Мечтатель (СИ) [Bartolomeo Rossi] (fb2) читать онлайн

Имрин щурился от яркого света, не помогали даже широкие зашитные очки: здесь, на высоте, не было ничего, кроме солнца. Где-то далеко внизу, скрытые туманом от источников, расстилались Паровые Долины. Там, огромные големы работали с первородным веществом. Имрин добился назначения сюда из-за научной работы. Его интересовала отрицательно-насыщенная войра.

После войны Долины были на поколения изолированы от остального мира. Ядовитый воздух пустошей, скрытое за взвесью песка и пыли солнце. Огромные големы считались погибшими, Долины — разрушенными. Мир медленно приходил в себя. А големы ждали. Ждали, когда починят полотно и снова пустят поезда. Ждали механиков, инженеров. Ждали, когда мир, с осторожностью, снова встанет на ноги.

Когда механоиды, наконец, вернулись, их ждало неприятное открытие. Высоко над Долинами, на вокзале верховых паромотрис все это время оставалась войра. Много войры. Изолированная даже от Долин, она насыщалась неправильно и свисала темными гроздьями, клубилась по углам в многовековом сне, ожидая того же, что и големы — когда в Долины вернется жизнь. Появившиеся на вокзале механоиды были атакованы. Те, кому удалось спастись, рассказывали об огромном облаке темной войры, которая нападала на всех, буквально растворяя органику и механику. Микромеханизмы. В таком количестве, что напоминают жидкость. Живущие квазижизнью, в какой-то мере, понимающие это. Жаждущие стать полноценными. При нормальном насыщении, войра никогда не ведет себя агрессивно — ей хватает того, что она находится внутри живого существа и считает себя его частью. Это же облако стремилось заполнить пустоту внутри себя, поглощая всех, до кого сможет добраться.

Разгонять войру прибыли демоны и многие мастера: виртуозы в обращении с механикой, множество операторов по плоти. Каждый из них — лучший. И все равно многие не вернулись. Имрин не был лучшим…

Мимо, прерывая мысли, проскользила паромотриса. Имрин проводил взглядом изящный вытянутый каркасный вагончик. Утекающий вдаль, как слюда на солнце. Волшебный, легкий и быстрый, как ветер. Он любил наблюдать, как, даже пустые, они летят по разбегающейся в небе сетке путей… Настоящая свобода. Имрин осторожно продолжил свое путешествие по шпалам — дальше линия была перекрыта. Странно, но к высоте он, кажется, привык.

Имрин помнил, как впервые увидел Паровые Долины из окна поезда. Как впечатлила его круговая поездка, параллельно грузовым поездам, везущим в магнитном поле сотен вагонов первородное вещество. Первородный Огонь — лаборатория и домен Хозяина Гор, огромная машина во влажном тумане, к которой тянутся едва видимые кости этого мира: линии железных дорог. Големы, выше Девятой Горы, настолько большие, что их внутренние системы обслуживают механоиды. В одном из таких ему теперь предстояло жить.

Имрин обошел внешний двигатель, за счет которых паромотрисы развивали такую скорость, и пошел дальше. Он все еще не верил, что ему удалось обмануть Центр, убедив их, что хочет изучать возможные оставшиеся очаги патогена войры. Он был простым подмастерьем — он ничего про нее не знал. Но ему удалось быть достаточно убедительным — настолько, что получил назначение. И вот он здесь. Никто не верил — а он здесь.

Пару лет назад Имрин услышал историю о том, что случилось в Долинах после войны. О скоплениях отрицательно-насыщенной войры, о том, как она свободно перемещалась в воздухе пронизанного золотым сиянием небесного вокзала. Почему сиянием — никто про него не говорил, но Имрин иначе не представлял. Он захотел увидеть ее. Узнать. Понять, что она чувствует. Остальные не разделили энтузиазма: называли его мечтателем, выдумщиком — ведь это глупости, опасные глупости, к тому же, это было давно — ничего не осталось. Но разве не в этом смысл жизни? Выбирать из предложенного главное — ведь миру может оставаться месяц — и брать на себя ответственность за выбор? И вот, последние недели Имрин исследовал заброшенные тупиковые линии паромотрис, в надежде найти забытые станции или складские помещения, где еще могли оставаться очаги патогена войры.

