Терпкий аромат полыни [Риз Боуэн] (fb2) читать онлайн

Риз Боуэн ТЕРПКИЙ АРОМАТ ПОЛЫНИ

Я посвящаю эту книгу Линде Майерс в честь тридцатипятилетия нашей дружбы. Линда была регентом хора в церкви Святой Изабеллы, и нам довелось много петь вместе. А еще она одна из главных фанатов моих книг. Сейчас она уходит. Я буду скучать по ней.

Также я посвящаю эту книгу Сьюзан Чарльтон, которая подарила свое имя персонажу романа. Только я должна заметить, что сама Сьюзан вовсе не старая и не высокомерная! Она чудесный человек и делает много добра.

И конечно, огромное спасибо Даниелле Маршалл и всей команде издательства Lake Union, с которыми так приятно работать.

ГЛАВА I

Усадьба «Лиственницы», неподалеку от Шипхея, Торки, Девоншир

14 мая 1918 года

Мисс Клариссе Гамильтон, полевой госпиталь 17, ВС Великобритании, Франция

Моя милая Кларисса!

Спасибо за твое чудесное длинное письмо. Меня изумляет обыденный тон, которым ты описываешь все эти ужасы и опасности. Кто бы мог подумать, что ты — ты, начинавшая визжать при виде мыши в дортуаре, — окажешься такой бесстрашной.

Конечно же, ты имеешь право на меня сердиться. Я знаю, что обещала писать как можно чаще, и позорно нарушила свое слово. Дело не в том, что я ленивая, и уж точно не в том, что я тебя позабыла. Ты всегда в моих мыслях и молитвах. В этом можешь быть уверена. Просто моя собственная жизнь в сельской местности абсолютно лишена каких-либо событий в сравнении с теми опасностями и тревогами, с которыми сталкиваешься ежедневно ты. Честно говоря, мне просто не о чем писать, как ни стыдно в этом признаваться. Там, во Франции, где враг так близко, а ты, едва ли не в окопах, заботишься о раненых, я сижу тут, в безопасности в своей деревне, и ничего не делаю для победы. Разве что ношу матушкины сконы^[1] и кексы с сухофруктами раненым в госпиталь для выздоравливающих и пытаюсь убедить себя, что мое присутствие их подбодрит.

Ритмичное щелканье механической газонокосилки заставило Эмили Брайс отложить письмо и выглянуть в окно. Старый Джош возил косилку по лужайке, хотя та и без того была безупречна. Взгляд Эмили заскользил по саду: рододендроны и кусты азалии ныне пребывали в полном цвету и окружали лужайку яркими розовыми и оранжевыми пятнами. Яблони в саду тоже зацвели и словно покрылись белой пеной. Ее родители принимали свой безукоризненный сад как должное, не понимая, как им повезло иметь садовника, который уже вышел из призывного возраста. Их уютная налаженная жизнь ничуть не изменилась, если не считать… Девушка вздохнула и вернулась к письму.

Как бы я хотела оказаться рядом с тобой, несмотря на все трудности и несчастья, о которых ты пишешь. Я даже думаю, что смогла бы выдержать и крыс, и скудную еду, лишь бы сбежать от утомительного однообразия жизни. Родители до сих пор держат меня в строгости и, невзирая на постоянные уговоры, никогда не позволят ничего более нужного, чем походы в госпиталь для выздоравливающих (в сопровождении матушки, разумеется!). Знаешь ту песенку о птичке в позолоченной клетке? Это про меня. Как ты, наверное, помнишь, матушка поставила главной целью своей жизни поиск для меня подходящей партии (желателен обладатель титула). Если бы не эта жуткая война, она горы свернула бы, лишь бы меня представили ко двору. Но теперь не бывает ни балов, ни охот — честно говоря, сейчас невозможно найти достойного молодого человека, — и она сделалась желчной и беспомощной. Она не хочет меня видеть, но при этом не отпускает от себя.

Я понимаю, что желание окружить меня заботой каким-то образом связано со смертью Фредди. Родители так тяжело ее перенесли! Он был отцовской гордостью и радостью, ты же знаешь. Лучший студент Оксфорда, будущий барристер,^[2] а потом и судья, как папа. Но после атаки под Ипром он прожил меньше недели…

Эмили снова отложила письмо, посмотрела на сад и вдохнула запах свежескошенной травы, смешанный с запахом дыма от костра, который Джош развел за зарослями душистого горошка. Знакомые, надежные запахи. Такие домашние. «Как это глупо, — подумала она, — зачем нас учат сдерживать чувства? Почему я даже лучшей подруге не могу сказать, что смерть Фредди разрушила нашу семью?»

До войны отец умел радоваться жизни, а мать, хоть и сноб до мозга костей, порой могла быть искренней и терпимой к человеческим слабостям. А теперь они оба замкнулись в себе; отец сделался тихим и отрешенным, но порой вспыхивал от гнева, а мать критиковала всё и вся. Иногда ощущая на себе взгляды родителей, Эмили казалось, что они хотели бы, чтобы брат остался жив, а она погибла. Ах, Фредди, Фредди…

Как она могла написать, что ей тоже пришлось очень тяжело? После его смерти прошло три года, но рана все еще не зажила. Он был ее старшим братом. Защитником. Она до сих пор помнила тот день, как будто это случилось только вчера. Шел последний школьный семестр, и прямо перед решающим теннисным матчем ее вызвали в кабинет директрисы. Стоя там в теннисной юбочке и сжимая в руке ракетку, она недоумевала, в чем провинилась и что сделала не так. Директриса взяла ее за руку и усадила, прежде чем сообщить плохие новости. Увидеть ее, обыкновенно такую жуткую, доброй и вежливой было уже слишком. Тогда Эмили единственный раз позволила себе заплакать.

Девушка покосилась на лист бумаги. С пера упала капля чернил, и она поспешно промокнула кляксу, прежде чем снова сунуть перо в чернильницу.

Я могу понять, почему они категорически против того, чтобы я вместе с тобой стала сестрой милосердия, но почему же они не позволят мне поискать другое полезное занятие? Вряд ли со мной случится что-то дурное, пока я буду сортировать старую одежду или скатывать бинты в Торки, правда? Я даже готова стать сестрой милосердия в госпитале для выздоравливающих. По крайней мере, я буду приносить пользу. Я умираю от одиночества и разочарования, Кларисса. Я хочу сделать что-нибудь для победы, внести свою лепту, чтобы смерть Фредди была не напрасной. Я понимаю, что не должна жаловаться, живя такой беззаботной жизнью, но…

— Эмили? — Резкий голос матери донесся с лестницы. — Где ты, дитя мое? Я предупреждала, что мы должны выйти ровно в десять тридцать. Пойдем. Нельзя заставлять молодых людей ждать.

Девушка снова отложила перо. Очередной ужасный визит в госпиталь для выздоравливающих. С письмом придется повременить. Вообще-то, ей нравилось навещать раненых офицеров, и Эмили бы радовалась этим посещениям, будь она одна. Но ходить по палатам вслед за матерью, наблюдать, как та изображает благодетельницу, и не иметь ни малейшей возможности самой поговорить с молодыми людьми было невыносимо.

Эмили встала перед зеркалом, небрежно собрала пепельно-русые волосы в пучок и безжалостно утыкала его шпильками в надежде, что он удержится на месте, пока она не наденет шляпку из голубой соломки. Из зеркала на нее смотрели строгие серые глаза. Слишком худая. Слишком высокая. Слишком угловатая. Она скорчила рожицу своему отражению и, взяв перчатки, сбежала по лестнице.

Мать стояла у входной двери. В лавандовом шелковом платье, с лавандовым страусиным пером на шляпе, она выглядела ослепительно. «Такой наряд больше подойдет для приема на открытом воздухе, чем для благотворительного визита», — подумала Эмили. Флорри, горничная, стояла рядом, держа в руках коробки с печеньем.

— И где ты была, позволь спросить? — поинтересовалась миссис Брайс. — Я не видела тебя с самого завтрака.

— Писала Клариссе, — ответила Эмили. — Я получила от нее письмо с утренней почтой. Она упрекает меня в том, что я редко ей пишу.

— Она все еще во Франции?

— Да.

— Работает в госпитале?

— Не совсем. В какой-то санитарной палатке у линии фронта.

— Не представляю, как родители ее отпустили. — Миссис Брайс покачала головой. — О чем они думали, позволяя девушке из хорошей семьи находиться в таких условиях? Удивительно, как она не сошла с ума.

Эмили мрачно посмотрела на мать и хотела было поспорить, но передумала.

— Кларисса сама захотела поехать, мамочка, — сказала она вместо этого. — Она твердо решила. Ты же знаешь, Кларисса всегда все делает по-своему и может добиться чего угодно.

— Поблагодари свою счастливую звезду за то, что мы разумнее ее родителей и не отпустили тебя в такое кошмарное место.

Девушка заметила, что мать оглядывает ее с головы до ног.

— Ты что же, так и пойдешь? — Она явно была недовольна.

— А что не так? — удивилась Эмили. — По-моему, платье не слишком открытое.

— Наоборот. Слишком простенькое. Не забывай: мы идем подбодрить этих храбрых молодых людей. Напомнить им, что после войны их ожидает лучшая жизнь.

— Если они до этого доживут, — парировала дочь и немедленно пожалела о своих словах.

Мать нахмурилась:

— Нет времени переодеваться. Забери со стола блюдо и пойдем. Я пообещала сестре-хозяйке, что мы прибудем к одиннадцати, а ты знаешь, что я всегда держу слово.

Эмили вышла из дома вслед за матерью. Флорри замыкала процессию. Про себя Эмили полагала, что раздавать раненым печенье серебряными щипчиками с хрустального блюда немного вычурно, но мать настаивала, что даже в военное время положено придерживаться определенных правил.

— Это же госпиталь для офицеров, — говорила она. — Нужно напомнить им, что цивилизация все еще существует.

Они прошли по тщательно разровненной граблями гравийной дорожке, вышли из ворот и двинулись через лужайку, по краям которой все еще цвели поздние колокольчики. Стоял чудесный весенний день. Голубь курлыкал в ветвях дуба, а где-то в лесу громко куковала кукушка. Соседнее поместье принадлежало старому полковнику и его жене. Они переехали в отель в Торки и передали свой дом правительству под госпиталь для раненых офицеров.

«Очень приятное место», — думала Эмили. Со всех сторон госпиталь окружали поля и перелески, а с верхнего этажа было видно море. Очевидно, что здесь исцелялось не только тело, но и дух. Большинство офицеров, которых она видела, страдали от ран, в том числе совершенно ужасных — много было ослепших и обожженных горчичным газом, кто-то потерял руку или ногу. Но у многих и разум не выдержал того, что им пришлось увидеть и пережить. Однажды Эмили слышала, как одна сиделка жаловалась другой на шум по ночам — мужчины кричали, когда им снились кошмары, или плакали, словно маленькие дети.

Горничная открыла дверь и провела их в прохладный, отделанный мрамором холл.

— Сестра-хозяйка ожидает вас, мэм. — Она проворно присела. — И просит выпить с ней кофе в ее кабинете.

— Очень мило с ее стороны, — с достоинством кивнула миссис Брайс. — Мы непременно примем приглашение, когда обойдем раненых.

Кексы и печенье были разложены по тарелкам, и мать двинулась вперед как корабль на всех парусах. Эмили поплелась за ней.

— Доброе утро, джентльмены. Отведайте домашней выпечки, пусть она напомнит вам о доме! — провозгласила миссис Брайс, войдя в первую палату. — Да-да, непременно попробуйте булочку с глазурью. Старинный фамильный рецепт.

Девушка старалась не улыбаться — ее мать ни разу в жизни не подходила к плите. Эта палата предназначалась для тех, кто уже окончательно пошел на поправку. Мужчины сидели в креслах или на диванчиках, прикрыв колени пледами, и с интересом посматривали на Эмили.

— Поговорите с нами немного, восхитительное создание, — попросил один из них, протягивая девушке руку.

Она была вовсе не против поболтать, но тут вмешалась мать.

— Пойдем, Эмили, — велела она. — У нас нет времени для бесед. Нам необходимо обойти все палаты наверху.

— Но когда мы ходим с места на место вдвоем, я совершенно бесполезна, — возразила дочь. — Давай я отнесу печенье в другие палаты, и у тебя будет вполовину меньше работы.

Миссис Брайс нахмурилась и ответила, только когда они вышли в коридор:

— Юной девушке не подобает одной входить в комнату, полную мужчин.

Эмили рассмеялась:

— Мама, среди калек я в полной безопасности. Ты же их видела. Они хотят лишь поболтать со мной. Их нужно поддержать.

— Эмили, говори тише. Не следует спорить с матерью, если тебя могут услышать.

Напольные часы в холле пробили одиннадцать. Миссис Брайс повернулась и вручила блюдо дочери.

— Я пойду наверх и выпью чашку кофе с сестрой-хозяйкой. Мне не хотелось бы заставлять ее ждать, поэтому мы отложим оставшиеся визиты. Тебе лучше подождать внизу. Не думаю, что приглашение на кофе относилось и к тебе тоже. Положи на это блюдо побольше печенья и булочек и принеси его наверх через пятнадцать минут. Иди прямо туда. Я не хочу, чтобы ты бродила по всему дому.

— Да, мама, — вздохнув, ответила Эмили, посмотрела на Флорри, и они улыбнулись друг другу.

Разложив на блюде булочки с глазурью и кексы с сухофруктами, Эмили осталась ждать в прохладном тихом холле. Она слушала отдаленные мужские голоса, пока не решила, что прошло достаточно времени. Тогда она взяла поднос и направилась к лестнице.

Миновав первый пролет, она услышала разговор на повышенных тонах. Потом кто-то громко воскликнул:

— Черт возьми!

— Что за выражения! Придержите-ка язык, капитан Керр, я не собираюсь делать вам больно, — зычным голосом велела сиделка.

— Да неужели? Может быть, кто-то наконец научит вас менять повязки, не отрывая попутно половину шкуры? — Мужчина говорил со странным акцентом.

Любопытство заставило девушку заглянуть в открытую дверь. Капитан лежал на узкой койке, а сиделка возвышалась над ним. Никогда ранее Эмили не доводилось видеть такого красивого мужчину. Он был растрепан, рыжеват, загорел и совсем не похож на бледных английских молодых людей, к которым она привыкла. Эмили не осознавала, что стоит и смотрит на него, пока он вдруг ее не заметил. Она не успела спрятаться за дверь. Его глаза загорелись, он подмигнул девушке, отчего та ужасно смутилась.

— Я стараюсь, как могу, капитан, — возразила сиделка. — Не так-то просто менять повязки при ожогах.

— Особенно такими толстыми пальцами, как у вас, — буркнул он. — Позвольте юной леди помочь вам. Посмотрите, какие у нее изящные маленькие ручки. Я уверен, что она-то не освежует меня живьем.

Сиделка обернулась и увидела покрасневшую до корней волос Эмили.

— Эта юная леди — просто посетитель, — сказала женщина, — и ее, конечно же, смутили ваши выражения. И, к вашему сведению, я училась в одном из лучших лондонских госпиталей и сменила тысячи повязок.

— Старая корова, — пробормотал он.

— Что вы сказали?

— Хорошо-хорошо. — Он посмотрел на нее невинным взглядом.

Эмили отвернулась, плотно сжав губы, чтобы не рассмеяться.

— Не уходите, — попросил ее молодой человек, — поговорите со мной чуть-чуть. Я много месяцев не видел ни одного хорошенького женского личика.

— Боюсь, я должна отнести булочки к сестре-хозяйке, — отказалась Эмили, понимая, что сиделка не сводит с нее глаз.

— И вы даже не угостите бедных храбрых солдат? — удивился он. — Мы тут все из авиации. Тяжелые ранения.

— Не тяжелые, а безнадежные, — заметила сиделка. — И я уверена, что юная леди непременно зайдет к вам, когда подойдет ваша очередь. Но только если вы будете хорошо себя вести.

— Мы будем чистым золотом, сестра, — заверил он и подмигнул Эмили.

Сиделка вышла вслед за ней в коридор.

— Прошу прощения, мисс Брайс. Он из Австралии, понимаете ли. Никакого понятия о приличиях. Их только что привезли, несколько человек. Все из Королевского летного корпуса. Авиаторы. Храбрые парнишки. Как по мне, им всем стоит голову проверить — лезут в небо на какой-то штуковине из картона и веревок. Вот я и стараюсь дать им больше свободы, чем обычно. Вы же понимаете, что их ждет впереди.

Девушка непонимающе посмотрела на нее, сиделка придвинулась ближе и понизила голос:

— Пилот в Королевском летном корпусе живет не больше шести недель, мисс Брайс.

— А вот и ты, — раздался голос матери, — мы тебя потеряли. Надеюсь, ты не пренебрегла моими указаниями и не кокетничала с молодыми людьми.

— Нет, мама, я сразу пошла наверх, когда подумала, что прошло пятнадцать минут.

— Хорошо, тогда пойдем дальше. Начнем с дальних палат, — заявила мать. — До ланча еще много надо успеть сделать, а твой отец сегодня обещал быть дома.

Эмили оглянулась, но не увидела веселого австралийца. Вздохнув, она пошла вслед за матерью.

ГЛАВА II

Погода, как будто услышав новости с фронтов — дескать, победа уже не за горами, — приободрилась и стала теплой и солнечной. Миссис Брайс подала на лужайке первую клубнику со сливками и велела Джошу разметить теннисный корт и натянуть сетку — на случай, если удастся найти партнеров.

— Я думаю, Эмили, — сказала она, — что если погода останется столь же приятной, мы сможем устроить прием в честь твоего совершеннолетия на улице. Фонарики на деревьях, мороженое, фиалки у фонтана…

— Мама, не нужно устраивать праздник, — возразила Эмили. — Некрасиво веселиться, когда столько людей страдает и умирает. И к тому же кого я могу пригласить? Все молодые люди, которых я знала, убиты, а почти все девушки уехали или вышли замуж.

— Полагаю, твой отец сумеет найти приличных партнеров для танцев. — Мать наклонила голову, как всегда делала, когда давала понять, что возражать ей не следует. — И в округе достаточно семейств, перед которыми мы в долгу. Уоррен-Смайты, к примеру. Их дочери приедут домой из школы, а Обри может приехать из города.

— Мама! — Эмили закатила глаза. — Обри Уоррен-Смайту почти тридцать, и он скучный, как болото. К тому же с ним явно что-то не так, раз его все еще не призвали.

— У него слабые голеностопы, насколько я понимаю, — серьезно заявила миссис Брайс.

Девушка проглотила смешок.

— Я не хочу звать на праздник людей, перед которыми папа в долгу.

— Ты же поддерживаешь связь со школьными подругами, которые остались в стране, — проговорила миссис Брайс. — Помнишь ту девушку, у которой был кузен-виконт?

— Дафну Армстронг? Она вышла замуж за другого виконта.

— Великолепно. Давай пригласим их. Тогда Уоррен-Смайты присмиреют.

— Мама! Она никогда не была моей близкой подругой, а после школы я вообще с ней ни разу не общалась. Может быть, просто забудем про прием?

— Разумеется нет. Все решено. Я всегда хотела надлежащим образом ввести свою дочь в общество. И ожидала, что ты войдешь в число дебютанток.^[3] Но раз уж теперь это невозможно, я, по крайней мере, должна устроить тебе праздник.

Эмили понимала, что ссориться нет смысла.

— Я пойду поищу спелую клубнику, пока до нее не добрались птицы, — сказала она и, взяв корзинку, побежала через лужайку к огороду.

Наклонившись за ягодкой, она услышала шум и треск в кустах рододендрона, которые отделяли поместье Брайсов от госпиталя для выздоравливающих. Она оглянулась, полагая, что это Джош, но тот полол цветочный бордюр у дорожки. Кто-то ломился через кусты и громко топал, словно большое животное. Эмили попятилась. Наконец она увидела человеческую фигуру. Незнакомец продирался сквозь живую изгородь между «Лиственницами», поместьем Брайсов, и соседним домом.

«Какой-нибудь бродяга, — подумала девушка, — хочет украсть ягод». Она подождала, пока человек приблизится, и громко спросила:

— Вы знаете, что нарушаете границы частного владения?

При звуках ее голоса мужчина вздрогнул, наступил на свежепрополотую клумбу и чуть не упал. Чтобы устоять на ногах, ему пришлось схватиться за ветку.

— Ничего себе! У меня чуть сердечный приступ не случился! — Он выступил из тени, и Эмили узнала австралийца, который подмигнул ей. — Ах, это вы! — Лицо его осветилось улыбкой. — Мое очаровательное видение. Выходит, вы реальны. Я уж подумал, что у меня галлюцинации от морфина. Подумать только, что вы живете так близко.

— Да. — Эмили не могла сердиться, когда он улыбался ей. — И все же вы вломились на чужую территорию. — Она почувствовала, что вся вспотела и что ее простое хлопчатобумажное платье слишком сильно открывает плечи.

— Я не хотел ничего плохого. Даже не думал, что кто-то заметит. Нас всех вывезли наружу в креслах, как стариков, и я не мог больше этого выносить. Когда сиделки отвернулись, я от них убежал. Страшно хотел полюбоваться на это место. Из окна кое-что видно, и там так красиво, что сил нет. Зелень, трава и розы. Господи, если бы это увидела моя матушка, она бы решила, что умерла и попала в рай.

— Вы любите розы, капитан?

— Я думал о матушке. Она сажает цветы, больше — розы, но у нее ничего не выходит. Там, где мы живем, дождя выпадает всего шесть дюймов^[4] в год. Маловато для хорошего сада, но она все равно старается. Если бы она это увидела, то просто разрыдалась бы.

— А где вы живете? — спросила Эмили.

— За Бурке. В захолустье. Посреди чистого поля. На дальнем западе Нового Южного Уэльса. Ближайший к нам город — Тибуберра, тот еще центр цивилизации.

— И чем занимается ваша семья? — Она поняла, что говорит точь-в-точь как мать.

— Мы фермеры.

— Фермеры? Разве можно заниматься земледелием, если у вас совсем не бывает дождя?

— Мы разводим овец. — Молодой человек усмехнулся.

— Овец? Разве им не нужна трава?

— Трава там есть, но немного. Не такая зеленая, как здесь, но они как-то выживают. Одна овца на акр^[5] примерно.

— Одна овца на акр? — Эмили не сразу поняла, что он имеет в виду. — И сколько же у вас овец?

Он задумался, наморщив лоб.

— Я не уверен. Тысяч двадцать или около того.

— Двадцать тысяч?! Что же, у вас двадцать тысяч акров?!

— Больше. Впрочем, эта земля все равно ни на что не годна.

— Наверное, до ближайших соседей несколько миль?

— Пятьдесят.

— Пятьдесят миль?!^[6]

Он кивнул и улыбнулся, заметив ее недоверие.

— Вам там не одиноко? А если понадобится врач?

— Мы сами справимся с болезнью, ну… или умрем. Если живешь там, быстро учишься делать все сам. Мы сами стрижем овец, у нас своя кузница и так далее.

— О боже! — изумилась Эмили.

— А что до вашего второго вопроса, то, полагаю, матушке действительно там одиноко. У меня две сестры, и, когда мы, мелочь, были дома, ей было лучше. А потом нас всех отправили в школу. А после сестры остались в городе. Одна сама стала учительницей, а другая вышла замуж и завела ребенка. Мама не хотела посылать меня в школу. Я же младший. Ее малыш. Но отец настоял. Он считал, что его сын должен получить образование, чтобы управлять хозяйством.

— Хозяйством?

— Мы так называем свои фермы. Овцеводческое хозяйство.

Она кивнула.

— Матушке пришлось нелегко, когда я уехал в школу. И совсем уж тяжело, когда я завербовался в армию и уплыл в Европу. Я сражался в Галлиполи вместе с анзаками.^[7]

— Я слышала, что там были страшные бои.

— Да уж, поверьте. Настоящая резня. Мне повезло. Потом я решил, что корчиться на пляжах — это для дураков, и записался в Королевский летный корпус. Ну, так он тогда назывался. Теперь мы стали Королевскими военно-воздушными силами, ну или мне так сказали.

— А вы летали до этого?

— Честно говоря, нет. Но я мог завести вообще любую колымагу и решил, что быстро научусь. Тогда хватались за любого парня, у которого хватало духу попробовать, а у меня все сразу вышло, будто я для этого и родился.

— А каково это — летать на аэроплане? — спросила Эмили.

— О, это удивительное ощущение. Ты становишься свободным и легким, как птица. А когда глядишь на землю с высоты, то домики под тобой как будто игрушечные. — Капитан усмехнулся. — Вот только долго смотреть по сторонам не приходится, потому что враг может появиться отовсюду. А если уж он возник, то начинается настоящая драка. Ты крутишься, пикируешь, разворачиваешься и все время палишь в него, пока кто-то из вас первым не загорится.

— Какой ужас… — Девушка поежилась.

— Совсем нет. Если идет война, то лучше уж воевать таким образом. По меньшей мере в воздухе сражаются по-джентльменски. Человек против человека. И если ты гибнешь, то гибнешь с честью.

Эмили не нашлась с ответом.

— Послушайте, — сказал он, — я не могу болтать с вами, не зная вашего имени.

— Эмили. Эмили Брайс. А вас как зовут, капитан?

— Меня зовут Робби Керр, но дома все называют меня Блюй, синим.

— Почему?

— Потому что я рыжий.

— Вы надо мной смеетесь. — Она почувствовала, что краснеет.

— О нет. В Австралии всех рыжеволосых парней называют Блюй.

— Какая странная страна.

— Нет-нет, — покачал головой Робби, — она чудесная. Там много земли, много солнца, и всем плевать, герцог ты или трубочист. Но там, где мы живем, женщинам не место. Там нет ни магазинов со шляпками, ни изящных гостиных, ни даже других женщин поблизости, с которыми можно было бы поговорить. Поэтому я так хотел получше разглядеть этот сад и наконец написать матушке хоть что-то хорошее. Последнее время ей доставались только плохие новости. Галлиполи, ранение во Франции… — Он смотрел мимо Эмили, на лужайку. — А теперь я напишу о цветах. Ей понравится.

— Вы хороший сын.

— Стараюсь, — лукаво улыбнулся он.

— Но разве вам можно вставать и вот так разгуливать?

— Наверное, нет. Врачи волнуются, что в ожоги попадет инфекция. Аэроплан загорелся, понимаете ли. И ногу я сломал.

— Тогда вам точно нельзя гулять. Разве у вас нет костылей?

— Есть, но я их бросил на той стороне.

— Робби, немедленно вернитесь! Вы должны отдыхать!

— Нет, я должен тренировать ногу. В госпитале мне дали всякие упражнения. Правда, лазать через изгородь не велели. Я увижу вас снова? Ваше появление — единственное светлое событие в моей жизни. А так я целыми днями смотрю на жутких старых матрон вроде сестры Хаммонд.

— Вы назвали ее старой коровой.

— Было дело, — ухмыльнулся молодой человек, — простите. От боли я могу забыть о хороших манерах.

— Боль тут ни при чем. Вам нравится над ней шутить.

Он трогательно улыбнулся:

— Ну да, но разве я не заслужил немного веселья? Я так долго лежу в этом чертовом госпитале…

— Возвращайтесь, пока вас не хватились, Робби. — Эмили коснулась его руки. — Я не хочу, чтобы у вас были проблемы. И уж конечно, не хочу, чтобы вы натрудили ногу.

Он смотрел на нее сверху вниз. Она не сразу поняла, какой он на самом деле высокий.

— Так когда же мы увидимся снова?

— Мама сойдет с ума, если нас увидит. — Девушка поморщилась. — Она очень правильная и чопорная. А мы не были друг другу представлены.

— Представлены? — не понял Робби.

— Да. По законам приличного общества я не могу разговаривать с человеком, если мы друг другу не представлены.

— И вы считаете, что это Австралия — странная страна? По крайней мере, мы можем говорить с кем хочется. С премьер-министром или с бродягой.

— Я тоже думаю, что это нелепо, — согласилась Эмили. — У нас слишком много правил. Какой вилкой есть, как рассаживать гостей за обедом… Но для людей вроде моей матери это важно.

— А для вас?

— Мне так и не удалось сбежать и пожить в настоящем мире. Я заперта тут всю войну, умираю от злости и хочу сделать хоть что-нибудь полезное: пойти в сестры милосердия, внести свою лепту.

— И что же вам мешает?

Эмили прикусила губу.

— Родители. Они меня не отпустят. Они боятся, что со мной что-то случится. — Это звучало очень глупо. Жалко. — Мой брат погиб. — Она попыталась объяснить. — А родители…

— Боятся потерять еще и вас.

— Да.

— Я, наверное, понимаю. Матушка очень расстроилась, когда я записался в армию.

— Но это другое. Вы уезжали далеко от дома, сражаться. А я просто хочу найти себе работу в городе.

— Тогда они, вероятно, опасаются, что вы столкнетесь с неподобающими молодыми людьми. — Он посмотрел ей в глаза. — Откуда же им знать, что такие молодые люди прячутся у них в кустах?

— Как странно, — засмеялась она.

— Думаю, все родители не хотят, чтобы их дети покидали гнездо. — Робби пожал плечами. — И что вы будете делать?

— До этого дня я была послушной дочерью. Отец заставил меня пообещать, что я позабочусь о матери и не стану больше ее расстраивать. Но это было давно, а сейчас мне скоро исполнится двадцать один, и я смогу сама принимать решения. Тогда я сбегу.

— Вы молодец, — сказал он. — Чтобы взять жизнь в свои руки, нужно мужество. И куда же вы отправитесь?

— Пока не знаю. Я хотела бы стать сестрой милосердия, как моя подруга Кларисса.

— Отлично, — обрадовался он, — это можно сделать прямо здесь. Будете ухаживать за мной. Уверен, тогда я быстро пойду на поправку. И нам не нужно будет ждать, пока нас представят. А когда мы сможем встретиться до вашего дня рождения?

У Эмили часто забилось сердце. Прошло уже немало времени с тех пор, как на нее так смотрели. Особенно молодые люди вроде Робби. Да смотрел ли на нее вообще кто-нибудь когда-нибудь так? В голове вспыхнуло воспоминание. Рыжеволосый юноша с голубыми глазами, похожий на Робби… Мама считала это неподходящим знакомством… Он погиб на фронте через месяц после Фредди. И она обещала себе никогда больше не испытывать к мужчинам подобных чувств. Поэтому она ответила спокойно и размеренно:

— Мне нужно будет пройти мимо вашего госпиталя, чтобы добраться до почтового ящика. Я пишу письма своей лучшей подруге.

— То есть, если я окажусь у ворот в назначенное время… — Он улыбнулся.

— Скажем, в одиннадцать часов.

— Прекрасно. Сразу после утреннего обхода. Сиделки позволят мне прогуляться по дорожке.

Девушка улыбнулась ему в ответ:

— Хорошо. Тогда в одиннадцать. Теперь уходите, пока моя мать вас не увидела.

— И то верно. Тогда до завтра, Эмили. — Он протянул ей руку, но потом передумал. — Со мной давно не случалось ничего лучше, чем встреча с вами.

«И со мной», — подумала она, глядя, как он пробирается обратно через кусты. И пошла к дому улыбаясь.

— Где ты была? — Мать стояла в холле, поправляя цветочную композицию на тумбочке, когда Эмили, запыхавшись, влетела в дом. Миссис Брайс посмотрела на пустую корзинку. — Кажется, ты ходила собирать клубнику?

— Ягоды еще не созрели, — сказала Эмили. — Будут готовы через день-другой.

Она прошла мимо матери, чувствуя на себе ее пристальный взгляд, и направилась по коридору в сторону кухни.

ГЛАВА III

Милая Кларисса!

У меня наконец-то появились новости. Я встретила чудесного молодого человека. Он — авиатор Королевских военно-воздушных сил, родом из Австралии. И он очень отличается от всех мужчин, которых я встречала до сих пор. Он говорит то, что думает, не обращает внимания на условности, а еще он очень храбрый. Он пришел посмотреть наш сад, чтобы написать что-нибудь приятное матери, которая пытается выращивать цветы в неподходящем для этого месте. Правда, это мило? А еще он ужасно красивый. Я уверена, что моя мать его не одобрит, поэтому мы встречаемся тайком — а это само по себе делает жизнь намного интереснее.

Мама с головой ушла в планирование моего двадцать первого дня рождения в следующем месяце. Она хочет пригласить кучу ужасных снобов, например Дафну Армстронг, — только потому, что та замужем за виконтом! Может быть, ты сможешь приехать? Я бы очень обрадовалась моральной поддержке. К тому же я не видела тебя больше года и умираю, как хочу услышать новости. Я собираюсь завербоваться во вспомогательные силы, как только мне исполнится двадцать один, так что ты сможешь рассказать мне все мрачные подробности.

Эмили дописала письмо, наклеила марку и спустилась в гостиную. Мать сидела там за маленьким столиком в стиле эпохи королевы Анны. Она посмотрела на дочь и нахмурилась:

— Не представляю, где сейчас найти оркестр. Мне придется узнавать в Плимуте или даже в Эксетере. Есть, конечно, старики, что играют в «Гранд-отеле» в Торки…

Девушка уныло усмехнулась:

— Мамочка, им лет по девяносто, и они играют вальсы Штрауса.

— А что плохого в вальсах Штрауса? Но я согласна, что они староваты. Ладно. Возможно, придется послать на поиски папу. У него на будущей неделе выездное заседание в Эксетере.

Стоявшие на каминной полке часы из золоченой бронзы начали отбивать час, и Эмили вздрогнула.

— Я собираюсь на почту, отправить письмо Клариссе. У тебя есть письма?

— Сегодня нет, милая. Когда ты вернешься, нам нужно будет закончить со списком гостей.

Эмили вышла на дорожку и хотела было припустить бегом, но все же отправилась просто быстрым шагом. Подойдя к воротам и не увидев Робби, она ощутила странное разочарование. Эмили взглянула на госпиталь и тогда лишь заметила, как он медленно идет, опираясь на костыли. Увидев ее, он ускорил шаг. Эмили протестующе подняла руку.

— Не спешите, а то упадете.

Когда молодой человек добрался до места встречи, он совсем запыхался, на лбу выступили капли пота, и она поняла, насколько тяжела для него даже простая прогулка.

— Прошу прощения, — произнес Робби, — мне пришлось ждать врачей. Они устроили консилиум, потому что один из моих ожогов плохо заживает.

— Вы, наверное, сдвинули повязку, пока лезли через изгородь.

— Может быть, — улыбнулся он.

— Вам больно?

— При виде вас значительно полегчало. — Он снова улыбнулся и огляделся. — Пойдемте туда, под деревья, где нас никто не увидит. Не думаю, что кто-то будет против нашего разговора, но слухи могут дойти до вашей матери.

— Пожалуй, — согласилась она и медленно пошла рядом. — Мама устраивает прием в честь моего дня рождения. Я сказала, что не хочу ничего такого и что мне кажется неверным устраивать большие праздники, когда идет война, а люди страдают, но она непреклонна. Она хотела бы, чтобы меня представили ко двору.

— Господи, — слегка смутился он, — я и не знал, что вы королевской крови или что-то вроде того. Может быть, называть вас «ваша светлость»?

Эмили рассмеялась:

— Что вы, мы не имеем отношения к королевской семье. И даже к аристократии. Мой отец — сын викария, и он с детства решил стать судьей. Мать принадлежит к среднему классу. Ее отец был управляющим в банке. Но у нее большие планы. Она уверена, что я должна выйти замуж за титулованную особу.

— А вы что думаете?

— Что я собираюсь выйти замуж по любви. Я была увлечена одним молодым человеком, когда мне было восемнадцать, но его убили во Фландрии в ту же неделю, что и моего брата.

— Чертова война. Все парни, с которыми мы вместе начинали, уже погибли. И почти все, с кем вместе летал. — Он сказал это таким тоном, как будто это было самое обычно дело.

Она встревожилась:

— Вам же не нужно будет возвращаться на фронт после таких ранений? Вас же отправят назад, в Австралию?

— Но я хочу вернуться. Я должен. Аэропланы сейчас решают все. Мы выигрываем войну. Я должен что-то сделать для победы.

— Но вы уже и так многое совершили! — Она произнесла это с большим пылом, чем намеревалась.

— А вы не волнуйтесь обо мне. — Он улыбнулся. — Я прожил отличную жизнь. Богу я не нужен, а дьявол меня не получит.

— Не говорите так, пожалуйста.

— Вам не следует увлекаться мной, Эмили. Я — неподобающее знакомство, не забывайте. — Робби подмигнул ей. — И вообще, война скоро закончится. Так все говорят. Как только меня уволят со службы, я вернусь на ферму и стану работать с отцом.

— Вы в самом деле этого хотите? — осторожно спросила она. — Теперь, когда вы повидали мир? Вы говорили мне, что я должна найти в себе мужество жить собственной жизнью.

— Я правда этого хочу. — Он нахмурился. — Это чудесная жизнь. Простор и свобода, можно делать то, что ты хочешь, и у меня много идей, как там все улучшить. Я собираюсь привезти отсюда аэроплан. Представляете, что мы сможем с ним сделать? Искать источники воды, проломы в заборах, возить людей в больницу или даже летать в гости к соседям. Вот что я скажу. Аэроплан все изменит. Я даже могу купить несколько и научить других парней летать. — Он был очень оживлен, но потом его улыбка увяла. — Но я уже говорил, что наши выселки — не место для женщины. Особенно для такой, которая привыкла к комфорту и красивым вещам.

Они проговорили еще несколько минут, а потом Эмили поняла, что ей пора.

— Увидимся завтра? — спросил Робби. — В то же время?

Она кивнула.

По дороге к почтовому ящику Эмили едва не прыгала, как девчонка. Робби не было смысла предупреждать ее, чтобы она не слишком увлекалась. Она уже увлеклась.

Они начали проводить вместе по несколько минут каждое утро, и даже неприятные визиты в госпиталь вместе с матерью стали чудесными — она знала, что может ускользнуть и повидать его. Каждый раз, когда они разговаривали, она понимала, как он любит Австралию и свою семью. Его мать играла со своими детьми, учила их читать, пела им колыбельные. Эмили ни разу не сидела у матери на коленях, и уж точно ей никто не пел колыбельных.

— А вот мой отец, — говорил он, — мы с ним каждое утро вместе ездили верхом. В юности он приехал из Англии, ну вы понимаете. Прямиком из города, ничего не умел, ничего не знал, батрачил на фермах, откладывал деньги и выстроил наш дом своими руками. Он любит землю так же, как и я. Когда он видит стаю гала, то радуется, как ребенок.

— Гала?

— Розовых какаду, — пояснил он. — Красивые птицы, но мороки от них… Им только дай, они дом по деревяшке разберут. Но когда ты видишь, как тысяча птиц разом опускается на воду… Господи, это чудесно. Я бы хотел показать вам… — Он осекся, как будто опасаясь зайти слишком далеко. — У вас был только один брат?

— Да, — кивнула Эмили, — он был старше меня на четыре года. Еще у нас была сестра, но она умерла от дифтерии в раннем детстве. Я осталась одна.

— Но вы же понимаете, почему они хотят оставить вас при себе?

— Наверное. Но не могу же я просидеть дома всю жизнь? Во времена молодости моей матери девушка оставалась дома, пока не выходила замуж. Но теперь это же невозможно. Сколько девушек никогда не выйдет замуж, потому что молодые люди не вернутся с войны.

— Тогда вам нужно полагаться на себя и делать, что вам хочется.

В другой раз Робби спросил:

— А что бы вы делали, если бы не было войны? Ну, кроме того, что вышли бы замуж?

Эмили робко улыбнулась:

— Учителя в школе говорили, что я хорошо соображаю и что мне стоило бы пойти в университет, но мама считает, что это глупо. По ее мнению, излишнее образование вредно для женщины. Женщина должна уметь вести дом и заниматься семьей, а от образования одни проблемы. Боюсь, она весьма старомодна.

— А вы хотели поступить в университет?

— Не уверена. — Эмили задумалась. — Вряд ли я мечтала бы стать учительницей или даже профессором. Я говорила вам, что думала пойти в сестры милосердия. Не знаю, хорошо бы у меня получалось или нет, но я бы, по крайней мере, делала что-то достойное.

— Вы беседуете со мной. Это очень достойно. Поднимаете боевой дух бедного раненого солдата. Эмили, я каждый день считаю минуты до встречи с вами.

— И я, — призналась она. — Вы тоже поднимаете мой боевой дух. Вчера это заметила моя мать, но, разумеется, решила, что все дело в предстоящем приеме.

— Вы устраиваете праздник?

— Мой двадцать первый день рождения. Мама с ума сходит. — Она замялась, прикидывая, сможет ли изыскать способ пригласить Робби. Представила, как они танцуют и он крепко обнимает ее. — Мне пора, — сказала Эмили. — Скоро придет портниха. Я буду примерять платье. Увидимся завтра.

Сухие солнечные деньки в Англии никогда не держатся долго, и вскоре они сменились ливнем и штормовым ветром. О прогулках и речи быть не могло. Миссис Брайс пересматривала свои планы, обдумывая прием в доме. Кроме того, она изменила количество гостей, когда стало ясно, что молодых людей осталось совсем мало.

— Как можно устраивать праздник без мужчин? — говорила она. — Приглашение приняли двадцать девушек, но всего четверо мужчин, и двое из них школьники.

— Мы могли бы позвать офицеров из госпиталя, — сказала Эмили, как будто эта идея только что ее осенила. — Ты вчера говорила, что среди них есть весьма приличные молодые люди.

— А это неплохая мысль, — решила миссис Брайс. — Кто-то из них выздоравливает и уже способен танцевать, а другие могли бы сидеть и вести вежливую беседу.

Ненастье все не прекращалось, так что они отправились в госпиталь на автомобиле.

— Я должна поговорить с сестрой-хозяйкой о том, что мы хотим пригласить на праздник нескольких офицеров, — сказала миссис Брайс. — Уверена, она не станет возражать. Мы пришлем за ними автомобиль.

Когда мать исчезла в кабинете, Эмили бросилась к Робби. Он сидел в постели и писал письмо.

— Эй, парень, очнись, твоя дама пришла! — воскликнул один из мужчин в палате.

Робби вздрогнул, потом посмотрел на нее и улыбнулся.

— Чудесное зрелище, — сказал он. — Я только что пытался описать вас своей матушке, но не преуспел в этом деле.

— Может быть… элегантная, изысканная и ослепительно красивая? — предположила она.

— Это само собой разумеется.

Она вспыхнула и быстро проговорила:

— Робби, я бы хотела пригласить вас на мой день рождения на следующей неделе.

— Я думаю, ваша матушка меня не одобрит.

— А я все равно хочу вас там увидеть, и, кроме того, я ее уговорила. Поскольку у нас набирается очень мало молодых людей, я предложила ей пригласить выздоравливающих офицеров. Сейчас она договаривается с сестрой-хозяйкой.

— Я не умею себя вести. Говорю с людьми, которым не был представлен, и все такое.

— Глупости, вы отлично справитесь. Я скажу им, что ваши родители — крупные землевладельцы в Австралии, а это правда. Здесь восхищаются людьми, владеющими большими фермами.

— Я могу привести парочку товарищей? Мне нужна моральная поддержка.

— Можно подумать, я зову вас поохотиться на львов. Если вы не хотите приходить на мой праздник, я пойму, но мне просто необходим союзник среди всех этих жутких людей, которых пригласила мама.

— Хорошо, — кивнул он после паузы. — Я могу вынести все, лишь бы быть рядом с вами.

— Как зовут ваших друзей? — спросила она. — Я пойду к сестре-хозяйке и скажу, что хотела бы добавить вас в список.

Он встревожился.

— Думаю, она о нас не лучшего мнения, судя по тому, что слышит от сиделок.

— Тогда я сама отправлю за вами автомобиль, если понадобится. И скажу матери, что вы придете. Это мой праздник, в конце концов!

— Вы молодец! — расцвел Робби. — Научились показывать зубки.

— Набралась от вас плохих манер.

— Ничего подобного. Я просто учу вас выживать в этом суровом мире. Вы же не сможете вечно прятаться за родителей. Теперь вам придется самой отвечать за себя.

— Да уж… —сказал кто-то с соседней койки, и она поняла, что их разговор слышали все обитатели палаты.

ГЛАВА IV

За два дня до праздника светило яркое солнце, но все беспокоились, что это долго не продлится: погода в Уэст-Кантри всегда быстро меняется. К счастью, день наступил ясный и солнечный. Прибыли фургоны с провизией и дополнительной мебелью для сада. На лужайке воздвигли площадку для танцев. По деревьям развесили фонарики. Наняли дополнительных работниц для помощи на кухне и обслуживания столов. Миссис Брайс сходила с ума, бросалась от одного дела к другому, по два-три раза перепроверяла все, что могло бы пойти не так.

А Эмили разрывалась между страхом и восторгом. Это был ее день, он наконец-то наступил, и она хотела, чтобы он стал прекрасным, — но боялась, что ее ожидания не оправдаются. Но если Робби придет, все будет не напрасно. Начало праздника назначили на восемь. В шесть часов у дома остановился таксомотор. Эмили с мамой в столовой спорили о том, как расставить еду на буфетной стойке. Заслышав шуршание шин, обе подняли головы.

— И кто может приехать так рано? — разволновалась миссис Брайс. — Это не поставщик. Ведь не гость же так напутал со временем? Господи, мы же с тобой еще не одеты!

Кто-то вышел из задней дверцы автомобиля — кто-то в униформе сестры милосердия. Эмили взвизгнула от восторга:

— Это же Кларисса! — закричала она и бросилась к двери.

Ее лучшая подруга была бледна, темные волосы она подстригла под боб, а глаза казались еще больше на белом лице. Она распахнула объятия навстречу Эмили.

— Вот тихоня! — воскликнула Эмили. — Почему ты не сказала, что приедешь? Когда ты не ответила на мое приглашение, я решила, что ты не сможешь вырваться.

— Дорогая, я сама до вчерашнего дня не знала, что все получится. Мы ожидали, что нас сменят, но новые сестры все никак не приезжали, и я, разумеется, не могла уехать. Но в самый последний момент примчался грузовичок с двумя новыми врачами и тремя сестрами. Прямо дар свыше. И старшая сестра меня отпустила, с условием, что я непременно вернусь. Так что у меня всего три дня. Вечер я проведу с тобой, а завтра поеду к родителям. Должна предупредить тебя, что мне совсем нечего надеть. Возможно, я могла бы что-то позаимствовать…

— Конечно. Мама заказала мне два платья, потому что погода все время менялась. Правда, я боюсь, что оно тебе будет велико, ты так сильно похудела…

— Мало отдыха, мало еды и слишком много тревог. Мы работали сменами по двенадцать часов, днем или ночью, и спать было почти невозможно. Когда неподалеку начинался обстрел, нам оставалось только ждать новых партий раненых.

— Какая ты храбрая! — восхитилась Эмили. — Я бы тоже хотела пойти в сестры милосердия, но не знаю, хватило бы мне духу.

— Я задавала себе тот же вопрос. Знаешь, в первые недели я часто себя спрашивала: «Что я тут делаю, ради всего святого?» Потом привыкла. Удивительно, как быстро люди свыкаются даже с кошмаром. По крайней мере, я уверена, что приношу пользу. Я точно знаю, что спасла жизнь какому-то бедняге, и это стоит бессонных часов.

— Здорово, — сказала Эмили.

Водитель таксомотора выгрузил маленький чемоданчик Клариссы и терпеливо ожидал оплаты.

— Ох, прошу прощения. — Кларисса вынула кошелек и рассчиталась, очевидно оставив щедрые чаевые, потому что водитель отсалютовал ей.

— Приехать за вами завтра в девять, сестра?

— Да, спасибо.

— Пойдем, поздороваешься с мамой и посмотришь на приготовления. У нас тут еды на пять тысяч человек. Как будто нет никакой войны или норм снабжения. Кухарка творит чудеса, а окрестные фермеры очень щедры. У нас есть собственные клубника и малина…

Она подхватила чемодан Клариссы, взяла подругу под руку и повела к дому.

— Мама, посмотри, кто приехал!

Миссис Брайс застыла в нерешительности.

— Кларисса, дорогая, какой сюрприз, — наконец проговорила она. — Ты очень представительно выглядишь в этой униформе. Но почему ты не предупредила о приезде? Мы не приготовили гостевую спальню. Придется немедленно велеть Флорри ею заняться.

— Не беспокойтесь обо мне, миссис Брайс. — Кларисса пожала ей руку. — Я привыкла спать в любых условиях. Даже на операционном столе, когда не было операций.

— Святые небеса! Я слышала от Эмили о некоторых твоих приключениях. Это душераздирающе. Бедные твои родители! Они, наверное, с ума сходят.

— Я думаю, что они очень мной гордятся, — ответила Кларисса. — Папа — врач. Он рад, что я пошла по его стопам.

— Но ты же не станешь заниматься этим, когда война закончится?

— Может быть, и стану. У меня хорошо получается. И я не могу представить, что после этого буду просто сидеть дома и вышивать.

— Ты собираешься работать? Устроиться на службу?

— Я думаю, что после войны очень многие женщины пойдут работать, миссис Брайс. Мы потеряли огромное количество мужчин. Нам придется работать вместо них.

Миссис Брайс неловко засмеялась:

— Кларисса, ты что же, думаешь, что женщины станут каменщиками и верхолазами?

— Если это потребуется. Если мы хотим восстановить страну.

Миссис Брайс покачала головой, как будто пытаясь переварить эту мысль. Потом позвонила. Появилась горничная.

— Флорри, приехала мисс Гамильтон. Приготовь для нее комнату, будь добра.

— Да, миссис Брайс. Но не надо ли сначала разложить ложечки для мороженого?

— Мама, не беспокойся, мы с Клариссой справимся. Я умею заправлять постели, — сказала Эмили.

— Но тебе пора одеваться. Бедная Кларисса наверняка голодна, а ужин будет только после девяти часов. Отведи ее в кухню, посмотри, не найдется ли чего-нибудь у кухарки.

— Сначала мы отнесем чемодан в мою комнату. — Эмили пошла по лестнице. Оказавшись у себя, она бросилась на кровать. — Господи, как же я хочу, чтобы это поскорее закончилось. Как видишь, мама пустилась во все тяжкие. Удивительно, что она не выписала Лондонский симфонический оркестр.

Кларисса присела рядом с ней.

— Лучше вот что скажи. Интересные молодые люди будут?

— Может быть. — Эмили лукаво улыбнулась. — Мы пригласили нескольких выздоравливающих офицеров. В том числе моего австралийца. Держись от него подальше!

Подруга строго посмотрела на нее.

— Ты что, действительно влюбилась? Думаешь, это разумно? Разве он не уедет в Австралию после войны?

— Собирается.

— И ты поедешь с ним?

— Не знаю. Он еще не предлагал. Вообще он даже говорил пару раз, что там не лучшее место для женщины. Он живет в довольно унылом местечке, но много чего придумал, чтобы улучшить там жизнь. Это непростая задача — а именно о ней я и мечтаю. — Она потянулась и вздохнула. — Ты не представляешь, как скучно и противно сидеть здесь. Я ничего не могу сделать. Родители просто не отпускают меня от себя. Как будто моя жизнь временно остановилась. Помнишь, в школе мы мечтали путешествовать, увидеть Европу, заняться чем-то интересным. Тебе это удалось, хотя и совсем не так, как ты себе это представляла. А я ничего не сделала, вообще ничего. Но мне теперь двадцать один, и я могу сама за себя решать. Они меня не остановят.

— Ты хочешь вступить в Добровольческий медицинский корпус? Стать сестрой милосердия, как я?

— Я об этом думала. Меня пугает то, что ты делаешь — вся эта кровь, страдания и смерть, — но если ты можешь, значит, могу и я. — Она помедлила. — Но я не уверена, что мне стоит ехать во Францию. Мама этого не перенесет.

— Моя вынесла, — возразила Кларисса. — Теперь она мной гордится.

— Да, но твоя мама не потеряла единственного сына. Родители боготворили Фредди. Считали, что солнце светит только ради него. Наверное, мне не стоит этого говорить, они скрывают это от всех, но после его смерти у мамы было нервное расстройство. Она три месяца провела в санатории. А после этого стала… холодной и жесткой, как будто вообще больше не хочет чувствовать.

— Мне очень жаль, Эмми. Но сиделки наверняка нужны и дома. Сообщи, когда ты соберешься, и я сведу тебя с нужными людьми. А теперь пора за дело, если ты хочешь быть вечером красавицей.

Эмили вскочила и подбежала к гардеробу.

— Вот платье, которое я сегодня не надену. — Она вытащила розовое переливающееся платье.

— Красивое, — одобрила Кларисса. — Чем оно тебе не нравится?

— Второе лучше. — Эмили показала платье глубокого синего цвета, сшитое в греческом стиле. — Оно не такое девчачье, и синий мне идет больше. А розовый оттенит твои темные волосы. Офицеры будут увиваться вокруг тебя, как пчелы вокруг горшочка с медом.

Кларисса рассмеялась:

— Ты такая забавная. Но синий действительно лучше подойдет к светлым волосам. А теперь давай найдем мне что-нибудь поесть, чтобы я не бросалась на людей, и переоденемся. — Она взяла Эмили под руку. — Ты не представляешь, как хорошо снова оказаться здесь. Почти как во сне. Только посмотри на свою комнату: бело-розовая, в шкафу стоят чудесные книги. Знаешь, как мне хочется снова иметь возможность читать? А твои очаровательные куклы? Когда я лежу на койке ночью, а вокруг светло от взрывов, трудно поверить, что в мире еще есть такие места.

— Тебе не обязательно возвращаться, Кларисса. Ты уже сделала больше, чем нужно.

— Я должна вернуться. Можешь считать, что я дала присягу и не могу уйти, пока меня не отпустят. — Она посмотрела мимо Эмили в окно на лужайку. — К тому же у меня отлично получается. Я помогаю спасать жизни.

— Я очень тобой горжусь. А еще ревную. Ты живешь настоящей жизнью. Делаешь что-то достойное. Я тоже всегда любила эту комнату, но сейчас она похожа на тюрьму. Жду не дождусь, когда сбегу отсюда.

— Помнишь, как мы удирали из школы? — засмеялась Кларисса.

— Когда пытались слезть по трубе и застряли на полпути? Директриса с ума сошла от ярости. — Эмили тоже засмеялась и взяла подругу за руку. — Я так рада, что ты здесь. Ты поможешь мне через это пройти. Вперед, навстречу трудностям!

ГЛАВА V

Первые гости появились к восьми часам. Эмили стояла на крыльце вместе с родителями и приветствовала вновь прибывших. Улыбаясь, кивая и благодаря гостей, она не отрывала взгляд от подъездной дорожки. Джош отправился за офицерами в госпиталь. Когда «даймлер» подъехал, из него вышли четверо молодых людей. Эмили оставила родителей и побежала к Джошу.

— Есть еще три австралийца, Джош. Не забудь про них, пожалуйста.

— Мне сказали — семеро, — нахмурился тот в ответ, — и их будет семеро.

— Может быть, сестра-хозяйка не одобрила их кандидатуры, но я их пригласила. Будь так добр, вернись и найди их.

— Для вас — все, что угодно, мисс Эмили. Особенно в такой день. — Он ухмыльнулся и снова завел мотор.

Когда «даймлер» вернулся, вниманием Эмили как раз завладел Обри Уоррен-Смайт. Из машины вышли молодые люди на костылях. У одного было сильно обожжено лицо. Эмили бросилась к ним.

— Я так рада, что вы приехали.

— Вы сегодня прекрасны! — Робби просиял, увидев ее. — Мы чуть было не остались там. Нам сказали, что мы еще слишком слабы, чтобы появляться в обществе. — Он расплылся в улыбке. — Думаю, сестра-хозяйка просто сочла, что мы недостаточно хороши для вас. Слишком грубы и еще что-то в этом роде.

Остальные двое кивнули.

— Совсем позабыл о манерах, — продолжил Робби. — Эмили, позвольте представить вам Джимми Хаммонда и Рэя Барклая. Джимми из Квинсленда, а Рэй из Мельбурна, а там люди почти такие же чванливые, как здесь.

— Просто мы не такие дикари, как вы, Керр. — Рэй пожал Эмили руку. — Поверьте, в Австралии есть и цивилизованные люди.

— Здравствуйте, — рядом с ними возникла миссис Брайс, — прибыли еще офицеры?

— Мама, эти три капитана — авиаторы, родом из Австралии.

— Авиаторы? Для этого нужна храбрость. Вы уверены, что раны вам не помешают? — Она покосилась на их костыли и повязки. — Сестра-хозяйка сказала, что отпустит только тех, кто готов к выписке.

— Это я их пригласила, мама. Они так далеко от дома, их нужно как-то поддержать. И кроме того, они сражаются за Англию и потому заслуживают праздника.

— Хорошо, — кивнула миссис Брайс. — Чувствуйте себя как дома, джентльмены, но будьте аккуратнее с костылями. Тут ступеньки, а позднее мы все выйдем на лужайку. Посмотри-ка, Эмили, это же полковник и миссис Хетерингтон. — И Эмили увлекли встречать других гостей.

Вечер пронесся быстро. Эмили заметила, что у Клариссы действительно отбоя нет от кавалеров. Ей пришлось избегать общества Обри, который жаждал рассказывать ей длинные и сложные истории о банковской жизни в Лондоне. Когда Эмили наконец вырвалась и пошла искать Робби, она обнаружила трех офицеров у большой картины в гостиной. Это был портрет всадника с длинными завитыми волосами.

Все они смеялись.

— Он что, и спит в папильотках? — спросил Джимми.

— Это парик, — пояснил Робби. — В те времена все так ходили.

— Вот уж спасибо, — заявил Рэй, — он же на девушку похож.

Эмили заметила в дверях мать. Миссис Брайс нахмурилась и отвернулась.

— Поосторожнее, пожалуйста. — Она приложила палец к губам. — Мама очень гордится этой картиной. Иногда она намекает, что это наш предок. Неправда, конечно. Она купила портрет на распродаже.

— Ведите себя прилично, — велел Робби, — нечего смеяться над картинами.

Всех пригласили к ужину. Эмили повела Робби и остальных австралийцев в столовую.

— Вы не сможете носить тарелки, — сказала она. — Давайте вы найдете себе места, а я прослежу, чтобы вам принесли еды. Чего бы вам хотелось?

— Ничего себе, — сказал Рэй Барклай, — мы таких разносолов с самого дома не видели. В госпитале кормят похлебкой да иногда кусочком мяса. Или пирогами из картошки с овощами. Здесь так все люди живут или только богачи вроде вас?

— Что вы, мы тоже получаем продукты по норме, — ответила девушка. — Просто наши друзья были очень щедры, узнав, что у нас праздник. Один фермер прислал нам ветчину, второй — две дюжины яиц, а овощи мы сами выращиваем. Что бы вы предпочли? Всего понемногу?

— А это что? — Джимми подошел к блюду в форме рыбы, наполненному чем-то розовым и блестящим, украшенным резаными оливками. Сунул в него палец и облизал.

— Рыбная паста, — с отвращением проговорил он.

— Это террин из лосося, — ледяным тоном пояснила миссис Брайс, появляясь в дверях. — Нам повезло достать кусок лосося от «Фортнума и Мейсона» из самого Лондона.

— Террин — это собака такая? — спросил Джимми, не заметив, как Эмили предостерегающе нахмурилась.

— Нет, собака — терьер, — ответил Рэй.

— Я не знаю в точности, как он готовится, — свирепо ответила миссис Брайс, — но нашей кухарке он всегда отлично удается.

С этими словами она удалилась. Эмили показала австралийцам, где им сесть, принесла тарелки, а потом наполнила свою собственную и устроилась рядом с Робби.

— Простите, — прошептал он, — я не в состоянии уследить за ними, когда они выпьют. Боюсь, они расстроили вашу маму.

— Ее очень легко оскорбить, — прошептала она в ответ.

К ним подошла Кларисса.

— Оставите мне два места? Я возьму тарелки для себя и для лейтенанта Хатчинса. — Она слегка покраснела. — Он из Беркшира, и его отец играет в гольф вместе с моим. Удивительное совпадение.

Эмили улыбнулась. Все-таки вечер удался.

После ужина заиграл оркестр. К Эмили подошел отец.

— Полагаю, что уж на первый танец с собственной дочерью я имею право. — Он протянул ей руку и вывел на площадку. — Ты сегодня очень хороша, милая, — сказал он, когда они начали вальсировать. — Ты вдруг стала такой взрослой. Тяжело поверить, что наша девочка превратилась в женщину. — Голос у него был сдавленным. Эмили подумала, что впервые за долгое время он проявил хоть какие-то чувства.

— Спасибо, папа. — Она улыбнулась.

— Мне кажется, праздник вышел неплохой. Твоя мама очень беспокоилась. Между нами, я тоже волновался, хотя скорее за нее. Но теперь я думаю, что идея была хорошая. Наконец-то у нас появился повод для веселья.

Эмили кивнула.

Они потанцевали молча, а потом он спросил:

— Тебе все нравится?

— Очень.

— Кокетничаешь с офицерами, — подмигнул он, а потом стал серьезным. — На твоем месте я бы не привязывался ни к кому, пока не кончится эта чертова война. Ты просто разобьешь себе сердце, милая. Влюбишься, а потом его убьют. Ты уже потеряла любимого брата, поэтому я бы посоветовал тебе не думать ни о чем таком, пока не настанет мир. Судя по тому, что мы слышим, ждать осталось недолго. В дело уже включились американцы.

Девушка кивнула и ничего не сказала. Как только танец закончился, она вернулась к Робби. Он встал при ее приближении.

— Жаль, что я не могу пригласить вас на танец. Я неплохо танцевал до войны. Правда, из партнерш у нас одни кенгуру, а они не слишком взыскательны.

Эмили засмеялась:

— Зато мы можем прогуляться.

— И то верно. — Он взял костыли. Они пробрались через толпу и оказались там, куда не достигал свет фонарей. Над лужайкой плыла музыка.

— Отличный праздник. Денег не жалели.

— Я их единственный ребенок, и ничего более похожего на введение в свет им устроить не удастся.

— То есть теперь вы как можно скорее должны найти себе богатенького мужа?

— Мой отец только что сказал мне совсем обратное. Велел не влюбляться до конца войны, потому что будущее неопределенно.

— И вы послушаетесь? Запретесь в башне из слоновой кости?

— Вряд ли. Дело в том, что я уже потеряла от нее ключ.

Они долго смотрели друг на друга, а после он зажал костыль под мышкой, взял ее рукой за подбородок и поцеловал. Точнее, просто прикоснулся губами к ее губам. Потом он привлек ее к себе и стал целовать долго и жадно. Когда они оторвались друг друга, с трудом переводя дыхание, Эмили обернулась и заметила, что ее мать стоит неподалеку.

— Наверное, мне нужно вернуться к гостям, — сказала она дрожащим голосом.

Последние гости отбыли в два часа утра. Эмили рухнула на кушетку.

— У меня сейчас ноги отвалятся, — смеясь, сказала она Клариссе.

— У меня тоже, но ведь это того стоило? Отличный вечер! И Рональд обещал мне писать.

— Рональд?

— Лейтенант Хатчинс, я тебе о нем говорила. Мы увидимся, когда оба вернемся домой. Разве это не чудесно?

— Я так за тебя рада! — Эмили посмотрела на подругу, которая больше не казалась бледной и усталой.

— А как твой австралиец?

— Он меня поцеловал. Это было восхитительно!

— Эмили, — в комнате появилась миссис Брайс, — бедной Клариссе пора ложиться. Ей нужно немного отдохнуть перед возвращением во Францию. Марш отсюда, юная леди!

— Я поднимусь и помогу тебе раздеться, — сказала Эмили.

Мать удержала ее.

— Одну минуту. Мне нужно тебе кое-что сказать. — Лицо у нее было каменным. — Как тебе пришло в голову пригласить этих неотесанных австралийцев? О чем ты думала, дитя мое? И почему ты не спросила разрешения?

— Один из этих австралийцев — мой друг, мама. Он попросил, чтобы я позвала и его земляков. Я согласна, что они немного… неуправляемые.

— Они нам не ровня, Эмили. Это абсолютно недопустимо. Я видела тебя с этим юношей. Не думай, что я не заметила.

— Мама, это как раз совсем другое дело. Его родителям принадлежит огромное поместье в Австралии. Больше двадцати тысяч акров.

— Я полагаю, что у ковбоев в Америке тоже много земли, но это не делает их приличными людьми, достойными внимания. Они невоспитанные невежи, Эмили. Так что выброси все эти мысли из головы. Мы с отцом запрещаем тебе с ним видеться.

Эмили открыла рот, собираясь возразить, что теперь, когда ей исполнилось двадцать один, она может делать все, что захочет, но передумала. Для большого скандала момент не подходил. Не говоря больше ни слова, она вышла из комнаты.

ГЛАВА VI

Кларисса уехала утром, оставив подруге сведения о том, с кем можно связаться, когда она будет готова поступить на курсы сестер милосердия. После ее отъезда Эмили села к столу, но так и не смогла написать письмо. Если она уедет в Лондон учиться, то больше не увидит Робби. После вчерашнего заявления матери ускользнуть из дома и повидаться с ним будет непросто. Она знала, что с той станется потребовать у сестры-хозяйки немедленно перевести Робби в другой госпиталь.

И тут ей пришла в голову восхитительная идея. Куда бы его ни перевели, она же сможет стать сиделкой в том же самом месте. Ей не обязательно ехать на фронт, как Клариссе. Разумеется, сиделки нужны и дома. Она улыбнулась собственной храбрости.

Ее подозрения оказались верны. Через несколько дней после праздника миссис Брайс улеглась в постель, сообщив, что совсем вымоталась и душевно, и физически. Эмили немедленно побежала к соседнему дому, чтобы повидать Робби.

