Соколов. Компиляция. Книги 1-7 [Алекс Хай] (fb2) читать онлайн

Алекс Хай В интересах государства

Глава 1

— Миша, вернись! — кто-то сильно тряс меня за руку.

С трудом я открыл глаза, увидел заплаканное лицо сестры и попытался приподняться. Черта с два! Мои руки туго переплели медицинские трубки, сбоку тихо пищал какой-то аппарат.

— Живой, слава богу, — сестра резко посерьезнела. — Слушай внимательно, Миш. У нас мало времени.

Не знаю, сколько я был без сознания, но, казалось, за это время она стала гораздо старше.

Стоп.

Но ведь Оля Соколова, моя сестра, умерла три года назад. Я сам нес гроб…

Я в ужасе вдавил голову в подушку, когда она дотронулась пальцами до моего лба. Теплые, живые… Невозможно!

Что происходит?

— Кто ты? — прохрипел я. — Где я?

В глазах девушки читалась искренняя боль.

— Не помнишь? Совсем ничего?

Сестра выглядела озадаченной. А я и вовсе ничего не понимал. Что это? Странный сон?

— Ладно, сейчас помогу.

Сестра подошла к изголовью кровати и положила ладонь мне на лоб. Как же она была похожа на ту Олю, которую я помнил. Те же большие голубые глаза, вьющиеся светлые волосы… Моей сестре едва исполнилось двенадцать, когда ее не стало. Сейчас ей можно было дать лет пятнадцать-шестнадцать. Чертовщина какая-то.

Я дернулся от ее прикосновения.

— Миша, пожалуйста, — взмолилась сестра. — У нас и правда мало времени. Ты должен вспомнить, как здесь оказался. Это очень важно. Прими мою Благодать и обратись к родовому духу.

— Чего? — опешил я. — Какую благодать? Какой дух? Что ты несешь?

— Просто не сопротивляйся потоку. Позволь мне поделиться силой. Ну же, быстрее!

Она занесла надо мной руку, словно просила разрешения прикоснуться. Я кивнул.

— Ладно. Давай.

Едва она дотронулась до меня, тело словно сошло с ума. Словно электрический ток полился с Олиных пальцев. Я вздрогнул, руки и ноги задрожали. Сердце начало биться быстрее — тревожно замигал монитор прибора.

Дача под Ириновкой. Я приехал к старикам помочь чинить крышу. Совсем прохудился навес на веранде, а нанимать рабочих денег не было. Мы решили сделать все сами, благо у Сереги отец работает на хозбазе.

Да только кто ж знал, что лестница прогнила…

Я распахнул глаза.

Оля отняла руку от моего лба и сползла на пол без сил.

— Прости, больше не могу, — прошептала сестра. — Я видела, что они сделали. Хотела, чтобы ты знал… Хотела предупредить…

— О чем? Кто и что сделал?

— Тсс!

Сестра прислушалась. Я тоже навострил уши. Где-то за дверью скрипели деревянные ступени. Кто-то поднимался по лестнице.

— Черт. Уже идут. Веди себя спокойно, — шепотом протараторила Оля. — Как будто ничего не случилось. И никому не говори о том, что увидел.

В следующий миг дверь с грохотом слетела с петель. Двое людей в форме, похожие то ли на бойцов, то ли на телохранителей, ворвались в комнату.

— Очнулись, ваше сиятельство? — тот, что был постарше, кивнул мне в знак приветствия и тут же уставился на сестру. — А мы вас обыскались, Ольга Николаевна.

Боец двинулся на нее. Я заметил на его рукаве шеврон с каким-то сложным гербом. Оля испуганно попятилась.

— Вас же предупреждали, что навещать его сиятельство запрещено, — отчеканил боец. — Идемте со мной, Ольга Николаевна.

Сестра натолкнулась спиной на один из приборов и едва не свернула его.

— Нет!

— Оля, кто эти люди?

— Охрана, — ответил вместо нее боец.

Сестра уперласть спиной в стену. Дальше отступать было некуда. Она попробовала проскользнуть мимо охранника, но боец грубо схватил ее. Оля завизжала.

— Не трогайте ее! — рявкнул я и попробовал освободиться. — Башку снесу!

Легко, словно она была пушинкой, охранник заломил ей обе кисти и попытался выволочь из комнаты.

— Миша! — взвыла сестра. — Не говори им…

Я снова дернул руками, но ощутил сопротивление. Дерьмо. Зачем они меня привязали?

И в этот момент что-то внутри меня взорвалось. Словно сгусток силы лопнул и начал растекаться по артериям. Время вокруг меня замедлилось.

— Не трогай. Мою. Сестру! — отрывисто произнес я. — Убью. В третий раз предупреждать не стану.

Старший охранник выпучил глаза не то от страха, не то от гнева. Оля застыла, открыв рот.

— Боже мой…

Охранник первым пришел в себя.

— Ей нельзя здесь находиться! — крикнул он. — Нельзя находиться рядом с вами. Это опасно!

Но неведомая сила уже вышла из-под контроля и застелила мне глаза. И ровно в этот же миг истошно вопящие медицинские приборы загорелись. Приклееные к моим рукам и груди датчики вспыхнули. Настоящим пламенем. Вот же черт…

Бойцы отпрянули в ужасе, Оля взвизгнула и шарахнулась в сторону.

— Ты… Ты… У них получилось, — шепнула сестра и нервно сглотнула.

Я удивленно пялился на свои руки. Незнакомые. Чужие.

Завоняло паленой проводкой.

— Я зову Старших, — сказал седоволосый боец с суровым лицом. — Семен, потуши огонь. Наследника не выпускать. Ольга Николаевна, прошу за мной.

— Оля, что со мной? — прошептал я.

— Они… — она нервно сглотнула, — они призвали твой дух.

— Что за дух?

Сестра не ответила. Только в ужасе попятилась, но уже прочь от меня. Проклятье. Она ведь знает больше меня. Неужели я настолько ее напугал?

Но я должен с ней поговорить. Должен понять, что происходит.

— Оля! — крикнул я, путаясь в ошметках проводов и ремней. — Оля!

Но она уже исчезла за дверью вместе с седовласым охранником.

Какой-то страшный сон. Тело едва меня слушалось, но энергия откуда-то появились. Внутри меня снова поднялась волна чистой силы.

С рыком я воспламенил остатки трубок и вскочил с кровати. Второй боец шагнул вперед, выставив вперед ладони.

— Не гневайтесь, Михалниколаич. Все хорошо, вы в безопасности! Это же я, Семен. Манглавит. Охранник ваш… А вы дома, в Ириновской усадьбе. Не узнаете меня?

Я мотнул головой.

— Это ничего, — на простоватом лице коротко стриженного бойца расцвела легкая улыбка. — Ничего удивительного, после всего, что на семью-то вашу свалилось… Хорошо хоть, что Оленьку нашу Николаевну вспомнили.

Я с силой оттолкнул охранника и бросился вслед за сестрой.

— Оля!

Топот внизу. Где-то справа, где лестница. Я метнулся туда.

— Оля! Подожди!

Волна силы внезапно сошла, и я почувствовал усталость. Она навалилась так резко, что я споткнулся и чуть не упал. Видимо, потратил слишком много энергии. Черт… Я прислонился к стене, чтобы перевести дух. Секунда, вторая… Каждый вдох давался с трудом, словно на грудь уронили свинцовую плиту.

Но почему-то все чувства обострились. Запах гари невыносимо бил в нос, я слышал шипение огнетушителя и крики на первом этаже, какую-то возню на улице. И еще я чувствовал нутром опасность.

Что-то было не так. Что-то приближалось.

Нечто, что беспокоило даже силу, скрытую внутри меня.

Я пошел дальше, ища лестницу. Какая-то часть моего разума словно знала это место, но я в упор не помнил, где находился. Шел, будто на автопилоте — ноги сами несли в нужном направлении. Я прошел по коридору, завешанному старыми портретами, и наконец-то добрался до лестницы.

Шум внизу стал громче. Много встревоженных голосов.

— Оля! — снова позвал я.

Если они что-то с ней сделали, если хоть волос упал с ее головы…

Стиснув зубы, я заставил себя ускориться, перешел почти на бег. Едва я слетел с лестницы, чуть не врезался в какую-то девицу в старомодном переднике.

— Где сестра? — рявкнул я, напугав девушку.

Она взвизгнула и указала в сторону распахнутой двери.

— Т-там…

Не разбирая дороги, я понесся туда. Только успел понять, что спустился в какой-то большой зал с дорогой обстановкой. Похоже на загородный дом или поместье. До боли знакомое место, какое-то… родное.

Я влетел в распахнутые двери и поморщился от яркого света. Кто-то преградил мне путь.

— Михаил, все в порядке. Успокойся.

Свет бил в глаза так ярко, что мне пришлось приложить ладонь к лицу и проморгаться. Ощущение опасности нарастало, но оно исходило явно не от этого человека.

Когда глаза привыкли к свету, я взглянул на него и опешил.

— Папа?

Глава 2

Отец оставил нас семь лет назад. Когда Петька, мой старший брат, погиб, батя так и не смирился с горем. Запил, ушел. Потом случилась беда с Олей… Из трех детей остался лишь я.

Папа сейчас тоже выглядел иначе. То же усталое лицо, но теперь в нем читалось не смирение алкоголика с тяжкой судьбой, а достоинство. Цепкие глаза обеспокоенно глядели на меня из-под стекол очков в тонкой оправе. Под его глазами залегли темные круги, но, увидев меня, отец постарался улыбнуться. Вышло натянуто.

— Миша, — он крепко обнял меня, словно совсем не боялся силы, которая так напугала охрану и Олю. — Ты дома, в Ириновке. Все в порядке.

— Пап… Что ты здесь делаешь? — я отстранился. — Ты же переехал…

— Что ты, Михаил? Я уже давно никуда отсюда не выезжал.

А затем я почувствовал, как какая-то неведомая, но чужая сила легко коснулась моего разума. Отец на несколько секунд прикрыл глаза, а затем резко их распахнул.

— О… — он обернулся к сидящим в комнате. — Действительно, все получилось.

Я увидел Олю — она устроилась в кресле, рядом с ней стоял седой охранник. Лицо сестры было белым как мел.

— Пап, — хрипло сказал я. — Я ничего не помню. Что со мной сделали?

Оля не выдержала и тихо заплакала. Охранник положил ей руку на плечо, словно хотел утешить, и что-то шепнул на ухо.

Отец приобнял меня за плечи и подвел к креслу.

— Присядь, пожалуйста, Михаил. Такие новости лучше слушать сидя. Пообещай, что будешь держать себя в руках. Ты очень напугал сестру.

— Пап, не тяни, — попросил я. Беспокойство никак меня не отпускало, кровь бурлила и прилила к ногам, словно тело было готово в любой момент сорваться и бежать.

Я быстро скользнул взглядом по комнате. Дурацкая мысль — но я искал любые предметы, которыми можно отбиваться. На всякий случай.

Старинная мебель, обитые тканевыми обоями стены — очень дорогое убранство. Над камином висел портрет мамы. Не фотография, а настоящая картина. Мама была изображена совем молодой, но в странном старомодном платье с кучей оборок. На каминной полке рядом с часами стояла фотография моего старшего брата Петьки — в парадной форме, которую я не мог узнать. И рядом — лампадка, какие ставят у могил на кладбищах.

Я снова оглядел всех собравшихся и только сейчас заметил, что все, кроме меня, были одеты в черное. Траур?

Неужели…

— Мы призвали твой дух из другого мира, Михаил, — голос отца заставил меня отвлечься. — В своем мире ты умер, а нам нужен сильный наследник.

Оля тоже говорила о каком-то духе. Неужели они это серьезно?

— Пап, я не понимаю. И почему я ничего не помню? Где мама? Где Петя?

Оля перестала плакать и с яростью взглянула на отца.

— Да скажи ты уже ему! Он заслужил право знать.

— Ольга, помолчи.

— Так, стоп, — я пытался уложить услышанное в голове, но мозг отказывался принимать слова на веру. — Расскажите подробнее. Пожалуйста. Я все еще ничего не понимаю.

— Думаю, так тебе будет проще кое-что уяснить.

Отец поднялся, подошел к какой-то темной занавеске и сорвал ее. Зеркало. Они завесили зеркала — значит, в доме точно кто-то умер. Старая дурацкая примета, но моя родня всегда так делала.

— Подойди, Михаил, — поманил меня к себе отец. — Приглядись повнимательнее.

Я нетвердыми шагами подошел к зеркалу и с опаской взглянул на себя.

— Ну и дела…

Из отражения на меня смотрел… Я. Только я, который ни разу не ломал носа в драке и, очевидно, редко бывал на свежем воздухе. Я казался себе моложе на несколько лет и выглядел чуть более… худым, что ли. Я-то, настоящий я, со школы по спортивным кружкам мотался. Да и район у нас был не самый спокойный — приходилось иной раз махать кулаками.

В остальном же я казался вполне обычным паренем: лет семнадцать-восемнадцать, рост выше среднего, волосы русые, но стрижка совсем не походила на ту, что я носил.

В моей физиономии читалось благородство, охранники называли меня сиятельством, а дом больше походил на усадьбу какого-то дворянина…

— Где мы? — прислонившись лбом к холодной поверхности зеркала, хрипло спросил я. — Что это за место?

— Ириновская усадьба. Наше родовое поместье. — Папа принял из рук охранника халат и подал мне. — Накинь, здесь прохладно.

Я кивнул и набросил одежку на плечи.

— Я ничего не помню про усадьбу.

— Ничего удивительного, — вздохнул отец. — Как тебя зовут, юноша?

— Михаил… Михаил Николаевич Соколов.

— Замечательно. Какой сейчас год?

А вот это уже вопрос с подвохом. Но я решил отвечать честно.

— Две тысячи двадцать первый.

Снова кивок. А вот этого я не ожидал.

— Хорошо, — улыбка отца стала чуть теплее. — В какой стране ты живешь?

Я удивленно моргнул.

— Странный вопрос. Россия. Российская Федерация.

Отец и сестра переглянулись.

— Точно получилось… Но он же ничего не знает! — воскликнула Оля. — Как же мы отправим его в Петрополь?

— Чего не знаю? — я всегда был довольно спокойным парнем, но сейчас все эти недосказанности начинали меня бесить. — Скажите уже, в чем дело!

Вместо ответа отец достал из внутреннего кармана пиджака небольшую тонкую книжечку и протянул мне.

— Вот где ты сейчас, — сказал он. — И вот где будешь отныне, будущий граф Соколов.

Я осторожно взял книжечку в руки. Похожа на паспорт, только обложка не темно-красная, а черная. На ней герб. Вроде бы знакомый двуглавый орел, только одна его половина была золотой, а вторая красной. Головы орлов венчали разные короны. Золотой держал в лапах скипетр, красный — державу. А над обеими головами птицы парила еще одна, двойная, похожая на купол церкви, корона — красная и золотая.

Я прочитал надпись: «Объединенная Российская империя и Новая Византия».

«Паспорт подданного».

Перелистнул. Увидел свою фотографию — цветную. Имя, фамилию, дату рождения и… герб графского рода Соколовых. Только отчего-то герб был перечеркнут жирной черной полосой.

— Так значит… у нас тут царь?

— Император, — поправил меня отец. — Алексей Константинович Романов. Алексей Третий.

Я вернул паспорт отцу и устало закрыл лицо руками.

— Бред. Бред. Бред!

— Миша, послушай нас внимательно, — отец строго на меня посмотрел. — Понимаю, тебе сложно поверить, но придется. Тот, кто был в этом теле до тебя, справиться с будущей ответственностью не мог. Ты — наш единственный шанс избежать угасания, Михаил. Поэтому я рискнул, провел сложный и запрещенный ритуал, чтобы вселить в тело нашего наследника самый крепкий родовой дух. Так вышло, что этим духом оказался твой. Мы не выбирали — Род сам так распорядился. И на тебя отныне вся надежда.

Я бы подумал, что родственники решили меня разыграть, да только все это зашло слишком далеко. И лица у них были серьезными, как на похоронах.

— Зачем вам понадобился сильный дух? — я отошел от зеркала и вернулся в кресло, стараясь приглушить внутреннее беспокойство. — Если хотите, чтобы я поверил и помог, выкладывайте все.

Отец принялся нетерпеливо расхаживать по комнате. Старший охранник выглядел напряженным, словно тоже чувствовал неладное. Хуже всего — это ощущение надвигающейся бури росло во мне с каждой минутой.

— В нашем мире далеко не всякий обладает Благодатью, — торопливо начал отец.

— Чем? — переспросил я.

— Благодатью. Это сила, которую ты почувствовал, когда очнулся. Когда наши войска взяли Константинополь, солдаты нашли под собором Святой Софии странный камень. Он нес в себе великую силу — Благодать. Камень этот раскололся на два крупных куска и множесто мелких осколков. Одну половину оставили в Константинополе, вторую привезли сюда, в Петрополь.

— В Петербург то есть?

— Он уже сто лет как не Петербург. Мелкие осколки пожаловали героям войны и дворянским родам в награду за особые достижения. Тогда все считали эти осколки просто сувенирами. Но позже выяснилось, что люди, хранившие эти осколки, обрели большую силу.

Картинка в моей голове начинала более-менее складываться. Звучало странно, но хоть как-то объясняло происходящее.

— Значит, у нашего рода тоже есть такой осколок, — предположил я.

— Был, — помрачнел пуще прежнего отец. — Мы его утратили. Именно поэтому нам нужен ты.

— Твой прадед продал наш Осколок, — пояснила Оля. — Проиграл в карты. У нас был высокий ранг благодати, ниже Пятого никогда не опускался… Как только наш род лишился Осколка, мы начали слабеть. Папа родился уже с восьмым рангом. А мы — с самым низшим, десятым. Только у Пети девятый был, потому что он старший. Мы — последние, кто несет в своей крови Благодать. Если не вернуть нашему роду Осколок, мы обречены.

Да уж. Вот и драма подъехала. Дела у этой семьи и правда плохи, если от обладания этой Благодатью многое зависит.

Отец кивнул и продолжил:

— Утратив Осколок, мы получили позорную черную перевязь на гербе. Почти вся аристократия от нас отвернулась. Финансы тоже пошатнулись. Поэтому мы должны вернуть утраченное любой ценой. Но пожаловать Осколок может только сам император, — добавил он. — И заслуги должны быть поистине выдающимися…

Отец резко замолчал, услышав шум со стороны аллеи. Приближался рев мотора, вопили сирены.

Внутри меня поднялась волна тревоги. Настолько сильная, что перебила дыхание.

— Погодите! Что-то… не так, — прохрипел я.

Какой-то автомобиль с визгом затормозил перед входом. Затем еще один. В оконных стеклах отражались сине-красные огни мигалок.

— Проклятье… — отец торопливо отодвинул штору и выглянул на улицу. — Быстрые, сволочи.

— Кто это? — спросил я.

— Тайное отделение. Государевы ищейки.

— И что это значит?

— Что все мы в опасности, — тихо ответил отец. — Стервятники учуяли ритуал.

Оля побледнела от ужаса, а отец, напротив, хранил ледяное спокойствие.

Я подошел к окну и осторожно отодвинул край занавески.

Дело и правда дрянь. Три черных автомобиля — два фургона и один седан. Из фургонов выбегали вооруженные люди. Пять, десять… Примерно два десятка. Все в шлемах и униформе без опознавательных знаков.

— Оля, иди разбуди бабушку, — приказал отец. — Задержите гостей. Мне нужно пять минут наедине с сыном.

— Папа, сейчас не время…

— Быстро! — он лишь немного повысил голос, а в комнате тут же стало холоднее градусов на десять. На стенах расцвел иней. — Мы должны успеть…

И в этот момент раздался грохот.

Яркая вспышка осветила окна. Лопнули стекла.

Парадную дверь вынесло взрывом.

Глава 3

Седой охранник метнулся к нам, пытаясь закрыть нас от осколков стекла своим телом. Но куда там!

Я шарахнулся к стене и закрыл голову руками. Сыпались со звоном осколки, ветер со свистом ворвался в окна. С улицы мгновенно потянуло дымом, раскаленным металлом и еще чем-то.

Только сейчас я заметил, что ни одно из стеклышек не добралось до нас.

Подняв голову, я замер от удивления.

— Ох ты ж черт!

Отец вытянул руки в сторону окон, и в радиусе двух шагов от него светилось тонкими голубоватыми прожилками подобие сферы. Оля успела выскочить в зал — я услышал ее торопливый бег по лестнице.

Я же завороженно глядел, как стекляшки, касаясь краев сферы, отскакивали обратно.

— Это «Покров» восьмого ранга, — улыбнулся отец, поймав мой взгляд. — Барьер от физических угроз. Кое-что и я могу.

Он опустил руки и обернулся к охраннику.

— Задержите сыскарей. Пусть нас не беспокоят.

Охранник склонил голову.

— Да, ваше сиятельство.

И вышел, плотно закрыв за собой двери.

— Миша, быстрее сюда, — поторопил отец.

— Что мне нужно делать? — спросил я, стараясь прислушаться к происходящему в холле. Шум, возня, голоса. Хорошо хоть, что до стрельбы не дошло. Это обнадеживало.

Едва я подошел, отец крепко обхватил мою голову обеими руками.

— Сейчас будет очень больно, но на филигранную работу времени нет.

— Что ты…

Договорить я не успел. Острая вспышка боли пронзила голову. Словно в черепе разорвалась атомная бомба, а в глаза и уши одновременно с этим воткнули раскаленные спицы. Тело затряслось против моей воли. Рот открылся в немом крике — боль была такой силы, что я не смог издать и звука.

Комната поплыла перед глазами, закрутились радужные вихри, все пошло пятнами.

А затем я ослеп.

Молочно-белый свет, густой и плотный. Кажется, вокруг меня нет ничего, кроме этого невыносимо яркого света.

Я не слышу. Не вижу. Не ощущаю себя. Все органы чувств отказали разом.

— Род, прими дух. Тело, подчинись. Память, в разум отпрыска вернись.

Я шумно вздохнул и вытаращил глаза.

— Ыыых! Пап… Прекрати!

— Терпи, сын. Так нужно. Ради всех нас.

Мама лежит в постели. Бледная, кожа как воск. Смотрит в потолок, но глаза у нее пустые, словно она ничего не видит.

Я рвусь к ней, зову, но чьи-то сильные руки обхватывают меня за пояс и не дают подойти.

— Тише-тише, Михаил Николаевич, — пытается успокоить мужской голос. — Отмучилась наша Аннушка Петровна. Отмучилась…

В этом мире мама умерла. Мне было десять. А удерживал меня тот самый старший охранник, который утешал Олю. Он тогда еще не поседел. Виктор Павлович, так его звали.

Образ за образом воспоминания прежнего владельца этого тела врывались в мое сознание. Время тянулось бесконечно длинной вспышкой. Я не мог сопротивляться этим воспоминаниям и принимал их. Но боялся лишь одного — что они сотрут все то, что я помнил о своей настоящей семье, о своем прошлом… Не знаю, кем был Миша Соколов в этом мире, но я не хотел становиться им. Я хочу остаться собой!

И останусь.

Кирпичик за кирпичиком я неосознанно выстраивал стену вокруг моих собственных воспоминаний. Сохраню, сберегу. Все это пригодится. Не знаю, как мне это удалось, но сила внутри меня откликнулась и встала на защиту памяти.

А затем пришло новое видение.

Серый автомобиль с военными номерами медленно катится по аллее и останавливается возле парадного входа в наш дом. Поздняя осень, небо свинцовое. Листва опала. Из-за дождя я не могу как следует разглядеть машину гостей. Вижу только, что это универсал, и внутри что-то большое, накрытое темной тканью.

Распахиваются двери парадного входа. Отец сбегает по ступенькам, бабушка и Оля остаются в дверях. Я иду следом за папой и не могу отделаться от чувства, что случилось страшное.

Из автомобиля выходит человек в форме. Уродливый шрам пересекает его лицо от правого виска до подбородка. Страшная рожа. Но я узнаю его — он несколько раз обедал у нас дома. Петька о нем много рассказывал, хвалил. Фамилия у него еще такая безобидная и совсем не вяжется с внешностью — Куропаткин. Кажется, подполковник. Петька служил под его началом.

— Демьян Андреевич? — удивляется отец. — Какими судьбами?

Куропаткин наклоняется к отцу и что-то шепчет ему на ухо. Папа меняется в лице, бледнеет — военному даже приходится придержать его под локоть. Я разбираю только отдельные слова.

— В Дакии… при исполнении… Орден посмертно…

Нет! Только не это!

Я подбегаю ближе, трясу Купопаткина за рукав.

— Где Петька? Где он?

Подполковник кладет руку мне на плечо.

— Прости, сынок. Не уберегли мы твоего брата. И бог не уберег…

Земля уходит из-под ног. Петька — умер? Нет, он же самый сильный! В Алексеевском служил, а туда берут только лучших. Пусть рангом Благодати он не вышел, но ведь подковы голыми руками разгибал! Нет, не мог он… Не мог…

Меня накрыло такой волной тоски, что, казалось, сердце было готово разорваться.

Что здесь брат погиб при исполнении, что в моем мире. На чужой земле, непонятно, за что.

Но здесь у меня хотя бы осталась Оля…

И ради нее я должен стать лучшим вместо Петьки.

Образы сменились ярким светом, но спустя миг и он стал бледнеть. Боль притупилась, теперь я наконец-то смог вздохнуть. Отец все еще держал руки на моей голове.

— Прости, Миша, — прошептал он. — Но без этого ты не выживешь.

Он убрал руки и отступил на шаг. Я покачнулся, а затем меня вывернуло наизнанку. Прямо на драгоценный паркет.

— Извини, пап…

— Ничего. Вспомнил?

— Кое-что.

— Это хорошо. Память будет приходить постепенно. В первые дни постарайся спать побольше — во сне все разложится по полочкам. Со временем ты сможешь пользоваться всеми воспоминаниями своего предшественника.

Я поднял глаза на отца и поднялся, опираясь на исцарапанный осколками стол. Меня все еще жутко мутило.

— Так ты поэтому призвал мой дух? Потому что Петька погиб?

— Да. Теперь тебе суждено стать главой семьи после меня. Мы и так были в бедственном положении, но с гибелью Петра все стало еще хуже.

— А давно он…

— Три дня назад привезли гроб. Послезавтра похороны.

Я молча кивнул. Ну что же, придется заново пережить один из худших дней в моей жизни. По крайней мере я знаю, к чему готовиться.

— Пап… Если я сделаю все, что вы хотите… Допустим, верну Осколок. Я смогу вернуться обратно в свой мир? Не знаю, как, но может есть варианты?

Отец взглянул на меня со смесью печали и сочувствия.

— Призыв духа — дорога в один конец. Отправить душу обратно невозможно. Честно говоря, никто из нас не предполагал, что мы и этот трюк провернем…

Я стиснул зубы и снова посмотрел на себя в зеркало.

— Значит, я с вами до самой смерти.

— Верно. Но я очень хочу, чтобы ты стал тем сыном, которого заслуживает наша семья. У меня на тебя большие надежды, Михаил. Отныне от тебя очень многое зависит. Ты согласен нам помочь?

Я молча кивнул. Мозги и так кипели от увиденного, часть меня все еще держалась за мысль о страшном сне. Но в глубине души я знал, что отныне это моя реальность. Теперь это мой мир.

И, кажется, в этом мире я нужен своей семье даже больше, чем в собственном.

В дверь настойчиво забарабанили.

— Именем его императорского величества! — донесся низкий суровый голос. — Приказываю открыть!

Мы с отцом переглянулись.

— Началось, Миша. Что бы ни случилось дальше, никому не рассказывай, кто ты и как здесь оказался. Пугать эти черти умеют, но будь тверже. В конце концов ты — Соколов, потомок героя Константинополя.

— А если они все же узнают? — шепнул я.

Отец печально улыбнулся, и я увидел, что здесь он был немного старше, чем в моем мире. Я нутром почувствовал напряжение, усталость и ответственность, что на нем лежали. Глава семьи, настоящий патриарх. И он мне нравился. Словно сейчас я всетретил отца, о котором всегда мечтал.

— Убьют и тебя, и меня, — спокойно ответил папа. — И тогда графскому роду Соколовых точно конец. Ритуал, который я провел, чтобы вызвать твой дух, запрещен законом. А это, — он кивнул на дверь. — Кара. Впусти гостей, пока они не разнесли весь дом.

Не слишком ли жестокое наказание? Вроде бы слово «благодать» предполагает, что эта сила — хорошая… Я хотел задать этот вопрос, но не успел: от очереного удара створки дверей распахнулись и с грохотом ударились о стены.

В гостиную вбежало шестеро вооруженных бойцов в темной форме. Лица всех были скрыты под забралами шлемов.

— Никому не двигаться! — скомандовал один из них.

Сквозь дверной поем я увидел, что входная дверь была разворочена, на полу валялись обломки мебели и битое стекло. В дом ворвалась холодная уличная сырость, и я поежился. Черт, а ведь так и ходил по дому в пижаме. Хорошо хоть, что тапки нацепил. Мда, в таком виде особо не повоюешь.

Сила внутри меня мгновенно отреагировала на угрозу. Руки и ноги задрожали, вокруг пальцев вспыхнуло свечение.

— Стоять смирно! — рявкнул боец и наставил на меня автомат. — Никакой Благодати!

— Михаил, остынь, — сказал отец. — Не нужно применять силу. Это не поможет.

Я и сам понимал, что это было невовремя. Пытался погасить силу, но не получалось. Если Тайное отделение охотилось на тех, кто умеет пользоваться Благодатью, наверняка у них были способы обезвредить «колдунов». Как минимум любой из этих бойцов успеет выстрелить в меня.

Так, Миша, не дергаемся. Оценим обстановку, послушаем, что скажут, а там решим.

Спокойно. Вдох. Выдох.

Сияние, охватившее руки, наконец-то погасло.

— Благодарю, — отозвался боец.

Отряд расступился, и в гостиную вошел немолодой темноволосый незнакомец в длинном кожаном пальто. Разумеется, в черном — казалось, гости других цветов не признавали.

— Отряд, занять позиции, — скомандовал гость. Бойцы рассредоточились по периметру помещения.

Вошедший заслуживал отдельного внимания. Помимо кожаного пальто он носил высокие ботинки на шнуровке, черные джинсы и простой свитер. Он мог сойти за типичного мента из телесериалов, если бы на груди у него не красовался на толстой цепи затейливый серебряный амулет. Камень в подвеске тускло светился.

Я поймал и выдержал взгляд гостя, хотя это далось не без труда. Он словно пытался залезть мне в голову — я ощущал, как чужеродная сила прощупывает меня и забирается под кожу.

— Вальтер Макарович, — отец шагнул навтречу гостю. — К чему все эти фейрверки? Могли бы просто позвонить, ваше превосходительство.

На суровом скуластом лице гостя расцвела слабая улыбка. Глаза оставались ледяными.

— Прошу прощения за грубое вторжение, ваше сиятельство, — бесстрастно произнес он и обратился ко мне. — Вальтер Макарович Корф, тайный советник его императорского величества по вопросам контроля применения Благодати. А вы, должно быть, Михаил Николаевич?

Я кивнул.

— Да.

Пистолет Пистолетыч — почему-то именно такое прозвище сразу же пришло мне в голову — резко посерьезнел и жестом пригласил нас сесть.

— Соболезную утрате вашей семьи. Я слышал о Петре Николаевиче лишь хорошее. Однако мое грубое вторжение связано не с этим.

Отец жестом указал на кресла.

— Прошу, присаживайтесь, Вальтер Макарович. Что вас привело?

Папа вел себя как ни в чем ни бывало, я тоже постарался принять максимально невинный вид. Со стороны лестницы донеслись шаги и женские голоса. Через несколько секунд на пороге гостиной появилась Оля — она вела под руку бабушку.

Увидев то, что осталось от входной двери и заметив бойцов, бабушка охнула.

— Раз все наконец-то в сборе, я начну, — сухо сказал гость. — В районе вашей усадьбы зафиксирован мощнейший несанкционированный всплеск Благодати. Предположительно, шестого уровня. Должен напомнить, что за бесконтрольное применение Благодати полагается неизбежное наказание. Что здесь произошло и кто использовал дар?

Корф уставился прямиком на отца. Тот хладнокровно выдержал взгляд и пожал плечами:

— Понятия не имею, о чем вы.

Гость дотронулся до медальона.

— Артефакты не ошибаются, Николай Владимирович.

— Боюсь, все же произошла какая-то ошибка, Вальтер Макарович, — любезно улыбнулся отец. — В нашей усадьбе все спокойно.

— У меня нет времени на игры! — Корф снял с шеи медальон и демонстративно вытянул руку. — Здесь все фонит остатками силы!

— Вы в доме рода, обладающего даром, — парировал отец. — Конечно, мы фоним.

Вальтер Макарович кисло улыбнулся.

— Выброс силы произошел примерно пять часов назад. Еще один — гораздо слабее — буквально только что. Это зафиксировали артефакты слежения аж во Всеволожске! — Он уставился на моего отца в упор. — Прошу, не заставляйте меня применять специфические методы допроса. Вам известно, что я способен вытянуть правду против воли. Николай Владимирович, будьте благоразумны. Расскажите, кто применял силу и зачем.

Я затаил дыхание, судорожно соображая, как поступить. Отец будет до последнего стоять на своем, но это могло лишь разозлить Корфа. Но выдавать папу нельзя ни в коем случае — это обезглавит семью, и все станет еще хуже.

Взять вину на себя и понести наказание вместо родни? В сознании всплыли воспоминания прежнего Миши о страшилках про застенки Тайного департамента — оттуда мало кто выходил живым…

А может…

— Я виноват, ваше превосходительство!

Корф с интересом уставился на меня и опустил кулон.

— Поясните, юноша.

Отец укоризненно покачал головой, но я едва заметно махнул рукой, призывая подыграть мне. Лучше я придумаю проавдоподобную историю, чем позволю этим ищейкам лезть к нам в головы. Спасибо, мне за сегодня уже хватило.

— Моя вина, — тараторил я, пользуясь тем, что привлек внимание. — Благодать действительно пришлось применить, но это потому, что я упал с лошади. Наездник из меня так себе, ваше превосходительство, — я смущенно отвел взгляд, стараясь выглядеть виновато и убедительно. — А после вестей о смерти Петьки так и вовсе раскис. Отвлекся и…

Вальтер Макарович слушал меня, не проявляя эмоций.

— Пришлось подлатать Михаила, — подхватила Оля. — Хребет перебил, счет шел на минуты.

Умница моя! Мы с сестрой обменялись быстрыми взглядами, и она едва заметно кивнула.

— Вы могли бы вызвать лекаря, — удивился Корф. — Мне известно, что в Ириновке есть фельдшер.

— Какого-то недоучку с десятым рангом я к своему сыну не подпущу! — возмутился отец. — Сами справились, как видите.

Ищейка снисходительно улыбнулся.

— Красивая история. Если я сейчас вызову конюха, он это подтвердит?

Отец улыбнулся, но не ответил.

— Он подтвердит? — с нажимом повторил Корф.

В гостиной повисло молчание. Лишь ветер свистел в выбитых окнах.

Корф вздохнул.

— Ладно. Устроим очную ставку.

— Я ведь уже сознался, что применил Благодать, — отец подался вперед и уставился прямо в глаза тайному советнику. — Сожалею об этом и готов понести наказание. Однако прошу принять во внимание обстоятельства.

Корф покинул кресло и принялся вышагивать по комнате. Под его грубыми ботинками хрустело стекло.

— Я готов поверить, что вы бросились исцелять раненого сына. Представляю, какой для вас удар сперва потерять одного, а затем узнать об увечии второго. И для того, чтобы больной всего через несколько часов смог самостоятельно ходить, и правда нужна Благодать серьезного уровня. — Он остановился и обвел взглядом комнату. — Только ответье, почему тогде полчаса назад в этом доме был всплеск силы пятого ранга? Насколько мне известно, ни один из ваших домочадцев на подобное не способен.

Мне на ум пришел всплеск силы, который поджарил все электроприборы в комнате. Неужели это оно и было? Если так, то вся вина на мне. Но откуда тогда у меня сила? Да еще и такая.

Я бросил взгляд на отца, и он строго покачал головой. Дескать, не смей говорить.

Корф заметил наши гляделки и быстро, с нечеловеческой скоростью очутился прямо напротив меня. Как ему это удалось?

— Что вы знаете, юноша? — спросил он, глядя мне прямо в глаза.

Я завороженно пялился на его расширяющиеся зрачки. Видел, как даже белки его глаза становились черными. Неведомая сила утягивала меня в эту тьму. Голова закружилась, череп опояласл обруч боли. Я пытался сопротивляться, но этот подлец был сильнее.

Черт…

Он ломал мою волю. Лез в память. И у него, паскуды такого, это получалось.

Глава 4

Сволочь!

Голову словно сжало в тисках, опоясало стальным обручем, и он сжимался, давил… Казалось, сейчас башка лопнет, как созревший арбуз.

Тайный советник пытался пробиться сквозь ментальную защиту моего разума. Не знаю, откуда я это понял, но осознавал, что пускать его нельзя.

Я скрипел зубами, пытаясь вытолкать Корфа из своей головы.

— Н-не… лезь… — хрипел я.

Корф лишь холодно улыбнулся.

— А вы молодец, юноша. Хорошо держитесь для слабокровки.

Я ощутил во рту вкус металла. Из носа пошла кровь. Я зарычал.

— Что вы творите? — вопила Оля. — Оставьте его в покое! Пожалуйста!

Кажется, отец вскочил и хотел помешать Корфу, но его перехватил один из бойцов. Бабушка тихо запричитала.

— Не мешайте работать, ваши сиятельства, — не отрываясь от меня, угрожающе прошипел тайный советник.

Дерьмо! Корф был слишком силен. По сравнению с ним даже воздействие отца казалось слабым. А уж папа едва не размазал меня по стенке всего десять минут назад…

Ну почему, почему все они постоянно что-то хотят делать с моей головой? Так и мозгов не останется. А мозги, судя по всему, мне еще пригодятся. Совсем в этом доме не жалеют наследников.

Корф продолжал ломиться в мой разум, я отвечал молчаливым сопротивлением. Ну нет, так просто я тебе не дамся, рожа немецкая. Хочешь влезть мне в мозги — сперва придется их поджарить.

— Нет! — хрипел я. — Не смей… Ф-фашист…

Но ищейка продолжил пытку. Он надавил сильнее — первый блок защиты рухнул, и я ощутил чужеродную силу в своей голове. Теперь он видел обрывки моей памяти, но пока что не мог добраться до воспоминаний о ритуале. Нет, не дать ему прорваться дальше. Нельзя…

Я взревел и выставил руки перед собой. Волна Благодати поднялась откуда-то изнутри, захлестнула меня — руки и ноги задрожали, тело забилось в судорогах и перестало мне принадлежать. Сила разлилась по венам и как только достигла кончиков пальцев, что-то лопнуло внутри моего черепа. Резко. Внезапно.

— Ааааа!

Благодать выворачивала меня наизнанку. Я заорал от боли — все тело скрутило в спазме.

— Тихо! — рявкнул Корф. — Перестань сопротивляться! Только хуже сделаешь!

— Нет…

Я снова взвыл и позволил Благодати вырваться из тела. Больше не мог сдерживать. Перед глазами все помутилось, комната осветилась болезненно-яркой вспышкой света. Люди — даже бойцы — закричали. Кто-то рухнул на пол.

— Миша, прекрати! — кажется, это был отец.

— Миша, не надо! — тонко пискнула сестра. — Мишааааа…

Вокруг нас с корфом поднялся и закрутился вихрь. Осколки стекла, обломки поднялись в воздух и метались вокруг нас. Завыл ветер, вспыхнул и неестественно высоко вытянулся огонь в камине — а ведь там все прогорело почти до угольков…

Корф улыбнулся, и я заметил в его глазах уважение.

— А ты хорош. Крепкий орешек.

— Не лезьте, — собрав остатки воли, пердупредил я. — Не нужно.

— Не тебе это решать.

Идиот! Неужели он не понимал, что я сам слабо все это контролировал? Откуда мне было знать, на что я вообще способен?!

Он снова ударил в блоки моего разума — чистой силой, грубо. Если до этого он пытался аккуратно пролезть и вытащить нужную информацию, то сейчас, судя по всему, разозлился. Голова снова взорвалась приступом мучительной боли, и я опять закричал.

— Перестаньте!

— Сам виноват.

Держаться. Не пустить.

Он… Он не пройдет…

Я запрокинул голову и уставился невидящими глазами в потолок. Если существовала та сила, что принесла меня сюда, в этот мир, то пусть она помжет и сейчас. Иначе весь тот ритуал потеряет смысл.

Закрыв глаза, я представил свет — яркий, белый, родной. В ушах свистели потоки воздуха, сердце бешено колотилось. Горячая кровь стекала из носа по губам к подбородку, но я тянулся к тому странному свету.

— Помоги… — прохрипел я из последних сил. — Помоги мне…

Я почувствовал, как пошатнулся второй блок защиты разума. Первая брешь была пробита — и я знал, что теперь Корф наверняка получит свое.

— Помоги! — рявкнул я, обращаясь к свету.

И он пришел.

Что-то ворвалось в мое тело, наполнив чистой силой. Первозданной, невероятно мощной — настолько могущественной, что я едва это выдержал. Казалось, меня сейчас расщепит на атомы.

Я сконцентрировался на глазах Корфа и шагнул к нему. Дотронуться. Схватить.

Ухватившись за его руки, я отпустил эту мощную силу.

— Аааааа!!

Теперь уже орал сам ищейка.

— Убери руки! Отпусти!

Черта с два. Теперь он почувствует все то, через что прошел я. Злорадно улыбнувшись, я позволил силе полностью выйти на свободу.

Раздался невыносимый грохот. Мебель поднялась в воздух и начала летать. Бойцы и родня похватались за устойчивые предметы и умоляли меня остановиться, но я уже был бессилен. Корф корчился, но через несколько секунд отцепил мои руки.

— Ну все, — выдознул он. — Надоел.

В следующий миг мне в грудь что-то больно ударило. Я сбил дыхание и отлетел к стене, больно ударившись спиной и головой.

— Ыэх… — сорванным голсом хрипнул я и сполз на пол.

Ищейка успел крепко схватить меня за плечи и уберег от падения на осколки.

— Остановись, Михаил. Я уже увидел все, что мне было нужно.

С трудом проморгавшись, я сфокусировал взгляд на Корфе. Он протянул мне руку и помог подняться. Едва тайный советник дотронулся до меня, теплый поток энергии полился из его ладоней.

Что-то… целебное.

— Тихо, юноша. Тихо. Все закончилось. Впечатляюще, ничего не скажешь…

Он усадил меня в кресло, несколько раз провел рукой перед глазами. Стало легче.

— Благодарю за сотрудничество, — широко улыбнувшись, сказал Корф. Его улыбка казалась настолько неуместной, что мне захотелось плюнуть ему в рожу.

— Что вы натворили? Это насилие! — Отец, выставивший над домочадцами защитный барьер, погасил свечение и отряхнул пиджак. — Мы подадим жалобу.

Корф расправил полы плаща и снова уселся на кушетке.

— Выйдите все, кроме членов семьи, — велел он бойцам.

Один из них хотел было возразить, но Корф лишь жестом поторопил своих людей.

— Ну же, быстрее, — он обернулся к отцу. — Я бы не отказался выпить чего покрепче. И вам рекомендую.

Ошарашенный отец кивнул и подошел к серванту, где в ряд выстроились графины и бутылки с алкоголем.

— Плесни и мне на два пальца, — попросила бабушка.

Отец разлил виски по стаканам и вручил один из них Корфу. Нам с Олей, естественно, не предложили.

— Блок мощный, но работа грубая, — пригубив напиток, заявил тайный советник. — Впрочем, от вас я не ожидал филигранной техники. Все же, насколько я помню, вы, Николай Владимирович, специализировались на иных задачах.

Отец залпом осушил свой стакан и наградил Корфа тяжелым взглядом.

— Какое наказание меня ждет?

— Я увидел достаточно для того, чтобы вы окончили жизнь в тюрьме, — ответил Вальтер Макарович, покрутив бокал в руке. — Призывы родового духа запрещены. И, уверен, вы знали о запрете.

— Разумеется, знал. В свое время мои предки голосовали о запрете.

Корф сделал еще глоток.

— И погорели на том, за что боролись. По-человечески понять я вас могу. Но закон есть закон.

— Дайте мне время попрощаться, — попросил отец. — Род останется без главы, я должен успеть завершить дела.

Я молча слушал разговор, соображая, как мог помочь. Голова все еще гудела от постороннего вмешательства,сконцентрироваться получалось с трудом. Ну и вжарил мне этот Корф. Не будь он государевой ищейкой, вломил бы ему по первое число. Но этим я сделаю только хуже. И так уже устроил такое, от чего даже этот тайный советник напрягся.

Не кипятись, Миха. Думай, как помочь отцу.

Корф быстро допил виски и поставил пустой стакан на столик.

— Впрочем, я могу предложить вариант избежать наказания, — понизив голос, проговорил он. — Тайное отделение прекрасно осведомлено о положении, в котором оказался ваш род. Из уважения к заслугам ваших предков мы бы не хотели допустить угасания семьи преданных слуг императора лишь потому, что один из ваших предков оказался неблагоразумен. И я понимаю, что именно отчаяние толкнуло вас на проведение запретного ритуала.

— А как бы вы поступили на моем месте, Вальтер Макарович? — с вызовом произнес отец. — Я — глава семьи, и я буду оберегать свой род до конца.

Корф равнодушно пожал плечами.

— Повторюсь, я здесь не только для того, чтобы обвинять, но и чтобы предложить помощь. У рода Соколовых есть шанс выпутаться.

— Как? — вмешался я. — Что мы можем сделать?

— Послужить стране и императору, конечно же, — улбынулся тайный советник, но его улыбка вышла странной, безжизненной. Словно гипсовая маска. — Однако мое предложение будет иметь силу лишь в том случае, если ваш наследник, Михаил, подойдет.

Корф уставился прямо на меня. Взгляд его был тяжелым, мертвым. От ищейки вновь фонило давящей энергией.

На этот раз я выдержал его взгляд и выше поднял голову.

Не начинай, мужик. Я ж отвечу.

— Для чего подойду, ваше превосходительство? — спросил я.

Тайный советник улыбнулся чуть теплее. Значит, все же был живым человеком. Хотя я уже было начал в этом сомневаться.

— Сперва небольшая проверка, — он снял с шеи свой медальон и протянул мне. — Просто возьмие в руки, Михаил Николаевич.

— Что это?

— Око. Не переживайте, это не доставит вам никаких неудобств. Всего лишь маленькая проверка на профпригодность.

— Око позволяет определить ранг владения Благодатью, — шепнул отец мне на ухо. — Он прекрасно знает, что ты — «десятка». Хотя сейчас уже никто в этом не уверен. После того, что ты только что здесь устроил…

Корф снова улыбнулся.

— В том и дело, что уже не «десятка». И даже не «девятка». У вашего сына ранг явно повыше. Когда я ломился в его сознание, сопротивлялся не только установленный блок, но и сам Михаил. И скажу, что у вашего сына получалось держать оборону куда лучше, чем у барьера, который вы наспех установили на его памяти.

Я с опаской взял Око в руки. Едва я дотронулся до камня, тот начал часто мерцать, а через несколько мгновений вспыхнул насыщенным фиолетовым цветом.

Отец, Оля, бабушка и Корф синхронно переглянулись.

— Не может быть… — прошптала сестра.

— Невозможно, — кивнул отец. — Как?

Я пялился на свет Ока, не понимая происходящего.

— Что это значит? — обратился я к Корфу. — Объясните, пожалуйста.

— Седьмой ранг владения Благодатью, — ответил он.

— Выше, чем у меня, — отозвался отец. — Но… Как?

Тайный советник вытянул руку и сложил ладонь лодочкой. Я вернул ему медальон.

— Кажется, родовые духи Соколовых решили сделать юноше подарок, — сказал ищейка. — Однако у меня все равно остались вопросы.

— Теперь у меня они тоже появились, — отозвался я.

Тайный советник обернулся к отцу.

— Николай Владимирович, как вы умудрились временно повысить ранг?

Отец снял с пальца массивный перстень, сделал какой-то ловкий жест пальцами, и тот раскрылся. Удобно. Колечко с секретом.

— Принял винамий. Теперь уже нет смысла скрывать, — вздохнул папа. — Двадцать лет ждал подходящего случая…

Я покопался в дырявой памяти прежнего Михаила. Он слышал о винамии, но никогда не пробовал его. Этот редчайший минерал добывали в Уральских горах, толкли в порошок и продавали наделенным Благодатью за сумасшедшие деньги. Грамм винамия стоил как целая квартира. А все потому, что на короткое время винамий позволял увеличить ранг Благодати.

Так вот как отец смогл провернуть все это… И если он меня так крепко шарахнул, то какой же тогда ранг был у Корфа? Третий? Второй?

Что-то расхотелось называть его Пистолетом Пистолетычем, пусть даже и не вслух.

— Так я подхожу? — напомнил я, наблюдая за тем, как Корф вешал Око на шею.

— Да, вполне.

— Для чего подходит? — отец наконец-то справился с удивлением. — Михаилу восемнадцать только через подгода. До этого момента его опекуном являюсь я. И мне следует знать, на что придется согласиться.

Чем бы оно ни было, я уже согласился в глубине души.

— Если это поможет спасти семью от наказания, я в деле.

Корф усмехнулся.

— Возможно, Михаилу Николаевичу это даже придется по нраву. Мне нужен свой человек в Аудиториуме Магико при Университете. И я хочу, чтобы Михаил им стал. Седьмого ранга для начала вполне достаточно, хотя ваш наследник совершенно не готов к обучению.

Ух ты!

Память прежнего Михаила тут же услужливо подкинула мне воспоминания.

Аудиториум Магико был отдельным факультетом Петропольского университета для наделенных Благодатью. Учились в нем только аристократы, да и то брали не всякого. Освоивший владение даром выпускник был нарасхват, и это открывало почти безграничные возможности для карьеры. Да и просто сам статус уже позволял открывать самые надежно закрытые двери…

А старый Мишка-то, оказывается, мечтал там оказаться. Да только понимал, что с его десятым рангом в приемной комиссии завернут еще на этапе подачи документов.

Но у меня, с седьмым, какой-никакой шанс все же был.

— Правда, никакого блата я обещать не смогу, — тут же обломал всю малину Корф. — Если хотите учиться в Аудиториуме Магико, Михаил Николаевич, придется поступать своими силами.

— Так значит, участь нашей семьи будет зависеть от того, смогу ли я поступить в Аудиториум Магико? — съязвил я.

— Ну, время у вас еще есть. Документы принимают до ноября. Сейчас октябрь.

— А готовиться ему когда? — возмутилась бабушка. — Детей годами учат проходить испытания…

— С этим я постараюсь помочь, — ответил Вальтер Макарович и поднялся. — Вы согласны?

— Согласны, — опередил я родню. — Надо — сделаю. Только зачем вам там свой человек?

— Об этом я расскажу позже. Если мы договорились, расходы по восстановлению вашей усадьбы Тайное отделение возьмет на себя. Завтра прибудет мой человек и оформит ущерб. А Михаила я забираю под свою опеку. Сегодня же.

Отец возмущенно вскочил.

— Куда? На каком основании?

— На том, что у него есть всего две недели на подготовку. А юноша, хоть и силен, но и простейшего заклинания не способен сотворить. Бьет чистой Благодатью. Это недопустимо и опасно.

Я ошарашенно замер. Прямо сейчас? Когда я только обрел семью, о которой мечтал?

Корф обернулся ко мне.

— Личные вещи тебе не понадобятся. Мы уезжаем немедленно.

Тайный советник выглянул в оконный проем и взмахнул рукой дожидавшимся на улице людям.

— Готовьтесь! Уезжаем. — Он обернулся ко мне. — Идемте, ваше сиятельство. Попрощайтесь с семьей.

— Нет! — вскрикнула Оля. — Вы не можете! Не можете…

Сестра вскочила и встала между мной и Корфом. Отец подошел к ней и взял за руку.

— Пусть идут, — сухо сказал он. — Так нужно.

Оля всхлипнула и проятнула мне руку. Я мягко пожал ее холодные пальцы.

— Все будет хорошо, — пообещал я. — Скоро увидимся.

Корф кивнул родным на прощание и направился к выходу из гостиной.

— Уходим! — скомандовал он бойцам, и те покинули посты.

Я быстро обнялся с родными и вышел в холл следом за тайным советником.

— Могу я хотя бы забрать мобильник? — попросил у него я. — Нужно же как-то связываться с семьей.

Но Вальтер Макарович лишь усмехнулся.

— Ты еще не понял, юноша? Теперь ты не сможешь пользоваться электроникой. Это плата за высокий ранг Благодати.

Мы вышли на улицу. Ночь выдалась очень холодной, и я мгновенно озяб. Видимо, отец поддерживал мало-мальски приемлемую температуру в доме при помощи силы.

Корф подвел меня к неприметному серому седану и открыл дверь заднего сидения.

— Залезай, Михаил. Кстати, мне понравилось прозвище, — шепнул он и подал мне кусок ткани. — Это надень. Меры предосторожности.

Мешок на голову? Серьезно?

Я удивленно уставился на Корфа, но он явно не шутил.

— Быстрее.

— Но послезавтра похороны. Как же я…

— Брату ты уже не поможешь. А у тебя сейчас каждая минута на счету, Михаил. Я серьезно. Надевай мешок — и поедем.

Глава 5

Дышать в темном мешке было трудно, и я приноровился не сразу. Мы ехали молча — Корф и шофер на переднем сидении, я и еще один боец — на заднем.

Мой сосед был явно наделен Благодатью — я чувствовал присутствие чужеродной силы, и моя собственная отреагировала враждебно. Едва успокоил.

— Куда мы едем?

— Увидите, ваше сиятельство. Беспокоиться не стоит.

Сперва автомобиль шуршал по грунтовке аллеи, затем выехал на асфальтированную трассу — в сторону города, судя по тому, как меня мотнуло влево. Но после нескольких поворотов я перестал ориентироваться и направления определить уже не смог.

Автомобиль, кстати, оказался интересным. Еще возле дома я успел отметить плавные линии кузова, но никакой серьезной электроники в нем явно не было. Марка оказалась незнакомой, но я увидел на капоте изящный значок в виде крылатой девушки.

— Вальтер Макарович? — глухо позвал я из-под мешка. — Разрешите вопрос.

— Конечно, Михаил.

— Вы сказали, что теперь я не смогу пользоваться электроникой. Совсем?

— Увы, да.

— Хмм… И как тогда жить?

Пистолет Пистолетыч выдержал паузу, подбирая слова.

— Привыкнешь, но не сразу, — признался он. — Ни мобильников, ни компьютеров, ни навороченных автомобилей с навигаторами у тебя не будет. Вернее, рядом с тобой они просто станут на время выходить из строя. А если переборщишь с силой, то и вовсе поджаришь. И сразу предупрежу: тебе придется хуже остальных, поскольку ты уже познал прелести мгновенной коммуникации. Отныне для тебя все будет иначе.

— Значит, люди с высоким рангом Благодати живут как в девятнадцатом веке?

— Ну, кое-какие блага прогресса у нас все же имеются. Электричество работает. Старые телефоны — тоже. Но с интернетом придется попрощаться. Впрочем, наделенные Благодатью могут освоить навыки ментальной работы и переговариваться друг с другом на расстоянии при помощи собственной силы.

Ого!

— Даже так…

— Если поступишь в Аудиториум Магико, впоследствии обзаведешься собственным секретарем, — добавил Корф. — Будет выполнять за тебя работу, которую ты сам делать не сможешь. Хотя в Аудиториуме принято… Скажем так, довольно старомодное обучение.

— Бумажные книги и конспекты?

— Да. И не только.

— Розгами, надеюсь, пороть не будут? — усмехнулся я.

— Там предусмотрены наказания похуже. А свод правил довольно строг.

— Ясно. Значит, поэтому у вас такой странный автомобиль?

— Верно.

Видимо, в этом мире под нужды наделенных Благодатью велись особые разработки. Может даже целые бренды создавали. Впрочем, судя по всему, большинство аристократов могли позволить себе большие траты.

Пока мы ехали, я размышлял, каково вообще живется одаренным в мире, где им невозможно пользоваться ни мобильниками, ни компьютерами, ни интернетом. Когда за могуществом приходится расплачиваться не просто комфортом, а откатываться в быт прошлого.

Что ж, скоро узнаю все нюансы на своей шкуре. Куда интереснее было бы понять, насколько велико расслоение между «благодатной» аристократией и обычными людьми.

— Еще вопрос.

— Вы очень любопытны, ваше сиятельство, — по голосу тайного советника я понял, что он улыбнулся. Прозвучало неожиданно тепло. — Но в твоем положении это понятно.

— Вы же проломили не все мои ментальные блоки. Как тогда выяснили, какой ритуал проводил отец?

— Это моя работа, Михаил. У таких, как я, есть способы выяснить не только ранг примененной Благодати, но и понять, на что была потрачена сила.

— Если бы я не согласился, вы бы действительно упрятали отца за решетку?

— Боюсь, что да.

— Даже зная, что в этом ритуале не было дурного умысла? — удивился я.

Корф устало вздохнул.

— Закон един для всех, Михаил. И особенно строг он к наделенной Благодатью аристократии. Если не держать в узде могущественных колдунов, мир впадет в хаос. Именно поэтому император особенно тщательно следит за одаренными. И уж тем более он не допустит, чтобы Благодать применяли во вред подданным. Чем выше положение в обществе, тем больше ответственности.

— Но мой отец никому не причинил вреда… Просто вызвал мой дух. Я и так умер в своем мире.

По движению воздуха я понял, что Пистолет Пистолетыч наклонился в мою сторону.

— Михаил, когда я ломал твои ментальные барьеры, ты шарахнул меня Благодатью не ниже четвертого ранга. Чертвертого! — громким шепотом повторил он. — Так быть не должно. У нормального человека ранг не скачет.

— Четвертого… Но как это возможно?

— Это нам еще предстоит выяснить. Одно я знаю точно: оставлять тебя среди гражданских, которые не смогут контролировать то, что с тобой происходит, небезопасно. Поэтому я забрал тебя с собой.

Я откинулся на мягкую спинку заднего сидения, все еще не веря своим ушам.

— Но ведь Око показало седьмой ранг…

— Верно. Но, поверь, ты бил четвертым.

— Ничего не понимаю.

— Теперь ты понимаешь, почему мы запретили ритуал? Ты один переполошил весь дом и заставил меня попотеть. Представь, если каждая семья решит обзавестись наследником посильнее?

— У вас появится очень много работы…

— Именно. А нам и так есть чем заняться.

Корф снова замолчал, а я переваривал услышанное. Ну и ну! Мало того, что очнулся в теле аристократа, так еще и оказался опасен для всех окружающих. В таком случае пистолет Пистолетыч был прав: меня следовало забрать, пока вышедшая из-под контроля сила не размазала кого-нибудь по стенке.

Время явно было позднее, меня ужасно клонило в сон. Желулок стонал от голода — с самого пробуждения я не перехватил ни крошки. Да и в пижаме было некомфортно. Чертов Корф, ну мог ведь дать спокойно переодеться. Почему он так торопился? Неужели несколько минут могли что-то решить?

Трудно сказать, сколько мы ехали. И только я прикорнул, как автомобиль мягко затормозил и остановился.

— Приехали, — донесся глухой голос тайного советника с переднего сидения.

Кто-то открыл дверь, бережно взял меня за плечо и помог выйти.

— К чему все эти предосторожности? — пробубнил я сквозь мешок. — Мне ведь даже разболтать некому.

— Для твоей же безопасности, — ответил Корф. — Не забывай, ты у нас необычный. И пока что секретный. В люди мы тебя выпустим только после того, как научишься контролировать свой поток силы.

Судя по запаху прелой листвы, мы находились то ли в парке, то ли загородом. Я расслышал карканье ворон, меня окатил холодный ветер. Я поежился.

С меня наконец-то сняли мешок, и я тряхнул головой.

— Фууух.

Наконец-то смог нормально дышать. Корф встряхнул мешок и передал его одному из своих людей. Я быстро огляделся.

Действительно, парк. Похожий на те, какие разбивают при усадьбах. Только ни клумб, ни живописных статуй или фонтанов с беседками здесь не было. Просто аллея деревьев, вдали в лунном свете блестела рябь воды не то пруда, не то речки. Сама аллея подходила к двухэтажному кирпичному дому с готическими башенками.

— Что это за место? — осмотревшись, спросил я.

Корф улыбнулся, словно вспомнил что-то приятное.

— Твое временное загородное пристанище, Михаил. Мой добрый друг позаботится о тебе. Я не лукавил, когда говорил с твоими родными — у нас почти нет времени на подготовку. Дело серьезное, и мне приходится спешить.

— Поэтому меня сюда притащили среди ночи? — съязвил я. — Могли бы дать день на передышку.

Корф взглянул на механические часы на запястье.

— Технически еще поздний вечер — нет и полуночи. Занятия начнешь завтра, а сейчас как раз будет время освоиться.

— И кто ваш добрый друг?

— Вы скоро познакомитесь, — тайный советник загадочно улыбнулся. — Тебе понравится. Обещаю.

Интересное кино… Интригующе.

Тем временем Корф велел открыть багажник, вытащил оттуда сумку наподобие спортивной и передал мне.

— Здесь все, что тебе понадобится на ближайшие две недели. Остальное найдешь в доме.

— А родных-то я смогу увидеть?

— Когда поступишь. Если поступишь, — он подтолкнул меня в спину. — Ну все, иди.

Я не шелохнулся. Ну уж нет, блин! Ни шагу не сделаю, пока этот Пистолет Пистолетыч не ответит, на кой хрен ему понадобился студент в этом Аудиториуме. Память возвращалась урывками, вспышками, причем часто совершенно бесполезными. Я еще толком ничего не знал об этом мире и его порядках, зато прекрасно помнил, на каких девиц наяривал по ночам прежний Миша, какие шоколадки любил и как он впервые спалился перед отцом с алкоголем. Ценнейшие, блин, знания. Очень помогут выжить.

Казалось, Корф прочел мои мысли.

— Если остались еще вопросы, задавай сейчас.

— Вы и так знаете, какие у меня вопросы, — огрызнулся я.

— Дерзкий. Это хорошо. Тебе это, возможно, поможет.

— Слушайте, ну хватит уже! — мне было так холодно, что зубы начали стучать. И как бы уверенно и грозно я не пытался говорить, впечатление вышло смазанным. — Зачем вам студент в том Аудиториуме? И почему именно я?

Водитель многозначительно взглянул на часы, но Корф жестом отмахнулся от его намеков.

— Это будет долгий рассказ, а времени сейчас нет.

— Дайте мне хоть что-нибудь! — настаивал я.

— Ладно. Есть кое-какие подозрения. Айдиториум Магико — действительно закрытое заведение, и даже Тайное отделение не всегда может проникнуть во все его углы. Однако мне в руки попали тревожные сведения, и я хочу их проверить. Можно утверждать, что это вопрос государственной безопасности.

Вот как.

— Который вы собираетесь поручить такому, как я? — удивился я.

— Если я в тебе не ошибся, то ты парень смекалистый, благородный и можешь быть серьезным. Кроме того, это твой шанс начать новую жизнь. В прямом смысле. Твоя семья заинтересована в сотрудничестве. И если ты, Михаил, достаточно благоразумен, то понимаешь, что это отличный шанс вытащить не просто себя, а весь свой род из… — Корф осекся и на секунду замолк, — затруднительного положения. Все это позволяет мне рассчитывать на твою преданность.

Ну… В чем-то Пистолет Пистолетыч был прав. Жизнь у меня и правда началась почти что с чистого листа. Да и семье помочь хотелось. В конце концов я ее будущий глава.

— Так вам нужен стукач? — уточнил я.

— Разведчик.

— Шпион.

— Верный слуга императора, готовый на риск. Действующий в интересах государства.

Ну все, приехали. Куда ж без этого. Тоже мне, Джейсон Борн.

— И за кем же мне нужно следить? — аккуратно спросил я.

Но время откровений, кажется, закончилось.

— Об этом потолкуем позже, — отрезал Корф. — Я все объясню и расскажу, что делать. Но сперва нужно позаботиться о том, чтобы ты не срезался на первом же испытании. Если ты не поступишь, то ни работы, ни возможного Осколка тебе не видать.

А Корф-то явно решил играть по-крупному и хорошо зацепить меня на крючке. Соблазнял не только возможностью замять папино преступление, но и сулил восстановление Благодати для рода. Ну да, конечно. Что-то с трудом верилось. Но иных вариантов я пока не видел.

Спокойно, Миха. Ты опять вляпался в какое-то дерьмо. Тебе не привыкать выкручиваться, но это приключение явно превосходит все, во что мы влипали раньше.

— Но если ты передумал, — тайный советник бросил красноречивый взгляд на мешок, — еще можно отказаться. Правда, тогда твоего отца придется судить.

— Да согласен я, Вальтер Макарович. Согласен. Просто хотел знать, к чему готовиться.

Корф позволил себе легкую улыбку.

— Могу обещать одно — ближайшие дни станут для тебя незабываемыми. — Он развернулся и побрел к машине. — Все, поехали. До встречи, ваше сиятельство.

Я молча наблюдал за тем, как автомобиль уносился в ночную тьму. Когда служители Тайного отделения скрылись из виду, я подхватил сумку и еще раз осмотрелся.

Глухомань. Ни одного дома в округе, если не считать кирпичный особняк и какие-то низкие постройки во дворе. В нескольких окнах дома горел теплый желтый свет. Сбросившие листву деревья выглядели зловеще и тянули к небу лысые скрюченные ветви. Одно хорошо — здесь было тихо, как на кладбище.

Ветер усилился, и я поспешил к парадной лестнице.

Пока я жалел лишь о том, что не смогу присутствовать на похоронах Пети. И пусть я уже однажды прошел через это, но мне хотелось быть там ради Оли. Ей сейчас наверняка хуже некуда: один брат погиб, второго забрали неведомо куда за прегрешения отца и бабушки.

Потерял семью, обрел заново — и вот, снова потерял. Счастье было недолгим. Но теперь от меня хотя бы что-то действительно зависело.

Особняк казался скромным, но выглядел величественно. Наверняка в нем успело пожить несколько поколений. Я обогнул скульптуру в виде голой девицы с огромной вазой, подошел к застеленным листвой ступеням и едва занес ногу, как входные двери распахнулись.

В залитом желтым светом дверном проеме показалась невысокая темная фигура.

— Доброго вечера! — поприветствовал я.

Мне не ответили. Человек сделал шаг в мою сторону и принялся спускаться. Сперва я даже не смог понять, кто это был, потому что незнакомец кутался в длинный плащ. Только заметил, что роста он был явно ниже меня. Хотя стоп. Не он — она…

Поры ветра распахнул плащ, и я охнул от неожиданности.

Вот уж да, Пистолет Пистолетыч был прав — такое я не скоро забуду. Если вообще забуду.

Передо мной стояла молодая женщина — на вид лет тридцать максимум. Роскошная платиновая блондинка с голубыми глазами, причем глаза немного светились в темноте бледным сине-голубым светом. Красивая, аж дух захватывало — черты лица тонкие, кожа бледная, почти фарфоровая. А фигура…

Прежнему Мише точно нашлось бы на что наяривать следующей ночью.

— Штофф. Баронесса Матильда Карловна фон Штофф, — представилась сексуальная красотка. Стоя на три ступеньки выше, она оказалась в таком положении, что мой взгляд невольно уперся ей в грудь. А посмотреть там было на что — длинное платье обтягивало аппетитные формы так плотно, что почти не оставляло пространства для воображения. Черт, она даже намарафетилась — полные ярко-красные губы так и привлекали к себе. В руках женщина держала хрустальный бокал с рубиновой жидкостью. А драгоценностей на ней было столько, что хватило бы купить еще одно поместье.

Я почувствовал, как заныло внизу живота. Проклятое тело юнца, еще не хватало опозориться.

— Михаил Николаевич Соколов, — хрипло ответил я. — Сын графа Соколова. Прислан тайным советником Корфом.

Матильда усмехнулась и смерила меня оценивающим взглядом.

— Скромник, я погляжу? Это хорошо, — промурлыкала она. — Так даже интереснее…

— Вальтер Макарович сказал, что здесь живет его добрый друг. И что он обо мне позаботится. Он ваш муж?

Матильда заливисто расхохоталась, запрокинув голову. На фоне зловещих деревьев и выглянувшей из-за туч луны она казалась вампиршей из фильма ужасов. Хотя я был бы не против, пожелай она меня укусить. До этого я таких женщин видел только на картинках, даже в своем мире.

— Я и есть старая подруга Корфа, — широко улыбнулась баронесса, но в следующий миг резко посерьезнела. — Меня уже предупредили, что прибудет ученик. Но, конечно же, забыли рассказать, что вместо абитуриента ко мне в руки попадет кусок сырой глины.

Я пожал плечами.

— Ну, я и сам только сегодня узнал, что поступаю… Но готов работать.

— Это хорошо, юноша, — Матильда улыбнулась, обнажив белоснежные зубы. — Потому что работать придется прямо сейчас.

Она сделала незаметный жест рукой, и воздук перед моим носом рассекло что-то похожее на сталь. Серп? Коса? Присмотревшись, я понял, что это оружие было сотворено из чистой энергии.

Так, выходит, Благодать все же имела физическое проявление в мире не только в виде барьера?

Один взмах. Второй.

Я выронил сумку и едва успел отскочить. Коса срезала несколько прядей моих волос.

— Право на ночлег в тепле ты должен заслужить, — сказала баронесса. — Бейся.

Глава 6

Ох и ни хрена ж себе!

Коса прошла в паре миллиметров от моего носа и врезалась в стоявшее позади дерево. Едва этот сгусток силы коснулся коры, древесина вспыхнула. На стволе пылала тонкая оранжевая полоса.

— Твою же мать…

Не дав мне передышки, Матильда метнула следующую косу. Я успел пригнуться.

— Реакция есть. Неплохо, — крикнула женщина. — Ладно, немного уравняем шансы.

В следующий миг вокруг нас погасли все фонари. Подъездная аллея и парк погрузились во мрак. Луна, зараза, спряталась за густыми тучами. Свет лился только из окон дома, но его не хватало.

— Дерьмо, — шепотом выругался я.

Как назло, заморосил мерзкий дождь. Отросшая челка моментально намокла и закрыла обзор. Почти наощупь я метнулся в сторону и перемахнул через лестничный парапет.

Мда… Тельце мне досталось щупленькое, поэтому приземление вышло неуклюжим. Тапки улетели неведомо куда, ноги заскользили по прелой листве, и я бухнулся на задницу в кусты, ободрав лицо и руки. Зацепился штаниной за какую-то ветку. Жалобно затрещала ткань.

Походу хана пижаме. Ну да ладно. Уже как-то не до мыслей о позоре.

Сила внутри меня пробудилась, словно почуяв опасность. К горлу подступил ком, ноги словно ничего не весили, а вокруг рук появилось легкое свечение. Казалось, у этой Благодати был собственный разум. Так это или нет, черт знает, но вот рефлексы у нее явно были лучше, чем у меня.

— Ого! — удивленно шепнул я, увидев, как свечение распространилось от ладони по всей руке до плеча, а через несколько секунд охватило меня полностью.

Зато голод и сон как рукой сняло. На меня накатила волна даже не уверенности — спокойствия и ясности. Казалось, я даже стал двигаться и соображать чуть быстрее.

Чертовщина какая-то, но полезная.

Баронесса несколько секунд ничего не предпринимала. Просто стояла на ступенях и высматривала меня. Вокруг нее в воздухе зависли несколько сотканных из Благодати кос. Капли дождя шипели и мгновенно испарялись, касаясь смертоносных лезвий.

Мда. Я точно влип.

— Испугался? — хохотнула Матильда. — Это же всего лишь проверка!

Серьезно? Корф отправил меня учиться к поехавшей с глузду секс-бомбе? Это, блин, его план по внедрению шпиона на закрытый факультет?

Ладно, Миха, выдыхай. Думай, что можно сделать.

Я просунул голову между двух мраморных балясин, следя за баронессой. Матильда явно заметила свечение вокруг меня, медленно повернула голову и сладострастно улыбнулась. Так скалится лиса на курицу.

— Вооот ты где! Надо же, «Берегиню» знаешь. Тогда играем по-жесткому.

Что еще за «Берегиня»? Я покопался в памяти прежнего Миши. Вроде похоже на одно из защитных заклинаний, но откуда он с его десятым рангом…

Додумать я не успел.

Инстинкт заставил меня рвануть в сторону. И хорошо — потому что в следующий миг туда, где я только что прятался, прилетела очередная светащаяся коса. Матильда била метко.

— Убьешь надежду страны! — рявкнул я, прилипнув к стене.

— Если ты помрешь от такой невинной шалости, значит, страна точно ничего не потеряет, — ответила баронесса, перекрикивая ветер. — Дерись, ссыкло графское! Я хочу увидеть, чего ты стоишь.

Ничего себе словечки из уст аристократки…

Странная женщина. Я понятия не имел, какой у нее был ранг, но ощущения подсказывали, что Матильда была гораздо сильнее меня. Возможно, уровнем не уступала самому Корфу.

И сейчас она уж точно не собиралась останавливаться.

«Беги!» — вопил внутренний голос. — «Прочь!»

Матильда принялась медленно спускаться по лестнице. Я слышал стук ее высоких шпилек по мраморным ступенькам. Интересно, далеко ли она уйдет на своих ходулях, если тут везде голая земля и гравий? Я-то хотя бы босиком…

Вспомнив, как в детстве учился ходить бесшумно, чтобы напугать Петьку, я припал спиной к стене там, где заросли кустарника были особо плотными, и осторожно огляделся. Лучший способ — уйти подальше, чтобы коса не долетела. Так я смогу выиграть время и придумать, как одолеть эту бешеную бабу.

А одолеть — это уже даже не спортивный интерес. Следовало как следует отблагодарить ее за гостеприимство. Чтоб не повадно было.

Покачивая бедрами, Матильда доковыляла до скульптуры перед домом и глядела в мою сторону, но явно не замечала. Пока что меня прикрывала плотная живая изгородь чего-то вечно-зеленого и ужасно колючего. Я оглянулся — если двинуться направо, можно спрятаться среди деревьев. Или не спрятаться, но здорово усложнить задачу по моей поимке.

Хочет поразвлечься — пусть потом платит садовнику.

Вдох. Выдох.

Я выровнял дыхание и максимально сконцентрировался. Всего каких-то тридцать шагов. Но на мушке у этой бешеной бабищи даже такое расстояние казалось труднопреодолимым. Хотя…

Я бросился к деревьям, перскочив через изгородь. В спину мне тут же полетела коса — я увидел отражение ярко-голубой вспышки в мокрой листве. И сразу ушел в кувырок. Коса пролетела над головой и поранила одно из деревьев.

— Хватит бегать! — рявкнула Матильда мне в спину. — Все равно поймаю.

Это мы еще посмотрим. Я принципиально не хотел сдаваться.

Решила поиздеваться над уставшим человеком? Лови обраточку. Я еще заставлю тебя задолбаться, гламурная сучка.

Я петлял от одного дерева к другому, словно заяц. Парк превратился в лес. Косы Матильды уменьшились в размере, но стали летать чаще. Иногда она выпускала несколько разом, а я только успевал падать на землю и уворачиваться.

— Блин!

Что-то обожгло левую руку. Не сбавляя шага, я взглянул на раненое плечо. Коса словно одновременно резала и прижигала. Рана ныла болью, по краям пошли волдыри, а разорванная рубашка пижамы была подпалена в нескольких местах.

Болело страшно. С виду царапина, но по ощущениям мерзко. И хуже всего было то, что в месте, где меня коснулась коса, больше не было свечения.

Значит, это та самая «Берегиня»? Так она работала? Я неосознанно наложил на себя защитное заклинание? Точнее, оно само встало на мою защиту…

Матильда вроде отстала — я обернулся, пытаясь увидеть ее белокурую голову. Вроде чисто. Посчитав, что достаточно оторвался, спрятался за толстым стволом дуба и перевел дух. В боку кололо, дыхалка сорвалась. Хорошо хоть, что рана не кровоточила.

Я сконцентрировался на своей Благодати. Вряд ли у меня получится вылечить рану, но я мог попытаться срастить «Берегиню» на случай, если Матильда снова врежет в незащищенное место.

Закрыв глаза, я обратился к силе. Представил, как укреплялось, утолщалось свечение вокруг меня. Как разорванные нити этой силы вновь соединяялись, связывались и охватывали все мое тело.

Получалось.

Но обрадоваться я не успел.

В этот момент очередная коса срезала ветвь прямо над моей головой.

— Попался! — расхохоталась женщина.

— Черт! — зашипел я, чудом увернувшись от упавшей ветки.

Да чтоб ей пусто было!

Я снова ломанулся сквозь лес и специально залез в самые густые заросли. По лицу хлестали мелкие ветки, руки покрылись царапинами и саднили. Да и ноги, не привыкшие к бегу босиком, болели. Возможно, я сломал мизинец.

Матильда снова показалась. Неслась в мою сторону, придерживая подол роскошного алого платья, словно бежала не по лесу, а по гребаному полю маргариток. Бежала и улыбалась, дрянь такая. Она вскидывала руку перд собой — и заросли мгновенно сгорали дотла. В пепел.

Вот дерьмо… Я так не умею.

— Ты начинаешь меня бесить! — крикнула баронесса и остановилась, чтобы выровнять дыхание. — Шустрый… Зараза…

Ладно. Не отвлекаться. Увернувшись от очередной косы, я припустил вперед на всех парах. Перед глазами мелькали и сливались в одно пятно стволы деревьев. В нос ударил запах гнили.

Лес начал редеть. Бежать стало легче, но Благодать пустила холодок по хребту, словно хотела меня о чем-то предупредить. Чуть сбавив скорость, я двинулся дальше.

Впереди показалась полоска света, и это было нехорошо.

Лес заканчивался. Примерно в ста метрах от меня простиралось большое поле. Дерьмо! Там Матильда точно меня достанет. А не она — так ее Благодать. Нет, вперед было нельзя.

Я крутился вокруг своей оси, осматриваясь. Вроде правее бледнело что-то вытоптанное. Тропа?

— Опять нашла! — голос Матильды приближался.

Ну уж нет, задачу я ей не облегчу. Дыхание срывалось, ноги отваливались от усталости. Голые стопы скользили по мокрой траве. Я резко свернул вправо, решил бежать вдоль кромки леса.

«Падай!» — предупредил внутренний голос. Тело само рухнуло на землю, подняв ворох листьев. И вовремя: клин из трех серов пронесся над макушкой и срезал верхушки нескольких кустарников.

Не поднимаясь, я прополз вбок, зарылся в кучу хвороста и листьев. Матильда не заметила меня и прошла мимо. Отлично. Когда она отошла на достаточное расстояние, я как мог бесшумно выбрался из укрытия.

И побежал.

Матильда не сразу обернулась, и мне хватило этих секунд, чтобы оторваться.

Но за спиной слышал лишь смех.

Почему?

— Ну беги. Беги…

Не оборачиваясь, я снова летел, перепрыгивая через коряги и поваленные стволы. Перемахнув через старый трухлявый пень, я неудачно приземлился и зашипел от боли. Лодыжку подвернул. Хрен с ним. Боли я уже все равно почти не чувствовал — адреналин застилал глаза.

Рядом со мной в дерево врезалась очередная коса. Я просто бежал дальше.

И едва успел затормозить, схватившись за ствол молодой березы.

Передо мной разверзся крутой овраг. Шириной метров десять, перепрыгнуть не вариант. Да и без веревки не спуститься.

Я оглянулся. Матильда приближалась — теперь она тоже была охвачена ярким сиянием Благодати. И двигалась слишком быстро для обычного человека. На бледном лице расплылся хищный оскал.

Значит, вариантов у меня осталось два — положиться на «Берегиню» и рухнуть в овраг или же принять бой.

Я выбрал последнее.

Медленно обернувшись, я принял боевую стойку.

Матильда перешла на шаг, откинула мокрые волосы за спину и завязала подол платья в узел. Я увидел, что она тоже была босиком.

— Неплохо, — улыбнулась она. — Бегаешь ты хорошо. Прячешься — тоже. Но я хочу, чтобы ты дрался. Покажи, что можешь.

А что я, собственно, мог? Ни черта я не умел. Не знал ни одного заклинания, кроме Благодати, да и та возникла сама собой.

— Я тебе помогу, — баронесса чуть отвела правую руку в сторону, и я увидел, как в ее ладони возник и начал расти сгусток яркого света. Чистая энергия Благодати заплеталась странными узорами и наконец приобрела форму меча.

«Кладенец» — пронеслось в моей голове.

Значит, прежний Миша что-то об этом знал. Но, увы, этот дурень не запомнил, как наколдовать себе такой же.

Широко улыбаясь, Матильда двинулась на меня. Магический меч мерцал холодным светом.

Я прикрыл глаза. Сосредоточься, Миша!

Перед глазами появился яркий свет — тот самый, к которому я обращался дома, когда меня пытал Корф. Свет принял форму дерева. Сияющие ветви, сотканные из чистой силы… Не знаю, почему, оно пришло на ум. Я чувствовал, что должен был потянуться к нему, словно знал, что там, в этом древе было нечто, в чем я нуждался.

— Помоги, — прохрипел я. — Поделись силой.

Благодать вспыхнула внутри меня, чистая энергия разлилась по венам — каждая клетка организма сходила с ума. Казалось, сама кровь вскипела. Почти так же, как тогда, с Корфом.

Матильда приблизилась на расстояние двух шагов. Медленно, словно в кино, замахнулась…

— А ну стой! — рявкнул я и выставил вперед руки.

С моих пальцев сорвался сгусток Благодати и полетел в Матильду — так быстро, что не успевшая среагировать баронесса не смогла устоять. Огромный светящийся шар шарахнул в окутанную «Берегиней» женщину, меч исчез из ее руки, и сама Матильда с коротким криком рухнула на землю. Но, кажется, ее защитное заклинание приняло весь удар на себя. Баронесса не выглядела раненой.

Я снова воззвал к силе, на этот раз попробовал чуть лучше ее контролировать. Шар вырос из моей правой руки и завис над ладонью в нескольких сантиметрах.

— Остановись, — потребовал я. — Хватит.

Матильда выпрямилась и удивленно пялилась то на меня, то на мое заклинание. «Берегиня» явно защитила ее от магических повреждений, но не смогла уберечь одежду баронессы. Хотя даже вымазанная в грязи она все равно оставалась горячей. Слишком уж заманчиво мокрая ткань обтягивала ее формы.

— Не понимаю… — шепнула она. — Как это возможно?

Баронесса уставилась на меня со смесью непонимания и удивления. От ее улыбки не осталось и следа.

— Что возможно?

— Кто научил тебя делать «Колобка»? — хрипло спросила она, осторожно сделав шаг в мою сторону.

Я не удержался и прыснул. Слишком уж безумной казалась вся эта ситуация, да и нервы были уже на пределе. Ночь, лес, вчерашний школьник в рваной пижаме и светская львица с замашками охотника устроили магический поединок. А тут еще и колобок…

— Чему научил? — удивился я. — Какой еще колобок?

— «Колобок» — это то, тем ты мне только что врезал, — хмуро ответила баронесса. — Особое заклинание. Ему обучают только на боевой специализации в Аудиториуме. Отвечай, кто тебе его показал?

Я пожал плечами.

— Никто… Сам придумал. Даже не понял, что сделал, если честно.

— Серьезно? — еще сильнее удивилась женщина.

— Вот те крест!

Матильда смерила меня недоверчивым взглядом, а затем внезапно расхохоталась.

— Ну Вальтер, ну падлюка… — стирая проступившие слезы и еще сильнее размазывая макияж по заляпанному грязью лицу, выругалась она. — Это я ему припомню…

Чем дальше, тем больше вопросов у меня вызывал этот ночной визит.

— Да что не так-то? — крикнул я, не рискуя приближаться к женщине.

Отсмеявшись, Матильда вытерла грязные ладони о платье и попыталась оттереть грязь с лица, но еще сильнее ее размазала.

— Что-что? — передразнила она. — Макарыч сказал, что ты — нулевой. Дескать, ничего не знаешь и не умеешь. Просил погонять тебя по полной программе. Надеялся, я что смогу дотянуть тебя за уши до поступления. А ты вдруг выдаешь то, что студенты Аудиториума учат на третьем курсе. Интересно…

Я устало прислонился к дереву и погасил «Колобка». Адреналин спал, и ко мне снова вернулась лютая усталость. Холодный ветер забирался во все дыры рваной пижамы. Резко стало очень холодно. Так сиильно, что я застучал зубами.

— Если мы закончили с дракой, то можем уже перебраться в дом? — спросил я. — Я замерз.

Матильда криво улыбнулась. Безумие испарилось из ее глаз. Сейчас женщина была предельно серьезна. Она оценивающе взглянула на меня, словно пыталась что-то увидеть или отметить.

— Что такое? Нравлюсь? — съязвил я.

Баронесса пожала плечами.

— Ну, ты как минимум меня заинтересовал. А это, скажу тебе, нелегко. Ладно, пойдем.

Она взмахнула рукой в сторону, где, видимо, находился особняк.

— Нам туда. Есть короткий путь. Продолжим знакомство в более подходящей обстановке.

— Так я прошел проверку?

— Еще бы. Ну и самородок мне подкинул Вальтер. С ним у меня тоже состоится неприятная беседа…

Матильда развернулась, но едва она сделала несколько шагов, как я заметил, что ее лицо перекосилось от гримасы боли.

— Ах! Черт…

Баронесса побледнела сильнее прежнего, вытарщила глаза, скрючилась и приложила ладонь к груди.

— Эй! — окликнул я. — Ты чего?

Она не ответила. Попыталась ухватиться за ствол ближайшего дерева, но не успела — ноги перестали ее держать, и баронесса начала медленно падать, словно в замедленной съемке.

— Матильда!

Я метнулся к ней и едва успел подхватить ослабевшую женщину под мышки. Она была бледна как сама смерть. Изо рта вырывались только хрипы, но она отчаянно старалась что-то мне сказать.

— Что с тобой? Как помочь?

— В дом… — едва слышно прошептала она перед тем, как ее глаза закатились. — Быстро в дом…

Глава 7

Дерьмо! И дождь, как назло, усилился.

Матильда обмякла в моих руках. Кажется, отключилась. Да что ж такое-то, а? Неужели это я так шарахнул ее «Колобком»? Да ну, вряд ли. Я чувствовал мощь ее Благодати — мне до такого уровня как пешком до Китая.

Но даму следовало спасать, и причем спасать быстро.

Я подхватил ее на руки и уже в который раз за сутки пожалел, что попал в тело такого задохлика. По лесу мы бегали долго и явно ушли далеко от дома, а я вымотался так, что едва держался на ногах от усталости. Своими силами я эту мадам до особняка не дотащу.

Бережно опустив Матильду на траву, я приложил ухо к ее груди. Вроде пульс был, но слабый, едва-едва прощупывался.

Думай, Миха, думай! Корф наверняка мне башку оторвет или просто взорвет черепуху к чертям, если она помрет. И семью я не спасу. Судя по всему, мой графский титул ничем не поможет. Кстати, надо бы поискать информацию о местном этикете. Знакомство с Матильдой подсказывало, что в этом мире этикет играл не самую ключевую роль.

Я закрыл глаза и снова представил родовое дерево. Почему-то, концентрируясь на нем, мне было проще соображать. Думай, что можешь сделать… Думай, Миха!

Можно, конечно, сотворить «Колобка», но это было боевое заклинание. Сейчас мне это не поможет. А вот «Берегиня»… Я вспомнил ощущения, которые она мне давала. Помимо того, что урона получал меньше, я на какое-то время стал выносливее. И быстрее.

Интересно, а можно ли распределить Благодать так, чтобы вложить больше силы именно в скорость и выносливость? Ну может в силу еще. Потому что Матильда, несмотря на свою миниатюрность, оказалась ни разу не пушинкой.

— Кости у тебя что ли чугунные? — проворчал я, снова поднимая женщину на руки. Хуже мешка картошки. Так, теперь завернем ее в то, что осталось от плаща…

Я воззвал к Благодати. Сила мгновенно откликнулась, вспыхнув в моей крови. Затем попытался вспомнить ощущения, когда «Берегиня» сама впервые появилась. Представил опасность, пожелал защиты, попросил — как бы смешно это ни звучало — силу проявиться и уберечь.

И… получалось!

Свечение окутало мои пальцы, охватило ладони и потянулось выше по рукам к плечам,затем растеклось по груди и спине… И вот я уже весь снова слабо светился, словно надел вторую кожу.

— Сильный и быстрый, — попросил я, прислушиваясь к ощущениям и концентрируясь на желаемом. — Сильный и быстрый. Пожалуйста.

По ногам пробежала неприятная дрожь. Конечности словно сами понеслись вперед. Я крепче схватил Матильду и сорвался с места.

Да, так было куда проще и легче. Теперь казалось, что баронесса весила вдвое меньше.

Кровь продолжала кипеть, я несся, выбирая дорогу поровнее и перепрыгивая коряги. Дождь начал утихать. Все внимание уходило на поиск дороги — я лишь примерно понимал направление, в котором находился особняк.

Но вот лес начал редеть, в небе появилось больше просветов. Я остановился, крепче обхватил Матильду и припустил вперед.

Вышел я, оказывается, с другой стороны, но домом точно не ошибся. В трех сотнях шагов от подлеска возвышался особняк Матильды, и сейчас он выглядел особенно готичным. Дамочка явно питала слабость к пафосу и эффектной жути.

Что ж, на меня у нее получилось произвести впечатление. Да и я, судя по всему, не подкачал. Не каждый день после общения со мной женщины падают в обморок.

Я, блин, очень надеялся, что это был простой обморок!

— Все, почти пришли, — шепнул я баронессе, не особо веря, что она меня слышала.

Уже на подходе к дому я заметил, что там теперь горело больше окон. Откуда-то доносился собачий лай. Несколько темных фигур с фонарями бродили по ухоженной территории. Наверняка искали Матильду.

Стараясь не думать, как я буду объяснять этим людям, что случилось, я срезал прямо по свежестриженному газону.

— Эй! — окликнул я крупного мужика. — Помогите!

Он резко обернулся. Я разглядел светоотражающие полоски на его одежде. Возможно, охранник. Мужик торопливо направился в мою сторону.

Откуда-то сбоку донесся лай еще одной собаки. Черное пятно стремительно приближалось к нам со стороны леса… Блин, лишь бы не цапнула.

— Пса уберите! — велел я. — Свои!

Охранник направил фонарь прямо на меня. Мощный, зараза. Я инстинктивно зажмурился от яркого света.

— Ты кто такой? — пробасил охранник.

— Мужик, дальний свет-то выруби!

— Кто такой, спрашиваю?

Щелкнул предохранитель. Я этот звук ни за что не спутаю.

— Э, спокойно! Давай без оружия. Видишь, у меня руки заняты? — Я кивнул на обернутую в плащ Матильду. — Ей помощь нужна!

Охранник направил свет на женщину. Явно узнав ее, он обернулся, несколько раз включил и выключил фонарь. Видимо, это был сигнал, потому что, заметив его, остальные поспешили к нам. Здоровенная мохнатая овчарка подлетела к нам, но, почуяв Матильду, смирно села.

— Назовись. И докладывай, что случилось.

— Граф Михаил Соколов, — протараторил я. — Прибыл сегодня на обучение к Матильде… Меня привез Вальтер Макарович Корф. Они вроде знакомы.

Охранник кивнул. Кажется, среди них он был старшим. Повезло же мне.

— Это мы еще проверим, — сказал он. — Дальше.

— Она сознание потеряла! Я не знаю, что с ней.

— Как? — рявкнул мужик. — При каких обстоятельствах?

Не бей он светом мне в лицо, отвечать было бы куда приятнее. Но сейчас я был не в том положении, чтобы качать права.

— Решила устроить мне проверку. Метала косы из Благодати, по лесу за мной гонялась…

— Ясно. Заберите госпожу — и все в дом! — велел охранник подоспевшим помощникам. — А ты, Соколов, идешь со мной.

Матильду бережно принял на руки какой-то огромный детина. Собак увели. Охранник, пытавший меня светом фонаря, наконец-то выключил свою адскую машину.

— Рядом с тобой все равно вырубится, — пояснил он. — Иди за мной.

— Куда?

— Проверять данные.

Меня повели с черного хода. Особняк оказался гораздо больше, чем мне сперва подумалось: целое обширное крыло утопало в густых зарослях деревьев и было оплетено каким-то ползучим растением. В сторону этого крыла мы и направлялись.

— Может представитесь? — спросил я.

— Виктор Зиновьевич Ланге.

— Манглавит? — догадался я.

— Старший. Хотя в этом доме греческие названия не в ходу.

И это было хорошо. Потому что во всех этих кефалиях, кивернитиях и манглавитах я окончательно запутался. Да и язык сломешь в трех местах, пока произнесешь.

Ланге подвел меня к массивной железной двери, достал внушительную связку ключей и, повозившись несколько секунд с замком, открыл дверь.

— Проходи, Соколов.

— Я вообще-то граф, — улыбнулся я. — Нельзя ли немного почтения?

— Принесу извинения, если подтвердится. А пока не мешай работать, малец.

Я невольно улыбнулся. Ну хоть где-то все было просто и понятно, как в прошлой жизни. На этого мужика я точно не стану писать жалоб — слишком уж мне понравилось на какое-то время снова стать шкодником Михой.

Закрыв за нами дверь, Ланге включил свет, и я наконец-то смог его разглядеть. Явно бывший вояка лет сорока пяти, но выправку сохранил и пуза не нажрал. Уважаю. Лицо вытянутое, череп бритый. Под глазами — круги многолетней усталости.

Он повел меня по коридору, и распахнул другую, уже куда более хлипкую, дверь.

— Заходи, садись. — Увидев, в каком состоянии была моя одежда, он кивнул в сторону вешалки. — Куртку накинь что-ли. Мы здесь только зимой топим.

Я воспользовался советом, быстро нацепил какой-то ватник и почувствовал себя немного лучше. Правда, тепло угрожало меня разморить. Я и так устал настолько, что был готов вырубиться.

Ланге тем временем сел за телефон. Старинный механический аппарат с диском — не помню, когда в последний раз такие видел. Манглавит достал из ящика стола толстую книгу, перелистал страницы и провел пальцем по списку, найдя нужную фамилию.

Я молча ждал, изредка бросая голодные взгляды на стоявший у аппарата термос. Сейчас бы чаю горячего. И помыться…

Пока я глотал слюни и предавался мечтам о бытовых удобствах, Ланге набрал номер и долго ждал ответа. Потеряв терпение, положил трубку, но тут же набрал номер снова.

— Не берут…

— А кому вы звоните?

— В дом Соколовых.

— У нас в доме прозошел небольшой форс-мажор, — пожал плечами я. — Да и вообще время позднее…

Ланге перелистнул страницы и принялся искать другой номер, но его отвлек стук в окно. Старший охранник отодвинул занавеску, и я увидел парня в такой же форме, как и у Ланге.

— Виктор Зивновьевич! — гость помахал начальнику. — Их благородие к себе зовут!

— Сейчас буду.

— Не вас. Визитера нашего.

Ланге уставился на меня и тяжело вздохнул.

— Ну что ж, ваше сиятельство, — сквозь зубы процедил он. — Если вы и правда граф, извольте на аудиенцию. Заодно и проверим ваши показания.

Я кивнул. Очевидно, их благородие — это кто-то из родни Матильды. Что ж, не удивительно, что у него появились ко мне вопросы. История-то дикая.

Ланге поднялся из-за стола, убрал телефонную книгу в сейф и смерил меня сочувствующим взглядом.

— Одежда с собой есть?

— Сумка перед парадным крыльцом осталась.

— А, так это твоя… Повезло тебе, сиятельство.

Он вышел за дверь и через несколько секунд вернулся с сумкой Корфа. Бросил мне — я поймал ее на лету, чем заслужил одобрительное хмыканье.

— Тут умывальник есть, по коридору сразу направо, — подсказал Ланге. — Сотри грязь и переоденься. Но быстро. Их благородие ждать не любят.

Никогда не думал, что простая горячая вода из-под крана может доставить такое блаженство. Лучше, чем секс — по крайней мере, в этот момент мне так казалось. Над умывальником висело небольшое зеркало, и я как мог отмылся. Хотя тут уже помогут только душ и много мыла. Из волос пришлось доставать даже мох и прелые листья.

А вот сумке Корфа обнаружился необычный набор.

Во-первых, костюм. Хотя скорее даже форма. Штаны и куртка из прочного темного материала — в тусклом свете одной лампы разбирать оттенки было трудно. Явно что-то армейское или казенное, но без каких-либо опознавательных знаков. Трусы, носки, футболка были черными. И самое везение — отменные крепкие ботинки с высоким голенищем и шнуровкой. И подошли идеально, хотя были немного тяжеловаты. Интересно, откуда Корф знал мой размер ноги?

Было там и еще какое-то барахло, но Ланге слишком торопил меня, и порыться в подарках не получилось.

— Забирай пожитки — и идем.

Он вывел меня на улицу, и я поежился от холода. Благо идти было совсем недалеко.

Вблизи особняк уже не казался таким зловещим, хотя нутром я чуял исходившую от него опасность. Даже не угрозу — предупреждение, что-то вроде «не влезай — убьет!». Наверняка Матильда или кто-то из домочадцев позаботились об охранных заклинаниях.

Ланге повел меня с черного хода. Здесь не было пафосной парадной лестницы и статуй, зато внутренний дворик показался мне куда более милым и уютным — насколько я мог разглядеть в свете нескольких фонарей.

Едва я шагнул на порог, как кожей почувствовал прикосновение чужой Благодати. Всего секунду она скользнула по мне, словно рентгеновский луч. Моя сила не успела даже ощетиниться, как это закончилось.

Ланге, увидев недоумение на моем лице, снисходительно улыбнулся.

— У нас здесь не только люди охраняют. Идем.

Мы быстро прошли через вереницу помещений, явно предназначавшуюся для слуг. Здесь все было добротно, но очень скромно. Признаюсь, после такого запоминающегося знакомства я ожидал от жилища Матильды чего большего.

Впрочем, разочаровался я рано.

— Ох ты ж черт!

Я остановился как вкопанный, когда мы вышли в холл первого этажа. Тут было от чего уронить челюсть. Нет, сам дом был обставлен дорого, но с хорошим вкусом — явно поработала армия каких-нибудь именитых дизайнеров. Но сильнее всего меня впечатлила картина во всю стену. Двадцать на восемь, не меньше. И на этой картине с высочайшей портретной точностью было изображено все общирное семейство Матильды.

— О, это знаменитое полотно Штоффов, — заметив мою реакцию, осклабился страший охранник. — Лет сто назад было можно изображать всех членов семьи от родоначальника до последнего младенца на одном групповом портрете. Работа кисти самого Музина!

Видимо, эта фамилия должна была о чем-то говорить. Но, увы, прежний Миша не особо интересовался искусством.

— Здесь нет Матильды, — приглядевшись, удивился я.

— Ну еще бы. Она ведь родилась гораздо позже. Видите этого мальца? — Ланге указал на кудрявого ребенка в коротких штанишках. — Это отец нашей госпожи.

О как. Страшно представить, сколько денег и времени ушло на такую работу. Но этот групповой портрет явно был непростым. Я воззвал к силе и попробовал слегка коснуться его своей Благодатью. В ответ меня шарахнуло так, что я едва устоял на ногах.

Ничего себе! А картина-то и правда зачарованная, причем навечили на нее что-то очень старое и мощное. Может ее и заколдовали охранять особняк? Надо быть в этом доме поосторожнее.

— Наверх, — велел охранник.

Мы поднялись по застеленной красным ковром мраморной лестнице, и все это время я старался не пялиться на роскошные предметы искусства. Семья Матильды явно питала слабость к красивым вещам. Здесь были картины, скульптуры, целые витрины с какой-то диковинной посудой. Словно в филиал Эрмитажа попал. Ничего удивительного, что хозяева вкладывались в охрану.

Пройдя через несколько сквозных комнат, мы уперлись в закрытую дверь. Ланге постучал, и в следующее мгновение створка открылась сама по себе.

— Входите, — донеслось из глубины комнаты.

Я узнал голос Матильды. Пришла в себя, хвала небесам. Значит, Корфа пока что можно не опасаться.

Матильда томно возлегала на кушетке. Каким-то образом она успела отмыться, переодеться и сейчас наслаждалась чашкой чего-то ароматного и горячего. И выглядела она при этом так, словно и не было никакой погони. О том, что произошло в лесу, напоминали лишь ее мокрые волосы и царапины на руках.

— Спасибо, Виктор, — улыбнулась она охраннику. — Пожалуйста, оставьте нас с его сиятельством наедине.

— Значит, он и правда граф? — уточнил манглавит.

— Будущий. Но мы должны быть учтивы с наследником старого рода. Прошу, Михаил, садитесь и угоститесь чаем.

Ланге поклонился, не сводя с меня глаз.

— Примите мои извинения за недостойное обращение, ваше сиятельство.

Я устало улыбнулся.

— Не нужно извиняться за то, что вы делали свою работу.

Манглавит кивнул и скрылся за дверью.

— Садись, Михаил, — велела Матильда и потянулась к изящному фарфоровому чайнику. — Хочешь бутерброд?

— Душу за него продам!

— Давай пока обойдемся без этого. — Баронесса подвинула ко мне целый поднос бутербродов. — Пока ешь, слушай меня внимательно.

Я набросился на еду с такой страстью, словно не ел целую неделю. Видимо, Благодать тоже требовала подпитки. И если в этом теле так резко вырос уровень силы, то и энергии требовалось больше. А бутеры оказались и правда божественными. Мягкий свежий хлеб, толстые ломти не колбасы, а настоящего мяса, сыр тоже был явно не «российский»…

— Эй! — окликнула меня она. — Ты вообще меня слушаешь?

Я с сожалением оторвался от очередного бутерброда с бужениной.

— Прости. Я сейчас готов сожрать слона.

— Ничего удивительного после того, что ты устроил в лесу.

— Фефнифефки — фы нафала перфая, — с набитым ртом парировал я.

— Нужно же было проверить, на что ты способен. Вальтер предоставил мне очень… странную информацию о тебе.

— Интересно, когда он успел?

— За час до твоего прибытия. Вальтер — менталист, он может связываться с людьми на расстоянии. Очень полезное умение, когда сотовая связь недоступна.

— И правда.

Насытившись, я отставил пустой поднос и прикоснулся к горячей чашке. Не знаю, что добавили в этот чай, но аромат был божественный. Да и вообще во всем, чего касалась Матильда, ощущался даже не уровень — высший класс.

— Можно вопрос?

Матильда кивнула.

— Спршивай.

— Корф сказал, что вы его хороший друг. Но… — я обвел рукой роскошный будуар женщины. — Странно…

Баронесса с тихим звоном поставила чашку на стол, достала длинный мундштук и сигарету. Прикурив, она с наслаждением выпустила колечко дыма. Приятно запахло вишневым табаком.

— Нет здесь никаких секретов, Михаил. Я работала на Вальтера. Много лет. Служила в Тайном отделении.

Я вытаращился на эту светскую львицу, не веря своим ушам.

— По вам не скажешь.

— Когда-то я носила ту же форму, что и ты. Только у меня были погоны и шевроны, — печально улыбнулась Матильда. — Но несколько лет назад пришлось оставить службу.

— Семья? — предположил я.

— Если бы… Магическое ранение. К сожалению, после того инцидента я больше не могу ни служить, ни продолжать свой род. Тот обморок, что случился в лесу… — Она прикрыла глаза и спрятала нос в чашке. Сейчас с Матильды наконец-то сползла спесь, и я увидел молодую и очень печальную женщину. — Это следствие того, что со мной произошло. Мой ментальный резерв очень слаб. Хуже всего, он колеблется от раза к разу. Я не могу рассчитывать и предполагать, на сколько заклинаний меня хватит. И не могу удерживать нормальную защиту. Естественно, такой непредсказуемый сотрудник не может справляться с работой, поэтому меня комиссовали. Но я нашла себя в другом.

— Мне очень жаль, — искренне признался я. — Простите, что ударил «Колобком». Я правда не знал…

Матильда мягко улыбнулась.

— Не нужно извиняться, Михаил. Все прошло даже лучше, чем я представляла. Если ты, будучи необученным, можешь выдавать «Колобка» на седьмом ранге, значит, у тебя действительно многообещающий потенциал. И я с удовольствием помогу Вальтеру по старой дружбе. Из травмированных спортсменов нередко получаются неплохие тренеры. К тому же у меня есть опыт в наставничестве.

Меня невыносимо клонило в сон. Голос Матильды действовал успокаивающе, а насытившийся желудок требовал срочно принять горизонтальное положение.

— Значит, право ночевать в вашем доме я все-таки заслужил?

— Да. Тебя проводят. Только сперва одно небольшое дело… Дай мне руку.

Глава 8

Матильда запустила руку в складки шерстяной кофты и достала небольшой шар, мерцавший пронзительно алым светом.

— Око? — догадался я.

— Да. Возьми его, пожалуйста. Мне нужно кое в чем убедиться.

Я удивленно вскинул брови.

— Корф уже меня проверял. Седьмой.

— Пожалуйста, — настаивала Матильда. — Исходя из этого нужно строить программу обучения. Времени до твоих вступительных испытаний у нас очень мало. А я не теоретик, но практик. И это тоже предполагает определенные сложности…

— Ладно, как пожелаете.

Я бережно принял шар и, покатав его немного по ладони, принялся ждать. Понять бы еще, как устроено это Око и насколько точно оно показывает ранг. Впрочем, если даже Корф на него полагался, наверняка показателям можно было доверять.

Око засветилось бледным-бледным молочно-белым светом.

Матильда нахмурилась.

— Не понимаю…

— Что такое?

— Дай сюда. Быть не может… — ворчала женщина.

Я осторожно вернул шар баронессе. Едва коснувшись ее кожи, Око вспыхнуло алым.

— Нет, все в порядке… — задумчиво проговорила наставница и снова протянула мне артефакт. — Возьми еще раз, пожалуйста.

Око как будто вообще не хотело со мной контактировать. Если на Благодать Матильды оно реагировано моментально, то, оказавшись в моих руках, артефакт словно «подвисал».

И снова медленно загорелся тот же белесый едва заметный свет.

— Чертовщина какая-то, — прошептала баронесса. — Впервые вижу подобное…

— Что это значит?

— Что ты каким-то образом провалился до десятого ранга, Михаил.

От неожиданности я поперхнулся чаем.

— Как… Как это возможно?

Матильда выглядела не менее удивленной.

— Значит, мне все же не показалось, — она спрятала Око в складках объемной кофты. — Когда мы только увиделись, у тебя точно был седьмой ранг — я это почувствовала. Когда ты влепил в меня «Колобком», мне показалось, что он даже был рангом повыше… Я тогда еще очень удивилась, но списала на собственную слабость. Впрочем, такая нестабильность иногда встречается у юных одаренных. Если у наделенного Благодатью человека есть склонность к определенной специализации, он может выдавать некоторые заклинания на более высоком уровне. Это редкое явление, но в пределах нормы. Однако…

Матильда замолчала, а я ошарашенно пялился на бледный свет Ока. Как же такое возможно?

— Но как же тогда объяснить десятый ранг сейчас? — поставив чашку на столик, осторожно спросил я.

Матильда напряженно уставилась на опустевший чайник.

— Не знаю, Михаил. Я впервые наблюдаю подобное. Но я не менталист, хотя кое-что умею. Моя специализация — боевые заклинания.

— И что же нам делать?

— Вероятно, Вальтер или кто-то из его людей расскажет больше. Завтра с утра свяжусь с ним. Сейчас уже поздновато его беспокоить.

Я нервно ерзал в кресле, силясь припомнить хоть что-нибудь, но память прежнего Миши была девственно пуста. Ну как так-то, а? Как ранг вообще может скакать? Одно дело — ментальная травма вроде той, что получила Матильда. Такие ранения часто оказывались неизлечимы. Прежний Миша почитывал новостные сводки и встречал упоминания о подобных случаях. Но в моей памяти не было ничего, связанного с понижением ранга…

Хотя в моем случае наверняка стоило перестать удивляться. Корф предупреждал, что последствия ритуала могли сделать меня опасным. Но слабым… Нет, нет. Это здорово меняло планы. Я должен был что-то сделать с этим. Или хотя бы понять, как действовать дальше.

Но рассказывать Матильде о ритуале призыва духа нельзя. Опасно.

— А если я просто слишком устал и вложил в «Колобки» и «Берегиню» всю силу до остатка? — с надеждой спросил я. — Что если это просто следствие опустошения?

— Я тоже ввалила всю энергию в серпы. Но Око показало мой пятый ранг.

— Ничего не понимаю…

— Утро вечера мудренее. Сейчас гадать бессмысленно, — Матильда поднялась с кушетки и позвонила в колокольчик. — Нам всем нужно поспать. Денек выдался тот еще.

Я не шелохнулся. Так и остался сидеть, сверля глазами пустой поднос. А если ранг не поднимется? Если так и останется десятым? Тогда меня точно не возьмут в Аудиториум, я не смогу выполнить задание Корфа и не помогу семье… Да и какой из меня будущий глава рода с таким уровнем Благодати? Сплошное издевательство, а не патриарх… Позорище же будет. Не смогу же я вечно принимать стимуляторы. Да и денег на них не напасешься.

Только я почувствовал уверенность и силы что-то изменить, как меня снова провели мордой по забору.

Но Матильда была права: сперва следовало отдохнуть. Благо баронесса оказалась не такой уж и стервой, и я мог рассчитывать на спокойный сон.

В дверь будуара постучали, и через мгновение на пороге появился неприметный мужчина средних лет, облаченный в ливрею слуги.

— Чем могу служить, госпожа?

— Василий, проводи, пожалуйста, его сиятельство в его комнату, — распорядилась хозяйка. — Надеюсь, там все успели подготовить?

— Разумеется! — лакей выглядел немного оскорбленным. — Сию минуту. Прошу, ваше сиятельство.

Василий потянулся было, чтобы забрать мою сумку, но я жестом остановил его.

— Благодарю, я сам. К счастью, еще не настолько устал.

— Но…

— Василий, уважь волю гостя, — слабо улбынулась Матильда. — Наш юный граф отличается большой самостоятельностью. И решительностью. Черты наследника, о которых многие в его положении могут лишь мечтать.

Опа, даже комплимента удостоился. Меня бы это непременно обрадовало, да только мысли были заняты совсем не этим.

— Спокойной ночи, Михаил, — попрощалась баронесса.

Я остановился на пороге и обернулся.

— Спокойной ночи. И спасибо за помощь. Правда, спасибо.

Матильда подарила мне искреннюю улыбку на прощание и закрыла за нами дверь.

Лакей снова попытался забрать у меня сумку, но я решительно отказался. Еще чего.

— Ваше сиятельство желает пойти до покоев парадным путем или сократить дорогу? — услужливо спросил слуга.

— А в чем разница?

— Парадный путь услаждает взглад. Короткий, как может понять ваше сиятельство, экономит время.

— Короткий, конечно! — выпалил я. Честно говоря, на ногах я держался с трудом. Да и травяной чай Матильды ужасно меня разморил.

Лакей позволил себе легкую улыбку.

— Так и думал. Прошу за мной, ваше сиятельство.

Моя комната, которую лакей пафосно назвал покоями располагалась в гостевом крыле. Василий провел меня хитрыми коридорами, благодаря чему мы и правда здорово срезали путь. И хорошо, потому что храбриться и пялиться на картины и скульптуры у меня сил больше не было. Казалось, я сейчас просто упаду и засну прямо на этом манящем ковре…

— Прошу, ваше сиятельство! — лакей открыл передо мной дверь и застыл, пропуская вперед. — На столе колокольчик. Если вашему сиятельству что-нибудь понадобится, извольте им воспользоваться.

— Спасибо, Василий, — устало улбынулся я. — Этой ночью я точно не намерен вас беспокоить.

Лакей чопорно поклонился и исчез. Странный мужик. Морда рязанская, а замашки и повадки английского дворецкого.

Я оглядел свое новое пристанище.

Здесь было уютно. И, к счастью, почти никакого антиквариата.

Окна выходили во внутренний двор, открывая вид на сад с клумбами и стриженными кустарниками, а за ними располагались поле и лес, в котором мы с Матильдой устроили боевые догонялки. Дождь прекратился, тучи ушли, и теперь комната освещалась холодным лунным светом.

Обстановка была скромной — самое то для меня. Никогда не любил захламлять помещения. Вся мебель оказалась старинной, от нее веяло историей и духом прошлого. Кровать, письменный стол со старинной лампой, стул с высокой спинкой. У окна поставили кресло и маленький столик. Здесб было и два шкафа — платяной и книжный.

— Ух ты!

Несмотря на усталость, я заинтересовался книгами. На память прежнего Миши надеяться особо не приходилось. Судя по всему, мой предшественник не интересовался ни политикой, ни историей, ни даже Благодатью. А вот мне все это могло очень пригодиться, особенно с учетом перспективы стать главой семьи…

Да и в Аудиториуме соберется сплошная аристократия. Нужно говорить с ними на одном языке.

— Ну-ка, посмотрим… — я зажег светильник и принялся разглядывать массивные фолианты.

Какие-то книги казались очень старыми, но было среди них несколько новых. Едва я открыл створки шкафа, на меня пахнуло запахом библиотеки. Я вдохнул его обеими ноздрями, и в памяти всплыли сцены из школьной библиотеки. Здорово! Почему-то именно сейчас я ощутил радость от того, что оказался в этом мире. Одна маленькая и, казалось бы, совсем неважная деталь — но я почему-то почувствовал себя живее, чем тогда, в лесу, когда убегал от кос Матильды.

— «Новейшая история Российской империи и Новой Виазантии», — я водил пальцами по корешкам книг. — «От Санкт-Петербурга до Петрополя»… «Знатнейшие фамилии Российской империи и Новой Византии»…

Палец остановился на толстой книге с неприметным корешком без каких-либо обозначений. Я потянул книгу на себя и уставился на потрепанную обложку.

— «Важнейшие заклинания для благородных мужей и жен», — шепотом прочитал я.

То, что надо!

Забрав книгу, я положил ее на кровать. Полистаю перед сном.

Только сейчас я заметил, что в комнате был балкон. Я не удержался от соблазна и вышел подышать на пару минут.

— Красота…

Но спать хотелось сильнее. Я быстро нашел дверь в ванную комнату и принял душ. Горячая вода расслабила окончательно. И хвала слугам за огромное полотенце.

Завалившись на кровать, я принялся листать книгу.

— «Покров» — щит, барьер, защищающий от физических угроз… «Жар-птица» — боевое заклинание в виде огненного шара… «Борей» — заклинание призыва мощного порыва ветра, — я перелистнул несколько страниц. — «Коса» — боевое травмирующее и режущее заклинание… «Алконост» — заклинание, вызывающее временное помешательство… Заставляет жертву слышать красивую музыку и дезориентирует в пространстве…

Сон отступил, и я увлеченно перелистывал старые засаленные страницы. Книжка оказалась настоящим кладезем знаний. И главное — описано все было подробно и просто, без «ятей» и высокопарщины. Присмотревшись, я понял, что переплет был сделан вручную, а сами текст набирали на печатной машинке.

Полезный самопал. Интересно, кто так заморочился?

* * *

Я медленно брел по главной аллее Ириновского кладбища. Старый погост, появился здесь лет двести назад. Село тогда разрослось, наши предки построили маленькую церковь. На ночь ворота кладбища запирались, но я без труда перелез через забор.

Что-то вело меня сюда, не давало покоя. Мысли об этом месте постоянно вертелись в голове. Словно здесь, среди крестов и венков, я мог найти ответы на свои вопросы. Я искал фамильные склепы — за годы, что наш род владел окрестными землями, пришлось построить уже не одну усыпальницу.

Соколовых всегда хоронили только здесь.

Ночь была холодная, истинно ноябрьская. Ветер носился над полем крестов, тягуче завывал и норовил забраться под одежду. Не люблю я кладбища ночью. Вроде и бояться там некого — от живых угрозы куда больше. Но все равно становилось как-то не по себе. Словно я без спроса пришел в гости к тем, кто меня не ждал.

Кутаясь в шарф и выдыхая облчка пара, я наконец-то добрался до узкой фамильной аллеи. Прошел до конца — от склепов родоначальников до надгробий недавно ушедших. Остановился перед входом в склеп, где покоилась мама. Сквозь просветы в кованной входной двери можно было рассмотреть красивую мраморную статую — скульптор делал ее с лучшего портрета матушки. В ногах статуи горели в стаканах несколько свечей.

Но ноги понесли меня дальше. Не здесь была разгадка, не у мамы. Я прошел еще несколько шагов, скользнул взглядом по могильным плитам дальней родни и дошел до самого конца аллеи, где на земле темнели два пятна.

На скамейке сидела одинокая фигура. Она обернулась ко мне, и я узнал сестру. Вся в трауре — в черном от туфелек до косынки на голове. Даже волосы убрала.

— Оля? Ты что здесь делаешь?

— Тебя жду, — сухо ответила сестрица.

— Зачем?

Она не ответила. Только поднялась со скамьи, махнула мне рукой, приглашая следовать за ней. Странно это все было, но я пошел.

Она подвела меня к двум вырытым могилам. Свежие, глубокие. Возле каждой стояло по гробу. Дорогие. Один закрытый, второй пустой. И больше ни одной живой души вокруг.

— Почему два-то? — спросил я. — Вроде бы только Петьку хороним.

— Мы всю семью хороним, Миш.

— Чего? Не понимаю…

— А ты приглядись. И все поймешь.

Я осторожно поднял крышку. Странно, что не заколотили. Петька казался спящим. Умиротворенный такой, расслабленный. Упокоенный. Да только от шеи до рук был изуродован. Странно. Лицо не тронуло, а все остальное выглядело так, словно с брата содрали кожу.

— Потому в закрытом и похороним, — сказала за моей спиной Оля.

Боже, она это видела… Зачем? Она ж теперь спать не сможет.

А я… А я уже во второй раз прощался с братом. Думал, будет не так больно, но ошибался. Оплакивать надежды даже сейчас было больно. А на Петьку я всегда мог положиться. Петька был солнцем для всей семьи. Права была бабушка, когда отговаривала его от армии. Ни там не уберегли, ни здесь.

Я закрыл крышку и повернулся к Оле.

— Так и не понял, зачем нужен второй гроб.

— А это для тебя, Мишенька, — улыбнулась сестра, и я отпрянул о неожиданности. Было в ее улыбке что-то безумное, нехорошее.

— Это еще почему?

— Потому что ты не справишься. — Она медленно двинулась на меня ступая роскошными туфлями прямо по кладбищенской грязи. — Потому что в тебя никто не верит, и это неспроста.

— Я теперь другой человек.

— Ты ничтожество, Миш. Всегда им был. Отец давно на тебе крест поставил. И на себе тоже. Одна бабушка все и тащит. Меня выдадут замуж за какого-нибудь богатенького, но неродовитого дворянчика, и это на какое-то время позволит нам держаться на плаву. Но никто достойный меня замуж не возьмет — кому нужна невеста с гербом, перечеркнутым черной полосой?

— Слушай, Оль, ну не драматизируй ты так, — попытался успокоить ее я. — Понимаю, тебе больно. Я тоже буду скучать по Пете, но…

— Если сунешься в Аудиториум Магико, то погибнешь!

Сестра завизжала так громко и высоко, что я вздрогнул от неожиданности. От ее крика сорвалась с крестов стая ворон и принялась с карканьем кружить над кладбищем. Ветер усилился, порыв едва не сбил меня с ног.

Внезапно Оля расхохоталась. Громко, запрокинув голову назад, она тряслась от смеха как безумная. Да что ж такое?!

— Оля, прекрати! — рявкнул я шагнул к ней и схватил ее за руку.

Она опустила голову, уставилась на меня, и я увидел чужое лицо.

Женское, точнее, девичье. Узкое, с резкими скулами, тонким носом и пухлыми губами. Красивое, если бы глаза не горели неестественным янтарным светом.

— Сунешься в аудиториум — умрешь! — прошипела эта незнакомка и высунула раздвоенный язык. Из-под приоткрытых губ показались клыки.

— Да ептыть!

Я отшатнулся назад. Благодать мгновенно вспыхнула в крови и раскалила рефлексы. Я дернул тварь за руку, а второй — не знаю, как успел — сформировал увесистого «Колобка» и залепил ей прямиком в лоб.

— Сссссволочь! — взвизгнула тварина и попыталась вырваться. — Ну держись!

Она принялась шевелить пальцами свободной руки. Я воззвал к силе и попросил укрепить защиту. «Берегиня» засияла ярче.

— Не знаю, что ты такое, но ты точно не в моем вкусе, — прошептал я, сотворил еще одного «Колобка» и пустил светящийся шар этой хреновине прямо в грудь.

А в следующий момент все перед глазами померкло. Просто темнота — черная, тягучая, беспросветная.

Я распахнул глаза и резко сел в кровати. Руки светились «Берегиней» — Благодать сама встала на мою защиту.

Тишину особняка разрезал чей-то истошный крик.

Глава 9

Дорогие читатели! Большое спасибо за вашу поддержку и активность.

В качестве благодарности ловите бонусную проду. Приятного чтения!

Кричала женщина. Голос высокий, тонкий.

— Матильда!

За окном было еще темно. Я свесил ноги с кровати и взглянул на часы. Полпятого утра. Слишком рано для пробуждения господ, даже если баронесса сохранила старые полуармейские привычки. Может слуги? Хотя они здесь были вышколенными и ходили как мышки…

Значит, что-то случилось.

Я наспех натянул одежду и зашнуровал ботинки. Что бы не стряслось, нужно быть готовым сражаться или бежать. Сияние «Берегини» чуть ослабло, но я решил пока что не убирать защиту.

Осторожно, словно вор, я прокрался к двери, бесшумно отпер ее и выглянул в коридор.

Пусто. Никого. Лампы все еще были в ночном режиме, и длинный проход утопал в полумраке.

Жутковато.

Я попытался вспомнить дорогу до покоев Матильды. Лакей тогда вел меня через непарадную часть дома, где хозяйничали слуги. Было легко потеряться в череде однообразных коридоров. Ладно, дорогу найду. В крайнем случае затопчу ковер на парадной лестнице.

Благодать пульсировала в крови, словно пыталась о чем-то предупредить. Отчего-то раскалывалась голова — источник боли был в затылке, и оттуда она растекалась по всему черепу. Похожее ощущение я испытывал после того, как со мной поработал Корф.

— Чеееерт! — тихо зашипел я, когда голову накрыл очередной спазм.

Пришлось остановиться и прислониться лбом к холодной стеклянной витрине, чтобы хоть немного унять боль. Неужели кто-то пытался меня прощупать? Или это была ментальная атака?

Было бы куда проще понять это, имея побольше опыта. Но прежний Миша ни разу не нарывался на менталистов, а надо мной только немного поизмывались отец и Корф. Прежний же Мишка только однажды проходил стандартную процедуру по определению ранга, когда получал первый паспорт. Утешился тогда скромной «десяткой» — и успокоился. Казалось, мой предшественник вообще не интересовался даже теми возможностями Благодати, которые у него были. Идиот.

Может, Оля во сне не так уж и ошиблась? Семья видела во мне слабака? Если так, придется их удивить.

— Ух ты!

Открыв глаза, я увидел в витрине полный латный доспех. Максимиллианский, тяжелый, украшенный затейливыми узорами — я видел такие в Эрмитаже на экскурсии. Но мое внимание привлекло даже не это, а то, что к доспеху прилагался меч. Судя по дороговизне окружающей обстановки, я все же оказался в парадной части дома.

И у меня как раз не было оружия.

Чувствуя себя вором, я быстро открыл незапертую витрину и, придерживая облаченного в доспех манекена, взял меч. Не такой уж он и тяжелый, если не размахивать им час подряд…

Откуда-то дальше по коридору послышался топот, неразборчивые голоса о чем-то переговаривались.

— Кто здесь? — тихо спросил я. Голоса замолчали.

Я бросился туда, откуда только что доносились звуки, с мечом наперевес.

И, пролетая мимо лестницы, на всей скорости врезался в Матильду. Не успел опомниться и даже рта открыть, как меня отбросило на пару метров назад — ноги сами проехались по ковру, я врезался спиной в какую-то картину и едва успел удержать тяжелую раму от падения.

«Берегиня» мгновенно отреагировала — я отпружинил от стены как от батута и через секунду уже снова твердо стоял на ногах.

— Мощно, — сказал я, оценивая колдовство баронессы. «Покров» получился на зависть крепким.

Между мной и Матильдой выросла сотканная из энергии стена. Словно живая, она сверкала бледно-красным светом. Светились яркие прожилки, словно это пульсировали вены. Узнав меня, баронесса мгновенно погасила заклинание.

— Михаил, черт тебя возьми! — воскликнула она и добавила несколько крепких выражений. — Чуть не проткнул!

В этот момент я наверняка смотрелся дико: взъерошенные волосы, помятая и раскрасневшаяся от бега рожа, неправильно застегнутая куртка, да еще и меч в руках.

Баронесса туже затянула пояс шелкового халата, который распахнулся до неприличия и совсем не скрывал волнительных изгибов ее тела. Блин, Миха! Хватит пялиться. Она в конце концов твоя учительница!

Но даже в такой обстановке я на секунду ею залюбовался. Все же повезло мне с преподом. Веселые ночные фантазии обеспечены…

Матильда отдышалась, смерила меня оценивающим взглядом и криво улыбнулась.

— Вижу, ты уже оценил коллекцию моего дедушки, — хмыкнула она, глядя на меч. — Потом обязательно верни на место. Он дорог мне как память.

Я просто кивнул. Извиняться времени не было.

— Ты кричала? — спросил я.

Матильда покачала головой.

— Нет. Я сама проснулась от этого крика.

— Может слуги?

— Вряд ли. Но, кажется, я знаю, кто. Ты здесь не единственный постоялец.

Она направилась вперед по коридору, жестом поманив меня за собой.

— Идем, раз ты все равно вскочил. Хоть познакомитесь.

— Тоже ученик? — предположил я. — Вернее, ученица? Крик был женский.

— Моя воспитанница.

Мы быстро добрались до конца коридора, свернули направо — и я увидел в самом конце свет, лившийся из распахнутых дверей комнаты. Голоса звучали оттуда.

Я опустил меч, но на всякий случай перехватил рукоять покрепче. Черт знает, что там могло происходить.

— Ирэн! — Матильда влетела в покои и сразу же направилась в следующую комнату.

Места здесь было явно побольше, чем в моих скромных апартаментах. Помещение казалось давно обжитым, а обстановка соответствовала остальному убранству дома. Дорого, роскошно, охрененно. Но позолоты и оборок многовато.

— Помощь нужна? — спросил я.

— Нет, — отозвалась баронесса. — Погоди секунду.

Я остановился у дверей, чтобы не мешать.

Мой угол обзора мешал разглядеть происходящее в спальне. Я видел лишь край огромной кровати с баллдахином и суетившихся служанок. Правда, Матильда быстро их отпустила. Проплыв к выходу, женщины легко мне поклонились и скрылись в коридоре. Одна из них, молодая симпатичная девица, задержалась и застенчиво улыбнулась.

— Доброго утра, ваше сиятельство, — поприветствовала она и поспешила за остальными.

А здесь много красоток…

Не спрашивая разрешения, я все же вошел в спальню и тактично кашлянул, привлекая внимание.

— Так что стряслось?

— Все хорошо, — Матильда как раз утешала девчонку. Та спрятала лицо на груди баронессы, и я не смог разглядеть воспитанницу. — Это всего лишь сон, Ирэн. Всего лишь сон.

Я положил меч на стол. Кажется, зря переполошился. Даже стало обидно, что вскочил и носился по дому в такую рань. Мог бы спокойно себе спать дальше.

Воспитанница оторвалась от Матильды и подняла на меня глаза. А затем пронзительно завизжала.

— Это он! — визг оказался таким высоким, что мне едва не заложило уши. — Это он на меня напал!

— Вот блин…

Я тоже ее узнал. То же лицо, которое я видел во сне, когда Оля начала превращаться в чудовище. Это лицо проявилось всего на пару секунд, но я хорошо его запомнил.

Узкое, с резкими скулами, тонким носом и пухлыми губами. Красивое — чувствовалась порода Матильды. И такие же роскошные светлые волосы. Только глаза сейчас не пылали нечеловеческим янтарным светом.

Я попятился, мгновенно активировав «Берегиню». В руке сам вырос «Колобок».

Матильда удивленно на меня уставилась.

— Михаил, что ты творишь?

— Я ее во сне видел! Превращалась в чудовище.

