Вечное [Николай Секерин] (fb2) читать онлайн

Николай Секерин Вечное

Большинству смертных моя история покажется странной. Я не знаю прочтёт ли это кто-нибудь, когда-нибудь, трудно это предположить. За те тысячи лет, что я наблюдаю за людьми, я удостоверяюсь раз за разом, что большинство из них слишком глупые. Все они созданы для того, чтобы быть кормом для других, более умных людей.

Порой я не знаю, может так и должно быть. В любом случае моя задача наблюдать и вести хронику. Я призван для этого. Что ж, давайте познакомимся, меня зовут Василий Сущий и сегодня мне пришло уведомление о моей смерти. Вам, конечно, может показаться странной форма, в которой я говорю об этом. «Пришло уведомление о смерти» – будто смерть надо пойти и получить на почте. Должен предупредить заранее, вам будет казаться странным много того о чём я рассказываю, поэтому я не буду без конца повторять одну и ту же фразу. Просто когда увидите странное, думайте, что я вас уже предупредил на весь период нашего общения. Со временем вы, возможно, всё поймёте.

Василий Сущий это имя, с которым я проживаю текущую жизнь, то есть я хотел сказать, работаю смену. Дело в том, что я не человек. Я то, что сидит внутри человека и я знаю все тайны. Точнее тайны это для обычных людей, а для меня вовсе и не тайны, а так… информация.

Есть всего восемь таких как я. Я – пятый, было бы правильнее назвать себя Пятый – это моё истинное и настоящее имя. Однако сложность заключается в том, что среди нас нет таких понятий как имя, пятый, восьмой и прочее. Я просто перевожу на людской язык свои знания. Мы же, общаемся между собой ни словами, ни мыслями и даже не телесно как это делают животные. Мы… впрочем, зачем это вам? Передать этот способ общения было бы возможно, лишь общаясь этим способом, я даже не знаю какую точно аналогию провести.

Ну например, переходник со множеством розеток? Представьте, что в переходнике восемь розеток. Сквозь каждую розетку есть выход для электрического тока. Вот мы и есть эти розетки, а ток – это способ нашего взаимодействия.

Впрочем, оставим это. Я буду рассказывать на привычном для вас языке.

Быть может нас восьмерых, вы бы назвали душами, если принять во внимание некоторые концепции человеческих религий. Однако суть намного глубже. То, что называют душой богословы – очень поверхностное понятие, которое, к тому же, ни в одной из трактовок не совпадает с истинным положением вещей. Да и с чего бы? Религиозные цели отнюдь не сопряжены с передачей массам информации о таинственном. Все эти сочинители сами ничего не знают, а если бы и знали, то никогда не поделились бы знанием.

Религии создавались с единственной целью – управлять стадом. За те пятнадцать тысяч лет, что я веду статистику, наблюдая за развитием человечества, мало что вызывает у меня такое омерзение, как этот наглый обман, которым пичкают бедное человечество от колыбели и до могилы.

Поэтому нет, я не душа. Я – Пятый. А до следующего четверга я нахожусь в человеческом теле по имени Василий Сущий, как я и представился вам в начале.

Давным-давно, задолго до появления первых живых организмов на планете Земля, наши Владельцы (я буду называть их так), решили зародить жизнь. Это можно сравнить с тем, как на дачном участке сажают деревья, или растения. Планета Земля в определённых масштабах и есть такой дачный участок.

Наши Владельцы это как бы (опять же, в переводе на ваш язык) семейная пара, я мог бы назвать их мужчиной и женщиной, но на такую аналогию у меня просто не повернётся язык. Если обратить свой взор на тех мужчин и женщин, что населяют планету сейчас, то подобное сравнение с Владельцами было бы крайне оскорбительным.

К тому же Владельцы не размножаются, не едят и не гадят, они не спят и не бодрствуют, и у них нет осязаемой оболочки. Владельцы просто всегда и везде присутствуют.

Владельцы задумали создать жизнь на Земле и посмотреть что из этого получится.

Дальше всё происходило как написано в теории Чарльза Дарвина. Вы называете это эволюцией. Жизнь разрасталась, появлялись новые животные и растения, Владельцы были довольны.

А потом, когда развитие дошло до появления первых людей, Владельцы решили провести эксперимент. Они создали Сознание. Сознание это как некая компьютерная программа, которую устанавливают на носитель. Вроде операционной системы.

Только здесь всё было серьёзнее чем человеческие изобретения. Его просто создали один раз и поместили в вид сапиенс. Хомо сапиенс, как назвали это ваши мудрецы позднее. А после того как Сознание было помещено в биологический вид древнего человека, оно стало развиваться самопроизвольно.

Тогда Владельцам и понадобились мы. До того момента, пока Землю населяли лишь инстинктивные организмы и растения, никакого дополнительного наблюдения не требовалось. Их просто запустили и иногда, примерно раз в 300-400 лет, смотрели за их ростом. Всё было просто и предсказуемо. Растения росли, животные размножались и эволюционировали.

Но когда было создано Сознание, всё изменилось. Владельцам было интересно наблюдать за тем, что делают люди, ведь у них появилась своя доля самостоятельности. Первое время Владельцы наблюдали за развитием Сознания постоянно, однако вскоре им это наскучило. Как бы ни было увлекательно видеть развитие орудий труда и прочего, всё это в своей основе было ужасно однообразным.

Творческая жилка встречалась у людей крайне редко, все они предпочитали повторять одни и те же действия, а если кто и создавал что-то новое, оно всегда воспринималось с неприязнью и страхом. Человечество всячески стремилось тормозить развитие Сознания.

Чтобы увидеть по-настоящему что-то новое и интересное, Владельцы должны были чуть ли не тысячу лет наблюдать за одним и тем же, поэтому, для своего удобства Они создали нас.

Наша задача была простой. Мы выполняли функции, своего рода, записывающего устройства. Наблюдали за человечеством постоянно, одновременно из восьми точек.

Каждого из нас помещали в тело случайного человека, и когда тело переставало функционировать (то есть человек умирал), мы входили в новое тело новорождённого и продолжали вести наблюдение.

Мы фиксировали всё происходящее и если вдруг, в развитии Сознания происходило что-то интересное – незамедлительно посылали сигналы Владельцам. Тогда они мгновенно появлялись и считывали всю интересную информацию. Так, мы сигнализировали, когда люди изобрели первые орудия труда, развязали первую войну, придумали первую религию, устроили рабство, изобрели деньги, колесо, мельницу и тому подобное. Любое новшество, будь то научное открытие, социальное, или техническое изобретение, мы должны были сразу фиксировать и сообщать об этом Владельцам.

Хотя нас помещали раз за разом в обычно живущих людей, мы как бы находились одновременно в двух местах. Первое место, это как бы такая совещательная комната, где мы непрерывно находимся ввосьмером. В этой комнате есть большой экран, через который видна суть всего Сознания, общего, то есть можно наблюдать за всеми людьми Земли одновременно, за тем, что они делают, думают, какие испытывают желания, о чём мечтают.

Вторым местом, в котором каждый из нас находился одновременно, были тела отдельно взятых восьми людей в разных уголках Земли. Каждый из нас ничего не знал о телах других семерых. Где оно, кто он, или она. Мы занимали крохотную часть в бессознательном живого и наблюдали за процессом жизнедеятельности человека изнутри. При этом мы всё чувствовали, что чувствует он, слышали, видели и вообще.

Пока наш человек спал, мы могли занимать всё его подсознание, иногда давать какие-то подсказки. В некоторых случаях мы даже врывались в его Сознание и говорили от его имени что-нибудь окружающим. Однако, это было опасно, люди после такого теряли рассудок и вскоре умирали. Поэтому, если мы иногда и вмешивались в Жизнь, то лишь в пределах, которые показались бы привычными и разумными для любого человека.

Лезть же в развитие Сознания, подсказывать по фундаментальным вопросам и предостерегать людей от опасности, нам строжайше запрещалось.

Поясню, что запрет в нашем случае это не правило, которое можно нарушить, как это происходит в человеческом мире. Запрет для нас это то, что мы просто не можем сделать. Для нас, нарушить правило невозможно.

Это как запретить человеку поднимать одной рукой тонну железа.

Так мы и существуем. Просто выполняем свою работу, вот уже пятнадцать тысяч лет. Однако стоит, пожалуй, начать с самого начала и если ты готов, читатель, тогда следуй за мной.

Период первый. Древний Мир

Я помню всё. Помню, что испытывает человеческое существо, когда выходит из утробы матери. Помню, что чувствует он, когда умирает. Вижу его переход из умершего тела в новое, новорождённое.

Но, к сожалению, я не помню, что было до того, как Владельцы создали меня и остальных моих семерых братьев и сестёр.

Всё произошло так, как будто мы всегда были и всегда знали друг друга. Просто мгновенье назад ничего не было, а сейчас есть. Словно лампочку включили нажатием клавиши.

Включили и вот, мы уже в своей наблюдательной комнате, все восемь. Первый, Вторая, Третий, Четвёртая, Пятый (Я), Шестая, Седьмой и Восьмая.

Мы не здороваемся и не знакомимся друг с другом. Мы знаем друг друга, знаем кто из нас кто и зачем здесь. Нас просто включили.

Каждый из нас сразу начинает работать. От каждого отделяется его половина, или если хотите, его двойник, который молниеносно отправляется в уже готовое родиться тело. Туда, на Землю. Каждый из нас уходит в свою 1/8 часть Света. Мы равномерно распределяемся по миру и наша вахта началась.

***

Я почувствовал неприятное скольжение, словно меня с силой выталкивают из липкого, растягивающегося тоннеля. Я чувствую отвратительный запах экскрементов и крови. Потом я вижу тусклый свет и чувствую прикосновение мохнатых лап. Я кричу, издаю какие-то обезьяньи звуки. Меня поворачивают, и я вижу свою мать.

Это безобразная дикарка с волосами по всему телу, она смотрит на меня со звериным умилением и показывает меня человеку, стоящему рядом. По всей вероятности это мой отец. Такой же безобразный дикарь, весь заросший шерстью. В его руках здоровенная дубина. Он равнодушно смотрит на меня и отворачивается. Мать прижимает меня к груди.

Всё немного странно, я чувствую, что грудной ребёнок это я, в то же время я знаю, что часть этого ребёнка, не принадлежит ему, а принадлежит другому, мне, Пятому.

Вскоре я привыкаю к своему положению и начинаю наблюдать.

Мать кормит меня грудью, отца я больше не вижу. Не знаю, что тут происходит, толком не ясно. Почти всё время темно, похоже, мы находимся в пещере.

Днём я вижу всё в сером свете, ночью кромешная тьма.

Мать переговаривается с другими женщинами, используя какие-то гортанные звуки. Я ничего не понимаю: есть ли смысл в этих разговорах, или это нечто вроде звериного рыка?

Я стараюсь делать то, к чему меня призвали. Наблюдаю и фиксирую происходящее. Похоже, что они едят сырое мясо.

Проходит несколько дней, и младенец, в тело которого я вошёл, умирает. Его тельце охватила зараза, не хватает витаминов и полезных веществ.

Его глаза закрываются, моя половина выходит из его Сознания и возвращается ко второй половине в комнату.

Я тут же отправляюсь обратно в жизнь, уже в новое тело.

Снова скользящий липкий коридор, я снова на руках у матери. Снова пещера, только другая.

Всё здесь происходит так же, как и в моём первом месте появления. Даже мой предполагаемый отец – такой же угрюмый, заросший шерстью полузверь. Все здесь переговариваются между собой звуками и телодвижениями. Сознание пока ещё только на самой ранней стадии своего развития.

В это «дежурство» мне посчастливилось пережить младенчество, однако эта моя жизнь всё равно кончилась быстро. По моим подсчётам прошло всего четыре земных года, когда у людей из пещеры начался голод. Моего отца и большинство других самцов погрызли хищники, и чтобы выжить моя мать решила меня съесть.

После этого я снова сменил тело, но оно опять протянуло мало. До момента полного физического взросления, то есть до тринадцати лет, я смог дожить лишь с восемнадцатой попытки. На тот момент общий срок наблюдения за жизнью на Земле для меня превысил семьдесят лет. Я ещё даже не отслужил первую сотню лет, а позади уже было семнадцать смертей маленьких мальчиков!

Впрочем, и этому юноше не суждено было дожить даже до двадцати. Выйдя однажды с охотниками в лес, он не смог сбежать вместе со всеми, и его загрыз тигр.

Я снова переместился в новое тело, потом снова и снова. Понятия долго, скучно, надоедливо – нам чужды. Конечно, я и остальные семь понимаем смысл этих слов, понимаем какое состояние человека они обозначают, но сами не испытываем.

Мы просто выполняем свои функции. Ведём наблюдение из штаба и одновременно из разных живых тел. В теле мы находимся столько, сколько оно живёт, потом на мгновение в штаб, выбираем новое, готовое вот-вот родиться тельце, и входим в него.

Если округлить первые восемь тысяч лет нашей работы – могу сказать, что кроме изобретения примитивных орудий труда и оружия, древнее Сознание, практически ничего не создало. Ну, за исключением мелочей вроде одежды, представляющей собой обрывки шкур животных.

Люди Древнего Сознания просто выживали, размножались, спали и гадили. Наблюдать за их охотой было не особо интересно, гораздо ловчее это получалось у хищных животных.

За восемь тысяч лет, Владельцы приходили в штаб лишь дважды. Наскоро ознакомившись с информацией, они уходили. Было ясно, что пока Сознание не оправдывает их надежд. Хотя, может, они и понимали заранее, что первые шаги развития самые медленные.

В начале девятого тысячелетия люди стали изобретать более существенные вещи.

Всё меньше народа жило в пещерах, появились хижины. Пищу теперь ели не только сырую, но и приготавливали на костре. Огонь добывать пока не научились, но если вдруг где-то возникал природный пожар, люди выхватывали из него головёшки и поддерживали костёр годами. Посменно при этом, меняясь.

Разум становился всё более развитым, и наконец, появилась первая более-менее осмысленная речь. А вместе с ней и первая письменность.

В этот период Владельцы стали наведываться чаще. Они считывали с нас информацию и время от времени совещались между собой.

Похоже, их ожидания начали оправдываться. Сознание наконец-то стало показывать более интересные результаты своего развития.

Как-то раз, я зафиксировал наскальное изображение, которое делал острым камнем мой тогдашний человек. То был незамысловатый рисунок, изображающий мамонта. Я тут же просигнализировал об интересной находке в штаб, где моя вторая половина отправила сигнал Владельцам. Они явились, и пристально изучили рисунок, а также всю мыслительную деятельность человека, который сделал изображение.

После этого, Владельцы ещё долго оставались в штабе, пока о похожих событиях не стали докладывать и другие дежурные. За какие-то двести человеческих лет, в штаб поочерёдно пришла информация от Первого, Шестой, Второй и Третьего.

Ещё через триста лет, мы докладывали владельцам о первых надписях, содержащий в себе смысл речевых оборотов. Люди разработали первую примитивную письменность. Мы наблюдали за наступлением новой эры Сознания.

***

Я обозначаю в своих записях периоды, привычными для людей названиями. Так, как вы знаете, в официальной истории человечества Древний мир это первый и самый длительный период. За ним следуют Средние Века, Новое и Новейшее время.

Для удобства я назвал части своей рукописи этими наименованиями. Для вашего, безусловно, удобства. Поскольку для меня, как я говорил ранее, ваше понимание времени, жизни и смерти, не имеет какого-либо практического смысла. Я просто часть оборудования, созданного Владельцами. Одна восьмая часть, если быть точным.

Как вы, наверное, знаете, история человечества, а для нас история рождения и развития Сознания длится пятнадцать тысяч лет.

Рассказывая вам о периоде Древнего мира, я максимально быстро отразил то, что видел первые восемь тысяч лет. Собственно, даже не максимально, а единственно возможно. На ранней стадии своего развития, Сознание очень глупо, от одного примитивного открытия до второго могут проходить две и три тысячи лет, поэтому рассказывать до девятого тысячелетия особо и нечего.

Первые носители Сознания мало чем отличались от обычных животных, поэтому я не представляю, кому будет интересно наблюдать тот мир из головы первобытного самца. Это выглядит примерно так: добыл еду, поел, отдохнул, оплодотворил самку, погадил, уснул, убил соседа, умер.

В таком цикле протекали те жизни, которые достигали хотя бы пятнадцатилетнего возраста. Огромное множество первых людей, в которых я присутствовал, умирали в ранней юности и младенчестве. Так пролетели тысячи жизней.

В девятом тысячелетии Сознание вышло на новую ступень. Этому сильно способствовала систематизация устной речи и изобретение письменной.

Теперь люди могли передавать вновь полученные знания своим детям. Когда изобрели топор, то его не просто показали всем вокруг, но и изобразили чертёж на скальной стене в пещере. Теперь было исключено забвение, новые изобретения фиксировались, как бы сохранялись в памяти Сознания.

Этого нельзя было сказать о временах до изобретения письменности, и это зачастую приводило к тому, что изобретения забывались, и человечество откатывалось в развитии на пятьсот-шестьсот лет назад, пока кто-нибудь снова не учился делать забытую вещь.

С девятого тысячелетия в наших наблюдениях стало появляться гораздо больше интересного. Люди научились создавать общины. Это уже было не просто зверообразное стадо, инстинктивно приученное вместе охотиться и драться за самок. Стали заметны первые зачатки будущего протогосударства.

Сознание сначала подарило людям искусственно построенное жилище. Потом люди научились планировать своё питание и откладывать добытую пищу на потом. Первые творческие люди помимо наскальных рисунков, делали первые робкие попытки в танцах и пении.

Так продолжалось всё девятое тысячелетие, по завершении которого, стало по-настоящему интересно.

В десятом тысячелетии, Сознание создало Власть.

***

Вновь, уже привычный выход из узкого скользкого коридора. Младенчество, мать, отец, два брата. Я живу в хижине, учусь разговаривать.

У меня впервые появилось имя – Тхшп. Сложное, но для того времени простое. Будто такой шипящий кашель. Такие имена были тогда у всех. Мы совсем недавно научились говорить и наши слова ещё пока не сильно отличались от звериного рыка.

Тхшп быстро повзрослел, отец научил его, то есть меня, охотиться и драться. Отец сказал, что надо уметь постоять за себя и набить рожу наглецу. Ещё отец сказал, что драться надо для того, чтобы добыть себе лучшую жену.

Я научился драться и хорошо охотился. Советы отца пошли мне на пользу. Когда мне исполнилось пятнадцать лет, отца растоптал мамонт. Я особенно не горевал по этому поводу, так как отец был уже довольно стар, недавно ему исполнился тридцать один год.

Младшие братья полностью признавали мой авторитет. Сестёр у нас не было, поэтому защищать было некого. Мать тоже была стара и её жизнь никакой ценности уже не имела. В полную луну ей будет уже двадцать семь.

В нашей деревне главным был Сгнул. Когда-то давно мой отец сражался с ним за право быть главным, но Сгнул побил моего отца, однако оставил жить. Сгнул решал каких женщин кому дать, он назначал драки за женщин, еду и хижины. Сгнул пользовался всеми привилегиями вождя и занимал самую большую хижину.

По правилам тот, кто сможет одолеть Сгнула, займёт его место.

Однажды, я бросил ему вызов. У нас это делалось так. Надо было подойти к вождю и при всех плюнуть ему в лицо.

Я вызвал Сгнула и немедленно начался поединок.

Сгнул двигался на меня, угрожающе подняв палку. Он заорал и замахнулся, я увернулся и резко выбросил вперёд свою палку, угодив Сгнулу в колено. Он взвыл и повалился на землю.

Мне не хотелось убивать Сгнула, ведь он был стар. Он валялся на земле и корчился от боли, тогда я подошёл и предложил ему сдаться.

Я думал, что он уже не представляет опасности, но оказалось, что Сгнул дурачил меня. Он притворялся, и в тот момент, когда я над ним склонился, резко вскочил и двумя руками впился мне в шею.

В глазах у меня потемнело, я услышал хруст и… всё.

Тут же я очутился в штабе. Всё произошло как обычно, для меня в этой ситуации не было ничего страшного, но Тхшп, мой первый, более-менее заметный персонаж, из которого я вёл наблюдение, был уже мёртв. Через штаб я навёл наблюдение на место его смерти и увидел, как его тело привязывают к большому вертелу. Теперь его зажарят и сожрут.

Ну да ладно, ничего страшного. Моя половина для наблюдения из людей уже готовилась выйти из следующей утробы.

Время бежало быстро, снова понеслась череда кратковременных жизней в слабых телах. Мои люди умирали, и никто из них не был такого уровня как приснопамятный Тхшп. Никто не пытался выдвинутся во власть. Все они были каким-то подсобным материалом для вождей, чьи старания занять главенствующую позицию всё же увенчивались успехом.

Я продолжал вести запись. Люди уже научились добывать огонь, самым первым примитивным способом, часами натирая палку в сухом хворосте. Появились мелкие битвы с соседними племенами. Пролетело ещё одно тысячелетие и началось следующее.

Заканчивалось одиннадцатое тысячелетие моей службы, когда я снова попал в тело интересного человека. То было в одном из первых древних государств под названием Вавилон.

***

В первых древних государствах развитие Сознания скакнуло далеко вперёд. Люди научились торговать, обмениваться между собой результатами своего труда. Селения стали напоминать города, деятельность становилась всё более разнообразной.

Конечно, то была заря человеческого развития. Для большинства из вас осмысленная история начинается именно в те времена. Тогда же появились летописи, первые выдумки и продуманное насаждение страхов среди низших слоёв общества.

Вы, как создания животного происхождения, разумеется, боитесь боли. Если кому-то из вас захотелось властвовать, он с уверенностью может положиться на этот верный способ. Просто бей и убивай, а остальные будут бояться и слушаться. Однако таким способом крепкое государство не построить. Кто-то всегда будет таить злобу, и желать избавиться от тирана, а при первом удобном случае вас самих убьют.

Тем более мудрому правителю надо как-то обосновывать свои действия, иначе его власть очень быстро подвергнут сомнению.

Когда это стало более-менее ясно, была изобретена концепция религии. Царь был назначен наместником божьим на Земле, он имел прямой доступ к общению с «всевышним», поэтому его решения должны выполняться безропотно.

Слово царя – закон, невыполнение закона – смерть. Почему? Потому что царь имеет связь с богами.

В той, или иной форме, любая религия трактует именно это. Просто вместо царя можно поставить другое наименование – патриарх, папа, жрец, священник и тому подобное.

Если народ верит в концепцию религии, значит, он поверит в непогрешимость и безупречность религиозного представителя.

А тогда, в те далёкие времена, религиозные представители и главы государств чаще всего были одним лицом.

В Вавилоне изготавливались каменные строения, здесь было много рынков, и появились деньги.

Я родился в человеке по имени Джараб. У него была примечательная жизнь, и дальнейшее повествование до момента его смерти, я буду вести от его имени.

Джараб

Вавилон 10996 год (2004 год до н. э.)

– Джараб! Джараб, вставай, негодный мальчишка!

Это орала моя мать. Своего отца я не знаю и никогда не видел. Скорее всего, им был один из материных посетителей.

Да, она была шлюхой, пока не испортилась, сейчас её уже никто не берёт. Лишь Боги ведают, сколько она убила новорождённых и почему сохранила именно меня.

На прошлой неделе мне исполнилось четырнадцать. Всю свою короткую жизнь я только и делаю, что выполняю грязную работу. С малых лет мать втолковывала мне, что я должен жить ради неё. Я должен помогать ей по дому, должен зарабатывать деньги и кормить её. Я кругом должен.

О Боги, как мне это надоело!

Вчера я первый раз был с женщиной. Я впервые не принёс заработанные деньги домой. Я потратил их на наложницу и вино.

Чёрт его знает, на что я рассчитывал, но сейчас пришла расплата.

– Джараб! Негодяй!

Мать замахнулась на меня палкой. Я резко вскочил и упал перед ней на колени.

– Прости меня, матушка! – залепетал я. – Вчера меня избили и ограбили у большой Стены, я так перед тобой виноват!

– Лжёшь! Скот негодный! От тебя разит вином и шлюхами! Ты истратил деньги, предназначенные нам на прокорм, – вскричала мать и ударила меня по голове.

– Прости, мама, прости!

– Скот! Животное! Негодяй! Лжец! – вопила мать, нанося всё новые удары.

Я сжался в комок и безропотно терпел экзекуцию.

Наконец мать в изнеможении опустилась на пол и тяжело задышала.

– Шагом марш работать, тварь! – крикнула она на прощанье, встала и вышла.

Я вздохнул с облегчением.

Кое-как ополоснувшись из корыта, я опоясался набедренной повязкой и побежал на работу. С прошлого года меня взял хозяин каменоломни. Труд был очень тяжёлый, но ведь и платили мне неплохо, с лихвой хватало на еду мне и матери.

Бес меня попутал устроить себе развлечение вчера, не буду больше этого делать. Никогда не буду. Голова нещадно болит, да и девка была не очень. А теперь придётся быть до вечера голодным, ведь на еду денег совсем не осталось.

Я быстро шёл по грязным улицам. Солнце взошло, а это значит, что на каменоломне уже давно работают. Ещё не хватало получить нагоняй от хозяина. Я ускорил шаг, потом побежал.

Наконец показалась заветная пещера.

– Джараб!

Я обернулся. Передо мной стоял хозяин.

Я раболепно поклонился.

– Здравствуйте, господин!

Не отвечая на приветствие, хозяин приступил к выговору:

– Джараб, ты опоздал на работу! Знаешь ли ты, который сейчас час?

– Нет, господин, – я склонил голову ещё ниже.

– Джараб! Уже почти полдень! Из-за твоего опоздания, я вынужден терпеть убытки!

– Да, господин, простите меня, господин, – лепетал я.

Хозяин пристально разглядывал меня.

– Ты ведь понимаешь, Джараб, что за такое поведение, я могу выгнать тебя с работы?

– Да, господин, я понимаю это! Пожалуйста, не надо! Я готов искупить свою вину! Я отработаю!

– Джараб! Я делаю это только из-за твоей матери, я знал её ещё до твоего рождения. Раньше она была славной женщиной.

– Благодарю вас, господин, – я готов был расплакаться от облегчения.

– Но! – хозяин поднял вверх указательный палец. – Я не могу оставить твой проступок без наказания, ведь тогда все в каменоломне решат, что опаздывать можно! Ты ведь понимаешь это, Джараб?

Я окончательно сник и расплакался, ответив сквозь слёзы что, да, я это понимаю.

– Прекрати немедленно, Джараб! Будь мужчиной, или я вынужден буду прогнать тебя несмотря ни на что! – хозяин грозно подбоченился.

– Джараб! С сегодняшнего дня, ты работаешь на два часа дольше, плата при этом не увеличится. Так продлится одну неделю. Это будет твоим наказанием. Тебе это понятно, Джараб?

– Д-да, господин, – всё ещё всхлипывая, ответил я. – Спасибо, господин!

Грозно приподняв бровь, хозяин пристально на меня посмотрел и, указав в сторону пещеры, сказал:

– Ну так приступай к работе, немедленно!

Я, сломя голову, бросился в пещеру.

Справа от меня люди толкали тачки полные битого камня, я побежал вглубь каменоломни.

– Здравствуй, Джараб, – сказал Сухейн.

Я был его помощником. Недавно Сухейну исполнилось сорок лет. Это был широкоплечий старик с ещё крепкими мышцами и хмурым лицом. Сухейн был добр ко мне.

– Здравствуйте, дядя Сухейн! Простите, я сегодня опоздал!

– Ничего, юноша, ничего.

Сказав это, Сухейн повернулся обратно к стене и принялся долбить её киркой. Мои обязанности заключались в сборе колотого камня. Я собирал из-под ног Сухейна крупные куски и складывал их в тачку.

Потом я катил тачку к месту сбора камня. Что делали дальше с этой горой камней, я не знаю.

Уставал я на работе страшно. Мой руководитель Сухейн был одним из немногих, кто способен был в сорок лет продолжать работать. Как правило, максимальный возраст рабочих каменоломни не превышал тридцати пяти лет.

О Боги, как я мечтал о другой жизни!

С раннего утра и до позднего вечера я был вынужден таскать тяжести. И хотя я работал здесь совсем недавно, у меня уже начались боли в спине.

Тяжки минуты упорного труда. Порой я не чувствовал ничего кроме голода. Не знаю откуда брались силы, может быть от безысходности, а может оттого, что не хватало фантазии думать о чём-то кроме еды. А еду я мог получить, лишь продолжая работать.

В полдень Сухейн сказал, что пора сделать перерыв. Он часто угощал меня лепёшками, и я с надеждой посмотрел на него.

Сухейн вытащил из своего мешка две лепёшки и протянул одну мне.

– На, Джараб, ешь.

– Да хранят тебя Боги, дядя Сухейн! – воскликнул я. – Я так голоден! Спасибо тебе!

Сухейн скупо усмехнулся и впился остатками зубов в свою лепёшку. Я с жадностью надкусил свою.

Пока мы ели, никто из нас не проронил ни слова.

Дожевав свой нехитрый обед, Сухейн сказал:

– Знаешь, Джараб, а ведь тебе здесь не место.

Он задумчиво погладил бороду. Я ждал продолжения.

– Да, Джараб, способов заработать на жизнь есть много. И работа в каменоломне, пожалуй, один из самых худших способов. Я работаю здесь последние десять лет. Думаешь, дожил бы я до сорока, если бы ломал камень как ты, с юности?

– А где же ты раньше работал, дядя Сухейн? – спросил я.

– Я занимался торговлей. Мы с братом торговали мясом. Наша семья разводила баранов, мы рубили их и продавали свежее мясо. Потом, когда прибыль выросла, мы открыли харчевню и смогли продавать мясо дороже. Ведь теперь это уже было не мясо, а готовая еда, – Сухейн улыбнулся своим воспоминаниям.

– Почему же ты пришёл работать сюда, дядя Сухейн?

Он перестал улыбаться и уставился себе под ноги.

– Знаешь, Джараб, в жизни иногда случаются вещи, которые ты никак не можешь предугадать. Вот и я не смог предугадать такую вещь.

– Что же случилось?

– Ни к чему тебе этого знать, Джараб, послушай лучше, что я тебе скажу. Уходи отсюда и ищи работу на рынке. Не ломай свою жизнь, ведь она не такая крепкая как эти камни.

И Сухейн указал рукой какие именно камни.

Он помолчал немного и продолжил:

– Джараб, уходи отсюда прямо сейчас. Просто встань и уходи.

Я удивлённо вытаращился на него.

– Куда же я пойду, дядя Сухейн? Ведь мать меня и на порог не пустит после такого!

Сухейн усмехнулся.