Во дворе на солнышке выставили ряд кресел-каталок, и он, сидя в одном из них, сосредоточенно плел коврик из рафии.^[8]

— Посмотри-ка, кто идет, Роб. Не забывай о манерах! — воскликнул кто-то.

Робби поднял глаза и, отложив плетение, попытался встать.

— Пустая трата времени, — сказал он, глядя на свою поделку. — Зачем нужен этот коврик?

— Вероятно, чтобы занять вас и не давать грустить, — предположила Эмили.

Он улыбнулся ей, но довольно сдержанно, что она сразу заметила.

— Подождите минуту. Я возьму костыли, и мы прогуляемся.

— А сестра-хозяйка вас отпустит?

— А мне плевать. Я долго здесь не останусь.

— Нет?

Они отошли от остальных и оказались в тени здания.

— Нет. Меня переведут через несколько дней. В военно-морской госпиталь в Плимуте. Они говорят, что там лучшие возможности для реабилитации и я быстрее начну ходить.

— Понятно. А почему военно-морской госпиталь, вы же в авиации?

— Наш род войск пока еще слишком мал, чтобы иметь собственный госпиталь. А Плимут — морской город, и госпиталь там один из лучших.

Эмили попыталась скрыть свое разочарование:

— Наверное, это хорошие новости. Всяко лучше, чем плести коврики.

— Да, — согласился он, — если бы только это в самом деле делалось ради моего блага.

— Вы полагаете, к этому приложила руку моя мать?

Он нахмурился:

— А вы что-то об этом знаете?

— Нет, но я подозреваю, что это ее задумка. После вашего ухода я выслушала длинную лекцию о вашей неблагонадежности. Мне запретили с вами видеться.

Они молча прошли мимо здания и, добравшись до розового сада, сели на деревянную скамейку. Вокруг витал густой аромат роз.

— Она права, — сказал он наконец, — я действительно сомнительная партия. Наверное, это к лучшему, Эмили. Вам не стоит мной увлекаться. У меня нет никаких перспектив. Мои шансы дожить до конца войны невелики, но даже если это случится, я немедленно уеду за десять тысяч миль от вашего дома. Я не могу ожидать, что вы последуете за мной и будете жить той жизнью, к которой я привык. Только не в такой дали от семьи. Это разобьет вашим родителям сердце. — Он помолчал. — Наверное, лучше будет, если я уеду, и мы будем тепло вспоминать друг друга. Сражаясь с врагами, я буду думать о вас. Я никогда вас не забуду.

— Робби, пожалуйста, не говорите так. Разумеется, и я вас не забуду. Вы мне нравитесь, вы же знаете. Я не собираюсь сдаваться без боя. Плимут — это еще не край света. Туда меньше часа езды на поезде. Я буду приезжать и навещать вас. Я говорила, что собираюсь найти работу. Мои родители не смогут возразить. Мне исполнился двадцать один год, и я могу приносить пользу стране. Я думала, что могла бы стать сиделкой в вашем военно-морском госпитале.

Он встревожился:

— Эмили, вы же не собираетесь в самом деле пойти в сиделки? Вы к такому непривычны. Там нужно таскать судна и менять окровавленные бинты.

— Моя подруга Кларисса, с которой вы встречались на празднике, воспитывалась так же, как я. Мы вместе учились в закрытой школе для девочек. Но теперь она работает на фронте во Франции, в самых худших условиях, среди крыс, грязи и жутких ран. И ей нравится. Так что это возможно.

— Я не думаю…

— А в чем дело? — перебила она. — Вы думаете, я не справлюсь? Или намекаете, что не хотите больше меня видеть?

Он вздрогнул.

— Эмили, вы же знаете, что это не так. Я не могу выразить, что я на самом деле к вам испытываю, но это только потому, что я хочу для вас лучшей доли. Счастья. Такой жизни, какую вы заслуживаете.

Эмили взяла его за руку.

— Давайте жить одним днем? Радоваться тому, что мы оба живы и вы рядом со мной. Посмотрим, что принесет нам будущее.

— Вы правы. — Он посмотрел в сторону и поморщился. — Черт. Это сестра Хаммонд. Сейчас мне влетит за самовольную отлучку. Я не хочу, чтобы вы ссорились с матерью. Давайте вы убежите через изгородь? Через нее можно пролезть там, где я пробрался в первый раз, за большим дубом. А я встречу опасность лицом к лицу.

— Хорошо. — Она посмотрела на него и потянулась убрать волосы с его лба.

— Вы не обиделись, когда я вас поцеловал?

— Обиделась? Это было замечательно. Я до сих пор об этом вспоминаю.

— Хорошо. — Робби улыбнулся. — Для меня это тоже многое значит. — Он отвел ее руку. — Идите. Спрячьтесь, пока я отвлеку сестру, а потом бегите.

Он вышел из садика и пошел назад, к зданию.

— Простите, сестра, мне нужно было размять ноги! — крикнул он. — Невозможно сидеть в этом кресле, весь затекаешь.

— Не думайте, что я вам поверила, капитан Керр.

— Честное слово. Я хотел посмотреть на розы. Я же говорил вам, что моя матушка пытается выращивать розы дома. — Голос затих вдали.

Эмили подождала, пока сиделка не отошла подальше, бегом пересекла лужайку и протиснулась через изгородь.

К концу недели он уехал. Эмили решила, что настало время приступить к делу. Она начала разговор за завтраком. Мать как раз восстала с одра, бледная и растрепанная.

— Мне двадцать один год, — сказала Эмили, — и мне пора приносить пользу. Я собираюсь вступить в местный корпус добровольцев.

— Я надеюсь, ты не собираешься делать глупости и записываться в Добровольческий медицинский корпус, как Кларисса? — резким тоном спросила мать.

— Мама, я обещаю, что не стану работать далеко от дома или в другой стране, — ответила Эмили. — Пока я останусь в Девоне, но сидеть дома и ничего не делать я больше не могу.

— Отличная идея. Хочешь, я отвезу тебя в Торки? — вмешался отец. — Кажется, у них там есть офис. Они подыщут тебе занятие.

— По всей видимости, в городке вроде Торки маловато занятий для добровольцев, — сказала Эмили, — что они мне предложат, место горничной в отеле? Или я должна буду выгуливать престарелых полковников по променаду? Нет, мне кажется, я должна уехать в город побольше, вроде Эксетера или Плимута. Папа, ты не отвезешь меня на станцию?

— Завтра я собирался в Эксетер, могу взять и тебя, если ты чуть-чуть подождешь.

— Нет, спасибо. Лучше я поеду пораньше, — отказалась она. — Я слишком долго теряла время зря.

— Если бы ты уделила больше внимания одному из молодых людей на вечеринке, то могла бы уже планировать свадьбу, — с сожалением в голосе произнесла мать. — Я говорила тебе, что Обри Уоррен-Смайт увлечен тобой, а ты на него даже не посмотрела. У него солидная работа и хорошие перспективы… Может быть, он не красавец, но бывает и куда хуже.

— Мамочка, у него слабые голеностопы, ты же знаешь. И вообще я не тороплюсь замуж. Я хочу увидеть жизнь. Я видела только школу и войну. Я никогда не путешествовала, не бывала в Лондоне, не ходила в театр в Вест-Энде. Я знаю, что до конца войны это невозможно, но я хочу, по крайней мере, почувствовать себя самостоятельной. Ты же понимаешь?

— В мои времена молодая женщина не нуждалась ни в какой самостоятельности, — возразила миссис Брайс. — Пока для нее не находился достойный муж, все заботы лежали на отце. Таким образом, женщина всегда была под защитой.

— А я не хочу жить в безопасности, — возразила Эмили. — Помнишь, Кларисса сказала, что после войны женщинам придется делать мужскую работу? Мне понадобится опыт.

— Девочка права, Марджори, — вмешался отец и похлопал жену по руке. — Ты не можешь вечно ее опекать, старушка. Я не вижу ничего дурного, пусть идет добровольцем. Эмили, я тебя благословляю, можешь посмотреть, что тебе предложат.

Эмили поверить не могла, что родители сдадутся так легко. Поднимаясь к себе, она услышала слова отца:

— Марджори, мне кажется, что это прекрасная мысль. Работа отвлечет ее от мечтаний об этом австралийце, и к тому же она сможет встретить кого-то, кого мы одобрим. Молодого человека из Англии.

Эмили надела скромный льняной голубой костюм, белые перчатки и белую шляпку. Отец подвез ее до станции, но она купила билет не до Эксетера, а до Плимута, который был совсем в другой стороне. Мимо нее пролетали поля и леса, а она пыталась вспомнить, когда последний раз ездила на поезде одна. Ей приходилось путешествовать в школу и из школы, но всегда в компании учительницы и других девочек. Ее охватило волнение. Она сделала первый шаг. Маленький, но в правильном направлении. Если ей повезет, к концу дня она станет независимой женщиной и будет работать там, где Робби.

Сойдя с поезда в Плимуте, она спросила дорогу до Королевского военно-морского госпиталя. Ей сказали, что до него не близко, но можно доехать на автобусе или взять такси. Она выбрала автобус и вскоре уже стояла перед госпиталем, глядя на него в изумлении. Она ожидала увидеть здание, похожее на остальные госпитали — скучное, квадратное и мрачное. А увидела несколько элегантных георгианских особняков, стоявших вокруг зеленого двора. Госпиталь был огромен и пугал. Раздумывая, в какое из зданий ей надо, она увидела группу девушек в накрахмаленных шапочках и платьях, в трепещущих на ветру плащах. Эмили подошла к ним.

— Простите, вы не могли бы подсказать, к кому мне обратиться, чтобы узнать о том, как вступить в добровольцы?

— Вы медицинская сестра? — спросила одна из них.

— Пока нет. Но хотела бы ей стать.

— Мы все из Службы медицинских сестер имени королевы Александры, — ответила девушка. — Я не знаю, возьмут ли вас, если вы пока ничего не умеете. Стоит ли вам учиться, если война скоро закончится?

— А как насчет сиделок или санитарок? Уж они-то здесь наверняка нужны.

— Да, но это черная работа. — Девушка нахмурилась. — Знаете, поговорите со старшей сестрой. Она вам все объяснит. Она в Трафальгаре, вон в том дальнем здании. Ее кабинет прямо в главном коридоре, справа. Я бы вас отвела, но у нас начинается дежурство, а наша сестра страшно ругается, если мы опаздываем.

Эмили поблагодарила их и пошла в указанном направлении. Кабинет она нашла легко, там ее встретила величественная пожилая женщина, похожая на ее школьную директрису.

— Чем могу быть вам полезна, юная леди?

— Я хотела бы вступить в добровольцы.

— В качестве кого? — Говорила старшая сестра резко, но виду нее был приветливый.

— Сначала я думала, что в качестве медицинской сестры, но мне уже сказали, что их набирают из Службы имени королевы Александры.

— Это так. Вы учились на медицинскую сестру?

— Нет. Но очень хочу.

— Сколько вам лет?

— Двадцать один.

— И что вы делали после школы? Если вообще ходили в школу.

— Я училась в Шерборне. Но после этого я ничего не делала. Сидела дома, вязала чулки и варежки для наших храбрых воинов и носила печенье в местный госпиталь для выздоравливающих.

— Чудесные занятия, но почему вы остались дома?

Эмили прикусила губу.

— На самом деле родители просто меня не отпускали. Мой единственный брат погиб в первые дни войны, под Ипром. Они очень боялись потерять меня.

— И что же изменилось?

— Мне исполнился двадцать один год, и больше они не могут мной командовать. — Она подошла ближе. — Я хочу внести свою лепту, сестра. Я мечтаю приносить пользу. Вы сможете найти для меня место?

— Я бы очень хотела это сделать, милая… — Сестра помолчала. — Но, честно говоря, нам не нужны больше добровольцы. Местные девушки, жены моряков, хотят работать, чтобы отвлекаться от горьких мыслей. И беженцы из Бельгии, крестьянки, которые привычны к тяжелой работе и не брезгуют мыть полы и утки.

— Я тоже не погнушаюсь. Честно слово.

— Я это ценю, моя дорогая, но, боюсь, у нас нет места. Вы были в местном отделении добровольческого корпуса?

— Еще нет. Я направилась прямо сюда.

— А почему вы так хотите работать в госпитале?

— Моя школьная подруга сейчас во Франции, на фронте. Она тоже начинала как доброволец, а теперь ассистирует в операционной.

— Да, в начале войны брали всех. Ей повезло. Вы хотите доказать ей, что тоже чего-то стоите? Или чувствуете настоящее призвание к профессии? Если так, я могла бы дать вам рекомендательное письмо в наш учебный госпиталь в Портсмуте.

— Спасибо, — сказала Эмили, — но я бы хотела остаться поближе к дому. У родителей нет никого, кроме меня, я не хочу бросать их совсем.

— Тогда я предложила бы вам отправиться в местное отделение.

— А вы не подскажете, где оно расположено?

— В ратуше, на Ройал-Парад. Вам покажут, если что. Прогулка неблизкая, но день сегодня хороший. — Она встала и протянула Эмили руку. — Удачи вам, мисс…

— Брайс. Спасибо, сестра.

Выйдя из здания, Эмили огляделась. Здесь ли уже Робби? Если да, то в каком из корпусов? Она подумала, что не стоит спрашивать о нем — так все поймут, зачем на самом деле она приехала.

День был теплым, и Эмили запыхалась и вспотела к тому моменту, как добралась до величественного здания ратуши. Ее проводили наверх в очень маленький и скромный кабинет. С ней поздоровалась женщина средних лет — такие обычно возглавляют дамские институты и садовые клубы.

— Хотите стать добровольцем? — прогудела она. — Великолепно. Нам нужны расторопные девушки.

— Я надеялась попасть в Военно-морской госпиталь, — призналась Эмили, — но им не нужны больше добровольцы. Я готова к любой работе.

— Отлично. Нам нужны фермерские девушки.

— Фермерские девушки? — удивленно переспросила Эмили.

— Женская земледельческая армия, — пояснила женщина. — Нам очень нужны добровольцы. Мужчины все ушли воевать, работать на полях некому, а кое-какие культуры уже пора убирать. Как вы, наверное, знаете, в прошлом году урожай был катастрофически мал, и, если ничего не предпринять, страна не сможет прокормить себя. Война, может, и закончится, но мы станем голодать. А кому это нужно?

— Да, — осторожно согласилась Эмили.

— Поэтому мы предлагаем молодым женщинам работать на фермах. Собирать урожай, доить коров, косить. Работа тяжелая, но почетная — вы же будете кормить страну. Что вы на это скажете?

Это настолько не походило на то, что Эмили ожидала услышать, что она растерялась. Она так долго мечтала, что будет приносить пользу, ухаживать за ранеными, как Кларисса, — но работать в поле, как батрачка? В деревне, так далеко от Робби? Это больше всего походило на переход из одной тюрьмы в другую. И все же, возможно, именно здесь ее помощь будет по-настоящему нужна.

— Я останусь где-то неподалеку? — спросила Эмили. — Мои родители живут поблизости.

— Разумеется. Наш учебный центр расположен в Тавистоке, а потом вас отправят на ферму в Южный Девон.

«У меня будут выходные, — подумала она, — и я смогу навещать его. Наверное, работать в поле с другими женщинами будет довольно весело…»

— Тогда я с удовольствием соглашусь, — сказала Эмили.

— Прекрасно. — Женщина с силой потрясла ей руку. — Вы не пожалеете. Вы получите форму, обучение и еще пятнадцать шиллингов в неделю. Когда научитесь, будете получать двадцать. Жить будете в учебном центре на ферме под Тавистоком, а потом на той ферме, куда вас пошлют. Осталось только заполнить бумаги.

Она открыла шкаф и вдруг внимательно посмотрела на девушку.

— И еще одно. Вы не сможете все бросить и вернуться домой, когда вам захочется. Вы на службе у страны, прямо как солдат. Я не хотела бы недопониманий.

— Ясно. — Эмили села за стол и вздохнула.

ГЛАВА VII

Эмили не стала сообщать новости до ужина.

— Как прошла поездка в город? — спросил мистер Брайс, открывая супницу. — Ты нашла себе работу?

— Да, папа.

— И какую же? — нетерпеливо уточнил он. — Не мучай нас, раскрой тайну.

Она набрала в грудь воздуха и ответила:

— Я буду фермерской девушкой.

Повисла недоуменная тишина.

— А что это такое? — спросила миссис Брайс наконец.

— Членом Женской земледельческой армии, мама, и я уверена, что ты прекрасно это знаешь.

— Ты будешь работать на поле, как простая крестьянка?! — Миссис Брайс чуть не кричала. — У них не нашлось дела поприличнее?

— Я спрошу у своих коллег в Эксетере. — Мистер Брайс кивнул жене. — Полагаю, они найдут тебе какое-нибудь занятие в конторе или в школе.

— Но я не хочу сидеть в конторе как привязанная, перебирать бумаги и готовить чай. А на фермах нужны люди, папа. Страна будет голодать, если женщины не выйдут работать на поля. А я сильная.

— Но ты — леди. А туда, разумеется, набирают только девиц из низшего класса. Тех, кто привык к грязной работе. — Миссис Брайс как будто говорила с ребенком.

— Мама, им нет дела до моего происхождения. Они очень нуждаются в добровольцах. Так или иначе, я уже согласилась, и обучение начнется с понедельника.

Миссис Брайс уставилась на мужа:

— Гарольд, скажи что-нибудь. Мы категорически не разрешаем тебе…

— Вы не можете мне запретить. Я уже завербовалась туда.

— Твой отец сходит в их офис и объяснит, что ты ошиблась. Ты не понимала, на что соглашаешься. Он скажет, что нашел тебе занятие, подобающее девушке твоего круга.

— Нет, мама, ты не поняла. Меня уже зачислили, как зачислили бы в армию или на флот. Я теперь служу государству. Боюсь, отказаться нельзя.

— Крайне безрассудный поступок, Эмили, весьма опрометчивый! — рявкнул мистер Брайс. — О чем ты думала? Видишь, как ты расстроила мать!

— Папа, ты должен мной гордиться. Я буду служить своей стране. Кроме того, я останусь здесь, а не уеду в Европу, как Кларисса, и все это ради вас.

Отец вскочил на ноги. Лицо его побагровело.

— Гордиться тобой?! Моя дочь станет батрачить на ферме, как крестьянка? Мне плевать, что ты там подписала! Завтра же поедешь туда и скажешь, что передумала.

— Нет, не поеду. На самом деле я очень хочу работать. Кроме того, вы не можете мне помешать. Мне уже двадцать один, и я могу решать за себя сама.

— Позволено ли мне будет напомнить, что ты зависишь от нас материально? — прошипел отец. — У тебя нет ни пенни и нет крыши над головой, если не считать этого дома.

— Я получу квартиру, стол и небольшую еженедельную оплату, — ответила Эмили, — и еще форму. — Она решила не уточнять, что в форму входят шаровары, и продолжила уже мягче: — Я не хотела делать вам больно, но вы должны позволить мне идти своим путем. Это совершенно мне не повредит. Меня будут кормить, и я буду выполнять важную для страны работу. А когда война закончится, я поищу занятие, которое вам покажется подобающим.

Мистер Брайс налил себе картофельного супа с пореем.

— Ну, юная леди, вы сделали свой выбор. Теперь отвечайте за него. И не смейте бежать к нам за помощью, если поймете, что не выдержите еще день черной работы или что продрогли до костей, но все равно вынуждены работать под дождем.

— Конечно, папа, — согласилась Эмили и приняла супницу. — Я думаю, это будет интересно.

— Куда тебя направят? Тебе сказали?

— Я буду учиться под Тавистоком, а потом меня должны послать на ферму в Южном Девоне. Недалеко от дома.

После ужина она услышала разговор родителей. Мама все еще порывалась плакать, но отец сказал:

— Могло быть и хуже, Марджори. По крайней мере, там не будет мужчин, и за ней присмотрят. Она будет в безопасности. Война скоро закончится, и девочка вернется домой.

— Надеюсь, ты прав, — дрожащим голосом ответила мать.

Эмили упаковала вещи и отбыла утром в понедельник. Отношения с родителями оставались натянутыми. Мать не говорила ей ни слова и чуть не отказалась одолжить чемодан. Отец согласился отвезти дочь на станцию. Сначала они ехали молча, а потом он сказал:

— Ты должна понимать, что это крайне эгоистичный и неблагодарный поступок. Мы сделали все, чтобы дать тебе хорошее образование. Мы хотели для тебя лучшей доли. А ты разбила матери сердце.

— Папа, а чего ты хотел? — Эмили сглотнула, пытаясь сдержаться. — Чтобы я тихо сидела дома, пока не обнаружилось бы, что с фронта не вернулся ни один человек, достойный на мне жениться? И я бы стала мрачной и одинокой старой девой?

Отец прочистил горло.

— Разумеется, нет. Я понимаю, что ты хочешь расправить крылья и найти свою дорогу. Но можно же было подыскать более подходящее занятие. Я уверен, что кто-то из солиситоров,^[9] с кем я работаю, нашел бы для тебя дело в своей конторе, или тебя взяли бы гувернанткой в какую-нибудь приличную семью.

— А чем быть гувернанткой лучше, чем фермерской девушкой?! — Эмили поняла, что почти кричит. — Прислуживать знакомым? И что, мама могла бы высоко держать голову, зная, что ее дочь стала прислугой?

— Гувернантка — это не служанка, Эмили.

— Почти служанка. Она — узница детской. Она ест одна, а семья ее избегает. Кроме того, я все уже решила. Записалась добровольцем, и не о чем больше говорить.

— Да уж, не о чем. Интересно, и сколько же ты продержишься?

Они приехали на станцию. Отец вытащил ее чемодан, поставил на землю и уехал, не попрощавшись. На мгновение Эмили запаниковала, глядя ему вслед, но потом вздохнула и пошла за билетом.

Когда поезд уносил ее прочь от дома, она почувствовала странное облегчение. Впервые в жизни она была свободна. Правда, эта мысль исчезла после получаса, проведенного на вокзале в Тавистоке. Там стоял автобус, который должен был отвезти женщин в учебный центр. Кроме нее, там оказалось одиннадцать женщин самого разного возраста. Они робко смотрели друг на друга и бормотали слова приветствия. Ирландка с ярко-рыжими волосами осмотрела группу.

— Эй, не тушуйтесь! — Она рассмеялась. — Мы же не на похороны едем!

Садясь в автобус, все уже улыбались. Эмили села рядом с девушкой, которой на вид было лет четырнадцать. Та горбилась и от смущения сидела, уставившись на свои руки. Автобус дернулся и поехал.

— Я — Эмили, — представилась Эмили. — А тебя как зовут?

— Дейзи, мисс, — еле слышно ответила та.

— Не говори мне мисс, мы же теперь все равны.

— Простите, мисс, но я всю жизнь в услужении, а вы-то из хорошей семьи, сразу видать, так что это неправильно.

— Всю жизнь? — Эмили улыбнулась. — Да тебе лет двенадцать.

— Уже двадцать исполнилось, мисс. Тех, кто моложе, не берут. Но я работаю с двенадцати. А до того моя мать прислуживала в той же семье. Она была старшей горничной, а потом вышла за конюха. Я родилась над конюшней, а вдвенадцать меня отправили в дом.

— Где это было, Дейзи?

— Мурланд-холл, под Окенхэмптоном.

— И твои родители отпустили тебя так далеко?

— Мама померла года два назад. — Дейзи подняла взгляд. У нее оказалось миленькое личико и легкие каштановые волосы. — А папке плевать. Он вообще меня не замечал никогда. Он выпить любит, чего уж скрывать, мисс. Но семья его держит, потому что он хорошо за лошадьми ходит.

— Понятно. — Эмили с жалостью посмотрела на нее. — А что же твои хозяева?

— Это не их дело, верно? — Дейзи вдруг заговорила дерзко. — Они не могли меня удержать… хотя экономка сказала, что не обещает мне места, когда я вернусь… — Она снова уставилась на свои руки, обтянутые черными бумажными перчатками. — Я же видела, как мама всю жизнь работала, и поняла, что так не хочу. Узнала про фермерских девушек и решила, что это мой шанс. — Она с интересом посмотрела на Эмили. — А как же вы, мисс? Видно же, что вам это не нужно. Если уж вам хочется трудиться, так нашли бы себе чистую работу в городе.

— Да, я могла бы так поступить, но я знаю, что на фермах очень нужны рабочие руки. К тому же мне хотелось убежать из дому. Маме непременно надо выдать меня замуж, но она запрещает мне видеться с молодым человеком, который мне нравится. Он лежит в военно-морском госпитале в Плимуте. Не так и далеко, можно съездить в выходной. Так что это место мне отлично подходит.

Дейзи рассмеялась:

— А вы та еще штучка, мисс.

— Зови меня Эмили.

— Лады. Эмили, а почему ей не нравится твой ухажер?

— Во-первых, он австралиец. Во-вторых, он не знает правил поведения в нашем обществе. Он считает глупым, что нельзя разговаривать с человеком, пока вас не представили. Ну, ты понимаешь. Кто куда садится. Какой вилкой есть.

— Я знаю, что все это важно для людей вроде вас. Я чистила серебро — ножи, вилки, — и в меня сразу вбили, что хозяева не должны видеть, как я растапливаю камины.

— Это была твоя обязанность?

Дейзи кивнула.

— Я вставала в пять утра, — продолжила она, — ставила греться воду для умывания, а потом несла уголь во все спальни и разводила там огонь, пока никто не проснулся.

— Господи… Неудивительно, что ты убежала.

— Уголь такой тяжелый, мисс. Думаю, после этого мешки с картошкой покажутся мне легкими.

Эмили замерла. Что же, ей тоже придется таскать мешки с картошкой? А если у нее не хватит сил? Если ее отправят домой, потому что ей не под силу работа? Ну и ладно. Значит, нужно просто трудиться поусерднее.

ГЛАВА VIII

Автобус выехал из города и теперь мчался по сельским дорогам, огороженным живыми изгородями. Сосредоточенные молочно-белые коровы поднимали головы от травы и смотрели им вслед. Потом автобус проехал между двумя гранитными столбами и остановился у большого квадратного дома из серого камня. Эмили спрыгнула в грязь и понадеялась, что вместе с формой ей выдадут еще и обувь, поскольку ее туфель хватило бы ненадолго.

Когда автобус покинула последняя девушка, из дома вышла женщина и дунула в свисток, призывая к порядку. Она была одета в форменную юбку цвета хаки и такой же жакет с зеленой повязкой на рукаве и бляхой на обширной груди. Эмили немедленно вспомнила самую свою нелюбимую школьную учительницу.

— Внимание, дамы! — крикнула женщина. Судя по голосу, командовала она всю жизнь. — Добро пожаловать в учебный центр, где из вас сделают полезных бойцов Женской земледельческой армии. Вы выразили желание служить своей родине, и за это страна благодарит вас. Я — мисс Фостер-Блейк, директор учебного центра, и я буду отвечать за вас, пока вы тут. Вы должны беспрекословно выполнять мои распоряжения и приказы инструкторов. Ясно?

— Да, мэм, — пробормотало несколько голосов.

— Ясно, я спрашиваю?

— Да, мэм! — заорали все хором.

— Услышав этот свисток, вы бросаете все и бегом несетесь ко мне. Когда я назову ваше имя, вы пройдете в дом, где получите форму. Потом прямиком в спальню, выберите себе койку и как можно быстрее переоденьтесь. После этого все соберутся внизу, получат краткий инструктаж и график. Все ясно?

— Да, мэм.

— А теперь я буду вызывать вас по именам. Услышав свое имя, быстро проходите в дом. Итак, Алиса Адамс!

Худая костлявая женщина нервно огляделась и побежала в дом.

— Эмили Брайс. — Эмили собиралась тоже пройти в дом, но мисс Фостер-Блейк вдруг спросила: — Вы не родственница судье Брайсу?

— Это мой отец. — Эмили залилась краской, чувствуя, как все на нее смотрят.

Она ожидала, что мисс Фостер-Блейк скажет, что здесь неподходящее для Эмили место и поэтому ей следует вернуться домой, но вместо этого мисс Фостер-Блейк заявила:

— Я тоже мировой судья. Несколько раз приходилось с ним сталкиваться. Он хороший человек. Сделай так, чтобы он тобой гордился.

— Да, мэм, — прошептала Эмили и побежала вслед за Алисой.

Когда ее глаза привыкли к темноте, она различила длинный стол с наваленной на него одеждой. За ним стояли две женщины, уже одетые в форму цвета хаки.

— Бери один комплект и проходи дальше.

— А размер? — уточнила Алиса Адамс.

— Размер один, кроме разве что сапог. Они бывают маленькими, средними и большими. У вас будет ремень, а в шаровары вшита резинка. Поживее!

Эмили достался жакет цвета хаки, шаровары, вязаная кофта, макинтош, мягкая шляпа с полями и сапоги по колено. Потом она поднялась наверх, в комнату справа от лестницы. Алиса уже стояла там, оглядываясь. Комната и так была небольшая, а три двухэтажные кровати и вовсе заняли в ней все пространство. За ней виднелась еще одна такая же комната на шесть человек.

— Вот почему лучше быть в начале алфавита. — Алиса улыбнулась Эмили. — Сможем первыми выбрать койки. Подальше от окна и от сквозняков, конечно. Если ты не собираешься по ночам убегать через окно. И верхнюю, разумеется, а то вдруг над тобой окажется какая-нибудь огромная девица, и кровать будет скрипеть.

Эмили об этом не подумала.

— Ты права, — согласилась она и завладела верхней койкой рядом с Алисиной.

— Не знаю уж, как мы будем слезать посреди ночи по зову природы, — сказала Алиса. Она говорила как кокни, совсем не похоже на мягкий медленный девонский выговор, к которому привыкла Эмили.

— Тут есть лестница, — заметила Эмили.

Алиса немедленно обратила внимание на ее речь.

— Посмотри-ка, мисс Фу-ты-ну-ты. И что ты делаешь в таком месте? Тебе же надо охотиться на лис или там торчать во дворце, или что вы еще делаете?

— А по тебе Уайтчепел плачет. И Шордич,^[10] — не осталась в долгу Эмили.

Алиса откинула голову назад и расхохоталась.

— Верно. Тут ты меня подловила. Далеко я от дома забралась, а? Если хочешь знать, я сюда с мужем, Биллом, приехала, еще до войны, у нас тут медовый месяц был. Я тогда думала, что я умерла и попала на небеса. Сады, море, свежий воздух. Красота!

— И где сейчас Билл? — спросила Эмили, снимая жакет и вешая его на крючок.

— Помер, где… — Алиса отвлеклась от расстегивания бесконечных пуговиц. — Пару лет назад, при Сомме. Он целых два года продержался на фронте, собирался в увольнительную приехать, а потом попал под газ. Его привезли домой, но шанса у него не было. Легкие сгорели.

— Приношу свои соболезнования, — сказала Эмили.

— Ну, не он первый, не он последний. — Алиса пожала плечами. — Думаю, в каждой семье найдется, что об этом рассказать.

— Мой брат погиб в самом начале войны, — согласилась Эмили. — Я правильно понимаю, что ты решила вернуться сюда, к счастливым воспоминаниям?

Алиса кивнула и, сняв платье, повесила его рядом с жакетом Эмили. Взяла шаровары и рассмеялась:

— А это еще что? Что же мы, брюки носить станем? А я, кстати, и корсета носить не буду. Раз уж мы работаем, как мужики, то и дышать имеем право. — Она покосилась на Эмили. — Помоги расстегнуть.

Та повиновалась, чувствуя себя ужасно неловко, прикасаясь к чужому телу. Алиса ничего не заметила. Она содрала с себя корсет и помахала им, когда в комнату вошли другие.

— Посмотрите-ка, девки! Свобода! Снимайте эти штуки!

Девушки в ответ рассмеялись, а ирландка покачала головой.

— Не стану рисковать фигурой, — отказалась она. — У меня талия семнадцать дюймов,^[11] и я ее такой сохраню во что бы то ни стало.

— Как хочешь, милая, — согласилась Алиса. — Да только ты мне спасибо скажешь, когда наломаешься в поле.

— Думаете, работа будет тяжелой? — осторожно спросила молодая девушка — крошечная, худенькая, с испуганным кроличьим личиком.

— Не знаю, — сказала Алиса, — девчонкой я ездила в Кент убирать хмель, там было неплохо, весело. — Она протянула руку: — Кстати, я — Алиса, а это — Эмили.

— Руби, — представилась испуганная девушка. — Я первый раз уехала из дома и не знаю, справлюсь ли.

— И я, — сказала Дейзи. — Давайте присматривать друг за другом. Меня зовут Дейзи.

— Мод. — Крупная женщина протянула Дейзи мясистую ладонь.

— А я — Морин, — проговорила ирландка.

Снимая платье, Эмили отвернулась. Она стеснялась своей отделанной кружевами комбинации, потому что на остальных белье было поношенное. Снять ли корсет? Женщины без малейших колебаний его стягивали и радостно вопили, размахивая им в воздухе. Потом Эмили вспомнила, как ненавидела корсет в свои восемнадцать, когда мама начала на нем настаивать.

— Ты еще поблагодаришь меня за это, когда поймешь, что фигура у тебя осталась девичья, — говорила мама, хотя ее собственную фигуру назвать девичьей было никак нельзя.

Эмили потянулась к крючкам.

— Положись на меня, милочка, — сказала Алиса и мозолистыми пальцами в один миг все расстегнула.

Эмили застенчиво улыбнулась, но тоже взмахнула корсетом в воздухе. Шум привлек женщин из соседней комнаты.

— Что у вас тут происходит? — Одна из них сунула голову в дверь.

— А вот что! — крикнула Алиса. — Свобода! Не станем носить корсеты, раз уж делаем мужскую работу!

— Хорошая идея, — согласилась женщина. — Давайте, девочки.

Эмили надела шаровары, отрегулировала резинку на талии и застегнула жакет. Ткань была тяжелой и шершавой. Наверное, когда она наденет сапоги, ее вовсе пригнет к земле. Ей вдруг стало страшно. Что она натворила?

Все остальные тоже сняли корсеты и радостно кричали.

— Вы уверены, что это безопасно? — спросила Руби. — У нас внутренности не перемешаются?

— Милочка, Господь не творил корсетов, — ответила Алиса. — Женщины тысячи лет жили без них. Лично мне уже лучше.

Они еще не закончили переодеваться, когда раздался свист, и им пришлось бежать вниз, застегиваясь на ходу.

В комнате, куда их пригласили, стояли ряды стульев и висела большая школьная доска.

— Великолепно, — одобрила мисс Фостер-Блейк. — Теперь вы все выглядите как полагается. А теперь — к делу. Кто из вас состоял в герл-гайдах?^[12]

Поднялась пара рук.

— Хорошо. Ваши знания вам пригодятся. Я сама была капитаном отряда до войны. А кто из вас работал на земле?

Поднялась еще пара рук.

— И что вы делали?

Ширококостная женщина из их комнаты сказала:

— Мой отец работал на ферме, мисс. Летом мы помогали собирать урожай.

— Ты нам очень пригодишься. Мод, так?

— Да, мисс.

— Еще кто-нибудь?

Одна девушка собирала летом яблоки. Женщина постарше выращивала овощи в своем саду. Эмили все сильнее чувствовала, что ей здесь не место. Все здесь занимались физическим трудом, кроме нее и рыжеволосой ирландки. Оказалось, что Морин танцевала в театре на набережной Торки и собиралась стать настоящей актрисой.

— Если бы не чертов кайзер, я уже была бы в Лондоне, — сказала она. — А из-за него все театры закрыты. Но это все поможет мне остаться в форме.

Им выдали расписание. Подъем на рассвете и обучение доению. Завтрак — в восемь. Посадка и прополка до ланча. Час отдыха, потом заготовка сена и уход за животными — до шести. Ужин — в шесть тридцать и свободное время до девяти, когда наставала пора ложиться спать.

— Хреновая тюрьма, — бурчала Алиса за чаем. Она держалась рядом с Эмили. — Работаем, как каторжники.

— А зачем ты приехала? Могла бы остаться в Лондоне.

— Я хотела внести свой вклад в победу над чертовыми немцами. Отомстить за смерть Билла. И я прочитала в газете, что мы все будем голодать, если женщины не станут работать на земле. А еще я больше не могла позволить себе платить за квартиру. Не на вдовью пенсию. Ну и вот. Что я теряю? Как минимум нам тут платят и кормят нас. Ну а ты что, детка?

— Я хотела сделать хоть что-нибудь достойное, — призналась Эмили. — Дома я умирала от скуки. Но мои родители меня не отпускали. А потом мне исполнился двадцать один год, и они не смогли меня удержать. Я очень хотела стать медицинской сестрой, как моя подруга, но оказалось, что сестер много, а на полях работать некому. К тому же мой молодой человек лежит в госпитале в Плимуте. А это недалеко отсюда.

— Морячок?

— Нет, авиатор. Он горел вместе с аэропланом, чтобы не прыгать с парашютом в расположение врага.

— Черт. Так не всякий сможет. И что, когда он вылечится, то вернется в строй?

— Боюсь, что да, — призналась Эмили. — Я молюсь, чтобы война закончилась раньше, чем его отпустят из госпиталя.

— И тогда вы поженитесь?

Эмили помедлила. Выйдет ли она замуж за Робби, если он сделает ей предложение? Готова ли она уехать на другой конец света и жить за много миль от ближайших соседей?

— Посмотрим, — ответила она.

ГЛАВА IX

Ферма «Перри» под Тавистоком, Девон

18 июня 1918 года

Моя милая Кларисса!

По адресу ты должна понять, что я все-таки это сделала. Сбежала из своей позолоченной клетки! Правда, не так далеко, как ты. Оказалось, что в округе никому не нужны добровольцы-сиделки, и когда об этом зашла речь, я почувствовала, что не готова ехать в Лондон и учиться медицине. Пришлось признаться самой себе в том, что я просто боюсь и не уверена, что сумею вынести все то, что выдержала ты. И, честно говоря, я просто не хотела уезжать так далеко от Робби, который лежит в госпитале в Плимуте. Я все еще не смогла его навестить, потому что у нас не было выходного, но я написала ему все новости и надеюсь поехать к нему в воскресенье.

Так что я стала фермерской девушкой. Можешь себе это представить? Это ужасно тяжелая работа, у меня все руки в мозолях, и нами командует дама, которая раньше была капитаном герл-гайдов. Она очень похожа на нашу мисс Найт. Ты же помнишь, какая та была жуткая? Так вот, эта женщина еще хуже. Одна из моих товарок сказала: «Тут прямо как в войсках», а вторая тут же ответила: «Ну, так поэтому это и зовется Земледельческой армией». Все хохотали.

Женщины очень воодушевлены. Публика довольно разнообразная — в основном из низов, за исключением одной дамы средних лет, муж которой был счетоводом. Беднягу призвали в его сороковой день рождения и сразу же убили, почти как Фредди. Невероятно грустно. Все девушки пережили потери — брат, возлюбленный, у одной даже отец. Несмотря на то что они все очень отличаются от меня, мне они нравятся. Тут есть одна крайне вульгарная ирландка и одна девица, которая вечно на все жалуется, но в целом они все очень неплохие люди. Слышала бы ты, какие разговоры мы ведем по ночам! А еще нам приходится мыться холодной водой! Конечно, мы особо не усердствуем, и личная гигиена после дня в поле оставляет желать лучшего. Но я уже привыкаю к деревенским запахам.

Мы пытались подоить корову (не слишком успешно), узнали, как опасны свиньи — они могут тебя даже убить! — научились не стоять позади лошади (это довольно здраво). У одной девушки случилась истерика, когда нам пришлось кормить кур. Она подумала, что они на нее напали, а ведь куры всего-навсего пытались добраться до еды. Она упала, и они облепили ее со всех сторон. Как она кричала! Потом мы будем учиться пахать и косить. Мне кажется, это довольно понятные занятия. А через четыре недели нас отправят на ферму.

Надеюсь, у тебя все хорошо. Тяжелых случаев стало меньше? Лейтенант Хатчинс написал тебе?

Господи. Свисток. Пора бежать.

С любовью, Эмили

Вечером чувство долга взяло над ней верх, и она написала родителям вежливую и формальную записку. Рассказала, где она, и упомянула, что прекрасно себя чувствует благодаря физической работе и свежему воздуху. В воскресенье она доехала на телеге до ближайшей автобусной остановки и направилась в Плимут.

— Посмотрите только на себя, — просиял Робби, когда она вошла в палату, — вы просто пышете здоровьем! Деревенская жизнь дает о себе знать.

— Да, — согласилась Эмили. — Только я боюсь, что больше никогда не стану бледной и изящной. Я вся обгорела. А руки! Но вот вы выглядите намного лучше.

— Да. Меня заставляют делать всякие упражнения.

— Надеюсь, вы хорошо себя ведете, — строгим тоном произнесла она.

Он посмотрел на остальных, лежавших в палате, и засмеялся:

— Примернее всех, правда, ребята?

— Ты? Да ты совсем измучил сиделок, — усмехнулся кто-то на соседней койке. — Видели бы вы, как он их задирает, мисс.

— Они ничего нам не позволяют, — объяснил Робби. — Говорят, что нужна дисциплина. Как в армии. Возражения не принимаются.

— Вас выпускают на улицу? — спросила она.

— За территорию? Нет, что вы! Но мне нужно ходить. Подайте мне костыли. Говорят, что через несколько дней я смогу обходиться без них.

Эмили выполнила его просьбу, и они пошли по длинному коридору.

— Какой огромный госпиталь, — заметила Эмили, — столько зданий.

— Его построили так нарочно, и все здания стоят далеко друг от друга, чтобы инфекционные болезни не распространялись. Очень современное место.

Ей пришлось помогать ему на лестнице, и вскоре они оказались на лужайке. Над головой у них вопили чайки, в воздухе чувствовался запах моря. Далеко впереди Эмили заметила блеск голубой воды.

— Красивое место, — сказала она. — Я понимаю, почему люди здесь выздоравливают.

— Я так до сих пор и не видел моря, — заметил он. — Я же всю жизнь прожил посреди континента. Но я достаточно полюбовался им сверху. Может быть, потом мне разрешат уходить подальше, и мы сможем съездить на мыс или на пляж.

— Это было бы чудесно. Я сама очень люблю море. Мы живем всего в шести милях от Торки, но редко бываем на пляже. Моя мать ненавидит песок.

— Господи. — Он рассмеялся. — Моя родина пришлась бы ей не по вкусу. Там повсюду лежит красный песок. Поддерживать чистоту очень тяжело. Но матушка хорошо справляется.

— Наверное, она очень тяжело работает.

— У нее есть служанка и парочка девчонок из або.

— Або?

— Аборигены. Коренное население. Они отличные работницы, а их мужья ходят за скотом.

Они остановились у скамейки, сели бок о бок. Робби взял ее за руку.

— Робби! — воскликнула она. — Увидят же!

— А мне плевать. Вы — моя девушка. — Он посмотрел на нее. — Вы ведь моя девушка?

— Разумеется.

Улыбаясь ему, она страшно волновалась. Он сам предупреждал ее, чтобы она не слишком увлекалась. Что он имел в виду? Он хочет, чтобы она была его девушкой, или предлагает что-то еще? Да и какая разница? Она сидела рядом с ним, он держал ее за руку, и ей было хорошо.

Эмили навещала его по воскресеньям еще два раза. Каждый раз она замечала, что он выглядит намного лучше, и с тяжелым сердцем понимала, что скоро его выпишут из госпиталя. Когда к нему вернулись силы, ему разрешили выходить за территорию, и теперь они гуляли по городу, а потом отправились на мыс, где наблюдали за военными кораблями, заходившими в гавань. Резкий соленый ветер бил в лицо. В темно-синем море белели барашки.

— Отличное место, чтобы выстроить здесь дом, — вздохнула она. — Представьте, как здорово каждое утро открывать ставни и наслаждаться видом.

Робби молчал по дороге домой, и Эмили поняла, что вела себе нетактично. Он собирался вернуться в Австралию, на пыльную ферму вдали от океана, и ей предстояло решить, бросит ли она все, чтобы последовать за ним, — если он предложит, разумеется.

Приближалось окончание обучения. Кое-кто из девушек научился доить коров, но остальные не могли выжать ни капли. У Мод были такие грубые руки, что самые смирные коровы начинали брыкаться. Эмили с трепетом посматривала на их задние ноги, но, к ее полному восторгу, она легко справилась с выменем, и тугая струя молока ударила в ведро.

— Молодец, дорогуша, — похвалила старая фермерша, которая учила их ухаживать за животными. — Рука у тебя легкая. Коровы это чуют.

А вот править плугом, запряженным клейдесдальскими тяжеловозами, у нее получалось куда хуже. Чтобы удерживать рукоятки по плечо высотой, приходилось так тянуться, что справлялись только самые высокие девушки.

— Все бы отдала за горячую ванну, — мечтательно произнесла Морин, когда они сидели у дома теплым вечером. — После этого плуга каждая косточка болит.

— Я никогда в жизни не принимала горячую ванну, — заметила Дейзи.

— Никогда? — спросила миссис Энсон, та самая средних лет женщина из среднего класса, которая выращивала овощи и чьего мужа призвали в сороковой день рождения. Кажется, она совершенно от этого не страдала — как и от того, что привычная безопасная жизнь была навеки утрачена.

— Слуги моются в одной и той же воде, — объяснила Дейзи. — Я была младшей горничной, и мне вода доставалась уже холодной.

— Омерзительно. — Миссис Энсон наморщила нос. — Но я бы тоже не отказалась от горячей ванны.

— Вот погодите, скоро нас на фермы пошлют, — сказала Сьюзи, девушка, которая собирала яблоки. — Пока мы просто пробуем то и сё. А там будем работать целый день, не покладая рук.

— Что, успокаиваешь нас? — спросила Морин. — Лучик света просто.

Эмили с интересом смотрела на женщин. Работа для всех была новой и тяжелой, но никто не жаловался всерьез. Руби, на которую напали куры, раньше никогда не уезжала из дома. Она тосковала по маме, и Эмили утешала ее, когда та плакала. Морин скучала по мужчинам. Она мечтала, что на ферме будут крепкие работники.

— Не дури, — говорила Алиса, — сильных парней больше не осталось, поэтому нам и пришлось этим заниматься. Пора нам всем привыкнуть, что мужчин больше нет.

— Замолчи! Как же это без них? Я с ума съеду! — воскликнула Морин. — Зачем нужна жизнь без поцелуев и объятий!

— Мне кажется, нам всем придется это принять, — тихо сказала миссис Энсон. — Сколько тысяч уже погибло? Мужчин будет недостаточно.

— Тогда я уеду в колонии, — объявила Морин. — В Австралии и Канаде полно здоровых надежных парней.

— Сначала нужно выиграть войну, — сказала миссис Энсон. — Последние новости были невеселыми. Немцы снова наступают. И сдаваться не собираются.

— Эй, мы же выигрывали! — зло ответила Морин. — Мы же должны были победить, сразу, как только появились американцы.

— Давайте молиться о скором окончании войны.

— Аминь, — тихо откликнулись женщины.

К концу третьей недели мисс Фостер-Блейк неожиданно собрала их после обеда.

— У меня есть новости, девушки. Боюсь, ваше обучение придется скоро закончить. Местному фермеру пора собирать картофель, а работать некому, потому я отправлю туда вас. Нужно собрать картошку, пока она не сгнила под дождем. Утром за вами пришлют телегу. — Она переводила взгляде одного лица на другое. — Я надеюсь, вы будете трудиться как следует. Не отлынивать. Я поделю вас на две команды, и командир будет следить, чтобы все делалось, как полагается. Ясно? Миссис Энсон, вы будете командиром первой группы, мисс Брайс — второй. Не подведите меня.

Эмили поняла, на что согласилась, только увидев картофельное поле. Ряды кучек, увенчанные соломой, которую следовало выкопать и покидать в корзины. Она жалела, что ее назначили командиром. Под ее началом оказались робкая маленькая Руби, грубая Мод, Морин, Алиса и Дейзи. Сначала она поставила большую и сильную Мод выкапывать кусты тяпкой, но та была не слишком ловка, а Эмили скоро поняла, что для этой работы нужна точность, чтобы не попортить тяпкой картошку. Тогда она поменяла Мод на Дейзи. Та была хрупкой, но сильной, и вот ей-то удавалось вынимать клубни из земли, почти не повреждая. Остальные ползали на четвереньках, вынимая картошку из грязи и кидая в корзины. Дело оказалось очень тяжелым — часами они гнули спину, потом носили тяжелые корзины и пересыпали их содержимое в мешки и грузили их на телегу. Фермер не испытывал никакой благодарности к тем, кто спасал его урожай. Он жаловался, что они работают слишком медленно, и с удовольствием указывал на крошечные картофелины, которые они пропускали.

— В следующий мешок я запихну его, поможете? — зло спросила Морин, когда он отошел. Но к вечеру, когда их отвезли в общежитие на раздолбанной телеге, они были такими уставшими, что сразу же рухнули в кровати.

— Боевое крещение. — Миссис Энсон посерела от усталости. Она споткнулась, но Эмили подхватила ее.

— Вы в порядке? — спросила Эмили. — Вам не слишком тяжело? Если да, мы можем сказать мисс Фостер-Блейк.

— Все хорошо, — отказалась миссис Энсон. — Просто не привыкла к такой работе. Как и вы. Но я не сдамся. Мой муж наверняка чувствовал себя точно так же, когда его учили в армии. Я делаю это в память о нем.

Эмили подумала, что та очень храбрая. Они все храбрые. На следующее утро они проснулись, заслышав, как дождь барабанит по крыше.

— Посмотрите-ка, — сказала Морин, — прямо как в Ирландии.

Алиса с отвращением фыркнула:

— Ты единственный человек в мире, который любит дождь.

— И вовсе не люблю. Просто скучаю по дому.

— Мисс, нам же не придется работать в такую погоду? — спросила Дейзи.

— Телега уже ждет, — ответила Эмили. — Зато у нас есть макинтоши. — Она пыталась говорить бодро, но чувствовала себя такой же потерянной, как и все.

Поле превратилось в озеро грязи. Они выбирали картошку заледеневшими пальцами, а дождь хлестал в лицо. Когда наступил обеденный час, они забились в амбар и с благодарностью выпили чай, приготовленный женой фермера. Та понимающе смотрела на них.

— Что, непросто вам? — спросила она. — К деревенской работе нужно привыкнуть. Когда выйдет солнце, будет попроще.

Они с жадностью набросились на огромные куски хлеба с сыром и маринованные овощи, а потом снова вышли под дождь. После нескольких часов тяжелого труда, когда Эмили в очередной раз брела к краю поля опустошить корзинку, она поскользнулась в грязи и чуть не свалилась. Она так старалась не упасть, что смотрела только себе под ноги. Когда она подняла взгляд, то увидела двух человек под зонтиками, смотревших на нее.

— Эмили! — Голос матери разнесся по всему полю. — Посмотри на себя! Какой позор! Ты вся в грязи и таскаешь картофель, как простая крестьянка. Если бы тебя видели мои родители! Немедленно поставь корзинку и подойди к нам.

— Я занята, мама, — сказала Эмили, поставив корзину на стол, — и не могу уйти. Я отвечаю за своих девушек.

— Все хорошо, — ответила мать. — Папа договорился с твоей начальницей, мисс Фостер-Блейк. Он с ней знаком. Все улажено.

— Что именно? — Эмили перекладывала картошку в мешок.

— Ты уходишь из этого ужасного места. Папа подобрал для тебя хорошую работу с солиситором в Эксетере.

— По будням ты будешь жить с его семьей, а по выходным возвращаться к нам, — добавил отец. — Мистер Дэвидсон говорит, что даже научит тебя печатать на машинке. Это полезное умение.

Эмили пыталась держаться спокойно. Она не должна выглядеть слабой в глазах других женщин.

— Папа, ты не имеешь права вмешиваться! Мне двадцать один, я могу сама за себя решать, и я остаюсь здесь. Я здесь нужна. Если не собрать этот картофель, он сгниет, а в стране и без того мало продовольствия.

— Собирать картошку может любая девчонка из низов. Они и должны это делать, — возразила миссис Брайс. — Но ты предназначена для лучшей доли. Ты же не будешь утверждать, что предпочтешь возиться в грязи, а не помогать солиситору в чистой и безопасной конторе.

— Я не стану говорить, что прямо сейчас мне очень весело, но в целом мне нравится. И я приношу пользу своей стране.

Миссис Брайс устало вздохнула:

— Гарольд, скажи что-нибудь. Объясни ей, что она должна поехать с нами.

Мистер Брайс нахмурился.

— Итак, — изрек он. — Если ты не хочешь слушаться родителей, живи сама по себе. Это твоя жизнь, и решать тебе. В нашем доме тебя больше не ждут.

Эмили глубоко вздохнула, чтобы успокоить бешено стучащее сердце.

— Прекрасно. — Она выдержала его взгляд, решительно выставив вперед подбородок. — Если вам так угодно. Но я не позволю собой командовать. Я больше не ребенок и буду жить сама и совершать собственные ошибки. — Она посмотрела на Дейзи, которая шла с полной корзиной. — Дейзи, иди сюда. Я тебе помогу. Держи мешок.

— Пошли, Марджори. Ты промокнешь. Мы зря тратим время, — сказал мистер Брайс.

Мать помедлила, отвернулась, а потом снова посмотрела на дочь.

— Это все тот парень? Австралиец? — спросила она. — Я знаю, что ты все еще с ним видишься, хотя мы против. Мы связывались с госпиталем, куда его перевели. Это он тебя научил бунтовать против родителей.

— Нет, мама. Я сама все решила. Просто раньше у меня не было такой возможности. — Эмили открыла мешок.

— Тогда удачи тебе, — бросила миссис Брайс. — Надеюсь, тебе понравится жить в хижине посреди Австралии. — И она ушла, увязая в грязи изящными туфельками.

Эмили почувствовала дрожь в руках и тошноту. Это была ее семья и дом. Место, где она раньше чувствовала себя любимой. Безопасное место. Ей очень хотелось крикнуть им вслед:

— Извините! Я не хотела этого сказать! — Но это бы значило расстаться с Робби и бросить работу, а она не собиралась делать ни того ни другого.

ГЛАВА X

По дороге домой, трясясь в телеге, девушки пристали к Эмили с расспросами.

— Это что, твои мамка с папкой были? — спросила Морин.

Эмили кивнула. После встречи с родителями ей с трудом удавалось сдерживать слезы. Она не рисковала говорить, боясь расплакаться.

— Они на тебя прямо напали, — заметила Алиса. — В чем дело-то?

Эмили глубоко вздохнула:

— Они хотели меня забрать. Сказали, что эта работа слишком грязная. У меня за спиной договорились, чтобы меня отпустили. Даже нашли мне должность у солиситора.

— И ты не согласилась? — удивилась Морин. — Ты что, с ума сошла? Хорошее занятие в сухой чистой конторе, а там, глядишь, и мужа-законника себе нашла бы.

Эмили рассмеялась:

— Мистеру Дэвидсону по меньшей мере семьдесят, но служба действительно была бы неплохой. Но я уже работаю здесь и никого не подведу.

— Это хорошо, — сказала Руби. — Мы бы по тебе скучали.

— Твоя мамка похожа на старую корову, — вмешалась Алиса и положила руку Эмили на плечо. — Не бойся, милочка. Теперь у тебя есть мы.

Мисс Фостер-Блейк ждала их. Они снимали грязные сапоги и мокрые макинтоши в отдельной комнате.

— Отлично, дамы. День был тяжелый, но вы справились… — Увидев Эмили, она осеклась: — Я уж думала, мы вас больше не увидим. Ваш отец пустил в ход свои связи.

— Ну и что, — сказала Эмили, — я дала обещание быть фермерской девушкой и не брошу это дело, что бы ни думали мои родители.

К ее удивлению, мисс Фостер-Блейк улыбнулась:

— Хорошо. Для этого нужна храбрость. И еще чувство долга. Вы молодец, мисс Брайс. Вы со всем справитесь.

Эмили направилась в дом, и тут мисс Фостер-Блейк ее окликнула:

— Вам пришло письмо. От вашего молодого человека, как я понимаю.

Эмили побежала наверх и схватила конверт со стола. Робби не так часто писал письма, как она сама, и каждая его строчка была для нее драгоценна.

Милая Эмми,

У меня есть новости. Я бы сказал, что хорошие, но Вы вряд ли так подумаете. Меня выписали и разрешили вернуться в строй. Я уезжаю в понедельник, так что у нас остается последний шанс увидеть друг друга. Я очень надеюсь, что в воскресенье мы сумеем провести вместе весь день. Может быть, Вас смогут отпустить с работы пораньше в субботу, чтобы Вы приехали в Плимут и мы провели вместе еще и вечер? Я знаю, что рядом с госпиталем есть пансионы, где остаются ночевать жены и возлюбленные. Я мог бы устроить для Вас ночлег. Сообщите мне немедленно, и я все улажу. Не могу дождаться встречи, милая моя девочка.

Ваш Робби

Эмили неподвижно сидела на нижней койке и смотрела на письмо. Она знала, что это неизбежно, что это непременно случится, но после целого дня тяжелой работы и ужасной сцены, устроенной родителями, это было уже слишком. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и попыталась их сдержать. Раньше она никогда не плакала прилюдно. Она прижала руку ко рту, и тут в комнату вошла Алиса.

— Что, милочка, хорошие новости? — И тут она увидела лицо Эмили. — Господи. Что случилось?

— Мой друг, Робби. Он лежал в госпитале, а теперь возвращается в свою часть во Францию. В воскресенье мы увидимся в последний раз.

Алиса обняла ее костлявой рукой:

— Ты поплачь, милочка, это всегда помогает.

— Я не очень-то умею плакать. — Эмили попыталась улыбнуться. — Но я так за него боюсь, Алиса. В госпитале для выздоравливающих, где мы встретились, сиделка сказала мне, что авиаторы живут примерно по шесть недель.

— Но он уже прожил столько. Если повезет, война закончится, ты и глазом не успеешь моргнуть.

— Господи, я так на это надеюсь.

Она плеснула в лицо холодной водой, чтобы мисс Фостер-Блейк не заметила следов от слез, и пошла ее искать. Начальница сидела в маленьком кабинете и возилась с бумагами.

— Новобранцы приедут в понедельник. — Она посмотрела на Эмили. — Всего семь человек. Очень мало. Но я думаю, мы справимся. Вы чего-то хотели?

— У меня к вам просьба. Не могли бы вы в субботу отпустить меня с работы пораньше, чтобы я поехала в Плимут? Моего молодого человека выписывают из госпиталя и отправляют во Францию. Мы теперь долго не увидимся. А так мы могли бы провести вместе вечер субботы и воскресенье.

— Вечер или ночь? — резко спросила мисс Фостер-Блейк. — Это не слишком мудро, мисс Брайс. В конце концов, вам нужно думать о своей репутации.

— О нет. — Эмили залилась краской. — Ничего такого. Робби лежит в госпитале. Он сказал, что закажет мне номер в пансионе, где остаются жены и невесты. Он очень приличный человек, мисс Фостер-Блейк.

— Однако вашим родителям так не кажется. Они сказали, что он плохо на вас влияет.

— Моя мать его не любит, потому что он из Австралии. Ему наплевать на наши правила, и она бы не хотела мне такой партии. Но он хороший человек.

— То есть вы собираетесь выйти за него замуж и уехать в Австралию после войны?

— Он еще не делал мне предложения, — снова покраснела девушка, — но если сделает, я, наверное, скажу «да».

— Где он живет в Австралии? В городе?

— Нет, на большой ферме на пустошах. Разводит овец.

— Подумайте об этом как следует. Тысячи миль от дома, тяжелая работа… Ничего из того, к чему вы привыкли. Ни магазинов, ни театров, ни образованных людей. Ужасный климат.

— Я знаю. Он все делает, чтобы отговорить меня. Даже говорит, что женщинам там не место.

— По крайней мере, он честен.

— Но за последние недели я поняла, что могу жить в тяжелых условиях. И я его люблю. Что, если он — мой суженый? Тот, с кем я буду счастлива?

Мисс Фостер-Блейк помолчала, а потом произнесла:

— Вы разумная девушка, мисс Брайс. Надеюсь, вы поступите правильно. Хорошо, я даю вам разрешение уехать в субботу в четыре и вернуться в воскресенье вечером.

— Спасибо, мисс Фостер-Блейк! — Эмили просияла. — Вы не представляете, что это значит для меня.

— Я знаю, что во время войны мы должны хвататься за каждую радость, что у нас есть. А теперь приведите себя в порядок, вы вся в грязи.

ГЛАВА XI

К субботе небо прояснилось, с моря задул свежий бриз. Эмили доехала до Тавистока и села на поезд до Плимута.

Робби ждал ее в фойе госпиталя в военной форме с приглаженными волосами. Он очень отличался от прежнего, растрепанного парня в халате, и Эмили вспомнила вечер своего дня рождения.

— У вас получилось! — Он протянул к ней руки. — Я боялся, что эти старые курицы в последний момент вас не отпустят.

— Мне велели держаться подальше от неподходящих молодых людей с дурными намерениями, — рассмеялась она.

— А почему вы думаете, что у меня нет дурных намерений?

Эмили вспыхнула:

— Потому что я вас знаю.

— Вы правы. Я не могу отнестись к вам пренебрежительно, Эмми. Вы великолепная девушка и заслуживаете только лучшего. Давайте оставим ваш багаж в пансионе. Не бог весть что, но мне пообещали, что о вас там позаботятся. Флотский лейтенант с соседней койки сказал мне, что там останавливается его жена.

— Я уверена, что все будет хорошо. Мы же спим вдвенадцатером в одной комнате на жутких койках, которые скрипят и кряхтят, когда кто-нибудь поворачивается. Уверена, что я буду чувствовать себя как в раю.

Он хотел взять ее чемодан, но она остановила:

— Не надо, я справлюсь.

Он нахмурился:

— Эмили, мне разрешили управлять аэропланом. Уверяю вас, я способен донести маленький чемоданчик.

Они двинулись в путь. Робби подхватил ее под руку. Она слегка улыбнулась ему. Он все еще шагал немного неуклюже, но очень старался идти ровно. Подойдя к гавани, они увидели рыбацкие лодки, которые качались на волнах. Вдали спускались к воде зеленые поля. От дальнего берега отошел паром и двинулся к ним. Зрелище казалось таким мирным, как будто никакой войны не существовало.

— Вот мы и пришли. — Робби подвел ее к дому у самой воды. По фронтону шла надпись «Приморский пансион».

— Я тут все проверил. Ничего особенного, но чисто.

Хозяйка улыбалась Эмили.

— Вы местная? Он сказал, что вы из Девоншира.

— Да. Я из-под Торки.

— Вот и чудненько. У меня сестра там же живет. А вот этот молодой человек родом из Австралии. Оставил родину и сражается за нас. Как по мне, то это благородно. Давайте я вам комнату покажу.

Они поднялись по крутой узкой лестнице. Хозяйка двигалась удивительно расторопно для такой крупной женщины. Она открыла дверь в крошечную комнату, в которой не было ничего, кроме узкой кровати, комода с зеркалом и умывальника. Как и сказал Робби, — ничего особенного, но чисто.

— Ванная дальше по коридору, — пояснила хозяйка. — Завтрак в восемь. Чаю можете выпить, когда угодно. Дверь я запираю в десять.

Они поблагодарили ее. Эмили оставила чемодан и спустилась вниз вместе с Робби.

— Вы, наверное, голодная, — сказал он. — Я думал, что мы перекусим и сходим в кино. Устроим настоящее свидание.

— Чудесно, — улыбнулась она, — я так редко хожу в кино. Будет очень интересно.

— Я спросил у вашей хозяйки, где можно поесть, и она рассказала мне, где тут подают лучшую рыбу с жареной картошкой. Я знаю, что вы к такому не привыкли, но ведь идет война. Почти все кафе закрыты, а в открытых подают жуткую дрянь.

— Робби, — засмеялась Эмили, — вы вообще представляете, к чему я привыкла за последние дни? К огромному ломтю хлеба с сыром и маринованным овощам на обед и к овощному рагу на ужин. Так я живу. Рыба с жареной картошкой — это прекрасное угощение.

Кафе располагалось у самых доков, над водой. Последние лучи солнца окрасили воду в нежно-розовый цвет. Внутри кафе было простенькое, но на столах лежали красно-белые клетчатые скатерти и стояли вазочки с цветами. Эмили и Робби сели у окна, друг напротив друга. Им принесли две большие кружки чая, а потом две огромные тарелки с треской и жареной картошкой. И еще одну тарелку с хлебом и маслом.

— Ничего себе, — заметил Робби, — я столько еды разом только дома видел. А уж рыбу вообще мало ел. У меня на родине нет никакой рыбы.

— Для меня это тоже новое блюдо. — Эмили положила в рот ломтик картошки.

— Вы о чем? Вы же здесь живете и можете постоянно это есть.

— Я не помню, когда последний раз ела такую рыбу. В Корнуолле, на каникулах, когда была совсем маленькая. Моя мама не одобряет такую еду. Она для рабочего класса.

— Да уж, это не лососевый терьер, — усмехнулся он.

— Террин, и вы прекрасно это знаете. — Она со смехом хлопнула его по руке.

Он смотрел ей в глаза, и от этого взгляда у нее по спине пробегала дрожь.

— Расскажите, что вы делали, пока сидели дома?

— Сходила с ума. Я вернулась из школы, когда стало известно о смерти Фредди, и шесть месяцев мы носили траур. Черные платья, никаких визитов, никакой музыки, ничего. Так глупо! Фредди тоже бы решил, что это бессмысленно. Как будто траур мог его вернуть.

— А потом?

— Я очень долго переживала его смерть, гораздо дольше, чем думала. Наверное, это был шок или депрессия, не знаю. У меня не было ничего, к чему меня готовили после школы, — ни балов, ни вечеринок, ни молодых людей.

— Что же, вы до меня не встречались с парнями?

Эмили залилась краской:

— Был один юноша… друг Фредди по Оксфорду. Работал клерком у моего отца. Он был очень красивым. Похож на вас. Несколько раз он у нас гостил.

