Из уголька и ветра (Coal And Wind) [Jeremiah Lock Jeremiah Lock] (fb2) читать онлайн

<p>

Над равниною, далеко-далеко за горами, кружил и вился в танце ветер.</p>

<p>

Тёплый не по сезону, ласковый, играл листвою и собранными с цветочного поля семенами луговых трав.</p>

<p>

Ветер… да не просто ветер.</p>

<p>

Вскоре он найдёт дорогу к очагу живых, вольётся в их слова, станет прислушиваться к их голосам и стуку их сердец. Заснёт меж стен домов, проскользнёт сквозняком в подпол, будет шалить в трубах, подвывая, будто ночная птица.</p>

<p>

И поселится рядом с ними.</p>

<p>

О нём расскажут сказки, напишут песню, странствующие певцы-мунгарры будут ловить его ветряными флейтами на радость детворе.</p>

<p>

Тёплый ветер приживётся в ласке чужих каминов и шелесте мельничных колёс, станет частью этого кусочка мира, будто единым целым, будто чем-то неделимым, как навязчивый и такой знакомый сон…</p>

<p>

…</p>

<p>

…и вот крохотный комочек меха открыл глаза.</p>

<p>

Малыш лежал на груди матери, что ласково, но надёжно держала своё сокровище в руках – и глядел большущими глазами на мир. Так сказать, наружу, из себя.</p>

<p>

Он ничего не понимал и ничего не мог толком рассмотреть – тени бегали и прыгали от угла к углу, что-то было цветным, а что-то будто бы и не существовало вовсе.</p>

<p>

Но он точно видел что-то большое у самого носа. Оно тёмное, от него веет теплом – и оно гудит. Гулко и приятно.</p>

<p>

И от гула хочется спать…</p>

<p>

Нет, не так спать, как раньше. Когда он… ещё не случился, не проснулся в первый раз – а просто спать.</p>

<p>

И малыш закрыл глаза снова.</p>

<p>

Он откроет их ещё только через год, когда будет готов… случиться на самом деле.</p>

<p>

Говорят, что в этот год душа ищет дорогу в мир из края сновидений и грёз. Так ли просто найти свой путь в настоящее?</p>

<p>

А до того малыш был ветром…</p>

<p>

 </p>

<p>

И так прошёл год.</p>

<p>

 </p>

<p>

…Руки матушки осторожно коснулись уха.</p>

<p>

Малыш открыл глаза и потянул носом воздух.</p>

<p>

Каждый раз, когда тёплые руки вытягивали его из дрёмы – приходило и что-то вкусное. И с каждым разом ему всё больше и больше хотелось не засыпать снова.</p>

<p>

Вот и в этот раз пушистый шарик взял в крохотные ручки комок чего-то, пахнущего цветами – и шустро схрумкал, облизывая пальчики ещё без коготков.</p>

<p>

Вернее, даже не так. Не цветами пахло угощение – оно пахло «чем-то вкусным и ярким, как будто в носу щекочет голубым и фиолетовым».</p>

<p>

Он ведь ещё не знал слова «цветы».</p>

<p>

Но кое-что он уже узнал.</p>

<p>

То большое и доброе, что будит его, оберегает и даёт что-то вкусное – это мама. Мама… ney-… -zha. Neyzha.</p>

<p>

Мама.</p>

<p>

Дремотная пелена снова застилала глаза – и малыш, как бы ни пытался подольше поглядеть на мать, ткнулся носом в её ладонь и через минуту снова засопел.</p>

<p>

Только на этот раз он чуял – уже совсем скоро эта дремота оставит его, наконец, в покое – и двери нового мира, новой жизни откроются перед ним, когда дорога из прошлого останется позади. Едва заметным мимолётным воспоминанием во сне…</p>

<p>

 </p>

<p>

И так прошёл ещё один сезон.</p>

<p>

 </p>

<p>

…Малыш стоял на месте, сосредоточенно глядя на ягоду.</p>

<p>

Эту ягоду он нашёл уже давно, за забором. Ягода была вкусная и от неё потом забавно чесался нос. Но дотянуться до находки не вышло, коротковат ещё.</p>

