Дороже только снег [Яя Володарская] (fb2) читать онлайн

Яя Володарская Дороже только снег

Глава 1. Город -сказка, город- мечта.

«Я скучаю по Айкону, я скучаю

Пусть твердят мне, что Айкона не бывает,

Не бывает, чтоб воздушные балконы,

А я скучаю, я скучаю по Айкону…»

Книга получилась в результате моего делового отчёта о командировке на территорию воздушного города-платформы Айкон, который трансформировался сначала в дневник, а затем в автобиографическую повесть. Уже давно летающие платформы перестали быть просто производственными и перерабатывающими базами и превратились в полноценные мегаполисы, из которых наиболее живописным и привлекательным был Айкон. Особенное внимание к нему было приковано благодаря Межгалактическому Научному Центру имени Тесло, где находились кафедры ведущих Вузов, современные медицинские лаборатории и космические станции. Здесь на свет появлялись новые технологии, меняющие мир: вакцина Делав, персонализированные голограммы, беспроводное электричество, синтетическая вода и другие. Помимо этого, теплая атмосфера, чистый воздух, потрясающая архитектура и пейзажи делали Айкон самым привлекательным местом для жизни во всем космическом пространстве. Но чтобы стать Айконцем, необходимо было обладать совсем не толстым кошельком, а чистым сознанием. Идеология Чистого Сознания была практически религией жителей платформы. Будущее человечества строилась на постулатах разумности и гуманности. На Айконе жили люди, не знающие чувства любви или привязанности, так как это лишало человека главной идеологической характеристики –разума. Происходило это по причине массовой вакцинации населения платформы от человекозависимости Делав -открытие, за которое была присуждена Вселенская премия имени Тесло в области медицины. Такой подход был сначала продиктован необходимостью контроля массы на платформу и сильно ограничивал рождаемость живущих на ней, затем отсутствие душевных переживаний стало главным постулатом идеологии Чистого сознания.

Открытие непредвиденно получило огромную популярность и у жителей Земли. Получить вакцину желали практически все, кто переживал неразделённые чувства. Положительный эффект от лекарства превзошел все ожидания учёных: снизилось количество суицидальных случаев, увеличилась производительность труда, имел место интеллектуальный и технический прогресс. Также врачи настоятельно рекомендовали инъекцию Делав всем, планирующим посетить платформу, что я с деловой точностью выполнил добровольно. Мне, простите, хватило Галки, а девушки Айкона были необычайно хороши собой. Легкая гравитация делала их хрупкими и изящными, бело- лимонное солнце придавало коже прозрачный оттенок, а волосам нити белого золота. Их холодное сердце могло разбить жизнь любого землянина вдребезги. Здесь не помогали ни стихи, ни песни, ни подарки, ни другие методы, отработанные с земными женщинами.

Хоть я считал себя умеренно сентиментальным, и был на Айконе уже не первый раз, тем не менее, сердце мое замерло на доли секунды, затем быстро затрепетало вновь, когда Антигрейв снизил высоту и мягко вошел в густое облачное пространство. В обрывках облаков, я разглядел «торт корзиночку». Абсолютно круглая форма города-платформы, обрамленная высокими белоснежными перилами, с воздушными и витиеватыми зданиями, напоминал известный торт с безешками внутри. «Корзиночка» стала очаровательным символом Айкона, печаталась на государственных документах и флаге. Сувенирные лавки продавали Корзиночку в виде магнитиков и даже выпекали фирменный десерт. Другой особенностью Айкона была возможность застройки в нижний ярус. Соблюдая пропорции в строительстве прозрачных небоскребов, архитекторы добились впечатления зеркального отражения. Что и говорить, наверное, не было на Земле ни одного человека, который не мечтал бы жить в этом райском местечке под солнцем!

В день прилета, я прямым ходом направился в Центр Тесло, где должен был присутствовать во время доклада Руководителя земных специализаций. Центр Тесло достоин отдельного описания, наверное, целой главы, и я обязательно расскажу все, что увидел и узнал. А сейчас скажу только, что пока шел до конференц зала, мне показалось, что прошло не менее десяти гигабайт или десять земных дней. Время на Айконе исчисляли в двоичной системе: минутами и битами. В основу отсчёта было положено количество объема информационной и стрессовой нагрузки, потребляемого человеком, которое регулировалось накопительными нейронными счетчиками. Таким образом, время стало индивидуально, персонализировано. Для каждого оно имело свой ритм и ход, тянулось или бежало. В среднем, один мегабайт равнялся одному земному часу, один гигабайт одному дню, неделя равнялась одному Террабайту, календарный земной год соответствовал Йоттабайту. Человек, рождённый на платформе, имел в отличие от землянина, две графы в паспорте: возраст по Земному календарю и возраст индивидуальный. Так, перерабатывающий сверхнормальной нагрузки человек, что проживал, как говорят на Земле «год за два», уходил по мере истощения нейронных запасов на заслуженный отдых для восстановления разумности, либо проходил полную перезагрузку.

Итак, я был 42 х земных лет, а уж на самом я переработал и пережил, наверное, не менее семидесяти Йоттабит, (половину, из которых, мне точно вытрепала Галка), я не пересчитывал, если честно. Вообще, с тех пор, как Галка «накрутила мне хвоста» с заведующим кафедрой, и мы развелись, мне стало все равно сколько мне лет или бит. Я был настроен больше не расходовать свою жизнь на женские истерики и посвятить себя полностью науке, а именно профилактике распространения межгалактических инфекций. Диссертация была почти готова, и ждала не первый йоттабит, простите, год, когда я закончу страдать по Галке. Айкон, как территория покоя и размеренности, был идеальным местом для меня.

В свой первый день своей самой длительный командировки на Айкон, я первый раз увидел Яю. (…ее имя я узнал, конечно же, чуть позже), и вот при каких обстоятельствах. В тот момент, когда я зашёл в зал, отчёт уже начался, я сел на свободное кресло почти в полной темноте. Рядом кто- то зашевелился. Я повернул голову и увидел целый ряд аккуратненьких девичьих головок в белых шапочках. «Студентки Медицинского Межгалактического Университета», понял я и вновь почувствовал себя совсем юным, мгновенно вспомнив годы трудной и интересной учебы на «Факультете межгалактических болезней» и, даже, стал вести себя как студент: протянул руку к ближайшей голове и погладил ее, чтобы убедиться, что это не голограмма, и … почему- то захихикал. Девушка вскочила, строго посмотрела на меня и, сев на свое место, отвернулась. Я хотел извиниться, но мне было видно только кончик курносого носика, длинные ресницы и прядь волос, выбившихся из- под белой шапочки. Волосы девушки были цвета не белого золота, а очень солнечного, рыжего оттенка, что крайне редко встречался у рожденных на платформе. Казалось, что они, как светлячок, излучали теплый свет. Доклад был утомительно долгим, перегруженным статистикой. В общем, усталый от перемещения, я запомнил только, что в ближайшие десять йотабит, действие вакцины Делав позволит продлить ее эффективность пожизненно. В другой раз, я непременно бы оппонировал докладчику с демографическим вопросом, а сейчас я был спокоен, как удав, и мне, теперь, казалось очень разумным (! вот и я стал употреблять это слово к месту и не к месту) отсутствие этих треклятых душевных трепыханий.

После доклада двери распахнулись, и слушатели медленно пошли к выходу в направлении Ботанического Голографического Зала, где был накрыт фуршет. Пошел со всеми и я, так, от скуки.

Липовая аллея, ведущая к клумбе пиксельных роз, была необыкновенно хороша и реалистична. Огромные вековые голографические деревья шевелили листьями и «источали» сладкий, тонкий, успокаивающий аромат. Слышались соловьиные трели. Это была самая главная неточность, очевидная для рождённых на Земле. Липы цветут гораздо позже, чем поет соловьиный птичий хор, но иллюзия была так прекрасна, что этот факт становился неважным. Я испытывал огромное наслаждение от своей вакцинации. Это, знаете, как иммунитет: ты можешь делать все что угодно, и тебе за это ничего не будет. Давно я не был так весел! Вальяжно откинувшись на ажурную лавку в Университетском Ботаническом саду, я размышлял сколько плюсов дает разумная (вот опять, я стал употреблять это слово к месту и не к месту!), размеренная и свободная от чувств жизнь. Сколько открытий можно совершить, с какой скоростью двинется технический прогресс с помощью человека, не отвлекающийся на собственный душевный анализ!

«Белые шапочки» с любопытством разглядывали меня, и даже, пытались провоцировать на проявление чувств. Их забавляло это, чувства для них были нечто вроде игры. И только девушка с рыжими волосами не строила искусственно мне глазки, одергивая своих сокурсниц. «О, ну эта красотка, видимо, не менее Пятого уровня Разумности», подумал я. Высшие ступени разума предполагали полное понимание природы тех эмоций, которые лично тебе неизвестны.

В Ботаническом саду давали пионовый лимонад. К стойке с пьянящим ароматом выстроилась целая очередь белых шапочек. Айконцы получали еду и другие материальные блага в обмен на добрые дела, то есть злой, не отзывчивый человек рисковал здесь умереть с голода.

Рыжая девушка приложила карточку со списком добрых дел к стойке.

– Минус три. Остаток на карте: пять ДД (добрых дел).

– С ума сойти! Ну и цены! Дороже только снег! Возмущенно воскликнула моя незнакомка.

–Не сердись, Яя! Пионы нынче плохо цвели, вот и дорого… успокоила ее подружка.

Яя… Яя… – я еще долго сидел на лавке, после того как белые шапочки убежали. А почему снег? Вдруг подумал я. Снега никогда не бывает на теплом Айконе, который подогревается солнечными батареями, словно теплые полы, из- за чего и получил у землян еще одно прозвище «сковородка». Зачем же им снег? пожал плечами я, решив непременно завтра выяснить у коллег и направился к выходу.

Несмотря на усталость от перемещения, я был в нетерпении совершить прогулку по центру Айкона. Я специально отказался от более удобного местоположения, выбрав гостиницу далеко от научного центра Тесло для того, чтобы каждый день по дороге на работу наслаждаться сюрреалистичными городскими пейзажами. Я очень любил бесцельно бродить по улицам. Особые ощущения я испытывал в путешествии, когда ты уже не здесь, но еще и не там, словно выпал из времени, из установленного порядка событий. Для меня это также был взгляд со стороны на собственную жизнь, словно бы я читал книгу или смотрел фильм, где в конце выяснялось, что главным героем был я сам. Удаляясь от родного дома, я все больше дистанцировался сам от себя. На Земле я передвигался на магнитопоезде. Поезд казался мне мини моделью упорядоченного общества, где человеческие жизни «укладывались» по компактным ячейкам. Прибывая в новый город, я был любопытен. Экскурсии в группе туристов утомляли меня, придавали искусственность и пафос происходящему. Необходимую информацию, я получал в аудио путеводителях. Настоящим наслаждением для меня было свернуть с широких проспектов, за «спины» достопримечательностей, где я окунался в мир узких улочек и уютных двориков. Я заглядывал в парадные через открывающиеся двери, когда кто-то выходил или заходил, ловил запахи из открытых форточек, разглядывал людей, мелькающих перед окнами. О, сам же я бы страшно раздражался, если бы кто-то заглядывал ко мне в окно, но мое любопытство было непреодолимым, оно было наблюдательным и созерцательным. Каждый раз, я пытался представить себе, как протекала бы моя жизнь, живи я, например, в этом городе, вот здесь, на этой улочке с флорентийским акцентом. Был бы я такой же как сейчас или другой? Пройдя через весь голографический сад, я вышел с другой стороны центра Тесло и направился по широкому проспекту Мира. Эта была двухсторонняя дорога, покрытая гладким блестящим изумрудным покрытием. Над ним, в тридцати-сорока сантиметрах, мягко скользили электромобили, похожие на разноцветные гондбольные мячи. Чуть выше, по магнитным невидимым трассам парили такие же «мячики». Вдоль проспекта торжественно возвышались высокие здания в стиле барокко, с фигурными колоннами, узорными наличниками и белоснежными балюстрадами. Центр Айкона около ста земных лет назад застраивали итальянские архитекторы по чертежам эпохи Возрождения. Здесь то и дело встречались: четкая система колонн с неровной, волнами поверхностью стен, разорванные фронтоны, утонченный декор и обязательно атланты. Итальянский стиль, как нельзя более точно, подходил к эстетическому вкусу Айконцев, которые любили все изящное и возвышенное. По пешеходным зонам вдоль дороги, сновал разношерстный народ: прямые, с гордо поднятой головой, подтянутые айконцы, туристические группы с Земли, белые воротнички, вышедшие глотнуть чистого воздуха и просто зеваки. Уютные кафе окутывали запахами кофе, пионового лимонада, жареного миндаля, и свежей выпечки. Около открытой лавки, с выдвинутой прямо на улицу витриной с фруктами, стоял черноглазый мальчик. Он был дорого одет.

–Земные фрукты, овощи… сочные персики, отборный виноград, кукуруза, – деловито выкрикивал он. Айконцы очень любили сладкие земные фрукты и сочные овощи, наполненные ярким, богатым вкусом плодородной почвы. Достичь такого вкуса при выращивании на искусственном грунте было невозможно. Земные продукты стояли немало и мало кто мог позволить их себе каждый день.

