и наголову уроненная.

Старый детский трюк! На косяк недозакрытой двери кладут, человек открывает — на голову получают. И тем, кто подобное дело на дверях на лестницу устраивает, даже глубоко насрать, кто станет их жертвой!

Ладно хоть это была просто вода. Без мыла, без пены для бритья... хотя она всё равно воняет — наливали явно из горячего крана. Жесть! Это платье ведь еще и скукожиться может, если будет сохнуть вот так просто! Да и не хочется мне его сушить на себе, скрываясь где-то от общественного мнения. Или забить на это мнение?

Ладно, тупик... нет, у двери на чердак тусуются два нарика с сигарами. Девятый класс, явно не тут, но лезть к ним в компанию — увольте. К завучу ломанутся? Найти кабинет русского и там отсидеться? Вариант. Но пока буду искать... неужто реально придется домой утекать?

— Эх.

Домой не домой, а на улицу точно. Тихонько выскальзывая... или просто сказать, что под дождь попала? На улице то он как раз и есть! Пусть будет так! Пошел искать кабинет языка.

Нашел, подождал начала уроков стоя у двери в коридоре. Как дурак и с чистой шеей, но зато за это время подсохло платье и даже вроде не село. А с началом занятия, и уже в кабинете, узнал, что языки тут походу никто в хлам не любит. И на русский, как и на английский, половина класса просто не приходит.

Вернее, мужская половина. Девочки то по большей части все как были на математике, так и сюда перекочевали. А вот из пацанов остались только одни ботаны. Злобный очкарик с первой, какой-то крендель со среднего ряда, его сосед мелкий мальчуган, что на химии бегал раздавал листочки, и тот мальчишка, что был соседом Романа Скворца.

Правда хоть я и подсел к нему за парту, беседовать со мной он отказался. Зашуганный совсем, бедняка. Да еще и девки чуть ли не всем коллективом смотрели в мою сторону как-то уж больно подозрительно недобро. Да и на паренька этого, тоже, косились.

Глава 24 - Школьница

На физ-ру я естественно не пошел — утек домой! В три, вместе с мамкой, пожаловал на гимнастику... откуда меня выгнали, сказав, что раз я от физ-ры освобожден, то какая может быть гимнастика?! Отправили, опять таки, домой, сказав, что и на посмотреть приходить сугубо как совсем поправлюсь. И я, разочарованный немного, вернулся на съёмную квартиру.

Узнал, что мы оказывается вновь переезжаем! Батьке дали новую нору нежданом. И тоже служебную, но чуть ближе к школе и папиной работе. Пусть и дальше от метро, в совсем каких-то лютых дебрях необъятной столицы.

— С которой мы опять съедим через две недели? — не смог сдержать я себя от тонкого намека.

— Нет доча, не съедим. — приобнял меня папа, а я порадовался, что уже успел снять это долбаное дорогое платье, над которым весь день протрясся как лист — Туда мы переедим уже надолго, если не навсегда. По крайней мере, пока я буду работать, та квартира точно будет наша.

— Это хорошо. — улыбнулся я подобному.

Но разочаровался, что придется вновь поковать вещи, и разведывать подходящие для тренировок турники в округе. По всем соседским дворам, и даже подворотням, ибо не во дворе нашего текущего дома, не в том, в котором расположилась хрущевка тетушки, я так и не увидел ничего путного за исключением покорёженного железа. Даже у самого простого турникета была выломана перекладина! Не говоря о том, что брусья обратились в брус — куда делся второй, исторически не ясно.

Следующий школьный день прошел для меня без каких-либо сюрпризов, неожиданностей или эксцессов. Если не считать невыполнимой миссии «получи все нужные книги по всем предметам в библиотеке у сварливой старой ведьмы в коже человека», или того, что я все же поймал платьем жвачку из-под парты. Или эта конкретная прилепилась из-под лавки?

Неважно! В отсутствии желания носить в школу дорогие вещи я уверился на сто! Спустил всю имеющеюся наличность на какой-то ширпотреб с блошиного рынка не далеко от школы... потратил три часа своей жизни на стирку до прихода родителей, и еще столько же на повторную стирку после их явления. Потратил еще неопределенное количество часов на объяснения от куда у меня эти вещи, и откуда у меня деньги на них. Получил по затылку.

Но все же в школу на третий день пошел в относительноприличном и относительно чистом. Курточка, юбочка, блузочка, гольфы до жопы... Чую уже завтра мама прикупит мне колготки с начёсом — без них она и жизнь мою не смыслит! На ноги я правда одел всё же излишни дорогие туфли, кое как переборов в себе желание натянуть батены резиновые сапоги.

Площадка пред школьным гардеробом больно маленькая! И вечно заполнена народом, что толкается, шпыняется, кричит, визжит, а я себя еле сдерживаю, чтобы кому-нибудь не заехать, даже просто мимо проходя. Рефлексы, однако! Порой работают даже в ином теле и переодеваться, а тем более — переобуваться, там точно не в кайф. А куртку... её можно и на заднею парту бросить! Так все дети класса делают.

Но день однако преподнес сюрприз — урок труда! На котором никто явно и близко не собирался трудиться. По крайней мере, в женской его половине. Даже учительница! Она раздала девчонкам модные журнальчики, что тут же разбились по группкам, растаскивая журналы по кучкам, и благополучно свалила в неизвестном направлении.

— Это что, новая мода такая? — отвлек меня голо от дум тяжелых.

Чем занять себя на весь урок? Отжиманием? Или приседанием.

— М? — не понял я вопроса одной подошедшей девчонки.

Что подошедшей не как плебей, в одну персону — с эскортом! Практически со всеми ученицами класса в кильватере! За исключением пары страшил, спрятавших свои невзрачные лица за яркие обложки модных журналов от греха подальше. И сейчас все дружно, вставши полукольцом вокруг сидящего на одиноком стульчике и чутьли не посреди кабинета — посреди, но у стенки! Мной, нависли как взрослые над нашкодившим ребенком.

— Вы посмотрите — оттянула она мою футболок пальчиками — блузка с надписью «лохушка»! Наверняка последний писк сезона!

— Хи-хи-хи — обозначили прочие девахи свою позицию и дружеская улыбка с моих уст тут же исчезла.

Что-то мне подсказывает, что меня пришли раскулачивать..

— А юбка, клетчатая, махровая — наверняка шедевр Гуччи! Восемьдесят, нет семьдесят! Второго года. — поддержала подругу еще одна краля, подойдя с боку, задирая мне подол, ехидно улыбаясь.

И новый взрыв гомерического хохота, а моя улыбка обратилась в своё перевернутое отражение. Точно раскулачивают.

— Ну и конечно... — заводила класса потянула руку к моим волосам.

Захват за запястье, рывок руки вверх, привставая с насиженного места, и подножка итак начавшей терять равновесие девчонке. Оказавшееся мгновенно в воздухе тело, аккуратно ложу на бетонный пол придерживая за руку рукой и за ноги ногой.

Немая пауза.

— А ведь говорила, что люблю драться? — выдал я, ставя ногу на шею поверженной противнице, пресекая попытку в стать и всё же отпуская её руку.

Блин! Ну и синячище же у неё уже тут будет! Уже вон красное, как... а ведь я... нет, хруста н ебыло — ничего не сломал.

— Говорила. — обвел я кабинет притихших модам — Так что не обижайтесь — в следующий раз всех дружно рядом положу, надену каблуки по тоньше, и сверху потопчусь. Вставай давай, болезная! — едва сдержал рефлекс, чтобы не пнуть поверженную заводилу, как любого нормального поверженного противника.

Подхватив свой стул, передвинул его в сторонку на пару метров, сквозь расступающеюся толпу напуганных детей. И вновь уселся, с полуулыбкой наблюдая, как побитая красавица отдирает лицо поплывшей косметики от пола. Массирует запястье, что уже реально посинело, сидя на коленках, и бросает в моём направлении волчьи взгляды.

— Урою, жизни...

— Что-что? Я не расслышала? Можешь повторить? — поднялся я со своего табурета, вновь нависая над вражиной, что хотела уже нормально встать, но чьи ноги подкосились, даже не смотря на расстояние меж нами и все еще не рассосавшийся эскорт.

Краем глаза замечаю движение справа — едва сдерживаю себя, чтобы не дать удар с ноги в том направлении! В грудь, да, да со всего маха... Да я бы убил эту хрупкую куклу! Она бы улетела метров на пять, не смотря на ногу правую. Не здесь, так в больнице! Дура недобитая. Что решила заехать мне по спине двумя руками.

Принимаю удар почти что в лоб — на плечо. Сильно, для девчонки, слабо, для любого из парней, комарик, для меня.

Приподнимаю бровь, блистая скепсисом, смотря опешившей пациентке.

— Ааа...

— Вии! — кажется до некоторые кое что сейчас дошло и они взяли, завизжали.

Другие, напротив, забыли, что слабый пол. Кинулись с кулаками! Ой, только бы мне никого не убить!

Удары сзади, удары с боку, уход в сторону, пропускаю, пропускаю, получаю... эй! Я ведь только исцелил свою руку! А кусаться вообще бесчестно!

— Это что вообще за бульдог? — посмотрел я в глаза однокласснице, отгибая её голову за волосы.

Вернее — кожу на башке оттягиваю! Глаза пучить заставляя. При мертвой хватки черепе за челюсти. На моей руке! Вцепилась хищником! Зверем голодным, в нежную плоть!

Мычит, рычит, и плачет, заливая все потекшей тушью, а меня в это время бьют. Впрочем, эти удары... собаки! Они что, совсем одурели?! Поняв, что бить мою тушку своими маленькими кулачками бесполезно, решили последовать по примеру самой отважной?! Пойти в бой с зубами! Нет чтобы стульчиком воспользоваться. Или вообще — тупо меня поднять и переставить...

— Ай! — пискнул я, когда мне прокусили кожу на бедре.

Чувствую себя мамонтом, что окружили волки!

— Девочки, вы совсем офигели? — сказал я, и учительница, что миг назад бесшумно появилась в кабинете, призраком самой себя, под общий гвалт и визг.

— Помогите! Насилуют! — взревела белугой девица, сидящая на попе ровно, на полу, вообще в двух метрах от меня.

Включая заодно, режим «я плачу!!!».

— Ыыыыыы!

Самую первую, и с моей руки, снимать пришлось с врачом.

Её челюсть затекла, и разжиматься самостоятельно отказалась. Её ставили укольчик чего-то там, болеутоляющего — зачем?! И расслабляющего — а то думали понадобиться домкрат!

Ну а остальные — отделались потекшей тушью и набором мелких синяков. Так что, экстренно ретировались по домам, положив фантомный бол на последний урок — физику. Испугались мальчиков! Вернее — других девочек, что могли бы их увидеть на перемене с текущей раскраской.

Я в прочем, тоже ретировался. Но меня отпустили! Мазать зеленкой укусы, и ставить прививки от бешенства. Так и сказали! А то мало ли!

— ...это ж виданное ли дело!?.. — донеслись до меня обрывок разговора учитель-врач, когда я уже, почуяв ветер свободы, полетел по лестнице к выходу.

Почуяв ветер, и возможно продолжение этой невероятной странной драки где-нибудь подле школы! Специально вокруг два круга нарезал, но даже куряк-нариков не обнаружил. Видать, время действия оказалось неверным — средь урока! Меж звонков. Надо или ждать, или...

— Эх.

Реально идти домой, зализывать раны — а-то мало ли! И правда какая зараз прилетит от этих конченных! Да и дома работы полно — переезд! И этим все сказано.

Впрочем, голому собраться... Хотя и новая квартирка отличается от старой только этажом — четвертый за место третьего, да отсутствием пулевого в стене. Та же планировка, те же стены, мебель... а! Ну да! Тут есть диван! И ковер! От которых в той квартире остались только отпечатки невыцветшего пола.

А так... даже вид из окна фактически одинаков! И неважно, что от этого дома до того — полкилометра. Даже кровати во второй комнате тут уже сдвинуты вместе для образования траходрома! Там мы их так сдвигали сами...

А! Ну да! Тут еще за места пороха и крови, нестерпимо пахнет женщиной. Даже так, что это чуют и родители, бросившиеся открывать окна для проветривания. У прошлых хозяев были явно тяжелые деньки.

— Кто тут раньше жил? — как бы невзначай поинтересовалась мать.

— Прошлый кинолог — недовольно обронил батя — я с ней не встречался лично.

Мать не стала расспрашивать далее. Я — тем более. Углядев во дворе целый турникет, решил воспользоваться затишьем пред вновь намечающимся дождем. Или возможно даже снегом — что-то стемнело больно рано.

Не воспользовался. Турникет оказался сломанным, как и все виденные мной до него, хоть внешне и выглядел иным. Я его доломал! За что чуть не получил по хребту клюкой от какой-то сварливой бабуси.

— Шалопай! Только и ломать горазды! Ух я вам! Эхех — простонала она, поднимая обломанную трубу, что я выронил спасаясь бегством и вставая в стойку уже в прыжке-полете — Домой заберу... что стоишь, смотри! Рот раззявил! А ну марш домой! Батьку звать! Пусть чинит! — продолжила она свою тираду, взглянув на меня, и вновь переключилась на железку — Хороший пруток. Пойдет на новую клюку. Ну! — вновь заметила меня — Чего стоишь! А ну брысь отсюда!

— Вы это... пруток то отдайте, чтоб я мог починить.

— Да счаз! А ну пошел! — подняла она на меня свою дерявеху.

— Бабуся, верните железку, чтобы я мог починить турникет.

— Да я тебе сейчас ирод! — разошлась она не на шутку, и я понял — бить пожилую женщину ради куска трубы я точно не стану.

Не в этом мире, не ради банального турникета. Ушел домой несоло нахлебавшись.

— Это что там за крики были во дворе? — поинтересовалась у меня мамка с порога.

— А-ха — отмахнулся я — чокнутая бабка турникет сломала, а меня виноватым сделала. Переживу.

Мать с отцом приглянулись, но продолжать разговор дальше не стали, позволив мне спокойно развалится на диване, выполняя тестовый прогон функций тела. Итог — не сказать, чтобы я полностью восстановился, но давать нагрузку пора определенно! Так что — с дивана долой, и отжиматься!

— Дочь! — возмутилась мать, глядя на такое — Тебе рано еще! Ты еще не восстановилась — и подошла ко мне, желая поднять с пола — Отец, ну хоть ты скажи! — обратилась к бате в коридор.

В проходе нарисовалось лицо Николая, жующего сосиску.

— Мрм-муха... кзхм — проглотил — пусть делает что хочет! Ей виднее.

Мать покачала головой, повздыхав, поворчала себе под нос неразборчивые порицания, но спорить не стала. Ушла, оставив меня дальше заниматься.

— Сорок восемь, сорок девять, пятьдесят. Хух — плюхнулся я на ковер без сил, упрев как конь на скачках — ослабел... — принюхался — пора в ванную — всякая дрянь опять из пор полезла.

Обычно я стараюсь загнать подобное в мочу, но иногда... кожа тоже делает поучаствовать. Эх! Мне бы в баньку! Но... это сложно. Тем более посреди мегаполиса.

— Александра, привет! — подсел ко мне за парту Роман, пред началом последнего урока.

Девки о вчерашней драке дружно умолчали, пацанам ничего не рассказав. Учительница тоже, о срыве урока и дружном утеке класса домой после... во время труда, передавать по инстанциям не стала, прикрыв своих подопечных. Как-то там. по своим каналам «вась-вась», «учитель-учитель», договорившись об отмене физики вообще, на радость пацанам.

Так что для мальчишек, со вчерашнего расставания до сегодняшней встречи где-то средь дня — первым уроком была география, вообще ничего не изменилось. Ну а для меня... тоже. Девчонки и раньше выглядели как-то странно, словно уже расчленяя в своих фантазиях. Явно разрабатывают планы велико-ужасной мсти! Но подходить — боятся.

— Саш, ты меня вообще слышишь? — помахал рукой пред моими глазами Ромка, заглядывая в лицо.

— Слышу, не мешай. Я задание решаю.

— Так ты же уже вроде... ты что!? Решаешь все четыре варианта?! Ну ка дай списать! — практически вырвал он тетрадь прямо из-под руки и ручки, в миг переложив её на свою парту разворачиваясь, и уже начав переписывать ответы.

Через секунду обернулся вновь, добавив мнение:

— А вообще, решать надо только один вариант — и тут же вернулся обратно к списыванию.

Да знаю я. — положил я голову на руку, глядя вдаль за окно — Скучно просто.

Отвечать на те каверзные вопросы, что были интересными два года назад. Что выглядели необычно, забавно... а сейчас... просто бумагомарательство! И уровень детского сада какой-то.

Впрочем, повторение иногда полезно, не спорю. Даже я вон, не жалующийся на память человек и приличный ученик, уже забыл, что мы это проходили, пока не начал вновь выстраивать генетические древа видов. Ну а обычный парень... например такой как Ромка!.. Эх, он, как наверное и все мальчишки этой школы, на учебу что-то кладет кучку! И ходит сроду не на все предметы. Ему моих проблем, точно не понять.

Физика, языки, биология, география, это все те предметы, на которые они всё вообще плевать хотели! На математику ходить только от того, что учительница — классная руководительница. Так что к ней естественно ходит исключительно наш класс параллели.

На историю потому, что там тупо крутят фильмы по ящику. Редко исторические, зачастую какие попадут-добудятся. Можно, как мне уже шепнули, и свои припереть, если есть кассеты. Еще бы знать, как они выглядят! Что под этим словом подразумевается. А то уж больно как-то расплывчато для меня звучит — в рентген аппарате тоже есть кассеты! И в военном деле термин применяется.

Ну а физкультуру бегут — ведь там спортзал почти на весь урок в распоряжении! Футбол, волейбол, вышибалы. Да и вообще, можно побеситься вволю.

Обособлено от всего стоит химия. Химик, может и выдрать, и причем прилюдно. И хер что ему за это будет! И учителя, и завуч, и даже сам пресвятой директор! Его за сие только похвалят. Так что... если урок последний, и не в списке избранных, в классе будет три калеки — девочки тоже, не прочь по слинять временами.

Но сегодняшний день явно какое-то исключение — биология! Седьмой при полном личном составе!

Подозрительно! — почти воскликнул я, что как видно как-то отразилось на моем лице, заставив слегка опешить вновь обернувшегося ко мне Ромку, возвращающего тетрадь обратно, слегка опешить.

— Ты после уроков чем занята? — наконец родил он свою мыслю, за которой как видно и оборачивался изначально.

— Домой пойду — буркнул я недовольно, вновь возвращая голову на руки, а руки на парту, подложив под них тетрадь, и уже собираясь вновь начать пялиться в окошко, как в пустоту.

— А не хочешь с нами? — кивнул он на Сашу и еще одного паренька.

Пришлось поднимать голову, смотреть на них, думать — нет. О чем опять таки и без слов, сообщило моё лицо.

— И девочки с нами буду — кивнул он вдруг в сторону среднего ряда, где мне помахала рачками пара каких-то девиц, сидящих вместе с парнями.

Еще пару мгновений назад бывшие хмурнее тучи, пусть и без синяков — эти меня вчера вроде не кусали. Эти — убежали!

Я вновь подумал, привел аргументы: налаживание связей в коллективе, знакомство с местностью, флорой, фауной, общественностью... и понял, что все равно нет. Как-нибудь сам разберусь.

— Точно не хочешь? — переспросил Санька, видя мою гримасу — Будет весело!

— Не ребят, я пас. Домой надо. Там такой бардак — мы же только переехали. Не. — помотал я головой, и увидел довольно странную реакцию от парней, в виде толчка локтём от Сани Роману и какого-то бессвязного перемигивания.

Ладно, связанного! Значащего типо «я же говорил!» но что эта сама фраза значит — фиг его знает.

А уже в понедельник, этот же самый Ромка, самый общительный и жизнерадостный парень после Саши, что собственно на пару и ввели меня во весь круг школьной жизни всего за неделю! Позволил себе непристойные вольности в виде щупанья меня за жопу.

Что я бы в принципе простил — ну хочется ему? Пусть щупает! Не жалко! Но он, стоя рядом подле дверей класса в ожидании учителя, и видя, что я не сопротивляюсь, решил пойти дальше, и можно даже сказать — глубже, так что я оказался просто вынужден осадить подобные желания в самом зародыше.

Простой милицейский захват его руки и вот я уже за спиной у парня.

— Ай, ай, яй, ай! — застонал он, оказавшись согнутым в половину, и с вывернутой конечностью, под вздох неожиданности класса.

Хотел я его уронить, как и ту девицу — Олю, и сверху даже встать — но зачем? Пол — грязный! Пыльный и вообще — коридор, не кабинет! Так что просто захват и пару минут отдыха. После которых я отпустил руку, и парень, с рудом распрямился, массируя помятую часть тела.

И обернулся ко мне, сверкая злобным взглядом.

— Ром, ты конечно парень интересный, но... — вздохнул я глядя на эту рожу и видя что пуза затягивается, а мне враги даже в пределах школы ни к чему.

— Но что? — прижал он меня к стенке, нависая как скала — Не в твоём вкусе? Или ты из тех, что обязательно нужно брать силой? Ну тогда это не ко мне, я не любитель подобного — улыбнулся он, и бросил секундный взгляд куда-то в толпу зевак-одноклассников.

Там, я тут же поймал ответный взгляд, и немного... весьма похабную улыбку нашего наркомана, единственного из тройки, что все же ходит в школу регулярно, а не появляется «хоть когда-нибудь» как высказалась наша классная.

Улыбка как говорится, красноречивая. И пусть, меня она не напугала — озадачила! Внимание определенно привлекла, что не могло остаться незамеченным для Скворцова.

— Так что давай на чистоту, Александра — продолжил он говорить, опаляя горячим дыханием лицо — ты мне нравишься. Красивая, умна, живая. Не пластиковая кукла как некоторые — вновь взгляд в сторону, но на этот раз неопределённый.

Что в прочем не помешало девчонкам понять адресата, надуться, озлобится, пожелать кое кому смерти, но быть остановленными подругами и друг другом.

— Умеющая постоять за себя — его рука легла мне на грудь в попытках нащупать сиси.

Вот только там их нет! Есть только поролон! Хотя до Ромки походу это еще не дошло.

— Ты хорошая девушка, и я бы хо...

— Ром. — перехватил я его руку, минующею мне грудь — Ты хороший парень, красивый, умный сообразительны — выдал на одном дыхании, пока тот не успел опомниться — И ты мне тоже нравишься, но как друг. — и с силой сбросил руку в сторону, заодно выскакивая из «захвата», отходя в сторону от стеночки и парня.

— Как друг говоришь? — злобно сверкнул он в мою сторону, смотря на свою руку, что только что мяла «как бы сиськи» — Что-ж — вздох тяжелый, замерев на месте — Тогда я умываю руки — и обратив внимание, что кабинет-то как бы уже открыт, и учитель давно пришел, скрылся внутри, сунув руки в карманы,

Остальной класс так же потянулся туда. Сторонясь меня как чумную, хотя кто-то все же умудрился дернуть за волосы.

Глава 25 - Экстрим

Блин! Жвачка! Это зло! — вынес я вердикт, сидя в ванной, пытаясь отодрать данную мерзкую липучку от своих волос — мало того, что она испортила мне целое и прекрасное платье! И вообще! Частенько оказывается на одежде, как результат неосторожности или невнимательности.

То в результате неудачного присеста, как отпечаток — привет, новая школа! То как хрень на косточке, в результате локтевого задевания стены в подъезде в злачном углу — был у нас такой! Туда чуть ли не с самого явления жевательной резинки свету, их кляксы стали стаскивать со всей округи. По приколу, ага, на угол стены, возле самой лестнице, что надо огибать.

Так теперь еще в волосы забралась! Ч то в принципе не удивительно, для столичной школе, где жуются все, и этим делом, измазаны не только парты с нижней стороны. А углом прикола можно считать каждый угол, на который только можно налететь сослепу.

— ыхыГы!

— Саш! Все в порядке? — постучалась в дверь ванной мать.

— Да, все в порядке! — проговорил я, силясь отмочит приставучею вещь в кипятке.

— Саш! — зашла-таки она ко мне в ванную и я, вздохнув, был вынужден показать свою проблему — Ууу... ну это только выстригать — оценила мать её как наивысшей степени гадость — Где ж ты умудрилась так вляпаться?

— Да фиг его знает! В школе! Где-то. Прижалась где-то неудачно. К стене. — вздохнул я, припоминая одного кренделя, из-за которого я к стене и прижался, избегая подобного прежде.

— Побудь тут, я сейчас за ножницами схожу.

Сходила, принесла, выстригла, поцокала, повздыхала. Я заглянул в зеркало — ужаснулся. Походу обзавелся лысиной в столь раннем возрасте.

— Придется прическу сменить. Сейчас тебя расчешем, и не будет видно — утешила мама, берясь за расчистку.

Я только и смог, что тоже вздохнуть. Тяжело и печально. Не выйдет! Не удастся сменить прическу. Если даже опустить тот факт, что мои волосы, это моя сенсорная система! Мой датчик движения и глаза на затылке! И форма прически — имеет значенье. Волосы просто не лягут иначе.

Сколько их не чеши или укладывай, даже с феном, гелем, они всё равно вернутся на свои места, стоит мне разок тряхнуть гривой.

— Вот, отлично! — закончила мать свою работу, улыбаясь в зеркало, и показывая, какое у меня там красивое лицо — Не переживай! Никто не уведет и все будет хорошо! — поцеловала в щечку и довольная упорхнула.

— Эх, мама, мама... — вновь вздохнул я, тоже глядя в отражение, встряхнул головой, наблюдая, как волосы вернулись в своё привычное состояние, и еще раз тяжело вздохнул — Разве ты не обратила внимание, что это как бы странно, что твоя дочка за всю жизнь ни разу не стриглась? А её волосы не растут больше определенной длины, возрастающей с годами?

К тридцати будут до жопы! И будь я даже парнем, я бы их не стриг, пусть и укладывал в мужскую косу. Только вот и приучал бы к этой причёске себя, своё тело, лет с восьми! А то и раньше. А вместо этого забил, подобрав нечто прямолинейное, простое, но не попадающее под категорию «я из леса дурочка».

В принципе, и сейчас не поздно что-то изменить в этом плане. Никогда не поздно! Я вообще усилием воли могу себе косы заплетать! — перекинул я прядь с правого бока на левый — А ощущать движение другими способами — не столь уж мне важны волосики! — вторая прядь поменяла склон.

Да и вообще убить меня тут особо не пытаются! А от выскочившей из-за угла машины, или пули, данные «глаза» ни разу не спасут. Я ими «вижу» только движение, и в очень малом радиусе. Ну и магию, в большом, что здесь не водится совсем — еще одна прядь сменила сторону.

Но это трудно, контролировать собственные волосы двадцать четыре на семь, чтобы они привыкли и не пытались вернуть себе запомненную форму — перекочевали все пряди в раз и дружным строем на свои места — Чтобы мозг привык, чтобы тело привыкло. А я и так контролирую в нем уже слишком много!

Гормоны, ткани, рост, пропорции, баланс ферментов, обмен веществ, лишние органы, и Сила уже визжит от этого всего. Ей, черной противнице любых мутации, любых отклонений от какой-то неведомой мне Великой Нормы, идеала человека, надо уничтожить все лишнее, вернуть утраченное, поправить искаженное, доведя до идеала остальное.

И ей плевать на генный код! И что на роду написано быть жирным или горбатым! Исцелит, исправит, вылечит! Незнамо как изогнется — и я реально не знаю как! Но сделает бессмертного, вне зависимости от наследства предков, и каши в генах из-за кровнородственных смешений — привет пятая жизнь! Где был я дитем у восьми летних близнецов! Идеальным человеком.

И единственное, что может такого как я обратить в урода, так это сама же Сила. Она как всякое лекарство смертельна в больших дозах. Но даже без неё, всё мое тело, стало уже подобием какой-то марионетки! Где я кукловод, а кукла в руках иного. Да и сама волю имеет, и желания являет. И веревочки уже в струну натянулись, того гляди возьмут и лопнут.

А может забить на это все?

— Эх. — в который раз вздохнул, умылся, и пошел спать — утро вечера мудренее.

— Гыы! Смотрите! Старуха пришла! У неё лысина на затылке! Гы!

Ну, блин. Началось. Глупо было ожидать, что такую плешь не заметят. Как еще плешивой не назвали?

— Да она плешивая!

О! Назвали! Ну теперь можно считать день прожит не зря. Ан, нет — кто пролил масло посреди кабинета? И они на полном серьёзе ждут, что я на этом поскользнусь? Не, это глупость. Эта ловушка явно не для меня.

— «Га-га-га!»

Вон, на того беднягу-пацана! Эх, жалко бедолагу. Мало того, что спиной об парту, больно и со смаком, так еще оборжали всём классом дружно!

— А ну заткнулись!

— А ты кто такая, что бы нами тут командовать, плешивая?

— Сча в рыло дам!

— А ну попробуй!

— Так, дети тихо! Садитесь по своим местам.

— Я тебя запомнил, плешивая!

— А я тебя нет! Но жду за школой!

— Дети!

Но за школу я так и не попал. Этот день мне запомнился иным! Тем, что клей, что просила учитель труда принести для урока, пролился у меня в сумке, запачкав собой и учебники, за что влетело мне, и словами и затрещиной по лысине. После чего я долго и упорно, и безуспешно, пытался оправдаться пред классной, хоть и понимал — сам виноват! Действительно надо было положить пузырек в отдельный пакет.

И маме, к счастью только по телефону. Но зато помимо классной и завуча, еще и от библиотекаря. И тетради, тоже дружно пришли в негодность, за что и к счастью, ни от кого и никому не влетело, но переписывать уже бывшие там работы пришлось до полночи и по памяти — народ к моменту конца разборок с завучем уже благополучно свалил — урок труда был последним.

Ну, хоть клей на занятиях не потребовался! Он оказался нужен исключительно для подклейки страниц в порванных журналах.

— Да я походу проклята! — выдал, когда кран в туалете, куда я зашел отмыть руки от мела, изрыгнул на меня, на юбку и блузку! Какую-то вонючею жидкость... походу это бензин.

Нет, не бензин — жирная! Но воняяяет...

— Фле! — сморщился я, высунув язык.

И ведь течет то из крана вполне нормальная вода! Да, вонючая донельзя! Даже из холодной. Вернее, из холодного белая и с хлоркой, а из горячего — коричневая и с ржавчиной. Первая пахнет соответственно — хлоркой! Нестерпимо и резко. А вторая — тухлятиной и болотом, видать в трубах кто-то сдох.

В общем... хотя... если подумать, то такая вода мне даже на руку! И порошка стирального не надо! Само то чтоб отстирать одежду от жирных пятен! Ну, белую блузку, а то подумают еще, что обоссался. Опять ведь ржачь на всю школу будет.

А вод клетчатую юбку так точно не постираешь — белые пятна точно останутся! Как от известки. С другой стороны — на ней и желтые кляксы не так уж и видны!

— Ой, что я делаю! — смекнул я вдруг, понимая, что замочил блузу в раковине как в тазу, а сушить её тут негде.

Вернее есть батарея, но она обосрана. Буквально! Так что... в класс вернусь весь мокрым. Опять будет ржачь сто пудово. Даже уже представляю себе, что они там напоют! Эх. А еще этот бюстгальтер бесит, что навязала мне мамань!

Он под платье был необходим — а то оно банально слетало. А без него... но сейчас даже в плюс, ведь мокрая блузка не будет просвечивать. Пусть бы всё видели, но... опять ржачь? А мне стало важно их мнение? Их смех?

С другой стороны — если повод будет серьёзным, могут ведь и родителям настучать! А мне не плевать на их нервы. И ведь из-за этого даже банально всех избить нельзя! Да и совесть ведь может проснуться — за мордобой невиновных!

А может побить не всех, а одного, чтоб был пугалом для прочих? — вздохнул, выжимая одежку, старясь не порвать при скрутке — Только вот кого сделать козлом? Кого не жалко, или кто самый бесящий? А кто? Если они все бесят одинаково — никак.

— Хаха-ха! Смотрите! Смотрите!

— Фигасе.

— Нда... интересный номер.

— Хи-хи-хи-хи.

Но раздражают равнозначно.

— Александра! Ты чего это вся мокрая? Жарко что ли стало?

— Ага.

— Или её там кто-то уже поимел — указал один парень на мою юбку и я, пусть и не сразу, но заметил, белый подтек на клетчатой ткани, оставленный водой с пропитанной хлоркой блузки.

— То-то она так долго в туалете проторчала! — подхватила сей выкрик какая-то девчонка.

И до меня дошло, что этот развод на линии меж ног означает. Сел, на место и припух.

— Шлюшка! Малолетняя шлюшка! — загалдели девчонки, а парни стали показывать неприличные жесты.

— А ну тихо! — рявкнул учитель, отвлекшись от писанины мелом на доске и выдал коронную фразу — А не то к доске пойдете!

Класс притих, а я вдруг смекнул — а ведь это он меня послал в туалет руки умыть! Но... кран то тут причем? Да и вообще...

— Отпасёшь за сто рублей? — поинтересовался сосед по ряду, за что был вынужден тоже бежать в сортир, смывать кровь из носу.

