Бремя версий [Александр Муромцев] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Уважаемый читатель!
Спешу предуведомить, что
возможные совпадения реальных
названий, имён и ситуаций с
текстом книги носят случайный
характер.
Автор.
Часть первая
Предварительное следствие или уехавший труп
«Производство предварительного
следствия обязательно по всем
уголовным делам, за исключением…»
из статьи 150 Уголовно-процессуального
кодекса Российской Федерации
1
За мгновение до звонка будильника он открыл глаза. Или так ему показалось. Обычно Петрович просыпался в семь утра. Это было привычкой, и никакой будильник ему нужен не был. Но сегодня он запланировал сходить по грибы, и для этого полагалось встать до рассвета, чтобы всех опередить. А вставать очень не хотелось. Непривычный к ранним побудкам мозг противился насилию и изобретал всяческие оправдания, что, мол, полчаса –час ничего не решат, можно и полежать. Тем более что упрекать было некому. Геннадий Петрович давно жил один. Когда-то в прошлой жизни была жена, столичная квартира и работа на заводе. Потом все разладилось и в государстве, и в семье. От жены он ушёл, забрав только одежду и рыболовные снасти. Ушёл после очередного скандала, когда ему стало отчётливо ясно, что спокойной жизни на пенсии не предвидится, а будут сплошные попреки и раздоры. Жена яростно противилась наступающей старости, применяя весь арсенал косметики и чудо-лекарств, предлагаемый телевизионной рекламой, продолжала работать диспетчером в автопарке и была в курсе всех новостей из мира знаменитостей. Ушёл он спокойно, ни в чём её не виня. Мало, что их уже связывало. Детей не было. Общих интересов тоже. Его выручил родительский дом в деревне в ста пятидесяти километрах от Москвы, который уцелел в лихие девяностые и тихо пустовал, зарастая кустарником и сорняками. В нём Петрович, как его величали сельчане, и обосновался. Своими руками сделал кое-какой ремонт, наладил печь, перезимовал, весной раскорчевал небольшой огородик и зажил бобылём. Пенсию назначили небольшую по меркам города, но в деревне она выручала. Сам некурящий, он выпивал крайне редко, да и то непокупное. Самогонку гнал ещё покойный батя. Его мудрёное устройство Петрович, работавший всю жизнь слесарем, привел в порядок и даже усовершенствовал. Спиртное требовалось, чтобы расплачиваться с шоферами и трактористами, без которых на селе никуда. Жена иногда приезжала, гостила по неделе, звала вернуться, но как-то ненастойчиво. Видно, её жизнь в городе вошла в колею. Он понимал и не обижался. В этом году, готовя запасы на зиму, Петрович даже наварил варенья, оставалось засолить грибов. Местный уроженец, он отлично знал окрестные леса и все грибные места. Но было одно особое, про которое мало кто ведал. Да и то сказать, в деревне осталась пара старушек, а так всё летние дачники, которые целыми семьями с детьми и декоративными собаками прочёсывали опушку большого леса, выбирая дотла сыроежки да опята, а то и малосъедобные копытники. Он такие грибы с детства знал, но не брал. Возни с ними много. Поэтому, уходил он подальше в лес, от раздвоенной сосны забирал влево к болоту и по его краю шёл до небольшой полянки, где и росло богатство из белых и подберёзовиков. Подберёзовики росли как бы кустами, по нескольку штук, а белые – цепочками, и Петрович любил их срезать по старшинству, причем самые молодые грибочки, которые ещё не проклюнулись на свет, он отыскивал кончиками пальцев на ощупь в прелых листьях и еловых иголках. Эти крепыши шли исключительно для маринования, и такая литровая баночка открывалась только в особых случаях. Приходилось поторапливаться. На заветное место недавно наткнулся Жека из соседней деревни. Дороги вдоль болота Жека не знал, но пару лет назад лес разрезали автотрассой, с которой был неприметный съезд в чащу. Этот съезд, а затем полянку Жека и обнаружил. У него имелся древний, ещё дедов мотоцикл с коляской. На нём Жека днями колесил по окрестностям, отыскивал и раскапывал оставшиеся с последней войны старые окопы и блиндажи, густо рассыпанные по всему лесу. Найденные орудийные гильзы сдавал как цветной металл, а прочие трофеи продавал кому-то в городе. Этим и жил со своей матерью-инвалидом. Третьего дня прошли обильные дожди, что для грибов первое дело. Жеку следовало опередить. Петрович решительно поднялся и стал одеваться. Это расшевелило кошку и двух котят, которые до этого, как заколдованные, неподвижно сидели в дверях и только издали наблюдали за пробуждением хозяина. Лезть к кровати и мяукать по утрам у этой кошачьей семьи считалось дурным тоном. Хотя сейчас было совсем не их время, кошки, путаясь под ногами, показывали, что надо бы любимцев покормить. Что и было исполнено. Сам Петрович завтракать не стал, попил воды и взял в дорогу два ломтя ржаного хлеба, круто их посолив. Выйдя за порог, он несколько мгновений постоял на высоком крыльце, вдыхая предрассветный воздух. Меньшую корзину запихнул в большую, и, подцепив их на локоть, тронулся в путь. До восхода было ещё с полчаса, но сумерки идти по набитой тропе не мешали. Как он и рассчитывал, на полдороге к полянке верхушки деревьев осветило солнце, но неожиданно спустился легкий туман. Петрович продолжал идти напролом, не таясь, наступая на валежник, и за его треском, краем уха расслышал вроде бы стрекотанье мотоциклетного мотора. Огорчённый, он остановился и прислушался. Но, нет, всё было тихо, видимо, показалось. Он сделал ещё с десяток шагов и вдруг сквозь туман увидел впереди на краю полянки какой-то неяркий электрический свет. Вот и опередил – с досадой подумал Петрович, но идти продолжил. Но что-то было не так. Обозначились два неподвижных светлых пятна, а у мотоциклов так не бывает. Значит, всё-таки не Жека. Кто тогда здесь в такое время? Особой тревоги не возникло. За годы Петрович привык и к одиночеству, и к лесу. В злые силы верить не приучился, чужих не боялся и всегда рассчитывал только на самого себя. Но здесь, на всякий случай, взял правей, зашёл немного сбоку, остановившись за толстым сосновым стволом. Туман почти рассеялся, солнце светило уже сквозь листву. Петрович увидел угловатый силуэт крупной чёрной автомашины, упёршейся бампером в густые заросли малины и крапивы. Двигатель не работал, только неярко светили передние фары. Водительская дверца закрыта, но стекло полностью опущено. На водительском месте неподвижно сидел человек, склонив голову на руль. Мёртвых Петрович не боялся, хотя убитых видеть ему не приходилось. Но, вдруг, стало как-то не по себе, как-то неправильно всё. Кругом утро, солнце, ожил лес. И вдруг мертвый молодой мужик, вырванный силой из земного бытия. А кто его? И за что? Петрович, хотя и был уверен, что на полянке и рядом в лесу никого нет, всё же внимательно огляделся, но никого так и не увидел. Он подошёл ещё ближе и увидел страшную картину. Даже сердце как-то захолонуло. Мёртвое лицо, обращённое к Петровичу, было спокойно. Полуприкрытые глаза по-неживому тускло отражали дневной свет. Кровь во многих местах пропитала одежду. Хоть мёртвых и не боялся, но прикасаться к машине и трупу не стал, отошел. Подумалось: вот, ети его мать, сходил по грибки. Но ни собирать грибной урожай, ни просто уйти Петрович теперь уже не мог. Как будто какой-то долг почувствовал перед покойником. Надо что-то делать. Вызывать милицию. Как видел раньше в старом фильме про шпионов. Хотя теперь и не милиция, а полиция, других вариантов для Петровича не было. Прихватив корзины, он пошёл напрямик через чащобу к автотрассе. По дороге он невольно ускорял шаг и в конце почти бежал, так что у съезда к шоссе нужно было встать и отдышаться. Выбрав место на обочине, Петрович начал голосовать, как шутили раньше, «за развитие автотранспорта». Машин шло не так уж мало, но никто, видя пожилого мужика в брезентовой куртке, резиновых сапогах и с корзинами, не останавливался. Если бы это нужно было лично ему, Петрович плюнул бы и отправился пешком, но тут он делал как бы даже государственное дело, поэтому он упрямо стоял, вытянув вперёд и вверх правую руку. И, достоялся. Затормозил старенький микроавтобус с надписью «техпомощь» на обшарпанном борту. Молодой водитель, наклонясь к правому окну с открытым стеклом, прокричал: – Куда тебе, отец? – Да мне-то никуда. Ты вот что, сообщи в полицию, что в лесу человека убили. Я буду здесь дожидаться, они одни не найдут. Сообщишь? – А ты-то, кто? – Житель, местный, из Стеблево, по паспорту Иванов, а зовут все Петрович, ты уж там объясни, а то напутают. Ивановых-то у нас в России, сам знаешь, полведра. Только поскорее бы приехали. – Ладно, жди. Парень уехал, а Петрович, понимая, что ждать нужно может даже не один час, отошел с обочины и присел за кюветом на косогоре. Достал было из кармана свой хлебный запас, но еда как-то в горло не шла. Так и сидел на солнцепёке, стараясь собраться с мыслями.2
Дверь в кабинет следователя Игоря Климова приоткрылась и в образовавшуюся щелку заглянула инспектор канцелярии Лида. Увидев Игоря на рабочем месте, она скороговоркой протрещала: – Игорь Николаич, вас шеф срочно зовёт. – Иду! Игорь подчёркнуто неспешно поднялся, надел пиджак, поправил галстук и, взяв для солидности блокнот и ручку, отправился на второй этаж к руководителю следственного отдела Валерию Ивановичу Сорокину. Следотдел по городу Калашину недавно заселился в это новое здание, и запахи краски и штукатурки ещё не совсем выветрились. Но Игорю это почему-то нравилось, чем-то напоминало школу в начале сентября и порождало добрые и светлые воспоминания. Постучав, Игорь попросил разрешения войти. Надо сказать, что в следствии начали прививать стиль общения по армейскому образцу, это многим ветеранам следствия не очень нравилось, но отслуживший после юрфака срочную службу Игорь воспринимал новые веяния легко. Руководитель войти разрешил, указал на стул и спросил: – Резиновыми сапогами обзавелся? – Да нет еще, – ответил Игорь и, подумав, добавил, – дома у родителей есть, но в кабинет пока не привёз. – Понятно, и форму пока не получил. Папку-то для выездов собрал или тоже «нет еще»? – Формы моих размеров нет, а папка готова, а что нужно ехать? – Угадал. Из дежурки звонили: труп в лесу, в машине. Полицейская группа выехала на место, передали, что огнестрел. Судмедэксперт уже там. Репортёры понаехали. Ждут следака. Тьфу, чёрт, сам не люблю это словечко, явно оно из блатного жаргона. Так что давай, сапоги у Величко попроси, там, в туфлях не пройдешь. Водителю я сказал, вас встретят на трассе и покажут куда ехать. Да, и вот: возьми мой служебный жилет, а то попадешь в кадр в гражданке, начальство опять надписи «следственный комитет» не увидит, и мне снова за вас влетит. Сорокин протянул Игорю небольшой свёрток в чехле из чёрного нейлона. – Спасибо, – Игорь поднялся. – И звони. Не будет мобильной связи, выйди через полицейскую рацию, мне передадут. А то от вас информации не дождёшься. Протокол и вещдоки в отдел, труп направишь в морг. Я скажу начальнику полиции: машину пусть отгонят к ним на стоянку, иначе раскулачат, – продолжал нудить Сорокин, который в начальниках ходил года два и считал, что если он не подскажет, то сами следователи сообразить не в состоянии Об этом Игорь подумал, уже спускаясь к машине. Водитель Слава ждал за рулём «уазика», покуривая. Поехали сразу, и о сапогах Игорь вспомнил километров через десять. Доехали довольно быстро. На обочине стоял сержант и развлекался тем, что осаживал двух репортёров местного телеканала «Дежурный объектив». Их разрисованный рекламой канала автомобильчик «Рено» приткнулся к кювету. Ребята горячились и винили сержанта в сокрытии информации и нарушении их конституционных прав. Сержант для вида сокрушался таким своим беззакониям, но дальше обочины бойких СМИ-шников не пускал, ссылаясь на приказ начальства. – Так доложи, что мы приехали, он сразу разрешит, как узнает, что это мы, вот увидишь,– убеждали они. – Да у меня рация только на приём настроена, – отбрёхивался сержант,– не могу доложить. Игорь вылез из машины, надел служебный жилет, и представился. Репортёры воспряли и насели на сержанта с новой силой. Но того было не прошибить. Игорю он сказал, что его давно ждут, и надо метров триста проехать вглубь леса. Но тут подвёл Слава. «Уазик» почихал и заглох. Слава залез под капот и оттуда доложил, что быстрого отправления не гарантирует. Дело осложнялось. Асфальт от лесной дороги отделяла трехметровая канава, на дне которой от недавних дождей стояла коричневая жижа. И тянулась эта лужа и вправо, и влево насколько хватало глаз. Хотя и неглубоко, но для Игоревых туфель непреодолимо. Репортёры с серьезным видом сказали, что рады предоставить следствию свою «Рено» и проехать в лес. Но это не устроило сержанта. Потоптавшись, он крякнул, нецензурно выругался и сказал Игорю: – Давай на закорки, перетащу. Только не рассказывай никому. Деваться было некуда. Сержант – здоровенный парень, легко сделал с живым грузом несколько шагов. Пристыженный Игорь поспешил скрыться в лесу, а сержант, гордый своей находчивостью и самопожертвованием, хлюпая промокшими берцами, вернулся к репортёрам, которые подозрительно притихли.3
На всякий случай Игорь считал шаги, чтобы засечь расстояние из расчёта: три шага – два метра. Долго идти не пришлось. Вскоре в просветах зелени Игорь заметил полицейскую машину, а рядом нескольких людей. Он подошёл ближе. Под ногами чавкало, туфли сразу промокли. Но винить оставалось только себя. Игорь узнал начальника уголовного розыска Куницына и судмедэксперта Реброва. Они опирались задами о капот полицейского «Фордика» и обмахивались отломанными веточками, отгоняя комаров. Дальше, на краю полянки, стоял чуть боком к ним черный «Мерседес» «Гелендваген». Возле него ходил толстый парень с фотокамерой. – Игорь, привет! Заждались, – проговорил Куницын и протянул для пожатия руку. Ребров просто кивнул и тоже пожал руку Игорю. Игорь, обогнув их, подошёл к «Мерседесу» и поздоровался с парнем. Тот представился экспертом-криминалистом из отдела полиции, и, добавив, что он уже всё отфиксировал, отправился к полицейской машине. Игорь сделал круг, заглядывая в окна внедорожника, и остановился у водительской дверцы. Да, это несомненный криминал. Одна огнестрельная рана чуть ниже левой подмышки. Ни оружия, ни гильз в машине и под ней не видно. Убитому лет тридцать – тридцать пять. Дорогие костюм и рубашка, да и машина непростая. Даже небольшой опыт Игоря позволял понять, что проблемы с таким делом об убийстве у него будут. Перед тем, как начинать подробный осмотр, Игорь жестом пригласил коллег на военный совет. Они оба, люди со стажем, повидали всякого, и поэтому свои мысли выражали кратко, по существу. Всё сводилось к следующему. На лесной дороге следов не закрепить, слишком большой слой сухих еловых иголок. Вроде примятость есть, но, что и когда проехало, не скажешь. Полянка сыровата, и с высокой травой, поэтому колея от внедорожника ясно выделяется. Она единственная и оставлена именно этой машиной. Следов ног не выявлено, но трава в нескольких местах примята. Это, видимо, после свидетеля, который и нашёл труп. На вопрос Игоря, где этот свидетель, Куницын сказал, что это местный мужик, он здесь, дожидался полицию и сейчас с участковым и водителем обходит полянку по опушке, может, они, что и найдут. Судмедэксперт подтвердил, что видимая рана одна, но одежда залита кровью, поэтому он скажет точнее, когда труп вытащат из машины. Куницын добавил, что свидетель говорит: дверцы были закрыты, когда он пришёл. А вот стекло явно опущено до выстрела, поэтому оно и не разбито. Машину Куницын, по его словам, пока не смотрел, хотя сказал, что документов при трупе и в машине нет, как и денег. Такое нелюбопытство опера Игоря, конечно, сильно удивило, но вслух он ничего говорить не стал, приберёг слова «на потом», сообразив, что машину до его приезда уже аккуратно обшарили. Куницын, чуткий как собака, уловил даже невысказанное сомнение и поспешил Игоря отвлечь, сказав, что по номерам машинку уже пробили, числится за какой-то ассоциацией, название длинное, у ребят записано, а на учёт поставлена Вишневецким, жителем Москвы, 1959 года рождения. Так что убитый явно не он. Труповозку вызвали, едет. Оставалось перейти к самой неприятной части осмотра – вытащить и тщательно осмотреть труп. Латексные перчатки были только у судмедэксперта. Игорю и Куницыну пришлось брать за одежду, где почище. Эксперту-криминалисту перчаток не досталось, но ему они нужны и не были. Он сразу заявил, что покойников таскать не его дело, и он к ним ни разу не прикасался. Спорить с ним не приходилось, но остальным деваться было некуда. Поэтому втроём: раз-два взяли, приподняли, вынули и положили на траву. Трупное окоченение в крупных мышцах уже наступило, поэтому убитый был в неестественной позе, как будто готовился прыгнуть. Но это никого не смущало, и Ребров начал методично проверять карманы, а Игорь складывать в пластиковый мешок для вещдоков голубой носовой платок, пластмассовую расческу, часы на белом металлической браслете, желтый металлический перстень с тёмным камнем-вставкой, три ключа на стальном колечке, желтую металлическую цепочку с крестиком. А больше ничего. Ни документов, ни мобильного телефона, ни денег. Игорю стало интересно: как о том, что их нет, узнал Куницын? Игорь на него взглянул, но увидел до того безмятежные и ясные голубые очи, что первым отвел взгляд. Ребров опытными движениями расстегивал рубашку и брюки, осматривал тело и ровным голосом комментировал увиденное на предусмотрительно включенный Игорем диктофон: – Смотри, ни других ран, ни шрамов, ни татуировок на убитом не наблюдаем. Входное отверстие на левой боковой стороне груди, ранение слепое. Пулю я извлеку при вскрытии. Могу сказать, что, судя по ране, стреляли не в упор, а с некоторого расстояния, но точнее по следам выстрела на пиджаке и рубашке скажут физико-техническая и баллистическая экспертизы. Игорь, глядя на неподвижное тело, неожиданно подумал: сколько раз приходилось читать в книгах про страшные гримасы на лицах убитых, жуткие оскалы и прочие ужасы. Ничего такого он никогда не видел. Может, и бывает после серьезных аварий. Но вообще-то покойник от русского слова покой. Ничего-то его лицо не выражает из-за полной расслабленности мускулов. От этих мыслей отвлёк Куницын, который за эти минуты прошерстил салон машины, перевернул резиновые коврики, проверил дверные карманы и пресловутый перчаточный ящик, который все поколения наших шоферов дружно зовут «бардачок», и показал свой улов. Счёт-квитанция за техобслуживание на имя Вишневецкого, инструкция по эксплуатации «Мерседеса» и автомобильная карта Москвы и области. Всё это Игорь тоже уложил в пакеты. Толстый эксперт-криминалист, тоже не теряя времени, на удивление проворно, колдовал со специальным составом, обрабатывая им стекла и дверцы, руль и панели салона, стремясь найти отпечатки. Какие-то выявились, но чьи – пока не скажешь. Надо начинать писать протокол. Чтобы не так доставали комары, Игорь сел на заднее сидение полицейского «Форда», поднял все стекла, утвердил на коленях папку, и, одуревая от духоты, привычно строчил на заранее распечатанном бланке, что он, такой-сякой, при достаточном дневном освещении и так далее, произвел осмотр места происшествия и трупа неизвестного мужчины. Как всегда, во время этой неизбежной механической работы мысли пришли в равновесие, Игорь почувствовал даже какое-то удовлетворение от собственной главной роли в процедуре осмотра. Остальные, пользуясь паузой, сгрудились у машины. Куницын и Ребров закурили и потихоньку травили анекдоты. Эту идиллию нарушил противный писк рации. Куницын ответил, а потом, ухмыляясь, протянул пластмассовый кирпичик Игорю, присовокупив: – Это тебя, ваше благородие. Игорь машинально поднёс рацию к уху и сразу узнал от своего шефа Сорокина, кто он есть, как его звать и вообще: где доклад? Игорю стало стыдно, но не очень. Он занимался делом, что в его понимании было важнее всяких докладов. Строго посмотрев на ребят, которые хихикали, слыша словесные упражнения Сорокина, Игорь, как ему показалось, связно и обстоятельно проинформировал шефа обо всех скорбных обстоятельствах. Узнав о том, что на отдел падает ещё один возможный глухарь, Сорокин рассвирепел и начал так орать, что рация была, пожалуй, лишней. Выплеснув эмоции, он велел поторопиться, закругляться и не забыть доставить в полицию свидетеля, нашедшего машину. На этом сеанс связи руководство завершило. Игорь вздохнул и вернул рацию Куницыну. В этот момент возвратились с обхода участковый, водитель и мужчина в брезентовой куртке. Всю их одежду облепила лесная паутина. Участковый доложил, что ничего не обнаружили. Но это было не совсем так. В руках у участкового и водителя имелись большие полиэтиленовые пакеты, набитые грибами. Куницыну стало за них неудобно, и он зло сказал: – Вижу, зря времени не теряли. – Дак, чего? Тут их полно. Хоть косой коси. Топтать что ли? – промямлил участковый. Игорь видел его впервые. Обычный парень, форма новая, ещё не обмятая. Физиономия вроде смышлёная, а понимания, что не всё можно делать вблизи трупа, нет. – Как ваша фамилия? – спросил Игорь, – мне для протокола нужно. Участковый проворно поставил пухлый пакет к колесу машины и представился: – Лейтенант полиции Ковтун. Игорь записал его в участники следственного действия и обратился к пожилому мужчине: – А вы кто? – Иванов Геннадий Петрович. Живу здесь недалеко. Деревня Стеблево. – Вы обнаружили машину и труп? – Да. Я уже всё рассказал, вот товарищам, как и что. Я ничего не брал и не трогал. Сразу пошёл к дороге и милицию вызвал. – Понятно, только сейчас полиция называется. Вы нам ещё понадобитесь, поэтому надо будет с нами проехать в отдел. В это время на поляну въехал зеленый уазик-буханка. Это прибыла труповозка. Разбитной водитель, выпрыгнув в траву, весело со всеми поздоровался. – Ты, давай, развернись и задом сдай, видишь «Мерседес» стоит? Не на руках же нам тащить? – распорядился Ребров. Всё было сделано, труп общими усилиями погрузили. Игорь выписал бумажку о направлении трупа на судебно-медицинское исследование, и буханка укатила. Оставалось перегнать в отдел «Мерседес». За его руль уселся участковый Ковтун, как человек без предрассудков. Ключи оставались в замке зажигания, но запустить двигатель сразу не удалось. Сел аккумулятор. Хорошо, что в полицейском «Форде» нашлись провода с клеммами. «Фордик» подогнали впритык к борту «Гелендвагена». «Немцу» дали «прикурить», и его мотор тихо заурчал. На заднее сиденье усадили свидетеля Иванова. Остальные втиснулись в легковушку, и машины тронулись через лес к автотрассе. На выезде по-прежнему маячил рослый сержант, а за его спиной увивались репортёры, нацелив камеры на выныривающие из канавы машины. Сержант подошёл и доложил, что следотдельский уазик уехал на ремонт, труповозка прошла, а сам он лучше сядет во внедорожник. Репортёры погрузились в свой «Рено», и колонна двинулась в город Калашин.4
В райотделе полиции, в кабинете её начальника Кустова, Игоря уже дожидались руководитель следотдела Сорокин и замрайпрокурора Мещанов. Они молча изучили содержимое пакетов с изъятыми с места происшествия вещами, и посмотрели на Игоря, ожидая доклада. После его недолгого рассказа Сорокин спросил: – И кто же тогда этого мужика грохнул? Ни гильз, ни оружия, ни следов. Как сам-то думаешь? Игорь неуверенно предположил, что может кто-то, поджидал на полянке, а после убийства забрал документы и телефон и скрылся в лесу. –А туда прилетел и оттуда смылся по воздуху, как Карлсон? – пошутил начальник полиции Кустов, – и зачем убитому было сворачивать с дороги в чащу? –Да глупости, – вмешался Мещанов, – просто некачественно осмотрели местность, опыта не хватило или торопились. Вот и нет результатов. А в таких делах спешить не надо. Скорее всего, убийца или убийцы сидели у убитого в машине. А значит, были знакомы, и он им доверял. Под надуманным предлогом, например, захотели в туалет, попросили завернуть на полянку, потом вышли из машины и стрельнули через открытое водительское окно. Забрали документы и телефон и пешком вернулись на трассу, где их ждала вторая машина. Вот и весь ребус. Нужно срочно организовать поиски второй машины. Сорокин, подумав, возразил, – Вряд ли так. От трассы до машины по протоколу расстояние 260 метров. Далековато для заезда в туалет. – Хорошо, а если его под пистолетом заставили туда ехать? – настаивал Мещанов. – Как её искать, эту вторую машину, если она действительно была? Время мы не знаем, направление движения не знаем, что за машина тоже не знаем, – посетовал Кустов. Сорокин на это сказал, что нужно изъять видеозаписи с постов и на въезде в город, и на трассе в сторону Москвы за последние сутки. И добавил, обращаясь к начальнику полиции: – Ты давай пошли своих ребят, а то Игорю и так до ночи сидеть с бумажками. Нужно возбуждение дела оформить и спецдонесение в областное следуправление успеть напечатать. И уже повернувшись к Игорю: – Допроси этого Иванова, что труп нашёл, и дуй в следотдел, я позже приеду. – Может этого Иванова у нас придержать, пусть сутки посидит, подумает, гляди чего и вспомнит? – предложил Кустов. – А за что? Никаких законных оснований нет, – засомневался Сорокин. – За что, за что? Не знаешь, что ли? По беспределу. Задержим за то, что матом во дворе ругался, а в камеру к нему человечка сунем, – продолжал искушать Кустов. – Я всего этого не слышал, – заявил Мещанов, – и, вообще, мне пора, поеду докладывать. С этими словами Мещанов ушел. Игорь тоже поднялся со стула, ожидая решения о судьбе Иванова, которого ему было просто жалко. Сорокин, почувствовав настроение Игоря, сказал Кустову: – Давай не будем горячиться. Не тот это случай, да и следователь против, так ведь? Игорь кивнул и вышел во двор райотдела. Иванова он увидел на скамеечке у ворот. Несмотря на повсеместную борьбу с курением, скамеечка эта заядлых курильщиков выручала. Над ней кто-то приделал самодельный навес из кровельной жести, а спереди вкопал ведро с бурой водой, в которой плавали бычки. Петрович покорно сидел, ожидая, когда к нему будут вопросы. Корзинки он поставил возле себя, и эти шедевры лозоплетения оказались совершенно неуместны на пыльном казённом дворе. В своём уединении Петрович снова попробовал перекусить, достав из кармана хлеб. Перед ним, словно из ниоткуда, возникла пёстрая собачка, одно ухо которой забавно стояло торчком, а другое свешивалось, почти закрывая глаз. Местная эта собачка, глядя на хлеб, просительно приподняла переднюю лапку. Петрович, хотя и сам голодный, собачке улыбнулся и половинку отломил. Собачка подержала кусок чёрного хлеба в пасти, затем выронила его в пыль, понюхала, есть не стала и удалилась. Петрович чертыхнулся, но поднимать кусок не стал, доел, что осталось. Тут подошёл молодой парень, что приезжал в лес, и позвал с собой. Игорь привёл Петровича в свободный кабинет на втором этаже, достал из папки бланк допроса и начал писать. Петрович устал за этот суматошный день, все его ощущения притупились. Себя он видел, как бы со стороны, и ему казалось, что всё происходит не с ним. Но он старательно отвечал на вопросы, а потом под диктовку следователя написал внизу листа, что протокол прочитан лично и с его слов записан правильно. Но внимательно написанное Петрович не читал. Потому что без очков он не очень разбирал чужой почерк, да и просто стеснялся не доверять этому, тоже уставшему, парнишке. Игорь, помещая протокол в папку, поинтересовался, как Петрович доберётся до своей деревни. – Да как теперь доберёшься? Последний автобус из Калашина ушёл ещё в пять вечера, а сейчас вон на часах восемь. Да и денег нет, я же в лес направился, – поделился проблемами Петрович. И только в этот момент, впервые за день, он понял, что никакой заветной полянки у него больше нет. И дело теперь не в Жеке, а в том, что слишком много людей про неё узнали. И у них есть машины. А с дороги туда заехать раз плюнуть. Да и после этой машины с мёртвым мужиком, будь она неладна, прелесть волшебной полянки как-то утратилась. Петрович, невесело задумавшись, притих. Игорю стало жалко своего немолодого свидетеля. У него самого тоже весь день наперекосяк. Вспомнились и свои, недоделанные из-за выезда, дела. А их немало, и никто другой их за него не сделает. Игорь набрал в мобильном телефоне номер начальника угрозыска Куницына и решительно начал: – Женя, помощь твоя нужна! Тут нужно Петровича, ну, свидетеля Иванова, в Стеблево доставить, выручай! Куницын начал вяло уклоняться от дополнительной заботы, а потом вдруг сообразил: – Знаешь, у меня Ковтун, участковый тут завис. Ему всё равно в те края ехать. Давай, присылай деда. Ковтун его отвезёт. Игорь объяснил Петровичу, как найти кабинет Куницына и тот, поблагодарив и попрощавшись, ушёл. Игорь откинулся в кресле и посидел с закрытыми глазами, а потом резко встал и отправился в следотдел строчить бумажки. Освободился он поздно и пешком пошёл домой. Уже совсем стемнело. Кое-где сквозь листву проглядывали уличные фонари, которым удавалось осветить только небольшой пятачок вокруг столба. Игорь любил ходить этим привычным путём. Особенно хорошо было в начале лета, когда цвели липы, двумя тесными рядами, стоящие вдоль всей асфальтированной дороги. Аромат липового цветка волной накрывал проходящего у дерева, а потом немного ослабевал, пока не поравняешься со следующей благоухающей кроной. Идти до дома приходилось минут двадцать. По совету Куницына Игорь снимал однокомнатную квартирку в одноподъездном доме о двух этажах. Его жильё располагалось на первом. Стоило это недорого, тем более что на службе выплачивалась небольшая компенсация за этот наём. Арендодатель, тётенька в годах, обитала в оставшемся от родителей обширном доме, на окраине города у реки, где под рукой и сад, и огород, и луговина для гусей и уток. Свой небольшой доход от квартиры и львиную долю пенсии она посылала своей непутёвой, по её же словам, дочери, куда-то на Украину. Освещения в подъезде не имелось. Игорь поначалу вворачивал лампочки, он они сразу исчезали. Он сначала было пошёл на принцип, и покупал, чуть ли не через день, новые. Но и они исчезали. Стало понятно, что в таком темпе следовательский оклад не выдержит покупку даже сорокаваттных осветительных приборов. Игорь сдался и теперь находил замочную скважину в темноте просто наугад, научась это делать в одно движение руки, чем даже втайне гордился. Игорь родился и вырос в Москве, там и сейчас жили родители и младший брат. Там был его настоящий дом. Игорь проучился пять лет на юрфаке, отслужил в армии и никак не планировал куда-то уезжать из родного города, но оказалось, что вакантных должностей следователей в главном управлении следственного комитета по Москве нет, а в области нашлось место только в Калашине. Игорь согласился и сейчас не жалел. Как-никак он устраивал свою судьбу сам, без покровителей и поддержки, если не считать небольшие суммы от родителей, которыми он затыкал бреши в своём бюджете. Правда, в Москве оставалась Ирина, с которой дружили ещё в школе. Эти чувства переросли в любовь, которая уже год подвергалась испытаниям из-за ста пятидесяти разделяющих их километров. Выручала пока мобильная связь. Они переписывались по нескольку раз день, но сегодня для смс было уже поздновато. Игорь просто завалился спать без всяких сновидений, установив будильник в телефоне на семь утра.5
В светлом сосновом лесу недалеко на запад от Москвы на исходе этого знойного летнего дня дышалось как-то особенно легко. Небольшой коттеджный посёлок умело расположили у кромки небольшого лесного озера, от которого в этот поздний час исходила ощутимая свежесть. Несмотря на близость воды, комары не досаждали. Может быть, им препятствовал смоляной запах сосен, а вернее всего тот химический состав, которым люди в противогазах каждую неделю обрабатывали прибрежную осоку. Такие тонкости уходили от внимания немногочисленных обитателей посёлка. Главы семейств по утрам на лимузинах с персональными водителями отправлялись в Москву руководить компаниями и банками, возвращаясь только к позднему вечеру. Их жены на изящных машинках к середине дня упархивали по своим важным косметическим делам или на шопинг. Детки под присмотром нянек выпасались на разноцветной игровой площадке, а тех, что постарше отвозили или в школу, или на спортивные занятия. Словом, хорошо текла жизнь. Гладко. Растаявший в дневном солнечном пекле мегаполис оставался где-то в отдалении. Выхлопные газы, сутолока метро и плотные людские потоки, конечно, существовали, но это там, далеко, где этому и положено быть. В это неспокойное море приходилось ежедневно нырять, чтобы заработать деньги, продвинуться, преуспеть. За это преуспевание мегаполис исправно поставлял в посёлок снедь в красивых упаковках, нарядные бутылочки и прочие гастрономические радости, словом всё то, что нужно для правильного отдыха и восстановления затраченных сил. Да и, слава Богу, что отдыхать стало можно здесь, у себя. Немыслимо же каждый день улетать на Ривьеру или к Женевскому озеру. Не налетаешься, да и не поймут. Так что этот самый правильный отдых и протекал сегодня в усадьбе главы финансовой корпорации Валерия Анатольевича Черкасова. Приглашенными на суаре оказались две соседские семейные пары. Жена Черкасова развлекала их разговором под лёгкие закуски и тяжелые напитки. Компания расположилась под навесом у бассейна, откуда доносился оживленный разговор и иногда слышался смех. Сам Черкасов, принеся тысячу извинений и сославшись на неотложные дела, коротая время до ужина, посиживал в глубине балкона второго этажа. По правде говоря, дел у него не было, просто хотелось посидеть одному, поцеживая виски и покуривая гаванку. Другие сигары Черкасов отвергал, хотя внятно объяснить почему, вряд ли бы смог. Кубики льда мягко позванивали в широком хрустальном стакане, на кончике сигары постепенно образовывался плотный цилиндрик серого пепла, и мысли уходили в какие-то неожиданные, но приятные сферы. Видимо на Черкасова так синергически, говоря модными словами, действовали алкоголь и никотин. Усмехнувшись про себя, он вспомнил, что у Чехова для обозначения таких состояний применялось выражение «парить в эмпиреях». Взор Черкасова упирался в сгущающуюся синеву неба. На темном фоне контрастно выделялись легкие белые облачка, нижний край этой идиллической картины оттеняли почти чёрные зубцы верхушек сосен. Лёгкие, слегка ощутимые, движения вечернего воздуха доносили смоляные запахи и слабые шорохи окружающего дом леса. Но напрасно, в оправдание своего отсутствия, он сослался на вымышленные дела. Дела его и настигли. Сначала он услышал звук подъехавшей машины. При этом звонков от охраны посёлка с вопросом: «Пускать, не пускать», не поступало, значит приехал кто-то из своих. Потом вошла горничная, и сообщила, что приехал начальник его службы безопасности Сергей Гапоненко. – Он что позвонить не мог? – пробурчал недовольный Черкасов, – ладно, зови его сюда. Всё очарование вечера улетучилось, как сигарный дым. Во рту остался только горьковатый торфяной привкус недешёвого виски. Гапоненко вошел на балкон и, повинуясь жесту шефа, расположился в кресле, напротив. – Ну и …? – Черкасов приложился к стакану, не предлагая выпить Гапоненко. Гапоненко выпрямился в кресле, слегка наклонился к Черкасову и начал говорить: – В общем, всё пошло не так. Эти придурки только недавно со мной связались. Короче, они в него стреляли, но тот дал по газам и уехал. Его «Гелендваген» они не нашли. Поэтому флешку забрать не удалось. – Так он живой? – Не знаю, выясняем. Утром получу более точную информацию. Мы все свои связи в органах и у братков задействовали. – Гапоненко, это прокол. Это твой косяк и ничей больше. Где ты этих горе-стрелков откапываешь только? Смотри, чтобы никто ничего не вякнул. Все давай, не рассиживайся и своих всех напряги. Жалко гости у меня, а то я тебе долдону проще бы всё объяснил. Давай, топай. После ухода Гапоненко Черкасов обнаружил, что сигара погасла и теперь издавала зловоние табачной золы, лед в стакане растаял, и образовавшаяся там желтоватая водица больше не щекотала нёбо и не радовала. Вечер оказался совершенно испорчен, а проблем добавилось.6
Следующий день погодой не порадовал. С утра сеял меленький дождичек, обещая затянуться до вечера. Сразу похолодало. В помещениях морга и в солнечные дни особенного уюта не было. На полу и стенах тусклая голубая плитка, окна до половины закрашены белой краской. Известковая побелка на потолке в желтых кругах от постоянных протечек. Яркая лампа над секционным столом освещала место работы Реброва, который привычно орудовал хирургическими инструментами. Игорь стоял чуть поодаль, держа в правой руке диктофон. Хотя все происходило с его участием далеко не первый раз, его поколачивала какая-то нервная дрожь, и ладонь взмокла от пота. Он внимательно слушал комментарии Реброва, машинально приближая к нему диктофон в начале каждой реплики. У Игоря на плечах красовалась белая больничная накидка. Даже его небольшой опыт уже научил прикрывать свою одежду от тяжелых запахов секционной. Иначе пару дней будешь так благоухать, что это парфюмерное решение обязательно оценят окружающие. Ещё опытные люди советовали закурить, если уж совсем невмоготу, когда труп лежалый. Но Игорь, как некурящий, прибегал к этому способу защиты редко. Ребров, обычно смоливший сигареты, на вскрытиях применял папиросы, мундштук которых позволял прикасаться к ним в заляпанных трупной кровью резиновых перчатках. Ребров при этом утверждал, что папиросы изобрели золотоискатели на Аляске, чтобы при курении не прожигать рукавицы. Игорь всем этим россказням Реброва не очень-то верил, зная склонность того к розыгрышам, но и не спорил попусту. Ему вдруг стало понятно, что его внутренне потревожило, придавая действу, в котором он участвовал, горький характер полной обречённости и безысходности. Внешне, казалось бы, ничего не нарушало обыденности: врач в белом халате, стол, бестеневой операционный светильник. Даже обнажённый пациент, хоть и неживой, вписывался в картину медицинского заведения. Единственное, что выпадало из общего ряда – груда окровавленных железяк в лотке с облупившейся эмалью. Они лежали навалом, вперемешку, некоторые со следами ржавчины. Рука Реброва уверенно выбирала нужный, а один раз он даже двумя ловкими движениями подточил на замызганном брусочке огромный скальпель. Врачебная наука много веков осознававшая аксиому асептики, возводящая в религиозный градус стерильность инструментов и материалов, имеющая десятки способов размывания рук хирурга перед операцией, здесь, тоже, по сути, в медицинских стенах, вдруг отбрасывала все эти сложные церемонии по отношению к человеку, пересекшему грань. И это ставило точку. То, что происходило дальше с его телом, уже управлялось иными моральными и профессиональными установками. Из задумчивости Игоря вывел Ребров, показывавший на вскрытой грудной клетке, направление раневого канала. Стальной зонд упёрся в позвоночник, где и обнаружилась пуля. По виду девять миллиметров, со сферическим концом. От обычного штатного боеприпаса к пистолету Макарова или другим огнестрельным устройствам, рассчитанным на такой патрон. Пуля практически не деформировалась от удара о кость, видимо её кинетическая энергия исчерпалась при проходе через слои одежды и мягкие ткани. Тем лучше для экспертов при идентификации ствола. Только вот как его найти этот ствол? Это уже задача Игоря. Ребров положил пулю в пакет и передал следователю, стащил печатки и вышел из секционной, предоставив санитару зашивать труп. Игорь пошел за ним следом. Ребров уже развалился в кресле и затянулся сигаретой. Молодая лаборантка с пышными формами поставила перед ним кружку растворимого кофе, аромат которого вернул Игоря к действительности. – Тебе кофе или чай? – гостеприимствовал Ребров. – Да ничего не охота, давай лучше по делу, когда ждать твоё заключение? – Дай дней десять – двенадцать, когда будут готовы гистология и химия, тогда и напишу. Но никаких сенсаций не жди, всё очевидно. Выстрел был один. Этот парень, скорее всего, был в машине, левая рука на руле. Окно видимо открыто. Входное отверстие в левом боку. Сердце цело, но задета крупная артерия, поэтому возникло сильное внутреннее кровоизлияние, а смерть наступила минут через пятнадцать – двадцать. Он некоторое время мог совершать активные действия, например, управлять машиной, если конечно от болевого шока сразу не наступила потеря сознания. Время смерти примерно шесть-семь часов от момента обнаружения, то есть накануне, за час-два до полуночи. По внешнему виду судя, мужик ухоженный, тренированный, как ты видел, ни шрамов, ни татуировок. Запаха алкоголя от внутренних органов и от мозга я не почувствовал, но точнее, как и по употреблению наркотиков, скажет химанализ. Полицейский криминалист его дактилоскопировал. Генетический материал я отобрал. Вот и всё. Тут наука закончилась, дело за твоей дедукцией. Мне и самому стало интересно кто он, и кто его грохнул. В этот момент в кабинет зашёл начальник угрозыска Куницын, слышавший завершающие слова. Он быстро пожал Реброву и Игорю руки и бодренько сообщил: – Сейчас всё и выясним. Помните, в машине документы нашли на имя Вишневецкого. Ребята мои ночью поработали и установили его телефон. Я с ним созвонился, всё объяснил и вызвал к нам. Он с утра и приехал. – Ну, ты молодец, давай его сюда, сейчас опознание произведём,– оживился Игорь. Вишневецкий оказался грузным пожилым мужиком с барской осанкой и величественными повадками. Он назвал своё имя – Эдуард Витольдович – и согласился посмотреть убитого. После чего его направили в секционную, где, передвигаясь весьма степенно, он обошел стол, держась подальше от мёртвого тела и, молча, вернулся в кабинет Реброва. Тот предложил ему стул и на выбор: нашатыря или валерьянки. Вишневецкий, уловив нетерпение Игоря и Куницына, от допинга отказался и поведал, что убиенный – это его заместитель Садаков Александр Михайлович. Правоохранители синхронно выдохнули, стараясь не обнаруживать радостного облегчения от того, что личность жертвы установлена. РасстроенныйВишневецкий продолжил: – Мы вместе довольно долго работаем, точнее, работали. Но отношения сложились чисто служебные. Все анкетные подробности можно получить у нас в отделе кадров. Компания наша называется «Ассоциация финансового консультирования». Насколько я знаю, Садаков человек одинокий. В Москве у него квартира, есть и дача. Но я у него никогда не бывал и адресов не знаю. Всё можно уточнить у коллег. Ума не приложу, кто и за что мог убить Александра Михайловича. Ни про конфликты, ни про угрозы я никогда ничего не слышал. Машина действительно оформлялась на меня, но принадлежит компании, и постоянно ею по доверенности пользовался Садаков. Игорь проворно вытащил бланк протокола допроса свидетеля и, памятуя, что ковать железо нужно пока горячо, начал расспрашивать о характере работы Садакова и круге его общения. Понимая, что лучше не мешать, Ребров отправился на очередное вскрытие, а Куницын – покурить на улице у входа в морг. Вишневецкий, сообразив, что его визит затягивается, начал канючить: – Вы знаете, я никогда в такой обстановке не бывал, у меня давление скакнуло и вообще самочувствие плохое. Я ни разу не видел убитых и тем более Александра Михайловича, и тем более в голом виде, поэтому убедительно прошу перенести нашу беседу на другое время. Игорь пропускал сетования Вишневецкого мимо ушей и упорно записывал в протокол его слова. Тут, как на грех, Игорю позвонил руководитель следотдела Сорокин и велел в 14 часов прибыть к нему в кабинет на оперативное совещание. На слова Игоря, что как раз сейчас идёт допрос свидетеля по делу об убийстве, Сорокин рявкнул: – Я два раза повторять не буду! Прерви допрос, вручи повестку на завтра и быстро в отдел! Игорь с досады чертыхнулся, показал Вишневецкому где расписаться и отпустил его с миром. До совещания оставалось всего четверть часа, поэтому Куницын согласился подбросить Игоря. Ехать до следственного отдела было недалеко, и толком обменяться соображениями по дороге не удалось. Тем более что Игорь больше помалкивал, погрузившись в свои мысли и стараясь догадаться, что вызвало такой срочный сбор.7
– Климов, ты, как обычно, в последнюю минуту, – Сорокин уже восседал во главе длинного стола для совещаний, который совсем недавно установили в его кабинете. По обеим сторонам стола уже разместился почти весь следственный отдел. Заместитель руководителя Петрова, старейший на всю область следователь Белов, и следователь-криминалист Горячкин сидели по левую руку от начальства, а по правую – следователи Петька Величко и Зиночка Дементьева. Два стула на этом фланге пустовали. На один из них и приземлился Климов, успев пробормотать в сторону Сорокина: – Разрешите присутствовать? Ответа он не получил, потому что открылась дверь, и в кабинет вошёл высокий худощавый мужчина в хорошем сером костюме и дорогих ботинках. Эти ботинки Игорь сразу про себя отметил. Его вчерашние туфли после встречи с сырой полянкой пришлось выбросить, и сам их бывший хозяин пребывал в кроссовках и джинсах. Увидев мужчину, Сорокин встал и вытянулся, а за ним и остальные, хотя и вразнобой. Тот решительно прошёл к началу стола, процедив с усмешкой: – Вольно, не напрягайтесь, – и уселся на место Сорокина. Сорокин проворно ногой подтянул для себя стул от стены и уселся с бочку. – Я заместитель руководителя убойного отдела из областного главка. Полковник юстиции Алексей Васильевич Зинченков, – мужчина говорил, не повышая голоса, но какая-то нервическая нотка в его речи ощущалась. Он обвёл собравшихся строгим взором и продолжил: – Принято решение дело об убийстве передать в наш отдел. Я принимаю дело к своему производству. Все следователи Калашинского следственного отдела включаются в мою следственную группу. Постановление нужно будет подготовить вам, майор Сорокин. Кстати, все присутствуют? Сорокин, опешив, поперхнулся и выпалил: – Все. То есть, нет, не все. Следователь Раджабов с утра уехал в следственный изолятор, там связи нет. Не смогли оповестить. Остальные все здесь. Но, Алексей Васильевич, у каждого по три – четыре дела в производстве, у заместителя Петровой и то два. Кто же их расследовать будет, если в вашу группу их включить? – Это ваша забота, вы руководитель отдела и обязаны это обеспечить. Тем более что преступление совершено на вашей земле, и его необходимо оперативно раскрыть. Никто от работы по своим делам не освобождается. И имейте все в виду: до полного раскрытия суббота – рабочий день. Кто не справится с планом на день, выходите на службу и в воскресенье. Это не возбраняется. Не надо кислых физиономий, отдыхать будем на пенсии. Поставлена задача дать результат в ближайшие дни, крайний срок одна неделя. Криминалисту отдела поручаю систематизировать материалы дела и набросать проект плана расследования. Остальной группе: произвести задержание лица, нашедшего труп, и провести тщательный обыск в его жилище. Организовать повторный осмотр места происшествия с применением металлоискателей и кинолога с собакой. Допросить возможно большее число лиц, знавших убитого при жизни, и постараться выяснить мотив преступления. По итогам исполнения проведём совещание сегодня в восемь вечера. Предупреждаю, что за неисполнительность будем привлекать к дисциплинарной ответственности. Майор Сорокин, распределите людей, я возвращаюсь в Москву. За делом закреплена группа оперативников областного ГУВД, нужно поставить им задачи, – договорив, Зинченков поднялся. За ним неуверенно поднялись ошарашенные начальственным напором участники совещания. Зинченков направился к дверям, но вдруг развернулся и продолжил: – Прошу всех следить за своим поведением и поменьше болтать. Прославили отдел на всю Россию. Уже в интернете ехидничают, что в Следственном комитете жокеи завелись, а вместо рысаков – полицейские. – В каком это смысле? – растерянно протянул Сорокин. – В самом прямом, товарищ майор, откройте интернет, полюбуйтесь, – отрезал Зинченков и вышел. Все так и стояли столбами, один Сорокин побежал к компьютеру и через мгновения начал бешено материться. Тогда все сгрудились за его спиной, и Игорь к своему ужасу увидел на экране вчерашнюю переправу через лужу верхом на полицейском сержанте. На служебном жилете Игоря явственно читалась надпись: «Следственный комитет». Это паршивые репортёры всё-таки отомстили за своё унижение. Когда Сорокин утих, все, вздыхая, опять расселись за столом. Игорю Сорокиным была обещана весёлая жизнь и соответствующая нелестная аттестация. Потом Сорокин всё же переборол эмоции и нарезал задачи. Величко выпало повторно осматривать лес, Дементьевой и Белову устанавливать круг знакомств убитого, Горячкину и Петровой писать план расследования и постановление о создании группы, а Игоря послали задерживать и обыскивать Иванова. Под ворчание коллег, в растрёпанных чувствах, и жалея себя за невезучесть, Игорь отправился к себе в кабинет и машинально собрал нужные бланки для задержания и обыска. А потом по телефону уговорил Куницына помочь и стал дожидаться полицейскую машину. Игорь проработал следователем уже почти год. Случалось, его поругивали за ошибки. Это необидно, потому что ошибки он, иногда по незнанию, действительно совершал. Но сегодня незнакомый чужой человек, который в строгом смысле и начальником им не был, безапелляционно распоряжался ими, унизил на глазах у всех Сорокина, да и над Игорем с этой переправой через лужу едко поиздевался. Пускай этот полковник супер-следователь, пускай заслуг у него выше крыши, но видеть в своих коллегах из райотдела пешек, а тем более подчеркивать своё к ним пренебрежение, это как-то некрасиво. Сослуживцев своих Игорь знал. И знал, что при всех человеческих недостатках, они честно работают и добиваются нужных результатов. А может быть, полковник это сделал специально, чтобы как говорят «взбодрить», заставить расшевелиться? Такой тип руководителей Игорю хорошо был знаком по армейской службе. Но всё равно. По отношению, например, к Белову, такой приёмчик выглядел просто непорядочно…8
Машина приехала быстро. За рулём полицейского «Форда» сидел сам Куницын, ему не терпелось узнать о прошедшем совещании. Рассказ Игоря его огорчил. Куницын бегал в операх уже лет десять, а последний год возглавлял уголовный розыск и прекрасно понимал, что подключение к расследованию «высших» сил, ничего, кроме неприятностей, им не принесёт. Придётся писать кучу бумаг, делать ненужную работу, которая своим объёмом создает у начальства уверенность, что процесс управляем и цели достижимы. А, уж в случае неудачи, то же самое начальство будет свято уверено, что оно все организовало как надо, а дебилы – подчинённые, как обычно, обделались. Этими мыслями Куницын, не сдерживаясь в выражениях, поделился с Игорем, и при этом так распалился, что проморгал на дороге несколько колдобин подряд и бедная легковушка, вваливаясь в них по правым, то левым колесом, содрогалась всеми своими сочленениями. От этого Куницын разозлился ещё больше, и, чтобы и дальше не срываться на Игоре, мрачно молчал. Игорь судорожно цеплялся то за приборную доску, то за ручку на двери, чтобы не ударяться головой при резких толчках. Куницын, заметив это, ухмыльнулся, но поехал медленнее. Игорь с тоской думал, как он посмотрит в глаза Иванову, когда будет задерживать. В том, что этот дед не лукавил, ему ясно. И тогда, в первый вечер, он был против задержания, и сейчас то, что предстояло, было ему не по душе. Но возразить на совещании при том резком молодом полковнике он не решился и теперь мучился, виня себя в малодушии. Молчание прервал Куницын: – Слушай, Игорь, ты осмотр «мерседеса» на стоянке уже делал? – Не успел, думал сегодня после обеда, да вот новые задачи поставили,– оправдывался Игорь, – А почему ты спросил? – Да знаешь, я утречком ещё раз эту тачку обошёл и обнаружил одну интересную штучку. Сзади слева на пластиковом бампере есть дырка, похоже, что от пули, а снизу на металле свежая глубокая царапина. Вот и смекай. – Женя, выходит, стреляли два раза, и второй выстрел просто по машине, – сообразил Игорь, – И что из этого выходит? Куницын поучительно поднял вверх указательный палец и изрёк: – Выходит, что стреляли сначала в водителя, а потом вдогон машине и попали в бампер. Потому, что представить, что происходило наоборот сложно. Ты, например, представляешь лоха, которому выпалили в корму, а тот остановился, опустил стекло и ждал, пока ему влепят в бок девять граммов? – Как же мы эту дырку в бампере там, на месте, при осмотре не заметили? – огорчился Игорь. – Обычное дело, смотрели-то все, в основном, на труп. Трава на полянке по пояс, просто не заметили, хотя это нас, конечно, не извиняет: проморгали,– уже примирительным тоном продолжал Куницын, – но отсюда следует важный вывод, стреляли в машину не на полянке, а на трассе. Сначала в водилу, а потом вдогон и попали в бампер. – Точно… – протянул Игорь, – и судмедэксперт допускает, что после причинения смертельного ранения Садаков мог совершать активные действия. Например, проехать какое-то расстояние. Но тогда еще один вывод – стреляли не на ходу. Садаков остановился на трассе и опустил боковое стекло. Вопрос: почему он так сделал? – Тогда итожим, – Куницын рубанул ребром ладони по баранке,– его остановили на трассе под каким-либо предлогом, типа помочь кому-нибудь в заглохшей машине, и расстреляли. – Или, что похуже, убийца был в форме дорожной полиции, – договорил за Куницына Игорь, поэтому надо постараться найти место нападения на трассе. Выговорившись, оба замолчали, а между тем на дороге показался поворот с указателем «Стеблево». Туда и повернули.\9
Дорога к деревне была мало пригодна для современного транспорта с низкой посадкой. Несколько раз по днищу зловеще проскрежетали выступающие из дорожного полотна непонятные глыбы. Но обошлось. В самой деревне пошло полегче. Там колея пролегала просто в песке. Куницын спросил у проходившей женщины, где живёт Иванов, та молча ткнула рукой в крайнюю избу и заторопилась прочь. Куницын крякнул с досады на такое, скажем мягко, хам …дамское поведение и направил машину к калитке Иванова. Игорь и Куницын выбрались из салона, распрямляя спины, затекшие от долгой дороги, и подошли к ограде. Куницын профессионально высматривал, нет ли собаки. Он уже не раз убеждался, что слова «полиция» и красная книжечка на псов не всегда действуют и иногда это приводит к печальным инцидентам, свидетельством чему были два шрама на его левой голени. Но собаки не было, и Куницын сразу успокоился. Зато имелись кошки. Одна взрослая и по бокам два котенка сидели, как изваяния, на крылечке и рассматривали приезжих. Игорь успел их заметить, но потом взглянул под ноги, чтобы не споткнуться на неровной дорожке, а когда поднял глаза, никакой живности на крыльце уже не наблюдалось. Маленькая стая бесшумно растворилась в густых кустах, обступающих дом. Небольшой домик, явно почтенного возраста, недавно умело подновили. Нижние звенья брёвен светились свежей древесиной, и опирались на высокий бетонный фундамент. Свежевыкрашенные охрой оконные наличники ярко выделялись на серо-серебристых простых бревенчатых стенах и подчёркивали сочную зелень обступающих дом кустов и деревьев. Куницын, шагая к дому, мимо кустов чёрной смородины, теснящихся к дорожке, не преминул направить в рот горсть спелых ягод. Он постучал в окошко и, поднявшись на крыльцо, громко крикнул внутрь дома через приоткрытую дверь: – Хозяева есть? Никто не ответил, тогда Куницын, положив для верности, правую ладонь на пистолет, висящий на широком поясе в кобуре, состоящей всего из двух ремешков, и за это прозванной среди полицейского люда «босоножкой», шагнул внутрь. Игорь ждал его снаружи. Куницын быстро вышел и, наклонившись к Игорю, прошептал: – Слушай, никого нету, но вещи разбросаны и на полу, похоже, капли крови. Чего-то здесь не так. Давай к соседям. Они вернулись к калитке. Рядом с милицейской машиной уже стояла невысокая бабушка в белом платочке и солдатской камуфляжной куртке. Синие спортивные штаны с белыми лампасами она заправила в шерстяные домашней вязки носки, а на ноги нацепила глубокие галоши, какие любят носить в Средней Азии. Из-под толстых стёкол очков местная жительница внимательно рассматривала непрошенных гостей. Поодаль настороженно сидел здоровенный кобель, в предках которого явно числились волкодавы. Куницын при виде пса притих и держался позади Игоря, который поспешил представиться. – Вы документы свои покажите, – потребовала бабушка и протянула руку, в которую правоохранители вложили два удостоверения. – Понятно, кто вы такие, – документы возвратились к хозяевам. Безо всякой паузы она продолжила: – Значит так, нонеча утром, в десятом часу, сюда, к дому, подкатила машина. Городская, чёрная. Назади колесо довешено. Вышли двое молодых, морды наглые, сами стриженые коротко, прямо как бандиты из сериала. Ну, прошли в дом к Петровичу. Тихо всё было. Полчаса не прошло, они из дома выбежали, в машину сели и укатили. Я на грядках копалась, не знаю, сколь времени прошло, только слышу Муська, это у Петровича кошка, как-то истошно мурлычет, ну я и пошла глянуть. А Петрович в доме на полу, сам в крови и без сознания, а кругом все его вещи разбросаны. Я скорее к Матвевне, это соседка наша с той стороны. Позвонили в скорую, правда они быстро приехали, и Петровича забрали. Вот и всё. – А больше ничего не заметили? – робко поинтересовался Куницын. – Номер машины ихней: 153 ТАМ, – а больше ничего такого. – Вам спасибо, – начал Игорь, – но нам нужно осмотреть дом, а вас я хочу допросить как свидетеля. Вы попросите Матвеевну и ещё кого-нибудь прийти, нам понятые понадобятся. Дом мы потом опечатаем, только вот кошек куда девать? Бабушка принимала решения с ходу: – Матвевну и ещё кого я щас кликну, а котов покормлю, не сомневайтесь. Сейчас не зима, что им будет. Через час Климов и Куницын уже ехали обратно. В доме ничего не обнаружили, правда, Куницын незаметно прихватил из чулана пару бутылок без этикеток. Что, конечно, не нашло отражения в протоколе. На вопросительный взгляд Игоря, Куницын таинственно поделился: – Для опытов. Над кем будут эти опыты, уставший Игорь даже не поинтересовался. По дороге Куницын рассказал, что созвонился с райотделом. Действительно в начале двенадцатого был вызов «скорой». Иванова доставили в райбольницу. Подозревают перелом основания черепа, ну и два ребра сломаны. Он в реанимации, после снотворного спит. Разговаривать сможет только завтра. Куницын как-то нехорошо усмехнулся и вдруг сказал: – Знаешь, парень, если Иванова отбуцкали по нашему делу об убийстве, то жди ещё всякого дерьма. Кто и как мог узнать, что Иванов нашел «мерседес» с трупом, и где он сам живет? Причем считай, за одну ночь. Знали о нём только ты и я. И потом, что такого ценного было в машине и пропало, раз начали калечить людей? Скажи ты мне это. От слов Куницына всякая усталость у Игоря улетучилась, мозги заработали. Он сразу попробовал найти хоть какое-то объяснение: – Может это совпадение? Избили за что-то другое. А вещи перевернули, так может деньги или ценности искали? Куницын зло посмотрел на Игоря: – Как же «совпадение». Ты тоже скажешь. Братки на крутой тачке в деревне пенсионера грабят? А отлупили, потому что самогонка не понравилась? Ты сам-то, веришь? Какие у него ценности могут быть, у деда? Кстати, номер машины этих гопников в информационных базах не числится, что тоже странно. – Ты прав, конечно. Иванова жалко. Правда, сейчас уже сидел бы ИВС, все лучше, чем в реанимации. Только тогда грех был бы на моей совести, – печально согласился Игорь. Куницын вздохнул: – Это так, много чего у нас на совести. Иногда подумаешь, а не послать ли подальше эти заморочки, идти вон в охрану или трамвай водить. Только знаешь, когда вижу, сколько тварей людям жизнь портят, понимаю: на дембель мне пока рано. Игорь согласно покивал, а потом предложил: –Женя, давай проверим твою версию, что стрельба была на трассе, все равно до совещания времени навалом. Куницын кивнул: – А давай, хоть сами убедимся, правы мы или нет. Сейчас в сторону Москвы встанем, там на развязке развернёмся и потихоньку поедем к Калашину, повыбираем место для засады. Ну, от винта… Так и поступили. Самое удобное место для нападения обнаружилось за полкилометра до поворота на полянку. Здесь шоссе, плавно поднимаясь, огибало раскинувшийся справа высокий лесистый холм. Значит, движение любой водитель невольно замедлял, и для тех, кто ехал бы навстречу, из-за изгиба дороги ничего видно не было бы. В начале подъёма Куницын поставил на краю дороги свой «Форд» в полицейской раскраске, и для гарантии, дополнительно включил аварийную сигнализацию. Нужно было максимально обезопаситься от возможных лихачей. Они оба побрели по обочине, выискивая возможные следы. Дело облегчалось тем, что после весны обочину и откос отсыпали песком, который ещё не успел зарасти сорняками. Метров через пятьдесят обнаружилась истоптанная площадка со следами обуви и правых колёс автомобиля. Но песок здесь оказался насыпной и сухой, следы не отпечатались, а сохранились просто в виде ямок и желобков. Такие для идентификации использовать невозможно, зато там же лежали три довольно свежих окурка от сигарет «Мальборо». Игорь начал фотографировать площадку на камеру мобильного телефона, а потом собрал в три полиэтиленовых пакетика окурки, аккуратно, не прикасаясь пальцами, а просто подцепляя краем пакетика. Это, с учетом возможностей генетической экспертизы, могло стать решающим доказательством. Игорь внутренне ликовал. В таких делах, если везёт, так уж везёт – Куницын, ушедший ещё метров на двадцать вперед, тихо посвистел и махнул рукой, приглашая посмотреть. Игорь, подбежав к нему, на самом краю асфальта увидел расплющенную колесами проезжавших по этому месту автомобилей гильзу от девятимиллиметрового патрона. А на песчаной обочине осталась бороздка от колес машины. Вот значит, где напали на Садакова. Но и это ещё не всё. Чуть сзади на песчаном склоне откоса глазастый Куницын углядел вторую гильзу. И она была целехонька. Игорь такими же пакетиками подцепил оба вещдока. Генетические следы могли остаться и на них, но, главное, можно теперь подключать федеральную пулегильзотеку, а там точно скажут, засветился ли раньше экземпляр пистолета, в котором гильзы отстреляны. Куницын, лицо которого просто порозовело от гордости за подтвердившую версию, протянул Игорю руку. Тот её с чувством пожал, его самого распирало. –Ты смотри, Игорь, – Куницын параллельным взмахом рук обозначил кусок обочины, – предположим, здесь остановился Садаков и опустил стекло на передней левой дверце. Убийца стоял на дороге, лицом к Садакову, и выстрелил. Гильза из ПМ выбрасывается направо вверх и чуть назад, поэтому падает на проезжую часть. Там её расплющивает чьё-нибудь колесо и отбрасывает к обочине, где мы её и нашли. Садаков сразу не умирает, даёт по газам и срывается с места. Убийца делает вдогон ещё один выстрел. Но стоит он теперь правым боком к обочине, и гильза улетает на откос. Ну как тебе? Игорь только развёл руками: –Элементарно, Ватсон. Только теперь скажи: на фига Садаков здесь остановился? И почему убийца, у которого наверняка есть машина, Садакова не догнал и не добил? Куницын задумался только на минуту: – Почему остановился Садаков? Точно сейчас не скажу, но, может, ты и прав был, когда говорил про форму дорожной полиции. А насчёт догнать, может, поехал следом и догнал на той полянке. Увидел, что Садаков мёртв, забрал, что хотел, и смылся. Устраивает такой расклад? – Иванова тогда за что избили и обыскивали? – развёл руками Игорь, – что-то тут не срастается. – Поработаем, срастётся, – заверил Куницын, – давай в машину, а то опоздаешь на своё совещание. Слушай, может, придержишь пока информацию про гильзы? Мне после истории с Ивановым стало неуютно. Игорь покачал головой: – Такой вариант не катит, меня потом просто повесят и будут правы. Да и с чего ты взял, что это у нас течёт информация? – Ладно, не заводись, поехали. Но баллистику по гильзам и пуле из трупа назначай сегодня же, я дам человека, и материалы сразу отвезут экспертам в Москву, – посулил Куницын. – Постараюсь, но я просто в составе следственной группы. Экспертизы назначает только её руководитель, но попробую убедить, ты, кстати, попозже заскочи, я протокол осмотра составлю, чтобы ты тоже подписал, – неуверенно сказал Игорь. – Ладно, – согласился Куницын, – а я у себя ещё раз промотаю все записи с дорожной камеры за позавчерашний вечер, поищу нашего злодея. Больше в дороге они не разговаривали, думая каждый о своём. Игорь старался в уме скомпоновать свой доклад на предстоящем совещании, понимая, что никакой информации в складывающей ситуации ему утаивать нельзя.10