–Угости- ка меня гранатом, а? вчера я плохо себя чувствовал и не сделал ни одного доброго дела, а я уже очень давно хочу гранат. -Раздался рядом со мной пожилой голос. Около лавки с аппетитным ароматом персиков, вишни, сливы, медовой дыни, стоял, по всей видимости, пожилой человек с очень прямой осанкой. Это была особенность коренных жителей Айкона – легкая гравитация не гнула их спины. Он смотрел на изобилие даров природы, аккуратно разложенных по ячейкам, словно неизвестный художник выложил свою палитру- иссине- черный виноград, оранжево солнечные персики, мятно зеленые яблоки, бардовый гранат, и коралловые, чуть розовые, прозрачные груши … Мальчик оскалился и сказал, изображая из себя взрослого:

–Знаю я эти ваши штучки, я не Айконец, меня не проведешь,– И отвернулся.

Из лавки выскочил пожилой мужчина с такими же черными глазами и влепил подзатыльник маленькому грубияну:

– Не смей грубить! Еще одно такое происшествие и нас могут выдворить как пробку с этого райского местечка обратно на Землю! -И, услужливо улыбаясь, подал самый крупный и спелый гранат добродушному мужчине.

Я свернул с проспекта Мира в узкие пешеходные улицы и оказался в маленьком дворике, чем-то напоминающем Пьяцца де Мираколи в Пизе. Двор был выложен мраморной полированной крошкой, в которой как в озере, отражался абсолютно белоснежный дом- «зефирка». Я мгновенно «прицепил» изящному архитектурному сооружению имя. Дом был трехэтажный. Около каждого окна имелся открытый полукруглый балкон с балюстрадами. Благодаря ажурным картушам, молдингам, и капителям с мягкими кондитерскими складками, дом терял вес и монументальность. «Зефирки», венчающие мансарду, придавали воздушность и романтичность архитектурному замыслу. Я любовался. Вдруг дверь дома открылась и из нее вышла грузная усатая женщина с довольно потрепанной авоськой (такие авоськи все еще были в ходу на земле у женщин, занимающихся сельским хозяйством), с хрустом раздавливая мои возвышенные визуализации. Это было разочарование. Мне казалось, что в доме- «зефирке» должны жить люди-эльфы, дюймовочки, или, в крайнем случае, бальзаковские дамы. А собственно говоря, почему я так решил? Почему сознание все время что-то додумывает вместо меня, видоизменяя реальность? "Вот точно так было у меня и с Галкой! Галка была для меня «зефирка», из которой потом «вылезла» приземленная и расчетливая женщина", подумал я. Покружив, по романтичным дворикам с кованными бронзовыми фонарями, излучавшими теплый мягкий зеленоватый свет, голографическими клумбами и запахами а ля Шанель, я вновь вышел на проспект. Так как на Айконе всегда было тепло и светло, за исключением «Территории Ночь», фонарики служили эстетическим наполнением пространства. Чтобы свет фонарей был более различим, он имел зеленые оттенки, и казалось, что в стеклянной коробочке живет маленький светлячок. На мгновение я подумал, что заблудился, но, увидев, справа от себя высокую длинную лестницу из бирюзового камня, ведущую на второй уровень платформы, я успокоился, так как моя гостиница находилась прямо рядом с переходом, наверху. У подножия лестницы, около щупленького маленького прямого айконца, столпилась группа туристов с Земли. Я подошел поближе, стараясь остаться незамеченным. Но экскурсовод увидел меня, и широко улыбаясь, не останавливая свою речь, жестом пригласил меня в круг, послушать его рассказ. В этом была суть характера коренного айконца. Добродушные, не отравленные промышленными выбросами и агрессией, они имели не только чистое сознание, но и чистое сердце, по этой причине часто оставаясь «облапошенными» меркатильными и хитрыми землянами. Экскурсовод продолжал: «градостроительный план Айкона с его многоуровневыми дорогами и переходами был спроектирован по подобию Идеального города Леонардо да Винчи. В новом городе Леонардо должно было быть просторно, светло и чисто. Однако Леонардо нельзя назвать демократичным – он спроектировал город так, чтобы дворяне, купцы и ремесленники селились раздельно, этакий апартеид Возрождения. Самый большой новаторский принцип, предложенный Мастером в его городе будущего, – постройка улиц на двух уровнях. Такое решение позволяло жителям беспрепятственно передвигаться, не задерживаясь на перекрестках. Верхние улицы, разумеется, предназначались для людей знатных. Оба уровня должны были соединяться специальными лестницами.»

Я отделился от толпы землян. Подняться можно было и на лифте, но лестница была так великолепна, что я решил воспользоваться именно этим способом. Пронзительно голубой цвет бирюзы, был выбран архитектором не случайно- переливы ступеней создавали иллюзию морской волны, позолоченные перила отражались в небесного цвета камне, имитируя солнечные блики. Вообще, у Айконцев, были невероятно популярны морские мотивы, так как вода была главным дефицитом городов-платформ. Я отсчитал сто пятьдесят ступеней наверх. На вершине, по обоим сторонам лестницы, на высоком пьедестале, красовались две чайки из белого мрамора. Птицы были изображены скульптором в момент взлета, так, что крылья их были широко расправлены, а устремленная в небо, гордая головка заканчивалась клювом, словно остро заточенный карандаш. Одна лапка еле касалась пьедестала, а другая уже оторвалась от земли. Перья были проработаны мастером настолько тщательно, что превратили твердый камень в легкий, невесомый пух. Было впечатление, что еще секунда и чайки резко вспарят ввысь, гулко хлопнув широкими крыльями как простыней.

Усталость я не чувствовал, то ли по причине легкой гравитации, то ли от впечатлений, но как только, в гостинице, моя голова моя коснулась подушки, я погрузился в глубокий, словно голографический сон. Смыкая веки, и, погружаясь в тягучее, липкое пространство, я слышал, как шурша, будто шины земных электромобилей, на окна медленно опускались жалюзи, имитируя ночь.

Глава 2.

Мапа, Кронский и Алиса.

На работу я опоздал. Сначала я побежал, рассчитывая на лёгкую гравитацию, также лёгкая пробежка была необходима мне для поднятия рабочего настроения. Поняв, что l am late, я запрыгнул на ближайшей остановке в аэробас. В центре общественного транспорта, стоял радостный Айконец и размахивал купонами на бесплатную проверку на наличие любви.

–Вот, вы дорогой друг, когда проверяли себя на любовь? -тут же накинулся на меня с вопросами кипучий энергией общественник.

– Я ученый, я привит несколько дней назад, и моё сознание чисто.

Пассажиры зааплодировали мне.

–Как вы приняли это решение?

–Я был женат.

–А, бросили жену, наскучила?

Я чувствовал себя звездой, у которой берут интервью, постепенно залезая под чужое одеяло неудобными вопросами.

–Совсем наоборот.

Пассажиры, ставшие невольно зрителями, жалостливо вздохнули.

–Тогда для вас, пострадавший гражданин, подарок бам, бам! "и, восторженный общественный деятель запрыгал от радости. – Вам бесплатная новая программа по формированию личности Мапа. Вы хотите стать Мапой?

– Кем? , Тут я чуть не поперхнулся, чтобы не означало это комичное слово, мапой я точно быть не хотел.

–Родитель, личность, воспитывающая молекулярного ребёнка, мама и папа в одном лице.

–Я подумаю, ответил я, стараясь быть тактичным и забрался в угол аэробаса подальше от любопытных сочувствующих глаз.

В центре Тесло, в изоляторе, меня ждали больные. Мне предстояло установить инфекцию, от которой пострадали двенадцать жителей Айкона, найти лечение и провести профилактические мероприятия для предотвращения эпидемии. Собственно говоря, именно эти люди и были целью моего прибытия на Айкон. Вот и я кому-то очень пригодился! До этого момента я был доктор, у которого почти не было пациентов, так как моя профессия была до сей поры чисто теоретическая, но, безусловно, романтическая -специалист по межгалактическим инфекциям! Медицина, галактика, неизвестные далекие цивилизации… Почти двадцать лет назад, в годы учебы, мой юношеский мозг жаждал приключений, сердце трепетало от предвкушения открытий… Но мой дорогой читатель! Здесь я, увы, вынужден разочаровать тебя. Нет, я не скажу, что мы нашли разумную жизнь во вселенной! Нет. Но именно межпланетные инфекции стали первым свидетельством существования живой плоти. Разумной или нет, нам еще, видимо, предстоит узнать. Первая встреча с инопланетной инфекцией, когда-то хорошо известной и землянам, была неожиданной. Пятьдесят лет назад на территории Айкона было зарегистрировано 124 случая бубонной чумы! Это было невозможно! На процветающем, теплом и чистом Айконе, редким заболеванием считался простой грипп! А с тех пор как на Земле победили рак, инсульт, ревматоидный артрит, спид, и сахарный диабет, мы мечтали о полном отсутствии опасных заболеваний у человека, которые бы могли сократить его жизнь. А тут чума! Последняя встреча с Yersinia pestis – зоонозной бактерией, присутствующей в организме мелких млекопитающих и живущих на них блох, датирована 2015 годом. (Теперь же, последняя коварная Ирсиния «жила» у меня в чашке Петри в Центральном Научно-исследовательском Институте, в Москве, в запечатанном сейфе, под строжайшей охраной.) Во время той эпидемии на Айконе, лечение и профилактические мероприятия проводил мой учитель, профессор Рассел, талантливый, и тогда еще очень молодой ученый. На лекциях со студентами, Рассел признавался, что время, потерянное на распознавание древней, мутированной инфекции, стоило жизни пяти человек. О том, что он рисковал и своей жизнью, Рассел не говорил. После воспоминаний об Айконе, профессор всегда выходил из аудитории и не было его долго, до получаса. Возвращался он уставший и какой- то обреченный. Что и говорить, я горжусь, что учился у него! (Кстати, он и теперь упорно работал и пригласил меня извещением на свой доклад, который должен был состояться в ближайший месяц в научном центре ТЕСЛО). В те годы, после проведения массовой вакцинации от чумы жителей Айкона, начались активные поиски очага инфекции. Ученые находили все новые и новые штаммы уже известных нам вирусов и бактерий, которые оседали на внешней стороне искусственной атмосферы Айкона, но никого не видели. Только инфекции. Выходило так, что рядом с нами кто- то чихал и кашлял, а мы не знали кто и где. Грубые, мутированные штаммы древних, когда-то встречающихся и на Земле инфекций, свидетельствовали о том, что рядом с нами должна была находиться цивилизация, полностью идентичная нашей, с аналогичным составом крови и биологических жидкостей, но еще не знакомая с элементарными лекарственными средствами, гигиеной и антибиотиками! Поняв, что нас ждет встреча с дикарями, мы остановились. Финансирование Программы по поиску инопланетных цивилизаций было прекращено. А ведь мы могли помочь им! Теперь только энтузиасты, вроде меня, занимались межпланетными проблемами. Боже мой, как же мы все еще далеки от истины, находимся в неведении и путаемся в догадках. Наше время, без войн, болезней и голода, я уверен, в будущем назовут Золотым Веком Расцвета Земли.

Боясь распространения инфекции, профессор Кронский поместил больных в довольно уютный, просторный, но все- таки изолятор. Я быстро минул его кабинет, чтобы он не заметил моего опоздания и направился сразу к пациентам. В изоляторе находилось двое мужчин среднего возраста- чистокровные айконцы, женщина с ребенком лет семи и пожилая земная дама, получившая почетный статус жительницы Айкона за вклад в миротворческую программу. Первым я осмотрел мать с ребенком. Молодая женщина с напряженным лицом и тревожным взглядом, мгновенно вскочила, когда я открыл дверь в палату. Мне стало неудобно за свое опоздание, по всем жестам видно было, что она ждала меня с большим нетерпением. Вообще, я ни разу не видел у айконцев такого выражения лица. Обычно доброжелательные с ясными, широко открытыми глазами, они излучали само спокойствие.Я вымыл руки и принялся осматривать семилетнего шалуна, который с большим удивлением и любопытством смотрел на мой белый халат.

– Кашель начался несколько дней назад сказала женщина.

Сначала у меня. Потом у него. Затем мы почувствовали жжение в горле и в груди.

Ребенок с большим удовольствием, хотя и не без опаски, открывал рот, высовывал язык и говорил мне «А». Я измерил температуру – 38,7. Что-то очень напрягало меня, не давало покоя, специфический кашель.

Когда я зашел в ординаторскую, Кронский был так возбужден, что даже забыл со мной поздороваться.

– Рассел не с тобой? Сбил он меня вопросом с порога.

– Нет, – покачал я головой.

– Черт его подери, этого старика! Ведет себя в последнее время как ребенок! Говорят, он уже несколько дней как на Айконе, а мы его разыскиваем, сходим с ума, посылаем голограммы! Где он скрывается? И главное зачем? Готовится к докладу? Чем он хочет нас поразить? Здесь есть дела поважнее! ,-И он кивнул на карточки и снимки больных, разложенных на письменном столе, из резного отполированного дуба карего цвета, с медными прожилками. И как он протащил его на Айкон! Ну, конечно, я узнал этот классический профессорский стол под лучшие антикварные лавки, много лет простоявший в Санкт- Петербургском Медицинском Университете. Отполированные до блеска ножки увенчивались львиными лапами. В глянцевой поверхности выдвижных ящичков отражались бронзовые витые ручки. «Избавился от человекозависимости, а от стола отказаться не смог» подумал я про профессора.

– Как дела? Вопрос вышел глупый, так как дела у Кронского шли из рук вон плохо, и это было очевидно.

– Ничего хорошего! сам дьявол! -буркнул он, кивком указывая на термостат.

За светящимся прозрачным стеклом, словно на витрине элитного бутика, крутилась колба со смертоносной палочкой, невидимой, размером с молекулу, способную засосать в себя миллионы жизней. Через несколько часов нам станет известно, что за чудовищная инфекция угрожает жителям Айкона и, самое главное, сможем мы ее победить или …

В этот раз мы находились под постоянным наблюдением ВПА (Внешней Полиции Айкона)! Предусмотрительные Айконцы, видимо, стали подозревать Землян в угрозе биологического оружия и умышленном распространения инфекции на платформе. Я подошел к термостату и постучал по стеклу, хотелось разрядить обстановку.