— Как его звали?

— Звали? — Она засмеялась. — Себастьян. Напыщенное имя высшего общества.

— То есть он был вам ровня? Хорошая семья и все такое? Ваша мама небось его привечала.

Эмили засмеялась, вспомнив.

— Да, безусловно. Я была в него влюблена и, кажется, тоже ему нравилась, хотя была намного моложе. Но ничего не произошло. Его призвали, а вскоре после этого нам сообщили, что он убит при наступлении. Я тогда только-только начала смиряться со смертью Фредди, и это оказалось последней каплей. После смерти Себастьяна я решила, что никогда не буду ни в кого влюбляться, чтобы никого не потерять. — Она посмотрела в окно. Из гавани выходила лодка под красными парусами. В закатном свете те казались кровавыми. Они помолчали, а потом Эмили сказала:

— После этого мне казалось, что смысла нет ни в чем. — Она вздохнула. — Я хотела найти дело, чтобы приносить пользу, но мама очень боялась меня потерять и не отпускала от себя.

— Они смирились с вашей работой в поле?

— Разумеется, нет. Они пытались меня забрать. Это было ужасно, Робби. Кошмарная сцена на глазах у всех. Отец сказал, что если я его ослушаюсь, то могу больше вообще не приезжать домой.

— Боже мой. Это действительно жутко! Но я думаю, что он сказал это в сердцах. Он не имел этого в виду на самом деле.

— Не знаю. Может быть. Он в последнее время много злился. Сейчас мне кажется, что я вовсе не хочу возвращаться. Не желаю, чтобы за меня решали другие люди.

— То есть мужу вы подчиняться тоже не собираетесь? — весело спросил он.

— Конечно же нет!

Они замолчали, поняв, куда может привести этот разговор и какие у него могут быть последствия.

— А что за картина идет вкино? — спросила она.

— Мы можем выбирать: «Тарзан — приемыш обезьян» — в «Гамоне» или «Саломея» — в «Регале».

— Наверное, лучше «Тарзан». «Саломея» будет, пожалуй, слишком. Не хочу видеть, как Иоанну Крестителю отрубают голову.

— Точно, — согласился он, — хотя я бы взглянул на танец «семи покрывал».

Она посмотрела ему в глаза.

— Тогда тем более «Тарзан».

Он рассмеялся.

Молодые люди прикончили все, что было у них на тарелках, и заказали еще пудинг с джемом и заварным кремом. Страшно объевшись, они вышли из кафе, держась за руки. Наступили розовые сумерки. Рядом с ними сновали ласточки, над головой отчаянно кричали чайки, а в заливе тоскливо гудел буксир. Эмили довольно вздохнула и подумала, что должна запомнить каждое мгновение этого вечера.

Они купили билеты в кино, и Робби повел ее на балкон, в задний ряд.

— Вынужден признаться в своих дурных намерениях, — прошептал он. — Мне все равно, какую картину показывают. Я хотел обнять вас в темноте и поцеловать, пока никто не видит. Вы же не против?

— Конечно нет, — улыбнулась она. — Кто знает, когда нам снова выпадет такой шанс.

Погасили свет. Заиграл орган. Показали рекламу, несколько мультфильмов и новостной выпуск. Мультфильмы они не заметили, но когда пошли новости, музыка изменилась, став мрачной и воинственной. Они посмотрели на экран и увидели слова: «Немецкое наступление при Марне». «Немецкие войска под командованием Людендорфа начали новое наступление».

— Хорошо, что я возвращаюсь, — сказал Робби. — Я нужен. Там недостаточно аэропланов и пилотов.

— Я думала, мы уже выигрываем. Что победа близка.

— Я полагаю, это их последняя отчаянная попытка оттянуть неизбежное. Причинить как можно больше вреда, прежде чем сдаться. Они должны понимать, что дела у них плохи.

— Шшш! Тихо! — обрушились на них спереди.

Робби посмотрел на Эмили, и оба улыбнулись. Он снова ее обнял, и она пристроила голову ему на плечо. Это было чудесно, хотя чешуйки эполета кололи ей щеку. Она глянула на него, и он ее тут же поцеловал.

— Очень глупый фильм, правда? — спросил он, когда они в обнимку шли домой. — Скакать по джунглям и кричать: «Я — Тарзан, ты — Джейн»?

— Зато он очень хорош в набедренной повязке, — заметила Эмили.

— Я и не думал, что вы смотрите на других мужчин. — Он чуть-чуть сжал ей плечо.

— Вы еще много обо мне не знаете. Может быть, я вовсе не хорошая приличная девушка. У меня есть темные тайные мысли. Возможно, у меня ужасный нрав. Мы так мало друг о друге знаем, Робби. Мы видели друг друга только с лучшей стороны.

— Неважно, — ответил он, — я знаю, что вы как раз мне подходите. Я это понял в тот момент, когда увидел, как вы подглядываете в дверь нашей палаты.

Они дошли до пансиона.

— Надо прощаться. Лучше я не буду вас целовать. Старуха наверняка подглядывает в щелочку в занавесках. Но я за вами зайду утром, после завтрака, хорошо? И мы проведем вместе весь день.

— А что мы будем делать? Вы что-то придумали? Пикник?

— Лучше, — ответил он, — один из докторов в госпитале — отличный парень. У него есть лодка, и он предложил покатать нас. Я до этого бывал только на огромном военном корабле, так что это должно быть интересно. — Он посмотрел на нее. — Вы же не против?

— Я не знаю, вдруг у меня морская болезнь, — засомневалась Эмили. — Я никогда не пробовала.

— Но мы не пойдем в море. Просто проедемся по реке.

— Тогда это прекрасная мысль.

— Увидимся утром, милая. Сладких снов.

Он осторожно поцеловал ее в щеку, открыл перед ней дверь и послал воздушный поцелуй. Эмили стояла в холле, улыбаясь.

ГЛАВА XII

Утром Эмили спустилась вниз на запах жарящегося бекона.

— Святые небеса! — воскликнула она, когда хозяйка принесла ей тарелку с беконом, яйцами и гренками. — Где вы умудрились его найти?

— У моего племянника ферма, — улыбнулась пожилая леди. — Иногда ему удается сберечь немного от правительства. А моя сестра держит кур.

Девушка с удовольствием поела. Сразу после завтрака пришел Робби.

— Неужели беконом пахнет?

— Да. Бекон, яйца и гренки. Восхитительно!

— А мне досталась только каша с комками. Вы готовы? Погода для прогулки чудесная.

Эмили с этим согласилась. Может быть, погода была даже слишком чудесная. Ни облачка. А в Девоне у погоды семь пятниц на неделе.

— Давайте надеяться, что она такой и останется, — сказала она. — Может быть, мне взять макинтош на всякий случай?

— Мне сказали, что на лодке есть каюта. Давайте рискнем? — Он снова взял ее за руку. На этот раз это движение показалось более естественным.

Она посмотрела на него и улыбнулась.

Они добрались до гавани и увидели, что им машет высокий седой человек. Робби помахал ему в ответ. Человек подошел ближе.

— Я подвел лодку к ступеням. Она готова.

Эмили посмотрела на тиковую моторную лодку. На корме было место, чтобы сидеть, а в маленькую каюту вели две ступеньки.

— Очень мило, — сказала она.

— Эмили, это доктор Доусон, — представил Робби. — Доктор, я вам рассказывал об этой юной даме.

— Фермерская девушка? — улыбнулся доктор.

— На данный момент — да.

— И как вам нравится ваша работа? Тяжело?

— Очень. Но работать с другими женщинами довольно весело.

— Это хорошо. Боюсь, мы вынуждены выгнать вашего молодого человека из госпиталя. С ним слишком много возни. — Глаза у доктора сверкнули. — Поэтому постарайтесь сегодня получить как можно больше удовольствия от прогулки. Если вы пойдете вверх по течению, там, на корнуолльской стороне, есть отличный паб «Три колокола», где пекут вкусные пирожки.

— А вы с нами не пойдете? — спросил Робби.

— Я бы очень хотел, но у меня срочный вызов. Я покажу вам, как ею управлять. Это очень просто. Вы умеете водить аэроплан, так что легко справитесь. — Доктор спустился вниз и подал руку Эмили: — Осторожнее, нижние ступеньки скользкие от водорослей. Здесь высокий прилив. — Доктор взял ее сумку и помог взойти на борт.

Пока он объяснял Робби, как управлять лодкой, Эмили спустилась в каюту. Там оказались крошечный камбуз с раковиной и буфетом, складной стол, скамейка и встроенная в переборку высокая койка, над которой оставалось ровно столько места, чтобы на нее можно было сесть. Эмили решила, что здесь все очень уютно и удобно устроено.

— На вашем месте я бы не поехал в море, — услышала она, поднимаясь наверх. — Лодка достаточно мореходная, но с течением и волнами справиться непросто.

— Не беспокойтесь, док. Мы просто поплаваем по реке, — ответил Робби.

— Тогда я вас оставлю. Привяжите ее к одному из этих колец, когда вернетесь, а потом я отведу ее к мурингу.^[13] — Он помахал им на прощание и ушел, оставив Робби и Эмили одних.

— Попробуем? — спросил Робби.

Немного нервничая, он запустил двигатель, и тот довольно заурчал.

— Эмили, отвяжите веревку.

Девушка распутала толстую веревку. Когда та оказалась в лодке, Робби двинул руль вперед, и лодка заскользила к выходу из дока.

— Здорово! — Он улыбнулся.

Они медленно выезжали из дока.

— Очень хочется посмотреть, быстро ли она может идти, но лучше, наверное, не надо, — сказал Робби.

— Не смейте! У меня шляпку сдует. — Эмили придержала рукой широкополую соломенную шляпу.

Они двигались в сторону моря, медленно проезжая мимо стен старого города. Эмили испугалась, что они выедут в Ла-Манш, несмотря на предупреждения доктора, но Робби развернул лодку у волнолома и маяка. Они пересекли дельту реки, полюбовались Плимутом, стоящим на мысу, и военным кораблем, выходившим из гавани. А потом медленно пошли вверх по реке. По берегам стояли домики, но вскоре их сменили поля и рощи. Встречались разве что редкие коттеджи да иногда роскошные дома с ухоженными лужайками, спускавшимися к самой воде, с пришвартованными у причалов красивыми яхтами.

Эмили стояла за спиной у Робби, наслаждаясь свежим ветром.

— Я бы к этому привык. Интересно, можно ли устроить дома озеро?

— При шести дюймах дождя? Вряд ли, — рассмеялась она.

— Тогда хотя бы пруд. У нас есть там садки. Мы их называем биллабонги. И лодка понадобится очень уж маленькая.

Оба засмеялись, а потом Робби стал серьезным.

— Вы же все это принимаете как должное? Все эти дома, сады, зеленые поля.

— А как иначе? Я больше ничего не видела.

Она думала, что он скажет что-то еще, но он молчал, глядя вперед. Потом он произнес:

— Я хочу, чтобы вы знали: я никогда не забуду ни минуты из двух последних дней, что мы провели вместе.

— Последних — пока, Робби, — поправила она. — Мы снова увидимся, как только вы вернетесь из Франции.

— Да, — медленно сказал он, — но тогда я поеду обратно в Австралию.

Она хотела сказать, что поедет с ним, если он позовет, но это вышло бы слишком прямо. Может быть, он вовсе не хотел на ней жениться.

Он прочистил горло и произнес:

— Этот парень, который вам нравился. Тот, которого убили…

— Себастьян?

Он кивнул.

— Вы его любили?

Она грустно усмехнулась:

— Робби, мне было восемнадцать, а он был красивым молодым человеком, лет на шесть старше меня.

— Он не просил его ждать?

— Я была влюбленной школьницей. Он поцеловал меня однажды, но я не думаю, что он относился ко мне серьезно. Я была просто младшей сестрой Фредди. Но когда мы услышали, что он погиб, мне было очень тяжело.

— Проклятая глупая война. Я видел, как мои товарищи умирали в Галлиполи. Я выжил только потому, что кто-то упал прямо на меня. Меня залило его кровью.

Она коснулась его руки.

— Мне жаль.

— А мне — нет. Точнее, мне жаль того парня. Но я-то жив.

Он снова замолчал, и Эмили стало неловко. Робби хотел знать, просил ли Себастьян его дождаться. Может быть, и Робби в Австралии ждет какая-то девушка. Может быть, с Эмили он просто развлекается, пока находится далеко от дома. Но, посмотрев на него, она почувствовала, что это не так, наверняка он относится к ней серьезно. Может быть, поэтому он так тревожился. Может, он не понимал, которую из девушек любит по-настоящему, или пытался найти способ сказать, что после этого дня все будет кончено.

Когда они поднялись вверх по течению, река стала уже. Они проехали под огромным железнодорожным мостом.

— Мост короля Альберта. — Эмили попыталась переключиться на менее опасную тему. — Мы учили про него в школе. Его построил Брюнель.

— Действительно впечатляет, — кивнул он.

Наконец они добрались до паба, о котором говорил доктор. Поросший лесом склон круто спускался к самой реке, а единственное здание в округе стояло у воды. Рядом был устроен причал, а вывеска гласила «Три колокола». Стены были белые, на маленькой лужайке стояли столы и играл с собакой ребенок. По дороге ехал автомобиль, а за одним из столов сидели люди. Робби заглушил мотор, и они подошли к причалу. Он выбрался первым и привязал лодку.

Когда он протянул ей руку, чтобы помочь сойти на берег, Эмили подумала, что ему все дается легко. Она восхищалась изяществом его движений. Раны зажили, и он готов был вернуться на свой аэроплан. Она отогнала эту мысль. Сегодня ей не стоило об этом помнить. Сегодня они просто хорошо проводили время, как будто война осталась далеко позади. Они сели на скамейку, стоящую у стены.

— Что мы закажем? — спросил Робби.

— Корнуолльские пирожки. Они очень вкусные, а мы сейчас в Корнуолле.

Робби покачал головой:

— Удивительно, как быстро можно перебраться из одного графства в другое. В Австралии пришлось бы ехать целый день. Ладно, пирожки. И к ним пива?

Эмили замялась:

— Я никогда не пила пиво. Разве что пробовала из стакана отца. Мне не нравится вкус.

— Может быть, попробуете сидр. Тогда и я тоже его выпью. Я не пил пива с тех пор, как оказался в госпитале. Оно может ударить мне в голову.

Он вышел с подносом, на котором лежали пирожки и стояли две большие стеклянные кружки.

— Не слишком ли много? — осторожно спросила Эмили.

— Сегодня жарко. Мы оба хотим пить. — Он поставил сидр перед ней.

Они с удовольствием попробовали пирожки. Корочка была рассыпчатая и хрустящая, а внутри оказались теплые овощи с мясом. Сидр был сладким, шипучим и пился очень легко.

— Спать хочется, — сказала Эмили, когда они грелись на солнце после еды.

— И мне. Сидр оказался довольно крепким. Давайте вернемся на лодку и поищем тихий уголок на природе, где можно будет вздремнуть.

Они отошли от причала и пошли вверх по течению. Река там разделялась на несколько рукавов, и они выбрали самый гостеприимный на вид. Деревья спускались к реке, а никаких следов людей рядом не было.

— Давайте здесь, — сказал он. — Не стоит подходить слишком близко к берегу, чтобы не запутаться в корнях. — Он бросил якорь.

Эмили спустилась в темную каюту, двигаясь немного неуверенно, — от сидра она опьянела. Она отцепила от волос шляпку и бросилась на койку. Робби лег рядом. Такая близость напугала ее. Наконец он сказал:

— Эмили. Вы чудесная девушка, но я не могу предложить вам выйти за меня замуж. Я не хочу увозить вас от всего этого. Я не могу с вами так поступить. И не стану.

— Но вы даже не спрашивали, — возразила она. — Я же могу согласиться.

— Но вы не знаете, на что соглашаетесь. При первой встрече я сказал вам, что на моей родине женщине не место. Особенно женщине, которая привыкла к такому. Нет. Я не стану этого делать. У нас останется память об этом дне… — Он наклонился и нежно поцеловал ее. — Но вы самая прекрасная девушка, которую я встречал в жизни, и я вас люблю.

— Я вас тоже люблю, — ответила она.

Ей хотелось закричать: «Не дури! Сделай мне предложение!» — но она не могла до такого опуститься. Голосок в голове шептал, что он вовсе не хочет на ней жениться и просто придумывает оправдания.

Он обнял ее. Она слушала его дыхание и скоро поняла, что он заснул. Она закрыла глаза и тоже провалилась в сон.

ГЛАВА XIII

Эмили разбудил страшный грохот. Она не представляла, в чем дело. Попытавшись сесть, она ударилась головой о потолок и вскрикнула от боли. Робби что-то прошептал во сне, но не проснулся. Грохот раздался снова. Она слезла с койки и пересекла каюту. Это было непросто, потому что палубу перекосило под большим углом. Выбравшись наружу, Эмили поняла, что произошло. Пока они спали, вода ушла, и лодка лежала на боку в почти сухом русле. Небо затянули темные облака, а поодаль гремел гром.

— Робби! — крикнула она, сбегая вниз по ступенькам. — Просыпайтесь! Мы застряли!

Он тоже ударился головой, пытаясь сесть, и выругался. Потом увидел Эмили и извинился.

— Простите меня. Я забыл, где я. Господи, как голова болит. Сидр, наверное, был слишком крепким. — Тут он увидел ее лицо. — Что случилось?

— Посмотрите сами! — Она указала ему на крошечную палубу.

— Черт! — крикнул он, — очень странно! Я не думал, что так высоко на реке бывает отлив.

— И что мы будем делать?

— А тут ничего не поделаешь. Придется ждать, пока не придет прилив и не освободит нас.

— Но на это уйдет несколько часов, а я обязана вернуться к семи.

— Ваша начальница должна понять, как и люди из госпиталя. Мы вовсе не хотели тут застрять. — Он успокаивающе ее обнял. — Не бойтесь, любимая. Мы в безопасности. Нужно только подождать.

Едва он произнес эти слова, как небеса разверзлись, и они бросились обратно в каюту, чтобы не промокнуть. Град барабанил по палубе и по переборкам. Вспыхивали молнии, гремели раскаты грома. Гроза быстро приближалась. Потом вдруг ударила молния, одновременно грохнул гром, и дерево на берегу загорелось.

— Черт, — пробормотал Робби, — мы тут как на ладони.

— Не говорите так. — Она вцепилась в него и почувствовала, что дрожит.

— Все хорошо, дорогая моя. — Он нежно обнял ее и взъерошил волосы. — Я не позволю ничему дурному с вами случиться. Обещаю.

— Как вы можете такое обещать? — Она чуть не плакала. — Вы же не можете остановить грозу, а если… — Над головой снова прогремел гром. Эмили едва не задохнулась от ужаса и спрятала лицо у него на груди. — Обнимите меня, Робби.

Она посмотрела на него, и тут он накрыл ее губы своими губами, а потом то ли повел, то ли отнес в каюту и уложил на койку. Она чувствовала его руки на своем теле и отвечала на его ласки, не ведая, что происходит, но желая этого. Она ощутила вес его тела, его губы жадно впивались в нее. Она с трудом поняла, что он поднимает ее юбки…

Потом они лежали, прижавшись к друг другу так, как будто в безумном мире больше не осталось ничего надежного. Робби заговорил первым.

— Прости меня. — Он приподнялся на локте и посмотрел на нее. — Эмили, прости. Я не знаю, что на меня нашло. Я не собирался этого делать. Я обещал себе, что не зайду так далеко.

— Это не твоя вина, — ответила она дрожащим голосом. — Я ведь тебя не остановила. Значит, я хотела этого не меньше тебя.

— Ты в порядке?

— Если не считать того, что я нахожусь на опасно накренившейся лодке, застрявшей в грязи посреди грозы, — все отлично, спасибо.

Он расхохотался:

— Ты великолепна, Эмили. И я только что понял кое-что. Я не могу жить без тебя. Теперь я это точно знаю. Я пытался убедить себя, что могу уехать и оставить тебя здесь, но я не смогу. Если ты захочешь, я останусь жить в Англии после войны. Я сделаю все, что ты скажешь.

— Для начала ты мог бы сделать мне предложение, — улыбнулась она.

Робби осмотрелся вокруг.

— Я не уверен, что смогу встать на колено, и у меня нет кольца, но ты выйдешь за меня замуж?

— Конечно. И не бойся, тебе не придется оставаться в Англии. Я поеду с тобой в Австралию. Я отправлюсь за тобой туда, куда захочешь.

— Правда? А как же твои родители, твоя семья?

— Отец ясно сказал, что если я останусь фермерской девушкой, меня больше не будут ждать дома. Так что, вероятно, я могу уехать, куда угодно. А пока я с тобой, мне все равно, где мы. В любом случае это будет настоящее приключение.

— Верно. — Он сиял. — Великолепное приключение. — Он взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал. — Миссис Робби Керр?

Она кивнула.

— Первым делом нужно найти кольцо. Не знаю, как я это сделаю, с учетом того, что завтра утром меня ждет корабль, но я его найду. Мы поженимся, а когда я демобилизуюсь, то сразу поплыву в Австралию и все подготовлю к твоему приезду.

— Нет, не надо. Я поеду с тобой.

— Не поедешь. Я вернусь домой на военном корабле с тысячей других парней. Ты отправишься на нормальном лайнере. Я встречу тебя в сиднейской гавани, и мы устроим медовый месяц на берегу океана.

— Как чудесно! Не верю, что это происходит на самом деле.

— И я. — Он посмотрел мимо нее. — Посмотри, гроза прошла. Дождь стал не таким сильным. Теперь нам нужно просто дождаться прилива.

Только после семи часов вода поднялась достаточно высоко, чтобы снять лодку с мели. К этому моменту дождь прекратился, и заходящее солнце окрасило все вокруг в нежные тона.

Эмили открыла пудреницу и попыталась привести себя в порядок. Она разгладила складки на платье и подошла к Робби, который стоял у руля.

— Будем надеяться, что мотор заведется, иначе мы тут застрянем надолго. — Мотор ровно заурчал, и они улыбнулись друг другу. Подняли якорь и двинулись вперед.

— Побыстрее можно? — попросила Эмили.

— Боюсь, что нет. — Он двинул ручку, но мотор отозвался ровным пыхтением. Когда они подошли к устью реки, двигаться стало сложнее, потому что там и тут стояли на мурингах лодки. Только к девяти часам они добрались до дока. Уже почти стемнело. Доктора Доусона не было. Никого не было. Эмили помогла Робби надежно привязать лодку, и они взобрались по скользким ступенькам. Девушка прикусила губу.

— Я не знаю, что делать, — сказала она, — даже если я могу доехать до Тавистока на поезде, до фермы я сегодня уже не доберусь. А проводить ночь на тавистокском вокзале я точно не хочу.

— Лучше посмотрим, есть ли в пансионе комната еще на одну ночь.

Эмили замялась:

— Робби, а как же деньги?

— Не беспокойся. Мне должны довольно много заплатить. Я провел три месяца в госпитале и не потратил ни пенни. Между прочим, тебе вообще не придется думать о деньгах. Моя семья довольно обеспеченная. Шерсть приносит хороший доход, ты ни в чем не будешь нуждаться. А если я куплю аэроплан, о котором тебе говорил, мы сможем летать к океану, когда захочешь.

Эмили засмеялась:

— Робби, это все похоже на сон. — И тут ее улыбка увяла. — Но прямо сейчас у меня проблемы. И у тебя тоже.

— Ерунда. В госпитале должны взять в толк, что с лодкой случились неприятности. Я был хорошим мальчиком в последнее время. Не пытался ускользнуть, как некоторые. — Он обнял ее за талию. — И твоя мегера тоже сможет все понять. Это не наша вина. Мы ничего не знали о приливах и мели.

Эмили кивнула. Хотела бы она быть такой же уверенной.

Они дошли до пансиона, где хозяйка посмеялась над их злоключениями.

— Боже ж ты мой! Вы что, не знали, что там совсем сухо в отлив? Вас не удивило отсутствие других лодок?

— Робби родился в сотнях миль от моря, — объяснила Эмили. — Он никогда раньше не управлял лодкой. А я никогда не бывала на этой реке.

— Ну, ничего дурного не случилось, разве что вы поезд пропустили. И комната ваша свободна. В котором часу вам подать завтрак?

— Боюсь, мне придется уехать задолго до завтрака, — сказала Эмили. — Я должна сесть на первый же поезд, иначе у меня будут большие неприятности.

— Тогда я с вас за завтрак денег не возьму. — Хозяйка посмотрела на девушку, потом на Робби. — И знаете что? Я с вас вообще денег не возьму. А если молодой человек вдруг тоже захочет остаться на ночь, я этого не замечу.

Они неловко засмеялись, и Робби сказал:

— Это очень мило с вашей стороны, но я должен вернуться в госпиталь. Позаботьтесь о моей невесте.

— Невесте, значит?

— Да. Мы поженимся, как только закончится война.

— Будем молиться, чтобы это случилось поскорее. Слишком много молодежи погибло из-за этой глупости. Благослови вас Господь, мои дорогие.

Эмили прошлась по улице вместе в Робби.

— У меня нет сил с тобой прощаться. Пожалуйста, береги себя. Не геройствуй. Не летай на опасные задания, на которые не должен летать. И пиши мне.

— Буду писать всякий раз как смогу, обещаю. И ты себя береги. Я пошлю тебе кольцо как только смогу. Может быть, во Франции есть хорошие кольца. — Он нежно посмотрел на нее, потом сдвинул шляпку и поцеловал Эмили в губы.

— До свидания, моя дорогая.

Она сморгнула слезы и долго смотрела ему вслед.

ГЛАВА XIV

Когда Эмили добралась до фермы, мисс Фостер-Блейк смерила ее ледяным взглядом.

— И что вы можете сказать в свое оправдание, юная леди? Я полагала, что могу доверять вам, иначе не отпустила бы. Прекрасный пример вы подаете девушкам ниже вас по положению.

— Простите, пожалуйста. Мы поехали кататься на лодке, но не знали, что на реке бывает отлив. Мы застряли в грязи на несколько часов во время жуткой грозы, а когда все-таки пришли в Плимут, я поняла, что не смогу доехать до фермы.

— Прекрасное оправдание ночи, проведенной с мужчиной. — Мисс Фостер-Блейк не отрывала от нее взгляда.

— Нет, что вы! Он проводил меня до пансиона и вернулся в госпиталь, где его лечат. Он боялся, что у него тоже будут проблемы.

— Понятно. — Ее лицо немного смягчилось. — Ну что ж, странно было бы считать, что вам известно об отливах.

— Владелец лодки, доктор, должен был поехать с нами, — объяснила Эмили, — но его срочно вызвали к больному. Иначе… — Она осеклась. Иначе Робби не занялся бы с ней любовью и не предложил бы выйти за него замуж. Мелочь — а весь мир изменился. Эмили пыталась сохранить покаянный вид и не улыбаться.

— Полагаю, вы не завтракали. Идите возьмите хлеба с джемом и переоденьтесь в рабочее. Я постараюсь найти, кто бы подвез вас на поле.

Оказавшись в спальне одна, Эмили вылезла из мятой одежды и надела форму. Робби, наверное, уже едет на поезде в Дувр, чтобы перебраться через Ла-Манш. Слезая с телеги на картофельном поле, она постаралась принять радостный вид. Остальные девушки бросили работу при ее появлении.

— Да неужели! — крикнула Морин. — Возвращение грешницы! Провела где-то всю ночь? А я-то думала, что ты чиста, как свежевыпавший снег.

Эмили почувствовала, что краснеет.

— Если вам правда интересно, мы катались на лодке и оказались в грозу в отлив. Когда мы добрались до гавани, все поезда уже ушли, поэтому мой молодой человек проводил меня в пансион.

— Да уж конечно! — Морин ткнула в бок Руби, которая стояла рядом. — Они провели ночь в отеле, представляешь?

— И ничего подобного. — Эмили стала алой. — Он отвел меня в пансион, а сам вернулся в госпиталь. А сегодня он возвращается во Францию.

Она сглотнула, опасаясь, что заплачет.

— Следи за языком, Морин, — резко произнесла Алиса. — Ты что, не видишь, как девочка расстроена? Ее парень вернулся на фронт. Не обращай внимания, милочка. — Она обняла Эмили за плечи. — Пошли. У нас куча картохи, чтобы тебя отвлечь.

— Сурово, — улыбнулась Эмили.

— Зато ты улыбаешься, — возразила Алиса. — Хорошо провела время?

— Идеально. — Эмили сделала глубокий вдох. — А еще он сделал мне предложение.

— Вы помолвлены? — обрадовалась Дейзи.

Эмили кивнула.

— Примите мои поздравления, Эмили, — сказала миссис Энсон. — Я очень за вас рада.

— А он разве не из Австралии? — спросила Алиса.

— Да. Мы поедем туда после войны.

— В самую Австралию? — испугалась Руби. — Божечки, это же так далеко! И там кенгуру бегают.

— Ну и что? Зато я буду рядом с ним. Робби сказал, что осталось немного. У него свежие новости с фронта. Последнее немецкое наступление — просто отчаянная попытка остановить натиск союзников. Он считает, что все закончится еще до Рождества.

— И хвала Господу, — заметила Морин. — Четыре года жизни прошли зря.

— А многие жизни вовсе закончились, — тихо заметила миссис Энсон.

— Там старый урод идет, — предупредила Дейзи. — Давайте-ка за работу.

Они вернулись к сбору урожая. От сырости красная почва стала еще тяжелее, и им приходилось по очереди выковыривать кусты большой тяпкой.

— Я никогда не думала, что мне захочется доить коров или присматривать за свиньями, но после этого мне все нипочем, — сказала Дейзи, выдернув куст из земли.

Остальные принялись выбирать крошечные клубни.

— Коров доят в пять утра, — заметила Алиса.

— Да, но я к этому привыкла. В большом доме я всегда вставала в пять. — Она придвинулась ближе к Эмили. — И где вы устроите свадьбу? У тебя дома, в Девоне?

Эмили немедленно вспомнила о ссоре с родителями. Мать никогда не одобрит их брак с Робби.

— Вряд ли. Вообще не представляю. Будем делать по одному шагу за один раз.

— А он подарил тебе кольцо? — поинтересовалась Морин.

— Все вышло очень внезапно, — пояснила Эмили. — Он не собирался делать предложение. И, кроме того, не рассчитывал, что я захочу уехать в Австралию. Поэтому кольца у него с собой не было. Но потом сказал, что не может без меня жить. Он собирается его мне отправить, но я не представляю, как он это сделает с фронта. Придется подождать до его возвращения. Но это не страшно.

Тем не менее через два дня прибыл небольшой пакет. Он лежал вместе с остальными письмами в холле, когда они вернулись с поля. Девушки окружили Эмили.

— Открывай скорее! — торопили ее.

Она предпочла бы открыть его без свидетелей, но ей не хотелось разочаровывать остальных. В пакете было письмо.

Моя милая девочка,

Мы остановились в Дувре, в ожидании корабля. Кое-кто из парней сумел ускользнуть в магазин за сигаретами. У меня не было времени дойти до настоящего ювелира, но я увидел это кольцо в витрине ломбарда. Надеюсь, оно на первое время подойдет, а потом мы вместе выберем настоящее кольцо…

Эмили открыла маленькую коробочку. Там лежало тонкое золотое колечко с рядом крошечных рубинов. Пальцы у Эмили дрожали, когда она надевала его. Девушки радостно завздыхали.

— Правда, красивое? — Она подняла руку.

— Хорошего ты парня отхватила, Эмили, милочка, — сказала Алиса.

— Вы не представляете, как я хочу замуж, — мечтательно заметила Морин. — Я, наверное, приеду в Австралию тебя навестить, и ты познакомишь меня с его другом.

— Мы будем жить на ферме, на пустоши, — пояснила Эмили. — Вряд ли тебе там понравится.

— Ну да, ферма мне не по вкусу. Свою долю фермерства я и здесь успею получить. Сколько в мире вообще картошки?

— Могло быть и хуже, — мрачно пробормотала Мод.

— И что может быть хуже, чем уборка картошки с утра до ночи? — удивилась Алиса.

— Ходить за свиньями, — усмехнулась Мод.

Все согласно закивали.

— Я слышала, что к концу этой недели мы здесь закончим, — проговорила миссис Энсон.

Эмили убежала в спальню. Она посидела, глядя на кольцо на пальце, потом сняла его, положила в коробочку и сунула ту под подушку. Она не станет носить его в поле.

Ферма «Перри», Девон

8 августа 1918 года

Моя милая Кларисса,

Прости, что я не писала столько времени, но я так тяжело работала, что у меня не было времени вздохнуть, не говоря уж о письмах. Когда мы возвращаемся на ферму после двенадцати часов в поле, у нас еле хватает сил съесть рагу или пудинг, а потом мы сразу валимся спать.

К счастью, мы выкопали последнюю картошку и перешли к новому делу. Теперь мы заготавливаем сено! Учимся обращаться с косами, которые меня пугают. Один неправильный взмах — и ты рискуешь остаться без ног. Потом сено нужно сгрести, увязать в снопы и принести к стогу. Сметывает его сам фермер. Он гораздо приятнее прошлого, хотя все время смеется над нашими попытками косить.

А еще у меня отличные новости! Робби сделал мне предложение, и я согласилась. Мы поженимся, как только он снимет форму, и я вместе с ним уеду в Австралию.

Сразу отвечу на твои вопросы. Нет, мои родители не знают, и они этого никогда не одобрят. Они ясно дали мне понять, какого мнения о Робби. Мне страшно подумать, что я больше никогда их не увижу, но мне пришлось делать выбор, и я выбрала мужчину, который меня любит.

Конечно же, ты будешь подружкой невесты. Или устроим двойную свадьбу, когда ты выйдешь за своего лейтенанта Хатчинса. Он продолжает тебе писать? Робби пишет не очень часто, но я способна понять, что он не имеет права рассказывать мне, что происходит, и что письма с линии фронта не всегда доходят до Англии.

Так что я считаю дни, и ты наверняка тоже.

Одна из девушек купила камеру «Брауни» и делает снимки. Когда они будут готовы, я отправлю тебе один, чтобы ты увидела, какой я стала деревенской девицей.

Береги себя.

Твоя подруга Эмили

ГЛАВА XV

Заготовка сена совпала с сухой погодой. После боевого крещения на картофельном поле работа не казалась такой уж тяжелой. Девушки пели и смеялись. Жена и дочери фермера приносили пирожки и кувшины с лимонадом. Алиса, которая бывала в мюзик-холлах Лондона, спела им все дерзкие песенки Мэри Ллойд.

Дейзи и Руби смутились, но остальные хихикали и подпевали, даже миссис Энсон, которая раньше такого точно не слышала. Эмили редко чувствовала себя такой счастливой. Когда приходили весточки от Робби, счастье ее становилось абсолютным. Как она писала Клариссе, Робби нельзя было назвать аккуратным корреспондентом, но, по крайней мере, он сообщал хорошие новости. Он учился летать на бомбардировщике «Вими», который был гораздо тяжелее прежних маленьких истребителей. Робби утверждал, что сразу к нему привык, и говорил, что это идеальный аэроплан, чтобы взять его в Австралию и перевозить грузы и пассажиров.

Лежа в постели, Эмили воображала себе красную пустыню, Робби на аэроплане и саму себя, машущую ему вслед. Будет ли она за него бояться? Чувствовать себя одиноко? Иногда закрадывались сомнения, но она их отбрасывала. Она будет миссис Роберт Керр, и хватит с нее.

Когда все сено было собрано и сметано в стога, а погода так и оставалась солнечной, фермер устроил вечеринку. Они пили сидр, ели сосиски, обжаренные на костре, пели, сидя у костра, «Пусть горят огни» и «Засунь тревоги в вещмешок».

— Интересно, куда нас пошлют дальше? — спросила Дейзи у Эмили, когда они ехали обратно домой.

— Не знаю. — Эмили задумалась. — Сезон заканчивается. Что с нами будет, когда настанет зима?

— Наверное, нас отправят по домам, — решила Дейзи. — Зачем им платить или кормить нас, если работы нет? Боже, как я не хочу возвращаться. А ты?

Эмили не была уверена, есть ли у нее теперь дом, куда можно вернуться.

— Что-нибудь придумаем, — сказала она.

Вечером она лежала и смотрела в потолок. Что, если война продолжится и Робби останется в армии еще на год? Куда она тогда денется и что станет делать? Родители не примут ее обратно.

Наутро они ожидали каких-либо известий о своей судьбе. Мисс Фостер-Блейк пришла, когда они ели утреннюю кашу.

— Фермер сказал, что доволен вашей работой, девушки, — сказала она и добавила: — Очень доволен. Я горжусь тем, чего вы сумели достичь, и вы тоже гордитесь. У нас пока нет новых запросов на ваши услуги… — Она замолчала.

— Нас отправят домой? — взволнованно спросила Руби.

— Нет, Руби, вы проведете это время с пользой. Займетесь дополнительным обучением. Вы так и не закончили курс. Некоторые вопросы остались незатронутыми. Уход за овцами, например. Способы улучшения качества почвы.

По рядам пронесся вздох.

— Это навоз разбрасывать, — прошептала Мод.

— Будьте готовы через двадцать минут, — сказала мисс Фостер-Блейк и добавила тихо: — Эмили Брайс, мне нужно с вами поговорить.

У Эмили подпрыгнуло сердце: что она сделала не так? А потом ей пришло в голову, что это могут быть плохие новости о Робби. Она с трудом заставила себя встать. Когда они вышли в коридор, мисс Фостер-Блейк повернулась к ней со словами:

— У нас к вам очень необычная просьба, мисс Брайс. Вы знакомы с леди Чарльтон?

— Леди Чарльтон? — удивилась Эмили. — Боюсь, что нет.

— Я думала, что вы вращаетесь в одних кругах.

— Моя мать очень бы этого хотела, — согласилась Эмили, — но мы незнакомы с титулованными особами.

— Неважно, — решила мисс Фостер-Блейк. — Как я и сказала, у нас необычный запрос. Леди Чарльтон принадлежит поместье недалеко отсюда, на границе Дартмура, в деревне Баксли-Кросс. Ее садовников призвали в армию, и поместье пришло в упадок. Она спрашивает, не можем ли мы выделить нескольких фермерских девушек, чтобы привести его в порядок. Я сразу подумала о вас. Вы хорошо работаете, быстро учитесь и умеете вести себя с людьми ее круга. Так что выберите двух девушек, которые станут вам помогать, — тех, кто умеет работать и хорошо себя вести.

— Алиса и Дейзи, — немедленно ответила Эмили.

Мисс Фостер-Блейк приподняла бровь:

— Меня удивляет ваш выбор. Почему не миссис Энсон, с которой у вас гораздо больше общего?

— У Алисы и Дейзи нет никого из родных. Им нужно почувствовать, что они кому-то нужны.

— Довольно мудро. Вы становитесь лидером, как и ваш отец, мисс Брайс. Очень хорошо. Тогда Алиса и Дейзи. Сообщите им и соберите вещи. У вас есть полчаса. Леди Чарльтон пришлет за вами автомобиль.

— Мы будем жить там? — уточнила Эмили.

— Да. Как я поняла, там есть коттедж, где вас и разместят, а столоваться вы будете в доме. Рабочий покажет вам, где инструменты и все необходимое. Работайте как следует, мисс Брайс, не посрамите нас.

— Не волнуйтесь, — заверила ее Эмили и пошла сообщать новость Алисе и Дейзи. Они были озадачены.

— Я еще не доела кашу, — пробурчала Алиса.

— Времени нет, — ответила Эмили. — Для нас появилась работа. Мы едем в поместье знатной дамы.

— Только мы? — Дейзи посмотрела на остальных, которые продолжали завтракать.

Эмили кивнула:

— Мисс Фостер-Блейк хотела отправить меня и спросила, кого я возьму с собой.

— И ты выбрала нас? — Крошечное личико Дейзи просветлело.

— Да, потому что вы обе отлично работаете и я с вами хорошо лажу.

— Это очень мило с твоей стороны, — сказала Алиса. — Ты молодец. Так что ж, мы будем общаться с аристократией? Ничего себе!

— Не благодарите, пока сами не увидите. Вдруг работа тяжелая.

— Что может быть тяжелого в уборке сада. — Алиса хихикнула. — Она же не выращивает картошку, надеюсь.

Видавший виды «даймлер» остановился перед фермой через двадцать минут. Девушки столпились вокруг него, а Эмили, Дейзи и Алиса принесли свои сумки, которые пожилой водитель привязал к багажнику.

— Некоторым везет, — сказала Руби. — Будете жить в манерном доме и есть хорошую еду, а мы будем ходить за овцами и раскидывать дерьмо.

— Мы будем жить в коттедже, Руби, — пояснила Эмили, — и работать так же, как на ферме, только без овец.

Остальные рассмеялись.

— Там наверняка есть красивые работники, — решила Морин. — Эмили-то уже нашла себе парня, а ты, Дейзи, не теряйся.

— Нет, спасибо. Хватит с меня больших поместий и их драм. Я бы вышла за простого деревенского парня, если кто-то из них вернется домой.

Все затихли, задумавшись.

Морин снова засмеялась.

— Ну а если не вернутся, поедем в Канаду и подцепим там больших сильных дровосеков.

— Я подумываю о переезде в Канаду, — согласилась миссис Энсон, и все удивленно посмотрели на нее. — У меня там живет сестра, а в Англии меня ничто не держит.

— Поехали, — велел водитель, свысока поглядывая на девушек, — нельзя заставлять ее светлость ждать.

Все замахали им вслед, прощаясь.

Они ехали по сельским дорогам между полей, по которым бродили овцы и коровы, пока перед ними не предстала Дартмурская возвышенность с ее невысокими пологими холмами, усыпанными камнями, и потрепанными ветром соснами. Не доехав до пустошей, они свернули на невероятно узкую дорожку, по обеим сторонам которой высились живые изгороди. По старому гранитному мосту они пересекли быструю речку. Эмили вдруг вспомнила, как они всей семьей ездили в Дартмур, в очень похожее место. Ей было года четыре или пять, а Фредди десять. Она, самая смелая, убежала вперед, поскакала по камням через реку, оступилась и упала в быструю воду. Старший брат немедленно оказался рядом, выдернул ее на поверхность и отнес на безопасное место…

Эмили закрыла глаза, чтобы приглушить боль, а открыв их, увидела деревню.

— Черт побери… — изумленно протянула Алиса.

— Как на картинке в книжке, — согласилась Дейзи.

Эмили воспрянула духом. Деревня притулилась на краю пустоши. За ней вздымался в небо высокий холм, на котором паслись дикие пони. Сама деревня была выстроена на зеленом склоне, а в центре ее стоял потертый кельтский крест. По одну сторону от него тянулся ряд домиков под соломенными крышами, по другую обнаружился паб под названием «Красный лев». Вывеска болталась на ветру. В дальней части деревни виднелась церковь с высокой квадратной башней. Дорожка тянулась за коттеджами, проходила между двух гранитных столбов, круто изгибалась и подходила к большому серому каменному дому, ничем не украшенному, если не считать переднего крыльца. Дикий виноград карабкался по одному боку дома, листья его уже покраснели. Растущие за домом сосны защищали его от дартмурских ветров. А вокруг — огромная лужайка, разросшиеся кусты, клумбы в пятнах сорняков и терпкий аромат полыни повсюду.

— Черт побери, — снова сказала Алиса, на этот раз не так радостно.

— Да, работы будет немало, — вздохнула Эмили.

Заслышав звук мотора, пожилая леди открыла дверь и выглянула наружу. Хрупкая, она была одета в черное платье с высоким воротничком, на плечах — бисерная шаль, а на голове — черная кружевная шапочка. Она опиралась на трость черного дерева. Приглядевшись, Эмили решила, что леди совсем не так слаба, как кажется. На ее лице застыло выражение заносчивости и глубочайшего презрения.

— Вот и вы. Я уж думала, что произошла авария. Здесь же не более пяти миль езды.^[14] — Голос у нее тоже был высокомерным.

— Они оказались не совсем готовы, — с сильным девонским акцентом проговорил старый шофер, — да еще пришлось с их багажом повозиться.

— Ну ладно, неважно, — сказала леди, когда они вылезли с заднего сиденья. — Я — леди Чарльтон. Добро пожаловать в Баксли-хаус. Я доверяю вам восстановление моего сада.

— Мы приложим все усилия, — почти в унисон ответили Эмили и Алиса. Леди Чарльтон нагоняла на них страх.

— Прекрасно. Симпсон покажет, где хранится инструмент, и отвезет вас и багаж в коттедж. Как только вы устроитесь, немедленно приступайте к работе. Ясно?

— Да, миледи, — пробормотали они все хором.

Леди Чарльтон, несмотря на ее внешнюю хрупкость, страшила и Эмили.

Их отвели в сарайчик, где нашлись древняя газонокосилка и лопаты, грабли, тяпки и мотыги.

— По мне, так по траве нужно сначала косой пройтись, а потом уже этой штуковиной, — сказал старый водитель. — Сомневаюсь я, что юные леди видели косу когда-нибудь раньше. — Он усмехнулся.

— Кстати говоря, мы только что закончили заготавливать сено, — ответила Эмили, — и прекрасно умеем обращаться с косами.

— Ничего себе! Я вам помогу, да только мой ревматизм мне не так много позволяет. Я делаю для ее светлости что могу. Все мужчины ушли, только я и остался.

— Вы здесь единственный мужчина? — подняла брови Алиса.

— А то! — усмехнулся он. — Шофер, рабочий, чистильщик обуви, всё, что вам будет угодно. Мне пенсия полагалась уже много лет назад. Мне сейчас семьдесят семь, но я не могу бросить ее светлость одну.

— Это очень мило с вашей стороны, мистер Симпсон, — улыбнулась Эмили.

Он посмотрел на нее с интересом.

— И с вашей тоже, мисс, если позволите. Девушки вашего уровня не должны работать в полях.

— Но мне очень нравится, мистер Симпсон. Куда лучше, чем сидеть дома и ничего не делать.

— Тут я соглашусь. Моя жена каждый день благодарит Господа за то, что я ухожу из дому и не путаюсь у нее под ногами. Пойдемте. Залезайте в автомобиль, я отвезу вас в коттедж. Идти тут далековато.

Автомобиль прогрохотал по разбитой дорожке за огородом, где росли овощи.

— Я ухаживаю за огородом, чтобы ее светлости было что поесть. Раньше провизию поставляли с домашней фермы, там работало десять парней, а теперь все ушли на войну, кроме управляющего да двух мальчишек. Там остались только пара коров да несколько кур.

Они добрались до края поместья, где располагались церковь и серая каменная школа. Симпсон выбрался наружу, чтобы открыть ворота.

— Вот и приехали, — проговорил он. — Не то чтобы очень красивый коттедж, но от дождяспасет.

Коттедж совсем не походил на крытые соломой домики, которые они видели на другой стороне деревни. Своим внешним видом он, скорее, напоминал детский рисунок: приземистый серый прямоугольник с облупившейся краской и четырьмя окнами, по два с каждой стороны двери. Коттедж окружали высокая каменная стена и неопрятный сад.

— Забирайте свои пожитки. — Симпсон отстегнул ремни.

Они миновали ворота и прошли меж высоких кустов к двери. Она отворилась с жутким скрипом. Внутри было холодно и сыро. Девушки сгрудились у входа, озираясь.

— Давайте устраивайтесь, — бросил Симпсон, уходя прочь. — Не валандайтесь тут слишком долго. Ее светлость ожидает, что вы сейчас же приступите к работе. Постели заберете, когда придете в дом на обед.

— На обед? — переспросила Эмили. — Разве нас не будут кормить ланчем?

Старик усмехнулся:

— Только богатенькие, вроде вас, говорят «ланч». По-нашему это просто обед. Я поехал, вы сами доберетесь.

— Хотела бы я сказать, что бывало и хуже, но не бывало, — заметила Алиса.

— Да, тут действительно очень мрачно, — согласилась Эмили.

Они стояли в бывшей гостиной. Тут сохранились пара расхлябанных деревянных стульев, стол с выцветшей скатертью и большой каменный очаг. Пол покрывала шиферная плитка. Низкий потолок пересекали темные дубовые балки, а с окна свисали клочья тюлевых занавесок. За гостиной находилась крошечная кухня с чугунной плитой, котлом и раковиной, а с другой стороны была спальня, в которой стояло лишь железное основание кровати. Невероятно крутая и узкая лестница вела на чердак, где тоже была выгорожена маленькая спальня. Остальное пространство чердака занимала кладовка, заваленная старой мебелью.

Нормального пола у спальни на чердаке не было. К тому же там был скошенный на обе стороны потолок, так что встать во весь рост можно было только посередине комнаты. Маленькое окно в боковой стене выходило на деревню.

— Мне неприятно это говорить, но тут нет ни ванной, ни уборной. — Дейзи поднялась по лестнице вслед за остальными.

— На кухне есть котел, — бодро отозвалась Алиса. — В нем можно будет греть воду для мытья. Но как может не быть уборной? По всей видимости, она снаружи.

Девушки пошли посмотреть и обнаружили отдельную пристройку за задней дверью.

— Не хочется мне ходить сюда ночью, — поежилась Алиса. — Может, тут найдутся горшки?

— Горшки? — не поняла Эмили.

— Ночные вазы, милочка, — хихикнула Алиса. — Вряд ли тебе приходилось их использовать, у тебя ведь был водопровод, но мы все привыкли к горшкам.

— Господи… — Эмили представила, что ей придется мочиться в ночную вазу вместе с другими женщинами.

— Лучше уже приняться за работу, а то старуха нам всыплет, — обеспокоенно произнесла Алиса. — Пошли.

Они двинулись к дому.

— С чего начнем? — спросила Дейзи.

— Наверное, с лужайки перед домом, — ответила Эмили. — Погода держалась хорошая, так что, пока трава сухая, нужно привести лужайку в порядок.

— Я плохо умею косить, — предупредила Алиса. — Пару раз чуть ноги себе не отхватила.

— Зато у Дейзи хорошо получается. Она быстро научилась.

— Да, у меня неплохо выходит. — Дейзи залилась краской, услышав похвалу.

— Хорошо, Дейзи, ты будешь косить, а мы сгребать и увязывать траву, а потом по очереди возьмемся за газонокосилку. Думаю, ее придется таскать вдвоем, на вид она очень тяжелая.

Совладать с газонокосилкой оказалось не просто. Симпсон сказал, что подготовил ее к работе, однако, несмотря на это, девушки с трудом толкали ее даже вдвоем. Они работали два часа, но к тому моменту, как колокол пробил двенадцать, им удалось справиться только с небольшим участком лужайки.

— Интересно, когда здесь обед, — подала голос Дейзи. — Я умираю с голоду.

— Идемте, узнаем, — предложила Эмили.

Они подошли к двери и позвонили в звонок. Им открыла худая невысокая женщина с острым лисьим личиком и желтоватыми волосами, прорезанными седыми прядями.

— Что вы хотели?

— Мы зашли спросить, когда нам полагается ланч, — ответила Эмили. — Мы фермерские девушки, которые работают на леди Чарльтон. Нам сказали, что нас будут кормить в доме.

— Я знаю, кто вы, — проворчала женщина. — Как вам только ума хватило входить в переднюю дверь? Для вас — черный ход, с другой стороны. Нечего растаскивать грязь по чистым полам.

— Простите. — Эмили покраснела от такого натиска.

Они обошли дом и нашли открытую дверь. Женщина уже поджидала их там.

— Вытирайте как следует ноги, — велела она, — щетка — слева.

— Грязи на нас немного, — заметила Эмили. — Дождя не было, и трава сухая.

— Поглядите-ка, у нас тут мисс Фу-ты-ну-ты! Ладно, заходите. На кухонном столе — хлеб и сыр.

— Вы кухарка? — Эмили пыталась быть дружелюбной.

— Я — миссис Трелони, экономка. Сейчас я сама готовлю для ее светлости и присматриваю за ней. У нас осталась только одна служанка, Этель, но ей сто лет в обед. Но теперь в доме живет только ее светлость, так что почти все комнаты закрыты.

— Рада познакомиться, миссис Трелони, — сказала Алиса. — Я — Алиса Адамс, а это Дейзи и Эмили. Спасибо, что позаботились о нашем обеде.

Это, кажется, сработало. Выражение лица экономки смягчилось.

— Работа у вас наверняка тяжелая, — проговорила она. — Пожалуй, надо добавить к сыру немного мясного пирога и соленой капусты, которую я еще до войны заготовила.

К еде полагалась большая керамическая кружка чая.

— И еще нам нужны постельные принадлежности для коттеджа, — напомнила Эмили. — Мы можем попросить их у вас?

— Я погляжу, что есть в шкафах, и приготовлю все к вашему ужину, к шести, — ответила миссис Трелони. — Приходите вовремя, потому что я подаю обед ее светлости в пол восьмого, и нечего вам у меня под ногами путаться.

— На месте старой леди я бы с ней жить не стала, — пробормотала Дейзи. — От ее лица молоко скиснет.

— Ну да, она не слишком дружелюбна, — согласилась Эмили. — Но на месте хозяйки я бы радовалась любой компании, если бы целый день сидела дома одна.

Они продолжили косить и стричь траву и к шести часам многое успели. На ужин им подали пастуший пирог и красную фасоль со своего огорода, а потом еще рисовый пудинг. Насытившись, они отправились в коттедж, захватив с собой простыни, подушки и одеяла.

— Бери комнату на чердаке, — посоветовала Алиса Эмили. — Думаю, тебе нужно уединение.

— А еще я первая узнаю, не течет ли крыша, — поддразнила ее Эмили.

— Ха! Мы с Дейзи привыкли спать вместе, так что нас это не волнует.

Эмили поднялась наверх. В коттедже было грустно и неприятно, а каморка со скошенным потолком казалась особенно холодной и сырой. От окна тянуло сквозняком, занавесок не было, лампы — тоже. Когда стемнело, Эмили осталась совсем без света и решила назавтра попросить у экономки свечу. Она стала застилать постель, стараясь не биться головой о потолок. Обойдя кровать, выглянула в окно. Деревня купалась в свете заходящего солнца и походила на яркую открытку. На улицах никого не было, и местность казалась совершенно пустынной.

Надев наволочку на подушку и заправив простыню под матрас, который был жестким и комковатым, девушка вздохнула и на мгновение вспомнила свою уютную спальню и розовое шелковое одеяло. Потом она еще раз окинула взглядом свою нынешнюю комнату. Кроме кровати, здесь не было никакой мебели. Даже тумбочки, на которую можно было бы поставить лампу и свечу. Надеясь найти хоть что-нибудь дельное, она вышла из спальни и, подойдя к кладовке, застыла у входа. Внутри было темно, пахло пылью и плесенью, а с потолка свисали лохмотья паутины. Окошко в дальней стене было целиком затянуто паутиной и почти не пропускало света. Окно ее спальни выходило прямо на закат, а это — на склон холма. Сумерки быстро густели.

— Вперед! — велела себе Эмили. — Это просто паутина.

Она заставила себя войти в кладовку, заваленную старыми вещами. Ничего из того, что могло бы пригодиться, она не увидела. Разбитая раковина, старый письменный стол, рваный абажур — все это уже не поддавалось починке. Не очень-то весело. Увидев призрачный силуэт в углу, Эмили вздрогнула от ужаса и готова была броситься прочь. Но потом убедила себя пройти вперед и громко рассмеялась, обнаружив вешалку для шляп с накинутой на нее простыней. Что ж, теперь ей будет куда вешать одежду.

Потянувшись за вешалкой, она задела рукой паутину, рванулась и повалилась вперед, выставив перед собой руки. Поднялось облако пыли, и она увидела, что лежит на старом чемодане. Ну что ж, на него, по крайней мере, можно поставить свечу. Эмили попыталась поднять чемодан и обнаружила, что он на удивление весьма тяжелый. Она присела, чтобы открыть его, и сердце у нее забилось быстро-быстро. Застежка заржавела, и с ней пришлось повозиться. В чемодане оказались книги. Странная находка для такого места.

Эмили вытащила чемодан на площадку, где смогла изучить его содержимое. Доставала книги по одной: Диккенс, Теннисон, история Англии, назидательные истории, которые достаются в награду ученикам воскресной школы. Когда-то тут жил образованный человек. Среди книг девушка заметила старый, переплетенный в бурую кожу том без названия. Открыв его, она поняла, что это чей-то дневник, написанный крошечными выцветшими каллиграфическими буквами.

Темнело очень быстро. Эмили поднесла дневник к окну и попыталась прочитать хоть что-нибудь.

Из дневника Сьюзен Олгилви,

10 июля 1858 года

Писано в деревне Баксли-Кросс в Девоншире

У меня получилось. Я стала школьной учительницей в деревне Баксли-Кросс в Девоншире и живу в своем собственном коттедже на краю Дартмурской возвышенности. С другой стороны стоят домики, крытые соломой, церковь с высокой квадратной колокольней и очень гостеприимный паб (хотя я уверена, что дамам не положено ходить в паб, особенно школьным учительницам и старым девам).

Глава приходского совета лично сопроводил меня в мой маленький серый коттедж с шиферной крышей. Дом окружен очень запущенным садом.

«Думаю, мисс Олгилви, вы найдете здесь все, что вам нужно, — сказал он. — Дамы из прихода позаботились, чтобы коттедж был уютным, меблировали его и поделились с вами мелочами из своих собственных домов».

«Вы очень добры», — ответила я.

Но, стоя в одиночестве в крошечной гостиной, я вынуждена была признать, что их представление об уюте сильно отличается от моего.

ГЛАВА XVI

Эмили спустилась вниз.

— Посмотрите, что я нашла, — обратилась она к остальным девушкам, — чей-то дневник прошлого века. Правда, интересно?

— Не к добру это, читать чужие дневники, — с ужасом посмотрела на нее Дейзи.

— Правда? Никогда о таком не слышала.

— Мне так Роза сказала. Мы жили в одной комнате в Мурланд-холле, и я подглядела в ее дневник. Она рассказала, что когда прочла дневник своей сестры, то сразу после этого заболела скарлатиной и чуть не умерла. А я разлила ведро воды и получила нагоняй.

— Но этот дневник написан в восемьсот пятьдесят восьмом году. Наверное, этой женщины уже нет в живых.

— Ну и что, это все равно личное, — возразила Дейзи.

— Тогда почему она оставила его здесь?

— Может, она умерла? — предположила Алиса.

Эмили взглянула на дневник, и ей вдруг стало неловко.

— Ты права. Отнесу его обратно.

— А что мы будем делать? — спросила Алиса. — Сейчас только восемь часов, и я пока не хочу ложиться спать.

— Наверху есть книги, — произнесла Эмили. — Посмотри, вдруг тебе что-то понравится.

— Я не больно-то умею читать. Бросила школу, когда меня из нее вышибли и отправили работать на швейную фабрику. Заголовок в газете прочту, но и всё.

— Ты очень много теряешь, Алиса, — сказала Эмили. — Книги — это чудесно. Хорошая история может унести тебя далеко-далеко. Даже живя здесь, мы можем читать про Париж или про тропические острова и чувствовать, будто мы там.

— Может, ты нам почитаешь? — предложила Алиса.

— Мы можем читать по очереди, чтобы ты училась.

Эмили посмотрела на Дейзи, которая неловко топталась на месте.

— А я вовсе не умею читать, мисс Эмили. И никогда не училась.

— Я тебя научу. Вот мы и нашли себе занятие на вечер, пока не стемнело. Не умея читать, далеко в жизни не уйдешь.

— Тут ты права, — согласилась Алиса, — когда Билла призвали, я пыталась найти работу, но для людей без образования работы никакой не было, только на заводе. Я устроилась на завод, где делают патроны, но потом случился взрыв, и куча девушек погибла. Я решила, что не стану там сидеть и бояться, и уволилась.

— Выберем что-нибудь почитать? — предложила Эмили.

— Выбери ты, — попросила Дейзи.

Она присела на один из стульев, и вдруг раздался громкий треск, подломилась ножка, и Дейзи рухнула на пол.

— Ты в порядке? — спросила Эмили со смехом, когда они подняли Дейзи на ноги.

— Только выгляжу, как дура. — Та тоже рассмеялась. — Хорошо, что на мне шаровары и никто не увидел мое исподнее. Надеюсь, кровати под нами ночью не сломаются.

— Какой кошмар! — воскликнула Алиса. — Могли бы и получше нам местечко подыскать. Если у них осталась одна служанка, в доме должны быть свободные комнаты для слуг.

— Мне кажется, что персонал, работающий вне дома, не размещают в доме, — возразила Эмили.

— Верно, так не делается, — кивнула Дейзи, отряхиваясь от пыли. — Мой папка был конюхом, и мы жили над конюшней. А садовники — в своих коттеджах. В дом их вообще никогда не пускали.

— Какие глупости, — сказала Алиса. — Вот погодите, коммунисты победят, как в России. В таких домах, как у хозяйки, у них по десять семей живет.

— Господи! — воскликнула Эмили. — Ты правда думаешь, что коммунисты могут победить в Англии?

— Нет, наверное, — уступила Алиса. — Мы тут все слишком умные. Вот только ввязались в войну, которая никому не нужна. Просто какого-то дурного эрцгерцога застрелили в какой-то крошечной стране, которая черт знает где находится. На нас же никто не нападал.

— Я согласна, — с грустью проговорила Эмили. — Мне кажется, что это ужасная ошибка, но война уже началась, и с этим ничего не поделаешь.

Мгновение они молчали. Снаружи кричали грачи, вернувшиеся в свои гнезда на больших соснах, росших за домом священника.

— А знаете что? — вдруг сказала Алиса. — Я хочу в паб.

— В паб? — испугалась Эмили. — Разве леди могут посещать такие места?

— Сейчас война, милочка. Все эти правила больше не работают. Мне нужно взбодриться и выбраться из этой дыры. Пошли, повидаем людей, выпьем.

Они двинулись по дорожке в сторону паба. Вывеска «Красный лев» сияла в последних лучах солнца. Толкнув тяжелую дубовую дверь, девушки вошли в помещение с низким потолком. Сладко пахло табачным дымом. Стены, обшитые дубовыми панелями, почернели от многолетних усилий курильщиков. В одной стене был устроен большой очаг, украшенный подковами. У стен стояли дубовые скамьи и столы, накрытые сверху стеклом. В дальнем углу сидели и курили трубки два пожилых джентльмена. Один из них оказался Симпсоном, второй выглядел еще старше. Завидев женщин, оба нахмурились.

— Добрый вечер, дамы. Что я могу для вас сделать? — с улыбкой спросила круглолицая женщина за стойкой, с волосами, убранными в тугой пучок.

— Мы — фермерские девушки и приехали помочь леди Чарльтон… — начала Эмили.

— Я знаю, кто вы, дорогуши, — перебила женщина. — Симпсон нам о вас рассказал. А еще поведал, что одна из вас настоящая аристократка. Чего бы вы хотели?

— Я бы не отказалась от джина с лаймом, — сказала Алиса.

Эмили никогда не пробовала джина и попыталась предположить, что порядочная девушка может заказать в пабе. По крайней мере, она уже знала, что любит сидр.

— Полпинты сидра, пожалуйста.

— И мне, — присоединилась Дейзи.

— Прекрасно, дорогуши, — кивнула хозяйка.

Старики смотрели на них.

— Может быть, нам лучше сесть в кабинете? — спросила Эмили. — Чтобы не огорчать ваших постоянных посетителей.

— Постоянных посетителей, надо же, — скривилась хозяйка. — У нас больше не бывает посетителей, разве что эти стариканы. Мужчины все ушли, и мой муж тоже. Он не должен был, старый идиот. — Она грустно засмеялась. — Ему уже сравнялось тридцать пять, но он сказал: «Нелл, я должен исполнить свой долг. Англия нуждается во мне». И ушел, оставив на хозяйстве меня одну.

— Он жив? — осторожно спросила Эмили.

Лицо хозяйки исказилось от боли.

— Жив — да. Только ногу потерял, и легкие у него сгорели. Лежит в каком-то госпитале под Лондоном. Не знаю даже, вернется ли домой. Я стараюсь навещать его, когда могу, но это непросто, паб ведь просто так не оставишь. Денег заведение теперь приносит немного, но другого дохода у меня нет, — говоря все это, она налила два стакана сидра и джин с лаймом. — Но мне-то еще повезло. Миссис Сопер в кузнице и миссис Аптон в лавке вообще остались без мужей. Сына преподобного Дингла забрали. И сына Мэри Брайерли, а ведь она вдова. — Хозяйка поставила стаканы на стойку: — Пейте, милочки. Вам станет повеселее.

Они отнесли стаканы на ближайший стол и сели. Хозяйка присела к ним со стаканом пива.

— Теперь нечасто удается поговорить с кем-то. Эти двое и словечком не обмолвятся. А остальные женщины… Нас же всех учили не приближаться к дьявольским напиткам. Почти все боятся появляться в пабе. Или слишком много работают, так что времени у них нет. Или нет денег. Нехорошо это. Я все время теряю доход, но при этом сбиваюсь с ног. — Она отпила большой глоток пива. — А до войны здесь было весело. Муж говорил, что у нас тут небольшой золотой рудник. Летом захаживали всякие путешественники, да еще работники с окрестных ферм. Не знаю уж, вернутся ли нормальные времена… — Она, должно быть, поняла, что говорит слишком долго, и протянула руку: — Я — миссис Лейси. Нелл Лейси.

— Алиса Адамс. — Алиса пожала ей руку. — А это Эмили Брайс и Дейзи Уоткинс.

— Вы не отсюда. — Миссис Лейси заметила лондонский говор Алисы.

— Я-то? Я из Лондона.

— Боже мой! Далековато ты забралась. И как тебе тут?

— Недурно, если не считать нашего коттеджа.

— Коттеджа? И куда вас засунули?

— В дом ведьмы, вот куда, — буркнул Симпсон из-за дальнего стола.

— Да как она могла! Чем она думала? — испугалась миссис Лейси.