– А ты не возвращайся к матери, Джараб. Пойми, тебя ждёт трудная и короткая жизнь. Твоя мать уже стара. Она сама распорядилась своей судьбой. С тобой, или без тебя – ей осталось недолго. А у тебя есть шанс выбиться в люди. Только у тебя, Джараб. Если ты будешь обсуждать это с матерью, ты никогда отсюда не уйдёшь.

– Куда же мне пойти кроме матери, дядя Сухейн? – спросил я.

Сухейн пристально посмотрел на меня.

– Иди на рыночную площадь, Джараб. Найди там лавку мясника. Продавца зовут Жемаль. Скажи ему, что тебя послал Сухейн. Скажи ещё, что за ним должок. Если он возьмёт тебя к себе работать, то должок я ему прощаю.

Я неуверенно смотрел на Сухейна. Вот так запросто! Взять и уйти с каменоломни, не вернуться домой! Что подумает мать!

– Не сомневайся, Джараб. Или ты сделаешь это сейчас, или всё будет так, как я сказал. Это твой единственный шанс.

Что-то внутри меня ёкнуло, и я решился.

– Хорошо, дядя Сухейн, я сделаю как ты велел. Но кто этот Жемаль?

– Это неважно. Иди и возьми свою лучшую жизнь, сынок.

Я медленно встал и направился к выходу из пещеры.

Потом, неожиданно для себя, я подбежал к Сухейну и обнял его.

– Спасибо тебе, дядя Сухейн, – сказал я.

Он похлопал меня по плечу и повторил «иди и никогда сюда не возвращайся».

Я почувствовал как слёзы заливают глаза. Я оторвался от Сухейна и ринулся прочь из пещеры. Мне что-то кричали вслед, но я даже не обернулся.

***

Рыночная площадь располагалась в центре города. Я без труда отыскал мясную лавку и зашёл внутрь небольшого павильона. В нос ударил запах сырого мяса. На массивном столе лежали бараньи головы, нарезанные куски жирного мяса и сала.

За прилавком стоял хмурый муж. Его лицо почти полностью скрывала борода и густые чёрные брови. Всматриваясь в меня, он нахмурился ещё сильнее.

– Тебе чего? – спросил он грудным голосом.

Мне стало страшно, я даже не нашёлся что ответить.

– Ты немой что ли, щенок? – муж нахмурился ещё сильнее, что до этого казалось невозможным.

Я вдруг отчётливо осознал, что назад дороги нет. Теперь вся моя дальнейшая судьба целиком зависит от этого злого дядьки. Если он сейчас вышвырнет меня за порог своей мясной лавки, я уйду из города и пущусь в странствия, даже если от этого умру через месяц. Больше никаких каменоломен и злых упрёков матери.

Я услышал свой голос:

– Моё имя Джараб, я работал на каменоломнях с Сухейном, это он послал меня сюда. Он сказал найти Жемаля и сказать, что за ним должок. Ещё он сказал, что если Жемаль примет меня к себе в подмастерья, то должок будет прощён.

Лицо хозяина лавки смягчилось, хотя складка между бровями осталась прежней. Он показался мне добрее.

– Сухейн? – задумчиво переспросил он. – Стало быть ещё жив старина… Что ж, ладно, потолкуем. Поди пока в подсобную комнату. Ты голоден?

Конечно же я был голоден!

Он пустил меня в маленькую комнату позади прилавка, усадил на старый топчан и вручил здоровенный кусок вяленой баранины. Я с чувством поблагодарил его и жадно вцепился зубами в мясо.

– Сиди здесь, Джараб, мне надо закончить торговлю. Вот тебе вода, – он подал мне кожаный бурдюк.

Я ещё раз поблагодарил его, и он вернулся к прилавку.

В течение нескольких часов в павильон заходили люди, и я слышал как Жемаль торговался. Каждый покупатель норовил сбить цену, а продавец в свою очередь, остаться при своей.

Как я узнал позднее, Жемаль всегда завышал цены на мясо с учётом торга. Та цена, за которую он готов был продавать свой товар, зачастую была в два раза меньше цены, которую он озвучивал покупателям.

Судя по тому, как покупатели яростно ужасались и выкрикивали то и дело слово «грабёж», они прекрасно знали об этих правилах игры. Это было своего рода состязание, кто кого переболтает. Без торга, казалось, исчез бы и весь интерес торговли.

Наконец я услышал как Жемаль говорит, что, к сожалению, на сегодня товар закончился и он приглашает прийти покупателей завтра. После этого он закрыл хлипкую деревянную дверь павильона и вошёл ко мне.

– Ну что ж, Джараб, рабочий день окончен.

Мы вышли на улицу, и я с удивлением отметил, что прошло не более четырёх часов после полудня. Закончен рабочий день? В каменоломне рабочий день был в самом разгаре, да и сравнивать этот труд с тем, что делают люди там, просто кощунственно.

Мы прошли пару кварталов и очутились возле небольшого домика с примыкавшим к нему крупным участком земли.

– Заходи, Джараб, мы пришли, – сказал Жемаль. – Зуя! Зуя, у нас гость!

Входная дверь домика открылась и на пороге появилась полная, низкорослая женщина, с добрым лицом. Это очень контрастировало с хмуростью Жемаля, они словно дополняли друг друга, как две противоположности.

Зуя улыбалась.

– Здравствуй, Жемаль! Я как раз приготовила обед, прошу к столу, – она посмотрела на меня и сказала. – Здравствуй, юноша, как твоё имя?

– Джараб, госпожа! – ответил я.

– Прошу в наш дом, Джараб.

Мы вошли внутрь.

Жилище Жемаля было очень скромным. За порогом короткий коридор, за ним обеденная комната. Посредине стоял стол, за которым с трудом уместились бы четверо. Зуя усадила нас на табуреты грубой работы и поставила перед каждым из нас миску с жареной бараниной. Ещё на столе стоял крупный глиняный кувшин и плетёная корзинка с лепёшками.

Жемаль, не отвлекаясь на разговоры, хищно принялся за еду. Я не заставил себя уговаривать и взял пример с хозяина.

Когда мы поели, Жемаль сказал:

– Что ж, Джараб, расскажи более подробно о себе. Кто твои родители, как ты очутился на каменоломне и как познакомился с Сухейном? Как он сам? Я слышал, старик стал совсем плох?

Я ответил:

– Отца своего я не знаю, меня растила одна мать. Я жил с ней на окраине. С раннего детства она отправила меня работать. Сначала я таскал дрова для торговца с соседней улицы. Потом мать договорилась с хозяином каменоломни, и я стал работать у него.

Зуя неодобрительно покачала головой. Жемаль переглянулся с ней и спросил:

– Почему твоей матери не пришло в голову просто продать тебя в рабство? Судя по всему, она видит в тебе лишь источник дохода.

Я вздохнул и сказал:

– Возможно и так, господин. Я слышал, что она хотела продать меня, но ей предложили слишком низкую цену. Моя мать обслуживала солдат, когда была моложе. Сейчас её уже никто не берёт и сама она занимается стиркой и уборкой для состоятельных людей. Меня же каждый день отправляет на каменоломню, чтобы я отрабатывал еду, которой она меня кормит.

Жемаль задумчиво погладил бороду и спросил:

– Ну а ты сам то, как относишься к матери? Любишь её?

– Нет, – не колеблясь ответил я. – Я не желаю ей зла и не испытываю ненависти, хотя может и должен. Я просто не хочу её больше видеть.

Жемаль взглянул на жену, та, чуть заметно кивнула, потом он снова посмотрел на меня и заговорил:

– Послушай, Джараб, Сухейн скорее всего ничего не сказал тебе о том, что нас с ним связывает? Я так и думал, он не изменился, всегда был скрытным человеком. Так я сам расскажу тебе.

Много лет назад Сухейн со своим братом, создали дело по торговле мясом, то самое, что продолжаю сейчас я. Они организовали процесс, всё шло хорошо, но однажды к Сухейну пришла женщина, блудница, и сказала, что у неё родился сын, отец которого он, Сухейн. Тогда он с негодованием вышвырнул её вон. Мало ли находилось охотниц до богатого дельца, каким был Сухейн? А тут, потаскуха… стыд, да и только.

Сухейн прогнал её прочь и забыл о ней. Он продолжал заниматься делом вместе со своим братом. Брат же, завёл семью и родил сына. Они продолжали вместе вести дело, однако личная жизнь у Сухейна не складывалась. Он пытался сходиться с женщинами, чтобы завести детей, но ничего не выходило. Через какое-то время он выгонял женщин, потому что считал, что причина бездетности в них.

Когда его брату исполнилось тридцать четыре, он умер и Сухейн продолжил вести дело с его сыном. Он выучил сына ремеслу и честно делил с ним прибыль пополам.

Сухейн смирился с тем, что не может продолжить род и отдавал всего себя делу. Однажды вечером, он прогуливался по улице и вдруг увидел телегу с мёртвым молодым человеком на ней. Сухейн ужаснулся, поскольку молодой человек был точной копией его самого пятнадцать лет назад. Он окликнул возницу и спросил, кто этот мёртвый молодой человек?

Возница ответил Сухейну, что это сын продажной женщины, который работал на каменоломнях. После двух лет работы он не выдержал и умер. «Где же его мать?» спросил Сухейн, чувствуя, как в груди начинает отчаянно колотиться сердце. Возница рассказал о месте, где живёт мать умершего, и Сухейн отправился туда.

Когда он пришёл, он нашёл ту самую блудницу, что явилась к нему много лет назад с просьбой приютить сына.

Сухейн отчаянно плакал, горю его не было утешения. И тогда он позвал меня к себе. Да ты, наверное, уже и сам догадался, я – его племянник, тот самый сын его брата.

– Жемаль, – сказал Сухейн. – Я совершил ужасную ошибку, и нет мне прощения. Я не могу вести дело дальше, я заслуживаю наказания. Я оставлю всё дело тебе, а сам пойду работать в каменоломни. Я буду там до тех пор, пока не встречу юношу возраста моего умершего сына. Тогда я отправлю его к тебе, и ты должен будешь выучить его всему, чему когда-то научил тебя я. Я совершил ужасное и должен искупить свою вину перед судьбой.

– Ну а сегодня, в мой павильон зашёл ты, Джараб, – закончил рассказ Жемаль.

Я ошарашено смотрел на него. Всё время пока он говорил, я слушал, не проронив, ни слова.

Молчание нарушила Зуя:

– Что ж, думаю тебе надо обдумать то, что ты сейчас услышал, Джараб. Своих детей у нас, к сожалению, нет, так что с удовольствием примем тебя под свою опеку.

Жемаль добавил:

– Живём мы небогато, но позволить себе это можем. В нашем доме есть отдельная комната, в которой ты будешь жить. Я научу тебя тонкостям ремесла. На заднем дворе к нашему дому примыкает большой участок луга, на котором Зуя пасёт стада. Периодически я забиваю скот, разделываю и продаю мясо. Кроме того, я занимаюсь перепродажей мяса от заезжих торговцев. Раньше, когда мы работали с Сухейном, мы могли позволить себе содержание небольшой харчевни, но сейчас это стало трудно. Впрочем, кто знает, может со временем, с твоей помощью, я смогу возродить и это дело. Ну как, ты согласен, или хочешь вернуться к матери?

Я чуть не подпрыгнул на месте:

– Конечно, я согласен!

Жемаль улыбнулся.

– Хорошо, тогда с завтрашнего дня твоё обучение начнёт Зуя. Будешь пока пастухом. Ремесло следует осваивать постепенно, с самых основ.

Я согласно закивал.

– Зуя, подготовь его комнату, расскажи что, где в доме. Пусть ложится спать, час уже поздний, а вставать засветло, – закончил разговор Жемаль.

***

Я быстро освоился в их доме. Моя комната представляла собой крохотное помещение с грудой соломы, на которой я с удовольствием спал.

Иногда ночами по углам скреблись крысы, но это меня не сильно беспокоило, я привык к гораздо худшим условиям.

Каждый день до восхода солнца я вставал и шёл пасти овец. Зуя первое время всегда была со мной. Потом, когда я освоил эту нехитрую науку, обязанность по выпасу полностью легла на меня.

Не знаю, связано ли это с мои появлением, но вскоре после того как я стал трудиться у Жемаля, его дела заметно пошли в гору.

Постепенно он обучил меня премудростям приготовления мяса на продажу. Я самостоятельно забивал овец и разделывал туши.

Я завёл себе собаку, которая помогала мне на выпасе. Помимо того, что я был полностью обеспечен, накормлен и одет, Жемаль ещё и выплачивал мне денежное вознаграждение.

Я не тратил эти деньги, а целиком откладывал, не зная пока на что.

Примерно через год после начала работы, Жемаль сообщил мне, что до него дошли слухи о смерти Сухейна на каменоломне.

Мне стало грустно, однако я помнил о том, что Сухейн прожил очень долгую и насыщенную жизнь, такой можно и позавидовать. Как-никак сорок один год!

Не знаю, то ли это известие, то ли что-то другое подвигло меня, но я решил повидать мать. Я взял с собой накопленные деньги, отпросился у Жемаля и отправился к своему старомужилищу.

По мере приближения к дому матери, моя уверенность рассыпалась на глазах. Я всё ещё жутко её боялся и не хотел видеть. За год моего отсутствия я ни разу не слышал, чтобы она разыскивала меня в городе.

Подойдя к знакомым воротам, я решил, что не буду заходить к ней, а просто оставлю деньги на пороге. Пусть это будет плата за мой побег, а я заработаю себе ещё.

Не успел я об этом подумать, как калитка резко распахнулась, и на пороге возник злобный дед.

– Тебе чего, рвань?! – вопросил он.

– Я ищу Суанну, – ответил я. – Она жила в этом доме раньше.

– Суанна умерла полгода назад, проваливай, рвань! – сказал злобный дед, захлопывая калитку. – И чтоб я тебя больше здесь не видел, а то выпорю!

Я молча повернулся и ушёл. Чувствовал ли я что-то тогда? Скорее нет, а даже если и чувствовал, то, наверное, лишь одно облегчение.

***

Прошло четыре года с момента, как Жемаль взял меня под своё крыло. Я изучил ремесло по скотоводству и торговле мясом настолько, что мог уже сам управляться со всем хозяйством.

Жемаль был очень мною доволен, работать ему самому приходилось всё меньше, а я всячески искал способы увеличивать нашу общую прибыль. Я всегда думал за всех нас: меня, Жемаля и Зую. И старался ради всех. Как-то мне пришла в голову мысль о том, как расширить наше дело. Я не замедлил поделиться этой мыслью за ужином.

– Дядя Жемаль, Тётя Зуя, я хотел бы обсудить с вами одну идею.

– Какую, милый Джараб? – спросила Зуя.

– Мне думается, что мы могли бы расширить торговлю мясом, если бы открыли ещё одну лавку в другой части города.

Жемаль нахмурился.

– Но как ты себе это представляешь, Джараб? Я уже слишком стар, чтобы управляться с лавкой в одиночку, а ты не сможешь разрываться на две торговые точки!

– Всё так, дядя, но я хочу найти надёжного человека, которого можно было бы обучить ремеслу и посадить в новую лавку. Он бы торговал, отдавал нам прибыль, а мы бы платили ему жалование!

Жемаль расхохотался.

– Неужели ты думаешь, Джараб, что я никогда не думал о том, чтобы нанять работника? Уверяю тебя, гораздо спокойнее будет управляться с тем, что есть, чем бегать за воришками, которых в этом проклятом городе пруд пруди! И думать забудь…

На этом мою попытку пресекли, однако я не хотел сдаваться. Ведь меня точно также приняли в своё время в дело, и я не оказался воришкой! Значит, есть и другие честные люди! Не один я такой!

Через пару недель я попытался снова заговорить о поисках работника с Жемалем. Он по привычке свёл брови, но потом неожиданно сказал:

– Значит так, Джараб, я готов подумать над твоим предложением, но с одним условием. Ты берёшь на себя ответственность по поиску работника, и если кандидат сыщется, он будет находиться полностью на твоём попечении, и платить ты ему будешь из своего кармана.

Я согласно закивал.

– Подожди. Это не всё. У работника будет испытательный срок в течение года. Если за это время он покажет себя как добросовестного и честного малого, только тогда мы обсудим возможность открытия второй лавки.

Я снова кивнул.

– И последнее. Работник ничего не должен знать о наших планах, его ты посвятишь в детали только по истечении года, при условии, что он покажет себя с хорошей стороны. Тебе всё понятно?

– Да, дядя Жемаль, я всё понял!

На том и порешили, следующим утром я занялся поиском будущего работника.

***

Надо сказать, что задача оказалась не из лёгких. Конечно, не трудно было найти исполнительного раба, готового за кусок хлеба делать всё, что угодно, но нам нужен был человек, способный принять на себя обязанности по управлению целой лавкой. Найти подходящего кандидата было очень тяжело, к тому же официально я искал обычного работника. Объяви я на рыночной площади о том, что мне нужен управляющий, тут же сбежались бы жулики всех мастей.

Трудно сказать получилось бы найти подходящего человека, или нет, но в какой-то момент я решил сменить тактику.

Почему, собственно, нельзя простого рабочего вырастить до уровня управляющего?

Решив так, я перестал тратить время и взял на работу нищего юношу, ищущего способ не умереть с голоду.

Я выучил мальчугана торговле мясом в считанные месяцы, и через полгода мог уже спокойно оставлять на него лавку. Я был уверен, что он не обманет. Он ни за что не предал бы меня, ведь он был обязан мне сытой жизнью. Так, мой первый работник успешно прошёл испытание в течение года, о чём мы договаривались с Жемалем, и я незамедлительно поднял об этом вопрос.

– Хорошо, – сказал Жемаль. – Делай, как знаешь, Джараб, ты теперь главный, я становлюсь стар, для меня всё это уже сложно.

Я нанял строителей, и они возвели ещё одну лавку на другом конце улицы. Этой лавкой теперь заведовал мой помощник.

Я решил, что раз Жемаль оставил за мной право распоряжаться делом, теперь я не буду ничем ограничиваться. Я сразу взял на работу ещё одного голодного юношу, сделал из него преданного мне человека и через год открыл ещё одну лавку.

Прошло семь лет с того момента как я ушёл с каменоломни, и сейчас я стал одним из самых богатых и уважаемых людей Вавилона.

Спустя ещё три года, я построил себе отдельный дом, нашёл жену и у нас родились дети. Зуя умерла, а Жемаль стал совсем старым. Я помогал ему как мог, но пришёл и его час. Перед смертью он завещал всю свою долю в ремесле мне.

Я уже совсем забыл своё страшное детство и юность, к моему тридцатилетию по всему Вавилону насчитывалось десять мясных лавок и четыре харчевни, принадлежавшие мне. Я считал, что достиг своего апогея в делах и стал задумываться о своём наследии. Мне хотелось, чтобы после моей смерти жизнь становилась только лучше.

Я решил организовать школу ремесленников для простолюдинов. Сделать это оказалось не так-то просто, ибо такое начинание выходило за рамки прибыльного предприятия. Школа для простолюдинов вообще была огромным новшеством в наше время, и как только власти узнали про моё намерение, я столкнулся с сильным сопротивлением.

Однажды утром меня вызвали к царю.

Это произошло впервые, и мне было ужасно страшно.

Под конвоем, меня провели в огромную комнату царского дворца. Я испугано смотрел на старца, удобно устроившегося на подушках. Двое рабов синхронно обмахивали его павлиньими веерами.

Я встал на колени и поклонился.

Словно не заметив моего подобострастного приветствия, царь хмуро заявил:

– Кто позволил тебе, презренный торговец, затевать в моём царстве авантюры?

– Ваше величество, я…

– Молчать! – перебил меня царь. – Я всё про тебя узнал, Джараб, сын шлюхи. Тебя вытащила из грязи слепая удача, ты разбогател и зажрался. Ты не достоин своего положения в обществе ни по родству, ни по заслугам! Тебе просто повезло, грязный ты скот! И ты, животное, вместо того, чтобы тихо радоваться своему счастью, разворачиваешь свою мясодельню по всему Вавилону! Я долго закрывал на это глаза, ладно думаю, пусть! Но ты обнаглел до такой степени, что замахнулся на устои, которые создавались веками нашими отцами и дедами. Моими отцами и моими дедами! Понятно ли тебе это, презренное убожество?

– Мой царь…

– Молчать! Грязный скот! Никакого прощения. Твои мясные лавки и харчевни, что ты наглец понастроил, с сего момента переходят во владение Вавилона! Твоя жена и дети будут отданы в рабство, а тебя, поганый выскочка, сожрут крокодилы сей же час!

В завершении своей речи он два раза хлопнул в ладоши и кивнул стражникам.

Я ошеломлённо вылупился на царя. Мой рот непроизвольно открылся, но я даже не знал, что сказать. Я почувствовал сильный удар в живот. Одновременно, кто-то схватил меня сзади и свёл руки за спиной. В рот мне воткнули грязную тряпку и грубо толкнули вглубь зала.

Вдруг, каменный пол между мной и царём раздвинулся и внизу показался бассейн.

– И пусть все в этом городе знают о том, что происходит с наглыми рабами и чернью, которая пытается подрывать авторитет власти! – проорал напоследок царь.

Та же рука, что за минуту до этого заткнула меня тряпкой, быстро вытащила её обратно. Кто-то сильно ударил меня ногой в спину, и я с криком упал в бассейн подземелья.

Удерживаясь на поверхности воды, я тревожно осмотрелся по сторонам и сразу увидел две мерзкие фигуры стремительно двинувшиеся ко мне с разных сторон.

Я кричал, я молил о пощаде, моё тело сотрясали судороги, я рыдал.

Острая боль пронзила моё правое бедро, в ту же секунду второй крокодил оторвал мою левую руку. Я погрузился в туман, боли уже не было, меня стремительно уносило куда-то… куда-то… куда…

***

Так закончилась жизнь славного Джараба. Я был слега разочарован, честно сказать, не предполагал, что его затея со школой обернётся таким роковым концом, но как позже мне говорила Четвёртая, в этот период все человеческие установки в Сознании были примерно такими же, как у Вавилонского царя.

Владельцы пересматривали запись жизни Джараба дважды. Они напряжённо что-то подсчитывали и выделяли. Потом они ушли, а мы продолжили свою работу.

Я снова входил в мир с новорождёнными и уходил после их смерти. Следующую тысячу лет мне не попадался ни один интересный человек. Лишь к середине тринадцатого тысячелетия, я снова очутился в теле примечательной личности. На этот раз это произошло на территории Древней Индии, откуда я и продолжу дальнейшее повествование уже от имени этого нового человека.

Махеши

Индия 12 595 год (405 год до н. э.)

Мой отец был знатным вельможей, а мать его безродной наложницей. Когда я родился, мама уже была выброшена отцом на улицу. Вельможи часто так поступали. Собирали себе разнообразных молодых девушек (родители которых из-за крайней нужды продавали их порой за несколько овец и мешок зерна), а потом, когда девушка вельможе надоедала, он или перепродавал её, или выбрасывал на улицу.

Мой отец был богатым, и он мог позволить себе выбрасывать свою собственность. Мама разозлила его своим растущим животом, он избил её и выгнал, как и десяток других девушек до неё.

Мама родила меня, когда ей было тринадцать. Она родила меня в подворотне и не бросила, как это делали со своими детьми многие другие. Она обернула в куски хламиды моё маленькое тельце и носила всегда с собой.

Наверное, вмешалась судьба, потому что вскоре меня с матерью подобрал другой знатный вельможа. Он видел мою мать, когда она жила у отца и воспылал к ней страстью.

Вельможа подошёл на улице к матери и сказал:

– Здравствуй, я вижу Шамшан выгнал тебя. Пойдём со мной, я возьму тебя к себе, ты будешь сыта и одета, мне нужна такая наложница как ты.

Мать ответила, что она пойдёт лишь при одном условии. Её сын останется с ней, и он тоже будет сыт и одет. Иначе она не пойдёт, а лучше умрёт вместе с ним.

Вельможа хмыкнул.

– Странная ты женщина, как я погляжу, кому нужен этот щенок? Зачем ты вообще таскаешь его с собой, а не выбросила на помойку, как это делают все?

Мать ответила, что это не щенок, а её сын, его имя Махеши, и раз господин не желает принимать её условия, ей лучше уйти.

– Да подожди ты, ишь! Какая наглая, ладно! Можешь взять его с собой. Махеши, – усмехнулся он. – Какое глупое имя!

Так я попал в дом знатного Руджа, и до своего десятилетия ни в чём не нуждался.

Обо всех этих событиях мне рассказывала мать, когда я был совсем ребёнком, моё детство было безоблачным до тех пор, пока однажды, Руджа не попал в немилость индийского раджи.

Радже не нравилось как некоторые из его подданных стремительно богатеют. Радже нужно было подобострастие и раболепие, иначе он начинал подозревать в своих вельможах измену. Ну, или неуважение. А раджу должны уважать все.

Сначала соглядатаи доложили ему, что вельможа Руджа заводит по одной наложнице в месяц. Это было очень много, даже раджа не заводил себе столько. Конечно, раджа мог заводить себе и больше, но зачем? Неужели Руджа, способен насыщаться таким количеством женщин одновременно? В его доме уже больше сотни наложниц!

Раджа велел соглядатаям изучать поведение Руджи дальше, и вскоре ему доложили, что большинство наложниц Руджа использует лишь единожды, а потом он просто содержит их, а они работают на его землях! Ха! Да не возомнил ли он себя вторым раджой! – подумал раджа.

Нет, так нельзя себя вести. Раджа поручил шпионам найти что-то такое во владениях Руджа, за что его можно было бы наказать. Однако, как они не вынюхивали, как не выспрашивали, ничего найти не удавалось.

Раджа скрежетал зубами, он не привык мириться с теми, кто ему не нравился. В то же время убить просто так знатного вельможу – значило бы, восстановить против себя других знатных вельмож.

Раджа подумал и решил прибегнуть к испытанному способу. Он подарил вельможе Рудже белого слона.

От такой милости отказаться было нельзя, ведь подарок невероятно дорогой и от самого раджи! Руджа, обречённо принял подарок, зная, что в скором будущем его неминуемо ждёт разорение. Белые слоны были очень дороги, их постоянно надо было держать в чистоте, что требовало огромных затрат, они жрали гораздо больше чем слоны обыкновенные, и пищу тоже следовало давать им самую отборную.

Отказаться от подарка было невозможно, это стало бы прямым оскорблением раджи. Передарить, или продать слона тоже. Если бы слон подох, или выглядел бы неприглядно, это тоже оскорбило бы раджу. Оскорбление раджи каралось смертью и конфискацией имущества, поэтому выбора не было – слона надо было содержать, кормить и регулярно показывать на улицах.

Вскоре Руджа был вынужден отказаться от части своих наложниц, потом ещё от одной части и, наконец, распустить их почти всех, в том числе и мою мать.

Мне на тот момент уже исполнилось десять, и я отчётливо помню, как мать жалела Руджу, да и я жалел. Мы очень привязались к нему и любили, как и большинство других его слуг и наложниц.

Но жалость жалостью, а пора было подумать и о себе. Ведь мы остались на улице без средств к существованию. Всё вернулось на круги своя, счастливая пора кончилась, и мать оказалась на базарной площади теперь уже со мной десятилетним.

Шансов на то, что кто-нибудь из вельмож взял бы нас к себе снова, практически не было. Моя мать заметно постарела и уже не представляла интереса для мужчин, я же был ребёнком, не умеющим ничего. Разве что разносить подносы с едой и наливать напитки в бокалы, чем я занимался у Руджа.

Мы стали жить на улице, перебивались мелкими подачками, иногда мне удавалось что-то стащить в съестной лавке, но долго так продолжаться не могло, рано или поздно меня схватили бы и скорее всего отсекли бы руку. Мы с матерью были обречены на нищенское существование и голодную смерть, это был лишь вопрос времени.

Через полгода такой жизни, мать заболела и скоропостижно умерла. Я собрал хворост и сжёг её тело на пустыре, за городом. Теперь я остался совсем один.

Стыдно об этом говорить, но смерть матери значительно облегчила мою жизнь. Мне стало проще воровать, так как теперь для прокорма требовалось гораздо меньше еды. Я стал более быстр и всегда мог убежать, что часто было затруднительно, когда рядом была мать.

В общем, я не стал долго горевать, да и какой смысл! Мать прожила долгую жизнь и её смерть была естественной. Да, возможно, она прожила бы дольше, будь всё в порядке с Руджем, но… кто его знает? Нам не дано понимать таких вещей.

Мне шёл двенадцатый год, и я понимал, что если продолжать заниматься воровством, рано или поздно меня всё же поймают и отрубят руку. С одной рукой моё будущее было немыслимым. Скорее всего, я бы вообще не выжил, потому что, не мог позволить себе лекаря. А после наказания за кражу, максимум, на что я мог рассчитывать, это на то, что на кровоточащей культе остановят кровь. Калёным железом там, или обмотав грязными тряпками. Потом же неминуемо последует заражение, и я подохну как последняя собака.

Нет, так продолжаться не может, я должен найти работу, чтобы жить.

Я слонялся от одной лавки к другой. Торговцы лепёшками и мясом не подпустили меня даже близко, равно, как торговцы сладостями и фруктами. Это было закономерно, ведь попрошайки вроде меня слонялись по торговым площадям каждодневно, а для голодающего юноши нет ничего привлекательнее еды. Просто так меня туда никто бы не взял, так что я отправился к ремесленникам.

Я ходил от одной мастерской к другой и предлагал себя в качестве помощника, но везде меня с негодованием прогоняли. Наконец я отчаялся и подумал, что не смогу выжить в этом жестоком мире.

Я брёл по берегу и уныло вглядывался в морскую даль, когда меня окликнул дребезжащий голос:

– Эй ты, поди сюда!

Я с недоумением посмотрел на замотанного в какие-то тряпки старика.

– Да ты, малец, давай подойди! Ну же, скорее! – нетерпеливо позвал старик и добавил. – Жрать то хочешь небось?

Последняя фраза оказала на меня волшебное действие, я стремглав бросился к нему.

– Так-то, – сказал дед. – Идём со мной.

С этими словами старик бодрой походкой направился прочь от морского берега. Я послушно засеменил следом. Я шёл рядом и не смел задавать вопросов. Если этот человек действительно может дать мне возможность прокормиться, я приму любое его предложение.

– Как твоё имя? – резко спросил он.

– Моё имя Махеши, господин – ответил я.

Он хмуро кивнул и продолжил идти молча.

Мы прошли небольшой участок леса, и вышли на протоптанную сельскую тропинку.

– Ты что-то умеешь делать, Махеши? – спросил старик. – Только правду говори! – грозно добавил он.

– Нет, господин, я ничего не умею, – уныло ответил я. – Но могу научиться!