–Привет, вот ты и попалась, Алиса! … имею привычку называть возбудителей заболевания каким- либо именем, – быстро добавил я, заметив недовольное выражение Кронского -так мне легче бороться с невидимым врагом. Я персонализирую патогенные палочки, спирохеты и бациллы, ведь согласитесь, это-враг, безусловно, гораздо более хитрый, стремительный и коварный, чем мы!

– Вот именно! Поэтому, это выглядит как панибратство… И если она- он кивнул на термостат, умнее нас с вами, то может и посмеяться над нами!

Нужно сказать, что Кронский был отчаянный пессимист. Я удивлялся как ему удавалось достичь положительных результатов в лечении с таким ужасным настроем. Пытаясь все предусмотреть, Кронский был беспощаден к себе. Типичный самоед, он сводил себя с ума, укоряя за то или другое, а уж подчиненным приходилось совсем туго. Напряженное, с глубокими складками лицо, имело такое выражение, будто он устал сам от себя. А поредевшие волосы выглядели так, будто он выщипывал их сам себе в минуты мук совести. Но вообще Кронский был абсолютно порядочным человеком, за что ему и прощали несносный характер. Так никогда и не женившись, он изобрел вакцину от человекозависимости и переместился на постоянное жительство на Айкон.

– Вы поступили не разумно, выбрав гостиницу так далеко от Тесло, а ведь здесь вам предоставляют отличные условия, правда, без терра вью, конечно… К тому же, это может сильно не понравиться ВПА.

– О, ко мне нет никаких вопросов, я получил разрешение, хотя вообще мог бы и не спрашивать.

– Мой дорогой. Вы плохо знаете людей! Сегодня вы герой, а завтра с вас сорвут награды и одежды и умерщвлят причем за то же, за что сами вчера славили!

–Айконцы самые гуманные представители человечества! Возмутился я,– а вы вообще говорите о каких- то диких временах и нравах, когда люди убивали друг друга!

– Запомните, мой друг, запомните… Кронский приблизился ко мне и заговорил быстро и тихо:-Времена никогда не разные, они всегда одинаковые, так как одинакова природа людей. Айконцы те же земляне, потомки первых поселенцев. А агрессия и зло начинают зарождаться еще тогда, когда про них нет и слова, и намека! когда вокруг еще мир и благодать… Прекрасный мир…цветут сады, смеются дети …И в этом прекрасном мире живут прекрасные люди. Так? Согласны? Так! Именно так, никак иначе. Прекрасный мир, он ведь, для прекрасных и хороших людей. Аксиома! Согласитесь… И когда, вдруг, красивый тихий, идеальный мир подвергается угрозе… вот тогда! ни в чем не повинные, прекрасные люди, не совершившие плохих дел, соберутся вместе и восстановят справедливость: уничтожат или накажут того, кто позволил нарушить гармонию и справедливость. И в момент восстановления справедливости, они будут сам дьявол, само воплощение зла, поверьте мне! – театрально воскликнул Кронский и, уставший, снова сел.

– Ну, и что же вы предлагаете? Не наказывать? Идеальный мир для злодеев? ,– Я не мог сдержать смех. С другой стороны, мне хотелось потянуть время и не возвращаться к теме эпидемии, чтобы хоть как- то отвлечь Кронского, было очевидно. как сильно он расстроен. -Или наказывать их любовью! Вот уж это было бы действительно смешно… Хотя наидобрейшие создания Айконцы могут и до этого додуматься!

– Правильно вы сказали додуматься! А ведь до этого еще никто не додумался. Как ни странно, но Кронский оставался чрезвычайно серьезным, хотя дискуссия, на мой взгляд, приняла комичные формы. – Ведь самым тяжелым переживанием для любого человека является осознание, что ты причинил страдания любимому или симпатичному тебе существу.

– Значит нужно, следуя логике, заставить полюбить себя…??? Невозможно. Тупик, профессор!

–Ладно, умник, пришлю за тобой в гостиницу кого нибудь из аспирантов на аэромобиле в сопровождение..

– Яю.., почему то выпалил я и тут же об этом пожалел.

Кронский сощурился и пронзительно посмотрел на меня:

– Бесполезно.

– Она не умеет управлять аэромобилем?

– Управлять может даже ребенок.. Бесполезно крутить с нею шашни.. вы ведь об этом, мой дорогой?

– Вовсе нет, я даже оскорбился за столь низкую оценку профессором моего эмоционального развития, -тем более я сделал эту вашу вакцину..

– От настоящих чувств лекарства нет, не обольщайтесь.

–И зачем же тогда, позвольте узнать, вы изготовили это зелье против любви?

– Не против любви, а против человекозависимости! Это совершенно! совершенно! разные! Вещи! Мой! дорогой!-Профессор перешел на нервный крик, чеканя каждое слово по одному.

– Выглядит так будто вы решили одурачить все человечество! Но для чего? Не боитесь на вас подадут жалобу? Мол так и так ..,сделал прививку, любить не хотел, всю жизнь распланировал можно сказать по минуточкам, и тут, бах как гром среди ясного неба. Любовь! Настоящая! Все насмарку.. все полетело в тар тары, Забирайте ,мол, обратно свою настоящую любовь? Что тогда? Не боитесь?

–Нет. спокойно сказал Кронский . Не боюсь. Кто встретит настоящую любовь, тот посчитает ее наградой и удачей, и никогда не откажется от нее, как бы не была трудна эта ноша.

– Извините, профессор, не хотел заставить Вас нервничать. Философия- не мой конёк. Скажите лучше, когда я смогу приступить к работе?

–А. да ничего… ты еще такой молодой… не страдал…в пять тридцать Эй Эм по Нью Йорку, сможешь достать свою Алису. – профессор произнес все в одну фразу.

– Ну, да, не страдал! А Галка? Вы Галю мою не помните, Александр Иосифович? Пять лет душа в душу, а потом, хоп и жена Зав. кафедрой, как вам, а? Пострадал, помаялся и ничего, прошло все.. Все как с гуся вода, а ведь это, наверное, была любовь, а?

– Наверное… передразнил меня Кронский. Думаю, когда она случится, ты у меня уточнять не будешь.

Глава 3. Яя

Моя новая сопровождающая, с которой я уже заочно был знаком, прислала голограмму. Изящная светящаяся теле-девушка с лицом Яи сообщила мне, что задерживается на час по земному времени. Ох, уж эти женщины! Во все времена одно и тоже, где бы они не находились на Земле или в космосе, они должны иметь такой вид, будто ей предстоял выход на сцену. Но сегодня меня это не раздражало. Я налил себе кофе и вышел на балкон. Я не поскупился на номер Planet view. Это была, конечно, не первая линия, но все три планеты было видно хорошо. Я присел на легкую висячую антигравитационную лавочку у балконной двери и чуть, болтая ногами, словно ребенок, разглядывал Землю со стороны. Это самое удивительное завораживающее зрелище. Где -то там, на Земле, был мой дом… где- то там ждала меня моя стареющая дорогая мама, где-то там, Галка бегала по магазинам, стуча каблучками. Теперь же, здесь, издалека, я испытывал к ней удивительно теплые чувства, без тени обид. Как прекрасна жизнь на Земле, теперь я понял это отчетливо, смотря на нее со стороны вот, луна, ну, точно, фарфоровая, белая, даже чуть прозрачная. А солнце! Знаменитое лимонное солнце Айкона. Здесь оно было чуть вытянутое, лимонного цвета, с успокаивающим томным светом белого золота. Эти эффекты создавались из- за светопреломления внешней оболочкой искусственной атмосферы Айкона.

Заглядевшись, я не заметил, как к моему балкону бесшумно подлетел серебристый BMW. Шарообразная сфера мигала разноцветными стоп-сигналами, расположенными по нижнему ярусу. Двери круглого аэромобиля распахнулись и передо мной возникла ослепительная Яя в аэрокостюме, я сразу узнал её по солнечным волосам и малахитовым глазам. Именно так я представлял себе встречу с инопланетянами, как в лучших космических блокбастерах. Я поставил чашку с кофе на перила и принялся перелезать через парапет. Выглядел я, видимо, очень комично, так как Яя рассмеялась. Она указывала мне на дверь в парапете. Оказывается, все балконы на Айконе открывались для возможности посадки в аэромобиль. Распахнув злополучные створки, я встал перед задачей как безопасно попасть в висящий передо мной BMW.Я смотрел на расстелившуюся световую дорожку, из чередующихся белых и жёлтых лучей, словно пешеходная зебра. Такие технологии только появлялись на Земле, я видел в Нью Йорке и Москве световые переходы, но шагнуть на них было, действительно, страшно. Стараясь казаться непринуждённым, я расставил руки, словно были стены и сделал шаг. При этом, сердце моё буквально ухнуло в пятки. Яя смеялась, что мне было не очень приятно, так как меньше всего я хотел показаться смешным. Оказавшись внутри просторной кабины, я огляделся. Это больше было похоже на комнату- изящные шторы цвета пыльной розы, круглый стол в стиле антик и эргономичные бежевые кресла. Девушка задала автопилот на центр Тесло и машина, еле слышно, мягко тронулась. Я был не в духе по вышеуказанным обстоятельствам и молчал, усевшись в кресло. Через прозрачное окно в полу я наблюдал улицы, залитые разноцветными огнями, зданиями в стиле Гауди и современными кристальными сферическими шатрами на длинных ножках.

–Вы здесь живёте? нарушил я неловкое молчание, разглядывая уютную обстановку. Некоторые айконцы предпочитали жить в мобильных домах, используя их также как транспортное средство. Моя снежная королева похоже была занята собой, ответив после продолжительной паузы:

–Нет, я предпочитаю жить в доме.

–В доме «зефирке»? Спросил почему- то я. Видимо, роль клоуна мне очень шла и Яя снова рассмеялась.

–Что за дом зефирка? Покажете мне? Я ужасно люблю всё новое! И как это я не знала?

–А профессор Кронский охарактеризовал мне Вас как интравертную особу.

–Ах вот как! Вы говорили обо мне с Кронским? Это любопытно. Кстати, если вы не привиты, следует немедленно это сделать. Я, действительно, не люблю излишнее внимание. И обещайте никогда в меня не влюбляться!

–Обещаю! И Вы ни в моём вкусе,– соврал я.

На Земле это выглядело бы чистым хамством, но только не здесь. Яя была настоящей инопланетянкой для меня. Ещё минут десять мы провели в полном молчании. Я неотрывно смотрел в окно в полу, запечатлевая в памяти каждый кадр сюрреалистичных пейзажей. У центра Тесло мы приземлились на парковочную лужайку, сплошь усеянную студенческими мини- аэромобилями.

–После работы жду Вас здесь же.

–Не беспокойтесь, это лишнее..

–Мы Вас не оставим, не уговаривайте. Мы очень ждали Вас, не тратьте силы на дорогу.-Яя неожиданно смягчилась.

Я был польщён… Я пожал её нежную руку, она в ответ тревожно посмотрела на меня.

–Не беспокойтесь, торжественно обещаю взамен Вас не любить., ляпнул я.

Мы оба рассмеялись и она в ответ дотронулась до моей руки. Я направился в Тесло. Какой- то прохожий, видимо случайный свидетель нашего разговора, проходя мимо, похлопал меня по- дружески по плечу:

–Не обольщайся, старик, она просто хочет есть!

–Что???, -Не понял я сразу. – Есть?!

–Ну, да. Сделай доброе дело и будешь сыт, благополучен.

Я забыл правило Айкона, имея земные деньги в наличии хорошей суммы. Никогда ещё я не думал о дружбе и любви как о средстве пропитания. Я с ужасом оглянулся на Яю, как будто она могла съесть и меня. Тонкая и хрупкая, она дружелюбно улыбалась мне, стоя у своего шикарного BMW.

Глава 4.

Сиреневый день.

Температурные графики больных ползли вверх. Алиса не поддавалась. Она боролась за жизнь отчаянно, вырабатывая все новый иммунитет. Кронский был вне себя, больные поступали.

–Прости, Алиса, но ты умрёшь. -, сказал я, добавляя лизисную эмульсию.

Странно, но я не был зол на Алису, то есть страшно хотел разозлиться, но все время думал про Яю и про то, хотела она есть или была искренна в разговоре со мной. Через пять часов работы под мозговым ускорителем, я выдохся, и вышел прогуляться по коридору. В высоких потолках гулко отражался звук моих шагов. Было пустынно, кафедры были уже закрыты, и тут, я услышал чужое эхо. Остановился. Эхо отчётливо повторилось. Однако, коридор был пуст. Тут я заметил чуть приоткрытую дверь. Я заглянул решительно, думая, что это пациенты нарушают режим. В пустынной аудитории, за студенческой партой, в углу, сидел Владимир Сперанский-ученик и последователь Рассела. Он сидел, сжав обеими руками небольшой чемодан.

–Здравствуйте, сказал я. – Вы не знаете где профессор Рассел? Кронский с ног сбился, который день ищет его..

–Я не знаю – резко оборвал меня Сперанский, не выпуская из рук странный чемодан. Он был явно не рад меня видеть.

–По крайней мере профессор не болен…

–Он не болен, – тихо сказал Сперанский и посмотрел на меня безумными, как мне показалось, глазами.