<p>

И… назад тоже никак. Меж палок забора застряли уши.</p>

<p>

И ведь прижать их к шее тоже не выходит – руки не дотягиваются назад!</p>

<p>

Маленький вздохнул, поглядев под ноги – и заворчал.</p>

<p>

Слова ему ещё не давались, как бы он ни старался. Он их запоминал, понимал, но ни в какую не мог заставить горло правильно звучать – получалось только угрюмо ворчать. Что, почему-то, очень забавило отца…</p>

<p>

Что ж поделать.</p>

<p>

Малыш поднял голову, как мог, раскрыл рот – и пронзительно пискнул.</p>

<p>

Это у него тоже получалось – и он уже давно знал, что когда так получается, то кто-то обязательно появляется, словно их ниоткуда – и выручает. Раньше так получалось случайно, когда бедняга влезал куда не следовало – а сейчас он до последнего держал себя в ручках, на которых прорезались, наконец, округлые ещё коготки – и старался разобраться сам.</p>

<p>

Иногда получалось… а иногда нет.</p>

<p>

И, как сейчас, кто-то приходит – и с улыбкой помогает непоседливой блохе выпутаться из неприятностей.</p>

<p>

Кто-нибудь из взрослых. Вот чьи-от руки осторожно согнули его уши – и узник забора выскользнул наружу.</p>

<p>

А вскоре он оказался у отца.</p>

<p>

Ney-…-ta. Neyta. Папа.</p>

<p>

Ему хочется сделать что-нибудь, чтобы отец не подумал чего нехорошего – что, мол, малыш слаб и вообще неумеха – он вдыхает, собирается в кучку, аж глаза к носу съехались…</p>

<p>

…но получается всё одно ворчливое бульканье где-то внутри. Слова всё так же не желают его слушаться.</p>

<p>

А отец лишь улыбается – и обнимает дитя, шепча что-то на ухо.</p>

<p>

Папа не думает дурного. «Наверно, это значит», - думает малыш, - «что я ещё просто…»</p>

<p>

…Маленький.</p>

<p>

 </p>

<p>

Так проходит время…</p>

<p>

Так идут годы детства.</p>

<p>

 </p>

<p>

…Вкус кармийской земляники всегда радует язык.</p>

<p>

Забавная холодолюбивая ягодка, от которой потом забавно щекочет нос.</p>

<p>

Цветы и растения казались ему чудом, эдакой небольшой сказкой на разный манер и лад буквально на каждом шагу.</p>

<p>

Он часами мог застревать у любого дерева, разглядывая узоры коры и силуэты листьев…</p>

<p>

Но не потому, что влюбился в травы.</p>

<p>

В их формах и цветах он видел самые настоящие письмена и буквы. Знаки, глифы, которыми начертан язык живых – «танган».</p>

<p>

Вот что стало его любовью.</p>

<p>

Речь. Язык. Письмо.</p>

<p>

Отец собрал немалую такую библиотеку в попытке утолить страсть своего чада к историям и словам. И матушки каждый раз привозили с собою новые свитки и книги.</p>

<p>

Да, обе матери бывали дома не так часто, как хотелось бы – они были военными. «Небесная мать», что дала малышу жизнь, была государевым рыцарем, а «земная мать», что была частью семьи, была гарохом, хранителем Великого Тракта, что пересекает весь континент и соединяет столицы всех восьми Провинций.</p>

<p>

Но каждый раз, когда они появлялись дома, вместе или порознь, в стенах жила радость и тепло. Тепло воссоединившейся семьи…</p>

<p>

…и таинство новых историй.</p>

<p>

Ему, увы, слова дались на удивление поздно. Говорить было сложно… а вот писать – совсем наоборот.</p>

<p>

Отец называл его «малыш-ворчун», за это детское ворчливое бульканье, что получалось у всех детей вместо голоса до поры, до времени. А тот не обижался и с ушами терялся в чародейской вязи слов на страницах книг и полотнах свитков…</p>

<p>

Правда, проблем не стало меньше. Даже наоборот.</p>

<p>

Окрепшие ножки теперь несли мелкого хозяина уверенно и быстро туда, куда он хотел – и чаще всего это была одна из площадей в Столице.</p>

<p>

Большой круг из камня, посреди которого высилась высо-о-окая (как ему казалось) треугольная стела.</p>