— Дом ведьмы? — переспросила Эмили. — Вы его так называете?

Миссис Лейси встревожилась:

— Да не слушайте вы его! Этот коттедж долго пустовал, потому что никто там не хотел жить. Кто-то говорит, что на нем лежит проклятие, но я в это не верю ни секундочки. Там жила школьная учительница, пока лет двадцать назад новую школу не построили и директором не стал мистер Паттерсон.

— В том коттедже только женщины и жили, и все они плохо кончили, — подал голос второй старик. Кажется, ему было приятно это говорить.

— И вовсе нет, мистер Сопер. Нечего этим леди такие вещи рассказывать.

— А как же эта Гудстон? Она же умерла.

— Да, но от туберкулеза. Кто угодно может подхватить туберкулез. Коттедж тут ни при чем.

— И про ведьму не забывайте. — Старик взмахнул трубкой.

— Ну что ж, ладно, — сказала миссис Лейси и повернулась к Эмили: — Одну женщину повесили как ведьму. Но это когда было-то? Очень давно!

— Весело тут у вас, — процедила Алиса.

— Все будет хорошо, не переживайте, — попыталась улыбнуться миссис Лейси, — вы же тут всего на несколько дней.

— А сколько времени нужно, чтобы проклятие подействовало? — спросила Алиса.

Миссис Лейси захохотала, откинув голову назад:

— А ты смешная. Нам тут как раз не хватало кого-нибудь, кто бы нас растормошил.

Когда они вышли из паба, уже почти стемнело. Луны не было, и в холодном свете звезд силуэты домов и деревьев еле виднелись. С холмов дул ледяной ветер. Ветки трещали и танцевали на фоне мрачного неба.

— Надеюсь, мы найдем дорогу, — пробормотала Дейзи. — Жуткая темень. И ветер свищет…

— Найдем-найдем, не беспокойся, — успокоила ее Алиса. — Сглупили мы, конечно. Нужно было оставить коробок спичек на видном месте. А теперь придется шарить в темноте, искать лампу.

— А у нас что, есть спички? — спросила Эмили.

— Не припомню, чтобы я их видела, — неуверенно проговорила Алиса. — Значит, придется ложиться на ощупь.

— Я утром попрошу спички и свечи, — сказала Эмили. — У меня в спальне вообще нет света. Не знаю, как я буду спускаться и подниматься по лестнице в темноте.

— А горшок на что, милочка? Что, под кроватью нету?

Эмили туда не заглядывала.

— Может быть, и есть.

— Нечего ползать по лестнице в темноте, шею сломаешь, — буркнула Алиса.

Наконец они дошли до коттеджа. Дверь открылась с неестественно громким и зловещим треском. Закрыли они ее с некоторым трудом — мешал ветер.

— Сегодня не почитаешь, — попыталась пошутить Алиса. — Поднимайся осторожнее.

Эмили ощупью прошла через гостиную и поднялась по лестнице. Ей не хотелось уходить от остальных, которые продолжали болтать и смеяться. Оказавшись в своей каморке и несколько раз ударившись головой о потолок, она разделась и залезла в ледяную постель. Ветер свистел в дымоходе и стучал в окно. Дом ведьмы. Тут жили только женщины, и все они плохо кончили. Она никак не могла выкинуть из головы эти слова.

— И это пройдет, — сказала она себе. — Я тут только на неделю, а потом… потом Робби вернется, и мы с ним будем жить в солнечной Австралии.

Она представила, что лежит рядом с ним в постели и он целует ее. Вспомнила, какие ощущения испытывала, когда они занимались любовью.

Утром она напишет ему и расскажет о проклятом коттедже и походе в паб. Он посмеется, читая.

ГЛАВА XVII

К утру ветер не унялся. Он ревел и бил прямо в лицо, пока они шли к дому. Миссис Трелони впустила их со словами:

— Закрывайте двери быстрее, а то у меня тесто не поднимется.

Утруждать себя приветствиями она не стала, и Эмили подумала, что экономка ненавидит любую лишнюю работу.

Перед ними поставили три миски овсянки — обычный завтрак во всяком месте, где им случалось бывать, — но здесь к каше подали кувшин со сливками и коричневый сахар, так что получилось довольно вкусно. За кашей последовали тосты с мармеладом и чай, и, поев, девушки почувствовали, что готовы к работе.

— Кажется, на таком ветру нет смысла заводить газонокосилку, — сказала Эмили. — Давайте начнем с клумб у дорожки.

Они вытащили тяпки и лопаты и стали пропалывать сорняки. Те давно никто не трогал, и заметить между ними цветы было непросто. Розовые кусты выпустили длинные побеги, которые переплелись с вьюнком. Эмили буркнула что-то, когда ей в ладонь воткнулся шип, нашла секатор и обрезала розу. Потом решила, что единственный способ спасти куст — обрезать его поосновательнее и дать вырасти заново. Она как раз справилась с одним стеблем, когда услышала возмущенный голос:

— Что выделаете, милочка!

Рядом стояла леди Чарльтон. Сегодня она накинула на черное платье шерстяную шаль. Тщательно изучив розовый куст через лорнет, она заявила:

— Вы же уничтожаете мои розы.

— Прошу прощения, — отозвалась Эмили, — но они так разрослись и перепутались с сорняками, что ничего лучшего не придумать.

— Розы обрезают не так, юная леди.

— Мы стараемся, как можем, — возразила Эмили. — Среди нас нет профессиональных садовников. До этого нам доводилось только выкапывать картошку и косить траву.

Леди Чарльтон удивленно заморгала, услышав речь Эмили — выговор девушки из хорошего общества.

— Кто вы? — спросила она, разглядывая Эмили в лорнет. — Ведь не фермерская же девушка.

— Именно она, — ответила Эмили. — Меня зовут Эмили Брайс.

— Господь милосердный! — воскликнула леди Чарльтон. — Я полагала, что в эту Земледельческую армию идут только дочери фермеров.

— Ничего подобного. Нас тут трое, одна из Лондона, одна служанка из большого поместья и я, дочь судьи. В наш отряд входит танцовщица из театра на пирсе, благовоспитанная вдова средних лет и всего две девушки, которые до этого имели отношение к сельскому хозяйству.

— Я учту, — произнесла леди Чарльтон, подняла висевший на шее лорнет и еще раз посмотрела на девушку. — Эмили Брайс, вы говорите?

— Да, миледи.

— Вы отсюда? Я не помню, чтобы я была знакома с Брайсами.

— Моя семья живет у Торки. Мой отец судья.

— В самом деле? — Пожилая леди продолжала ее изучать. — И как он относится к тому, что его дочь стала фермерской девушкой?

— Он об этом не слишком высокого мнения, — улыбнулась Эмили, — но мне нравится это занятие.

Леди Чарльтон кивнула, как будто одобряя.

— В таком случае я очень ценю вашу помощь. Сами видите, мой бедный сад в плачевном состоянии. Вы нормально устроились? В коттедже достаточно удобно?

— Боюсь, что назвать его уютным я не могу.

— А чего вы ожидали, «Ритца»? — Надменный тон вернулся.

— Нет, леди Чарльтон, но мы бы не отказались иметь мебель, которая не ломается, если на нее сесть. Там было всего два старых стула, и один из них рухнул. А кроме этого там вообще почти ничего нет.

— Понятно, — кивнула леди Чарльтон. — Вынуждена признать, что я не бывала там много лет, но, насколько я помню, коттедж был меблирован. Хотя, если подумать, там довольно долго никто не жил. Скажите Симпсону, чего вам недостает, и он подберет из ненужной в доме мебели.

— Спасибо, вы очень добры. И не могли бы мы попросить у вас свечей? Карабкаться наверх в темноте довольно страшно.

— Я полагала, что миссис Трелони позаботилась о мелочах, узнав от меня о вашем приезде. Сообщите ей, в чем вы нуждаетесь.

Эмили не хотелось говорить, что попытка получить хоть что-нибудь от миссис Трелони примерно равна попытке получить от козла молока. Ограничившись словами благодарности, она вернулась к работе.

Когда леди Чарльтон ушла, Алиса и Дейзи подошли к Эмили.

— Молодец, — похвалила Алиса. — Слышала я, что ты ей сказала.

— Симпсон найдет нам мебель, — поделилась Эмили, — а миссис Трелони даст свечей.

— Без боя она не сдастся, — пожала плечами Алиса.

К концу дня они пропололи все клумбы перед домом и обрезали розовые кусты. Девушки любовались плодами своих трудов, а Эмили взглянула на дом. Леди Чарльтон стояла у окна и одобрительно кивала.

Когда они доели рагу из баранины с клецками, леди Чарльтон вошла в кухню. При ее появлении все встали.

— Продолжайте ужинать, пожалуйста. — Она посмотрела на Эмили. — Я хотела спросить вас, юная леди, не выпьете ли вы со мной стаканчик шерри после обеда.

— Спасибо, миледи. — Эмили было очень неудобно, потому что остальных не пригласили.

Алиса это почувствовала.

— Не беспокойся, милая. Увидимся в коттедже.

Ощущая на себе любопытные взгляды, Эмили вслед за леди Чарльтон прошла в основную часть дома, по длинному коридору в большую гостиную. Вокруг огромного гранитного камина размещались диван и несколько кресел в стиле королевы Анны. Несмотря на летнюю пору, горел огонь. На низком столике стоял поднос с графином шерри и двумя бокалами.

— Я понимаю, что топить камин летом довольно экстравагантно, — сказала леди Чарльтон, — но здесь такие большие комнаты, и я мерзну — в моем-то возрасте. Присаживайтесь.

— Спасибо. — Эмили опустилась на краешек кресла.

Леди Чарльтон протянула ей бокал.

— Я заинтригована. Почему вы решили пойти в земледельческую армию?

— Я поняла, что должна, чем смогу, помочь фронту.

— Это не самое обычное занятие для девушки вашего класса.

— Я хотела стать сиделкой, но в госпитале больше не нуждались в добровольцах. Зато в земледельческой армии были нужны люди.

— Что об этом думают ваши родители? Они же не могут этого одобрять.

— Нет, — горько улыбнулась Эмили, — они сделали все, что могли, чтобы вернуть меня домой.

— Но вы настояли на своем. Хорошо. Каждый человек должен сам принимать решения.

— Я тоже так думаю, но мои родители не согласны. Боюсь, мы поссорились всерьез.

— Я уверена, что они сменят гнев на милость, когда война закончится и вы сможете вернуться домой.

— Вряд ли так получится. — Эмили сжала губы, чтобы не выдать свои чувства. — Они не одобряют мужчину, за которого я собираюсь выйти замуж.

— Он бесчестный человек? Или не нашего круга?

— Совсем нет. Он хороший человек. Добрый и веселый. А его семья богата. Но он из Австралии. Он не питает доверия к классовому обществу и не играет по нашим правилам. Считает их глупыми.

— Ваши родители с этим не согласны?

— Да. — На этот раз Эмили улыбнулась. — Мне жаль, но я собираюсь выйти за него замуж вопреки их мнению.

— Вам уже исполнился двадцать один год?

— Этим летом. — Она подумала, что с тех пор прошла целая жизнь.

— В таком случае ваша судьба в ваших руках, и вы можете ошибаться — или делать правильный выбор — сколько вам угодно.

— Я не считаю брак с капитаном авиации Керром ошибкой, — возразила Эмили. — Разве выйти замуж за любимого — не главное достижение в жизни?

— Тут я не соглашусь. Нельзя отрываться слишком далеко от своих корней, это редко приносит счастье.

— То есть вы бы не уехали из дома ради любимого мужчины?

— Я этого не говорила, — возразила леди Чарльтон. — Я всего лишь делюсь с вами конвенциональной^[15] мудростью. Но не все живут по правилам, вот как ваш капитан Керр.

Огонь в камине догорел, упала и рассыпалась искорками последняя головешка.

— Вы живете тут совсем одна, миледи? — Эмили сменила тему.

— Да, — вздохнула леди Чарльтон, — мой муж умер десять лет тому назад. Он был хорошим человеком. Прекрасным. С энтузиазмом занимался любым делом. Ездил по миру, собирал коллекции… А когда мы унаследовали этот дом, принялся управлять фермой. Занимался сельским хозяйством, разведением скота, окотом^[16] и всем прочим. Жуткой весенней ночью он присутствовал при окоте, вернулся домой, промокнув до костей, подхватил пневмонию и умер. Так глупо.

— Примите мои соболезнования. — Эмили почувствовала, что должна это сказать. — А детей у вас не было?

— Один сын. Джеймс. Он был профессиональным военным. Гренадерский гвардейский полк. И у него тоже есть сын, мой внук, Джастин. Джеймс хотел, чтобы сын пошел в армию в самом начале войны, когда ему исполнилось восемнадцать, но тот отказался. Он сказал, что войны не нужны и не решают никаких проблем. Его отец пришел в ярость. Они страшно поссорились, и мальчик ушел. С тех пор мы не получали от него вестей, только слышали, что он исполнил свой долг, когда его призвали в армию, и он отправился во Францию. Мы не знаем, что с ним случилось. Его тело не нашли после особенно страшного наступления, может быть, его разорвало на куски или он дезертировал. Нам остается только молиться, что последнего он не сделал.

— Вы предпочли бы, чтобы вашего внука разорвало на куски?

— Я не хочу ему бесчестья. Если он дезертировал, а потом попался, это означает расстрел. Так что я молюсь, чтобы его убили при исполнении долга.

— А ваш сын? — спросила Эмили.

— Мой сын погиб в первый год войны, при Сомме, когда вел своих людей в атаку. Его похоронили с полными воинскими почестями.

Она смотрела в огонь. Лицо у нее было каменное, а спина прямая и гордая. Потом она перевела взгляд на Эмили и произнесла:

— Приходите пить со мной шерри каждый вечер, пока вы здесь. Я всегда рада компании. С миссис Трелони невозможно разговаривать, она только жалуется. Кажется, если я еще раз услышу про ее ревматизм, то просто закричу.

Эмили смущенно засмеялась:

— Я бы с радостью пила с вами шерри, но мне неудобно перед моими товарками, которых вы не приглашаете. Мне не хотелось бы думать, что ко мне особое отношение.

— Вам не кажется, что им будет неуютно в такой комнате и с таким собеседником, как я? — В глазах старой дамы сверкнула искорка.

— Полагаю, вы правы, леди Чарльтон.

— Тогда передайте им, что их я тоже буду рада видеть. Уверена, они откажутся.

И она оказалась права.

— Спасибочки, только не я! — Алиса яростно затрясла головой, когда Эмили передала приглашение. — Не стану я сидеть с этой старой мегерой!

— И не я, — подхватила Дейзи. — А то еще пролью что-нибудь или скажу что-то не то.

— Не беспокойся за нас, котик. — Алиса заметила, что Эмили неудобно. — Мы с Дейзи сходим в паб, поболтаем с миссис Лейси по душам. А ты можешь сколько тебе угодно пить шерри в роскошном доме с роскошной леди и чувствовать, какая ты шикарная. — Алиса попыталась изобразить аристократический выговор.

На следующий вечер после ужина Эмили снова пила шерри с леди Чарльтон. Она узнала, что первые двадцать лет брака леди Чарльтон путешествовала вместе со своим мужем, жила в Швейцарии, бывала в Египте, Индии и Месопотамии, а потом он унаследовал титул и поместье дальнего родственника, и они вынуждены были осесть на одном месте.

— Иногда я проклинаю этого кузена, — призналась она. — Зачем он только умер! До этого мы жили такой интересной жизнью. Мы думали, что не можем иметь детей, но потом — довольно поздно — родился Джеймс. Муж отправил его в закрытую школу в Англии, когда сын был еще совсем маленьким. Муж говорил, что это лучший выбор для мальчиков нашего круга, но мне жаль, что сын так редко видел нас, родителей. Так что я в некотором роде была рада тому, что нам пришлось вернуться в Англию.

— Я так мечтаю путешествовать, — вздохнула Эмили, — и так жду поездки в Австралию.

— В Австралии я так и не побывала, — ответила леди Чарльтон, — а жаль. Теперь я могу путешествовать только при помощи книг. — Она взглянула на Эмили. — Вы любите книги?

— Очень.

— Давайте я покажу вам библиотеку. — Леди Чарльтон поднялась. — Следуйте за мной.

Она провела Эмили по длинному коридору и открыла дальнюю дверь. Девушка едва не задохнулась от восторга. Вдоль стен от пола до самого потолка высились шкафы, наполненные томами в кожаных переплетах. В солнечных лучах танцевали пылинки. Посредине комнаты стояли стеклянные витрины.

— Мой муж был коллекционером, — сказала леди Чарльтон. — Он собирал все, от египетских древностей до бабочек. — Она с нежностью провела рукой по одной из витрин. — Кстати, если вы хотите что-нибудь почитать, пока живете здесь, можете брать книги из моей библиотеки.

— Наверное, я не стану носить эти красивые книги в коттедж. — Эмили с ужасом представила, как заходит в эту чудесную комнату в перепачканной рабочей одежде. — А кроме того, я уже нашла себе чтение.

— В самом деле?

— Да, я обнаружила на чердаке старый чемодан с книгами.

— Ах да, конечно, старый чемодан… — Леди Чарльтон кивнула, как будто это имело какое-то особенное значение. — Я совсем о нем забыла.

— Я хочу научить Алису и Дейзи читать. Без этого ничего в жизни не добиться.

— Мне нравится, что вы заботитесь о своих подругах, — заметила леди Чарльтон. — По всей видимости, в ближайшие годы женщинам придется во всем поддерживать друг друга. Ведь мужчин у нас останется совсем мало…

Эмили вернулась в коттедж, вооружившись свечами и коробкой спичек, но никого там не застала. Она сидела на кровати и в последних лучах солнца писала Робби письмо карандашом. Так было проще, чем пытаться жонглировать ручкой и чернильницей. Она рассказала ему о доме, о леди Чарльтон, о библиотеке и коттедже.

Нам сказали, что он проклят, и нам стало неуютно, но мы тут всего на несколько дней, и пока никто не превратился в лягушку…

Она старалась писать легко и весело, чтобы он улыбался, сидя на походной койке рядом с линией фронта.

Дейзи и Алиса вернулись, когда уже стемнело, и с восторгом обнаружили, что Эмили читает, лежа на кровати и поставив свечу на старый чемодан.

— Свечки! — воскликнула Дейзи. — Как хорошо, что больше не придется спотыкаться тут в темноте. По правде говоря, я немного испугалась вчера, когда задувал ветер. Какой-то он был странный, и если бы не Алиса, я бы совсем струсила.

— Между прочим, — добавила Алиса, — мы подружились с Нелл Лейси. Она — отличная баба! Боится за своего муженька, но не ноет. А еще мы повстречали миссис Сопер из кузницы, которая потеряла мужа и не знает, как ей теперь быть и кто будет ковать. У нее есть сыновья, но они слишком малы, чтобы поднять молот. Но мы всё равно от души посмеялись все вместе. Там вообще никто не жалуется.

— Я рада, что вы хорошо провели вечер, — сказала Эмили, заметив их оживление.

— А то! Жаль, тебя с нами не было. Зато ты пережила эти посиделки с шерри. — Алиса с жалостью посмотрела на нее. — Ты — храбрая.

— Леди Чарльтон очень одиноко, — объяснила Эмили. — Она потеряла всех, кого любила, и теперь у нее никого нет. — Девушка помялась. — Вы не станете возражать, если я каждый день буду пить с ней шерри после ужина? Но я предупредила ее, что не смогу задерживаться долго, потому что хочу научить вас читать.

— Мы вовсе не против, да, Дейзи? — Алиса ткнула подругу в бок. — Джин с лаймом да хороший разговор завсегда лучше всякого шерри.

Вечером Эмили лежала в постели и смотрела, как отсветы свечи пляшут на потолке. Вечер выдался теплым и тихим, ветра не было, сладкие ароматы цветов влетали в открытое окно. Слыша, как Алиса и Дейзи смеются и болтают внизу, она подумала, что все не так уж и плохо складывается.

ГЛАВА XVIII

На следующий день, вернувшись с работы, девушки обнаружили вместо сломанных стульев три новых и крепких. На полу лежал ковер. Появилась еще одна керосиновая лампа.

— Хорошо, что ты поладила со старухой, — сказала Алиса. — Теперь тут почти уютно. Если мы останемся здесь подольше, то заполучим диван, аспидистру^[17] и картины на стены.

— Вместо этого я бы предпочла немного одежды, — возразила Эмили. — Форму пора бы постирать. Я устала ходить постоянно в одном и том же, и мне неловко сидеть в этом на диване леди Чарльтон.

— Интересно, сколько еще времени мы будем фермерскими девушками? — задумчиво произнесла Дейзи. — Ведь зимой в поле работать не надо?

— В пабе говорят, что война долго не продлится, — вставила Алиса. — Немцы почти разбиты. Миссис Сопер думает, что еще до конца года будет перемирие.

— Слава богу, — улыбнулась Эмили. Робби вернется, они поженятся, и у нее начнется совсем новая жизнь. Вдруг ей пришла в голову идея:

— Алиса, поехали со мной в Австралию. Я слышала, что там очень хорошо. Много еды, солнца, а женщин мало.

— Надо бы подумать, — ответила та. — Даже не знаю, смогу ли я вернуться в городской смог. Только не теперь. Вы не представляете, как в Лондоне живут люди. Как крысы. В темных маленьких клетушках. Нельзя так.

— И я не вернусь в Мурланд-холл. Ни за что, — заявила Дейзи. — Даже если это будет последний дом на земле.

— Там так ужасно? Хуже, чем копать картошку? — спросила Эмили.

Дейзи кивнула:

— Не в работе дело. Работы я не боюсь. Дело в хозяине.

— Он был злым?

— Нет, — сердито ответила Дейзи, — просто тянул руки к служанкам. От девушки по имени Милли он своего добился, и когда она оказалась в положении, ее куда-то отослали. Тогда он стал засматриваться на меня. Однажды утром мне велели отнести воду в его ванную, а он там лежал совсем голый. И схватил меня. Я тогда убежала, но больше я туда не вернусь.

— Конечно нет. Старый козел! — выругалась Алиса. — Не бойся, Дейзи. Мы с Эмили за тобой присмотрим. Не бросим тебя.

— Вы — настоящие друзья. — В глазах у Дейзи заблестели слезы. — У меня раньше никогда не было подруг. Это такое счастье!

В воскресенье на завтрак подали яйца, а потом все пошли в деревенскую церковь. Она оказалась удивительно просторной для такой маленькой деревни. Свет лился в витражные окна. Эмили смотрела на улыбающихся святых. В церкви пахло старым мебельным лаком, воском и цветами, стоявшими в вазах. На мгновение, окунувшись в поток цветного света, она почувствовала странное умиротворение, как будто свет был благословением свыше. После службы они встретились с преподобным Динглом, который торжественно с ними поздоровался и пожал руки.

Обед был очень щедрый — рыбная запеканка и горошек в белом соусе, но миссис Трелони выглядела еще мрачнее, чем обычно.

— Что за воскресный обед без ростбифа, — бурчала она. — Ни кусочка говядины, ни барашка, ни свинины! Дурацкая рыбная запеканка. Это оскорбление, вот что это такое!

— Но она такая вкусная, миссис Трелони, — тихонько сказала Дейзи. — Мне очень нравится.

— Я уж постаралась приготовить из того, что было, — согласилась кухарка. — А еще будет отличный яблочный пирог. Из местных яблок, между прочим.

Погода стояла ясная, и после обеда они пошли гулять по пустоши. При виде диких пони Алиса закричала — но когда девушки приблизились, лошадки умчались прочь. Вереск цвел, вся пустошь пылала пурпуром и синевой. Забравшись на холм, они остановились, оглядываясь. Деревня, притаившаяся в низине, походила на россыпь игрушечных деревянных домиков, с которыми Эмили любила играть. Из некоторых труб струился дымок. Вокруг раскинулось лоскутное одеяло полей, разделенных живыми изгородями деревьев или каменными стенами. Кое-где виднелись белые пятна пасущихся овец и сливочно-желтые — коров. Вдали проглядывал городок в легкой дымке, кравшейся от моря.

— Вот это жизнь! — воскликнула Алиса. — Вы не представляете, насколько мне стало лучше, когда я перестала дышать дымом и пылью. Раньше я кашляла каждое утро. Моя мамка умерла от бронхита или чего-то такого. Дохала и кхекала все время. Вот бы ее сюда.

— И мне тут нравится, — согласилась Дейзи.

Эмили смотрела вокруг, наслаждаясь видом, — зелеными полями и лесами, пурпуром холмов, белыми точками овец. В Австралии вокруг будет только красная земля. Станет ли она скучать по этим зеленым полям? Потом она вспомнила Робби, его объятия, вспомнила, что рядом с ним чувствует себя любимой и защищенной. Наверное, это того стоит.

После простого холодного ужина девушки пошли в деревню.

— А ты разве не будешь пить свой шерри? — спросила Алиса.

— Сегодня у меня выходной, — ответила Эмили, — и я могу делать все, что хочу. — При этом она почувствовала укол вины при мысли о том, что леди Чарльтон сидит совсем одна и ждет ее в огромном пустом доме.

В воскресенье паб был закрыт, но все женщины собрались на скамейках под кельтским крестом. Кто-то вязал. Дети гонялись друг за другом и кричали. Два старика сидели поодаль и курили трубки. В розоватых сумерках метались по небу летучие мыши. Эмили подумала, что это была бы идеальная картинка из сельской жизни, если не обращать внимания на отсутствие мужчин и мальчиков старше двенадцати. Они познакомились с хозяйкой лавки и женами нескольких работников, а Алиса представила Эмили миссис Сопер,жене кузнеца. Судя по всему, эти женщины уже многое о ней знали — спасибо вечерним прогулкам Алисы и Дейзи в паб.

После нескольких вежливых фраз женщины снова стали обсуждать местные новости: чей брат или сын вернулся домой, чей не вернулся.

— Как твой муженек? — спросили Нелл Лейси. — Выпустят его из госпиталя?

— Пока нет. Они делают ему деревянную ногу, и легкие у него пока ни к черту.

— А когда ты снова поедешь в Лондон его навестить? — спросила молодая женщина.

Нелл нахмурилась:

— А за пабом кто будет смотреть в это время? Нам же нужно на что-то жить.

— По крайней мере, у тебя есть муж, и он вернется, — сказала жена кузнеца. — А у меня? Я так скучаю по Чарли. И дело не только в тоске и в том, что нужно научиться жить без него. Я не понимаю, как мне теперь со всем управляться? Кто будет подковывать лошадей? Делать всякие инструменты? Вот что я хочу понять.

— Я согласна с миссис Сопер. Все время про то же самое думаю. Мой-то, может, и вернется домой, но как мне прикажете за ним ухаживать? — вопросила Нелл Лейси. — Я же с ног собьюсь, приглядывая за ним и при этом ворочая бочки.

Наступила неловкая тишина.

— В деревне совсем не осталось мужчин? — спросила Эмили. — Кроме тех двух?

— Есть еще священник, — ответила жена кузнеца. — Но он живет со своей хозяйкой наособицу, разве что она с какой-нибудь благотворительностью заведется. И еще есть мистер Паттерсон, он в школе. Но он с нами не водится. Да с ним особо и говорить не о чем.

— Вы живете в коттедже, да? — спросила одна из женщин. — И как он вам?

— Неплохо, — ответила Алиса, — не как дома, конечно, но живем как-то.

— А привидений вы уже видели?! — выпалила та же женщина, пихая свою соседку под ребра.

— Нет никаких привидений, Эдди. Хватит их пугать, — сказала Нелл Лейси.

— Конечно есть! — возмутилась Эдди. — Ведь рассказывают, что слышали, как на пустоши рыдает женщина. Та, которую повесили за колдовство.

— Это все старушечьи сказки, — сказала Нелл.

— Ну, мы и есть старухи, — хихикнула женщина.

— Нет. Мы просто вдовы.

Снова повисла тишина.

— А как это вы уживаетесь со старой леди? — спросила молодая девушка, у которой на коленях гулил младенец. — Она же жуткая.

— Эмили отлично с ней ладит, — ответила Алиса. — Ее каждый вечер зовут в дом пить шерри.

— И ничего в этом плохого нет, — объявила Нелл Лейси. — Каждому же охота с ровней поговорить.

— Она, наверное, грустит по своим мужчинам, — сказала молодая женщина. — Я вот ужасно скучаю по своему Джонни.

— Ну, ей некого винить, кроме самой себя, — возмутилась Нелл Лейси. — Они сами отправили бедного мальчика на смерть.

— Это внука, что ли? — спросила та же самая женщина.

— Его. Мистера Джастина. Никогда не видела таких милых и добрых юношей. Когда он сказал родне, что не верит в войны и не хочет идти в армию, его никто не стал слушать. Отец в ярость пришел, бабка сказала, что видеть его не хочет, и они так устроили, что его призвали, невзирая на то, что он отказник. Он отправился на фронт, и больше о нем никто ничего не слышал. Все считают, что его гранатой на куски разорвало.

— И старухин сын погиб, — сказал кто-то еще. — Хотя он совсем не такой был. Тоже пафосный, вроде своей мамаши. И весь такой строгий с самого детства. Ходил в закрытую школу для богатеньких, а на каникулах с нами не играл, потому что мы были ниже его по положению. Помнишь, Пегги?

Жена кузнеца кивнула, подхватив:

— И умер так же. И похоронили его с полными военными почестями, или как там это называется. Но это же его не вернет. А теперь старая леди живет одна в огромном доме, и никогошеньки у нее нет.

Они посидели молча. Солнце скрылось за горизонтом, поднялся холодный ветер.

За пару недель они успели многое. Лужайки вокруг дома теперь были аккуратно подстрижены, клумбы прополоты. Самые большие кусты рододендронов подрезаны. Однажды днем они пришли на обед и увидели пони и тележку.

— Мисс Фостер-как-ее-там прислала меня за вами, дамы, — сказал кучер. — Вы должны прямо сейчас ехать назад.

— Ой! — Эмили вдруг испугалась. Вдруг их сразу же распустят и отправят по домам? И куда она пойдет в таком случае? Где ее ждут?

— Наверное, надо сказать леди Чарльтон, что мы уезжаем.

— Ты и иди, ты у нас ученая, — сказала Алиса. — А мне еще надо будет успеть заглянуть в паб к Нелл.

Эмили, как обычно, пошла ко входу для слуг. Идти в сам дом без предупреждения ей не хотелось.

— Миссис Трелони, не могли бы вы найти леди Чарльтон? — обратилась она к экономке. — Мне нужно с ней поговорить.

— В чем дело? — резко бросила та.

— За нами приехали, так что мы уезжаем.

— Ах вот оно что! — Экономка не смогла скрыть довольную ухмылку. — Она расстроится. Я ей скажу.

— Я хотела бы попрощаться с ней сама, если вы не возражаете.

— Она, скорее всего, в библиотеке. Вы же знаете, где это. Она вас туда как-то водила. — В ее голосе слышалась неприязнь.

Девушка поняла, что экономка ревнует к ней леди Чарльтон.

— Спасибо, — сказала Эмили, — и благодарю за вкусную еду.

Она толкнула дверь и пошла по большому холлу. Распахнув еще одну дверь, увидела клочья пыли. Да и холл не мешало бы подмести. На лампах висела паутина. Прежде чем открыть дверь в библиотеку, Эмили постучала. Леди Чарльтон стояла, погрузившись в раздумья, у одной из витрин. На Эмили она посмотрела с удивлением.

— Эти вещицы мой муж привез из Индии, — проговорила она. — Такая чудесная работа, но при этом золотые и серебряные предметы продаются по весу металла без учета мастерства. Очень странно, не находите?

— Простите, что беспокою вас, леди Чарльтон, — обратилась к ней Эмили. — Но мы вынуждены уехать. Нас ждут в Земледельческой армии.

— Как жаль, — огорчилась леди Чарльтон, — меня радовали наши беседы.

— Меня тоже. Вы знаете много интересных историй.

— Говорят, что война скоро кончится. Вы выйдете замуж и уедете в Австралию.

— Да, я надеюсь, что это случится в ближайшее время.

— Вы будете мне писать? — спросила пожилая леди. — Я никогда не побываю в Австралии, но рада буду прочитать впечатления очевидца.

— С удовольствием.

— И ваш рассказ о путешествии, конечно. Мы с мужем однажды побывали в Сингапуре. Путешествие показалось мне очень интересным, если не считать морской болезни в Бискайском заливе. — Она улыбнулась.

— Боюсь, мне пора, — сказала Эмили. — Нас ждет тележка. — Она протянула руку: — Спасибо вам за радушный прием.

— Боюсь, я была не слишком гостеприимна. Теперь я жалею, что поместила вас в коттедж. Понимаете, я думала, что приедут девицы с ферм. Я не представляла…

— Нет-нет, что вы! Все было прекрасно! — перебила ее Эмили. — Я даже стала получать от этого дома удовольствие. Он долгое время был заброшен, но я поняла, что раньше он был весьма уютен.

— Да. — Леди Чарльтон кивнула, а когда Эмили повернулась к двери, окликнула ее: — Подождите! Я хочу сделать вам небольшой подарок.

Она подошла к одной из полок и сняла с нее круглый латунный предмет.

— Это компас моего мужа. Он повсюду возил его с собой. Мне будет приятно думать, что где-то он указал вам дорогу.

— Но я не могу… — Эмили залилась краской. — Он принадлежал вашему мужу.

— Больше он ему не понадобится. И мне тоже. Пусть компас указывает вам правильный путь, как и моему любимому мужу. — Она вложила вещь в ладонь Эмили.

Компас оказался удивительно тяжелым. Эмили посмотрела на стрелку, которая указывала прочь от дома.

— Спасибо вам. Я буду его беречь.

Она нашла Алису и Дейзи, которые убирали инструменты.

— Нам придется зайти в коттедж за вещами, — сказала она кучеру. — Наверное, проще будет встретиться на дороге за коттеджами. Тропинка вся разбита, и я не знаю, пройдет ли ваша тележка в ворота.

— Вы правы, мисс, — кивнул он. — И не торопитесь лишку, дамы. Эта Фостер ведь не знает, сколько я стану вас искать. Так что я просто куплю себе газетку и покурю трубочку, пока вы будете собираться, — подмигнул он.

Они пошли вниз по холму.

— Жалко уезжать, — сказала Алиса, — я тут ко всему привыкла. Интересно, куда нас пошлют дальше? Только бы не к свиньям. Страшные они.

— И коровы, — добавила Дейзи. — Они такие большие и рогатые.

Алиса посмотрела на Эмили:

— Какая-то ты тихая. Только не говори, что тебе не хочется уезжать от шерри и старушки.

— А мне и правда не хочется, — призналась Эмили. — И я думала, что будет, если нас отправят по домам. У меня ведь больше нет дома.

— Мы что-нибудь придумаем, не бойся. — Алиса похлопала ее по плечу.

Эмили стояла в комнатке на чердаке и смотрела на полосы света на скошенном потолке. Она уже убрала туалетные принадлежности в сумку и, застегнув ее, вздохнула. Потом спустилась по крутым ступенькам.

Появилась тележка, кучер помог им залезть на длинные сиденья и погрузил их сумки. Потом прищелкнул языком, и пони побежал вперед бодрой трусцой. Они проехали по деревне, пересекли мост и отправились дальше. Светило солнце. Тележку ровно покачивало. Эмили закрыла глаза.

И открыла их, услышав, как Дейзи вскрикнула:

— Нет!

— Что нет?

Она увидела, что Дейзи держит газету, которую кучер купил в деревне. Лица у нее и Алисы вытянулись.

— Что случилось? — встревожилась Эмили.

Дейзи молча протянула ей газету. Эмили прочитала один из заголовков на первой полосе «Бесстрашный авиатор посадил обреченный аэроплан в поле, чтобы спасти деревню».

Ей не надо было читать дальше, чтобы понять, что речь идет о Робби.

ГЛАВА XIX

Новости добрались до фермы раньше самих девушек. Женщины помогли Эмили слезть с тележки и столпились вокруг, бормоча соболезнования. Вышла мисс Фостер-Блейк.

— Эмили, дорогая моя, мы все очень сожалеем, — проговорила она. — Вы перенесли ужасный удар. Пройдите в дом, выпейте бренди.

Она увела Эмили прочь, как ребенка, и усадила. Точь-в-точь как сцена в кабинете школьной директрисы — неожиданная доброта строгого и сурового человека. Эмили почувствовала комок в горле, попыталась его сглотнуть, но вместо этого всхлипнула, закрыла лицо руками, а затем разрыдалась.

— Зачем только я его полюбила, — бормотала она между всхлипами. — Если бы этого не случилось, он был бы жив.

— Что вы имеете в виду?

— Все, кого я люблю, умирают! Как будто это проклятие.

— Какая ерунда, и вы это прекрасно знаете, — сказала мисс Фостер-Блейк. — По крайней мере, последние недели его жизни были счастливыми. Он умер, зная, что его любят. Это не всякому достается. И он погиб героически, отдал свою жизнь за других. Вы должны гордиться.

— Гордиться? — Эмили вытерла слезы. — Я не хочу им гордиться. Я хочу, чтобы он был жив. Я читала статью. Там сказано, что он мог бы выпрыгнуть из аэроплана, но тогда тот рухнул бы на деревню и убил людей. Я бы предпочла, чтобы он выпрыгнул, а погиб кто-нибудь другой. К чертовой матери такое благородство!

Мисс Фостер-Блейк как будто не заметила излишне крепкого выражения.

— Вы в смятении, моя дорогая. Выпейте бренди, и мы решим, что делать дальше. — Она прижала стакан к губам Эмили и заставила ее выпить.

Эмили глотнула и задохнулась: огненная жидкость обожгла горло.

— А теперь, — сказала мисс Фостер-Блейк, — вам лучше всего поехать домой. Туда, где о вас позаботятся. Вам потребуется время, чтобы погоревать и прийти в себя. Я вас отпускаю.

— Нет! Вы не понимаете. Я не могу поехать. Отец сказал, что если я его не послушаюсь, то могу больше не появляться в его доме.

— Люди часто говорят то, чего вовсе не думают. Я уверена, ваши родители передумают, увидев свою дочь в таком состоянии. Любые родители передумали бы. Они, конечно же, желают вам добра.

— Они не хотели, чтобы я выходила замуж за Робби. Теперь мама будет злорадствовать и говорить, что все к лучшему. Я этого не перенесу.

— Вы предпочли бы остаться здесь?

Эмили кивнула:

— Я хочу работать столько, чтобы у меня не оставалось времени думать. Эти женщины стали моей семьей.

— Как вам будет угодно, — пожала плечами мисс Фостер-Блейк. — Но мое предложение остается в силе. Я отправлю Дженкинса к доктору, чтобы он прописал вам снотворный порошок, хотя бы на сегодня.

Эмили позволила отвести себя наверх и уложить в постель, как маленькую девочку. Оставшись одна, девушка вытащила из-под подушки коробочку, достала кольцо и надела его на палец.

— Миссис Робби Керр… — прошептала она.

Потом принесли снотворное, и оно сделало свое дело. Эмили проспала двенадцать часов, не слыша, как остальные ложились спать и вставали на следующее утро. Когда она открыла глаза, небо было затянуто тучами — под стать ее настроению. Она перечитала статью в газете.

«Храбрый австралийский ас Роберт Фергюсон Керр из Нового Южного Уэльса…»

Она читала ее снова и снова, как будто что-то могло измениться. Как будто его аэроплан сгорел, но сам он сумел выжить. Однако статья оставалась прежней. Он погиб. Ушел навечно. Она больше никогда не увидит его дерзкую улыбку, не услышит «моя девушка», произнесенное глубоким голосом с австралийским акцентом.

Мисс Фостер-Блейк заглянула в спальню:

— Вы проснулись? Спускайтесь, позавтракайте. Фермер передал нам яиц.

Эмили села за стол, покрытый промасленной тканью, окунула кусочек тоста в яйцо всмятку, но поняла, что не может ничего проглотить. Мисс Фостер-Блейк сочувственно посмотрела на нее:

— Вы можете пока не возвращаться к работе. Возьмите пару выходных. Съездите в Тависток или Плимут.

— Нет! — воскликнула Эмили гораздо злее, чем ей хотелось. — Вы не понимаете. Я должна работать. Работать так, чтобы не успевать думать.

— Я знаю, что это такое, — ответила мисс Фостер-Блейк. — Я потеряла двух племянников — они были братьями — в течение недели. Веселых умных парней. Я немного вас понимаю. Имейте в виду, что здесь вы среди друзей. Хотя мне до сих пор кажется, что вам лучше было бы поехать домой. Я могу это устроить…

— Нет, — повторила Эмили, но на этот раз вспомнила о хороших манерах и добавила: — Спасибо. Пожалуйста, не пишите моим родителям и не сообщайте им обо мне.

— Я уверена, что они прочитают эту новость в газете. Ваш молодой человек был героем. Он спас множество жизней. — Мисс Фостер-Блейк долгим взглядом посмотрела на Эмили и, заметив воинственно выставленный подбородок, вздохнула.

— Я уважаю ваше решение. — Она положила руку Эмили на плечо. — Когда вы позавтракаете, поможете мне с бумагами? К нам едут новые рекруты.

— И что мы будем с ними делать? Разве сельскохозяйственный сезон не закончился?

— Нужно посадить озимые овощи. А некоторых девушек будут учить лесному делу: пилить упавшие деревья, обрезать опасные ветки и прочее.

Женщины вернулись с работы, раскрасневшиеся от ветра и сырости.

— Господи, я думала, меня сдует, — сказала Алиса.

— А что вы делали?

— Яблоки собирали, милочка. Я стояла наверху, на лестнице, и кидала их вниз, остальным. Дул жуткий ветер. Если бы я не цеплялась за дерево, меня бы унесло.

— Она преувеличивает, — усмехнулась Руби. — Дерево было не выше нас самих.

Все рассмеялись, и Эмили попыталась улыбнуться. Потом огляделась.

— А где Морин?

— Ох, ты же об этом не слышала… — Алиса посмотрела на остальных.

— Что случилось?

— Она убежала без разрешения и поехала в Плимут, чтобы подцепить там матроса, — рассказала Руби. — Мисс Фостер-Блейк поймала ее, когда та лезла в окно ранним утром. И тут же выгнала. Отослала ее вещи.

— И куда она отправилась? — Эмили не знала, что стала бы делать в таких обстоятельствах.

— Домой, в Ирландию, наверное. Но она сама нарвалась. Все время гонялась за парнями.

— А я буду по ней скучать, — вздохнула Алиса. — Она была веселая. Смешила нас.

Эмили подумала, что тоже будет скучать, и ощутила несправедливость ситуации. Морин сделала то же самое, что сама Эмили, — ушла на ночь. Но мисс Фостер-Блейк поверила, что Эмили — добродетельная девушка, а Морин — наоборот. Она приняла объяснение Эмили, хотя — тут Эмили почувствовала, что краснеет, — они с Робби сделали то, чего Морин, возможно, и не делала. Воспоминания о том чудесном сладостном моменте затопили ее. Она решила, что больше никогда не подпустит к себе ни одного мужчину.

На следующий день она проснулась вместе с остальными, когда раннее солнце коснулось окна. Села, потянулась за своей сумочкой и немедленно вспомнила всё. Двигаясь как автомат, она вместе со всеми пошла в умывальную. Поняла, что едва ли может проглотить ложку густой каши. С трудом держалась рядом с другими, когда они лезли на старую телегу, чтобы доехать до яблоневого сада. Телегу раньше использовали для перевозки навоза, и женщины в нее набились слишком плотно. Эмили почувствовала, что не может вынести этот запах, смешанный с запахом немытых тел. Она высунулась из телеги как можно дальше и принялась жадно глотать свежий воздух. В момент слабости ей подумалось, что, может быть, дома действительно было бы лучше. Она представила себе свою бело-розовую спаленку, кружевные занавески, сладкий запах роз, доносящийся из открытого окна. А еще ароматные ванны, множество платьев в шкафу и изящные туфельки. Она почти убедила себя, что хочет уехать домой, а потом представила торжествующее лицо матери, ее слова о том, что теперь, когда Робби не стало, можно подыскивать для Эмили приличного жениха. Нет! Она этого не вынесет.

Собирать яблоки было довольно приятно, хотя становилось все холоднее. Под жакеты они надели фуфайки из грубой шерсти, которые страшно кусались, — но уж лучше чесаться, чем мерзнуть.

— Все бы отдала за хорошую мягкую шелковую блузку или тонкий шерстяной джемпер, — призналась миссис Энсон Эмили, пока они аккуратно складывали яблоки в корзины, стараясь не побить их.

Эмили взглянула на нее:

— Сколько времени вы были замужем?

— Шестнадцать лет.

— И у вас не было детей?

— Господь не благословил нас, хотя я всегда хотела иметь большую семью. Я сама была единственным ребенком.

Эмили помолчала, потом спросила:

— А сколько времени вам потребовалось, чтобы привыкнуть…

— К смерти мужа? К этому невозможно привыкнуть, моя дорогая. В моем сердце навсегда останется пустота, но все же с этим учишься жить. Говоришь себе, что ты — лишь одна из многих. Что множество вдов, матерей и возлюбленных ощущают ту же самую боль. Вам просто нужно жить своей жизнью и надеяться, что боль со временем понемногу утихнет. Теперь я думаю о муже с удовольствием, вспоминая хорошие деньки. Лечит только время.

Эмили кивнула и вернулась к работе.

Потом немного потеплело, и работа сделалась совсем приятной. Отобрав лучшие яблоки, они стали складывать в корзины мятые, которые предназначались для сидра. Покончив с последним деревом, Эмили почувствовала укол страха. Что, если они больше не нужны? Что тогда? Что она будет делать, если Земледельческую армию распустят? Куда она пойдет? Кларисса говорила, что после войны женщинам придется делать мужскую работу. Если она поедет в большой город — в Бристоль или даже в Лондон, — сможет ли она заработать себе на жизнь? Идея была пугающей, но интересной.

Эмили подумала, что она получила неплохое образование. Учителя предлагали ей идти в университет, но потом началась война, Фредди погиб, и об университете не могло быть и речи. Но работа в конторе или преподавание в маленькой школе… Это вполне возможно.

Сбор яблок оказался не последним их заданием. Мисс Фостер-Блейк строго посмотрела на них за ужином.

— Боюсь, впереди у вас настоящее испытание, — сказала она. — Одному фермеру в округе нужно посадить озимые культуры. В основном лук-севок, но еще капусту и свеклу. Но сначала поля придется вспахать.

Раздался стон. Этого не умел никто.

— Нам помогут? — спросила миссис Энсон. — У него есть трактор?

— У него есть упряжка лошадей, но он не может пахать сам, потому что вернулся с фронта с поврежденными легкими. Он будет вам подсказывать.

— Очень хорошо, — сказала Алиса. — Тот чертов плуг был с меня ростом.

— Может, другой будет полегче? — предположила Эмили.

— Я могу пахать, — решила Мод. — Я тут самая большая и сильная.

— Молодец, Мод! — обрадовалась мисс Фостер-Блейк.

Девушка зарделась от удовольствия, как будто раньше никто не говорил ей ничего подобного.

Они отправились на ферму. Та располагалась на краю Дартмурской возвышенности, на блеклой, лишенной деревьев равнине. Помрачневшие женщины молча выбрались из телеги. С холмов дул ветер.

— Жаль, что мы не взяли макинтоши, — прошептала миссис Энсон. — Ветер до костей пронизывает.

— Довольно холодно для сентября, — согласилась Эмили. — Но, думаю, попытавшись справиться с плугом и луком, мы согреемся.

Фермер встретил их и подвел к массивным клейдесдальским лошадям, нетерпеливо перетаптывавшимся перед плугом. Сам он был крупным, ширококостным, как и его лошади, но по лицу было видно, что ему больно, а разговаривал он с присвистом.

— Хорошо, что вы приехали. Я боялся, что этой осенью ничего не посеем, а весной будем голодать. У меня дома четверо малышей, не годится заставлять их жить впроголодь.

— Сделаем все возможное, — заверила миссис Энсон. — Но вынуждены предупредить, что мы почти все из города, мало умеем, и опыта у нас почти нет.

— Не беспокойся, красотка, — ответил он с густым девонским акцентом. — Просто втыкайте семена в землю и хватит с вас.

Он повел плуг к нераспаханному полю. Мод взялась за одну ручку. Эмили оглядела остальных:

— Наверное, я выше всех. Тогда я встану с другой стороны.

Они двинулись вперед. Лошади тащили старый чугунный плуг, но держать прямую борозду все равно было сложно. У Эмили сильно колотилось сердце, она с трудом дышала и не понимала, почему вызвалась на эту работу. Это было для нее слишком.

— Ты в порядке? — спросила Мод, когда они дошли до конца поля и остановились передохнуть. — Ты какого-то странного цвета.

— Я не очень хорошо себя чувствую. Кажется, вчерашнее кроличье рагу не пошло мне на пользу.

— Отдохни. Я сама справлюсь, — предложила Мод.

— Не справишься. Тут и вдвоем-то тяжело. Все будет хорошо. Я утром не позавтракала, возможно, я просто голодная. Пошли дальше. Дождь собирается.

Они двинулись в другую сторону. Остальные женщины разбивали крупные комки, рыхлили землю и граблями выправляли борозды.

— Отличная работа, дамы! — крикнул фермер. — Я-то знаю, как тяжело управлять этим плугом. Хотел после войны купить себе новомодный трактор, но теперь не уверен, что смогу даже хоть ферму сохранить. Моему старшенькому только десять. Придется еще подождать, прежде чем он сможет работать, хотя все они мне помогают по-своему. И хозяйка моя — тоже, благослови ее Господь.

Эмили хотела сказать, что с нее хватит, но не смогла.

— Кого-то сменить? — спросила Дейзи.

— Со мной все отлично, — отказалась Мод, — а вот насчет Эмили — не знаю, ей нехорошо.

— Все в порядке, — сказала Эмили и повела третью борозду.

Тут в голове у нее что-то зазвенело, перед глазами вспыхнули звезды, и ноги подогнулись.

ГЛАВА XX

Открыв глаза, Эмили поняла, что сидит в незнакомой кухне, свесив голову между колен. Выпрямившись, она увидела очаровательных и немного испуганных детишек, которые смотрели на нее во все глаза. Полная, добродушная женщина стояла рядом с ней.

— Вот, деточка. Выпейте чаю. Пахать все-таки тяжеловато. Говорила я Берту, что не для девушек это занятие, но иначе мы бы вовсе ничего не посеяли.

— Прошу прощения, — с трудом выговорила Эмили, — мне нехорошо. Если вы нальете мне чашку чая и дадите кусок хлеба, я приду в себя и вернусь к работе.

— Никуда вы не пойдете, — качнула головой фермерша. — Видно же, что вы из хорошей семьи и к такому непривычны, не то что мы. Я говорила Берту, что сама стану пахать, но он меня не пустил, потому что я опять в положении. В первые несколько месяцев мне всегда совсем плохо, и голова кружится, и рвать тянет, и запаха стряпни не терплю…

Эмили уставилась на нее. Голова кружится. Тошнит. Неужели? Почему она была так наивна, что раньше об этом не подумала? Но прошло уже больше месяца с тех пор, как они с Робби… И за это время ежемесячные визитеры ее не посетили.

Она поняла, что беременна. Что носит ребенка Робби. На мгновение Эмили обрадовалась — ведь ребенок будет памятью о нем, — но потом паника накрыла ее с головой.

Что она будет делать? Куда пойдет? Если домой, то что скажут родители? Она прихлебывала чай, пытаясь успокоиться. Сказать она никому не могла. Через несколько недель их распустят на зиму, и тогда она решит, что делать.

Фермерша не выпускала ее из кухни, пока остальные не пришли обедать. Тогда она выставила на стол миски с гороховым супом, который все ели с удовольствием, а Эмили есть не могла и только делала вид.

— Что случилось? — спросила Алиса.

— Наверное, у меня желудочный грипп. Съела что-то не то.

— Неудивительно, если вспомнить, чем нас обычно кормят. Лучше уж стряпня миссис Трелони. За порцию ее пастушьего пирога я готова потерпеть и старуху, и сырой коттедж.

При упоминании пастушьего пирога у Эмили скрутило желудок, но потом она задумалась о леди Чарльтон и коттедже. Да, там она была счастлива.

Когда все поели, Эмили стало лучше, и она вышла на работу. Она сажала лук, наклоняясь и вдавливая его в мокрую землю. Она снова чувствовала себя хорошо. Может быть, она ошиблась? Может быть, у нее просто расстройство кишечника, которое пройдет?

Вечером она съела большой кусок мясного пудинга с цветной капустой, а потом еще тушеного ревеня с заварным кремом и быстро заснула.

Наутро Эмили бросилась в уборную, где ее стошнило. Это подтвердило подозрения. Она мало что знала о детях, но слышала, как знакомые замужние дамы жалуются на утреннюю тошноту, а к полудню приходят в себя.

Она поняла, что должна знать правду, но не могла бросить работу на других. Всю неделю она делала свою часть, а в пятницу их отпустили пораньше. Фермер был ими доволен и сказал, что отвезет всех в Тависток, чтобы они могли сходить за покупками или выпить чаю в кафе. Женщины обрадовались, хотя, к сожалению, в Тавистоке не было кинотеатра, и все предпочли бы поехать в Плимут.

Оказавшись в городке, они разделились. Кто-то отправился в галантерейную лавку за носовыми платками, а кто-то — к аптекарю за ароматным мылом.

— Ты куда это? — спросила Алиса у Эмили, когда та попыталась ускользнуть. — Я с тобой.

— Я хотела зайти в книжный магазин. Мне нечего читать.

— И когда ты собралась читать, скажи на милость?

— Впереди суббота и воскресенье, а мне нечем заняться.

— Тогда посмотрю, что поделывают Дейзи и Руби, — решила Алиса. — В книжную лавку ты меня не заманишь.

Алиса побежала за остальными, а Эмили завернула за угол, где висела латунная табличка с надписью «Доктор Д. М. Пэкер». За дверью оказалась пустая приемная. Нервная женщина — вероятно, жена врача — с удивлением посмотрела на нее.

— Как вы сюда попали?

— Дверь была открыта. Разве это не приемная?

— Да, но доктор сегодня принимает с шести.

— Он на вызовах? — Эмили пала духом.

— Он только что вернулся с утренних вызовов и теперь обедает. Можете записаться и подойти попозже.

— Не могу. — Эмили чуть не расплакалась. — Я из Женской земледельческой армии, и нас всех увезут отсюда через час. Я просто надеялась… — Голос у нее дрогнул.

Лицо женщины смягчилось:

— Я посмотрю, может ли он уделить вам минутку, если проблема не слишком сложная. Мы очень вам благодарны за то, что выделаете. Без вас окрестные фермеры не справились бы. Подождите немного.

Эмили ждала. Потом открылась дверь, и женщина сказала:

— Доктор вас примет, дорогая. Проходите.

Врач казался таким же беспокойным, как и его жена. Ему было лет шестьдесят, и выглядел он совсем усталым. Эмили стало стыдно.

— Простите, что я оторвала вас от обеда.

— Я уже поел. Вы отвлекли меня от послеобеденной трубки. — Он выдавил улыбку. — Хотя мне в любом случае стоит быть экономнее. Табак теперь достать сложно. Что с вами случилось?

— Как быстро можно понять, что ты беременна? — У Эмили горели щеки.

— Вы считаете, что вы в положении? Сказать наверняка нельзя, пока не слышно сердцебиение, но на сроке шесть недель уже можно кое-что определить. Как вы думаете, сколько прошло времени?

— Около шести недель.

— Хорошо. Тогда снимайте жакет и ложитесь на стол, я вас обследую.

Эмили, ежась от неловкости, разделась. Врач внимательно осмотрел ее, отчего она смутилась еще больше.

— Какие-то симптомы? Тошнота, рвота, головокружение?

— Все вышеперечисленное, — призналась она.

— Чувствительность груди повысилась?

Эмили прижала руку к груди и удивилась:

— Вы правы.

— И грудь стала больше, чем обычно.

— Пожалуй.

Он улыбнулся и стал выглядеть намного моложе.

— Тогда, моя дорогая, все ясно.

Он посмотрел на ее руку — она все еще носила кольцо, подаренное Робби.

— Ваш муж служит за границей? Полагаю, он приезжал в отпуск.

— Он погиб, — еле слышно ответила Эмили. — Он служил в Королевских военно-воздушных силах. Пилотом. Его аэроплан упал.

— Примите мои соболезнования. Значит, ваше дело позаботиться о том, чтобы его малыш родился здоровым.

Эмили кивнула, не в силах говорить. Ребенок не будет носить фамилию Робби. Но теперь она хотя бы знала правду. Оставалось только решить, что делать дальше.

Выйдя на улицу, она увидела Алису. Та помахала ей.

— И где ты была? Я зашла в книжную лавку, но там тебя не видали.

— Просто гуляла.

— Ты что-то скрываешь? — Алиса нахмурилась. — Ведешь себя странно. Я, конечно, догадываюсь, что ты все еще переживаешь из-за своего жениха. Я понимаю, чтобы успокоиться, должно пройти время. Я долго не могла думать про Билла без боли в сердце. Так что я представляю, что ты чувствуешь.

— Ты не все знаешь, Алиса. — Эмили сделала глубокий вдох. — Я только что была у врача. У меня будет ребенок.

— А, — кивнула Алиса, — я так и думала. Тебя рвало утром. Так себе новость.

Эмили рассмеялась, услышав ее вердикт.

— Это не просто «так себе», Алиса. Ничего хуже случиться не могло. Я не представляю, что делать дальше.

— Возвращаться к родне, само собой.

— Ты не знаешь моих родителей. — Эмили встряхнула головой. — Отец сказал, что если я не послушаюсь его и останусь работать на поле, он больше не пустит меня домой.

— А я все равно попробовала бы. Не верю я, что хоть какой-то родитель бросит своего ребенка в такой беде. — Тут она подняла палец. — Скажи им, что вы с Робби тайно обвенчались. Они все равно не обрадуются, зато будет приличнее.

— Я не могу им врать!

— Так будет проще. Говори всем, что вы были женаты. Зови себя миссис Робби Керр. Столько мужчин погибло, что всем уже все равно.

— Не знаю, — прикусила губу Эмили, — с моего отца станется поехать в Сомерсет-хаус и потребовать свидетельство.

— Или смириться с твоими словами, потому что так респектабельнее. Ты остальным скажешь?

— Не могу. Особенно мисс Фостер-Блейк. Она будет меня презирать. И ты меня не выдавай, пожалуйста.

— Но кто угодно может сложить два и два и понять, в чем дело. Тебя рвет по утрам, и ты в обмороки падаешь.

— Может быть. Но нам, наверное, осталось недолго. Я продержусь, пока нас не отпустят на зиму, а потом решу, что делать.

— Мисс Фостер-Блейк сказала, что, когда мы закончим посадки, у нас будут выходные. Съезди домой, посмотри, что да как. Обрадуются тебе или нет. Я уверена, что единственную дочь примут с радостью.

— Хорошо бы так и было.

Алиса взяла Эмили под руку.

— А если нет, мы все равно с тобой.

Эмили кивнула, смаргивая слезы. До недавнего времени она не позволяла себе плакать. Теперь же слезы то и дело наворачивались на глаза.

ГЛАВА XXI

Осень наступила быстро. Листья стали желтыми, потом бурыми, а после закружились на ветру. К счастью, поля были уже вспаханы и все озимые посеяны.

— Молодцы, — похвалила мисс Фостер-Блейк, — можете гордиться тем, что сделали для фермеров и для Англии. Думаю, скоро нам разрешат отправить вас по домам, хотя бы на зиму. А если повезет, до весны война кончится, и мы все вернемся к нормальной жизни.

Старый автобус отвез на станцию тех, кто ехал домой. Алиса и Дейзи задержались, как и некоторые другие девушки, которые еще не решили, что делать дальше. Руби плакала при мысли о том, что ей придется вернуться к родителям. Эмили паниковала. Она до сих пор не решила, стоит ли ей возвращаться домой. Как она скажет родителям правду? Что они ответят? Она не представляла…

В Торки она вышла из поезда и села на автобус до ближайшей деревни. День был серым, промозглым, и ветер толкал ее в спину, когда она шла к дому. Пройдя мимо госпиталя для выздоравливающих, она услышала мужские голоса и смех. Заглянула в ворота. Пациенты устроили импровизированный футбольный матч. У одного голова была обмотана бинтами, второй играл с гипсом на руке, но им было весело. Пока она смотрела на посыпанную гравием дорожку, кто-то двинулся в ее сторону. Рыжеволосый парень на костылях. В ней всколыхнулась абсурдная надежда. Он не умер, а просто тяжело ранен. Эмили хотела окликнуть его по имени, но тут разглядела незнакомое лицо.

Она заставила себя пройти мимо, толкнула створку родительского дома и пошла по идеально разровненной дорожке. Из-за дома вышел старый Джош с тачкой.

— Да неужто мисс Эмили! Добро пожаловать домой! А как вам форма идет!

— Не так уж и идет, Джош. Ее нужно постирать, я носила ее три месяца.

— Миссис Брод о ней позаботится. Ваши родители очень удивятся, увидев вас. Бьюсь об заклад, они сильно скучали.

— Надеюсь.

Она не стала открывать дверь сама, а позвонила в звонок. Ей открыла Флорри.

— Мисс Эмили! Вот так сюрприз. Входите.

— Кто там, Флорри? — раздался из гостиной резкий голос матери.

— Мисс Эмили наконец вернулась домой.

Мать вышла и встала в дверях, глядя на дочь. Эмили чувствовала ее нерешительность. Она хотела броситься вперед и обнять дочь, но совершенно не собиралась показывать, что скучала по ней. Так что она просто сказала:

— Что, взялась за ум наконец? Ожидаешь теплого приема?

— Я не знаю, мама, чего жду. Но мне дали несколько выходных, и я подумала, что вам интересно, как дела у вашей дочери.

— То есть ты не вернулась домой?

— Нет, я должна быть на месте утром в понедельник.

Мать так и стояла в дверях. Потом она произнесла:

— Полагаю, тебе лучше войти. Флорри, подай чай и попроси кухарку поджарить кусок мяса. Полагаю, мисс Эмили не ела досыта несколько месяцев.

— Нас неплохо кормили, — возразила Эмили, проходя в гостиную, — разные рагу, кроличье мясо…

— Кролики? Отвратительно.

— Они опустошают фермы, так что мы оказывали всем большую услугу, сокращая их количество. Кроличье рагу довольно вкусное.

— Уверяю, сегодня тебе не придется им довольствоваться. — Мать села в кресло.

— А где папа? — спросила Эмили, примостившись на краешке дивана и глядя в окно. — Он же не работает в субботу?

— Нет, он отправился на прогулку и за газетой. Мальчик принес не ту. У нас новый газетчик, старый вступил в армию в шестнадцать лет. Полагаю, он счел свой поступок храбрым, а не глупым. А новый мальчик не блещет умом. Ему следовало бы понимать, что такая семья, как наша, не может выписывать ничего, кроме «Таймс». — Она кинула на Эмили испепеляющий взгляд. — Кстати о газетах. Мы читали статью об австралийце, которым ты увлекалась. Я тебя предупреждала, заметь. Я говорила, что он плохо кончит.

— Вряд ли это можно назвать плохим концом, мама. — Эмили сдержала гнев и говорила спокойно: — Он погиб как герой, спас целую деревню.

Миссис Брайс покровительственно улыбнулась:

— Милая, это все пропаганда. Так всегда говорят. Погиб как герой. Умер мгновенно и не страдал. Это ложь, чтобы все остальные чувствовали, что в этой дурацкой войне есть какой-то смысл. — Голос ее дрогнул, и она прижала руку ко рту: — Прости. Это глупо. Я все еще скучаю по твоему брату. И папа тоже. Такая нелепая смерть. — Она собралась с духом. — Но для тебя это к лучшему, безусловно. Ты же не могла относиться к этому молодому человеку серьезно и не собиралась жить в Австралии. Скоро война кончится, и мужчины вернутся домой. Нужно что-нибудь для тебя придумать. Может быть, подобие сезона в Лондоне.

— Мама, ты все еще не поняла, что я сама буду решать за себя и не выйду замуж за того, кого выберешь ты? — Эмили почти кричала. — Между прочим, сколько молодых людей вернется? И в каком состоянии? Вряд ли их можно будет назвать хорошей партией!

Она замолчала, когда Флорри вошла с подносом.

«Господи, какие крошечные чашечки! Как быстро об этом забываешь. Я успела привыкнуть к огромным керамическим кружкам. И к большим ломтям хлеба».

Эмили взяла печенье и удивилась его тонкому вкусу. Посмотрев на комнату, на ухоженную лужайку за окном, она подумала, что все это очень странно. Она принимала эту жизнь как должное. Да, она хотела сбежать отсюда, хотела знать, на что похож реальный мир. Но теперь, когда ей предстояло столкнуться с его неприглядной стороной, когда она рисковала навсегда стать изгоем, ей хотелось вернуться сюда, где царили порядок, красота и безопасность. Ей показалось даже, что она смирится с осуждением матери. Но что мать скажет о ребенке? Будет ли ее волновать, что скажут ее друзья? Сможет ли Эмили убедить всех, что она вдова, как и многие другие?

Она украдкой посмотрела на мать: самодовольное лицо, волосы убраны в идеальную прическу, на шее нитка жемчуга…

— Дитя мое, скоро будет ланч, — заметила миссис Брайс, когда Эмили взяла еще три печенья.

Эмили не смогла признаться, что печенье помогает ей от тошноты. Вместо этого она объявила:

— Мама, я ничего подобного не ела несколько месяцев. Мы все время работали и всегда были голодны.

— Ты гнула спину в поле, как крестьянка! Я видела тебя, всю измазанную глиной. Мне никогда не было так стыдно!

— Стыдно? Я трудилась, чтобы прокормить людей, которые иначе бы голодали. Тебе было бы стыдно, если бы я стала медсестрой, как Кларисса, и была покрыта кровью?