Всё это было очень настораживающим, в том числе, что Владимир Сперанский не знал где Рассел, но точно знал, что профессор не болен. Я вышел из аудитории. На Айконе включили искусственные сумерки. Сегодня была среда и день был сиреневый. Мягкие фиолетово- коралловые велюровые туманы обволакивали улицы и парки.Прохожие то пропадали в облачной нежной пелене, то вдруг показывались снова. Я совсем забыл про Яю. Это точно было действие вакцины, так как я первый раз в жизни забыл про женщину. Она ждала меня.

–Прошу Вас простить меня..– начал я..

–Не тревожьтесь, Кронский предупредил меня, что Вы задержитесь и я пила пионовый лимонад.

–Не увлекайтесь. На Земле пионовый лимонад запрещен.

–А у нас нельзя любить. Зато можно пить пионовый лимонад сколько хочешь, разве не здорово? К тому же концерт не скоро.

– Не могу сказать. Прежде мне не приходилось сравнивать любовь и лимонад. А что за концерт?

–Владимир и Натали. Они любят бывать здесь, хоть они человекозависимые, удивительно трогательно любят друг друга много лет. Натали прекрасная мама и жена. А Владимир харизматичен, настоящий муж.

Яя округлила и без того огромные глаза, наполненные восхищением.

–Странно, что Вас это трогает, я уж подумал, что вы совершенно чуждый к сантиментам человек.

– С чего бы это? Я делаю до тысячи добрых дел за один йоттабит или год, как Вам угодно.

– Какой в этом смысл, это потребность каждого айконца быть сытым и благополучным, это не зов сердца. Вот, например, Вы же презираете любовь и..

Хоть я говорил очень мягко и доброжелательно, Яя рассердилась и прервала меня достаточно резко:

– Я совершенно не презираю любовь, просто считаю абсолютно неразумной. Если хотите, я даже жалею влюбленных. Потратить свою жизнь на бессмысленные вздохи, так глупо…а вопрос продолжения рода, извините меня, в 26 веке решается элементарно, теперь на каждом углу можно купить молекулу ребенка. Любовь уже лет сто как отнесена к болезни и включена в МКБ под кодом 888, а болезнь надо лечить. Сегодня, к счастью, это возможно. Насчет добрых дел, Вы ошибаетесь- я совершаю их искренне, просто не испытываю человекозависимость. Не имею друзей, чтобы по ним не скучать, не люблю, чтобы не страдать. Это так легко и просто. Вам этого не понять. У Вас симптомы примитивного земного сознания. Не прерывая диалог, мы зашли в кабину BMW и вспарили вверх легко и невесомо над Айконом, укрывшимся пуховым сиреневым туманом. Теперь можно было разглядеть только верхушки и крыши зданий. Я совершенно не собирался на концерт, тем более уже третий день обстоятельства не давали мне времени, чтобы забежать к Морасяве. Он точно расстроится, если узнает, что я уже несколько дней как на Айконе, и до сих пор не навестил старого земногодруга. Вообще, Мося был утомительно чувствительным. Мы приближались к Концертному Холлу, который был выполнен из чистейших алмазов в виде кристалла. Алмазные ослепительные здания были еще одной уникальной визитной карточкой Айкона. Айконцы нашли в космосе целые скопления алмазных, рубиновых изумрудных астероидов. Равнодушные к накопительству и себя -украшательству, они использовали драгоценные камни как уникальный строительный материал, а также отправляли гуманитарной помощью на Землю в Фонд Помощи Стяжателям.

Остроконечная верхушка концертного холла, сверкала гранями над облачной пеной, точно айсберг над морской пучиной. Собственно, он так и назывался «Айсберг». Мест не было, зал был забит полностью. Мы зависли над открытым куполом «Айсберга», оставаясь в своем BMW. Яя открыла все люки и мы в нетерпении придвинулись поближе.

Изящная девушка с медно-солнечными волосами и глазами цвета неба, пела" Землянина"– хит всех платформ." Дай мне один день, дай мне твою руку, я хочу знать, что ещё пока крутится Земля для тебя, для меня…"

Сильный чистый голос рыжеволосой красавицы сливался в унисон с воздушными звуками Айкона, забирая эхо, и возвращая его обратно, чуть запаздывая. Эффект от " облачного" оркестра был неповторимым, многие земные звёзды по этой причине часто посещали Айкон, давали здесь свои концерты и записывали альбомы. Было полное ощущение, что тебя слышит вся Вселенная.

Яя смотрела на певицу:

– Красивая… , наверное, голограмма.

– Совсем нет,-; возразил я -это она, Наталья, я был на ее концерте в Москве, она открытая и добрая, и ещё… необыкновенные глаза, смотри, какой лучистый свет. У голограмм такого нет.

Артистка поклонилась, и подобрав рукой струящийся подол блестящего графитового платья, спустилась вниз со сцены. "Землянина "просили на бис, публика шумела…

Прошло еще несколько дней как мы с Яей летали в Тесло туда и обратно каждый день. Я старался не признаваться себе в том, что она мне безумно нравится. В какой- то момент я запустил процесс влюблённости, наивно полагаясь на инъекцию Делав. К тому же я ещё на Земле, я убедил себя в том, что посвятив свою жизнь науке, я навсегда забуду о смятенных чувствах и теснении в груди. На какой -то день, умываясь в ванной, я принудительно сам себе признался, что, по видимому, я устойчив к сыворотке Делав или, попросту, языком айконцев, человекозависим. Еще через несколько прекрасных, живописных, разноцветных дней, которые позволили мне не замечать утомление от изнуряющей работы в борьбе с Алисой, я стремился покорить смертоносную бациллу и прекрасную инопланетянку. Второе стало для меня чуть ли не более важным.

Глава 5.Морасява.

Наконец то я добрался до Моси!

Лев Николаевич Польски получил свое прозвище ещё в школе, пятьдесят лет назад, на Земле тогда ещё были школы. Однажды серым пасмурным утром, Лева зашёл в аудиторию, и поежившись, произнёс:"Как то морасяво сегодня". За окном моросил мелкий дождь. Все засмеялись. Смешное и уютное прозвище тут же прицепилось к добродушному Леве. Так, моим другом навсегда стал Морасява или Мося. Надо сказать, Мося хорошо образован, талантливый художник. В личной жизни, Мосе не повезло. Переселившись на Айкон, подальше от предмета своей безответной страсти, Морасява пытался найти покой, лечился. Всё свое время Мося делал добрые дела и рисовал облака. Иногда его картины покупали, и на всеобщее удивление, дорого. Мося радовался как ребенок, но только не деньгам. Он чествовал каждого своего покупателя, пожимал ему руку, и, подробно расспрашивал о его жизни, словно бы отдавал в руки живое существо. Каждому Морасява обязательно говорил: – Я писал ее непременно для Вас!

– Зачем ты врешь? -Одернул я его однажды. Этот неудобно. Очевидно, что в с покупателем видите друг друга в первый раз!

На что Мося ответил мне:

– Я не вру! Я писал ее именно для того, кто ее купит. Я знал, что это будет за человек, только не знал его имени.

В качестве жилья Мосе выделили Музей Быта Земли. Этакая деревянная резная избушка – шкатулка, эклектически вобравшая в себя финский домик и русскую избу, с яркими восточным мотивами. Мося не только тщательно, до деталей, восстанавливал привычную земную обстановку, но также пользовался антикварными электроприборами и предметами .Конечно, их пришлось адаптировать к беспроводной электросети, но все шнуры и вилки были сохранены. За перевоз и, особенно, за хранение предметов SM сверхмассивной нагрузки. Морасява платил огромные налоги. Так как он очень скучал по Земле и тем любимым, кто там остался, для него это было очень важно, жизненно необходимо. Я любил бывать у Морасява, его дом был всегда полон гостей. Здесь шипели электрические чайники, пили чай из земных трав, смотрели канал Планета Земля. Чай Морасява подавал гостям исключительно в фарфоровых чашках с блюдцами на кружевных салфетках. Морасява был Человекозависим, его болезнь была уже 4 стадии, он был из той редкой категории людей, лечение любви у которых было безуспешно. Несколько раз он проходил облучение холодящими душу лучами, даже делал временную заморзку души, все было бесполезно. От страданий и лечения он похудел, осунулся, лицо приобрело более острые черты, но глаза…Айконцы, преклонявшиеся перед добром, были покорены широкой душой Моси, обеспечив ему статус почётного жителя Айкона.

–Устал с дороги? Спросил меня Морасява, заваривая ароматный чай. Себе он налил пионовый лимонад.-Снега нет?

Мося превращался в настоящего айконца.

–Ой, снега нет, на его провоз сейчас в "Антигрейв" огромная пошлина. Я привёз живой воды, не так много, правда,вот.

Я был рад в вопросам, так как иначе мне пришлось бы признаться Мосе, что я прилетел несколько дней назад и не нашёл возможности к нему зайти.

–Да, не, я рисовать, здесь снежные мотивы в моде. Но вода тоже неплохо, я этой давлюсь прям. Мося аккуратно отпил глоточек и убрал остальное в шкаф. Я смотрел на пакет, где было не более стакана воды, мне стало неудобно, что я привёз не так много

–Удивительно, каких-то несколько часов и так меняются ценности.. Я теперь думаю о реках воды как о чем -то мистическом, да, Мося?

–Чудеса Земли бесценны, и чем дальше от них, тем они прекрасней и совершеннее. Но поменяй время, пространство и все изменится. Разный спрос, разная цена. Вот, мол, на тебе, дураку снежинка-алмаз неизвестного автора, а ты не замечал, шёл мимо.. Мне, Леха, отсюда все как то радостнее. -Сказал Мося грустно и ему не верилось. От себя не улетишь, не убежишь и утащишь все с собой, даже то, что невозможно взять, так сказать, нематериальный груз. За весь вечер Морасява ни разу не сказал о ней. Она-это та прекрасная очаровательная стерва, навсегда разбившая чуткое Мосино сердце.

Глава 6.

Прогулка на воздушном балконе.

Сегодня перемещение платформы Айкон на 0;75 градусов, давление…

Я переключил канал.

– Перемещаемся …Спускаемся до седьмого уровня атмосферы.

Города – платформы на воздушных подушках не стоят на месте в поисках своего места под солнцем. Договоренность о неизменных координатах оставалась актуальной и неразрешимой политической задачей.

Но сегодня мне было все равно. Мы перемещаемся, а это значит, что мы с Яей идём гулять- сегодня будет видно облака.

Как же я любил набережную! Здесь она, кстати, носит название городской балкон. В красивейших городах Земли морские и речные набережные мне были малы. Идёшь вдоль ажурного парапета по краю живой воды … вот так бы и шел, но нет -конец красоте. А здесь набережная была везде, обрамляя платформу по кругу так, что с высоты город на воздушной подушке выглядел празднично и нарядно как торт "Корзиночка," который так любят на Земле. Именно это изображение и было визитной карточкой Айкона. Эту набережную я назвал "До сыта", упорно называя ее набережная, как впрочем, почти все земляне.

Особое изящество краевой линии придавал высокий парапет с беседками и ажурными перилами. Белоснежные вазоны были будто туго перетянуты в тонкой "талии". Подходя к балкон по светлой, мраморной, широкой мостовой, издалека, казалось, что идёшь по огромному праздничному столу, покрытому белой скатертью. А изящные цветочные вазоны, обрамляющие городской балкон, превращались в бокалы на тонких ножках. Мы подошли к парапету.

Облака, расцвеченные золотисто розовым светом, шевелились, вздымаясь одно над другим словно морские волны. Завороженно мы смотрели как они сливаются, образуя огромного " кита". Вот "кит "вздохнул и стал медленно оседать, растворяясь в молочном океане. Смотреть на игру воздуха и света можно было бесконечно.

– Не представляю, как это вместо облаков вода… Странно это и можно там плавать… задумчиво произнесла Яя.

– О, это очень красиво, вода соленая бирюзовая, обволакивает тебя … А под ней рыбы…Всех цветов, живые глазастые, есть опасные рыбы огромных размеров..-я погрузился в воспоминания. Яя слушала меня завороженно, как ребёнок сказку.

– А ты был под водой?– Она снова округлила глаза и посмотрела на меня восхищённо.

– Пообещай мне, что мы с тобой обязательно вернёмся на Землю, поедем на море, и будем смотреть на рыб … осмелился я.

– Вернёмся-; усмехнулась Яя- я там никогда и не была!

– Конечно, именно вернёшься, потому что ты по происхождению землянка. Невозможно быть человеком и не быть на Земле!- воскликнул я, и даже самому, понравилось, как сказал.

–Ну, не хочу стареть… и рыба… возразила Яя -Ты сказал она опасная. Кто защитит меня от рыбы, если я упаду в воду, надеюсь я никогда не упаду в большую воду? Айконцы называли земные реки, моря и океаны просто, одним выражением-большая вода

– Глупенькая, умиление разлилось по мне, расслабило ноги, руки и сердце. От рыбы тебя защищу я.

Мы стояли, держась за руки. Яя непосредственно забрала мою куртку. Холодно, я надел ей еще шапочку. На балконе похоже на раннюю земную весну: есть места где ледяной ветер, а если попадешь под лучик , то он полностью согреет тебя, разлившись сонным теплом от макушки до пяток и, почему – то, всегда кажется, что он светит только для тебя.

– Говорят, что по Вокеану ходит человек. Многие клянуться, что видели его последний не раз не так давно…-, ляпнул я,вспомнив самую последнюю сплетню, услышанную во время обеда в лаборатории, дабы придать разговору интригующий ход.

–Человек по Вокеану?!

Остальное Яя уже не помнила, она нагнулась вперед над перилами и уставилась вдаль.

–Да, но кто знает, правда это или вымысел,– попытался быть объективным я. Не хотел показаться фантазером- врушкой.

