Распад. Сборник рассказов [Дэн Рил] (fb2) читать онлайн

Дэн Рил Распад. Сборник рассказов

Сдвиг

Пробираясь в полутьме через трубы и силовые кабели подвального коридора, я облокачиваюсь о ствол ели, чтобы перевести дыхание. Глухой хруст мокрых веток под ногами заставляет обратить внимание на коврик у входа в квартиру, где мы жили, когда мне было восемь. Вкус крабовой палочки, когда впервые их попробовал на новоселье. Но почему нигде рядом нет мамы? Я разворачиваюсь, чтобы увернуться от машины, которая чуть не сбивает меня на втором курсе института, когда мы с друзьями идем по пешеходному переходу на «зеленый». Такой же цвет у машины с педалями, которую отец дарит на день рождения. Сидя на стуле в гостиной, он стреляет себе в голову, думая, что меня еще нет дома. Оглушительная тишина.

Я опять поднимаю с пола пистолет. Какой же он тяжелый и большой. Но гораздо больше возникшее красное пятно на наших бежевых обоях.

Это все уже было и было давно, в мои семнадцать. Но мне ведь двадцать восемь, отца нет уже одиннадцать лет. Мы на похоронах с мамой, она не плачет.

Что-то не так, я понимаю, что не должен быть тут. Это все уже прошло. Это все прошлое.

Меня как будто ударяет в спину волна, я оказываюсь в десятках мест, которые наслаиваются друг на друга. Все это я, все это мои воспоминания. Меня тошнит, голова кружится, желудок выворачивает в чью-то ванную под оглушающий бит во время одной из вечеринок много лет назад. В глазах слезы, рукав нелепого цвета рубашки весь промок. Какой-то придурок снимает это на телефон. Я отобрал мобильник и запустил его в стену, но сейчас просто смотрю на него, и все встает на паузу.

Это я сделал? Сцена застыла, парень в проходе, вода, льющаяся из крана, падающий флакон с шампунем. Я вижу себя со стороны. Себя из того времени. Как я тут оказался?

Все окружение ванной комнаты задрожало. Но через мгновение встало на свои места. Я не помню. А что последнее я помню до подвала?

Вот он. Холодно и темно. Но все вокруг плывет. Все так медленно, какое-то желе, как если бы я был под водой…

Нет! Я опять тону в реке, когда мне было девять. Нужно отталкиваться ногами от дна и так дойти до берега. Моя комната, моя комната!

Моя комната в застывших вместе с пылью солнечных лучах. Разрисованные обои, залепленные плакатами, старый тюль и потертая мебель. На столе первый собственноручно собранный компьютер с тяжелым пожелтевшим ЭЛТ-монитором… Я могу этим управлять.

Вот с другом иду по рынку и тащу этот монитор, который только что купил. Какое же приятное чувство! Но сейчас важнее то, что я сам сюда переместился.

И вновь в своей комнате, потому что решил в нее вернуться. Мне нужно остаться в ней и все обдумать, остаться в моей комнате.

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Открываю. Все еще тут, в комнате. Я понимаю, что со мной что-то произошло. Не помню что именно, но я должен разобраться.

***

Не могу поверить, что прошло уже три года. Я опять просыпаюсь рядом со своей девушкой после очередного возобновления отношений, которое в тот раз проходило на даче ее друзей. И вновь отправляюсь в подвал, к двери.

В течение первого года постепенно память о самых последних воспоминаниях начала возвращаться. Прозрачное желе, через которое я не мог пройти до двери, охватывало еще два года воспоминаний. Со временем стена стала растворяться – я начал вспоминать, благодаря чему и не сошел с ума.

Дверь приоткрыта, я свободно, без усилия захожу внутрь и через несколько хозяйственных помещений оказываюсь в своей лаборатории. В центре заставленной массивным оборудованием комнаты находится больничная кровать, на ней лежу я. Больничный халат, голова побрита налысо, датчики для снятия данных активности мозга.

Я вхожу в состав группы, которая занимается исследованиями в области лечения прогрессирующей амнезии и различных синдромов нарушения памяти. Мы разработали технологию, из-за которой я и нахожусь сейчас в своем прошлом.