— Нет, это он на меня напал! — продолжала визжать девчонка. — Во сне!

— Ни на кого я не нападал! Ты первая начала!

— Тетушка, он ударил меня «Колобком»! Ментально!

Тааак… Дело принимало неожиданный оборот. Я погасил «Колобка», но оставил «Берегиню», шагнул к Матильде, и девица тут же отползла дальше, словно я был чумным. Выглядела она и правда до жути напуганной. Только вот я никак не мог понять, почему. Вроде как это она была гостьей в моем сне…

— Матильда, послушай, — я решил говорить с наставницей, потому как девчонка явно была не в себе. — Мне снился сон. Странный. Там была моя сестра. Наговорила мне много неприятных вещей, но это не важно. А потом она превратилась в какого-то монстра и вцепилась в меня. Я просто отбивался…

— Все не так было! Он… Я даже имени его не знаю… Он пролез мне в голову, сломал ментальный блок и начал бить «Колобками». Это… Это было больно. Я потому закричала. Матильда, пусть он уедет отсюда!

Этот бред так удивил меня, что я на несколько мгновений замолчал.

— Нет. Я сказал правду.

— Он врет!

— Тихо!!! — баронесса рявкнула так, что висевшая на потолке хрустальная люстра покачнулась. — По порядку. Михаил, давай про сон поподробнее. Это важно.

— Да я все уж рассказал. Сон был неприятный. Дело происходило на родовом кладбище. Семья завтра Петра хоронит, моего страшего брата. Я поначалу даже не понял, что что-то было не так. Думал, подсознание расшалилось… Ну, бывает, что снятся ужасы всякие. Только когда проснулся и услышал крик, подумал, что и на тебя тоже напали. Я ведь даже не знал про эту девицу.

— У этой девицы есть имя, — слезы Ирэн как-то подозрительно быстро высохли, а в голосе появились капризные нотки. — Тетушка, он напал на меня. Ты ведь не оставишь это просто так?

Что-то было не так с этой девчонкой. Похоже, она что-то замышляла, но понять бы, зачем. Благодать в моей крови отозвалась тревогой, да и внутреннее чутье напряглось.

Ладно, поглядим.

Матильда распахнула окно и с облегчением вдохнула холодный воздух.

Ирэн с опаской косилась на меня и явно ждала ответа от наставницы. Нужно было что-то делать. Одно из двух: либо кто-то атаковал нас с Ирэн, заставив обвинять друг друга, либо Ирэн все же лгала. Но зачем ей это? Девчонка явно хорошо здесь обустроилась…

Матильда прикрыла окно, поежилась от холода и плотнее запахнула халат.

— Проведем очную ставку, — заявила она и встала между нами с Ирэн. — Дайте мне руки. Оба.

Глаза девицы округлились. Поначалу мне показалось, что от удивления, но на самом деле это был страх. Но чего боялась Ирэн?

— Что ты собралась делать? — спросила девушка у Матильды.

— Прочитать вашу память. Нужно выяснить, что произошло с каждым из вас, сопоставить факты и сделать выводы.

— Но ты же не менталист!

Матильда криво улыбнулась.

— Каждый, что служил в Тайном отделении, должен знать несколько фокусов. Ментальная магия — не моя специализация, но это не значит, что я забыла, как проводить допрос и смотреть прошлое.

Кажется, этого Ирэн не ожидала. Девчонка инстинктивно отпрянула, когда баронесса протянула ей руку.

— Нет!

— Да что с тобой? — Матильда началатерять терпение. — Ирэн, соберись! Что ты как маленькая?

Я молча протянул правую руку ладонью вверх.

— Мне скрывать нечего. Я сказал правду.

— Знаю, — отозвалась Матильда.

— Откуда?

— Чувствую. Это трудно объяснить. Считай, опыт подсказывает, — она обернулась к Ирэн. — А вот эта юная особа явно что-то скрывает. И хотела бы я знать, почему.

Не спрашивая разрешения, я включил еще один светильник и теперь смог хорошенько разглядеть Ирэн. Ее волосы отливали золотом в теплом свете старинных ламп, а глаза оказались темными, почти карими. Интересная внешность, никогда такой не видел. У всех натуральных блондинок, которых мне довелось встречать, глаза были серыми или голубыми. А тут карие, с янтарными искрами.

Навскидку я бы дал Ирэн лет семнадцать-восемнадцать, но фигуру она явно унаследовала от тех же предков, что и Матильда. Было на что взглянуть, но я старательно отводил взгляд от глубокого выреза ее ночной рубашки.

Ирэн тем временем колебалась, словно хотела что-то сказать, но не решалась.

— Ну же, дорогая, — торопила Матильда. — Я жду.

Девица обреченно вздохнула и снова с опаской покосилась на меня.

— Хорошо, расскажу. Не нужно читать мне память. Но пусть он выйдет.

Наставница обернулась ко мне.

— Михаил, оставь нас на минуту, пожалуйста.

Ох уж эти женские секретики. Ладно, пусть сами разбираются. Я пожал плечами и молча вышел в кубинет, плотно закрыв за собой дверь.

Соблазн подслушать был велик, но я не стал. В конце концов каждая семья имеет право на тайны. Все, что нужно, Матильда расскажет и так. Несмотря на эксцентричность и взбалмошность, баронесса начала казаться мне понимающим человеком, на которого можно положиться. Не мог же Корф отправить меня абы к кому…

— А ты кто такой?

Я не успел толком выйти, как заметил три головы, торчавшие в дверном проеме. Двое парней и еще одна девчонка. Все трое на одно лицо и примерно моего возраста. Тройняшки? И все огненно-рыжие и веснушчатые.

— Я теперь здесь живу, — ответил я, подходя ближе. — А вы еще кто?

Все трое набились в дверной проем, и я увидел, что они были в пижамах и тапках.

— Коля, Боря и Поля, — ухмыльнулся один из тройняшек. — И мы здесь живем. Кто визжал? Опять Ирке кошмар приснился? А звать тебя как?

Я замахал руками, чтобы остановить поток вопросов.

— Михаил Соколов, — я протянул руку и пожал все три по очереди. — Прибыл на обучение к Матильде.

— Ааа… — зевнула девчонка. — Неинтересно…

А вот мальчишки, казалось, наоборот, заинтересовались.

— Тоже поступаешь, значит? — спросил один из них. Заметив мою растерянность, он представился. — Я Боря. Видишь шрам над бровью? Так нас можно различить.

— Спасибо, — улыбнулся я. Этой непосредственности и простоты мне не хватало. — Вы родня?

— Нее, мы Сперанские. Наши родители — друзья баронессы.

Из спальни тем временем доносились звуки разговора на повышенных тонах. Матильда явно чем-то возмущалась, тонкий голосок Ирэн пытался оправдаться.

— Я боялась! — услышал я крик воспитанницы.

Потом они перешли на шепот, и я снова не смог ничего разобрать. Тройняшки на цыпочках подкрались к двери спальни. И только они приготовились подслушивать, как двери спальни распахнулись. Матильда влетела в кабинет как фурия.

Поля тихо пискнула, и Боря закрыл ей рот ладонью.

— Эээ… Что случилось-то? — удивился я.

Баронесса явно была в гневе, а Ирэн не выглядела ни виноватой, ни напуганной. Глаза обеих дам метали молнии, но Матильда быстро взяла себя в руки.

— Случилось то, что моя любимая племянница изволила нарушить закон в моем же доме! Это она влезла к тебе в голову, Михаил. Воспользовалась тем, что у тебя была ослаблена ментальная защита, проникла в память, наслала сон и попыталась тебя запугать.

Вроде бы мне следовало разозлиться, но гораздо интереснее было узнать причину.

— Это у вас так тут принято веселиться и встречать новеньких? — съязвил я.

Матильда обернулась к Ирэн и только сейчас заметила тройняшек.

— Так, а вы что здесь забыли? — нахмурилась она.

— Ну так это… Кричали… — смутился Коля.

— Нам стало интересно… — добавила Поля.

— Так, Сперанские, все марш по кроватям! Бегом, вперед!

Тройняшки тяжко вздохнули и поплелись к выходу. Но я был уверен, что они остались подслушивать.

Матильда обернулась ко мне.

— Моя племянница нижайше просит прощения у вашего сиятельства, — в голосе наставницы звенел металл. — Я буду признательна, если вы, Михаил Николаевич, не дадите хода этому делу.

— Не дам, — пообещал я, — но только если Ирэн расскажет, зачем это сделала. Сама.

Баронесса холодно улыбнулась.

— Давай, дорогая. Расскажи. Я хочу, чтобы ты поняла цену последствиям своих необдуманных действий.

Ирэн потупила взгляд.

— Я тоже поступаю в Аудиториум в этом году. Конкурс высокий, а нас тут и так уже четверо… И я хотела заставить тебя… вас отказаться от вступительных испытаний. Думала, если запугаю как следует…

Серьезно? Эта деваха залезла мне в голову без разрешения и намудрила там всякого только потому, что боялась конкуренции?

Вместо ответа я просто рассмеялся. Нервно, напряженно. Мда. Ну и влип.

— Ну что ж, приятно знать, что кто-то считает меня серьезным противником.

Матильда, однако, моего веселья не разделила. Строго взглянув на племянницу, она проговорила:

— Сейчас все по кроватям. Подъем в семь, дальше завтрак. Наказание для Ирэн я придумала. С завтрашнего дня индивидуальные занятия для тебя прекращаются. Больше никаких поблажек и милостей. Отныне вы будете тренироваться в паре с Михаилом.

В коридоре раздался смешок.

— Сперанские! — рявкнула Матильда. — Я вас слышу!

Ирэн молча кивнула и уставилась на меня.

— Как пожелаете, тетушка.

«Ты об этом пожалеешь», — услышал я ее голос в своей голове.

Глава 10

Бой здоровенных напольных часов разбудил меня ровно в шесть.

Проснувшись, я не сразу понял, где находился, и понадобилось немного посидеть, глядя в одну точку, чтобы собраться с мыслями.

Итак, Миха, мы влипли по-крупному. Прошло меньше суток с того, как я очнулся в чужом теле, а событий произошло столько, что хватило бы на целый фильм.

Сонливость никак не хотела уходить, да и Благодать подсказывала, что я недостаточно восстановился после вчерашних приключений. Но вряд ли баронессе было до этого дело.

Матильда все же оказалась вменяемой, хотя мне было сложно воспринимать наставницей даму, столь открыто демонстрировавшую свою женскую красоту. Выдающуюся во всех смыслах. В прежние времена я бы не реагировал так бурно, но здесь мне досталось тело вчерашнего школяра с явным спермотоксикозом. И каждый раз при взгляде на Матильду мне болезненно сводило низ живота. Спасали только дисциплина и самоконтроль.

И спорт. С тоской взглянув на дверь ванной, я упал отжиматься. Нет уж, я превращу этого задохлика в нормального мужика.

Раз, два… Пять… Десять…

Отдых. Снова подход. Уже пятнадцать — отлично для такого дрища. И еще раз… Двадцаточку…

Отжимания, пресс, приседания… Так прошел час.

— Ну, для начала неплохо, — прохрипел я, развалившись на ковре. Мышцы взвыли болью от непривычной нагрузки. Впрочем, я думал, будет хуже. У графчонка все же был потенциал.

Надеюсь, в этом особняке есть спортзал. Должна же Матильда как-то держать в тонусе свою аппетитную задницу.

Не успели часы отбить семь ударов, как в дверь аккуратно, но требовательно постучали.

— Проснулись, ваше сиятельство? — раздался приглушенный женский голос.

Незнакомый.

— Ваше сиятельство?

Я с трудом поднялся и накинул халат. Сунув ноги в мягкие тапки, открыл дверь и увидел приятную девушку в ярком платье. Но на горничную она не походила: слишком узкая юбка. В таком делать работу по дому неудобно. Да и одета она была слишком странно для простой служанки — те носили какие-то невнятные серо-коричневые наряды. А эта симпатяжка явно хотела привлекать к себе внимание. Прическа, макияж, украшения…

Личная помощница Матильды?

— Доброе утро, ваше сиятельство! Их благородия Штоффы и их сиятельства Сперанские ждут вас к завтраку, — улыбнулась гостья и присела в подобии реверанса.

— Доброе, — зевнул я. — Скоро буду, только ополоснусь.

Стоя в душе, я вспоминал ночной инцидент и обдумывал, как вести себя дальше.

Ирэн явно пошла ва-банк: с первого дня решила меня запугать, а когда дело приняло неожиданный оборот, стала угрожать. Ее Благодать была очень сильна — возможно, ранг шестой. Да еще и менталистка… Память прежнего Миши подкинула пару воспоминаний об умениях этих ребят морочить голову и вскрывать сознание, да и самиздатовская книжка изобиловала опасными заклинаниями… Нужно поискать надежные способы ментальной защиты.

Как бы то ни было, жалеть Ирэн я не стану. Сунется ко мне в голову еще раз — придумаю что-нибудь помощнее «Колобка», чтоб не повадно было. И не посмотрю, что благородная. Никакой пощады избалованным аристократкам.

Когда я вышел в коридор, девушка все еще была там. Стояла, прислонившись к стене, и явно чего-то ждала.

— От меня что-то нужно? — спросил я.

Девушка снова улыбнулась и поправила платок, повязанный на манер галстука.

— Я здесь, чтобы сопроводить ваше сиятельство к завтраку. Однако прежде есть одно небольшое дело. Прошу за мной, Михаил Николаевич.

Что я, маленький что ли? Сам не доберусь? Но я решил не грубить девице. В конце концов наверняка это ее работа.

— Как вас зовут? — спросил я, пока девушка вела меня по коридорам.

— Ефросинья Петрова, ваше сиятельство. Я не аристократка.

— Это я уже понял, — кивнул я, отметив, что она была напрочь лишена Благодати. — Красивое имя. Старое, редкое.

— Не такое уж и редкое вне Петрополя. Но спасибо, ваше сиятельство. Мне его дали в честь бабушки.

— Давно здесь служите?

Ефросинья явно удивилась моему интересу — так, что даже замедлила шаг.

— В шестом поколении, а может и дольше, ваше сиятельство. Как крепостных распустили, моя семья осталась на этих землях. Накопили денег, выкупили гектар, обустроились. А когда здесь обосновались Штоффы, мы стали на них работать.

— И как работается у баронессы?

— Мне не на что жаловаться, — снова улыбнулась Ефросинья. — Место непыльное. В господском доме служу, получила образование.

— А на кого учились?

Девушка поймала мой взгляд, и я заметил, что в ее глазах загорелись страстные огоньки. Пусть никакой Благодатью она не была наделена, но точно любила свое дело. Каким бы оно ни было.

— Моя специальность — красота, ваше сиятельство, — с гордостью ответила Ефросинья. — Прически, макияж, подбор одежды. Их благородия очень ценят мои навыки, даже отправляли стажироваться в Константинополь и Мадрид. Я готовлю их благородий к приемам, слежу за гардеробом и сотрудничаю с портными. Матильда Карловна сказала, что, если у меня и дальше так хорошо пойдет, то даст мне ссуду, чтобы я однажды открыла собственный салон.

От перечисления обязанностей Ефросиньи я начал клевать носом.

— Верю, что вы в этом хороши, но от темы я далек. Извините.

— Вам и не нужно беспокоиться о таких вещах, Михаил Николаевич. А вот мерки с вас снять я должна. Прошу в мою мастерскую.

— Зачем мерки? — удивился я.

— Ну как же… Через неделю в Аудиториуме будет смотр абитуриентов. Мероприятие пусть и формальное, но очень торжественное. Кандидатов встречают по одежке. И Матильда Карловна уж точно не допустит, чтобы ее воспитанники выглядели как оборванцы. Ведь вы представляете не только свой род, но и наставницу… Причем на вашем месте я бы делала акцент именно на личности ее благородия.

Я резко остановился, и Ефросинья удивленно на меня обернулась.

— Почему? Она баронесса, а я — сын графа. Насколько мне известно, мой род стоит выше.

Девушка подняла на меня печальные глаза.

— Я очень сочувствую вашему положению, Михаил Николаевич. Искренне переживаю, клянусь Господом, — вздохнула она. — Но вы же понимаете, что черная перевязь на гербе закрывает для вас многие двери…

— Но мы все еще графья, — настаивал я.

— Формально это так. Однако слава вашего рода, увы, идет впереди вас. Де-факто вас не желают видеть в высшем обществе и ровней себе не считают. Увы, вам еще не раз придется прочувстовать это, Михаил Николаевич. И мне бесконечно жаль, что потомки вынуждены расплачиваться за глупость предков.

Я замолчал, обдумывая слова Ефросиньи. Девица, видимо, и правда хорошо разбиралась в перипетиях высшего света. Хорошо бы с ней подружиться и порасспрашивать о том, что меня ждет. Мишка, олух, и этим совсем не интересовался.

Зато это хоть немного объясняло, почему с членами моей семьи остальные аристократы вели себя недостаточно почтительно.

Не ровня, вот как.

Еще посмотрим, кто кому станет кланяться.

— Репутация важнее всего, Михаил Николаевич, — безапелляционным тоном заявила девушка. — По крайней мере в мире аристократии. Прошу, поторопитесь.

Я уловил свое отражение в одной из витрин с редкостями. И чем этих женщин не устраивала моя форма? Лучше б учили получше, ей богу.

— Только побыстрее, — потребовал я, когда Ефросинья распахнула передо мной дверь кабинета. — Не люблю возиться с тряпками.

Стилистка тяжело вздохнула и взялась за сантиметровую ленту.

— Очень жаль, Михаил Николаевич. У вас хорошие данные. И я непременно выгодно их подчеркну…

* * *

Отделаться от Ефросиньи оказалось той еще задачей. «Стилистка» вцепилась меня как доберман в ногу неудачливого вора. Суетилась, измеряла, что-то записывала в толстую тетрадь. Из ее кабинета я вывалился только спустя добрые полчаса. Интересно, Матильда отправит счет моей семье за эту услугу?

Пришлось изрядно поплутать, чтобы отыскать Малую столовую. К этому моменту я настолько осатанел от голода, что просто шел на запах свежего хлеба.

— Доброе утро, Михаил! — поприветствовала Матильда, когда я наконец-то попал в нужную дверь.

Баронесса уже закончила завтракать и наслаждалась кофе в окружении воспитанников. Рыжеволосые Коля и Боря уплетали сырники за обе щеки, сражаясь за мед и сметану. Поля меланхолично лила варенье в кашу и даже не обернулась. Ирэн жевала лист салата из какого-то диетического блюда и злобно на меня зыркнула.

«Это утро не будет для тебя добрым» — услышал я ее голос в своей голове. — «Пожалеешь, что родился».

Но сейчас угрозы наглой девицы меня не интересовали.

— Прошу прощения за опоздание, — не спрашивая разрешения, я отодвинул стул и хищно уставился на еду. — Меня задержали.

— Знаю, — улыбнулась Матильда и подвинула ко мне корзину с хлебом и блюдо с мясной нарезкой. — Налегай. Сил сегодня понадобится много. Яичницу?

— Тащите все, что есть!

Наставница коротко хохотнула и позвенела колокольчиком.

Пока слуги суетились с горячим, я налегал на бутерброды и только успевал прихлебывать кофе. Когда я приканчивал третью башню из батона, колбасы и сыра, уже знакомый мне лакей торжественно внес чугунную сковородку с дымящейся глазуньей.

— Спаси тебя бог, Василий, — выдохнул я и накинулся на яичницу.

Братья наконец-то разобрались с сырниками и удивленно пялились на меня, пока я разделывался с блюдом.

— Ты как будто сто лет не ел, — поразился Боря.

— С прошлой жизни, — ответил я, вытерев остатки желтка куском хлеба.

Вот теперь хорошо. Вот теперь можно воевать. Хотя для начала поспать бы…

Матильда налила себе еще кофе и вопросительно взглянула на меня. Казалось, Ирэн она демонстративно не замечала. Обиделась на племянницу за ночную выходку? Что ж, возможно, это будет мне на руку.

— Расскажите мне об Аудиториуме, — попросил я, добавляя молоко в кофе. — Так уж вышло, что раньше я совсем не интересовался этим факультетом. Низкий ранг, сами понимаете… Никто не предполагал, что дар проснется.

Матильда пристально на меня взглянула, и мне показалось, что она каким-то образом выяснила мою тайну. Но говорить об этом в присутствии других воспитанников не хотела.

— Что именно ты хочешь знать? — спросила она.

— Всё.

— Это будет долгий рассказ, — усмехнулась баронесса. — Задавай вопросы, Михаил. Хотя сперва расскажи, что сам знаешь об Аудиториуме.

— Ну… Знаю, что факультет закрытый. Что там учатся только наделенные Благодатью аристократы. Это вроде как трамплин в высшее общество. И, судя по всему, вступительный экзамен туда довольно сложный.

— И всё? — вытаращился на меня Боря. Его сестра наконец-то оторвалась от варенья и уставилась на меня так, словно впервые увидела.

— А… Привет. Михаил, да?

— Ага. И тебе доброго утра, Поля.

Девчонка мгновенно потеряла ко мне интерес и снова уткнулась в тарелку с кашей. Украдкой заглянув в нее, я увидел, что она чертила ложкой на овсянке какие-то странные знаки. И они… светились. Поля шевелила губами и снова настолько углубилась в свою странную работу, что не замечала ничего вокруг.

— Что это? — кивнув на кашу, шепунл я Боре. — Она всегда такая?

Борис мотнул рыжей головой.

— Не вникай. Полька — будущий артефактор. Уже неделю пытается зачаровать тарелку, чтобы в ней не заканчивлась каша.

— Вроде скатерти-самобранки?

— Ну почти. Скорее рог изобилия.

По крайней мере здесь хоть кто-то пытался сделать что-то полезное. Тарелочка-то пригодится в походах…

— Михаил! — позвала Матильда. — Я задала тебе вопрос.

— Извините, прослушал.

Баронесса укоризненно покачала головой.

— Я спрашивала, много ли ты знаешь о вступительных испытаниях на факультет.

— Нет. Говорю же: у нас в семье давно никто и не помышлял об Аудиториуме, — тут мне даже врать не пришлось. — Рангом не вышли.

— Ну еще бы. С вашим-то позорным гербом, — заносчиво проговорила Ирэн.

— Ирка, замолчи! — шикнул на нее Коля и замахнулся ложкой. — Так ты тот самый Соколов? Из рода без Осколка?

— Ага.

— Тихо, господа, — шикнула Матильда. — Да, наш новый воспитанник… по-своему уникален. Тем интереснее будет с ним работать. Мы не знаем, какие секреты таит его сила. В Аудиториум Магико отбирают только аристократов, наделенных Благодатью. Не ниже восьмого ранга. Обучение — четыре года, если это первое высшее образование. Два — если второе. И там полный пансион.

— То есть придется там жить? — уточнил я.

— Ага, — кивнул Боря. — Даже если ты сам из Петрополя или его окрестностей, все равно поселят в местную общагу. Ну, называется она как-то пафосно и красиво, но на деле обычная общага. Только богатая.

Понятно. Чертов Хогвартс.

— И чему там учат?

— Как чему? — удивился до этого молчавший Коля. — Обуздывать дар. Создавать заклинания и применять их. Кто-то становится целителем, кто-то учит боевые аспекты… Да много чего. Смотря к чему у тебя склонность.

Понять бы еще, что я вообще из себя представляю в магическом плане…

— Ясно, — отозвался я. — Так что со вступительными? Почему все их так боятся?

— Да нечего там бояться, — отмахнулся Боря. — Никто ведь от этого не умирает. Так, опозоришься и домой поедешь. И все.

Матильда поставила пустую чашку и откинулась на спинку стула.

— У Аудиториума довольно длинная история. Это было первое учебное заведение, где начали заниматься одаренными. И сперва Аудиториум был скорее военной школой.

— Вроде престижного полка?

— Да. Только вместо маршей там создавали и учили заклинания. Впрочем, они оказались настолько смертоносными, что теперь при армии Его Императорского Величества существуют отдельные Благодатные корпуса. И в первые годы правила поступления были гораздо суровее.

— Слышал, поначалу там умирали, — вспомнил Коля.

Матильда кивнула.

— Верно. Пока Благодать оставалась недостатоно изученной, случались… инциденты. Теперь вступительные экзамены полностью безопасны.

— Ну хорошо, было дело, люди калечились, — все еще не понимал я. — А сейчас-то почему все уши прижимают, когда упоминают Аудиториум?

— Боятся не покалечиться, Михаил, — вздохнула баронесса. — Абитуриенты и их родня боятся позора неудачи.

— Но если конкурс высокий, это неизбежно.

— Именно. Ставки очень высоки. Особенно тяжело приходится выходцам из знатнейших семейств. Если какой-нибудь княжич провалит вступительные, весь его род станет посмешищем.

— Потому они готовятся к поступлению в Аудиториум с пеленок, — вмешалась Ирэн. — И у тебя, Михаил, нет шансов.

— Свое мнение ты уже доходчиво изложила, — огрызнулся я. — Не утруждайся напоминать.

Ирэн высокомерно фыркнула и принялась тянуть какой-то сок через трубочку.

Ну и сучка. Давно таких стерв не встречал.

Матильда наградила племянницу тяжелым взглядом.

— Хочу напомнить, что в этом доме, пока все вы являетеесь моими воспитанниками, ваши титулы ничего не значат. Граф, брон, хоть сам князь — не важно. Вы — юные недоучки, еще не доказавшие свою профпригодность. И отношения у всех вас — на равных. — Матильда обвела силящих за столом долгим взглядом и кставилась на Ирэн. — Понятно?

— Да, — отозвалась племянница и поджала губы.

— Отлично. Вступительные испытания состоят из трех этапов, — продолжила наставница. — После подачи документов и подтверждения ранга Благодати абитуриентов разбивают на команды. Затем отвозят на Полигон — это большая территория далеко за городом.

— Зачем так далеко? — удивился я. — В войну что ли играют?

— Почти. Старая традиция — полевые испытания. Кроме того, так безопаснее для мирного населения. Рядом с Полигоном нет сел и деревень. Первый этап — сражение команд друг с другом. Победители проходят дальше. Проигравшие, увы, уезжают домой.

— Как-то странно звучит. Если кто-то в команде откровенно слаб, то из-за него проигрывают все? — удивился я.

— Во-первых, команды формируются не просто так. Силы сбалансированы. Во-вторых, обязательное умение для наделенного Благодатью — работа в команде. Так проверяют, кто способен быть лидером, насколько будущие ученики готовы помогать друг другу и так далее…

— Ладно, допустим, — согласился я. — А что дальше?

— Дальше командам предстоит сражение со студентами-старшекурсниками. И это непросто. Раньше смертоубийства чаще всего случались именно на этом этапе.

— А третий этап?

— Каждый раз разный. Никто, кроме преподавателей, не знает. Все объявляют в последний момент.

Я долил в чашку остатки остывшего кофе и задумчиво уставился на светлую пенку.

— Значит, до конца подготовиться все равно невозможно.

— Ага, — отозвался Коля. — Сколько ни готовься, все равно есть шанс, что провалишься.

— И сколько всего набирают на курс?

— Сто человек. Каждый год. Заявления подают не меньше тысячи. Империя-то большая, Осколков тогда раздали много. — Матильда прозвенела в колокольчик. — Ладно, господа воспитанники, пора идти на занятия. Доедайте-допивайте.

Наставница поднялась из-за стола, достала сигарету и направилась к окну.

Я залпом выпил остатки кофе и почувствовал, как что-то зашевелилось во рту. Что-то странное щекотало язык. Я тут же выплюнул глоток обратно в чашку.

— Твою мать!

На дне чашки шевелил усами здоровенный рыжий таракан-прусак.

Ирэн заливисто расхохоталась. Я моргнул и снова уставился на дно чашки — ничего. Иллюзионистка хренова.

Ну ладно.

Я уставился на стакан с вишневым соком, который она держала в руках. Обратился к Благодати и сконцентрировал внимание на хрустале. Вдох. Выдох.

Сейчас!

В этот удар я вложил всю волю. Хрусталь взорвался в руке Ирэн, сок взметнулся фонтаном, окатив наглую девицу. Досталось и идеальной прическе, и старательно наложенному макияжу, и роскошной белой блузке.

Ирэн завизжала от неожиданности.

— Аааааа!

— Господи, да что с вами такое? — рявкнула Матильда. Так и не успев прикурить, она бросила сигарету и подлетела к нам. — Михаил, зачем?

— За таракана в чашке, — спокойно ответил я. — Буду отвечать каждый раз, пока не угомонится. Раз уж мы равны.

Ирэн продолжала визжать, и баронесса сильно стиснула ее плечо.

— Вы оба мне надоели. Хотите выяснить отношения — я это устрою, — прошипела наставница. — Оба — марш на Полигон за домом. Сейчас же!

Глава 11

Я уставился на Матильду.

— Вы предлагаете дуэль?

— Я хочу, чтобы вы наконец-то решили, кто круче, и успокоились, — отрезала баронесса. — Если по-другому не можете разобраться, значит, будете драться. Разумеется, только при помощи Благодати. Физический контакт запрещен.

Я пожал плечами.

— Странное предложение, но меня устраивает.

— Это не предложение, Михаил. Это приказ, — отрезала наставница.

Тройняшки затихли, предвкушая бурю. Только Поля встрепенулась и непонимающе переглядывалась с братьями.

— А что…

Коля и Боря зашикали на открывшую было рот сестру.

— Тссс!

Ирэн смахнула осколки стакана на пол и поднялась, хрустнув каблуками по стеклу.

— Мне нужно переодеться, — сказала она. — И да, я тоже согласна. С удовольствием надеру зад этому полуграфу.

Я вздохнул и покачал головой. Мда, эта девка вообще без тормозов.

— Ирэн, не позорь семью, — сказал я. — Хочешь сразиться — от драки бежать не стану. Никогда не бегал и сейчас не испугаюсь. Только у меня есть условие.

Девчонка заносчиво вздернула подбородок.

— Ну?

— Если проиграешь, выполнишь мое желание. Любое.

— Прямо так и любое? — криво усмехнулась девушка.

Я поймал красноречивый взгляд Матильды.

— В рамках приличий, разумеется.

— Хорошо, — на удивление легко согласилась Ирэн. — Но если проиграешь ты, то обяжешься сделать то же самое. Одно желание. Конечно же, в рамках приличий.

Она сладко улыбнулась, явно предвкушая триумф. Но это мы еще посмотрим.

— Идет, — пожал плечами я.

Баронесса не вмешивалась в наш разговор, но, когда договоренности были установлены, кивнула Сперанским.

— Вы слышали.

Тройняшки кивнули.

— Ага!

Кажется, под столом зашелестели купюры. Ни за что не перепутаю хруст налички. Они что там, втихую ставки делали?!

— Василий, принеси, пожалуйста, сменную одежду для Ирэн, — распорядилась Матильда. — Сперанские — марш утепляться и бегом на улицу. Поможете мне установить Периметр.

Коля, Боря и Поля сорвались из-за стола так быстро, словно их ветром сдуло. Ирэн дождалась горничных с вешалками и удалилась в соседнюю комнату переодеваться.

— И не смей подглядывать!

— Делать мне больше нечего, — огрызнулся я.

Когда слуги убрали со стола, Матильда принесла пепельницу, устало опустилась на стул и наконец-то закурила. Я сильнее распахнул окно, чтобы выпустить слишком тяжелый ароматизированный дым. Виноград или вишня. Вкусно, но уж слишком вонюче.

— Не подумайте, что я испугался, но не слишком ли жестокие методы? — спросил я. — И разве дуэли не запрещены?

— Разрешены взрослым аристократам при условии равного ранга Благодати, — отозвалась наставница. — Император в этом плане поступил мудро. Понимал, что все равно поединки продолжатся, хоть ссылай в Сибирь, хоть в тюрьму сажай. Поэтому дуэли аристократам позволили, но с рядом жестких условий и ограничений. Однако вам с Ирэн нет восемнадцати…

— Тем более. А если я ее покалечу?

— На твоем месте я бы больше опасалась за себя, — улыбнулась Матильда. — Эта девица с малолетства под моей опекой. Да, я не научила ее и половине того, что умею сама, но Ирэн хорошо подготовлена. Ты же — самородок. К тому же у тебя ранг просел.

— И все же вы настаиваете на том, чтобы мы сразились…

— Потому что вам все равно придется драться на вступительных в Аудиториум. И чем раньше привыкнете к этому, тем лучше. Считай это одной из множества грядущих репетиций. Твои новые однокашники уже давно швыряются друг в друга косами.

Матильда говорила так просто и спокойно, словно обсуждала меню на обед. А ведь она сталкивала меня с человеком, который был ей дорог… Почему так? Мне казалось, что любящая наставница должна оберегать птенцов. Но у Матильды фон Штофф явно были иные взгляды на воспитание. И уж точно не материнские.

Или она задумала что-то, чего я пока не понимал?

— И вас не смущает, что силы не равны? — уточнил я.

Матильда задумчиво на меня взглянула.

— Я бы не была в этом так уверена. Да, ранг просел, но ты все еще полон сюрпризов, Михаил Соколов. И я хочу понять, на что ты способен. Того, что я увидела в лесу, недостаточно, хотя это было весьма впечатляюще. Я пока не понимаю, как работает твой дар, а ведь на службе видела немало наделенных Благодатью. Твоя сила отличается от того, чем обладают другие ребята. Мне сложно описать это словами, но я словно чувствую в ней совершенно другую глубину. Как будто в твоих венах течет не только мощь утраченного Осколка, но и нечто иное. — Баронесса выдохнула тонкую струйку дыма. — Я не встречала подобного. Да и Вальтер не присылает ко мне абы кого. Поэтому…

— Буду подопытным кроликом, — улыбнулся я.

— Вроде того. Тебе и самому полезно выяснить, чего ты стоишь.

— Спорить не буду.

— Да расслабься ты, Михаил, — Матильда потушила сигарету и спрятала зажигалку в карман. — Умереть или сильно покалечиться я никому не дам. И очень надеюсь, что у тебя получится сбить с Ирэн спесь. К сожалению, я слишком поздно осознала, насколько ее избаловала. Девочка росла почти без участия родителей, но в роскоши. Это портит характер.

Я понимающе хмыкнул. Был у меня в школе такой «золотой» мальчик. Тот еще ублюдок. А родители вместо того, чтобы пару раз как следует выпороть мерзавца и перекрыть финансовый краник, только откупались от его жертв. Однажды этому козлу все же от меня прилетело — так вой стоял на весь район. Подумаешь, дал в морду. Он давно нарывался, а тогда еще и получил за дело. Только проблемы почему-то после всего этого были у меня…

Но с Ирэн все казалось сложнее. Во-первых, она была девчонкой, а я на женщин рук не поднимаю. Во-вторых, аристократкой. Пусть она не считала меня ровней, но я должен был хотя бы пытаться сохранять лицо и честь семьи. В-третьих, из нее явно могла выйти отменная менталистка — черт знает, что она могла придумать и как задурить мне голову.

Хорошо бы показать ей силу, напугать как следует и заставить прикусить язык. Мне этого хватит, чтобы нормально учиться. Чай, не детей вместе крестить.

И последнее сейчас напрягало меня больше всего… Я не знал, как сражаться с менталистами. Сопротивление Корфу не в счет.

— Мне нужно наверх, — сказал я и торопливо направился к выходу. — Накину куртку потеплее.

— Ждем внизу, — кивнула Матильда.

Я бегом помчался в свою комнату. Куртка — это хорошо, но мне была нужна книга. Я вроде бы видел перед сном заклинание ментального барьера. Пусть не успею его отработать и заучить, но хотя бы попытаюсь понять, как его создавать.

Влетев в свои покои, я бросился к шкафу, мельком отметив, что здесь уже поработали горничные. Прибрались, поменяли полотенца, даже зачем-то сменили цветы в вазе. Все вещи достали из моей походной сумки, почистили и развесили в шкафу. Храни бог этих женщин.

Найдя нужную книгу, я принялся листать страницы.

— Так… «Жар-птица», «Водяной», «Кладенец», «Целина»…

Все не то.

Но было ведь! Точно видел. Если, конечно, мне это не приснилось.

Я снова, уже быстрее, листал страницы и бегал глазами по строкам.

«Лихо» — разрушительное заклинание, не то. «Морозко» и «Снегурочка» — тоже нет. Оба работают с холодом. «Жабий камень» — исцеляющее заклинание от отравлений. Ближе, но тоже нет. Тааак… «Берегиня», «Покров» — уже ближе…

— Есть! — Я подбежал к окну, чтобы поймать свет, и начал читать вслух. — «Шлем» — заклинание ментальной защиты, поглощающее атаки Благодатью на разум.

То, что доктор прописал.

— Застыть на месте, положить левую ладонь на лоб, правую — на затылок. Сконцентрировать силу Благодати в ладонях и начать медленно вести ладонями к макушке, по направлению друг к другу. Затем провести ладонями от макушки к левому и правому уху и спуститься к шее, сомкнув пальцы под подбородком. Проделывать все это, перераспределяя Благодать по линиям, проведенным ладонями, затем заполнить благодатью пространство между линиями и замкнуть заклинание.

Мда, вроде и просто, а что-то подсказывало, что получится не сразу. Я попробовал повторить прочитанное. Закрыл глаза, сконцентрировался, обратился к силе. Пальцы тут же вспыхнули слабым свечением. Судя по цвету, все еще десятый ранг. Дерьмово, но выбирать не из чего.

Медленно и аккуратно я повторил все в точности как гласила книга. И… Ничего.

Да что ж такое?

Кто-то настойчиво забарабанил в дверь.

— Ваше сиятельство!

Я торопливо захлопнул книгу и подхватил куртку.

— Иду!

В коридоре меня ждал лакей по имени Василий — спонсор лучшей яичницы на свете.

— Их благородия заждались, — сухо напомнил он.

— Бегу-бегу. Не провожай, сам доберусь. Так быстрее.

— Как пожелает ваше сиятельство.

Со всех ног я бросился по коридору и уже на лестнице услышал возбужденные голоса. Тройняшки активно жестикулировали и о чем-то спорили. Увидев меня, Боря принялся тыкать пальцем в мою сторону.

— А мы уж думали, что ты перепугался.

— Куртку чистил, — солгал я.

— Аааа…

— Ну что, идем? — Матильда выплыла из боковой комнаты — в ботфортах и кожаном плаще, да еще и с кокетливо повязанным шарфом, нисколько не защищавшем глубокое декольте от холода. За ней плелась Ирэн в форме, похожей на мою собственную — высокие ботинки, плотные штаны, футболка и куртка, только волосы завязала в хвост. — Все готовы?

Я кивнул.

— Показывайте ваш Полигон. Побегаем, согреемся.

— Да что его показывать? Ты же тогда, ночью, видел поле за лесом. Это и есть Полигон. — Матильда распахнула входную дверь и вышла на улицу. — В машину!

Напротив входа был припаркован забавный микроавтобус — внебрачный сын родной моему сердцу «буханки» и фольксвагеновского хиппимобиля. Такой же округлый, в стиле ретро, но только сверкавший хромированными элементами и очень ухоженный. И вместе с тем было в нем что-то грубоватое, кондовое. Явно полная механика — ничего другое под задницами «благодатных» товарищей бы не завелось.

И все бы ничего, но авто зачем-то выкрасили в вырвиглазный ярко-алый цвет.

— Классное авто, — похвалил я, присматриваясь к обтекаемым линиям.

— «Вереск», — хмыкнула Матильда, забираясь за руль. — Семейная серия. Спецзаказ.

— Сразу видно, что ваш, — усмехнулся я.

Матильда широко улыбнулась.

— Люблю красный, ничего не могу с собой поделать.

Водила баронесса уверенно, да и тачка оказалась довольно комфортной вопреки довольно странному внешнему виду. Мы выехали на грунтовку, обогнули поместье, и я наконец-то смог разглядеть угодья Матильды. Местность равнинная, череда лесов и полей, узкая речка и пара озер или прудов. Ничего интересного, к тому же листья уже облетели, а трава пожухла. Обычная суровая северная природа.

«Вереск» вырулил на поле, и Матильда заглушила двигатель.

— На выход!

Боря открыл дверь микроавтобуса, помог сестре спуститься, следом выскочили Коля и Ирэн. Я вышел последним и внимательно огляделся.

Поле оказалось не таким уж и пустым. Почти ровное, но по нему были раскиданы невысокие остатки каменного забора. Кое-где виднелись большие валуны, какие часто выкорчевывали у меня в родных краях, возле Ладоги. Еще я заметил руины какой-то постройки из красного кирпича. Походило на церковь, только не нашу, православную, а на лютеранскую кирху — обломки высокого шпиля темнели на фоне низкого свинцового неба, ребра перекрытий походили на останки древнего чудовища.

— Что это за место?

— Старая церковь, — отозвалась Матильда. — Осталась еще с тех времен, когда здесь жили бывшие подданные кайзера.

Значит, чутье меня не подвело.

— А почему не отстроили? Красивая же была, наверное.

— Зачем? Мой род давно уже православный, да и немцы здешние уже двести лет как обрусели. Церковь долго приходила в упадок, а потом там и вовсе пожар случился, полста лет назад. Место оскверненное. Самое то для Полигона. Но вы туда лишний раз не суйтесь — опасно. Того и гляди развалится окончательно. Да и вообще под ноги смотрите — целее будете.

— Понял.

Ирэн тем временем по-хозяйски оглядела окрестности, сняла куртку и осталась в одной обтягивающей футболке. Без лифчика… Закрыв глаза, она тут же активировала «Берегиню» — ее тело охватило легкое янтарное сияние.

— Не замерзнешь? — не удержался я.

— Еще и тебе зад поджарю, не волнуйся.

Не знаю, что это было — попытка обеспечить себе свободу движений или сбить меня с толку роскошными формами. Если Ирэн надеялась на второе, то здесь ее ожидало разочарование — ее бюст сейчас меня не интересовал. В конце концов я смог бы получить это в случае выигрыша. При определенных обстоятельствах.

Кроме того, самой вкусной наградой для меня сейчас стал бы ее проигрыш. И дело было не в том, что я считал Ирэн достойным противником. Считал, конечно, и трезво оценивал свои шансы. Но я хотел доказать себе и остальным, что черная полоса на гербе — не приговор. Путь к восстановлению репутации должен начинаться с малого. Пусть даже с такого несерьезного поединка.

Черт, а ведь я и сам не заметил, как загорелся азартом. Потерев озябшие руки, я воззвал к силе и запустил «Берегиню».

— Объясняю правила. Слушать внимательно, — подошла к нам Матильда. — Мы со Сперанскими установим Периметр, внутри которого вы сможете свободно перемещаться и применять любое заклинание. Периметр не прорывать. Здесь нет мирного населения и чужой собственности, но очередные обугленные деревья или мертвые звери мне в собственных владениях не нужны. Это понятно?

Мы с Ирэн молча кивнули.

— Далее. Я разрешаю использовать из боевых заклинаний «Косу», «Жар-птицу» и «Колобка». Для лечения допускаются «Живая» и «Мертвая» воды. Из защитных даю добро на «Берегиню», «Покров» и «Шлем».

— А из ментального что можно? — елейным голосом спросила Ирэн.

Матильда смерила ее суровым взглядом.

— «Баюн» и «Алконост».

— «Сирин» нельзя? — надула губы девица.

— С ума сошла? Дурачком его на всю жизнь оставить хочешь?

— Да он и так вроде не самый одаренный…

— Никаких «Сиринов»! — с нажимом сказала баронесса.

— Я могу совсем легко…

— Нет! А если учую — сразу останавливаю бой и записываю тебе проигрыш. — Матильда нависла над воспитанницей. — Поняла меня?

— Поняла.

— Славно. Из дополнительных можете использовать «Скороход».

— Что считать победой? — спросил я.

— Проиграл тот, кто первый упадет на землю — от перерасхода Благодати, усталости или ранения. Насчет ран не волнуйтесь — быстро заштопаем. Однако силы берегите.

Наставница отпустила нас и подозвала к себе всех Сперанских. Пока они тихо переговаривались, очевидно, обсуждая установку Периметра, я судорожно вспоминал все разрешенные заклинания.

С «Колобком» все понятно — он у меня сам собой получался. И защититься от него можно «Покровом» и «Берегиней». Они же спасут от «Косы». А вот чего ожидать от «Жар-птицы», я толком не знал — еще не видел в действии. Но логика подсказывала, что «Покров» и «Берегиня» должны были справиться.

Из книжки я знал, что «Живая» и «Мертвая» воды были сугубо целебными заклинаниями. «Мертвая» затягивала раны, «Живая» — запускала процесс ускоренной регенерации. Собственно, все как в сказках. Но творить эти заклинания я не умел. Значит, следовало вкладываться Благодатью в барьеры и защиту.

Про «Покров» я успел прочитать перед сном. Не сказал бы, что просто в исполнении, но, казалось, я уяснил, как направлять Благодать для создания барьера. А вот «Шлем» против Ирэн был нужен как воздух — раз уж она выбила для себя возможность пользоваться ментальными заклинаниями, то наверняка обратит их против меня.

Менталки… Что же у нас там?

«Баюн» вроде бы усыплял человека. А «Алконост», кажется, дурил голову. Вводил в подобие транса, заставлял слышать прекрасную музыку и делал жертву уязвимой. Мда, менталисты, как сказал бы мой друг Серега из прошлой жизни, те еще «имбы». И мне требовалось что-то противопоставить этой девице…

— Готовы?

Я встрепенулся, отвлекаясь от размышлений. Матильда осталась на месте, а вот тройняшки рассредоточились по полю, и теперь положение всех четверых напоминало ромб.

Наставница вскинула руки, закрыла глаза и глубоко вдохнула.

— Сперанские! На счет три готовсь. Раз… Два… Три!

Глава 12

Я инстинктивно отпрянул, когда в ладонях всех четверых вспыхнули голубоватые огоньки и тут же превратились в светящиеся нити. От Матильды до Поли, от Поли до Бори, от Бори до Коли и от него же к Матильде тянулись узкие полоски света. Нити разрастались и прямо у меня на глазах расширялись, утолщались и превращались в высокий барьер.

Ромб замкнулся.

— Чего встали? — поторопила баронесса. — Бегом внутрь!

Ирен юркнула на территорию для сражения быстрее меня — я засмотрелся на чудное колдовство, но, кажется, даже начал понимать, как оно работало. Благодать в который раз заставляла меня думать, что у нее был собственный разум. То, что я называл интуицией, вполне могло оказаться тайным знанием, что приходило ко мне вместе с силой.

Едва проскочив — так, что даже пришлось припасть к земле и перекатиться под стремившейся к земле стеной света, — я оказался внутри.

— Начинайте! — скомандовала Матильда.

Ирэн отбежала на десяток шагов. Явно вложила больше силы в «Берегиню» — янтарное свечение вокруг нее стало ярче. Затем она начала колдовать «Шлем» — в отличие от меня, у нее вышло с первого раза. Зато я впервые увидел, как творилось это заклинание со стороны.

Оказалось, я немного не так ставил руки и двигался ладонями по неправильной траектории. Но чего можно было ожидать от заучивания заклинания по книжке? В своем мире я, блин, не руками по голове водил, чтобы зачет получить, а чертежи строил!

— Михаил, не зевай! — крикнул Боря. — Она ж сейчас шарахнет!

Матильда нахмурилась.

— Сперанские, молчите! Никому не помогать и не вмешиваться.

Первым делом я возвел вокруг себя «Покров» — слабенький, даже хилый — но он должен был отразить атаку или хотя бы задержать ее, пока я разбирался с защитами.

Мда, десятый ранг серьезно ограничивал возможности. Придется полагаться на русскую смекалочку. И на авось…

Затем я перераспределил силы в «Берегине» — какнаколдовать себе «Скороход», я не знал, зато уже умел ускоряться при помощи известного заклинания. А их в запасе у меня было совсем немного: «Колобок», все защитные и… всё.

— Ну? — торопила нас Матильда. — Забыла добавить важную деталь. У вас четверть часа на бой. Сперанские пока не могут долго держать Периметр. Не успеете — проигрыш будет засчитан обоим, и оба в свободное от учебы время отправитесь на кухню драить кафель зубными щетками. На неделю.

А наставница умела убеждать. Ладно, это хотя бы будет быстро…

Я вскинул руки к голове, чтобы попробовать активировать «Шлем», но не успел. В мою сторону понеслась яркая оранжевая вспышка. «Колобок»? Или «Жар-птица»?

Руки сами потянулись вперед — укреплять барьер. Заклинание столкнулось с моим блоком и срикошетило на землю. Я увидел, что жухлая, но сырая трава моментально вспыхнула. Значит, все же «Жар-птица». Вот она какая.

Не успел я опомниться, как в меня полетел новый огонек — ярче и больше. Теперь можно было разглядеть всполохи пламени. Ух ептыть… Я добавил силы в «Покров», готовясь принимать удар.

Но все пошло не так, как я рассчитывал.

Отвлекшись на «Жар-птицу» и «Покров», я не заметил «Косу». Светящаяся дуга пробила барьер и полоснула меня по руке.

— Черт!

Я выругался и зашипел от боли. Ирэн усмехнулась.

— Один — ноль!

Стерва.

Зато я понимал, что мой барьер не выдержит больше двух заклинаний. Слишком быстро истончался. Ну или пущенная коса оказалась куда сильнее. Все-таки у Ирэн был шестой ранг. Немало.

Ладно, защищаюсь я хреново — это мы уже выяснили. Значит, надо менять тактику.

Я метнулся к гигантскому валуну — и вовремя. Две косы Ирэн вспороли воздух на том месте, где я буквально только что стоял.

— Ссыкло! — рявкнула она. — Ссыкло слабокровное!

Я осторожно выглянул из-за камня. Ирэн направлялась в мою сторону. Времени мало.

Припомнив, как нас учили бросать гранаты на сборах, я вызвал «Колобка» и метнул сразу два в ее сторону. Сперва один, через секунду другой. С двух рук, по-македонски. Первый шар ушел в молоко и растворился в стене Периметра, а второй угодил прямиком в барьер, который успела возвести Ирэн. И прошил его насквозь.

Девчонка зашипела от негодования, но успела отскочить. С реакцией у Ирэн все было в порядке. Видать, не зря Матильда столько ее гоняла.

Ирэн быстро погасила барьер и сотворила «Колобка». Я спрятался за камнем, усилив «Берегиню».

Через секунду меня оглушило. Земля сотряслась. Камень раскололся и разлетелся на несколько кусков.

Ох и ни хрена ж себе…

Благодать тревожно закипела в крови, и против моей воли усилила «Берегиню». И хорошо — потому что один из осколков камня отскочил от защиты. Так бы мне точно переломало ноги.

— Шестой ранг, детка, — Ирэн приставила два пальца к губам и дунула на них, пародируя сцены из кино, где красивые дамы сдували дымок с дула пистолета.

Я воспользовался этой эффектной паузой и отправил в сторону девчонки сразу трех «Колобков» — один за другим.

— Ай!

На этот раз вышло кучно. Все три угодили в одно и то же место и пробили «Берегиню». Ирэн охнула, подернутое янтарной дымкой лицо скривилось от боли.

Один — один, стерва.

Где-то позади меня коротко хохотнул Боря.

— Давай, Миш, уделай ее!

— Ну, сволочь, — прошипела Ирэн и выпрямилась. — Ну держись.

Я увернулся от двух кос, шарахнулся в сторону от еще одной «Жар-птицы» — заклинание едва не поджарило мне бок — и ушел в кувырок, спрятавшись за остатком старой каменной стены.

Выглянув, увидел, что Ирэн не успела восстановить свою защиту. Прекрасно. Пусть разозлится посильнее. Гнев лишает способности рационально действовать.

Две косы пролетели над моей головой — я успел вовремя пригнуться.

— Эй! — я высунулся из-за стены. — Мазила! Думал, с меткостью у тебя получше.

Давай, Мих, провоцируй ее. Характер у девицы вздорный, и она точно болезненно воспринимает неудачи.

План сработал, но немного не так, как я ожидал.

Ирэн заорала и обрушила на мое укрытие настоящую бомбардировку. Старая каменная кладка взрывалась от каждого удара «Колобками» и косами, поднимая клубы светлой пыли. Я откатился назад и попытался усилить «Берегиню».

Не вышло.

Я зажег «Колобок» — и вместо большого шара над мое рукой завис лишь небольшой огонек.

Увидев это, Ирэн победно ухмыльнулась.

— Ты исчерпал резерв. Отлично.

Дерьмо!

Я отскочил, когда она снова отправила в меня тройку кос. «Берегиня» уже держалась на одном честном слове. Да я и сам чувствовал, что был пуст. Ощущение странное, не совсем похоже на физическую усталость, но под ложечкой противно сосало, а руки едва поднимались. Словно организм хотел перейти в энергосберегающий режим и пытался избежать любой активности.

Но не сейчас же!

— Блин!

Одна из кос Ирэн все же достигла цели. Боль обожгла левое бедро, и я отскочил, припадая на раненую ногу.

— Сдавайся! — вопила девица, пытаясь прижать меня к краю Полигона.

Но если я что и умел делать хорошо, так это уворачиваться. Очередная коса Ирэн прошла в молоко — точнее, в стену Периметра между Борей и Колей.

— Э! Аккуратнее! — крикнул Коля. — У него вообще-то тоже есть запас прочности!

Ирэн теснила меня к самому краю поля — туда, где в паре десятках шагов от границы Периметра стояли руины церкви. Почва здесь была хуже — раскисшая, хлюпающая и скользкая грязь. Нехорошо. Я пару раз поскользнулся на ровном месте, и лишь многострадальная «Берегиня» помогла удержаться на ногах.

— Две минуты! — огласила Матильда.

Дерьмо.

— Сдавайся! — Крикнула Ирэн и снова вскинула руки. Над ней одновременно кружили четыре косы. Мда, в семейке Штоффов явно любили режущие хозяйственные предметы…

— Пошла к черту!

У меня оставалось мало вариантов. «Берегиня» такой напор не сдержит, и уж тем более нет надежды на барьер.

Ирэн привстала на цыпочки, изогнулась, шумно выдохнула и, вложив силу, отправила смертоносное оружие в полет. Все четыре косы разом. И все — прямо на меня.

И я сделал то, чего сам от себя не ожидал. Безумная мысль пришла быстро — и я даже не успел как следует ее обдумать, а руки уже пошли в ход.

Я сконцентрировал остатки ресурса, добавил своей Благодати и усилил мощь летящих кос. Все четыре дуги пронеслись над моей головой и вспороли стену Периметра. Навылет.

— Ааааааа! — кажется, это закричала Поля. Я надеялся, что от неожиданности, а не от боли.

Ирэн на миг застыла, перевела взгляд на свои руки и озадаченно уставилась на дыру в Периметре.

— Как так… Он не должен…

Я же воспользовался паузой и скользнул в образовавшийся проем. Перевести дух. Отдышаться. Мне нужно было сконцентрироваться для последних ударов. Если найду хоть сколько-нибудь сил.

— Нужно остановить бой… Наверное, — сказал Коля, но Матильда покачала головой.

— Пусть закончат. Только аккуратнее!

Ирэн кивнула и проследовала за мной сквозь брешь.

Периметр погас — наставница опустила руки, и тройняшки с облегчением выдохнули. Умотались, бедняги.

— Последний шанс, — зашипела моя противница, встретившись со мной глазами. — Сейчас все и решится.

Время словно замедлилось. Мы ходили по кругу, охваченные слабым сиянием «Берегинь», но оба знали, что теперь это уже не поможет. Я давно был пуст — отдал последние силы на то чтобы помочь косам прорвать Периметр. Ирэн тоже выдыхалась — походка стала нетвердой, она тяжело дышала и то и дело стирала пот с вымазанного грязью лба. Я заметил ожоги на ее руках и шее. Значит, пару раз все-таки попал.

— Слабокровка… — шипела она. — Я никогда не проиграю слабокровке…

— А вот сейчас было обидно, — ухмыльнулся я. — Если что, я вообще-то граф.

— Полуграф! Позорище всего сословия…

Она выплюнула эти слова с таким презрением, с такой ненавистью, что я остановился.

— Сейчас позоришься ты, Ирина, — спокойно ответил я и медленно поднял руки.

— Дерись… Дерись, тварь! Я докажу, что ты ничего не стоишь!

Я холодно улыбнулся.

— Как пожелает ваше благородие.

Откуда-то я уже знал, что следовало делать. Обратиться к свету, который сопровождал меня во всех видениях. Эта мысль пришла внезапно, озарила разум, словно молния. И все нутро отозвалось жаждой.

Было в этом свете что-то родное, близкое. Словно он и являлся моим настоящим домом, да и не только моим — обителью всех душ рода. Я не знал, что это такое, но оно отвечало мне, помогало, давало силу — не Благодать, другую. Одна беда — непонятную и неуправляемую.

Но мне уже было на это наплевать. Теперь — плевать.

Это мой последний шанс. Я больше не позволю унижать ни себя, ни свою семью. Тем более пигалице, у которой своих достижений кот наплакал.

— Отзовись, — я прикрыл глаза, выискивая в памяти образ этого странного света. — Приди. Помоги мне. Помоги защитить честь.

И я увидел его… Дотронулся до сияющего потока, передал ему все, о чем думал, чего желал и чего боялся. Он ответил — не знаю, как, но его сила полилась в меня, и я почувствовал, что перестал быть собой.

Вспышка.

Что-то затрещало у меня в руках. Дырявую «Берегиню» разнесло в клочья. С моих ладоней сорвался сгусток чистой необузданной энергии и полетел прямиком в Ирэн.

Я увидел, как сменялись гримасы на ее лице — удивление, непонимание, страх. Ужас.

Все заняло долю секунды.

Она открыла было рот, но не успела закричать. Выставила руки перед собой, пытаясь из последних сил возвести «Покров», но куда там…

Вспышка почти мгновенно достигла Ирэн и отбросила ее назад. Девчонка пролетела несколько метров и врезалась в стену церкви. Она так не закричала. Не успела.

Но хуже всего было то, я не мог остановить эту силу. Руки не слушались, ноги одеревенели. С моих пальцев сорвался еще один сгусток и начал медленно формироваться в шар.

— Нет!

Я попытался остановить его. Нутром чуял, что этот удар будет для Ирэн смертельным. Нет, я не хотел ее убивать. Ведь это всего лишь тренировочный бой!

Но у силы, что я пробудил, были другие планы.

Я заскрежетал зубами и прыгнул, пытаясь поймать и удержать этот сгусток энергии. Краем глаза заметил, что тройняшки и Матильда бежали к нам. Но они не успевали. Я знал, что не успеют. Слишком далеко.

Ирэн приподняла голову и взглянула на меня с мольбой.

— Я сдаюсь! Сдаюсь… Миша, пожалуйста… Не надо!

Едва я дотронулся до этого светящегося шара, как почувствовал лютый жар. Словно энергия сопротивлялась моим намерениям ее остановить.

— Аааа!

Больно. Мучительно больно. Остановись… Не убивай. Я ведь просто хотел ее припугнуть. Не нужно лишней крови. Еще насмотримся и нагорюем.

Превозмогая боль, я крепче обхватил шар, пытаясь наползти на него всем телом и остановить. Пусть Матильда успеет. Пусть погасит или поможет. Задержать…

Шар начал выскальзывать из моих рук, я почуял запах горелой плоти и жженых тряпок. Ладони пекло так сильно, что ощущения сошли с ума, а по позвоночнику прокатилась волна озноба. Последним усилием я пнул шар наверх, пытаясь изменить траекторию его движения.

— С-сука…

Я подпрыгнул, выталкивая молочно-белый сгусток выше. Шар вырвался из моих рук и поплыл наверх.

— Миша! — позвала Ирэн. — Я не могу выбраться. Помоги! Пожалуйста…

Завалило. Ее «Берегиня» все же отработала — защитила девушку от удара о стену, но не выдержала посыпавшихся кирпичей. Ирэн пыталась выбраться из завала, но не могла вытащить ногу.

И в этот момент сверху начали сыпаться обломки башни. Шар все же зацепил здание. Ирэн сдавленно вскрикнула.

— Боже!

Дерьмо. Я бросился на помощь.

— Активируй «Покров»! — рявкнул я на бегу.

— Не могу! Пустая.

Я прыгнул, накрыв девчонку своим телом. В последний момент обратился к свету и попробовал перенаправить остатки энергии в «Покров». Не знаю, насколько сработало — потому как удары я чувствовал. Что-то рухнуло мне на спину, и я хрипло выдохнул. Больно. Теперь везде было больно. Ирэн испуганно пискнула.

— Ты… Ты как? — она осторожно поерзала, когда здание прекратило рушиться.

— Нормально. Вроде. Цела?

— Наверное. Не знаю.

Сверху упали еще несколько запоздалых обломков — я ощутил движение воздуха, но они отпружинили от нас и рухнули рядом. Значит, барьер все же сработал.

Я аккуратно пошевелился. Кряхтя, переместил вес на локти и обернулся. Над нами навис купол «Покрова» — бледно-красный с кровавыми прожилками. Матильда. Сама наставница вместе со Сперанскими бежала к нам.

— Вставай, — я с трудом отполз и попробовал освободить ногу Ирэн из-под завала. — Пошевелить можешь?

— Ногу чувствую, да. Двигается.

— Хорошо.

Шипя от боли, я сковырнул несколько булыжников ранеными руками.

— Попробуй сейчас.

Ирэн кивнула и с усилием выволокла окровавленную ногу. Штанина порвалась, ботинок пропороло острым краем камня. Мда, в ближайшее время короткие юбки ей точно не носить.

— Спасибо, Михаил… Миша.

— Будешь должна.

— Ты мне жизнь спас.

Я не ответил. Увидел, что моя противница при падении порвала футболку, и из-под краев ткани выглядывала ее грудь. Я стащил куртку и бросил ей.

— Прикройся.

Ирэн смущенно опустила глаза и прижала грязную куртку к груди.

— Да уж. Как-то неудобно вышло. Я не думала… Что это было?

— Не знаю.

Я устало опустился на кучу обломков возле девушки и уставился на искалеченные ладони.

— Какой ранг нужен, чтобы это вылечить?

Ирэн мрачно уставилась на мои раны.

— Я бы могла попробовать… Но силы кончились. Теперь пару дней восстанавливаться. Коля может попытаться — у него талант. Или Матильда.

— Ага.

— Миш…

— Чего?

— Я признаю поражение. Но чего ты от меня потребуешь?

— Сказал же — будешь должна.

Я закрыл глаза, прислушиваясь к топоту ног Матильды и тройняшек.

— Живы? — запыхавшись, Матильда опустилась перед нами на корточки. Я с неохотой открыл глаза. Благодать требовала от меня лечь и заснуть прямо здесь.

— Михаилу нужна помощь, — отозвалась Ирэн.

— Вижу. Сейчас все организуем.

Наставница достала из кармана Око, надела перчатку и дотронулась артефактом до моего лба. Артефакт засиял насыщенным зеленым светом.

Сперанские застыли с разинутыми ртами. Ирэн уставилась на меня так, словно увидела привидение. Матильда тихо выругалась.

— И чего? — устало спросил я.

— Третий ранг, Михаил, — отозвалась баронесса. — Третий ранг силы… И, думаю, это не Благодать.

Глава 13

Третий ранг? И как это понимать — не Благодать? Неужели тот свет, что я видел, и правда имел другую природу? Хотя вроде бы логично: отец говорил, что Благодать появилась из осколков константинопольского камня, а меня ведь призвали с помощью родового духа… Но какая же тогда природа у родовой магии? И почему все так удивляются? Неужели то, что со мной творится, и правда такая редкость?

Мысли роились как мухи, но я уже не мог нормально соображать. Выдохся. Не просто опустошил магический резерв, а, казалось, еще и в кредит взял.

Я поднял глаза на наставницу. С трудом. Даже моргать было тяжело.

— Так что это значит?

— Что, кажется, я начала понимать, как работает твой дар. Это еще предстоит подтвердить, но есть у меня одна гипотеза, — понизив голос, ответила Матильда. — И для этого нужен Вальтер.

— Ага. Хорошо…

Я кивнул и почувствовал, что в глазах начало мутнеть. Все поплыло и расфокусировалось. К горлу подкатила тошнота, я дернулся от нескольких спазмов, согнулся, и меня вывернуло наизнанку. Хуже похмелья, ей-богу.

— Миша! — вскричала Поля. — Борь, держи его!

Я покачнулся и рухнул набок. Кто-то подхватил меня, приподнял. Я закрыл глаза, но видел перед собой лишь причудливые радужные круги. Как бензиновая пленка, только все вокруг начинало постепенно темнеть.

— Борь, аккуратнее!

— Не лезь под руку!

— Михаил! Миша! Ты меня слышишь?

Кажется, звала Матильда. Голос доносился словно сквозь толщу воды. Я попытался ответить, но не смог даже рта открыть. Силы оставили меня, и я отключился.

* * *

Тьма вокруг была непроницаемая — густая, но мягкая, обволакивающая. Уютная. Хотелось оставаться здесь как можно дольше, потому что тут не было ни боли, ни забот, ни мыслей. Ничего. Даже меня словно не было. Тело будто растворилось, я совсем ничего не чувствовал — не слышал, не видел, не ощущал.

Только осознавал себя — свою душу, разум. Но и то как-то… странно.

А затем в этой тьме появилась точка. Белая, она начала расширяться, словно приближалась ко мне. Мрак отступал, и я видел свет. Уже знакомый мне, молочно-белый, родной.

Только на этот раз я не просто его видел — получилось разглядеть кое-что еще.

Сперва мне показалось, что это были оттенки — как прожилки на мраморе. Но свет поглотил меня полностью, и я увидел, что это были силуэты фигур.

Полупрозрачные, состоящие из одних лишь очертаний — словно ленивый художник пытался схематично изобразить людей. Их было много. Навскидку сотня-другая.

И они говорили. Все. Разом.

Сначала шепотом, затем все громче и громче — так много голосов, что я не мог различить слов. Я проскальзывал через эти тени, они окружали меня, словно пытались остановить и что-то сказать. Но их было так много, что мне не удалось ничего разобрать.

— Кто вы?

Каким-то чудом я и сам смог говорить. Духи — мне было проще называть их так — замолчали. Одна из бесполых фигур подняла голову и выставила руку в сторону, словно хотела на что-то указать. Я проследил за направлением и увидел высокое крепкое дерево — с множеством ветвей и фигурными листьями, похожими на дубовые. Полностью белое — и кора, и ветки, и побеги. А прямо над деревом посреди всей этой белизны завис огромный светящийся шар.

Остальные «духи» расступились, давая мне дорогу к древу. Я двигался — нельзя сказать, что шел, скорее, просто плыл вперед. Откуда-то я знал, что этот источник сияния был чем-то очень важным. Он походил на солнце — но не желтое, каким его часто рисуют, а белое. Пылающая холодным серебристым светом звезда. Чистая энергия. Будь у меня были глаза, она наверняка бы меня ослепила или поджарила.

Такие же сгустки, только куда меньшие по размеру, срывались с моих рук, когда я едва не угробил Ирэн. Но сейчас казалось, что это было сто лет назад. Или даже вовсе не со мной.

Я подплыл к корням этого гигантского дерева и остановился, разглядывая серебристые прожилки коры.

— Что ты такое?

Дурацкий вопрос, но должен же я был как-то понять, где оказался и что происходит.

Духи не ответили. Но я услышал тихий шелест листвы, а затем фигуры за моей спиной столпились и начали петь.

— Дух, явись! Дух, воплотись! В тело отпрыска вселись!

Где-то я уже это слышал. Только тогда это был один голос. Сейчас они выли хором — неестественно ровно и стройно.

— Дух, явись! Дух, воплотись! В тело отпрыска вселись!

Я снова повернулся к дереву.

«Поднимайся», — донеслось сверху. Бесцветный голос — не мужской и не женский.

Но как?

Я принялся карабкаться по дереву. Сперва по гигантским корням, затем хватался за выступы ствола, перемещался с ветки на ветку все выше и выше. Это оказалось легко — я словно ничего не весил, и требовалось просто цепляться за первое, что попадется под руку, чтобы толкнуть себя вверх. Но сейчас я хотя бы ощущал, что у меня было подобие тела. Такое же полупрозрачное, как у остальных «духов».

В какой-то момент я слишком сильно оттолкнулся и не успел ухватиться за ветку. Меня понесло вверх. Прямо навстречу смертоносному источнику света.

— Что ты такое? — крикнул я, даже не надеясь получить ответ.

Шар стремительно приближался, но он оказался меньше, чем показалось вначале. И все равно он мог поглотить меня полностью, растворить в себе.

«Иди ко мне».

— Чего?

«Прими свет».

«Прими силу».

«Род просил. Род получит наследника».

Казалось, он притягивал меня к себе — я начал лететь быстрее, барахтая полупрозрачными руками и ногами. Меня тянуло туда против воли, и я откуда-то знал, что он столь же опасен, сколь прекрасен.

«Ты выдержал. Ты достоин».

— Чего достоин?

«Прими силу».

И в этот момент меня засосало внутрь. Я по привычке хотел зажмуриться — до того стало ярко даже сейчас. Но у меня не было век.

«Дух, прими силу рода и направь во спасение».

Это было последнее, что я услышал. Чистая энергия захлестнула меня, я провалился в бесконечный океан силы, растворился в ней окончательно и утратил себя.

Исчез шар. Исчезли дерево и духи. Я остался в океане серебристо-белого света и сам стал им.

«Возвращайся в мир».

Я хотел спросить, как, но не смог. Не получалось говорить. Я не мог пошевелиться. Словно я теперь сам оказался силой с остатками сознания.

Как странно.

Свет начал меняться. Из холодного сияния он стал другим — раздражающим, неприятным. Я поежился, не открывая глаз, и застонал. Телесные ощущения вернулись, и это было больно.

Все тело ломило так, словно меня отпинала целая трибуна футбольных фанатов. Правда, не только что, а где-то с неделю назад. Голова раскалывалась, ладони и грудь все еще жгло. Во рту пересохло. Полцарства за анальгин.

Я осторожно открыл глаза и поморщился от яркого света. Дневной.

Добро пожаловать обратно, Миха. Надеюсь, провалялся я недолго.

— Ух…

Я попытался приподняться на локтях, но тут же рухнул обратно на кровать и уставился в потолок. Какая-то мудреная лепнина — не замечал такой в своей комнате. Хотя, по правде, меня в ней мало что интересовало, кроме душа, кровати и книжного шкафа.

— Михаил?

Я медленно повернул голову на голос Ирэн. Все же моя комната — и цветы в вазе те же, что горничные поставили утром. Не завяли. Глаза привыкли к освещению, и я заметил, что солнце за окном клонилось к горизонту.

— Миш?

Девчонка развалилась в кресле и болтала забинтованной ногой. На столике взгромоздилось несколько грязных чашек. Ирэн явно досталось меньше, чем мне. Лицо и волосы у нее были чистыми — значит, успела привести себя в порядок. Да и вместо погубленной формы она переоделась в спортивный костюм. Правда, ярко-розовый. У них это с Матильдой семейное что ли?

— Привет, — прохрипел я. — Ты чего здесь делаешь?

— Привет, спаситель, — Ирэн застенчиво улыбнулась. Забавно, но после боя гонора у нее как будто поубавилось. — Как что? Слежу за тобой. Как самочувствие?

— Жить буду. Наверное.

— Это хорошо.

— Но чувствую себя как отбивная.

Она робко улыбнулась и открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но смущенно опустила глаза и не решилась говорить. Я продолжал на нее смотреть. Ждал. Да и сил говорить самому, честно говоря, особо не было.

— Долго я провалялся? — наконец спросил я, когда понял, что девчонке было тяжело собраться с мыслями.

— Нет. Полдня где-то. Как тебя привезли, Матильда со Сперанскими сразу начали с нами возиться. И за лекарем послали. Правда, к тому моменту, как он прибыл, наши уже сами справились. Коля все-таки хорош. Целитель от бога.

— Значит, надо его поблагодарить.

Я попробовал пошевелиться — и тело ответило болью. Ну уж нет, я все же попытаюсь. Я приподнялся на локтях, зашипел от неприятных ощущений в груди. Кожа горела. Видимо, те шарики все же хорошенько меня прожгли. Взглянув на руки, я увидел, что от ладоней до самых локтей они были забинтованы. Только сиротливо оттопыривался случайно уцелевший мизинец на левой руке.

Хорошенько шарахнул, ничего не скажешь…

— Давай помогу, — Ирэн поднялась с кресла и похромала ко мне. — Вот так. Держу. Осторожнее.

Она подоткнула подушку мне под спину и отошла на шаг, оценивая свою работу. Я бросил взгляд вниз — кажется, под одеялом я был полностью голым. А на груди и правда расцвели следы ожога.

— Воды? — предложила девушка.

— Давай.

Ирэн поднесла стакан к моим губам. Я хотел было взять его, но вспомнил, что руки были забинтованы. Мда, хреново быть беспомощным.

— Что лекарь сказал? — напившись, прохрипел я. Стало легче.

— Завтра утром уже будешь ходить. И бинты снимут.

— Серьезно?

— Говорю же. Коля — гений. Совсем не боевой — даже косы нормальной сделать не может. Зато как достать кого-нибудь с того света — это он мастак. Вечер и ночь поваляешься — и утром будешь огурцом.

Ну это она наверняка загнула, но перспектива меня радовала. Хорошо иметь крутого лекаря в команде. Эх, был бы Коля с нами на экзамене…

— Еще водички?

— Спасибо, пока хватит.

Ирэн хлопотала вокруг меня как наседка над цыплятами. Слишком уж резкая перемена в ней произошла. Я, конечно, принимал эти ухаживания — все же руками сам пользоваться не мог. Но не мог выбросить из головы и подозрительность. Чего ей опять от меня понадобилось? Зачем она так суетилась? Что задумала?

Ирэн остановилась у изголовья моей кровати и склонила голову.

— Наверное, я должна извиниться. Точнее, не наверное. Точно должна…

— Согласен.

— Нет, дай мне договорить, раз уж решилась. Мне это тяжело дается.

Я молча улыбнулся.

— Я… Я вела себя по-свински.

— Разубеждать не буду.

— Мне не следовало так к тебе относиться. Я совсем тебя не знала, но возненавидела только за то, что мы конкуренты.

Интересно, к Сперанским у нее было такое же отношение? Вроде нет. Хотя мне показалось, что Ирэн и с ними не была близка. Но я решил дать девушке возможность продолжить исповедь.

— Я испугалась тебя, Михаил. Когда ты только появился на пороге — я видела в окно вашу с Матильдой беготню. Слышала о том, как она тебя проверяла. Подслушала, что ты уже умеешь творить «Колобки» и подумала, что ты очень серьезный противник. И… — она нервно сглотнула. — И еще я испугалась, что теперь все внимание Матильды будет приковано к тебе.

— Так ты ревновала? — усмехнулся я. — Серьезно?

— Да…

— Но она же твоя тетя. Твоя родня. Одна кровь. Я никогда бы не смог занять твое место, даже если бы захотел. Но мне и незачем.

Ирэн сокрушенно покачала головой.

— Матильда — моя единственная родня. Она все, что у меня есть. Мне и так сложно представить, что мы расстанемся, если я поступлю в Аудиториум. И хотела как можно больше времени проводить с ней до испытаний… Так и было. Но потом появился ты.

Ладненько. Чужая душа — потемки. Зато я теперь еще лучше представлял, на что способна ревнивая женщина…

— А родители? — спросил я. — Что с ними?

— Погибли пять лет назад. Я унаследовала хорошее состояние, но… Даже с родителями мы не были близки. Они жили в Петрополе. Отец вел дела, матушка блистала в свете. Я все равно их почти никогда не видела. Матильда всегда была мне как мать. Она — и гувернантки.

— Соболезную, — отозвался я. — Все равно скверно.

Ирэн неуверенно переминалась с ноги на ногу и постоянно закладывала выбивавшиеся пряди за ухо. Нервничала.

— И прости меня, пожалуйста, за то, что влезла к тебе в голову, — наконец сказала она.

— Ты не просто влезла.

— Да. Я воспользовалась твоими воспоминаниями и смертью твоего брата.

Я сочувствовал ей, но это ее не оправдывало.

— Это было подло, Ир.

— Знаю. Прости, пожалуйста. Меня занесло.

Девушка склонила голову и торопливо вытерла щеку. Неужели плакала?

Я вздохнул. Никогда не знал, как правильно реагировать на женские слезы. Одно дело, когда Олька в детстве плакала, разбив коленку, другое — раскаивающаяся девица, которой такое признание явно далось с большим трудом.

— Давай отныне играть по правилам, — напомнил я. — Набиваться к тебе в друзья я не буду. Но помни: я здесь для того, чтобы учиться. То, что ты попросила прощения, я оценил. Не всякий готов признать ошибку, и если ты сделала это искренне, но я рад.

— Ты мне жизнь спас. Даже после всего, что я наговорила и сделала.

— Конечно, спас, глупая. Сам испугался того, что произошло. Не так я все планировал.

— Мог бы просто устранить меня как конкурентку… Знаю, многие идут на разные подлости, чтобы расчистить дорогу.

— Слушай, это не повод тебя убивать. Хотя ты меня довела до ручки. Но теперь мы разобрались, — я уставился на нее, приняв самый серьезный вид. — Больше ко мне не лезь — я и правда не контролирую свою силу.

Ирэн всхлипнула, застыла на пару мгновений, а затем громко разрыдалась в три ручья.

Теперь мне стало совсем неловко.

— Эй, ну ты чего? — Я вытянул руку и дотронулся до ее пальцев.

— Мне… Мне… очень стыдно! — сдавленно говорила она. — Я с тобой как с дерьмом, а ты… А ты… по-человечески…

— Хорош реветь, Ирин. Давай, вытирай слезы, пока Матильда не увидела.

Девчонка достала из кармана носовой платок и шумно высморкалась.

— Прости, что-то я совсем раскисла.

— Ну, честно говоря, я рад, что тебя проняло. Потому что вела ты себя невыносимо.

— Точно больше не будешь швыряться в меня этими страшными шарами? — всхлипнув, спросила девушка.

— Если будешь вести себя прилично.

— Значит, Матильда не зря тобой так заинтересовалась.

— Ну а ты что думала? Что она себе решила любовничка помоложе завести? — улыбнулся я. — Расслабься, говорю. Но помни: за тобой должок.

Ирэн вытерла слезы и уставилась на меня опухшими красными глазами.

— Чего потребуешь?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Еще не решил. Но когда мне понадобится, я хочу, чтобы ты мне помогла.

Девушка удивленно на меня уставилась.

— Я и так обязана это сделать. Ты еще не понял, Миш? У меня перед тобой долг жизни. Я должна принести тебе официальную клятву.

А вот тут уже пришла моя очередь удивляться…

— Чего? Какую клятву?

— Так ты не в курсе? — Не сводя с меня ошарашенного взгляда, Ирэн села на край кровати. — Не понимаешь, что теперь будет?

— Нееет…

— Ох, боже мой… Ладно, слушай. Когда один дворянин спасает жизнь другому дворянину, спасенный дает клятву верности. Это довольно пафосный ритуал, который скрепляется Благодатью. После того, как клятва будет принесена, поклявшийся связан прочными узами до тех пор, пока не выполнит долг.

— И как это выглядит?

— Ну… Есть особый обряд. И теперь, когда ты немного придешь в себя, мы должны будем провести этот ритуал. Только прошу тебя, Миш… Не требуй от меня невозможного.

Ничего себе… Спас девицу, блин.

— А если я попрошу что-то, что ты откажешься выполнить? — уточнил я.

— Я погибну, — печально отозвалась Ирэн. — Это же долг жизни. Потому и прошу тебя — выбирай желания с умом. Отказаться я не смогу.

Я откинулся обратно на подушку и вытаращился в потолок.

Ну и ну… Устроили, блин, потешные бои. Мало того, что я сам чуть не угробил воспитанницу Матильды, так еще она после всего этого оказалась моей должницей. Соблазн потребовать какую-то нелепицу, чтобы просто сбросить груз ответственности, был велик. Но я решил отложить решение. Кто знает, как дальше сложится жизнь? Не исключено, что мне пригодятся связи и ресурсы Штоффов.

— Мир? — я повернулся к Ирэн и показал ей единственный уцелевший мизинец.

— Это что?

— Не знаешь присказку про «мирись-мирись и больше не дерись»?

Ирэн обескураженно на меня уставилась.

— Это еще что за деревенские штучки?

— Ритуал такой. Из места, где я вырос. — Я поднял мизинчик выше. — Священный. Но Благодать для него не требуется. Ну так что, миримся?

Девчонка, все еще продолжая озадаченно хмурить брови, повторила мой жест.

— И что теперь?

— Теперь мизинцы надо сцепить. Вот так, — я ухватился своим мизинцем за ее. — Мирись, мирись и больше не дерись!

— И что это значит?

— Что мы только что пообещали больше не воевать. Но, если что, имей в виду — врежу снова.

Ирэн хотела что-то ответить, но в этот момент дверь комнаты распахнулась. На пороге появилась Матильда — сперва влетел аромат ее духов, а затем вплыла сама наставница. А следом за ней…

— Здравствуй, Михаил, — поприветствовал меня Корф.

Глава 14

— Вальтер Макарович? — удивился я и приподнялся чуть выше на кровати. Ирэн торопливо отняла руки от моих и смущенно отпрянула.

Матильда прикрыла дверь.

— К тебе гости, Михаил. Вижу, ты уже пришел в себя. Замечательно.

Я уставился на Корфа. Пистолетыч выглядел обеспокоенным, да и внешний вид имел неряшливый, словно собирался второпях. Растрепанные волосы торчали в разные стороны, на лице трехдневная щетина, одежда мятая. Лицо усталое с темными кругами под глазами. Как будто он несколько дней не ночевал дома, а то и вовсе провел это время в какой-нибудь засаде. И держался только на кофе.

Впрочем, наверное, для него это было нормально. Что-то подсказывало мне, что работа у Корфа была собачьей. Я просто не ожидал, что тайный советник прибудет сюда так скоро. Еще же и дня не прошло с того, как Матильда выдвинула свою загадочную гипотезу.

Хотя после моего странного видения у нас, кажется, стало еще больше поводов побеседовать.

— Вижу, все живы, — Матильда смерила нас с Ирэн долгим взглядом, и мне показалось, что даже слегка улыбнулась. — Это радует. Конфликт исчерпан?

— Да, — кивнула Ирэн и спрятала носовой платок в карман.

— Сатисфакция получена, — отозвался я.

Корф непонимающе уставился на баронессу, но она лишь отмахнулась.

— Не бери в голову, Вальтер. У нас тут нашла коса на камень, и я просто этим воспользовалась для нашего дела.

Чего?! Это еще что за новости?

— Прошу прощения? — нахмурился я.

— Что же такого? — с невинным видом пожала плечами Матильда. — Вам следовало выяснить отношения, и я устроила это в формате поединка, потому что должна была посмотреть, как ты станешь использовать силу в более… конфликтной обстановке. Решила одним махом две проблемы. Главное — результат получен.

— Потому я и здесь, — сухо отозвался Корф.

Мы с Ирэн переглянулись. Девчонка побледнела.

— Но я ведь теперь на мне долг жизни…

— Сама виновата, — отчеканила Матильда. — Полагаю, его сиятельство окажется достаточно порядочен, чтобы не требовать от тебя сверх меры в качестве уплаты долга. Но тебе, Ирэн, это тоже будет наукой. Ты наказала себя сама.

Племянница сокрушенно кивнула.

— Да, я осознала ответственность. Когда проведем ритуал Скрепления клятвы?

— На днях. Это терпит. А сейчас, — Матильда кивнула на дверь, — пожалуйста, сходи к Василию и похлопочи об ужине для Михаила. Юноша наверняка голоден.

Я взглянул на колокольчик для вызова слуг. Понятно. Матильда просто хотела изящно избавиться от племянницы. Ирэн тоже все поняла и бросила на меня долгий взгляд на прощание.

— Конечно, тетушка. Вальтер Макарович, рада встрече.

Едва она вышла, Матильда заперла дверь. Пистолет Пистолетыч прикрыл глаза, как-то мудрено шевельнул руками, и в комнате что-то резко изменилось. Я не видел проявления Благодати, но почувствовал применение чужой силы.

А потом понял — все посторонние звуки испарились. Форточка была открыта, но я не слышал ни дуновения ветра, ни шелеста остатков листвы на деревьях, ни карканья ворон.

— Что вы сделали? — спросил я, устраиваясь в кровати удобнее. Даже собственный голос сейчас казался мне странным — словно приглушенным. — Какой-то блок, да?

Корф кивнул.

— Не хочу, чтобы нас подслушали. Дело серьезное.

Гость расправил полы кожаного плаща и уселся в кресло, в котором бдела Ирэн. Баронесса опустилась на кровать.

— Матильда кратко изложила все, что произошло, — начал он. — Как сейчас себя чувствуешь?

— Как недожаренная отбивная. Но понемногу становится легче.

— А сила? Чувствуешь?

Хороший вопрос. Я закрыл глаза, пытаясь прислушаться к ощущениям. Но теперь уже не знал, что и думать. Что если никакой Благодати у меня и вовсе не было? Что если вся моя сила — это мощь родовых духов? Как ее тогда оценивать и классифицировать? Но ведь Око что-то видело…

Я тряхнул головой, отгоняя лишние мысли. Они мешали сосредоточиться, а своим умом до истины пока что все равно не дойду. Так, Мих, закрой глаза, соберись, загляни внутрь…

Кажется, небольшой резерв у меня оставался. Но теперь пришло знание, что носить в себе я смогу лишь малую толику того, что способен применить. Словно каждый раз нужно обращаться к свету и черпать силу оттуда.

— Вроде восполнилось немного.

Корф снял с шеи медальон с Оком и протянул мне. Я поднял забинтованные руки и виновато улыбнулся.

— Боюсь, придется мне помочь, я тут слегка ранен.

— А, ну да, — отозвался тайный советник. — Извини, Михаил. Третьи сутки не сплю. Уже плохо соображаю.

— Служба? — улыбнулся я.

— Неусыпная. В Петрополе нынче неспокойно. Как всегда перед вступительными в Аудиториум. Знать съезжается со всей империи, приходится глядеть во все глаза. Некоторые кандидаты и их родня порой забывают о регламентах.

— Столичная жизнь может ослепить. Давай сперва я попробую, — Матильда достала из кармана кофты уже знакомый мне артефакт и надела перчатки. — Для чистоты эксперимента попробуем оба. Михаил, готов?

— Ага.

Холодная поверхность сияющего шарика коснулась моего лба. Приятно. Я увидел слабые фиолетовые отблески.

— Седьмой, — сказала баронесса. — Утром на поединке бил третьим.

Матильда убрала Око. Корф поднялся и приложил свой медальон к моей коже. Снова фиолетовый.

— Седьмой, — хмуро сказал он. — Интересно. Мотя, опиши еще раз те сферы, которыми он кидался в Ирэн.

Я едва не прыснул. Пистолетыч называл мою наставницу Мотей? Странное сокращение, звучало по-дурацки. Но Матильда, кажется, совсем не обижалась.

— Зачем описывать? — она протянула ему руку. — Сам прочитай мои воспоминания. Так надежнее.

Корф с сомнением взглянул на баронессу.

— Уверена? Точно?

— Нормально, справлюсь.

— В прошлый раз…

— Давай, Вальтер. Не стеклянная, не разобьюсь.

Пистолетыч помрачнел пуще прежнего, покачал головой, но все же взял пальцы Матильды в свою ладонь.

— Постараюсь быстро.

Я завороженно наблюдал за работой высококлассного менталиста. Корф явно пытался действовать максимально тонко, бережно — но раненое и так и не восстановившееся ментальное тело Матильды все равно скверно переносило внешнее воздействие.

Она закрыла глаза, тихо зашипела от боли, а потом всхлипнула.

— Потерпи, потерпи, девочка моя, — с удивительной для такого холодного человека нежностью успокаивал он. — Сейчас закончу.

И чем дольше он читал воспоминания Матильды, тем суровее становилось его лицо. По щекам баронессы потекли слезы, губы задрожали. Она вцепилась побелевшими от напряжения пальцами в складки моего одеяла — держалась из последних сил.

— Все. Хватит с тебя, — Корф приложил руку моей наставницы к губам. — Закончилось. Выдохни.

Матильда осторожно кивнула и смахнула слезы.

— Проклятье. Теперь каждый раз как в первый…

— Ты молодец, — подбодрил ее тайный советник. — Понемногу восстанавливаешься. Уже гораздо лучше. Глядишь, через пару лет придешь в норму.

Не знаю, что между ними происходило, но отношения там явно отличались от уставных. Хотя, если вспомнить, что травму Матильда получила при исполнении, а Корф был ее начальником, он вполне мог винить себя за ту трагедию. Впрочем, Пистолетыч не производил впечатление особо сентиментального человека. И все же относился к моей наставнице с особым трепетом.

— Это не Благодать, — тайный советник принялся задумчиво измерять шагами мою небольшую комнату. — Вернее, эту силу можно с натяжкой назвать Благодатью. Технически. Но на деле у Михаила случилось переплетение потенциала силы Осколка и древней силы рода. Род очень крепкий и древний — потому и чистая сила, которой он пользуется, обладает такой мощью.

Матильда внимательно слушала гостя, и по ее лицу я не смог прочитать, было это хорошо или плохо.

— Извините, — вмешался я. — Можете объяснить попроще? Я не понимаю.

Корф перестал кружить по комнате и наконец-то уселся, задумчиво поигрывая цепью медальона с Оком.

— Неудивительно. Родовая магия — это особый раздел манипуляций с Благодатью. Причем доступный очень немногим семьям. Для того, чтобы в полной мере раскрыть потенциал Рода, нужно соблюдать множество условий. Во-первых, Род должен быть древним — не меньше пятисот лет. В нем не должно быть самоубийц, родовых долгов и проклятий, а также других мощных негативных программ…

Голова шла кругом.

— Так родовая сила и Благодать — все же разные вещи? — уточнил я.

— В последнюю сотню лет у нас любую сверхъестественную силу именуют Благодатью и разделяют на ранги. Но Благодать появилась после Константинопольской находки, и было это меньше трехсот лет назад. В то время как родовая сила — гораздо более древняя история. Но редкая. Во всей империи наберется не больше десятка родов, которые могут черпать могущество из родового источника. К слову, не все они принадлежат к дворянскому сословию.

— Я с такими ни разу не сталкивалась на практике, — сказала Матильда.

Корф кивнул.

— Да и я видал всего несколько раз. Чем старше Род, тем сложнее сохранять его чистоту и использовать потенциал.

Я тряхнул головой, пытаясь уложить сказанное. Слишком много информации, и без примеров. То ли я не успел восстановиться после побоища, то ли просто временно отупел, но картинка в уме никак не складывалась.

— Вальтер Макарович, давайте по порядку, — попросил я. — Благодать — это следствие вмешательства Осколков. Про это я немного знаю. Что такое род, думаю, тоже понимаю. Но как работает его магия и почему, например, самоубийцы мешают использовать силу?

— Вообще все эти знания дают дополнительным курсом в Аудиториуме на третьем году обучения, — мрачно усмехнулся Корф. — Но, кажется, придется посвятить тебя экстерном.

— Жаль, записать не могу.

— А ты запоминай, Михаил. Для тебя это очень важно. И, что самое главное, может здорово помочь. Фактически Род — это энергетический носитель информации. Всей информации, всех событий, которые происходили с твоими предками. Каждое дело всякого члена рода фиксируется и записывается в этой структуре. Есть деяния, которые блокируют или отравляют Родовую силу. Например, самоубийцы вносят негативную энергию, поскольку основная задача Рода — жизнь и процветание. Тяжелейший негатив несет и детоубийство — сразу могут закрыться самые здоровые родовые каналы… Сила рода крепнет, когда его члены делают много хорошего и живут так, чтобы развивать свой род и землю, на которой существуют.

— То есть, например, если глава рода живет по чести, не убивает, не ворует, трудится и укрепляет семейные дела, то такой род будет сильным?

— Будет, — кивнул тайный советник. — При условии, что это делают все члены рода. Тогда формируетсяздоровая структура родового древа, и она способна поддерживать живых потомков.

— А если в роду много убийц, должников, пьяниц, клятвопреступников и других грешников, то род может не встать на защиту своих потомков, потому что своими деяниями они отравляют энергоинформационную структуру, — добавила Матильда. — Исключение делается только для деяний, совершенных ради защиты членов семьи. Потому что, как Вальтер уже сказал, основная функция Рода — процветание и самосохранение.

Звучало это все как эзотерические бредни с «РенТВ». Я всегда ругал бабушку за то, что она смотрела эту несусветную муть. Но я не ощущал себя ни рептилоидом, ни даже колдуном — сам, честно говоря, до сих пор был в шоке от новых возможностей. И вмешательство некого Рода, которого я не мог ни пощупать, ни в полной мере осознать, сбивало меня с толку.

— У меня сегодня было странное видение, — сказал я, и Корф заинтересованно поднял брови.

— Поделись, пожалуйста.

Я рассказал сон про духов, белое дерево и светящийся шар. Про странные приказы и слова, которые услышал. И чем больше говорил, тем сильнее вытягивались от удивления лица наставницы и тайного советника.

— Вальтер… Это невозможно! — охнула Матильда, когда я закончил рассказ.

— Возможно, раз случилось. Но удивительно, согласен. Ну Соколовы, ну удивили… И кто же мог подумать, что Родовая сила проснется именно у этой семьи. Хотя, с другой стороны, все условия соблюдены…

— О чем вы?

— У вас, можно сказать, семья праведников. Полагаю, черная перевязь на гербе и вынужденная изоляция вас спасла. Опала в обществе, можно сказать, заставила вашу семью сконцентрироваться на защите собственных интересов. При этом в вашем роду не было ни тяжелых преступлений, которые Род мог бы расценить как вредительство будущему, ни серьезных долгов…

— Но ведь долг был, — возразил я. — Прадед продал наш Осколок, когда проигрался в карты.

— Этим фактом он вас и спас, — ответил Корф. — Понимаю, прозвучит странно. Но если бы он этого не сделал, а, например, ввязался бы в какую-нибудь опасную финансовую аферу или одолжил большую сумму, которую пришлось бы отдавать потомкам, то это наложило бы печать долга на весь ваш род и не позволило бы сейчас использовать его силу. Это если объяснять очень кратко. Извини, Михаил, подробнее не получится — у меня немного времени.

— Спасибо…

Я ошарашенно пялился на свои забинтованные руки. Мда, все стало еще сложнее.

— Важнее всего сейчас то, что твоя сила — необузданная. Ты научился черпать ее из родового источника, но пока не можешь ее контролировать. Это беспокоит меня гораздо сильнее, Михаил.

Матильда кивнула.

— Мне придется полностью поменять программу. Нужно проконсультироваться с несколькими преподавателями из Аудиториума.

— Можешь, конечно. Но, насколько мне известно, существенных отличий в обуздании этой силы нет. И Благодать, полученная от Осколков, и Родовой источник похожи по механике применения.

— Хоть что-то, — отозвался я.

Заметив мою озадаченность, Корф улыбнулся.

— Но есть и хорошие новости, Михаил. Силы в родовом источнике столько, что ты без труда сможешь поддерживать довольно высокий ранг. Более того, сможешь брать дополнительный резерв силы для более мощных заклинаний. Так что смотр в Аудиториуме пройдешь без вопросов, если научишься не вываливать весь запас ресурса сразу.

— А что с моей специализацией?

Корф внимательно уставился на Матильду.

— Что скажешь?

— Очень высокая вероятность, что боевая. У юноши дар творить мощные деструктивные заклинания. Один «Колобок» чего стоил… Но я еще не изучала с ним целебные и ментальные.

— Прошу тебя проверить это как можно быстрее, — тон тайного советника прозвучал как приказ, не терпевший возражений. — Михаил должен уметь работать со всей базой. В конце концов специализацию он сможет выбрать уже на старших курсах. Но для начала — вступительные.

Он поднялся с кресла и коротко мне кивнул.

— Желаю удачи в обучении, Михаил.

— Вальтер Макарович…

— Что?

— Отец сказал, что не верил в успех того… — я взглянул на Матильду и осекся. — Ритуала. Моя сила может быть связана с тем, что произошло?

— Вполне возможно, Михаил. Вполне возможно… Я должен идти. Хорошего вечера, господа.

* * *

— Михаил! Просыпайся!

Кто-то тряс меня за плечо. Я распахнул глаза, мгновенно сбросив сонливость, и мгновенно сел в кровати. Руки засветились — сила уже была наготове.

Передо мной возникло бледное лицо Матильды.

— Не дергайся, все в порядке, — сказала наставница. — Доброе утро.

— Что случилось? — хрипло спросил я и взглянул на часы. Шесть утра. Рановато.

Матильда потянулась к ночнику и зажгла свет поярче.

— Собирайся, — она кивнула на висевший на дверце шкафа объемный чехол. — Костюм успели сшить за сутки. Фрося еще никогда так не торопилась, но вроде все вышло прилично. Сейчас снимем бинты, потом приводи себя в порядок, завтракай — и поедем.

Я потер глаза единственным свободным мизинцем и ощутил, что все тело продолжало болеть, но чувствовал я себя и правда на порядок лучше.

— Куда еще…

— Как куда? — удивилась наставница. — Сегодня похороны Петра Соколова. Я отвезу тебя попрощаться с братом.

Глава 15

— Предложение было очень неожиданным, — я отложил столовые приборы и залпом допил кофе. — Но я благодарен за возможность отдать дань уважения брату.

Матильда взглянула на часы — было без четверти семь — и, кивнув своим мыслям, потянулась за традиционной утренней сигаретой.

— Я же не зверь какой. Понимаю, насколько это важно.

— Я это ценю.

Слуги тихо загремели посудой, убирая остатки завтрака. Матильда жестом попросила оставить чашку и кофейник.

— Как тебе костюм? — смерив меня оценивающим взглядом, спросила она.

— Сел как влитой. Благодарю.

Я поймал свое отражение в одном из декоративных зеркал. Черная плотная ткань словно поглощала свет — никогда прежде не видел такого материала, но эффект получился интересным. Белая сорочка, черный галстук. Откуда-то нашли даже приличные туфли.

Одна деталь, которую не учли — сорочка была рассчитана под запонки, а я их отродясь не носил. Ефросинья отыскала в своих закромах какие-то дежурные запонки, но они смотрелись пошловато на траурном костюме — украшенные цветными камнями, эти застежки привлекали слишком много внимания. Но делать было нечего.

— Выглядишь прилично, — Матильда вставила сигарету в длинный мундштук и потянулась за зажигалкой. Я поднялся из-за стола и по привычке распахнул окно. Знал, что сейчас комната наполнится удушающим запахом табачной вишни. — Все по правилам траура. Но кое-чего не хватает.

Наставница протянула мне небольшую бархатную коробочку.

— Одалживаю на мероприятие. Не смей терять. Они принадлежали мужчинам моего рода.

Я принял подношение обеими руками и осторожно открыл коробочку. Внутри на бархатной подложке тускло мерцали серебряные запонки со вставками из черного матового камня. То, что надо. Я никогда не уделял много внимания своей одежде, но сейчас оценил жест баронессы.

— Да, они подойдут гораздо лучше. Спасибо, ваше благородие.

— Повторюсь: не смей терять. Сами по себе они ничего не стоят — всего лишь серебро и оникс, но дороги мне как воспоминания.

Хорошо, что Фрося научила меня их застегивать, поэтому сейчас я не опозорился. Вообще, чем дальше, тем сложнее мне было выдавать себя пусть и за опального, но аристократа. Память прежнего Михаила не изобиловала образцовым знанием этикета, и в доме Матильды я то и дело балансировал на грани позора. Приходилось учиться на ходу.

— Ну все, теперь ты готов, — мягко улыбнулась наставница и потушила окурок. — Выезжаем. Подожди меня в холле.

Надевая пальто, я встретился с сонными Сперанскими. Рыжая троица как раз топала на завтрак. Заметив меня, ребята притормозили на лестнице.

— Привет, Миша! — Помахал рукой Боря. — Куда собрался в такую рань? Да еще и при параде?

— Нужно отлучиться по семейным делам.

Сонная Поля зевнула.

— Ну, удачи.

— Сегодня вернешься? — спросил Коля. — Я бы тебя еще осмотрел.

— Думаю, да. Вряд ли задержусь.

— Да, вернемся к обеду, — Матильда появилась в боковых дверях и жестом поторопила Сперанских. — Бегите завтракать, потом занятие проведет Ирэн. Потренируетесь в ментальных практиках. Вернусь — проверю.

Матильда успела приодеться по случаю. Черное платье ниже колен, пальто с меховой опушкой, небольшая шляпка с вуалью-сеточкой и нить жемчуга на шее. Выпендрежница. Даже в таких обстоятельствах старательно поддерживала славу первой модницы.

— Идем. Сегодня прокатимся с шиком, — она повесила сумочку на плечо и распахнула парадную дверь, поигрывая связкой ключей.

— Ну и ну.

Перед лестницей был припаркован роскошный двухместный автомобиль. Обтекаемый дизайн в стиле ретро, кузов выкрашен в матовый черный. В холодном утреннем свете тускло блестели хромированные детали. Я обошел авто спереди, бросил взгляд на хищную, но не лишенную изящества «морду» и мульку в виде затейливого герба со львами.

— Красивый зверь, — оценил я. — Вижу, вы цените автопром.

— Могу себе позволить, — осклабилась баронесса и распахнула дверь с водительской стороны. — Но этого красавца выгуливаю редко — слишком уж он… готичный. Сегодня как раз достойный повод.

Я сел, вдохнул аромат дорогой кожи салона и провел пальцами по лакированной деревянной панели торпеды. Да, такой тачке место разве что в музее или на выставке. Никогда в таких даже не сидел. Эффектная машина. Рычаг переключения передач был выполнен в виде черепа, а на руле красовалась гравировка готическими буквами — «Wittenberg Auto». Что-то немецкое, хотя совсем мне незнакомое. И, видимо, безумно дорогое.

Помимо запаха кожи был здесь тяжелый аромат цветов. Я обернулся назад и увидел роскошный букет лилий, перевязанных черной лентой. Вот что меня душило. Ненавижу лилии — от них вечно раскалывалась голова. Тем не менее жест я оценил: наставница позаботилась даже об этом.

Матильда изящно опустилась на водительское место, сняла шляпку для удобства и завела машину. Двигатель с готовностью отозвался, но на грунтовке, пусть и ровной, наставница решила не лихачить. Особняк и аллея быстро остались у нас за спиной, и мы выехали на шоссе.

«Лебяжье» — прочитал я табличку населенного пункта. Вроде где-то на северо-западе от города.

— Долго нам ехать?

— Около часа или чуть быстрее, — отозвалась Матильда. — Гнать не хочу. Если хочешь, пока поспи.

— Не выйдет. Уже слишком взбодрился.

— Нервничаешь?

— Нет. Скорее тоскую.

— Но держишься молодцом.

— Мне не привыкать хоронить близких, — тихо ответил я.

Матильда молча кивнула и прибавила скорости.

Зато под мерный рев мотора у меня наконец-то появилось время хорошенько обдумать события прошедших дней. Значит, моя семья умудрилась выкрутиться — вместо слабеющей силы Осколка я теперь использовал родовой источник. Нужно поговорить с отцом и выяснить, могло ли это стать следствием ритуала призыва. Интересно, они на это рассчитывали или сами не осознавали, что делали? Возможно, старшие члены семьи могли поделиться и еще какой-нибудь важной информацией.

И еще хотелось бы понять, какой резерв силы мне доступен и чем придется за это платить. Потому что за все всегда нужно чем-то расплачиваться.

— У вас с собой Око? — спросил я, когда мы сбросили скорость перед очередным населенным пунктом. — Хочу проверить ранг.

— Поройся в моей сумочке.

Я выкроил момент и подтянул к себе цепочку. Стараясь особо не копаться в вещах Матильды. Я на ощупь искал гладкую холодную поверхность небольшого шарика.

— Вроде нашел.

Выудив, я крепко обхватил артефакт пальцами и принялся ждать. Вскоре шар засветился насыщенным янтарным светом.

— Шестой, — бросив взгляд на Око, констатировала Матильда. — Восстанавливаешься понемногу. Вчера-то был седьмой.

— То есть сейчас он скачет потому, что я накануне потратил слишком много силы?

— Думаю, да. Вальтер сказал, что в ночь, когда он привез тебя, ты тоже устроил довольно серьезный всплеск силы. А потом я погоняла тебя по лесу… Так что ты несколько раз за прошедшие дни осушил свой резерв. Когда тратишь весь запас, ранг падает.

— Вот как… — Я вернул Око на место и уставился в окно на проносившиеся мимо домики. — Но я еще не чувствую, что восстановился полностью. Какой же у меня тогда ранг? Пятый?

— Может и четвертый. Подождем — увидим.

— При условии, что у меня будет возможность восстановить резерв.

— Ну, сегодня от тебя сила не потребуется. Это же похороны. Ты парень молодой, восстанавливаешься быстро. Думаю, завтра мы сможем оценить реальную картину.

Я кивнул.

— А относительно отличий родовой магии от Благодати Осколков… Насколько это важно?

— Ну, твои преподаватели в Аудиториуме знатно удивятся. Мы с Вальтером решили придержать эти новости. Хочу сама увидеть, как вытянутся лица профессоров в приемной комиссии, когда они поймут, откуда ты черпаешь могущество, — Матильда заговорщически подмигнула. — Ты произведешь фурор, Михаил. Возможно, станешь главным героем всего нового потока.

— Вы говорите так, словно уверены, что я пройду вступительные испытания.

— Я очень на это надеюсь. Но утверждать не могу. Зависит от того, что они придумают в этом году за десерт.

— А что было в прошлые годы?

— Мы не знаем. Студентам запрещено об этом говорить, а провалившимся ставят блок на память. В теории снять его можно, но лучше не рисковать. Снятие всякого блока может повлечь неприятные и болезненные последствия для его носителя.

— То есть можно оставить дурачком?

— Вполне. Аудиториум надежно хранит свои тайны.

В этом я уже не сомневался, особенно припоминая слова Корфа. Пистолетыч говорил, что даже его людям не под силу проникнуть в закоулки Аудиториума. И он отчего-то решил, что мне удастся что-то выяснить.

Сейчас, обладая хоть какими-то знаниями, я смотрел на эту затею иначе. Игра Корфа казалась мне более хитрой и глубокой. Слишком быстро он появился в нашем доме после ритуала. Взял семью за жабры — не отвертеться. Сделал предложение, от которого никто в здравом уме не смог бы отказаться. А затем отправил к Матильде — к другу и знакомому человеку, но не к официальному преподавателю или лицензированному наставнику.

Можно предположить, что Корф просто перестраховывался и предпочитал до поры до времени скрывать меня от лишних глаз и ушей. В конце концов некоторые знатные семейства были готовы на грязную игру, чтобы расчистить дорогу в Аудиториум своим отпрыскам. Но что если во всем этом было и что-то еще?

Что если Корф с самого начала знал о планах моего отца и решил воспользоваться этим? Что если он смог каким-то образом просчитать, что во мне проснется родовая сила?

И знала ли Матильда, во что оказалась вовлечена?

Так, Миша, отставить. Ты становишься параноиком.

— О чем задумался? — прервала мои размышления баронесса. — Мы проезжаем город. Здесь недалеко есть кофейня. Хочешь, заедем?

— Спасибо, я лучше воздержусь.

— Ну как скажешь.

И это отношение Матильды ко мне… Она все же приняла меня довольно тепло, если не считать события первой встречи. Да, баронесса обязалась меня подготовить, но никто не заставлял ее шить мне костюм, одалживать запонки и везти на похороны Петьки. Кофе, вон, предлагала…

Что это? Особое расположение? Но какой тогда мотив?

Одно я сейчас понимал точно — меня втянули в игру, правил и участников которой я не знал. И чем дальше, тем больше вопросов это у меня вызывало.

И сперва я вытрясу всю информацию из родни.

— У меня будет к тебе просьба, Михаил, — Матильда крутанула руль, сворачивая на широкий проспект. Судя по окрестностям, двигались по отдаленным от центра районам. Видимо, наставница решила немного срезать через город.

— Какая?

— Это касается того, что произошло между вами с Ирэн.

— Вы о долге жизни?

— Да.

— Она уже рассказала мне, насколько важно соблюдать приличия в просьбах. Я понимаю, что не стоит рисковать ее репутацией. Но у меня и в мыслях не было.

— В том, что ты бы не стал посягать на ее честь, я уверена. Ты не кажешься мне человеком, способным на подобную низость. Но я попрошу тебя о другом, — Матильда понизила голос и крепче вцепилась в руль. — Если в результате отбора вы окажетесь в соперничающих командах, не заставляй Ирэн сдаваться. Я хочу, чтобы она проявила себя в честном бою. Если ты потребуешь от нее сдаться, ей придется подчиниться. И это перечеркнет многие годы нашей работы.

А ведь я уже думал об этом. Вчера, лежа перед сном, пытался придумать, как использовать полученное преимущество с большей пользой. И, признаюсь, рассматривал возможность потребовать от Ирэн сдаться в бою. Но дальше рассуждений дело не пошло — заснул.

— Пообещай мне, Михаил, — с нажимом произнесла наставница. — Пусть соревнования будут честными. Проси чего хочешь — денег, знакомств, помощи… Но не разрушай ее мечту напрасно. Прошу тебя.

— Хорошо, — после долгих раздумий отозвался я. — Бой будет честным, если мы столкнемся. Но я бы предпочел видеть Ирэн в своей команде.

— Я тоже на это надеюсь. Но шанс, скажу честно, невелик. Благодарю, ваше сиятельство.

— Зачем же так официально? — улыбнулся я.

— Потому что сейчас ты сделал жест, достойный почета и уважения. Ирэн — сильная противница. И ей будут пытаться помешать. Одно радует — до моего имения руки дотянутся далеко не у всех.

— Грязные игры?

— Они самые, — мрачно ответила Матильда.

— Скоро будем на месте.

— Матильда…

— Что, Михаил?

— Она раскаивалась искренне?

Наставница усмехнулась.

— Ирэн — хорошая актриса. Но, кажется, случившееся ее и правда проняло. Вчера весь день ходила сама не своя, много плакала. Когда тебя привели в порядок и унесли в комнату отсыпаться, она сама вызвалась посидеть возле тебя. Ни на шаг не отходила… Не знаю, чего она себе надумала, но, кажется, в моей девочке все же что-то переменилось. Надеюсь, кое-что в своей жизни она все же переоценила.

— Рад, если так.

Матильда сбросила скорость и откинулась в мою сторону, чтобы рассмотреть дорожные указатели.

— Вроде бы мы свернули на верное шоссе. Ириновка же в направлении Ладоги?

— Да.

— Я в этом районе плохо ориентируюсь. Подскажешь дорогу?

Я покрутил головой. Подстава. Ириновка в моем мире действительно находилась в Ладожском направлении. На знаменитой «Дороге жизни» — главной артерии блокадного Ленинграда. Но в этом мире не было Блокады. Не было, кажется, и Великой Отечественной. И «Дороги жизни» не было…

— Боюсь, с этим проблема. Меня несколько раз шарахнули ментально, и часть памяти так и не вернулась, — на ходу выдумывал я. — Вроде направление правильное, но точнее подсказать не смогу.

— Да чтоб тебя… — Матильда тихо выругалась и показала на бардачок. — Возьми карту, будешь штурманом.

С грехом пополам мы все же выехали на нужную дорогу, попетляли на проселках, но в конце концов оказались в Ириновке.

— Очень странно, что такое устойчивое воспоминание выветрилось у тебя из головы, — задумчиво проговорила Матильда, свернув на приусадебную территорию. — Обычно стирается кратковременная память. Но ведь ты рос здесь с рождения…

— Не знаю, как так вышло.

Баронесса наградила меня подозрительным взглядом, но мне повезло: мы уже подъехали к господскому дому.

— У тебя есть три часа, — сказала наставница. — Надеюсь, этого окажется достаточно. Затем я тебя заберу.

— А вы? — удивился я. — Не желаете познакомиться с моей родней?

— Не самый удачный повод для знакомства, конечно…

— Я настаиваю. Отцу будет спокойнее за меня, если я вас представлю. Не захотите оставаться — удалитесь под уместным предлогом.

— Вот как заговорил, — улыбнулась баронесса. — Умеешь же вести беседу нормальным языком, когда хочешь. А то обычно изъясняешься как рабочий с Путиловского завода. И где нахватался… Ладно, идем.

Я хотел проявить вежливость, но лакей меня опередил: открыл дверь сперва Матильде, затем помог выбраться мне.

— Михаил Николаевич? — удивился слуга. — Как… Мы вас не ждали…

Я припомнил его имя. Кажется, Егор.

— Егор, пожалуйста, сообщи отцу, что со мной гостья.

Матильда открыла сумочку и передала лакею карточку.

— Сделаем все как подобает.

Егор кивнул и заторопился в дом. Я достал букет и передал Матильде. Не успели мы приблизиться к лестнице, как парадные двери распахнулись, и навстречу мне выбежала Оля.

— Миша!

Сестра бросилась ко мне с объятиями, напрочь проигнорировав Матильду.

— Привет, малявка, — улыбнулся я, обнимая ее крепко-крепко.

Она отстранилась.

— Не думала, что ты вернешься.

— Я ненадолго.

Матильда терпеливо дождалась, пока радость от воссоединения уляжется. Оля взглянула на баронессу.

— Представишь нас?

— Баронесса Матильда Карловна фон Штофф, — она протянула руку сестре. — Наставница вашего брата. Вы, как я понимаю, Ольга Николаевна.

Сестра кивнула.

— Да. Большое спасибо, что привезли Мишеньку попрощаться.

На пороге появился отец. Все вместе мы направились в дом — Оля выбежала без пальто и явно мерзла. Не успев обменяться приветствиями, я отвлекся на шум, доносившийся со стороны аллеи. Взглянул на часы: половина девятого. Рановато для гостей. Да и они, по традиции, должны были подъехать сразу в церковь…

По сырой земле мерно шуршали колеса новенького «Руссо-Балта» — автомобиля статусного, но не эксклюзивного. Но эту марку я хотя бы знал — отечественный, распространенный, по-мещански агрессивный.

Отец нахмурился, разглядев водителя.

— Он что еще здесь забыл?

Глава 16

Матильда обернулась в сторону «Руссо-Балта» и метнула на меня вопросительный взгляд. Я пожал плечами, пытаясь разглядеть водителя.

— Папа, ты его знаешь? — пискнула Оля из-за моей спины.

Отец хмуро кивнул и перевел глаза на баронессу.

— Ваше благородие, безмерно рад знакомству, — торопливо произнес он. Я заметил в его руках карточку — значит, Егор успел ее передать. — Прошу прощения за то, чему вам предстоит быть свидетельницей.

Жестом велев нам оставаться на пороге, отец спустился навстречу гостю. Тот как раз успел выйти, и я смутно его узнал. Память прежнего Миши подкинула всего один эпизод, но зато какой…

— Вот черт, — тихо выругался я.

Оля ткнула меня под бок.

— Кто это?

— Это дядя Андрей. Ты его не помнишь — совсем маленькая была.

Прежний Миша хорошо запомнил этого человека. Когда-то он был нам родней. Брат моего отца, Андрей Владимирович, покинул дом в возрасте двадцати лет. Покинул с оглушительным скандалом и навсегда.

Тогда я — точнее, Миша, не понимал, что стряслось. Но сейчас, вспомнив события и сопоставив с правилами взрослого мира, даже я нервно сглотнул.

Андрей Владимирович, младший брат моего отца, отрекся от семьи и женился на простолюдинке. Тогда еще живой дед, так и не отошедший от утраты Осколка, рвал и метал. Дядю Андрея пытались переубедить — уговаривали, стращали, угрожали и сулили милости. Тщетно. Выбор он сделал и стоял на своем до последнего.

И тогда дед совершил самое страшное, что мог сделать патриарх семьи — отлучил дядю Андрея от рода. Запретил использовать титулы и связи, изгнал его из имения, убрал все его портреты и лишил причитающейся части наследства. Сейчас я понимал, что тогда семью от скандала спасло лишь опальное положение — нашими делами почти никто не интересовался, да и дед положил много сил на то, чтобы замять происшествие максимально тихо.

Я помнил, что дядя Андрей после женитьбы взял двойную фамилию, занялся бизнесом и обосновался в Москве. С нашей семьей он не общался.

И вот сейчас дядя Андрей был здесь… сколько лет прошло? Пятнадцать? Ни разу с тех пор он не возвращался в Ириновку. Да, он застал Петьку и наверняка любил его, но была ли его смерть поводом для воссоединения? Или здесь замешано что-то еще?

Меня начало терзать дурное предчувствие. Неспроста он сейчас появился, ой неспроста.

— Оленька, проводи нашу гостью в дом, пожалуйста, — распорядился я. — Покажи гостиную, предложи кофе.

Сестра явно сгорала от любопытства, да и Матильда наблюдала за встречей с нескрываемым интересом. Но женщинам хватило такта меня послушаться.

— Конечно, — Оля забрала цветы и пригласила мою наставницу внутрь. — Матильда Карловна, прошу. Вы наверняка утомились с дороги.

Выгнав всех с порога, я закрыл входную дверь, плотнее запахнул пальто и принялся спускаться. Отец даже не скрывал недовольства. А вот дядя Андрей…

Изменился. И дело было даже не в пролетевших годах, хотя они мало его состарили. Сейчас ему было лет тридцать пять — самый расцвет сил. Он был похож на моего папу — те же внимательные глаза и прямой римский нос, но более вытянутое лицо. Еще он был очень загорелым — редкость для жителей Петрополя. Явно недавно отдыхал в солнечных краях. Да и одежду носил… Модную, кричащую о статусе, очень дорогую. Словно хотел заявить всему миру о высоком доходе. В среде аристократов броские цвета были не приняты — сословие считало себя выше этого. Разве что эксцентричная Матильда частенько позволяла себе вольности.

— Дядя Андрей, — поприветствовал я.

Отец с неудовольствием на меня посмотрел.

— Михаил, я рад, что ты приехал. Но сейчас иди, пожалуйста, в дом.

— Можно я хотя бы сперва обниму племянника? — спросил гость.

Я пожал плечами, ожидая реакции отца. Тот с неохотой кивнул.

Мы обнялись, и дядя тут же отстранился. Я заметил, что ему было ужасно неловко.

— Простите, что помешал, да еще в такой день.

— Мог бы позвонить, — пуще прежнего нахмурился отец.

— Не мог, Коля… Ваше сиятельство. Не мог.

Мне показалось или дядя выглядел напуганным? Напряженным — точно, но это и неудивительно. Все же визит туда, где тебя не рады видеть, мало кого оставит равнодушным. Но было в этом что-то еще. Я обратился к силе — Благодать чувствовала такие вещи тоньше.

Страх. Я отчётливо ощутил чужой страх. И гнев отца. Хорошо скрытый гнев, раздражение и… боль.

— Мне позволят войти? — спросил дядя Андрей и кивнул на дом.

— Сперва расскажи, зачем явился. Михаил…

— Я хочу остаться, — ответил я. — Как твой наследник, теперь я должен понимать, что творится и за пределами семьи.

Отец снял очки и устало потер глаза.

— Хорошо. Но не встревай, пожалуйста. Андрей, рассказывай. И, прошу, побыстрее. Нам скоро выезжать в церковь.

Я решил проявить участие и ободряюще кивнул. Дядя поймал мой взгляд и словно немного расслабился.

— Я здесь, чтобы предупредить тебя, Николай. Кажется, кто-то очень заинтересовался семейством Соколовых.

— И ради этого ты примчался из самой Москвы? — отец с недоверием взглянул на брата. — Почту и звонки отменили?

Дядя Андрей достал из кармана пачку сигарет и закурил. Отец скривился — он не переносил запаха табака, но замечаний делать не стал.

— В том и дело, что я не могу доверять ни переписке, ни звонкам. Полагаю, меня могут прослушивать, — дядя выдохнул тонкую струйку дыма в противоположную от отца сторону. — И вас. А ментальная связь мне по понятным причинам более недоступна.

Отец кивнул. А я припомнил, что отсечение от рода предполагало и лишение Благодати. Дядя не просто вышел из семьи — он перестал быть для нас своим. Так распорядился дед, не желавший разбавлять благородную кровь. Сейчас, зная о роде чуть больше, я начал понимать причину такого сурового поступка старого патриарха. Дед всего лишь пытался сохранить наш род. И если бы он тогда этого не сделал, быть может, сейчас я бы не обладал силой древнего источника.

— Рассказывай подробнее, — велел отец.

Дядя в три затяжки докурил сигарету и тут же взялся за следующую. Его руки дрожали. Но вряд ли от холода.

— Где-то с месяц назад я вернулся из отпуска. Вывозил семью отдохнуть. Бизнес идет хорошо, жена очень помогает… Но по возвращении я начал замечать странные вещи. Сперва мне показалось, что в наше отсутствие в квартире кто-то был. Тогда я не придал этому значения — у нас наемная домработница, да и няньки для малышей часто приходят. Поэтому я не обратил внимания на чужие следы. Подумал, что в наше отсутствие домработница затеяла генеральную уборку.

— Дальше.

— Затем тревогу подняла гувернантка моего старшего. Он у меня ходит в хорошую школу на Чистых. Гувернантка забирает его и помогает делать уроки. Она сказала мне, что несколько дней подряд наблюдала один и тот же автомобиль возле школы и нашего дома. Никто не выходил, поэтому человека она не видела. Но приметила машину. Жаль, номера не записала. Я тоже не сразу напрягся, потому что дом у нас не самый простой, и соседи водят детей в эту же школу. Подумал, может чей-то охранник дежурит. А затем я начал замечать слежку и за собой…

— Как это связано с нами? — Перебил его отец. — Насколько я помню, бизнес у тебя идет хорошо. Пожалуй, даже слишком хорошо. С чего ты взял, что интерес может быть связан с нами?

— Погоди, Николай. Дай договорить. — Дядя Андрей бросил на землю второй окурок, и потянулся было за третьей, но передумал. — Сперва я хотел удостовериться, что за мной действительно следили. Жена тоже начала замечать странное сопровождение. Эти люди никак себя не проявляли — просто преследовали нас, но держались на расстоянии. А буквально на днях, по странному совпадению в то же утро, как я узнал об инциденте в Дакии и гибели Петра, ко мне в кафе на обеде подсел странный человек.

— Он представился?

— Нет, конечно. Но я хорошо его запомнил и смогу описать.

— Что он сказал?

— Задавал вопросы. Но не обо мне и моей семье, а о тебе, Николай. О вас. О Мише, об Оле… Естественно, я не смог толком ничего рассказать, да и не желал.

— Какие вопросы он задавал?

— Сперва выразил соболезнования по поводу Пети. Спрашивал, давно ли мы виделись. Интересовался, где живете. Очень странный разговор получился. О вас в Москве вообще не толкуют. Я сначала подумал, что это происки конкурентов. Может хотели изящно на меня надавить. Но зачем угрожать вам, если у меня есть своя семья, причем гораздо ближе…

Отец кивнул.

— Согласен. И до чего вы договорились?

— Ни до чего. Я лишь сказал, что мы не общаемся и что сведениями не обладаю. Тот мужчина сразу ушел.

— Как он выглядел? — спросил я.

Дядя отвел глаза, вспоминая образ.

— Выше среднего роста, где-то сто восемьдесят. Поджарый, явно держит себя в форме. Лет сорок-сорок пять. Волосы темные с проседью. Костюм недешевый… И вот, еще на левой руке золотой перстень. Вроде печатка, но я не разглядел герба.

— Не на мизинце? — уточнил отец?

— Нет. Вроде на среднем или безымянном пальце. Массивный такой перстень. Возможно, старый. И улыбка у него еще такая… Немного кривая, как будто лицевой нерв парализован. Может инсульт перенес, может еще что. Да и вообще было в нем нечто такое… холодное, отталкивающее, хотя не урод и не выглядел опасным. Обычный приодетый мужик. Так часто выглядят важные слуги в знатных семьях.

— То есть не служивый человек? — предположил я.

— Понятия не имею. Осанка ровная, но… Нет, не могу предположить.

— И он, разумеется, не представился.

Дядя Андрей отрицательно покачал головой.

— Собственно, поэтому я с ним даже разговаривать не стал. Хотя он перехватил меня в заведении, куда абы кого не пускают. Я потом спрашивал у официанта, кто это был, но он не оставил ни карточки, ни сведений о себе. Как призрак… Это напугало меня больше всего, и я решил предупредить вас лично. Не думаю, что этот человек явился по мою душу.

Отец задумчиво глядел на лысые деревья аллеи. Как назло вышло яркое солнце, словно небу не было никакого дело до нашего семейного горя.

— Понятия не имею, кто это мог быть.

— Может кто-то из людей Корфа? — тихо предположил я.

— Ему не нужно так изгаляться. Его ведомство может запросто добыть сведения. Нет, Михаил, это кто-то другой…

Я переглянулся с дядей. Он явно был не в своей тарелке и, опустив глаза, ждал от отца позволения остаться. Но больше не решался просить сам.

Папа взглянул на часы.

— Пора выезжать, — он смерил дядю Андрея долгим взглядом. — Если хочешь попрощаться с Петром, приходи. Отпевание будет в нашей церкви.

— Спасибо.

Дядя сел в «Руссо-Балт» и поехал в сторону кладбища. Мы с отцом остались наедине.

— Как ты, сын?

— Лучше, чем могло быть. И у меня есть к тебе разговор. Это важно.

— После похорон. Во время поминок будет время. Уже десять, нужно торопиться.

Я кивнул и остался ждать на улице, а отец пошел в дом. Прислонившись к матовому кузову готичной тачки Матильды, я судорожно размышлял о новостях от дяди. Кому мы могли понадобиться? И уж тем более зачем им следить за дядей Андреем? Что они хотели выяснить?

Черт, чем дольше я находился в этом мире, тем сложнее давалась жизнь. Сплошные интриги, а я не мог понять, какое место в них занимал.

Едва шофер подогнал автомобиль для домочадцев, парадная дверь открылась, и по ступеням один за другим начали спускаться мои родные. Отец перебросился парой фраз с Матильдой. Оля вела под руку бабушку — в черной шали поверх старомодного пальто, она сейчас казалась совсем дряхлой. Но взгляд ее был ясным, и, увидев меня, Ба улыбнулась.

— Мишенька, вот ты где!

Я обнял ее и помог сесть в машину. Сам решил ехать с Матильдой. Мне нужно было подумать.

— Дорогу покажу, — сказал я, отыскав в воспоминаниях путь до кладбища. — Пусть едут первыми.

Баронесса кивнула.

— Что стряслось?

— Неожиданное семейное воссоединение, — отозвался я, забравшись в салон.

— Судя по всему, не очень приятное.

— Это не моя война. Но, что бы там ни происходило, ради Петра все они должны придержать языки.

— Мудро, — кивнула наставница. — У тебя замечательная сестра. Просто солнышко. Жаль, не одарена так щедро, как ты.

Старое Ириновское кладбище встретило нас звоном колоколов небольшой церквушки. Тощий поп уже дожидался нас и, обменявшись с отцом приветствиями, пригласил всех в храм. Я увидел несколько мужчин в форме, куривших перед воротами — наверняка сослуживцы Петьки. А может и почетный караул — все же брат погиб при исполнении долга, а значит ему полагались воинские почести.

Заметил я и Куропаткина — человека с уродливым шрамом, который тогда привез тело. Проститься пришли староста села с семьей, домашние слуги и еще с десяток людей, которых я видел впервые. Все очень скромно, без пышностей. Может и к лучшему.

Едва выстояв отпевание, я вышел на улицу и подставил голову под резкие порывы ветра. Тяжелый запах ладана вызывал воспоминания о том, как я прощался с Петькой тогда, в первый раз, в своем мире. Сейчас его хотя бы хоронили в закрытом гробу. Сейчас было уже не больно. Почти.

Матильда вышла следом за мной на перекур. Дядя предложил ей зажигалку. Все — молча.

Потом было погребение. Многое — как тогда, только я старался быть поближе к Оле, чтобы ее поддержать. Да и отца обнять лишний раз — Петька был его надеждой, и я понимал, что во мне он не видел того, сына, которого хотел сделать следующим патриархом рода. Даже после ритуала призыва. Даже после пробуждения родового источника. Я не был Петькой и никогда не смог бы им стать.

Потому что отныне я должен был быть лучше. Во всем. Только так мы выкарабкаемся.

Куропаткин прочитал краткую речь. Рассказал о подвиге, любви к родине, зачем-то упомянул про орден — как будто это теперь могло нас утешить. Почетный караул дал несколько залпов. Гроб, обернутый во флаг с двуглавым черно-красным орлом опустили в землю, и рабочие взялись за лопаты.

Оля не выдержала и разревелась у меня на груди, и я долго гладил ее по спине, давая возможность прорыдаться. Я встретился взглядами с отцом, и он коротко мне кивнул. Матильда положила букет лилий к венкам и лампадкам.