— Чтоб тебя тоже там вонючкой обрызгало — буркнул я себе под нос.

— Архваа! — донеслось из коридора, что учитывая наличие туалета через стенку — из туалета — Что это за подстава!? — а учитывая голос, еще и от того самого паренька.

— Га-ха-га-ха! — класс сие одобрил дружным хохотом, что даже я оказался не в силах сдержать улыбку.

Но лишь на миг, после которого тут же погрустнел, глядя на белый развод на юбке. Навезёт так по-чёрному! Ведь еще и кожа от хлорки покраснеет.

Хотя есть и плюсы в новой школе! Я ни сколько не отстал от учебной программы! Напротив! Как оказалось, спустя две недели, когда до меня, наконец, дошло, что данный материал не повторение а и есть программа, я вообще ушел вперед на целый год! А то и на два. И то, что мы проходили в пятом классе, тут проходят в седьмом!

Хотя, это всё, наверное, минус. И это по их мнению элитная столичная школа?! А потому я немедля, как до меня наконец доперло и я в этом сумел убедиться, пожаловался маме. На что она среагировала предельно хладнокровно:

— Да тебе просто кажется.

А доказать обратное я не сумел, да и не пытался. Все мои старые тетради канули в небытие при переезде, а слова — это же просто слова! Они — бездоказательны. И иной школы мне не светит. К лучшему? К худшему? Кто знает? Сижу на уроке, скучаю, пялюсь на мобилки одноклассников и завидую.

У папки есть такая трубка! Хотя вообще-то, наверное попроще чем у некоторых ребят. Но я её даже в руки не беру! Боюсь сломать. Раздавить, навредить, банально спалить. Но это не значит, что я не хочу приобщиться к высоким технологиям! Что как бы уже давно неотличимы от магии.

Хочу! Хочу! Хочу! — пустил я слюну, лежа на парте.

— Слушай, Саш, у тебя же нет телефона? — обратился ко мне другой Саша

— М? — проявил я всю заинтересованность, на которую только был способен.

— Хочешь подгоню? У меня их два — достал он вторую трубу к первой.

Я усиленно закивал.

— Но это наверное дорого? — сообразил, прикидывая сколько у меня есть в заначке.

Где-то наверное две тысячи. Не столь уж мало для ребенка! Но уж точно не достаточно для сотового телефона.

— Ну... не переживай! Что-нибудь придумаем! — выдал он, и отвернулся.

Что-нибудь... ну посмотрим. Я может тоже, что-нибудь придумаю. Хотя доить родителей, мне как-то совсем не хочется.

Да, у меня теперь их два! А не одна мама! И зарплаты у них выросли, при том что работать стали меньше... хотя с учетом дороги — так же. Но ведь при этом то и расходы возросли! Не считая всяких там квартплат, тут еще и тупо цены в магазинах выше! И рынка с дешевым ширпотребом что-то я пока не видел.

Эх. Не видать мне сотового как своих ушей! Хотя уши то свои я как раз таки могу увидеть. А Саня как бы личность темная. И за милой улыбкой рубахи парня прячется нечто жуткое, пахнущее криминалом.

Или напротив — специально влезть во всё это дело? Ограбить воров, и надрать зад бандитам? Идея здравая! Но вот... родители...

Физ-ра! Наконец-то я на тебя попал! Наконец-то... думал не доживу, как долго тянулись эти учебные лдни-недели. Наконец-то оторвусь! И обтрухаю новенький с иголочки костюмчик «адидас»... в чем вообще отличие «абибаса», «адибаса» и «адидаса»? Почему у них разные буковки? При внешней практически полной идентичности, за исключением браков и китайско-таньваньских подделок с базара.

Так, не понял я. — вышел я и офигел, увидев в спортзале построившихся мальчиков. Одних мальчиков, в почти полном составе! Без девочек! А, нет, вон три есть, сидят на лавочки в туфлях, хихикая, смотрят что-то в телефоне. И все кроме них, даже тренер, столь же сильно удивлены видеть меня тут, сколь и я видеть сию картину.

— Тыыы... кто? — выдал наконец тренер, держа волейбольный мяч за пазухой.

— Хваткова Александра. Ученица седьмого Б, недавно перевёдшаяся. — отчитался я, как можно дружелюбнее улыбаясь.

— Нууу... — протянул на это тренер, так и не отойдя от шока — Можешь сесть к девчонкам на лавку.

Я взглянул на них — они как раз оторвались от телефона, услышав «свое имя» толкаясь локтями, и столь же озадаченно, что и прочие, уставились на меня.

— А... побегать со всеми нельзя? — взмолился я, возвращая внимание тренеру.

— А ты... хочешь?

— Ага!

Он еще спрашивает!

— Эх! Куряки слабосильные! — выдал я, отбегав разминочные круги, и размявшись еще после, по нормальному, и еще отбегав пять кругов, глядя как мальчишки чуть не падают, задыхаясь.

— Ну ты и... электровозник — выдал кто-то один из них, под одобрительное мычание прочих.

И даже кивание головой тренера. А я углядел спущенный почти до самого пола канат.

— Эээ! Куда! — только и успел крикнуть учитель, когда я уже стрелой взмыл под самый потолок.

Отпустил канат, оттолкнувшись, поймал ногами недалеко от земли, зависнув вниз головой, по-идиотски и безумно улыбаясь над самой макушкой ошалелого тренера.

Поднял туловище вверх, вновь влетел под самый верх.

— Канатик, мой канатик! Как долго я по тебе скучала! — промурлыкал, обняв веревку, вися под потолком.

— Да она чокнутая! — очень точно выразился кто-то из толпы уже очухавшихся мальчуганов.

Заметил крюк в потолке. И еще один через пару метров! И гору матов в углу спортзала! Прыжок на один крюк, на второй крюк! Раскачка и на маты!

— Але-о! — вскинул руки повыше.

Повернулся к залу. Статуи.

— Да у меня чуть сердце не остановилась. — выдал инструктор, уже выронив мяч и прижав руку к груди.

— Спакуха! Я КэМээС спорта! — выдал я и метнулся обратно к канату.

Но был прихвачен в полете поперек талии могучими руками тренера.

— Всё! Я звоню твоим родителям! Мне такие экстримы на занятиях не к чему!

Глава 26 - Интерлюдия

Интерлюдия четыре

Новая работа Николаю Алексеевичу понравилась. Хотя старый скользкий друг явно наврал — ни беготни с автоматами, ни новой организацией тут и не пахнет. Просто старый-новый отдел ФСБ, по борьбе с международным терроризмом. Отдел по предупреждению этих актов, подавления в зародыши того, что еще не случилось. И его, бывшего кинолога, как старого ищейку, по сути, посадили на кабинетную работу. Бегать с оружием наперевес и средь молодых желающих хватает.

Так что теперь Николай Алексеевич, следователь. И занимается он в основном тем, что изучает улики. Нет, те, что на фотографиях, и в заумных описаниях экспертиз — для этого есть иные люди! А те, что прячутся за выводами из всех этих экспертиз.

Порах произвели в Албании. — так установил эксперт. Каким образом он это сделал? Не его проблемы! Его вопросы другие — что это значит для них? Что его оттуда привезли? Его там купили? От туда украли? Или вообще рецептура оттуда.

И в частом моменте с порохом, и только им, роли не играет и ни о чем никому не говорит. А вот при сопоставлении с задержанным недавно неудачливым подрывником, Албанцем, уже начинает играть на гранях и проявлять краски. Если к этому найдется пару терок со страной, какие либо шевеления донесенные внешней разведкой, или пара задержанных преступников от туда.

В общем, занимаются они разным. И очень часто тем, что сами строят планы наиболее успешных и резонансных терактов. Пытаются прикинуть, куда какая либо группа экстремистом могла бы ударить, чтобы это стало у всех на слуху и стало дешевле выполнить их требования, чем с ними бороться. Найти идеальный путь! И заминировать.

— Чтобы поймать преступника, мы должны мыслить как преступник! Чтобы опередить террориста — мыслить как террорист. — говорил на этот счет его новый начальник и с ним он полностью согласен.

Только психопат может понять психопата! Только гений, или дурак, гения! И только преступник, опередить преступника в его замысле! Только такой человек, может бегать не за бандитами, что уже свершили злодеяние, а прибыть к месту действия еще до начала преступления.

Так что Николай образ мышления нового босса полностью принял, разделяет, и поддерживает. Как и полностью соглашается с изречением его зама:

— Только вот не надо самим становится зомбированными психопатами, гонясь за ними!

Зам вообще человек интересный. Весь в наколках, и почти блатной, но без единой отсидки. Засланный казачек, что прожил под прикрытием хрен знает где, дольше, чем без, что по факту уже и непонятно — на кого он реально работает?! Но босс, доверяет заму, а от того и у Николая нет права в нем сомневаться.

Пока, нет такого права. Пока не появятся подозрения, подтвержденные пусть даже косвенными, но уликами. Пока они работают вместе, и заму начальника Николай доверяет ничуть не меньше чем всем прочим коллегам. Разве что Василию Ульянову, старому знакомому еще по Чечне, бывший кинолог доверяет куда больше, чем любому другому «товарищу» в округе.

Васька, тоже не без изъянов. Юморист, каких поискать! И юмор у него зачастую злой — может и гранату без чеки в постель подсунуть. Учебную, ага, но кто спросонья в это вкурит? От того не любили в старые годы Ваську, и нередко били, аж до сломанных костей.

Сейчас, юмор его явно подобрел. Перешел из плоскости телесной, в плотскую, и словесную, от того и воспринимается иначе, мягче.

— Ну, кого сегодня будем препарировать? Или сегодня трупов нет в меню? — чуть ли не фраза приветствия, за место «зарасти» у него, но все уже как видимо привыкли.

— И тебе не хворать, Василий. Сегодня трупы еще не подвезли, и что бы у тебя хер отсох, если это вдруг изменится!

— Язык вывалился!

— Глаза высохли!

— Руки в кровавые мозоли стерлись! А, ну это и так произойдет, случись что, без наших всех желаний.

И это действительно правда и Николай хорошо понимает. Они буквально неделю назад, перешли из вольно расслабленного режима работы в режим «караул! Мама я рожаю!», ведь их коллеги из отдела по работе с подозреваемыми, доложили, что — всё плохо.

Что тот недавний акт устрашения в метро, когда взорвали пустой перегон, едва не затопив всю ветку! Спасли гермозатворы. И что так и остается затопленным. Был... просто косяком нерадивых подрывников. А взятые живьем оставшиеся террористы, поведали, что это... даже не начало! Это — просто так! Оплошность! Нерадивых взрывотехников, что не сумели спрятать заряды понадежнее и вообще попались на глаза путейцам.

Но это было бы полбеды! Если бы таможенники не признались, что лоханулись. И что через Питер в страну из Нидерландов, прибыли аж два сухогрузных морских контейнера с оружием. До отказа забитыми, и с конечной точкой доставки, как предлагается, в Москве. Пусть их из города на Неве, поставив всех на уши, и со скипидаром, но удалось отследить аж до Твери. Пройдя которую, они и растворились в неизвестности дорог.

Наглость, второе счастье? Возможно. Контейнеры, где не было ничего, кроме того, что запрещено к ввозу в РФ, оказались благополучно никем и нигде не досмотрены и покинули порт, даже не распакованными. О них бы и не рюхнулись, если бы не косорукие минеры и внимательные путейцы. Если бы не допросы с пристрастием, и не пистон таможне, что пошла проверять уже загруженный и готовящийся к отплытию сухогруз.

Николай, как кинолог, хорошо представляет, как взвыли собаки, почуяв место, где было СТОЛЬКО оружия. Да что там собаки! По фотографиям — из контейнеров даже масло ружейное натекло! Но им то что теперь!? Какое им то дело до чужих погон?!

У них проблема — до фига незарегистрированного оружия в стране! И где-то под Москвой. И даже непонятно что там и сколько этого, ведь пойманные террористы путаются, что в количестве, что в качестве, так что там может быть ровным счетом всё что угодно. Хотя накрытый склад взрывчатки и суммарный вес пластида в пятьдесят кило уже внушают опасения.

Да винтовочка израильского производства, что взяла всплыла при покушении на депутата — его личность сейчас прорабатывается, тоже внесла немало сумятицы в дело. Она, новая, до жопы!

Гарантии, конечно ни у кого нет. Пока нет, вопрос решается. Устанавливаются точки продажи, и восстанавливаться все картина пути оружия с завода до России, копая с обоих концов. С израильской стороной уже связались, МИД к делу уже тоже подключился, так что это просто вопрос времени, и даже не сильно большого отрезка.

Но этот Galatz... с его даты производства не прошло и пары месяцев! Если в стране есть еще более косорукие таможенники... то можно с чистой душой идти в отставку — так лично и прилюдно изрек новый шеф Николая, и он сам эту точку зрения полностью разделяет. Если в стране настолько дырявая граница, то это уже не караул, это ахтунг!

А ведь еще пяток, чуть менее свежих, но тоже новых винтовок, но уже американского производства, пытался толкнуть какой-то мужик аж в Таганроге! Бедолага клянётся и божится, что нашел их у дороги! Что, впрочем, вполне возможно — с оружия были сняты как бойки, так и затворы. У некоторых нет пружин, а у других курков. Их явно пустили на запчасти! И к стрельбе они дружно негодны — даже одну боевую единицу из всех не собрать.

И что в итоге? Пойманные подрывники — молчат. Они не знают о других акциях устрашения, зная только, что они будут. Да и о корабле не знали ничего, за исключением того, что он был. Цель акции? Бывальщина! Вывод войск из пресловутой Чечни. Значит остается только одно — искать место, где можно нагадить покрупнее, чтобы поставить ультиматум.

— Просто гадить нынче уже не интересно. — высказался на данную мысль зам начальник Николая — Нынче все рвутся в резонанс. Чтобы шуму было больше! Вот ты Алексеевич, человек с немалым опытом, скажи нам, что по твоему вызовет наибольший общественный резонанс?

— Теракт в школе? — вырвалось у бывшего кинолога еще до того, как он осознал, что только что сказал.

А когда сказал, лицо его побелело. Пред глазами, как будто наяву, предстала картина, маленькой девочке в белом платьице, лежащей на полу.

Маленькой бледной девочки, на холодном камне. Девочки, с маленьким отверстием во лбу. И огромной лужи крови под её телом, окрасившей белое в алый. Платье и тело его дочери.

Ужас, страх, и паника, охватили его. Лицо само побелело, а затем покраснело. Он оказался готов вот прямо сейчас сорваться с места, бежать, лететь, нестись, спасать! Но поднятые глаза на лицо почти начальника, увидели лишь полное хладнокровье в его ответном взгляде.

— Было.

И ушата воды не надо! — подумал Николай, услышав этот ответ осознавая — и правда, было. Дважды одно и тоже не вызовет столь бурного эффекта. Они придумают что поновее.

Но ведь метро... — тут же вклинилась пакостная мысль — или оно было как отвлекающий фактор? А куда и откуда вообще ведет та ветка?

Мужчины спородостали карту, с уже отмеченным случившимся-не случившимся терактом, где уже полегли пятеро, не считая террористов. И уже отмеченными предстоящими крупными мероприятиями, часть из которых пора вытирать — они уже прошли, и на них ничего не случилось.

Но что это им дает? Ведь теракт в метро, может быть как попытка создать транспортный коллапс, усложнив доступ куда либо, так точкой отвлечения! Чтобы силы стянулись туда, пока основная сцена будет где-либо еще.

— Надо прорабатывать все варианты!

Да, но вот на всех предстоящих детских утренниках по батальону спецназа не поставишь — вздохнул в душе Николай, чье мнение на этот счет разделяли наверное вообще все в этом здании.

— А что если взорвать Кремль? — выдал толи в шутку, толи в серьёз Василий.

— Ага, мавзолей. — не одобрил его ближайший коллега, так же склонившийся над картой рядом, и что-то там вымеряя.

— Не ну правда, президент стоит такой у стен кремля, поздравляет, и тут...

Детский сад! — подумал вдруг Николай, на этот счет, но все же взглянул в сторону центра карты.

Подобраться туда можно разве что по воде! А резонанс... ну разве что именно, в прямом эфире где-то там что-то взорвать за спиной у Путина. Но вопрос — а сколько взрывчатки для такого фокуса потребуется?! И как вообще кто-либо просочится сквозь президентскую и кремлевскую охрану?

Ну а взрывать сам кремль без президента перед ним... это сколько взрывчатки понадобится?! Глупо! Проще уронить сверху самолет.

— А что если... — задумался бывший кинолог, так же примеряя расстояние, но так же приходя к выводу, что это мало возможная акция — полеты над столицей строго ограничены, а над кремлем — запрещены. Такая акция была бы еще теоретически возможно, скажем на девятое мая... но причем тут тогда контейнеры и стрелковое оружие?!

— Черт! Как плохо, когда не знаешь, в какую сторону копать!

— А если бы и было? Чтобы изменилось? Вот, к примеру, у нас есть... э... театр! Вот тут, на дубровке. Там мюзикл ставят новый, вроде. Вот и как ты его будешь охранять?

— Шмонать всех? — не преминул вставить свои пять копеек Ульянов, разводя руками, преподнося «великую истину» от сэра очевидность.

— Тфу!

— Не, ну если серьёзно — хватит и пары опытных наблюдателей, чтобы выявить подготовку. Но у нас ведь не один такой театр в городе! И не в нем единственном ставят мюзиклы! Вон, в том же большом...

— Вы товарищи, опять не о том думаете! Какова цель террористов? — вклинился в беседу сам глава отдела, вошедший в кабинет под шум спора.

— Вывод наших войск с Чечни.

— Да не о том!.. Ай! Есть что-нибудь от внешней разведки?

— Каша от них есть! Очень много информации, очень мало толка.

— Уже нет. — присоединился к ним еще один человек, что в отделе ответственен за межведомственное сотрудничество — Пришла новая информация, — сказал он, роняя бумаги на стол, но прикрывая их сверху растопыренной пятерней, и обводя всех присевающих внимательным взором — но я бы не советую вам это читать. — отступил на шаг, убирая руку.

— Матерь божья!

— Пресвятые блинчики.

— Чтоб мне якорь в печень! Селезёнку в глотку.

— Это что... всё?

— Ага. Посмотри на чек в итоге.

— Аа...

— Ооо...

— Иииххе...

— Кто... я кажется догадываюсь, кто мог бы оплатить столь большую партию стволов.

— Думаете все настолько плохо?

— Все еще хуже! — не сдержался Николай, повышая голос, хоть и понимая — все и так его слышат, все и так всё понимают — Думаете это всё, ради одного единственного жалкого теракта? Ради одного!? — потряс он скрепленной скрепкой шесть листов бумаги с несколькими сотнями позиций — Серьёзно?! Да тут армию вооружить можно! Непонятно только, почему в списке нет патронов — вновь полистал он бумажки.

— Николя — оборвал его в процессе Вася, как-то странно изгибаясь — там вообще-то на обратной стороне тоже список.

И уже через час Николай понял, что до этого, они не рожали! Готовились! Малыш пинался, так сказать. Схватки были, нежные... А вот теперь — да. Теперь — скипидар.

План перехват. Все выезды из города перекрыть, все машины — досмотреть. У ППСников отнять сон! И на неделю. Минимум! Хоть всем и так ясно, что хотели бы, и срамились если бы, оружие бы уже было в столице. Собственно — взрывчатка этому доказательство.

Все места скопления людей — прошамкать с собаками! Все мероприятия, какие можно отменить — отменить! Но блин, опять таки — ладно Москва! Но страна то большая! А этого оружия, хватит, чтобы вооружить маленькую, да и не такую уж маленькую! Армию, и оно может всплыть сроду не только в столице. А и в том же Питере.

А в том же Таганроге с таким арсеналом может начаться резня! И туда потом придется армию засылать. Вторая Чечня? Понятно, что правители думают о чем поближе, но все же — не единой столицей живет Россия!

Приходится проверять буквально все! Буквально каждое сообщение о даже самом незначительном происшествии! Вед человек, готовящийся к свершению акта массового террора, априори нервничает! Ну или под кайфом, так что и за нариков взяться стоит всерьёз.

Нервничает, а значит — совершает ошибки. Вылетает на красный свет, кидается в драку на вопрос «в которые час?», и вообще может начать стрельбу вот просто так! А им... им сейчас любая зацепка на вес золота! Даже труп преступника ценен! Не говоря уж о его мыслях, выдоенных через слова в кабинете допросов.

Зацепится, раскрутить, понять цели! Что угодно пойдет за зацепку! Но все глухо как в танке. Враг затаился, почуяв угрозу. Ждет, выжидает, готовится. Заставляет нервничать, ведь уже и праздники на носу! Новый год!

Елка, утренники, и фиг их отменишь! А даже если, то дети всё равно будут толпами по улицам и дворам, и по домам их не разгонишь. И даже если загнать — что толку? Есть же взрослые! Что пред жаждой выпить-закусить вообще ничто не остановит! И это не говоря уже о разброде и шатании средь лично состава! Что неминуемо поддаться духу новогоднего застолья.

Но с этим всем, Николай ничего не в силах поделать. Все что он может, это строить вероятности, прощупывать средства безопасности, и молится, чтобы террористы действительно сочли не интересным повторяться. Проводить обходы в месте с бывшими коллегами — кинологами, прикидывая куда бы он, будучи террористом заложил бы взрывчатку.

Он и раньше об этом думал, проводя такие проверки, но как то не всерьёз. Теперь, это стало его смыслом жизнью, его работой! Теперь он видит, где несущая стена, а где так, фанерка — коллеги, и строители, подсобили, научили. Теперь он смотрит на мир, совсем иными глазами, от части — глазами подрывника.

И это вознаграждается.

— Проверьте там. — указал бывший кинолог в сторону ленивцы вниз от входа.

— Там же ничего нет, просто тупик! — возмутился кинолог, что уже устал ходить по этим лабиринтом лестниц стадиона — Даже не черный ход, и не вход в подвал

— Проверьте! — настоял Николай.

И в стене под лестницей, за навесь каким образом оказавшимся там стендом пожарной безопасности, по наводке собаки, была найдена свежая ниша. А из ниши, уже через час, саперами извлечено целых пять килограмм пластида с детонатором.

— Но зачем? — изумился молодой кинолог, провожая взглядом уходящих прочь и тихо бранящихся сапёров — там же вообще никто и никогда не бывает! Лестница черного выхода, что используется то дважды в год и то на учениях. Тупиковая зона...

— Скажи мне, Серега — вспомнил имя бывшего собрата по собаке бывший кинолог глядя на действующего — Куда люди побегут в случае ЧП?

— Все равно не понимаю. — буркнул парень, глядя своего пса, что в отличие от людей, уже едва не падающих с усталости, эту усталость просто презирает — Почему тогда не заминировать сам пролет?

— Много, потому, что скорее всего заначка — а место, как ты понимаешь, удобное — никто туда не ходит — взглянул он на бывшего коллегу с укором, ведь любой уважающий себя кинолог, в первую очередь и должен проверять такие места — А установленный заряд, потому что там стена несущая и подпорная для марша. И двести грамм хватит, чтобы как минимум два пролета лестницы сложились.

И Николай, сказав это, сам себя поспешил пожурить — разважничался ведёшь ли, опытный! А сам-то об этом тупике подумал только от того, что об обрушении лестницы задумался! А сам бы и собакой, фиг бы туда полез!

А ведь дома, приходя с работы, что хоть ему и нравится, но выматывать по черному и до последнего, поздно, ему приходится еще и в семейной жизни, так или иначе, учувствовать. И узнавать, что-то новое от любимой жены.

— Ты представляешь, что наша дочурка сегодня учудила! У меня же чуть сердце не выпрыгнуло, когда я узнала!

Примечание от автора:

Все имена и герои вымышлены, а совпадения случайны и не предусмотрены замыслом!

Глава 27 - Бесполое оно

— Нда — выдал я, сидя на стуле за место угла, будучи старательно пропесоченным маман.

И за это, и за то. И за школу, и за характер, и за больницу, в которую я не попал, но мог, хоть и в которой уже был. И за то, что себя не берегу, и за то, что их родительские нервы выматываю. И за то, что шкурой своей, яко бы, рискую, и просто — плохой.

— Это же надо... это ж ведь могла!.. — ходит мамка взад и вперед, наматывая километры по коридору в ожидании отца, иногда заходя ко мне, за добавкой.

А времени у нас, на разбор костей, предостаточно. Отец в последнее время ночевать-то домой не всегда приходит, спя на роботе в сидячем положении, судя по стремительно портящейся осанке. А если и приходит домой... то на него ведь страшно смотреть! Совсем заработался бедный. А тут еще и я...

Ну не виноват я! Не виноват! Вот только не докажешь. Вернее могу, но сделаю тем хуже, хоть ничего такого и не сделал. Вот совсем! Даже с чисто человеческой точки зрения! А не взора на мир глазами бессмертной твари, коей я являюсь.

Всего лишь канат! Все всего лишь крюки. Низенький спортзал, метров пять высотой, маты и бетонный потолок. Просто «фи» какое-то! Смех и детский сад, после первенства региона, и полетов птичкой самый потолок почти цирковой арены. Метров двенадцать! Хотя я не мерил. Без сеток, матов, и прочих излишеств, так как меня они отвлекают, а большинство юниоров-конкуренток на такие высоты не прыгают и программы попроще исполняют.

И школьный учителей-то в принципе можно понять! Ну, кроме учителя философии — вот что она там делала? На том празднике жизни до прихода маман, когда меня старательно пескоструйки чужие тети-дяди. Какое она то отношение к физической культуре имеет?! Но... была там самой яркой птицей! С очень богатой... больной! Фантазией.

От неё я узнал, что, оказывается! Пью, курю, ширяюсь чем-то забористым — это она аскорбинки за забористое приняла? Да, я на них подсел! Каюсь! Грешен! Но... зря я наверное белые таблетки без упаковки средь класса глотаю. Ну и естественно — с кем попало спариваюсь!

И это в одиннадцать то лет! На счастье мамке такую ересь в уши лить не стали, а то бы она поверила. Не то побоялись, не то постеснялись, выносить сор из избы так сказать, не то тупо не успели — мама возбудилась опекой о дитятке еще на стадии экскурсии по спортзалу.

И вот это уже смех. Учителей понять я могу! Они, в своей задрипанной прови... да... уе... спальной школе столице, мастеров спорта видели только с экранов телевизора, и не понимают, что я могу с четырех метров спрыгнуть с чашкой чая не пролив. Проверено! Меня так тренер заставляла делать!

И что этот канат для меня до смешного толстый, а крюки... близко расставлены и мертво посажены, в отличие от спортивных колец на верёвочках, что болтаются как попало на сквозняке — лучше быть к нему готовым, чем на соревновании опростоволосится! И по которым все равно надо попадать руками, корректируя курс уже в полете при помощи хвоста — пятой точкой!

Но мама-то... она всё это видела! И не только на соревнованиях! Но и в том числе трюк с кружкой! Я уже скучаю по своим старым тренерам... Она-то чего так разпереживалась, когда ей показали ту злосчастную веревку, и потолок? Она-то чего разнервничалась, когда ей начали рассказывать, что это вот все, может из бетона! Выпасть, и я могу упасть, сломать шею, повредить позвоночник...

— А мы то, что без тебя будем делать?! Ты о нас-то вообще думаешь, а?!

— Ну мам! — взмолился я, понимая, что сейчас будет круг шестой.

Или даже восьмой — не помню, не считал. И вообще — я есть хочу! Уже который час тут сежу, с самого утра не жравший! Совесть то у тебя вообще есть, женщина?! А, ну да — готовить надо, а меня — она не подпустит к плите в текущем состоянии — еще обожгусь! А сама — не в состоянии. На психе, какая там готовка?

— Что мам? Что мам?! Я уже... десять лет как «мам»!

— Одиннадцать.

— В годовалом возрасти ты «мамкать» не умела!

Я в ответ — скорчил обиженную гримасу. Помогло — мать, возмущаясь и причитая, покинула комнату наказания, уйдя ворчать в коридор, дожидаться отца. Что, не факт что вообще придет сегодня, а у меня уже и попа затекла, и живот ворчит желание поесть сам себя.

О! Пришел! Однако.

— Я дома! Есть что поесть? Умираю с голоду! И в койку. Спать — падаю от усталости.

— Привет! — жизнерадостно проворковала мать, будто и не пилила меня всю рабочие смену как стахановец труда, в очередной раз прогуливая свою работу.

Поцеловала папку в щечку, о чем мне сообщил соответствующий «чмок» и тут же вспохватилась:

— Ты представляешь...

Ну всё... началась сказка «о глухом телефоне». Я даже удивлен, что в ней не прыгаю с земли до потолка спортзала! Зато рискую собой по-полной, на такой немыслимой необъятной высоте. И неважно, что я уже как-бы не маленький, и почти мастер спорта — мне оставалось только подтвердить звание! И что расстояние от крюка до крюка всего чуть больше метра, а на соревновании меж штанг бывало и по четыре, и даже...

— Больше никакой гимнастики! — донесся крик из-за закрытой двери обращённый к отцу — Я не хочу, чтобы моя дочка угробилась, свернув шею ради каких-то там медалей!

— Приплыли — прошептал я, чувствуя как, золотые диски просачивается сквозь пальцы словно вода.

И мне почему-то кажется, что слова бати для мамы сейчас ничем не лучше моих. И вообще батя, ты бы лучше помолчал!

Хотя... в конце то концов! Ведь это именно мать меня в этот спорт с тарзанками впихнула! Против моей воли причем! Ну, в некотором роде — не хотел бы я реально это делать, и не нашлось бы в мире силы, чтобы меня заставить. Но мне тогда было интересно попробовать, да и... на спор? Покрасоваться? Мать порадовать? Все и сразу! Да...

К тому же! Мы же именно из-за моего спорта, если верить официальной версии родителей для меня, в столицу то и переехали! Или что, это уже в прошлом? Или это всё было неправдой? Ну кто бы сомневался.

— Да, спорт опасный, но я думаю, мы не вправе решать такое за неё. — выдал отец веское, но не проняло:

— Она еще слишком маленькая, чтобы вообще что-то решать!

— Да, маленькая, но когда выбирала такой путь, была еще меньше! — предпринял он вторую попытку, но снова мимо:

— Она ничего не выбирала, это я ей навязала! И сейчас сама же и откажу! Вот немедля позвоню...

— Ладно, в таком случае имеешь право. Но звонить сейчас все же поздно, позвонишь с утра с работы. — сдался человек.

— Да, ты прав. Сейчас в ДЮСШе все равно никого нет, и некому не дознаваться.

Фсе. Как быстро судьбы рушатся. А я наивно полагал, что меня из спорта уже ничего не выдавит. Что раз мне плевать на травмы — основную причину ухода из большого спорта! И на приделы тела — вторая причина после травм, когда выше просто не подняться, а топтаться в низу — ни гордость не дает, ни денег не хватает.

У меня тоже были проблемы, но кошки... Да и с деньгами у нас вроде уже все нес толь плохо, и вообще... но, я знаю свою мать! И если она себе что вбила в голову...

То отпросится с работы вновь, но выполнит всё в лучшем виде. Заберет документы уже сутра, что еще совсем недавно вместе со мной относила, и решит меня пристроить в особое заведение для юных дарований, склонных к музыке. Там нет высоты, и травмоопасных предметов, за исключением пианино, и канатов.

Впрочем, от музыкалки я тут же благополучно открестился — просто не стал ходить! С первого же дня. Нет у меня к этому делу стремления, да и слуха с чувством такта — тоже. Да и обидно как-то за потерю уже почти карьеры.

Ведь я не считал спорт простой забавой! Уже перестал его таковым считать. Запланировал выйти на мировой уровень, и как минимум десять лет жизни посветить себя сплошным выступлением. Заработать... деньги на дальнейшую жизнь, и... понять, куда развиваться дальше в этом странном мире.

Не сложилось — простите меня кошки, пущенные в жертву изучению пластики. Теперь я вновь... просто маленькая девочка? Епест! Когда я маленьким-то вновь стать успел! Еще совсем недавно был «большой девочкой» что самостоятельно может не только в магазин сходить, но из суда документы забрать к примеру.

Да и когда я стены кухни и коридора старой квартиры штукатурил, меня никто за возраст не спросил, как и при жизни одинокой, пока мать работала практически сутками, домой приходя только ночевать и ужинать.

Эх, ладно, все это фигня! Даже то, что меня еще и от физкультуры отстранили! Физрук, на пару с завучем, зачем-то наорали на директора, что имел честь иметь всё, его не касающееся. Ученики — его не касаются. Воткнули мне в дневник трояк зачета за год, и гуляй Саша! А ведь у меня как бы могла бы быть и тут золотая медаль...

А больница наконец разродилась медицинским заключением о моих травмах, полученных в результате мной уже забытого ДТП, но... меня вновь огорошили новыми знаниями:

— Маленькая еще! Не поймёшь ничего!

— Фи... — выдал я в ответ, понимая — спорить бесполезно.

Попытки оправдаться, сказать что-либо наперекор, или в опровержение, будут расценены как ребячество, капризы, или «ву-ти какая умная», так что нет смысла и пытаться. Твердого мужского, слова, у меня все равно нет. Да и не факт что оно бы помогло в подобной ситуации, так что пойду лучше помучаю турникет.