За пять минут до начала совещания следотдел, на этот раз в полном составе, сидел за длинным столом. Озабоченный Сорокин судорожно перекладывал из папки в папку свои бумажки. Ровно в восемь позвонил Зинченков и сообщил, что не приедет сам, но проведёт совещание по конференцсвязи. Сорокин с готовностью произнёс: –Да, да…– и включил внешний микрофон, расположив телефонный аппарат ближе к центру стола. Строго говоря, закрытых от внешнего проникновения линий связи в отделе не установили, и предстояло общаться в открытом эфире. Все тайны следствия становились общедоступными. В тот момент это никому в голову не пришло, все уставились на телефон Сорокина как кролики на удава, ожидая неприятностей. Но сначала шло гладко. Доложили, что материалы расследования систематизировали (Горячкин просто сложил всё в одну папку), это было Зинченковым одобрено. Проект плана расследования на пятнадцати листах подготовили, и Зинченков попросил переслать его по электронной почте для изучения и утверждения. То есть этот пункт высочайших заданий тоже проехали благополучно. Затем наступил черед Белова и Дементьевой. Они успели в Москве поработать в компании, возглавляемой Вишневецким, и доложили, что личное дело Садакова изъяли и теперь изучают. Кроме того, они разговорили нескольких сотрудников, и выяснилось, что он женился несколько лет назад, у него есть маленькая дочь. Но жена и дочь постоянно проживают в Испании, где у него какая-то недвижимость. Сам он туда регулярно летал. Значит, Вишневецкий либо этого не знал, либо соврал. О характере работы Садакова пока сведения самые общие, но продолжаем работать. Адреса московской квартиры и подмосковной дачи имеются, материалы на обыски в этих объектах передали в суд, завтра ожидается разрешение. Зинченков и этот доклад воспринял благосклонно и даже сдержанно похвалил за старание. Дальше пошло труднее. Петя Величко постарался многословьем скрасить невесёлые результаты повторного осмотра полянки и даже начал рассказывать, какой окрас был у служебно-розыскной собаки. Зинченкова это не умилило, и он жестко спросил, что собственно удалось обнаружить. Сказать «ничего» оказалось выше Петиных сил, и он промямлил, что на опушке, при помощи металлоискателя в земле обнаружили обойму с пятью патронами от немецкой винтовки «Маузер», но тут же добавил, что это явное эхо войны и к убийству Садакова касательства не имеет. Зинченков неожиданно вспылил, сказал, это ему решать, что именно имеет отношение к делу, и потребовал срочно назначить по этим патронам судебно-баллистическую экспертизу. А Пете велел назавтра продолжить осмотр, расширив зону поисков. Петя только кивнул головой сорокинскому телефону. Наступил черед Игоря. Его сообщение, что Иванов в больнице, а не за решёткой, и в доме его никаких зацепок нет, окончательно вывело Зинченкова из себя, он начал орать: – Климов, это вы некачественно осмотрели место происшествия, вы проявили неоперативность и не задержали Иванова в первые сутки, вы отпустили Вишневецкого без подробного допроса. Просто вы не созрели для самостоятельной следственной работы. Ваши огрехи теперь разгребать всему отделу. Так дело не пойдёт, объявляю вам замечание. Если не сделаете выводы, будете исключены из состава следственной бригады. Понятно? –Так точно, – четко артикулируя, рявкнул Игорь, который по армейскому опыту знал, что при прилюдных начальственных разносах перечить бесполезно, только раззадоришь. Пытаясь сгладить ситуацию, Игорь начал было докладывать, что при осмотре участка автодороги обнаружены две гильзы и три окурка, которые возможно связаны с преступлением и необходимо назначить генетическую и баллистическую экспертизы… –Сорокин, этот осмотр дороги на сегодня запланирован? – прогремел Зинченков, и, получив отрицательный ответ, продолжил, – вы не контролируете своих следователей. Они вместо целенаправленной работы у вас окурки вдоль дорог собирают. Этим можно годы заниматься у нас в России. Там чего только не найдёшь, и гильзы в том числе. Дорожные хамы палят из травматики, а твои следователи потом подбирают их гильзы и натягивают корову на баню. Всё, тему закрыли. Буду докладывать старшим, что с организацией у вас в отделе есть проблемы, пусть решают. О проделанной работе представлять мне в конце дня письменный отчёт с указанием, что и кем сделано. Отчеты направлять на мой факс. Всё ясно? Вопросы есть? Завершаем совещание. Зинченков отключился. Сорокин осмотрел коллектив и гаркнул: – Все свободны и ты, Климов, скройся с глаз моих. Участники совещания, торопливо собирая со стола свои записи, потянулись к выходу. Ушёл и Игорь. Сгоряча и от обиды он сразу не сообразил, что по сути сейчас из-за нервозности начальства отвергнута самая рабочая версия убийства. И выглядит его успех, а он уверен, что это успех, каким-то глупым мальчишеским самовольством. Спустившись на первый этаж, он увидел, что Белов стоит у дверей своего кабинета, который был через один от кабинета Игоря и пытается открыть ключом дверь. – Что Иван Иванович, проблемы? – поинтересовался Игорь. – Да никак не прилажусь к новому замку, заедает что-то, – отвечал Белов, но в этот момент замок щёлкнул и дверь отворилась. – Давай заходи, покурим, чаю выпьем, если не торопишься, – пригласил Белов. Игорь, которому невмоготу было оставаться без собеседника, легко согласился, и пошутил: – А куда мне торопиться? – Ну, в твои годы лучше всего на свидание, или не к кому? – лукаво поинтересовался Белов. – Есть к кому. Только ехать надо в Москву, а с новыми требованиями насчёт работы в субботу, придется отложить, – пожаловался Игорь. – Да это ненадолго. Спадёт ажиотаж и съездишь. Слушай, как говорится, чай пьют богатые люди, давай лучше по рюмашке? – А, давайте! – Игорь уселся было напротив Белова, но почувствовал, что сидеть так неудобно. Белов испытующе посмотрел на Игоря: – Ну, что, сообразил, в чём дело? – Да, по правде, не очень. – Да просто всё. К моему письменному столу торцом приставлен простой канцелярский, а у них одна из длинных сторон глухая, забрана сплошной панелью. Развёрнута она влево и стул возле неё стоит. На него ты и уселся, и почувствовал, что сидеть можешь только прямо, не развалишься на стуле и не повертишься особо, а если что-нибудь написать или подписывать, нужно изогнуться влево, а всё это создает неудобство. Окно у меня за спиной и мою мимику ты плохо видишь, а тебе весь свет в лицо. Дверь у тебя за спиной, и нужно оборачиваться, чтобы посмотреть, кто вошёл. Дискомфорт, если хочешь. – А зачем всё это? – Ну, молодежь, всему вас учи. Сам посуди. Свидетель, он разный бывает. Одного разговорить надо, помочь ему вспомнить детали. Тем более удовольствия от визитов к нам никто не испытывает, и бывает это с большинством разок в жизни. Для такого свидетеля я стул размещаю справа, ноги он под столом расправит, дверь у него перед глазами, то есть никаких неожиданностей. За спиной стена, как своего рода опора, свет от окна в глаза не бьёт. И я не нависаю напротив, а как бы со стороны его поддерживаю. Ну и водички предложу, от нервов-то глотка пересыхает, если кто курит, тому закурить. Глядишь, и результат будет. Человек к тебе проникается, с ним, может, никто так давненько по душам не разговаривал. Люди это ценят и в суде потом со своих показаний не спрыгивают. А если припёрся козёл, который будет всеми силами злодея отмазывать, тому стул слева, со всеми вытекающими. Я ещё умышленно, в начале разговора, в его адрес какую-нибудь колкость подпускаю. Он ершиться начинает и со своих заготовок сбивается. Мне того и надо, пишу за ним коротко, сухо, вопросы неудобные записываю, глядишь, он своей цели и не достиг. Так-то брат. Видишь, у меня в кабинете один только стул не занят? На других папки, коробки, короче, барахло. Это не от неряшливости, а просто расчёт, тактика, если хочешь. Чтобы сидел пациент там, где я желаю. – Ну и дела. У вас целая философия выведена. – Не философия, нет. Это называется профессия. Или ты владеешь этим, или нет. Ладно. Не на лекции пришёл. Переставляй стул направо и сбегай к умывальнику, вот эти рюмки ополосни. Из выпивки у Белова нашёлся дагестанский коньяк, из закуски домашние бутерброды с толстым слоем масла и докторской колбасой, горсть конфет «Му-му» и пара малосольных огурцов. Первую, чокнувшись, выпили молча. Белов сразу разлил по второй, и, примолвив: – За тех, кого нет, – опрокинул рюмку. Игорь, с голодухи откусивший полбутерброда и не успевший его прожевать, чуть не подавился, но со второй рюмкой кое-как справился. – Вот смотри, – начал Белов, – с детства помню, как родители собирались за столом, сам всю жизнь прожил и выпивал в компаниях, но не было того, чтобы перед рюмкой речи говорили. Ну, бывало на юбилей или, не дай Бог на похоронах, кто-то подлинней скажет, а так произнесут «за здоровье», да и накатят. А теперь, как в парламенте, от сотворения мира тосты произносить начинают, друг дружку восхваляют. Пусть и неискренне, но так принято стало, почему-то. – Не знаю, я тогда не жил, – уклонился Игорь. – Да ладно, проехали, давай следственный тост: «За успех нашего безнадёжного дела!» – Почему безнадёжного? – не понял Игорь. – Говорится так. Не нами придумано, не нам и менять. Пей, давай! – отрезал Белов. Немного захмелев после третьей, Игорь заявил, что неправильно себя ведёт этот полковник, убийство они сами раскроют. Хоть и не хотел хвастаться, но про свои подвиги с Куницыным, не удержался, рассказал. Белов, внимательно слушая, наклонил набок голову с аккуратным пробором, нахмурил седые брови и, не моргая, смотрел на Игоря, дожидаясь, когда тот выговорится. Дождавшись, кивнул головой: – Правильно вы с Куницыным действуете. Ты сам держись, на эти истерики вождей не поддавайся. Я тебе сам это хотел сказать, но ты опередил. Давай теперь за тебя выпьем…11
В это же время в неприметном особнячке, который спрятался за глухим забором в одном из изгибов старого московского переулка, офисная жизнь шла полным ходом, словно стрелки вычурных электронных часов в холле приближались не к полуночи, а к полудню. Кондиционеры работали на максимуме, но раскаленный город щедро отдавал накопленный за день жар, и техника не очень выручала. Несколько молоденьких деревьев перед входом защитой служить не могли Белые рубашки клерков в подмышках потемнели от пота. У многих проступила щетина. Аккуратные поутру мужские и женские прически несколько растрепались. Кофейные автоматы и кулеры с питьевой водой давно иссякли. Шел пятнадцатый час работы. Аврал начался после обеда, но конца и края видно не было. В помещении кассы закрылись финансовый директор и главный бухгалтер, но что они там делали, скрывала коммерческая тайна. Столоначальники осипшими голосами формулировали всё новые и новые задачи. Кипы документов стаскивали к нескольким шредерам и превращали в бумажную лапшу. Бумагожевалки захлёбывались этим потоком и, под матюги референтов и менеджеров, аварийно выключались. Офисные дивы неумело соскребали ножницами наклеенные на картонные папки листочки с названиями счетов и проектов и полученные лохмотья аккуратно складывали в общую кучу. Всю макулатуру упихивали в черные пластиковые мешки, которые охранники волоком утаскивали в вестибюль. Ожидалось прибытие особо заказанного большегрузного мусоровоза. Словом, производственный процесс был в разгаре. На втором этаже за плотно закрытыми дверями кабинета Черкасова атмосфера была иной. Отдельная система кондиционирования позволяла не думать о том, сколько градусов снаружи. Здесь стабильно поддерживалось 22 градуса Цельсия и нужная влажность. Содержимое личного сейфа Черкасова накануне перевезли в более надёжное место. Демонтировали и вывезли коллекцию старинного оружия, пока просто на дачу. Оставалась удобная кожаная мебель, телефоны, большой в полстены телевизор и загруженный напитками бар. Черкасов полулежал в кресле. Ему оставалось ждать полного завершения работы там, внизу. Нажав кнопку селектора, Черкасов проговорил: – Соедини с финансовым директором. Секретарша, работавшая с ним не первый год, действовала быстро и через несколько секунд сообщила, что тот на линии. – Как у вас обстановка? – поинтересовался Черкасов. – Всё по плану Валерий Анатольевич, скоро завершаем. – Ты, вот что, всем кто внизу, включая охрану, как закончат, выдай премию по месячному окладу и объяви выходные на неделю. Не надо, чтобы в здании лишние болтались. Сколько денег придётся вывозить? – Очень много, Валерий Анатольевич. В банке договорились, они будут ждать. – Я же предупреждал, не копите в кассе, сбрасывайте ежедневно. – Мы так и делали, но за два дня большие транши пришли, не успели с ними закончить, вот сейчас и крутимся… Черкасов прервал разговор и поудобнее лёг в кресле, готовясь к долгому ожиданию. Секретарша сообщила, что приехал Гапоненко. Черкасов разрешил его пропустить в кабинет и пересел к столу. – Здравствуй, Сергей! Чем порадуешь? – с иронией в голосе произнёс Черкасов. – Здравствуйте, Валерий Анатольевич! Кое-что выяснилось. В этом Калашине пришлось выходить на криминальных авторитетов, иначе было бы не так быстро. У братков свои люди в полиции и в следствии. Поэтому за помощь пришлось прилично забашлять. Но оно того стоит. Труп нашли в «Мерседесе», в лесу. Одно огнестрельное ранение. Ни документов, ни флешкарты менты не находили и не забирали. Местный дед, который машину нашёл и ментов вызвал, с утра за грибами намылился, ну и наткнулся. Если бы не он, может, машину ещё долго искали. Там хоть дорога и рядом, но место глухое. К деду сгоняли наши ребята, но он говорит, что ничего не брал, и дома у него ничего нету. – Что с дедом? – Живой, но в реанимации. Ребята перестарались. – Он же очухается и их сдаст с потрохами. – Всё тихо будет. Он их не знает, и номера на тачке висели левые. – Ты сейчас по первому этажу проходил? – Да Валерий Анатольевич. – Видишь, на что приходится идти из-за этого гада Садакова. А если у него сохранилась электронная копия основных документов и схем сделок, то все наши ужимки и прыжки – бесплатный номер. – Валерий Анатольевич, если уничтожены сами документы с печатями и подписями, нам ничего не предъявишь. – Дурак ты. Зная даты и суммы проводок, их через суд из банков вытащат. Да и не прокуроров я боюсь. Знаешь же какие люди над нами. Они нам такой шухер не простят. Большие бабки любят глубокую тень. Если узнают о наших заморочках, башку снесут. Ты как думаешь, куда флешка делась? Ведь не выбросил он её, в конце концов. – Конечно, не выбросил. Она таких денег стоит. Квартиру его ребята аккуратно вскрыли и обшмонали. Всё чисто, никаких тайников. Спрятал где-нибудь в «Гелендвагене». Поэтому менты и не нашли. Да они флешку и не искали, они про неё и не знают. –А где сейчас машина? – У ментов в отделе, на стоянке. – Надо бы, Сережа, чтобы никто уже ничего в этой машине найти не смог. Уразумел? – Понял, сделаем Валерий Анатольевич. – И ещё, ищи у нас, кто Садакову информацию слил, найди, где дыра. Давай, действуй. Гапоненко вышел из кабинета и быстро спустился на первый этаж. Работа там, по-прежнему, кипела. У входных дверей уже раскорячился огромный мусоровоз, в который начали заталкивать чёрные мешки. Гапоненко впритирку к дурно пахнущему борту протиснулся к своей машине, и коротко сказал водителю: – Гони в Калашин.12
Руководитель Калашинского следственного отдела Сорокин позвонил Игорю около пяти утра. После вчерашней выпивки с Беловым Игорь соображал туго и никак не мог понять, о чём толкует Сорокин. Тот уже разозлился и проорал в трубку: – Машина твоя сгорела, так твою мать, давай живо в полицию! – Да у меня машины нету, вы чего? – «Мерседес» изъятый сгорел на стоянке, чего непонятного, давай быстро сюда, ждём, – Сорокин отключил мобильник. Игорь выругался, но начал поспешно натягивать джинсы. Через пятнадцать минут, стараясь перебить перегар фруктовой жвачкой, Игорь подошёл к райотделу полиции. Пламени уже не было. От остова автомобиля валили клубы серого дыма, а может уже и пара, потому, что вокруг были большие лужи. Трое пожарных скатывали жёсткие брезентовые рукава и оттаскивали их к пожарной машине. «Гелендваген» опирался теперь на колесные диски и поэтому стал ниже ростом. Резина колес выгорела дотла. Вся краска сошла, стекла полопались, внутри салона сохранились только металлические остовы кресел. От всего былого великолепия исходил тяжелый запах гари. Остальная техника на площадке стояла поодаль и от огня не пострадала. Игорь направился к стоящим в стороне Сорокину и начальнику полиции Кустову и, понимая, что открывать рот не стоило бы, всё-таки спросил: – Что случилось? – Тебя нужно спросить, машина по твоему делу проходит, – зло ответил Сорокин. – Всяко могло случиться, – примирительно заговорил Кустов, – может, аккумулятор коротнул, или разряд статического электричества, а может – молния. – Или просто инопланетяне лучом стрельнули, – язвительно продолжил Сорокин, – небось, твои раскулачить хотели тачку, ну и курили нервно при этом. – Ну, вряд ли. В эту ночь дежурил Ковтун, он клянётся и божится, что всю территорию контролировали. Да и собаку тут прикормили, тявкает на каждого, надо и не надо. Услыхали бы. – Видеонаблюдение есть? – напирал Сорокин. – Есть, конечно. Но камеры нацелены на входы. Я смотрел. Ничего на них нет. Все помолчали. Сорокин в утренних лучах солнца получше рассмотрел Климова, оценил его помятость после вчерашнего, но не смягчился и велел ему делать осмотр места нового происшествия. Сам он отправился в кабинет к Кустову, где ему был предложен утренний кофе. Игорь машинально начал осмотр, шагами измерил расстояние до забора, в разных ракурсах сфотографировал останки машины на мобильный телефон, а потом решил хорошенько изучить саму ограду. Металлическая сетка, натянутая на высоких бетонных столбах, превышала человеческий рост. Вдобавок, поверху шла спираль колючей проволоки. Называлась она «егоза». Официальное это название или фольклор, Игорь не знал, но с самой «егозой» познакомился ещё в армии, не раз изодрав на ней казённые камуфляжные брюки. Пройдя вдоль всего периметра, никаких повреждений в ограждении он не обнаружил. Вдруг в кустах, окружающих площадку с внешней стороны, Игорь боковым зрением приметил слабое движение. Он подбежал вплотную к сетке забора, чтобы рассмотреть, что это. Среди ветвей низкорослой ивы висели два давешних репортёра. Один ухитрялся одновременно держаться за ствол и вести съёмку тяжеленной профессиональной видеокамерой, а второй, забравшись ещё выше, в театральный бинокль пытался рассмотреть пожарище. Игоря репортёры узнали и вежливо поздоровались. Тот недобро молчал, рассматривая их в упор. Почувствовав неловкость, сидящий повыше труженик голубого экрана развязно спросил Игоря, что это с утра у ментов сгорело. Игорь ответил грубо: – Что надо, то и сгорело. Вам-то, что не спится? – Работа такая, – в один голос поведали репортёры. – Хороша работа, людям гадости устраивать. Надо мной весь отдел смеется из-за ваших съёмок, – вспомнив пережитое унижение, посуровел Игорь. – Ну, извиняйте, так получилось. Ничего толкового вы нам заснять не дали, а так мы хоть отметились, что на месте преступления побывали. Судя по их тону никаких угрызений совести, они не испытывали. –Ну ладно, мотайте отсюда, – приказал Игорь. –А это общественное место. Нам по закону никто запретить здесь снимать не может. Игорь не нашёлся, что ответить. Но подмога примчалась неожиданно. Мимо Игоря шмыгнула маленькая пятнистая собачка, протиснулась подсеткой, подскочила к стволу ивы, упёрлась в него своими кривыми лапками и заливисто залаяла. Репортёры всполошились. Игорь, не знавший, как зовут собачонку, подбодрил её: – Давай, давай, ату их, возьми! Фас! Больше никаких слов на собачьем языке Игорь не знал, поэтому удовлетворился своей местью и вернулся к сгоревшей машине, наплевав на стенания репортёров. Надо было постараться хотя бы предположительно установить причину пожара. Углубясь в раздумья, Игорь не заметил подошедшего Куницына. Тот был на удивление оживлён и весел. Хлопнул Игоря по плечу: – Ну, что родимый, вспомнил, как дядя Женя вчера говорил, что нахлебаемся ещё, по самое здрасте? Кого это ты собаками травишь? – Кого надо, – буркнул Игорь. С недосыпу и с похмелья трепаться не хотелось. Куницын, поняв его состояние, взял Игоря под руку и повлёк в свой кабинет отпаивать чаем. Казенную скукоту кабинета Куницын скрасил парой икон и здоровенным настенным календарём с пляжным фото полуобнажённых девиц трех разных рас. Игорь невольно загляделся на календарь. И захотелось моря, обжигающего песка, свободы и всего того, что может этому сопутствовать. – На море охота, – неожиданно для себя признался Игорь, вспомнив единственную поездку с родителями и братом в Геленджик. – Молодой ещё, съездишь, – весело утешил Куницын. Его хорошее настроение не проходило и начинало передаваться и Игорю. Чему способствовала ёмкая фаянсовая кружка умело заваренного Куницыным сладкого чая. Игорь постепенно приходил в равновесие. Вчерашние слова Куницына о предстоящих неприятностях оказались пророческими. За всей цепочкой событий явственно ощущалась чья-то воля, причём злая воля, направленная на причинение боли и разрушения. Игорь вдруг сообразил, в чём необычность совершённых в эти дни преступлений. Ну ладно, кто-то пока неизвестный совершил убийство. Скорее всего, по заказу. Ну, получи ты свои деньги и скройся. Сиди тихо в надежде, что не выйдут на тебя. Но тут картинка другая. Мало, что убили человека. На другой день искалечили, в общем-то, постороннего мужика, чья вина только в том, что он обнаружил труп. Дальше больше: сожгли машину убитого. Продолжают мстить? Глупо мстить покойнику. Явно у того, кто за всем этим стоит, есть своя цель. И убийство Садакова только шаг к ней. Вопрос в том – добился этот некто своего? Или ждать новых сюрпризов? Игорь рассуждал про себя, молча, но, когда поднял глаза на Куницына, понял, что тот думает так же. – Ну и где теперь рванёт, чего ждать? – Игорь, допив чай, решительно отодвинул бокал. – Для начала нужно поговорить в больнице с Ивановым, может, память ему не отшибли. Ты всё-таки придумай, как загнать на экспертизу окурки и гильзы, зря, что ли мы корячились, искали? С Беловым перетри, он мужик ушлый, не только водку пить умеет, подскажет куда плыть. –Да ладно тебе, – обиделся на намёк Игорь, – разок выпили, весь Калашин знает, что за город такой! – Успокойся! Сам же мне сказал, чтоб вечером заехать к тебе протокол подписать. Ну, я Лидке вашей, секретарше, позвонил. Узнать хотел, где ты после вашего совещания, она и сказала, что ты с Беловым киряешь. Я Лидку с детства знаю, соседями были. А про город ты верно сказал. Любят у нас посплетничать. Я для смеху пару раз у нас в дежурке просто в пространство выдал несколько придуманных версий. К вечеру весь город их знал и обсуждал. Ты «Гелендваген» так и не успел осмотреть? Ну, всё, бампера сгорели. Ничего никому не докажешь, – потянувшись, Куницын вскочил и, изогнувшись в шутовском поклоне, изрёк, указывая на дверь – Очнитесь, граф, вас ждут великие дела. Давай так, ты в больницу к Иванову, а я встречать опергруппу из областного УВД, они позвонили, что выезжают. Игорь покорно вышел и поплёлся к районной больнице.13
Зиночка Дементьева с вечера предупредила шефа, что поедет в Москву, чтобы допросить сослуживцев Садакова. Электричка домчала её на Рижский вокзал в самом начале рабочего дня. Не воспользоваться такой поездкой было бы неразумно, а Зиночка славилась своей практичностью. Поэтому первая половина дня была посвящена магазинам и парикмахерской, в которую она записалась накануне по интернету. Потом она наскоро заскочила к экспертам-бухгалтерам, работающим по одному из её дел, и оставила им для исследования два дополнительных тома кассовых документов. К обеду отягчённая фирменными пакетами Дементьева прибыла в «Ассоциацию финансового консультирования». Пропуск ей был заказан заранее. Она вознеслась в суперсовременном лифте на двенадцатый этаж стеклянной башни и прошла в приёмную. Дементьеву интересовали не столько формальные сведения об убитом, сколько атмосфера, в которой он трудился. Неисчерпаемый источник такой информации, стильно принаряженный, обитал именно в приёмной и носил имя Надя. Зина уже говорила с ней вчера, а потому встретилась с ней как давняя подруга, только что не обнимались. Надя радостно сказала, что руководства на месте нет и лучше всего беседовать в кафетерии на втором этаже. Туда и направились. Надя уверенно провела новую подругу между снующих людей по длинным коридорам к другому, внутреннему лифту, который запускался поворотом специального ключа. Надя по пути успевала отвечать на поклоны встречных и какие-то непонятные непосвященной Дементьевой шуточки. Провинциалку Дементьеву подавлял этот многоэтажный офис, представлявшийся ей огромным ульем, в соты которого трудолюбивые офисные пчелки затаскивают медовый прибыток для своих хозяев. Но виду она не показывала, стараясь выглядеть уверенно. Под чашечку кофе и заварное пирожное разговор потёк непринуждённо. Надя легко рассказывала, что фирма у них большая, но состоит из нескольких независимых проектов. Основной из них – предоставление аудиторских услуг, поменьше – финансовое консультирование и ещё поменьше юридическое сопровождение. Главный у них Вишневецкий, только он бывает редко. Всем офисом заправляет Галина Сергеевна Костюкевич, дама крайне строгая. Но она сейчас в командировке за границей. Но это для посторонних. На самом деле у неё очередная операция корректирующей пластики. Ждут её только на следующей неделе. Сам Садаков мужик был невредный. В офис приезжал раза два в месяц. Его главной задачей, как заместителя, было привлечение на договорной основе к финансовому консультированию видных специалистов. Разных там профессоров и бывших крупных работников министерств. Заказчикам такой уровень нравился, и денежных затруднений направление Садакова не испытывало, как и фирма в целом. Конечно, кризис сказался, зарплаты срезали, слава Богу, бизнес остался на плаву, иначе Наде пришлось бы худо. Никаких конфликтов или врагов у Садакова в офисе не было. С Вишневецким он дружил давно, ещё со времён работы в каком-то экономическом НИИ. Его названия Надя не помнила. Садаков несколько лет назад женился. Кто его жена, никто не знает. В кабинете у него стоит фото шикарной блондинки с малюткой, но живьём её видеть не приходилось. Деньги у него водились. Дорогие костюмы, обувь. На руке платиновый «Ролекс», золотой телефон «Верту», словом все атрибуты преуспеяния. И что всех веселило, Садаков не пользовался портфелями. Ключи и телефон таскал в карманах. Такая у него была привычка. Документы на совещания возил кто-нибудь из его команды, а тот, если он что-то записывал, складывал лист вчетверо и тоже в карман. У него и сейфа в кабинете не стояло, только компьютер какой-то навороченный и всё. После кофе поднялись в приёмную, и Зина кратко записала слова Нади в протокол допроса свидетеля. Надо было ехать на обыск московской квартиры Садакова. Три ключика на колечке Дементьева вчера предусмотрительно получила у Климова. Надя позвонила кому-то, и сказала, что Серёжа, водитель разгонной машины, ждёт у входа. Записав номер Серёжиного телефона и машины, Дементьева поблагодарила Надю, и они распрощались. Расстались подругами. Серёжа знал адрес Садакова, и быстро привёз Дементьеву к нужному дому на улице Берзарина. Вплотную ко входу автомобиль подъехать не смог из-за неширокой асфальтированной дорожки, ведущей к дому, который был самой обычной девятиэтажкой, ряд которых тянулся и направо, и налево. Зина Дементьева, выйдя из машины, начала озираться, высматривая представителя дирекции по эксплуатации зданий. Поскольку у Садакова родственников в Москве не числилось, пришлось заранее по телефону договариваться с ДЭЗом, чтобы прислали своего сотрудника для участия в осмотре квартиры. Там долго упирались, но потом сдались и потребовали прислать формальный запрос, хотя бы по факсу. Это условие Зина выполнила, но никаких официальных лиц у дома сейчас не наблюдала. Пришлось снова позвонить в жилконтору. Там раздражённо ответили, чтобы искала лучше, их Фёдор ушел по названному адресу полчаса назад. Зина снова осмотрелась и неподалёку в скверике увидела вооруженного граблями невысокого черноволосого мужчину, наряженного в оранжевый жилет со светоотражающими полосками. – Здравствуйте, вас не Фёдор зовут? – обратилась к нему Дементьева. – Да, по-русски Фёдор, – расплылся в улыбке тот, – а ты следователь, который письмо посылал? – Ну да, – рассмеялась Дементьева, – давайте пройдём в квартиру. В дом вёл замызганный темноватый подъезд. Старый, исписанный местными грамотеями лифт, доставил Дементьеву, Фёдора и Серёжу на пятый этаж. Сережу она предупредила, что он будет понятым при обыске в квартире, а потом обзвонила все три остальных квартиры на площадке. В одной никто не отозвался, в двух других открыли ветхая старушка и женщина с ребенком на руках. Дементьева назвала себя и попросила быть понятыми. Старушка согласилась, молодая мать заявила, что квартиру они здесь снимают, сами приезжие, и ни во что ввязываться не хотят. Но дверь оставила приоткрытой и дистанционно удовлетворяла своё любопытство. Дементьева в сопровождении Фёдора, Серёжи и старушки подошла к двери, перебирая в руке ключи, из которых к замкам подошли два, третий, судя по размеру, был от почтового ящика. Мебели в двухкомнатной квартире было маловато. Старенькие шкаф, тахта. Несколько книжных полок с классикой. Два просиженных кресла. На стенах ковры, как было принято и считалось модным лет сорок назад. В буфете пара графинов и набор хрустальных бокалов, тоже из прошлого. Только телевизор новёхонький. В крохотном совмещённом санузле поддерживался порядок, но какой-то не домашний, а как в гостинице. Видимо квартирой пользовались редко. Дементьева наугад повыдвигала ящики буфета, заглянула в шкаф, потом на кухню. Ни документов, ни ценностей там не хранилось. Короче, ничего интересного для дела в квартире убитого не нашлось. Поэтому протокол обыска вышел куцый и незамысловатый. Фёдор в нём оказался Фаридод, что, по его словам, по-таджикски означает: «Бог дал ангела». Серёжа и старушка чинно расписались внизу листа, и оставалось только запереть и опечатать дверь. Старушка вернулась в свою квартиру, а остальные пошли к выходу. На первом этаже Дементьева на всякий случай проверила почтовый ящик, но тот оказался набит только рекламными листовками, которые старательные распространители силой впихивали в него. Зина вручила ДЭЗовскому ангелу копию протокола и вернулась в машину. День заканчивался. Обыск дачи Садакова у Дементьевой был запланирован на послезавтра, поэтому она попросила Серёжу доставить её на вокзал, поблагодарила, и отправилась в родной Калашин. Муж, которому она позвонила с дороги, встречал её на привокзальной площади.14
Жека беспробудно пил уже третий день. Такого раньше с ним не бывало. По правде сказать, не потому, что раньше он от алкоголя воздерживался, а теперь вдруг запил, просто денег всегда хватало в обрез только на разовую выпивку. Он принципиально пил в одиночку, пьяные компании презирал за бестолковость речей и постоянный чувственный надрыв, который, того и гляди, обернётся дракой. А тут повезло. Давно, до дрожи мечтал Жека о богатстве. С детства наслаждался этим выдуманным миром, который принадлежал ему одному и никому больше. Сладким думам о предстоящих покупках он обычно предавался перед сном, когда дом затихал, и мать, живущая в своей половине старого, ещё дедовского дома, переставала охать. Своим мечтам Жека старался придавать какое-то жизненное обоснование, так они казались более реализуемыми. То он мечтал, что найдёт туго набитый деньгами бумажник, то во дворе под старой липой выкопает горшок с золотыми монетами, или на чердаке их дома обнаружатся драгоценные серьги и кольца в жестянке из-под монпансье. Бумажник, что-то никак не находился. Под огромную липу Жека подкапывался со всех сторон, но кроме ржавых гнутых гвоздей ничего не выкопал. Чердак их столетнего дома, забитый разным хламом, заветной жестянки никак не выдавал. Другой бы успокоился, но Жека мечты не оставлял. Для него выдуманный им самим мир начинал казаться реальным. Верилось, сделай шаг, и всё в твоих руках. Но как именно, и куда шагать он не знал, и спросить было некого, потому что своим, сокровенным, Жека ни с кем не делился. И всё же, пару лет назад какой-то слабый толчок к процветанию Жека почувствовал. Заметил он тогда на заброшенном колхозном поле двух ребят, которые ранним утром ходили по высокой траве странными кругами, а время от времени ковырялись в земле короткими складными лопатками. Жека не смог преодолеть любопытства и, скрывая смущение, подошел, назвался и, соврав, что это участок его матери, поинтересовался: а что это городские тут выкапывают? Он, при случае, умел сыграть простоватого парня, чем и воспользовался. Бородатые молодцы в камуфляжных костюмах, увешанные ножами и флягами, смутились. В их расчёты явно не входило общаться с аборигенами. Они сказали, что только вот приехали. При этом один рукой показал на зеленую машину, приткнувшуюся на краю поля. А ищут они артефакты и никому их осторожный коп повредить не может. Про артефакты Жека не понял и попросил показать, какие они такие эти артефакты. Слово-то ему очень понравилось. Молодцы переглянулись. Большое желание послать подальше деревенского недоумка явно читалось на их лицах и было нестерпимым. Но это означало конец поискам на данном поле, поскольку по новым законам их увлекательное хобби стало не совсем легитимным. Вздохнув, один из парней, что побородатее, вынул из кармана плоский контейнер из прозрачной пластмассы, открыл и показал Жеке. Тот с удивлением рассмотрел две маленькие позеленевшие монетки с гербом Советского Союза и какие-то круглые медяшки с зубчатым краем и двойной продольной прорезью посередине. –Это чё, артефакты? – зачарованно спросил Жека. – Самые, что ни на есть, – подтвердили копатели, – Две и три копейки тридцатых годов прошлого века, а эти кругляши – от ремней конской сбруи, по-нашему, «конина». – И чё, можно продать? – начал соображать Жека, – А если золото найдёшь? – Всё можно продать, но сперва найти надо. Золото оно так не валяется. Твои предки, кто здесь пахал, золото видали только на церковных куполах, значит, и потерять на поле его не могли. Зря они сказали про предков. Жека раньше к окружающим полям и перелескам был совершенно равнодушен, а тут вдруг почувствовал, что эта мохнорылая братия его лично просто обворовывает. Жека насупился. Перемену в его настроении почувствовали и копатели. Под чужим да ещё недобрым взором, металлоискатели закапризничали, а их обладатели занервничали, а потому, смачно плюнув Жеке под ноги, оба свернули аппаратуру и отчалили. Жека вздохнул полной грудью. Вот оно богатство, под ногами. Пользуйся. Только как его возьмешь без металлоискателя? Складные лопатки, камуфляж, фляги – эти игрушки для бородатых городских детей – Жеку не впечатлили, потому что на результат поиска влиять не могли. Но где взять металлоискатель, и как с ним обходиться, вот был вопрос. Надо сказать, что Жека в свои неполные двадцать лет нигде ни одного дня не работал: как бросил школу четыре года назад, так и ошивался при матери на вольных хлебах. Ладно, хоть она его на свою небольшую инвалидную пенсию кормила. Помогало и хозяйство. Жека на себя работать любил. Огородные грядки и картофельная полоса за усадьбой хорошо обеспечивали их с матерью целый год. Куры и кролики тоже выручали. Все это были Жекины заботы. Мать страдала ногами из-за сахарного диабета и от дома далеко не отходила. Всё больше сидела у старенького телевизора «Рекорд», чертыхаясь на полуголых девок в различных шоу. Машину купить им было не по средствам, даже не такую блестящую и навороченную, как в Жекиных мечтах, а простого жигулёнка. Но выручал дедов «Урал» с коляской. На нём Жека мотался по своим делам, и мать постоянно доставлял в районную больницу. Без транспорта в деревне не прожить. Жека приспособил к мотоциклу прицепчик и возил на нём траву для кроликов, речной песочек для кур и всякую всячину. Так что жить-то они жили, но денег было в обрез. Кроме пенсии деньги изредка появлялись, когда удавалось продавать дачникам куриные яйца или крольчатину. Покупали в бывшем сельпо только хлеб, соль и чай, редко сахар. Донашивали одежду, что была. Да и некуда было наряжаться в деревне-то. Постоянной статьёй расходов оставался табак. Курили много. Особенно мать. После встречи с бородатыми копателями Жека никак успокоиться не мог. Даже его мечты теперь обрели новое направление и были связаны с могучей силой, видеть сквозь землю. Несколько телевизионных передач про поисковиков с металлоискателями Жека видел по мамкиному ветхому телеаппарату. Но те искали останки солдат, какие-то капсулы. Это Жеку не интересовало. Решение у него вызрело такое. Нужно обращаться в город к скупщику металлолома. Много чего Жека к нему перетаскал. Вначале с мужиками, а потом, сообразив, что проще не делиться, и в одиночку. Опять спасал верный «Урал» и разорённая колхозная сельхозтехника. Вырученные денежки Жека тратил на себя, матери не отчитываясь. А что? И бензин нужен, а когда и запчасти по мелочи, а то просто пивка выпить охота. За каждым рублём к матери не набегаешься. Невысокий мужик, заправлявший скупкой металла, носил кличку Выхлоп. Работёнка у него непыльная, сиди себе в ангаре, покуривай. Припрут неопохмелённые мужички какую-то непонятную штуковину, определи какой металл да взвесь. Таблица Менделеева не нужна. Калькулятор отщёлкает, сколько кому уплатить. Ну, а если вещь бытовая, знакомая, то и ещё проще. Чугун к чугуну, латунь к латуни и далее по прейскуранту. Горы металла копились в глубине ангара, пару раз в месяц это богатство вывозили, а Выхлоп по-прежнему посиживал в мягком кресле на колёсиках, доставленном из какого-то разорившегося офиса. По кличке мужика звали прямо в глаза. Жека сперва стеснялся, мужик-то постарше будет, но потом вслед за остальными тоже стал обращаться без церемоний: Выхлоп, да Выхлоп. Поначалу Жека полагал, что «выхлоп» это от утреннего перегара, но приметил, что приёмщик много и не пьёт, чтобы такую погонялу заслужить. Потом знающий дружок растолковал, что на блатной фене «выхлоп» означает прибыль, приход. Другими глазами посмотрел Жека на Выхлопа и приметил, что за ласковым матерком нет-нет, да и прозвучит у того жёсткая нотка. Да и добытчики металла, народ пропитой и отчаянный, с приёмщиком о цене и весе не спорили, как скажет, так и будет. И ещё, зная, что народ, получая у него деньги, донесёт их до первого винного ларька и пропьёт, Выхлоп никогда за металл водкой не расплачивался и никогда никому спиртного в своём ангаре не предлагал. Это было правило. Руки у Выхлопа синели от татуировок. На пальцах наколоты перстни, которые говорили понимающим людям многое про Выхлопа. Такие украшения попусту не исполняют. Добавишь себе дутого авторитета незаслуженными наколками, можешь и пальцев при случае лишиться. Это Жека хорошо понимал и отношения с Выхлопом поддерживал ровные. Выбрав момент, когда Выхлоп сидел в ангаре один, Жека подкатил к нему со своим интересом. Чтобы казаться полезным Выхлопу, Жека напирал на то, что металла тогда будет немерено. Выхлоп, выслушав, не удивился. Будущим барышам сильно не обрадовался. Сказав что-то вроде: притащишь, тогда и посмотрим. Но потом переговорил с кем-то по мобильному телефону, произнеся несколько незнакомых Жеке слов, в том числе слово «Майнлаб», и сказал, чтобы Жека позвонил ему завтра к вечеру и сразу приготовил десять тысяч рублей. Жека смущённо признался, что позвонить ему неоткуда, телефона у него нет, он лучше просто подъедет завтра вечером и десять тысяч постарается набрать. –Ну, смотри, – коротко буркнул Выхлоп, – договорились. Жека весь вечер и следующий день пытался набрать денег. Своих было только четыре с половиной. Мать на просьбы не повелась и денег не давала, хотя Жека врал, что деньги нужны на запчасти для мотоцикла. Только к обеду угрозами, что не сможет её возить к докторам, Жека выклянчил три тысячи. Десять никак не набиралось, но не поехать к Выхлопу Жека не мог. Ворота ангара были закрыты. На Жекин стук Выхлоп приоткрыл одну створку и пустил его внутрь. В ангаре никого не было. На низком, сваренном из мощных стальных профилей столе для приёмки металлолома лежал мягкий серый нейлоновый чехол. – Вот металлоискатель «Майнлаб», бэушный, но рабочий. Инструкция на русском есть. Гони десять косарей. Глаза у Жеки разгорелись, вот протяни руку, и мечта воплотится, но денег не хватало. Выхлоп понял, что есть закавыка и, выяснив про собранную сумму, присвистнул. –Как же мне быть-то? – причитал Жека, не сводя глаз с чехла, – нету сейчас столько денег, хоть плачь. – Ладно, болезный, я за тебя два с половиной косаря добью, но ты мне потом пять товаром отдашь. Идёт? Жека, не помня себя от радости, согласился, сгреб в охапку покупку и заторопился домой опробовать диковину. С этого и началась у Жеки новая интересная жизнь. Он с головой ушёл в поиски, терзал расспросами мать и двоих ещё живших в деревне стариков, выясняя, где что в старину находилось, и где шли большие бои, и где закапывали убитых. Но многого узнать не удалось. Память, что ли, была у людей короткая, или тяжелые воспоминания в человеческих головах не удерживались, или просто старые пни Жеке для расспросов достались, но ничего для себя толкового Жека не узнал. Больше повезло со старой учительницей, которая теперь в бывшей Жекиной школе вела кружок краеведения. Лидия Григорьевна показала и старые карты Калашинского уезда, и сохранившие схемы боевых операций, и вообще поддержала, рассчитывая на пополнение школьного музея воинской славы. Жека в обещаниях не скупился. Освоение прибора тоже наладилось. Собрал он его без труда, вставил нужные батарейки. Поначалу прибор взбрыкивал. То пищал на разные голоса, то цифры на табло начинали плясать. Но сверяясь с инструкцией, Жека упорно шёл к своей цели. В разных концах огорода он позакапывал на разную глубину куски металла, какие только нашёл. И магнитящиеся, и цветные, и, по секрету от матери, даже единственную её серебряную ложку. По тону писка и по цифрам ему постепенно становилось понятно, что именно и как глубоко лежит. Жека так увлёкся, что позабросил хозяйство. Мать заметила и устроила ругань на целый вечер. Жека отбрёхивался, но понимал, что мать заботится, как им прожить зиму, а не просто срывает зло. Пообещал, что все выправит. Помирились. В первый же выезд он, в указанном одним старичком болоте, нашёл двадцать шесть тяжеленных латунных артиллерийских гильз. Партиями перевёз их в ангар к Выхлопу, расплатился за долг и три тысячи заработал. Бизнес пошёл. Всё найденное Жека таскал в ангар. Только оружие Выхлоп брать не захотел, ни под каким видом, хоть и были эти винтовочные стволы и снаряды безнадёжно ржавыми и безопасными. Жека сделал выводы и такой хлам прикапывал там же, в лесу, где и находил. Постепенно стали попадаться в старых блиндажах каски, поясные немецкие пряжки, штыки в ножнах, какие-то наградные знаки. Всё это Жека тоже предъявил было Выхлопу, но тот связываться не стал и направил его к Сергуне, мутному пареньку, который сплавлял всё это коллекционерам в Москву. Особо ценились у тех немецкие овальные похоронные медальоны. Их сплав почти не поддавался коррозии, а просечка разделяла на две половинки. Одна оставалась на убитом, а вторую отламывали для учёта. Нужны были неразломанные медальоны, которые попадались нечасто. Получалось, что этот убитый немец там, у себя, числился пропавшим без вести. Всего восемь штук таких и нашлось пока. По слухам, в Германии за каждый можно было получить подержанную машину. Жека понимал, что Сергуня ему платит полцены, но деваться было некуда, связей, как у него, у Жеки не было. Разбогатеть ему так и не удалось, но жизнь впереди просматривалась как-то поувереннее. Конечно, лазая по лесам с металлоискателем, можно было нажить неприятности, а то и жизнью заплатить, но Жека судьбу не старался не искушать. К явно опасным штуковинам не прикасался, и никогда ничего не пытался поджечь или подорвать. Так и существовал. Привязался было новый участковый. Заявился как-то утром и давай расспрашивать. Жека к такому повороту событий подготовился давно. Металлоискатель на виду не держал, находки прятал на специально подобранном месте за деревней, а особо ценные в тайничке в подполе. На виду валялось несколько насквозь проржавевших касок и винтовочных стволов. Их-то участковый и обозревал со всей ментовской подозрительностью. Жека тут же вынес ему из дома документик – благодарность от училки за пополнение школьного музея экспонатами, участковый и отвял. Три дня назад судьба вновь подкинула сюрприз, после которого Жека и запил на радостях. Решил он с раннего утра смотаться на разведанное прошлым летом грибное место, чтобы за один раз затариться на всю зиму. Не успел приехать – наткнулся на внедорожник, а в нём жмурик. Кто его и за что, было непонятно. Вокруг никого. Только-только начинало рассветать. Жека, смекнув, что никто его не видит, сорвал лопушок, через него взялся за рукоятку, открыл переднюю пассажирскую дверь и бочком присел на сидение. Покойников он не боялся, но рассматривать подробно лицо убитого не стал. Быстренько обшарил бардачок, там ничего, кроме бумажек не было. Нащупал в кармане пиджака мобильный телефон, на котором было написано не нашими буквами «Верту». Латиницу Жека, вспоминая школьные уроки, освоил, торгуя немецкими находками. Из внутреннего кармана пиджака Жека, стараясь не запачкаться кровью, вытащил толстенный бумажник. Часы и перстень снимать не стал, побрезговал, слишком они заляпаны кровью. Успокаивая себя, что мёртвому уже всё равно ничего не нужно, осторожно прихлопнул дверцу. Больше Жеку ничего не держало. Словом, уже не до грибов. Он быстро вернулся к мотоциклу, уехал из леса и направился к своему особому месту. Это совсем недалеко от их деревни, на пригорке. Один его склон обрывом уходил к реке. Оттуда не подойти. Со всех других сторон пригорок огибало старое русло реки, сейчас всё заиленное и непроходимое. Так что попасть сюда можно только по одной полевой дорожке, которая просматривалась километра на три. Это и было укромное место, где Жека разбирал свои находки. Всё негодное сразу поглощало болотце, туда же при опасности можно было скинуть и весь навар. Бумажник из мягкой бордовой кожи не порадовал. В нём лежало водительское удостоверение на имя какого-то Садакова, четыре пластиковых карточки различных банков, на которых латинскими буквами напечатана та же фамилия. Денег нашлось до обидного мало. Всего двадцать три тысячи. И какая-то пластмассовая коробочка-футлярчик. Видно, этот мужик расплачивался банковскими карточками. Как это делается Жека видел, но для него этот путь слишком опасен, и он это хорошо понимал. Деньги перекочевали в карман к Жеке. Бумажник с удостоверением и карточками, с усилием согнув их пополам, Жека запихнул в пустой снарядный стакан, хранимый под корнем березки для такого случая. Туда же он хотел запихнуть и футлярчик, но решил его рассмотреть в деталях. Колпачок футляра легко снялся и обнажил металлический контакт. Жека вспомнил, что похожую штуку он видел в поликлинике у медсестры, которая в регистратуре колдовала за компьютером, записывая на приём Жекину мать. Она ещё как-то смешно эту штуку называла в разговоре с другой медсестрой, но Жека не запомнил. Значит, эта вещь тоже может стоить денег, нужно только поподробнее разузнать. Футлярчик погрузился в тот же карман, что и деньги. Оставался телефон. Необычные грани угловатого корпуса ярко отсвечивали золотом. Таких Жека никогда не видел и решил его всё же придержать, и показать Сергуне. Он встал, сжимая в руке тяжелый снарядный стакан, размахнулся, что есть силы, и зашвырнул его в самую топь. Жижа чавкнула, принимая подарок. Больше здесь делать нечего. Жека сгонял на мотоцикле в город, накупил спиртного, пива и закуски и поехал домой. В сельском магазине он решил с деньгами не светиться, чтобы избежать лишних разговоров. Жекин трехдневный пир прервала мать. Она ещё в дверях начала ругаться, обзывая неблагодарным, и другими обидными словами. Жека, как мог, оправдывался и уверял, что выпивать он прекращает, деньги как с неба упали, грех было не отпраздновать. Желая утихомирить мать, он отдал ей пятитысячную бумажку. Мать деньги убрала и уж было собралась уходить на свою половину, но остановилась у притолоки и с чувством выдала: – Горе ты, горе! Одно слово безотцовщина, научить некому. Упал тебе фарт, ну и сиди тихо, как мышь под метлой. Оглядись, всё ли ладно. А ты за стакан и ханку глушишь! Сявка ты ещё, сявка и есть! Жека притих, понимая, что мать говорит от сердца. Правда, словечки у неё те ещё. Сказывался трехлетний лагерный опыт. Мать загремела тогда за растрату в магазине на отсидку, а Жека в интернат, пока его не забрал к себе оттуда дед. Мать, махнув рукой, ушла, а Жека крепко призадумался. Хмель в нём всё ещё бродил, но пора было остановиться и действительно разузнать в городе, нет ли каких разговоров про труп и машину.15
Климов, погружённый в раздумья, до районной больницы дошагал, не заметив расстояния. Пришёл в себя на ступенях главного корпуса. Сделав над собой усилие, Игорь внутренне собрался, настраиваясь на работу со свидетелем. Сунув в окошко проходной удостоверение, Игорь выяснил, где сейчас больной Иванов. Сказали, что уже перевели в общую палату. Второй этаж, налево, палата двадцать один. В палате на шесть человек все места были заняты. Лежачих оказалось всего двое. Остальные или сидели на своих местах, или бродили между коек. Имелись и двое посетителей, выделяясь на фоне застиранных халатов яркими летними одеждами. Петровича Игорь не сразу узнал. Бинты укутывали верхнюю часть головы, а лицо состояло из здоровенных синяков, окаймлённых нездоровой желтизной. Досталось ему по полной программе. Рядом с Петровичем на белом стульчике расположилась крупная нарядная дама. На тумбочке у кровати лежали апельсины и кульки с печеньем и конфетами. Петрович, увидев Игоря, узнал его и поздоровался. Дама насторожилась и строго глянула на Игоря. Тот поздоровался и представился даме. Оказалось, что это жена Петровича. Ей позвонили из деревни и сообщили о несчастье с Геной. Она и примчалась. Позвонили, небось, те старушки с повадками цереушниц, с которыми Игорь и Куницын вчера общались. Разговаривать с жертвой нападения при таком числе болельщиков Игорь не мог. Поэтому обратился с просьбой войти в положение и обождать немного в коридоре. Народ не возражал и потянулся к выходу. Встал даже второй лежачий больной, объявив, что ему как раз надо в туалет. Даму пришлось попросить второй раз, после чего она с явным неудовольствием вышла. Рассказ Петровича был короток. Никаких конфликтов у него ни с кем не имелось. Нападение он связывал только с найденной машиной и покойником в ней. Парней он хорошо запомнил и описал. Оба высокие, крепкие, с короткой стрижкой. В кожаных куртках. Один постарше. У него имелся пистолет, который он сунул Петровичу прямо под нос. По виду вроде пистолет Макарова, но рассмотреть не успел, потому что сразу стали бить по лицу, свалили на пол и несколько раз ударили ногами. Говорили мало, требовали отдать документы убитого и какую-то флешку. Незнакомое слово запомнилось. Потом перерыли всё в доме, но ничего не нашли. На уверения, что он ни к чему в машине не прикасался, старший ударил ногой в голову и Петрович потерял сознание. Что происходило дальше, не знает. Игорь судорожно записывал его показания, а потом решил составить отдельный протокол с устным заявлением Иванова Геннадия Петровича о совершенном в отношении его преступлении. Петрович с трудом расписался в документах. В этот момент в палату ввалилась медсестра, и подняла хай про нарушение режима, мол, больные должны лежать, и она доложит заведующему отделением, что следователь всех выгнал из палаты. Игорь своё дело уже сделал, спорить с медсестрой не стал и откланялся, пожелав выздоровления Петровичу и всем присутствующим, включая медсестру.16
Куницын в это время встречал старших коллег из областного управления. Прибыли два подполковника полиции Кривошеев и Шарафутдинов. Они сначала прошли к начальнику полиции и официально представились, а потом перешли в кабинет Куницына и стали просматривать дело оперативного учёта, куда Евгений успел поместить копии постановления о возбуждении уголовного дела и протокола осмотра места происшествия. Комментарии Евгения они выслушивали молча. Когда он выговорился, повисла пауза. Приезжие молчали. Поняв столь красноречивое молчание, как нежелание говорить в незнакомом помещении из опасений прослушки, Евгений, улыбаясь, предложил перекусить с дороги. Предложение было благосклонно принято, и вся компания спустилась во двор к машине. Для таких особых случаев у Куницына имелся дружок по имени Гамлет, а у Гамлета – придорожная шашлычная, которая так и называлась «У Гамлета». Прелесть заключалась в том, что помимо основного здания, в глубине засаженного яблонями участка спрятались небольшие беседки, где, не афишируя, удобно провести любую приватную встречу. Заняв дальнюю беседку, гости и Евгений закурили. Проворный официант сразу начал подавать на стол лаваш, зелень, минеральную воду. На первое попросили борщ, на горячее все сошлись на шашлыке. Гости не отказались и от бутылочки коньяка, рассудив, что до вечернего совещания у Зинченкова ещё много воды утечёт. Внимательный к мелочам Евгений попросил официанта отнести водителю в машину пару чебуреков и лимонад. За едой о делах не разговаривали, выпили за встречу, за верховного главнокомандующего, за тех, кого нет, и за семьи. На этом бутылка иссякла. Кривошеев разрешающе махнул рукой и Евгений заказал ещё коньяка. Принесли и чай. Тут и настало время серьёзного разговора. Теперь говорили гости. По их словам, в деле об убийстве заинтересован кто-то наверху. Им дана жесткая команда обеспечить быстрое раскрытие. Тут надежда на Евгения с его оперативными возможностями среди местного контингента. Хотя все понимают, что Калашинский район просто место нападения, все задумано и организовано в Москве. Главное: установить мотив убийства. Пока он неясен, может быть личная месть, может быть ограбление, а может и желание заткнуть рот. Гадать можно долго, нужна хоть какая-то информация. По линии уголовного розыска на убитого Садакова или его окружение ничего нет. Но вот коллеги из отдела по борьбе с экономическими преступлениями кое-что подкинули. Садаков работал в компании, которая проводила аудит для многих фирм, поскольку по закону они периодически обязаны публиковать отчётность, осуществлялись также финансовые консультации, суть которых сводилась, в основном, к изысканию законных способов снижения налогов или оптимизации денежных потоков. В общем, ничего привлекающего внимание. Но уже несколько лет через агентуру в ОБЭП капает информация, что у нескольких топ-менеджеров фирм, пользовавшихся услугами компании Садакова, возникали большие финансовые проблемы. Кто-то нашёл средства, справился и продолжает работать, кто-то, что называется, сошёл с круга и отсиживается за границей, а кого-то и нет в живых. Предполагается, что имел место шантаж. Но что именно и какие там крутились суммы, никто не говорит. И то, что за этим мог стоять Садаков, пока только предположение. Поэтому этой информацией следует пользоваться осторожно, иначе могут быть печальные последствия. Первая ласточка – этот ваш свидетель, нашедший машину, да и сама сгоревшая машина. Евгений пообещал всё это учесть. Условились, что будут пока обмениваться информацией, а в случае чего областные опера Евгения прикроют. На этом обед и завершили. Проходя мимо основного здания, Куницын крикнул: – Гамлету привет передай от меня, – и помахал рукой официанту, который, в ответ, склонился в почтительном полупоклоне. Гамлет с Куницына денег за угощение не брал, памятуя всё доброе, что тот для него сделал. Да и Евгений, знавший меру, своими привилегиями в этом кафе не злоупотреблял.17
После допроса в больнице Игорь сразу направился к себе в следственный отдел, куда на после обеда были вызваны люди по делам, которые он расследовал. Нужно было воспользоваться временем до очередного вечернего совещания. Два были несложные: о бытовых убийствах. Всё в них ясно, и, если бы могли их фигуранты отмотать время назад до той крайней пьянки, что привела их в тюрьму, с радостью от своих фатальных действий отказались бы. Не факт, конечно, что очередная выпивка вновь не заставила их хвататься за нож. Но тут о предначертаниях человеческих судеб можно гадать, сколько влезет. Оба злодея проходили психиатрическую экспертизу, и пока Игорь просто подчищал эти дела, допрашивая соседей и подшивая в тощие тома характеристики из школы, с работы и по месту жительства. Набрать таких бумажек нужно за десять предшествовавших лет, что и требовало немалой переписки и времени на пробег почты. Третье оказалось посложнее из-за множества назначенных экспертиз. Дело о несчастном случае на производстве в результате нарушения правил охраны труда возбуждалось ещё до назначения Климова на должность. Игорь утонул бы в ворохе инструкций, большинство из которых вдвое, а то и втрое его старше, если бы не подсказки Белова. Дело шло к завершению, и если бы не это свежее убийство, то Игорь начал бы уже знакомить обвиняемых мастера цеха и директора завода с материалами уголовного дела перед направлением прокурору. Теперь надо навёрстывать: истекали неоднократно ранее продлённые сроки следствия. Настоящей головной болью оказалось четвёртое дело: об изнасиловании. Три недели назад к Сорокину на приём явилась девушка в сопровождении матери и заявила, что её накануне пытался изнасиловать уважаемый в городе человек – главный инженер департамента коммунального хозяйства. Этому предшествовал корпоративный праздник этого славного заведения, завершившийся к вечеру коллективной выпивкой. Поскольку уже стемнело, главный инженер вызвался проводись захмелевшую девицу, которая трудилась у них в канцелярии. По дороге напал, стащил с неё одежду, повалил в кусты, чтобы изнасиловать, но она чудом выскользнула, и побежала, не разбирая пути. Главный инженер, хотя и в хлам пьяный, пытался её догнать. На её счастье она увидела освещенный вход, куда и забежала. Оказалось, что это котельная городской бани. Истопник, увидев её плачевное полуголое состояние, заперся изнутри и вызвал полицию. Главный инженер сначала побарабанил в дверь, но, поняв, что дело не выгорело, ещё до приезда полиции ушёл. Вот и вся история. Девушка и её мать, сидя перед Игорем, заливались слезами, и жаждали возмездия. Разъяснение о том, что подобные дела возбуждаются исключительно по заявлению потерпевшей и не подлежат прекращению за примирением сторон, вызвало бурю возмущения и упреков: что следователь не на их стороне, и как вообще он мог подумать, что кто-то будет примиряться после такого зверства. Игорь приступил к процессуальному бумаготворчеству. Когда дошло до описания одежды, мать торжественно выложила на стол пакет, и на удивлённый взгляд Игоря с гордостью заявила: – Вот блузка, юбка, бюстгальтер и трусы. Не сомневайтесь, всё выстирано и поглажено. Игорь сначала разозлился, хорошо понимая, что и биологические следы преступника, и микрочастицы с его одежды утрачены, а, значит, не будет и основных объективных доказательств. Но потом, взглянув на мать жертвы, понял и её. Вот ведь, несмотря на такое горе, собралась с духом, привела всё в порядок, чтобы не стыдно было выложить перед посторонним, тем более мужчиной. Пришлось Игорю приобщать к протоколу, то, что было. Он направил девушку на судмедэкспертизу к Реброву. В общем, машина следствия закрутилась. Главный инженер всё отрицал, утверждая, что после вечеринки они уходили вместе, но разошлись, и он один пошёл домой. Ни на кого он не нападал, никого не насиловал и, вообще, он дипломированный инженер, офицер запаса, имеет семью и двух детей, с чего бы ему насиловать? Его адвокат, специально приглашённый из Москвы, забрасывал Игоря всякими вздорными ходатайствами, а при личных встречах настойчиво просил рассматривать всю историю как добровольный отказ его клиента от совершения преступления. Не обрадовал и Ребров. По его заключению несколько царапин у девушки не характерны для повреждений при изнасиловании, девственная плева не нарушена, на смывах с тела посторонних генетических следов не обнаружено, не говоря уже о сперме. Коллеги из коммунхоза, словно сговорившись, пьянку припоминали неотчётливо, кто с кем и когда ушёл, уверенно сказать не могли. Твердыми были показания только одного свидетеля – истопника из бани. Мужичок оказался тертый, не особо разговорчивый, и, как показалось Игорю, судимый. Хотя и заявил для записи в протокол, что не привлекался. Он связно рассказал, что произошло. Описал и девушку, и её разорванную на груди блузку, и то, что трусы и юбку она держала в руках. Она ревела и повторяла, что на неё налетел их главный инженер. Дверь он запер, кто-то действительно стучал и пытался рывком её открыть, но засов выдержал. Кто это рвался, истопник не видел. Потом приехала полиция, и девушку увезли. Чудеса начались две недели назад. К Игорю заявилась потерпевшая и сказала, что желает забрать заявление. Мотивация у неё простая. После случившегося она успокоилась, главный инженер тоже переживает и предлагает ей пожениться. Со своей женой он для такого случая готов развестись. Сама она такой жертвы от него не желает, потому что хорошо знает и его жену, и детей. Кроме того, она дружит с Русланом. Они уже три раза ходили на танцы, и Руслан, несмотря на случившееся, хочет взять её в жёны. Руслан очень хороший, только он должен спросить разрешения на свадьбу уродителей, потому что он с Кавказа, а у них так принято. А если будет суд, то родители согласия не дадут. Следователь обязан войти в её положение и отдать заявление. Потому что иначе ей в городе не жить, с этим судом один позор и от людей укоризны, что, мол, сама была выпивши и сама виновата. Хотя логика её вполне понятна, Игорь, как мог, мягче объяснил, что заявление он «отдать» не может. Он их с матерью о том предупреждал, и она сама в этом расписалась. После этого девушка разрыдалась и выбежала из кабинета. Ещё через неделю в следственный отдел поступила копия жалобы от потерпевшей на имя Генерального прокурора России о сплошных нарушениях её прав и безразличном отношении к её чувствам со стороны молодого и неопытного следователя, которому нельзя доверять человеческие судьбы. В жалобе применялись такие словосочетания, что чувствовалась рука опытного крючкотвора. Скорее всего, основу писал адвокат обвиняемого, а слёзные обороты дописали потерпевшая и её мать. Но жалоба есть жалоба, надлежит рассмотреть и дать ответ в установленный законом срок. Предстояло отписываться на все уровни и готовить дело к проверке. В один из вечеров этим Игорь и занимался в своём кабинете, когда к нему неожиданно зашла заместитель руководителя следственного отдела Петрова, чего раньше никогда не бывало. Петрова излучала доброжелательность и спросила разрешения закурить. Закурив, поискала глазами пепельницу, но у некурящего Игоря таковой в кабинете не водилось. Тогда Петрова ловкими движениями сложила из листа бумаги корытце, куда и стряхнула пепел. – Ну как дела? – завела она разговор. – Дела у прокурора, у нас делишки, – пошутил Игорь, не понимая цели её визита. – Да это мы знаем. Ты скажи, как у тебя с нагрузкой, справляешься? – Четыре дела в производстве, вроде справляюсь. Только по нарушению безопасности труда сроки большие, а так в графике. – Будут сложности, скажи, поможем. Как дело об изнасиловании движется? – Движется к завершению. Правда злодей вины не признаёт. Адвокат у него ушлый, да и потерпевшая может сюрприз подкинуть. В основном на показаниях основываюсь, экспертиза мало что дала. – При таком раскладе судебной перспективы у дел не бывает. Одна морока только с такими потерпевшими. Да ещё прокурор пару раз дело возвратит на доследование из-за недостатка доказательств. Понапишет десять листов указаний. Попробуй их выполни. Короче не стоит овчинка выделки. –Что же мне делать? –Думай, ты следователь. Я бы лучше прекратила. Чем доследы на отдел вешать. Обвиняемый хоть не под стражей? – Нет, с первого дня под подпиской о невыезде. – Тем более, если прекратишь, больших разборок не будет. Думай. С этими словами Петрова кабинет покинула. А Игорь действительно задумался. В своей правоте он уверен, но и Петрова, с её опытом, не просто так воздух сотрясает. Вполне дело может зависнуть, не добравшись до суда. Не хотелось этим службу начинать. Мало того, что будут потом год склонять на всех совещаниях, упрямым дураком перед той же потерпевшей, пусть со всеми её извивами, выглядеть не хотелось. Время шло, но окончательное решение Игорь принять пока не мог. А тут подвалили хлопоты с убийством Садакова, и он отвлёкся. Но сегодня он решил наверстать упущенное время и вызвал полицейских, которые выезжали в баню, на сообщение об изнасиловании. Старшим наряда оказался тот самый сержант, что перетаскивал Игоря через ручей. Он сразу заулыбался. Протянул для пожатия руку и поинтересовался: – Ты никому не говорил? Игорь поклялся, что про необычную переправу не рассказывал, умалчивая пока про ролик в интернете. – Все и так знают. Ребята подкалывают, а командир взвода обещался овса выписать вместо премии. А куда деваться-то было, ведь осмотр надо было делать. И как только узнали? Тут уж Игорь не утерпел и наябедничал на репортёров. – Ну и суки…,– протянул сержант, – ладно, сочтёмся. Планы мести пришлось пока отложить и начать разговор про вызов в баню. Рассказ сержанта во всём совпадал со словами потерпевшей и истопника. Это же позже подтвердил и его напарник-водитель. Ещё они оба вспомнили, что на подъезде к бане в свете фар машины видели пьяного мужика в порванной белой рубашке, но останавливаться не стали, спеша на вызов. По их описанию это и мог быть главный инженер. Надо спланировать обыск и постараться найти эту порванную рубашку, а обвиняемого предъявить ребятам для опознания. Игорь, торопясь, делал пометки в ежедневнике. В это время заявился Куницын и предложил пойти к Белову, чтобы поговорить. Так и сделали. Белов отложил толстенную подшивку бухгалтерских документов и приготовился слушать. Сначала Игорь рассказал, про поход к Иванову, а Куницын поделился информацией, полученной от подполковников, предупредив, чтобы дальше это не утекало. Белов призадумался, а потом посоветовал: – Ты, Игорь, на совещании расскажи про нападение на Иванова, всё-таки – причинение тяжких телесных повреждений (тьфу-тьфу может и обойдётся) и угроза убийством, надо дело возбуждать. Ты заявление-то взял? Молоток, растёшь в моих глазах. Но соединять дела об убийстве и нападении на Иванова пока рано, пока надо параллельно порасследовать. Начальство, скорее всего, возражать не будет. Главное – под этот расклад экспертизы назначить по окуркам и гильзам. Пулю-то из трупа Горячкин уже вроде отправил в Москву. Теперь по Садакову. Похоже, что он действительно шантажист, за что и поплатился. Ты, Женя, срочно узнай, где фирма Садакова работала крайний раз. Думается, там надо искать, если убийство не месть за прошлые грехи. И, чтобы помочь Игорю, нарисуй там у себя бумажку, что есть сведения от агентуры, мол, лица, напавшие на Иванова, курили и стреляли на том месте у дороги, тогда он сможет экспертизу назначить. А главное, нам нужно точно узнать, что все эти упыри ищут и зачем машину сожгли. Понятно? Ну, все расстаёмся, пора на совещание. Уже на ходу Игорь попросил Куницына помочь провести обыск у инженера-насильника, тот обещал утром прислать кого-нибудь из своего отдела.18
