Странная девочка [Аделаида Александровна Котовщикова] (fb2) читать постранично, страница - 52
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
— Ишь, Кудлатка негодная! — ласково приговаривала женщина. — До чего тебя напугала! С лица побелела, сердечная. А ведь собака добрая-предобрая, Кудлатка-то! Только уж больно косматая. — С виду-то она чистый зверь, — сказал сидевший у стола парень в белой рубахе с закатанными рукавами и засмеялся. Он с любопытством разглядывал Катю: — Ты чья, девочка? Катя подняла на парня глаза, подивилась, какой он чёрный и белозубый, и, подумав, ответила: — Тимочкина. И ещё тётина с дядей. И сама своя. Белые зубы парня так и засверкали от смеха. — Ну, чего гогочешь? — слегка замахнулась на него женщина. И спросила Катю: — А кто это Тимочка? — Братишка мой. Усталые, избитые Катины ноги блаженствовали без туфель. Немножко она уже огляделась, и комната, в которую она вдруг попала, ей очень понравилась. Всё здесь блестело чистотой: жёлтые бревенчатые стены, занавески на окнах, белые половицы, скатерть на столе. — Он здесь работает, в колхозе, твой братишка? — спросил парень, силясь не улыбаться: чем-то Катя его сильно смешила.
— Что вы! — сказала Катя. — Тимочка ещё не может в колхозе работать. — Это почему же? — Но ведь ему полтора года, — серьёзно ответила Катя. Стул закачался под парнем, так он рассмеялся. Улыбнулась и женщина, но тут же сказала укоризненно: — Да будет тебе, Виктор, в самом деле! Сними, девочка, пальто; нынче лепёшки пекла тут, так жарко от печи. Помогая Кате снять пальто, забрызганное грязью, она ахнула: — А чулки-то у тебя! И платье разорвано. И где ты так изодралась? — В овраге, наверно, — ответила Катя. — А в овраг тебя по какой причине занесло? — раздувая ноздри, спросил Виктор и плотно сжал губы. Мать покосилась на него. — Ты на него не смотри, на Витьку-то моего. Ему отродясь смешинка в рот попала, даром, что тракторист не из последних. На Доске почёта в райцентре портрет его висит, а сам он хуже маленького. — Вы мне покажете, как пройти к Тимочке? — доверчиво спросила Катя женщину. — Сперва надо сдогадаться, где он есть, этот самый Тимочка, — вполголоса проговорил Виктор. — Не встревай! — сказала мать. — А ты сама-то откуда, девочка? — Из Ленинграда. — А идёшь куда? Катя удивилась. — Да ведь я уже пришла! В Дубки. Виктор тихонько присвистнул: — «Пришла», называется! — Так ты в Дубки идёшь? — спросила женщина. — А это, родненькая, не Дубки. Катя изменилась в лице. — Как не Дубки? — вскрикнула она и соскочила с лавки, схватила в охапку пальто, заметалась: — Где мои туфли? — Да подожди ты, птаха! — мать Виктора удерживала её за рукав. — Вишь, затрепыхалась! Катя вырвалась из рук женщины и расплакалась: — А где же Дубки? А это что же? Не мо-ожет быть! Всю дорогу Катя не плакала, а тут так разошлась — и не остановиться. Мать Виктора успокаивала её, гладила по голове. — Вот как ты измучилась, бедняжка! И чего плакать? Это Березняки. А до Дубков отсюда рукой подать. — Через лес шла? — спросил Виктор. Но от ревущей Кати ответа было не дождаться, и он продолжал: — Тебе бы левее взять, а ты вправо, небось, подалась, в ельник залезла. Недаром ты такая рваная. — Зачем мне Березняки? — прорыдала Катя. — Я к Тимочке хочу! — Будет, будет тебе Тимочка! — говорила мать Виктора. Она отвела Катю обратно в сенцы, там под рукомойником сама вымыла ей руки и лицо, стянула с неё чулки и заставила вымыть ноги. Потом, приговаривая что-то ласковое и успокаивающее, напоила её горячим молоком с лепёшками. Постепенно Катя перестала плакать и стала отвечать на вопросы. Прерывисто вздыхая, она объяснила, как Тимочка очутился в Дубках. Когда Катя сказала про двоюродную бабушку, Виктору попало в рот сто смешинок сразу. — Может, у Пряхиных её тётя живёт? — раздумывала вслух мать Виктора, тётя Паша, — у них старушка сильно приболела. А ты-то, весельчак, не слыхал, к кому там из Ленинграда женщина с ребёнком приехала? — Да ни к чему мне, у кого старушка заболела, чья там двоюродная бабушка. — Виктор фыркнул. — Да чего там? В Дубки попадём и узнаем. Не тужи, Катя, всё придёт в норму. На дворе между тем так потемнело от туч, что пришлось зажечь электричество. Ветер затрепал занавески. Тётя Паша закрыла окно. И вдруг грохнуло над самой крышей. Засверкали в окнах зигзаги молний. Хлынул торопливый шумный ливень. — Пошла катавасия! — с опаской поглядывая на окна, которые то и дело заливало фиолетовым светом, ворчала тётя Паша. —
Последние комментарии
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
1 день 4 часов назад
1 день 4 часов назад