Которого нет, но это я сейчас исправлю! Вчера по дороге со школы, плутая по дворам, мной был обнаружен славный кусок водопроводной трубы. На помойке! Видать кто-то сантехнику в квартире «от и до» менял.

— До чего же докатился — по помойкам мусор собираю — пробормотал, глядя на ржавую железку средь тьмы ночной.

Уже как бы поздно — полночь. Безлунно, и предки думают, что я в столь поздний час, благополучно сплю. Фиг! Харе мне быть послушным! Хотя по мусоркам ползать... А что такого? Можно и подворовывать начать, аккуратно, и вообще! Пойти по темной стороне. Не сильно глубоко — это не в моих правилах, но можно.

Черт! Я же хотел прожить эту жизнь нормально! Как человек! Раз уж тут нет врагов, ради которых надо жопу рвать и любыми путями мощь набирать. А место этого граблю мусорные баки и сбегаю во тьму тайком от родителей.

Впрочем, тьма есть только тут, во дворе под сенью чахленьких деревьев. А там, на московских проспектах... и не ночь как будь то! Жизнь кипит, и... это не мои дела-проблемы. Моя задача: пока никто не видите, починить сей турникет, от которого остались только два кривых столба, воткнутых в землю. Закрепить трубу за место перекладины! Вот только как...

Например, прорубить пазы в концах столбов!— и я материализовал клинок света, что как бы и не светится во мраке. И подпрыгнув, всадил его в металл на десяток сантиметров — меня окатила волна брызг расплавленной стали.

Еле успел прикрыть лицо! Обратив куртку в решето. Хорошо хоть не школьную, «рабочию», доставшеюся вместе с квартирой и мне не по размеру. Кто ж знал что... клинок окажется слишком горячим для насыщенного кислородом и водой ржавого металла!

— Арх, шрет! — увидел загоревшийся рукав.

И грудь! Одежду долой! О коже, превратившейся в лунный грунт из-за атаки тысячи маленьких метеоритов, стонать! Но турникет делать надо! Придется уменьшить температуру.

Уменьшить клинок в размере! За место вполне настоящего меча... тоненькую трубочку. Заодно и уставать так сильно не буду! И металл труб, из-за резкого нагрева взрываться как динамит не будет! Хорошо хоть очаг детонации был именно внутри, в глубине слоя стали, на внутренней стороне трубы, из-за чего большая часть металла, его внешний, еще вязкий, а не жидкий, слой, просто вывернуло наизнанку, не разбрызгав по площади. Иначе бы это было эпично.

Надеюсь, я не сильно многих разбудил нежданным фейерверком.

Ладно! Уменьшенным клинком, разогреть металл столбов, прожечь дыру, вставить трубу, и... да пойдет! Криво... ну, можно еще подогреть, подогнуть... погнуть... пойдет! Неказисто? Да! Зато точно не отломают! Это вам не простая сварочка! Я трубу в столб загнал насквозь, и залили место соединения расплавленной сталью! Устал, правда невероятно, даже от такого маленького лезвия. Пойду спать — на сегодня тренировка окончена.

— Саша, а ты слышала...

— Чего? — огрызнулся я, ведь как ни посмотри, а с девочками седьмого «Би», у меня сложились не очень удачные отношения с самого начала.

— Легенду о проклятой парте...

Так вот оно в чем дело! Вот почему я вчера опять волосами жвачку поймал! Проклятая пятая парта у окна, за которой никто не сидит! Никто, кроме меня, естественно. Залетного, что так и не обратил внимание, на сторонящихся данной деревяхи, и во всех кабинетах сразу, ребят. Даже когда шпыняют-выгоняют, перескакивая сразу на шестую...

Стоп! Это бред!

— Черт, да что такое? — посмотрел я на свою ручку, что вдруг да отказалась писать.

И втора. И третья. И блин! Даже карандаш!

— У кого-нибудь есть запаска?

Понятно.

Что-то я уже начинаю верить в этот бред! — подумал я со скрипом, глядя в свой дневник, с жирной двойкой, первой со времен начальной школы не за поведение. Все же это была контрольная, итоговая, зачетная... а я весь урок пытался заставить писать свои чернильные принадлежности, что ни с того, ни с сего, отказались это делать.

И ведь не одна пад... мохнатая зверушка класса не поделилась! Впрочем, помня аврал в начале урока, когда у половины класса не обнаружилось вообще ни тетрадей, ни ручек — зачем они им? Они ведь на уроки в карты поиграть приходят! То отсутствие желающих поделится становиться вполне понятным — тупо нечем.

Эх. Качусь я куда-то стремительно и по наклонной. Но с парты лучше пересесть.

Ага, пересесть-то я, пересел, и как ни странно — помогло! По крайней мере, падать на голову кирпичи и вазы, мне перестали, зато прилюдно, в полном народу коридоре школы, посреди большой перемены! Когда у начальных классов обед, а средние не знают, куда себя деть, мне признались в любви сразу два парня.

Одновременно, синхронно... Может шестая парта тоже как-то проклята? Я ведь этих двух и не знаю толком! И видел максимум раз или два — они не из нашего класса! В общем — залетные какие-то! И я их конечно же послал! Далеко, далеко, долга, громко и грубо! Но школа все равно вдруг взвыла, как разворошённый улей ос. Загудела, завелась...

И вслед за данным имфоповодом, всплыли и все прочие слухи обо мне, умудряющиеся не покидать если не класс, то параллель уж точно. От того школа уже не гудит! Она полыхает! И мне невозможно даже приблизится к её зданию, чтобы не услышать о себе что-нибудь новое. И не увидеть, как в меня тычут пальцем.

— Шваль!

— Стерва!

— Плоская кикимора!

— Прыщавая кривоножка!

— Давалка!

И это все, я «собрал» только за пять минут пути от ограды до входа.

— Кому еще разбить сердце хочешь?

— Малолетняя извращенка!

— Прыщавая!

— А почему извращенка?

— А почему прыщавая?

— А ты не знаешь? Рассказать?

— Давай!

— Так она в школу в первый раз пришла вся в прыщах! И с рожей во! Распухшей, красной, с затекшими глазами, будто неделю бухала не просыхала...

— Так может она синявка тогда?

— Та не! Не пахло от неё! Просто уродина! А извращенка кстати почему?

— Так посмотри! На ней же нет лифака!

— И трусов тоже нет?!

— Не знаю, не проверял!

— Не, на месте.

— «Бдыщ»

— А дерется все так же как мужик!

— Так может это он и есть? Просто в платье?

— Так кто-ж его знает! Пока в трусы не заглянешь, не узнаешь! Хотя да, реально на мужика в платье похож.

И с этого мига пожар обратился в какое-то стихийное бедствие. Что стоит мне только покинуть подъезд, как начинается:

— Смотри, смотри, бесполое нечто движется!

А уж если подойти поближе к школе... предложения пососать за сто рублей средь всего ора выглядят самыми безобидными! Хоть бери и реж их всех! Выбивай мозги через задний проход! Открывай филиал ада на территории школы!

А что, я же могу? И мне ничего не будет, если сделать все тихо! Никто не докажет, что маленькая пигалица... выживших не будет! Некому будет донести! А уж тип ран и повреждений...

Охрана? Какая там охрана! Три калеки с резиновыми дубинками, что не выползают из своих конурок, и только и могут, что пятиклашек гонять! Даже на девятиклассников не лезут, а что уж там я! Взрослые, учителя, повара... да это вообще смешно!

Дети? Ну да, их там много! Больше шести сотен! Могут задавать мясом. Но... это будет эпичный кровавый балет! Вот только не в этой жизни. Не со мной. Ведь с великой силой, приходит и великая ответственность. Понятие ценности жизни, и груз на плечах, за каждую оборванную нить.

Я не могут так взять и всех их убить! За какие-то там слова! Да это же смешно! Впрочем, сказать, что они меня совсем не задевают, тоже не могу. И злюсь от того, что все эти умники, тычущие в меня пальцами, будто чуют угрозу, и держат дистанцию.

Не подходят на расстояние рывка и удара, создают мне коридоры свободного пространства от входа до класса, как для чумного, и уж тем более не — не назначают стрелок! Обидно.

Долбаная пятая парта! — пронзил я световым клинком эту самую парту и... ничего! Так что это реально лишь вымысел, а не проклятье — на него бы мой меч среагировал явно иначе, а не простой обугленной дыркой в... прессованных опилках.

— Дети, приготовите двойные листочки. Сегодня будем писать итоговую контрольную работу года.

— Так год еще не закончился!

— А особо умные могут прийти в школу и первого января!

— Гадский клей! Вечно проливается! — обнаружил я у себя в сумке с тетрадями подтекший пузырек с клеем, к счастью, в пакетике, как и завещала учитель труда.

— О! У гендерфлюида голос прорезался! — проорал кто-то из девчонок на весь класс, поскольку учительница, написав на доске слово «контрольная» куда-то свалила.

— Что-то стареют у вас шутки — уже совсем не задевают. — выдал я в ответ на это, продолжая «распаковываться» и готовится к уроку.

Класс притих, до ребят... дошло? Или их, мой ответ, просто озадачил? А с другой стороны — пусть бы и дальше обзывались и тыкали пальцем! Лучше в меня, чем в какого-то еще! Меня, как ни крути, задело лишь чуть-чуть, поверхностно, на миг. Миг слабости, миг открытия души... что уже давно взрослая, пусть иногда тоже может принимать что-то близко к сердцу.

Позор! Позор позволять себе обижаться на простые слова! Какой я после этого бессмертный? А уж тем более позор думать о месте маленьким детям! О резне, о смерти за разговоры... Позор, позор, позор моим сединам!

— Эй, слышь, бесполое оно...

— «Бдыш» — резкий удар, и парнишка с разбитым носом отшатываясь, отходит в сторону.

— Как всегда резкая — шипит в мою сторону другой одноклассник, в наступившей тишине, средь только вернувшегося на своё место классного балагана, что обсуждал мою неуместную шутку и борзату.

Репутацию надо блюсти. И бить на звук не думая. А этому я итак позволил излишни многое — дал себя коснутся! Старею...

— Эй, слыш! Шлюха малолетняя! — взвыла белугой какая-то девица, на краю моего поля зрения обихаживая паренька с разбитым носом — Ты меня уже достала! — и бодрячком направилась ко мне.

Я угрожающи выставил кулак.

— Что, и меня будешь бить? — проговорила она, выпячивая грудь — А? Совсем рехнулась? Иди сюда мелкая...

И взвыла истеричной белугой, так как я, ухватившись за её руку, схватившею меня за волосы, недолго думая сломал ей средний палец.

— Вааа! Ааа! Ааа! — вызвала она, усевшись на попу прямо посреди прохода, возведя свой пальчик к небесам.

И че такого? Всего лишь палец? — подумал я, глядя на неё, припоминая боль от подобного перелома. За секунду до того, как мне на голову приземлился стул.

— Расслабилась. — простонал, выползая из-под парты, куда меня загнал это тяжелый фанерно-стальной советский стул — Кровь...

Не, череп цел! Просто кожу... а стулу-то хоть бы хны! Рядом лежит... с отпечатком крови и волос. И... тишину в классе нарушил конский смех из дальнего угла.

— Живучая дрянь! Дайте мне... чем её приложить! — соскочила девица со сломанным пальцем, Кристина кажется, а может Виктория — не помню, позабыв про боль в пальце, пошатываясь вставая на ноги.

Ей помогли подняться мальчишки, но стул не дали, а лавки единая целая с партами конструкция.

— Ну дай-те же мне... — проговорила она, а я заметил краем глаза, как стул рядом со мной, начал шевелится.

Перехватил, и встретился глазами с виновником движения. Девица, с именем Олеся. Красивая, что смерть! В смысле реально красивая, что ради такой и умереть. Еще и скромная, что прямо идеал! Но крутится в компании с прочими девчонками, на общих основаниях. Жить без них, и их мнения, не может! Что готова в рабстве ползать... и ползает вполне!

Они диктуют её «моду», одежду, причёску — под каре! Что ей вообще ни разу не идет. Заставив состричь шикарную косу, с любовь рощенную аж с времен детсада. Слышал визги с туалета... боже! Какое я ничтожество! — перехватил я стул, вырвав из хрупких рук девахи.

Злобно зыркнул ей в лицо, слегка поморщился от легкого дискомфорта в виде головокружения, взглянул на стул еще раз, припомнив, что сия мебель на весь класс одна, и у учителя, и «ледоколом со стулом» поплелся через класс к доске.

Пнул, решившую наскочить сзади безпалову «как её там», турнул зазевавшегося паренька, и использовал стул как щит от жвачки.

Стоп! Жвачки!

— Розовая...

Знакомая такая... каждую неделю нахожу подобную в своих волосах. А то и не по разу. У меня уже там не проплешина, дыра в причёске! Зыркнул в сторону по траектории полета — увидел хлопающего глазами паренька. Не, этот не мог. Этот — раб, ботаник... или мог?

Оглянулся на смертельную красавицу, и на парней, что тоже злобно глядя на меня, помогают плачущей навзрыд подняться, и кажется, собираются свести её в медпункт, вместе с разбитоносым Егором.

Чтож! Отлично! Поссорился со всеми! — поставил я стул пред столом учителя. Тут есть второй, но мягкий, для неё самой, а этот — для учеников... и теперь он с кровью. Хех, забавно! Но оттереть пятно я не успею — она уже тут! Вернулась дама! Да и по честному — не очень хочется. Пусть будет! Как напоминание. И символ.

Ученики учителю естественно обо всем доложили. Это когда сами что нагадят, можно не докладывать, а тут, и обо мне — в очередь выстраиваются! Плевать! К тому же, произошло сие не сразу, а только когда вернулись детки из медпункта — утекли они как ни странно абсолютно бесшумно. И то, потому как учитель поинтересовалась, «чего это вы удумали с контрольной-то слинять?». Но мне опять-таки плевать!

Я сижу, и лыблюсь глядя на неё. Да так, что у бедняги, аж скулы сводит, и кулаки уже прям чешутся по роже мне заехать. И не дает ей это сделать лишь одно! Нет, не страх родителей, коллег, милиции, не это вот все! Плевать ей на подобное! Не хуже чем мне на неё. Рукоплекладством тут не столь уж часто брезгуют. Её пугает моя персона, что как бы может сдачи сдать.

И пусть, учителей я еще не трогал, но пара драк уже случалось. Хотя как драк? Я просто кинул через себя четверку дружную ребят, что подумывали меня раздеть для выяснения. И было это при свидетелях из школьных представителях — учителей.

Но вот что странно! Обычно, после подобных инцидентов, когда кого-то потом отправляют с уроков в больницу, по крайней мере в прошлой школе, завуч, классная, или кто либо там еще, вызывает в школу маму. И она, о бедная! Как она от меня до сих пор не отказалась? Прилетает в школу вне зависимости от своих дел-проблем. А тут... тихо. Устали что ли от меня? Уже? Иль школа тут иная?

Домой я топал в очень смешанных чувствах. И с новой жвачкой в волосах. Убью гада! Если поймаю. Найду, поймаю! Выверну наизнанку и соберу обратно! Ведь что-то я уже сомневаюсь, что прочие жувачки ловил вот просто так об стены парты. Или ловил? Или...

— Не, ну это уже наглость. — буркнул, глядя на двух девиц, и трех парней, что преградили мне дорогу.

Не пускают домой! Мисс сломопалая, уже перебинтованная и загипсованная, и её подруга, которую я не знаю, из класса постарше. Я её в школе видел, но... десятый? Одинадцатый7 Фиг знает! На вид ей лет тридцать! И если бы не тетрадочки в пакетике, решил бы что пришла за деточкой в первый. И парни к слову такие же — быки! И их я в школе не видел.

— Теперь ты поплатишься сучка. — пропела гипсопалая, зверея на глазах, а её подруга, зажевала жвачку! Отчего у меня чуть не случился нервный тик.

— Детский сад штаны без лямок, ну нападайте! Умники. Сегодня будет мордобой.

Нет, не напали. Зассали. Опешили! Но девочка сказала — Лиза сказала — я вспомнил её имя! И стали медленно обступать, окружая.

— Ты это, мелкая, слышь, давай по нормальному, нам как бы.

— У твоей мамы муж алкаш! — выдал я, чтоб раззадорить и спровоцировать, но сделал полностью обратное — озадачил!

И застопорил.

— Ну знаешь ли! — наконец дошло до парня, к которому я обратился.

— А у твоего отца, мать — шлюха — выбрал я другому.

— Тфу! Не парни, на правду не обижаются! — ответил он, глядя на товарищей.

— Ага! Я у неё клиентом был — нормальная сучка. Старовата, но... — говорливый третий притих, так-как по взгляду второго стало ясно — на старуху он обиделся.

— А ты... — обратился я к подруге Лизы, подумывая чем бы и её то задеть покрепче, но она меня опередила, и провизжала не хуже своей подруги голосом еще более тонким, несмотря на прокуренный вид:

— Да что вы с ней вошкаетесь-то!

— Не, ну Вер! Нормальная же девка!

— Да не девка она! Парень это в юбке! — пропищала Лизка, поддакивая.

— Вот гадость! — выдал второй из троицы, и уже хотел мне заехать боксерским с правой, почти войдя в зону захвата, но...

Отступил! Побрезговал!

— Знаете, такое и трогать то как-то противно!

— А мне нормально — выдал третий, за время разговора уже оказавшийся у меня за спиной, и решивший набросится сверху, но полетел прямиком в зачинщиц сего собрания.

Оставшиеся инстинктивно бросились в драку.

Первый, схлопотал под колено с ноги, потерял равновесие и получил по спине с двух рук, от чего явно лишился сознания, встречаясь с землей уже бесчувственным телом. Второй, опешивши от теплящего в него первого, схлопотал секундой позже снизу в челюсть — я слышал звон зубов! Это наверняка было больно.

— Да ты... — выдал он, подставляя руку под текущею изо рта кровь.

— Да бейте же её! — провизжала чуть не плача главная виновница собрания, выползя из под тела вперед подруги, что по-прежнему воюет с только обретающим разум парнем-бревном-хвататлем, неплохо летателем, за титьки жмателем.

— Да отвали уже от меня, придурок!

— Н-ну? — взглянул я на парня с окровавленной челюстью, глядящего на меня круглыми как блюдца глазами.

— Ааа! — провизжал пацан, неудачливый захватчик, хорошее бревно, отвлёкшись от уже полураздетой подруги, что судя по виду — уже готовая, взглянув на нас из положения оглядывающейся собаки.

И, провизжав не хуже бабы, убежал от бабы, да на четвереньках! Оставив разгорячённую раскрасневшеюся девушку, уже начавшею снимать с себя штаны, лежать на холодном снегу с видом «эт че?! Эт куда?! Эт вообще как?!».

— Куда... — взглянула ему в след вторая девчонка.

— А ну стоять! — кирнул я ей, пресекая попытку встать и побежать следом за убежавшим — Стоять! А то ноги переломаю! — добавил той, что не натянув штаны, взглянула на нас, и тоже подумала об бегстве — И вообще — перевел взгляд на мистера «кровавая челюсть» — надеюсь я её не сломал! — выкладывайте все что у вас есть, или будете тут же рядом лежать, снег украшать — указал я взглядом на бесчувственное тело первого из тройки парней у своих ног, заодно проверяя у него наличие дыхания.

Вроде дышит, вроде жив. А то только срока за убийство мне не хватало!

Глава 28 - Добыча

Итак, добыча. Телефон, пара тысяч рублей наличностью, и кошелёк из кожи с жОпы дракона. Крокодил, или кто там, фиг знает — Лизкина подруга, имя которой я уже забыл, очень много и очень красочно разъясняла о ценности этой вещи, но я... пропустил мимо ушей. Хлам в общем. Надо срочно прокутить! Иначе меня совесть замучает.

И ей не важно, что они первыми начали. Что по возрасту тела старше меня, и что сами мне эти вещи отдали. И даже то, что я посадил Ивана, того, что отрубился, вместе с откусившим себе язык Егором — он именно из-за него, этого языка, и был столь сильно окровавлен ртом! На такси, дав водиле денег заранее, с укором довести до больницы.

Не важно! Для совести я: Ограбил дитяток! Изверг! Садист! Нелюдь!

Впрочем, телефон — вообще не ворованный! Я его с земли подобрал и его потерял тот парень, что убежал. Правда потерял он его в мокрый снег, и вода... сделала свое гадское дело уничтожив хрупкую электронику. Не включается в общем, и экран темный, на кнопки не реагирующий — на выброс!

Как наверное и этот пресловутый кошелек — нафига мне иметь у себя столь приметную вещь?! Еще настучат кому, а тут и доказательство... Стоп! В нем что, еще деньги есть. Что-то шушит, где-то в складочках. Какая-то бумажка....

— Билет. Мюзикла Зюйд-Вест. — прочел я на билете, прятавшимся в потайном кармане кошелька — ну хоть не балет!

Тоже выкинуть? Или сходить? Концерт будет завтра в три... а завтра субота! Можно и сходить. Разноообразить выходной культурной программой. Ну не дома же сидеть? Или по кабакам гулять... Ну а мамке что-нибудь напою, оденусь понормальнее...Аррхх! Билет именной! Только имя еще не вписано — да мне везет! — и на моих губах заиграла злобная улыбка — точно схожу, проветрюсь, приобщусь к культуре и посплю под музыку.

Только вот... как туда идти. Не в одежде же «бабушку раздела!». И не в драниках. И не в платье «маленькая куколка». Да и под пацана думаю, косить не стоит — маленького мальчика зашпыняют куда быстрее маленькой девочки! А я хочу сходить отдохнуть под музыку, а не на очередной мордобой нарваться! Даже если этот мордобой будет словесным.

Надо найти каблуки повыше, макияж, потолще, к счастью я на него уже не столь бурно реагирую кожей — привык! И платье... и как-то сделать так, чтобы меня всеравно не приняли за малолетку! Туда же наверняка детей вообще не пускают! Мода, культура... хотя че там такого, чтобы не поняли дети? Пофиг! Заодно и деньги прокучу!

Только все же не на одежду, а то она мне потом до конца моей жизни будет сниться, как напоминание несправедливого разбоя! В кошмарах, наяву, всю это жизнь, до следующей.

Или же всё же лучше в бар, и прокутить? Только вот вопрос, откуда у ограбленных мною детей, вообще такие деньги? С собой! В карманах! Две тысячи, это ведь не шутки как бы! Не понято, однако.

Платье, платье, плать...

— Чорт! Что за невезуха?! — провопил я истерично.

Оказавшись в момент весь мокрым, так как проезжающая мимо, и по дороге, в пяти метрах от меня и тротуара! Машина, на скорости влета в здоровенную лужу — свежий снег от вбуханной в посыпку соли, весь давно растаял, и грязный поток, окотил меня с головы до пят.

Вот и сходил называется по магазинам! — подумал я с досады, понимая что в ТАКОМ виде, не о какой трате денег на шоколад, и молоко, не может быть и речи. А спиртное я не пью давно, ибо не пьянею, а только чувствую ор клеток мозга «СПАСИТЕ». Неприятное чувство, отвратительное.

Так что почесал домой.

«Ты почему вчера не была в музыкальной школе?» — прочитал записку на стуле, поставленным сразу за входной дверью.

Почесал репку — не помню я, чтобы уходя, этот стул тут стоял. А я ушел из дома последним! Отец с матерью укатили на работу в шесть, в то время как мне в школу только к восьми, что с учетом дороги — в семь я высвистал — на час позже предков!

И что это значит? — поднял записку, посмотрел вновь на стул, вновь чеша залысину, перевернул записку — «Суп в холодильнике, хлеб в шкафу, сегодня меня не жди. Мама».

— Класс.

Хотя... действительно класс!

— Где там суп? — открыл я холодильник уже облизываясь — Понятно — обнаружил пустую кастрюлю, и кучу овощей, и почему-то макарон, в упаковке, тоже отправленных охлаждаться.

За компанию, или надо так? И судя по температуре этого всего — вот только что! Я видимо самую малость разминулся с матерью! И если бы не тот «гоп-стоп» недоделанный... Ограбил детей! — заткнись совесть! Ты меня и в первом мире то не мучила, сейчас чего проснулась?

Ну так как же! Дети! — шеметьте. Видимо это все влияние мирной жизни, что за свою долгую жизнь я по сути и вижу то впервые.

Боже! Десять лет без войны! Такого ведь никогда не бывало! Пять — было! Но не десять! А мне уже скоро все двенадцать будет! И все настолько тихо... что крыша уже едет! Шифером шурша. Надо пойти переодеться, и учитывая время — пять часов вечера, метнутся куда-нибудь за пожрать на дареные гроши.

— Это что еще такое!? — увидел я алого призрака посреди комнаты.

То есть красное платье на плечике, повешенного прямо на люстру. Бальное, шелковое, красное, с ценником, от которого волосы дыбом желают встать! И бес подписей, записок, но... и так понятное от кого и до кого — мать в подобное точно не влезет. Хотя фасон... Вынул из кармана чудом не намокший билет.

— Ну ладно. Это — судьба.

Стянул платье, чертыхнулся — руки грязные! Бросил платье на диван, ускакал раздеваться-мыться, вернулся уже чистым, надел... ужас.

— Мать! Как так можно?! Как вообще можно ТАК ошибиться?! С размером.

Я же с ростом завязал уже почти год как! Не по своей воле, но... размеры тела зависли в одном значение не меняясь с тех пор. Да и вообще! Мать! Мы же с тобой вот недавно по магазинам ходили за одеждой! Все четенько было, а тут... Платье в ногах — узкое, не знаю даже, как в нем ходить буду. Наверное, прожгу-прорублю рез по бедру.

В рукавах — короткое, кто придумал бальное платье с длинным рукавом? Что теперь у меня заканчивается чуть выше локтя, и сползает на локоть при сгибе... неудобно жесть! Отсеку нафиг! Ну и вонизьма же от этого«шелка»!.. надо открыть окно.

— Фух! Так-то лучше.

— Серега питух! — донеслось со двора громогласное.

— Вася козел!

— Заткнулись, бомжи несчастные!

— Это кто тут бомж?! Сейчас глаз на жопу натяну!

— Бл@ди @бучие!

Ну, лучше, если немного притупить слух.

В талии, что странно, эта хрень, типа платья, мне большая! Это для каких бегимотих вообще данный наряд, а?! Беременных? Сделаю складку на спине, сплавив материал меж собой, с закосом под бант. Ну и пояс на талию присобачу — где ты прячешься, скотина синяя?! Я точно помню, что ты тут был! Попался! Пыльная, но сойдет чтобы всё поясничное уродство прикрыть.

Ну то что в груди тоже велико... эх, подкладки моё всё!

— Ну, вот та нормально будет. — посмотрел я на себя в зеркало.

— Да я вас всех порешаю — донеслось со двора.

— Если окно закрыть.

А еще надо заузить себе глаза под китаянку, немного загореть — что не сильно сложно для всего тела кроме правой руки и ноги — может зря я рукава отрезал? Эх, не пришьёшь! Ну и волосы заплести в бамбон на азиатский манер — где то тут у мамки были спицы вязальные.

Там, средь советских люминивых, и бабушкиных деревянных, были изделия из слоновьей кости! Вот они голубушки. Ну-ка волосы! Делайте, как прикажу! Не хотите? Вот засаранцы! Мне что, расчисткой вас чесать? Аррр! Ну хотя бы итоговую форму сами примите! Я вас подержу! Так-то лучше. Только я ослеп наполовину.

Мало того что, то, что творится за спиной теперь не вижу! Не ощущаю, так и вообще — чувствую себя котенком. Слепым, беспомощным... Надеюсь, на мирном мюзикле никто меня убить пытаться не будет. И неожиданно со спины подкрадываться, пугая человека, для которого это будет реально неожиданным.

— О! Вылетая японка! Надо только каблуки повыше раздобыть, для образа, не роста.

С ростом мне ничто не поможет! А вот и они — мамины! Газетки в носок, и... Роковая женщины азиаткой наружности! Очень маленькая, хрупкая и нежная — если я найду еще и мамин макияж! И очень опасная. Хотя я иду спать крепко, пока другие глотки рвут. Есть у меня такая пакостная привычка. Но все же сходить хоть разок на один из этих пресловутых «мюзиклов», тем более за даром — охота.

За деньги бы я на подобное точно никогда не пошел. Низа что! Лучше б фруктов себе купил, или еще чего такого. Кстати о деньгах — они жгут карман.

— А может... благотворительность?

А что! Я таким еще не занимался! Отложу себе штуку на такси — в алом платье только по московской грязи бегать! А остальное — найду кого-нить в переходе!

— Мисс Лу? — поинтересовался у меня охранник театра, изучая мой билет.

Я приветливо улыбнулся в ответ.

— Проходите — отодвинулся он в сторону от входа, уступая дорогу и возвращая бумажку обратно.

Что, и даже документы не спросите?! У меня их нет, но я такую историю готовил! С ходами, многоходовками... и банальным «моя твоя непонимайт!». Ай, ладно, зашел и ладно.

— Богато. — произнес я на английском, так как согласно самостоятельно выдуманной легенде — русского я не знаю. Совсем.

Зато по идее, должен знать: или корейский, или китайский, или японский. Я еще не определился! Ни один из этих языков не знаю, от того и не определился — кого мне играть! Китаянку, кореянку, или вообще — индуистку. А вдруг тут они...

— Fuck... — буркнул я, заметив скопление азиатов, и свернул в сторону от главного входа.

В сторону буфета. Заказал себе молочный коктейль! Транжиря остатки не прокученных денег.

Впрочем, у меня их осталось еще довольно много — такси обошлось дешевле, чем я планировал — таксис на меня разве что слюну не пускал! И довёз на халяву просто за то, что я дал ему потискать свои ватные подкладки. А бомжи в переходе оказались все какими-то подозрительными, ходячими безногими, и зрячими слепцами.

Так что никому из них я подавать не стал, да и машину до театра заказывал не от своего дома, а от того, что через квартал. У них чистый подъезд! Без жвачек и прочего. И веселый чердак, с интересным замком. Там у меня тайничок на чердаке, где я оставил свои грязные шмотки. Ну и мамке на всякий случай записку написал, что заночую у подруги.

Ведь после концерта, что в восемь уже кончится, у меня большие планы! На большую Москву и её культуру. Деньги надо спустить, так что надо маленько погулять, посмотреть интересности и достопримечательности. Погулять по туристическим улицам, и наконец доехать до кремля!

А когда я это закончу... сомневаюсь, что будет меньше десяти-двенадцати. Зачем родителей пугать? Сказал у подруги — значит вернусь только в воскресенье! Если нарвусь на гоп-стоп — вообще шикарно! Только платье жалко. Хотя... видеть его маминым глазам после всех моих манипуляций с ним... вовсе не желательно.

Хм, а ничего так, котёльчик, бодрит! В него явно подмешали какие-то симулянты. Пофиг! Пойду займу своё место в последнем ряду, и буду готовиться ко сну. Пока другие трудятся, и музыка играет... куда лучше отдыхается, чем в мертвой тишине! Что дико подозрительна.

Хм, а ничего так! Неплохо гладки рвут! И народу немало, явно популярна данная опера... ой, то есть мюзикл! В моей стране. Вот только бесконечная беготня за спиной служащих и работников раздражает! Но... на то он и последний ряд! И чего вообще тут удивляться — дешёвка она и в другом мире такова.

А еще тут почему-то порохом воняет — неужели еще и спецэффекты будут? Пойду дойду до ветру.

— Тун, тудун, тудун... — вернулся я из туалета, насвистывая веселенький мотивчик — Че? — застыл при входе в зал, где пропал весь мрак сценический.

Глава 29 - Лестничный марш

— Тун, тудун, тудун... — вернулся я из туалета, насвистывая веселенький мотивчик — Че? — застыл при входе в зал, где пропал весь мрак сценический.

Включили свет и... Чья-то сильная и грубая рука, да еще и в перчатке! Ухватила меня за предплечье — я еле сдержался, чтобы не вскинуть собственное тело на неё, обнять всеми конечностями, в желании отломать хваталку!

Сдержался, да рука швырнула меня в сторону рядов со стульями!

— Еще одна — донеслось мне в спину.

Отодрался от седушки, при поддержки какого-то мужика на ней сидящего и на которого я и спикировал. Зачем-то потер лоб, которым не бился, локоть, которым стукнулся о подлокотник, взглянул на бабу рядом сидящею — смотрит на меня глазами-блюдцами, на сцену — пусто! Никто там уже не выступает, весь спектакль перешел в зрительский зал.

Оглянулся на толкнувшего меня человека — бугай! В маске, сделанной из натянутой на лицо шапке с дырками, черной одежде, и с автоматом. Черт! Заряженным! Когда им лицо тычут, намекая что бы сел нормально, или свалил — не знаю! Не разбираюсь в языке жестов огнестрела! Сложно не углядеть в дуле пулю с моим то зрением! И с источником света практически на линии глаз, спиной, на противоположной стене.

— Да, что?! — выпалил, не понимая.

Мужик с оружием в ответ обляпал меня, пройдясь почему-то в основном по пазухам под мышками и поясу, а не груди и промежности, фыркнул недовольно и ушел.