Совещание в режиме телефонной конференции прошло гладко. Все сидели как на экзамене. Зинченков не зверствовал. План расследования выполнялся, экспертизы по пуле, сгоревшей машине и найденным в ней пальцевым отпечаткам назначены. Дементьева доложила про обыск дома у Садакова и допрос в его офисе. Завтра, в субботу, она собиралась выезжать на дачу Садакова. Величко, весь изъеденный комарами, коротко доложил, что на месте преступления ничего обнаружить не удалось. Про найденную минометную мину времен войны и десятки проржавевших винтовочных гильз, он, наученный вчерашним горьким опытом, умолчал. Зинченков велел вновь расширить пределы поиска и отработать пути возможного отхода. Петя сдавленно ответил: – Есть отработать. Игоря на этот раз не ругали. Зинченков только предостерёг, чтобы основное дело не засоряли посторонними эпизодами и отслеживали, когда Иванова выпишут. После чего бодро подытожил: – Ну, я вижу, выводы сделаны. Давайте ускоримся в своих действиях. Сроки раскрытия никто не отменял. Завтра, как договаривались, у всех рабочий день. Вечером жду доклад. У меня всё. Отдыхайте. Сорокин разрешил всем удалиться, кроме Игоря. Предстоял новый неприятный разговор, что стало понятно по выражению лица руководителя. Игорь обреченно сидел на своём месте за столом совещаний и не пытался начать разговор. Сорокин тоже выдерживал паузу. Так прошло минуты три. – Ну, что герой, допрыгался? Главврач на тебя жалуется, говорит, ты всех больных из палаты выгнал, даже лежачих, и медсестре нагрубил. Скажи, ты кем себя воображаешь? – начал заводиться Сорокин. – Валерий Иванович, да всё не так было, – запротестовал Игорь. – Да ладно тебе, дыма без огня не бывает. С чего бы это главврач, солидный человек начал тебя оговаривать? Сам посуди, что мне с тобой делать? Ты, Игорь Николаевич, почти полтора года работаешь в нашем отделе, а я тебя не понял, и чего от тебя ждать в следующую минуту, я не знаю. Четыре дела в производстве, завершать расследование ты и не думаешь, а теперь убийство это резонансное на нас свалилось, тоже одни неприятности. Закончится тем, что к нам пришлют комплексную проверку и понавешают всем взысканий. А тебе старлея скоро получать, да и мне до подполковника меньше года осталось. Думай, уважаемый, и делай выводы. Может, ты со следствием погорячился, не твоё это? В Москве квартира, родители, а ты здесь мучаешься. Зарплата небольшая, рабочее время, считай, полные сутки, стрессы постоянные. Имей в виду, следствие – это такая работа, которой без огромного желания нельзя заниматься. Если интереса к профессии нет, лучше тихо уйти и не занимать место. Желающие поработать найдутся. Ещё раз прошу, подумай. А если снова узнаю, что вы там с Беловым керосините, накажу обоих. Вот так, делай выводы. Свободен, – руководитель отдела махнул рукой, отпуская Игоря. Тот поднялся и направился к выходу. – Да забыл совсем, за этими проповедями, главврач ещё сказал, что этот избитый Иванов, вспомнил что-то важное и просил, чтобы ты пришёл, – в спину Игорю добавил Сорокин. В невесёлых раздумьях Игорь спустился на первый этаж. Все обитатели кабинетов уже разошлись по домам. Но у двери Игоря стоял защитник инженера – насильника Веселовский, в явном ожидании. Этот невысокий, рано располневший парень просто излучал добродетельность и благородство. Несмотря на жару и поздний вечер его светлый летний костюм и голубая рубашка были свежими, из верхнего кармашка пиджака торчал уголок платка, подобранного в тон к галстуку. Запах незнакомого Игорю, но явно непростого парфюма, заполнил неширокий казённый коридор. – Вы извините, я без звонка, и только на минуточку, – просящим тоном произнёс Веселовский, – вот приехал передать для приобщения к делу характеристику на моего подзащитного. Прошу убедиться, что она сугубо положительная и будет способствовать прекращению дела. Удивлённый Игорь взял листок характеристики и посмотрел в глаза адвокату. Тот улыбнулся, вытащил из кармана мобильный телефон, что-то быстро набрал на клавиатуре и сунул под нос Игорю, который, увидев на экране цифру два и шесть нолей, опешил и спросил: – А чей это номер? Веселовский, умиляясь бестолковости неопытного в таких делах следователя, сладким голосом пропел: – Не номер это, а сумма. Ну, вы же всё понимаете, ведь с вами разговор составили? Тут, на беду Веселовского, до Игоря дошло. Вся накопившаяся досада неожиданно прорвалась и придала ему решимости. Схватив защитника за воротник, Игорь резко развернул его к выходу и со всех сил поддал коленом в копчик. Веселовский, в своём благодушии не ожидавший нападения, бомбой вылетел в вестибюль. Там вневедомственный охранник, мирно готовящийся после дневной сутолоки к вечернему затишью, от неожиданности опрокинул на себя свежезаваренный чай и взвыл. Его вопль добавил новый импульс адвокату, который бегом выскочил во двор, плюхнулся в приземистую иномарку и газанул в сторону Москвы. После крика охранника Игорь опомнился и вышел в вестибюль. Тот, причитая, пытался отряхнуть горячую воду со своей черной униформы, расшитой разноцветными шевронами. Игорь, продолжая сжимать в левой руке измятый листок с характеристикой, счёл уместным извиниться: – Прости, Михалыч. Видишь, как неловко вышло, очень уж адвокат торопился, прямо не удержать, ты уж не взыщи. – Вы, черти, заикой сделаете, ладно, чего уж там, проехали, – начал успокаиваться охранник. Игорь, вернулся в кабинет, попробовал разгладить ладонью характеристику, но получилось не очень. Решил позвонить Ирине, узнать, как её учёба, и пожаловаться, что суббота выпала рабочая, и он в Москву не приедет. Может только в воскресенье на пару часов. Но разговор не заладился. Ирина отвечала односложно, а узнав про субботу, сказала, что всё равно она с родителями на все выходные уезжает на дачу, и встретиться не получится. Оставалось идти домой. От размеренного шагания Игорь постепенно пришёл в себя, но анализировать события этого дня не хотелось. В таких случаях, чтобы отбросить неудобные мысли, Игорь вслух резко командовал себе: «Отставить!» Этот способ он нашёл в какой-то заумной книжке по психологии, которую читал ещё на юрфаке, держа под столом, во время скучнейшей лекции по экологии. От содержания книжки в голове вообще ничего не осталось, кроме этой фразы. Но она каким-то чудесным образом Игорю помогала. Помогла и сейчас. Но освобождённые мозги стали требовать не духовной, а самой насущной, телесной пищи. После утреннего чая с сушками в кабинете Куницына других калорий организм не получил и сейчас бунтовал. Магазины давно уже закрыты. Топать в ресторан, набитый по случаю окончания недели пьяными компаниями, совсем не хотелось. Зайти к кому-нибудь на огонёк, а заодно и на ужин Игорь тоже не мог, потому, что таких знакомых за всё время работы в Калашине у него пока не появилось. Оставалось мечтать, что нечто вкусненькое само-собой зародится в стареньком холодильнике. После мрака подъезда, свет в прихожей резал глаза. Игорь долго раздевался, оттягивая момент открывания холодильника, как бы давая тупому ящику шанс опомниться и нарисовать в своих недрах что-нибудь съедобное. Волшебства не получилось. Полки были пусты. Игорь оглядел кухню. Никаких запасов он не держал, кроме пакетиков чайной заварки. Только соль в красивой старинной солонке, арендованной вместе с квартирой. Вдруг вспомнив, что кроме соли есть ещё и сахар, Игорь рывком открыл настенную полку и вытащил на Божий свет стеклянную литровую банку, на треть, заполненную сахарным песком. Ничего другого не оставалось, как питаться им. Подспорьем послужила здоровенная хозяйская столовая ложка. В армейских коллективах такие за свой размер называются «ефрейторскими», что, разумеется, подчёркивает старательность названной категории военнослужащих во всём, включая еду. А вовсе не их прожорливость и стремление урвать побольше. Расположившись за столиком у окна кухни, Игорь начал черпать ложкой из банки и запивать водичкой. Постепенно голод отступал. Вспомнив, что сахар производят из свёклы, Игорь постарался мысленно представить весь процесс превращения овоща в сладкие кристаллы. Они потрескивали на зубах, и Игорю стало казаться, что у потребляемого блюда имеется привкус свеклы. Хотя никакой сахарной свеклы он в жизни не пробовал. Запив остатки сахара водой, Игорь почувствовал, что сыт и готов ко сну. Встать он решил пораньше, чтобы успеть до работы забежать в кафе-кулинарию и слопать там двойную порцию омлета с сосисочками. Нормальной еды всё-таки хотелось.19
Суббота действительно выдалась трудовой. Дементьева с Беловым на служебной машине с утра укатили в соседний район обыскивать дачу Садакова. Величко, которому жена успела купить в рыболовном магазине накомарник, вырядился в камуфляжный костюм и выглядел заправским рейнджером. Он поджидал кинолога с собакой, для которой припас кулёк с угощением, успев сдружиться за эти дни. Петрова и Горячкин засели в кабинете у шефа. Не видно было только Раджабова. Умиротворённый после утреннего пиршества, Игорь подготовил постановление об обыске у инженера-насильника, сбегал подписать его к Сорокину и ждал оперативника от Куницына, чтобы заехать к дежурному судье, получить разрешение на обыск и двинутся к злодею домой. Оперативник по имени Витя приехал на личной «Ладе» и явно торопился по каким-то своим делам. Но пришлось подождать, пока судья рассмотрит материалы и оформит своё решение. Время близилось к полудню, когда они позвонили в квартиру главного инженера, обвиняемого в покушении на изнасилование. Открыла высокая красивая женщина в стильном платье. Игорь объявил, зачем они пожаловали, назвал себя и представил полицейского. Лицо женщины стало напряженным и пошло красными пятнами, она начала сдавленно выкрикивать: – Придумали в выходной день! Делать вам больше нечего, как по чужим квартирам шляться! Прав таких нет! Нашли уголовников! Эта девка сама виновата, наболтала, чего не было, а вы и рады! – Вы, гражданка, не шумите, мы действуем по закону. Мужа позовите сюда и двоих соседей как понятых, – увещевал её Игорь. Но всё было напрасно, женщина разошлась вовсю и, продолжая орать, загородила собой прихожую. На заднем плане появился и виновник торжества, он тоже был разозлён и испуган. Все эти препирательства имели и светлую сторону. На шум стали открываться соседские двери, и Игорь пригласил пожилую супружескую чету стать понятыми. Накал страстей начал остывать, и участникам обыска удалось пройти в комнату и расположить понятых на диване. Игорь зачитал постановление и попросил в нем расписаться, но разъярённые хозяева отказались. На предложение выдать одежду, бывшую на обвиняемом в день происшествия, последовал такой поток ругани, что Витя пригрозил вызвать наряд. Приступили к обыску. На счастье, детей в квартире не было. Всегда неприятно копаться в чужих вещах, а если это приходится делать на глазах ни в чем не повинных ребятишек, тем более. Пусть их мамаши и папаши хоть триста раз виноваты, маленьким это не объяснишь, для них всё равно трагедия, когда чужие дядьки шарят в их игрушках. Больше часа Игорь и оперативник перерывали квартиру. Игорь даже залез в стиральную машину и духовой шкаф в газовой плите, но никаких следов рваной рубашки не отыскивалось. Потом осторожно покопался в мусорном ведре, но и там ничего не нашёл. Надо было сворачиваться. Опер Витя нервничал, поглядывая на часы. Хозяева понемногу успокоились и стали отпускать злорадные комментарии. Игорь начал составлять протокол. Неожиданно ему в голову пришла одна мысль, он обернулся к инженеру: – Где стоит ваша машина? – Это здесь причём? Я в тот вечер вообще пешком шёл, за руль не садился, – возмутился инженер. – Нечего придумать, так к машине теперь прицепились! – высказалась и супруга. Опер Витя, которому вся эта свистопляска надоела, взял со столика в прихожей автомобильные ключи с брелоком сигнализации и, подойдя к открытому окну, нажал кнопку. Белый внедорожник внизу два раза услужливо пискнул, поморгав фарами. – Вот она, голуба, – подытожил оперативник. Игорь пригласил участников обыска на улицу к машине. Сам пошёл впереди, за ним инженер, потом полицейский, а следом понятые. Сердитая супруга осталась дома и презрительно рассматривала процессию с третьего этажа. Сначала открыли передние дверцы, проверили бардачок, приподняли коврики, но там ничего подозрительного не имелось. Потом откинули подушки заднего сидения и осмотрели место хранения домкрата и ключей. Никаких тряпок и там не нашлось. Пришло время багажника. Ни в нём, ни под резиновым покрытием ничего не было. Витя начал было закрывать багажник, но Игорь краем глаза заметил, что инженер при этом как-то облегченно выдохнул. – Ну-ка постой, – Игорь рукой придержал готовую захлопнуться дверцу и повнимательнее осмотрел изнутри панели багажника. На внутренней стороне дверцы имелась пластмассовая крышка, закрытая на четыре поворотных задвижки. Когда её сняли, то внутри полости обнаружилась смятая в комок белая мужская рубашка. Игорь, аккуратно держа её кончиками пальцев, расстелил в багажнике вверх пуговицами. Все увидели, что несколько пуговиц вырваны «с мясом», а в области груди тонкая белая ткань вымазана дамской губной помадой, вся в пятнах и каких-то чёрных разводах, похожих на следы от туши для ресниц. Игорь указал понятым на эти особенности и прямо на капоте машины дописал протокол, не пожелав вновь подниматься в негостеприимную квартиру. Вручив копию протокола, сразу поникшему инженеру, Игорь поблагодарил понятых. Оперативник Витя, которого покинули муки ожидания, весело сказал инженеру: – Что дядя, жаба тебя задушила, решил рубашку на протирку приберечь? Тот, не отвечая, пошёл к подъезду. Игорь попросил подкинуть его в больницу и там оставить. Витя легко эту просьбу выполнил и рванул, наконец, по своим делам. По случаю субботнего дня режим в больнице был помягче, и Игорь беспрепятственно проник в знакомую палату. Там находились всего двое: Иванов полулежал на своей койке, второй больной что-то разбирал в своей тумбочке, но увидев Игоря, всё понял, и сразу вышел в коридор. Поздоровавшись, Игорь поинтересовался, где остальные? Оказалось, что в субботу – день посещений и обитатели палаты гуляют в больничном саду. Иванов, подтянув подушку повыше, стесняясь, заговорил: – Я, почему вас просил зайти ещё раз. Всё думаю, что эти гадам от меня было нужно, ведь не брал я ничего. Да и вы, как я понял, ничего особенного в машине не нашли. Кто же тогда эту штуковину забрал? – Ну, наверное, не леший, – пошутил Игорь. Иванов шутки не принял: – Вот, что я припомнил. В то утро, когда я к полянке подходил, я вроде стрёкот мотоциклетного двигателя услышал и удивился ещё, сквозь туман две фары светили, а не как у мотоцикла – одна. Вот и думаю, может меня кто-то утром и опередил на мотоцикле, завернув с автотрассы. Мог этот человек наткнуться на покойника и что-то забрать? Запросто мог. А меня ни за что отметелили. – Да, интересно. Надо проверять. Спасибо, выздоравливайте! Сколько ещё держать вас тут планируют? – Врач говорит дней пять. – Ну, всего доброго, если что-то ещё в памяти всплывёт, скажите врачу, мне передадут. До свидания! Считая, что для субботы он ударно потрудился, Игорь возвратился в отдел. Там приготовил для экспертизы изъятую рубашку, и отдельно, найденные у дороги окурки и гильзы. Набрал по внутренней связи Сорокина и попросил разрешения в понедельник появиться на службе после обеда, поскольку с утра надо было в Москве сдать вещдоки на экспертизу. Сорокин разрешил, но велел подняться к Горячкину, который составлял вечернюю докладную, и дать данные о сделанном за день. Выполнив это, Игорь набрал домашний номер и предупредил взявшую трубку мать, что приедет поздно вечером, пусть не беспокоятся. Надо было спешить на электричку.20
Расположившись в полупустом вагоне, Игорь для верности разместил рюкзачок с материалами дела у себя под боком, прижав к стене. Он с детства любил такие железнодорожные путешествия, когда всей семьёй ездили на дачу или просто гулять в лес или на реку. Вот и сейчас можно не думать ни о чём, просто глазеть на пробегающие за стеклом перелески и шестисоточные посёлки. Путь был долог, ехать предстояло около двух часов. Для Игоря вообще любая поездка на электричке представлялась длительным приключением. Это даже сыграло с ним злую шутку, когда он ещё учился в институте. Тогда отцу дали долгожданную трехкомнатную квартиру на окраине Москвы, и после переезда выяснилось, что до центра удобнее всего добираться на электричке. Железнодорожная платформа была в пятнадцати минутах ходьбы. Игорь пробегал этот отрезок пути утром даже быстрее, потому что дорога шла под горку. Но потом, втиснувшись в переполненный вагон, предстояло терпеть две остановки до Киевского вокзала. Хотя это и продолжалось не больше десяти минут, но для Игоря, по ассоциации с детскими поездками, с навязчивыми путейскими запахами мазута, креозота и раскалённого металла, это составляло целое железнодорожное путешествие, и по ощущениям он будто проделывал дальний путь и от этого сразу уставал. Потом неподалёку от их улицы прорыли метро, а составы метропоездов, как известно, совсем другое дело. В вагон с разных концов вошли контролёры. Игорь сидел примерно посередине и стал загадывать, кто из них первый доберётся до него. Женщина, наступавшая против хода состава, или мужчина, приближающийся с тыла. Опередил мужчина, и Игорь не угадал. Женщина увлеклась разборками с пожилой четой, билеты которых никак не отыскивались, и затормозила метрах в двух от Игоря. Он предъявил свой билет и подивился в очередной раз, что прогресс проник и в такое рутинное занятие, как проверка проездных документов. Знакомые многим клацающие щипцы контролёров заменил портативный сканер, который мигнув на штрихкод билета красной амбразурой, удовлетворённо пискнул. Можно было ехать дальше. Игорь вспомнил байки Белова про былые годы со сказочными подробностями, что, мол, раньше следователи разъезжали на электричках, просто показав удостоверение, да и пистолеты им якобы выдавались для постоянного ношения. Уважаемый, конечно, Белов человек, но приврать любит. Между тем начинались пригороды Москвы. Дачные поселки сменились бетонными заборами, сплошь испещрёнными рисунками и надписями, которые, в свою очередь, накрывали новые слои краски. Сколько аэрозольных баллончиков израсходовали старательные подростки, не поддавалось воображению. Толкаемые первобытными инстинктами, эти гомо сапиенс фиксировали своё представление об окружающем мире ровно таким же способом, как их предки, десятки тысяч лет назад раскрасившие охрой стены своих пещер. Только пращуры, прилагая немалый труд, и то, что мы теперь называем художественным вкусом, посильно украшали свои укромные жилища. А современные троглодиты, вооружившись банкой пива и пульверизатором, марают плоскости заборов, формулируя этим свой вызов обществу, явно не стремясь доставить приятное ближнему. Людей они заставляют вынужденно любоваться аршинными лозунгами и корявыми рисунками, ведь сидя у окна электрички нужно либо зажмуриться, либо отвернуться, чтобы не увидеть их творчество. Самостийные бетонные вернисажи уступили место в придорожном строю приземистым рядам частных гаражей. Эта примета ушедшей эпохи значила многое. Иметь автомобиль могла далеко не каждая советская семья, и ещё меньше счастливцев обладали стенами и крышей, в которых четырехколёсное чудо отечественного автопрома укрывалось от посторонних завистливых глаз. Этот особый гаражный мирок, где, как в бане, все были равны: и работяга, и профессор, сформировался и жил по собственным законам. Постоянная необходимость мелкого ремонта, хлопоты с подзарядкой аккумуляторов и заклейкой пробитых автомобильных камер объединяли и сплачивали ряды гаражевладельцев. Чего греха таить, укреплялось братство и распитой в тиши гаражных боксов бутылочкой водочки, тем более что закуску, в виде домашних закруток, многие хранили тут же. Распалась гаражная идиллия вместе с распадом Советского Союза. Поток сначала подержанных, а потом и новёхоньких иномарок хлынул в Россию. Такие аппараты на колене в гараже не вылечишь. Да и парковать машинки начали просто во дворах и на улицах. На разные лады стали завывать по ночам сирены сигнализаций, да и они как-то стихли, уступив место более совершенным системам электронной защиты. Главное в том, что машина перестала быть фетишем, на который обычная семья копила долгие годы. Автомобиль, по смелому предначертанию классиков сатиры, стал не роскошью, а средством передвижения. Причём ежедневного. Вышел из подъезда, сел и поехал, ну разве зимой снежок смахнешь. Не то, что раньше: аккумулятор в морозы не садится, никакие жидкости не замерзают и сидения тебя подогревают, а не ты их. Удобно же. А гаражные бараки меж тем ветшают, превращаясь в склады ненужного барахла или, в лучшем случае, в сомнительные автосервисы, обслуживаемые ушлыми выходцами с юга. В полосе отчуждения железной дороги потянулись товарные дворы предприятий с подъездными путями, а потом и стеклянные параллелепипеды офисных центров и торговых комплексов. Разноцветными переливами отражались в двойном вагонном стекле их рекламные транспаранты. Совсем стемнело. В вагоне давно включили освещение. За окном под яркими прожекторами переплетались и ныряли во тьму рельсовые колеи. Подъезжали к вокзалу. Пневматические двери дружно открылись, выпустив пассажиров. Выйдя с платформы Игорь, привычно срезая путь, через небольшой сквер устремился к метро. Теперь можно считать, что дома.21
Дверь в квартиру он отпер своим ключом, опасаясь, что родные уже спят. Но его ждали. Мать с отцом сидели у телевизора, а брата дома не было, он, по словам отца, «зависал» в клубе. Новое словечко в устах отца звучало насмешливо, но не ворчливо. Мать засуетилась с угощением, но Игорь, сунув в угол свой рюкзачок, пожелал сперва принять душ. В ванной все оставалось привычным, и даже запахи ощущались как какие-то родные. Вода и шампуни смыли усталость, разбудив дикий аппетит. Наскоро вытираясь белым пушистым полотенцем Игорь, с большим для себя удивлением, увидел рядом с бритвой отца ещё один трехлезвийный «Жиллет». Ай да, Борька, бриться начал, а всё равно младший брат казался ребёнком. На маленькой кухне стол был уставлен тарелками. Любимая жареная картошечка, салат оливье и даже домашний студень. Не говоря уже о пирожках с капустой. Мать явно старалась угодить не часто навещавшему их сыну. Отец предложил водки, а когда Игорь отказался, вторую рюмку убрал и достал из холодильника пару бутылок чешского пива. Тоже значит, по своей линии готовился и специально ходил за два квартала в большой супермаркет. Пока Игорь насыщался, говорили наперебой мать и отец. Игорь только мычал в нужных местах, давая понять, что сопереживает и участвует в обсуждении. Когда тарелки сгрузили в мойку, настало время серьёзных разговоров. Игорь потягивал пиво из высокого тонкостенного бокала, что не мешало ему рассказать про жизнь и про работу в Калашине. Врать он, конечно, не врал, но во все перипетии служебных заморочек родителей не посвящал, понимая, что грузить их своими проблемами не надо. Мать допытывалась про отношения с Ириной, имея в виду логический шаг к бракосочетанию, но Игорь порадовать её не мог, отговорился, что всё нормально. Хотя и сам чувствовал, что после его решения работать в Калашине, что-то в их общении изменилось. Отец, желая сменить неудобную тему, вдруг заговорил про покупку машины. Тема не новая. После деда оставался жигулёнок, и Игорь даже поколесил на нём пару лет до армии. Но аппарат был настолько ветхий, что грозил развалиться прямо на ходу. Признанный автомобильный авторитет дядя Гриша из третьего подъезда, полазив под днищем, вынес верной лошадке смертный приговор. Пришлось продать её на разборку в гаражи. И её ржавые сочленения растворились как запчасти в одноплеменных изделиях волжского автогиганта. На покупку чего-то поновее в семье денег не хватало, и эту тему Игорь даже не поднимал. А тут отец начал сам, и мать помалкивала, значит, всё уже обсуждено заранее. Игорь приготовился слушать. Хотя отец работал в районной клинике рентгенологом больше двадцати лет, скопить нужную сумму ему, конечно, проблематично. Но подвернулся случай. Один из коллег продавал подержанную Ниссан «Альмера». Тёмно-синюю, не битую, на ходу и недорого. Всего двести тысяч. Можно не всю сумму сразу. Отец явно этой идеей загорелся. Игорю было неудобно таким способом одалживаться у родителей, но иметь машину хотелось. – К нам, может, почаще будешь приезжать, сынок, – поддержала мать. – Только вот с гаражом мне в Москве не решить, там-то, у себя, ты как-нибудь пристроишься, – сокрушался после пяти выпитых рюмок отец – Не беспокойся пап, не очень и нужен гараж, тем более в Калашине, – успокоил Игорь. Порешили, что завтра сходят посмотреть, в каком состоянии машина. Родители поднялись из-за стола, готовясь идти спать. – А Борька, когда придет? – удивился Игорь. Отец только рукой махнул: – Заявится за полночь, ты его не жди, завтра наговоритесь. Игорь заснул, как провалился. Никаких мыслей ни про работу, ни про Ирину его не посетило.22
Разбудили солнечные лучи. На кухне позвякивали тарелки, мать готовила завтрак. Игорь поднялся, сделал несколько круговых движений руками, долженствующих изображать зарядку и заглянул в комнату брата. В котором часу тот явился домой Игорь не заметил, проспал. У брата на стене комнаты висели два компьютерных монитора, стол под ними был завален какими-то электронными платами, жгутами проводов, там же ютились две клавиатуры. В углу пылились их старенькая гитара и пара гантелей. Брат тихо посапывал, до бровей накрывшись простынёй. Не став его будить, Игорь ушёл на кухню. Родители уже отзавтракали. Отец пролистывал профессиональный медицинский журнал, мать в очках перебирала фасоль, и Игорь понял, что на обед будет его любимый суп. Он поздоровался и занял своё место, которое, наверное, сейчас занимал бы Борька, если бы не проспал. На завтрак была овсяная каша и сваренные в мешочек яйца. Игорь принялся за еду, поглядывая на отца. Тот, поняв его нетерпение, оторвался от журнала и вышел в прихожую к телефону. Коротко переговорив, он крикнул оттуда сыну, что Рубен их ждёт. Игорь с Рубеном был знаком, тот много лет работал в одной больнице с отцом, а сейчас заведовал хирургическим отделением. Жил он неподалёку, поэтому отправились пешком. Машина была припаркована во дворе дома, и пока отец поднимался к Рубену в квартиру, Игорь при ярком солнечном свете рассматривал свою будущую лошадку, стараясь заметить возможные изъяны. За исключением свежей царапины на водительской дверце, никаких замечаний не было. – Ты чего тут парень высматриваешь? – обратился к Игорю седой мужчина, выведший на прогулку двух шпицев. Собачки, как по команде, строго смотрели на Игоря. Игорь развернулся к нему, улыбнулся такой самодеятельной бдительности, и примирительно подняв ладони, успокоил: – Уже никто ничего не высматривает. Нет причин для беспокойства. Но мужчина продолжал стоять рядом, пока не вышли отец с Рубеном. Рубен поздоровался с Игорем и с мужчиной, который после этого выключил свою подозрительность и удалился на дальний газон выгуливать псов. – Как вырос, как вырос, – приговаривал Рубен, похлопывая Игоря по плечу, – совсем мужчина, женить пора. – Молодой ещё, погулять надо, – в тон Рубену сказал Игорь. Рубен снял машину с сигнализации, открыл капот, багажник. Предложил Игорю сесть на водительское место, словом показывал товар лицом. Про царапину на дверце, прицокнув языком, заметил: – Позавчера, когда на работе все были, какая-то тёлка парковалась и две машины зацепила. Мою не сильно, а у Юрия Ивановича, – Рубен пальцем показал на гуляющего с собаками, – новую «Шкоду» пришлось на ремонт ставить. Вы не волнуйтесь из-за царапины, любой костоправ за полдня заделает, и не заметите, а я скидку дам. Ну, по рукам? Отец, обменявшись взглядом с Игорем, решился: – По рукам. Рубен, тогда на следующей неделе я деньги привезу, сразу и оформим. Игорь не возражаешь, если я на себя оформлю? Тебе лишний раз не отпрашиваться и в Москву не мотаться, да ещё я всё-таки афганец, участник боевых действий, налогов не платить. Игорь согласно кивнул головой, всё было правильно. Попрощавшись с Рубеном, пошли к дому. Отец по дороге вспомнил, что мать поручала купить подсолнечного масла и молока, пришлось свернуть к гастроному. Пока отец отоваривался, Игорь прихватил полдюжины пива, себе и Борьке. Когда вернулись домой, Борька уже не спал, но по недовольному виду было понятно, что мать пробудила его насильственно. Увидев брата, он широко улыбнулся и кинулся обниматься. Игорь с удивлением заметил, что за последние месяцы Борька вымахал ещё и стал на полголовы его выше. По звону бутылок в пакете братец угадал пиво и предложил сразу и отметить встречу. Воспротивилась мать, заставив его сначала позавтракать. Завтрак он проглотил молниеносно и сидел за кухонным столом, ожидая возможности высказаться. Родители, чтобы им не мешать, ушли в комнату, и засели у телевизора. Игорь, подливая пива в бокалы, слушал бесконечные рассказы про компьютерные тусовки, про продвинутых пользователей, про специфический юмор сисадминов. Забавно, что это говорил младший брат, которого Игорь помнил карапузом, который не дотягивался ручонками до края стола, за которым они сейчас пили пиво. В широкой ладони Бориса стакан терял свои размеры. Игорь обратил внимание на сбитые костяшки пальцев: – Что, братуха, приходится работать не только головой, но и руками? Борис, погладив тыльную сторону ладони, смущенно объяснил, что это последствия занятий рукопашным боем. Игорь уважительно крутнул головой, признавая широту его интересов, и, улыбнувшись, не удержался: – А дама сердца имеется? – Конечно, имеется, – засмеялся в ответ брат. – Молодец, только смотри – тебе ещё одиннадцатый класс оканчивать, ЕГЭ сдавать, – не удержался от нравоучений Игорь. – Кончай, старшой, мать и так все уши прожужжала. Сдам я все эти тесты, да и ребята подиктуют, если что. Теперь знаешь, какие возможности у техники? – То-то каждый год по телевизору наблюдаю, как таких умельцев пачками отлавливают, – подначивал Игорь. – Да мы уже разработали один гаджет. Он плоский, не толще миллиметра, а может сигнал выдавать в интернет и отследить его можно везде, где покрытие сотовой связи есть. Только пока не удалось линейные размеры сократить, а то можно просто под кожу вживлять в любой точке тела, – расхвастался Борис. – Ты с любой точкой поаккуратнее, – подколол Игорь, – тебе ещё жениться надо будет, а то случится утечка интима в мировое пространство – Ты сам сперва женись, потом учи, – огрызнулся было брат, но смягчился и продолжил, – мы эту штуку пока в одежду зашиваем, прикольно, когда каждый вроде сам по себе, а на самом деле мы всегда вместе и никто вокруг этого не знает. Идиллию прервала мать и, выгнав сыновей из кухни, стала стряпать обед. Игорь предложил прогуляться, но брат сослался на неотложные дела, и засел за компьютер. Пришлось идти одному. Захотелось поехать в центр, побродить по знакомым с детства местам, посмотреть на них новым, взрослым взглядом. По дороге к метро Игорь попробовал позвонить Ирине, но её телефон оказался вне зоны действия сети. В метро Игорь понял, что успел отвыкнуть от людских водоворотов. На эскалаторе он с удивлением ощутил, что вглядывается в лица человеческого потока, набегающего сверху, и пытается представить, как эти чужие люди провели утро и вообще: как и чем живут. Он даже помотал головой, отгоняя это наваждение, так недалеко и до психушки. Солнечный воскресный день радовал всех. Толпа была нарядная, много детей всех калибров, в разноцветных колясочках и просто на шеях родителей. Доносились звуки бравурной музыки, но что именно это за марш Игорь не знал. Со слухом и музыкальной грамотностью у него было туговато. Даже в школе по пению ему больше четвёрки не выставляли, хотя большинство соучеников в этой науке были круглыми отличниками. Пройдя Александровским садом, Игорь пересёк Красную площадь, утыканную развлекательными павильонами, и оказался у храма Василия Блаженного. Ещё школьнику, ему на экскурсиях втолковывали про особые архитектурные замыслы Бармы и Постника, по преданию создавших эту церковь по велению Ивана Грозного. Он дивился разноцветным луковкам больших и малых куполов, собранных затейливыми строителями в одну клумбу. И никак не мог подобрать слово, чтобы выразить, что именно он чувствовал. Вдруг сейчас это слово подобралось, но оно оказалось из современного, Борькиного, лексикона: эти строители из шестнадцатого века просто прикалывались. А мы пятый век подряд дивимся их приколу и ещё со всего света туристов привозим для аханий и оханий. Испытав к зодчим родственное чувство, Игорь легко отправился дальше к Москворецкому мосту, но постепенно начал чувствовать, что тянет его домой к маминому обеду. Да и время подступало, и Игорь решил вернуться. Борис уже умотал по своим делам. Воскресный обед выдался на славу. До вечера Игорь сидел дома с родителями, разговаривали о всякой всячине. Мать показала Игорю купленный для него новый свитер и теплые носки. Вслух она не высказывалась, но по отдельным репликам Игорь понял, что она надеется, что он уедет из Калашина, и вернётся домой. Но пока в его планы это не входило. Отец на этот счёт помалкивал. Решили пораньше ложиться спать. Так и закончилась эта очередная побывка Игоря в родных пенатах.23
Пока он в понедельник с раннего утра мотался в Москве по экспертизам, в Калашинском следственном отделе Сорокин проводил планёрку. Сначала обсудили материалы доследственных проверок, которых было по десятку на каждого в отделе, потом прошлись по списку уголовных дел. В общем, всё было под контролем, но работа по убийству Садакова всех отвлекала, и завершение проверочных материалов и дел затормозилось. Сорокин нервничал. С недавних пор начальство заставляло на месяц вперед составлять перечень дел и материалов, которые планировалось закончить в этот период. Поначалу это казалось простой формальностью, желанием активизировать работу, но в результате обернулось рычагом давления на руководителей отделов. Логика применялась простая: сам напланировал, сам не справился – отвечай. Вызовов на оперативные совещания в управление теперь боялись, могло окончиться и оргвыводами. Поэтому в конце месяца старались изо всех сил изобразить обещанное в плане. Были мобилизованы все изобретённые поколениями следователей ухищрения. Чтобы успеть с материалами проверок следователи выносили формальные постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, которые в тот же день отменялись руководством отдела, и сроки проверки текли по новой. Производство по уголовным делам под разными предлогами перед подачей отчётности приостанавливались, и они искусственно оказывались в числе оконченных. Эти решения первого числа следующего месяца сразу отменялись, и следователь получал дополнительное сроки расследования. Ясное дело, кто-то начинал увлекаться мухлежом, но такие проделки незамеченными долго оставаться не могли, и время от времени издавался грозный разоблачающий приказ и этот кто-то терял премию, а то и должность. А ведь это составляло только часть управленческого «искусства». Надзирающее ведомство тоже не дремало, и прокуроры спуску не давали, замечая иногда такие нарушения, которых и не было. Вот тут и крутись! Иногда Сорокина посещало желание плюнуть на всё и написать рапорт об увольнении. Но по трезвому размышлению столь революционные мысли он старался подавлять, хорошо понимая, что другой работы такого уровня в районе он не сыщет, а жену и двух детей кормить надо. Тяжело вздохнув, Сорокин распустил коллектив по рабочим местам. Петрова попросила остаться на пару вопросов. – Слушай, Валера, у Климова с делом о покушении на изнасилование полная засада. Он по молодости упрямствует, хотя ничего объективного в деле нет. Терпила – та ещё коза, да и маманя у неё скандальная, я их хорошо знаю, на соседней улице живут. Они желают дело прекратить, претензий не имеют. Прокурор наверняка на дополнительное расследование дело вернёт. А если до суда дотянем, там, того гляди, оправдают. Уже жалобы идут от обвиняемого на незаконный обыск вавтомашине. Оно нам надо? – Знаешь, Таня, Климов только начинает, старается. Если мы сейчас его за крыло и вниз, сломаться может. Не хочу его силой заставлять прекращать дело, не лежит у меня душа к такому повороту. Да и обвиняемый этот – гад конченный. Выйдет сухим из воды. –Ты чего-то не понимаешь или не хочешь понять. Климов, зная, что объективных доказательств нет, начал дёргаться. Обыск в квартире провёл, а потом в машину обвиняемого влез, и всё в одном протоколе записал. Если он чего и нашёл, что сомнительно, всё равно и прокурор, и суд признают это недопустимым доказательством и отметут. Пойми, не тот это случай, когда надо костьми ложиться. Подумай об отделе, вся статистика за первое полугодие рухнет, и ради чего? Я думаю, что Климов и сам не рад тому, куда дело заходит. Давай с него грех снимем. Дело можно Величко передать, а я включусь, помогу. Ну что, я нарисую постановление об изъятии дела и передаче его другому следователю? – Давай, рисуй, – махнув рукой, сдался Сорокин. Игорь, не подозревая о таком развитии событий, сразу по возвращении в Калашин, не заходя к себе на работу, отправился в полицию к Куницыну. Тот был в кабинете и сразу предложил попить чаю. За чаем стали обмениваться мыслями, накопившимися за выходные. Куницын разузнал у своих коллег из областного управления, что команда финансовых консультантов Садакова недавно завершила работу в корпорации «Финком», которую возглавляет некий Черкасов. Теперь устанавливают фамилии тех, кто конкретно там работал, чтобы выяснить подробности консультирования. Игорь рассказал про визит в больницу к Иванову, и предложил поискать по видеозаписям с постов мотоцикл. Куницын согласился и включил свой компьютер, куда перегнали все имеющиеся записи с камер. После нескольких часов просмотра они убедились, что ни один мотоцикл со времени убийства и до обеда следующего дня под камерами не засветился. В глазах стало рябить от некачественных дергающихся картинок. Пришлось сделать перерыв. – Ты посмотри, – пожаловался Игорь, – столько часов записано и никаких зацепок. Что у киллеров шапка-невидимка припасена, или мотоцикл, летающий оказался? – Да я уже все глаза проглядел, – поделился своим огорчением от неудачи Куницын, – а толку никакого. Может, не то ищем, а может, ничего и нет. Но вряд ли. От места нападения до городских постов автотрасса без примыкающих дорог. Хочешь, не хочешь, а к городу доедешь. Правда в двух местах есть съезды на поля, но легковая машина там не пройдёт. Мотоцикл, конечно, может. Если он свернул туда, на камерах его нам не увидеть. Но, значит, он местность хорошо знает. Надо нам в деревнях поискать или у дачников, там и мотоциклы, и квадроциклы, что хочешь есть. Но много времени займёт. А вот машина с киллером куда могла деться? – Давай ещё раз прикинем, что именно мы ищем, – Игорь старался сосредоточиться, – предположение, что они были в полицейской форме, пока остаётся в силе. Но никаких полицейских машин мы на видео не нашли. А одной формы маловато, для правдоподобия и машина должна быть полицейской, иначе есть риск засветиться и вызвать подозрения… – Или она должна быть похожа на полицейскую, – включился Куницын, – можно капот и бока синими лентами оклеить и мигалку на крышу приделать, но цвет машины должен быть белый. Ленты и мигалку сорвать – минутное дело. Но саму тачку быстро не перекрасишь, давай ещё раз смотреть. Не прошло и часа, как Куницын ткнул пальцем в экран: – Смотри, белая «Лада». Спереди сидят двое, есть ли кто сзади не видно, но у переднего пассажира на груди наискось белая полоска. Я было её за ремень безопасности принял, а теперь повнимательнее смотрю, узковата она. Скорей похожа на белую портупею, как у дорожной полиции. Лиц тут не разглядеть, если будем увеличивать размер экрана, то сплошные пиксели пойдут, а номер можно вытащить. Сейчас я наших криминалистов напрягу. Куницын сделал несколько звонков и, дожидаясь прихода специалиста, сладко закурил. Игорю это не мешало, он даже любил запах табачного дыма, особенно трубочного, но сам к пагубной привычке не пристрастился, даже на действительной военной службе. Хотя там, пока курильщики наслаждались затяжками, некурящая братия, по воле мудрых курящих сержантов, продолжала вкалывать. Государственный регистрационный номер машины удалось рассмотреть почти полностью: «44» затем «3» или «8», буквы ТАУ, серия подмосковная. Куницын сразу велел своим ребятам оформить несколько запросов и проверить сводки по области, не было ли происшествий с этим автомобилем. Буквально через час уточнили, что цифры «448» и такая «Лада» есть на учёте. Владелец живёт в соседнем райцентре. Куницын отправил к нему машину с двумя операми. Игорь листал пухлую подшивку оперативных сводок. Чего только в них не было. Кражи, драки, поножовщина, бытовые ссоры, дорожно-транспортные происшествия, пожары. Создавалось впечатление, что население участвует в войне по принципу «все против всех». Игорь понимал, что в области живут и трудятся миллионы людей, сотни тысяч работающих в Москве по вечерам возвращаются в подмосковные квартиры и дачи, и процент попадающих в полицейские сводки в этой громаде ничтожен. Но когда сводки о происшествиях читаешь залпом, это впечатляет. Среди массы записей за прошедшую субботу он вычитал, что на границе двух районов, в перелеске, неподалёку от железнодорожной платформы «Лесной посёлок», прохожими обнаружен сгоревший автомобиль «Лада» белого цвета, без государственных регистрационных знаков. На место происшествия выезжала оперативная группа. Игорь молча сунул Куницыну под нос папку. – Да, это, похоже, наш случай,– протянул тот. Время было позднее, попытки дозвониться в отдел полиции, давший информацию в сводку, ни к чему не привели. Тамошний дежурный сам факт подтвердил, но подробностей не знал, предложил звонить с утра. Решили организовать назавтра выезд. Игорь отправился к себе, чтобы оповестить Сорокина о своих планах, и наткнулся на Величко, который огорошил его, сказав, что по решению руководителя забирает в своё производство дело о покушении на изнасилование. Сорокин был на месте, завтрашний выезд разрешил, но со всеми вопросами о передаче дела адресовал Игоря к Петровой. Той на месте уже не оказалось. Пришлось спуститься к себе и отдать Величко по описи дело. Игорь действовал механически. На душе было неприятно от сознания того, что ему не доверяют. Пытаясь понять, в чём ошибся, он перебирал в уме возможные варианты и никаких ответов не находил. Решил все выяснения отложить на завтра. Расстроенный он отправился отсыпаться.24
Утро оказалось не мудренее вечера. Никаких причин отобрать у него дело об изнасиловании Игорь не нашёл. Но надо было торопиться к Куницыну, чтобы разобраться со второй уже в деле об убийстве сгоревшей машиной. Тот был на месте и поджидал Игоря. Оперативники нашли хозяина «Лады», но это мало что дало. Мужичок увлекался горячительными напитками, прав его лишили два года назад, машина только занимала место во дворе. Продавал по генеральной доверенности, его экземпляры документов куда-то запропастились, да и то сказать, обмыли покупку лихо, неделю остановиться не мог. Покупателей не запомнил, на вид русские парни лет по тридцать – тридцать пять. Оба невысокие, волосы тёмные, короткие. Чёрные куртки, джинсы. Если ему покажут, то опознает, но описать черты лица затрудняется, не запомнил. Почему-то ему показалось, что эти парни между собой братья. От пятидесяти тысяч вырученных от продажи, у него уже ничего не осталось. Решили ехать к сгоревшей машине и по дороге прихватить с собой этого горе-владельца, который, может быть, опознает остатки. Дорога заняла более двух часов. Заехали в соседний райцентр и остановились на какой-то окраинной улице, заросшей берёзами. Один из оперативников быстро привёл бывшего хозяина машины и усадил сзади между собой и Игорем. Пришлось сразу открыть окошко. Мало того, что абориген накануне пил незнамо что, он ещё, наверное, годик не мылся. Игоря замутило. Куницын, сидевший за рулём, только крутил головой, и всё время курил. Сидевший спереди второй оперативник, что помоложе, просто высунул голову в окно и ехал так. Возле придорожного ларька пришлось тормозить и покупать пластиковую литрушку пива, без которого ароматный пассажир не мог прийти в сколько-нибудь адекватное состояние. За городком на обочине их поджидал полицейский «уазик». Куницын успел договориться с местным райотделом, и их проводили прямо до места. Своих двух оперативников он сразу отрядил на железнодорожную платформу, на разведку. Все остальные пошли на осмотр. В редких кустах продолжала стоять сгоревшая «Лада». Выгорел, в основном, только салон. Но чьи-то заботливые руки уже успели снять крышки капота и багажника, и колёсные диски. Бывший хозяин чувств к убитой и разграбленной собственности не проявлял, прикладывался к пиву и тихонько икал. По невыгоревшей местами краске было понятно, что раньше машина была белого цвета. Игорь разыскал и записал её серийный номер, и, выломав палку покрепче, начал разрывать содержимое сгоревшего багажника. Куницын стал допытываться у алконавта, узнаёт ли он свою бывшую машину. На удивление связно тот перечислил несколько характерных повреждений на бамперах и облицовке радиатора, а потом, обходя по кругу, в подтверждение тыкал в них пальцем. – Женя, посмотри-ка, – Игорь поддел своим первобытным орудием рыхлый ком синей плёнки, которая поверху оплавилась, но целиком не сгорела, – похоже на ту маскировку, о которой мы вчера говорили. Куницын, по примеру Игоря, тоже выломал себе инструмент и занялся салоном. Ему удалось на полу за передними сидениями отыскать металлическую рамку, на которой сохранились хвостики электропроводов и потёки расплавленного высокой температурой красного и синего пластика. Там же валялись две закопчённые металлические чашки светоотражателей. – Гляди, кажется, и мигалка нашлась, – обрадовался Куницын. Игорь заснял на камеру телефона все их находки и общий вид пожарища. Они с Куницыным отошли в сторонку и, пока было время, стали обсуждать, как отсюда выбрались киллеры, и сошлись на том, что оставлять здесь подменный транспорт было для них опасно, его легко могли раскулачить здешние товарищи. Скорее всего, просто уехали на электричке до Москвы или до станции, где находилась их машина. В этот момент подошли приехавшие с ними оперативники и доложили, что на железнодорожной платформе билетной кассы нет. Это подтвердил и местный полицейский, сказав, что билеты нужно покупать или заранее на узловой станции, или у кассира, который едет в первом вагоне электропоезда. Куницын озадачил одного из оперов, приказав установить кассиров с последних по расписанию поездов в день убийства и попытаться узнать, кто брал билеты от этой платформы и куда ехал. Молодой красивый парень, наверное, недавний выпускник полицейской школы, уныло кивнул, видимо, не так представлялась ему будущая служба. Пора было возвращаться. Местный полицейский проявил любезность и взялся подвезти домой запьяневшего от пива опознавателя, о чём, вероятно, вскоре пожалел. В машине Куницына окна держали открытыми ещё километров тридцать, пытаясь расстаться с оставленным на память запашком. Оперативники задремали. Стараясь их не беспокоить, Куницын и Игорь не разговаривали. Игорь задумался о проделанной работе, пытаясь выбрать наиболее эффективный путь дальнейших действий. Сейчас крайне необходимы данные экспертиз. Но надежды на то, что пистолет, из которого стреляли, будет находиться в розыске, были призрачные. Киллеры, а теперь, после обнаружения видеокадров, можно точно сказать, что их было минимум двое, явно не новички. Оружие, скорее всего, использовалось ими в первый и последний раз. Остальное они тоже продумали. С места преступления смогли скрыться незамеченными, машину уничтожили. Единственный их сбой в том, что не убили жертву на месте и не забрали флешку, или что-то ещё, нам пока неизвестное. С другой стороны, допустили ряд оплошностей: разбросали окурки, не собрали гильзы, не смогли догнать машину со смертельно раненым водителем. Если, конечно, эти окурки и гильзы имеют отношение к делу. Оставался ещё один, может быть, более важный путь. Надо найти заказчиков, то есть тех, кому выгодна смерть Садакова, тех, кто ищет флешку, кто дал команду избить свидетеля Иванова и сжечь в отделе полиции «Гелендваген». Они успели провернуть всё это всего за одни сутки, орудовали дерзко, не оставляя следов. Значит, у них есть подготовленные люди, готовые на риск. Есть и материальные возможности, чтобы разъезжать на транспорте с фальшивыми номерами, и деньги, чтобы добыть свежую информацию. Всё возвращало к мысли, что действует слаженная группа или даже несколько групп. И имеют они какую-то связь, скрытую опору, в самом Калашине, иначе не смогли бы так чётко сработать. Всё это Игорь вывалил Куницыну по приезду, как только они остались наедине. Покивав головой, Евгений задумался. – Знаешь, Игорь, попробую убедить ребят из областного управления, чтобы поставили на прослушку телефоны этих деятелей из «Финкома». Ты об этом пока на своих совещаниях не докладывай, а мы подумаем, кого из этих буржуев подёргать, чтобы начали психовать. Ну, удачи тебе!25
Игорь успел в родной следственный отдел к самому совещанию. С Зинченковым общались как всегда, по телефону. Дементьева и Белов доложили о своей поездке на обыск дачи Садакова. Ничего там они не нашли, но жившая на даче в роли управляющих семейная пара поведала, что Садаков собирался дачу продавать и уже нашёл покупателей. Это их сильно тревожило: они боялись не найти общего языка с новыми хозяевами. Садаков жил очень уединённо, гостей не приглашал, его жена и дочь на даче не бывали, но сам Садаков часто летал к ним в Испанию. Величко вновь отчитался о нулевых результатах поисков в лесу, а Игорь рассказал о найденной видеозаписи, о сожжённой белой «Ладе» и возможных следах маскировки под полицейский автомобиль. Зинченков, почуяв некоторый положительный сдвиг, оживился и дал команду Сорокину организовать завтра доставку «Лады» на стоянку отдела полиции и повторный осмотр самой машины и места её обнаружения. Игорю поручалось срочно назначить экспертизы по комку ленты и остаткам проблескового маяка. Сам Зинченков взялся подготовить поручение о розыске предполагаемых преступников областному ГУВД. После совещания Игорь подошёл к Петровой, чтобы узнать о причинах передачи дела от него к Величко, но услышал только, что не надо бы начинающим следователям проявлять пустые амбиции и подставлять целый отдел ради попыток самоутверждения. Огорчённый Игорь так ничего толком и не понял, но Петрова, поджав губы, удалилась. Белов, слышавший часть их разговора и догадавшийся о причинах его переживаний, успокаивающе потрепал Игоря по плечу и, улыбнувшись, сказал: – Перемелется – мука будет, не забивай себе голову. Не ты первый, не ты последний, у кого забрали дело. Думай о предстоящей работе. А ещё лучше, пойдем ко мне в гости. Жена будет рада. Поужинаем вместе, у нас теперь окрошка и картошка молодая с укропчиком. Давай, а? Игорь засмущался, ему не хотелось со своими переживаниями идти в чужой дом, он стал неловко отнекиваться. Белов понял и не обиделся. Расстались по-доброму. Игорь засел у себя в кабинете и позвонил Ирине. На этот раз на удивление хороший вышел разговор. Она вдруг сказала, что хочет к нему приехать на выходные, если это ему не помешает в работе. Игорь обрадовался, сказал, что будет ждать. Уже отключив мобильный, он ещё нескольку минут сидел, соображая, как лучше встретить и принять Ирину. Потом стал составлять список необходимых покупок, поймав себя на мысли, что служебные перипетии сразу отошли на второй план.26
Решив начать новую жизнь, не дожидаясь понедельника, Игорь встал сегодня пораньше, сделал зарядку и даже отжался от пола двадцать пять раз. Растираясь после душа полотенцем, подаренном на двадцать третье февраля женским коллективом отдела, Игорь вдруг вспомнил, как в армии трудно поначалу преодолевалась утренняя пробежка, и зарядка казалась бесконечной на предрассветном морозце. Уже потом, когда ему самому приходилось выгонять с подъёма молодняк, все эти упражнения оказались лёгкими и привычными, и вовсе не бесконечными, просто теперь он сам знал, когда скомандует: «Взвод, в казарму бегом, марш!». Руководить процессом и заранее знать его пределы гораздо комфортнее, чем участвовать в нём, не представляя скоро ли конец испытанию. В отдел он добирался быстрым шагом и прибыл за час до начала работы. Благодаря хорошему настроению, рутинная бумажная работа сегодня спорилась, и уголовные дела постепенно приходили в божеский вид. Ровно в девять послышался стук в дверь, и на разрешающий возглас Игоря в кабинет вошел мужчина. В нём Игорь не сразу узнал истопника городской бани, того самого основного свидетеля по делу о покушении на изнасилование, и фамилию его вспомнил – Сергеев. –Вызывали? – спросил тот. –Нет, но сейчас дело в производстве у другого следователя, вам, наверное, к нему? –Позвонили директору бани, сказали мне быть в девять в следственном отделе, кабинет номер двадцать два, я подумал к вам. – Нет, двадцать второй – это на втором этаже, кабинет заместителя руководителя отдела, давайте я покажу, – Игорь поднялся, показывая рукой на выход из кабинета. Поднявшись к кабинету Петровой, Игорь постучал и открыл дверь. Петрова недовольно взглянула на Игоря, за приставным столом, разложив документы, сидел Величко. –К вам свидетель Сергеев, – Игорь, пропустив мужчину внутрь кабинета, повернулся и ушёл к себе. Шагая вниз по лестнице, он пригорюнился, явно готовилась какая-то очередная шкода, и это было крайне неприятно. В кабинете Петровой, напротив, царила самая милая атмосфера. Лучезарно улыбаясь, она называла свидетеля по имени и отчеству, предлагала присесть, где ему удобней, и всем своим видом показывала своё расположение. Величко, сухо ответив на приветствие вошедшего, строчил что-то в протоколе допроса. –Ну, расскажите, что произошло тогда вечером? – попросила Петрова. –Да я всё уже рассказал вашему следователю, он записывал. –Ну, может быть вы что-то вспомнили? –Нет, я всё как было рассказал. Девчонка забежала полуголая, вся в слезах, говорила, что её хотел изнасиловать главный инженер… – Да, ладно! – прервала Петрова, – Вспомните! Ведь девица была в дым пьяная, еле стояла на ногах, двух слов связать не могла, никого не называла, а про главного инженера это потом сам следователь, небось, дописал. Разве не так? –Нет, не так. Всё было, как я рассказал. Выпивши она, правда, была, зачем врать, пахло водкой от неё, но не сильно. И на ногах она крепко стояла, иначе бы ей от него не убежать. Только дрожала вся от испуга и без одежды. Просила полицию вызвать. Этот в дверь колотил. Ну, я и вызвал, они приехали и её увезли. Вот и всё. –Может вы сами к ней приставали, одежду сорвали, а потом решили свалить на кого-нибудь? –Да что вы такое говорите? Я не понимаю, – растерялся свидетель. –Вижу, что не понимаете, другой бы на вашем месте понял. Ну, пришла ночью, ну, пьяная, бормотала, что-то спьяну, вы и вызвали полицию, чтобы её увезли с опасного производственного объекта, что непонятного? – наседала Петрова, и вдруг сорвалась на крик, – Ну, понял!? –Вот теперь понял, – кивнул Сергеев, – Ко мне ведь, уже два раза подкатывали с такими разговорами эти ребятки кавказские, что у нас теплотрассу ремонтируют, даже грозились. Только послал я их подальше. Вам я так, господа, скажу. Не знаю, что у вас на уме только это – не по правде. Что было, то видел, и всё честно рассказал. – Смотри потом не пожалей, правдолюб, – с угрозой прошипела Петрова. –Нет, не пожалею. Я человек верующий, против истины не пойду, а пожалею или нет, то всё в руках Божьих, – прямо глядя ей в глаза, ответил Сергеев. –Всё, вы свободны, – впервые подал голос Величко. Когда за Сергеевым закрылась дверь, в кабинете повисла долгая пауза.27