Старик удовлетворённо хмыкнул:

– Конечно, научишься, куда денешься!

Мы прошли примерно две тысячи шагов, когда очутились перед ветхой оградой. Старик повозился с нехитрым замком и открыл калитку.

– Давай, малец, заходи.

Я послушно исполнил команду и очутился внутри обширного двора.

Только сейчас я понял, что это был за старец. Меня взял к себе в помощники лекарь!

Это место знали во всём селении. Сюда обращались за помощью знатные вельможи и зажиточные ремесленники. Из бедноты мало кто мог рассчитывать на помощь лекаря. Не имея денег, в случае болезни оставалось только молиться богам и ждать чуда. Если чудо не происходило, нищий умирал.

Собственно, так умерла и моя мать.

Впрочем, старик лекарь брал иногда на лечение бродяг, но только ради опытов. Если ему надо было использовать какой-то новый, не опробованный метод лечения, безродный бедняк тут приходился в самый раз. Ведь если лекарство не поможет, а наоборот ухудшит состояние больного – лекарю за его просчёт ничего не будет. Разве что придётся собственными силами сжечь труп.

Если же лекарь новым методом убьёт богатого человека, то ситуация для него будет плачевной. В лучшем случае, его убьют на месте. В худшем, сожгут заживо вместе с телом вельможи.

Признаться, я боялся, что лекарь подобрал меня именно для опытов. Первым порывом было желание сбежать. Особенно когда я огляделся на его территории и увидел, что находилось у него в доме.

В банках на стене плавали в какой-то жиже органы животных, во дворе полно скелетов собак, кошек и крыс, а один череп, подозрительно напоминал человеческий.

– Это обезьяна, – успокоил меня старик. – Значит так, юноша, ты будешь работать моим помощником. Знаю, обо мне в посёлке много всякого судачат. Я тебя взял не для того, чтобы ставить опыты и не для того чтобы съесть, можешь не бояться. Мне нужен постоянный дешёвый работник. Ты ничего не умеешь и это хорошо, я всему обучу тебя так, как это нужно мне. Ты сирота и мал, поэтому на тебя не нужно много еды. Для начала будешь выполнять работу по дому, дальше посмотрим. Ты всё понял?

Я понял всё и успокоился. В конце концов, какая разница? Умру я здесь, или на улице от голода?

Начался новый этап моей жизни.

Старик лекарь, так никогда и не сказал мне своего имени. Не знали его и в посёлке. Обращался я к нему не иначе как господин. Он всегда был хмур и разговаривал нетерпеливо и зло.

– Махеши! Быстро за водой!

– Махеши! Вымой здесь всё!

– Махеши! Покорми пса!

Он выделил мне маленький закуток в сарае, где я мог спать на пучке соломы. Кормил он меня исправно, даже когда сам не ел, обо мне не забывал. Он относился ко мне как к полезному инструменту, который требует ухода. Если нож не точить и бросать где попало, он заржавеет и затупится. Так и я нуждался в регулярной пище и сне, чтобы «не ржавел и не тупился».

Старик никогда меня не бил и не унижал. Он просто был резок и груб. Всё, что требовалось от меня – выполнять его указания и держать рот закрытым, если не поступает прямого вопроса. Я хорошо это усвоил и в течение года научился воспринимать старика как родного, строгого деда.

В мои обязанности входила вся работа по хозяйству. Я стирал ему вещи, готовил еду, таскал воду, подметал. Когда приходили пациенты, старик всегда выгонял меня во двор.

Он принимал их в отдельной комнате своего дома, куда я не имел права заходить. Я очень редко видел лица пациентов, а если и видел, то всегда мельком. Старик скрывал их от меня, он не хотел, чтобы я знал о том, кто, когда и какую болезнь у него лечит. И уж тем более он не хотел, чтобы я видел его умение.

Так в затворничестве прошёл ещё один год моей жизни. Меня по-прежнему всё устраивало, лишь порой становилось скучно. Регулярная еда не может заменить собой общение и игры со сверстниками. А старик был собеседником не важным.

Как-то раз я подметал двор возле сарая, в котором жил. Ко мне неслышно подошёл лекарь и сказал без предисловий:

– Следуй за мной, юноша.

– Да, господин, – ответил я.

Он шёл впереди. Старый, сутулый, с лохматыми седыми волосами, неопрятной бородой, дряблой кожей и вечно хмурым взглядом. В последнее время старик стал опираться на длинную палку, похожую на посох.

Он прошёл в дом, а я в нерешительности остановился, так как он открыл дверь в запретную для меня комнату.

– Иди, не бойся, – проворчал старик и зашёл внутрь.

Я опасливо проследовал за ним.

Моему взору предстало тускло освещённое помещение. Посредине комнаты стояла широкая кровать, установленная с небольшим наклоном. Так, если лечь на эту кровать, человек будет находиться, в состоянии полусидя – полулёжа.

Слева от кровати стоял массивный табурет и стол со множеством разнообразной глиняной посуды. В большинстве своём это были маленькие горшочки с какими-то знаками.

– Что ж, Махеши, настало время мне поделиться с тобой своими знаниями. Видишь ли, в мире есть лишь две болезни, которые люди не смогут победить никогда, ни сейчас, ни в далёком будущем. Знаешь что это за болезни, Махеши?

– Нет, господин.

Старик усмехнулся.

– А какие болезни можно вылечить, Махеши, ты знаешь?

– Нет, господин, я не знаю о болезнях ничего.

Я виновато потупился.

Старик расхохотался так, что закашлялся. Не иначе, старый каркающий ворон.

– Конечно, ты ничего не знаешь о болезнях, чёрт тебя возьми! Ха-ха-ха. Откуда бы тебе о них знать.

От смеха он даже прослезился. Я не мог понять, что именно его так рассмешило в моём ответе.

Наконец он успокоился и сказал.

– Значит так, друг мой, Махеши, с сегодняшнего дня я буду обучать тебя ремеслу лекаря, ты согласен? – он снова засмеялся.

– Как господину будет угодно, – сказал я, начиная обижаться.

– Хорошо, хорошо, – сказал он. – Знаешь почему я так много сейчас смеюсь?

– Нет, господин.

Старик снова затрясся от хохота. Успокоившись, он сказал:

– Это действие лекарства, Махеши, я принял специальное лекарство, потому что мне плохо. Я старый и скоро сдохну, мне больно, в моей груди притаилась смееерть!! Ггаахахахаах.

Он уселся на табурет, глубоко подышал и, наконец, перестал истерически смеяться.

– Это место куда ты будешь укладывать пациентов, когда к тебе придут лечиться, – он указал на наклонную кровать. – Там, на столе и полках стоят лекарства, которые ты должен будешь научиться изготавливать сам. Я постараюсь научить тебя этому. Если успею.

– Я буду делать всё, что пожелает господин, – покорно склонив голову, сказал я.

Старик молча уставился на кровать для пациентов. Казалось, он забыл о чём был разговор и что хотел сказать дальше.

Наконец он опомнился.

– Ладно, Махеши, приступим прямо сейчас. Первым делом ты должен запомнить: никогда не лечи людей бесплатно. Сначала тебе всегда должны заплатить. Усёк?

– Да, господин.

– Во-вторых: главный секрет хорошего лекаря заключается в том, что ничего не нужно делать. Просто говори пациенту, что всё будет хорошо, что он скоро выздоровеет, что твоё лекарство непременно ему поможет. Понимаешь о чём я?

Я помотал головой.

– Поймёшь ещё, ладно. Я один, Махеши. У меня нет никого, и никого не было. Мне жаль оставлять своё дело без наследника. Поэтому я и нашёл тебя. Просто, понимаешь? Не специально. Я просто вышел к морю и стал глядеть по сторонам! И ты попался. Ты хоть понимаешь как тебе повезло?

Я понимал.

Следующие полгода прошли в непрерывном обучении ремеслу лекаря.

Я стал присутствовать на всех приёмах старика. Постепенно я узнал всех его пациентов до последнего. Это были одни и те же богатые люди. Вельможи, зажиточные торговцы, купцы и ремесленники. Каждый их визит к старику начинался с того, что их помощники передавали ему в руки увесистый мешочек.

Далее, помощник оставался снаружи, а «больной» проходил к старику в комнату, где ложился на кровать и подробно описывал свои недуги.

Чаще всего это были боли в животе, в груди, или в области паха.

Старик просил посетителя оголиться по пояс, после чего хмурился и щупал его живот, грудь и шею. Потом он глубокомысленно кряхтел и говорил всегда одну и ту же рекомендацию, меняя лишь вариации слов.

Вот эта рекомендация:

– Уважаемый господин, с прискорбием вынужден заметить, что не обладаю достаточной властью для однозначного твоего исцеления. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы твоя боль покинула тебя, но ты должен помнить, что на всё всегда воля богов. Я дам тебе выпить снадобье и сотворю молитву. Тебе останется лишь верить в своё выздоровление. Но не забывай, что всё в руках богов.

Так хитрый старикан снимал с себя вину за возможную смерть посетителя и в то же время принимал полное и безоговорочное право считаться его исцелителем в случае выздоровления.

После этого он давал пригубить посетителю одну из своих настоек, ни в одной из которых не было ничего целебного. Это были безобидные травы, заваренные в пресной воде. Они не были ни полезными, ни вредными, они не лечили и не калечили. Обыкновенные пустышки.

Одним из самых больших секретов старика была его постоянная ложь. Он ничего не делал для своих пациентов, он просто их доил. Однажды он случайно предсказал выздоровление знатного человека и с тех пор заработал славу целителя. Он отрастил бороду и создал ореол таинственности вокруг своего дома. А потом просто говорил всем одно и то же, щупал больные места и полушёпотом нёс всякую околесицу, так, чтобы слов уловить было нельзя, но казалось, что он произносит заклинание.

Старикан всегда присовокуплял к своему номеру заверение, что на всё воля богов, и если кто-то из пациентов умирал, то никому и в голову не приходило обвинить старика в шарлатанстве. Просто вельможу призвали к себе боги, для него есть более серьёзные дела там, в царстве вечности.

Сказывалось и то, что на приём к лекарю ходили, как правило, люди почти здоровые. Недуги всегда были временными и малозначительными. Среди бедноты таким болезням вообще не придавали значения, они проходили сами собой. Головная боль по утрам, боли в животе, или в груди. Всё это случалось с каждым, но лишь люди, владеющие богатством и уймой времени, могли позволить себе ходить из-за таких пустяков к лекарю. К тому же это был своего рода признак хорошего тона.

Пару раз к старику привозили лежачих больных, которые уже не могли самостоятельно передвигаться. Он не пускал их к себе и величественно отказывался от денег. Старикан говорил в таких случаях, что слышит голоса богов, и они запрещают ему вмешиваться.

В общем, дело оказалось совсем не хитрым, надо было только овладеть навыком красочно говорить. Чему я и принялся обучаться с огромным рвением.

Так прошло четыре года, я научился всему и старик уже доверял мне принимать посетителей без него. Он познакомил со мной всех, сказав, что я его преемник, а ему, старику, скоро потребуется уйти, ибо его призывают к себе боги. Это боги велели ему найти для себя замену и, оставляя юного Махеши здесь, он выполняет их волю.

Я стал отменным шарлатаном, получал деньги от богатых и отдавал их старику. Он посвятил меня в свои тайны о том, где и сколько хранит сбережений. Он наказал мне тщательно охранять наше дело, а когда придёт время, передать свои умения следующему человеку.

Нашей миссией было создать целое сословие лекарей и врачевателей, которое будет неотступно сопровождать человечество на протяжении всей его истории.

Потом старикан умер, и я без сожалений сжёг его тело во дворе.

Он так и не рассказал мне о том, что это за две болезни, от которых никогда не будет лекарства. Впрочем, в своё время я и сам это понял. Эти «болезни» именуются старость и смерть.

Я быстро освоился в своей новой роли. Постоянные посетители, которых мне любезно передал старикан, приводили своих знакомых, новых «больных», которые со временем становились такими же постоянными.

Я собирал деньги, проговаривал заученные нашёптывания, привычно щупал обрюзглые тела немолодых людей и всегда предупреждал о том, что в конечном итоге на всё воля богов.

Мне шёл двадцать шестой год, когда я задумался над тем, что не обязательно нести своё бремя в одиночку. Да, ореол таинственности был очень важен, и нужно серьёзно подходить к вопросам выбора помощников. Но я решил, что спешить мне некуда и стал делать всё постепенно.

Я ходил по городским площадям и искал. Сначала я нашёл двух девочек. Они были сёстрами, шатались по улице в поисках милостыни, родителей у них не было. Одной из них было двенадцать, второй четырнадцать.

Я подошёл к ним, как когда-то подошёл ко мне старик и предложил пойти со мной. Они пошли.

По примеру своего наставника, я поселил их сначала в сарай и давал работу по двору и дому. За это они получали еду и крышу над головой. Время шло. Я и не заметил, как девочки выросли, а в моей длинной бороде появилась первая седина.

Я нанял строителей и расширил свой двор. Построил небольшой домик для своих помощниц и отдельный дом, в котором сделал ещё один приёмный кабинет.

Вскоре я завёл ещё работников. Их было тоже двое, но на этот раз брат и сестра. Постепенно я обучил их всех тому, чему научился у старика.

Бедняга, он наверное с ума бы сошёл, если бы узнал во что я превратил дело всей его жизни. Я создал целое поселение лекарей, сословие, стоп… Он ведь что-то такое и говорил тогда… что это наша миссия, что мы должны создать новую ячейку общества.

Что ж, в таком случае я всё сделал правильно. Я обучал людей пудрить головы и получать за это деньги. Кто знает, возможно, когда-нибудь в нашем сословии и станут появляться настоящие лекари, которые будут действительно помогать от недугов. Изобретать разнообразные лекарства, залечивать раны хитрыми способами. Кто знает?

А возможно то, что будет создаваться после нас, будет таким же враньём, только более изощрённым и, разумеется, прибыльным.

Всё что я узнал за свою жизнь о врачевании так это то, что никакая болезнь не лечится другими. Её всегда вылечивает сам больной, силой своего организма. Или не вылечивает. Мы лишь стоим возле него и старательно делаем вид, что помогаем. Это и есть наше ремесло.

Лишь от двух болезней нет лечения, говорил старик. Старости и смерти. И похоже, одна из них уже настигла меня. Они как две сросшиеся сестры, уродство, связанное между собой едва уловимым отростком.

Старость. И Смерть.

– Дед Махеши, – услышал я голос своего старшего помощника. – Дед Махеши, как ты себя чувствуешь сегодня?

Я с удивлением посмотрел на зрелого мужа, стоящего возле моей кровати. Что? Неужели прошла вся жизнь? Совсем недавно нас с матерью выгнал её первый господин. Вот только что Руджа разорился из-за злополучного белого слона. Мама умерла, а я её сжёг. Злобный старикан взял меня к себе.

– Что? – переспросил я.

– Я говорю, господин Махеши, не хотите ли прогуляться по двору? Мы с Рашей можем вам помочь.

Нет, я не хотел прогуляться по двору, я чувствовал: скоро придёт мой час. Нет, я не хочу.

– Сожгите меня, – сказал я.

– Что??

– Я говорю, сожгите моё тело.

Мой старший помощник замялся.

– Да, разумеется, господин, когда вы умрёте, мы так и сделаем…

– Нет! – перебил я. – Я не хочу больше мучиться! Сожгите, сожгите сейчас! Я хочу чувствовать! Да!

Вокруг меня стояли уже все мои ученики. Они тревожно смотрели друг на друга и переговаривались. По всему было видно, что они не воспринимают мою просьбу всерьёз.

Я закричал:

– Молчать! Или вы забыли, где я всех вас подбирал! Что я для вас сделал! Немедленно выполнять! Я так хочу! Немедленно!

Я лежал на помосте из высохшего дерева. Вокруг меня выложили сухой хворост. Старший помощник в последний раз с сомнением посмотрел на меня. Я нетерпеливо кивнул.

Он поднёс факел к хворосту. Дым стремительно обволакивал меня. Я чувствовал обжигающий жар, запах горелого мяса и кожи. Было очень больно, но я не кричал, я словно бы наблюдал за своей болью со стороны.

Возможно я и правда сошёл с ума, а может так действительно будет лучше.

***

Пятый.

Итак, Махеши не стало.

Как только огонь достиг его жизненно важных органов, он покинул бренную землю.

Что ж, думаю пора подводить итоги первого периода. Заканчивается временной промежуток, который вы, люди, называете «до нашей эры». Для нас же это тринадцатое тысячелетие.

С момента возникновения раннего Сознания до вашего настоящего, прошло около пятнадцати тысяч лет. С момента появления первой письменности семь тысяч лет.

Ваша наука об исторических событиях может считать по-другому, но что есть ваша история?

Первый период развития Сознания, который я назвал для вашего удобства Древний мир, был самым длительным временным промежутком. Сознание тогда развивалось очень медленно, и каждый шажок развития делался тысячелетиями. Впрочем, я уже об этом говорил.

После Махеши я сменил ещё сорок человеческих тел, которые проживали свои неприметные жизни кто быстро, кто чуть дольше. Примечательного в них ничего не было. Сказать по совести, примечательно не было и в Джарабе с Махеши. Ключевую роль в их жизнях играло везение, которое как ни крути и привело их в свой личный тупик.

Первого сожрали крокодилы по приказу царя, второй потерял разум и сжёг себя заживо.

Тем не менее люди, в которых я пребывал остальной период Древнего мира, не могли похвастаться даже везением. Я не выбираю специально людей, я не знаю какая судьба ждёт моего очередного человека, я просто веду наблюдение и записываю, записываю, записываю.

Так же как и остальные семеро.

Мы многое уже сделали, дальше история Сознания пойдёт на ускорение, потому что с каждым новым открытием и достижением разума, человечество развивается быстрее.

Это подобно раскручиванию огромной ржавой шестерёнки. Её часами долбят молотом и поливают маслом, а она еле-еле сдвигается на первые обороты. Но когда таких оборотов сделано несколько, маховик начинает вертеться быстрее. Пока наконец не понесётся со скоростью света.

Владельцы к моменту окончания первого периода, уже практически поселились в штабе. Они почти всё время наблюдали за Сознанием вместе с нами, порой им даже не было нужды изучать записи. Всё становилось для них предельно важно. Ведь их эксперимент стал давать плоды.

Такие как пресловутый Махеши вызывали у Владельцев повышенный интерес, они подолгу изучали работу Сознания в этих персонажах, после чего ещё дольше совещались между собой.

О чём, я не знаю, не моего это ума дело. Могу лишь подвести итог своим личным наблюдениям. Человек, заслуживающий внимания и чем-то выделяющийся из общей массы – очень большая редкость. Даже если он выделяется в плохую сторону.

Как правило большинство носителей Сознания стремятся просто «тихо и мирно» провести свой жизненный цикл, где-то в кустах. Они ни за что не пойдут наперекор установленным правилам, всегда будут бояться общественного осуждения и с радостью примут сторону того, на чьей стороне в данный момент сила.

В Древнем мире жизни людей были коротки по множеству причин. Если человек доживал до тридцати – он считался прожившим жизнь. Все кто жил дольше – были исключением из правила.

Так за этот период я сменил множество тел, носителей Сознания, а хоть как-то выделить из общего количества смог лишь троих. Двоим из них я, так сказать, «передал слово».

С началом так называемой «новой эры», период Древнего мира продлился ещё пятьсот лет. Ни одного человека подобного хотя бы Джарабу, или Махеши за всё это время мне так и не попалось. Сплошные отходы, генетический мусор.

Впрочем, всё интересное ещё впереди, и я приглашаю вас перейти к следующему историческому периоду, где вы вместе со мной сможете продолжить наблюдать за Сознанием.

Период второй. Средние века

На самом деле нет никакой «вашей эры». Конечно, гораздо удобнее вести отсчёт в таком виде, какой он есть сейчас, а то, что было до, всё это исчисление времени в обратном направлении – это словно ненастоящее, мифология. То ли было, то ли не было. Широкое поле для воображения и лжи.

Чем больше в голове у носителя Сознания ваты, тем проще им управлять другим носителям Сознания, стоящим на вершине пищевой цепочки.

По вашим правилам период «Средние века» начинается примерно с пятого века «вашей эры», то есть это тринадцать тысяч пятисотый год от возникновения Сознания. Точнее, от его создания Владельцами.

Этот период продлился около тысячи лет. В сравнении с периодом Древнего мира, это в тринадцать раз меньше. Маховик развития постепенно раскручивался и новшества в мире людей возникали теперь в разы чаще, разумеется, если сравнивать с тем же Древним миром.

Я по-прежнему метался из тела в тело, с момента рождения и до смерти основного носителя. Я продолжал фиксировать всё, что видел и передавать информацию в штаб.

В Средние века появилось много интересного. Пожалуй, самый крупный рывок развития Сознание совершило в сфере власти и порабощения себе подобных. В этом периоде великолепно развернулась тема религии и управления массами.

Люди стремились грабить тех, кто слабее, завоёвывать территории, на которых было больше ресурсов. Создавались государства, которые уничтожали своих более слабых соседей.

Основным орудием в завоеваниях были люди стадного мышления. Их приучали к ценностям и убеждениям, которые позволяли с лёгкостью ими манипулировать.

То было чёрное время, и личности, в которых я присутствовал здесь, были мерзавцами. Они даже и не помышляли ни о чём хорошем, все их стремления ограничивались жаждой обладания и доминирования над себе подобными.

Так закладывался фундамент саморазрушения. Лучшим способом решения проблемы для человека стало насилие. Главный аргумент и оправдание любого, даже самого дикого поступка был всегда одним и тем же: «это зло и его следует уничтожить». Что такое зло в его первозданном виде и что такое добро никто из этих больных животных никогда уже не узнает.

Гармония может возникнуть лишь там, где истинное добро и зло слиты воедино. Это лишь две стороны одной медали. Система уравновешивания Сознания, способ понимать Вселенную без болезненного окраса. Как ещё объяснить? Допустим, вы берёте в руку батарейку, на которой обозначен с одной стороны минус, а с другой плюс. Установив батарейку в заготовленное для неё гнездо, вы используете прибор по назначению за счёт синхронизированного плюса и минуса. Каждый из них неотделим друг от друга и может давать энергию, лишь работая сообща.

А теперь представьте, что вы эту батарейку распилили пополам. Одну половину с минусом вы ставите в один прибор, а другую половину с плюсом, в другой. Половинки воняют, из них сыплется чёрное нутро, они стали какими-то мятыми и уродливыми. В гнёздах для своих приборов они болтаются из конца в конец, их нельзя уже установить в заготовленное место, а о том, чтобы батарейки служили по назначению, вообще уже не может быть и речи.

Те же варвары, которые сотворили эту гадость с чудом человеческого изобретения, сообщают всем вокруг, что всему виной не их уродские действия по распиливанию батарейки, а хозяева той, второй, отпиленной половинки с минусом или плюсом. Это они зло, это они беда, их надо уничтожить и всё станет славно.

Владельцев половинки уничтожают, забирают её обратно, но о том, чтобы соединить батарейку воедино, как это было изначально, уже никто и не помышляет.

Вместо этого, отобранную половину забрасывают новому хозяину с богатыми землями, и провозглашают, что теперь главное зло – он!

Примерно так и происходит в Сознании в вопросах добра и зла. Их просто разделили, отдалили друг от друга и создали вечную причину для грабежа и насилия.

Всё понимание о добре и зле, боге и дьяволе, правде и лжи, что есть у людей – это искусственно выдуманная догма, как некий мысленный вирус, позволяющий, втирать его носителю любую дичь.

Вот представьте: живёт себе фермер, строит избу, находит жену, заводит детей. У него нет в голове никаких мыслей, кроме своего личного процветания. Он возделывает почву, выращивает плоды, разводит скот. Торгует на рынке результатом своего труда с другими, такими же тружениками, как и он.

Все его видение мира ограничено количеством крупнорогатого скота и урожаем яблок, что удалось собрать в этом году. Он заботится о своих детях и любит жену. Проводит время со своими друзьями фермерами с соседних участков. Чего ещё ему желать?

Как заставить такого человека бросить всё, взять вместо плуга оружие и отправиться умирать в чужую страну? Или защищать свою «родину», в которой живёт его милая сердцу жена и дети?

Только Вера способна заставить воевать. Вера в религию, вера в правду и в отечество. Что всё это? Эти «правда», «бог», «отечество», «родина»? Ничто! Слова! Но их смысл волшебен для человека. Смысл, который создавался веками, начиная с самого момента возникновения Сознания. Смысл, который всё сильнее и углубленнее меняется и становится настолько сильным, что его уже даже и не надо понимать. Просто скажите человеку, что его враг хочет насиловать его жену и детей, надругаться над его богом и растоптать его родную землю. Просто скажите это и в назидание укажите на его соседа, с которым это уже сделали. А потом можете собирать армию из таких вот фермеров. Эта армия будет готова делать всё что угодно: нападать на соседа, или защищать ваши границы. Всё, лишь бы избежать участи тех, кого убивают, грабят и насилуют.

Так появилась профессия воина. Многие перестали желать учиться созиданию. Строительство и развитие сельского хозяйства стало неинтересным, ведь воин мог нетолько защищать, но и завоёвывать.

По законам войны каждый солдат, вступивший на вражескую территорию, имеет право делать всё, что ему вздувается. Он может насиловать, грабить и убивать. Ведь он находится на территории врага. Женщины врага – его собственность, имущество врага – его собственность, жизнь врага – ничего не стоит.

И он не насильник и не разбойник, нет, он не убийца. Он – воин! Он воюет за веру и идею! Он воюет за правое дело.

Так формировалась гадкая сторона человеческой сущности. Сознание словно подхватило дурную болезнь, которую практически невозможно излечить. Владельцы угрюмо наблюдали за своим детищем и всё чаще обсуждали между собой возможность ликвидации такой формы жизни.

Впрочем, через некоторое время Владельцы пришли к выводу, что их вмешательство в этом вопросе, возможно, не потребуется. Эти мерзкие создания, что не смогли найти нормального применения такому чуду как Сознание, со временем просто уничтожат сами себя.

Ведь Земля была прекрасной, когда в неё вдохнули жизнь. Она эволюционировала и становилась лучше. Когда Владельцы запускали Сознание, они рассчитывали на помощь в дальнейшем развитии. Они считали, что люди, получив такую огромную привилегию, будут радоваться полученной возможности. Они будут создавать новое, развивать то, что уже есть, приручать животных и, наконец, вырастут в своём уме до уровня своих создателей.

Подобно ржавому исполинскому маховику, Сознание медленно, но верно раскручивалось. Узнавало новое, осваивало и приручало живую природу. И куда же обратило оно свой взор, как только появились первые признаки цивилизации? На насилие, убийство, грабежи, доминирование.

Конечно, оставался маленький процент носителей Сознания, который фактически заставил Владельцев отказаться от идеи ликвидации. Это были люди, которые использовали свой дар по назначению. Изобретали, искатели и мечтатели. Они не боялись идти наперекор власть имущим, и очень часто умирали бесславной смертью. Как, например, наш друг Джараб.

Впрочем, вероятность того, что эти мизерные единицы людей когда-нибудь возьмут верх над уродством и гадостью была ничтожно мала.

Ну ладно, мы ещё обязательно вернёмся к обсуждению вопросов Вечного, а пока, как и в прошедшем периоде, я приглашаю вас окунуться вместе со мной в реальность Средних веков глазами рядовых людей, носителей Сознания.

Итак, знакомьтесь: вор и убийца Михаэль.

Михаэль

Пиренейский полуостров 788 год (13788 год от дара Сознания)

Я не знаю, где я родился, и когда это было. Детство я своё тоже вспоминать не хочу, ибо в нём не было ничего хорошего. У меня не было родителей, я рос на улице. В десять лет меня пытался изнасиловать пьяный священник, и я убил его. Он прижал меня к земле и лапал своими грязными пальцами, а я в отчаянии схватил увесистый крест, что висел у него на пузе и воткнул острым концом в его дряблую шею.

Когда священник сдох, я забрал его крест и кошелёк с деньгами. Так я стал убийцей и вором. Я не жалею об этом, ведь по-другому я бы и не выжил. Да и разве можно было позволить надругаться над собой? Нет, только не мне.

Я бродяга, у меня нет ни дома, ни семьи, я один в мире. Мне никого не жалко, я знаю, что в жизни побеждает сильнейший. А я сильный. Я хищник.

В семнадцать лет за мной числилось двадцать восемь убийств. Меня ни разу не поймали, и я продолжал грабить и убивать. Больше я ничего не умею и уметь не хочу. Этот мир слишком уродлив, чтобы желать заниматься здесь чем-то кроме убийств.

Жил я всё время в разных местах, так безопаснее. Однажды меня чуть не схватила стража. Мне тогда было пятнадцать, я был наглый и неосторожный. Я как обычно подкараулил возле таверны богатого пьяницу, и пока тот, шатаясь, плёлся вдоль каменной стены, я уверенно шёл следом.

Когда стена закончилась, он свернул за угол. Я быстро обогнал свинью, встал к нему лицом и отвесил звонкую пощёчину.

Он с удивлением вытаращился на меня.

– Что?! Что такое!? – только и вымолвил он.

Не знаю, что на меня нашло, но тогда мне страсть как захотелось над ним покуражиться. Я нагло расхохотался и отвесил ему ещё одну пощёчину.

– Ну что, пьянь, спета твоя песенка! – закричал я и захохотал пуще прежнего.

– Что ты… кто ты такой, мерзавец?! Стража! – заорал пьяница.

Я со всей силы ударил его ножом в живот.

– А ну закрой пасть, мразь! – зло прошипел я.

Свин задохнулся и обмяк.

Я вырвал нож из его брюха и ударил кулаком по лицу.

– На! – выкрикнул я и нанёс ещё один удар, потом ещё и ещё. – На! На, тварь! На!

Лицо жертвы превратилось кровавую маску. Наконец я успокоился, схватил его за волосы и перерезал горло. Я никогда не оставлял раненых.

– Эй! – услышал я окрик. – Эй ты! Что там такое!?

Со стороны таверны ко мне бежали двое стражников.

Я резко вскочил и побежал что есть сил в темноту.

– А ну стой! Стоять! – слышал я крики позади себя.

– Держите его! Держите убийцу!

Но я был быстрее. Добежав до деревянного моста на задворках старого города, я перелез через скрипучие перила и прыгнул в речку.

Течение быстро унесло меня прочь от преследователей.

С той памятной ночи минуло больше двух лет и с тех пор я не забываю об осторожности. Я знаю, что если меня схватят, моё приключение под названием жизнь закончится. А мне, чёрт возьми, нравилось это приключение.