— Проверяют наличие телефонов — пояснил тот мужчина, на которого я упал, и на чьих коленях решил пока пристроится, так как мой стул последнего ряда остался где-то там, в стороне, далеко, и в недоступности.

Осмотрел «свой нежданный стул». Дядька в возрасте! Седой, ухоженный. Смотрит на меня... как на дочь! Вот ведь... коту под хвост вся маскировка! А сейчас вообще есть время о таком думать? Метнул свой взор на зрительский зал, на чей-то визг — да они тут людей убивают!

И словно в подтверждении этому, спортивного вида мужика сбросили с балкона. Прямо на лавки, и сидящих на них людей! И будто этого всего, падения с шести метровой высоты, приземления на спину на деревянные сложные конструкции с торчащими предметами, и пару зашибленных граждан, им показалось мало! И высунувшаяся с балкона рожа в маске, дала очередь по уже явно мертвому телу, добавляя трупов.

— Да что вы... — прошипел я, и прикусил язык — я не знаю русский.

А до этого сейчас дело есть?

Вновь осмотрел зал — человек пятнадцать вооруженных до зубов товарищей, автоматы, пистолеты, гранаты, и еще пятеро, в жилетах обещанных взрывчаткой. Зачем?

— Что происходит? — тихо прошептал на ухо мужику, на чьих коленях похоже надолго пристроился.

— Террористы. — ответил он так же тихо, бегая глазами от одного бандита к другому — Сволочи... сейчас заложников в шахидки наряжать начнут.

И точно — пара бандюгов, приступила к выцарапыванию граждан из кучек в которые они успели сбиться, а другая — приступила к надеванию на плачущих и скрипящих зубами людей, жилетов со взрывчаткой.

— Сиди здесь! Рыпнишся — взорвешься! — проинструктировал один из террористов женщину лет сорока, усаживая на кресла в ряду, недалеко от меня.

— Я в туалет хочу! — крикнула какой-то зализанный хлыщ, вставая со своего места.

За что тут же получил прикладом по лицу.

— Оттащите его в туалет! — крикнул ударивший бедолагу человек на английском, и пара масок утащило бесчувственное тело.

— Хотя, он ему уже явно не нужен — прокомментировал все тот же полоску мочи на полу за покинувшим зал «пыльным мешком», что собрал собой по пути к выходу, чуть ли не все ступеньки.

Граждане — впечатлялись. Притихли. Стали чуть сговорчивее. А вдруг подумал, что это даже немного странно. Тут до этого красавца уже пятерых убили! МИНИМУМ! Пятерых! А люди глядя на это только напугались, и в панику словили. А тут просто ступени мордой — а притихли все и сразу.

Кстати, большинство бандитов, говорят на неизвестном мне языке. Иногда — на английском. Русский же применяют только для разъяснения правил пользования жилетов смертников — иначе одежку со взрывчаткой и не назвать никак! Ну или еще чего-то такого, типо посадки на взрыватель «добровольцев». Или «пшел отсюда, пока не пристрелил». И в большинстве своём — с таким акцентом! Жесть! И что это за язык такой вообще, а котором они тут беседуют?

Мне же, блин интересно! Мне... нужны сведенья! Хотя бы уж о стране, откуда вы всё, умники с оружием, родом! Куда потом идти мстить — в Индию, или Непал? Впрочем, я в этом деле все равно дуб дерево, и вот он, язык, но мне он ничего не скажет — я на слух, китайский то от немецкого не факт что отличу.

— Так что же получается, нас всех тут будут убивать?

— Не всех, и не сразу — ответил человек за моей спиной, смотря на меня... всё так же как на дочь.

Да, моя маскировка разошлась по швам! Зря я глаза зауживал, косметикой мазался, и вообще старался выглядеть леди. А пофиг! Нас тут убивать планируют!

— То есть как? — сказал я, видя как еще одного человека, немного обработав прикладом, нарядили в жилет, надев еще и маску на голову и связали руки за спиной.

Посадили на принесенный откуда-то из гримёрки стульчик, заляпанный собственно не только кровью, но и гримом, отдельно от прочих зрителей и теперь, учитывая что мужчина данный был далеко не певчей комплекции, в маске, да с жилетом, он не отличим от самих террористов! Ему не хватает только автомата.

А, нет, хватает — поморщился я, видя как ему в руки, сунули боевой автомат, но без магазина. Из далека — точно надсмотрщик-камикадзе!

— Им нужны заложники — пояснил мне мужик, чьи колени я просиживаю, тоже глядя на лже-террориста — Так что всех убивать точно не будут.

А сидящая рядом с нами тетка, до того как я рядом спикировал, зажимавшая голову руками меж своих колен, а после — как-то подозрительно расслабившаяся, и на нас с любопытством, пусть и не без страха, поглядывающая, тихонько перетекла со стула в пространство меж рядов.

Это чего это она удумала? — подумал я, и мигом позже, получил ответ — тетя переползла под сиденьями ряда спереди, проявляя чудеса пластики, оказавшись на целый ряд дальше от прохода средь зала, место на котором до этого занимала.

— Ты. — сказал кто-то за моей спиной, ложа массивную ладонь на моё хрупкое плечо.

Я вздрогнул, чертыхнулся, что без распущенных волос, слеп как крот, обернулся неторопливо, взглянув на говорившего.

Этот, без маски. Один из немногих тут, кто не чурается своего лица! Впрочем, бородат он настолько, что ему это и не требуется. Вооружен, как и все — автомат американский, гранаты, пистолет, бронежилет. Но почему-то без ножа, увы, как в прочем и все.

— Идешь с нами — указал он жестом.

Я похлопал глазами в ответ, продолжая играть не знающего языка.

— Идешь с нами кому говорят! — рванул он меня за плечо, от чего я в мгновение оказался на полу, целуя его покрытие. Это ковер? Или что такое, мохнатое?

— Возьмите лучше меня, вместо неё! — соскочил с кресла мужик, с чих коленей я слетел.

Бородач молча, и очень быстро! Движением, сравнимым с рывком кота на мышь, выхватил пистолет из кобуры, еще в процессе снимая с предохранителя и взводя курок, и выстрелил, как кажется — не целясь.

Точно в лоб, вставшему напротив него седовласому.

— Ты — указал он на меня дулом заряженного и дымящего пороховыми газами пистолета — идёшь со мной — указал он всё тем же оружием в сторону одного из выходов из зала, куда уже согнали в кучку иных, нередко плачущих,

Как стадо овец! Как животных! Как зверей! Нелюди...

Я взглянул на стадо, на бородача, на пистолет, вновь на меня наведенный, человеком, что явно теряет терпение. Периферическим зрением осмотрел весь оставшийся зал. Посчитал автоматчиков, прикинул вес взрывчатки в ящиках и жилетах, что прет резким запахом химией, но не стиральным порошком, так, что у меня уже нос онемел, и похоже скоро я утратит чувствительность.

Посчитал свои шансы тут всех убить. Почти сто процентов! И я в списке трупов с этой же вероятностью. Бомбы на людях, вернее люди с бомбами, расставлены уж больно грамотно! И при детонации... шансы выжить — минимальны! Даже мне — обратившись в лоскутки, я тоже умру.

И это не считая скопления автоматического оружия!

— Угу. — буркнул я на своём втором языке, с трудом выдавил пол слезинки из глаз и принялся поднимается.

— Живее! — прикрикнул на меня бородач, поддев носком ботинка для ускорения.

Платью — кабзда. И вообще-то — больно! Моим ушам слышать столь злой акцент. Да и животику... — глазки выдавили еще пол слезинки.

— Простите...

— Живее!

Я влился в общею кучу заложников, что на меня — уставились волком. Блин! Для этих маскировка работает!

Прости меня мужик! — оглянулся в пол глаза на труп человека, пуля которому вынесла мозги прямо на и без того напуганных людей. И тело которого, осела на стул, зависнув в нелепой позиции. Глаза которого, до сих пор смотрят на меня, пусть и уже ничего не видимым взглядом.

Прости меня! Я буду тебя помнить...

Нас «дружным» строем свиней на резку погнали в сторону пожарной лучницы. А по ней — в сторону крыши. Правда, по дороги, когда я уже планировал начать действовать, устраивая свой мясокомбинат, меня незадолго до входа на лестницу, будучи последним в строю, выцепил из толпы один бугай, провожавший толпу на жатву.

— Смотри какая краля! — указал он на меня, с ног до головы, красуясь пред своим напарником, тоже маской, и ложа руки на одну из двух подкладок.

— Оставь её! Потом порезвишься — ответил ему его товарищ, я в душе аж воспарил — я их понимаю!

Они по английский говорят! Под своими драными масками скрывающими лица. Как бы мне волосы свои распустить незаметно.

— Да ну! Зачем ждать! — приступил он к массированию ваты, подтягивая меня к себе поближе для поцелуйчиков, а решил прикинуть, что мне дороже — честь или информация?

В итоге понял, что знать о враге хоть что-то куда важнее, чем на время отключить чувствительность лица, и головы вообще, став для самого себя как бы безголовым. Не видеть, но слышать...

— Оставь! Там еще полно баб! — вырвал меня из рук любвеобильного правильный второй, и я спешно занял сданные позиции в собственном теле.

— Но я эту хочу! — дернул обратно озабоченный, решив начать перетягивание девушки с цивильным.

И, уже мысленно расчленил этих двоих, дожидаясь лишь когда они закончат болтать — информация! Даже такая жалкая — бесценна!

— Босс тебя за твоё хочу на яйцах подвышает. — финальный аргумент «законопослушного», выбил дух из похотливого, что кажется даже стал сантиметров на десять ниже, чем был всего миг назад.

И я, оказавшийся всецело свободен от захватов — второй тоже отпустил мою руку, получил ускоряющий пендель коленом под попу. Отправляющий меня догонять уже скрывшеюся где-то на лестнице толпу заложников.

Пора их кончать! — уже почти материализовал я своё оружие, наблюдая переферическим зрением за двумя «закадычными друзами» оставшихся за своей спиной, расслабленных и ничего не ждущих, готовясь резать.

Черт! — матюгнулся в душе, и спешно остановил материализацию, старясь не потерять сознание от отката и нагрузки и начав нагло пялится себе за спину. Ведь за их спинами, этих двух обалдуев с оружием! Нарисовался третий, в самом дальнем углу, но с тяжелым пулеметом наперевес.

Калибр эдак... фиг знает, но встал он там уж очень удачно! Для себя. За стеночкой и при обзоре. И очень неудобно для меня. Расстояние до него — почти сотня метров! Прямой коридор с единственным ответвлением в главный зал, набитый заложниками и террористами. В одном его конце, куда я сейчас иду — черный ход, в другом — окно, завешанное толстой шторой, пулеметчик и поворот в сторону лестницы к главному выходу, у которого он собственно и встал.

Даже будь у меня тоже огнестрельное оружие или что-то типо него — не факт что я бы вышел победителем без ран из подобной «дуэли». У него, хорошее укрытие! Угол толстой бетонной стены, являющейся несущей в данном здании.

Если же я просто убью двух придурков за своей спиной... меня убьет пулеметчик! Добежать до него живым — даже не смешно! Выхватить оружие убитых и разобраться в нем за мгновение — уже смешно. Максимум спрятаться в зале с террористами, или нырнуть туда же, куда я сейчас вошел — проход на лестничную клетку, за тонкие деревянные двери. С заложниками, и все теми же террористами.

И ведь в низ тут даже не ломанёшься! Ход к выходу из здания завалили каким-то хламом, тут и шкафы, и стулья с кроватями... откуда в театре кровати? И продраться сквозь этот завал живым — не вариант. Тем более что он наверняка где-то там заминирован — уж больно специфически от него пахнет!

Блин! Тут, в хвосте колонны, только одно бандисткое тело! Зато в начале — три. Добраться до них сквозь толпу? Можно, но тогда последний оставшийся внизу, точно всех положит. Да продираться сквозь людей, что против этого не превеликая внимания... Убить хвостового первым, тихо и незаметно? Не, ну в принцепе...

— Пошла!

Да иду я, иду! — взвыл я в мыслях, уже ожидая удара прикладом, но его не последовало.

Этот кадр оказался достаточно мирным и щепетильным, так что бить хрупкую девушку — постеснялся. Но сзади пристроился. Хотя он безобидный — автомат на предохранителе, поперек тела, при расстоянии до меня — пара ступеней. Захоти он выстрелить — не сможет ни за что! Места такому большому оружию не хватит, чтобы...

— Да я тебе говорю... — на лестницу ввалились те два баньдюгана, меня деливших.

Пофиг! Я слишком много думаю! И уже дважды упустил хорошую возможность устроить геноцид! — взвыл я в душе, одним движением выхватил спицы из своих волос и всадил их в глаза идущего за спиной.

По самую маковку! Это мгновенная смерть. Так что спицы я тут же выдернул и одну из них швырнул в глаз желающего меня полапать, а вторую — перекинул в другую руку и так же кинул, уже во второго бандита.

Но промазал. Что в прочем роли не сыграло, так как я сам, обогнув падающее тело, в прыжок сократил дистанцию до цели, пользуясь разнице в высоте из-за ступенек. Достиг опешившего в маске, наскочил на его тело, обнимая ногами, и свернул шею руками.

— Что за... — выдал бородач, неожиданно тоже вошедшего в помещения пожарной лестницы в сопровождении еще двух в масках и с автоматами.

Выхватил пистолет — я толкнул на него обмякшее тело. Пуля угодила в стену рядом со мной, вторая еще ближе, заставляя отступать за место сокращения дистанции. Я метнулся по лестнице вверх, перепрыгнув через перила. Задумал взять в руки автомат у первого покойника, что тут рядышком лежит, лишь на пару ступеней сползти... чуть не поплатился за это лишней дыркой в своей попе. Поперек попы! Так что отступил еще выше.

Услышал топот ботинок, увидел двух врагов со стрелковым, несущихся вверх по лестнице, и что тоже умудрились меня увидеть в полумраке дежурного освещения в перекрестье меж перил и бетона. Еще один прыжок в бок из позиции четыре ноги, в сторону, за перила и массив идущего наверх пролета! Чуть не сбивая с ног кого-то из заложников и... оглох от канонады выстрелов чуть ниже своей персоны.

— Ааа! — провизжала девушка лет двадцати, которую я чуть не сбил, так же падая на четвереньки и зажимая уши.

— Придурки! Не стреляйте с калашей в таком узком помещении! — просветил своих товарищей бородатый без маски, находясь все там же у входа на пожарную лестницу и по сути — точно подомной.

— Это не калаши. — выдавил из себя чуть ли не по слогам но на русском, на котором и возмутился бородач, его подельник.

— Какая разница! Схватить её!

В ответ на это коллеги бородатого выдали что-то на мне неизвестном, отступая с межэтажной площадки обратно к проходу в корридор.

— У вас что, другого оружия кроме автоматов нет? Идиоты? А гранаты... да не эти! Шумовые... — тут с верху донесся крик, и тоже не на русском.

Началась перекличка, общение, в котором я — глухая сова. Ни бельмеса не понимаю! А девушка рядом — предпочла начать ползти куда повыше от меня и автоматных дырочек в бетоне рядом. Блин, и что делать?

— Слыш, мразь узкоглазая! — донеслось наконец сверху на понятном, английском — сдавайся, или мы всех тут порешаем!

— Да пошел ты — вырвалось у меня в ответ против воли.

— Да мы то пойдем! По головам и трупам — но пойдем!

Сверху донеслась какая-то возня, топот, выстрел, чей-то стон. Затем крик и вновь выстрел. Я узнал ту девушку, что была вот совсем недавно рядом! А сейчас... захлебывается собственными слезами где-то на этаж-полтора выше! Вновь выстрел, и крик стал многоголосым.

Сквозь ор прорезался леденящий душу визг, заставивший меня мгновенно вскочить на ноги и осмотреться. Автоматчики отступили окончательно, заняв позицию у дверного проёма, подле бородача — хвала волосикам! Я их, пусть и не без усилия, но вполне ощущаю под собой, даже не видя глазами.

Рядом — бетонный монолит! Стена, толщиной примерно в тридцать сантиметров, что не пробить, не прорезать, не за мг не за два. ДА и не ясно совсем, что там за ней, кроме пустоты. Скорее всего — пустота над потолком театрального коридора, вход в который находится на два пролета ниже. Двери куда-либо впрочем, нет и на этаж выше, а еще выше... визг оборвался, сойдя на хрип, и бульканье. И по пространству меж лестничных маршев, полилась человеческая кровь.

— Слышишь, это только начало!

Визг и ор стали поистине не человеческими, затопляя собой все доступное пространство и поэтому же пространству, меж бетона лестниц, полетел чей-то глаз, отделенный от тела.

— Я сдаюсь. — буркнул я, поднимая руки и спускаясь по ступеням вниз.

— Ну вот и славненько — улыбнулся мне не безызвестный с бородой, наводя на тушку в алом платье свой смертоносный белый пистолет.

— Только лучше вам меня сразу убить. — улыбнулся я в ответ, обнажая клыки и продолжая спуск — Не то хуже будет, гарантирую!

— Да не вопрос! — взвел ублюдок курок на оружие.

— Стреляй в голову, придурок! — и я рывком сократил дистанцию.

«Бах».

Глава 30 - Пока бьется сердце

Не обманул, гад! — вынес я вердикт, очухиваясь и ощущая у себя в мозгах пулю о девяти миллиметрах.

Поганство! Он меня убил! А я оказался все же медленнее пули. Просчет! И пролежал тут часов пять мертвой грушей. А все было так красиво... Лестница, доминирующая высота, прыжок на столкновение, и... пуля в лоб! Рр!

А еще на мне порвали платье! И трусы, тоже, потерялись. Но... целка на мести, и мою невинность оставили при мне. Побрезговали видать, иметь труп. А убирать его с залитой кровь лестницы — поленились.

Вот ведь нелюди! И своих подельников, их трупы, с этой проклятой дороги к небу убрать не утрудились! Кошмар вообще! Бесчестные отбросы! Ну я им... ничего не сделаю. Пока. Оружие то они у своих соучастников все отобрали! Даже ножи и зубочистки! Если последние у них конечно вообще были.

Зато я могу внимательно осмотреть рожи, прячущиеся под масками.

— Бородач — вынес вердикт, глядя на того, что умер от моих рук первым.

А этот, второй, любвиобильный... негр? Не совсем, но близко, смуглокожий просто. А третий... тоже негр, почти негр, как это ни странно. Тоже смуглый, хорошо загорелый или где-то около того, и оба безбороды. Хотя рожи такие... квадратные, что под маской мнилось мне обратное. Зато — татуированы.

Только вот мне лично, здесь и сейчас, ни их лица, ни их татуировки, или даже имена, хотя никто из них так и не представился и документов с собой не носил явно по религиозным соображениям, ничего не скажут.

Просто «дяди», что дружили с дядей, что убил тетю, дядю, или хрен там знает кого еще — когда человека живьем режут, визжат все одинаково — как свиньи на бойне. А сейчас, все трое, как и те, кого там наверху прирезали — застрелили, и чья кровь просочилась аж на несколько этажей вниз, окрасив весь бетон ступенек в цвет спелой вишни, просто трупы, и уже неважно чьи.

Надо кстати подняться наверх и посмотреть кого там-то убили — подумал я, закончив раздевать мертвецов, в безуспешной попытке найти что-нибудь для себя из одежды или надеть броник, что мне как колесо КАМАЗа Жигулям, тазик для варки пельменей, и метнулся в верх по ступеням.

Нашел место убийства — его ни с чем не перепутаешь! Ошметки чего-то непонятного, а именно — мозгов, на стене. Море уже свернувшейся крови на полу, и еще какая-то требуха в виде лоскутов кожи и одежды, так же перепачканных уже загустевшей субстанцией.

Впрочем, большая часть крови, и прочего, осела не тут, а утекла в пролет сразу на этаж, а то и на два, ниже. А тут же... прочие заложники оставили свои метки — пахучие испражнения! Что лично меня, несказанно радует — они еще живы! Места казни тут только на четверых, а заложников вообще-то было девять штук! Не считая меня. Так что остальные... если и умерли, то точно не здесь. Надо проследовать их маршрутом! Подняться наверх, и найти хотя место, куда дели всё трупы гражданских.

Только надо быть осторожней. Умирать вновь мне не хочется! Совсем. Вернее, я не умру, пока сам этого не захочу, или меня не сотрут в порошок, развеяв пыль по ветру. Но жизни функционирование тела с определенного момента может стать невозможным. При большой кровопотере, отсутствия, или серьёзном повреждении большей части внутренних органов.

Потери мышечной массы как класс, например если мне вырвут «с мясом» из пазов суставов и вместе со всеми связками руки-ноги, так что я стану не просто обрубком, а ободранным обрубком. Ну и если меня лишат головы вместе с позвоночником. Впрочем, в этом случае будет вообще стоять вопросом, где именно буду этот пресловутый «я».

В общем, убить меня вполне реально! И даже без особых ухищрений, в виде сжигания на костре. И в любом случае это... неприятная процедура, которую я бы хотел как можно дольше избегать. А ведь враг может еще и просто заставить меня суициднутся!

Например, залив по пояс в бетон, обрубив руки и сбросив в море. Я не умру просто эт того, что там, на глубине пучин морских, нечем дышать — жабры отращу! Но вот пути дальнейшего развития, побега с глубины, у меня не будет. Буду медленно умирать с голоду, и... буду вынужден сказать замученному телу «стоп, хватит», уйдя на перерождение.

— Вот тыж... — буркнул я, отскакивая от отрывающейся двери в сторону, и тут же совершая еще один прыжок в бок, за бетон стены.

Пульс подскочил, дыхание сбилось, в глазах запрыгали алые точки. То, что я увидел пулю, несущеюся к себе, это всё туфта! Она прошла надомной, стрелок явно рассчитывал на человека ростом повыше, и меня она задеть не могла. Но вот разгон мозга, для принятия мгновенного решения, и тела, с накачкой мышц силой до предела, чтобы уйти от второго потенциального выстрела, что угодил бы взрослому человеку в сердце, а мне — в рот, оставил отпечаток «ти писец какой вумный, с места в карьер!».

Тело возмутилось до глубины души своей бездушной! Мышцы воспылали огнем, стали дряблыми и похудели, мозги... сказали «у нас обед!» и ушли на перерыв до завтра, лишив меня половины вычислительной мощности. Ну а нервы.. они канаты! Когда минут через пять восстановят утраченные связи, из-за чего все тело еще и онемело, став словно деревянным.

А что мне оставалось?! Стоять и ждать когда меня вновь пристрелят?! Ведь выстрел то был! Был! Вон дыра в бетоне, хоть я его ни увидел, ни услышал уже. И даже третий! Оставивший дырочку в приоткрытой двери.

Звездец! Кто там так шмаляет!? На расстоянии метра за дверью никого нет точно...

О! Снизу голоса донеслись. Кто-то идет. Брань, ругань, возмущения.... не уж-то моё тело не обнаружили? Это плохо! Пора тикать! Или вернее — резать свидетелей! Вот только... как? — беглый осмотр помещения — тут нет места для засады!

Вернее есть! На пролет ниже, прилепится к нему снизу, пользуясь рельефом и торчащими прутками арматуры для зацепа, и в полумраке дежурного освещения лестничного марша — меня там никто не заметит! А уж спикировать сверху на...

Если мне конечно хватит сил дождаться врага, раскорячившись спиной к «потолку», наполовину вися на руках — они уже не ноют! Они орут! Визжат! И вновь онемели, хоть и в экстренном побеге от снайперских выстрелов и не учувствовали. А уж ноги, что встали на приступочку...

Фак! — почти вырвалось вслух гневное возмущение, так как первыми, плача, стона и стеная, и со связанными руками, неслась толпа людей, что точно не террористы.

Вот только кто их отличит?! Это я, почти в упор, «вижу» зареванные, сморщенные гневом и злостью, и обессиленные лица, замученных людей! Скрытыми от публики под черными безликими масками. И с автоматами в руках.

«Вижу» синяки на их телах от ударов, прикладами, ногами... а вон тому мужику похоже вообще сломали ногу! И он хромает, но идет, толкаемый сзади дулом. Да и руки у них всех связаны, и к этим автоматам без магазинов прозрачной лентой — скотчем, намертво привязаны. И максимум что им дозволено — пальчиками шевелить.

А еще меж поясов, и оружием, что для них как кандалы, еще и что-то прячется. Не разглядеть... граната? Нет? Не разглядеть. Им что, мало было просто связать, пристегнув оружие к поясам?

И их всех... тут явно гонят как живой щит и на убой!

Стойте! — мысленно молюсь, но никто не останавливается. Люди толпой выскакивают через ту злосчастную дверь, ведущею как видно куда-то на крышу или чердак, и я буквально чувствую, как их жизни обрываются, уносимые бесчувственным металлом.

Один, второй, третий... всего тут двенадцать человек! Двое мертвы, двое ранены, остальные еще не добежали, упираются, не хотят выходить, раскорячившись на лестнице, но их гонят, подстегивая ударами, криками, и стрельбой, начав пальбу и с этой стороны. И задние напирают на передних, создавая давку, неразбериху, свалку... кладбище средь бетонного колодца!

Впрочем... наверху уже прекратили стрелять! Хотя люди, все равно не торопятся идти туда, где только что умирали их почти товарищи. Что, нервирует погонщиков, они напирают сильнее... входя в зону досягаемости моей атаки. Пусть они до сих пор не подомной, а на пролет ниже — я уже могу до них достать! Спикировав сверху, пока меня тут не заметили или нечаянно не пристрелили.

Прыжок, одному пронзаю череп клинком света, тут же его убирая, так как сознание явно проплыло. Другого задеваю лишь носком ноги по затылку, и падаю меж врагов на бетон ступеней. Прихожу в чувства, отскакиваю в сторону, к первому, что поразил клинком, прячась меж его ног. Он еще жив! Хоть мозг его, явно кипячёный. Все же меч из света, так себе оружие против живых!

Бью под колено за которым прятался, вскакиваю в полный рост и, опираясь рукой на плечо начавшего терять равновесия человека, подпрыгиваю, пропускаю под собой приклад автомата, которым меня хотели отоварить. Раздвигаю ножки, ложу их на плечи неудачливого работника приклада, захватываю голову.

Отталкиваюсь от падающего тела, перемещаясь на плечи захваченного бандита, захватываю его голову еще и руками, и в одно действие, перемещая весь свой, пусть и маленький, но вес, в сторону рывком, сворачиваю шею.

Отпускаю мертвый столбик, стекая на пол к верху ногами, делая мостик и приземляясь на руки, и вторая очередь третьего бандита проходит где-то меж моими ногами, царапая кожу.

— Фы — вырывается из моей глотки, когда какая-то неправильная, шальная пуля, совершив какой-то по истине невозможный рикошет, пусть и в условиях замкнутого пространства и обилия бетона со сталью, угодила мне в кисть руки.

Торчит теперь из неё как прыщ! Глаза мозолит! Пусть и кости вроде целы...

— ааххх... — хрипит бандит, и подняв глаза на его голову, я вижу, что мне как бы еще нехило повезло!

Ему, не менее шальная дура, из собственного автомата, пробила горло!

И я получаю ударом приклада по самому темени.

Слышу треск костей, падаю на бетон, растянувшись звездочкой. Башкой к спуску, валетом с пробитогорлым, что тоже не устоял на ногах, и чудом меня не задавил.

Изо рта идет пена, в мозг льётся кровь, от пробитых сосудов, а клетки дружным басом орут «караул!». Тут же соскакиваю и удар предельно доступной силы в живот оставшемуся в одиночестве средь живых бандиту! Используя и вес, и Силу, и то, что я его на две ступени выше!

Чуть не лишился собственной руки! — будь проклят этот проклятый бронежилет! — смотрю на свои бедные, маленькие, сломанные пальчики! И пулю по-прежнему торчащею из этой-же правой руки!

Смотрю на бандита — удар он явно почувствовал. Отступил на ступеньку вниз, чуть не потеряв равновесие, и вновь наставил на меня автомат, только уже дулом ко мне.

Хватаюсь за ствол, отводя в сторону. Выстрел! Один, второй, третий! Канонада! Сзади слышен звон рикошета, вслед за скачущими мячиками пуль. Искры, от сотен столкновений металл с бетоном, заливающих все нескончаемым фейерверком. Грохот, что оглушает, и создает ощущение проваливающейся земли, только усиливаемой вибрацией стен и пола...

Очередь кончилась, патроны все вышли. Левая рука, которой я отвел от себя в сторону автомат, онемела, и утратила чувствительность — она, дура, пыталась подавить чудовищную отдачу проклятого механизма! И отпустила его, только когда подергивание прекратилось... кажется, выйдя из игры надолго, и тоже схлопотав пару переломов.

А ведь еще есть грудь! Что обзавелась парой лишних дырочек меж ребер, от летающих повсюду за моей спиной пуль и осколков монолита бетона. Кажется, это именно камень и был, так как раны резанные, а не просто — дырки.

Человек, с автоматом, от происходящего немного опешил. Глаза — как у наркомана, как две монетки юбилейного рубля. Тело — столбом, а палец на крючке — жмет и жмет его рефлекторно. Отобрать оружие! — и я, игнорируя множественные переломы кисти правой руки, вырвал ею оружие из рук человека.

Взглянул ему в глаза — туго соображаешь, парень! Получи удар в челюсть с правой! — по всей лестнице разлетелись брызги крови. Моей крови! Нее, так мне его не убить! — еще один удар головой в живот, спуская с лестницы. И оставляя алый отпечаток крови на черном бронежилете! Моей крови отпечаток! Моего темени...

Оглянулся к трем поверженным телам. Да, теперь уже телам. Что горлопробитому, что мозгокипеченому, не повезло. И похоже, получать пули в броник, тоже не есть приятное чувство. Так что оба мертвы, присоединившись в поссмертии к свернутоголовому. И... у шеепробитого есть нож! За голенищем сапога! Прямо рядом со мной.

— Ах, ты еще жив! — сказал я, встав в полный рост, и взглянув с лестницы вниз, на ровную площадку бетона меж двух пролетов фигурных ступенек.

На отчаянно пытающегося перезарядить свой автомат человека, сидящего в углу, прижавшись спиной к стеночке, уперев ножки в последние ступеньки. Его руки трясутся, и магазин в пазик никак не попадает.

Кстати, заложники, во время перестрелки, благополучно свалили куда повыше. Видать здешняя пальба, им показалась не особо благонадежной. Что в принципе и не мудрено — наверху давно уже не стрелюют снайперы, а тут... кому-то из них явно досталось во время всей этой пальбы. Свежий кровавый шлейф тянущийся вверх, не может принадлежать ни одному из здесь лежащих трупов.

— А, ну хорошо — приметил я, как мужик внизу лестницы все же вставил магазин в автомат и потянулся к затвору — пока.

Швырнул нож, и... промахнулся! Железка звякнула об стенку совсем рядом с головой, и отлетела в сторону.

Вот тыж самонадеянная шваль! — мелькнуло в моей голове, когда я уже прыгал в сторону от прохода, через исцарапанные перила, ловя сто одну занозу, на другой лестничный пролет.

Лестничную шахту вновь заполонил грохот очереди.

Зубами вытащил занозы из ладоней, и пулю из своей правой кисти. Она, не зашла сильно глубоко, застряв меж лучевых косточек. Да и косточки сами не сильно помяла — поцарапала просто. Видать была уже на излете! Иначе бы обратила тут все в кашу.

О! Тридцать! — досчитал я последний выстрел магазина, подобрал автомат одного из покойников, передернул затвор, проверяя наличие патрона, и нечаянно выстрелив, нашел предохранитель, что и не стоял. Нашел переключение огня, что как мне и надо, стоял на одиночном. Лизнул металл винтовки для проформы, и выглянул на лесенку к выжившему.

— Не надо... — прошептал бандит, откидывая оружие.

Прицелился, совмещая мушку с целиком, как учил меня батя, и как учили все те инструктора на полигонах, за которыми я наблюдал в годы всеподлядности, и плавненько нажал на спуск.

«Бах!»

Промазал. Еще разок.

«Бах!»

— Аааа!

Ну, уже лучше. Еще разок!

«Бах!»

— Архаахрхр...

Не буду мучить!

«Бах!»

Встаю, осматриваю поле боя, заодно прислушиваясь, не притаились ли где еще гости, или не топают где еще враги. Снизу, сверху — кто их вообще знает?! Нет, только чей-то плачь. Позорище!

Всего четыре штуки вооруженных бандитов, гнали на убой двенадцать здоровенных лбов! Троих убили они — их трупы тут же, пониже, в общей свалке и валяются. Четверых убили наверху — хотя могу я ошибаться, на слух не точен, и вообще! Но где тогда еще пять человек? Ага, плачут где-то наверху.

Зато хоть снизу тишина! А во мне дыр столько, что хоть бубликом себя имей! Жесть! Рука, нога, рука! Ребра, кости... ужас! Внутри бетон, и как его от туда вытряхать? — сунул пальца между ребер — вообще не ясно мне ничто на этот счет! Пойду заложников помучаю — могли ведь и помочь, свиньи окаянные!

Хотя кого я тут и в чем виню?! Ведь даже у меня вон башка пробита! А у них... у них...