— Все почти закончилось, — шепнул я сестре. — Ты молодец. Хорошо держалась.

— Да какая разница… — всхлипнула она.

— Согласен. Но лицо надо держать. Потому что мы — Соколовы. И мы выдержим все.

Оля достала из кармана платок и вытерла слезы.

— Не могу… Не могу поверить. Никак не получается.

— Нам еще долго жить с этой потерей, мелкая. Но у тебя есть я.

Траурная процессия разбилась на мелкие группки и медленно потекла по аллее к выходу. Первыми уехали военные, остальных отец пригласил в усадьбу на поминки. Я взглянул на часы — еще час у меня оставался, но кусок не лез в горло. Хотелось сбежать отсюда. Побыть одному. Почему-то от присутствия людей сейчас становилось особенно тошно. Зато отец наконец-то заговорил с дядей — я видел, как они медленно прогуливались между рядов крестов.

— Интересно, кого еще сегодня хоронят? — Оля вытерла слезы и уставилась на несколько подъехавших автомобилей. Две легковушки и один черный фургон. — Когда мы договаривались с батюшкой, то просили, чтобы в первой половине дня никого, кроме нас, не было…

Я ускорил шаг, чтобы догнать отца. Сила вскипятила кровь тревогой, по позвоночнику пробежали искры холодка. Что-то не то. Что-то не так. Снова. Слишком знакомое ощущение.

— Пап! — крикнул я, игнорируя приличия, и перешел на бег.

— Что, Михаил?

Я указал на припаркованные у ограды автомобили.

— Мы еще кого-то ждем?

— Нет. Здесь и так больше, чем мы приглашали…

Все произошло слишком быстро — только подогретые Благодатью рефлексы позволили мне успеть. Почти успеть…

Дверь фургона отъехала в сторону, и я увидел вспышки. Несколько шедших перед нами сельских рухнули как подкошенные.

— Ложись! — заорала Матильда и потянула меня вниз.

Глава 17

Я едва успел припасть к земле и спрятался за могильным камнем — пронесшиеся над головой пули вспороли дерн на клумбе за нашими спинами. Одна очередь. Вторая. Да сколько же их там было?

Где-то рядом звенели металлические кресты, от которых рикошетили пули. Крошка от испорченных каменных надгробий запорошила глаза.

Селяне с криками метались по аллее, безуспешно пытаясь найти укрытие. Сильнее всего не повезло тем, что почти подошел к воротам — там не было ничего, кроме каморки сторожа и газона. Невинные люди умирали на моих глазах, а я не мог им помочь — слишком далеко, чтобы попробовать выставить для них «Покров».

«Берегиня» вспыхнула вокруг меня насыщенным янтарным светом. Когда закончилась автоматная очередь, я осторожно высунулся из укрытия.

— Пап! — позвал я. — Жив?

— Да…

Я повернул голову на звук его голоса и тут же снова спрятался — новая очередь прошла совсем рядом. Отец был недалеко — всего в пяти-семи шагах от меня, тоже успел спрятаться за массивной скульптурой, но добраться до него я не мог. Чтобы пробежать, требовалось пересечь просеку — то есть выйти на открытое место. Я не был так уверен в своей защите.

Отец склонился над дядей Андреем, выставил хиленький барьер — и зря. Сияние Благодати лишь сделало их мишенью. В барьер тут же полилась новая очередь. Достигнув «Покрова», пули словно увязывали в плотной энергетической субстанции, теряли скорость и проходили сквозь силу как через очень плотное желе. Я не знал, сколько его барьер мог выдержать. У отца был восьмой ранг — возможности далеки от безграничных. Зато «Покров» хотя бы давал возможность успеть пригнуться.

Значит, от осколков стекла тогда отец смог нас защитить, а от пуль уже не особо. Выходит, барьер реагировал на скорость и силу пущенных снарядов?

— Миш! — рядом, всего метрах в двух от меня, за склепом пряталась Матильда. Наставница сгребла в охапку Олю. — Цел?

Я кивнул.

— Уведите сестру и бабушку. Я попробую вытащить мужчин.

— Погоди.

Матильда резким жестом стащила с головы шляпку и выбросила, а сама аккуратно обошла укрытие. Руки она держала наготове, чтобы в любой момент активировать «Покров».

— Ждут, сволочи.

Это я уже тоже понял. Сельские — те, кого не зацепило — бросились врассыпную. С визгом, криками. Кто-то не смог идти и лежал, крича от боли. Другие рухнули без движения. Тихое кладбище наполнилось стонами и воем. По сельским огня больше не открывали, и это означало одно — пришли за нами. За моей семьей.

Матильда вернулась к Оле.

— Мобильником пользоваться можешь?

— Д-да… Я же… д-десятка…

— Отлично. Отойди от меня на несколько метров и звони. Номер продиктую, — Матильда оттолкнула сестру подальше к зарослям и прочь с линии огня. — Пять-восемь-восемь-сорок-пятнадцать. Запомнила?

Оля кивнула.

— Это номер ассистента Корфа. Скажи, что звонишь по моему поручению. Передай, что на нас напали, и укажи место. Пусть приезжают немедленно. А потом спрячься. — Матильда сильнее толкнула Олю в кусты, и мне показалось, что растерявшаяся сестра даже упала, но быстро поднялась. — Все, пошла! Бегом!

Я поискал взглядом бабушку. Как сквозь землю провалилась. Ладно, не бегает по кладбищу в панике — уже хорошо. Может успела убежать вместе с сельскими? Хорошо, если так.

Со стороны камня, за которым прятались отец и дядя Андрей, послышался короткий стон и ругань.

— Ранены?

— Андрея зацепило, — отозвался отец. — Не сильно.

Мы с Матильдой переглянулись. Жаль, что я не успел освоить ментальные переговоры.

Я перераспределил больше силы в уплотнение «Берегини» и попробовал вылезти из укрытия. В этот момент со стороны ворот раздались выстрелы. Короткие, одиночные. В ответ — снова очередь.

Пора!

Я бросился через просеку к отцу. Рядом просвистело несколько пуль, но «Берегиня» отреагировала мощно — все отскочили от меня, отпружинили и срикошетили. Практически кувырком я перелетел через низкую изгородь аллеи и тут же спрятался за соседним надгробием.

— Фууух…

Дядя Андрей сидел, прислонившись спиной к отполированному камню. Щегольская рубашка была залита кровью.

— Пап, подлатаешь его? Я не умею.

— Попробую, но ты тогда держи «Покров». Мне не хватит сил на то и другое.

— Понял.

Я поднял янтарную полусферу и вложил побольше энергии в прочность. Да, теперь мы стали еще более заметной мишенью, но я надеялся, что пули не пройдут — все же у меня ранг был повыше.

Тем временем несколько бойцов, вроде четверо, вошли в ворота и направились к нам. Сквозь стену барьера было сложно из разглядеть — энергия пульсировала и размывала очертания врагов. Я рассмотрел лишь, что они были в черных костюмах и шлемах. Укаждого в руке по автомату, похожему на АКС, но все же это были не «ксюхи». Что-то другое, но не менее смертоносное.

«Это они зря высунулись», — раздался в моей голове голос Матильды. — «Защищай своих, я займу этих красавцев».

Я быстро обернулся к ней и кивнул. Хорошо, что Матильда не успела толком проявить себя, вряд ли они будут ожидать нападения. Ведь баронессы не было среди приглашенных. Впрочем, и меня не должно быть…

Она выпустила четыре косы разом. Сейчас я уже знал, насколько это тяжелая задача — контролировать каждую отдельно. Две попали в цель — полоснули двух нападавших точнехонько по горлу.

Оставшиеся не растерялись — мгновенно открыли огонь по баронессе. Укрывшись под куполом «Покрова», она добралась до укрытия. Пока Матильда переводила дух, я метнул пару колобков в нападавших.

— Минус три, — сдержать злорадную ухмылку не получилось.

Оказывается, я бил четко. Два светящихся белых шара угодили прямиком в грудь и голову безымянному воину. Он рухнул как подкошенный, а перед этим я успел заметить зияющую рану. Горяченько…

Ответом мне послужила автоматная очередь. Последний боец, надо отдать должное, не струхнул. Я метнул еще один колобок, отвлекая его на себя. И вовремя. Сияющая коса Матильды провела безукоризненно точную линию на его шее, и через несколько мгновений воин затих навеки.

Правда, напоследок все же угостил меня пулями.

— Черт, — выругался я, не заметив, что немного вышел за пределы барьера. Одна из пуль черканула по руке. — Чутка зацепил.

Матильда кивнула мне в знак благодарности.

«Кажется, у нас еще гости».

— Коля… — голос дяди Андрея отвлек меня от боя. Он приподнялся, обхватил каменный памятник руками и кивнул в сторону ворот. — Это он… Он подходил тогда в кафе.

Я оглянулся.

Действительно, невзрачный. Не очень высокий, но довольно худой человек вышел из седана и направлялся к нам. Я выглянул из-за барьера и успел разглядеть его лицо. Худое, изрезанное несколькими глубокими морщинами, со впалыми щеками. Кривая, словно неестественная ухмылка.

Матильда выбежала ему наперерез — охваченная рубиновым сиянием «Берегини» пятого ранга, она запустила в него пару «Жар-птиц». Человек остановился. Вскинул руку, едва заметно крутанул запястьем — и летевшие в него огни просто… потухли. Словно и не было никакого заклинания.

— Что за…

Баронесса не успела договорить. Еще один легкий взмах рукой — и она рухнула на колени, схватившись руками за шею.

— Матильда!

Я дернулся к ней, но отец крепко ухватил меня за шиворот.

— Тихо, Миш.

Я вывернулся из его хватки, выскочил за барьер и запустил в мужика сразу три «Колобка» подряд. Бил чистой силой — ее так просто не погасишь.

Он снова криво улыбнулся.

— Ваше сиятельство, — он отвесил шутовской поклон. Мои «Колобки» врезались в невидимую стену перед ним и рассыпались на тысячу раскаленных искр, не причинив ему вреда.

— Твою мать…

— Миша… — прохрипела Матильда. — Бегите.

Ну уж нет.

Я вовремя заскочил за барьер, подпитал его силой, обратившись напрямую к родовому источнику — свои силы были на исходе. Чем сильнее становились «Колобки», тем быстрее иссушали мой резерв. Что за прозрачный барьер он выставил? Как это, блин, понимать?

Что-то ослепило меня. Взорвалось перед глазами. Я, отец и Андрей взвыли от боли. А, открыв глаза, я увидел, что от «Покрова» не осталось и следа. Даже сращивать было нечего.

Еще удар. Гранитный памятник разлетелся на осколки. Закричал отец. Я снова попробовал выставить «Покров», но не успел. Третий удар яркой вспышки сбил меня с ног, сверху посыпались комья земли и грязи.

Мужик приближался.

— Ты еще что за сукин сын? — Матильда поднялась и шатающейся походкой направилась к нам. В ее руке пылал «Кладенец».

Зря, зря. Я видел, как она была бледна. Исчерпала силы. Не выстоит.

Я сорвался с места и понесся прямиком на незнакомца. Кажется, я кричал. На ходу обратился к родовому источнику и взял даже больше, чем мог в себе держать.

— Прочь! — Я оттолкнул Матильду и обрушил удар голой силы на мужчину.

Он удивленно моргнул. Я не видел характерного сияния «Берегини» вокруг него, но какая-то защита там определенно была. И все же ему досталось.

— Ааааррррх!

Он скривился, отчего его перекошенная рожа стала и вовсе страшной. Зашипел. Я двинулся на него, желая схватить. Дотронуться, шарахнуть силой прямым контактом. Откуда-то знал, что так будет сильнее всего.

Но не успел.

Он осыпал меня какими-то сияющими искрами, все перед глазами замелькало, завертелось, заплясало… Коротко вскрикнула Матильда. Заорал отец. Глаза словно выжигало, я прижал ладони к лицу, стараясь избавиться от этого мучительного ощущения.

А когда открыла глаза, мужчина был уже возле ворот.

— Стой, сука!

Едва удерживая равновесие, я помчался за ним. Мужик оказался прытким — бросился в машину, и водитель тут же дал по газам, вылетев на шоссе. Вторая легковушка не сдвинулась с места, и я увидел, что в ней никого не было.

Микроавтобус тронулся последним.

— Стоять!

Я черпнул из источника еще силы и отправил вслед «микрику» сразу несколько «Колобков». Что-то вспыхнуло. Неестественно быстро, из авто потянуло черным дымом.

Машину начало заносить. Не успев вырулить на шоссе, микроавтобус скатился в кювет и врезался в дерево.

— Вот дерьмо…

Я вздрогнул, когда автомобиль вспыхнул. Изнутри доносились крики, но люди почему-то не могли выбраться из охваченного огнем кузова. Секунда, вторая… Микроавтобус взлетел на воздух. Неужели «Колобки»? Обычно тачки так не взрываются, это не кино…

— Андрееей!

Крик отца вырвал меня из оцепенения. Я убил людей. Впервые убил. Дерьмо. Не думал, что это выйдет так.

— Андрей!

Я обернулся. Отец склонился над дядей и зачем-то тряс его за плечи. И по лицу патриарха я все понял.

* * *

Фельдшер подошел к нам и вопросительно уставился на тело дяди Андрея. Отец молча покачал головой. Лекарь кивнул.

— Горе-то какое… Вызову полицию и спецбригаду. Вам помощь нужна?

— Нет, мы в порядке, — отозвался я и жестом попросил медика уйти.

Отец выглядел раздавленным.

— Пап, мы ему уже не поможем. Оставь его. Ненадолго.

— Мы не успели помириться, — словно не слыша меня, говорил отец. Он глядел прямо перед собой и легко покачивался из стороны в сторону, точно в трансе. — Я давно его простил, но…

— Он умер напрасно, если мы не выясним, кто это сделал, — потеряв терпение, я принялся трясти папу за плечи. — Не уходи в себя! Ты нужен мне здесь. Оле, бабушке… Горевать будем потом.

— Знаю. Прости, сын. Он все же мой брат.

— Не виню. Но сейчас нам нужен наш патриарх.

Я помог ему подняться, отряхнул его грязную спину — почему-то сейчас мой разум цеплялся за такие бессмысленные мелочи, и медленно повел к Матильде. Наставница хмуро курила, сидя на порожке одного из склепов. У ее ног лежал раненых захваченный боец. Каблук остроносой туфли упирался ему в кадык.

— Удалось что-то выяснить? — спросил я, подойдя ближе.

— Не одаренный, — баронесса выдохнула дым. — Скорее всего, бывший солдат. На разуме стоит очень мощный блок. Лучше дождаться людей Корфа, чтобы его вскрыть. Иначе, боюсь, можем сковырнуть что-то неправильно. Одно могу сказать — здесь поработал очень сильный и умелый менталист. Давно не видела такой работы. Кто-то уровня Вальтера или даже выше…

— Он сильно ранен?

— Кровь ему я остановила, повесила «Мертвую воду». Не умрет. По крайней мере точно не в ближайшие часы.

Я уставился на пленника. Видимо, Матильда каким-то образом парализовала его, потому как он лежал совершенно неподвижно — только изредка моргал. Оружия при нем уже разумеется не было — я заметил даже наспех вывернутые карманы. Матильда, видать, дело свое помнила.

— Может лучше отвезем его в усадьбу? — предложил я.

— Нет. Нужно передать его Вальтеру, и лучше сделать это до того, как сюда прибудет полиция. Надеюсь, дело сразу передадут под юрисдикцию тайного отделения. Все же нападение на графскую фамилию — не шутки. Сейчас здесь будет полно народу, нас начнут опрашивать. И наверняка слетится даже пресса. Но место преступления пока что лучше не покидать.

Матильда затушила сигарету и щелчком отправила окурок в урну на аллее. С десяти шагов. Даже сейчас выпендривалась, хотя наверняка не осознавала этого.

— Пойду найду Олю с бабушкой.

— Они помогают медику.

Оставив отца возле баронессы, я направился к пострадавшим. Прозвучит цинично, но сейчас кладбище выглядело по-настоящему полным жизни. Туда-сюда сновали люди — из каморки сторожа таскали горячую воду, распотрошили все аптечки для первой помощи. Напуганные сельские вернулись и старались помочь. Кто-то пригнал старый автомобиль, чтобы увезти неходячих в больницу. Наш ириновский фельдшер командовал перевязками и сам сбивался с ног.

— Сколько пострадавших? — спросил я.

— Двое охранников из усадьбы убиты, ваше сиятельство. Один, старший, ранен. Нападавших… Ну, вы целый фургон отправили к праотцам. Правда, сколько их там, я толком не знаю. Ведь целиком сгорел… Тут уж пусть спецбригада разбирается.

— А местных? Сельчан?

— Пятеро погибших. Трое в критическом состоянии. Еще семеро — от средней до легкой тяжести… — фельдшер почесал бородку и с тоской уставился на пострадавших. — Вы умеете исцелять, ваше сиятельство?

— Нет, но могу попробовать.

Медик наградил меня подозрительным взглядом.

— Как это, ваше сиятельство?

— Заклинаний не знаю, могу попробовать вытащить чистой силой.

— Если изволите попытаться, буду благодарен. Только, прошу, не навредите. Если не будет получаться, бросьте — дождемся бригады из Всеволожского госпиталя.

Я кивнул и прислушался к ощущениям. В резерве еще кое-что оставалось. Силушка, отзовись. Своим людям помогаем. На родной земле. Негоже им страдать за нас.

— Начнем с самых тяжелых?

Фельдшер кивнул.

— Ваш охранник. Седой. Он совсем плох. Может не дотянуть.

Ох ты ж черт. Неужели Виктор Павлович?

Я бросился к нему. Рядом с ним лежали два накрытых черной пленкой тела. Я осторожно поднял ее и увидел окровавленное лицо Семена. Того самого, который пытался меня успокоить, когда я впервые пришел в себя в усадьбе. Добрый был парнишка, ему бы еще жить да жить…

— Виктор Павлович, слышите меня? — Я опустился на колени возле него и взял за руку.

Охранник застонал и приоткрыл один глаз.

— Ваше… Сиятельство… Целы…

— Помолчите пока. Я попробую вас полечить.

Я закрыл глаза и обратился к силе. Воззвал к свету, который, как теперь я думал, был родовым источником. Потянулся к нему, взял горсточку чистой силы и заставил медленно перетекать из моей руки в тело охранника.

Сила лилась — я чувствовал это, и лишь направлял ее течение. Словно кружево, старался плести целебную вязь. Охранник застонал и крепче сжал мою руку.

— Выходит… Ух, черт…

В следующий миг из его живота вылетело что-то мелкое и дзынькнуло, ударившись о стену сторожки. Пуля? Неужели работало?

Еще одна железка. И еще.

Чувствуя большую уверенность, я направил силу иначе. Остановить кровь, как делали в «Мертвой воде», и только потом исцелять. Не знаю, сколько я провозился возле Виктора Павловича, но когда к нам подошел фельдшер, то тихо охнул.

— У вас дар целителя, ваше сиятельство, — торопливо сказал он. — Думаю, достаточно. Дальше врачи разберутся. Благодарю вас.

Я устало оторвался от охранника и сел рядом. Пальто промокло от валяния в грязи, и мне стало холодно. Заметив меня, Оля подбежала с чашкой.

— Тут просто вода, но горячая. В чайнике вскипятили.

— Оставь на промывку, — отказался я и поднялся на нетвердых ногах. Силы стало ощутимо меньше. Хоть и тянул из родового источника, но все равно много от себя добавил. Зато теперь становилось понятнее, зачем были нужны заклинания — они позволяли вязать Благодать так, чтобы затрачивать меньше энергии.

И в этот момент наконец-то появились машины с мигалками. Я заметил уже знакомый мне неприметный серый седан Корфа. Взглянул на часы. Два пополудни. Быстро они. Даже быстрее «скорой».

Я пошел навстречу выскочившему из авто тайному советнику. Сторож ткнул рукой в мою сторону, и Корф направился прямиком ко мне.

— Что случилось?

— Перестрелка. На нас напали сразу после похорон, — я кивнул в строну склепа, возле которого остались Матильда и отец. — Мы взяли языка, но Матильда говорит, у него мощный блок на памяти.

— Идем, покажешь, — мы направились в сторону аллеи, но сперва Корф оценил сгоревший микроавтобус. — А это чья работа?

— Моя.

— Это ты так колобком зарядил?

— Нет, «Жар-птицей». Немного перестарался.

— Ты начинаешь беспокоить меня все сильнее, юноша, — тайный советник помрачнел сильнее обычного. — И у меня уже давно не было столько головной боли, сколько причиняет ваше семейство.

— Мне куда интереснее другое. Кто может на нас охотиться?

Корф кивком поприветствовал моего отца и Матильду. Баронесса отняла ногу от горла пленника, словно приглашая тайного советника немедленно приступить к делу.

— Сейчас и выясним.

Глава 18

Корф склонился над обездвиженным бойцом и провел рукой в нескольких сантиметрах от его лица.

— Ему понадобится медицинская помощь, — сказал тайный советник. — Мой ассистент уже вызвал бригаду. Боюсь, придется здесь задержаться.

Отец поежился от холода и кивнул в сторону дома.

— Можете воспользоваться нашей усадьбой. Все равно поминки придется отменить.

Пистолетыч кивнул.

— Благодарю, ваше сиятельство. Нам действительно будет удобнее развернуться в вашем имении. Мне не хотелось бы поводить первичные допросы у себя. Затем, разумеется, мы переведем задержанного в специальное учреждение.

Я удивленно на него покосился. Очень странное решение. Неужели Корф опасался слива информации из застенок Тайного отделения? Но если так, во что, блин, мы оказались впутаны? Пистолетыч явно чего-то не договаривал. И, судя по реакции, Матильды, это понял не я один.

— Вальтер, можно тебя на минуту? — попросила баронесса.

Корф с неохотой поднялся.

— Да.

Они отошли на десяток шагов, а я уставился на задержанного бойца. С виду обычный мужик, но крепкий, тренированный. Форма без опознавательных знаков, похожа на армейскую или какого-нибудь частного военного отряда. Я аккуратно пошарил по его карманам — ни одной личной вещи. Ни документов, ни телефона — ничего, что могло бы помочь установить личность или понять, кто послал его за нами.

И раз на памяти ему установили надежный блок, то кто-то не просто хотел скрыть себя до поры до времени, но и основательно подготовился.

Я вспомнил того мужика с парализованным лицом. Нужно рассказать Корфу о том, как лихо он отбивался от моих «Колобков» и что сделал с Матильдой. Да, мне удалось его слегка поджарить, но для этого пришлось потратить почти весь резерв и обратиться к источнику. Значит, я превысил свою «шестерку». Да и Матильде с ее пятым рангом досталось. Какой же тогда ранг был у этого перекошенного колдуна?

Мне очень хотелось понять, как выглядел ментальный блок. Толком не понимая, что сам творил, я провел рукой надо лбом бойца, закрыл глаза и обратился к силе. Сконцентрировал больше энергии в ладони так, чтобы моя сила реагировала чужую. Осторожно, стараясь никуда не вмешиваться, потянулся к разуму бойца. Он застонал.

— Тихо. Делать с тобой ничего не буду, хотя очень хочется.

Он уставился на меня, бешено вращая глазами. Попробовал дернуться, но не смог — незримый паралич явно его напугал.

— Кто ты? — Плохо владея языком, промычал он. — Где я… Что вы со мной сделали?

Я быстро отнял руку. Нет, я был слишком неопытен, чтобы пытаться работать с человеком в таком состоянии. Но зато я прислушался к интуиции, попросил силу подсказать хоть что-то об этом мужике.

Страх. Непонимание. Снова страх.

— Как тебя зовут? — убрав всякое воздействие, я склонился над мужиком. — Имя, фамилия.

— Валера… Валерий… Смирнов! Вроде бы… Где я? Да кто вы все такие?

Я обернулся к Корфу и замахал руками.

— Вальтер Макарович, сюда!

Тайный советник жестом остановил что-то говорившую ему Матильду, и вместе они торопливо зашагали ко мне.

— Заговорил. Видимо, заклинание слабеет. Утверждает, что его зовут Валерием Смирновым, — поднявшись, сказал я. — И говорит, что не понимает, где находится.

— Интересно…

Я отступил на шаг, давая Корфу место. Пистолетыч снова провел ладонью над его лбом.

— Хм. Странно…

— Да кто вы все такие, мать вашу? — уже почти кричал пленник. И отчего-то я ему верил. Нет, страх у него в глазах был неподдельным. Неужели ему стерли память о последних событиях? Наверняка сильный менталист может сделать это, но…

Корф закрыл глаза.

— Не дергайся, — приказал он. — И ни о чем не думай. Иначе будет больно.

Видимо, Валера его не послушался, потому как буквально через пару секунд заорал как резаный. Корф резко отстранился, убрал ладонь и распахнул глаза. Всего на долю секунды я увидел черноту в его белках, но это наваждение быстро рассеялось.

— Одно из двух. Либо его разум взяли под контроль, либо блок наложил ложные воспоминания. То и другое возможно, но только для мастера моего уровня и выше.

— В империи не так много менталистов с такими возможностями, — отозвалась Матильда.

Корф нахмурился.

— Больше, чем хотелось бы.

Он поднялся и подошел к нам.

— Пленника нужно отвезти в усадьбу. Затем…

Он не договорил — его голос заглушил высокий тревожный вой сразу нескольких сирен. Мы все синхронно обернулись на звук. К воротам кладбища подъезжали сразу две кареты «скорой» — смешные округлые микроавтобусы, похожие на бочонки с колесами, и украшенные красными крестами. Следом за «скорыми» на стоянку влетели два полицейских автомобиля.

— Это не мои, — сказал Корф.

— Наверное, вызвал кто-то из местных, — пожала плечами Матильда. — И правильно. Пострадавших много.

— Сейчас начнутся споры о юрисдикции. Придется сперва разобраться с ними и дождаться моих из Отделения. А вот, кстати, и они.

На парковку подъехал еще один автомобиль. Без мигалки, но стоимостью явно повыше, чем у полицейских. Лишь на лобовом стекле я увидел какую-то бумажку с черно-красным орлом — то ли пропуск, то ли другое знак принадлежности к государственному учреждению.

Из сторожки вышел коротко стриженный молодой человек в темном пальто и направился прямиком к Корфу. Встретившись со мной глазами, он поклонился.

— Алексей Зайцев, личный помощник Вальтера Макаровича.

Я протянул ему ладонь для пожатия.

— Михаил Николаевич Соколов.

Зайцев слегка улыбнулся.

— Я знаю. Ваша сестра мне звонила. — Он обернулся к Пистолетычу. — Вальтер Макарович, наши подъехали. Нужно обозначить фронт работ и разобраться с полицейскими. Честно говоря, нам бы не помешала их помощь, но для этого нужно ваше слово.

Корф кивнул.

— Сейчас подойду. Созвонись, пока с уездными, пусть будут в курсе.

Зайцев отошел на несколько шагов и уткнулся в мобильник. Пистолетыч тем временем обернулся к нам.

— Езжайте в усадьбу. С пострадавшими мы сами разберемся, благо будет кому опрашивать. Ваши показания тоже нужно будет записать, но это терпит. Я прибуду для допроса пленника чуть позже. Матильда, помоги по старой дружбе.

Баронесса кивнула.

— Разумеется. За пленником прослежу.

Оставив Корфа разбираться с формальностями, мы вышли за ворота кладбища. Темнело в это время рано — солнце уже клонилось к горизонту, да и небо затянули низкие свинцовые облака. Я поежился, выйдя на открытое пространство.

Олю с бабушкой отправили с местными на автомобиле, а мы с отцом пошли пешком. Нужно было проветриться. Мы молча брели по трассе, и я не решался беспокоить патриарха. Отец держался крепко, но я знал, что его сила сейчас была напускной. В один день похоронить старшего сына и лишиться брата… Но я должен был вернуть его к реальности.

— Пап, у меня есть вопросы.

Отец покосился на меня и тяжело вздохнул. Мы перешли шоссе и свернули на приусадебную аллею.

— Конечно, они у тебя будут, — устало отозвался отец. — Но сейчас не время.

— Нет, именно сейчас и время. Чем больше я знаю, тем выше шансы, что смогу помочь.

Отец резко остановился и схватил меня за грудки.

— Не бери на себя слишком много, щенок!

Он принялся меня трясти, но мои руки мгновенно вспыхнули сиянием «Берегини», и я аккуратно, но настойчиво, отцепил пальцы отца от воротника пальто.

— Ты сам призвал мой дух. Сам усугубил наше положение, отче. У каждого деяния есть последствия. Сам видишь. Мы должны понять, кого к нам привел дядя Андрей.

— Ты-то как это выяснишь…

— Выяснит Корф. Моя задача — защитить семью.

Отец стиснул челюсти так, что на лице заходили желваки. Резкий порыв ветра обрушил на нас ворох опавших листьев.

— У меня открылся доступ к родовому источнику, — без предисловий заявил я. — Ты понимаешь, что это значит?

— Что?

— Я уже сказал, что. Я не использую Благодать Осколка. Моя сила идет напрямую от Рода.

Отец медленно поднял на меня глаза.

— Это не шутка?

— По-твоему, сейчас уместно скоморошничать? — огрызнулся я. — Это правда. Мы с Корфом и Матильдой это выяснили. Я черпаю силу от Рода и знаю, что это очень редкий дар. Но мне нужно понять, как так получилось, что я вообще на это способен.

— Я не знаю, Михаил.

Отец выглядел по-настоящему шокированным. Глядел на меня словно на незнакомца и даже не решался дотрагиваться.

— Корф допускает, что мой дар может быть как-то связан с ритуалом, который вы провели. Расскажи, что вы делали. Пожалуйста. Я не рвался в этот мир, но изо всех сил ищу причины полюбить его и остаться здесь надолго. Так помоги мне.

Отец долго и пристально смотрел мне в глаза. Я ждал. На его лице боролись сомнение и страх. И, пожалуй, даже гнев.

— Идем, — наконец сказал он. — Покажу кое-что. А дальше рассудишь сам.

Мы дошли до ворот усадьбы, но не свернули к дому, а двинулись дальше. После пробуждения в этом мире я еще не бывал в этом месте — а ведь мне и правда ни разу не довелось осмотреть владения, наследником которых я теперь являлся. Не до конца восстановившиеся воспоминания прежнего Миши подсказывали, что дальше, за парком, должно было располагаться небольшое поле, а на нем — старый дуб.

Именно к этому дубу меня и вел отец.

— Помнишь это место? — спросил он, когда мы подошли ближе.

Дерево было в воспоминаниях прежнего Миши — перед глазами пронесся образ двух детей, пытавшихся взобраться на ветки по мощному стволу. Я и Петя… Нас тогда быстро согнали. Сказали, можно лазать по любому другому дереву, но не по этому.

Но я помнил этот дуб и с других времен!

— Он есть и в моем мире, — улыбнулся я, глядя на необъятный ствол. — Я его хоршо знаю…

Отец заинтересованно на меня уставился. Пожалуй, впервые за этот день он немного оживился.

— Расскажи. Расскажи, пожалуйста, как оно все… устроено там, откуда ты пришел.

Я улыбнулся.

— В моем мире Петрополь называется Санкт-Петербургом. А Ириновка осталась Ириновкой. Только сейчас у нас там нет дворян. Было несколько войн, революция… Потом еще одна война. Вторая мировая. И наша страна воевала. Эта война изменила очень многое. Миллионы погибли. А дуб остался. Все пережил.

— А что там сейчас, в Ириновке?

— В нашем доме — больница. Маленькая, скромная. Я в ней и умер. У нас была дача недалеко отсюда.

— А куда делись мы? Вернее, наш графский род?

— Толком не знаю. Кто-то погиб после революции, кто-то сбежал в другие страны. В нашей семье ходила легенда, что мы, дескать, были потомками тех самых графов Соколовых. Но я не верил. А сейчас… Видимо, и правда потомок, раз здесь оказался.

Отец прикрыл глаза.

— Больница… Наверное, это хорошо. Достойно.

— Это и правда неплохо. В иных церквях оружейные склады и дома культуры устраивали. Так что больница — это хорошо. — Я перевел взгляд на дуб. — А этот красавец у нас стал местной достопримечательностью. На трассе даже есть указатель, туристы к нему ездят. У нас осталось немного таких старых деревьев. В войну природа здорово пострадала.

Отец слушал меня жадно, внимательно.

— Чудной у тебя был мир, Михаил, — вздохнул он. — И страшный. Столько войн…

— А мне этот странным кажется. У нас совсем нет Благодати. Но тут уж кто к чему привык… Но зачем ты привел меня сюда?

Отец снял очки, убрал их во внутренний карман пиджака и, закрыв глаза, прикоснулся к коре.

— Это наше родовое древо, Михаил. Его посадил основатель рода графов Соколовых. Николай Николаевич, герой Константинопольской битвы. За тот подвиг ему были пожалованы титул графа и Осколок, хотя и до этого род славился достойными мужами. В этом дереве заключена большая сила. Дотронься — сам все поймешь.

Он отступил, давая мне возможность прикоснуться к дубу. Мне на ум сразу же пришло видение, в котором я карабкался по белому древу к свету. Сейчас я смотрел на этот дуб иначе. Он казался мне… живым. Словно у него и правда были собственный разум и характер.

Я прикоснулся. Легко, почти робко — не хотел прогневать древнюю силу. Но дуб отозвался — я почувствовал течение энергии в нем, мощь, крепость…

— Да в нем же чистая сила! — удивленно воскликнул я, когда сопоставил ощущения.

Отец кивнул.

— Когда мы проводили ритуал призыва, то использовали дуб. Обратились к силе предков. Ни я, ни бабушка не смогли бы справиться самостоятельно. Для того, чтобы обратиться к родовому духу, нужно, чтобы этот дух имел физическое проявление в нашем мире.

— И это проявление — дуб, — отозвался я.

— Да. Поэтому мы не продавали эту усадьбу даже когда начали бедствовать. Пришлось пустить с молотка многие ценности, даже продать особняк в Петрополе. Но мой отец, твой дед, настрого запретил продавать Ириновку. Никогда и ни за что. И лишь после ритуала я осознал истинную ценность его запрета. Это — наша родовая земля, Миша. Здесь — наша сила.

— Значит, вы обратились к роду через дуб.

— Да. Пришлось накачать тебя… в смысле того Мишу. Мы принесли его сюда. Твоя бабушка хранит знания о старых ритуалах.

— И как это было?

— Расскажу в другой раз, если захочешь. Но судя по тому, что ты черпаешь Благодать напрямую из родового источника, тебе, Михаил, никакие ритуалы не нужны. У тебя особенно крепкая связь с родовым духом. — Отец устало опустился прямо на корни дерева. — Господи… Я ведь не думал, что мы справмлся. Когда матушка предложила провести тот обряд, я не верил. Пытался придумать, как сделать все скрытно, но… Дуб ведь не перевезешь в тайное место. Пришлось рисковать. Но я тогда просчитался. Думал, что мы слишком далеко от города, что у нас будет время замести следы, даже если ищейки смогут засечь всплеск Благодати. Как выяснилось, Корфа мы недооценивали.

— Уверен, что он не следил за вами и до этого? — спросил я, устроившись рядом.

— Зачем бы ему это?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Но он ведь и правда слишком быстро тогда появился. Подумай, чем вы могли привлечь его внимание до ритуала?

— Подумаю, — кивнул отец. — Но мы в последние годы старались жить максимально тихо. Никуда не выезжали, детей учили дома, в свете не появлялись…

— Меня не отпускает ощущение, что кто-то решил воспользоваться нашей ситуацией в своих интересах, — признался я. — Может Корф, может кто-то другой.

— Ты не доверяешь тайному советнику?

— А с чего я должен?

— Он — слуга императора. Его репутация безупречна.

— Безгрешных людей не бывает, — отрезал я. — В моем мире чем ближе ты к власти, тем больше на тебе грязи.

— Здесь так же. И все же Корф…

— Просто имей это в виду и хорошенько обдумай мои слова, — надавил я. — Ничего не нужно предпринимать. Я со своей стороны постараюсь тоже что-то выяснить.

— Договорились, Михаил. И спасибо за разговор… сын.

Я приобнял его за плечи.

— Мы во всем разберемся. Обещаю. В своем мире у меня даже не было шансов что-то изменить. Но здесь… Здесь есть могущество, семья и цель. Этого уже достаточно, чтобы знать, за что борешься.

— А что было с семьей в твоем мире? — тихо спросил отец.

— Мама жива, но несчастна. Ты стал алкоголиком и ушел из семьи. Петя погиб на службе, как и здесь.

— А Оленька?

— Умерла. Потому я так за нее держусь. За всех вас, пап. Там на нашу семью выпало столько, что я один не смог всех вытащить, хотя очень пытался. Сейчас у меня есть возможность прожить жизнь иначе. И я ею воспользуюсь.

Отец отстранился и взглянул на меня уже куда более дружелюбно.

— Знаешь, возможно, я и правда смогу тобой годиться. Идем домой. Я замерз.

Я помог ему подняться и обернулся, ища тропу. Поначалу подумал, что мне померещилось движение в рощице перед полем. Но я не ошибся — к нам кто-то бежал.

— Егор? — удивился отец, узнав лакея.

— Что-то случилось. Или нас просто потеряли.

— Хорошо бы второе.

Мы быстро зашагали навстречу лакею. Добежав до нас, Егор упер руки в колени и пару мгновений отдышался.

— Ваши сиятельства… Пожалуйте в дом… Срочно…

— Что стряслось?

— Тайный советник… Там все в крови… Господи, помилуй… Скорее!

Глава 19

— Бегом!

Мы бросились по тропе к дому. Вытоптанная земля скользила под ногами, несколько раз пришлось подхватывать отца, чтобы он не растянулся на земле.

— Ужас-то какой, ваши сиятельства… — на ходу причитал лакей. — Никогда такого не видел. Да что же за день такой сегодня, Господи…

Возле усадьбы я заметил припаркованное авто Корфа. Ассистент Зайцев в распахнутом пальто нервно измерял шагами подъездную аллею и с кем-то громко спорил по телефону. Нас он даже не заметил — был слишком увлечен пререканиями.

— Где? — рявкнул отец, остановившись на ступенях.

Лакей нервно сглотнул.

— В гостиной… Можно я туда не пойду, ваше сиятельство? Простите…

Да что ж там стряслось-то?

Переглянувшись, мы с отцом одновременно бросились к двери. Я пропустил патриарха вперед и поежился от накатившей на меня волны домашнего тепла: в доме было хорошо натоплено. Пахло дровами, смолой, ладаном в курильнице и восковыми свечами. И чем-то металлическим. Кровь?

Из-за закрытых дверей гостиной доносились звуки возни, отрывистые приказы, стоны…

— Идем, — скомандовал отец и решительно распахнул двери.

На всякий случай я активировал защиту — «Берегиня» вспыхнула вокруг тела слабым янтарным сиянием. Отец тоже на ходу повесил на себя заклинание — гораздо слабее, но лучше, чем ничего.

Ворвавшись в многострадальную гостиную, я ожидал чего угодно. Но только не этого.

С последнего визита Корфа здесь прибрали — даже успели вставить новые окна и привезти мебель. От некоторых предметов до сих пор остро пахло свежим лаком — почему-то этот запах резко бросился мне в нос. Вместе с запахом крови — теперь я точно знал, что это была она.

Позади меня раздался вскрик. Я обернулся — Оля.

— Уходи! — Я вытолкнул ее из дверного проема. Грубее, чем рассчитывал. — Тебе лучше на это не смотреть.

— Что там?

— С нами все в порядке.

— Оля, иди наверх, — приказал отец. Он успел надеть очки и хорошенько рассмотреть происходящее. — Миша прав. Не смотри.

Он захлопнул двери прямо перед ее носом и на всякий случай повернул защелку в замке. Я осторожно шагнул, стараясь унять рвотные позывы.

— Твою мать…

— Воистину, — отозвался Корф.

Сам тайный советник выглядел целым и вроде даже не был ранен. Я лишь заметил, что его темно-синие джинсы были в темных разводах, да и на руках осталась кровь. Матильда сидела рядом, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в подлокотник кресла. Пол, новая мебель и даже стены были в брызгах крови.

— Что здесь произошло? — нервно сглотнув, спросил я и уставился на пленника. Вернее, на то, что от него осталось. — Он что, еще жив?

— Это ненадолго, — сухо ответил Пистолетыч. — Агония. Умирает. Его уже не вытащить.

— Что вы с ним сделали? — хрипло спросил отец. Я видел, что ему стало плохо. Папа нетвердым шагом добрался до кресла и рухнул. — Что это за чертовщина, Вальтер Макарович?

— Скажу честно — я не знаю.

Я завороженно пялился на окровавленного пленника. Бедный Валера… Такой смерти никому не пожелаешь. Вряд ли Корф его пытал. Хотя снятие ментального блока да и любую манипуляцию с сознанием, в целом можно назвать пыткой. Но здесь… Здесь развернулось нечто поистине чудовищное.

Валера выглядел так, словно из него, как из тюбика, выдавливали внутренние органы. Глаза вылезли из орбит, язык вывалился и казался неестественно длинным, рот, подбородок, грудь — все было залито темной кровью. Руки и ноги неправильно вывернуты в суставах, пальцы скрюченные, как в спазме. Кровь была всюду — лилась из ноздрей, ушей, даже из глаз текли кровавые слезы.

— Я могу ему чем-то помочь? — не особо веря в собственные силы, спросил я. — У меня получалось лечить там, на кладбище.

Корф отрицательно покачал головой.

— Я перепробовала на нем все целебные заклинания, на которые способна, — ответила Матильда. — Они на нем просто не работают. Даже «Мертвая вода» не схватилась… Черт побери, Вальтер, кто мог сотворить подобное с несчастным?

— Он пытался нас убить. Так ли он несчастен? — парировал я.

Но, согласен, выглядело оно безобразно.

— Боюсь, конкретно этот мужчина не соображал, что творил, — Корф устало потер глаза тыльной стороной ладони и опустился в кресло. — Признаюсь, прежде я такой работы не встречал. Есть способы на время запудрить мозги — те же «Алконост» или «Сирин». У менталистов в рукавах есть и другие неприятные фокусы. Но здесь была проведена полноценная работа по изменению сознания.

— Его подчинили?

— Можно сказать и так. Сперва дезориентировали, зачем выборочно очистили память, дальше взяли под контроль и в довершение ко всему установили блок на кратковременную память. Я очень хорошо умею работать с блоками, — в голосе Корфа звучало нескрываемое раздражение. — Можно сказать, я один из лучших в Петрополе по части работы с закрытым сознанием. Это моя специализация…

— Но в этот раз не получилось?

Писолетыч кивнул на пленника. Тот дернулся пару раз и испустил дух. Откровенно говоря, и к лучшему. Мне было трудно представить, что он чувствовал в последние минуты жизни. Мне хотелось ненавидеть этого Валеру за то, что он устроил. Но если Корф был прав и этот мужик не владел собой, то винить я мог только того человека с парализованным лицом.

Корф снял плащ, наклонился к покойнику и накрыл его.

— Я встречался с блоками, завязанными на физический вред, — сказал он. — Это иногда практикуется в Аудиториуме. Но обычно есть хитрая лазейка, как снять воздействие, сохранив большую часть сознания и жизнь жертве. Здесь же я толком не успел его обследовать. Только прикоснулся — и парня начало рвать кровью. Потом глаза, уши…

— Я тут же попыталась оказать помощь и поддержать его физическое состояние, — вмешалась Матильда. — Но тщетно.

— Иными словами, при попытке снять блок запустилась программа уничтожения, — сказал я и озадаченно почесал затылок.

— Нечто вроде того, — кивнул Корф. — И это первый раз, когда я не смог справиться.

— Думаю, вам не помешает пятьдесят грамм, — отец подошел к серванту и достал пузатый графин с коньяком. Матильда отказалась — ей еще предстояло сесть за руль. А вот Корф принял бокал и пригубил с явным облегчением. Да уж, не только у нас сегодня был плохой день.

— Я хочу, чтобы вы кое-что увидели в моих воспоминаниях, — я протянул руку Корфу. — Там был мужчина с кривым лицом. Их главный. Дядя Андрей сказал, что они уже встречались, и что этот странный мужик расспрашивал о нас.

Корф оставил бокал на столе.

— Матильда кратко пересказала мне бой. Но не упомянула о том, что Андрей Владимирович его знал.

— Он даже не представился. Но я хочу, чтобы вы прочитали мои воспоминания. Я исчерпал резерв и залез в родовой источник, чтобы приложить его посильнее — а он все равно сбежал. И он творил странные вещи с силой.

Вальтер Макарович кивнул.

— Постарайся ни о чем не думать, Михаил. Сосредоточься только на этом воспоминании и попробуй словно немного подтолкнуть его ко мне, как будто показываешь кино. Так нам обоим будет легче.

— Хорошо, попытаюсь.

Все равно было ужасно неприятно. Не боль — скорее невыносимый зуд прямо внутри черепа. Раздражало неимоверно, но я терпел и старательно припоминал все детали. Мне и правда оказалось проще показывать это как кино — я сам словно монтировал нужные кадры и передавал Корфу. Сначала разговор с дядей Андреем, затем события на кладбище…

— Молодец, — похвалил он. — То, что нужно. Быстро учишься.

Когда я закончил на эпизоде со вспыхнувшим микроавтобусом, Корф отпустил мою руку и отстранился.

— Я его не знаю, — хмуро произнес он. — Зато теперь у нас хотя бы есть образ. Художник сделает портрет. Но, думаю, теперь он затаится.

— И все же единственная нить, которая могла нас привести к зачинщику, оборвана, — напомнил отец.

Пистолетыч задумчиво катал коньячный бокал в руках.

— Мы сорвем с цепи всех ищеек. Если понадобится, за пределами Петрополя и губернии. Это же, в конце концов, нападение на графский род. Неслыханная дерзость!

Отец опустился в кресло, стараясь не касаться ботинками растекшейся лужи крови.

— Раз они прекрасно знали, кто мы, и понимали последствия, значит, мы им зачем-то очень понадобились, — сказал он. — Но я не могу придумать ни одной причины, чтобы нас устранять.

— Только если они не узнали о намерениях Михаила поступать в Аудиториум. Но даже это объяснение звучит бредово.

— Согласна, — кивнула Матильда. — Некоторые семьи пытаются устранить опасных конкурентов, но чтобы доходить до перестрелок в гангстерском стиле…

— А родовая сила? — предположил я. — Может кто-то счел ее опасной?

— Об этом никто не знает.

— Знаете вы, Матильда и ваши люди.

— Я верно понимаю, Михаил, что ты сомневаешься в моей команде?

Я пожал плечами.

— Мы никому не рассказывали. Отец узнал о моем даре только сегодня после перестрелки. Остаетесь вы и Матильда. Я всего лишь констатирую факты.

Корф помрачнел как грозовая туча, но ничего не ответил. Лишь сосредоточенно пялился на янтарь коньяка.

В дверь постучали — коротко, настойчиво.

— Зайцев! — глухо донеслось из холла. — Есть новости.

В проеме возникла коротко стриженая голова Зайцева.

— Разрешите доложить, ваше превосходительство. Появилась информация по автомобилям.

— Входи.

Ассистент обвел нас взглядом и вопросительно поднял брови. Корф кивнул. Дескать, можно говорить при нас.

— Оставленный седан. «Руссо-Балт» модели С-28, — Зайцев сверился с заметками в телефоне. — Угнан в прошлом году в Тверской губернии. Владелец — Котов Сергей Александрович, 38 лет, работник типографии. Заявил о пропаже сразу же. На первый взгляд, никакой связи нет.

— Где угнали?

— В Твери.

— А с фургоном что? Удалось выяснить?

— Тоже числится в угоне. Полгода назад, в Серпухове. Фургон числится за Серпуховской макаронной фабрикой, стоял на довольствии предприятия. О пропаже также было заявлено сразу же. Губернские быстро нашли заявление.

— Тверь, Серпухов… Все не так далеко от Москвы, — задумчиво проговорил Корф.

— И дядя Андрей встречался с тем мужчиной в Москве, — напомнил я.

— Рано делать выводы, Михаил. Все это еще нужно проверять. Пока мало данных.

— Прошу прощения, — Ассистент выудил из кармана второй вибрирующий мобильник — попроще, кнопочный — и прислонил к уху. — Зайцев слушает…

Он молчал, но по его побледневшему лицу я понял, что случилось что-то экстраординарное.

— Понял. Перезвоню через пять минут. Да, скоро будем! — он повесил трубку и обернулся к Корфу. — Звонил Кораблев. Еще одно нападение. Перестрелка, Благодать второго ранга. Есть жертвы. Все как и здесь.

— Где?! — хором рявкнули мы с Корфом и Матильдой.

— Поместье Лисницких. Шаглино.

— На юге, под Гатчиной, — быстро сориентировалась Матильда. — Я хорошо знаю Марию Федоровну, супругу барона Лисницкого…

— Едем!

Корф вскочил с места, взглянул на труп пленника и, немного подумав, все же забрал свой кожаный плащ.

— Бригаду оставим здесь, пусть все оформят и вывезут тело, — распорядился он и повернулся к отцу. — Благодарю за содействие, ваше сиятельство. Отделение выделит вашей семье охрану. Заступят на пост сегодня же, я прослежу. Михаил…

— Поедет со мной, — сказала Матильда. — У меня безопаснее.

— Согласен. Все, Леш, поехали.

Мы расступились, давая «ищейкам» дорогу. Отец снова бросил взгляд на труп и потянулся за графином.

— Что-то многовато происшествий для одного дня, — сказал он, откупоривая сосуд. — И если два нападения так похожи, то что может нас связывать с Лисницкими?

Я отодвинул занавеску и увидел Корфа, торопливо раздававшего приказы своим людям. Подъехал микроавтобус без окон и дверей с надписью «особый». Труповозка? Суетились несколько людей в спецовках с красными крестами. Врачи.

— Хороший вопрос, — ответила Матильда и подхватила сумочку. — Сейчас здесь будет толпа народу. Полагаю, нам с Михаилом будет уместнее уехать. Если понадобится, Вальтер пришлет к нам людей.

Папа молча кивнул.

— Матильда Карловна, я очень признателен вам за помощь.

— Пустяки. Чем дольше тянется наше знакомство с вашим сыном, тем интереснее становится жизнь. Мне не терпится помочь выяснить, во что все мы оказались вовлечены.

Через несколько мгновений бригады Отделения поднялись в дом, и отец, так и не пригубивший коньяка, отвлекся, чтобы их поприветствовать.

В усадьбу Матильды мы вернулись ближе к полуночи.

* * *

Ночью мне почти не спалось. Все ворочался на мягкой перине, никак не мог устроиться удобно. Дважды принимал горячий душ и даже спустился на кухню и попросил у слуг того знаменитого успокаивающего чая, которым угощала меня Матильда в ночь знакомства. Впору было вырубиться прямо на пороге комнаты, а сон никак не шел.

Я слонялся по коридорам с редкостями, как неупокоенный дух. Все думал, думал, вспоминал и прокручивал в голове события. Не выдержав, засел за книги — перечитал и попробовал повторить несколько заклинаний защиты, отрепетировал слабенькие «Жар-птицы» и даже научился делать сносные «Косы».

Затем пытался найти в книгах что-нибудьинтересное о Лисницких, но ничего путного не откопал. Польский род, довольно старый и давно обрусевший. Никаких скандалов, но и особых подвигов не было. Тихая и спокойная жизнь. Одна забавная, но бесполезная деталь — женщины рода Лисницких славились красотой и были желанными невестами. Но все это не имело никакого отношения к нападению.

Промучавшись до шести утра, я не выдержал и спустился в малую столовую. Ложиться уже не было смысла. К тому же слуги уже наверняка были готовы подавать завтрак. Мы с Матильдой обычно просыпались раньше всех.

— Доброго утра, Михаил Николаевич! — по-английски чопорный Василий позволил себе легкую улыбку. — Изволите позавтракать?

— Да, спасибо.

— Чего сегодня желаете? Каши, яиц, сандвичей…

— Не принципиально. Что проще, то пусть и готовят. Но кофе мне нужен прямо сейчас. И много.

— Сию минуту, ваше сиятельство.

Василий исчез и быстро вернулся с огромным двухлитровым кофейником, затем сервировал сахар, молоко и какое-то печенье. Я заметил на подносе газету.

— Свежая?

— С четверть часа назад доставили. Прямиком из Петрополя. Изволите?

— Да, спасибо.

— Завтрак подадут через семь минут, ваше сиятельство, — отрапортовал лакей и снова скрылся за дверью.

Оставшись в одиночестве, я выпил залпом первую чашку и тут же налил вторую. Нужно было взбодриться, потому как именно под утро организм, зараза такая, захотел отрубиться. Чего ж ночью-то не спалось? Ну уж нет, теперь поздно. Теперь, Миха, мы будем думать.

Я взял в руки «Ночной Петрополь» и вдохнул запах свежей типографской краски. Давно забытое ощущение. В своем мире я изредка брал в метро бесплатные газеты, да и те не читал. А здесь настоящая свежая пресса.

«ВОПИЮЩЕЕ НАПАДЕНИЕ НА АРИСТОКРАТОВ» — гласил гигантский заголовок. И черно-белая фотография Ириновской усадьбы. Тааак… Как они успели, интересно мне знать? Вроде бы я не замечал ни одного журналиста, да еще и с фотоаппаратом. Везде пролезут… Видать, журналисты во всех мирах одинаковы.

Перелистнув анонс, я уткнулся в статью за авторством некого Андрюшина.

«ШОКИРУЮЩИЕ ПОДРОБНОСТИ МАССОВОГО УБИЙСТВА».

Мда, звучало как какая-то низкосортная провокационная желтуха. Но другого источника информации у меня сейчас не было. Наверняка позже принесли бы другие газеты, но сейчас я хотел понять, какая версия будет известна общественности. Интересно, видел ли эту статью Корф?

Так… нападение, похороны Петра Соколова… Пара строк про события в Дакии…

Я бегал глазами по строчкам, пытаясь уловить что-то новое. Пока ничего — просто описание событий со слов очевидцев, сухой комментарий Зайцева — надо же, он, оказывается, успел пообщаться со СМИ.

А дальше — интереснее…

Рассуждения автора о связи нападений на Соколовых и Лисницких. Быстро же этот Андрюшин наклепал статью, раз даже оттуда новости вытащил. То же самое — несколько автомобилей, стрельба, сильный одаренный незнакомец с уровнем не ниже второго…

Стоп.

Глаза вырвали последние строки, и я, поперхнувшись от неожиданности, едва не пролил кофе на газету.

«Есть ли связь нападений на Соколовых и Лисницких с недавними событиями, произошедшими в имении графа Голубева?»

Глава 20

«Есть ли связь нападений на Соколовых и Лисницких с недавними событиями, произошедшими в имении графа Голубева?» — снова перечитал я.

Что еще за события? И что за Голубев такой?

Я покопался в памяти прежнего Миши — ничего. Либо воспоминания так и не восстановились, либо мой предшественник просто не натыкался на эти новости. Или и вовсе ими не интересовался. Впрочем, с него бы сталось: я уже устал разочаровываться в прежнем владельце этого тела. Казалось бы, все было при нем: семья, мозги, возможности, мордаха приличная, титул, пусть и опальный — а он просто существовал без цели. Ничего не хотел, лишь плыл по течению.

Чем дольше я прибывал в этом мире, чем больше узнавал его законы, тем лучше понимал решение патриарха призвать другой дух. А ведь сначала решение отца казалось мне невероятно жестоким. Убить душу собственного сына и заменить на… меня. Похоже на игру в лотерею. Отец ведь не знал, кто придет на место наследника. Все решил Род.

Но сейчас я все сильнее убеждался в том, что отец оказался прав в своем чудовищном решении. Быть патриархом — значит действовать не в собственных интересах, а на благо всего рода. И отец переступил через любовь к сыну ради того, чтобы попытаться дать всем нам будущее. Жутко. Страшно. Но, черт возьми, оправданно.

Особенно сейчас, когда мы стали мишенью для какого-то безумного и могущественного колдуна.

— Так, что у нас тут еще…

Я торопливо перелистнул страницу и разочарованно вздохнул — статья закончилась, дальше начинался раздел светской хроники. Неинтересно. На всякий случай я долистал до самого конца — даже пробежался глазами по некрологам и объявлениям.

Ничего о некоем Голубеве. Нужно выяснить, что там произошло. Если журналист увидел какую-то связь, то наверняка неспроста. Не мог же он просто так натянуть сову на глобус. Черт, как же мне не хватало интернета!

— Доброго утра, Михаил! — аромат цветочных духов и стук каблуков возвестили о появлении хозяйки дома.

Я поднялся со стула в знак приветствия, когда Матильда показалась в дверях.

— Доброе.

— Впрочем, не самое приятное, — она взглянула в окно. По стеклам барабанил унылый дождь. — Уже читал газету? Что пишут?

— Да, — я протянул баронессе все еще пахнувшую краской прессу. — Кое-кто уже прознал о случившемся в Ириновке и у Лисницких.

— Андрюшин, небось?

— Вы его знаете? — удивился я.

— Приходилось сталкиваться еще во время службы. Редкостный проныра. Но, следует отдать должное, журналист неплохой. Весьма умен и даже приятен в общении несмотря на некоторую наглость. Присущую многим представителям его профессии.

Я подозрительно покосился на газету.

— Очевидно, у него хорошие связи в органах правопорядка. Иначе как объяснить, что материал вышел в газете, которую напечатали ночью?

— Да, Андрюшин много с кем дружен, — отозвалась баронесса и перелистнула страницу. — Погоди, дай прочесть.

Мне тоже нашлось занятие — слуги во главе с Василием как раз внесли горячий завтрак. Я налил еще кофе и занялся сырниками. Тем временем Матильда дочитала заметку, свернула газету и раздраженно бросила ее на журнальный столик.

— Интересная гипотеза, но поспешная, — сказала она и занялась кашей.

— Вы о связи, которую он ищет?

— Журналистам свойственно в погоне за сенсацией придумывать то, чего на самом деле нет, — сухо отозвалась Матильда.

Я дожевал и поднял на нее глаза. Наставница старалась вести себя как ни в чем не бывало, но ее напряжение выдавали нервные движения.

— Что случилось с графом Голубевым? — спросил я, буравя ее взглядом. — И почему Андрюшин считает, что связь все же есть?

— Понятия не имею, с чего он это выдумал. Я еще не разговаривала с Вальтером и не знаю, насколько произошедшее у Лисницких действительно похоже на то, что было в Ириновке… Но у Голубева все было совсем иначе!

Так значит она все же кое-что знала. Я отложил приборы, поднялся из-за стола и принялся ухаживать за Матильдой. Дешевый трюк, я это понимал, но надеялся, что подчеркнутая вежливость немного смягчит наставницу.

— Сливок? — я вопросительно кивнул на кувшинчик.

— Нет, я буду просто черный. Спасибо, Михаил, — она взглянула на меня и чуть улыбнулась. — Хватит кружить вокруг меня. Я же вижу, тебе что-то нужно. Говори.

— Что случилось у графа Голубева?

Матильда тяжело вздохнула.

— Михаил, ты не сыщик. Не нужно в это лезть. Происшествиями занимается Тайное отделение. Они знают, что делают.

— Я не собираюсь ничего предпринимать. Просто хочу знать. Считайте, для общего развития.

— Ладно, — сдалась наставница. — Но ты будешь разочарован. В особняке Голубевых на Фонтанке был пожар. Здание сильно пострадало. Реставрация, полагаю, займет не один сезон.

— Что послужило причиной пожара?

Баронесса пожала плечами.

— Взрыв газа.

Я едва не прыснул. В моем мире взрыв газа порой служил универсальной версией, когда власти желали скрыть истинную причину происшествия. По крайней мере, в народе у такой формулировки была стойкая репутация «случилось что-то другое, но нам не хотят говорить».

Рязанский сахар. Ага.

— Уверены? — криво улыбнувшись, спросил я.

— Такое нередко случается. Здание старое, Голубевы владеют им еще с позапрошлого века. Некоторые коммуникации устаревают. Следов Благодати, к слову, там не обнаружили. Работало Тайное отделение, и у меня нет оснований не доверять их изысканиям.

— Голубевы одарены Осколком?

— Разумеется.

— Тогда следы Благодати должны были там остаться…

— Все было в пределах нормы. Голубевы — не самый сильный род в плане способностей. Чтобы взорвать такой домище, понадобилось бы несколько пиромантов не ниже третьего ранга. Голубевы на подобное просто не способны, а столь мощный всплеск силы, да еще и в центре города, мгновенно бы привлек всеобщее внимание. — Матильда постучала ложкой по стенке чашки. — Выключи паранойю, Михаил. И не уподобляйся бульварным писакам. Голубевым тогда просто не повезло.

И все равно она меня не убедила. А может я просто слишком цеплялся хоть за какую-нибудь версию. Верить во что-то всегда проще, чем признавать свое непонимание.

— Значит, вы считаете, что Андрюшин поспешил с выводами?

— Да. По крайней мере я точно не вижу связи. И если хочешь действительно что-то прояснить, спрашивай Вальтера. Правда, не уверена, что он поделится. Тайна следствия…

Именно. Так он мне все и выложил. Нет, тут придется копаться самому. Интересно, в местных библиотеках хранятся подшивки газет? Бабушка рассказывала, что в моем мире такие были. Я, конечно, предпочитал интернет, но сейчас с этим были проблемы…

— А что еще можно сказать о Голубевых?

— Ты не успокоишься, да?

— Ну уважьте, ваше благородие…

Матильда усмехнулась.

— Род старый, но ничем, кроме богатства, не примечательный. Они из-под Смоленска, насколько помню. Семья большая, известны разведением редких пород лошадей. Да и вообще к земле тянутся. В Петрополе живут немногие, остальные предпочитают проводить время у себя на Смоленщине.

— Такие же непримечательные, как и мы, — кивнул я. — Да и Лисницкие вроде бы не особенно гремели славой.

— Это еще не аргумент, Михаил.

— Согласен. Однако на таких, как мы, напасть проще. Вопрос — зачем?

— Предоставь это Вальтеру и тайному отделению. Напоминаю, Михаил, у тебя осталось меньше двух недель, чтобы подготовиться. И если ты считаешь, что внезапно проснувшаяся родовая сила обеспечит тебе автоматическое зачисление в Аудиториум, то ошибаешься.

— Я быстро учусь, как видите.

— Этого мало. Сконцентрируйся на подготовке, — раздраженно бросила Матильда. — Тебе нужно отточить навыки создания заклинаний, иначе опустошишь резерв еще в середине первого испытания. Экономить силу ты не умеешь, а это может оказаться фатальным.

— Не спорю.

— Так что прекращай строить из себя сыщика и займись тем, что действительно от тебя зависит. И больше в это дело не суйся.

Я взглянул на часы. Начало восьмого. Скоро должны были спуститься Ирэн и Сперанские. Матильда жестом попросила меня открыть окно и потянулась к портсигару.

— У нас гости, — я отодвинул тюль и уставился на освещенную одними фонарями улицу. Рассветало теперь поздно.

— Кто?

— Секунду…

Я прищурился, стараясь разглядеть водителя. Мужчина вышел из автомобиля, достал с заднего сидения портфель и направился к парадной лестнице. Темное пальто, короткая стрижка, знакомая выправка…

— Кажется, Зайцев, — узнал его я.

Матильда захлопнула портсигар.

— Ладно, побеседую с ним в библиотеке.

— Я нужен?

— Думаю, пока нет. Но имей в виду, что через час занятия. Передай остальным ребятам, что я подойду позже.

Матильда вышла. Я взглянул на остатки завтрака и понял, что уже не был голоден. Да и разговор с наставницей распалил любопытство еще сильнее.

Значит, пойдем другим путем. Если я сам не могу отыскать нужную информацию, то найду того, кто сможет. Вернее, ту. Идея возникла спонтанно, но я решил попытаться. В конце концов, выбирать было особо не из чего.

Забрав из комнаты пакет с потерявший вид костюмом, я направился в обитель модистки Ефросиньи.

— Это Михаил, — постучав, сказал я. — Могу войти?

— Секунду, ваше сиятельство!

Из кабинета «стилистки» донеслись шорохи ткани, торопливый топот, какое-то невнятное бормотание, и через несколько мгновений Фрося открыла дверь.

— Доброе утро, ваше сиятельство, — улыбнулась она. — Чем могу помочь?

Я с виноватой улыбкой протянул ей сверток.

— Костюм был прекрасен. Но недолго…

— Таааак… — насупилась девушка. — Давайте оценим масштабы бедствия.

Развернув сверток на длинном заваленном всяким швейным хламом столе, она охнула.

— Господи-боже! Как же вы так умудрились…

— Газет, ты, как я понимаю, вы не читаете, — усмехнулся я.

— Сегодня еще не читала.

— Тогда вас ждет захватывающая история о перестрелке на похоронах. И я был ее участником.

Фрося тихо запричитала, рассматривая погубленный костюм.

— Нет, тут восстанавливать бесполезно. Ох, ваше сиятельство, беда-то какая…

— Я хотел извиниться. Мне правда все понравилось, и я старался его беречь. Но, увы, не вышло. Но работа была прекрасна.

«Стилистка» театрально вздохнула и сложила многострадальный костюм в пакет, подписала его маркером и убрала в какую-то корзину. Только успела снять запонки Матильды, которые я, балда, тоже завернул в складки ткани.

— Так, это вернется ее благородию… А костюм… — она подняла глаза. — Желаете новый? Будут предпочтения?

— Да мне как-то пока не к спеху… Да и пришел я не только за этим.

Фрося вопросительно на меня уставилась.

— Чем же я тогда могу помочь?

— У вас здесь есть компьютер?

— Да, конечно, — она кивнула на агрегат с большим пузатым монитором. — Старенький, но мне мощный и не нужен.

— А в сеть выйти сможете? Мне нужно кое-что отыскать, а сам не могу.

Фрося с сомнением взглянула на часы.

— С удовольствием помогу, но времени у меня мало.

— Минут пятнадцать. Пожаааалуйста!

Видимо, мне все же удалось состроить щенячьи глазки, потому как Фрося растаяла.

— Хорошо, ваше сиятельство, — она села за компьютер. — Что нужно найти?

— Мне нужна информация о баронах Лисницких, графах Голубевых и графах Соколовых.

— Ох, ваше сиятельство! Это займет немало времени.

— Мне хотя бы в общих чертах. Описание рода, гербы, чем прославились, генеалогическое древо, служба… Пока что поверхностно.

— Могу я поинтересоваться, зачем?

— Потихоньку изучаю высший свет.

— Странные вы фамилии выбрали для знакомства, ваше сиятельство. Но это не мое дело.

Фрося бегло застучала по клавиатуре, а я тем временем рассматривал причудливый агрегат. Похож на компьютер из конца «девяностых», только дизайн посимпатичнее. Почему-то в этом мире дизайн словно остался где-то между тридцатыми и шестидесятыми годами. Вроде и технологии вполне современные для моего мира, а внешний вид устройств был иным. И мне это, если честно, нравилось. Чувствовалась в этих вещах душа, мысль, надежность… Не одноразовое китайское однотипное говно, а основательная работа. Хотя, быть может, так было только для аристократов и их приближенных…

— Вы не могли бы отойти на несколько шагов, ваше сиятельство? — Попросила Ефросинья. — Помехи… Фонить изволите…

— Да, конечно.

Я переместился в противоположный конец кабинета и терпеливо ждал. Фрося била по кнопкам, ловко управляла подобием мыши — только девайс больше походил на маленький джойстик. Наконец, попыхтев над страницами, она повернулась ко мне с победной улыбкой.

— Кажется, я нашла то, что нужно. Есть специальный архив сведений о дворянских родах. Там есть все перечисленные вами.

— Будет очень нагло с моей стороны попросить вас все это распечатать?

— Ну как же я могу вам отказать…

— Вы — прелесть, Ефросинья! Моя спасительница.

Щеки девицы порозовели, и она, скопировав текст, отправила его на печать. Шумно заскрежетал принтер. Неужели матричный? Забавный все-таки мир. Но мне он и правда начинал потихоньку нравиться.

Фрося сложила листы стопкой и протянула мне.

— Извольте, Михаил Николаевич.

— Спасибо огромное. Я могу как-то отплатить за эту услугу?

Девушка заговорщически улыбнулась.

— Да. Придется вытерпеть примерку. Через пару дней будет готов костюм для церемонии смотра в Аудиториуме. Этот, — она бросила взгляд на корзину, — я делала по меркам и на глаз. Работать пришлось быстро. Но с новым такой трюк не пройдет. Ходит слух, что в этом году на смотр может прибыть сам император. Все должно быть безупречно.

Я вздохнул.

— Примерка? И только?

— Я знаю, что мужчины ненавидят возню с одеждой, — улыбнулась Фрося и поправила выбившуюся из-за уха светло-русую прядь. — Так что окажите мне услугу, ваше сиятельство. Я хочу гордиться своей работой.

— По рукам!

Распрощавшись со Фросей, я взглянул на часы. До сбора на занятие оставалось минут двадцать. Добравшись до комнаты, я включил свет и разложил распечатки на кровати. Должно же быть что-то общее. Должно. Если кто-то это заметил, значит, и мне нужно попытаться.

Фрося, умница такая, даже добавила немного форматирования. Сперва я решил пробежаться по родовому древу каждого рода. О своих предках я помнил достаточно — все же прежний Миша, хоть и был тем еще олухом, но память семьи чтил.

Затем пришел черед Лисницких — мало интересного. И правда, в Петрополе они не отличились ни скандалами, ни благими деяниями. С тех пор, как военная карьера перестала быть обязательной для аристократов, бароны, казалось, и вовсе перестали быть на виду. Несколько военных деятелей, один руководитель публичной библиотеки, несколько высоких чинов и присутствие в Сенате… Даже один художник нашелся.

У Голубевых было поинтереснее. Много общественной работы, меценатства — правда, преимущественно на Смоленщине. Но и в Петрополе отличились: я снова увидел упоминание о присутствии в Сенате.

Стоп.

Я снова перебрал листы и нашел нужные. Сенат, Сенат, Сенат… и примерно в одно время.

Пробежавшись пальцами по строкам, я достал из ящика стола карандаш и отметил всех, кто был в Сенате. Затем сопоставил временные промежутки…

Граф Владимир Николаевич Соколов (1891–1946) — секретарь Особой комиссии по вопросам ограничения применения Благодати I Департамента Правительствующего Сената.

Барон Лев Юрьевич Лисницкий (1875–1951) — член Особой комиссии по вопросам ограничения применения Благодати I Департамента Правительствующего Сената.

Граф Григорий Иванович Голубев (1888–1964) — член Особой комиссии по вопросам ограничения применения Благодати I Департамента Правительствующего Сената.

Я отложил карандаш.

Значит, все трое — были членами одной комиссии. А ведь во время первой встречи с Корфом отец упоминал, что наши предки ходатайствовали об ограничении применения Благодати…

Неужели это как-то связано со вчерашними событиями? Неужели кто-то мстил нам за это спустя сотню лет?

Глава 21

Коридор утопал в полумраке. Приглушенный свет настенных ламп придавал месту особый, почти мистический вид. Я медленно брел по гостевому крылу, и мягкий ковер делал мои шаги бесшумными. Казалось, особняк и вовсе утонул в тишине — словно весь дом вымер. И лишь звук песни где-то вдалеке напоминал мне о том, что я все еще был жив.

Пела девушка. Высоко, красиво, но слов я разобрать не мог. С переливами, словно заморская певчая птица. Потрясающе красиво — такого голоса я не слышал нигде и никогда — и все мое нутро отзывалось жаждой. Казалось, человек и вовсе не мог так петь.

Я шел на этот голос, оставляя позади витрины с коллекцией редкостей, картины, скульптуры. Песня манила меня, и я сам не заметил, как прошел парадную лестницу и углубился в господское крыло.

Голос зазвучал громче — я был близок. Чарующая песня захватила меня так сильно, что разум отказывался подчиняться, а ноги сами несли дальше. Я завернул за угол и уткнулся в двери комнаты Ирэн.

Без стука я распахнул двери. Мне в нос ударил насыщенный аромат весенних цветов, а глаза резанул яркий свет. Ирэн кружилась в комнате, напевая тот самый странный мотив. Блики от хрустальной люстры окружали девушку радужным сиянием. Она увидела меня, улыбнулась, и, не прекращая петь, закружилась снова — лишь протянула мне руку, словно приглашая присоединиться к танцу. Полупрозрачная ткань ее платья взметнулась волной — в ярком свете очертания тела Ирэн казались особенно четкими и соблазнительными.

Я шагнул к ней и протянул руку, чтобы дотронуться до ее пальцев.

Она рассмеялась, словно хрусталь зазвенел, отняла руку — дразня и играя. Но я успел ее перехватить.

В глаза бросилась грязь под ногтями. Так странно…

Я тряхнул головой. Взглянул на Ирэн — но ее образ начал размываться. Тряхнул снова — исчезла комната. Пропала песня.

Ирэн стояла передо мной — посреди зала библиотеки, прислонившись спиной к массивному дубовому столу. Белокурые волосы убраны в хвост, губы напряженно поджаты, из-под воротника спортивного костюма выглядывала ярко-розовая футболка.

— Уже гораздо лучше, — усмехнулась она. — Схватываешь и правда быстро. Что меня выдало?

— Руки помыть забыла.

Она бросила взгляд на свои ногти.

— Вот черт. Маникюр у меня запланирован на самый вечер.

Я посмотрел на часы. Три минуты шестого. Значит, заклинание выбило меня из реальности на восемь минут. Слишком долго провозился и, признаюсь, поддался иллюзии с удовольствием. Ирэн умела соблазнять.

— Ну, будем считать, ты более-менее разобрался, как работает «Алконост», — девушка забралась на стол и принялась болтать ногами в воздухе. — Правда, удивительно, что он идет у тебя хуже, чем «Сирин».

— Вот такое у меня деструктивное сознание, — усмехнулся я. — Перерыв? У меня голова после твоих песенок распухла.

Ирэн победно рассмеялась, спрыгнула со стола и перебралась в кресло у камина.

— Чай остыл, — скривилась она, пригубив из чашки.

— Ничего, так выпью.

Голова и правда казалась чугунной. Ирэн работала с «Алконостом» очень умело и даже деликатно — все же будущая менталистка, но я тем не менее хорошо ощущал последствия воздействия на сознание.

Убедившись, что мои боевые навыки вполне сносные, да и в целительстве я кое-как начал разбираться, Матильда осуществила старую угрозу и поставила меня в пару с Ирэн. Сейчас, после поединка и последующих выяснений отношений, работать вместе стало проще. Ирэн не лезла в бутылку, да и я лишний раз ее не провоцировал.

Менталисткой она оказалась отменной — и я возблагодарил небеса, что тогда, на поединке она не успела применить свои способности. Тогда у меня бы точно не осталось шансов на победу. И для меня до сих пор оставалось загадкой, почему она не применила тот же «Алконост». Заклинание в целом безобидное, но выводит из строя еще как. А я ведь тогда даже «Шлем» нормально ставить не умел.

— Ты много ешь, — заметил я, когда Ирэн опустошила почти всю вазочку с печеньем.

— Нефнифаю, — с набитым ртом отозвалась девушка. — Перед зафтрафним.

— Мне проще. Трудно нервничать в полную силу, когда не знаешь, чего ожидать.

На завтрашний день был назначен смотр абитуриентов в Аудиториуме. Церемония официальной подачи документов на поступление, оценка ранга, предварительное знакомство кандидатов. Уже несколько дней и воспитанники, и сама Матильда дергались как на иголках. Канун смотра стал настоящим апофеозом всеобщей тревоги. Даже слуги старались лишний раз не попадаться нам на глаза.

Ирэн дожевала последнее печенье и печально вздохнула.

— Ты б не налегала так сильно — в платье не влезешь.

— Я так переживаю, что все калории сгорают еще в пищеводе, — огрызнулась она. — Но да, пора себя как-то ограничивать.

— Расскажи, чего ждать-то. И правда, что в этот раз будет сам император?

— Ну, слухи такие ходят. Сам император прибывает раз в несколько лет, но каждый год обязательно присутствует кто-то из императорской фамилии. И если его императорское величество почтит… — Ирэн в ужасе округлила глаза. — Ух, тогда поводов переживать еще больше.

— Ты готовилась к этому много лет. В грязь лицом не ударишь.

— В том и дело. Будет очень обидно ошибиться в том, что репетировала и прокручивала в голове много раз.

Я залпом допил чай и откинулся на спинку кресла. В камине весело потрескивал огонь, наполняя зал библиотеки уютом. За стеной слышались короткие и громкие команды Матильды — наставница гоняла Сперанских по базовым заклинаниям.

— Ты, Ир, слишком зацикливаешься на неудачах. Относись проще.

— Легко сказать! — вспылила девчонка. — Тебе этого не понять. Ты лишь недавно стал… кандидатом. Тебя не готовили к этому годами.

— Верю. И все равно постарайся взять эмоции под контроль, — настаивал я. — Хуже от этого точно не будет.

Ирэн нервно крутила пустую чашку в руках.

— Завтра на нас будет смотреть весь свет. Понимаешь… От того, какое впечатление мы завтра произведем, будет во многом зависеть вся наша жизнь. Если кто-то опозорится, дальше ему будет сложнее пробиться.

— Значит, не опозоримся. Расслабься. Завтра будет завтра.

— Как же легко ты ко всему относишься.

— Отнюдь. Просто я знаю, когда есть смысл нервничать. А когда — нет.

Ирэн подняла на меня глаза, и я не смог понять выражения ее лица. Она словно хотела что-то сказать, но не решалась.

В последние дни мы почти все время проводили вместе. Матильда полностью сосредоточилась на Сперанских — Поля заваливала некоторые базовые заклинания, да и Коля явно перенервничал. Поэтому мной занималась Ирэн. Забавно, что как только она переходила в режим преподавателя, то мгновенно становилась другим человеком. Объясняла толково, разжевывала, проявляла терпение.

Не знаю, о чем они там договорились с Матильдой, но девица проявила настоящий преподавательский талант. Я легко усвоил «Сирин», «Несмеяну» и «Шлем». Только с «Алконостом» отчего-то выходил затык.

И в этот момент я попытался снова. Знал, что на ней сейчас не было «Шлема». Начал ваять заклинание — аккуратно, осторожно, мелкими стежками… Ирэн словно зависла, уставилась глазами в одну точку. Выронила чашку — я едва успел подхватить драгоценный фарфор.

Так, есть контакт. Какое же кино ей показать?

Хотелось как-то успокоить ее, заставить хоть на несколько минут отвлечься от переживаний. У этой барышни наблюдался синдром отличницы — Петька у меня страдал таким же, и я прекрасно знал, как тяжело было с этим жить.

Я навел иллюзию.

Сентябрьский лес. Золотая листва всюду. Яркое, еще теплое, солнце пробивается сквозь ветви. Ирэн собирает венок из острых кленовых листьев, связывает с пылающими рубиновыми веточками. Смеется… На скамейке возле нее сидит Матильда с большой кружкой ароматного кофе и мундштуком. К запаху сырой земли и прелой листвы добавляются ароматы кофе и вишневого табака. Иллюзия должна казаться максимально реальной.

Ирэн заканчивает работу и показывает венок Матильде. Та улыбается — широко, от души. Ирэн водружает венок ей на голову, Матильда ее обнимает, а Ирэн смешно морщит носик от запаха сигареты… Они весело болтают, и обе безмятежны, спокойны, счастливы… Издалека доносится чарующая песня не успевших улететь на юг птиц.

Черт, я и сам увлекся. Не заметил, как прошло четверть часа.

Пора возвращать.

Я начал осторожно убирать элементы иллюзии один за другим. Сперва вкусы, потом запахи, затем физические ощущения…

Ирэн распахнула глаза. Я увидел, что в них застыли слезы.

— Эй, ты как? — я подался вперед, пытаясь понять, была ли она в порядке.

— Нормально… У тебя получилось, Миш. «Алконост» был прекрасен… Черт, как же я его ненавижу!

Я удивленно отпрянул.

— Почему?

— Потому что хорошая иллюзия — как сон. Нереальна. А ты… Ты сделал такую, из которой не захотелось уходить.

— Прости.

— Нет, — девушка смахнула слезинки и тут же взяла себя в руки. — Так и нужно. Это знак качества. Ты молодец. Спасибо. Мне это было нужно.

Я с сомнением на нее уставился.

— По тебе сейчас не скажешь…

— Нормально все, я сказала. Но мне нужно на воздух.

Я взглянул на часы.

— Есть предложение. До ужина полтора часа.

— И?

— Как насчет побегать по Полигону? Думаю, нам не помешает выпустить пар в пару «Колобков»…

* * *

— Фууууух!

Ирэн остановилась, погасила «Берегиню» и наклонилась, уперевшись руками в колени.

— Что, хватит? — усмехнулся я.

— Убойные у тебя «Колобки», что ни говори. А вот «Косы» надо еще править. Ничего, после смотра дожмем.

Я подошел к Ирэн и бегло провел ладонью в нескольких сантиметрах от ее тела. Не поранил, а то все-таки зацепил пару раз.

— В порядке. Отлично.

Сейчас, судя по рубиновому цвету моих барьеров, у меня был пятый ранг. На один больше, чем у Ирэн, но иногда это могло сыграть фатальную роль. А калечить девицу накануне ответственного мероприятия мне не хотелось.

Она выпрямилась и вытерла рукавом куртки вспотевший лоб.

— На сегодня хватит. У меня уже ноги отваливаются. Домой?

— Ага, — с готовностью согласился я. Да и есть хотелось ужасно. Ибо кое-кто сожрал и все мои печеньки.

— Хороший бой, — выровняв дыхание, сказала Ирэн. — Так бы на поединке…

— Слушай, а почему тогда ты не применила ментальные заклинания?

Девушка отвела глаза. Не ответила.

— Ир?

— Хотела победить в честном бою. Я же знала, что ты не был подготовлен к сражениям. Матильда сказала тогда, что у тебя большие пробелы во владении заклинаниями. И я подумала, что победить тебя при помощи того же «Алконоста» будет слишком просто. Точнее, сначала я хотела им воспользоваться, но потом… Передумала.

— И что в тебе взыграло? Гордыня или человечность?

— Даже не знаю, — улыбнулась девушка. — Но знай я тогда, на что ты способен… Пощады бы ты точно не дождался!

— Я едва тебя не угробил.

— Сама виновата, — удивила ответом Ирэн.

— Ты как-то легко это приняла.

— Нет, — девушка покачала головой. — Совсем не легко. Я ненавижу проигрывать. И еще болезненнее проиграть тому, кто просто взял и научился шарахать чистой силой, в то время как ты годами оттачивала заклинания для экономии энергии. Придумывала эффективные связки, искала способы применять их удачнее… А потом появился непонятный парень, который ни черта не умеет, но которому дается все слишком легко. Мне было ужасно обидно, Миша.

— Выходит, у тебя есть все поводы меня ненавидеть.

— Я не ненавижу. Мир несправедлив. Ко всем. Кто-то посчитает, что мне повезло родиться с красивой мордашкой и серебряной ложкой во рту. Кто-то посчитает, что я всего этого не заслужила, хотя я и не выбирала в какой семье родиться. Так же и с тобой — не думаю, что ты выбирал свою силу. И всегда найдется тот, кто проявит несправедливость по отношению к тебе. Это неизбежно.

Признание Ирэн здорово меня удивило. Я видел в ней стервозную ухоженную куклу, наделенную даром. Да, кукла красивая, даже очень. Да, шестой ранг и редкие для одаренных способности менталиста. Все это было при ней, но раньше, глядя на Ирэн, я не мог отделаться от ощущения искусственности. Пообщался — и как пластик пожевал.

Оказалось, я все же ее недооценил. Хотелось бы верить, что сейчас она не играла со мной и говорила искренне.

— Вижу, ты и правда многое переосмыслила.

— Было время, пока ты лежал в отключке. И знаешь… — она подняла на меня огромные карие глаза. — Я благодарна небесам за то, что столкнулась с этой несправедливостью при таких обстоятельствах. Дома, под присмотром… и с тобой. Ведь все могло бы получиться гораздо хуже и опаснее.

— Согласен. Было… волнительно.

Мы замолчали. Я хотел как-то подбодрить ее, поощрить за откровенность, но… не понимал, как. Не то чтобы общение с противоположным полом давалось мне трудно. Скорее наоборот — я еще в прошлом мире легко находил с девчонками общий язык. Но сейчас все было иначе. Серьезнее. Ценнее. В мире аристократии важны были не только дела, но и слова.

— Я благодарен тебе за откровенность, Ир. Правда. И мне очень приятно, что мы больше не враги.

— До испытаний.

— До испытаний. Обещаю, что не заставлю тебя сдавать…

Я не успел договорить. Ирэн прильнула ко мне, обхватила руками за шею и впилась своими губами в мои. Пахнуло духами — букетом весенних цветов. Всего миг — и она отстранилась, смущенно потупив глаза.

— Что это сейчас было? — ошарашенно спросил я.

— После испытаний шанс может и не представиться, — тихо, все еще глядя себе под ноги, ответила Ирэн.

Напряжение нарастало. Черт, я должен что-то сказать. Как-то разрядить обстановку.

— Надеюсь, ты целуешь не всех, кто устроил тебе моральный катарсис? — улыбнулся я.

— Только тех, кто спасает меня от смерти. Извини, это было неуместно…

— Я не против.

— Значит, я все же тебе нравлюсь?

— Нравишься. Особенно вот эта версия Ирэн, после поединка.

— Мне тоже больше нравится этот Миша. Не знаю, что с тобой случилось после отлучки домой, но ты вернулся другим.

Интересно. Я не замечал.

— Что изменилось?

— Ты словно повзрослел. Посерьезнел. Стал похож на… мужчину. У тебя в глазах что-то поменялось. Даже благодать теперь фонит по-другому. Я почему-то ощущаю ее иначе.

Я пожал плечами. Мне очень хотелось верить Ирэн, но я не был готов рассказывать ей о родовом источнике и своих детективных изысканиях. В лучшем случае поймет превратно, в худшем — может разболтать.

— Видимо, участие в перестрелке меняет людей, — усмехнулся я.

Ирэн поежилась и прильнула к моему боку.

— Пойдем домой, — попросилась она. — Что-то сегодня совсем холодно. А я набегалась, вспотела. Стужа пробирает.

Я приобнял ее и повел по тропе к дому. Отсюда особняка даже не было видно. Далековато мы забрались, к самым границам приусадебных владений Матильды. Но за забором можно было чувствовать себя в относительной безопасности.

— Миш…

— М?

— И все-таки… чего ты от меня потребуешь?

— Однажды ты спасешь мою задницу.

— Фу как грубо! — она рассмеялась и шутливо ударила меня кулачком в грудь. — У вашего сиятельства просто отвратительные манеры! Хотя если подумать… Потому ты мне и нравишься.

— Любишь плохих парней?

— Сильных парней. Тех, кто сильнее меня.

Так вот в чем дело. Я улыбнулся. Ирэн так старалась подчеркнуть свои независимость, силу и недоступность, а на деле оказалось… Что ж, видать, всякой даме нужен рыцарь. Правда, в этом случае у барышни самой забрало частенько падало.

Я не знал, что она себе надумала, но принял это ухаживание. Пусть все идет как идет. Руки распускать сейчас точно не время — мало того, что можно запустить ненужные слухи, так еще и экзамен на носу. Кроме того, неизвестно, как отреагирует Матильда, узнав, что ее воспитанница позволила себе недвусмысленные вольности.

Мы пробирались вдоль забора, и здесь тропа обрывалась. Вдоль обрыва тянулась каменная лестница — надежная, но без перил.

— Ну как, тебя немного отпустило? — спросил я, помогая Ирэн взобраться по скользким ступеням.

— Вроде да. Но все равно нервничаю, конечно. Боюсь опозориться.

— Тебе-то о чем волноваться…

— Вдруг сделаю неуклюжий реверанс или наступлю кому-нибудь на ногу. Или прижму подол какой-нибудь княжне…

— Хватит настраиваться на худшее. Все будет отлично.

В метрах трехстах от нас вырос особняк. Я сверился с часами — к ужину еще успевали. Но Матильда наверняка нас заждалась.

Ирэн оглянулась по сторонам и снова меня поцеловала. Слишком страстно для юной и неопытной особы…

И в этот момент сила внутри меня ощетинилась, словно почувствовав чужое присутствие. Не Ирэн, не Матильда. Даже не Сперанские…

Я резко отстранился и рывком оттолкнул Ирэн себе за спину. «Берегиня» вспыхнула сама собой.

— Ты чего?

— Не чувствуешь? Здесь кто-то есть.

Я прищурился, пытаясь осмотреться.

— Оставайся на месте, — скомандовал я и сошел с тропы, ища источник беспокойства. Жаль, фонарей здесь не было. Я зажег небольшой огонек «Жар-птицы» и пустил перед собой, используя его как фонарик.

И остановился, оцепенев от ужаса.

Из-за решетки забора криво улыбался человек с парализованным лицом.

Глава 22

— Миш, что там? — раздался за спиной голос Ирэн.

Я не ответил. Не сводя глаз с косомордого, вложил побольше силы в «Берегиню» и быстро активировал «Шлем». Вот и тренировка пригодилась — теперь заклинание отскакивало от пальцев почти автоматически.

Мужик стоял, не шелохнувшись, будто врос в землю. И молчал. Лишь пристально глядел на меня, словно оценивал как противника. Это точно был он — тот самый предводитель стрелков. Я хорошо его запомнил. Настолько отчетливо, что его образ преследовал меня в кошмарах последних ночей.

— Миииш? — снова позвала Ирэн.

— Уходи! — обернувшись, бросил я. — Быстро беги в дом.

— Да что там такое?

За спиной зашуршали ветки. Ирэн не послушалась и пошла за мной. Дура!

— Беги отсюда! — рявкнул я, но было поздно.

Она выбежала на маленькую полянку, увидела меня, гостя и нахмурилась.

— Что вы здесь делаете? Это частная территория! Прошу, уходите, иначе мне придется позвать охрану.

Косомордый улыбнулся еще шире. Уголок левой губы пополз вверх, правый оставался неподвижным, придавая его лицу вид жуткой маски. Отточенным движением он поправил воротник пальто и оценивающе взглянул на мою спутницу.

— Ир, иди в дом, — уже спокойнее, стараясь не напугать девчонку своим волнением, сказал я. — Наш гость тоже сейчас уйдет.

Если бы он хотел убить меня, наверняка бы уже попытался. В прошлую нашу встречу он не церемонился и зря времени не терял. А сейчас, напротив, словно чего-то ждал. Уж не появления ли Ирэн?

— Да что здесь происходит? — раздражалась девушка. Хорошо хоть, что на всякий случай повесила «Берегиню». — Ты его знаешь?

— Мы не представлены, — внезапно ответил человек. — Можете звать меня Радамантом.

Радамант? Вроде бы что-то из греческой мифологии. Так людей не называют, даже в мире, где возродили Византию. Значит, прозвище. И наверняка со смыслом. Да только в мифах Древней Греции я откровенно плавал…

Он шагнул ближе к ограде, почти что уткнулся лбом в металлические прутья. Но не касался их — наверняка знал, что на забор было навешено защитное заклинание. И не одно… Я как-то случайно приложился к ограде с внешней стороны — шарахнуло так, что пришлось прибегнуть к помощи юного Сперанского.

Человек, назвавшийся Радамантом, пристально уставился на Ирэн.

— Слухи не лгут. И правда хороша.

Его голос звучал ровно, спокойно, но была в нем какая-то надтреснутая нота. Что-то скрипящее, словно Радаманту было трудно разговаривать.

— Ир, уходи. Пожалуйста, — попросил я. — Он опасен.

Она не ответила. Я лишь краем глаза заметил движение на месте, где она только что стояла. Девушка судорожно вздохнула и рухнула на землю.

— Ира!

Я бросился к ней. Не успел подхватить, но она хотя бы упала на мягкий ковер из листьев. Я прислонил палец к ее шее, стараясь нащупать пульс. Ровный. Дышала размеренно, лицо безмятежное. «Баюн»? Сонное заклинание?

— Не беспокойтесь, ваше сиятельство, — проскрипел незваный гость. — С девицей все будет в порядке. Мне она не нужна. По крайней мере сейчас.

— Пришел убивать меня? — я медленно поднялся, вложив остаток силы в «Берегиню». Как назло, слишком выложился на Полигоне с Ирэн. Теперь, если понадобится сражаться, придется черпать силу из родового источника.

Радамант снисходительно усмехнулся.

— Если бы я желал вас убить, поверьте, Михаил Николаевич, сделал бы это еще на кладбище.

— Тогда зачем ты здесь? И кто ты вообще, мать твою такой?!

— Ох какие недостойные манеры для будущего графа, — снова криво улыбнулся он. — Убавьте пыл, ваше сиятельство. И за ее благородие не беспокойтесь. Ее нет в моем списке.

— А моя семья, стало быть, есть? — потеряв страх, я медленно брел к ограде. — Зачем ты на нас охотишься?

— Не только на вас, — проскрипел незваный гость. — Список обширен. И каждый род из моего перечня заслужил наказание.

Черт, как жаль, что я не успел толком обучиться ментальному общению. Сейчас бы дозваться до Матильды, попросить ее предупредить Корфа. Или сразу попытаться достучаться до Пистолетыча… Я попробовал сосредоточиться и пробиться хотя бы к Матильде.

Но не смог. Оглянувшись, я понял, что Радамант повесил вокруг нас непроницаемый купол. Я не знал названия этого заклинания, но такое же вязал Корф, когда нанес визит к Матильде. Звуки поблекли, мир вокруг словно замедлился… Дерьмо.

Я попробовал осторожно прощупать уровень могущества этого колдуна. Точно определять еще не умел, но явно выше, чем мой. Значительно выше. Третий или даже второй ранг.

У меня не было шансов.

— Так зачем ты здесь? — повторил я, вплотную приблизившись к решетке. — Что от меня нужно?

— Хотел кое-что проверить и убедиться. Значит, и у вашего сиятельства есть интересные и опасные тайны, — косомордый осклабился. — Родовой дух, подумать только… Соколовы умеют удивлять. Редкая вы птица, Михаил Николаевич.

Зараза. Все же просек.

— Проверили? Убедились? — я зажег «Колобок» и повесил в воздухе рядом с собой, чтобы в любой момент пустить оружие в дело. — Что за список? Чем провинились все те люди, на которых вы напали?

Радамант бросил взгляд на моего «Колобка», прыснул и едва заметным жестом погасил заклинание.

— Я здесь не для того, чтобы биться, а ради наблюдений и разговора, Михаил Николаевич. Признаюсь, вы в моем списке есть, однако наша первая встреча заставила меня повременить с решением вас убирать. Видите ли, ваше сиятельство, вы — другой. Вы отличаетесь. И я отчетливо это увидел, как следует прощупав ваше сознание.

Неужели он каким-то образом понял, что мой дух призвали? С другой стороны, Корфу ведь тогда тоже удалось это увидеть. Правда, было больно, а сейчас я вообще не замечал воздействия на разум. Какого же уровня был этот менталист…

— Признаюсь, я столкнулся с моральной дилеммой, Михаил Николаевич, — продолжил косоликий. — С одной стороны,вы принадлежите к роду, который должен быть подвергнут истреблению. С другой — вы не являетесь настоящим потомком рода, хотя и обладаете телом юного Соколова. Само ваше существование в текущей форме — нечто исключительное и уникальное. А главное — это не имеет никакой связи с Благодатью Осколка.

— Да что сделали мои предки? — не выдержав, рявкнул я.

Радамант усмехнулся. Я заметил несколько свежих царапин на его гладко выбритых щеках.

— О, вам стоит начать задавать вопросы, ваше сиятельство. Спросите их, что послужило причиной ограничений применения Благодати. Спросите, как это коснулось жизни простолюдинов, связанных с аристократией. Спросите, к каким последствиям привели принятые законы…

— Что? О чем вы?

— Спросите, как именно ваш предок лишился Осколка, кому был передан ваш родовой артефакт и что было дальше. О, Михаил Николаевич, вы знатно удивитесь, если начнете раскапывать эту историю! — Радамант резко посерьезнел и понизил голос. — Одна беда — глубоко копать вам не дадут. Но если вы все же умудритесь копнуть глубже дозволенного… Полагаю, мои мотивы станут вам несколько понятнее. Правда, есть риск, что под этой правдой вы и будете погребены. Истина, знаете ли, бывает тяжелее иной могильной плиты.

Чем больше говорил этот косоликий колдун, тем тревожнее становилось у меня на душе. Нет, все эти вопросы были вполне здравы. И, судя по всему, моя гипотеза насчет связи дворянских родов и Особой комиссии по вопросам ограничения применения Благодати была верна. Но при чем здесь сейчас был я?

— Не понимаю… — я тряхнул головой, стараясь привести мысли в порядок. — Зачем вы мне все это рассказываете?

— Затем, что не очень хочу вас убивать. Но и оставлять вас в живых весьма рискованно, ибо в вас, Михаил Николаевич, заключен большой потенциал. С моей стороны будет крайне неосмотрительно оставлять столь опасного противника в тылу. Если, конечно, вы станете моим противником.

— А что, есть варианты? — мрачно усмехнулся я. — Вы напали на мою семью. Убили дядю и дорогих нашему дому слуг. Пострадало много невинных людей. Вы, Радамант, многое сделали для того, чтобы я желал мести. И я желаю.

— Понимаю. Именно поэтому дам вам время, чтобы определиться. Начните копать, Михаил Николаевич. Мы будем наблюдать за вами. И если то, что вы найдете, заставит вас взглянуть на происходящее иначе… Что ж, мы вполне сможем стать союзниками, а ваша семья окажется в стороне от кровопролития. Ведь так должен поступать будущий глава рода — действовать в интересах безопасности семьи, не так ли?

Он вновь криво улыбнулся, наблюдая за тем, как удивленно вытягивалось мое лицо.

— Значит, вы даете мне время? И не боитесь, что я все передам Тайному отделению?

Радамант пожал плечами.

— На ваше усмотрение. Выбор ведь за вами, ваше сиятельство. Варианты я вам предложил. А пока, — он взмахнул рукой в сторону Ирэн. — Наслаждайтесь моим небольшим подарком в знак заинтересованности. До испытаний. Ведь после испытаний шанс может и не представиться.

Я остолбенел, узнав фразу, которая вылетела из уст Ирэн. Слово в слово.

Неужели он…

Радамант лишь скрипуче рассмеялся.

— Я сам найду вас в нужное время. Прощайте, ваше сиятельство.

Он развернулся и направился прочь от забора. Медленно, прогуливающимся шагом, словно совсем ничего не боялся.

— А ну стой!

Я усилил Берегиню на ладонях, схватился за решетку, поморщился от боли — заклинание жарило не на шутку. Голыми руками и хвататься было нечего — сразу прожжет до мяса. Кое-как перемахнул через ограду.

— Стоять! — рявкнул я и побежал за Радамантом.

Он остановился. Тяжело вздохнул, не оборачиваясь.

— Михаил Николаевич, это излишне. Вы не сможете меня задержать. А если станете настаивать, мне придется применить силу.

— Кто ты и откуда?

— Этого я сказать не могу.

Гнев и жажда мести застелили мне глаза. Я зачерпнул немного из источника и зажег сразу два «Колобка». За дядю. За Семена. За всех несчастных, которых я не смог уберечь там, на кладбище…

А затем меня ослепило. «Колобки» рассыпались на искры и превратили «Берегиню» в решето. Я закричал от боли и рухнул на колени.

— Остыньте, ваше сиятельство, — проскрипело над моей головой. — Всему свое время.

Моргать пришлось долго, а когда я наконец-то смог различать хоть что-то, Радаманта и след простыл.

— Дерьмо.

Я повалился прямо на листья и уставился на темное небо. Не знаю, чем этот косоликий менталист бил по глазам, но это заклинание на какое-то время полностью выводило меня из строя. Пробивалось и сквозь «Шлем», и «Берегиню» разматывало. Как же мало я знал и умел, хотя впитывал новое на пределе возможностей.

— Ира…

Шатаясь, я поплелся к забору, на ходу залезая в резерв и восстанавливая «Берегиню». С грехом пополам перелез через забор и неуклюже приземлился рядом с Ирэн. Нужно было приводить ее в чувство. Одно хорошо — она хотя бы не слышала этого странного разговора.

Аккуратно коснувшись ее разума, я начал снимать кокон искусственного сна. Моток за мотком, ниточка за ниточкой…

Она открыла глаза, сладко зевнула и удивленно на меня уставилась.

— Миш… Привет.

Она улыбалась — безмятежно, радостно.

— Как ты?

— Отлично. Я прекрасно выспалась. Мне снился сон, где мы с тобой… Ой! — Она оглянулась. — Мы еще не добрались домой? Так странно…

Так… Похоже, косоликий немного поработал с ее памятью.

— Что последнее ты помнишь? — спросил я, помогая Ирэн подняться.

— Мы бегали по полю, отрабатывали заклинания. Потом пошли домой и… — она смутилась. — Поцеловались.

— И дальше — ничего?

— Нет…

Понятно. Незваный гость стер из ее разума все воспоминания о случайной встрече. Может и к лучшему. Интересно, как он поработал с моей головой. И, кроме того, что теперь делать с заколдованной влюбленной девушкой?!

— Что-то случилось? — Спросила Ирэн, пока я вел ее обратно к тропе.

— Ты упала в обморок. Наверное, слишком сильно выложилась.

— И я голодная.

Я посмотрел на часы.

— К ужину мы опоздали. Матильда будет ругаться. Пришлось немного повозиться, чтобы привести тебя в чувство.

— Так странно, — задумчиво произнесла Ирэн. — Я ведь обычно не падаю в обмороки. Видимо, все же перенервничала.

— Ага.

— Ты какой-то странный, Миш. О чем думаешь?

— Да так, — отмахнулся я. — О завтрашнем.

Не стану же я ей рассказывать, что лицом к лицу встретился с человеком, который едва меня не прикончил. И уж тем более о том, что он явно предполагал какую-то сделку, условий которой я так до конца и не понимал. Все это было очень странно. Однако любопытство брало надо мной верх.

Если этот Радамант говорил правду, то придется повозиться и покопаться. И раз дело касается моей семьи, то копать я буду глубоко. Но осторожно — я уже понял, что то же Тайное отделение наверняка не обрадуется моим изысканиям.

— Ир, ты хорошо знаешь мифы Древней Греции?

— Я даже древнегреческий немного знаю, — с гордостью отозвалась девушка. — А что?

— Тебе знаком персонаж по имени Радамант?

Она нахмурилась.

— Есть такой. А что?

— Да так. Прочитал где-то, запомнил, но не могу вспомнить, что это был за герой.

— Не герой. Ну уж точно не такой, как Геракл или Персей. Радамант был сыном Зевса и Европы. Его братьями были Минос и Сарпедон.

— А чем прославился?

— Справедливостью, — с готовностью ответила Ирэн. — Критский царь Астерий женился на Европе и усыновил её детей от Зевса. Сам Астерий умер бездетным и оставил приемным сыновьям власть. Радамант дал критянам законы и вообще славился справедливыми судами. А после смерти он, за свою справедливость, наряду с Миносом и Эаком стал судьёй в загробном мире — Аиде. Есть еще другие версии мифа, но все сводится именно к справедливости. Имя Радаманта стало нарицательным как строгого судьи.

— Вот как…

Значит, косоликий колдун возомнил себя строгим и справедливым судией. Мог бы взять и другое имя — тогда уж позывной «Немезида» подходил ему больше. Или здесь было что-то еще? А тут — сын бога и смертной женщины. Может в этом был какой-то смысл? Если считать богом одаренного аристократа, а смертной женщиной — простолюдинку… Нет, что-то я все же запутался. Спокойно, Миха. Нужно время все это переварить.

Мы добрались до задней лестницы, и я подал Ирэн руку, чтобы помочь подняться.

— Матильда нас убьет за опоздание, — сказал я, снова взглянув на циферблат. — На полчаса задержались, а еще переодеваться…

— Только не говори ей, что я в обморок бахнулась, ладно? Она и так за меня переживает, а тут и вовсе с ума сойдет от беспокойства.

Я кивнул.

— Не скажу. Но ты бы и правда побереглась. Завтра важный день.

— А знаешь, что еще важно? — лукаво улыбнулась Ирэн.

— М?

— Что завтра мы будем на церемонии вместе. И я очень рассчитываю на приглашение потанцевать.

— А что, там еще и танцуют? — опешил я.

Проклятье. Раньше предупредить не могла? Вот чего я точно не умел, так это плясать, особенно всякие вальсы и менуэты. Один раз в школе ставили номер на очередной юбилей Пушкина — и тогда пришлось разучивать вальс. Бедная моя партнерша. Люське я тогда все ноги отдавил.

— Ну, это же смотр, — коварно хохотнула Ирэн. — Могут и плясать заставить. Для его императорского величества. Император любит такие церемонии. Ты что-то побледнел, Миш. Все в порядке?

— Да так… Ничего.

Мы застыли на ступеньках перед дверями. Ирэн поднялась чуть повыше, чтобы сравняться со мной ростом, обвила руками мою шею и поцеловала. На меня снова пахнуло ароматом весенних цветов, только сейчас к нему добавился запах земли и прелой листвы от волос девушки. Я ответил на поцелуй, ощутил вкус вишневой гигиенической помады, но не смог отдаться удовольствию. В голове сейчас было совсем не это. Кривая усмешка Радаманта все еще стояла перед глазами.

— Эй, ты чего? — выдохнула Ирэн, почувствовав мое напряжение.

— Извини, просто переживаю.

Она улыбнулась.

— Ты же сам мне говорил: все будет хорошо. Теперь я это знаю.

Она снова приблизилась ко мне, сильнее ухватилась за волосы, и я сдался. Пусть идет, как идет, хотя я до конца и не понимал, где заканчивалось колдовство Радаманта и начиналась воля самой Ирэн. И была ли она вообще, эта воля?

— Таааак… Вот вы где, чертовы голубки!

Мы резко оторвались друг от друга, услышав резкий голос Матильды.

Наставница смерила нас обоих тяжелым взглядом и уставилась на меня, крутя в руках незажженную сигарету.

— Придется объясниться, ваше сиятельство.

Глава 23

— Ирэн, иди переодеваться к ужину, — приказала баронесса.

— Тетушка, я…

— Быстро!

Девчонка потупила взгляд и медленно, почти что робко, открыла входную дверь. Я спустился на пару ступеней ниже.

— Прозвучит глупо, но это и правда не то, что вы подумали, ваше благородие, — сказал я.

Матильда криво усмехнулась, но ее глаза метали молнии.

— Это выглядело именно так, как выглядело, Михаил, — она убрала сигарету в портсигар и кивнула на дверь. — В мой кабинет. Живо.

Отпираться было поздно, да и не имело смысла. Кивнув я поднялся по лестнице и отворил дверь, пропуская наставницу вперед. Не успели мы пересечь помещения для слуг, как уже почти что на пороге большого холла нас встретил Василий.

— Ваше благородие, тут звонили…

— Не сейчас! — Матильда рявкнула с такой злостью, что обычно по-английски невозмутимый лакей икнул от неожиданности. — Михаил, идем.

— Не знаю, что вы натворили, но помилуй боже ваше сиятельство, — шепнул он мне вслед.

Вот уж и правда помощь небес мне бы сейчас не помешала.

Матильда поднялась, перешагивая через ступеньку, зацепила мыском туфельки край ковра и раздраженно пнула несчастную ткань. Дааа, я, кажется, и правда вызвал бурю. Не припомню ее в таком гневе.

Видать ты, Миха, умудрился наступить на самую больную мозоль…

Матильда отперла замок, рывком распахнула резные дверные створки и влетела в плохо освещенное помещение.

— Запри изнутри, — велела она.

Пока я возился со щеколдой, баронесса включила свет и подошла к небольшому столику, уставленному графинами и бутылками причудливой формы. Взяла стакан с толстым дном и плеснула немного янтарной жидкости. Я принюхался. Кажется, виски. Осушив один стакан залпом, она тут же налила следующий, закурила и повернулась ко мне. Комната наполнилась удушливым запахом вишневого табака.

— Другого времени придумать не мог? — голос наставницы на удивление прозвучал ровно. Видимо, первая волна гнева улеглась.

— Пожалуйста, выслушайте меня, — я шагнул ближе и, вдохнув слишком много дыма, закашлялся. Блин, ну могла она хоть иногда курить что-нибудь другое? — Все действительно совсем не так, как выглядит. Я сожалею, что вам пришлось стать тому свидетельницей, но нам с Ирэн нужна ваша помощь.

— Свечку держать не буду и сводничать не стану, — хмуро отозвалась Матильда и сделала еще один небольшой глоток. — У тебя есть только один шанс все объяснить. И от этого будет зависеть твое дальнейшее пребывание в моем доме. Понял?

Я кивнул.

Черт, говорить нужно очень аккуратно. Я решил рассказать Матильде о встрече с Радамантом, но не хотел упоминать о вопросах, которые он посоветовал мне задавать. Матильда была слишком близка к Корфу, и наверняка предупредила бы его, начни я ковырять не в ту сторону. Придется изворачиваться и дозировать правду избирательно.

Проклятье. Я еще толком ничего не сделал, даже успел как следует влезть во все эти игрища, а уже был вынужден скрываться и интриговать.

— Ну? — торопила Матильда. — У нас мало времени, а дел перед завтрашним полно. Быстрее.

— В нашей усадьбе был тот человек с парализованным лицом, — пошел с козырей я. — Мы с Ирэн видели его, когда возвращались с Полигона.

Матильда недоверчиво на меня уставилась, жадно затянулась и поставила стакан на стол.

— Когда?

Я взглянул на часы.

— Чуть больше часа назад.

— Что было? Говори!

Я рассказал ей о разговоре, о том, что косоликий назвался Радамантом, о том, что он понял природу моего дара и заинтересовался им. Успокоил, что Ирэн и Матильда Радаманта не интересовали.

— Он так и сказал — что нас нет в его списке? — уточнила наставница.

— Да. И у меня есть гипотеза, с чем это может быть связано.

— Я же сказала — не лезь в это дело, — раздраженно бросила Матильда.

— Ответьте мне на один вопрос: члены вашей семьи были в составе Особой комиссии по вопросам ограничения применения Благодати при Сенате?

Баронесса удивленно моргнула.

— Нет… Никогда.

— Вот поэтому вас в списке и нет.

— Это — твоя теория? Что некий могущественный одаренный мстит семьям членов Комиссии?

— Думаю, да, — кивнул я. — У меня мало сведений, но все это можно проверить. Если найти списки участников, сопоставить с происшествиями…

— Михаил. Миша… Хватит. Остановись, — Матильда нервным жестом воткнула окурок в пепельницу. — Пожалуйста, остановись. Даже если ты прав, это вопрос высочайшей государственной важности, и им будут заниматься матерые ищейки. И если продолжишь самодеятельность, ничем хорошим это не закончится. Ты подвергнешь себя большому риску, и никакой родовой источник тебя не спасет. Благодать не делает тебя бессмертным. Я понимаю, ты очень хочешь реабилитировать свой род в глазах государя и света. Это похвальное стремление, и я уверена, что у тебя еще будет шанс проявить достоинство и благородство на благо страны…

— Я делаю это не для того, чтобы выслужиться! Я хочу, чтобы все это прекратилось! И чем быстрее мы найдем виноватых и обезвредим их, тем лучше. И поэтому я требую встречи с Вальтером Макаровичем.

Матильда вскинула бровь.

— Требуешь? Боюсь, ты не в том положении, чтобы сейчас чего-то требовать.

— Я еще не все рассказал. Радамант стер память Ирэн — о разговоре помню только я. И еще он, кажется… заколдовал вашу племянницу.

— Что?

— Залез ей в голову. Тот поцелуй, за которым вы нас застукали… Думаю, Ирэн делает это не по своей воле. Полагаю, Радамант внушил ей мысли. Это ведь возможно?

— Конечно, возможно. Даже средний менталист в теории способен на подобный трюк. Но зачем ему это делать?

— Думаю, он хотел нас напугать, — протараторил я первое, что пришло в голову. — Показать могущество. Что он может вертеть аристократами как куклами в театре. И, скажу честно, это и правда жутко. Ирэн стала вести себя совершенно иначе. Она первая полезла ко мне целоваться, просила завтра пригласить ее на танец…

Матильда удивленно моргнула.

— И правда. Совершенно не похоже на Ирэн. Она на пушечный выстрел не подпускала к себе ухажеров. Потому-то я и разгневалась, застукав вас. Мне всегда думалось, что если уж Ирэн и решится на сближение с кем-то, то это будет серьезно. А сейчас неподходящее время для сердечных дел. Даже если бы я одобряла это союз…

Я нервно сглотнул. Какой к черту союз? Двадцать первый век на дворе, пусть и в мире победившей монархии, но все же… Всего один поцелуй. Ладно, не один, но… Мне казалось, что порядки в свете стали чуть мягче. Видимо, Матильда сохраняла приверженность старым традициям.

— Ваше благородие, я прекрасно понимаю, что у этого… хм… союза не может быть будущего.

— Тогда зачем поддался искушению?

— Буду честен. Матильда, вы ее видели? Поставьте себя на мое место. На какой-то момент я просто потерял контроль. Может Радамант и мне мозги подправил, я не знаю. Но, клянусь, у меня и в мыслях не было пользоваться слабостью Ирэн. Я обещал обращаться с вашей племянницей как подобает — и я сдержу слово. Собственно, поэтому я и требую встречи с Корфом — нужно, чтобы Ирэн посмотрел сильный менталист.

Баронесса допила виски и снова взялась за портсигар.

— Ты же помнишь, что случилось с тем бойцом, когда Вальтер попытался снять морок?

Я молча кивнул. Чудовищное зрелище и не менее ужасные муки.

Да, Радамант говорил, что Ирэн не было в его списке и вроде бы не собирался ее убивать. Но какие у меня были основания ему доверять? Да и Ирэн наверняка не была для него ценностью. С другой стороны, если Радамант все же рассчитывал однажды сделать меня союзником, вряд ли бы он стал вредить Ирэн. Хотя убить моего дядю ему это не помешало.

Черт. Черт. Черт!

Как же я запутался. И я в упор не понимал мотивов и намерений косоликого относительно меня. Если бы я знал чуть больше… Хоть немного.

Матильда печально улыбнулась.

— Я не стану рисковать жизнью и здоровьем Ирэн, — решительно заявила она и, щелкнув пальцами, прикурила от маленького огонька «Жар-птицы». — Слишком боюсь.

Даже в тусклом свете настольной лампы я видел, что Матильда была бледна. Наманикюренные пальцы подрагивали, в глазах наставницы стояли слезы.

— Не могу рисковать ею. Не могу, понимаешь? — прошептала она. — Ирина — моя наследница. Моя воспитанница. Моя… дочь, и другой у меня никогда не будет.

В словах баронессы сквозила такая бесконечная боль, что я невольно замер. Сила отреагировала на чужие эмоции, усилила и передала мне — аж сердце защемило.

— Радамант сказал одну странную фразу, — сглотнув ком в горле, припомнил я. — Словно намекнул, что морок продержится до испытаний. Возможно, так и будет, и тогда нам осталось ждать недолго.

Матильда неопределенно мотнула головой.

— Как бы то ни было, больше я никому не позволю лезть к ней в голову. Даже Вальтеру.

— Есть и другие менталисты. Можно привлечь мастеров из Аудиториума.

— Нет… Нет.

— Но что же нам тогда делать? — я нервно шагал от книжного шкафа до письменного стола, к которому прислонилась Матильда. — Не можем же мы оставить Ирэн в таком состоянии, тем более накануне испытаний!

— Полагаю, можем. Если ей внушили лишь влюбленность, на ее навыки это не повлияет.

— Могут возникнуть сложности, если мы столкнемся друг с другом на Полигоне, — возразил я.

— Понимаю. Но даже если она сотворит какую-нибудь глупость по причине задурманенных мозгов, то хотя бы останется жива. С большей вероятностью, нежели если сейчас к ней в череп полезет Вальтер.

— Не знаю… Неправильно это все как-то.

— Мир несправедлив, — сухо отозвалась баронесса. — Ко всем.

Она убрала пустой бокал на стол и потянулась к пепельнице. Я остановился, ожидая ее решения.

— Ваша племянница, вы несете за нее ответственность. Но я готов помочь.

Матильда хмуро кивнула.

— Тогда сыграем по правилам этого Радаманта, — сказала она, и по выражению ее лица я понял, что это решение далось ей нелегко. — В порядке исключения. Если Ирэн сейчас так к тебе тянется, прими это. Будь с ней рядом. Возможно, так это ее защитит.

Я замер, не веря своим ушам.

— Вы предлагаете мне принимать ухаживания своей племянницы? Матильда… Вы представляете, что с ней будет, когда спадет морок? Да она возненавидит и меня, и вас! И, боюсь, вас она точно не простит, если выяснит, что вы отказались снимать заклятье.

— Она не такая дура, как может показаться. Поненавидит, побесится, а потом поймет, что так ей спасли жизнь.

— И вы готовы к тому, что ваша наследница засветится в светской хронике под руку с опальным графом? С тем самым Соколовым, у которого герб перечеркнут?

— Значит сделай так, чтобы тень репутации твоего рода не попала на Ирэн, — отрезала баронесса. — Пройди смотр блестяще. Поступи в Аудиториум. Отличись. Сделай то, чего от тебя потребует Вальтер. И тогда все изменится.

Я устало опустился на стул и спрятал лицо в ладонях.

Твою мать. Твою же мать…

— Михаил, я прошу тебя. Умоляю, — прошептала Матильда. — Я сама буду тебе много должна, если ты поможешь защитить мою девочку. И я бы не хотела тебя в это впутывать, но… Боюсь, все происходящее уже связано с тобой неразрывно.

Я усмехнулся.

— Как я могу ее защитить? Вы же видели, на что способен Радамант. Разве что успею его задержать и вызову огонь на себя.

— Ты будешь ближе к ней на испытаниях. Просто присматривай за ней. Но никакого секса!

— Мы еще несовершеннолетние.

Матильда наградила меня многозначительным взглядом.

— Да понял я, понял. Но чтобы обеспечивать столь требовательной даме должный досуг, нужно соответствовать. А у меня денег нет.

Баронесса лишь фыркнула.

— Считай, улажено. В конце концов в этом спектакле главный актер — ты, а жалование нужно платить. Сыграешь хорошо — получишь достаточно. Мы договорились?

— Да.

— Теперь ступай к Фросе на примерку. Я предупрежу слуг, чтобы подогрели ужин и принесли в твои покои. И чтоб завтра меня не опозорил, слышишь?

* * *

День смотра выдался погожим. Рассматривая красоты города из окна автомобиля, я повторял про себя нужные слова для комиссии. Спокойно, Мих, сейчас уже особо нет смысла нервничать. Скоро все случится.

— Ты сам не свой, — Ирэн положила ладонь мне на колено. — Смог хоть немного поспать?

— Ага.

Я обернулся к спутнице. Сегодня она была чертовски хороша — прекраснее обычного. Фрося не зря старалась. И уж кому точно пришлось нелегко перед церемонией, так это нашей стилистке. Казалось, Ефросинья и вовсе не спала в последние дни. Но результат ее работы того стоил. Я и себя-то в зеркале с трудом узнал. А уж Ирэн…

— Скоро приедем, — девушка поправила локон и в пятисотый раз за поездку посмотрелась в зеркальце.

— Да все у тебя хорошо, — улыбнулся я. — Ты всех затмишь.

Моя спутница улыбнулась.

— Мы. Мы затмим.

Автомобиль несся по Каменноостровскому проспекту — главной улице Петроградской стороны. Я с удивлением отмечал разницу между двумя мирами. Как странно: какие-то дома я помнил еще со времен своего детства, а иные казались совершенно незнакомыми. Удивительный все же мир. Каждый день что-то новое.

Мы пересекли Австрийскую площадь — в моем мире она называлась Австрийской, а рядом была улица Мира. Здесь же она называлась Ружейной, пролетели дальше, мимо дома, где в моем мире размещался музей Кирова. Конечно же, никакого Кирова здесь и быть не могло…

Наконец мы проехали по Каменноостровскому мосту через Малую Невку, и я увидел его…

— Аудиториум! — восхищенно вздохнула Ирэн. — Целый остров — это Аудиториум.

Я улыбнулся.

В моем мире это и правда было престижное место. Земля там стоила столько, что поселиться там могли лишь очень обеспеченные люди. Да и те предпочитали знаменитый Крестовский остров, оплот элиты. Зато на Каменном острове был красивый парк, в котором мы с друзьями порой гуляли.

Справа от моста, омытый водами Невы, возвышался Каменноостровский дворец.

— Нам туда? — указав на здание, спросил я.

— Да… это главный корпус, там проходят все официальные мероприятия. Ты знал, что этот дворец Аудиториуму пожаловал сам император? Хотя, конечно, знал…

Ирэн болтала без умолку — видимо, так ей было проще справляться с беспокойством. Я же внимательно рассматривал шедевр классицизма. И чем ближе мы подъезжали, тем тревожнее у меня на душе становилось.

Наконец наш небольшой кортеж припарковался — из первого автомобиля вышла Матильда, затем мы с Ирэн, следом подвезли Сперанских. К нам тут же подскочил прилизанный мужичок в темно-синем костюме. В руках он держал массивную папку с бумагами.

— Приветствую на церемонии, благородные господа! — поклонился он. — Позвольте свериться со списками.

Матильды вышла на полшага вперед и обворожительно улыбнулась. Как же хорошо она умела скрывать волнение. В этом я ей невероятно завидовал.

— Ее благородие баронесса Ирина Алексеевна фон Штофф, его сиятельство Михаил Николаевич Соколов…

Служка удивленно поднял на меня глаза, скользнул по костюму, уткнулся взглядом в перечеркнутый черной полосой герб на лацкане моего пиджака.

— Ох… — он торопливо перелистнул страницы, пробежался пальцем по строкам и удивленно приподнял брови. — И правда, есть в списке… Добро пожаловать, ваше сиятельство.

Я кивнул, все же позволив себе улыбку. Это не первое, чем я сегодня вас удивлю, господа…

Затем назвались Сперанские — все трое поочередно. Фрося выбрала для их костюмов темно-зеленый бархат, и сейчас эта рыжая троица напоминала мне лепреконов-переростков.

— Итак, все улажено, — прилизанный мужичок еще раз поклонился и указал на распахнутые ворота. — Прошу внутрь, господа абитуриенты и сопровождающие.

Матильда еще раз окинула каждого из нас внимательным взглядом.

— Ну, с богом, дорогие мои.

Наставница ободряюще улыбнулась.

Но почему мне было так тревожно?

Дорогие читатели!

Авторам очень приятно видеть горячие обсуждения событий книги в комментариях (и участвовать в дискуссиях), но мы очень просим вас прятать описания сюжетных элементов под спойлер.

Так мы хотим проявить заботу к тем, кто еще не успел прочитать свежую главу.

Большое спасибо за понимание!:)

Глава 24

Матильда повела нас к главному корпусу. Ирэн взяла меня под руку, и я удивленно на нее покосился:

— Считаешь это уместным?

— А что? — она невинно похлопала ресницами, проигнорировав смешки шедших позади Сперанских. — Пусть видят. И завидуют.

— Мне или тебе?

— Нам обоим, — лукаво улыбнулась девушка. — Я хочу, чтобы нас заметил даже сам император. Если он и правда будет…

Я глубоко вздохнул. Ладно, немного поиграем на публику. Ирэн все это время глядела на меня такими влюбленными, полными нежности и страсти глазами, что мне все больше становилось не по себе. Подыгрывая заколдованной девчонке, я чувствовал себя мерзко. Словно пользовался ею, хотя и старался держать дистанцию. Если бы она делала все это по своей воле…

А хуже всего было то, что мне начинала нравиться эта ее влюбленность. Порой казалось, еще чуть-чуть — и я сам поддамся очарованию. Слишком велик был соблазн поверить в то, что все это было по-настоящему. Отрезвляло только одно — предвкушение момента, когда морок спадет.

— Кто все эти люди? — я указал на на столпившихся по обеим сторонам от массивных чугунных ворот девушек и юношей. Одеты они были попроще, чем абитуриенты: скромные блузки и юбки до колена у девушек, дешевенькие костюмы у парней.

Молодые люди жадно пожирали глазами каждого аристократа и вовсю старались привлечь наше внимание. Даже подпрыгивали, когда кто-то из знати проходил рядом с ними. Кто-то размахивал бумажками и пытался всучить мне в руки маленькие белые картонки. Причем девушек здесь было на порядок больше, чем юношей. И некоторые девицы, надо сказать, обладали выдающимися… данными.

— Стенография! — крикнула мне прямо в ухо одна из девиц.

— Компьютер! — тут же добавил какой-то темноволосый паренек. — Работаю на любых компьютерах!

— Делопроизводство! — оттолкнула его яркая пышногрудая блондинка и исхитрилась сунуть мне в карман пиджака маленькую карточку. — Я лучшая!

Ирэн скользнула по толпе безразличным взглядом.

— Это секретари. Простолюдины, которые хотят поступить на службу в свиту одаренных.

Про секретарей я знал. Видел несколько раз помощников Матильды — у нее была целая свита. Правда, с нами они общались редко. Баронесса поручала им вести дела.

— Но сегодня только смотр. Разве секретари не положены только выпускникам? — удивился я.

— Не всегда. Многие обзаводятся помощниками еще на начальных курсах. Платят небольшое жалование за выполнение мелких поручений. Все же в Аудиториуме довольно закрытая жизнь, а иногда бывают дела в городе… И если такие помощники хорошо справляются, обычно после выпуска поступают на службу. Для многих это хорошая возможность сделать карьеру. Состоять в свите знатного одаренного — хорошая строка в резюме.

Отмахнувшись от очередной руки, я наконец-то понял, что было на бумажках — имена, телефоны и перечень обязанностей, которые могли выполнять молодые люди.

— Пока не думай об этом, — предупредила меня Ирэн. — Сперва поступим. Эти ребята постоянно толпятся возле Аудиториума. Найти помощника труда не составит.

Наконец мы прошли сквозь ворота — и все одновременно поежились. Всего на секунду меня поглотило струнное ощущение: словно рентгеновский луч просветил, под ложечкой неприятно засосало, а волосы на затылке вздыбились.

— Защита? — спросил я обернувшуюся к нам Матильду.

— Да.

Интересно, такая защита смогла бы остановить Радаманта? Его хоть что-нибудь могло остановить?

Территория Аудиториума была украшена флажками, растяжками «Добро пожаловать!» и прочей мишурой. Как по мне, все эти веселенькие зазывания смотрелись жутко неуместно на фоне строгой классической архитектуры дворцового комплекса. Следуя указателям, мы прошли вдоль ряда корпусов и приблизились к главному зданию.

— Сюда, пожалуйста, — направил нас один из служителей.

Войдя во внутренний двор, я замер в восхищении. На улице вовсю хозяйничала холодная осень, но здесь царило настоящее лето! Вся территория напоминала искусно разбитый сад — фруктовые деревья, клумбы с цветами, фонтанчики и скамейки. Даже яркие маленькие птички порхали и с веселым щебетом пересаживались с ветки на ветку. Стеклянная крыша протянулась надо всем двором, надежно укрывая гостей от осадков и ветра.

Народу набилось уже достаточно. Абитуриенты и их сопровождающие медленно плыли по двору, кланялись друг другу, знакомились и беседовали. Словно мы оказались на каком-то светском рауте, а не на церемонии подачи документов и оценки ранга. У меня в глазах зарябило от гербов.

— Красота какая! — воскликнула Поля за моей спиной и тут же ткнула пальцем в лимон на дереве. — Вроде настоящий…

Апполинария — как всегда. Сперанская обладала странным даром интересоваться сущими нелепостями и игнорировать важные вещи.

Мне резко стало очень жарко. Я снял пальто и перекинул его через руку. Не успел помочь раздеться Ирэн, как к нам тут же подбежали лакеи.

— Погуляйте пока здесь, — распорядилась Матильда. — Мне нужно кое-кого поприветствовать.

Сперанские тут же растворились среди остальных абитуриентов. Я взглянул на Ирэн.

— Какой план?

Она пожала плечами.

— Сначала топчемся здесь, потом приветственное слово ректора, затем нас начнут приглашать на оценку…

— Это я знаю. Чем сейчас займемся?

Она взглянула наверх — на галерее второго этажа тоже расположились люди.

— Хочешь туда?

— Нет, там места для сопровождающих. Перед тем, как начнется церемония, всех, кроме поступающих, попросят удалиться на галерею. Ибо здесь и так полно народу. А вон с того балкона, — Ирэн указала на убранную тканями ложу, — будет вещать ректор. И император, если пожалует. Говорят, он выступит после подачи документов. Кажется, ради нас даже готовят небольшой фуршет…

Сопровождающих на галерее набралось едва ли не больше, чем самих будущих студентов. И с каждой минутой прибывали все новые… Мне показалось, что во дворе скоро яблоку будет негде упасть. К моему удивлению, среди них затесались и ребята, похожие на секретарей. Возможно, прибыли с кем-то из гостей. А может просто оказались удачливее своих конкурентов, что толпились у входа на территорию.