Я стал действовать по одной схеме. Прежде всего я тщательно подбирал жертву. С моего первого убийства, я всегда старался выбирать похожих на того грязного священника. Это всегда были мужчины старше сорока, с большим брюхом и похотью в глазах.

Они пили в кабаках, а потом искали для своих забав молодых девочек, или мальчиков. Грязное отребье, мусор, такие не должны жить.

Я не считал себя благородным мстителем и первичным для меня всегда оставался вопрос наживы. Если зажравшаяся тварь была без гроша в кармане – убивать её я не видел смысла. Я следил за ними и выбирал момент, когда точно знал – туго набитый кошель с монетами у уродца обязательно будет при себе.

Тогда я подкарауливал их, подбегал сзади и резал горло. Это был самый надёжный и проверенный способ. Не скажу, что убийства мне очень нравились, как я уже сказал, для меня это было средство выживания. Хотя и нельзя сказать, что убивал я с отвращением, превозмогая себя. Просто я чувствовал себя профессионалом. Настоящее убийство – это искусство.

В тринадцать лет я впервые посетил шлюху. С тех пор после каждого успешного дела, я позволяю себе заходить в бордели. Я никогда не хожу в один бордель дважды, и уж точно не стану пользоваться услугами одной и той же жрицы любви.

Я помню о своей безопасности всегда.

Для меня жизнь это одна сплошная охота, в которой я одновременно и охотник и дичь. Я должен ловить свою дичь и при этом опасаться охотников, которые ловят таких как я. Грязные стражники, цепные псы, работающие на хозяина, жалкие твари. Я плюю на вас.

Давным-давно, псы предали своих братьев волков, и пошли служить людям. Теперь псы враги волков, и их никто не уважает. Никто не уважает предателей.

Я волк и живу я в диком лесу, в котором есть каменные дома, а вместо животных люди.

***

Сегодня я хочу сделать что-нибудь особенное. По моим подсчётам мне недавно стукнуло двадцать, и я желаю поздравить себя с этим прекрасным возрастом.

Я всегда экономлю деньги после дела. Прошли те времена, когда я бросался после каждого грабежа в омут удовольствий. Сейчас я уже понимаю, что без денег невозможно прожить и что ходить на дело по нужде очень плохо. Когда ты голоден, замёрз и не спал несколько дней – ты совершаешь ошибки, тебя могут поймать, ты даже можешь не справиться со своей жертвой. Чтобы преуспеть в нашем деле, нужно спокойствие и сноровка, умеренный голод и контролируемая злость.

Я рассчитываю свои монеты и прикидываю, сколько времени могу сыто и спокойно жить.

За пару недель до окончания срока, я планирую и совершаю новое дело. Так происходит последние три года. Если я решил погулять, – значит я должен обезопасить свои тылы. Я не могу себе позволить очнуться через неделю в канаве без штанов. Я должен заботиться о себе и думать о будущем.

Я посчитал монеты. Денег хватит ещё на пару месяцев. Нужно их надёжно спрятать. А после следующего дела, я отпраздную свои двадцать лет без страха за будущее. Мои деньги будут в сохранности.

Всю жизнь я хожу из одного города в другой. Я нигде не задерживаюсь дольше месяца, и большую часть времени провожу в скитаниях. Я брёл вдоль большой дороги в сторону деревни. Мимо меня то и дело проезжали телеги, запряжённые лошадьми. Проехал даже один экипаж с каким-то богатеем. У него было много охраны, напасть на такой я бы не решился.

Заслышав стук лошадиных копыт, я прятался в кустах и ждал пока путники уедут подальше.

Наконец завидев окраинные дома, я решил, что пора сделать схрон для своих сбережений. Кругом был редкий лесок. Заприметив невысокое деревце, я отсчитал от него пятьдесят шагов, вырыл ямку и закопал в неё свой кошель.

Ещё раз осмотревшись, я тщательно запомнил место и вернулся на большую дорогу. Теперь уже не скрываясь, я спокойно дошёл до деревни и принялся исследовать местность.

Это была жалкая деревушка домов на тридцать. Жили здесь в основном люди убогие, которые сами добывали себе пищу. Выращивали всякие плоды и разводили скот. Брать с них особо было нечего, разве что утолить голод.

Я невозмутимо приблизился к яблоневому дереву и мимоходом сорвал несколько яблок. Не сбавляя шага, я на ходу перекусил. Что ж, здесь можно подкрепиться, а потом выследить богатого путника, который будет проходить мимо и…

– Эй ты! – окликнули меня сзади. Последний раз таким тоном мне орал стражник, это настораживало.

– Эй, кому говорю! – сердито повторил голос.

Я обернулся.

Сзади меня стоял злобный старик с заступом в руке.

– Как ты смеешь воровать мои яблоки, пёс? – грозно спросил он.

– Ваши яблоки, господин? – я сделал испуганный вид.

– Да-да, – нетерпеливо подтвердил старик. – Мои яблоки, сучий сын, бродяга. Я работаю для своей семьи, а не для каких-то бродяг!

Он серьёзно меня разозлил. Первым порывом было подойти и свернуть ему шею, но меня останавливали зеваки, окружившие нас. Слишком много свидетелей, да и не справлюсь я со всеми. Подними я руку на старика, эти свиньи тут же нападут на меня всей своей паршивой стаей.

– Если позволите, господин, я отработаю, – сказал я и добавил. – Я не ел три дня и умираю с голода.

– С этого надо было начинать! А не воровать, скот ты этакий! Конечно, ты отработаешь, вот, – он швырнул мне под ноги заступ. – Давай сюда, мне нужно выкопать яму для компоста!

Я наклонился и взял в руки заступ. Что ж, так даже лучше. Я покорно поплёлся за стариком к его дому. Удостоверившись, что всё интересное позади, зеваки разбрелись.

Мы подошли к дому старика.

– Вот, – сказал он. – Мне нужна яма, копай. Выкопаешь, покормлю и позволю помыться в бане, а там посмотрим.

– Да, господин, – продолжил я играть свою роль. Удача сама шла ко мне в руки.

Я воткнул заступ в мягкую землю и начал копать, то и дело озираясь по сторонам.

Дом злобного старикана стоял практически на отшибе. Каким образом он увидел, как я срывал яблоки с его, как он сказал, дерева я так и не смог понять. Да и какого чёрта это дерево его? Хотя ладно, тут у них, пожалуй, свои правила.

– Как тебя зовут, оборванец? – услышал я голос старика.

– Михаэль, – ответил я.

– Понятно, Михаэль, и как же ты до такой жизни докатился? Воруешь, бродяжничаешь по чужим деревням. Где твой дом, где твоя родня?

Меня так и подмывало сломать ему шею его же заступом. Но я решил сдержаться до поры до времени. Я посмотрел ему в глаза и застенчиво улыбнулся.

– У меня нет родни, господин, я вырос на улице сиротой и не знал своих родителей. Завести свою семью мне тоже не удалось, я один в мире.

Старик хохотнул.

– Если ты один в мире, то почему разговариваешь со мной? Меня, по-твоему, в мире нет? Или вон тех людей, в соседних домах, – он махнул рукой в сторону домов вдали. – Их тоже нет в мире?

Я скрежетнул зубами, но промолчал.

– Перестань говорить глупости, парень, давай лучше копай яму. Закончишь работать, и я накормлю тебя как обещал.

– Да, господин, – ответил я и продолжил копать.

Ну, тварь, сегодня ты сдохнешь.

Рытьё ямы заняло почти весь остаток дня. Когда я закончил, уже смеркалось. Старик подошёл ко мне.

– Хорошо, Михаэль, хорошая работа, идём в дом.

Я бросил заступ и проследовал за ним.

Внутри дом оказался типичным крестьянским жилищем. Кое-как сколоченный стол и табуреты. На столе стояла миска с какой-то кашей и деревянная ложка. Я сел и с жадностью набросился на еду.

Старик молча наблюдал за мной.

– А где же ваша семья, – спросил я с набитым ртом.

Дед вздохнул.

– Сын у меня калека, мавры покалечили. Лежит всё время в комнате. Жёнушка его за ним ухаживает, так и не бросила, верная. Внучка ещё есть, маленькая, она очень боится незнакомых, вот и прячется весь день.

Я доел кашу и встал.

– Вот что, Михаэль, – сказал старик. – Я тут считай один сейчас на хозяйстве. Внучка – дитё ещё совсем, жена умерла пару лет назад, сын… Сам немощный, да и невестку за собой утянул, всё им занимается. Оставайся Михаэль у меня, по хозяйству помогать станешь, я тебя кормить буду да платить по мере сил, а? – закончил почти жалобно старик.

Я не спеша прошёлся по комнате и приблизился к нему.

– Рад бы дед, да не могу, – сказал я. – Видишь ли, не моё это дело, спину гнуть. Убийца я и вор!

Старик вытаращился на меня, силясь что-то ответить, но я не дал ему больше ничего сказать. Взяв двумя руками его старую голову, я резким движением свернул его шею, будто курице.

Потом я медленно обошёл дом и сразу нашёл комнату с калекой. Рядом с ним сидела безобразная тётка. Хоть она и была молода, красивого в ней ничего не было. Она не успела закричать, я свернул ей шею, как и старику.

Калека с ненавистью смотрел на меня. У него не было обеих ног и правой руки.

– М-мерзавец, – заикался он. – Т-тварь!

Велико было искушение оставить его так, пусть сдохнет в мучениях за свою дерзость. Но я помнил о безопасности. Никто не должен помнить моё лицо.

Я подошёл и пристально посмотрел на него, чуть наклонив голову.

– Ты что-то сказал, воин? – спросил я.

Он лишь продолжал злобно смотреть на меня.

Я увидел на стене возле его кровати увесистый топор.

– Твой? – спросил я.

Калека не отвечал.

Я снял топор со стены, повертел в руках и без дальнейших околичностей рубанул калеку по голове. Череп раскололся пополам до самого подбородка. Вытаскивать топор из трупа я не стал. Пусть оружие остаётся со своим хозяином.

Внучка, внучка, где же внучка?

Я обшарил весь дом, но так и не нашёл её. Спряталась где-то. Оставить? Нельзя!

Я нашёл в доме тайник с крупным мешочком денег. Здесь было и золото и серебро, огромные деньги! Я даже представить себе не мог, что получу такую добычу! А с виду и не скажешь. Крестьяне, бедняки! Вот они, нищие!

Отчаявшись найти внучку, я собрался было уходить, как она явилась ко мне сама. В дверях стояла девочка лет тринадцати и смотрела на меня в упор. Её большие глаза были красны от слёз.

– Зачем вы всех убили? – спросила она всхлипнув.

Я улыбнулся.

– Потому что я хищник, а вы дичь, малышка, подойди сюда.

Я не думал, что она подчинится, но выполнять команды она была приучена с детства. Раболепие было у неё в крови. Что и говорить – дичь.

Она подошла.

– Что теперь со мной будет? – спросила она, продолжая плакать.

Мною овладела похоть.

Я сорвал с неё одежду и изнасиловал. Она почти не сопротивлялась, только всхлипывала и кричала. Это заводило меня ещё больше, я чувствовал свою власть! Она лежала на полу и рыдала. Потом я взял её за волосы и размозжил юную голову об пол.

Вот теперь всё. Дело сделано, и я могу уходить.

На улице ни души. Глухая ночь. Я беспрепятственно вышел из деревни. Завернул к своему тайнику и забрал деньги, спрятанные накануне. Теперь я стал богат и могу хорошенько отдохнуть.

Я поспешил вдоль большой дороги подальше от деревни, мало ли что могло случиться. Обнаружат мёртвых раньше времени и бросятся в погоню. Встреча с разъярённой толпой в мои планы не входила.

Я шёл быстрым шагом и не останавливался, пока не рассвело. Наконец я решил, что ушёл от деревни достаточно далеко и остановился отдохнуть. Я залез глубоко в придорожные кусты и сразу уснул.

Проспал я почти весь день. Меня разбудил стук копыт. Я резко вскочил и осторожно выглянул из-за кустов. По дороге катилась одинокая телега. Кривой бородач лениво погонял больную с виду кобылу.

Я вышел на дорогу.

– Мир тебе, добрый человек! Куда держишь путь? – обратился я к мужику.

– Аэм ма мэ, – промычал мужик и, открыв рот, продемонстрировал отсутствие языка.

– А, бедняга, отрезали? – с сочувствием спросил я.

Мужик утвердительно промычал в ответ.

Языки отрезали лжецам и крикунам. Что ж, тем лучше, я с маху запрыгнул на телегу.

– Отвези меня до ближайшего города друг, я заплачу! – сказал я.

Мужик замычал в ответ и отрицательно покачал головой.

– Не можешь? Тебе надо работать? – понимающе, закивал я.

Утвердительно мычание.

– Ладно, друже, как скажешь, – ответил я и, выхватив нож, резанул немого по горлу.

Мужик захлебнулся кровью и упал с телеги. Я уселся на его место и погнал кобылу.

– Ну, бывай! – крикнул я на прощанье.

Он так и остался лежать на дороге, схватившись за дырявое горло. Сам виноват!

Я погонял кобылу и уходил вдаль. В телеге нашлось немного снеди, и я с аппетитом поел. Сыр, лук, кусок варёного мяса и чёрствый хлеб. Не пир конечно, но ведь последний раз я ел вчера у старика. Мне не привыкать, бывало, и неделями питался одним воздухом.

Я ехал, не останавливаясь почти всю ночь, наконец кобыла измучилась и рухнула наземь. Не знаю, зачем я это сделал, но как только кобыла упала, надо полагать с целью поспать, я взял дубину, которая была в телеге и проломил животному череп.

Видимо убийства это неотъемлемая часть меня.

Собрав с телеги остатки еды, я покидал её в дорожный мешок поверх денег, и поплёлся дальше пешком.

Уже совсем рассвело, когда я забрался в кусты и уснул мёртвым сном.

Проснулся я снова под вечер, заслышав стук колёс…

***

Сегодня мне минуло сорок, это конечно, опять же, по моим подсчётам, ибо, как я уже говорил, я не знал точно, когда родился.

Зато теперь я точно знал, когда умру. Сегодня у меня отвалился нос. Шлюха заразила меня дурной болезнью и последние несколько месяцев жизни для меня превратились в ад.

Мерзкая сука, когда я заметил признаки поганой болезни, первым делом я вернулся в бордель и отрезал ей башку.

Тридцать лет я бродил по миру, грабил, убивал и насиловал. Никто и никогда меня не ловил, и я жил, словно лиса в курятнике. Я и не задумывался, что когда-то умру. И тут на тебе! Тварь! Тварь!

Я решил, что покину этот мир, только забрав с собой максимальное количество уродцев.

С момента обнаружения болезни, я убивал без разбора. Молодых, старых, женщин, детей. Многих девок я насиловал и не убивал, специально для того, чтобы они передали мою болезнь дальше. Грязные суки. Сдохните все!

Удивительно, но даже сейчас, когда я совсем забыл об осторожности и просто делаю всё, что хочу, практически не скрываясь, меня никто не может поймать. А может меня просто никто и не ловит?

Ну и дела! Этот мир создан для таких, как я. Жаль, что приходится его покидать.

Я решил, что не стоит ждать конца, не хочу я и дальше заживо гнить. Я давно уже задумал, что покончу с этим, как только отвалится нос. И сегодня этот день настал.

Я умру красиво.

В городке, где я доживал свою яркую жизнь, недавно открыли детский приют. Святоши думают, что делают доброе дело. Как же! Именно в таком приюте когда-то начинал свою жизнь и я!

Я собрал мешок промасленных тряпок, взял четыре бутылки с горючей смесью и пришёл в приют.

Здесь не было ни привратника, ни вообще какой-либо охраны. Только вонючие воспитатели, которые насилуют детей. Ох, я то знал для чего на самом деле они содержат свои богадельни!

Я вошёл в двухэтажное деревянное здание и закрыл за собой дверь на массивный замок. Я начал не спеша раскидывать по всему дому промасленные тряпки и поливать всё вокруг горючим.

Прежде чем на меня обратили внимание, я подготовил к сожжению весь приют.

Здесь было комнат двадцать. В некоторых пищали младенцы, в других просто сидели дети, запуганные, бедные дети. Воспитатель для них был царь и бог.

– Эй, ты что это тут делаешь, урод!? А ну проваливай! Что это? Что такое?!

Ко мне быстро шёл жирный бородач, с недоумением озираясь вокруг. Договорить я ему не дал. В последний раз я использовал свой старый добрый нож, воткнув жирдяю в глязницу по самую рукоять.

Я снял со стены горящую свечу и поджог приют.

Горите. Горите все. Горите вместе со мной!

Пламя с шипением разъедает мою кожу. Я кричу, ругаюсь, визжу как баба! На глаза накатывает туман. Я проваливаюсь в темноту.

Пятый.

Вот и закончилась жизнь злодея Михаэля. Пока моя вторая половина продолжает дежурить в телах смертных, моя первая сидит в штабе, так, как это всегда и было. Нелегко, наверное, представить себе, как это быть в двух местах одновременно. Впрочем, люди это тоже могут, просто не умеют и вряд ли научатся, судя по тому, как они используют дар Сознания.

Зачем я остановился в подробностях на жизни гадкого Михаэля? Неужели в Средние века я ни разу не присутствовал в более порядочном человеке? Присутствовал, да. Внешне они, пожалуй, и казались более порядочными, добрыми и честными, но их нутро, их человеческое нутро, почти всегда было таким же как у Михаэля.

Этот гадкий человек никогда не скрывался. Он жил так, как на его месте стали бы жить многие, если бы смогли преодолеть страх. Он ничем не отличался от обычного хищника. Хищник в дикой природе убивает, чтобы жить. Михаэль тоже убивал, чтобы жить, а всё что он делал попутно, это лишь издержки Сознания.

Думаете не стал бы лев куражиться над себе подобными и глумиться над жертвами, если бы получил разум? Стал бы, будьте уверены. У животного просто не работает фантазия. Если зверь поймёт, что находится в какой-то игре, где все следуют правилам, а он, зверь, знает как эти правила нарушать, не сомневайтесь – он будет творить то же, что Михаэль, если наберётся мужества.

Неужели все люди такие? Большинство.

Затея с Сознанием не приведёт ни к чему хорошему. В недалёком будущем начнут развиваться технологии, и всё кончится тем, что эти твари просто уничтожат друг друга. Собственно, Владельцы, именно этого и ждут.

Ведь стоит такому как Михаэль захватить власть над миром, и всё. Жизнь обречена.

Свенельд

Киевская Русь. 1000 год (14000 год от дара Сознания)

Мне снился дивный сон. Будто я высшее существо, которое путешествует по времени и ведёт летопись бытия. Я беседовал с богами, был в древних городах и видел всё, что было раньше.

– Эй, Свенельд, вставай тебе говорят, проклятый бездельник!

Мать разбудила меня, и через минуту я всё забыл.

– Ну что опять? Ещё же ночь! – недовольно отозвался я.

– Я тебе дам, ночь! Дармоед! Быстро за водой пока никого нет. Бегом сказала к колодцу, козлиная твоя душа!

Я знал, что спорить бесполезно. Мать всегда оказывалась права. Она кормила и одевала нас. Её трудами мы жили, и я не мог ей возражать. Ещё немного побурчав, я встал, натянул рубаху и лапти, взял коромысло с вёдрами и поплёлся к колодцу.

По пути я встретил Никиту, его тоже послали за водой ни свет ни заря.

– Свенельд, здорово друг! – поприветствовал он меня.

– Здравствуй, Никита.

– Хороша нынче погодка будет, Свеня, айда на речку!

– Посмотрим, если получится, мать здорово лютует сегодня!

Никита рассмеялся.

– Да она всегда у тебя лютует. Пошли, друже, мы ведь уже не дети!

Я хмыкнул. Легко ему, прохвосту, рассуждать. У него и мать и отец есть. Дом полная чаша, два старших брата. А у меня что? Отца убили когда я ещё малой был. Крещение чтоб его, не подчинился, не захотел вере своей языческой изменять. А с этим сейчас разговор короткий. Не хочешь предавать Перуна со Сварогом, не хочешь признавать византийской веры проклятой – голову на плаху. Вот и всё. С баб особого спроса не было, баба она баба и есть, а мужиков побили сотнями. Всем головы поснимали. И отцу моему вместе с другими.

Мать то сразу христову веру приняла, за нас боялась. Я ведь старший сын её, а мне тринадцать всего. А помимо меня ещё Володька малой, пять лет и две сестры близняшки семи лет, Настька и Слада. И куда я её брошу? Не могу!

А у Никиты все сразу покорно от старых богов отреклись. И батя его, лживый змей, и мамаша, и вся их трусливая семейка!

Я разозлился и сказал:

– Ладно, Никита, недосуг мне с тобой болтать, матери надо помочь.

Нахмурился, повесил полные вёдра на коромысло и домой ушёл.

Он что-то кричал мне вслед, но я не расслышал, да и не хотел слышать. Такие как Никита оскорбляют меня своими советами, им не понять моей жизни. Болтает тут мне о том что правильно, а что нет. Сукин сын! Однажды я покажу таким умникам как он. Ох покажу.

Злобно пыхтя, я дотащился до дома и сразу услышал новые попрёки от матери:

– Ну, половину воды расплескал, бестолочь! Давай выливай в бочку и марш обратно, ещё неси!

Я сделал как велено и потащился обратно к колодцу. Никиты, слава богам, уже не было.

Я зачерпнул первое ведро воды и застыл. Меня поразила зловещая тишина. Такой тишины не должно быть в это время.

Я оглянулся в сторону леса и увидел.

Длинной шеренгой выстроились всадники, а к домам быстро приближались спешившиеся воины.

– ХАЗААРЫ! – заорал я во всю мощь лёгких. – Люююди!! Хаазаары идут!

Больше я ничего сказать не успел. Что-то тяжёлое ударило мне в висок, и я свалился в колодец.

***

Не знаю как я не захлебнулся. Понятия не имею, наверное чудо. Очнулся я, лёжа на спине в мутной воде. Руки и ноги были целы, я мог двигаться. Лишь отчаянно болела голова. Я посмотрел наверх и увидел чёрный дым, закрывавший синий квадрат неба.

Никаких звуков наверху слышно не было.

Я нащупал обрывок верёвки. Колодезный маховик повредили, это меня и спасло. Теперь я мог вылезти наружу.

Я проверил прочность свисающего каната, упёрся ногами в скользкие стены и через силу полез наверх. Несколько раз я падал обратно, но наконец всё-таки выбрался.

Пред моим взором предстало пепелище и трупы. Хазары сожгли деревню и ушли. Я что есть мочи побежал к дому. Возле обуглившихся руин лежала мать с перерезанным горлом. Она была полностью голой. Наверное, изнасиловали перед смертью. Поодаль лежал труп младшего брата, сестрёнок не было. Наверное, забрали с собой, продадут потом кому-нибудь в наложницы.

Я упал на колени и горько разрыдался. Я поклялся всеми богами, что до конца жизни будут убивать. Я буду убивать всех хазар, которых смогу. Воинов, женщин, детей, стариков, младенцев, калек. Буду убивать всех без разбора!

Я утёр слёзы, встал с колен и пошёл прочь. Я не буду сжигать мёртвых. Пусть каждый, кто будет проходить мимо, видит, что здесь наделали хазары.

Я вышел из деревни и поплёлся по большой дороге, не зная, куда она меня выведет.

***

Я никак не мог выбросить из головы картину сожжённых домов. Труп матери и братика. Множество других мертвецов. Все обугленные, нагие, опоганенные.

В моём сердце не осталось ничего кроме ненависти. Я шёл по дороге, пока не свалился и не уснул на месте. Утром меня грубо разбудили ударом ноги по лицу.

– Ну ты! Кто таков? – услышал я мужской голос.

Я открыл глаза и вскочил.

– Прочь! Прочь! – кричал я, но сзади меня уже схватили сильные руки.

Я увидел, что окружён. Их было человек тридцать. Все здоровые, при оружии, но без доспехов. Банда!

– Что, убьёте меня, псы? – заорал я.

– А ну захлопнись, тля, с кем говоришь?! – прикрикнул седой бородач и влепил мне пощёчину.

Он стоял рядом со здоровяком. Наверное, то был их вожак. Рыжая борода густо закрывала грубое, испещрённое морщинами лицо.

Вожак спокойно повторил.

– Я задал тебе вопрос, кто таков?

Чёрные внимательные глаза буравили меня, точно гвозди.

Каждый славянин знает, что настоящее имя говорить незнакомцу нельзя.

– А откуда я знаю, что вам можно говорить своё имя? – дерзко спросил я, глядя в эти чёрные глаза-гвозди.

Рыжебородый засмеялся. Засмеялись и его приспешники.

– Ух, каков! Молодец! – сквозь смех выдавил он.

– Ну ладно, не говори имени, сказывай, как здесь оказался, откуда и куда идёшь? Ты должен это рассказать потому что эта земля моя! Я Роговолт!

В затылке у меня похолодело. Роговолт был вождём самой опасной банды в этих краях. Они отчаянно сопротивлялись насаждению христианства. Сжигали церкви и убивали византийских священников. Тех славян, кто отказывался от старых богов, они считали предателями и презирали.

Я рассказал всё. Всю правду. Под конец я сказал им своё имя, не выдержал и расплакался.

– Ну-ну полно, полно, – сказал Роговолт и похлопал меня по плечу. – Не бойся, юноша, теперь ты под моей защитой. Мы обязательно отомстим за твою деревню! Я обещаю. Эй там, накормите Свенельда! – приказал он своим.

С этого момента Роговолт стал моим названным отцом, а я – частью его немногочисленного отряда. Всего нас было сорок два человека. Впрочем для ведения нашей тайной войны этого было достаточно. Роговолт никогда не вступал в открытые сражения. Не важно, были ли противниками умелые воины, или шайка озверевших бродяг. Вождь дорожил каждым своим человеком и ни за что не стал бы никем жертвовать.

Мы вели кочевой образ жизни, постоянно переезжали с места на место, нападали по ночам. Кроме христианских завоевателей, мы атаковали и хазар, и булгар, да что там, славян тоже. Иногда нам просто необходимо было прибегать к разбою. В этом был вопрос выживания.

Хотя в таких случаях Роговолт всегда давал право выбирать своим жертвам. Хотите жить? Тогда просто отдайте, что у вас есть ценного.

Такое предложение делали только славянам. Всех же других безжалостно убивали.

Первую пролитую кровь я запомню навсегда. Мы выслеживали хазар, напавших на мою деревню. Роговолт сразу решил снять с меня бремя лишней ненависти.

– Не стоит ослепляться, Свеня. Когда в твоей душе главенствует ненависть, ты становишься бешеным, ты можешь совершить необдуманные поступки и умереть раньше времени. Не лезь на рожон, с хазарами мы справимся, а ты покамест учись всему. И я обещаю тебе, что дам казнить нескольких пленных!

Отряд хазар оказался вдвое большим по численности. Наши разведчики выследили их и сообщили о месте, где враги разбили лагерь.

Глубокой ночью самые отборные бойцы Роговолта сняли дозорных, мы ворвались в лагерь и убили всех.

Как и обещал, Роговолт оставил троих хазар в живых. Руки их были связаны за спиной, они стояли перед нами на коленях.

Один из них мерзко скривив рожу, ругался на своём языке, двое других молили о пощаде. Роговолт дал мне в руки топор.

– Давай, Свенельд, отомсти за своих.

Я не думал, что это будет так легко. Я не испытывал жалости и сожаления. Я подошёл к первому хазарину, который выл как баба.

– Не убивай, не убивай, рус!

Я замахнулся и ударил сверху вниз, как привык колоть дрова.

Топорище легко вошло в основание шеи и разрубило грудную клетку пленного, вокруг топорища растеклась кровавая жижа.

Я выдернул топор и подошёл ко второму. Тот отчаянно молил о пощаде.

Я повторил свой удар, раздался хлюпающий хруст. Хазарин замолк.

Я подошёл к третьему пленному. Тому что сыпал ругательства. Он смотрел на меня с ненавистью. Сказав что-то по хазарски, он плюнул мне под ноги.

Меня обуял слепой гнев. Я перевернул топорище острием вверх и ударил хазарина обухом по плечу. Раздался хруст сломанной кости, он заорал и свалился на брюхо. Я отбросил топор и стал бить его кулаками по затылку, по спине по шее. Я кричал и бил его, пока тело не обмякло.

Когда казнь свершилась, я не почувствовал ничего. Это были мои первый убийства, но я совершил их так, словно занимался этим всю жизнь.

Роговолт одобрительно похлопал меня по плечу.

– Молодец, Свенельд, теперь ты по-настоящему стал одним из нас.

***

Время шло, я взрослел. Участвовал в набегах на церкви и христианские отряды. Я с упоением рубил человеческие тела. Признаваясь самому себе, я бы сказал, что мне это нравилось. Чувство всемогущества, когда в твоих руках чужая жизнь, не сравнится ни с чем.

Вот она жертва, она молит тебя о пощаде, тебя просят не убивать, для тебя готовы сделать всё что угодно. Скажи им выпить твою мочу – они выпьют, вели им драться между собой до смерти – они будут драться. Жалкие, мерзкие, противные людишки, цепляющиеся за свою жизнь, будто она представляет какую-то ценность.

Роговолт всегда был мной доволен, но как-то раз он сказал:

– Свенельд, порой ты бываешь слишком жесток, меня это пугает.

Пугает! Что ты за вождь, которого пугает жестокость!

С момента сожжения моей деревни минуло уже больше пятнадцати зим. Роговолт старел и становился мягкотелым. Я же наоборот был полон сил.

В отряде меня признавали как второго человека, а значит со смертью Роговолта вождём стану я.

Как-то раз на наш отряд напали печенеги. Их было больше, и они имели все шансы на победу. Только не учли эти несчастные, что мы – настоящие мастера боя, а они всего лишь степные крысы.

Мы разбили их с минимальными потерями, но в самый разгар битвы я почувствовал – вот оно! Я отобрал копьё у раненого печенега, оглянулся по сторонам, и, удостоверившись что все наши заняты боем, высмотрел Роговолта.

Он бился сразу с тремя желторожими. Я поудобней перехватил древко копья и метнул Роговолту в спину.

После боя ни у кого не возникло сомнений в том, что вождя убили печенеги.

– Что ж, – сказал самый старый воин. – Думаю никто не станет возражать, что теперь наш вождь ты, Свенельд!

Разумеется, никто не возражал. Наконец-то я почувствовал настоящую власть!

Первое, что я сделал, это отменил все старые правила Роговолта. Я дал разрешение грабить и убивать всех без исключения, в том числе и славян. Я думаю, что в жизни правит лишь один закон – закон силы. Слабые не должны жить, и если люди не способны дать отпор внешней агрессии, они не заслуживают жизни.