У них все в норме, по крайней мере у этих четверых. Где пятый? Фиг знает, свалил куда-то. Сидят, забившись в уголок. Один, парень, пытается распутать путы, высвободить руки, не вызвав при этом взрыва бомбы, трое других, девушек, просто плачут, сжавшись плотной кучкой. А вот из хода наружу, из дверного проёма, полотнище которого открыто настежь, льется яркий свет.

Слепящий, не выносимы... но ведь время ночь! Да и сейчас в Москве зима, и вообще пасмурная погода... и днем то такого света не бывает! Из-за него я ничего не вижу, что творится за гранью хода. Впрочем, я к нему близко и не подхожу, помня, что там стреляют.

Да что мне помнить! Вон ноги! Торчат из проема. Почти светятся, будучи целиком в темном здании, при том, что остальное — где-то там, снаружи. В безумном зареве, в котором ничего не разглядеть отсюда.

И как будто этого нам мало — дежурный свет на лестнице вообще погас. И терминатор света-тени стал четким, как по книгам. Вот выход, труп, и свет. А вот живые, мы, во мраке...

— Фля.

— Ааа! Мы все умрем! — провизжала одна из выживших, худущая девушка, явно гордящаяся своей осиной талией, выставляя её на всеобщее обозрение.

В одежке-корсете, и вся такая прям...

— Фух — выдохнул парень, высвободив одну руку, и утирая ею пот со лба.

— Аа! — подхватили две другие дамы группы визг зачинщицы, а единственный мужик средь этой бабской династии, со злостью поглядел на пластиковую игрушку, за место настоящей бомбы, меж своего пуза, и автоматом-кандалами.

— Может быть, а может не быть — прохрипел я, все так же глядя на свет и ноги — кто знает? Но маски лучше снять, и это точно.

Глава 31 - Зюйд-Вест

Забавно, видеть сон, будучи как бы мертвым. Может это воспоминания кого-то? Кого-то, кого сегодня тут убили? Или того, кто ещё не умер, но скоро это произойдёт. Поссмертие — странная штука. Но я не умер! Просто балансирую на гране. И вижу сон, как прячусь от убийц в туалете.

Как они меня настигают — убивают, а я ничего не могу сделать. Меня сначала бьют, потом душат, и под конец — обезглавливают, бросая тело средь грязной уборной, перепачканной всем, чем только можно испачкать туалет — от хлорного порошка, до человеческих выделений. А голову — оставляют торчать из унитаза.

Но сон не заканчивается! Лишь меняет жанр. Теперь я тону в маленьком закрытом помещение, что уже почти заполнилось водой. Вода чистая, прозрачная, без примесей... но жабры это тело, что не тело, а лишь плод воображения, или память чьего-то духа, отращивать не умеет. И оно захлебывается, как только жидкость достигает потолка.

Вновь смена жанра. Теперь я горю заживо. Кажется, это машина. Богатая пластиковая отделка, что хорошо горит. А еще лучше — прилипает ко всему, что только её коснется, в виде липкой раскалённой субстанции. К одежде, к телу, ко всему. Оставляя не просто ожоги-волдыри, и дыры на хлопке, а следы желания прожечь до мяса.

Кожаный салон из синтетической кожи, что тоже неплохо полыхает, грея спинку. Ну и руль... думаю, из машины еще можно было бы вырваться, но тело, что уже мертво, о таком и не подумало.

Опять смена жанра — я откуда-то упал, и вмиг преодолев десяток метров, встретился с асфальтом. Это было быстро! Но пока пронзенные ребрами, что призванные защищать, легкие, истекали кровью, лишая тела последней надежды на жизнь, сердце еще продолжала биться. А мозг, отбитый, но еще живой! Думать.

Так себе представление в общем! Вовсе не душевные сновидение, и скорее какие-то кошмары сумасшедшего, от которых нормальный человек может и умом тронутся, и вполне реально сдохнуть — вся боль, всемуки, вся достоверность, всё в наличии и в полном объёме.

Таймер щелкает, и я прихожу в чувства.

Вот... китайский ежик! Кто стырил моё сердце?!

Тремя часами ранее.

— Доктор, вы уверены. — растерянно поинтересовалась далеко не молоденькая, опытная, и повидавшая уже казалось все, медсестра, у хмурого как осенняя ночь хирурга.

— У нас нет выбора — отозвался мужчина, чья кислая гримаса умудрялась просочится даже сквозь маску и защитный щиток — Готовьте...

— Но все же... — перебила его операционная медсестра, взглянув на тело совсем юной девочки.

Или все же девушки? Женщины? По сути, совершенно непонятно кого, даже для столь опытной сестры. Внешне, по пропорциям тела и костей — вроде как женщины, пусть и маленького роста. Иностранка, азиатка... но органы то детские! А рука с ногой, по цвету кожи, вообще как будто прилеплены от другого тела! И естественно — ни документов, ни имени, ничего. Она поступила к ним вообще как труп! Но опытный хирург...

— Она в комме. Три удара сердца в минуту, нулевая активность мозга и никакой реакции на раздражители. Как думаешь, каковы её шансы? — взглянул на опер-сестру из-под маски.

— Никаких, разве что чудо. — покачала головой женщина, признавая очевидное.

— А у него — кивнул мужчина в сторону занавешенной тканью кушетки, где лежит человек, и с шумом работает какое-то оборудование — Очень даже неплохие! Вот только... каковы его шансы, дождаться донора на аппарате?

Сестра поникла, вздохнув.

— Но все же... три удара в мину! — выразила она свои сомнения на счет этой операции.

— Бьется? И ладно! Резус-фактор и группа крови совпадает — шансы не хуже прочих! — выдал в ответ хирург, сам о чем-то задумавшись — Даже чуть лучше, чем просто умереть от шальной пули — взглянул он в сторону кровати — Или прожить жизнь на аппарате, пристегнутым к кровати. Хотя, жизнь он в таком виде точно не проживет.

В ответ медсестра лишь покивала, хорошо осознавая, насколько её начальник прав. Он собственно всегда прав! И не только потому, что начальник. Она с ним работает давно, и знает — этот человек крайне редко ошибается! Хирург от бога, с золотыми руками, стальными нервами... но знание, сколь много черт они сейчас переступают...

— Готовь обоих к операции! С бумажками дело я улажу. — произнес хирург как заключение, и вышел из палаты.

Ему, надо не только придумать, откуда тут вдруг взялось живое донорское сердце, но и объяснит, как вообще человек с дырой в груди остался жив. Вернее, как операция по извлечению пули, стала приемом очередного трупа в их больницу, за место еще живого человека.

— Чертовы недоучки! — выдавил он сквозь зубы, направляясь в сторону морга — Сделали гадость, и сразу за бумагу — «он не дышал, когда мы принимали».

Семью часами ранее

— А этот... — поинтересовался один врач у другого, провожая очередное тело на каталке.

— Проникающее ранение грудной клетки — ответил тот, сверяясь с данными с листков планшетки.

Принимающий врач, остановил санитаров, и внимательно осмотрел окровавленную рану, прячущеюся под лоскутами порванной одежды, одновременно прощупывая пульс на запястье.

— В реанимацию! Живо!

Восемь часов назад

— Да... ну и бойня тут была... — сказал один военный другому, в камуфляжной форме спецназа, но без опознавательных знаков и эмблем различия, ходя по залитой бурой кровью крыше, блестящей в свете восходящего солнца.

— Это ты еще не видел что в вестибюле творилось! — ответил его коллега, что по неуловимым деталям поведения, и несмотря на панибратское обращение, больше всего тянет на подчинённого адъютанта при расхаживающей по плацу шишки — Там есть такое большое панорамное окно с очень толстыми стеклами — защита от вандалов, так сказать, за которым ублюдки устроили такую резню для публики... что у начальства вышли всякие нервы.

— А там что? — перевел своё внимание «начальник» на небольшую бетонную будочку, единственное возвышение средь данной огромной крыши, кажется пропустив все слова «адъютанта» мимо ушей.

— Основная лестница в низ. Бывшая основная лестница — поправился человек, когда они зайдя в помещение, обнаружили в целом виде только два площадки.

Остальное, даже пребывая на своих местах, так или иначе пришло в негодность. Держится только за счет сварки и арматуры, и ходить по этим «небесным камням» здравомыслящим людям — слишком рискованно.

— Там детонировал сюрприз, приготовленный для нас на случай штурма с черного хода — продолжил экскурс человек, указывая в глубину — Два трупа гражданских, непонятно вообще как не оказавшихся тонким слоем по стенам размазанными.

— Может и не двое, может и больше — ответил ему коллега, аккуратно подходя к краю, и всматриваясь меж пролетов и перил куда-то вниз — Сам сказал — непонятно как ДВОИХ не размазало по стенам.

Ночью

— Девочка... ты кто? — просипел условный глава гарема в женском царстве заложников, стягивая маску и с себя, и с окружающих паникующих дам, так и не высвободив вторую руку из клейких пут скотча.

Вот... никакая это не дама с узким телом! Парень... с узким мозгом! Как баба, только нет! Писец...

— Я... — поковырял я в дырках у себя меж ребер, поворачиваюсь левым боком к свету, спецально, чтобы все из четверо выживших получше разглядели то, что я делаю.

Девушку-не-девушку тут же вырвало прямо на штаны парню, другая дама просто отрубилась, покинув сознанием тело.

— Призрак. — вытащил пальцы из дыр, поднеся их поближе к лицу, разглядывая кровь — Сидите здесь, пока здесь вроде безопасно.

Во всяком случае, уж точно лучше, чем там, где свет и ноги, где пулемет внизу, который надо бы проверить на наличие, ну или где бомбочки в завалах — что тоже бы надо поискать. Ну и выудить этот долбаный бетон, упавший куда-то на диафрагму!

И легкое то надо запустить — оно ведь цело! Лишь напугалось до усрачки, когда что-то острое совсем рядом прошло. А вот с мозгами... надо что-то делать. Кровь я оттуда откачал, но... там существенные травмы!

Спустился обратно к ходу в коридор, постоянно прислушиваясь и вглядываясь во мрак, используя все доступные средства обнаружения всего, что только можно и как только можно. Добрался до двери, крадясь как кот — вроде научился! Тихонько приоткрыл, сделав едва видимую щёлку.

Выглянул — темно. Чуть надавил на дверь...

Вашу ж малину! Вашу ягоду черешню! Да что б ваши пестики всегда были без тычинок! И что бы ваши лунки всегда были лишь с водой собственного производства... — выругался в мыслях на полную катушку, закусывая губу.

А все потому, что включился свет. И потому, что прямо пред моим глазом, но по ту сторону двери, блеснула леска. А где-то в районе моего плеча, но за дверью, висит граната с уже наполовину вынутой чекой.

Еще чуть-чуть...

«бцинь».

Вууууу! — взвыла сирена в сознании, и я, кажется, откусил себе нижнею губу.

Перекатился по стенке подальше от двери и прогремел мощнейший взрыв. Стена вздрогнула! Несущая, толстенная... Всё здание вздрогнуло! Меня кажется, подбросило в воздух! И я не знаю, каким образом, но оказался в позе сломанной куклы на ступенях у самого завала.

Соскочил — чуть не попрощался с головой, так как над ней пролетал сразу пяток крепеньких и скоростных снарядов, раскрошивших в труху массивный шкаф за моей спиной. Метнулся обратно к стене, за которой прятался — услышал из коридора брань и ругань на нерусском. И не английском! Как же вы задолбали.

Дождался небольшой паузы меж короткими очередями, перекатился на другую сторону стены, поближе к лестнице наверх. Увидел в распадке меж перил и бетона моську парня «единственного в гареме». Жестами указал ему «иди, иди отсюда!», а пулеметчик меж тем повторил свой обстрел прохода.

Парень, не понял, остался торчать на той дороге к бездне, хоть и вверх, что сделана как-бы не из столь толстого и прочного бетона, как толстенная стена за моей спиной! Попадание пуль по лестнице, на которой сейчас стоит парнишка... крошит и ломает, и вот-вот...

— Ааа! — взвыл белугой парень, падая на межэтажную площадку, хватаясь за ногу.

А пулеметчик, словно услышав ор с такого расстояния, усилили напор обстрела, уже просто изничтожив пару ступеней в пыль! Хотя на наше счастье — с такого расстояния он и в проход то не всегда попадает! Пусть стрелок и старается с этим бороться.

Парень решил встать — Идиот! — взвыла моя душа, и пользуясь новой, и уже довольно продолжительной, видать из-за смены ленты, паузой, я рванул к нему.

Сзади послышался звон катящихся по камню шариков.

Вовремя? — мелькнула мысль, ведь секундой до, я был там, где сейчас они — круглые яйца смерти! Адские изобретения человечества, в угоду богине жатвы! Или не очень? Ведь я все еще в зоне поражения — и я упал сверху на парня.

Прогремел новый взрыв, сотрясший помещения не хуже извержения вулкана. С потолка посыпалась бетонная крошка, а какой-то шальной осколок, отстегнул мне ноги.

Верне, он, этот осколок, прорезал мне хрящик меж позвонками на пояснице! — вынимайся собака! Ножки — отказали, ибо я потерял с ними связь. Вернее, прямую связь, косвенно еще сохранив. Или наоборот? Я, могу ими управлять. Мозг — нет. Этот как в танке, при смерти мехвода. На его место может присесть сам командир, но ему уже нельзя отдавать приказы. Да и кто в таком случае заменит командира?

А, ну еще осколок пробил мне артерию. И сейчас я истекаю кровью на оба конца — и внутрь, и наружу.

А ну затыкайся чертова пробоина! Сердце — стоп! Харе стучать в пустоту! Да, легкие тоже тормозите. Всё! Всё! Всем стоять по своим местам! Никто никуда не бежит уже.

— рррААА! — прорычал я сквозь зубы, заставляя маленькую вторичную артерию размером с волос, раздуться до размеров пальца и полноценной аорты, заменяя ею кусок сосуда на пояснице, нынче хорошо измочаленном.

— Мисс призрак — пропищал парнишка подомной, седея на глазах.

Я в ответ ему молча улыбнулся, стягивая вылившеюся наружу кровь обратно внутрь.

Почуял, как в изуродованное помещение лестницы, тихими, ну не очень тихими, раз я их услышал в таком состоянии, тенями просочились люди. Углядел на жилете, на бронежилете, паренька, что снял его явно с бандитов надев на себя, парочку гранат. И естественно, отобрав оружие у гражданского, и избавив его от ненужных чек, швырнул вниз, вновь прижимая мужика к бетону.

— Акбар! — панический крик снизу.

«БА-БАХ!» — новый взрыв, вновь сотрясший помещение.

Что неожиданно оказался продублирован еще сразу несколькими, из-за чего кажется, всё здание заходило ходуном! А плита, на которой мы с парнем почиваем, подскочила, подпрыгнула, подарила мне миг невесомости и чувства полета, а затем вновь загудела, зашевелилось, хрустнула, и как-то подозрительно накренилась.

Но мне повезло! Мне на этот раз ничего не досталось! Совсем! Ни осколков! Ни шрапнели! Ничего! Вот...

Зато ему досталось — взглянул я на паренька, смотрящего мертвым взглядом куда-то в бок, с сочащейся кровью из уголка рта. И толстенной арматурой, торчащей из-под броника, и из-под кожи его живота.

Железка, прилетала в него снизу. Пробив бетон, бронежилет, спину, позвоночник, печень, и наверное - желудок. Она убила его мгновенно! Но с этой стороны — это просто бугорок на животе, уже мертвого человека.

— Спи спокойно — прикрыл я ему глаза, и взглянул в сторону хода в коридор.

Что оказался на одном уровне со мной! А лестничные марш на этаж вверх вообще сложился, и лежит тут рядом, грудой покорёженного бетона и арматуры вдоль стенок, на боку. А там, в коридоре, за изуродованным входом, где уже давно нет двери, по прежнему есть люди. Живые, мне слышны их голоса! Враги ли они мне? Да.

У парня осталась еще одна граната и автомат с двумя магазинами. Забрать! Пусть, от разрушения бетона, нулевая видимость и нечем дышать — плевать! Я сейчас живой мертвец, работающий на чистой Силе.

Ноги! Приказываю — двигаться! Тело — работать. Без пульса, дыхания, всего остального.

Иду в туман, покидаю бывшее лестничное помещение, выхожу в коридор, скользя тенью вдоль стеночки, старательно выбирая, куда ставить ногу. Наслаждаясь тем, что тут ковер с коротким ворсом, пыль, но нет осколков — ноги еле двигаются, и каждый шаг — боль для сознания.

Засекаю три цели в пяти метрах. Люди, живые, двигаются. Разговаривают на неясном. Убить? Автомат? Не успею. Пристрелят в ответ на звук выстрелов. Граната? Подходит, но — где пулеметчик? Отступить. Извлечь чеку, сверить расстояние и положение цели с данными из памяти, бросок — отход за бетонную стену.

Взрыв, стоны, стрельба пулемета. Сколько у него там выстрелов? Не имею понятия. Он стреляет и стреляет! По пять-восемь, может десять выстрелов, делая меж ними небольшие паузы. Высчитать и выскочить в окно? Успею ли?

Нет. Разброс оружия слишком велик, меня всё равно заденет. Допустимо ли еще одно ранение? Нет, я итак на пределе, и просто, чтобы стоять, напрягаюсь сравнимо с расчетом на бумажке баллистической до другого континента. Я не смогу, я...

Пыль рассеивается. Новые... выстрелы? Стрельба пулемета прекратилась. Выглянуть? Что за... новые цели? Враги? Опасные! Их много, и они явно хорошо обучены! Снаряжение иное... лучше? Хуже? Неизвестно. Но эти... реально движутся бесшумными призраками вдоль стен.

Вот несколько из них, скользнуло в помятую дверь зрительского зала, недалеко от которой притаились три полумертвых тела, посеченных осколками. Выстрел, второй третий... десять... нет! Двенадцать, и тишина. Они... мертвы?

Оставшиеся пять целей... ликвидировать? Невозможно. Поражение? Подтверждено. План отступления — труп. Бросаю автомат, и сползаю по стенки безвольной куклой. Телом, у которого не бьется сердце, не работает мозг, и которое вообще, уже давно мертво, пусть и до сих пор теплое.

Тело маленького голой девочки, что сильно досталось на этой войне... надеюсь, меня не решат сразу закопать? И вот прямо тут съесть? Или сжигать. Надеюсь, они дадут мне требуемое время, для восстановления, и возможно, потом сбежать из могильника живьем.

Чтож, родители... Надеюсь, вы все же ничего не узнаете. И мою тушку, ни кто не опознает. Ну вот что мне тут делать? В каком-то театре на другом конце Москвы. Хотя весь грим и косметика уже давно стерлись, а глаза — потихоньку восстанавливают свой нормальный размер...

Ко мне подошел человек, с оружием... добивать будет? Винтовка рядом, но... тело деревянное! Процесс, запущен, и мне теперь как минимум часа два не пошевелить ни рукой, ни ногой. Вообще ничем!

Это цена, за аварийную регенерацию, в почти мертвом теле. Цена, за восстановление спины и легкую латку на мозгах. Цена в виде беспомощности, и беззащитности. Безвольности...

Шрет! Неужели... меня вот так вот, сейчас, и после всего...

Нет, он просто проверил у тела отсутствующий пульс, и пошел делать это с парнем на межэтажной плите. Так же убедился, что он мертв, при этом все время держа на прицеле верхние ярусы лестницы, вместе со своим напарником, пристроившимся у проёма к бывшей лестницы.

Вернулся ко мне, прикрыл мои почти мертвые глаза.

— Чисто...

Примечание от автора:

Очень нуждаюсь во мнении читателе по этой главе!

Глава 32 - Кто посмел?

Кто стырил моё сердце?! КТОООО!? Как вообще?!.. Аааа!

Так, дыши Саня эль Ариал Верминиулус Ван Алерд Кин... Дыши... Как?! Как... чем дышать? У меня грудь вспорота и я... выпотрошен... нет, кишки на месте, лёгкие — тоже, и даже не повреждены. Отсутствует только сердце! Ну и кровь в почти полном объёме.

Это жесть! — суну я руку в свою грудную клетку, преодолевая «упругость древесины» конечности и наслаждаясь разрядами «тока».

И наконец, раскрыл глаза. Не увидел ничего! По причине частичного омертвления сетчатки, что как бы не торопится восстанавливаться пища тонким голосом «денег нет». Или по простому «ЖРАТЬ!». Мозг блажит им в такт «ТЫ меня вообще не трогай! Я без воздуха и протеина и просыпаться не буду!». Мышцы шепчут «Хозяин! Мы все починим! Дай только из чего!».

Пусто. — убедился в отсутствие сердца в своей груди, поковырявшись там полу-чувствительными пальцами. Сердца — нет. Даже рану не зашили, мудозвоны! Да что б им всем икалось! Да как... тут же вроде нет некромантов?! И алхимиков, что собирают органы маленьких мертвых девочек в баночки для своих тайных экспериментов!

Кому тогда мог понадобиться мой мотор?

Сел на холодной кушетке, приводя верхнею часть тела в горизонтальное положение визжащими мышцами пресса. И нее ясно даже, визжат они в панике от ужаса, что их бедных, разбудили, и работать заставляют, или от восторга и оргазма — наконец-то!

Сел, слушая как с шелестом ткани с меня слетела на пол простынка, заменявшая мне до того и одеяло, и покрывало, и надгробную плиту. Слушая как шелестят облетающие с головы волосы, мстящие за вчерашнею чрезмерную эксплуатацию. Поглядывание затылком на пять метров за место двух! Да через твердые поверхности сопротивляющегося бетона. Ну, хоть со слухом всё в порядке.

Огляделся — темно! Как в бочке. Хотя тут вроде как есть дежурное освещение, чувствительность глаза еще как бы не вернулась. Да и не скоро вернётся, если подумать. Встал, сползая с холодного металла лежака, на холодный пол босыми ногами. Ноги тоже одарили меня «чувством легкого электрошока», но зато им вернулась чувствительность! А из дыры левой ноги чуть выше пятки, засочилась кровь.

Это когда меня там прострелить успели? — непреминул подумать, силясь заткнуть рану, из которой самотеком, и под собственным весом, побежала теперь столь редкая для моего тела жидкость, ценность которой всегда была высока.

Не вышло, пришлось заткнуть дырку пальцем. Заодно ощупать сухожилие и кость изнутри — в норме! Мне опять повезло! Чуть вправо, чуть влево... так я просто упал на пол, не удержав равновесие.

Да чтоб вам ежиками сралось всю оставшеюся жизнь! Кровь! Харе валять дурака! Про... а! Это не кровь? — лизнул я жидкость, из меня вытекающею — тогда что это? На воду похоже... физ-раствор что ль? А как он туда попал-то? Неважно — ВСТАТЬ!

И опираясь на расставленные повсеместно кушетки с телами мертвых людей, вновь принял вертикальное положение. Шаг вперед, другой — отлично! Вновь осмотреться — трупы! Морг! Где мне искать сердце?

В банке? — мелькнула мысль, так как на столике, с подсветкой, в углу помещения, стояли вертикальные колбы больших размеров с человеческими органами внутри. При ближайшем рассмотрении подойдя-доковыляв почти в упор — сердцем и мозгом.

Мозг не мой! — вынес я вердикт, ощупав голову, и засунул руку в раствор с плавающим сердечком.

Рядом что-то звякнуло, и скрипнуло.

— Э... — обнаружился рядом со мной мужичек, вошедший в помещение, холодильника, через открывшеюся рядом со столиком неприметную изнутри дверь, сливающеюся блеском металла свой поверхности, с блеском плитки стен — Ну, я это, попозже зайду — сказал человек, отступая на полшага.

Я пожал плечами, схватил сердце, сжимая в кулак, и осознал — не моё! Не мой моторчик этот кусок мертвого проспиртованного мяса!

А где тогда мой?! — паника на секунду вернулась, но тут же ушла. Без сердца я прожить могу, но это будет ад. Катастрофа, с учетом прочих травм и проблем тела.

Так, ладно, надо зашить грудь, стянув вместе ребра, вернуть грудной клетки хоть какую-то герметичность, что бы можно было запустить легкие. Хотя бы дышать начать! Только вот кто будет разносить кислород по телу без крови и сердца?! Надо сначала придумать альтернативу пропавшему органу... какую альтернативу?! Просто соединить сосуды вместе, чтобы кровь хоть как-то могла бегать по телу.

Ага, легко сказать, да сложно сделать! Сердце то мне не под самый корешок отрубили! И за место условных пар сосудов, у меня куча разнокалиберных обрубков в груди! Как их всех вместе то соединять!? Пофиг! Соединю как-нибудь, срастутся а там уж видно будет!

Правые с левыми, левые с правыми... Только надо на столик присесть, избавив его от пустых банок, навалится на стенку спиной, чтобы уж точно не упасть опять, а то меня откровенно мотает, и уже потом с чистой совестью спокойно приступить к процессу сборки не собираемого. Начать ковыряться в груди двумя руками.

Эх, мне бы еще ниточки найти! Да вот где... У данного стола ящиков нет. А в груди так много разномастных склизких мерзких и пустых сосудов... что вообще непонятно как их все вместе теперь собирать!

Ладно, большую толстую хрень, идущею от органов снизу, присоединю к артерии идущей к левому легкому. Их размеры как бы не совпадают, но, кто их спрашивает? Обжимайся давай! Через «не могу» давай! Как же это неудобно работать в собственной груди! Что я уже с собственными венами разговаривать начал.

А вверх у меня идут аж две... а если я ни к чему не буду крепить вену для головы? Фигово будет да, тогда... чем бы дырочку проковырять? Стекло! Нет уж, я скорее себе легкие изрежу. Вены, а вены, может вы как-нибудь сами, а? Нет? Жаль.

Ну давай! Соединяйся! Ну же.... вот... па... во! Далее те, что идут от лёгких и разносят кровь по телу. Толстые стенками, и, эх, еще более неудобные в работе! И опять четыре штуки, что совершенно не ясно, как соединять в единую конструкцию. Ну, выбор то у меня все равно нет! Только тут сделать надо так, чтобы кровь к органам текла не от левого легкого, к которому она от них поступает, а от правого.

Фух! Закончил! Думал, подохну пока эти хрени соединяю меж собой, и ладно хоть мне не надо их сшивать! Срастаются сами, под напором мысли. Теперь осталось только найти нитки для кожи грудины — она слишком толстая и имеет слишком большую нагрузку, чтобы вот взять и срастить сама за миг. Разойдется мгновенно.

И найти чем забить желудок, чтобы тело прекратило есть само себя, вырабатывая заполнение для пустующих сосудов. Я итак дорого заплачу за этот побег по плану «Т». Уж лучше бы похныкал, по стонал, поревел с укором «не помню я! в школу шла!», чем вот так вот. Для родителей в том числе было бы лучше, если б я отступил из того здания по плану «Р».

Сейчас, если до них дойдет, я — труп. И непонятно теперь вообще, где и как от них прятать свою моську, пока хотя бы хоть что-то не заживет. А так бы был просто раненным ребенком, а про то, как я там оказался — и не вспомнили бы. Хорошая мысля... но кто ж знал то, что сердце свиснет местный коллекционер!?

Дверь рядом со столом вновь скрипнула, вновь отварившись, и вовнутрь вновь заглянул господин мужчина в не особо чистом белом халате. Врач-патологоанатом — догадался я, по его взгляду на меня, сидящего без движения в углу, брошенной игрушкой.

Взгляд... как на работу! Просто труп... нет, он все же помнит, что я тут двигалась! С распоротой грудиной. С торчащими наружу ребрами, и недостающим органом, зияющий во тьме глубинной чернотой.

И выдохнул, решив, что показалось. Что померещилось, приглючилось, хоть я сежу не там «где бросили», и колбы на полу стеклом разбитым блестят в свете дверки приоткрытой. Даже вон перекрестился!

— Никогда больше формалином закусывать не буду!

Так, стоп! Дверь в холодильник морга что, открывается только снаружи? Мужик вон, чтоб не захлопнулось, брусочек подложил... и если он уйдет, оставив меня тут...

Я перевел взгляд на уже протянувшего ко мне руки врача, закончившего отгребать ботинком осколки стекла в сторону, чтобы подойти к столу. Мужик, не отреагировал, схватил, на вытянутых руках, но понял — тяжеловато! Отпустил, и еще более тщательно отгреб осколки, подходя в упор к столу. Я за это время, стянул кожу на груди рукой, и спешно запустил легкие, начав дышать при помощи диафрагмы.

Прокашлялся, вызывая истеричное эхо в обклеенной плиткой «гигантской ванне», проверяя работу связок, и едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на рвотный кашель умирающего. Мужик моё пения, уже не смог проигнорировать.

— Спирт после трупов — зло! — выдал он, и бесцеремонно сгреб меня в охапку.

Потащил куда-то в неизвестность, пока я задыхался, воюя с собственными легкими, что решили высказать своему хозяину все, что они думают, тупо сжавшись в старую мочалку. Старую, высохшею и всеми забытую.

Швырнул «гулящее тело» на пустующею кушетку как игрушку, и приказал, глядя прямо в глаза:

— Лежи здесь, и не дергайся!

Поднял с пола простынку, давая мне понять что — это моя кушетка! Я с неё вот только что сполз! Объясняя мне тем самым, где сейчас я нахожусь. Вон тело с обгоревшей рукой выпавший из-под «одеяла», а парень без головы... А до выхода то всего одна кушетка предо мною! Но...

Мужик прикрыл меня простынокой, и довольно потирая руки, пошел на выход, напивая веселеньки мотивчик с плохой рифмой:

— У меня сегодня выходной! Спирту много привезли! И конечно я напьюсь! Будет что потом, рассказать жене на свадьбе, если я когда женюсь!

Вот сейчас он выйдет, и мне отсюда не выбраться будет! Я тут окоченею, и...

— Мистер! — крикнул я, сползая с кровати, но легкие выдали просто «хо» и выключились из работы тела уже по причине разошедшегося «шва».

Слез с кровати, решая догнать уходящего человека, но упал на пол. От удара, мозги отключились, окончательно, лишая меня возможности ориентироваться в пространстве при помощи вестибулярного аппарата. А вслед за ним, отключилось и зрения, погружая меня в бесконечный мрак.

Осталось только осязание и слух! И, память! Что рассказывает мне, где я нахожусь на основании последней видимой картинки. Говорит, что вон там, есть коечка, с почти невесомым телом! Надо только пнуть!

И я пнул, вложив в удар всю злость и силу!

— Что за!? — донеслось до меня за миг до грохота удара.

Кажется, я попал предельно точно! И кровать на колесиках, не только заклинила собой дверь выхода из холодильника морга, но и сбила патологоанатома с ног! Что сейчас бранясь как черт, и ругаясь как бес, предпринимает попытки выбраться из под железной конструкции.

У меня появилось время! Мозги — работать! Работать не шалить! Раз... да! Глаза, ну вы то хоть? Тоже нет? Сенсорика? Да неужели! Я, наверное, облысею потом.

Появилась картинка! Встаю, опираюсь на окружающее металлические конструкции, аккуратно ковыляю к только освободившемуся из под гнета стали врачу, что заодно и оттолкал придавившею его кровать куда подальше от входа. Мило улыбаюсь ему, глядя мертвыми глазами, и прохожу мимо, пока он, прибывает в легком шоке, от моего вида в свете многочисленных ярких ламп помещения пред холодильником.

Ничего интересного — сделал вывод я, оглядев это помещение и поняв, что это коридор. И тут кроме столика с бумагами и двери прямо напротив той, из которой я вышел, и нет ничего. Вернее — на большею дистанцию я просто не «вижу». Присел на стол, заваленный бумагами, так как поддерживать тело в вертикальном положении и дальше ориентируюсь только на картинку внешней реальности — невыносимо.

А это что такое?! — выдернул из под себя документ, угол которого загнулся и чувствительно впился в мою попу. Глаза, работать будете? А я вас не спрашиваю, я повелеваю! Тут светло и просторно! РАБОТАТЬ! С вами вон печень уже немного кормом поделилась, разрушив сама себя, и даже организовав доставку средствами теми тремя граммами крови, что кое-как доползли доверху по сосудам.

Ага, неизвестная номер!.. арррх! Все расплывается! И строчки прочитать не могу нормально! Жесть, еще и слезятся, хоть три хоть не три. И фокус скачет. Не прочитать... да этож я! — увидел я собственную фотографию прилепленную к данным бумагам — ну и видок же у меня тут... как будто из могильника сбежал.

Первое, что бросается в глаза — царапины! Много царапин! Очень много! Они в большинстве своем все мелкие, но их количество... создает ощущение потертости, при том, что грязи на теле с фотки невидно совсем — а я помню, насколько было пыльным моё тело ТАМ! И это не считая того, что оно во время «сна» наверняка обделалось по полной.

Значит, меня отмыли, прежде чем фотографировать. И сделали это ровно перед тем, как вырезали сердце — грудь на фото все еще цела и не разодрана небрежным резом, что я до сих пор вынужден сжимать одной рукой в складку как непослушный халатик без пояса.

