Двенадцать замечаний в тетрадке [Каталин Надь] (fb2) читать постранично, страница - 5

дежурной по школе, хотя и обещали. А например, если зуб надо выдернуть или укол сделать — я и не пикну; даже если соседские дети поколотят иной раз, не заплачу. Я плачу только от злости. От боли — никогда.

На похороны я не пошла, спряталась в шкафу. Хотя сидеть там было очень неудобно. Сейчас я ростом 162 сантиметра, и тогда была ненамного меньше. Шкаф сделал Тата в подарок Терушке, новой невестке. Вообще-то он уже не работал, был на пенсии, но целыми днями пропадал в своей мастерской. Шкаф стоял там уже совсем готовый, оставалось только покрасить. Когда стали меня искать, чтобы идти на кладбище, я и спряталась в него, скорчившись в три погибели. Доски внутри были гладкие-прегладкие, свежевыстроганные, душистые, Тата еще недавно трудился над ними. В шкафу было темно — я притворила за собой дверцу. Может, и вздремнула чуть-чуть. Когда вылезла наружу, в доме уже никого не было, только по двору слонялась с несчастным видом наша Царапка. Царапка была уже старая; ей ведь столько же лет, сколько мне, а для кошек тринадцать лет — возраст очень солидный. Царапка родилась в один день со мной, Тата принес ее от какого-то приятеля. Нужно, сказал, загодя позаботиться, чтобы у внучки была подружка для игр. Царапка выросла в небольшого тигра, но уже едва видит, и мыши давно ее не интересуют. Я налила ей молока, не поскупилась, но Царапка только подошла к своей плошке, а пить не стала. Она все поглядывала на солнце подслеповатыми глазами и тревожно принюхивалась. Я стала почесывать ее за ухом, от этого Царапка успокоилась и заснула.

Немного позже я кликнула соседских ребят обирать шелковицу. Была у нас на заднем дворе огромная шелковица — выше дома. Ягоды на ней какие-то особенные; сколько раз приходили к Тате разные люди, просили продать урожай. Говорили, что его шелковица необыкновенно сахаристая и хорошо пойдет на палинку, сулили большие деньги. Но Тата только посмеивался и всем отказывал: моя ягода, говорил, окрестной саранче нужна. И правда, вся детвора окрест знала к нему дорогу и шныряла по шелковице, словно у себя дома. Соседские дети и сейчас прибежали по первому зову, хотя держались скованно и даже не галдели. Слышали, конечно, про похороны. Ну, тут я показала им класс: ягод-то осталось уже мало, приходилось акробатические трюки выделывать, чтобы доставать их. А я расхаживала по веткам, словно танцор на проволоке; они так и потрескивали подо мной, ребята даже пугались. Через полчаса они убежали, довольные, с черными ртами, да и у меня руки два дня были черные.

Я уже не знала, чем заняться: похоже, что похороны — дело долгое. Достала свирель, поиграла немного. Играть на свирели учили меня в нашей школе, там тоже был музыкальный уклон. Я и на тарогато играла немного; это был любимый инструмент Таты, он охотно играл на нем и меня обучил. Если выиграю в лотерее, говорил, обязательно куплю себе цимбалы. Но так и не выиграл. Моя свирель ему сразу понравилась, он тоже захотел играть на ней. Все, чему утром научат меня в школе, я вечером показывала ему. Он любил эти уроки, говорил, что я хорошая учительница, а я его хвалила за прилежание…

На сцене заиграли на свирели. Играл как раз Тиборц…

На похороны Таты я не пошла. Но не потому, что шаталась где-то. Просто мне было лучше дома: запах стружки, Царапка, шелковица, свирель — во всем этом был живой Тата. Зачем было мне идти на похороны?..

На сцене бан Банк пел: «Мелинда, Мелинда…»

Имя свое я получила тоже от Таты. Он любил звучные, строгие имена и нашу Ма тоже всегда называл полным именем — Жужанна. Когда они поженились, рассказывала Ма, Тата выписал на листочек самые красивые женские имена; но рождались у них только мальчики — пятеро, один за другим. Когда в семье родилась первая внучка — то есть я, — Тата пожелал назвать ее Мелиндой. И никогда не позволял делать из этого имени уменьшительное, искажать, портить его…

— С этой минуты меня зовут Чопи^[4],— сказала я вдруг своим соседям. — Чопи! Чопи мое имя! — повторяла я упрямо и все громче, громче: не разреветься же мне было, в самом деле, от того, что на сцене передо мною Тиборц, который охраняет, оберегает Мелинду!

Ребята вокруг меня шипели: «Тс-с!» — и смеялись. А учитель музыки записал замечание. Что ж, они были правы. Ведь они не знали Тату.

2. Делаю Мелинде замечание: из серьезной работы, она устроила посмешище (К. Ханка, классный руководитель)

Так оно и было. Все верно.

В тот день вместо часа классного руководителя тетя Клари (Клара Ханка, наш классный руководитель) удружила нам сочинением. Уже само по себе не велика радость! Да еще тему дала: «Каким считают меня люди и каков я на самом деле?» «Любимое занятие вашего класса, — напомнила нам тетя Клари, — жаловаться, что вас не понимают и что взрослые к вам несправедливы. Ну так напишите, что́ каждый из вас о себе думает! Тогда и поговорим по существу, а вечно ныть да жаловаться толку мало».