Вот ложусь на кушетку, готовлюсь к погружению. Дана помогает мне и калибрует оборудование вместе с Марком. Все это не первый эксперимент, где я выступаю добровольцем: и до этого было множество других этапов, но не было «сдвига». Этому явлению я дал название, будучи уже здесь.

Во всех случаях аналитик – так мы стали называть людей, находящихся внутри воспоминания, – возвращается в реальность, как только заканчивается действие препаратов, которые используются для погружения. Примерно за два часа в реальности я мог пребывать сутки внутри своей памяти.

И тут два варианта. Либо действие препаратов уже давно прошло и я по каким-то причинам не пришел в себя, либо что-то случилось с моим субъективным восприятием времени. Что в целом не имеет значения, так как это никак не поможет мне выбраться отсюда.

Так, время перекусить. Это, кстати, не обязательно, я проверял, пробовал не есть целую неделю.

Крабы, устрицы и различная экзотика из отпусков надоели еще в первые месяцы частых перемещений на пляжные курорты. Сегодня же я в отеле с отличной простой кухней, куда заселился во время поездки на рабочую конференцию. Прекрасная глазунья с идеальным тостом.

В момент планирования впитать разлившийся желток кусочком хлеба я что-то слышу. Шуршание за дверью. Дыхание перехватило. Этого не было раньше. И этого не было тогда.

Все встало на паузу, но звук странного шуршания не пропал.

Я поднимаюсь, оставляя своего прошлого «я» за столом, подхожу к двери. Звук похож на какую-то смесь из скрежета и бульканья.

Я тянусь к ручке, поворачиваю и открываю дверь.

Что… это? Плесень? Стены, ковровое покрытие на полу, деревянная мебель, все в коридоре покрыто каким-то грибком, все в темно-коричневых пятнах. Обои и краска под ними отслаиваются, все шелушится. Темные частицы висят в воздухе. И этот звук… Что это такое?

Я аккуратно выхожу в коридор. Плесень покрывает дверь номера с другой стороны. И тут что-то произошло с моим слухом. Такое ощущение, что меня оглушило, но без помутнения сознания. Я закрываю дверь, оставаясь в коридоре, но щелчок замка звучит где-то совсем далеко.

Во время наблюдения за отваливающимися частицами окружающих предметов приходит запоздалое понимание. Они гниют. Мои воспоминания гниют. Но этот грибок, это какая-то игра моего сознания, визуализация процесса забывания, повреждение мозга или же что-то иное?

Я касаюсь ручки двери, и обжигающая боль пронизывает все тело. Крича, я перемещаюсь в больницу, сюда приезжал, когда сильно обжегся во время ремонта на даче за пару лет до поездки как раз в этот отель. Рука пылает от боли.

Плесень и тут. Ее нити покрывают стены стойки регистрации, больничную мебель и застывших во время своих дел медсестер и пациентов. И тут везде это шелушение. Не просто фрагменты краски или обоев, сама реальность воспоминания расслаивается, застывает в воздухе частицами, открывая под собой абсолютное ничто.

Но ведь это яркое воспоминание, почему это происходит?

Потому что я здесь.

***

Двадцать один год, двадцать два? Кажется, я потерял счет времени, как бы нелепо это тут ни звучало.

Сколько раз я был в этой комнате? Я точно помню, что она моя, но не помню, когда это все было. Почти все вокруг прогнило, они ищут меня.

Память – это пространство, мы создаем его, а потом возвращаемся в эти места, вспоминаем события, но по итогу нам тут больше нет места. Это наши воспоминания, но это их среда, место обитания. И мы тут чужие. Я тут чужой. Им не нравится, что я тут. И мы не должны были вторгаться сюда.

Я научился прятаться, я смогу дождаться… Чего-то важного. Не могу вспомнить чего. Но я должен ждать.

***

Как я тут оказался? Что, что я тут делаю? Почему это происходит?

***

Кто я, кто я, кто я, кто я…

***

Дана перевела взгляд с экрана показателей активности на часы на стене. В ближайшее время Алан очнется. Очередное погружение проходит четко по плану.

После того как придет в себя, в этот раз она обязательно пригласит его пообедать вместе.