Ну а так... ну да, ухо рассечено, на правой руке ссадина большая, когда только поймал? Губы по трупному обескровлены, но ничего... опознаваема вообще-то! Хоть и разрез глаз и цвет кожи тут еще несколько более азиатски, чем сейчас — я побелел! А глаза вернулись к более привычному виду за время сна вместе с рассосавшимся фильтром для воздуха. Сила... лечит, но она против мутаций.

Оторвался от фотографии, подняв глаза на нависшего рядом патологоанатома.

— Господин, а у вас случаем нет нигде поблизости нитки с иголкой? Можно и наоборот? — поинтересовался у него хлопая глазами, и хрипя, как старый пень с прокуренными легкими, что у меня так и не запустились в нормальную работу.

— У-у — помотал он головой, сглатывая, и пялясь на меня как на приведения, раздумывая меж «хватить! Связать! Пытать!» и «Убежать! Нафиг куда подальше».

И вздрогнув всем телом, когда бумага в моей руке вспыхнула, сгорая целиком за пару мгновений и оседая на стол невесомым пеплом.

— Белочка, уходи.

— Не уйду. — буркнул я в ответ, сползая со стола и прохаживаясь, вокруг остолбеневшего человека, осматривая «пейзажи».

Приметил в паре метров от деревянного стола с бумагами, шкаф из металла. Подошел, открыл дверку — первую попавшеюся, наугад — вещички! — вынул наружу чьи-то колготки.

— Не тронь! — ожил вдруг месье патологоанатом, подскочив ко мне в мгновение ока и оттесняя от шкафа своим телом — Меня убьют за эти вещи!

Я — проигнорировал его посыл, вновь обойдя вокруг, и открыв другую дверцу. Тоже вещи! Чьи-то джинсы! Мне, естественно, большие. А еще есть куртка, штаны... ботинки. Все в пересмешку! Хотя ладно, ботинки все же стоят на полке, штаны сверху, на них комком, а не наоборот. Тяжело же ковыряться в одежде одной рукой...

— Белочка, но я же завязал! — вновь взмолился мужчина, когда я, открыл себе доступ к еще одной полке, так же приступив к изучению-копанию в чьих-то личных вещах — трико, трусы, майка... — Завязал!

— Не волнуйся. Белочка тебя не оставит — проговорил с ехидством я, не глядя на человека — Но и вещи не тронет — закрыл шкаф и вернулся к столику.

Еще раз осмотрел бумаги, обнаружил ящики — проверил — только посменные принадлежности! Ниток — нет.

Взглянул на дверь в холодильник. И ту, что напротив неё, но явно тоже ведет в помещение с трупами. С дверью, как от холодильника «ЗИЛ». Там, может быть и есть что полезное, на крайнем случае могут быть уже зашитые тела, но... меня там запросто закроют и похоронят.

Все же ручек изнутри у этих дверок нет! Да и... где коллеги-товарищи патологоанатома? Надо сваливать! — приметил в паре метрах от себя план эвакуации и, изучив ту его часть, где сейчас примерно я, поспешил ретироваться.

Выход на улицу. Не заперт, но... я сдохну под этим мокрым снегопадом, в грязи и... у скорой рядом капаются два санитара, отмывая скорую от крови хлоркой. Нужен иной путь! — лестница наверх. А тут... оживленно! Куча народу, усталых, но наскипидаренных врачей, носящихся туда-сюда целеустремлённой рысью, и пациентов, вид которых... потрепанный. Несмотря на наличие почти у всех белых халатов — с врачами их точно не спутать никак!

Есть тут и мужчины, и женщины, и даже дети, и все... да никто не обратит внимание на еще одну пациентку! На маленькую девочку потрепанную девочку, если я добуду для себя хотя бы один халатик. На голую девочку — уж точно внимание обратят и очень быстро.

Вернулся в морг, к все так же ошалевшему потрошителю трупов, что вот только-только начал отходить, достав бутыль чего-то белого, но все так же стоя у шкафа с трясущимися руками. Услышал разговор жизнерадостных санитаров со стороны выхода, что решили по части своей машины «и так сойдет!».

Быстренько раздел врача, отобрав его несвежий халатик — он совсем не сопротивлялся! Похоже в конец утратив чувство реальности происходящего, махнув на «белочку» рукой с высокой башне. И скрылся на лестнице.

Глава 33 - Чужое сердце

Банк крови — прочел надпись на кабинете, не пройдя по полному народу коридору второго этажа и десятка метров, но уже преодолев расстояние перехода, соединяющего здание над моргом с основным комплексом больницы.

Вот туда тебе, Саша! — отозвались единым ором все сосуды тела, зияющие бесконечной пустотой, и я не нашел, что им можно возразить.

В кабинете — тетка. Суровая такая, массивная, бумагами увлеченная. Но на скрип дверки отвлёкшаяся, и уже глаза свои... на счастье, пред кабинетом тамбур, и тамбур этот, помимо хирургического кабинетчика слева, где тоже кто-то брякает посудой, ведёт в еще одно невероятно темное помещение справа. Куда я и метнулся тенью сразу как зашел и сориентировался.

А тетка то упрямая! — мелькнуло в голове, так как слух уловил скрип стула и шаркающие шаги от стола мадам — А прятаться то тут некуда! — взвыла сереной чуйка, так как тут из мебели только лавчонка, под которую хоть и можно забиться, и под которой даже можно спрятаться!

Простынке сверху на ней доходит почти до самого пола, а сама лавка имеет каркас из стального профиля, на который можно прилечь, полностью скрывшись под тканной завесой. Но... бежать оттуда будет некуда! А еще тут тоже есть большой холодильник.

Кровь! — взвыло все тело сразу, когда глаза увидели кучу пакетиков с жидкостью за границей толстой двери. Много крови! — подхватил тело я, и запрыгнул внутрь, так же игнорируя отсутствие ручки внутри данного хранилища.

Запрыгнул, дверь сама закрылась с глухим щелчком, и я очутился в абсолютной тьме. С кучей протеина на полочках! Кровушка ты моя кровушка! Полезай как ты ко мне вовнутрь! Я хоть и не вампир, но данный банк сейчас ограблю.

Дверка внутрь открылась, но вместо бабки, в склад заглянула какая-то совсем уж молодая девчонка в медицинском халатике. Практикантка? Студентка? Или молодой специалист?

Салют! — помахал я ей ручками, посасывая нектар из пакетика в зубах, и «шов-складка» на груди, благополучно разошлась, обнажая теперь уже окровавленные ошметки ребер.

Визг, и девушка падает бесчувственным бревном, роняя на камень пола еще один пакетик, со свежей! Парной! Кровушкой...

Выскакиваю из холодильника на четвереньках, держа в зубах уже сразу три еще нераспечатанных упаковки, хватаю сок богов, и прыгаю под лавку.

«Щелк» — вновь закрылся холодильник.

— Лена? Лена, ты чего? — показалась в предбаннике суровая тетя — Лена! — воскликнула она, увидев девушку, лежащею на полу без чувств.

Проверила пульс, попыталась привести в чувства подручными средствами — легкими пощечинами, не помогло. Сходила к себе в кабинет, принесла вонючий пузырек...

— Вампир! — провопила девушка, приходя в сознания и стискивая ручки в кулаки, и тут же вновь отрубилась.

Повторная доза пахучки успеха не принесла, лишь вызвала невнятное бормотание, сводящееся к тому же слову. Так что старшая врачиха оказалась вынуждена звать санитаров при помощи телефона.

Они пришли довольно споро, но растолкать «Лену», тоже не смогли. Ни нашатырь, ни укольчики... вернее в чувство то она все же пришла! А вот соображать, внятно говорить, или самостоятельно двигаться — и не подумала. Начав бормотать что-то уже совсем невразумительное, беспорядочно маша руками. Бедная девушка!

Так что бедолагу — укатили на носилках, под вздохи её старшей коллеги. Я же все это время тихо лежал под лавкой, повернувшись к миру спиной, в «пол уха» отслеживая ситуацию, и обедал.

Полегчало ли мне, после того как я выдул два литра крови? Нет! У меня сердце вынули! СЕРДЦЕ! И в идеале мне бы его найти да внутрь всунуть. Но... вот где оно? Вроде где-то близко. И как ни странно — еще не сдохло. Не съедено, не заспиртовано, и не заветрелось лежа где-то на тарелочке. Не сварено, не зажарено, и даже вроде как пока топориком не рублено.

Отзывается на зов, но... это близко в условиях трехмерного пространства больничного комплекса является чем-то из разрядов «где-то тут», или по простому — незнамо где. И искать его тут я могу неделями! Блуждая хромоногой тенью. Если не годами, ползая слизняком, не умеющим держать равновесие. Но и без сердца... я инвалид.

Запуск! — приказал я своей кровеносной системе, заполненной какой-то бурдой за место нормально крови. И артерии... невпопад запустились. Создали внутри себя пару гидроударов, и чуть не лопнули! Гадство! Похоже, всем этим «оркестром без балалайки» придется управлять по первости вручную.

Хоть бы меня тут не заметили! — услышал я скрип новой тележки за своей спиной и чьи-то шаги. Хоть бы не заметили пропажу крови, пока я не успел свалить! Там же её так много! Так... не заметили, ушли.

Так, сосудики, давайте... сначала ты, потом ты, и ты, в вену... и ты тоже жимайся в такт! Через не могу! Отлично... и ты... аррх! Как же это тяжело гнать кровь после низа вверх! Может мне стоило разомкнуть контуры? Чтобы жидкость нижней части тела никогда не пересекалась с верхней? Ага, и кровь мозга никогда не знала печени и почек. Очень смешно, господин вумный бессмертный.

Похоже, что на это дирижёрование уйдет не один час. Где же ты, сердечко моё родненькое?! Мне без тебя так плохо... вообще паршиво если подумать.

Мозг, как один из самых энерго требовательных органов, и наличию внутри себя так никем и не извлеченной пули, практически отключен. Из-за чего каждая мысль подобна провороту ржавой шестерни, что всеми фибрами души — упирается! Такой своей эксплуатации.

А каждое движение — как дерганье вверх игрушки на резинки. Если не знать, сколь высоко она подпрыгнет, и сколь сильно задержит ответ на действие, можно и не пытаться даже просто шевелится. Не говоря уже о ходьбе, или какой-то мелкой моторике. Это будет скорее цирковое представление внутри тела, или говоря по обиходному — судорога.

Печень... тоже спит пока, только начиная ворочаться. Ей банально не с чем было работать! Разве что самой себя разбирать. А вот почки... эх, эти напротив, уже сейчас занялись моей головомойкой и требуют ПИТЬ! Точно так же, как весь остальной организм — ЖРАТЬ! А дремлющий кишечник, что давно уже выдавил из себя все, что в нем было, предварительно переработав, умудряется сквозь свой сон создавать мне чувства тошноты и, как ни странно, головокружения.

И естественно, тоже жаждет поработать, присоединяясь к общему хору о еде, стоит его хоть как-то задеть сознанием. Как кот, что спит, но поднимает голову каждый раз, как где-то что-то брякает или шуршит. Как пес, что даже лежа клубочком, виляет хвостом в ожидании кормёжки или прогулки. Только лаять может и матом.

И это все не считая повсеместных омертвлении тканей! В первую очередь из-за сублимированния влаги из тканей тела. И тут главным косяком и особняком проблемы стоят легкие. Что, из-за вспоротой груди, оказались открыты атмосферному воздуху, которому совершенно не способны сопротивляться. От того они... уцелели только на половину.

Ну да, похоже асма и одышка меня все же ждет в дальнейшем на регулярной основе. И похоже — что с этим я ничегошеньки сделать не смогу и в ближайшем будущем. Не в ближайшие пару лет!

Жизнь моя картонная! Ну хоть с наружи лавки, наконец народ затих, престав туда-сюда ходить. Да и в соседних помещениях тоже, никто более посудой не брякает, дверями не хлопает, и даже ручкой по бумаге не скрипит. Хорошим тайником место под лавкой оказалось! И зачем я только в холодильник лез? А, ну да, за кровью, что теперь уже вся внутри меня булькает.

В коридоре вроде тоже тихо стало, даже как-то подозрительно тихо! Надо бы наверное выбираться от сюда, пока меня тут на ночь не закрыли. Или хотя бы выползти, посмотреть... закрыли.

Понятно, отбой объявили. Дождался... Зря я наверное торчал под лавкой до самой ночи, теперь еще и отлёжанные бока болят — как-либо шевелится и волочится на своём лежаке из одной стальной жердины я опасался, во избежание палева и скрипа металла лавки о бетон пола.

Так что сейчас... да и так всё болит! Подумаешь! Зато я совсем один тут, и могу размяться и осмотреться. Пусть во мраке, но пройти в комнатку для переливаний, что если так посмотреть — почти операционная! Куча оборудования, колбочек, пробирок... микроскоп, и не один! Шприцы, иголки, трубки «и ко» — всё для кровопускания! А вот ниток что-то не вижу.

Зато тут есть шоколад! Много! В плитках! Жаль я утратил чувствительность к вкусам, но желудок — точно доволен. Уже вон тарахтит как трактор, булькая клапанами и распихивая всех соседей — кишки, поджелудочную, печень, чтоб за работу принимались.

А еще тут есть гранат... съем ка я его прямо с кожурой! И поищу нитки в кабинете бюрократии, вдруг там они кому нужны, для подшивок листочков. Ну или в крайнем случае — степлером затыкаю!

— Нашлись — просипел я, и ужаснулся своему голосу.

Прокуренный? Нет! Старый патефон! Но неважно, надо штопать! И прекратить плотоядно смотреть на холодильник с кровью — она не только мне позарез нужна!

Чорт! — ругнулся про себя, присев под стол, так как замок входной двери щелкнул, и в помещение вошли двое неизвестных.

Как и все визитёры до, молча проследовали к холодильнику, открыв его, о чем мне сообщил еще один щелчок замка, и, как видно принялись тоже «грабить».

— А где четвертая группа? Куда делать, была же? — раздался голос одного из двоих гостей банка.

— Не знаю, по бумагам должна быть. Только сегодня забор был — ответил второй, шелестя какими-то бумажками. — Наверное, из второго забрали.

— Опять не отметив?

— Да какой тут... Ладно! Бери вторую, её много и пошли.

— Да не так уж много. И не забудь отметить, что мы три забрали!

— Ага. — скрипнула ручка по бумаге.

Вновь щелчок замка дверки холодильника, и двое спешно покинули помещение, так же закрыв за собой дверь на ключ.

Я, выждав пару минут, вышел из-за стола, и проследовал к «банку». Тоже открыл, заглянул... нда... пустовато. И палевно! — углядел пустую пачку, валяющеюся на нижней полке, высосанную лично мной. Как вообще на неё никто из визитёров внимания то не обратил?! А ведь еще есть четыре там, под лавкой!

Сгрести все и затрамбовать в карманы! Или это... да, плохая мысль! Просто в дальний угол, в щель меж полом и тяжелым оборудованием! На сжигание пластика у меня сейчас не хватит сил! Да и к тому же — поднял я голову к потолку — тут есть датчики.

И, я хоть и стер со своих пальцев все отпечатки еще когда началась заварушка в театре... где тут спирт?Уж больно поверхность у этого холодильника специфическая, что кажется, дыхни на неё, и то отпечаток останется. И надо бы найти хранилище медикаментов.

Не для спирта, его и в этом кабинете валом! Как и ваты — хоть всё залей и оботри! Для прочих медикаментов. Витаминов, кальция, магния, ну и банальной аскорбинки. А еще бы неплохо найти баночку физраствора! Почки мне точно за то спасибо скажут. Ну и просто — соли.

Надо покидать палату, пока еще кто не пришел. Или лучше полежать часок, и прейти в чувства? Разве что часок, на отладку и переваривание, иначе я действительно не дойду никуда.

За окном вечер, вернее даже ночь. Хотя Москва не спит, что не мудрено. Не мудрено, для больницы! Вон свежая скорая подкатила... А за ней еще одна. Носилки, люди... Фрет! Сейчас же опять за кровью побегут! Тела уж больно окровавленные!

В коридоре тихо, пока тихо. Дверь, стальная! И закрыта на ключ с той стороны. Но с этой стороны — её можно открыть! Достаточно хоть что-то всунуть в узкую щель на замке и повернуть. Кажется, в ней раньше был язычок, но сейчас... будет скальпель!

Тихонько открыть, выглянуть, убеждаясь, что тихо не только на слух, но и по факту, и ни кто по темным углам залитого лунным светом коридора не прячется. Не таится за дверью, желая поймать воровку... И окончательно убедившись, что путь на волю чист — покинул кабинет.

Тут же забился в тень, так как дверь напротив банка скрипнула, открылась, выпуская на лунный свет какого-то седоволосого сгорбленного старца. Дедок, кряхтя, и с третей попытки, попав ключом по замку, задраил дверку, и также покрякивая, проследовал куда-то по коридору. К лестнице! Но не к той, по которой я сюда пришёл! Ведущий в морг и только. Иной, что ведет только вверх, пройдя в двух метрах от вжавшегося в стенку меня так и не заметив.

Я, решив не дергать судьбу за яйки, и пристроился ему в след. В морге внизу — явно какое-то нехорошее шевеление, и оттуда даже досюда доносятся какие-то странные крики и мат. Идти куда-то еще? Можно, но куда? Выбор богат, а дед походу еще подслеповат, и топать в его тени выдерживая дистанцию возможно не столь уж плохая идея.

В крайнем случае, буду использовать свой детский вид по полной и пищать что «заблудилсо». Главное, проявлять выдержку! И не бежать вперед паровоза — вперед деда! Что даже для полуживого меня, двигается ну просто невыносимо медленно!

Когда он наконец свернул в обитаемый коридор четвертого этажа я даже выдохнул. Ну нафиг мне такой таран! Непредсказуемый, делающий остановки то через ступень, то через пролет, медленный, пусть и слепой. Пойду своей дорогой!

Только вот вслед за ним тоже кто-то явно топает, делая это явно по бодрее столетнего старца. И я сделал шаг на ступень вверх... и тут ощутил нечто странно.

А именно — сердце! Моё милое маленькое сердечко! Оно где-то совсем рядом! Пищит своим тоненьким голосочком... Стрелою взмываю на этаж шестой! Бегом вдоль палат с людьми. Забыв обо всем! И о дыхании, что сбилось и ушло в ноль. И о шве на груди, нитки которого взяли и лопнули в двух местах. И о ногах, что дерево деревом, чисто на Силе живущее.

Проигнорировал санитарку, меня явно не ждавшею. И даже двух врачей, мне на пути попавшихся. Наслаждаясь тем, что путь они мне всех не преграждают, и дорога эта, прямая как стела, без поворотов и препятствий.

— Эй, девочка! — крикнул мне в след какой-то дядя, только выйдя из палаты.

Нашел! — мысленно воскликнул, не смог удержаться при торможении, плюхнувшись носом в бетон, задирая халатик, обнажая попу.

«Треньк» — тренькнула ниточка на груди, лопнув еще в одном месте, а оставшиеся, стали змейкой вытягиваться из кожи, прошитой в единый слой вместе с мясом.

Привстал, тряся башкой, что зашумела как сине море в шторм, лишив меня и слуха тоже, огляделся сенсорикой — туда! Соскочил, чуть вновь не упав, навалился на ручку двери всем телом, открывая, и ощутил суровую мужскую ладонь на своем плече, оттаскивающею прочь от открывшегося прохода.

— ...ты это чего тут разбегалась? — вернулся мне слух, но явно не на первом слове, а врач, меня догнавший и окрикивавший, оттянул прочь от прохода, закрывая дверь — И откуда вообще взялась?

— Мы... — только и смог выдавить из себя я, сжимая грудь, выдавливая из неё остатки воздуха и глядя на дверь, за которой спряталось моё сердечко — Пы... — кое-как втянул воздух обратно, но ничего толкового из этого не вышло.

— А ну пойдем! Выясним, из какой ты палаты.

Я со злостью оглянулся на человека, меня удерживающего. Я могу вырваться, только лишив его сознания! Могу сбежать, но тут, в коридоре, есть еще люди! Куча людей, если подумать! В том числе и могучих санитаров и санитарок... они меня завалят мясом и своими телами! Скрутят, свертят и лишат если не сознания, то возможности двигаться точно!

Нужен иной план! Жалостливый!

— Мы! Пы! Мы! — продолжил брыкаться я, сопротивляясь врачу, что меня уже потащил в сторону, прочь от дери — Па...

Пустил слезу, скорчил жалобную моську, ну и ручками тянусь, как только могу. Я маленькая, бедная, беззащитная девочка! Побитая, раненная, онемевшая и немая! А меня, не пускают, спасите! Пожалуйста, доктор!.. сработало! Мужчина вздохнул, и произнес:

— Ну что с тобой поделать! — помотал он головой, разжимая кисть левой руки, моё плече удерживающей.

Я, не заставил никого долго ждать! И практически на четвереньках ворвался в палату.

Что они с тобой сделали! — пропела мысль визгом девичьим, когда я ощутил... что происходит с органом своим.

Пьяное, в бреду, бьющегося еле-еле, через раз и «чихая» клапанами, и дёргаясь камерами не всегда в такт. На гране жизни! Для органа, что в чужом теле.

«Пип... пип... пип...» — словно в такт моим мыслям, зацензуровая мат, монотонно выдавало оборудование рядом.

— Ты его знаешь? — зашел доктор следом, и встал рядом, прибывая в легком смятении, борясь с желанием схватить меня в охапку и утащить, и подождать — Твой... отец?

— Да, очень хорошо знаю. — отозвался я беззвучно, протягивая руку, желая дотронутся.

И тут же себя одергивая — дотронутся до чего?

«Пип... пип... пип...»

Сердце... оно, несмотря ни на что! Не смотря на все лишения и мучения, нехватку питания и узкие рамки, несмотря на наркотический шок! И отсутствие у себя разума как такового, отзывается, виляя хвостом, как полумертвый зверь пред своим хозяином.

«Пип... пип... пип...»

— Девочка... — вновь проговорил человек сурово, еще больше желая меня отсюда скорее прогнать, но вдруг как-то стух — с ним все будет хорошо! Операция прошла успешно, и...

— Успешно?! — оглянулся я на человека, резким движением головы, всматриваясь в его лицо постепенно возвращающимся зрением.

Лет сорок, морщинки, синяки под глазами из-за недосыпа, руки как у шахтера в мозолях, но... он точно не шахтер.

— Ну да, успешно. — обернулся обратно к сердцу, и человеку, в которого его запихнули.

Я его не знаю, но не могу не признать — ему оно нужнее, чем мне. Без него он умрет! Мгновенно, здесь и сейчас. А я останусь жить, так или иначе. Хотя я и предположить не мог, что медицина наша за последние пять лет так далеко шагнула, что и мертвые органы научилась оживлять, еще живым пришивая.

Я ведь могу приказать ему остановиться и умереть! Легко. Могу приказать сделать вид, что отторгается телом. И даже могу заставить покинуть тело самостоятельно, и оно, как сгусток мышь, накаченных препаратами, и моей Силой, покинет чужой дом страшной каракатицей, просочившись сквозь свежий шов наружу.

Оно, сердце, сытое, не поврежденное, насыщенное кислородом от аппарата искусственной вентиляции легких, пусть и растерянное и дезориентированное... легко сделает это! Стоит только приказать. И ему будет плевать, что «дома» ждет голод и разруха. Дом, это где родные... я точно брежу наяву!

Могу, но это всё его убьет. Человека, живого думающего и настоящего! А не жалкое сердце, что просто орган, за который даже думаю я сам. Ответ в уравнении очевиден:

— Живи! — приказал я своему сердечку в чужом теле, ложа руку на ткань поверх свежих швов.

И рваный пульс тут же выровнялся, клапана перестали сбоить и кашлять, а давление, всего за несколько минут, дошло до идеала человека.

— Ты будешь жить с моим сердцем покуда не сдохнешь по собственной глупости! Не будешь помнить, не будешь знать... — краем глаза заметил ошалелый вид хлопающего глазами человека в халате, ведь легкие, пользуясь моментом спокойствия и передышки, не в тему запустились сами — а ты, всего лишь орган, занимай свое законное место пусть и в чужом теле. И всех, кто будет против — шли лесом.

Нет, не так. — додумал я уже в своих мыслях, понимая, что тут уж больно много лишних ушей, а я как бы страдаю фигней — если слать всех, начнется отторжение. Так что не воюй со своим телом, важный орган! Будь его частью. — и повернулся к ничего непонимающему свидетелю, убирая руку с ткани.

— Де...

— Спи. — расстояние — метр, шаг, удар в незащищенное солнечное сплетение, и аккуратно подхватываю утратившее сознание сипящее тело.

Тихонько стону от отбитых связок, что умудрились при столь незначительном ударе сами себя повредить, и, осмотревшись, оттаскиваю доктора к стульчаку в углу, волоча тело по полу.

Усаживая поудобнее, кряхтя беззвучно, и наблюдая как халат на моей груди обретает свежее алое пятно. Наваливаю на стенку, и на стол локтём, так, чтобы точно не упал, и вообще — просто прикорнул бедняга. И вновь переключаю внимание на обвешенное приборами тело. Осматриваю экраны с многочисленными показаниями. Пульс, кислород в крови, активность мозга, еще там что-то, непонятное.

Аппарат с насосом, принудительно качающий воздух в легкие, что уже как бы могут и сами, и в данном агрегате не нуждаются. Капельницу, с каким-то раствором, стимулятором? Или подавителем? И еще кучу всего, назначения чего понятно мне лишь отчасти. Самого человека, что потихоньку приходит в сознание, под действием мощнейшего в мире стимулятора и витамина, разносимого по телу новым сердцем — Силой.

Он будет жить. Операция прошла успешно.

И покинул палату, тихонько ковыляя обратно к пути вниз, старясь не привлекать к себе внимание.

Глава 34 - Чердачный сюрприз

— Девочка, ты заблудилась? — поинтересовалась у меня стоящая у одного из кабинетов санитарка с пластиковым контейнером в руках, до этого беседовавшая на тему «опять напился!» со своей коллегой, так же чего-то ждущего у одного из кабинетов.

— Я в туалет. — прохрипел я в ответ, ползя вдоль стенке еле двигая ногами за место бега за который сейчас и расплачиваюсь, но связки неожиданно онемели и выдали только бессовестное «хо».

— Если в туалет, то он в противоположной стороне! И вообще... — выдала тетка, но дверь у которой они стояли, открылась, и она оказалась вынуждена временно забыть обо мне, начав процедуру обмена контейнеров.

— Так я из туалета! — не полез я в карман за словом, пусть меня и не услышал, и наконец, добрел до спуска вниз, который приметил еще пока сюда бежал.

Не той лестницы, по который суда поднялся, и если я правильно понимаю планировку, то той, что должна идти до самого первого этажа и выхода. По крайней мере, куда-то к этой части здания подъезжали скорые, что я видел из окна «банка крови». Хотя не факт, что этот вход сойдет мне за выход.

Вот только... — навалился плечом на стену, прекращая движение, чувствуя, кто-то там, за толстой бетонной стенкой, с неохотой умирает. Давя мне, самому балансирующему на гране, на мозги. Что тут происходит? — поднял взор, осматривая коридор взглядом зверя исподлобья.

Вперед, дальше по коридору, на стальную койку с колесиками и человеком, которому пара хирургов, пыхтя как два паровоза, производят операцию прямо тут, забив на все санитарные нормы. Торопятся! Не желают упускать человека за грань.

Что конкретно они там делают, мне не ясно, но кровище развели вокруг, за те жалкие тридцать секунд «операции», уже как на бойне. Да и осколков чего-то вокруг себя разбросали дай боже. Вынимают, зажимают, пыхтят и скрипят зубами от сосредоточенности и натуги.

На еще одного врача, за моей спиной, что стоя у самого лифта, тихо, чтобы не беспокоить коллег, но при этом очень эмоционально, выговаривает двум санитарам стоящим внутри большого лифта, что «привезли в реанимацию остывший труп!». Человек и правда мертв, и причем — действительно давно. Как понимаю — еще до того, как его погрузили на скорую.

Втянул носом запах спирта, пенициллина, хлорки, крови, пороха и гноя. И если кровь с медикаментами типична для больниц, то вот порох с гноем... нет. Обычно три первых запаха тут присутствующих, глушат три последних, даже если они имеют где-либо поблизости сильный источник.

Но тут они доминируют! Как и общий настрой... я словно вновь на поле брани! На войне! В полевом госпитали, в прифронтовой полосе! Это чувство... не перепутаешь ни с чем! Но война сразу в центре столицы!?

Предательство! Измена! Переворот! Бои брат на брата... самый отвратительны для меня вариант из всех возможных! Я не воюю в склоках человеческих! Максимум, защищаю дом от вторженцев, но тут... гражданская резня!

Нет братцы, это без меня. Разберитесь сначала кто тут правый, а кто не очень, а я — выясню, на чьей стороне теперь мои родители. И главное — не оказался ли я один!? Если придется выбирать... это будет поистине сложно.

И я, все же доковыляв до спуска вниз, поймав краем глаза тетку, что мною не к селу интересовалась совсем недавно, но пока еще не заметила и крутит башкой, явно продолжая интересоваться, засеменил по ступеням вниз. Не моя война, не мои проблемы, даже несмотря на людские жизни и смерти! Я не политик, чтобы разбираться в их внутренних перипетиях.

Этаж, этаж, еще этаж, удобные перила, по которым можно съехать, немного пачкая кровью...

Аптека — прочел светящеюся надпись за гранью полупрозрачного стекла двери второго этажа.

Сойдет, но нет... чорт! Тут КПП! Они конечно же не ждут наезда-нападения с тыла, сидят, расслабленные, в мою сторону не глядя. Но тут не только бабка-медсестра с журналом посещений за столом без малого посреди прохода восседает. И даже не только два врача или санитара — фиг их отличишь! Сидят в досмотровой? Операционной? Что-то между, слева от входа, сортируя колюще-режущий инструмент.

И даже не только камеры! Две штуки, что снимают вход и снаружи, и изнутри. Что как бы можно обойти, если иметь возможность поглядеть, куда они поглядывают — а монитор мне как бы виден!

Тут еще два молодчика, с автоматами! Сидя в сторожке справа, что была совсем недавно не то складом, не то чем еще, а теперь там торчит такой большущий комп, и два маленьких богатыря под два метра ростом, еле в дверь проходящих. Собственно им там тесно, и душно, и к тому же — невероятно скучно! И сидят они с открытой дверкой, байки травят.

— И вот наш прапор говорит...

Слушать, что он там им говорит, я не стал, вернулся на второй этаж, к аптеке. Стальная решётка, увесистый замок, утопленность в нишу коридорную, где на других этажах «закуток отдыха с окном» для пациентов. Что прям вот крепость, хоть на штурм бери! Ага, и дверь фанерная.

Отогнул за уголок, подцепив пальчиками снизу, и спакойненько пролез в образовавшеюся щель, лишь немного ободравшись. Без шума и пыли! Тихо, мирно, не привлекая внимания и без свидетелей!

Хотя нет, он есть, одноглазый. Поделка рук детсадовца. На самом видном месте, с проводом идущем на прямо по шкафам — как его сами работники аптеки еще нечаянно не порвали? Аккуратничали, да? И записывающим устройством прямо тут, в шкафу.

Ясельная группа! — вынул я магнитную кассетку из устройства, выпотрошил, залил йодом и зеленкой, за неимением спирта, и подсунув внутрь магнитик выломанный еще кем-то до меня из двери шкафа, хорошенько взболтал.

Вот он, рай наркомана! Шприцы, новокаин, морфин... но мне это не интересно. Мне нужен гематоген! Аскорбин! И конечно — физраствор. Извините, но я здесь нассу. Надеюсь, никто в этом мире кроме собак не умеет искать цели по запаху?

А еще — тут есть нормальные хирургические нитки! А то шов на груди уже почти разошелся. И халат! Новый, чистый! Свеженький, хорошенький... А то «мой» был испачкан, разным, еще до меня. И даже человеческая еда! Припрятанная в дальнем шкафчике! Хлеб, и сало! Живем!

Надо поесть, попить, и валить отсюда, пока ночь неожиданно не кончилась. Одеться понормальней, хотя бы в два халата и в... туфли, припрятанные под шкафом как видно продавщицей. Они мне велики, но это не проблема — есть газетки! Набор инструкций к медикаментам. Так что можно натянуть, и двигать дальше.

Немного прибарахлиться наличностью с сейфа, так же спрятанного в шкаф — интересно, как надолго я вырублюсь, если сейчас воспользуюсь мечом? На час. Ну, зато очередной амбарный замок теперь валяется на полу, а дверка сейфа, скрепя душой и петлями не смазанными, послушно отворяется.

Хм, кто-то по ленинце прошел, не считая работы лифта. Надо бы поторопится! А то скоро больница загудит, оживая. Потянутся свежие пациенты, клиенты... и мне совсем не охота вновь попадаться кому-то на стол, и тем более оказываться игрушкой любопытных.

В крайнем случае, я конечно смогу уйти с песней, лебединой песней! Но лучше продолжать оставаться маленькой девочкой, неприлегающей внимание. Замок придется прихватить с собой, что бы выбросить в последствие или в реку, или в открытый люк канализации — уж больно приметный рез!

