Огни Москвы [Вера Ивановна Соломея] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Надя лежала в больнице, её муж настоял на лечении в клинике неврозов. Её всё раздражало и наступившая весна, такая долгожданная в Москве, тёплая и звонкая совсем не радовала. Ей было окончательно ясно, что жизнь так и пройдет в заботе о муже и доме. Эта устоявшаяся, счастливая жизнь теперь казалась совсем несчастливой. У них не было детей. Нельзя сказать, что они страдали все эти годы, могли бы взять ребеночка из детского дома, но не сделали этого. И Надя, и её муж чувствовали себя молодыми и независимыми, им и в голову не приходило озаботиться, кто в старости подаст «стакан воды». Они жили друг для друга и были счастливы, как иногда бывают счастливы бездетные пары. Её муж был художник и Надя была его муза. Наде было за сорок, когда поступила в институт Алёнка, дочка её близкой подруги и Надина крестница. В начале весны Алёнка зашла неожиданно к Наде в гости и они долго сидели на кухне, и Надя слушала её историю. Вот уже неделю Максим не звонит, рассказывала она с со слезами, а на Чистых прудах клялся в любви и посвящал ей гениальные стихи. Надя не показала виду, что на неё нахлынули воспоминания и её ребенок мог быть такой же взрослый, как Аленка. Ей было жаль Алёнку и хотелось утешить, но еще больше было жаль её не рожденного ребенка. Господь дал мне ребенка, но я его убила. С этого вечера и началась депрессия. Ночью снилась её весна на Чистых прудах, а может и не снилась, а вспоминалась, как во сне. Борис писал ей много стихов. Они встречались у памятника Грибоедову и гуляли по Бульварному кольцу.
В то время Надя Титова была высокая, сероглазая блондинка и училась в педагогическом училище. Борис Разовский – в физико-техническом институте на втором курсе. Надя жила на старой Московской улице, выходящей на Садовое кольцо. Родители работали на заводе. В семье она росла одиноко, но были школьные подружки. Особенно любила уезжать на все лето к родственникам в деревню, убегать в сад и подолгу читать. Мать и тётя заставляли её по вечерам пойти погулять с девочками, но ей было с ними неинтересно. Была только одна подружка Мира, которая тоже приезжала каждое лето к родственникам. Её мама была русская, а папа – грек. Мира была худенькая, смуглая и черноглазая, очень тихая и молчаливая. Надя любила подолгу играть с ней на большом крыльце их дома, но потом они выросли и уже никогда не встречались. В школьные годы любила заниматься в разных кружках во Дворце пионеров в переулке Стопани – художественное слово, рисование, вышивание. Позднее ходили со школой в Третьяковку и Пушкинский музей, а, когда училась в училище, ходили на поэтические встречи в Политехническом музее.
Борис Разовский жил в новом районе в кооперативной квартире. Родители были научные сотрудники и хотели только одного, чтобы сын получил хорошее образование.
Они познакомились на встрече одноклассников Нади. Бориса пригласили его новые друзья. Хозяйка квартиры, одноклассница Таня была очень модной и красивой, но Борис сразу подошел к Наде и пригласил её танцевать. В конце вечера спросил её:
– Ты любишь бадминтон? –
– Люблю –
– Давай встретимся на Чистых прудах, я принесу ракетки-
– Давай –
Встречались у памятника Грибоедову, гуляли по Бульварному кольцу и Борис читал стихи, которые посвящал Наде. Она смущалась и не понимала, что это просто стихи, или чувства к ней. Борис любил поэзию и подолгу читал Бальмонта и Вертинского. Любимое выражение Бориса «это великолепно» казалось очень красивым и завораживало Надю. Иногда он приглашал её в ресторан Метрополь или Арагви, родители давали карманные деньги, и они слушали музыку и танцевали. Особенно запомнился вечер на открытой веранде «Огни Москвы», пили коктейли под самой крышей гостиницы «Москва» и любовались Кремлем.
Зимой поехали за город встречать Новый Год с институтскими друзьями Бориса. Вечером на подмосковной станции вышли на мороз, запахло дымком из труб и еловыми ветками. Шли по темной заснеженной улице, но во многих окнах горел свет и были видны наряженные ёлки. Залаяла собака, когда подошли к дому. Выбежала Аня – хозяйка дома в шелковом платье и модных туфельках, удивив промёрзшую Надю летним нарядом. Прошли через холодную терраску, заставленную блюдами с холодцом, кастрюльками и банками и оказались в большой жаркой комнате с пушистой нарядной ёлкой, с зеркалами и буфетом. Стол занимал её середину и был заставлен закусками и бутылками. Все им обрадовались, потащили к столу, гремел магнитофон и решили, что пора провожать старый год. Надя никого не знала, а ребята, проучившись вместе уже несколько лет, были заняты собой, рассказывали анекдоты и смеялись и никто не обращал на неё особого внимания. После двенадцати часов все опять чокались, ели салаты и холодец, а некоторые, откровенно обнимаясь, уже медленно танцевали. А потом, как-то незаметно парочки расползлись по разным комнатам и темным углам. Борис тоже мягко поманил её на кушетку в соседнюю комнату. Наде стало так мерзко, словно её незаслуженно обманули. Уезжали с первой электричкой. В холодном вагоне она не сдержала слёз, а он уже спал.