Весь отдел продолжал ударно трудиться. Сорокин спуску никому не давал. Правда, немного поутих Зинченков. Это было понятно, ожидали результатов назначенных экспертиз. За заботами не заметили, как наступил вечер пятницы. Игорь от нетерпения считал часы. Ирина обещала приехать в субботу утром. Чтобы обезопасить себя от обязательных трудов в субботу, он заранее договорился с Куницыным, что тот его прикроет, и, если будут искать, соврёт, что они вдвоём на выезде по делу об убийстве. Якобы, нужно проверить важную оперативную информацию. Конец дня Игорь посвятил магазинам. Это был настоящий покупательский рейд. Следуя списку, Игорь закупал еду, питьё, средства для мытья посуды, шампуни и, по совету смекалистой продавщицы, даже какую-то новомодную моющуюся пластиковую скатерть. В четырех раздутых до неприличия пакетах всё было доставлено домой. Никогда старый холодильник не вмещал в себя такого изобилия съестных припасов. В стенном шкафчике спрятались бутылки красного и белого сухого вина и дагестанский коньяк в плоском флаконе. До позднего вечера пришлось заниматься уборкой. Выметалась пыль из углов и паутина за трубами в санузле, щёткой с моющим средством оттирался кафель над ванной и над раковиной в кухне. Дважды пришлось вытаскивать к мусорным бакам мешки с разным хламом, который накопился между делом, и в обычных обстоятельствах заметен не был. Непривычные занятия укатали Игоря не хуже тренажёрного зала, и спал он просто, что называется, мёртвым сном. Проснувшись, он первым делом открыл окно, выходящее прямо в кусты сирени. На плотных темно-зелёных листьях сверкали капли, значит ночью прошёл дождик, а он и не услышал. Дышалось легко, но безоблачное небо обещало очередной жаркий день. Всё складывалось прекрасно. Он торопливо позавтракал и поспешил в сторону вокзала. До приезда Ирины оставалось всего полчаса, а нужно успеть купить цветы. На пятачке перед вокзалом шла бойкая торговля. Принарядившиеся ради выходного дня бабули выложили весь свой товарец: от вязаных носков до яблок и зелени. Яблоки по их уверениям, разумеется, были только что с ветки, а зелень с грядки. Сейчас Игоря интересовали цветы, поэтому он поспешил на тот фланг самодеятельного торжка, где предлагалось всё многоцветие средней полосы, даруемое нашей немилостивой природой на исходе лета. Выбрал самый большой букет гладиолусов. Помнилось с детства, что именно из них состояло школьное жертвоприношение на каждое первое сентября. Бедных первоклашек из-за этих переносных клумб бывало и не видно, одни уши торчали. Резные чашки цветков были большие и сильные, хоть в салат нарезай. Игорь, не удержавшись, понюхал, но особого аромата не ощутил. Почти бесшумно подкатила электричка. Выпорхнувшая из вагона Ирина долго смеялась и оттирала платочком с его носа желтую пыльцу, оставленную торчащими по все стороны пестиками или тычинками. В таких ботанических подробностях Игорь слабо разбирался. Игорь подхватил её рюкзачок, она взяла его под руку. Молодые стройные, да ещё с букетом, они привлекали внимание редких прохожих, которые им в след тихо улыбались, может быть, припомнив свои счастливые дни. Подходя к дому Игорь, пародируя экскурсоводов, просил посмотреть, то налево, то направо, хотя кроме пышно разросшихся кустов и сплошных деревянных заборов разглядывать было нечего. Квартирка Ирине понравилась, она прошла в комнату, заглянула на кухню и оценила усилия, затраченные Игорем на уборку. –А горячую воду не отключили? Хочу душ принять с дороги, – Ирина стояла в дверях ванной. –В этой гостинице я директор, – цитируя известный фильм, изрёк Игорь, – поэтому горячая вода есть круглый год, спасибо газовой колонке. Сейчас включаю. Пока Ирина плескалась в душе, Игорь на скорую руку собирал на стол. Потом Ирина приоткрыла дверь и, сославшись на рассеянность, попросила у Игоря какую-нибудь рубашку, чтобы накинуть вместо забытого халатика. Он принёс свою голубую льняную рубашку с короткими рукавами, но, когда увидел со спины обнажённую и вдобавок отразившуюся в затуманенном зеркале Ирину, не сдержавшись начал целовать её шею и плечи. Ирина, легко повернулась и припала к его рту жаркими губами. Игорь, сжав её в объятьях, ответил долгим поцелуем. Не прерываясь и не разнимая рук, он шагнул назад из ванной, увлекая за собой Ирину, она послушно шагнула следом, и он почувствовал, как её пальцы расстёгивают ремень на его джинсах. Когда они приблизились к дивану, ничто из одежды им уже не мешало и, дав волю чувствам, они предались друг другу. Сколько длился этот любовный взрыв, Игорь не ощутил. Всё было как во сне. Они долго лежали, заменяя разговор поцелуями и ласками. Потом Ирина невесомо перебралась через Игоря и закрылась в ванной. Он так и лежал счастливый и как-то светло опустошённый, закинув руки за голову. Ирина вышла уже в рубашке, которая доходила ей до бёдер, и пожаловалась на голод. Игорь подскочил и, натянув трусы и майку, начал хлопотать у стола. Ирина села на угловой диванчик, поджав под себя ноги, и лукаво улыбнулась, Игорь улыбнулся в ответ, только теперь соображая, что халатик был, конечно, забыт не по рассеянности, а скорее по расчётливости. Запив гору бутербродов с сыром и колбасой и овощной салат бутылкой красного вина, они почувствовали, что если не пойдут сейчас же на прогулку, то просто возлягут на тот же диван и уснут. Быстро собравшись, они убежали на улицу. Старинный городок весь состоял из холмов и спусков. Пошли в сторону центра, который размещался в низине. Часть улиц была заасфальтирована, и Игорь хорошо знал, как несутся по этим гладким водостокам дождевые струи в ливень. Но сейчас солнце высушило и раскалило серую корку асфальта, и даже пробивающие сквозь трещины в нём одуванчики пожухли в ожидании очередных осадков. Солнце пропекло и протоптанные по косогорам козьи тропинки, которыми, не сговариваясь, испокон веку в этом городе пользовались и стар, и млад. Игорь уже изучил все их хитросплетения и провёл Ирину стороной к мосткам через речку. Мостки эти по-местному звались «лавы», именно так, во множественном числе. Лавы сносились по весне половодьем, но каждый раз заботливо восстанавливались к лету. Зимой все без забот просто ходили по льду. Старожилы уверяли, что ледовые маршруты повторяются веками. Ирина не очень доверяла шатким мосткам, но Игорь, взял её за руку, и они прошли, отражаясь в спокойной и теплой даже на вид речке, все сорок метров до другого берега. Теперь предстояло взобраться на крутой холм, сохранившийся на месте земляного вала старого городища. Ирина, было, возроптала, но Игорь, знавший, за что приходится страдать, всё-таки увлек её, потащив наверх. На макушке холма, где ощущался свежий ветерок, им пришлось поотдуваться, но, когда дыхание восстановилось Ирина, осмотревшись, даже охнула. Далеко внизу, перед ними расстилалась сказочная картина. С окрестных далёких холмов вниз, к центру города, сбегали извилистые улицы, часто скрытые от глаз сросшимися купами деревьев. Крыши домиков едва выныривали из сплошного зелёного ковра, укрывшего кварталы. Только в одном месте, как силикатные кирпичи, брошенные в траву, выпирали пятиэтажки нового микрорайона. Но общего впечатления от величественности места это вторжение современности испортить не могло. Её особо подчеркивали, как насчитала Ирина, шесть церквей. Своими белыми колокольнями, касаясь синевы неба, они, поставленные древними мастерами на разной высоте холмов и в разное время, словно доброй силой окружали городок, как бы охраняя его. Добавляла прелести река, изгибавшаяся под холмами и внезапно выныривающая из-под деревьев в самых неожиданных местах. Солнце отражалось в ней золотом. Игорь подсказал: краеведы утверждали, что сам город имеет в поперечнике всего три километра, а русло реки петляет по нему целых тринадцать. Все улицы направлялись к центру, и там, где они натыкались на реку, пролегли деревянные лавы. Только в двух местах над рекой встали современные мосты на железобетонных опорах. Городская площадь широким клином раскинулась между берегами реки, имея на узкой оконечности сквер с памятником Ленину, а на широкой – огромный пятиглавый собор, который сейчас реставрировался и ощетинился строительными лесами. Два объекта людского поклонения сосуществуют на этом месте почти сто лет и в этом противостоянии неумолимо дополняют друг друга. По сторонам площадь окаймляют старинные краснокирпичные торговые ряды. Цепочки их лабазов тянутся от храма к обелиску, или, может, наоборот, и своей вековой житейской мудростью учат калашинцев существовать между земной и духовной властью. Давно открывший для себя это удивительное место Игорь, жалевший, что не прихватил с работы бинокль, скромно помалкивал, давая Ирине полнее почувствовать всю особость этого чудом сохранившегося пейзажа. Не сговариваясь, они присели на выгоревшую на солнцепёке траву и, обнявшись, просто любовались, находя всё новые и новые удивительные точки на панораме города. Спустившись с холма, они долго гуляли по тихим улочкам, тротуары которых напоминали туннели в смыкающейся поверху буйной растительности придорожных деревьев и яблоневых веток, тянущихся из-за заборов. На некоторых деревянных домах под карнизами сохранились поржавевшие, но ещё читаемые жетоны страховых обществ. Ирина с трудом разобрала на одном идущие по окружности буквы: «Россiя». Скольким же поколениям эти стены и крыша дали домашнее тепло и защиту от непогоды? Сколько войн и революций они пережили? Возникала мысль о коренных устоях, на которых всё и держится, хотя за повседневной суетой мы это забываем. Игорь чувствовал, что Ирине городок нравится, ему это было приятно. Он надеялся, что она смягчится и не будет требовать, чтобы он непременно уехал в Москву. Для него не составляло секрета, что за внешней исторической красотой города живут современные люди со своими проблемами и страстями, люди, которым свойственно, как и во все века, злословить, напиваться, драться и красть. Хотя он ни с кем такую двойственность города не обсуждал, но для себя давно решил на своей должности пытаться защищать то доброе, что даёт существовать абсолютному большинству и, по мере возможности, противостоять злой воле. Ощущая, что выскажи он такое вслух, это прозвучит выспренно, Игорь держал свои мысли при себе, и только иногда, встречая подобные рассуждения в книгах, радовался, что он не одинок. День заканчивался, опускались сумерки. Напоследок он провёл её по своей дороге среди лип, но шёл, молча, ничего не стараясь объяснить. Ирина это почувствовала и поняла, что Игоря в этом городе держит не просто упрямство или стремление к карьере, а свой собственный подход к жизни, от которого он не откажется даже ради неё. Ужинали дружно и опять всухомятку. Игорь по особому рецепту приготовил кофе, и они выпили несколько рюмок коньяка из плоской бутылки. Для сна Игорь разложил диван-кровать, застелив белое свежее бельё. По летней жаре можно было спать без одеяла, просто под простынёй. Не сговариваясь, они, сняв одежду, улеглись в обнимку, ощущая горячими телами слабую прохладу от приоткрытого окна. Когда утром Игорь открыл глаза, Ирины рядом уже не было. Он поднялся и вышел на кухню. Ирина, в лёгкой кофточке и летних брюках, сидела за чашкой чая и набирала текст в мобильном телефоне. Подойдя, он поцеловал её в макушку. Она подняла голову и улыбнулась. Пора было завтракать. Игорь начал готовить омлет, Ирина нарезала в салат овощи. Сели за стол, обмениваясь незначительными фразами. Казалось, что они вместе много-много лет, всю жизнь. Программа дня у Игоря выработалась незамысловатая. Сначала сходить на речку и искупаться, а потом пообедать в кафе с кавказской кухней. Но оказалось, что у Ирины другие планы и, с учётом дальней дороги, ей пора отправляться на вокзал. Игорь только развёл руками, и возражать не стал. До очередного поезда оставалось сорок минут, поэтому к вокзалу шли не спеша, Игорь помахивал рюкзачком, Ирина рассказывала про учёбу, но всякие медицинские премудрости Игорь пропускал мимо ушей. На счастье, для этого состава калашинский вокзал был конечным, поэтому было много свободных мест. На подъезде к Москве возвращающиеся с грузом урожая дачники займут все проходы и тамбуры. На платформе они обнялись и поцеловались. Ирина разместилась в середине вагона у окна. Игорь стоял снаружи, глядя на неё, и думал, что возвращаться в опустевшую квартиру ему неохота. –Ты пришли смс, когда доберёшься, – попросил он в открытую фрамугу вагонного окна. –Конечно, – откликнулась Ирина и помахала рукой. Стукнули закрывающиеся двери, и поезд тронулся, увозя хорошее настроение. Игорь развернулся и, наступая на собственную короткую тень, побрёл обратно.28
Понедельник с утра тащился по наезженной колее. Ничто не предвещало неожиданных событий, но они произошли. К обеду в отдел прибыл лично Зинченков. И не просто так, с оказией он доставил несколько пакетов с заключениями экспертиз. Всех собрали в кабинете у Сорокина. Зинченков являл собой победителя и излучал боевой дух. Для начала он сделал замечание следователям, явившимся на совещание без форменной одежды, а таких оказалось двое: Дементьева и Климов. Зиночка нарядилась в цветастое летнее платье, что было очень по погоде, и ей к лицу, но противоречило приказам. Было строго велено сменить наряд. Покраснев, она вышла к себе в кабинет. Второй нарушитель оправдывался отсутствием формы на складе, но это его не спасло. Зинченков заявил, что джинсы и кроссовки уместны на пикнике, а следователь должен находиться на службе в строгом костюме, что, по правде говоря, тоже было написано в руководящих документах. Игоря также отправили переодеваться. Наученные предыдущим горьким опытом все хранили форменную одежду или костюм, как в случае у Игоря, в рабочих кабинетах. Подождав, пока они преображённые явятся вновь, Зинченков, удовлетворённый восстановленным порядком, приступил к обсуждению нового этапа расследования. Заключения экспертов прорыва не принесли. Изъятая из трупа Садакова пуля выпущена из девятимиллиметрового ствола, но он на учёте в пулегильзотеке не значится. Отпечатки пальцев, которые успели зафиксировать на поверхностях «мерседеса» ещё в первый день при осмотре в лесу, принадлежат самому убитому. Выводы специалистов по трем окуркам и двум гильзам, обнаруженным на обочине Климовым и Куницыным, оказались неожиданными. Генетические следы удалось выявить на двух окурках и неповреждённой гильзе. Причём они практически идентичны, но всё-таки происходят от двух разных людей. Не исключается родство между ними. А вот гильзы отстреляны в двух разных экземплярах пистолетов. На это указывают характерные различия на следах от удара бойка. Но никаких совпадений по имеющимся системам учёта огнестрельного оружия не имеется. Поэтому привязки к конкретным лицам или пистолетам нет. При обнаружении фигурантов или их оружия возможна идентификация. На комке оплавленной синей ленты, изъятом Климовым в багажнике сгоревшей «Лады», удалось выявить след пальца, сохранившийся на внутренней липкой поверхности. Но при проверке этого отпечатка, по федеральной базе «Папилон», совпадений не установлено. Все загрустили. Большая удача экспертов, зафиксировавших следы преступников и орудия убийства, сама по себе раскрытия преступления не принесла. Нужно было вырабатывать новые подходы, а для этого уточнить основную версию. После совместного обсуждения она стала выглядеть так: два киллера под видом полицейского патруля остановили машину Садакова на автотрассе, дважды выстрелили в него, затем проехали мимо поста видеонаблюдения, на границе районов у железнодорожной платформы сожгли свою машину и скрылись. Умирающий Садаков, проехав по трассе, свернул в лес, где его потом и обнаружили. Зинченков задумчиво продолжил: – Свидетели показали, что Садаков постоянно пользовался мобильным телефоном «Верту». При нём он не найден. Необходимо установить идентификационный номер самого аппарата и по так называемому биллингу попробовать определить маршрут перемещения между станциями сотовой связи, и так найти привязку к местности. Этим он займётся сам и получит судебное решение для получения данных от сотовых операторов, а местному отделу нужно сосредоточиться на поиске пока гипотетического мотоцикла, якобы услышанного свидетелем Ивановым. Получив разрешение разойтись, все направились по кабинетам. Игоря остановила заведующая канцелярией: – Пришёл пакет на ваше имя, распишитесь и заберите. Игорь вытащил из вскрытого пакета акт генетической экспертизы по делу об изнасиловании. С любопытством глянул на выводы эксперта. Тот сообщал, что на рубашке главного инженера обнаружены биологические следы, принадлежащие потерпевшей. Это подтверждало её первоначальные показания. Удовлетворённый Игорь вложил акт в конверт и, протянув Лиде, сказал: – Лида, вы ведь знаете, дело теперь в производстве у Величко, перерегистрируйте документы на него. Лида равнодушно пожала плечами и забрала конверт, но Игорю показалось, что она при этом легонько улыбнулась. Значит, не по ошибке она вручала конверт ему. Просто ей для чего-то хотелось, чтобы он узнал результаты экспертизы. Зачем ей это понадобилось, он не понял. Сейчас Игорю было не до гаданий, он поспешил в райотдел полиции к Куницыну. Нужно было по распоряжению Сорокина через участковых уполномоченных полиции организовать розыск владельцев мотоциклов в ближайших сельских округах. Утром следующего дня в своём кабинете Игорь, заварив крепкий чай, готовился подшивать дела. Подшивальный станок, суровые нитки и электродрель были заблаговременно собраны по кабинетам коллег и теперь лежали на столе Игоря. Эту чисто механическую работу он любил. Выравнивая в станке края листов дела, он как бы заново проживал дни и этапы проведённого расследования. Подобранные в том документы он накрыл металлическим листом с длинной прорезью по краю и намертво притянул его барашковыми гайками, легко ходившими по резьбе штифтов. Можно начинать сверлить пять отверстий для ниток. Тут тоже была небольшая хитрость. Стандартные сверла для этого не годились, рвали бумагу, и сами часто раскалялись и ломались в её толще. Когда-то какой-то изобретательный следователь придумал сверлить тома дела обыкновенным длинным гвоздём с отрезанной шляпкой. Дело пошло как по маслу. Имя этого Кулибина история не сохранила, но благодарные поколения следователей по всей России это отечественное ноу-хау десятилетиями применяют. Нитки для сшивания старались брать потолще и желательно белого цвета. Черный на белом поле бумаги выглядел траурно, а потом, надо было съехидничать, в ответ на поговорку, что дела «шиты белыми нитками». Игорь от аккуратного сшитого тома испытывал особое удовлетворение, видя в этом элемент собственного творчества. Он некоторых ребят спрашивал, и они согласились, что похожие мысли были и у них. Идиллию нарушили неожиданные визитёры. В кабинет без стука вошли потерпевшая от изнасилования и её мать. Предложения Игоря присесть они проигнорировали и сразу вывалили свои претензии. Слов было много, и не все литературные. Игорь пытался слабо возражать, но его быстро заткнули. –Это что же, получается, – негодовала мать, – ославили на весь город! Сколько мучили, на допросы таскали. А теперь выходит, девушку и защитить некому? Погодите, мы найдём на вас управу, жаловаться будем! К президенту на приём поеду, а своего добьюсь. Попомните вы меня. Ишь, что придумали – дело прекращать… – Постойте, постойте, – с трудом вклинился в её монолог Игорь, – ведь ваша дочь, я помню, сама просила дело прекратить… –Да вы её запутали, обнадёживали, а сами, небось, деньги взяли с этого мерзавца! Конечно, ему откупиться – раз плюнуть. –Вы успокойтесь, давайте поговорим, присядьте, – пытался успокоить Игорь, – дело сейчас не у меня в производстве, вам лучше поговорить со следователем Величко. Послушайте, потерпевшая, вы же сами говорили, что предстоит женитьба, и никакого суда вы не хотите. Мать продолжала распаляться, не давая слова сказать дочери: –Какая там женитьба. Обманул этот Руслан. Уехал к себе на Кавказ и позвонил всего один раз, мол, родители ему не разрешили. А нам что сейчас делать? Ни копейки денег никто не заплатил, кругом один позор. Ну, погодите, я вам устрою, пойдем дочка, никакой правды простому человеку от этих оборотней не добиться… С этими словами дамы покинули кабинет, но в коридоре ещё слышались проклятья. Игорь ошалело покрутил головой. Никак он не ожидал, что его отчихвостят в собственном кабинете и, в общем-то, не за его вину. Он набрал телефонный номер Величко: – Петя, привет, к тебе сейчас потерпевшая по изнасилованию со своей мамашей не заходила? Если нет, ты много потерял. Скажи, а ты действительно дело прекратил? –Никто у меня не был. А насчёт дела твой интерес мне непонятен, ну прекратил и прекратил. –Петя, как же так, а выводы экспертизы? Они же подтверждают показания потерпевшей? – Обыск в машине обвиняемого проведён тобой незаконно. Петрова по жалобе адвоката своим постановлением признала изъятую тобой с нарушением УПК рубашку недопустимым доказательством, вот и суди сам, что объективки в деле нет. – Опять Петрова подсуетилась, – вырвалось у Игоря. –А что Петрова? Закон соблюдай, он для всех писан. Извини, у меня работа, – отрезал Величко и отсоединился. Вот тебе раз, присвистнул Игорь, выходит и дело прекратили из-за моих нарушений. Значит, предстоят новые разборки, а за ними – неприятности. К переплётному делу руки уже не лежали, захотелось подышать свежим воздухом. Игорь вышел во двор и уселся на лавочке.29
В это же время Жека на своем верном «Урале» заруливал на окраинную улочку Калашина. У высокого глухого забора из металлического профнастила он остановился. На врезанной в ворота калитке был установлен домофон, по которому Жека и вызвал хозяина, а сам с сигареткой присел на мотоциклетную люльку. Сергуня вышел не скоро. Длинный и нескладный, в вечном джинсовом костюме этот парень только с виду был заторможенный. Соображал он быстро, а считать в уме мог лучше калькулятора. Пожав вяло протянутую ему руку, Жека вытащил из кармана «Верту» и протянул Сергуне. Тот, быстрым глазом окинув улицу, убедился, что в полуденный зной улица пуста и стал рассматривать товар. Он сразу понял, что вещь ценная, а значит опасная. Её хозяин чувак не простой, и нужно убедиться, что неприятностей не будет. –Где намылил? – с искусственным безразличиемпоинтересовался Сергуня. –Да на речке, знаешь, где плёс, там всегда городские купаются. Там песок и течения нет, вода тёплая. Ну, там, на пляже и нашёл. Видать кто-то выронил, – Жека старался, чтобы его сочинение выглядело правдиво, – это ведь мобильный телефон, он, думаю, дорогой, возьмёшь? –А зарядки к нему нет? – уточнил Сергуня, хотя и сам понимал, что вопрос лишний. Жека удручённо помотал головой: –Нету, только вот эта штука. –Ну, я не знаю. Надо у людей спросить. Стремновато как-то, он точно чистый? – Я же говорю, нашёл случайно в траве. –Смотри Жека, если подставляешь, ответишь. Ладно, дай мне время, через пару дней приезжай, а я пока в Москву сгоняю, понюхаю, что и как. Идёт? Деваться было некуда, и Жека согласился. Подождав, когда мотоцикл уедет подальше, Сергуня быстрым шагом отправился в центр города, где в салоне связи работал его проверенный дружок, разбирающийся во всех этих электронных приблудах. У того нашлась и подходящая зарядка. Старую сим-карту извлекли и, разрезав ножницами на части, отправили в мусорный мешок. Выждав полчаса и дав аппарату немного зарядиться, поместили в него сим-карту из телефона Сергуни и проверили работоспособность. Всё было в порядке. На Сергунин вопрос о цене его дружок странно улыбнулся и ответил, что такой новый стоит больше трехсот тысяч, но он даже подержанный не купит, нет таких денег, и продать будет некому. Сергей насторожился. Эта золочёная штучка явно таила опасность, но от желания срубить побольше бабок, у Сергуни, как говорят, «чесались уши». Надо, не откладывая, ехать в Москву. Жека тем временем подъехал к ангару Выхлопа и потёрся возле сдатчиков металлолома, но никаких разговоров про труп в лесу никто не вёл. Осторожный Жека никого расспрашивать не стал, завёл мотоцикл и поехал в центр. Побродил там у витрин киосков, торгующих всякой всячиной, и наконец набрел на такие же пластмассовые штучки, похожая на которые лежала у него в кармане. На его вопрос удивлённый продавец пояснил, что это внешние накопители, или, по-другому, флеш-карты для компьютерной техники, позволяющие сохранять в себе большой объём информации. Жека с умным видом покивал, хотя ничего толком не понял, и отошёл к ларьку с мороженым. Облизывая содержимое вафельного рожка, он прикидывал, что новые в пластиковой упаковке флеш-карты стоят одну-полторы тысячи рублей. А у него в кармане старая, уже бывшая в употреблении, и за неё столько не дадут. Так может и её отправить в топь, вслед за документами и банковскими карточками. О том, что цену может иметь сохранённая на флешке информация, ему в голову просто не пришло.30
После обеда у Игоря зазвонил мобильный, он машинально поднёс его к уху и услышал: –Здравствуйте, это Иванов говорит, меня выписали из больницы, вы просили позвонить, как выпишут. В первые мгновения Игорь не понял, кто с ним разговаривает, а потом сообразил, что это тот самый Петрович из деревни Стеблево, и обрадовался: –Вас выписали? Это хорошо! Как вы себя чувствуете? –Всё в порядке, вроде нигде не болит, только голова кружится, когда наклоняюсь, а так ничего. –Вы там у себя поосторожнее, если что, сразу звоните мне или Куницыну Евгению, у вас номер его телефона есть? –Да, записан. Мне жена сотовый телефон подарила, чтобы на связи всегда был. Мой номер вы запишите, он такой… –Не нужно диктовать, он высветился у меня в телефоне, я просто его сохраню. –Ну, раз так можно, тогда хорошо. Я что ещё хотел вам сказать, если действительно мне не показалось, а был мотоцикл, то это Жека из соседней деревни, из Мантурово. Он про полянку один знал. –Спасибо, проверим, но всё же повнимательнее будьте, мало ли что. –Ничего, я теперь приготовлюсь, если ещё раз полезут, мало не покажется. –Геннадий Петрович, вы там аккуратнее, а то у нас такие законы, что вас же потом и привлекут к ответственности. –Я всё продумал, время было, пока в больнице валялся. Целый план нарисовал. –Ладно, удачи вам, – Игорь отключился и подумал, что слова-то он сказал правильные, а вот реально Иванова прикрыть проблема из проблем. Защита свидетелей в законе прописана, но ресурсов под неё немного, у них в районе это вообще ни разу не применялось. Иванов, переговорив с Игорем, позвонил ещё жене, радуясь такой волшебной возможности: шагая к автовокзалу, говорить с человеком за сто пятьдесят километров от тебя. Взяв билет на вечерний автобус, он за оставшиеся полчаса забежал с соседние магазины и прикупил кое-какой еды и пару бутылок вина, чтобы угостить соседок. Уже уходя, увидел стойку с кормом для животных и купил первый раз в жизни, наудачу, несколько пакетиков кошачьей еды. Все же кошки были на его стороне, и даже Муська, по рассказу соседки, проявила героизм и привлекла внимание, когда он валялся без сознания. В полупустом автобусе он мысленно вернулся к тому, что в разговоре со следователем он назвал планом. Дума о том, как обезопасить себя на будущее, его не покидала. На чердаке была припрятана отцовская одностволка. Она слегка поржавела, но он своими слесарскими руками возродил старинное оружие к жизни. Да и патронов с десяток имелось, хотя они, за давностью хранения, могли и подвести. Но Петрович понимал, что вот так сразу он в человека выстрелить себя не заставит, разве только с большого перепугу. А в таком состоянии что за стрельба, себе же хуже сделаешь. Нет, нужно сыскать что-то понадёжнее. Прикинул и электро-западню, умения её соорудить хватило бы, но был и риск. Тут могло человека насмерть прихлопнуть, да и пожар мог случиться. Петрович даже тех, кто его избил, нечеловеками не считал и смерти им не желал. Оставался ещё один способ превратить дом в крепость, но предстояло немало поработать, а Петрович после больницы не очень был уверен в своих силах, но и надеяться можно только на себя, как, впрочем, и всегда в жизни. Автобус подрулил почти к его дому. Петрович неловко выскользнул в узкие автоматические двери и поспешил к себе. Кошки всем составом сидели на крылечке и сразу стали увиваться под хозяйскими ногами, мешая войти в дом. Петрович по-доброму заворчал на такую помеху, но справился и с дверью, и с питомцами. В комнате всё стояло на своих местах, жена прибралась, пока он отлёживался. Всё же она молодец, узнав про его беду, сразу приехала, чем могла помогала, телефон вот подарила. Неплохая она всё же оказалась баба. Разобрав пакеты с покупками, Петрович первым делом выдавил из пакетиков на три блюдечка дорогущее угощение. Кошки обступили их и принюхались. Есть не начали. Еда была непривычная, никогда ими не виданная. Петрович даже приглашающе сказал, что это вкусно, все кошки во всем мире едят. Но не убедил. Муська, ещё раз втянув носом воздух, резко выпрямилась и несколько раз тряхнула над кормом лапкой, после чего всё кошачье отродье развернулось и запрыгнуло на диван, обиженно поглядывая на Петровича, устроившего такое низкое издевательство над животными. Петрович, и так жалевший истраченные попусту деньги, даже смутился. А вот приглашённые им соседки манерничать не стали. Дружно сели за стол, выпили за выздоровление Петровича сладкого винца, охотно закусывали привезенными деликатесами. Кошки уже оттаяли, и, отираясь под ногами, клянчили кусочки колбасы и сыра. Соседки пришли не с пустыми руками. Малосольные огурчики и молодая, отваренная с укропчиком, картошечка очень пришлись скучавшему на казённой пище Петровичу. Посиделки затянулись допоздна. Проводив гостей, Петрович убедился, что запер двери, проверил шпингалеты на всех окнах и, смирившись с духотой, приготовился ко сну. Уже было лёг, но какое-то беспокойство его не оставляло. Отвык что ли от родного дома? Пришлось принести пахнущее смазкой ружьё и повесить его на гвоздик в изголовье кровати. – Вот ведь до чего довели, собаки, в своей кровати, и то опасайся, – подосадовал Петрович, но то ли от присутствия оружия, то ли от выпитого, как-то сразу успокоился и не заметил, как уснул.31
На неделе Игорю позвонил отец и обрадовал, что машину он купил и оформил, как договорились, на себя. С Рубеном уже почти рассчитался, но тот и не торопит. Надо бы автомобиль забрать, а то он так и стоит у Рубена во дворе. Игорь улыбнулся, вспоминая водительские мучения отца, так и не привыкшего к баранке. Но до субботы выбраться не получилось. Пришлось ударно поработать, не считаясь с личным временем. В результате Игорь направил прокурору два дела о бытовых убийствах, и они оба с утверждёнными обвинительными заключениями ушли в суд. Это была небольшая победа. Игорь зашёл к Сорокину и отпросился на выходные. Тот поморщился, но разрешил. В Москву Игорь рванул на вечерней электричке в пятницу. В дороге он приготовился обдумать кое-что по работе, но неожиданно для себя заснул и проснулся уже на подъезде к вокзалу. Видно сказалось перенапряжение последних дней и хронический недосып. Дома было как дома: всё понятно, тепло и сытно. Братец опять отсутствовал. Отец с матерью долго расспрашивали, как погостила у него Ирина, тревожились: понравилось ли ей. Игорь искренне отвечал, что всё в порядке, но подробностей сообщать не стал. После ужина отец принёс на кухню папку с документами на машину и два комплекта ключей. Рубен, как пунктуальный человек, сохранил всё, включая свой старый договор на покупку. Игорь стал раскладывать бумаги на столе, стараясь отобрать второстепенные, а потом взял себе для чтения на ночь руководство по эксплуатации и отправился в кровать. Прочитать он успел два первых абзаца, и тяжелый буклет опустился ему на нос. Мать осторожно убрала его с лица заснувшего сына и выключила свет. Утром Игорь, оставаясь в постели, первым делом принялся читать руководство, выискивая неизвестные ему особенности автомобиля. Всё казалось понятным, хотя и смешили неуклюжие обороты перевода с японского. Собственно, уточнений бывшего владельца и не требовалось, все отметки о проведённых регламентных работах имелись в сервисной книжке. Сигнализация тоже была штатной, без заумных секретных технологий. Словом, Игорь готов был сесть за руль. Встав, он спросил у матери, когда вернулся брат, та только махнула рукой, что означало: и не спрашивай. Наскоро позавтракав, вдвоём с отцом они отправились к дому Рубена. Игорь снял свою «Альмеру» с сигнализации, разместился на водительском кресле и, включив двигатель, стал вживую исследовать рычаги и кнопки управления. Отец поднялся предупредить Рубена, что забирает машину, но что-то задержался. Игорь, увлечённый новой игрушкой, этого не замечал. Он попробовал тронуть машину вперёд, потом назад, привыкая к автоматической коробке передач. Обходиться без педали сцепления было непривычно, но неожиданно удобно. Захотелось проехаться по улицам, чтобы испытать все прелести управления. Наконец явился отец и извинился за Рубена, к которому приехали родственники, и тот не смог спуститься к Игорю сам. От отца попахивало коньяком, понятно, что там наверху шло застолье. Отец уселся на место пассажира и застегнул ремень безопасности. На заднем сиденье помещались два колёсных диска с зимней резиной, ещё пара таких же лежала в багажнике. Глянув в зеркала заднего вида, Игорь произнёс историческую фразу: «Поехали!». Машина мягко покатилась со двора. Высадив отца у дома, Игорь не удержался и стал нарезать круги по кварталу, стараясь привыкнуть к поведению машины на дороге и к её габаритам. Пока всё ему удавалось. Помогло то, что в утренние часы субботы движение в их отдалённом от центра районе интенсивностью не отличалось. Игорь даже завернул на знакомую с детства заправку и залил полный бак бензина. Такие взрослые хлопоты сильно возвышали его в собственных глазах. Как каждый рачительный хозяин он заехал в автомагазин и купил несколько безделушек для салона, и даже вовсе не нужную летом щётку на длинной ручке со скребком ото льда. Больше ехать было некуда, Игорь аккуратно повернул в родной двор и, пользуясь тем, что большинство автовладельцев разъехались на дачи, выбрал себе место поудобнее. Занять чью-то насиженную стоянку он не боялся, потому что назавтра планировал ещё до обеда пуститься в дальний путь, а все паркующиеся во дворе возвратятся только к вечеру. Бодрым шагом, поднявшись в квартиру, застал всё семейство в сборе. Ещё раз поблагодарив отца и мать за купленную машину, он решительно отверг притязания брата, желавшего прямо сейчас прокатиться с ветерком. Имелись другие планы: они с Ириной условились встретиться и погулять вечером по городу. Сразу после обеда он отправился к ней. В квартиру подниматься не стал, просто дождался у подъезда. Ирина надела платье в светлую полоску и лёгкие бежевые туфли на низком каблуке. Игорь нарядился попроще, но его это не смущало. Поцеловавшись, они под руку направились к метро. Поехали сначала на Воробьёвы горы, а затем в парк Горького, где на открытых эстрадах выступали самодеятельные музыканты. Потом засели в небольшом кафе, заказав коктейли и кофе. Ирина с готовностью поддерживала разговор, но больше отвечала на вопросы, чем задавала сама. Игорь это почувствовал, но причины не понимал. Желая разрядить сгущающуюся обстановку, он начал было рассказывать о смешных случаях на работе, но Ирина эту тему как-то не поддержала. Задумчиво помешивая соломинкой льдинки в высоком стакане, она вдруг спросила: –Скажи, Игорь, ты, сколько думаешь оставаться в Калашине? –Да, не знаю, как пойдёт служба, – смешался Игорь, сообразивший, что её прежняя рассеянность – просто подготовка к серьёзному разговору, – а почему ты вдруг об этом спросила? – Я скоро пойду в интернатуру и должна буду определиться с местом будущей работы, поэтому и хочу знать твои планы, – спокойно объяснила она. – Планы простые, пока переводиться мне некуда, никто меня с моим недолгим опытом не ждёт, буду работать там, где работаю, а что? –Это хорошо, что ты трезво себя оцениваешь, но, может, стоит что-то изменить? Неужели ты работы в Москве не найдёшь? На твоём следствии свет клином не сошёлся. –Конечно, не сошёлся, но мне моё дело нравится. –Понятно, а как ты меня в своей жизни видишь, что я буду в Калашине делать? –Ну, по специальности работать… –Моя специальность: высокотехнологичные хирургические вмешательства в офтальмологии, а в вашей районной больнице мне останется только подбирать очки пенсионерам, ты это понимаешь? Да и где жить? В твоей съёмной однушке? Когда же ты повзрослеешь и прекратишь гоняться за придуманными идеалами? Чего молчишь? Игорь умом понимал справедливость такого упрёка, но поступить так, как считала правильным Ирина, означало признать, что он ошибся с выбором профессии и места работы. Всё бросить и уехать он не мог. Она это поняла всей дарованной женщине мудростью и грустно произнесла: –Значит, ты меня не любишь… Игорь, было запротестовал, но сам видел, что Ирина это сказала даже не в упрёк ему, а внутренне сделала вывод для себя самой. По дороге домой больше молчали, а у подъезда дома она уклонилась от поцелуя в губы, и Игорь неловко чмокнул её в щёку. На другой день он раньше, чем планировал, уехал из дома. Не хотелось ни с кем общаться. Даже со своими он попрощался торопливо, соврав, что звонили с работы и ждут его к вечеру. Мысли крутились вокруг похожего на разрыв отношений вчерашнего разговора с Ириной. Никаких подтверждений собственной правоты не отыскивалось, что ещё больше удручало. Выходило, что поступает он как конченый эгоист. Это тяготило. Но никакого решения на ум не приходило. Скоро «Альмера» пересекла МКАД, и навстречу полетели километры знакомой трассы. Солнце, клонящееся к западу, било прямо в глаза и пришлось опустить солнцезащитный козырёк. Ему вспомнились жалобы калашинских водил: мол, утром едешь в Москву – восход прямо в глаза, вечером спешишь обратно – слепит заходящее светило. Попутных машин было мало, зато встречный поток захлёстывал все полосы шоссе. Люди спешили возвратиться в Москву к началу следующей рабочей недели. В Калашине воскресный вечер опустошил улицы, только у районного дома культуры стояли группки молодёжи. Машин ни встречных, ни поперечных не попадалось. Несмотря на такую расслабленность окружающей среды, Игорь со всей осторожностью доехал до ставшего на время родным дома и припарковался на обочине, где нашлось бы место ещё для десяти автомобилей. В этом смысле сравнение явно не в пользу Москвы, где за место для стоянки шли дворовые войны, и это немного подкрепило Игоря в его желании жить и работать в провинции. Забрав сумку с домашними гостинцами, он привычно нырнул в сгущающийся мрак подъезда.32
Устоявшийся утренний ритуал с бритьём, душем и завтраком занял стандартное время, но, благодаря механическому другу-автомобилю, на дорогу до отдела ушли какие-то минуты. Игорь прибыл на работу первым, но место на стоянке скромно занял дальнее, у самой бровки, где наступавшие волной одуванчики, бессильно упёрлись в край бетонной отмостки. Казалось, растения сплотились у этой преграды, вытягивая свои пушистые головки, нависали над враждебной бетонной плоскостью и при каждом удобном движении воздуха атаковывали бездушную серую плиту отрядами своих невесомых парашютиков в надежде когда-нибудь захватить и это пространство. Пока не получалось, потому что натиску живого ковра противостояла живая сила человека с его мётлами и косами. Стоит устранить из этого биологического поединка мыслящую сторону, буйствующая трава в считаные годы победит творение человеческих рук и расползётся, взламывая тоненькими щупальцами своих корней когда-то прочный и казавшийся таким нерушимым монолит песка и цемента. Но это когда ещё будет. Игорь отогнал философские мысли, настраиваясь на производственную прозу, и зашагал к кабинету. Через несколько минут к нему заглянул Вагиф Раджабов, старший следователь их отдела. Он как всегда был приподнято весел и общителен: – Поздравляю, брат, обзавёлся колёсами? Дорого взял? –Это родители купили, мне годы нужно копить, без еды и питья, сам знаешь, – пояснил Игорь. –Знаю, конечно, – согласился Вагиф, сам, впрочем, владевший новенькой «Ауди», – когда успел дверцу поцарапать? С кем дорогу не поделил? –Это у прежнего хозяина прямо на стоянке возле дома тётенька постаралась. –Тётеньки могут, а бывает и дяденьки, тут не угадаешь. Ты с ремонтом не тяни, а то ржавчина пойдёт, всю дверцу менять придётся. –Да, надо, только это, наверное, дорого стоит? –Для кого как, а для бюджетников всё дорого. Я уже думаю, что нарочно нам мало платят, чтобы злее были, – пошутил Вагиф. –Зато ближе к народу, – рассмеялся Игорь. –Ладно, что-нибудь придумаем, есть пара вариантов, зайди перед обедом. Игорь кивнул, и, проводив Вагифа взглядом, принялся за обвинительное заключение по делу о несчастном случае. Руководителя отдела Сорокина вызвали в областное управление, поэтому планёрку перенесли на вторник, и до обеда все корпели над бумагами по своим собственным планам. В двенадцать тридцать Игорь поднялся на второй этаж к Вагифу, тот, легко оторвавшись от стола, сказал: –Я договорился, сейчас поедем. Давай двинем на двух машинах, твою сразу поставят в работу, а на моей вернёмся. Езжай за мной, товарищ следователь. Так и поступили. «Ауди» Вагифа с «Альмерой» Игоря на хвосте, ныряя на ухабах пыльных подъездных путей, добрались до автосервиса, спрятавшегося в старых, ещё советской постройки, гаражах. На этой окраине кипела жизнь, сновали грузовые «газели» с брезентовыми тентами, ходили какие-то непонятные, но явно занятые люди. Заметив несколько встревоженный взгляд Игоря, Вагиф успокоил: –Не смотри на ободранные стены, вкладываться в ремонт не хотят, здание арендованное, в любой момент отнять могут. Мастера тут хорошие, а это главное. Вагиф, наряженный в шелковый летний костюм и белую рубашку, вступил в обмен приветствиями с вышедшими к ним навстречу двумя восточными людьми. Игорь по внешнему виду национальность угадывать не умел, но подумал, что это земляки Вагифа, а, значит, азербайджанцы. Хозяева вежливо поздоровались с Игорем, и все гурьбой пошли осматривать рану на дверце «Альмеры». Мастера, присев у борта машины, ощупывали царапину, постукивали костяшками пальцев по сохранившему слою краски и цокали языками. Потом выпрямились и завели с Вагифом долгий разговор на родном языке, из которого Игорь понял только одно, но повторённое трижды, слово «компьютер». Какое отношение компьютер имел к повреждённой машине, Игорь не сообразил. Вагиф завершил переговоры с мастерами и сказал Игорю: –Они сделают, но нужно три дня. Машину сейчас оставим, а когда будет готово, они мне позвонят. Ну, что, идёт? –Конечно, только, сколько это стоить будет, и причём тут компьютер? –С тебя возьмут три тысячи, только за материалы. Остальное мои вопросы, тебя это не затрагивает. Компьютер нужен, чтобы точно определись и подготовить колер краски, на глаз легко ошибиться. Всё оборудование у них современное, ты не смотри на их рваные спецовки, старший с высшим инженерным образованием, а его младший брат с детства руками в мастерской орудует, жестянщик высший класс. Ладно, поехали, успеем ещё пообедать. Махнув на прощанье рукой, Вагиф и Игорь загрузились в «Ауди». Прохлада кожаного салона и легкая музыка в динамиках хорошо контрастировали с пыльной суетой летнего полдня. Вагиф знакомой ему дорогой быстро доставил к дверям неприметного кафе. Вход был завешен лентами плотного пластика, создававших защиту от мух. Под потолком небольшого зала медленно вращались лопасти двух вентиляторов, разгоняя пропитанный ароматом жареного мяса воздух. Они вымыли руки в небольшом туалетике, узкая дверь в который выходила прямо в вестибюль. Вагиф уверенно прошёл вглубь зала за небольшую декоративную перегородку. Там он по-хозяйски уселся к столу и приглашающим жестом указал Игорю на стул, напротив. Подошедшей девушке Вагиф негромко сказал: –Принеси минералки похолодней, с газом, салат из помидоров, кутабы с зеленью, борщ, шашлык и лепёшку, а потом чай, чтобы не остыл. Заметив краем глаза, что Игорь шевельнулся, успокоил: –Я пригласил, я плачу. Или ты что-то ещё хочешь? Игорь отрицательно покачал головой, сглатывая набежавшую слюну. Еду принесли быстро. Всё было очень вкусно и явно только что с мангала. Стоило признать, что кафе, не блиставшее внешним шиком, главное своё предназначение – насытить проголодавшегося качественной пищей, выполняло на пять с плюсом. Чёрный чай пили из небольших хрустальных стаканчиков, сужающихся в обхвате и широких вверху. Вагиф, назвав их смешным словом «армуды», объяснил, что в широкой верхней части чай остывает, и нет опасности обжечься, а сужение не дает всему объёму сразу остыть и продлевает удовольствие от чаепития. Ко всей этой премудрости, чай полагалось пить вприкуску, с кусочками колотого белоснежного сахара. Вагиф, понаблюдав за разомлевшим от сытного угощения Игорем, вдруг улыбнулся: –Хочу, чтобы ты правильно понял. У меня тачка новая, шмотки модные, знакомых полно, но это не от того, что я взяточник. Наш Сорокин молодец, рискнул, взял меня в отдел четыре года назад, поверил мне, и я его подвести не могу. Работаю изо всех сил. Сорокин учитывает, кто я по национальности, таких материалов, где на этой почве могут скандал раздуть, мне не поручает. Да сам знаешь, дел и так хватает, и я ими не торгую. Никто не может сказать, что я продался. Откуда деньги? Скажу. У нас в районе много кто работает, со всего бывшего Союза народ съехался. Законов не знают, по-русски только старики, что в советских школах учились, и в советской армии служили, более-менее понимают, а молодежь ни читать, ни писать не умеет. Всем советы нужны, подсказки: к кому и как обратиться, чтобы поменьше неприятностей. Многие живут в таких условиях, что ценные вещи и накопленные деньги им не сохранить. Вот и обращаются ко мне за пределами служебного времени. Конфликты разобрать тоже я помогаю. Никого ещё я не подводил, да и вера у нас одна, поэтому имею авторитет. За это и благодарность, а деньги для всех самое понятное её выражение. С должностью следователя это не очень совместимо, ну, если выгонят, получу адвокатский статус и буду помогать легально. Я тебе открыто рассказываю, знаю, что ты мужик порядочный. Игорь на слова о порядочности, конечно, кивнул. Трудно в такой ситуации представить человека, который не согласится с собеседником, и заявит, что непорядочный. Вопрос был риторическим, а ответ запрограммированным. Обед закончился, нужно было возвращаться на работу. Через три дня Игорь машину из ремонта забрал, и денег с него взяли именно столько, сколько сказал Вагиф. На чисто вымытых боках «Альмеры» сияли солнечные блики, краска на дверце лежала ровным слоем, точно того же оттенка, что и весь корпус. Безобразная царапина словно растворилась. Игорь, поражённый мастерством, благодарно пожал руки спасителям. Ему на обратном пути показалась, что вылеченная машинка бежит гораздо веселее.33
Глава корпорации «Финком» господин Черкасов услышав мягкий звонок внутренней связи, нажал кнопку селектора, и, произнеся: «Да», приготовился слушать. Секретарь сообщила, что на городской линии подполковник полиции Кривошеев из областного УВД. –Давайте, – разрешил Черкасов и, услышав щелчок соединения, продолжил, – слушаю Черкасов. –Здравствуйте Валерий Анатольевич! Областное управление уголовного розыска вас беспокоит, подполковник Кривошеев. Нам необходимо с вами переговорить, дело срочное, хотелось бы, не откладывая, – мужской голос звучал уверенно. Черкасов, слегка усмехнувшись, проговорил в трубку: –Я очень занят: готовлюсь к важной заграничной командировке, и у меня совершенно нет времени на незапланированные встречи. Свяжитесь ещё раз с моим секретарём, она подберёт окошко в графике на следующей неделе. До свидания. –Ну, такие приятные свидания лучше не откладывать. Мы тут рядом с вашим офисом, так что дайте команду охране, чтобы они зря не рисковали своим здоровьем. Или вам удобнее, чтобы мы сразу проводили вас в Следственный комитет? Там окошко сразу найдётся и, возможно, в клеточку, – безмятежным тоном уговаривал Кривошеев. Черкасов сам умел, что называется «наехать» в разговоре и был готов ответить резкостью, но, поразмыслив, решил, что беседу лучше составить сейчас, не доводя до «масок-шоу» и репортажей в криминальной хронике. Как ничто другое тихому офису в маленьком переулке сейчас требовалось не привлекать к себе внимание. Слишком большие финансовые операции должны были вот-вот завершиться и требовали полного спокойствия на медийном поле. Черкасов распорядился, и господа Кривошеев и Шарафутдинов вошли к нему в кабинет. Давненько эти забранные дубовыми панелями стены, привыкшие к утончённым мужским и женским особям, спрыснутым изысканными духами, не видывали таких гостей. Два коренастых сорокалетних мужика с короткими стрижками по летнему времени наряжены были незамысловато: в майки и брезентовые брюки, купленные на рынке, и доносился от них сугубо массовый аромат дешёвого лосьона и легкого вчерашнего перегара. Солнцезащитные очки они, правда, как воспитанные люди сняли, перед тем как представиться и разместиться на предложенных стульях. –Что-то пустовато у вас в конторе, не видно ударников капиталистического труда, – по-доброму улыбаясь, сказал Кривошеев. Черкасов на это явно хамское замечание готов был вспылить, но передумал и ответил в тон: –Лето, знаете ли, время отпусков, все порядочные люди уехали к морю в тёплые страны… –Ну, да, одни непорядочные остались в городе вкалывать, типа нас с вами, – поддержал шутку Шарафутдинов. Черкасову пришлось и этот выпад проглотить, не скандал же затевать с какими-то мелкими ментами. Желая поскорее закончить этот такой несвоевременный визит, Черкасов предложил: –Перейдём к делу, что вас интересует? –К делу, так к делу, – согласились визитёры, – расскажите, что вам известно о последней проверке «Финкома» сотрудниками «Ассоциации финансового консультирования» во главе с господином Садаковым, и каковы результаты этой проверки. –Мы заказали проведение аудиторской проверки и финансового консалтинга, поскольку подходило время отчитываться перед акционерами и публиковать отчётность. Обычная практика, установленная законодательством. Не вижу ничего неординарного, может быть кроме внезапного интереса к этому процессу областного уголовного розыска. Похоже, кто-то думает нас покошмарить, но сильно переоценивает свои возможности. Стоит сделать один звонок в службу собственной безопасности МВД, телефоны которой развешаны на каждом углу, они приедут, и всё встанет на свои места. Ну что? Звоним? –Это вам решать. А пока они сюда едут, вы, чтобы не терять времени, быстренько нам расскажете, всё, что знаете об убийстве Садакова, потому что очень похоже, что оно связано с результатами проверки именно «Финкома» и совершено на территории Московской области, где наша зона ответственности, вот мы к вам и обратились. –С чего вы решили, что мне может быть что-то известно? –Ну, про сам факт убийства вы знаете, хотя пресса об этом много не писала. –Мало ли, что я знаю. Я не хочу продолжать этот разговор. Если необходимо, пусть следователь направит мне официальную повестку, я приду со своим адвокатом. До свидания, дорогу на выход вы знаете, поэтому не провожаю. Чтобы слышали уходящие, Черкасов по громкой связи приказал секретарше: –Пометьте у себя: этих господ я больше не желаю видеть. Дождавшись, когда оперативники уйдут со второго этажа, он добавил: – Ко мне быстро начальника службы безопасности Гапоненко. Нежелательные персоны вышли из проходной, свернули в соседний переулок, где стояла их машина, и только запустив двигатель и включив кондиционер, расхохотались. Отсмеявшись, Кривошеев подвёл итог: –Ну что, Шарафутдиныч, гляди: офис схлопнулся, у самого Черкасова кабинет полупустой, сам за границу намылился, якобы в командировку. Видно, дела в этой лавочке он сворачивает, но что-то его явно держит. Нас он не боится и пустил только потому, что любой скандал ему не нужен. Значит, мог Садаков узнать такое, что Черкасова уничтожит. Значит, правильно мы выстроили прослушку, и этого надутого индюка своим вторжением подогрели. Сейчас он наверняка дёрнет своего безопасника, а мы послушаем, кому они звонить начнут. –Ты прав, лишь бы не успели смыться за кордон, а то оттуда, как с Дону, выдачи нет. Сколько уже их в Лондоне, да Париже осело. Были бы деньги, а уж хвалёный западный беспристрастный суд их не отдаст на российскую расправу. Но не в этом дело. Думается мне, они не уверены, сохранился ли компромат после убийства Садакова, поэтому и деятельность «Финкома» пока притормозили и людей своих в отпуска попрятали. Следовательно, нам есть, что искать, ежели это, конечно, ещё существует. Надо калашинских оперов взбодрить. Этот начальник их Куницын, вроде парень толковый. Давай, рули в управление, будем ждать результаты. В кабинете Черкасова в эти минуты шёл полный эмоций разговор с Гапоненко. Черкасов, ещё не успокоившийся после ухода оперов, негодовал: –Присылают, чёрт-те кого, каких-то гопников с рынка. Что им было нужно, я так и не понял. Неужели хотят притянуть к убийству? Ты говорил, что в этом Калашине у тебя есть возможности через братков повлиять на ситуацию. Это так? – Это так, и мы влияем. «Гелендваген» уничтожили. Если там и был тайник, всё сгорело. У следаков никакой флешки нет, мы бы знали. У деда в деревне, которого ребята наши помяли, тоже ничего не было. Те парни, что на шоссе облажались и упустили Садакова, сидят в глухом подполье… –Я об этом ничего не хочу знать, это твои проблемы. Понял? Думай, что ещё можно предпринять. И никакого шума, никакой засветки. Чтобы все очищенные суммы встали на наши счета в банках, нужно минимум полмесяца, а там все здешние заморочки буду уже не очень важны. И ещё, эти придурки, что сейчас были, могут нас здесь писать и телефоны слушать? –Телефоны могут, а здесь мы проверяем два раза в день. Техника дорогая, чуткая, сразу бы жучки обнаружили. Телефоны все наши люди сменили, ничего лишнего в эфире нет. –Смотри, не подведи. Что выяснили по утечке нашей электронной базы, как основные сделки к Садакову могли попасть, узнали наконец? –Валерий Анатольевич, смогли установить, что взлом был с удалённого сервера, а даже и не взлом, а несанкционированный доступ. –Это как так? –Пароли вводились действующие, поэтому система тревогу не объявила. Вы знаете, что программа даёт доступ, если пароль введён правильно и сам его владелец ранее в этот день по электронному ключу прошёл на своё рабочее место. Но несколько человек могут использовать пароль для доступа в систему, не применяя на входе электронный ключ. –И что это за козлы? –Вы, я и финансовый директор. Именно по нашим паролям и открывали систему. Обычно пароли меняются ежемесячно, но вы сами, бывало, компьютерщиков выгоняли, чтобы не дёргали и не отвлекали переустановками. –Ничего себе, выходит кто-то из нас троих? –Пароли наши, а входили с какого-то пока неизвестного сервера, и не факт, что он в России. Делалось это в дни, когда кого-то из нас не было в офисе. Всего остались следы четырех проникновений в систему. –Ещё не легче, значит, кто угодно может узнать про сделки? –Специалисты говорят, что вся эта схема требует немалых денег, тем более что использовали её короткое время. Черпанули только нужные файлы и закрылись, уничтожая следы. –Ты хочешь сказать, знали эти суки, что и где искать? –Именно. Садаков к вам приходил не просто так. Информация хранилась только у него. В этом смысл его бизнеса. Вся его команда по договору финансового консалтинга работает открыто и знает общий ход дел и основные легальные сделки. А под её прикрытием кто-то добывает пароль и крадёт то, что скрывают ото всех, то, что стоит денег и что можно использовать для шантажа. Причем не всей организации, а только её топ-менеджеров. Я справки навёл: Садаков и раньше в таких делах засветился, только доказательств нету, так слухи одни. –Поздновато ты об этом узнал. А как могли пароли наши утечь, ты же безопасность, или кто? –Только кто-то их своих мог их узнать, причём только из нашей службы системного администрирования. Наши же компьютерщики, одним словом. Их мы перетряхнули, пришлось даже детектор лжи применять. Осталось в разработке трое. Двое действующих, сейчас в отпуске за границей, вернутся, мы с ними поработаем. Третий – мутный паренёк, проработал у нас год и уволился сам, причём за три недели до прихода команды Садакова. Поэтому он поначалу в мою проверку и не попал. Ищем его по городу. Все контакты с нашими он сразу оборвал. Что тоже подозрительно. Доложу, как найдём. И ещё у Садакова был телефон навороченный, он его из рук не выпускал. Его тоже ни при нём, ни в машине не нашли. Сейчас следователи по идентификационному серийному номеру узнают, не пробьётся ли он по какой-нибудь сотовой станции. Это любой оператор связи автоматически отражает. Этим пинкертонам, чтобы получить такую информацию нужно сначала разрешение суда иметь, а это волокита. Мы узнаем быстрее, потому, что нужные суммы правильным людям уже зарядили. – Посерьёзнее своих людей настрой, хватит проколов. Сергей, если сейчас что-то пойдёт не так, тебя и меня найдут и грохнут. Деньги, что ты на Кипре заныкал, тебе не пригодятся, как и вилла на ласковом побережье. Усёк? Черкасов жестом отпустил Гапоненко, а сам в задумчивости стал кружить по кабинету.34
Сергея Гапоненко намёки Черкасова на Кипр и виллу ничуть не обеспокоили, всё там давно уже подчищено и продано. Он возвратился в свой кабинет, закурил и начал спокойно перебирать лежащие на столе папки с документами. На левую сторону легли бумаги, заранее отсканированные для хранения в электронном виде. В основном это банковские проводки и сообщения о перечислениях громадных сумм. Сама эта стопка листочков обречена обратиться в пепел. Другая судьба ждала бумажки из правой стопки. Здесь подлинные расписки продажных депутатов и чиновников, их многословные записки с предложениями услуг и схемами сделок. На правую сторону Гапоненко поместил и коробки с записями компрометирующих разговоров, которые его службе безопасности удавалось фиксировать многие годы. Это составляло основу его будущих капиталов. Черкасову придется ещё не раз раскошелиться, чтобы не дать этим материалам утечь в прессу или к конкурентам. Черкасов пока этого не понимает, но прозрение не за горами. Нужно только обеспечить сохранность компромата до момента его превращения в живые доллары. Для реализации своего заветного плана Гапоненко на первом этапе подобрал незаметный банк из третьей сотни по списку Центробанка, имевший небольшой офис с сейфовыми ячейками на окраине Москвы, и арендовал в нем пять боксов на пять разных имён. Все эти пять граждан, исправно вносившие арендную плату за пользование хранилищем банка, дружно выдали Гапоненко Сергею Петровичу заверенные нотариусом и банком доверенности на право доступа к ячейкам. Фокус заключался в том, что пять жителей столицы и знать не знали, что арендовали ячейки и выдали доверенности, а Гапоненко никогда в жизни не встречали. Многочисленные базы с копиями паспортов свободно реализовывались в Москве, а современному человеку не прожить, не предъявляя паспорт в госучреждениях, турфирмах, банках, оформляющих кредиты, в торговых заведениях, отпускающих товары в рассрочку и ещё много-много где. Личности, продающие данные о паспортах, конкурировали между собой и с каждым годом предлагали всё новые и новые расширенные версии своего продукта. Для них особо урожайными становились выборные компании, когда на этот не афишируемый рынок влетали политтехнологи, набитые деньгами и нетребовательные к качеству покупаемого материала. Серьёзные люди, а Гапоненко причислял себя именно к таким, работали точечно, и если платили деньги, то за настоящий товар: психически больных, алкоголиков, неходячих или незрячих одиноких пенсионеров. Это гарантировало от неожиданных визитов владельцев подлинных паспортов в банки, где на их имя открывались многомиллионные счета, или в офисы компаний, которыми они якобы владели. Сейчас предстояло переместить накопленные компрматериалы в ячейки, а накопилось их многовато. Гапоненко, страдая в душе, отделял главное от второстепенного, стараясь втиснуться в объём пяти боксов, что было непростой задачей. По его заказу подчинённые изготовили пять коробок из плотного картона, точно подходивших под внутренние размеры ячеек. Гапоненко сортировал своё будущее богатство по темам и персоналиям, нумеруя коробки и делая условные пометки в своём потрёпанном блокнотике. До вечера предстояло перевезти всё в банк на долгое хранение. Вторым этапом операции – перемещением архива по частям за границу – Гапоненко займётся позже, когда «Финком» обанкротится, и сам Гапоненко уйдёт в тень. Третья часть сокровенного плана: реализация накопленных тайных знаний, может длиться многие годы, пока живы фигуранты скандальных, но пока скрытых от общества историй. Раздался стук в дверь, Гапоненко с сожалением оторвался от бумаг и разрешил войти. Вошедший сотрудник службы безопасности доложил: обнаружен бывший компьютерщик «Финкома» Ермаков, которого подозревают в краже паролей. Живет с девицей в съёмной квартире в пригороде. Имя девицы уточняется. Их точный адрес и номер телефона имеются. Какие дальнейшие указания? Гапоненко забрал записку с адресом и телефоном Ермакова, аккуратно сложил и опустил в нагрудный карман рубашки, после чего отпустил докладчика. Нужно было подумать. Похищение и пытки этого Ермакова позволят узнать, как именно Садаков купил пароли, но ни «Финком», ни лично Гапоненко это уже не спасает. Черкасов кровно заинтересован завершить денежные проводки по последним операциям, поэтому любая утечка информации для него сейчас смертельна. А что получит от этого Гапоненко сверх того, что уже получил? Премию в сто тысяч долларов? Но все риски с этим Ермаковым, если что-то пойдёт не так, лягут лично на него. Из раздумья его вывел звонок внутреннего телефона. Звонил Черкасов: –Мне сказали, что козла этого, что пароли наши продал, нашли, чего медлишь? Давай, действуй! –Только что доложили, приступаем, – пробормотал Гапоненко в уже замолчавшую трубку. Ого, значит, крыса завелась и в его рядах. Течёт информация изо всех щелей. А ведь подбирал сотрудников сам и проверял не по одному разу, а всё-таки проглядел. Хорошо хоть, свой архив он не доверял никому, ночами работал, чуть не ослеп, разбирая судорожные каракули признаний и расписок. Но делал всё сам, без помощников, и продать его некому. Вновь постучали в дверь. Вошел давешний сотрудник. Его лицо не выражало никаких эмоций, что-что, а людей в госбезопасности раньше готовить умели. Вот и думай, не он ли минуту назад тебя сдал с потрохами. Начальник службы безопасности по-доброму улыбнулся: –Что ещё стряслось в нашей богадельне? –Отзвонился наш человек из сотовой компании. Телефонный аппарат Садакова прорезался, но с другим абонентским номером. Какой номер, и где это было он сообщит при встрече лично вам, но предупредил, что ждёт двойную плату. –Ладно, принято, свободен, – отпустил его Гапоненко. Настало время быстрых действий. Из сейфа была извлечена пачка долларов для расплаты с осведомителем. За пустяковую информацию он требовал уже четыре тысячи, а не две, как обычно. Узнал, что «Финком» тонет, и старался урвать побольше напоследок. Затем коробки с документами он втиснул в две большие спортивные сумки, прозванные в горячих точках «мечта оккупанта», а приговорённые к сожжению папки, свалил в большой мешок для мусора. Вызвав на подмогу водителя и двух сотрудников, Гапоненко демонстративно распорядился: –Тащите этот хлам в багажник. Сожгу сам, не дай Бог хоть листочек сохранится, все тогда сядем. Проследив за исполнением, он велел водителю ехать к трем вокзалам и встать на стоянку перед универмагом. Доехали быстро. Гапоненко предложил водителю выйти покурить. Вышколенный парень, к слову, никогда не куривший, послушно выбрался из-за руля, и осторожно прикрыл дверцу. Далеко он не отходил, чтобы держать машину и прилегающую территорию под визуальным контролем. Не прошло и пяти минут, как на заднее сиденье, рядом с Гапоненко плюхнулся растрепанный и небритый парень в очках. От его несвежей рубахи пахнуло потом. Хозяин машины поморщился, но гостю руку пожал, и, вытащив пакет с долларами, держал их на виду, приглашая тем самым к разговору. Парень протянул сложенный вчетверо лист распечатки телефонных соединений, в котором красным маркером была отмечена одна строка. Приняв от Гапоненко пакет, пареньнатренированной рукой, по толщине пачки, убедился, что сумма правильная и сообщил: –Это в области, город Калашин. Один выход в эфир, номер телефона принадлежит какому-то Кормилицыну Сергею. Его адрес я записал на обороте. Я пошёл? Гапоненко кивнул, и когда дверь за гостем захлопнулась, разом опустил стекла для проветривания салона. Возвратившегося с внешнего поста водителя он попросил ехать за город, в небольшой дачный посёлок, где ожидали его приказаний специально подготовленные люди, кстати, те самые, что нанесли визит невежливости в дом к свидетелю Иванову, после которого тот две недели лежал в больнице.35
В дачном поселке подъехали к участку, на котором расположился выкрашенный в зелёный цвет домик. Их ждали, потому что водитель предупредил о приезде, позвонив с дороги. Ворота распахнули два крепких парня. Машина спряталась во дворике, где уже стоял черный внедорожник, и ворота быстро закрылись. Гапоненко уверенно прошел в дом, парни последовали за ним. Водитель остался снаружи, и, подойдя к забору, следил за улицей. Задачи, которые поставил Гапоненко, были коротки и понятны. Не говоря лишних слов, оба парня начали собирать в сумки необходимый инвентарь. Сам начальник безопасности вернулся к своей машине, выудил из багажника мешок и отправился в угол двора к мангалу. Там он начал доставать из мешка пачки документов и поливать их жидкостью для розжига углей. Огонёк, выскочив из зажигалки, весело заскакал по исписанным страницам, превращая их в лёгкий серый слоистый пепел. Не обращая внимания на уносимые потоками раскалённого воздуха испепелённые хлопья, раскрасневшийся Гапоненко орудовал подобранной здесь же самодельной ржавой кочергой из толстой проволоки. Если одинокие листки исчезали в пламени быстро, то стопки бумаг сначала обугливались по краям, потом желтели в середине и, только разворошённые крюком кочерги, вдруг вспыхивали, как порох. Пришлось даже на несколько шагов отойти, чтобы не опалило брови и ресницы. К моменту выхода из домика отягощённых сумками парней, всё содержимое мангала выгорело, и Гапоненко уже возвращался к машине, на ходу брезгливо обнюхивая свою провонявшую дымом белую рубашку. Аккуратный водитель, следивший за шефом издали, молча черпанул пластмассовым ведром воду из дождевой бочки, и плеснул на раскалённый мангал. С шипеньем вырвались оттуда струи серого пара, и сразу запахло жжёным. Машина Гапоненко уехала первой. Оставшиеся во дворике парни переглянулись и сели в машину. Место за рулём занял тот, что постарше и обернулся к напарнику: –Ну, что, тёзка, стартуем? Напарник просто кивнул. По случайному стечению обстоятельств оказалось, что они оба Николаи. Сначала окружающих это веселило, но потом, когда по конторе поползли неясные слухи о характере их работы, стало пугать и казаться специально придуманной уловкой. За много вынужденно проведенных бок о бок месяцев оба Николая, что называется, притёрлись и понимали друг друга уже интуитивно. Они хорошо знали своё костоломное ремесло, не предавались по этому поводу переживаниям, но ясно осознавали, что уйти из этого опасного бизнеса нужно вовремя. Неудивительно, что и мечты о предстоящей жизни стали у них похожими: купить дом у моря или у большой реки на юге, жениться и все оставшиеся дни просто наслаждаться жизнью. Гапоненко платил исправно, и такие немудрящие планы вполне можно реализовать. Они никогда не обсуждали конкретного места будущего семейного гнёздышка, но каждый внутренне решил, что места эти будут разными, и встречаться им в предстоящей новой жизни совершенно незачем. Заданий шеф нарезал два. Сначала найти в Калашине парня, державшего в руках телефон убитого Садакова, и выпотрошить его, разузнав, где телефон, а главное флеш-карта покойника. Во-вторых, найти и отловить бывшего компьютерщика Ермакова, привезти его в дачный домик и прессануть по полной, чтобы узнать, кому и как этот козёл слил системные пароли. Потом дожидаться команды. С ними окончательно расплатятся, тогда нужно залечь на дно и переждать длительное время, где-нибудь вне Москвы. Через братков в Калашине уже пробили, что этот парень, по фамилии Кормилицын, барыжит барахлом от чёрных копателей, всякая там военная амуниция и ржавая дребедень с мест прежних боёв. Находятся же любители такой дряни. Но на этом можно паренька и подловить. Тем более что номерок его телефона известен. Со вторым сложнее. Живет с какой-то тёлкой, всюду таскаются вместе. Бывают только в людных местах. Нужно что-то придумывать, но пока лучше голову не забивать, решать проблемы по мере их появления.36