Она протянула руку, чтобы поправить ему челку и в этот момент Алан открыл глаза, резко вдохнул и закричал:

– Кто я?! Кто я?! Кто я?!

Его тело свело судорогой, он начал весь трястись, но фиксаторы не дали упасть ему на пол. Крик перешел в протяжный вой, который затих вместе с последним вздохом.

Дана трясущимися руками вызвала по телефону помощь и начала делать сердечно-легочную реанимацию, но вернуть к жизни Алана не удалось.

***

– Все же было в порядке, мы действовали, как и всегда, – по протоколу, с утвержденными дозировками, – Дана покрасневшими от слез глазами смотрела на Марка. – Я пыталась, я правда пыталась спасти его.

В палате было пусто, Алана увезли час назад, а часть оборудования забрали на диагностику и анализ данных.

– Поверь, тут нет ничьей вины, – Марк поправил очки, рассматривая пустую койку. – Все понимали риск, и сам Алан в первую очередь…

Он запнулся, всматриваясь куда-то в угол около одной из серверных стоек у койки.

– А это что такое? Какая-то… плесень? – Марк потянулся к темному пятну.

Трещина

Мне часто снится город, в котором я выросла. Старые вывески и серые панельные дома, трещины на дорогах, залитые летним солнцем, и такое большое количество деревьев вокруг. И теперь, когда я оказываюсь в этих местах по работе или другим причинам, у меня возникает ощущение, что я не вернулась в прошлое, нет, но оказалась во сне.

Лето, когда пропал Тики, теперь тоже кажется сном. Это была одна из самых жарких недель июля, что я помню. Мне было десять, брату неделю назад исполнилось шесть. Все лето мы проводили на окраине нашего небольшого городка в доме бабушки. Крохотный двухэтажный деревянный дом, несколько яблонь, качели на дереве, которые мы сделали из старой покрышки вместе с дедушкой, когда он еще был с нами.

Бабуля, вечно суетливая, но такая добрая и заботливая, присматривала за мной и братом, пока родители были в командировках. Смерть дедушки сильно подкосила ее здоровье – хоть она это нам старалась не показывать – и большую часть времени мы с братом были предоставлены сами себе. А это подразумевало, что я являлась инициатором и руководителем для всех наших летних мероприятий. Среди них, например, была слежка за немногочисленными соседями из старого бинокля на чердаке, создание сачков для бабочек – один из многих полезных навыков, переданных дедушкой, – и также поиск необычных цветных камешков с последующим созданием тайников в лесу, что начинался сразу за ветхой оградой дома.

Тики обожал делать эти тайники! Вот он в синих шортах, своей белой футболке с нарисованным на ней грузовиком, сидит в траве и копает очередную ямку в земле, хмурится от того, что лучи солнца пробиваются сквозь кроны деревьев, мешая важному процессу. И в десятый раз объясняет мне, что кепку носить не будет, так как она «слишком зеленая».

Все в итоге произошло из-за тайников. На третью неделю пребывания на даче, зайдя несколько дальше в лес, чем обычно, Тики выкапывал очередную ямку небольшой садовой лопаткой, заботливо выданной бабушкой. Я охраняла периметр, выискивая в бинокль тех, кто мог подглядеть, где находится тайник.

Тут послышался звук удара лезвия лопатки о камень. Обычный ничем непримечательный булыжник. Я подошла помочь вытащить его.

Подкопав со всех сторон, мы вдвоем подняли увесистый камень. Я отчетливо помню, как в этот момент вокруг запахло озоном, как будто только что прошел проливной дождь с грозами и молниями. И в этот момент камень в наших руках исчез, а ровно посередине того места, где он находился, появилась «трещина». Тонкая, с мизинец толщиной, ровная прямая линия белого света, она вырастала из ямки почти на два метра в высоту и просто обрезалась в воздухе.

Вот так, практически буднично, мы встретились с чем-то совершенно необъяснимым. Мы смотрели на трещину, боясь даже пошевелиться, трещина же на нас никак не реагировала. Медленно, шаг за шагом, я обошла ямку, встав между светящейся полоской и братом, после чего постепенно стала отталкивать его назад, отдаляясь от ямки.