Миссис Брайс вспыхнула:

— Есть и другие способы послужить своей стране. Достойные варианты, допустимые для девушки нашего круга. Ты могла бы работать в конторе солиситора вместо мужчины, который ушел на фронт.

— Я делала то, что было нужнее, — ответила Эмили. — Это нелегкий труд, но он мне нравился. Мне по душе дух товарищества, и мне нравится чувствовать радость и удовольствие, когда я вижу, что работа сделана и сделана хорошо.

— Однако, когда война закончится, ты, вероятно, собираешься возвратиться домой? — сухо осведомилась миссис Брайс.

Эмили не поняла, какой ответ хочется услышать матери — положительный или отрицательный.

— Это зависит от разных обстоятельств. Например, захотите ли вы с папой меня принять.

— Твоя неблагодарность и непокорство расстроили отца и меня. Я беспокоилась за тебя. У меня даже было нервное расстройство. Я волновалась из-за австралийца, с которым ты хотела встречаться. Разумеется, ты моя дочь, и у меня всегда останутся в отношении тебя определенные обязательства. Но я уверена, что не хочу, чтобы своевольная девица постоянно восставала против моих предложений и желаний и игнорировала советы родителей, которые лучше разбираются в жизни.

— Ясно.

— Так ты хочешь вернуться домой? К прежней жизни в родительском доме?

— Я не уверена. Возможно, меня еще довольно долго не отпустят со службы. Вряд ли мужчины вернутся все разом. Их будет немного. Женская земледельческая армия еще может пригодиться.

— То есть ты связываешь свое будущее с работой в полях?

— Мама, сейчас я могу думать едва ли на день вперед. — Эмили встала. — Я пойду в свою комнату и посмотрю, какие вещи могу взять с собой.

— С собой? Для какого случая? Работницы устраивают балы или танцевальные вечера? — Мать коротко рассмеялась.

— Я устала от формы, — объяснила Эмили, — она жесткая, тяжелая и почти не греет. В выходные дни я хотела бы надевать что-то другое.

Она поднялась наверх, прежде чем мать успела сказать что-нибудь еще. В своей комнате девушка долго пыталась успокоиться, глядя на спокойные цвета и глубоко дыша.

Ничего у нее не получится. Если она возвратится сюда, ей придется ежедневно терпеть презрение матери. Выслушивать, что Робби был подлецом, который воспользовался ее неопытностью. «Видишь, почему мы хотели тебя защитить?» — торжествующе спросит мать. Вынесет ли это Эмили? Она вздохнула. Возможно, выбора не будет.

Она открыла платяной шкаф и погладила тонкий шелк и мягкую шерсть. Что из этого она сможет надеть снова? Потом подошла к письменному столу и выглянула из окна. Возле тех кустов они с Робби встретились впервые… Она ясно представила себе его беспорядочные рыжие кудри, глаза, которые загорались, когда он смотрел на нее. Невозможно поверить, что он больше никогда ей не улыбнется. Порыв ветра сорвал с деревьев листья, оставив голые мертвые ветки.

Когда она снова спустилась вниз, отец уже вернулся домой. Ему сказали, что Эмили приехала. Он сидел в кресле в гостиной, развернув «Таймс». Взгляд его был строгим, но непредвзятым. Наверняка он точно так же смотрел на людей в суде.

— Строптивица вернулась, поджав хвост, — сказал он. — Я говорил твоей матери, что ты скоро одумаешься. Последние месяцы она очень сердилась. Исключительно сильно. А ты хочешь жить дальше, как будто ничего не произошло.

— Нет, папа. Я приехала домой, потому что мне дали два выходных, и я подумала, что вам может быть любопытно, как у меня дела.

— Ясно. То есть ты вернулась не навсегда.

— Пока нет. Нас еще не распустили.

— Это скоро случится. — Он поднял палец. — Кайзер, этот дьявол, отступает, и мы ему за все заплатим. Все кончится через месяц-другой, попомни мои слова. Полагаю, потом я смогу подыскать тебе работу у одного из своих знакомых. Я понимаю, что такая умная девушка не захочет провести всю жизнь дома в ожидании мужа. Тем более что в наши дни можно его и вовсе не дождаться.

Эмили не знала, что сказать. Отец принял ее молчание за согласие.

— Твоя мать обрадуется, что ты вернулась. Ей одиноко. Только благотворительные дела ей и помогают.

Позвонили к обеду. В столовой их ждал прозрачный говяжий бульон с крутонами и паровая камбала под соусом из петрушки. После нескольких месяцев сплошных рагу еда казалась восхитительной. А вот атмосфера за столом царила прохладная. Отец хлюпнул супом, жена неодобрительно на него посмотрела. И больше никаких звуков.

— Как поживают твои друзья, мама? — спросилаЭмили, не в состоянии больше выносить тишину. — Есть ли хорошие новости?

— Не сказала бы. Сын Томасов комиссован и вернулся домой к облегчению Мирны Томас, но она опасается, что у него контузия.

— Контузия, — презрительно произнес отец. — Не верю я ни в какие контузии. Это просто оправдание, чтобы уйти из армии. Ни один врач ее не обнаружит.

— Я слышала от медсестер, что по ночам некоторые пациенты кричат. Возможно, с ними что-то не в порядке.

— Они слабаки, вот что с ними не так. Не получили должного воспитания. Родители их слишком берегли. У твоего брата никогда бы не случилось контузии.

Наступила еще одна неуклюжая пауза.

— А как поживают Моррисоны? Вы сними видитесь?

Она почувствовала какую-то заминку. Мистер Брайс кашлянул.

— Полагаю, рано или поздно ты об этом услышишь, поэтому я сам тебе об этом расскажу. Милдред Моррисон повела себя неумно. У нее будет ребенок, можешь себе такое представить? Вынужден заметить, что мужа у нее нет.

— Фиби Моррисон умирает от стыда, — вставила миссис Брайс. — Но я всегда говорила, что ее дочь выглядит слишком легкомысленной. Не стоило посылать ее в эту прогрессивную школу. Интерпретационные танцы, игровое чтение… Разве ж можно забивать таким голову девушки? Но я не думала, что она допустит подобное.

— И что с ней будет? — Эмили трудно было говорить.

Миссис Брайс пожала плечами:

— Разумеется, ее куда-нибудь ушлют. Они не переживут скандала. Никто не захочет вести дела с ее отцом. Ее отправят в один из этих домов для девушек в сложном положении. И если им повезет, она сможет вернуться, а родители просто скажут, что она работала на нужды страны.

— Только вот это уже ни для кого не секрет, — добавил мистер Брайс. — Если ты что-то знаешь, Марджори, то и весь мир узнает.

— Ты же не станешь говорить, что я сплетница?

— Конечно нет, моя дорогая. Я всего лишь хочу сказать, что тот, кто рассказал тебе эту новость, рассказал и другим. Слухи в сельской местности разносятся быстро.

— В любом случае мне придется вычеркнуть их из списка знакомых.

— Не понимаю, почему они так снисходительны, — вдруг разбушевался мистер Брайс. — Отец должен был вышвырнуть ее из дому. На его месте я бы так и поступил.

— А что станет с ребенком? — Эмили гордилась своим спокойствием.

— Полагаю, что его усыновят. Или отправят в приют, — объяснила миссис Брайс. — Моррисоны не желают иметь с ним ничего общего.

Эмили посмотрела в тарелку на застывший соус и сглотнула горькую желчь. Ее могло стошнить в любой момент. Алиса велела ей посмотреть, как настроены родители, и теперь она это поняла. Против нее.

Эмили не знала, как прожить остаток дня. Она стояла посреди спальни, залитой солнечным светом, и замечала все новые и новые знакомые мелочи. Шелковое одеяло, под которым она сворачивалась ночью, картину с изображением альпийского озера, глупых напыщенных кукол на полке. Что ей стоит взять c собой? Как упаковать целую жизнь в крошечный чемодан? Она велела себе быть практичнее и брать только самое нужное. Вечер она провела в комнате, перебирая гардероб и комод, выбирая вещи, которые сможет носить в будущем и сумеет увезти. Все модные платья были сшиты так, чтобы носить их с корсетом. Сейчас она бы в них не влезла, даже если не учитывать слегка раздавшуюся талию. Эмили взяла с собой саржевый костюм-двойку, пару простых платьев, которые можно будет перешить, нижние юбки, чулки и теплые жакеты. Потом она подошла к книжной полке и провела ладонью по старым, с детства знакомым обложкам. Книги она взять с собой не могла.

Зато она могла забрать украшения. На совершеннолетие ей подарили несколько красивых вещиц, унаследовала она и кое-что из фамильных драгоценностей. Возможно, однажды придется их продать. Она вынула их из шкатулки и затолкала в носок туфли.

Интересно, отправят ли родители ей вещи, когда она найдет себе постоянное пристанище? Она понимала, что не сможет раскрыть им правду. Придется придумать какое-то объяснение. Новая работа, которая вынудит ее уехать во Францию или в Бельгию. Например, помогать беженцам после войны. Да, это прекрасно подойдет. Она будет переезжать с места на место. Напишет, как только сможет.

Но соврать им в лицо она не смогла. Она изображала из себя почтительную дочь, ела бифштекс и пирог с почками, который показался ей ужасно тяжелым. Она с трудом глотала густой красный соус и куски почек.

— Что с тобой? — спросил отец. — Я полагал, что работа на полях научит тебя ценить еду.

— Все в порядке, папа. Просто я никогда не любила почки, а на фермах видела, как забивают животных. Наверное, мне это не понравилось.

— Ерунда. Почки полезны, в них много железа. Ешь.

Она заставила себя прожевать несколько кусочков, а остальные спрятала под капустой. Яблочный крамбл с заварным кремом проскользнул в желудок куда легче, а стаканчик портвейна его успокоил.

Наутро она объявила, что ей нужно встретиться с другими женщинами на станции и возвращаться к работе. Попросила Флорри принести с чердака чемодан и забрала его с собой.

— А это зачем? — спросил отец, когда она уложила багаж в автомобиль. — Ты собираешься остаться там надолго?

— Нет, папа. Я просто взяла с собой немного одежды для выходных и книги, по которым соскучилась. По вечерам там не слишком-то весело.

— Могу себе представить. Вряд ли с девицами с фермы можно о чем-то разговаривать. И все же, — он вдруг погладил ее по колену, — скоро это все закончится. Я найду для тебя достойное занятие. Ты легко научишься печатать на машинке. Полагаю, секретарши будут в цене. После работы в поле машинопись не покажется тебе особенно сложной.

Они остановились у станции.

— До свидания, папа. — Эмили поцеловала его в щеку и долго смотрела вслед. А потом пошла на платформу вместе с носильщиком.

ГЛАВА XXII

Когда Эмили вернулась на ферму и потащила чемодан наверх, мисс Фостер-Блейк окликнула ее снизу:

— Мисс Брайс, когда вы положите вещи, мне хотелось бы сказать вам пару слов.

У Эмили замерло сердце. Что она сделала не так? Она вернулась вовремя. У нее было разрешение уехать. Она положила чемодан под койку, повесила макинтош и шляпку на крючок, поправила прическу и спустилась.

Мисс Фостер-Блейк сидела за письменным столом в своем маленьком кабинете. Она указала Эмили на стул и спросила:

— Как прошел визит домой?

— Довольно напряженно. Родители до сих пор демонстрируют, как им не нравится мое непослушание.

— И что же случится, когда наша работа закончится? Вы вернетесь домой и будете примерной дочерью?

— Не уверена, — ответила Эмили, — я пока еще не представляю, чем собираюсь заняться.

— Я все знаю, Эмили, — тихо сказала мисс Фостер-Блейк.

Эмили в ужасе взглянула на нее.

— Мне рассказала Алиса. Не вините ее, я заставила ее сказать правду. Я подозревала. Я уже видела девушек в таком положении. Вы бегали в уборную по утрам, упали в обморок…

Эмили сидела тихо.

— Хочу сказать, что не осуждаю вас. Господу ведомо, что вы любили этого молодого человека. Он собирался на вас жениться. Многие молодые женщины попали в подобную ситуацию. Я просто хочу помочь.

Эмили удивилась. Тон ее собеседницы совсем не походил на обычный сержантский рык мисс Фостер-Блейк.

— Я не представляю, как быть, — призналась она.

— Вы рассказали родителям?

— К счастью, нет. Они говорили о девушке из числа наших знакомых, которая оказалась в схожих обстоятельствах, и они так язвили на ее счет, что я не смогла выложить свои новости. Они меня никогда не простят.

— И что вы предполагаете делать?

— Не знаю… — Она опустила глаза. — Не имею ни малейшего представления.

— Возможно, я смогу помочь. У меня есть подруга, которая входит в правление дома для девушек в сложном положении. Он находится в Сомерсете, среди холмов, вдали от шума. Там заправляют монахини. Вы можете работать здесь, пока мы будем нужны, а потом поехать туда, пока ребенок не родится.

— А что с ним будет потом?

— Монахини найдут для него приемную семью. Вы вернетесь домой, и никто никогда не узнает правды.

— Вы не поняли, — сказала Эмили, — я не собираюсь отказываться от ребенка. Я любила Робби Керра, и этот малыш — все, что у меня от него останется. Мне все равно, что придется для этого сделать и чем заплатить, но я его не брошу.

— Но, дорогая моя, подумайте как следует. Перед вами вся жизнь. Чудесное будущее. Что вы сможете сделать, если будете связаны ребенком? Чем вы будете его кормить? Вам придется работать, и кто станет в это время за ним присматривать?

— Я понятия не имею. Я ничего не знаю, кроме того, что никому его не отдам. В поезде я подумала, что мне, возможно, стоит поехать в Австралию. Не исключено, что родители Робби будут рады внуку, и мне заодно.

— А если нет? Если они не поверят, что это ребенок их сына?

— Тогда я найду себе работу в Австралии. Там я смогу сказать, что я вдова.

— Вы не сможете путешествовать в таком положении. И чем вы заплатите за билет?

— Я привезла с собой украшения. Могу их продать.

— Прошу вас, обдумайте все. Общество не слишком хорошо относится к незамужним матерям. У вас нет друзей или родственников, которые могли бы вас принять?

— Мои школьные подруги вышли замуж или стали добровольцами. Моя лучшая подруга — медсестра во Франции… — Эмили помедлила, почем знать, как Кларисса посмотрела бы на ее новости. Конечно, она не удивилась бы — после всего, что ей пришлось повидать… — А кроме них, есть только друзья моих родителей. И никаких родственников, кроме пожилых тетушек, которые точно так же меня не одобрят.

— Вы могли бы пожить в приюте Святой Бригитты хотя бы до рождения ребенка. После этого вам придется принять несколько важных решений. Я вам не завидую.

Эмили встала.

— Спасибо вам за участие и за помощь, но думать и действовать мне придется самой. Я расскажу вам потом о своем решении. — В дверях она обернулась: — Если вам не сложно, не говорите остальным женщинам.

— Разумеется, не стану. Вы сможете сами им все сказать, когда захотите. Но мне кажется, что они вас поддержат.

Эмили забралась на верхнюю койку и села там, обхватив руками колени. Должна ли она написать родителям Робби? Захотят ли они узнать о ребенке? Он говорил, что писал о ней матери, но что именно он сказал? Может быть, они думают, что их сын просто повстречал какую-то девушку, которая ему понравилась, но ничего серьезного между ними не произошло. У нее не было никаких доказательств, что ребенок его. Как и сказала мисс Фостер-Блейк, Эмили вряд ли выдержит долгое морское путешествие в таком положении, не зная, что ее ждет впереди. Ей нужно подождать, пока ребенок родится, а потом отправить родителям Робби фотографию. Ее вдруг поразила абсурдная мысль — откуда она возьмет деньги на фотографию?

Она хотела прилечь, но тут заметила на подушке письмо от Клариссы и немедленно разорвала конверт.

Ты, наверное, думаешь, что дело идет к концу, театр военных действий сдвинулся на юг, и началось последнее большое наступление, но из-за вспышки гриппа мы сбиваемся с ног. Его называют испанкой, и он ужасно опасен. Даже взрослые здоровые мужчины подхватывают его и умирают за пару дней. Врачи в тупике. Мы ничего не можем сделать, чтобы спасти пациентов. Молюсь, чтобы этот грипп не добрался до Англии…

Потом Кларисса спрашивала о Робби и о свадебных планах.

Если я буду подружкой невесты, пожалуйста, пусть я буду в голубом платье. Этот цвет очень идет к моим глазам…

Подобного письма Эмили уже не выдержала. Она закрыла глаза, чтобы сдержать слезы.

Должна ли она написать подруге правду? Клариссе, пожалуй, можно все рассказать. Но не сейчас. Не сегодня, когда ее переполняют горе и сомнения. Как бы себя ни повели родители, ведь они все же были ее родителями, и она их любила. Она знала, что оставляет дом, в котором выросла, покидает детство. Никто больше не станет о ней заботиться.

Лежа на койке, она услышала шаги, а потом увидела незнакомую женщину. Волосы у нее были коротко подстрижены под пажа, гладко уложены, а губы накрашены красной помадой. Эмили еще раз взглянула на нее и резко села.

— Алиса?

— Нравится? — Алиса погладила прическу. — Мы решили, что раз уж носим шаровары, то можем пойти дальше и постричь волосы. Мы с Дейзи вчера были в парикмахерской в Тавистоке, а потом купили в аптеке помады и румян.

— Отлично выглядишь. Очень шикарно.

Алиса снова стала серьезной.

— Как все прошло дома?

— Никак. Ужасно.

— Ты им сказала?

— Возможности не было. Они пустились в долгие рассуждения о дочери наших друзей, которая оказалась в таком же положении. Говорили о ней жуткие вещи. Отец заявил, что если бы это была его дочь, он бы от нее отрекся. — Голос Эмили задрожал. — Поэтому я собрала кое-какие вещи и уехала.

— Господи, детка! За что человеку такое? Но ты не бойся, мы тебя не бросим.

— Алиса, что мы будем делать, когда уедем отсюда? Тебе тоже некуда идти?

— У меня есть кое-какие сбережения. Немножко. И родня в Лондоне, но, сказать по правде, я решила туда не возвращаться. Последние пару дней я прикидывала, что да как, и вот что придумала. Мне понравилась та деревенька, где мы были. Нелл Лейси — отличная подруга, и она одна колотится со своим пабом. Я бы к ней пошла. Платить мне не надо, нужна только крыша над головой, а я бы стала помогать ей во всех делах.

Эмили попыталась порадоваться за Алису, но в этом плане не было места для нее.

— Отличная идея, Алиса, — сказала она.

— Это же не навсегда, а только пока мир не придет в себя. И ты давай со мной. В пабе должны быть свободные комнаты.

— Не могу, — покачала головой Эмили. — Не хочу быть никому обузой. Я не тратила деньги, которые мне платили, и на какое-то время их хватит на комнату и еду. А потом я смогу продать драгоценности. Но мне не нравится жить у кого-то из милости.

— Какая же это милостыня, если друзья хотят тебе помочь? — резко бросила Алиса.

— Мой позор затронет и вас.

— Это полная ерунда, и ты это знаешь. Будешь всем говорить, что ты вдова. Теперь все вдовы. Никто ничего и не спросит. За ту неделю никто ведь не узнал, что вы с твоим парнем не были женаты? Все будет хорошо.

— Я рассказывала о нас леди Чарльтон. Говорила, что мы собираемся пожениться и уехать в Австралию. Она подарила мне компас на свадьбу. Если знает она, знает и миссис Трелони. А если знает миссис Трелони, то она рассказала всей деревне.

— Да брось ты, милая. Эту миссис Трелони в деревне здорово не любят. Говорят, что она чересчур важничает.

Эмили посмотрела в окно. День был ясный, пышные облака бежали по небу. Она вспомнила небо над пустошью, вспомнила, какие надежды ее тогда переполняли, как хороша была деревня, лежащая в лощине. А потом подумала о маленьком коттедже.

— Вот что я могу сделать… — медленно произнесла она, — попрошу леди Чарльтон, чтобы она пустила меня пожить в коттедже в обмен на работу в саду. Вряд ли с войны вернутся садовники, так что я буду приносить пользу.

— Ты хочешь жить в этом жутком местечке, а не над пабом?

— Да. Но мне придется сказать леди Чарльтон правду. Пусть она решает.

— Ну, мы хотя бы будем поблизости. Сможем за тобой приглядывать. Чтобы ты ела как следует и все такое. Я помогу привести дом в порядок, подкрасить, подмазать, повесить новые занавески.

— Да, — согласилась Эмили, — это было бы неплохо.

В комнату вошла Дейзи и просияла при виде Эмили.

— Ты вернулась? Как твои родители? Как тебе мои волосы? — Она подстриглась еще короче, чем Алиса, и волосы смешно подпрыгивали на ходу. — Мне теперь так легко! Папа меня убьет, когда я домой приеду. Но я, может, и вовсе больше туда не поеду. Не хочу там работать.

— Поедешь в деревню с Эмили и со мной, — сказала Алиса.

— Что за деревня? Когда?

— Когда нас отсюда вышибут. Я хочу устроиться помощницей к Нелл Лейси, а Эмили переедет в коттедж.

— В тот коттедж? Где призраки? Зачем?

— Потому что мне нужен дом, Дейзи. Место, где никто меня не знает.

— Это еще зачем? — Дейзи нахмурилась. — У тебя есть хороший, уютный дом.

— Нет. Я не могу туда вернуться. У меня будет ребенок.

— Черт, — сказала Дейзи.

— Пожалуйста, не говори остальным.

— Не скажу, конечно. Какой кошмар. Но ты только не позволяй отсылать себя в один из этих домов для девушек в положении. Я про них слышала. Жуткие места, а ребенка тебе даже не показывают потом.

— Нет, я не собираюсь ехать в приют, — сказала Эмили. — Так или иначе, мне придется зарабатывать на себя и на малыша.

— Думаешь, старуха пустит тебя в свой коттедж?

— Не знаю. Надо попробовать. Если нет, буду думать по-новой. Но мне там было бы хорошо, и Алиса была бы рядом.

— А как же я? Вы же меня не бросите? — заволновалась Дейзи. — Я с вами хочу.

— Может быть, какой-нибудь еще женщине нужна помощница, — предположила Алиса, — миссис Аптон — в лавке или миссис Сопер — в кузне.

Дейзи принужденно улыбнулась:

— Ну, кузнец из меня так себе, зато я хорошая горничная. У старой леди Чарльтон только одна служанка, Этель, и она уже старая и ничего не видит дальше своего носа. У нее там пыль лежит по всему дому, я сама примечала.

— Ты же не хотела опять идти в услужение, — заметила Алиса.

— Так и есть, но сейчас надо делать то, что нужно. И я хочу быть рядом с вами.

— Верно! — Алиса хлопнула в ладоши. — Решено.

— Если уж мы все едем в деревню, — заметила Эмили, — окажите мне услугу.

— Какую же?

— Найдите ножницы и подстригите мне волосы.

Дейзи сбегала в кабинет и вернулась с огромными ножницами. Эмили вынула из прически шпильки, и волосы водопадом рассыпались по плечам.

— Алиса, давай ты, — сказала Дейзи, — я боюсь.

— Эмили, ты уверена? — Алиса нервно посмотрела на Дейзи. — Ведь сделанного не воротишь. Нам-то с Дейзи терять нечего, но твоя семья…

— Даже не думай, что я позволю вам стать современными женщинами без меня, — энергично заявила Эмили.

— И правда. Давай. — Алиса взяла прядь волос и щелкнула ножницами. Локон упал на пол.

Эмили сидела еле дыша, а кучка волос на полу росла.

ГЛАВА XXIII

Конец службы в Женской земледельческой армии настал раньше, чем они ожидали. Бесконечные дожди превратили поля в озера. Стало ясно, что сажать больше ничего нельзя. Мисс Фостер-Блейк собрала женщин.

— Правительство его величества благодарит вас за службу. Большинство из вас не понадобится до следующей весны. Но может быть и так, что, когда война закончится и мужчины вернутся домой, ваша помощь больше не потребуется. Есть ли добровольцы, кто готов остаться и работать с фермерами, которым нужно ухаживать за животными? У нас есть запросы на помощь с дойкой и один — на уход за свиньями. Но все же следующей весной вас могут снова призвать.

— Нет уж, никаких свиней, — прошептала Алиса Эмили, — не заставите. И доить я не особо хочу.

— Я бы не отказалась ходить за свиньями, — раздался одинокий голос.

Ко всеобщему изумлению обнаружилось, что это миссис Энсон.

Она улыбнулась, видя их удивленные лица.

— Я люблю свиней. Очень умные создания, и поросята хорошенькие.

Несколько человек вызвалось доить коров.

— Спасибо, — сказала мисс Фостер-Блейк. — Для всех остальных завтра утром мы организуем транспорт до Тавистока.

После собрания Эмили подошла к ней.

— Мы хотим поехать в Баксли-Кросс, — сказала она. — Как вы думаете, нас могут завтра завезти туда?

Заметив недоумение начальницы, Эмили призналась:

— Мы собираемся найти там работу и провести зиму.

— Вас там кто-то ждет? — обеспокоенно спросила мисс Фостер-Блейк.

— Надеюсь. У меня есть план. Если он не сработает, придумаю что-то еще, но Алису там ждут, так что она за мной приглядит. Для Дейзи, скорее всего, тоже найдется работа.

Мисс Фостер-Блейк осторожно погладила Эмили по руке.

— Дорогая, вы уверены, что приняли правильное решение? Рядом с пустошью будет холодно и мрачно. И там нет врача, насколько я понимаю. Я дам вам свою визитную карточку на случай, если вы передумаете насчет приюта.

— Вы очень добры. Но я надеюсь, что у меня получится. Я уверена в одном — ребенка я не брошу.

Вместе со всеми остальными она начала упаковывать вещи.

— Не могу сказать, что мне жаль бросать это болото, — сказала Алиса. — Тут чертовски холодно, а ведь зима еще не началась. И по посадкам лука я точно скучать не буду.

— И я, — согласилась Дейзи. — Хотя поболтать с вами было хорошо. Не так тут и скучно. И яблоки собирать весело. И когда мы втроем работали в саду леди Чарльтон, тоже было неплохо.

— Дейзи, если захочешь, приходи ко мне толкать газонокосилку. — Эмили улыбнулась.

— А если леди Чарльтон не нужна вторая служанка? — Дейзи забеспокоилась. — Вдруг я там вообще никому не понадоблюсь?

Алиса обняла ее за худенькие плечи.

— Не бойся, детка. Мы тебя одну не бросим. Найдем тебе местечко, обещаю. Но если старуха тебя не возьмет в служанки, ей бы голову проверить. Всем очевидно, что в ее доме нужна хорошая уборка.

— Хорошо вам, — вмешалась Мод, — вы-то все решили. А я — нет. Домой я поехать могу, но мамка вечно меня шугает, а еще у меня шесть братьев и сестер, и спим мы все вместе, и работы для меня нет.

— Оставь нам адрес, Мод, — предложила Алиса. — Если что-нибудь подвернется, мы тебе напишем.

— Правда? Вы такие хорошие! — Ее круглое спокойное лицо расплылось в улыбке.

На следующее утро старый тряский грузовичок отвез девушек в Тависток, а потом вернулся, чтобы забрать Эмили, Алису и Дейзи в Баксли-Кросс. Скоро они уже выгрузили чемоданы под кельтским крестом. Алиса отправилась в паб, пробыла там довольно долго и вернулась радостная и довольная.

— Нелл Лейси чуть не расплакалась, когда я ей все рассказала. Сказала, что уже всю голову сломала — как ей справиться теперь с мужем. И что я — ангел с небес.

Они ждали, не добавит ли она чего-нибудь еще. Увидев их лица, она сказала:

— А вы, конечно, можете остаться в пабе, пока все не уладите. Заносите вещички.

В зале теперь постоянно горел очаг, и было очень тепло. Нелл налила всем чаю, и они сели у огня. Эмили тянула сколько могла, но наконец решилась:

— Наверное, мне тоже нужно все выяснить. Я хотя бы буду знать.

— Что знать? — спросила миссис Лейси.

— Она хочет жить в коттедже, — ответила Алиса.

Нелл расхохоталась:

— Не думаю, дорогуша, чтобы кто-то возражал. Кто ж еще захочет там жить?

— Все несколько сложнее, но надеюсь, что вы правы.

Эмили накинула пальто поверх формы — она надеялась, что надела ее в последний раз, — и решительно двинулась к Баксли-хаусу. На этот раз она позвонила в переднюю дверь. Миссис Трелони открыла и подозрительно посмотрела на Эмили.

— Это опять вы? Что вам угодно?

— Я бы хотела поговорить с леди Чарльтон, — сказала Эмили как можно вежливее. — Она принимает?

— Сейчас погляжу. — Экономка ушла, оставив Эмили на крыльце, а потом вернулась нахмуренная.

— Ее светлость вас примет. Ноги вытирайте.

Эмили тщательно вытерла ноги о коврик и прошла за миссис Трелони в гостиную. Пожилая леди сидела у огня и выжидательно смотрела на Эмили.

— Чудесный сюрприз, — сказала она. — Я полагала, вы уехали навсегда. Думала, вы уже на пути в Австралию. Я даже достала атлас, чтобы следить за вашим путешествием. — Она посмотрела на служанку, которая мялась в дверях: — Миссис Трелони, подайте нам кофе. С вашим имбирным печеньем. А вы, моя дорогая, — обратилась она к Эмили, — садитесь поближе к огню. На улице не жарко.

Девушка придвинула гобеленовое кресло к камину и поймала взгляд леди Чарльтон.

— Вы что же, теперь изображаете мужчину?

— Мужчину? — не поняла Эмили. Она столько раз воображала, что скажет в этот момент, что этот вопрос выбил ее из колеи.

— Ваша прическа. Вы похожи на мальчика.

— Ах это… — Эмили коснулась непривычной стрижки. — Я решила стать современной женщиной. Так куда проще, чем с длинными волосами.

Леди Чарльтон нахмурилась:

— Надо сказать, вам идет, хотя сама я предпочитаю оставаться старомодной. Что же, поездку в Австралию пришлось отложить?

Эмили глубоко вздохнула:

— Леди Чарльтон, я больше не еду в Австралию. Мой молодой человек погиб. Его аэроплан потерпел крушение.

— Мне очень жаль. Для вас это должно быть мучительно.

— Да, — голос Эмили дрогнул, — очень тяжело.

Какое-то время между ними повисло неловкое и грустное молчание, которое нарушало только тиканье часов и потрескивание поленьев в камине.

— И что вы теперь будете делать? — спросила леди Чарльтон.

— Именно поэтому я к вам и приехала. — Эмили сбросила оцепенение. — У меня есть к вам предложение.

— Предложение? — удивилась пожилая дама.

— Я бы хотела пожить в маленьком коттедже, а в качестве оплаты могла бы ухаживать за вашим садом. Я не прошу денег, только обед в доме, дрова или уголь.

— И что же заставило вас сделать такой выбор? — Леди Чарльтон продолжала хмуриться.

— Признаться честно, мне некуда идти. Мы с родителями не ладим…

— Вы с ними поссорились?

— Они не одобряли мой выбор.

— Понимаю. Но разорвать отношения с семьей — серьезный шаг, моя дорогая. Возможно, впоследствии вы об этом пожалеете.

Эмили помедлила еще немного.

— Я буду с вами честна. Я жду ребенка. Мы с капитаном Керром не успели пожениться, хотя он сделал мне предложение и подарил кольцо. Теперь я стала изгоем в глазах общества. Мои родители ясно дали понять, что они думают о таких девушках. Я пойму, если вы не захотите иметь дело с человеком в моем положении.

Леди Чарльтон все еще хмурилась.

— Вероятно, я не должна позволять вам работать в саду.

— Я понимаю. Больше я вас не побеспокою. — Эмили встала.

Леди Чарльтон махнула рукой.

— Сядьте, глупая девчонка. Я имею в виду, что в ваших обстоятельствах этого делать не стоит.

— Ничего страшного. Я же не инвалид. Вряд ли я в одиночку справлюсь с газонокосилкой, но полоть сорняки и подрезать розы смогу.

— Еще месяц — да, но зимы здесь суровые, и у меня есть другая идея. Мне нужно сделать каталоги коллекции и библиотеки моего мужа. Это важно для меня, но сама я ленюсь в силу возраста. К тому же я боюсь, что мне придется продать что-то из этих вещей, чтобы содержать дом, если ферма не заработает.

— Конечно, я помогу вам. Думаю, мне самой будет очень интересно.

— И не может быть речи о том, чтобы вы жили в коттедже. Мы найдем для вас комнату в этом доме.

— Благодарю вас, — покачала головой Эмили. — Но я бы хотела иметь собственный домик. Во-первых, я не слишком нравлюсь миссис Трелони, а во-вторых, предпочла бы стоять на своих ногах.

Пожилая леди долго смотрела на нее, потом кивнула:

— Понимаю. Вам нужно место, чтобы пережить горе.

Эмили посмотрела на нее ответным твердым взглядом.

— Да. Именно. С тех пор как я услышала новости о Робби, я работала в поле целыми днями. Ночью я спала в одной комнате с пятью другими женщинами. Да еще ребенок… Мое горе пока скрыто в глубине души.

— Не позволяйте ему взять над вами верх, — сказала леди Чарльтон. — Вы сумеете с ним справиться. Сейчас вам кажется, что это не так, но все изменится. Со временем вы сможете вспомнить о своем возлюбленном с улыбкой.

— Я могу переехать в коттедж? — Эмили почувствовала, что разговор становится невыносимым. — И попросить у Симпсона дров или угля?

— Благословляю вас. Но почему вы не хотите столоваться в доме?

— Это очень соблазнительное предложение, но мне нужно научиться быть самостоятельной. За мной всю жизнь ухаживали, а теперь мне самой придется заботиться о ребенке. Я буду благодарна за ланч — если буду в это время работать в саду, но в остальном…

— Надеюсь, я смогу иногда приглашать вас поужинать, — сказала леди Чарльтон. — Мне нужна компания. Ужинать в одиночестве ужасно.

— Иногда — с большим удовольствием.

— Тогда решено. Работайте в саду, если хотите. Я понимаю, вам не хочется весь день сидеть со старухой. Но если погода окончательно испортится, займетесь коллекциями. — На мгновение она взгрустнула. — Если мне придется продать Баксли-хаус, каталог мне пригодится.

— Продать?

— Дорогая моя, — устало улыбнулась леди Чарльтон, — этот дом едва ли предназначен для одинокой старой женщины. У меня нет слуг, которые бы за ним присматривали. Суставы бедняжки Этель так болят, что она с трудом поднимается по лестнице. Это дом для большой семьи. Для жизни, смеха и счастья.

— А что случится с титулом вашего мужа? Его некому наследовать? Наследник мог бы переехать сюда.

— Боюсь, что род прервался. У нас нет близких родственников, только пара кузин. — Она вздохнула. — На имя Чарльтонов претендовать некому. Впрочем, это и к лучшему, — вдруг усмехнулась она, — иначе меня уже выгнали бы из дому. Наследники часто так поступают со старыми вдовами.

Эмили помолчала, а потом решилась:

— И еще одно. Я бы не хотела, чтобы в деревне знали о моем ребенке и всей ситуации. По крайней мере, пока.

— Не беспокойтесь, дорогая моя. Мы просто скажем, что вы вдова. Сейчас это никого не удивит. Как звали вашего молодого человека?

— Капитан Роберт Керр.

— Значит, вы миссис Керр, вдова. Правда останется между нами.

Эмили почувствовала, что сейчас расплачется. Могла ли она надеяться, что эта высокомерная и холодная пожилая дама окажется такой великодушной? Девушке показалось, что ее молитвы услышаны.

— Спасибо вам, что смогли понять меня.

Открылась дверь, и вошла миссис Трелони, неся на подносе серебряный кофейный сервиз. Интересно, подслушивала она или нет? И что успела услышать?

— Имбирного печенья осталось маловато, — буркнула экономка, ставя поднос на столик. — Вы вчера все съели. Я другого принесла.

— Испеките еще, будьте так любезны, — сварливо проговорила леди Чарльтон. — Вы же знаете, как я его люблю.

— Я вам не волшебница, — так же сварливо ответила экономика. — Провизия все еще нормируется, а в лавке кончилась черная патока.

Она величественно удалилась, но леди Чарльтон окликнула ее.

— Попросите Этель принести постельные принадлежности для… — Она сделала паузу. — Миссис Керр. Она узнала, что ее муж погиб на войне.

— Она останется здесь? — Миссис Трелони нахмурилась.

— Нет, я снова перееду в коттедж, — подала голос Эмили. — Я не буду путаться у вас под ногами, миссис Трелони.

Экономка громко фыркнула и вышла из гостиной.

— Этель! — Они услышали, как она зовет горничную. — Ты где? Кто-то должен порыться в бельевом шкафу, а мне пора готовить обед.

Эмили улыбнулась леди Чарльтон:

— Боюсь, она мне не рада.

— Миссис Трелони за прошедшие годы совсем обленилась. Я держу ее потому, что она приехала со мной в этот дом сорок лет назад, и потому, что я не хочу заново с кем-то строить отношения. — Она помолчала и усмехнулась: — А еще она обходится недорого… — И снова стала серьезной: — И предана мне, как собака.

Эмили спокойно пила кофе. Сколько времени она не пила кофе из фарфоровой чашечки? Неохотно отставив ее в сторону, она собралась уходить, но тут вспомнила:

— Думаю, я смогу немного облегчить участь Этель и миссис Трелони. Помните девушку по имени Дейзи, которая работала со мной в саду? Она опытная горничная и очень хотела бы поработать у вас. Думаю, дорого она не попросит.

— Вы ее об этом спрашивали?

— Это ее идея. Когда мы были в этом доме, она заметила, что здесь не помешает еще пара рук. И ей тоже некуда идти сейчас.

— Она не в положении? — резко спросила леди Чарльтон.

Эмили принужденно рассмеялась:

— Нет. Она не хочет возвращаться в дом, где прежде служила. Хозяин распускал руки.

— Ясно. Вы полны сюрпризов, мисс Брайс… точнее, миссис Керр. Разумеется, я приму это милое предложение. Я уверена, что Этель тоже будет ей благодарна. И миссис Трелони… Но она, конечно, не покажет виду.

— Тогда я отнесу постель в коттедж и все расскажу Дейзи. — Эмили встала и протянула пожилой леди руку. — Не знаю, как вас благодарить. Что бы я стала делать, если бы вы не согласились…

— Я думала только о себе, потому что мне нравится ваше общество. Я устала жить одна.

Когда Эмили шла через половину слуг, она встретила Этель, нагруженную простынями и одеялами.

— А вот и вы, мисс. Не понимаю, чего вас в этот коттедж тянет. Там же привидения.

— Он проклят. — Из кухни высунулась миссис Трелони. — Все женщины, которые там жили, плохо кончили. Два убийства. Одна повесилась. Либо коттедж проклят, либо в него приезжают проклятые женщины. Не знаю. — И она зловеще улыбнулась.

Когда Эмили тащила вещи по холму, борясь с ветром, она встретила Симпсона с охапкой дров.

— И что же вы тут делаете, мисс? — спросил он.

— Я собираюсь немного пожить в коттедже, Симпсон. Очень хорошо, что я вас встретила. Когда у вас найдется время, принесите мне, пожалуйста, угля или дров, или чем там положено топить плиту.

— Жить в коттедже? Это зачем? Вы хорошо подумали?

— Да. Я собираюсь работать в саду и помогать леди Чарльтон составлять каталоги для коллекции.

— Это ей понравится, — довольно кивнул старик. Ему, видимо, это тоже было по сердцу. — Она в вас просто влюбилась, а с ней такое редко бывает. Вообще она людей-то не жалует, важничает все время, особенно после смерти мужа, сына и внука. А вы ее из раковины вытащили. — Он улыбнулся. — Принесу вам и угля, и дров. У нас теперь дров-то больше из-за всех этих норм. А деревьев в поместье полно, если только у меня хватит сил их распилить. Думаю, что вы толком-то не умеете огонь разжигать?

— Совсем не умею. Я ничего не умею, кроме разве что сельскохозяйственных работ.

Он засмеялся:

— Не бойтесь, я вам помогу.

Эмили шла по узкой дорожке между разросшихся кустов и думала, что нужно найти время и привести их в порядок. Войдя в крошечную гостиную, она поняла, что ее воспоминания о коттедже были излишне романтичными. Перед ней предстала голая маленькая комната почти без мебели и совсем без украшений. Конечно, она не казалась такой унылой, когда они сидели втроем и смеялись, а в окно светило заходящее солнце. В коттедже было сыро и холодно, в дымоходе выл ветер. На мгновение она запаниковала. Зачем жить тут, если можно жить в большом доме и сидеть с леди Чарльтон у камина? Но сама же ответила на собственный вопрос: ей нужна была нора, чтобы зализать раны. Как лисе, за которой гонятся собаки.

ГЛАВА XXIV

Эмили сложила чемоданы в узкой прихожей и поднялась по крутой лесенке на чердак, где спала раньше. В дверях ей пришлось пригнуться. Теперь тут было темно, мрачно и холодно. Скошенный потолок как будто давил на голову и казался угрожающим. Она решила, что теплее и безопаснее спать внизу, и осторожно спустилась. Застелив постель, она принесла чемоданы в комнату и собиралась убрать одежду в старый комод в углу, но вспомнила, что Дейзи ждет от нее вестей. Так что Эмили направилась в «Красный лев».

Алиса и Дейзи сидели у огня с кружками чая. Дейзи очень обрадовалась, услышав, что ее берут на работу в Баксли-хаус.

— Не понимаю, чему ты так радуешься, — пожала плечами Эмили. — Ты снова будешь служанкой, да еще работать придется под началом миссис Трелони. Никогда не встречала более неприятной женщины.

— Ничего, — возразила Дейзи, — я же возьму на себя всю работу, и она станет как шелковая.

— Надеюсь. Ради твоего же счастья.

— Я хотя бы буду рядом с тобой и Алисой, — сказала Дейзи, — и далеко от отца и того дома.

— Так что, с леди Чарльтон все выгорело? — спросила Алиса.

— Устроилось наилучшим образом, — отозвалась Эмили, принимая кружку с чаем. — Она не хотела отпускать меня в коттедж, предлагала пожить в большом доме.

— Это же здорово! — воскликнула Алиса. — Надеюсь, ты согласилась.

— Нет. Я сказала, что предпочла бы жить в отдельном домике.

— В этой сырой дыре? Вместо особняка? Ты с ума сошла? — возмутилась Алиса.

Эмили рассмеялась:

— Ты не понимаешь. Мне нужно учиться жить самой. Я же вообще ничего не умею. Как я буду заботиться о ребенке, если самых простых вещей не могу сделать. К тому же в коттедже я смогу поплакать, если захочу. Я же не могу все время храбриться.

— Нет, конечно. Не бойся, милая. Если хочешь, я буду приходить и учить тебя готовить.

— А я могу у тебя прибираться, — заявила Дейзи.

— Спасибо, конечно, но, Дейзи, я должна научиться убирать в доме сама. Мне придется стать самой себе хозяйкой.

— Ну, тогда я прямо сейчас научу тебя разводить огонь и все такое, — предложила Алиса.

— А я отнесу вещи в большой дом и обустроюсь там. А потом приду и расскажу вам всё.

Алиса и Эмили вместе двинулись в сторону коттеджа. У ворот Эмили задержалась.

— Алиса, ты же не говорила обо мне Нелл Лейси? О ребенке?

— Ни словечка не сказала, милая.

— Леди Чарльтон предложила то же, что и ты. Называть себя миссис Керр и говорить, что вдова. Я не хочу лгать, но так будет намного проще, по крайней мере сейчас.

— Конечно. Вот и договорились. А теперь посмотрим, что тут у тебя.

Она открыла дверь и вошла в гостиную.

— Фу! Ну уж не Букингемский дворец, конечно. Поработать придется.

Эмили оглядывалась, а Алиса продолжила:

— Не стой там. Давай-ка за работу. Для начала надо затопить плиту, а то горячей воды не дождешься. Пол в кухне помыть и окна тоже. А занавески эти на глазах рвутся. И тепло они не удержат. Скажи в большом доме, чтобы тебе занавески нашли. — Алиса прошла в кухню. — И еще кастрюль со сковородками. С этими ничего приличного не сваришь.

— Ну, я и не думаю много готовить, — сказала Эмили. — Обедать я буду в большом доме, а здесь только завтракать и ужинать. На ужин можно есть хлеб с сыром. А на завтрак — тосты или вареные яйца, если их получится достать.

Алиса нахмурилась:

— Ты должна питаться как следует. Тебе же за двоих нужно есть. — Она сняла кастрюли с полки и наполнила водой самую большую.

— Алиса, а у вас с Биллом не было детей?

Алиса замерла.

— Девочка была, — сказала она шепотом, — Рози, моя маленькая. Такая очаровашка. И тихая. Не плакала никогда. А когда ей исполнился годик, она умерла от дифтерита. А больше никого не было.

— Ужасно… — У Эмили к глазам подступили слезы. — Мы все пережили слишком много потерь. Почему в жизни столько страданий?

— Ну, в церкви говорят, что для того, чтобы мы больше ценили рай, когда в него попадем, — горько усмехнулась Алиса. — Но, по мне, это не ответ. Тебе везет или не везет. А сейчас никому не везет. И нужно просто стараться не отчаиваться. Ладно, неси сюда тарелки, помоем их, чтобы пыль не есть.

Эмили выглянула в окно.

— А вот и Симпсон с дровами. Мы сможем растопить плиту и печь.

— Держите, мисс, — сказал он, заходя. — Я еще принесу и дров и угля. Разжечь для вас огонь?

— Справимся, — заверила Алиса. — Я ей все покажу. Я достаточно очагов в жизни разожгла.

— Ну вот и ладненько, тогда я пойду.

Вдвоем они разожгли огонь в очаге и растопили печь. Эмили подмела пол, а Алиса помыла. Через час обе раскраснелись и тяжело дышали.

— Может, тебе уже обедать пора, — сказала Алиса. — У тебя тут даже ходиков нет.

— Я привезла наручные часы из дома, они в чемодане. Но, наверное, я их не завела.

— Наручные часы, ишь ты! Лучше бы ты в чемодан сунула пару ковриков, да подушек, да картинку-другую.

— Мне пришлось оставить много красивых вещей. Не вызывая подозрений, я смогла забрать совсем чуть-чуть. И большая часть одежды мне теперь не подходит.

— Смотри, чтобы огонь не погас. Принеси угля, и я покажу, как его подбрасывать. Надо так сделать вечером, чтобы утром были горячие угли.

Часы на церковной башне пробили двенадцать.

— А вот и ответ на твой вопрос, Алиса. Ланч подается в час. А сегодня, думаю, мне вообще не стоит там показываться, потому что миссис Трелони меня не ждала. Она не слишком-то мне обрадовалась, и я не хочу лишний раз ее раздражать.

— Тогда пойдем со мной в «Красный лев», — предложила Алиса. — Нелл Лейси готовила рагу, а его на всех хватит.

Второго приглашения Эмили не потребовалось.

После еды Алиса и Нелл помогли ей составить список необходимых припасов. Вскоре он стал очень длинным, потому что они то и дело вспоминали что-то новенькое.

— И муку не забудь. Пекарский порошок. Корицу и изюм, вдруг ты захочешь кекс испечь. Но вряд ли ты все это в лавке купишь, в наши дни там почти ничего нет, — предупредила Нелл.

— Подождите минуту. — Эмили подняла руку. — Я даже не знаю, сколько минут варить яйцо всмятку. Я не могу себе представить, чтобы мне пришло в голову печь кекс.

— Мама что, не научила тебя готовить? — удивилась Нелл.

Эмили вспыхнула:

— Мы держали кухарку. Моя мать сама не умеет готовить.

— Ничего себе. Ты что, из совсем манерной семьи? И что ты тут делаешь, ради всего святого? — спросила Нелл.

— Мои родители не одобрили мужчину, за которого я собиралась выйти замуж.

— Ясненько. И что же с ним было не так?

— Он приехал из Австралии и не соблюдал их правил — этикет и прочее. Но он был великолепным человеком.

Она отвернулась, чтобы Нелл не видела ее лицо.

— Прости, дорогуша. — Нелл положила ей руку на плечо. — Не нужно мне было об этом заговаривать. Конечно, тебе тяжело о нем даже думать. Половина женщин этой деревни с тобой в одной лодке. Да нет, половина женщин во всей Англии.

— Знаю, — сказала Эмили, — но легче от этого не становится.

Она ушла в лавку, держа в руке список покупок. Список сократили до самого необходимого, но все же она очень удивилась, зачитывая его миссис Аптон.

— Я не держу запас молока, мэм, — сказала хозяйка.

— Значит, у вас есть доставка?

— Ну, не то чтобы доставка. Вы поговорите с мистером Гурни с фермы, когда он приедет утром. А потом выставляйте кувшин или бидон, и он будет наливать вам молоко. Два раза в неделю.

— А хлеб?

— У меня тут не пекарня, дорогая. В деревне все сами пекут. И мяса нет. Вам нужно ездить в Тависток или договариваться с фермерами — мало ли кто собирается забить овцу. Но так-то в эти дни мяса не достанешь, оно прямиком правительству идет.

Эмили поняла, что жить в коттедже будет сложнее, чем она представляла.

— А что можно у вас купить?

— Вы привезли продовольственную книжку? Почти все сейчас по талонам.

Об этом Эмили не подумала. Ее продовольственная книжка лежала дома у родителей. В Женской земледельческой армии ее кормило правительство. А если она и достанет книжку, то все узнают, что она до сих пор носит фамилию Брайс. Неприятности множились.

— Боюсь, она осталась в родительском доме. Я напишу им и попрошу ее прислать.

— Ну без этого я вам ничего отпустить не могу. — Лавочницасмягчилась. — За это мне по шее настучат. Есть штрафы всякие, а то и в тюрьму посадят.

— Понимаю. Спасибо вам. — Эмили вышла на улицу под пронизывающий ветер.

Что она будет есть и чем кормить ребенка? Если она напишет родителям и попросит прислать продовольственную книжку, они узнают, где она живет, а этого она не хотела. Она поднялась к Баксли-хаусу, еле волоча ноги.

— Миссис Трелони, — обратилась Эмили к экономке, — леди Чарльтон сказала вам, что я буду обедать здесь, пока работаю в саду?

— Может быть, что-то такое она и говорила, — холодно отозвалась та.

— Я могу попросить у вас немного провизии, чтобы не беспокоить в остальное время? Муки, сахара, чая, масла… всего такого.

— Эти продукты выдают по нормам. Где ваша продовольственная книжка?

— Она осталась в доме у родителей. Я пошлю за ней, но пока…

— Думаю, мы сможем вас прокормить, — неохотно проговорила миссис Трелони.

— Когда вы будете печь хлеб, вы не могли бы оставить одну буханку для меня? — рискнула Эмили.

— А то у меня работы не хватает! Я что, ваша служанка?

— Разумеется, нет. Просто мне никогда не приходилось печь хлеб. Если бы вы показали мне, как это делается…

— Я не хочу, чтобы вы путались у меня под ногами. Испеку вам.

В кухню вошла Дейзи.

— Эмили может пользоваться моей книжкой, миссис Трелони. — Дейзи слышала часть разговора. — Она у меня, а ем я мало.

— Разберемся, — устало вздохнула экономка. — Ты отнесла чистую одежду в спальню ее светлости?

— Да. Что дальше делать?

Эмили посмотрела на нее с восхищением. Дейзи казалась наивной и неловкой, но зато она умела ладить с людьми, подобными миссис Трелони. Та смотрела на Дейзи почти нежно.

— Ты — неплохая работница, вот что я тебе скажу. — Но когда она обратилась к Эмили, ее лицо заледенело: — Вероятно, вы собираетесь ужинать сегодня здесь, раз уж у вас нет провизии.

— Если вы не против. Но после я буду здесь только обедать, а по вечерам справляться сама. Что-нибудь простое, вроде хлеба с сыром.

— Хлеб с сыром? — Экономка фыркнула. — От такого ужина снятся дурные сны. Но в этом проклятом доме вам и так будут сниться кошмары. Я там была всего раз-другой, и это плохое место. Вы еще почувствуете.

Она набила корзинку чаем, молоком, сахаром, хлебом, маслом и джемом.

— На первое время вам хватит.

Эмили поблагодарила ее и унесла корзинку в коттедж. Там она распаковала свои пожитки и разложила их по ящикам комода. Потом поднялась на чердак, достала из чемодана книги и утащила его вниз. Вернулась за книгами. Раскладывая их, она погладила кожаную обложку дневника. Наверное, теперь она может его читать. Дейзи говорила, что он принесет несчастье, и так и случилось. Хуже быть уже не могло. Но все же она колебалась.

Эмили решила отложить чтение, хотя рассказы о коттедже возбудили ее любопытство. Она отставила дневник в сторону и снова поднялась наверх. Неожиданно Эмили почувствовала, насколько устала. Она легла и мгновенно заснула.

Ей снилось, что она прячется на чердаке и твердит «здесь меня не найдут». В этом сне у нее были длинные черные волосы, свободно рассыпанные по плечам. Она с криком проснулась и увидела, что уже почти стемнело. Сон ее напугал. Может быть, ей приснилась ведьма, которая раньше жила в коттедже? Она сама и была этой ведьмой. Эмили плеснула водой в лицо, пытаясь смыть ощущение нереальности. Миссис Трелони наверняка ждала ее с ужином, и Эмили не хотелось опаздывать и вызывать ее недовольство. Она надела макинтош и поспешила в дом. Дейзи и Этель уже сидели за столом.

— А вот и королева коттеджа. Мы уж думали, что вы получили приглашение позаманчивей, — буркнула миссис Трелони.

— Простите… — прошептала Эмили, садясь за стол.

Перед ней поставили миску с чем-то коричневым и ноздреватым, сильно пахнущим луком.

— Извините, а что это?

— Рубец с луком, — объяснила экономка. — В наши дни приходится есть всякое мясо, какое в руки попадет.

Эмили никогда в жизни не ела рубца. Она плохо представляла, что это такое. Кажется, коровий желудок. Она попробовала кусочек. Он был скользким и жестким, и она с трудом его проглотила. Она прекрасно понимала, что если сейчас откажется от еды, с этого дня ей будут подавать самые худшие куски. Если ей вообще что-то достанется. Она храбро проглотила еду и сглотнула желчь. Попыталась смыть этот вкус чаем. Доев, сразу встала.

— Вы меня извините? Мне нужно сегодня закончить с уборкой коттеджа, чтобы завтра приступить к работе в саду. — Ответа Эмили ждать не стала.

Выбежав из дома, она зашла за кусты рододендрона. Ее вырвало. Всю дорогу до коттеджа желудок ныл. Было уже совсем темно, и несколько раз девушка споткнулась. Как она будет ходить здесь темными зимними вечерами? Свечу с собой брать нельзя, ветер слишком сильный. Потом она подумала, что стоило оставить на окне зажженную лампу.

На этот раз в коттедже было тепло, но тени от огня, пляшущего в очаге, пугали ее. Эмили поняла, что никогда раньше не спала в доме одна. Она пожалела, что не приняла приглашение леди Чарльтон, но потом решила, что ей придется ко всему привыкнуть.

Она достала перо, чернила и бумагу, решив, что пора написать Клариссе, но не смогла себя заставить. Вряд ли Кларисса подумает о ней что-то плохое, но Эмили не хотела рисковать единственной подругой. Так что она подбросила угля в огонь, как учила Алиса, разделась и залезла в холодную постель. Ветер бил в окна и стонал в дымоходе. Дым шел в комнату. Эмили с тоской ощутила, насколько мрачно ожидающее ее будущее.

— Я хочу домой, — прошептала она.

ГЛАВА XXV

Утро выдалось ясным и ветреным. Открыв дверь, чтобы сходить в уборную, Эмили услышала какой-то шорох. У крыльца сидела черная кошка и выжидательно смотрела на нее.

— Мяу? — спросила она.

— Здравствуй. — Девушка наклонилась ее погладить, и та замурлыкала и потерлась о ноги. Когда Эмили вернулась в дом, кошка проскользнула мимо нее.

— Можешь остаться, но только если ты хорошая охотница. Я себя-то с трудом могу прокормить.

Кошка устроилась перед огнем. Эмили с нежностью посмотрела на нее. По крайней мере, теперь у нее есть компания.

— Надо тебя как-то назвать. Сажа? Сатана? Чернышка? — перебрав несколько имен, она остановилась на Тени. — Я и моя Тень. Неплохо звучит.

Съев два ломтика хлеба с джемом, девушка отправилась на работу. Начала с огорода, который нуждался в прополке. Летние культуры уже погибли, но теперь она знала, что нужно посадить на их месте под зиму. Все утро Эмили выпалывала и выкапывала мертвые стебли, потом собрала с деревьев оставшиеся яблоки и отнесла их миссис Трелони. Та была почти довольна.

— Это кстати. Они мне пригодятся. Испеку пару пирогов на праздник урожая в воскресенье. Уж не знала, что сделать в этом году, в саду ничего нет. А тыквы в огороде не осталось?

— Осталось, — ответила Эмили. — Там есть очень хорошенькая тыква.

— Вот и отлично, — обрадовалась миссис Трелони, — снимите ее и принесите в дом, приготовим ее в воскресенье. — Она отвлеклась от теста. — Вы, конечно, к такому не привыкли. До войны тут настоящие состязания устраивали. Мистер Паттерсон из школы всегда выращивал самые крупные тыквы, а кучер Диксон — самую красивую капусту. В те дни у нас было три садовника и куча плодов, которые можно было принести на алтарь, хотя ее светлость не любила церковь. Никогда там не появлялась. Но слуги ходили.

Днем ели сытный овощной суп и холодный пирог со свининой, а потом Эмили снова принялась за работу. Ее прервал Симпсон, который принес приглашение от ее светлости. Не откажется ли Эмили вечером поужинать и выпить хереса? Девушка переоделась и в шесть часов появилась в гостиной. Работа на свежем воздухе пошла ей на пользу, и, сев у огня, она почувствовала ужасный голод.

— Как прошла первая ночь в коттедже? — спросила леди Чарльтон. — Вас мучили призраки и вампиры, которые, по мнению миссис Трелони, его населяют и разгуливают по ночам?

— Я очень хорошо выспалась, — ответила Эмили, — и завела соседку. Маленькую черную кошку.

— В самый раз для дома ведьмы, — усмехнулась леди Чарльтон.

— Там действительно жила ведьма?

— Смотря что вы понимаете под этим словом. Когда-то давно, если умирала корова, ее владелец мог сказать, что на нее навели порчу или сглаз. В этом коттедже все время жили одинокие женщины, вот их и подозревали. Как можно жить одной, без мужчины? Очевидно, это не к добру.

— Я хотела спросить про убийства.

Леди Чарльтон снова усмехнулась:

— Вы же не верите всему, что рассказывают в деревне? Одна из женщин исчезла. Ходили слухи, что мужчина, с которым она была обручена, убил ее и закопал. Тело так и не нашли, а мужчина тоже исчез. Если вам интересно мое мнение, я думаю, что она сбежала с красивым цыганом, который проходил по деревне. Но это было очень давно.

— До вашего появления здесь?

— Задолго до этого. Я живу в этом доме тридцать лет из своих восьмидесяти трех. Меньше половины жизни. Поначалу я не слишком обрадовалась, но Генри унаследовал титул и поместье, и нам пришлось бросить нашу восхитительную жизнь за границей и осесть здесь. Разумеется, мы надеялись, что после Джеймса появятся еще дети, но этого не случилось.

«Какая ирония», — подумала Эмили, глядя на танцующее в камине пламя. Две женщины, состоявшие в браке, хотели родить еще детей, но у них не получилось. А она, имевшая близость с мужчиной всего один раз в жизни, ждала теперь ребенка. Эмили положила руку на живот. Талия у нее раздавалась, но девушка все еще не до конца верила в происходящее.

Они ужинали, сидя на одном конце длинного стола в большой холодной столовой. Им подали прозрачный бульон, печень ягненка в густой подливке и рисовый пудинг с изюмом. Эмили все очень понравилось, но леди Чарльтон извинилась перед ней:

— Простите за эту еду для младенцев. Хотя я живу в деревне и у меня есть своя ферма, найти хорошее мясо получается все реже.

Кофе пили у камина, а потом Эмили собралась уходить.

— Смогу ли я соблазнить вас ужинать со мной каждый вечер? — спросила леди Чарльтон. — Делать это в одиночестве крайне утомительно, а вам, кажется, нравятся мои рассказы.

— Очень. Вы объездили весь мир, конечно, мне интересно.

— Почему же вы тогда не соглашаетесь?

Эмили неловко поерзала.

— Я должна научиться делать все самостоятельно, а не есть то, что приготовлено чужими руками.

— Ерунда. Чем еще может заниматься миссис Трелони, если не стряпней? А если она готовит на одного человека, значит, может готовить и на двоих. Мне кажется, вопрос решен. А когда я могу ожидать вас в доме? Мне нужна помощь с коллекциями мужа. Не думаю, что в саду много работы в это время года.

— Оставшиеся розы нужно подрезать, а огород засеять зимними овощами, — объяснила Эмили. — Я поговорю с Симпсоном насчет лука, брюссельской капусты и прочего. Я не знаю, как их сажать.

— Вы настоящая фермерша, — похвалила ее леди Чарльтон.

По дороге домой Эмили довольно улыбалась. Она научилась чему-то полезному и теперь могла содержать себя сама.

В коттедже она села за стол, поближе к огню, с кошкой на коленях и вытащила свои письменные принадлежности.

Милая Кларисса,

Прости, что я так долго не отвечала на твое письмо, особенно если учесть, как тебе тяжело приходится из-за инфлюэнцы. Слава богу, у нас нет ничего подобного. Надеюсь, она не сможет перебраться через Ла-Манш, но боюсь, что солдаты могут привезти ее с собой.

Я не отвечала тебе не из-за лени. Наоборот. Я была очень занята. Сажала лук, пахала, рыхлила землю… как работница на ферме. Ты бы удивилась, глядя, как я управляюсь с плугом, запряженным огромными лошадьми.

Но на самом деле я не писала из-за того, что не могу найти слов для последних новостей. Моя жизнь разрушена, Кларисса. Я писала о своих надеждах, мечтах, о браке с Робби и жизни в Австралии. Ничего этого не будет. Он погиб, погиб как герой, направив обреченный аэроплан подальше от деревни.

Но это еще не всё. Мне тяжело это писать, и я прошу тебя не показывать это письмо никому — в первую очередь моим родителям. Я в положении. Я умираю от стыда, когда пишу эти слова, но все же радуюсь, потому что у меня будет ребенок от Робби. Частица его живет. Но, как ты можешь понять, я не представляю, что меня ждет в будущем. Разумеется, я не смогу вернуться к родителям, которые ясно дали понять, что думают о таких женщинах. Прямо сейчас я живу в маленьком коттедже на краю поместья у Дартмурской возвышенности. Его владелица, леди Чарльтон, оказалась удивительно понимающей. Я помогаю ей в саду и делаю каталоги для коллекции ее мужа, а в обмен получаю жилье. Для остальных жителей деревни я — миссис Керр, вдова. Я надеюсь, что…

Услышав стук в дверь, она отложила перо, подумав, что это Алиса или Симпсон с углем. Открыв дверь, Эмили увидела странного человека. Куртка на нем была подвязана шнурком, на лохматой голове сидела старая бесформенная шляпа, а лицо наполовину скрывала нечесаная борода. Пахло от него так, что Эмили отшатнулась.

— Чем могу помочь? — спросила она, думая, что ей самой, пожалуй, никто не поможет. Даже если она начнет кричать, ее не услышат.

— У меня палец болит, — заявил мужчина и сунул руку ей под нос. На пальце виднелся огромный желтый нарыв, а вокруг все покраснело и распухло.

— Выглядит неприятно. Возможно, вам стоит обратиться к врачу.

— Я к докторам не хожу, — нахмурился он, — они денег хотят. А ты разве не она?

— Простите?

— Знахарка. Травница. Так на воротах написано.

Эмили казалось, что он говорит на иностранном языке.

— На воротах?

— Ну да. У бродяг есть свои знаки, и другие их читать не умеют. Мы-то знаем, где нас не прогонят. На твоих воротах написано, что это дом знахарки.

Это было настолько невероятно, что Эмили засмеялась.

— Я не знахарка. Но ваш палец действительно жутко выглядит. Заходите, посмотрим, чем я смогу помочь.

Он тщательно вытер ноги, прежде чем войти. Эмили посадила его у огня и поставила чайник на плиту. Нашла свой маникюрный набор — очаровательный парижский набор в сафьяновом чехле, один из подарков на совершеннолетие. Ошпарила кипятком ножницы и пинцет. Отрезала полосу от чистого полотенца, которое ей дала миссис Трелони. За него придется заплатить, но ведь не могла она не помыть незнакомцу руку — он может умереть от заражения крови.

Вблизи палец выглядел еще хуже. Обмывая его горячей водой, она морщилась.

— Думаю, стоит вскрыть нарыв.

Он кивнул.

Эмили сделала ножницами крошечный разрез, и из него брызнул гной. Она расширила разрез, пока весь гной не вышел, поднесла руку ближе к лампе и пинцетом вытащила что-то из раны.

— Вот. У вас в пальце застряла заноза.

— Ага, было дело. Я лез через забор, и щепка прямо в палец воткнулась. Я хотел ее вынуть, да она сломалась.

— Ну что ж, я ее вытащила. Я еще раз промою ваш палец и забинтую чистой тканью. Больше я ничего сделать не могу, у меня нет ничего, чтобы продезинфицировать рану. Я только что приехала сюда.

— А вы молодец, дамочка. Все ж таки вы — знахарка. Вы прежний порядок вернете? Мои товарищи обрадуются.

Это предложение напугало Эмили. Она представила, как к ее дверям тянется вереница бродяг. Вместо ответа она спросила:

— Не хотите чаю? Вода только что закипела.