–Это правда! – Вдруг позади нас раздался возглас. Это был моложавый старик. С тех пор как некоторые пожилые земляне оказывались в городах- платформах, течение жизни для них как бы замедлялось и нечасто, но можно было встретить здесь пару- тройку бодрых городских старичков, которым было далеко за сто лет.

–Правда, ведь это не Вокеан! ,-зашептал старик встревоженно. -Это голограмма. Андрэ был уверен, он все проверял. Это -иллюзия. Андрэ, мой друг Андрэ , он знал и, чтобы доказать свою правоту, прыгнул… Это он, мой друг, попал голографическую сеть. Андрэ, мой друг, когда- нибудь, я последую за тобой. Когда -нибудь- и дед заплакал, уткнув голову в сморщенный кулак.

–Городской сумасшедший…-Яя пожала плечами, но только более внимательно стала вглядываться в облачное пространство. Она вытянула руку, будто пытаясь пальцами схватить воздух.

–Да уж, облака и хорошо сделанную голограмму невозможно отличить

без спектрального анализа. Вот так проживёшь всю жизнь и никогда не узнаешь была эта жизнь иллюзия или реальность.

– О, да ты у меня философ! ,-я нежно обнял Яю.

Воздушный океан застонал, потом тихо- тихо, тонкие высокие ноты, пронзили, казалось, всю вселенную. Платформа задрожала. Было ощущение, что качаешься на качелях, подвешенных без опоры, над огромной пропастью. Завораживающие звуки, похожие на арфу, перетекали в органные басы. Это была Симфония вселенной, самая совершенная музыка, что я когда- либо слышал. Удивительным было то, что мелодии были одна лучше другой и никогда не повторялись. Вихрь звуков уносил все дальше в облака восхищенный слух. Вот, будто тонкие пронзительные скрипки первой партией, вот, чуть слышно, о себе поёт, как будто, флейта- нежная, высокая, переливчитая. Вот, кто-то перебирает гигантскую арфу, струну за струной. Звуки, сменяли друг друга, один за одним, то сливаясь, то разьединяясь на голоса. Именно эти небесные концерты, имевшие вполне обьяснимую природу (тоннели, проходившие через скопления мелких астероидов в дополнительной атмосферном куполе гоняли ветер как по трубам) имели необьяснимое загадочное влияние на всех присутствующих. Всех охватывало одинаковой магической волной, и, объединенные всеобщим восторгом, Айконцы устраивали пышные праздники и концерты по берегам балкона своего волшебного воздушного города. Это были пышные праздники-вдоль тротуаров играли музыкальные группы, крутили огни аттракционы, большие ростовые куклы раздавали сладости детям и взрослым, голограммы медийных лиц давали интервью. Нередко, здесь запросто можно было встретить мега-звёзд Голливуда. Студии звукозаписи выставляли вдоль городского балкона микрофоны на длинных опорах. Они вытягивали свои длинные тонкие "шеи" в сторону туманного пространства, вращая огромной" головой " в разные стороны. Лучшие места на бесплатном небесном концерте были отведены именитым фирмам. Они выделялись микрофонами размером с башенный строительный кран. Яркая гигантская " нога" была окрашена в фирменные цвета Рекордсмен. Наиболее предприимчивые располагали на " ноге" рестораны и кафешки, однако вибрация и громкий звук были комфортны не всем посетителям, поэтому, покушать здесь можно было вкусно и недорого. Я заходил туда пару раз, чтобы попить чай из толстых стеклянных бокалов в ювелирных серебряных подстаканниках, момент ностальгии. Все новое -хорошо забытое старое, таким образом, решался вопрос расплескивания напитка. Такие два стакана хранились у меня на Земле, в коллекции антикварных вещей, доставшихся мне от деда, он их очень любил как память о путешествиях по железной дороге.

– Яя, неужели ты не скучаешь, например, по своей маме? Вдруг спросил я, размягший от сети ментальности происходящего.

– Нет, я же вижу ее каждый десятый бит. Она присылает мне свою голограмму.

– Голограму! -воскликнул я,-а как же объятия, тепло рук, голос, запах любимого человека?

Яя поморщилась.

– Голос у голограмм есть, -возразила она. – Ну, а если я попрошу, она пришлет мне свой запах. Он такой теплый… и пахнет блинчиками. А что ещё? Остальное -это все твои звериные земные инстинкты -ловить запах, наслаждаться прикосновениями. Это все потому, что ты мясозависимый.

Я растерялся. Сразу захотелось есть.

–Голодный… улыбнулась Яя,– Ужин состоится в том случае, если ты не будешь при мне кушать бедные несчастные стейки.

Это было удивительно – Яя плакала над стейками, гладила и жалела их, будто живых. Дитя платформы, она видела животных по большей части только в зоопарке, и то далеко не всех, а вид мяса, шокировал её.Мы прошли к лифту, ведущему к подвесному ресторану, несмотря на то, что здесь было покушать "дороже, чем снег", как сказала Яя. Я заказал отдельную алмазную столовую, в виде прозрачной круглой кабины, подвешенной с балкона в облачное пространство. Внутри она была украшена лёгкими шторами, велюровыми графитовыми креслами вокруг нарядного, украшенного стола со скатертью цвета чая с молоком. Мы медленно опускались вглубь облака, погружаясь густое туманное пространство.

Казалось, мы в самой середине вселенной, зависшие между мирами. Молочное невесомое покрывало мягко окутало кабину. Я точно был на седьмом небе. Я готов был провести с Яей остаток жизни вот здесь и сейчас, в этой алмазной прозрачной кабине подвесного ресторана, моя жизнь слилась в точку. Все, что мне было так необходимо уже было в моих руках. Яя была необычайно хороша. Она наклонилась к вазе с голографическими цветами и сделала вздох.

– Видишь, это инстинкт- ты хочешь чувствовать запах, чтобы насладиться полностью, всеми гранями земного очарования: запах, цвет, осязание, звук сказал я

Яя отстранилась от иллюзорного букета. Она не хотела быть земной. Тонкий луч пробил в облаке маленькое отверстие словно от гвоздика, и аккуратно проникнув в наше пространство, по -хозяйски заполонил стеклянную комнату, озолотив все, что в ней находилось: скатерть цвета чая с молоком вдруг стала сусальной, а голографические цветы повернули яркие бутоны к свету. Яя счастливо улыбалась мне. Это был лучший вечер в моей жизни.

Глава 7.

Изумрудный день.

Где-то через месяц нашего знакомства по земному календарю, Яя пригласила меня домой рассматривать коллекцию замороженных снежинок. Это была её страсть. Она все время рисовала снежинки. Жила Яя в обычном многоэтажном доме земного образца, в типовой однокомнатной квартире-студии, которую перед отъездом на Землю, Яе оставила мама. Около двадцати с лишним лет назад, родители Яи, прибывшие с Земли, учёные центра имени Тесло, развелись прямо на Айконе по причине внезапной влюблённости Яиного папы, Артима в молодую девушку, жительницу Айкона. Так и не сумев покорить её разумное сердце, он безрезультатно попытался вернуться в семью, и, вскоре, навсегда покинул спокойный Айкон с беспокойным и усталым сердцем. Исчерпав и свой нейронный запас, Яина мама тоже вскоре улетела на Землю. Так, в квартире с Яей остался только Миша, чёрный русский кот с магическими зелёными глазами. Яя панически избегала посещения Земли, как мне казалось, по причине страха стать человекозависимой. Она продолжила дело своей мамы, видного учёного ботаника по формированию флоры и фауны Айкона.Особенной ценностью, переданной дочери, была небольшая берёзовая роща в Ботаническом Саду. Ну как роща, не более десятка белоснежных длиноногих стройных березок, ростки которых рассаживали в парках и на проспектах Айкона, после того как они окрепнут. Так же, будучи очень талантливой, Яя работала над составлением Ультразвукового языка растений. Она умела слышать и понимать растения. Самыми умными Яя называла ель, сосну и эвкалипт. От неё я узнал, что ландыши очень пессимистичны, фиалки и анютины глазки жизнерадостны и беспечны, самые гордые – гладиолусы и кактусы. Посещая живые ботанические сады, Яя становилась похожа на лесную нимфу. Порою, когда я заставал её с тяпкой в берёзовой роще, в перчатках, со следами почвы, разрумянившуюся, она напоминала мне обычную русскую сельскую девушку с древних картин подвижников. Небольшая квартира, (так как жители Айкона, ценили каждое пространство своего воздушного острова), была по – девичьи завешана картинами в витых белоснежных рамках, ажурными светильниками, резными шкатулками. Подоконники алмазных сверкающих окон, были заставлены расписными горшочками с фиалками и ирисами цвета индиго. На полу была установлена настоящая мини клумба-лужайка, где росла мелкая трава. В аккуратном порядке на столе были разложены холсты с изображениями падающего снега, белоснежных полей, кристальных ледяных айсбергов.

–Поразительно, как ты умеешь обращаться с белым, сказал я. В твоих руках он становится пластичным, многоуровневым, оттеночным. У тебя очевидный талант, Яя. Можно показать твои работы Мосе, то есть Льву Польски, я уверен, что он сможет устроить твою выставку на Земле, будет потрясающий успех!

–О, да, я обожаю белый. Яя будто не слышала мои слова про выставку – Белый очень тактичный, он смягчает тона, полностью растворяясь в каком- либо цвете, он становится не очевиден, но даёт мягкости, пастельности происходящему. И белый никогда не подведёт художника, если выбрать его фоном, подчеркнув яркость других тонов, зас тавив их стать контрастнее. А уж когда он выступает в картине в главной роли, то выходит на сцену и сверкает, блестит, иногда слепя глаза.

Я разглядывал картины и слушал Яю, она безусловно была утонченной и чувственной натурой. В комнату, через алмазные витражные окна тонкими лучами проникали изумрудные сумерки, а это значит, что на Айконе был четверг- Изумрудный день.

–Я люблю изумрудный день, он всегда удивительный, я хожу к своим берёзам, они радуются мне. Потом спешу к Мише, так как он очень не любит, когда я ухожу к берёзам. Настоящий зверь, -сказала Яя.

Я хотел ответить, что я тоже настоящий зверь, когда она разговаривает со Сперанским, но сдержался.

Изумрудные сумерки сгущались, Яя дала мне пионовый лимонад и села на пол, рядом.

–Ты хороший, ты будешь мой земной друг. Ещё ты смешной, и, по настоящему, добрый.

Я уже не слышал её, казалось, что сумерки проникли в мой мозг через нос и глаза, я дышал фитонцидным туманом, изумрудная пелена накрыла комнату. Я помню её тонкие руки и лаймовый запах.

Утром, когда рассеялись туманы, я собрался уходить. Чуть помедлив, я остановился у двери и смотрел на неё спящую. Яя зашевелилась под одеялом, потягивая руки.

– Я могу тебя подбросить, – сказала она, зевая. Надо залететь в Пункт ("тут я не совсем разобрал что за пункт, так как Яя непосредственно, по -детски зевнула опять, – сделать заявление.

–Какое ещё заявление?

–Как какое! Ты меня удивляешь, – Яя проснулась и села на кровати. – О факте любви, конечно!

– О факте любви?! Бред какой-то. Зачем? Кому это нужно?

–Всем. И в первую очередь тебе. Ты можешь влюбиться в меня и испортить себе жизнь, и мне заодно. Поэтому мне тоже это нужно. И Айкону нужны люди с чистым сознанием. Ничего страшного, нас поставят на учёт, и, возможно, полечат неделю, другую…

Я оторопел и, вернувшись в комнату, сел рядом с ней.

–У меня полное ощущение, что я попал в психиатрическую клинику, -сказал я. Мне было страшно неприятно, и, конечно, где-то больно. Надежда покорить Яю исчезла в доли секунды.

–Пойми, а вы кажетесь нам странными.

–Ненавижу, когда ты нас разделяешь на землян.

Мы все люди, одинаковые, представители человеческой расы. Значит, ты ничего ко мне не испытывала, и, зачем тогда…

–Это бывает, когда сумерки, -ответила Яя и, как бы жалея меня погладила по голове, – особенно изумрудные, они делают сознание не чистым, мутным.

–Ну и, наверное, твой пионовый лимонад, нет? – съязвил я.

–Да, много лимонада пить, конечно, не стоит, но айконцы должны иметь что- то взамен любви-спокойствие и хорошее настроение.

–Короче, перебил её я, – я понял, ты собираешься теперь лечить меня от любви.

– Ладно, успокойся, не пойду, мне жаль тебя. Я очень не хочу, чтобы ты переживал, тебе надо беречь нейронный счётчик, ты нужен науке. До чего же ты нервный! – Яя всплеснула руками в отчаянии.

Шагая по пустынному сонному Айкону, я чувствовал, что вакцина не действовала. Я точно знал, что люблю Яю. Я был человекозависим. Яя.. Хоть бы она тоже стала человекозависимой..Но она оставалась ровной, и только в минуты изумрудных сумерек, она становилась настоящей, тёплой, живой. На работе, я осмотрел больных, подарил мальчишке набор "Построй свой воздушный город" из игрушечных кусочков строительных блоков всех цветов драгоценных камней, лесенок, зданий с окошками и балконами. Ребёнок был счастлив, но, наверное, более его мать. Она кинулась к игрушке и стала с возгласами радости и удивления разглядывать подарок вместе с сыном. Я умиленно посмотрел на семейную идиллию и укрепился в мысли о ценности любви.

Довольный результатами, особенно тем, что температура у ребёнка упала до субфебрильных значений, я вышел из палаты.

Глава 8.

Вишнёвое платье.

«Я смотрю как ты засыпаешь

До утра меня забываешь

С мощностью черной дыры

Улетаешь в иные миры

Будешь ты гулять до рассвета

Возможно сейчас там лето

И нежным розовым светом

По небу плывут облака

Пока, пока, пока..