Отойдя так на десяток метров, Тики одернул меня, предложив тем самым остановиться. Я, не сводя глаз с трещины, легла в траву у небольшого холмика, который стал нашим укрытием и начала рассматривать открытие в бинокль. Процессу исследования всячески мешал Тики, выпрашивая возможность тоже посмотреть. Так мы пролежали минут десять, пока Тики не уговорил меня подойти к трещине поближе.

Подойдя на расстояние в пару метров, мы не додумались не до чего лучшего, как кинуть что-то в трещину. Для этого я взяла пару стеклянных камешков, что хранились у Тики для будущего тайника.

Встав за стволом одного из деревьев, я аккуратно подкинула камешек в сторону трещины и благополучно промахнулась. Но вот следующая стекляшка попала прямо в цель и просто мгновенно исчезла, как и булыжник до нее.

После еще нескольких камней и палок в ход пошли различные игрушки, что мы тайком от бабушки вытащили из дома. Старая кукла, которая мне никогда не нравилась, какой-то мячик, несколько плюшевых медведей – все это пропало в трещине. Настало время большого пищащего попрыгунчика. Размахнувшись посильнее, я направила его точно в центр трещины, и он исчез вслед за остальными игрушками. Но тут где-то в паре десятков метров мы услышали писк игрушки. Еще один звук отскока и еще.

Прибежав к месту, откуда, казалось, издавался звук, мы увидели, как на небольшой поляне горкой лежали выброшенные в трещину вещи.

Сейчас я понимаю, насколько невообразимо глупой и безрассудной была следующая идея самой пройти сквозь трещину, но тогда в десять лет это казалось весьма логичным продолжением нашего исследования таинственной аномалии. Но я все же додумалась надеть защиту в виде старого велосипедного шлема и наколенников, что хранились в небольшом сарае за домом.

Как следует разбежавшись, я запрыгнула в трещину и чуть не врезалась в ствол дерева, росшего на поляне, где мы нашли наши игрушки. Рядом с ним как раз лежала пищалка.

Поправив шлем, я оглянулась в поисках Тики. Увидела его и помахала рукой, объясняя, что со мной все в порядке. Он радостно помахал в ответ. Не успела я ничего понять, как Тики развернулся и со всех ног побежал в сторону трещины, а еще через мгновение, смеясь, врезался в меня.

Тут брат посмотрел на меня и спросил, говорила ли я со Стражем? Я непонимающе замотала головой. И он рассказал, как за трещиной встретил того, кто назвался Стражем, гордо уточнил, что совсем не испугался его. Тики не мог описать Стража, но сразу понял, что он «добрый», ведь тот рассказал брату, как можно изменить место, где ты окажешься.

Ничего больше не объясняя, Тики взял меня за руку и потянул обратно к трещине, пройдя через которую, мы очутились на чердаке бабушкиного дома. Мы посмотрели друг на друга и запрыгали от восторга.

После этого были прыжки в огород ворчливого деда по соседству, прямо в воду ближайшего озера, в магазин за мороженным и еще в кучу мест, куда было непросто или долго добираться. Радиус наших перемещений постепенно расширялся, Тики объяснял это тем, что Страж лучше понимает, как мы думаем.

Я даже не помню, сколько раз мы проходили сквозь трещину – так много было прыжков. Но со временем я начала замечать, что Тики стал меняться. Он начал уходить в себя, после каждого прыжка что-то бормотал под нос. Он ничего больше не рассказывал про Стража, но ему хотелось прыгать все больше и больше, он стал одержим идеей прыгнуть как можно дальше от трещины.

В дальнейшем я долго задавалась вопросом, в действительности ли мы случайно нашли ту трещину, может быть, это она нашла нас. Или даже не нас, а конкретно моего брата.

В один из дней экспериментов, когда жара была уже совсем невыносимой, мы возвращались к трещине после очередного прыжка за мороженным. Тики почти всю дорогу молчал.

Заходя в лес и приближаясь к полоске света, он развернулся ко мне и всего лишь сказал: «Прости», после чего забежал в трещину. И она исчезла вместе с моим братом.

Вспоминаю, как у меня перехватило дыхание и как все поплыло вокруг. В мгновение как-то я поняла, что Тики больше нет со мной, искать его бесполезно, он не прыгнул без меня в озеро или к бабушке домой, что его просто не существует тут. Моя реальность разрушилась, развалилась на части и собралась во что-то иное за один вдох.