Здесь, в Паровых Долинах, воздух сильно отличался от того, к которому привык Имрин у себя, в Низком Ветре. Горячие источники сильно повышали концентрацию кислорода, поэтому все рабочие жили над землей, в големах, а не в постройках внизу. Некоторые, спускаясь, даже использовали респираторы. На такой, как сейчас, высоте, воздух, конечно, был разряжен, но маску Имрину надевать не хотелось. Он сидел на шпалах, свесив ноги, и ел. В прошлый раз он наткнулся на вагончик зубчатой железной дороги и пообедал, пока поднимался. Но теперь… выше ничего не осталось. Он жевал, а ветер трепал волосы. Механики внизу за работой были неразговорчивы. Големы думают слишком быстро — а говорят слишком низко, чтобы их понимали механоиды — но механику и не нужно общаться со своим механизмом вербально, верно? Разговорчивые или нет — они тоже не понимали, зачем он здесь. Чего хочет добиться. Каждое утро отправляясь в путешествие без надежды что-либо найти. Уговаривая волшебные вагончики проехать еще чуть дальше, иначе он потеряет день. Действуя на нервы голему, который каждый раз доставлял его наверх. Но в этом и есть смысл, верно?

Имрин поправил рюкзак и продолжил путь. Что ж, по крайней мере, если он ничего не найдет — то вернется здоровее, чем был. Схемы старых путей, в лучшем случае, были приблизительными, в худшем — их не было вовсе, поэтому Имрин шел почти наобум, не представляя, что его ждет. Чувствуя себя, как картограф-первооткрыватель. Иногда находил какие-то постройки, но, чаще всего, линия просто обрывалась в пустоту, и он поворачивал назад. Он пообещал Лофн, механику магнитного поля, что, если что-то найдет, сразу вернется — одному там было опасно. Лофн также смастерила ему прибор, по которому можно было определить местоположение, если вдруг что-то случится. Поэтому сейчас Имрин просто шел вперед, думая только о том, что солнце потихоньку спускается на запад, и, если в ближайшее время он не дойдет до конца ветки, разумнее будет вернуться.

Впереди что-то блеснуло, и Имрин прибавил шаг. Постепенно стали вырисовываться очертания станции. Надо будет все там осмотреть и проверить, есть ли дальше пути — где-то рядом должна быть зубчатка, спускающая вниз — и домой. Как раз успеет до ужина. В воздухе разливалось едва слышимое гудение, чем ближе — тем явнее, это обнадеживало, возможно, станция еще жива. Однако, выплывающее из марева здание не выглядело спящим. Оно казалось заброшенным, мертвым. Темные бельма окон слепо смотрели в голубое небо, провалившаяся крыша не могла больше скрывать каркас механических костей. Но этот гул… Имрин исполнился воодушевленным трепетом. Что если?..

По ступенькам он почти влетел, задыхаясь, остановился на входе в холл цветного стекла, привалился к косяку. Нужно было перевести дыхание. Или надеть респиратор. Небольшое одинокое здание. Солнце проходило сквозь оставшиеся витражи, создавая причудливые рисунки на пыли. Здесь, должно было быть очень красиво… Со света просторное помещение станции казалось темнее, чем есть, поэтому Имрин немного переждал, чтобы привыкнуть к освещению, пытаясь разобрать, что скрывают глубокие тени. Но светлее не становилось. Подождав, когда пройдет одышка, Имрин пошел вперед.