Так, наличка. Дофига соток, пара пяти соток. Десятки, пятидесятирублёвки... да тут нехилый банк! Рассовать по карманам, в компанию к замку, сунуть туда же для полного счастья найденное в одном из шкафов оружие самообороны. От него мне толку будет мало, так, игрушка, но все же — прихвачу. И... все же кто-то идет. Хоть бы он не заметил бардака! Не заметил, мимо прошел. Шикарно! Но пора тикать.

Вот жешь подстава! Обратно-то я в дыру не лезу! Застрял однако! Совсем застрял! Жопу отрастил, живот наел...

— «Хырк» — лопнула фанерка двери, и охранник, или кто бы то ни был, гуляющий по коридору с фонариком, резко обернулся.

— Кто здесь? — задал он предельно идиотский вопрос, пытаясь найти источник шума при помощи фонарика, что как бы не умеет светить сквозь твердые объекты — бетонный угол стены у аптеки.

Вдох, выдох, и бежать!

Наше дело не рожать! — чуть не выкрикнул боевой клич, как-то странно переведенный мозгом на русский, и практически снес с петель хрупкую дверь в коридор.

Звук от столкновения услышали наверное все на пару этажей вокруг.

— Ай. — коротко пискнул, потирая плечо, и ломанулся на третий этаж.

Пролетел по нему пущенной стрелой, запоздало понимая — это фиаско, братан! Сейчас придет толстый дядечка откат. Спустился обратно на второй по другой лестнице, углядел натуральный шухер у аптеки, и ломанулся к моргу — у его выхода точно нет камер!

В холодильниках средь ночи, с трупами работают люди. Потрошат, сортируют, устанавливают причины или выясняют следствие? Неважно! Эти двое, так увлечены, что и слона не увидят. И даже живого вскроют, при том, что он в процессе начнет орать. Там, среди тел, парочка потенциально подобных как кажется прячется. Но выход не заперт — выскакиваю на улецу.

Снегопад, морозный воздух. Туфли, утопающие в белый мох на всю свою высоту. Звуки сирен и машин вдали, зарево огней бесконечного города. Москва, ты вообще когда-нибудь спишь?! Я понимаю, новый год на носу, и всё такое, но все же — пять утра! Надо найти такси.

— Девочка, тебе чего? — сказал один из мужиков, стоя у своей машины рядом с коллегой-бомбилой, как бы подразумевая этим вопросом «сбежала что ль?».

— Не чего, а такси! — взглянул я на них, осматривая на предмет трясущихся рук — только наркоманов и алкашей мне в извозчиках не надо!

Но нет, не пахнет, и вроде вообще — бодренькие! Подозрительно даже как-то! Хотя... это же Москва!

— Мы не таксуем! Шла бы ты домой. — «или куда еще» — так и не было озвучено продолжение, но по тону — подразумевалось.

— Не таксуете? Точно?

— Не за бесплатно точно. — ответил на это второй тип, стоящий от меня подальше.

— Деньги у меня есть — взял я в левую руку пачку сторублевок — шокер тоже — в правой мелькнула молния электрошокера, прихваченного из аптеки в трофеях.

Да простят меня её работники!

— Без глупостей доставьте меня куда прошу и деньги ваши — плачу по двойному тарифу!

— Хех! — хекнул первый, и сделал шаг в моём направление.

Шокер вновь выдавил противный звук и молнию.

— Ладно, садись, поехали. — сказал второй в этот миг — на переднее сиденье только садись! Не хочу, чтобы ты меня своей игрушкой в спину долбанула.

Я кивнул, просочился в машину, обойдя мужиков стороной, обойдя их машины. Водилы, закончили свой треп, и прерванный мною разговор, пожали руки, и мой шофер сел за свою баранку.

— Куда?

Я назвал адрес за два квартала от дома, и, чихнув разок, двигатель завелся. Немного потарахтел на холостых, и машина тронулось, вскоре влившись в бурный ночной поток, несравнимый с дневными пробками.

Похоже в Москве сейчас самый час пик! Всё на роботу едут! Город живет и дышит, качает «кровь по венам». Но если дороги, его сосуды, то где же сердце? И где признаки-следы войны? Хоть какие-то...

А, вот КПП. БТР, войска, что прикрывают гаишников, рассредоточившись вдоль обочины, заняв собой целую полосу. В мирные дни такое точно не увидишь! Значит — все же буч.

В прочем, дорогу они не преграждают, так — выборочная проверка документов... пападос. Что делать? Бежать? Куда? Догонят, пристрелят. Или так пристрелят. Или обездвижат, пристрелят. Или прострелят и опять что-нибудь изымут! Опять играть малютку? Похищенную, обиженную, одурманенную?

— Государственный инспектор... прошу прощения, проезжайте. — козырнул сержантик водиле, что что-то мельком ему показал через приоткрытое окно.

Или дал? — мелькнула догадка, когда машина уже тронулась, а я проводил взглядом удаляющегося озадаченного патрульного.

— С тебя две сотни сверху. — буркнул шофер, вперев свой взгляд в баранку как в круг спасения, рефлекторными движениями тела переключая скорости и нажимая педали — И виски.

— Дам четыре, а выпить сам найдешь — буркнул я в ответ на это недовольно, ведь алкоголь столь великой крепости мне будет проблемно прикупить — Ну или пиво, при встрече.

— Сойдет. — ответил таксист, потихоньку расслабляясь, и как-то подозрительно на меня косясь.

Но вскоре, дорога его увлекла, и поглотила, и я перестал ощущать на себе его заинтересованный взгляд. Вдали в распадке меж домов, мелькнула звездочка с кремлевской башни, и мы свернули на шоссе удаляясь прочь.

Я даже смог расслабиться под мелодичный шум мотора, наслаждаясь видами и работой хорошего водителя. Четкими движениями, плавными маневрами... и чуть не уснул! Что как бы... чревато! Фиг знает, что у дяди на уме! На всякий случай — мой шокер наготове! Не для реальной обороны, а для угрозы, иллюзии не беззащитности.

К счастью, иных приключений по дороге не случилось, таксист довёз меня по указанному адресу без каких либо проблем найдя нужный дом. Высадил у подъезда, получил свою пятисотку сверху, и довольным свалил. А я... поднялся на девятый мать его этаж ножками! Лифт опять, мать его, не работает. Поднялся к двери на чердак, где у меня припрятаны вещи для возвращения домой

К люку с очень интересным замком... который сменили. Ну ладно! Вдох, выдох, взмах лезвием, что только материализуется, тут же исчезает, успевая поразить душку замка только благодаря точному расчету. Замок падает, я падаю рядом. С остановкой кровотока в венах и артериях, и улыбаясь как дебил.

Путаюсь запустить машинку заново! Вновь заставить работать сосуды в такт! И унять желание легких не в меру активно дышать. Запускаю, удовлетворяю желание. Выравниваю пульс, возвращаю в норму дыхания. Встаю, подбираю с пола замок — да мне вновь повезло! Эта хрень оказалась куда прочнее той, что прикрывала аптечный сейф! И если б не мощная пружина внутри замка, что и порвала ставшею вязкой раскалённую душку...

Впрочем — неважно. Чердак открыт! И тут явно что-то не то. Что-то... свеженькое. Вот это например!

— Так ты из наших? — доносится голос со спины, и я, не нашёл ничего умнее, как направить бандуру больше себя размером, с глушителем и сошками, на говорившего.

— Успокойся, я не враг тебе. — проговорил таксист, стоя во тьме с двумя кейсами — К тому — же патроны как бы тут — указал он кивком головы на один из кейсов.

-Fuck. — сказал я, отстегнув магазин винтовки, и увидев в нем пустоту.

Мужик тем временем аккуратно поставив второй кейс на пол потолка, а тот, что с патронами, кинул мне, видя что я закончил пялится на пустой магазин и теперь пялюсь на него.

— Тут оптика — указал он на тот оставленный кейс, когда я поймал тот, что больше меня весом, и тоже поставил его на пол — Увидимся, красотка!

И спакойненько ушел с этого проклятого чердака, подставляя мне свою спину.

Вот тыж... куда я опять вляпался? — внутренне взвыл я, все же открыв чемодан с патронами, и понимая, что у винтовки, что я направлял на визитёра МОЕГО, уже бывшего, чердака, реально нет еще и прицела.

Взорвать что ли эту игрульку нафиг? Вместе с патронами и крышей! Нее! Она — нюх-нюх — новая! С завода прям! Не стрелянная! А значит — не паленая! Надо — перепрятать. Но сначала — найти мои резервные шмотки — грязную куртку, что больше похожа на тряпку, штаны и голодные ботинки. Переодеться в них за место этого осточертелого больничного халата, и... и... перепрятать винтовку и... или просто поспать сверху на ней.

Глава 35 - Винтовка

Реально заснул? Позорище! Теперь еще и все тело болит, а неудобная для сна винтовка, поставила штампик «дибил» на всё тело разом. «Он лежал на оружие!». Вернее она, но след реально как клеймо на боку у бычка. Красный... кто вообще решил, что изделие, созданное людьми, для убийства себе подобных, вполне удобная кровать? Ах, да — я! И проспал верхом на нем, хм, добрых четыре часа.

За окном, а вернее за пределами чердака, а вернее — технического этажа панельного здания, на улице, видимой сквозь щель бойницы, утро и рассвет, примерно десять-одиннадцать часов, морозец и мелкий снег — бодрит! А на чердаке... есть кто-то еще, помимо меня. И голубей. Собственно, я потому и проснулся, а не от того, что сосуды тела решили взять выходной на уикенд, и остановили пульсацию, оставив мозг без питания.

— Якорный бабай! — донеслось из помещения где-то подомной.

— Е*ать их всех ссными тапкоми! — прилетело от туда же, но уже иным голосом.

— Гнать Галинину Гуану вывозить!

— Ну, завтра новый год... потом сделаем... — закончился ну очень информативный диалог на минорной ноте.

И дверь в лифтовую, лишь мгновение назад с громким скрипом отворившаяся, с не менее оглушающим звуком закрылась.

— Праздник же!

И ремонтники, несмотря на то, что судя по голосам, были еще трезвыми, пошли обратно вниз, это бедственное положение дел срочно исправлять.

— Я знаю, где беленькой можно задешево затарится...

— А не палёная ли?

— Да не, что ты! Сто раз брал!

— Ну смотри, а то как в прошлый раз...

Попутно ругаясь на неработающий лифт, заставляющий их, шевелить ножками. Ну и на правительство, и на коммунальщиков, что его не чинят, да вообще на всех — тоже.

Что же там такого с ним случилось, что они решили НЕ ремонтировать его? Мне, любопытно, но не настолько, чтобы идти вскрывать еще один замок и смотреть, пытаясь хоть что-то понять в том, в чем я ничего не понимаю.

А ведь именно их голоса, копошения, и движение на лестничной клетке, я и принял за движение на самом чердаке! Пусть я даже сквозь сон продолжаю неустанно контролировать окружающею действительность, возможности мои в этом плане нынче ограничены. И я... на масло дую.

Ремонтники ушли, так что и мне, наверное, пора отсюда выбираться! Отдирать своё тело от винтовки, к которой я вновь и буквально прилип, разминаться, и ползти в уголок справлять нужду. Плиты ведь бетонные, мусора, опилок и пыли — много, высохнет раньше, чем дойдет до квартиры снизу!

А теперь вопрос на миллион — куда девать винтовку! Именно, не что с ней делать — это очевидно! Приватизировать! Я с ней ночь провел!.. Переспал буквально! Она теперь уже — моя собственность! Прирос, не отдам! Нужная вещь для тренировок.

Новая, не стрелянная! А значит — непаленая! Хотя я в этом деле профан. С целым тремя магазинами патронов! Что составляет целых двадцать семь выстрелов! И шикарной оптикой — да через неё отсюда дом мой видно! И даже можно поглядеть, что на кухне делается. Впрочем, я это раньше мог и без всякой оптики — не столь уж и далеко тут! Но не сейчас, увы.

И вот куда её девать это сокровище — вопрос, вопрос. Тут не оставишь — стибрят! Вернее — используют по назначению — аж злость берет! А значит — надо прятать! Но куда?

Ответ в принципе простой — в вентиляцию! Чтоб у хозяев кухни квартиры этажа девятого-восьмого болталось за решёточкой моя винтовочка. Идя так себе, но кто туда вообще заглядывает? Исполнение несложное — всего то надо взять обрезок кабеля ТВ, чего валом! Ну и соединив оружие и арматуру, аккуратно опустить вниз на пару метров.

Звучит красиво, но вдруг те, кто эту винтовку сюда притащил, подумают так же? И провод идущий в шахту виден будет — вент короба торчащих железяк внутри что-то не имеют. Не, ну не в канализационную же вентиляцию её совать!

И не тащить с собой на улицу! Изображая гитариста — тут нет чехла походного! Похоже, придется все же походить в музыкальную школу. А пока... понадеяться на количество вентиляционных шахт в немаленьком доме на восемь подъездов, и все же спрятать оружие в одной из многочисленных вентиляционных шахт. Шахт вентиляций мусоропровода! Пусть для этого и придется выйти с чердака на крышу.

— Холодно, однако. — поёжился я, покидая, как оказалось, теплый этаж.

И сыро — поднял я взор к небесам. Снег усилился — и мне как стать! Заметет следы, скроет улики! Пусть я и промокну до нитки пока бегу к дальнему концу дома, пряча оружие в своей куртке. Чемоданы в зубы и вперед!

Во! Подходящая вентиляция! Не крайняя, но близко, предпоследний подъезд, и... судя по запаху — как раз мусоропровод! Оружие, что я заблаговременно разрядил — ведь с утра, до сна, успел уже зарядить! На провод, кейсы с оптикой и патронами — рядом, и аккуратно спустить вниз на пару метров.

Боже! Как я буду это потом оттуда доставать? Эта хрень перевешивает меня в весе раза в два! А провод пипец какой скользкий — не намотай я его заранее на руку, и не завяжи для страховки узел на арматуре оголовка вентиляции заранее — уронил бы уже всё нафиг! А доставать придется скоро, ой как скоро!

Иначе... — проводил я взглядом вытянутый тягой из шахты пустой полиэтиленовый пакет — еще более скоро, моё боевое и совершенно новое, не нюханное, оружие, обратится в металлолом.

Готово дело, куртку на себя, и бегом обратно! По своим следам, к незапертому люку... нет, пусть тот люк остается там! Тут и без него полно незапертых лазов! Перестрахуюсь, и сделаю вид, что просто вышел пройти от подъезда к подъезду, от лаза к лазу. Зайду через иной ход, и...

Замираю истуканом посреди хлипкой, пусть и железной, лесенки, ведь на этаже — кто-то есть! И на этот раз именно на этаже! И это не голуби, и даже не вороны, не коты с собаками, и даже не бомжи! Да и не лифтеры с сантехниками, а... призрак?

Дама в красном! Я бы даже сказал — ярко алом! Цвета свежо пролитой крови, мишени в чистом поле. В балетных тапочках, спасибо мама! Из-за тебя я даже знаю, как эта хрень зовется. С укладкой, причёской, макияжем... скользит по грязному, пыльному, низкому! Чердаку, как по подиуму в свете софитов — отдушин этажа.

Это что за... за... хорошо, что от офигивания, сюра данного явления, я «выпал в осадок» и застыл на месте истуканом — модам меня проигнорировала, не заметив, не обратив внимание на «тряпье на лесенки». Ведь иначе я в текущем облике, одежде и при имеющемся освещении, и не выгляжу никак. А человеческий мозг... хотя блин, я бы ей за не внимательность кол влепил! И даже два! И на второй год, нафиг! Это ж где таких уникумов, теней-невидимок, учат?! Без магии, и так...

Пора прекращать искушать судьбу и пялится в её сторону! Ведь даже такой ноль в плане наблюдательности, и придел зависти в грации и плавности хода — да она мимо меня прошла реально как проплыла! Без единого звука!.. есть! Скрылась за стенкой.

Отпускаю лестницу, слегка отталкиваюсь в бок, лечу на встречу с полом, в полете доверчивая тело кошачьим приемом, скруткой, и приземляюсь на руки. Оглядываюсь, убеждаясь что дама от меня, а меня от дамы, по-прежнему скрывает одна из немногочисленных полноценных стен этого этажа, и на четвереньках ползком, добираюсь до люка на жилой этаж.

Не заперто — хвала вселенной! Но вот если эта хрень сейчас скрипнет... встречаться с дамой в алом, имеющей такую подготовку, что позволяет ходить по грязному помещению в чистой, парадной, одежде, не пачкаясь и не издавая практически никаких звуков, и все без магии... мне совсем не хочется.

Впрочем, внимательности и наблюдательности у этой зависти моей — тоже так хочу! Нет ровно настолько же, насколько есть незаметности, так что — тут и без люка полно чему скрипеть!

— «Скрип».

— Семен, ты чтоль? Опять опаздываешь, пидр.

— Курлык, курлык.

— Тфу!

Пронесло! Спасибо гули-гули, что как раз целым семейством в виде нехилой стайки, нагрянули сквозь щели-бойницы внутрь этажа.

А мне пора тикать! И люк прикрыть за собой! О том, кто эта дама, и что за «Семён», и причем тут английский акцент, и сколь стрясён будет секс... подумаю потом.

Вперед, и вниз! С девятого на первый! Не пользуясь лифтом — а ведь он здесь работает!

— Тфу, ты блин!

— Вот молодёжь пошла! — высказалась мне какая-то бабка, что я кажется уже где-то видел, выходя как раз из этого самого лифта на первом этаже, как реакция на мой воображаемый харчек — Не стыда, ни совести, ни этикета!

Точно где-то видел! Или они все на одно лицо? Неважно! На улицу! Бежать? Нет! Степенно и размеренно... то есть всё равно бежать! Я же, блин, ребенок! А плетущийся уныло шкет — еще более подозрителен, чем бегущий! Наверняка ведь уроки прогуливает, раз балду гоняет! Так что... рысь, целеустремлённая!

Ладно, можно и шагом ползучим — моё недосердце большего просто не выдержит. Петляя через соседние дворы, домой! Сегодня будний день, и уже собственно день! Дома недолжно быть ни единой живой души, так что я смогу спокойно переодеться — опять?! Помытся — ну наконец-то! Столько выделений на мне, что даже страшно! Ну и конечно же — поесть! Нормально поесть, воспользовавшись кухней! И не страдать от голода и дальше. Так что вперед! Открывать запертые двери заводским ключом.

СТОП! Это что тут? Растишка? На двери моей... ну ладно, не моей — родительской. А вернее даже сказать — папиной служебной, квартиры? ИЗНУТРИ?! УБЬЮ, ЗАРОЮ, ЗАКОПАЮ! Но сначала — успокоюсь, и, пользуясь тем, что растяжка установлена не профессиональна — можно открыть дверку на целый сантиметр! И просунуть внутрь пальчик. Или ключик — перепилить им веревочку!

Простую, вязальную нитку! Из-за чего она и непрофессиональная, так как тянется. Ну и, выждав для гарантии после обрыва нити полминуты за толстой бетонной стеной подъезда, просочится внутрь.

Хм, а эта вещь и не растяжка вовсе! Просто веревочка, натянутая поперек двери, поперек прохода, прикрепленная к гвоздикам, а не к чеке. Еще одна такая же внизу, на уровне ног, с расчетом на спотыкач ноги заходящего человека. А вернее — оборвал, ведь нить слишком тонкая, чтобы её обрыв можно было хотя бы почувствовать. И уж точно у этой ниточки, не хватило бы прочности, что бы выдернуть чеку из гранаты.

Значит — не растяжка. Даже в потенциале. Сигнализация? Что дома кто-то был? Так и стула хватит... с записками. В стиле «Саша, ты где?» и «Саша, позвони!». Интересно, как это я должен позвонить, когда дома нет телефона?

— А...

Понятно — углядел я, лежащею на этом же стуле телефонную трубку сотового аппарата. Незнакомую мне, и — как ей пользоваться?! Да они издеваются, да?

Ну и ладно. Стул — на место, веревочку... что на двери — не починить — потом подумаю, что на полу — пусть дальше весит, а сам — раздеться и мыться! По дороге поставив воду на кухне для макарон. Пока оттираю всю грязь, пот, и прочие следы больнички, как раз вскипит!

Нда, ну и видок — взглянул я на свою персону в зеркале. Ужас самоходный! И ладно дыры, раны, ссадины. Даже шов огромный и неровный поперек всех ребер разом — его, как и большинство ранений, можно легко спрятать под одеждой. А вот волосы... что выпали как с плешивой... курицы, перья.

Шапку носить? Но не дома же! Как бы кого при виде моей шевелюры инфаркт не хватил! Но и скрываться от них, пока не заживет, не самая удачная идея. Судя по запискам — меня все же потеряли, несмотря на все труды и записи. Все же раньше я невесть где не ночевал. Ни у подружек, не у друзей, нигде либо еще. Дома, и только дома, а тут... надо было готовить почву заранее! Или хотя бы «сбегать» не в выходной день.

Нда, причёску придется сменить. Стать бунтаркой, панкой, неформалкой. Побрить голову — ну волосы с этим и без меня справились на добрую половину! Оставшеюся часть волос облагородить — чтобы они небыли похожи на клок плешивой шерсти! А все же, на волосы. Ну и зачесать на лоб, для большего понта — что бы дыру от пули прикрывали! А то она, собака, все так же зияет красной точкой, и пуля, матушка, внутри сидит, покоится, часа «Ч» дожидается.

Эх... макароны! Пища богов! Вкуснотища! Отваренные в едва подсоленной воде... зачем им нужны кетчупы, да пасты? И так божественно! С голодухи. А уж если все же поковыряться в холодильнике и найти сыр...

Щелкнул замок двери входной.

Эт...

В коридоре обрисовался папа. Замученный, уставший, но за каким-то лядом вернувшийся с работы в понедельник в три часа дня, и не разуваясь, и не закрывая за собой входную дверь, метнувшийся на кухню. На кухню, где обнаружил дочечку, с сыром в одной руке, и ножом в другой — ладно хоть в его голове и мысли не мелькнуло, что я этим ножом в этот миг готовился резать вовсе не сыр.

Увидевший дочь, и без лишних слов, кинулся заточить её в свои объятья — я еле нож успел отбросить! Прижал к себе столь сильно, что у меня аж кости захрустели! А в голове мелькнула вполне логичная мысля — порки мне не избежать.

— Ты где пропадала, Саша? — проговорил он, срываясь на хрип.

И провел рукой по моим волосам, кажется только сейчас заметив, что с ними что-то не так.

Отстранился, позволив мне наконец вдохнуть, я сам «любуясь» моей головой в общем плане, проведя рукой по старательно выбритой лысине для убедительности, не веря глазам своим — и выпал в осадок минуты на три.

— Ну ничего, и не такое бывает — проговорил куда-то в пустоту полушёпотом, и суровым взглядом уставился на меня, требуя ответов.

Я — молчу благоразумно, потупив глазки, пряча заодно и лоб с дырой.

— Ну ничего! Мама вечером придет, она тебе устроит! Я детей бить не могу, так что — не обессудь.

Намек понят, пора выкладывать тузы!

— У друзей. — потупил глазки я еще сильней.

— У друзей, да? Три дня, да?

— Ага! — с вызовом уставился на родителя — У друзей! И записку я вообще-то писала! Так что — не надо мне тут! «меня потеряли» — надулся как хомяк.

— А с волосами что? — парировал батька встречный наезд, не моргнув и глазом.

— А что с ними? — поправил я причёску, удерживаемую в текущей форме при помощи маминого спрея для укладки волос — почти клея! — Нормальная причёска, модная, молодежная! Все девчонки в школе так ходят!

На это отец не нашел что ответить, решив тоже достать козырь — мобильник. Как очевидно, для звонка матери. Зная её — она бросит все и будет дома уже через час! И ей... будет бесполезно, что-либо говорить. А на работе... начальству может и недоесть такая ветреная мамаша, и её могут запросто уволить! Что больно ударит как по семейному бюджету, так и по моей свободе перемещения.

— Пап... — сказал я и запнулся, задумавшись над аргументацией.

Не звони, зачем беспокоить? Глупо! Я раскаиваюсь — мне не в чем раскаиваться! Пап, а как дела на работе? — можно, но как-то глупо!

— Пап, а почему дверь была нитками пере...

— Да, пришла. Нормально...

— Пш.. — выдохнул я, поняв, что и телефон мне и пары секунд на раздумья не дал!

— Температуры? — отец поднес ладонь к моему лбу — Температуры нет. — проговорил, глядя на меня, как бы спрашивая «ведь нет же?» — я помотал головой, как бы подтверждая — Нормально все, жива, здорова, говорил же! Ну всё, всё, хватит! Будь-то сама из дома по юности не бегала к подружкам на ночёвку! Ну не начинай, не надо. Жду, люблю, целую.

Отец положил трубку, вздохнул, улыбнулся, и посуровев лицом, уставился на меня:

— Ну, рассказывай, как провела выходные.

Понятно, допрос! И надо срочно готовить вменяемую легенду!

— Да не вопрос! — улыбнулся я жизнерадостно, чуть не подпрыгивая от счастья, хотя все тело ноет, стонет и болит — Но может сначала входную дверь закроем? Сквозняк, однако — поёжился для проформы, с улыбкой наблюдая, как батя пошел закрывать вход в дом.

А после, старательно подбирая слова, и борясь с мигренью, рассказал красивую легенду о посещении импровизированного домашнего кинотеатра, организованного дома у одной из подружек, и состоящего из «телика», «видика», и пары звуковых колонок. О классном мультике про льве, и неплохой сказке с огром в главной роле. Ну и прочих, чисто детско-девичьих штучках, которые я не знаю, но о которых слышал.

Говоря в целом, очень много, но как можно более не о чем. Старательно избегая тем имен, фамилий, номеров квартир, домов и этажей, упоминая чаще прозвища и клички, и вообще говоря «имена — это не модно!». А на попытки укора «мы же так волновались!» отвечая сурово — «что? Волновались? Всего-то выходные дома не поночевал! Вы вон тоже, дома часта не ночуете!». А аргумент «работа» парируя аргументом «друзья!» и вообще — должна же у меня быть хоть какая-то личная жизнь!

— Хах! Личная жизнь! Тебе вот сколько?

— Одиннадцать! — гордо выпячил я грудь, запоздало понимая — даже через две футболки и кофту, шов может быть виден!

— Ну вот, одиннадцать, а туда же! Вот подрасти сначала...

— Зачем мне подрастать? Мне и так хорошо! — насупился, вызывая лишь вздох.

Уже через пару минут узнавая, что батя оказывается ночевать дома не будет. И он вообще, пришел домой исключительно ради того, чтобы проверить, не вернулся ли я. А так — работа, работа,работа...

— Зачем нужна такая работа, если ты из-за неё даже дома не ночуешь! — решил я проявитьсвоё детское «я», чем заслужил треп по макушки.

— Не переживай. Одну я тебя больше не оставлю. Дождусь маму твою, и передам с рук в руки.

То есть — опека ожидается тотальная! Класс. Надо пока она не пришла, подготовить вазелин, и стырить из её запасной косметички крем тональный. Уж мама то быстро заметит ту многочисленную сетку мелких царапин на моем прежде идеальном лице.

Глава 36 - Телевизор

— Ох ты доченька моя родненькая! Исхудала ты как, бедненькая! Миленькая моя, родная...

И целовать, целовать! Что стыдно даже как-то. Не за мать, и не за себя, что подвергаюсь лобызанию столь тщательному, что и места живого нет, аж ранки щиплет! Кожа расходится. А за своё поведение. Но ведь не виноватый я! Не виноватый! Все случайно... так вышло. А у матери, небось, чуть сердце не остановилось из-за моей «пропажи».

Нг если так подумать — с чего бы пропажи быть? Вообще, почему именно «пропажа»!? Что батька аж, в тихую, уже объявил меня в розыск! Звонил какому-то «Васи», сразу как выдалась свободная минутка после моего допроса «где была», и сообщил, что я нашелся, и что можно «снимать с поиска».

А ведь записку я писал! Сильно долго — не пропадал! С детишками и не такое бывает! И некоторые неделями дома не ночуют. Знаю, общался. Но... я то порядочный! Я то, всегда возвращался! Даже когда потом, после заката, и отбоя, вновь уходил. И мне, самое главное, жалко своих родителей.

Отец ушел, работа, долг, бедный человек, что последнее время буквально живет на роботе. Мать — осталась, и вот уже полчаса, не может на меня налюбоваться. Не может меня отпустить хотя бы на миг, сломав мне ребра своими обнимашками. Больно! Свет всемилостивый. Очень больно, но на лице — радость и полуулыбка.

— Как похудела то! Кожа, да кости!

Ну, я действительно похудел, и сильно! Все силы уходят на восстановление, так что «о жире», мой организм может только мечтать и снимать художественные фильмы в жанре фантастики. А то и фэнтези — в магию он верит с куда больше охотой, чем в «жир».

Мама впрочем, тоже похудела. Осунулась, обзавелась свежими морщинами и синяками под глазами... и это за три дня! Нервы. Так что внешне то, и издалека — выглядит еще хуже чем я. Выглядит не на сорок или тридцать, как было совсем недавно, а, блин, на все пятьдесят! Старуха старухой! При юных годах. Бедная женщина. Хорошо, что я вернулся! И хорошо, что она — моя мама.

— Доченька!..

А вот её подарки, меня не радуют. Толи в честь моего возвращения, толи для привязки, и занятия рук... или просто так. Хотя, скорее все и сразу! Вон как распинается, рассказывая «сказки»...

— Смотри, какая вещь! А то все умеют, а ты нет...

Она купила мне контрабас.

СКОЛЬКО ДЕНЕГ ОН СТОИЛ!? У меня же несуществующие волосы на голове шевелятся от одной только мысли об этом! А с несуществующего конца, уже закапала от мысли «на что мы будем жить после такой покупки?!» Ну и конечно, вполне реальная матка опустилась, от мысли, что мне ведь теперь придется на ЭТОМ играть! Непонятно только как, с моим не музыкальным слухом.

Именно! Придется. Мне ни как не отвертеться и не заставить сдать, вернуть «игрушку» в магазин! Свою маман. И не потому, что не смогу — скандалить я, пусть и не люблю, но умею, и даже иногда — практикую! А потому, что чехол от сего агрегата с меня ростом, идеально подойдет для моей, окончательно моей, винтовки, спрятанной в грязной вентиляции мусоропровода в доме в двух кварталах отсюда.

Как я могу отказаться от такого шанса!? Быть законной музыкантской, и таскать в футляре автом... винтовку! Хотя в него в него, по-моему, влезет и винтовка, и автомат, и я даже не уверен, что их придется для переноски разбирать. По крайней мере, я сам, и целиком, в этот футляр помещаюсь. Сколько же он денег стоил?! Не говоря о контрабасе.

— Мам, ну зачем?! — не выдержал я, выползая из футляра.

И тут же закусил губу, так как ребрышки, вновь разошедшиеся, и шовчик, швы из которого пришлось втихушку вытащить пред маминым приходом, как раз пока папа по телефону разговаривал, иначе она бы его уже прощупала даже сквозь свитер, высказали мне всё, что думают о возобновлении работы и начале дыхания.

Ведь я, тут, пред мамой, для «здорового цвета лица», и чтобы выглядеть свежее, законсервировал сам себя в мумию, ведь стоять и выслушивать, можно и совсем не двигаясь. Не ожидал я, увидеть подарки, чехлы которых потребуют осмотра.

— Как это зачем?! — даже слегка опешила родительница — Ты же сама хотела музыкой заняться! — и поправила мне челку.

Я!? Хотел?! Музыкой!?!??! Да она — вспышка гормональной ярости сразу за запуском организма родила незатейливую мысль, но даже лицо окрасить в алый не успела, заглохнув вместе с затихшим пульсом.

Я уныло покачал головой, и открыл рот для ноты протеста... но вместо слов, изобразил тяжелый вздох, глядя на просветлевшее, и умильное, лицо матери. Махнул рукой, и пошел на кухню, где, опершись на раковину, и пуча глаза как африканская пучеглазая лягушка, постарался вернуть телу приемлемый кровоток, со всеми вытекающими функциями.

Да я ходячий труп! А мне тут, контрабасы суют.

А утром узнал, что у меня, оказывается, подростковая депрессия:

— Так вот от чего ты из дому сбежала! — проговорила мама, облегченно и жизнерадостно улыбаясь, смотря на мой лоб — сейчас принесу духи и пинцет.

Зачем? — родил мысль мой мозг, и я ощупал этот самый лоб — Аа! Пуля наружу просится!.. Ой, только не пинцет! Я даже думать не хочу, что будет делать мать, с девятимиллиметровой...

— НЕЕТ!

Пришлось устраивать чехарду, и забиваться под диван.

— Ну доча, я же для тебя стараюсь!

— Нет! Выдавишь один — еще больше наплодишь! — вспомнил я разговор пары одноклассниц меж собой — Неееет! — вновь заорал, когда почувствовал, как меня вытягивают за ногу наружу.

— С чего ты это решила, доча? Все нормально будет! А не выдавишь...

— Нееэт! Или хочешь, чтобы я опять из дому сбежала? — высунулся я с другой стороны дивана.

Из матери будь то стержень вынули. Плечи опустились, улыбка сошла, морщины проявились, и она, словно бесхребетная кукла, упала-села, на диван.