Обрывками помню, как ревя и глотая воздух, пыталась объяснить бабушке, что Тики исчез. Помню ее испуганное и озадаченное выражение на лице, с которым она задала вопрос: «Милая, кто такой Тики?». Дальше мне рассказывали про потерю сознания, про истерики, бесконечные попытки найти комнату брата, которой просто не существовало в доме родителей, как и одежды, его многочисленных рисунков или игрушек.

После был период полного ухода в себя. Годы психотерапии были больше направлены на переубеждение, что всего, что я помню о брате, не было на самом деле, что это попытка подсознания справиться с какой-то скрытой травмой, может быть, из-за смерти дедушки, которого я обнаружила первой.

Я не сдавалась, стоя на своем, но постепенно с годами события тех дней стали отдаляться, они покрывались слоями новых воспоминаний, затуманивались в сознании. Я не забыла Тики, его лицо, зеленые глаза, улыбку со сломанным зубом, его белую футболку с грузовиком. Он и память о нем являются неотъемлемой частью моей жизни, частью меня, но жизнь продолжила свое движение вперед и я позволила себе двигаться вместе с ней. Возможно, из-за того, что по каким-то непонятным причинам была уверена, что еще увижу брата.

И вот сейчас Тики стоит в моей комнате в теплых утренних лучах июльского солнца. Он практически не изменился за эти пятнадцать лет и как ни в чем не бывало улыбается мне. Трещина, такая же, какой я ее помню, находится в метре за ним и вместе с ее появлением вся моя комната наполнилась знакомым запахом грозы.

Тики не шевелит губами, но я слышу, как он объясняет, что сейчас не совсем здесь, не может быть больше здесь, но хочет, чтобы я отправилась с ним. Говорит, как ему было жаль уходить, но Стражу нужна была помощь сделать возможным перемещение дальше, чем мы прыгали в то лето. Тики рассказывает, как побывал в других местах, таких отдаленных, что даже свет от нашего Солнца не может быстро туда добраться. Что трещина именно для этого и предназначена и теперь, благодаря и моей помощи, ей смогут воспользоваться все и этот подарок создателей Стража все изменит.

И я не столько вижу, сколько чувствую то, что скрывается за полоской света, эту сеть, настолько огромную и древнюю, что понятия о расстоянии и времени просто не укладываются в голове, расплываясь в воображении. Чувствую миллиарды теней тех, кто проходил через трещины, когда нашей Солнечной системы еще даже не существовало. Как огромные – размером с города – корабли и неподдающиеся описанию конструкции появляются и исчезают вместе с тенями в этом бесконечном потоке.

С рассказом младшего брата то, что так довлело глубоко внутри, ощущение некой незавершенности, с которой я жила все эти годы, все это мгновенно исчезло. Я замечаю, как по моим щекам льются слезы, как появляется приятная боль в груди. Медленно поднявшись с кровати, я двигаюсь к Тики, без слов соглашаясь отправиться в путешествие вместе с братом. И лишь где-то на периферии сознания мелькает момент из нахлынувшего меня видения, где среди всей массы теней в сети трещин одна маленькая одинокая фигура кричит от ужаса, мотая головой и сжимая в руке что-то похожее на стеклянный камешек. Но все это было так мимолетно, что уже похоже на воспоминание из сна про какой-то другой сон. И я делаю свой последний шаг на пути к трещине.

Странные события в квартире Эгла Тэка

– Еще пять сантиметров, – Эгл нервно сверялся с записями в папке, держа трубку телефона плечом. – Моя комната за день уменьшилась на пять сантиметров вдоль, на три поперек, а высота потолков сократилась на целых десять сантиметров! И никому до этого нет дела?!

– Мужчина, я еще раз повторяю, это аварийная служба, – голос девушки на другом конце провода выдавал ее полное безразличие к крикам жильца. – Мы отправляем специалистов на вызов при возникновении неисправности в доме. Если у вас нет проблем с электричеством, отоплением, канализацией, вы не чувствуете запах газа, то, пожалуйста, не занимайте линию.