— Тогда, может, протиснемся ближе к балкону? — предложил я. — Все равно делать нечего.

— Давай.

Ирэн взяла меня за руку и повела вперед. И тут я понял, что она имела в виду, когда говорила, что все будут нам завидовать. Завидовали. Мне. Ибо столько восхищенных взглядов, сколько Ирка получила, оказавшись среди сверстников, она, возможно, не получала никогда.

— Глянь! Это Штофф?

— Ничего себе!

— Ты посмотри на ее платье… Такое кружево безумных денег стоит.

Я лишь украдкой улыбался, улавливая все эти шепотки. Да, Ирэн сегодня была звездой. И не просто звездой — моей. Я ловил завистливые взгляды молодых людей.

Впрочем, определенная часть внимания досталась и мне. Знатные девицы оглядывали меня с нескрываемым интересом.

— Кто это с Ирэн? — тихо щебетали девицы.

— Ты его знаешь?

— Смотри на его герб!

— Неужели Соколов? — охнул кто-то.

Было забавно наблюдать, как медленно сползали улыбки абитуриентов, когда те видели не только мою симпатичную физиономию и дорогой костюм, но и замечали черную перевязь на родовом гербе. Приветливые выражения лиц медленно превращались в маски напускного безразличия. Что ж, ожидаемо. Я знал, на что шел.

Ирэн остановилась возле небольшого фонтанчика и улыбнулась, взяв обе мои руки в свои.

— Ну что, хороша?

— Еще как. А ты переживала.

— На тебя тоже поглядывали, — ревниво надула губы она.

— Брось. Их больше интересует мой ореол скандальности. Я же, можно сказать, проклятый герой.

— О, Сашенька! — Ирэн уставилась куда-то за мою спину. — Побудешь пока здесь? Пойду поздороваюсь с младшей Лисницкой.

Лисницкой? Тааак… Все правильно, Ирэн же не особенно посвящали в наши криминальные приключения. А вот мне бы такое знакомство не помешало. Вдруг что выясню?

— Можно с тобой? — попросился я.

— Чуть позже я вас представлю. Но пока хочу сама поболтать. Девчачьи разговоры… Надо кое о чем посекретничать. Хорошо?

— Конечно, — вздохнул я. — Секретничай. Но потом обязательно представь нас.

— Чего это ты Лисницкой заинтересовался?

— Хочу проверить, правдивы ли слухи, что они поставляют двору самых красивых невест, конечно же, — пошутил я.

Ирэн усмехнулась и шутливо шлепнула меня по ладони.

— Ладно, побегу. Скоро вернусь!

Она чмокнула меня в щеку и упорхнула к высокой и худой девице в забавной голубой шляпке.

А я остался возле фонтана, судорожно соображая, чем себя занять. Тоска смертная. Все разбились по группкам — многие явно были знакомы друг с другом и до мероприятия. Я же чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Все-таки дед и отец слегка переусердствовали, посадив нас с Олей на домашнее обучение. В итоге ни друзей, ни товарищей по гимназии, ни связей…

Шагая меж рядов клумб, я все чаще ловил на себе косые взгляды.

— У него чёрная полоса на гербе, фу! — шептались за спиной. — Что он вообще здесь делает?

Главное — не реагировать на провокации. Скрывать происхождение смысла не было — эти ребята быстро прознают, что мой прадед обрек наш род на медленную гибель, и спокойной жизни точно не дадут.

— Это ты — графчонок Соколов?

Я медленно обернулся. Светловолосый щеголь в костюме с иголочки надменно улыбался, поигрывая цепью карманных часов. На лацкане красовался золоченый герб графов Денисовых.

— С кем имею честь? — осклабился я, хотя прекрасно понимал, кто ко мне прицепился. Имена и фотографии старших братьев этого Денисова то и дело мелькали в светской хронике. Богатые безмозглые олухи. Любимцы желтушных писак.

Полезная все-таки привычка таскать у Матильды газеты и читать за завтраком.

— Константин Юрьевич Денисов, — холодно поприветствовал щеголь. — Что вы здесь забыли, ваше сиятельство?

— Полагаю, то же, что и вы, ваше сиятельство.

Я отпустил шутовской поклон, пытаясь унять гнев. Он, конечно, первый начал, да и падать до его уровня мне было нельзя. И все же руки зачесались. Но раз руками нельзя, будем чесать языком.

Денисов прыснул.

— Если мне не изменяет память, в Аудиториум берут с восьмого ранга и выше. А Соколовы с каждым поколением ранг только теряют.

— Какая поразительная осведомленность о делах моей семьи, — широко улыбнулся я.

Так, Миха, держи себя в руках. Я с трудом подавил накатившую было волну силы — едва не зажглась «Берегиня». На мероприятии любые проявления Благодати кроме стен кабинетов приемной комиссии были запрещены. Ее не хватало, чтобы меня вышвырнули отсюда до самой церемонии.

— О, в свое время ваша фамилия звучала очень громко, — продолжал издеваться Денисов. — Во всех скандалах.

— Полагаю, это не давало покоя вашей семье, и братья вашего сиятельства решили отнять у нас пальму первенства. Ну, судя по вчерашним статьям в газетах.

Только сейчас я заметил, что нас окружили зеваки. И последняя моя реплика, кажется, здорово их позабавила. За моей спиной раздались смешки и шепотки.

Денисов явно закипал — аж уши порозовели. Что, сучонок, не ожидал? У меня было время отработать приемы вежливого хамства в перепалках с Ирэн.

— Слабокровкам здесь не место, — угрожающе прошипел Денисов и двинулся на меня, раскручивая в воздухе цепь с часами.

Я не шелохнулся.

— Как недостойно со стороны вашего сиятельства, — невозмутимо ответил я. — Очевидно, вы столь усердно готовились к вступительным испытаниям, что совершенно позабыли о приличиях.

— Неприлично — заявляться туда, где вас не ждут.

Он надвигался. Я нацепил самую опасную из улыбок.

— Боюсь, вы ошиблись. Я все же есть в списках. А уж как я там оказался, боюсь, не вашего ума дело.

— Сейчас ты пожалеешь…

И в этот момент оглушительно взвыли трубы.

— Господа абитуриенты! Прошу внимания! Приветственное слово ректора Аудиториума Магико при Петропольском университете Его Императорского Величества!

— Началось! — взвизгнула какая-то девица за моей спиной.

— Бегом!

Зеваки встрепенулись и бросились к балкону, оттеснив от меня Денисова. Напоследок, когда оба поняли, что разборка не состоится, мы обменялись холодными взглядами. Денисов покрутил цепью от часов, я ответил широкой улыбкой. Ничего, еще встретимся. Даст бог, на испытаниях. Мне отчего-то просто не терпелось проверить, насколько точно теперь били мои «Косы».

Ирэн с трудом протиснулась сквозь толпу ко мне.

— Мне показалось или ты успел повздорить с Денисовым?

— Просто обменялись парой любезностей.

— Будь с ним осторожен. У него пятый ранг. И очень влиятельный отец.

У меня тоже пятый. Если высплюсь. Тем интереснее будет побороться.

— Его высокопревосходительство Владимир Андреевич Долгоруков, ректор Аудиториума Магико! — объявили с галереи.

На балкон вышел импозантный старик, вызвавший у меня ассоциацию с Зигмундом Фрейдом. В костюме-тройке, с аккуратно подстриженной седой бородкой и пронзительным взглядом.

— Дорогие господа абитуриенты! — начал он. — Рад приветствовать вас на церемонии поступления в Аудиториум. Здесь, на этом чудесном острове, тем, кому посчастливится пройти испытания…

Я слушал его вполуха. Тревога, что начала преследовать меня еще на подъезде к вузу, внезапно резко усилилась. Аж в груди перехватило. Стараясь действовать аккуратно, я потянулся силой и пощупал людей вокруг меня. Нет, все относительно спокойные, хотя и переживали. Значит, не абитуриенты.

Но что тогда?

Я нутром чуял какую-то опасность. Что-то не просто приближалось — оно уже было здесь. Но тщательно скрывалось от меня, и лишь на долю секунды меня снова вскинуло. Может просто нервы? Или интуиция подвела? А может я действительно превратился в параноика после встреч с Радамантом?

Может он все же и в моих мозгах как следует покопался и что-то перемкнул?

— Ты чего? — шепнула Ирэн, украдкой дернув меня за рукав. — Все прослушал!

Я тряхнул головой, стараясь прогнать накатившую дурноту. Снова прислушался к ощущениям — ничего. Странно.

— Для вашего удобства и сокращения времени мы открываем три кабинета приемной комиссии, — продолжал вещать Фрейд. — Сопровождающих просим оставаться на галереях. Абитуриенты будут вызваны по спискам. Желаю удачи, юные кандидаты!

Двор утонул в хлопках аплодисментов. Ректор улыбнулся и удалился. Буквально сразу же начали вызывать кандидатов.

— Ее сиятельство Алексеева Екатерина Павловна! — пухленькая румяная девица подняла руку. — Просим в первую аудиторию.

— Его сиятельство Бегильдеев Константин Константинович! — Долговязый лопоухий парень вышел вперед. — Просим во вторую аудиторию.

— Его благородие Горькушин Юрий Георгиевич! Третья аудитория…

Мы с Ирэн напряженно ждали нашей очереди. Судя по всему, вызывали по алфавиту. Раз так, то я должен был идти перед племянницей Матильды, за мной — Сперанские, и в самом конце — Ирэн.

Каждый кандидат в среднем проводил в аудитории десять минут. Возвращались обычно все довольные. Собственно, сейчас никаких испытаний не предполагалось — только подтверждение ранга. А свой ранг юные аристократы узнавали обычно до шестнадцати лет, дар редко просыпался позже.

Сколько времени прошло, я точно сказать не мог. В какой-то момент стало так душно, что Ирэн едва не хлопнулась в обморок — пришлось подвести ее к фонтанчику: водная прохлада немного привела ее в чувство.

— Его сиятельство Михаил Николаевич Соколов! — раздался голос глашатая. — Пожалуйте в первую аудиторию!

Ирэн обеимиладонями вцепилась в мою руку.

— Удачи, Миша.

Я молча кивнул и начал осторожно пробираться сквозь немного поредевшую толпу.

Тревога накатила снова. И на этот раз опасность ощущалась еще ближе.

Глава 25

Дорогие читатели! Большое спасибо за вашу поддержку, лайки, награды и комментарии. Авторам очень приятно ваше внимание к истории.

В благодарность от нас — бонусная прода.

Приятного чтения!

Выбравшись из толпы, я быстро зашагал к левой стене импровизированного атриума. Поднял глаза наверх, увидел на одном из балконов Матильду — наставница подняла большой палец вверх и ободряюще улыбнулась. Обернувшись назад, увидел, что к сидевшей на скамье у фонтана Ирэн подошел Денисов.

Сучонок.

Ладно, с ним я разберусь потом. Сначала дело.

На стене красовалась золоченая табличка-указатель на первую аудиторию. Я прошел через анфиладу и оказался перед приоткрытыми массивными дубовыми дверями. Одно радовало — все документы были отправлены помощниками еще несколько дней назад, и я точно ничего не потерял: помощники Матильды все трижды перепроверили.

Осталось только все подтвердить.

— Ваше сиятельство, не робейте, — донесся приветливый стариковский голос из аудитории. — Пожалуйте, познакомимся поближе.

Я поправил пиджак и, приняв уверенный вид, вошел в помещение.

Аудитория оказалась под стать всему дворцу. С классическими колоннами, лепниной на потолке, исполинских размеров люстрой и амфитеатром парт.

Меня ждали в самом низу. За длинным столом, обитым темно-красным сукном, заседали трое. И, к моему удивлению, в этой комиссии председательствовал сам ректор. По бокам от него сидела похожая на ученую мышь дама неопределенного возраста и симпатичная брюнетка чуть за тридцать.

— Добрый день, уважаемые господа, — слегка поклонился я.

Дедушка Фрейд тепло улыбнулся и уставился в папку с документами.

— Здравствуйте, ваше сиятельство. Признаюсь, мы уже не надеялись встретить в стенах нашего учреждения представителя вашего рода. Однако, как я понимаю, вам есть чем нас удивить?

— Я бы не стал тратить время столь занятых господ напрасно, — любезно улыбнулся я.

Брюнетка нахмурилась и положила два исписанных листа перед собой.

— Михаил Николаевич Соколов… Из рода графов Соколовых… Род лишен Осколка… Обучение на дому. Выпускные экзамены сданы при Ириновской земской школе, — я заметил, как по ее лицу пробежала тень презрения. — Как я понимаю, вы не гимназист и не лицеист, ваше сиятельство?

— Нет, ваше…

— Благородие.

— Нет, ваше благородие. Обучение полностью проходило на дому. Моя семья придерживается старых родовых традиций.

Брюнетка улыбнулась одними уголками губ. Все она прекрасно поняла, какую бы красивую ложь я сейчас не лил ей в уши. Понятно же, что дед и отец просто не хотели, чтобы нам осложняли жизнь издевательства других аристократов. А от них нам в гимназии и лицее было бы не скрыться.

— Ничего не имею против классического домашнего образования, — поспешил разрядить обстановку Фрейд. — Кроме того, как я понимаю, выпускные экзамены сданы на приличном уровне.

— Для Ириновской земской школы, — напомнила брюнетка.

Ну, в этом мире земская школа ничем не отличалась от общеобразовательной в моем. Те же одиннадцать классов, только программа немного другая. А гимназий и лицеев — мало. Так что, можно сказать, прежний Миша вполне себе нормально выпустился…

— Однако же вашему сиятельству наверняка известно, что до вступительных испытаний в Аудиториум допускаются кандидаты, обладающие восьмым рангом Благодати и ниже? — проскрипела дама-мышь. — Вы можете ручаться, что соответствуете требованиям? В ваших документах записан десятый ранг.

Я склонил голову в знак почтения.

— Боюсь, с тех пор кое-что изменилось. Насколько мне известно, существует процедура проверки. Я прошу о ее немедленном исполнении.

Фрейд благосклонно кивнул.

— Мария Александровна, извольте предоставить артефакт для оценки ранга. — Дама-мышь кивнула. — Зинаида Павловна, прошу вас зафиксировать показатели.

Ага, значит, брюнетку звали Зинаидой. Тысячу лет не слышал этого имени…

Ученая дама потянулась к шкатулке, аккуратно откинула крышку и извлекла из бархатных недр небольшой прозрачный шар.

— Это Око из горного хрусталя, — пояснил ректор. — Полагаю, вы уже сталкивались с подобными артефактами.

Я кивнул.

— Разумеется, ваше высокопревосходительство.

— Артефакт зачарован нашими мастерами и исключительно чувствителен к Благодати Осколка. Михаил Николаевич, извольте взять Око в руки и подержать несколько секунд. По цвету свечения мы определим ваш ранг.

Процедура привычная. Я бережно принял из рук Марии Александровны Око, отступил на шаг, оказавшись прямо напротив Фрейда. Дедуля благодушно улыбнулся. Нет, ну прямо Дедушка Мороз. А глаза добрые-добрые…

Око не светилось.

Я перехватил артефакт поудобнее, плотнее прижал ладони.

Ничего…

— Как же так…

Брюнетка кашлянула в кулак.

— Господа, быть такого не может, — ошарашенно прошептал я. — Это невозможно… Сегодня утром перепроверяли. Показывал пятый!

Теперь уже ректор позволил себе снисходительную улыбку.

— Михаил Николаевич, Артефакты, созданные в Аудиториуме, не ошибаются. Особенно этот. Он зачарован на улавливание даже самых тонких проявлений Благодати Осколка.

Осколка… Вот в чем дело! Выходит, родовой источник буквально вынес все остатки прежней силы?

— Мне будет позволено сотворить любое простейшее заклинание здесь, на ваших глазах? Я желаю доказать, что артефакт ошибается.

Ладно, значит, превратим все это в шоу. Жаль, зрителей маловато.

Женщины неодобрительно переглянулись с Фрейдом.

— Ваше высокопревосходительство, это не в правилах…

— Оставьте, Зинаида, — отмахнулся он. — Его сиятельство проделал долгий путь. Дадим юноше возможность.

— Благодарю, ваше высокопревосходительство.

Я закрыл глаза, обратился к силе — я чувствовал ее вибрации в теле, течение в крови. Она была со мной, все это время. Черпнул из источника самую малость, всего горсточку…

И сотворил идеального «Колобка». Молочно-белый, сияющий, этот шарик завис над моей ладонью.

Дама-мышь ахнула, приложив руку к груди. Зинаида застыла с открытым ртом, явно не веря собственным глазам.

— Что…

— Михаил Николаевич, кто научил вас творить «Колобки»? — удивленно произнес ректор.

— Честно — сам придумал, еще даже не зная, что это, — ответил я и медленно пустил шарик к ректору, словно мячик подал.

Фрейд коснулся его своей силой, заставил покрутиться, подпрыгнуть, а затем сжал между ладонями и погасил.

— Идеальная работа. Восхитительно. У нас ставят зачеты и за худшее исполнение. — Он бросил взгляд на Око. — Но как тогда объяснить отсутствие показателей?

— Позвольте мне объясниться, ваше высокопревосходительство.

Фрейд кивнул. Я шагнул ближе.

— Дело в том, что в нашей семье пробудился родовой дух. Я черпаю силу напрямую из родового источника. Поэтому ваше око не показывает мой ранг — оно настроено только на силу Осколков. Я пользуюсь…

— Иной, — выдохнул ректор. — Господи помилуй… Марья Александровна, скорее, несите универсальное око. Немедленно!

Дама-мышь на удивление проворно выскочила из-за стола и юркнула в боковую дверь.

— Если это действительно так, ваше сиятельство… Я буду рад видеть вас не только на вступительных испытаниях, но и в Аудиториуме. Уже сейчас. Удивительно…

— Немыслимо, — вторила ему брюнетка. — Но как это возможно?

— Наш род оказался крепче и древнее, чем мы предполагали, — обтекаемо ответил я. — Изменения случились со мной после гибели старшего брата. Когда я стал новым наследником. Возможно, дело в этом.

Фрейд медленно кивнул.

— В принципе, подобное возможно. Но это величайшая редкость!

Его глаза горели искренним интересом и страстью. Тем временем Мария Александровна вернулась с другой шкатулкой.

— Ваше сиятельство… Извольте прикоснуться, — с каким-то трепетом, даже благоговением, попросила она.

Я послушно взял другой артефакт в руки. «Универсал» почти мгновенно вспыхнул насыщенным рубиновым светом.

— Пятый ранг, — прошептал ректор. — Фиксируйте, Зинаида Павловна, все фиксируйте, голубушка!

Брюнетка принялась послушно строчить что-то в огромном гроссбухе.

— Ну, Михаил Николаевич, ну удивили! — внезапно рассмеялся Фрейд и вскочил из-за стола.

Я вздрогнул, когда он приобнял меня за плечи. Сила тут же ощетинилась, почуяв прикосновение чужой Благодати к разуму. Так, не дергаемся. Меня предупреждали, что могут считывать.

— Итак, хотя я готов взяться за ваше обучение уже сейчас, все же Аудиториум славится неукоснительным соблюдением правил. Поэтому вашему сиятельству все же придется пройти вступительные испытания наравне со всеми. И от того, какой результат вы покажете, будет зависеть зачисление. Увы, исключений мы не делаем даже ради Великих князей.

— Разумеется, — слабо улыбнулся я, мечтая стереть испарину со лба, — Я понимаю.

— Однако мне думается, что вы блестяще справитесь с заданиями! — поспешил заверить Фрейд. Так и не отошедшие от шока дамы синхронно кивнули. — А сейчас, увы, как бы нам ни хотелось продолжить общение со столь удивительным самородком… Боюсь, придется распрощаться до следующей недели.

Я поклонился.

— Почтенные господа, благодарю за уделенное мне время. До встречи.

Выйдя из дверей кабинета, я прислонился спиной к стене и медленно сполз. Надеюсь, Корф достаточно надежно спрятал мою тайну, чтобы ректор не успел за эти несколько секунд вытащить ее из моей головы. Впрочем, Радаманту даже касаться меня не потребовалось. Как бы то ни было, что сделано, то сделано.

Поднявшись на ноги, я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.

Все. Страшное позади. Впереди нечто более страшное, но оно случится позже.

А сейчас — умыться бы в фонтане.

Ирэн так и сидела, наслаждаясь водной прохладой и… заигрыванием Денисова.

— Миша!

Заметив меня, она вспорхнула со скамейки, подбежала ко мне и чмокнула в щеку. От Денисова это не укрылось. Мажор скривился, словно набил рот лимонами. И поделом тебе, кобель. Нечего чужих заколдованных дам соблазнять.

— Вы, полагаю, уже знакомы, — улыбнулась Ирэн, подведя меня к Денисову.

— Да, имели счастье, — процедил он. — Вы что, вместе?

— Ничего официального, — ответила моя спутница. — Пока что.

Тааак… Как бы это заклятье не довело меня до алтаря. Если Ирэн из-за своей неконтролируемой влюбленности начнет и дальше распускать язык, мне крышка. А уж Матильда-то как обрадуется, словами не передать.

— Ее благородие Ирина Алексеевна фон Штофф! — прогремел глашатай. — Пожалуйте в третью аудиторию.

— Ваши сиятельства, не ссорьтесь тут без меня! — обворожительно улыбнулась Ирэн. — И никаких дуэлей!

И сбежала, оставив меня в опасной близости от Денисова.

— Соблюдайте приличия, ваше сиятельство, — на всякий случай напомнил я. — Хотите драки — устроим на Полигоне.

— О, я очень рассчитываю на это, ваше сиятельство, — зловеще улыбнулся Денисов. — Мне доставит небывалое удовольствие указать вам ваше истинное место.

— Значит, договорились.

— Договорились.

Он резко развернулся на каблуках начищенных туфель и зашагал к стайке девиц — очевидно, выбирать другую жертву. Я задрал голову и поискал глазами Матильду — баронесса беседовала с каким-то напомаженным мужчиной в красном шейном платке.

Я сел на бортик фонтана и украдкой смочил водой ладонь, провел по лбу — стало полегче. Но тревога так и не отпустила. Значит, это не было связано ни с самой церемонией, ни с Денисовым. Было что-то еще…

Но что?

— А я уже все! — Ирэн возникла возле меня как черт из табакерки.

— Что-то ты быстро.

— А чего медлить-то? — отмахнулась она. — Оценки идеальные, ранг шестой… Все со мной понятно. Кстати, я шла последней.

Снова зазвучали трубы.

Немного осоловевшие от долгого пребывания в атриуме абитуриенты уже чуть более лениво подтянулись к балкону. Снова вышел Фрейд — оживленный, взбудораженный — увидел в толпе меня и улыбнулся. Понятно, меня, значит, и правда взяли на карандаш. Впрочем, если посмотреть, так даже лучше. Возможно, и удастся добыть что-нибудь ценное для Корфа. А может и о Радаманте разузнать. Не могла же его сила укрыться от Аудиториума!

— Господа абитуриенты! — Обратился к нам ректор. — От лица всей приемной комиссии Аудиториума Магико благодарю вас за сегодняшний визит. Наша огромная империя полна талантов, и сегодня мы в очередной раз стали тому свидетелями. Прошедшие первичный отбор получат индивидуальные приглашения на вступительные испытания…

Снова эта проклятая тревога. Только теперь она сгущалась вокруг меня, словно маленькая туча. Это начинало бесить.

— А теперь перед будущими абитуриентами выступит Его Императорское Величество Алексей Константинович.

Ректор удалился вглубь помещения. Мы все затаили дыхание. Лишь редкие благоговейные шепотки летали над толпой.

А затем появился сам государь. Торжественно взвыли трубы, и, казалось, даже вода в фонтанах стала журчать тише, а маленькие птички и вовсе умолкли. В атриуме воцарилась гробовая тишина.

Я ожидал увидеть его в каком-нибудь парадном мундире с роскошными золотыми эполетами и вышивкой, а Алексей Третий, оказалось, предпочитал обычные костюмы-тройки. Я даже испытал легкое разочарование — ведь в моем, старомирском, предствлении царь-батюшка должен был быть величественным и всячески это подчеркивать.

А здесь перед нами был ухоженный мужчина средних лет, симпатичный на лицо — только борода была похожа на ту, что носил Николай Второй в моем мире. Близко посаженные глаза, немного горбатый нос, волосы каштановые с рыжиной. Очень скромный. Только ярко вспыхнула драгоценным камнем булавка на галстуке, да золотой перстень на руке поймал лучик света.

Тем не менее от императора буквально исходила волна даже не уверенности или спокойствия — порядка. Словно, появившись, он мгновенно даже как-то очистил воздух. Может потому и был императором? Может у Романовых был какой-то особый Осколок? Или может им принадлежала даже вся половина того камня…

— Приветствую вас, юные аристократы! — голос императора оказался тихим, спокойным. Даже немного безэмоциональным. — Сегодня я пришел выразить вам свое расположение и надежду на то, что лучшие из вас поступят в лучшее учебное заведение не только Петрополя, но и всей империи. Я пришел вселить в вас уверенность и благословить на вступительные испытания, ибо это сложный путь, но путь достойнейших. С божьей помощью вы справитесь и возвеличите не только свои фамилии, но и нашу великую страну.

Император поднял руку, снова сверкнул перстень…

И в этот момент что-то громыхнуло так громко, что я взвыл от резкой боли в ушах.

Кто-то тоже закричал. Затем еще. И еще.

— Аааааа!

Я понял, что Ирэн кричала, только по ее разинутому рту. Я ее не слышал. Вообще ничего не слышал. И мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя.

Ирэн зажмурилась, согнулась — явно тоже от боли. Меня отпустило быстрее.

— Смерть аристократам, разделившим мир! — крикнули откуда-то сверху. — Благодать — для всех!

Я задрал голову и ужаснулся. На металлических каркасах стеклянной крыши расположилось несколько человек. Черт. Как они успели туда забраться? И куда смотрела охрана? У каждого в руках какое-то странное приспособление — отсюда я не мог их разглядеть слишком было высоко, да и у меня все плыло перед глазами после той шумовой атаки.

— Смерть тем, кто отнял у нас Благодать! — снова прокричали сверху.

— Повесь «Берегиню», — шепнул я пришедшей в себя Ирэн и оттолкнул ее себе за спину. Защита охватила меня ярким белым сиянием.

— Здесь нельзя… Миша, ты чего?

— Льзя! Вешай, дура!

Тревога взорвалась внутри меня, как маленький атомный взрыв. То, что полдня нарастало, копилось, мучило и иссушало меня, наконец-то прорвалось. Вот что это было.

Но я осознал это слишком поздно.

Одновременно прогремели сразу пять взрывов. Пять вспышек. И стеклянная крыша обрушилась на нас.

Глава 26

Все, что произошло дальше, было словно в замедленной съемке. То ли «Берегиня» как-то затейливо повлияла на мое восприятие времени, то ли просто мозг схватывал слишком много деталей за одну секунду.

Пять взрывов, одновременно — доля секунды в долю секунды. Грохот. Дым. Дым и мириады смертоносных осколков, обрушившихся на нас.

— О господи! — взвизгнул кто-то рядом со мной.

Мне отчего-то казалось, что они падали слишком медленно. Как снежинки в кино про какое-нибудь очередное Рождество. Я бегло огляделся, пытаясь понять, где можно было укрыться. Нигде. До галерей мы не успевали добежать, а весь сад был как на ладони.

Вместе со стеклами падали пять фигур. Пятеро зачинщиков. Тоже медленно. Как-то неестественно…

Все это промелькнуло в моей голове всего за секунду.

— Ставьте блоки! — рявкнул я так громко, что многострадальные уши заложило от собственного ора.

Кто-то меня послушался. Кто-то успел. Большинство — нет.

Не отдавая себе отчета, я потянулся сразу к силе источника — и не просто зачерпнул ладошку, как обычно, а загреб сразу бочку. И пустил все в барьер — «Покров» сейчас сверкал пронзительным и ярким белым светом родовой магии, расползался, рос. Но расширялся слишком медленно. Я не успевал накрыть заклинанием весь двор — только в радиусе метров пяти от себя.

Что-то темное шлепнулось в нескольких метрах от нас. Ударилось о каменный пол с противным звуком, во все стороны брызнуло что-то красное и горячее. Кровь. Один из тех, кто устроил взрыв.

Те, кто это увидел, завопили, принялись метаться, сбивали и других с ног и сами падали, рискуя быть затоптанными. Двор Аудиториума превратился в ад и хаос.

— Поля!

Я обернулся на вопль Ирэн. Погруженность Сперанской в себя сыграла с ней злую шутку. Рыжая девчонка не успела вовремя отреагировать. Ирэн бросилась к ней — ее тело охватило янтарное свечение «Берегини», а сама она на ходу вязала «Покров» над Полей. Но немного опоздала — Сперанскую уже поранило. Насколько тяжело, я не понял.

— Ира!

Она тоже не успела. Слишком много силы вложила в «Покров» и мало — в свою «Берегиню». Большой сверкающий осколок стекла рухнул прямо на Ирэн. Заклинание поглотило какую-то часть удара, но рассыпалось. Вместе со стеклом.

Ирэн взвыла от боли и рухнула на колени.

— Блин!

Я рванул к ней, стараясь удерживать большой «Покров». Меня шатало — я зачерпнул слишком много, и тяжеловесное заклинание продолжало иссушать не только меня, но и весь резерв. Поднялась суматоха. Осколки сыпались дождем, сметая защитные заклинания и блоки абитуриентов.

— Помогите мне! — крикнул я ошалевшим ребятам. — Вяжите заклинания к моему! Присоединяйте! Сейчас рухнет вся крыша! Нужно задержать осколки. Живо!

Я обернулся к напуганной девчонке. Кажется, это была та самая Лисницкая, подружка Ирэн.

— Жива?

— Д-да…

— Помоги мне удержать заклинание. — Я взглянул наверх. Там, где рванули пять человек, стекла не осталось. Но они заняли не весь периметр крыши, и какая-то часть стеклянной конструкции еще держалась. Но держалась на соплях. — Пусть все вяжут «Покровы». Поняла?

— Ага…

— Давай, Лисницкая!

Не дождавшись однозначного ответа, я бросился к Ирэн. Люди на галерее — те, кто быстрее пришел в себя — тоже принялись вязать «Покровы». Но началась паника. Паника всегда одинакова — что среди простолюдинов, что среди одаренных аристократов. Не знаю, почему я ожидал от них большего самообладания. Но они меня разочаровали. Там, где следовало отреагировать быстро и четко, с этим справились единицы. Как всегда. Как везде.

— Миша, мы поможем! — крикнула сверху Матильда. Умница, не растерялась. Ну еще бы.

Осколки все сыпались. Дым понемногу развеивался — ворвавшийся во двор ветер уносил запах гари и чего-то химического. Кто-то высоко вскрикнул, увидев разбившихся смертников. А может из-за ранения. Сейчас было не разобрать.

На бегу я обернулся к императорской ложе. Там тоже царили суета и столпотворение. Ясное дело — императора сейчас будут выводить. Но кое-кто из аудиториумских тоже принялся вязать полотно «Покрова» под каркасом крыши. Лишь бы продержалось подольше, чтобы всех успели вывести снизу…

Сквозь толпы на галерее протискивались люди в форме и в штатском. Поздновато, мать вашу, спохватились.

Я подбежал к Ирэн. Закрывая окровавленную половину лица одной ладонью, второй она пыталась вязать «Покров». Поля отползла подальше, под колонну — тоже в крови, но вроде все порезы на ее теле были неглубокими.

— Ты как? — спросил я Ирэн, то и дело кидая взгляды наверх.

— Не знаю… — ее шепот почти утонул в отчаянных криках людей.

— Дай посмотреть.

Я попытался отнять ее руку от лица, но она лишь вскрикнула.

— Нет!

— Идти можешь?

— Могу.

— Хорошо. Бери Полю и идите в арку, чтобы вас не зацепило. У тебя мало силы, ты сейчас особо не поможешь.

Ирэн бросила на меня злой взгляд.

— Я их урою!

— Поздно, они уже того.

— Я их…

— Пошла в арку, я сказал! — рявкнул я. — Бегом. Поля, проследи.

Сперанская кивнула. Я тут же снова задрал голову. «Покров» рос, но слишком медленно. Кто-то поумнее сразу начал вязать отдельный барьер под еще не обрушившимся стеклом. На выходе началась давка — напуганные люди пытались убежать. Сопровождающие на галереях оказались заперты: на лестницах тоже наверняка началось побоище.

— Дерьмо.

Среди отчаянных беглецов я увидел белобрысую голову Денисова. Мажорчик активно работал локтями и пытался пробраться к выходу — весьма жестоко, помогая себе Благодатью. Ну конечно… Сволочь трусливая.

Сам я подобрался под навес, чтобы не зацепило случайным осколком. Согнал туда же всех, кого успел поднять по пути. Какая-то высокая темноволосая девица командовала на этом побоище с повадками заправской медсестры.

— Михайлов! Помогите его сиятельству! — распоряжалась она, таща на себе какую-то полуживую окровавленную девицу. К ней тут же подбежали прорвавшиеся университетские слуги и забрали раненую. Темновласка тут же бросилась к другим ребятам, которые не могли передвигаться самостоятельно.

Наверху что-то заскрежетало. Прямо над нами. Я бросил взгляд наверх и вскинул руки, выставляя новый «Покров». Черт! По уцелевшим стеклам стремительно пошла паутина трещин…

— Помогите! — крикнул я, понимая, что не смогу сам удержать такое обширное заклинание. — Быстрее!

Темновласка испуганно оглянулась на мой крик, перевела взгляд на крышу…

— О господи!

Еще одна часть конструкции рухнула. Я выругался и застонал, забирая остатки силы из родового источника. Ноги подкосились, я рухнул коленями на стекольную крошку, но сейчас даже не почувствовал боли. Меня разрывало изнутри — источник словно наказывал за неразумное распределение сил.

Кто-то из ребят присоединился, попытался укрепить, остановить падение…

И в этот момент надо всем пространством двора навис плотный темный, почти черный барьер. Словно плотный дым с золотыми и серебряными проблесками — как молнии и звезды на ночном небосводе. Меня накрыло мощнейшей волной силы — такой, что даже не снилась и моему источнику. Я покачнулся, кто-то придержал меня за плечи.

— Император… Явил силу Камня… — прошептала темновласка, вцепившись руками в мое плечо. — Храни господь государя.

— Первый ранг… — шепнули позади. — Вот он какой… Впервые вижу своими глазами.

Так вот как он выглядел, загадочный первый ранг Благодати. Черный. Хотя от императора другого я не ожидал.

У меня все расплывалось перед глазами, я с трудом мог сфокусироваться, но успел заметить, как император вышел на балкон, вскинул руки — и черное облако барьера начало сгущаться, крутиться, заворачиваться и стало еще плотнее. Крыша рухнула, но удержалась в воздухе благодаря невероятной мощи барьера.

Во дворе резко потемнело, словно наступили густые сумерки. Кто-то зажег «Жар-птицы» для освещения. Всюду крики боли и ужаса, хруст стекла под ногами, запахи гари и крови.

Государь устало оперся обеими руками о борт балкона.

— Выводите людей! — крикнул он. — Я спускаюсь к раненым.

Мы с темновлаской переглянулись.

— Соколов, Михаил, — представился я.

— Анна Лопухина, — отозвалась девушка. — Благодарю за помощь, ваше сиятельство.

Ого! Княжна…

— Взаимно благодарен.

Она помогла мне подняться и уставилась на мои колени.

— Вы поранились. Нужно вытащить осколки.

— Потом, ваше сиятельство, — отмахнулся я. — Это несерьезная рана. Нужно помочь тем, кого задело сильнее. Справитесь?

Она кивнула.

— Да, я будущий лекарь.

Я бросился проверить, уцелели ли Ирэн и Поля. Девушки нашлись под сводами галереи. Поля притащила братьев, и сейчас Сперанские возились с ее ранами.

— Матильда… С ней все в порядке?

— Думаю, да. Ее не должно было задеть, — ответил я. — Что с лицом?

Ирэн повернулась ко мне раненой стороной. Даже в не особо ярком свете огонька «Жар-птицы» я видел, что ей досталось крепко. Вся правая сторона пропорота вертикальным шрамом.

— Я не успела… усилить…

— Жива — уже хорошо. А лицо подлатаем, — отозвался Коля. — Миш, надо выводить дам отсюда.

Я кивнул. Но добраться до выхода из двора мы не успели.

Император в сопровождении охраны и части свиты появился во дворе лично. Заметив его, даже раненые попытались преклонить колени. Охваченный черным с исками дымом «Берегини», государь, казалось, стал еще величественнее. От него исходила не просто сила — мощь, обуздать которую, мог, вероятно, только правитель.

Я преклонил колени, тихо зашипев от боли. Осколки стекла впились еще сильнее, но я терпел. Государь жестом велел всем подняться. Мельком глянул наверх — барьер намертво удерживал обломки конструкции. А затем император, к моему удивлению, подошел к первому раненому. Кто-то из свиты попытался предостеречь его, но государь лишь коротко мотнул головой и положил руки на обезображенную грудь истекавшего кровью юноши.

— Его императорское величество… лечит сам? — нервно сглотнула Ирэн. — Но ему опасно здесь находиться! Что если…

Словно услышав ее слова, Алексей Константинович поднял на нее глаза и печально улыбнулся.

— Кем я буду, если брошу своих верных подданных в беде, ваше благородие? — спросил он. — Если бы мы сбежали, оставив юных дворян и их сопровождающих в беде, то оправдали бы все слова, что кричали эти террористы. Нужно помочь всем этим несчастным до прибытия врачей. И я буду признателен за ваше содействие.

Государь поднялся и медленно подошел к следующему. Члены его свиты рассредоточились и тоже принялись колдовать над ранами тяжелых.

Во двор наконец-то прорвалась Матильда. Поклонившись императору, она двинулась не к нам, а к группе молчаливых людей в штатском. Те поприветствовали ее короткими кивками. Я заметил, что они стояли над телами террористов — все пятеро упали. И наверняка погибли.

Хотя стоп. Мне показалось, один — вернее, одна из них пошевелилась.

— Побудь здесь, — сказал я Ирэн. — Если сможешь, помоги раненым. Я сейчас приду.

Моя спутница кивнула, но по ее виду я бы не сказал, что сейчас она была способна как-то толково помочь. Я же направился к Матильде.

Подойдя ближе, я рассмотрел еще живую террористку, и меня словно молнией пронзило. Я же видел ее — она ходила по двору и галереям, была одета как «секретарша». Раздавала визитки, общалась с абитуриентами. Она хорошо мне запомнилась, потому что явно чувствовала себя как рыба в воде, и я еще тогда ей позавидовал — она словно хорошо знала большую часть прибывших на церемонию.

Неужели террористы замаскировались под секретарей?

— Все целы? — Матильда заметила меня, отошла от группы и приблизилась ко мне. — Ирэн в порядке?

— Поцарапало, но ничего смертельного.

— Слава богу.

— Ваши бывшие коллеги? — Кивнул я на группу в штатском.

— Да.

— Почему не предотвратили?

— Это сейчас и пытаются выяснить. Произошло что-то странное. Скоро здесь будет Корф.

— Это наш криволицый знакомый, нутром чую.

Матильда с неудовольствием на меня покосилась.

— Радамант — не единственный, кому не нравится привилегия аристократии на использование Осколков. Куда больше меня беспокоит то, что его императорское величество, кажется, не осознает всей серьезности ситуации.

Я пожал плечами.

— Думаю, осознает. Но, соглашусь, повел себя неожиданно.

— Алексей Константинович — очень добрый государь, — едва слышным шепотом отозвалась баронесса. — Боюсь, слишком добрый для времени, в котором мы живем…

Я с опаской покосился на императора. Он словно чувствовал обращенные на него взгляды. Поднял голову, оторвал руки от очередного больного и в упор на меня уставился.

«Подойдите, юноша» — донесся в моей голове приятный мягкий голос. Голос самого императора. И сопротивляться этому зову было невозможно. Ноги сами понесли меня к нему.

Матильда удивленно моргнула, когда я направился к государю, даже что-то сказала мне вслед, но я не расслышал. Чувствовал, как чужая сила мягко коснулась моего разума, словно просканировала все тело и мысли до подкорки. Но не мог — и не хотел — сопротивляться.

— Здравствуйте, ваше сиятельство, — государь поднялся.

Я снова поклонился, но император подал мне руку. Едва я прикоснулся к нему, как по телу разлилась теплая чернота — несколько мгновений колени словно горели огнем, а затем боль унялась.

— Благодарю, ваше императорское величество.

— Это я должен быть благодарен вашему сиятельству. От меня не укрылась ваша реакция, когда все случилось. Вы поступили очень самоотверженно и грамотно, Михаил Николаевич.

Я замер, не зная, что и ответить.

Склонил голову.

— Служу государству и вашему императорскому величеству.

Алексей Константинович Романов коротко кивнул.

— Деяния вашего сиятельства отмечены. Ступайте.

Я попятился, все еще обескураженный могуществом, с которым столкнулся. Значит, вот какая она, императорская сила в этом мире…

Я хотел было оглянуться в поисках Ирэн и Сперанских, но в этот момент за моей спиной — там, где я оставил Матильду, раздался душераздирающий женский крик.

Не думая, я рванул туда, на ходу активируя «Берегиню». Притормозил, увидев живую и здоровую Матильду. И понял, что кричала раненая террористка.

— Миша, опять оно, — сухо сказала баронесса мне на ухо.

Я подошел ближе. Один из облаченных в штатское бывших коллег Матильды преградил мне дорогу.

— Дальше нельзя, ваше сиятельство. Прошу прощения.

Но мне хватило того, что я увидел. Девушка корчилась, изгибаясь в неестественных позах. Изо рта, ушей и глаз хлынула кровь. Глаза вылезали из орбит, она хрипела…

Точно так же, как тот стрелок, которого мы захватили после нападения на кладбище.

Я обернулся к Матильде.

— Почему вы не предупредили, что нельзя соваться им в голову?

— Не успела. Я ведь больше не сотрудница.

— Почему Корф не предупредил? — рявкнул я так громко, что на нас стали оборачиваться.

— Я не знаю! Не знаю, Михаил!

Матильда достала из кармана портсигар и, игнорируя все правила приличия, закурила прямо во дворике.

— Я больше не сотрудница Тайного отделения, — сказала она, выпустив струйку дыма. — Вальтер передо мной не отчитывается и мало во что посвящает. Но одно я знаю точно — сегодня он очень сильно облажался.

Да уж. Но если Матильда донесла ему мои соображения и подозрения, а Пистолетыч ими пренебрег, это теперь его проблемы.

— Мы можем уехать отсюда? — Устало спросил я. — Я отдал всю силу. Едва на ногах держусь.

Баронесса кивнула.

— Конечно. Если нас не станут опрашивать. Хотя даже в этом случае не проблема — дам адрес своего особняка в Петрополе. Сегодня отдохнем там.

И хорошо. Потому что мне казалось, что сейчас я вырублюсь прямо здесь, на стеклах.

— Миша! — донесся высокий крик Поли. — Матильда! Сюда! Ирэн плохо!

Глава 27

Вечерний Петрополь был прекрасен. Капли дождя размывали отражения неоновых вывесок в оконных стеклах, и в сумерках они, казалось, парили в воздухе. Я, наверное, уже битый час стоял возле этого проклятого окна и ждал новостей о состоянии Поли и Ирэн. Братья Сперанские нервно гоняли чаи в гостиной, а мне не сиделось.

Сперва я беспокойно шастал по всем закоулкам особняка Матильды, шарахался по коридорам, пугая слуг нервной рожей. Особняк на Вознесенском был готов к нашему прибытию, но слуги явно не рассчитывали, что из пяти воспитанников баронессы двоим потребуется лекарь.

— Миша, сядь уже! — Взмолился Боря. — У меня от тебя уже голова кружится. А у тебя к тому же колени больные.

— Нормально все с моими коленями, — буркнул я и прислонился лбом к окну. — Все же его императорское величество лечил.

— Это да, это тебе повезло…

Наконец дверь, что вела в спальню девчонок, открылась. Первым вышел лекарь — низенький дедок в твидовом костюме с серебряной брошью в виде посоха Асклепия, вокруг которого обвилась золотая змея. Следом показалась Матильда — бледная, уставшая, с темными кругами под глазами и рассыпавшейся прической.

— Как девочки? — бросился к ним я.

Лекарь любезно улыбнулся.

— Все в порядке, ваше сиятельство. Жизни пациенток ничто не угрожает. Все манипуляции по лечению ран проведены успешно. Шрамы затянутся в течение нескольких дней. Однако сегодня и завтра благородным девицам нужен отдых. Я бы рекомендовал постельный режим и отсутствие любых потрясений. Организмы молодые, здоровые — все закончится очень быстро.

— Благодарю вас, Зиновий Валерьянович, — Матильда вложила в его карман сложенные вдвое ассигнации.

— Всегда рад услужить вашим благородиям, — поклонился лекарь. — И вашим сиятельствам. Если что-то понадобится, звоните в любое время. Мой ассистент дежурит круглосуточно. Однако не думаю, что в этом будет необходимость.

— Можно к ним? — спросил я. — Ненадолго, просто проведать. Мы волнуемся.

Матильда бросила вопросительный взгляд на эскулапа. Тот кивнул.

— Но ненадолго. Девицам лучше как следует выспаться.

Лекарь попрощался, Матильда вышла проводить его, а мы со Сперанскими осторожно сунули носы за дверь.

Поля мерно посапывала, отвернувшись к стенке. На второй кровати сидела Ирэн, обхватив колени руками. Скорбная, как на похоронах. Половину лица закрывала повязка.

— Ты как? — Присел на краешек ее кровати.

— Как Квазимодо, не видно что ли? — огрызнулась она.

— Расслабься, до свадьбы заживет. Доктор говорит, даже шрамов не останется. Подумаешь, пару деньков дома пересидеть.

— Да я даже не об этом переживаю… — она улеглась и взяла мои руки в свои. — Мне стало страшно, Миш. Очень страшно, понимаешь? Кем бы ни были эти люди, они проникли в Аудиториум и устроили…

— Террористический акт, вот что они устроили, — сухо отозвался я. — И мне интересно, почему их никто не остановил.

— Ну не все же можно предусмотреть…

— Там император был, Ир. Если я все правильно понимаю, императора должны охранять тщательнее, чем любого другого человека в стране.

— Ты видел, что он может…

— И все же.

Ирэн неуверенно пожала плечами.

— Не знаю. Я столько слышала о могуществе Дома Романовых… Кажется, их и вовсе невозможно убить. Первый ранг, Миш. И столько силы… Ты чувствовал, там ведь даже воздух изменился, когда появился Алексей Константинович?

Я кивнул.

— Да, почувствовал. Он же немного меня подлечил. Ощущения непередаваемые.

— Я тебе немножко завидую, — отозвалась Ирэн. — Сам… Сам император обратил на тебя внимание.

— Просто похвалил.

— Иные и этого за всю жизнь не удостаиваются…

— Ладно, хватит об этом, — я осторожно пожал пальцы девушки. — Тебе чего-нибудь принести? Чаю, печенья…

Ирэн сладко зевнула.

— Ничего не хочу. Но поспать бы не отказалась. Впрочем… Можно попросить тебя принести кружечку травяного чая?

— Сейчас попрошу заварить.

Оставив Ирэн со Сперанскми, я спустился на первый этаж. Захотелось самому пройтись до кухни, да и слуг в этом особняке было гораздо меньше, чем в Лебяжьем. Матильда явно редко жила на Вознесенском.

В холле меня перехватила Матильда и протянула два конверта.

— Ты становишься популярен, — слабо улыбнулась она. — Почта на твое имя. Только что доставили.

Я вскрыл первый конверт.

Письмо с официальным приглашением на вступительные испытания. Формальность, но быстро они подсуетились — всего несколько часов прошло.

Второй конверт был интереснее. Матильда удивленно вытаращилась, узнав герб императорского дома.

— Что там?

— Самому интересно.

— Читай вслух.

Я быстро пробежался глазами по строкам короткого письма. Даже не письмо — записка. Но она определенно что-то значила.

— Письмо из канцелярии императора. Он выражает благодарность за мой сегодняшний поступок, — удивленно вытаращился я.

— И больше ничего? Никуда не приглашает?

— Нет… Матильда, как это понимать?

— Что вас, Михаил Николаевич, заметили. Тебе дали знак, что на тебя обратили внимание. Отметили твой поступок. Считай, это намек на то, что нужно продолжать в том же духе. И это хорошо: теперь твое имя будет на слуху во дворце. Если проявишь себя достойно и дальше, быть может, удостоишься представления его величеству. Но все же для этого нужны заслуги посерьезнее. Поэтому пока только письмо.

— Повешу в рамочку над кроватью.

— Не скоморошничай, Михаил, — посерьезнела наставница. — Это первый актив в твою копилку по восстановлению репутации своего рода. И это очень хороший актив.

— Понял. Благодарю.

Матильда кивнула и хотела было уже идти наверх, но я снова ее окликнул.

— Не знаете, где здесь ближайшая публичная библиотека?

— Это еще тебе зачем?

— Хочу взять пару книг почитать. Да и вообще пройтись немного хочется. Девчонки спят, а играть в карты со Сперанскими больше не буду — без штанов оставят.

Матильда улыбнулась.

— Есть одна, недалеко отсюда. На пересечении Екатерининского канала и Екатерингофского проспекта. Ярко-желтое трехэтажное здание. Не ошибешься, — баронесса взглянула на часы. — Только если собрался, иди сейчас. Через два часа она закроется, а тебе еще дойти надо.

— Спасибо.

Я зарулил на кухню, справился о чае, затем сменил одежду, проверил деньги и впервые за все пребывание в новом мире самостоятельно вышел в город.

* * *

Публичная библиотека нашлась без труда. Матильда довольно точно описала расположение, а мне помогли уроки истории города из прошлого мира. Оттуда я знал многие старые, еще дореволюционные, названия улиц. И уж точно разобрался, что Екатерининский канал — это знаменитый канал Грибоедова, а Екатерингофский проспект — проспект Римского-Корсакова.

Кто бы мне тогда сказал, что эти знания когда-нибудь пригодятся — плюнул бы тому в лицо. А оно вот как вышло.

Интересно, а в этом мире Грибоедов и Римский-Корсаков прославились?

Сверившись с вывеской, я потянул на себя массивную деревянную дверь. В нос тут же ударил запах старых книг. Тяжелый, бумажный, немного прелый. И гробовая тишина.

Стараясь не топать и не шаркать, я тщательно вытер ноги и поднялся по небольшой лесенке. Убранство здания было более чем скромным, и я немного приуныл. Отчего-то мне казалось, что всякая императорская библиотека непременно должна была напоминать дворец. Но здесь все было строго. Зато, как гласила вывеска, библиотека могла похвастаться огромным фондом.

— Доброго вечера, сударыня, — поздоровался я с сухой абсолютно седой дамой. Та приспустила очки на нос, скользнула по мне взглядом и, заметив на лацкане моего пальто графский герб, немного изменилась в лице.

— Добрый вечер, ваше сиятельство… Чем могу помочь?

— Михаил Николаевич Соколов, — представился я. — Уточните, пожалуйста, есть ли в вашем фонде подшивки газет?

Даму, казалось, очень удивил мой вопрос, но лицо она держала.

— Разумеется, ваше сиятельство. Какое издание вас интересует, Михаил Николаевич?

— «Вечерний Петрополь».

Дама едва заметно брезгливо скривилась.

— Да, такая подшивка у нас имеется. Какие годы издания вас интересуют?

— Я хотел бы начать с текущего года.

— Сию минуту устроим, ваше сиятельство. Однако для выдачи материалов мне понадобится оформить документы. Читательский билет… У вашего сиятельства есть при себе паспорт?

Я сунул руку во внутренний карман пальто и возблагодарил привычку еще с прошлого мира всегда носить с собой документы. Тогда вечно таскал военник на случай, если доблестные служители родины решат и меня приобщить к службе. А сейчас старая привычка пригодилась.

Достав паспорт, я протянул документы даме.

— Извольте ответить еще на один вопрос, — попросил я, пока она тщательно записывала мои данные.

— Разумеется, ваше сиятельство.

— Есть ли у вас в фонде книги или сборники, содержащие хроники заседаний Правительствующего Сената? Мне для подготовки по учебе нужно составить список комиссий и описать их деятельность…

Дама замялась.

— В чем дело, сударыня?

— Такая книга есть, ваше сиятельство. Однако в данный момент она на руках. В читальном зале. Экземпляр довольно старый, поэтому мы не можем выдавать книгу на дом.

Интересненько…

— Прямо сейчас? В читальном зале?

Библиотекарша кивнула.

— Да, ваше сиятельство. Боюсь, сегодня вы уже не успеете с ней ознакомиться, но если изволите прийти завтра с утра, она наверняка окажется в вашем распоряжении, — она понизила голос. — Только лучше приходить пораньше, до девяти. Чтобы наверняка успеть.

Я натянул самую обворожительную из улыбок.

— Благодарю…

— Таисия Викторовна.

— Благодарю вас, Таисия Викторовна. Голубушка, вы меня спасете от страшной кары. Если к концу недели не подготовлюсь, схлопочу наказание от наставника. Тогда сегодня, с вашего позволения, я бы изучил газеты.

Библиотекарша вернула мне паспорт и вышла из-за стойки.

— Пожалуйте в читальный зал, ваше сиятельство. Подшивку принесут туда. Нам нужно немного времени, чтобы ее отыскать.

Поблагодарив, я тихо, почти что на цыпочках, вошел в просторное помещение, заставленное рядами столови множеством ламп. Зал оказался почти пустым — горели теплым уютным светом лишь три лампы.

Значит, я иду искать.

Все просто и логично. Мало кому могла понадобиться книга про состав и комиссии Сената. И мне очень хотелось посмотреть, кому приспичило отнять у меня инструмент поиска.

Я прошел мимо первого стола — какая-то девушка в огромных очках с толстыми стеклами переписывала главы из книги на английском языке. Точно не мой вариант.

Возле второй горящей лампы расположился пожилой мужчина в пенсне и с упоением зачитывался стихами. Глянув на обложку, я прочитал «Сонеты Шекспира». Интересно, зачем ради них было идти в библиотеку? Можно и в книжном купить, на полку поставить…

Значит, мой — последний.

Осторожно, почти крадучись, я дошел до конца зала. В том месте было так темно, что я толком не смог разглядеть склонившегося над толстым старым фолиантом человека. Но он словно почувствовал мое приближение и поднял на меня усталые глаза. В свете лампы его испещренное сеткой мелких морщин лицо казалось безжизненным.

— Добрый вечер, — тихо, почти инфразвуком, пробасил он. — Мы знакомы?

— Нет, — ответил я. — Я лишь хотел осведомиться, почему эта книга вызвала у вас такой интерес.

Мужчина торопливо закрыл книгу, и я увидел, что в ней находилось множество бумажных закладок, а раскрытая толстая тетрадь была исписана торопливым кривым почерком.

— Почему это вас интересует?

— Потому что я тоже питаю интерес к этой книге, — улыбнулся я.

Он явно занервничал. Интересно…

— И почему же?

— Хочу проверить кое-какие изыскания. Как я могу к вам обращаться?

— Андрюшин Сергей Васильевич, — представился собеседник.

— Корреспондент «Вечернего Петрополя»? — удивился я.

— Да.

Я протянул руку для пожатия:

— Михаил Николаевич Соколов, сын графа Соколова, — улыбнулся я. — Полагаю, Сергей Васильевич, мы с вами преследуем одну и ту же цель. И, судя по всему, копаем в одном и том же направлении…

* * *

Алекс Хай В интересах государства. Аудиториум

Глава 1

— Значит, вы тот самый Соколов, на чью семью было совершено нападение?

Пристально глядя на меня, журналист покрутил колесико на выключателе и прибавил яркости в настольной лампе.

— Верно, — шепотом отозвался я. — Меня очень заинтересовала ваша статья, что вышла следующим утром после нападения на мою семью.

Теперь я мог как следует разглядеть Андрюшина. На вид ему было уже под пятьдесят. Почти полностью седой, но коротко стриженная борода имела желтоватый оттенок от табака. Худой, в клетчатой фланелевой рубашке с засаленным воротником и рукавами. Словом, простой мужик, каких тысячи. Разве что лицо имел умное, да глаза запоминались выразительностью.

— Как вам удалось так быстро выяснить подробности происшествия, Сергей Васильевич?

Он хмыкнул, но отвлекся, взглянув мне за спину. Я обернулся на тихий топот.

Библиотекарша подошла и протянула мне увесистую папку с газетами.

— “Вечерний Петрополь” за текущий год, ваше сиятельство, — тихо сказала она и обвела нас с журналистом укоризненным взглядом. — Господа, здесь надлежит соблюдать тишину. Если вам угодно побеседовать, прошу сделать это в малом читальном зале. Сейчас он пуст. Изволите пройти?

Я вопросительно уставился на Андрюшина.

Журналист медлил с ответом. С одной стороны, я видел в его глазах живой интерес к моей персоне. На эту удочку и ловил: какой же писака откажется побеседовать с очевидцем и даже непосредственным участником событий? С другой стороны, мое внезапное появление могло его насторожить, так что возможные опасения мне были понятны. Да и сам Андрюшин держался с несколько параноидальной манерой.

Впрочем, я и сам удивился этой встрече. Очень странное совпадение — так столкнуться в одной из множества городских библиотек.

— Разумеется, — наконец кивнул журналист и торопливо собрал вещи. — Благодарю, сударыня.

Мы торопливо переместились в соседний зал. Напоследок я вернулся, чтобы забрать подшивку — уже, полагаю, ненужную, но зря что ли библиотекарей гонял… И столкнулся взглядом со старичком-любителем Шекспира. Тот пристально уставился на меня, ничего не сказал, затем поправил пенсне на носу и снова погрузился в чтение.

— Итак, ваше сиятельство, — обратился Андрюшин, когда я вошел в малый зал и закрыл за собой дверь. — Позвольте уточнить, вы искали встречи со мной?

— Клянусь, так совпало. Однако ваша статья очень меня заинтересовала, и я действительно собирался найти способ с вами связаться. Собственно, — я кивнул на подшивку газет в моих руках, — как раз собирался подготовиться к возможной встрече. Но обстоятельства меня опередили.

— Не сочтите за грубость, ваше сиятельство, но все это выглядит несколько странно. Словно подстроено. И, не сочтите за неуважение, но вы кажетесь мне слишком юным для ведения собственных расследований.

Я улыбнулся. Ну да. Не один я здесь параноик. Оставалось надеяться, что двое параноиков смогут как-то договориться.

— Понимаю, — отозвался я и водрузил подшивку на стол, за которым уже успел расположиться журналист. — Но я хочу понять, могу ли быть с вами откровенен.

— Зависит от того, чего вы от меня хотите, ваше сиятельство.

— Могу ли я рассчитывать, что сегодняшняя встреча не окажется в утренней газете?

— С такими поводами не ко мне, а в светскую хронику, — проворчал Андрюшин, и я припомнил слова Матильды о том, что этот товарищ был весьма своеобразен в общении.

Я сел напротив и внимательно взглянул на журналиста поверх книг и папок.

— В таком случае я предлагаю обмен информацией о происшествиях, которые не дают покоя нам обоим.

Андрюшин усмехнулся.

— Вижу, вы — юноша не промах, ваше сиятельство. Но зачем вам это, Михаил Николаевич? Вокруг вас наверняка уже пляшет Тайное отделение.

— Будь там все так просто, вы бы сейчас тоже не корпели над этой книгой, — парировал я. — Информацию скрывают не только от газетчиков, но и даже от самих пострадавших. Но поскольку вопрос касается моей семьи самым непосредственным образом, а я — будущий наследник рода, в моих интересах погрузиться в причины случившегося несколько глубже. У вас интерес профессиональный, у меня — личный. То и другое видится мне вполне достойным мотивом для сотрудничества.

— Допустим, — Андрюшин подался вперед. — Какие условия вы предлагаете, ваше сиятельство?

— Вам наверняка интересны подробности перестрелки в Ириновке. Я могу дать подробный рассказ на условиях анонимности. Ибо не просто видел все своими глазами, но и бился с нападавшими. Считаю это неплохим дополнением к вашему архиву материалов.

Писака хитро улыбнулся.

— А чего вы хотите от меня?

— Расскажите, почему вы связали два похожих случая с одним непохожим. И как это привело вас сюда, — я похлопал по книге. — Возможно, я помогу направить ваше расследование в нужное русло. У меня, увы, руки пока коротки и нет должных связей. Тем не менее, пускать дело на самотек я не хочу.

Журналист откинулся на спинку стула.

— Меня устраивает, ваше сиятельство. Интервью об инциденте в Ириновке в обмен на мои наработки. Однако имен своих источников я не раскрою. Также я рассчитываю на то, что вы не станете применять ментальные практики, чтобы вытащить из моей головы имена. Я поклялся этим людям сохранить их тайну. Вы можете обещать, что не станете применять воздействие?

— Слово дворянина.

Андрюшин кивнул.

— Тогда сперва начну я. И начну с Голубевых.

— Взрыв газа, — припомнил я официальную версию.

— Никакой это был не газ, — проворчал журналист. — Нет, в итоге, конечно, газ рванул. Да только кое-что случилось в особняке и до взрыва…

— Продолжайте, пожалуйста.

— Это случилось летом. Хорошо помню, тогда стояла жуткая июльская духота, и большая часть знати перебралась загород. Голубевы были в числе тех, кто нередко отдыхал на дачах. Правда, следует уточнить, что Голубевы — род обширный и плодовитый, поэтому их городская резиденция редко совсем уж пустовала… Собственно, ночью меня подняли звонком — дескать, у Голубевых взрыв. Позвонили… Скажем так, давние знакомые из органов правопорядка.

— Информаторы.

— Да. Ну, собственно, на взрыв мы и приехали — все же не абы что рвануло, а дворянский дом. Красивый был… Словом, написал я тогда кратенькую заметку, дескать, так и так. И успокоился на том. А несколькими днями позже позвонил мне товарищ уже из другого отдела. Судебная медицинская экспертиза показала странные вещи. Что несколько трупов, среди которых, к слову, был прежний граф Голубев, имели весьма занимательные повреждения. И получены они были еще до пожара. В детали вдаваться не буду, но явно имело место вмешательство при помощи Благодати. И, возможно, этих людей пытали.

Я тихо присвистнул.

— Само по себе, конечно, вопиющее событие. Особенно если учесть, что и правда пытки и убийство имели место…

— Я что тогда удивился — что полиция, что Тайное отделение — все хором заладили про взрыв газа, пожар да несчастный случай. Какой уж тут несчастный, когда медики такое нашли? Стал аккуратно копать, расспрашивать… И закончилось это визитом “ищеек”.

— Угрожали?

— Очень вежливо предупредили, что дальше лезть не стоит. Удивительно вежливо, но очень настойчиво.

Я мрачно усмехнулся. Ну да, вежливые люди — они, видать, во всех мирах “вежливые люди”.

— И вы прекратили поиски?

— Пришлось, — по лицу Андрюшина пробежала тень. — Ради жены. Она тогда еще была жива. Сейчас меня уже ничто не останавливает.

Я кивнул.

— Соболезную.

— Благодарю, ваше сиятельство. Словом, тогда я притормозил поиски и убрал собранные материалы в долгий ящик. Скажу честно, я бы об этом деле вряд ли вспомнил, однако несколько дней назад меня буквально заставили это сделать.

— К вам случайно не приходил человек с парализованным лицевым нервом? — Насторожился я.

— Нет, ко мне никто не приходил лично. Но оставили послание. Записку. Ровно в ту ночь, когда произошли нападения на кладбище у ваших сиятельств и в усадьбе баронов. Просто сунули конверт под дверь. Обычный лист бумаги, текст напечатан на машинке.

— Что там было?

— Совет внимательнее присмотреться к инцидентам у Соколовых, Лисницких и Голубевых. Меня это сперва озадачило: про вас и Лисницких я к тому моменту знал — мне позвонили знакомые из губернской полиции. А вот с Голубевыми в тот момент ничего не происходило — никаких новостей.

— И вы стали искать?

— Да. Бросился вспоминать все происшествия, что могли быть связаны с родом Голубевых. И единственное яркое за последние годы — взрыв особняка. И я решил позволить себе небольшую провокацию в статье. Часто бывает, что иногда запустишь какую-нибудь мысль — и люди начинают на нее реагировать. Что-то пишут, звонят, рассказывают. Я понадеялся, что эта провокация сработает.

Но, видимо, пока он поймал на этот крючок только меня…

— Хорошо, — я неуклюже поерзал на неудобном стуле. — Предположим, вам намекнули, что три события действительно связаны друг с другом. Но почему вы начали искать информацию про Сенат?

— Коллега навел. Когда мы начали обсуждать в редакции произошедшее, один из сотрудников, который ведет политический блок, в шутку сказал, что сенаторов выкашивают.

— Так и выразился?

— Именно. В нашей среде не церемонятся, особенно в стенах редакций, — улыбнулся Андрюшин. — А я тогда как раз прокручивал в голове только вышедшую статью… И черт меня дернул проверить, действительно ли все были сенаторами. Оказалось, были. Да только не в наши дни, а сотню лет назад.

Я кивнул.

— Мой род уже давно не ждут в Сенате.

Журналист придвинул книгу ближе.

— А как вы до этого дошли, ваше сиятельство? До Сената…

— Почти что ткнул пальцем в небо. Прочитал вашу статью, начал искать связь, попросил помощницу найти информацию об упомянутых дворянских родах… И обнаружил только один очевидный факт, что их связывал.

— Особую комиссию по вопросам ограничения применения Благодати I Департамента Правительствующего Сената, — продолжил за меня журналист.

— Да. Я перепроверил браки, собственность… Представители этих родов не женились друг на друге, совместных предприятий не вели, сделок не заключали. Может, конечно, состояли в других отношениях, но такой информации я не нашел. Правда, пока не представилось возможности начать изучать вопрос более пристально, — Я пожал плечами. — Увы, некоторые технические блага прогресса мне недоступны.

Андрюшин понимающе кивнул.

— Раз мы с вами пришли к одному и тому же, поведайте, пожалуйста, о том, что произошло в Ириновке, ваше сиятельство.

Я пересказал ему все, что тогда случилось, разумеется, не упомянув о визите Радаманта в усадьбу Матильды. Да и вообще имени Радаманта не называл. Назову имя — точно подставлюсь. Если Андрюшин станет копать глубоко, обратит на себя внимание и выдаст меня подробностями, которые мог знать только я, предстоит неприятный разговор с Корфом.

Впрочем, в таком случае он бы все равно предстоял — наверняка из памяти журналиста вытащат воспоминания о встрече со мной. Но все равно следовало перестраховаться и не болтать лишнего. Поэтому я старался говорить только то, что мог бы рассказать любой свидетель. Ну разве что добавил про обмен любезностями в виде “Колобков”. Радаманта я описал просто как человека с высоким уровнем Благодати и парализованным лицом. О его встрече с моим покойным дядей тоже не упоминал.

Уверен, сам Андрюшин тоже рассказал мне далеко не все, что знал сам.

— Благодарю за подробности, ваше сиятельство, — Андрюшин отложил ручку и устало потер глаза, когда я закончил. — Возможно, мне это и правда поможет.

В дверь аккуратно постучали.

— Прошу прощения, господа, — библиотекарша приоткрыла створки. — Через четверть часа библиотека закрывается. Нужно успеть оформить сданные материалы.

— Благодарю, мы уже заканчиваем, — улыбнулся я и обернулся к Андрюшину. — Одно небольшое дело. Позволите одолжить книгу на пару минут?

Журналист улыбнулся и вытащил из тетради небольшой лист бумаги.

— Быть может, ищете вот это?

Я уставился на список. Да, именно это я и искал.

Состав Особой комиссии по вопросам ограничения применения Благодати I Департамента Правительствующего Сената (1929 год):

Барон Людвиг Янович Бертельс

Граф Роман Александрович Воронцов

Князь Петр Петрович Вяземский

Граф Григорий Иванович Голубев

Барон Лев Юрьевич Лисницкий

Граф Матвей Иванович Платов

Граф Павел Александрович Строганов

Граф Андрей Георгиевич Шувалов

Секретарь комиссии: граф Владимир Николаевич Соколов

Председатель комиссии: Князь императорской крови Его Высочество Георгий Константинович Романов.

Увидев информацию о председателе комиссии, я нервно сглотнул. Ведь Радамант говорил о списке. Что если это — именно тот самый список? И тогда, выходит, беда придет не только к шестерым простым членам комиссии, но и к императорскому Дому?

Черт.

— Могу я его переписать? — торопливо спросил я, внимательно запоминая имена. На всякий случай.

— Разумеется. Что вас так взволновало, ваше сиятельство?

— Ничего… Ничего. Просто боюсь опоздать домой.

Андрюшин наградил меня полным недоверия взглядом и молча протянул листок бумаги. Я схватил первую попавшуюся ручку и принялся торопливо копировать список. Забавно, что почерк остался моим. Тело чужое, а манера писать — весьма коряво, к слову, уж точно легко могла бы вызвать подозрения. Все аристократы, которых я знал, обладали красивым почерком. Но сейчас я надеялся, что Андрюшин спишет это на спешку.

Закончив, я сложил листок и сунул во внутренний карман пиджака.

— С вашего позволения, давайте разойдемся по очереди, — попросил журналист. — Не хочу, чтобы нас видели вместе.

Интересно, почему? Я выглядел вполне безобидно. С другой стороны, логика в этой просьбе была. Я бы не хотел, чтобы меня застукал тот же Корф в компании писаки, копающего криминальные хроники. Еще рано.

— Возьмите мою карточку, ваше сиятельство, — Андрюшин протянул мне белую плотную картонку. Самая дешевая визитка, черно-белая, примитивная. — Если вспомните что-нибудь, свяжитесь со мной.

— Благодарю, — я сунул визитку к списку, взял так и не пригодившиеся подшивки и направился к дверям. — Прощайте, Сергей Васильевич.

Проходя мимо опустевших столов, я с удивлением отметил, что любитель Шекспира все так же наслаждался сонетами. Он скользнул по мне безразличным взглядом и, сверившись с часами, захлопнул книгу.

Я дотащил массивную папку до стойки библиотекарши.

— Благодарю сердечно, — улыбнулся я. — И прошу прощения за то, что несколько вас задержал. Увлекся.

Седовласая дама мило улыбнулась.

— Пустяки, ваша светлость. Всякий раз, когда сюда заходят молодые люди, это как живительный бальзам на душу. Очень приятно видеть, что молодое поколение все еще интересуется чтением.

Я снова улыбнулся.

— Ну, в моем положении без этого никуда.

Распрощавшись, я вышел в холодный осенний вечер. Дождь, хвала небесам, прекратился. И славно — пальто едва успело просохнуть после прогулки от Вознесенского до библиотеки. Вдохнув свежего воздуха с речными запахами, я медленно направился в сторону особняка Матильды.

Но едва успел завернуть за угол здания, как что-то резко заставило меня остановиться. Внутренняя чуйка вздыбилась, по рукам пробежали белые искры — так родовая сила предупреждала об опасности, пытаясь поставить “Берегиню” на защиту. Я остановился. Огляделся по сторонам.

Вроде ничего. Только спешащие домой прохожие, автомобили и троллейбусы… Группка гимназистов в форме, перебегавшая дорогу в неположенном месте. Что же такое?

Что? Что должно произойти?

И в этот момент позади меня, прямо около дверей библиотеки кто-то сдавленно закричал.

Глава 2

Не успев перейти дорогу, я резко развернулся, едва не сбив случайного прохожего.

— Куда прешь?! — рявкнул на меня хмурый мужик, но, заметив графский герб, мгновенно изменился в лице. — Ой… Ваше… Благородие. Простите, сударь… нижайше молю…

У меня не было времени на разбирательства с бедолагой. Я молча кивнул и помчался обратно к библиотеке.

Как назло половина фонарей не работала, и особенно удивительно было то, что погасли все огни именно вдоль фасада библиотеки. Совпадение? Не думаю…

“Берегиня” вспыхнула сама по себе, рискуя меня выдать. Усилием воли я погасил заклинание и прижался к стене. Какое-то движение возле входа. Несколько темных силуэтов тащили что-то — или кого-то — к темному неприметному фургону без окон. До меня донеслись звуки возни, сдавленные стоны.

Все так же прижимаясь к стене, я скользнул ближе. Правая рука зачесалась от сконцентрированной энергии — “Колобок” был готов сорваться с пальцев в любой момент. Черт, надо научиться серьезнее контролировать свои способности. Иначе однажды точно попаду из-за этого в переделку…

— Отпустите, изверги! — возмущенно пробасили из фургона, и я узнал голос. Андрюшин.

В следующий момент он попытался вырваться, выронил старый дипломат, и тот раскрылся от удара о брусчатку. Из него посыпались листы бумаги, ручки, еще какие-то вещи, и я заметил ту самую толстую тетрадь, в которой вел записи журналист.

Надо спасать мужика.

Правда, чую, я об этом еще пожалею…

— Отпустите человека! — я вышел из тени и решительно направился к нападавшим.

Теперь “Берегиню” можно было не сдерживать, а вот с боевыми заклинаниями я решил повременить: все же мы были в центре города, пугать невинных людей мне не хотелось.

Из подворотни вышел какой-то мужик с собакой, увидел меня, взглянул на людей в фургоне — и тут же ретировался обратно. Вот и молодец.

— Отпустите его, — повторил я, проходя ближе. Специально дал рукам больше силы, чтобы усилить сияние и намекнуть, что я был способен сражаться.

Похитители обернулись. Я заметил двоих в темной одежде, с невзрачными лицами. Да и не смог толком их разглядеть — эта парочка точно знала, как держаться в тени. Вероятно, еще один был за рулем.

Андрюшин дернулся, но один из похитителей — тот, что был повыше, схватил его за плечи и ловким движением затащил в фургон.

— Идите куда шли, сударь, — хрипло посоветовал мне второй. — Это вас не касается.

— Боюсь, касается.

Над моей ладонью завис “Колобок”. Маленький, но опасный. Человек хмыкнул. Казалось, совсем не испугался.

— Применять боевую Благодать запрещено на территории Петрополя, — предупредил он.

— Похищать людей — тоже. Отпустите человека — и разойдемся миром. В противном случае я буду вынужден его защищать.

Ответом мне была легкая улыбка. Или показалось?

— Не советую, сударь.

Я шагнул ближе.

— Прошу в последний раз. Отпустите. И верните вещи.

— Исключено.

— Михаил Николаевич, — сдавленно проговорил Андрюшин из недр фургона. — Не нужно…

Но было поздно. Самоконтроль опять дал слабину. Незнакомец дернулся, резко потянулся свободной рукой под куртку, и сила вздыбилась в моей крови. Висевший над ладонью “Колобок” сорвался и метнулся к нему.

— Нет… — пробасил Андрюшин. — Зачем…

И в этот момент прямо перед “Колобком” вырос мощный барьер. “Покров” поглотил заклинание и мгновенно рассыпался, окатив защищаемого снопом янтарных искр. Незнакомец удивленно отпрянул, врезавшись спиной в распахнутую дверь фургона.

— Что здесь происходит?

Я обернулся на требовательный голос за моей спиной. На пороге библиотеки стоял уже знакомый мне старичок в пенсне. Любитель Шекспира. Его руки были охвачены янтарным сиянием.

— Что вы устроили, юноша? — тоном разгневанного учителя прошамкал старик и направился к нам. — Что вы себе позволяете, ваше сиятельство? Неужели забыли о правилах?

Я застыл в непонимании.

— Что за…

— Он все видел… — начал было один из двух нападавших. — Я не успел…

— Молчите, Стельцов! — старик подошел ко мне, и на его лице я видел плохо скрываемое раздражение. — Ваше сиятельство, вы помешали задержанию. Яков Моисеевич Фербер, старший дознаватель Тайного отделения.

В подтверждение своих слов он достал удостоверение и показал мне в раскрытом виде.

Твою мать. Я-то предполагал, что попытаюсь задержать кого-то из людей Радаманта, а нарвался на Тайное отделение. И не просто нарвался — на их глазах нарушил один из основных законов применения Благодати…

— Приношу извинения, — я старался держаться максимально спокойно, хотя внутри все похолодело. — Я не знал, что проводится операция. Со стороны это выглядело как похищение, и я решил исполнить долг всякого законопослушного подданного.

— Только, увы, напали на одного из моих сотрудников, — кисло улыбнулся старичок. — И хотя мотивы сего деяния исключительно благородны, боюсь, вашему сиятельству надлежит отправиться с нами в Отделение.

— Значит, меня задерживают?

— Мы обязаны зафиксировать деяние. А вашему сиятельству надлежит написать пояснительную записку. Полагаю, серьезных санкций не последует, но процедура есть процедура. Пожалуйте в автомобиль, ваше сиятельство.

Фанат Шекспира держался предельно любезно, но от меня не укрылась опасная холодность в его глазах. А еще хуже было то, что он видел нас с Андрюшиным вместе. Видел, что мы разговаривали, что вышли в другой зал и провели там много времени. И если Тайное отделение следило за журналистом, то теперь у них наверняка появятся вопросы и ко мне…

Черт, как же я так неуклюже подставился?

— Прошу вас, Михаил Николаевич, — старик указал на фургон. — Пожалуйте с нами. Это чистая формальность. Прошу, не вынуждайте нас фиксировать еще и сопротивление служителям Отделения.

Ага, так я вам и поверил. Слыхал я, точнее, прежний Миша, слухи о том, что люди могли попросту исчезнуть после визита в Тайное отделение… Одна надежда была на Корфа. Быть может упоминание его имени поможет мне выторговать немного свободы или хотя бы достойного отношения?

— Хорошо, — наконец согласился я.

Был соблазн раскидать с десяток “Колобков” и избежать поездки, но, во-первых, я не знал, чем мне могли ответить сотрудники. Ведь Тайное отделение часто специализировалось на преступлениях, совершенных с помощью Благодати. А раз так, у этих людей наверняка должны быть способы обезвреживать зарвавшихся одаренных. И проверять на своей шкуре мне это не хотелось. Во-вторых, оказав сопротивление, да еще и при помощи родовой силы, я мог влипнуть уже по-крупному.

Спокойно, Миха. Постараемся прикинуться дурачками и держаться версии об активной гражданской, точнее, дворянской позиции.

Я молча забрался в фургон. Следом — двое сотрудников, успевших собрать раскиданные вещи Андрюшина. Двери закрылись, и тот, кого старичок назвал Стрельцовым, зажег одинокую тусклую лампочку.

Журналист наградил меня усталым взглядом, разочарованно покачал головой и отвел глаза.

— Зачем же вы вмешались, ваше сиятельство? — устало спросил он. — Думаете, для меня это впервые?

Я молча пожал плечами. Уже и сам понимал, что катастрофически облажался.

Фургон ехал недолго, но судя по тому, как нас постоянно мотало из стороны в сторону, петляли мы по центру. Наконец автомобиль остановился, мотор заглушили, и двери нашего отсека распахнулись. Мне в нос ударила смесь запахов речной сырости, бензина и табака.

— Пожалуйте на выход, господа.

Мне даже помогли выбраться — подали руку как какой-нибудь мадемуазели. Исключительная вежливость. Только от этого милейшего отношения почему-то оставалось ощущение, словно по щекам провели наждаком.

Мы очутились в классическом питерском дворе-колодце. Снова накрапывала мелкая морось, и я попытался быстро оглядеться. Глазу даже зацепиться было не за что. Двор каких множество. Несколько припаркованных машин: все старомодные, явно механика — значит, рассчитаны на одаренных. Дома во дворе пятиэтажные, но непарадная часть отличалась скромностью: бледная штукатурка на стенах, простые прямоугольные окна…

— Прошу, господа, — Фербер взмахом руки указал на скромную дверь.

Нас повели как под конвоем: первым шел старичок, за ним безымянный сотрудник, следом мы с Андрюшиным, а замыкал Стрельцов. Но не успел я перешагнуть порог здания, как внезапно скорчился от резкой боли. Словно кто-то хорошенько так врезал под дых.

— Прошу прощения, ваше сиятельство. Защита. Вы не сможете применять способности на территории Отделения.

— Хррр… Понимаю…

Я с трудом выпрямился и продолжил путь. Занятно, что Фербер без труда и каких-либо эффектов пересек порог. Значит, есть какой-то “белый список”? Логично, что сотрудники могли применять здесь способности. Иначе как они будут допрашивать…

Значит, теперь я на какое-то время — обычный человек. Я хмыкнул. А ведь уже так успел привыкнуть к силе, что сейчас ощущал себя беспомощным. Словно из меня выпили душу, а тело оставили оболочкой с минимальными функциями. Даже голова соображала с трудом.

— Прошу, Михаил Николаевич, — любитель Шекспира указал на темную дверь кабинета. — Пожалуйте за мной.

— А Андрюшин?

— Его допросят в другом месте. Вы здесь по разным причинам, — Фербер поднял на меня бесцветные, почти прозрачные жутковатые глаза. — Надеюсь.

Несмотря на осеннюю слякоть, в кабинете оказалось натоплено как в аду. Мною занялся какой-то молодой сотрудник, принял паспорт, оформил какие-то документы и долго что-то записывал в какой-то исполинских размеров гроссбух. Убедившись, что я не ерепенился, Фербер вышел, оставив меня на помощника.

— Прошу, ваше сиятельство, — парень усадил меня за стол и положил бумагу с ручкой. — Извольте написать пояснительную записку к случившемуся инциденту.

— Что же мне писать?

— Опишите события, послужившие причиной применения Благодати. Желательно, с максимальным количеством подробностей, — он с состраданием взглянул на мой вспотевший лоб. — Пальто можно повесить на вешалку. И, быть может, чаю?

— Я бы предпочел связаться со своей наставницей. А еще лучше — с Вальтером Макаровичем Корфом.

Парень удивленно икнул.

— Вы знакомы с Вальтером Макаровичем, ваше сиятельство?

— Разумеется, я же Соколов, — я понизил голос. — Тот самый Соколов, на чью семью было совершено нападение.

О других обстоятельствах нашего знакомства с Пистолетычем я решил деликатно умолчать.

— Боюсь, прямо сейчас связаться с его превосходительством не получится, — замялся парень. — Он отсутствует в Отделении. Однако я смогу предоставить телефон, когда вы закончите с объяснениями.

— Благодарю.

Я принялся старательно выводить буквы, стремясь писать как можно ровнее. Мда, почерк все еще мог вызвать у сведущих людей вопросы: слишком уж криво я карябал. Но что поделать — буду говорить всем, что это последствия травмы головы или ментального вмешательства. Может и прокатит.

В объяснительной я упрямо придерживался версии защиты журналиста от посягательств неизвестных злоумышленников. В красках описал, что желал совершить подвиг и подтвердить благородное имя дворянина, добавил побольше пафосной и витиеватой мишуры…

Я почти закончил строчить, когда дверь распахнулась так резко и громко, что ударилась о стену и отскочила, а мы с несчастным помощником подпрыгнули от неожиданности. Так и поседеть раньше времени можно… Или заикой остаться.

— Добрый вечер, Михаил.

Увидев корфа, паренек вытянулся по струнке. Я отложил ручку и поднялся в знак приветствия.

Даже не удостоив сотрудника взглядом, Корф кивнул на выход:

— Оставьте нас наедине с его сиятельством.

— Конечно, ваше превосходительство…

Юный отделенец ретировался, а Корф, закрыв дверь, уставился на меня тяжелым взглядом.

— Михаил, ты в своем уме? — гневно начал он. — Какого лешего ваше сиятельство забыли в той библиотеке?

Я пропустил непочтительность мимо ушей. В конце концов, после всего, что мы видели вместе, было уже поздновато для формальностей.

— Она ближайшая к особняку Матильды. Я читать.

— Не лгите, юноша.

— Я и не лгу. Ходил в библиотеку читать. Там встретился с Андрюшиным. Случайно, богом клянусь. Мы немного разговорились — все же он известный журналист…

Я старался говорить так, чтобы он не смог подкопаться ни к одному слову. И не лгал — просто недоговаривал.

— Не знал, что ты интересуешься криминальной хроникой.

— Заинтересовался после того, что случилось на похоронах, — огрызнулся я.

И тоже не солгал.

Корф буравил меня тяжелым взглядом. Я почувствовал легкое прикосновение к своему разуму — в голове мерзко зазудело, словно муравьи ползали по стенкам черепа. Про себя я повторял только то, что изложил вслух. Без деталей, без подробностей…

К моему удивлению, Корф не стал лезть глубже.

— Давай начистоту, — он опустился на стул и сложил ладони домиком. — Мне передали, что тебя забрали за применение боевой Благодати. Фербер сказал, ты швырялся “Колобками”.

— Да, так и было.

— Михаил, какого черта? Ты понимаешь, что если об этом случае просочится наружу, тебе будет закрыта дорога в Аудиториум? Это грубейшее нарушение закона. У тебя нет дозволения применять боевые заклинания в городе. И такими темпами еще долго не появится.

— А вам зачем понадобился Андрюшин? — перебил я. — Он что, преступник? Вы же схватили его как какого-то террориста. Ночью, напали, сунули в машину… Я уже шел домой, когда услышал шум. Вернулся, увидел драку… Откуда ж мне было знать, что это были ваши люди? Со стороны это выглядело как нападение. С учетом того, что Андрюшин — журналист, я и решил, что…

— Я понял. Ваша семья начинает меня раздражать. Сперва твои старшие родичи учудили, теперь ты нарываешься. Помни, что я оставил твою семью в покое потому, что мне нужна твоя помощь. Но сейчас вместо того, чтобы готовиться к испытаниям, ты явно решил сыграть в сыщика, — Пистолетыч уставился на меня в упор. — Иначе как объяснить то, что сперва ты ищешь связь между инцидентами, а после встречаешься с журналистом, который тоже копает в этом направлении?

— Потому что я хочу знать правду. Меня не посвящают в ход расследования, хотя на правах потерпевшего я имею право знать.

— Тайное отделение отчитается, когда расследование будет завершено. А сейчас ты просто мешаешь нам работать.

Я глубоко вдохнул, медленно выдохнул и поднял глаза на Корфа.

— Или, быть может, это вы пытаетесь помешать расследованию Андрюшина? — Набрался дерзости я. — Иначе зачем Тайное отделение схватило его именно в тот момент, когда он вплотную занялся теми инцидентами? Значит, и правда что-то накопал.

Ни единый мускул не дрогнул на лице Пистолетыча — впору было поучиться у него самообладанию. Но фонило от него изрядно, и без того сухой и горячий воздух в помещении стал еще суще и тяжелее. Корф забрал у меня недописанный лист с объяснительной запиской, сложил вчетверо и убрал за пазуху.

— Если с тобой не получается договориться по-хорошему, Михаил, то придется поступать как обычно. У тебя два варианта. Первый — ты прекращаешь самодеятельность, сосредотачиваешься на поступлении и вкладываешь всю энергию в то, чтобы поступить в Аудиториум. В таком случае это, — он хлопнул себя слева по груди — там, где покоилось мое признание, — превратится в пепел, а твоя семья не будет отвечать за нарушение запрета.

— Второй вариант — я продолжаю путаться у вас под ногами, и тогда вы наказываете и меня, и отца с бабушкой. А сестру оставляете сиротой.

— Не сиротой, но опека ей понадобится, — сухо ответил Корф. — Выбор за вами, ваше сиятельство. И советую подумать очень хорошо: у вас уже появились первые успехи на поприще восстановления репутации. Мне на вашем месте было бы невероятно обидно все это потерять.

Я печально усмехнулся. Шантажист хренов. Если подумать, чем отличается Корф от Радаманта? Оба готовы действовать любыми методами, чтобы достичь своих целей. Оба играют грязно. Оба, вероятно, фанатично преданы своим убеждениям. И разница между ними лишь в том, что они оказались по разные стороны баррикад.

А я — между молотом и наковальней.

— Так что вы ответите, ваше сиятельство? — снова спросил Корф.

Глава 3

Корф выжидающе на меня уставился. В кабинете повисла неестественная гробовая тишина — только было слышно, как журчала вода в трубах и батареях.

Я напряженно соображал, как поступить так, чтобы и правду выяснить, и семью не подставить. Быть может, кто-то на моем месте даже без доли сомнений воспротивился бы Пистолетычу, но я так не мог. От моих действий сейчас зависели судьбы нескольких дорогих мне людей.

В конце концов вся эта затея с моим появлением в этом мире была затеяна старшими родичами лишь для укрепления рода и восстановления положения семьи в обществе. Да, меня никто не спрашивал. Да, все получилось жестко.

Но, с другой стороны, оказавшись здесь, я обрел куда больше, чем в “прошлой” жизни. Что бы меня там ждало, даже окажись та злосчастная лестница прочнее? Допустим, доучился бы с грехом пополам. Устроился бы на постылую работу — без опыта по специальности взяли бы на нищенских условиях. С годами может ушел бы в более успешную область.

Может, мне бы дальше повезло. Женился б там, взял тачку в кредит и квартиру в Мурино в ипотеку. И выплачивал бы все это, горбатясь на двух работах и пяти халтурах. Чтобы потом, по прошествии лет, обнаружить, что с детьми говорить не о чем, ибо они толком меня не видели из-за постоянной занятости, что огонь любви в глазах жены давно погас, а отношения превратились в соседство. А дальше что? Аденома простаты?

А может сыграла бы генетика, и я, что вероятнее, либо бы увлекся алкоголем на почве беспросветно скучной жизни, либо бы случайно обнаружил опухоль, с которой долго и безуспешно боролся лишь затем, чтобы отсрочить неминуемый конец.

Лестница просто ускорила события. И если когда мне и повезло по-настоящему, так это в тот момент, когда я очнулся в Ириновской усадьбе.

Именно поэтому я сделал что должно.

— Я согласен с вашими условиями, Вальтер Макарович. — Корф жестом попросил меня продолжать. — Я сосредоточусь на поступлении в Аудиториум, брошу на это все силы. Лезть к Андрюшину больше не стану, равно как и не буду проводить самостоятельных расследований, дабы не мешать работе Тайного отделения.

Пистолетыч удовлетворенно кивнул.

— Я рад этому решению, Михаил.

— Это не все, — поспешил перебить я. — У меня тоже будет маленькое, но важное условие.

Корфа, казалось, забавляла моя легкая ершистость. Вероятно, человек, за годы привыкший к беспрекословному подчинению, откровенно развлекался, когда ему в лапы попал юный и борзый графчонок. Наверняка для него это было игрой. Но для меня вся эта игра была подобна отчаянным трепыханиям в кипятке в попытках вознестись.

— Не думаю, что с твоей стороны корректно ставить мне условия.

— Я буду держать обещание, клянусь. Но нарушу его лишь в одном случае, — тайный советник удивленно поднял брови. — Если на мою семью снова будет совершено повторное нападение или ей будет что-то угрожать. В этом случае я считаю себя обязанным вмешаться на правах наследника рода.

— Твоей семье не о чем беспокоиться, Михаил. Усадьбу охраняют, за твоей родней присматривают. И, замечу, отнюдь не дилетанты.

Я кивнул.

— Не сомневаюсь в компетентности ваших сотрудников. Однако и наш враг не лыком шит.

— Это верно, — мрачно отозвался Корф. — Он умеет удивлять.

Я откинулся на жесткую спинку стула.

— Значит, мы договорились, ваше превосходительство?

Пистолетыч хмыкнул и вперился в меня темными клолючими глазами.

— Если твоей семье будет снова что-то угрожать, я позволю тебе вмешаться. Однако при непосредственном взаимодействии с Тайным отделением. Решите усилить охрану — предоставляете нам списки лиц для проверки. И тому подобное.

— Идет, — согласился я. Чего-то в этом роде я и ожидал. Однако специально выбирал формулировку.

— В таком случае, Михаил Николаевич, прошу вас дать слово дворянина.

Вот именно поэтому я и аккуратно выбирал слова. Предполагал, что Корф этого потребует. Ибо клятва дворянина священна. Священна до такой степени, что ее неисполнение или нарушение могло лечь пятном на род. В нашем случае это было бы особенно болезненно — боюсь, в таком случае я бы лишился силы и поддержки источника.

Я приложил руку к груди и чуть склонил голову.

— Клянусь предками и даю слово дворянина, что не стану в дальнейшем вмешиваться в ход расследования, создавать помехи и вести тайную деятельность. Клянусь соблюдать эту клятву до той поры, пока внешние обстоятельства не вынудят меня ее нарушить ради благополучия семьи и рода Соколовых.

Корф степенно кивнул.

— Принимаю вашу клятву, Михаил Николаевич.

Мне показалось, или в этот момент на шее словно затянулся узел? Странное ощущение. Как в парикмахерской, когда на тебя надевают накидку и скрепляют сзади на шее — тесно, неприятно. То же самое я испытал сейчас, всего на секунду.

А затем Пистолетыч покачал головой и слабо улыбнулся.

— Ты, Михаил, тот еще жук. Торгуешься как на базаре. Но выгоды своей явно не упустишь.

— Так и должен поступать наследник дома в моей ситуации, — невозмутимо ответил я. — Так поступаете и вы. Все во благо интересов.

— Следи за тем, чтобы наши интересы совпадали, — предупредил меня Корф, и мне показалось, что в этих словах была угроза. — Со своей стороны я тоже выполню обещание. В Аудиториуме не узнают, что ты преступил закон. Можешь спокойно готовиться дальше. И учти — я жду результатов. Второго шанса не будет. Ты нужен мне там уже в этом году.

— К слову об этом. Вы обещали рассказать, в чем будет заключаться моя миссия. За кем я буду должен следить и в чем участвовать?

Корф шикнул на меня.

— Тише. Об этом поговорим не здесь.

Я удивленно на него уставился. Значит, даже в стенах родного учреждения Пистолетыч не желал рисковать? Интересно… Или это операция предполагается быть настолько тайной, что об этом никто не должен был знать даже в Отделении?

Что же за игру ты ведешь, Вальтер Макарович?

— В таком случае, если от меня больше ничего не требуется, я бы предпочел отправиться домой. Но сперва должен позвонить Матильде. Она наверняка распереживалась.

— С ней уже связались. Сообщили, что ты у нас. Она обещала тебя забрать, — Корф взглянул на наручные часы. — Думаю, тебе уже пора. Она наверняка подъехала.

Я поднялся, подхватил пальто и обернулся к Корфу.

— Буду ждать от вас новостей и информации. Всего доброго, ваше превосходительство.

Корф коротко кивнул и вышел следом за мной, только отправился не к выходу, прошел дальше по коридору вглубь здания.

Я попрощался с дежурным и с облегчением пересек порог. Блок спал, сила вернулась — и я наконец-то смог вдохнуть полной грудью холодный осенний воздух. Даже дождик сейчас был в радость.

Выбраться из двора-колодца оказалось непростой задачей: ворота оказались заперты, и мне пришлось объясняться со сторожем. Тот пропустил меня через свою каморку, и я оказался на улице. Лучше бы вышел с парадного хода.

Почему-то я по привычке думал, что меня привезли на Литейный. Казалось, Тайное отделение могло вполне сидеть в “Большом доме”, да только я совсем позабыл, что построен он был уже при Советах. Поэтому сперва немало удивился, обнаружив себя… на Васильевском острове.

Я точно находился на одной из знаменитых Линий — читал, что раньше, еще при Петре, они были каналами, но их быстро засыпали и превратили в улицы. Вышел из двора и оказался почти что на углу Линии и набережной. На другом берегу виднелся огромный купол Исаакиевского собора. Значит, точно “Васька”.

Предположив, что Матильда должна была подъехать к главному входу, я свернул на набережную. И точно — ее силуэт с мундштуком на фоне включенных фар автомобиля не оставлял сомнений.

Я подошел ближе, уже предвкушая бурю.

— Добрый вечер, ваше благородие.

Матильда обернулась, вытащила недокуренную сигарету из мундштука и щелчком отправила ее в урну. Как всегда, без осечек.

— В машину, живо, — скомандовала она.

Устроившись на кожаном сидении спереди, я уставился прямо перед собой. Будет гневаться — это как пить дать. Сходил, блин, прогуляться в библиотеку. Но она вправе. А значит — надодержаться.

Матильда устроилась на водительском месте, хлопнув дверью громче обычного.

— Михаил, ты с ума сошел? Почему в десять вечера я получаю звонок от помощника Вальтера и узнаю, что ты изволишь быть задержанным? Что случилось?

Я коротко пересказал ей ту же версию, на которой настаивал в объяснительной и которую выложил Корфу. Лист со списком членов особой комиссии приятно грел карман, но в ближайшее время мне уже точно не случится им воспользоваться.

— Значит, в героя поиграть решил? — Матильда опустила оконное стекло и снова взялась за портсигар. — И совершенно случайно встретился с Андрюшиным?

— Господи, да на какой Библии мне поклясться, что это и правда было случайно? — вспылил я.

Забавно, что из всей той паутины, что я плел, это действительно было правдой.

— Тише, Михаил, — наставница нервно прикурила и глубоко затянулась. — Ты действительно применил боевое заклинание?

Я кивнул.

— Да. Потерял контроль. Был готов, но не хотел. Само сорвалось.

— Скверно. Значит, ты берешь больше, чем способен удержать. Это куда более серьезная проблема, чем может показаться.

— Это я уже понял… С этим можно что-то сделать?

— Да. Но сейчас меня беспокоит другое. Дело замнут или это все же выплеснется в сводки?

— Корф обещал, что прикроет меня.

— Значит, теперь ты ему должен.

— Я был ему должен еще до того, как прибыл к вам, — хмуро ответил я, и Матильда удивленно на меня покосилась.

— Чего я не знаю?

— Долгая история, ваше благородие. Правда, долгая. Просто так получилось, что я ему нужен для одного… одной инициативы. Очень нужен. Подробностей пока сам не знаю. И по этой причине он так со мной возится. Потому и вас подключил.

— Судя по тому, как горячо он за тебя просил, ты и правда нужен. Но что это за… инициатива?

Я пристально глядел на ее красивое лицо, гадая, насколько мог довериться этой женщине. С одной стороны, поводов не верить ей у меня не было. С другой — теперь я уже вообще вряд ли мог кому-то доверять.

— Это как-то связано с Аудиториумом. Корфа что-то там беспокоит.

К моему удивлению, Матильда отнеслась гораздо спокойнее, чем я ожидал.

— Теперь понятнее. А я все гадала, почему он так хочет, чтобы я готовила именно тебя. Прости за грубость, но без родовой силы ты и в кандидаты не годился. Поначалу мне думалось, что Корф просто решил пристроить в Аудиториум редкий самородок. Даже думала, что он захочет позже взять тебя на службу в Отделение — за выпускниками приглядывают и приглашают. Но раз у него на тебя иные планы…

— Вы что, не сердитесь?

Матильда пожала плечами, потушила сигарету в салонной пепельнице и завела мотор.

— На тебя сложно сердиться, Михаил. Ибо все проблемы, которые ты доставляешь, связаны с твоей добротой. И лишь иногда — с хулиганством. Однако не думай, что сегодняшнее пройдет для тебя бесследно. Я запрещаю тебе выходить из дома без сопровождения до вступительных испытаний.

Ну, примерно этого я и ожидал. И тут причина не столько в желании наказать, сколько в том, что я, кажется, и правда имел проблемы с контролем силы. Сперва чуть не угробил Ирэн, потом это… Да и Корфу в нашу первую встречу немного досталось. Это действительно становилось большой проблемой, особенно если выходить “в народ”.

Одно дело — влепить сильным “Колобком” в обученного одаренного, другое — случайно задеть простолюдина. С учетом настроений, которые наверняка витают в определенных слоях общества, моя потеря самообладания могла сослужить плохую службу всей аристократии. Ведь те террористы, которые устроили побоище в Аудиториуме, наверняка выражали не только свое мнение…

— Логично, — кивнул я. — Слушаюсь.

Автомобиль медленно покатился в сторону моста. Матильда молчала, и по ее напряженному лицу я видел, что она над чем-то крепко задумалась. Даже не решался прерывать мыслительный процесс. Мы пересекли реку, въехали в центральную часть города. Впору было любоваться красотами имперской столицы, но сейчас нам обоим было не до этого.

— Как Ирэн? — спросил я, чтобы немного разрядить обстановку.

— Нормально. Спит. Она быстро справится.

— Мне жаль, что не успел ее уберечь. Наверняка она тяжело переживает…

— Ирина сильнее, чем ты думаешь, и на ее долю выпало немало как хорошего, так и плохого. Не переживай за нее — все быстро обойдется, — Матильда печально хмыкнула. — Но, могу обрадовать — хотя от этой радости несет тленом. Количество кандидатов на поступление в этом году несколько сократилось.

— Все же есть погибшие?

— Пара десятков. Не все успели сориентироваться. Не всем повезло. В основном пострадали обладатели восьмого и седьмого рангов — им не хватило силы поставить надежные “Покровы”. Те, кто посильнее, выжили и наверняка даже успеют восстановиться к испытаниям.

— Значит, Радаманту удалось.

— Если это он, — ответила баронесса.

— Он, конечно! Вы же видели, что случилось с выжившей, когда люди из Тайного отделения…

Она кивнула.

— Осталось понять, насколько велика его шайка.

— С его способностями он может превратить шайку в армию. Армию зомби.

— Кого? — удивилась Матильда. — Зомби? Что это?

Черт, прокололся. Неужели в этом мире не знают о зомби? Вроде бы должны были проникнуть элементы чужих культур…

— Это из африканской мифологии. Зомби — это оживленный труп, подчиненный чужой воле. Или живой человек, тоже подчиненный…

— Не знала, что ты увлекаешься Африкой, — удивленно, но с нотками некого почтения, заметила наставница. — Любопытно. Но да, зомби — отличное название для того, что Радамант сделал с несчастными простолюдинами.

— И с Ирэн.

— Ирэн он просто внушил мысли. К слову… Тут есть небольшая загвоздка, Михаил.

— М?

Матильда покосилась на меня.

— Я не менталист, но кое-что в работе с сознанием понимаю. И, насколько мне известно, процесс внушения мыслей, особенно на столь долгий период, должен иметь под собой основания в базе сознания жертвы…

Я едва не икнул от неожиданности.

— Так. Стоп. Матильда, вы что, хотите сказать…

— Что Радамант не смог бы внушить Ирэн влюбленность, если бы она не испытывала хотя бы похожих чувств или мыслей. Механика плетения такого воздействия заключается в том, что сперва одаренный изучает мысли жертвы — страхи, чувства, желания… Что угодно, в зависимости от задачи. Затем цепляет мысль, на базе которой хочет сотворить внушение. Ну а после развивает ее, утолщает, заставляет захватить все сознание. Особенно талантливые менталисты, к числу которых, безусловно относится и Радамант, могут сделать такое внушение совершенно бесшовно. Ведь Ирэн не зазомбирована — она просто думает, что влюблена в тебя. Но если бы она была к тебе совершенно равнодушна или ненавидела тебя, у Радаманта бы не получилось сотворить подобное.

Я замер не то в ужасе, не то в ступоре. Но даже пошевелиться не мог, и язык словно онемел.

— Так значит…

— Ты ей как минимум нравишься, — вздохнув, ответила Матильда. — Ну или она допускала мысли, что ты можешь ей понравиться. Но, разумеется, вела она себя так, чтобы ты ни за что об этом не догадался. Весело же над нами подшутил этот Радамант.

Я мотнул головой, все еще не веря своим ушам. Ирэн? Ирка, с которой мы чуть не поубивали друг друга, словам которой я не собирался доверять, потому что ждал подставы… Ну и ну. И что теперь с этим делать?

— Зачем вы мне сказали? — хрипло спросил я.

Матильда припарковала автомобиль и строго на меня уставилась.

— Чтобы ты это учитывал. Играй в Ромео, но не заигрывайся. Если разобьешь ей сердце, я сама тебя прикончу.

***

— Михаил, подъем!

Я медленно распахнул глаза, щурясь от света ночника.

— Что-то случилось?

Матильда смахнула волосы с моего лба.

— Поднимайся, я тебя кое-куда отвезу, — сказала она. — Раз девчонкам все равно показано лежать и отдыхать, у нас освободилось время. Нужно этим воспользоваться.

Я сел на кровати и потер глаза.

— Куда едем? Зачем?

— Я договорилась с твоей бабушкой. Тебя ждет ускоренный курс по управлению родовой силой. Собирайся.

Глава 4

Готический монстр Матильды гнал по трассе так, словно мы пытались оторваться от погони.

— Вы бы так не лихачили, ваше благородие, — я вцепился в поручень у потолка обеими руками. Даже ремень безопасности ощущение этой самой безопасности сейчас не внушал.

В ответ Матильда лишь безумно оскалилась:

— В кои-то веки дорога пустая. Можно позволить себе немного вольностей.

Немного? Это она, прямо скажем, преуменьшила…

Что-то этим утром изменилось в Матильде. Наставница, по обыкновению эксцентричная, но собранная, сегодня поражала меня бесшабашностью. Все началось с завтрака, когда она огорошила слуг, велев подать мороженое. На вечно невозмутимого Василия, приехавшего вместе с нами на Вознесенский, аж икота напала: в доме Штоффов отродясь никто не завтракал мороженым.

Затем баронесса велела пригнать ко входу чёрного готического монстра, на котором везла меня прощаться с Петром. Это при том, что накануне катала меня на другой — куда более скромной и приспособленной к городской езде тачке. А ведь сама говорила, что редко выгуливала “немца”. Впрочем, и на это я поначалу внимания не обратил.

Вообще от Матильды я мог ожидать чего угодно, но в последние дни настолько привык видеть ее сосредоточенной и обеспокоенной, что сейчас не знал, как реагировать на внезапные перемены. Даже мимика и жесты у Матильды сегодня были другими. Хулиганскими что ли…

Примерно так она вела себя в ночь нашего знакомства, когда гонялась за мной по лесу и закидывала «Косами». Тогда я списал это странное поведение на желание меня напугать или поразить, потому что с тех пор ничего подобного Матильда не отмачивала.

И вот сегодня, кажется, снова оно… Впору было начать думать о тайном ночном визите Радаманта.

— А ты сам водить умеешь, Михаил? — баронесса лихо вписалась в крутой поворот так, что у меня тошнота подкатила к горлу.

— Умею.

Ещё на первом курсе я сдал на права с первого раза и очень этим гордился. Без взяток и знакомств, все сам. Спасибо безлимитным покатушкам на дедовской древней «девятке». Этому вишневому инжекторному зубилу давно было впору окончить дни на разборке, но дед все никак не желал расставаться с материальным воплощением лихих “девяностых”. Дорожил как памятью о вольной зрелости.

А я что? Как посадили за руль в десять лет, так и поехал — ноги едва до педалей доставали. Катался в деревне, все больше по проселочным дорогам, чтобы не влететь на штраф и деда не представить. Зато в автошколе осталось только отработать эстакаду — остальные парковки, звёзды в боксы и развороты я уже умел делать с закрытыми глазами. Жаль, на мотоцикле ездить так и не научился, а ведь были планы…

— Хорошо водишь? — уточнила Матильда.

— Вполне сносно для своего возраста.

Наставница припарковалась на обочине и заглушила двигатель.

— Тогда давай, — она ударила пальцем по рулю. — Садись на водительское. Покажи, что умеешь.

Я удивленно вытаращился на неё.

— Матильда, что вы? Я несовершеннолетний, у меня нет водительского удостоверения, я не сдавал экзамен…

Она лишь легкомысленно отмахнулась.

— Брось. Вся аристократия умеет водить уже к шестнадцати годам. Как раньше всех поголовно обучали верховой езде, так сейчас прививают любовь к дорогим автомобилям. Все всё прекрасно знают и понимают. Даже сотрудники дорожных патрулей. Вот и я хочу понять, насколько хорошо ты обучен вождению.

— От этого что, тоже зависит поступление в Аудиториум? — съязвил я.

— Нет. Но навык крайне полезный. Хватит пререкаться, вперед.

Я вышел из авто и с опасением уставился на хищную морду немецкого монстра. Не знаю, сколько лошадей было в двигателе, но даже сам внешний вид “немца” вопил о том, что тачка была с характером. Еще и старомодная механика. Интересно, там хотя бы гидроусилитель был предусмотрен?

Матильда тем временем закурила.

— Ну, Михаил, чего ждешь?

— Осматриваюсь. Никогда на таких не ездил. У меня был опыт с авто попроще. Гораздо проще.

— Все не так страшно. Леня — тот еще зверь, конечно, но тяжелый и устойчивый. Передач пять. Механика, разумеется. Ничего нового. Наоборот, Ленечка, — баронесса ласково погладила капот автомобиля, — безнадежно морально устарел. Но я все равно его безмерно люблю.

— Вы называете автомобиль Леней? — прыснул я.

Матильда пожала плечами.

— А что? Питомцам ведь дают клички, вот и я нарекла своих красавцев. У такой техники есть душа, Миш. Они всеее чувствуют.

Интересно, как она назвала тот хиппимобиль, на котором мы ездили на Полигон?

Матильда послала тачке воздушный поцелуй, и я снова усомнился в ее адекватности. Черт, с наставницей явно было что-то не то. Ну не в себе дама — как пить дать. Понять бы еще, с чем это было связано.

— Ключи в зажигании, — напомнила наставница. — Приступай.

Она спрятала окурок в карманной пепельнице и уселась на пассажирское сидение. А я, трижды глубоко вдохнув и выдохнув, занял место водителя.

Ну, призрак вишневой дедовой девятки, помогай. Руки должны помнить…

Так, сперва настроить зеркала, завестись… “Немец” ответил низким, почти животным, урчанием.

Я поставил ноги на педали, положил левую руку на руль и снял машину с ручника.

Педаль сцепления оказалась тугой, а вот тормоз отзывался очень легко. И хорошо — так безопаснее. Передачи располагались в немного непривычном порядке, и мне пришлось то и дело коситься на рычаг.

— Смелее! — весело подбадривала Матильда. — Пока все правильно.

Оглянувшись по сторонам, я осторожно выехал на трассу. Мы были уже далеко загородом — почти добрались до Ириновки.

— Ну что ты так робко? — недовольно скривилась баронесса. — Вижу ведь, что умеешь. Не жадничай, прокати наставницу с ветерком.

— Скоро будет населенный пункт, — хмуро отозвался я, пытаясь совладать с этим тяжелым чудовищем. — А здесь часто скот гоняют с поля на поле. Уже не сезон, но лучше перестраховаться.

Матильда улыбнулась.

— Молодец.

Гнать не хотелось, да и “немец” ворчал мотором ровно, размеренно, словно и сам не был настроен на большие гонки. Матильда слегка заскучала, но я ловил ее внимательные взгляды — следила, контролировала.

Лишь раз, когда мы покинули деревню, я позволил себе разогнаться выше ста километров.

— Ууух! — воскликнул я, когда двигатель зарокотал громче. При этом машина шла так мягко, словно летела над землей.

Матильда довольно осклабилась.

— Вооот, теперь ты понимаешь.

— Красавец, конечно.

— А то. Старичок, но зато каков. У меня его каждый сезон выкупить пытаются. Не отдам ни за какие деньги.

Ещё бы. Я бы и сам ни за что с таким монстром не расстался. Правда, с непривычки начал быстро уставать. И водить отвык, и автомобиль все же оказался слишком тяжелым и сложным в управлении.

Матильда весело рассмеялась, когда я заложил вираж на повороте. Кажется, мне начало передаваться ее беспричинное безумие.

Но, увидев очертания домиков Ириновки, я сбавил скорость до разрешенной. Впереди вырос указатель на усадьбу и показались голые деревья аллеи.

— Что с вами сегодня? — осторожно спросил я, поворачивая на дорогу к усадьбе.

— В смысле?

— Вы сегодня как-то веселее обыкновенного, ваше благородие. И, признаюсь, это меня немного беспокоит.

Матильда отмахнулась.

— Все в порядке. Все как обычно. Все прекрасно!

Нет. С ней точно что-то было не так. Происходи все в моем родном мире, я бы подумал, что тетя Мотя с утра пораньше закинулась чем-то из перечня запрещенных к продаже веществ. Иначе как объяснить эти перемены?

Припарковавшись напротив парадной лестницы, я заглушил мотор и шумно выдохнул. Фууух. Нет, кажется, кататься на таких автомобилях мне пока рановато. Вроде и справился, но тут скорее просто повезло. Могли бы и в кювет улететь.

Двери дома распахнулись, и навстречу нам вышел Егор. Лакей открыл Матильде дверь и поклонился.

— Добро пожаловать домой, Михаил Николаевич. Матильда Карловна, рады вас приветствовать в усадьбе Соколовых.

Баронесса кокетливо улыбнулась и подхватила сумочку.

— Благодарю, Егорушка. Скажи, Татьяна Константиновна уже готова нас принять.

Лакей почтительно кивнул.

— Конечно, ваше благородие. Пожалуйте в дом, их сиятельства приглашают вас отдохнуть за чаем с дороги.

Я отдал ключи от машины Егору, и тот повел нас в дом. Не успели мы снять верхнюю одежду, как нас тут же вышла поприветствовать Оля. Сестра носила траур, но улыбнулась, увидев нас.

— Здравствуй, Мелкая, — я аккуратно обнял ее и чмокнул в макушку. — Как вы тут?

— В порядке, — она обернулась к Матильде, взяла ее руки в свои и тепло поприветствовала. — Ну, господа, пожалуйте в столовую. Будем чаевничать.

— Оля, мы ведь по делу… — напомнил я. — Не стоило устраивать пир.

— Пира и не будет. Но пока вы с бабушкой будете общаться, я развлеку Матильду Карловну.

Наставница обворожительно улыбнулась.

— Твоя сестра — просто прелесть, — шепнула она мне на ухо. — Нужно начать выводить ее в свет. Уверена, достойные кандидаты на ее руку и сердце найдутся. Быть может, даже из крепких одаренных семей…

— Давайте об этом потом, — нахмурился я.

Проблемы нужно решать по мере поступления. Хотя неопределенность судьбы Оли меня тоже беспокоила. Приближался возраст, когда ей следовало блистать на первых балах, а наша семья… Словом, тут сперва придется мне поднапрячься.

В столовой пахло чем-то пленительно-кондитерским. Не то чтобы я голову терял от тортов и пирожных, но этот аромат манил. Бабушка восседала на резном стуле с высокой спинки и походила на средневековую герцогиню, каких описывали писатели прошлых веков. Седая как лунь, но с идеальной высокой прической. В длинном строгом платье до пола и черном пуховом платке. Из украшений только жемчужная нить и серьги с черными камнями — все по требованиям траура. Увидев нас, она взялась за трость и хотела приподняться.

— Сиди, бабуль! — Я подошел к ней и обнял. — Как ты себя чувствуешь?

— Как восьмидесятилетняя развалина, мон шери. Как еще я должна себя чувствовать? — проворчала она, но наградила Матильду любезной улыбкой. — Ваше благородие, благодарю за скорое прибытие.

Сестра позвонила в колокольчик, и слуги принесли самовар. Начищенный, блестевший пузатыми медными боками — этот антиквариат доставали только для приема гостей в русском стиле.

— Оленька, душечка, займи пока нашу гостью, — бабушка поднялась, опираясь на трость с массивным набалдашником и кивнула мне. — Нам с Мишенькой нужно побеседовать приватно.

Оля кивнула и тут же принялась потчевать Матильду выпечкой и ароматным чаем. Мы же с бабушкой вышли. Я подал ей руку, и она с готовностью оперлась.

— Бедное дитя, — едва слышно проговорила она, когда мы вышли в холл. — Такая молодая, а со столь неприятным недугом…

— О чем ты, Ба? — не понял я.

— О ее благородии. Такое роковое и трагическое невезение…

— Все еще не понимаю. Объясни, пожалуйста.

— Та ее ментальная травма, — перешла на шепот бабушка. — Ты же видишь, что с ней творится? Ее душу расщепило надвое после того инцидента. Была одна Матильдочка — а стало две души, что сменяют друг друга в одной оболочке. Два характера, два нрава. Такой дисбаланс, такая нестабильность… Ох, Господь, помилуй…

Я инстинктивно обернулся в сторону столовой. Так вот, значит, что происходило с моей наставницей? Расщепило душу? В моем мире психиатры наверняка назвали бы это биполярным расстройством.

Да уж, вот и попадайся после этого менталистам.

— Откуда ты это знаешь? — тихо спросил я, помогая бабушке надеть пальто. — Матильда не распространяется о том случае.

Бабушка печально улыбнулась.

— Мне не нужно читать сводки, чтобы увидеть душевную травму, мон шери. Достаточно просто посмотреть на человека.

Память прежнего Миши не подкинула ничего важного по теме. А что я вообще знал о бабушке кроме того, что она преданно работала на благо нашего рода вот уже шесть десятков лет? Она происходила из семьи польских графов Лендовских. Лендовские тоже отличились под Константинополем и получили Осколок. Но род их угас по прямой линии, Осколок перешел младшей, Краковской, ветви. А бабушка после замужества за моим делом была отсечена от своего рода и перешла в наш. Таков закон. Жена всегда принадлежит роду мужа.

Но что она принесла с собой? Какие таланты? Почему прежний Миша ничего об этом не помнил?

— Идем, Мишенька, — бабушка указала на дверь. — Прогуляемся, и ты расскажешь мне о своей беде.

Мы вышли, я помог ей спуститься по лестнице.

— Пойдем к дубу, — распорядилась она.

Я с сомнением взглянул на ее трость.

— Идти далековато. Не устанешь?

— Так нужно, мон шери. Идем к дубу. Рассказывай.

От нее можно было не утаивать — в конце концов именно она затащила меня в этот мир. Поэтому я рассказал ей обо всех злоключениях, связанных с применением силы из родового источника. И о случае с Ирэн, и о вчерашнем попадании под прицел Тайного отделения.

— Словом, я начинаю сам себя опасаться, Ба, — закончил я, когда мы почти подошли к дубу. — Может, Род ошибся и я не самый сильный дух?

— Род никогда не ошибается, Мишенька, — покачала головой Ба. — Мы лишь воззвали к нему, а он сам выбрал тебя. Из всех духов, связанных с нашим родом во всех мирах, он выбрал именно тебя.

— Но почему?

— Потому что Род посчитал, что ты справишься лучше всех.

Я почесал пятерней макушку.

— И все равно верится с трудом. Я ведь у себя был… Никем.

— У тебя доброе сердце и смелая душа, Мишенька. Род посчитал, что ты заслужил второй шанс. Но у всякой награды есть цена. Поэтому тебе надлежит вынести весь тот груз, что на тебя падет.

— Это я понимаю. Но почему не получается удержать силу под контролем?

— Потому что тебе что-то мешает. И мы должны понять, что именно. Или кто.

Мы подошли к корням дуба. Бабушка отпустила руку, шагнула вперед и поклонилась до земли.

— Приветствую тебя, могучее древо, — нараспев проговорила она. — Выслушай своих потомков, Род, и помоги.

Она обернулась, вскинула седые брови и едва заметным жестом поманила меня вперед. Я тоже вышел и поклонился, повторив ее слова. Бабушка удовлетворенно улыбнулась.

— Не жалей почтения для родового древа, Михаил. Никогда не жалей. Род сильнее и крепче, когда его чтут, помнят и возносят хвалу. Дела — хорошо, но и слово доброе лишним не будет. Понял?

— Да, бабуль.

Она отступила на шаг и плотнее замотала пуховый платок.

— А теперь прикоснись к древу и задай ему вопрос. Пусть Род ответит и покажет тебе то, что должно.

— А ты?

— Я помогу тебе. Провести по самому древу и лабиринтам Рода не смогу — это ты должен сам. Я останусь здесь, поддерживая твою силу. Прикоснись к коре — войди в поток, Мишенька. И не бойся. Ничего не бойся, что бы ты там ни увидел.

Я кивнул и медленно приблизился к дубу. Сейчас его сила обрушилась на меня еще даже до того, как я дотронулся до старой коры. Меня окатила волна необузданной мощи — но волна родная, знакомая.

Закрыв глаза, я обнял ствол обеими руками и прижался к дереву так тесно, как только смог. Не знаю, почему, но мне захотелось сделать это именно так — словно силу, что была внутри меня, притягивало магнитом к той, что текла в дубе.

Сначала в глазах все потемнело, но секундой позже я увидел знакомый белый свет. Он охватил меня, поглотил всего — и я словно провалился в океан концентрированной силы, растворился в нем, теряя телесную оболочку. Так высвобождался дух — мой чистый дух, свободный от воспоминаний. Но теперь я себя ощущал. Осознавал, помнил, кем я являлся и зачем пришел.

— Род, помоги мне, — обратился я, и мой голос звучал странным эхом. — Помоги мне совладать с той силой, что дарована.

Я поплыл вперед сквозь молочно-белый туман, а сверху сверкала звезда, которую я уже когда-то видел. Я искал белое дерево, по ветвям которого мог забраться наверх, приблизиться к пылающему шару…

Но что-то перегородило мне дорогу. Силуэт, фигура, подобная тем полупрозрачным духам, которых я видел в прошлый раз. Но он был здесь единственным, больше никого я не увидел. Ни других духов, ни даже древа.

Силуэт поплыл мне навстречу и завис передо мной. А затем начал изменяться, становиться плотнее, терять прозрачность. Голова обрела форму, начали проступать черты лица…

И на меня уставился горящими ненавистью глазами прежний Михаил.

— Самозванец, — прошипел дух.

Глава 5

Дух окончательно обрел плотность. Казалось, можно протянуть руку, дотронуться — и почувствовать его. Но я не стал. Судя по всему, мне сейчас здесь были не рады.

— Чего обзываешься? — ответил я, глядя на лицо духа прежнего Миши.

Шизофрения какая-то, словно говоришь с зеркалом, только зеркало не копирует твои жесты, а живет собственной жизнью.

— Ты украл у меня… все!

Я пожал несуществующими плечами.

— Не то чтобы я сильно этого хотел. И если уж говорить начистоту, то все, что с нами произошло — дело рук твоих отца и бабушки. Это их решение. Они провели ритуал, воззвали к Роду… И, к слову, теперь у меня оказалось до чертиков проблем после этой их инициативы.

Дух отступил на шаг — если в этом молочно-белом пространстве вообще можно было оперировать понятием расстояния. Изменился в лице — лик прежнего Миши стал скорбным, но в то же время в нем отчетливо считывалась даже не злость — ярость.

— Я знаю, что они это со мной сделали! — дрожа от обиды, крикнул он. — Но они не понимали, на что меня обрекли! Я… Я не могу их за это простить. Ни их, ни тебя.

Ну начинается…

— А я-то здесь при чем? — ответил я. — Меня Род выбрал. Так себе лотерейный билетик, скажу тебе. Ибо проблем у твоей семьи порядочно. Но раз уж меня насильно воткнули в твое тело, надо барахтаться. К слову, старшим родичам досталось за тот ритуал так, что я теперь должен горбатиться на Тайное отделение и рисковать собственной задницей ради призрачного шанса исправить то, что натворил твой прадедушка, — я сам не заметил, как начал распаляться, выплескивая все то раздражение, что копилось во мне с момента пробуждения в чужом мире. — Тьфу ты, блин. Не уважаемый графский род, а букет проблем!

Но дух словно меня не слышал. Он смотрел куда-то сквозь меня, и было видно, что у него с трудом получалось оставаться собранным, плотным, непрозрачным.

— Они… Они убили меня, — с горечью прошептал он. — Убили собственного сына. А я ничего не сделал, чтобы заслужить такое наказание!

— Уверен, они думали, что все будет не так. И технически — тебя не убили. Иначе Род бы этого не одобрил.

— А как? — Дух наконец-то смог на мне сфокусироваться и посмотрел прямо в глаза. Вместо зрачков у него горели две светящиеся точки. — Они запороли ритуал, и теперь из-за них я здесь! Болтаюсь между старым телом и… не знаю, чем-то, не имея возможности ни вернуться, ни отправиться дальше! Один, в этой бесконечной пустоте… Что я им сделал? Я ведь никогда серьезно не грешил. Вел себя тише воды ниже травы, старался выполнять все, чего от меня требовали. Ведь все надежды были на Петра — он с девятым рангом, он самый сильный, он — надежда всей семьи. Всегда только и разговоров было, что о Петре-наследнике да об Оле — девице на выданье. А я… Я бы и хотел себя проявить, да кто мне дал?

Он рассказывал это с такой болью, с таким сожалением, что я действительно начал сочувствовать своему предшественнику. Только была в его рассказе одна деталь, которая наверняка и обосновала решение старших членов семьи.

Прежний Миша не проявлял инициативы. Ждал, когда ему велят, предложат или попросят. Провел годы в ожидании шанса и к своим почти восемнадцати годам так и остался ждуном. Быть может, выживи старший брат, на это бы никто не обратил внимания. Миша получил бы высшее образование, затем какую-нибудь скромную, но стабильную должность…

Но смерть старшего брата превратила этого слабовольного Мишу в наследника. А с учетом положения, в котором оказалась семья, это было равносильно медленному самоубийству всего рода.

Как странно, что я и сам сейчас мыслил совершенно иными категориями. Как наследник, хотя, казалось, до конца не был внутренне к этому готов. Но голова уже работала иначе. Видимо, Род все же знал обо мне что-то такое, чего я и сам о себе не представлял…

И все же помочь парню хотелось. Да, он был слаб. Да, явно не подходил для той участи, что внезапно оказалась ему уготована. Но он не сделал ничего, чтобы заслужить такое беспокойное и мерзкое существование.

— Я здесь оказался потому, что не могу как следует контролировать родовую силу. Значит, ты причина? — предположил я. Ведь просьбу к Роду я озвучил вполне четко.

Дух пожал белыми плечами.

— Я не знаю. Знаю только, что здесь я не на своем месте.

— Раз ты это знаешь, выходит, так оно и есть, — видя, что дух был одержим болью и скорбью и не пытался на меня напасть, я решил проявить дружелюбие. — Назад тебя вернуть не выйдет — я уже спрашивал. И мне никак не вернуться. Но я согласен, что ты оказался в ужасной ситуации, и хочу помочь тебе упокоиться. Как мы можем это сделать?

— Я… Я не знаю.

Возможно, это было проверкой. Или испытанием. Я не мог понять, почему Род это допустил — ведь прежний Миша действительно ничем не провинился перед семьей. А то что характером не вышел — так тут, извините, никогда не угадаешь. Может дело было в том, что сам процесс был неестественным? Ведь ритуал, который провели отец и бабушка, серьезно вмешивался в структуру Рода.

Насколько я понял, умершие члены семьи становились духами и отправлялись в Род, встраиваясь в его энергоинформационную структуру, добавляли свои знания в общий поток, становились единым целым и, быть может, даже получали собственный листик на том белом древе. Отчего-то мне думалось, что белое древо служило неким визуальным воплощением структуры Рода.

А тут, получалось, что Мишу насильно выпихнули из еще живого тела и заменили на мой дух. И, видимо, по соображениям старшей родни, дух прежнего Миши должен был безболезненно отделиться от тела и соединиться с Родом, чтобы потом, быть может, возродиться в одном из потомков или остаться в потоке навсегда.

Но что-то пошло не так…

Зато теперь я начал понимать, почему манипуляции с родом запретили на законодательном уровне. Не умеешь — не берись. А умельцев, судя по всему, осталось мало.

— Миша, — дух вздрогнул, когда я позвал его по имени. — Ты сказал, что отец и бабушка сделали что-то неправильное в ритуале. Получается, поэтому ты здесь застрял. Я могу что-нибудь исправить, чтобы ты отправился дальше?

— Я не знаю. У меня же память почти стерлась и угасает все сильнее. У меня потихоньку отнимают память и отдают тебе… Не знаю, сколько времени прошло, но когда я пытаюсь что-нибудь вспомнить, получается все реже… Боюсь, я так совсем исчезну…

Вот как, оказывается, это работало. Действительно, очень жестоко. Похоже на пытку. Правда, отец-то наверняка думал, что возвращал мне память из общего родового потока. А на деле он пытал душу родного сына. Твою же мать.

— Может осталось какое-то воспоминание, которое никак не уходит? Или ты за что-то отчаянно держишься? — предположил я. — Должна же быть причина, по которой ты не можешь уйти отсюда.

— Я знаю, что ритуал не исправить, — тихо ответил дух. — Не знаю, откуда, просто… Просто знаю — и все. И я хочу обратно. Очень хочу. Я хочу к семье, к родным!

— Обратно никак не получится. Прости.

— Хорошо сказать — прости! — взвыл дух. — Не могу! Они меня обидели. Они меня изгнали! Почему? За что?

Прежний Миша сорвался почти на рыдания, и эта боль передалась мне. Отчаяние. Бесконечное одиночество. Тревога и печаль. Более того, дух казался мне младше, почти ребенком. Такая проекция в моей голове или он действительно ощущал себя мальчишкой?