Главная ошибка Роговолта была в том, что он не до конца внушал страх. Он приблизил меня и стал относиться как к сыну, а этого делать не стоило. Когда ты стоишь во главе стада, стадо должно видеть в тебе бога.

Я заставил всех в отряде бояться себя. Малейшее проявление неуважения, или ослушание, я карал смертью.

Мы продолжали совершать набеги, и однажды мне пришла в голову идея, что всё это слишком мелко и пора совершить нечто более серьёзное.

Я стал обдумывать набег на деревню.

***

Поскольку мы вели разбой на славянских землях, мне трудно было найти деревню, которую бы населяли какие-то другие племена. К тому моменту как мы подготовили набег, мои приказы в отряде уже не просто выполняли беспрекословно – все боялись даже делать недовольные лица.

Я подчинил себе их волю, втоптал их гордость в землю.

Поэтому когда я остановил свой выбор на малочисленной славянской деревне, никто и пикнуть не посмел.

Я запланировал набег на раннее утро, в самый тёмный, предрассветный час. Деревня эта была такой же, как и большинство. Здесь не было воинов, одни лишь крестьяне. Разграбить их не составит никакого труда.

Мы ворвались бесшумно. Трое из нас сразу помчались от дома к дому, поджигая во дворах хворост и деревянные стены. Остальные били сопротивлявшихся. Мужчин убивали сразу, детей и женщин старались оглушать, потом их можно будет выгодно продать.

Всё было кончено в считанные часы. Мы повеселились на славу, захватили много добычи и позабавились с девками.

К полудню мы ушли из деревни, волоча за собой стреноженных рабов и тюки с захваченным добром.

Я радовался до изнеможения, никогда ещё я не испытывал такого чувства. Теперь я понимал, каково это быть хищником с безграничной властью.

Вечером мы изрядно напились, я постоянно смеялся и вспоминал деревенское пепелище. Деревенское пепелище. Пепелище.

Что это со мной? Почему-то вдруг стало тревожно на душе. Деревенское пепелище. Сквозь пьяную дрёму я оглядел своих приближённых. Передо мной на корточках сидел мой главный помощник.

Он не улыбался, и казалось был абсолютно трезв.

Деревенское пепелище…

– Ну что гнида, теперь ты доволен? Набегался?

Это он мне? Мне?!

С трудом выговаривая слова, я сказал:

– Ччто ты сссказал, ппёс?!

В руке помощника мелькнул кинжал.

– Получи свою долю!

Я почувствовал резаную боль на шее, попытался заткнуть порез обеими руками, но кровь сочилась как из дырявого бурдюка. Воздуху. Не могу дышать! Глаза мои, мои глаза, куда? Куда?..

Меня словно вытянуло за ноги из моего тела, а затем…

Пятый

Свенельд и его компания даже и не заметили маленького юнца, оставшегося, в сожжённой ими деревне. Он стоял над трупами своих родителей и плакал. Весьма символично, не правда ли? И легко догадаться каким путём пойдёт этот мальчик, когда повзрослеет.

Всё это замкнутый круг и нет ему конца.

Люди как будто играют в мяч, передавая его друг другу. Пока кто-то не найдёт в себе мужества отказаться отбить этот мяч, насилие и зло будут возрождаться вновь и вновь. Михаэль, Свенельд и много, очень много подобных им. Даже если среди вас и появится кто-то другой, он будет обречён. Его сметут толпы безмозглых скотов.

Вы вместе со мной могли наблюдать, как маленький, невинный мальчик рос в атмосфере обид и неприязни. Вокруг него происходили странные вещи. Его отца убили за то, что он отказался менять старые убеждения. Пятьсот лет назад таким же способом убивали предков этого отца за то, что они отказывались принимать новые убеждения, те самые, что спустя много веков отец юного мальчика будет считать своими.

Люди и не задумываются над природой своих верований. Они верят в бога в том виде, в котором, как им кажется, он есть на самом деле. Они готовы отдавать свои жизни ради религии. Пройдёт время и потомки этого мальчика, который вырос и стал убийцей, будут так же защищать великую христианскую веру, как сотни людей до них защищали другие веры.

Человеческая природа такова, что вы всегда ищете предмет для оправдания своей кровожадности. Звери в этом отношении гораздо честнее вас, ведь они убивают, чтобы жить, а вы убиваете, чтобы тешить свои иллюзии.

Все эти боги, религии, ценности, которые защищают из поколения в поколение люди, не более чем вымысел более умных и хитрых убийц. Вы всегда жили и живёте, находясь в пищевой пирамиде. В основании этой пирамиды находится самая большая часть человечества. Все эти свенельды, михаэли, джарабы и махеши. Они всего лишь пешки в большой игре. Им никогда не удалось бы понять смысл происходящего вокруг. В то время как этот смысл специально создан и культивируется такими же как они людьми. Такими же по природе, но совсем другими по сути.

Маленький мальчик Свенельд ненавидел захватчиков, ненавидел новую веру, которую насильственно насаждали в его родных краях. Свенельд считал корнем зла людей, которые убивают и грабят ради христианства.

Когда Свенельд вырос, он сам стал захватчиком. Он оправдывал свои убийства и насилие тем, что мстит за смерть своей матери и родных. В конце концов от мести не осталось и следа, Свенельд превратился в обычного главаря разбойной банды без принципов и чести.

А другие люди продолжали сражаться за веру, за идеи и за правду в том виде, в котором они её видели. А видели они только то, что им показывали.

Боги, в которых вы верите всю свою историю, не более чем выдумка самых умных из вас. Бесконечное количество убийств и завоеваний во имя воображаемых богов.

Вы идёте на смерть и бесславно пропадаете в Вечности, а другие в это время сидят и делят между собой реальную Власть и реальные богатства.

Средние века были прекрасны в своём безобразии. Вы убивали и грабили, прикрываясь идеями. Крестоносцы, священная война Джихад и прочие праведные сражения, в результате которых гибли миллионы.

Поистине самой кровавой религией средних веков следует считать христианство. Когда в Древней Руси «прививали» нового, единого бога, за неподчинение было вырезано десять миллионов людей. Десять миллионов, целый народ! Пройдёт какая-нибудь тысяча лет, и их потомки будут умирать, защищая «веру своих предков». Их герои будут умирать в исламском плену за отказ снять нательный крестик!

Видели бы это их, умершие за веру в Перуна и Сварога предки, которых убили за то, что они отказывались этот нательный крестик надеть!

Израиль

Северная Африка. 1393 год (14393 год от дара Сознания)

Мой дед говорил:

– Израиль, ты должен быть мудрым, никогда не позволяй сбивать себя с толку. Вокруг может полыхать адское пламя и умирать младенцы, но ты обязан помнить: деньги, всегда остаются деньгами!

Чёрт возьми, с тех времён прошло уже тридцать лет, и я наконец понял, что дед был абсолютно прав. Надеюсь, в аду он смог дать взятку нужному бесу, потому что его жизненный путь закончился несмотря ни на какие деньги.

Он умирал в страшных мучениях, когда мне было двенадцать лет. Слуги метались по дому как угорелые, мои мать с отцом приглашали лучших лекарей со всего мира, а он, старый, всё равно сдох! А вот деньги, они остались деньгами. Они всегда остаются деньгами. Ха-ха.

Дед воспитал моего отца таким же, как он. Всю мою юность отец передавал мне свои знания. Он готовил меня для продолжения нашего дела.

– Мы клан, Израиль, – говаривал мой папаша. – Наша задача сохранять и приумножать богатство, созданное дедом. Наша семья – превыше всего. Когда-нибудь ты вырастешь и станешь главой клана. Тогда ты почувствуешь власть, это чувство ни с чем нельзя сравнить. Мы хозяева всех этих людей, Израиль, мы решаем: будет война, или мир, народные волнения, или бунты. Мы решаем, кто будет править в нашей стране!

Когда отец говорил мне всё это, он всегда сильно возбуждался. Однажды я даже заметил у него эрекцию. Власть для него была главным удовольствием в жизни.

Я должен немного рассказать вам о своей семье, об этом клане, как его назвал отец.

Действительно, дед обеспечил нас неиссякаемым потоком денег. Когда-то давно, когда не было ещё ни отца, ни тем более меня, дед был простым мальчишкой, сыном рабовладельца. Его отец сколотил состояние на торговле рабами, начинал он при этом тоже со своим отцом, который был уж совсем бедным, по нашим теперешним меркам.

Когда рос мой дед, их семья заметно прибавила, и первые вложения в финансовый фундамент клана внёс не дед, а его отец. Дед же, умело воспользовался полученным наследством и приумножил семейный капитал, по меньшей мере, в сотню раз.

Он уже не занимался торговлей рабами, он руководил этой торговлей. Координировал поставки рабов по всей Европе. Кроме того он выдавал займы под процент. Когда к нему обращались люди, он давал в долг, но требовал потом вернуть сумму большую, чем дал.

Дед никогда не предъявлял невозможного. Процентыбыли всегда умеренными, и никто не жаловался. А те кто жаловался, не находили поддержки среди других должников, потому что основная масса была довольна.

В единичных случаях эти займы, конечно, были не особенно прибыльными. Но когда должников стало больше тысячи, общая прибыль превратилась в сказочное богатство.

И это лишь второй источник дохода нашей семьи.

Дед установил контроль над ремесленниками и земледельцами. Над фермами и скотобойнями. К нему обращались за советами короли и вожди.

Поистине, дед был самым влиятельным человеком во всём мире. Ну, или одним из них.

Он передал моему отцу свои знания и тот стал повторять за дедом всё, до последнего действия. Для этих целей в будущем, отец в свою очередь, готовил и меня.

Раз в неделю отец давал мне уроки мудрости. Кроме того, три дня в неделю меня обучали специально приглашённые учителя. Я изучал латынь, математику и философию. Не сказать, чтобы мне это нравилось, но нутром я понимал, что это необходимо. В конце каждой недели отец вызывал меня во внутренний двор, где он сидел в мягком кресле и пил вино, а я садился перед ним на коврик, постеленный прямо на землю.

– Израиль, что нового ты узнал на этой неделе по предметам от учителей? – он всегда начинал свои лекции с одного и того же вопроса.

– Я узнал… – и я перечислял всё что узнал. Я старался никогда ничего не упускать, особенно когда дело касалось пересказа. Потому что если я что-то не запоминал, следующим уроком приходилось слушать всё заново.

– Хорошо, Израиль, я вижу, что ты стараешься.

Вторая его фраза тоже почти всегда была одной и той же. А вот дальше уже начиналось интересное. Все диалоги, что отец вёл со мной, всегда были неожиданными. Я даже не знаю в чём суть этих уроков, но сегодня, спустя много лет, я понимаю, что именно отцовские уроки были самыми главными в моей жизни.

Вот некоторые из них.

– Представь, Израиль. Ты командир, под твоим началом тридцать солдат. Их жизни полностью принадлежат тебе, и они беспрекословно тебя слушаются. Но вот однажды в твоём отряде происходит кража. Украли твою личную вещь. Каждый из солдат думает, что украл вещь один из них, однако, ты знаешь точно, что вещь украла шлюха, которая провела у тебя ночь. Солдаты про шлюху не знают, потому что такая связь тебя бы опорочила. Но кража произошла, и вор должен быть наказан, иначе солдаты решат, что у тебя можно воровать безнаказанно. Кого ты будешь наказывать?

– Одного из солдат, – неуверенно отвечал я.

– Правильно, Израиль, ты должен будешь наказать невинного, потому что иначе дисциплина в твоём отряде будет нарушена. А кого именно из тридцати человек ты накажешь, Израиль?

– Не знаю, – отвечал я. – Кого-нибудь кто мне меньше нравится.

– Нет, Израиль, так делать нельзя. Если ты будешь просто наказывать того, кто тебе не нравится, твои солдаты начнут роптать. Тебя перестанут уважать, и останется один лишь страх, а без уважения страх опасен, потому что однажды сможет перерасти в ненависть, а ненависть в бунт.

Я спросил:

– Ну а кого же мне следует наказать, отец?

Он усмехнулся и ответил:

– Вопрос неверный, Израиль. Наказать ты можешь кого хочешь, а вот, КАК правильно это сделать? Ты должен организовать следствие. Подготовить доказательства вины и только после этого карать. Это делается просто. Наёмный воришка, может стащить что-нибудь у одного из твоих людей. Что-то незначительное вроде лоскута одежды, платка и прочей мелочи. Эту мелочь потом, ты должен обнаружить при свидетелях в своём шатре. Так ты докажешь, что солдат был у тебя.

– Но он ведь будет всё отрицать, отец?

– Конечно, будет, они все всегда отрицают свою вину. Это нормально. Поэтому при выборе человека для наказания, полагайся не на свои чувства, а на чувства твоих солдат. Всегда выбирай тех, кого не любят другие. Так ты не дашь повода ему сочувствовать, ведь всем наплевать на тех, кого они не любят…

В другой раз отец преподал мне такой урок.

На мой тринадцатый день рожденья он подарил мне щенка. Это был дивный породистый пёсик, который очень ко мне привязался, и я, в свою очередь, очень его полюбил.

Щенок вырос и стал верным здоровым псом.

На урок я пришёл, ведя на поводке свою собаку, как велел отец.

– Хорошо, Израиль, ты любишь свою собаку? – задал он вопрос.

– Да, отец, очень люблю.

Он кивнул, достал острый кинжал из ножен на поясе и протянул мне.

– Убей её, Израиль.

Я оторопел.

– Нет, отец, я не могу! Зачем это ещё!? Пожалуйста, не надо, отец!

– Израиль, послушай меня, сынок. Собака это твоя вещь, которую можно заменить. У собаки нет страха смерти, и она живёт только для того, чтобы тебя радовать. Настанет день и она умрёт, а ты будешь горевать. А если ты будешь питать чувства к своим вещам, ты станешь уязвимым, тобой легко можно будет манипулировать. Мы не можем себе этого позволить, потому что наша семья владеет десятой частью всего, что есть в мире. Мы не можем позволить себе эмоции, Израиль.

Он снова протянул мне кинжал.

– Убей! Или убью я! Подойди к собаке и вонзи кинжал в шею, Израиль!

Я расплакался, схватил поводок и побежал, уводя за собой бедную собаку.

Но нас тотчас перехватили стражи и привели обратно к отцу.

Он хмуро посмотрел на меня, подошёл и рубанул несчастного пса по шее так, что почти отрубил ему голову.

Труп собаки свалился. На морде бедного животного застыла гримаса непонимания, широко раскрытые глаза пса словно спрашивали меня: «что я сделал не так? За что?».

Я заплакал навзрыд и долго не мог успокоиться.

Следующим же утром, мне подарили нового щенка. Через год я убил собаку самостоятельно и быстро переключился на новую.

Я больше не жалел и не плакал. Я понимал, что могу в любое время заменять своих преданных друзей как вещи.

Когда мне исполнилось двадцать, я проделал такое же упражнение и с людьми. Отец научил меня относиться к ним как расходному материалу, если конечно они не были членами нашей семьи, или нашими родовыми вассалами.

Его стараниями я несколько раз заводил близких друзей, которых мне потом приходилось убивать, так же как и бедных собак. При этом отец всегда твердил мне одно и то же:

– Израиль, они не могут быть твоими друзьями. Понимаешь, всё их расположение и преданность имеет цену. Они дружили с тобой ради твоих денег, ради твоего положения в обществе. А положение у тебя самое высокое. Поверь, если бы среди этих друзей нашёлся, хоть один настоящий, я бы ни за что не дал бы тебе его убить. Такие люди на вес золота, они будут с тобой всегда, до конца. Они никогда не предадут и не оставят тебя. Они за тебя умрут. И таких здесь никогда не было и вряд ли будут.

Я становился всё холоднее.

Отец занимался и моим любовным воспитанием. С пятнадцати лет я поочерёдно влюблялся то в одну красавицу, то в другую. Я ухаживал за ними, они признавались мне в любви и ложились со мной безропотно и покорно. Но потом отец платил им, и они точно так же отдавались другим. И когда это происходило, он заставлял меня на это смотреть.

– Опять же, Израиль, пойми, тебе нельзя их любить – они шлюхи. Всё, что они делали ради тебя, они сделают и ради любого другого. Однажды ты купишь себе десять красавиц, или больше. Столько, сколько пожелаешь. Они станут твоими жёнами и никогда не будут с другими мужчинами, потому что измена карается смертью. Ты будешь владеть ими, а они будут любить тебя так, как ты захочешь. Но помни, сын, что всё это оплачено и ты не имеешь права любить их так же, как и не имеешь права быть дураком.

– Моя мать была одной из таких женщин для тебя, отец?

– Конечно, Израиль. Так же как и моя мать была такой для моего отца, твоего деда, основателя нашего клана. Когда-нибудь и твои наложницы нарожают тебе детей, а ты выберешь из них своего наследника.

– Так их много? И у тебя много сыновей, отец?

– Конечно, но наследник только один, ты.

– А где же остальные, отец? Мои братья, или может быть, сёстры.

– Понимаешь, Израиль, тебе ни к чему этого знать. Никто из них не знает о том, что я их отец. Их матери будут молчать до конца своих дней под страхом смерти. Если они проболтаются, их убьют, а вместе с ними и их детей. Мы выбираем лишь одного наследника. А все прочие должны оставаться в неведении, чтобы не было соблазна претендовать на твоё место.

Я задумался.

– Ну а если… – я запнулся.

– Если с тобой что-то случится? А, ну как раз на этот случай их и не убивают. Тогда кому-то из них будет открыта тайна и его поставят на твоё место. Разумеется, лишь в случае, если с тобой что-то случится, а до тех пор никто из них ничего не знает. Их матери обеспечены до конца жизни, живут вдали от нашего дома, но под постоянным контролем моих людей. Если их дети понадобятся – им сообщат.

Этим мы и отличаемся от официальных мировых правителей. Они постоянно терпят междоусобные войны и борьбу за власть в своей династии из-за споров между сыновьями. У нас же, это исключено. Поэтому именно мы, а не они, правим этим миром. Наша задача всегда оставаться в тени, не привлекать внимания и не совершать ошибок.

Я слушал своего отца и всё лучше понимал как устроен этот мир. Теперь мне стало ясно, что дед был не прав: деньги не главное. Деньги важное, их всегда должно быть в сверхизобилии, но они лишь одна из опор на которых стоит власть. Наш клан и наши дружественные семьи в других частях света, вот что главное.

Потеряй я все наши деньги и ничего страшного бы не произошло, если в порядке наш союз с другими. Я восстановлю всё утерянное в считанные годы и добавлю ещё. А потеряй я своё положение и сильных союзников – тогда всё, пиши пропало.

В тридцать пять лет я занял место главы клана, отец ушёл на покой и доживал старость в окружении юных наложниц, иногда общаясь с моим сыном, будущим наследником.

Мы всегда заканчивали свою жизнь так. В определённый момент глава клана уходит и отдыхает до самой смерти, а наследник занимает его место и начинает постепенно передавать знания уже следующему наследнику.

Я проводил встречи с главами сильных религий. Я решал: во что будут верить люди в Европе, и какому богу будут молиться в Золотой орде. Конечно, некоторые люди были неуправляемы, и к ним нужен был особый подход. Мы предоставляли выбор товара там, где нельзя было насадить его насильно.

Мы жили, правили и наслаждались своим могуществом.

– Мы – это наш клан и другие, о которых ты тоже узнаешь в своё время, а пока тебе об этом знать не обязательно, Альфонс.

Я улыбнулся и посмотрел на своего маленького внука.

Вся жизнь пронеслась, словно взмах крыла перелётной птицы. Я не мог поверить, что всё, о чём я рассказываю было и уже прошло.

– А когда мой отец начнёт меня учить, как тебя твой, дед Израиль? – спросил меня внук.

– Я думаю скоро, Альфонс, не стоит торопить события. Ну беги, поиграй, деду надо отдохнуть.

Когда внук ушёл, я хлопнул в ладоши и вызвал рыжую и чёрнокожую. Я уже перестал запоминать их имена.

Не знаю, зачем мне это, моя мужская сила давно иссякла, мне ведь уже семьдесят. Не многие в наши дни могут похвастаться таким долголетием. Даже мой отец умер в шестьдесят восемь.

Рыжая и чернокожая покорно стояли передо мной на коленях, раболепно опустив головы.

Сколько им было? По пятнадцать? По шестнадцать?

Я не мог ими овладеть, да и не хотел. Наверное, меня привлекала только сама мысль о том, какой я всемогущий. Я могу приказать им всё что захочу, и они это сделают. Две юные красавицы, принадлежащие мне до конца моей жизни. Что будет с ними потом? Молодые побрезгуют их пользовать после старика. Пожалуй, бросят на растерзание псам ради забавы, или продадут по дешёвке кому-то в рабство. Не знаю, да и наплевать! Они всего лишь вещи.

– Оближите мне ступни, – приказал я и выставил перед ними свои дряблые, вонючие ноги.

Девы покорно принялись выполнять приказание.

Я закрыл глаза, чувствуя влажное прикосновение их языков.

Я вздохнул полной грудью и… сердце, сердце. Не могу дышать, что это? Неужели конец?

Я провалился в бесконечность.

Период третий. Новое время

Пятый

Ну вот, наконец, я могу подвести итог второму периоду существования Сознания, «Средние века». Грязь и злоба сочится из вас, словно протухшее молоко из дырявой бутыли.

Негодяй Израиль был одним из тех, кто управляет вашим миром. Вы дали им власть, вы дали им волю и силу. А теперь пожинаете плоды. Это они устраивают вашу жизнь, они определяют за вас: что хорошо, а что плохо. А вы лишь радуетесь подачкам так называемой судьбы и просиживаете свою жалкую жизнь в засаде. Лишь бы вас не трогали, лишь бы очередное горе прошло стороной.

Родину защищать? Конечно, мы готовы. Защищать свои национальные традиции? Да, разумеется, собираем армию. Защищать свою истинную христианскую веру? До последней капли крови!

Вы только и делаете, что уничтожаете, загрязняете, растрачиваете. Вы растрачиваете своё здоровье, уничтожаете природу, которая заботится о вас, гадите вокруг себя, убиваете себе подобных, ссылаясь на ложные идеалы, придуманные для вас, вашими властелинами.

Все вы созданы одинаково, для одинаковой цели: вы должны заботиться о своей планете, ухаживать за природой. Растить и помогать животным, любить друг друга.

Все вы: чёрные, белые, жёлтые, бородатые и горбатые. Вы одинаковые, вы биологический вид. Что вы делаете? Создаёте причины для уничтожения друг друга, вредите планете, которая была создана не вами. И продолжаете гадить, гадить, гадить!..

Выполняй

Северная Америка 1699 год (14699 год от дара Сознания).

Выполняй – это моё имя. Я его ненавижу, но под другим именем меня здесь не знают. Мои предки были ацтеками, свободным народом, который уничтожили захватчики из-за океана.

Нас поработили, унизили наше достоинство, втоптали в грязь наших богов. Мой прадед был знатным вельможей, приближённым чтимого глашатая. Чтимый глашатай – это наш вождь. За океаном это короли, цари и прочие. Те, кто присылает на наши земли своих вассалов. Они делают вид что заботятся о нас, а сами расхищают наши святыни, заселяют наши земли. Топчут ногами и уничтожают наше будущее.

Мой прадед был простым ацтеком, он выбился в знатные люди сам, опираясь лишь на свою смекалку и заслуги.

У нас не бывает одного имени на всю жизнь. При рождении нам дают имя родители, потом мы получаем имена от своих друзей, или господ, как получится. Имена у нас разные. Бегущая вода, Летящая стрела, Орлиный глаз. Вы все слышали эту ерунду. Так переиначивают суть ваши заморские соотечественники. Мы же зовём друг друга простыми нарицательными словами. Камень, топор, трава, змей. Какое слово прилипнет, такого и твоё имя. Иногда, чтобы унизить своего раба, господа могут прибегнуть к именам, образованным от слов действия. Например: Делать, Работать, Лизать, Кланяйся, Убирай, или Выполняй.

Таким именем одарила моего прадеда одна из избалованных дочерей Чтимого глашатая, к которой он был приставлен в качестве прислуги в молодости.

На свою беду я поведал эту истории англичанам. Они долго хохотали, потом рассказывали это друг другу, и теперь каждый раз, когда эти свиньи садятся пить, меня вызывают к их костру и требуют рассказывать историю снова.

Стоит ли говорить, что сейчас меня никто по-другому и не зовёт. Выполняй и всё. Я ненавижу их. Я ненавижу их всех.

Моему прадеду было шестьдесят лет, когда в наш мир прибыли испанцы. Прадед прожил яркую и трагическую жизнь. Он потерял любимую жену и любимую дочь ещё до прихода иноземцев. Всё, что у него оставалось это его высокое положение советника Чтимого глашатая.

Испанцы разрушили наше понимание о мире. Чтимого глашатая казнили одним из первых, а прадеда допрашивали и вытаскивали из него всю информацию, пока наконец не казнили как еретика.

Еретика… Какое же поганое слово. Не знаю как вышло, что эти ублюдки достигли такого уровня развития в далёкой Европе, они обогнали нас буквально во всём, что касается оружия и средств уничтожения.

Мы не могли бы им противопоставить ничего, кроме нашей высокой культуры. Мы были чистыми существами, а они… они были и есть свиньи. Грязные вонючие свиньи. От них воняет, они не моются месяцами, их гениталии заросли шерстью, в которой водятся вши и другие паразиты.

Они привезли нам болезни.

Сначала были испанцы, потом понаехали другие народы из государств, расположенных по соседству. Сейчас на наших землях хозяйничают англы. С их жестокостью не могут сравниться даже испанцы.

В какой-то момент завоеватели поняли, что истребление нас, индейцев, необходимо производить постепенно. Если усеять весь материк трупами, очень скоро земля наполнится заразой. У них нет средств для уничтожения такого количества мертвецов.

Англичане создали отдельные поселения, в которых жили мои соплеменники. Они изображали показную доброту и делали вид, что интересуются нами, заботятся о нас. То и дело они приносили нашим старейшинам дары. Недавно в одно из поселений англичане принесли стопку тёплых одеял. Они заявили, что ими хорошо укрываться в холодные ночи.

Эти одеяла подонки собрали из больницы, где их сородичи лечились от оспы. Наш народ не знал такой болезни, это свинская зараза, и только такие грязнули как наши завоеватели, могли ей болеть.

В течение полугода в поселении умерли все. Наш народ не смог справиться с этой болезнью. И английские мрази это прекрасно знали.

Они приучили нас к огненной воде. Доселе никто из нас и не подозревал о её существовании. Наш народ знал о дурманящих веществах. Мы курили трубки и изготавливали лёгкие пьянящие напитки на конопляной основе. Но ни одно из дурманящих средств не превращало нас в то, что делала с нами огненная вода.

Вожди теряли человеческое лицо, народ стал зависимым. Страшно было видеть, на что были готовы люди ради того, чтобы получить очередную бутылку дурманящего напитка.

Англы выменивали индейских женщин на бутылки. Самые лучшие красавицы нашего народа были отданы за ром. Чем красивее была женщина, тем больше бутылок рома за неё можно было выручить. Мы потеряли своё лицо, мы стали ничтожествами не достойными жить. Нас, раздавили, сломали, уничтожили.

Я сидел глубокой ночью, облокотившись на могучее дерево, и вспоминал все ужасы, которые видел. Я вспоминал ужасы, о которых мне рассказывали мои старшие товарищи.

Родителей я не знал, они погибли от рук англов. Конечно, все смерти последние пятьдесят лет происходят случайно. Англы перестали нападать и устраивать смертоубийство. Они просто приносят нам «дары». Как, например, одеяла с оспой, огненную воду и другие гадости.

Многие английские мужи страдают стыдной болезнью, от которой со временем отпадает нос. Я даже запомнил название – Сифилис. Один старый англичанин напился, однажды, и рассказал мне про эту болезнь.

– Это очень интересная легенда, Выполняй, – сказал он и хохотнул. Они всегда подсмеивались, когда в очередной раз, произносили моё имя.

– Давным-давно, – говорил старый англичанин. – В далёкой стране жил пастух. Этот пастух был очень похотливым молодым человеком и, проводя время на пастбище, он постоянно онанировал. Во время очередного акта рукоблудия, юноша вдруг решил: «А почему бы мне не совокупиться с одной из моих овец?». Только он подумал об этом, как сразу решил применить свой план на практике. Пастушок подошёл к одной из овец и засунул в неё свой член.

Юноше понравилось сие занятие, и он стал продолжать это делать снова и снова. Но Господь наш справедлив и всемогущ. Он увидел с небес, что делает пастух и наказал его дурной болезнью: «Ты больше не сможешь заниматься своим грязным делом, Сифилис, и ни одна женщина отныне не ляжет с тобой. Ты не мог держать в узде свою похоть и за это лишишься носа» – сказал господь Сифилису. Ибо так звали того парня.

Старый англ задумчиво уставился в пустоту.

Я сказал ему тогда:

– Выходит, что теперь, господин, Господу понравилось наказывать таким способом, раз в вашем народе этой болезнью страдает каждый второй мужчина?

Англ рассвирепел и ударил меня по лицу.

– Как ты смеешь, грязное животное? Как смеешь ты иронизировать над нашим Господом, тварь!? Да я сейчас же выпущу тебе кишки!

Меня спасло лишь то, что в тот момент старика грубо окликнули из палатки его командира:

– Эй, Джон, старый козёл, быстро сюда, разотри мне ноги!

Я сразу ушёл с того места и на моё счастье старик на следующий день не вспомнил об этом разговоре.

Когда англы брали наших женщин, они очень часто возвращали их позже, беременных, или заражённых этим самым сифилисом. К сожалению, некоторые из больных женщин, вступали потом в связь со своими соплеменниками. Так, к числу прочих бед, для нас добавился и мерзкий сифилис.

Всю свою недолгую жизнь я наблюдаю как индейцев становится всё меньше. Я уже не говорю о племени моего прадеда, ацтеки, майя, инки, это самые крупные народы, но было их много больше. Всем нам проклятые европейцы дали одно собирательно название – индеец.

И сейчас уже нет смысла подчёркивать свою принадлежность к какому-то племени. Нас стало настолько мало, что одного названия теперь и впрямь вполне достаточно.

Мой прадед и другие, кто жил в его время, совершенно не противились захватчикам. Они сразу осознали своё бессилие перед огнестрельным оружием, перед пушками и доспехами европейцев. Мы покорно принимали религию, которую нам предлагали. К слову сказать, для индейца никогда не было принципиальным, кому поклоняться. Старые Боги, новые, у нас не было такой жестокой религии как христианство. Прикрываясь праведностью и божьей волей, эти святоши создали ад на земле. Сначала у себя там, за морем. Развели всякую оспу, сифилис, изобрели огненную воду. А теперь привезли это всё нам под религиозными знамёнами, обернувшись хламидой и поднимая высоко над головой крест.