– Вы… Вы издеваетесь?! – Эгл выронил ряд листов с заметками на пол, но не стал их поднимать, посмотрев на свою комнату. – За неделю моя гостиная стала почти в два раза меньше, я могу дотянуться рукой до потолка! И вы не готовы прислать специалистов, чтобы они провели замеры, проверили… проверили несущие стены? Почему вам все равно?!

Но в ответ в трубке слышны были только короткие гудки. Эгл в недоумении уставился на телефон, после чего собрался резко бросить трубку на стол, но в последний момент все же передумал.

Он набрал другой номер. Через несколько гудков трубку подняли.

– Клар, прошу тебя, не отключайся! Это очень важно! – Эгл зажмурился, надеясь, что бывшая супруга все же ответит ему. – Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста.

Пара секунд молчания растянулись для Эгла в вечность, но по их прошествии он с облегчением выдохнул, услышав пусть и уставший, но такой знакомый голос Клар.

– Послушай, я сейчас говорю как человек, которому твоя судьба все еще не безразлична. Тебе нужна помощь. Не моя, не коммунальных служб, которым ты названиваешь каждый день. Нужна специальная помощь, – Клар на мгновение запнулась. – Просто подойди к зеркалу, посмотри сейчас на себя, тебе тридцать пять, а выглядишь как пятидесятилетний, когда мы последний раз виделись по видеосвязи, я тебя не узнала! Я поняла, что ты почти ничего не ешь, стал таким болезненно худым и бледным…

– Я понимаю, правда понимаю и вижу, как это все выглядит со стороны! – Эгл затараторил в страхе, что не успеет объясниться. – Но помнишь ту стиральную машинку, при покупке которой мы еще так разругались в магазине? И потом вдвоем еле подняли к себе в квартиру. Помнишь?

Клар не ответила, но и не повесила трубку, от чего у бывшего мужа появилось больше уверенности в голосе.

– Так вот, Клар, я могу ее поднять одной рукой! Некоторые вещи в доме, они стали меньше, но какие-то не изменились. Я думаю, что дело в связи со стенами и коммуникациями. Я, я понимаю, как это звучит! Но если бы ты просто сама пришла и посмотрела…

– Я же была у тебя, когда приходила за оставшимися документами! Ты забыл? – в голосе Клар смешалась непонятная для нее самой обида и жалость. – Я еще могла смириться со многими твоими тараканами, с этим твоим затворничеством, мнительностью, но это, это уже за гранью, ты же болен, Эгл, это ненормально…

– Это было тогда, давно! – Эгл заговорил еще быстрее. – Но теперь изменения заметны любому! Вот, вот, например!

Он оторвал трубку от уха и начал ей указывать в сторону кухни, направился туда и остановился рядом с холодильником. На его дверце синим маркером была нарисована вертикальная линия с отметками расстояния от пола до самого верха холодильника.

Придержав трубку ухом, Эгл взял с кухонного стола рулетку и начал измерять высоту дверцы.

– Наш холодильник! Его высота была сто восемьдесят сантиметров, но теперь деления не совпадают! Тут сейчас сто пятьдесят три! – Эгл отбросил рулетку и подбежал к столу. – Или вот чайник, он как был одного размера, так и остался, а чашки на полке стали совсем крошечными, на два глотка. В туалет же вообще не протиснуться почти…

Тут Эгл осекся и замолчал, прислушиваясь к звукам в трубке. Клар тихо всхлипывала.

– Прости, прости меня, – сквозь слезы проговорила она. – Но я так больше не могу.

Эгл еще несколько минут растерянно слушал короткие гудки, после чего вышел из кухни и, пыхтя и отталкиваясь от дверного косяка, боком протиснулся в узкий проход ванной комнаты.

За исключением лишь гостиной, в квартире Эгла не было света. Но даже тусклого освещения из большой комнаты хватало, чтобы заметить, что все в ванной было сплющено по горизонтали, от чего окружение казалось вытянутым вверх. Как если бы изменили размер фотографии помещения по одной лишь стороне. Но при этом на мебели и вещах не было никаких следов деформации – вмятин, сколов, облупившейся краски, – как будто они такими и были. Зато вокруг, как и во всей квартире, хватало заметок самого Эгла, который тщательно фиксировал любые изменения в окружающем пространстве всеми доступными способами. Тут были следы от маркеров разных цветов и размеров, бумажный скотч с пометками карандашом, нитки и веревки, которыми он отмечал расстояние от одного предмета интерьера до другого, а также множество клейких листков с различными заметками.