— Потому что ты просто не подходил, — спокойно ответил я. — А сейчас нужно придумать, что с тобой делать.

Может причина как раз таилась в обиде? Этот неупокоенный дух чем-то напоминал мне призрака из легенд. Невинно убиенный бродит по пустым залам древнего замка в поисках своих мучителей, гремит цепями и скрипит половицами, желая возмездия… С такими справлялись либо путем экзорцизма, либо путем исполнения воли привидений. Ну, по крайней мере, страшилки так гласили.

А что если я попробую упокоить этого духа? Но не экзорцизмом, разумеется, а при помощи того, что было мне доступно.

— Миш, — я протянул ему руку. — Ты сказал, что хочешь к родным. Возможно, я смогу это устроить. Хочешь увидеть маму и Петра? Если я скажу, что ты можешь с ними соединиться, это тебя утешит?

— Но они же умерли…

— Так и ты уже не особо и живой, — отозвался я. — Точнее, живой, но в другой форме. Нематериальной. Но ведь и твои умершие предки стали духами. И мама, и брат, и дедушка… И даже дядя Андрей, правда, с ним вы не сможете повидаться. Его отсекли от рода. Ты ведь скучаешь по ним?

— Да, конечно, — смущенно ответил неупокоенный. — Но как мы…

— Если я пообещаю поискать их вместе с тобой и провожу тебя к ним, ты сможешь перестать думать о возвращении в свое физическое тело? Ведь обратно в тело пути нет, а там, с Родом, ты больше никогда не будешь одинок. Встретишься с родными, соединишься с силой, станешь ее частью… Ты просто станешь другим, примешь иную форму. Но ты будешь с родными — со всеми, кого любил. Ты и сам станешь той силой, что будет помогать потомкам. Оберегать и охранять. Тебя станут почитать, и ты обретешь еще больше силы — пусть и в другой форме. Но это хороший исход, — уговаривал, словно баюкал я. — И мало кому доступен, но наш Род силен и древен. Будет здорово, если ты укрепишь его.

Дух глядел на меня с недоверием.

— Откуда ты все это знаешь?

— Что-то рассказали, что-то понял сам, соприкоснувшись с Родом.

Во что-то из этого мне просто хотелось поверить, но и обманывать несчастного неупокоенного мне не хотелось. Кажется, я все же нащупал. Тело отзывалось на присутствие старого хозяина — он покинул оболочку, но связь осталась. И эта связь создавала помехи мне каждый раз, когда я пытался использовать родовую силу. Прямо как в паззле: один элемент поставили неправильно — и все, мозаика не складывается.

И тут возникал еще один вопрос: если старшие родичи накосячили с ритуалом, то насколько серьезно это могло повредить родовую структуру? И повредило ли? Не нарушили ли они и другие процессы? Но вряд ли сейчас я мог это понять — уровень взаимодействия с родовой структурой был еще совсем не тот.

Я протянул руку духу.

— Ну что, пойдем искать родню?

Прежний Миша колебался.

— А вдруг ты меня обманешь? Папа с бабушкой тоже говорили мне, что я просто ударился и нужно выпить ту настойку, чтобы крепче спалось…

— Мне незачем тебя обманывать. Я помочь хочу. Не только тебе, но и всему Роду. И исправить то, что сделали наши родичи.

Да уж. Хотели, как лучше, а получилось, как всегда. Виктор Степаныч, как же ты был прав…

— Ладно, — белая, слегка прозрачная, рука легла в мою ладонь. — А ты знаешь, что нужно делать?

— Понятия не имею. Но на правах сильного духа попробую сымпровизировать. Меня ведь не зря выбрал Род на твое место. Осмелюсь предположить, что он у меня на быстром наборе.

— Что? — не понял дух.

— Шутка такая. Неудачная. В мире, откуда я пришел, можно было в старых сотовых настроить вызов конкретного номера по одной клавише. Это называлось быстрым набором номера. Я просто провел аналогию с тем, что смогу легче связаться с Родом, раз я у него хожу в любимчиках.

Понять бы еще точно, почему…

— Как странно, — улыбнулся дух. — Кажется, со мной никто целую вечность не разговаривал о таких пустяках. Так приятно.

— Одинокий ты бедняга. Ничего, сейчас попробуем вытащить тебя куда следует.

— А зачем ты мне помогаешь? — внезапно отстранился дух. — Мы ведь тебе чужие.

— Не чужие. Раз меня поместили в твое тело, значит, я тоже принадлежу к этому Роду. А если так, значит, мы все — родня, пусть и в разных мирах. Я слишком рано понял, что нет ничего дороже семьи, Миш. В своем старом мире она развалилась. Почти полностью угасла. И я не хочу, чтобы и твоих постигло то же самое. И раз я теперь занимаю твое место в том мире, то и ты тоже моя семья, а я буду о тебе заботиться. Уж как могу. Ты-то точно ни в чем не виноват.

Дух опустил голову.

— Спасибо, — прошептал он. — Теперь я понимаю, почему меня сместили и взяли тебя. Я бы так не смог.

— Чего не смог?

— Пойти неведомо куда ради кого-то, кого даже не знаю. Я трус, понимаешь? Всегда им был. Боялся лишний шаг сделать, чтобы не разгневать отца и деда. А ты смог. Потому, наверное, Род тебя и выбрал. Ты не боишься. И ты добрый. Может и правда, что Род не ошибается…

— Ладно, отставить сопли, — шутливо скомандовал я и взял духа за плечо.

Забавно, что, несмотря на контакт, у меня не было никаких физических ощущений. То есть я осознавал, что вел его, но не чувствовал самого прикосновения. Скорее, просто знал. Хотя при этом оттенки переживаний и интонации голоса прекрасно улавливались. Какое же странное все-таки место.

А может все это и вовсе было лишь проекцией в моей голове, чтобы придать происходящему хоть сколько-нибудь понятный вид. Как бы то ни было, я встал рядом с духом, закрыл то, что можно было сейчас назвать глазами, и воззвал.

— Род, явись! Древо, воплотись! Дух мятежный, в Род вернись!

Не знаю, сколько я повторял эти воззвания. Раз за разом, одно за другим. И каждый раз я мысленно тянулся к шару света, который, как мне казалось, являлся сосредоточием родовой силы.

— Гляди, — наконец Миша указал на клубы бледно-серого тумана. — Там что-то происходит…

Туман образовывался непонятно из чего, словно возникал сам по себе. И приближался. Клубился, вихрился, обретал множество форм… Бледный-бледный, почти белый. Но все же он был чем-то новым для этого места.

— Что это? — испуганно спросил дух и, словно ребенок, крепче схватил меня за руку.

— Чтоб я знал.

Туман подошел почти вплотную, охватил нас. А затем рассеялся на клочки. Мы увидели, как из белого небытия и ошметков тумана начало вырастать белое древо. То самое, с множеством ветвей и необъятным стволом.

— Вот оно, — шепнул я. — Дерево, на которое тебе придется залезть. Ты ведь умеешь, я видел в твоих воспоминаниях. Ты хорошо лазал.

Дух Миши завороженно пялился на разраставшееся прямо у нас на глазах древо.

— Какое красивое…

— Теперь оно будет твоим домом, если я все правильно понимаю.

Клубы тумана снова обрели форму, и я узнал полупрозрачные силуэты духов. Те самые, через толпу которых я проходил в прошлый раз, когда сам лез по дереву к шару света. Духи столпились перед древом — и я сбился со счета, пытаясь понять, сколько их было.

Я осторожно выпустил Миши духа из своих пальцев.

— Видишь их? — указал я на духов.

— Да. Кто они?

— Наша родня, которая уже покинула мир живых. Тебе нужно присоединиться к ним. Войти в Род.

— Как?

— Лезь на дерево, — улыбнулся я. — И слушай духов.

Одна полупрозрачная фигура отделилась от толпы и направилась к нам.

— Ну все, с богом. Иди, — поторопил я. — Они укажут тебе, что делать.

Прежний Миша сделал несколько робких шагов и обернулся.

— Спасибо.

А потом он не пошел — поплыл, как и я в прошлый раз. Приблизился к фигуре — сейчас я понял, что у нее были скорее женские очертания. Надеюсь, мама. Надеюсь, я сделал все правильно.

Я поднял глаза наверх, к невыносимо яркому шару света.

— Скажи, что я не ошибся. Скажи, что я все исправил.

Мне никто не ответил. Но, опустив глаза, я увидел, как дух прежнего Миши принялся карабкаться по стволу дерева, цеплялся за ветки, и чем выше поднимался, тем сильнее походил на воздушный шарик — словно его притягивало к шару света. А затем, когда он оттолкнулся, вспорхнул в верхушки громадной кроны и полетел прямо к шару света, я улыбнулся.

Все шло так же, как и было со мной. Наверное, это было правильно.

Надеюсь.

— Род, прими отчаянную душу и даруй ему упокоение, — прошептал я и закрыл глаза.

Пора было возвращаться к тем, кто сотворил все это с Мишей.

У меня был к ним серьезный разговор.

Глава 6

Когда я открыл глаза, уже смеркалось. Руки, казалось, намертво приросли к дубу, я окоченел и с трудом оторвал задеревеневшие пальцы от коры. Хорошо хоть, пальто накинул, хотя сейчас зубы отстукивали чечетку от холода.

— Вернулся, мон шери.

Бабушка сидела на корнях дерева, трость лежала рядом. И отчего-то кивернития — так по византийской моде называли старших женщин рода — не казалась ни уставшей, ни замерзшей. Наоборот, в сумерках мне показалось, что у нее даже цвет лица улучшился. Подпиталась от рода, пока я разруливал их косяки?

— Есть успехи? — спросила бабушка.

И на меня мгновенно накатили воспоминания о разговоре с духом прежнего Миши. Словно мне передалась вся его обида, вся ярость и щемящая в груди тоска от предательства родных.

Я молча повернулся к бабушке, и, увидев мое выражение лица, она схватилась за трость, чтобы приподняться.

— Мишенька, мон шери, что с тобой? Что случилось?

— Он мне все рассказал, — низко прорычал я. — Как вы могли с ним так поступить?

Бабушка удивленно захлопала глазами.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, душа моя. Кого ты видел? С кем говорил?

— С предыдущим владельцем этого тела, — ответил я, надвигаясь на нее. Я был выше бабушки на добрую голову, и ей пришлось встать повыше, чтобы не задирать подбородок. — С Мишей, твоим внуком. Он рассказал мне, что вы сделали.

— Ты и так это знал, — пожала плечами бабушка.

— А вы сами-то в курсе, что провели ритуал неправильно? Что вы ошиблись и обрекли его на вечное существование в пустоте?

— О чем ты говоришь? — возмутилась бабушка. — Его дух вернулся в родовой поток.

— Не вернулся. Он застрял между этим телом и потоком. Потому что вы изволили недостаточно подготовиться.

Бабушка глядела на меня с недоверием.

— Тебе было видение об этом?

— Не просто видение. Я говорил с ним.

Кивернития охнула.

— Так он все это время…

— Да, — кивнул я. — Дух создавал помехи в использовании родовой силы, что, как мне думается, логично. Ему очень больно, и он считает, что вы его предали. Но, к счастью, у меня, кажется, получилось отправить его в поток.

Ноги бабушки подкосились, трость не выдержала и соскользнула, и мне пришлось подхватитькивернитию.

— Господи помилуй… Но я же все учла…

— Не все, как видишь. И не знаю, почему Корф оказался в усадьбе так быстро в тот вечер, но, быть может, ошибка тоже могла выдать ваш ритуал.

— Подожди, мон шери. Не может… Не может такого быть.

— Зачем мне лгать? Откуда у нашей семьи вообще остались знания о родовой магии? Ведь это запрещено, а в Аудиториуме никто не учился.

Бабушка обмякла в моих руках, и я усадил ее на корни. Она приложила руку к груди, дышала тяжело. И резко побледнела.

Твою мать, этого еще не хватало.

— Ба, ты как? — я опустился рядом с ней. — Тебе плохо?

— Дышать… Дышать больно. Сердце прихватило.

— Идем в дом.

— Да все хорошо, Мишенька. Сейчас отпустит. Новости ты принес шокирующие… Как же так вышло? Мишенька, миленький…

Еще бы. Я и сам был, мягко говоря, удивлен услышанным от духа. Бабушка стремительно бледнела и точно не симулировала — мне уже приходилось наблюдать приступы у людей с больным сердцем.

— Даже если самой пройдет, мы отправляемся домой, — велел я и оглянулся. Идти было далеко. Ба и так передвигалась очень медленно, а в таком состоянии я точно не хотел ее гонять. Бежать за слугами и оставлять ее одну? Тоже не вариант.

— Да что ты заладил… — прохрипела кивернития. — Сейчас все пройдет.

Я активировал “Берегиню” — сияние охватило меня, затем быстро перераспределил силу на руки и ноги, чтобы идти быстрее и стать выносливее.

— Ну, бабуль, скажи, как давно тебя носили на руках? — криво усмехнулся я и подхватил ее. Легкая, как пушинка. Матильда была тяжелее. А может просто я уже поднаторел в заклинаниях.

— Так еще дед твой, как обвенчались и он меня в усадьбу привез — единый раз тогда и был.

— Часто у тебя такая беда с сердцем?

— Мишенька, мне восемьдесят. У всех в моем возрасте либо сердечко шалит, либо еще какая неприятная оказия вылезает… — она прерывисто вздохнула. — А одаренные не бессмертны, увы. Мне еще везет, что я живу рядом с родовым древом — оно меня подпитывает. Так бы наверняка уже отдала богу душу.

— Лекарства-то есть? Или лекаря позвать, — я задумался, перепрыгивая через булыжник. — Хотя могу и сам подлечить попробовать, у меня получалось.

— Мишенька, не трать силу… Просто отведи меня домой. Оленька знает, что мне нужно давать в таких случаях.

Вот и славно. Я ускорился, вкладывая больше силы в скорость. Земля и грязь комьями вылетали из-под подошв ботинок, и я летел так быстро, как только мог.

Еще не хватало, чтобы ба словила инфаркт из-за угрызений совести. Так-то справедливо, но многовато смертей для одной семьи за столь краткий период. Кроме того, бабушка была моим единственным источником знаний о родовой магии. Пусть даже и с косячными ритуалами. Лучше, чем ничего. Я должен выяснить, как использовать силу, что мне досталось.

— Ба, не смей помирать, — сказал я, перепрыгнув через корягу в живописном лесочке. Пер напролом, прямо через рощицу, чтобы сэкономить время.

И когда особняк показался, я мысленно обратился к Оле. Впервые проворачивал это не с Ирэн. Хотя и понимал, что сестра не сможет ответить.

“Оль, бабушке плохо. Сердце, — мысленно сказал я, достучавшись до ее образа. — Приготовь лекарства. Сейчас будем”.

Ответа не последовало, но я точно понял, что она меня услышала. Ирэн еще во время обучения обращала мое внимание на ощущения, которые позволяли понять, дошло “сообщение” до адресата или нет. Всего на секунду голову охватило приятное тепло — так у меня проявлялись признаки успешного контакта.

Бабушка закрыла глаза и захрипела. Ага. Само пройдет. Как же.

Я остановился и, удерживая ее на руках, все же провел ладонью над грудью, ища очаг боли. Делал все на чистой интуиции — не знал, как в этой ситуации применять “Живую” или “Мертвую” воду. Поэтому просто взял немного силы из источника и, приложив ладонь к области сердца бабушки, передал ей.

— Давай… Заводись, моторчик.

Она стала дышать чуть ровнее. Уже хорошо. Снова бросив силы в “Берегиню”, я побежал дальше.

Нас уже ждали. Оля, умничка. Двое лакеев подхватили бабушку и тут же понесли на кушетку в гостиной.

— Что случилось? — коротко спросила сестра.

— Распереживалась. Нервы. Сказала, сердце. Я посмотрел силой — вроде оно. Может все же лекаря?

— Уже вызвали, сейчас будет.

Оля кивнула и принялась отдавать распоряжения с манерами прирожденной сестры милосердия. Аптечка уже была подготовлена, слуги беспрекословно подчинялись — и делали все умело. Значит, уже не в первый раз…

Матильда вышла и направилась прямиком ко мне.

— Решил вопрос?

Я рассеянно кивнул.

— Да. Но, боюсь, дорогой ценой.

Сейчас я даже не знал, хорошо или плохо было, что отец сегодня отсутствовал в усадьбе. С одной стороны, хотелось припереть его к стенке и выяснить все про порядок проведения ритуала. Понять, в чем они ошиблись, чтобы впредь подобного не допускать. Но внезапный приступ бабушки снизил мою злость.

Сколько раз я бегал со своей родной Ба — возил по поликлиникам, таскал передачки в больницу, когда ей меняли клапан на сердце… Словом, время для разборок еще будет.

Надеюсь.

***

— Миш, — Оля устало прислонилась к дверному косяку. — Бабушка тебя зовет.

Я отставил чашку с остывшим чаем в сторону.

— Ей лучше?

— Да. Доктор только что ушел. Иди к ней.

Я переглянулся с наставницей. Матильда коротко мне кивнула — к ней вернулась привычная сдержанность, словно и не было никакой безумной баронессы. Биполярочка, не иначе.

— Ступай, Михаил, — сказала наставница. — Потом, если все будет хорошо, поедем в город. У меня планы на вечер.

Я торопливо выбрался из-за стола и направился в малую гостиную, где разместили бабушку. Наверх в ее спальню поднимать не стали — из соображений оперативности.

Стараясь не шуметь, я осторожно открыл дверь и пробрался внутрь. Малая гостиная имела еще и функцию библиотеки — наш особняк был не очень большим, и отдельного помещения под читальный зал не предусматривалось. Отец и дед любили проводить здесь вечера. Да и я нашел пару приятных воспоминаний об этом месте, покопавшись в памяти прежнего Миши. Занятно, что сейчас стало гораздо легче вспоминать чужую жизнь. Видимо, возвращение духа в Род и правда прошло удачно.

— Мишенька, это ты? — я подошел на слабый голос бабушки. Она лежала на кушетке, накрытая узорчатым шерстяным одеялом. И казалась слабой и тонкой.

— Ты меня звала.

— Да. Раздвинь, пожалуйста, шторы, мон шери. Люблю глядеть на луну.

Я быстро выполнил просьбу и вернулся к кушетке.

— Как ты, Ба?

— Присядь, Мишенька.

Я расположился в кресле рядом с кивернитией.

— Сейчас уже получше?

— Конечно. У нас хороший лекарь, пусть и рангом слабоват. Но дело свое знает, — она улыбнулась. — Вы еще не скоро повезете меня в лазарет для одаренных.

Что ж, тем лучше.

— Так о чем ты хотела поговорить?

Бабушка устроилась на подушках поудобнее и протянула мне руку.

— Я позволила себе небольшую вольность, когда ты общался с Родом. Еще когда ты только приехал. Я увидела, что твоя душа мечется и не знает покоя. Прости, что сделал это без спроса.

— Что ты сделала?

— Немного залезла тебе в душу. Не в голову, в душу. Я же не менталист… Поэтому воспользовалась силой Рода. И образы, которые мне показал поток, очень меня обеспокоили, мон шери.

— Мне неприятно, что ты сделала это без спроса, — резче, чем собирался, сказал я. — Это недопустимо. Больше так не делай.

— Я беспокоилась о тебе.

Ага, о прежнем Мише вы тоже пеклись. И вот чем это закончилось.

— Дай слово дворянки, что более себе подобного не позволишь. Я почитаю тебя как старшую женщину рода и уважаю твой бесценный опыт. Но лезть внутрь себя больше не позволю.

— Прошу прощения, — поджала губы бабушка.

Она явно не ожидала от меня настойчивого отпора. Что ж, вы сами хотели призвать сильного духа — получайте. Я всегда был добрым парнем, но добро у меня с кулаками.

— Итак? — поторопил ее я.

— Слово дворянки, что больше не стану читать тебя без твоего согласия, Михаил.

Я кивнул.

— Благодарю. Но раз уж случилось то, что случилось, что именно тебя насторожило?

— Ты ищешь. Тянешься к знаниям, что должны быть под замком во благо всех нас. Но ты продолжаешь искать.

Я хмыкнул. Неужели поток показал ей мои потуги в расследовании? Казалось бы, она одна из первых должна быть заинтересована в моем успехе и поимке таинственного Радаманта. Все же дядя Андрей был ей сыном, хотя тепла между ними я не помнил. И тем не менее.

Сухая морщинистая рука накрыла мою ладонь.

— Прекрати поиски, Мишенька, — прошептала бабушка. — Ради всего святого не лезь в это. Ничем хорошим не закончится — ни для тебя, ни для нас, ни для всех остальных. Пусть то, что должно быть сокрыто, останется тайным.

Я напряженно уставился в ее усталые слезящиеся глаза. Она выдержала мой взгляд и отлично держала лицо. Голос ее дрожал от усталости и перенесенной боли, но лицо оставалось непроницаемой маской. Сразу видно, кого воспитывали дворянином с самого детства.

— Эту тайну хочу раскрыть не я один. И, думаю, у того, кто едва не разнес наше кладбище, получится сделать это куда быстрее.

Бабушка мотнула головой.

— Все это — дела давно минувших лет, мон шери. Не стоит ворошить прошлое. Нам, — она обвела рукой пространство вокруг себя, — особенно. Иначе тебя просто убьют. И убьют не те, от кого ты этого ожидаешь.

— Что ты имеешь в виду? — Я подался вперед, но бабушка отвернулась.

— Я все сказала. Между строк читать ты умеешь, а говорить об этом открыто и вслух опасно. Даже здесь — опасно. Теперь ступай и делай все, что велят тебе Корф и эта несчастная мадемуазель.

Она перевернулась на другой бок, давая мне понять, что аудиенция была закончена.

— Во что вы вляпались? — я вскочил с кресла и навис над ней. — Хоть ты скажи! Мы так не договаривались, когда вы затащили меня сюда.

Она не ответила. Пару мгновений спустя комнату наполнили звуки храпа.

Ну ё моё.

— Мы не закончили, — я направился к двери и обернулся. — Я докопаюсь.

Только осталось дождаться повода, который развяжет мне руки перед Корфом.

***

Черный немецкий монстр медленно катился по загруженному Вознесенскому. Нас с Матильдой угораздило въехать в город в самый час пик, поэтому мы добрых полтора часа толкались по городу. Леня недовольно урчал, жрал бензин в исполинских масштабах, а я все прокручивал в голове предостережения бабушки.

Все, кроме Радаманта, настойчиво намекали на то, что мне не стоило ворошить прошлое. Из всех одаренных и посвященных в связь нападений лишь человек с кривым лицом подначивал меня влезть в это дело еще глубже. Вербовал, зараза.

А я лавировал где-то посередине, не желая примыкать ни к тем, ни к другим. Но любопытство брало верх. И что-то подсказывало мне, что когда я наконец-то докопаюсь до истины, и если докопаюсь, то одну из сторон мне все же придется занять.

Выбор все равно придется сделать. Но прямо сейчас я предпочитал играть за себя, не вредя при этом другим. Интересно, долго ли у меня получится так выплясывать?

— Аллилуйя! — Матильда припарковалась на именном месте во дворе особняка. — Не выношу пробок.

— Согласен. Бессмысленная трата времени, — рассеянно ответил я.

— Михаил, ты чего?

Я поднял на нее глаза.

— В смысле?

— Чего раскис?

— Все нормально, ваше благородие. Просто задумался.

— Ты мне главное скажи — с силой стало понятнее?

Я пожал плечами.

— Не рискнул пробовать что-то мощное в Ириновке, а то опять людей Корфа сорвем с места. Как вернемся в ваше Лебяжье, там на Полигоне и проверим. Но, думаю, все встало на свои места.

— Расскажешь, что там было?

Я покачал головой.

— Прошу прощения, но не могу. Семейная тайна.

Матильда отнеслась к этому с уважением.

— Понимаю. Но хотелось спросить. Я мало что знаю о родовой магии, углубленный курс не брала.

— Думаю, и не стоит, — мрачно отозвался я.

Но если поступлю в Аудиториум, то займусь этой специализацией вплотную. А то после встречи с этим духом Мишей почти что мальчики кровавые в глазах…

Мы выбрались и зашли в особняк с дворового хода. Слуги, переполошившиеся от нашего внезапного появления, торопливо поклонились. Невозмутимый Василий подобающе поприветствовал нас, а затем наклонился к уху Матильды и что-то шепнул.

Наставница насторожилась.

— Он еще здесь?

Василий кивнул.

— Ждет вас в гостиной.

— Хорошо, подайте туда кофе, — баронесса обернулась ко мне. — Идем, Михаил.

В гостиной нас дожидался один из людей Корфа. Я запомнил этого молодого парня — он оформлял мои документы, когда меня замели вместе с Андрюшиным. Только его фамилия напрочь вылетела у меня из головы. А вот Матильда его, как выяснилось, знала.

— Здравствуй, Кеша.

“Ищейка” поднялся в знак приветствия.

— Матильда Карловна. Михаил Николаевич…

— Что стряслось? — Сразу перешла к делу наставница. — Я всегда рада видеть бывших сослуживцев, но, прости за откровенность, что-то вы зачастили.

— У меня есть вести от его превосходительства. Вальтер Макарович сказал, что это может вас коснуться. Не напрямую, так косвенно. Поэтому решил передать лично — все равно мне по дороге. — Иннокентий неловко улыбнулся. — Да и от вашего пуэрториканского кофе грех отказываться…

— Что за новости, Иннокентий…

— Гурьевич.

В гостиную внесли дымящиеся чашки, и наставница дождалась, пока слуги уйдут.

— Кеша, не томи, — поторопила она.

— Сегодня снова был инцидент, — понизив голос, сказал “ищейка”. — Нападение.

Матильда нахмурилась.

— Кто на этот раз?

— Берут все выше. Шуваловы.

— О господи. Что с их сиятельствами? Есть жертвы?

Иннокентий кивнул.

— На этот раз наш таинственный друг изменил тактику. Мертвы все.

Глава 7

Если я ничего не путал, то Шуваловы были именитым и влиятельным графским родом. Родовое имение старшей ветви обширного семейства располагалась к северу от города, в сторону Выборга. Я еще по прошлому миру помнил живописный парк с прудами и тихой речкой. Только в моей прошлой жизни все это дышало ветхостью и запущенностью.

И теперь все, кто находится в Шуваловской усадьбе в этот злополучный день, погибли. Радамант действительно стал метить выше. И окончательно пересек черту.

Но почему он тогда оставил в живых остальных?

Матильда прерывисто вздохнула и опустилась в кресло. Дрожащими пальцами потянулась за курительными принадлежностями.

Иннокентий скорбно склонил голову.

— Знаю, вы были близки с некоторыми членами графской фамилии. Примите мои соболезнования, Матильда Карловна.

Наставница рассеянно кивнула.

— А что же Аркадий Павлович? — сдавленно спросила она. — И Екатерина Константиновна? Они тоже…

— К сожалению, да. Род Шуваловых обезглавлен.

Матильда достала длинную коричневую сигариллу и подчеркнуто аккуратно, словно выполняла важнейшее дело в жизни, вставила ее в мундштук, а затем прикурила от малюсенькой “Жар-птицы”. Получилось не с первого раза.

Все краски спали с ее лица в один миг. Никогда не видел ее такой… даже не расстроенной — потерянной. Видимо, Шуваловы и правда были ей близкими друзьями. Судя по расположению имений, они вполне могли часто видеться со Штоффами — у обеих семей родовые владения находились на севере. Могли дружить семьями и даже вести совместные дела.

— А что дети? — выдохнув тонкую струйку дыма, наконец спросила Матильда. — У них же три девочки…

Иннокентий отвел глаза.

— В живых не осталось никого. Простите, что принес столь ужасные вести.

Матильда тихо всхлипнула, но быстро вытерла навернувшиеся слезы тыльной стороной ладони и дерзко вскинула подбородок.

— Как это произошло? Как их убили?

— Я не уполномочен рассказывать подробности…

— Кеша!

“Ищейка” тяжело вздохнул.

— Ладно. Но, прошу, ни одно слово не должно выйти за пределы этой комнаты. Иначе меня ожидают большие неприятности.

— Слово дворянина, — мгновенно отозвался я. — Мы вас не подставим, Иннокентий Гурьевич. Молю, расскажите хоть что-нибудь.

Молодой человек прихлебнул немного кофе и тоже достал сигарету. Да блин, их что, Минздрав не предупреждал? Я поспешил открыть окно.

— Господский дом сгорел до основания. Красивая была усадьба. Старинная… Тела еще на экспертизе, но я слышал от специалистов, что ранения имеют и огнестрельный характер, и магический.

Я кивнул. У нас могло быть так же. И вроде так же было с остальными. И правда похоже на почерк Радаманта.

— Но почему у Шуваловых устроили смертную бойню, а нас и других пощадили? — спросил я. — Ну, относительно. Жертвы были, но скорее случайные.

Иннокентий пожал плечами.

— Этого мы еще не выяснили. Но непременно поймем, обещаю.

— Не давай обещаний, которые не сможешь выполнить, — тихо отозвалась Матильда. — Никогда не давай, Кеша.

— Вести дошли до императора, — ответил “ищейка”. — Случай вопиющий, и все Отделение уже взгрели. Так что тут не отвертимся. Виновного найдут и уничтожат.

— Но это будет непросто, — отозвался я. — Раз до сих пор даже не смогли предотвратить новые случаи после нас. И ставки террористы все время повышают.

— Справимся, ваше сиятельство.

Наставница молча покачала головой.

— Хуже всего то, что в свете началась паника, — продолжил Иннокентий. — Когда напали на Соколовых, инцидент удалось замять. Статья Андрюшина прошла почти незамеченной. Ну и мы со своей стороны постарались, чтобы никто не распускал слухи. С Лисницкими было сложнее — это всплыло наружу, однако Корф поднял все связи, чтобы успокоить панику. Но после случившегося с Шуваловыми…

— Потому что это катастрофа! — на грани истерики воскликнула Матильда. — Конечно, что свет паникует. Вместо того, чтобы защищать людей вы все только заминали!

“Ищейка” выдержал поток эмоций наставницы.

— Увы, это не я решаю, Матильда Карловна, — спокойно ответил он, но вид имел виноватый. — Вы прекрасно знаете, что права голоса у меня нет. Однако уже известно, что Его Величество повелел отменить все мероприятия и балы, закрыть салоны. Дворяне в спешке покидают Петрополь.

— Их это не спасет, — возразил я. — Ведь и на Лисницких, и на нас, и на Шуваловых напали загородом.

— Согласен. Кто-то решил временно перебраться в Москву, а то и дальше. Так террористам будет сложнее до них добраться.

Так себе идея. Если Радамант захочет кого-то укокошить, то достанет из-под земли. И под какой-нибудь Рязанью или Торжком будет куда проще организовать нападение незаметно. Я сильно сомневался, что даже тайное отделение располагало настолько гигантскими ресурсами и армией, чтобы приставить к каждому роду охрану.

Так что Радамант, пожелай он угробить еще кого-нибудь с особым цинизмом, своего добьется. Отчего-то я и сам уже начинал в это верить. И панику посеять ему удалось. Несколько спланированных акций устрашения — и вот, даже одаренные Благодатью аристократы уже побежали, поджав хвосты. Может не все. Но женщин и детей точно отправят как можно дальше.

— И отдельная новость для вас, Михаил Николаевич, — Иннокентий перевел взгляд на меня. — В данный момент решается вопрос между правительством и Аудиториумом относительно переноса вступительных испытаний. Не все родители готовы рисковать, особенно после того, что там случилось во время Смотра.

Что ж, тоже логично. Но что мне теперь, застрять у Матильды в Лебяжьем? Готовиться-то надо…

— Это точно? — спросил я.

— Пока нет, ваше сиятельство. Говорю же — вопрос обсуждается. Аудиториум — школа старой закалки, переговоров с террористами ректор вести не хочет и не готов идти на уступки. Возможно, администрации сторгуются на усилении мер безопасности.

Я кивнул.

— Благодарю за информацию.

Матильда поднялась с кресла, подошла к серванту и достала пузатую бутыль. Налила себе, молча взглянула на Иннокентия. Тот мотнул головой.

— Не могу, ваше благородие. За рулем.

Выпив жидкость залпом, наставница поморщилась.

— Я забираю воспитанников и увожу в Лебяжье. Завтра же утром.

“Ищейка” кивнул.

— Мы можем прислать вам дополнительную охрану.

— Спасибо, сами справимся. Да и, честно говоря, не остановит она, если Радамант решит обрушить на нас свой гнев. У Шуваловых была великолепная охрана. Настоящая маленькая армия. А толку?

— Справедливо, — пожал плечами гость.

Я подошел к Иннокентию и наклонился над его ухом.

— Вы обыскивали Андрюшина?

— Разумеется, ваше сиятельство.

— Видели список фамилий из Сената?

“Ищейка” нахмурился, вспоминая.

— Вроде было в описи. Да, что-то точно было… В тетради.

— Обратите внимание на этот список. Все фамилии жертв нападения — оттуда. Возможно, журналист и правда что-то накопал.

Иннокентий с недоумением на меня уставился.

— Откуда вы об этом знаете, ваше сиятельство?

Пришлось быстро вспоминать, что я там наплел в объяснительной.

— Я ведь подошел к Андрюшину в библиотеке, — приняв невинный вид, пожал плечами я. — Пока разговаривали, обратил внимание на книгу и то, что он в ней искал. Там перечень участников Особой комиссии по вопросам ограничения применения Благодати Сената. Мне еще бросилось в глаза, что фамилии были знакомые. Ведь среди них фигурировала и моя.

Разумеется, свою копию списка я ему не отдал. Еще небось самому пригодится. Пусть “ищейки” выполняют свою работу. Зря что ли налог идет в казну?

Иннокентий задумчиво кивнул.

— Благодарю, ваше сиятельство. Попрошу коллег обратить на это внимание, если они еще этого не сделали. Я ведь не занимаюсь непосредственным ведением расследования. Так, на подхвате… А теперь, — он залпом допил остывший кофе и поднялся. — Мне нужно идти. Боюсь, ночью могут вызвать, а хотелось бы успеть поесть переодеться. Благодарю за гостеприимство, Матильда Карловна.

Он слегка поклонился нам с баронессой.

— Еще раз приношу соболезнования. Жаль, что встретиться пришлось по такому поводу.

Иннокентий вышел. Матильда молча прикрыла глаза и снова взялась за бутылку виски. Плеснула в стакан на два пальца и устало опустилась в кресло.

— Кем они вам приходились? — осторожно спросил я. — Шуваловы. Вы очень расстроились, узнав об их гибели.

— Старые друзья семьи. Одна из девиц Шуваловых была моей теткой. Так что, можно сказать, родня, пусть и не самая близкая. — К моему удивлению, Матильда перекрестилась и опустошила стакан. — Упокой Господи души рабов твоих.

Я старался не обращать внимание на это богохульство. Каждый справляется с горем как может.

— Михаил, оставь меня, пожалуйста, одну, — попросила наставница. — Мне нужно немного времени… чтобы примириться.

Было больно глядеть на женщину, которую я всегда видел лучащейся силой, энергией и обаянием. Сейчас же она сжалась, казалась хрупкой, потерянной. Для своих тридцати с хвостиком она обычно выглядела ослепительно, но горе проложило на лице Матильды скорбные морщинки.

— Конечно, — кивнул я. — Мы можем что-нибудь для вас сделать?

Она наградила меня слабой улыбкой.

— Спасибо, Михаил. Но, боюсь, никто не может. Есть вещи, с которыми мы должны справляться один на один. Ступай, проведай ребят. Только не говори им пока что о Шуваловых — я сама расскажу. Не хочу, чтобы девочки прорыдали всю ночь. Пусть хотя бы еще вечер отдохнут.

— Как пожелаете, ваше благородие.

Я вышел и, плотно закрыв дверь, привалился к стене. Кулаки сжались сами по себе. От гнева, от бессилия. Что я мог сделать, чтобы остановить это безумие?

Ни хрена я не мог. И от этого было еще больнее.

Вроде и Матильда, и Ирэн, и даже моя, с позволения сказать, родня на самом деле были мне чужими людьми. Вроде я не должен был чувствовать к ним привязанности. Однако вот беда — чувствовал. Видимо, мне настолько хотелось наконец-то обрести верных друзей и близких, что я ухватился за них как тонущий за соломинку. Даже стерва Ирэн успела занять место у меня в душе, а ведь сначала хотелось оттаскать наглую девицу за волосы.

Горе пришло в Петрополь. Видимо, самым модным цветом этого сезона станет черный.

***

Ритуал Скрепления клятвы проходил несколько торжественнее, чем я предполагал.

На следующее утро после новостей о гибели Шуваловых мы вернулись в Лебяжье. Здесь, в просторной усадьбе, и правда было спокойнее. Над Петрополем нависла пелена тревоги — напряжение чувствовалось даже в колючем балтийском воздухе. До области паника еще не добралась.

В Лебяжьем было холодно, промозгло, но безопаснее. Матильда так и не согласилась на предложение Тайного отделения приставить охрану, но вместо этого усилила собственную. Я все еще сомневался, что это поможет, да и наставница прекрасно все понимала. Но, видимо, имитация бурной деятельности ее успокаивала. Давала иллюзию контроля над ситуацией.

Ирэн и Сперанские приняли новости близко к сердцу, особенно моя белокурая подруга. В машине она ревела у меня на плече всю дорогу, а Поля просто замкнулась в себе так, что почти перестала разговаривать. Лишь братьям отвечала, да и то односложно.

Так прошло два дня — в трауре, молчании и страхе. Даже слуг проняли новости о чудовищном массовом убийстве.

Но баронесса быстрее всех пришла в себя. Чтобы хоть как-то отвлечь племянницу от горя, Матильда напомнила Ирэн о необходимости принести клятву, дабы скрепить долг жизни. Ритуал, как мне рассказали, обещал быть простым, но, как говаривал Василий Иванович в известном анекдоте, был нюанс.

И теперь я стоял перед запертыми дверями в самой старой части особняка, дрожал от холода и ждал полуночи. А вместе с ней — ту, что должна была принести мне клятву.

Ирэн появилась первой. Шла по длинному каменному коридору со свечой в руке. Облаченная лишь в простую белую рубаху и шерстяную шаль, с распущенными длинными золотыми волосами. И шла босиком. Меня пробил озноб только от одного взгляда на ее голые ступни. Но девчонка стойко терпела.

Следом за ней шли свидетели приносимой клятвы. По правилам, их должно было быть не меньше пяти. Матильда, трое Сперанских и — внезапно — Василий. Каждый тоже нес по свече. И хотя бы они были одеты тепло.

Приблизившись ко мне, Ирэн поклонилась. Не исполнила привычный реверанс, а именно поклонилась. До земли.

Матильда загремела связкой старых ключей и, выбрав нужный, отперла массивный, похожий на амбарный, замок. Наставница распахнула двери, и мне в нос ударил запах сырости и спертого воздуха. Еще здесь пахло чем-то вроде благовоний — тяжелый сладковатый аромат, которого я не знал.

— Прошу входить, — шепнула баронесса. — Будьте осторожны. Это самое сердце нашей усадьбы.

Здесь не было ни единого окна, да и само помещение оказалось совсем небольшим. Круглый зал без отделки — стены голые, из темного камня. Никакой мебели, никаких украшений или убранств. В центре зала располагался каменный столик, на котором на мраморной подставке сверкало и переливалось всполохами разных цветов что-то маленькое.

— Осколок, — выдохнул я, догадавшись.

Матильда кивнула.

— Это наша родовая реликвия. Клятва будет принесена над Осколком, ибо это — величайшая ценность нашей семьи. Он скрепит клятву своей силой.

Пятеро свидетелей встали у круглой стены на равном расстоянии друг от друга. Света, как ни странно, хватало. По крайней мере я мог различать контуры, да и свечные огоньки придавали этому действию больше мистицизма и торжественности.

— Ирэн, ты готова? — спросила баронесса.

Девушка кивнула.

— Да.

— Тогда начинайте.

Ирэн поставила свою свечу на столик возле Осколка так, чтобы оплывающий воск не попал на реликвию. Затем опустилась предо мной на колени, а одну руку положила на реликвию.

— Я, Ирина из рода Штоффов, носительница Благодати, в присутствии пятерых свидетелей из одаренных и неодаренных, клянусь своей жизнью и целостностью Осколка своей семьи, что беру на себя долг жизни перед тобой, Михаил из рода Соколовых. Клянусь выполнить любую твою волю и освобожусь от клятвы лишь тогда, когда исполню твое веление.

Ее голос отзывался тихим эхом и тонул где-то под сводами старого зала. Я положил одну руку на Осколок, а второй взял свободную ладонь Ирэн — так требовал обычай. Осколок оказался холодным, обжигающе ледяным. Девушка подняла на меня глаза и доверчиво улыбнулась.

— Я, Михаил из рода Соколовых, принимаю твою клятву.

— Да свяжет эту клятву Благодать Осколка Штоффов, — ответила Ирэн. — Да расколется он на десять частей, если я ее нарушу. Да покинет жизнь мое тело, если ослушаюсь. Подчиняюсь тебе, Михаил из рода Соколовых, и молю о доброй воле.

Да уж. Ничего себе клятва. Признаться, я до последнего не верил, что все будет настолько серьезно. Однако теперь эта девица и правда от меня зависела.

— Да будет так, — отозвался я.

И в этот момент Осколок вспыхнул. Сверкнул всеми цветами радуги, осенив стены зала ярким, почти дневным светом. Сияние охватило нас с Ирэн и погасло через пару мгновений. Только на долю секунды я заметил, как тонкая светящаяся нить обвилась вокруг шеи девушки. Словно петля затянулась.

— Клятва принесена, — Матильда подошла к нам, взяла свечу и передала мне. — Помни о моей просьбе, Михаил.

***

“Михаил, спустись, пожалуйста”.

Ментальный зов Матильды застал меня врасплох. От неожиданности я едва не выронил зубную щетку — как раз заканчивал утренние банные процедуры после тренировки.

“Что-то срочное?” — сосредоточившись, ответил я. Ментальное общение все еще давалось мне с трудом.

“Пришли кое-какие вести из Аудиториума. Думаю, тебе будет интересно. Ждем тебя в столовой”.

Глава 8

“Пять минут”, — ответил я и торопливо дочистил зубы.

Новости из Аудиториума — это всегда интересно. И важно. Особенно сейчас, когда все стало еще сложнее и совершенно неопределенно.

Напялив привычную форму без опознавательных знаков — хвала добрым горничным, что ежедневно чистили подарок Корфа, я обулся, кое-как причесал недосушенные волосы и выбежал в коридор.

И едва не сбил с ног Ефросинью.

— Ой, господи! — пискнула стилистка, нагруженная пакетами с чем-то нетяжелым, но объемным. — Доброе утро, ваше сиятельство. Почему вы так торопитесь?

— Доброе, — поздоровался я и взглянул на ее ношу. — Прошу прощения. Помочь донести?

— Что вы, ваше сиятельство… Я сама.

— Не обсуждается.

Я буквально насильно отобрал у нее пакеты. К слову, те оказались тяжелее, чем выглядели. Под шуршащей бумажной оберткой обнаружились отрезы черной ткани.

— Нижайше благодарю, Михаил Николаевич, — Фрося семенила за мной, глухо стуча каблучками по ковру. — Но это было излишне. Негоже вам так утруждаться ради меня.

— Негоже женщинам таскать тяжести, — отрезал я. — Вы мастерица, а не грузчик. А если бы руки перетрудили? Как вам тогда работать?

Девушка зарделась и смущенно отвела глаза. Ну приятно же, чего отпираться? Всегда приятно, когда помогают. Да и поддерживать дружбу с ней было полезно. Тем более что меня это совсем не обременяло.

Когда мы подошли к двери ее кабинета, Фрося торопливо отперла замок и распахнула дверь.

— Просто положите на стол, пожалуйста. Дальше я сама разберусь.

Из пакета высунулся краешек ткани. Явно очень дорогой, с интересным блеском.

— Готовите траурный гардероб?

Стилистка грустно кивнула.

— Да, ваше сиятельство. Их благородий пригласили на церемонию прощания с семейством Шуваловых. Все пройдет в родовом имении почивших. Я уже почти все подготовила к завтрашнему, но кое-чего не хватает. Буду срочно дорабатывать. Вот, взяла несколько отрезов про запас…

Логично, что Матильда и Ирка должны были быть в списке приглашенных, но мне ничего об этом не говорили. Впрочем, и не мое это дело. Хотя после того, что случилось на похоронах Петра, мне было боязно отпускать Штоффов прощаться.

Паранойя снова разыгралась. Шуваловы были очень знаменитым семейством. Влиятельным, с множеством связей и обширными владениями. И на их похороны должны были съехаться многие важные персоны. Вдруг Радамант попробует снова напасть на них в это время? Вдруг опять воспользуется человеческим горем?

Нужно поделиться опасениями с Матильдой. Хотя мне казалось, что наставница и сама должна была оценить риски.

На ее месте я бы не ехал. Как бы ни было горько и больно, но остаться в Лебяжьем было безопаснее.

— А на какую дату запланировано прощание?

Ефросинья тяжело вздохнула.

— Завтра в полдень. Чувствую, у кого-то снова будет бессонная ночь. И этот кто-то — я…

— Что-то вы зачастили бодрствовать по ночам, — мягко улыбнулся я. — Может вам подумать о поиске помощницы?

— Давно уж думаю. Но не уверена, что сейчас подходящее время. Вы же знаете, что в столице творится. Праздники и балы отменили, свет разъехался. Тут бы свое место сохранить.

— Конечно, сохраните. Куда же их благородиям без вас?

Фрося смущенно улыбнулась.

— Спасибо за теплые слова, ваше сиятельство. Вы очень любезны. И добры.

— Стараюсь, — пожал плечами я.

— Надеюсь, скоро этих страшных убийц поймают и город вздохнет спокойно. Если честно, я ужасно переживаю за их благородий. — На глаза Фроси навернулись слезы, а голос сел. — Матильда Карловна была очень дружна с Аркадием Павловичем и Екатериной Константиновной. И, скажу по секрету, они даже обсуждали возможность породниться еще ближе…

Хм. Интересно.

— Насколько мне известно, у Шуваловых было только три дочери. А у Штоффов нет наследников мужского пола…

— У Аркадия Павловича был младший брат. Павел Павлович. А у того — сын, племянник Аркадия Павловича. Семен Павлович. Хороший юноша. Сейчас он учится в Швейцарии. И до меня дошли толки, что Семен Павлович очень заинтересовался нашей Ирэн…

Вот как. Впрочем, сложно было его за это винить. Ирка — девица видная во всех отношениях. Неглупа, красавица, одаренная, с титулом и деньгами. Чего еще желать?

— Так, значит, Ирэн помолвлена? — удивился я.

В таком случае очень странно, что Матильда мне ничего не сказала. Если так, то это здорово все осложняет. И то, что Ирэн оказалась под воздействием Радаманта и воспылала ко мне чувствами, могло стать большущей головной болью для всех замешанных.

— Не думаю, — отозвалась Фрося. — Я бы знала. Полагаю, это были просто разговоры. Никаких официальных объявлений, как бывает в таких случаях, не делали. Да и некоторое родство уже есть, а это означает, что пришлось бы просить разрешения у Синода… Словом, не все так просто. Кроме того, сейчас Семен Павлович станет наследником Шуваловых, а это значит, что он сможет подыскать себе и более родовитую невесту… С его-то наследством можно претендовать даже на руку княжны.

— В любом случае — это не мое дело, — я попытался съехать с темы. Фрося действительно была полезным источником сведений о дворянской жизни, но матримониальные планы Шуваловых меня не интересовали. Да и вести из Аудиториума были важнее. — И, боюсь, мне нужно идти. Ее благородие меня ждет.

Стилистка понимающе кивнула.

— Еще раз благодарю, ваше сиятельство. Удачи!

Я вышел и взглянул на часы. Как обычно, у Фроси невозможно было пробыть недолго. Вечно застрянешь и заслушаешься.

“Михаил, где ты?” — раздраженно прозвучало у меня в голове. — “Все собрались, только тебя ждем”.

“Бегу, бегу!”

Значит, новости не только для меня, а для всех. Еще интереснее.

Проскочив коротким путем, я спустился по боковой лестнице, по дороге поздоровался со всеми слугами и наконец-то подошел к столовой.

В зале был аншлаг, и дело явно было не только в завтраке. По воскресеньям Штоффы в церковь не ездили, но распорядок дня все же немного меняли. Просыпались на час позже, завтракали — тоже. И еда была похожа на праздничную. А обстановка царила более домашняя — Матильда отпускала большую часть слуг, а мы сами обслуживали себя за столом. Лишь неизменный Василий — несгибаемый и вечный, словно скала, чопорно поклонился в знак приветствия и отодвинул стул, приглашая меня сесть рядом с Ирэн.

Девушка улыбнулась и под столом взяла меня за руку.

— Доброе утро, Миша! — стройным хором приветствовали меня братья Сперанские. Поля так и не оторвалась от блинчиков. Как обычно.

Матильда, сидевшая во главе стола, кивнула.

— Ты припозднился.

— Прошу прощения. Так что за новости?

Баронесса помахала в воздухе большим конвертом. Довольно пухлым, как мне показалось.

— Эти сведения стоили мне примерно четверть Лени, — сказала она, поймав наши заинтересованные взгляды. — Но источник внушает доверие. Надеюсь, средства потрачены не зря.

— Ну что там? — теряя терпение, ерзала на стуле Ирэн.

— Списки команд, в которые вас распределили, — победно улыбнулась Матильда. — Я еще не распечатывала пакет.

Сперанские уронили челюсти.

— Ого!

— Ничего себе…

Ирэн нервно сглотнула. А я завис над кофейником, так и не успев налить себе полную чашку.

— Как вы умудрились их добыть? — спросил я. — Ведь Аудиториум надежно хранит информацию.

Баронесса приняла загадочный вид.

— Из Аудиториума я бы не смогла ее вытащить. Однако администрация учебного заведения передала эти списки органам правопорядка. Ввиду особого положения в городе государевы структуры были проинформированы. И вот тут я подключила свои связи. И деньги. Так что сейчас мы узнаем, кто вам достался. Но, разумеется, все должны молчать.

Сперанские переглянулись и одновременно кивнули.

— Мы — могила.

Ирэн нахмурилась.

— У тебя не будет из-за этого проблем, тетушка? Все же это незаконно…

Матильда точным движением ножа вскрыла конверт.

— Отчаянным временам — отчаянные меры, моя дорогая. Если есть возможность перестраховаться, почему бы ею не воспользоваться? К слову, первый этап испытаний назначен на послезавтра. К девяти утра все вы должны быть на загородном Полигоне Аудиториума под Дудергофом.

Ирэн под столом сильнее сжала мои пальцы.

— Послезавтра… — шепнула она. — Боже, так скоро…

Но я, если честно, был только этому рад. Когда ждешь неизбежного, обычно наступает момент, когда настолько устаешь от ожидания, что хочешь только одного — чтобы все это поскорее наступило. Чтобы все закончилось. И нередко уже даже плевать на результат. Примерно это же я чувствовал и сейчас. Все эти пляски вокруг Аудиториума мне уже надоели. Каким бы ни был итог, я получу ясность и смогу думать, что делать дальше.

Матильда вытащила стопку листов из конверта и пробежалась глазами по первому.

— Меры безопасности будут усилены, — прочитав, сказала она. — Никаких родственников и ассистентов… На полигон будут допущены только абитуриенты. Разумно… Так, — она перелистнула страницу, — Что у нас дальше… О, нашла. Боря, Поля, вы в команде с Викторией Самойловой, Михаилом Урусовым и Христофором фон Талем.

— А я? — удивился Коля.

— Тебя в этой команде нет, — еще раз перечитав, ответила баронесса. — Что в целом неудивительно. Ты немного посильнее будешь. Наверняка тебя вписали в более сильную группу.

— Как странно. Мы же всегда вместе…

— Когда-нибудь пришлось бы разделиться, — ответила Матильда. — Мне жаль.

Коля кивнул и, насупившись, принялся лениво ковыряться в блинчиках. Обиделся что ли? Но на что?

— Самойлову я знаю, — задумчиво сказал Боря. — Милая девушка.

— И будущая менталистка, — отозвалась Поля.

— Значит, нам повезло.

— Зависит от того, что она умеет… Урусовы всегда отличались на военной службе. Скорее всего их отпрыск — боевой.

Матильда кивнула.

— Похоже на то. А вот Христофор фон Таль… Род прусский, но в Петрополе практически не представлен. Тем не менее ранг у него достойный. Я не знаю, какая у него специализация. Попробую выяснить.

— Лишь бы не артефактор, — ответила Поля. — Одной меня в команде достаточно. Я и так бесполезная.

— Не говори так, Апполинария, — внезапно проявила дружелюбие Ирэн. — У тебя редкий и очень полезный дар. Подумаешь, не боевая. Ну и что.

Иногда мне начинало казаться, что Ирэн стоило остаться под заклятьем. Не знаю, что с ней сотворил Радамант, но характер у бывшей стервы заметно улучшился. Не девица стала — золото. Всегда бы так.

Полина удивленно хлопнула рыжими ресницами.

— Эээ… Спасибо, Ирэн.

— А куда все же я попал? — взмахнул рукой Коря, привлекая к себе внимание.

— Погоди, ищу, — шелестела бумагами Матильда. — Вас здесь много. Но меньше, чем обычно. Видимо, некоторые семьи отозвали заявки в этом году. Скорее всего предпочли переждать бурю и попробовать поступить в следующем.

— А почему мы так не можем? — спросила Ирэн. — Мне, конечно, не хотелось бы терять год. Но если все так опасно…

Матильда удивленно уставилась на племянницу.

— Почему ты только сейчас об этом говоришь? Мне казалось, ты сама хотела поступить как можно быстрее, и я ради тебя пошла на риск…

Ирэн пожала плечами.

— Не знаю… Как-то в голову не приходило раньше. Просто тут ведь есть и свои плюсы: меньше претендентов в этом году, меньше конкурс. Больше шансов поступить. У меня и так были неплохие показатели, а сейчас, думаю, все может даже пройти легче.

Баронесса покачала головой.

— Уже поздновато забирать документы, но это возможно. Одно дело Сперанские — у них жизнь по годам расписана. Да и у Михаила есть определенные причины торопиться. Но если не хочешь, чтобы на нас посмотрели косо, решай быстрее, Ирина. Если передумаешь, я должна оповестить Аудиториум завтра.

— Наверное, не передумаю. Думала, тебе так будет спокойнее.

— Несомненно будет.

Я ошарашенно слушал Ирэн. Она ведь до этого ни словом не обмолвилась, что согласна пропустить год. А сейчас внезапно начала задумываться о том, чтобы дать заднюю? Да Ирэн из всех нас была самой замотивированной на поступление — Матильда ведь готовила ее много лет. Странно это все.

Матильда остановилась на одном из листов.

— Так… Николай, Михаил, мои поздравления. Вы вместе.

Коля отложил приборы, метнул на меня довольный взгляд и украдкой показал большой палец.

— Отлично!

— А кто с нами?

— Команда сильная, — изучив список, сказала Матильда. — Вы, ребята, попали в высокую лигу. Все — четвертый и пятый ранги.

Значит, и противники будут не ниже. Иначе какой смысл биться с другими абитуриентами?

— Георгий Афанасьев, — прочитала наставница. — Знаю их. Москвич. Георгий — средний сын графа Афанасьева.Старший, кстати, тоже учился в Аудиториуме, выпустился в прошлом году. И сразу же получил должность в московском Тайном отделении. Старший — менталист. Младший наверняка тоже что-то может.

— Менталист нам бы тоже пригодился, — кивнул я.

— Кто еще?

— Ана Грасс. О… — закатила глаза Матильда. — Соболезную.

— В чем дело?

— Грассы — род артефакторов. Причем весьма талантливых. Награждены, и не раз, самим императором.

— Значит, огневой мощи у нее маловато? — уточнил я. — Не беда, выкрутимся.

— Дело не в этом. Грассы — очень высокомерны. Общаться будет трудно. Я предупредила. Особенно ты, Михаил, имей в виду. Эта девица точно припомнит тебе историю твоей семьи.

Я фыркнул.

— Не в первый раз, прорвемся.

— Эта фурия в несколько раз несноснее меня, — шепнула мне на ухо Ирэн. — Мы с ней друг друга не выносим.

— Удивительно, — съязвил я. — Небось еще и красивая.

— Ну…

Хе-хе. Значит, точно красивая.

— И последний… — Матильда удивленно округлила глаза. — Виктор Рахманинов. Странно…

— Почему странно?

— Рахманиновы — род слабый. Подразбавили кровь союзами с богатыми, но малоодаренными семьями. Удивительно, что Виктор оказался вместе с вами. Они ведь обычно болтались на шестом-седьмом ранге…

— Может все решили деньги? — предположила Ирэн.

Баронесса покачала головой.

— Вряд ли. Может и правда самородок. Вроде нашего Михаила.

— А чем славятся Рахманиновы?

— В том-то и дело, что не блистают талантами. Осколок они, конечно, получили, но вот пользоваться им во благо родины не торопились. Род относительно старый, но не особенно влиятельный. Из-под Костромы. Живут там же. Ни в Сенате, ни на высоких военных постах не были замечены. Разве что Рахманиновы часто становились предводителями костромского дворянства. Оттого и удивительно, что они вообще полезли в Аудиториум.

Это и правда было странно. Я бы подумал, что у Рахманиновых был крепкий род. Но ведь Матильда сказала, что они разбавляли кровь, а в таком случае родовая сила вряд ли бы пробудилась. Интересный, значит, персонаж. Нужно будет к нему присмотреться.

Почему-то это меня обеспокоило, но я не мог понять, с чем это было связано. Странно — да, но ничего криминального. Всякое бывает. В конце концов и я немало удивил петропольское дворянство. И все же интуиция не давала мне покоя. Поискать что ли сведения об этих Рахманиновых?

— Осталась я, — улыбнулась Ирэн. — Тетушка, не томи, пожалуйста.

Матильда углубилась в поиски, тихо бормоча что-то себе под нос. Из стопки вылетело несколько листов, и я сорвался с места, чтобы их поднять и вернуть наставнице.

— Да где же ты, — ворчала баронесса.

Я поднял листы и невольно зацепился взглядом за имена.

О, Анна Лопухина — самоотверженная темновласка, помогавшая с ранеными. Наверняка она тоже получила письмо от императора. С ней в одной команде был Юрий Горькушин — кажется, я слышал, как его вызывали. Судя по всему, тоже крепкая команда. Лопухина показалась мне способной.

А затем я наткнулся на имя Ирэн.

В другой команде.

Рядом с именем его мерзейшего сиятельства Константина Денисова, обещавшего мне незабываемое сражение на Полигоне…

Глава 9

Увидев мою реакцию, Коля приподнялся.

— Миша, что там?

— На тебе лица нет, — удивилась Ирэн. — Что ты там увидел?

Я встретился глазами с девушкой и открыл было рот, чтобы сообщить ей новости, но Матильда успела взять бумаги из моих рук.

— Так-так… — она углубилась в изучение и округлила глаза. — Ничего себе…

— Да что там такое? — потеряв терпение, Ирэн вскочила с места и подбежала к наставнице. — Ой…

— Именно.

Теперь уже Сперанские сгорали от нетерпения. Матильда вздохнула, отложила списки и пригубила кофе.

— Ирина, поздравляю, — сказала она. — С такой командой у тебя есть все шансы пройти дальше. Ольга Мартенс, Афанасий Львов, Николай Кочубей и сам Костя Денисов… Все — пятый ранг. И все — выходцы из семей, где с Благодатью работают давно и плотно.

Ирэн вернулась на место и ошарашенно уставилась на тетку.

— Но ведь я шестого ранга. Почему же оказалась в одной команде с ними?

— Хороший вопрос. Вероятно, потому что ты — единственная менталистка в этой группе. Там трое боевых и один лекарь. Видимо, при распределении посчитали, что твои навыки подходят команде.

— Все равно как-то это странно…

— Не сказала бы. Вся команда — потомки родов, крепко связанных службой государству, — пояснила Матильда. — Ольга Мартенс — потомственная боевая заклинательница. Причем занятно, что в ее роду самые сильные обладатели Благодати — именно женщины. А все потому, что осколок был пожалован Агнессе Мартенс — блистательной шпионке, работавшей во времена Екатерины Алексеевны. Именно Агнесса Мартенс в свое время сделала очень многое для союза с австрийским императором Иосифом, что позволило реализовать проект по возвращению Константинополя. Когда планы осуществились, Мартенсы стали одними из первых, кто получил Осколок из рук самой императрицы…

— Недурно, — кивнул я. — А говорят, женщинам в те времена скучно жилось…

Матильда хмыкнула.

— Жилось по-разному. Но авантюрные натуры всегда находили способ раскрыть потенциал. А женщины Мартенсов унаследовали характер своей прародительницы. Так что лучше иметь эту Ольгу в союзниках. Ты поняла меня, Ирэн?

Девушка кивнула.

— Учту. Благодарю, тетушка.

— Так, кто дальше… Львовы. Судя по всему, те самые Львовы. Род знахарей из Архангельска. Суровые северные люди. Говорят меньше, чем знают, а знания хранят еще со времен Рюриковичей. Скорее всего этот Афанасий Львов пошел по стопам всего рода. А это значит, что в вопросах целительства он со временем сможет творить чудеса.

Вот уж кому и правда повезло с командой, так это Ирке. И плевать на Денисова, когда рядом потомки шпионов и архангелогородцы с замашками чудотворцев.

— А Кочубей? — спросил Боря. — Вроде же полководцы у них в роду были…

Матильда кивнула.

— Да. Тоже древний и уважаемый княжеский род. Николай, судя по всему, из его младшей ветви. И ты прав, Борис, они знамениты верной службой на военном поприще.

— Соответственно, он тоже боевой? — предположила Ирэн.

— Скорее всего. Я не слышала, чтобы из Кочубеев получались выдающиеся менталисты или лекари. Вроде была парочка артефакторов, но в основном боевые.

— Выходит, у нас и правда очень сильная команда.

— Только Денисов — трус, — ответил я. — Когда обрушилась крыша на Смотре, он одним из первых попытался удрать. Это не делает ему чести.

Матильда пожала плечами.

— С одной стороны, ты прав, Михаил. Но с другой — несовершеннолетний наследник должен думать о своей безопасности. К слову, у тебя как раз есть сложности с проявлением излишнего героизма. Ты должен помнить о роли, которая уготована тебе в будущем. Помнить и вести себя осмотрительно.

Она была права, и я при всем желании не мог не согласиться с наставницей. Будущий глава рода должен был беречься. Но несмотря на то, что я принял свою новую миссию, старые привычки то и дело вылезали. А в прошлой жизни я бывал тем еще сорвиголовой.

— И все равно он с душком, этот Денисов, — пробурчал я.

Матильда улыбнулась.

— Только ему в глаза это не говори.

— Поздно, — вздохнула Ирэн. — Они, кажется, уже сцепились. И когда только успели…

Баронесса смерила меня пристальным взглядом.

— Постарайся, чтобы ваши юношеские разборки не помешали главной цели. Если оба пройдете в Аудиториум, у вас будет время распушить хвосты и выяснить, кто сильнее. Целых четыре года.

— Я помню о своей задаче, — сухо ответил я. — Это не помешает.

Но если Денисов полезет, убегать, сверкая пятками, не стану. Одна беда — полезть он получит право только в том случае, если столкнутся наши команды. А раз так, мне придется воевать и против Ирки.

Черт. В голове не укладывалось. И пока я не мог придумать, как при таком раскладе выйти из ситуации так, чтобы никто, кроме гордости Денисова, не пострадал…

Судя по всему, Ирэн думала о том же — смотрела на меня мрачно-мрачно, как туча. Да и Сперанские что-то уж слишком внимательно уткнулись в тарелки — тоже все поняли. Над столом повисла неловкая тишина.

— Ладно, новости не самые плохие, — Матильда сложила листы стопкой и, отложив пакет, налила себе еще кофе. — Теперь мы хотя бы можем предположить, как расставят команды. И это позволит продумать возможные тактики сражения.

— Что-то мне подсказывает, что ты не единственная, кому в руки попали эти документы, — поделилась подозрениями Ирэн.

Баронесса криво усмехнулась.

— Разумеется, не единственная. Если уж что-то и вышло за стены Аудиториума, поверь, покупатели на это непременно найдутся. И в избытке. Так что не расслабляйтесь, господа. В этом году вас меньше, но проще точно не будет.

***

Весь день прошел за анализом списков и планированием. Матильда, Сперанские и мы с Ирэн устроили настоящий мозговой штурм в библиотеке. Пришлось даже привлечь помощников баронессы — те в срочном порядке раскапывали информацию о заинтересовавших кандидатах.

В самом дальнем конце помещения за столом расположились Евгений и Татьяна — секретари наставницы. Их пальцы порхали над клавиатурами с такой скоростью, что я диву давался. Помощники рыскали, копали о малоизвестных родах все, что могло пригодиться. И я начал подозревать, что Матильда была готова на любую низость, лишь бы помочь Ирэн пройти.

Тем не менее наставница уделяла внимание не только Ирэн. Копали на всех, кто рангом мог составить нам конкуренцию.

Мы просидели почти до ночи, и Матильда буквально пинками отправила нас по кроватям.

На следующее утро Штоффы уехали на похороны, а мы со Сперанскими продолжили прикидывать варианты. Получалось шесть команд, включая мою, примерно моего уровня. И я в упор не мог понять, кто мне достанется.

— Может распределят по жребию? — предположил Боря и кивком поблагодарил служанку, пришедшую унести пустые чашки.

Поля, немного отошедшая от горя, пожала худыми плечами.

— Либо так, либо все же они будут руководствоваться некой логикой, которая нам неизвестна. Я склоняюсь ко второму…

— Ребят, мы, кажется, ходим по кругу, — я откинулся на спинку кресла, потянулся и с наслаждением хрустнул шеей. Затекла, зараза, от всех этих сидений. — Смиритесь, что мы этого не узнаем до самых испытаний.

Коля хмуро кивнул.

— Согласен. Вместо этого лучше еще раз прикинуть тактику.

— Да чего там прикидывать? — отмахнулся его брат. — “Шлем” на голову, “Берегиню” на тело, “Покров” при необходимости… А дальше — по обстоятельствам.

Ну, в какой-то степени он был прав. Уровень подготовки у всех кандидатов был различный, поэтому на экзамене допускались лишь базовые заклинания — перечень повторял все то, что тренировала с нами Матильда. И мне было немного обидно, что придется на время отказаться от любимых “Колобков” — все же это заклинание считалось слишком сложным для молодняка. Ну и ладно, справимся “Косами” и “Жар-птицами”.

— Хорошая все-таки у Ирки команда, — вздохнул Боря. — Завидую.

Поля покачала головой.

— Люди там сильные, но какая из них получится команда — большой вопрос. Там каждый — яркий индивидуалист. Может так получиться, что каждый станет тянуть одеяло на себя, и все их преимущества окажутся бесполезны.

А ведь Поля была права. Если каждый возомнит себя достойнейшим, ничего путного не выйдет. Но поживем-увидим.

— Но Миша говорит здраво, — сказал Коля. — Мы слишком зациклились. Все, что можно было отточить, мы уже отточили. Тренировки прошли. Подготовились как могли. Лучше уже не будет. Осталось просто дождаться завтрашнего дня.

— Чувствую себя как перед казнью, — призналась Поля и тряхнула рыжими кудряшками. — Скорее бы уже все закончилось.

— Боишься? — понимающе улыбнулся я.

— Конечно.

— Все боятся или переживают, — отозвался я. — Нет в этом ничего постыдного.

— Это да…

От раздумий нас отвлек шум колес. Я подошел к окну и отодвинул штору. Леня притормозил перед парадным входом.

— Вернулись? — спросил Боря.

— Ага, — я глянул на часы. — Точнехонько к ужину.

На самом деле в этот момент у меня словно камень с души упал. Весь день я скакал как на иголках, переживая за Матильду и Ирку. Но автомобиль они обе покинули вполне живые и здоровые, из чего я сделал вывод, что Радамант решил не повторяться.

Уже хорошо.

Ужин прошел в напряженном молчании. Казалось, мы даже вздохнуть лишний раз боялись — до того сильной у всех была тревога перед завтрашним. И лишь когда я направился в свою комнату, уже у лестницы, меня перехватила Ирэн.

— Есть планы на вечер? — Без вступлений огорошила она.

— Конечно. Собирался трястись под одеялом от страха перед возмездием Денисова до тех пор, пока не засну.

Ирэн слабо улыбнулась.

— У меня есть предложение получше. Хочешь прогуляться?

Я выглянул в окно. Давно стемнело, даже немного подморозило. Но хотя бы дождя и ветра не было.

— А, знаешь, неплохая идея, — неожиданно для самого себя отозвался я. — Всяко лучше немного подышать свежим воздухом перед сном, чем ворочаться до середины ночи.

Девушка просияла.

— Тогда обязательно оденься потеплее. Там прохладно.

Прохладно? Да там был дубак собачий!

Ирэн оставила меня одеваться в гардеробной, а сама куда-то исчезла. Через минут десять вернулась с небольшой корзинкой.

— Это еще что? — удивился я.

Она хитро подмигнула.

— Увидишь. Идем.

— Какая-то ты сегодня загадочная.

— И таинственная, — улыбка Ирэн стала еще шире. — Ты не пожалеешь.

Уж я надеялся.

Мы вышли из парадных дверей, и я даже не успел поставить ногу на ступеньку, когда Ирэн обхватила меня за плечи сзади и позвенела чем-то возле уха.

Я покосился на источник звука.

— Ключи от машины? Ты как их добыла?

— Удивишься, но всего-навсего попросила. Тетя позволила. Но мы все равно далеко не поедем. Мне не разрешают уезжать дальше границ территории без сопровождения, — она помахала ключами перед моим носом. — Но в пределах наших владений я могу кататься сколько пожелаю. Идем же!

Она повела меня к длинной боковой пристройке на заднем дворе. Там располагался автопарк Матильды. К счастью, баронесса сохраняла здравый взгляд на вещи, поэтому из всех автомобилей Ирэн дозволялись кататься на стареньком, но стильном «Руссо-Балте». Симпатичный седан явно серийного производства напомнил мне знаменитые старые американские «Мустанги». Автомобиль тускло блестел хромированными деталями в неярком свете фонарей.

— Это моя первая машина, — с гордостью представила Ирэн. — И пока что единственная. Но больше мне и не нужно.

— Как назвала? — спросил я, припомнив традицию Матильды давать своим железным коням прозвища.

— Только не смейся.

— После Лени меня уже ничего не удивит.

— Хорошо. — Ирэн напустила предельно серьезный вид. — Македонский, это Михаил. Михаил, это Македонский.

Я не удержался и прыснул.

— Македонский? Серьезно? Боюсь спросить, почему.

— Долгая история. Автомобиль не новый, Матильда его с рук покупала. Учила меня на нем водить. Знаешь, часто богобоязненные люди всякие иконки на торпеду вешают, кресты там, даже ладанки… А когда мы впервые увидели эту тачку, на торпеде красовался чеканный профиль знаменитого полководца. С тех пор так и зовем Македонским.

Я усмехнулся.

— Мило. Ну здравствуйте, Александр Филиппович.

Теперь уже прыснула Ирэн.

— Так к нему ещё никто не обращался. Думаю, вы друг другу понравитесь. Садись, Миш. И обязательно пристегнись. Вожу я неплохо, но тетя убьет меня, если что-то случится.

Я забрался, утонул в мягком кресле, вдохнул запах старой кожи и хвойного освежителя — прямо как в детстве. Ирэн тем временем поставила корзинку на заднее сидение, завела двигатель и аккуратно, но уверенно вывела автомобиль из гаража.

Тачка оказалась куда проще, чем то, на чем обычно разъезжала Матильда, но будь у меня такая первая машина, я был бы на седьмом небе от счастья. Стильная все-таки. Как и все в доме Штоффов.

— Так куда мы едем? — спросил я, когда Ирэн вырулила на грунтовку.

— Хочу показать тебе одно место. Ты еще там не был.

— Разве туда не дойти пешком? У вас, конечно, обширные владения, но не настолько же…

— Долго, — отмахнулась девица. — Больше часа идти по холоду. Не лучшая идея. Еще не хватало завтра на испытании быть по пояс в соплях.

— Справедливо.

Мы обогнули Полигон и поехали дальше, оставив за спиной руины церкви и живописные развалины. Ирэн действительно вела уверенно, хотя здесь, честно говоря, справился бы кто угодно: дорога относительно ровная, встречного движения не было. И все равно она явно собой очень гордилась.

— Так что за место ты хочешь показать?

— Увидишь! Это сюрприз.

Я улыбнулся. Ладно. Хочет удивить — пусть. Лишь бы сюрприз оказался приятным, а не как обычно. Ибо меня, как правило, поджидали только неприятные неожиданности.

Наконец, добравшись почти до самого края северной части, Ирэн съехала на небольшой пятачок и заглушила мотор.

— Выходим.

Она залезла на заднее сидение и забрала корзинку, а затем зажгла небольшую “Жар-птицу”, уменьшив жар и перебросив энергию в яркость. Небольшая поляна перед редким лесочком осветилась уютным желтым светом, и я смог разглядеть тропинку, уходившую в лес.

— Нам туда?

— Ага. Только предупреждаю — мы ненадолго. Хотя я подготовилась. Все равно быстро околеем.

Я не спорил. Из наших ртов вылетали облачка пара, а жухлая трава покрылась кристалликами изморози. Заморозки… Осень в этом году теплом не баловала.

Ирэн пустила светящийся всполох в пяти шагах перед нами, и мы пошли по тропе. Двигались совсем недолго — и вскоре я увидел впереди какой-то водоем. Рядом с водой выросли руины какого-то здания, не похожего на жилую постройку.

— Что здесь было?

— Старая мельница. Здесь течет речка, которая потом впадает в пруды у усадьбы. Здесь вообще много водоемов. И это — мое любимое место. Хотела показать тебе, пока ты не уехал. Жаль только, что сейчас не лето. Когда все цветет, здесь гораздо красивее.

Мы подошли ближе. Мельница оказалась старой, но не настолько разрушенной, как я предполагал. Ирэн повела меня в домик — я поразился тому, что даже деревянная дверь не успела прогнить.

— Я часто здесь пряталась в детстве, — пояснила она и распахнула дверь.

Внутри, разумеется, оказалось так же холодно, как и на улице. Стекол в маленьких окошках уже давно не было. Зато в центре постройки обнаружилось место, выделенное под костер — вытоптанная земля, окруженная камнями. На ней остатки углей.

Ирэн поставила корзинку и принялась копаться в запасах. Вручила мне в руки плед.

— Брось на лавку. Так сидеть приятнее.

— Ага.

Затем она достала пару поленьев — явно стащила из камина в библиотеке, а может и из своей комнаты прихватила. Положила на кострище, зажгла заклинанием, и сухое дерево быстр занялось.

— Иии… Гвоздь вечера. Глинтвейн! — Она выудила из недр корзинки термос.

— Ты же за рулем…

— Он безалкогольный, расслабься. Я-то ярче всех помню, насколько завтра ответственный день.

Мы разместились на широкой лавке. Такой здоровенной, что на ней можно было спокойно поместиться и лежа. Ирэн налила немного дымящегося горячего напитка в крышку-чашку и протянула мне. Я осторожно взял сосуд в руки и сделал глоток, стараясь не обжечься.

— Вкусно. Виноградный сок и фрукты?

— И пряности. — Ирэн взяла чашку из моих рук. — Ну как тебе местечко?

— Крутой шалаш.

— Шалаш я тоже строила. На дереве. Но зодчий из меня так себе — он быстро развалился, а я рухнула с высоты нескольких метров. Так у меня впервые и проснулся дар — “Берегиня” активировалась сама по себе.

Вот как. Значит, не только у меня пробудившаяся сила вставала на защиту… Ну хоть иногда мои способности ведут себя нормально.

— Ир.

— М?

— Почему ты меня сюда привела?

Она пожала плечами.

— Я ведь не знаю, чем завтра все закончится. Если закончится. Может ведь так статься, что мы нескоро увидимся. А я хочу, чтобы у тебя остались особенные воспоминания о времени, проведенном здесь.

— Здесь все время — особенное, — улыбнулся я. — Но мне приятно, что ты решила показать мне то, что важно именно тебе. Я это очень ценю.

Она забрала пустую чашку из моих рук, отставила в сторону и прильнула ко мне в поцелуе. Я ответил. Что уж — и сам начинал верить в то, что между нами и правда что-то промелькнуло. Да и шанс нужно было ловить. Завтра мы вполне могли стать врагами.

— А еще сегодняшний вечер — последний, когда мы можем побыть наедине, — сказала она и принялась расстегивать пуговицы на моей рубашке.

Глава 10

Мое тело отреагировало на присутствие красивой девушки. Моментально и предательски. Но, к счастью, здравый смысл все-таки остался.

— Ир… — я мягко отстранился. — Не нужно.

Девушка удивленно моргнула.

— Не понимаю… Мне казалось, — хрипло сказала она, — что мы вроде нравимся друг другу. И очень даже нравимся…

— Именно поэтому не стоит, — я обвел рукой пространство вокруг себя. — То, что ты предлагаешь — слишком ценно и важно. Не нужно отдавать это вот так. Не здесь. И не сейчас.

Я старался говорить как можно мягче. Кто знал, что именно подкрутил у нее в голове Радамант? Могла и в слезы удариться, и за горящее полено схватиться. Да и даже без заклятья обижать девчонку не хотелось. Не ее вина, что она оказалась игрушкой в руках этого поехавшего на мести колдуна.

Ирэн застыла, не сводя с меня влажных карих глаз.

— Но ведь завтра… Ты ведь понимаешь, что завтра все может измениться? Это наша последняя возможность побыть вместе. И я, — она шумно сглотнула слюну и опустила взгляд, — я правда хотела бы провести это время с тобой. В своем любимом месте. Чтобы хоть что-то принадлежало именно мне. Не роду, не семье, не людям, которые вечно все за меня решают и говорят, как поступать. А именно мне. Понимаешь?

Я кивнул и бережно взял ее за руку.

— Понимаю. Но у этого решения могут быть разрушительные последствия. Если кто-нибудь узнает о том, что мы сделали, головы не сносить ни мне, ни тебе. Да и рановато нам брать на себя серьезные обязательства…

— Брось. Какие обязательства? Двадцать первый век на дворе! Уже давно никто не требует демонстрировать простыни после первой брачной ночи.

— И все же, — настаивал я. — Мы с тобой пока что не ровня в глазах света. Сперва мне нужно восстановить честное имя и статус моей семьи. И я не хочу, чтобы тень деяний моего прадеда упала и на тебя. Понимаешь? Лучше уж пусть судьба распорядится. Если нам суждено сохранить отношения в будущем, то это стоит ожидания. Согласись, так будет лучше.

Она высвободила руку, прикоснулась к моему паху и заговорщически улыбнулась.

— Миш, меня не обманешь. Ты ведь хочешь этого. И если сейчас не воспользуешься шансом, потом будешь жалеть. Всю жизнь…

Блин! Да как ей сказать, что если я сейчас воспользуюсь шансом, жалеть будет именно она? Насколько же идиотская ситуация. Обычно в прошлой жизни я соблазнял девчонок, а здесь все получилось наоборот. Ситуация столь же пикантная и интригующая, сколь и опасная.

— Нет, — я собрал волю в кулак и тряхнул головой, стараясь не глядеть на ее расстегнутую рубашку. И когда она успела разоблачиться? — Не могу. Не сейчас. Прости, Ирин.

Она рассмеялась.

— Ты что, воспитан в старых традициях? Ни-ни до свадьбы, как в старых книжках? Приличия, конечно, соблюдают для видимости, но если бы ты знал, что творится в тех же закрытых школах… Или все дело в том, что я не настолько тебе и нравлюсь?

Ну началось…

— Нет, Ирин. Ты правда мне очень нравишься. Настолько, что я бы с удовольствием… Ну, ты поняла. Но это неправильно. Так все происходить не должно. Считай меня старомодным. Других объяснений от меня не добьешься.

На ее лице сменялись выражения печали, разочарования и, наконец, появилась тень злости. Еще бы. Хуже ярости отвергнутой женщины может быть только ярость отвергнутой красивой и одаренной аристократки, не привыкшей к отказам.

Но я решил держаться. Ибо так было правильно. Ага, “таков путь”.

— Это… немного унизительно, — взяв себя в руки, сказала Ирэн. — Ты выставляешь меня дурой. Мне ведь казалось, что у нас все стало серьезно.

Ну и сукин же ты сын, Радамант. Как, впрочем, и я. Тоже хорош — доигрался в кавалера. Не думал, что все успеет зайти настолько далеко. И не ожидал от Ирэн некоторой распущенности. А ведь Матильда, казалось, давала ей правильное воспитание… Но вместе с этим наставница научила племянницу и манипулированию.

Я вновь взял ее руки девушки в свои и уставился прямо ей в глаза.

— Если мы оба пройдем в Аудиториум… Если после всего, что будет дальше, ты захочешь, тогда что-нибудь придумаем. Но сделаем все по-человечески и как, чтобы об этом никто не пожалел.

Я говорил ей это скорее для того, чтобы успокоить, ибо нутром чувствовал — это был последний вечер, когда мы оставались друзьями. А завтра превратимся в конкурентов. Интуиция подсказывала, что ровно в тот момент, когда мы ступим на Полигон, все эти нежности перестанут иметь значение. Ведь Ирэн шла к этому моменту всю осознанную жизнь. Не мог Радамант настолько запудрить ей мозги, чтобы она отказалась от мечты ради минутного удовольствия. Еще и весьма сомнительного, если она была девицей.

Или мог?

А может просто я сам пытался зацепиться за эту мысль, чтобы не сдаться под напором девицы. Сейчас и правда было совершенно неподходящее время для того, чтобы усложнять все еще сильнее. Но часть меня безумно хотела ей поддаться. Все еще.

— Ну так что, договорились? — шепнул я.

Ирэн не ответила. Лишь молча мне улыбнулась. Хитро прищурила глаза и плавно, грациозно, словно кошка, подползла ко мне.

— Эй…

— Я так решила, — ее горячее дыхание обожгло мне шею. В нос снова ударил пьянящий запах цветочных духов. Голова слегка закружилась, а в штанах стало невероятно тесно.

И в этот момент я ощутил прикосновение к своему разуму. Легкое, словно перышко, но настойчивое.

“Поддайся мне”, — промурлыкала она в моей голове. — “Мы ведь оба этого хотим”.

Она повалила меня на спину и принялась целовать с такой жадностью, что я на секунду растерялся. В голове начало мутнеть, перед глазами все поплыло. Даже холод перестал донимать — наоборот, от Ирэн исходил такой жар, что хотелось прижать ее к себе еще сильнее. Где-то вдалеке послышалась дивной красоты песня…

Твою мать!

Ну девка! Ну дает. Втащить мне ментальным заклинанием, чтобы добиться своего?

— Совсем с глузду поехала? — рявкнул я, резко оттолкнув ее от себя.

С моих пальцев сорвался небольшой “Колобок” и угодил ей прямиком в лоб.

Ирэн взвизгнула от неожиданности и едва не свалилась с лавки — вспыхнула янтарным светом “Берегиня”, удерживая хозяйку от удара. Но девушка зацепилась за край стены и удержала равновесие.

— “Алконост”? — прошипел я. — Охренела мне в башку лезть?

Она молча глядела на меня. Тяжело дышала — норовившая вывалиться из лифчика грудь вздымалась при каждом вдохе. На всякий случай я тут же нацепил “Шлем”.

— Ирин, это уже не смешно, — предупредил я, поднимаясь с лавки. — Вот ни разу.

— Я… — она оглянулась по сторонам. — Я не знаю, что на меня нашло.

Ирэн выглядела растерянной. Даже потерянной. Изумленно хлопала ресницами. А затем скорчилась, словно в спазме, и приложила ладони ко лбу.

— Ааааа!

— Что с тобой?

Неужели я настолько мощно зарядил ей “Колобком”? Она девица крепкая — без защиты и не такое переживала на тренировках…

Я метнулся к ней.

— Где болит?

— Голова… Головаааа раскааааалывается…

— Ну-ка присядь.

Я схватил ее и потащил к лавке. Она даже не сопротивлялась — плелась, не отрывая рук от головы.

— Покажи.

С трудом я оторвал ее ладони, щелкнул пальцами, вызывая “Жар-птицу” — огонек завис рядом с нами, служа дополнительным источником света.

— Мда, — я цокнул языком, увидев масштаб бедствия. На лбу Ирэн красовался идеально круглый ожог. — Прости, пожалуйста. Я сам не ожидал.

— Болит не кожа, — простонала он. — Внутри… Внутри черепа болит…

Она повалилась набок, и я едва успел придержать ее за плечи. Ирэн закрыла глаза и, кажется, потеряла сознание.

Вот же дерьмо! “Колобки” так не вырубают. Обжигают, жалят, но не настолько же сильно. Да и не старался я, когда случайно шмальнул. Само вырвалось…

Сосредоточившись, я потянулся к родовому источнику. Закрыл глаза, вошел в древо и очутился среди потоков различной силы — мне было проще визуализировать их. Нашел нужный — целительский, протянул руку и зачерпнул горсточку, прося у духов права воспользоваться.

“Спасти подругу”, — объяснил я. — “На благое дело”.

Род не препятствовал. Занятно, что чем больше я контактировал с ним, тем больше начинал видеть, лучше понимал, тоньше чувствовал вибрации силы. Еще недавно вся родовая сила была для меня одинакова. Но после нескольких медитаций перед сном, когда я погружался в пространство Рода, исследовал его, бродил и изучал все, что попадалось на глаза, слушал шепот духов, мне открылось гораздо больше. И это был не предел.

Например, я научился отличать различные типы силы. Они распределялись по потокам, и я мог потянуться к нужному, чтобы заклинание сработало эффективнее. Вот и сейчас я полез за целительской силой, чтобы попробовать помочь Ирэн.

А еще Роду нравилось, когда я просил у него разрешения на использование силы. Когда любезничал и относился с почтением.

“Спасибо”, — шепнул я духам и вернулся в реальность.

В руках вибрировала чистая сила, готовая излиться на раненую девушку. Но сперва я решил провести диагностику. Провел руками над ее головой в нескольких сантиметрах от кожи — все так же с закрытыми глазами. Так было проще сосредоточиться.

И чуть выше лба, там, где проходила линия роста волос, ощутил что-то странное. Словно обруч обвил ее голову. Холодный, даже ледяной. Сперва мне показалось, что это было следствие принесенной клятвы, но узел обещания оставался на шее Ирэн.

Может это было заклинание Радаманта?

Я осторожно дотронулся силой до “обруча”. Тот завибрировал, почти загудел у меня в ушах, а Ирэн тихонько застонала.

Не открывая глаз, я снова обратился к Роду.

“Помоги мне снять этот обруч”, — попросил я. — “Помоги разбить ментальные оковы. Дай силу для этого”.

Перед глазами возник нужный поток. Все они были белыми, но отливали разными оттенками. Лекарский поток сиял бледно-зелеными искрами, а ментальный — сиреневыми. Я зачерпнул немного ментальной силы и вернулся к Ирэн.

Приложив ладони к ее голове, я нащупал “обруч”. Тот снова отозвался гулкой вибрацией, соприкоснувшись с моей силой. Откуда-то я знал, что это заклинание не ставила ни сама Ирэн, ни Матильда. Отпечаток силы у Штоффов был другим, а этот имел иную, отличную, природу.

Радамант?

Я помедлил. А если Радамант все же наложил какой-то разрушительный предохранитель на ментальную работу?

— Давит… — лицо Ирэн скорчилось в гримасе мучительной боли. — Как же давит…

— Голову?

— Да… Сними его! Сними его, пожалуйста!

— Не могу. Ты можешь пострадать.

— Я сейчас умру…

Бежать до Матильды времени не было. Да и не позволит она притрагиваться к Ирине никому, даже Корфу — это она ясно дала понять. Но если мне удалось сковырнуть ментальное воздействие Радаманта, то как это вообще возможно? Я ведь не был менталистом. Вообще не понятно, какая у меня была специализация. И брать на себя ответственность за жизнь Ирэн…

— Пожалуйста, — хныкая от боли, взмолилась девушка. — Прошу тебя… Сними! Я знаю, ты можешь. Чувствую…

Блин. Блин! Блин!!!

Ладно, Мих. Спокойно. Вдохнули-выдохнули.

И погнали.

— Матильда с меня башку снимет, — прошептал я и приложил руки ко лбу Ирэн. — Что бы ни случилось дальше, я заранее прошу прощения, ваше благородие.

Я нащупал обруч и ухватился за него, сосредоточив всю ментальную силу, что взял из источника. Мало. Потянулся к Роду снова, взял больше.

Мало.

Да что ж такое? Сколько силы он вкатил в это заклинание?

Род недовольно заурчал в ушах, обвиняя меня в растрате. Но позволил.

Схватив столько, сколько могло вынести мое тело, я перенаправил всю силу в “обруч”. Заклинание затрещало, курочаясь и ломаясь. Ирэн истошно завопила, ее тело свело судорогой, а спина выгнулась. Я крепче схватил ее голову, продолжая вливать ментальную силу в слом “обруча”.

— Аааааа!

— Прости. Прости, — словно литанию, шептал я. — Потерпи, моя хорошая. Так нужно.

И наконец обруч треснул. Развалился у меня прямо под пальцами, и я едва успел остановить ментальный поток, чтобы не погубить Ирэн. Такая мощь могла просто разнести разум в клочья. Да и сам едва удержал его, направив обратно в Род.

Ирэн затряслась, застучала зубами, как в эпилептическом припадке. Я тут же перекатил ее набок и крепко обхватил за плечи, как учили на курсах первой помощи.

Настал черед целебного потока. Лечебная сила соскользнула с моих пальцев и потекла в Ирэн. Девушка перестала биться в конвульсиях и затихла. Слава богу, дышала. Я направил больше, заставляя живительную силу разлиться по всему ее телу, особенно задержался у головы. Ожог от “Колобка” на глазах затягивался, и всего через минуту Ирэн могла похвастаться гладким чистым лбом.

А затем она распахнула глаза.

— Жива?

Девушка моргнула раз, другой. Уставилась невидящими глазами в потолок нашей тайной лачуги, а затем сфокусировала взгляд на мне.

Я с облегчением выдохнул и улыбнулся.

— Живая, хвала небесам. Как ты?

В следующий миг мою щеку обожгло резкой болью.

Я взвыл и вскочил от неожиданности, чуть не потерял равновесие и едва успел ухватиться за стену.

— Сукин сын! — рявкнула девушка, приняла угрожающую позу и вызвала “Косу”. — Ах ты сучий потрох!

“Коса” полетела в меня. Я едва успел увернуться и активировал “Берегиню”. Заодно и “Шлем” подновил.

— Сволочь! — еще одно заклинание шарахнуло в мою защиту, слегка ее повредив.

— Успокойся!

— Воспользоваться мною задумал? Ах ты тварь!

— Тихо, мать твою! — я поднырнул под “Косой” и очутился возле Ирэн, заломив ей руки. — Хватит! На тебя наложили ментальное воздействие. Я его снял. Кажется…

Она сверлила меня яростным взглядом, ноздри расширялись при каждом вдохе.

— Что ты помнишь? — не отрывая рук, спросил я.

— Все! Ты… ты мной воспользовался!

— Отнюдь. Радаманта помнишь?

— Кого?

— Мужика с кривым лицом. Вечером, за оградой усадьбы… Не помнишь?

— Нет.

Понятно. Значит, эти воспоминания он стер намертво. А вот все, что делала под воздействием заклинания, Ирэн помнила.

— Все закончилось, — я чувствовал себя переговорщиком, которому требовалось уговорить террористов отпустить заложников. — Все теперь в порядке. Ты цела. Память работает. Я тебя не трогал. Успокойся, Ирин. Пожалуйста. Я тебе не враг.

Я осторожно отпустил ее руки и сделал шаг назад.

Она смотрела на меня как на незнакомнца. Пугливо, затравленно. Куда-то исчезла ярость, но появился страх. Даже ужас.

— Господи… — она спрятала лицо в ладонях. — Господи, какой позор…

— До позора не дошло. Ты должна помнить.

— Я опозорилась! — всхлипнула она. — Позволить взять себя под контроль…

— Ты бы не смогла ему сопротивляться. У того, кто это сделал, второй ранг. Или даже выше…

Она затряслась в рыданиях, а я застыл как истукан, не понимая, что теперь делать. Потушил остатки костра, усилил свет огонька “Жар-птицы” и сел рядом. Едва моя задница коснулась лавки, Ирэн шарахнулась в сторону.

— Не трогай меня! Не смей!

— Так, дорогая моя, — вздохнул я. — Давай-ка кое-что проясним.

— Ублюдок!

— Вообще-то я законнорожденный. И все еще выше тебя по титулу и рангу Благодати, — я похлопал по пледу, приглашая Ирэн сесть. — Иди сюда. Не бойся, не укушу. И целоваться тоже не полезу. Но нам и правда нужно кое-что обсудить.

— Ну уж нет! — она активировала “Берегиню” и попятилась к выходу. — Не смей ко мне прикасаться. И подходить не вздумай! Иначе, клянусь… Уб… Уб…

Она хотела сказать “убью”, но схватилась за горло — невидимая петля клятвы затянулась, напоминая о том, что она была обязана мне жизнью. И убить, разумеется, не могла — сила ее родового Осколка этому препятствовала.

— Ирин, успокойся, — я поднялся и направился к ней, но девушка юркнула на улицу.

Я услышал ее топот, звон ключей и звук заводившегося двигателя.

Через несколько секунд мотор взревел, и моя единственная надежда вернуться в особняк до полуночи испарилась вместе с обиженной девицей.

Глава 11

Мда. Хотели, как лучше, а получилось, как всегда.

Я плотнее запахнул пальто и затянул шарф — еще не хватало простудиться накануне ответственного мероприятия. Затем собрал брошенные вещи в корзинку, убедился в том, что огонь в кострище полностью потух — и вышел на улицу.

От воды тянуло промозглой сыростью. Холодный воздух забирался даже под рубашку и неприятно морозил спину. Оглянувшись, я кое-как сориентировался, нашел тропинку и вышел на пятачок, где мы с Ирэн оставили машину. Ни Македонского, ни Ирэн, разумеется, здесь уже не было.

Ну и ладно. Не впервые топать домой среди ночи. И не такое бывало.

Пустив перед собой огонек “Жар-птицы”, я направился на юг, в сторону особняка. На часах было начало двенадцатого. Походу кто-то не выспится.

Не успел я пройти и пару сотен шагов, как впереди показались два ярких огонька фар. Автомобиль стремительно приближался. Я отошел в сторону и приложил ладонь к глазам — слишком яркий свет меня ослепил.

Тачка остановилась возле меня, и я узнал Македонского. Стекло с водительской стороны опустилось, и я удивленно уставился на Ирэн. Щеки девушки были мокрыми от слез, глаза опухли, губы плотно сжаты. Понятно. Сейчас начнется.

— Залезай в машину, — скомандовала она. — Надо поговорить.

Я бросил корзину на заднее сидение и сел на переднее пассажирское место. Меня тут же окатила волна жаркого воздуха из печки.

Ирэн повернулась ко мне и уставилась немигающим взглядом.

— Почему ты раньше не сказал, что являешься менталистом?

— Потому что я и не менталист вовсе, — пожал плечами я.

Мой ответ, казалось, поставил Ирэн в тупик, и она проглотила заготовленную было тираду.

— Тогда как ты снял то заклинание? Ведь это был не “Алконост” или “Сирин”, а тонкая работа с мыслями.

Разговор перешел в конструктивное русло. Уже лучше.

— Обратился к родовой силе, — ответил я. — Честно говоря, не думал, что получится. Действовал наугад. Не полезь ты мне в голову, я бы и не стал пытаться. Но, видимо, когда я врезал тебе в лоб “Колобком”, заклинание то ли повредилось, то ли предохранитель сработал…

— Предохранитель?

— Защита на заклинании. Мне проще называть это так. Словом, если бы ты не начала помирать, я бы не вмешался. И ты сама просила сделать что-нибудь, так что…

— Это я помню. Смутно, но помню, — Ирэн уставилась в темноту ночи. — Выходит, я должна тебя поблагодарить. И извиниться.

— В бутылку лезть не буду. Извинения принимаются. Ситуация и правда весьма необычная. Но главное, что все закончилось.

Ирэн развернула Македонского и медленно поехала в сторону особняка. Машина подпрыгивала на ухабах — в этой части владений Штоффов дорога была так себе.

— Ты говорил о некоем человеке, которого я должна была помнить, — после долгого молчания спросила девушка. — Кто он?

— Тот, кто оказал на тебя ментальное воздействие. Тот, кто организовал нападение на дворянские семьи. Убил моего дядю и Шуваловых. И устроил теракт во время Смотра.

Ирэн ударила по тормозам.

— Что за бред ты несешь? Да как ты можешь…

— Это не бред, — перебил ее я. — Радамант — реальная личность. И он успел много всего натворить. Можешь спросить у Матильды, она в курсе.

Ирэн долго всматривалась мне в глаза и, видимо, убедившись, что я не лгал, закрыла лицо руками.

— Так ты знал обо всем этом… Все это время? — глухо спросила она.

То ли последствия ментальной работы так повлияли, то ли банальная усталость, но девчонка вопреки моим ожиданиям не расплакалась, не закатила новую истерику. Просто скорбно сгорбилась, глядя в одну точку.

— Да, знал.

— Но мне почему не сказал?

— А смысл? Что бы ты сделала, особенно находясь под воздействием Радаманта? Мы с Матильдой и так боялись, как бы ты не выкинула чего-нибудь на почве измененного сознания. Кроме того, он ставил ловушки на свою работу. Когда Корф попытался снять ментальный блок с одного из приспешников этого сумасшедшего колдуна, беднягу мехом внутрь вывернуло. Помер в муках. Потому Матильда и не хотела, чтобы кто-то пытался снять с тебя воздействие. И я не собирался. Просто старался быть рядом и присматривал за тобой.

— Радамант… Ты ведь у меня уже о нем спрашивал. Я рассказывала тебе миф.

— Ага.

— Значит. Все это время… Ох, боже мой.

Ирэн несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, пригладила волосы.

— Сперанские знают?

— Нет. Только мы с Матильдой.

Она кивнула.

— Хорошо. Пусть так будет и впредь.

— Поехали домой, — устало сказал я. — Завтра важный день.

Она покосилась на меня с недоверием.

— Понять не могу, Миш. Почему ты так спокоен после всего этого?

— Я не спокоен. Я задолбался, Ир! Задолбался ждать вступительных, задолбался готовиться, задолбался бояться за близких и ожидать очередного нападения от этого урода-менталиста! И выносить перепады твоего настроения тоже задолбался. Я все понимаю — ты много чего проделала не по своей воле. Но, черт бы тебя побрал, соберись, Ир, и расставь уже приоритеты! Захочешь поговорить о Радаманте — расскажу что дозволено. Но потом. Дай сперва пройти испытание. Если я не поступлю в Аудиториум, мне хана. Моей семье хана. И возможностей прижучить этого криворожего колдуна тоже станет меньше. Поняла?

Я и сам не заметил, как перешел на ор. Все раздражение, вся злость, что копилась, излилась на Ирку. Девчонка слушала меня, распахнув глаза и приоткрыв рот от изумления.

— Поняла, — на удивление спокойно ответила она. — Ты выиграл в проблемном бинго. У тебя и правда полная жопа.

Она тронулась, и дальше мы поехали молча. Я сопел, пытаясь справиться с остатками гнева, а Ирэн, подозрительнопритихшая, безмолвно вела машину. Лишь когда мы подъехали к гаражу, она обернулась.

— Прости, что психанула там, на мельнице. Я испугалась. Мне начало казаться, что я схожу с ума. Со мной никогда такого не делали, и я действительно сперва подумала на тебя. В конце концов ты сильнее меня, и… Сам понимаешь, мы не сразу поладили. Подумала, что ты решил надо мной поиздеваться.

— Делать мне больше нечего, — огрызнулся я.

— Ну сейчас-то я это поняла. Короче, прими мои извинения.

— Рад, что ты пришла в себя.

Я вышел из машины и направился к дому.

— Миш, — окликнула меня девица.

Я обернулся.

— Чего?

— Насчет завтрашнего…

— Завтра будет завтра, Ирин. Жребий все решит. Но если нам суждено драться друг с другом, пощады не жди.

— Хотела сказать тебе то же самое, — печально улыбнулась она.

— Ага. Выше нос. И блузку застегни, — ухмыльнулся я. — Иначе до испытаний не доживем — Матильда прибьет нас раньше.

***

Место, которое я помнил как Дудергофский парк с памятниками войны, в этом мире оказалось закрытой территорией Полигона Аудиториума. Владения вуза были обнесены высоким крепким забором, причем явно зачарованным. Отсюда я не мог разглядеть ничего, кроме двух возвышавшихся гор — в моем мире они носили названия Ореховая и Воронья. Вдали высились башенки какого-то здания — вероятно, административного корпуса.

Я заметил и университетских охранников, и полицейские патрули. Видимо, Аудиториум учел прошлый печальный опыт. Лишь бы в этот раз не повторилось.

Парковка перед воротами была заставлена по большей части автомобилями высокого класса, хотя встречались серийные модели куда проще. Видимо, не все абитуриенты происходили из самых богатых семей. Мое внимание привлек мотоцикл — роскошный круизер был единственным на всей парковке. Интересно, кто это так выпендривался?

— Выходим, господа ученики, — скомандовала Матильда.

Мы с Ирэн вышли. Из следовавшей за нами машины вывалились трое Сперанских — нервные, дерганые, на бледных лицах еще ярче выделялись веснушки.

— Документы с собой? — в пятый раз за поездку переспросила Матильда. — Все проверили?

Я кивнул.

— Тогда всем удачи.

Баронесса поманила всех нас к себе и обняла.

— Не посрамите мое имя, иначе гнев мой будет страшен, — она взглянула на нас с Ирэн. — Особенно вы, вундеркинды. А теперь вперед. Я буду ждать вас здесь.

Я улыбнулся на прощание.

— Спасибо, ваше благородие. Вы — замечательная наставница.

— Благодарить будешь, когда пройдешь, — проворчала она. — Если пройдешь.

Рядом с закрытыми воротами располагалась будка проходного пункта. Возле открытой двери выстроилась небольшая очередь из абитуриентов. Все с документами в руках. Мы встали в конец очереди, впрочем, продвигались довольно быстро.

Ирэн пошла первой. Когда дело дошло до нее, к ней обратилась высокая женщина в мундире, какой я видел на сотрудниках вуза. На поясе у нее висела большая сумка с множеством подписанных карманов.

— Ваши документы, пожалуйста, — протянула руку сотрудница.

Ирэн раскрыла паспорт. Женщина сверилась со списками, поставила галочку о явке, затем вытащила из одного из карманов сумки значок и протянула Ирэн.

— Благодарю. Прикрепите на видное место, ваше благородие, и проходите внутрь. Вас проводят к вашей команде, и вы сможете подготовиться.

Ирэн кивнула, оглянулась на нас со Сперанскими и шагнула на территорию Полигона.

Следом пошел я и сразу протянул раскрытый паспорт. Дама проделала ту же процедуру и вручила мне значок. Я рассмотрел на латунной поверхности символы “45-В”.

— Прошу, ваше сиятельство, — женщина подбодрила меня улыбкой. Видимо, я выглядел совсем уж угрюмым. — Удачи на испытаниях.

— Благодарю.

Я тут же прикрепил значок на грудь. И едва прошел через КПП, как на выходе меня тут же поймал другой сотрудник.

— Добрый день, — поприветствовал он и взглянул на мою латунную брошку. — Группа “45-В”. Прошу за мной.

Он выглядел совсем юным, всего на пару лет старше меня. Наверняка был студентом Аудиториума. Видимо, во всех мирах учащихся припахивали на дополнительные работы.

Студент повел меня сквозь обширный внутренний двор. Ничего волшебного здесь не было: обычная закатанная асфальтом площадка, окруженная невысокими двухэтажными зданиями. Во дворе царило столпотворение — люди в мундирах Аудиториума сновали туда-сюда, выкрикивали фамилии абитуриентов. Возле туалета столпилась классическая очередь. Ветер откуда-то принес запах сдобы. Видимо, работала кухня, чтобы дать перекус малахольным вчерашним школярам.

Я хотел было попросить студента подождать Колю, но вовремя прикусил язык: нельзя, чтобы кто-то из них пронюхал о том, что мы узнали состав групп. Поэтому торопливо проследовал за сопровождающим.

Мы обогнули здание в форме буквы “П”, и я увидел другой корпус. Длинное здание, растянувшееся на добрую сотню метров. Туда мы и направились.

Сопровождающий сориентировался и подвел меня к двери, на которой висела бумажка с символами “45-В”.

— Прошу, — он распахнул передо мной дверь. — Располагайтесь, знакомьтесь со своей командой. Скоро к вам придет инструктор и напомнит правила поведения во время испытаний.

— Спасибо.

Студент кивнул и ринулся обратно к КПП. Бедняга сегодня явно не один десяток тысяч шагов находит… Я же остался возле входа — решил подождать Колю.

Сперанский появился буквально через пару минут. Увидев меня, вздохнул с облегчением.

— Фух. Значит, списки не наврали, — улыбнулся он.

— Тихо! — шикнул я. — Не болтай, лекарь.

— Да понял я, понял. Идем?

Я распахнул дверь и вошел первым. Помещение оказалось совсем небольшим и пустоватым — из мебели только вешалка, две парты и шесть стульев. Первым на нас поднял глаза худой парень с торчащими ушами и жиденьким светлым пушком над верхней губой. Я заглянул ему в глаза и отпрянул. Почти бесцветная радужка выглядела жутко.

— Привет! — улыбнулся он. — Вы кем будете?

— Николай Сперанский, — представился мой спутник. — Лекарь.

Улыбка юноши стала еще шире.

— Отлично! Я Георгий Афанасьев. Менталист, — он пожал Коле руку и протянул мне. — А ты?

— Михаил Соколов… Видимо, универсал. Но больше все же боевой.

Сидевшая в самом конце комнатки девица вышла на свет, и мы со Сперанским синхронно вытаращились на нее.

— Уж постарайтесь стать сегодня боевым на все сто процентов, ваше сиятельство, — сказала она и надула здоровенный пузырь жвачки. — Анна Грасс. Артефактор.

Все бы ничего, но, кажется, я теперь понял, кому принадлежал тот мотоцикл. После слов Матильды о Грассах я ожидал увидеть кого угодно, но не… хрестоматийную байкершу. Черные как смоль волосы были подстрижены под каре, глаза ярко подведены черным. Одета артефакторша была в обтягивающие кожаные брюки с длинным рядом булавок, косуху с клепками и высокие байкерские ботинки. На ее груди болталась толстая стальная цепь с какими-то железными подвесками.

Я бы ни за что в жизни не признал в ней аристократку. Даже с учетом того, что она носила серебряный герб рода на куртке.

— Ну и ну, — отозвался я. — Твой байк припаркован перед входом?

Девица не ответила и уселась на парту.

— Значит, ждем еще одного? — лениво потянувшись, спросила она и взглянула на наручные часы. — Ему бы поторопиться. В час начнется инструктаж.

— А ты откуда знаешь? — спросил менталист.

— Второй год поступаю. Вряд ли что-то сильно изменилось.

— А на чем в прошлый раз зарезалась?

— На третьем этапе, конечно же. Жаль, воспоминания блокируют. Но в этот раз я подготовилась гораздо лучше. И вы, мальчики, приведете меня к победе. Если, конечно, вы не полные ничтожества.

Кажется, я начал понимать, о чем говорила Матильда. Ирэн, конечно, порой бывала той еще стервой, но даже в первые дни общения она не разговаривала со мной с такой надменностью, с какой сейчас Грасс произносила каждое слово.

— Нужен еще один боевой, — рассуждала девушка. — Я тоже кое-что могу, да и менталист, надеюсь, не зря в гимназии геморрой зарабатывал. Но нужно больше огневой мощи.

В дверь постучали.

— Вот и огневая мощь пожаловала, — улыбнулся Сперанский. И все мы уставились на дверь.

В проем едва протиснулся здоровенный, нет, просто огромный детина. Настолько огромный, что задел макушкой притолоку. Мы с ребятами переглянулись, и, казалось, даже Грасс впечатлилась.

— Ну привет, малыш, — ухмыльнулась она. — Ты Рахманинов, да?

— Ага, — детина разинул рот в добродушной улыбке. — Виктор Рахманинов. Для друзей просто Витя.

Он вошел внутрь и занял, по моим прикидкам, половину помещения. Анна Грасс присвистнула.

— Молю, скажи, что у тебя боевая специализация.

— Ну какая же еще? — осклабился Рахманинов. — Боевая. Во всех смыслах.

— Какая досада, что физический контакт на испытаниях запрещен, — съязвил Коля и наклонился к моему уху. — Это ж на каких харчах такое вырастает?

— У меня в семье все великаны, — услышав Сперанского, ответил он. — Фермерские продукты, вот в чем секрет! Одна беда — мундир придется шить на заказ…

— Так, мальчики, хорош болтать! — Грасс хлопнула в ладоши. — Всем слушать сюда. Кроме меня есть кто-нибудь, кто второй год пробуется?

Мы с парнями замотали головами.

— Понятно, — кивнула байкерша. — Тогда внимайте.

Она отсоединила от штанов несколько булавок и протянула каждому из нас.

— Это что? — спросил менталист Афанасьев.

— Мой подарочек в знак доброй дружбы. Я артефактор или кто?

— Артефакты запрещены. Кроме тех, что создаются непосредственно на Полигоне, — напомнил Сперанский.

— А то я не знаю, умник. Булавки спрячьте. Лучше всего приколите ко внутренней стороне курток. Нас будут проверять на предмет запрещенных вещей. Булавки не засветятся — прямо сейчас они чисты. Но мне будет проще работать с собственными вещами. Они очищены и пригодны к зачарованию. Всем ясно?

— Да, — кивнул я. — Что ты сможешь сделать на Полигоне? На что сможешь зачаровать предметы?

— Лекарю брошу связку на уменьшение емкости заклинаний. Бьют там больно, поэтому Коленьке придется как следует поработать. — Она подумала, отцепила от штанов еще одну булавку и протянула Сперанскому. — Вторую повешу на усиление защитных заклинаний. Лекаря постараются обезвредить первым. Надеюсь, не нужно, объяснять, почему?

— Не нужно, — ответил менталист. — Полагаю, мы здесь все готовились.

— Похвально, — процедила Анна. — Теперь боевые товарищи. Малыш, ты в чем хорош?

— “Косы” у меня отличные. Как бритвы. С “Жар-птицами” похуже будет. Жаль, кулаками поработать нельзя.

Грасс кивнула.

— Значит, заряжу тебе на скорость бросания “Кос”. На, возьми вторую булавку, — она протянула здоровяку еще одну. — Если успею, повешу тебе усилок на “Берегиню” или “Шлем”.

— Лучше на “Шлем”, — прогудел Рахманинов. — А то кто знает этих менталистов…

— Принято. — Она обернулась ко мне. — Ну а ты, красавчик? Чем порадуешь?

Я пожал плечами.

— Можешь просто зачаровать две штуки на усиление боевых и защитных? Без привязки к конкретным заклинаниям.

Байкерша смерила меня недоверчивым взглядом.

— Что, прямо во всем хорош?

— У меня свои хитрости.

— Ну смотри у меня, сиятельство. Обгадишься — голову откручу.

— Ну у вас и манеры, мадемуазель, — не выдержал Сперанский. — И где таким учат?

— Я и тебя плохому научу, солнышко, — осклабилась Грасс. — Ладно, теперь о тактике…

Договорить она не успела. Дверь распахнулась, и в проеме показалась уже знакомая мне высокая дама в мундире.

— Добрый день, господа, — поприветствовала она. — Информирую, что противник для вас уже назначен. Место соревнований — Западный Полигон. Ваши команды пойдут первыми.

Глава 12

— Разрешите представиться: Воронцова Регина Сергеевна, — высокая дама шагнула в комнату. — Старший преподаватель Аудиториума Магико. Рада приветствовать вашу команду на вступительных испытаниях. С этого момента и до итога вашего пребывания здесь я буду вашим куратором. Ко мне следует обращаться согласно моему статусу — “ваше превосходительство”.

Ого. Серьезный человек нам попался.

Мы вразнобой поприветствовали женщину, и я заметил, что здоровяк Рахманинов с трудом удерживался от того, чтобы не пялиться на куратора: видать, питал слабость к большим женщинам.

Но Регина Сергеевна и правда была по-своему хороша: смотрелась в строгом темно-синем мундире как современная валькирия. Светлые волосы зализаны в тугой пучок, глаза сверкали льдом, накрашенные тонкие губы казались кровавой нитью. На груди она носила герб Воронцовых, а административный статус подчеркивали эполеты и шевроны. Солидно.

— Прошу задержаться на перекличку, — потребовала кураторша.

Она сверилась с бумагами, по очереди нас вызвала, метнула неодобрительный взгляд на Анну Грасс.

— Надеюсь, в этот раз вам повезет больше, ваше благородие, — сказала она байкерше.

Та лишь усмехнулась.

— Поглядим, ваше превосходительство. Поглядим…

— Инструктаж проведем на Западном Полигоне. Но сперва, — Воронцова взмахнула рукой, и ладонь охватило зеленое сияние, — небольшая процедура проверки на запрещенные артефакты.

Она по очереди обыскала нас, сверяясь с небольшим оком, что висело у нее на поясе мундира. Байкерша оказалась права — булавки никак не проявили себя, и вскоре кураторша удовлетворенно кивнула.

— Теперь все формальности улажены. Прошу за мной, господа.

Компания у нас, конечно, получилась колоритная. Рыжий тощий Сперанский, жуткий менталист Афанасьев — бледный, еще с этими прозрачными глазами — ну точно призрак. Байкерша-хулиганка Грасс и огромный Витя-боевик. На их фоне я смотрелся неуместно нормальным.

Главное, чтобы родовая сила оставалась под контролем. Потому что именно сейчас, когда момент истины приближался, у меня по позвоночнику начинали бегать искры напряжения, с которым было трудно совладать.

Воронцова вышла, и мы гуськом последовали за ней. Я догнал артефакторшу, жестом попросил ее чуть отстать.

— Чего тебе? — раздраженно прошипела Грасс.

— Ты забыла дать булавки Афанасьеву.

— Знаю.

Она ускорила шаг, дернула менталиста за рукав. Тот обернулся, и Грасс жестом поманила его к себе. Я видел, как она исподтишка отцепила две булавки от кожаных штанов, незаметно передала Афанасьеву, шепнула что-то ему на ухо. Менталист кивнул и поспешил занять свое место в нашей цепочке.

Ну, как могли, подготовились. Вроде бы.

Территория загородного Полигона оказалась унылой. Невзрачные корпуса из красного кирпича, асфальтированные дорожки, редкая зелень и клумбы с давно отцветшими бархатцами. Даже пялиться по сторонам было не на что.

Честно говоря, от расхваленного Аудиториума я ожидал чего-то более грандиозного. Но, видимо, руководство вуза решило оставить весь пафос на Каменном острове в Петрополе.

Мы шли довольно долго, изредка я видел, как вели другие группы — очевидно, на остальные Полигоны. Наконец мы вышли к еще одному забору, в центре которого под навесом располагались две двери. Там же дежурили двое охранников с опознавательными знаками Аудиториума.

Воронцова остановилась перед левой дверью.

— Группа “45-В” прибыла, — сказала она, и служители распахнули перед нами дверь.

Мы оказались в небольшом коридорчике, причем за стенкой я отчетливо слышал хор голосов. Другая команда?

Территория, что раскинулась впереди, походила на футбольное поле. Только от него за версту фонило Благодатью. Здесь вообще отовсюду несло чужеродной силой, и в этом, впрочем, не было ничего удивительного.

Само же поле представляло собой подобие полосы препятствий. Руины, насыпи, укрытия, лестницы — словно Полигон был рассчитан на игроков в пейнтбол, а не на юных колдунов.

— Прошу внимания, — кураторша развернулась к нам.

Она достала из поясной сумки пять странных цилиндров и вручила каждому по одному.

— Каждому из вас дан флаг, который требуется повесить на флагшток в конце Полигона. Он находится на вышке, и вы сразу его увидите. Ваш цвет — зеленый. У ваших противников — красный. Это понятно?

Мы кивнули.

— Побеждает та команда, которая первой повесит флаг. При этом допускается физическое уничтожение флагов противника. Главное, чтобы у вашей команды остался хотя бы один. Если кто-то из вас доберется до вышки, но флаг не повесит, это не будет засчитано за победу.

— А если я повешу, но его уничтожит противник? — спросил Сперанский.

Воронцова позволила себе легкую улыбку.

— Не уничтожит, ваше сиятельство. Как только флаг окажется прикреплен и поднят, он станет неуязвим для заклинаний противника. За этим строго следят.

Коля кивнул.

— Благодарю.

Анна Грасс нахмурилась.

— В прошлом году было пять флагов, и требовалось повесить все…

— Правила изменились, ваше благородие. Поэтому советую слушать внимательно.

Байкерша что-то прошипела себе под нос, но угомонилась.

— Флаги невозможно превратить в артефакты, — добавила кураторша. — Они неуязвимы для зачарования, поэтому рекомендую не тратить на это время. Однако артефакторы могут использовать подручные предметы и одежду для зачарования. Допускаются улучшения боевых, защитных и ментальных навыков, а также улучшения, направленные на усиление заклинаний из разрешенного списка. Также вы можете применять любые заклинания из данного перечня для атаки и защиты. Это ясно, госпожа Грасс?

Анна кивнула.

— Да, благодарю.

Воронцова перевела взгляд на Афанасьева.

— Менталистам запрещено использовать “Сирин” и любые другие заклинания, сулящие риск для разума противника. Наведение иллюзий, отведение глаз и любые формы “Алконоста” разрешены. Иными словами, из соображений безопасности менталисты не могут проникать в глубинные слои сознания и оказывать на них влияние. Есть вопросы?

Григорий Афанасьев покачал головой.

— Нет вопросов, ваше превосходительство.

— Чудно. Далее. Лекарям разрешены любые формы целительного воздействия. Также лекари вправе применять любые боевые и защитные заклинания из списка разрешенных.

Сперанский улыбнулся.

— Вопросов не имею!

— И, наконец, боевые товарищи. Вам разрешены “Косы”, “Жар-птица” и “Колобки” не мощнее четвертого ранга. Для защиты вы можете использовать “Шлем”, “Берегиню” и “Покров”.

Я удивленно хмыкнул. Значит, “Колобки” все же разрешены… Но ведь Матильда говорила, что их изучали только на третьем курсе…

И это явно удивило не только меня.

— Прошу прощения, — вмешалась Грасс. — Почему “Колобки” вошли в перечень разрешенных? Это недоступное для многих заклинание.

— Распоряжением его высокопревосходительства ректора с этого года “Колобки” внесены в реестр разрешенных боевых заклинаний, — отчеканила канцеляритом Воронцова. — Многие аристократы учат им своих отпрысков еще со школы. В любом случае данный вопрос лучше адресовать не мне.

— Это нечестно…

Я пнул Грасс по ботинку и наклонился к ней.

— Угомонись. Все в порядке. Я умею их делать.

Она резко обернулась, внимательно на меня посмотрела. Затем нехотя кивнула.

— Ладно.

— Также хочу напомнить, что физический контакт запрещен. Никакого рукоприкладства, господа! Только Благодать. Нарушение правил приведет к дисквалификации всей команды. Это ясно?

— Да, ваше превосходительство, — хором отозвались мы.

— В таком случае прошу пройти на поле к полосе старта, — распорядилась Воронцова. — Желаю удачи, господа.

Мы прошли до конца коридора и остановились перед ярко-красной полосой, отмечавшей границу Полигона. Справа от нас раздавались голоса участников соседней команды — глухие из-за бетонной перегородки.

Значит, мы узнаем своих противников только когда подадут сигнал. Я оглянулся на Колю. Тот растерял свою жизнерадостность и шептал что-то прикрыв глаза. Наверняка молился, чтобы не встретиться с братом и сестрой. Или с Ирэн.

— Команды, приготовиться! — зычно прозвучало со стороны поля.

Мгновением позже раздался звук свистка. Первый. Знак выходить на Полигон.

Ну, с богом.

Я оттолкнул Колю влево, чтобы лекарь держался подальше от предполагаемого врага. Грасс попыталась было выйти вперед, но я шикнул на нее:

— Держись поодаль. У тебя еще есть работа.

Она не стала спорить. Поэтому первыми пошли мы с Малышом.

Время словно замедлилось. Каждый шаг давался с невероятным трудом. Я шел, глядя направо, стараясь заметить наших противников.

И, наконец, увидел их.

— Дерьмо, — раздалось у меня за спиной. — Это еще хуже, чем Штофф.

И я понял, о чем говорил наш менталист. Афанасьев был прав. Нам досталась самая сильная команда из нашей категории.

Красавец граф Юрий Горькушин — боевик четвертого ранга. Темновласка княжна Анна Лопухина — целительница, с которой мы столкнулись на Смотре — пятый ранг. Княжна Екатерина Алексеева — боевик четвертого ранга, шла на второе образование и была старше всех нас. Граф Алексей Ермолов — тоже боевик, но пятого ранга. Впрочем, не менее опасен. И вишенка на торте — княжич Федор Муравьев, менталист пятого ранга. Внешне ботаник ботаником, но безобидное впечатление было обманчивым.

Элита. Худший сценарий из возможных.

Сперанский шумно выдохнул, явно от облегчения.

— Рано радуешься, — отозвался я, пристально разглядывая врагов.

— Нам конец, — прошипела Грасс. — Две боевых “четверки”. Не вывезем.

Я сплюнул под ноги.

— Посмотрим.

Прозвучал второй сигнал — знак готовиться.

— Анна, работай. Гриша, держись рядом. Всем поставить защиту. “Шлемы” и “Берегини”. Быстро!

На удивление, ребята меня послушались. Я-то боялся, что каждый станет тянуть одеяло на себя, и получится как в басне про лебедя, рака и щуку. Но почему-то даже Грасс решила не выделываться.

— Гриш, держись ближе к Анне и Коле, — попросил я. — Им нужна дополнительная защита.

— Так и собирался.

— Отлично, — я хлопнул по плечу Рахманинова. Пришлось подпрыгнуть. — Витя, расчехляй “Косы”.

За пару секунд я поставил надежный “Шлем” — по моим прикидкам, он должен был сдержать любое воздействие шестого ранга. Насчет пятого — нужно было следить, могло что-то и пройти. Мое тело охватило сияние “Берегини” — на этот раз я не выпендривался и огорошил противника проявлением родовой силы. Издалека бледное сияние родового источника можно было ошибочно принять за слабый ранг, и мне это было на руку.

— Это чего у тебя такое? — удивился Малыш, ткнув в меня пальцем. — Белое…

— Потом расскажу. Правил это не нарушает.

Противники тоже подготовились и повесили защиты. Сердце стучало у меня в ушах, и каждый удар отдавался словно грохот. Дыхание стало тяжелым. Крови прилила к ногам, а руки зудели от сконцентрировавшейся на пальцах силы.

Третий свист резанул по ушам, и мы сорвались с места.

Первую треть пути мы просто пробежали, но затем начались препятствия. Не сразу я заметил, что дорогу обеим командам преграждал широкий ров. Глубину не прикинуть, а деревянный мост был шириной всего метр и явно сколочен наспех.

Первыми добрались конкуренты. Красавец Горькушин взлетел на мост и протянул руку Лопухиной, чтобы помочь ей взобраться.

— Все жечь мост! — ментально рявкнул я. Да так, что мои сопартийцы повздрагивали. — “Жар-птицы” в мост, быстро!

Дважды просить не пришлось. Сопровождая заклинания воинственными кличами, ребята принялись метать “Жар-птицы”. Наша артефакторша отвлеклась от настройки булавок и тоже сотворила огненный всполох. Горькушин не сразу понял, что именно мы собирались сделать, и выставил барьер, чтобы защитить людей от обстрела. Но огоньки полетели в опоры моста.

— Черт! — взвизгнула Лопухина.

Но было поздно.

Я зачерпнула побольше силы, створил “Колобка” и метнул его ровнехонько в опору. Та треснула, мост начал заваливаться, и вскоре половина команды врага оказалась в воде.

“Бегом, вброд!” — раздался у меня в голове голос Афанасьева.

Пока враги барахтались и пытались переплыть, мы залезли в воду — с той стороны, где не было обломков моста. Рахманинов пер как баржа. Невысокая Грасс провалилась по грудь и с отборной руганью плыла вперед. Я оттолкнулся от вязкого дна перераспределил в “Берегине” силу на скорость и добрался до противоположного берега.

— Давай, вылезай, — я вытащил Сперанского. — Цел?

— Да.

Малыш подхватил байкершу и менталиста, и тут я заметил, как за их спинами характерное сияние вражеских “Кос”.

— Витя, “Покров”! — рявкнул я.

Мы со Сперанским выставили перед ними “Барьер” одновременно. Да только я не учел, что прилетело и в меня. “Коса” чиркнула по плечу, но я успел закрыть собой Сперанского. Малыш, увидев это, взревел, и сотворил гигантский серп — кроваво-алый, сияющий, тот пролетел и впечатался в выставленный противниками “Покров”. Барьер дрогнул, и Афанасьев, барахтая ногами в воде, отправил в сторону врагов сразу два “Колобка”. Отлично, значит, не я один тут умел чуть больше.

— Быстро вылезайте. Коля, помоги.

Пока мы со Сперанским помогали нашим выбраться, я обратился к их разумам:

“Вскипятим воду. Нужно, чтобы они остались во рву. Это отвлечет их, и можно попытаться отправить одного из наших на вышку”.

— Мне нравится, — злобно отозвалась вымокшая байкерша. — Кого отправим?

— Миша быстро бегает, — предложил Коля и запустил во врагов еще три “Косы”. Судя по крикам, кто-то вовремя не успел поставить барьер.

— Нет, пусть Грасс бежит, — решил я. — Она знает Полигон лучше всех.

Байкерша кивнула.

— Прикройте.

Мы с парнями перегруппировались, закрывая спинами артефакторшу. Крепче схватив свой флаг, девушка скользнула за груду камней, оттуда принялась двигаться мелкими перебежками.

Но ее заметили.

“Колобок” авторства Алексеевой полетел прямиком в Грасс. Байкерша едва увернулась — заклинание прошло по касательной и все-таки ее зацепило. Она выругалась и попыталась на бегу обновить защиту.

Мы продолжили обстрел, стараясь не выпускать врагов из воды. Малыш шарахал здоровенными алыми “Косами”, но начинал понемногу выдыхаться — видимо, с резервом у него еще были проблемы. Афанасьев и Сперанский обстреливали “Жар-птицами”. Я прицельно метал “Колобки” в Алексееву, пытавшуюся не дать Грасс уйти далеко.

Байкерша была ранена — я видел, как один из мощных шаров Алексеевой попал ей в ногу, разбив остатки “Берегини”. Грасс прихрамывала и здорово потеряла в скорости.

Не дойдет.

“Вперед, за ней!” — обратился я к парням. — “Прикроем Анну”.

Я первым сорвался в сторону Грасс, на ходу вкладывая почти весь потенциал в “Берегиню”. Афанасьев попытался отвлечь врага “Алконостом”, но чертыхнулся.

— Не могу пробить менталкой. Не выходит.

“Тогда брось. Бей боевыми”.

Рахманинов отстреливался из последних сил — “Косы” становились тоньше и слабее.

И в этот момент Грасс рухнула как подкошенная, схватившись руками за голову.

— Черт!

Я бросился к ней, с трудом уворачиваясь от ковровой бомбардировки “Колобками”.

— Миш, беги! — взвыл Коля. — Давай! Мы задержим…

Его голос утонул в грохоте — вражеская команда разметала на щепки очередное укрытие, к которому подбежали наши.

Я бежал так, как не бегал даже по лесу от Матильды. Перед глазами стояло Древо Рода, и я просил у источника больше силы. Добежать. Добраться. Только сейчас понял, что потерял свой флаг. Значит, нужно забрать у Грасс.

Она лежала неподвижно в нескольких шагах от высокой груды камней, сваленных в причудливое подобие альпийской горки. Оброненный цилиндр с флагом валялся возле ее руки.

Я поднял флаг, крпеко его сжал вспотевшими ладонями и прикоснулся к шее байкерши, пытаясь нащупать пульс.

А затем поднял глаза наверх и осел на земле от ужаса.

На груде камней, закинув ногу на ногу, сидел человек с парализованным лицом. Я тряхнул головой, пытаясь согнать наваждение. Не проходило. Проверил “Шлем” — все работало.

