Дедовский подгон. Рассказ спецназера [Денис Викторович Прохор] (fb2) читать постранично, страница - 2

Несовершенный вид.

– Вид всегда должен был совершенным. – это Николаич командира включил. По долгу и по службе. – Вперед, орёлики. Поищем-ка наших горёликов.

Вчера Орлан засек, а сегодня подтвердил: два бандермобиля в этой лесопосадке. Вроде бы как обосновались надолго. Окопчик вырыли и что-то вроде временного блиндажа соорудили. Всего 5 человек и миномет 122-й. Матадоры. Нлавы, Джавелины в кузовках с горочкой. Каски. Броники. Ряхи мускулистые. Какие-то страйкболисты на выезде. Мангал, вечером шашлыки жарили и тик-токи снимали. Николаич на это посмотрел и сказал, что мы втроем справимся. Вот и пошли. Отчего не пойти? По холодку да в хорошей компании? Дело славное. На дистанцию атаки вышли минут через 40. Лес был широкого листа. Дуб, акация. Без полога. В оптику отлично было видно, что у противника творится.

– Хавают. – сказал Чумак. – Вот дураки. Или, правда, страйкболисты?

– Может быть. – сказал Николаич. Он снял каску, вытащил платок с женской вышивкой и промокнул свой широкий, упрямый лоб.

– Гуляют. – продолжил Чума. Он докладывал нам то, что видел. – Думаю. Вы, Николаич, отсюда снайперкой. Бум-бум. Одного-двух. Одновременно Шарон по машинам отработает РПГшками. Чтобы не убежали. Они в окоп, а тут: «Доброго вечора, я паляныця!» Уработаю. Кто останется.

– Может быть. – сказал я, но каску снимать не стал, хотя очень хотелось.

– Что значит, может быть? – Чума посмотрел на меня и Николаича. – Понимаю. Опять дуркуете? Оё-ёй! Жалко хлопцев. Один народ. Деды вместе…Это хуже чем ошибка. Это ошибка в квадрате, товарищи офицеры.

– Вот так прям жёстко? – спросил я.

– Я на вас поражаюсь, мосье Шарон. На вас и на вашу ульяновскую синагогу. 6 месяц пошел, а у вас вместо железа мокрая тряпка в голосе.

– Одно дело реальные бойцы, другое эта дурь из Крыжополя и Гоптовки. – Николаич одел каску и застегнул ремешок на подбородке. – Самое обидное, что это наша дурь. Такая же как в Раменках или Перово. И чем ближе к Киеву таких будет все больше, пока ничего кроме них не останется.

– И что тогда делать? – это уже я добавил.

– Я с вас линяю, товарищи военные. – Чума бросил сигарету в рот и щелкнул зажигалкой. – Не знаю. Давайте тогда в гости к ним сходим? На шашлыки. Может не убьют сразу, помучают слегка. Один ведь народ.

Николаич снял с плеча футляр с треногой для снайперки.

– Ладно. Докуривай и работаем. Все правильно, Чума. Что-то я не в ту степь.

– Утро такое. – сказал я. – Рыбалистое.

– Рыбалистое. Да. – согласился Николаич.

Николаич установил треногу. Посадил сверху снайперку, отфиксировал прицел.

– Готов. – коротко бросил он.

– Значит, Шарон по машинам. Чума финиширует. 10 минут для выдвижения на позиции. – Николаич посмотрел на часы. – Начинаем в 7:56. Все.

Остановился я в метрах 70 от искомой поляны. Отгородился кустом желтой акации. Встал на колено и приготовил РПГшку. Враг нам сегодня попался почти идеальный. Собрались в кружок вокруг костерка под маскировочной сетью. И машины под сеткой. А «секрета» не выставили. Не правильная у них кровь, не солдатская. Не было в ней ни миллиграмма устава боевой и караульной. Вот, например, у этого пузатого с цветным пауком, ползущим по шее из-под оливковой армейской майки. У него бы рука не дрогнула на моем месте. Но Яхве выбрал меня, а не его…

Я приобнял пистолетную ручку 22-го. Вскинул гранатомет на плечо. На циферблате моего «Гермина» пятерка превратилась в шестерку. Высокий, худой парень, сидевший ко мне спиной, упал прямо в костер. Завалился боком, подняв вверх красные и тут же серые капли былого огня. Страх и беспечность – чувства разные. Переход между ними как от Бреста до Владивостока. Несколько секунд. Не каждый дойдет. Не каждый поймет, что идет. Николаич успел цапнуть пулей еще одного и лишь тогда трое оставшихся очухались. Вскочили на ноги. Инстинктивно пригнулись и побежали к машинам. Я выжал досуха спусковой крючок. Очень хороший получился БУХ. Двое торопыг легли рядом с загоревшейся машиной. Остался карапуз с татуировкой паука на шее. Бешено работая локтями и коленями, он пополз в обратную сторону к окопу. Я мог бы добить его автоматной очередью, но у нас дружный коллектив и я коллег не подсиживаю. По брустверу карапуз скатился вниз. Я увидел его голову, а за поворотом у хлипенького блиндажа во всю разжелтелась голова Чумы. Карапуз свернул на повороте и я не услышал обязательного сухого и такого привычного звука Калаша. Я вышел на поляну. Краем глаза засек движение слева. Николаич почти бежал, но в окопе я оказался раньше. Чума сидел на корточках. Перед ним лежал карапуз. Он уткнулся лицом в землю и плечи его вздрагивали. У Чумы вокруг каски и на лице плясали встревоженные, недовольные веснушки.

– Упал, Тарасик. – пожаловался Чума. – Не добежал до законной пули. А в спину я не стреляю.

Чума постучал по каске, сгоняя веснушки на место.

– С детства. Жалость какая. Вместо вальгалы Еленовская колония. Ну такое…

Чума толкнул карапуза.

– Эй, встаем, воин.

– Эй. – глухо выдохнул я. –