Мерзость. Мерзость!

Я безропотно переносил издевательства со стороны англов. Все мы были так воспитаны, мы так привыкли. Нам внушили с детства, что сопротивление бесполезно. Сопротивление лишь приблизит нашу смерть. И я терплю унижения, чтобы продлить свою жалкую жизнь. Зачем? Я не знаю!

***

Завершался тёплый безветренный день. Я сходил на реку и нёс три полных бурдюка воды для англов. Зайдя в лагерь, я потащился к костру.

– О, Выполняй, дружище! Ха-ха, ты уже вернулся! – сказал чернобородый англ.

Их было семеро. Они сидели вокруг костра и пьянствовали. Чернобородый похлопал меня по спине и сказал.

– А ну присядь, друг мой. Выполняй! – крикнул он и все семеро заржали.

Я молча повиновался и сел подле костра.

Чернобородый сказал:

– А расскажи нам ещё раз историю про твоего прадеда, как он получил такое имя? Выполняй! – повторил он и снова все заржали.

Они всегда ржали как лошади, когда кто-то из них произносил: Выполняй, как бы имея в виду одновременно и моё имя и команду.

Я покорно начал рассказывать, но англы постоянно перебивали меня, вставляя въедливые замечания.

– А твоего прадедушку часом не заставляли там делать всякую грязную работу?

– А эта девка, что дала ему имя Выполняй, она сама как была из себя то?

– А твой прадед, пожалуй, был ещё тот осёл!

Всё это я уже слышал много раз, эти свиньи просто не могли придумать ничего нового. Они были слишком глупые. Всё, что они могли, это убивать и вредить. Я продолжал рассказ, отвечая периодически на их вопросы.

Наконец им это наскучило. Я думал, что смогу сейчас уйти как обычно бывало в таких случаях, но всё пошло не так.

Чернобородый приказал.

– Встань на четвереньки, друг мой! Выполняй!

Мне хотелось выхватить головёшку из костра и воткнуть в его вонючую пасть. Но я боялся. Я встал на четвереньки.

Чернобородый мигом уселся мне на спину.

– Вези меня, Выполняй, вези меня вокруг костра! – орал он.

С трудом удерживая на себе тушу чернобородого выродка, я пошёл вокруг костра.

– Ага! Быстрей мой конь! Давай! Выполняй!

Я постарался идти быстрей. Я чувствовал на своей спине горячую промежность чернобородого. Нестерпимая вонь и склизлый пот английской свиньи растекались по моему телу.

– Быстрей, Выполняй, быстрей!

Его дружки ржали и норовили подстегнуть меня по заднице.

Я почувствовал хлёсткие удары хворостин.

– Выполняй! Выполняй! Выполняй! – галдели они и ржали.

Ржали. Ржали!

– Ха-ха! Выполняй! Хо-хо! Выполняй!

Я обезумел от унижения и подавляемой ярости.

Резко вскочив, я сбросил с себя чернобородого.

– Ах ты, тварь! – завопили англы.

Я схватил чернобородого за шею и бросил в костёр. Послышалось шипение, запахло горелым мясом.

– Ты что?! Немедленно прекрати! Прекрати! – слышал я за спиной крики шайки.

Я слышал истошный крик чернобородого. Он вопил как резаная свинья.

– На помощь! Бооже! Спасии и сохрании! – визжал он.

Я почувствовал на себе тупые удары палок. Всё это время, шайка била меня по спине, но я этого не замечал. Всё что я хотел – это убить английскую мразь.

Кто-то из пьянчуг наконец додумался ударить меня саблей.

Я почувствовал режущую боль. Потом снова и снова. Но я не закричал, я продолжал удерживать чернобородого выродка, на кострище.

Рубящий удар по затылку. Всё.

Я провалился в темноту.

Пятый

Люди продолжают разрушать и убивать себе подобных.

Казалось бы, вы открыли новые континенты, обширные земли, на которых можно возводить культуру. Можно облагораживать, выращивать, созидать. Вам здесь не оказывают никакого сопротивления, коренные жители настолько отстали в своём развитии, что готовы исполнять любые ваши требования, лишь бы остаться жить. Но вы всё равно их убиваете, принуждаете отрекаться от своих богов, которые так же ничего не стоят, как и ваши.

Вы издеваетесь над ними и унижаете лишь потому, что у вас есть сила. Вы стремитесь распространять свою власть. Разделили не принадлежащую вам территорию и теперь воюете на ней между собой. Англичане, испанцы, французы. Вы придумали эти ярлыки для себя сами, вы назвали своими врагами тех, кто придумал себе другой ярлык и принялись разбираться между собой кто сильнее, кто крупнее, кто достойнее.

Вы перенесли это на новые земли и теперь сражаетесь уже за чужую территорию, даже не задумываясь о том, что это чей-то дом.

Потом вы создадите здесь новые государства, на которых будут жить и размножаться ваши потомки. Потомки таких весельчаков, как убийцы индейца по имени Выполняй.

Потомки пастуха по имени Сифилис. Потомки Михаэля и Израиля, Свенельда и лжеца Махеши. Все вы продолжение одного рода. Того, что давным-давно Владельцы одарили Сознанием.

Того рода, что вышел из пещеры и использовал свой дар для самых низменных и уродских целей.

Скажите мне, люди, о каких национальностях и расах вы можете говорить после этого? О каких богах, убеждениях и отчизне? О какой родине и матушке земле, на которой росли ваши родоначальники?

Ваша родина это одна и та же пещера, ваши родоначальники это обезьяны, которым однажды подарили частичку вечности. Их одарили Сознанием и как они используют его?

Как вы используете Сознание, проклятые люди?

Намэ

Южная Америка 1801 год (14801 год от дара Сознания).

Я раб по имени Намэ. Я чёрный и это моё проклятье. Я никогда не видел своей родины. Мои родители жили в Африке, когда на их деревню напали белые. Белые захватывали нас и перевозили за океан на больших кораблях.

Я родился на корабле, а моя мать умерла сразу после родов. Отца моего убили во время набега на нашу деревню, потому что он был из тех, кто сопротивлялся захватчикам. Меня вырастила женщина, которая была с нами на корабле. Она родила незадолго до набега, но её ребёнок умер. Благодаря тому, что у женщины осталось молоко, она кормила меня и заботилась на протяжении всего пути через океан.

Она заменяла мне мать, пока мне не исполнилось пять лет. После этого меня забрали от неё, и теперь я даже не помню её имени.

С самого детства я привык терпеть боль и унижения. Меня много раз избивали и заставляли делать ужасные вещи. Те люди, что забрали нас в рабство – чудовища. Они не знают пощады и доброты. Хотя как я узнал это позже, такое отношение у них только к чёрным.

– Вы не люди, вы животные, понимаешь? – говорил мне сын хозяина. – Вы более ценные нежели кони, или псы, потому что вас можно научить разговаривать и выполнять сложные поручения. Вы – разновидность обезьяны. Есть шимпанзе, есть орангутанг и горилла. И есть негр. Ты – обезьяна, понимаешь меня? – вопрошал сын хозяина и хохотал.

– Эндрю, отойди от негра! Не смей к нему прикасаться! – орал хозяин. – Они могут быть заразны! Ну! Быстро руки мыть! А ты, чёрная скотина! Как ты смеешь находиться рядом с моим сыном! Бегом работать! – и в подкрепление слов он бил меня палкой.

Другого обращения я не знал. Мы жили в длинном бараке для рабов. Как только я попал сюда, так сразу привязался к старому негру по имени Шуша. Шуша был добр ко мне, это он дал мне имя Намэ. Шуша объяснил, что так звали его отца.

Я был доволен, иметь собственное имя это замечательно. Шуша научил меня житейским мудростям. Как выживать в наших условиях и что надо делать для того, чтобы прожить долгую жизнь, такую как он, Шуша, проживает.

– Ты должен научиться терпеть, Намэ. Никогда не злись на хозяина. Никогда не перечь белому человеку. Такова наша судьба, Намэ, мы всегда будем рабами. Если уж разбираться, всё не так плохо, как кажется. Нас кормят два раза в день, у нас есть крыша над головой, есть чёрные женщины и мы можем размножаться, ведь белым людям будут нужны ещё рабы.

Представь, Намэ, что мы бы жили в джунглях свободными. Ну и что? Еду добывать себе самостоятельно! Жилище строить – самостоятельно! Повсюду опасность, хищные звери, болезни, ядовитые растения, змеи! Быть свободным очень тяжело, Намэ, гораздо спокойнее быть рабом. Поверь мне на слово, когда-нибудь и ты осознаешь это!

Я любил слушать Шушу, он всегда рассказывал интересно и мудро. У меня не было оснований ему не верить, тем более взрослея, я всё сильнее убеждался в правильности его слов.

Все мы работали на плантациях. Собирали виноград, яблоки, кукурузу, или зерновые культуры. До двенадцати лет я был помощником. В мои обязанности входило складывать собранные плоды в корзину и относить их в одно место. Когда я стал старше, меня поставили самостоятельно собирать урожай. Всё нужно было делать аккуратно, так, чтобы собранные плоды не мялись в корзине и не превращались в кашу.

За корзины с порченым урожаем нас жестоко избивали. У хозяина было несколько помощников, которые выполняли для него такого рода работу, когда ему самому было недосуг.

Мало кому из негров удавалось избегать побоев. Хотя бы раз в месяц, но каждого из нас били. Иногда просто так, чтобы мы знали своё место, провинность здесь особой роли не играла.

Нашего хозяина звали Эль Гарсия. Он был женат на молодой белой женщине по имени Малена. Также в их семье было трое детей. Старший Эндрю, был сыном одного Гарсии от первой жены, которая умерла. А Малену он взял позже, и она родила ему ещё двоих. Они ещё были совсем малыши, и я не знал их имён.

Эндрю был жестоким и злым мальчиком. Он постоянно искал повода для издевок и избиения негров. Он неоднократно унижал меня. Заставлял делать всякие неприятные вещи. Не хочу даже об этом говорить.

Эль Гарсиа никогда не делал ему замечаний. Он даже поощрял такое поведение сына. Впрочем, он и сам относился к нам немногим лучше.

Бывало, хозяин напивался и кричал кому-то из нас:

– Эй, нигер, а ну подойди сюда!

Когда один из нас подходил, он с недоумением смотрел и спрашивал:

– Кто тебя сюда звал, нигер!? Пшёл прочь!

А потом, когда негр отходил на достаточное расстояние, снова:

– Эй, нигер! Ко мне, мать твою!

Так могло продолжаться по несколько часов. Что именно хозяина в этом забавляло, я так и не смог понять. Под конец, когда ему надоедала эта игра, он обычно вставал со своего кресла и наносил несколько хлёстких ударов плёткой тому, кого перед этим гонял туда-сюда. Мне и самому неоднократно доводилось участвовать в этой хозяйской игре, завершающие удары под конец, я уже воспринимал как благо, ибо знал, что после этого хозяин уйдёт домой спать

Шушу всегда учил меня:

– Не стоит злиться, Намэ. Это не так страшно как кажется. Не забывай о том, что жизнь в любом случае, суровая штука. Представь, что вместо злого хозяина с его семейкой, тебя бы преследовал гепард? Отделался бы ты тогда ударами плёткой? Гепарду не интересно глумление над жертвой, ему надо просто её убить и сожрать!

Как-то раз, я возразил ему:

– Но, Шушу, ты рассуждаешь так, словно в джунглях наших родичей только и делают, что пожирают дикие животные. Ведь мы тоже владеем оружием и можем охотиться. И в столкновениях с диким зверем всегда можно рассчитывать на свою силу и хитрость. Белые же люди, просто напали на нашу деревню и взяли нас в плен! Они подлые и коварные! Мы не должны быть рабами! Мы такие же люди и свобода в диких условиях, мне гораздо милее рабства на цивилизованной плантации!

Глаза Шушу тогда, почти вылезли из глазниц. Он вытаращился на меня, словно я сам дьявол, опасливо огляделся по сторонам и яростно зашептал:

– Никогда! Слышишь, никогда не смей больше повторять подобные слова! Ты хочешь, чтобы нас всех убили? Ты этого хочешь? Не смей даже думать об этом! Ты ещё слишком юн и глуп, чтобы понять простую вещь: жизнь, в любом её виде ценнее, чем смерть! А подобный разговор – это верная смерть! Если ты горд и свободолюбив, что ж, иди и умри за свою свободу один! Но никогда не смей подвергать опасности своих соседей! Не смей, никогда! Слышишь? Никогда!

– Да ты просто трус, – бросил я ему в лицо.

Шушу рассвирепел.

– Убирайся прочь, неблагодарный щенок!

– Конечно, нигер, как скажешь, мудрый нигер! – с негодованием произнёс я и ушёл.

Больше мы с ним не разговаривали.

Я был очень зол на Шушу. По мере взросления, я всё меньше уважал таких как он. В моих глазах все они были слабаками, сдавшимися на милость мерзких белых. Я не мог найти ни одного единомышленника среди своих собратьев негров. Никто не хотел меня слушать и не разделял моих взглядов. Все жили так, точно другой жизни для нас и быть не может.

Хозяйский сынок Эндрю вырос и стал злобным парнем. Ничего другого из него и не могло вырасти. Господи, как я его ненавидел.

Однажды, он напился, подошёл ко мне и сказал.

– Эй, нигер, пойдём со мной, мне надо посрать. Я хочу, чтобы после ты вылизал мою задницу до кристальной чистоты.

Я побагровел.

– Пойдём, нигер, пойдём!

Неизвестно чем бы это кончилось, но тут его позвала Малена, его мачеха.

– Эндрю, поди сюда мой мальчик, мне нужна твоя помощь!

Мальчик! Как же! Здоровому лбу уже исполнилось двадцать пять! И мне кажется, он совокуплялся со своей мачехой!

Он обернулся на зов, и, поколебавшись, пошёл к ней. Через несколько шагов он обернулся и сказал.

– Я с тобой ещё не закончил, нигер!

Тварь! Все они твари!

В другой раз его папаша зашёл в наш барак и сказал следующее:

– Вы все здесь просто мой скот! Вы моя собственность! Я могу каждого из вас повесить на первом суку! Могу застрелить из ружья! Могу сварить в котле! Могу нассать в ваши чёрные рты, и попробуйте, животные, не проглотить всё до капли!

Потом он расхохотался и ушёл.

Все в бараке тряслись от страха. Все кроме меня.

Когда Эль Гарсиа ушёл, я вышел на середину и громко сказал:

– Послушайте братья и сёстры! Доколе мы будем это терпеть?! Неужели в вас нет хоть капли гордости! Нас здесь пятьдесят человек, а белых во владениях Гарсиа не больше десяти! Да мы можем просто взять и…

– Заткнись немедленно! – заорал Шушу, выйдя вперёд. – Заткнись, мерзавец! Прочь! Пошёл прочь! Как ты смеешь подвергать опасности наши жизни! Вон! Пошёл вон!

К моему глубочайшему удивлению и обиде, к Шушу присоединились почти все в бараке. Меня просто вытолкнули на улицу.

Но на этом дело не кончилось, Шушу побежал за хозяином.

Он догнал шатающегося Гарсия, и, униженно склонив голову, донёс обо всём, что я только что говорил. К сказанному мной, он присовокупил подробности, о которых я не успел сказать. Впрочем, я бы и не стал отнекиваться. Да, я ненавидел белых и желал им смерти. Я считал, что чёрный человек не должен быть рабом! Мы заслуживаем свободы так же, как и белые! Мы не обезьяны, не скот и не собственность этого пьянчуги!

Я знал, что теперь мне конец. Проклятый Шушу, только что подписал мой смертный приговор. Сейчас они вернутся с Гарсией и меня повесят.

Я выскочил из барака и побежал прочь с плантации.

Но меня уже преследовали.

– Стой, а ну стой! – кричали мне вслед.

Я бежал что есть мочи. Послышались выстрелы.

– Стой, Намэ! Тебе не уйти! – орал предатель Шушу.

Как я его ненавидел!

Выстрелы. Ещё выстрел. Резкая боль обожгла ногу.

Я закричал, но продолжал бежать, хромая. Нет, не возьмёте, не возьмёте!

На меня накинули сеть. Кто-то сильно ударил меня по затылку, я потерял сознание.

Очнулся я в огромном котле. Сверху он был закрыт металлическими прутьями.

– Я говорил тебе, нигер, что могу сделать с тобой всё, что захочу? – с торжеством в голосе прохрипел Эль Гарсия.

Он стоял над котлом и с усмешкой глядел на меня сверху вниз. По самую голову я был в воде и мог высунуть на поверхность только лицо. Дальше на меня давила решётка.

Я набрал в рот слюны столько, сколько смог и с силою плюнул в Эль Гарсия. Мой плевок не долетел даже до его ботинок. Он осклабился.

– Что ж, нигер, хотел напоследок показать мне, что думаешь? А? Животное? Смотри, что могу я!

Он расстегнул брюки и достал свой уродливый пенис. Он был ничтожно мал, его едва было видно из-за огромного пучка волос.

Гарсия начал мочиться тонкой, слабой струёй. Я окунулся с головой в воду, чтобы гад не попал мне на лицо.

Они подожгли дрова под котлом, я почувствовал, как нагревается дно и вода вокруг меня. Меня сварят заживо!

– Ну что, нигер, как ты себя чувствуешь? Хорошая вода, тёплая? – это сказал уже Эндрю, хозяйский сынок.

Я набрал полную грудь воздуха и заорал что было сил.

– Вы все получите по заслугам! Обязательно! Настанет день, и мы будем вас резать! Насиловать ваших женщин! Убивать ваших детей! Не за горами тот час! Таких как я будет много!

Что сказать, в красноречии я не силён. Вода нагрелась уже очень сильно, мне стало больно. Непереносимая боль, мокрые ожоги, я не мог терпеть, я кричал.

– Это всё, нигер? – усмехался Гарсия. – Или ещё нам что-то расскажешь? А, точно, ты ведь не можешь. Ты расслабляешься в ванной?

Он захохотал.

– Послушай, нигер, ты очень забавный, ты…

Больше я ничего не услышал, голос Гарсия будто исчез. Ослепительная темнота, белый мрак… я провалился в никуда.

Пятый.

Наблюдая за всем происходящим сразу двумя «глазами», один из которых в нашем штабе с моими коллегами, а другой внутри очередного человека, я совершенно точно понял одну вещь.

В жизни всё подобно круговороту. Таким ваш мир создали Владельцы, такой создана и вся Вселенная, уж кем она создана, извините, не знаю. Я хронолог лишь одного вашего мира, вашей маленькой планеты, которую в данный момент вы называете Земля. Кстати, она тоже круглая, ну или кругообразная.

Ваши поступки тоже вращаются по кругу. Когда Гарсия унижал своих рабов и жестоко убил Намэ, он принёс в мир плохое. Это плохое, на первый взгляд, должно было ограничиться лишь одной жертвой, ведь остальные рабы на его плантации были покорны и даже довольны своей жизнью. Но нет, горечь обиды никуда не испарилась, она сделает свой круг и через поколение потомки Гарсия получат вернувшуюся, творимую ранее своим пращуром, гадость.

Все эти бесконечные войны и насилие человека над человеком подобны огромному колесу, совершающему оборот в невесомости. Вот уничтожили целое царство, врагов больше нет и воевать теперь незачем, да и не с кем. Но нет, проходит какое-то время и всё начинается сначала. Борьба за свободу, война за мир, разборки из-за выдуманных различий.

Всё это и есть круговорот мерзости, запущенный в вашем мире теми, кто познал Сознание лучше других. Именно они и стали вашими повелителями, они управляют жизнью. Решают за вас, ради чего и сколько вы будете жить. Лишают воли и используют как скот, как рабов на плантации Гарсия.

Да, большинство из вас живут в рабстве, и дело тут не в цвете кожи. Намэ не был рабом, он был свободным человеком, свободным в своём разуме. Это отличало его от Гарсия, его сына и от стада негров, наслаждающихся «спокойствием» вдали от дикой природы.

Вас порабощают с самого рождения. Вы всасываете с молоком матери привычки общества. Пока вы учитесь ходить, говорить и самостоятельно есть, вы одновременно впитываете в себя те пороки и привычки, которые разрабатывались в вашем обществе столетиями.

Воровать, завидовать, унижать, засорять, обвинять других в своих пороках! Когда вы оскорбляете другого человека, всю гадость что вы в нём видите, на самом деле вы видите в себе. Всё самое грязное, что вы можете себе представить, брезгливо указав пальцем на носителя этого «грязного», всё это есть в вас самих! Вы просто не хотите этого понимать!

Эта планета нуждается в очищении, она нуждается в избавлении от вас, людей. Владельцы ошиблись в своих прогнозах, их эксперимент с Сознанием терпит крах.

Период четвёртый. Новейшее время

Моё повествование движется к своему логическому завершению. Совсем немного осталось вам рассказать, ведь как вы, наверное, знаете, Четвёртый период, именуемый в вашей сегодняшней культуре «Новейшее время» – самый короткий из всех промежутков истории Сознания.

Знаете, у спортсменов есть такое понятие «ускориться перед финишем». То есть бежит человек длинный марафонский забег. Он начинает в спокойном темпе, потому что впереди долгий путь и силы нужно экономить. В середине бегун немного прибавляет, потому что самое долгое уже позади и можно расходовать энергию уже с чуть большей скоростью.

Последнюю четверть спортсмен бежит быстро, но ещё не во всю мощь. И вот на финишной прямой он вкладывает в свой бег все оставшиеся силы. Ускоряется перед финишем, когда остаётся совсем чуть-чуть.

Судя по всему ваше Новейшее время это аллегорическая финишная прямая. Вы показали всё, на что способны. Истребили множество биологических видов. Создали какую-то «Красную книгу» для животных, которых осталось мало, забывая о том, что мало их осталось по вашей вине.

Вы загадили атмосферу ядовитыми выхлопами, вы… То что вы сделали в новейшее время, заслуживает вечных адских мук, в месте, которые вы сами себе придумали.

Только нет никакого ада. Ад – это то, что вы создаёте в жизни усилиями множества поколений. Ад – это две мировые войны в Новейшем времени. Ад – это постоянная ложь в ваших устах и ваш гадкий образ жизни.

Губадзе

СССР 1925 год (14925 от дара Сознания)

Революция победила. Мы создали новое, мощное государство. Такого ещё никогда не было в истории. Мы достигли своей цели, истребили буржуазную сволочь. Так почему я так несчастен?

Мне пятьдесят лет, зовут меня Дато Губадзе. Я родился и вырос в рабочей семье. Всю жизнь мы нуждались и голодали. Мой отецвсегда говорил, что в будущем, возможно, настанут лучшие времена, до которых, наверное, он не доживёт, но доживу я, Дато.

Он говорил мне:

– Дато, сынок, вот увидишь, грядут великие события! Когда-нибудь мы скинем с себя бремя рабов и станем жить счастливо! Эксплуататоры получат своё, обещаю, сын!

В пятнадцать лет я тоже стал работать на заводе. Я работал по двенадцать часов в сутки и с каждым днём всё сильнее сомневался в словах отца. Я не верил, что светлое будущее может настать. Я не верил в справедливость.

Мне было девятнадцать, когда мои родители умерли. Мать, так же как и отец, работала до самой смерти. Они так и не ощутили сладости размеренной жизни и сытого желудка.

Я женился на девушке, работавшей со мной вместе, и стал повторять судьбу своих родителей от начала до конца.

Я не испытывал радости от своей женитьбы, потому что моя супруга была такой же несчастной как и я сам. Мы просто соединили наши невзгоды в одно целое и стали несчастнее вдвое. Теперь я страдал не только от своей жизни, но и беспокоился о страданиях супруги. Так же как и она о моих.

Мы работали и экономили на всём. Жили в тесной комнатёнке, за которую платили хозяину и мечтали лишь о том, что когда-нибудь наши страдания прекратятся. Детей у нас не было и я этому несказанно рад. Думаю, не стоит пояснять почему.

Мы жили как и сотни тысяч других пар и сотни тысяч одиноких людей того времени, не видя ни конца, ни края такому существованию.

Как могли мы не обрадоваться, когда вдруг в начале нового столетия на заводах стали появляться некие типы, обещавшие сказочное будущее и раздававшие листовки, которые, из-за неумения читать, мы всё время просили прочесть тех немногих, кто умел. А потом просто заучивали весь текст листовки наизусть, точно молитву.

Все мы теперь знали, кто наши настоящие боги. Этими богами стали Карл Маркс и Фридрих Энгельс.

Пообещать голодным и замученным людям отдых и постоянную сытость – значит заполучить их расположение. А если пообещать таким людям, что жить они станут так же как хозяин их завода, что все будут равны и свободны, вы получите их сердца и души.

Правда, обещать надо по-особенному. Мало просто сказать и объяснить, нужно разжечь в угнетённых людях пламя, поднять сломленные головы красивой речью и не позволять им опуститься вновь.

Именно такие люди и приезжали к нам на завод распространять идеи коммунизма. Они были словно пророки, их слушали затаив дыхание, когда эти люди что-то спрашивали нас, что подразумевало либо «да», либо «нет», мы всегда с готовностью орали в один голос:

– ДАААА.

– НЕЕЕЕТ.

Впрочем, выбора, что орать тут не было, мы всегда кричали именно то, чего от нас ждали.

– Хватит терпеть несправедливость, хватит тащить на своём горбу паразитов! Смерть буржуям, смерть! Вы согласны, товарищи?!

– ДААААААА.

– Мы не станем унижаться! Мы – люди! Мы – свободный, рабочий народ! Мы не рабы. Рабы ли мы, товарищи?

– НЕЕЕЕЕЕЕТ.

И всё в таком духе.

В глубине души, я чувствовал абсурдность происходящего, все мы здесь были, словно малые дети, которыми управляет учитель в детском хоре. Иногда мне даже становилось немного тошно от этого.

Но всё же я не мог не понимать, что революция это единственное, что может изменить нашу жизнь, это единственное, что приведёт нас в то светлое будущее, о котором мечтал мой отец.

Очень скоро царская охранка стала отлавливать агитаторов. Их сажали в тюрьмы, нам запрещали читать и распространять листовки под угрозой ареста. В 1905-м, когда первая попытка революции была провалена, по слухам, царь казнил более пяти миллионов человек по всей России. Это не могло не прибавить ненависти к нему, и все мы затаили отчаянную холодную злобу.

Да, теперь стало страшно открыто выступать с революционными призывами. Мы не хотели быть казнёнными как те бедолаги. Но мы не оставили, мы хранили и лелеяли в своём сердце словно хрупкого, раненного младенца идею Свободы, Равенства и Братства.

Постепенно страх затихал. Прошло несколько лет и люди начали шептаться снова. Ещё через несколько лет в цеха вернулись агитаторы. Они делали всё по-умному. Их реже ловили, всё больше листовок попадало в народ.

И вот мы уже благоговейно поём Интернационал и участвуем в забастовках и стачках. Близится 1917 год.

Праздник победы социалистической революции был омрачён для меня смертью моей супруги. Теперь наши страдания, помноженные на два, были окончены, я вновь остался наедине со своей личной болью.

Жена умерла от туберкулёза. На нашем заводе эта болезнь была не редкостью, и медицина не в силах была помочь таким простым рабочим как я и моя супруга.

Мне было жаль, что она не дожила до светлого коммунистического будущего, которое все мы так жаждали построить. Но зато я был уверен, что теперь доживу я. Ведь больше не будет эксплуатации, паразитов истребят, и каждый будет получать то, что заслуживает.

«… кто был последним, станет первым!».

Это очень поднимало дух, жаль, что отец этого не видит. А ещё жаль, что у меня своих детей нет, вот бы сейчас рассказать им о мечтах их деда и поздравить с тем, что они то уж точно увидят лучшее будущее.

Но всё оказалось не так прекрасно как всем нам казалось. Вышло так, что революция сама по себе не сильно много значила. Чтобы удержать власть и закрепить идеологию, социалистам пришлось ещё победить в гражданской войне. То было страшное время, всех нас утешала лишь мысль о том, что после победы точно станет всё хорошо. Товарищ Ленин знает что делать, он всё решит.

Нужно лишь одолеть белую сволочь.

Мне неприятно было наблюдать как город, в котором я жил всю жизнь в считанные дни превратился в зверинец. Большинство людей не работали, процветал грабёж и насилие. Казалось, что самые худшие человеческие пороки вылезли наружу, прикрывшись словно щитом, одним единственным оправданием: «война, товарищи, сейчас время такое».

Только когда её не было? Сколько я себя помню, наша страна всегда где-то и с кем-то воевала. В тех войнах был виноват царь и империализм. Товарищ Ленин сразу же, как пришёл к власти, прекратил наше участие в мировой войне. И вот сразу началась новая, гражданская война, теперь уже ради власти в стране.

Я утешал себя мыслью, что эта война действительно будет последняя. Я не принимал участия в боевых действиях, я был одним из немногих, кто продолжал работать. Я работал даже тогда, когда на заводе совсем перестали платить. Просто по-другому я не могу, да и не готов я убивать, пусть даже и народных врагов. Не могу и жить как бродяга. Работа это всё, что у меня осталось после смерти жены.

– Дато, зайди ко мне в кабинет, – вызвал меня начальник цеха.

Я поднялся в тесную каморку и вопросительно посмотрел на начальника.

– Товарищ Губадзе, ваше жалование за три месяца, – официально протянул он мне конверт.

– Спасибо, товарищ начальник, – равнодушно ответил я.

Он перешёл на неофициальный тон:

– Скажи, Дато, зачем ты продолжаешь работать? – внимательные глазки вперились в меня из-под круглых очков.

– Ну как, Владимир Леонидович, а чем же мне заниматься ещё? Да и покормят всегда здесь.

– Чем заниматься? Гулять, баб насиловать, белую сволочь бить, а еда, она ведь везде есть. Залез вон в хату к кому-нибудь, объявил там всех буржуями, порезал и ешь себе всё, что найдёшь.

Он произнёс это с озлобленностью.

Я вздохнул и ответил:

– Понимаю вас, Владимир Леонидович, не могу я так. Не могу и всё.

Начальник задумчиво кивнул и ответил.

– Вот и я, Дато, не могу. А они, выходит, могут? Это ИХ мы к власти привели? Социалисты, мать их! Это ОНИ поведут нас в светлое будущее? Вот эти животные, что сейчас устроили на улицах дикую природу? Вся эта банда трусов, развращённая пустыми фантазиями. Просто прикрыли своё убогое нутро заученными лозунгами, теперь эта банда одурела от безнаказанности и анархии. За что мы сражаемся с белыми, если в сегодняшней ситуации и белые, и красные одинаково жестоко уничтожают всё, что мы любим!?