— Здравствуй, Михаил, — поприветствовал Радамант. — Вижу, дела у вас не очень?

Я инстинктивно отполз. Но иллюзия не рассеивалась. Да и откуда бы ей взяться, если правилами было запрещено касаться глубинных слоев сознания и памяти?

— Я настоящий, — угадав мои мысли, сказал Радамант и поднялся.

— Что… Что ты здесь забыл?

— О, я здесь не ради тебя. Список у меня длинный. Хотя и для тебя тоже есть испытание. — Радамант кивнул в сторону вышки с флагштоком и криво улыбнулся. — У тебя два варианта: успеть добежать, чтобы повесить флаг и выиграть соревнование, или попытаться помешать мне совершить задуманное.

Глава 13

Может это все-таки были шуточки вражеского менталиста? Может смог каким-то образом обойти запрет? Не полез в глубины сознания, а вытащил мысль с поверхности разума? Ведь я часто вспоминал о Радаманте — мне не давали покоя игры, что он затеял.

— Настоящий я, настоящий, — прочитав мои мысли, сказал косоликий колдун. — Просто меня видишь только ты. Сейчас докажу. Гляди туда.

Он сделал почти незаметный жест, и с его пальцев сорвался крепенький “Колобок” — и втемяшился ровнехонько в незащищенный затылок Горькушина. Боевик взвыл, обернулся ко мне и показал неприличный жест. Но им тут же занялся ревевший от гнева Малыш Рахманинов.

— Ну?

— Ладно. Верю, — я поднялся, отряхнулся и старался держаться максимально спокойно. — Я тебе зачем понадобился?

— Не поздороваться было бы невежливо.

Почему-то именно в такие абсурдные моменты в голову приходят еще более циничные и безумные мысли. Я же глядел на парализованное и невозмутимое лицо Радаманта и думал только об одном: какого хрена он устраивал свои игрища почти каждый раз, когда где-то рядом находился я?

— Тебе просто не везет, — ответил Радамант, явно прочитав мои мысли. — И ты постоянно соприкасаешься со сферой моих интересов. Что само по себе любопытно.

Лежавшая на земле артефакторша застонала. Попробовала пошевелиться, но, едва приподнявшись, снова рухнула на землю.

Я склонился над ней.

— Цела?

— Почти… Соколов… — прохрипела она. — Повесь флаг…

И отключилась. Что-то мне подсказывало, что без вмешательства косоликого не обошлось.

Я оглянулся — в середине поля, шагах в тридцати от нас с Радамантом, развернулось настоящее побоище. И наши проигрывали.

Здоровяк Рахманинов исчерпал почти весь ресурс, самоотверженно сражаясь сразу с двумя боевиками противников. С каждой секундой зрелище становилось все более жалким. Афанасьев боролся в ментальном поединке с Муравьевым, пытаясь не дать менталисту навредить остальным членам команды.

Обоим целителям досталось — что Лопухина, что Сперанский прятались за укрытиями, баюкали раненые конечности и изредка шмаляли “Косами” и “Жар-птицами” в противников. От их защит остались лишь лохмотья, да и ресурсы были на исходе.

— Если намерен спасать задницы своих ребят, тебе нужно поторопиться, — напомнил Радамант. — Вышка уже близко.

— Да что за игру ты затеял? — рявкнул я. — И от меня-то тебе что нужно? Чего ты ко мне прицепился?

— Шшш… — косоликий приставил палец к губам. — Тише, Михаил. Иначе тебя примут за сумасшедшего. Остальные-то меня не видят. Точнее, не замечают.

Он что, умудрился одновременно отвести глаза всему Полигону? Впрочем, это меня бы уже не удивило. После всего, что он устроил это казалось и правда легким.

— За кем ты пришел?

— Скоро узнаешь. Мой совет — воспользуйся шансом и лезь на вышку. Я ведь даже немного тебе помог.

А этот момент получивший ментального леща Горькушин скорчился, схватившись за голову — ему по лбу резануло “Косой”.

Радамант помахал мне рукой. Насвистывая какую-то веселую мелодию, он направился прогулочным шагом прямо через поле. Сорвал какую-то жухлую травинку и вставил в рот, словно отдыхал на курорте, а не находился на охраняемой территории Аудиториума.

Да как это вообще было возможно? Неужели аудитриумские артефакты слежения — а они наверняка здесь были — ничего не засекли?

“Советую обойти слева, там лестница удобнее”, — раздался его голос в моей голове. — “Сам когда-то по ней лез”.

“За кем ты пришел?”

“Радуйся, что не за тобой. Ты вызвал у меня интерес, юноша. Даже ментальное воздействие с девицы снял. Далеко пойдешь, если выберешь правильную сторону. Но сперва тебе придется выбрать. И выбрать сейчас”.

Я стоял среди поля, переводя взгляд с вышки на спину Радаманта. Твою же мать! Испытания Аудиториума проверяли мою силу, а этот криволицый псих поставил меня перед моральной дилеммой: добиться своей цели ценой человеческой жизни или пожертвовать поступлением ради спасения… Чьего?

Сила внутри меня заворочалась, загудела, проявляя недовольство. Род противился героизму. Вернее, героическому спасению человека, имени которого я даже не знал”.

Но что если я попробую предупредить жертву? Я ведь мог попробовать обратиться ментально. Предупредить… Думай, Мих. Думай, за кем он мог прийти!

Малыш Рахманинов рухнул на землю с жалобным стоном, и в меня тут же полетели “Колобки”.

Времени думать больше не было, и я сделал выбор, ненавидя себя за жестокость.

— Да вашу Машу! — я побежал к вышке, пустив весь поток силы на “Берегиню”.

Я уже даже не уворачивался — не было ни времени, ни возможности. Перед возвышением, на котором располагалась деревянная вышка, почти не осталось укрытий. Поэтому я просто вздрагивал или выл от боли, когда заклинания вонзались мне в спину. Держал защиту, на ходу подновляя слои “Берегини”.

“Правильный выбор, ваше сиятельство”, — усмехнулся в моей голове Радамант. — “Быть может, ты еще не только приведешь свою команду к победе, но и успеешь поглядеть на представление, которое устроят остальные команды. Уверяю, там будет на что посмотреть”.

“О чем ты?”

Отчего-то у меня по позвоночнику пробежал холодок. Было что-то угрожающее в интонациях Радаманта. Словно он не просто заинтриговывал, а обещал. Намекал на некий замысел. Что он решил устроить на этот раз?

“Приятно было прогуляться по родным местам. До встречи, Михаил”.

Я ощутил, что ментальная связь разорвалась. Оглянулся — и больше не увидел его. Видимо, попал под отвод глаз. Но раз я сделал выбор, нужно было бежать дальше.

За мной гнались боевики противника. Я взвыл от очередного удара “Косой” в спину, перепрыгнул через остатки низкого забора, разнесенного заклинаниями Ермолова и пришедшего в себя Горькушина. Вышка была всего в нескольких шагах. Раз… Два… Три…

Что-то резануло по руке, и я выронил цилиндр с флагом. Тыльная сторона ладони вспыхнула мучительной болью.

— Резвый граф, — хохотнула за моей спиной Алексеева.

Зараза такая, обошла с фланга. Притаилась в тени забора.

Ну сучка… Держись.

Я взревел, всего на миг закрыл глаза и зачерпнул столько родовой силы, что тело едва выдержало. Благо Род одобрил мое решение и распахнул двери источника настежь. Я направил все на Алексееву. Бил ковром “Колобков” как картечью — выпустил сразу больше десятка, и все кучно вошли в тело противницы, разметав ее “Берегиню”.

— На, дрянь! — Обезумев от боли, усталости, но в то же время и от переполнявшей меня силы заорал я. — Жри-не подавись!

Не останавливаясь, я зарядил в нее шквалом огня. Оставшаяся без защиты девушка истошно закричала, и я увидел, что ее одежда загорелась. Но спешить на помощь времени не было. Как и желания.

Я подхватил цилиндр, зажал его в зубах и принялся забираться по лестнице, стиснув зубы от боли. Раненая рука горела так, словно ее облили кислотой.

В меня вошла еще одна “Коса”, я дернулся, но удержался. Теперь горел еще и бок. Горел так, словно мне всыпали плетью.

Вышка качнулась, рядом со мной пролетело несколько “Жар-птиц” — но все попали не в меня, а в вышку. Деревянную…

Ввалившись наверх, я перекатился и пополз к флагштоку. Вышка закачалась, застонала — и я понял, что кто-то бил по ней чем-то мощным. Горькушин и Ермолов поливали мой насест таким шквалом огня, что, казалось, пламя стало жидким. Потянуло гарью. Эти идиоты что, решили спалить меня “Жар-птицами” вместе с вышкой?

Я выплюнул цилиндр, потянул за колечко и размотал флаг. Выставил вокруг нас с флагштоком “Покров” на скорую руку, молясь о том, чтобы он смог поглотить хоть что-то. Снизу и сверху заволакивало дымом — эти придурки умудрились поджечь даже навес. Я закашлялся, но смог подползти к флагштоку и прицепить флаг. А затем потянул трос на себя, поднимая зеленый стяг.

Над облаком сизого дыма медленно поднимался флаг нашей команды.

— Выкусите, сиятельства хреновы! — хотел крикнуть я, но наглотался дыма и зашелся в кашле. Сбоку вырвался язык пламени, и только “Покров” меня уберег.

Но обрадоваться я не успел.

Вышка накренилась, жалобно застонало дерево, и мой насест рухнул, погребая меня под горящими обломками.

Я рухнул с высоты нескольких метров, подняв сноп искр.

И уже в полете меня осенило, кто мог стать целью Радаманта и почему он оказался именно на Западном Полигоне.

Кураторша. Воронцова — этот род был в комиссии при Сенате…

Я приземлился на обломки, но отпружинил как от батута — в полете увидел Сперанского, выставившего руки. Коля, спаситель мой, успел бросить для меня “Покров”. Я снова отпружинил, оттолкнулся от барьера и кубарем покатился по земле. Шарахнулся затылком — да так, что мозг култыхнулся.

Созерцая радужные круги и искры на фоне свинцово-сизого неба, я сконцентрировался и попытался достучаться до кураторши.

Но сколько ни тянулся к ней, нити ментальной связи уходили в молоко. Словно она выставила вокруг себя ментальный блок.

Проклятье…

Я попытался подняться, но от резкой смены положения меня замутило, и я успел только наклониться вбок, чтобы не замарать себя рвотой. Кажется, сотрясение.

— Сиди тихо! — Ко мне подбежал Сперанский и опустился подле меня. Его руки тут же принялись носиться над моим телом.

— Передом… Перелом… Сотрясение… Ожог… — он говорил все это с открытыми глазами, но они казались неестественно мутными. Так проявлялась его сила — он словно уходил в себя, чтобы диагностировать повреждения “пациентов”. — Ничего тяжелого. Смогу подлатать на месте.

Я дернулся, но мощные лапищи подоспевшего раскрасневшегося Малыша пригвоздили меня к земле.

— Сиди, герой, — добродушно ухнул он.

— Нет, — сопротивлялся я. — Надо к куратору. Быстро!

— Сейчас за нами придут, расслабься, — Афанасьев сжал мое плечо. — Жаль, я всего не видел, но даже то, что углядел, смотрелось круто. Ты молодец, Соколов. Мое уважение, ваше сиятельство.

Они обступили меня, не давая не то что выйти — даже подняться. Я снова трепыхнулся, попробовал воззвать к силе, но, кажется, Род решил, что свой лимит на этот день я исчерпал. Вместо того, чтобы подняться на ноги с помощью силы “Берегини”, я снова едва не завалился набок.

Малыш Рахманинов показал мне кулак.

— Сиди, говорю!

Дерьмо. Пока Сперанский суетился вокруг меня с целительными живой и мертвой водами, я поймал на себе гневные взгляды проигравших. Противники расположились в трех десятках шагов от нас и тоже зализывали раны. То и дело косились в нашу сторону, показывали на меня пальцем и о чем-то переговаривались.

Не навилось мне это. И, чуял мой филей, что я нажил себе недоброжелателей. С одной стороны, в свете считали дурным тоном обиду на соперников за проигрыши на вступительных. Но люди здесь были молодые, горячие, гордые… Еще и команда полностью состояла из высокой знати. Та же Лопухина или Муравьев… Не простят.

Я был готов поставить на кон сто рублей серебром, что мне еще придется столкнуться с последствиями.

— Что-то долго не идут, — к нам подтянулась разбитая и едва державшаяся на ногах Грасс. Афанасьев тут же сыграл в джентльмена, стащил куртку, бросил на землю и усадил пострадавшую байкершу. Досталось ей не меньше, чем мне, как сейчас выяснилось. Пока она бежала к вышке, в нее разрядили очень много Благодати.

Сперанский покачал головой, осматривая девушку.

— Ох, ваше благородие, чую, на вас весь мой резерв сегодня и закончится…

Менталист нетерпеливо ходил из стороны в сторону, поглядывая то на команду противников, то в сторону полосы старта.

— И правда — долго не идут. Должны же были увести нас сразу. Может что-то случилось?

Я догадывался, что. Но сказать не мог — это бы навлекло на меня ненужные подозрения. Идиотская ситуация. Даже Корфу лучше не признаваться — за решетку как соучастника не посадит, но и по головке не погладит.

А еще я чувствовал, что начал черстветь. То ли слишком устал и вымотался, то ли Род начал блокировать сострадание, но я не чувствовал особой жалости к Воронцовой. Пытался вызвать в себе эмоции, но было трудно жалеть кого-то после того, что только что произошло.

Черствеешь, Мих. Озлобился. Это скверно.

Грасс тоже теряла терпение.

— Сперанский, просто подлатай мне ногу и голову по-быстренькому, остальное дома залечу, — она бросила тревожный взгляд в начало поля. — Кажется, там что-то происходит. Давайте уже сами дойдем. Только помогите кто-нибудь подняться.

Малыш без разговоров просто взял ее на руки.

— Так будет проще, — добродушно улыбнулся он. — Ты легкая.

— Ну, это, конечно, не мой байк, но тоже неплохой вид транспорта.

Увидев, что мы направились ко входу, противники тоже засобирались. Они молча следовали за нами, бросая нам в спины угрюмые взгляды. Я ковылял, оперевшись на Сперанского. Коле и самому досталось, но парень стойко терпел. Старался даже виду не показывать, что испытывал боль, хотя я заметил, что он тоже был ранен.

— Горжусь тобой, друг, — сказал я, — Отлично сработались. И ты прекрасно себя показал.

— Это нам тобой нужно гордиться, — вымученно улыбнулся Сперанский. — Если бы ты не добежал… Когда ты начал закидывать их “Колобками”, да еще так кучно… А когда вышка загорелась, я подумал, что все… Конец.

Мы не успели дойти до рва, когда над территорией Полигона раздался противный и тревожный вой сирены.

— Что-то точно случилось, — вздрогнул менталист.

Я молча кивнул.

— Сейчас узнаем. Лезем в воду.

Едва мы перебрались через ров, как перешли на бег — уж кто как мог. От грузного топота Малыша сотрясалась земля, а мы с тщедушными Афанасьевым и Колей переходили с шага на бег — дыхания уже не хватало, да и мокрая одежда не прибавлялапрыти.

Но чем ближе мы подбирались к полосе старта, тем тревожнее всем нам становилось. Я ощутил уже хорошо знакомый холодок в солнечном сплетении.

А затем мы услышали крики. Вой сирены заглушал их, но я смог даже разобрать слова.

— Воронцова…

— Ее превосходительство…

— Нашли здесь…

Я отпустил руку Сперанского, обратился к Роду и почти насильно вырвал из источника еще немного силы. Вложил все в “Берегиню” — на скорость. Защита сейчас была ни к чему. Уже ни к чему — я знал, что мы опоздали.

Но я должен был увидеть своими глазами то, что случилось с человеком, которому я своим выбором подписал смертный приговор. Радамант всегда добивался цели. Почти всегда.

Коля и Малыш что-то кричали мне в спину, но я не разобрал из-за громкого звука сирены. Чертова тревога вопила без остановки. Я пролетел бетонный коридор и буквально натолкнулся на группу людей в мундирах Аудиториума. Едва успел затормозить и даже, кажется, врезался кому-то в спину.

Лысый человек в мундире вздрогнул и резко обернулся ко мне.

— Группа “45-В”, — представился я. — Соколов. Бой закончился. Мы ищем своего куратора.

Мужчина повернулся ко мне всем корпусом, явно пытаясь что-то от меня заслонить. Но я уже знал, что увижу.

— Вам будет назначен другой куратор, — сухо сказал мужчина. — Подождите на поле, за вами придут и отведут в нужный кабинет для оформления бумаг. И погасите заклинание, пожалуйста. Вне Полигона его использование запрещено.

Я привстал на цыпочки и все же смог разглядеть край того, что он пытался от меня скрыть.

Воронцова лежала на земле. Лицо спокойное, умиротворенное, но глаза открыты и уставились в небо невидящим взглядом.

— Что с ней? — спросил я.

— Остановка сердца. Мы не успели. Прошу, идите на поле, — лысый мужчина замахал на меня руками, словно пытался разогнать стаю гусей. — Все обратно на поле, пожалуйста!

Но я замешкался, увидев бежавшего в нашу сторону студентика — тоже в мундире, только с шевронами ученика. Только куртка быра расстегнута, а рубашка под ней — залита кровью.

— Ваше превосходительство! — Он летел, бледный от страха и таращил глаза от ужаса. — Северный Полигон! Там… Там…

— Что там еще? — В гневе обернулся сотрудник.

— Там все с ума посходили! Они… Они сейчас друг друга перебьют!

Глава 14

Лысый препод изменился в лице.

— В смысле перебьют? Кто, абитуриенты? А куда кураторы смотрят?

Студентик вытер окровавленную щеку тыльной стороной ладони и шагнул к преподавателю.

— Ваше превосходительство, — он взглянул на нас и понизил голос. — Там все на Полигоне с ума посходили. Вообще все. И абитуриенты, и кураторы, и охрана… Там побоище. И я не понимаю, что случилось. Пытался докричаться, но они словно меня не слышат. Вот, “Косой” прилетело. От преподавателя, от Виктории Федоровны!

— Тише! — Цыкнул на студента препод и потащил в сторону, подальше от нас.

Я сделал вид, что у меня развязался шнурок на ботинке и приблизился на пару шагов, поставил ногу на низкую оградку клумбы и, нарочито медленно завязывая узлы, превратился в одно большое ухо.

— Евгений Петрович, — на ходу тараторил студент, — нужно что-то делать, пока они не вырвались с Полигона! Здесь полно абитуриентов, и если они…

— Не нужно меня стращать, — резко прервал студента Лысый. — Сейчас соберем группу. Кто поднял тревогу?

— Я. Сперва до охраны добежал. И еще неизвестно, что на Восточном Полигоне. Я пытался связаться с их кураторами, но не смог. Блокировка…

Лысый по-отечески похлопал его по плечу.

— Молодец, Сеня. Свое дело ты сделал, теперь оставайся здесь. Дальше мы сами разберемся. Впрочем, лучше бы вам и отсюда убраться. Выведи группы служебной тропой, и старайтесь никому не попадаться на глаза. Если кто-то нападет, защищай детей. Я даю разрешение.

— Понял, ваше превосходительство.

Услышав достаточно, я вернулся к своей команде. Сперанский был бледен от ужаса.

— Там ведь… Там Поля и Боря, — шепнул он. — На одном из Полигонов. Им по рангу ведь положено сейчас там быть. На испытаниях…

Я кивнул.

— И Ирине. Надеюсь, они бьются не друг против друга.

— Да. — Коля крепко схватил меня за запястье. — Нужно им помочь. Вытащить как-нибудь. Мы должны!

— Мы не знаем, что с ними случилось, — тихо проговорила Грасс, потирая больную ногу. — В нашем состоянии идти на преподавателей просто самоубийственно. Мы не то что никого не отобьем, но и сами ляжем.

Она была права. Нашу команду потрепало сильнее, чем противников. Некоторые почти полностью исчерпали резерв Благодати. Да и будь он полон, что сделают салаги-абитуриенты против высококвалифицированных мастеров? Ну может еще бы что-то получилось у меня или у Алексеевой… Но и мы бы продержались недолго.

Коля думал иначе. Вернее, думалка у него в этот момент и вовсе отключилась.

— Там мои брат и сестра, — тихо, но решительно заявил он. — Я ни за что их не брошу. Заставлять вас помогать мне я не вправе. Отправлюсь за ними один.

— Лекарь, не кипятись, — шикнул на него Афанасьев. — И говори тише. Как бы нас сейчас вообще не заперли… От греха подальше.

А я, кажется, начал догадываться, что имел в виду Радамант, когда сказал, что я еще могу успеть посмотреть представление, которое устроят остальные команды. Значит, он что-то сделал с их разумами. Насильно заставил биться друг с другом? Но, черт возьми, зачем?

Опять демонстрация могущества? Хочет показать, насколько опасны вышедшие из-под контроля одаренные? Но зачем именно?

А я ведь даже не мог рассказать о встрече с косоликим сотрудникам Аудиториума, не рискуя вызвать подозрений в причастности к инциденту. Как я им объясню? Моя осведомленность о его планах только подольет масла в огонь. И еще неизвестно, что хуже — попасть в лапы дознавателям Тайного отделения или в руки колдунам Аудиториума…

Лучше не попадаться никому.

И все же у меня оставались два человека, которые могли помочь.

“Матильда, вы меня слышите?” — я воззвал к наставнице, тщательно сосредоточившись на мысли. Фон Аудиториума и вой сирены ужасно мешали и сбивали концентрацию. — “Прошу, ответьте. Срочно!”

“Что стряслось, Михаил?”

Ее голос звучал глухо, отдаленно. Словно пробивался сквозь толщу воды.

“На Полигоне ЧП”.

“Что-что на Полигоне?”

“Чрезвычайное положение. Новый инцидент. Радамант был здесь, я видел его. Свяжитесь с Корфом. Немедленно. Он нужен”.

“Что именно случилось?”

“Один из преподавателей убит Радамантом. Убита. И, кажется, он каким-то образом внушил мысли всем испытуемым и преподавателям, заставляя сражаться друг с другом. Возможно, воздействие аналогично тому, что он сделал с Ирэн. Здесь побоище. Будет паника. Нужны менталисты, чтобы их усмирить, пока они друг друга не поубивали”.

“Поняла”, — отозвалась Матильда. — “Где Ирэн? Где Сперанские?”

“Не знаю. Мы сражались с другой командой. Возможно, они как раз там”.

Баронесса выдержала паузу.

“Проклятье. Ладно. Спрячьтесь и постарайтесь не попасть под удар. Я достану кого нужно”.

“Но…”.

“Никаких “но”! Прячьтесь и не вылезайте. Если возможно, постарайтесь вообще убраться с территории”.

Связь оборвалась. Я попробовал снова достучаться до баронессы, но наткнулся на едва уловимый блок. Возможно, она в этот момент уже связывалась с Пистолетычем. Впрочем, наверняка кто-то из его людей был сейчас здесь. Одна беда — я не знал сотрудников Тайного отделения в лицо. Да и вряд ли бы они стали со мной разговаривать.

Тем временем подоспели другие сотрудники — судя по белым халатам, специалисты медицинской службы. Быстро уложили тело Воронцовой на носилки и мелкими перебежками, словно были под обстрелом, понесли жертву в сторону корпусов.

Лысый препод подвел к нам студентика.

— Арсений Игнатьевич, присмотрите, пожалуйста, за этими двумя группами., — приказал он. — Постарайтесь вывести их к выходу. И не угодите в давку. Мы разберемся.

— Слушаюсь, Евгений Петрович.

Его превосходительство кивнул.

— Благодарю.

Студент взглянул на нас и нервно сглотнул.

— Арсений Горчаков, студент третьего курса, — торопливо представился он. — Я должен вас эвакуировать.

— Я никуда не пойду! — огрызнулся Коля. — Там мои брат и сестра. Без них я…

— Нельзя! Вам нельзя туда! Вы не представляете, что там творится…

О, я, кажется, прекрасно представлял. Я хотел отвести Колю в сторону, попробовать вразумить или хотя бы успокоить. Он-то как раз совсем выдохся. Толку от него не будет — весь резерв потратил на раны Грасс. Но в этот момент от команды наших бывших противников отделилась темновласка Лопухина и подошла к Горчакову.

Встретившись со мной глазами, она едва заметно кивнула.

— Там моя старшая сестра, — сказала Темновласка. — Татьяна Лопухина. Она артефактор, шестой ранг. Третий год поступает…

Студент покачал головой.

— Не могу, господа. Не пущу. Своей шкурой за вас отвечаю. — Он перегородил нам дорогу, расставив руки в сторону. Его ладони охватило зеленое сияние. А студент-то был непрост. — Пожалуйста, не противьтесь приказу. О неповиновении я буду вынужден доложить, и у вас возникнут проблемы с дальнейшим прохождением испытаний.

Лопухина сжала кулаки.

— Ваше сиятельство, что мы можем сделать? Как можем помочь?

Коля рыпнулся, чтобы обойти Горчакова, но я вовремя ухватил его за шиворот и оттащил назад.

— Сперанский, включи голову! — прошипел я. — Студент дело говорит.

— Поля… Она же совсем слабенькая… Она не сможет себя защитить.

— С ней Борис. Успокойся. Он не даст ее в обиду.

Коля уставился на меня горящими от гнева глазами.

— Ирину ты тоже бросишь на произвол судьбы?

— Она может за себя постоять.

Надеюсь.

В конце концов даже Матильда, одержимая безопасностью своей племянницы, велела нам не высовываться. А баронесса была рисковой дамой и кого угодно бы пустила на амбразуры ради спасения Ирки. И если даже она запретила нам лезть…

Студент оглянулся по сторонам, затем сделал несколько шагов в сторону корпусов и осторожно выглянул из-за угла.

— Пока чисто, — сказал он и махнул нам рукой. — Бегом за мной, я вас выведу. Пойдем служебным ходом. Держитесь кучно.

Темновласка Лопухина колебалась, но старшая Алексеева крепко взяла ее за руку и что-то прошептала. Целительница угрюмо кивнула.

— Идем. Быстрее! — Торопил нас Горчаков. — Не отставайте!

— Малыш, помоги Анне, — попросил я. — Она не сможет быстро идти.

Рахманинов коротко кивнул, подхватил Грасс на руки и понес.

— Гриша, побудь замыкающим.

Менталист Афанасьев пристально посмотрел на Колю.

— Побуду. Но ты следи за лекарем. У него беда на лбу написана.

— Ага.

Вражеская команда тоже организовалась. Не сговариваясь, мы выстроились в две колонны за спиной у Горчакова. Красавец Горькушин, показавшийся мне лидером их команды, протянул руку:

— Нас не представили. Юра. Хороший был бой.

— Миша, — я пожал протянутую ладонь. — Мир?

— Войны и не было. Нужно вывести как можно больше людей. Сначала девушек и раненых. Будем прикрывать друг друга.

— Согласен.

Арсений Горчаков вскинул руку вверх и помахал — знак идти. Мы тронулись, стараясь не топать хлюпающими от волы ботинками. Мокрая одежда прилипла к телу, добавляла веса, да и вообще находиться в ней так долго на улице вне пыла боя было неприятно. Я активировал “Берегиню” — плевать, что вне Полигонов нельзя было применять заклинания. Своя шкура сейчас была дороже, плюс заклинание немного согревало. Остальные последовали моему примеру.

Я оставил немного силы в ладонях, готовясь в любой момент шарахнуть либо “Колобком”, либо выставить “Покров”. Увидел, что Алексеева и Горькушин тоже приготовились. Даже Грасс, сидя на руках у Рахманинова, внимательно оглядывалась по сторонам, выслеживая опасность.

“А неплохая из нас вышла команда”, — раздался у меня в голове голос Афанасьева. — “Даже не ожидал, что сработаемся”.

“Давай потом побеседуем. Мне еще сложно одновременно говорить и концентрироваться”.

“А. Извини”.

Для менталиста Афанасьева это не было проблемой: та же Ирка могла изрекать длиннющие тирады, одновременно швыряясь “Косами”, да еще и на бегу. У меня так пока не получалось.

Мы свернули за угол. Студент убедился, что территория перед воротами Полигона была чиста, и жестом разрешил нам идти дальше. Я шел, стараясь не сводить глаз с поникшего Сперанского. Забавно мы поменялись местами: обычно я пытался бессмысленно геройствовать, а он меня одергивал. Честно говоря, даже не ожидал, что ему так сорвет резьбу. Но семья — дело святое. А ведь они еще и тройняшками были — где-то я читал, что между ними образовывалась особая связь.

— Слышите? — Лопухина на ходу подняла голову. — Сирена затихла.

И правда. Я уже настолько привык к ее вою, что даже перестал замечать.

— Интересно, хорошо это или плохо? — отозвался Горькушин.

Студент Горчаков обернулся.

— Проверять не будем. Стоп.

Мы уперлись в перекресток. Я взглянул на указатели: в нашу сторону указывала стрелка “Западный Полигон”, налево — “Северный”, прямо — “Восточный”. Выход был в южной стороне. Горчаков указал направо:

— Держимся правой стороны.

Мы быстро, почти в ногу, затопали на юг. Вымотанная Лопухина споткнулась, и наш менталист ее поддержал. Было приятно видеть, что команда противников вела себя достойно после проигрыша.

Не успели мы дойти до конца корпуса, как Коля оттолкнул меня и резко метнулся в сторону.

— Блин! Коля! — заорал я. — Вернись, дурак!

— Я должен их найти!

Дерьмо. Ну идиот!

Грасс перевесилась через мощную лапищу Малыша.

— Сможешь его догнать?

Я взглянул на свою больную ногу. Перевел глаза на кривую траекторию бега Сперанского — парень едва держался. Ну куда полез…

— Идите. Догоню.

Я устремился за ним, на ходу укрепляя “Берегиню” в ногах. Стало полегче.

Коля бежал к Северному Полигону — я еще не видел его ворот, просто ряд двухэтажных корпусов из красного кирпича.

— Коля, черт тебя дери! — рявкнул я. — Стой, идиот!

Он не останавливался — упрямо бежал, но я начал его догонять. Шаг, другой, третий… Почти, всего чуть-чуть…

Я оттолкнулся от асфальта обеими ногами, вытянул руки в прыжке и схватил его за шиворот. Мы оба упали на дорогу и покатились к тротуару. Он пытался отбиваться, выворачивался, словно уж, но я держал его крепко.

— Остановись, дубина! — я взял его в захват. — Ща врежу!

Он попытался укусить меня, но вцепился зубами в рукав куртки.

— Пуфти! Пуфти… Сф… сфолофь!

Я не выдержал. Отпустил его, развернул к себе и влепил крепкую оплеуху. И, кажется, немного переборщил — забыл, что тело было усилено “Берегиней”.

Голова Коли мотнулась в сторону — почти как в кино в замедленной съемке — из носа вылетело несколько капель крови. Я успел его ухватить за плечи и встряхнул.

— Уходим. Иначе залезу тебе в башку и сделаю послушным теленочком. Я умею.

Но он смотрел не на меня. Куда-то за мое плечо. Глаза Сперанского расширились не то от удивления, не то от страха.

И только сейчас я услышал шум. Даже не шум — адскую бьющую по ушам мешанину криков, стонов, ударов и топота.

Я обернулся. Ворота Северного Полигона были распахнуты. Толпа — две группы абитуриентов, несколько человек в мундирах Аудиториума, охранники и даже дворники в спецовках с метлами наперевес надвигались на нас.

Как зомби. Только лица у них были искажены не тупой жаждой мяса, а ненавистью.

— Пипец, — выдохнул Коля.

А затем вгляделся в толпу. Узнал вымазанные кровью точеное лицо и светлые волосы Ирки. И две рыжие головы Сперанских. Вместо одежды — лохмотья. Все в крови, ожогах и синяках.

И глаза… Горящие адским огнем нечеловеческой ярости. Радужные оболочки цветов ранга их Благодати.

— Воистину, — отозвался я, вскочил и рывком поднял лекаря на ноги. — Бежим.

— Поля… Там Поля…

— Это сейчас не Поля.

Я рванул его за собой. Коля не удержался на ногах, рухнул на асфальт, точно мешок.

— Вставай! — дернул я. — Вставай же.

В нас полетели первые “Косы” и “Колобки”. Я выставил “Покров” перед Колей, но барьер не мог продержаться долго. Зазомбированных было слишком много.

— Не могу… Иди. Иди, Миш…

— Да черт тебя дери!

Я развернулся и приготовился бежать. И едва не сбил с ног Лысого препода.

— Хватай мальчишку и тащи за наши спины, — приказал он.

За Лысым столпилось не меньше десятка других сотрудников. Все в форме, с нашивками разных рангов — от студентов-старшекурсников до высоких преподавательских чинов Аудиториума. Все сверкали всполохами “Берегинь” — янтарные, рубиновые, зеленые…

Я схватил Колю за шиворот и просто потащил по земле. Он уже не отбивался и не пытался ерзать — просто таращился на заколдованных брата и сестру глазами, полными ужаса.

— Сиди здесь, — я доволок его за спины преподавателей и оставил там.

А сам усилил “Берегиню” и перераспределил силу. Надо мной зависло несколько белоснежных колобков.

Лысый удивленно покосился на меня.

— Так, значит, о вас говорил его высокопревосходительство…

— Что нужно делать? Я помогу.

— Если грубо — вырубить и обездвижить. Затем менталисты приступят к своей части.

Я кивнул.

— Это можно.

И запустил первый “Колобок” прямо в лоб Ирэн. Прости, дорогая. В данном контексте бьет — значит, любит.

Девчонка молниеносно выставила “Покров”, и заклинание поглотило не только мой урон, но и несколько “Кос” студента-четверокурсника. Ирина улыбнулась — безумно, сладострастно. И ответила.

Я увернулся. Выпустил очередь “Кос”, чтобы взрезать ее “Покров”. Силовые лезвия пропороли защиту, барьер начал оседать, и сквозь дыры пробрались преподавательские “Колобки”. Несколько вошли в тело Ирэн, она выгнулась дугой в неестественной позе и рухнула на асфальт.

Но занятый Ирэн, я не уследил за Колей. Лекарь прополз за нашими спинами, обогнул шеренгу слева и, с трудом передвигаясь, пошел прямиком на брата с сестрой. Даже не повесил “Берегиню”.

— Не стрелять! — крикнул я, когда понял, что Коля вышел на линию магического огня. — Остановитесь!

Я бросил “Покров”, чтобы уберечь парня, но не успел. Несколько “Кос” рассекли спину Коле. Он дернулся, из распоротой рубашки потекло что-то темное.

— Стоять! — севшим голосом заревел я.

А в следующий миг обезумевшие Поля и Боря бросились на него.

Глава 15

— Коля!

Я поднырнул под линией огня, перекатился по раскаленному от заклинаний асфальту и выставил “Покров” между дурным Сперанским и его безумными братом и сестрой.

Взлохмаченная Поля разъяренно взвыла, наткнувшись на физический барьер. Ударилась о него раз, другой… Они с Борей вели себя, словно зомби — казалось, смекалочку у них отключило вместе с собственной волей. И движения их были грубыми, угловатыми, словно руки и ноги плохо гнулись в суставах. Будто не они сами шли, а что-то ими двигало.

Раз так, быть может, там внутри еще остались они, настоящие они?

Но выяснить это я не успел.

Коля испуганно таращился на родню, стараясь отползти подальше. Усилив свою “Берегиню”, я схватил его за руку и потащил обратно за спины студентов и преподавателей.

— Идиот! — не сдержавшись, я влепил ему затрещину. — Какого хрена ты полез? Не видишь — они не в себе?

Сперанский тряхнул головой.

— Я… Я не…

— Не думал, — прошипел я. — Ты чуть не сдох, понимаешь?

Пользуясь силой защитного заклинания, я подхватил Колю за плечи и поволок еще дальше от аудиториумских. Сражение становилось еще жарче — запахло раскаленным асфальтом, в оконных стеклах отражались мириады всполохов заклинаний. А Николай был ранен.

— Сиди и не рыпайся, — велел я, как можно осторожнее опуская парня на поребрик.

Не убавляя интенсивности “Берегини”, я обратился к родовому источнику и зачерпнул немного силы из целебного потока. Коля терял кровь, нужно было срочно его подлатать. “Косы” и “Колобки” прошлись по нему слишком мощно.

— Да я при всем желании уже не убегу.

— Раньше надо было думать, — проворчал я и принялся исследовать раны.

Так… Пять неглубоких порезов, три ожога и одна тяжелая рана. Еще бы чуть-чуть — и минус одна почка.

Я снова обратился к источнику и на этот раз решил сыграть роль передатчика. Просто пропустил целебный поток через себя, приложил руки к ранам Николая и позволил живительной силе продлиться. Пусть течет столько, сколько нужно.

Источник недовольно зарокотал, пришлось мысленно объясняться, что спасаю друга. Друга, который до этого помогал мне.

“Долг платежом красен”, — объяснил я Роду, и тот согласился. Род, как я понял, вообще крайне щепетильно относился к вопросам долгов.

Коля прикрыл глаза, его голова завалилась, и мне пришлось подхватить его затылок свободной рукой. Не отнимая второй ладони от его ран, я уложил его навзничь. Кровь остановилась. Я направил чуть больше силы на усиление регенерации. Полностью не починю, но Коля хотя бы дотянет до лазарета и профессиональных лекарей.

— Теперь спи.

Когда поток иссяк, я отнял ладони и поднялся на ноги. Бой перед Северным Полигоном не прекращался. Я снова взглянул на безмятежное лицо Сперанского, позавидовал его бессознанке и уставился на побоище.

У меня словно открылось второе дыхание — сила пульсировала в ладонях, требуя выхода. И сила боевая.

А еще я очень хотел вытащить из этого ада Ирку. Убить она меня не смогла и не сможет — клятва резала смертоносность ее заклинаний вдвое. Пару раз она по мне шарахнула, но урон был гораздо меньше, чем я от нее ожидал.

Значит, попробуем вытащить оттуда и ее, и остальных Сперанских. Если получится.

Позади меня со стороны перекестка доносился шум — топот ног, короткие выкрики — приказы, стоны… Я обернулся. Из-за угла здания начали выходить люди: в мундирах, в белых лекарских халатах, в спецовках, в обычной гражданской одежде. Кто-то в крови, кого-то несли на носилках. Я взглянул на указатель — “Восточный Полигон”. Значит, там случилось то же самое? И вот почему подмога припозднилась к Северному Полигону?

Я взмахнул рукой, привлекая внимание, а затем плюнул на это и просто подбежал к пожилой даме в белом халате.

— У меня раненый. Здесь, у тротуара, — я показал на лежавшего Колю. — Забрать сможете?

Дама неуверенно качнула головой.

— Прямо сейчас нет, у нас много пострадавших. Пришлем кого-нибудь через пять минут. Дотянет?

— Да.

Сотрудники торопливо понесли раненых в сторону выхода, туда же направилась скорбная потрепанная вереница людей с Восточного Полигона. Я побежал обратно к Северному, на ходу пытаясь оценить происходящее.

Аудиториумским во главе с Лысым удалось прорядить массу безумцев. Я заметил рыжую голову Поли — девчонка лежала на земле в странной, неестественной позе. Словно ее серпом подкосило. Боря еще держался. Матерился такими словами, от которых уши свернулись бы в трубочку даже у рабочих с Путиловского. Причем бранился одновременно по-русски и по-гречески. Полиглот хренов.

Ловко уворачиваясь от “Кос” и “Колобков” Сперанский лавировал между людьми, прятался за спинами и исподтишка швырялся слабеющими “Жар-птицами”. В них он всегда был хорош, но резерв у него явно заканчивался. Пристроившись за спиной одного из старшекурсников, я улучил момент и запустил “Колобок” прямо в голову Боре.

И удача от него отвернулась. Заклинание прошло по касательной, но парня мотнуло в сторону, он отскочил от выставленного другим учеником “Покрова” и, не удержав равновесия, сел на задницу. Кто-то о него споткнулся, потянул какую-то девицу в красном пальто за собой… И в эту кучу малу сразу двое студентов зарядили очередью “Кос” и “Колобков”.

— Бей их! Давай! — крикнула дама в мундире. — Сбивай барьеры!

— Вырубайте их!

Дальше я наблюдать не стал — бросился влево, пытаясь обойти шеренгу аудиториумских. Лысый препод бросил на меня косой взгляд.

— Не геройствуйте, ваше сиятельство, — приказал он.

Я рассеянно кивнул, пытаясь высмотреть Ирэн. Стычка переместилась ближе к Северному Полигону, “наши” теснили безумцев к входу, стараясь обезопасить остальную территорию. Зато теперь обзору мешали кусты и деревья, высаженные по обочинам улицы. Я внимательно разглядывал лежавших на земле, но не видел Ирки.

Что-то знакомое мелькнуло в листве. Белокурый хвост, розовый воротник куртки…

Она.

Девица оказалась проворнее многих — использовала укрытие и метала заклинания из-за ограды. Я прикинул, что можно было скользнуть вдоль здания, при помощи “Берегини” перелезть… Но хорошо бы сперва ее отвлечь.

Пока я думал, Ирэн вскрикнула — скорее обиженно и гневно, а не от боли. Видимо, от кого-то все же прилетело. И еще она явно экономила силы: судя по силе и цвету ее “Кос”, энергии у девицы еще было достаточно.

Если моя гипотеза верна и убить меня она не сможет, значит, я мог до нее добраться и проделать с ее мозгами то же, что сделал тогда на старой мельнице. Снял заклинание Радаманта один раз — смогу и снова. Всяко лучше, чем изрешетить ее “Косами”.

Бочком, почти по-крабьи, я незаметно обогнул аудиториумских и уже почти подобрался к ограде, когда мне в бок прилетела мощная “Коса”. А мгновением позже передо мной вырос Денисов.

Твою мать, я и забыл, что он был в одной команде с Ирэн.

— Вот ты где, сученыш, — прошипел он, надвигаясь на меня. Еще и рукава закатывать начал. — Я обещал тебе драку…

Значит, эти зомбари все же сохраняли память и сознание…

Я осклабился. Знал бы Денисов, как я был рад встретиться с ним именно при таких обстоятельствах, когда правила Полигона нас не ограничивали.

Он бросился на меня и уперся в “Покров” — я выставил жесткую силовую стену. Не привычное “желе”, от которого можно было мягко отпружинить, а твердую физическую преграду.

Денисов зарычал.

— Сука графская!

— Сам такой.

Он вскинул руки и зарядил по моему “Покрову” таким мощным “Колобком”, что на долю секунды я аж залюбовался. Наверняка их с Иркой команда выигрывала, если они вообще успели начать соревнования. По крайней мере в мощи Денисова сейчас сомнений у меня не оставалось. Крепкий парень.

Тем интереснее.

“Покров” загудел, пошел трещинами. Укреплять поврежденное заклинание смысла уже не было. Я воззвал к разрушающему потоку силы, хватанул со всей дури и с размаху зарядил в Денисова очередью белых шаров. Получай в упор, говнюк.

Денисов чудом увернулся от одного, второй прошел по касательной, а третий поглотила его “Берегиня”. Он прыжком преодолел расстояние между нами, пробил собой остатки “Покрова” и повалил меня на землю.

Рыча, пыхтя и скрепя зубами, мы покатились к стене. Он попытался вытянуть руки, чтобы взять меня в захват, но я вывернулся, пнул его локтем под дых. Денисов с хрипом выпустил воздух, но тут же вцепился в меня ногами, не давая встать. Пытался обхватить сзади. Я треснул ему в нос затылком — и его уже пострадавшее от столкновения с “Покровом” лицо залила кровь.

— Недомерок! — ревел он. — Позор дворянства!

Сколько страсти, с ума сойти. Эту бы энергию да в мирный атом…

Рыча от боли, он вцепился мне в шею, стараясь обездвижить. Но чуть просчитался — двигаться я мог. Я вцепился зубами ему в руку, прокусил кожу и, кажется, даже вырвал кусок мяса — резьбу у меня сорвало, и глаза застелила красная пелена ярости.

На какой-то миг мне показалось, что я сам попал под безумное влияние Радаманта. Но нет, просто Денисов и правда меня невероятно бесил своей спесивой рожей.

Он по-бабьи завопил. Я вырвался, перекатился на полметра и выплюнул кусок кожи. Денисов схватился за раненую руку.

— Надеюсь, не подцеплю от тебя заразу, — сказал я, поднимаясь на колени.

И обратился к Роду.

“Яви боевую мощь. Яви, дабы защититься и наказать врага”, — попросил я.

Я едва успел перенаправить поток, который едва не разорвал меня на части. Горшочек варил так, что меня самого едва не расщепило на атомы. Почему-то когда дело касалось разрушения, Род не экономил.

Я просто выставил руки — и с пальцев сорвались белые сияющие лучи. Денисов дернулся в мою сторону, но осел, едва они достигли его груди. Забился в конвульсиях, снова рухнул на асфальт, тряс руками и ногами, точно в припадке. Из его рта потекла пена, глаза закатились.

Так, все, хватит. Стоп.

С трудом я погасил поток и осторожно подполз к Денисову. Тот лежал, словно был мертв. Я приложил пальцы к его шее и нащупал слабый пульс. Живой. Подобных козлов просто так не убьешь. К мудакам даже смерть зачастую не торопится.

Но по крайней мере этот теперь не опасен.

Тем временем аудиториумские положили почти всех абитуриентов и студентов, сражение продолжалось между преподавателями. Несколько “наших” старшекурсников тоже пострадали. Не тяжело, но они были ранены. Трое баюкали раненые конечности и пытались наспех залатать повреждения “Живой” и “Мертвой” водами.

Еще один рухнул прямо на моих глазах — к моему удивлению, от руки Ирэн. Живучая барышня, как оказалось. Матильда не зря потратила на ее обучение столько времени.

Ну все, дорогая, пора с этим заканчивать.

Окружив себя “Берегиней”, я бросился напролом. Перелетел через низкую оградку, перераспределил силу на защиту от физического урона и прыгнул на Ирэн. Мне повезло — в этот момент она отвлеклась, чтобы отбить очередное заклинание преподавателя и сделала это изящно: не выставляла блок, а разрезала “Колобок” препода своей “Косой”.

И тут я прыгнул на нее, повалив на мокрую пахнущую прелой листвой землю. Затрещали ветки кустов, которые мы зацепили. Девушка сдавленно охнула, не успев понять, что произошло. И я воспользовался преимуществом.

Обхватив ее голову обеими руками, обратился к ментальному потоку и перенаправил на разум Ирэн. Тут же зачерпнул горсточку из целебного, стараясь обезболить процесс, насколько это было возможно.

— Ааааааааа!

Она вопила так высоко, что у меня заложило уши. От страха, от боли, от… отчаяния.

— Пусти! Пустииииии!

Но я держал ее голову крепко. Она забилась в моих руках, ее тело затрясло, руки и ноги словно начали жить свой жизнью, а пальцы и мышцы лица скорчились в спазме. Это мы уже проходили. Сперва над ее мозгом надругался Радамант, а я усугублял ситуацию, чтобы снять морок.

— Н-неет, — голос Ирэн сорвался, и она перешла на хрип. Она вся горела, словно кожа раскалилась до предела человеческих возможностей. Казалось, ее кровь сейчас просто закипит. — Не могу… Отпусти… Пожалуйста…

— Прости. Ты должна бороться.

Она закатила глаза, и ее затрясло так сильно, что мне пришлось переместить голову девушки себе на колени. Кто-то подбежал ко мне, попытался что-то сказать, но я просто оттолкнул этого человека и выставил перед собой барьер.

— Не мешать! — рявкнул я, только сейчас осознав, что наорал на лысое превосходительство. — Работаю!

— Аааа….

Ирэн уже не кричала, не хрипела — просто жалобно стонала. А я наконец-то нащупал тот инородный элемент в ее сознании. Но перед тем, как вырвать его с корнем, решил сперва на него посмотреть. Я должен был понять, с чем сражаюсь.

Темный сгусток, похожий на то, как если в стакан воды капнуть чернила. Со рваными краями, неоднородный, но он проник в слои памяти Ирэн и работал на чувствах. Вытащил на поверхность все плохое — всю ненависть, зависть, страхи, боль, ярость… И превратил это в единственное, что она испытывала. Запер все остальное в дальних уголках сознания, оставив только ненависть и агрессию.

— Тихо, тихо девочка моя. Потерпи. Борись, — шептал я, зачерпывая из целебного потока больше и больше.

Слой за слоем я снимал эти эмоции, растворял их в целебном потоке и вытаскивал из ее головы. Действовать приходилось так тонко, что я ощущал себя каким-нибудь нейрохирургом. Одно неверное движение — и я навсегда изменю эту девушку.

И почему-то Род сейчас охотно делился силой. А ведь обычно не то что не допросишься, но приходилось объясняться и уговаривать. Словно источник знал что-то, чего еще не понимал я.

— Держись, Ир. Держись. Бери сколько можешь…

Я снял последний слой. “Чернила”, которые я видел, растворились, и я пустил чистый поток света, вымывая из ее разума остатки чужеродного вмешательства. Менталистка перестала биться в конвульсиях. Ее лоб резко похолодел, словно температура тела мгновенно упала градусов на пять. Лоб разгладился, и она наконец-то смогла глубоко вдохнуть.

— Ир, — позвал я. — Ир?

Она не ответила. Даже не пошевелилась. Я снова воззвал к Роду и попросил дать еще немножко силы.

“Совсем капельку, чтобы ожила. Пожалуйста”.

Я приложил пальцы к ее лбу, пытаясь согреть ими ледяную кожу. Секунда, другая, пятая…

Ирэн застонала и с трудом открыла один глаз.

— Миш?

— Ага.

— Ты… Ты…

— Все кончилось, — я огляделся по сторонам и увидел, что бой и правда прекратился.

Но тише не стало. Просто грохот и треск заклинаний сменился стонами боли — вечным спутником работы менталистов. Аудиториумские специалисты приступили к работе. Издалека доносились крики и топот лекарей. Люди бежали с носилками.

— Голова… Болит смертельно.

— Пройдет, — ответил я. — Живая — уже хорошо.

— Что… Что случилось?

— Прошу прощения, ваше сиятельство, — надо мной навис Лысый. — Я должен удостовериться, что с девушкой все в порядке.

— Да, конечно. И прошу прощения за неподобающее обращение, ваше превосходительство.

Лысый кивнул.

— Отчаянным временам — отчаянные меры, — устало сказал он. — Я не в обиде.

Я стащил куртку, свернул валиком и осторожно положил под шею Ирэн. Вряд ли я что-то ей повредил в физическом плане, но голова у нее должна была быть после такого чугунной. Лучше какое-то время даже не шевелиться.

Лысый препод присел возле Ирэн на корточки, сосредоточился и поднес руки к ее голове. Увидев его, внимательно разглядев шевроны и эполеты его мундира, Ирэн изменилась в лице. По всему ее телу пробежала короткая судорога, и она уставилась на превосходительство немигающим взглядом.

— Передай своему хозяину, — низким, чужим голосом сказала она, — Кровь льется за кровь. Род гибнет за род. Дети — за детей.

Глава 16

Лысый препод пододвинулся ближе к Ирэн и уставился ей прямо в глаза.

— Кто? — Он схватил ее за плечи. — Кто велел тебе это передать?

Но девушка лишь удивленно моргнула, испуганно взглянула на преподавателя и попыталась отстраниться.

— Что? Я не понимаю…

Он отпустил ее.

— Ясно. Придется поработать с ней в другой обстановке. — Препод словно завис на несколько секунд — явно отправлял кому-то ментальное сообщение. — Ирина Алексеевна, сейчас за вами придут.

Он поднялся. Ирэн порывалась было тоже встать на ноги, но я усадил ее обратно.

— Посиди пока здесь. А лучше — полежи. Сейчас придут лекари.

— Миш, я в порядке. Побило немного, конечно, но… Просто помоги подняться.

— Сиди! Хватит геройствовать! — раздраженно бросил я. — Что ты, что Сперанский, блин. Сплошная головная боль…

Лысый направился к остальным, и я нагнал его.

— Ваше превосходительство, — обратился я. — Девушка вымотана и тоже пострадала. Ее сейчас нельзя допрашивать!

Он обернулся и смерил меня снисходительной улыбкой.

— При всем уважении, ваше сиятельство, вы еще даже не студент Аудиториума. Все, что случается на Полигоне, проходит под юрисдикцией нашей внутренней службы. Прошу, оставьте эту работу для нас. — И словно желая добавить ложку меда в бочку дегтя, он протянул мне руку для пожатия. — От лица всего преподавательского состава благодарю вас за помощь. Тем не менее прошу в будущем воздержаться от подобного героизма. Вы продемонстрировали великолепный потенциал, Михаил Николаевич. Тем обиднее будет вас случайно потерять.

Я рассеянно пожал его руку, и Лысый тут же переключил внимание на других сотрудников.

Значит, наверняка отчасти поэтому Корф хотел кого-то заслать в Аудиториум. Если вуз расследовал происшествия и преступления собственными силами, не исключено, что кое-то могло и вовсе не выходить за стены этого Хогвартса. Но, видимо, что-то все-таки просочилось наружу, раз Пистолетыч развернул целую спецоперацию по моему поступлению.

Тем временем до нас добежала группа медиков и помощников с отличительными знаками Аудиториума. Я узнал нескольких людей в халатах, которых видел на выходе с Восточного Полигона.

Сперва забрали истекавших кровью и тех, кто был без сознания. Я помог уложить нескольких на носилки. Затем увели “средних” — тех, кто был ранен, но мог передвигаться самостоятельно. Я оказался в последней группе — просто шел сам под присмотром руководившей операцией по спасению седой лекарки.

Обоих Сперанских унесли на носилках. Ирэн тоже уложили. Почти насильно. И Лысый в довершение ко всему приставил к ней конвой.

— Идем! — скомандовала дама в белой шапочке. — Старайтесь не отставать. Если чувствуете, что не можете идти, сразу говорите.

Не успели мы покинуть пятачок, на котором развернулся бой, как туда уже заспешили уборщики с метлами, ведрами и тряпками — убирать последствия происшествия. Мне это показалось очень странным: ведь обычно место преступления стараются сохранить в первозданном виде до прибытия криминалистов или как там должна называться аудиториумская служба правопорядка.

Почему Лысый так торопился все убрать? И если в Аудиториуме хотят скрыть подробности случившегося, то как они свяжут языки абитуриентам?

— Ой!

Я остановился и согнулся от резкой боли в голове. Словно в висок воткнули раскаленную спицу. Боль была такой силы, что я едва не упал.

— Юноша! — вскричала медичка. — Что с вами?

Я хватал воздух не в силах ей ответить. Голова горела так, что я не ощущал ничего, кроме этой адской боли. Сила внутри меня тревожно закипала, не зная, как реагировать.

Ко мне кто-то подбежал — но я увидел лишь ноги в ботинках. Кто-то схватил за плечи, удерживая от падения. Перед глазами все поплыло, серый асфальт и желтые листья превратились в грязные пятна…

Стало темно.

***

Мрак начал понемногу отступать. Откуда-то с периферии сознания доносились голоса: несколько женских — взволнованных, один мужской — спокойный, низкий. Кто-то торопливо куда-то бежал: топот каблуков бил по ушам как набат.

Я осторожно открыл глаза и поморщился. Голова гудела. Дрожащий свет люминесцентных ламп на белом плохо прокрашенном потолке.

Осторожно, стараясь не делать резких движений, я повернул голову. Какое-то подобие палаты. Слева, справа и впереди — белые шторки. Я лежал на кровати в собственной одежде — сняли только куртку и ботинки да закатали рукав левой руки, из вены торчала игла катетера. От катетера тянулась трубка капельницы — мешок уже наполовину опустел.

Справа за шторкой кто-то тихо постанывал, и вокруг больного мелькала едва заметная тень медсестры. Слева — видимо в той стороне был то ли пост, то ли вход — переговаривались люди. Судя по площади потолка, помещение было немаленькое.

— Что с Денисовым? — прогудел низкий мужской голос.

— Еще не пришел в сознание, — ответила ему женщина. — Исчерпал резерв, множественные легкие физические повреждения. Перелом лучевой кости правой руки — уже сращиваем. Что с разумом, пока не ясно: менаталисты до его сиятельства еще не дошли.

— Ясно. Как прибудут, ставьте Денисова первым из студентов. Нам не нужны проблемы с его семьей.

Женщина тяжело вздохнула.

— Есть и более тяжелые…

— Но менее знатные. Вы же понимаете, Ольга Юрьевна… К слову, как Сперанские?

— Братьев сможем отпустить на домашнее лечение — успеем подлатать здесь. А девушку придется транспортировать в стационарный лазарет. Или подержать у нас пару дней.

— Братья в сознании? — уточнил мужчина.

— Да, оба. Готовы перевести в соседнее помещение.

— Хорошо. Пригласите к ним менталистов. Пусть начнут работу по подготовке… К выписке.

Значит, я был прав. Они будут обрабатывать абитуриентов ментально, чтобы держали языки за зубами? Интересно, как именно? Просто сотрут часть воспоминаний или поставят блок, чтобы об этом невозможно было рассказать?

Кто-то приблизился к моему отсеку, и я уронил голову на подушку, закрыл глаза и притворился спящим. Лучше пока не высовываться.

Я услышал движение шторки на карнизе, кто-то заглянул, помедлил несколько мгновений, а затем вышел.

Продолжая лежать с закрытыми глазами, я судорожно соображал, как выйти отсюда, сохранив память. Рано или поздно они поймут, что я очнулся. Или сами меня разбудят — в конце концов, я не особо-то и пострадал. А вырубился наверняка просто от усталости. Да и резерв выскреб до дна.

Притвориться, что ничего не запомнил? Вряд ли поверят и полезут проверять. Поставить блок на память самому? Наверняка сломают. Менталисту уровня Радаманта это бы удалось, но мне — едва ли. Все же я сам до конца не понимал принципа того, что творил с мозгами той же Ирэн. Против обученного менталиста противопоставить нечего.

— Соколов еще не очнулся, — доложил тонкий женский голосок.

Мужчина зашелестел бумагой.

— Как проснется, немедленно доложите. О нем его превосходительство особенно интересовался.

— Что нам сказать родственникам?

— На территорию их все равно не пустят. И пусть этим вопросом занимается администрация, — проворчал мужчина. — Нам не до этого. Могу предложить сообщить, что некоторые абитуриенты пострадали в ходе прохождения испытания, и заботу об их состоянии на себя берет лазарет Аудиториума. К слову, мы не особенно и солжем.

— Хорошо. Передам.

— Спасибо, Юленька.

Снова застучали каблучки — шаги удалялись. Я аккуратно приоткрыл один глаз и попытался встать. Забыл о капельнице и чуть не вырвал иглу резким движением. В голове начинало понемногу проясняться.

Ботинки стояли под кроватью — уже хорошо. Но только вряд ли я смогу уйти незаметно. Перед выходом пост, и просто так меня не выпустят. Еще и паспорта не было — наверняка забрали, когда поместили в палату. Так что даже если уйду сейчас, вычислят и найдут быстро.

Значит, будем действовать в обход.

Отбросив мысли о самостоятельном побеге, я улегся на жесткую подушку и закрыл глаза, концентрируя остатки ментальной силы.

“Вальтер Макарович!” — воззвал я к Корфу. — “Это Михаил Соколов. Вы меня слышите?”

Ответа долго не было. Я тянулся снова и снова, пытаясь пробитьсясквозь вечный магический шум Аудиториума. Лекари трудились над исцелением больных, менталисты чистили мозги абитуриентам, и от всех этих действий фонило так, что я с трудом мог удерживать канал связи.

“Михаил, слышу”, — отрывисто, словно с помехами, ответил Корф.

“Матильда рассказала вам об инциденте?”

“Да”.

“Слушайте меня внимательно. Я в лазарете на Полигоне. Администрация хочет скрыть информацию о случившемся. Всем будут чистить память. Я не смогу рассказать вам всего ментально — не сдюжу”.

“В двух словах?”

“Работа Радаманта. Я видел его на Полигоне. Говорил с ним. Он заставил людей драться друг с другом”, —мышцы лица начало сводить судорогой, а кожа головы стала неметь — признак того, что ментальное общение меня перегружало. Но, стиснув зубы, я продолжил. — “Все уже закончилось. Пострадавшие в лазарете, нас много. Я сделал вид, что еще не очнулся, но они до меня доберутся, и тогда…”

“Я понял”, — оборвал Пистолетыч.

“Что мне делать?”

“Играть в коматозника. Я попробую что-нибудь придумать. Отбой”.

Я шумно выдохнул, когда канал связи разорвался. И тут же заткнул себе рот ладонью — еще не хватало так глупо себя обнаружить. Так, Миха, прикидываемся ветошью. Не палимся, не палимся. И подслушиваем.

Сколько я так пролежал, было непонятно. Часы, как выяснилось, у меня тоже отобрали. Не было ни окон, ни будильников на стене. Ничего. Словно я завис в медицинском чистилище. Лишь пару раз ко мне заходила медсестра проверить, очнулся ли я.

Мне казалось, что время текло невероятно медленно. Из развлечений — периодически менялись постояльцы в воседних палатах. Тех, кто пришел в чувство, после небольшого обследования переводили в другое помещение. Вероятно, прямиком к менталистам.

— Что с Соколовым? — снова вопрошал мужчина.

— Спит.

— Будите. Дома отоспится, мне нужны койка в этом зале.

Дерьмо! Ладно, будем импровизировать и тянуть время.

Шторка отодвинулась в сторону, и я, напустив сонный вид, повернулся к вошедшей медсестре. Молоденькая хорошенькая девушка в белом халате и старомодной шапочке с красным крестом. На рукаве — шеврон с гербом Аудиториума, а на груди — брошь с символом Асклепия.

— Очнулись, ваше сиятельство, — натянуто улыбнулась лекарка. — Славно. А то мы уже начали беспокоиться…

— Что в капельнице? — грубо прервал ее я, но тут же вспомнил о манерах. — Извините. Просто не ожидал.

— Неудивительно, — отозвалась девушка. — Пациенты часто пугаются. Вам капают физраствор с питательными веществами. Вы потеряли много сил и были обезвожены. Как сейчас себя чувствуете, ваше сиятельство?

Я пожал плечами.

— Голова болит. Ушибы болят. По ощущениям, словно вагон угля разгрузил в одиночку.

— Это совершенно нормально для вашего состояния. Более того, скажу, что вам очень повезло так легко отделаться, — улыбнулась медичка. — Позвольте вас осмотреть.

Она достала фонарик, посмотрела мне глаза. Затем усилила сияние Благодати в ладонях и обследовала мое тело, уделив особое внимание голове.

— Ничего серьезного, как и ожидалось, — заключила она и убрала фонарик в карман халата. — Вы просто вымотались, ваше сиятельство. Что, опять же, неудивительно. В ближайшие дни вам нужно больше спать, есть больше мяса, красной рыбы и овощей. И, разумеется, никаких нагрузок. Это позволит вашей Благодати залечить повреждения быстрее.

— Почему я тогда потерял сознание? Была резкая боль в голове. Похоже на мигрень но в разы сильнее.

— Обезвоживание недооценивают, — девушка пригрозила мне пальцем. — Вы провели весь день на ногах в боях без еды и воды. Даже такой молодой и крепкий организм, как у вашего сиятельства, может дать слабину. Если желаете, мы можем исцелить наиболее беспокоящие ушибы и порезы мы для ускорения процесса вашего восстановления.

— Благодарю, я лучше сам, — стараясь вести себя как можно более непринужденно, я улыбнулся. — Дома ведь и стены помогают.

Медичка кивнула.

— Это верно. В таком случае я зову Тимофея Васильевича. Он должен подтвердить вашу готовность к выписке. Подождите минуточку, ваше сиятельство.

Она вышла, оставив проход открытым. Я взглянул на ботинки. Если бежать, то сейчас. Может все-таки попытаться?

Я свесил ноги, наклонился и зашипел от резкой боли. Все же голову так и не отпустило. Жалеть себя времени не было. Нашарив ботинки, я сунул в них ноги и принялся торопливо зашнуровывать.

И в этот момент шаги приблизились.

— Здравствуйте, ваше сиятельство. Я Тимофей Васильевич Ушаков, главный врач лазарета при Полигоне.

Невысокий наполовину седой мужичок с большими залысинами пригладил полы халата и уставился на меня через стекла очков в тонкой оправе. Лекарка протянула ему платншет с бумагами.

— Здравствуйте, Тимофей Васильевич, — отозвался я.

— Вижу, вам не терпится нас покинуть, — он улыбнулся, уставившись на мои ботинки. — Но, боюсь, придется немного задержаться. Если Юлия Аркадьевна права, долго мы вас не продержим. Что последнее вы помните?

Я озадаченно посмотрел ему в глаза. Нет, не менталист. Лекарь. Возможно, с дополнительными специализациями, но я не чувствовал в нем большого ментального потенциала. Хотя это наверняка можно было и скрыть…

— Шел в лазарет. Резко разболелась голова. Упал…

— А до этого?

— Драка… Командный поединок, мы установили флаг. Завизжала сирена. Долго вопила… Нас выводили к выходу…

— И? — главврач выжидающе уставился на меня.

Будем пытаться импровизировать.

— Простите, плохо помню, — растерянно ответил я. — Возможно, мне сильно досталось во время испытаний. Все как в тумане. Вроде кто-то кричал, куда-то бежал… Нет… Прошу прощения, все слишком смутно.

— Кратковременная память немного нарушена. Юленька Аркадьевна, отметьте это, пожалуйста.

— Это страшно? — разыгрывая опасение, спросил я.

— Не думаю. Подобное случается после поединков с менталистами. Память вернется через некоторое время. Беспокоиться не о чем.

— Надеюсь. Выходит, я готов к следующему этапу испытаний?

— Ох, молодежь, — улыбнулся врач. — Вечно жить торопитесь и чувствовать спешите… Пока неизвестно, когда и в каком формате будут проходить следующие этапы. Сперва мы должны убедиться в том, что все выигравшие команды восстановились. На это может уйти несколько дней. В этом году ситуация несколько… нестандартная.

Я спрыгнул с кровати.

— Значит, я могу отправляться домой? Как мне забрать свои личные вещи?

— Их выдадут вам вместе с заключением и рекомендациями. Но сперва, — главврач кивнул в сторону двери в конце коридора, расположенного вдоль ряда шторок, — Юлия Аркадьевная сопроводит вас на итоговую ментальную проверку. Если все будет в порядке, мы немедленно разрешим вам ехать домой.

— Со мной все в порядке, вы же сами сказали, — попытался съехать я.

— Я не специалист по делам ментальным. Нужно убедиться, что менталисты ваших противников ничего не повредили в вашем сознании. К тому же ваша кратковременная память… Быть может, ее сразу и восстановят.

Понятно. Значит, вот под каким предлогом они чистили абитуриентам память. Я шагнул в коридорчик и огляделся по сторонам. Налево — аналог сестринского поста и выход, манящая дверь и лампа с указателем над ней. Направо — дверь к менталистам.

Я замешкался. Главврач тем временем передал планшет с документами молодой лекарке.

— Это займет всего четверть часа, не более, — уговаривал меня врач. — Прошу, Михаил Николаевич, следуйте за моей коллегой…

Нет, я должен был сохранить эти знания. Успеть передать больше Корфу или хотя бы Матильде. Я ведь выяснил, что Радамант либо поступал в Аудиториум, либо даже там учился — он сам упомянул об этом. Я услышал слова, которые Ирэн передала Лысому. Все это было важной частью мозаики, которая наконец-то начала хоть немного складываться.

Я не мог все это потерять. Не мог.

— Быстрее, ваше сиятельство, — раздраженно торопил главврач. — Нас ждут другие пациенты.

И в этот момент дверь лазарета распахнулась.

Глава 17

Дверная ручка с грохотом ударила о тонкую стену, и мне показалось, даже пол задрожал. В темном дверном проеме возник силуэт высокого человека в плаще. Я замер, гадая, пришло ли спасение или, наоборот, все стало хуже.

Он шагнул вперед, на свет, и я с облегчением выдохнул.

Пистолетыч собственной персоной ворвался в лазарет как ураган. За ним семенил уже знакомый мне помощник Алексеев. И еще один человек в мундире сотрудника Аудиториума — явно взбудораженный появлением представителей Тайного отделения.

— Вальтер Макарович, сюда запрещено входить! — причитал аудиториумский, безуспешно пытаясь преградить Пистолетычу дорогу. — Это медицинское помещение! Лазарет! Сюда нельзя без специального пропуска.

Видимо, этот товарищ уже давно преследовал Корфа, потому как Пистолетыч, не выдержав, раздраженно к нему повернулся так, что полы кожаного плаща взметнулись и подняли ветер. Тайный советник вытащил большую бумагу из внутреннего кармана плаща и, развернув, сунул аудиторимскому чинуше прямо в лицо.

— Читайте! — рявкнул он. — Давайте, ваше благородие. Читайте вслух.

— Сим… Д-документом… Повелеваю его высокопревосходительству Вальтеру Макаровичу Корфу, тайному советнику и сотруднику Тайного отделения, право вести деятельность на всей территории Аудиториума Магико при Петропольском университете Его Императорского Величества… Также повелеваю оказывать Корфу Вэ Эм и его сотрудникам всяческое содействие и не препятствовать перемещению… О боже! Подписано лично его императорским величеством.

Корф спрятал бумагу и уставился на чинушу в упор.

— Ну? У вашего благородия будут еще вопросы или вы наконец-то позволите мне работать?

Чинуша как-то резко сник, приуныл и опустил глаза в пол.

— Я обязан сообщить его превосходительству! Евгений Петрович должен знать…

— Сообщайте, — отрезал Пистолетыч. — Пусть знает. И имейте в виду, что скоро здесь будет сам Долгоруков. Его уже сюда вызвали.

При упоминании фамилии ректора чинуша икнул, побледнел, а затем пошел розовыми пятнами. Да уж, умел Корф поставить всех на уши…

Корф развернулся в сторону коридора, и я подавил желание броситься к нему. Нельзя, чтобы в Аудиториуме выяснили о моей связи с представителями Тайного отделения. Это могло создать препятствия при поступлении. Особенно сейчас, когда Корф уже прибыл сюда. Впрочем, я был готов расцеловать этого хмурого мужика за столь удачное появление.

“Не представляете, как вы вовремя”, — обратился я ментально. — “Меня уже вели на пытку”.

“Старался успеть. Держись рядом, но помалкивай”.

“Вытащите Ирэн. Я вроде бы снял с нее воздействие, но она передала сообщение от Радаманта аудиториумскому. Фамилии не знаю, лысый дядька Евгений Петрович. Кажется, он здесь главный. Возможно, Ирина знает или помнит еще что-то важное”.

“Понял”.

“Они ее охраняют”.

“Пока просто не отходи от меня, позже скажу, что делать. И помни, что у нас здесь нет союзников”.

Я едва заметно кивнул. Впрочем, не был уверен, что и нас с Пистолетычем можно было назвать союзниками — я все еще не представлял, что за игру он затеял. Однако то, что устроил Аудиториум, да еще и эти попытки так грубо и бескомпромиссно замести следы отвращали меня еще больше.

Корф обратился к засеменившим в его сторону главврачу и лекарке.

— Вальтер Макарович Корф, тайный советник по вопросам применения Благодати Тайного отделения Его Императорского Величества, — представился он.

Главврач кивнул.

— Мы расслышали о ваших полномочиях на территории Аудиториума, однако здесь лазарет. У нас много пострадавших, и ваше появление…

— Мне нужна Ирина Алексеевна фон Штофф.

Главврач нервно огляделся по сторонам.

— Ее нет в этом лазарете. Она под особым надзором, поскольку подверглась серьезному ментальному воздействию…

— Где она? — Рявкнул Корф.

— В третьем… В третьем корпусе. От выхода сразу направо, следующее здание. Но ее нельзя сейчас допрашивать! Идет работа по восстановлению когнитивных функций!

“Эскулап врет”, — сказал я Корфу. — “Она была в порядке и с головой дружила, когда я снял с нее воздействие”.

“Конечно, врет. Они сейчас все будут нести любую чушь, чтобы меня запутать”.

Корф обернулся к Алексееву:

— Отправь людей в третий корпус. Я подойду через десять минут.

Помощник кивнул и тут же вышел, хлопнув разболтавшейся дверью.

— Соколова я забираю на допрос, — распорядился тайный советник.

Глаза врача забегали все беспокойнее.

— Но мы еще не готовы его выписать! Он не прошел ментальную проверку…

— Пройдет позже. Мне нужно отдельное помещение. Любое.

Главврач и лекарка обменялись тревожными взглядами.

— Простите, Вальтер Макарович, это запрещено правилами, — как можно смиреннее и любезнее начала девушка. — У нас будут огромные проблемы, если мы нарушим процедуру лечения. Мы ведь отвечаем за абитуриентов, пока они находятся на территории Аудиториума. Если с его сиятельством что-то случится…

— Валите все на меня, — отрезал Корф. — Свободное помещение. Я жду. Иначе огромные проблемы у вас начнутся гораздо раньше.

— Все будет в порядке, — улыбнулся я, стараясь усыпить бдительность врачей. — Проблем ни у кого не будет. Я ведь все равно почти ничего не помню. Может ваши аудиториумские менталисты и смогут что-то вытащить…

Главврач сдался.

— В конце коридора направо есть процедурная. Она пока пустует, — он понизил голос. — Но, молю, быстрее. У меня действительно будут большие проблемы с администрацией, если выяснится, что мы позволили вам допросить не прошедшего ментальную проверку абитуриента.

Корф кивнул.

— Большое спасибо. Мы поторопимся.

Он буквально вытолкнул меня вперед по коридору и затащил в каморку. Воздух тут же задрожал, а затем я ощутил, как вокруг нас возник непроницаемый купол. Корф пытался избавиться от “прослушки”. Правда, я не был уверен, что в Аудиториуме это сработает надолго.

— Жив, цел, все помнишь? — безотлагательно начал он.

— Да. Ирина…

— Если она в Третьем корпусе, то так просто до нее не добраться. Но я смогу. Сперва позаботимся о тебе. Я вынужден попросить тебя пройти процедуру.

Я вытаращился на Корфа.

— Но вам нужно записать мои показания, чтобы они имели силу…

— Еще важнее, чтобы твоя личность не вызвала подозрений у приемной комиссии. Мы и так здорово рискуем, уединившись здесь. Надеюсь, лекари станут молчать — это и в их интересах.

— Так что тогда делать?

Корф вытащил из глубокого кармана плаща маленький мешочек и протянул мне.

— Бери.

— Что это?

Я ощупал его. Бархатный, туго завязанный на несколько узлов. Внутри перекатывалось что-то маленькое и гладкое. Круглое.

— Око? — Спросил я.

— Нет. Специальный артефакт для записей воспоминаний. Пока не открывай, — предупредил он, заметив, что я начал развязывать узлы. — И слушай меня внимательно.

— Готов. Так как он работает?

— Это изобретение артефакторов нашего Отделения. Вещица редкая, сложная и дорогая. Выдувается из особого стекла и позволяет перенести в нее воспоминания. И просмотреть их позже.

— Как флэшка? — уточнил я.

Корф меня явно не понял.

— Как что?

— В моем мире в компьютеры можно вставить флэш-накопители. Записать туда данные и переносить с компьютера на компьютер. Вроде того?

Пистолетыч кивнул.

— Именно. Одна беда — вмещают они немного. Этого шарика хватит только на запись небольшой сцены из жизни. Или нескольких коротких воспоминаний. Я хочу, чтобы ты перенес на этот артефакт воспоминания о том, что случилось на Полигоне. Самое важное. Встречу и разговор с Радамантом, воспоминания о побоище, о том, как приводил Ирэн в порядок. Я заберу шар, и после этого отправляйся на процедуру. Так мы сохраним твои воспоминания и не вызовем подозрений.

Звучало как план, но все равно казалось мне сложноватым.

— А может вы меня просто заберете? — предложил я.

Тайный советник с сожалением покачал головой.

— Мне нужно, чтобы они были в тебе полностью уверены, — сказал он. — Придется сыграть по их правилам, чтобы они от тебя отстали. Твою память либо сотрут, либо заблокируют. Если сотрут, ты частично восстановишь ее посредством артефакта.

— А если поставят блок? Артефакт поможет?

— С этим будет сложнее. Аудиториумские менталисты в этом чудо как хороши. Но и в этом случае можно попробовать что-нибудь придумать.

— И как пользоваться шариком?

— Он впитывает информацию того, кто держит его в руках и соприкасается с ним кожей. Активируется, когда прикасаешься, поэтому я просил не открывать раньше времени. Развяжи мешок, возьми шарик в руки и сосредоточься на тех воспоминаниях, которые хочешь записать. Старайся не думать ни о чем лишнем. Приступай.

— Сейчас? Хотя да, когда еще будет время…

— Торопись. Нас хватятся, да и доктора не смогут скрывать мое присутствие вечно. И здесь тяжело держать купол. Так что, пожалуйста, пошевеливайся, Михаил.

Я осторожно развязал оставшиеся узлы и вытряс шарик в ладонь. Он оказался совсем небольшим, не больше перепелиного яйца. Стекло было прозрачным, без каких-либо оттенков.

Спрятав шарик в ладони, я закрыл глаза и сосредоточился на воспоминаниях. Вспомнил, как увидел Радаманта, сидевшего на груде камней посреди Полигона. Вспомнил все, что он мне говорил — в том числе и упоминание о том, что он уже бывал на этом месте. “Записал” свои догадки о том, что он мог быть абитуриентом или студентом Аудиториума. Добавил воспоминание о гибели Воронцовой — и о том, что ее фамилия тоже была в списке Радаманта.

Концентрироваться становилось сложнее, но я постарался отфильтровать воспоминания о бегстве Сперанского, нашей драке и сосредоточился на битве с зазомбированными людьми. Только сейчас осознал, что все-таки они вели себя по-разному. Кто-то был совсем похож на зомби, словно лишился воли. А иные могли разговаривать и сохраняли воспоминания. Мне это показалось важным, и я занес свои мысли в шарик.

И последним записал мою попытку снять воздействие с Ирины — как вычищал ее сознание, как думал, что обо всем позаботился — и то, как она внезапно изменилась, передавая послание Радаманта лысому Голицыну.

Вроде все…

— Готово, — я открыл глаза, упаковал артефакт в мешочек, тщательно завязал на три узла и передал Корфу. Пистолетыч тут же спрятал артефакт. — Надеюсь, сработает.

— Сработает, куда денется. Я давно пользуюсь такими штуковинами. Полезные безделушки.

— Вытащите Ирину, пожалуйста. Это важно.

— Не менее важно для меня, чем для тебя, — отозвался тайный советник. — Матильда не простит, если ей причинят вред.

И я не прощу. Ни Аудиториуму, ни Корфу. Ирина — едва ли не единственная, кто оказалась замешана во всех этих интригах без вины. Но регулярно страдавшая от этого.

— Еще один момент, Михаил. Я должен просить твоего разрешения на время забыть об этом разговоре. И об артефакте. Потом все верну, обещаю.

Я мрачно усмехнулся и шагнул ближе, подставляя голову.

— Понимаю. Делайте, что должны.

— Взрослеешь, Соколов, — внезапно тепло, по-отечески улыбнулся Корф.

И мою голову сжало тисками. Первые несколько мгновений эта боль казалась нестерпимой, но с каждой секундой мука отступала, становилась менее заметной. Затем на миг в глазах что-то вспыхнуло, и я уставился на Корфа.

***

— Простите, что не смог рассказать многого, — виновато улыбнулся я. В голове было удивительно легко и пусто, словно меня накачали легким наркозом.

Корф удовлетворенно улыбнулся.

— Ничего страшного, Михаил Николаевич. Мы еще будем допрашивать остальных абитуриентов. На данный момент вы свободны. Благодарю.

— Тогда я пошел на процедуру. До свидания.

Я вышел и не мог отделаться от странного ощущения, словно забыл о чем-то важном. Но никак не мог вспомнить, о чем именно. Но раз забыл, значит, ничего критичного. Тело переполняла легкая эйфория, и я вернулся к лекарям, сияя позитивом.

— Мы закончили. Я готов к проверке, — улыбнулся я.

Лекари странно на меня посмотрели, но вопросов задавать не стали.

— Прошу за мной, ваше сиятельство, — Юлия Аркадьевна повела меня вперед по коридору. По дороге я столкнулся с Корфом — тайный советник направлялся к выходу из лазарета.

— До свидания, ваше сиятельство, — кивнул он. — Благодарю за сотрудничество.

Девушка распахнула передо мной дверь и пропустила вперед.

— Прошу сюда.

Мы очутились в небольшом помещении, где за столом сидел невзрачной, но приятной наружности мужчина средних лет в немного старомодном твидовом костюме. Темные волосы были зализаны назад, на лацкане пиджака красовался значок Аудиториума.

— Михаил Николаевич Соколов, — представила меня лекарка и протянула менталисту планшет со сведениями обо мне. — Прибыл на ментальную проверку. Мы готовы выписывать его сиятельство. Все рекомендации перечислены в документах.

Мужчина кивнул и жестом пригласил меня пройти дальше.

— Здравствуйте, ваше сиятельство. Черновский Олег Романович, менталист Аудиториума. Юлия Аркадьевна, благодарю. Дальше мы сами.

Девушка скрылась за дверью, напоследок метнув на нас тревожный взгляд, а я неловко перемнался с ноги на ногу.

— Как обстоят дела с вашей памятью, Михаил Николаевич? — спросил менталист. — Прошу, присаживайтесь в кресло. Процедура займет совсем немного времени.

— С памятью… Вроде неплохо. Хотя все, что происходило на Полигоне и после испытаний помню не очень четко, — виновато улыбнулся я. — Нам попались очень сильные соперники, и их менталист нас не щадил. Даже “Шлем” легко пробивало…

Черновский понимающе улыбнулся.

— Да. Признаюсь, на вашу команду немногие делали ставку. Однако вы нас удивили, и удивили приятно. Значит, жалуетесь на смутные воспоминания?

— Да. Все немного как в тумане. Столько всего происходило…

— Что ж, позвольте мне коснуться вашего разума и проверить, не была ли повреждена ментальная структура.

Он потянул ко мне руки, но я отшатнулся.

— А это больно?

— Не так приятно, как “Алконост”, но и не так отвратительно, когда к вам в голову вламываются без разрешения. Собственно, потому я и прошу вас позволить мне…

Я пожал плечами и чуть расслабился, хотя сила внутри меня протестовала. Пришлось уговаривать ее не вставать на мою защиту.

— Я готов и очень хочу домой, — улыбнулся я.

Что-то неправильное… Было во всем этом что-то неправильное… Но я не понимал, что. Ай, и ладно. Может и правда слишком много по голове били на Полигоне и после.

Черновский приложил пальцы к моему лбу, я ощутил прикосновение чужеродной силы — и правда, гораздо мягче, чем я ожидал. Но вдруг что-то внутри черепа заворочалось, заскрежетало, сопротивляясь действиям менталиста.

Он оторвал руки и удивленно моргнул.

— Что-то не так? — Невинно улыбнувшись, спросил я.

— Нет-нет… А хотя… Вот я балда! Прошу прощения, ваше сиятельство. Не подумал, что ваша сила имеет иное происхождение. С ней нужно работать немного иначе. Минуточку… Позвольте!

Он снова прикоснулся ко мне, и на этот раз ощущения были иными. Словно голову обхватило стальным обручем, и он начал сжиматься, проникая сквозь кости черепа, и уменьшался до тех пор, пока не превратился в одну точку внутри головы.

— Вот и все! — довольный, менталист оторвал от меня руки и отстранился. — Все в порядке.

— Значит, повреждений нет?

— Нет, вы просто переутомились и готовы к выписке. Но советую соблюдать рекомендации лекарей и больше отдыхать и лучше питаться. Завтра будете как огурчик.

Я покинул его кабинет, и на выходе, уже у поста, мне вернули куртку, часы и паспорт.

— Вот, возьмите, — Юлия Аркадьевна сунула мне в руки записку. — Это от тайного советника. Велел вам передать, когда вернетесь.

— Спасибо…

Я озадаченно развернул клочок бумаги.

“Третий корпус. У входа”.

Попрощавшись, я направился прямиком туда. Сверился с указателями, хотя и это было лишним. На крыльце уже стояли Корф, Алексеев и…

— Ира! — я бросился к ней, но Пистолетыч меня остановил. Только сейчас я понял, что он был мрачнее обычного.

— Мы опоздали, — сухо сказал он и вручил мне маленький мешочек. Кажется, где-то я его уже видел… — Возьми в руки и считай воспоминания. Ты нужен мне в полном порядке.

Ирэн хлопала ресницами и глуповато улыбалась, словно была немного не в себе. Казалось, она даже не сразу меня узнала. Если вообще обратила на меня внимание.

Я осторожно извлек шарик из мешочка, и поток воспоминаний едва не сбил меня с ног.

Ух ты ж черт!

Мозаика складывалась, я словно обрел недостающую частичку, потеря которой зудела у меня в голове.

— Вспомнил? — спросил Корф, внимательно наблюдавший за мной.

— Ага…

— Отлично.

— Значит, ей стерли память?

— Заблокировали. Работа второго ранга. Мощный ей попался специалист.

— И что делать?

— Снимать блок, — тихо отозвался Корф. — Во всей империи есть только один род, способный своей силой и перебить такую работу. Был когда-нибудь во дворце?

Глава 18

Я ошарашенно вытаращился на Корфа.

— Во дворце? В Зимнем?

— Тише, — оборвал меня Пистолетыч и тут же продолжил, используя ментальную связь.

“Выведи Ирину за ворота. Там вас встретит Матильда. Дождитесь меня за территорией”.

“Хорошо”, — ответил я и взял подругу за руку.

— Идем, Ирин. Здесь нам сегодня делать уже нечего.

— А где Сперанские? — удивленно хлопала ресницами она. — А ты, Миша… Вы победили? Прости, голова словно ватная…

— Мы с Колей — да, победили. Сперанских еще не отпустили. А вы, как я понял, выступали против команды Поли и Бори?

Ирэн печально кивнула.

— И победили их. Обидно… Не учиться нам вместе.

— Ну, может в следующем году им повезет больше.

— Надеюсь. Они очень славные ребята, да и Поля станет отличным артефактором. Мы с ними тоже заранее договорились, что биться будем честно и пощады друг другу не дадим… — девушка медленно брела, шурша сухими листьями. — Просто я настолько к ним привыкла… И как представлю, что в Аудиториуме буду без них, как-то не по себе становится.

— Ты не обольщайся, — улыбнулся я. — Это было только первое испытание. Впереди еще два. И если они будут такими же непростыми, как и первое, то у нас много шансов не пройти.

— Ты прав. Но все равно сегодня я праздную победу. Я сама подняла флаг! Представляешь, первой добежала. Ух, как они по мне палили… Вооот такенными “Колобками”!

Она вытаращила глаза и показала руками размер вражеских заклинаний. И едва не споткнулась о поребрик.

— Так, осторожнее! Обратно тащить тебя в лазарет я не хочу.

Походка Ирки была нетвердой, словно каждый шаг давался девице с большим трудом. Я предложил ей руку, и она с готовностью ухватилась за мой локоть.

— Прости. Что-то я после всего этого не в форме…

— Еще бы, — отозвался я. — Всем сегодня досталось.

И Сперанским — особенно. Впрочем, у меня был еще один повод немного собой гордиться: отмудохал Денисова по полной. Жаль, прибить не мог. И жаль, что он не запомнит этого возмездия. Чую, придется навалять ему снова, потому как этот козел не остановится в своих издевательствах. Знаю я таких.

Занимая Ирку пустой болтовней, я довел нас до выхода. Уже давно стемнело, и нам приходилось ориентироваться только по указателям да рядам фонарей вдоль дороги. К контрольно-пропускному пункту медленно стекался ручеек отпущенных абитуриентов, и чем ближе мы подходили к воротам, тем плотнее становился людской поток. Все явно прошли ментальную обработку — больно уж характерные пустые глаза и усталые лица у них были.

Неужели я остался единственным, кто смог что-то запомнить? Звучало и ощущалось как-то жутковато.

Наставница ожидала нас, прислонившись к капоту автомобиля. В одной руке вечный мундштук с вишневой сигариллой, во второй — стаканчик с кофе.

— Матильда! — взвизгнула Ирэн раскинула руки в стороны и бросилась к тетке, едва мы прошли последний КПП Полигона. Наставница едва успела поставить кофе на крышу. — Моя команда победила! Спасибо, спасибо, спасибо!

— Я и не сомневалась в тебе. Ни на мгновение. Ты же у меня молодчина.

Баронесса стиснула воспитанницу в объятиях и вопросительно взглянула на меня поверх ее головы.

“Прошел?” — прозвучал ее голос у меня в голове.

“Ага. Повезло. Мы с Ирэн были на разных Полигонах”.

“Это я уже поняла. Поздравляю с первым этапом. Где Вальтер?”

“Велел ждать его здесь. Кажется, нас сегодня ждет еще одно приключение”.

Матильда нахмурилась и ничего не ответила. Я ощутил, как оборвался канал связи. С усилием оторвав от себя любвеобильную племянницу, баронесса открыла дверь автомобиля.

— Полезайте, согреетесь. Голодные?

Черт. А я ведь и правда и маковой росинки в рот не взял с самого завтрака. Казалось, с тех пор прошла целая вечность.

— Слона готова съесть, — кивнула Ирка.

— С радостью присоединюсь к трапезе, — добавил я.

Баронесса улыбнулась.

— Тогда полезайте на заднее сидение. Там для вас припасен гостинец, — она пригрозила Ирэн пальцем. — Сильно не налегай. Фастфуд сегодня только в порядке исключения! В округе ничего другого не было.

Интересно, был ли в этом мире “Макдональдс”? Или “Бургер Кинг”…

Но что бы ни припасла для нас наставница, по радостному возгласу Ирэн я понял, что это было вкусно.

— Миша, давай сюда, — поторопила подруга, шурша бумагой. — Иначе сама все съем. Боже мой, картошка жареная… Газировка! Бургерыыы! Ааааа!

Я не сдержал улыбки, видя, как обрадовалась Ирка. Ну точно как первоклашка, которому попалась желанная игрушка в “хэппи миле”. Может, конечно, мозги у нее еще не встали на место после обработки, но было приятно видеть, как близкий человек был искренне счастлив. Пусть и ненадолго. Пусть и от простой плебейской еды, запрещенной высокородным отпрыскам.

В конце концов, Ирка сегодня вырвала зубами свою победу. Ведь перед тем, как началось то безумие, они успели завершить поединок. Так что можно было праздновать, пока не вернулся Корф и все не испортил.

Я не успел завалиться на заднее сиденье, как Ирэн уже протянула мне маленький бумажный сверток.

— От сердца отрываю. С курицей. Мой любимый, — сказала она. — Жаль, картошка остыла. Холодная не такая вкусная…

Я осторожно развернул бумагу и пригляделся к логотипу. “Курочка Ряба” — прочитал я и уставился на логотип в виде веселой курицы в переднике. Понятно. Что ж, пора изучать культурно-гастрономические аспекты этого мира. Раз уж я тут застрял навсегда…

Ирка тем временем заточила два бургера, половину картошки, смешно вымазалась в соусе и теперь булькала газировкой через трубочку.

— Счастье есть, — погладив себя по животу, она откинулась на спинку сидения и уставилась на меня. — В последний раз Матильда водила меня в “Рябу” много-много лет назад… Почти сразу после похорон родителей. Я тогда маленькая была, еще не до конца понимала, что такое смерть. Но запомнила, что это было очень вкусно. Грустно и вкусно.

“Грустно и вкусно” — мда, слоганы ей лучше не придумывать.

Я торопливо пропылесосил все, что осталось в пакете после Иркиного нападения на еду. Обычно она ела совсем немного — блюла фигуру, но тут разошлась по полной. Заточив последнюю холодную картофелину, я забрал газировку из рук Ирки. Сделал глоток…

И просиял.

Да это же был один в один “Тархун”! Вкус детства… Тысячу лет его не пил — все кола да пиво… Чудны дела твои, Господи.

Матильда постучала в стекло и кивком велела нам выйти.

Покидать уютную теплую машину не хотелось, да и после плотного ужина меня разморило и начало клонить в сон. Организм бросился переваривать с таким остервенением, что, казалось, все остальные обменные процессы остановились.

Но появление Корфа несколько меня взбодрило.

Пистолетыч обменялся долгими взглядами с Матильдой — видимо, сообщал ей что-то по ментальному каналу. Наставница нахмурилась, бросила взгляд на Ирэн и закурила.

— Это срочно? — спросила она вслух.

— Боюсь, что да. У нас мало времени. И лучше все сделать сегодня.

— По-твоему одна ночь что-то изменит?

— Возможно, — уклончиво ответил ей Корф. Я не понимал предмета их разговора, но подозревал, что Матильда не хотела отпускать Ирэн на ночь глядя… во дворец.

— Темнишь, Вальтер, — баронесса выпустила тонкую струйку дыма, стараясь не выдыхать на нас с Иринкой. — Что опять затеял?

— Прости, Мотя, пока сказать не могу, — Пистолетыч кивнул на нас. — Но сия юная поросль увязла в этом по самые уши.

— Раз так, я еду с вами, — безапелляционным тоном заявила Матильда. — Заберу ребят после того, как все закончится. Мне будет спокойнее.

— Мотя…

— Не обсуждается!

Я икнул от неожиданности. Да уж, нечасто увидишь, как самого Корфа чехвостит хрупкая красотка. И при этом когда Корф позволяет ей это…

Ладно, не мое дело.

— Тогда по машинам, — распорядился тайный советник. — Михаил, едешь со мной. Нужно переговорить. Ирина — с Матильдой. Пусть поспит в дороге, ей пригодятся силы.

Словно подтверждая его слова, Ирэн сладко зевнула.

— А я и не против. Так спать охота…

Я последовал за Пистолетычем к уже знакомому мне серому седану. На этот раз вел сам Корф, на переднем пассажирском устроился его помощник, а мне достался весь задний ряд. Не спрашивая, я стянул ботинки и забрался на сидение с ногами. Лежать под капельницей было приятно, но спокойнее как-то в машине, под присмотром Пистолетыча.

Когда мы тронулись, я поднял голову. Автомобиль несся по трассе в сторону Петрополя, за окном мелькали фонарные столбы и силуэты домов.

— Неужели едем в Зимний? — спросил я.

Тайный советник фыркнул, и я увидел его снисходительную улыбку в зеркале заднего вида.

— Нет, разумеется. При всем уважении к моим заслугам, если я появлюсь там второй раз за сутки, это едва ли вызовет удовольствие Его Величества.

— Значит, вы и правда туда вхожи? Ну, к императору.

— Конечно. Иначе как бы я получил бумагу, которой утер нос Аудиториуму, чтобы вас вытащить и поднять немного шума? Гость я там нечастый, обычно отчитываюсь перед другими представителями августейшей фамилии. Тем не менее бывают поводы напомнить о себе и Алексею Константиновичу.

— Тогда к кому мы едем и в какой дворец? — не унимался я.

— В Ново-Александровский на Дворцовой набережной. К Великому князю Александру Константиновичу.

Я тут же принялся судорожно вспоминать разветвленное генеалогическое древо Романовых. Кажется, Александр Константинович приходился младшим братом царствующему императору… А вот где он жил, я не знал — не успел далеко продвинуться в изучении таких подробностей. Надо бы, учитывая, как все начало поворачиваться…

— И он нас примет? Так просто?

— Его Императорское Высочество уже дал согласие. Нас ждут.

А вот это было интересно. Нет, я подозревал, что Корф был вхож в высокие круги столичного общества. Но чтобы он был на короткой ноге с самими Романовыми… Или все дело было в Аудиториуме?

Я поделился размышлениями с Корфом, на что он, все так же не отрываясь от наблюдения за дорогой, ответил:

— Начну издалека, поэтому получится слегка поверхностно. Тем не менее кое-что в голове у тебя уложится. Насколько ты знаешь, род Романовых — весьма обширен и разветвлен.

— Да, конечно.

— Все ядро их рода — сплошь обладатели Первого ранга Благодати. Нужно объяснять, почему?

— Потому что они владеют самым большим Осколком.

— Все верно. Технически они владеют целыми двумя Великими Осколками — и Петропольским, и Константинопольским. Просто Романовых — две ветви, которые весьма хитрым образом переплелись около ста лет назад. Тем не менее оба Великих Осколка поддерживают их силу на беспрецедентно высоком уровне. Это не тайна. Я просто разжевываю для тебя, поскольку ты у нас новенький.

— Спасибо, — съязвил я. Мог бы и не напоминать лишний раз. Впрочем, Алексеев и так был в курсе. И я очень надеялся, что Пистолетыч поработал над свзываением языка своего помощника.

— И поскольку страна огромна, земель множество, а интересы населения серьезно различаются, приглядывать приходится даже за теми, кому Романовы доверяют контролировать те или иные процессы, — продолжил тайный советник. — Императорская фамилия распределяет обязанности по надзору за работой различных органов и структур между членами семьи. Великая княгиня Ксения Алексеевна, старшая сестра правящего императора, надзирает за работой Аудиториума.

— Но мы едем не к ней…

— Именно. И почему, пока говорить не буду. Сам догадаешься.

— У меня много предположений, — улыбнулся я.

— Немного помогу намеками. Аудиториум был учрежден императорской фамилией и содержится ее на деньги. Разумеется, есть масса фондов для добровольных жертвователей, и даже существует попечительский совет, в который входят выдающиеся представители дворянства…

— Но курирует Аудиториум императорская семья.

— Верно. Точнее, Ксения Алексеевна, даруй господь ей здравие.

— И, судя по тому, что творится в Аудиториуме, либо Ксения Алексеевна чего-то не знает о происходящем, либо…

— А вот на этот моменте я предлагаю тебе умолкнуть, — резко оборвал меня Корф. — Молодец. Сообразительный парень.

Я откинулся назад, приложив холодные ладони к лицу. Ну и ну… То, что императорская семья должна была запустить руки в самые важные институты государства, не просто справедливо, но и логично. Я бы и сам на месте императора поставил кого-то из близких приглядывать за структурой вроде Аудиториума — слишком уж высокая концентрация одаренных на квадратный метр. А в универсистетах, как известно, всегда происходит брожение умов. И не всегда удобное для власти.

Тем не менее что-то Ксения Алексеевна забила здоровенный болт на свои обязанности. Или положила этот болт намеренно. И тогда интересно, зачем.

Видимо, до поры до времени удавалось сохранять видимость того, что на Каменном острове все было в пределах нормы. И все же что-то вылилось. В таком случае становилось понятно, почему привлекли Корфа и почему он начал работать тайно. Если его задание было “внутренним” заказом Романовых, чтобы в том числе проверить добросовестность их же члена семьи…

Ух, блин.

Не думал, что мысли о разборках с Радамантом после всего этого окажутся для меня более приятными. Но по сравнению с внутренними разборками в императорской семье перспектива снова пообщаться с косоликим почему-то начинала мне даже нравиться.

“Позже объясню все подробнее”, — прозвучал у меня в голове голос Корфа. — “Пока свои соображения держи при себе”.

“Значит, мы едем к Александру Константиновичу, потому что он дал вам поручение?”

“Позже, Михаил”.

В какой-то момент я отключился, и сон показался мне кратким мгновением. Проснулся я, когда наш автомобиль затормозил на набережной. Отсюда открывался роскошный вид на Неву, Петропавловскую крепость, мосты… Да что уж там, вид был как с открытки. Знакомый, родной, но все же неуловимо иной.

— Выходим, — распорядился Корф.

Ново-Александровский дворец прямо-таки дышал вычурностью. Главный фасад выходил на Дворцовую набережную — как раз с этой стороны мы и подъехали. И даже при одном беглом взгляде на резиденцию у меня глаза разбежались от великолепия. Здание выкрасили в истинно петербургский серый цвет, пышно оформили мрамором, лепниной на фронтонах, балюстрадой и декоративными вазами.

На уровне третьего этажа между фигурами кариатид располагался мраморный великокняжеский герб. А по бокам — монограммы Александра Константиновича, которые поддерживали статуи в лавровых венках.

Центральный вход украшали ажурный козырек и кованые решетки, опиравшиеся на витые столбы с фонарями — причем свет их был не желтым, а бледно-голубым, отчего дворец казался немного сказочным. Словом, резиденция, достойная императорской фамилии. И я почувствовал себя так, словно стоял перед входом в музей.

Матильда припарковалась следом, и Штоффы подошли к нам. Корф и наставница снова обменялись долгими взглядами — очевидно, о чем-то договаривались, и Матильда кивнула.

— Жду вас здесь, — сказала она и полезла в карман за портсигаром.

Ирэн оглядела свой наряд и охнула.

— Как же я к Его Императорскому Высочеству в таком виде…

— Об этом не беспокойтесь, — отозвался Корф. — Сам Александр Константинович… как бы сказать… несколько эксцентричен. Один из немногих Романовых, кто действительно даже не обратит внимания на ваш внешний вид.

Мы развернулись к роскошным двустворчатым дверям с витражным стеклом. Алексеев посторонился, пропуская Корфа вперед. Пистолетыч положил руку на молоток в виде головы льва с бронзовым кольцом в пасти и несколько раз ударил кольцом. Судя по его отстраненному виду, в этот момент он сообщал о нашем прибытии не только стуком.

Не успел тайный советник отнять руку от молотка, как двери распахнулись. На пороге возник вышколенный лакей с явно офицерской выправкой.

— Доброй ночи, господа, — с сильным немецким акцентом произнес слуга. — Добро пожаловать в Ново-Александровский дворец.

Глава 19

Войдя, мы прошли через двойной ряд дверей, установленных еще в старые времена для сохранения тепла, и попали в просторный вестибюль — его также называли приемным залом.

Первым делом мне в глаза бросилась мраморная парадная лестница, выполненная столь изящно, что, казалось, ступени парили в воздухе. Приемный зал украсили колоннами и пилястрами из серого гранита. На втором этаже одна из стен лестницы была стеклянной, и сквозь неё был виден ярко освещенный зимний сад.

Нас уже встречали. Усатый мужчина средних лет в винно-красном костюме с достоинством вам поклонился, и выстроившиеся в шеренгу трое лакеев в винных ливреях вторили ему.

— Добрый вечер, Вальтер Макарович. Мы счастливы приветствовать вас и ваших спутников в резиденции Его Императорского Высочества. Разрешите представиться. Всеволод Федорович Мазурин, дворецкий Его Императорского Величества, — мужчина в винном костюме жестом велел лакею подносом в руках подойти ближе к нам. — Вы можете оставить свои карточки здесь для того, чтобы я представил вас Александру Константиновичу.

Мы с Ирэн растерянно переглянулись. Разумеется, никаких карточек при нас не было:все же собирались на маленькую полигонную войну, а не на светский раут.

Корф, решив нас спасти, выступил вперед.

— Это спонтанный частный визит, Всеволод Федорович. Боюсь, мои спутники оказались к нему не готовы. Прошу, доложите также о прибытии Михаила Николаевича Соколова, сына графа Николая Владимировича Соколова, и Ирины Алексеевны фон Штофф, наследницы баронессы Матильды Карловны фон Штофф. Мой ассистент не будет присутствовать на аудиенции.

Когда нас называли, мы поочередно кивнули. Ирэн тайком схватила меня за руку.

“Что-то мне страшновато”, — донесся ее голос в моей голове.

“Не волнуйся, мы не агнцы на заклание. Все будет хорошо”.

“Но мне ведь даже не объяснили, зачем я здесь! Матильда молчала всю дорогу”.

“Узнаешь”.

Дворецкий снова поклонился, затем подозвал одного из лакеев, что-то ему прошептал, и тот, поклонившись, вышел из зала. Остальные слуги подошли к нам и помогли снять верхнюю одежду. Алексеев остался в приемном зале, а нас дворецкий пригласил пройти дальше.

— Насколько я помню, юные Михаил Николаевич и Ирина Алексеевна впервые наносят визит Его Императорскому Высочеству, — скорее утверждал, нежели вопрошал дворецкий.

— Да, — отозвался я. — Впервые.

— В таком случае я должен напомнить некоторые основные правила. Вы можете обращаться к Его Императорскому Высочеству по данному обращению, также допустимо обращение “милостивейший государь”. При встрече дамам рекомендуется сделать реверанс, — он скользнул взглядом по не блиставшим чистотой брюкам Ирэн. — Впрочем, сегодня это необязательно. Вашему сиятельству и вашему благородию будет достаточно поклона. Беседу начинает хозяин резиденции. Разговаривать и садиться без его разрешения не рекомендуется.

Какое там не рекомендуется — запрещено! Кое-что об этикете я все же помнил, да и Матильда немного поднатаскала.

— Благодарю за наставления, — улыбнулась Ирэн.

В ней-то я вообще не сомневался. В отличие от меня, Ирина обладала безупречными манерами. По крайней мере на публике. В Лебяжьем порядки были куда более человечными. А Фрося рассказывала, что в последние пятьдесят лет требования к этикету здорово снизились.

— Его Императорское Высочество в данный момент наверху. Я провожу вас к нему.

Лестница вела на второй этаж, к анфиладе парадных помещений. Поднимаясь по ступенькам, мы с Ириной не могли оторвать глаз от вида зимнего сада — настоящее царство стекла и экзотической зелени.

— Какая дивная красота! — не удержавшись, воскликнула девушка.

Дворецкий польщенно улыбнулся.

— Его Императорскому Высочеству будет приятно узнать, что вас впечатлила работа его покойной супруги. Эта оранжерея — личный проект, отдушина Алисы Федоровны, упокой Господь ее душу.

— О… Я наслышана о той драме. Прошу, примите мои соболезнования. Тем не менее память, увековеченная в столь прекрасной работе, должно быть, утешает Его Императорское Высочество.

Дворецкий кивнул.

— Полагаю это так, ваше благородие. Прекрасная была женщина. Воплощение добродетели и милосердия. После ее гибели милостивейший государь был безутешен и лишь несколько лет назад нашел интерес в покровительстве искусствам…

Корф шел молча, погруженный в свои мысли. Быть может, даже параллельно с кем-то общался. Наконец мы преодолели последний пролет и очутились на причудливо отделанном холле. Дворецкий тут же повел нас дальше.

— Прошу сюда, милостивые господа, — он указал на распахнутые двери. — Его Императорское Высочество нынче пребывает в Зеленом зале.

Двигаясь друг за другом, мы вошли в помещение, размеры которого поражали воображение. Потолки здесь были украшены позолоченной лепниной. Наборные паркеты и двери изготовили из разных ценных пород дерева. Над гигантским мраморным камином повесили заключённые в резные рамы зеркала.

— Это банкетный зал, — пояснил дворецкий. — Ныне пустующий, однако примечательный убранством. Работа самого Виноградова. Один из немногих его проектов, дошедших до потомков в первозданном виде.

Я пропустил мини-лекцию мимо ушей, захваченный созерцанием всего этого великолепия. Зал был двусветным — на нижнем ярусе должны были размещаться столы, а с верхних галерей третьего этажа можно было наблюдать за гостями. Сейчас помещение пустовало, однако паркет был отканифолен до такого блеска, что мне стало неловко пачкать его грязью с Полигона. Вот уж и правда, в иных музеях убранство было поскромнее.

— Это бальный зал, — не сбавляя шага, продолжил экскурсию дворецкий. — Тоже проект Виноградова.

Наверняка эта фамилия должна была о чем-то говорить, поэтому я на всякий случай с уважением кивнул. И когда мы достигли середины огромного помещения, до нас начали доноситься крики из соседнего зала.

— Перья! Перья! Да не туда, идиоты. Вот так, вот так! Легко, взмахом! Не стой столбом!

Мы удивленно переглянулись.

— Его Императорское Высочество изволит репетировать постановку для одного из приемов, — пояснил наш проводник. — Мы надеемся, что вскорости запрет на проведение светских мероприятий будет снят. Прошу, подождите здесь. Я объявлю Александру Константиновичу о вашем прибытии.

“Я же говорил, что Великий князь несколько эксцентричен”, — раздался в голове голос Корфа. — “Готовься ко всему”.

Дворецкий отворил дверь, скользнул внутрь — как раз в этот момент за стеной что-то с грохотом упало, вскрикнули несколько женских голосов.

— Нет, это невыносимо! — вскричал взволнованный мужской голос, но умолк, вероятно, заметив дворецкого.

Несколькими мгновениями позже наш проводник вернулся.

— Его Императорское Высочество готов вас принять. Пожалуйте в Зеленый зал.

Ирэн стиснула в ладони мои пальцы.

— Не бойся, — шепнул я. — Все будет хорошо.

Интересно, почему она так тревожилась? Может потому, что, в отличие от меня, всерьез осознавала, со сколь высокого полета птицей мы встречаемся? У меня, выросшего в России совершенно иного времени, это просто не укладывалось в голове до конца.

Перед нами распахнули двери, и мы очутились в небольшом по сравнению с предыдущими помещениями зале. Стены здесь и правда были обиты зеленой тканью, да и колонны, кажется, вырезали из малахита.

При нашем появлении несколько полуобнаженных танцоров с веерами в перьях смиренно склонили головы.

— Вальтер! — воскликнули откуда-то из глубины заваленного всевозможным реквизитом темного угла.

Я повернул голову на звук и обомлел.

Из тени к нам вышел очень высокий мужчина комплекции борца — ручищи как две моих ноги в обхвате. Возраст при теплом неярком освещении было определить трудно, но точно за сорок. Он выплыл к нам, показался на свет, и я едва удержался от того, чтобы не прыснуть.

В Великом князе каким-то причудливым образом воплотилась смесь борца смешанных единоборств и Сальвадора Дали, не иначе. Тонкие усики он закрутил вверх, при этом бороды не носил. Темные волосы напомадил и зачесал назад. Одет при этом он был в тельняшку, штаны с подтяжками, кирзовые сапоги и длинный халат леопардовой расцветки.

“Глаза меня не обманывают?” — обратилась ко мне Ирэн. — “Это козел?”

“Я вижу то же самое. Только это, кажется, коза”.

На серебряном поводке Великий князь вел настоящую живую козу. Белоснежную, в расшитом драгоценными камнями ошейнике с колокольчиком. Животное наградило нас флегматичным взглядом, коротко поблеяло и, звеня, отошло в сторону.

Тайный советник поклонился.

— Милостивейший государь…

— Ох, отбрось формальности, и без них тошно. Я третью неделю пытаюсь сделать из этих гусынь лебедей, но… — он бросил взгляд на танцоров. — Почему вы еще здесь? Репетиция окончена!

Роняя перья и блестки, танцоры поспешили ретироваться. Великий князь окинул взглядом беспорядок в зале и вздохнул.

— Прошу прощения за эту сцену. Время поджимает. Пойдемте-ка выпьем кофе. Мне нужно взбодриться после этой изнурительной репетиции. Но сперва, Вальтер, представь своих юных спутников.

Пистолетыч по очереди назвал нас, и Александр Константинович протянул каждому из нас руку для пожатия. Насколько мне было известно, это был довольно щедрый жест со стороны такой персоны.

Затем, крутанувшись на каблуках, этот гигант едва не вышиб двери.

— Кофе! На всех! В мой кабинет, — пророкотал он лакеям.

Нам ничего не оставалось кроме как последовать за хозяином. Я плелся, пытаясь сложить в голове воедино все, что слышал о Великом князе и то, что увидел. Эксцентричен — мягко сказано. Впрочем, бывали грехи и похуже. Каждый по-своему сходит с ума.

Спустившись на первый этаж, мы прошли через анфиладу не менее роскошных комнат и наконец оказались в просторном кабинете. Великий князь жестом позволил нам рассесться. Слуги принесли напитки и испарились.

— Итак, друг мой, я всегда рад видеть тебя гостем, но все же хочу больше конкретики, — закинув ногу на ногу, он достал из стоявшей на столике шкатулки сигару и занялся ею.

Корф коротко изложил произошедшее в Аудиториуме, упомянув участие Радаманта в инциденте и последующие события. Услышав о нем, Александр Константинович улыбнулся.

— Ну куда же без него… Этот тип явно намерен стать затычкой в каждой бочке. Но зачем тебе я, Вальтер? Ты и сам — толковый менталист. И местами более умелый, нежели даже я. Не думаю, что у тебя возникнут трудности со снятием блоков с памяти. В этом ты даже более подкован — все же у меня слегка иная специализация. Помню-помню, как на последних курсах мы дурили головы тем троим кузинам… Эх, юность! Эти молодые люди даже не представляют, сколь бурное время у них впереди…

Я ошарашенно переводил взгляд с Корфа на Великого князя и обратно. Почему Пистолетыч не сказал, что они учились вместе? Это многое объясняло — и вхождение Корфа в этот дом, и отзывчивость представителя августейшей фамилии.

Судя по лицу Ирэн, она была удивлена не меньше — в том числе и рассказом о события, воспоминания о которых ей закрыли. Но помалкивала, ожидая дозволения говорить.

— Все же эта работа аудиториумских менталистов, милостивейший государь, — напомнил Корф. — Там действовал специалист не ниже Второго ранга. Моих умений бы хватило, но недостает силы самого воздействия. Шанс преуспеть есть, но это причинит большие страдания жертве.

— Согласен, — кивнул хозяин. ≈ Гарантированно снять такую работу сможет только обладатель Первого ранга.

— Именно, — кивнул Пистолетыч. — Я не хочу рисковать. Они же еще даже не достигли совершеннолетия. Кроме того, вы можете увидеть что-то, что… Скажем так, входит в сферу ваших интересов.

Великий князь отложил сигару.

— Умеешь ты уговаривать, Вальтер. Впрочем, я бы согласился помочь и без этого. Мне не нравится сам факт того, что Аудиториум попытался скрыть произошедшее, не проинформировав никого из семьи. Но это предмет для отдельного обсуждения. — Гигант поманил к себе Ирэн. — Подойди ближе, дитя. Мне нужен физический контакт. И не бойся, боли почти не будет. Так, словно комарик укусит.

— Ирина — сама будущая менталистка, — добавил Корф. — И весьма талантливая.

— Что ж, тем больше причин помочь столь прекрасному юному созданию. И всем нам.

Ирэн выпустила мою руку и робко подошла к диванчику, на котором вальяжно развалился Великий князь.

— Присядьте, ваше благородие, — улыбнулся Александр Константинович и подвинулся, подоткнув полы леопардового халата. Из-за внушительной комплекции Великий князь заполнил собой почти весь диван, и Ирэн приткнулась на самый краешек.

— Б-благодарю.

Впервые с тех пор, как врезал ей колобкам и чуть не угробил, я видел на лице подруги настоящий страх. Почти животный. Мне и самому становилось немного не по себе рядом с Великим князем: фонило от него не просто мощью, но и опасностью. И это было немного странно.

Когда до меня дотронулся император, от него исходило другое ощущение силы Осколка. Я чувствовал спокойствие, уверенность, надежность. Здесь же была… угроза. Вопреки странному и даже комичному внешнему виду опасность, исходившая от Великого князя, считывалась моментально.

Он осторожно, словно брал в руки хрустальную вазу, обхватил голову Ирэн ладонями. Девушка зажмурилась, готовясь испытать боль.

— Тише, тише… Постарайся расслабиться, дитя мое. И не думай ни о чем. Вообще ни о чем. Так мне будет проще войти в твой разум.

— Ммм… угу.

Поди тут расслабься. Я и сам напрягся и инстинктивно сжал кулаки. Ясное дело, что намеренно он ей вредить не станет, но я испытывал бессознательную неприязнь к любому вмешательству в разум. Неправильно это.

Ирэн прерывисто вздохнула. Великий князь закрыл глаза, но я видел, как двигались его глазные яблоки под сомкнутыми веками. Словно он пробегался по строкам невидимой книги.

— Так… Нашел. Воспоминания совсем свежие, их легко найти… Вот, вижу пробел. Да, мастерская работа. Ты был прав, Вальтер. Тебе бы не хватило мощи это пробить с первого раза.

Великий князь крепко зажмурился, словно концентрировал еще больше силы. По его телу пробежала легкая судорога. Ирэн тихонько застонала.

— Режет… Больно…

— Потерпи, потерпи, дитя.

Руки гиганта словно охватил черный дым. Черный цвет не мог сиять, но я уже видел проявление Первого ранга на Смотре, когда вмешался император. Неравномерный дым с множеством золотых и серебряных искр. Завораживающе красивый своими переливами.

Ирэн снова охнула — на этот раз громче.

— Почти… Почти все, — успокаивал ее Великий князь. — Вы умница, ваше благородие. Хорошо помогаете.

А затем Ирэн закричала — короткий и невыносимо громкий визг пронзил тишину кабинета, и в следующий миг девушка обмякла. Великий князь подхватил ее за шею и плечи и осторожно опустил на диван. Затем приложил руки к ее лбу — явно применял целебное заклинание, чтобы снять боль и облегчить ее состояние.

Ирэн медленно открыла глаза.

— Простите, милостивейший государь… Я не хотела.

— Ничего-ничего, душечка, — улыбнулся Александр Константинович, но улыбка получилась натянутой. Он явно увидел в ее разуме что-то, что его удивило, и удивило неприятно. — Отдохните, ваше благородие, да испейте кофе. Но непременно со сливками. Вам сейчас пойдет на пользу.

Корф подался вперед.

— Удалось ли…

Великий князь молча кивнул и взглянул на меня.

— Подойдите ко мне, юноша. Мне нужно увидеть то, чему вы были свидетелем на Полигоне.

Корф кивнул и жестом поторопил меня.

Чтение памяти. Ненавижу… Но куда деваться. Нельзя отказывать в любезности Романову.

Я подошел к нему и протянул руку. Знал, что этого будет достаточно, особенно для менталиста такого уровня. Великий князь кивком поблагодарил меня и прикоснулся к моим пальцам. Его рука была не просто теплой — горячей.

Внутри черепа знакомо зазудело, но я добровольно впустил его в свои воспоминания и сам показал то, что его интересовало. Старался дать то, что было ему нужно, чтобы он не полез в глубины и не нашел того, что мы скрывали.

Оторвавшись от меня, Александр Константинович помрачнел пуще прежнего.

— Благодарю, ваше сиятельство, — глядя в одну точку, сказал он. — Я узрел кое-что странное, Вальтер.

Пистолетыч выжидающе молчал. Великий князь снова взялся за сигару.

— Человек, который называет себя Радамантом. Понятно, что это прозвище. И прозвище со смыслом… Когда я коснулся разума гостьи, то потянул за ниточку — после каждого воздействия остается едва уловимый след. Мой род, в отличие от других, это умеет. Со временем след пропадает, но в первые дни сохраняется. И раз это произошло сегодня, я решил посмотреть слепок силы, который оставил Радамант, когда подвергал ее благородие воздействию.

— Что вы увидели, милостивейший государь? — Вне себя от нетерпения спросил Корф.

— Второй ранг, несомненно. Причем верхний предел Второго ранга. И еще… Это прозвучит безумно, но я увидел остаточный след Великого Осколка. Сила была разбавлена, но это она. Такую мощь, даже приглушенную, ни с чем не спутаешь. В Радаманте течет кровь моей семьи.

Глава 20

Хорошо, что в этот момент под моей задницей оказалась часть дивана — потому что ноги резко перестали меня держать. Опешив, я медленно сполз на подлокотник, скрипнув штанами о кожаную обивку.

— Ваше императорское высочество, вы уверены? — севшим голосом спросил я, явно озвучив вопрос в глазах Корфа.

Александр Константинович кивнул.

— Иначе не озвучивал бы столь провокационное заявление вслух. Несомненно, это остаточный след силы Великого Осколка. Силы моего собственного рода. Я узнаю ее из миллиарда.

Тайный советник тихо чертыхнулся себе под нос.

— В таком случае дело еще запутаннее и сложнее, чем можно было предположить. Бастард, полагаю?

Великий князь попыхтел сигарой и залпом допил остатки кофе. Его мощная лапища потянулась было к графину с какой-то темной жидкостью, но, прикоснувшись к изящной хрустальной крышке, Его Высочество резко передумал и отдернул руку.

— Нет, мне сейчас нужна свежая голова…

— Прошу прощения, что вмешиваюсь в беседу, — начал я, обратив на себя внимание всех присутствовавших. — Понимаю, что юнцу вроде меня еще не пристало вмешиваться в настолько серьезные дела, но позволено ли мне будет высказать беспокойство?

Корф взглянул на меня с укоризной, но Великий князь на удивление оказался любезен:

— Говорите, ваше сиятельство. Поделитесь с нами беспокойством. Одним больше, одним меньше… Уже не так и важно.

— Если я верно помню правила, то бастарды отрезаются от рода специальным ритуалом и не могут наследовать силу Осколка, — торопливо проговорил я. Если честно, осознание, что я разговаривал со столь влиятельным человеком, здорово меня нервировало. — В моем роду не было бастардов, однако мой покойный дядя был отрезан от рода Соколовых и лишился Благодати после решения жениться на простолюдинке. Так решил патриарх нашей семьи, на тот момент мой дед. Полагаю, для императорской фамилии правила не менее строги. Уже умалчивая о том, насколько в принципе возможно члену августейшей династии…

— Я понял, — удивительно изящным для его гигантской комплекции жестом остановил меня Александр Константинович. — Действительно, нам, как и всем прочим одаренным, запрещено жениться на простолюдинах. Но сердцу не прикажешь. Пусть брак и невозможен, но симпатии и связи иного плана… Допустимы. То балерина приглянется, то актриса, то еще какая красавица… И, вынужден признать, не всегда наши родственники бывают добросовестны. По нашим правилам, в случае если дама понесла вследствие подобной внебрачной связи, об этом надлежит сообщить совету нашего рода. Мы щедро компенсируем заботы такой особы, но, когда ребенок рождается, отсекаем его от рода. Поэтому вы правы, Михаил Николаевич. Бастард не должен был унаследовать силу.

— Но, видимо, вам сообщили не обо всех незаконнорожденных, — подытожил Корф.

— Боюсь, это так. Увы, любая система несовершенна, — Великий князь потушил сигару, подкрутил ус и поднялся. Мы последовали его примеру. — Как бы то ни было, сперва я должен посовещаться с членами нашей семьи. С этого дня вопрос поиска Радаманта переходит под личный контроль Императорского дома.

Последняя реплика Александра Константиновича явно вызвала неудовольствие тайного советника, но он быстро подавил чувства.

— Тайное отделение будет ждать ваших распоряжений, — сухо отозвался он.

— И они непременно поступят, Вальтер. Я свяжусь с тобой, когда у меня на руках будет план действий. Сперва я должен обсудить все с братом.

— Слушаюсь.

Полагаю, под братом Великий князь подразумевал самого императора. А ведь Его Величество уже был свидетелем деяний Радаманта. Ведь тогда, на Смотре, эти террорюги тоже были под контролем. Но император ничего не сказал. Не заметил, будучи занятым удержанием крыши от падения? Или заметил, но никак не отреагировал?

Что ж, в любом случае теперь Радамант — личная головная боль Романовых. Что-то мне подсказывало, что на этот раз у таинственного колдуна будет гораздо меньше шансов улизнуть.

— И прежде чем мы завершим аудиенцию, осталось одно небольшое дело, — проговорил Александр Константинович. — Подойдите ко мне, юные господа. Пожалуйста.

Мы с Ирэн переглянулись, и она неуверенно шагнула к Великому князю. Что еще ему от нас понадобилось? Я последовал за подругой. Помирать — так вместе.

— Я вынужден просить вас сохранить эту встречу и содержание нашей беседы в тайне. Полагаю, вы сами понимаете, почему.

Мы с готовностью кивнули.

— Разумеется, милостивейший государь.

— Однако, увы, в вопросах столь деликатного характера я не могу рассчитывать лишь на слово дворянина. Или дворянки. История знает случаи, когда обещания были нарушены, а подобное в нашей ситуации недопустимо. Боюсь, мне придется связать ваши языки более надежным способом.

Ну да, конечно. И как я сам не догадался, что стирать память — здесь излюбленная забава? Интересно, а у “пациентов”, что слишком часто проходят через подобную процедуру, развивается какая-нибудь хворь? Например, деменция к сорока годам, депрессия, расстройство личности или другая напасть…

Великий князь положил ладони на наши лбы.

— Вы сотрете наши воспоминания, милостивейший государь? — обреченно и даже как-то жалобно спросила Ирэн. Видимо, после того, как ей разблокировали память, перспектива пройти через подобное снова, пугала девушку.

Александр Константинович закатил глаза.

— Что вы, ваше благородие! — оскорбился он. — Я ведь не изверг аудиториумский и не стану почем зря насиловать ваш разум. Да и хотелось бы, чтобы вы сохранили воспоминания о нашем знакомстве. Все будет проделано куда изящнее. Я лишь сделаю так, чтобы вы все помнили, но не смогли никому рассказать и показать воспоминания о сегодняшней встрече. Работа не самая легкая, но менее опасная для разума. А вам обоим и без того досталось, судя по тому, что я увидел.

Я поклонился.

— Благодарю, ваше императорское высочество.

— Не бойтесь, юные господа, — улыбнулся Романов. — Я отлично знаю свое дело.

И это было правдой. Касание его силы показалось мне почти неощутимым. Словно перышком провели — немного щекотно, но в какой-то степени даже приятно. Великий князь действительно был отменным менталистом, хотя и мы с Ирэн не сопротивлялись. Романовы должны были защитить эту тайну, ибо она могла бросить тень на весь их род. Не уверен, что кто-то решился бы выступить открыто, но кто знает?

Радамант вполне мог заявить о своем происхождении открыто и снискать симпатии у простолюдинов. Мог даже стать их символом и живым доказательством того, что ничего страшного от нарушения запрета смешанных браков не случится. Впрочем, смотря для кого ничего страшного…

Великий князь отнял руки, и мы с Ирэн удивленно моргнули.

— Уже все? — Непонимающе хлопала ресницами она. — Я почти ничего не почувствовала. Словно ничего не изменилось…

— В этом и заключается искусство ментального воздействия, моя юная баронесса, — по-отечески тепло улыбнулся Великий князь. Видимо, Ирэн вызвала у него симпатию. — Даст бог, вы поступите в Аудиториум и постигнете все тонкости этого захватывающего ремесла.

Ирэн присела в реверансе. С учетом того, что она была в брюках, выглядело это крайне странно. Но хозяина дворца нисколько не смутило.

— Итак, господа. На том наша встреча закончена. Я провожу вас. И заодно нужно найти Черешенку. Надеюсь, она не успела обглодать мой любимый фикус.

“Так зовут козу”, — пояснил в моей голове Корф.

Александр Константинович покинул кабинет первым, затем мы с Ирэн, замыкал тайный советник. Возле дверей нас уже дожидался один из лакеев в темно-красной ливрее. При появлении господина он поклонился.

— Где моя лапушка? — ласково воззвал Великий князь. — Где моя красавица? Черя-Черя-Черя!

Со стороны соседнего зала послышался топот копыт. Скользя по отполированному паркету и гремя колокольчиком, на зов выбежала белая козочка — животное тащило за собой поводок. В зубах Черешенки застрял зеленый лист.

— Таааак, — с притворной угрозой Великий князь двинулся на питомицу. — Кто опять жевал мой любимый цветок?

Коза попятилась, наткнулась на стену и от неожиданности навалила кучу прямо на персидский ковер.

— Прошу извинить, — обернулся к нам хозяин и подозвал лакея. — С ней случается. Филипп, уберите последствия катастрофы, пожалуйста.

Он взял козу на поводок и, почесав между ушами, указал нам дорогу.

Мы прошли сквозь вереницу комнат одна другой шикарнее, но у меня не было желания изучать княжеские интерьеры. Шедшая рядом со мной Ирэн казалась погруженной в свои мысли и тоже не пялилась по сторонам. Корф мрачно пыхтел нам в спины.

В приемном зале нас уже дожидались слуги с нашей верхней одеждой наготове. Я заметил, что наши с Ирэн куртки стали значительно чище — видимо, лакеи не теряли время даром.

— Благодарю, — кивнул я, когда слуга помог мне одеться.

— Что ж, будем считать, что отныне мы официально представлены, — Александр Константинович расплылся в широкой улыбке. — Буду рад свидеться вновь при удобном случае.

Мы поклонились, и Великий князь тут же сосредоточил внимание на питомице.

— Пойдем-ка покормлю тебя, лапушка, пока ты не добралась до Зимнего сада… Где-то у меня была припасена для тебя сладкая морковка…

— Идем, — скомандовал Корф, когда широкая спина хозяина скрылась из виду.

На дворе стоял глубокий вечер. Едва мы покинули стены дворца, нам в лица тут же ударил ледяной ветер с Невы. Пробирало до костей. Матильда дожидалась нас в припаркованной машине — видимо, холодрыга загнала внутрь даже ее. Пистолетыч подвел нас к автомобилю, постучал по стеклу, и баронесса включила свет.