В Калашин приехали к вечеру и остановились на площади у железнодорожного вокзала. Местный народ тусовался возле небольшой пивнушки, и кроме выпивки их мало что волновало. Младший Николай позвонил по мобильному и как можно убедительнее произнёс: –Здравствуйте, это Кормилицын Сергей? Мне ваш номер подсказал один московский коллекционер. Я большой ценитель реликвий Вермахта, а у вас, я знаю, есть, что предложить. Так удачно сложилось, что я проездом в вашем городе. Давайте встретимся, не хотелось бы уезжать порожняком, да и вы в накладе не останетесь. Хорошо? Жду вас на привокзальной площади, чёрный внедорожник номер 153 ТАМ. До встречи! Младший Николай, обращаясь к старшему, с усмешкой сказал: –Будет через десять минут, готовься. –Усегда готов! – ответил старший голосом Лёлика из «Бриллиантовой руки». Высокий светловолосый парень с модным рюкзаком в руках подошёл к ним даже быстрее, чем за обещанные десять минут. Младший Николай, широко улыбаясь, пожал ему руку и жестом пригласил к открытой задней дверце машины, там, дескать, удобнее посмотреть товар, чтобы не на виду у людей. Кормилицын, поставив рюкзак на сиденье, склонился над застёжками. Ему в лицо, внезапно ударила струя из аэрозольного баллончика, сразу перебив дыхание и вызвав резкую боль в глазах. Он попытался втянуть в себя воздух, но водитель, схватив за шиворот, а встречавший, наподдав сзади коленом, бросили Кормилицына на заднее сидение, туда же ему на спину вскочил этот улыбчивый, и машина сорвалась с места. Происшествия на площади никто не заметил. Кормилицын пытался продохнуть, но никак не мог этого сделать. Он тихо подвывал, из глаз ручьём текли слезы, мешая видеть, он пытался протереть их ладонями, но сначала левую, а потом и правую руку кто-то сильный заломил ему за спину и чем-то их связал. Сергей попытался закричать, но вышло что-то негромкое, нечленораздельное, похожее на всхлипывание. Эту робкую попытку позвать на помощь сразу пресекли резким ударом в затылок, а в рот запихнули пропахшую бензином тряпку. Ехали минут сорок, видимо, выбирая место поглуше. Наконец остановились. Сергей замер от ужаса. Он не понимал, что от него нужно этим умелым в злодействе людям. Помощи ждать было не от кого. Сам он, связанный, никакого сопротивления оказать не мог, да если бы и развязали, что он сможет против двух качков? С острой жалостью к себе, Сергей проклинал своё легкомыслие, что повелся, как щурёнок на жестяную блесну, на это странное приглашение по телефону. Подзаработать захотелось. Ах, если бы можно было вернуться на полчаса назад, отключить мобильный и просто развалиться у телевизора, потягивая пиво! Простые и милые радости, которые не очень и ценишь, стали вдруг недостижимы. Сергей чуть не заплакал. Похитители вытащили Сергея из салона машины и натянули ему на голову его же собственный рюкзак, предварительно вывалив всё содержимое прямо на траву. Тычками заставили подойти вплотную к дереву, корявую кору которого Сергей ощутил сквозь тонкую рубашку. Руки развязали, но сразу подняли кверху и снова закрепили, наверное, за какой-нибудь сучок. Рубаху на груди грубо дернули в стороны, отрывая пуговицы, а потом он, с упавшим сердцем, почувствовал холод клинка у своего оголённого живота и резкий рывок, от которого рассечённые острым лезвием трусы и брюки свалились вниз. Сергея стала колотить нервная дрожь, по бокам потекли струйки пота. Он ничего не видел из-за нахлобученного на голову рюкзака, только скашивая глаза книзу, удавалось рассмотреть кроссовки этих жутких людей. Мысли метались. Он не мог сосредоточиться ни на одной, его просто парализовал животный страх от предчувствия мучений. От резкого удара в солнечное сплетение тело согнуло судорогой боли. Немного придя в себя, он старался отдышаться носом, но воздуха не хватало. –Ну что, родной, расскажешь сам, где телефон и флешка, тогда и умирать будет не так больно, – услышал он спокойный голос. –Ничего он тебе, проклятому, не скажет, а просто умрёт в страшных муках, как настоящий герой, – смеясь, сказал второй. –Это почему ещё? – возмутился первый. –Да просто потому, что ты кляп у него не вытащил, вот он и молчит, – продолжая смеяться, растолковал второй. Теперь засмеялись оба. Чья-то рука нащупала под рюкзаком тряпку и рванула её изо рта Сергея. В лёгкие сразу хлынул воздух, но во рту от волнения и бензиновых паров всё пересохло, язык еле ворочался, но он выговорил: –Что вы от меня хотите? Чего вам надо? –Отдай телефон «Верту» и флешку, всё равно они не твои, а серьёзные люди огорчаются. –У меня ничего нет, отпустите меня. –Врёшь, родной, не порти свои последние минуты, говори, а то сейчас всё, что у тебя на сердце лежит, мы сами рассмотрим, – не повышая голоса, пообещал невидимый злодей. Сергей почувствовал поначалу лёгкое прикосновение жала клинка к коже повыше пупка, а потом нажим металла стал усиливаться, и как он не старался притиснуться к стволу дерева и втягивать живот, сразу ощутил жгучую боль и побежавшую по телу горячую струйку крови. Заплакав, он моляще заскулил: –Не надо, я всё вам расскажу. Этот телефон мне принёс Жека. Он местный, из деревни. Телефон я продал за пятнадцать тысяч одному мужику в Москве на Измайловском рынке. Как зовут его, не знаю, но он всегда торгует там антиквариатом, могу его показать. Но больше Жека ничего мне не приносил, а про телефон сказал, что нашёл у нас, на городском пляже. –Похоже, ты не понял серьёзности момента, – вступил в разговор второй похититель, – Давай-ка, братан, отчекрыжь ему колокольчики. Всё равно уже не понадобятся. Теперь лезвие ножа переместилось вниз, к мошонке, и Сергей, содрогаясь в рыданиях, стал умолять не трогать его. – Ты не реви, а вспоминай получше, – участливо сказали ему, – потом поздно будет. Обратно не приклеишь, так в кулаке и понесёшь. – Я всю правду рассказал, ей-богу! Из жадности с этим Жекой связался. Но никакой флешки я в глаза не видел, и Жека ничего не говорил про это. –Как его фамилия, где живет? –Зовут его Жека, а фамилии я не знаю. Он в какой-то деревне, недалеко от города, живёт со своей матерью. Только я у него ни разу не был. Он ещё всё на мотоцикле «Урал» ездит. Он мне много раз барахло из немецких блиндажей продавал, но никакой флешки никогда я у него не видел. Оба Николая переглянулись. Похоже, запуганный Сергуня не врёт. Но наобум ехать по деревням и искать на ночь глядя Жеку не входило в их планы. Уже совсем стемнело, и обступающий их лес казался монолитной громадой, нависающей со всех сторон. – Ну что, раз не хочет говорить, надо его кончать. Давай, мочи, а я лопату из машины принесу. Здесь и прикопаем, до следующей весны не найдут, – вполголоса сказал старший и, нарочно громко ломая ветки, сделал несколько шагов к машине. После этих слов Сергей зарыдал и конвульсивно задергался, стараясь освободиться, рюкзак свалился с его головы, руки сорвались с сучка, от чего он рухнул на траву. От животного слепого страха с ним вдобавок случился неприятный казус. Рефлекторно сократилась прямая кишка, и он обильно обмарался. Младший Николай, только развёл руками, наблюдая за такими разрушительными результатами их изощрённого запугивания. Подошедший старший Николай удивлённо покрутил головой и задумчиво промолвил: –И как, теперь, его в машину пустишь? –А никак, – отозвался младший, – пусть себе чапает по холодку, один фиг, ночью его никто не заметит, разве, что по запаху. Ты, орёл, помалкивай, а то мы снова к тебе приедем. С этими словами они вернулись к машине. Скоро там засветились фары, и рыкнул двигатель. Световое пятно стало удаляться, и тогда Сергей, ещё не поверивший в спасение, приподнялся на дрожащих ногах и с трудом выпрямился. Зажав рукой ранку на животе, он другой подтянул спадающие штаны и трусы, и наугад побрёл за машиной, натыкаясь в темноте на нависающие ветки.37
На следующий день по следственному отделу прошелестела недобрая весть, что в полдень приедет лично Зинченков и проведёт заслушивание по делу об убийстве. Все в меру своих возможностей, стали готовиться. Следователь-криминалист Горячкин собрал в красивую папку все письменные донесения, направленные за это время. Заместитель руководителя отдела Петрова безотлучно сидела в своём кабинете и с помощью следователя Величко формировала материалы, раскладывая протоколы допросов и осмотров по будущим томам дела. Руководитель отдела Сорокин тоже сидел у себя, но Игорь подозревал, что он просто медитирует, понимая, что чему быть, того не миновать. Игорь, испытывая некоторую гордость, от тех успехов, которых они добились с начальником уголовного розыска Куницыным, не предвидел каких-то затруднений от своего предстоящего отчета перед руководителем следственной группы Зинченковым, и, как показали события, совершенно напрасно. Ровно в двенадцать все уже сидели в кабинете Сорокина. На этот раз никто лицом в грязь не ударил, золотые погоны светились на голубых форменных рубашках, придавая казённому кабинету какой-то новогодний колорит. Брюки с красным кантом Игорю достались широковатые, но сидя, это было незаметно. Зинченков в строгом сером цивильном костюме быстрым шагом прошёл к своему председательскому месту и поинтересовался у Сорокина, кто будет вести протокол совещания. Выбор пал на Дементьеву, как самую аккуратную. Приступили к отчёту. Пока звучали цифры проведённых следственных действий и назначенных экспертиз, Зинченков слушал молча, когда докладывали следователи, тоже не перебивал, только низко опустил голову и поигрывал желваками на скулах. Когда все замолчали, исчерпав своё воображение, он медленным взглядом обвёл присутствующих, глядя каждому в глаза. Кто-то, кто посообразительнее, смотрел в свои бумаги, а Игорь, не ожидая подвоха, пялился прямо на начальство. Поэтому начали с него. – Установленные руководством управления сроки раскрытия этого особо тяжкого, совершённого в условиях неочевидности, преступления, грубо нарушены. Прошло три недели, а воз, что называется, и ныне там. Требуемый результат – установление лиц, совершивших убийство, не достигнут. Кто-то думает, что можно жонглировать цифрами, ссылаться на количество проведённых допросов и этим прикрыть свою некомпетентность. Не выйдет, дорогие товарищи или господа, как кому нравится. Я предупреждал об ответственности, но это пропустили мимо ушей. Допущена явная волокита и некомпетентность. Начинающий следователь Климов оказался предоставлен сам себе, и вот результат. Допрос основного свидетеля Вишневецкого, от показаний которого зависело, узнаем ли мы о теневых сторонах деятельности убитого Садакова, следователь Климов провел поверхностно, затратив на эту работу менее сорока минут. В результате Вишневецкий после этой мимолётной встречи со следователем Климовым спешно выехал в государство Израиль, якобы на лечение. Но по имеющимся оперативным данным у него в Израиле есть недвижимость, долгие годы проживает семья, и в Россию этот Вишневецкий явно не собирается возвращаться. Климов халатно отнёсся к порученной работе, осмотр изъятого с места происшествия автомобиля в стационарных условиях стоянки с привлечением криминалистов и автоспециалистов не провёл. В итоге: сгоревшая машина и, возможно, утраченные следы преступления. Климову давалось указание подвергнуть задержанию некоего Иванова, первым обнаружившего в лесу машину с убитым. Климов исполнение моего поручения затянул, в итоге Иванов избит неизвестными в своём собственном доме, и возможность его внутрикамерной разработки не реализована. Это серьёзные упущения в работе, если не сказать больше. Я принимаю решение об исключении Климова из состава следственной группы и доложу руководству управления о необходимости его дисциплинарного наказания. Майор Сорокин, подготовьте соответствующее постановление об изменении состава следственной группы, – не повышая голоса, как автомат, проговорил Зинченков. Игорь, не ожидавший ничего подобного, просто потерял дар речи. Но никто его выслушивать и не собирался. Зинченков принялся за Величко: – Вы докладываете об отрицательных результатах осмотра лесного массива, на который, по вашим словам, вы затратили четыре рабочих дня, а можете вы дать гарантию, что там действительно нет предметов, имеющих отношение к расследуемому делу? –Ну, гарантию, конечно, не могу, – испуганно протянул Величко. –Плохо, товарищ следователь. Работать нужно с полной отдачей, чтобы потом за вас не переделывать, – отрезал Зинченков. Он внезапно поднял глаза на Игоря: –Вы, Климов, свободны. Вы не в составе группы, поэтому подробности работы по делу вас теперь не касаются. Игорь, молча, встал и ушёл в свой кабинет, где начал остервенело переодеваться в гражданскую одежду. Совещание длилось ещё долго. Игорь так и сидел у себя за столом, не в состоянии приняться за какое-нибудь дело. От злости он то и дело стискивал зубы и сжимал кулаки. Он столько сделал, чтобы раскрыть убийство. Не один, конечно, но всё-таки, а теперь он даже не вправе слышать, как идёт расследование. От пережитого унижения разболелась голова, и хотелось пить, но он не мог себя заставить дойти до умывальника, чтобы набрать воды в чайник. Прошло около часа, в коридоре послышались шаги, скрипнула дверь чьего-то кабинета, следователи возвращались с совещания. Разговаривать ни с кем не хотелось. Игорь тупо дожидался окончания рабочего дня, чтобы уйти домой, успокоиться и решить, что ему делать дальше. Может, действительно со следствием у него не выходит, зачем тогда мучиться самому и подводить других? Плюнуть, написать рапорт, и через две недели искать работу в Москве. Жить дома, с родителями, не просыпаясь от ночных вызовов и не ворочая трупы. Ирина будет рада и, может быть, всё у них пойдёт на лад? Но долго предаваться терзаниям не получилось. В кабинет вошёл Белов и, увидев состояние Игоря, только присвистнул: –Хватит горевать, ваше благородие, есть предложение, подкупающее своей новизной, а именно: тяпнуть по маленькой. – Иван Иванович, мне и так хреново, а за пьянку Сорокин обещал со свету сжить. –А мы ему не скажем. Нечего кукситься, сейчас Куницын заедет, и рванём ко мне, жена уже стол готовит. –Да неудобно… –Неудобно знаешь, что? Игорь, конечно, знал и невольно улыбнулся, вспомнив множественные варианты того, что неудобно: от «спать на потолке – одеяло сползает», до совсем уж непечатных. Белов, глядя на Игоря, тоже улыбнулся: – Только ты свою «Альмеру», здесь, на стоянке, оставь, всё равно она тебе сегодня и завтра с утра не понадобится. За окном прозвучал сдвоенный рык автомобильного клаксона. Приехал Куницын. Игорь и Белов вышли, тщательно заперев, и опечатав двери своих кабинетов. Куницын стоял у гражданской «Лады». В сидящем за рулём парне Игорь узнал подчинённого Куницыну опера Витю, с которым они проводили обыск у насильника. Он обрадовался знакомым лицам и от души пожал полицейским коллегам руки. Куницын по-хозяйски сел впереди, Игорь с Беловым разместились сзади, и вся компания поехала к дому Белова. Остановились в коротком переулке у ограды скрытого зеленью дома. Куницын вытащил из багажника звякнувший бутылками пакет, после чего Витя попрощался и уехал, а остальные, теснясь в калитке, прошли на участок. Белов жил в частном доме, окружённом большим старым садом. На первый взгляд казалось, что деревья и кусты растут сами по себе, но во всём чувствовалась заботливая хозяйская рука. Ветви яблонь, склонявшиеся под тяжестью разноцветных плодов, страховали рогульки подпорок. Смородина, усыпанная красными ягодами, опиралась на специальные низенькие оградки. Изумрудные овощные грядки выглядели свежеполитыми, а на дорожки в нескольких местах выкатились дозревающие кабачки и тыквы. Игорь любил такие глухие места. Шум улицы сюда не доносился, казалось, время течёт иначе, и у всего здесь растущего, защищённого от внешнего мира дощатым забором, своя, не похожая ни на что, жизнь. Белов пригласил в дом, но решили расположиться на высокой веранде, на открытом воздухе, где Куницыну якобы дышалось легче. На самом деле, там он мог курить прямо за столом. Белов познакомил гостей с женой, которая хлопотала, подавая на стол. Главным блюдом были жареные в сметане караси, о такой роскоши Игорь только читал в книгах, но пробовать это нежнейшее угощение раньше не приходилось. Дополнением шли оладьи из кабачков, а из закусок выделялись маринованная селёдка и солёные грибы. Куницын налил всем водки и первую предложил выпить за хозяйку дома. Плавно потекла беседа, прерываемая только очередными стопками. Никто не затрагивал в разговоре неприятности Игоря, и он с благодарностью это оценил. До пирующих донёсся звук подъехавшей к дому машины. Калитка отворилась, и к веранде направился не кто иной, как Сорокин. Игорь чуть не подавился. Ничего не скажешь, ловко они уединились. Белов не выглядел смущенным, значит, знал заранее. Встав, он пошёл навстречу руководителю отдела. Сорокин поздоровался с женой Белова, которую знал много лет, и непринуждённо уселся на предложенное ему место. На предложение Куницына осушить штрафную рюмку, Сорокин отшутился, но охотно закусывал и выпивал наравне со всеми. Несмотря на плотную еду, водка делала своё дело, и Игорь чувствовал, что хмелеет. Раскрасневшийся Куницын раздухарился, и подначивал Сорокина, припоминая какие-то древние совместные подвиги. О чём идет речь Игорь не понимал, да и не старался вникнуть, просто наслаждался теплым вечером, вкусной едой и общением с симпатичными хозяевами. Дошёл черед до чаепития. Хозяйка под восхищенные возгласы опьяневшей компании вынесла из кухни два огромных круглых пирога, один с яблоками, второй с ревенем. Пироги заняли почти весь стол. Куницын ранее заявивший, что чай пьют богатые люди, а он останется верным водочке, при виде пирогов взял свои слова обратно. К чаю подали и вазочки с вишнёвым и земляничным вареньем, которого Игорь не пробовал с детства. После чайного стола Сорокин заторопился и на прощание пожал мужикам руки, а руку хозяйки умело поцеловал, чем вызвал восхищение Игоря. Хозяйка тихо ушла на кухню и принялась мыть посуду. Белов крякнул и подтолкнул Куницына, мол, давай, наливай. Подняв свою, налитую до краёв рюмку, Белов глянул на Игоря: –За тебя пьём. Ты ведёшь себя правильно и держишься хорошо. Я тебе это говорю и от себя, и от Сорокина, который не просто так заезжал, и от этого алкаша Женьки Куницына. Давай выпьем! Куницын на алкаша не обиделся, и, чокнувшись, опрокинул свою рюмку. Закусили пирогами, и Куницын налил очередную. Заговорил опять Белов на правах хозяина и старшего: –Для раскрытия убийства, здесь в районе, на земле, так сказать, всё сделали ты и Куницын. Чем привязать убийц вы нашли, теперь нужен или случай, или просто время. Без мобильных телефонов современные преступники не обходятся, рано или поздно их вычислят, а потом выйдут на заказчиков. Это хорошо знает Зинченков, поэтому он от тебя и избавился. Раскроется дело – все лавры ему. А кто уж там реально дал результат – забудется. На это весь его расчёт. Давно я слышал о таких его проделках, но лично столкнулся в первый раз. Не любят ребята, поэтому, с ним работать. Подведёт. Давай выпьем за хороших людей, за нас с вами и чёрт с ними! Потом выпили стременную, закурганную и «на ход ноги». В результате Куницын, на всякий случай, пошёл провожать Игоря домой. Тот шёл счастливый от того, что рядом такие замечательные люди, которых он любит, он всё что сможет, для них сделает хоть сейчас, хоть сию минуту. На поворотах Евгений умело корректировал манёвры Игоря, слегка направляя его в нужном направлении. Дойдя до дома, Игорь стал приглашать Куницына в гости, соблазняя бутылкой вина, оставшегося от визита Ирины, но, не уговорив, обиженно махнул рукой и отправился спать.38
Сорокин вызвал Игоря к себе на другой день. Время шло к обеду. Сорокин выглядел удручённым, и Игорь забеспокоился, перебирая в уме, чего такого он мог ещё накосячить. Но причина подавленного состояния руководителя оказалась в другом, он протянул Игорю знакомый том уголовного дела и пояснил: – Областное управление завалила жалобами эта твоя недоизнасилованная девица. И мамаша её во все концы гневные письма строчит. Начальство сочло, что не все доводы потерпевшей стороны проверены, поэтому постановление следователя Величко отменили и дело прислали на дополнительное расследование. Ты все материалы знаешь, тебе отводов потерпевшая не заявляла, поэтому тебе и поручаю вести следствие. Просьба одна: не затягивай. Игорь кивнул и пошёл к себе. Нужно срочно изучить, что наработал Величко, и разобраться, что делать дальше. К большому удивлению Игоря в уголовном деле мало что добавилось. Разве, что постановление заместителя руководителя следотдела Петровой о признании обыска в машине главного инженера незаконным, и, как результат этого, выводы экспертизы о биологических следах потерпевшей, обнаруженных на рубашке обвиняемого, изъятой из его машины, объявлялись недопустимым доказательством. Как разрешить сию процессуальную задачу Игорь даже не представлял, и отправился в кабинет Белова просить того о помощи. После подробного рассказа Белов повздыхал, стал выспрашивать подробности и, наконец, высказался: –Ничего ты с этой рубашкой не изменишь. Это твоя ошибка. Ты получил разрешение суда на обыск в квартире и ничего там не обнаружил. Тебе в голову пришла светлая мысль обыскать машину. Правильное, кстати, решение. Но с процессуальной точки зрения, оформил ты свои действия неверно. Ведь судья разрешения на обыск в машине не давал и не должен был этого делать. Под особой защитой закона жилище граждан, машина в это понятие, не входит. Ты по УПК сам вправе без обращения в суд прямо там, что называется «на коленке», написать постановление об обыске в машине и его результаты оформить самостоятельным, отдельным протоколом. Ни один адвокат не прицепится. Да, я бы ещё короче сделал: просто произвёл осмотр машины при тех же понятых, что вы пригласили для обыска. Теперь ничего с этим доказательством не сделать, считай, что его просто нет. Давай-ка, разберёмся, что еще можно по делу раскопать. Игорь пожал плечами: –Много времени прошло, не представляю, что можно ещё высосать? –Это из пальца высасывают. Ты место нападения осмотрел? –Да, сразу, кусты там сломаны, и трава помята, но предметов никаких нет. Я всё сфотографировал и описал в протоколе осмотра. –У тебя, Игорь, как в известной песне: «Но не одна трава помята…», ладно, котельную, где она скрылась, осмотрел? –Нет, а что там искать? –Эх, молодо-зелено, проверить надо, действительно ли там дверь имеется и на ней запор. Подтвердить этим показания потерпевшей и свидетеля о том, что кто-то в дверь колотил, хотел следом зайти. Полицейским главного инженера предъявлял для опознания? Тоже нет? Да, что называется, наберут вашего брата по объявлению, и расследуй, кто как знает. –Да хватит вам, Иван Иванович, мне кровь сворачивать, и так тошно! – взмолился Игорь, – обстановка была нервная на том обыске, не подумал я толком. Суетился, короче. А когда рубашку нашёл, на радостях торопился поскорее её на экспертизу загнать. –Вот-вот, теперь понимаешь цену такой торопливости. Знаешь, когда-то давно, мы стали возмущаться, что кабинеты на двоих – на троих, пишущих машинок нет, мебель старая, стулья жёсткие, мешает это, дескать, продуктивной работе следователя. Ну, один из стариков нам тогда и выдал: «Вы сидите хоть на ящиках из-под пива, только принимайте законные и обоснованные решения». Мы тогда над ним посмеялись, а теперь я думаю, что он, в сущности-то, верно сказал. Хорошо, когда работать удобно, мягко, светло и тепло. Это правильно, современно. Но если какое-то удобство тебе не предоставили, всё равно не нарушай закон, нет у следователя такого права. Ладно, не дуйся. Соберись и действуй профессионально. Всё, топай к себе, ко мне сейчас свидетели явятся. Игорь вернулся в свой кабинет и начал составлять план. Он немного обиделся на слова Белова, но решил действовать по его совету профессионально и впихивал предстоящую работу в свой недельный график.39
Первым делом он запланировал осмотр котельной с участием истопника Сергеева, который оказался столь железным свидетелем, что даже Петрова и Величко его с истинного пути не сбили. Договориться с директором котельной и предупредить Сергеева, чтобы ждал на месте, много времени не отняло. Верная «Альмера» доставила его прямо к объекту, но припарковаться пришлось на улице. Котельная бани, как и большинство подобных сооружений в городке, выглядела так, словно война закончилась вчера. Приземистое здание из почерневшего кирпича венчала двускатная крыша, крытая волнистым шифером и усеянная многочисленными разномастными заплатками. Некоторые окна настолько заросли пылью, что стёкла утратили свою прозрачность. К стенам приливала зелёная волна лебеды, полыни и крапивы, местами высотой превышающая человеческий рост. Самым нарядным выглядел горящий на солнце синими блёстками холмик антрацита, этого спасительного для российских просторов источника энергии. Правда, так выглядели задворки, а фасад городской бани, выходящий на улицу, на которой Игорь припарковал машину, смотрелся вполне презентабельно. У входа, к которому с тротуара вела короткая аллейка из кустов сирени, даже размещались две клумбы с анютиными глазками. Вообще это заведение круглогодичного цикла пользовалось в городе уважением и посещалось активно. Истопник, а по процессуальному статусу свидетель, Сергеев, ждал у входа в котельную. Игорь объяснил свою простую задачу: зафиксировать обстановку для проверки показаний потерпевшей и Сергеева, на что тот спокойно кивнул. Игорь предложил рукой показать место, где он стоял в ту ночь. Сергеев занял позицию, а Игорь сфотографировал его камерой мобильного телефона, стараясь захватить в кадр побольше деталей обстановки. Потом, по просьбе Игоря, Сергеев указал, где в ту ночь стояла полуодетая потерпевшая, а потом как он запирал на засов распахивающуюся наружу дверь. Ну, что же, всё ясно и так, без фотосъёмки. Подкрепиться в доказательствах этим возможно, но самого обвиняемого это напрямую никак не изобличает. От безысходности и чувства напрасно затраченного времени, Игорь сделал вид, что его очень интересует надёжность засова, и, выйдя наружу, попросил Сергеева закрыться, как тогда, изнутри и стал дёргать за ручку двери. Засов не поддавался, значит, дверь рывком открыть невозможно. Игорь задумался, стоя перед дверью, а Сергеев, не получивший команды открывать, тоже бездействовал. В этот момент Игорь, упирающийся глазами в окрашенную серой краской фанеру, которой было обито снаружи дверное полотно, заметил несколько бурых точек и потёков, идущих книзу от небольшого гвоздика, забитого почти по самую шляпку. Он забарабанил в дверь и велел Сергееву открыть, а потом, указывая пальцем на гвоздик и пятна, спросил: –А это что у вас? –Гвоздик вбит, чтобы записки вешать сменщику, или когда отлучаешься ненадолго. А что за пятна не знаю, не обращал внимания, – равнодушно пожал плечами тот. Игорь быстро набрал номер следователя-криминалиста Горячкина и попросил приехать на осмотр, объяснил куда ехать, и сказал, что дело срочное. Но, какое срочное оно бы ни было, приходилось ждать. Сергеев, по праву хозяина, предложил испить чаю. Игорь согласился. Допотопный эмалированный чайник разогрели на электрической плитке с открытой спиралью. Её витки сначала раскраснелись, но, постепенно накаляясь, стали ярко-жёлтыми и излучали ощутимый жар. Игорь, как будто на машине времени, попал лет на пятьдесят в прошлое. Сергеев на произведённое его гаджетами впечатление, никакого внимания не обращал и хлопотал, споласкивая фаянсовый заварной чайник под струёй кипятка, бьющей из какого-то технического крана. Чай заварили индийский из пачки с изображением слона. Игорю вспомнилось, что бабушка всем видам заварки предпочитала именно эту, только рисунок выглядел как-то иначе. Игорю досталась вместительная кружка с мелкими цветочками, в которую Сергеев, налив заварку и кипяток, опустил три куска рафинада. Себе он сахар, в точно такую же кружку, но с отбитой ручкой, не положил, а попивал чаёк вприкуску. Игорь попытался размешать в чашке сахар, но алюминиевая ложечка настолько раскалилась, что жгла пальцы. Пришлось, не показывая вида хозяину, стерпеть. За чаепитием молчали. Игорь втайне надеялся, что бурые пятна окажутся следами крови именно обвиняемого, который в темноте и спьяну, колотя кулаками в дверь, не увидел гвоздика, а может, и не почувствовал, что поранился.40
Прибыл следователь-криминалист Горячкин, как всегда чем-то озабоченный и увешанный сумками с аппаратурой. Игорь, наученный горьким опытом, проворно сбегал на другую сторону, ко входу в баню, и уговорил двух тетушек побыть понятыми. Женщины, разомлевшие в парной, снисходительно отнеслись к просьбе молодого паренька, ожидая незапланированное развлечение, благо далеко ходить не надо. И, надо сказать, Горячкин не подвёл. Раскрывая по очереди свои сумки, он, как фокусник, извлекал оттуда одну за другой сверкающие хромом и стеклами части фотоаппарата, потом складной штатив, за ним лампы для подсветки. Если бы он следом вытащил пушистого кролика, и так открывшие рты понятые, сильнее не удивились бы. На их глазах просто оживала сцена из телевизионного криминального сериала, что, конечно, добавит им авторитета среди подружек на посиделках перед подъездом. Горячкин с мотком электрокабеля метнулся в котельную, чтобы подключить к сети осветители. Игорь, тоже чувствуя себя участником шоу, присев на корточки заполнял бланк протокола, выспрашивая имена и адреса участников следственного действия. Следователь-криминалист, продолжая священнодействовать, и, чувствуя заинтересованную поддержку аудитории, разошёлся вовсю. Наверное, вспомнив студенческий курс криминалистики, он включил диктофон, который повесил на шлейке, на груди, и надиктовывал сам себе будущие подписи к фототаблице. Отбежав на двадцать шагов, он громко провозгласил: «Производится обзорная фотосъёмка» и защёлкал затвором фотоаппарата. Понятые, сообразив, что попадают в кадр, приосанились и поправили на головах белые платочки. Горячкин, не снижая темпа, подскочив поближе, объявил: «Производится узловая фотосъёмка двери в котельную городской бани» и вновь застрекотал затвором. Упиваясь произведённым эффектом, он, как настоящий артист, выдержал паузу, и со словами: «Производится детальная фотосъёмка», нырнул к себе в сумку и извлёк оттуда специальную криминалистическую линейку с ясно различимыми делениями, которую кусочком липкой ленты закрепил на двери рядом с бурыми пятнами и потёками, и опять начал снимать. Потом, из бездонных сумок появились на свет специальный набор инструментов и куча пластиковых пакетиков с маркировкой: «Следственный комитет». Защитив свои руки латексными перчатками, Горячкин осторожно поддевал стамеской чешуйки фанеры со следами пятен и потеков, подхватывал их пинцетом и помещал в пакетики, которые после удаления защитной ленты с клеящего слоя, запечатывались герметично. Понятые сгрудились за его спиной, и, казалось, не дышали. Потом одна из них, что постарше, сдавленно прошептала: –Кого же здесь убили? –Кого надо, того и убили, – бездушно ответил Горячкин, выступление которого закончилось, и зрители больше не требовались. Игорь, понимая всю неуместность высказывания, поспешил успокоить: –Наш товарищ шутит, не обижайтесь. Просто ведётся расследование по делу о покушении на изнасилование. Но остальное – тайна следствия, не взыщите. Но понятые поджали губы, молча, расписались в протоколе, и обиженно удалились. Игорь укоризненно покачал головой. Горячкин, собирая свои богатства в сумки, увидел его реакцию и успокоил: –Не переживай, меньше сплетен пойдёт по городу. Попрощавшись с Сергеевым, Игорь и Горячкин пошли к «Альмере», чтобы вернуться в отдел. Горячкин почему-то повёл Игоря своим путём, обходя баню с другой стороны, и они наткнулись на разрытую теплотрассу. Прыгая с отвала на отвал рыжей глины, Игорь чертыхался. Осень на носу, скоро зарядят дожди, а теплотрасса, ведущая к нескольким двухэтажным домам, вскрыта по всей длине. Как же строители успеют до зимы? Куда ушло всё лето? Упомянутые строители сидели тут же на вывороченной из грунта трубе и покуривали. Игорь поздоровался, ему вразнобой ответили. По чёрным шевелюрам и смуглым небритым физиономиям, стало понятно, что трудовой фронт здесь держат шабашники-кавказцы, которых так любят изыскивать наши небескорыстные хозяйственники. Горячкин, отягощенный сумками, и лишённый нужной подвижности, едва не свалился в яму. Игорь с трудом его удержал и упрекнул: –Ну чего мы здесь попёрлись, с той стороны ровная дорога. –Я думал, здесь ближе, – оправдывался Горячкин, – кто же знал, что эти кроты всё разроют. Худо-бедно добрались до машины. Горячкин облегчённо закурил, закинув сумки на заднее сиденье. До отдела прокатились с ветерком. Игоря ожидали запланированные опознания обвиняемого работниками полиции, а Горячкин, свято пообещав не тянуть с фототаблицами, вдобавок посулил договориться с генетической экспертизой по изъятому с двери котельной материалу, потому что сроки расследования у Игоря горели.41
В кабинетике Игоря проводить опознание инженера-насильника было невозможно, такое количество людей в нём просто не помещалось. Игорю пришлось занять зал для совещаний, который располагался в глубине коридора первого этажа. Начальство мыслило использовать это небольшое помещение и как учебный класс, и как зал для общих мероприятий, или даже оборудовать специальный кабинет для опознания, с применением прозрачного одностороннего зеркала. Но бюджетные деньги целиком ушли на ремонт, и мебели в этом зале не имелось. Игорю пришлось выпрашивать по одному-два стула у коллег, чтобы рассадить понятых, статистов, самого обвиняемого, его адвоката и усесться самому. Но сейчас имелась полная готовность. Горячкин в углу установил видеокамеру на треноге, чтобы непрерывно фиксировать ход следственного действия. У стены в ряд выстроились три стула. Над их спинками на стене липкой лентой закрепили номера от одного до трех. У противоположной стены стоял пока пустующий стул для опознающего. Игорь с листами протокола опознания разместился у окна. Сначала в помещение вызвали понятых и двух мужчин, приглашённых в качестве статистов. Ростом, возрастом и комплекцией они напоминали обвиняемого. Им предложили сесть на нумерованные стулья, а понятые разместились на местах у двери. Игорь, набрав номер мобильного телефона, пригласил обвиняемого и его адвоката. Игорь увидел Веселовского в первый раз после памятного им обоим активного прощания из-за предложенной взятки. Тот вел себя, как ни в чём не бывало, учтиво и корректно. Обвиняемый, напротив, нервничал и с тревогой поглядывал на входную дверь. Игорь, начав следственное действие, представил участников и предупредил о производстве видеозаписи. Обвиняемый на предложение занять любое нумерованное место, сел под номером два, посередине. Полицейские, которым предстояло опознавать, сидели во дворе на лавочке и покуривали. Игорь, приоткрыв форточку, первым выкрикнул фамилию знакомого сержанта и, когда тот вошел, разъяснил его права и предупредил об уголовной ответственности за дачу ложных показаний. Сержант кивнул и коряво расписался в протоколе. Ему предложили сесть напротив и сказать, видел ли он кого-либо из предъявленных лиц, и, если да, то при каких обстоятельствах. Сержант уверенно ткнул пальцем в сторону инженера и рассказал, что видел его в ночь изнасилования, пьяным и в разорванной рубашке. Игорь предложил инженеру встать и назваться. Но тут вмешался адвокат: –Как же вы, господин полицейский, можете такое утверждать? Ведь стояла ночь, вы торопились на вызов, автомобильные фары – это вам не дневной свет, тем более, откуда вам известно, что мой подзащитный был нетрезв и вдобавок в разорванной рубашке. Может, это такой фасон: со свободным воротом. –Про фасон не скажу, не знаю, – пробасил сержант, – а только рожа, то есть лицо, у него красное, шатался, и глаза в кучу, конечно, пьяный. –Ну, знаете, господин следователь, прошу зафиксировать в протоколе, что это лишь предположение свидетеля, – начал заученно адвокат. –Зафиксирую, зафиксирую, как и то, что обвиняемый опознан уверенно, – «успокоил» его Игорь, – не забывайте, ведётся видеозапись, а сейчас не очная ставка, приберегите свои доводы до удобного случая. Пришло время пригласить для опознания полицейского-водителя. Адвокат Веселовский о чём-то пошептался со своим подзащитным, и тот, быстрым движением стащил с себя пиджак, оставшись в белой рубашке с галстуком, взъерошил волосы, и занял место под номером один. Все замерли на своих местах. Вошёл свидетель, и обвиняемого вновь опознали. Горячкин для общего ознакомления прокрутил произведённые видеозаписи. Игорь торопливо дописал протокол и всех отпустил, поблагодарив. Обвиняемого и защитника он остановил при выходе и, сказав, что с ними ещё не закончено, пригласил в свой кабинет. Когда вошли и расселись, адвокат Веселовский ободряюще сказал главному инженеру: –Всё нормально, не тревожьтесь, какие из полицейских свидетели? Они что угодно следователю подтвердят. –Тревожьтесь, тревожьтесь, самое время. Адвокат за вас срок отбывать не будет, самому придётся пыхтеть, – подначил Игорь. Веселовский взорвался: –Это угроза и давление на подследственного, за это будете отвечать, я сегодня же подам жалобу Генпрокурору на вас и на полицейских, которые сами, под видеозапись и в протоколе, сообщили, что, находясь на дежурстве, якобы видели пьяного гражданина и никаких мер к нему не приняли. –Вы, уважаемый, вправе писать жалобы. Но пригласил я вас для другого. Поскольку дело ранее прекращалось, отменялась и мера пресечения. Поэтому я должен избрать её вновь. Обвиняемый распишитесьв ознакомлении. К вам применяется подписка о невыезде, – Игорь встал, давая понять, что больше он их не задерживает. Обвиняемый вышел сразу, а адвокат, неловко прикрываясь спереди портфелем, шагал к двери задом наперёд, стараясь оставаться к Игорю лицом к лицу. Игорь заулыбался, понимая, что урок усвоен и пошёл этому, как они любят себя величать, «процессуальному оппоненту», впрок.42
Неожиданно, без предварительного звонка по телефону, в следственный отдел прикатил начальник уголовного розыска Куницын. Он, открыв дверь кабинета Игоря, мотнул головой, приглашая выйти в коридор. Игорь, недоумевая, вышел. Куницын ткнулся в кабинет Белова, но у того проходил допрос, и их выставили. Тогда вышли на улицу. Куницын закурил, взял Игоря под руку и отвел подальше от входа. Игорь был просто поражён. Обычно словоохотливый Куницын, словно воды в рот набрал и не произнёс пока ни одного слова. Игорь не утерпел: –Красна девица, молви хоть словечко, а то лопнешь. –С нашими делами лопнешь. Значит так. Я с утра мотался в Москву по своим заморочкам, и заскочил к ребятам из областного управления уголовного розыска. Там есть новости. Не хочу говорить в ваших и своих четырёх стенах, кто его знает, как информация по делу утекает. Короче, они получили данные по телефонам компании «Финком». Живая текущая прослушка ничего не даёт, только показывает их перемещения. Кстати, все мобильные телефоны они после убийства Садакова сменили. Но есть одна хитрая компьютерная программа, с её помощью установили, что начальник службы безопасности «Финкома», его фамилия Гапоненко, одновременно пользовался несколькими мобильными телефонами, причем только основной из них оформлялся на его имя, остальные использовались с левыми сим-картами. Так вот, один из этих левых номеров соединялся с номером сим-карты, которая в день убийства работала в телефонном аппарате, владелец которого находился в нашем районе в примерной точке нападения на Садакова. Соединений имеется только три, и все в один день. Первые два, как я сказал, с точкой на нашей автотрассе, из них один звонок исходящий и один входящий, а третье, входящее, в тот же день, но позже, из того района, где мы с тобой нашли сгоревшую «Ладу». Сечёшь? –Секу, но не очень, – признался Игорь. –Чему вас учат? Первый исходящий – Гапоненко выдал команду киллерам на трассу – едет Садаков. Второй входящий – киллеры отчитались, что сработали, третий входящий – киллеры доложили, что ушли и лягут на дно. Сами телефоны и сим-карты уже уничтожены и их никто никогда не найдёт. –А что это даёт для раскрытия убийства? – озадачился Игорь. –Это даёт главное, «Финком» и Гапоненко причастны к преступлению, они, скорее всего, и заказчики, и организаторы убийства. Не знаем пока, что за мотив, но скорее всего, как я, помнишь, докладывал – это месть за шантаж. За Садаковым наверняка следили и знали, какой дорогой он двинет на дачу. Мы проверили, нашей автотрассой он часто пользовался, так ему ехать дольше, но все пробки остаются в стороне. –По-хорошему, нужно производить обыски в «Финкоме» и у Гапоненко, только мне это предлагать нельзя, ты же знаешь, меня из следственной группы выгнали, – посетовал Игорь. –Да, навряд ли эти обыски помогут, – задумчиво сказал Куницын, – ребята из управления проводили там разведку, говорят, что офис вывезен, всё чисто. А Гапоненко парень не простой, его на чужом телефонном номере не поймать. Теперь надо отслеживать новые контакты и по возможности, что называется «подогревать» ситуацию, но нужно время. Я и хотел, чтобы вы с Беловым знали, как идёт процесс. Ну ладно, раз он занят, ты ему всё расскажи, только осторожно. Прощай. Куницын уехал, а Игорь стал дожидаться, когда освободится Белов.43
Но, как выяснилось к вечеру, попрощались они с Куницыным рано. Игорь мирно завершал трудовой день, подшивая итоговые бумажки в материал об отказе в возбуждении уголовного дела по факту смерти от отравления алкоголем очередного пенсионера. По заведенному порядку каждый факт насильственной смерти подлежал регистрации и процессуальной проверке. Причем, как насильственная, в этом случае, рассматривалась любая смерть, кроме естественной, от старости или тяжелой и длительной болезни. В категорию умерших насильственной смертью входили: отравившиеся спиртным и его суррогатами, удавленники, самострелы, утопленники, разбившиеся при падении из окон и т.д. и т.п. Чаще всё сводилось к пустой писанине и лишнему дёрганию и так обалдевших от горя родственников умерших. Судебно-медицинские исследования причин смерти иногда сильно затягивались. Министерство здравоохранения, цепко держащееся за такую непрофильную для него деятельность, как областные и районные бюро судмедэкспертизы, не могло профинансировать ни достаточное количество экспертов, ни придать им мобильность, обеспечив транспортом, ни создать комфортные условия работы. В результате следователи месяцами дожидались заключений экспертов, чтобы убедиться в некриминальном характере смерти и наконец отказать в возбуждении уголовного дела. Сроки, отведённые для этой работы уголовно-процессуальным кодексом, были весьма сжатыми, что в работу следователей, особенно молодых, вносило особый драйв, заставляя пускаться на разные ухищрения. В данном случае, как это частенько бывает с российскими законами, жесткость их требований, сильно смягчалась необязательностью их буквального исполнения. Труды Игоря прервал телефонный звонок. Звонил братец, что бывало не часто. Борька иногда просил у брата финансовой помощи, но, осознавая скудость казённого содержания, позволял себе звонить только в крайних обстоятельствах. Игорь это ценил, и, по возможности, брату деньгами помогал. Но сегодняшний звонок вызвала иная причина. Услышав взволнованный голос брата, Игорь с испугом подумал, что заболел кто-то из родителей. Но оказалось, что брат нуждался в помощи, потому, что один из его друзей попал в беду. Он просил Игоря помочь и собирался сейчас приехать. Игорь улыбнулся, зная расстояние до Москвы, но оказалось, что брат в соседнем районе, куда его привёз на машине один из его бесчисленных корешей. Игорь рассказал, как подъехать к его дому и засобирался сам. Надо же, учитывая Борькин аппетит, что-нибудь купить на ужин. Примерно через час, когда Игорь, успев переодеться и разобрать пакеты с покупками, суетился на кухне, отмывая чашки, прозвонил дверной звонок. Игорь на ходу вытер руки и открыл дверь. Борькина фигура заслонила дверной проём, и только когда он после рукопожатия шагнул в прихожую, Игорь увидел за его спиной щупленькую девушку в кожаной курточке и лосинах. Светлая чёлка спадала ей на лицо, но даже в вечернем сумраке коридора Игорь заметил, что она сильно заплакана. Так, подумалось Игорю, вечер обещает стать интересным. Пригласив гостей на кухню, Игорь предложил им чаю и поинтересовался, где привёзший их водитель, чтобы напоить чаем и его. Борька ответил, что тот торопился домой и уже уехал в Москву. Игорь пожал плечами, но промолчал. Выходило, что транспортное обеспечение этой странной пары теперь ложилось на его плечи. Но оставалось сесть и слушать. Борька начал издалека: –Помнишь, я тебе как-то рассказывал, про нашу тусовку, ну, навроде компьютерного клуба? Старший у нас – Олег Иванович, он системщик от Бога, всю жизнь посвятил компьютерам и разбирается в этом лучше всех, его признают и у нас, и за границей. Поэтому с ним интересно общаться на профессиональные темы, он и подработку подкинуть может. Его друзья держат кафе, где мы собираемся, называется «Паутина» в честь мировой интернет-сети. Нам, членам клуба, там всегда скидка. Словом, нормальный мужик. В клубе народу много тусуется, даже не всех по именам знаю. Меня Олег Иванович познакомил с Вовой Ермаковым. Он не москвич, из Новосибирска приехал, в компьютерах хорошо рубит, считай профи. А это девушка его, зовут Инга, она стилист, в салоне красоты на Новом Арбате работает, – спохватился Борька, забывший своевременно представить свою спутницу. Игорь кивнул девушке в знак знакомства и вопросительно посмотрел на брата. Тот продолжил: –Вова работал в какой-то крупной фирме, но месяца два-три назад уволился, что-то его там не устраивало, я не знаю, что конкретно, он не рассказывал. Но после своего ухода из этой фирмы Вова начал как-то шифроваться. Квартиру снял в пригороде, телефон сменил, в интернете не светился. Я даже сперва подумал, что он уехал, но, помнишь, я говорил, что мы изобрели одну приблуду, которая позволяет всегда место нахождения человека отследить без всякой мобильной связи? Так вот, я тут как-то, просто по приколу, проверял в сети, где кто из наших, и увидел, что Вова отметился на карте в районе Химок, значит, не уехал. Ну, дальше пусть Инга расскажет. –Мы вместе живем уже почти год, – тихим голосом включилась в разговор Инга, – Вова очень хороший, с ним всё просто. Сначала у него хорошо всё шло, он квалифицированный компьютерщик, фирма крупная, заработки большие. Мы квартиру приличную снимали у метро «Речной вокзал». Даже в Турцию успели съездить на десять дней. Но потом, как-то резко он уволился, работы не стало. Он меня успокаивал, говорил, что это всё временно, что ему должность обещали, и деньги будут. Но я видела, что он чего-то боится. В Химках однокомнатную квартиру сняли. В интернете он раньше сутками сидел, а теперь почти ноутбук не включал. Сам телефон сменил и меня заставил. У меня из-за этого клиентура пропала. Так дома и сидели, у телевизора, да в скверике гуляли. Он не пьяница и не наркоман, но я всё равно за него боялась и старалась рядом быть, только в магазины отлучалась. Вчера вечером он вдруг со мной увязался, хотя купить хотели молоко и кефир, что там за вес, донести легко я и одна могла. Но он всё равно пошел. Уже темнело, мы шли по тротуару, рядом дорога к домам и справа кустики. Вдруг я услышала, как сзади машина притормозила, я не успела обернуться, только почувствовала, как Вову кто-то назад дёрнул, а меня что-то в шею ужалило, болью всё тело пронзило, и я в кусты упала. Сколько пролежала, не знаю, какая-то женщина пожилая мне встать помогла, думала, что я пьяная. А я как в тумане, шея болит, головы не повернуть. Вовы нет нигде. Я в квартиру сбегала, там тоже нет. Пошла в полицию. Там послушали, но неохотно как-то, мол, понаехали без регистрации, сами разобраться не могут в своих отношениях. Говорят, может твой хахаль невенчанный сбежал от тебя, а ты тут про преступление века нам рассказываешь. Никаких свидетелей нет, пройдёт три дня, приходи, объявим в розыск. А я понимаю, что не просто так Вова боялся, его могут убить. Вспомнила, что Борис рассказывал про брата – следователя и позвонила ему. Вот и всё. – А я, как от Инги всё узнал, стал по сети Вову определять и нашёл в соседнем районе, там, судя по космическим снимкам, какое-то дачное место с садами, но конкретный дом не покажу: система срабатывает с допуском, радиус нахождения может доходить до двухсот метров, но он точно там, или куртка его, в которой наш маячок зашит, – доложил болтливый Борька. Лучше бы раньше помалкивал про брата – следователя, глядишь, и хлопот поубавилось бы. Но вслух упрекать его Игорь не стал, тем более, что при последних словах про куртку, Инга вновь горько заплакала, расценив это как намёк на то, что куртка существует уже самостоятельно от хозяина. Ингу успокоили, и стали думать. В соседнем районе у Игоря из знакомых числился один следователь, но знакомство это шапочное, просто сидели рядом на занятиях в областном управлении, ночью на этом шатком основании человека поднимать представлялось неудобным. Но Игорь хотел кое-что уточнить: – Инга, скажите, а Вова не сказал, кого или чего он боится, может фамилии какие-то? Инга отрицательно покачала головой. Тогда Игорь спросил брата: –А этот ваш Олег Иванович, что думает? Оказалось, что несколько месяцев брат его не видел, тот в клубе перестал бывать, и никто не знает, где он может находиться. Весёлая история: и духовный вождь этих взрослых по виду, но с детскими мозгами персонажей, тоже сгинул. Просто, на всякий случай, для проформы, чтобы не сидеть молча, Игорь поинтересовался у Инги: – А где раньше работал Вова? – «Финком», – просто ответила она.44
Игоря как кипятком обдало: ну и дела. Похоже, этот Вова влез в такое осиное гнездо, что и сам не до конца осознавал всю опасность. Теперь план действий наметился более конкретный. Игорь позвонил начальнику уголовного розыска Куницыну и попросил приехать. Куницын в ответ попросил посмотреть на часы, поскольку шел первый час ночи. Игорь на это смог только сказать: – Женя, это очень важно. Я тебя прошу… Куницын крякнул и велел ждать. Игорь, чтобы занять гостей, которые мешали ему думать, заставил их приготовить яичницу с колбасой. Попутно выяснилось, что они, весь день, не ели и порции пришлось увеличить вдвое. Игорь включился в образ старшего брата и строго поинтересовался у младшего в курсе ли родители, где пропадает их обожаемое чадо. Борька, ухвативший слишком большой кусок горячей пищи, с трудом доложил, что родители предупреждены, что он ночует на даче у друга, и искать его до утра не будут. Игорь, услышав работу автомобильного двигателя, вышел на улицу, навстречу Куницыну. Тот, совершенно заспанный и злой, отдал Игорю честь и доложил, что прибыл. Игорь, примирительно сказал, что к пустой голове руку не прикладывают, и пустился в объяснения причин столь позднего вызова. Куницын вначале слушал вполуха, дожидаясь возможности поёрничать над пустыми страхами Игоря, но при словах о «Финкоме», насторожился, как хорошая гончая. Игорь при ясном лунном свете увидел, как лицо Евгения напряглось и пошло желваками. –Ну что, Игорёк, наступает и на нашей улице праздник, – жестко сказал он, – давай показывай своих птенцов. Прошли к Игорю на кухню. Перенервничавшие за день птенцы, насытившись, теперь клевали носами и осоловевшими глазами следили за Куницыным. Тот по-хозяйски уселся за стол и, смахнув хлебные крошки на пол, приступил к расспросам. Игорь, тем временем, возился у плиты и готовил по своему рецепту кофе. Ночь предстояла бессонная. Не особенно вслушиваясь в тихий разговор за спиной, Игорь колдовал над джезвой, наверное, единственным предметом кухонной утвари, не прилагавшимся к арендованной квартире, а приобретённым Игорем лично, чуть ли не на первую зарплату. Кофеварка, как и полагалось, светилась выпуклыми медными боками и вмещала пол-литра напитка. Готовился кофе не просто, а по давнему ритуалу. Что-то Игорь вычитал, а что-то придумал сам. Жаль только, что приготовление занимало много времени, и удавалось отведать бодрящий эликсир только по выходным, когда не приходилось спешить на работу. На сухое дно джезвы Игорь выложил четыре ложки сахарного песка, присыпал его корицей и стал дожидаться, когда медленный огонь газовой конфорки расплавит сахар в тягучую коричневую массу. Весёлые голубые язычки ласково и невесомо касались закопчённого днища и, казалось, это будет длиться вечно. Но Игорь по опыту знал, как обманчив этот процесс, и медленным покачиванием из стороны в сторону дал равномерно расплавиться всему содержимому. Уютно запахло корицей. Даже разговаривавшие притихли на мгновение, принюхиваясь. Но Игорь, чтобы не ронять свой кулинарный авторитет, не опустился до объяснений и стал в огненную лаву насыпать ложкой молотый кофе. Теперь запах кофе стал главным на небольшой кухне. Вообще-то полагалось намолоть свежего из зёрен. Хозяйская кофемолка для этого имелась, но Игорь не хотел будить соседей, поскольку древнее изделие, ещё советского производства, при работе дико завывало и вибрировало. Пришло время заливать воду. В обычных условиях Игорь лил холодную, но сейчас, желая ускориться, чтобы не задерживать компанию, воспользовался кипятком из чайника. Делал он это аккуратно, потому, что несколько раз уже приходилось отмывать плиту от кофейной гущи. Как завершающий трюк он бросил в кофе щепотку соли и трижды довел его до кипения. Чашки всем достались разномастные. Но Инга от кофе вообще отказалась, Борьку такие пустяки никогда не смущали, а Куницын, в предвкушении удачи, глубоко ушёл в свои мысли и напиток глотал механически. Игорь понял, что его вкусовой сюрприз не оценили, поэтому принципиально медленно смаковал свою порцию, всем видом показывая, что завершит процесс, невзирая на реакцию нечутких к прекрасному гостей. За окном несмело светало. Куницын удалился в комнату и начал по телефону выдавать команды. Наступало утро оперской реализации. Борис и Инга давно спали сидя, привалившись к спинке неудобного диванчика. Игорь, напившийся кофе, бодрствовал, дожидаясь постановки задач.45
К утру Куницын силы распределил так. Игорь с Ингой на машине Игоря едут в соседний район, где Инга пишет и подаёт в следственный отдел заявление о похищении Ермакова, чтобы придать всей операции законный характер. Куницын с Борисом едут на окраину дачного поселка, где, по указаниям поисковой системы, находится куртка с маячком Ермакова, и там дожидаются прибытия группы захвата из областного управления. Перед выездом Борис, по просьбе Куницына, ещё раз включив свой компьютер, убедился, что маячок, по-прежнему, высвечивается в той же точке. Настала пора выдвигаться. Игорь с Ингой успели в следственный отдел соседнего района как раз к началу рабочего дня. Игорь ещё с дороги позвонил Сорокину и, объяснив ситуацию, попросил связаться со здешним руководителем, и всё тому объяснить. Поэтому затруднений не было. Заявление Инги о похищении Ермакова приняли и зарегистрировали. Для работы по заявлению местное руководство нарядило совсем молоденькую девушку, которая успела проработать следователем всего пару месяцев. Расчёт местных строился на том, что Игорь, который навлёк на их отдел дополнительную работу, сам и поможет её разгрести. Звали молоденькую сотрудницу Светлана Николаевна. Она со всей строгостью юности опросила Ингу об известных ей обстоятельствах и, не торопясь, записывала её слова в протокол, постукивая наманикюренными пальчиками по клавиатуре. Игорь, слыша строгие вопросы, внутренне умилялся, а потом сравнил свои приёмчики с услышанным и загрустил. Штампы общения проявлялись в каждом из них. Поэтому люди на допросах и замыкались в себе, не хотели себя подставлять под препарирование какими-то юнцами, которым почему-то доверено важное государственное дело. Стоило об этом подумать на досуге. Всё в кабинете сияло чистотой. На подоконнике красовались нарядные расписные горшочки с цветами. В этих стенах никто никуда не спешил, и всё делалось по намеченному плану. Игорь извертелся на стуле, переживая и за исход операции и за брата. Светлана Николаевна его мук демонстративно не замечала и методично продолжала выспрашивать у Инги, какие-то несущественные, а, по мнению торопящегося Игоря, просто пустяковые детали. Наконец-то, Светлана Николаевна их отпустила, высказав желание сразу видеть у себя Ермакова, как только операция завершится. Игорь, выбегая на улицу, успел три раза сплюнуть, чтобы не сглазить, и Ермаков действительно нашёлся бы живой и здоровый. Инга неотрывно следовала за Игорем, и не взять её с собой в машину он не мог, хотя и понимал, что её присутствие может вызвать нарекания организаторов операции. Ехать до указанной Борисом местности было недалеко. Свернув с асфальта на просёлочную дорогу, и немного углубившись в лес, «Альмера» Игоря наткнулась на препятствие: стоящий поперёк лесной дороги трактор «Беларусь». Из кустов неслышно возникли две фигуры в бронежилетах и касках с автоматами наперевес. Игорь предъявил удостоверение, которое внимательно изучили. В летнем утреннем лесу, где плотная листва подлеска затрудняла обзор, встреча с перекрывшими дорогу автоматчиками, лица которых скрывали полумаски, пугала. По Инге это сильно заметно, даже руки у неё задрожали. Игорь, зная, что это свои, такого страха не испытывал, но всё равно невольно ощутил собственную зависимость от этих вооружённых людей. Он слышал, что на оперском жаргоне эти бойцы, за массивность экипировки, называются «тяжёлыми», но, несмотря на внушительность габаритов, двигались они легко и впечатления тяжести от их перемещений не создавалось. Им предложили выйти из машины и пройти вперёд по дороге сто метров, объяснив, что начальство там. Игорь и Инга дружно зашагали в указанном направлении. Инга шла с явным облегчением, стараясь держаться поближе к Игорю. Она пару раз оглянулась, но никого за спиной уже не увидела. Немногословную заставу снова скрыли придорожные кусты. Через несколько минут они увидели сгрудившиеся на обочине три легковые машины и микроавтобус. Им навстречу вышел молодой парень, в котором Игорь узнал того начинающего оперативника, с которым осматривал сгоревшую «Ладу». Тот Игоря тоже узнал и кивнул в знак приветствия. На Ингу он посмотрел несколько озадаченно, и предложил ей пока посидеть в салоне микроавтобуса. Инга взглянула на Игоря, но тот успокоил и попросил сделать, как просят. Игоря оперативник проводил вглубь леса, где находился Куницын и ещё два человека. Куницын представил Игоря и назвал своих старших коллег из областного уголовного розыска: Кривошеев и Шарафутдинов. Обменявшись рукопожатиями, Игорь с тревогой спросил про брата, которого не увидел. –Всё в порядке, – успокоил Куницын, – уже проверили, метка работает в этом посёлке. Сейчас хотим сузить круг поисков, и послали Бориса с его компьютером по улицам, может это и поможет. Сам понимаешь, не все же дома подряд штурмовать. Ты не беспокойся, он не один, и под прикрытием. –Всё равно стрёмно, он же ещё школьник, ему за партой экзамены сдавать, – затосковал Игорь, – мне мать голову оторвёт, когда про это узнает. – А мы ей не скажем, зачем матушку расстраивать, – продолжал Куницын и одновременно к чему-то прислушивался, – Едут! Вон они! Из поселка к ним в лес въезжал огромный оранжевый мусоровоз. В кабине сидели трое, посередине Борька. Дождавшись, когда они выйдут и приблизятся, Куницын с нетерпением обратился к парню, управлявшему машиной: – Ну, что скажете? – Наметились два дома, самые крайние на улице. Но какой из них, – он хлопнул Борьку по плечу, – наука сказать бессильна. – Сигнал мощный, явно где-то рядом, но точно не могу сказать,– оправдывался брат. Игорю стало его жалко, он приобнял его за плечи и слегка встряхнул, старясь ободрить. Кривошеев оглядел свою команду и принял решение: – Всё, славяне, времени не остаётся. Штурмуем оба дома. Спецназёров делим пополам, я с Куницыным, остальные оперативники с Шарафутдиновым. Гражданские и безоружные, – он посмотрел на братьев, и решил их окончательно не обижать, отстраняя от дела, – держатся замыкающими, вперёд не лезут. Всё! Пошли! Игорь и Борис приотстали и, когда цепочка скрылась в кустах, двинулись следом. Почти сразу начались дачные полусгнившие самодельные частоколы. Приходилось пролезать между досками, в проделанные шедшими впереди проходы, жестоко страдая от ожогов крапивы, которая поднималась выше человеческого роста. Неожиданно у кого-то во дворе залаяла собака, затем ещё одна и ещё. Внезапность штурма оказалась под большим вопросом. Но пока всё шло спокойно. Шума, криков и выстрелов из посёлка не доносилось. Браться подкрались ещё ближе, и два крайних домика стали ясно видны. Из-за дощатых заборов выступали простые шиферные крыши домов и сараев, кирпичные печные трубы и верхушки яблонь. Внезапно раздался сильный треск, это полтора десятка одетых в чёрное людей разом перемахнули через заборы. Ещё через мгновение раздались удары, вышибающие входные двери и звон разбитого стекла. Кто-то истошно заорал: «Всем лежать, работает спецназ!». Из домиков слышался топот ног и удары, наверное, по внутренним дверям. Неожиданно шарахнули два выстрела, а потом ещё три, как бы торопясь и вдогонку. Теперь уже все собаки в округе подняли оглушительный лай, послышались и чьи-то испуганные крики. Оба брата, забыв полученные инструкции, подались вперёд и уже почти добежали до забора ближайшего домика, как им навстречу из-за плотных кустов черноплодной рябины выпрыгнул здоровенный парень. Это был явно не спецназовец, поскольку на нём из одежды были только тренировочные штаны и майка-алкоголичка. Но в правой руке он сжимал пистолет, из которого тут же пальнул в бежавшего ему навстречу первым Игоря. Каким-то чудом пуля ушла чуть выше головы, взъерошив волосы. Борька моментально выскочил вперед и нанёс стрелку сокрушающий удар. Куда он попал, Игорь с испуга не рассмотрел, только увидел, как этот здоровяк, словно во сне заваливается на бок, в давно некошенную траву. Борька прыгнул на него сверху, стараясь притиснуть к земле руку с зажатым ещё в ней пистолетом. Игорь, подскочив секунду спустя, коленом надавил на запястье хрипевшего от злости парня, ухватил двумя руками пистолет за ствол и резким рывком в сторону большого пальца вывернул его из кисти. Стрелок продолжал трепыхаться, но Борька, получивший поддержку брата, воспользовался свободой рук, и несколько раз с силой ударил стрелка по лицу, а потом перевернул на живот и заломил ему руки за спину. На выстрел прибежали испуганные Куницын и Кривошеев. Убедившись, что беду пронесло стороной, они стали сыпать матерными упрёками за то, что братья не послушались и попёрлись вперёд. Оглушённые адреналином братья им не возражали и потихоньку приходили в себя. Всё могло обернуться трагедией. Игорь, представив себе, чего они чудом избежали, не мог избавиться от мелкой нервной дрожи. Борька, молча, отдувался и облизывал разбитые в кровь костяшки на правом кулаке, продолжая коленом прижимать сбитого с ног стрелка. Подошёл плотно упакованный в бронежилет и каску спецназовец. По его поведению, Игорь угадал в нём старшего. Подошедший окинул взглядом поле битвы и кивнул двум своим подчинённым, которые подняв, уволокли задержанного. Старший оценивающе оглядел Борьку и протянул ему руку, которую тот, поморщившись, пожал. Видно, кисть он повредил серьёзно. Спецназовец на это только улыбнулся: – Ты в армии-то, сынок, служил? Нет? Ну, отслужишь, приходи, нам крепкие парни нужны. – Ты, старый, лучше бы за поляной следил, а не кадры вербовал. Как так вышло, что этот ухарь со стволом на ребят выскочил, где твои бойцы были? – поинтересовался Кривошеев. – Да, оказалось, что этот перец за три минуты до штурма по нужде в сортир вышел, а сортир как раз у ограды. Вот он и успел соскочить, ладно ваш качок его срубил, иначе мы набегались бы. А ты на меня не наезжай, в следующий раз без разведки я своих не пошлю. А то взяли моду: скорей, скорей. Слава Богу, что без потерь. Только вот, второй дом напрасно разнесли, хорошо хоть в нём никого не оказалось из жильцов, – пробасил в ответ командир спецназа, совсем не смущаясь. На вопросы пришедшего в себя Игоря Куницын поведал, что заложника освободили, он жив, но крепко избит. Его держали на привязи в подвале. Захватили двоих вооружённых, один молчит, второй после Борькиных тумаков, ещё не очухался. Машина у них во дворе – черный внедорожник, надо посмотреть повнимательнее, не светилась ли она по их уголовным делам. Да и пора здесь заканчивать и возвращаться на базу, а то народ на улице начинает собираться. Все гуськом потянулись по протоптанной в крапиве дорожке, уходя с территории посёлка. Игорь краем глаза заметил, что брат время от времени самодовольно ухмыляется, чувствуя обоснованную гордость за свой подвиг. Игорь не выдержал: –Борька, если бы не ты, меня сегодня грохнули бы. Спасибо, спас меня. Но только никому ни слова. А то мужикам за нас влетит, и мне отвесят по полной. Родителям, сам понимаешь, тоже говорить нельзя. Так что ты у нас секретный герой невидимого фронта борьбы с преступностью. Не обижаешься? Борька только рукой махнул: –Понятно всё, чего лишний раз мне объясняешь? Что я маленький по-твоему? Главное, Вовку Ермакова спасли. Его эти гориллы точно бы в этом лесу и закопали. Когда подошли к микроавтобусу, увидели, что Инга хлопочет вокруг странного парня с растрепанными волосами. Он стоял, покачиваясь, как лунатик, и чтобы сохранять равновесие, рукой опирался о борт машины. Один из спецназовцев, задрав ему майку и куртку на спине, умело наклеивал пластырь на ссадины, которые покрывали обе лопатки. Парень от пережитого стресса никаких слов выговорить не мог, только нервно всхлипывал. Тут явно требовалась медицинская помощь. Оба задержанных в наручниках сидели поодаль на травке. На их головы спецназовцы натянули черные матерчатые мешки. Игорь почувствовал усталость, ему захотелось спать. Но предстояло возвращаться в родной отдел и докладывать руководителю Сорокину о результатах операции, умалчивая про свои приключения. Задержанных повезли в местный райотдел полиции. Инга пожелала ехать в больницу со своим драгоценным Ермаковым. Борьку до Москвы взялись подвезти спецназовцы. Видя состояние Игоря, Куницын решил сам сесть за руль его «Альмеры» и гарантированно доставить в Калашин. В дороге Игорь клевал носом, а потом откровенно заснул и продрых до самого города. Сказалось нервное напряжение прошедших суток. Куницын, высадив Игоря у следственного отдела, «Альмеру» пообещал пригнать потом, и умчался по своим делам. Игорь поднялся к Сорокину, рассказал о происшедшем и попросил разрешения несколько часов отоспаться. Сорокин разрешил. Игорь решил не тащиться домой, а расположиться прямо в кабинете. Благо, такой способ отрабатывался целыми поколениями следователей. Игорь запер изнутри дверь, вытащил кабель из стационарного телефона, убрал со стола все ручки, карандаши и бумажки, положил под голову два тома уголовного дела, и улегся прямо на поверхность рабочего стола, предварительно сковырнув с ног нерасшнурованные кроссовки. Укрылся он форменной синей курткой и сразу заснул.46