— Уж лучше виски.

— Простите, я не держу здесь алкоголя. — Она улыбнулась. — Но если вы зайдете в «Красный лев» и попросите выпить у миссис Лейси, я заплачу.

Он покачал головой:

— Приличные люди не пускают бродяг в свои заведения. Кое-какие фермеры пускают нас переночевать в сарае, если мы дрова наколем, но чаще на нас собак спускают.

— Простите.

— Тебе-то откуда знать, ты вон какая чистенькая. — Он посмотрел на забинтованный палец. — Но спасибо тебе и всего хорошего.

Он встал и вышел. Глядя ему вслед, Эмили поняла, что они с ним похожи. Он тоже был изгоем.

ГЛАВА XXVI

После встречи с бродягой Эмили трясло. Она приготовила себе чаю и села, грея руки о кружку. Тепло постепенно разливалось по всему телу. Он назвал ее знахаркой. Это то же самое, что ведьма? Но ведь она же лечит, а не колдует. А еще все говорили, что женщины, живущие в этом коттедже, были прокляты. Она вспомнила о дневнике. Может быть, это записки той травницы? Он очень старый, середины девятнадцатого века. Были ли с тех пор тут другие знахарки? Эмили должна была узнать правду. Она пошла в спальню и принесла оттуда переплетенный в кожу томик. Чернила выцвели до бледно-коричневого цвета, и она держала книгу близко к лампе, перечитывая то, что раньше только пробежала глазами.

Из дневника Сьюзен Олгилви,

10 июля 1858 года

Писано в деревне Баксли-Кросс, в Девоншире

У меня получилось. Я стала школьной учительницей в деревне Баксли-Кросс, в Девоншире, и живу в собственном маленьком коттедже на краю Дартмурской возвышенности. С другой стороны стоят домики, крытые соломой, церковь с высокой квадратной колокольней и очень гостеприимный паб (хотя я уверена, что дамам не положено ходить в паб, особенно школьным учительницам и старым девам).

Эмили пропустила описание коттеджа, который совсем не изменился с пятидесятых годов. Потом она увидела слова, от которых у нее чаще забилось сердце.

Я стараюсь не думать о том, что весь этот коттедж поместился бы в гостиной Хайкрофта. И не вспоминать свою ванную, которую Мэгги наполняла горячей водой. Я должна смириться со своим новым местом в жизни. По крайней мере, у меня есть занятие, и я не буду голодать. Мама пришла бы в ужас, увидев меня, но я не стану думать о ней. Она ни слова не возразила отцу, когда он отрекся от меня, сказав, что я не буду больше его дочерью, если уеду в Лондон и выйду замуж за Финлея.

От имени Финлея мне становится больно. Я не хочу писать этого.

Девушке казалось, что строчки кричат. Сьюзен Олгилви сбежала, чтобы выйти замуж за любимого мужчину, а потом что-то случилось. Эмили читала дальше.

Возможно, последняя обитательница этого дома вышла замуж и уехала с мужем, но это маловероятно, учитывая ту часть учительского контракта, которая запрещает общение с противоположным полом. По крайней мере, приходскому совету не придется беспокоиться о моем неподобающем поведении. Для меня существовал только один мужчина, а он лежит на Хайгейтском кладбище. Упавший груз убил его в лондонских доках, где он трудился, чтобы заработать на лучшую жизнь для меня.

Эмили отложила дневник и долго смотрела в огонь. Мисс Сьюзен Олгилви похожа на нее. Она пережила страшную потерю и сбежала в глушь, чтобы залечить раны. Неудивительно, что Эмили с самого начала почувствовала связь с этим коттеджем.

Она продолжила чтение.

Июль, 10-е и 11-е число

Я обследовала сад под своим окном. Он зарос кустами, многие из которых засохли, а другие были опутаны вьюнком. Я вспомнила сад у нас дома. Безупречные лужайки, живые изгороди, все идеально ухожено. Хотелось бы возродить этот садик и привести его в порядок, но с чего мне начать? На меня вдруг навалилась усталость, и я вернулась в коттедж. В глазах у меня стояли слезы.

Я долго не могла заснуть, а потом меня разбудил тревожный звук. Вдали что-то завыло, и прямо под моей кроватью что-то грохнуло. Я сразу проснулась и мгновенно вскочила с постели. Что могло издавать такой шум? Возможно, в доме прячется какое-то животное? Мое сердце замирало от ужаса, я словно проваливалась в окружавшую меня темноту, не решаясь отправиться на поиски лампы.

Когда я засыпала, дневной свет еще проникал в окна, и я даже не подумала проверить, есть ли лампа поблизости. Я потянулась вперед, что-то ударило меня по голове, и я в ужасе закричала. По лицу что-то потекло. Кровь? Приложив руку к голове, я почувствовала, что волосы у меня намокли. Тогда я осторожно протянула руку вверх, и на нее упала холодная капля.

Теперь я поняла, что это просто дождь. Жуткий грохот оказался раскатом грома, а крыша у меня протекала! Я бродила по комнате, пока не нащупала умывальный таз, который и подставила под дыру. Шум стал еще громче, каждые несколько секунд я слышала всплески, но я хотя бы спасла комнату от потопа. Когда дождь перестал, я уснула.

Проснулась оттого, что яркое солнце било прямо в окно. Вдалеке виднелись таинственные холмы. Мимо дома прогрохотала телега. Я открыла окно, и комнату наполнил терпкий аромат трав. Лаванда и другие, которые я не смогла опознать. Я люблю лаванду. Няня всегда перекладывала мою одежду лавандовыми мешочками, так что вся одежда пахла этими цветами. На мгновение я как будто перенеслась в свою детскую с белыми простынями и лошадкой-качалкой. Няня говорила: «Пора вставать, засоня! Кто рано встает, тому бог подает!»

И тут я заметила, что умывальный таз полон воды. На потолке темнело мокрое пятно. Надо найти дыру в крыше, иначе потолок обрушится мне на голову. Интересно, не приходский ли совет обязан чинить крыши? Очень на это надеюсь.

Я поняла, что мне придется залезть на чердак. Оглядевшись, я увидела квадратный люк в потолке, к которому тянулась веревочка. Я дернула за нее, люк открылся, и вниз упала складная лестница. Я взяла ведро, подоткнула юбки и полезла наверх.

На чердаке было очень темно, но кое-где в щели пробивались солнечные лучи. Я нашла протечку. Поставив под нее ведро, я ощутила странную гордость. Пусть школьный совет и жители Баксли-Кросс поймут, что я не изнеженная девица из высшего общества. Что я такая же живучая, как самые закаленные из них.

Установив ведро, я решила осмотреться и поискать что-нибудь полезное. Результаты были неутешительными. Стул о трех ногах. Рама без картины. Ящик пустых бутылок. В углу я увидела вешалку для шляп, на которую могла бы вешать свою одежду. Я подтащила ее к люку и спустила вниз. Потом я заметила хорошенький деревянный ящичек. В нем оказался набор для рукоделия. Тоже неплохая находка. Мне ведь придется чинить свою одежду (боюсь, этому мне тоже придется учиться. Я умею разве что вышивать, и то не слишком хорошо). Я захватила ящичек с собой, и мы успешно достигли твердой земли.

Люк я сумела закрыть. Потом я отнесла свои новообретенные сокровища в спальню. В рукодельном наборе оказались две катушки ниток, наперсток и пачка штопальных игл. Не слишком много. Но потом я поняла, что это только верхний уровень. Я приподняла его и вскрикнула. Внизу лежали не иглы, а старинная на вид книга в кожаном переплете. Понадеявшись увидеть откровения давно почившей школьной учительницы, я открыла ее. Почерк был корявый, паучий, а чернила — бледные, мне пришлось поднести книгу к окну.

Список тинктур, настоек, мазей и прочих снадобий из сада знахарки Табиты Энн Вайз.

Внизу было подписано: начато сего дня одиннадцатого июля месяца 1684 года.

Руки у меня задрожали. Сегодня 11 июля. Я поняла, зачем я здесь. Я должна была найти эту книгу. Знахарка! Я посмотрела в окно на разросшийся запущенный сад. Лаванда и, кажется, розмарин. А зачем нужны остальные травы? Я поняла, что в моем распоряжении оказался целый сад лекарственных трав.

Эмили разволновалась. Так вот о чем говорил бродяга! Знахарка. Целительница. В саду росли лекарственные травы, а где-то в коттедже, возможно, пряталась очень старая книга. Впервые за долгое время Эмили искренне улыбнулась.

ГЛАВА XXVII

На следующее утро Эмили проснулась рано, чувствуя, что у нее появилась новая цель. Дневник Сьюзен Олгилви задел внутри какую-то струну. Их жизненные пути слишком сильно походили друг на друга, чтобы это было простым совпадением. Обе происходили из хороших семей, сбежали, чтобы выйти замуж за любимых, а потом вынуждены были искать убежище в этом далеком краю, когда их мужчины умерли еще до свадьбы. Эмили посмотрела на заросший сад и подумала, не сама ли судьба привела ее сюда? В конце концов, именно сад свел их с Робби, а судьба научила ее ухаживать за растениями. Все ли женщины, жившие в этом коттедже, бежали в тихое место? Все ли они стали знахарками? Целительницами? Это было неожиданно, но интересно. Эмили чувствовала, что должна что-то сделать. Должна найти какой-то смысл в окружающем хаосе.

Она накинула халат и открыла заднюю дверь. Воздух был холодным и свежим, и она, казалось, выдыхала дым, как дракон, но Эмили все же пошла вперед по дорожке. В растениях она ничего не понимала, но справа от нее росла лаванда, а под умирающим вьюнком виднелся розмарин. Проходя мимо кустов, она чувствовала запахи. Иногда знакомые — например, мяту и шалфей, иногда — таинственные и неизвестные. Какие-то из растений совсем не имели запаха. Но все они уже умирали на зиму. Если она хочет что-то из них использовать, нужно собрать их немедленно или ждать до весны.

Когда что-то потерлось о голую ногу, девушка чуть не подскочила.

— Мяу? — Тень смотрела на нее с надеждой.

Эмили наклонилась ее приласкать.

— Прости, милая, еды для тебя у меня нет. Боюсь, тебе придется охотиться.

Кажется, кошка ее поняла. Она посмотрела на Эмили немигающим желтым взглядом и исчезла в траве. Эмили поежилась от холода и решила вернуться в теплый коттедж.

Сначала ей нужно найти книгу с заклинаниями. И как только это слово пришло ей в голову? Конечно же, это рецепты, а не заклинания. Неужели ту целительницу называли ведьмой? Естественно, Эмили знала простые средства, которые использовала ее нянька. Отвар коры вяза — от боли в горле, гвоздичное масло — от боли в ушах, настой бензойной смолы… Девушка открыла дверь, а потом окинула взглядом возвышенность за поместьем. На вершине холма стоял пони. Силуэт темнел на фоне восходящего солнца, грива развевалась на ветру. Он был так хорош, что Эмили замерла, не дыша. А пони мотнул головой и ускакал прочь галопом.

Эмили решила, что это добрый знак — боги природы благословили ее. Она понимала, как это глупо. Она выросла в удивительно традиционной семье, где о Боге и религии говорили редко. В церковь ходили по воскресеньям, потому что так было принято. Мама всегда сидела на передней скамье, чтобы все могли оценить ее шляпки. К тому же она состояла в ряде комитетов, занимавшихся благотворительностью в приходе. Но дома никто никогда не молился, кроме одной очень религиозной няньки, которая продержалась у них совсем недолго. Для Эмили религия никогда ничего не значила. Единственный раз она молилась, когда ее брат ушел на фронт. «Сохрани его», — просила она. Девушка вдруг вспомнила похороны брата: мама всхлипывает под черной вуалью, отец стоит рядом, выпрямив спину. Тогда она не молилась, тогда она обвиняла во всем Господа. «Как Ты это допустил? Почему не спас его?» Но Бог ей не ответил, и с тех пор она никогда не обращалась к Всевышнему.

Эмили вернулась в коттедж, растопила плиту, чтобы приготовить чай, и поставила греться большую кастрюлю воды для умывания. А потом отправилась на поиски книги. Конечно, в чемодане ее не было, там она уже все книги просмотрела. Спрятать ее внизу тоже было негде. Эмили поднялась по крутой лестнице на чердак, радуясь, что за годы, прошедшие после Сьюзен Олгилви, кто-то приспособил хотя бы такую лестницу, чтобы ей не пришлось лазать по стремянке, которая вываливалась из люка на потолке.

На чердаке завывал ветер. Эмили перебирала обломки прошлого. Нашла ящик с банками и бутылками — кое-где еще остались этикетки, но они так выцвели, что прочитать их было невозможно. Это может ей пригодиться. Интересно, использовала ли их Сьюзен Олгилви? Надо будет дочитать дневник до конца и узнать, стала ли Сьюзен целительницей.

Эмили отнесла ящик к лестнице и продолжила обыскивать чердак, но так и не нашла деревянной шкатулки для рукоделия. Наверное, Сьюзен забрала ее с собой. Эмили была страшно разочарована: зачем собирать травы, если она не знает рецептов? Она оставила ящик наверху, а сама спустилась. Умылась, оделась, позавтракала хлебом с джемом, замотала шею шарфом, надела макинтош и отправилась в сад. Выходя, она чуть не наступила на что-то. На крыльце лежала дохлая мышь, а рядом сидела довольная кошка.

— Спасибо тебе большое, но я не ем мышей. Доедай сама.

Эмили работала в огороде. Когда она подрезала куст ежевики, нависший над грядкой, к ней подошел Симпсон.

— Такая колючая гадость эта ежевика. Будьте осторожнее.

Девушка кивнула.

— Симпсон, я заметила, что мы все еще не посадили зимние овощи. Я расчищу грядки. Вы уже высадили рассаду?

— Нет. По правде сказать, я уже не могу наклоняться над грядками, да и времени у меня не было: надо на ее светлость работать. Я же не садовник. Я был кучером, а потом шофером, это сейчас пришлось стать мастером на все руки.

— И что же мы будем сажать? Можно ли где-то купить рассаду?

— В питомнике Дейвза под Тавистоком все должно быть. Я собирался сегодня в ту сторону, насчет угля договориться. Можете поехать со мной и выбрать, что вам нужно.

— Спасибо, с удовольствием. Надеюсь, вы не против, что я делаю вашу работу в огороде?

Он криво усмехнулся:

— Конечно нет, милая. Для меня это слишком, с моим-то ревматизмом. Продолжайте в том же духе, и всем будет хорошо.

Он отошел, но она крикнула ему вслед:

— Симпсон, а что вы знаете о саде трав?!

— Сад трав?

— Тот, что вокруг коттеджа. Вы знали, что там жила знахарка?

— Там жила учительница, пока мистер Паттерсон не приехал. Кажись, она и правда травы выращивала, но ее в округе не любили. Очень она была настырная, учила всех, как дела делаются. И всем совала свои травки, даже если ее не просили.

— А что с ней случилось? — осторожно спросила Эмили.

— Уехала. Получила место в школе побольше, а у нас приходской совет выстроил новую школу с учительским домом и нанял мистера Паттерсона. Он тут уже двадцать лет живет. Его тоже не особо любят, но он хотя бы в чужие дела не лезет.

Симпсон отправился по делам, а Эмили продолжила подрезать ежевику. Выходит, знахарки тут не было уже очень давно, но все же бродяга заметил знак на воротах. Теперь ей стало интересно, сколько времени Сьюзен была учительницей и забрала ли она с собой драгоценную книгу. Эмили очень хотелось поскорее вернуться в коттедж и продолжить разбирать бледные витиеватые буквы.

Пообедав в кухне, она сказала миссис Трелони, что хочет обеспечить их овощами на зиму.

— Кто же против, — пожала плечами экономка. — Цветной капусты побольше посадите, ее светлость обожает мой сырный соус.

— Мне он тоже нравится, — произнесла Эмили, радуясь, что ее больше не воспринимают как врага.

Тут позвонил колокольчик.

— Ее светлость ожидает ланча, — сказала миссис Трелони. — Отнеси ей, Дейзи, у тебя ноги молодые.

Дейзи вернулась почти мгновенно.

— Ее светлость просила напомнить Эмили, что сегодня они ужинают вместе. И велела вам, миссис Трелони, приготовить что-нибудь особенное. Она устала от еды для младенцев.

Миссис Трелони фыркнула:

— Она, видать, забыла, что война идет и что провизию выдают по талонам. Она что, думает, я взмахну рукавом и сотворю из воздуха бифштекс?

— Я собираюсь в Тависток за рассадой, — сказала Эмили, — к какому мяснику вы ходите? Я могу узнать, нет ли у него хорошего мяса.

— К Гемлину на рыночной площади. Карточки все у него. Я бы не отказалась от свиной отбивной или от барашка. Давненько мы не ели ни того, ни другого. А если у него ничего нет, так там, напротив, рыбная лавка Данна. Ее светлость любит филе камбалы.

— Хорошо, я постараюсь раздобыть, — кивнула Эмили.

— А ее светлость вас ценит, раз дает мотор гонять до Тавистока. — Этель оторвалась от макаронника. — Бензина нынче не достанешь.

— Симпсон должен заказать доставку угля, и он предложил подвезти меня, — быстро сказала Эмили, заметив лицо миссис Трелони, — нам же нужно посадить овощи, чтобы было что есть зимой. — И она торопливо убежала.

Поездка до Тавистока оказалась очень приятной. Сначала они заехали в питомник, и Эмили с помощью хозяина выбрала целый лоток маленьких растений, а еще лук-севок и семенной картофель. Вышла она очень довольная, и они поехали в Тависток.

— Развлекайтесь, дорогуша, — сказал Симпсон. — А я хотел еще к дружку завернуть. Слышал, что он грипп подхватил.

Свободный день. Эмили уже забыла, когда у нее было столько свободного времени. Как часто она скучала дома, как долго тянулись пустые часы. Но в последнее время каждое ее мгновение было занято. Она хотела погулять, но сначала нужно было выполнить поручения леди Чарльтон и миссис Трелони. Начала она с легких: купила в аптеке ваты и мозольных пластырей. Вспомнив бродягу, приобрела бутылочку антисептического лосьона и немного ваты для себя. Отправила два письма леди Чарльтон и свое письмо Клариссе.

Потом зашла к мяснику, но тот грустно покачал головой:

— Я был бы счастлив послужить ее светлости, но давненько и сам не видал хорошей отбивной. Могу предложить вам почки, сосиски или шейку барашка. — Он немного помолчал. — Или кролика, если ее светлость не возражает.

Эмили решила рискнуть и взяла кролика, а еще сосисок и — в рыбной лавке — филе солнечника. Покончив с поручениями, она прошлась по главной улице с корзинкой в руке, заглядывая во все витрины. Игрушечный магазин, магазин одежды и обувной магазин выглядели совсем заброшенными. В галантерейной лавке она купила штопальных ниток для миссис Трелони и небольшой швейный набор для себя, а потом зашла в книжный магазин.

— Чем могу служить? — спросил владелец.

— У вас есть книги о травах?

— О приправах?

— Нет, о том, как выращивать и использовать лекарственные растения.

Он нахмурился.

— Кажется, у меня где-то был травник с латинскими названиями растений и рисунками.

Травник стоил три шиллинга шесть пенсов, немаленький расход для того, у кого за душой всего пятнадцать фунтов, но Эмили решилась. По крайней мере, с его помощью она сможет разобраться, что растет в садике. Она заплатила за книгу и хотела уже уйти, но потом вспомнила про Дейзи и Алису, которых обещала научить читать, но пока еще ничего для этого не сделала. Когда придет зима с ее долгими вечерами, это будет прекрасным занятием. И Эмили прошла к детскому отделу посмотреть книги попроще. Вскоре, выбрав подходящую книжку, она хотела вернулась к прилавку, но тут услышала надменный женский голос:

— Мне нужно сочинение баронессы Орци. Подруга рекомендовала мне его. Я не помню названия, но оно посвящено…

Эмили замерла, а потом юркнула за шкаф. Это была подруга ее матери, миссис Уоррен-Смайт, мать Обри, за которого ее надеялись выдать замуж родители. Эмили не представляла, что та делает в Тавистоке, но лучше с ней не встречаться. Оставаясь незамеченной, девушка даже боялась дышать, пока владелец магазина не принес миссис Уоррен-Смайт три книги баронессы Орци и не выложил их на прилавок.

— Это все, что у меня есть в настоящее время, мадам. Возможно, вы найдете среди них книгу, которую имела в виду ваша подруга.

Когда миссис Уоррен-Смайт склонилась над книгами, Эмили проскользнула к выходу, стараясь двигаться как можно тише. Оказавшись на улице, она оглянулась и, убедившись, что мистер Уоррен-Смайт не ждет супругу у магазина, ушла.

Всю дорогу домой сердце Эмили бешено колотилось. Ее напугала эта встреча. До этого она не понимала, как невелико девонское общество и какой заметной фигурой является ее отец. Ее могли узнать. Потом девушка сказала себе, что не стоит так сильно переживать. Если бы она действительно столкнулась с миссис Уоррен-Смайт, то просто сказала бы ей, что до сих пор служит в Женской земледельческой армии. Эмили положила руку на живот. Пока еще невозможно заметить, что она в положении, но вскоре это станет очевидным. Ей придется сидеть в деревне безвылазно.

ГЛАВА XXVIII

Кролик, рыба и сосиски были приняты миссис Трелони благосклонно, и Эмили унесла новую книгу в коттедж. Рисунки оказались старомодными гравюрами на дереве, но при этом были достаточно хороши, чтобы она узнала многие растения. Эмили начертила план сада, потом вышла на улицу и стала подписывать названия. Одни растения уже засохли, и было ясно, что с ними придется ждать до весны, но у других еще оставалось достаточно листьев, чтобы их опознать.

«А смысл? — думала Эмили, возвращаясь в коттедж. — Я все равно не знаю, что с ними делать, и просто теряю время».

Она села и взяла со стола дневник. Ей не хотелось читать дальше, потому что в ушах еще звучали слова Дейзи «читать чужие дневники к несчастью». Но этот дневник принадлежал покойнице, а сама Эмили уже претерпела достаточно бед. И вообще, она образованная женщина двадцатого века. Разумеется, она не верит в народные суеверия.

Записи ее раздражали, потому что там говорилось о рецептах, которые Эмили не могла найти. Но еще она узнала, что Сьюзен совершенно зачаровала идея стать целительницей, и она с энтузиазмом принялась за это дело. Эмили перешла к описанию домашних дел, шитья занавесок, прополки трав и развешивания их на чердаке для просушки. Потом она прочитала о посещении класса и встрече с учениками. Здесь нашлись важные подробности, которые она могла бы использовать. А потом ей бросилось в глаза следующее.

Надеюсь, Табита не станет возражать, что я пользуюсь ее книгой. Мне пришлось покинуть дом в такой спешке, что я не успела взять с собой дневник. А теперь у меня нет денег на такие вольности, даже если в местной лавке продают дамские дневники, в чем я сильно сомневаюсь.

Пользоваться книгой? Эмили наморщила лоб. А потом вдруг улыбнулась и перевернула томик. Передняя и задняя стороны обложки оказались одинаковыми. И с другой стороны на первой странице было написано:

Список тинктур, настоек, мазей и прочих снадобий из сада знахарки Табиты Энн Вайз.

Эмили немедленно перевернула страницу. Чернила совсем выцвели, а почерк оказался таким старомодным, что читала она с трудом, но тут же был список растений и рисунки.

Что надобно растить в саду для целительства: иссоп, полынь, кориандр, сон-трава, рута, розмарин, зверобой, пижма, росник, подмаренник, дягиль, фиалки, ландыш, маргаритки, расторопша, тимьян, ясенник.

Что я посажу, если Бог даст: мытник, окопник, мать-и-мачеха, первоцвет, боярышник, лаванда, лимонник, таволга, шафран, валериана, тысячелистник и чабер.

Эмили понятия не имела, как выглядят все эти травы и растут ли они в саду сейчас. Она перевернула страницу и увидела рецепты. Ей приходилось не столько читать, сколько переводить на ходу:

Для облегчения грудного кашля свари сироп из мать-и-мачехи.

Возьми две унции (добрую горсть) мать-и-мачехи да две пинты воды. Поставь котелок на печку и прикрой крышкой. Вари двадцать минут, процеди и выброси травы. Отлей треть. Добавь в отвар шесть унций сахара или меду. Дай остыть. Принимай по ложке трижды в день.

Эмили вдруг подумала, что целительницу несколько раз называли мудрой женщиной, и она решила, что это просто описание. Но ведь фамилия женщины и означала «Мудрая».

Когда на церкви пробили часы, Эмили поняла, что пора идти ужинать, и неохотно оторвалась от книги.

— Я собираюсь привести в порядок сад с травами вокруг коттеджа, — сказала она леди Чарльтон.

— В самом деле? Откуда в вас такая любовь к растениям?

— Я просто подумала, что миссис Трелони пригодятся травы. — Эмили не хотела рассказывать о записях с рецептами и целительстве, пока не сделает какое-нибудь лекарство.

— Не переутомляйтесь, — попросила леди Чарльтон. — Думаю, травы могут потерпеть до весны. Наверное, они все уже засохли.

— Пожалуй, вы правы.

Леди Чарльтон посмотрела на нее через рюмку с хересом.

— Как прошел ваш визит в Тависток? Я так и не поблагодарила вас за то, что вы зашли в аптеку.

— Я разглядывала витрины, — призналась Эмили. — Я так давно этого не делала.

— Я редко выхожу из дома, — заметила пожилая леди, — и это очень печально. Сложно не заметить, какой уродливой стала жизнь с началом войны. Потрепанная одежда, вышедшая из моды, усталые женщины, никаких молодых людей на улицах. Не знаю, хватит ли у нас сил вернуть жизнь в прежнее русло, когда закончится война.

— Уверена, что хватит, — сказала Эмили бодрее, чем думала, — мы ведь очень стойкая нация.

Леди Чарльтон кивнула.

— Молодые люди вроде вас не дают надежде умереть. Вы прошли через огонь, но все же верите в будущее.

— У меня нет выбора. Я теперь отвечаю за дитя и не могу его бросить.

— Вы правы.

Миссис Трелони внесла главное блюдо и объявила:

— Юная леди нашла филе солнечника. И кролика. Я приготовлю завтра пирог с крольчатиной, а потом рагу.

— Вы творите чудеса, — заметила леди Чарльтон. — Я давно не ела хорошей рыбы. Не говоря уж о кролике.

Миссис Трелони злобно посмотрела на Эмили и удалилась.

После ужина Эмили с удовольствием вернулась обратно в коттедж и продолжила чтение. Она начала делать для себя заметки, когда в дверь постучали. Опасаясь, что это вновь бродяга, она осторожно открыла дверь, но там оказалась Алиса.

— А, вот ты где! — воскликнула она. — Говорят, ты совсем загордилась! Каждый вечер ужинаешь с ее светлостью. — Она изобразила выговор высшего класса. — А на старых друзей уже и времени нет.

— Это идея леди Чарльтон. Я говорила ей, что должна учиться жить сама, но она и слушать меня не стала. Ей очень нужно общество, а мне нет смысла отказываться от хорошей еды.

— А как же твои бедные старые друзья? — поинтересовалась Алиса.

— Ну, ты-то от недостатка компании не умираешь, — засмеялась Эмили, — у тебя есть Нелл Лейси и посетители паба. Как у тебя дела?

— Мы с Нелл отлично ладим. Болтаем все время и смеемся. Ну конечно, не одни сплошные радости. Вчера привезли бочку с пивом, и ее пришлось закатить в подвал. Не знаю уж, как она без меня справлялась.

— А есть новости о ее муже? — спросила Эмили.

— Все то же. Не знаю даже, выпустят ли его из госпиталя. А ты что делала?

— В саду работала. Ездила в Тависток, покупала рассаду на зиму. И я узнала, что вокруг коттеджа растут целебные травы. Хочу попробовать делать лекарства. Считается, что здесь жила ведьма, но я думаю, что она просто умела лечить. Я тоже хочу попробовать.

— Ты поосторожнее, — заметила Алиса, — а то еще уморишь нас всех. И вообще говорят, что все женщины в этом коттедже влипли в большие неприятности. Как ты себя чувствуешь-то?

— Лучше. Почти не тошнит, если не есть рубца с луком.

— От такого кого угодно вытошнит. — Они обе улыбнулись.

— Хочешь чаю? — спросила Эмили.

— Спасибо, милая. Я лучше джина выпью. Но здесь стало гораздо симпатичнее. Уютнее как-то. А у Дейзи как дела?

— Она делает всю тяжелую работу, так что ее все любят. По-моему, ей несложно иприятно.

— Тогда увидимся в воскресенье, если ты раньше в паб не зайдешь. В церкви будет праздник урожая. Ты придешь?

— Думаю, да. Миссис Трелони собиралась нести туда овощи. Насколько я понимаю, это своеобразное соревнование. И она печет яблочные пироги для праздничного ужина.

— А это еще кто? — Алиса дернулась, когда к ней подошла Тень.

— Это моя кошка. Я ее приютила. Ее зовут Тень. Я не закрываю окно чулана, чтобы она приходила когда вздумается.

— Не дай бог, местные узнают, что у тебя черная кошка. Объявят новой ведьмой. Будут ждать, когда ты мимо на метле пролетишь. — Алиса засмеялась.

— С ней веселее. Ухода она не требует, а утром принесла мне в подарок мышку. — Эмили наклонилась погладить Тень. — Знаешь, у меня раньше никогда не было животных. Мама их не выносит, от них грязь.

Алиса мрачно на нее посмотрела.

— Не понимаю, как ты такая выросла. Как по мне, твоя мама — старая мегера.

— Вынуждена с тобой согласиться, — улыбнулась Эмили.

ГЛАВА XXIX

На следующее утро Эмили проснулась очень рано и отправилась собирать травы. Она связала стебли лаванды, розмарина, тимьяна и шалфея (и других растений, которые пока не знала) и повесила их сушиться на чердаке. Потом подготовила грядку в огороде и высадила рассаду. Симпсон пришел посмотреть и дал пару советов, как сберечь почву от мороза с помощью мульчи. А потом принес рулон сетки.

— Прикройте этим ростки, девочка, иначе кроли все сгрызут. — Он помог ей натянуть сетку над грядкой. Когда стемнело, Эмили довольно оглядела свою работу. Видели бы ее родители! Потом она вспомнила Робби. «Ты стала настоящей фермершей, — улыбнулся бы он, — ферма в Австралии для тебя великовата, но ты хорошо справляешься».

— Робби, — прошептала она, глядя в темное небо. Существует ли рай? Там ли он, смотрит ли на нее с небес? Думать об этом было слишком тяжело. Девушка смахнула слезу и собрала инструменты.

Вечером она хотела заняться рецептами, но леди Чарльтон задержала ее после ужина.

— Вы пойдете на праздник урожая в воскресенье? — спросила Эмили.

— Вряд ли. Я слишком стара для толпы и, честно говоря, не слишком популярна в деревне.

— Почему? — Эмили удивилась собственному вопросу.

Пожилая дама села. Лицо ее приняло то самое высокомерное выражение, которое Эмили запомнила по первой встрече.

— Вероятно, это моя вина. После того случая с моим внуком, которого очень любили в округе, и смерти моего сына я отдалилась от всех. Я не хотела даже быть вежливой. Тогда я стала изображать хозяйку поместья.

— Пойдемте вместе, — предложила Эмили. — Мне кажется, в эти дни люди нужны друг другу. Здесь нет ни одной семьи, которая не потеряла бы мужа или сына. Мы все страдаем.

Леди Чарльтон вздохнула:

— Полагаю, вы правы. Но не в этот раз. Скажите им, что ледяной ветер вреден для моих суставов.

— По-моему, с вашими суставами все в порядке. — Эмили нахмурилась. — Вам следует чаще бывать на свежем воздухе. Приходите ко мне поговорить, когда я работаю в саду. Это пойдет вам на пользу.

— Если бы я знала, что вы станете мне нянькой и будете меня воспитывать, я бы никогда не пригласила вас выпить хереса, — улыбнулась леди Чарльтон.

В воскресенье Эмили под присмотром миссис Трелони собрала корзинку овощей для алтаря.

— Не то что в прежние времена, — проворчала экономка, — но тыква неплоха. Да и мои пироги выше всяких похвал.

Эмили отнесла овощи, а Дейзи и миссис Трелони — яблочные пироги. Ступени, ведущие к алтарю, были уже завалены фруктами и овощами. Эмили увидела огромный кабачок и подумала, что миссис Трелони его не одобрит.

Благодарственную службу сопровождало пение гимна «Приди, благодарный народ». Викарий произнес проповедь о том, что даже в самые тяжелые времена Господь щедр к нам. После этого все собрались в приходе, где столы ломились от еды.

— Не то что в былые времена, — повторил кто-то слова миссис Трелони, — тогда мы жарили на вертеле поросенка.

— Война скоро закончится. Немцы бегут, и мы перебили их уже столько, что им придется сдаться. Как по мне, мы их проучили.

— Но какой ценой, миссис Аптон? Какой ценой?

Поросенка на вертеле не было, но зато были пироги с яйцами и грудинкой, пироги с колбасками, сэндвичи всех видов, пикули, а потом еще желе, бланманже, печенье и фруктовые пироги. Эмили села вместе с Алисой и Дейзи за один стол с Нелл Лейси. К ним подсела миссис Сопер из кузницы.

— Хорошо им всем говорить, что война скоро кончится и все станет хорошо, — злобно проговорила миссис Сопер. — Для меня-то самой не станет. Что мне прикажете делать с кузницей? Мы изо всех сил стараемся, но моему свекру уже девяносто. Дело он хорошо знает, но сил-то уже не осталось. И у меня тоже. Не знаю, как мы сдюжим с кузницей после войны. Разве что если какой парень домой вернется и к нам придет поработать, но это вряд ли.

Эмили внезапно пришла в голову мысль. Она наклонилась к Алисе и что-то ей прошептала. Та кивнула и улыбнулась в ответ.

— Кажется, мы знаем человека, который может вам помочь, — сказала Эмили, — одна из фермерских девушек, которая с нами работала, очень большая и сильная. Наверное, она сможет делать мужскую работу. Она не очень умна, но если вы ей покажете, что да как, она справится.

— Правда? — с надеждой спросила миссис Сопер. — Думаете, она приедет в это богом забытое место?

— Наверное. Мне кажется, у нее нет дома, а с нами ей нравилось. Написать ей?

— Буду тебе очень благодарна, милая, — сказала миссис Сопер, — мне любая помощь нужна. Вы сюда явились как Божье благословение.

Эмили увидела, что мистер Паттерсон, директор школы, сидит один за длинным столом. Это был худой болезненный человек с редеющими волосами, одетый в костюм с галстуком. Он изящно ел булочку, промакивая уголки рта салфеткой. Эмили стало его жаль, и одновременно у нее появилась идея. Она встала и подошла к нему.

— Мы до этого не встречались. Я — Эмили Керр. — Ей все еще было стыдно врать вслух, и она почувствовала, что краснеет. — Я живу в коттедже. Вы, наверное, обо мне слышали. Могу ли я попросить вас об услуге? Две девушки, которые приехали вместе со мной, очень плохо умеют читать. Могу ли я позаимствовать у вас букварь, чтобы учить их вечерами?

Мистер Паттерсон встал и протянул ей руку.

— Рад встрече, миссис Керр. Ученики рассказали мне, что в деревне появились гости. Возможно, вы будете так любезны, что выпьете со мной стаканчик вина из пастернака как-нибудь вечером? Я очень горжусь своими домашними винами, а пастернак особенно хорош.

Эмили подумала, что у нее никогда уже не будет свободного вечера, но директор смотрел на нее с надеждой.

— Я никогда не пробовала вино из пастернака, но с удовольствием отведаю.

— Великолепно. Скажем, завтра?

— Буду рада.

— Я покажу вам, какие книги использую при обучении чтению. Еще у меня есть рассказы для начинающих читателей.

— Спасибо, это было бы очень кстати.

— Очень мило с вашей стороны помогать своим подругам.

— Но ведь уметь читать очень важно, — сказала Эмили. — Не знаю, что бы я делала без книг. Работая в Женской земледельческой армии, я очень без них страдала. Мы так выматывались, что после ужина сразу ложились спать. А если нет, то в комнате всегда было пять других женщин, которые беспрерывно болтали.

— А теперь у вас выдаются тихие часы. У меня у самого отличная библиотека, можете брать почитать, что вам захочется.

Эмили вдруг заметила, что жена викария, миссис Бингли, смотрит на нее недобро. Возможно, она не одобряла разговора с неженатым мужчиной. Эмили постаралась не улыбнуться. Но ей не хотелось, чтобы про нее подумали, будто она кокетничает.

— Мне нужно вернуться к подругам, — сказала она, — увидимся завтра вечером.

Когда она отошла, миссис Бингли перехватила ее.

— На секундочку, миссис Керр.

В ее глазах горел торжествующий огонек, но Эмили не понимала, с чем это связано.

— Конечно. — Эмили дружелюбно улыбнулась.

Жена викария отвела ее в сторону.

— Я знаю, что вы не та, за кого себя выдаете.

— Простите?

— Я же вижу, как вы перед всеми заискиваете. А что бы они подумали, если бы узнали правду? Вы вовсе не вдова. Вы незамужняя девица, которая попала в неприятные обстоятельства и бежала, чтобы скрыть свой позор.

«Миссис Трелони, — подумала Эмили. — Она наверняка подслушивала и немедленно разнесла сплетню». Эмили постаралась не рассердиться.

— К вашему сведению, миссис Бингли, при нормальных обстоятельствах я уже была бы замужем. Моего жениха отправили обратно на фронт, где он погиб как герой.

— И тем не менее в глазах церкви вы — грешница.

— Мы все грешники, миссис Бингли. Как мне помнится, нянька рассказывала мне о том, что тот, кто без греха, может первым бросить камень.

— А еще Христос много говорил о лицемерах, — парировала миссис Бингли, — о тех, кто выдает себя за того, кем не является.

— Мне предложили выдавать себя за вдову, потому что так будет проще, — сказала Эмили, — но мне все равно, даже если вы расскажете всем в деревне. Полагаю, вы обнаружите, что все остальные сочувствуют моему горю и положению, в котором я оказалась. А даже если и нет, у меня достаточно друзей и достаточно мест, где меня ждут.

— Надеюсь, вы не осмелитесь показываться в церкви и на всех мероприятиях, которыми я занимаюсь.

— Разве Христос не учил, что от кающегося грешника больше радости, чем от девяноста девяти праведников? Вот только я не каюсь. Я очень рада тому, что мой молодой человек отправился на фронт и на смерть, зная, что любим, — теперь торжествовала Эмили.

— А если узнает леди Чарльтон?

— Она знает. Я не стала бы пользоваться ее гостеприимством и лгать ей. И я сейчас понимаю, почему она не стремится в церковь. А теперь прошу меня извинить, меня ждут друзья. — Эмили коротко кивнула и вернулась к Алисе.

— И что она хотела? Вовлечь тебя в свою алтарную гильдию или заставить преподавать в воскресной школе?

— Наоборот. Она сказала, чтобы я не показывалась в церкви, потому что она знает обо мне правду.

— Старая корова, — сказала Алиса, — не обращай на нее внимания. У тебя здесь полно друзей. Все будет хорошо.

Так думала и Эмили по дороге домой. Все будет хорошо.

ГЛАВА XXX

Эмили отчасти жалела, что приняла приглашение мистера Паттерсона на стаканчик вина из пастернака. Ей очень хотелось расшифровать рецепты и прикинуть, сможет ли она что-то сделать сама. Из дневника Сьюзен Олгилви Эмили поняла, что та с огромным энтузиазмом взялась за дело и оставила комментарии о каждой своей удаче или неудаче. Но отказаться от приглашения было бы непростительной грубостью, особенно теперь, когда она узнала, каким отшельником он слывет.

И все же, идя по игровой площадке к домику учителя, она колебалась. Если миссис Бингли уже рассказала ему правду, возможно, он больше не захочет иметь с ней дела. Но по его лицу она поняла, что он рад ее видеть. Крошечная гостиная оказалась очень опрятной. На покрытом белой кружевной скатертью столике стояли хрустальный графин и два стакана. В камине пылал огонь, два обитых кожей кресла были повернуты друг к другу. Стены были заставлены книжными шкафами.

— Садитесь, миссис Керр, — предложил он, — по вечерам уже прохладно, не правда ли?

Эмили согласилась с этим.

— Я нашел несколько книг, — продолжил он, — которые могут быть полезны вашим подругам. Они вообще умеют читать?

— Одна немножко умеет, но ей не помешает практика. А вторая никогда не пробовала. Но она умная и хочет научиться.

Мистер Паттерсон кивнул:

— Если вы почувствуете, что не справляетесь, я готов сам по вечерам учить эту юную леди.

— Очень мило с вашей стороны, но боюсь, незнакомый мужчина ее испугает. Ей стыдно, что она не умеет читать.

Беседа коснулась всех обязательных вещей: погоды, ожидаемого скорого окончания войны… Эмили восхитилась книгами, а потом они обсудили любимых авторов. Вино из пастернака оказалось неожиданно крепким, и Эмили задохнулась, сделав глоток.

— Да, оно довольно насыщенное. — Мистер Паттерсон был доволен. — Крапивное вино мне в том году не удалось. Бузинное вышло приемлемым, но пастернак — мой шедевр.

Он не задавал никаких личных вопросов, и Эмили тоже, как будто это нарушило бы некую границу. Но потом она спросила, сколько времени он живет в деревне, а он ответил, что уже двадцать лет.

— И вы не устали от этого?

— Я приехал сюда совсем молодым человеком, оправившись после туберкулеза. Врачи полагали, что я обречен, но я выздоровел. Считалось, что я должен жить подальше от городского смога, что это полезно для легких. Я унаследовал от отца небольшую сумму, и в те времена мною владело желание написать великий роман. И я приехал сюда. Учить детей нетрудно. Мне нравится свежесть их восприятия, однако великий роман так и не появился на свет. Я опубликовал несколько стихотворений, но этим мои успехи на литературном поприще и ограничились.

— Многие писатели добиваются успеха в куда более почтенном возрасте, — вежливо сказала Эмили.

Он снова улыбнулся, и морщины на его лбу разгладились.

— Вы очень добры, миссис Керр. Но проблема в том, что я бездарен. Когда я пытался что-то писать, это было всего лишь переделкой чужих произведений.

— Но вы не должны бросать попытки.

— Разумеется нет.

Через положенное время Эмили собралась уходить.

— Минутку. — Мистер Паттерсон бросился в кухню и принес оттуда маленький горшочек. — Не откажитесь принять в подарок немного меда. Я держу пчел, а вереск придает меду весьма приемлемый аромат.

— Спасибо. Теперь у меня будет чем полакомиться до завтрака.

— Надеюсь, это не последняя наша встреча, — сказал он, провожая ее к двери. — Наша беседа показалась мне в высшей степени приятной. В деревне этого очень не хватает. Вдохновляющих бесед, я имею в виду.

— Да, конечно, — сказала Эмили, — а если мне удастся привести свой коттедж в приличное состояние, я пришлю вам ответное приглашение.

— Вас он не пугает? — Морщины вернулись на лоб. — Об этом месте ходят жуткие слухи… Дескать, никто еще не прожил там долго, и со всеми случалось что-либо ужасное. Бабкины сказки, разумеется, но тем не менее…

— Мне там вполне удобно, мистер Паттерсон, — ответила она. — И я собираюсь вернуть к жизни сад с травами.

— Это правильно. — Он снова улыбнулся. — Там росли целебные травы, я об этом слышал. С травами много чего интересного можно сделать: настои, мази…

— Именно этим я и хочу заняться. Если у меня получится, я вам расскажу.

— Желаю вам bonne chance,^[18] — улыбнулся он.

Шагая к коттеджу, Эмили ощущала внутри тепло от вина. Она боялась, что останется одна на всем свете, но уже нашла себе друзей. Мистер Паттерсон походил на нее саму, он тоже бежал от мира.

Раздевшись, она принесла дневник Сьюзен в спальню, зажгла свечу, завернулась в одеяло и принялась за чтение. Тень появилась так же тихо и таинственно, как всегда, и, не дожидаясь приглашения, прыгнула на постель. Эмили чувствовала тепло худого тельца и урчание. Записи в дневнике стали обыденными: испробован новый рецепт, с учениками нелады. Судя по всему, лорд Чарльтон тех времен был холост и проводил большую часть времени в Лондоне. Сьюзен это печалило, потому что ей очень нравился Баксли-хаус, который поддерживали в безукоризненном порядке.

Эмили заметила, что после первых нескольких страниц Сьюзен перестала писать о своих невзгодах. Она не говорила, как хотела бы вернуться к прежней обеспеченной жизни, не рассказывала, как справляется в коттедже. Она с этим смирилась. И Эмили смирится.

Перемены начались, когда один из учеников Сьюзен заболел коклюшем и стал страдать от жутких приступов кашля. Сьюзен приготовила сироп по рецепту Табиты Энн, и результат оказался выше всяких ожиданий. Приступы стали куда легче, и ребенку тут же сделалось лучше. После этого жители деревни стали приходить к ней со своими горестями.

Потом шла длинная запись.

Сегодня я познакомилась с интересным семейством. В мою дверь постучал мистер Т. Он беспокоился за свою жену и надеялся, что я смогу ей помочь. Они недавно вернулись из Индии и теперь снимают дом в трех милях отсюда. Его жена плохо переносила индийский климат, и ее здоровье пошатнулось. Он спрашивал, не могу ли я осмотреть ее или хотя бы приготовить тонизирующее средство.

Я сказала ему, что я не врач. Я умею готовить настои и отвары, которые помогают от простых болезней — ломоты в суставах, простуды, подагры. Но если она серьезно больна, то следует обратиться к врачу.

«Если вам угодно знать, — ответил он, — на самом деле ей нужна подруга. Человек, который беспокоится о ее здоровье и готов ей помогать. Я уверен, что вы можете дать ей сахарной воды, и та поможет».

Я неохотно согласилась прийти. В субботу он заехал за мной на коляске, запряженной бойкой серой лошадкой. По дороге он рассказывал, что служил в полку бенгальских уланов и очень любил военную жизнь, но ему пришлось выйти в отставку из-за болезни жены. Он не знал, чем хочет заниматься дальше и где осядет. Мария предпочла бы жить где-нибудь в Бате, но он сам не переносит городскую жизнь и всякую там вежливость. Он — человек действия.

Оказалось, что они живут в большом каменном доме, похожем на мой прежний. Дом стоит посреди обширной лужайки, довольно далеко от ближайшей деревни. Мария Т. лежала на кушетке, завернувшись в плед, хотя день был теплым.

Она была хороша бледной северной красотой — почти белые волосы, кожа прозрачная, как у фарфоровых кукол, которыми я играла в детстве. Она протянула мне слабую руку, оказавшуюся холодной, как лед. Я погрела ее в ладонях.

— В Индии мне было дурно от жары, — сказала она, — а теперь мне все время холодно. Я постоянно дрожу и требую у слуг грелки.

Мы долго разговаривали. Она рассказывала мне об Индии, которую считала жутким жестоким местом. Нищие, покрытые язвами, маленькие дети, искалеченные родителями, чтобы им лучше подавали. Вездесущие мухи. Змеи. Однажды ей показалось, что на стуле лежит черный чулок, она подошла его убрать, а это оказалась кобра.

— Генри там нравилось. В свободное от усмирения туземцев время он играл в поло с другими офицерами или охотился с ними на кабанов.

— Но вы, вероятно, много общались с их женами?

— Слишком много и не слишком приятно, — вздохнула она. — Мы жили очень тесно. Они сплетничали друг о друге и бесконечно толковали о детях. Кокетничали с другими офицерами — это был своеобразный спорт. И им совсем не мешали жара и запах гнили. А я постоянно чувствовала себя измученной.

Я пообещала Марии помочь восстановить здоровье. Сказала, что пришлю тонизирующее средство. Ее муж был очень благодарен. Я добралась до дома, изучила книгу и нашла средство, которое должно разогнать кровь и поднять настроение. Надеюсь, оно пойдет ей на пользу.

Свеча почти догорела. Огонек мигал. Эмили неохотно закрыла дневник, задула свечу и натянула одеяло повыше. Кошка свернулась рядом, не выказывая никакого желания выходить на улицу.

ГЛАВА XXXI

Через несколько дней приехала Мод. Эмили и Алиса отвели ее к миссис Сопер. Кузница и описание того, что придется делать, ее совершенно не обескуражили.

— Раньше мне не приходилось подковывать лошадей. И коров я дою плохо. Но, думаю, привыкну.

— У нас тут теперь свое маленькое общество, — сказала Алиса, когда они шли по деревне. — Видел бы мой Билл, как я таскаю пинтовые стаканы, ржал бы целый час. Сказал бы: «Девонька, да у тебя мускулы появились».

— Я тоже представляю, что сказал бы Робби. — Эмили поняла, что может произнести его имя без боли. Может быть, это начало исцеления? Вечером она собрала выписки из обоих дневников и решила попробовать какой-нибудь рецепт. Она узнала и заготовила добрый десяток растений. В некоторых рецептах упоминались цветы, которых в это время года было не достать, в других — кора или корни. Чай с лавандой и пустырником подействовал, как и предполагалось, — ее стало клонить в сон. Приготовление вытяжки показалось ей слишком сложным, и она отложила это на потом. А пока снова взялась за дневник, мечтая узнать, помогло ли тонизирующее средство болезненной миссис Т.

Я несколько раз встречалась с миссис Т. Она говорит, что мое тонизирующее средство ей помогает, но у нее все еще нет сил, а кожа такая бледная, как будто в жилах вовсе нет крови. Ничто ее не увлекает и не вызывает любопытства. Я пыталась почитать ей газету, обсудить последние моды и еду, но она не проявила никакого интереса. Я предложила показаться врачу, но она сказала, что встречалась со множеством врачей и никто не нашел у нее никакой болезни. Последний посоветовал гулять на свежем воздухе и предположил, что, будь у нее дети, она была бы здоровее. Бедная женщина совсем расстроилась. Очевидно, она не способна иметь нормальные физические отношения со своим мужем. И он терпеливо сносил это вот уже более десяти лет. Мне кажется, что проблемы ее — душевного свойства, а не физического. Она боится всего, и это лишает ее всех удовольствий, предлагаемых жизнью.

Потом следовали другие записи:

Стоял чудесный весенний день, и я предложила миссис Т. полюбоваться нарциссами, которые в изобилии цвели на соседнем холме. Она ответила, что ветер для нее слишком резок. Как бы вырвать ее из этого замкнутого круга? Ей, скорее всего, нравятся мои визиты, но, полагаю, я — ее единственная гостья.

По дороге домой мы с мистером Т. оживленно обсуждали ирландский вопрос. Спорили мы так пылко, что когда он довез меня до коттеджа, то даже извинялся. Я сказала, что всегда рада интересному спору, и пригласила на чашку чая. Он изучил мою маленькую лабораторию, которую я устроила в бывшей судомойне, и был очень впечатлен.

Эмили продолжала чтение. Сьюзен ничего не говорила, но девушка чувствовала, как крепнет привязанность между нею и мистером Т.

Сегодня произошло странное, чудесное и пугающее событие. Я с трудом пишу эти строки, но хочу запомнить каждое мгновение этого дня. Мы, как обычно, ехали обратно к коттеджу. Миссис Т. стало немного хуже из-за погоды: в дурную погоду у нее всегда болит голова. Я согласилась приготовить для нее снадобье от головной боли, о котором читала, но которое все еще не пробовала сделать. Оно состоит из мытника, шлёмника и ивовой коры. К счастью, ивы растут у реки.

По дороге домой небеса разверзлись, и мы промокли в считанные мгновения. Потом вспыхнула молния, и сразу же прогремел гром. Бедная кобылка понесла, рванувшись вперед. Мистер Т. напрасно пытался остановить ее. Мы слетели по крутому холму и перемахнули через узенький мостик внизу. Каждое мгновение я боялась, что мы перевернемся, и цеплялась за мистера Т. и за бортик коляски, которую мотало из стороны в сторону.

И тут на дорогу перед нами упала огромная ветка. Ее бросила рука Провидения. Лошадка вздрогнула и остановилась. Мы были в безопасности. Мистер Т. спрыгнул и успокоил несчастное животное. Потом снова забрался в коляску.

— Прошу прощения, мисс Олгилви. Вы целы?

— Признаюсь, меня немного… растрясло. — Я нервно рассмеялась. — Я полагала, что люблю скорость, но это было слишком быстро на мой вкус.

— Боже мой, вы — чудо! — восхитился он. — Любая другая женщина уже впала бы в истерику.

— Я не склонна к истерикам, мистер Т. — Я все еще смеялась.

— Разумеется, нет. Вы… вы — идеал. — Он взял меня за подбородок, притянул к себе и поцеловал. Мне стыдно в этом признаваться, но я ответила на его поцелуй. Потом нас обоих охватило чувство вины, и мы поклялись больше никогда не повторять этого.

Эмили отложила книгу. Бедняжка Сьюзен. Она встретила достойного мужчину, но любовь между ними была невозможна. А потом Эмили вспомнила, как они с Робби любили друг друга во время грозы. Кажется, всё шло как будто по одному сюжету. Она стала читать дальше.

Всю ночь я не спала. Меня мучил стыд перед женщиной, которая доверилась мне. Я призналась себе в том, в чем отказывалась признаваться ранее: между мной и мистером Т. возникли чувства. И я не могла его винить за тот необдуманный поступок. Он здоровый мужчина, лишенный всего того, чего имеет право ожидать муж. Признаюсь, меня тоже привлекают его живой ум и суровая внешность. Я полагала, что после Финлея уже не смогу полюбить ни одного мужчину. Ну что ж… мужчина, которого я смогла полюбить, женат на другой. Но это значит по меньшей мере, что сердце способно исцелиться.

К утру я приняла решение. Я должна прекратить общение с Марией Т., чтобы не поддаваться соблазну. Я напишу ей записку, в которой скажу, что пренебрегла своими обязанностями школьной учительницы и больше не смогу уделять ей время. Я буду присылать ей тонизирующее средство, если оно ей помогает, и желаю ей скорейшего восстановления.

С тяжелым сердцем я опустила письмо в ящик. Я больше никогда его не увижу. Когда мой Финлей погиб, я боялась, что больше никогда не смогу полюбить. Но теперь я знаю, что человеческое сердце может возродиться.

Эмили закрыла дневник, чувствуя, что на глаза у нее навернулись слезы. Сьюзен благородно отказалась от своего шанса на счастье. Но потом Эмили стало интересно. Осталась ли Сьюзен старой девой? Работала ли она учительницей до конца своих дней? Жила ли одиноко, как мистер Паттерсон? И что случилось с Марией Т.? Эмили пролистала оставшиеся страницы. Записей там было немного, а за ними шли чистые страницы. То ли Сьюзен прекратила вести дневник, то ли купила другой и начала заново. Возможно, она уехала и нашла счастье в другом месте. Эмили поняла, что не может отложить чтение.

Я уже около месяца не навещала Марию Т. Ее муж приезжал ко мне, говорил, что его жене стало очень плохо от моего письма, и умолял меня передумать. Я сказала ему правду. Сказала, что нас влечет друг к другу и мы не должны подвергать себя соблазну. Он был очень разочарован, поскольку ждал моих визитов не меньше своей жены. Но он — человек чести.

— Я действительно сильно увлечен вами, — признался он. — Я постоянно думаю о вас, вспоминаю каждое мгновение нашей прежней встречи. Но, как вы и сказали, я женат на другой. Я обещал быть с нею в радости и в горе, и я сдержу слово.

Собираясь уходить, он взял меня за руку.

— Могу я поцеловать вас в последний раз?

Я не могла говорить и только кивнула. Когда его губы прижались к моим, я почувствовала желание. Мы оторвались друг от друга, но еще долго стояли, держась за руки, и смотрели друг другу в глаза, как будто пытаясь навсегда запомнить этот миг.

— Уезжайте отсюда, — произнес он наконец. — Вы заслуживаете жизни среди умных и интересных людей. Вы должны выйти замуж, родить детей и быть счастливой.

Мне хотелось сказать: «И вы тоже, но этого не будет», но я мудро промолчала.

— Идите, — попросила я. — Если вы задержитесь в моем коттедже надолго, пойдут разговоры.

Он улыбнулся, и лицо его осветилось.

— Я люблю вас, — просто сказал он и ушел.

После этого оставалось всего две записи. Эмили подумала, что Сьюзен последовала совету: уехала и нашла свое счастье в другом месте. Она перевернула страницу. Новая запись сильно отличалась от других. Если раньше почерк был идеален, то теперь слова были нацарапаны кое-как, а под ними виднелась клякса.

Сегодня ко мне приходили два полисмена и принесли ужасные новости. Мария Т. умерла. Мне задавали множество вопросов о тонизирующем средстве, которое я для нее готовила. Я показала им пропись рецепта и подчеркнула, что средство содержит только травы, которые совсем безвредны. Кажется, они ушли довольные, но меня всю трясет. Не могли же они подумать…

21 ноября 1858 года

Вернулись полисмены из Плимута. Их сопровождал человек из Скотленд-Ярда. Кажется, тело Марии исследовали и нашли следы мышьяка. Мне снова задавали вопросы о тонизирующем средстве. Потом они перешли к моим отношениям с мистером Т., и я надменно сказала, что между нами не было никаких отношений. Он всего лишь подвозил меня до дома. Один из полисменов очень неприятно ухмылялся. Кажется, кто-то видел, как мы целовались с мистером Т., словно «слившись в страстном объятии», как он это описал.

— Разумеется, средство, которое должно вылечить мешающую жену, — лучший способ от нее избавиться, — сказал он.

Я негодующе ответила, что не делала ничего подобного. Страстное объятие на самом деле было дружеским. Мистер Т. всего лишь хотел успокоить меня. Что до моего средства, я показала им рецепт.

— Ну, сюда несложно добавить мышьяка. Вам следует оставаться здесь до дальнейшего уведомления. Не вздумайте сбежать, потому что это только ухудшит ваше положение.

Я вся дрожу. Я не могу думать, откуда — и зачем? — Мария Т. достала мышьяк. Я понимаю, что она хотела покончить с собой и подмешала мышьяк в тонизирующее средство. Или… тут моя кровь заледенела… или она поняла, что мы с ее мужем влюбились друг в друга. Она решила покончить с собой и наказать нас обоих одновременно. Я понимала, что это вполне возможно. А потом ко мне пришла третья мысль, самая страшная. Ведь не мог же мистер Т. добавить мышьяк в лекарство жены, чтобы быть со мной? В это я не могу поверить. Он человек чести, я готова в этом поклясться.

Но, что бы ни случилось, будущее мое туманно. Мне очень хочется написать отцу и попросить у него помощи. Он влиятельный человек, но живет на севере Англии. И он может счесть, что все, что случилось со мной после побега с неподобающим человеком, — моя вина, и я должна принять последствия своих действий. Но он же не позволит повесить свою единственную дочь?

Когда я писала слово «повесить», холодок пробежал у меня по спине. Неужели моя жизнь закончится из-за мстительной женщины? Женщины, чей разум явно был нездоров?

Оставалась всего одна запись.

Всем, кто это прочтет. Я невиновна. Неужели никто не придет мне на помощь? Черная карета остановилась у дома. У них есть постановление на мой арест… за умышленное убийство Марии Тинсли. Да смилуется надо мной Господь…

ГЛАВА XXXII

Той ночью Эмили не уснула. Ее все еще мучило чувство вины из-за того, что она прочла дневник, но, судя по последней странице, Сьюзен этого хотела. Она хотела, чтобы кто-то ее спас. Но кто бы мог это сделать? Мистера Т., вероятно, тоже подозревали в убийстве жены. Он не мог ручаться за Сьюзен. А потом Эмили вдруг осознала ужасную правду. В деревне говорили о двух убийствах. О женщине, про которую леди Чарльтон думала, что та не умерла, а сбежала с заезжим цыганом. И о другой… о ведьме, которую повесили.

— Я сама виновата, — вслух сказала она, — не надо было читать дневник. Теперь я никогда не перестану об этом думать.

На следующее утро она посмотрела на свои записи и сухие травы на столе. И решила немедленно прекратить всю эту чепуху. Может быть, люди в деревне правы, и коттедж проклят. Она торопливо оделась, накинула шаль и вышла из дома. Вооружилась секатором и обрезала все растения в своем садике, оставив только голые стебли.

— Хватит! — сказала она. Она не понимала, чем ее так привлекла глупая идея стать целительницей, знахаркой. Мысль о том, что сама судьба привела ее сюда, теперь пугала Эмили. Все женщины, жившие здесь, плохо кончили. Так говорили в деревне. Ей захотелось напомнить леди Чарльтон о ее предложении и немедленно переехать в дом, но мысль о том, что миссис Трелони будет шпионить за ней и презрительно смотреть маленькими глазками, Эмили не привлекала.

Войдя в коттедж через заднюю дверь, она услышала стук письма о коврик. Тень обнюхала письмо, сочла несъедобным, и убрела. Эмили подобрала письмо и увидела на нем штамп вооруженных сил. Кларисса!

Моя милая, дорогая подруга!

Мне так горько было узнать о твоих новостях. И еще тяжелее — о черствости и жестокости твоих родителей. Отвергнуть единственную дочь, которая сейчас больше всех на свете нуждается в любви и приюте! Будь покойна, я не брошу тебя в час нужды. Как только я вернусь домой — все говорят, что это дело нескольких недель — я устроюсь медицинской сестрой в хорошую больницу. Возможно, мне придется еще учиться, но мне кажется, что я достаточно хорошо подготовлена, и моему нанимателю очень повезет (я никогда не страдала от недостатка уверенности).

Потом я найму маленький домик, и ты сможешь поселиться со мной. Мы будем вместе воспитывать маленькую Гортензию, или Хамфри, или как ты его (ее) назовешь. Правда, будет здорово? Любящая тетушка всегда под рукой.

Эмили опустила письмо, чувствуя, что сейчас расплачется. Наконец-то перед ней открылась дверь. Кто-то хотел о ней заботиться. Она могла планировать собственное будущее. Ей не придется оставаться в этом коттедже. К крайнему своему удивлению, ей стало грустно. Эмили здесь нравилось. Ее радовала компания леди Чарльтон и женщин в деревне. По крайней мере, ей точно здесь нравилось, пока она не узнала о судьбе Сьюзен Олгилви.

— Никаких больше трав, — вслух сказала она.

Кошка оторвалась от умывания и вопросительно посмотрела на нее.

Эмили проверила, как чувствуют себя недавно посаженные овощи, убедилась, что кролики не проберутся под сетку, и вошла в дом. Леди Чарльтон позавтракала в постели и недавно спустилась вниз, она с удивлением посмотрела на Эмили.

— Чему мы обязаны такой честью?

Эмили улыбнулась:

— Я закончила работу в огороде и пришла спросить, не хотите ли вы заняться каталогами.

Пожилая леди тоже расплылась в улыбке:

— Великолепно! Давайте же начнем. Чем сперва займемся — библиотекой или коллекциями?

— Как вам угодно.

— Мне кажется, что с библиотекой будет попроще. По крайней мере, можно просто идти вдоль полок. Сейчас я принесу бумагу из кабинета мужа…

Эмили двинулась вслед за хозяйкой по коридору и почувствовала, как сыро и холодно во всем доме за пределами натопленной гостиной.

— Вы точно хотите приступить прямо сейчас? Вам не слишком холодно? Принести шаль?

— Милая моя, я крепче, чем кажусь. Нельзя прожить на краю Дартмурской возвышенности почти сорок лет и не закалиться. Но вы можете попросить миссис Трелони затопить в библиотеке камин.

Эмили направилась в кухню.

— Камин в библиотеке? — вопросила миссис Трелони. — А дальше что? Она считает, что уголь растет на деревьях?

— Нет, но дрова растут, — улыбнулась Эмили.

Дейзи хихикнула. Миссис Трелони нахмурилась:

— Это может быть. Нечего ей простужаться. Дейзи, иди-ка затопи камин.

— Не беспокойтесь, миссис Трелони, я мигом. — Дейзи поднялась от кухонного стола, за которым чистила картошку.

Эмили вернулась к леди Чарльтон. Та стояла в темной комнате среди закрытой чехлами мебели и вглядывалась в портрет на стене. Портрет изображал красивого мужчину в военной форме.

— Это ваш сын?

— Муж. Он был хорош собой, правда? Я скучаю по нему каждый день, как вы скучаете по своему храброму капитану.

— Да, — согласилась Эмили.

— Ладно, нечего тут вздыхать. Давайте за работу. — Леди Чарльтон открыла ящик письменного стола и вынула пачку бумаги. Протянула ее Эмили и взяла со стола перьевую ручку.

— Гордость и отрада моего мужа. Крайне разумное изобретение, избавляющее от клякс.

Когда они вошли в библиотеку, Дейзи уже стояла перед камином на четвереньках.

— Скоро все будет, леди Чарльтон, — заверила она.

— Какое ответственное создание, — заметила леди Чарльтон, когда Дейзи ушла, разведя огонь.

Эмили начертила план библиотеки и пронумеровала полки. Они принялись за книги. Название, автор, издатель, год издания и краткое описание. Некоторые книги Эмили ставила на полки с сожалением.

— Если бы это была моя библиотека, я бы из нее не выходила.

— Я уже сказала вам, что вы можете брать любые книги.

— Вы очень добры. У меня было не слишком много времени на чтение, но теперь я, пожалуй, начну. Буду читать перед сном хорошие книги.

— Вы любите Джейн Остин?

— Очень! Но не уверена, что прочла все.

— Вы читали «Нортенгерское аббатство»? — Леди Чарльтон протянула ей книгу. — Одна из моих любимых вещей. Очень забавная. И многое объясняет в поведении замкнутых юных леди. Великолепная пародия на готические романы. Вам должно понравиться.

Эмили улыбнулась и отложила книгу.