— Благодарю за содействие, — слишком уж сухо сказал тайный советник. — Надеюсь, не нужно напоминать, что этой встречи не было?

— Даже если захотим, не скажем, — проворчал я.

— Между собой тоже особо не болтайте. Эта заварушка — не вашего уровня и пока что не вашего ума.

Ирэн подалась к Корфу на полшага вперед:

— Я просто хочу уже наконец-то попасть домой, Вальтер Макарович. От меня проблем не будет.

— В тебе-то я не сомневаюсь. А вот Михаил…

— У нас на носу второе испытание, — поспешил успокоить я. — Не волнуйтесь.

— Тогда до встречи.

Корф развернулся на пятках и направился к своему серому седану. Из машины выскочил Алексеев и открыл шефу дверь. Я обернулся к Ирэн.

— Ты как?

— Голова идет кругом от всего этого…

— Хочешь бесплатный совет?

— М?

— Считай это приключением, которое тебе приснилось. И все. Корф прав — это не наша война.

— Он убил моих друзей… Радамант. Это…

— Ирин, осторожно, — оборвал ее я. — Мне тоже есть за что предъявить ему счет. И за кого. Но пока что лучше держать все это при себе.

Матильда настойчиво постучала изнутри, призывая нас залезать в машину.

— Ладно, поехали, — отозвалась девушка. — Спать хочу невыносимо.

О, как я ее поддерживал! И хотя вопросов у меня было все так же больше, чем ответов, самым верным и гуманным решением сейчас казалось просто завалиться спать. Что-то этот день уж слишком затянулся.

Мы забрались на заднее сидение, и Матильда завела Леню. Черное чудовище отозвалось рокотом. Я взглянул на часы: полчаса до полуночи. Ну и ну.

Ирэн, насупившись, пялилась в окно на величественный центр Петрополя. Мы пересекли Троицкий мост и выехали на Каменноостровский проспект, пролетели несколько площадей и добрались до Каменного острова. Иллюминация главного корпуса Аудиториума завораживала, но у меня это место пока что не ассоциировалось ни с чем хорошим.

Проехав остров, мы двинулись по еще одному мосту и вскоре оказались на материковой части города. Здесь лоска было уже куда меньше, да и дома поновее.

Матильда молчала. Наверняка понимала, что нам не разрешили делиться впечатлениями о визите. А может и сама слишком устала — все же переживала за нас весь день. К моему удивлению, первой молчание нарушила Ирэн.

— Тетушка, а что ты знаешь про ритуал отсечения от рода? — Спросила она.

“Ир!” — позвал я по ментальному каналу. — “Осторожнее”.

“Я просто спрашиваю общую информацию. Ни имен, ни конкретики. Расслабься”.

Вот же чертовка. Как втемяшит что-то в голову, так хрен чем оттуда выбьешь.

Матильда зыркнула на нее в зеркало заднего вида.

— Странный вопрос. Почему он тебя заботит?

— Да Михаил упомянул. Что в его роду была такая история. И мне стало интересно, как это делается.

— Тогда тебе было бы уместнее спросить у Михаила.

— Меня на ритуал не приглашали, — отозвался я. — Увы, мне неизвестны подробности.

— Вам будут давать эту информацию детально на общем курсе по азам родовой магии. Если не ошибаюсь, третий семестр.

— Ну тетушка… Я не хочу ждать полтора года. Ну хоть немного, пожалуйста.

— Ритуал очень сложный, все подробности все равно не расскажу. Да и дают его только в теории — далеко не всякой семье приходится отрабатывать его на практике. По понятным причинам.

Пока Ирка уговаривала Матильду все-таки поделиться знаниями, мы успели выехать на самую окраину города. Впереди высились своды защитных куполов Кольцевой магистрали — масштабнейшего сооружения, опоясывавшего весь город. Правда, в отличие от знакомого по моему миру КАДа, эта Кольцевая была вдвое шире.

— Отрезанный от Рода лишается связи с родовым источником и права использовать семейный Осколок…

— Это я знаю, — кивнула Ирэн. — Но что требуется, чтобы отсечь члена семьи от Рода?

— Как минимум — серьезный проступок. Или он может быть бастардом, которого невозможно узаконить. Например, от простолюдина. Это можно сделать несколькими способами, и ритуал каждый раз будет немного меняться. Но главный ингредиент — кровь того, кого нужно отсечь от Рода. Кровь и имя.

— Ясно, спасибо.

Ирэн красноречиво взглянула на меня.

“Вот почему он назвался Радамантом. Они могли каким-то образом добыть его кровь, но, не зная имени, не получится лишить его силы”, — сказала она ментально.

Я кивнул.

“Подстраховался он неплохо. Видимо, рассчитывал, что рано или поздно его происхождение выяснится”.

“К слову об имени. У многих его два — светское и то, что было дано при крещении. Интересно, какое нужно для ритуала?”

Я покопался в памяти прежнего Миши. У нас как крестили, так и называли. И дядя Андрей тоже имел лишь одно имя.

“Не знаю. Но это легко выяснить. Но заканчивай с вопросами, иначе Матильда начнет что-то подозревать”.

“Ага”.

Леня съехал с широкой Кольцевой на шоссе в сторону Лебяжьего. По моим прикидкам, до особняка оставалось минут двадцать. И хорошо. За душ я сейчас был готов многое отдать. Наставница тем временем кидала напряженные взгляды в зеркало заднего вида. Сперва мне показалось, что она с неодобрением наблюдала за нами — Ирэн уронила голову мне на плечо, а я приобнял ее для удобства.

Но, как выяснилось, наставницу, беспокоило совсем не это.

— Кажется, мы обзавелись хвостом, — снова бросив взгляд назад, сказала она.

Я обернулся, но увидел лишь горящие фары — в такой темноте больше ничего различить не смог.

— Почему вы так решили?

— Черный “Руссо-балт”, тащится за нами еще с Каменного острова. Я даже попетляла немного по городу — но он не отставал. Сначала подумала, показалось — таких автомобилей в городе пруд пруди. Но на Кольцевой он снова оказался за нами.

— Номера запомнили? Может сообщить Корфу?

— Пытаюсь подпустить его ближе, чтобы разглядеть. Но он, зараза такая, держится на приличном расстоянии.

— И что делать? — встрепенулась Ирэн.

— Кто бы за нами ни следил, он точно поймет, что мы едем домой, — не отрываясь от дороги, сказала баронесса. — Это же очевидно. Тогда зачем рисковать и выдавать себя?

— А если это не просто слежка? — предположил я худшее.

Реши кто-то сделать что-то незаконное, сейчас был наиболее подходящий участок пути. В городе — слишком многолюдно, на Кольцевой — слишком быстро, и тоже полно машин даже ночью. А вот на пустынной трассе в сторону Лебяжьего…

Свет фар становился ярче. Автомобиль приближался, причем неожиданно быстро. Матильда хотела было вдавить на газ, но не рискнула — впереди была череда закрытых поворотов, а дорога была мокрой. Могли не вписаться.

Преследователь прижимался к нам, и я снова попытался рассмотреть номер. Ничего. Номеров просто не было.

— Проклятье, — я снова рухнул на сидение. — Без номеров.

— Свяжись с Вальтером. Быстро. Сейчас мы на двадцатом километре.

И в этот момент что-то ударило нам в заднее стекло.

Глава 21

— Что это было? — Матильда метнула взгляд в зеркало заднего вида. Автомобиль чуть вильнул, но баронесса справилась с управлением и выровняла колеса.

— Не знаю, — ответил я. На окне заднего вида красовалась сеточка. Словно попало что-то небольшое, но с большой силой. И все же окно не выбило.

Ирэн выдохнула.

— Похоже на камень. Хорошо, что стекла бронированные.

— Максимум пулю выдержат, и то не всякую, — отозвалась наставница.

Автомобиль преследователей слегка отстал, но все равно держал минимальную дистанцию. Больше ускориться он не пытался, и мне это показалось странным.

— Да что им могло от нас понадобиться? — Ирка нервно озиралась по сторонам и явно не знала, что предпринять. Ее руки охватило слабое янтарное сияние — девушка решила быть наготове. И правильно. Я и сам активировал “Берегиню”. На всякий случай.

— Ни один из вариантов мне не нравится, — сказала Матильда. — Хуже всего то, что они наверняка преследуют нас от самого дворца. Ирин, свяжись с Ланге. Пусть отправит людей нам навстречу. Михаил, кинь весточку Вальтеру. Спроси, его ли это люди. Шнелле!

Ирэн застыла, пялясь в одну точку — устанавливала ментальный канал с манглавитом, уже знакомым мне начальником охраны баронессы. С неодаренными провернуть этот трюк было гораздо сложнее. С одной стороны, сознание лишенных Благодати людей было более восприимчивым к воздействиям и внушениям — особенно если работать в непосредственной близости от жертвы. Но когда дело касалось установки ментального контакта на расстоянии, “безблагодатные” становились почти непробиваемыми. Ирине помогало то, что они были давно знакомы с Ланге, и она явно хорошенько его прощупала.

— Быстрее! — рявкнула Матильда. — Доложите, как закончите.

В такой нервозной обстановке было трудно сосредоточиться. Мне пришлось зажмуриться и заткнуть себе уши, чтобы пробросить ментальный канал к Корфу.

“Вальтер Макарович, это Михаил. Отзовитесь, пожалуйста. Это срочно!”

“Господи, Соколов! Что опять?” — Корф настолько раздраженно рычал у меня в голове, словно я застал его со спущенными штанами на унитазе.

“Мы между двадцатым и тридцатым километром трассы на Лебяжье. За нами хвост. Черный “Руссо-балт” без номеров. Ваши?”

“Нет, я не давал приказа вас сопровождать. Давно заметили хвост?”

“Матильда думает, что от самого дворца”.

“Какие-нибудь действия предпринимались?”

“Только что-то ударило в заднее стекло. Что-то мелкое. Машина бронированная, так что все в порядке. Пока что…”

“Сам не приеду, занят. Вышлю людей”.

“Спаси…”.

Но Корф тут же исчез из моей головы, и ментальный канал оборвался мгновенно — я даже не успел толком его поблагодарить.

Распахнув глаза, я тут же обернулся. Автомобиль преследователей все еще держался позади и слепил меня фарами дальнего света. Вроде бы их было двое на переднем сидении, но я разглядел лишь тусклые невнятные силуэты.

— Корф сказал, это не его люди.

Матильда кивнула.

— Так и думала. Ирэн?

— Связалась, — девушка как раз в этот момент тряхнула головой, явно обрывая ментальный канал, и потерла виски. — Выезжают.

— Отлично. Ставьте все защиты, в том числе и “Шлемы”.

Ирэн нахмурилась.

— Но с нами не смогут связаться…

— Ставьте “Шлемы”, я сказала! Все, кто нужно, уже в курсе. Дергать не будут.

Матильда была права. Безопасность сейчас была важнее. Только понять бы, от кого или от чего мы готовились защищаться. Аудиториум? Радамант? Кто-то третий?

Я активировал все защитные заклинания и на всякий случай сосредоточил немного силы в ладонях. На “Колобок”-другой хватит. Матильда тоже окутала себя рубиновым сиянием “Берегини” и продолжала вести.

Как назло, мы как раз выехали на самый извилистый участок трассы. Здесь начинались красоты Карельского перешейка, но, к сожалению, большую часть ландшафта занимали невысокие скалы и валуны. Поэтому дорогу прокладывали извилистой змейкой, с очень крутыми поворотами, чтобы обогнуть труднопреодолимые залежи гранита.

Матильда чуть прибавила скорости, и тяжелый Леня с трудом управился с центробежной силой. Все же лучше было не лихачить, но говорить под руку наставнице сейчас было не лучшей идеей.

— Сколько до дома? — спросил я, не спуская глаз с преследователей.

— Минут пятнадцать. Асфальт мокрый, не могу гнать.

— Но и они ничего не предпринимают…

— Может просто сопровождение? — предположила Ирэн.

— Ага, и кто к нам приставил этот эскорт? — раздраженно бросила Матильда. — Его Высочество?

Это меня и удивляло. Зачем все-таки показываться нам на глаза? Если бы хотели атаковать, могли уже это сделать. Да, Леня бронированный, но и преследователи вряд ли лыком шиты. Броня от Благодати не защитит.

Или это демонстрация? Но чего? Того, что за нами наблюдали? Пытались таким образом напугать?

Мы вписались в очередной поворот, и сосновые стволы озарились светом фар встречной машины. Перед поворотом водитель сбросил скорость, но включил дальний свет на полную. Матильда выругалась.

— Да какого черта?! Ничего не вижу…

Внутри меня поднялась волна тревоги. Резкая, внезапная. Не как тогда, на Смотре, когда это чувство медленно нарастало. Сейчас оно захлестнуло меня так, что я не мог даже ничего выговорить. Сила закипела в венах, и руки засветились ярче прежнего.

— Осторожно, — с трудом выдохнул я. — Что-то…

Матильда шипела и щурилась, стараясь сохранить управление.

— Да что за…

Встречный автомобиль поравнялся с нами, и время словно начало течь в разы медленнее. Стекло заднего пассажирского ряда опустилось, и я заметил лицо незнакомого мужчины. Лишь на долю секунды отвлекся на него, гадая, зачем он это сделал.

И это стало моей ошибкой.

Я заметил ярко-зеленый “Колобок” слишком поздно. Светящийся неестественным светом шар ударился нам в крыло. Леню мотнуло вправо, развернуло, но колеса уже успели вылететь на обочину.

— Защита! — только и успела крикнуть Матильда.

Перед глазами все замелькало. Нас крутануло, протащило. В кузов влетело еще несколько “Колобков”, и черного готического монстра подбросило, словно он и не весил почти две тонны.

— Аааа!

Кажется, это вопила Ирка. Надеюсь, она успела пристегнуться.

Встречный автомобиль унесся в сторону города. Что стало с “Руссо-балтом”, я уже не видел.

Мы кувырнулись, скатились со склона трассы в кювет — кажется, как раз перед постом через какой-то узкий ручей. Все гремело, скрежетало, дребезжало, уши разрывало от высокого крика Ирэн. Я едва не вылетел в лобовое стекло, но чудом удержался за спинку сидения Матильды. Кажется, сработали подушки безопасности на переднем ряду.

Снова кувырок, еще один…

И мир застыл вверх тормашками.

“Берегиня” поглотила большую часть урона, но я все равно чувствовал себя отбивной. Голова кружилась, меня затошнило от нескольких резких кувырков. Кажется, еще все же успел удариться головой, когда защита истончилась.

Я попробовал пошевелиться. Терпимо. Жить буду. Ирэн висела на ремнях, но глаза девушки были закрыты. Неужели ей все-таки досталось?

— Матильда! — позвал я. — Вы как?

Наставница глухо застонала сквозь подушку.

И в этот момент я услышал визг тормозов. Осторожно оглянулся.

Черный “Руссо-балт” остановился возле того места, откуда мы вылетели с дороги. Хлопнула дверь. Я попытался растолкать Ирэн, но не смог. Девушка вырубилась — то ли от избытка чувств, то ли от травмы. В любом случае лучше было ее пока что не трогать — это любой инструктор на курсах первой помощи скажет.

Матильда кряхтела, безуспешно пытаясь выбраться из-под подушки.

— Тихо! — шепнул я. — Они идут.

Я потянулся к родовому источнику и зачерпнул побольше силы, готовясь ударить в любой момент. Плевать, что не восстановился — я был готов защищаться голым потоком.

Кое-как сменив положение, я выглянул в окно. Незнакомый человек в темном пальто и шляпе соскользнул со склона и направился к нам.

Так, сперва притворюсь, что вырубился. Дальше посмотрим по обстоятельствам.

Спрятав сверкающую силой руку под корпус, я погасил остатки “Берегини” и приготовился ждать.

Неизвестный осторожно подошел к перевернутому Лене и внимательно оглядел повреждения. Потоптался, помедлил. Затем обошел машину и остановился возле моей двери. Очевидно, заметил, что я единственный не успел пристегнуться.

Комок силы сорвался с его пальцев и выбил мое окно. Хорошо, что я успел прижать голову — зеленый “Колобок” разнес бронированное стекло без малейшего усилия. Видать, броню делали не для защиты от одаренных, а от оружия простолюдинов.

Тоже зеленый. Третий ранг. Почти такой же, каким обстреливали машину. Но… сила была другая.

Не прикасаясь к нам, человек надвинул шляпу на глаза и вытянул руку, словно лекарь, пытавшийся продиагностировать повреждения. Едва слышно он хмыкнул и отошел.

Я не шевелился. Ждал, что он предпримет дальше.

Быть может, вдвоем с Матильдой мы и смогли бы его запинать, но оба были, мягко говоря, не в форме. Наставница одна против третьего ранга не выстоит, а из меня помощник был так себе.

— Ну что? — крикнули со стороны трассы.

— Все живы. Они в порядке, — отозвался незнакомец и направился к дороге. — Поехали.

Когда он отошел подальше, я разгруппировался и осторожно высунулся из окна. Незнакомец в пальто принялся карабкаться по склону, но неудачно зацепился ногой за корягу и с бранью сполз обратно. Пальто распахнулось, затрещала ткань. Затем снова, уже удачно, незнакомец все же забрался наверх и сел в автомобиль.

Мотор “Руссо-балта” тихо зарокотал, автомобиль развернулся и поехал в сторону города.

В этот момент Матильда выпустила небольшую “Косу” и пропорола подушку. Воздух вышел.

— Дерьмо, — сказала она. — Что этобыло?

— Я тоже не знаю, как это понимать. Вы в порядке?

— Да. Ирэн?

— В отключке.

Я подполз к подруге и бегло ощупал ее силой. Да, немного прилетело по голове, и, видимо, это оказалось чересчур для столь насыщенного дня. Девчонка просто вырубилась от перегруза. Сперва бой, потом обработка менталистом в Аудиториуме, после — выкрутасы Романова, а сейчас еще и это. Неудивительно, что она отключилась.

Подхватив горстку силы из целебного потока, я приложил ладонь к ее лбу и направил поток на лечение.

— Давай, Ириш, просыпайся. Не время отдыхать.

— Иэээх! — Она распахнула глаза и испуганно на меня уставилась. Дышала тяжело, глубоко, с хрипами.

— Что болит?

— Голова… Больше вроде ничего. Ну и плечи.

“Косами” я срезал ремни безопасности и помог дамам выбраться. Матильда в этот момент связывалась со своей охраной, и, видимо, еще и с Корфом.

Я усадил Ирину на поваленный ствол и жестом подозвал Матильду.

— Присядьте. Вам тоже лучше отдохнуть.

— Здесь холодно. Лучше двигаться.

— Пока нас не осмотрели, не стоит делать лишних движений, — предостерег я. Хотя и предполагал, что благодаря “Берегине” ничего серьезного с нами не случилось. И все же если кое-какие травмы мы получили, могли быть и другие, скрытые.

Баронесса вздохнула.

— Скоро за нами приедут. Ланге еще за каким-то чертом вызвал “скорую”.

— Так положено делать при авариях, — отозвался я.

Эти незнакомцы никак не давали мне покоя. Сперва за нами появляется хвост и “ведет” нас от города почти что до самого Лебяжьего. Не атакует, не тормозит. Просто ведет. Затем происходит что-то странное. Атакует кто-то из встречной машины. Но не добивает нас, а уезжает. Преследователи останавливаются, убеждаются, что мы живы и… Едут обратно в город.

Попахивает еще одной загадкой. Связаны ли друг с другом эти две машины? Или одна помешала другой?

Твою мать. То ли я отупел после визита к Великому князю, то ли просто задолбался, но сейчас башка напрочь отказывалась шурупить.

Я устало опустился на ствол сосны, обрубок ветки больно впился мне в бедро, и пришлось поерзать, чтобы устроиться поудобнее. Матильда все же вняла моим увещеваниям и уселась чуть поодаль — разумеется, с зажигалкой и вишневой сигариллой.

— Это самое странное нападение за всю мою карьеру, — тихо сказала она. — Никакой логики. Они могли нас добить. Но не стали даже пытаться.

— Очевидно, потому что им не нужна была наша смерть, — пожал плечами я и тут же поморщился. В шее что-то больно стрельнуло. Видать, зря все же не пристегнулся.

— “Руссо-балт” ехал за нами не просто так. Не похоже на обычную слежку — слишком уж… заметно. Сдается мне, это была охрана.

Ирэн с недоумением взглянула на тетку.

— Но от кого?

— Хороший вопрос. Мы не знаем кто и от кого нас защищал. Но им удалось. Видимо, нападавшие не рассчитывали встретить компанию.

— Я видел лицо человека из машины со встречки, — признался я. — Всего на миг, но увидел. И запомнил.

Матильда с наслаждением вдохнула приторный дым.

— Это хорошо. Поделишься воспоминаниями с ребятами Вальтера. Может это подстегнет поиски. Леню я этим сволочам не прощу.

Я окинул взглядом перевернутый автомобиль.

— Сдается мне, он еще подлежит восстановлению.

— И стоить мне это будет сумасшедших денег. Я жажду сатисфакции.

Здесь спорить было трудно. Нападение было наглым, и почерк попахивал работой Радаманта. Но Штоффов не было в его списке. Неужели он все же решился устранить меня и излишне любопытных дам заодно? Но зачем тогда помогал мне на Полигоне?

Странно. Слишком странно. Не бьется.

Со стороны Лебяжьего донесся шум автомобиля. И вовремя: начинало моросить, мы продрогли и устали. Фургон съехал на обочину и припарковался. На склон выскочило несколько охранников во главе с Ланге.

— Целы, ваше благородие? — С трудом затормозив после быстрого спуска со склона, он торопливо поклонился и перевел взгляд на меня. — Ваше сиятельство.

Матильда выдавила любезную улыбку явно из последних сил.

— Все в порядке, Виктор Зиновьевич. Но, боюсь, наш транспорт придется эвакуировать.

Увидев Леню, кто-то из охранников присвистнул.

— Да, хорошо, что вы одарены, благородные господа…

Ланге крутился возле нас, словно пес.

— Скорая скоро прибудет. Патруль вызвали.

— Боже, зачем?

— Так положено. Зафиксировать, осмотреть, составить протокол…

Баронесса, кажется, смирилась.

— Ладно, дождемся. Будет некрасиво, если они приедут, никого не застав. Господа, никто часом не прихватил термоса с чаем?

Один из охранников — темноволосый мордоворот со зверской рожей — расплылся в улыбке.

— А мне ведь Аленушка с кухни передала термосик. Сию минуту, ваше благородие.

Пока боец мчался за термосом для Матильды, успела подъехать карета “скорой помощи”. Ирину, как потерявшую сознание, отправили на осмотр первой. Со мной тоже быстро управились и отпустили, заклеив пластырем пару ссадин и уколов каким-то успокоительным коктейлем. Сказали, пульс слишком высокий. Дескать, перевозбудился.

Еще бы мне, блин, не перевозбудиться, когда на нас покушались!

Пока медики колдовали над Штоффами, я хлебнул немного чуть теплого чая из термоса и принялся прогуливаться вдоль склона, с которого слетела наша машина. Место аварии здорово выделялось — следы шин на дороге, две борозды на мягкой земле, сорванные камни и сбитый километровый столб. Кусты побило…

Охранники за моими спинами светили фонарями, и в какой-то момент мне показалось, что в жухлой траве что-то блеснуло. Прямо на склоне, возле коряги, о которую споткнулся незнакомец из “Руссо-балта”. Я аккуратно приблизился, стараясь не поскользнуться на размокшей от мороси смеси земли и глины.

Подтянулся, ухватившись за корни, подпрыгнул…

И схватил блестящий кругляш. Сперва подумалось, что это была монетка. Но, ощупав находку, я понял, что схватил пуговицу. Интересно.

Вытерев ее о штанину, я приблизился к свету и осмотрел внимательнее. Металлическая, позолоченная. Какими украшают кители и мундиры.

С гербом Аудиториума.

Глава 22

Значит, тот человек в пальто и шляпе был из Аудиториума… Если не стащил мундир, конечно. Хотя кому мог понадобиться подобный маскарад? А пуговичка-то явно настоящая…

Да и то, что аудиториумские решили за нами проследить, укладывалось в общую логику: все же появление Корфа на Полигоне наверняка спутало им карты. А еще нас могли заметить вместе. И если Аудиториумом управляли не полные идиоты, то я бы на их месте тоже попытался за собой проследить. Слишком уж я засветился в различных инцидентах. Другой вопрос, что, реши я за кем-то следить, то не стал бы так легко себя обнаруживать.

Но вырисовывалась весьма занятная картинка: за нами не просто следили, но и, выходит, даже спугнули тех, кто пытался нас атаковать. Так что в какой-то мере можно было поблагодарить таинственных помощников. Возможно, не прицепись они хвостом за нами, ситуация могла бы обернуться совершенно иначе…

— Ваше благородие! — обеспокоенный голос Ланге донесся до меня со стороны перевернутого автомобиля. — Что с вами?

Этого еще не хватало… Неужели все же поранилась?

— Тетушка? — обеспокоенное лицо Ирэн высунулось из кареты “скорой”.

Я спрятал пуговицу в карман и поспешил к освещенному пятачку. Впереди, недоходя до разбитого Лени, началось какое-то оживление. Мелькали лучи фонарей, что-то шуршало и шевелилось под ногами охранников. В лесной темноте я не смог разобрать, что это было, но на всякий случай зажег небольшой огонек “Жар-птицы”, стараясь не направлять его в сторону машин.

Ирка спрыгнула с порожка медицинского фургона, покачнулась — пришлось на ходу ловить и ее.

— Что стряслось с тетей? — хрипло спросила она.

— Не знаю. Я отходил.

Помогая Ирэн перешагивать через лужи и коряги, я пытался разглядеть, что же все-таки сделала Матильда.

А потом увидел ее лежащей на земле. То, что показалось мне шевелением под ногами охранников, оказалось самой баронессой. И ей явно было очень плохо.

— Черт! Ир, давай быстрее!

Она остановилась, чтобы отдышаться, и тут же схватилась за голову.

— Беги вперед, — выдохнула она. — Я догоню.

Да что ж такое с этими женщинами?! Я единственный остался не пристегнутым, а мне, судя по всему, досталось меньше всех.

Кивнув, я сорвался, скользя по размокшей земле. И притормозил, ухватившись за куртку Ланге. Манглавит пытался поднять Матильду, но та билась в подобии эпилептического припадка. Глаза женщины закатились, тело сотрясали судороги, зубы стучали, а изо рта шла пена.

— Бегите за медиками! — взревел я.

— Да позвали уже…

— Дорогу! — проскрипела неприятным голосом женщина за моей спиной. Я мельком обернулся и увидел лекарку в красно-белом комбинезоне с крестом на груди. Кажется, именно она осматривала меня после аварии. — Господа, поверните ее набок! И отойдите.

Мы расступились, давая двум медикам дорогу. Те шустро уложили Матильду в нужном положении и принялись за осмотр.

Я едва успел перехватить Ирэн, рвавшуюся к тетке.

— Тихо, — сказал я, хватая ее крепче. — Дай им работать.

Девушка хмуро скользнула взглядом по лицу тетки.

— Опять приступ. Точно он.

— Это что-то новое. При мне она просто в обморок падала, — ответил я.

— Иногда бывает просто обморок, а порой — и вот так, припадок начинается. Все после той проклятой ментальной травмы, — Ирэн понизила голос. — Если израсходует резерв силы, который у нее и так колеблется, или просто перенервничает, то начинается… Говорила я Корфу, что рано ей так активно заниматься обучением…

— Так, Ир, успокойся. Здесь врачи. Все будет в порядке.

— Да знаю, но… После обморока она быстро приходит в себя, но припадок — уже дело серьезное.

— Значит, само не пройдет? — уточнил я.

Ирэн покачала головой.

— Пройдет, конечно. Просто позже отпустит, и она потом будет лежать целый день. Есть лекарство, оно останавливает приступ. Обычно оно всегда при ней. Коробочка маленькая, там шприц… — Ирэн нарисовала пальцами в воздухе вытянутый прямоугольник. — Примерно вот такая. В сумочке или в бардачке. Видел?

— Нет.

Я метнул взгляд на перевернутого Леню. Ну, можно и поискать, хотя мне не казалось правильным лезть в машину, которую еще не осмотрело Тайное отделение. Сумочки при Матильде после аварии я не видел. Наверняка тоже осталась где-то в машине. Значит, придется нарушить правила. Случай исключительный.

— Название лекарства знаешь? — спросил я. — Может у лекарей есть? В крайнем случае я могу попробовать…

Но Ирэн уже не было рядом со мной. Я увидел, как девушка, расталкивая локтями охранников, пробралась к работникам “скорой”. Что-то торопливо сказала им, показала руками, и женщина со скрипучим голосом кивнула. Второй врач тут же поднялся и пошел в карету “скорой” — лучи фонариков скользнули по светоотражающим нашивкам на его комбинезоне, и я прищурился.

Значит, лекарство у них все же было. Минус одна проблема.

Зато состояние Матильды объясняло некоторые странности в ее поведении сегодня. Фастфуд из “Рябы”, общая нервозность, невнимательность и рассеянность… Видимо, прихватило ее чуть раньше, но Матильда кое-как дотянула во время погони. А вот после аварии, вероятно, ее мозг окончательно поплыл.

Я уже хотел на всякий случай поискать коробочку с лекарством — на случай, если баронессу снова прихватит, но в этот момент заметил свет фар на дороге. Какой-то автомобиль остановился, чуть не доехав до пролома в барьере. Машину отсюда я не увидел — все скрывали плотные заросли кустарников и деревьев. Хлопнула дверь.

Вряд ли случайный проезжающий. Либо дорожный патруль, либо Тайное отделение. Но патрульная машина, по моим представлениям, должна была включить “люстру” или другие опознавательные знаки. Значит, наверняка это люди Корфа.

Я обернулся назад и увидел, что Матильду спешно заносили в карету “скорой”. За ней шли Ирэн и Ланге. Остальные топтались, не находя себе места.

Кто-то должен был заняться общением с людьми из Тайного отделения, раз уж я их вызвал. А кроме меня сейчас было некому. И я, проверив наличие пуговицы в кармане, пошел навстречу гостю.

Подсвечивая дорогу маленькой “Жар-птицей”, на склон вышел коротко стриженный высокий мужчина в темной одежде, характерной для сотрудников Отделения. Я махнул рукой, привлекая его внимание. “Ищейка” ловко соскользнул по грязи и приземлился, почти не испачкав ботинок. Взглянув на меня, тут же направился в мою сторону.

— Разрешите представиться. Игорь Николаевич Васильев, младший дознаватель Тайного отделения, — он огляделся по сторонам. — Должно быть, я прибыл раньше коллег.

— Михаил Николаевич Соколов, — представился я.

— Мне сообщили о вас и их благородиях, ваше сиятельство, — он поклонился. — Рад личному знакомству, Михаил Николаевич.

— Взаимно.

Он кивнул в сторону разбитого автомобиля.

— Увы, мне толком не передали информации о случившемся. Лишь то, что за автомобилем ее благородия была замечена погоня. Можете ввести меня в курс дела, ваше сиятельство? Впрочем, мне будет лучше поговорить с самой Матильдой Карловной.

— Боюсь, сейчас это невозможно, — я кивнул на карету “скорой”. — Ее благородие слегка занята.

Васильев понимающе кивнул.

— Все же были травмы?

— Вроде бы ничего серьезного, но…

— Но никогда не знаешь, как поведет себя даже самая незначительная рана, — вздохнул дознаватель. — Мне и самому случалось попадать в аварии. Один случай едва не стал для меня фатальным, но помогло чистое везение. Мимо проезжал земский лекарь, а я тогда и не осознавал, что счет шел на минуты… Впрочем, что это я? Прошу прощения, я не хотел вас напугать.

— Не напугали, — хмуро отозвался я. — А вот удостоверение не предъявили.

Дознаватель уставился на меня долгим ненастным взглядом а затем внезапно расплылся в улыбке.

— Моя вина, — он потянулся во внутренний карман и достал “корочки”. — Разумеется. Забыл в спешке. Прошу простить. Извольте ознакомиться, ваше сиятельство.

Света от “Жар-птиц” было немного, но я увидел вполне стандартные даже для моего мира документы. Герб Тайного отделения на черной корочке, на развороте — фотография, имя, должность…

— Благодарю, кивнул я. Извините, паранойя.

— Там, где я служу, все параноики. Быть может, подумаете о том, чтобы со временем присоединиться к Тайному отделению? — снова улыбнулся дознаватель. — Впрочем, я не хотел бы отнимать ваше время попусту. Соблаговолите рассказать подробности произошедшего, пока я осмотрю место аварии?

Я отвел его к Лене и жестом показал ощетинившимся на чужака охранникам Матильды, что все было в порядке. Да и Васильев не упустил шанса снова щегольнуть “ксивой”.

Находясь рядом с дознавателем, я ощутил мощное присутствие чужеродной силы — этот Васильев был явно щедро наделен Благодатью. Хотя выглядел он довольно молодо, словно ему еще не было и тридцати, но потенциал в его крови был явно огромный. Я припомнил, что читал о нескольких родах с фамилией Васильевы — княжеский, несколько ветвей графских… Ну да, ничего удивительного. Интересно, какая у него была специализация?

Пока я рассказывал о “хвосте” и приметах машины преследователей, Васильев внимательно осматривал автомобиль. Особое внимание он уделил следу удара на заднем стекле.

— Вы сказали, что-то врезалось в стекло, верно? — уточнил он.

Я кивнул.

— Именно. Но автомобиль бронированный, и это был лишь один слабый удар. Даже стекло не пробило.

— Не сказал бы, что слабый, — Васильев натянул тонкие кожаные перчатки и указал на точку, от которой расползлась сеточка мелких трещинок. — Видите след, ваше сиятельство? Не думается мне, что это камень. Полагаю, могла быть пуля.

Так-так…

— Пуля? — удивленно моргнул я. — Но откуда же тогда стреляли? Я не заметил, чтобы в нас палили из автомобиля преследователей. Хотя старался глаз с них не спускать, когда они приблизились к нам.

Васильев почесал пятерней затылок.

— А вот это самое интересное, ваше сиятельство. Разумеется, понадобится заключение специалистов и дополнительная экспертиза, чтобы говорить с точностью. Однако смею предположить, опять же, на уровне гипотезы…

— Не томите, прошу! — поторопил я излишне вежливого “ищейку”.

— Судя по направлению, стреляли из леса. И пуля, если моя гипотеза верная, прошла под большим углом. Стрелявший немного не рассчитал, что неудивительно: непросто стрелять в темноте в движущийся объект, еще и на такой скорости.

— Черт возьми, зачем это кому-то понадобилось? И почему в таком случае был только один выстрел?

— Этого пока сказать не могу. Может хотели отвлечь… Но стреляй они под другим углом, пуля с высокой вероятностью могла бы застрять в стекле. Но я ее не вижу. Значит, прошла по касательной. И если вы утверждаете, что из преследовавшего вас автомобиля не стреляли, то остается…

— Только лес, — сказал я. — Значит, нас поджидали.

— Верно, ваше сиятельство. Кто-то подготовился. Но недостаточно хорошо. Или, как я сказал ранее, это мог быть отвлекающий маневр.

— Как бы то ни было, у них имелся запасной план, — отозвался я и потер ушибленное при аварии плечо. — Встречный автомобиль, из которого нас атаковали Благодатью третьего ранга. Зеленый “Колобок”. Собственно, это и стало причиной аварии.

Я рассказал о том, что было во время атаки и после нее. Правда, и поведать было особо нечего: все произошло слишком быстро. Разве что только…

— Я успел разглядеть того, кто творил “Колобки”, — сказал я. — Могу передать вам эти воспоминания.

— Боюсь, я не менталист, — отозвался Васильев. — И уж тем более не рискнул бы насиловать ваш разум после такого потрясения. Но у меня есть альтернатива.

Он сунул руку в карман и выудил оттуда небольшой сверток. В тусклом свете “Жар-птицы” я смог рассмотреть, что это была ткань. А затем, не снимая перчаток, “ищейка” развернул складки бархата, и я увидел уже знакомый мне артефакт в виде маленького прозрачного шарика.

— Вам известно, что это, ваше сиятельство? — спросил дознаватель.

— Нет, — солгал я. Никто не должен был знать, что за трюк мы провернули с Корфом. — Что это?

— Артефакт для переноса воспоминаний. Небольшой накопитель. Вам нужно взять артефакт в руку, сосредоточиться на кратком воспоминании и поместить его на этот шарик. Когда я дотронусь до него, то смогу увидеть те образы, что вы передали шару. Это сложный, но самый безопасный процесс.

Я улыбнулся.

— Пока что не звучит сложно. Давайте попробуем.

Он отвел меня в сторону, подальше от свидетелей. Оно было к лучшему — свет фонарей и фар немного меня сбивал, да и причитания Иринки над Матильдой, которую, судя по всему, крепко вырубили лекарством, тоже не помогали сконцентрироваться.

Взяв артефакт голой рукой, я вызвал в памяти образ того мужчины из поравнявшегося с нами автомобиля, его лицо, глаза, зеленый свет его “Колобков”…

И засунул все это в прозрачный шарик. Надеюсь, поместилось. Все же эпизод оказался совсем небольшим. Почти что несколько кадров.

— Готово, — я протянул артефакт Васильеву, и тот подставил под шарик мешочек, ловко завязал тесемки и спрятал мои воспоминания за пазухой.

— Благодарю, ваше сиятельство. То, что вы запомнили лицо нападавшего — невероятное везение. Полагаю, это очень поможет нам. Но если этого окажется недостаточно или артефакт сработает с перебоями, Тайное отделение пришлет к вам нашего художника.

— Разумеется, — согласился я. — Но есть еще кое-что.

Я рассказал о своих соображениях относительно преследователей. Раз уж стреляли в нас не они, да и вообще вели себя не так, словно собирались нас прикончить, мне окончательно начало казаться, что эти странные люди и правда нас оберегали. Не ожидал подобного вмешательства от Аудиториума.

— Вот что обронил один из преследователей.

Я достал из кармана пуговицу и протянул дознавателю. Рассмотрев ее герб, Васильев нахмурился.

— Дерьмо… О, прошу прощения, ваше сиятельство. Это все усложняет.

— Вполне солидарен с вашей экспрессией, — мрачно усмехнулся я.

— Могу я забрать ее как вещественное доказательство? — попросил дознаватель. — У нас в штате есть артефактор с редкой специализацией по психометрии — способен считывать образы и воспоминания с предметов. Если он над ней поколдует, возможно удастся что-то нарыть о личности вашего преследователя. Но вы сказали, что заметили двоих. Второго, как я понимаю, совсем не разглядели?

— Увы. Только силуэт в машине. Вроде высокий, но не назвал бы крупным. Не выше вас, — прикинул я.

— Что ж, хотя бы одна ниточка у нас есть, — он с беспокойством взглянул на часы. — Что-то не едут… Дайте мне минуту, ваше сиятельство.

Он закрыл глаза, явно пытаясь сосредоточиться на ментальной связи. Я тем временем бросал взгляды на фургон “скорой”. Если бы все стало совсем плохо, Ирка бы меня позвала. Значит, можно было надеяться на лучший исход.

Васильев кашлянул.

— Ваше сиятельство, мне нужно отлучиться. Мои коллеги увидели брошенный черный “Руссо-балт” на трассе. Не исключено, что это ваш преследователи. Как бы то ни было, рекомендую вам отправляться домой, когда здесь будут улажены все формальности. Если нам что-то понадобится, мы свяжемся.

— Да, хорошо, — рассеянно отозвался я.

Что-то во всей этой истории не давало мне покоя. Словно пазл не складывался. Чего-то я не учитывал. Или не чувствовал. Но никак не мог понять, чего именно.

Васильев откланялся и торопливо зашагал к дороге. Вскоре я услышал рокот мотора, и затем автомобиль развернулся и унесся в сторону города. Судя по скорости, дознаватель здорово торопился.

Я подошел к фургону медиков.

— Ну как там?

Ира устало потерла глаза.

— Отключилась наконец-то. Проспит до завтрашнего вечера.

Лекарка сурово уставилась на Ирэн.

— Уверены, что все же не хотите поехать в больницу?

— Нет, — покачала головой девушка. — Это у нас далеко не впервые… Но я уговорю тетушку на новое обследование.

— Валя ваша, ваше благородие.

Ирэн дали подписать какие-то бумаги, что несколько удивило меня, учитывая, что совершеннолетней она не была. Но может как-то обошли правила ради дворян. Я выбрался из душной “скорой” — печка работала так, что я всего за пару минут пропотел до трусов.

И не успел дойти до Ланге, как у нас снова появились гости.

Первым на склон вывалился молодой “ищейка” Иннокентий, оформлявший меня в Отделении и принесший Штоффам вести о Шуваловых. За ним еще двое — вроде бы помощник Корфа Алексеев и еще какой-то тип борцовской наружности.

— Здравствуйте, Михаил Николаевич, — обратился Иннокентий. — Простите за задержку… Торопились как могли.

Я пожал плечами.

— Вы, вероятно, разминулись с Васильевым.

— С кем? — не понял Алексеев.

У меня засосало под ложечкой. Нет, нет, только не это…

— Васильев Игорь Николаевич, младший дознаватель. Приехал, собрал сведения. Буквально только что уехал…

“Ищейки” изумленно переглянулись.

— У нас нет никакого Игоря Николаевича Васильева, ваше сиятельство, — заявил Алексеев. — Совершенно точно таких нет.

Глава 23

— Черт! — у меня внутри словно что-то оборвалось, а за шиворот будто налили ушат ледяной воды. — Нужно его догнать!

Никого не спрашивая, я метнулся к автомобилю “ищеек”, но незнакомый мне сотрудник со зверской рожей успел меня перехватить.

— Куда, бл…?! В смысле, куда изволили намылиться, ваше сиятельство?

Я резко развернулся и вырвался из захвата. Спросить бы с него имя и звание, чтобы потом отчехвостить за неподобающее обращение. Но сейчас было не до этикета.

— Он только что уехал, — тараторил я. — Всего несколько минут назад! Нужно догнать и перехватить его, пока он не отъехал далеко!

Помощник Корфа быстро сориентировался.

— Попробуем. Михаил Николаевич, вы запомнили его автомобиль?

— Нет… Не разглядел толком, — я изо всех сил напряг память, стараясь вспомнить хоть что-нибудь. Силуэт автомобиля на трассе я разглядел смутно. На дороге было темно. Но когда Васильев зажег “Жар-птицу”… — Вроде седан темного цвета. Но не уверен.

Алексеев разочарованно скривился.

— Идемте, — он жестом указал в сторону дороги. — Можно попробовать объявить перехват. Я могу связаться с ближайшим постом и потребую останавливать каждого для проверки. Но нужно точнее понимать, кого искать. У нас нет ничего, кроме имени. Михалниколаич, вспомните хоть что-нибудь, молю!

— Этот Васильев светил удостоверением сотрудника Тайного отделения, — уже на бегу сказал я. — Потому я и поверил ему.

Проклятье! Какой же я болван! Ведь чувствовал, что что-то было не так. И мог же связаться с Корфом, уточнить, был ли Васильев его человеком. Но слишком поторопился и не внял чуйке. Артефакт и корочки ввели меня в заблуждение. Поверил… Вера людям в этом мире явно до добра не доведет.

Мордоворот сел за руль, Алексеев — на переднее пассажирское, а мы с Иннокентием расселись сзади.

— Саш, быстрее, — торопил водителя помощник Корфа. Сам он при этом кому-то активно строчил в телефоне.

— Уехал в сторону города?

— Да, — отозвался я.

Мордоворот быстро завел двигатель, мы шустро развернулись, и водитель поддал газу. Водил он явно лучше Матильды — поездка обещала быть насыщенной.

У Алексеева зазвонил телефон, и я откинулся на сидении подальше, чтобы не фонить.

— Слушаю! Да… Пытаемся. Назвался Васильевым Игорем Николаевичем… Да, уже поручил проверить. Я же писал. Принято.

Закончив звонок, Алексеев снова уткнулся в экран и принялся что-то строчить.

Мордоворот Саша лихо вписался в очередной поворот. Иннокентий крепче ухватился за дверную ручку.

— Что вы ему рассказали, ваше сиятельство?

Я передал ему содержание разговора. Упомянул о пуговице и артефакте. Да и в целом пришлось кратко пересказать все, что произошло до этого.

— Скверно, — заключил “ищейка” и задумчиво побарабанил пальцами по ноге. — А ведь нам навстречу попался один автомобиль, уже почти на самом подъезде к вам. Я еще удивился, почему он так разогнался — дорога-то сложная. Саш, помнишь, ты пошутил, что он на тот свет торопится?

— Ага, — ухнул мордоворот. — Темная “Сильвия” это была. Запомнил.

Алексеев обернулся к водителю.

— Уверен, Сань?

— Точно. “Руссо-балт” “Сильвия”, у нее решетка еще такая затейливая. Модель распространенная, но запоминающаяся. Я заприметил на повороте.

Опять “Руссо-балт”? У меня во время погони не было ни времени, ни желания разглядывать решетки, но что если это была одна и та же машина? Ведь тогда я заметил двоих в салоне… Одного, в шляпе, я видел, когда он пошел проверить нас после аварии. А вот второго во время погони не рассмотрел. Не мог ли он быть Васильевым? Это бы объяснило, почему он вернулся за пуговицей…

Но что это за парочка такая — сотрудник Тайного отделения и представитель Аудиториума? И был ли тогда аудиториумец настоящим? Но если он был ненастоящим, то зачем тогда забирать пуговицу?

Ни черта не понимаю…

— Молодец, Саш, — выдохнул помощник тайного советника. — Буду ходатайствовать, чтобы Корф выписал тебе премию.

— Нам бы сперва голов не лишиться из-за болтливости его сиятельства, — мрачно ответил мордоворот.

Возразить мне было нечего. Накосячил я изрядно.

— Героизм одних — это следствие разгильдяйства других, — отозвался Иннокентий. — Нам не привыкать. К тому же юношу особо не в чем обвинить — он пытался сотрудничать. Да и откуда ему было знать, кого собирался прислать Корф?

Но я себя не оправдывал. Следовало быть умнее.

Алексеев снова что-то застрочил в телефоне. Казалось, он и вовсе прирос к аппарату.

— Разослал ориентировки на “Сильвии”, — сказал он. — Главное, чтобы этот Васильев не успел сменить машину.

Честно говоря, я сомневался, что из этой нашей затеи выйдет толк. Реши я провернуть такой маскарад, то позаботился бы и о путях отхода. И автомобиль поменял бы на заранее приготовленный в каком-нибудь укромном месте. Другой вопрос — было ли у обманщика на это время. И все-таки был ли он один?

Я помалкивал, не зная, делиться ли догадкой с “ищейками”. После этого сокрушительного провала с Васильевым я уже и сам себе не доверял. И хотелось исправить ситуацию, да уже боязно было рыпаться — как бы не сделать все еще хуже.

Череда крутых поворотов закончилась, и мы выехали на относительно прямой участок трассы. Саша вдавил педаль газа, а я дивился тому, что дорога была пуста — ни одной машины ни туда, ни обратно. Сплошная тишь, словно все вымерло. Лишь изредка свет фар отражался в глазах диких животных, следивших за нами из леса.

Я уставился в окно, размышляя, зачем преследователи устроили весь этот цирк с переодеванием. И едва не упустил из виду что-то яркое в конце съезда с дороги. Желтое, двигающееся. Пожар?

— Стоп! — рявкнул я так громко, что у самого зазвенело в ушах.

Водитель ударил по тормозам.

— Да мать-перемать! — он обернулся. — Нельзя же так! Ваше… сиятельство.

— Извините, — я кивнул в сторону съезда. — Там что-то есть. Кажется, огонь.

Саша сдал назад, аккуратно подобрался к съезду — обычной грунтовке с укатанными двумя полосами. Вдали, метрах в ста, действительно что-то горело.

— У меня нехорошее предчувствие, — сказал Алексеев и спрятал телефон в карман. — Кеша, ты самый быстрый. Сгоняй посмотри.

— Можно с вами? — попросился я. — Я знаю Васильева в лицо. Вдруг пригодится.

Иннокентий оказался сговорчивым.

— Ладно. Только аккуратно, ваше сиятельство.

Мы выскочили из автомобиля и направились вперед по грунтовке. И чем ближе подходили, тем яснее становилось, что это и правда был небольшой пожар. На всякий случай я активировал “Берегиню” и поморщился от резкой боли в голове: измотанный организм с неудовольствием отозвался на очередное применение силы.

— Стойте, ваше сиятельство, — Иннокентий вскинул руку и осторожно подошел ближе. — Ближе вам пока что лучше не подходить.

Мне удалось рассмотреть горящий объект. Автомобиль. Ну конечно, как же иначе?

Иннокентий осторожно двинулся дальше.

— Полагаю, ориентировки уже не нужны, — присвистнув, сказал он.

Я нарушил его просьбу и двинулся за “ищейкой”, пытаясь разглядеть сквозь пламя, были ли внутри пассажиры. Вроде никого.

— Там! — Иннокентий указал в сторону леса. — Человек!

Я проследил за его пальцем и увидел привалившуюся к дереву фигуру. Васильев. Точно он. И бросился туда. “Ищейка” метнулся вслед за мной.

— Это он! — сказал я, подбежав к лже-дознавателю.

Васильев не дышал. Я попробовал нащупать пульс — ничего. Присел возле него на корточки и провел ладонью, пытаясь продиагностировать состояние. Пусто. Мертв.

— Мы опоздали.

— Вижу. Он немного обгорел — видимо, успел выбраться из автомобиля, пока огонь сильно не занялся. А вот эти раны, — Иннокентий указал на точечные сильные ожоги, — следы магического удара.

— Ага. Похоже на “Колобки”.

Но я чуял в нем большую силу. Почему он не защитился “Берегиней”? Не ожидал нападения?

Отбросив всякое почтение к усопшим, я принялся шарить по карманам Васильева. Выудил из-за пазухи удостоверение и передал Иннокентию. Но пуговицы не нашел. Зато, кажется, что-то осталось у него в руке.

С усилием я разжал его пальцы. Кеша охнул.

— Ничего себе. Как он умудрился его сломать?

— Полагаю, при помощи “Благодати”.

В ладони Васильева обнаружился расколотый на несколько кусков артефакт записи воспоминаний. Интересно, он успел показать его своему убийце? Или все же спрятал и уничтожил, когда понял, что его предали?

— Я зову остальных, — сказал “ищейка”. — Пожалуйста, больше ничего не трогайте.

— Хорошо.

Я остался рядом с телом, косясь на догорающий автомобиль. Васильев умудрился отползти довольно далеко, но почему тогда не попытался залечить раны? Или попробовал, но не хватило резерва? Черт, знать бы больше о том, как работала “Благодать”! Все же моя сила отличалась, и я не был так ограничен резервом, хотя порой родовой источник делился с неохотой…

Автомобиль Тайного отделения затормозил неподалеку. Иннокентий повел Алексеева и Сашу к нам с трупом. Мордоворот жестом велел мне отойти и принялся осматривать тело.

Я устало опустился на какой-то пень и уронил голову на руки. Вот и ниточка оборвалась. Впрочем, если в Тайном отделении и правда существовали те психометристы, что могут считывать образы с объектов, то кое-какой шанс что-то выяснить все еще был.

Итак, Миха, мы не знаем, кем на самом деле были эти ряженые, почему один решил убрать другого, и, главное — кто же шмалял в Леню “Колобками”. Столько всего произошло, а яснее не стало.

— Поздравляю, сюда едет Корф, — не отрываясь от телефона, оповестил Алексеев.

Мордоворот Саша поднял голову.

— Ага, я как раз соскучился.

— Нужно отвезти его сиятельство домой. Опознание произведено, остальное… Завтра заедем с протоколом на подпись. Я уже связался с Виктором Зиновьевичем, он пришлет сюда машину за его сиятельством.

Мое сиятельство согласно кивнуло. Сил уже не осталось даже на то, чтобы держать спину ровно. Я так и сидел на своем пеньке, пока “ищейки” суетились на месте преступления: Алексеев не отрывался от телефона, Иннокентий занялся составлением протокола, мордоворот Александр внимательно осматривал каждую мелочь.

Когда прибыл сам Ланге, я едва нашел силы попрощаться и рухнул на заднее сидение машины “безопасника” и тут же отключился…

***

И проснулся от настойчивого стука в дверь.

— Миш! — звонкий голос Ирэн заставил меня распахнуть глаза. — Мииииш! Проснулся?

— Теперь… — я откашлялся. — Теперь да. Сейчас.

Так… Моя комната в особняке Матильды. Уже хорошо. На часах было почти одиннадцать, сквозь неплотно задернутые шторы пробивался холодный дневной свет.

Я отбросил одеяло и удивленно уставился на ноги. Меня не просто донесли до спальни, но переодели в пижаму и даже заботливо оставили стакан воды на прикроватной тумбе.

Надев тапки, я нетвердой походкой доковылял до двери и повернул ручку.

— Привет! — Ирэн выглядела на зависть отдохнувшей. Была свежа, словно утренняя роза. Я впустил подругу в комнату и мельком глянул в зеркало — похвастать тем же, увы, не мог.

— Как Матильда? — первым делом спросил я и пригласил Ирэн сесть за столик у окна.

Девушка плюхнулась в кресло и уставилась в окно.

— Все еще спит. Лекари вкатили ей такую дозу успокоительного, что тетя проснется самое лучшее к вечеру. Но ей нужен отдых… И я вызвала врача. Потребовала, чтобы Корф прислал придворного. У дяди Вальтера есть связи.

Дяди Вальтера? Вот, значит, как она его называет без свидетелей? Да уж, связь Пистолетыча с этой семейкой явно переходит за рамки уставных отношений.

Ирэн выглядела даже не обеспокоенной — одновременно мрачной, скорбной и озабоченной.

— Что-то не так? — Спросил я. — В смысле я понимаю, что приступ Матильды — штука нехорошая. Но в прошлый раз ты всех на уши не ставила.

Девушка покачала белокурой головой и нервно заломила руки.

— Они стали чаще, Миш. Ты всех не видел. Но я замечала, Василий говорил… Матильда пытается это скрывать, но ей становится хуже. Она пыталась продержаться как можно дольше ради нас, чтобы подготовить и нас, и Сперанских… Но заплатила за это дорогую цену.

— С чего ты решила?

— Я все-таки будущий менталист и ее племянница. Я хорошо знаю, когда Матильда плоха, а когда нет. И сейчас она очень плоха. Поэтому я буду настаивать на ее немедленном лечении.

— А оно возможно?

— Посмотрим, что скажет придворный лекарь. Надеюсь, еще не поздно что-нибудь предпринять.

— А если… Если поздно, что тогда будет?

— Приступы участятся, станут продолжительнее и тяжелее. Повреждения начнут затрагивать физическое тело. Она начнет терять память, не сможет концентрироваться и сосредотачиваться. Затем станет все забывать. И всех… Потом начнутся проблемы с передвижением, и в конечном итоге она сляжет. А затем… Смерть. Медленная, мучительная, в беспамятстве и бессознательном состоянии.

Рассказ Ирэн очень походил на описание деменции. Увы, с этой хворью я успел познакомиться близко в своем мире. Бабушка Сереги, моего лучшего друга, страдала старческим слабоумием. Уходила из дома и все пыталась уехать в Краснодар, из которого была родом. Искали всем двором. Однажды нашли через неделю в Туле…

Черт возьми, Матильда — красавица и умница, роскошная женщина… И кончить вот так?

Врагу не пожелаешь подобного финала.

— Ир, если я могу как-то помочь…

— Да как ты поможешь? — всхлипнула девушка. — Хуже всего осознавать, что она пожертвовала здоровьем ради того, чтобы подготовить меня к поступлению. Ведь могла же отказаться тренировать, могла не брать Сперанских и тебя… Нет же, нужно всегда всех выручить!

— Иди сюда, — я подошел к ней и обнял за плечи. — Может все еще и не настолько плохо. Приедет этот важный башковитый лекарь, осмотрит, вынесет вердикт. И если есть хоть какой-то шанс помочь твоей тетушке, мы все для этого сделаем. И я тебе помогу, потому что она очень много сделала для меня. Понятно?

Ирэн торопливо вытерла слезы и кивнула.

— Прости, что расклеилась перед тобой. На нашу семью тоже много всего навалилось. Поступление, Шуваловы, этот Радамант, атаки… И еще Леня разбился… Она так его любит!

— И Леню починим. Не все сразу, Ир. Будем решать проблемы по мере поступления. Составим список, распределим по приоритетам и станем потихоньку все разрешать.

Я ожидал, что Ирка сбросит мои руки, как только до нее дойдет, что я ее обнимал, но, к моему удивлению, она даже положила ладонь на мое запястье.

— Спасибо, Миш. У меня не так много людей, на помощь которых я могу рассчитывать.

— Ну мы же связаны твоей клятвой, — улыбнулся я. — Как твой патрон, я обязан за тобой присматривать. Хотя, конечно, дело не только в этом.

Ирэн осторожно вывернулась из моих объятий и поднялась с кресла.

— Собственно, я пришла не плакаться. Сегодня пришел конверт из Аудиториума.

— Ну-ка…

Девушка нахмурилась. Видимо, вспомнила, какие манипуляции с ней провернули, чтобы скрыть инцидент. И, судя по ее лицу, перспектива поступить в этот контактный серпентарий больше не вызывала у нее таких диких восторгов.

— Так что за конверт? — уточнил я.

— Во-первых, официально подтверждено, что мы прошли. Ты, я, Коля. Увы, Поле с Борей придется посидеть на скамейке запасных. Иногда устраивают конкурс между провалившими испытания, если идет недобор на курс. Но так бывает редко.

— Поздравляю нас, — кисло ответил я. — А еще что?

— Второй этап будет послезавтра. Даже с учетом того, что мы оба умудрились сразиться со старшими, все равно придется биться против студентов.

Я пожал плечами.

— Логично. Равные условия для всех, да?

— Вроде того. Надеюсь, мы успеем прийти в себя после всего…

— Сейчас меня в первую очередь беспокоит состояние Матильды.

— И еще, — Ирэн ткнула мне в грудь пальчиком со свежим нежно-розовым маникюром. И когда успела? — Скорее иди завтракать. Через полчаса здесь будет Корф со своей свитой. Дядя Вальтер сказал, у него есть для тебя информация насчет какого-то Васильева…

Глава 24

— Дай мне десять минут на душ, — попросил я. — И, если не затруднит, попроси у слуг кофе с какой-нибудь булкой. Есть хочу со вчерашнего дня.

Ирэн улыбнулась.

— Я и сама еще не завтракала. Завтрак уже готовят. Твою любимую форму почистили. Хотя Фрося настаивает, чтобы ты наконец-то заглянул в шкаф и примерил обновки.

— Оу… Спасибо. Гляжу, у тебя все схвачено, — подбодрил я подругу.

Ирэн лишь пожала плечами.

— Мне не впервой управляться с домом, пока Матильда плохо себя чувствует. Всякое бывало… Ладно, жду тебя внизу к завтраку.

Она вышла, а я направился прямиком в душ. Горячая вода разогнала кровь и быстро привела меня в чувство. Я тер мочалкой тело так исступленно, словно неосознанно хотел избавиться от воспоминаний вчерашнего дня. Сейчас все это казалось неприятным сном, почти нереальным, но я понимал, что последствия придется разгребать еще очень долго.

Накинув халат, я дошлепал босыми ногами до платяного шкафа.

— Ну-с, глянем, что там приготовила наша мастерица…

Я распахнул створки и остолбенел. На полках были аккуратно сложены футболки, носки и прочее белье. На вешалках висели рубашки, брюки и даже пара пиджаков. Внизу — туфли и кроссовки на смену моим ботинкам. Все явно было сшито по моим меркам, кроме совсем уж простых вещей. В одежде преобладал черный цвет — все же моя семья носила траур по Петру. Даже это учли…

Нужно бы поблагодарить и Ефросинью, и ее работодательницу при случае. И зачем Матильда тратила на меня столько денег и сил? Это ведь было совсем необязательно, да и сомневаюсь, что отец согласился бы компенсировать все эти затраты. Или то была благодарность баронессы за то, что я приглядывал за Ирэн?

Надев кое-что из обновок, я спустился в малую столовую, где мы обычно завтракали. Без Сперанских и Матильды здесь казалось совсем пусто. Придвинутые стулья и всего две тарелки… Так странно и тихо.

Ирэн уже пила кофе, изучая утреннюю прессу.

— Ни слова о Полигоне, — оторвавшись от газеты, сказала она. — Кстати, отлично выглядишь.

— Спасибо. Ничего удивительного, что Аудиториум не дал информацию. Думаю, будет только пышная хвалебная статья по итогам зачисления.

— Полагаю, да.

Девушка отложила газету и придвинула к себе тарелку с хлебом. Скромненько…

— Ты ешь и не гляди так на меня, — угадав мои мысли, сказала она. — Просто от всей этой чехарды мне кусок в горло не лезет.

— А мне — наоборот.

Василий внес небольшую чугунную сковородку с моей любимой дымящейся яичницей. Мне с трудом удалось уговорить Матильду позволить мне есть глазунью именно с чугунка. Она поверила, что так вкуснее лишь после того, как сама повелась на мои увещевания и сама попробовала. Не знаю, в чем заключалась эта магия, но со сковородки и правда было куда лучше.

— Спасибо, Василий.

— Рад услужить, ваше сиятельство. — Лакей взглянул на часы. — Ирина Алексеевна, мы все еще ожидаем гостей?

— Полагаю, да. Минут через пятнадцать.

— Тогда в каком помещении нам сервировать напитки?

Ирэн на миг задумалась, а затем решительнокивнула своим мыслям.

— Давайте в библиотеке. Подходящее место для беседы.

— Слушаюсь, ваше благородие.

Храня невозмутимое выражение лица, наш чопорный лакей вышел раздавать указания остальным слугам. Ирина пожевала немного хлеба с маслом и сосредоточилась на кофе.

— Не выспалась? — прожевав кусок, спросил я.

— Полночи провела у тетушки. Пока три чашки не выпью, не проснусь.

Я кивнул. Оно и понятно. Ирка до безумия была привязана к Матильде. Я покончил с яичницей и тоже схватился за кофейник, пока моя подруга не опустошила его окончательно.

И едва успел перемешать сахар в чашке, как со стороны подъездной аллеи донесся шум.

— Вот и Корф? — спросил я, с неудовольствием глядя на чашку. Видимо, не судьба мне насладиться утром должным образом.

Ирэн подошла к окну и отодвинула занавеску.

— Да, это они. Дядя Вальтер, Алексеев и… еще кто-то. Я его не знаю.

Может Иннокентий? Или мордоворот Саша?

Я залпом выпил свой кофе и поднялся.

— Идем встречать?

— Пожалуй. Если ты закончил.

Мы вышли в холл как раз в тот момент, когда слуги распахнули двери и впустили гостей.

— Ваше сиятельство, — кивнул Корф. — Ваше благородие…

Остальные поклонились. Я же рассматривал незнакомца. Невысокий мужчина средних лет с благообразным ликом, какие писали на византийских иконах. Глубокие выразительные глаза, аккуратно подстриженная бородка на вытянутом лице. Одет дорого, но скромно, словно человек не желал привлекать к себе лишнего внимания.

— Разрешите представить, — Корф указал на незнакомца. — Григорий Сергеевич Салтыков, придворный лекарь Ее Императорского Величества. Ваше высокородие, прошу.

Ирэн чарующе улыбнулась и подала руку лекарю.

— Рада знакомству, ваше высокородие.

— Польщен знакомством, Ирина Алексеевна, — лекарь поцеловал руку Ирэн и обернулся ко мне. — Полагаю, вы знаменитый Михаил Николаевич Соколов?

Я немного смутился.

— Верно, это я. Видимо, слава идет впереди меня. Рад знакомству, Григорий Сергеевич.

Лакеи помогли гостям снять верхнюю одежду. Ирина тут же взяла инициативу в свои руки.

— Прошу за мной, Григорий Сергеевич. Я отведу вас к тетушке.

Салтыков приятно улыбнулся, и мне показалось, что его глаза почти физически залучились теплым светом. Словно при его появлении в доме стало немного уютнее. Очень странное ощущение от присутствия человека. И сила в нем была странная… Ничего опасного, но мощь ощущалась. У Коли Сперанского было по-другому, Коля был более колючим, быть может, из-за юности и шалящих гормонов. А этот Салтыков внутренне сиял, словно майское солнце.

— Разумеется, ваше благородие, — лекарь перебросил саквояж из руки в руку. — Вальтер Макарович сказал, что вашу тетушку беспокоят последствия ментальной травмы…

— Да, все верно. Я расскажу по дороге.

Ирэн увела Салтыкова наверх, а я остался наедине с Корфом и Алексеевым.

— Что ж, прошу в библиотеку, господа, — улыбнулся я и жестом пригласил их войти в боковые двери.

Слуга незаметно скользнул за мной и, удостоверившись, что на небольшом столике было все необходимое для небольшой трапезы, удалился.

— Спасибо, что так быстро привезли лекаря, Вальтер Макарович, — первым делом сказал я. — Ирину это очень утешит.

— Мы все переживаем за здоровье твоей наставницы, Михаил.

И все же, думалось мне, что именно Корф стал причиной трагедии, что произошла с Матильдой. Слишком уж он увивался возле Штоффов, что с его широким кругом обязанностей сочеталось с большим трудом. Причем я не замечал, чтобы там был какой-то выраженный эротический интерес. Скорее отеческий. Матильда и Корф больше походили на закадычных друзей. И я остро чувствовал вину Пистолетыча всякий раз, когда они с Матильдой оказывались рядом. Эта вина, это сожаление словно витали в воздухе и казались неуловимыми, но остро их ощущал.

— Тогда перейдем к делу, — я жестом пригласил гостей рассесться и удивился тому, что уже вел себя в этом доме совершенно по-хозяйски. Привык. — Насколько я понял, есть новости о Васильеве?

Алексеев метнул вопросительный взгляд на начальника, словно просил разрешения взять слово, и тот кивнул. Помощник извлек из кожаного портфеля тонкую папку — картонную, прошитую красными нитками — и передал мне.

— Что самое занимательное, Васильев тебе не солгал, — сказал Корф. — Он действительно являлся младшим дознавателем Тайного отделения.

— Тогда почему…

— Читай, — Пистолетыч указал на папку.

Я открыл папку и уставился на документы из личного дела. Увидел фотографию Васильева. Здесь он был на несколько лет моложе, в мундире при полном параде и на фоне имперского флага и герба. Официальное фото для личного дела. Пробежавшись по строкам, я вскинул брови.

— И правда. Но в Москве…

— Именно. В момент своего появления в Петрополе Васильев находился в официальном отпуске. О его планах в родных стенах, разумеется, ничего не знали.

Может тогда и аудиториумец был настоящим? Тогда появлялся смысл забирать пуговицу…

— Итак, мы имеем сотрудника московского филиала Тайного отделения, который спелся с неизвестным служителем Аудиториума, чтобы… Чтобы что? — уставился я на Пистолетыча.

Корф вздохнул.

— Этого я пока сказать не могу.

— Они следили за нами, Вальтер Макарович. И явно не собирались атаковать. Более того, у меня сложилось впечатление, что их, наоборот, прислали нас защитить. Васильев сказал про пулю — в нас стреляли. Затем встречная машина и мужик с “Колобками”…

— В вас и правда стреляли, — сказал Алексеев. — Автомобиль уже осмотрели специалисты.

— И Васильев явно хотел установить личность тех, кто на нас напал, — добавил я. — Иначе зачем ему записывать мои воспоминания на артефакт? И что с его автомобилем? “Сильвией”.

— Это его личный транспорт, — ответил Алексеев. — Автомобиль уничтожен.

Корф, так и не притронувшись к напиткам, подался вперед.

— Михаил, я вынужден снова просить тебя об услуге. О неприятной процедуре…

— Хотите считать мои воспоминания.

— Да. Чтобы проверить версии, нужно понимать, кем был второй. И нужно увидеть лицо нападавшего.

Примерно такой просьбы я и ожидал. И даже морально подготовился к очередной вспышке боли. Корф, в отличие от Великого князя, деликатностью не отличался.

— Согласен, — ответил я. — Но пока не начали, скажите, пожалуйста, а в Отделении действительно есть психометристы? Ну те, кто считывает образы с предметов…

Алексеев и тайный советник удивленно переглянулись.

— Откуда ты о них знаешь? Это очень редкая специализация. На стыке ментализма и артефактологии.

— Васильев упомянул. Сказал, намеревался показать пуговицу психометристам. Но мне думается, он просто хотел заговорить мне зубы. Или нет?

Мой вопрос, казалось, слегка озадачил Пистолетыча.

— Во всем Петрополе всего четверо таких специалистов высокого уровня, — медленно выговаривая слова, словно тщательно подбирал каждое, ответил он. — Один — член императорской фамилии, второй работает в Аудиториуме, а остальные служат у нас.

— Маловато для такого большого города, да еще и столицы, — удивился я.

— Мало кому конфигурация силы позволяет овладеть этим ремеслом. Кроме того, исторически сложилось, что психометристов обучают не в Петрополе, а в Константинополе. В южном Аудиториуме Магико есть целый факультет.

Всего четверо на всю Северную столицу…

— Странно. Ремесло ведь очень полезное.

— Но опасное, — возразил Пистолетыч. — И еще психометристы, увы, долго не живут. Во время работы им постоянно приходится принимать стимуляторы, чтобы разогнать сознание и увидеть больше, чем могут обозреть глаза. Во-первых, это дорого. Во-вторых, от подобного регулярного воздействия страдают и разум, и тело. Поэтому тридцать пять лет для психометриста — уже пенсионный возраст. Чем более редким даром мы обладаем, тем дороже за него приходится платить, Михаил. Мало кто соглашается добровольно укоротить себе жизнь.

— Но, выходит, у нас все-таки есть возможность проверить какой-нибудь объект у психометриста.

И тогда, получается, Васильев и здесь мне не солгал. Удивительно.

— Было бы что проверять, — мрачно отозвался Алексеев. — Пуговицу-то забрали. А она могла многое рассказать…

— А если все же найдем владельца?

— Вот для этого я и прошу тебя позволить считать твою память, — напомнил Корф.

— Что ж, приятно, что мы мыслим примерно в одном направлении, — криво улыбнулся я и подошел к тайному советнику. — Приступайте к пытке, ваше превосходительство.

Алексеев уступил мне место на диванчике и тут же воспользовался возможностью уткнуться в телефон. Казалось, секретарь Корфа просто прирос к своему устройству. Вечно что-то строчил, смотрел и отправлял.

Я сел рядом с Корфом. Менталист положил руки мне на голову.

— Помнишь, как помогать?

— Конечно.

Расслабиться и получать удовольствие, ага. Впрочем, стиль работы Пистолетыча не предполагал никакого кайфа. Стараясь не думать ни о чем, кроме вчерашних событий, я открыл разум и позволил силе Корфа скользнуть в мои воспоминания. Услужливо показал ему сцену погони, аварию и все, что было дальше.

В голове неприятно зудело. И хотя мозг не мог чесаться, мне очень хотелось его поскрести. Но на этот раз хотя бы обошлось без острой боли. Неужели я пообвыкся?

— Спасибо, Михаил.

Корф отнял руки и отстранился от меня. Я открыл глаза и поморщился от дневного света — почему-то всегда после ментальных процедур глаза начинали болеть от всего яркого.

— Стало понятнее? — с надеждой спросил я.

— Жаль, что ты не смог как следует разглядеть того мужчину из Аудиториума.

— Шляпа закрывала лицо…

— Но теперь у нас есть хоть что-то. Попробую дернуть за ниточки.

— А нападавший?

— Я его не знаю. А шерстить всех обладателей третьего ранга в империи проблематично и займет много времени. Но будем работать.

— Рад, что помог. Как понимаю, сперва вы начнете трясти связи Васильева?

Алексеев оторвался от телефона.

— Мы уже потрясли эту яблоньку. И она дала первые интересные плоды.

— Излагай, — приказал тайный советник.

Алексеев с сомнением покосился на меня.

— Уверены?

— Говори.

— Игорь Николаевич Васильев оказался дальним потомком знаменитого графа Васильева. Древний боярский род, возведенный в графское достоинство при императоре Петре Алексеевиче. Что занимательно, в гимназии он числился под фамилией Сильев, что позволяет предположить, что наш Игорь Николаевич имел… скажем деликатно, внебрачное происхождение.

— Когда он сменил фамилию?

— При поступлении в Московский университет. В этот момент он превращается в Васильева, успешно проходит вступительные испытания и зачисляется на факультет управления Благодатью.

Я озадаченно уставился на кофейник.

— Выходит, он был внебрачным сыном, которого позже узаконили. Но тогда, получается, его не отрезали от рода?

— Полагаю его отец, Николай Федорович, сможет пролить свет на эту историю, — ответил Алексеев.

Интересно девки пляшут…

Радамант — бастард Романовых, Васильев был бастардом… Понятно, что Радамант не мог провернуть все свои теракты один и у него наверняка должны были найтись помощники. Другой вопрос, добровольные или нет. Идейные противники установленного порядка или такие же пешки вроде меня, пока что не осознавшие своей роли в этой игре?

Выборка пока была маловата. Я знал всего о двоих, включая зачинщика. Но если предположить, что Радамант собирал вокруг себя незаконнорожденных, не отрезанных от родов, это превращалось в гигантскую проблему. Начиная с того, что о многих одаренных ублюдках государство могло попросту не знать, заканчивая теми, кого тайно узаконили.

— Михаил, что с тобой?

Я встрепенулся и непонимающе уставился на Корфа.

— Ничего.

— Говори, что придумал. У тебя на лице написана догадка.

— Да ну, маловато пока сведений.

— Говори.

Вздохнув, я поделился с ним соображениями и догадками. Корф, хвала ему за такт, выслушал меня внимательно.

— Интересная версия, — откинувшись на спинку диванчика, сказал он. — Но ты прав, у нас мало сведений, чтобы делать столь громкие выводы.

— А если аудиториумец — тоже бастард? — предположил я. — Туда пустят только узаконенных, ибо… Ну, порядки, нравы, сами понимаете. Это ведь можно проверить?

— Можно попытаться, — кивнул Алексеев. — Я отправлю запрос.

— Не запрос нужно направлять, а самим копаться в их архивах.

— Ну, разрешение у вас есть, — улыбнулся я.

Корф наградил меня тяжелым взглядом.

— Судя по голосу, там был вовсе не студент, — добавил я. — Это может сузить круг поисков.

— Может. Но трясти придется всех. Мне начинает надоедать эта игра.

Двери библиотеки отворились с тихим скрипом. Лакей пропустил Ирэн и лекаря. Мы поднялись при появлении дамы, и я заметил, что щеки подруги были мокрыми и красными от слез.

— Ир, что случилось? — отбросив все приличия, спросил я.

Она не ответила. Лишь снова зашлась в рыданиях.

Глава 25

Мы с Корфом переглянулись. Лицо тайного советника вытянулось и побледнело. Придворный лекарь императрицы выдавил из себя улыбку.

— Полно вам, Ирина Алексеевна. Это еще не окончательный приговор, — он потянулся было к ее плечу, чтобы утешить, но не решился дотронуться до плачущей девушки.

Ирина еще раз всхлипнула, затем яростным жестом вытерла слезы прямо рукавом и направилась к креслу.

— Судя по всему, появилась конкретика? — озадаченно спросил тайный советник.

Лекарь неуверенно переминался с ноги на ногу.

— Ваше превосходительство, по долгу своей работы я связан врачебной тайной…

— От этих людей у нас нет тайн, Григорий Сергеевич, — тихо, но с нескрываемой злостью непонятно на что отозвалась Ирэн. — Прошу, присядьте и поделитесь с господами выводами об увиденном. Это может иметь значение для Вальтера Макаровича.

Лекарь кивнул.

— Как пожелаете, ваше благородие.

Он присел на самый краешек дивана, словно чувствовал себя не в своей тарелке. Впрочем, если он принес плохие новости, он не зря нервничал. Гнев Корфа был холодным, но тяжелым. Да и слезы Ирэн явно смутили мужчин. В высшем обществе проявление подобных эмоций не приветствовалось.

Я опустился в кресло подле Иры и без стеснения взял ее ладонь в свою. Она осторожно пожала мои пальцы и снова всхлипнула.

“Держись, Ириш”, — я послал ей короткий ментальный сигнал. — “Что бы ни случилось, все переживем”.

Салтыков прочистил горло и уставился на тайного советника. Возможно, он уже был в курсе, что в случае недееспособности Матильды опекуном Ирэн до ее совершеннолетия станет Корф.

— Увы, Матильда Карловна еще так и не проснулась, поэтому я не смог провести тщательный осмотр, — начал лекарь. — Тем не менее мои ментальные способности позволили добраться до источника проблемы…

— Не томите, прошу, — жестом поторопил его тайный советник.

— Состояние Матильды Карловны действительно значительно ухудшилось. Ирина Алексеевна показала мне предыдущие записи, я изучил карту… С момента прошлой диагностики жизненные показатели снизились.

Пистолетыч казался смущенным.

— Какие именно показатели? Есть ли понимание, что послужило причиной? Я ведь осматривал ее благородие с пару недель назад и не заметил серьезных ухудшений.

— Боюсь, вы, ваше превосходительство, смотрели не туда, — покачал головой Салтыков. — Ментальная проекция пациентки практически не изменилась. Последствия травмы заметны, объем резерва Благодати все так же скачет, да и ранг дестабилизирован, но пока в пределах пятого. Изменения затронули органику.

— Физическое тело? — уточнил я.

— Да. Ее благородие на протяжении длительного периода испытывала тяжелые ментальные нагрузки, что на фоне и без того нестабильного фона отразилось на ее физическом здоровье. И отразилось значительно.

— Масштаб поражений? — спросил Корф.

— Мозг, Вальтер Макарович. Органика мозга. А это означает, что…

— Что скоро посыпется и все остальное, — мрачно закончил за лекаря Корф. — Что можно предпринять для исцеления?

Салтыков тяжело вздохнул.

— Боюсь, о полном излечении говорить уже невозможно. Травма старая, полного восстановления не будет. Приоритетная задача на ближайшее время — остановить регресс. В первую очередь ее благородию потребуется полный и окончательный отказ от применения Благодати. И, разумеется, и речи не может быть о том, чтобы подвергаться любому воздействию, кроме целебного. Никаких боев, никаких ментальных вмешательств за исключением восстановительных.

— Значит, отныне ей придется жить как обычному человеку? — спросил я. — И долго?

— Сложно сказать, ваше сиятельство. Кроме этого, важно полностью исключить любые переживания и эмоциональные потрясения. Нервничать ей категорически нельзя! Никаких бурных эмоций. Никаких встрясок. Режим дня, точный распорядок, специальная диета — никаких отклонений от графика.

— Да как вообще возможно заставить человека не нервничать? — воскликнула Ирина. — Она же живой человек, и все мы подвержены чувствам…

Лекарь опустил голову. Я чувствовал, что разговор давался ему тяжело. Буквально физически ощущал его сострадание к девушке. Видимо, лекарь был очень сильным эмпатом. Но все же Салтыков оставался профессионалом и взял себя в руки.

— Я понимаю, что придерживаться этих рекомендаций нелегко. Но если нельзя заставить человека перестать нервничать, можно заставить его организм не реагировать на потрясения столь остро. Я могу предложить ряд успокоительных препаратов для поддержания спокойствия вашей тетушки.

Я нахмурился. Все это походило на рекомендации психиатра. Нет, они, конечно, не только с психами имели дело, но все-таки не хотелось превращать Матильду в овощ. Не хватало еще, чтобы начала пускать слюни под каким-нибудь местным аналогом галоперидола.

— Напомню, для того чтобы можно было исцелить физическое тело, сперва нужно исключить все риски, связанные с ментальным состоянием, — продолжил Салтыков. — Сперва надлежит привести состояние Матильды Карловны в максимально возможное для нее равновесие. И уж затем работать с головой и лечить органические повреждения. Повторюсь, это еще не приговор. Но если мы не примем меры в скорейшем времени, можем упустить шанс на восстановление.

Ирэн слушала лекаря с каменным лицом. Корф, все еще бледный, коротко кивнул и хотел было что-то сказать, но Салтыков жестом попросил слово.

— Что касается приведения в равновесие, здесь я могу предложить временно перевести Матильду Карловну в специализированное учреждение закрытого типа. Там ей будет обеспечен надлежащий уход, высший уровень комфорта и своевременное лечение. О режиме также не придется беспокоиться.

— Вы хотите забрать ее в сумасшедший дом? — не выдержал я.

— Это слишком суровая характеристика для подобного заведения, ваше сиятельство, — мягко улыбнулся Салтыков. — Скорее закрытый пансионат для дворян. У меня есть один на примете, в Старой Руссе Новгородской губернии. Достаточно далеко, чтобы до него не доходили тревожные новости. Уникальные минеральные воды, прелестные пасторальные пейзажи…

Я обернулся к Ирэн.

“Мне это не нравится”.

“Мне тоже”, — ответила девушка.

— Я не стану принимать столь серьезное решение за тетушку, — сказала она вслух. — Может все-таки попробуем подержать ее дома пару дней? Хочется сперва посмотреть, помогут ли выписанные вами лекарства. Вдруг привычная домашняя обстановка поспособствует восстановлению.

Лекарь неопределенно покачал головой.

— Я смогу навестить вас через три дня. И если видимых улучшений мы не увидим, то я буду настаивать на переводе в пансионат. Это не навсегда, Ирина Алексеевна. Мне понятно ваше волнение, но сейчас это видится мне выходом, — он перевел взгляд на Корфа. — А что скажете вы, ваше превосходительство?

Впервые я видел смятение на лице тайного советника. И чувствовал метания в его душе. Не требовалось обладать сверхъестественными способностями, чтобы понять, насколько он разрывался.

— Я ведь должен был заметить, что ей стало хуже, — отчужденно, словно говорил сам с собой, произнес он. — Должен был понять, что она слишком сильно вложилась в подготовку воспитанников. А вместо этого втянул ее в еще более бурный водоворт событий и ускорил разрешение.

— Бичевать себя будем после, — вмешался я. — К тому же Матильда сама так решила. Вы ее не заставляли.

— Но если сейчас хотите ей помочь, попробуйте уговорить на санаторий, — добавил лекарь.

— Понял.

Беседа подошла к концу. Ирэн поднялась, намекая гостям на то, что прием был окончен. Мы подорвались вслед за ней. Девушка нашла в себе силы проводить гостей, и когда дверь за ними закрылась, обернулась ко мне.

— Миш, мне нужно на воздух. Хотя бы минут на десять. Составишь компанию?

— Конечно.

Мы быстро переоделись в уличное и вышли на аллею. Ирэн шла молча, глядя себе под ноги. Краснота с ее щек спала, но я чувствовал горе, поглощавшее ее изнутри.

— Прости, что спрашиваю, но ты можешь подробнее рассказать о травме? Не понимаю, почему она неизлечима.

Девушка уставилась на меня невидящим взглядом, затем моргнула, и ее взгляд обрел осмысленность.

— Матильда особо не рассказывала. Знаю, что это была какая-то сложная операция “в поле”. Громкое было дело — один из византийских дворян вроде как тронулся умом и начал убивать женщин в Петрополе. Причем он был менталистом и подходил к вопросу творчески и весьма изощренно. Вторгался в их разумы и заставлял… В общем, они сами все делали. Но непременно на публике. И часто это выглядело очень… экстравагантно. Корф с командой тогда гонялся за ним по всему Петрополю и губернии. Долго не могли поймать — больно уж хитрый византиец оказался. И в итоге Матильда… Если я поняла все правильно, она поймала его на себя. Как на живца щуку ловят, знаешь? Цепляют маленькую рыбку, чтобы щука…

— Я немного знаю о рыбалке, — улыбнулся я. — Матильда стала его жертвой?

— Да. Корф немного опоздал. Она почти себя убила. Но вытащили.

— Значит, ментальная травма была нанесена в тот момент, когда этот византиец вторгся ей в разум?

— Он ей волю сломал. Полностью. Этот византиец еще сидел на стимуляторах, поэтому смог разогнать свой ранг до второго. И почти что поджарил тетушке мозги. Она первые недели даже говорить не могла — забыла, как. Дядя Вальтер говорил, ее даже есть в лазарете учили заново. Потом, хвала лекарям, большая часть памяти вернулась. Но с тех пор она не может себя контролировать как следует.

— Ох ты ж черт… — я замялся, не зная, что и сказать. — Я соболезную, Ирин. Вам обеим. Не знал, что все было настолько страшно.

— Потому дядя Вальтер нас так и опекает. Это он недоглядел. Не знаю, он ли отправил ее в лапы к этому мучителю или она сама решила погеройствовать… Но он это допустил и теперь корит себя за случившееся.

Ну, на его месте я бы тоже сожрал себя с потрохами.

— А мозг… Как ментальная травма повлияла на мозг? Я помню твой рассказ о дальнейшем развитии событий, но хочется понимать детали.

— Зачем? Зачем это тебе, Миш?

— Потому что я хочу помочь.

— Как? Как ты поможешь? Ты ведь даже не лекарь и не менталист!

Зато у меня была сила Рода. Знания предков. И долг перед Матильдой. По крайней мере, я так считал.

— Просто скажи, как это связано, — настаивал я.

Ирэн раздраженно пнула ворох листьев.

— Благодать. Все дело в ней. Не знаю, как именно осколок нас изменил, но после того, как мы с ним соединились, его сила действительно перетекла в нашу кровь. Стала частью нас. Неотъемлемой частью. У Матильды после той травмы нарушен… Как бы так сформулировать попроще… Словом, Благодать в ней есть, но тетя не может нормально ею пользоваться. Сила неравномерно распределяется, плохо концентрируется. И поскольку сила влияет на физическое состояние одаренных, то из-за проблем с Благодатью страдает и тело. В первую очередь, голова. Что-то в мозгах не дает силе нормально циркулировать.

Я рассеянно кивнул, пытаясь уложить эту информацию в голове.

— Чуть понятнее, но все равно не до конца.

— Я тоже не медик, чтобы все тебе разложить по полочкам, — огрызнулась девушка.

— Ну-ну, не кипятись.

— В этом-то и проблема, что здесь завязаны и физика, и психика, и сила. Все сразу непонятно в каких пропорциях. Григорий Сергеевич предложил решение, которое может помочь, но…

— Матильда откажется. Зная ее, откажется.

— Именно, — кивнула Ирэн. — И я понятия не имею, как ее уговаривать. А ведь на носу еще два испытания, она будет за нас переживать, и ей станет еще хуже.

— Если, конечно, не накачать ее успокоительным так, чтобы она спала сутками, — предложил я.

Ирэн наградила меня тяжелым взглядом.

— У тебя задатки мучителя, Михаил. Это тоже вредно. Слишком много мощных уколов ей тоже нельзя — организм не выдержит. У нас нет выхода.

— Или есть, — отозвался я. — Не знаю, но надо попробовать. Сможешь достать машину?

— Куда собрался?

— В Ириновку. Домой. Нужно кое с кем посоветоваться. Есть одна мысль, но я не уверен, что получится.

— Ириновка — это ведь в сторону Ладоги, да?

— Ага.

— Далеко… Я еще не ездила на такие дальние расстояния. Лучше взять водителя.

— На твое усмотрение. Собирайся, Ир. Поедем сейчас.

***

Автомобиль вез нас по северной трассе в сторону Ладоги. Мы с Ириной устроились на заднем пассажирском сидении. Девушка прикорнула на моем плече, доверчиво склонив на меня голову. Я ехал, наслаждаясь цветочным ароматом ее парфюма и поглядывал в окно.

Водитель по имени Иван, любезно предоставленный нам господином Ланге, молчал почти всю дорогу. Лишь раз, когда примерно на полпути мы проезжали мимо знакомых мне еще со старого мира озер, я поинтересовался:

— Это Лемболовские?

— Да, ваше сиятельство, — тихо отозвался Иван. — Сейчас еще над речкой Грузинкой будем проезжать. Знатная там рыбалка, Михаил Николаевич. Кол желаете, скажите потом Василию: организует выезд.

— Боюсь, Ваня, нам сейчас уже будет не до рыболовства…

— Это верно, ваше сиятельство. Это верно…

Иван сам предложил поехать северным путем, не заезжая в город. И хотя это стоило нам дополнительных двадцати минут, мы не заезжали ни в один крупный населенный пункт. Так мне было спокойнее. Впрочем, нельзя было исключать, что таинственные нападавшие не попробуют атаковать нас снова. На всякий случай я сконцентрировал немного силы ближе к ладоням, чтобы в любой момент ударить.

Но, к счастью, не пригодилось.

К тому моменту, как наше скромное авто въехало на подъездную аллею Ириновской усадьбы, все было тихо и чисто. Все же хорошо путешествовать в будние дни.

— Подъем, — я осторожно тронул Ирэн за плечо. — Приехали.

Девушка с неохотой разлепила веки.

— Ох… Опять уснула, да?

— Спи, пока можешь. Никто не знает, что будет вечером.

Иван помог нам выбраться, и я встретился нос к носу с лакеем. Егор, завидев меня, просиял.

— Михаил Николаевич, радость-то какая! — Он низко поклонился. — И даже не предупредили…

— Торопились. Здравствуй, Егорушка, — я представил своих спутников. — Ее благородие Ирина Алексеевна фон Штофф и ее водитель Иван. Егорушка, сообрази для Вани кофейку и перекусить.

Егор снова поклонился.

— Конечно-конечно, ваше сиятельство. Только сперва предупрежу ваших родных.

— Скажи, что мы подойдем примерно через четверть часа.

Егор удивленно на меня уставился.

— Как же так, милостивый государь, а чай с баранками?

— Обязательно останемся. У нас есть дело у дуба.

— А… Сию минуту предупрежу! — Торопливо поклонившись, Егор взлетел по лестнице и, распахнув двери, прокричал. — Марфуша, готовь самовар! Его сиятельство Михаил Николаевич со спутницей прибыли!

Ирэн даже улыбнулась.

— Какой славный парень.

— Душевный, да. Кутайся теплее, нам предстоит небольшая прогулка.

— К дубу?

— Ага.

— А что за дуб?

— Наше родовое древо.

— Значит, ты хотел посоветоваться с деревом?

— Не совсем. Просто возле древа это делать проще.

— Хочешь попробовать использовать родовую силу для исцеления тетушки?

— Была такая мысль. Но сперва нужно испросить разрешения.

— Так тебе каждый раз нужно просить разрешения у Рода, чтобы применить свою силу? — Охнула Ирэн. — Я не знала…

— Не всегда. На защиту или действия во благо рода спрашивать не нужно — и так делится. А вот если требуется решить какую-нибудь нетривиальную задачку для людей, что не связаны с нашим Родом, да, приходится идти на поклон. Род любит почет. — Внезапно я остановился, осененный шальной мыслью. Но почему-то она показалась мне очень дельной. — Ир, у тебя есть что-нибудь, что ты можешь подарить дереву?

— Эмм… Например?

— Небольшой подарок. Хоть что-то. Главное, чтобы тебе самой это нравилось. Ведь подарок должен нравиться и дарителю, и получателю.

Ирина подумала с пару секунд, а затем вытащила ленту из косы. Красивая была лента: из алого атласа, расшитая маленькими бусинками. И с кисточками.

— Моя любимая. Подойдет?

— Думаю, да.

— Это Род попросил?

— Не уверен. Просто мне показалось, что так нужно.

Ирэн улыбнулась.

— Если тебе что-то кажется, значит, тебе не кажется. Я мало что знаю о родовой силе, но думаю, что это может быть частью ритуала представления.

— Я о таком не знаю.

— Странный ты, Михаил. В который раз поражаюсь, как ты умудряешься вытворять всякие сложные вещи, даже не понимая, как они работают. Ритуал представления практиковался в древности, когда новый человек приходил в род. Например, потомок женился. Невесту нужно было представить, и в некоторых губерниях даже спрашивали благословения у всего рода на брак. И во время ритуала представления приносили дары.

Вот как. Однако…

— Значит, так мы тебя представим.

Я подвел Ирину к дереву. Почти все листья уже облетели, и мы ступали по ковру из желудей. Несколько птиц сорвались с ветвей при нашем приближении и отлетели на соседние деревья.

— Какой роскошный дуб! — восхитилась Ирэн. — Сколько мощи!

— Тоже чувствуешь?

— Да кто угодно почувствует, что это необычное дерево. Никогда не видела родовых древ.

— Надеюсь, моя затея что-то даст.

Я подошел ближе к дубу и поклонился до земли.

— Род, приветствую тебя. Услышь наследника Соколовых и обрати на меня свой взор.

Оставшиеся листочки зашелестели, и мне показалось, что в этом шуме я расслышал голоса духов.

— Сегодня я пришел не один и просить буду не ради себя. Со мной Ирина из рода Штоффов. Рода, что с нами не связан кровью, но мы с Ириной связаны клятвой. А ее тетушка многое для меня сделала и очень мне помогла.

Я рассказал роду всю историю Матильды — от того, как она получила травму до самых последних событий. Рассказывал вдумчиво, красноречиво, стараясь показать Роду ценность наставницы в моей жизни.

— Я представляю вам Ирину фон Штофф и прошу обратить взор на нее. Прошу впустить ее и помочь нам.

Ирина тоже низко поклонилась, затем метнула на меня короткий взгляд и повязала ленту на одной из ветвей.

— Род Соколовых, я с почтением приветствую тебя. Духи, кланяюсь вам и прошу принять мое подношение.

Она подошла ко мне, и я взял ее за руку.

— Закрой глаза и не открывай, пока я не скажу. Что бы ни случилось, что бы ты ни увидела, ни в коем случае не отпускай мою руку, — велел я. — Держись крепко.

— А куда мы идем?

— Просить помощи, — ответил я, закрыл глаза и прикоснулся к коре древа.

Глава 26

Уже знакомый мне яркий свет полностью охватил нас. Я физически ощутил, как дух оторвался от тела и отправился… Так и не понял, как правильно назвать это место или пространство. В обитель Рода? В Родовое древо?

Руки Ирэн я не чувствовал. Оглянулся, подождал — и через несколько мгновений ее дух появился. Она даже здесь была красивой: полупрозрачная, бесплотная, но сохранила черты лица, что я помнил. Только если от меня и других духов Соколовых исходило слабое, едва заметное серебристое сияние, то аура Ирэн отливала золотом. Может так пространство реагировало на присутствие чужаков. Все-таки она не была нам родней.

— Прости, я не сразу поняла, что нужно дотронуться до дерева, — раздался ее приглушенный голос. — Где мы?

— В доме наших родовых духов. Они здесь живут. И здесь можно попробовать поговорить с ними.

— Так все-таки что ты надумал делать? Просто попросить разрешения использовать силу?

— Мой Род хранит знания многих поколений. Сперва хочу спросить, как можно помочь Матильде, не запирая ее в психушке для аристократов. И неплохо бы понимать, могу ли я как-то помочь. Все же природа моей силы иная, она не связана с Осколком. Быть может, получится ее использовать? А дальше решим.

— Но мы ведь не родня, — возразила Ирэн.

— У меня получалось исцелять не родных мне людей при помощи родового источника, — отозвался я, пока мы медленно плыли сквозь молочную белизну пространства. — Но тогда задачи были куда проще и понятнее. Ты же сама сказала, что недуг Матильды сочетает в себе и физическое, и психическое, и “благодатное”. Не уверен, что мой Род согласится помогать. Сдается мне, на лечение уйдет слишком много силы. А Род не любит отдавать много для чужаков.

Несмотря на то, что Ирэн здесь выглядела как дух, мимика на ее едва заметном личике сохранилась. Она нахмурилась и крепче перехватила мою руку — теперь я почувствовал ее прикосновение.

— Я буду благодарна даже за попытку.

— Сейчас посмотрим, что нам скажут.

Не отпуская ее руки, я сделал полшага вперед и воззвал:

— Духи родовые, явитесь предо мной! Древо родовое, воплотись! Источник, покажись! Я пришел просить совета и с почтением прошу отозваться. Явите мне мудрость и знания, что хранятся в вашей памяти!

Я говорил первое, что приходило в голову, стараясь быть твердым в намерениях, но сохранять уважительный тон. Род любил почтение, но не терпел пресмыкания и слабости. Приходилось балансировать.

Ирина молчала — лишь внимательно всматривалась в плотную белизну окружающего пространства. Я ждал. Наконец на горизонте поднялись клубы светло-серого тумана, и я бы вздохнул с облегчением, кабы мог.

Род отозвался.

Из тумана начало вырастать древо, появился на условном “небе” светящийся шар, куда в свое время я отправил прежнего владельца своего тела. И духи… Духи пришли последними — уже после того, как ветвистое белое дерево выросло перед нами, достигая вершиной почти до самого “солнца”.

— Это и есть дом духов? — охнув, тихо спросила Ирэн.

— Да. А вот и они сами, — я указал на толпу силуэтов, медленно приближавшихся к нам.

В этот раз их было гораздо больше, чем в мои предыдущие посещения. Сотни, тысячи полупрозрачных едва различимых фигур — и все стремились к нам, словно желали посмотреть на диковинку.

А диковинкой для них наверняка была Ирка. Все же представительница чужой семьи, которую я приволок в святая святых… Весь Род пришел познакомиться с той, кого я сюда затащил.

— Кто ты? — раздался нестройный хор множества голосов, когда духи к нам приблизились. — Кто ты, чужак?

Я обернулся к Ирэн и потянул ее за собой.

— Духи моей семьи, я представляю вам Ирину фон Штофф, дочь Алексея фон Штоффа и племянницу моей наставницы Матильды фон Штофф. Ирина Алексеевна — мой добрый друг.

— Друууууг? — ухнули разом голоса. — Друууууг?

— Друг, который мне помогает. Хотя мы подружились не сразу, — улыбнулся я. — Но Ирина Алексеевна мне дорога, она связана со мной клятвой долга.

— Доооолг! — зашелестели голоса. — Доооолг!

— Долг жизни, — тихо сказала Ирэн и, не выпуская моей руки, низко поклонилась. — Я приветствую вас, почтенные духи. Если мы нарушили ваш покой, то нижайше прошу прощения. Мы здесь потому, что я нуждаюсь в помощи.

Духи беспокойно задвигались.

— Помощь? Что за помощь? Кто просит о помощи?

— Я прошу, — твердо сказал я. — Но не для себя, а для своей наставницы. Я говорил там, под дубом.

Надеюсь, они все это слышали. Иначе я зря сотрясал воздух.

Один из духов, неуловимо похожий на одного из предков — я, кажется, видел его портрет в усадьбе — отделился от толпы и подплыл к нам.

— Хворь исцелить желаешь, — не спрашивал, а утверждал он.

— Да, почтенный, — я склонил голову. — Хворь женщины, что обучила меня, кормила и одевала и пожертвовала своим здоровьем ради этого. Она не брала с меня слово и не обозначала долг, но я считаю, что должен отплатить за доброту. А лучшая плата — попробовать вернуть ей здоровье.

Дух положил полупрозрачную серебристую руку на светящееся золотом плечо Ирэн.

— Голова хворает… — словно считав с ее души информацию, сказал дух. — Сломана! Сломана! Сломана! Дырка. Вавка. Брешь! Ум… Ум уходит… Воля… Воля гибнет!

Моя подруга испуганно на меня взглянула.

— Что он говорит?

— Перенимает твои воспоминания, — откуда-то я был уверен в том, что говорил. Знание пришло само. — Он тянется к Матильде через тебя. Ты для них сейчас самая надежная ниточка, чтобы все разузнать.

— Ум уходит… Тело подводит… Память… Память утекает… Сейчас ручеек, потом река, а позже — море… Море забвения.

— Все так, — кивнул я. — Скажи, почтенный, можем ли мы исцелить эту женщину?

Дух оторвал полупрозрачную руку от Ирэн и отступил на шаг.

— Исцелить? Можно… Можно найти брешь. Можно залатать. Закрыть… Лабиринт… лабиринт нарушился. Шарик должен бегать по лабиринту, а он не бегает. Потому что Лабиринт сломался. Починить лабиринт, поставить стены в нужных местах…

Дух говорили загадками, но, кажется, общий смысл я все же улавливал.

— Вы поможете мне?

— Помочь можно… — дух отпрянул и поднял на меня лицо с едва различимыми чертами старика. — Но зачем?

— Я считаю себя должником.

— Пока не истребовали, не должник, — осклабился дух. Да уж, тугой дедуля. Видать, просто договориться не получится. — Зачем вспомогать?

— Я должен отплатить Матильде фон Штофф за доброту, — повторил я. — Ведь она приняла меня как сына: кормила, поила, одевала, наставляла. Стала мне семьей, хотя не была обязана делать все это. И ни разу не попросила за это платы. Даже когда осознала, что помощь мне убивает ее.

Дух-старик начал медленно отплывать от нас назад, к толпе.

— Куда ты? — крикнул я. — Мы же не договорили!

— Обсудить… Покумекать… Решить!

Не отдавая себе отчета в том, что делал, я рванул за дедом, таща Ирину за собой. Девушка охнула от неожиданности, но поскольку она почти ничего не весила, то полетела за мной, словно воздушный змей.

— Ой!

— Тсс! — шикнул я и обратился к духам, стараясь высмотреть среди этих полупрозрачных теней брата. — Петя! Петя, ты меня слышишь? Объясни им! Ты же знаешь, что такое долг! Ты сам погиб, выполняя долг! Матильда… Она же служила государству, как и ты. И поэтому с ней сейчас такое! Ты должен понять!

Мне показалась, что один силуэт обернулся к нам, всего на пару мгновений задержал на мне взгляд светящихся, как две звездочки, глаз — но затем он снова присоединился ко всеобщему шушуканью.

Кажется, к нас на глазах собрался настоящий родовой совет. Нас с Ирэн не подпустили ближе — словно невидимая стена не давала нам пробраться дальше. Ирэн стиснула мою ладонь, но по ощущениям это было больше похоже на легкую щекотку.

— Они совещаются? — Спросила подруга.

— Да.

— Как думаешь, что решат?

— Не знаю. Совсем. Я впервые прошу их о таком. Для меня самого все это в диковинку.

Наконец духи расступились, и к нам подплыл тот самый старик. Остальные тени двинулись к нам, потихоньку окружая плотным кольцом.

— Род не даст столь великую силу для исцеления просто так, — вынес вердикт дух. — Ибо наш род древен, и хотя сила его велика, эту потерю мы будем восстанавливать многими поколениями. Источник тоже иссякаем, и отдавать так много даже для чужака, который с добром отнесся к нашему наследнику, мы не готовы.

Золотистые плечи Ирэн окончательно поникли. Но я не собирался сдаваться так быстро.

— Погодите, — я выступил вперед к деду. — Вы сказали, что не отдадите силу просто так. А если в обмен на что-нибудь? Что может компенсировать потерю? Что можно предложить из того, что Род готов принять?

— Род примет то, что пойдет на его благо, — назидательно подняв палец вверх, проговорил дух. — Потеря силы — не на благо. Она может понадобиться тебе, твоей сестре или вашим потомкам. Поэтому мы всегда должны заботиться сперва о тех, кто принадлежит к роду. Заботиться, копить силы и собирать мощь. Ведь без этого и ты, Михаил, не смог бы сделать того, что можешь творить.

Крыть мне было нечем. Позиция Рода ясна: по мелочи выдавить капельку для кого-нибудь — пожалуйста, да и то предки ожидали благодарности и всего прочего. А вывалить бочку силы для человека, который был им никем — фигушки.

Я скрипнул полупрозрачными зубами.

— На каких условиях вы согласитесь выделить силу на исцеление? — повторил я. — Что чужаки могут вам дать, чтобы вы согласились на обмен?

Духи снова зашелестели. Старик прислушался к голосам, но для нас с Ирэн этот шум ничем не отличался от шелеста листвы — ничего не разобрать и не понять.

Наконец “дед” качнул головой.

— Семье помогать мы будем. Или тому, кто принесет в род богатство. Или титулы. Что-то, что возвысит Род пуще прежнего.

— Но…

Внезапно все духи разом исчезли. Развоплотилось белое дерево, начал меркнуть огромный белый шар. Через несколько мгновений вокруг нас с Ирэн не осталось ничего, кроме яркого света, молочной белизны и почти незаметно клубящегося дымка на горизонте.

— Нам все сказали, — проговорил я, обернувшись к Ирэн. — Пора уходить.

Девушка растерянно кивнула.

— Знаешь, как?

Я знал. Сомкнув полупрозрачные веки и ухватив подругу покрепче, я принялся медленно выдавливать нас из коры дуба. Все начало стремительно темнеть, а еще через пару секунд нас обдало порывом неласкового ноябрьского ветра.

Я пришел в себя первым. Ирэн резко распахнула глаза и поежилась.

— Это… Это… Господи, как все странно!

Она даже несколько раз тряхнула головой, и ее золотые волосы разметались по плечам — прическа рассыпалась после того, как она сняла ленту.

— Нужно все обдумать, — сказал я. — Но сперва согреемся. Идем в дом. Наконец-то познакомишься с моей семьей.

— Д-да… Хорошо.

Ирка плотнее закуталась в шарф и взяла меня под руку — ей было неудобно пробираться по земле на каблучках. Да и выглядела она совершенно ошарашенной, что было неудивительно: не всякому выпадала возможность познакомиться с сердцем крепкого и могучего Рода.

— Как ты? — на всякий случай спросил я, осторожно выведя девушку на утоптанную тропинку.

— Я в порядке, не волнуйся. Просто голова кругом идет от увиденного… И услышанного. Значит, либо нужно стать частью вашего Рода, либо сделать для твоей семьи что-то такое, что поднимет ваш статус?

— Насколько я понял, да. Для Рода ценны всего два момента: то, что его укрепляет и обогащает, и те, кто его укрепляют и обогащают… Законы по-первобытному суровы, но ведь и Род заботится в первую очередь о выживании.

— Не объясняй, я понимаю это. Местами жестоко, но справедливо. Жаль, мой род не настолько крепок, чтобы я могла поговорить с предками…

Я резко остановился и взял озябшие ладони Ирэн в свои.

— По крайней мере мы сегодня узнали, на каких условиях мои предки готовы вмешаться и помочь. Это уже много. Другой вопрос, что цену они заломили серьезную. И я считаю, что Матильда должна узнать об этом и сказать свое мнение. Она имеет на это право.

Ирэн кивнула.

— Да, конечно. Только я боюсь, что она не согласится. Не захочет.

— Может. Но это тоже ее право, — напомнил я. — Знаешь, моя жизнь совсем недавно изменилось, когда мои родственники сделали со мной кое-что без спроса. Это было ужасно неприятно. Семья считала, что так будет лучше для всех. Но…

Девушка мягко пожала мои пальцы.

— Пока мои родители не погибли, меня тоже никто ни о чем не спрашивал. Только Матильда, когда взяла надо мной опеку, стала интересоваться, чего я сама хочу.

— Ну вот, — улыбнулся я. — Поэтому расскажем ей все, когда очнемся. Но сперва — чай. Ради тебя достали особый самовар. Нужно уважить наши семейные традиции.

Держа ее за руку, я довел нас до входа в господский дом. Ирэн даже нашла в себе силы оглядываться по сторонам и восхититься парком. В дверях нас уже ждал Егор. Лакей расплылся в любезнейшей из улыбок, заметив, что мы шли под руку. И даже незаметно подмигнул, явно одобряя мой выбор.

Только сейчас я понял, насколько все это было двусмысленным. Сперва я привез Матильду и дал семье возможность познакомиться со старшей Штофф. Затем спустя некоторое время притащил Ирэн — и не просто так, да еще и к дубу повел. И сейчас нас застукали за ручку. А общество-то дворянское…

Итак, Миша, ставлю зуб на то, что семья сейчас тебя неправильно поняла.

— Прошу, ваше благородие! — Лакей распахнул перед нами двери и тут же принялся помогать нам раздеваться. — Ольга Николавна и Николай Владимирович в доме.

— А бабушка? — удивился я.

— Прилегла, сегодня на погоду дурно себя чувствует. Но, быть может, найдет в себе силы спуститься.

Нас повели в столовую — все еще траурно убранную. Сорок дней со дня смерти Петра еще не прошли, поэтому домочадцы подчинялись ограничениям. При появлении Ирэн отец поднялся. Следом за ним и Оля.

— Ее благородие Ирина Алексеевна фон Штофф! — представил гостью лакей. — Племянница Матильды Карловны фон Штофф.

Отец и сестра поднялись, чтобы тепло поприветствовать Ирку. Подруга не подкачала — отбросила тяжкие думы и душевно, но коротко обменялась любезностями с хозяевами.

Оба — что папа, что Оля, выглядели обеспокоенными и явно ожидали от меня объяснений — наверняка Егорушка растрепал им о том, что я повел Ирку прямиком к дубу. Но от скорейших объяснений меня спас самовар: пар уже клубился над медным исполином, требуя побыстрее заварить чаю.

— Прошу к столу, — пригласительным жестом Оля указала на места для нас.

Я заметил, что нас посадили рядом, а ведь я должен был сидеть по правую руку от главы семьи… Ирэн, кажется, ничего не подозревала — ну или мастерски делала вид, что не поняла двусмысленности нашего положения.

С позволения отца Оля лично разлила чай по чашкам и принялась потчевать нас домашней выпечкой. Отец не сводил с меня глаз.

“Это не то, что ты думаешь”, — обратился я к нему ментально, и наш патриарх едва не подпрыгнул от неожиданности. Видимо, редко общался подобным образом.

Он смерил меня тяжелым взглядом и едва заметно кивнул в сторону кабинета.

— Оленька, прошу, займи беседой Арину Алексеевну. Нам с Михаилом нужно кое-что обсудить, — он поднялся, и мне пришлось тоже выйти из-за стола. — Мы скоро вернемся.

Ирина обворожительно улыбнулась.

— Конечно, ваше сиятельство. Тетушка много рассказывала о вашей дочери, и я ждала возможности познакомиться лично.

Ирка тут же обернулась к Оле, и девушки принялись о чем-то щебетать. Отец торопливо вышел из столовой и толкнул дверь кабинета.

— Внутрь. Быстро, — с плохо скрываемым гневом велел он.

Я пожал плечами и вошел. Патриарх запер дверь и резко развернулся ко мне.

— Что ты творишь, Михаил? — алея от гнева, прошипел он. — Как ты посмел?

Глава 27

Я удивленно моргнул. Отец был сам не свой от волнения, причем я чувствовал не только его гнев, но и страх. Что было странно, ибо в этом мире он отличался уравновешенностью и спокойствием.

Воспоминания прежнего обладателя моего тела были довольно четкими. С отцом старый Миша общался нечасто, да и большого тепла в их отношениях не было — почему-то аристократия даже в нынешние времена славилась холодностью в обращении с отпрысками. И все же мой предшественник знал патриарха нашего семейства как человека уравновешенного и неконфликтного.

Тем страннее сейчас было видеть его столь взбудораженным.

— Отец, я не понимаю. В чем дело?

Патриарх хлопнул ладонью по деревянной панели стены.

— С чего бы начать, — злым шепотом произнес он. — С того, что ты заявляешься в Ириновку без предупреждения? Или с того, что таскаешь девиц к нашему родовому древу? И, может, объяснишь, почему эта мадемуазель на тебе виснет как на вешалке?

— Отец, это…

Но оправдаться мне не дали.

— За все время, что ты гостишь у Штоффов, от тебя ни звонка, ни весточки! На записки ты не отвечаешь, не счел нужным пригласить никого из семьи на испытания и Смотр в Аудиториум. И о том, что ты жив и здоров, мне приходится узнавать от слуг твоей наставницы! Думаю, это тебе, Михаил, пора объяснить, что происходит и в чем дело.

Выдав эту гневную тираду, отец устало привалился к стене. С его лица словно сошли все краски — он был бледен и даже расслабил узел галстука, чтобы дышалось легче. Я же ошарашенно помалкивал, переваривая услышанное.

— Мы волнуемся, Миша, — уже куда спокойнее сказал отец, и мне стало понятно, почему он предпочитал не ввязываться в конфликты и даже не повышать голоса.

Есть определенный тип людей, которым почти физически больно с кем-либо выяснять отношения. Такова их природа. Не выносят криков и ярких выражений эмоций. Мой отец в этом мире, кажется, был как раз из таких.

— Что прикажешь нам думать после того, что случилось на кладбище? После того, как Андрей… — голос отца сорвался. — А когда мы узнали о трагедии на Смотре в Аудиториуме… Ты представляешь, что здесь творилось? Бабушка опять слегла с сердцем, Оля распереживалась и выплакала все слезы. Мы даже приехали в усадьбу Штоффов, чтобы увидеться с тобой, но выяснили, что в тот момент все вы были в городе… Слава богу, обошлось. Но, милостивый боже, Михаил! Нельзя вот так пропадать, а потом появляться дома как ни в чем ни бывало!

Он отчитывал меня как нашкодившего гимназиста, и в этот момент я с удивлением осознал две вещи.

Первая — что моей семье, оказывается, было на меня не настолько уж и наплевать. Это хорошие новости. Ибо я всерьез предполагал, что с тех пор, как меня сдали на руки Корфу и, по сути, сделали заложником тайного советника, семья не станет привязываться и лить по мне слезы. Да, я был им полезен. Да, на меня была возложена миссия. Но я мог легко все это провалить, поэтому не ожидал никакой привязанности.

А оно вот как вышло. Это странно. Ведь я был для них чужаком. Призванным духом, способным выполнить задачу укрепить Род. И хотя я отчаянно хотел иметь семью — нормальную, настоящую — я быстро понял, что сперва придется заняться другими вещами. Вить гнездо будем потом. Сначала — освободиться от Корфа.

Второе озарение — что я и сам, в общем-то, был тем еще сухарем. Ни разу не додумался отправить в Ириновку письмо или попросить кого-нибудь из слуг позвонить. А ведь мне тоже было о чем беспокоиться. Оля — моя Оленька — замкнулась в себе, отец болезненно переживал чехарду с наследниками, а наше финансовое положение стремительно ухудшалось — я ведь читал в газетах сводки о сделках. Соколовы продали большой земельный участок под Рахьей, которым пользовались больше сотни лет. И ведь явно неспроста отец так решил. Род бедствовал. Пусть вида отец не показывал, но сейчас, считав его настоящие эмоции, я ощутил себя козлом.

Есть у меня дурацкая особенность — еще в старом мире я настолько привык к тому, что близкие так или иначе от меня уходили, что даже сейчас, имея возможность все переиграть, все равно действовал по привычному сценарию. Разве что Ирка и Матильда ворвались в мою жизнь и остались в сердце.

А семья… Слишком быстро нас разлучили, чтобы я успел к ним привязаться. И хотел этого, и вспоминал о них, но… Не успел до конца осознать, что отныне я и правда был не один. Действовал, как наследник. Старался думать, как наследник. А сам так и не уверовал в то, что я и правда был наследником.

— Прошу прощения, отец, — склонил голову я. — Я повел себя неправильно. Следовало связываться с вами почаще. Но почти каждая минута была расписана, да я и не подумал, что вы до такой степени распереживались. И, кроме того, ты мог воспользоваться ментальной связью, чтоб достучаться до меня.

Патриарх окончательно перестал на меня злиться — я чувствовал, как выровнялся его эмоциональный фон. Отец с сожалением качнул головой.

— Не могу. Еще восстанавливаюсь после случившегося на кладбище. У меня малый ранг, и я и на четверть так не силен, как ты, Михаил. Род не делится со мной силой, и мне приходится пользоваться теми скудными остатками, что остались после Осколка. Да и то почти все ушло на то, чтобы поддерживать состояние твоей бабушки.

— Значит, ей не лучше? — нахмурился я.

— То лучше, то хуже. Она все же пожилой человек. Старость беспощадна.

Это было скверно. Бабушка знала очень многое из того, что могло мне пригодиться. И хотя можно было бы вытащить сведения из родового источника, но общаться с живым человеком было проще. И приятнее, чего уж таить.

— Теперь объясни, зачем ты привез сюда девицу Штоффов, — потребовал отец. — Не поверю, что вы просто решили заехать к нам по пути с прогулки.

Я колебался, гадая, рассказывать ли отцу о недуге Матильды. Хотя он наверняка узнал бы — бабушка, в отличие от него, имела какую-то непостижимую связь с Родом. И если бы я зачерпнул из источника так много силы, она бы непременно это почувствовала и дала отцу знать. Как патриарх, он имел на это право.

И выложил карты на стол.

Отец слушал внимательно, и чем больше я рассказывал, тем выше ползли брови на его лице. Закончив, я прислонился к столу.

— Вот так, пап. Она и правда очень много для меня сделала, и бросать ее на произвол судьбы я Матильду Карловну не хочу.

Черт, а так хотелось горячего чаю. Да и бросать Ирку наедине с сестрой тоже было невежливо.

“У нас небольшой семейный совет”, — обратился я к подруге. — “Извини, пожалуйста”.

“Все в порядке. Твоя сестра — чудо”.

“Спасибо”.

“Но лучше бы нам поехать где-то через час”.

“Управимся”, — пообещал я.

Отец тяжело вздохнул, снял очки и устало потер глаза.

— Не знаю, что меня шокировало больше — твоя наглость или то, что Род все-таки тебе отвечает, — признался он. — Что же до условий, которые поставили духи… Есть только одно очевидное решение, чтобы все гарантированно получилось. И я не уверен, что Штоффы на это согласятся. Впрочем, особого выбора у них нет, если все настолько скверно.

— Мне нравится Ирина, но я не хочу силком тащить ее под венец. Даже предлагать ей это… противно. Но, думаю, она сама понимает, что выбирать особо не из чего.

В дверь постучали. Отец раздраженно бросил:

— Войдите.

В узкую щелку просунулась голова Егора.

— Ваше сиятельство… Вас с сыном зовет Татьяна Константиновна. Желает принять вас наверху у себя в покоях. Говорит, это важно.

Мы с отцом переглянулись. А мне отчего-то стало не по себе. Нашла бабуля удачный момент, чтобы очнуться и потребовать мужчин к себе. Почему-то мне казалось, что бабушка знала и чувствовала гораздо больше, чем показывала. Да и вообще иногда думалось, что именно она была истинной главной нашего небольшого семейства.

— Пойдем, — велел отец. — Как раз обсудим.

Мы быстро поднялись на второй этаж. В покоях бабушки царил полумрак. На камине в изящных рамках были выставлены фотографии членов семьи. Еще больше фотографий и портретов украшали стены. Пахло смесью тяжелых духов, каких-то лекарственных трав и костром — в покоях бабушки зажгли камин.

Она приняла нас, сидя в кресле. В руках у бабушки было вязание — черные клубки пряжи расползлись по ковру.

— Матушка, — кивнул отец и подтолкнул меня ближе.

— Здравствуй, Ба, — улыбнулся я. — Как себя чувствуешь?

— Пришлось проснуться, раз у нас столь редкая птица в гостях, — в обычной ворчливой манере отозвалась старшая женщина семьи. — Присядьте, голубчики. Сдается мне, в вопросе, который вы пытаетесь решить, нужна и женская голова.

— Откуда ты знаешь? — Удивился я.

Бабушка положила вязание на колени и мягко мне улыбнулась.

— Сон приснился. Я часто вижу сны о том, что происходит там, где меня нет.

Вот оно что. Особая форма ментализма? Не припомню, чтобы в роду Соколовых такое практиковали. Значит, она унаследовала эту способность от своего рода. И привнесла в наш. А дар весьма редкий и мог укрепить силу Рода. Тогда стало понятно, почему дед взял ее в жены едва ли не бесприданницей.

— Итак, молодые люди, — царственно выпрямившись в кресле, бабушка смерила нас снисходительным взглядом, — вот уж не думала, что в этом доме будут так скоро обсуждать веселье.

— Ба, мы еще ничего не решили.

— Но рассматриваете возможность. И правильно делаете. Штоффы будут нам полезны. И мы окажемся полезны им.

— Они очень богаты, — кивнул отец. — Договорной брак поможет нам выровнять положение.

— Ты совершенно не туда смотришь, Коленька!

— Осколок, — догадался я. — У Штоффов нет наследников, кроме Ирины. Она вольется в род того, за кого выйдет замуж, и передаст осколок.

Бабушка улыбнулась.

— Умница, мон шери. Видишь, Коленька, а ты сомневался, стоило ли его призывать. Этот юноша всего за месяц устроил все так, что мы можем на законных основаниях получить свой Осколок. Родовая сила помогла ему обратить на себя внимание и поддерживает на первых порах. Юноша умеет заводить друзей и укреплять связи. И, очевидно, обладает даром оказываться в нужный момент в нужном месте.

Наконец-то у меня в голове сложилась полная картинка.

— Значит, мы можем дать Штоффам графский титул и исцеление для Матильды. Штоффы дадут нам Осколок и поддержат финансово… По крайней мере звучит как план, который можно обсуждать, — подытожил я.

Бабушка благосклонно кивнула.

— Верно, мон шери. Ирина Алексеевна станет графиней и со временем — кивернитией. Старшей женщиной рода. И когда это произойдет, она получит особую связь с источником. Связь, что доступна лишь женщинам. Ту связь, которой обладаю я сейчас. Ее тетушка породнится с нами, и Род, получив блага, поделится силой на ее исцеление. С учетом того, что в семье появится Осколок, эта потеря будет восполнимой, и тогда Соколовы станут куда могущественнее. С какой стороны ни посмотри, мы в выигрыше.

Я внимательно глядел на бабушку и диву давался. Как же гладко все складывалось, черт бы нас всех побрал! Почему, почему я не мог избавиться от мысли, что это было подстроено? В какой-то момент я начал думать, что бабушка намеренно подставилась перед Корфом, зная, что он может заинтересоваться мной. А где Корф, там Штоффы. Она могла все это знать. Одному богу известно, какую информацию она получала через свои сны…

Слишком, слишком все это было похоже на заранее расписанную игру.

Бабушка поймала мой взгляд и, словно угадав мои мысли, лишь спокойно улыбнулась.

— Делай предложение Ирине Алексеевне, Михаил. Делай, пока она на все согласна. Другой такой возможности нашей семье не представится.

— К тому же вы, судя по всему, друг другу симпатичны, — добавил отец.

Да, Ирка мне нравилась. Да и от меня она уже не убегала как ошпаренная. Но я не хотел обмениваться клятвами и давать друг другу обещания не то что до поступления, а до окончания учебы. Слишком все это рано. Пусть меня выдурнули из моего мира, где мне было почти двадцать два, и мозгами я был чуть постарше Ирки, но… Не привык я к такому. И уж точно не думал, что мне придется так быстро столкнуться со столь серьезным делом.

— Я не хочу, чтобы она соглашалась на брак против воли, — твердо заявил я, припомнив разговор, что состоялся после визита к дубу. — Дворянский брак — дело основательное и серьезное. Случись что, развод станет громким скандалом. Я хочу, чтобы у девушки было время все взвесить.

Бабушка укоризненно покачала головой.

— Ох уж эти новые нравы. Ни меня, ни твою мать, никто не спрашивал о наших желаниях. И ничего. Стерпелось и слюбилось. Нужды Рода — превыше всего, Михаил.

Но отец, как ни странно, занял мою сторону.

— Я могу предложить промежуточный вариант, — сказал он. — Они и правда слишком молоды для брака. Свет посмотрит на Михаила косо, если он женится раньше двадцати одного года. У нас это не принято. Поэтому я предлагаю помолвку с договором. Мы включаем Штоффов в наш Род без венчания и консумации брака, а Штоффы по договору передают нам приданое и, быть может, Осколок. Детали обговорим. Сама свадьба состоится позже. Но в случае нарушения договора и расторжения помолвки все остается у нас.

Ага. А Матильда и Ирэн оказываются с голым задом на улице, еще и без Осколка… и получат перечеркнутый герб.

— Я поговорю с Ирэн, — сказал я, глядя в огонь. — Решение все равно принимать Матильде Карловне, как ее опекуну.

И я не был уверен, что наставница на это согласится. Ни за что она не оставит Ирку в зоне риска. Даже ценой своей жизни. Поэтому если Ирэн и правда согласится на эту авантюру, то именно ей придется уговаривать тетку.

Отец кивнул.

— Тогда сделаем все как подобает. Матушка, пора.

Я непонимающе уставился на родню.

— Что пора?

Бабушка загадочно улыбнулась, поднялась из кресла и, опираясь на трость, доковыляла до туалетного столика. Выдвинула нижний ящичек, и я увидел множество шкатулок — вероятно, с драгоценностями. Достав небольшую коробочку, она вернулась к камину.

— Возьми его, — протянув мне маленькую коробочку из синего бархата, сказала она. — Это семейная реликвия Соколовых. Одна из немногих, что дошла до нынешних времен после краха. Это кольцо носят во время помолвки все женщины нашего рода. Его носила твоя прабабка, затем я, после — твоя мать. Теперь настал черед и твоей избранницы.

Я осторожно открыл коробочку, и на меня пахнуло ароматом розы. Надушили ее что ли?

— Красивое.

Я ничего не понимал в ювелирных изделиях, но этот золотой перстень и правда вызывал восхищение. Прямоугольный ярко-синий сапфир в окружении мелких бриллиантиков мерцал, отражая всполохи огня из камина. Вроде и простое, но эффектное изделие.

— Пусть у тебя все получится, Мишенька, — бабушка меня перекрестила. — Благословляю тебя на этот шаг. И пусть родовые духи тебе помогут.

Странная все-таки была история с родовой силой. Судя по обрядам, корни к всего этого были явно языческие, из времен, когда вера в Христа еще не пришла на русские земли. При этом магия называлась Благодатью, а люди — и особенно аристократия — истово верили в бога и посещали церковные службы. Все переплелось очень хитро и в такой тугой клубок, что уже не поймешь, откуда какой обряд пришел и какая сила за него отвечала. Но в головах людей это преспокойно уживалось и, очевидно, не вызывало вопросов.

Я закрыл коробочку и спрятал кольцо в карман брюк. Все еще голова шла кругом от происходящего. Хорошо хоть, что уговорил повременить со свадьбой. Ирэн сейчас была не в том состоянии, чтобы мыслить здраво, и я хотел выиграть для нее время, надеясь, что позже она это оценит.

— Не нужно медлить. Сделай все сегодня, — приказала бабушка, окончательно лишив меня возможности соскочить с крючка.

Глава 28

— Зачем так торопиться? — возразил я. — Ирина сейчас на взводе. Она не может нормально соображать. Да и Матильда Карловна пока не очнулась. К слову, если баронесса так и не оправится, опекуном Ирины Алексеевны станет Корф.

Отец помрачнел, услышав имя тайного советника.

— Он так от тебя и не отстал?

— Я еще не выполнил уговор. Ваша свобода и снятие обвинений в обмен на мою тайную работу. Это не единоразовая история, как вы понимаете. Боюсь, мне от Корфа еще долго не отделаться.

Но чем скорее я избавлюсь от его пристального внимания, тем лучше. Правда, в связи с последними событиями я не был уверен, что он и вовсе с меня слезет. Если Матильда и Ирэн перейдут в наш род, Пистолетыч обратит взор уже на всю нашу семейку. И один черт знает, во что это выльется…

— Как бы то ни было, мон шери, тебе нужно поторопиться, — заявила бабушка. — Найди удобный момент, сделай все красиво. Надеюсь, не нужно объяснять тебе, как просят руки у девушки?

Ни разу не делал никому предложения. Как-то не до этого было, ну или просто подходящей девицы не нашлось даже в прошлом мире. Там я был молод, с трудом совмещал учебу на дневном и две подработки. Тут бы найти время просто как следует выспаться, не то что с девчонками женихаться. Были отношения, конечно, но так далеко я еще не заходил…

Но что следовало делать, я примерно представлял. Почему-то на ум сразу пришли красивые сцены из кино. Какая-нибудь крыша с накрытым столиком для двоих, все убрано цветами. Она думает, что я пригласил ее на свидание, а потом нужно встать на одно колено… Хотя, как по мне, все это лишнее. Самый важный вопрос можно задать и не в столь пошлой обстановке. Хотя я понятия не имел, чего там себе фантазировала Ирка в своих мечтах.

Ладно, разберемся. И не такое проворачивали.

“Миш?” — раздался в голове голос Ирэн. — “Это уже неприлично. Твоя сестра в отчаянии. Быстрее спасай от меня родню!”

Судя по тому, что она шутила, все проходило не настолько уж плохо. Но и правда пора было честь знать.

— Что-то мы слишком задержались. Идемте вниз, — сказал я. — Будет некрасиво показать себя негостеприимными при первом же знакомстве с девушкой, на которую вы возлагаете такие надежды.

Бабушка оперлась на трость.

— Ради такого случая и я спущусь.

Отец помог кивернитии преодолеть лестницу, а я, взмокнув от холодного пота, следовал за ними. Не нравилась мне вся эта затея. Я чувствовал себя бездушным инструментом, средством исполнения чужих целей. И впору было порадоваться, что все так ловко сложилось в правдоподобную картину, но меня откровенно бесило то, что в этой ситуации я почти ни на что не мог повлиять.

