Вечные времена [Васил Попов] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]


ВАСИЛ ПОПОВ
ВЕЧНЫЕ ВРЕМЕНА Рассказы

*
© Васил Попов, 1989

© Кира Козовская, перевод с болгарского

© Жеко Алексиев, художественное оформление

© Текла Алексиева, художник

с/о Jusautor, Sofia


ТРИ БОЧКИ

Мимо Оглобли пронесся поезд. В просветах между вагонами промелькнули вдали два округлых холма, припорошенных снегом. Оглобля стоял на дороге рядом с волами, согревавшими его своим дыханием. Спохватившись, снова сел на телегу и дернул за вожжи: надо было ехать на виноградник за тремя бочками. С телеги он видел перед собой две воловьи спины, равномерно поднимавшиеся и опускавшиеся в такт широкому спокойному шагу животных, напоминающие округлые возвышенности, покрытые скудной растительностью. Перестук вагонных колес еще отдавался в его сердце, звучал в громыхании телеги, продвигавшейся вперед вслед за облачками пара, вырывающегося из ноздрей волов.

И едучи так, прислонившись к борту телеги и покачиваясь, Оглобля вдруг ощутил в себе перемену. Ему показалось, что еще минуту назад все было по-другому, потому что он ни о чем не думал. Сейчас на него неожиданно налетели мысли, тревожные и быстрые, как молнии, — мысли о срубленных деревьях и сдохших собаках. Много деревьев срубил он в лесу, много бревен привез в село. Много собак было у него, и многие сдохли. Теперь уже нет ни леса, ни собак — от него требуется всего лишь привезти с виноградника три бочки, а потом пойти домой.

— А на кой мне эти собаки? — спросил он вслух, и волы его услышали. — И на кой ляд эти деревья? И вовсе они мне не нужны. Летом купил я четыре кубометра дров по двенадцать левов кубометр, положил в сухой сарай — вот и вся забота. О чем это я затужил?

Но перед его глазами стояли деревья. Стояли на тех лугах, где испокон веку росла только кукуруза, куда река по весне выплескивала мутные воды, чтобы затем снова вернуться в свое русло меж холмов, а крестьяне приходили после ее ухода и выпрямляли кукурузные стебли, копали новые ямки и ловили рыбу в низинах, где еще стояла вода. Сейчас вместо кукурузы на покрытых снегом заливных лугах росли деревья, и, проезжая мимо них на телеге, Оглобля различал их совсем ясно. Он протер глаза: деревья были на месте. Его лес спустился сюда с гор и выстроился по обеим сторонам дороги. Оглобля соскочил с телеги, оставив волов идти без возницы, и принялся ощупывать стволы, покрытые шершавой бугристой корой. С северной стороны пни поросли зеленым пушистым мхом. Нагнувшись, Оглобля погладил мох, вздохнул — и тут вдруг лес исчез, а он вновь сидел в тряской телеге, прислонившись к ее борту. Волы ступали медленно и плавно, телега дребезжала, когда колеса преодолевали замерзшие камни на дороге.

Оглобля не удивился исчезновению леса: он привык к тому, что леса уже давно нет. Он не удивился и при виде собак, которые вдруг побежали за телегой. Он знал, что они появятся, как появлялись не раз в его сновидениях, а ведь всякий сон — это все равно что поездка на телеге куда-то. Они прибегали к нему, лая каждая по-своему, — веселые и злые, с задранными хвостами, с одинаково восторженными и покорными взглядами, устремленными на него, гордые и смелые собаки всевозможных пород — от пастушьих овчарок с острыми ушами и серовато-рыжеватой шерстью, за которыми он ходил высоко в горы, до упрямых малорослых псов со звездочкой на лбу и короткими лапками, серыми от дорожной пыли. Сейчас они неслись стаей за ним. Оглобля снова и снова их пересчитывал, вспоминал связанные с ними случаи и события, их лай, манеру бегать, нрав, а они следовали молча за телегой одинаковой трусцой и с одинаково застывшим взглядом, не вызывая в памяти никаких случаев и событий.

Оглобля не удивился, когда вслед за собаками появились и его односельчане с топорами и мотыгами, корзинками с провизией, но он не стал их спрашивать, куда они направляются, как сделал бы в другой раз, потому что прекрасно понимал, что они идут к нему, за ним и с ним на виноградник, где ему надо погрузить на телегу три бочки, побелевшие от медного купороса.

Потом они тоже исчезли, как до этого исчезли лес и собаки. Оглобля опять не удивился, лишь закашлялся и поднял выше воротник овчинного полушубка. Волы ступали по дороге осторожно, как по льду.

— Ну и пускай уходят, — произнес вслух Оглобля, и волы опять услышали его слова. — Пусть уходят и люди, и собаки, и деревья. Нно-о! Нно-о!

Волы ускорили шаг, но скоро снова пошли медленно и лениво, как и прежде, словно понимая, что он понукал их просто так, по привычке, а не из-за необходимости спешить. Они не знали, куда идут, просто вдыхали холодный воздух, а выдыхали теплый. Дорога шла им под ноги, они подминали ее под себя дыханием и продвижением вперед, не считая шагов, не торопясь, не интересуясь, куда идут и когда вернутся. Но они были уверены, что вернутся, что Оглобля