— Если я возьму книгу, не помешает ли это составлению каталога? — в шутку спросила она.

— Джейн Остин относится к моей личной библиотеке, а не к коллекции мужа. Он считал ее романы глупыми. Их я продавать не собираюсь.

Они работали все утро, потом пообедали и продолжали до сумерек. Поужинали рано, а потом Эмили вернулась в коттедж с «Нортенгерским аббатством». Открыв книгу, она услышала стук в дверь. На крыльце стояли Алиса и Мод.

— Дождь идет, пусти скорее, — пожаловалась Алиса и вбежала в дом. Мод немного помедлила.

— Приятное местечко, — заметила Мод, — теплое, уютное.

— Сделать вам чаю?

— Спасибо, мы на минутку. Мод обожглась в этой чертовой кузнице. Давай, Мод, покажи ей.

Мод закатала рукав и показала огромную, красную, воспаленную уродливую отметину на предплечье.

— Больно, наверное, — вздрогнула Эмили.

— Очень, — энергично кивнула Мод, — и я не знала, что огонь такой горячий. Но Алиса говорит, что ты поможешь.

— Травки твои… — вклинилась Алиса, — ты сказала, что нашла книжку и пробуешь делать всякие снадобья. От ожогов есть что?

— Миссис Сопер смазала руку маслом, — сказала Мод, — но что-то не помогает.

Эмили замялась. Она только что поклялась, что не будет иметь никакого дела с травами, но не могла же она не помочь бедной Мод.

— Садись. Алиса, приготовь нам пока чай, а я посмотрю, смогу ли найти лекарство.

Эмили пошла в спальню, где лежали на тумбочке дневник и ее выписки. Окопник, он же живокост, рекомендовался от ран. Зверобой — от ожогов. Еще в рецепте упоминались мокричник, алтей и гамамелис. Эмили подумала, что у нее есть почти все необходимое, особенно корни. Она достала сухие травы, залила их кипятком и отставила в сторону. Когда настой остыл, она смочила в нем тряпицу и положила примочку на рану.

— Уже не так печет! — воскликнула Мод через пару минут.

— Тогда я налью тебе настоя в бутылочку. Используй, когда понадобится.

Эмили взяла чистую бутылочку и осторожно наполнила ее настоем.

— Мазь помогла бы лучше, но у меня нет никакого жира. Я подумаю, что можно сделать.

Они немного поболтали. Эмили рассказала о письме Клариссы.

— Ты поедешь жить с ней? — разочарованно спросила Алиса.

— Наверное. Не могу же я вечно полагаться на доброту леди Чарльтон.

— Ты же на нее работаешь. В саду копаешься и в библиотеке.

— Да, пожалуй, но все же я чувствую себя здесь чужой. А ты хочешь остаться?

— Ага. Конечно, я не могу всю жизнь прожить с Нелл Лейси, но если коттедж освободится, я тут поселюсь. Когда война закончится, люди сюда валом повалят. Туристы всякие и походники. Откроем маленькую чайную. Будем подавать сэндвичи. Оставайся со мной, а? Поможешь мне на кухне. Будем зваться «Медным чайником» или «Черной кошкой».

Эмили не знала, что ответить. Ее разрывало. Вместо нее ответила Мод.

— Ей нужно к своим вернуться, хватит с нее простых людей вроде нас.

— И вовсе нет, — торопливо ответила Эмили, — я бы хотела остаться тут с вами.

— Все хорошо, детка. Я понимаю. Ты хочешь для ребенка лучшего. В будущем.

— Я не знаю, Алиса, — призналась Эмили, — я не могу решить прямо сейчас. Кларисса — моя самая старая и верная подруга, но ты тоже стала мне другом.

— Или вот мистер Паттерсон, он такой же манерный. — Мод ткнула Алису локтем. — Она к нему в гости ходила, и парнишка миссис Сопер говорит, что тот прямо светится и за весь день ни разу трость в ход не пустил.

— Господи! — Эмили не знала, смеяться ей или злиться. — Опять сплетни! Я зашла к нему взять букварь, чтобы помочь Дейзи с чтением. И тебе, Алиса, если захочешь.

Когда гостьи ушли, Эмили задумалась о мистере Паттерсоне. Она вдруг поняла, что он держит пчел, а значит, сможет поделиться с ней воском. Из воска она сделает мазь. А потом она решила, что если еще раз посетит тот дом, все это заметят. Она уже догадывалась, насколько опасны могут быть деревенские сплетни. Эмили жила как будто в аквариуме и должна была соблюдать осторожность.

ГЛАВА XXXIII

На следующее утро она зашла в кузницу посмотреть, как дела у Мод. Мистер Паттерсон стоял на площадке перед школой и пересчитывал учеников. Эмили обрадовалась, увидев его, — она могла поговорить с ним, не вызывая сплетен. Он слегка кивнул ей:

— Надеюсь, миссис Керр, книги и мед вам понравились.

— Очень понравились, спасибо! Я собираюсь начать заниматься с Дейзи при первой возможности. Не могу ли я попросить вас еще об одной услуге? Возможно, у вас найдется немного воска. Моя подруга Мод обожгла руку, и я могла бы сделать для нее мазь.

— Разумеется. У меня дома есть запас воска. Если вы зайдете ко мне сразу после уроков, я с удовольствием поделюсь с вами. — Тут он нахмурился: — Уильям Джексон, вернись в строй! Кэти, звони в звонок. Сэмми Сопер, не толкайся. — Он устало улыбнулся Эмили и прошел в здание школы.

Девушка пошла дальше, к кузнице. Мод и миссис Сопер все еще сидели за кухонным столом.

— Смотри, лучше стало! — Мод размотала повязку. Ожог уже не выглядел таким жутким.

— Я ей говорю, что это часть нашей работы. У меня ожогов вообще не счесть, — сказала миссис Сопер, — но о такой примочке я никогда не слышала. Однако она работает. Сама тоже попробую. Мы-то всегда масло использовали. Где ты ее взяла?

— В моем садике растут травы, и я купила о них книгу. — Эмили не хотелось раскрывать подробности.

— Может, там и для меня средство есть? — спросила миссис Сопер. — Я не могу заснуть, как мужа не стало. Уже два года не спала толком. Может, у вас есть что-то, чтобы меня сон сморил?

Эмили немного испугалась. Одно дело — приготовить простой настой против ожогов, но снотворное? Успокоительный чай с лавандой и пустырником — это совсем не то, что более опасные травы.

— Я буду вам очень благодарна, — снова заговорила миссис Сопер. — Знали бы вы, что такое лежать в огромной холодной постели, смотреть в потолок и молиться, чтобы утро скорее наступило.

— Знаю, — ответила Эмили. — Я чувствую то же самое после смерти моего Робби.

— Значит, нам обеим нужно это средство. Приготовьте его для двоих. Или для всех женщин в деревне. Тут все кого-нибудь да потеряли.

— Я, наверное, попробую. — Эмили хотела отказаться, но увидела усталые морщины на лице собеседницы. Она прекрасно знала,что такое лежать и тревожиться о своем любимом мужчине, а потом получить худшие из возможных новостей — извещение о том, что он не вернется. А у этой женщины было еще двое сыновей, которые приближались к призывному возрасту.

— Кажется, я видела подходящий рецепт, миссис Сопер.

— Да благословит вас Господь, дорогая, — ответила та. — Я была у доктора. Он дал мне что-то, что меня просто оглушило, но назавтра я ничего не соображала, а в кузнице нужно шустрее поворачиваться. Мод это уже поняла, верно, Мод?

Та согласно закивала, улыбнувшись.

— Этого не повторится, миссис Сопер.

Вечером Эмили изучала старые тексты. Табита Энн записала в своей книге такой рецепт:

От тревоги и беспокойства, для мирного сна без жутких сновидений приготовь настой из хмеля, шлёмника, вербены, валерианы, дикого латука и страстоцвета. Туда же прибавь лаванду, мелиссу и ромашку, чтобы подсластить настой и придать ему аромат.

Эмили была уверена, что в саду хмель не растет, и не представляла, как выглядит страстоцвет или дикий латук. Но она подумала, что все остальные растения нашла — если не считать шлёмника, название которого ей не нравилось. На этот раз девушка решила обойтись без него.

Дальше она прочитала, что в валериане используется корень, который долго вымачивают в воде. Это ее обрадовало, потому что растение давно замерзло. Эмили нарубила все ингредиенты, добавила свежей лаванды и мелиссы для аромата и сама попробовала настой перед сном. Он оказался горьковатым, и она решила в следующий раз добавить меда. Заснула она быстро и не видела неприятных снов. У нее получилось!

Утром Эмили собрала мешочек сушеных трав и добавила к ним мед. Миссис Сопер была не просто в полном восторге — она рассказала о лекарстве всей деревне. Эмили получила еще несколько заказов на свое зелье. Но не от миссис Бингли, разумеется. Та поймала Эмили у выхода из кузницы.

— Я слышала, будто вы варите какие-то лекарства… — Она смерила девушку холодным взором.

Эмили промолчала.

— Вы понимаете, что это приравнивается к занятию медицинской деятельностью без лицензии, то есть к преступлению?

— Мне не кажется, что несколько веточек лаванды можно назвать «медицинской деятельностью». Это просто старинные народные рецепты.

— Люди в наших местах легко поддаются влиянию, — сказала миссис Бингли. — Я не хочу, чтобы на них наживались.

Эмили попыталась сохранить спокойствие.

— Вы полагаете, я беру с них деньги? Миссис Бингли, я оказала услугу женщине, которая не может заснуть после смерти мужа. Если несколько травок ей помогут, ни один человек во всем мире не сможет ничего возразить. Кроме вас. — Осмелев, она добавила: — Мне кажется, вы завидуете, потому что мы с подругами так хорошо здесь устроились. Может быть, будь вы подобрее, вы бы тоже поладили с соседями. — Эмили резко кивнула и ушла.

Она была очень довольна собой. По пути к большому дому она проверила посадки. Сетка была на месте, но кое-какие ростки прибил недавний дождь. Наклонившись их поправить, она почувствовала странную боль и снова выпрямилась. Рука потянулась к животу. Боль походила на резкий толчок. Эмили успела подумать об аппендиците, но потом это случилось снова, она даже ощутила толчок рукой. Она с изумлением поняла, в чем дело: это пинался ребенок.

Эмили постояла, положив ладонь на живот, — ей хотелось почувствовать это снова. Когда тошнота прошла, она почти забыла о ребенке. Но теперь она точно знала, что он жив и растет внутри нее. Ей было интересно и немного страшно.

Подходя к дому, она решила написать Клариссе и принять ее предложение. Так приятно будет жить с подругой, особенно с такой подругой, которая имеет медицинские познания. Здесь она была счастлива, но очень уж далеко находилось это место. Вечером она написала письмо Клариссе. Рассказала ей, как она благодарна и как мечтает о скором воссоединении. На мгновение Эмили пожалела, что придется расстаться с Алисой, Дейзи и леди Чарльтон, но ведь это было только на время. Она решила ничего не говорить старой леди — по крайней мере, пока не придет время уезжать.

На следующий день они перебирали в библиотеке книги о путешествиях. Это занимало очень много времени, потому что они вместе разглядывали картинки, а леди Чарльтон вспоминала о своих приключениях среди пирамид и бедуинов Марокко. Вдруг до них донесся какой-то звук. Обе остановились.

— Что это? — спросила леди Чарльтон.

— Церковные колокола, — ответила Эмили.

Колокола церкви Баксли-Кросс тоже зазвонили. Эмили и леди Чарльтон вышли наружу. Стоял туманный ноябрьский день, и воздух гудел от колокольного звона.

Из дома вышла Дейзи.

— На нас напали? — испуганно спросила она.

По дорожке бежал Симпсон — бежал так быстро, как только позволяли старые ноги.

— Все кончено! — прокричал он. — Войне конец! Подписали перемирие! В одиннадцать утра одиннадцатого дня одиннадцатого месяца.

— Слава богу, — сказала леди Чарльтон.

Деревня оживилась. В следующее воскресенье решили устроить праздник в церкви. Школьники мастерили украшения и готовили концерт. Рационы были увеличены, и для праздника собирались жарить поросенка. Даже миссис Трелони пришла в доброе расположение духа, пекла пироги со свининой и согласилась извести последнюю маринованную капусту.

Зал украсили бумажными гирляндами. Нелл и Алиса принесли из паба пиво, а мистер Паттерсон пожертвовал шесть бутылок домашнего вина. Детей ждал лимонад.

Даже леди Чарльтон согласилась прийти. Она надела очень торжественное черное викторианское платье и накидку, отделанную соболиным мехом. Эмили долго не могла решить, что ей надеть. В талии она раздалась и теперь не влезала в те два платья, которые привезла с собой. В юбки пришлось вшивать эластичную ленту. В конце концов она задрапировала талию красивой шалью. В церкви было довольно прохладно.

С утра провели благодарственную службу, а потом перешли в зал, где уже были накрыты столы. Мистер Паттерсон играл на фортепьяно, а два ученика постарше аккомпанировали ему на скрипке и флейте. Все веселились. Поросенка жарили на костре всю ночь, и из двери доносился соблазнительный аромат.

Прочитали молитву. Разрезали поросенка, и на какое-то время все замолкли, жуя.

— Поверить не могу, что все кончилось, — сказала Нелл. — Столько времени прошло.

— Не знаю, зачем мы празднуем, — отозвалась миссис Сопер. — Есть ли тут чему радоваться, скажите на милость? Мы все остались без мужей или сыновей. Жизнь никогда не станет прежней.

— Мы празднуем то, что больше ничьи сыновья не погибнут, — произнесла Нелл. — Твои дети вырастут, и тебе не придется бояться, что их отправят на фронт.

— Мои мальчики вырастут без отца, — пожаловалась миссис Сопер. — Кто их к делу приставит? Дед все умеет, но уже почти ослеп, и помощи от него никакой. Нам бы закрыть кузницу, но где тогда лошадей ковать?

— Может быть, мы все перейдем на автомобили и тракторы, — предположила одна из женщин помоложе. — Я видала трактор в поле. Быстро бегает.

— Как по мне, деревня вымрет, — сказала миссис Сопер. — Кто вернется сюда работать на ферме? А если никто не работает, кто будет ходить в лавку или в «Красный лев»? Можем просто все бросить и уехать в город.

— Ни за что не стану жить в городе! — с жаром воскликнула Нелл Лейси.

— И я, — добавила миссис Аптон из лавки.

Эмили сидела на краю длинного стола рядом с леди Чарльтон, которую усадили на почетное место.

— Мне кажется, решать теперь женщинам, — сказала старая леди.

Все обернулись к ней.

— Может быть, нам не стоит подковывать лошадей, но мы можем придумать что-то другое. Выращивать на ферме цветы вместо овощей. Разводить кур вместо коров. Люди никогда не перестанут есть. Эта молодая леди посадила в моем огороде овощи, и что мешает нам всем сделать то же? Мы выживем…

— И кто-то из парней вернется, — добавила молодая женщина. — Мой Джо был жив, когда я последний раз о нем слышала. Как его корабль приплывет, так он сюда и вернется.

— И мой Джонни, — подала голос Фэнни Ходжсон, еще одна юная женщина. — Он жив, две недели назад мне написал. Он…

На коленях у нее сидел маленький мальчик, а второй, постарше, бегал вокруг. И вдруг мальчик закричал.

— Папа! — орал он. — Папа вернулся!

Женщины бросились к окнам. Молодой человек в солдатской форме с ранцем за спиной шел от моста. Фэнни Ходжсон вскрикнула, сунула сына кому-то и побежала навстречу мужу, раскинув руки.

Вся деревня молчала, пока они стояли, вцепившись друг в друга. Эмили вытирала слезы — слезы радости и горя оттого, что с ней такого никогда не случится.

ГЛАВА XXXIV

Дни после возвращения Джонни Ходжсона стали для Эмили днями надежды. Вернулись еще двое мужчин, работников с фермы. Все были настроены очень бодро, и Эмили стала думать о будущем. Мод была права. Она в самом деле скучала по своему кругу. Она тосковала по людям, с которыми можно было бы поделиться мыслями и горестями. Леди Чарльтон была очень добра и относилась к Эмили как к младшей родственнице. Алиса и Дейзи очень славные девушки, но все же это было не то. Хотя Дейзи делала большие успехи в чтении, Эмили понимала, что та никогда не притронется к Диккенсу и не станет читать стихи. Чем больше она думала об этом, тем сильнее чувствовала, что хочет уехать из коттеджа, пока ее не нагнало проклятие. Девушка раз за разом говорила себе, что она — современная женщина и не верит в проклятия, но не могла выбросить из головы мысли о Сьюзен Олгилви. Повесили ли ту? Эмили хотелось узнать о судьбе Сьюзен, но она боялась правды.

Она говорила себе, что все равно это ничего не изменит. Что лучше всего навсегда забыть о дневнике. И все же ей казалось, что она обречена занять место Сьюзен. Еще несколько женщин попросили у нее снотворного, которое она приготовила для миссис Сопер. Эмили бродила по саду и думала, какие растения вырастут весной. Она отметила пару лекарств «для облегчения мук деторождения» и решила запасти их заранее.

Однажды утром, выйдя из коттеджа, она с удовольствием обнаружила, что ростки капусты превратились в крепкие юные кустики, что блюдца с пивом, которые расставил Симпсон, помогли от слизняков, и вдруг почувствовала на себе чужой взгляд.

На холме над садом стоял мужчина и смотрел на нее, сунув руки в карманы. Сначала она приняла его за очередного бродягу, но он был чисто выбрит и коротко подстрижен. Какое-то время он разглядывал ее, а потом спустился с холма. Неизвестный был светловолос, молод, но болезненно худ, а глаза ввалились, как у больного. Нижнюю часть лица скрывал пушистый синий шерстяной шарф. Одет он был в твидовый костюм. Эмили подошла к каменному забору.

— Чем могу помочь? — спросила она.

— Вы новая хозяйка этого поместья или служанка? — Мужчина говорил тем властным тоном, каким аристократы обычно обращаются к нижестоящим.

— Ни то ни другое. Хозяйка здесь прежняя, а я сейчас живу в коттедже.

— Старая леди еще жива?

— Да, жива и здорова.

— Хорошо, — сказал он нерадостно и нахмурился. — Вы ей не родственница. Я не думал…

— Зачем вы пытаетесь навесить на меня ярлык? — Его пристальный взгляд стал ее раздражать. — Я просто друг, который помогает леди Чарльтон составить каталог для библиотеки.

— Я не знал, что у нее есть друзья и что она готова принимать помощь, — ответил он горько.

— Выходит, вы с ней знакомы?

— О да. Хорошо знаком. Даже слишком хорошо.

— Возможно, вы зайдете и поздороваетесь? Полагаю, она уже встала. Вот здесь можно перелезть через стену.

— Нет, спасибо, — коротко ответил он. — Не думаю, что в этом есть смысл. Мне лучше уйти. Я просто хотел еще раз взглянуть на дом. Просто… — Он смущенно кашлянул. — Я уже отнял достаточно вашего времени.

Молодой человек повернулся, и тут невероятная мысль пришла Эмили в голову.

— Простите, — окликнула она.

Он остановился.

— Вы же не… вы не ее внук Джастин?

Он встревожился.

— Выходит, вы знаете обо мне? Я все еще известен в округе? Приятно слышать… — Еще один горький смешок.

— Все уверены, что вы погибли! — воскликнула она. — Что вас разорвало на кусочки!

Высокомерное выражение его лица изменилось.

— Они не знают? Они не слышали?

— Чего не слышали?

— Милая леди, — ответил он, — я только что вернулся из немецкого лагеря для военнопленных.

— Какой ужас! Мне очень жаль… — Она протянула ему руку через стену, но отдернула ее в последний момент. — Никто этого не знал. Пожалуйста, зайдите в дом. Ваша бабушка будет вне себя от радости. И все остальные. Они решат, что это чудо.

Он медлил.

— Вы правда полагаете, что она будет рада?

— Но почему нет?

— Я — трус, — нахмурился он, — позор семьи. Неужели она этого не говорила?

— Леди Чарльтон упоминала, что ваши убеждения стали причиной нескольких опрометчивых слов.

Он фыркнул.

— Они с отцом заявили, что я предаю свою страну. А я всего лишь сказал, что не верю в войну и хотел бы отказаться от службы по убеждениям. Они назвали меня трусом и объявили, что я больше им не родственник. Бабушка изрекла, что всем известно, что война — зло, но если уж ее начали, надо ее закончить, и каждый должен исполнять свой долг. Я хотел пойти добровольцем и стать водителем кареты «скорой помощи», но отец надавил на призывную комиссию, и мой отказ не приняли. Меня причислили к Девонширскому полку и отправили на фронт. Вот так поступали с людьми вроде меня. Убивали в первых рядах.

— Ваша семья знала только, что ваше тело не нашли, — сказала Эмили, — ваша бабушка говорила, что либо вас разорвало на куски, либо вы дезертировали.

— Вот как она обо мне думает? — Он снова усмехнулся. — Полагаю, она предпочла бы мертвого внука дезертиру.

Хотя именно на это намекала пожилая леди, Эмили этого не подтвердила.

— Я уверена, что она будет рада вас увидеть.

— А мой отец? — спросил он. — Он тоже вернулся?

— Ваш отец погиб на фронте. Вы этого не знали?

— Не знал… — На мгновение презрение сползло с его лица, и он показался уязвимым мальчиком. — Я ничего не знал два года. Я был в аду. — По его лицу прошла гримаса боли, но потом он собрался: — Значит, он погиб. Старый дурак вернулся в армию. Сколько же этой ерунды про короля и отечество в моей семье! Он был уже стар. Он мог остаться дома и растить капусту.

— У бабушки остались только вы, — сказала Эмили, — единственный родственник. Может быть, вы все-таки зайдете?

Она видела, что он мучительно колеблется.

— Никто не написал мне ни строчки. Ни посылок, ни писем, ничего.

— Но никто же не знал, что вы живы! — Ее терпение было на исходе. — Что же с вами случилось? Почему никто не имел от вас вестей?

Он пожал плечами.

— Если угодно, меня захватили в плен при первом наступлении. Я выбежал слишком далеко вперед. Бегал быстрее остальных. В хаосе, среди взрывов, нет времени думать. И вдруг я увидел вокруг себя немцев. На меня бросился солдат со штыком, но тут прогремел взрыв, и больше я ничего не помню. Очнулся в тюрьме. Я был сильно ранен в голову. И долго страдал амнезией. Не мог припомнить собственного имени. Жетон с меня сорвало. Я не представлял, кто я. Меня хотели расстрелять как шпиона, но потом отправили в Германию. Два года я провел в лагере. Вы не представляете, как там погано. Нас ежедневно били, а если мы пытались протестовать, кого-нибудь убивали. Как в аду. И ни единой весточки от семьи.

— Они бы писали, если бы знали, где вы.

— Вы правда так думаете? — В голосе его прозвучала надежда. Но потом он пожал плечами и засунул руки поглубже в карманы. Ветер дернул шарф, сдул его с плеча.

— Вы не знаете, что это такое, — горько сказал он, — фронт. Лагерь. А вы сидели дома и кушали клубнику со сливками.

— Нам тоже пришлось нелегко, — возразила Эмили, чувствуя, как краска заливает щеки. — Почти каждая женщина в этой деревне потеряла мужа или сына. Я потеряла любимого мужчину и ношу ребенка, которого он никогда не увидит. У меня нет никого и ничего. Это мало похоже на клубнику со сливками.

— Простите. — Впервые он посмотрел на нее понимающе. — Я был груб.

— Все мы через что-то прошли. — От его взгляда ей было неуютно. — Пожалуйста, зайдите к бабушке. Она думает, что потеряла мужа, сына и внука. Встреча с вами очень ее обрадует. Ей одиноко. И она, наверное, все эти годы страдала оттого, что отправила вас на смерть.

— Вы в этом так уверены? — мрачно спросил он.

— Да. Я верю, что она изменилась. При первой нашей встрече она была холодна и высокомерна, но ко мне оказалась очень добра. Мне она нравится.

Джастин стоял неподвижно, как статуя, положив руки на забор и глядя на дом. Эмили чувствовала, что в душе его идет борьба. Он хотел домой, но боялся, что его там не примут.

— Ладно, что я теряю? — спросил он наконец. — Полагаю, сообщить ей, что я жив, будет правильно. Но я не надеюсь на многое… — И он перебрался через забор. — И что же вы здесь делаете? — спросил он, когда они шли по дорожке. — Она дала объявление о поиске компаньонки?

— Нет. Я приехала сюда как член Женской земледельческой армии, помочь с садом. Потом, когда… — она хотела сказать «человек, за которого я собиралась замуж», но не смогла этого сделать, — когда человек, которого я любила, погиб, мне нужно было убежище. Место, где я могла бы научиться жить с ребенком, но без мужа. Ваша бабушка приняла меня, и я стараюсь ей помогать.

— Могу я узнать ваше имя?

— Я… — Она замялась. — Миссис Керр. — И сразу же пожалела, что солгала такому высокомерному и одновременно уязвимому человеку, как Джастин Чарльтон.

— Уверен, что вдовой быть нелегко.

— Большинство женщин в этой деревне вдовы.

— Неужели?

— Домой пока вернулись трое. Работники с фермы. Мистер Сопер погиб.

— Неужели? Старый Сопер? Он был крепок, как топор. И Бен Лейси?

— Он жив, но его не выписывают из госпиталя.

— Господи. И как Нелл с пабом справляется?

— Одна из моих подруг помогает ей. А вторая учится ковать.

— Вы прямо как ангелы. — В его голосе было что-то похожее на сарказм.

— Мы все пытаемся делать что можем, — сердито ответила она. — Все мы пострадали, а вместе легче.

— Извините. Я уверен, что вы прекрасно работаете. Любого человека, который выдержит мою бабку в течение пары недель, стоит причислить к лику святых.

— Она очень добра, — ответила Эмили, — и она тоже страдает. Она уверена, что потеряла всех. Вы обрадуете ее.

— Посмотрим… — Он хмурился. — Но я дам ей шанс. Хотелось бы взглянуть на старый дом и свою комнату. — В его голосе слышалась тоска.

Эмили решила, что леди Чарльтон обязательно его примет. Кто бы этого не сделал? Он так страдал. Так нуждался в семье.

Они дошли до дома, и Эмили открыла дверь. Джастин остановился.

— Я посмотрю, не в гостиной ли она, — сказала Эмили. — Подготовить ее?

— Пожалуй, это не помешает. — Он прошел в дом вслед за ней. — А тут ничего не изменилось.

— Многое изменилось, вы увидите. Тут остались только миссис Трелони и две служанки. Почти все комнаты закрыты, мебель в чехлах. Топят только в гостиной. Уголь выдают по талонам, как и все остальное, но теперь должно стать полегче. Подождите здесь.

Эмили сделала всего несколько шагов, когда из-за угла показалась Этель. Она увидела Джастина и закричала:

— Призрак! Миссис Трелони! Я видела призрака!

— Что за отвратительный шум? — Леди Чарльтон появилась в дверях гостиной.

— Это Этель. Боюсь, она… — попыталась объяснить Эмили, но леди Чарльтон заметила Джастина и застыла, как будто превратившись в камень.

— Это невероятно. Это в самом деле ты?

— Привет, бабуля. Блудный сын вернулся.

— Но это невозможно, — прижала она руку к сердцу, — мы думали…

— Обопритесь на меня! — Эмили бросилась вперед, испугавшись, что старуха лишится чувств.

— Я в порядке, Эмили, не суетитесь. — Леди Чарльтон отвела ее руку. — Просто я не могу поверить своим глазам… — Она смотрела на внука.

— Может быть, ты пригласишь меня в дом? Или угостишь кофе? Я шел сюда от главной дороги, а на улице холодно.

Леди Чарльтон резко кивнула:

— Эмили, дорогая, передайте миссис Трелони, что…

Продолжать ей не пришлось. Миссис Трелони и Этель вылезли из кухни и стояли, открыв рты и цепляясь друг за друга.

— Не стойте тут, — велела леди Чарльтон, — подайте кофе. Мистеру Джастину нужно согреться.

На этот раз она взяла Эмили под руку и позволила усадить себя в любимое кресло. Джастин мешкал, оглядываясь.

— Мне снилась эта комната.

— Где ты был? Что произошло? Почему мы о тебе не знали? — резко спросила она.

— Он был в лагере для военнопленных, леди Чарльтон, — пояснила Эмили.

— Вот как? — осведомилась она ледяным тоном. — Ты сдался?

— Ты правда так думаешь? — тихо спросил он.

— Ты ясно дал понять, что не желаешь сражаться.

— Нет, я не сдался. Наш взвод брал высоту в штыковой атаке, а против нас были танки и пушки. Это было самоубийство. Людей вокруг меня разрывало на куски.

— И как же ты выжил? — В ее голосе снова скользнуло подозрение.

— Я обогнал всех и оказался среди немцев. На меня бросился солдат со штыком, рядом с нами разорвался снаряд, и очнулся я уже в лагере.

— Почему мы ничего не слышали о тебе все это время?

Он все еще стоял — как пленник на допросе. Эмили хотелось вступиться за него, велеть старой леди прекратить расспросы и обнять внука.

— Я был ранен в голову и страдал от амнезии, не мог вспомнить, кто я и откуда. Мой жетон пропал. Меня хотели расстрелять, но им пришлось поспешно передислоцироваться, и меня отправили в лагерь. Память постепенно вернулась ко мне, я сказал им свое имя, но не смог вспомнить личный номер. Я назвал полк, но, вероятно, они не стали обо мне сообщать.

— Интересная история… — Леди Чарльтон хмурилась.

— Ты мне не веришь?

— Ты всегда любил сочинять. — Она пожала плечами. — В детстве ты придумывал чудесные сказки, чтобы избежать наказания.

— И что же, по-твоему, со мной случилось, раз меня не было два года?

— Честно говоря, я считала, что ты дезертировал. Твое тело не нашли, и я решила, что ты сумел ускользнуть и затерялся во Франции. Ты хорошо говоришь по-французски.

— Если ты такого обо мне мнения, — горько сказал он, — говорить больше не о чем. Я знал, что возвращаться сюда будет ошибкой. — Он повернулся к двери.

— Подожди. Теперь этот дом принадлежит тебе. Ты унаследовал титул виконта Чарльтона и имеешь право остаться здесь.

Джастин покачал головой.

— Виконт Чарльтон? Какая глупость. И как я могу остаться в доме, где меня не хотят видеть? Прощай, бабушка. Не бойся, я не выгоню тебя из дома. Лучше я уйду к людям, для которых моя жизнь имеет значение. — Он вышел уз комнаты.

Эмили, следившая за драмой, в ужасе посмотрела на пожилую даму.

— Не отпускайте его! — воскликнула она. — Скажите что-нибудь!

Она побежала вслед за ним и схватила за рукав у самой двери.

— Не уходите, пожалуйста, она не имела этого в виду!

— Разумеется, именно это она и имела в виду. Она не изменилась ни на йоту. Они с отцом с радостью отправили меня на смерть, а теперь она совсем не рада моему воскрешению.

— Но это ваш дом!

— Очевидно, что нет.

— Но вы же его унаследовали.

Он прожег ее взглядом.

— Я не собираюсь выгонять ее из дому и ни за что не стану жить с ней под одной крышей.

— Куда вы пойдете? Что будете делать?

— Я все равно не собирался сюда возвращаться. Я живу в Лондоне с несколькими приятелями. Буду писать. О войне. Расскажу людям, что это такое. — Он улыбнулся. — Не стоит вам тут оставаться. Вы слишком хороши для нее. Слишком добры. Рано или поздно она вас подавит. — Джастин сбежал по ступенькам и пошел по дорожке.

Эмили смотрела ему вслед. Ей было тошно и страшно. Ей хотелось бежать за ним, умолять его остаться, но она вернулась в гостиную. Пока ее не было, леди Чарльтон не шевельнулась.

— Я не верю в то, что вы ему тут наговорили! — воскликнула Эмили. — Это ваш внук! Он вернулся из лагеря! Вы же видите, какой он худой и слабый! Он страдал! А вы его выгнали!

— Вы забываетесь, мисс Брайс, — жестко сказала леди Чарльтон. — У вас нет ни малейшего права говорить со мной подобным образом.

— У меня есть право возмущаться несправедливостью! Джастин не хотел заходить в дом, потому что боялся именно такого приема. Я уговорила его, полагая, что вы будете рады. А вы даже не поверили ему. Он ушел, и это — ваша вина!

— Я уже сказала, что вы забываетесь! — рявкнула леди Чарльтон. — Могу ли я напомнить, что вы живете здесь из милости?

Эмили сделала глубокий вдох:

— Если вам больше не нужно мое общество, я немедленно уеду.

— И куда же? Вам некуда идти.

— Моя подруга Кларисса пригласила меня жить с ней, как только она вернется из Франции. А до этого времени меня приютит Нелл Лейси в «Красном льве». У меня хватит денег, чтобы платить за себя.

Эмили не стала ждать, опасаясь, что леди Чарльтон заметит ее смятение. Она выскочила из дома и побежала к коттеджу.

Захлопнув за собой дверь, она долго переводила дыхание. Ее трясло от случившегося. Она оглядела комнату, которая стала ее убежищем. На столе стояли кувшинчики с травами, рядом лежала книга с рецептами. Тень подошла и потерлась о ее ногу. И это все придется оставить и начать жизнь сначала.

Эмили сказала себе, что все равно собиралась уехать к Клариссе. По крайней мере, теперь ей не придется жалеть, что она оставит леди Чарльтон одну.

Девушка не могла оторвать взгляда от трав. Она только что научилась чему-то полезному и так ждала весны, ждала новых листьев и цветов. Теперь она никогда не попробует изготовить новые снадобья. Садик опять придет в запустение, и коттедж опустеет. Наследие Сьюзен Олгилви забудется.

ГЛАВА XXXV

— Надо вещи собрать, — сказала Эмили кошке. — Я бы забрала тебя с собой, но ты, наверное, не захочешь уезжать.

Она поднялась на чердак за чемоданами и с трудом стащила их вниз. Растущий живот мешал ей держать равновесие, и она спускалась по крутым ступенькам очень осторожно. Потом она выложила всю одежду на кровать и принялась складывать ее в чемоданы. Сердце билось очень быстро. Что, если Нелл Лейси ей откажет? Вдруг в пабе не найдется места? Алиса, наверное, не даст ей остаться на улице. Разделит с ней комнату, а если понадобится, и кровать. Кларисса может вернуться в любой день, а может быть, уже вернулась.

В дверь постучали. Эмили понадеялась, что это не очередная вдова, желающая приобрести снотворное. Ей не хотелось, чтобы все узнали, что она уезжает из коттеджа, а потом и из деревни. Она открыла дверь и отпрянула, увидев леди Чарльтон. Та опиралась на палку и тяжело дышала.

— Простите, — выдохнула она, — я была не права. Я не хочу, чтобы вы уезжали.

— Вы наговорили ужасных вещей и выгнали своего внука.

— Знаю. Это глупо. Я могу войти? Мне тяжело бегать. — Она прижала ладонь к сердцу.

Эмили посторонилась, пропуская ее. Подвинула стул и усадила пожилую леди.

— Вам не стоило идти сюда. Я приготовлю для вас чай с мятой, он бодрит.

Она поспешила в кухню, где на плите стоял чайник, и залила горячей водой побег мяты, выращенный в горшке над раковиной. Добавила в кружку меда и протянула ее леди Чарльтон.

— Вы правы, он действительно тонизирует. Я совсем забылась, — сказала она, сделав глоток. Потом дотронулась до руки Эмили. — Вы же не покинете меня? Я не смогу без вас. Мне нравится ваше общество.

— Если бы вы не выставили внука, у вас было бы и его общество.

Леди Чарльтон сделала еще один глоток.

— Знаю. Я не понимаю, почему так себя вела. От шока, скорее всего. Мы часто ссорились, а в детстве он все время врал… Говорил, например, что в комнату влетела сова и разбила мою любимую вазу. У него отличное воображение.

— Вы правда думаете, что кто-то мог выдумать, что сидел в лагере?

— Думаю, нет. И он сильно отощал.

— И что вы будете делать? — спросила Эмили. — Рискнете потерять единственного близкого человека окончательно?

— А вы как считаете? Я должна написать ему и извиниться?

— Можно начать с этого, — согласилась Эмили.

— Но я не знаю, где его найти.

— Можно спросить в полку. И он сказал, что живет с друзьями в Лондоне. Они писатели.

— Писатели! — возмутилась леди Чарльтон. — Его отец в гробу бы перевернулся.

— У каждого свой путь в жизни. Джастин — не его отец и не его дед. Если прямо сейчас ему нужно писать и рассказывать об ужасе, который он пережил, как вы можете возражать?

— Почему вы все время говорите мудрые и правильные вещи? — проворчала леди Чарльтон и протянула к Эмили костлявую руку. — Вы же не исчезнете? И поможете мне найти его и вернуть домой?

— Пока останусь. — Эмили вздрогнула при мысли, что после возвращения Клариссы она все же уедет от леди Чарльтон. — И я помогу вам его отыскать.

Они отправили письмо в полк, но там не было адреса. Они считали, что Джастин пал в бою. Выходит, он был прав. Администрация лагеря ничего не сообщила в полк. Эмили страшно сочувствовала Джастину. Она видела, какую боль ему причинили презрительные слова бабки. Выжить в невыносимых условиях, где его каждый день могли пытать или убить, а потом быть отвергнутым собственной семьей. Потом она поняла, что они похожи. Ее семья тоже от нее отказалась. Если она сможет хоть что-то сделать для Джастина, она это сделает. Но она не представляла, как найти его в Лондоне. Не могла же она поехать туда и бродить по районам, где живут писатели. Они же могут жить где угодно.

Вскоре после письма от полкового командира пришло письмо от Клариссы. Эмили открыла его с волнением, но прочитала только следующее:

Я вернулась на родную землю. Выразить не могу, как приятно снова пить хороший чай со сконами и джемом и принимать горячую ванну. Счастье. Но меня пока не отпустили со службы. Меня отправили в госпиталь в Ист-Энде помогать больным инфлюэнцей. Грипп перебрался через Ла-Манш и быстро распространяется в густо населенном городе. В госпиталях не хватает коек, и медицинские сестры ходят по домам. Честно говоря, мы почти ничего не можем сделать. Некоторых болезнь убивает за пару дней. И не обязательно старых и слабых. Во Франции я видела, как цветущие молодые мужчины истаивали, как будто кто-то высасывал из них жизнь.

Я рада, что ты в глубине страны, в безопасности. Береги себя. Я не рискну к тебе приехать — вдруг я привезу с собой болезнь. А пока я буду писать в больницы и спрашивать, может, у кого найдется для меня место. Но только не в Ист-Энде! Хватит с меня грязи!

Эмили отложила письмо. Ее обрадовало, что пока не придется уезжать от леди Чарльтон. Приближалось Рождество, в магазинах снова появились продукты. Миссис Трелони ездила в Тависток и вернулась с известием, что мясник оставит им индейку. Кроме того, она купила фруктов для рождественского пудинга.

Эмили подумала о Рождестве дома. До войны у них всегда было много еды, высокая елка со стеклянными украшениями и подарки. Устраивали рождественские вечеринки, играли в салонные игры и веселились. Она вспомнила своего брата, Фредди, который обожал играть в шарады. Как он любил жизнь. И Робби тоже. Если бы он вернулся из Франции, они могли бы уже пожениться и ехать в Австралию.

Теперь же она решала, что сможет подарить новым друзьям на Рождество. У нее не было свободных денег, чтобы купить подарки. Флакон «Пепла роз» ценой в один шиллинг вряд ли можно было счесть достойным подарком для леди Чарльтон. А еще ей хотелось сделать подарки Алисе и Дейзи — а значит, и миссис Трелони, и Этель. И мистеру Паттерсону. Он был к ней очень добр, и ее радовали редкие встречи и разговоры о книгах. И именно при встрече с ним ей пришла в голову идея. Он собирался построить еще несколько ульев и, может быть, продавать мед в деревенском магазине, как делал до войны.

— У вас будет лишний воск? — спросила она. — Я могу делать из него мази и притирания.

— У меня и сейчас есть немного. Боюсь, один из роев покинул меня, оставив пустые соты.

Эмили с радостью забрала воск домой и попробовала изготовить крем для рук. Лучше бы получилось со свежими цветами, но лаванда и шалфей еще сохраняли свой сладкий аромат. И у нее был рецепт, написанный Сьюзен.

Умащение для рук с маргаритками.

Возьми унцию лепестков маргаритки и залей пинтой доброго масла. Поставь на водяную баню и держи там два часа. Отцеди масло и вылей в чашку. Добавь унцию пчелиного воска и мешай, пока не растает. Перелей в чистую посуду.

Для маргариток был не сезон, но в распоряжении Эмили оставались лаванда, розмарин, шалфей, а еще миндальное масло из аптеки. Добившись нужной густоты, она разлила крем по самым маленьким баночкам и обвязала их лентами, которые нарезала из нарядного платья. И результатом была очень довольна.

Увидев рождественские открытки в магазине, она снова вспомнила о родителях. Волнуются ли они о ней? Даже если они полагают, что она все еще служит в Земледельческой армии, не ждут ли ее домой на Рождество? Она выбрала открытку. Написать ли им, сказать, что все хорошо? Но по марке они смогут понять, где она, а это недопустимо. Вместо этого она отправила открытку мисс Фостер-Блейк, написав, что у нее все в порядке, что она будет жить с подругой и будущее ее обеспечено.

— Надеюсь, вы проведете Рождество со мной, — сказала леди Чарльтон.

— Я с удовольствием останусь на рождественский обед, но не хочу бросать Алису. Миссис Лейси уехала в Лондон праздновать Рождество с мужем, и «Красный лев» остался на Алису.

— Пригласите и ее. Чем больше народу, тем веселее, — сказала леди Чарльтон. — Полагаю, паб будет закрыт в День Рождества и День подарков.

— Вы уверены? Это лондонская женщина из рабочего класса.

Леди Чарльтон пожала плечами:

— Война закончилась. Думаю, многие старые обычаи уйдут в прошлое. Раз уж у меня нет семьи…

— Я пыталась найти Джастина, но это безнадежно. Как найти человека в Лондоне? Моя подруга Кларисса работает сейчас в Ист-Энде, но я сомневаюсь, чтобы у нее было время на поиски. Может быть, стоит нанять частного сыщика?

Леди Чарльтон вздохнула:

— Возможно, стоит смириться с тем, что Джастин не хочет иметь со мной дела. Когда я умру, ему достанется этот дом, и он сможет делать все, что пожелает. До тех пор…

— Не говорите о смерти. — Эмили инстинктивно потянулась к ней. — Вам еще рано умирать.

— Кто знает… — леди Чарльтон снова вздохнула, — мой муж был очень бодрым и веселым человеком и любил жизнь. Однако он заболел и очень быстро умер.

— Прямо как сейчас в Лондоне умирают от инфлюэнцы.

— Я слышала. Нам стоит молиться, чтобы она не добралась сюда.

— Думаю, в этой глуши нас никто не найдет, даже инфлюэнца, — улыбнулась Эмили.

Эмили зашла в «Красный лев» и передала Алисе приглашение. Подруга была в ужасе.

— Нет уж, детка, спасибо. Спасибо, что ты обо мне подумала, но чтобы я сидела за столом с титулованной дамой, открывала рот и боялась что-нибудь ляпнуть?! — Алиса хихикнула. — Нас, вдов, позвали справлять Рождество к миссис Сопер. Не то чтобы нам было что праздновать… даже тем, к кому мужья вернулись. — Она придвинулась ближе к Эмили и тихо произнесла: — Помнишь Джонни Ходжсона? Помнишь, как его жена радовалась? Она как-то вечером пришла с ним в паб и рассказала мне, что с ума от страха сходит. Дескать, он просыпается по ночам и кричит. Кошмары видит. Выстрелы и все такое. Детей пугает.

— Ужас! — воскликнула Эмили. — Мне кажется, быстро никто в себя не придет. Но, Алиса, я правда хочу провести Рождество с тобой. Однако отказать леди Чарльтон тоже не могу.

Алиса положила руку ей на плечо.

— И думать нечего. Приходи в «Лев» в Сочельник, устроим праздник. Песен попоем, сосисок поедим с тодди.^[19]

— Хорошо, — согласилась Эмили, — с удовольствием. И Дейзи приведу, и Этель, если та захочет.

Но Этель ясно дала понять, что ее никогда в жизни не видели и не увидят рядом с пабом, как и миссис Трелони. Так что в Сочельник Дейзи и Эмили вышли из дома вдвоем. Собрались одни женщины, если не считать двоих стариков и одного рабочего с фермы. Эмили заметила, что тот много пьет и мало говорит. Но всем все равно было весело.

Алиса отвела Эмили в сторону и подарила ей несколько клубков белой шерсти, спицы и схемы для вязания.

— Пора нам всем приниматься за работу, если мы не хотим, чтобы ребеночек ходил голым.

— Милая, я же совсем не умею вязать. Нянька пыталась меня научить, но я была безнадежна.

— Я помогу, — вызвалась Дейзи. — Я хорошо умею вязать.

Они открыли подарки от Эмили и очень обрадовались крему для рук.

— Как хорошо пахнет! И после картошки руки так и не зажили, — сказала Алиса.

Эмили была довольна.

— А я тебе ничего не приготовила, — огорчилась Дейзи. — Но зато я буду помогать тебе с ребеночком. Научусь всему и стану нянькой.

Они вдвоем поднимались по холму, а под ногами хрустела подмерзшая земля.

Занимался рождественский день, светлый и морозный. На пустоши выпал снег, холмы совсем побелели. Эмили пошла в церковь вместе со всеми. Сегодня ей не было дела до миссис Бингли. Они пели старые рождественские песни, а мистер Паттерсон извлекал музыку из органа. Звучали «Храни тебя Господь, веселый джентльмен», «В городе царя Давида», «Это случилось в полночь».

Позже Эмили и леди Чарльтон выпили хереса перед рождественским обедом. Эмили преподнесла пожилой даме свой подарок и удивилась, насколько тот ее тронул.

— Какой очаровательный подарок! Сделан своими руками. У меня тоже кое-что для вас есть, пойдемте.

Она отвела Эмили наверх, провела по длинному коридору и открыла дверь в светлую комнату. Это оказалась бывшая детская. На подоконнике стояла лошадка-качалка, на полках громоздились книжки и игрушки, а посередине комнаты размещалась украшенная кружевом колыбелька.

— Она теперь ваша, — сказала леди Чарльтон. — Надеюсь, вы переедете сюда до рождения ребенка, и мы наймем для него няню.

— Какая красота, — с трудом проговорила Эмили, зная, что, когда малыш появится на свет, она, скорее всего, уже будет жить с Клариссой.

Затем леди Чарльтон повела ее в библиотеку.

— Выберите себе что-нибудь, — предложила она. — Что угодно.

— Что вы! — испугалась Эмили.

— Я прошу вас. Мне будет приятно знать, что что-то из наших драгоценных приобретений оказалось у вас. Иначе все это продадут с аукциона или выбросит мой внук.

— Вы же говорили, что дом принадлежит ему? Я не могу забирать его вещи.

— Все эти вещи мои. Я сама приобрела их в путешествиях и хочу подарить вам что-нибудь.

Эмили медлила. Ей очень хотелось взять книгу, но коллекции тоже были хороши.

Леди Чарльтон открыла одну из витрин.

— Кажется, вас особенно интересовал Египет. Как вам этот скарабей? Это символ удачи и здоровья. — Она протянула Эмили золотого скарабея, инкрустированного полудрагоценными камнями.

— Я не могу это принять. Он слишком дорогой.

— Я настаиваю. Я хочу подарить его вам, а вы не откажете старой женщине. — Она вложила его в руку Эмили. — Муж подарил мне его в Каире. Говорили, что он происходит из гробницы фараона.

Скарабей был холодный и тяжелый. Эмили долго смотрела на него.

— Не знаю, что и сказать.

— Возможно, «спасибо»?

— Извините. Спасибо. — Неожиданно для себя она обняла леди Чарльтон, которая порозовела от смущения.

Их ждал традиционный и обильный рождественский ужин: индейка, фаршированная каштанами, жареная картошка, овощи и рождественский пудинг с веточкой остролиста, который облили ромом и подожгли перед подачей на стол.

Возвращаясь в коттедж, Эмили думала о родителях. Это было их первое Рождество без нее. Скучали ли они? Жалели о ней? Ей очень хотелось к ним, хотелось домой. Но она понимала, что не сможет вернуться. Никогда.

А еще она думала о родителях Робби, которые встречали Рождество без сына. Ей захотелось написать им. Она решила, что сделает это, когда ребенок родится, и отправит им фотографию.

Она поднесла руку к животу, и малыш толкнул ее в ладонь.

ГЛАВА XXXVI

После Рождества случилась первая сильная метель за зиму. Эмили скользила и спотыкалась всю дорогу от коттеджа до главного дома. Сквозь снег она с трудом различала тропу. Войдя в холл, девушка долго пыталась отдышаться. Леди Чарльтон спустилась по лестнице и увидела ее.

— Милая, что заставило вас прийти сюда в такую погоду?

— Я думала, что вы собирались начать работу над индийской коллекцией.

— Такая верность долгу похвальна, но глупа. А если бы вы заблудились? Или упали и замерзли до смерти?

— Я довольно крепкая, — улыбнулась Эмили, — а коттедж не так далеко от дома. Силуэт виден даже отсюда.

— Вы не представляете, какая тут плохая погода бывает зимой. Почти как в Арктике. — Леди Чарльтон вошла в гостиную и яростно дернула шнурок звонка. Дейзи появилась почти мгновенно.

— Принесите мисс Эмили чего-нибудь горячего. Она добралась сюда через метель. И, Дейзи, застелите постель в голубой спальне и затопите там камин. Пока метель не кончится, мисс Эмили из дома не выйдет.

— Но как же кошка! Я не могу ее бросить.

— Ах да, ведьмина кошка, — улыбнулась леди Чарльтон. — Поверьте, дорогая моя, она способна сама о себе позаботиться в любую погоду. Она в доме?

— Нет. Я никогда не закрываю окно, и она приходит и уходит, когда захочет.

— Уверяю, с ней все будет в порядке. Когда снег перестанет, я пошлю Симпсона посмотреть, как у нее дела.

— Леди Чарльтон, Симпсон немного моложе вас. Удивительно, как он справляется со всей работой, которой вы от него требуете.

— Она держит его в тонусе.

Леди Чарльтон не отпустила Эмили домой ни в этот вечер, ни на следующий. Девушка вынуждена была признать, что очень приятно спать в большой теплой спальне под шелковым одеялом и по утрам принимать чай из рук служанки. Это напомнило ей прежнюю жизнь. Ей очень хотелось сдаться и сказать леди Чарльтон, что она готова переехать к ней. Но коттедж не отпускал. Эмили сказала себе, что должна жить там. Что это ее место.

Когда метель утихла и свежий снег засверкал на солнце, она спустилась с холма. Коттедж походил на домик из сказки. На крыше лежало толстое белое одеяло, а кусты в саду превратились в сугробы. Подойдя к двери, она увидела цепочку следов — следы вели к двери, а потом назад. К ней приходили двое — или один человек заходил дважды. Эмили подумала, что это была Алиса, которая захотела навестить ее, но, посмотрев на следы, поняла, что они ведут не вниз по дорожке, не к «Красному льву», а вверх. Заинтригованная, она пошла по следам и поняла, что они доходят до самого дальнего из крытых соломойдомиков. Там обитала семья, глава которой вернулся с войны, тот, который кричал по ночам.

Кто-то из этого домика дважды приходил к ней. Эмили постучала. Фэнни Ходжсон открыла дверь, и облегчение проступило на ее лице.

— Слава богу! Я думала, вы уехали.

— Что случилось, Фэнни? — спросила Эмили. Молодая женщина казалась измученной, как будто не спала много дней. — Что-то произошло с вашим мужем?

— Нет, с малышом Тимми. Он заболел инфлюэнцей, а дороги завалены снегом. Доктор не сможет приехать, даже если бы мы сумели ему телефонировать. Но телефонные линии тоже оборвало.

— Инфлюэнца? Вы уверены?

Фэнни кивнула:

— А что еще? Я читала о ней в газете, и с Тимом все то же самое: горячка, мечется во сне, дышит с трудом. Помогите ему, миссис Керр.

— Я? — Эмили отступила на шаг. — Я не врач, миссис Ходжсон.

— Но вы же знахарка. Ваше сонное зелье всем помогает. Приготовьте что-нибудь для Тимми, а то он умрет. — Она вцепилась в руку Эмили, как утопающий.

Эмили услышала, что в коттедже кто-то стонет. Девушка попыталась вспомнить, видела ли она рецепт от болезни, которая убила столько крепких здоровых людей? Фэнни была в отчаянии.

— Я попробую, — сказала Эмили наконец. — Но вы же знаете, что это очень опасное заболевание. Я не могу сотворить чудо, но сделаю все, что в моих силах.

— Что угодно! Я готова на что угодно. У меня сил нет смотреть на него и знать, что я только компресс на лоб могу положить.

— Хорошо. Я постараюсь, — кивнула Эмили.

— Благослови вас Господь, моя дорогая.

Эмили вошла в коттедж и чуть не задохнулась от холода. Огонь давно погас, и дом промерз насквозь. Кошка встретила ее обвиняющим мяуканьем. Эмили поставила на пол блюдечко с молоком и растопила печку и плиту. С удовольствием заметила, как легко это теперь получается. Потом она завернулась в одеяло и стала изучать книгу Табиты Энн и собственные записи.

Посконник использовался, чтобы заставить человека пропотеть, но для этого нужны были цветки, а цветков у нее не было. Тысячелистник, бузина, мята, дягиль и тутовое дерево рекомендовались против горячки. У Эмили были тысячелистник, корень дягиля и мята, но не было всего остального. Еще годилась кошачья мята — Тень так тянулась к одному кустику, что Эмили была совершенно уверена, что это и есть пресловутая мята.

Потом она прочитала, что корень первоцвета, тимьян и девясил восстанавливают легкие. Первоцвет до весны было не найти, а что такое девясил, она и вовсе не представляла. Но ивовая кора тоже использовалась для снижения температуры, а у реки росла ива. Пробираться через снег было непросто, но Эмили вернулась с куском коры. В рецепте предлагалось смолоть ее или мелко изрубить. Эмили нашла мясорубку.

Она не знала, сколько коры ей понадобится и не опасен ли ее избыток, но решила, что попробовать стоит все способы.

В результате она приготовила настой из смеси ивовой коры, кошачьей мяты, перечной мяты, корня дягиля, тимьяна, шалфея и тысячелистника. Добавила туда имбиря и корня эхинацеи, потому что Сьюзен упоминала, что они хороши при воспалениях. Она залила травы кипящей водой и оставила настаиваться. Когда вода остыла, она процедила настой и отнесла Тимми Ходжсону.

— Не знаю, поможет ли, — сказала она, протягивая кувшинчик его матери. — Но точно не повредит. Это полезные травы.

— Я не могу вас просить взглянуть на него, потому что знаю, что болезнь заразная. Остальных ребятишек я в кухне заперла, и мужу нехорошо, так что он лежит в постели, но надеяться-то мы можем.

Эмили вернулась домой, борясь с тоской. Раньше ее никогда не просили спасти человеческую жизнь. А если мальчик умрет, будет ли она виновата?

Понимая, что леди Чарльтон будет беспокоиться, она повернула к большому дому.

— Слава богу, вы здесь! — обрадовалась пожилая леди, увидев ее. — Я отправила Симпсона посмотреть, не потерялись ли вы. Он сказал, что из трубы коттеджа идет дым, но я все же надеялась, что у вас хватит ума вернуться сюда.

— Я бы предпочла остаться в коттедже, если вы не возражаете. В деревне нехорошо. Маленький Тимми Ходжсон заболел инфлюэнцей.

— Учитывая ваше положение, вы тем более должны держаться от него подальше! — Леди Чарльтон погрозила ей пальцем.

— Не беспокойтесь, я его даже не видела. Но я приготовила для него средство от температуры.

— В самом деле? Полагаете, оно поможет от заразного заболевания?

— Я не уверена, что от него помогает хоть что-то, но я взяла ивовую кору, потому что она снижает температуру, и еще несколько трав для откашливания.

Леди Чарльтон кивнула:

— Звучит разумно. Давайте молиться, чтобы это помогло. У них недавно вернулся отец, не хватает только им потерять ребенка.

Эмили настояла, что останется дома. Она приготовила еще одну порцию лекарства, на случай если оно понадобится. Наутро она первым делом навестила Тимми, опасаясь услышать худшее. Но новости оказались хорошими.

— Ему намного лучше. Жар прекратился, но теперь, кажется, Лиззи подхватила то же самое.

Эмили принесла еще настоя, а потом услышала, что заболел Сэмми, старший сын миссис Сопер. Девушка навестила и его, но потом слег его брат, а затем Мод и сама миссис Сопер. Эмили и подумать не могла, что такая крепкая девушка, как Мод, тоже заболеет. Она поклялась не подходить к больным, но в доме Соперов некому было за ними ухаживать. Лишь один дед не поддался болезни.

— Только не умирай! — воскликнула она. Мод металась в бреду, и Эмили силой пыталась влить микстуру в пересохший рот.

Алиса пришла к Соперам и застала там Эмили.

— Ты бы себя поберегла, — встревожилась она. — Если заболеешь, что с ребенком станет?

— Я не могу оставить их умирать, Алиса. Если мои травы помогают, значит, я должна что-то делать.

— С другой стороны, если что-то случится с ребенком, может, это и не так плохо, — решила Алиса. — Для тебя это к лучшему, но…

— Нет! — крикнула Эмили. — С ним ничего не случится! Я не позволю!

— Ну тогда за больными ухаживать буду я, — сказала Алиса. — По мне-то никто скучать не станет, если что. — Она усмехнулась.

— Я буду скучать. Ты мне как старшая сестра.

— Тогда брысь! — Алиса отодвинула ее в сторону, но Эмили заметила, что та тронута.

Она только-только дошла до своего домика, мечтая вытянуть ноги перед огнем, и тут увидела, как по обледеневшей дорожке бежит викарий. Он помахал ей рукой.

— Приходите немедленно! — крикнул он, тяжело дыша. — Моей жене совсем плохо, я боюсь, она не выживет.

Эмили заколебалась. Злые слова миссис Бингли до сих пор звенели у нее в ушах. Как просто будет отказаться. Но вместо этого она вошла в дом, взяла еще настоя и вышла обратно.

К концу недели три четверти жителей Баксли-Кросс подхватили инфлюэнцу. Эмили держалась подальше от большого дома, надеясь, что болезнь пощадит леди Чарльтон. Она снова и снова готовила лекарство, и они с Алисой ходили от дома к дому. К концу месяца болезнь сдалась. Не умер никто.

— Удивительно! — объявил врач, который наконец пробрался через снежные завалы. — Здесь, должно быть, так холодно и сыро, что даже инфлюэнца не выжила.

У Эмили было тепло на душе. Она думала, что помогла всем, что люди выжили благодаря ей. Она вдруг осознала иронию ситуации. Она хотела стать медицинской сестрой, как и Кларисса, но ей отказали. А теперь ее навыки травницы спасли деревню. Кларисса будет впечатлена. Эмили написала ей письмо.

Я понимаю, что здесь у нас и вполовину не так ужасно, как у тебя в Лондоне, но я уверена, что некоторых спасло мое лекарство. Я прилагаю рецепт на случай, если кто-то из врачей захочет на него взглянуть.

К концу недели она получила ответ из Лондона, написанный незнакомой рукой.

Мэм,

Я не знаю вашей фамилии, поскольку вы всегда подписывались просто «Эмили». Я — сестра-хозяйка Королевской больницы в Лондоне. С сожалением сообщаю вам, что медицинская сестра Кларисса Гамильтон скончалась от осложнений, вызванных инфлюэнцей, две недели назад. Это была храбрая молодая женщина, которая без устали работала в ужаснейших трущобах Ист-Энда и отдала свою жизнь другим. Прилагаю адрес ее семьи на случай, если вы захотите принести им свои соболезнования.

Эмили долго смотрела на лист бумаги, как будто надеялась, что текст изменится.

— Только не Кларисса! — плакала она. — Это несправедливо!

Кларисса, сильная, бесстрашная Кларисса. Кларисса, которая еще в школе любила рисковать и убегала через окно спальни, чтобы покурить за старой колокольней. Которая каждый день рисковала жизнью во Франции. Она умерла на родной земле, когда война уже закончилась. Это было жестоко.

— Я не могу поверить, что больше ее не увижу, — сказала Эмили леди Чарльтон, изо всех сил стараясь не плакать.

— Я чувствовала то же самое, когда умер Генри. И когда умер Джеймс. Тут ничего не поделаешь. Жизнь несправедлива. Вы переживете это, как пережили смерть своего возлюбленного капитана, но эти раны излечит только время, да и то не до конца. Нам придется жить с тем, что у нас осталось, и ценить тех, кто еще жив.

Эмили хотела сказать, что у нее не осталось никого, но промолчала. Теперь у нее не было выбора. Ей придется жить в маленьком коттедже в Баксли-Кросс, нравится ли ей это или нет.

Она сидела одна, не желая вступать в вежливые разговоры, когда в дверь постучали. «Только бы никто снова не заболел, только не инфлюэнца!» — взмолилась она про себя. Открыв дверь, Эмили увидела нескольких человек. У кого-то был фонарь. Они походили на рождественских славильщиков, вот только Рождество уже миновало.

Вперед выступила миссис Сопер.

— Мы пришли поблагодарить вас, Эмили, — произнесла она. — Мы же можем звать вас по имени? Вы теперь одна из нас.

Девушка посмотрела на них.

— Рада была помочь. Хорошо, что мое лекарство подействовало.

— Вы рисковали собой ради чужих людей, — сказала миссис Сопер. — Ни я, ни моя семья без вас не выжили бы. Мы все знаем, что вы скоро ожидаете… Мы приготовим для него приданое. У вас должно быть все необходимое.

— У меня осталась коляска от Лиззи, — добавила миссис Ходжсон. — Спасибо вам огромное! Вы сотворили чудо!

— Не знаю, что и сказать… — Эмили чуть не плакала. — Вы не хотите войти? Места тут немного, но я приготовлю чай.

— Чай? — раздался голос Нелл Лейси. — У нас с собой виски! Выпьем за победу над этой чертовой инфлюэнцей.

Вечером Эмили лежала в постели рядом с Тенью и думала, что наконец нашла место, где ей рады.

ГЛАВА XXXVII

В Баксли-Кросс пришла весна. На склоне холма зацвели подснежники, потом крокусы, и на конец лужайка вокруг Баксли-хауса покрылась нарциссами. В садике Эмили появились новые листья и первые цветы. Она опознала по травнику еще несколько растений, собрала их, высушила и аккуратно подписала. Теперь Эмили ходила на собрания Женского института. Однажды, когда им читали лекцию о том, как варить джем из лесных ягод, одна из женщин с фермы сказала:

— Это, конечно, чудесно, уметь варить джем, но как мы будем покупать сахар? Вот бы что рассказали.

— И правда, — поддержала ее другая, — мой муж домой не вернется. И как мне жить на вдовью пенсию?

— Пусть Эмили варит свое чудесное зелье и продает, если вдруг испанка снова появится, — предложила миссис Сопер. — Наверняка оно и от остального помогает, от ветрянки например.

— Я не могу, миссис Сопер. — Эмили покачала головой. — Я не врач. Наверное, продавать лекарства незаконно.

— А если крем для рук? — подала голос Алиса. — С моими руками он чудо сотворил.

— И то сказать, — согласилась Нелл Лейси, — я его тоже пробовала, он хороший и пахнет приятно.

— Для его изготовления нужны пчелиный воск и маленькие баночки, — заметила Эмили, чувствуя, что ей самой это интересно, — и я не знаю, хватит ли лаванды в моем садике.

— У меня за домом сколько хочешь лаванды, — радостно сообщила одна из женщин. — А в саду леди Чарльтон растет вообще все, что угодно, включая розы. Кроме того, собирать цветы и травы можем мы, вы нам только покажите, мисс Эмили, что к чему, и мы вам поможем. Наши дартмурские сливки будут продаваться во всех дорогих магазинах.

Эмили чувствовала, как им хочется чего-то добиться, видела надежду в их глазах.

— Давайте попробуем. — сказала она. — Если получится хорошо, сделаем еще и крем для лица, и лосьон. Цветов летом будет много.

Мистера Паттерсона тоже обрадовала идея.

— Теперь у меня будет стимул поставить новые ульи, — заявил он.

Они с Эмили встречались раз в неделю, и никто больше не видел в этом повода для сплетен. Девушке нравилось его общество — они обсуждали книги и ее травяные средства. Однажды вечером, собираясь уходить, она почувствовала, что он занервничал, но не поняла, в чем дело. Он откашлялся и произнес:

— Моя дорогая Эмили, я в курсе, что у вас скоро появится ребенок, и мне известна правда о ваших… обстоятельствах. Миссис Бингли недавно рассказала мне о них, надеясь испортить нашу с вами дружбу. Я знаю, что вы не вдова… — Он замолчал.

Эмили подумала, что, вероятно, он больше не хочет иметь с ней дела.

— Я много лет был убежденным холостяком, — снова заговорил он, — и я значительно старше вас. Но, возможно, вы все-таки сможете выйти за меня замуж, чтобы ребенок родился в законном браке. Я знаю, как тяжело придется малышу без отца и без имени. Меня нельзя назвать хорошей партией, — слегка улыбнулся он, — но я не без средств и думаю, что этот домик — довольно уютное убежище. Я сумею позаботиться о вас обоих. Мне кажется, что вам нравится наша деревня, и вас здесь любят и уважают. Полагаю, такая жизнь не сделает вас несчастной.

Эмили долго молчала и только потом проговорила:

— Даже не знаю, что сказать, мистер Паттерсон…

— Реджинальд.

