Танец с чашами. Исход Благодати [О. Зеленжар] (fb2) читать постранично

О. Зеленжар Танец с чашами. Исход Благодати

Танец с чашами. Исход благодати

Пролог

Печи на замковой кухне полыхали еще до рассвета. Эстев лично следил за истопниками, нещадно бранясь и стегая нагайкой вздумавших отлынивать. Многие рецепты требовали точных температур, и он не позволит совершить ошибку ни себе, ни окружающим. За педантичность его часто называли Протектором Половника, однако жаловаться было грех. Работники пекарни Соле получали солидные барыши на зависть прочим в Ильфесе, а слава о пирогах и пирожных распространилась уже далеко за пределы города.

Эстева называли толстяком и трусливым рохлей за то, что он не преуспевал ни в одном из дел, достойных благородных господ. На лошади Эстев держался, как мешок с мукой, рапира в его руках выглядела не страшней вилки, он спотыкался на ровном месте и заметно заикался, стоило заговорить с прелестной дамой. Однако в своем искусстве он был смелым экспериментатором, первооткрывателем и кудесником тайной магии тонких вкусов и ароматов. Несмотря на то, что династия Соле не одно поколение занималась кулинарным делом, именно он вывел это ремесло на особый уровень. Пекарня его семьи некогда преуспевала в Леаке и, возможно, до сих пор ограничивалась бы этим городом, если бы Эстев не вступил в права наследования и не пожелал перебраться в Ильфесу. Соле гордился проделанной им работой куда больше, чем требовали приличия.

Ильфеса… На семейном совете многочисленная родня воспротивилась его решению. Клоака Побережья Собаки, где по улицам вместе с честным народом ходили нелюди: свирепые авольдасты и богомерзкие вакшами. В Ильфесе процветала легальная Гильдия Убийц, а в районе Угольного порта, словно насекомые, копошились люди, не имеющие понятия о чести. Там стоял мрачный город мертвых, и по ночам любого могли погубить златоглазые твари. Однако Эстев видел нечто иное: огромные возможности, рынки, изобилующие товарами со всего побережья, фабрики, работающие на змеином молоке и, главное, обитель Черной Маски. Как-никак, именно в Ильфесе Всеблагой сверг Царя-Дракона, утопив его трон в свинцовых водах бухты, и выгнал за стены захватчиков-нолхиан, отдав бразды правления в руки людей. Там Он лишился мирского имени и возложил на лицо маску, став бессмертным владыкой и единственным достойным почитания богом в одном лице. Еще ребенком Эстев вычитал это в Законе Благодати и уже тогда вдохновился верой в силу человеческой воли. Соле мечтал стать протектором, верным рыцарем бога-человека, лишенным лица и имени, чтобы хранить Закон Благодати, и то, что он не годился на эту роль, было первым в его жизни настоящим разочарованием. Тогда он посвятил все свое рвение семейному делу, мечтая однажды соприкоснуться со священной для него личностью.

Переезд и последующие два года были тяжелыми. Местная гильдия пекарей долго не желал признавать Соле, продажи шли не очень, вдобавок ко всему жаркий приморский климат доводил до изнеможения, но в итоге все лишения стоили того. На третий год после переезда его дела пошли в гору. Настолько, что Эстев позволил себе печи на змеином молоке и особняк в районе Жемчужного порта. Однако все это меркло по сравнению с предстоящим вечером. Ему выпала великая честь готовить при дворе Черной Маски к празднику его Восшествия. Каждый год седьмой день Высокого Солнца встречали с радостью и трепетом, но этот случай был особенным. Ровно три тысячи лет назад Его Благость освободил Ильфесу и весь обозримый мир от Царя-Дракона. К этому Эстев шел всю свою жизнь.

– Живче! Живче! – прикрикнул он, вытерев пот со лба.

Жара на кухне стояла самая невообразимая, поэтому Эстев позволил себе небольшой перерыв. Поднявшись с кипящих жаром кухонь, он прошел по широкому служебному коридору и высунулся в ближайшее окно. Отсюда открывался волшебный вид на город, глубоко врезавшуюся в берег чашу бухты, в которой стояли величественные парусники, и реку, поделившую Ильфесу на две половины. Уже темнело, и на арочных мостах загорались фонарики. Цепи огоньков, словно луговые светлячки, разукрашивали извилистые кварталы в разные цвета, и только район Угольного порта оставался черным и мрачным, словно гниль на глянцевом плоде. Серый дымок фабрик уступал сизой пелене домовых печей.

Несмотря на страх перед неизвестным и ссору с родней, Эстев влюбился в этот жаркий город. Закаты здесь были необычайно живописными, в прибрежных харчевнях подавали изумительную крабовую похлебку, омаров и мидий, отваренных в специях со всего света. В парках зажиточных кварталов пахло апельсиновым и лимонным цветом, и в каждой таверне наливали тсудру, кисло-сладкую лимонную настойку, и терпкую темно-красную кижару, ударявшую в голову не хуже травяного самогона. Вакшами или авольдаста он ни разу не видел, да они и не выходили за пределы обозначенных для их проживания районов. Иногда Эстев подумывал посетить Некрополь или побережье Акул, чтобы своими глазами увидеть нелюдей, однако