— Ну ма... ну, ну что ты все так...

— Попалась! — схватила она меня, прилезшего её утешать — Сейчас уж не отвертишься! Сейчас я тебе... — и потянулась к «прыщу».

— Мам. — проговорил я максимально ледяным голосом, обозначая, что шутки кончились.

Правда, на этом не кончился мамин выходной! Ведь по случаю... моего возвращения? Плохого самочувствия? Нового года? Мама взяла отгул.

— Да что там! — махнула она рукой, отводя взгляд — Завтра уже тридцать первое! Все дела года сделаны, остальное — дела года следующего! — и решила меня пощекотать, но я сохранил кисло-серьёзную мину — Что?

— Первого-второго отрабатывать будешь?

— Что? С чего ты решила!? — и вновь отвела взгляд — Эх. Не первого, и не второго. Но, эх... да не переживай!.. Да, третьего уже на роботу. Но до тех пор!.. — и вновь попыталась меня защекотать.

И я, подумав, что всё в принципе не так уж и плохо, позволил этой ей сделать, начав смеяться заливистым смехом, в душе шипя от боле разошедшихся ребер.

Отец ночевать вновь не пришел, явившись только в десять утра тридцать первого, заявив с порога:

— Я весь день в вашем распоряжении!

Добавив тихонько, что праздновать новый год в кругу семьи он, увы, не сможет. Патрули на новый год, будут усилены как никогда. Мать, оказалась крайне озабочена этим вопросом, но видя, что я как бы тут, и я — как бы слушаю! Не стала ничего высказывать на этот счет, заявив с улыбкой радости:

— А пойдемте по магазинам!

— Не думаю, что это хорошая идея. — мгновенно среагировал на это батя, и я его полностью поддержал, согласно кивая — Новый год, толпы народа... ладно, пойдемте! — не выдержал он расстроенного лица жены, и вот это решение, я не поддержал, но спорить — тоже не стал.

Впрочем, погулять нормально у нас реально не вышло — народ, словно с цепи сорвался! Словно сидел по домам, по бункерам! Весь год, а тут — их всех разом выпустили! Из психушки. Так что, единственное, что мы сумели — это купить немного продуктов! Отстояв километровую очередь в магазине, заняв её сразу к трем кассам — бакалейной, овощной, и с выпечкой. Ну и зайти поглазеть в еще один магазин, с бытовой техникой.

— Прямо как при союзе... — прокомментировал батя, пустые полки, и хмурый персонал.

Ну и народу, как видно из-за этого, тут тоже нет. Редкие залетные, тут же вылетают. Видят пустоту, и понимают — тут ловить, точно нечего. Ну а мы тут... по сути, готовимся к рывку до дома — сумки то, не легкие! А тут можно постоять в сторонке от толп, поставив их на пол, и пялясь на чуть ли не единственный товар — слегка пыльный телевизор.

— Это странно — согласилась с ним мать, разглядывая вместе с мужем унылый «пейзаж».

А я, заметил полуоткрытую дверь в подсобку, и седого мужичка, сидящего на столе с видом последней обреченности.

— Хм. Скидка двадцать процентов? — проговорил отец, поднимая ценник к одинокому телевизионному пыльному памятнику пустого магазина, и переглядываясь с матерью — А он исправный? — обратился уже в сторону одного из унылых продавцов.

Последний проигнорировал вопрос, но прямое обращение «а подскажите» проигнорировать уже не смог — со вздохом поплелся к нам.

— Да, исправный. Да работающий, и с ним всё хорошо. Гарантия год, как и у всех. У нас тут вообще были скидки по шестьдесят, семьдесят процентов — последнее он пробормотал себе под нос и едва слышимым шёпотом.

Но услышал его, не только я.

— А сейчас есть?

— Нет, нету. Все разобрали. Еще вчера. — обвел он пустые полки рукой — Директор вон, до сих пор в себя прийти не может. — последнее он, вновь произнес едва слышимо.

Отец с матерью переглянулись.

— Возьмём? — проговорил глава семейства, игнорируя наличие двух сумок в каждой руке.

— Возьмём. — согласилась мама, хлопая глазами, игнорируя три сумки, но только две в одной руке.

А кто его попрет!? — взвыл я в душе, не имея сумок вообще — не доверили, пожалели, спасибо, глядя на этот самый «ящик с картинками», но лишь безразлично вздохнул, смиряясь с неизбежным.

Я, кто ж еще, и плевать, что он с меня весом. Да, он маленький, и идти тут не далеко — не больше полкилометра. Но... я еще меньше, и, наверное, смогу потом какое-то время жить, в коробке из под него.

На счастье, у папы нашлась бесплатная доставка, и под взором слегка офигевших, и которых, какказалось еще пару минут назад, уже ничто не способно удивить, продавцов, мы покинули магазин на милицейском уазике с гордой надписью ППС по бортам.

— Алексеевич, это что там, телевизор что ли? — поинтересовался второй, помимо водителя, милиционер в машине, сидящий рядом с водителем на пассажирском.

— Ага, вот, решил семье прикупить, на новый год.

— Уу... богатый!

— Да не говори ка ты! Уж который месяц в Москве живу, а телевизора в доме всё нет.

Мужчина в ответ покивал, оглянулся на коробку, на нас, задал пару дежурных вопросом «а это твоя жена? Твой сын? — он меня, почему-то, за мальчика принял! Наверное решил, что девочки со столь сильно разодранным лицом по городу под новый год не шастают, а одежда у меня — темных тонов и унисекс. Я знал куда шел! И не стал одевать парадную, одев что попроще, чтобы не перепачкаться в толпе.

Задал собственно вопрос насчет царапин:

— Кто это тебя так?

На что я не моргнув и глазом ответил:

— Кошка.

А под конец расспросов вообще огорошил:

— А вот если бы меня, а главное — постучал он по «сидушке» меж собой и водителем — машины, не было рядом, как бы ты эту бандуру домой то пер? — кивнул он на коробку.

Отец в ответ, пожал плечами:

— Дождался бы момента, когда оказался рядом. Иль ты, иль кто еще — сомневаюсь, чт бы вы обо мне забыли в подобное время.

Данная фраза, заставила меня напрячься. И не зря! Сразу после того, как агрегаты, и продукты, оказались внесены в дом, батя сообщил, что его выходной на этом заканчивается — двухцветный уазик оказался рядом не просто так. Так что поцеловав нас на прощанье, поздравив авансом с новым годом, отец уехал на работу, провожаемый двумя парами женских глаз из окна.

— Ой, что-то у меня нехорошее предчувствие — проговорила мать, всё не как не находящая в себе силы отойти от окна, и держась за сердце.

Я бы тоже подержался, да сердца нет! — подумал я, и пошел на всякий случай искать валокордин.

Но праздничный ужин, мы все же приготовили. И даже агрегат — ящик с картинками, или телевизор по-русски, я подключил и настроил. В доме обнаружился и провод коллективной антенны, и подходящая розетка, и даже уголок со столиком, со сходящимися со всеми иными условиями разом! Так что проблем с подключением не возникло — поставил, и будто так и было! Что, в прочем, не далеко от истины.

И даже инструкция к аппарату тоже прилагалась! Но я в процессе подключения всё равно пересрался. Изучил провод антенны, и реально побежал в туалет! Как бы моя винтовочка, весящая на таком же кабеле, не оказалась уже в помойке. Причем — буквально. Он же тонкий! Непрочный — там основную несущею способность имеет пластик! Меди кот наплакал. И тянется — пластик, ага!

Но бежать слома голову под самый новый год с громоздким кофром за спиной и на глаза и без того напуганной и переживающей за отца маман — нет уж, это не мой стиль. Потерплю, переживу. Да понадеюсь, что мусор пред самым новым годом вывозить не будут. А если уже вывезли, и она уже упал — так зачем спешить к похоронам, если они были года два назад? Успеется.

— Ураааа! Завтра новый год! Урааа! Ураааа! — орут какие-то придурки во дворе, пуская фейерверки.

— Урааа!

— Ураа!

— Эээх!

Но вот фейерверк стихает, крики — тоже. И на улице наступает гробовая тишина. Даже машины с трассы неподалёку почти не слышно! Там тоже, умерло движение. И даже сирены экстренных служб как-то стихают. Город замирает, готовясь к новому году. К празднику, к выступлению президенте.

— Президент Российской Федерации, Владимир...

А вот собственно и оно! Как раз закончил перетаскивать кушанье с кухни в комнату. А мамка нервничает, будь то на собственной свадьбе! Да снимаю я! Снимаю фартук! Все, нарядная и у экрана. И хочу стащить бутербродик, но получаю по рукам — президент говорит! Наверное, это и правильно. Наверное — так и должно быть. Надо проявить уважение, в конце таки концов.

— ...мы провожаем две тысячи третий год. Конечно, он был разным, были сложности и ошибки....

Стою, смотрю, на нашего главу, стоящего у кремлёвских стен, припорошенных снегом. Разглядываю камешки, кирпичики, и тут вдруг понимаю — что-то не так.

— ...осталось много нерешенных проблем. Однако мы вместе искали и находили нужные решения...

А! — Дошло до меня — значок прямого эфира в углу экрана! Странно, раньше всегда в записи показывали, что в принципе, и не удивительно — сколько часовых поясов на страну! Когда в Москве будет двенадцать, во Владивостоке будет уже утро!

— ...желаю вам, что бы все намеченное, обязательно получилось. Задуманное — сбылось...

Да и раньше я и не жил в Москве! Тут наверное такое всегда...

— Пусть будут наполнены уютом... — президент вдруг прервался, и отвлекся от камеры куда-то влево.

Миг, смазанная тень чего-то алого, прилетающего за спину президенту к кирпичной стене, яркая спешка, залившая собой весь экран, заставившая меня сощурится, а маму и вовсе ослепившая, и на экране ТВ вспыхивает заставка неработающего телевизора с цветными полосочками.

И тишина...

— Мы пре... — пискнули динамики голосом диктора, а на экране мелькнула новостная студия первого канала и растрепанная шевелюра этого самого диктора женского пола.

И свет погас, а с ним, с секундной задержкой, и экран. Во дворе вдруг обнаружилась та же картина — непроглядная тьма, и ни единого лучика света. Ни в окнах домов, ни в лампах фонарей, ни даже со стороны автострады. Хотя нет, последняя все же мелькает редкими огоньками где-то вдали.

— Дочка, ты где? — обеспокоилась мать, не обнаружив меня рядом с собой.

— Тут — хотел подставить руку под её, но получил за место этого по носу.

— Ой, прости...

— Да ничего.

— Может пройти проверить пробки? — выдала она спустя минуту неловкой тишины.

— Нет, это не они. — ответил я, и понял, что и сам, в столь полной темноте, теперь не ориентируюсь.

Не вижу, не ощущаю... слепой беспомощный котенок! И фонарика дома нет... а по памяти я только и могу, что стол кругом разочек обойти, прочапав до окна...

— Ой... — пискнула мать, и брякнула посудой.

Кажется, это было оливье.

— Пойдем на кухню, мам! — выдал я, подхватывая маму под локоток, и ведя в сторону выхода из комнаты на ощупь и мелкими шагами.

На кухне сейчас просторно! Свободно, и даже пусто — стол оттуда сейчас тут. Нету посуды — ну, почти. И уж точно — стульев. Пусть их тут всего лишь три — хватит, чтоб запнутся.

— Это что же, во всем дворе что ли света нет?!

А главное — идти до кухни, и её окна, через дверь и пустой коридор, попроще будет, чем мимо стола с борщом в пределах комнаты.

— Наверное. — ответил я, и нащупав спички, зажег одну.

Подсветил себе расположение конфорок, и тоже, зажег. Стало сразу как-то посветлее, и существенно уютнее, а за окном — пустили фейерверки.

— Ну, с новым годом — поздравила меня мать, тихонько улыбнувшись.

— Ага, с праз... — ответил я, и подавился собственными словами, глядя в окно и слушая залпы — ком...

Мои глаза округлись, улыбка сползла с лица, а руки... решили начать трястись, в тат пульсу. Как хорошо, что мама этого всего не видит! И — не понимает.

Нет, не может быть! Вот так вот, на новый год... в самом центре...

— Странные какие-то фейерверки — высказала мать, прижавшись к стеклу, выглядывая наружу — звук есть, а что-то не видно...

— Отойди от окна! — всполошился я, и с силой, всей доступной силой, дернул мать прочь от столь хрупкого стекла.

Спрятался сам, и спрятал её, ничего не понимающею женщину, под подоконник, и не вставая — погасил газ.

— Дочка...

— Это не...

— С новым годом! Урааа!

— Урааа! — вывалилась на улицу какая-то шумная компания, и принялась пускать салюты.

Настоящие! От чего комнату осветили разноцветные вспышки. Но очень недолго, буквально после первого же залпа, голос одного из крикунов, захлебнулся. И кажется — собственной кровью.

— Что с тобой, Серёга? — поинтересовалась какая-то девушка, обладательница крайне громкого и звонкого голоса, и оравшая в толпе едва не громче всех, но тут же сошлась на визг, мгновенно заглушая едва слышный хрип «Сереги».

И, как видно, побежала, но это её не спасло — через миг её визг стал каким-то совсем душераздирающим, вымораживающим до костей.

— Что, происходит... — проговорила мать, а я решил все же выглянуть из-за подоконника, и оценить обстановку.

Любопытство пересилило здравый смысл, да и веселая толпа, судя по голосам, и неутихающему крику девушки, расположилась не где-то, а в нашем дворе.

— Куда! — одернула меня мать, обратно за подоконник, не дав наружу и носу высунуть — Сиди! — усадила рядом со мной.

А сама куда-то поползла.

— Куда ты, мам? — изобразил я волнение.

— Пойдем, лучше в ванной посидим.

Хм, а идея то здравая! — оценил я решение родительницы, и пополз на четвереньках следом, старясь и не отстать, и не мешать.

— Вот жешь... Ник! — зашептала она себе под нос, уже подползая к помывочной — Ты ведь как чувствовал! Как знал... Любимый! Моё сердце не выдержит, если... — заходи — открыла дверь, и заползя следом, закрыла поплотней — Только бы все обошлось... — прошептала, навалившись на стену.

И, судя по звукам, утерев слезы, развернувшись ко мне, добавила:

— Хочешь, сказку расскажу?

Валяй, рассказывай! Тебе она сейчас нужна куда больше чем мне! Я из ванной слышу, как колотится твоё сердце, переживающее за родного человека.

Глава 37 - Новый год

Всю ночь мы провели сидя в ванной. Где-то за её стенами, и стенами дома, стреляли, вполне возможно – убивали, но у нас, в самом центре дома, за толщей бетона стен и чугуном ванной, относительно тихо, и достаточно спокойно.

Даже уютно! Если бы не монотонно капающая из крана вода и мамины сказки «про принцесс», которая она рассказывала мне, пытаясь сама при этом успокоится в процессе. До хрипоты, до изнеможения, пока наконец не уснула продолжая что-то бормотать, уже где-то ближе к середине ночи. По итогу не дав мне и намека на возможность понять что же там такое происходит «за окном», хотя бы на слух.

Но даже заснув, она не прекратила меня обнимать, прижимая своим телом к спинке ванной. И даже когда она уже вроде как наконец расслабилась и прекратила вздрагивать из-за каждого шороха, я не рискнул сделать хотя бы минимальную вылазку до окна. Жалко мне её! Да и что я могу, в этом теле?

Массированная пальба наконец прекратилась, и это уже где-то четыре утра. Огонь за приделами дома стих, и я уже решил было расслабится, но тут дом стряс отголосок мощного взрыва где-то вдали.

Стены вздрогнули, доставай кран умолк, мать проснулась, а у меня – внутри все перевернулось. И тело решило самостоятельно встать на дыбы, начать каждую клеточку тела Силой, и ломанутся в бой! Как завещали тому далекие инстинкты, ведь эта ударная волна...

- Что... что происходит? – пролепетала мать, и тут стены вздрогнули уже по настоящему, будто до этого кто-то лишь баловался петардами.

Посыпалась плитка, донесся далёкий душераздирающий скрежет стон, сравнимы со стоном древнего дракона. Раздались непонятные хлопки, словно лопнула пара стольных тросов, и чей-то визг откуда-то из соседней квартиры. Скрежет, шум, и все прекратилось. А по моей спине, прошла чудовищной силы волна жара.

Мать, визжать от страха оказалась уже не в состоянии, а потому все время землетрясения, а иначе то, что сейчас случилось и описать то трудно, и не назвать, просто прижималась ко мне всем телам. Старалась закрыть от чего бы то ни было: и от падающей плитки, и от потолка, если тот вздумает упасть – от всего! Всего мира разом! Но была только плитка, что насчастье падала в основном плашмя. Да и она, уже вот пять минут как прекратила это делать.

- Мам! Все хорошо! Мам, успокойся! Все нормально! Не плачь! – попытался уже я её успокоить, но это и близко не помогло.

И тогда уже я решил начать рассказывать сказки, про принцесс, драконов, и добрых-добрых бегемотов. Нести всякую ерунду, только лишь бы родной своему телу человек, и уже как бы леди в годах, перестала лить на мою кофту горькие слезы печали, тревоги, и отчаянья.

Утро для нас, наступило далеко за полдень. Я так и не спал. Мать, все же вырубилась в конце конов, хотя провела вне власти мира всего-то пару часов. За окном, давно уже расцвело, и оттуда давно уже не стреляют. В кране, пропала холодная вода, а горячая стала чуть теплой. Батареи работают! Так что в целом – жить можно. Только света как не было, так и нет.

В квартире, вопреки моим жутким ожиданиям, и фантазиям, не обнаружилось существенных разрушений. Разве что стекла потрескались – но это смех и ерунда. Как и дверь в одну из комнат, что перекосила и теперь не хочет закрываться. А уж про пулю, что влетела со двора на кухню, отскочила от потолка и... застряла в верхней стенке старенького холодильника – и говорить не стоит.

И не буду! Она влезла в сталь заподлицо, и её местонахождение выдает разве что неровность в виде вулканчика – накрою тряпкой! И ни ктошеньки не заметит. А вот выковырять её от туда будет нереально – глубоко вошла! Хоть так и не пробила внутреннею стенку.

- Боже мой... – проговорила мать, глядя на покрытые многочисленными разводами трещин стекла кухонного окна.

Средь которых играющее спрятались и дыры от автоматной пули. А газа вот тоже как бы нет – пустота, вообще нет реакции от конфорок.

- Что же это... – проговорила мать, и отдернула меня, решившего выглянуть на улицу, подальше от окна.

- Не знаю. – ответил я, всё равно пялясь во двор, пусть и в метре от проёма.

А двор вот, в отличие от нас, кажется и не понял, что вчера было что-то не то! Куда-то топают прохожие, пусть и редкие – первое число! Нового года! Час, примерно, дня! Есть два мужика, что пытаются завести свой драндулет, а он не заводится. Что-то мне подсказывает, что его прострелили в паре мест. Бабки... а вот детей нет.

И то, что это все не было сном, не дадут никому забыть четыре тела аккуратно присыпанных снегом, и явно кем-то с лопатой – возможно, дворником, и стекла домов двора. Не только у нас они пошли разводами трещин! Вон, в той квартире, у дома напротив, в одной из комнат вообще вылетели напрочь! И на улицу теперь, выползла любопытное полотно штор в цветочек.

- Нда...

- Воды холодной опять нет... – проговорила мать, так же как и я недавно, проверяя наличие коммуникаций в доме.

И прозвучало это настолько буднично, что я невольно улыбнулся – прорвемся! И не такое бывало. – И словно в подтверждение моим мыслям, зашумели батареи. Хорошо хоть обед готовить не надо – наготовленная с вечера еда, так и осталась лежать на столе.

Ну, кроме оливье – оно осталось на полу. Надо было завести котейку! Но тогда бы на столе ничего не осталось. А так... заветрелось, но есть можно! В комнате, из-за разбитых стекол, прохладно, так что есть можно – живем!

- Мам! Идем обедать! – громко провозгласил я, и стащил со стола так желанный вчера бутерброд.

К вечеру в квартире резко похолодало, но сказать кто в этом больше виноват – батареи, чья температура явно упала, или улица, где произошло тоже самое, у меня не выйдет. Градусника на окошке, или радио с прогнозом погоды, в квартире не имеется, а на ощупь по батарее... кожа частично утратила чувствительность к таким тонкостям.

Света, газа, и холодной воды, все так же нет. Сотовый телефон, дежурный домашний, оставленный нам отцом, по прежнему не подаёт признаков жизни, так что – изоляция. Но спать в ванной вновь что-то не хочется, так что, я рискнул подкинуть мамке идею ночевать в спальне, а окно прикрыть шкафом.

Как не странно – получил одобрение! Однако шкаф... заставил попотеть обоих. Никому из нас двоих, в его загруженном тряпками, пусть и только на треть, виде, его и не сдвинуть! Да и пустым... кряхтя и постанывая, лишь с горем пополам, и едва не сломав сам шкаф, удалось его перекантовать. Обнаружив небольшую щель меж верхом шкафа и верхом окна.

- Ну, может оно и к лучшему. – улыбнулась на это мать, и я с ней полностью согласился.

Света то нет! Свечка – одна. Спичек – пару коробков. Фсе! А так – хоть какой-то источник света в этом темном царстве.

Спали мы очень плохо. В отличие от предыдущей ночи, когда весь дом словно вымер, и только с улицы доносились звуки боя, в эту ночь... бои переползли в дом. И в основном – на кухни. И исключительно – семейного формата. Проснувшиеся к обеду и протрезвевшие к вечеру москвичи, приступили к выяснению отношений кто прав, а кто не очень. Чьи кулаки крепче, и чьей сковороды ручка подлиней.

- Да я тебе, сц»ка сто раз говорил! Надо было больше брать! Больше!

- Что? Какой нафиг больше!?

- Да я не тебе!

- Чего?!

А стены тонкие, и непонятно кто на кого конкретно там кричит. И на улице тихо, и никто более не прячется по норам, осмелев за прошедший день. Ну и, конечно же, праздник продолжается! Водка еще осталось, и много, а выпустить свой гнев на кого-то надо! А потому – кухонные боксеры и домашние пилорамы вышли на охоту в массовом порядке!

И я бы над всем этим цирком овец даже поржал! Да мать, уж больно остро реагирует на каждый выкрик из-за стенки, прижимая меня к себе поближе. А уж когда с улицы вновь донеслись хлопки... фейерверки, настоящие, а не выстрелы! И крики мата в пересмешку с поздравлениями... Мне пришлось вновь брать на себя роль сиделки-нянечки-психотерапевта, успокаивая бедную женщину.

- Мам, ты чего? Это же просто фейерверк! Ведёшь вон, какие всполохи цветастые? Да и шкаф у нас стоит пред окном, и вообще – мы в безопасности! Расслабься!

И пусть это не до конца правда – шкаф пулю не удержит! Но и она в нас всё равно не попадет – не со двора, в потолок уйдет. Ну а при перестрелке в доме напротив... эх, надеюсь, обойдется.

А когда вроде уже уснула и я решил наконец выбраться...

- Ты куда Саш?

В четыре утра! В самый сон!..

- В туалет. – буркнул я недовольно, и почапал в этот туалет, буквально кожей чувствуя материнский взгляд сквозь тьму.

Нда – тотальный контроль! Хотя ладно – переживает она! Переживает! И пусть мне надо, сбежать, перебьюсь, потерплю! Пожалею женщину! И схожу к месту высадки как-нибудь позже. Тем более что магмойдов я всё равно перестал чувствовать почти сразу после их появления.

- Ой, Николай мой родненький... только бы с тобой всё... Саша! Ну где ты там потерялась?

- Да иду я, иду! Отлить спокойно не даёшь... эх.

- Давай, не ворчи – я же волнуюсь.

- Знаю мам. Не волнуйся. Все хорошо, я тут, и никуда не денусь. И с папой тоже все будет хо-ро-шо! Я уверен.

На следующий день ничего не изменилось. Все та же тишина сотовой связи, и уже почти севший в ноль мобильник, отсутствие света, воды – горячая вода стала совсем холодной и уже не течет, а просто капает из крана. Отсутствие газа в конфорках плиты, и чуть теплые батареи, в которых что-то неустанно скрипит и булькает.

В квартире похолодало еще сильнее, вынуждая одевать на себя уличную одежду. Даже мне! Ведь ресурсов тела у меня сейчас немного, и, я еще ночью подумывал утечь на улицу прогуляться. Не срослось, но быть может, этой...

Нет! Не буду тихушничать! Хотя из продуктов остался только хлеб, пол палки колбасы, да то, что надо готовить – крупы, мука, макароны. Хоть ставь буржуйку прямо средь квартиры!

В дверь постучали.

- Сиди, я сходу посмотрю. – проговорила на это мать, вздрагивая, и пошла в прихожую, крадясь, как ей кажется, бесшумно.

Нет уж! И прихватив с собой самый лучший из кухонных ножей, и пополз следом, притаившись за стеночкой.

- Кто там? Поинтересовалась мать, старясь скрыть волнение.

- Соседка. – ответили из-за двери примерно таким же голосом – извините, а у вас нет радио или сотового телефона?

Щёлкнул замок двери и мать пустила гостью внутрь – еще более напуганную чем она сама, и с синяком под глазом, женщину.

Которая, в один момент, едва не сорвавшись в истерику, поведала душещипательную историю о муже, и о сыне. Последний, остался праздновать новый год у бабушки в соседнем квартале, а первый – вчера с утра пошел его проведать и так и не вернулся. Она пыталась его остановить, за что собственно, и получила под глаз.

Да, от мужа, и теперь вот места себе не находит, как жить без них – на чем запал мужества гражданки окончательно иссяк, и дама – разревелась. Пришлось мне отпаивать валерьянкой и её – мало мне собственной матери в плаксах! А потом еще и смирятся с тем, что она пока побудет у нас – ей нужно успокоиться.

- Нет! Я домой пойду! Вдруг мои вернутся, а меня там нет! – дернулась дама, стоило хоть немного отойти от шока.

- Да куда ты пойдешь! – усадила её обратно мать, но подумав, решила что пойдет, и мы её проводим.

Написала отцу записку о нашем местонахождении на случай если вдруг придет он, а нас нет, и придерживая под локоток, повела женщину в квартиру на этаж выше нашей.

- Нда... – не смог сдержать эмоции я, аккуратно выглянув из окна квартиры тетки, пока мать на кухне заговаривает хозяйки зубы.

И у неё, между прочем, неплохо это получается! Сама вон даже повеселела, пытаясь развеселить «подругу». Уу... альбом достали! Ну это всё... а вот за окном картина не радует.

Оно, выходит на другую сторону дома, не во двор, а на улицу, где даже ездил троллейбус, и не так далеко от дома была его остановка. Ходил он тут правда редко, но сейчас, боюсь, ходить вообще не может.

Какая-то некрупная машинешка, чей вид по остову мне опознать никак не удаётся, протаранила один из столбов в трёхстах метрах дальше по улице, загорелась, и сгорела дотла. Тушить её похоже и не пытались, так как пожар с этой машины перекинулся на соседние, припаркованные на обочине. И как следствие – целый ряд полностью выгоревших машин.

Ну а в результате пожара – провода оборваны, и даже сожжены, линия электропередач троллейбусов нарушена, и ходить данный вид транспорта по данному направлению не сможет еще долго. Ну и да – остова машин никто тоже так и не убрал, как видно с самой новогодней ночи, что их уже даже припорошило снегом.

Но этот пожар не столь уж печален для эмоций! Как тот, что пылает до сих пор факелом из земли в противоположной стороне улице. Похоже там газопровод, ведь иначе и не объяснить огненный смерч, рвущейся из земли на добрую десятку метров. Не магия ведь это, в самом то деле?

Не нравится мне всё это. Ой, не нравится! Что-то прямо фильмы про апокалипсис вспоминаются... Зато вполне нормально зашли черствые как камень булочки и минералка! И фотография парнишки лет четырнадцать в курсантской форме и при пагонах – Пля.

Зато мама с теткой, звали которую «тетей Надей» окончательно успокоились, взбодрились, и решили начать действовать! И для начала – они шустро, очень шустро! Обошли все квартиры, и пообщались со всеми, кто им ответил. Пусть и с некоторыми через дверь.

Узнали все, что жильцы думают о текущей ситуации, пополняли свои ряды еще двумя мадамами пред пенсионного возраста с девятого этажа, и мужиком солидного, боксёрского вида с первого, и пошли в наступление на соседние подъезда.

Не прошло и пары часов, как средь двора уже собралась толпа галдящих активистов, и конечно же высыпала на свежий снег кучка прихваченных с собой детишек. Я, с последними. К взрослым, меня не пускают. Но и уши мне не затыкают.

- Телефоны молчат, радио...

- Да глушится твоё радио!

- Да, издает какие-то странные звуки, вроде и помехи, но какие-то странные и тоже молчит.

- Даже таксистская рация и то молчит!

И куча подобной реплик, намешанных со вздохами и причитаниями в равных пропорциях. Всех их, конечно не переслушать. И всем им, верить естественно не стоит, но кое какие сведенья подчерпнуть можно, пока меня не втянет в свои игры малышня!

- отстань, иди с другими поиграй! Отвали, говорю! Сейчас в лоб дам! Ну вот, теперь реви. Вон, и мамка идет... сейчас наверное скандалить будет!..

Нет, обошлось, просто сурово глянула и увела достающее чадо, что намеков не понимает.

- Семенов уехал к центру и так и не вернулся.

- А мой то, мой пошел метро проверить, так тоже нет!

- Кто-нибудь вообще возвращался из-за приделов двора?

Как выяснилось, и выбирались, и уже разведали, но – хороших вестей это не дало. Где пожары, где – завалы! Где разрушенные дома и следы от перестрелок. А кое-где вообще блокпосты стоят, с молодчиками-автоматчиками, что стреляют во всех и без предупреждения.

- Что творится, что творится...

- Я близко не подходил, но с крыши видел – большая такая воронка на месте стадиона!

- Какой ужас! Что творится...

- Лёша! – издала пронзительный визг одна из дам, и из толпы пробкой от шампанского, которое взболтали и к батареи поставили, выскочила уже хорошо знакомая мне соседка Надя.

- Держи её, пока не убилась! – среагировала какая-то другая тетка, и соседку тут же догнали, и даже кое-как поймали.

А вот успокоить к несчастью так и не смогли, и она так и продолжила вырываться, пытаясь высвободится и бежать, бежать к родным! К мужу! К сыну! К матери! Что жила как раз недалеко от стадиона.

Так что моей матери, и мне, вновь пришлось принять на себя роль психологов-зубозаговаривателей, попутно спаивая беднягу, ведь из всех успокоительных, нашлась только водка.

- Эй! – возмутилась мать, когда я отобрал у неё бутыль, что она решила вдруг, запрокинуть и в себя, да еще и из горла.

- Не стоит тебе пить.

- Не тебе ре... – хотела сказать она в ответ классическую фразу о моем месте, но обожглась об полный холодной решимости мой взгляд.

- Да когда ты такой стала! – все же отобрала она у меня бутыль, сделал глоток, и, морщась, отдала обратно – На, убери от меня подальше! – вновь натягивая улыбку.

Продолжив ворковать уже ничего не соображающей соседке, что все будет хорошо и что сын-кадет, ни за что бы не погиб бы в дурацком взрыве сам, и бабке бы своей не позволил. А муж её, просто ушел их искать... ну и вообще! Кто сказал, что этому малознакомому типу, с улицы! Буквально, с улицы! Можно верить? Вот! То-то же!

Холодает – подумал на это все я, глядя на мир сквозь прозрачную жидкость, и спрятал её под куртку. – А ведь скоро такими темпами в квартирах станет столь же «комфортно» как и на улице!

Батарее уже сейчас чуть тепленькие! А если еще хоть чуть-чуть похолодает... а уж если где-то прихватит, примерзнет... что вполне возможно, учитывая напрочь выбитые окна в некоторых квартирах...

От автора:

Вторая книгаhttps://author.today/reader/135573/1087543

Оглавление

Глава 1 - Огни бывшего города

Глава 2 - Милота

Глава 3 - Ручник

Глава 4 - Какие девочки

Глава 5 - Отбегался

Глава 6 - Долгий день

Глава 7 - Воняешь

Глава 8 - Бык

Глава 9 - Привет

Глава 10 - Море, солнце

Глава 11 - Ягодки

Глава 12 - Трусы

Глава 13 - Сувениро

Глава 14 - Штукатурка

Глава 15 - Встреча

Глава 16 - Грация кошки

Глава 17 - Москва

Глава 18 - Часотка

Глава 19 - Небольшая авария

Глава 20 - Больничка

Глава 21 - Хроморучка

Глава 22 - Запах свободы

Глава 23 - Седьмой "Бе"

Глава 24 - Школьница

Глава 25 - Экстрим

Глава 26 - Интерлюдия

Глава 27 - Бесполое оно

Глава 28 - Добыча

Глава 29 - Лестничный марш

Глава 30 - Пока бьется сердце

Глава 31 - Зюйд-Вест

Глава 32 - Кто посмел?

Глава 33 - Чужое сердце

Глава 34 - Чердачный сюрприз

Глава 35 - Винтовка

Глава 36 - Телевизор

Глава 37 - Новый год