Утром мы встретимся вновь

Вспомним кто мы и нашу любовь

А сейчас меня еще ты не знаешь

Я смотрю как ты засыпаешь..»

На следующий день, Яя, как обычно, ждала меня после работы на своём шикарном BMW. Как ни в чем ни бывало, она приветливо махала мне рукой. Я выдохнул.

Мы оторвались от платформы стремительно быстро, так что аэромобиль зашатало в воздухе.

–Куда мы так гоним? Спросил я.

– Сегодня отлично видно Землю.

–Знаешь, теперь я не хочу на неё смотреть. Мне скоро улетать, а я не хочу быть там без тебя

–Ты что?? Ты обещал меня не любить! Немедленно прекрати!

–Но я уже не могу, Яя

я попытался обнять её, но она отстранилась.

–Так бывает, пройдёт три дня и ты меня забудешь, уж там, на Земле точно.

–Ну уж нет, ты говоришь так, как будто у тебя так было.

Я нервничал.

–Смотри, крикнула Яя.

Только сейчас я повернул голову в сторону окна. Близко, очень близко, переливаясь голубым неоновым светом, сияла Земля. Она была магически притягательна, чем дольше я смотрел на неё, тем более явственно мне казалось, что она приближается ко мне.

–Пришлю голограмму, – прошептала за моей спиной Яя.

–Что? – Я обернулся. Яя завороженно смотрела мимо меня на Землю. Два голубых шарика отражались в её малахитовых глазах. Теперь я не менее восхищённо смотрел на неё, как только что смотрел на планету. Яя была прекрасна.

–Что? -Так же шёпотом спросил я.

–Голограмму, – повторила Яя.

–Не хочу голограмму, – сказал я.

Нас прервал яростно кричащий навигатор, что мы сошли с магнитной трассы и рискуем оторваться от гравитации и затеряться в космосе.

–Мне кажется, я рад его предложению, сказал я.

Яя испуганно метнулась к пульту.

Теперь моей целью стало найти повод попасть к Яе домой. Все время я был поглощен лечением больных. Мы распознали Алису. Алиса, представляла собой древний мутированный туберкулёз. Мутированная палочка Коха погибла- таки под нашим с Кронским натиском, больные пошли на поправку, но все ещё находились в изоляторе под постоянным мониторингом. Меня это, безусловно, радовало, но как- то тихо и спокойно, а Кронский, напротив, праздновал победу и ждал с нетерпением Рассела, потирая руки, от представления громкого доклада о победе над инфекцией. Впрочем, доклада по всей видимости не будет, так как гриф секретности, видимо, снимут ещё не скоро, опять возобновятся поиски контагиозного источника, которые интригующе могут закончится встречей с внеземной цивилизацией. Все заболевшие покидали предельные слои атмосферы- мама с ребёнком катались на аттракционе, двое работали на снегодобываюших зонтах на самом вверху, земная же дама, сдавала жилье двум предыдущим. Снова факты свидетельствовали о проникновении инфекции из вне. Не рад профессиональной победе я был по очевидной причине-моя миссия была выполнена, а мои чувства к Яе только крепли, болезнь под названием любовь или человекозависимость прогрессировала.

Я хотел прийти к ней не с пустыми руками, подарить что – то, чтобы тронуло её сердце, покрытое тонкой корочкой льда. Яя, как и все коренные женщины Айкона, была равнодушна у драгоценностям и материальным благам. Я решил найти для её настоящий снег с отборными крупными снежинками для её картин. Из снега, добытого на верхних слоях искусственной атмосферы Айкона получали дефицитную живую воду, так как поставки с Земли были баснословно дорогие, это мне пояснил Мося. Земляне быстро почувствовали вкус монополии и уж не упустили момент заломить цену на жизненно необходимый продукт. Несмотря на дешевизну и доступность синтетической H2O, потребность на живую воду была высока. Животные и растения, имевшиеся на Айконе, отказывались от заменителя воды, поэтому купить снег было очень не просто. Я пересчитал оставшиеся накопления, оставив себе только на самое необходимое и… я все поставил на снег. Мне потребовалось немало времени уговорить послушного айконца, чтобы он продал мне немного снега. Я сослался на кота, который во чтобы то не стало пьёт только свежую живую воду, и страдает от жажды. Договорились, что Ирне, так представился мне сотрудник водной лаборатории, и, вряд ли он соврал, айконцам это очень трудно даётся, подлетит к самому Центру Тесло, то есть, к моей работе. Довольный, я засобирался к выходу и по дороге забежал в туалетную комнату привести себя в порядок. У раковины, в отражении зеркала, я вдруг заметил мелькнувшую за мной фигуру. Я затих, прислушался. До этого мне казалось, что я был здесь совершенно один. Я сразу узнал длинную спину высокого Вовы Сперанского в темно синем пиджаке.

–Вова, окликнул я его по- свойски, как в студенчестве. Мне никто не ответил. Я обернулся и подойдя к двери, потянул за ручку.

–Что Вы делаете?? Вдруг раздался крик Сперанского, грохот, и, на полу валялся чёрный чемодан. Я наклонился быстро поднять его, и собрался уже извиниться, однако, Владимир оттолкнул меня, и, схватив чемодан, прижал его к груди и ринулся вон. Все его поведение было, мягко говоря, неадекватно. Что я мог похитить из его чемодана? Материалы доклада? Полный бред. Тут я вспомнил, что мне надо забрать отборный натуральный снег, купить новые брюки и летнее пальто. Через минуту я уже забыл про Владимира Сперанского.

Яя была дома, я знал, мне даже казалось, что она специально сказала мне: Я проведу целый день дома, с Мишей, он скучает и запишу Журнал учёта листов берёзы.

Я еле сдержался от смеха, на Земле это был бы просто анекдот. Но Яя чрезвычайно серьёзно относилась к подопечным ей растениям, говорила про них как про живых. На искусственном грунте Айкона каждое из них выглядело чудом. Айконцы настолько любили цветы, что их изобилие было сравнимо с оазисом. На балконах, в клумбах, на окошка, в горшочках изобильно пестрели картинными мазками розы, фиалки, астры, гортензии, герань и множество цветов, которым я даже не знаю названий. И никто со стороны бы не догадался, что это территория дефицита воды. У подьезда, к каждому балкону вели разноцветные световые лесенки. Я поднялся к Яиному балкону, безошибочно опередив его по ирисам, и, нажав на домофон, произнес:

– Плевать, можешь писать заявления сколько хочешь, только открой мне дверь.

Яя вышла на балкон с лейкой в руках и рассмеялась. Господи! Почему она всё время смеётся? Неужели я настолько комичный персонаж? Мне бы хотелось, чтобы Яя относилась ко мне серьёзно, очень серьёзно. Уже в комнате, я с видом победителя, положил алмазную холодную шкатулку с горсткой пушистых, узорных снежинок размера XXL и уже, по хозяйки, завалился на велюровый диван. Чёрный лоснящийся кот Миша, угрожающе сверкал на меня зелёными глазами, сидя наверху на книжной полке, тем самым сигнализируя, что я обнаглел и чересчур освоился, и, видимо, по этой причине рискую быть исцарапанным. Яя выложила снежинки в хрустальный высокий бокал.

–Растают! Я вскочил с дивана.

–Да, растают., Она взяла бокал обоими руками, обхватив его длинными тонкими музыкальными пальцами, чтобы согреть. Затем она протянула его мне прохладный, чуть запотевший, прозрачный, в котором на поверхности талой воды плавали несколько прекрасных, с таким трудом добытых мной снежинок. Я чуть не прослезился от обиды! И с удивлением посмотрел на Яю.

–Пей! Сказала она мне. Пей, сейчас это тебе нужнее. Живая вода придаст тебе сил, ты вымотался в борьбе с Алисой, твой нейронный счётчик давно зашкаливает.

–Такой жертвы я не приму, отказался я.

–Это не жертва, Алекс, и не желание заработать добрыми делами пропитание, я, действительно, хочу, чтобы тебе стало легче, ты неважно выглядишь, ты всего себя отдаёшь работе, но пациентам ты нужен сильный, здоровый. Я хочу, чтобы ты выпил живой воды.

–Легче? Думаешь, я попью живой воды, или пионовый лимонад, и, все, мне станет легче? Ты держишь меня в неведении, Яя, и страдаю я именно от этого, настолько, что я еле победил Алису! Понимаешь, я не злился на неё, мне было все равно, единственное, что двигало мной, я должен помочь людям, это мой долг, а моё истинное желание бросить все, украсть тебя у всего мира, быть с тобой, здесь или на Земле, или на какой то другой планете, или в стеклянной кабине ресторана, неважно. Понимаешь, просто быть с тобой,-я вскочил с дивана.

Затем я немного успокоился, из – за надежды, которую подала мне Яя с этим тонким бокалом, отдав всю живую воду. Надежда блеснула лучом в прозрачной жидкости, самого бесценного, что было у неё сейчас. Я отказался пить, пока она не утолит жажду первая, но Яя отказалась, уверив меня в том, что сегодня она пила досыта живой воды. Мне показалось она солгала в моё благо, так как щеки её зарумянились и она отвела взгляд. Я оставил стакан нетронутым, правда при виде которого у меня окончательно пересохло во рту.

–Ведь ты любишь меня Яя, осмелился я и протянул к ней руку.

–Вовсе нет, Яя отстранилась. Ни в коем случае, нам это не к чему, мы с тобой принадлежим науке и…

–Она подождёт. Ответил я, наука, а я знаю, что ты…

–Откуда знаешь? Перебила меня Яя. Ходишь на курсы по чтению мыслей?

–Нет, ну во первых ты одела свое вишнёвое платье, и..

–Это ничего не значит. Неуверенно произнесла Яя тихим голосом, – просто оно мне нравится и..

–И мне,-сказал я,– Ты в этом платье, сногшибательна, великолепна…

–Ну выбери другую, тоже в вишневом платье, делов -то.

– Я вообще иногда не понимаю ты смеешься надо мной или серьёзно думаешь, что дело в платье? "мне тебя не выбрать, ты у меня одна", пропел я Владимира П. Правда, лучше я бы я не пел, это также не мой конёк.

–Почему ты все свободное время смотришь снежинки? как – то спросил я её.

Я стоял у окна Яиной квартиры на седьмом этаже и смотрел через алмазное стекло. Был час пик. Пробка вылезала все выше и выше, аэромобили толпились один над другим, и совсем близко от нашего окна, завис фисташковый Ford. Светловолосый айконский малыш смешно прилип к стеклу и ковырял в носу, пока его мама, открыв дверь аэромобиля, высунулась и пыталась что- то сказать управлящему в соседней полосе. Интересно, это выращенный из молекулы или рождённый ребёнок? Видимо, молекулярный, так как все малыши Айкона были практически на одно лицо, удивительно, и как мамаши и папы ,а теперь также и мапы (в этом пункте, мне, кстати, не нравилось куда привело айконцев стремление к разумности ) , различали их. Надо сказать, что ДТП на Айконе перестали существовать с тех пор, когда были установлены гасящие инерцию блокираторы. При приближении к ним другого транспортного средства на опасное расстояние, аэромобили мгновенно зависали в воздухе, остановив движение. Я отвлёкся от своих мыслей и спросил Яю ещё раз, так как она молчала.

– Зачем ты смотришь эти снежинки, рисуй все подряд.

–Они все красивые, но я ищу непохожую, особенную. Один раз я нашла такую, но она быстро растаяла.

–Но какой в этом смысл?

–Не надо искать смысл, Алекс! Смысл всего уже придуман за нас, ещё до нас, просто наслаждайся жизнью! Это так просто.

–Действительно, так просто… я и наслаждаюсь. -И я обнял Яю. Мы молчали, кажется до утра, не выпуская друг друга из объятий. Яя сладко спала, я снял её руку со своего плеча, доверчиво расслабленную и нежную руку. Яя была безмятежна, по-детски прижавшись щекой к подушке. Сон. Самая странная вещь на свете. Ещё несколько минут назад мы были вместе, соединяя наши души и тела, а вот теперь, неизведанная магическая сила засасывала нас в разные стороны с мощностью чёрной дыры в неизвестные миры. Рассыпаясь на мелкие осколки, ее сознание забывало меня, она была рядом и в то же время не со мной. Я оставил ее где- то далеко, в разноцветных снах, где, она вероятно, разговаривала с цветами и кошками, где мне было не место. Но рассеятся чары сна,и я вновь обрету её, мне надо подождать, придёт моё время. И так бы каждый день, каждый день я хотел заново находить её, забирать из сонного царства в свои объятия. Я вышел из дома и направился в сторону проспекта Мира, сеть на общественный аэробас. Мне предстояло сделать отчет о своей работе в Центральную Медицинскую комиссию. Аэробас был набит айконцами, спешащими делать добрые дела. Я облокотился на поручни, и, по обыкновению, стал рассматривать пейзажи за окном. Сейчас будем пролетать алмазный, ослепительный концертный холл "Айсберг", где мы были с Яей в один из первых дней нашего знакомства, ледяной бар Кристалл", где нет-нет, да я любил пропустить стаканчик пионового лимонада, чтобы заглушить душевные переживания. Объявили остановку:" Центр Делав". Двери распахнулись и я увидел потрясающее здание в форме сердца совершенно алого цвета со стенами из чистейшего рубина. В транспорт зашёл уже известный мне сотрудник Делав. Я пожалел, что у меня нет головного убора, чтобы меня не заметили, и, отвернулся.