— Реджинальд, я всегда знала, что вы очень добры, но это не простое участие. Отказаться от одиночества и привычного образа жизни ради человека, с которым вы едва знакомы, — это большая жертва.

— Это не жертва, Эмили. Я с нетерпением жду каждой встречи, и я очарован вашим живым умом. Я полагаю, что мы могли бы стать хорошими друзьями, единомышленниками.

— Думаю, что да, — согласилась девушка. — Мне тоже нравятся наши беседы. Но это так внезапно, так неожиданно… Я не могу дать ответа.

— Тогда не говорите пока ничего. Я не прошу, чтобы вы решали сейчас. Обдумайте все. Представьте, что вас ожидает без мужчины-защитника и без средств к существованию.

— Здесь вы правы, Реджинальд. Но все же брак — это очень серьезный шаг.

— Вы же не находите меня отталкивающим? — спросил он.

— Совсем нет. Вы очень приятный мужчина, и я счастлива была бы звать вас другом. Но для брака нужна любовь.

— Дорогая моя, огромное количество браков основано на расчете, а отнюдь не на любви. Многие женщины вышли замуж из-за денег. Но я повторюсь — подумайте об этом.

Эмили возвращалась домой. Голова у нее шла кругом. Предложение Реджинальда помогло бы решить многие проблемы. О ней и о ребенке позаботятся. «Но мне всего двадцать один, — думала она, — впереди у меня вся жизнь. Хочу ли я застрять здесь навсегда?» А потом пришла другая мысль: «Он неплохой человек, и я уверена, что он будет ко мне добр. Но я считаю его… дядюшкой. Старшим другом семьи. Смогу ли я научиться любить его?» Одно дело — болтать у огня. Но если он предъявит права мужа? Она представила, как он целует ее, обнимает… И в это мгновение перед ней предстал Робби, как живой. Его загорелое подвижное лицо, взлохмаченные рыжие волосы, искры в его глазах… А то, что она испытывала, занимаясь с ним любовью? Разве сможет кто-то заменить его? Разве сможет она полюбить еще раз?

Она не стала говорить о предложении мистера Паттерсона даже леди Чарльтон. Они почти закончили составлять каталог книг и коллекции, и Эмили чувствовала, что должна заняться садом. Но леди Чарльтон возражала:

— В вашем положении? Это неслыханно!

— Я уверена, что в Африке и Китае женщины работают на полях до самого рождения ребенка.

— Мы не в Африке и не в Китае, а вы не крестьянка! — отрезала леди Чарльтон. — На ферму вернулись мужчины. Попросим управляющего прислать кого-нибудь, кто вскопает грядки, а вы решите, что посадить…

Тут она вдруг замолкла. Эмили встревоженно посмотрела на нее.

— Вы в порядке? — Она принесла стул. — Присядьте. Вы очень бледны.

— Все со мной хорошо, кроме старости. — Леди Чарльтон все же села. — Я очень устала за последние дни. Мне кажется, у меня что-то с сердцем…

Вернувшись в коттедж, Эмили стала искать рецепты от слабости сердца. Для его укрепления рекомендовались цветки боярышника, тысячелистник и мытник. И еще барвинок и трехцветная фиалка, маленький, похожий на анютины глазки цветок, который рос в саду. Эмили собрала с изгороди цветки боярышника и на следующий день принесла леди Чарльтон бутылку тонизирующего средства.

— Я приготовила лекарство для вашего сердца, — пояснила она.

— Отвратительно, — заявила леди Чарльтон, отпив немного. — Вы добавили туда цикуту?

— Разумеется, нет. Можете подсластить сахаром или медом. — Эмили улыбнулась. — Это средство должно пойти вам на пользу.

— Мне кажется, вы унаследовали колдовские силы от ведьмы, — сказала леди Чарльтон пару дней спустя. — Я чувствую себя намного бодрее. Что вы там намешали?

Эмили записала для нее состав, и леди Чарльтон кивнула:

— Интересная смесь. Вы молодец.

После этого Эмили стала экспериментировать с кремами и лосьонами. Пчелиный воск оказался слишком липким для лица, поэтому она перешла на глицерин и поинтересовалась, могут ли на ферме изготовить ланолин. Для лаванды было еще слишком рано, но она использовала другие весенние цветы и остатки прошлогодней сушеной лаванды.

— Попробуйте, — предложила она Нелл и Алисе.

Обе согласились, что крем и пахнет чудесно, и смягчает руки.

— Тогда давайте начинать, — решила Эмили. — Изготовим пробную партию.

Коттедж был слишком мал для такой работы, так что она заняла заднюю комнату «Красного льва». Женщины дружно взялись за работу. Заказали маленькие баночки. Пробовали разные сочетания. Эмили нашла рецепт успокаивающего лосьона, который помогал от синяков и ссадин: розовая вода, сок бурачника, гамамелис и мокричник. Роз еще не было, но Эмили купила в аптеке розового масла и добавила его в жидкость. Получилось очень неплохо. Женщины говорили, что лосьон хорошо действует на лицо и помогает от синяков. Так что они заказали бутылочки, а старший сын миссис Сопер, который неплохо рисовал, сделал этикетки. Их коммерческое предприятие заработало. Местные аптекари сначала согласились взять по паре баночек, а потом заказали еще.

— Думаю, в конце концов все наладится, — сказала Нелл Лейси.

— И я так думаю. — Миссис Сопер покосилась на Мод.

— Ну что, пора строить планы? — засмеялась Алиса. — Чего мы хотим, свой отдел в «Селфриджес»?

— Да ну тебя, куда замахнулась! — Нелл Лейси пихнула ее в плечо. — И что дальше? Париж, что ли?

— А почему бы нет?! — расхохоталась Алиса.

В деревне снова начали появляться туристы, и Нелл с Алисой придумали подавать в пабе пятичасовой чай. Миссис Аптон продавала сэндвичи и лимонад в бутылках. Эмили была так занята, что мало думала о своей беременности. И однажды, сажая турецкие бобы, фасоль и горошек, с удивлением ощутила острую боль в животе.

Выпрямившись, она решила, что потянула мышцу. Но боль вернулась и, охватив все тело, не давала дышать. И тут Эмили поняла: время пришло, начались роды. Она методично сложила инструменты и пошла к дому.

— Эмили, это вы?! — крикнула из гостиной миссис Чарльтон. — Где вы были? — Выйдя в переднюю, она увидела заляпанный глиной фартук Эмили. — Вы опять работали в саду, непослушная девица? Я же вам говорила… — Она осеклась: — Что с вами?

— Кажется, ребенок скоро родится, — выдохнула Эмили, схватившись за дверной косяк.

Леди Чарльтон бросилась к звонку. Вызвав Дейзи, она велела ей уложить Эмили в постель и отправить Симпсона за врачом. Этель кипятила воду и искала простыни. Эмили позволила раздеть себя и уложить и лежала, трясясь от страха. Она ничего не знала о том, что ее ожидало, разве что слышала тихие разговоры женщин. Она была уверена, что это ужасные муки. Худшая боль в жизни. Некоторые женщины даже умирали. Она подавила крик, когда боль вновь охватила все тело. Где же врач? Сможет ли он помочь? Она не знала, сколько пролежала так, но потом почувствовала, как кто-то положил ей на лоб холодный компресс.

— Все хорошо, милая, я здесь. — Открыв глаза, Эмили увидела Алису. — Дейзи меня позвала. Ты не должна оставаться одна.

Снова накатила боль, и Эмили сжала зубы.

— Бери меня за руку и ори, если хочешь, — сказала Алиса.

— Алиса, — выдохнула Эмили, когда боль отступила, — я умру.

— Не говори глупостей. Ты крепкая, как лошадь. Осталось немного.

Эмили схватила Алису за руку. По ее лицу струился пот. Схватки приходили и уходили. И вдруг она ощутила что-то новое.

— Алиса, кажется он… выходит.

Алиса сдернула простыню и подняла ночную рубашку Эмили.

— Черт, — прошептала она, — я его вижу.

Стоило ей сказать это, как маленький красный комок выскользнул наружу и упал между ног Эмили. Алиса схватила полотенце и подняла ребенка. Крошечные ручки заколотили по воздуху, и комок возмущенно завопил.

— Девочка! — воскликнула Алиса. — У тебя девочка!

Тут в дверь постучали, и вошел врач.

— Ну, вижу, вы и без меня справились прекрасно. Отличная работа.

Вечером Эмили сидела в постели с дочерью на руках. На головке у девочки росло немного волос. Она смотрела на Эмили, как будто пыталась постичь суть вещей. Эмили подумала, что никогда не видела ничего столь же прекрасного.

— И как вы ее назовете? — спросила леди Чарльтон.

— Мальчика я собиралась назвать Робертом.

— Ну, пусть будет Робертой.

— Роберта… — произнесла Эмили. — По-моему, очень строго для маленькой девочки.

— Придумаете ей домашнее имя.

И девочка стала Робертой.

Женщины из деревни приходили их навещать. Мистер Паттерсон тоже пришел.

— Боюсь, в законном браке она уже не родится, — сказал он, когда они остались одни. — Но мое предложение остается в силе. Если хотите, я готов ее удочерить по закону.

Эмили взяла его за руку.

— Я очень благодарна вам, Реджинальд. Вы — само великодушие. Но прошло слишком мало времени. Я очень сильно любила Робби Керра, а он погиб. Мне кажется, кто-то другой еще не скоро сможет занять его место.

— Я понимаю. Я тоже любил девушку. Я встретил ее, когда болел туберкулезом, мы лежали в одной больнице. Она умерла. Мне было очень больно. У нас с вами больше общего, чем вы думаете. — Он поцеловал ее в лоб и на цыпочках вышел из комнаты.

ГЛАВА XXXVIII

Когда Роберте, которую теперь все звали Бобби, исполнилось три недели, к Эмили вернулись силы. Первые партии лосьона и кремов были уже распроданы, и все ожидали, что она приготовит еще. Распустились розы, некоторые травы пора было собирать и сушить. Эмили отказалась оставаться в постели и вместе с младенцем сбежала в коттедж. Она была так занята, что почти не виделась с леди Чарльтон.

Как-то раз, придя к ужину с маленькой Бобби на руках, она испугалась, узнав, что леди Чарльтон сегодня не поднималась с постели. Оставив Бобби в детской, она зашла к пожилой леди.

— Со мной все хорошо. — Леди Чарльтон жестом поприветствовала ее. — Просто ощущаю слабость. Как будто из меня вытянули все силы.

— Я попрошу миссис Трелони приготовить вам бульона, — сказала Эмили, — и студня из телячьих ножек.

Леди Чарльтон кивнула и слабо улыбнулась. У Эмили заныло сердце. Леди Чарльтон не могла умереть. То есть не теперь. Не после всего того, что было. Девушка торопливо поела и побежала домой. Она приготовит еще тоника — на этот раз покрепче: цветки боярышника, лучше свежие, тысячелистник, мытник, барвинок и трехцветная фиалка. Все эти растения могли поддержать угасающее сердце — Эмили думала, что в этом причина болезни леди Чарльтон. На полях было приписано, что наперстянка тоже очень хороша. На следующий день Эмили собрала цветы. К счастью, боярышник обильно рос вдоль изгородей, а трехцветная фиалка — в палисадниках. Эмили разложила травы на столе и задумалась. Табита Энн предупреждала, что наперстянка опасна и использовать ее следует с осторожностью, неправильная доза может даже убить. Эмили отложила цветы наперстянки, не желая рисковать. Остальные травы она сложила в кастрюльку и кипятила, пока не получился концентрированный настой. Его она отнесла леди Чарльтон.

— Я приготовила вам еще тоника, — сказала она, — на этот раз покрепче. Он должен помочь вашему сердцу.

Она налила немного в стакан, леди Чарльтон попробовала и поморщилась:

— Этот на вкус еще хуже. Вы хотите меня отравить?

— Я хочу вас вылечить. Можно добавить в него сахара или меда.

Она спустилась в кухню и попросила у миссис Трелони горячей воды с медом.

— Я приготовила ей тонизирующее средство, но оно вышло слишком горьким.

Потом она поднялась, смешала тоник со сладкой водой и протянула леди Чарльтон. Та сделала пару глотков и откинулась на подушки.

— Я могу что-нибудь сделать для вас? Почитать вам вслух? — спросила девушка.

Леди Чарльтон закрыла глаза и покачала головой.

Эмили уже хотела уйти, но леди Чарльтон вдруг села, схватилась за сердце и потеряла сознание. Эмили побежала вниз за слугами. Симпсона отправили за врачом. К счастью, он как раз был поблизости с визитом. Взглянув на пожилую пациентку, он немедленно вызвал «скорую помощь».

— Я уверен, что это сердце, — сказал он. — И она заболела не сейчас.

Леди Чарльтон отнесли вниз и увезли в королевскую больницу Девона и Эксетера. Эмили очень хотела поехать с ней, но она не могла бросить ребенка. Девушка смотрела вслед карете «скорой помощи» и не знала, увидит ли леди Чарльтон снова.

На следующее утро она попросила Дейзи помочь ей с ребенком, и Симпсон отвез их в Эксетер. Эмили попыталась увидеть леди Чарльтон, но ей отказали, потому что она не была членом семьи.

— Кроме того, пациентка без сознания, — объявили ей. — Выживет ли она — вопрос только времени. Сообщите ее семье.

У больницы Эмили ждала Дейзи с Робертой на руках. Контора отца Эмили находилась в Эксетере. По дороге в Баксли-Кросс они проехали через центр города. Автомобиль притормозил, проезжая мимо огромного собора, высящегося надсадами. Эмили выглянула из окна и поразилась его величию. Бог ли заставлял людей создавать такие огромные строения? Знал ли Он, чем заняты маленькие создания на земле, чем они живут и о чем думают? Эмили пыталась справиться с охватившим ее отчаянием. А потом, когда Симпсон прибавил скорость, нечто привлекло ее внимание.

— Стойте! — крикнула она.

На ограде собора висела афиша, на которой по диагонали было напечатано: «Поэты-фронтовики», а ниже: «Молодые люди, известные как поэты-фронтовики, будут читать свои стихи во вторник в два часа».

— Мы должны остаться, — проговорила она, — вдруг они знают, где Джастин Чарльтон.

Они нашли место, где можно было бы оставить автомобиль. Симпсон направился в ближайший паб, а Эмили и Дейзи стали искать место для ланча. В маленьком кафе они поели фасоли с тостами, а потом нашли уединенный уголок в саду, где Эмили смогла покормить девочку. Потом они вошли в собор. Ребенком Эмили уже бывала здесь, но тогда она не могла оценить его красоты. Под сводчатый потолок взмывали витражные окна. Пятна цветного света танцевали на каменном полу. Людей было немного — или так только казалось из-за огромного размера помещения, и Эмили проскользнула на одну из задних скамей. Священник говорил о том, что страдания военного времени необходимо запомнить и записать, а потом представил молодых людей, которые в стихах передали свои военные истории. Когда они заняли места на ступенях алтаря, Эмили чуть не вскрикнула. Среди них был Джастин. Она нетерпеливо ждала, когда поэты начнут читать стихи. Хотя те были хороши и сильны, Эмили никак не могла сосредоточиться ни на словах, ни на вопросах, которые стали задавать после чтения. Только когда в маленьком боковом зале подали чай с печеньем, она смогла поймать Джастина.

Он с удивлением посмотрел на нее.

— Виконт Чарльтон! Я вас искала! — воскликнула девушка.

Он вздрогнул.

— Господи, только не виконт! Титулы бессмысленны. Просто — мистер Чарльтон или Джастин. Вы пришли послушать стихи?

— Да, но наша встреча — настоящее чудо! Ваша бабушка находится в королевской больнице Девона и Эксетера. Она умирает. Меня попросили сообщить семье. Я полагаю, вам стоит навестить ее.

Он нерешительно посмотрел на Эмили.

— Умирает? Вы хотите, чтобы я с ней помирился? После всего, что она мне наговорила?

— Джастин, она очень сожалеет о том разговоре. Мы пытались найти вас через полк, но там вас считают погибшим. Я готова была ехать на ваши поиски в Лондон, но из-за недавних родов была не в силах путешествовать. Пожалуйста, зайдите к ней. Очень вас прошу. Я пыталась к ней попасть, но меня не пустили, потому что я ей не родственница.

Эмили видела, что он борется с собой.

— Думаю, вы правы, — наконец проговорил он. — Я видел очень много смертей и не хочу, чтобы она умирала одна.

— Спасибо! — Она инстинктивно придвинулась ближе. — Вы не представляете, сколь много это для меня значит.

— А вы привязались к старушке. — Он посмотрел на нее долгим и жестким взглядом.

— Да. Моя семья от меня отказалась, а леди Чарльтон приняла. Она — воплощение доброты, и я полюбила ее.

— Семья отвергла вас? — заинтересовался он.

— Да. — Она собиралась сказать ему правду, но не могла сделать этого в толпе. К тому же ей не хотелось, чтобы он плохо о ней подумал. — Они не одобрили мой выбор мужа.

— Значит, мы похожи. Оба изгои. Давайте поедем к ней прямо сейчас.

— Ее автомобиль ждет.

— Отлично. Только ребятам скажу.

— А мне нужно найти няньку с ребенком.

— Пойдемте со мной, — сказал Джастин, когда автомобиль остановился у огромного, красного кирпича здания больницы.

Эмили покачала головой:

— Меня не пустят. Только членов семьи.

— Не глупите. Будете моей кузиной. Кто возразит? — Он схватил ее за руку. — Вы же хотите ее увидеть и попрощаться?

— Да, я была бы рада.

— Тогда — вперед! — Он чуть ли не силой выдернул ее из машины.

Леди Чарльтон лежала на узкой, белой койке и сама была бледна и неподвижна, как статуя. Но она открыла глаза, услышав слова сиделки:

— Миледи, к вам посетители.

— Джастин? — спросила она.

— Здравствуй, бабушка, — тихо произнес он. — Как ты?

— Пока не умерла… — Она открыла глаза шире. — И Эмили здесь. Рада вас видеть. Вы нашли Джастина. Вы явно умеете творить чудеса.

— Мне просто повезло. Он выступал с поэтами-фронтовиками.

— Поэтами-фронтовиками? Это еще что такое? — недовольно спросила она.

— Мы должны говорить о пережитом, — объяснил Джастин. — И мы можем выразить это и рассказать о войне людям только через поэзию.

— У тебя есть книга?

— Она еще не опубликована. Мы ездим по стране и читаем свои стихи.

Старая леди фыркнула:

— Не представляю, что бы сказал твой отец… — Однако вслед за этим ее лицо смягчилось: — Впрочем, каждому свое. Не могу же я заставить тебя стать тем, кем ты не являешься.

— Спасибо. — Он накрыл ее костлявую руку своей.

Молодые люди ушли, когда леди Чарльтон заснула. Пока шли по коридору, они не сказали друг другу ни слова, но когда спустились с лестницы, Джастин предложил:

— Может быть, выпьем чаю? Он наверняка дрянной, но хотя бы теплый и жидкий, а у меня горло пересохло после чтения вслух.

— Да, пожалуй.

По указателям они добрались до кафетерия, Джастин купил две чашки чая и кекс.

— Может быть, она поправится… — осторожно сказала Эмили.

— Ну да, чтобы я не наложил лапу на наследство слишком рано.

Она шлепнула его по руке.

— Вы говорите ужасные вещи, Джастин. Дайте ей шанс. Вам мешают дурные воспоминания, ну так отпустите их. Подумайте о будущем. Вы живы, а многие нет.

Он слегка улыбнулся:

— Какая-то вы слишком умная. Сколько вам лет?

— Почти двадцать два.

— Мне — двадцать четыре. И мы оба потеряли лучшие годы нашей жизни.

— Откуда вам знать, вдруг они еще впереди? — сказала она, понимая, что ей уже ничего не приходится ждать в будущем.

— Вам понравились мои стихи? — спросил он, явно пытаясь перейти на менее серьезную тему.

— Они очень хороши. Все стихи и ваши тоже. Такие трогательные. Многие слушатели плакали.

— Отлично. На это мы и надеялись. Хотели, чтобы люди осознали, как ужасна и бессмысленна война.

Они снова замолчали. Потом Джастин спросил:

— Вы говорили, что ваша семья отвергла вас, потому что им не понравился ваш молодой человек.

Эмили кивнула.

— И вы сказали, что он умер. А потом велели мне забыть о прошлом. Что вам самой мешает это сделать?

— Я рассказала вам не всё. — Она поболтала ложкой в чашке. — Он погиб до того, как мы успели пожениться. Я ждала ребенка, а мои родители ясно дали понять, что думают о девушках, которые таким образом позорят семью.

— Ясно, — кивнул он, — нелегко вам пришлось.

— Ваша бабушка очень мне помогла. Она пригласила меня к себе, хотя знала правду. И вся деревня приняла меня, кроме жены викария.

— О, она просто мегера!

Они оба рассмеялись.

— Вы надолго в эти края? — спросила Эмили. — Вы говорили, что ездите по стране вместе с другими поэтами.

— Да. Завтра мы будем в Плимуте, потом проведем пару дней в доме одного из наших друзей, а после отправимся в Бристоль и в Уэльс.

— Вы не могли бы остаться рядом с бабушкой? Вдруг она умрет?

Он задумался.

— Наверное, я должен задержаться. Да. Я останусь. Скажу друзьям, что пропущу чтения в Плимуте и нагоню их позже.

— Вы дадите нам знать? Может быть, отправите телеграмму, если… — Она поняла, что не может закончить фразу.

— Конечно. — Джастин встал. — Я пойду договорюсь с ребятами и, наверное, поищу пансион поблизости. Рад был встрече… Простите, но я так и не знаю вашего имени.

— Эмили. Эмили Брайс. Не миссис Керр. Это придумала ваша бабушка.

— Со мной в Тонтоне учился Фредди Брайс.

— Это мой брат.

— Правда? Отличный парень. На пару лет старше меня. Он был нашим старостой.

— Он погиб в первые дни войны. Провел в окопах всего неделю.

— Мне жаль.

— И мне. Но я с этим смирилась.

Он задержался на секунду, разглядывая ее. Эмили послышался плач с улицы.

— Кажется, ребенок проснулся. Мне лучше идти. И вам тоже.

— А кто у вас, мальчик или девочка?

— Девочка.

— Замечательно. Ее не призовут в армию.

— Ох, Джастин. Это была последняя война на свете. Давайте надеяться, что больше никого никогда не призовут в армию.

— Хотелось бы верить, что вы правы. — Он продолжал смотреть на нее, и она вдруг увидела, что у него серые глаза и красивая улыбка. — Я, пожалуй, еще раз навещу старушку. Просто посижу рядом. До свидания, Эмили.

Он протянул ей руку и на мгновение задержал ее ладонь в своей. Эмили стало жарко, и она покраснела.

— До свидания, Джастин, — с трудом проговорила она. Сбегая по ступеням, она чувствовала, что он смотрит ей вслед.

ГЛАВА XXXIX

Симпсон высадил Эмили у коттеджа, где почему-то стоял большой черный автомобиль. Подходя к двери, она услышала шаги и обернулась. К ней приближались двое.

— Чем могу помочь? — спросила она.

— Вы здесь живете? — поинтересовался старший из двоих, огромный детина средних лет с массивной нижней челюстью, делавшей его похожим на бульдога.

— Да.

— Вы называете себя миссис Керр?

— Да, — нахмурилась Эмили, — в чем дело?

— Мы из полиции графства Девон. Инспектор уголовного розыска Пейн и сержант Липскомб.

— Что-то случилось? — Она крепче прижала к себе Бобби.

— Мы можем войти? Не хотелось бы обсуждать это у всех на виду.

— Разумеется. — Эмили открыла дверь коттеджа.

Инспектор Пейн огляделся.

— Симпатичное местечко. Недурная мебель.

— Спасибо. А теперь скажите, в чем дело. Кого-то ограбили?

— Возможно. — Он усмехнулся.

Эмили это почему-то напугало.

Инспектор без приглашения сел в одно из кресел. Эмили стояла, держа на руках младенца.

— Позвольте, я уложу ее. — Она прошла в спальню, а когда вернулась, наткнулась на изучающие взгляды полисменов, стоящих у каминной полки.

— Какие интересные штучки, — заметил инспектор, — вот компас, например. Впечатляющая вещь.

— Да. Это подарок леди Чарльтон. Она много интересного привезла из путешествий.

— Да уж, наверное, — согласился инспектор.

С Эмили было довольно. Она устала после поездки в Эксетер и беспокоилась за леди Чарльтон.

— Я не знаю, на что вы намекаете, но мне хотелось бы знать цель вашего визита.

Инспектор снова сел. Сержант остался на ногах.

— Давайте начнем с вашего полного имени. Ведь вы не миссис Керр?

— Эмили Брайс.

— Мисс Эмили Брайс?

— Верно.

— Выходит, вы не вдова?

— Почему это вас интересует? Я не пыталась ничего добиться обманом. Я не получаю вдовью пенсию. Мой жених был убит во Франции, и мы не смогли пожениться. Я была в положении. Леди Чарльтон предложила мне назваться его именем. Я не вижу в этом вреда. А теперь скажите, зачем вы приехали.

— Мы получили очень серьезное сообщение, касающееся вас и леди Чарльтон.

— Что за сообщение? — Эмили выдвинула стул и села напротив него.

— Вчера леди Чарльтон потеряла сознание, и ее отвезли в больницу, так?

— Да.

— Мне сказали, что это произошло немедля после того, как она выпила какое-то средство, которое вы приготовили.

— Это был травяной тоник для сердца, — ответила Эмили, — и я не заставляла ее его пить.

— Она утверждала, что не хочет его пить, но вы уговорили.

— Да, потому что он был слишком горьким. Я спустилась в кухню и принесла воды с медом, чтобы сделать напиток повкуснее.

— Выпив его, она сразу схватилась за сердце и потеряла сознание.

— Да.

Он снова усмехнулся, весьма довольный собой.

— Очень удачно, правда?

Эмили непонимающе уставилась на него:

— Вы обвиняете меня в том, что я намеренно причинила вред леди Чарльтон?

— Как по мне, так это так и выглядит.

— Это бред, инспектор. Я не знаю, кто вам это сказал, но я уверяю вас, что принесла ей совершенно безвредный травяной тоник, полезный для сердца. Испытанное надежное средство из старых книг. Цветки боярышника, барвинок, трехцветная фиалка… Травы из моего сада.

— Вы не забыли про наперстянку?

— Там ее не было.

— Однако утром вас видели за сбором наперстянки. И ландышей… крайне ядовитый цветок.

— Да, я их собирала. Сейчас цветет очень много растений. Я хотела засушить их для дальнейшего использования. Ландыш очень эффективен, если применять его с осторожностью, но в этом средстве его не было. Если хотите, я могу еще раз приготовить тот настой.

— Разумеется, не добавляя веществ, которые могли бы слишком сильно повлиять на старое сердце.

— Я только что рассказала вам, что содержалось в напитке. Если вы мне не верите, в стакане на прикроватном столике должно было что-то остаться, если только служанка его не убрала.

Он все еще улыбался.

— Но вы же сами все выплеснули, не помните? Когда старуха потеряла сознание, а вы послали за помощью, вы подождали, пока все не засуетятся, и вылили остаток в умывальник. Вас видели.

— Это ложь! — вскричала Эмили и услышала, как захныкала Бобби. — Инспектор, я не знаю, кто вам это сказал, но могу предположить. Одна женщина из дома леди Чарльтон недолюбливала меня с самого начала. Полагаю, это она все выдумала. — Эмили попыталась успокоиться. — И, кроме того, какие у меня причины желать смерти леди Чарльтон? Она пригласила меня к себе, и я ее очень люблю.

— Признайтесь, все сложилось довольно удачно, — сказал инспектор, поглядывая на сержанта в поисках поддержки, — вы приехали из ниоткуда, работали в саду. Потом очаровали старуху и начали помогать ей в доме… и тогда стали пропадать вещи. Ценные предметы, которые таинственным образом оказывались в этом коттедже. Вы, наверное, думали, что она близорука и забывчива и ничего не заметит.

— Она не близорука и не забывчива! — рявкнула Эмили. — Все, что вы здесь видите, леди Чарльтон подарила мне сама!

— Очень дорогие подарки для садовницы. — Снова усмешка. — Это так принято?

— Я помогала ей составлять каталоги библиотеки и коллекций, — спокойно ответила Эмили, — и не брала платы. Это были маленькие благодарственные подарки.

— Не очень-то и маленькие, если меня глаза не обманывают. Довольно дорогие. Вот как, мне кажется, все происходило. Вы обнаружили, что ждете ребенка. Услыхали об одинокой старой вдове. Богатой старой вдове. Заявились сюда и сказали, что вы садовница. Потом начали помогать ей в доме. Потихоньку прикарманили пару вещиц. Может быть, она вас раскусила и решила выставить. И тогда вы избавились от нее.

— Это полная ерунда, инспектор. — Эмили пыталась говорить спокойно и сердито, но в ее душе росла паника. — И не имеет ничего общего с реальностью.

— А может быть, у вас появился более серьезный мотив? — Инспектор потер руки, как будто разговор доставлял ему огромное удовольствие. — Старуха изменила завещание и упомянула там вас, а?

Эмили побледнела.

— Мне об этом неизвестно. Даже если и так, дом и поместье ей не принадлежат. Их наследник — ее внук, Джастин.

— Но свои личные вещи она могла завещать кому угодно. Мне говорили, что она оставила вам свою библиотеку… книги и всякие штучки, которые они с мужем купили в путешествиях. Хорош подарочек?

— Я об этом не знала… — Эмили растерялась. — Кто вам это сказал?

— Человек, который мне это сообщил, свидетельствовал при изменении завещания. Не завидую я вам, мисс Эмили Брайс. Если леди Чарльтон умрет, что весьма вероятно, вас обвинят в убийстве.

— Это нелепо, — резко заявила Эмили, внутренне обмирая от ужаса. Она слишком хорошо понимала, что все его слова имеют смысл… будут иметь смысл для суда.

— Поживем — увидим. — Инспектор встал. — Покушение на убийство наказывается не так строго, но его легче доказать, потому что за него не казнят. Так или иначе, вам придется поехать с нами в эксетерскую тюрьму.

— Это невозможно, — возразила Эмили, — у меня трехнедельный младенец, и я не могу ее оставить. Или взять в тюрьму.

Она стояла, выставив подбородок, и дерзко смотрела на него.

— Вы не можете посадить в тюрьму младенца, инспектор. Нельзя быть таким жестоким.

Из комнаты донесся плач. Инспектор покосился туда, а потом обратился к Эмили:

— Ладно, я пожалею вас и позволю остаться здесь, пока из Скотленд-Ярда не приедут серьезные люди. Но вам нельзя будет выходить отсюда. У дверей я поставлю охрану.

— Куда я пойду с младенцем, — бросила она. — И давайте надеяться, что ваши так называемые серьезные люди поймут, что это полная чушь.

Ей захотелось сослаться на отца, но она понимала, что это не поможет. Если семья от нее отказалась, это станет еще одним поводом усомниться в ней и предположить, что у нее были причины избавиться от леди Чарльтон.

— Мы вернемся, мисс Брайс, — сказал инспектор, задержавшись в дверях. Ему пришлось наклониться, чтобы не задеть притолоку.

Эмили проводила взглядом черный автомобиль. Ее тошнило от страха. Оглядывая коттедж, она поняла, что проклятие сбывается. Она стала знахаркой, а это всегда сулило женщинам одни неприятности. Разве не так ей все говорили? Сьюзен Олгилви была невиновна, но это ей не помогло. Обречена ли она, Эмили, на ту же судьбу?

Она прошла в спальню и села рядом со спящей дочерью. Девочка была такая хорошенькая и милая, как херувим. Кто присмотрит за ней, если Эмили посадят в тюрьму? Тут в дверь постучали, и вошла Дейзи.

— Эмили, что случилось? Миссис Трелони крутится по кухне, как кошка, нализавшаяся сливок. И она сказала Этель, что сразу поняла, что от этой девицы будут одни неприятности, а теперь-то она свое получит. И мотор какой-то странный проехал.

— Дейзи! — Эмили схватила ее за руку. — Ко мне приходили полисмены… — И она выложила всю историю.

— Проклятая старая корова! — воскликнула Дейзи. — Она тебя сразу невзлюбила! Говорила о тебе жуткие вещи. Но чтобы такое придумать…

— Дело в том, что я не могу опровергнуть эти обвинения. Я же действительно приготовила ей снадобье, и она отказалась его пить, а потом схватилась за сердце и потеряла сознание. Может быть, я ошиблась, и средство оказалось слишком сильным для ее сердца. Я же не эксперт. Но все эти растения должны помогать сердцу, честное слово. — Она всхлипнула. — И все эти вещицы она сама мне дарила. Если она умрет, как я смогу это доказать? Мы всегда были в библиотеке только вдвоем, и свидетелей у меня нет.

— И что теперь будет? — спросила Дейзи.

— Приедет человек из Скотленд-Ярда. И… меня посадят в тюрьму, я предстану перед судом, и если мне не поверят присяжные, то меня повесят.

— Ты же говорила, что твой отец судья.

— Да, но…

— Ради всего святого, напиши ему! Расскажи ему! Он все уладит.

— Или нет… — Эмили отвела взгляд.

— Он же не позволит, чтобы его дочь повесили.

— Наверное, нет… Но откуда ему знать, что я невиновна? Я уверена, что дочери судей тоже совершают преступления.

— Ты ему когда-нибудь врала?

— Нет.

— Ну, тогда садись и пиши, а мы отправим письмо.

Эмили встала, но потом покачала головой:

— Нет, Дейзи. Если бы он меня любил, он желал бы мне счастья. Он не отказался бы от единственной дочери, что бы она ни сделала.

— И все-таки попробуй.

— Я подумаю, — согласилась Эмили.

— Ты, наверное, не придешь ужинать теперь?

— Я должна сидеть здесь. И, кроме того, не хочу видеть эту жуткую женщину.

— Тогда я принесу тебе еды.

— Не надо. Не надо давать ей возможность меня отравить. — Эмили попыталась усмехнуться, но смешок заглох. — Дейзи, мне так страшно. Я не смогу есть.

Дейзи ушла. Девочка проснулась, Эмили взяла ее на руки и приложила к груди.

— И что с тобой теперь будет? — прошептала она, глядя на крошечное личико.

Снаружи послышались шаги, а потом стук в дверь. Эмили поспешно привела себя в порядок и уложила дочь, но посетитель уже вошел.

— Эмили, это я, Алиса, — крикнули из гостиной. — Дейзи мне все рассказала. Я принесла тебе супу из паба и стакан бренди. Тебе не помешает выпить. — Подруга вошла в спальню и с жалостью посмотрела на Эмили.

— Какой ужас, детка. Как у этой твари язык повернулся такое сказать?

— Не знаю, Алиса. Может быть, она правда считает, что я отравила и обокрала ее хозяйку. Ее слово против моего.

— Леди Чарльтон же еще не умерла.

Эмили покачала головой.

— Нет. Я навестила ее вместе с ее внуком. Он обещал сообщать мне новости.

— Он что, вернулся?

— Просто повезло. Он читал стихи в эксетерском соборе. Я рассказала ему про бабушку, и он согласился с ней повидаться. Хоть что-то я сделала правильно.

— Ты все сделала как нужно, — возразила Алиса. — Не смей так говорить.

Эмили сменила девочке пеленку и посмотрела в ее большие темные глаза.

— Мне страшно, Алиса. Может быть, делать лекарства, ничего не зная, глупо и наивно? Я же опиралась на чужие слова. Вдруг там что-то неправильно? Что, если я кого-то отравила по ошибке?

— Ты спасла всю деревню от испанки.

Эмили не нашлась с ответом.

— Так. Ты собираешься писать отцу? — спросила Алиса. — Дейзи говорит, что ты не хочешь.

— Вдруг он не станет мне помогать? Раньше же не хотел. Он не принял меня обратно после смерти Робби. А потом ясно дал понять, что…

— Когда ты сказала ему, что ждешь ребенка?

Эмили кивнула, не отрываясь от своего занятия.

— Что именно он сказал?

Эмили замялась:

— Точнее, я не стала говорить, что жду ребенка. Я собиралась, но мама пустилась в рассуждения о соседской девушке, которая опозорила всю семью и которую пришлось отослать, и отец с ней согласился. Так что я промолчала.

— Эмили Брайс, ты что, ничего им не рассказала?

— Я не смогла. Я услышала, как они навсегда исключили ту девушку из нашего общества, и решила, что со мной они сделают то же самое. Я не хотела услышать эти слова.

— Эмили, милая… — Алиса положила руку ей на плечо. — Люди очень много говорят. Они любят осуждать других, чтобы почувствовать себя важнее. Но когда дело доходит до их собственного ребенка, все меняется. Немедленно напиши ему, и я отправлю письмо с утра. Ставлю десять к одному, что он примчится к тебе на помощь.

Эмили подняла глаза:

— Ну, мне же уже нечего терять, ведь правда? Я уже потеряла любимого мужчину, репутацию, а теперь рискую жизнью. Ладно, напишу. Спасибо тебе, Алиса. Ты настоящий друг. Не знаю, что бы я делала без тебя.

— Брось… — Алиса смутилась. — Ты бы нормально справилась.

ГЛАВА XL

Ночь казалась бесконечной. Эмили смотрела в потолок, думая, каково ей придется в тюрьме и больно ли, когда тебя вешают. Чувствовала ли Сьюзен Олгилви то же самое? Лежала ли она в той же постели, пытаясь смириться с тем, что жизнь ее скоро оборвется? Вдруг Эмили почувствовала мягкое прикосновение к щеке. На мгновение она подумала, что это призрак Робби пришел сказать, что любит ее и наблюдает за ней. Но потом она поняла, что это Тень, которая не ушла охотиться по своему обыкновению, а каким-то образом поняла, что Эмили нуждается в компании. Тень свернулась рядом и замурлыкала.

— А кто будет смотреть за тобой? — пробормотала Эмили и погладила кошку.

Когда холодный рассвет осветил пустошь, Эмили встала, затопила плиту и поставила чайник. Бобби все еще мирно спала. Тени нигде не было видно. Девушка накинула на плечи шаль и вышла во двор. Ее садик был в полном цвету и источал сладкие ароматы. Первые пчелы мистера Паттерсона уже навестили цветы. «Если бы я не упрямилась и вышла за него замуж, — подумала Эмили, — этого не случилось бы». Кого она теперь может попросить о помощи?

Вернувшись в дом, чтобы приготовить чай, она выглянула в окно и увидела у дверей полисмена. Сразу же отвернулась, чувствуя тошноту. С трудом взяв себя в руки, Эмили приступила к обычным утренним делам. Вытащив коляску с Бобби на улицу, чтобы та подышала свежим воздухом, Эмили подумала, что, пожалуй, стоит упаковать подарки леди Чарльтон.

— Но ведь она мне сама их подарила, — вслух сказала Эмили, — хотела меня порадовать.

Но кто теперь мог этому поверить?

Около полудня у коттеджа остановился тот же автомобиль, что и вчера. Из него вышел вчерашний инспектор в сопровождении незнакомого человека и прежнего сержанта. Эмили впустила их. Незнакомец оказался инспектором из Скотленд-Ярда. Он был не так напорист, как девонский сыщик, но Эмили чувствовала, что его вопросы еще опаснее. Нет, она не училась траволечению. Она нашла все рецепты в старых книгах. Она полагала, что все ее средства безвредны и даже полезны. Возможно ли, что она все же навредила старой леди?

— Я полагаю, что это возможно, — сказала Эмили, — но я могу дать вам список ингредиентов и приготовить еще порцию тоника для анализа.

— Вас видели за сбором наперстянки, мощного сердечного средства.

— Да, но я ее не использовала.

— Зачем тогда вы ее собирали?

Эмили помедлила.

— Я прочитала, что она хорошо помогает против сердечных болезней, но при этом опасна. Я раздумывала, положить ли ее, но потом отказалась.

Он кивнул, задумчиво глядя в землю, а потом вдруг посмотрел на нее.

— Зачем вы сюда приехали, мисс Брайс? Почему вы искали леди Чарльтон? Вы раньше были с ней знакомы?

— Нет. — Эмили испугалась. — Я служила в Женской земледельческой армии. Нас отправили сюда, чтобы помочь ей в саду. Мы с ней подружились. Мы жили в этом коттедже, который стоял в запустении много лет. Когда после окончания службы мне потребовался приют, я подумала, что она может пустить меня в этот коттедж в обмен на работу в саду.

— Почему вы не вернулись домой, к семье? У вас нет семьи?

— Есть, но… — Ее прервал громкий стук в дверь.

Сержант бросился открывать.

— Это дом мисс Эмили Брайс? — спросил мужской голос.

— Да, но…

— Я ее отец, судья Брайс. — Мужчина отодвинул сержанта и вошел в комнату.

Эмили удивленно посмотрела на него. Каким образом Алиса смогла доставить письмо так быстро? Судья Брайс обвел комнату взглядом и посмотрел на дочь.

— Эмили, ради всего святого, что ты здесь делаешь? Что происходит?

Она встала и сделала шаг к отцу, борясь с желанием броситься в его объятия.

— Папа, ты получил мое письмо?

— Письмо? Никакого письма я не получал. Мы с твоей матерью ничего о тебе не знали уже несколько месяцев. Она с ума сходит. Когда ты не дала о себе знать на Рождество, мы связались с женщиной, которая командовала вашей армией, и узнали, что вас распустили на зиму. Она сказала, что ты собираешься жить с подругой, и мы не представляли, где тебя носит. Та женщина тоже не знала. Никто не знал. Ради бога, зачем ты сюда приехала?

— Это длинная история, папа, и я ее тебе рассказала бы, но эти господа считают, что я пыталась убить леди Чарльтон, а я ведь хотела только ей помочь.

— Это я знаю. Сегодня утром ко мне явился специальный уполномоченный и сказал, что некую Эмили Брайс арестовали за попытку убийства. Он решил, что вряд ли в графстве живут две Эмили Брайс, и счел нужным мне сообщить. Разумеется, мне не хотелось признаваться, что мы месяцами не имели о тебе вестей. Я взял адрес и немедленно приехал.

— Вы отец этой девушки? — спросил инспектор из Скотленд-Ярда. — Судья?

— Безусловно. Председатель девонского суда присяжных. В чем обвиняют мою дочь?

— Обвинений несколько. Она приготовила средство, которое вызвало у старухи сердечный приступ. Украла у нее несколько вещей. Кроме того, мы полагаем, что у нее были причины желать старухе смерти, потому что она упомянута в завещании.

— Папа, это глупости! Я очень люблю леди Чарльтон, а она меня. Меня обвиняют в краже, но она подарила мне все эти вещи в благодарность за то, что я составляла каталоги ее коллекций. А о завещании я ничего не знала.

— А сердечное средство?

— Мне достался садик с травами и книги по траволечению. Я пыталась учиться. Я приготовила ей безвредное, тонизирующее средство. В нем не было ничего опасного. У меня есть рецепт, и я готова отдать его этим джентльменам. И приготовить еще порцию тоника для проверки.

— Ты занималась медициной без лицензии? — нахмурился отец. — Это само по себе преступление, юная леди.

— Я только хотела помочь. Она говорила, что плохо себя чувствует.

Судья Брайс обратился к полисменам:

— Джентльмены, моя дочь упряма и безрассудна, но у меня никогда не было причин сомневаться в ее правдивости, и я никогда не замечал в ней алчности либо склонности к клептомании. Если она утверждает, что это подарки, я ей верю. Кроме того, она из хорошей семьи. Зачем бы ей понадобилось красть у старой леди? Какое ей дело до завещания? Однажды она унаследует от меня неплохое состояние. — Он помолчал, давая всем время осознать это, а затем продолжил: — Если она говорит, что хотела помочь, мы должны ей верить. Если она в чем и виновна, так это в невежестве и в наивности, с которой использовала незнакомые травы. А убийство, как вы все прекрасно знаете, предполагает умысел.

— Тем не менее, судья, — возразил лондонский инспектор, — если старуха умрет, мы сможем предъявить обвинение в причинении смерти по неосторожности.

— Только если будет доказано, что травяной сбор действительно содержал ингредиент, ставший причиной смерти. И если она виновна в причинении смерти, тогда должна будет предстать перед судом, как и любой другой врачеватель, пациент которого умер после лечения.

— Здесь вы правы, сэр, — буркнул инспектор Пейн. — Вас хорошо знают в полиции графства Девон как честного человека. Мы не представляли, что эта юная леди — ваша дочь. Почему вы нам не сказали? — обратился он к Эмили.

— Вы не дали мне возможности объясниться.

Инспектор из Скотленд-Ярда поднялся на ноги.

— Полагаю, мы сделали все, за чем приехали. Если вы будете так любезны приготовить еще тоника, мы сможем отправить его на анализ и выяснить, мог ли он стать причиной сердечного приступа. Что до обвинения в покушении на убийство… Мисс Брайс, я бы сказал, что у кого-то на вас зуб.

— Это возможно, — согласилась Эмили. — А может быть, эта женщина искренне считала, что я желаю ее хозяйке зла. Она не слишком умна, зато очень преданна.

— Очень великодушно с вашей стороны, — кивнул инспектор. — Возможно, вы сможете завезти нам травяной сбор, когда вернетесь в Эксетер? — спросил он у мистера Брайса.

— С удовольствием. — Он смотрел на дочь.

Когда полисмены ушли и дверцы автомобиля захлопнулись, Эмили несмело подошла к отцу.

— Папа, ты был великолепен. Не знаю, как тебя благодарить.

Он улыбнулся.

— Да уж, верный аргумент у меня всегда наготове. Но на этот раз я сказал чистую правду. Ты мне никогда не врала, насколько мне известно. — Он вздохнул. — А теперь, ради бога, расскажи, что ты делаешь в этой дыре? И почему ты прячешься от родителей? Мама боится, что ты покончила с собой после смерти своего молодого человека, и винит в этом себя.

— Я тебе покажу… — открыв заднюю дверь, Эмили вывела отца на улицу. — Вот почему.

— Ребенок? — недоверчиво спросил он. — Твой? Ты родила ребенка?

— Девочку, — кивнула Эмили, — три недели назад.

— Но почему ты уехала сюда? Почему не сказала нам?

— Папа, ты ясно дал понять, что думаешь о дочери Моррисонов, которая оказалась в таком же положении. Я предположила, что получу тот же ответ. Я подумала, что ты отошлешь меня и заставишь отдать ребенка на усыновление, и я не хотела тебя позорить.

— Милая моя, твоя мать часто говорит вещи, которых на самом деле не думает. Она часто осуждает других. А дочь Моррисонов излишне увлекалась молодыми людьми, и это всем известно. Но ты — наш единственный ребенок, и неужели ты думаешь, что мы бы тебе не помогли?

— Да, я правда так подумала. Когда вы приехали, чтобы забрать меня домой с полей, когда думали, что я брошу Робби Керра, вы ясно сказали мне, что я могу не возвращаться домой, если ослушаюсь вас.

Он кивнул:

— Да, я был в запале. Наверное, я хотел тебя напугать. Ты никогда раньше не была такой своевольной.

— Я любила Робби и собиралась выйти за него замуж. Он был хорошим человеком, папа. Очень храбрым. Я готова была уехать вместе с ним в Австралию.

— А это его дочь? — Он заглянул в коляску. — Очень красивая.

— Да. Ее зовут Роберта в честь отца, но все называют ее Бобби.

— Ты должна немедленно вернуться домой. Мы наймем для нее няньку.

Эмили покачала головой:

— Я не хочу вам мешать. Мама будет беспокоиться о том, что скажут люди.

— Мы скажем, что ты вдова. Половина женщин Англии овдовела. Ты сбежала, вышла замуж за авиатора, а он погиб. Никто ничего не спросит.

— Я бы с удовольствием навестила вас, но жить я хочу здесь.

— Зачем, боже мой? У тебя есть уютный дом.

Она оглядела все вокруг.

— Потому что я здесь нужна. Я приношу пользу.

— Я надеюсь, ты больше не собираешься готовить эти чертовы настои?

— Не совсем. Сердечные тоники точно не собираюсь. — Она улыбнулась, вынула дочь из коляски и понесла в дом. Затем выглянула в окно:

— Господи! А это еще что такое?

К коттеджу шла небольшая толпа, которую возглавляла Алиса. За ней виднелись мистер Паттерсон и миссис Сопер. Эмили открыла дверь.

— Где он?! — воскликнула Алиса. — Где этот полисмен?! Сейчас мы его!..

Она вошла в коттедж и надвинулась на мистера Брайса.

— Мы насчет Эмили, — заявила она. — Мы не позволим вам ее арестовать! Если кто верит, что она могла кому-то навредить, пусть проверит свою тупую голову. Мы собрали подписи жителей всей деревни, благодарных Эмили. Она всех спасла, между прочим. От испанки ни один человек не умер, потому что она сделала лекарство. Все поправились, а где вы еще такое видали?!

— Нигде, пожалуй. — Мистер Брайс смотрел на Алису с опаской, как на кусачего пса. — Но вынужден вам сообщить, что я не из полиции. Я отец Эмили.

— Да? Ничего себе! Я вам только что письмо отправила. Мы видели, как в деревню въехал мотор, и решили, что это за ней. Мы бы им не позволили!

Мистер Паттерсон выступил вперед.

— Миссис Керр очень ценный член нашего маленького общества, — сказал он. — Мы все готовы были свидетельствовать в суде в ее пользу, если бы до этого дошло.

— Что ж, юная леди, — заключил мистер Брайс, — рекомендаций вы получили бы предостаточно.

— Кажется, да, — улыбнулась Эмили.

ГЛАВА XLI

Полиция больше не приезжала, и Эмили ничего не услышала о судьбе тоника, который отправила на анализ. Но в конце недели в ее дверь постучал Джастин Чарльтон.

— Бабушка поправилась, хотя этого никто не ждал. Я всегда знал, что она крепкая старушка. Она чувствует себя гораздо лучше и спрашивает, где вы. Я взял у друга автомобиль. Надеюсь, у вас найдется немного времени?

— С удовольствием ее повидаю. Я так рада! Позвольте только, я оставлю девочку с Дейзи.

Она побежала к дому. Первым человеком, которого она встретила, оказалась миссис Трелони, которая с удивлением уставилась на нее:

— Вы все еще здесь?

— А почему бы и нет? — спокойно ответила Эмили.

— Я слыхала, что зелье, которое вы дали хозяйке…

— …было совершенно безвредно. Она быстро поправляется и скоро вернется, поэтому держите дом в надлежащем порядке. — Эмили с трудом скрывала свой триумф.

По дороге в Эксетер она рассказала Джастину о том, что произошло.

— Хорошо, что старушка выкарабкалась, — заметил он. — А эту негодную ведьму Трелони давно пора выгнать. Никогда ее не любил. Вечно что-то вынюхивала. — Он ухмыльнулся: — А я кое-что придумал. Давайте поселим ее в коттедж, а вы переедете в дом.

— Честно говоря, мне нравится коттедж, — улыбнулась Эмили. — Там я чувствую себя хорошо.

— Но вы же не собираетесь жить там вечно?!

— Наверное, нет, но прямо сейчас это моя тихая гавань. И вашей бабушке приятно, что я рядом. Она очень одинока, Джастин. Может быть, вы когда-нибудь вернетесь сюда? Это ведь теперь ваш дом. Вы хозяин поместья.

— Какой из меня помещик, — усмехнулся он. — Виконт Чарльтон. Смешно даже. На войне я понял, какая все это ерунда. В окопах пэры гибли рядом с кузнецами. Но если я правда нужен бабушке… — Он не договорил.

Подходя к больнице, Эмили застеснялась:

— Джастин, а леди Чарльтон знает об этом случае с полицией? Я не хотела бы зря тревожить ее и тем более намекать, что миссис Трелони пыталась обвинить меня в убийстве.

— Вы слишком добры. Она не пыталась, а обвинила вас в убийстве. И я уверен, что она радостно плясала в кухне, представляя, как вас повесят. Она жуткая старая крыса. Она всегда с удовольствием рассказывала бабушке о моих проступках… Хотя, боюсь, их действительно было многовато.

— Она, конечно, весьма неприятная, — согласилась Эмили, — и, наверное, хотела от меня избавиться из ревности. Но она предана вашей бабушке, и мне не хотелось бы волновать ее сейчас.

— Ладно. Бабушке я пока ничего не скажу. А что до Трелони… посмотрим.

Леди Чарльтон сидела в постели, держа в руках чашку чая. Она казалась очень бледной и измученной, но глаза у нее ярко блестели.

— Очень рада вас видеть, моя дорогая, — сказала она, протягивая бледную руку с заметными голубыми венами.

— Я бы приехала раньше, но была очень занята. — Эмили наклонилась поцеловать пожилую леди в щеку. — Ребенок.

— Этот молодой человек меня развлекал. — Она улыбнулась Джастину, который стоял в дверях. — Читал свои стихи. Неплохие.

— Неплохие, бабушка? Они великолепны!

— Так хорошо, что вы поправляетесь, — проговорила Эмили. — Мы очень за вас беспокоились.

— Я просто решила, что пока не хочу умирать, — ответила та. — Передумала. Хочу увидеть, как поместье станет прежним. Между прочим, как поживает ваша коттеджная мануфактура?

— Коттеджная мануфактура? — не понял Джастин.

Эмили улыбнулась:

— Деревенские женщины помогают мне готовить кремы и лосьоны на травах из садика. Мы добились некоторого успеха, и местные аптекари уже заказывают нашу продукцию повторно.

— Вам нужны рекомендации от светских людей, — заявил Джастин.

— Легко сказать. Но я застряла здесь с ребенком.

— Дайте мне образцы. Я покажу их лондонскому обществу. И можете рассказывать всем, что виконт Чарльтон мажет вашим кремом чирьи.

— Джастин, ты безнадежен! — воскликнула леди Чарльтон и засмеялась.

Строгая сестра тут же выгнала посетителей из палаты.

— Хотите чаю? — спросил Джастин. — Напротив есть кафе.

Пока они пили чай, Эмили пришла в голову мысль:

— Знаете, что я хотела бы выяснить? В суде, наверное, хранятся архивы прежних дел?

— Наверняка.

— Тогда я бы навестила отца.

— Вас интересуют старые судебные дела?

— Я хочу узнать о судьбе женщины, которая жила в моем коттедже много лет назад. Ее обвинили в убийстве, и я хочу узнать, повесили ли ее. Наши с ней судьбы очень похожи.

— Да. Женщину, которая жила в вашем коттедже, повесили. В деревне все знают.

Эмили замолчала. Выходит, Сьюзен не так повезло. У нее не было отца, который мог бы ее защитить.

— Но это случилось очень давно, — заметил Джастин. — Тогда вешали и за меньшее. Например, если кто-то посмотрел на корову, а та сдохла. В те времена было много разных интересных приспособлений. Раскаленные иглы, стул ведьмы…

— Стул ведьмы? Его использовали несколько веков назад!

— Да, около того. Ту женщину повесили за колдовство. В семнадцатом веке. Ее звали Табита.

— Табита Энн Вайз. — Эмили стало легче. По крайней мере, это была не Сьюзен.

В суде Эмили сказали, что судья Брайс на заседании, но она может оставить ему записку. Она написала о Сьюзен Олгилви и спросила, может ли он выяснить детали дела.

Потом они поехали обратно в деревню.

— Вы, наверное, вернетесь к друзьям, когда вашей бабушке станет лучше, — произнесла Эмили и немного смутилась, в ее голосе послышалась грусть.

— Да уж, я не могу слишком долго заставлять людей слушать их жалкую чушь вместо моей великой поэзии. — Он улыбнулся, но улыбка померкла. — Я вчера долго говорил с бабушкой. Она хочет восстановить фермы. Я сказал, что вряд ли справлюсь, но ее заботит, что ферма не приносит дохода, а земля не используется.

— Она хочет, чтобы вы управляли фермой? — Эмили ощутила прилив надежды.

Он кивнул.

— Когда дед был жив, там было великолепное молочное стадо.

— Я не советовала бы связываться с молочными породами, — сказала Эмили, — они требуют ухода и рабочих рук, а людей нет.

— Совсем забыл, что вы эксперт. — Он рассмеялся, но Эмили вдруг поняла, что он не шутит. — А что бы вы предложили?

— С овцами гораздо проще. Они не требуют присмотра, если не считать окота и стрижки. Неплохо было бы посеять что-нибудь на продажу. Что-нибудь, не требующее внимания. Что там за почва?

— Господи, откуда мне знать! Спросите у управляющего. Он все знает, но, к сожалению, он уже стар.

Они добрались до коттеджа.

— Вы присмотрите за бабушкой до моего возвращения? — спросил он.

— Конечно.

— Хорошо. Вы останетесь здесь? Если я стану фермером, мне понадобится помощь.

— Если вы не выгоните меня из коттеджа, я никуда не уеду. Разве что буду иногда навещать родителей.

— Как законный владелец Баксли-хауса, я обещаю вам, что коттедж останется за вами, пока вам этого хочется.

— Вы так добры. — На глаза у нее навернулись слезы. — Спасибо.

— Уверяю вас, я действую исключительно в собственных интересах. — Он замолчал, как будто хотел сказать что-то еще, но не решался, а потом все-таки добавил: — Кто же еще посоветует мне, что сажать? — Он осторожно коснулся ее руки: — До скорой встречи.

Эмили вернулась в коттедж, улыбаясь. Как писала Сьюзен в своем дневнике, сердце все же может исцелиться.

Два дня спустя из конторы ее отца пришло письмо. В конверте лежал протокол суда над Сьюзен Олгилви, состоявшегося в ноябре 1858 года. Защитник обвиняемой показал, что миссис Мария Тинсли использовала пудру для лица, содержащую мышьяк, и что у нее был порок сердца, вызвавший продолжительную болезнь и ставший причиной ее смерти.

Присяжные вынесли вердикт: «невиновна».

— Ее оправдали! — воскликнула Эмили и затанцевала по кухне, размахивая письмом.

В начале июня Симпсон привез леди Чарльтон домой. Эмили и Симпсон много работали в саду, так что там цвели роскошные розы. Пожилая леди улыбнулась, оглядывая дом.

— Так приятно вернуться. И я мечтаю о нормальной еде. Никакой больше больничной бурды. Хороший бифштекс и пирог с почками. Где миссис Трелони?

— К сожалению, леди Чарльтон, она уехала ухаживать за больной сестрой.

Эмили не стала говорить, что однажды днем неожиданно приехал Джастин и рассчитал миссис Трелони.

— Я решил, что должна быть какая-то польза от титула, — со смехом сказал он. — Видели бы вы ее лицо.

Эмили с восторгом посмотрела на него.

— Теперь придется нанять новую кухарку. Вы позволите мне выбрать человека, который нас не отравит? И слуг. Дейзи можно назначить старшей горничной, — предложила она.

— Бабушка ее любит?

— Да.

— Тогда решено.

— Видите, вы все-таки можете управлять поместьем, — заметила Эмили.

— Ну, как бы я это узнал, если бы не попробовал? — Он посмотрел ей в глаза. — Я впервые за долгое время смотрю в будущее без страха. А вы?

— Да, — согласилась она, — пожалуй.

Эмили хотела рассказать леди Чарльтон обо всем, что успел сделать Джастин, и о том, что он еще собирался сделать.

— Раз уж вы вернулись, — сказала Эмили, усадив леди Чарльтон в ее любимое кресло, — нам пора подумать о крещении Бобби. Я хотела попросить вас стать крестной матерью. Алиса будет второй крестной, а мистер Паттерсон — крестным отцом.

— Обычно я не желаю иметь дела с церковью, но ради вас сделаю исключение. Каким именем вы ее покрестите?

— Роберта, разумеется, Алиса, и мне бы хотелось дать ей и ваше имя тоже.

— Меня зовут Сьюзен, — произнесла леди Чарльтон и странно улыбнулась.

Эмили хотела что-то сказать, но леди Чарльтон добавила:

— Это очень распространенное имя, особенно в этих краях. — Выражение ее лица ясно давало понять, что отвечать на вопросы она не станет.

Возможно ли это? Эмили вспомнила, что леди Чарльтон знала о чемодане на чердаке и не удивилась, услышав о травах в саду. Она двадцать лет путешествовала по миру и вернулась в деревню уже немолодой и смуглой от загара. Наверное, никто не узнал в новой хозяйке поместья бывшую учительницу.

Эмили подумала, что все получилось так, как было назначено, и ей вдруг стало спокойно. Ей говорили, что домик проклят, но на самом деле он оказался ее судьбой. Она позволила мыслям убежать чуть дальше. Сьюзен вышла замуж за человека, который стал виконтом Чарльтоном.

Крестины прошли светлым и солнечным июньским воскресеньем. На Роберту Алису Сьюзен надели крестильное платьице семьи Чарльтон. Вся деревня нарядилась, и на лужайке накрыли столы с богатым угощением. К удивлению Эмили, приехали ее родители. Мать подозрительно оглядывалась по сторонам, но растаяла, увидев внучку.

— Очень похожа на тебя в том же возрасте. Ты всегда была очаровательным ребенком.

Поскольку Джастин должен был пребывать в своей поэтической поездке, Эмили весьма удивилась, увидев и его. Время шло к вечеру, и наступили розоватые сумерки.

— Вот вы где. — Он улыбнулся Эмили.

— Чем обязаны такой честью? — спросила леди Чарльтон.

— Я собираюсь заявить свои права! — воскликнул он, а потом рассмеялся: — Да ну, глупости! Не хотел пропускать праздник. Где наша юная виновница торжества?

— Спит в коляске. Слишком много волнений.

Джастин подошел к коляске и бросил взгляд на Роберту Алису Сьюзен, которая мирно посапывала, утопая в старинных кружевах. Он разглядывал ее очень долго, а Эмили смотрела на него.

— Она прекрасна. Идеальна. Хотя чего еще можно было ожидать. — И он посмотрел на Эмили так, что та покраснела.

— Вы прервали свой тур ради нас? — спросила она.

— Он закончился, — довольно сказал Джастин, — и очень успешно. Нам предложили опубликовать книгу. Бабушка, тебе будет что поставить в библиотеку. И раз уж я вернулся, лучше нам приступить к усовершенствованию фермы, пока лето не закончилось.

— Ты вернулся… — Голос леди Чарльтон дрогнул. — Слава богу. Ферма слишком долго страдала от небрежения.

Джастин подвинул стул ближе к Эмили.

— У меня для вас хорошие новости. Я подарил ваш лосьон своему другу, аптекарю императорского коттеджа в Лондоне. Ему очень понравилось. У его дяди есть фабрика, и он заинтересован в коммерческом производстве. Что скажете?

Эмили посмотрела на длинные столы, за которыми сидели женщины. Женщины, которые стали ей подругами и сестрами.

— Я должна переговорить с партнерами.

Примечания

1

Традиционные британские булочки быстрого приготовления. Обычно делаются из пшеницы, ячменя или овсянки.

(обратно)

2

В Великобритании адвокат высшего ранга, представитель одной из адвокатских профессий, имеющий право выступать во всех судах. Этим он отличается от солиситора, право которого выступать в судах ограничено.

(обратно)

3

Дебютантки — незамужние девушки из семей аристократов, достигшие совершеннолетия.

(обратно)

4

Примерно 15,2 см.

(обратно)

5

1 акр — 4047 кв. м.

(обратно)

6

Примерно 80 км.

(обратно)

7

Анзаки — разговорное название для Австралийского и Новозеландского армейского корпуса, который был создан для участия в Первой мировой войне. В то время и Австралия, и Новая Зеландия были еще британскими колониями.

(обратно)

8

Рафия — натуральное волокно, которое производят из листьев пальмы.

(обратно)

9

Солиситор — категория юристов в Великобритании, ведущих подготовку судебных материалов для ведения дел барристерами — адвокатами высшего ранга.

(обратно)

10

Районы Лондона, в Викторианскую эпоху известные своей преступностью, проституцией и нищетой.

(обратно)

11

Примерно 43,18 см.

(обратно)

12

Гайдинг возник в начале XX века в Великобритании как параллельное скаутингу движение, предназначенное и специально адаптированное для девушек.

(обратно)

13

Муринг — веревка для швартовки яхты у причала, зафиксированная на дне.

(обратно)

14

Примерно 8 км.

(обратно)

15

Конвенциональная мудрость (привычное мышление) — идеи или объяснения, которые принимаются обществом в целом как верные, но не обязательно являются таковыми. Часто это становится препятствием для восприятия новых знаний, внедрения новых теорий.

(обратно)

16

Роды козы, овцы и некоторых других животных.

(обратно)

17

Травянистое вечнозеленое комнатное растение, родом из субтропиков Японии и Южного Китая.

(обратно)

18

Удачи (фр.).

(обратно)

19

Горячий алкогольный коктейль, состоящий из крепкого напитка, ликера или вина и специй: корицы и гвоздики.

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА I

ГЛАВА II

ГЛАВА III

ГЛАВА IV

ГЛАВА V

ГЛАВА VI

ГЛАВА VII

ГЛАВА VIII

ГЛАВА IX

ГЛАВА X

ГЛАВА XI

ГЛАВА XII

ГЛАВА XIII

ГЛАВА XIV

ГЛАВА XV

ГЛАВА XVI

ГЛАВА XVII

ГЛАВА XVIII

ГЛАВА XIX

ГЛАВА XX

ГЛАВА XXI

ГЛАВА XXII

ГЛАВА XXIII

ГЛАВА XXIV

ГЛАВА XXV

ГЛАВА XXVI

ГЛАВА XXVII

ГЛАВА XXVIII

ГЛАВА XXIX

ГЛАВА XXX

ГЛАВА XXXI

ГЛАВА XXXII

ГЛАВА XXXIII

ГЛАВА XXXIV

ГЛАВА XXXV

ГЛАВА XXXVI

ГЛАВА XXXVII

ГЛАВА XXXVIII

ГЛАВА XXXIX

ГЛАВА XL

ГЛАВА XLI

*** Примечания ***