Пробудился он случайно, наверное, просто выспался. Всё это время, телефоны не звонили, причём не только обезвреженный стационарный, но и мобильный. За окном уже сгущались сумерки. Игорь потянулся, сетуя на жёсткое казённое ложе, но быстро встал, помахал руками, разминаясь, и выглянул в окно. Родной «Альмеры» на стоянке не наблюдалось, значит, Куницын её ещё не пригнал. Ничего не оставалось, как идти пешком по хорошо известной дороженьке до дома. Игорь запер и опечатал кабинет, и, позёвывая, отправился к себе. Голова плохо соображала после бессонной ночи и импровизированного отдыха в кабинете. В раздумья пускаться не хотелось. Игорь механически переставлял ноги, стараясь побыстрее дойти до квартиры. Уже включились фонари на столбах, и сразу всё, что не попадало в освещённые ими круги, стало тёмно-синим. Игорь шёл быстро, стремясь скорее добраться и завалиться в нормальную постель. Уже подходя к своей цели, он случайно обратил внимание на стоящую на обочине машину с выключенным освещением. Эти «Жигули» ничем не отличались от сотен и тысяч других, но Игорь про себя отметил, что в салоне сидят несколько человек. Он их заметил по слабым красным огонькам сигарет, которые вдруг расцветали при затяжке, а потом меркли, покрываясь остывающим пеплом. Игорь прошёл мимо, свернул к своему подъезду, до которого оставалось пройти не больше пятнадцати метров между пышными кустами отцветшей сирени. Неожиданно он услышал, что дверца оставшейся за его спиной автомашины с лёгким скрипом отворилась, и кто-то сделал несколько быстрых, почти неслышных шагов в его сторону. Игорь внутренне напрягся, но решил не оборачиваться, а просто скрыться в знакомой темноте родного подъезда, до которого оставалось уже каких-нибудь пять-шесть шагов. Вдруг своим обострившимся от внезапно нахлынувшего чувства опасности слухом он уловил слабый щелчок, похожий на звук спускаемого предохранителя пистолета. От сильно испуга он резко качнулся вправо в сторону спасительных кустов. В этот же момент сзади раздался гром выстрела, и он, почувствовав сильный толчок в левое плечо, инстинктивно шагнул вправо, запутался ногами в молодых побегах и беспомощно завалился всем телом в гущу куста. Треск ломающихся, под его весом, веток сирени, предательски выдал, куда он приземлился. Неизвестный стрелявший быстро подбежал к кусту и дважды выстрелил в его темноту, стараясь попасть в Игоря. Несмотря на переживаемый ужас от невозможности защититься, Игорь глаза не закрывал, и две сверкнувшие подряд вспышки выстрелов его совершенно ослепили. В ушах стоял гул от выстрелов. Но пули прошли мимо. В этот момент, кто-то из проснувшихся соседей включил свет и стал с треском открывать окно, чтобы выяснить, что, чёрт возьми, под окнами происходит. Тень стрелявшего метнулась в сторону затаившейся машины, рыкнул мотор, и автомобиль, не включая фар, вырвался из переулка. Игорь попытался встать, но левая рука не слушалась. В левом плече нарастала жгучая пульсирующая боль. То ли от боли, то ли от испуга, ноги не повиновались. Игорь беспомощно хватался правой рукой за ветки, пытаясь встать, но тонкие стебли сгибались под его весом, и он раз за разом опускался на землю. Это продолжалось до тех пор, пока из подъезда не выбежали высокий парень – сосед со второго этажа, и женщина в годах – соседка с первого. В свете, падающем из их окон, они рассмотрели барахтавшегося Игоря и помогли ему выбраться из переплетённых веток. Игоря шатало, он машинально ухватился правой рукой за своё левое плечо, но почувствовал такую боль, что невольно застонал. Рукав рубашки пропитался кровью. Она обильно капала с пальцев бессильно опущенной левой руки, оставляя на слабо освещённом сером асфальте узорные дорожки. Голова сильно кружилась, и Игорь опасался нового падения. Сосед стал его поддерживать под здоровую руку, а сам крикнул жене, чья голова, украшенная бигуди, торчала в окне второго этажа: – Зинка, давай, скорую вызывай, соседа ранили! И в ментовку позвони! Соседи постарались бережно усадить Игоря на бетонную ступеньку у входа, но того стало кренить, из стороны в сторону, и пришлось поддерживать его за одежду. Игорь видел окружающее через какую-то дымку. Словно его глаза не могли навестись на резкость. Сколько прошло времени он сказать не смог бы. Когда подъехала «Скорая помощь», его под руки подняли в салон и усадили на носилки. Молодая женщина-врач ножницами отрезала рукав рубашки, и он мокрым комком шлёпнулся Игорю под ноги. После быстро сделанного укола и перевязки перед глазами Игоря всё стало расплываться, и только толчки двигавшейся машины отдавались в простреленной руке острой болью и не давали погрузиться в полное забытьё. В ярко освещенном приёмном покое больницы оказалось слишком много людей для этого позднего времени. Кроме врачей Игорь увидел ошарашенное лицо Куницына и Сорокина с вытаращенными глазами и ещё кого-то, кого он даже не узнал. Но это существовало в каком-то отстранённом, параллельном мире. Смысл их слов до Игоря не доходил, и он только слабо улыбался, ничего не говоря. С него срезали остатки рубашки, сняли залитые кровью брюки, трусы и носки, накрыв белой простынёй. Смущения под посторонними взорами он не испытывал, поняв, что рядом остались только врачи. Остальные соболезнующие, сдержанно переговариваясь, вышли на улицу. Его мягкими движениями удерживали на каталке и перед глазами, устремлёнными в потолок, проплыли ряды сияющих светильников. Остальное Игорю запомнилось какими-то отдельными кадрами, но резкий запах лекарств преследовал всё время, казалось от этого даже трудно дышать. Как долго всё продолжалось, Игорь не знал. Сильная боль отступила, ощущалось постоянное жжение в разорванных мышцах, и начался изматывающий озноб. Всё плечо, до самой шеи, скрыла плотная повязка. Левую руку примотали бинтами к туловищу. К правой прикрепили капельницу, также лишив её подвижности. С этими устройствами его, полулежа, расположили на кровати в отдельной палате, нарядив в пижамные брюки и укрыв двумя одеялами. Он сразу заснул.47
Утро наступило как-то разом. Сначала Игорь не понимал, где он? Потом, наконец, сообразил. Все события прошлых суток снова встали перед глазами. Но задумываться над происшедшим не хотелось. Он внутренним чувством понял, что надо себе дать время. Разложить, что называется «по полочкам», а потом уже постараться сделать выводы. Правда, сейчас думать мешала и ещё одна жгучая естественная надобность. Игорь попытался привстать, но заболела простреленная рука, а правая всё ещё была приколота к капельнице. Но его ерзанье на кровати не прошло незамеченным, и в палату вошла медсестра, причем та самая, что недавно на него жаловалась главврачу за то, что выставил из палаты больных при допросе избитого Иванова. Она профессиональным чутьём поняла Игоревы проблемы, непринуждённо поздоровалась и, как само собой разумеющееся, поинтересовалась: –Вам по-маленькому? Сейчас подам утку. Игоря обдало внутренним жаром, хотя, как взрослый человек, он понимал, что дело это обычное, и в палате он один, и свидетелей не будет. Но сказалось отсутствие опыта излечения в больницах, и он неуверенно попросил: – Скажите, можно я сам дойду? Где у вас туалет? – Вам велено лежать, – запротестовала сестра, но увидев решительное движение Игоря, почувствовала его смущение в этой, в общем-то, житейской и привычной ей ситуации. Отсоединив капельницу, она помогла ему сесть на кровати, и, спохватившись, добавила: –Сейчас тапочки подам, но вы не торопитесь, а то ещё голова закружится. Туалет вправо по коридору. Игорь поднялся, переждал легкое головокружение, и довольно уверенно вышел в коридор. Медсестра, поняв, что держится он твердо, отпустила его руку и пошла позади. В коридоре Игорь с удивлением увидел хорошо знакомого сержанта полиции, того самого, что перетаскивал его через лужу. Сержант широко улыбнулся и резко поднялся со стула. От его движения на пол свалились несколько иллюстрированных журналов, которые до этого располагались у него на коленях. Поправив на груди автомат, он спросил: – Ты чего вскочил? Всё в палату принесут. Игорь только махнул рукой и устремился к намеченной цели. В туалете он пробыл недолго. На выходе сполоснул под краном правую руку и дважды провёл ею по лицу, вроде как умылся. Медсестра дождалась его в коридоре и снова стала сопровождать, отставая на полшага. Дойдя до сержанта, Игорь приостановился, и удивлённо спросил: – Ты-то, чего здесь делаешь? – Как это чего? Тебя охраняю. Всю ночь здесь проторчал, сейчас смену пришлют. Ты, если надо чего, скажи мне, я начальству передам. Ты хоть видел того, кто в тебя стрелял? – Да ни фига. Темно же было, и стреляли сзади. Тут сердито вмешалась медсестра: – Вам надо лежать, а вы разгуливаете. Мне за вас опять попадёт, давайте в палату, ложитесь, скоро завтрак и обход. Игорь покорно кивнул сестре, пожал руку сержанту и отправился в палату. Приходилось починяться правилам, но чувствовал он себя терпимо, хотя левой рукой шевелить мешала острая боль. Поковыряв невкусную кашу, поданную заботливой медсестрой на завтрак, Игорь съел бутерброд с маслом и сыром и запил всё чаем. Когда девушка явилась, чтобы убрать посуду, Игорь искренне и благодарно улыбнулся: – Спасибо за угощение. Меня Игорь зовут, а как Вас? А то неудобно как-то… Медсестра улыбнулась в ответ и просто сказала: – Екатерина, можно Катя. –Очень приятно, Катя, будем знакомы. Скажите, а меня долго здесь продержат? – Доктор придёт, его и спросите. Вы всё-таки должны лежать. Не надо сквозную рану бередить, а то потом греха не оберёшься. Отдыхайте. Спорить не приходилось, и Игорь, улёгшись поукладистее, приготовился поразмышлять, но неожиданно снова уснул. Разбудил его врачебный обход. Врач оказался не тот, что ночью делал операцию, а какой-то новый, пожилой и серьёзный. На вопросы Игоря он отвечал скупо, да и сам много не спрашивал и, поинтересовавшись пульсом и температурой, назначил кучу анализов. На главный вопрос, когда выпишут, терпеливо объяснил, что всё зависит от результатов исследований, а сейчас нужно принимать лекарства, чтобы избежать воспаления раны. На этом и расстались. Игорь, осознав, что потребуется лежать в больнице несколько дней, решил смириться и просто отоспаться. Но уединения не получилось.48
Перед обедом в палату заявились следователь Белов и начальник угрозыска Куницын. Они явно бодрились и старались поднять настроение Игоря, подшучивая над тем, как они сами испугались, услышав о покушении, а теперь убедились, что ситуация не критическая. Игорь старался отвечать им в тон. Все трое понимали, что произносят обычные больничные банальности, но ничего лучше люди пока не придумали. Затем наступил этап приёма – передачи гостинцев. Белов притащил яблоки из собственного сада и специально с утра испеченный его супругой пирог. От Куницына поступил апельсиновый сок и плитка шоколада. Игорь их благодарил, уверяя, что всё ему и так дают. А что действительно бы пригодилось, так это «мыльно-рыльные» принадлежности и туалетная бумага. Куницын поклялся доехать к Игорю на квартиру и всё необходимое к вечеру доставить. Повисла пауза. Посетители не решались задавать главные вопросы, а именно, кто и за что пытался Игоря грохнуть. А сам он, не зная, что на эту тему сказать, тоже помалкивал. Начал Куницын, поскольку ощущал лёгкое беспокойство: – Игорёк, ты меня извини. Это из-за меня случилось. Не успел я тебе вечером твою «Альмеру» подогнать. Пошёл ты пешком и на этих козлов нарвался. – Да нет, Женя. Скорее ты меня этим спас. Ждали они на стоянке явно мою машину. На подъезде они увидели бы мои фары и скорее всего не дали бы из-за руля выйти. А так я для них незаметно и неожиданно появился, поэтому и успел почти до подъезда дойти. Белов согласно покивал своей седой головой: – Пожалуй, Игорь-то прав, – и, обращаясь к Игорю, прямо спросил, – сам, как думаешь, почему в тебя стреляли? – Мужики, я просто ума не приложу. Конфликтов ни с кем не было и нет. Никого вроде не подставлял. Мои служебные дела вам тоже известны. Никогда мне никто не угрожал. Буду думать, времени сейчас навалом. Куницын похлопал его по здоровой руке: – Вот-вот, ты давай думай и витамины лопай для укрепления ума. А мы тебя пока поохраняем. Видел пост в коридоре? Уже твоих друзей журналистов выставили из отделения, а то наврут с три короба, своих версий напридумывают. Сам знаешь, такого наплетут, что не отмоешься потом. Белов жестом остановил речи Евгения и, поднявшись, предупредил: – Дело о покушении на тебя будут расследовать важняки из Главного следственного управления Следственного комитета, такое решение на самом верху приняли. Так что, придётся тебе много чего рассказывать, имей в виду. Кстати, Сорокинслужебную машину послал за твоими родителями в Москву, после обеда встречай гостей. Пожелав выздоровления, оба коллеги откланялись, а Игорь невольно задумался над непростым, но жизненно важным вопросом, кому же он так помешал, что за это его готовы лишить жизни? Действительно, в такой ситуации охрана не казалась излишней мерой.49
О прибытии родителей Игорь догадался по шуму в коридоре. Наверное, очередному постовому объясняли, кто они и зачем явились. Игорь успел спустить ноги на пол и встретил своих в сидячем положении, стремясь своим видом показать, что ничего страшного с ним не случилось. Но такая попытка успокоить мать и отца не удалась. Войдя в палату, мать сразу заплакала, а по напряженному лицу отца Игорь с болью почувствовал, как трудно переживают родители известие о его ранении. Над головами родителей торчала бледная Борькина физиономия с явным выражением испуга и смятения. Игорь хотел подняться в полный рост, но по-гвардейски выпрямиться рана всё-таки помешала, да и капельница, позволявшая сидеть, вставать не давала. Пришлось неловко наклониться в правую сторону. Мать осторожно обняла сына, а отец пожал правую здоровую руку. Борька, опасаясь навредить своим прикосновением, энергично помахал своей ручищей. Заговорили все сбивчиво. Игорь успокаивал, мать ужасалась, не переставая плакать, отец, вспомнив о своей профессии, задавал сугубо медицинские вопросы, Борька изрекал ободряющие комментарии. Но, поскольку семья была в сборе, сумбурный разговор плавно перетёк в практическое русло. Игорь ещё в детстве вычитал про муравьёв, что если в бутылку с песком посадить одного муравья, тот станет рыть норку через час, если двоих посадить, то начнут устаивать жильё через полчаса, ну а если подвергнуть такому опыту десяток мурашей, то они примутся копать сразу. Видимо, точно так же устроены даже такие великие и всесильные существа – венец эволюции – люди. Общение сразу упорядочилось. Игоря усадили, а потом уложили в кровать. Мать села в изножии, отец на единственный стул, а Борька, не страдающий комплексами, уселся на прикроватную тумбочку, взяв на руки пакеты с дарами предыдущих посетителей. На вопросы о происшедшем, Игорь отвечал кратко, стараясь успокоить самых дорогих ему людей. В версии для родных всё выглядело так, что это какой-то пьяный хулиган ни с того ни с сего выстрелил в сторону Игоря из травматического пистолета и попал в руку, после чего убежал. Об остальных, неудачных выстрелах, Игорь промолчал. Рана, сказал он, несерьезная, завтра могут уже выписать, поэтому излишне беспокоиться не стоит. Его версию родные выслушали, но восприняли по-разному. Мать, стараясь казаться спокойной, стала осторожно выспрашивать: – Игорь, как же так случилось? Ты никогда нам не говорил, что есть какие-то опасности. Когда ты в армии служил, мы все волновались. Но там ты находился всего год, и ты был в коллективе, среди сверстников. Мы тебя ждали и дождались, и нам казалось, что все трудности закончились. Диплом юриста у тебя на руках, впереди спокойная работа в родном городе, создание семьи, появление детей, а для нас внуков, на нашу радость. А вместо этого ты здесь в чужих местах среди незнакомых людей, а теперь и до стрельбы дело дошло. Зарплата у тебя невеликая, живешь в съёмной квартирке, питаешься кое-как, и ради чего это всё? Потеряешь здоровье и останешься никому, кроме нас, не нужен. А то, не дай Бог, ещё печальнее кончится. Видишь, оказывается, как опасно жить в таком неспокойном городе, и тем более ходить по ночам. Мать не удержалась и заплакала. Игорь перешёл в оборону: – Мама, ты, пожалуйста, успокойся и не преувеличивай. Калашин – город очень тихий, а психи есть повсеместно. Что и когда придёт такому в голову, не просчитаешь. И водятся они везде, в Москве тоже. И там их побольше. Ну, а позднее возвращение с работы обычное для меня дело, потому что рабочий день у следователей ненормированный. Ты сама знаешь, что на ту работу, о которой я мечтал, мне в Москве устроиться не удалось. И Калашин совсем неплохое место. Со многими я здесь познакомился, люди хорошие, правильные, и сам город мне нравится, так что ты несправедливо говоришь, что всё вокруг чужое. Я к такой своей жизни привык и другой для себя пока не хочу. Успокойся и пойми, то, что случилось – это просто нелепое происшествие, чья-то идиотская выходка. Тем более, закончилось всё благополучно, ты же видишь, скоро поправлюсь. Извини, что так вышло, и вам пришлось из-за меня нервничать и сюда ехать. Мать махнула рукой и горько подытожила: – Ты меня или не слышишь, или понять не хочешь, что за упрямство такое? Весь в отца. Отец вздрогнул, не ожидав такого упрёка, но в препирательства, учитывая печальные обстоятельства их встречи, пускаться не стал и перевёл разговор в медицинскую плоскость: –Вспомни, Игорь, что врач тебе говорил про рану? Не сильно она инфицирована? Кости, сосуды, нервы не затронуты? Какой прогноз по времени лечения? Игорь, которого эти вопросы поставили в тупик, отца постарался успокоить, сказав, что врачи опытные и уход за ним прекрасный, никакой боли он не испытывает. От этого их диалога мать снова всплакнула. Тут ввязался Борька, и стал выяснять у Игоря, двигаются ли пальцы на руке? Игорь, чтобы разрядить обстановку, перед носом брата издевательски пошевелил пальцами правой неповреждённой руки, с улыбкой вспомнив эпизод из любимой комедии про руку бриллиантовую. После обмена информацией родители перешли к практическим действиям. Отец отправился разыскивать лечащего врача, чтобы выяснить медицинские подробности, как коллега – у коллеги. Мать, уточнив, где находятся удобства, отправилась мыть привезённые фрукты. Борька, дождавшись, когда закроется дверь, с дрожью в голосе спросил: – Скажи, Игорёк, это всё из-за вчерашнего? Бандиты отомстили? Игорь, внутренне оценив беспокойство брата, который посчитал, что, втянув Игоря в решение проблем с похищением и вчерашним освобождением сисадмина Ермакова, он его подставил, решил Бориса немного повоспитывать и строго поинтересовался: – Ты никому про это не рассказывал? Борька стал клясться и божиться, что никому ни слова не сказал, ни родителям, ни друзьям. К тому же, из его рассказа выяснилось, что на обратном пути спецназовцы, которые чувствовали себя героями, хватанули водки из припасённых «на всякий пожарный» фляжек. Поднесли и Борьке, которого они всячески расхваливали, наверное, моля про себя Бога, что обошлось без трупов. От обильного угощения Борька, доставленный прямо до подъезда, сразу завалился спать и продрых остаток дня и всю ночь. О ранении Игоря семья узнала из утреннего телефонного звонка руководителя следственного отдела Сорокина, который выслал за ними машину. Игорь брата успокоил, заверив, что никакой связи между захватом бандитов и покушением на него нет и быть не может. Борька расслабился, выудил из пакета, принесённого Беловым, яблочко и откусил сразу половину. Наблюдая за жующим братом, Игорь с ясной определённостью представил себе, что пулю в лоб он мог получить ещё вчера на рассвете, да и вечером стрелок мог оказаться удачливее и взять чуть правее, прямо в сердце. Два раза за одни сутки – это многовато. Ведь не на фронте же он. Никогда так близко к нему смерть не подходила. Похороны бабушек и дедушек в счёт не шли. Тот случай во время армейской службы, когда над головами их отделения на полигоне, по ошибке пронеслись две очереди из башенного крупнокалиберного пулемёта, тоже смертельный, но всё-таки пули тогда не предназначались лично ему. Поэтому инцидент на стрельбище хорошо подходил, чтобы стращать девушек на вечеринках, добиваясь их благосклонности, но, в сущности, являлся бы нелепым по своей простоте несчастным случаем, от которого никто и никогда не застрахован. Игорю впервые пришла мысль о том, что его работа прямо сопряжена с необходимостью уметь защитить себя и близких. Все опасности профессии, о которых он слышал на лекциях и читал в учебниках, оказались вполне реальными. И если вчера утром они с Борькой по собственной неосторожности оказались под выстрелом гонимого ужасом захвата преступника, который не очень разбирал, кто перед ним, и просто хотел расчистить себе путь для бегства, то вечером Игорь стал мишенью киллера, желавшего лишить жизни лично его, Игоря Климова. Причем, именно следователя Климова, потому, что не имелось в его частной жизни ничего такого, что кого-нибудь заставило желать ему смерти. От этих мыслей его отвлекло возвращение родителей. Мать принесла виноград и абрикосы, на которых ещё сверкали капельки воды, и стала разбирать содержимое тумбочки, согнав с неё Борьку. Отец бодро доложил, что по прогнозу медицины осложнений не ожидается. Крупные сосуды не задеты, кости и нервы тоже. Если не будет нагноения, дня через три – четыре выпишут для амбулаторного лечения. На кратком семейном совете постановили, что мать и брат останутся до выписки Игоря в Калашине, чтобы его навещать, а отец вернётся на работу и поможет, если потребуются какие-то процедуры или медикаменты. Переводиться в московскую клинику Игорь, которого всё устраивало и здесь, не захотел. Уже уходя из палаты, мать остановилась и как-то неуверенно сообщила: – Ты знаешь, сынок, я Ирине рассказала, что ты ранен и в больнице. Предлагала поехать с нами, но она не смогла и пообещала, что будет звонить тебе, а потом навестит. Игорь, который понял всё, что мать не досказала, в ответ просто кивнул головой.50
Несколько дней до выписки пролетели незаметно и как-то весело. У Игоря с визитами побывал весь следственный отдел. Коллеги натащили столько еды, что пришлось делиться с соседними палатами и подкармливать полицейских, которые, сменяясь, по-прежнему торчали на посту в коридоре, охраняя жизнь Игоря. Полицейские обжились, притащили со второго этажа мягкое кресло, и завели небольшую библиотеку детективов. Очередной дежуривший выдавал книжки Игорю и всем желающим из числа работников больницы и больных. Большой досадой для служивых явился запрет на курение в самой больнице и её окрестностях. Но, поскольку все живые люди, при помощи младшего медперсонала решение нашлось, и постовые иногда с таинственным видом отлучались, чтобы, возвратившись, обогатить медикаментозный запах больничного коридора табачным перегаром. Единственными приношениями, которые отвергала строгая медсестра Катя, были роскошные осенние букеты, которые в изобилии доставлялись женской частью коллектива. Эти знаки внимания и, возможно, симпатии, Игорь передавал матери, посещавшей его дважды в день. Сопровождающий её Борис утаскивал цветы на квартиру. Катя конфисковала и две бутылки коньяка с яркими золотистыми этикетками, которые притащил «на здоровье» следователь Раджабов. Коньяк презентовали лечащему врачу, и инцидент этим исчерпался. Правда, один человек из следственного отдела, из-за «большой занятости» к Игорю не приходил – заместитель руководителя Петрова. Но и Игорь встреч с ней не жаждал, поэтому всё происходило к взаимному удовольствию. Омрачали больничное существование ежедневные перевязки и другие, менее болезненные процедуры. Рана быстро затягивалась. Сыграло ли роль искусство лекарей или животная страсть молодого организма поскорее восстановиться, сказать трудно. Но день выписки настал. Марлевая повязка и так день ото дня облегчавшая, стала минимальной. Рука уже почти свободно двигалась, но, по-прежнему, приходилось покоить её на специально купленной в аптеке синей подвеске, названия которой Игорь так и не запомнил. Состояние Игоря не позволяло пока сесть за руль. Борька, недавно обзаведшийся шоферскими правами, своим водительским искусством большого доверия у матери и Игоря не вызывал, но делать нечего, решили рискнуть. В «Альмеру», по которой Игорь истосковался, загрузили не успевшие увянуть цветы, мешок яблок из сада Белова, и поутру тронулись в дорогу. Водительская манера Бориса оказалась несколько резковатой, но Игорь, усевшийся на переднее пассажирское место, давал советы и, по мере возможности, наставлял брата в умении видеть дорогу и предугадывать фортели других участников движения. Борька, как и положено, в таких случаях, злился и бурчал, что «машиной из кузова не рулят». До Игоря, наконец, дошло, что брат свои навыки вождения обрёл не на реальных трассах, а в компьютерных догонялках. Там легко можно при неудаче прервать аварийный эпизод и вновь включиться в игру, выбрать машинку покрасивее и вновь рассекать по автомагистрали, тратя виртуальные жизни. Свои советы Игорь начал облекать в более мягкую форму, и постепенно дело стало налаживаться. Молодой водитель начал видеть окружающий его автомобильный поток, держать более безопасную дистанцию и не стараться удивить окружающих неожиданными перестроениями. Так потихоньку и доехали до родного двора. На парковку машину поставил всё-таки сам Игорь, орудуя правой рукой. Не успели подняться в квартиру, зазвонил мобильный телефон Игоря. Номер неизвестно чей, но Игорь ответил. Оказалось, что это следователь по особо важным делам, который просит, если позволяет здоровье, завтра к десяти утра прибыть в Следственный комитет, для допроса в качестве потерпевшего. Игорь пообещал быть. Сразу нахлынули воспоминания. Не все из них приятные. Но скрывать ему нечего, а как работают старшие коллеги, посмотреть было интересно. Семейный вечер прошёл мирно. Только отец расстроился, узнав, что Игоря вызвали на работу. Оказывается, он на одиннадцать договорился о консультации у ведущего травматолога в их клинике, а теперь придётся это отменить. Игорь заверил, что его визит к следователю будет недолгим, а потом он всецело в распоряжении врачей. Отец развёл руками, но вынужденно согласился. Борис, наскоро поужинав, извинился, и умотал на свою ежевечернюю тусовку. Отец ушёл в комнату и включил телевизор. За кухонным столом остался Игорь с матерью. Неспешно пили чай. Посреди стола возвышалась ваза с яблоками, на их вымытых ярко-красных боках бликами отражался свет потолочных точечных светильников. Игорь почувствовал себя как-то уютно и защищенно, как в детстве. Он сам решился начать с матерью разговор, которого долгое время избегал. Игорь и раньше ощущал беспокойство родителей за него, за его судьбу, но нужные слова как-то долго не находились. А тут вдруг выговориться захотелось самому: – Знаешь, мама, – начал Игорь и понял, что она давно ждала его откровений, но не торопила, – хотел тебе сказать, что я вам очень благодарен и Борьке. Здесь мой дом, мои родные люди, я всем вам обязан. Но приходит момент, когда нужно самому начать свой путь, встать на свою дорогу. Вот ты говорила о том, чтобы мне вернуться. Согласен, здорово это. Когда ты знаешь, что у тебя крепкий тыл, за тебя волнуются, всегда рады твоему возвращению. Ты приходишь не в пустое временное жилище, где всё не твоё. Мебель расставлена не твоими руками, занавески выбирал кто-то тебе даже не знакомый. И улица чужая, и город. Я уже не говорю о том, что ужин никто не приготовит и носки никто не постирает. Но, ты знаешь, я это выбрал сам. Не потому, что дома мне плохо, или я с вами вместе жить не хочу. Нет, не это. Вас всех я очень люблю. Но хочу быть самостоятельным и уже больше года так живу. Относительно, конечно. Вам я благодарен за то, что деньги даёте, машину купили и вообще поддерживаете. Но я постепенно всё налажу сам. Должно это у меня получиться. Людей настоящих я там узнал. Хорошие мужики, надёжные. На работе у меня и ошибки и проблемы есть, но без этого не бывает, сама знаешь. Хочу тебе сказать, что с Ирой у меня как-то не получается. Я мечтал, что она переедет ко мне, заживём семьёй. Но признаюсь, сам виноват, витал где-то в облаках. Не подумал о её планах, о её будущей работе. Она от Москвы отказываться не готова. И она права: для её специализации нужна столица, большие клиники. А что в Калашине? Но и я бросить своё дело не готов. Вы и она считаете это упрямством, что из принципа я там торчу. А у меня ощущение, что там я как раз на своём месте. Вырасту профессионально, тогда можно будет что-то менять. Вот и вышло, что какие-то чувства у нас с Ириной сохранились, друг друга мы понимаем, но шаг навстречу никто из нас делать не готов. Вот, ведь, бывает, оказывается, и так. Не могу её уговаривать или обещать, что сам в Москву возвращаюсь. Не хочется обманывать ни её, ни себя. Поэтому пусть будет, как будет. А, может, никак не будет. Ты уж извини. Я выговорился. Мать, склонив голову, выслушала сына, не прерывая. Потом подняла на него глаза: – Даже не знаю, что тебе сказать. Конечно, за тебя мы все переживаем. Тем более на тебя такие ужасы свалились. И разлад с Ириной нас огорчает. Но жить тебе, и решать тебе. Поступай так, как считаешь нужным. Спасибо, что рассказал, объяснил. Мы примерно так и рассуждали. Не терзай себя, всё образуется. Ладно, давай спать, поздно уже. Игорь кивнул головой, и устало улыбнулся.51
Утром Игорь быстро побрился и нырнул в душ. Повязка сильно мешала, её нельзя было мочить. Но за дни своего ранения Игорь так приладился управляться душевой лейкой, что вся процедура много времени не заняла. Довольный собой, он отправился завтракать, а потом, войдя в комнату, увидел приготовленный матерью темный костюм и белую свежевыглаженную рубашку. Что ни говори, а удобства жизни в семье дорогого стоили. Особо это начинаешь ценить пожив самостоятельно. Нарядившись, Игорь опустил во внутренний карман пиджака служебное удостоверение, в боковой – предусмотрительно купленный матерью проездной на все виды транспорта. На улице было солнечно, но прохладно. Редкие облачка дождя не сулили. Игорь быстрым шагом дошёл до метро и в набитом людьми вагоне отправился на «Бауманскую», откуда до Следственного комитета можно дойти пешком, или проехать три остановки на трамвае. Игорь выбрал пешее передвижение. Хотелось пройтись, продышаться. Раненая рука уже почти не беспокоила. Игорь всё ещё пользовался поддерживающей подвязкой, но, идя по вызову, решил от неё временно отказаться. Чтобы шаги не слишком отдавались болью в ране, Игорь, согнув левую руку в локте, придерживал её в этом положении, сжимая в ладони борт пиджака. Если не торопиться, то так идти можно спокойно. Времени до встречи оставалось достаточно. Поравнявшись с высотным зданием, в котором располагались многочисленные подразделения Следственного комитета, в том числе Главное следственное управление, Игорь задрал голову и окинул взглядом, уходящие ввысь этажи. Он ни разу здесь не бывал, хотя много чего наслышался от коллег, поработавших в составе больших следственных групп. Вопреки его ожиданиям здание выглядело не слишком презентабельно, оно явно нуждалось в ремонте. Поражал и какой-то неестественный цвет облицовочной плитки. В ярких лучах осеннего солнца она была мутно-фиолетовой. С улыбкой Игорь вспомнил придуманное зубоскалами неофициальное название этого сооружения – баклажан. От улицы прилегающую к дому территорию отделяла высокая ограда из металлических прутьев. Игорь уверенно вошёл в небольшой домик проходной и направился к турникету, который охранял закованный в бронежилет полицейский. Игорь привычным движением выудил из кармана служебное удостоверение, показал его и шагнул в проход. Полицейский неожиданно преградил Игорю путь со словами: –Вы к кому, молодой человек? –Я следователь, прибыл по вызову, – Игорь опешил и обиделся. Выходило, что в родное ведомственное здание его не пропускают. Он беспомощно оглянулся, как бы ища поддержки. Небольшая группа окружавших его людей держалась совершенно отстранённо, подчёркивая своим видом, что пришли они по своим важным делам и проблемы Игоря их не касаются. Игорь расстроенно обратился к постовому: – Так как мне быть-то? – Обратитесь в бюро пропусков. Вот тут слева окошко. Если Вас вызывали, то должны были заказать пропуск. Игорь машинально отправился к окошку и, отстояв небольшую очередь, получил пропуск, который действительно заранее заказали на его имя. Мужчина в гражданском костюме, сидящий по ту сторону стекла, протягивая листок пропуска, вложенный в его служебное удостоверение, поинтересовался у Игоря: –Вы знаете, куда нужно идти? –Нет, я тут первый раз. –Главный вход, прямо к лифту, пятый этаж, пятьсот двадцать пятый кабинет. Выдавив «спасибо», обескураженный таким приёмом Игорь торопливо пошёл от проходной через двор к единственному входу, который и считался главным. Непредвиденная заморочка с получением пропуска выбила его из графика, он на несколько минут опаздывал и из-за этого переживал. Оказавшись в лифтовом холле пятого этажа, Игорь беспомощно оглянулся, выбирая нужное направление. Никаких указателей не наблюдалось, поэтому он просто пошёл по слабо освещённому коридору, и очень скоро сообразил, что, судя по убывающей нумерации кабинетов, он удаляется от кабинета под номером 525. Игорь развернулся и заторопился в обратную сторону. При этом выяснилось, что коридор образует замкнутое кольцо. Поняв логику строителей, найти нужный кабинет оказалось довольно просто. Игорь постучал и, услышав приглашающее «да», вошёл. Помещение оказалось довольно маленьким, меньше чем у самого Игоря в Калашинском следотделе. За столом восседал плотный мужчина средних лет, с коротко остриженными седыми волосами. На широком загорелом лице помещались ультрамодные очки с голубоватыми стеклами в золотой оправе. Синюю форменную куртку украшали широкие золотые погоны генерал-майора юстиции и вышивка из золотой канители на воротнике. Вид у хозяина кабинета был серьёзный и внушительный. Игорь представился, генерал привстал и, протянув руку для рукопожатия, кивком предложил садиться. Мужчина назвался Николаем Ивановичем и, обращаясь к Игорю по имени и отчеству, рассказал, что по факту покушения на его жизнь возбуждено уголовное дело, поэтому необходимо признать Игоря потерпевшим и допросить обо всех известных ему обстоятельствах. Игорь впервые оказался потерпевшим и теперь ощущал некоторое раздвоение мировосприятия. Он привык себя чувствовать следователем, добывая у подследственных нужную для расследования информацию, а теперь старшему и более опытному коллеге предстояло выпотрошить его самого. Николай Иванович начал задавать обычные вопросы, такие же точно, какие задавал бы и сам Игорь. Временами старший следователь по особо важным делам или, как это называлось в своей среде, важняк, прерывался, и умело набивал текст ответов на компьютерной клавиатуре. Игорь оценил, что работа шла споро, и надеялся, что допрос не затянется. Его беспокоила несильная, но нарастающая боль в раненой руке, которую он растряс, прогуляв без ставшей уже привычной поддерживающей перевязи. Николай Иванович сделал паузу в расспросах и с наслаждением закурил, предложив курить и Игорю. На его отказ, просто пожал плечами. Игорь, пользуясь возможностью, огляделся в бедно обставленном кабинете. Не официально выглядели только складной зонт и портфель, лежащие в нижнем отсеке книжного шкафа, и настенная фотография в простой рамке. На фотографии неясное солнце проложило световую дорожку по глади озера или большой реки. Красноватые оттенки низко висящего светила не давали определить, какой момент поймал автор снимка. То ли восход, то ли закат. Неожиданно мозг Игоря погрузился в решение этой проблемы, и даже тема допроса отошла на второй план. Наверное, сработал какой-то психологический механизм защиты, позволяющий сменить внутренний настрой и укрыться от травмирующей ситуации, связанной с покушением. Его так и подмывало спросить у важняка про время съёмки. Николай Иванович, сделав завершающую глубокую затяжку, прижал сигарету к пепельнице и внимательно глянул на Игоря. Почувствовав, что допрашиваемый ушёл в себя, решил преодолеть это, перейдя на откровенность: –Знаешь, Игорь, я давненько расследую подобные дела. Со многими нашими ребятами на эту тему общался, и пришёл к тому, что нашего брата – следователя, или, если взять шире, вообще правоохранителей, начинают стрелять в двух случаях. Первый – это когда взял взятку и обязательства не исполнил, а второй, когда в личной жизни кому-то дорогу перешёл: бабу увёл или по-другому накосячил. Я тебя слушаю, и вижу, что в эту схему покушение на тебя не укладывается. В том, что никаких конфликтов или взяток, не было, я тебе верю и, по секрету, скажу, что оперативных данных об этом тоже никаких нет. Даже каких-то слухов или анонимок. Что, конечно, в твою пользу. Мстят, бывает, и за нашу работу. Я лично, за всю жизнь, знаю по всей стране всего несколько таких случаев. Давай подумаем, кому ты мог своей работой дорогу перейти? Не торопись, повспоминай. Игорь, чувствовавший уважение к этому седому, много повидавшему и много сделавшему в профессии мужику, не обиделся на переход на «ты» и опять задумался над причинами покушения. Размышлять об этом пришлось уже не раз, многие версии Игорь взвесил и отверг, но рационального объяснения так и не нашёл. Никакой ненависти к стрелявшему или страха перед ним, как это ни странно, у Игоря не возникло. Это ему подсказывало, что у стрелявшего, скорее всего личных мотивов убить не было. Игорь чувствовал скорее азарт, как в спорте или на охоте, хотелось сначала взять реванш, отловить стрелка, а уж потом рассмотреть и оценить этот сомнительный приз, или добычу. Это высказать вслух он постеснялся и решил забросить пробный шар: –Николай Иванович, может быть, хотели просто припугнуть, или спутали с кем-то? Важняк усмехнулся, раскусив лежащую на поверхности уловку: –У нас имеется машина, в ней несколько человек, пригодный для стрельбы пистолет, стрелок, готовый на убийство, серия произведённых выстрелов. Всё это говорит только об одном: всё предварительно организовано и сделано по заказу. На твоё счастье первый выстрел вышел не по месту. То ли действительно ты успел инстинктивно уклониться, то ли киллер сплоховал, но жизненно важные органы он не поразил. Когда ты упал в кусты, в темноте он тебя не видел и стрелял наугад. Но добить не смог, не попал. Соседи всполошились, свет включили. Он испугался и убежал к подельникам в машину, на которой все они и скрылись. Кстати сказать, ваши криминалисты хорошо там поработали, с места происшествия изъяты гильзы, и даже пулю в земле обнаружили. Пистолет, из которого стреляли в тебя, раньше нигде не светился. Поэтому в пулегильзотеке данных об этом экземпляре нет никаких. По законам жанра, такой палёный ствол выбрасывают куда-нибудь в реку, где поглубже. Но искать всё равно будем. Сейчас анализируем телефонные соединения с места происшествия, может быть, это что-то даст. Изучаем дорожные видеокамеры. Короче, все подключились, будем ждать результаты. Но ты сам веди себя поосторожнее, по ночам не шастай, не подставляйся больше. Как я понял, про ошибку и про попугать ты просто так закинул, чтобы я отстал? Игорь улыбнулся и кивнул головой. Понимая его состояние, Николай Иванович задумчиво предложил: –Может, применить меры защиты, данные об адресе и телефоне закрыть, охрану приставить? Как сам думаешь? –Закрыть данные об адресе, телефоне, машине конечно можно, если это ещё не поздно. Охрана тоже хорошо, но я сейчас в Москве, у родителей, поэтому, наверное, охрана не нужна. По ночам гулять не собираюсь, да и рука пока беспокоит, хочу отлежаться, – рассудительно, без всякой бравады, высказался Игорь, внутренне хорошо понимая, что от настоящего киллера скрыться трудно. Его спокойствие понравилось важняку, который видел, что Игорь не рисуется и, понимая возможную опасность, не хочет причинять никому лишние хлопоты. Подписав составленные следователем по особо важным делам документы и получив на руки свой пропуск с отметкой о времени выхода, Игорь с облегчением покинул кабинет. Он на себе ощущал, что общение в ходе допроса, пусть даже и с доброжелательным следователем – это стресс, даже для него, уже считавшего себя профессионалом. Нужно будет это впредь учитывать и, по возможности, использовать. Но сейчас, шагая от проходной, углубляться в подобные размышления Игорь не стал, потому что простреленная рука разгорелась острой болью. Пришлось, наплевав на удивлённые взгляды встречных, поддерживать больную конечность правой рукой под локоть и ускорить шаг. На его счастье к недалёкой остановке со скрежетом подкатил полупустой в это время дня трамвай. Игорь успел забраться по ступенькам и, миновав электронный турникет, уцепиться здоровой рукой за поручень, перед тем как трамвай содрогнулся и начал свой бег. Домой он добрался, как в тумане, и сразу лег на диван, дожидаясь, когда неожиданно сильная боль поутихнет. К счастью, никого дома не было.52
Десять дней на больничном пролетели, как один день. На допросы Игоря никто больше не вызывал. Врачи в отцовской больнице, осмотрев Игоря, пришли к выводу о том, что ранение никаких осложнений не вызвало. Оставалось потихоньку разрабатывать мышцы плеча. Но появилась какая-то непонятная маята. Неожиданно оказалось, что Игорю не хватает работы, общения с товарищами, и, вообще, он заскучал по Калашину. В один прекрасный день он объявил, что завтра уезжает. Мать всплакнула, но принялась собирать в дорогу продукты и одежду. Несмотря на конец сентября, дни стояли погожие, без дождей. Игорь с удовольствием сел за руль и тронулся в путь. Мысленно перебирая прошедшие дни, он ощущал их как что-то светлое. Единственным грустным моментом стало охлаждение в отношениях с Ириной. За всё время пребывания дома Игорь только несколько раз поговорил с ней по телефону, но самому встретиться не удалось, Ирина ссылалась на занятость и от встречи уклонялась. Он это почувствовал и решил не настаивать. Дорога отвлекла от размышлений. Игорь внутренне настраивался на работу, представлял, как встретится с коллегами. Километры до Калашина пролетели незаметно. Машина послушно заехала на стоянку у следственного отдела и остановилась. Игорь заглушил мотор, распахнул дверцу и задумался. Вот сейчас он шагнёт в ту жизнь, какую выбрал сам. Вопреки желанию родственников, ценой разрыва с Ириной. Стоит ли того его выбор? Достаточно захлопнуть дверь и вернуться в Москву. Увольнение много времени не займёт. Начальство в претензии не будет, уж слишком много от Игоря беспокойства. Куницын с Беловым пожалеют – пожалеют, махнут рукой и примутся за повседневные дела. Без него. Ничего, по сути, и не изменится. Печально сознавать, что собственную роль в общих процессах мы сильно преувеличиваем. Наверное, это вообще свойственно людям. Но убеждаться в обратном на своём примере довольно горько. Игорь так и сидел бы, решая, делать ли судьбоносный шаг, но во двор с шумом въехала машина Раджабова. Тот пребывал во всегдашнем хорошем настроении. Увидев Игоря, просиял и бросился к нему. Игорь неловко выбрался из-за руля, торопясь ответить на обнимания Раджабова. Тот не никак не унимался: – Привет, дорогой! Как здоровье? Мы тебя заждались. Давай вечерком отметим, посидим, как думаешь? – Да не знаю пока, видишь, только приехал. Зайду к Сорокину, послушаю, что руководство скажет. – Ну, давай, давай, после позвони, – Раджабов, продолжая держать Игоря под руку, повлёк его к входу. Игорь вдруг понял, что Раджабов по-настоящему рад встрече, рад Игорю, рад его выздоровлению. На душе как-то просветлело и печальные мысли упятились, уступив место желанию поскорее увидеть ставших почти родными людей. Раджабов начал разговор с охранником, выясняя, оставляли ли для него пакет, а Игорь легко вбежал на второй этаж и вошёл в пустующую приёмную. Постучал в знакомые двери и, услышав приглашение, вошёл к Сорокину. Сорокин обрадовался. Игорь знал, что первая реакция на внезапно появившегося человека самая искренняя, по крайней мере, так его учили на лекциях по юридической психологии. Он и сам был рад видеть своего руководителя, несмотря на прошлые упрёки и замечания с его стороны. После пары дежурных вопросов про здоровье, разговор перешёл в производственное русло. Сорокин сообщил, что дела, находившиеся в производстве у Игоря, передали другим следователям, поэтому ему придётся начинать с чистого листа. Игорь кивнул, понимая, что это естественный ход событий и обижаться не на кого. Сорокин отдал ему ключи от сейфа и от кабинета и пожал руку. Войдя в свой кабинет, Игорь первым делом распахнул окно и уселся в кресло, вновь привыкая к рабочей обстановке. Не успел он толком оглядеться, как почти весь состав отдела набился в его тесные служебные хоромы. Все улыбались, поздравляли с выздоровлением и всячески выражали свою поддержку. Белов похлопал по здоровому плечу и заверил, что Куницын уже выехал и им есть, что обсудить. Постепенно народ растёкся по рабочим местам, и Игорь, наконец, остался в одиночестве. Он бесцельно перебирал карандаши и шариковые ручки в ящике стола, когда без стука в дверь стремительно вошёл Куницын. Игорь поднялся навстречу. Обнялись. Не успел Куницын расположиться, в кабинет вернулся Белов и тоже сел напротив Игоря. Все помолчали. Разговор предстоял важный, поэтому никто начать его не торопился. Не выдержал Белов: –Ну что, мужики, полной ясности пока нет, но с мёртвой точки дело сдвинулось. Убийц Садакова по-прежнему ищут, анализируя телефонные соединения. Нужно время, надежда на успех есть. Двух громил, которые похитили и пытали бывшего системного администратора из «Финкома», взяли крепко, они не соскочат. Пока молчат вглухую. Но похищенный их опознал и изобличает, взяли их с огнестрельным оружием, а это ещё одна статья. Так что, мало им не покажется. Дело о нападении на свидетеля Иванова в производстве пока у меня. Мы этих двух молодцев на это преступление примерили. Описание подходит. В их машине обнаружили поддельный государственный регистрационный номер «153 ТАМ», тот самый, что засветился в тот день в деревне Стеблево. Для опознания Иванову злодеев пока не предъявляли. Решили повременить и подготовиться. Если он их опознает, а он опознает, то они оба будут привязаны к убийству Садакова. Об этом через адвокатов сразу оповестят их покровителей, а по нашим прикидкам это и есть заказчики убийства. После такого «подогрева» они зашевелятся и как-то себя проявят. На этом строится наш расчёт. Давай теперь ты, Евгений. Куницын с готовностью продолжил: –Показания Вовы Ермакова, этого самого сисадмина, я изучил. Про похищение там подробно изложено, но вот про «Финком» всего несколько слов. Девочка-следователь пока не рассматривает версию о том, что заказ на похищение пришёл из «Финкома», а оба арестованных помалкивают. Факты похищения, наличия и применения огнестрельного оружия отрицать бесполезно, они объективно доказываются. А вот о заказчиках они будут молчать до последнего. Поэтому нам нужно этого Ермакова вытащить и разговорить. Лучше это сделать в областном управлении уголовного розыска. Я там ребят озадачил, они не против, но нужно моё присутствие. Вы мне вопросник напишите, чтобы чего не упустить. Теперь Игорь, про покушение на тебя. Сам понимаешь, информации мало. Уголовное дело в производстве важняка из Следственного комитета. Оперативное сопровождение по делу осуществляет аппарат МВД, а они сведениями не делятся. Но могу сказать, что гильзы и пуля не числятся по пулегильзотеке. На гильзе есть генетический материал, но это всё, что я знаю. Да, ещё, телефонные номера в день покушения высветились в нашем регионе один раз. Сейчас пытаются выяснить, с кем связывались и в каких местах ещё проявились. Машины никто не видел. Но по камерам видеонаблюдения у нас в Калашине на здании банка и на выезде из города засветилась тёмная вазовская «девятка». По времени это точно она, но номера были закрыты. Я поговорил с местной братвой, они клянутся и божатся, что никто из наших урок к покушению на тебя не причастен. Но это, сам понимаешь, придонный планктон. Они мало что решают. Приказ на тебя мог отдать и кто-то повыше. Но мне к ним дорога заказана, не мой уровень, со мной разговаривать не будут. Игорь не утерпел: – Слушай, Женя, по твоим словам, выходит, что в государстве есть параллельная силовая структура со своими правилами, согласись, что звучит диковато… – Не горячись Игорь, – вмешался в разговор Белов, – это громко сказано «параллельная силовая структура». Никакой единой преступной организации, конечно, нет и быть не может. Давно бы всех пересажали и перестреляли. Вспомни…, извини, забыл про твой возраст, почитай тогда, что творилось в девяностых. За ночь, бывало, у нас в Калашине на два-три огнестрельных трупа вызывали. А в столицах, что творилось? Мужики рассказывали, вплоть до пулемётов братва применяла. Целые криминальные войны шли, при которых, понятное дело, и простые граждане страдали. Вот так-то. Но, потихоньку, улеглось. Экономическая ситуация стала меняться, естественная убыль бандитов сказалась, да и правоохранители очухались. Но сказать, что криминальный мир исчез, и воры в законе перевелись – это преувеличение, или самообман. В последнее десятилетие с экранов не слезают этакие крёстные отцы российского разлива. В этих сериалах всего намешано и про их дикую жестокость, и своеобразное благородство, и какие-то блатные принципы, и ещё чёрт-те что. Но мы-то не просто обыватели, на которых вся эта квазитворческая мутотень нацелена, мы ещё и следователи. Поэтому должны признать, что профессиональная преступность есть, и воры в законе существуют. Абсолютное большинство людей с этим не сталкивается, да и, слава Богу! Но мы, как специалисты, должны видеть реалии и, если нужно для дела, их учитывать. Места заключения и люди, там сидящие, просто часть нашего общества, это надо понимать и принимать. Те, кто, пусть по собственной вине и дурости, эти «университеты» прошёл, далеко не всегда становятся после отсидки белыми и пушистыми. Да некоторые и не сидевшие законопослушностью не отличаются. Какая-то часть из них добровольно следует определённым правилам, говоря их языком, начинает жить «по понятиям». Как в любой социальной системе в блатной среде существует принуждение для нарушающих «понятия», создалась иерархия влиятельных личностей, так называемых «авторитетов», и способы влияния массы на принимаемые решения в виде известных «сходок». Всё как у людей. Имеется и экономическая основа, называемая «общак», формируемая за счёт рэкета и отмывания преступной выручки. Одним словом, субкультура. Отрицать её существование можно, но она есть. Пока «понятия» затрагивают лишь посвящённых, общество терпит, реагируя только на ставшие известными преступления. Как только блатная пена выхлёстывает через край и отравляет жизнь большинству, государство хватается за карающий меч, и делает это нашими с вами руками… – Короче, Склифосовский! Что это за вечерняя проповедь? – не выдержал Куницын, – ты к чему, старче, клонишь? Говори короче. – Извините, не учёл уровень аудитории. Веду к тому, что надо убедиться, что Игорю привет прилетел не из блатного мира. Поскольку, если оттуда, надо ожидать продолжения. Мысль надеюсь, ясна, даже тебе, Женя. – И как ты мыслишь это провернуть, я же сказал, что у меня возможностей нет, – заинтересовался Куницын. – У меня лично знакомых в блатном мире нет, да и разговаривать со мной они не станут. А вот с Игорем станут, потому, что у него кровный интерес. Есть у меня давний знакомый, слово которого имеет вес у тех, кто нам нужен. Что уж там их объединяет, не знаю, но попробовать нужно, Игорь, ты готов? – Готов, но, когда это состоится? – спросил Игорь. – Созвонюсь, тогда и узнаем, – подытожил Белов.53
На следующий день Белов вручил Игорю листок с адресом и телефоном, прибавив, что ждут его завтра к полудню. Игорь, не ожидавший столь скорого результата, растерянно спросил: – А кто это? – Человек, – коротко ответил Белов и продолжил, – учёный, так что не напрягайся особо. Поможет, спасибо скажем, а нет, ну, извините, других возможностей нет. – Да, я понимаю, – только и смог вымолвить Игорь. Ехать предстояло довольно далеко, но поскольку от дел Игорь временно освободился, время на поездку было. Он выехал пораньше утром, рассудив, что незнакомая дорога может преподнести сюрпризы. Ехал не торопясь, наслаждаясь последними тёплыми деньками. На фоне тёмно-зелёных еловых лесов резкими золотыми пятнами выделялись берёзовые рощицы. Но синее небо ещё обещало тёплые деньки. На месте он оказался чуть раньше намеченного срока, но об этом не пожалел. Листок с адресом привёл его в старинный дачный подмосковный посёлок. Улицы в нём давно превратились в липовые аллеи. Домов за обильной зеленью было и не разглядеть. Некоторые домовладения узнавались по табличкам с названием улицы и номером дома. На иных вообще никаких обозначений не было. К радости Игоря нужный дом был обозначен, точнее даже не дом, а ведущая к нему заасфальтированная дорожка, усаженная по бокам тёмными елями, ветви которых от времени сплелись, образуя сплошную стену. На этой узенькой дорожке бампером к выезду уже стояла какая-то машина. Игорь, поглощённый тем, чтобы аккуратно разъехаться в тесном пространстве, не сразу обратил внимание, какое именно транспортное средство затрудняет ему движение. А присмотревшись, ахнул. Перед ним стояла «Волга ГАЗ-21». Легендарное изделие советского автопрома. Причем это был явно коллекционный экземпляр, сиявший хромированными накладками и колесными колпаками. Правда, хозяин этого чуда сделал его ещё чудеснее, разместив за ветровым стеклом какой-то яркий кумачовый вымпел треугольной формы, а по периметру украсил стекло помпончиками, какие раньше встречались на настенных ковриках или портьерах. Игорь ехал медленно и осторожно, что позволило ему разглядеть двух молодых людей, который стояли за «Волгой». Они оба были смуглые и кудрявые, наряженные в приталенные цветастые рубахи и тесные светлые брюки. Настороженный взгляд их темных глаз, казалось, впивался в лицо Игоря. Игорь подчеркнуто следил за дорогой перед собой и, только миновав забавную парочку, решил глянуть в зеркало заднего вида. Оба парня неотрывно смотрели вслед его машине. По виду просто какая-то латиноамериканская мафия. Причем в каком-то карикатурном варианте. Дорожка упиралась в глухие металлические ворота. Игорь остановился и взглядом поискал звонок или что-то подобное, чтобы дать знать о своём приезде. Но створка ворот приоткрылась, и к Игорю подошел молодой стройный парень, наряженный в белую рубашку и выглаженные чёрные брюки. На поясе у него висели небольшая черная кобура и рация. Он приветливо поздоровался и, выяснив фамилию Игоря, ушел за ворота, попросив подождать. Очень скоро он вернулся, распахнул ворота и жестом пригласил Игоря заезжать, указав рукой место для парковки. Оставив машину между двух цветочных клумб, Игорьвыбрался из машины и вопросительно посмотрел на парня. Тот улыбнулся и пригласил пройти в дом. Двухэтажное бревенчатое строение, наверное, справило столетний юбилей. Чтобы добраться до входа в сам дом, нужно было пройти сквозь застеклённую веранду, которая показалась Игорю огромной. В ней располагалась пара диванов и стайка плетёных стульев. На стене, общей с домом, на разной высоте висели картины в тяжелых рамах. Сами изображения Игорь рассмотреть не успел. Его проводили в прихожую и предложили расположиться в кресле. Сопровождающий невозмутимо встал у двери во внутреннее помещение и замер в ожидании. Не прошло и пары минут, как Игоря пригласили пройти. За дверью оказался просторный каминный зал, заставленный антикварной мебелью. Хозяин, не старый ещё, полноватый мужчина, легко поднялся навстречу Игорю. Они пожали руки. Игорь не успел ничего сказать, потому что увидел сидящую во втором кресле даму и смутился, поняв, что он помешал разговору. Хозяин дома легко улыбнулся и представился: – Меня зовут Андрей Сергеевич, будем знакомы. Игорь назвал себя, не переставая коситься на даму. Хозяин вновь улыбнулся и сказал: – Это Мадина, мы заканчиваем разговор. Если не очень торопитесь, присядьте здесь в сторонке на диване. Игорь неловко кивнул Мадине в знак знакомства, но та не ответила, увлечённо рассматривая рисунки в старинной на вид книге. Игорь сел на диван, сразу утонув в его пружинных подушках, и невольно стал прислушиваться к возобновившейся беседе. Если хозяин был одет в бордовую двубортную домашнюю куртку и серые брюки, то Мадина выделялась ярким одеянием. Шуршащее шелковое платье свободно облегало её плотную фигуру. Разноцветные узоры при малейшем движении переливались каждый раз новыми оттенками. Впечатление создавалось такое, будто в комнату перенесли часть клумбы от входа, и цветы колышутся от лёгких дуновений летнего ветерка. Свою речь Мадина дополняла плавными движениями рук. При этом перстни на её пальцах вспыхивали гранями сверкающих камней, а золотые браслеты на запястьях мелодично позванивали. Игорь в жизни не видел столь роскошной женщины. Её изящное лицо он мог наблюдать только сбоку, да и то урывками, стесняясь пялиться в открытую. Встреча явно подходила к завершению. Это чувствовалось по затихающему тону высказываний собеседников. Игорь, вначале не придававший значения её содержанию, прислушался и просто поразился. Эти столь разные по всем признакам люди со знанием дела всерьёз обсуждали приёмы гадания по руке, якобы гарантирующие точность предсказаний и большую вероятность наступления предсказанного. – Скажи, Мадина, ты, рассматривая линии на ладони, учитываешь форму и расположение пальцев, расстояние между ними? – заинтересованно выяснял Андрей Сергеевич. – Ты знаешь, часто не до этого. Больше смотришь на человека, на то, как он себя ведёт. Чаще всего нервничают, ладонь потеет. Ты в это время вопросы задаешь, а сама его руку в своих ладонях держишь, как будто согреваешь, вот тогда и судьбу видеть начинаешь. Показываешь на линии его ладони и объясняешь, какая линия жизни, какая судьбы, какая сердца, и он сам видит, где и как они пересекаются. Как же человеку не поверить, если он сам на собственной ладони все подсказки увидел. А по пальцам я вижу, чем он занимается, но это для себя, чтобы настроиться, – спокойно ответила Мадина и попросила, – слушай, Андрей Сергеевич, книга у тебя больно хорошая, продай, мне для дела нужно. – Да она же на французском и издана в позапрошлом веке, зачем тебе? – недоуменно возразил хозяин. – Мы сами разберёмся, главное картинки хорошие, сразу видно, что настоящий знаток рисовал. Я ещё девчонкой похожую видела у одной старухи в таборе, но та не отдала. Продай мне книгу, я хорошие деньги дам, – настаивала Мадина. – Ты же понимаешь, мне книга нужна, я с ней работаю. Если хочешь, закажу, тебе сделают фотокопию, – сопротивлялся хозяин. – Не надо мне фотографию. Когда женишься, с человеком спишь, а не с фотографией, так и настоящая книга. В ней есть дух, её многие наши в руках держали, – не сдавалась и Мадина. Хозяин, желая прекратить разговор на скользкую тему, снова поинтересовался: – Вот что скажи, узоры на пальцах, ну там петли, дуги, завитки о личности человека могут рассказать? Ты в них разбираешься? – Что я тебе мильтон, что ли, в отпечатках разбираться? Но по правде, слышала от стариков, что в старинные года наши умели и по ним предсказывать. Та старуха, у которой книга была, мне даже показывала, как на пальцах смотреть, да я молодая, глупая не научилась. Если нашим сказаниям верить, мы из Индии пришли, а там с начала времен люди знали, что у каждого на пальцах свой отпечаток. Вместо росписи ставили, потому что не подделаешь. А гадать по пальцам не умею, да и очки нужны, без них мне не увидеть. А в очках как предсказывать? Никакой веры не будет гадалке в очках, сам должен понимать, это вроде как без очков ты будущее рассмотреть не можешь. Смех один, да и только. Хоть сутки у вокзала в очках стой – ничего не заработаешь, – развеселилась Мадина. –Ладно, ладно, давай завершать наше общение. Спасибо, что отозвалась и приехала, вот твой гонорар, как договаривались, – Андрей Сергеевич вынул из кармана синюю бархатную коробочку и протянул Мадине. Женщина открыла футлярчик и ловким движением нанизала на палец левой руки очередное колечко, мигнувшее красным глазком-камешком. Хозяин и гостья поднялись с кресел, из вежливости встал и Игорь. Мадина впервые обратила на него внимание и сладко пропела: – Молодой красивый давай погадаю, как есть, всю правду скажу, когда женишься, когда богатый будешь – всё узнаешь. – Ступай, ступай Мадина, здесь гадаю только я сам, не отбивай хлеб, – мягко выпроваживал гостью Андрей Сергеевич. В дверях неслышно возник охранник и, дождавшись, когда гостья, шурша платьем и позванивая браслетами, пойдет к выходу, двинулся следом. – Присаживайтесь, молодой человек, – приглашающим жестом хозяин указал на освободившееся кресло. Игорь утонул в глубокой кожаной чаше, ощущая тепло оставленное предыдущей визитёршей. Он не смог сдержаться и, вопросительно взглянув на хозяина, поинтересовался: – А что это было? – Просто часть моих изысканий, если позволите, – смеясь, ответил Андрей Сергеевич, – научных, естественно, а то вы подумаете, что я тут гаданием промышляю. – А, что это за книга? – продолжал выпытывать Игорь, указав на лежащий на столике, старинный том. – Книга одного непростого француза по фамилии Дебарроль. Издана в середине девятнадцатого века. В русском переводе название звучит: «Тайны руки», но сей том, как вы можете убедиться, на французском. Иллюстрации великолепны, но без перевода легко сделать ошибки, – непринуждённо объяснил Андрей Сергеевич. – А вам это для чего? – опять озадачился Игорь. – Как вас зацепило-то. Да я сам виноват, не нужно было при вас Мадину расспрашивать. Поясняю. Мой научный интерес в изучении папиллярных линий на пальцах рук и частично ног человека. У приматов такие линии тоже присутствуют, но в очень упрощённом виде. Вы, как получивший юридическое образование, конечно, имеете первоначальное представление о дактилоскопии, как о разделе криминалистики. Там речь идёт о возможностях идентификации лица по пальцевым отпечаткам. Мой научный интерес несколько шире – дерматоглифика. Это учение об узорах на первых фалангах пальцев признается направлением науки, в отличие от хиромантии, изучающей линии на ладонях – явлении антинаучном, но позволяющем существовать Мадине и ей подобным. На удивление, она права в том, что уже в древней Индии об уникальности пальцевых отпечатков хорошо знали и эти знания применяли практически. А теперь скажите мне, зачем понадобилось природе пометить каждую человеческую особь, снабдив её своим, единственным в мире набором папиллярных линий? Как это могло помочь в охоте, труде, вообще в жизни? Притом, что научное понимание этого факта принадлежит девятнадцатому веку. До этого человечество не осознавало, что каждый его представитель несёт на себе явно читаемую печать. Печать не смываемую, ведь если даже обжечь или срезать кожу на кончиках пальцев, при заживлении тот же самый узор со временем восстановится. По узору можно установить пол, регион происхождения, а также некоторые личностные характеристики. Как? Впечатляет? Согласитесь, это приводит к мысли о едином начале жизни, если хотите, о Творце? Один из замыслов которого, тот, который у нас ежедневно перед глазами, а именно узоры на пальцах, мы начали едва-едва понимать, только потребовалось нам для этого несколько тысячелетий. Хотя, что рассуждать? Возьмите Библию, раскройте её на Книге Иова, и в стихе тридцать седьмом прочтёте: «…Он полагает печать на руку каждого человека, чтобы все люди знали дело Его». Ну-с, хорошо. Следуем дальше. Конец двадцатого века принёс новое открытие – раскрытие генома человека. Развитие науки и современные технические средства позволили увидеть знаменитую спираль ДНК и доказать, что человек индивидуален и несёт в себе биологические достоинства и недостатки своих предков. Отсюда вывод. Индивидуум имеет две системы кодировки: на клеточном уровне – геном, и доступную глазу – папиллярные узоры. Внешнюю можно рассмотреть самому, чтобы увидеть геном, нужен труд специалистов и особое оборудование. Ясное дело, узор на пальцах менее информационен, потому что вторичен по отношению к геному. Но связь между ними существует. На стыке генетики и дерматоглифики я вижу возможность научного прорыва. Остается только достоверно установить, какие особенности генетического кода отражаются и как именно отражаются в папиллярных узорах. Тогда можно будет приблизительный, грубый анализ состояния здоровья человека производить, просто вводя в компьютер его дактилоскопическую карту. Ну, как вам? – Сразу и не соображу. Звучит, конечно, очень заманчиво, но не верится, что это возможно, – признался Игорь. – Обывательская психология у вас, хотя вы и молоды. Главная задача – придумать механизм перевода пальцевого узора в математический ряд, сопоставимый с математической записью генома. А если рассуждать, как вы, не дерзая, мы так и сидели бы в каменном веке, – рассердился Андрей Сергеевич. Что поделаешь, научная одержимость, как, впрочем, и всякая другая, лишает её носителя остатков деликатности. Игорь, осознав свою ошибку, решил не углублять внезапно возникшую пропасть в отношениях, и высказался в пользу прогресса науки и техники. Такое косноязычное славословие можно было расценить и как извинение. Его научный оппонент, вспомнив о роли хозяина, смягчился и предложил выпить кофе. По его знаку, где-то в глубине дома надрывно заработала кофемашина, перемалывая зёрна. Через несколько минут, кофе и печенье разместились на столике. Аромат напитка окончательно примирил стороны. Андрей Сергеевич, сделав несколько глотков, попросил: – Расскажите, что у вас стряслось? С Беловым мы говорили по телефону и без подробностей. Игорь про свои приключения рассказал просто, ничего не утаивая и не прибавляя. Он чувствовал на себе внимательный взгляд собеседника и подумал, а не гипнотизёр-ли этот странноватый мужик? Но тот, не колдуя и дослушав, обыденно спросил: – Вам нужно убедиться, что за вами не ведут охоту братки, а для этого желательно переговорить с кем-то, имеющим в этой среде авторитет? – В общем, да, – подтвердил Игорь. – Хорошо, ради Белова, я попробую это сделать. Но за результат не ручаюсь. Если получится, вам позвонит кто-то от них, если нет – я позвоню Белову. Идёт? –Да, конечно. – Ну что же, приятно было пообщаться, – хозяин встал и наклонил голову в знак прощания. Игорь поднялся, и, кивнув в ответ, покинул этот удивительный дом. Ворота ему открыл тот же охранник. На подъездной дороге уже никого не было. Видимо раритетная «Волга» доставляла сюда Мадину, а чернявые мальчики были её охраной.54