<p>

Всё бы ничего, но она вся была покрыта мелкой узорчатой вязью слов. Сокровищем, которого малыш желал как воды в жаркий день после нескольких часов беготни вокруг!</p>

<p>

И вот казалось бы – подойди да прочти, но-о-о…</p>

<p>

На этой же площади всегда был некто в доспехах и с большущей палкой. Потом малыш узнал, что эта палка с металлическим листом на конце называется «алебарда».</p>

<p>

И каждый раз, когда мелкий пытался пробежать по площади к стеле – этот некто возвращал его обратно за черту площади.</p>

<p>

Никто из взрослых, кстати, поребрик не пересекал, хоть и с интересом наблюдал за попытками юного дарования нарушить запрет. Откуда ж ему было знать, что на этих стелах – а их несколько по Столице – были написаны законы и история государства? И заходить на площадку можно только Государю да его страже.</p>

<p>

Тем не менее, незнание рождает героев, если те выживают – и мелкий не переставал пытаться с присущей всем детям неистребимой устремлённостью. Право слово, термиты и реки точат тело земли с меньшим упорством, нежели дети – препятствия на пути юности.</p>

<p>

Он попробовал всё.</p>

<p>

Разгонялся, полз, шёл как ни в чём не бывало, показывал пальцем куда-то за плечо стража, тихонько подкрадывался с обратной стороны монумента, пытался перепрыгнуть чужой хвост, что его ловил буквально на излёте… Один раз даже попытался кусаться, но узнал, что «твёрдая блестящая кожа» - это «доспехи» и что их зубами не прокусишь. И что зубы даже можно сломать, если слишком постараться.</p>

<p>

Что забавно, страж не ругался. Просто выпроваживал за край и всё…</p>

<p>

Но малыш был уверен – один раз, когда рядом оказался отец и унёс сорванца домой на руках, этот странный некто, что стерёг обелиск…</p>

<p>

…улыбался ему вслед – и кивнул.</p>

<p>

Точно так же, как кивал папа, когда малыш чего-то достигал в своих попытках изучить мир!</p>

<p>

Он... что-то делает правильно?..</p>

<p>

 </p>

<p>

…Так шла юность.</p>

<p>

 </p>

<p>

Вязь слов казалась картинами, истории – полотнами из фраз, легенды и мысли – натюрмортом символов и букв.</p>

<p>

Его рукам подчинялось любое слово. Не было чернил, с которыми он бы не управился, а предметом лютой зависти сородичей было его умение писать двумя руками сразу. Надеваешь на коготь левой и правой рук по пишущему наконечнику с пузырьком краски – и вперёд.</p>

<p>

Наставница каллиграфии рассказывала, что так умеют только государевы писцы.</p>

<p>

А он ещё юношей умудрялся вязать из письмён что угодно со скоростью горного водопада – слова лились на свитки слово вода на стекло в ливень!</p>

<p>

Извилистые тропинки предложений, островки абзацев в море повести, россыпь знаков и связок творили изумительный гобелен рассказа, сохранённого в бумаге.</p>

<p>

Его запечатают в славную обложку – и событие станет былью. Не пропадёт уже никогда.</p>

<p>

И ладно бы рассказ…</p>

<p>

Юноше давалось одно из самых непростых искусств в ремесле пишущего.</p>

<p>

Язык, которым пользуются живые, называется «языком камней». Пишешь как понимаешь, соблюдая правила…</p>

<p>

«Язык неба» - то же самое, просто чуть иные устои. «Язык немых» - буквы без слов…</p>

<p>

А то, что не под силу ни написать, ни прочесть почти никому без особых знаний и умения – называется «язык Асгонра».</p>

<p>

В его таинствах нельзя ничего разобрать, если не уметь его читать.</p>

<p>

Это картина. Настоящая картина из слов и записей.</p>

<p>

Слова льются словно реки, пересекают друг друга предложения, фразы втыкаются в края абзацев… белиберда да и только. Хоть и смотрится красиво.</p>

<p>

Но если ты знаешь, как это читать…</p>

<p>

То, где и как изгибается нарисованное слово, как оно лежит рядом с прочими, где на полотне его место – означает многое. Что было раньше, что повлияло на что, какое событие определило какое – в этом секрет и прелесть Асгонра.</p>

