Чтение на несколько минут [Бертольд Брехт] (fb2) читать постранично, страница - 3

сторону.

О наслаждении и чувственности

Живу роскошно, с самой красивой женщиной Аугсбурга, пишу для кино. И все это средь бела дня, люди глядят нам вслед. Сколько времени пройдет, прежде чем терпение Всевышнего лопнет и я окажусь на обочине, а собаки будут справлять нужду на мои штаны!?

1921

* * *

У нас очень мало философов, одобряющих развлечения. Действительно, в фаворе те, кто хотел бы запретить или, по крайней мере, ограничить их. Почестей таким мыслителям тем больше, чем меньше люди прислушиваются к ним. Имущая часть населения осуждала жажду развлечений неимущих по понятным причинам. И неимущая часть осуждала ту же страсть имущих по понятным причинам. Так дурная слава закреплялась за развлечениями всюду, где судили–рядили о морали.

Около 1955

* * *

Был бы я художником! Они как женщины: могут всегда.

1920

* * *

Изголодавшийся тигр кинется и на маргаритку.

Около 1950

* * *

Если о красоте женщины много говорят, это делает женщину слишком дорогой или слишком дешевой. Истинную красоту замечаешь, когда пользуешься ею.

Жизнь в изгнании

Непременные атрибуты производства, которыми я пользуюсь — сигары и детективные (английские) романы, — на исходе. Придется экономить.

Финляндия, 1941

* * *

Послал в «Readers Digest» (тираж около 3,5 миллиона) для рубрики «Незабываемая личность» заметки о Гитлере. Тут же вернули. Узнал от Фейхтвангера, что то же самое случилось со статьями Томаса Манна и очень популярного здесь Верфеля. Журнал бросил на разборку «самотека» с полдюжины ушлых экспертов. Один проверяет, достаточно ли коричневого цвета материал, другой — шибает ли в нос, третий — не осталось ли чего–то непереваренного, и т. д. Вот такой жесткий контроль качества, прежде чем очередное дерьмо отправят в набор.

Америка, 1942

* * *

Распорядок дня.

Подъем в семь. Газеты, радио. Кофе, варить в маленьком медном кофейнике. До полудня — работа. В двенадцать легкий ленч. Отдых, чтение детектива. После полудня — работа. Может быть, визиты. Ужин в семь. Затем гости. Ночью полстраницы Шекспира или китайские стихи в переводе Артура Уэйли. Радио. Детектив.

Америка, 1944

* * *

Нацистская Германия безоговорочно капитулирует. В шесть утра по радио выступает президент. Слушаю и смотрю на цветущий калифорнийский сад.

Америка, 1945

* * *

Думаю, вид городов, лежащих в развалинах, не подействует на меня чересчур угнетающе. Такое впечатление уже произвели люди, превращенные в развалины.

1948

* * *

Первая весна в Европе за последние восемь лет. Краски растительного мира намного свежее и нежнее калифорнийских. Планировка не рассчитана с математической точностью, как в декоративных садах и на плантациях Калифорнии. И виллы говорят скорее о старых грехах.

Швейцария,1948

* * *

Удивлен обилием полевых и лесных цветов на старом, изрядно тронутом цивилизацией континенте.

Швейцария, 1948

* * *

Встаю обычно в половине шестого. Готовлю кофе или чай на спиртовке, читаю немного Лукача или Гёте. Приподнимаясь со стула, вижу на стене большую литографию с брейгелевскими танцующими крестьянами. Походив по красному ковру, сажусь за работу. Светает только около восьми, и тогда глаза начинают различать за окном очертания развалин. (На следующий день после смерти Гитлера в бункере эсэсовцы успели поджечь отель «Адлон». Отремонтировано пока лишь одно крыло — во дворе.)

Берлин, 1948

* * *

В стране еще жутковато. Приехав недавно с молодыми сотрудниками литотдела в Буков, сидел вечером в павильоне, они же работали в своих комнатах или собирались там поболтать. Десять лет назад, вдруг подумалось мне, все трое, что бы из моих сочинений они ни читали, тут же сдали бы меня, окажись я среди них, в гестапо…

Берлин, 1954

Человеческие условия

В каждом человеке, даже в самом себе, я вижу самое плохое — и пока редко ошибался.

Около 1931

* * *

Судьба человека — сам человек.

* * *

Жить — значит организовывать процессы, воздействию которых мы подвержены.

Около 1931

* * *

Если судьба пару дней нас не топчет —

Стало быть, ногу подвернула…

* * *

Недовольство у нас, немцев, можно сказать, в крови.

Около 1928

* * *

Мы, немцы, мним себя людьми весьма серьезными и считаем, что противоположностью серьезности является легкомыслие, которое надо всячески клеймить. Мы исходим из того, что все вещи непременно дают повод для озабоченности и что наше мнение о них правильно. А посему надеемся, что к нам станут относиться серьезнее, если мы сами серьезны.

1920

* * *

Согласно действовавшему в прусской армии положению, солдат, считавший, что с ним поступили