Эгл рассматривал это искалеченное неизвестной силой пространство. Изучая свои старые записки на стене у входа, он вспомнил, как впервые заметил изменение в доме.

И это было как раз в ванной комнате. Он тогда взял зубную щетку из стаканчика и почувствовал, что со стаканчиком что-то не так. Отложив щетку, Эгл взял стакан и понял, что он был не круглый, а ближе к форме эллипса.

Тогда Эгл не придал этому значение, но постепенно изменения стали происходить и с другими предметами и мебелью по всей квартире. Окна, дверные косяки, телевизор на стене – все становилось каким-то неправильным. Поэтому и было решено начать вести наблюдение и фиксировать изменения, которые становились все более и более очевидными.

Сейчас, подойдя к зеркалу над раковиной, Эгл посмотрел на себя в отражении. Мысленно он согласился с Клар – похож на скелет, синяки под глазами, многодневная щетина, растрепанные немытые волосы и футболка в пятнах от еды.

Эгл отвел взгляд от зеркала, протер глаза и начал свой ежедневный обход перед сном. Взяв фонарик, он проверил, нет ли никаких разрывов герметика, которым приклеена плотная фольгированная пленка к окнам и вентиляционным отверстиям. После чего осмотрел заплатки на всех розетках и гнездах, где были выключатели, и, убедившись, что все в порядке, отправился спать.

***

Новый день начался со звонка будильника. Эгл открыл глаза и закричал. Смотря наверх, он сполз с кровати на пол. Отдышавшись, приподнялся и протянул руку, коснувшись потолка, который был в метре от кровати.

Разгребая мусор на полу в виде пакетов от фастфуда, бутылок и бумажных стаканчиков, Эгл на коленях выбрался из спальни в гостиную в поисках телефона. Потолок в гостиной также «упал», но уровень высоты был иной – примерно на полметра выше от пола, чем в спальне. Что, впрочем, все равно не позволяло встать и выпрямиться в полный рост. Эгл решил, что точные измерения подождут, сейчас важнее найти телефон, но только он совсем забыл, где вчера его оставил.

Во время поиска трубки Эгл рассматривал, как изменились предметы окружающего интерьера. Все, что было выше текущего уровня потолка, сплющилось по вертикали. Шкаф, полки на стенах и несколько картин превратились в какие-то карикатуры на себя самих. А вот старая люстра, одиноко освещающая комнату всего одной из трех ламп, никак не изменилась, просто теперь она располагалась на уровне головы сидящего на корточках Эгла. С люстры он перевел взгляд на дверь выхода из квартиры. Она тоже сплющилась вместе со всей прихожей, но выйти на площадку дома через нее все еще было возможно. Только Эгл не был готов к такому варианту. Нет, даже сейчас он не выйдет наружу.

На кухне! Вот где он оставил трубку. Эгл неуклюже развернулся и застыл. Дверь и весь интерьер кухни пропорционально уменьшился до такой степени, что теперь, казалось, просто невозможно было бы пролезть туда. Придя в себя, он подполз поближе к проходу и заглянул в дверной проем, после чего пусть и с трудом, но протиснулся внутрь.

– Нашлась! – прокричал он и вылез из кухни обратно в гостиную.

Просунув в проем руку и взяв с миниатюрной столешницы кухни трубку, Эгл уставился на крошечный телефон, размером немногим больше спичечного коробка. Замешкавшись, Эгл огляделся вокруг и потянулся к ближайшему карандашу на полу.

Прищурившись, он начал нажимать на кнопки телефона кончиком карандаша.

– Да, – голос был очень далеко, как если бы трубка телефона находилась в противоположной части комнаты.

– Рик, – Эгл облегченно вздохнул. – Все… Все стало хуже.

– Эгли, давай, рассказывай! – Рик, как всегда, излучал оптимизм.