Я оглянулся с опаской.

– Вы бы это, товарищ начальник, как бы того, не услышал кто…

Владимир Леонидович отмахнулся.

– Ааа, Дато, мне всё равно уже. Ты пойми, я уже старый. Видеть мне это тошно!

Через неделю после этого разговора начальник перестал появляться на заводе. Впоследствии я узнал, что его зарезали на улице.

Трудно сейчас логически объяснить, как мне удалось избежать смерти в гражданской войне. Я всегда был за красных, но сам в боях не участвовал. Я всегда открыто говорил, что буду помогать нашей идее на трудовом фронте. Кто-то ведь должен продолжать работать несмотря ни на что. Иначе откуда бы брались даже те мизерные единицы продуктов питания и промышленного производства, что ещё оставались в стране?

Но для меня это не было единственной причиной уклонения от кровопролития. В глубине души я сочувствовал каждому белому офицеру и казаку, которых в этой страшной войне калечили и убивали. Я сам неоднократно задавался вопросом, а так ли мы правы с нашей Ленинской идеологией? Таков ли Ленин, каким мы привыкли представлять его в своих мыслях?

Всё страшное время, пока мы рисковали жизнью, выходя на стачки и провозглашая коммунистические лозунги, он был за границей. Руководил революцией из подполья, как это называли. Руководил. Из подполья.

Что ж, может это и справедливо, ведь генералы и полководцы всегда должны оставаться в безопасности, ведь они же голова, они мозг войны. Да только вот у коммунистов нет генералов и полководцев, мы ведь все должны быть равными, не так ли?

Я не был идиотом и держал эти свои мысли при себе. Я видел как некоторые ребята, которые никак не могли определиться, постоянно метались из одного враждующего лагеря в другой. К ним везде относились с недоверием и, в конечном счёте, при первой возможности их пускали в расход.

Мы живём во времена, когда нельзя позволить себе быть неуверенным. Во всяком случае, этого не должны видеть окружающие. Я никогда не высказывал сомнений в единственно правильной концепции большевиков. Я отказался сражаться, мотивировав это своей пользой как бойца трудового фронта. Такой отказ сопровождался большим риском, многих тогда казнили за измену, но не меня.

Я никогда не давал повода сомневаться в моей верности идеям. Все вокруг знали: я стопроцентный большевик. Поэтому я смог выжить и благополучно дождаться окончательной победы красных.

Социализм был установлен, пролетариат победил!

Вот-вот должно было начаться то светлое будущее, о котором мы все мечтали.

Но почему для меня оно так и не начиналось? Теперь я жил в бесплатной комнате, не платя за неё буржуям, как я это делал раньше с женой, но комната осталась прежней. Конечно, место и люди сменились, но не размер комнаты, не удобства и не характер окружавших меня людей.

Рабочее время было сокращено до восьми часов в день, но я не знал куда девать оставшееся время дня.

Теперь я знал, что равен со всеми и что могу позволить себе делать всё, что могут позволить другие. Но что это всё? Что я мог позволить, как все?

Я оставался таким же голодным, как и до революции. Я оставался таким же нищим, как и до гражданской войны. Я всё пытался и не мог понять, что именно должно сделать меня счастливым?

Как и раньше, я не смел делиться своими мыслями с другими. Как бы я ни жил, как бы ни был несчастен, а я всё равно хотел жить. Да и не видел я смысла в ропоте. Не видел смысла и в смене власти. Если уж социализм не смог сделать нас счастливыми, значит ничто не сможет.

Вскоре пришло известие о создании нового огромного государства. Союз Советских Социалистических Республик, так теперь мы будем называться. А я, стало быть, теперь советский гражданин.

Что ж, ладно, ежели это поможет делу, пусть.

Все вокруг твердили о строительстве коммунизма. Судя по всему, именно достижение коммунизма сделает нас счастливыми, а социализм это временная, промежуточная станция. Нам нужно трудиться и когда мы построим именно коммунизм, вот тогда всё станет хорошо.

Что ж, ладно, я не против. Только вряд ли я до этого доживу. Вот уже месяц как я кашляю кровью. Ошибки быть не может – туберкулёз. Я помню свою жену и знаю, чем всё это кончится.

Впереди только боль, отчаяние, безысходность и смерть.

Так зачем мне ждать неминуемого, неизбежного конца?

Как завидую я тем, кому повезло в жизни больше чем мне. Всем этим потомственным дворянам, буржуям. Да, участь их незавидна. Большинство из тех, кто остался здесь, умерли. Но я бы на их месте не остался, правда, я бы уплыл за океан. Куда-нибудь подальше, в дикие неосвоенные земли, в Америку, нет, лучше в Австралию.

С такими деньжищами, что были у буржуев, можно было уехать куда угодно и построить там новую, лучшую жизнь. Самим, без всего этого дерьма!

Я принёс с завода моток верёвки и сделал петлю. Я не желаю умирать в мучениях, как жена. Нет никакого светлого будущего, нет счастья и не бывать коммунизму! Не знаю почему, но я уверен, что всё это очередная ложь. Одни люди отбирают власть у других, изобретая новые предлоги, а на самом деле преследуют одну и ту же цель. Собственные привилегии!

Все они гады и паразиты. Нет никакой разницы: царь, или Троцкий – мы для них всего лишь материал для использования. И я… я ничего не могу с этим поделать! Может быть кто и сможет, но не я! Я всё растерял, растратил, упустил!

Тёплым воскресным днём, я занавесил окна своей комнатёнки, поставил табуретку и вдел верёвку в заранее приготовленный крюк в потолке.

Надев петлю на голову, я посмотрел на освещённые солнцем занавески.

За окном слышались звуки репродуктора.

Встаавааай, проклятьем заклеймёёённый…

Интернационал, чтоб его. Неужели и умирать мне под этот гадкий гимн.

Я со злостью толкнул ногой табуретку и повис. Голова мгновенно налилась кровью, глаза выпучились.

Кипиииит, наш разум возмущёёённый…

Сука, сука, не могу дышать, как же больно, больно.

Весь мииир насилья, мы разрууушим, до основааанья, ааа затееем..

Темнота, уже не больно, не больно.

Мне больше не больно.

Пятый

Бедняга Губадзе, тяжко же ему пришлось. Всю жизнь надеялся на что-то, боролся до последнего, а под конец вот так сдался, расстался с жизнью по своей инициативе. С другой стороны ему я впрямь оставалось недолго. Болезни дело такое, всегда найдутся такие, какие в данный момент неизлечимы.

А всё же приятно было наблюдать, что какой-то сдвиг в Сознании возможен. Ведь мысли и выводы Дато о событиях в его государстве были близки к истине. Вот если бы такие же мысли вдруг появились разом во всех головах… Если бы, если бы…

Тогда, пожалуй, всё могло измениться в лучшую сторону, и неминуемый конец стал бы не таким уж неминуемым.

Вскоре на земле разразилась вторая мировая война. Эта война преследовала одну цель – удержать власть. Много людей тогда погибло, страна Губадзе приняла на себя самые сильные удары, и следующие поколения людей будут с горечью оплакивать павших солдат.

Всё, что с таким усердием начал строить Сталин в СССР, было разрушено ужасной и кровопролитной войной.

Бедный Дато, как же вовремя он умер. Протяни он ещё двадцать лет и его боль усилилась бы вдесятеро. Ведь с 1925 по 1941 год, в СССР наблюдался небывалый подъём. Люди действительно стали жить лучше и счастье, обещанное коммунизмом, уже было не таким уж призрачным. По крайней мере, такие люди как Губадзе: честные, молчаливые труженики. Такие, могли со всем основанием рассчитывать на лучшую жизнь.

Но всё это прекратилось второй мировой войной. И незачем испытывать ложные надежды, срок которым так сильно ограничен.

Те, кто устроили вторую мировую войну, так и останутся навсегда в тени. У них были свои цели, незримые и непонятные простому человеку. Они усмотрели угрозу в таком государстве как СССР и его коммунизме. И они же не могли позволить развиваться новым научным идеям, угрожавшим процветанию их нефтяных и газовых детищ. Все эти солнечные батареи, электродвигатели и прочие атрибуты всеобщего благоденствия могли отнять у них самое важное – власть.

Всех простых людей мира срочно надо было чем-то занять.

Вот почему Гитлер пришёл к власти, вот откуда он получил финансирование и силы для своих страшных дел. Потомки памятного нам старика Израиля просто вырастили бешенную собаку и скомандовали «фас». Кто бы мог подумать, что в некоторых вопросах это бешеное чудовище всё же выйдет из-под контроля. Наверное, неприятно было наблюдать, как твоих соотечественников травят газом в Освенциме? Всё же тоже евреи, хоть и из низов. Впрочем, людям, финансировавшим нацизм, вряд ли присуще сострадание в отношении кого-либо вообще, кроме представителей их родоплеменной общины, их семьи.

Мы продолжили идти к тому, к чему идём. Мы, глупые, предсказуемые люди. Мы, люди, не представляющие насколько мы сильны и могущественны. И не понимающие, что Сознание это дар, коим все мы владеем в равной степени со всеми этими диктаторами, кукловодами и серыми кардиналами.

Я говорю мы, потому что настало время называть вещи своими именами. Я, Василий Сущий, это я пишу всё это время под именем Пятого.

Сущий

Россия 2013 год (15013 год от дара Сознания)

Я жил обычной жизнью, обычного человека. Родился в СССР в 1963 году. Ничем я не выделялся, вырос в типичной советской семье. Закончил школу, отслужил в армии, поступил в институт.

О родителях своих я рассказывать не буду, они ничем не примечательны, классический рабочий и колхозница. Я любил их, но подробно останавливаться на их биографии не вижу смысла, да и времени у меня остаётся мало. Как я написал вначале, я скоро умру. Поэтому буду говорить лишь о самом главном, ибо у нас, людей, остался последний шанс, а мне разрешили попробовать помочь нам.

Для этого я и рассказываю вам всё, что знаю.

Я кончил институт по специальности преподаватель истории КПСС, а в 1991 году, когда Союз прекратил своё существование, а социализм-коммунизм превратили в предмет издевательства и насмешек, я пошёл работать на рынок продавцом скобяных изделий.

Ничтожная и нелепая жизнь. Я с трудом зарабатывал на выживание. Конечно, если бы я сам организовал торговлю, а не работал на бизнесмена, я бы зарабатывал намного больше. Но не было у меня к этому таланта, я готовился стать преподавателем, а не торгашом.

В 1993 году, я напился и с остервенением сжёг свой диплом.

Моя жизнь была дерьмом с самого начала, и впереди меня не могло ждать ничего лучшего.

Девяностые для меня проходили спокойно, если не считать душевных терзаний. Я не имел дел с рэкетирами и не участвовал в разборках. Просто отдавал суммы, которые оставлял хозяин скобяной лавки для неких людей в тренировочных костюмах и получал раз в неделю свою зарплату.

К 1996 году моя жизнь даже немного наладилась, я стал получать больше и уже не сильно беспокоился о завтрашнем дне. Вокруг была стабильность и, как я думал, скоро я смогу накопить нужную сумму и открыть своё дело.

Я накопил нужную сумму к 1998 году и решил перед открытием бизнеса, немного отдохнуть. Собрал чемодан и рванул к морю.

Я узнал о дефолте, лёжа кверху пузом на пляже. Сначала я даже не понял, что это значит. Понимание пришло позже, когда всех моих накоплений для открытия собственного дела хватило лишь на обратный билет домой и два ящика консервов, которыми я собирался питаться ближайший месяц.

Вот так, следом за дипломом по истории КПСС, меня настигла очередная пустышка, как тут было не опустить руки?

Я тогда жил на последнем этаже в панельной пятиэтажке, и как только запас консервов подошёл к концу, я выменял у соседей несколько последних банок на бутылку водки, в течение часа выпил, сколько смог и выпрыгнул в окно.

Вот только я не умер.

***

Как это обычно рассказывают люди, пережившие клиническую смерть: тоннель, в конце которого видны близкие уже умершие люди. Перед этим быстро, словно на перемотке киноленты пролетает вся прожитая жизнь. А потом они открывают глаза в больничной палате, обвешанные трубками и электронными устройствами и ничего другого не помнят.

Я помню всё. Всё до мельчайших подробностей. Теперь я называю это подключением. Я подключился к Нечто. Я сразу узнал все тайны бытия, восемь анализирующих устройств, помещаемых в сознание вот уже пятнадцать тысяч лет. Владельцы, сотворение мира, всё! Как я это узнал? Одно из анализирующих устройств, было в моём сознании. Я просто соединился с ним, когда на мгновение умер. А теперь, когда вернулся, я вижу и знаю всё.

Происходило примерно так. Тоннель, пронёсшаяся жизнь, умершие мама и папа улыбаются в призрачном тумане, а потом комната.

Гротескно огромная комната без окон, без дверей, без мебели, без ничего, и я один в этой комнате. Бардовые стены переливаются цветами, становятся зелёными, жёлтыми, красными. Потом всё вокруг зеркально. Зеркальный пол, потолок, стены, я в зеркальной коробке, а вокруг меня бесконечное число моих отражений, голова кружится, я словно вращаюсь, вспышка, тьма!

Я лежу на ледяной поверхности, что-то вроде алтаря для жертвоприношений, а вокруг зима, холод, лёд. Я поднимаю голову, вспышка, тьма!

Я в огне, жарко, но я не горю, меня словно подвесили. Потом бесконечный коридор. Меня несёт во вращающейся пустоте среди мерцающих блик. Меня будто засунули в трубу, сотканную из дыма и огоньков.

Я сижу в невидимом кресле в невидимой комнате.

– Здравствуй, Василий, – раздаётся голос из пустоты. – Сегодня наступил твой звёздный час.

После этого в меня словно закачали бесконечный поток информации. Я продолжал сидеть в пустоте и впитывать, впитывать, впитывать.

Пещерные люди. Древность. Рабы. Воины. Разбойники. Богачи. Бедняки. Убийства. Насилие. Пороки. Корысть. Воровство. Меня кидает из человека в человека. Я умираю и рождаюсь тысячи раз, я помню всё. Всё, что было и всё, что есть.

Сознание, Владельцы, Пятый.

Утробный голос внутри моей черепной коробки, он словно дьявол и бог в одном лице.

– Василий Сущий, это мы хозяева вашего мира. Это мы создали вас и ваше сознание. Вам дали волю, но вы всё испортили. Что заставляет вас рушить самих себя? Василий, скоро вас ждёт конец. Но ты можешь всё исправить, ты можешь, мы даём тебе шанс. Один.

– Что я должен делать?

– Просто расскажи обо всём, что ты теперь знаешь.

– Но как это сделать? Меня никто не будет слушать – я никто. Меня сочтут сумасшедшим.

Молчание. Потом утробный голос снова возник в голове.

– Это твоя проблема, Василий. Ты теперь самый умный человек на Земле. Сможешь – спасёшь жизнь и Сознание, не сможешь – этот век будет для вас последним. Вы сами себя убиваете. Мы сообщим тебе о моменте твоей смерти, пока у тебя время есть. Но его немного. Его почти нет.

Потом я открыл глаза в реанимации.

***

Я пролежал в больнице два месяца. У меня было множество переломов и сотрясение мозга. Ко мне несколько раз приходил психиатр. Люди, пытающиеся убить себя – ненормальны, это закон нашего общества. Если ты не хочешь жить – значит ты болен, тебя надо лечить в психушке.

По идее окончание моего лечения в хирургии, должно было означать начало лечения в психиатрии. Но теперь я знал что говорить, вопрос о моей адекватности очень быстро растворился в пустоте.

– Товарищ доктор, я просто напился и уселся на подоконник. Нет, не знаю, зачем я это сделал, правда. Я просто сидел и смотрел вниз, а потом начал засыпать и свалился. Сами понимаете, время сейчас тяжёлое, есть от чего напиваться.

Усатый доктор пришёл ещё несколько раз и только потом угомонился. Вот же настырный сукин сын.

Пока я лежал в больнице, мне было о чём поразмыслить. Да, теперь я всё узнал, оказывается, нет никакой смерти, все мы лишь части одного целого, которое функционирует одновременно целиком и порознь. Эти восемь, что анализируют человеческое развитие из разных тел ни что иное как частички Сознания, которые непосредственно подконтрольны Владельцам.

Иными словами, сколько в данный момент есть людей на Земле, столько есть и таких же частей, которые свободны в своём выборе и хаотично распоряжаются даром Сознания не больше и не меньше чем все остальные.

Одновременно мы как бы находимся в двух местах. Первое – это, как писал я ранее, когда представлялся Пятым, некий штаб, второе, это человеческое тело. Только первое не штаб, это… даже не знаю, астрал, или какие там ещё слова используют словоблуды.

Попробую объяснить так:

Допустим, есть некое подобие осьминога. Его тело это большой шар, состоящий из маленьких частиц. Все они как бы склеены между собой, словно громадный мяч, состоящий из песчинок. Каждая песчинка этого целого, соединена невидимой нитью со второй своей половинкой, песчинкой-близнецом. То есть должен получиться такой гигант-осьминог, число «щупалец» которого равно числу песчинок из коих состоит его основное «тело».

Это и есть то, что я именую Сознанием, оно же Вечное.

Две половинки, соединённые между собой, как два полушария мозга. Но в отличие от мозга, эти две половинки находятся на расстоянии друг от друга. Одна часть постоянно присутствует в целом, другая часть в голове у отдельно взятой человеческой особи.

Когда человеческое тело умирает, между частицами срабатывает эффект пружины, или натянутой резины. Половинка на мгновение возвращается в «штаб» к единому целому (голове осьминога), а потом «выстреливает» обратно в тело вновь родившегося человека.

Это и есть процесс смерть-рождение. Так происходит с момента сотворения Сознания и будет происходить, пока существует Земля, или пока мы сами себя не погубим.

Сознание, как и Вселенная, постоянно расширяется, появляются новые частицы, и как следствие, увеличивается численность населения. Хотя этот процесс обоюдный. Новые частицы появляются и тогда, когда на Земле появляются новые люди. Хомо сапиенс размножается, Сознание растёт.

Та наша часть, что находится постоянно в целом, знает всё, так же как это сейчас знаю я. Мы все знаем, что полезно для жизни, а что плохо, досконально разбираемся в вопросах, так называемого добра и зла. И понимаем, что путь развития на Земле, который преследуют наши вторые половины в человеческих телах – пагубен и разрушителен.

Вся проблема заключается в том, что пока человек жив и вторая часть Сознания находится в нём, у нашей первой части нет с ним связи. Мы ничего не знаем, не видим и не понимаем. Мы живём так, как нас учит общество. А общество учит нас неправильно.

Общественные нормы, мораль, понятия о справедливости, правде и лжи, стали своего рода болезнью, отравляющей Сознание. Мы одержимы ложными ценностями, ищем себе врагов, испытываем ненависть, сосредотачиваемся на бесполезных вещах, не понимая того, что нашими действиями мы постепенно уничтожаем саму жизнь.

А в это время, знающая половина обливается слезами, потому что не знает, как донести до нас истину. До нас, то есть, до самих себя.

Не знаю, как ещё это объяснить. Осознать самому – это как включить свет в комнате, одним щелчком, одним мигом. А вот передать знание другим. Не представляю. Эту задачу мне и предстоит решить. И в девяносто восьмом, я был в растерянности, я не знал даже с чего начать. И не знал, сколько у меня есть времени…

***

Сразу после выписки из больницы, я в течение нескольких недель поправил свои финансовые дела. Удивительно, как становится просто управляться с мирскими сложностями, когда приходит понимание того, что понял я.

Чтобы получать деньги, мне надо было просто поменять своё отношение к ним. Это всего лишь бумага, которую общество договорилось использовать в качестве единого эквивалента в товарообменных отношениях. Продал подороже, купил подешевле и снова продал.

Я мог составить полную картину о человеке и его ближайшем окружении, лишь единожды взглянув на него. Я мог распознать мошенника по его одежде и манере говорить. Я видел их всех насквозь и знал, что каждого из них ждёт в будущем.

Волею судеб, я получил доступ к знанию, которым имеет право обладать каждый человек. И теперь я должен был придумать способ, как поделиться этим знанием с другими. А это оказалось очень сложной задачей.

Так как я познал человеческую сущность, мне стало легко заводить друзей. Я знакомился с разнообразными людьми, проводил с ними время, приглашал в гости.

Заполучив в своё распоряжение неограниченный денежный поток, я тут же арендовал шикарный дом с большим садом. Я регулярно приглашал к себе мужчин и женщин, устраивал вечеринки, песни и пляски. Я заработал репутацию компанейского, богатого и щедрого парня, которого, впрочем, большинство считали денежным лохом для использования.

Это их отношение я прекрасно видел, но мне было всё равно. Ради задачи духовного просвещения, мне было не жалко. Да и теперь, владея знанием, всё это лицемерие, презрение и людская корысть были мне побоку. Я перестал обижаться, ведь игра велась по моим правилам.

Я помню свою первую попытку заговорить с ними о важном.

В моём доме собрались четырнадцать человек. Мы жарили шашлыки, пили вино и смеялись. Я шутил и всячески расслаблял своих посетителей.

Глубокой ночью мы расселись в саду, и я решил поговорить серьёзно.

– А знаете, друзья, что объединяет всех нас? – начал я.

Пьяные голоса стали наперебой выкрикивать.

– Водка! Бабы! Бабло!

Я усмехнулся и покачал головой.

– Нет, друзья мои, нет. Я могу рассказать вам короткую историю, если интересно.

Но им было неинтересно. Им неинтересно было слушать, они хотели лишь пить, жрать и трахаться. Халява! Какие могут быть разговоры? Что может быть серьёзного на даче у лоха, верхом на котором они едут уже не первый месяц?

Кто-то врубил музыку, меня уже никто не слышал. Все продолжали пить и жрать.

Утром я подумал, что глупо было ждать от этих людей чего-то другого. Я сам создал такие условия, в которых никто из них не испытывает ко мне уважения. Я для них просто денежный мешок, из которого можно постоянно брать, не давая ничего взамен. Не знаю как я об этом не подумал. Суть людской природы такова, что без страха мало кто будет вас уважать.

Все эти мысли приходили также молниеносно, как и понимание того, как заполучить в свои руки большие деньги и избежать опасности. Эх, если бы так же пришло знание о том, как правильно втолковать ведение в эти пустые головы. Но увы, похоже осиливать это придётся методом проб и ошибок.

Я решил прибегнуть к устрашению. В течение нескольких недель наладил контакты с чёрным рынком и купил автомат.

Потом я снова пригласил к себе всю эту банду иждивенцев. Как я и ожидал, они привели с собой ещё больше прихлебателей, которые сразу почувствовали вкус халявы и освоились в моём доме.

– Здорова, Васёк, как сам? Это мой друг Саня, он мне как брат!

– Здоров, Вась, это Лизка, я тебе как-то говорил о ней.

– Привет, Васечка, это…

Бесконечный поток ублюдочных созданий. Я почувствовал неконтролируемую злость. Как их можно чему-то учить? Как им можно объяснять что-то? Все они были тупыми, безобразными существами.

– Вась, слышь дружище, не мог бы ты мне одолжить пару сотен, ты же знаешь, я отдам!

– Васян, есть похавать что?

Когда все собрались, я выкатил во двор телегу забитую бухлом с закуской и заорал.

– Жрите, скоты!

На мгновение все застыли в недоумении, ведь таким меня никто из них ещё не видел. Но только они приметили бутылки дон периньона и хенеси, как их растерянность улетучилась, словно сигаретный дым в морозное утро.

Я зло усмехнулся и ушёл в дом.

Автомат стоял прислонённым к стенке шкафа. Я проверил рожок и вышел на улицу.

Я хотел пустить очередь в воздух. Я думал их напугать, а потом заставить себя слушать. Но когда я увидел их довольные жадные лица, я понял, что всё бесполезно. Я изначально допустил ошибку, когда связался именно с этими людьми и теперь уже ничего исправить нельзя. Их просто надо ликвидировать. Как писатель рвёт неудачный лист рукописи. Я кровожадно целился то в одну, то в другую башку.

Я передёрнул затвор и открыл огонь.

В последний момент, я приподнял дуло автомата, и очередь прошла поверх голов моих «друзей».

Все в панике заорали и попадали на землю.

– Заткнулись все! – заорал я. – С меня довольно! Даю вам две минуты, чтобы убрались из моего дома, проклятые алкаши! Вон!!

Я сопроводил последний возглас новой очередью. Я стрелял без разбору по столам, по бутылкам с дорогими винами, по еде, по плетёным стульям.

Пьяное быдло рассосалось в мгновение ока, их словно и не было здесь никогда.

Велик был соблазн убить их всех. Всех этих грязных недолюдей. Расстрелять на месте, прошить пулями все этим мешки с говном, сорвать всю свою злобу, а потом сжечь арендованный дом со всей землёй. Но я понимал, что такая проделка мне не сойдёт с рук. Даже выстрелы, которые я произвёл, могли наделать мне проблем. Соседи наверняка слышали и уже вызвали наряд.

Благо шёл 1999 год, и всё было просто. Я дал взятку начальнику уголовного розыска и от меня тотчас отстали, а дело по несанкционированной стрельбе и незаконному хранению оружия потерялось в архивах.

Что ж, теперь я точно знал насколько трудно втолковать что-то в головы людей. Насколько трудно даже заставить себя слушать. В моём нынешнем положении это было просто невозможно.

Я съехал с арендованного дома, возместив убытки хозяину, и покинул город. Мне надо было подумать и поискать другие способы решения задачи.

***

Шёл 2002-й год, в России сменилась власть, бандитизм стремительно снижал свои обороты. За три года я предпринял ещё десять неудачных попыток наладить свой диалог с человечеством. Владелец больше не появлялся в моей голове, а значит время ещё было.

Что делать, я по-прежнему не знал. Как я мог направить человечество на правильный путь, если я не мог направить на него даже горстки случайных знакомых? Я либо скатывался на уровень друга-лоха, либо становился опасным для своих знакомых и они в страхе бросали меня.

Я понимал, что даже если смогу кого-то убедить, этого будет недостаточно. Ведь сколько бы я не бегал от одной группы людей к другой, мне ни за что не удастся оббежать таким образом всё человечество. Без геометрической прогрессии обойтись нельзя. Я должен научить жизни троих, каждый из которых научит ещё троих, а те в свою очередь ещё и ещё. В таком преумножении, дело наладится.

Но меня не слушал никто. Я не мог добиться даже того, чтобы меня выслушали. Как же? Как же мне изменить мир?

Я переезжал из одного города в другой, не задерживаясь нигде дольше полугода. Я в буквальном смысле превратился в бродягу, единственной привилегией которого была финансовая свобода. Я просто заходил периодически в банк, покупал акции и продавал старые. Удивительно, почему Владельцы, наделив меня всеми необходимыми для жизни знаниями, не наделили одновременно и знанием по управлению чужими мыслями?

Наверное, это было невозможно. Сознание ведь развивается самопроизвольно, стало быть, и изменения в Сознании должны происходить самопроизвольно, я должен только как-то подтолкнуть людей к этим изменениям.

В 2008-м я познакомился со своим первым и единственным другом. Этому человеку я обязан всем хорошим, что смог увидеть. Жаль, что мы встретились так поздно и общались так мало.

***

Была весна, я гулял по улицам одного из городов Поволжья и присел на скамейку, недалеко от церкви. Я любил смотреть на это красивое здание, монумент величайшей лжи, одной из самых могущественных конфессий, какие только изобретало человечество. Звонили колокола, их звук постепенно отдалялся от меня. Я засыпал, сидя на лавочке.

Глубокий голос вывел меня из дремоты.

– Простите, здесь свободно?

Я поднял голову, передо мной стоял поп.

– А, святой отец. Конечно, свободно. В церкви я слышал, нельзя сидеть?

Поп сел рядом со мной и укоризненно покачал головой.

– Святые отцы у католиков, а я отец Владимир, просто отец, не святой. А как ваше доброе имя?

– Раб божий, Василий Сущий, – саркастически представился я и добавил, – тоже не святой.

Отец Владимир снова покачал головой:

– Напрасно вы насмехаетесь, друг мой. Не стоит вам делать из меня идиота. Я насильно никому проповеди не читаю.

Я внимательно посмотрел на него.

– Ну тогда просто Вася, – сказал я, протягивая руку.

– Вова, – ответил он.

Помолчав немного, он сказал:

– Ну и что же ты тут сидишь уже не первый день? В церковь не ходишь, судя по всему, не особо веришь. Нравится слушать звон колоколов?

Я задумался.

– Да не знаю даже, – после паузы ответил я. – Как-то вот случайно вышло. Я живу здесь недалеко, вот во время прогулок и останавливаюсь.

– Не работаешь что ли? – спросил он.

– Да нет, вроде как и не надо.

Он снова замолчал. Потом сказал, вставая:

– Что ж, а я работаю. Мне вроде как, надо! Ладно, пойду служить вечерню. Может увидимся ещё. Вася.

Я поднялся с лавочки и пожал ему руку. Он повернулся и медленно побрёл в церковь. Только теперь я рассмотрел его как следует.

Отец Владимир был среднего роста как я, с седеющими тёмно-русыми волосами, как и у меня! Средней плечистой комплекции как я! Чёрт возьми, да он вообще был словно моей копией. Единственное, что нас отличало это лицо. Да, лица у нас, слава Владельцам, были разные. Не то бы я усомнился, а не неизвестный ли это мне, брат.

Я не носил ни усов ни бороды, в отличие от отца Владимира, да и в очках я тоже не нуждался, а он был в очках. Ну, разумеется, не только в этом были различия. Другой нос, другие надбровные дуги, глаза, форма челюсти. Чёрт! О чём я вообще думаю, что за чушь собачья?!

Я тряхнул головой, пытаясь сбросить наваждение.

Ох, мне надо поспать, я наверное не выспался.

Повернувшись спиной к церкви, я стремительно зашагал домой.

***

Я жил в паре километров от церкви. Зайдя домой, я сразу разделся и лёг в постель. Мне действительно ужасно захотелось спать.

Я проспал двенадцать часов подряд. Вечер, ночь и утро. Проснувшись, я чувствовал себя отлично, бодро и… Владимир, отец Владимир.

Я стремглав оделся, вышел на улицу и пошёл в церковь.

Он сидел на той же лавочке, где мы познакомились. Сегодня он не был похож на попа. Обычная мужская одежда. Потёртые джинсы, вязаный свитер, кожаная куртка.

Я подошёл и молча уставился на него. Он также молча встретил мой взгляд и я понял, что не ошибся.