–Добрый день, дорогие айконцы! -Начал он торжественно и празднично, как аниматор детских программ – Не забудьте провериться на наличие любви, и сделайте профилактическую прививку! Тут он все- таки увидел меня, и, радостно воскликнул:

–О, мой дорогой земной друг! Посмотрите, друзья, это человек, который когда- то любил, его предали, он страдал, посмотрите на его нейронный счётчик, а седые волосы, а..

–Слушайте, это уже, по крайней мере, неприлично, сказал я, вырывая руку у общественного деятеля, который тащил меня в центр аэробаса на обозрение доверчиво вылупившейся публике. – И вообще, я так уже не думаю, вакцина бессильна перед настоящими чувствами, и, более того, я скажу вам, что даже, если бы она и была эффективна я не хотел бы прожить всю жизнь без любви..

Айконец побледнел:

–Ну вы же пережили предательство, душевную боль… опомнитесь, станьте снова разумным, ну хотя бы первого уровня, вы же на территории Чистого сознания…

–Да, это так, и тем не менее, лучше жить ради другого человека.

–Наступаете на те же грабли! Какая глупость!

–Посмотрим до чего вы доведете человечество с вашей мапой! -Сделал я акцент на " вы".

–А ещё говорят, что земляне умнее нас по причине широкого кругозора! -разозлился таки айконец .

–Да иди ты.., -Буркнул я про себя и выпрыгнул из аэробаса и.. И тут, меня как молнией озарила идея! Я ринулся к аэробасу, но двери уже закрылись, он набирал высоту, оторвавшись от платформы уже более, чем на полметра. Я схватился двумя руками за порог увлекающейся вверх машины, полностью оторвавшей меня от земли, простите, платформы Айкона. Из – за лёгкой гравитации, падения на Айконе были плавными, медленными, мягкими, разбиться было невозможно, так что я не рисковал,хотя, если бы и р сковал, я, наверное, тоже бы ухватился. Удивлённые айконцы заметили меня, засуетились, и открыв на ходу двери, стали затаскивать меня в салон аэробаса. Я заполз буквально на пузе. Проявления неразумного сознания, странные поступки, пугали спокойных, размеренных, свободных от душевных переживаний Айконцем. Видимо, они посчитали меня сумасшедшим, и усадив, в кресло, предложили вызвать земного врача. Я отрицательно закивал головой, и, отыскав взглядом Общественника, что с любопытством и жалостью разглядывал меня.

–Давай, давай свой купон, – сказал я. Я согласен стать Мапой!– Пассажиры аэробаса и мой спаситель зааплодировали, широко улыбаясь.

–Ну вот и отлично, бесплатныйкупон на молекулярного ребёнка -это выигрыш! Кого вы хотите-сына или дочь?

Тут я задумался. Впервые за секунду мне предстояло принять жизненно важное решение. Интересно, а кого бы хотела Яя? Как я мог никогда не выяснить, она ведь говорила, что думает о молекулярном ребёнке, хотя земная мама протестует и ждёт настоящих, родных, рожденных внуков. Как я мог никогда не выяснить кого!

–Все равно, сказал я, уже мечтая иметь и мальчика,и девочку.

–Да-дам! Изобразил хлопушку общественник и вручил мне маленькую коробочку, размером с пол ладони. На яркой глянцевой этикетке, улыбался светловолосый айконский малыш. "Айконский малыш номер 7425.Послушный, умный, айконский мальчик. Склонен к науке и живописи, способен учиться по многу часов, имеет увеличенный нейронный запас, вакцинирован Делав. Никогда не капризничает", гласила этикетка. Я стоял оцепеневший, не сводя глаз с коробочки, где таилась странная жизнь.

– Поздравляем вас, Мапа! Толпа кинулась обнимать меня. Это ужасное слово как ужалило меня, и, спрятав коробочку в карман, я приготовился прыгнуть с аэробаса. Медленно, словно на парашюте, я летел к тротуару проспекта Мира. Сверху из аэробаса мне кричали: -Не потеряете ребёнка!

Приземлившись на тротуар, я огляделся. "Поздравляю! Теперь ты мапа!" -сказал я себе с самоиронией. Ну, надо же совершить такой глупый поступок. Я хотел связать себя и Яю ребёнком, а там может сложится. А если она не примет меня с ребёнком? И тогда я стану настоящим айконским Мапой! И я с досадой постучал себя по голове. На работе, я еле дождался, когда радостно возбужденный Кронский, готовил свой отчёт. Я постоянно нащупывал в кармане коробочку,и моя рука покрывалась от волнения капельками пота.

–Что – то вы сегодня не в себе, сказал мне Кронский, -усталый, мы провернули с вами титанический труд, а Рассел в это раз струсил. Идите же домой, поспите, сейчас включат сумерки, под них так хорошо спится. Какой сегодня день?

–Суббота.

–Тогда будут розовые, как закат на Земле, – Кронский мечтательно откинулся в кресле .

Я помчался к Яе.

Она удивилась, но по своему обыкновению приветливо улыбалась.

–Вот!– я положил на стол коробочку. Я теперь Мапа!

–О, боже! Поздравляю! Как ты на это решился? -Яя метнулась к коробочке, затем обняла меня.

–Кто у тебя? Мальчик?

–Бред какой-то, произнёс я.

–Что?

–Да, так это я про себя -И потёр зачем-то себе глаза. – Послушай, Яя, я поступил, видимо, неразумно, я боюсь не смогу быть этим самым мапой, то есть смогу быть папой, но мне нужна мама.,– Выпалил я на одном дыхании и опять буркнул про себя:-" Несу какой то бред"!

–Аа, -, протянула Яя. -Ну тогда отложим это на потом. Может и помогу, высадим его через годик, может, по земному календарю, Кронский не отпустит меня из аспирантуры в декрет, – и Яя положила коробочку на полку.

Я молчал. – Давай хоть его назовём как нибудь, ведь это наш ребёнок теперь.

–Давай, – обрадовалась Яя. -Владимир.

–Ни за что! -Разозлился я, обуреваемый ревностью. – Он всегда будет напоминать мне Сперанского.

Яя осуждая, покачала головой.

–Давай подумаем,– Сказала она.

Я смотрел на коробочку.

–И все -таки мне жалко, что он целый год будет валяться на полке,-Сказал я.

–В крайнем случае, мы его кому-нибудь подарим!

–Ну уж нет! Сказал я.

Глава 9.

Профессор- гипоталамус.

Доклад амбициозного ученого был объявлен о дистанционной ментальности. Научное сообщество Земли и Айкона уже давно гудело в предвкушении. Говорили о научном открытии, прорыве вселенского масштаба. Доклад был назначен на следующий йоттабит, по Земному календарю в марте 2505. Однако, по неизвестным причинам, заседание было перенесено на год раньше, на что профессор Рассел должен иметь, видимо, очень весомые причины. Сплетни носились по коридорам, обрастая все новыми небылицами. Вот именно, небылицами, так как подробности это уточняющий термин, а здесь же происходило сплошное гадание на кофейной гуще. Секретность события была такова, что неразглашенными остались даже тезисы доклада. "Набивает себе цену,дороже, чем снег.", -подумал я, не без некоторой раздражённости. Вообще, если бы я не был приглашен профессором Расселем лично, я бы предпочел не мять пиджак в ажиотажной толпе, и ещё раз, прогулялся бы с Яей по воздушному балкону. Оставалось так мало бит, часов, байт. неважно. . .просто мало,ничтожно мало.. Я хотел использовать время, чтобы убедить Яю в необходимости продолжать любить. Вот только почему? Я должен был придумать самый разумный повод для любви! Как, Вам, задача? Событие предвещало быть грандиозным ещё и потому, что припарковаться нам с Яей пришлось аж у самого балкона. В другой раз, это изрядно испортило бы мне настроение, но сейчас ровным счётом наоборот. Я выигрывал время на разговор. Яя с серьезным видом, придавала темп шагу. На ней был деловой костюм земной женщины 21 века- узкая юбка и элегантный жакет

–Не торопись, пожалуйста, сказал я ей, -Ничего не пропустим. Когда ты планируешь написать отказ от вакцины и приобрести билеты, Яечка? Осторожно спросил я ее -Ты знаешь, мне необходимо завершить дела на Земле и, если ты передумаешь лететь, я буквально следующим рейсом вернусь к тебе. Только, прошу, напиши отказ при мне, так мое сердце разорвется от переживаний, когда я буду думать о тебе.

Яя остановилась.

–Разорвется сердце? Какой ужас, Алекс! Ты болен? Сердце не может разорваться, если его не рвали…

– Вот может, Яечка, может…

–Что такое ты говоришь…От любви рвутся сердечные мышцы?.. Первый раз такое слышу…

– Это от неразделённой, безответной любви, -Уточнил я, -Переживания ..и

Яя взяла мою руку и, прижав к своей груди, прошептала, широко округлив глаза:

–Я не сделаю вакцину, Алекс.

Я чувствовал, как под моей рукой ее сердечко билось быстро- быстро, как у маленькой отважной птички.

Когда мы вошли в зал, доклад уже начался, свободных мест не было. Люди сидели, стояли в проходах, голограммы зависали, чуть выше, в воздухе. Я пытался разглядеть в президиуме профессора Рассела, но не мог.

Владимир Сперанский с победоносным видом, декламировал данные о гипоталамусе. Я боялся потерять Яю и, отвлекся. Найдя взглядом рыжие волосы, я протиснулся и взял ее за руку. Яя не отвела руку. Что- то происходило на сцене, я не мог разглядеть. Внешне ничего не поменялось, но, вдруг, зал сорвался с мест, и, слился в многоликую толпу. Толпа ринулась к столу заседаний. Громко раздался странный глухой полусинтетический голос. Чей это голос? Кто говорит? Члены президиума недоуменно оглядывались, пытаясь вызвать менеджера устранить техническую ошибку. Только Сперанский стоял прямо, с победоносным видом и молчал. Голос продолжал звучать буквально по звукам, невероятно медленно, будто инопланетное послание. Все замерли в тишине, пытаясь понять речь. Это же голос Рассела! Я узнал его немного мягкое Р.

: «Здесь …я здесь …я здесь…» Всё крутили головой, пока кто – то не крикнул, показывая рукой вверх: "Смотрите, смотрите!" И тут публика заметила, что, над головой слушателей медленно летает светящийся шарик, настолько небольшой, что легко поместился бы в ладошке. «Я – гипоталамус, я оставил свое бренное, измученное болезнями тело, завещав себя на эксперимент. Я- душа, если хотите,…Я -профессор Рассел»

Тут публика ахнула:

–Что с Вами случилось, профессор? -Профессор, это вы?

В полной тишине, сотни пар изумленных глаз, не отрываясь смотрели на шарик.

–Всю свою жизнь я посвятил вопросу сохранения личностного сознания, то есть автономной дистанционной ментальности. Выводы, которые я сделал, находясь в подобном виде, это то, что изначальной потребностью для жизни души является общение, что память о тебе других людей, питает тебя нейронными электрическими связями, являясь источником ментальной жизни", хриплым компьютерным голосом говорил Рассел, вернее его гипоталамус. -Эта пища для существования и создания последующих мыслей. Я рад служить науке, и счастлив, что у меня есть душа». Шарик медленно стал двигаться в нашу сторону. Приблизившись ко мне, шарик заметался на месте.. Хотел что-то сказать.

– Рад приветствовать, Вас, коллега. Что скажете, не ожидали увидеть меня в таком вот забавном виде. Видите, я теперь достиг небывалых побед в похудении, теперь я вешу 10 грамм. Ха- ха –ха»

Даже в таком состоянии Рассел продолжал шутить. Сильный характер!

С трудом, отлепив присохший к небу язык, я произнес:

–О, Боже, профессор, мы даже не знали, что вы.. ну …умерли.., простите, это шокирует.. Как Вы себя чувствуете? Спросил я и осекся.

– Я не умер, я жив, просто жив только мой гипоталамус. Сказать Вам честно, я страдаю… Я хотел бы видеть Вас, слышать полностью ваши голоса, подать Вам руку…Позаботьтесь, коллега, я хочу видеть…не могли бы они придумать мне какие-нибудь глаза…»

Шарик взлетел, преодолев обратный путь над головами завороженной публики, медленно опустился в высокую прозрачную коробку и перестал светиться. Полная темнота накрыла толпу. Воцарилось гипнотическое молчание. Затем раздались редкие аплодисменты, прерываемые возмущенными возгласами: "Это жестоко. Это не проявление чистого сознания! Он страдает!'

Одна сердобольная женщина в ручной шали, прижав руку к сердцу, со слезами просила: «Прошу Вас, отдайте его мне, я о нем позабочусь, в этой коробке ему плохо!» И, схватившись за чемодан, женщина присела на пол, в рыданиях.

–Успокойтесь! Он живёт не в материальном мире, ему не нужна эта ваша забота! Сперанский пытался расцепить её пальцы, но тут чемодан стали хватать и тянуть его в разные стороны. Чемодан! Ах, ну, да, конечно, я узнал этот чёрный загадочный чемодан, который Сперанский не выпускал из рук, и тогда, в туалете. Если бы я тогда знал, что, вернее, кто в этом чемодане! Я не мог поверить, не розыгрыш ли это. Я представил себе будущее-мир, полный людей и маленьких общающихся светящихся шариков. Толпа в ажитоже разрывалась на сотни рук, голов и кричала разноголосьем: -Отдайте! Не смейте! Ужас! -И одинокий возглас шепотом: Потрясающе!

Профессор Иаку, пребывший из Японии, с Земли, хотел немедленно зафиксировать технологии.