В конце зимы её родители уехали в дом отдыха. Всё произошло неожиданно быстро. Он поцеловал её и сказал, что не поедет домой, а останется ночевать.
– Может, поедешь домой, попросила она-
– Нет, уже поздно, метро закрывается –
И они стали встречаться у неё дома или у него, когда никого не было. Что это было – он никогда не говорил, она – тоже. Их тянуло друг к другу и он был очень активным. Надя словно впервые разглядывала свое тело и это было тайной и смятением в её душе. Где-то через полгода сразу же при встрече она сказала: «Борис, у меня задержка!». Он шел и просто молчал, не зная, что сказать на это. Надя страшно испугалась и дальше жила, словно в тумане. Тошнило, ноги подкашивались, когда пришла ко врачу.
– Да, у Вас беременность, четвертая неделя –
Сказала врач строгим голосом.
Дальше ещё хуже, тошнота подступала неожиданно на занятиях или на улице. Один раз на углу их улицы схватилась за водосточную трубу, её рвало, и люди шли и оглядывались на неё. Надя не думала о ребенке, как о живом человеческом существе, имеющем свою душу и тело, ей представлялся сгусток крови, который ничего не почувствует, когда его просто удалят. Больше боялась позора, если все так оставить, ходить беременной и родить ребенка без мужа.
Борис приходил к ней в больницу и она видела его под окнами веселым и красивым. Аборт не вызвал сомнения или разочарования у них. В их любви всё пошло по прежнему. Решили, что поженятся, когда Борис окончит институт. Надя закончила училище, а Борис поехал на производственную практику.
В его группе были в основном парни и только две девушки. На Аллу он вначале не обратил внимания. Вечером все институтские собирались в клубе, были танцы, которые Борис не любил, но потом сидели у кого-нибудь в комнате – гитара, песни, красное вино. Борис читал стихи и Алла не сводила с него глаз. Пригласила потанцевать. Красивая, с черными вьющимися волосами, обволакивала его лицо, пела и кружила. Все видели это, подпевали и смеялись. Вообще- то, Алла Гольдер была самой умной девочкой на курсе, её отец был известный профессор, и она больше всего любила математику и физику, но также, как и Борис, любила и знала поэзию. С Борисом они быстро сошлись, нашли общих знакомых, оказалось, что их родители тоже знали друг друга.
Алла не была так проста и доверчива, как Надя, но Борис уже знал, что за этой девушкой он пойдет на конец света, чтобы добиться её любви. За месяц он ни разу не вспомнил Надю, словно её и не было. Когда вернулись в Москву, первый позвонил Алле и назначил ей свидание. В этот же день он встретился с Надей у метро.
– Ну рассказывай, как ты? – спросила Надя и, не дожидаясь ответа, стала говорить о коллегах и школе, где начала работать.
– Нам надо расстаться – сказал он тихо, немного отставая и, как бы отстраняясь. – Останемся просто друзьями.-
– Почему?– она остановилась и повернулась к нему. Он тоже не двигался.
– Я встретил другую девушку –
Надя помнила еще очень долго, как стало обидно, что та другая, которую он целует и обнимает, наверное красивее и лучше её. У неё словно отнялся язык, не было ни ссоры, ни выяснений, ничего не было уже. Она шла, потом бежала к метро. Её никто не провожал, её никто не любил.
Через несколько лет Надя вышла замуж за молодого, талантливого художника и расцвела и похорошела краше, чем в юности. Он много рисовал её и некоторые отмечали загадочную улыбку в этой неброской красоте русской женщины. Была у него серия картин старых Московских улочек и переулков, на месте которых, потом появились новые проспекты и улицы с новыми названиями и многоэтажными домами. Надя особенно любила его картины ночной Москвы с высоты птичьего полёта и затухающие вдали огни Москвы, но это была уже совсем другая история.
Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.
Последние комментарии
11 часов 33 минут назад
17 часов 56 минут назад
18 часов 4 минут назад
18 часов 32 минут назад
18 часов 36 минут назад
18 часов 36 минут назад