– Да, да, – ответил он. – Я, если проводить аналогию с твоим счётчиком – Седьмой. Ты ведь Пятый, верно?

– Да, конечно, ну не совсем я…

Он перебил меня.

– Я знаю, Василий, я прекрасно всё знаю, поверь, я соединился гораздо раньше тебя. И знаешь что? У нас времени мало, мне скоро придётся уйти. Неделю назад пришло уведомление. Я умру послезавтра.

– Уведомление? – переспросил я.

– Да, пойдём к тебе, нам есть о чём поговорить.

По пути Владимир сказал, что надо купить продуктов. Разговор нам предстоит долгий, и мы не должны будем ни на что отвлекаться. Еда, питьё, всё должно быть между делом.

Я и не думал возражать. Я встретил не просто единомышленника, которому не надо ничего объяснять. Я, можно сказать, встретил своего коллегу, который мало того, что был в курсе всех событий, он ещё, как мне показалось, давно прошёл через всё, что мне только предстояло. Во всяком случае, он уже знал, когда закончится его жизненный путь, чего нельзя было сказать обо мне.

Мы зашли в магазин и купили две пятилитровые бутылки воды, нарезанной колбасы, сыра, и целый мешок шоколадных батончиков. Нагруженные пакетами мы быстро преодолели остаток пути и вошли в моё жилище.

– Ну что ж, Василий, не будем тратить время на пустые предисловия, – сразу начал священник. – Ты сегодня будешь больше слушать, у тебя ещё будет время поговорить. Мне ты ничего нового сообщить не сможешь, а вот я тебе да. И… как я уже сказал. Уведомление. Так я это назвал. Неделю назад во мне будто включился обратный отсчёт. Я ничего не чувствую, всё вроде как обычно, но я знаю, понимаешь, знаю что послезавтра ровно в двадцать один час тридцать семь минут и семь секунд, мой нынешний жизненный путь прекратится. Ну так что, ты согласен с моим предложением? Я говорю, а ты внимательно слушаешь?

Я кивнул.

– Хорошо, – сказал он. – Приступим.

– Что-то произошло в твоей жизни сравнительно недавно, ты был при смерти и вернулся. В момент возвращения, ты узнал про Сознание, Владельцев и счётчики, записывающие устройства, так сказать, число которым восемь штук. Ты узнал о сути Сознания, половинчатости каждой частички, она же душа, ну и обо всём прочем.

Ты помнишь все жизни, которые проживал Пятый до твоей, некоторые из них чем-то примечательны, но большинство простые, никому не нужные жизни никому не интересных людей.

Со мной произошла похожая история, но я подключился раньше чем ты. Я – Седьмой.

Передо мной стоит такая же задача, я должен донести до людей суть, они должны понять, что дальше продолжать жить, как они живут сейчас – нельзя, что развитие Сознания, которое уже разменяло шестнадцатое тысячелетие, давно идёт по ложному пути. Нам нужно найти правильный путь. Перестать вредить себе и природе.

Я думаю, что включились и остальные шесть, кто-то раньше, кто-то позже. Так или иначе, задача перед всеми нами стоит одна и та же.

Расскажи мне, Василий, как ты пытался залезть людям в голову?

Я не ожидал вопроса, поэтому ответил не сразу.

Владимир сделал нетерпеливое движение руками.

– Ну же, у нас ведь мало времени, помнишь?

– Да. То есть… конечно. Как я пробовал? Я заводил вокруг себя компании, пытался купить их расположение, но меня никто не уважал. Много раз я затрагивал тему глобального потепления, любви и единении человеческой природы. Мне даже пару раз казалось, что меня поняли. Но им ничего не интересно, они ждут лишь бесплатной выпивки и жратвы. При случае пытаются выпросить денег. В общем я не знаю что делать, как на них влиять. Они какие-то… какие-то неуправляемые.

Отец Владимир улыбнулся:

– А напрасно ты так считаешь, Вася, они как раз управляемые. Вся их жизнь просчитана и продумана. Каждый из них под контролем. Просто они живут по инерции, а толчок сделан много веков назад. Теперь всё работает самопроизвольно. Воспитание, родительские ценности, передача из поколения в поколение модели поведения, главными умениями в котором является потребление и отключение полёта фантазии. Даже если они услышат, что можно жить по-иному, они попросту не захотят ничего менять. Именно потому, что все они управляемы. Они как огромный механизм.

Я поморщился.

– Да это-то я всё понимаю, Владимир, зачем эти банальности? Я хочу сказать, что я не знаю как вклиниться в этот механизм и начать им управлять самому.

Он улыбнулся и поднял вверх указательный палец.

– А вот это и есть главный вопрос, который мы должны решить! – сказал он и продолжил свой монолог.

– Существует некий алгоритм жизнедеятельности. Он был разработан и запущен теми, кто сейчас управляет этой планетой в материальном мире. Попросту говоря это люди власти, они владеют большинством ресурсов и устанавливают правила жизни для основной массы людей.

Этот алгоритм прост. Старшее поколениепередаёт привычки младшему поколению и так по цепочке. При этом разум должен всегда оставаться выключенным. План сегодня у всех простой: слушайся родителей, вырастай, живи как все, рожай детей и учи их повторять за тобой. Потом ты стареешь, и тебя хоронят твои, тоже начинающие стареть дети. Цикл замкнулся. Ты должен слушать родителей, потом ты должен работать и делать так, чтобы тебя слушали твои дети. Ты должен иметь понимание о справедливости, родине и врагах, должен верить в свою беспомощность, и что виноваты всегда другие.

Чтобы у людей не было времени на собственные мысли, для них существует множество вариантов, предложенных извне. Это телевидение и интернет, где людям показывают то, о чём они должны думать. Это религии, где людей учат тому, как надо жить, что правильно, а что нет. Это развлекательные продукты, с помощью которых отключается разум и человек испытывает мимолётное счастье.

Схема запущена очень давно, и теперь она работает сама по себе. Все люди одновременно и слаженно поддерживают её жизнеобеспечение самой формой своего существования. Их образ жизни не позволит системе рухнуть, тут замкнутый круг, вечный двигатель. Они идут утром на работу, которую ненавидят, проводят там большую часть дня. По пути туда и назад, они испытывают ненависть к тупым козлам, которые создают толчею и пробки. Люди зарабатывают себе на жизнь и на прокорм своей семьи, которую они обязаны содержать. Они зарабатывают деньги, а потом тратят, каждый месяц они выходят в ноль, потому что не способны представить жизнь по-другому сценарию. Вернее, представить то они её смогут, а реализовать нет. Всегда найдутся причины для «нет», ведь кругом опасность и несправедливость.

Он пьёт, потому что ему нужно справиться со стрессом. Он не хочет понять, что стресс это результат последовательных действий, осуществил которые никто иной как он сам.

Им достаточно просто накопить деньги и бросить ненавистную работу. Но они не будут этого делать, они снова и снова потратят всё, что заработают И даже больше, влезут в долги.

Почему? Потому что, на самом деле, они не хотят ничего менять, им это кажется невероятно трудным и непосильным. Проще оставить всё как есть.

Бедным людишкам и невдомёк, что живут они так не потому что по-другому не могут, а потому что их к этому приучили вручную, десятилетиями вливая в их и без того больное сознание всё больше токсичного говна.

А надо всего то, что закрыть кран и перестать пить говно. И это был бы огромный шаг вперёд, простой и незамысловатый, открывающий безграничные горизонты. Но этот шаг не сделают и три процента живущих.

Не сделают потому, что для этого нужна личная воля и желание.

То ли дело если бы людям кто-то сказал что это сделать необходимо. Кто-то, кому они верят, кто-то, кто имеет перед ними авторитет. И этим кем-то не являемся мы с тобой. Нас не знают, нас не станут слушать.

Они будут слушать популярных радио и теле ведущих, звёзд эстрады и интернета. И никто из них никогда не узнает о том, что все их кумиры, всего лишь говорящие куклы, которые говорят и транслируют то, что им диктуют никому неизвестные, истинные хозяева человечества.

Он замолчал. Тогда я спросил:

– Ну понятно, что ты предлагаешь? Кстати, ты для этого попом вырядился, чтобы тебя начали слушать?

Владимир усмехнулся и ответил:

– Да, именно для этого. Ты и представить не можешь, через какие муки мне пришлось пройти, чтобы спокойно вынести обучение в духовной семинарии. Здравомыслие умного человека просто не способно нормально воспринимать то, что написано в Библии.

Адам и Ева первые люди, их дети Каин и Авель, то есть два мужика. От кого эти два мужика родили своих следующих детей? Почему Господь, уже через несколько первых поколений людей, разочаровался в своём творении и затопил землю, оставив Ноя с ковчегом, зато потом, когда жизнь возродилась, он пообещал, что больше никогда этого не сделает? Прошли тысячелетия, люди делали на земле такое, что то, что было до Ноя, просто детские шалости, но Господь больше не разочаровывается?

Ну ты понимаешь, абсурд на абсурде абсурдом погоняет. И сколько последователей у этой религии! Сколько людей в это верят!? Искренне, они готовы убивать за веру! И почему? Да потому что никто из них никогда не читал Библию и не анализировал прочитанное. Они не ставят под сомнение то, что говорит им бородатый поп просто потому, что так принято. Так их учили родители и так они привыкли жить!

Да, поэтому я стал священником, я думал, что так смогу достучаться до их сознания и заложить первые ростки для пробуждения.

– И что, получилось? – спросил я.

– Как видишь, не особенно. То, что я получил доступ в командный пункт, вовсе не дало мне желаемого права управлять.

– Так что же ты предлагаешь? – снова спросил я.

Отец Владимир вновь выдержал паузу и сказал:

– Василий, надо получить доступ туда, за кулисы и заставить слушать тех. Тех, кто управляет всеми этими религиями, звёздами, телевидением и интернетом. Только они смогут нам помочь.

Я усмехнулся.

– И как же это сделать, Владимир? Ты ведь знаешь, те люди никогда не подпустят к себе чужого. Наверняка в твоих жизнях были где-то представители таких людей. У меня вот был некий Израиль. Та ещё сволочь. Правда это было давно, сейчас они, наверное, совсем другие.

Поп сказал:

– Да, были у меня такие. Я знаю. Никак к ним не подступиться, они должны сами тебя пригласить. Ты должен сделать так, чтобы они тебя заметили, заинтересовались и вызвали к себе. Ты должен заняться саморекламой.

– Саморекламой? – усмехнулся я. – Да сегодня самореклама на каждом углу. Ею просто мир забит. Любое улыбчивое дерьмо с плаката уверяет всех, что оно шоколад. И ты хочешь, чтобы я затерялся среди всего этого?

– Нет, Владимир, у тебя будет другая самореклама. Та, которая может заинтересовать тех людей. И суть её заключается именно в отсутствии рекламы. Ты должен быть авторитетом для единичных, окружающих людей. Ничего не рассказывай о себе и не рисуйся. Просто живи так, как хочешь, чтобы жили все вокруг. Служи примером. И когда люди начнут видеть образец, постепенно кто-то начнёт повторять за тобой. О тебе пойдут разговоры, которые запустил не ты. Ты заработаешь славу таинственного человека, не такого как все, но такого, каким все хотели бы быть. И тогда они тебя заметят, и возможно пригласят для разговора.

– Пригласят к себе, или, если увидят во мне угрозу, грохнут, – сказал я.

– Даа, – согласился он. – Возможно и такое. Но мы ведь с тобой не боимся смерти? Это раз, а во-вторых твои идеи ведь никуда не денутся. Некоторые из тех, кто начнут брать с тебя пример, продолжат жить по-новому, постепенно заинтересовывая всё новых окружающих. И возможно в таком виде нам уже не понадобятся кукловоды. Это будет даже к лучшему, мы просто распространим свой «мыслевирус» по цепочке и однажды настанет день, когда всё просто изменится, так же, как изменился в самом начале лишь один человек.

Я задумался. Владимир, казалось, не хотел прерывать мои мысли, поэтому снова замолчал.

– Почему у тебя не вышло заработать авторитет, став священником? – нарушил я паузу.

Он ответил:

– Видишь ли, авторитет я получил, те люди, что верят в православную религию, стали верить и мне, но есть одна загвоздка. Я стал для них лидером лишь в одной области. То есть я мог бы использовать своё влияние лишь для укрепления их веры в Иисуса Христа. Любые мои слова трактуются только в эту пользу. Если бы я вдруг заговорил о лживости христианской религии, меня бы тут же отправили в увольнение. Так что по большому счёту, я совершил тщетную попытку. Меня, как личность, никто из них воспринимать не станет. Я лишь прокладка между абсурдной библией и пустыми головами христианской паствы. Я должен трактовать слово божье в удобной для них форме, чтобы они всё понимали и не имели причин ни о чём задумываться. Именно это им всем и нужно. Ответы на все вопросы. Эти ответы должны быть максимально просты, и они должны быть всегда.

– Дааа, – протянул я. – Вот бы и нам силу религии.

Отец Владимир вздохнул.

– Увы, мой друг, нам её не видать.

– Хорошо, мне твои мысли понятны. Но с чего мне начать? Думается, не так уж много времени мне осталось.

– Не суетись. Живи так, как если бы все вокруг уже проснулись и одумались. Веди правильный образ жизни, занимайся уборкой, не мусори, демонстративно занимайся спортом, не трави организм, не пользуйся транспортом с двигателями внутреннего сгорания, не смотри телевизор, игнорируй стихийные движения масс, не ругай никого, не обзывай и не язви. В общем живи как надо и пусть это видят.

– Нуу, таким образом много последователей я не соберу.

– А никто и не говорит, что надо много. Надо качественно, Василий. Пусть те из людей, кто подхватят твою идею, передадут её следующим, также, своим примером. Так, лет через двести человечество получит то, что нужно. В этом суть, Василий. Мы думаем не за людей нынешних, а за будущее. Нам важна перспектива и не нужно брать на себя больше, чем ты способен потянуть. Мы, ты и я, мы ничто. Сознание – вот что важно. Целое, большое, всё разрастающееся. Если мы начнём всё делать правильно, маятник качнётся в нужном направлении и все эти закулисные кукловоды просто рухнут через несколько поколений. Когда люди проснутся и станут жить во благо.

В его словах была логика. Я сказал:

– Что ж, пожалуй ты прав, если разобраться, другого способа то и нет.

Мы проговорили весь день, вечер и ночь. А потом весь следующий день. Постепенно темы для разговоров иссякли, и отец Владимир сказал:

– Да, Василий, уведомление. Оно приходит неожиданно. В какой-то момент, в мыслях самопроизвольно возникает точная дата и время. Тогда начинается обратный отсчёт. Моя дата сегодня, время через час, поэтому я, пожалуй, пойду. Не знаю как и где это должно произойти, но произойдёт, сомневаться не приходится, – он усмехнулся. – Мы то с тобой знаем, смерти бояться нечего, не так ли?

Я протянул ему руку.

– Я очень рад нашей встречи, Владимир, у меня такое ощущение, что мы знакомы целую вечность, хотя в этой реальности прошло всего-то три дня.

Он пожал руку и направился к двери. У порога он обернулся и пристально посмотрел мне в глаза.

– Но ведь на самом деле… мы вечность и знакомы, не так ли?

Я вдруг почувствовал непреодолимое желание обнять его. Сейчас я видел в нём родного брата, друга, отца. В голове не укладывается, ведь если все люди узнают правду о сущности нашего Сознания, такое же чувство мы все будем испытывать по отношению друг к другу. Это чувство безграничного доверия и понимания, всеобъемлющего единения, желание созидать, беречь природу и самих себя. То, что мы потеряли, о чём забыли, идя много тысяч лет по ложному пути.

Отец Владимир продолжал смотреть мне в глаза. Я понял, что он думает о том же.

Наконец он открыл дверь и сказал:

– Прощай.

И не дождавшись ответа, вышел.

Больше я его не видел и не знаю как он умер.

На следующий день я собрал свои немногочисленные вещи, бросил ключи от квартиры в почтовый ящик хозяина и уехал из города.

***

Странно как меняется человеческое восприятие реальности, когда пропадает страх смерти. Смерть это главный наш страх. Чего бы мы ни боялись: потерять деньги, остаться в одиночестве, стать инвалидом, или попасть в тюрьму; попасть в аварию, опозориться на работе, или заговорить с незнакомым человеком. За любым страхом всегда стоит смерть. Так или иначе, наши инстинкты оберегают нас только от неё. Всё остальное – не более чем фантазия, оправдание для нашего мозга, который в тайных своих уголках всегда свяжет любую «опасность» со смертью.

Бояться смерти бессмысленно. Рано или поздно умирает каждый, и сколько бы времени не продолжалась жизнь, она проходит всегда одинаково быстро. За секунду до смерти ты понимаешь, что не важно сколько лет ты жил. Всё равно это был лишь один краткий миг. Двадцать лет, тридцать, шестьдесят, или девяносто девять. Разницы нет. Это мгновение.

Я знал, что ждёт меня по ту сторону, весь этот процесс можно было описать как ракетку для настольного тенниса с привязанным к ней шариком на резинке.

Упражнение, чтобы учиться отбивать шарик. Вы бьёте по нему ракеткой, он отскакивает, потом возвращается, бьётся о ракетку снова, и снова отскакивает. Наше сознание, когда мы живём в человеческом теле, подобно шарику. Когда мы умираем, шарик возвращается к «ракетке», к общему сознанию. Туда, где все мы часть одного огромного целого. Но там мы не задерживаемся, шарик снова летит в свободное пространство, вселяясь в новое тело, нового человека. В новой жизни.

Вы просто закрываете глаза и проваливаетесь. Вас притягивает к тому общему, коллективному Сознанию, которое затягивается вами, впитывает то, что вы постигли в жизни, после чего выплёвывает вас снова. Вы летите по нескончаемому коридору гротескно абсурдных красок и попадаете в поток семени, из которого перемещаетесь в утробу матери. А дальше девять месяцев медленной, тщательной «варки», до состояния готовности.

И всё сначала.

Просто знайте: нет никакой смерти.

После встречи с Владимиром прошло несколько лет. Я переехал жить в небольшой приморский город. Выбрал наиболее людное место и стал делать всё, как мы решили.

Демонстративно выносил мусор, не пользовался транспортом, загрязняющим атмосферу, вёл здоровый образ жизни, занимался спортом. Постоянно принимал участие в акциях в защиту природы, был приветлив и всегда старался делать хорошее на глазах людей.

Долгое время я не замечал никаких изменений, но потом улучшения стали постепенно появляться. Очень медленно и мало, но всё же. Я понял, что таким темпом лет через триста мы точно начнём жить по-другому. Люди, наконец, откажутся от войн и насилия, мы откроем границы и перестанем уничтожать свою землю. Может быть. Да, может быть.

Тогда же, я решил записать свою историю от начала и до конца. Возможно, когда-нибудь её прочтут, и кому-то она чем-то поможет.

Нет никакой возможности заставить людей поступать правильно. Можно принудить, затравить угрозами, поработить, но ненависть будет копиться в их сердцах. Хуже того, она будет передаваться через каналы сознания во всё новые жизни. Ребёнок, выросший в атмосфере страха и насилия, никогда не станет добрым человеком. Исключения возможны, но в очень редких случаях. Авторитет взрослого, вот что заставляет детей выбирать свой жизненный путь.

Я не могу спокойно наблюдать за разложением Сознания. Люди расходуют свои жизни в пустую, большинство из них умирают, так и не оставив в мире ничего полезного. Они гордятся тем, что родили детей и что их потомство продолжит жить, но они не понимают, что их потомство это они сами. Такие же бесполезные и даже вредные люди, паразиты, уничтожающие всё, ради чего эта планета была создана.

Каждый день я наблюдаю одну и ту же картину. Люди выходят из дома в одно и то же время, садятся в свои машины, или бегут на транспорт, спешат скорее на работу. Все они злы и недовольны, они ненавидят свою работу и своего босса. Они терпят всё это по разным причинам. Кому-то надо кормить семью, кому-то одного себя, или отдавать долги по кредитам. Кому-то просто так надо, потому что надо. Жизнь, ради работы. Они её ненавидят, терпят и с каждым днём разрушают всё прекрасное, что было когда-то в них.

Все эти никчёмные профессии, которые существуют лишь для того, чтобы питать самих себя. Сидение за компьютером, бесконечные споры и ругательства ради бумаг. Чёртовых, бесполезных бумаг. Мириады тонн дерева, живой природы, переведённых на то, чтобы существовала вся эта бюрократия.

Они не хотят задуматься. А зачем всё это? Они покупают машину, чтобы выглядеть круче, но им она не нужна. Они думают, что покупают машину для себя, но на самом деле, они покупают её для владельцев нефтегазовой промышленности. Они будут каждый день платить деньги за бензин, их миллиарды по всему миру. Они обогащают тех, кто изобрёл бюрократию, тех, кто держит их всех в рабстве и производит сырьё для уничтожения этого мира.

Да-да, а чем ещё по-вашему является топливо внутреннего сгорания? Как бы вы думали ещё можно было уничтожить нашу планету? Все эти выхлопные пары в течение нескольких столетий повлекут за собой глобальное потепление. Арктические льды растают и верхняя часть материков будет затоплена. Средняя температура планеты поднимется на 20-30 градусов Цельсия. В экваториальной зоне станет невозможно жить. Лишь малый промежуток земной поверхности останется пригодным для жизни.

И это всё произойдёт быстрее, чем вы думаете.

Многие скажут, но причём здесь я. Я ведь всего лишь!.. Да, ты всего лишь, все вы всего лишь кто-то. Вы привыкли так думать, так кажется проще. А между тем, каждый из нас сила! Мы личности, мы образ и подобие того бога, которого никогда не было. Все мы и есть бог. Каждый из нас по отдельности и одновременно вместе взятые. Бог – это мы!

В глубокой древности, кое-кто из людей это понял. Именно они придумали первые религиозные направления и насадили их среди общества. Всё для того, чтобы лишить вас права выбирать. Очень скоро вы позволили сесть вам на шею, и с тех пор порода этих людей едет на вас верхом.

Позже появились убеждения. Разнообразные по содержанию, но такие одинаковые по сути. Сегодня эти убеждения заставляют вас вставать по утрам и участвовать в создании пробок на дорогах, в создании этого потока заблудших, серых личностей.

Вы отдаёте всего себя на достижение ложных, бессмысленных целей. Чтобы проще было привыкнуть, вы убедили себя, что по-другому нельзя. Нельзя не работать, нельзя не быть как все, нельзя не страдать. Вы сами набиваете свою голову ватой, травитесь, пьёте, курите. Вы тратите те деньги, что могли бы отложить на свою свободу. Вы убеждаете себя, что так надо, вы должны отдыхать и снимать стресс. Вам нужна эта машина, поэтому вы берёте кредит и затягиваете ошейник рабства на своей шее ещё туже.

А что же происходит там, наверху?

Для них вы просто механизм, двигатель. Вы крутитесь, словно белки в колесе, получая за это свои крохи, чтобы не сдохнуть. Днём вы работаете, вечером тратите то, что заработали. Чтобы вы продолжали работать, вам продают дорогие вещи. Вы берёте их в долг и продолжаете работать. Вы покупаете бензин и делаете свой вклад в процветание хитрых магнатов.

Перестаньте пользоваться автомобилями. Перестаньте покупать бензин и машины. Что будет? Власть тех, кто заковал вас в оковы, рухнет. Когда вас будут спрашивать о причине такого выбора, вы скажете, что не хотите и дальше портить свою планету. Вы не хотите загрязнять атмосферу и уничтожать жизнь!

Нет, я не призываю вернуться в каменный век. Просто подумайте об альтернативных источниках энергии. Солнечные батареи, вырабатывающие электричество! Представьте неограниченный и неиссякаемый запас экологически чистой энергии. Вы просто покупаете солнечную батарею, устанавливаете её возле своего дома и пользуетесь ей вечно. Вы не должны никому платить и фиксировать расход электроэнергии, вам больше не нужно работать за энергию, потому что она теперь бесплатная!

Купив машину с электродвигателем, вы просто покупаете к ней зарядное устройство, которое раз в день втыкаете в свою солнечную батарею! Всё! Это ли не огромная часть свободы, это ли не огромный шаг в сохранении жизни на земле?!

Вы спросите меня: ну как же, где сейчас купить такую машину и такую батарею? И вообще, мы ведь не учёные, это учёные должны разрабатывать такие новшества! Что за ерунду ты предлагаешь, Сущий!

Вы не можете понять того, что чтобы что-то получить, надо перед этим что-то отдать. Как долго будут терпеть свой крах владельцы нефти и газа, когда осознают, что люди перестали покупать их товары? О, эти магнаты ни за что не допустят такого, поэтому они будут и дальше рекламировать и впаривать вам своё дерьмо. Оно обёрнуто в красивый фантик в виде дорогих машин, яхт, красивых женщин, которые непременно у вас будут. Вы только купите классную тачку!

Только вы покупаете не тачку, вы покупаете своё рабство! Да-да, именно вы, работаете и изо дня в день делаете всё, чтобы оставаться рабами и уничтожать жизнь.

Уберите двигатель внутреннего сгорания, и рынок будет вынужден выпустить электродвигатель. И вы начнёте покупать новые, экологически чистые машины. А потом и солнечные батареи.

Только представьте это. Одна покупка на всю жизнь. Каждый сможет владеть своей собственной, бесконечной заправкой!

Но этого никогда не будет. И не стоит винить магнатов. Смысл их жизни в удержании власти, и они всеми силами будут держаться за неё. Только без вашей помощи они ничто. Ведь вы никогда не перестанете покупать то, что вам продают. И работать для того, чтобы это купить.

Так что вы, только вы виноваты. Каждый по отдельности и все вместе!

Конечно, кто-то должен заниматься тем, чем занимается каждый день на работе, и я не призываю к безделью и праздному образу жизни. Но вы же понимаете, что большинство из ваших работ просто никчёмное времяпровождение?

Вы ведёте бухгалтерии, заполняете архив в канцелярии, ходите по всяким присутственным местам: суды, прокуратуры, администрации. Заполняете какие-то бумажки, спорите о бесполезных вещах и дрожите в коленях от грозного взгляда начальника. Ваш начальник, в свою очередь, занимается тем же самым и тоже дрожит в коленях уже от своего начальника, а тот от своего. Вся эта пирамида не несёт в себе никакой общечеловеческой пользы. Вам всем просто платят за то, чтобы вы не мешали процветать тем, кто у руля. Чтобы вы не думали и не мечтали. Чтобы вы были на виду и продолжали сохранять бюрократическую машину в целости.

Очнитесь, вы имеете право на управление Сознанием, в такой же степени, как и любой другой живой человек. Если вы думаете, что чего-то не можете, то вам это просто кажется.

Понимаю, не просто взять и всё сразу бросить. Вы живёте в цивилизации, и за её блага надо платить. В супермаркете, в лютый мороз вы покупаете апельсины и бананы. Вы можете купить себе любое мясо и вообще почти любую еду. Эти блага даёт вам цивилизация и ради них вы и трудитесь.

Но кто вам сказал, что трудиться надо на ненавистной работе, занимаясь бесполезным делом? Кто сказал, что вы не имеете право заниматься по-настоящему интересным и нужным? Делать то, что важно для вас и будет действительно приносить пользу. То, ради чего вы станете просыпаться с огнём в глазах за пять минут до звонка будильника. То, что сделает вас счастливыми и бодрыми!

Откажитесь от привычного. Откажитесь от праздничных столов и гулянок. Потерпите год и скопите деньжат. Откажитесь от личного автомобиля, поднимите голову и гордо скажите, что не сядете больше за руль, пока не появятся доступные электрокары.

Вы можете, вы можете всё. Отпустите, отпустите гадость, бросьте наконец свой тяжёлый, громоздкий чемодан без ручек. Спасите себя и спасите наше будущее. Все вы, все мы.

***

Я сделал всё, что мог. Я жил и старался изо всех сил показать людям правду. Уж не знаю, насколько это у меня получилось.

Старая поговорка: хочешь изменить мир, измени себя. Себя я изменил, точнее, как бы сказать… А, не знаю, всё равно.

Что ж, вот и заканчивается моё время. Пришло уведомление, как и предрекал Отец Владимир.

2013 год. Я вдруг отчётливо нащупал в голове дату и время. Уже скоро. Не знаю как это будет. Не страшно. Я скоро вернусь, и мы продолжим.

Но на всякий случай, я записал. Я записал всё, что смог выразить словами. Я описал вселенские процессы и поделился знанием.

Я кратко описал отдельные жизни прошлых своих людей. Конечно, я не мог бы описать всех. Я сделал всё, что успел.

Осталось лишь распечатать рукопись и кому-нибудь отдать. Может, кто и поймёт. Ну а мне пора. Увидимся в следующей жизни.

***

Следователь Симаков, недовольно чесал затылок. Дежурство выдалось трудное. Что за нелепое происшествие?

Ночью был обнаружен труп мужчины предпенсионного возраста. Он распростёрся на перекрёстке, прям возле светофора. По предварительным данным смерть наступила в результате несчастного случая.

Но что за случай, а, твою мать? Кто бы мог такое вообще придумать.

На перекрёстке столкнулись два автомобиля. Водители обоих транспортных средств живы и здоровы, но в момент столкновения, осколок разбитой фары с неправдоподобной силой отскочил в сторону светофора и пробил погибшему висок.

Ну? Что это? Что это за херня? Из-за этого нелепого случая ему, Симакову, теперь предстоит тратить чёрт знает сколько времени. Сколько бумаг придётся заполнить, сколько рапортов. И ради чего, твою мать, а?

Как же всё достало!

Следователь Симаков, с отвращением пнул коробку вещдоков.

– Сука, сука! Идиот! Идиот! – зло повторил он и закурил сигарету.

При погибшем был обнаружен кожаный портфель, который приобщён к делу. В портфеле лежала стопка бумаг, предположительно, распечатанные записи погибшего.

Следователь Симаков затушил сигарету в полной пепельнице.

– Ну ладно, идиот, что там у тебя за бумаги, – пробормотал он и начал читать.

Большинству смертных, моя история покажется странной. Я не знаю, прочтёт ли это кто-нибудь, когда-нибудь, трудно это предположить. За те тысячи лет, что я наблюдаю за людьми, я удостоверяюсь раз за разом, что большинство из них слишком глупые. Все они созданы для того, чтобы быть кормом для других, более умных людей…

– Да что ещё за бредятина?!

Симаков в сердцах забросил стопку бумаги обратно в коробку вещдоков и с остервенением закурил следующую сигарету.

Оглавление

Период первый. Древний Мир

Джараб

Махеши

Период второй. Средние века

Михаэль

Свенельд

Израиль

Период третий. Новое время

Выполняй

Намэ

Период четвёртый. Новейшее время

Губадзе

Сущий