Мы вышли на чистый воздух Айкона. Яя была потрясена и молчала и.. шла в направлении Делав!!Она шла туда! Сегодня на Айконе было воскресенье. А значит золотой день. Кругом распылялись шёлковые туманы, будто из миллиона солнечных пылинок. Фасады зданий постепенно стирались, оставляя мансарды и балконы над светящимся облаками. Я очень любил воскресенье на Айконе, когда можно было кутаться в золотистой пелене.

Глава 10.

Любить нельзя помиловать.

«Вылечи нас, Господи,

мы все больны

Вылечи нас от чумы-

От глаз горящих и страданий

От поцелуев и отчаяний..»

Перед нами за столом сидела крупная женщина средних лет с очень высокой прической, опираясь на стол двумя руками так, что полностью помещались локти, а сильные пальцы сцепились в замок. Все свидетельствовало о ее авторитарности, непреклонности и решимости.

– Ну зачем это Вам нужно, сказала она без вопросительной интонации.

–Вы же прибежите опять, будете умолять ,что хотите жить полноценной жизнью,– громогласно продолжала операционистка.

– Как раз мы не сможем жить друг без друга полноценной жизнью,– робко возразил я.

Дама устало вздохнула и потянулась за стопкой измятых и истертых фотографий с душераздирающими подробностями личных трагедий.

– Уж поверьте мне, земной женщине! Воскликнула она,-сценарий всегда один: любовь, а после -я на работе, ещё задерживаюсь, а потом выясняется, что он или она …ну, вы понимаете…

– Понимаю,– я не выдержал. – На Земле я был женат… на Галке -, Почему то добавил я , как будто Галка было имя нарицательное.

– Ну вот! – Обрадовалась операционистка, кивая головой, словно она хорошо знала Галку, -затем в эту инфекционную цепочку втягивается третий…

Мало того, что эта зараза распространилась по всему Земному шару, так вы и здесь пропагандируете человекозависимость своим счастливым видом! И когда только примут закон о заключении этих эфорийных преступников!

Женщина настойчиво сунула Яе тщательно подобранные жуткие фотографии и вышла.

– Не смотри! Я выхватил фотографии из рук Яи, и швырнул обратно на стол операционистки. -Несчастная женщина! Она ненавидит счастливых влюбленных. Будь ее воля, она разделила бы их по клеткам и смотрела как они зачахнут друг без друга, наслаждаясь своей " правотой", таких тётушек и на Земле полно!

– Хочу посмотреть … сказала Яя и вновь потянулась за стопкой фотографий,

–Я должна знать…

– Не надо тебе знать, ни к чему, я никогда не брошу тебя!

Я смотрел на Яю, в ее глазах застыл ужас, она не сводила глаз с фотографии, случайно выпавшей из стопки: Молодая девушка лежала на кровати, одеяла и простыни были вспенены, разметавшиеся волосы, знакомый горящий взгляд, она протягивала руку к человеку в белом халате с инъекцией в руках, видимо, умоляя его не сохранять ей жизнь. Рядом с кроватью можно было разглядеть разорванные упаковки лекарств и плакат, на котором был изображен улыбающийся харизматичный мужчина с микрофоном в руках. Фотография была старая, меня кольнуло: в юной девушке можно было различить черты операционистки. Яя стала содрагаться и, прикрыв рот рукой, выбежала. Я побежал за ней, то ли ее рвало от моллюсков, то ли она рыдала. Конечно же, я догнал Яю. Она плакала:

–Почему ты не сказал мне, не показал …? впрочем, я сама виновата …мне надо было быть серьезнее, вообще никогда не думала, что это произойдет со мной, зачем я послушалась тебя и не сделала вакцину!

–Яя зачем же ты плачешь, ещё пол террабайта назад ты была счастлива тем, что мы любим друг друга, ничего же не изменилось…мы вместе… нам очень повезло, Яя, что мы нашли любовь или она нас , неважно. Мы с тобой выиграли Джек Пот Мироздания- настоящую любовь! Мы избраны, мы счастливчики!

– Ты так и Галке своей , наверное, говорил…-Всхлипывала Яя. Тут я растерялся.

Яя на расстоянии чувствовала ложь.

В общем, мое будущее было туманным. Все, на что я мог рассчитывать от любимой девушки -это ее голограмма.

Глава 11.

На Земле.

Я навел марафет и с удовольствием посмотрел на себя в зеркало. Эти длительные командировки в Айкон, воздушный город- платформу пошли мне на пользу: я выглядел моложе. Я не хотел улетать именно из- за этого: морщины, тяжёлая гравитация сильно согнет меня, вдавит позвонки и мышцы лица поползут вниз. Ещё я страдал, маялся по Яе. А она была абсолютно спокойна: "Пришлешь Голограмму". Это был камень приткновения. Я не мог объяснить почему я должен быть с ней рядом: Хочу. Люблю. Не могу.

Я буквально шлепнулся на Землю. Всю ночь я ворочался, периодически погружаясь в липкий тягучий сон, в котором становилось чуть легче, словно от метамизола натрия(анальгин). Тревожимый ярким лунным светом, я встал и вышел на кухню. В хрустальном графине сверкала белыми искрами живая вода. Я схватил графин и стал пить маленькими глотками. Затем вспомнив, что можно пить сколько угодно, я стал жадно и громко заглатывать холодную освежающую жидкость. На Айконе купить натуральную воду было практически невозможно с пор как было налажено массовое производство синтетической Н2О. Людей уверяли, что синтетическая вода полезна, не содержит опасных микробов и имеет правильную структуру. Она хорошо утоляла жажду, но было густая и тягучая, словно крахмальный напиток,когда то называемый киселем .Я страдал больше именно из за этого, с трудом проглатывая стекловидную массу .

Включился свет, проснулась мама: -Ты делал прививку? – Спросила она тихо. Мама все понимала без слов, в детстве мне казалось, что она читает мои мысли.

–Конечно,-ответил я и улыбнулся так, что больше было похоже на оскал. -Ты у меня человекозависимый. – Вздохнула мама и погладила меня по голове. В этом вздохе она имела в виду нашего папу. Я тоже научился читать её мысли. Мучимый жгучими мыслями об одиночестве и жизни без Яи, я решительно настроился завоевать её сердце, только бы она не сделала прививку. Я собирался нелегально провезти на Айкон несколько кусочков сибирского голубого льда. Я поместил их в коробку из -под конфет, аккуратно выложив каждый кусочек в ячейку, коробка была обернута термо пленкой, что поддерживала минусовую температуру. Это не было удивительно, так как Эра холодильников на земле практически минула в прошлое. Пленка была тонкая, позволяла поддерживать минусовую температуру до месяца. Можно завернуть в нее любой продукт и брать с собой в сумке в путешествие, или просто хранить на полке. На Айконе я так и не встретил ни одного холодильника, ну за исключением, пожалуй, музея Быта Земли, домашнего гнездышка Морасявы. Вообще- то я был законопослушный, и сам факт, что я собирался пойти на такой отчаянный шаг, сильно встревожил меня. На этом этапе, я впал в отчаяние и побежал в Профилактический центр Антилав. Маленькое здание было сплошь усеяно людьми, очередь закруглялась так, что непонятно было где ее начало, где конец. Очереди были неизменяемой характеристикой земной популяции и во все времена можно было " застрянуть" в какой- нибудь очереди как на Айконе, так и на Земле. Больные были всех возрастов: один почти ребенок, лет тринадцать от силы, с изуродованными руками, две девушки с малышами на руках, один старик очень почтенного возраста и несколько мужчин и женщин средних лет. На лицах всех запечатлелась маска страдания и жгучих мук. Каждого входящего очередь внимательно разглядывала множеством горящих блестящих глаз- характерный симптом болезни. На мрачных стенах висели плакаты, гласящие: "Избавься от Человекозависимости! Иначе она избавиться от тебя!" На одном стенде была изображена фотография девушки, лежащей под зданием на земле в алой луже крови. Надпись под фото гласила: "Выяви первые симптомы. Лечись. Не допусти!" А в конце коридора висели манекены прикрученные веревкой за горло к оконному карниз. Они раскачивались от сквозняка, создавая ощущение полной реальности. В общем, хлебнувшие неразделённости или предательства, за время ожидания приема, были полны решимости никогда больше не любить. В кабинет, крича, стучался мужчина, он умолял доктора не выкачивать любовь из его жены." Прости меня, Мариша, ну я сказал грубо, но это неважно! Важно, что я люблю тебя, у нас все будет хорошо. Ну представь, какой же пустой, серой, скучной станет наша жизнь! Вспомни наши прогулки… , а мы же хотели на Айкон, помнишь, ты в белом платье, на воздушном балконе.. Мариша ."-мужчина схватился за сердце и согнулся, опираясь на ручку двери. Я метнулся помочь ему, остальные не шевелились, в какой то момент когда тебе критически плохо, ты уже не можешь помочь другим несмотря на то, что ты отзывчивый человек. Я не осуждал людей за это, более того, я был, в общем-то, против выкачивания любви. Из кабинета вышла молодая счастливая женщина, лицо ее было спокойным, глубокие складки лица сгладились. Она снисходительно посмотрела на согнувшегося мужчину. В дверном проёме появился врач и, повернувшись лицом к очереди ,поучительно произнес:– Ну вот, видите, до чего довела Вас Ваша нескучная жизнь!" Очередь сочувственно вздохнула. Женщина уверенной походкой направилась к выходу, постукивая каблучками. Мужчина сник, сел в самый конец очереди, за мной, обречено обхватив голову руками. Я встал и решительно направился к выходу. Я не хотел не любить Яю, чего бы мне это не стоило. Я не хотел вычёркивать ее из своей жизни. Я вышел на воздух, мне было не очень. Я посмотрел на часы, которые оставались неизменными аксессуаром красоты. Завтра отчёт, а у меня, простите, ещё, как говорится, и "конь не валялся". Работать осталось несколько часов. В больничном саду было тихо, медленно, за мохнатые ели, за кованные лавочки расползались синие зимние сумерки. На Земле был декабрь. Скоро Новый Год. Я сделал глубокий вдох. Густой морозный, антисептический воздух растекался по мне ,насыщая каждую клеточку моего тела ледяной свежестью. За играли по праздничному рыжие фонари, увеличивая во сто крат падающие снежинки. Миллионы прекрасных огромных снежинок, продолжительность жизни которых несколько секунд, летели на меня. Зажглись разноцветные лампочки, заботливо подвешенные администрацией Делав. Снег хрустел под моими ногами, это звуки тяжёлой земной гравитации. Вся эта красота была подчёркнуто одинока, без парочки, идущих за руку. О, ..чудо.! . У резной скамейки в стиле 20x стояла Яя. Я потянулся к ней и упал. Голограмма. Я поднялся, голограмма смеялась. Яя была весела.

–Я прилетаю. сказала она – или нет? Что ты здесь делал, Алекс? ,звуковые сигналы колебались то ли от расстояния или это были нотки злости. Злости! Наверное, впервые я был счастлив, что кто -то на меня злится. В этом были уверенные нотки жены. Да, да, я практически выдохнул -…ничего не делал.– Я стал лепетать и оправдываться по детски.

– Опять ты врешь Алекс,

Яя точно была мой детектор лжи. Надо сказать, что эта перепалка доставляла мне только удовольствие.

–Санкт Петербург. Там нет больших рыб, если я случайно упаду в воду. Я прилечу туда. Ах, да, сейчас же зима, вода замёрзла. Она спит.

Надо сказать, что айконцы считают воду живой.

Я очень хочу много снега и Новый Год.– Восторженно говорила голограмма.

–Я закажу. – Сказал я. – Закажу и снег, и Новый Год. И мы можем его отмечать несколько раз подряд, если хочешь.

–Вот опять ты врешь, Алекс! Это ужасная привычка землян врать! Ну как ты закажешь небесный снег? Так не бывает. И Новый Год один раз в год!

–Бывает, вот увидишь… На Земле в Новый год случаются настоящие чудеса!

–Я очень люблю чудо , Алекс, хотя это и неразумно.

Я запомнил время прилёта и снова инстиктивно опять потянулся к ней.

–Только, пожалуйста, не крась волосы в голубой; Тебе не идёт,– Соврал я. И О, это было очень смело, с моей стороны. – Сейчас все девушки Земли красят волосы в голубой, это просто повальная мода на Мальвин.

– На кого? Спросила Яя.

–Потом расскажу,– Я обожал посвящать Яю в какие то земные детские мелочи.

– Ты знаешь, я что- то почувствовала, и, мне, кажется, что любовь совсем не в сердце, как ты говорил, а в горле! Ну, да, вот опять, говорю с тобой и, как будто, заболела. Перехватывает голос. Так что, если это, любовь, то она живет в горле!

– Как скажешь…-Я много хотел ей сказать, но голограмма исчезла. Я ещё долго стоял, разглядывая воздух, где только что была она, вернее видение, теле девушка. Послышался метрономный звук шагов, сопровождаемый снежным хрустом. Мимо меня понуро пробрёл мужчина в синей куртке, который пытался спасти себя и свою Маришу. Интересно, сделал ли он выкачивание любви? И в том и другом случае, он шёл бы понуро. Мужчина не заметил меня. Я пошёл за ним, но гораздо бодрее, веселее. Ведь Яя прилетала, а значит я был счастлив. По крайней мере пока, как тогда, надежда снова блеснула чистым лучом в хрустальном бокале талой воды. Было или слишком рано или слишком поздно. Подходя к подъезду, я посмотрел наверх. На небе было то ли облако, то ли Айкон вышел на нижнюю орбиту. Тонкие белые ватные линии проплывали, формируя торт Корзиночку с ажурными краями…Прийдя домой, я разделся в прихожей, и сразу плюхнулся на мягкий диван. Сейчас посплю немного, живая вода, так сказать, кажется все удалось.. Не зря я ставил на снег…