И, несмотря на весь ужас, в котором находился Эгл, позитивный голос Рика немного привел его в себя. И так было всегда, когда они общались – с момента знакомства на одном из форумов, где обсуждали тему облучения на открытом пространстве. Эгл тогда многое узнал от Рика относительно данной проблемы и вариантов ее решения. Сам Рик к тому времени уже более трех лет не выходил из дома, но избавился при этом от постоянной тревоги. Он рассказал Эглу, что ему помогло успокоиться экранирование помещения. Рик хоть и не бесплатно, но прислал Эглу набор для изолирования, «не пропускающий никакого вредного излучения», кучу полезной мелочи вроде фонарика и лампочки длительного срока работы – надежных, таких уже не производят, – а также сухих пайков с адресами интернет-магазинов с доставкой до двери, где можно было закупаться продуктами и бытовыми товарами. А когда Эгл рассказал Рику про изменения в доме, именно Рик посоветовал ему начать их фиксировать.

– Тут практически не осталось места, – скрючившись, чтобы не упираться в потолок, Эгл осматривал то, что осталось от его гостиной. – Я не знаю, что мне делать. Никто не верит, что это происходит со мной.

– Для начала дыши. Просто дыши. Сейчас ты должен понять, что тебе ничего не угрожает внутри помещения. Тут безопасно, успокойся и дыши.

Эгл последовал совету. Зажмурившись, он сделал глубокий вдох, выдохнул, открыл глаза и понял, что больше не может дышать. Ужас и комната сковали его. Тело Эгла, как тисками, зажало стенами гостиной, потолок вдавил его голову в пол. Колени больно упирались в грудь – это так сильно подпирала стена вместе с прихожей.

Мебель комнаты различного размера впилась в тело, где-то она сломалась и рассыпалась в труху. Окружение, освещаемое до этого лишь светом люстры, погрузилось в полумрак.

– Эгли? Что у тебя там происходит?

Это был голос Рика. Значит, трубка где-то тут, недалеко от головы.

– Рик… Меня зажало, нечем дышать.

– Держись, дружище, справимся с этим! – энтузиазм Рика, казалось, только усилился. – Эгли, не волнуйся, ты же все хорошо изолировал в помещении?

– Я… не могу дышать… Стены все… ближе.

Эгл застонал, после чего его оглушил хруст собственных костей.

***

В гостиной Эгла Тэка находились два агента в оранжевых изолирующих костюмах защиты с автономными системами подачи кислорода. За выломанной дверью выхода из квартиры был виден мобильный герметичный шлюз. Все помещение также было покрыто пленкой.

В центре комнаты на полу лежал Эгл Тэк. Тело было утрамбовано в форме параллелепипеда, который по пропорциям повторял форму гостиной. Оно вызывало ассоциации с кузовом утилизированного автомобиля после пресса. Только вот никаких внешних повреждений вроде открытых переломов не было заметно, как если бы текущее положение частей тела было их естественным состоянием.

– Идеальное экранирование, – изучая данные в планшете, один из агентов обратился к другому. – Никаких возмущений со стороны улицы во время события. Отсюда и такое соответствие форме помещения.

– Такие, как Эгли, всегда все перепроверяют по несколько раз, – ответил второй агент. – Поэтому из них и выходят отличные кандидаты.

– Искажение пространства в его сознании, в его «личной» реальности настолько мощное, что воздействует на него физически… До сих пор не могу свыкнуться с этой мыслью, – агент перевел взгляд с тела обратно на планшет. – За счет усиления объектом уровень ментальной пространственной деформации четыре и восемь, что на данный момент является самым высоким значением из зафиксированных.

– Только что пришла информация по двум последним кандидатам. Зачищаем тут все и забираем объект номер три.

В этот момент в помещение вошли еще два агента, один нес стремянку, второй шел с массивным чемоданом. Установив стремянку, агент поднялся по ней к люстре и аккуратно выкрутил лампочку из патрона. Держа двумя руками, он медленно передал ее второму агенту, который, в свою очередь, аккуратно уложил лампу в созданное специально под ее форму углубление в чемодане и закрыл крышку.

– Начинаем переход к следующей фазе.

Оглавление

Сдвиг

Трещина

Странные события в квартире Эгла Тэка