Шаги его гулко отзывались под потолком, но потом затухали, словно погружаясь в вату. Наблюдая за тенями, он прошел вглубь, осторожно замедляя шаг. Гул, шаги, черные тени. Станция спала. Или что-то спало в ней. Приглядевшись, он заметил, что отдельные тени шевелятся. Слабо, меняя очертания — но шевелятся. Под потолком, в углах, между колоннами. Это и была войра. Эти тени. Он остановился. По всему телу бегали мурашки, снова стало трудно дышать. Он нашел ее. Да, может, это и не было делом всей жизни — но он нашел ее! И совершенно не знал, что теперь делать.

Имрин нажал кнопку на рюкзаке — чтобы сюда могли прийти остальные и все зачистить. В прошлый раз, войру помогали разгонять демоны — но он знал, что ребята подготовятся и сделают, что нужно. Он вдруг вспомнил, как кто-то из мастеров говорил, что если взять на перчатку слишком большой вес, мозги вытекут через уши, а глаза расплавятся. Имрин поежился. Осторожно, чтобы не потревожить гудящие тени, он отступил ко входу, снял рюкзак и положил его снаружи, подальше от двери — чтобы с маяком ничего не случилось. Затаив дыхание. Осматриваясь, едва шевеля головой. Зачем он здесь? Чего он хотел? Лофн имела на него виды, у нее были мягкие губы и красивые волосы. Остановись он сейчас, и у него будет семья, он станет, наконец, врачом. Все, что нужно, это закрыть дверь плотнее и быстро убираться отсюда. Имрин выдохнул и пошел вперед — он выбрал для себя главное и был готов мириться с последствиями.

Снова шаги отзывались под потолком, снова эхо от них затухало, не успев долететь вниз. Уверенней, громче. Он хотел, чтобы его услышали, чтобы проснулись. Он заявлял о своем присутствии сотням миллионов крошечных механизмов, чтобы те, наконец, обратили на него внимание, и исполнили его прихоть, мечту, глупость… Тени пришли в движение, медленно поднимаясь, сливаясь в один рой. Каждый раз, когда Имрин думал об этом, у него загорались глаза. Нет, он не был психом или изощренным самоубийцей — он был художником, философом, мечтателем. Дураком, разумеется. Ведь кому еще придет в голову увидеть места, о которых другие только слышали, научиться разговаривать с воздушными паромотрисами — даже убалтывать их на что-то, встретить любовь всей жизни — и, наконец, ощутить на себе то, о чем никто и подумать не смел. Вот только для этого придется умереть. Но, если не поторопиться, мир может его опередить.

Имрин даже не подумал надеть респиратор — зачем, если он и так все решил. Агенты войры крепились к родным камням, входили в резонанс с эмпатическими связями. Ему вдруг стало очень тепло, помещение заполнилось светом, он и правда увидел это сияние: после войны, когда мир и Луна были отрезаны друг от друга пыльным облаком, здесь, на высоте, солнце отражалось от мельчайших песчинок, создавая ореол. Войра помнила это, она показывала ему. Она была благодарна за то, что он пришел — Имрин чувствовал это. Странно, но он все еще осознавал, где кончается его восприятие и начинается сон, навеянный войрой. Словно она знала, что он пришел добровольно; не защищалась, не нападала. Он все еще мог уйти. Но он остался. Имрин чувствовал, как войра тянется к нему. Ее тоску, ее печаль. Но пустота не накрывала его — она была нежной и полной светлой грусти. Смертельнй патоген не заботилася о носителе — но и не причинял страданий. То, что чувствовал и видел Имрин не ужасало, оно было… прекрасным.

Имрин не чувствовал боли. Не замечал струящейся крови и ликры. Ему приходили видения его небесных поисков. Сейчас он не думал, что зря прожил жизнь. Он путешествовал, влюбился и сделал то, чего больше всего хотел, к чему лежала душа, попутно открыв старые ветки путей и подсказав, где притаилась опасность. Имрин сделал все, что мог. Он считал, что только так и стоит жить в мире, которому постоянно грозит смерть. Возможно, именно это и зажигает их души.