А если это любовь?!..(СИ) [Alexandrine Younger] (fb2) читать постранично

========== Лето 86-го. Выбор Космоса ==========

Детство ушло неслышно, когда отец в приказном порядке объявил, что Космос переезжает из квартиры матери. Юрий Ростиславович наконец-то волен определять воспитание сына сам. Однако академик не учёл, что покойная Ада, эгоцентричная и свободолюбивая, взрастила из единственного отпрыска собственное подобие.

Нет, Космос не поражал плохими чертами характера. В обычные минуты он был просто смешливым пацаном, который заряжал своей непосредственностью. Но после смерти Ады Борисовны в нём будто что-то надломилось. И Кос спускал всех собак на старшего Холмогорова, поначалу с завидной регулярностью сбегая в пустую квартиру матери. Профессор беспокойно хватался за голову…

Любые попытки воспитательного воздействия вызывали на лице юноши яростное сопротивление. Он припоминал отцу мать, которая не принуждала к жестким распорядкам. Если нужно, то Кос всё сделает сам, без помощи метода кнута и палки. Ада знала слабые места сына, но не пыталась на них надавить. Она спокойно высказывала мнение по любому вопросу, и Космос, следя за меняющимся выражением лица мамы, думал, чем же она может быть недовольна? Он исправлялся, а Ада Борисовна гордилась взаимопониманием с сыном. Она обожала его, и Космос платил ей той же монетой.

И поэтому смерть мамы, молодой и цветущей, повергла Космоса в полную прострацию. Она и с памятника смотрела на мир горящими глазами, а не безжизненной оболочкой, лишь отдаленно напоминающей Аду, у кровати которой Космос проводил грустные минуты. Хотелось выть на Луну, закрыться в комнате, чтобы уснуть, и, проснувшись увидеть мать в соседней комнате, с неизменным кофе без сахара в фарфоровой чашке. Но чуда не происходило…

Космос с трудом реагировал даже на друзей. Ребята, как дежурные, сидели на кухне, следя, чтобы друг не совершил глупостей. Им всем сравнялось не больше шестнадцати, но каждый знал, что предпринять. Потому что в жизни и Саши, и Вити с Лизой, и тем более Валеры, было с чего опускать руки. Сашка почти не помнил отца, рано погибшего отца. Валера — детдомовский; все, что он помнил о своих родителях — звук гремящей стеклотары в вязаных мешках, на сдачу которой они как-то перебивались. Витя не мог сказать, что он обделен семейным теплом, но вместе с Лизой ему пришлось пережить не лучшие времена, случившиеся годом ранее, чем сгорела мать Космоса.

Лиза потеряла в автокатастрофе обоих родителей, и чудом выжила сама, отделавшись искореженными руками и гематомами по всему телу. Она не понаслышке знает, что мог ощущать Космос. Ведь прекрасно помнила, что это он бинтовал её не до конца зажившие шрамы на ладонях, когда Лиза раздражалась, допуская мысль, что только отнимает у всех время. Кому нужен балласт?

— Отстань, — в порыве злости твердила маленькая Павлова, — пусти меня, пусть грубеют! Может, заболею и умру.

— Я тебе по губам дам в следующий раз, если опять такое услышу! — Космос толком не умел бинтовать, но подругу, похожую на брошенного воробья, ему не оставить. — Пчёле все расскажу, у него с тобой короткий разговор! — ладошки у неё тонкие, помещались в его руках, и оттого эту фарфоровую куколку жаль ещё больше. — На бантик завязал! Чтобы не трепалось, ты руками сильно не дергай. Поняла?

— Спасибо, Кос, — покорно проговаривает Лиза, которую теперь обнимают за плечи, но она не может успокоиться, — спасибо…

— Ну ты чего, Лизк, нос повесила? — увещевал Космос, пряча ладонь в длинных распущенных волосах девочки. — Поболит и перестанет, это точно. Корки скоро слетать начнут.

— Кос, я к своим хочу! Ни к Пчёлкиным, ни к Ёлке, — Лиза оторвана от прежнего мира, и с трудом привыкает к новой реальности, — а домой. Домой!

— Не хнычь, всё позади.

— Нет!

— Да…

Холмогоров не помышлял, что через год они поменяются местами. И Лиза будет тихо заходить в комнату, окидывать его безволие зимним взглядом, и, садясь рядом, молча брать за руку. Она знает, что такое больно. Поэтому Кос мог единственный раз дать слабину — положить темноволосую голову на колени подруги, не скрывая своих слёз.

Именно осенью восемьдесят четвертого он в последний раз плакал. Это не истерика, как в детстве от разбитого носа, но беспрерывные мокрые дорожки по щекам, поток которых не контролировался разумом. Но обратной дороги к ушедшему нет. Остается принять новую реальность и двигаться дальше, оглядываясь на отца, который стремился подчинить распорядок Космоса новым правилам.

Отношения между отцом и сыном норовили лопнуть, как старый глиняный кувшин. Кос видел в смерти матери следы тяжёлого развода Ады и Юрия, случившегося ещё в семьдесят пятом году. Родители разводились громко и тяжко, осыпая друг друга взаимными упрёками. Ада Сергеевна не смогла простить пренебрежения в свою сторону, выразившегося в полном