В Калашине Игорь поведал о своём визите Белову. Иван Иванович посмеялся, но на вопрос, почему помощь обещана «ради Белова», отвечать не стал, пробурчав: – Много будешь знать, скоро состаришься. Игорь не обиделся, но в успех предприятия не очень-то верил, вспоминая все подробности своего визита к учёному человеку. Сомнения в возможностях Белова всё-таки были. Но, как оказалось, напрасные. Следующим утром, когда Игорь вычитывал материалы, предназначенные к отказу в возбуждении уголовного дела, наваленные на его стол по указанию Сорокина, раздался звонок стационарного телефона. Игорь автоматически поднял трубку и услышал: – Это ты Игорь? Слушай, будь сёдня в кафешке «У Гамлета» в полдень. Игорь попытался узнать, кто звонит, но трубку повесили. Оставалось подчиниться. О предстоящей встрече он оповестил Белова и Куницына, но на срочно проведённом «военном совете» было решено никому, кроме Игоря, перед блатными не светиться и просто ждать результатов. Правда, Игорю много чего насоветовали по поводу его предстоящего поведения, но всё было слишком умозрительно, чтобы реально помочь в случае беды. Но всё-таки Куницын обещал, что его ребята будут неподалёку. С этим Игорь и поехал. На стоянке кафе свободные места нашлись. Игорь припарковал свою «Альмеру» и стал ждать. Хотя он и посматривал в зеркала и старался держать под контролем всю площадку, нужного человека он не заметил. Невысокая фигура материализовалась перед самой дверцей. Неприметный, в серой куртке улыбчивый парень просто сказал: – Вылазь из тачки, садись ко мне. Игорю пришлось так и сделать, перейдя в чёрную «девятку». Пригласивший его парень уселся за руль, рванул рычаг переключения скоростей, и машина вынырнула на трассу. Километра через три парень притормозил. Игорь с удивлением увидел справа от дороги небольшое сельское кладбище. Водитель ткнул пальцем в окно и уточнил: – Видишь на подъездной дороге микроавтобус? Шагай туда. Игорь послушно выбрался из машины и пошёл в указанном направлении. Возле микроавтобуса стояли несколько парней. Они посторонились и дали Игорю подойти к дверце, которая сразу распахнулась. Он шагнул вглубь салона и на ощупь поместился в боковое кресло. Глаза не сразу привыкли к темноте. Но потом он увидел во втором ряду кресел силуэт мужчины. Тот прикурил, и его осветила зажигалка. Лицо было Игорю незнакомо. Совершенно обычное лицо, без каких-то примет. Мужчина негромко спросил: – Игорь, что ты хотел рассказать? Игорю пришлось в очередной раз рассказать свою историю. Он неоднократно её рассказывал, и ему стало казаться, что он говорит про кого-то постороннего. Мужчина помолчал, по потом, явно улыбаясь, что было понятно по его тону, но не видно из-за сумрака в салоне микроавтобуса, произнёс: – Игорь, это не наши. К тебе вопросов нет. Братва говорит, что ты мент правильный, хотя и вредный. Думай сам, кому дорогу перешёл, кто хотел тебя в доску спустить. Не хочу гнать порожняк, но по всему выходит, что это твои краснопёрые кореша что-то замутили. Ищи там, наши чистые. – Да как-то не верится, что кто-то из товарищей мог меня заказать, – засомневался Игорь. – Ты слушай, что я сказал, и думай. Кто и как подсуетился мне неинтересно, но это с вашей грядки прилетело. Я вообще тебе ничего втолковывать не должен. Я здесь сижу и говорю с тобой потому, что обещал очень уважаемому человеку. Вот и всё. Мои пацаны считают, что я тебя здесь покупаю, поэтому мы и встретились. Так что, иди себе с миром. Успехов в работе не пожелаю, а себя побереги, пока стрелка не отловили. Пусть твой следячий выдел его зачалит. Ещё вопросы есть? Нет? Прощай тогда, тебя до твоей машины довезут. Игорь выбрался из микроавтобуса несколько смущенный. Слишком неожиданно для него прозвучала мысль о возможной причастности к покушению на него кого-то из его же коллег. В раздумьях он шёл к ожидавшей его черной «девятке», когда мимо на скорости прошелестел микроавтобус с задернутыми шторками на окнах. По возвращении в следственный отдел, он обзвонил Белова и Куницына, сообщив, что всё прошло без эксцессов, и он готов поделиться впечатлениями. Собравшись втроём, они для разговора без лишних ушей вышли во двор. Куницын закурил, как бы мотивируя этим необходимость разговора на свежем воздухе. Игорь со всеми подробностями обрисовал обстановку и ход разговора и поинтересовался у Куницына: – Женя, а что значит «в доску спустить»? – Убить значит, – усмехнулся Куницын. – А «следячий выдел зачалит»? – В переводе на человеческий язык это означает: уголовный розыск поймает. Ну, ты, как помойный кот, блох набрался за пять минут общения с блатным, – засмеялся Куницын. Но в целом рассказ Игоря заставил посерьёзнеть. Явное указание на причастность к преступлению своих коллег комментировать ни Куницын, ни Белов сразу не стали, стараясь осмыслить. Куницын начал выяснять приметы людей, присутствовавших на встрече. Но Игорь успел рассмотреть только водителя девятки, да и то, каких-то ярких примет у того не было. Главного он вообще видел в темноте салона, сидя вполоборота и какое-то мгновение, пока горел язычок пламени от зажигалки. Речь его была без акцента и каких-то особенностей. Обычный мужик. Встретишь – пройдёшь мимо, не задумываясь. Игорь старался вспомнить хоть какие-то отличительные признаки, но сделать этого не смог. Запомнил только номера автомобилей и количество телохранителей. Собственно, существенная информация сводилась к трем моментам. Заказчик не из блатных. Игорю нужно опасаться, пока стрелок на свободе. К преступлению причастен кто-то из своих. Это, конечно, просто слова человека, имени которого они даже не знают. Насколько этим словам можно верить, также неизвестно. Но пренебрегать даже такой неясной информацией представлялось опрометчивым. Сошлись на том, что в ближайшие дни им предстоит крепко поразмышлять, а Игорю постараться не подставиться под возможного киллера.55
Упрямый мотоцикл никак не заводился. Жека измучился, пробуя разные варианты запуска изношенного мотора. Содрогаясь ребрами охлаждения, цилиндры чавкали топливом, повинуясь судорожным ударам Жекиной ноги по пусковому рычагу, но необходимая искра куда-то пропала. Как говаривали сельские мотоэксперты: «ушла в баллон». Выходить из баллона искра не желала, доводя Жеку до белого каления. Мать с крылечка наблюдала битву сына с техникой, но благоразумно не высказывалась, не желая попасть под горячую руку. Жека, наконец, сообразил, что делает только хуже, заливая свечи свежими порциями бензина. Матерясь, он выкрутил свечи и стал наждачкой очищать их от нагара, давая лишней горючей смеси испариться из цилиндров. Он предусмотрительно отошёл подальше, уселся на травку, и, разложив почищенные свечи для проветривания на старой брезентовой рукавице, закурил. Мать, с утра намеревавшаяся попасть на приём в больницу, махнула на Жеку рукой и ушла вглубь дома. По загремевшей посуде Жека сообразил, что мать не в духе от сорвавшейся поездки. Вдоволь насидевшись, Жека приступил к новому штурму техники. То ли после курева его мозги встали на место, то ли двигуну надоело капризничать, но мотоцикл завёлся «с полпинка». Обрадованный Жека, стараясь переорать работающий мотор, позвал мать. Та, тяжело ступая, осторожно спустилась с крыльца к коляске. Жека помог ей усесться и подал красную строительную каску, которая вынужденно использовалась в их хозяйстве в качестве пассажирского мотоциклетного шлема. Мать безропотно водрузила на голову эту бесполезную защиту, и они тронулись в путь. У Жеки-то шлем был настоящий, с прозрачным плексигласовым щитком и кожаным ремешком. Да ещё Жека украсил его пластиковый белый колпак, присобачив к нему полоски разноцветной изоленты. Доехали быстро, но из-за опоздания мать пропустила свою очередь, и теперь ей нужно было дождаться, когда запустят последнего пациента, и слёзно просить доктора принять и её. Жека не любил торчать в больничных коридорах и, предупредив мать, решил махнуть на окраину к Сергуне и попытаться получить с него денежки за мобильный телефон. У глухого забора Сергуниного дома Жека промыкался довольно долго. На звонки никто не открывал. Никаких звуков от дома не доносилось. Спросить было не у кого, улица оставалась пустынной. Расстроенный Жека развернул мотоцикл и поехал к скупщику металлолома Выхлопу. У того в открытых дверях ангара толпились люди, и поговорить, сразу не удалось. Жека дождался, когда все разойдутся, и спросил у Выхлопа про Сергуню. Тот внимательно глянул на Жеку и поинтересовался: – А тебе он на кой? – Денег должен на одну вещь, да дома никто не открывает, – честно объяснил Жека. – Уехал он и адреса не оставил. Дома родители живут, но они сейчас на работе, небось. Так что ты попусту не шатайся и про должок лучше забудь. У Сергуни из-за тебя неприятность большая вышла, поэтому и уехал. Если тебя кто незнакомый найдёт, ты рот на замок, понял? – внятно объяснил Выхлоп. – Да понял, понял, – испугался Жека. –Ты ничего рассказать не хочешь? – Да нечего мне рассказывать… – Ну, смотри, я тебя предупредил, – закончил разговор Выхлоп. Жека, как ошпаренный, метнулся к спасительному мотоциклу и поскорее поехал к районной больнице. В голове стало тесно от мыслей. Телефончик-то он забрал у убитого мужика в лесу. Значит каким-то чудом его дружки или те, кто его убил, разыскали Сергуню, а тот наверняка указал на Жеку. Телефон у Сергуни, скорее всего, отобрали, но тут уже не до денег. Свою башку надо спасать. Уехать вот только некуда и не к кому. Да и мать не бросишь. Не найдут его – придут к ней. Будут искать документы, банковские карты, деньги. Им не объяснишь, что всё утопил в болоте. Не поверят. Жеку будто жаром обдало: он неожиданно вспомнил про ту электронную штучку, название которой он снова забыл. Она так и валялась в его комнате на подоконнике. Нужно срочно домой и по-быстрому от неё избавиться. Он с нетерпением смотрел на больничные двери, ожидая, когда, наконец выйдет мать. Неподалёку остановилась какая-то машина, но Жека, сидя на своём мотоцикле, погрузился в невесёлые раздумья и даже не обратил на неё внимания. Неожиданно он услышал, что его о чём-то спрашивают. Обернувшись, он увидел нестарого подтянутого мужика, держащего в правой руке незажжённую сигарету. Увидев Жекино недоумение, мужик улыбнулся и переспросил: – Огоньком не богат? Прикурить хочу. Жека нащупал в кармане рубашки зажигалку и, протянув её к спросившему, щелкнул клавишей, высекая огонь. Тот прикурил, сладостно затянулся и выпустил струйку голубоватого дыма, от которого Жека поморщился. – Ты Жека из Мантурово? – просто спросил прикуривший и представился, – твой тезка: Евгений Куницын, уголовный розыск. Сердце у Жеки ухнуло куда-то вниз, но, очевидно, оттолкнувшись от мотоциклетного сиденья, подпрыгнуло под вздох и перехватило дыхание. Жека глотнул воздуха, стараясь не показать, как он испугался. Куницын терпеливо ждал, когда собеседник вновь обретёт дар речи. Длилось это несколько минут. Желая ускорить процесс, Куницын спокойно и даже участливо спросил: – В лесу труп в машине видел? Жека отрицательно покачал головой. – И ничего оттуда не брал? – продолжал интересоваться Куницын, не повышая голоса. – Не знаю я ничего, – наконец пробурчал Жека. – Ну, раз так, поехали в гости, сначала к нам в полицию, потом к тебе домой с обыском, а потом снова к нам, но уже в камеру и надолго, – продолжал Куницын, – как тебе такой расклад? – Да никак, я мать больную жду, чего вам надо? – упирался Жека, – чего вы пристали? – Это разве пристали? Это пока просто беседа. Как мы пристаём, покажу после, если ты свои мозги в кучу не сгребёшь и не расскажешь всё, как было, понятно тебе? – с нажимом произнёс Куницын. Жека увидел, что с другой стороны к мотоциклу вплотную подошёл парень, который явно был с Куницыным заодно. Жека беспомощно заозирался. Деваться было некуда. Не убежишь и не уедешь. Тут ко всему на крыльцо больницы вышла мать и окликнула Жеку. Тот, который назвался тёзкой, приглашающе махнул ей рукой. Мать, прихрамывая, подошла к ним и обеспокоенно посмотрела на Жеку. Он молчал. Начал говорить Куницын: – Здравствуйте, мы из полиции, у нас несколько вопросов к вашему сыну, а, возможно, и к вам. Поэтому сейчас мы все доедем до райотдела полиции, где и побеседуем. Всё понятно? Все молчали. Куницын, посчитав это выражением согласия, начал распоряжаться. Мать он направил к своей машине, за руль которой уселся его напарник, а сам втиснулся в коляску к Жеке. Маленькая колонна двинулась в сторону здания полиции. Доехали быстро. Мать попросили посидеть на скамеечке в дежурной части, а Жеку отвели в кабинет Куницына на втором этаже. Первым делом закурили. Жека постепенно успокоился. Вопросы сначала пошли самые невинные: где родился, где учился, где и с кем живёт. Всё это делалось для проформы, чтобы наладить минимальный контакт. Жека отвечал механически, не задумываясь. Но когда Куницын завел разговор об убитом, Жека замкнулся и ушёл в глухую несознанку. Куницын сначала убеждал, нажимая на совесть, потом угрожал сроком и пугал будущими сокамерниками, которые из Жеки сделают девочку. Но ничего добиться не смог. Жека молчал. Тогда Куницын сменил тактику и клялся, что Жеке ничего не будет, если он всё расскажет и отдаст то, что взял. Жека молчал. Тогда Куницын прибег к крайнему средству. Он снял телефонную трубку и попросил кого-то привести из дежурки Жекину мать. То долгое время, которое потребовалось матери, чтобы вскарабкаться на второй этаж, они сидели молча, глядя друг на друга. Когда мать вошла и кабинет, и села на предложенный стул разговор тоже не пошёл. Матери нужно было время, чтобы как следует отдышаться. Куницын, увидев, что его готовы слушать, с угрозой в голосе заявил матери: – Ну, вот что, дружная семейка. Больше времени я тратить не стану. Другие дела есть. Установлено, что ваш сынок нашел в лесу машину с убитым человеком, забрал оттуда документы, телефон и деньги. Это называется кража и за это полагается срок. Пусть небольшой, но реальный. Как вы будете существовать без помощи сына неизвестно. Скорее всего, окажетесь в доме престарелых, если доживёте до его освобождения. Есть другой вариант. Этот молчун рассказывает, как всё было, и возвращает то, что взял. Я даю слово офицера, что к уголовной ответственности его за это не привлекут, возьму на себя этот грех, спасу от тюрьмы преступника. На все размышления даю десять минут. Сидите здесь, думайте, а я пойду на воздух, покурю. С этими словами Куницын вышел за дверь, но не пошёл курить на улицу, а юркнул в соседний кабинет, где его подчинённые уже наладили прослушивающую аппаратуру. Куницын нацепил наушники и стал внимательно следить за звуками в своём кабинете. Сначала всё было тихо. Потом мать негромко спросила: – Могут посадить? – Могут, – еще тише ответил сын. – А если все отдашь, этот мусор не обманет? – Не знаю, боюсь я его и не верю никому, – затосковал Жека. – Знаешь, сынок, мне без тебя не выжить, но всё равно сам решай, как быть. Только раз они уже прицепились, так просто от них не отвяжешься, – мать тихо заплакала. Жека промолчал. Больше из кабинета не доносилось ни звука. Куницын подождал, подождал, но понял, что продолжения не будет. Десять минут истекали, и он вернулся к себе. Мать вытирала слёзы, Жека, насупившись, упёрся взглядом в пол. Куницын, желая подтолкнуть к признанию, повторил: – Своё слово сдержу: расскажешь, как было, и вернёшь вещи, поедешь с матерью домой. Если нет, зову следователя, и садишься в камеру. Решай. Опять потекли минуты, и Куницын седьмым чувством понял, что Жека готов признаться, но что-то его удерживает. Это могло быть присутствие матери, и Куницын отправил её вниз, в дежурку. Жека судорожно зевнул. Куницын заметил этот хороший знак. В такой острой ситуации зевок указывал не на желание поспать, а на крайнее нервное напряжение клиента, которому требовалась разрядка. Куницын сидел не двигаясь, как кот перед мышиной норкой, и даже глаза полуприкрыл. И Жека поплыл: – Был я тогда в лесу, и мужика убитого видел. Куницын участливо поддержал начало признания: – Ну а дальше чего было? – А что будет, если я не всё смогу вернуть? – задал Жека, мучивший его вопрос. – Ты рассказывай, как оно есть, а там решим, – подбодрил Куницын. – Короче, я в машину сел на пассажирское место, бумажник забрал и телефон. В бумажнике деньги были, двадцать тысяч, документы на фамилию Садаков и карточки банковские. Телефон навороченный. «Верту» называется. Деньги я истратил, документы и карточки, вместе с бумажником в болоте утопил, а телефон Сергуне отдал, но денег за него он не уплатил. Вот и всё. Куницын поинтересовался, какой это Сергуня, и на пояснения Жеки покивал головой. Жека добавил, что у Сергуни из-за телефона случились какие-то неприятности, и он куда-то уехал. Куницын снова понимающе покивал головой и решил уточнить: – Скажи, а ты в лесу возле машины ничего не видел, ни людей, ни другой транспорт? – Да не было ничего, никого я не видел, а то и к машине той не стал бы подходить. – Понятно. Всё рассказал или лукавишь? – Да всё, что уж тут скрывать. – Смотри, не подведи, я что обещал, выполню. Забирай мать и дуй домой. Если понадобишься, я тебя найду. Только ты помни, что я тебя от тюрьмы спас, и, если об этом узнают, у меня будут большие неприятности на службе. Так что ты мой должник. Уяснил? – Да понял я, понял, – Жека поднялся, собираясь уходить. С высоты роста он рассмотрел поверхность стола Куницына и вдруг заметил лежащую на нём знакомую штучку. Куницын, проследив за его взглядом, посмотрел Жеке в глаза, вопросительно подняв брови. – Забыл совсем, – затараторил Жека, – там в бумажнике такая же хрень лежала, – он ткнул пальцем в лежащую на столе флешку, – только я забыл название. – И куда ты её дел? – с деланным равнодушием поинтересовался Куницын. – А никуда, дома где-то валяется. Она пользованная, дорого не продашь, – поделился своей незадачей Жека. – Ладно, прокатимся до твоего дома вместе, отдашь флешку мне, ступай, грузи в люльку мать, я сейчас спущусь… Только побывав в Мантурово в доме Жеки и опустив флешку в карман джинсов, Куницын набрал номер телефона следователя Климова и сказал Игорю, что есть важный разговор.56
Возвратившись к себе в райотдел, Куницын дождался приезда Игоря. В кабинете разговаривать не стал, а, взяв под руку, увлёк его во двор на автостоянку. Игорь, зная куницынские повадки, молча шёл в заданном направлении. Наконец Куницын счёл, что говорить можно без опасения прослушки, вытащил из кармана флешку и показал Игорю: – Вот из-за этого убили Садакова. – Где взял? – невольно вырвалось у того. – Где взял, где взял? Купил, – съязвил Куницын, – непонятно разве, добыл оперативным путём. – А это точно то, что мы искали? – всё ещё сомневался Игорь. – Точнее не бывает, мне её Жека выдал, которого мы искали с его мотоциклом. Ну, нашли, поговорили, и вот она, флешка. Как тебе такое мастерство? – затараторил Куницын. – Ну, а где этот герой? В камере? – уточнил Игорь. – Гуляет на свободе. Мне пришлось его отпустить. Думаю, что он мне ещё много информации в клюве принесёт в благодарность за освобождение от уголовной ответственности. Ты сам рассуди, он взял бумажник с деньгами и документами и телефон. Бумажник и документы утопил в болоте, деньги пропил. Телефон отдал для реализации, но его кинули, денег не отдали. Ни свидетелей, ни вещей, а самое главное заявителей не будет. Никто не знал, что у Садакова из карманов пропало. Если этого Жеку снова прижать, он замолчит, и тогда чем доказывать кражу? А так он отдал единственное, что сохранилось – флешку. Да и её спас для нас случай. Парнишка тёмный, в компьютерах не понимает и посчитал, что раз флешка была в употреблении, то и цена ей низкая. О том, какая на ней есть информация, он не ведает. А мы посмотрим, может быть, раскрытие убийства повеселее пойдёт. Ты чего хмуришься, не рад, что ли? – Вообще то, что ты сделал, называется укрывательством преступления, – подумав, заявил Игорь. – Если ты проболтаешься, то да. А если всё по полочкам разложишь, то даже до тебя дойдёт, что это был единственный выход, – начал злиться Куницын. – Я не проболтаюсь. Что сделано, то сделано. Моего совета ты и не спрашивал, – отрезал Игорь, – но что теперь с флешкой делать, как её в деле легализовать? – Сначала узнаем, что на ней записано, а потом решим. Дело об убийстве не у тебя в производстве, поэтому не парься, как флешку легализовать, есть наши способы, как это сделать. Другой вопрос, кому флешку дать, чтобы её прочитали. Своим не очень доверяю, боюсь, информация поплывёт и будет ещё хуже. Снова кого-нибудь грохнут за неё, – успокоившись, стал рассуждать Куницын. – Ну, это решаемо, мой братец Борис просто асс в этих делах. Он точно никуда не сольёт и не продаст, что бы, там, на флешке, не было. – Тогда действуй. Только время не ждёт, ты прямо сейчас вечером поезжай, за ночь может быть что-то у Бориса с флешкой получится, а утром возвращайся. Идёт? А я постараюсь найти парня, которому Жека телефон сбагрил. Сдаётся мне, с папашей этого Сергуни я в школе учился. Городок-то маленький, старожилы все друг друга знают. Папаша этот тип скользкий, но у меня доводы найдутся. Утром свяжемся. Ну всё, по коням! Игорь запрятал флешку в нагрудный карман и сел в машину. Перед тем как тронуться, набрал мобильный брата и предупредил, чтобы никуда не смылся и сидел дома до его приезда. Борька поартачился, ссылаясь на неотложные дела, но понял, что просьба неспроста и пообещал ждать. Дорога до Москвы в эти вечерние часы пустовала. Доехать удалось быстро. Игорь наскоро поздоровался с родителями и увел Борьку к компьютеру. Пришлось объяснить, что флешка – причина убийства Садакова и похищения Борькиного дружка сисадмина Ермакова Вовы. Борька сразу начал колдовать за компьютером, а Игорь отправился на кухню, где его поджидали мать с отцом и наскоро приготовленный ужин. Куницын потратил почти час, убеждая Сергуниных родителей сообщить, где скрывается их сынок. Дело шло туго, и Куницыну пришлось живописать жуткие последствия преследования не только со стороны бандитов, но и со стороны закона. Неизвестно, правда, чего эти люди боялись больше, а уж не верили они ровно никому. Куницын в подробностях рассказал, что эти самые бандиты сотворили со свидетелем Ивановым, и поинтересовался, хотят ли родаки такого же исхода для своего чада. На эти страшилки они постепенно повелись и под страшную клятву, что кроме Куницына никто ничего не узнает, дали адрес и телефон Сергуни, который отсиживался на другом конце области, в Серпухове у своей двоюродной тётки. Евгений заставил их при себе позвонить сынку, успокоить его и предупредить о приезде полицейского. Расчёт был в том, что за ночь Сергуня с этим свыкнется и Куницына дождётся. А если бы родители позвонили ночью, после его ухода, тот, неровён час, пустился бы с испуга в новые бега. И тогда ищи его… Куницын позвонил Игорю и сообщил, что с утра махнёт в Серпухов к Сергуне, а во второй половине дня поедет в ГУВД области, куда по его просьбе вызвали Ермакова для разговора о его работе в «Финкоме». В ответ Игорь рассказал, что с флешкой брат работает, объём информации большой, но не все файлы открываются. Договорились, что Игорь независимо от результатов утром вернётся в Калашин, а Борис встретится с Куницыным в ГУВД области и передаст ему всё, что сумеет вытащить из флешки.57
В незнакомом Серпухове Куницын долго плутал, отыскивая нужные улицу и дом. Ему пришлось позвонить Сергуне и уточнить адрес. Куницын не преминул его успокоить, заверив, что он один и разговору всего на пять минут. С подсказками Сергуни найти нужный адрес оказалось довольно легко, просто дом располагался в третьем ряду, считая от улицы, по которой велась нумерация. При входе в подъезд Куницын уважительно пропустил даму с двумя собачками на шлейках. У Куницына к этим зверькам, даже таким малюсеньким, сохранялось большое внутренне уважение. Вызвано оно было обычным страхом, но Евгений даже себе в этом признаваться не желал. Поднимаясь на третий этаж, он подумал, что за службу он обошёл сотни или даже тысячи подъездов, и все они оказывались похожи один на другой. Отличались разве степенью загрязнённости. Но всё-таки у каждого подъезда имелась своя фишка, свой фирменный знак. В этом на бетонных лестничных маршах весёлые дэзовские маляры, не жалея масляной краски, изобразили как бы красную ковровую дорожку, оторочив её по бокам двойной жёлтой полоской. Свой художественный подвиг они совершили давно, небось, ещё в союзные времена. Краска выцвела и местами облупилась, но направленность творческого замысла ещё угадывалась. Евгений невольно позавидовал этим неведомым ему ребятам. Их труд долго радовал жильцов, и даже через много лет материальный след их усилий был виден. От его собственной работы, не считая бумажек с рапортами и справками, никаких следов не оставалось. А герои этих рапортов и справок старались поскорее вычеркнуть из памяти отражённые в них события как страшный сон. Подойдя к нужной двери, он нажал кнопку звонка и заученным движением поднёс к глазку раскрытое служебное удостоверение. Дверь открыл худощавый парень в спортивном костюме. Он испуганно рассматривал Куницына, который по-хозяйски без смущения шагнул в квартиру. После обмена приветствиями, прошли на кухню и расселись на неудобных табуретах. – Ну, давай, голубь, поделись знаниями, – предложил Куницын. И Сергуня поделился. Рассказал почти всё, отбрасывая некоторые, неприятные ему подробности. Куницын полез во внутренний карман, а Сергуня не спускал с его руки расширенных от испуга глаз, словно опасаясь, что мент вытянет из-за пазухи живую гадюку. Но это оказались две казённые фотографии. Запуганный парень опасливо взял их руки и сразу узнал своих мучителей. От обиды у него по-детски навернулись слёзы. Куницын всё это видел, но пока помалкивал. – Это они меня пытали, – наконец смог выговорить Сергуня, – гады конченные. Только я никаких заявлений на них писать не буду и опознавать их не стану, так и знайте. – Да ладно тебе, мы их взяли, они сидят крепко и скоро не выйдут, чего тебе бояться, – начал успокаивать его Куницын. – Сегодня сидят, а завтра отпустите, знаю я ваши порядки. А мне потом всю жизнь трястись? Эти твари на всё способны, – упёрся Сергуня. – Ну ладно, не меня пытали, чего мне суетиться, не хочешь писать заявление, ну и не надо. Только знай, с твоим бизнесом такая история рано или поздно повторится и может быть, а не дай Бог, с более печальными последствиями. Ты об этом думаешь? – Думаю, но это моё дело. Кто меня кормить будет? – Так иди работать. – Куда мне идти? Ни образования, ни профессии… – Думай сам, ты молодой здоровый парень, – произнося дежурные слова, Куницын сам не очень верил в их спасительную силу. Тут уж такое дело, если человек сам за себя не возьмётся, словами горю не поможешь. Сергуня почувствовав, что нравоучения закончены, облегчённо выдохнул. Куницын, улучив этот момент, насколько мог, жёстко спросил: – Точно мне скажи, без вранья, о том, что телефон тебе Жека подогнал, ты этим отморозкам сказал? Равнодушно пожав плечами, Сергуня подтвердил: – Сказал, только где он живёт, я на самом деле не знаю. Сказал, что он всегда приезжал на мотоцикле, а живёт в какой-то деревне, недалеко от города. – Ладно, горемычный, сиди в своей берлоге, соси лапу, пока не надоест. Потом приезжай в Калашин, каким-нибудь полезным делом займись, – с этими словами Куницын направился к выходу. Сергуня тенью скользнул за ним и сразу загремел запираемыми замками. Разместившись в машине, Куницын глянул на часы и, прикинув затраты времени на езду до столицы, понял, что на перекус у него остаётся всего минут сорок. Нужно теперь в чужом городе отыскать что-нибудь поприличнее, потому что обедать в придорожных шалманах Куницын давно зарёкся. После обеда ехалось веселее, но медленнее. На подступах к Москве поток машин всё сгущался и сгущался. Перед светофорами собирались длиннющие хвосты и приходилось пережидать несколько циклов их включений. В самом городе стало посвободнее, но у родного здания ГУВД приткнуться на стоянку было невозможно. Все переулки в центре города заполонила стихийная стоянка. Попытка проникнуть за шлагбаум на служебный паркинг тоже не удалась. Ленивый старшина в бронежилете строго сказал: – Проезжайте, мужчина, здесь нельзя останавливаться. Предъявленное удостоверение ничего не изменило. Это там, в районной полиции он начальство, а здесь – просто опер из провинции. Оставалось выругаться и сделать ещё петлю вокруг квартала. Повезло неожиданно. Симпатичная блондинка погрузила в свой внедорожник двоих детишек и плавно отчалила в сторону Тверской. Куницын, как ястреб, рванул на освободившееся место. Пришлось левыми колёсами забраться на бордюр, оккупировав часть тротуара. Но так поступали все в этом переулке, да и в других тоже. Он подавил в себе легкие упрёки совести и включил сигнализацию. Борису он позвонил из небольшого сквера перед главным входом. Оказалось, что тот давно подъехал и гуляет неподалёку. Борис быстро подошёл, и они обнялись, как старые знакомые. Объяснив, что не все файлы открылись, Борис сказал, что он распечатал всё, что удалось, а с флешки – снял копию. Результаты его ночного бдения помещались в двух объемистых полиэтиленовых пакетах. – Это, в основном, банковские переводы, распечатки счетов и другая финансовая лабуда, правда, большая часть на английском, – доложил внештатный помощник. – Ладно, спасибо. Посмотрим, разберёмся, – Куницын был благодарен этому здоровенному парню, – ты флешку давай мне, а копию храни у себя. Игорь скажет, что с ней делать. Никому только ничего не говори, ну это Игорь тебе объяснил? – Да не волнуйтесь. Я всё понимаю. Попрощавшись, Борис пошёл к ближайшему метро, а Куницын, отягчённый распечатанной информацией, двинул к своим старшим коллегам из областного управления уголовного розыска. Посредине кабинета подполковников Кривошеева и Шарафутдинова уже тоскливо сидел неудачливый бывший сисадмин «Финкома» Ермаков. Оба матёрых опера неестественно добрыми голосами уламывали парня во всем покаяться. Приход Куницына прервал это искусительное пение сирен. Несговорчивого Ермакова выгнали поскучать пока в коридоре. Куницын шмякнул на стол Кривошеева оба толстенных пакета, а сверху, как ягодку на торте, расположил флешку. Хозяева кабинета сразу смекнули, в чём дело, и начали рыться в бумагах. Увидев знакомое название «Финкома» Кривошеев строго спросил: – Где ты флешку нарыл, и кто все эти бумажкивидел? – Флешку отдал местный перец, зовут Жека. Он первым тогда в лесу на труп Садакова наткнулся, ну и свистнул телефон и бумажник, а в нём флешка. Что на ней записано, он даже не догадывается. Информацию, да и то не всю вытащил один парнишка, вы его знаете – это он нашел место, где держали похищенного Ермакова, да и потом при задержании отличился. От него информация не утечёт, – спокойно объяснил Куницын. – Кто из следствия об этом знает? – допытывался Кривошеев. – Официально никто. А доверительно Климов Игорь. Он и подключил своего брата, чтобы данные с флешки извлечь. Он тоже будет молчать. – Короче, получается, что проделки финкомовцев зафиксированы, но то, что именно этими документами их кто-то шантажировал у нас доказать не выйдет? – Примерно так, – согласился Куницын, – но это можно использовать в оперативной игре, чтобы спровоцировать финкомовцев на действия. Скажем, прикинуться продавцами информации и их проконтролировать. – Тут надо много-много подумать, – изрёк Кривошеев и испытующе посмотрел на своего коллегу. Шарафутдинов согласно кивнул и добавил: – Такие вещи не нам решать. Но если начать докладывать наверх, утечка может произойти, и время потеряем. Мы пока по-другому выстраиваемся. Хотим дать возможность старшему из похитителей Ермакова с левой телефонной трубки с хозяевами пообщаться. У нас в следственном изоляторе есть определённые позиции. До этого им связаться с волей не давали. Ну, ты понимаешь. Послушаем, может, будет за что уцепиться. – Опа! Коллеги, хорошо, что планами поделились, – встревожился Куницын, – украденный телефон этот Жека передал для продажи одному мутному фраерку из наших, а того нашли те двое, что Ермакова похитили и пугнули сильно. Ну, он им всё про Жеку и рассказал. Если они смогут своим боссам доложиться, то Жеку будут ловить и флешку искать. – Ты прав. Судя по всему, ты этого Жеку завербовать хочешь? Ситуация понятная, поэтому продумай все детали, чтобы человека не подставить. Нужно будет его прикрывать. Тебе там на месте видней, как это сделать, – согласился Кривошеев, – а этот парень, на которого наехали наши похитители, он на них заяву писать будет? – Боится очень, но, если прижать, напишет, никуда не денется, – заверил Куницын. – Ладно, это оставим на потом, как запасной вариант. Давай сюда этого компьютерщика. Потычем его носом в бумажки, может чего и вспомнит. Шарафутдинов привел Ермакова из коридора и опять усадил на стул в центре кабинета. Все помолчали. Потом Кривошеев, указывая на лежащие на столе папки, вновь обратился к Ермакову: – Вова, ты своей молчанкой уже всех утомил. Второй час молчишь, а здесь на столе распечатки тех документов «Финкома», которые с твоей помощью у шантажистов оказались. Для финансовых мошенников, а ими и являются твои бывшие работодатели, это означает миллионные убытки, причём в долларах. Мы тебя едва спасли, в последний момент от могилы отвели, а ты, как неразумный, упёрся. Тебе свою жизнь надо спасать, такие подлянки не прощают. Рассказывай, давай, как всё было. Под тремя парами глаз Ермаков почувствовал себя очень неуютно и, повертевшись на жёстком стуле, всё же заговорил: – Я ничего такого не планировал, просто работу искал по специальности. В клубе «Паутина» меня кто-то познакомил с Олегом Ивановичем. Его фамилия Полторацкий, но это я уже позже узнал. Я показал несколько своих программ, он убедился в моём профессиональном уровне и помог устроиться в «Финком». Там зарплата хорошая, соцпакет, короче всё на уровне. Когда полгода прошло, меня Полторацкий разыскал и попросил, чтобы я пароли скопировал для доступа в систему. Я отказывался, а он напомнил, что сам туда меня устроил, а может и уволить в один день. Я знал, что и правда может, но все равно не соглашался. Тогда он сказал, что это нужно, чтобы вирусную программу запустить в компьютерную систему, а когда все транзакции подзависнут, я со своими программами всё восстановлю, и мне ещё и премию дадут. Я боялся, понимал, что за это могут посадить. Но он меня, в конце концов, уговорил. Деньги пообещал – двадцать тысяч долларов. Так я пароли и скопировал. Потом я увидел, что кто-то с удалённого сервера несколько раз в систему «Финкома» заходил. Я боялся, что узнают про утечку паролей и все следы этих проникновений удалил. Только никто никаких вредоносных программ в компьютеры «Финкома» не заносил. Денег мне тоже никаких не заплатили. Полторацкий куда-то исчез, я так и не смог его найти. Я сильно испугался и из «Финкома» уволился, и скрывался, думал, что ничего не узнают. – Да, видишь, узнали. И Полторацкий твой сволочь конченная, подставил и сам смылся. Твои пароли и нужны были, чтобы самую горячую информацию выкачать. Главу «Финкома» начали шантажировать, заставляя купить украденные данные, но тот понял, что копий можно сделать много и просто дал команду застрелить Садакова. Не знаешь такой фамилии? Вижу, что нет. Он уровнем повыше тебя будет, а его грохнули, а ты вообще пешка в их делах. Тобой просто воспользовались, как известным одноразовым предметом. На шаг от смерти ты был, прямо надо сказать, спасибо нашим ребятам, успели. Поэтому, пока мы работаем, ты сиди тихо, жди суда, а потом вали к себе. Ты ведь откуда-то из Сибири? – Из Новосибирской области, – вставил Ермаков. – Вот туда и свалишь от греха, пока всё здесь не утихнет. В Москве мы тебя поохраняем, пока следствие и суд идут, а дальше думай сам, – подвёл итог Кривошеев, – а твоего друга Полторацкого будем искать и найдём со временем. Всё, свободен, давай пропуск, отмечу. После ухода Ермакова в кабинете повисла тяжелая пауза. Шарафутдинов обвёл коллег вопросительным взглядом: – Как нам со всей этой макулатурой быть? И ткнул пальцем в кипы финансовых документов. – А никак пока, – отозвался Кривошеев, – руководителю следственной группы Зинченкову узнавать об этом рано, тем более его сейчас на новое дело перекинули, он расследованием пожара с человеческими жертвами руководит. Помните, на севере области психоневрологический интернат сгорел, так Зинченков теперь там. Сами мы оценить достоверность этих бумаг не сможем, с проверкой в банки не сунешься, да из них большинство за границей. Туда запрос может направить только Генеральная прокуратура. Поэтому думаю, надо поделиться информацией с нашими ребятами из отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Они давно вокруг этой темы ходят, а конкретики не накопали. Вот мы им и поможем, а там видно будет. Ты, Куницын, согласен? – Согласен, куда деваться? Вы здесь банкуете. Только у меня просьба, как только вы дадите арестованным связаться с хозяевами, мне сразу скажите, чтобы я успел своего Жеку прикрыть. – Не сомневайся, сообщим, – заверили его.58
Сергей Гапоненко привычно обошёл помещения первого этажа «Финкома». Так он поступал каждое утро все несколько лет, что возглавлял службу безопасности. Намётанный взгляд позволял оценить настроение клерков, увидеть их состояние после ночного отдыха. Несколько раз это позволило заблаговременно избавиться от возможных проблем. Удалось вычислить одного наркомана и пару алкоголиков. Этим личным умением распознавать неприятности на ранней стадии Гапоненко очень гордился. Но сейчас распознавать было нечего, коридоры и кабинеты опустели после той памятной ночи, когда уничтожались документы. В здании оставалась только смена охранников. Формально персонал был в коротком отпуске, но на деле все понимали, что «Финком» в прежнем блеске финансовой славы уже никогда не возродится. Никаких специальных умений угадывать беду тут и не требовалось. Катастрофа уже состоялась. Тонущий корабль покинули последние крысы. Только сам крысиный король с раннего утра водворялся в своих полупустых апартаментах на втором этаже и телефонными звонками, подтверждающими его личное присутствие, поддерживал в некоторых контрагентах уверенность в том, что «Финком» ещё на плаву. Гапоненко тоже был вынужден являться на работу, хотя и не понимал действий Черкасова. Видимо у того имелась для этого важная причина, но самому Гапоненко она пока была неизвестна. Его собственный опыт не подсказывал, а просто вопил, что пора сруливать за рубеж. Каждый день вытягивал нервы и казался бесконечным. Советы Гапоненко Черкасов выслушивал и не возражал, но с места не трогался. Гапоненко почти сразу узнал, что оба Николая, которым он поручил выкрасть и допросить бывшего сисадмина «Финкома» Ермакова, арестованы. Как и кто их вычислил и задержал, пока ещё не выяснили, но это вопрос нескольких дней. Эти Николаи – ребята надёжные и проверенные, но тюрьма ломает многих. Пока специально направленные для их защиты адвокаты никакой тревоги не высказывали и по просьбе Гапоненко передали арестованным, что о них не забывают, все деньги они получат, а при первой возможности их из тюрьмы вытащат. Хорошо оплаченные юридические умы обнюхивали в протоколах каждую запятую, в надежде найти зацепку и развалить обвинение. Не очень веря в эти их ухищрения, которые служили просто насосом для выкачивания адвокатских гонораров, Гапоненко ясно представлял, что срок его подручные получат не маленький: за похищение человека и применение огнестрельного оружия мало у нас не дают. Сейчас для него главное – протянуть время до его отъезда за границу. Если костоломы заговорят и назовут его фамилию, просто так уехать не удастся. Придётся использовать ближайшую безвизовую границу, а уже из Минска лететь туда, где теплее. Но такой вариант не очень желателен. Лучше бы удалось проделать всё в тишине и не тащить за своей фамилией хвост международного розыска и интерполовскую карточку с красной полоской. Всё решали ближайшие несколько дней. Семья Гапоненко давно отдыхала на ласковых королевских пляжах Испании, готовая по его сигналу в один день сняться и раствориться среди миллионов других, путешествующих по миру. В Москве у Гапоненко оставались арендованная квартирка на Юго-Западе и подержанный внедорожник, которым он управлял по доверенности. Но имелось и главное – коробки с компроматом, распиханные по пяти банковским ячейкам на чужие фамилии. Сейчас он должен был заняться организацией вывоза этого своего «золотого запаса» в безопасное место. Едва он успел плюхнуться в кресло, зазвонил мобильный телефон. Этот специальный аппарат служил для связи с адвокатами. Но вызывающий номер на экране не высветился. Гапоненко решился и всё-таки ответил незнакомому абоненту. – Привет! Узнаёшь? Я коротко. Гапоненко узнал голос старшего Николая и внутренне напрягся, не отвечая. – Думаю, ты меня слышишь, – продолжал Николай, – флешка у парня по имени Жека, живет под Калашином, ездит на мотоцикле «Урал». Менты хотят на нас повесить случай с тем мужиком, у которого мы искали флешку, да если ещё всплывёт тот парень с телефоном, мы не соскочим. Выручай. Мы пока молчим… Разговор прервался. Гапоненко глубоко задумался, сжимая в руке телефон. Этот аппаратик с СИМ-картой нужно срочно уничтожить. Скорее всего, разговор записали оперативные службы. Эх, Николай, совсем в камере разум потерял, сам подставился и его спалил. Теперь нескольких дней просто нету, нужно срочно действовать. Флешка с информацией о «Финкоме» ничего здесь спасти не может, а вот лично Гапоненко она сильно пригодится. Ведь неизвестно, всё ли он успел откопировать, убедиться было бы не лишним. Флешку нужно попробовать забрать. Для этого быстро смотаться в Калашин и озадачить кого надо. А вот стоит ли зачищать хвосты этим двоим неудачникам? С другой стороны, нет человека, нет проблем. Да и оба Николая языки поприкусят. Им будет выгоднее помалкивать. Ну, что ж для такой грязной работёнки тоже специалисты найдутся, есть пара должников, из-за прокола которых весь сыр-бор и разгорелся. Гапоненко с другого телефона набрал единственный, сохранённый в нём номер и коротко сказал: – Это я. Вы нужны. Сегодня в восемь вечера будьте на нашей точке. Гапоненко спустился к служебной машине и попросил водителя ехать в Калашин. У первого же моста через полноводную речку велел остановиться. Вышел и швырнул оба телефона в воду, где, казалось, поглубже.59
Вечером того же дня у начальника Калашинского уголовного розыска Куницына зазвонил мобильный. На связь с ним вышел старший опер главка Кривошеев: – Евгений, дела такие. Звонок от арестованного поступил, судя по разговору, начальнику службы безопасности «Финкома» Гапоненко. За ним уже ходила наша наружка. Гапоненко сразу после разговора на служебной тачке рванул к вам в Калашин. Там у него произошла встреча. Фотографии его контакта я сейчас тебе сброшу. У нас действовало всего две бригады, и установить этого контактёра наши ребята не смогли бы. Поработай с фотоизображением, может, узнаете, кто это был. Затем Гапоненко вернулся в Москву, заехал в отделение одного мелкого банка на окраине, название этого банка у нас есть. А потом наружка его потеряла. Это или просто случайность, учитывая загруженность московских дорог, или он наружное наблюдение вычислил и сумел оторваться. Его пока потеряли. По любому раскладу тебе надо прикрыть твоего человека, у которого флешка. Действуй. Будем на связи. Куницын про себя чертыхнулся. Со времени контакта прошло часов пять. Не поздно ли спасать Жеку? Просил же он сразу его оповестить. Только начальству его проблемы по барабану. Но деваться некуда, надо работать. Он вызвал двоих проинструктированных заранее оперов и срочно направил их в деревню Мантурово к дому Жеки, приказав отзвониться сразу по прибытии, а сам стал ожидать присылки обещанной фотографии. Очень скоро из дежурки позвонили и доложили, что по факсу из главка прислали какое-то фото. Куницын велел срочно его принести. Изображение двух мужчин оказалось черно-белым и не очень чётким. Того, что повыше Куницын не знал, но догадался, что это и есть Гапоненко, а когда хорошенько рассмотрел второго, тихо присвистнул. Это был его коллега – участковый Ковтун, хотя и в гражданской одежде. Вот, значит, кто стучит бандитам! Свой же брат, мент. Куницын хорошо внутренне ощущал братство людей в форме, хотя никогда об этом не высказывался, даже на пьяных застольях. Бывало, что в этом братстве оказывались особи нечестные, запойные и просто дураки. Всякое за долгую службу случалось. По-разному к таким относились. Кого-то жалели, кого-то ругали, но пытались помочь, если не делом, то хотя бы добрым советом. Не прощалось, когда человек умышленно шёл на преступление или предавал. А тут именно такой случай. Ковтун с момента осмотра в лесу трупа и машины знал подробности дела. Ковтун по просьбе самого Куницына отвозил в тот вечер домой в Стеблево свидетеля Иванова, с которым до этого облазил половину леса, и, понятное дело, знал, где его дом. Да, кстати, в дежурство Ковтуна этот злополучный «Мерседес» и сгорел. Вот ты каков оказался лейтенант Владимир Ковтун! Перевёртыш! Куницын решил свою злобу приберечь до личной встречи, по телефону предупредил своих ребят, которые сидели в доме Жеки в засаде, и пошёл к начальнику полиции, рапортовать о ситуации. Ковтуна схватили через час в Мантурово. Засада сработала в лучшем виде. Вскоре его доставили в районный отдел и, как был в разорванной куртке и измазанных побелкой джинсах, провели в кабинет начальника. Внешне Ковтун держался независимо, и никакого раскаяния на его лице заметно не было. Ковтуна усадили за стол совещаний, за которым ему не раз доводилось сиживать на оперативках. Напротив него разместились начальник полиции Кустов и Куницын. Два участника задержания, стоя позади Ковтуна, доложили, как было дело. По их словам, выходило, что в ходе операции они скрытно разместились в жилом доме, где кроме них были Жека и его мать. Около семи часов вечера во входную дверь постучали. Жека отворил дверь и сразу вошедший, а им оказался Ковтун, схватил Жеку за шею и пытался придушить. Оперативникам пришлось вступиться и, применяя физическую силу, скрутить нападавшего и доставить его в отдел. Кустов долгим взглядом рассматривал подчинённого, а потом сказал, обращаясь к операм: – Наручники с него снимите, – и, дождавшись исполнения приказа, продолжил, – расскажи, Володя, как дошёл до жизни такой. Ковтун демонстративно – равнодушно молчал. Куницын, не сдержавшись, сорвался на крик: – Говори, сука, за сколько нас продавал? Зачем в Мантурово попёрся и с кем встречался днём в Калашине? Ковтун, не повышая голоса, ответил: – Если я задержан, то, по какому делу? А где следователь и адвокат? И нечего на меня орать, если есть доказательства, предъявляйте. Чувствовалось, что спокойствие у него показное, хотя внутренне он и в смятении. Собравшиеся в кабинете, все опытные сыскари понимали, что нахрапом своего же коллегу расколоть не получится. Начальник полиции Кустов, вздохнув, распорядился: – Ладно, мужики, дадим ему подумать, ведите его в третью камеру. Когда Ковтуна увели, и они остались с Куницыным вдвоём, Кустов спросил: – Что мы можем ему предъявить? Куницын ответил честно: – Да толком ничего. Пока не заговорят его заказчики, будет молчать и он. Нет у нас ничего объективного. Одни фотографии, но записи разговора нет. Он заявит, что у него незнакомые спросили, как проехать на почту. А про Жеку он скажет, что как участковый пытался раскрыть какую-нибудь мелкую кражу или что-то в этом роде. А что грубо себя вёл, то это не преступление, а просто служебный проступок. Жалко, что про флешку он ничего не говорил, не успел. Поторопились наши парни, Жеку пожалели. – Ты прав. У нас одни умозаключения. Ни следствие, ни прокуратура при таких раскладах на его официальное задержание не пойдут, – задумчиво поддержал Кустов, – так как нам лучше поступить? – Давайте я с ним переговорю, предложу рапорт об увольнении по собственному подать. А там пусть гуляет пока, но подальше от отдела и без погон. Он явно не дурак, хотя и мразь, пробы ставить негде. Я найду для него нужные слова и фотографии продемонстрирую, как компромат, да и в телефоне его мобильном найдутся контакты с финкомовцами. Ну и как бы проговорюсь, что его невольно подставили заказчики после нашей же провокации. Он понадеется, что заказчики его сдавать не будут, и ему же лучше пока побыть в сторонке, пусть и с увольнением, – предложил Куницын. – Согласен. Действуй! – распорядился Кустов.60
Следователя Игоря Климова в этот прохладный осенний вечер занимали тоже очень эмоциональные, но гораздо более приятные заботы. Началось с того, что в конце рабочего дня по телефону позвонил старший следователь Раджабов и попросил зайти. Игорю не хотелось тащиться на второй этаж, и он попытался отделаться отговорками. Но Вагиф настаивал, и пришлось оторваться от кресла и топать наверх. Игорь без стука вошёл в раджабовский кабинет и от неожиданности несколько опешил. В кресле у стены сидела ослепительно красивая девушка. Чёрные волосы, образуя замысловатую причёску, свободными локонами разлились по её плечам. Высокий лоб с дугами тонко очерченных бровей не испортила ни одна морщинка. Прямой нос и ярко подсвеченные помадой губы придавали бы лицу некоторую надменность, если бы не искорки в зеленоватых глазах. Девушка явно веселилась, и её округлый подбородок немного подрагивал от сдерживаемого смеха. Увидев замешательство Игоря, Раджабов, как он умел, по-восточному с напыщенной торжественностью и в тоже время совершенно по-доброму, представил товарища. Игорь поздоровался. Девушка, не вставая с кресла, плавным движением переложила зажжённую тонкую коричневую сигаретку в левую руку и протянула свою освободившуюся правую ладонь для рукопожатия, произнеся: – Здравствуйте, меня зовут Марина, будем знакомы. Игорь пожал её руку, ощутив неожиданную твердость тонких пальцев. На безымянном она носила массивный перстень, поэтому Игорь ограничился лишь легким прикосновением, не желая причинить боль. Она это приметила и сразу улыбнулась, в ответ машинально улыбнулся и Игорь. Раджабов, видя, что контакт между новыми знакомыми установился, сразу взял быка за рога: – Игорёк, Марина к нам приехала из Москвы. Она адвокат по одному из моих дел. Но вот как не повезло – машина у неё сломалась. Быстро не сделать, если только к утру, но я этим плотно занимаюсь. Марине я заказал номер в гостинице, будь добр, отвези, я видел, что ты сегодня на колёсах. – Да не вопрос, считайте, что карета подана к подъезду, пойду разводить пары, – шутливо доложил Игорь. Он снова взглянул на неожиданную попутчицу, которая по-прежнему спокойно сидела, слегка откинувшись на спинку кресла и покуривая. Курточку из тонкой кожи она просто накинула на плечи. Ворот чёрной шелковой блузки был свободно распахнут, и на загорелой шее, отливая перламутром, в две строчки светлели жемчужинки. Расценив его взгляд, как приглашение Марина встала, оказавшись с Игорем почти одного роста, и как-то по школьному легко подхватила со стола объёмистый портфель. Игорь галантно перенял его, и они направились к выходу. Продолжая играть кавалера, также церемонно Игорь распахнул перед Мариной дверцу автомобиля, поместив портфель на заднее сидение. Она молчала и улыбалась каким-то своим мыслям. Игорь решил первым разговор не начинать, тем более что до гостиницы езды-то всего минут десять. У гостиничного входа он затормозил и просто сидел, положа руки на руль и не глуша двигатель. Ждал, что ему скажут, и скажут ли вообще что-нибудь, кроме дежурного «спасибо». Марина выдержала паузу и поинтересовалась: – В этой гостинице кофе можно выпить? – Можно, конечно, но и в буфете, и в ресторане, он, по честно говоря – «бочковой». Название есть, а вкуса и крепости нет. – Жаль, я за делами не успела перекусить, думала, что хоть здесь повезёт. – Если хотите, я вас кофе угощу. Я умею его сварить. – Правда? Значит, вы меня к себе приглашаете? – Да, приглашаю, и мне хочется, чтобы вы согласились. – Я соглашаюсь, Игорь, поехали. Сказано это было просто, без подтекста, но у Игоря почему-то сильнее застучало сердце. Понимая, что Марина этого заметить не может, он всё-таки начал суетливо нажимать педали и орудовать селектором автоматической коробки, создавая в салоне шум. Приехали быстро. Игорь, немного стесняясь убогости своего жилища, показал гостье, где у него что расположено и начал готовить кофе по своему заветному рецепту. Марина ненадолго задержалась в ванной, а потом зашла в комнату и немного побыла там, затем появилась на кухне со словами: – Чем помочь, хозяин? – Помогать не надо, но вот из еды могу предложить яичницу или макароны отварить. Извините, как-то не сообразил, что в холодильнике пусто. Давайте, я сейчас до гостиницы доеду, бутербродов привезу. – Ехать не нужно, мне мама на дорогу их наготовила и с ветчиной, и с сыром, так что с голода не помрём. Главное – кофе. – За этим дело не встанет. Уже пенка поднимается. Садитесь к столу. Слава Богу, после маминого визита в хозяйстве Игоря теперь были приличные чашки и блюдца. Нашлась и непочатая пачка печенья. Кофе пили молча, смакуя напиток. Марина несколько раз бросала на Игоря короткие взгляды. Он бестрепетно встречал их, всем видом давая понять, что он просто выполняет святой долг гостеприимства. – Кофеёк у вас отменный, вы просто мастер. Поделитесь секретом, или унесёте тайну в могилу? – пошутила Марина. – Нет, не унесу, завещаю рецепт деткам, – парировал Игорь. – И сколько их у вас? – Ни одного пока, поэтому доверю его вам, чтобы обделённое человечество не страдало, согласны? – Я получила такое удовольствие, что теперь на всё согласна. Оба почувствовали некоторую двусмысленность этой фразы и неловко замолчали. Решившись, Марина встала и потянулась к куртке, висящей на спинке стула. Точным движением вынула из кармана пачку сигарет и заявила: – В доме курить не хочу, подымлю по дороге. – Да кури здесь, – Игорь неожиданно для себя перешёл на «ты» и от смущения тоже поднялся. На тесной кухне они оказались почти вплотную друг к другу. Он начал её обнимать и наклонился, чтобы поцеловать. Она ответила долгим поцелуем. Прошло немало минут, но оба не замечая времени, продолжали стоять в объятиях, жадно целуясь. Первой опомнилась Марина: – Игорь, мы с тобой как девятиклассники в подъезде, давай хоть свет выключим. Игорь, не отвечая, шлёпнул наугад по выключателю, свет погас, оба рассмеялись и ушли в комнату. Пока Игорь наспех расстилал простыни, Марина успела снять с себя одежды и прильнула к Игорю. Он аккуратно развернулся и погрузил своё лицо в её волосы, которые источали аромат терпких духов… Игорь, казалось, плыл на волнах счастья. От долгого воздержания не всё получалось так, как хотелось, но Марина, понимая его состояние, умело старалась доставить ему наивысшее удовольствие, при этом удовлетворяясь сама… От пережитого напряжения обоих мучила жажда. Игорь, пользуясь темнотой, без одежды вышел на кухню, чтобы принести своей женщине воды. Но та выскользнула следом и, взяв из его рук чашку, начала пить. Они соприкоснулись вспотевшими телами, и Игорь вновь ощутил страстное желание обладать ею. Так продолжалось не один раз за ночь. Ничего подобного Игорь за всю свою небогатую сексуальную жизнь ещё не испытывал… О наступившем утре и начале рабочего дня они узнали с некоторым опозданием после звонка руководителя следственного отдела Сорокина, которому с утра вздумалось повоспитывать Игоря. Пока они приводили себя в порядок и одевались, Игорь всё время ловил себя на том, что его губы сами собой расплываются в улыбке. Он искоса поглядывал на Марину, которая сосредоточилась на макияже. Ничего не скажешь, она была красавица – с тонкими чертами умного лица и изящной фигурой. Её одежда было тщательно подобрана и обладала качеством, присущим только очень дорогим вещам. Что она в нём нашла? В простом парне, служащим на не слишком престижной должности в далёком от столицы городке? Оставалось считать, что это просто дорожное приключение, чтобы потом не кусать локти от несбывшихся мечтаний. По дороге на работу они обменялись самыми дежурными фразами, не содержащими даже намёков на совершившуюся близость. Красное купе «БМВ» Марины уже стояло возле отдела. Раджабов не подвёл. Пока Марина осваивалась в салоне после ремонта, выставляя под себя кресло и регулируя зеркала, Игорь неловко топтался рядом, не зная, что сказать. Марина вылезла из-за руля и подошла к Игорю. Он смотрел ей в глаза и боялся спросить, увидятся ли они снова и, если да, когда? Марина, поняв его мысли, коротко сказала: «Да», озорно улыбнулась и поцеловала тем ночным горячим поцелуем. Игорь даже задохнулся от счастья.61