<p>

И если тебе подвластно ремесло этой речи – картинка становится… историей. Написанной и нарисованной мастером-творцом. И в образе ветвистого дерева из закорючек ты прочтёшь легенду о купце, взрастившем из капельки росы ливень…</p>

<p>

 </p>

<p>

…Так шли годы.</p>

<p>

 </p>

<p>

…В открывшуюся дверь постучали. Не с почтением, к которому он привык, а… обыденно.</p>

<p>

Чтец обернулся и воспрял. И сорвался с места, едва не уронив высокое кресло, на котором сидел.</p>

<p>

Ухоженные руки писца увлекли вошедшего в крепкие объятия – и он зажмурился, прижавшись щекой к чужому плечу.</p>

<p>

«Я рад тебе, папа…»</p>

<p>

Старец с уже чернеющей гривой, заплетённой в долгую косу, окинул помещение взглядом удивительно лучистых глаз – и улыбнулся.</p>

<p>

А сын, пусть ему и не терпелось поскорее показать отцу свои творения, достижения, изумительной работы полотна Асгонры, что заказаны самим Государем, стоял перед предком – и улыбался в ответ.</p>

<p>

Папа всё так же называл его «малыш-ворчун». Слуги не понимали, откуда пришло такое прозвище, а ему и в радость было слышать шушуканье за спиной. Они же не в укор…</p>

<p>

Но всем сокровищам мира, всем таинствам письма и ремесла писца сейчас он предпочитал одно.</p>

<p>

Улыбку и счастливый свет глаз отца.</p>

<p>

Он прибыл навестить его – значит, вскоре начнётся тёплая пора.</p>

<p>

В этом году он отложит всю работу, все свои полотна – и сам отправится в родной дом, в гости, на целый сезон.</p>

<p>

Увидит матушек, будет с папой, как в юности, разбирать слова в книгах – только на этот раз уж он сам будет рассказывать предкам о том, что написал уже своею рукой.</p>

<p>

Потому как мастеров Асгонра, подобных ему, в мире мало. И мало кто способен прочесть его полотна.</p>

<p>

…но и это совсем его не печалило.</p>

<p>

 </p>

<p>

…Отец любил деревья. Одну породу – красную миру.</p>

<p>

И руки творца изваяли полотна с вязью в форме этих древ, в которых запечатлены были все вехи его жизни, что только сумел запомнить мастер.</p>

<p>

В его волосах появились первые чёрные волосы. Белой гриве это даже добавляло некоторого шарма.</p>

<p>

Распоряжением уважаемого государева писца старый домик соблюдался в чистоте и порядке – и часовенка с ароматической лампой горела каждую ночь. В память о любим отце и матушках.</p>

<p>

Их саркофаги он укрыл теми самыми полотнами с изображением любимого дерева. Хоть внутри не было останков, ибо прах ушедших возвращается ветру, там он оставил память о дорогих предках, о детстве, о воспоминаниях про ягодку, от которой чешется нос – и о том, как папа подарил ему сокровище, что стало его жизнью.</p>

<p>

Свиток со сказкой, с крупными буквами, что легко читать. Сказка о бродячем семечке, за которым однажды пошёл целый лес…</p>

<p>

Писец улыбнулся, глядя на алеющее в раннем закате солнце.</p>

<p>

Он сумел подарить им, матушкам и папе, то, о чём не жалел – они были счастливы всю жизнь. Он ни в чём не разочаровал, он ничем не обидел – и даже в последние самые дни они были счастливы. Счастливы всему.</p>

<p>

Он уж сколько раз ловил себя на мысли – при всех своих заслугах и регалиях, среди всех вопросов и похвал, если бы он обратился к ним, то спросил бы лишь одно.</p>

<p>

«Я… был хорошим сыном?»</p>

<p>

Он снова произнёс это вслух.</p>

<p>

И снова улыбнулся – да. И он это знал.</p>

<p>

 </p>

<p>

А ещё он знал, о чём напишет последнюю из своих историй, вплетённую в вязь искусного полотна-картины.</p>

<p>

Эта история будет доброй и у неё будет счастливый конец – потому что он прожил жизнь счастливо. И не только свою.</p>

<p>

Но это уже иная история и иная сказка…</p>

<p>

Для совсем иного полотна.</p>

<p>

 </p>