На лесной прогалине уткнувшись бампером в заросли лещины стояла самая неприметная для российских дорог машина. Обычные серебристые «Жигули». Густо тонированные стекла не позволяли бы снаружи разглядеть, кто находится внутри. Но там никого и не было. Оба приехавших, соблюдая все меры предосторожности, ушли метров за двести на самую опушку леса. Эти два парня были, что называется, скроены по одному лекалу, и даже внешностью походили друг на друга. Невысокие, коренастые, с коротко остриженными каштановыми волосами они производили впечатление двойняшек, хотя по жизни ими не были. Их родство считалось в деревне двоюродным, но там всё так хитро переплелось, что самые матёрые старухи не брались точно выводить генеалогические древа, во избежание мордобоя за поминание супружеских измен. Самих парней и вовсе не заботило кто, есть кто в их роду. После службы в армии на малой родине они ни разу не появлялись. Случилось так, что попали они в одну воинскую часть, а потом и в один взвод. Сыграло роль то, что они родились и выросли в сельской местности, а значит, не были избалованы и гонористы. Начальству тоже не перечили, а что уж они в действительности думали, мало, кого интересовало. Отцы-командиры за таких ребят готовы были отдать десяток городских призывников, впитавших все пороки трущоб от водки до наркотиков. Да и на язык эти цветы цивилизации были остры, чего стоили кликухи, которые они приклеивали своим начальникам. Нет, опора была на надёжную чёрную кость, пусть только в армии увидевшую унитаз и впервые получившую чистое постельное бельё и полный комплект одежды на все сезоны. Зато они не воротили носы от пищи в солдатской столовой и искренне ценили, что трижды в день им еда обеспечена. Постепенно, как стружку с картофеля, слой за слоем, с них счищали дикие привычки, превращая в армейские механизмы. Наиболее дальновидные офицеры понимали, что покорность их скорее внешняя, и, если стихия вновь вырвется наружу, как уже бывало в нашей многострадальной истории, мало не покажется никому. Отслужили парни благополучно, горячие точки обошли их стороной. Вот только за воротами части их никто не ждал и трижды в день кормить не собирался. В камуфляже тоже весь век не проходишь, хотелось пофорсить. Дембельских денег хватило бы только на проезд до родной деревни. Двинули парни сперва на столичную стройку: там давалось место в общежитии, но уж больно тяжелой и грязной показалась работа бетонщиками. Вечерами руки ломило от непривычного труда, а одежду успевай только стирать. Не выдержали и трех месяцев. В городе они уже к этому времени поосмотрелись и решили податься в частную охрану. Денег там платили заметно меньше, но работа не сравнить. Сиди себе культурненько в тёплой проходной и следи за пропускным режимом. Опять же привычная бесплатная форма. На улицу под дождь и снег выходишь только поднять-опустить шлагбаум, а там снова сиди, покуривай или чай пей. Начальство и здесь их оценило за безотказность и надёжность. Спиртным они не увлекались, как некоторые иные-прочие, со старшими не пререкались, к исполнению обязанностей были строги, хотя и без излишнего рвения. Всё им нравилось, только денег на московскую жизнь хватало в обрез. Искали приработок, но, несмотря на водительские права, желаемая работа не наклёвывалась. Не хватало образования, пронырливости, да и просто связей. Вот тут-то и познакомился с ними один бывший милиционер. Помогал, когда деньгами, когда советом. Пару раз съездили на рыбалку, попарились в баньке. Выпивали по маленькой, говорили по душам. В общем, всё как у людей. Парни не знали, что на них этого разбитного мента вывел начальник кадров их собственного ЧОПа. Но, давая рекомендации, этот начальник сам не догадывался, для чего на самом деле эти исполнительные ребята потребовались. А было всё просто. Серьёзным людям, для серьёзных дел срочно требовались незасвеченные в блатной тусовке, несудимые ребята. Конечно, их безнадёжная неразвитость бросалась в глаза, но никто и не собирался возиться с ними вечно. Сделают своё и к стороне. Психология обработки в данном случае применялась самая примитивная: по разным поводам говорилось, что нужно иметь много денег и сразу. Чтобы большие деньги получить, нужно пойти на риск и выполнить одно задание. После этого они сами себе хозяева, а им от уважаемых людей почет и приличная сумма в какой хочешь валюте. Бывший милиционер, как истинный змей-искуситель, никуда не торопил и, видя их сомнения, ни в чём не упрекал. Для встреч с будущими киллерами, а это и было то, что в застольных разговорах называлось «рискованное дело», специалист по вербовке одевался попроще, с увлечением слушал их тупые рассказы про армейскую службу, а за водку и закуску показно расплачивался самыми мелкими купюрами, подчеркивая, что сам-то он не богат, но их сильно уважает как настоящих парней. Капля, как известно, камень точит. Парни, как умели, оценили возможные плохие для них последствия и, как водится, испугались. Но протекло несколько совместных ночных дежурств с обязательным просмотром криминальных сериалов с погонями и стрельбой, где патронов расходовалось как на Курской дуге, и приятели успокоились. С экрана ясно видно, что оружие и выстрел – самое обыкновенное дело, что так живут все вокруг, кто посмелее и поудачливее, а в ментовку или в морг попадают только лохи. Сменившись после очередного дежурства, они по дороге на съёмную квартиру, не сговариваясь, зарулили в продуктовый магазинчик и купили бутылку водки и немудрящую закуску. Водку разлили по стаканам и, следуя увиденному в сериалах ритуалу, дали кровную клятву: каждый надрезал палец и макнул в стакан себе и побратиму. Порезанные пальцы после водки сильно щипало, щипало и глаза от навернувшихся в этот торжественный момент «скупых мужских» слёз. В тот же день они позвонили менту и сказали, что согласны. Тот ничем свой радости не обнаружил, даже заявил, что ими гордится, а сам на такое мужество уже не способен. Но удручался, правда, недолго. Начал командовать. Велел взять двухнедельный отпуск, с кадровым отделом обещал во всём поспособствовать, и собраться для выезда на природу. Уехали километров за триста в глухое местечко. У мента имелся старый деревенский домище, но уже гниловатый и заброшенный. Там и разместились, каждому досталось по комнате. Больше в заброшенной деревне ни одной живой души не было. Вставали рано, как в армии, совершали пробежку по заброшенным садам, потом завтракали. Никакого спиртного, даже пива, мент взять не позволил и сам терпел все две недели. После завтрака шло обучение. Мент рассказывал, как маскироваться в городе, как выбирать незаметные точки для стрельбы, как рассчитывать расстояние до цели и нужный угол для выстрела. С оружием было негусто: самозарядный карабин Симонова, ТТ и «Макаров». Вот и весь арсенал. Патронов хватало – в подполе хранился почти полный армейский вещмешок этого добра. Стрелять из карабина уходили подальше в лес. Сначала лупили по банкам, а когда наловчились, тогда уже по настоящим мишеням с разбором каждого выстрела. Мент не расставался с подзорной трубой, при помощи которой корректировал огонь. По нему было видно, что парнями он доволен. Из пистолетов стреляли прямо в доме или во дворе, а ещё сажали набитое соломой чучело в корпус ржавого «Москвича», догнивающего за сараем, для имитации атаки на кортеж. Мент говорил, что нужна естественная обстановка. Главная задача привыкнуть к вспышкам и грохоту выстрела и не жмуриться от разлетающихся гильз. Ещё требовалось стрелять кучно и быстро, посылая в цель как можно больше пуль. Для этого у «Макарова» доработали шептало, что позволяло выпускать серию по четыре-пять выстрелов. Короче, готовились серьёзно. За всем этим грохотом и пороховой гарью парни не успевали задуматься, что вся эта почти мальчишеская войнушка, означает чей-то скорый смертный приговор. На это и было рассчитано. Несколько дней мент посвятил автоподготовке. За деревней каким-то чудом сохранилась небольшая заасфальтированная площадка, то ли от машинного двора, то ли от зерносклада. Её использовали для наработки навыков экстренного торможения и разворота, а также пытались стрелять по цели при движении автомобиля. Но результаты оказались плачевными, и мент от этих тренировок отказался. Отпуск истёк. Пришла пора вернуться в цивилизацию. Мент велел сидеть тихо, аккуратно выходить на смены и не пьянствовать. С ними свяжется или он лично, или подойдут от него. Задание дадут конкретное, всем нужным обеспечат, от них требуется только точное исполнение. Тогда всё получится как надо. Как надо получалось несколько раз. Парни потом в телевизионных новостях узнавали, кем была их очередная жертва, но никаких эмоций не испытывали. Свою жизнь в городе и своё, в общем-то, малопочтенное занятие, они воспринимали как нечто ненастоящее, истинная жизнь для них начнётся потом, когда денег накопится так много, что можно будет их не считать. После первого убийства с ними щедро рассчитались. Таких денег они не видели никогда, и даже не верилось, что эти пачки пахнущих типографией долларов они действительно держат в руках. Не обошлось без конфуза. Перебирая купюры, они заметили, что на руках остаются чёрные следы от краски. Пронзила обида: они жизнью рискнули, а им впарили фальшивые доллары. Не могли дождаться утра, чтобы разобраться с ментом. Тот сперва встревожился и примчался сразу, но узнав в чём дело, поднял их на смех. Объяснил: купюры новые, в обращении не были, по рукам не ходили, вот краска и сохранилась свежая. Все защитные знаки на месте, чего кипишиться? Но парни не унимались, требуя доказательств. Тогда он взял на выборку несколько стодолларовых бумажек и поехал вместе с ними в обменник, где кассирша без звука обменяла зелень на деревянные. Парней отпустило. Мент их выматерил и уехал, а тем захотелось загулять. Выбрали гостиницу попроще, сунули зелёный стольник администраторше и на целую ночь забурились в номере с проститутками. На другой день с тяжёлыми головами с трудом отстояли смену. Так и шла их жизнь, до последнего прокола с мужиком в «Гелендвагене». Пришлось залечь на дно и отсиживаться в дачном посёлке под Москвой. Оттуда их по специально приготовленному для таких случаев телефону вызвал Гапоненко. Мент давно отошёл в сторону, и последние заказы шли без него. Гапоненко ждал их вчера вечером в условленной заранее точке – в маленьком кафе при заправочной станции недалеко от МКАД. Разговор вышел недолгим, ссылки на то, что на последнем задании догнать и добить жертву не получилось из-за намертво заглохшей машины, Гапоненко принять во внимание не пожелал. Он торопился и не скрывал раздражения от прошлой неудачи. Сказал, что его люди попали в беду, и необходимо, чтобы их освободить, закрыть навсегда рот одному вредному свидетелю. Парни покивали в знак согласия и внимательно выслушали, куда нужно ехать и что делать. Задача оказалась из простых: в Калашинском районе в деревне Стеблево живет мужик, фамилия Иванов, живёт один в отдельном доме. Надо его по возможности аккуратно шлёпнуть, а дом поджечь, чтобы следов не осталось. Когда они всё сделают, с ними рассчитаются в том числе и за неудачное нападение на мужика в «Гелендвагене». На обратном пути много не разговаривали. Действовать предстояло не в первый раз, роль каждого неоднократно репетировалась, а попусту трепаться не хотелось. Вот поэтому уже несколько часов они кормили комаров в кустах за домом этого Иванова, по очереди наблюдая в бинокль, как тот копается в саду и что-то носит из сарая в дом, наверное, дрова. Иванов был один и никто к нему не приходил. Собаки на участке не наблюдалось. С соседней усадьбы погавкивал какой-то кобель, судя по густому лаю, размеров не малых. Но туда соваться никто и не планировал. Они ожидали наступления полной темноты. От долгого лежания тело затекало и требовалось время от времени ворочаться сбоку на бок, разгоняя кровь. Этим манёврам мешали пистолеты, запихнутые в наплечные кобуры. Приходилось терпеть, сумерки уже сгущались, ждать оставалось недолго.62
Вторые сутки Игорю казалось, что в жизни всё легко и просто, и так будет всегда. Из головы не выходила встреча с Мариной, он вновь и вновь по минутам вспоминал их единственную совместную ночь. Ни она, ни он, ни слова не сказали о новом свидании, но оба ощущали, что оно скоро произойдёт. При этом никому из них не пришло в голову обменяться номерами мобильных телефонов, такой пустяк, как отсутствие связи, никак не мог стать препятствием для их чувств. Все совершалось помимо их воли, словно, само собой. К Игорю зашёл куда-то торопящийся Раджабов и выложил на стол адвокатскую визитку Марины с дописанным на ней от руки номером её личного телефона. Вагиф никак свои действия не комментировал, был серьёзен, и всё выглядело естественно, без малейшего намёка на их близость. Неожиданно из канцелярии следотдела сообщили, что в следующие четверг и пятницу в Москве на базе областного следуправления пройдёт семинар-совещание для молодых следователей, и Игорю приказано в нём участвовать, для чего он должен зайти к ним и оформить командировку. Складывалось так, что выходные и ещё пару дней он проведёт дома у родителей и сможет встретиться с Мариной. Оставалось считать деньки. Вспомнилось, как на действительной службе перед увольнением начинался отсчёт отбоев и подъёмов. Некоторые ребята прокалывали в карманном календарике иголкой число ушедшего дня, другие в укромном месте хранили ленточку клеёнчатого портновского метра и отрезали ножницами сантиметр за сантиметром, учитывая утекающее время. Игорь во время службы вести такую сложную бухгалтерию ленился, справедливо полагая, что в штабе всё и так посчитают, не ошибутся и на второй год в армии не оставят. Он был повзрослее своих сослуживцев и годы обучения на юрфаке даром не прошли, сформировав у него самостоятельную точку зрения на многие житейские вопросы. Дней до встречи с Мариной оставалось всего-то ничего, не нужно считать, нужно просто ждать. Где-то на периферии сознания возникали мысли об Ирине. Их отношения до разрыва не дошли, и ещё несколько дней назад спроси его кто-нибудь об этом, он с уверенностью сказал бы, что трудности временные, и они постараются их преодолеть. Встреча с Мариной всё перевернула вверх дном. Для него открылось совершенно иные и пока неизведанные чувственные объёмы. Он сам стал новым в этом пространстве и понимал, что вернуться назад и втиснуться в своё собственное двухмерное прошлое не сможет. Об этом придётся ещё думать и думать, но думы оказывались светлыми. Никаким предателем по отношению к Ирине он не был и таковым себя не ощущал. Он чувствовал, что благодаря Марине он поднялся на высшую ступень в отношениях мужчины и женщины, когда любящие люди являются продолжением друг друга и в телесном, и в духовном смысле. Для него это открылось сразу и неожиданно, как будто он оказался на горном гребне и может отчётливо и ясно видеть расстилающуюся внизу долину во всех подробностях и красках. О том, шагнуть ли ему в эту долину, он даже не задумывался, он готов был туда прыгнуть без крыльев дельтаплана за спиной, просто расправив руки. Занятый своими переживаниями Игорь машинально приехал домой и поужинал. Ни читать, ни смотреть телевизор не хотелось. Он прилёг, закинув руки за голову, и приготовился было продолжить свои сладкие грёзы, но неожиданно уснул.63
Разбудил его телефонный звонок. За окнами стояла беспроглядная ночь. Со сна Игорь сначала не понял, кто звонит, а потом до него дошло, что это тот самый Петрович, он же свидетель Иванов, которого избили. С испугом он спросил: – Что у вас стряслось? Вы целы? – Да всё в порядке у меня. Беспокою ночью, вы извините, но тут такое дело: сегодня ночью на меня напасть хотели, вот я и сообщаю, как вы велели. – Вы сами-то где, вас не тронули? – Да я дома у себя, жив, здоров. – А кто хотел напасть, вы их видели? – Видеть не видел, но слышал, а кто они не спрашивал. Вы скажите, что мне дальше делать? – Если вы вбезопасности, ничего не делайте, ждите нас, мы к вам сейчас приедем… – А с этими двумя что делать? – А где они? – Да у меня, до вашего приезда никуда не денутся. – Ждите нас, ничего не предпринимайте – Понял, жду. Игорь принялся судорожно набирать нужные телефонные номера. Сложнее всего пришлось с Куницыным, который видать вечерком принял на грудь чарку-другую и никак не врубался, чего Игорю надо. – Два козла на свидетеля Иванова опять напали, очнись Женя, надо ехать срочно, не дай бог старик там не справится один, – взмолился Игорь. – Да эти два козла давно под стражей сидят, опомнись сам и не мешай людям спать, – огрызался тот. Игорь, раздражённый его упрямством, матерно выругался, что неожиданно включило куницынские мозги, и он спросил: – Это тот дед, который из Стеблево, мы ещё к нему с тобой ездили, задерживать хотели? – Ну, наконец-то, въехал. Давай одевайся, я за тобой заскочу, дежурному в полицию я уже отзвонился, – начал распоряжаться Игорь, уже выходя из квартиры и на ходу натягивая куртку. По асфальтированному шоссе «Альмера» пролетела ласточкой, а вот последние километры состояли из сплошных луж и кочек. Когда въезжали в деревню, где-то далеко сзади послышалось завывание полицейской сирены и показались всполохи мигалки. От калитки нужного им дома кто-то посигналил электрическим фонариком. Оказалось, что сам хозяин поджидает в кустах у дороги. Приехавшие пожали ему задубевшую на холоде руку, и Евгений шёпотом спросил: – Где они и сколько их? – А чего шептать, они не услышат. Двое их было в доме, но может, кто в округе ещё прячется, не знаю, поэтому и вышел вас с фонариком встретить. – Короче, отец, – напирал Куницын. – А очень коротко не выйдет, а то не поймёте. После того раза, как отметелили меня, я призадумался, как дальше-то жить, ведь вернуться могут. За ружьё хвататься не хотелось, вы же потом меня самого и посадите. Электрокабель на входную дверь повесить – плёвое дело, но так можно и постороннего жизни лишить. Решил я сделать западню, как во Вьетнаме. Там для американских солдат вьетнамцы много чего придумали. Ну и соорудил волчью яму, только без кольев на дне. Ещё мой батя, покойный, под домом подпол вырыл для запасов всяких, ну вот я его расширил и сделал как бы конусом, чтобы к низу расширялся, и вылезти нельзя было. Там глубины метра три, только грунтовые воды выступили на дне, поэтому слякотно. Половицы, что в коридоре идут от входа в дом к двери в теплую часть, я сплотил навроде щита на петлях и под них железный штырь подвёл. Если штырь убрать, то человек, сделав шаг, своим весом щит продавливает и в яму проваливается, а пружина щит ставит на место, и снизу его уже не открыть, только снаружи. – Вы, отец, просто Кулибин. А про Вьетнам откуда знаете? – восхитился Игорь. – А я там срочную служил, в противовоздушной обороне, – пояснил Петрович. – Ладно, ветеран, докладывай, сколько наловил? – командирским тоном поинтересовался Евгений. – Два человека там. Они целые, там покалечиться невозможно. Только пистолеты у них, стреляли раза два. Но я им через переговорную трубу сказал, что, если будут палить, залью их на хрен водой под самый щит. Они и попритихли. Сидят, вас ждут. Холодно там и мокро, пора доставать, а то заболеют. – А что за переговорная труба у тебя? – уточнил Куницын. – Как на корабле, от печки идёт в подпол, чтобы можно было в случае чего общаться. Да обычная серая пластиковая труба для канализации, я её в хозмаге купил. – А как вы узнали, что к вам именно сегодня идут и сколько их? – не утерпел Игорь. – У меня на краю огорода сторожок выставлен, как на рыбалке. Задел чужой веточку или на щепку наступил, а у меня в доме колокольчик дрынькает, как поклёвка. Колокольчики я разные по размеру взял, на каждую сторону свой, поэтому точно знаю, откуда идут. У самого дома ещё такое же кольцо оповещения. Поэтому услышал я звоночек, штырь вытащил, пробки электрические выкрутил, чтобы никто не смог лампочки включить, и темнота в доме была, а сам жду. Кто-то входную дверь стамеской, видать, открыл, в коридор шагнул, рухнул в яму и молчит. Вдруг слышу, опять колокольчик звякнул, ну, думаю, второй. И точно, второй ввалился. Я даже штырь на место не поставил, а вдруг ещё кого принесёт? Сам в окошко вылез и стал вам названивать. В этот момент к дому Петровича наконец-то подъехал полицейский «УАЗ», заплутавший в незнакомой деревне. Из него вылезли трое в бронежилетах и с автоматами наперевес направились на свет фонарика. Куницын велел им обойти прилегающие к участку кусты и проверить, нет ли ещё непрошеных гостей. Полицейские направились исполнять поручение. На их вторжение звонким лаем ответили окрестные псы. В нескольких домах зажёгся свет. – Сейчас всю деревню перебудим, – посетовал Петрович. – Ладно, утром отоспятся, – утешил Куницын и скомандовал, – веди отец безопасным путём, будем твоих бандитов потрошить. В дом залезли через окно. Евгений подошёл к переговорной трубе, которая торчала на полметра из-под печи и решительным голосом объявил: – Я начальник калашинского угрозыска Куницын. Называйте ваши фамилии, говорите, кто вас послал и зачем. Потом сдадите оружие и расскажете обо всех своих подвигах, а мы проверим. Если будете молчать, через три минуты я даю команду слить на ваши голову выгребную яму. Дерьма как раз хватит, чтобы в нём утонуть. Смерть как раз для таких отморозков как вы. Потом следователь, который стоит здесь, со мной, спишет всё на несчастный случай, в который вы сами по неосторожности и вляпались. Точка. Время пошло! Медленно потянулись отведённые минуты. Труба молчала. Куницын жестом показал хозяину на два ведра питьевой воды, стоявшие на скамеечке у входа в кухню, и гаркнул: – Время вышло, пеняйте на себя, начинаю операцию! Петрович схватил ведро и начал медленно лить воду в трубу. Холодные струи споро исчезали в горловине, образуя воронку. Не иссякло ещё первое ведро, как снизу сквозь бульканье раздался замогильный голос: – Постой, командир, мы сдаёмся. – Слушаю… Они назвали фамилии, которые ни начальнику уголовного розыска, ни следователю ничего не сказали. Куницын снова взревел: – Кто послал, сколько стволов, какие за вами дела? – Послал заказчик, фамилия Гапоненко. Он какая-то шишка из бизнеса. Ствола два. Дела за нами есть, будем говорить. Последний раз у вас в районе грохнули мужика на «Мерседесе», тоже Гапоненко велел. Мы все расскажем, давайте вынимайте нас, окоченели уже. Куницын переглянулся с Игорем, который понимающе кивнул, и сказал Петровичу: – Ну, отец, ты герой! Настоящий, с большой буквы! А этих просто жалко доставать, так бы там и их держал, – и, развеселившись, в шутку добавил, – хороший у тебя, хозяин, подвал, ты бы мне его в аренду сдал на полгодика, я бы всех мазуриков районных через него пропустил. По одному неудачливых киллеров извлекли на поверхность. Их оружие временно забрал старший наряда полицейских, уже вернувшихся с обхода. Им был тот самый сержант, что перетаскивал Игоря через лужу, а потом сторожил в больнице. Они поздоровались как старые приятели, чувствуя взаимное расположение и радуясь успешному окончанию совместной операции. Куницын доложил начальству о задержании киллеров. Игорь позвонил Сорокину и сказал, что убийство раскрыто, признания можно будет легко проверить по отпечаткам пальцев, по генетике и по оружию. Оба вождя, наплевав на ночное время, не сговариваясь, приказали ждать их на месте, ничего из обстановки не изменять до доклада областному руководству. Куницын, Петрович и Игорь сели в «Альмеру» и, включив обогрев на полную катушку, пытались согреться. Старший наряда отправил своих ребят на «уазике» сдавать задержанных в райотдел, а сам скалой встал у калитки, охраняя место происшествия. Через полчаса на дороге показался свет автомобильных фар. Куницын с Игорем выползли на холод встречать начальство. Но это оказалось никакое не начальство, а знакомые до зубной боли репортеры из «Дежурного объектива» на своём «Рено». Старший из них сразу затараторил: – Ваш начальник полиции сам нас прислал, мы всё с ним согласовали, он обещал, что прикажет вам дать нам поснимать место преступления, для областной новостной программы… – Ничего он мне не приказывал, – начал было Куницын, но почувствовал, что Игорь дергает его сзади за куртку и замолчал. – Видите ли, друзья, то о чём вы просите, очень серьезно, мы не можем ручаться за вашу безопасность, и я лично просто не советовал бы вам проходить в дом пока не рассветёт, там отключено электричество и совершенно темно – по возможности спокойным голосом ответил Игорь. – Это не ваша забота, вы обязаны нас допустить прямо сейчас, у нас мощный автономный осветитель. Если не пустите, мы будем жаловаться вашему областному начальству, – продолжал напирать старший репортёр. – Я ещё раз говорю, что в темноте проходить в дом очень опасно, вы рискуете собой, прошу подождать до рассвета, тем более, немного уже осталось, – увещевал Игорь, с удовольствием понимая, что придётся уступить. – Не учите нас работать, – был ответ. – Ну что же, запомните, я вас предупреждал, что ходить не надо, – сдался Игорь. Репортёры с гордо поднятыми головами проследовали к калитке и наткнулись на сержанта, который тоже попробовал остановить их, но его не удостоили даже ответом. Подсвечивая фонариками, съёмочная группа двинулась к дому. Сержант встревоженно обратился к Игорю: – Беды бы не было… – Мы предупреждали, что нельзя, – коротко ответил Игорь. Все обратились в слух.64
Неосвещённый дом поглотил репортёров, как сказочный дракон. Ни стука, ни возгласа оттуда не донеслось. Игорь понял, что хитроумная ловушка вновь сработала безотказно. Он растолкал заснувшего в тёплом салоне «Альмеры» Петровича и объяснил, что имеется свежий улов. Гуськом вся компания, прихватив сержанта, направилась к дому и снова воспользовалась окном вместо дверей. Игорь громко позвал: – Ау, ребята, вы где? Из подпола неслись неясные звуки, похожие на матерные ругательства. При помощи автора изобретения щит подняли и помогли мокрым и продрогшим репортёрам вылезти наружу. Несмотря на жестокое испытание, они продолжали сжимать в дрожащих руках один осветительную лампу, а второй видеокамеру. Вымазанные глиной и испуганные репортёры жаждали мщения и накинулись с упрёками на Игоря, утверждая, что он устроил провокацию, из-за которой они едва не погибли и чуть не угробили дорогущее оборудование. Игорь всё отрицал, а когда скандал стал набирать обороты, угрожая перейти в рукопашную, просто включил запись своего телефонного диктофона, из которой объективно явствовало, что он-то как раз их останавливал и предупреждал об опасности. Его версию поддержали Куницын и сержант. В пылу острой полемики никто не заметил, как прибыло начальство и уже топталось на крылечке. Остановили их в последнее мгновение, когда нога идущего впереди руководителя следственного отдела Сорокина уже была занесена над коварными половицами. Среагировав на предупредительный крик, прибывшие отпрянули от западни. Петрович укрепил щит штырем и распахнул дверь в коридор. Осторожно ступая, как по тонкому льду, и придерживаясь за стены, начальство смогло пройти внутрь. В доме стало тесновато, а от грязной намокшей одежды репортёров и душновато. Начальство выслушало репортёрские претензии и строго отчитало Куницына, как старшего по званию и отвечающего за порядок на месте происшествия. Он принял выволочку как должное и невинно поинтересовался: – Так ребятам можно начинать съёмку? Те сразу встрепенулись, как старые эскадронные лошади при звуках трубы, забыв о вреде, причинённом грубиянами их драгоценному здоровью. Обиды уступили место профессионализму. Нежная аппаратура была протёрта полотенцем, которое любезно предоставил Петрович, которому впервые в жизни предстояло давать интервью. Хозяин от этой новости явно переживал больше, чем от вторжения киллеров, но покорно ввинтил на место электропредохранители и, включив в доме освещение, приготовился сниматься. Дабы им не мешать, все незадействованные в съёмке, неловко толкаясь, вышли из дома. Начальник полиции Кустов, отозвав следствие в сторонку, начал слушать доклад Куницына. Игорь вставлял реплики по ходу пьесы. Все понимали, что необходимо срочно задерживать Гапоненко. Теперь Кустов уже пожалел, что, стараясь получить положительный телерепортаж, он явно поторопился с его организацией. В утренних новостях о задержании киллеров скажут, но услышит это не только областное руководство, но и Гапоненко. А если учесть его подготовку и навыки, то его, скорее всего, придётся искать по всему миру. Решили, что на захват Гапоненко в Москву сейчас же поедут Игорь и Евгений, который с дороги свяжется с операми из областного главка и успеет их озадачить. Не теряя времени, отправились в путь. Работать в Калашине с задержанными киллерами досталось ребятам из отдела уголовного розыска и старшему следователю Белову, которого среди ночи поднял Сорокин. Им предстояло официально оформить их «чистосердечные признания», чтобы придать законность предстоящему задержанию Гапоненко.65
В утренних сумерках подъезжали к Москве. Только-только начинало светать, как это бывает осенью в пасмурные дни. Придорожные кусты из черных сделались серыми и почти сливались с цветом низкого неба. С востока горизонт посветлел, но ни единый лучик солнца не пробивал плотные облака. Евгений, передавший своим старшим коллегам по телефону всю информацию, время от времени задрёмывал, склоняясь головой к стеклу, а когда его висок касался холодной вибрирующей поверхности, вздрагивал и просыпался, виновато поглядывая на Игоря. Игорь несколько раз предлагал ему переместиться назад, лечь на сидение и спокойно полчасика поспать, но упрямый Куницын делал вид, что добрых советов не слышит. Ехать предстояло на окраину Москвы. По случайности этот микрорайон Игорь хорошо знал ещё с детства, бывал там с матерью в гостях у дальних родственников. Найти нужную улицу ему труда не составило. В ряду припаркованных на ночь машин, он заметил одну, возле которой курили несколько плотных мужиков. Игорь притормозил рядом с ними и не ошибся. Это были оперативники из главка. Куницын встрепенулся, прогоняя остатки сна, и быстро вылез из машины. Игорь пошёл следом. Двоих из встречавших – Кривошеева и Шарафутдинова – он видел раньше, на задержании похитителей сисадмина. Обменялись рукопожатиями и информацией. Игорь сообщил, что работа в Калашине идёт полным ходом, оба клиента в полном раскладе, и дело за задержанием Гапоненко. Оба киллера готовы дать показания против него на очной ставке. По словам оперативников, Гапоненко на личном внедорожнике с вечера приехал в квартиру, они ждали только подтверждения от следствия и готовы начать захват фигуранта. Всё обсуждение проводилось возле машины. Они стояли, кто на дороге, кто на газоне. Мимо них по тротуару прогуливались ранние собачники. Одна пара – мужчина и женщина в годах, вели на длинном поводке тоже сильно пожилую болонку, которая с трудом ковыляла перед ними. Поравнявшись с группой правоохранителей, мужчина в сером неприметном плаще и кепочке из ткани «букле», обернулся к ним и тихо, но внятно, произнёс: – Он в адресе. Все сделали вид, что ничего не произошло. Игорь догадался, что это работает наружное наблюдение. Старший опер Кривошеев расстегнул куртку, проверил оружие, и распорядился: – На захват идут только наши, хлопцы из села пока курят и ждут. Вперед никому не лезть, работаем по схеме с сигнализацией. Оперативники, рассредотачиваясь, веером стали углубляться во дворы жилого квартала. Игорь стеснялся показать свою неосведомлённость, но всё же поинтересовался у Евгения, который буквально выполняя указание старшего опера, вытащил и закурил сигарету: – Что значит «по схеме с сигнализацией»? – Машина у клиента стоит у подъезда на сигнализации. Сейчас ребята её потревожат. Клиент спустится защищать свою собственность и в руках будет иметь что-нибудь тяжёлое, а Гапоненко, скорее всего, возьмёт ствол. Тут наши ему ласты и склеят. – А если начнёт палить? – Не каркай в неподходящее время. Где-то во дворах действительно резко завыла сирена охранной системы. Само место действия загораживала пятиэтажная хрущоба, мешая видеть, что происходит. Несколько мгновений спустя в утренней влажной тишине резко хлопнули два выстрела, спровоцировав срабатывание целого хора автомобильных сигнализаций. Игорь увидел, что лицо Куницына пошло желваками, пальцы, ломая горящую сигарету, сжались в кулак. Он переживал за своих. Но прошла минута, вторая, всё было тихо. Автосигнализации успокоились. Из-за угла показался один из оперов и приглашающе махнул им рукой. Евгений и Игорь, не сговариваясь, побежали к нему. Тот не стал их дожидаться и скрылся за домом. За поворотом они увидели, что на асфальте у подъезда распластан мужчина в спортивном костюме и тапочках. Два опера коленями упирались ему в спину, закрутив назад руки. Над ними стоял Кривошеев и в руке, обернутой носовым платком, держал изъятый пистолет «ПМ». Он обернулся к подбежавшим: – Вот, извольте видеть: Сергей Гапоненко, начальник службы безопасности «Финкома». Гапоненко приподнял голову, стало видно, что лоб у него рассечён и кровь заливает левый глаз: – Кончай концерт, старшой, мне нужен врач и адвокат, а на пистолет у меня разрешение есть.66
В Калашинском райотделе полиции с утра было не протолкнуться. Всех оперативников бросили на оформление раскрытия преступлений, связанных с убийством Садакова. Из следственного изолятора доставили обоих Николаев, обвиняемых в похищении системного администратора «Финкома» Ермакова. Ожидалось прибытие из Москвы следственно-оперативной группы с задержанным Гапоненко. Хитроумный Белов, выяснив по телефону, что группа уже подъезжает к райотделу, велел привести из камеры старшего Николая и поставил его в кабинете на втором этаже лицом к окну, ничего не объясняя. Николай сам смог воочию убедиться, что это никто иной, как Гапоненко в наручниках шествует по полицейскому двору. Низко опущенная голова его светилась свежими бинтами. Белов, убедившись, что его план полностью сработал, поинтересовался: – Ну, Николай, ты всё видел. Объяснять, я думаю, ничего тебе не надо. Как хочешь, подождём адвокатов или ты готов без них рассказать всё, как было? Гапоненко ты подставил своим звонком по телефону. Он молчать не станет. Двоих посланных им киллеров вчера взяли прямо на месте преступления, они во всём признались. Это тебе было нужно, чтобы убрали свидетеля Иванова, который тебя и второго Николая хорошо запомнил. Об этом ты просил Гапоненко. Поэтому давай, излагай по порядку. – Ладно, чего там, пишите, – Николай слабо махнул скованными наручниками руками. Пока Белов вел допрос Николая, Игорь пытался разговорить Гапоненко. Вопреки уверениям Белова Гапоненко молчал глухо. Назвал только свои анкетные данные и телефоны адвокатов. Их вызвали, но срочно они приехать не могли из-за занятости в судебных процессах. Услышав эту новость, Гапоненко мрачно сплюнул. Из щедрого работодателя он превратился в обычного клиента с неясными финансовыми возможностями. Приходилось теперь с этим мириться. Прежде эти услужливые люди по первому его слову устремлялись хоть на край света, теперь нужно стоять в общей очереди, покорно ждать, когда же до него дойдут их занятые непосильным трудом руки. Неожиданно Белова и Игоря вызвали в родной следотдел. Срочность диктовалась приездом полковника юстиции Зинченкова, который вознамерился провести очередное совещание. Работу пришлось прервать, хотя все понимали, что железо надо ковать пока горячо. Но с руководством не поспоришь. В кабинете Сорокина, помимо Зинченкова находились ещё два сотрудника следственного комитета в форме с погонами капитанов юстиции, но их никто не представил, а сами они не назвались. Белов и Игорь сели на предложенные стулья и начали докладывать, дополняя друг друга. Зинченков внимательно их выслушал и распорядился передать все материалы прибывшим с ним двум следователям: – Не волнуйтесь, эти коллеги работают в моей следственной группе по расследованию пожара в психоневрологическом интернате, их включили в дело об убийстве Садакова. Принимается решение о соединении всех связанных с этим убийством дел в одном производстве. Приготовьте все документы с актами приёма-передачи, это нужно выполнить до исхода рабочего дня. Я лично займусь допросом Гапоненко, где он содержится? – В райотделе полиции, но без своих адвокатов он отказывается говорить, а они обещали приехать только завтра, – объяснил Игорь. – А если не соизволят и завтра приехать, так и будем ждать у моря погоды? – язвительно поинтересовался Зинченков, – нечего резину тянуть, приглашайте адвоката по назначению из местных, и начинайте активнее шевелиться. Игорь пожал плечами и начал звонить в местную юридическую консультацию. Зинченков в сопровождении своих следователей отправился в райотдел полиции, а калашинцы разбрелись по кабинетам, чтобы привести в порядок бумажки, составленные за прошедшие ночь и утро. Они оба, и Белов, и Игорь, не выспались и устали. Ни от кого доброго слова за свои труды не услышали. Хотелось поскорее сбагрить вновь прибывшим все процессуальные проблемы с предстоящими арестами фигурантов и отоспаться дома, в человеческих условиях. Но вместо этого пришлось до глубокой ночи составлять ходатайства об аресте в суд, копировать протоколы, сшивать материалы. Приехавшие с Зинченковым следователи вели себя даже с Беловым как начальство, взяв на себя роль, скорее надсмотрщиков, чем сотрудников. Под конец Белова и Игоря пригласили в кабинет Сорокина, где он и Зинченков пытались крепким кофе разогнать сон. Зинченков, понятное дело, ничего от Гапоненко не добился и уехал из полиции, несолоно хлебавши, поэтому был готов сорвать свою досаду на ком угодно. Узнав, что материалы для предстоящих арестов подготовлены, Зинченков непререкаемым тоном распорядился, чтобы калашинские следователи, не откладывая, подготовили ему подробные справки с изложением всего сделанного и анализом имеющихся доказательств. Для такой работы требовался не один час, а на дворе стояла ночь. Вторая бессонная. Белов поднял на Зинченкова покрасневшие глаза, и устало произнёс: – А не пошёл бы ты…? – Что вы себе позволяете, вы что, пьяны? – взвился Зинченков. – Позволяю себе оставаться человеком, чего желаю и вам, – отрезал Белов, а потом резко поднялся и, дёрнув за рукав Игоря, вместе с ним вышел из кабинета. – Что этот пенсионер о себе думает? – заорал Зинченков Сорокину, – за это придётся ответить! – Конечно, ответит, но только завтра. Устали все очень, вторая ночь без сна, – примирительно ответил Сорокин, – давайте и мы отдыхать, а то у меня от этого кофе уже изжога.67
Глава «Финкома» Валерий Анатольевич Черкасов по обыкновению встал очень рано, что называется с первыми петухами. Он не любил, когда кто-нибудь отсвечивает в столовой во время его завтрака, поэтому на столе перед ним сразу стояло всё, что только могло потребоваться. Сваренные в мешочек яйца подогревались специально купленной электроподставочкой. Ломти особого бездрожжевого батона выглядывали из тостера, оставалось опустить клавишу, чтобы по комнате поплыл добрый аромат подсушенного хлеба. Кусочки сливочного масла сразу таяли на нём, пропитывая на всю глубину мякиша. На тост можно положить или ломтик острого сыра, или ложечку земляничного джема из фигурной герметичной баночки. Сегодня он выбрал джем. Фарфоровый чайничек с зелёным чаем подогревался ароматической свечой, всегда готовый наполнить горячим душистым напитком изящную чашку с его личным вензелем. К ритуалу утреннего чаепития супруга никогда не спускалась. Для её образа жизни – это безумно рано, а Валерий Анатольевич очень ценил редкие минуты уединения и приучил себя отгонять в эти мгновения любые мысли о работе. Завтрак завершился. Широкое панорамное окно столовой, выходящее в сад на восточную сторону, уже пропускало первые бледные лучи утреннего осеннего солнца. Он подошёл ближе и увидел, что с яблонь дружно и бесшумно опадают отжившие листья, и рыхлый бурый их ковер уже укрыл весь сад. Он вышел в прихожую, критически осмотрел себя в зеркало, поправил волосяной щёткой тонкую линию пробора и случайно увидел, что правая запонка расстегнулась и болтается на манжете белоснежной рубашки. Левой рукой всегда затруднительно управляться с правой запонкой, он знал за собой такую беду и уже поплатился за рассеянность несколькими дорогими аксессуарами. Наведя порядок в одежде, он на сгиб левого локтя положил невесомое кашемировое пальто. Надевать его не стал, понимая, что салон «Мерседеса» водитель подготовит, заранее включив подогрев заднего сидения. Взяв в правую руку чернокожий портфель, он решительным шагом вышел из коттеджа и направился к давно ожидавшему его лимузину. Через минуту машина миновала КПП, где охранник, облачённый в зимнюю форменную куртку и шапку, нажав кнопку пульта автоматических ворот, одновременно приложил пальцы к козырьку шапки, приветствуя первую ласточку, вылетающую сегодня из коттеджного уютного рая в большой мир. Мощный двигатель работал бесшумно, машина легко проглотила километры второстепенной дороги и влилась в шумный поток, стремящийся к Москве. Разномастного транспорта на автомагистрали, несмотря на раннее утро, набралось многовато. Временами плотное движение замедлялось, а потом, как бы прорываясь, вновь ускоряло бег. Черкасов привычно расслабившись в настроенном под его тело кожаном кресле, прикрыл глаза и начал мысленно выстраивать план действий на предстоящий день. В мозгу красной пульсирующей точкой разгорался сигнал опасности, связанный с вчерашним задержанием Гапоненко. Предстояло всё начало рабочего дня посвятить анализу информации и оценить, когда будет не поздно пересечь границу России. Из глубокой задумчивости его вывел рык мотоциклета, пытавшегося вплотную объехать их машину справа. Черкасов поднял глаза на мотоциклиста, но его голову сплошь закрывал шлем с тонированным пластиковым щитком, точно такой же был на голове у сидящего сзади пассажира. Черкасов хотел было сказать своему водителю, чтобы он учёл возможную помеху, но пассажир мотоцикла неожиданно протянул в сторону левую руку и несильно хлопнул ею по крыше «Мерседеса», как раз над головой Черкасова. После этого мотоцикл рыкнул и резко сорвался с места, быстро удаляясь по обочине. От такого хамства Черкасов опешил и начал открывать рот, чтобы велеть водителю догнать и наказать хулиганов, но ничего сказать не успел. Перед его глазами возник, распух и лопнул горячий и ослепительный шар. Черкасов погиб сразу, тяжело контуженный водитель с трудом повернул к обочине и когда машина ткнулась носом в ограждение, потерял сознание. Испуганные громким хлопком и вспышкой водители судорожно начали маневрировать, что привело к нескольким мелким авариям, и трасса встала в глухую пробку.68
– Утренние новости смотрел? – спросил Белов вместо приветствия. Зашедший к нему поздороваться Игорь телевизор по утрам не включал и поэтому пребывал в счастливом неведении. – Грохнули Черкасова сегодня. Взорвали его машину на трассе, – сообщил Белов, – ну всё, расследование по убийству Садакова встанет. Все концы со смертью Черкасова обрублены. Гапоненко теперь легко представит дело так, что всё планировал Черкасов, которого Садаков шантажировал. Никто его слова опровергнуть не сможет. Мелкая сошка, эти громилы Николаи и киллеры огребут свои сроки, Гапоненко, как посредник, тоже сядет на несколько лет, этим всё и закончится. Тем более что Зинченкову главное отрапортовать и продолжать греться в лучах славы великого следователя, раскрывшего преступный синдикат. – Да ладно вам, Иван Иванович, вы лучше других знаете, что слава эта дутая. Работа здесь нами велась, его роль как у свадебного генерала. Хочется Зинченкову получить генеральские погоны, но пока накопали только уголовщину. Выходов на крупных дельцов от политики или экономики нет. Этим не сильно прославишься. Опера, правда, говорили, что в нескольких банковских сейфах изъяли коробки с компроматом, которые хранил Гапоненко, может быть, отсюда дальнейшее развитие дела пойдёт? – Нет, Игорь, не думаю. Герои скандальных записей сделают всё, чтобы эти коробки так в архиве и пылились. Кое-кого, конечно, подвинут и поприжмут, особенно из тех, кто из противостоящей тусовки. Короче, политики этим воспользуются, но без показаний Черкасова, которых уже по понятным причинам не будет, и показаний Гапоненко, который отлично понимает, что он живёт, пока об этом молчит, никаких уголовных расследований не предвидится. Хорошо ещё, что нас всё это только краем коснулось и только из-за того, что труп Садакова нашли на нашей территории. Нас с тобой никто не воспринимает как самостоятельных игроков на этой площадке. И слава Богу, целее будем! – Да хотелось бы самим расследовать! Досконально всё проверить и сопоставить, а то эти пришлые начинают по верхушкам скакать, – заметил Игорь. – Это ты по молодости шашкой махать вознамерился. Успокойся. Уголовное дело у нас забрали, теперь за него у других голова должна болеть. Нам бы со своими заморочками разобраться, – успокоил Белов. Раздался звонок внутренней телефона, Белов нажал кнопку громкой связи, и они услышали голос своего руководителя Сорокина: – Привет Иван Иванович! Игорь Климов у тебя? Поднимитесь оба ко мне. Белов вздохнул, тяжело поднимаясь со стула: – Пошли, болезный, какая-то новая напасть на наши грешные души. В кабинете Сорокина Игорь неожиданно для себя увидел старшего важняка из Следственного комитета Николая Ивановича и оторопело поздоровался. Белов, оказалось, был с важняком знаком по каким-то ранее расследованным делам, и поздоровались они на «ты». Николай Иванович курил и щурился от табачного дыма, начинать беседу он не спешил. Сорокин спросил, не мешает ли его присутствие, но тот успокаивающим жестом показал, что не мешает. Сорокин остался в своём кресле. Важняк докурил и приступил к делу: – Игорь, покушение на тебя считаем раскрытым. Опасности никакой больше нет. Подробности интересуют? – Конечно, – твердо сказал Игорь, по тону угадавший, что подробности не очень приятные. – Ты расследовал дело о покушении на изнасилование местной девицы. Потом дело у тебя забрали и поручили другому следователю. Пошли жалобы от потерпевших, и дело поручили расследовать снова тебе. К слову сказать, с точки зрения управления следствием это было не лучшее решение. Но об этом потом. Фигурант, тот самый главный инженер, которого опознали полицейские, запаниковал. Масла в огонь подлил и его адвокат, убедивший своего подзащитного, что ты, Игорь, из-за личной обиды жаждешь крови инженера и всеми силами запихнёшь дело в суд. Главный инженер впал в тоску, запил, и в пьяном разговоре пожаловался на тебя бригадиру шабашников, которые ремонтировали теплотрассу. Он говорил, что из-за твоего упрямства лишится должности, а бригадир выгодного подряда. Бригадир этот, горячий кавказский парень, давно прикормил главного инженера и терять большие бюджетные деньги не хотел. Сначала он подослал к обиженной девушке одного из своих рабочих, который прикинулся влюблённым. После того, как девушка попросила дело закрыть, а ты отказался, расследование поручили следователю Величко, который дело сразу и прекратил. Этот якобы влюблённый тут же скрылся из города. Но затем расследование возобновили. Тогда бригадир попробовал надавить на основного свидетеля – истопника из бани, но тот оказался крепким орешком и его ходатаев послал подальше. Бригадир решил разобраться с тобой, хотя никогда тебя в глаза не видел. На это дело он подбил своих земляков. Вскрылось всё довольно случайно. В Волгоградской области дорожный патруль остановил машину, в которой сидели трое. Все наркоманы со стажем. У одного нашли за поясом пистолет «ПМ». Проверили по пулегильзотеке. Оказалось, это тот самый ствол, из которого стреляли в тебя. Они все полученные за твоё убийство деньги спустили на наркотики, этот стрелок, когда в тебя палил, под кайфом был и потом всё время «торчал». Палёный ствол поэтому и не сбросил. Да и, вообще, публика эта конченная. Один из троих уже умер в СИЗО, двое остальных героиновые наркоманы, у них выявлены и ВИЧ, и гепатит, короче, не жильцы. Вам, как своим, могу сказать: чтобы стрелка разговорить, опера ему в камере дали дозу, так он её вколол себе под язык, вены на руках и ногах уже не работают. Ничего они не скрывают, всё говорят, но, к слову сказать, мозги у них уже плывут. Вот так-то. Бригадир, который всю кашу заварил, сбежал, сейчас объявлен в федеральный розыск. Мне осталось понять, как сложилась ситуация, при которой следователь оказался крайним. У кого сейчас дело о покушении на изнасилование? – У меня, – ответил Белов. – Какие перспективы? – поинтересовался Николай Иванович. – Объявил обвиняемому и его защитнику об окончании следствия, они начали читать дело. Там всего три тома, думаю, за неделю осилят. Доказательств достаточно. Следователь Климов изъял биоматериал с двери котельной, эксперты установили, что это кровь главного инженера. Значит, он в этом месте был и в дверь колотил. Думаю, в суде дело пройдёт. А ты не планируешь его за покушение на убийство привлекать? – Пока бригадир бегает, веских оснований для этого нет, а там посмотрим. Остаётся Бога благодарить за то, что Игорь сравнительно легко отделался. Рука-то болит? – Да нет, сейчас уже редко, – смутился Игорь. Николай Иванович ободряюще улыбнулся и обратился к Сорокину: – Вам предстоит ещё раз всё по этому делу изучить, чтобы понять, где вы ошиблись. Кстати, назначена служебная проверка, к вам приедут сотрудники из управления собственной безопасности. Продумайте, что будете говорить.69
В среду перед обедом в дверь кабинета Игоря постучали. Он крикнул, чтобы заходили, а сам, согнувшись в три погибели, копался в нижнем ящике стола, стараясь разделаться с ворохом накопившихся в нём бумажек. Выбрасывать их чохом было опасно, поскольку в общую кипу могли затесаться и нужные для расследуемых уголовных дел документы. Услышав вежливое «здравствуйте» Игорь поднял голову и увидел ничем не примечательного незнакомого мужчину в сером костюме. Игорь принял вертикальное положение, ответил на приветствие и предложил садиться. Мужчина расположился на стуле и заученным движением предъявил служебное удостоверение, сопроводив это словами: – Стрельцов Иван Фёдорович, управление собственной безопасности, хочу с вами побеседовать. – Я готов, что вас интересует? – Игорь Николаевич, расскажите о том, как вам работается. Меня, прежде всего, интересуют дело о покушении на изнасилование и всё, что связано с расследованием убийства Садакова. Игорь, предупредив, что разговор выйдет долгим, по возможности честно, не очень скрывая собственные ошибки, начал повествование. Стрельцов не перебивал и только делал пометки в карманном блокноте. Когда Игорь выдохся и замолк, давая понять, что рассказал всё, что ему известно, Стрельцов вдруг спросил: – Игорь Николаевич, скажите, а вы никаких предупреждений о возможном покушении на вас не получали? Может быть, кто-нибудь об этом говорил, пускай даже в шутку? – Да нет, вообще ничего подобного не было, – недоумённо развёл руками Игорь. – А как вы себя сейчас чувствуете, ранение работать не мешает? Нагрузка ведь у следователей немалая, – продолжал гнуть свою, непонятную Игорю, линию Стрельцов. – Спасибо рука полностью восстановилась, болей нет. С нагрузкой вроде бы справляюсь. – Ну, а в Калашине освоились? Вы ведь не местный, вам в бытовом отношении не одиноко? – Работа скучать не позволяет, и одиночества как-то не ощущается, – невесело улыбнулся Игорь, сообразив, куда клонит этот добродушный с виду проверяющий. Стрельцов откровенную отговорку Игоря пропустил мимо ушей и завёл речь о взаимоотношениях в коллективе. Тут Игорь почему-то насторожился. Пусть не со всеми из коллег у него возникла тёплая дружба, но вот так вываливать незнакомому человеку то, что он чувствовал, не хотелось. Постарался отделаться общими фразами. Стрельцов это понял и начал уточнять: – Скажите, как вы оцениваете следователя Величко? – Вы знаете, могу сказать, что он нормальный парень, но общаемся мы только по работе, про дела в его производстве нужно спрашивать у руководства, – пожал плечами Игорь. – А с заместителем руководителя отдела Петровой какие у вас сложились отношения? – Да просто рабочие, – удивился вопросу Игорь. – Я поясню, – заметив недоумение Игоря, продолжил Стрельцов, – вы знаете о том, что именно Петрова настояла на том, чтобы у вас забрали дело о покушении на изнасилование и передали его Величко, который сразу дело и прекратил? – Я этого не знал, думал, что дело забрали из-за моих ошибок. Неприятно, конечно, но дело прошлое, – ответил Игорь и про себя понял, что рассказывать о том, что Петрова приходила к нему и убеждала прекратить дело не стоит. Да и о том, что адвокат после её визита неожиданно заявился и предложил взятку, тоже лучше помолчать. Понятно, что это не простое совпадение, но как там было на самом деле, Игорь не знал и своим рассказом не хотел бросать тень на Петрову. – Вы не думали, что на решимость совершить покушение на вашу жизнь косвенным образом повлияло то, что дело об изнасиловании попало снова к вам в производство, и вы активизировали расследование, добывая новые доказательства. Ведь преступник мог расценить это таким образом, что угроза исходит лично от вас, а при другом следователе легко может быть снова прекращено? – допытывался Стрельцов. – Не знаю, что думали преступники, но, насколько мне известно, заказ на меня возник по экономическим причинам – шабашникам не хотелось терять выгодный заказ. Неприятно сознавать, что из-за пяти-шести миллионов рублей в тебя стреляли. Но думаю, так оно и было. Стрелявший арестован, дело расследуется, что тут добавишь, – развёл руками Игорь. – Ну, хорошо. А какие отношения у вас со старшим следователем Раджабовым? – Хорошие, он человек отзывчивый, всегда готовый помочь. – Вот-вот, про помочь расскажите подробнее, – попросил Стрельцов, – просто есть данные, что Раджабов произвёл дорогостоящий ремонт вашей личной машины без оплаты с вашей стороны. Что это за благотворительность? Игорь от нелепого обвинения даже покраснел: – Это не так. Деньги я платил, но поскольку ремонтировали машину знакомые Раджабова, то обошлось это дешевле, да и ремонт был совсем не сложный – устранили царапину на дверце. Можно вас спросить, а откуда такие данные взялись? – Ну что же, скрывать не буду. Проводится проверка всех обстоятельств, связанных с покушением на вас. Заместитель руководителя Петрова в своём объяснении утверждает, что в отделе давно сложилась нездоровая обстановка. Сорокин распустил коллектив, покровительствует Раджабову в его коммерческих занятиях, вам потакает, прощая нарушения закона с вашей стороны и случаи употребления спиртных напитков на рабочем месте. Что вы на это скажете? Игорь просто обалдел. Всё излагалось в обвинительном ключе, причём в явно преувеличенном виде. Он не ждал благодарностей и наград за свою работу. Не рассчитывал на это. Ещё менее он был склонен ссылаться на своё ранение, как на какой-то подвиг. Но ни о каких заслугах тут речь и не шла. Наоборот, его прямо обвиняли в служебных проступках, и дело касалось не его одного. От того, как он себя сейчас поведёт и что скажет, зависело будущее нескольких человек. Игорь решился: – Всё это похоже на какие-то сплетни. Ни о каких коммерческих делах Раджабова мне ничего не известно. О покровительстве ему со стороны Сорокина я тоже ничего не знаю. Мне кажется, это чья-то грязная ложь. За ремонт машины я деньги уплатил. На рабочем месте один раз выпивал. Это факт. Но был я один, и Сорокин за это мне сделал замечание, а я сделал выводы и пью теперь после работы. И про потакание враньё. Сорокин всегда высказывается жёстко, если видит нарушения. Не знаю, кому понадобилось нормальных людей дерьмом вымазать. – Так бывает, когда случаются неприятности, не все ведут себя одинаково благородно, – примиряюще заявил Стрельцов, – у меня просьба: по итогам разговора напишите объяснение, я приобщу его к материалам проверки. С этими словами Стрельцов удалился. У Игоря испортилось настроение. Всё валилось из рук, ощущение было такое, словно напился помоев. Только ближе к вечеру неприятный разговор стал забываться. Пора садиться за руль и ехать в Москву. Завтра с утра надо быть на совещании в областном управлении. Но радовало не это. Игорь всеми мыслями был с Мариной, с нетерпением предвкушая встречу.70
Прошли дни. Всё катилось по накатанной колее, как будто и не было никакой проверки. О разговоре со Стрельцовым Игорь никому не рассказывал. Объяснение написал в скупых выражениях, отметая все нелепые обвинения в отношении коллег. Про то, что была выпивка на рабочем месте, тоже писать не стал. Сообразил, что такое письменное признание автоматически обернётся выговором или ещё чем похуже. Кому надо, пусть ловят его на пьянстве. Замучаются ловить. После служебной проверки что-то незримо в следственном отделе изменилось. Меньше смеялись, меньше откровенничали. Да вдобавок Белов ушёл в долгий отпуск. Поговорить по душам стало с кем. Но помимо работы и далёких родителей у Игоря возник новый огромный мир – отношения с Мариной. Как будто он с головой погрузился в сладкий омут. Его кружило и несло, он не прилагал усилий, но всё складывалось именно так, как ему хотелось. Он иначе стал видеть окружающее. Гораздо мягче и примирённее. Каждая встреча с Мариной дарила новые и новые минуты блаженства, он понимал, что растворяется в ней, и был к этому готов. Работа переставала быть главным делом жизни. Он как бы отстранённо, чужими глазами увидел себя и стал способен на более объективные оценки. До встречи с Мариной Игорь считал себя сформировавшимся человеком, вполне готовым к жизни в любых обстоятельствах, а теперь он понял, что взросление приходит с ответственностью за любимого человека, а настоящее и окончательное наступит с рождением детей. Для него семья и дети всегда представлялись неблизким будущим, чем-то хорошим и светлым, но неопределённо отдалённым. Сейчас ему хотелось всего и сразу. Предчувствие переменохватило Игоря, и это ожидание положительно сказалось на его отношениях в отделе. Он меньше значения придавал служебным условностям, вел себя свободней и раскованней. Коллеги это почувствовали и приняли с пониманием. Казалось, мир, потревоженный проведённой проверкой, восстанавливается, все успокоились. Но оказалось, что это не совсем так. Игорь, погружённый в личные переживания, новости узнавал последним. Так в один прекрасный день ему шепнули в канцелярии, что увольняется Петрова. Игорь, прекрасно помнивший, как Петрова пыталась развалить дело о покушении на изнасилование, понял, что выводы по проверке для неё сделаны нелицеприятные. Её попытка свалить всё на Сорокина, видимо, тоже не удалась. Об уходе Петровой Игорь ничуть не жалел, но и злорадства не испытывал. Воспринял как данность. А вот Раджабов огорчил. Он зашёл в кабинет к Игорю и, как всегда с шутками и прибаутками, пригласил на банкет в главный ресторан города. Игорь поинтересовался, кто виновник тожества? Раджабов засмеялся и объявил: – Я. Точнее, моё прощание с коллективом следственного отдела. Увольняюсь, подал рапорт, его удовлетворили. Тебе скажу, никто не гонит, но я сам не хочу подставлять Сорокина. Поэтому пойду в адвокаты, буду помогать землякам, но теперь уже на легальной основе. Ну что, завтра тебя ждать? – Конечно, ждать, Вагиф. Жаль, что так вышло, – расстроился Игорь. На отвальной Раджабова приглашённых набралось предостаточно, говорилось много хороших слов. Дружно выпивали и танцевали. Но грустная нотка всё же присутствовала. Из коллектива и из профессии уходил порядочный человек. Понятное дело, лично он таким и останется. Но его уход в адвокаты неизбежно незримой чертой отделит его от уже бывших коллег. Цель его предстоящей работы защитника прямо противоположна тому, чего будут добиваться следователи. С руководителем следственного отдела Сорокиным Игорь виделся только на еженедельных планёрках. Сорокин тяжело переживал конфликт с Петровой и увольнение Раджабова, но виду старался не показывать. Работы меньше тоже не становилось, оставалось благодарить судьбу за то, что никаких чрезвычайных происшествий не происходило. Видимо лимит, отпущенный провидением, исчерпался на деле об убийстве Садакова. Всё вошло в обычную колею. Природа вступила в предзимье, но снежок не торопился укрывать голые поля. В дни, когда неяркое солнце пробивалось из-за туч, бывало даже тепло. Но эта благодать была обманчивой, стоило задуть лёгкому ветерку, как начинала ощущаться подступающая с севера стужа. Как-то морозным утром Игорь припарковал свою «Альмеру» у отдела, но выходить наружу не спешил, наслаждался теплом нагретого салона, перед тем как переместиться в холодный кабинет. Отопление из-за каких-то проблем ещё не включали. Все пользовались принесёнными из дома обогревателями. Краем глаза Игорь увидел, что на служебной машине прибыл Сорокин. Пришлось выйти на холод и поздороваться. Сорокин ответил на приветствие и остановился, поджидая Игоря. Тот подошёл и пожал протянутую руку. – Как дела, Игорь Николаевич? – Всё хорошо, работаем, – бодро ответил Игорь, понимая, что это просто вступление, прелюдия к какому-то разговору, который руководитель решил провести, не поднимаясь в свой кабинет. И не ошибся. – Вот что Игорь, у нас в следственном отделе после ухода Раджабова освободилась должность старшего следователя. Хочу рекомендовать тебя. Но ты скажи, думаешь ли дальше работать у нас в Калашине, а то некрасиво получится, сам понимаешь. – Работать здесь хочу. Если назначат, постараюсь не подвести, – машинально ответил Игорь, не ожидавший такого предложения, и, покраснев, добавил, – спасибо за доверие. Сорокин кивнул и скрылся в дверях отдела. Игорь немного постоял, давая голове остыть, и пошёл следом. За привычными кабинетными занятиями утренний разговор стал забываться, но моментами радостная мысль о том, что его наконец оценили и хотят повысить, всплывала в памяти.71
В середине дня позвонил начальник уголовного розыска Куницын и предупредил, что приедет. Игорь пообещал его дождаться. После обеда Куницын появился у Игоря в кабинете, и вид у него был заговорщический. Игорь невольно подумал, что произошло очередное ЧП. Но оказалось проще. Куницыну выдали премию за раскрытие ряда преступлений, и он горел желанием обмыть её с Игорем, которого справедливо почитал соавтором своих побед. Игорь ликование Евгения полностью разделял. Хорошо, что хоть полицейское начальство оценило их работу. Но на предложение выпить на радостях, Игорю пришлось отказаться: – Извини, Женя, я теперь заколдованный. Кто-то начальству донёс, что я пью беспробудно в своём кабинете, а Сорокин покрывает. Не хочу неприятностей ни себе, ни Сорокину. Извини. – Понятно, бывает, что тут извинятся? Мы тоже люди служивые, всякое случается. Но знаешь, как шофёры говорят? Если нельзя пить за рулём – вылезай из-за руля и выпей, всё равно на руль стакан не поставишь. Поэтому собирайся, отвезу тебя в одно надёжное местечко. Давай-давай, не капризничай, подумаешь, алкашом объявили. У нас это вообще не криминал. Поехали, а то пирожки остынут! Игорь рассмеялся, махнул рукой и, взяв куртку, пошёл к выходу. За рулем куницынской служебной машины сидел незнакомый полицейский. Значит, Евгений на выпивку настроился решительно и позаботился о водителе, чтобы самому спьяну машиной не управлять. Заехав в старую часть Калашина, начали петлять в небольших переулках, пробираясь к берегу реки. Игорь знал, что набережной, пригодной для проезда машин, в городе нет, улицы упираются в обрывистый берег и очень скоро волей-неволей их путешествие окончится. Остановились рядом с небольшой церковью. Осенний ветер унёс листву, и старинное здание, летом скрывавшееся за плотными рядами деревьев, обнажилось. Белёные стены своими верхними полукружьями поддерживали крышу, над которой возвышались две главы, увенчанные луковками куполов. Простые железные кресты на них, видимо, сохранились с давних времён. На фоне светлого неба чёткий рисунок кованых кружев их украшавших, был ясно различим, и сами кресты казались невесомыми, парящими в стылом осеннем воздухе. На удивленный взгляд Игоря, мол, куда привёз? Евгений сделал успокаивающий жест – не дёргайся, всё в порядке, пошли за мной. Они прошли через калитку и оказались на церковном дворе. Помимо храма там располагался большой приземистый деревянный дом. Наверное, там живёт священник, догадался Игорь. На крыльцо дома, возвышающееся над тропинкой на несколько выкрашенных охрой ступенек, вышла пожилая женщина. – Здравствуй, тетя Катя! – поздоровался Евгений, Игорь тоже кивнул в знак приветствия. – Здравствуй, Женя – отозвалась женщина. – Теть Кать, разреши, мы с товарищем у вас в беседке посидим, – спросил Куницын. – Да там же сейчас холодно, идите лучше в дом. – Нам холодно не будет, у нас имеется, чем согреться. – Ты, Женя, уже седой, а всё такой же озорник. Идите, раз хочется, – махнула рукой женщина. Куницын повёл Игоря через сад и длинный огород к речному обрыву. На самом краю довольно высоко над водой стояла шестигранная деревянная беседка. Её стены из крест-накрест прибитых реек сплошь заросли каким-то вьющимся кустарником. Вся листва давно с него опала, но, если бы и сохранилась, определить, что это за растение городской житель Игорь всё равно не сумел бы. Внутри беседки был круглый столик на трех ножках и два плетёных из ивы кресла. Евгений начал вынимать из принесённых пакетов бутылки и свертки из алюминиевой фольги. Сразу так запахло свежей выпечкой, что у обоих потекли слюнки. – Давай по одной за встречу, да закусим, а то остывает, – заторопился Евгений. Стаканчики нашлись тут же в беседке в небольшом навесном шкафчике. Евгений проворно протёр их носовым платком и наполнил водкой. После выпитого и нескольких еще тёплых пирожков с мясом, специально для такого случая напечённых женой Куницына, они сразу согрелись. – Ничего, не декабрь. Не замерзнем, – подбадривал Евгений, – можно было, конечно, в дом пойти, но там не покуришь и за языком следить надо, чтобы чего не вякнуть. Здесь посидим со всем нашим удовольствием. – А кто эта женщина? – согревшегося после водки Игоря потянуло на разговор. – Тётка моя родная. Она попадья, только вдовая. Два года назад отец Георгий помер. Теперь в церкви служит молодой батюшка. Он наездами здесь бывает, останавливается у тёти Кати. – А что это за церковь? – Храм святых Иоакима и Анны построенный ещё в пятнадцатом веке. Его и при советской власти не закрывали, потому он считается не нарушенным и намоленным. В общем, святое место. – А эти Иоаким и Анна кто такие? Я про них и не слышал никогда, – признался Игорь. – Откуда тебе знать, если ты не крещёный. Эти святые – родители Девы Марии, чтобы тебе понятнее было: земные бабушка и дедушка Иисуса Христа, – как-то строго пояснил Евгений. – А туда можно пройти и посмотреть, – заинтересовался Игорь. – Конечно, когда храм открыт. Если захочешь, потом сходим, только не пьяными. – Да это понятно, – согласился Игорь. Евгений сделал завершающую глубокую затяжку, затушил сигарету, и налил по второй: – Ну, давай за тех, кого с нами нет, вот и отца Георгия вспомнили, хороший был мужик, царствие ему и другим небесное. В беседке по мере выпивания становилось всё уютнее, несмотря на гуляющие по полу сквозняки. Разговор неизбежно съехал в рабочую колею. Евгений горделиво загибая пальцы, перечислял их подвиги: – Смотри Игорь, убийство Садакова раскрыли, киллеров взяли. Напавших на Иванова повязали. Флешку, из-за которой весь сыр-бор разгорелся, нашли. Гапоненко арестовали. Крысу Ковтуна из органов выгнали. Разве мы не молодцы? – Тебя заносит, Женя. Киллеров Садакова поймал в ловушку свидетель Иванов. Тех, которые на него напали и избили, мы взяли благодаря моему братцу Борьке и его компьютерным фишкам, Гапоненко просчитали и взяли ваши ребята из областного управления, ну разве Ковтуна поймал ты лично, – начал возражать Игорь. – Ни фига ты не понимаешь. Всегда, в любые годы мы в работе опираемся на народ. Люди нам помогают. Поймать одно, а доказать вину другое. Это посложнее будет. Ну, сам посуди, что дал бы один захват киллеров, если бы мы с тобой до этого не нашли место нападения на Садакова и не изъяли гильзы и окурки. Потом мы в сгоревшей машине нашли оплавленную плёнку и на ней отпечаток пальца. Эксперты тоже подсуетились, всё это закрепили в заключениях. Так что без нас дело на раскрытие не пошло бы, – упрямился Евгений. – Ладно, тут я с тобой согласен, – сдался Игорь, – только для меня лично всё кончилось исключением из следственной группы. Да и от Зинченкова я чего только не наслушался, даже думал об увольнении. – Не бери в голову парень. Так бывает, прижмут, что белый свет немил. Порядок на службе для всех один, а люди разные: кому тесно, а кому великовато. Да ещё и начальники тоже не роботы. Один из дерьма вытащит, а другой в нём утопит. Отсюда вся несправедливость и происходит. Только ребята, которые рядом работают, всегда угадывают, кто нормальный мужик, а кто нет. Ты вот стоящий, сразу видно. Не трус и не рвач. Давай за тебя и выпьем! – Давай. А я за тебя, – поддержал товарища Игорь. Выпив, Куницын крякнул и зашуршал фольгой, выбирая на закуску пирожок. Потом он закурил, и в сумерках его сигарета при затяжках разгоралась ярко-красным огоньком. Игорь вдруг обнаружил, что уже изрядно стемнело и спросил: – Не пора ли по домам? – Конечно, пора. Ты, Игорь, не думай, у нас к тебе хорошо относятся. Ты бы женился, домом обзавёлся. В Калашине девчонок хороших тьма, – начал уговоры Евгений. – Согласен, хороших много, только я себе уже нашёл, но она не из Калашина, а из Москвы. – И что хороший человек? – Очень. Я её люблю, – неожиданно признался Игорь, с тёплым чувством вспомнив Марину. – Тогда ты здесь не задержишься, а жаль, – подытожил Куницын и начал собирать в пакет остатки пиршества. Игорь стал ему помогать. Почти в полной темноте они, слегка пошатываясь и стараясь не наступать на грядки, выбрались на церковный двор. Небо закрывали плотные тучи, и только светлая стена храма, выделяясь из тьмы, позволяла как-то ориентироваться.Часть вторая
Следственная группа или теракт на обочине«Производство предварительного следствия по уголовному делу в случае его сложности или большого объёма может быть поручено следственной группе …» из части 1статьи 163 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации
Последние комментарии
1 день 12 часов назад
1 день 17 часов назад
2 дней 1 час назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 4 часов назад
3 дней 15 часов назад