Выбора не дали ни мне, ни Ирке. И это было мерзко, пусть и на благо Рода, что даровал мне силу.

Я вырос в другой стране среди других людей и был воспитан иначе. В моем мире семейные связи больше не были прочными, стерлись все воспоминания о родах и корнях. В моем Питере 2021 года каждый был сам за себя, но при этом и свободы было куда больше. Здесь все оказалось иначе, и хотя умом я понимал правила, по каким следовало играть, душа моя все еще этому противилась.

Коробочка с кольцом оттягивала карман. Я затолкал ее поглубже, чтобы не потерять, и вошел в столовую, нацепив безмятежную улыбку.

Чаепитие прошло спокойно. Я представил бабушку, и мы провели полчаса, беседуя о красотах Ириновской усадьбы, своенравном Ладожском озере и грядущих вступительных испытаниях в Аудиториум. Ирэн выдерживала маленький внутренний экзамен с достоинством, хотя точно не подозревала, как отныне на нее смотрела моя семья. Я давился чаем и баранками, мечтая, чтобы визит поскорее закончился.

Наконец, когда Ирэн выглянула в окно и увидела, что уже почти стемнело, мы засобирались в Лебяжье.

— Обязательно приезжайте еще, дорогая Ирина Алексеевна, — улыбалась и жала руки Ирке бабушка, провожая нас в холле.

Оля глядела на этот приступ доброты с недоумением и даже пару раз метнула на меня неодобрительные взгляды, причины которых я не понял. Жаль, не было времени поговорить с ней наедине.

— Приезжайте на второе испытание в Аудиториум, если у вас будет возможность, — пригласил я. — Все приезжайте. Правда, удобств на Полигоне особо нет. Бабушке будет тяжело.

— Я приеду, — пообещала сестра. — Обязательно.

Отец кивнул:

— Сообщи дату и время.

— Конечно.

Мы завалились на заднее сидение подогнанного Иваном автомобиля. Тачка была далеко не такой комфортной, как Леня, но сейчас я был готов запрыгнуть хоть на дрезину в проливной дождь, лишь бы поскорее убраться из Ириновки. Мне нужно было подумать и собраться духом.

— Как думаешь, Матильда уже очнулась? — Спросил я, когда мы выехали на шоссе.

Ирэн отрешенно пожала плечами.

— Не знаю.

— О чем задумалась?

— Да так. Все прокручиваю в голове то, что было у дуба.

— Пока не думай об этом.

— Как не думать, Миш? Нам ведь там такое наговорили…

— Потом обсудим. Сейчас главное — понять, работают ли выписанные лекарем лекарства. Может все окажется не так и страшно. Если лечение подошло…

Ирэн уставилась на меня, не моргая.

— Миша, хватит, — тихо сказала она. — Не нужно давать мне ложную надежду. От этого будет только больнее. Больше не говори такую ерунду. Лекарства лишь успокоят ее, но проблему не решат. И мы оба это понимаем. Все это понимают.

— Извини, — я откинулся на кожаную спинку и взял девушку за руку. — Я не со зла.

— Знаю.

Иван метнул на нас заинтересованный взгляд в зеркало заднего вида, но ничего не сказал. И правильно. Помалкивай и гляди на дорогу.

В полном молчании мы добрались до Лебяжьего. Ирэн выпорхнула из машины и направилась прямиком наверх — проведать Матильду. Я же пошел на кухню. В голове созрел план — ничего особенного, но я надеялся, что Ирэн оценит.

Я едва успел обо всем договориться со слугами, когда девушка бесцеремонно вторглась в мои мысли.

“Миш, ты где?”

“Внизу. Как Матильда?”

“Еще не проснулась. Но, на первый взгляд, с ней все в порядке — дыхание ровное, цвет лица здоровый. Думаю, все же немного переборщили с успокоительными. Плюс лекарь ей тоже что-то вколол для ускоренного восстановления”.

“Значит, ты сейчас свободна?”

“Выходит, так. А что, есть планы?”

“Предлагаю прогулять ужин. Все равно набили животы баранками в гостях”.

“Прогулять ужин — это я всегда поддержу”, — отозвалась девушка. — “Сегодня утром едва втиснулась в старые брюки”.

“Тогда надевай теплое и удобное — и встретимся внизу. И прихвати ключи от Македонского”.

“Десять минут”.

Я воспользовался передышкой и поднялся в свою комнату, чтобы одеться потеплее. Место, куда я планировал повести Ирэн, не обещало ничего, кроме ночи, холода и сырости. И все же это сейчас было лучшее из того, что мне удалось так быстро придумать.

Шустро переоблачившись, я сбежал вниз по ступеням и заглянул на кухню.

— Ну как, Ален? — Спросил я у улыбчивой девушки, что помогала кухаркам. — Собрали?

Девица смущенно поправила белоснежный чепчик, под какие все на кухне убирали волосы, и протянула мне небольшую корзинку.

— Вот, ваше сиятельство. Все как просили: термос с какао, две кружки, бутыль воды, плитка шоколада…

— Спасибо, Аленушка, — я взял корзину и помахал кухонным слугам рукой. — Большое спасибо всем вам!

— Ой, что вы, ваше сиятельство, — закудахтали поварихи. — Нам какаву сварить — дело пяти минут. Только долго не гуляйте. Ночи нынче холодные, уже подмораживает.

— Мы недалеко, не волнуйтесь. Ирина Алексеевна все равно устала. Так, пройдемся на ночь.

Попрощавшись с душевными тетушками, я вышел. Они и правда немного напоминали мне курочек-наседок: в белых халатах и передниках с торчащими завязками, что напоминали хвосты. И суетились так же. Вообще с нами в этом доме носились почти все слуги: опекали, подкармливали и всячески проявляли заботу.

Ирка, уже одетая по погоде, ждала меня в холле.

— Пикник? — улыбнулась она, поправив шапку.

— С тебя колеса, с меня — согревающие. Идем?

— Чего это тебя понесло гулять на ночь глядя? — удивилась она, когда мы подошли к гаражам. — Не находился вокруг дуба?

— Дурная голова ногам покоя не дает. Заводи Македошу. Ты и сама не прочь прокатиться, не отпирайся.

— И не подумаю, — широко улыбнулась Ирэн. — В Аудиториуме не разрешают иметь личные автомобили. Хоть прокачусь пару раз напоследок.

— А почему нельзя? — спросил я, забравшись на переднее пассажирское.

— А зачем? Куда там ездить? Все на одном острове, который можно пешком обойти за час. Скорее уж лодка понадобится, чтобы выбраться оттуда незаметно…

Македонский завелся с тихим урчанием. Ирэн аккуратно выехала на аллею и повернулась ко мне:

— Куда?

— На старую мельницу, — осклабился я. — В твое любимое место.

Ирэн удивленно моргнула, но лишних вопросов задавать не стала.

— Ну поехали. Неужели тебе там понравилось?

— Там тихо и никого не путается под ногами.

— А что в термосе?

— Какао.

— Ничего себе. Совсем ты приручил кухарок. От них вечером без разрешения Матильды обычно не допросишься. Считают, что на ночь его пить вредно. Как ты их уговорил?

— Просто я им нравлюсь, — улыбнулся я.

— Ну горничным ты точно нравишься. Знаешь, почему?

— М?

— Ты кровать заправляешь. И одежду тщательно складываешь.

Я коротко хохотнул.

— А ты — нет?

— Не-а. Я неряха.

Болтая о всякой чепухе, мы подъехали к пятачку, откуда уходила тропа до мельницы. Ирэн заглушила двигатель, и я вылез, прихватив корзинку. Взглянув на мою ношу, девушка дернула плечами.

— Веришь-нет, а мне до сих пор ужасно стыдно за ту историю. Ну, которая случилась, когда мы в прошлый раз здесь были.

— Брось. Ты была под воздействием и за себя не отвечала.

— Все равно, — она зажгла огонек “Жар-птицы” и послала вперед, освещать путь. — Это же кошмар любого менталиста — самому оказаться под контролем.

— Я бы все равно тебя не тронул.

— Знаю. Ты же понимаешь, что дело не в этом. Матильда ведь тоже пострадала, когда ее взяли под контроль. И я всегда этого боялась. А потом оно случилось — и я этого даже не заметила. Не поняла…

Мда. Интересно, знал ли об этой маленькой фобии Радамант? Думаю, знал. И наверняка специально подошел к вопросу с таким цинизмом. Вроде ничего катастрофического он с Иркой не сделал, а девчонка теперь будет трястись до конца дней. Потому что когда твой страх воплощается в реальность, а ты не можешь его победить, страх лишь усиливается. Чтобы избавиться от этой фобии, Ирке однажды придется с ней сразиться. По-другому никак.

— Пришли.

Я глубоко вдохнул и выдохнул, осматривая заросший берег. Почти полная луна как раз выплыла из-за серых облаков и пролила холодный, почти мистический свет на пейзаж. Почти как на картинах Архипа Куинджи — вот уж кто любил рисовать ночь. Здесь было тихо, лишь изредка вдалеке каркали вороны да покрякивали не улетевшие на юг утки.

— Внутрь? — спросила Ирэн. — Разведем огонь?

— Как хочешь.

Девушка подозрительно прищурилась.

— Что-то ты сегодня шелковый аки халат моей тетушки. Что с тобой, Михаил?

— Пытаюсь быть хорошим парнем.

— Зачем?

— Хочу, чтобы тебе было со мной спокойно, — внезапно честно признался я. — Чтобы рядом со мной ты хоть ненадолго выкинула из головы все заботы. Думаю, тебе это не помешает.

Ирэн смерила меня долгим внимательным взглядом, а затем молча вошла в наш домик. Кострище было на месте — ровно в том виде, в каком я оставил его в прошлый раз. Значит, люди сюда не ходили. Да и кому бы взбрело в голову сюда соваться? Мельница-то давно не работала, а территория была частной.

Подруга эффектно щелкнула пальцами, и над кострищем застыл идеальный огненный шарик “Жар-птицы”. Я хлопнул себя по лбу.

— Вот болван. Дрова забыл.

— Расслабься. — Ирэн заглянула под старую скамью и вытащила несколько поленьев. — Наверняка отсырели, но сейчас мы их просушим Благодатью. Чем хороша сила — так это тем, что пропасть не даст.

Она занялась дровами, а я принялся потрошить содержимое корзины. Вытащил термос с кружками, достал воду — Аленушка настаивала, что какао надлежит запивать водой, чтобы очистить рот. Выудил со дна корзинки небольшой плед и расстелил на лавке.

И проверил карман. Кольцо было на месте.

Миха, хватит нервничать. Не на Голгофу ведь идешь, а просто делаешь то, чего от тебя и так наверняка ожидают. Ирка не дура — наверняка уже прикинула один к одному. И раз согласилась на прогулку… В общем, я очень хотел, чтобы до нее дошло как можно быстрее.

Дрова занялись, и я разлил ароматный напиток по кружкам.

Ирка обхватила свою обеими руками и пила мелкими глотками, глядя на пламя.

— Хорошо… — тихо сказала она. — Почти как в детстве.

Мне тоже вспомнилось, как на даче пацанами мы убегали в лес, строили шалаш и учились разводить костер. Однажды, правда, чуть не сожгли собственное тайное убежище, но обошлось.

— Да, — кивнул я. — Хорошо.

— Бог его знает, когда в следующий раз так посидим, — улыбнулась Ирка. — Ну, это если оба поступим, тогда и забавы будут другие.

— Если провалюсь, разрешишь мне приходить сюда, жечь костры и выть на луну?

Ирэн рассмеялась и шутливо ударила меня кулачком в плечо.

— Поступим, куда денемся? Ради тетушки должны поступить. Иначе она зря тратила на нас свое здоровье.

Я кивнул.

— Да. Нельзя ее подвести.

— Кроме того, — девушка хитро прищурила глаза, — Кто будет спасать меня от назойливых ухаживаний Денисова?

— Значит, мои не настолько назойливые? — подмигнул я.

Ирэн резко посерьезнела. Выражение ее лица сменилось на суровое буквально в один миг. Она повернулась ко мне всем корпусом, подняла на меня глаза, но тут же снова отвела взгляд.

— Эй, ты чего?

— Погоди. Дай собраться с мыслями.

Она отставила пустую кружку и сложила руки на коленях, как образцовая школьница.

— Миш, тут такое дело… В общем, помнишь, что я говорила и как вела себя, когда была под воздействием?

— Такое не забудешь.

— Не надо шутить. Мне и так тяжело подбирать слова.

— Извини, — осекся я. — Продолжай, пожалуйста.

— В общем, ты ведь тогда каким-то чудом сломал это заклинание, снял воздействие. Прямо здесь, — она похлопала ладонью по лавке.

— Ага. И врезала ты мне тогда от души. От испуга.

— Я не об этом. Понимаешь, с тех пор много всего случилось. И испытание, и нападения, и та катавасия с Радамантом… Словом, я думала, все вылетит у меня из головы, но оно не выходит. — Ирэн собралась с силами и все-таки посмотрела мне в глаза. — Ты тогда снял заклятье, но для меня ничего не изменилось, Миш. Я… Я, кажется, отношусь к тебе не просто как к другу и боевому товарищу.

Я слушал ее молча, не зная, радоваться ли мне, нервно ли смеяться или плакать от ощущения полного сюрреализма происходящего. Цирк Паноптикум какой-то. И надо ей было все это время так ерепениться и разыгрывать из себя злобную недотрогу? Я ведь не отталкивал ее. И чего эта дурочка боялась?

— Миш… Ты чего молчишь? — робко спросила девушка.

Я улыбнулся и нащупал в кармане коробочку с кольцом.

— Ну, раз такое дело… — я щелкнул пальцами, деля огонь костра ярче. “Жар-птица” окрасила стены нашего убежища в приятный дрожащий желтый цвет. — В общем, мне тоже есть что тебе сказать.

Глаза Ирэн загорелись надеждой. Она молчала и напряженно ждала продолжения. Настолько напряженно, что ее аж немного затрясло.

— Закрой глаза, — попросил я. — И не бойся.

— Хорошо.

Она сомкнула веки, и я залюбовался ее лицом. Это сейчас, в свои семнадцать она красотка, а уж с генами Матильды к тридцати превратится в роскошную женщину. И все это время мы сможем быть вместе, если сейчас все получится.

Я бесшумно открыл коробочку и развернул ее к девушке.

— Можно смотреть.

Она осторожно открыла сначала один глаз, затем другой. Сперва уставилась на меня и лишь мгновением позже заметила в моих руках шкатулочку.

— Ир, я не хочу, чтобы ты думала, что я предлагаю это только ради выгоды для наших семей. Знаю, что моим пригодятся ваши связи и Осколок, а вы с Матильдой сможете получить от нас родовую силу и графский титул. Даже если бы у тебя за душой ничего не было, я бы все равно нашел способ предложить вам войти в наш род, чтобы Матильда исцелилась. Но дело не только в этом. Я делаю это не только ради Матильды.

Ирэн изумленно моргнула.

— Это… Это ведь предложение, да?

— Да. Моя семья дала благословение. Собственно, потому я сегодня так с ними и задержался наверху.

— Но… — Ирэн нервно сглотнула слюну. — Не ожидала, что все случится так быстро. Прости, Миш, я не думала, что твои намерения настолько серьезны.

— Можно устроить помолвку и тайное принятие в Род, чтобы не пошли слухи. Это поможет быстро вылечить Матильду, а мы… Когда будешь готова, тогда и церемонию проведем. Если не передумаешь… — я вытащил реликвию из коробочки и протянул ее на ладони. — Это помолвочное кольцо женщин моего рода. Если ты согласна, возьми его.

Глава 29

Ирэн долго молча глядела на кольцо, и мне показалось, что прошла целая вечность. Наконец девушка вытянула руку над перстнем, прикоснулась к нему и…

Согнула мои пальцы так, чтобы кольцо спряталось в моей ладони.

— Сейчас я не могу его взять, Миш, — смущенно покраснев, сказала она. — Дело в том, что я не имею права давать согласие по таким вопросам. Пока я не достигну совершеннолетия, мое слово ничего не будет стоить. Поэтому что бы я сейчас ни ответила… роли это не сыграет. Все решает тетушка.

— Или Корф, — вздохнул я.

— Если тетушка не сможет… Ну, если вдруг разум помутится на почве болезни, то да, это решение будет принимать дядя Вальтер.

Который костьми ляжет, но не допустит этого. Я отчего-то был уверен, что Корф ни за что не согласился бы отдавать Ирку за человека из рода Соколовых. И особенно — за меня. Потому как Питолетыч явно рассчитывал пустить меня в расход. И зачем ему было отдавать любимую племянницу доброй подруги за парня с такой предысторией и неясным будущим?

И, кроме того, Корф знал, кем я был на самом деле. Знал, что сделали старшие Соколовых. И вряд ли ему все это добавляло мне очков популярности в его глазах.

— Значит, это “нет”, — сказал я, убирая кольцо обратно в коробочку.

Странно, но какая-то часть меня даже обрадовалась такому повороту. Не хотел я неволить девчонку, особенно потому, что она мне нравилась. Но оставался открытым вопрос с Матильдой. Что еще можно было сделать, чтобы и наставницу вытащить, и чтоб свои родственнички не угробили за проваленную миссию?

— Это значит ровно то, что я сказала. “Я ничего не решаю”, — печально улыбнулась Ирэн. — Мне нравится твой план, и я бы на него согласилась. Правда. Меня все это жутко смущает, да и вообще я не хотела вступать в брак так рано… Но ради тетушки я бы с готовностью это сделала.

— Я понял. Что ж, спасибо за правду.

— Но я обязательно расскажу тетушке о твоем предложении. Как очнется, попробую с ней поговорить и убедить. Все равно не вижу других вариантов. Нужно ее спасать.

Я кивнул, допил почти остывший какао и спрятал посуду в корзину.

— Хорошо. Тогда домой? Вдруг она все же пришла в себя.

— Ага.

Ирка шустро потушила костер, я спрятал коробку с кольцом в карман до лучших времен и закинул оставшиеся пожитки в корзину. Пока я возился, моя несостоявшаяся невеста успела завести Македонского и дожидалась меня. Едва я захлопнул дверь, Ирка нервно рванула с места.

— Чего это ты? — улыбнулся я. — Обычно же осторожно водишь.

— Да просто мне не по себе от всей этой ситуации. Да и вообще от всего, что случилось за минувший месяц. — Ирэн бросила на меня косой взгляд. — У тебя не бывает ощущения, словно ты оказался пешкой в чужой игре?

Я откровенно заржал. В голос. Нервно. О, милая моя, знала бы ты все то, что знаю я…

— Еще как бывает, — успокоившись, ответил я.

Ирэн укоризненно на меня взглянула и покачала головой.

— Я серьезно. Понимаю, ты наверняка будешь надо мной смеяться или вовсе сочтешь меня сумасшедшей, но я не могу отделаться от мысли, что нами играют. Всеми нами. И больше всего меня бесит то, что все вокруг явно знают больше меня!

Она разогналась до опасной скорости для поездки в ночи по ухабистой грунтовой дороге. Македонский подпрыгивал на каждой кочке, и пару раз я аж клацнул челюстью и едва не вписался головой в потолок.

— Ир, аккуратнее, пожалуйста. Если мы сейчас оба убьемся, то помочь твоей тетке станет еще сложнее. Не психуй.

Она помрачнела пуще прежнего и уставилась на дорогу, но скорость все же сбросила. Я тихо выдохнул от облегчения. Иногда я забывал, что эта девица обладала весьма необузданным нравом. Это со мной она еще сдерживалась.

— Значит, ты тоже думаешь, что мы замешаны в какой-то игре?

— С чего ты решила?

— Например, с того, что этот всемогущий Радамант нас не угробил, а предпочел забавляться. С того, что дядя Вальтер слишком уж зачастил к нам в гости. С того, что с твоим появлением в нашей жизни все покатилось в тартарары, и чем дальше, тем безумнее. А теперь еще и внезапное ухудшение состояния тетушки. Миш, она несколько лет страдала от этого недуга, но никогда не было так плохо. Почему она начала так стремительно слабеть? Почему сейчас?

Так. Стоп. Ну Ирка, ну дура дурой! Какого ж рожна она молчала?

— Погоди, Ир. Я-то думал, что у Матильды это не первый приступ. Ты и сама говорила, что бывало всякое.

— Было. Но по-другому. Обычно у нее просто случались перепады настроения, иногда была слабость. Обычно это занимало день-другой, да и мы, зная о проблеме, старались не доводить до обострения. Мы же не безумцы… Но так скверно никогда не было. Может я, конечно, зря включила паранойю и вообще не о том думаю, но…

— Черт бы тебя побрал,Ирина! — рявкнул я. — Ну почему ты раньше не сказала?

Это ведь могло быть ниточкой. Зацепкой. Только к кому она вела, я понятия не имел. Думай, Миха, думай! Думай, зачем могли попытаться вывести нашу тетю Мотю из игры.

Первый и уже очевидный вариант — моя семейка хотела ухватить удачу за хвост, обрести осколок и бабло. Логично. Бабушка могла получить какую-то информацию во сне. Но могла ли она сделать что-то, чтобы ухудшить состояние Матильды. Теоретически возможность у нее была — они виделись лично. Но хватило бы на такое у бабки силы? Этого я не знал.

Зачем еще?

Почему-то на ум пришел Корф. Если он хотел какое-то будущее для Ирины, с которым могла не согласиться Матильда… Гипотетически — да. Он, будучи менталистов, мог легко поджарить ей мозги, чтобы получить возможность управлять жизнью Ирэн. И с учетом того, что до совершеннолетия ей осталось примерно полгода, то следовало поторопиться.

Но зачем это могло понадобиться Корфу? Здесь я даже предполагать не рисковал.

Кто еще мог это сделать?

Радамант? Силы у него хватило бы. Но зачем? Штоффов не было в его списке, а с разумом Ирэн он забавлялся скорее для того, чтобы просто показать мне могущество. Зачем ему было лишать Ирку поддержки Матильды? Ведь баронесса старалась уберечь племянницу от этой неразберихи.

Или дело было в этом? Могла ли Ирэн понадобиться Радаманту?

— Твою мать… — я обхватил голову руками, опасаясь, что она сейчас взорвется от потока предположений.

— Чего выражаешься? — хмуро бросила девушка, выруливая на асфальтированную аллею. Перед нами уже высились готические башенки особняка.

Я повернулся к девушке, стараясь не мешать ей переключать передачи.

— Ты же менталистка. Скажи, а могло ухудшение состояния Матильды быть рукотворным? — Спросил я. — Мог ли кто-нибудь со злым умыслом что-то подкрутить у нее в мозгах, чтобы ей стало хуже?

Ирэн резко ударила по тормозам и повернулась ко мне с округлившимися глазами.

— Ты что такое говоришь?

— Просто ответь. Могло такое быть?

— Теоретически — да… — она замялась. — Но это должен быть сильный менталист. Не ниже третьего ранга. Ну или какой-нибудь самородок вроде тебя, но только более умелый. Это очень тонкая работа, а уж чтобы сделать ее незаметной для лекарей, нужно обладать большим опытом и знаниями…

— Но это все-таки возможно, — надавил я.

— Да. Миш, ты хочешь сказать…

— Ага. Не стоит сбрасывать со счетов это предположение. Не знаю, чем оно нам поможет, да и выяснить причину мы вряд ли сможем…

— Или сможем, — процедила девушка.

— Как?

Ирэн побарабанила наманикюренными пальчиками по рулю.

— Великий князь Александр Константинович. Он не только менталист, но и Романов. И он умеет считывать следы воздействия, помнишь? Он ведь смог определить, что Радамант принадлежит к императорской фамилии. Может и сейчас получится. Если бы могли показать ему Матильду…

Я аж поперхнулся.

— Ир, как ты себе это представляешь? Двое вчерашних школяров заваливаются во дворец к Великому князю и просят проверить, сама ли поплыла мозгами наша баронесса или ей помогли?

— А что? — с вызовом ответила девушка. — Других вариантов это выяснить у нас нет. К тому же Александр Константинович дружен с дядей Вальтером. Я попрошу его устроить нам встречу. Вряд ли он откажет — тетя ему очень дорога.

Этого сценария я и опасался. Но не знал, как осторожнее намекнуть Ирэн, что Корф тоже мог быть заинтересован в случившемся, не вызвав на себя гнев девушки. Она безоглядно ему доверяла, а вот верить мне причин у нее было куда меньше. Может, конечно, и я перегибал с подозрительностью, но ведь Пистолетыч и правда проходил по первичным параметрам: менталист высокого ранга, опекун Ирэн, вхож в дом, мог иметь какие-то свои умыслы…

Но пытаться убедить в этом Ирку, да еще и сейчас, когда она и так была на взводе, казалось мне самоубийством. Только отношения испорчу, а сейчас мне нужен был союзник. Поэтому сперва лучше добыть хоть какие-нибудь аргументы в пользу этой версии.

— Не думал, что скажу это, но пока лучше повременить с этим шагом. Не стоит дергать ни Корфа, ни Александра Константиновича, пока Матильда не очнулась, — осторожно посоветовал я.

Ирэн мотнула головой.

— Нет, я точно хочу знать. Если кто-то посмел навредить моей тете, я его… Я…

— Спокойнее. Нужно как следует обдумать, кто и зачем мог это сделать. Матильда не кажется мне человеком, у которого много врагов.

— У нас их и нет, — Ирэн снова поддала газу, и мы въехали во двор к гаражам. — Странно, что я сама раньше не додумалась. Просто все казалось так естественно… Когда-то давно лекари нас предупреждали, что последствия травмы могут аукнуться с годами. А ведь я должна была предположить, что могло быть и внешнее вмешательство. Ну я и дура!

Я выбрался из Македонского, подхватил корзину и подал руку Ирке.

— Пока помалкивай о догадках, хорошо? Я не знаю, кому можно доверять.

— Думаю, это дело рук Радаманта. Он уже играл с моей головой. Мог залезть и к тетушке.

— И зачем ему это?

— А зачем он меня заколдовал? — прошипела девушка. — Поиздеваться. Показать власть и ненависть к дворянскому сословию. Заставить нас страдать!

— Не знаю… Не вяжется это у меня как-то… Все равно пока лучше не болтай.

Она не ответила — лишь бросила на меня злобный взгляд. Я понимал, что эта ярость не была направлена лично на меня. Ирка всегда бесилась, когда чувствовала себя дурой. Злилась она сейчас только на себя. Одна беда общения с менталистами — если уж они позволяли себе проявлять чувства в полную силу, то фонило от них нещадно.

Я открыл входную дверь и пропустил девушку внутрь. На шум сбежались слуги, помогли нам раздеться и забрали корзинку.

— Тетушка еще не очнулась? — спросила Ирэн у Василия, выглянувшего в холл.

— Ее благородие изволит бодрствовать. Как раз иду распорядиться насчет травяного чая для Матильды Карловны.

— Она меня примет?

— Думаю, вас, Ирина Алексеевна, ее благородие примет в любое время, — позволил себе улыбку вечно невозмутимый лакей.

Ирэн обернулась ко мне.

— Схожу проведаю. Если будут новости, дам знать.

Я кивнул, переобулся в домашние туфли и направился прямиком в свою комнату, попросив слуг принести мне чаю прямо в покои. Ирка наверняка задержится у тетушки, а мне требовалось постоять под горячим душем, еще раз все обдумать и прикинуть, что делать дальше.

Вернувшись к себе, я спрятал коробочку с кольцом в вещах в шкафу, сорвал одежду и забрался в ванну. Сколько проплескался, не знаю, но напарил так, что все окна в комнате запотели.

Когда я вышел, на столике меня уже дожидался чайник с чаем, и я развалился в кресле, размышляя о возможной роли Радаманта в недуге Матильды.

Нет, все же не сходилось. Матильды не было в его списке, он не мог претендовать на ее блага, да и Ирка вряд ли была ему нужна. Единственная причина, которую я смог придумать — что таким образом Радамант мог попытаться отвлечь Корфа от погони за террористами. Но наверняка были и другие, более эффективные варианты. Впрочем, Матильда казалась личным интересом Пистолетыча, и Радамант мог попробовать ударить в больное место.

От раздумий меня отвлекли крики, доносившиеся из хозяйского крыла. Залпом допив чай, я поставил чашку на столик и прислушался.

Не просто разговор на повышенных тонах, а самый настоящий ор двух голосов. Низкий, хрипловатый — явно Матильда. И высокий, пронзительный — Ирэн.

Видимо, она все рассказала тетушке… Ох ты ж черт.

Я быстро сменил халат на домашний костюм и выбрался в коридор, стараясь двигаться незаметно и бесшумно. Пробрался через ход для слуг и быстро оказался возле покоев баронессы. К этому моменту орать они перестали, но все равно разговор был очень эмоциональным. Затем послышался звон стекла, короткий вскрик, и все быстро стихло.

“У вас там все в порядке?” — я дотянулся до Ирэн ментально. — “Все живы?”

“Не сейчас, Миш. Не отвлекай”.

Я потоптался немного под дверями покоев баронессы, но решил не вмешиваться. Хотел отпустить вожжи и предоставить Ирке договариваться — и глупо было рассчитывать на иную реакцию. Поэтому я просто убрался восвояси, предоставив дамам возможность от души выяснить отношения.

Только лишь бы Матильда после таких новостей опять не слегла. На ее месте я бы выпил ведро валерьянки.

Через полчаса в моей голове раздался усталый голос Ирэн.

“Не спишь?”

“Какое там”.

“Зайти можно?”

“Конечно”.

Ирина тут же постучала в мою дверь. Я открыл и пропустил девушку внутрь.

— Выглядишь неважно.

— Спасибо за комплимент, — огрызнулась она и рухнула в кресло у окна.

— Как прошло?

— Угадай.

— Матильда в ярости, ни за что не готова жертвовать вашими благами и независимостью ради своего спасения и лучше поедет в ту элитную психушку в Старой Руссе, чем породнится с нами.

Ирэн мрачно усмехнулась.

— Примерно так, да. И еще она выгнала меня из покоев и запретила появляться, пока не выкину из головы твое предложение. И сказала, что если к ней сунешься ты, она тебя и вовсе прибьет.

Я опустился на кровать.

— Как она себя чувствует?

— Слабенькая… Но решительная. Руки дрожать начали. Но голова пока светлая.

— Это хорошо, — отозвался я. — Но может я все же к ней зайду?

— Погоди до утра. Перебесится, успокоится. Может и примет. Но под горячую руку тетке и правда лучше не лезть. — Ирэн поднялась, задев бедром столик, и посуда жалобно громыхнула. — Давай спать, Миш. Послезавтра новое испытание, а я чувствую себя так, словно в одиночку разгрузила целый вагон угля.

***

Какого-то черта я снова проснулся раньше будильника. Сила молчала, никакой угрозы извне не было, но непонятная тревога прочно засела в груди. Может сказалось перенапряжение последних дней, может просто спал плохо. Но больше глаз сомкнуть не удалось. Поэтому, выполнив небольшую тренировку и приведя себя в порядок, я спустился в столовую.

К моему удивлению, Ирэн уже проснулась. Но явно недавно, потому как вид она имела сонный и помятый.

— Ты чего так рано? — спросил я, опустившись на стул.

— За всю ночь глаз не сомкнула. Тревога какая-то непонятная. А ты?

— Тоже тревога.

Мы переглянулись.

— Матильду проверяла? — чувствуя неладное, спросил я.

Ирэн покачала головой.

— Еще не успела. Хотела привести себя в порядок и заглянуть к ней.

— Давай-ка пропустим этот шаг и сразу проверим. Что-то мне не по себе.

— Я ничего не чувствую, — нахмурилась Ирэн. — Никакой посторонней силы. Никакого вмешательства. Просто… Предчувствие дурное.

— Ну-ка пойдем наверх, — я быстро поднялся и, не оглядываясь, направился к лестнице.

И резко остановился, да так, что сонная и не успевшая отреагировать Ирэн врезалась носом мне в спину.

По лестнице спускалась Матильда — полностью убранная к выходу в свет. В красивом платье, перчатках, шляпке и с полным набором украшений. Я заметил даже несколько орденов на ее груди.

Скользнув по мне взглядом, она холодно улыбнулась.

— Доброе утро, Михаил, — сказала она.

Ирэн выглянула из-за моего плеча.

— Тетушка, ты куда-то собираешься? — удивилась она. — Тебе же нехорошо…

Матильда взглянула на часы.

— Отдыхайте перед завтрашним и не выходите из усадьбы, — ответила она, явно не желая с нами объясняться.

— Погоди. Что происходит? — не унималась Ирэн.

Но Матильда так и не ответила. А несколькими мгновениями позже я отвлекся на шум колес и выглянул в окно.

— Какого… черта? — выдавил из себя я.

К парадной лестнице подъехал небольшой кортеж из двух автомобилей. Матильда, не прощаясь, вышла на крыльцо, цокая высокими каблуками по ступеням. Слуга в ливрее, украшенной императорскими гербами, открыл перед баронессой дверь. И, прищурившись, я заметил, что автомобили тоже были отмечены гербами императорского дома.

Ирэн, потерянная и не понимающая, отодвинула занавеску и охнула.

— Кто это? — спросил я.

— Это сопровождение Его Императорского Величества, — выдохнула девушка. — Матильду везут в Зимний.

Глава 30

Я внимательно изучал детали убранства императорского кортежа. Чертовщина какая-то. Что могло понадобиться императору от Матильды, особенно с учетом ее состояния? И хотя сейчас баронесса выглядела цветущей и здоровой, долго скрывать слабость у нее не получилось бы. И, думаю, в Зимнем об этом знали. Тогда зачем?

Для Ирэн все это явно стало не меньшим сюрпризом. Приоткрыв рот, она растерянно пялилась в окно, то открывая, то закрывая рот, словно хотела что-то сказать, но не решалась.

— Не понимаю… — наконец прошептала она. — Зачем? Почему…

Чтоб я знал. Но, быть может, слуги смогли бы прояснить эти утренние странности? Я позвонил в колокольчик.

— Василий!

Не успел я досчитать до пяти, как вышколенный лакей предстал перед нами.

— Чем могу услужить вашему сиятельству? — поклонился он.

— Василий, вам что-нибудь известно о сегодняшних планах Матильды Карловны? — осторожно, стараясь не выдать волнения, спросил я. — И об этом эскорте у парадных дверей.

Лакей едва качнул головой.

— Увы, немного. Ее благородие приказала разбудить ее пораньше и предупредить Ефросинью о том, что ее услуги понадобятся. Боюсь, сегодняшнее появление представителей Дворца стало неожиданностью и для нас, ваше сиятельство.

Что-то многовато секретности и внезапности. Впрочем, было глупо надеяться, что Матильда посвятила прислугу в действительно серьезные вещи.

— Благодарю, — кивнул я. — Вы свободны, Василий.

— Быть может, желаете позавтракать?

Ирина задернула штору и обернулась.

— Да, пожалуйста. Что-нибудь легкое.

— В течение четверти часа все будет готово, господа.

Лакей раскланялся и исчез, оставив нас во все возраставшем недоумении.

Что же ты задумала, Матильда? Или же кто тобой все-таки играет?

— Ничего не понимаю! — в сердцах бросила Ирка и направилась в столовую. — В собственном доме чувствую себя чужачкой!

Я вздохнул и поплелся за ней. Пара больших кружек кофейку сейчас бы не помешала. А там найдем, чем заняться. Все же впереди было еще два испытания, и я хотел еще раз прошерстить ту занятную книжицу, что нашел в своей комнате. Быть может, получилось бы выучить или отработать пару новых заклинаний.

Я еще до конца своего курса молодого бойца положил глаз на “Лешего”. Очень полезное ментальное заклинание, позволяющее отвести противнику глаза, рассредоточить внимание и запутать его. Ирка могла бы с этим помочь, да и ей не помешало отвлечься.

— Может дядя Вальтер в курсе? — задумчиво спросила она, расправляя салфетку.

Мы расселись друг напротив друга, и нас разделял сервированный к утренней трапезе стол. Я пялился в окно на первый снег: мелкий белый порошок едва присыпал все еще заваленную листьями землю. Вот и зима приближается, а все стало только запутаннее.

— Миш!

Я встрепенулся и уставился на подругу. Она удивленно на меня смотрела.

— Совсем меня не слушаешь, да?

— Извини, отвлекся. Что ты говорила?

Она отмахнулась.

— Уже неважно.

А затем она молча уставилась в одну точку, лишь изредка моргая. Я понял, что Ирэн с кем-то ментально связывалась. Уж не с Корфом ли?

Беседа, с кем бы она ни велась, шла долго. За это время слуги успели принести завтрак и разлили дивно пахнущий кофе по чашкам. Ирка — та еще кофеманка — даже не шелохнулась. Ну точно ментальная связь.

Наконец девушка несколько раз моргнула, тряхнула головой и уставилась на еду.

— Что там? — спросил я, намазывая хлеб маслом.

— Дядя Вальтер ничего не знает. Я все-таки с ним связалась. Рассказала о кортеже и странном поведении тетушки. Это очень его удивило.

Что ж, тем интереснее. Значит, либо Корф лжет, либо Матильда и правда преподнесла ему сюрприз.

— Может это быть простая аудиенция? — предположил я.

Ирэн посмотрела на меня как на умалишенного.

— В Зимнем? В такое время?

— А какое сейчас время.

— Неподходящее! — воскликнула Ирэн. — Несмотря на наше богатство и кое-какие заслуги перед Отечеством Штоффы — слишком мелкая рыбешка, чтобы императорская фамилия вызывала кого-то из нас просто так. Это же не чайку попить с друзьями, Миш!

— Я понимаю. И все же мы с тобой можем чего-то не знать.

— Можем, — неуверенно согласилась девушка. — Но я-то сужу по тому, как все происходило раньше. Есть особые дни, праздники и события, когда члены правящей семьи принимают у себя представителей аристократии. Например, если ты как-то отличился, то можешь быть приглашен на Представление — это формальная церемония, когда ты ненадолго встречаешься с кем-то из императорской семьи. Высшая награда — быть представленным самому императору. Но это может быть и императрица, и цесаревич… На Представлении могут вручить награду, например. Это такой знак внимания…

— Ну а еще есть балы, приемы и различные церемонии открытия чего-нибудь, — добавил я. — Там тоже есть возможность быть представленным.

Ирэн кивнула, наконец-то заставив себя положить пару тарталеток на тарелку. Судя по всему, аппетита у нее снова не было. Надо бы ее проконтролировать, а то совсем зачахнет девица.

— Да, — сказала она. — Но Матильда в последние годы не сделала ничего, чтобы заслужить Представление или награду из рук представителя царствующей семьи. Мы же сидели в Лебяжьем почти что безвылазно. Я — на домашнем обучении, а тетя дальше светских приемов и театров всяких не выезжала…

— Повторюсь, мы с тобой можем многого не знать, — настаивал я.

Но Ирэн словно не слышала меня и продолжала рассуждать.

— Балы отменены. Ближайший — только Рождественский, да и то если сочтут безопасным его проводить. Люди боятся Радаманта. И я не вижу ни одной причины приглашать Матильду во дворец, Миш. Странно все это. И ведь тетя ни слова нам не сказала о приглашении. В прошлый раз, когда ее пригласили на бал в Зимний, здесь три недели все на ушах стояли. Готовились…

— А что если Матильда сама напросилась в гости?

— Маловероятно, — покачала головой девушка. — Там такая сложная процедура. Пока направишь прошение, пока его рассмотрит канцелярия, потом, если причина покажется серьезной, начнут согласовывать графики… Это может занимать месяцы. Так что вряд ли.

Я отложил нож и взялся за чашку.

— Вернется — спросим. Пока просто поешь как следует, потому что я намерен эксплуатировать тебя по полной программе.

Ирэн выгнула подведенную бровь.

— Боюсь представить, каким образом.

— “Лешего” хочу изучить, и мне нужен дотошный наставник.

***

Моя идея отвлечь Ирэн учебой оказалась успешной. Все-таки Ирка несмотря на пока что довольно средний ранг, по-настоящему любила свои способности. В отличие от меня, она с ними родилась и не представляла жизни без Благодати. Поэтому когда стало ясно, что девчонка имеет склонность к ментальным практикам, она погрузилась в изучение мастерства с головой.

И сейчас мне это здорово помогало. Правда, как и всегда, получалось не с первого раза.

— Давай сам, Миш.

Ирэн выбрала в качестве тренировочного плацдарма библиотеку. Так уж повелось, еще с того момента, как я появился в этом доме, нас с ней ставили в пару и отправляли отрабатывать “менталки” сюда. Тихо, спокойно, никто не мешает, а риск повредить драгоценные фолианты минимальный: все-таки ментальные практики не предполагали физического воздействия на окружающую среду.

В перерывах я изучал поистине достойное собрание и даже почитывал книги, которые было разрешено брать. Часть старых томов хранилась в специальных шкафах, где поддерживался особый уровень влажности и температуры — как правило, очень старые и редкие экземпляры. Но мой интерес пока что лежал в области познания этого мира, так что до изучения первого издания Овидия на немецком было еще далеко.

Ирка начала медленно шагать от камина в мою сторону. Я должен был сделать так, чтобы она отвлеклась на что-нибудь и свернула с пути. Причем сделать это так, чтобы она ничего не заметила.

— Пока без “Шлемов”, — сказала она. — Упрощу тебе задачу.

Она сделала шаг, другой, и я огляделся по сторонам в поисках объекта, на который она могла отвлечься. В идеале, конечно, в таких случаях использовать то, что гарантированно привлечет внимание. Например, что-нибудь яркое и цветастое. Или необычное — чего не ожидаешь увидеть в сложившейся обстановке.

Для отвлечения внимания Ирины я выбрал пышный букет, что утром слуги поставили на столе. Матильда вообще тратила много средств на украшение дома изысканными цветочными композициями. А Ирэн любила цветочные духи, так что…

— Ну? — улыбнулась она, сделав еще шаг по прямой линии.

Механизм работы “Лешего” немного напоминал мне “Алконост”. Только в “Алконосте” мы создавали иллюзию и полностью погружали в нее человека, а в “Лешем” должны были управлять вниманием жертвы. И вроде “Леший” казался проще в исполнении, но на практике я понял, что это было не так.

Осторожно, как и учила меня Ирэн, я дотянулся до ее сознания и почувствовал ее сосредоточенность на мне. И аккуратно, бережно, шажочек за шажочком начал смешать фокус ее внимания с себя на букет. Усилил восприятие запахов, добавил мысль о том, как необычно и приятно видеть свежие летние цветы поздней осенью.

Следующий шаг Ирэн был уже менее уверенным. Она чуть повернула голову в сторону стола, скользнула взглядом по еще не распустившимся бутонам пионов…

Теперь было самое важное — добавить, но очень осторожно, желание разглядеть объект внимательнее. Я вложил ей в голову ненавязчивую мысль о том, что к лепесткам так хотелось прикоснуться, вдохнуть аромат…

И она свернула к столу! Уже гораздо увереннее, словно в последний момент передумала идти ко мне, направилась к вазе и принюхалась к пышному букету.

— Есть! — осклабился я. — Получилось.

Ирэн оторвалась от букета, проморгалась и обернулась ко мне.

— Уже гораздо лучше, но нужно отработать несколько раз, чтобы ты проделывал все это быстрее. Сейчас я специально шла медленно, но в реальной обстановке никто тебя ждать не будет.

— Да понятно, — кивнул я. — Все же ты прекрасный учитель. У тебя и правда талант. Не думала о карьере в этой области?

Ирэн вытащила один маленький цветочек из букета и засунула его себе за ухо.

— Преподавание и наставничество — удел опытных. Никогда не понимала тех же студентов-боевиков, которые, выпустившись из Аудиториума, оставались прямо там и начинали преподавать. Артефакторы еще куда ни шло, но боевики… Да и менталист-теоретик тоже мало чему способен научить. Так что хочу сперва нюхнуть пороху, а там решим. — Она подняла на меня глаза и впервые за день хитро, даже как-то задорно прищурилась. — И хватит прохлаждаться! Я буду тебя гонять до тех пор, пока не начнешь управляться за две секунды! Вперед!

***

Отработка “Лешего” заняла у нас весь световой день. Темнело поздней осенью в наших широтах рано: в пять часов дня уже спустились густые сумерки, стремительно переходившие в ночь. Мы как раз закончили с тренировкой, переоделись к трапезе и отправились на ранний ужин.

Но не успели рассесться, как подъездная аллея огласилась шумом автомобильных колес.

Ирка тут же вскочила и в два прыжка оказалась возле окна.

— Таааак, — протянула она, всматриваясь в темноту. — Сейчас начнется.

— Что именно?

— Сам глянь.

Кряхтя от усталости в утомленных мышцах я выполз из-за стола и уставился на подсвеченное желтыми фонарями крыльцо. И понял, что имела в виду Ирэн.

Из императорского кортежа, гербы которого ярко светились даже в ночи, вышла Матильда. Даже не вышла — выпорхнула так легко, словно и вовсе не касалась ногами земли. Подхватила маленькую сумочку, запахнула пальто и попрощалась со своим эскортом. Лакей в ливрее с гербами императорской фамилии раскланялся, и два автомобиля из Зимнего ушли на разворот, чтобы покинуть Лебяжье.

Но была здесь и третья машина. Уже хорошо знакомый мне неприметный седан Корфа, едва различимый на фоне темных кустов и деревьев, сперва держался на расстоянии, а затем подъехал к самой лестнице.

Корф выскочил с переднего пассажирского, торопливо обогнул машину и, активно жестикулируя, начал что-то говорить Матильде. Отсюда ничего не было слышно, а читать по губам я не умел. Но, судя по реакции обоих, беседа явно проходила на повышенных тонах.

— Скажу Василию, что число трапезничающих увеличилось, — тихо проговорил я.

Ирэн кивнула, не оборачиваясь.

— Ага. А я встречу их и постараюсь разнять, если полетят пух и перья. Дядя Вальтер был очень зол, когда я рассказала ему о поездке тетушки.

Интересно, почему?

Пока я распоряжался относительно ужина, Ирэн успела всех встретить. И когда я вышел в холл, обстановка царила напряженная, но все держались в рамках приличий.

— Добрый вечер, Михаил, — сдержанно поздоровался Корф.

— Здравствуй! — Матильда лучезарно мне улыбнулась, и это приветствие разительно отличалась от того холодного взгляда, которым она наградила меня утром.

Поразившись столь резкой перемене, я невольно коснулся ее своей силой.

И обомлел.

От баронессы исходил совершенно другой фон. Словно передо мной был чужой человек, а не наставница, слепок силы которой я так хорошо изучил на тренировках. Я хорошо помнил характер ее “фона” — рваная, колеблющаяся, нестабильная, но весьма мощная сила, которая могла скакать от пятого до седьмого ранга в зависимости от усталости, состояния и кучи других факторов.

Не столкнись я с ней лицом к лицу, я бы ни за что не сказал, что это была Матильда. Решил бы, что передо мной мощный боевик с очень крепким и предсказуемым пятым рангом. Единственное, что роднило две версии этой женщины — условный ранг и специализация. Все же Матильда была боевиком, и структура “волн”, которые я улавливал, была весьма характерной. У Ирэн и Корфа, например, они ощущались совсем иначе. А у Поли Сперанской и вовсе отличались от всего, что я видел до этого.

Сейчас фон силы Матильды был совершенно ровным. Никаких колебаний — лишь равномерное мощное “излучение” Благодати. То, что улавливали друг в друге все одаренные, но что было непостижимо для обычного человека. Матильда уверенно блистала верхней планкой пятого ранга. Еще немного — и был бы четвертый.

— Что с вами сделали? — отпрянув от удивления, прошептал я.

Матильда улыбнулась — тепло, спокойно, и в этом взгляде я считал облегчение, радость и… надежду.

— Распорядитесь, чтобы Василий открыл ту бутылку шампанского, что мне подарил месье Леруа — сказала она. — Сегодня празднуют все.

Ирэн и Корф озадаченно переглянулись, а я пялился вслед Матильде, продефилировавшей на высоченных каблуках прямиком в столовую.

— Не понимаю, — сглотнув, прошептала Ирэн. — Все видят то же, что и я?

— Да.

Корф выглядел растерянным и даже подавленным. Настолько, что даже позволил себе опуститься на банкетку возле шкафа с верхней одеждой. Но тайный советник быстро взял себя в руки и поднял на меня глаза.

— Я здесь не только из-за Матильды. У вас завтра второй этап вступительных испытаний.

— Пришли сказать напутственное слово? — съязвил я.

— Предупредить. Готовьтесь ко всему. Особенно ты, Михаил. После инцидента на Полигоне и странной попытки вас то ли убрать, то ли напугать, я не удивлюсь, если Аудиториум попытается сделать это снова.

— Если это был Аудиториум, — ответил я.

Корф устало вздохнул.

— Потому я и говорю — готовься ко всему, Михаил.

— Да к черту Аудиториум! — вскричала Ирэн. — Что с ней сделали? Что сделали с тетушкой? Дядя Вальтер, хоть вы-то должны знать!

Лицо Пистолетыча свело гримасой боли и мучения. Он словно растекся по банкетке, устало привалившись затылком к стене.

— Не знаю, как… правда, не знаю. Но она добилась помощи лично от императора, — выдохнул он. — Ей даровали мощь Великого Осколка для исцеления. Только Алексей Константинович мог это сотворить.

Мы с Ирэн переглянулись. Подруга побледнела.

— Не понимаю. Так это было возможно? — удивился я. — Почему никто не рассказал об этом варианте, когда мы приглашали Салтыкова?

— Потому что такая честь дается только за особые заслуги, — мрачно отозвалась Ирэн. Корф обреченно кивнул, и мне показалось, что они оба знали что-то, что мне не понравится.

— Особые заслуги или жертвы. Прошлые и будущие, — продолжил тайный советник. — И больше всего меня во всем этом пугают именно будущие. Это аванс, Ирина. Огромный аванс со стороны императорской фамилии. И я не представляю, чего они потребуют от Матильды взамен. И хорошо, если только от нее.

Алекс Хай В интересах государства. Аудиториум, часть 2

Глава 1

Я внимательнее присмотрелся к противнику и припомнил фотографии старших Денисовых в новостных сводках. Та парочка завсегдатаев кабаре и клубов была явно постарше и уже точно закончила обучение. Значит, этот… средний?

– Сколько ж вас расплодилось? – проворчал я и закатал рукава куртки. – Ты хоть который из Денисовых?

– Виктор, – оскалился студент. Судя по шеврону с римской цифрой III, этот оказался третьекурсником. Уже серьезно. Не новичок. – Я третий по старшинству. Костя – четвертый. А младших обижать нехорошо, ваше сиятельство.

– Младшим не мешало бы сперва выучить манеры, – огрызнулся я.

– Да и у вас, Михаил Николаевич, тоже явные пробелы в воспитании. Ничего, сейчас мы это исправим. После публичной порки вы точно осознаете свое место.

Я широко улыбнулся.

– Рискни здоровьем, Витя. Давай. У меня сегодня как раз дурное настроение.

Прозвучал первый короткий свисток и крик девушки:

– Тридцать секунд на подготовку!

Не теряя времени, я окутал себя плотной пеленой «Берегини», повесил «Шлем» и сконцентрировал силу в левой ладони, чтобы выставить «Покров» в случае атаки противника. В правую ладонь собрал боевую мощь, способную за секунду превратиться в «Колобок» или «Косу».

Денисов тоже не тратил время попусту. Доведенными до автоматизма движениями он активировал все защиты и встал красной линией барьера, пружиня на чуть согнутых ногах, словно готовился к прыжку.

Второй свисток.

– Противники, готоооооовсь! – прозвенел голос девушки-распорядительницы.

Третий.

– Время пошло! В бой!

Денисов моментально поднял силовой барьер – высотой пару метров и шириной примерно полтора – создал себе укрытие, чтобы отстреливаться исподтишка, зараза такая. Пока он выращивал «Покров», я прыжком сместился в сторону, ушел в кувырок и оказался в тылу противника.

Виктор огляделся, заметил меня и попытался поднять еще один барьер – с противоположной стороны.

Но не успел. Я отправил «Колобок» прямиком ему в руки, чтобы сбить создание заклинания. Шарик оказался небольшим и должен был стать скорее отвлекающим маневром. Получилось. «Колобок» влетел прямиком ему в ладони и ярко вспыхнул. Денисов чертыхнулся, встряхнул руками – охваченные рубиновым сиянием его «Берегини», они не пострадали.

И вместо того, чтобы снова попытаться возвести «Покров», он на этот раз зарядил в меня «Жар-птицей» – огненной кометой пятого ранга с алым хвостом. Так себе выбор – пиромантские заклинания не отличались высокой точностью. Огненный вихрь метнулся в мою сторону с шипением – мокрый снег шкварчал, попадая на раскаленную поверхность заклинания. Я увернулся, но в тот момент, когда «Жар-птица» оказалась на одной со мной линии, вихрь взорвался тысячей алых искр.

– Ааа, черт!

Студент расхохотался.

– Что, понравилось?

Я припал к земле, не ожидав такой подлянки от простого огненного шарика. Не знаю, как Денисов это сделал, но «Жар-птица» оказалась разрывной. Меня окатило снопом искр, ослепило на несколько секунд, и я почти не глядя окружил себя «Покровом».

И вовремя – в этот момент в меня полетело несколько «Колобков». И, судя по их цвету, они были усилены каким-то артефактом или другим неизвестным мне заклинанием, потому как след за ними был ярко-голубым.

А этот парень явно был настроен серьезно.

Один шар ушел в молоко и исчез в стенах барьера Полигона. Еще два врезались в мой «Покров», и к моему удивлению барьер моментально рассыпался.

– Что за…

Но у меня не было времени удивляться тому, как «Покров», сотканный из чистой родовой силы, мог разрушиться всего от двух заклинаний пятого ранга. Удивляло другое – никто из наблюдателей не запротестовал.

Правила изменились?

Значит, второе испытание не предполагало мою победу? Эти студенты спокойно пользовались заклинаниями, которые абитуриенты не разучивали. А раз так, от меня требовалось просто выстоять?

Или Аудиториум передумал принимать меня в свои стены с распростертыми объятиями?

– Лови, Соколов!

Денисов отправил в меня две «Жар-птицы» разом. Одна взорвалась, не долетев всего пару метров, а вот вторая шарахнула аккурат над моей головой – хорошо хоть, что спел пригнуться.

– Ну сссука…

Ну уж нет. Тут личное. Просто выстоять против озлобленного Денисова – это слишком мелко. Ни Аудиториум, ни этот любитель кровной мести, моего унижения не увидят.

Я ощутил азарт битвы. Кровь кипела и пузырилась, как свежая кока-кола. Каждая клеточка кожи зудела от нереализованного потенциала силы, а у меня даже не было времени задуматься, почему.

Сила сама хотела выйти наружу, словно Род настаивал на полноценной драке. Неужели предкам захотелось проявить воинственность к другому роду? Может в прежние времена между нами с Денисовыми были распри?

– Что, Соколов, удивлен? – скалился Денисов из-за рубиновой завесы. – Как тебе мои огоньки?

Я не ответил.

Сконцентрировал в обеих ладонях чистою родовую силу и направил ее на «Покров» вражины. Мощь источника вырвалась из ладоней, обожгла кожу и смела барьер Денисова, заставив того по-девичьи взвизгнуть от неожиданности. А еще это было больно. Уж я-то знал, насколько.

– Удивлен? – хохотнул я в ответ.

Он вскинул руки, пытаясь сотворить что-то, чего я не понял.

Вместо того, чтобы снова шарахнуться в сторону, я остался на месте, зачерпнул еще одну горсть из разрушающего потока силы и отправил в Денисова сразу пять мелких, но опасных «Кос». Словно молодые месяцы, они клином врезались в противника, заставив его отбиваться, как будто его атаковала стая ворон. Что бы он ни колдовал, он делал это слишком медленно – «Косы» нашли цель.

Это дало мне несколько драгоценных секунд, и я, усилив «Берегиню», подобрался ближе. Денисов заметил меня и, погасив последнюю «Косу», отскочил назад.

– Что ты… Из чего…

Я увидел в его глазах страх. И возликовал.

– Получи, урод! – рявкнул он, и его спина неестественно выгнулась назад, а руки ушли вперед, словно тело противника скрутило спазмом. Меня тут же сбило с ног мощным невидимым потоком силы. Что это за заклинание, мать вашу?

«Берегиня» отпружинила, и я быстро поднялся на ноги.

Но только для того, чтобы увидеть, как передо мной вырастал огромный земляной вал. Почва вздыбилась, из недр земли доносился низкий рокот, словно сами камни ломали земные слои и вырывались наружу.

– Твою мать, – только и успел прошептать я и дернулся в сторону, стараясь уйти с пути этого чудовищного земляного месива, что неслось прямо на меня.

Но не успел отскочить полностью. Меня окатило комьями земли, камнями, какими-то острыми осколками. Глаза залепило вязкой глиной, а в ушах стоял гул и грохот. А в десятке шагов от меня безумно хохотал мой враг.

– Денисов! – раздалось откуда-то издалека. – Предупреждение! Снизьте ранг до пятого!

Ну наконец-то спохватились. Вовремя, блин.

Отплевываясь песком и землей, я кое-как выбрался из завала. Интересно, сколько времени у нас осталось до конца поединка? Зато теперь я начал понимать, как много мог сделать хорошо обученный боевик даже скромного ранга. Сила Денисова могла даже местами уступать моей, но он знал и умел гораздо больше. И это было его преимуществом. Увы, сейчас почти непреодолимым.

Впрочем, практика показывала, что многие боевики были откровенно слабы в ментальном плане.

Значит, сделаем пару предупредительных выстрелов. Прямо ему в башку.

Стоны земли утихли, и я, обновив «Берегиню», забрался за земляной вал, используя его как укрытие. Денисов вразвалочку направлялся в мою сторону, но его ноги вязли в грязи и глине.

Я сконцентрировался. На секунду прикрыл глаза и потянулся к источнику. Вот он, ментальный поток. Яркий, искрящийся – прекрасное зрелище, кабы было время им любоваться. Потянувшись к потоку, я сплел струйку ментальной с тонкой ниткой боевой силы, связал их вместе, скомкал в клубок…

И отправил прямо в голову Денисову, дотянувшись до его разума. Требовалось сперва сбить его защиту, а так было надежнее. По крайней мере, мне уж точно привычнее.

– Получи, болван, – сказал я, отправив разрушительный комок.

Вражина скорчился и взвыл от боли, обхватив голову обеими руками. Я ударил снова, не снимая защиту слой за слоем, как требовало мягкое исполнение, а просто проламывая его «Шлем», выдирая его кусок за куском. Буквально вытаскивал силу из его головы, выцеживал из крови, выжигал.

– Аааааааааа! – орал студент, и эти вопли сейчас были для меня самой сладкой музыкой.

– Говно у тебя защита, – шепнул я и не удержался от улыбки.

Теперь он был моим. Полностью. Его обнаженное сознание – такое податливое и беззащитное, предстало передо мной, словно накрытый множеством яств стол. Бери что хочешь и делай что хочешь.

И я не просто не удержался от соблазна. Я, черт возьми, разошелся на всю катушку.

Послав ментальный приказ и усилив его своей волей, я уселся на вершине земляной кучи и наблюдал, как Виктор Денисов, гроза третьего курса и явно неспроста поставленный против меня боевик, расстегивал мундир пуговица за пуговицей. Сняв куртку, он бросил ее на землю, затем расстегнул рубашку, избавился от ремня, ботинок и исподнего…

И предстал перед наблюдателями в костюме Адама сразу после сотворения.

«А теперь круууугом!» – скомандовал я. – «Подойди к наблюдателям и покажи, как хорошо ты умеешь плясать цыганочку с выходом».

Денисов послушно помчался к трибуне, на которой восседали наблюдатели. Сопровождая неумелую народную пляску гиканьем и фальшивым напеванием мотива, он принялся выплясывать перед пораженными преподавателями. До моих ушей донеслись возмущенные крики, оханье, кто-то закричал.

– Пятнадцать секунд! – испуганно крикнула девушка со свистком, явно не ожидавшая такого завершения поединка.

А теперь самое главное.

Пусть осознает.

Женщины продолжали возмущенно кричать. Денисов крутился в пляске, тряся достоинством, а я спокойно отряхнулся и направился к выходу с Полигона. Лишь остановившись возле своей жертвы, я сжалился.

«Остановись. Замерзнешь».

Я вышел из разума Денисова и полностью отпустил его волю, вернув боевику контроль над собственной головой.

Все заняло несколько секунд, и в этот момент прозвучал звук свистка, оповещавший об окончании поединка.

– Хороший финал, – расплылся я в улыбке, наблюдая за тем, как к Денисову понемногу возвращался разум, а вместе с ним осознание собственного положения. – Мне понравилось. Еще раз посмеешь мне угрожать, убью.

Денисов растерянно хлопал светлыми ресницами, хотя его глаз почти нельзя было разглядеть под слоем грязи, что покрывала и противника, и меня.

Поежившись от холода, он бросил взгляд вниз, прикрыл ладонями хозяйство.

– Сука!

– Всегда пожалуйста, – осклабился я и повернулся к наблюдателям. – Полагаю, второе испытание я прошел.

Несколько человек сложили зонтики, которыми прикрывались от осадков, и поднялись со скамейки.

– Будем рады видеть вас на третьем испытании, Михаил Николаевич, – чуть капризно поджав губы, объявила немолодая полная дама. – Весьма экстравагантное зрелище.

Я улыбнулся еще шире.

– Что вы! Он сам!

Наблюдатели прошли к выходу – очевидно, на перекур, а я обернулся в сторону Денисова. Побежденный боевик возился с грязной и мокрой одеждой, пытаясь как можно быстрее одеться. Даде пытался робко спрятать бледные телеса за земляным валом, который сам же и поднял.

«Ты за это заплатишь», - прошипел он в моей голове, поймав мой взгляд.

«Скажи спасибо, что твой позор не увидел весь Аудиториум. Сунешься ко мне снова – побегаешь по футбольному стадиону во время матча».

«Теперь я мечтаю, чтобы ты все же поступил, Соколов. Берегись».

«Ты осторожнее с угрозами. Я ж теперь не засну».

Как страшно-то, с ума сойти. Знал бы он, сколько раз меня пыталась пугать шпана на районе. И ничего, как-то выжил. Впрочем, я все еще был не против втащить Денисову не магией, а старыми добрыми кулаками.

Но и так слегка перешел черту. Устраивать мордобой сейчас было неуместно.

– Михаил Николаевич! – позвала меня вконец озябшая глазастая девица. – Подойдите, пожалуйста. Ваше сиятельство.

Я направился к ней, на ходу безуспешно пытаясь оттереть костюм от грязи. Черта с два. Тут не просто нужно было стирать, а сперва отдраивать от песка и глины. Ну да ладно. Главное – не запачкать заднее сидение автомобиля Матильды – этого баронесса мне точно не простит.

– Нужно оформить документы, ваше сиятельство, – сказала девушка-распорядитель, скользнув по мне печальным и уставшим взглядом. – Сейчас я провожу вас в кабинет, где внесут все надлежащие записи. После этого вы сможете пройти к выходу. На этом сегодняшняя процедура будет закончена.

Я с сомнением оглядел свою куртку.

– Ничего, что я… замарался?

– К такому там привыкли, – пожала плечами распорядительница. – Благодать, если занимаешься ею серьезно – грязное дело, что бы на этот счет ни рассказывали в светских салонах.

Мы вышли с Полигона, и на меня уставились девять пар глаз остальных абитуриентов из нашей группы. Сплюнув застрявший во рту кусок травы, я улыбнулся им и поднял палец вверх.

– Удачи, ребят. Там весело.

За спиной у меня тут же принялись шептаться, но бой с Денисовым слишком меня вымотал, чтобы прислушиваться к этой болтовне. Девица повела меня по извилистым асфальтированным дорожкам между корпусами и клумбами.

Дворики и площадки кишели студентами, взволнованными абитуриентами и усталыми преподавателями. Видимо, пора вступительных испытаний ложилась крайне тяжелым бременем на Аудиториум.

– Ко мне применят какие-нибудь санкции за… За шалость, что я устроил? – Спросиля, поравнявшись с распорядительницей.

Девушка внимательно на меня взглянула и поежилась от ветра.

– Нет, ваше сиятельство. При всей эпатажности вашей выходки правил вы не нарушили. Скажу больше: господин Денисов первым вывел поединок на более сложный уровень. Некоторые из наших наблюдателей – преподаватели старой закалки и провели молодость в боях. Поэтому для них принцип «око за око» и «сила равна примененной силе» не пустой звук. По этой причине бой не остановили.

– Но почему когда я взял под контроль Денисова…

– Это не запрещенный прием. К тому же ваше воздействие было столь грубым, что это и заклинанием назвать нельзя. Технически вы просто подавили его своей силой.

– Вот как… – отозвался я. – Интересно. Однако правила, по которым я готовился, были другими.

– У вас и сила другая, ваше сиятельство, – впервые улыбнулась девушка. – Вас нельзя измерять общим лекалом. Потому противник и условия боя вам достались… Скажем так, уже студенческого уровня.

Понятненько. За все хорошее, Миха, нужно платить. Обрел большое могущество – получи и соответствующее испытание. Что ж, значит, с остальными кандидатами в студенты в поединке обойдутся помягче.

Впрочем, оттого было гораздо приятнее чувствовать себя победителем. А еще это доказало, что в Аудиториуме меня воспринимали всерьез. Осталось выяснить, что еще они задумали относительно меня.

Мы подошли к выкрашенной серой краской двери под маленьким козырьком-домиком. На табличке красовалась скромная надпись «12-П», и девушка остановилась перед входом.

– Нам сюда, ваше сиятельство. Прошу.

Потянув массивную стальную ручку, распорядительница пропустила меня вперед. Я еще удивился – привык первыми пускать девушек, но эта даже не дала мне возможности проявить вежливость.

Я вошел в полутемный тамбур и едва не споткнулся о ступеньку.

– Осторожно, ваше сиятельство, – предупредила распорядительница. – Там их пять.

Дверь за ней закрылась, помещение погрузилось в полумрак, и я услышал ее поверхностное дыхание за спиной.

А в следующий момент что-то укололо меня в шею, на пару пальцев ниже затылка.

– Ой.

Я резко обернулся, но понял, что сделал это зря. Перед глазами все поплыло, а по телу мгновенно разлилась невыносимая тяжесть. Веки сами по себе начали смыкаться, а руках почти не осталось силы. Пришлось почти на ощупь нашарить руками хоть какую-то опору. Ухватившись за какую-то трубу, я медленно сполз по стене.

И последним, что увидел перед тем, как провалился во тьму, была маленькая иголка в руках девушки.

Глава 2

Тьма отступила быстро, но размыкать веки мне не хотелось. Уставший от выброса большого объема силы организм отказывался возвращать меня в злой и жестокий мир, настойчиво требовал отдыха и расслабления.

Место укола слегка горело маленькой точкой на затылке, но боли почти не причиняло. Скорее просто раздражало.

И куда сильнее меня злило то, что я так легко подставился под удар. Твою мать, стоило просто на минуту потерять бдительность – и по закону подлости именно в этот момент случилось очередное дерьмо. Может хоть один день в этом клятом Аудиториуме пройти нормально?

Но силы понемногу возвращались. А это означало, что можно было попробовать выбраться из очередной переделки. Осторожно, один за другим, я все же заставил себя открыть глаза.

Надо мной склонилась та самая девушка с глазами лани. Все в том же вымокшем от мокрого снега мундире, и даже свисток не отцепила. Выходит, я пробыл в бессознанке не так уж и долго.

– Что вы со мной сделали? – прохрипел я, почувствовав, что по горлу словно провели наждаком. – И зачем?

Девушка слегка улыбнулась и отступила от меня на шаг. Судя по движению ее руки, она проверяла мое состояние.

– Вы в безопасности, ваше сиятельство, – сказала она. – От лица всего Аудиториума Магико прошу прощения за то, что пришлось временно вывести вас из строя. Клянусь, артефакт был безвреден. Однако следовало доставить вас сюда без лишнего шума и привлечения внимания других абитуриентов.

Она подала мне маленькую пластиковую бутылочку с бесцветной жидкостью, и я с опаской покосился на подношение.

– Это просто вода. Чистая и негазированная минералка. Слово дворянки, – поклялась распорядительница.

Я взял бутылку – в горле ужасно пересохло, но пить я пока не рисковал. А вместо этого внимательно огляделся.

Помещение было очень похоже на класс – с двухместными деревянными партами под наклоном, какие изредка встречались в старых деревенских школах в моем мире. Только эти сияли свежим лаком и выглядели новенькими. Позади учительского стола на стене висела большая темно-зеленая доска и корзинка с мелом и тряпками.

Свободное пространство на стенах занимали плакаты и портреты с какими-то непонятными формулами – таких условных обозначений и единиц измерения я не знал. Возможно, что-то связанное с Благодатью.

У выхода стояли двое охранников с невозмутимыми лицами и нашивками с гербом Аудиториума. У каждого на поясе висело по Оку, а на шевронах красовались обозначения рангов – VII и VIII. Значит, внутренняя служба. И я наверняка все еще был на Полигоне.

Но, что интереснее всего, я оказался здесь не единственным абитуриентом.

Как раз в этот момент начали просыпаться и другие. Всего здесь нас было пятеро. И из всех них я узнал только одного. Точнее, одну. Остальных видел лишь мельком в очереди.

– Ирэн? – я попробовал выбраться из-за парты и подойти к девушке, которая едва начала приходить в чувство. Получилось не сразу – ноги словно одеревенели.

Распорядительница не протестовала. Ирэн сонно застонала, дернула головой, и под высоким хвостом я увидел след от маленького укола на ее затылке. Ага. Значит, тоже угостили иголочкой.

– Зачем мы здесь? – снова спросил я у распорядительницы.

– Боюсь, вы стали участниками внутреннего разбирательства. Это касается нарушений правил вступительных испытаний. Сейчас остальные абитуриенты придут в себя, и я все вам разъясню.

Ирэн тем временем окончательно очухалась и озиралась по сторонам со смесью испуга и непонимания. Распорядительница провела над ее головой рукой, убедилась в том, что состояние Ирэн было в норме, и тоже подала ей бутылку воды. Подруга, как и я, к бутылке не притронулась.

Так один за другим пришли в себя все. В классе тут же поднялся возмущенный галдеж.

– Что происходит? – воскликнула крашеная блондинка и взмахнула руками, отчего множество браслетов на ее руках зазвенели. – Кто вы?

Двое парней молча переглянулись – очевидно, были знакомы друг с другом. Я припомнил, что уже видел одного из них среди зазомбированных абитуриентов. Кажется, один из сыновей графа Корсакова. Хотя мог и напутать.

Блондинка расшумелась. То ли от страха, то ли от нервозности, она продолжала выкрикивать вопросы.

– Я требую объяснений! – визжала она. – По какому праву вы нас удерживаете?

Распорядительница взяла длинную деревянную указку и постучала по учительскому столу, привлекая к себе внимание.

– Прошу тишины, юные господа, – не терпящим возражения тоном приказала она.

Я хмыкнул. Глаза лани, лицо невинное, а вот голос у нее был стальной. И сейчас она показалась мне немного старше, чем подумалось поначалу.

Распорядительница выступила вперед, постукивая указкой по ладони.

– Мое имя – Юлия Ивановна Адлерберг. Я старший куратор по вопросам внутреннего распорядка Аудиториума Магико, – представилась распорядительница. – Еще раз приношу извинения за небольшие неудобства, связанные с доставкой вас на разбирательства, однако вопрос не терпит отлагательства.

– Как вы посмели? – крикнула блондинка. – Вы хоть знаете, кто я? Вам известно, кто мой отец?

– Разумеется, нам это известно, Анна Евдокимовна. И, полагаю, вашему отцу станет крайне неловко, если ваша вина будет доказана.

– Какая еще вина? – с вызовом воскликнула девица.

Кураторша окинула нас внимательным взглядом, и мне показалось, что она нас просвечивала.

– Из надежных источников до нас дошли сведения, что один из вас применил запрещенный правилами стимулятор винамий, дабы увеличить шансы на прохождение Второго испытания. Каждый из вас оказался здесь неспроста: наблюдатели заметили аномальные всплески силы, которые вы проявили во время поединков. Эти всплески не были характерны для вашего обычного фона.

Парни переглянулись.

– Ерунда какая-то, – сказал один из них – очень коротко стриженный юноша, косивший на один глаз. – Мы знаем, какие санкции применяются за винамий. Зачем нам это?

Адлерберг кисло улыбнулась.

– Предлагаю виновнику самому об этом рассказать. Аудиториум может пойти на крайние меры и подвергнуть вас процедуре ментального исследования памяти. С позволения ваших опекунов, разумеется. И все же, поскольку данная процедура является несколько болезненной… нам бы не хотелось жертвовать здоровьем невинных.

Ирэн тихо застонала, приложив ладонь к виску.

«Голова болит?» – спросил ее я ментально.

«Ужасно… Наверное, как с похмелья. Если бы я пила».

Подруга сгорбилась над партой, а затем, не выдержав приступа накатившей мигрени, просто улеглась виском на наклонную поверхность доски. Что-то ей было совсем нехорошо. Редко я видел ее в таком состоянии. Выглядела Ирэн и правда так, словно страдала от жуткого похмелья. Впрочем, кто знает, сколько силы ей пришлось потратить во время поединка.

«Ты справилась с испытанием?»

«Да».

Уже хорошо.

Тем временем Адлерберг продолжила:

– Аудиториум вынужден поставить перед вами ряд условий. Виновный может прямо сейчас сознаться в содеянном, и в таком случае разбирательство продолжится в индивидуальном порядке.

– А если никто не сознается? – простонала Ирэн.

– В случае, если никто из вас не сознается, ваше участие во вступительных испытаниях будет приостановлено до получения согласия ваших родственников на процедуру исследования памяти. Если же ваши родственники не согласятся на оную, Аудиториум будет считать вас виновными и снимет с испытаний без права поступления в дальнейшем.

– Значит, все пострадают из-за одного болвана, решившего перехитрить Аудиториум? – возмутился Корсаков.

Адленберг холодно улыбнулась.

– Таковы правила, и вы согласились с ними, подав документы на поступление. Если же вам что-то известно об абитуриенте, применившем стимулятор, вы можете передать эту информацию мне ментальным способом. В награду за лояльность к Аудиториуму и помощь в расследовании мы освободим вас от прохождения Третьего испытания и автоматически зачислим на первый курс. Этот шаг согласован с администрацией, поскольку все вы успешно прошли Второе испытание. Если вы поможете нам, мы не останемся в долгу.

Я напряженно сопел, соображая, что делать. В себе я был уверен – ни на какие стимуляторы у меня бы попросту не хватило денег. Да, меня могли причислить к подозреваемым из-за того мощного потока родовой силы, что я выдал, вскрывая башку Денисову.

Дурак я. Действовал грубо, но не подумал о том, что это могло вызвать подозрения и вопросы. А мне было совсем нельзя прокалываться на поступлении. Нужно было обязательно пройти в этом году. А отсрочка, связанная с проверкой и прочими ментальными разборками Аудиториума, могла занять длительное время. И сроки для поступления могут уже пройти.

Нет, нельзя пропускать год. Слишком многое от этого зависит.

Парни снова переглянулись.

– Проверяйте нас хоть сейчас, – сказал второй. – Моя семья даст согласие.

– Увы, это не вам решать, Владимир Петрович. Мы не можем подвергнуть вас столь неприятной процедуре без согласия вашего рода.

Ага, а когда вы массово стирали память всем после инцидента, это вас как-то не остановило! Святоши хреновы. Скольких тогда прогнали через ментальную мясорубку только для того, чтобы скрыть косяк с Радамантом? Десятки? Сотню?

Или Аудитриум почуял пристальное внимание ищеек Корфа и теперь не допускает ни единого момента, за который могло бы зацепиться Тайное отделение? Что ж, умно.

Но мне от этого не легче.

– Я тоже готов пройти испытание немедленно, – сказал я, поднявшись из-за парты. – Мне скрывать нечего.

Ну, это я, конечно, перегнул. Но в данной ситуации и правда был чист как стеклышко.

Адлерберг удовлетворенно кивнула.

– Боюсь, Михаил Николаевич, для вас мой ответ будет таким же. Никаких процедур без согласия старших. И уж тем более мне бы не хотелось портить отношения с вашим Родом, – она позволила себе многозначительную улыбку, подчеркнув природу моей силы. – Господа, мы оставим вас на десять минут и дадим время подумать. И мы крайне высоко оценим силу духа виновника, если он сознается, а также здравомыслие тех, кто поделится с нами информацией. Аудиториум умеет благодарить, и вы еще не раз в этом убедитесь.

Договорив, девушка с глазами лани положила указку на стол и, махнув рукой охране, вышла. Вслед за ней класс покинули и двое боевиков, которых сюда приставили явно для острастки. Не станет сейчас Аудиториум совершать глупости. Слишком много внимания приковано к тому, что здесь происходит.

А вот кто оказался идиотом и применил стимулятор, выяснить было бы весьма интересно и полезно. Как минимум потому, что за такой идиотизм нужно расплачиваться.

Парни тут же принялись перешептываться и то и дело косились на меня. Ну конечно, кто ж еще, как не Соколов с перечеркнутым гербом, мог быть кандидатом на применение стимулятора? Беднягам-то было невдомек, что я вообще не использовал Благодать. Хотя, не зная моей особенности, на меня и правда можно было подумать… Наследник опального рода как-никак.

– Соколов, а это точно не ты? – спросила блондинка, обернувшись ко мне. – Слишком уж внезапно ты появился на пороге Аудиториума… О тебе разные слухи ходят.

– Например? – угрюмо отозвался я.

– Все никак не могут взять в толк, откуда у потомка рода без Осколка взялась сила? Может твой отец продал те ваши земли, как раз чтобы обеспечить тебя винамием? Как раз хватило бы на пару доз…

– Я смотрю, вы отлично осведомлены о делах моей семьи, Анна Евдокимовна.

Девушка театрально вздохнула.

– Конечно, голубчик. Ведь мой отец курирует земельные вопросы в губернии.

Ага. Значит, Гордеева. Ее отец и правда ведал земельными реестрами в городской Думе. А род у нее знатный и весьма-весьма обеспеченный.

– Так что? – не отставала от меня Гордеева. – Может сознаешься? Тебе все равно не место среди таких, как мы.

О, идеальная пара для Денисова сыскалась. Эх, натерплюсь я еще горя из-за своего герба…

– Среди столь безвкусно одетых истеричек? – внезапно заступилась за меня Ирэн. – Думаю, Михаил Николаевич мало потеряет от отсутствия твоего общества. Аннушка, говори на два тона тише, пожалуйста. У тебя ужасно визгливый голос.

Гордеева задыхалась от возмущения, а Ирэн как ни в чем не бывало снова приложилась виском к парте.

«Ты бы не портила отношения со сверстниками», - посоветовал я.

«Плевать. Уже – плевать».

«Не понял?»

Ирэн не ответила. Я увидел, как она закрыла глаза, а ее лицо исказилось гримасой боли. Видимо, опять спазм накатил.

«Ты точно в порядке?»

«Нет. Но буду. Тошнит ужасно».

Я снова уставился на троицу ребят, о которых толком ничего не знал. Каждый из них мог оказаться виновником.

Теоретически, я мог попробовать влезть кому-нибудь из них в голову и поискать воспоминания о применении стимуляторов. И наверняка у меня бы это даже получилось довольно мягко благодаря способности сплетать ментальный и целебный потоки силы. Но это было рискованно: все же работа с памятью была запрещена абитуриентам, по крайней мере в стенах Полигона.

Но даже если бы у меня это получилось, передо мной стояла моральная дилемма.

С одной стороны, сдав истинного виновника, я бы избавил от кучи неудобств ребят, которые играли честно, завоевали победу своими силами и не заслужили коллективного наказания.

С другой – все это стало бы стукачеством. Хотя с чего бы мне о них беспокоиться? Если я вытащу нас с Иркой отсюда, какая разница, как?

– Значит, никто не собирается сознаваться? – Корсаков встал, обвел всех нас внимательным взглядом. – Уходим на дальнейшие разбирательства?

– Мне бы этого не хотелось, – честно признался я.

– Мне бы тоже, – согласился приятель Корсакова.

Гордеева продолжала метать на нас с Ирэн полные ненависти взгляды.

– Анна Евдокимовна, вам есть что сказать? – спросил я.

– Лишь то, что я трачу драгоценное время в этом зале! Ничего я не принимала. Узнай об этом мой отец, он бы отсек меня от рода за то, что его опозорила!

Я развалился на парте и ментально дотянулся до Ирэн.

«Ничего не понимаю. Как их расколоть или спровоцировать признаться? Может подашь идею?»

Ирэн вздрогнула.

«Они ничего тебе не скажут. Потому что не смогут признаться».

«В смысле?» – не понял я.

«Это я, Михаил. Это я приняла стимуляторы».

«Да что ты такое говоришь? Ты же ни разу даже не заикалась об этом. Да и зачем тебе?».

«Еще бы я начала о таком болтать!» – воскликнула девушка у меня в голове. – «Конечно, сделала все втайне».

Я пялился на нее, не веря услышанному.

«Ир, ты бы и так выстояла. Зачем?»

«Испугалась. Боялась, что не пройду. Не хотела подвести семью…»

Так вот почему ее так развезло. Стимуляторы, если я правильно понимал их работу, активировали внутренние резервы на краткое время, но расплачиваться за это преимущество приходилось и здоровьем, и отходняками.

Ирэн осторожно повернула голову в мою сторону и уставилась мне в глаза.

«Дура!» – не выдержав, закричал я ей в голову, и она болезненно поморщилась.

«Знаю. Я старалась сделать все незаметно. Думала, смогла перехитрить… Прости. Прости, что разочаровала тебя, да еще и втянула во все это».

Твою же мать! Что мне было теперь делать? Сдать Ирку, чтобы самому зачислиться в Аудитриум без Третьего испытания? Или сейчас промолчать, получить отсрочку и попробовать стереть ей память, чтобы аудиториумцы не смогли ее вычислить?

И смогу ли я стереть ей память так, чтобы не повредить и без того ее многострадальную голову? Все-таки манипуляция была опасная, а превращать ее во вторую Матильду я бы ни за что не хотел. Или дернуть Пистолетыча, чтобы он подсказал решение?

Черт. Черт! Черт!!!

Но если мы уйдем на разбирательства и проверку памяти, наверняка выйдем за все сроки. Группы укомплектуют, и нас скорее отправят доставать вступительные на следующий год. Не знаю, как у них это было заведено. Рискованно… Мне нельзя было пропускать этот год. Все слишком завертелось.

Двери класса отворились, и следом за охранниками вошла Адлерберг.

– Господа, вы готовы поделиться со мной информацией? – спросила она и почему-то задержала взгляд на мне.

Глава 3

С большим усилием я сохранил невозмутимое выражение лица. Адлерберг снова взялась за указку и принялась тихо постукивать ею по краю стола. Звук ужасно раздражал, но мне показалась, что она делала это специально для того, чтобы еще больше нас нервировать.

Впрочем, она могла особо и не стараться: все в классе были взвинчены до предела. Никто не хотел уходить на дополнительное разбирательство и ставить под угрозу собственное поступление.

– Итак, господа? – повторила Адлерберг. – Кто готов?

Я сверлил глазами затылок Ирэн. Словно почувствовав мой взгляд, она обернулась и взглянула на меня с мольбой.

«Миша, не говори им. Пожалуйста!»

«Они все равно наверняка тебя вычислят», - ответил я. – «Не может же такого быть, чтобы они не смогли уловить следы этого стимулятора. Для этого не обязательно ломать память. Может в крови обнаружат. Или вызовут психометриста и изучат вещи, которыми мы пользовались… Бог знает, что у них еще на вооружении!»

«Мне просто нужно сегодня выбраться отсюда. Мне нужно время. Отсрочка. Я ведь не стала бы рисковать, принимая стимулятор, не продумав план, как замести следы. И уж если я смогла достать винамий, поверь, учла и то, как избавиться от его эффектов. Просто помоги мне выйти отсюда и не выдавай».

Мне все это не нравилось. И уж тем более это было так не похоже на Ирку. Нет, в том, что она могла исхитриться и достать винамий, я не сомневался – через верных слуг или путем ментального манипулирования кем-то из простых смертных. Так что теоретически это было возможно. Деньги она могла накопить или продать что-то из драгоценностей – этого у нее было навалом. Заставить кого-нибудь купить винамий было сложнее – нужно иметь подвязки, знать людей… Тем не менее, Ирэн все-таки могла его добыть.

Интересно, знала ли об этом Матильда? И что она сделает с Ирэн, если правда откроется?

А вот в то, что девчонка струхнула перед поединком, мне верилось с трудом. Нет, я знал, что Ирка переживала до ужаса – ведь мы готовились вместе, и я за ней наблюдал. Но не мог я представить, что она настолько не верила в свои силы, чтобы пойти на такое безумство. Слишком хорошо была натренирована, отлично знала правила, да и риски осознавала.

Что-то не складывалось во всем этом. Вроде и гладко шито – а не вырисовывается картинка.

«Что ты надумала?» – осторожно спросил я.

«У меня есть сильный менталист, который не будет болтать. Он сможет вычистить мне память и внедрить другие воспоминания в пробелы».

«Это тоже не очень-то и законно в мирное время».

«Другого варианта у меня нет. Миша, помоги! Я ведь доверяю тебе. Даже Матильда не знает…»

– Господа, боюсь, это последнее предупреждение, – тихо сказала Юлия Ивановна. – Если сейчас ничего не прояснится, придется перевести внутреннее разбирательство в формат официального. Нам бы не хотелось марать ваши имена возможной причастностью к скандалу.

Гордеева, Корсаков и третий парень обменялись пристальными взглядами, затем все отчего-то уставились на меня, но я не отреагировал. Ирку они словно не заметили, хотя на их месте я бы как раз с подозрением отнесся к ее состоянию. Винамий выдавал побочку, и это сейчас было очевидно.

И странно, что Адлерберг словно игнорировала этот симптом.

Странно. Слишком много странностей.

Я ощутил волну тревоги – волнение нарастало из глубины груди, поднималось к глотке, и мне даже пришлось шумно вдохнуть и выдохнуть, потому что на несколько мгновений показалось, что я начал задыхаться.

Сила ворочалась и билась где-то внутри меня, словно пойманный в капкан зверь. Что она хотела мне сказать? Почему я этого не понимал?

Я потянулся к шторе, отодвинул ее и выглянул в окно.

Над небольшим внутренним двором, усаженным деревьями и какими-то раскидистыми кустами, ярко светило солнце. На небе ни облачка – хоть сейчас иди гуляй. Даже ветки не шевелились на ветру.

Быстро распогодилось, да и солнце вроде бы еще не ушло совсем далеко. Значит, я так быстро управился с испытанием и провалялся в отключке совсем недолго.

Я уже почти отпустил штору, когда заметил еще одну нестыковку. Часто так бывает, что смотришь на что-то и вроде чувствуешь, что что-то не в порядке, но не можешь понять, что именно. То же самое было и сейчас.

Земля. Земля во дворе была сухая. И ни одной лужи в ямках.

Она не могла так быстро высохнуть – чертов снегодождь шел несколько часов, и даже яркое ноябрьское солнце не смогло бы согреть почву до такой степени.

Иллюзия?

Что-то на базе «Алконоста», только более тонко сработанное? Или какое-то другое заклинание – гораздо более мощное.

Ай красавцы, ай да умельцы. Ведь почти поверил. Теперь было бы неплохо понять, как именно работает это заклинание и ведется ли какая-нибудь параллельная работа с моей головой? Сами по себе иллюзии не вскрывали разум, а просто погружали жертву в медитативное состояние. Наверняка я сейчас лежал в какой-нибудь каморке и тихонько пускал слюни.

Спокойно, Миха. В иллюзии обязательно присутствует тот, кто ее навел. Может быть под своей личиной, укрыться чужой или и вовсе остаться «за кадром». Но он непременно отслеживает, как я себя веду и что делаю.

Поэтому – никаких резких движений.

Я осторожно опустил штору и принял ровное положение за партой. Адлерберг прохаживалась по рядам, молча сверля глазами каждого из абитуриентов. Ее указка оказалась в опасной близости от моей головы и чуть не влезла мне в глаз. Я поморщился и отстранился, отыгрывая роль погруженного в иллюзию.

– Господа, я теряю терпение, – сказала девушка в мундире. – Вернее, почти совсем его потеряла. Признайтесь. Так будет проще для всех.

Я быстро обратился к силе, что билась в груди. Казалось, связь с источником истончилась, и мне приходилось пробиваться к нему словно через невидимую стену. Оно и понятно – иллюзия сбивала концентрацию, а концентрация влияла на способность пользоваться даром. Но у меня все же получилось провести быструю самодиагностику. Первым делом я попытался просканировать голову – влезли или нет?

Либо влезли настолько виртуозно, что я ничего не чувствовал, либо все же пожалели мой несчастный мозг.

Ладно, будем играть теми картами, что выдали.

Стараясь не глядеть на Ирэн – даже понимая, что все это было ненастоящим и смоделированным, все равно было тяжело идти на предательство – я ментально потянулся к Адлерберг.

«Юлия Ивановна», - осторожно позвал я, и девушка с глазами лани тут же обернулась. – «Это Штофф. Я знаю, что стимулятор приняла Ирина фон Штофф. Про остальных ничего сказать не могу – не в курсе».

«Вы уверены, ваше сиятельство? Не оговариваете ли вы человека зря?»

«Мне это доподлинно известно. Я знаю, что это она».

«Откуда знаете?»

«Мы дружны. Она призналась».

Адлерберг положила указку на стол.

– Все свободны. Кроме Соколова и Штофф, – распорядилась она.

Блондинку, Корсакова и третьего паренька как ветром сдуло – охрана едва успела расступиться перед ними, и Гордеева буквально вынесла собой двери.

Ирэн обернулась ко мне и раскрыла рот от удивления. Ее перекосило так, словно ее ударили. Задыхаясь, она снова опустилась на скамейку у парты.

– За что? – почти рыдая, спросила она.

Но эта сцена больше меня не трогала.

– За Аудиториум, вестимо, – холодно ответил я и уставился на Адлерберг. – Чем еще могу помочь?

– Благодарю за содействие, Михаил Николаевич. Вы очень нам помогли.

Лицо Адлерберг начало словно расплываться у меня на глазах. Потекла комната – стены и плакаты смешивались в грязные разводы. Ирэн превратилась в розово-желто-черное пятно и тоже смешалась с окружающей грязью.

Уши заложило. Мир, так словно созданный вокруг меня, начал искажаться, сворачиваться и изгибаться, словно его скручивали в трубочку. И вслед за ним пришла темнота – густая, плотная. Иллюзия уменьшилась до малюсенькой точки, затем погасла, и тьма обступила меня.

А затем я открыл глаза.

– Как вас зовут? – надо мной нависла девушка с глазами лани.

Кажется, я где-то ее видел. Вроде бы она была нашей распорядительницей на Полигоне…

– С-соколов, – хрипло проговорил я. – Михаил Николаевич, сын графа Николая Владимировича Соколова. Старшая ветвь рода.

Девушка кивнула.

– Что последнее вы помните, Михаил Николаевич?

Я несколько раз моргнул и задумался. И правда… А что было последним?

– Поединок с Денисовым, – напрягшись, ответил я. – Вроде бы мы куда-то шли. Кажется, за документами…

Вроде было что-то еще, но я в упор этого не помнил. В голове крутилось какое-то воспоминание, но каждый раз, как я пытался за него ухватиться, оно ускользало от меня.

– Хорошо, Михаил Николаевич.

Девушка отошла на шаг, и я смог оглядеться.

Изысканно обставленный небольшой кабинет явно не на первом этаже – в окна заглядывали ветви деревьев. Обстановка здесь была скромная, но недешевая и подчеркнуто лаконичная – кабинет явно принадлежал мужчине. Я сидел на диване у стены, а у противоположной располагался обитый темно-красным сукном массивный письменный стол с двумя креслами перед ним. Еще я увидел несколько книжных шкафов с трудами на нескольких языках.

В кабинете пахло чем-то специфическим, если не сказать медицинским. Какой-то резкий и не очень приятный запах. До меня не сразу дошло, что это был нашатырь. Я увидел склянку со снадобьем и ватку в руках у девицы.

– Как вы себя чувствуете, ваше сиятельство? – спросила девушка. – Воды?

– Да, пожалуйста.

В горле у меня и правда пересохло. Девица тем временем подошла к столу, оставила там нашатырь и налила мне стакан воды.

– Что случилось? – спросил я, безуспешно пытаясь понять, как оказался в этом кабинете. – Где мы?

– Сейчас будем оформлять документы.

– Я отключился?

Девушка улыбнулась.

– Сейчас придет Павел Антиохович и все вам расскажет. Вам лучше узнать новости из его уст.

– Кто это?

– Павел Антиохович Зуров. Советник ректора по вопросам Вступительных испытаний. Мой руководитель.

– Вот как… И почему же он меня желает видеть?

– Прошу, потерпите, ваше сиятельство, – не пожелала раскрыть тайну девушка, но вместо этого протянула мне воду. – Павел Антиохович скоро пожалует.

Напившись, я вернул ей стакан и сверился с ощущениями. Вроде все было в норме – руки, ноги и голова болели в тех местах, где им было положено болеть после поединка. И все-таки чего-то не хватало… Я обратился к силе Рода, потянулся к источнику, прося помощи, но…

Внезапно меня словно выкинуло из потока. Словно Род дал щелбан по носу и сказал «не лезь».

Интересно. И весьма напрягающе… Ладно, с этим тоже разберемся, но позже.

В голове было пусто, словно я спал очень долго в неудобной позе. И шея побаливала. Но не успел я провести внутреннюю диагностику, как дверь кабинета отворилась.

На порог ступил худой и довольно высокий мужчина средних лет в мундире Аудиториума с довольно высокими знаками отличия. Я еще недостаточно разобрался в их внутренней иерархии, но уже знал, что красные полосы на «погонах» означали принадлежность к высокому начальству. У рядовых сотрудников таких не было.

– Очнулся? – коротко спросил мужчина, скользнул по мне взглядом и деловито направился к столу. – Все в порядке?

– Да, ваше превосходительство, – почтительно кивнула девушка. – Михаил Николаевич готов.

– Замечательно. Юлия Ивановна, прошу, оставьте нас с его сиятельством наедине.

Девушка бесшумно выскользнула за дверь, а советник ректора махнул мне рукой.

– Присаживайтесь сюда, Михаил Николаевич. Через весь кабинет кричать неудобно.

Я пересек помещение и уселся в кресло напротив советника.

– Я все-таки провинился? Иначе зачем я здесь?

– Как раз наоборот, ваше сиятельство, – Павел Антиохович подвинул ко мне какую-то бумагу. – Это рекомендация о вашем зачислении на первый Курс Петропольского Аудиториума Магико. Поздравляю, ваше сиятельство.

Я недоверчиво покосился на документ. И правда рекомендация. Имя и титулы мои. Дата – сегодняшняя. Да только…

– Но как же Третье испытание? – удивился я.

– Вы только что благополучно его прошли. Проверка на ментальную устойчивость была пройдена вами великолепно. У вас замечательная природная защита, что, впрочем, неудивительно с учетом вашего источника силы.

– Но я ничего не помню. Даже как оно могло начаться…

– Вы же знаете, что Третье испытание имеет свою специфику, – снисходительно улыбнулся советник ректора. – Для каждого студента оно составляется индивидуально. Однако смею вас заверить – глубоко в ваши тайны мы не лезли. Всего лишь считали поверхностный слой воспоминаний и составили на этой базе индивидуальный сценарий. В вашем случае это была затруднительная ситуация, которая позволила определить уровень вашей ментальной устойчивости и основных черт характера.

Я подался вперед и почти лег на стол.

– Но если все было так невинно, то почему тогда вы стираете воспоминания? – спросил я.

– В первую очередь, для блага наших же абитуриентов. После одного трагического случая, когда абитуриент оказался неустойчив и неуравновешен, он принял смоделированный сценарий за реальность и… Словом, наделал много глупостей, и последствия оказались печальными.

Я осторожно взял рекомендацию и еще раз пробежался глазами по тексту. Плотная бежевая бумага, орнаменты и гербы, подпись Павла Антиоховича. В тексте не было ничего интересного, но я сделал вид, что погрузился в чтение, по иной причине.

Голос этого советника ректора откуда-то был мне знаком. Я точно где-то его слышал, но в упор не мог припомнить, где именно. При этом я точно был уверен, что раньше мы не встречались и нас друг другу не представляли.

Или это были последствия испытания?

– Итак, Михаил Николаевич, если у вас остались вопросы относительно зачисления, я готов вам на них ответить. И должен отметить, что ваша персона вызвала живой интерес у сотрудников Аудиториума. Припомните мои слова – каждая кафедра будет зазывать вас к себе.

– Быть может, у вас есть рекомендация и на этот счет? – поднял глаза я.

Павел Антиохович задумчиво побарабанил пальцами по сукну.

– Очевидное решение – боевая специализация. Вы хорошо проявили себя на этом поприще. Также стоит рассмотреть и родовую магию. С вашими-то задатками сам бог велел углубиться в изучение этого аспекта. Впрочем, из вас может выйти и толковый менталист – не менее умелый, чем Юлия Ивановна, которая проводила ваше Третье испытание. Как бы то ни было, у вас будет возможность ознакомиться с каждой из специализаций на первых двух курсах и сделать взвешенный выбор. Скажу честно, Михаил Николаевич, у вас большой потенциал, и я буду с интересом наблюдать за вашим развитием.

– Благодарю за советы и высокую оценку, – кивнул я и уставился на собеседника. – Вопрос покажется странным, но мы с вами раньше точно не встречались?

Павел Антиохович позволил себе насмешливую улыбку.

– Как знать, ваше сиятельство, как знать.

Он поднялся из-за стола, давая мне понять, что встреча была окончена. Вставая, он задел стопку бумаг, и та разлетелась на пол. Я тут же бросился помогать советнику убирать беспорядок.

– Благодарю, ваше сиятельство, – сказал он, принимая очередной лист из моих рук. – Сегодня я непростительно неловок.

Подавая ему следующий лист, я обратил внимание на то, что одна из пуговиц его мундира – нижняя, что вечно за все цепляется – была пришита нитками другого цвета. Причем пришита кривовато, словно его горничная работала впопыхах и в полумраке перепутала цвета.

А затем меня осенило, и я медленно попятился, бросив оставшиеся бумаги на пол.

Сама собой вспыхнула «Берегиня», а над ладонями зависли «Колобки».

Павел Антиохович невозмутимо на меня взглянул.

– Ну наконец-то догадались, ваше сиятельство. А я уже начал было думать, что зря спасал вам жизнь.

Глава 4

Ну конечно! Голос – этот самый голос принадлежал тому человеку, что спустился к нам после аварии. Тому, кто потерял пуговицу и отправил москвича-сыскаря Васильева забрать улики и выяснить, что мы видели.

Тому, кто убил своего сообщника.

«Колобки» словно сами по себе вылетели передо мной и зависли на полпути до советника. Павел Антиохович спокойно собрал разлетевшиеся листы, сложил и ровной стопкой на столе и поднял на меня глаза.

– Погасите заклинания, Михаил Николаевич. В этом кабинете вам ничто не угрожает. Поверьте, желай я навредить вам, просто бы не стал вмешиваться в ту операцию. У меня было много шансов от вас избавиться. Но очевидно, что раз вы еще живы, то представляете для меня ценность.

Я пятился до тех пор, пока икры не уперлись в мягкий диван, на котором я сидел всего несколько минут назад. Нервно сглотнув слюну, я усилием воли убрал «Колобки» и приглушил «Берегиню».

– Зачем вы убили Васильева? – выпалил я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. И все равно сейчас не было зазорно слегка струхнуть – все же мастер уровня Зурова наверняка мог стереть меня в порошок быстрее, чем я бы успел обратиться к родовому источнику.

Спокойно, Миха. Нужно выяснить, за каким чертом ты ему понадобился.

В комнате что-то неуловимо изменилось. Советник ректора изобразил затейливый жест, и на миг мне словно заложило уши – все фоновые звуки исчезли. Повесил купол непроницаемости. Павел Антиохович оперся обеими руками о стол и уставился на меня прямым холодным взглядом.

– Я не трогал Васильева, – сказал он. – Это сделали те, кто пытался вас убрать. Мы расстались прежде, чем с ним случилась эта трагедия.

Я осторожно приблизился.

– Васильев был сотрудником Тайного отделения. Как вышло, что вы оказались вместе?

Зуров криво улыбнулся.

– Отличный вопрос. Я и сам еще недавно не смог бы представить себе подобного сценария. Скажем так, в определенный момент у нас появились общие интересы. Жаль, что он погиб. И жаль, что так глупо. Я ведь говорил ему уезжать немедленно.

– Допустим, – неохотно кивнул я. – Зачем на нас охотились и кто на нас напал?

– Затем, юноша, что ваш круг общения вызвал беспокойство у некоторых лиц. Они посчитали неправильным допускать вас в стены Аудиториума. Должен заметить, небезосновательно, – Зуров наградил меня многозначительным взглядом. – Близкие контакты с Тайным отделением в стенах этого заведения не приветствуются.

Итак, он знал о Корфе. И наверняка предполагал, что из меня собирались сделать засланного казачка. Но на кой ляд в таком случае этому Антиоховичу было спасать мою шкуру?

– Почему же вы вмешались? – спросил я.

Советник ректора взглянул на меня как на неразумное дитя.

– Потому, что Аудиториум – хоть и закрытое, но весьма разрозненное общество. Каждый здесь преследует собственные интересы, имеет различные убеждения. Но нас объединяет одно – все мы стремимся к власти, которую дает высокий пост в этой структуре. Чем выше поднимаешься, тем больше влияния имеешь. А влияние – товар, что в наши времена особенно ценен вкупе с Благодатью. Особенно в Аудиториуме, напичканном юными и неокрепшими, но крайне опасными юными людьми. Я, напротив, очень желаю видеть вас в рядах студентов нашего прекрасного учебного заведения. Поэтому и вмешался в вашу судьбу.

– Вы говорите загадками, Павел Антиохович. И пока у меня нет причин вам верить.

Мужчина снисходительно улыбнулся.

– У меня нет причин делиться информацией, что может стоить мне головы, здесь и сейчас. Это небезопасно. За вами следят, за мной следят, за теми, кто следит за мной, тоже следят. Эти очи и уши не дремлют, ваше сиятельство, и даже непроницаемый купол – не панацея. Могу сказать одно – пока вам не о чем беспокоиться, да и бояться за свою жизнь не нужно. Вопрос улажен.

– Боюсь представить, каким образом, – мрачно отозвался я.

– Тем самым, выше сиятельство. Тем самым. Влиятельные и опасные друзья есть не только у вас. Впрочем, мои друзья разделяют мой интерес к вашей персоне. Полагаю, с некоторыми из них вы уже имели счастье познакомиться.

Вот же сукин сын и хренов интриган! Каждый ответ на мой вопрос пораждал три новых загадки. Гидра, блин. Но из этого намека можно было кое-что вычленить. Если предположить, что Васильев все же был связан с Радамантом, выходит, он и был тем самым могущественны другом Зурова.

Итак, мы имеем организованную преступную группировку, проникшую в важнейшие государственные структуры. Васильев таскал информацию из московского Тайного отделения – а ведь именно там Радамант впервые появился. Покойный дядя Андрей встретился с ним еще в Москве. А Зуров, очевидно, представлял какие-то интересы Радаманта в Аудиториуме. Эх, романовский ублюдок, глубоко же ты запустил свои руки.

Интересно, где еще были его люди? И как долго Радамант выстраивал эту схему?

– Павел Антиохович, мне нужны ответы, – терял терпение я. – Зачем я вам понадобился? Чего вы от меня ожидаете? Почему Тайное отделение так заинтересовалось Аудиториумом именно сейчас…

– Вы непременно их получите, Михаил Николаевич – оборвал меня Зуров. – В свое время. Пока что наслаждайтесь последними днями свободы, ибо следующие годы станут для вас насыщенными, но вы будете редко выбираться дальше Каменного острова. Тем не менее мы еще не раз встретимся, и, полагаю, я смогу сполна удовлетворить ваш интерес. На этом все. Вы можете идти, ваше сиятельство. Копия приказа о зачислении и дальнейшие инструкции будут направлены в ваше родовое имение через несколько дней.

Я с трудом подавил гнев. Не стоит срываться на этом мужике. В конце концов он действительно мог помочь мне разобраться в происходящем. И он был довольно прочной ниточкой, что могла привести к Радаманту.

Другой вопрос – стоило ли делиться этими сведениями с Корфом? И стоило ли мне самому лезть во все это еще глубже?

Поживем – увидим.

– В таком случае до встречи, Павел Антиохович, – я поклонился и, получив в ответ кивок, вышел из кабинета.

Посторонние звуки нахлынули на меня волной какофонического шума – так всегда бывало, когда падал непроницаемый купол или если покинуть его пределы. В первую секунду я чуть не оглох от топота ног по коридору, выкриков приказов, гомона множества голосов на улице и чириканья проклятой синицы, что долбилась в стекло.

Адлерберг ждала меня, прислонившись к подоконнику.

– Примите мои поздравления, ваше сиятельство, – широко улыбнулась она. – Я провожу вас к выходу.

– Благодарю. Вы подчиняетесь Павлу Антиоховичу?

Девушка кивнула.

– Непосредственно. Я состою при его департаменте.

– И я должен благодарить именно вас за Третье испытание? Выходит, вы все же влезли мне в память.

– Отнюдь, ваше сиятельство, – покачала головой Адлерберг. – В память вам никто не лез. Мы создаем сценарии испытаний на основе поверхностных мыслей испытуемых. Для этого не нужно ломать глубинные блоки и залезать в ваши воспоминания. Берешь то, что лежит на поверхности для правдоподобности, моделируешь ситуацию по обстоятельствам, добавляешь в иллюзию незнакомые детали… Кстати, на чем именно вы меня поймали?

– На погоде. Солнце ярко светило и луж не было.

Адлерберг выгнула бровь и усмехнулась.

– Отлично, ваше сиятельство. Похвальная наблюдательность. Должна заметить, немногим удается раскусить иллюзии – обычно абитуриенты слишком поддаются эмоциям, и переживания застилают им глаза. Позволите и мне задать вопрос?

– Конечно, – отозвался я и придержал дверь. Мы как раз покидали здание двухэтажного корпуса и выбирались на улицу.

– Если бы вы не поняли, что это была игра, какое решение вы бы приняли? – спросила менталистка.

– Компромиссное, – сухоответил я.

Девушка улыбнулась еще шире, и в ее огромных глазах зарезвились черти.

– Павел Антиохович, как всегда, не ошибся.

– И что это значит?

Она не ответила. Лишь снова загадочно улыбнулась, очевидно, рассчитывая, что я должен был понять намек. Ну ясное дело, что сперва я бы попытался и овец сохранить, и волков накормить. А уж если бы такой вариант найти не удалось, стол бы действовать в своих интересах. В данном случае – так, чтобы мои действия удовлетворили Аудиториум.

И дело здесь было даже не в том, что Корф сожрал бы меня с потрохами, провали я вступительные. Аудиториум, несмотря на всю свою зловещесть, действительно мог дать мне путевку в жизнь.

Особо рассчитывать на семью мне пока что не приходилось. Ирка… Ирка была слишком юна, чтобы стать мне верной боевой подругой. Да и слишком тесное сближение с ней могло подставить ее под удар. Ведь я еще понятия не имел, какой информацией поделится Зуров. А превращать невинную девушку в мишень для Радаманта или Тайного отделения мне совершенно не хотелось.

Поэтому пока думаем в первую очередь о себе. Насколько это возможно.

Адлерберг довела меня до КПП и поклонилась на прощание.

– Буду рада увидеться с вами в стенах Аудиториума, Михаил Николаевич, – церемонно произнесла она, а затем внезапно задорно улыбнулась. – Быть может, даже непосредственно поучаствую в вашем образовании.

– Жду с нетерпением, – вежливо ответил я. – До свидания, Юлия Ивановна.

Пройдя через вахту, я выбрался на волю и наконец-то вдохнул полной грудью. Но не успел насладиться долгожданной волей, как что-то налетело на меня, едва не сбив с ног.

– Миша! Мишенька!

Вот уж кого не ожидал!

Оля – моя сестренка – бросилась мне на шею и заключила в неожиданно крепкие для ее хрупкой комплекции объятия.

– Оленька! – улыбнулся я, обнимая ее в ответ. – Вот так сюрприз. Все же приехала?

– Я же обещала, – она отстранилась и с беспокойством на меня взглянула. – Ну как? Сдал? Есть результаты?

– Прошел! Все три прошел!

Сестра издала победный клич и снова обняла меня. Потянувшись к моему уху, она прошептала:

– Здесь отец. Сообщи ему лично. Он будет очень тобой горд. И еще – они с бабушкой что-то затевают.

– В смысле?

– Не знаю. Шептались утром, я не успела толком подслушать. Что-то насчет тебя и Штоффов.

Кажется, я понимал, о чем шла речь. В таком случае у меня было две новости для старших представителей семейства – хорошая и плохая.

Оля оторвалась от меня, наспех пригладила выбившиеся из прически светлые кудряшки и взяла меня под руку.

– Идем, расскажешь отцу.

Патриарх рода Соколовых коротал время в обществе Матильды. Баронесса и отец пили кофе и о чем-то оживленно беседовали. Заметив нас с сестрой, наставница кивнула в нашу сторону.

– Здравствуй, отец, – слегка поклонился я, следуя этикету на людях. – Рад, что вы смогли вырваться.

Матильда нервно потушила сигариллу.

– Михаил, не томи. Как прошло?

– Рекомендован к зачислению, – широко улыбнулся я и поклонился наставнице. – Спасибо, Матильда Карловна. Без вашего участия это было бы невозможно.

Матильда искренне улыбнулась и раскинула руки в стороны.

– Иди сюда, обниму. Ты молодец, Михаил. Значит, сегодня вы проходили сразу два испытания?

– Да. Но я не помню, что было на третьем. Как и ожидалось.

– И черт с ним, – отмахнулась наставница и выпустила меня из объятий. – Главное – все закончилось.

– А Ирэн?

– Еще не вышла. Ждем.

Я кивнул, и в этот момент отец подозвал меня к себе.

– Михаил, пройдемся? У меня затекли ноги. Составь мне компанию.

Значит, хотел поговорить наедине. Ну, желание Патриарха – закон. Оля, считав намек, осталась с Матильдой, а мы сошли с парковки и двинулись по узкой дорожке через редкий лесок.

– Поздравляю, сын, – сказал отец. – Я очень тобой горд. Давно Соколовых не видели в Аудиториуме, и я счастлив, что представитель нашего рода туда вернулся.

– Вы не будете разочарованы, – коротко ответил я.

– Не сомневаюсь. Что с Ириной Алексеевной?

– Не выйдет. Она была готова принять предложение, но Матильда оказалась против и решила вопрос самостоятельно. Она добилась помощи императора.

К моему удивлению, отец воспринял новости хладнокровно.

– Ну что ж, следовало ожидать, что Матильда Карловна попытается любой ценой сохранить независимость своего рода. А что сама Ирина?

– Я ей симпатичен. Но не настолько, чтобы идти под венец сейчас.

– Выходит, момент упущен. В Аудиториуме вам будет не до того. А за время обучения может случиться столько всего, что этот вопрос может потерять актуальность.

– Значит, так тому и быть, отец, – твердо сказал я. – И Осколок, и богатство, и статус можно получить другими способами. И, говоря откровенно, я предпочитаю заслужить все это своими действиями и талантами, а не женитьбой на знатной красотке. Такой исход уязвил бы мою гордость.

– Сейчас не самое подходящее время, чтобы потакать своей гордости, Михаил, – вздохнул Патриарх. – Наши дела идут скверно.

– Я читал, что вы продали большой земельный надел. Все настолько плохо?

– Часть этих денег пошла, чтобы инвестировать в развивающиеся предприятия. Часть – на образование и подготовку Оленьки к выходам в свет. Она рано или поздно нас покинет, но я хочу устроить ее судьбу с максимальной выгодой для нее. А для этого придется вкладываться уже на ранних этапах – модистки, наряды, взятки, чтобы получить приглашения на лучшие балы и званые вечера…

Я с готовностью кивнул.

– Понимаю. Оля заслуживает лучшего. Но понимаю, что это дорого.

– И еще часть денег уйдет на тебя. Некоторую сумму я собираюсь передать Матильде Карловне в качестве компенсации затрат на твое проживание в Лебяжьем. Она ничего от нас не требовала, но это вопрос чести.

– Согласен.

– И еще определенная сумма отправится на твой счет для твоей жизни в Аудиториуме. Одежда, книги, сопутствующие расходы… У тебя и без того будут трудности с вливанием в то общество, и я не хочу, чтобы тебя считали еще и бедняком.

Я резко остановился, и отец удивленно обернулся.

– В чем дело, Михаил?

– Это… Просто это неожиданно, отец. Не думал, что ты станешь меня поддерживать.

– Михаил, я не устану повторять, что для нас ты наследник и потомок нашего Рода. Пусть твой дух призван из иного мира, но ты – наш. Ты – свой. И ты согласился нам помочь, принес себя в жертву ради нашего блага. Поэтому, конечно, мы будем тебя поддерживать и постараемся помогать по мере возможностей. Жаль лишь, что этих возможностей у меня пока немного.

– Со временем это изменится. Я буду над этим работать. Твоя помощь очень ценна для меня.

– Просто постарайся сделать то, что нужно Корфу, освободись от него как можно быстрее – и дальше будет проще. Увы, пока он не получит того, чего от тебя ожидает, ты останешься от него зависим.

– Знаю, пап.

Отец вывел меня к берегу узкой речки – довольно запущенному, но при этом здесь прослеживались следы цивилизации: сколоченные из досок скамейки, выложенные камнями кострища… Словно местные из окрестных деревень приходили сюда отдыхать.

– Теперь я вас оставлю, – сказал отец.

– Эээ… С кем?

Патриарх указал в сторону берега, и, присмотревшись, я увидел одиноко сидящую на скамейке фигуру в черном кожаном плаще. Корф.

– Он-то здесь зачем? – прошипел я.

Отец пожал плечами.

– Я всего лишь выполняю его просьбу – привести тебя к нему после экзаменов. А сейчас я пойду – нужно пригласить Штоффов на ужин в честь твоего поступления.

Не дождавшись моих возражений, отец повернулся и зашагал в сторону леса. Я же, плотнее затянув шарф на шее, направился прямиком к Пистолетычу.

– Судя по всему сдал, – вместо приветствия сказал Корф и похлопал по свободному месту на скамейке возле себя. – Присаживайся, Михаил.

– За нами могут следить. Встречаться здесь неразумно.

– Садись, Михаил. Здесь слежки нет.

Неодобрительно качнув головой, я все же устроился на самом краешке скамейки.

– Зачем вы приехали?

– Поздравить. И сообщить условия нашей сделки, – Корф обернулся ко мне, и я заметил свежую царапину на его щеке. Видимо, ночь прошла бурно. – Ты ведь хотел знать, что должен делать для меня в Аудиториуме?

Глава 5

– Почему вы уверены, что за нами нет слежки? – осторожно оглянувшись, спросил я.

Корф безмятежно созерцал медленное течение речки. Я заметил, что помимо пары свежих царапин на его лице красовалось несколько кровоподтеков, словно он участвовал в драке.

– Об этом позаботились, – не отрывая взгляда от воды, отозвался тайный советник. – Михаил, что ты помнишь о Третьем испытании?

Я хотел было ответить «ничего», но, пораженный внезапным озарением, так и застыл с открытым ртом. Я помнил! Воспоминания вернулись, и я сам не заметил, как. Класс, допрос, принуждение признаться в употреблении «допинга», мольбы Ирэн – все это осталось, сохранилось, вернулось!

Увидев смятение на моем лице, Корф позволил себе улыбку.

– Значит, помнишь. И, видимо, многое. Отлично.

– Но почему…

Черт, я ведь и сам не заметил, что память вернулась. А я, балда, еще и сболтнул об этом Адлерберг! Твою мать! Так облажаться – и даже не понять этого сразу.

– Не понимаю, – прошептал я. – Как это возможно?

– По той же причине, почему за нами сейчас не следят, – улыбнулся тайный советник.

Стоп. Испытаниями руководил Зуров – Адлерберг и все остальные подчинялись ему. И если моя память сохранилась, значит, либо он дал приказ Адлерберг не стирать мне воспоминания, либо я каким-то образом оказался устойчив к такому воздействию. Но ведь Корф уже благополучно подчищал мне память, поэтому нет, иммунитета к таким процедурам у меня не было… Так что, выходит, это Зуров постарался?

– Так Павел Антиохович с вами? – прошептал я и с подозрением уставился на Пистолетыча. – Почему вы скрывали, что у вас есть люди в Аудиториуме и помимо меня?

Корф ответил уклончиво.

– Не сказал бы, что он «с нами». Зуров сам вышел на меня пару дней назад. Предупредил, что его коллегам стало о тебе известно. И вызвался помочь уладить вопрос.

Я сопоставил это заявление со словами Зурова. Выходит, память мне все-таки не стирали. Скорее просто сделали что-то вроде временного затмения. Или это и вовсе было временным побочным эффектом испытания. Не суть. Главное – я помнил. Да и не это сейчас было важно. Зуров оказался в сговоре с Корфом – вот что меня удивляло.

Но ему-то оно зачем?

И за какую же команду все же играл Антиохович? Если предположить, что он был связан с Радамантом, а сейчас вышел на Корфа… Как-то странно.

– Теперь я понимаю еще меньше, Вальтер Макарович. Зачем советнику ректора вам помогать, особенно с учетом того, что Тайное отделение в Аудиториуме недолюбливают? – удивлялся я.

Корф пожал плечами.

– Истинные мотивы Зурова еще предстоит выяснить. Поверь, у меня не меньше вопросов, чем у тебя. Тем не менее свою часть обещанного он сегодня выполнил – ты здесь, ты рекомендован к зачислению и ты сохранил воспоминания.

– А что он получил взамен?

– Неприкосновенность. Когда полетят головы аудиториумцев, то его – останется на плечах. И он сохранит место. Если, конечно, нам удастся предоставить неоспоримые сведения о том, что происходит в Аудиториуме.

– А я вам там зачем в таком случае? Если у вас появился столь важный свидетель, который может слить так много важной информации…

Корф устало вздохнул.

– Михаил, ну ты как дитя малое, ей-богу. Это же Аудиториум, а там тот еще серпентарий. Они там как пауки в банке – интригуют, борются за власть и влияние, лезут наверх по головам. И у каждого целый склад скелетов в шкафу. Зуров может играть в собственную игру. Может попробовать натравить меня на кого-то из своих соперников, чтобы убрать их нашими руками. Может попытаться использовать меня или тебя в своих интересах, а уж фантазии им там не занимать. И я не смогу быстро проверить чистоту его мотивов. Ты же у меня парень замотивированный, и как союзник ты мне более понятен.

Ясно. Мной, как считал Корф, будет проще управлять. И я не сорвусь с крючка, пока судьба моей семьи зависит от него. Да и моя собственная. Не знаю, как отреагируют другие, если выяснится правда о моем появлении в этом мире…

В лучшем случае заберут в поликлинику на опыты. В худшем – устранят.

– Понятно, – кивнул я и все-таки решил закинуть удочку. – Тогда при удобном случае спросите у него о том москвиче Васильеве.

Корф удивленно приподнял брови.

– Зачем?

– Спросите. Он кое-что знает.

А еще мне было интересно столкнуть их лбами и посмотреть, не посыпятся ли искры. Точнее, я предполагал, что это может помочь вытащить им друг из друга побольше информации. И, быть может, что-то из этого долетит до меня.

– Выходит, и тебе что-то известно. Не юли, Михаил.

– Вальтер Макарович, я еще не нанимался к вам сотрудником на полную ставку, – раздраженно бросил я. Дело было не столько во вредности, сколько в усталости – испытания и все, что было после, здорово меня измотали. – У вас полно мальчиков на побегушках – так пусть делают свою работу. Чай, честные люди налоги платят.

Я ожидал, что Корф рассердится, но, судя по всему, тайный советник тоже слишком задолбался минувшей ночью, чтобы спорить.

– Не ершитесь, юноша, – спокойно сказал он. – Помни, что твои яйца все еще у меня в руках. Тем не менее благодарю за наводку – о Васильеве непременно спрошу.

– На самом деле я просто хочу, чтобы вы со своими навыками провели полноценный допрос или как там у вас это делается. Я салага, я не сыщик. Могу много всего проворонить.

– Это понятно. И все же впредь не груби. Встретимся, потолкуем, я получу первые ответы и проверю их. После этого будем думать, что делать с этим Зуровым. Ты же мне нужен еще и потому, что полученные сведения возможно будет проверить, только находясь в стенах Аудиториума.

Интересно, как он себе это представлял? Неужели думал, что там везде проходной двор? Аудиториум наверняка тщательно охранял свои тайны, и уж особенно то, что могло послужить доказательством каких-нибудь темных делишек.

– А вы не боитесь, что Аудиториум завербует меня против вас? – Внезапно спросил я и сам поразился собственной наглости. – Превратит в двойного агента и прочее…

– Это возможно. Но если то, о чем я расскажу тебе дальше, подтвердится, думаю, ты и сам не согласишься к ним переметнуться.

– Начнем с того, что Аудиториуму уже известно, что я с вами связан. Можно сказать, я уже провалился как ваш разведчик. Тогда к чему играть дальше?

Вальтер Макарович обернулся ко мне с легкой улыбкой.

– Во-первых, о том, что ты связан со мной, известно не всем в Аудиториуме. Стараниями Зурова их теперь стало еще меньше. Во-вторых, пусть знают, что ты связан лично со мной, а не с Тайным отделением. У тебя будет красивая легенда. Осталось аккуратно внедрить эти искусственные воспоминания тебе в голову.

– Но ведь вас ассоциируют с Тайным отделением! – возразил я. – Это первое, что придет в голову всякому, кто о вас слышал.

Корф кивнул.

– Об этом не беспокойся. И все же, как ты понимаешь, наше с тобой маленькое расследование не попадает под юрисдикцию Отделения. Ты ведь помнишь разговор у Великого князя?

– Конечно.

Вслух распространяться об этом мне мешал блок, но я все отлично помнил. Корф действовал по указке Александра Константиновича. Александр Константинович обратил пристальное внимание на деятельность своей сестры Ксении Константиновны, которая патронировала Аудиториум.

А я во всем этом оказался просто инструментом, причем не самым изящным.

– Тогда что мне говорить, если начнут спрашивать о нашей связи?

– Скажи, что познакомился со мной через Петра, и после его гибели я помог тебе с подготовкой. К слову, это не такая уж и неправда – с твоим братом мы были знакомы. Он изъявлял желание работать у нас после прохождения службы в Дакии. Потому-то я и обратил пристальное внимание на ваш род. Но судьба распорядилась иначе. Тебе будут внедрены воспоминания о наших частных встречах, где я буду исполнять роль доброго и сердобольного дядюшки.

– И в это поверят? – фыркнул я.

– Еще как. Выбирай слова осторожно и всегда говори половину правды в своей лжи. Тогда проверить твои слова будет труднее, да и ты будешь чувствовать себя увереннее.

– А Петя… Он и правда к вам хотел?

– Петр Николаевич хотел быть поближе к дому. Все же он был наследником – рядом с семьей и родовым гнездом живется проще. Он подавал прощение, мы однажды даже встречались лично – он приходил ко мне, когда проводил отпуск в Петрополе. Но уйти со службы быстро у него не получилось. А потом стало поздно. Но ты еще можешь пойти по его стопам, если захочешь.

– Вы серьезно? – удивился я.

– Я бы рассмотрел тебя в качестве кандидата. Но чтобы получить место в Отделении, сперва докажи, что на тебя можно рассчитывать. И имей в виду, что платят у нас куда меньше, чем в Аудиториуме.

И ни слова о том, хотел ли я этого. С другой стороны, работа интересная. Рискованная, опасная – Матиьде, вон, как досталось. Но это могло помочь обрасти связями в самых различных структурах, что тоже пошло бы на пользу моему роду.

Как бы то ни было, думать о продолжении карьеры было рано. Сперва требовалось пережить четыре года обучения. А там, глядишь, могли подвернуться варианты и поинтереснее.

– Тогда внедряйте воспоминания, – сказал я и повернулся к Корфу всем корпусом, чтобы ему было удобнее класть ладони на мою голову. – Я готов.

Он прикоснулся к моему лбу, и я увидел, что костяшки на его руках тоже были сбиты. Не знаю, где он провел минувшую ночь, но там явно не обошлось без мордобоя. Забавно, вроде и высокого ранга чинуша, а работал по-черному.

Зуд пронзил мою голову – не боль, а дискомфорт. Сила лениво зарычала, почувствовал чужое вмешательство, но я быстро взял блоки под контроль.

– Это надстройка на твоей памяти. Я не буду стирать тебе воспоминания – ты будешь помнить, как все происходило на самом деле. Но всякий, кто полезет тебе в голову, увидит и то, что было внедрено.

– Это надежно?

– Против того же Александра Константиновича нет приема – раскусит. Радамант сможет отделить одно от другого. Но большинство менталистов разницы не заметят – я не зря выбрал Петра как ключевой элемент новых воспоминаний. Там, где к памяти примешиваются эмоции, сцепка становится почти идеальной.

Он продолжал говорить и работал крайне осторожно – едва ли не впервые вмешательство Корфа оказалось безболезненным. И я буквально чувствовал, как слой за слоем, словно сваркой, он бережно запаивал образы и события. Мелкие, почти отрывистые, но они хорошо ложились на канву настоящего прошлого.

И правда неплохой он менталист. Мог ведь, когда хотел.

Закончив, Корф оторвался от меня и устало оперся руками о скамейку.

– Теперь о том, что тебе предстоит делать. Готов внимать?

– Ага.

– Ты, должно быть, знаешь, что в Аудиториуме студенты объединяются в сообщества.

Я кивнул. Знал об этом не так много, но подобная схема чем-то напоминала студенческие клубы в Штатах, которые показывали в молодежном кино. Они там даже назывались греческими буквами. Но в Аудиториуме было немного иначе: там в ходу были Ордена. Суть примерно такая же – клуб по интересам со своими правилами, вступительными испытаниями и даже знаками отличия. Большинство официальные, но я слышал, что бывали и подпольные – те, что не были зарегистрированы официально.

– В какой мне нужно попасть? – спросил я.

- «Тагматис Эльпидас». Орден Надежды.

– Не слышал о таком.

– В том и дело. Орден не просто подпольный. Скорее мифический.

– И что объединяет тех, кто в нем состоит?

– А вот здесь начинается самое интересное. Если сведения, которые мы получили, верны, то это сообщество заговорщиков. Возможно, они связаны с Радамантом. Их цель – сделать Благодать доступной не только для потомственной аристократии, наделенной Осколками. Они мечтают разбить Великие Осколки и раздать их простым людям. По их мнению, это уравняет возможности сословий.

– На всех же не хватит…

– Хватит многим. Но эти сведения нужно проверить. У нас пока что нет доказательств. Сперва следует доказать существование этого Ордена, выяснить точный состав его участников. Понять, какая у заговорщиков программа, какие планы и намерения, средства и возможности.

– Я правильно понимаю, что в Аудиториуме есть группа одаренных Благодатью студентов, которым втемяшился в башку альтруизм и вера во всеобщее равенство?

– Примерно так. И, как ты понимаешь, если они намерены разбить для этих целей Великие Осколки, то вопрос уже касается безопасности государства и императорской фамилии. Обеих ее ветвей – Петропольской и Константинопольской.

Понятненько, значит, у нас тут нарисовались свои революционеры. А что, вполне вписывается в дела Радаманта по уровню общего безумия.

– И как мне туда попасть? Есть подвязки?

– Импровизируй. Не торопись. Сперва примелькайся, пойми расстановку сил. Наблюдай, кто и как себя ведет. И дальше действуй так, чтобы тебя заметили. Если мои данные верны и ты окажешься интересен Ордену, то тебе сами предложат.

– Судя по тому, что вы описали, мне нужно быть бунтарем. Это не очень вяжется с тем, что мне предстоит еще и проверять то, что расскажет вам Зуров. Чтобы попасть за закрытые двери, лучше быть хорошим мальчиком.

– Хорошие мальчики, Михаил, попадают в рай, – вздохнул Корф. – А хитрые – в Зал почета. Будь умнее и подключай смекалку. Чем смогу помочь, тем поддержу. Теперь второй важный вопрос – связь. Ты сможешь общаться ментальным образом только с теми, кто, как и ты, будет находиться на территории Аудиториума. За стены вуза связь не пробьется.

– И за территорию меня не выпустят, – добавил я. – Как связываться?

Корф вытащил из-за пазухи небольшой пакет и протянул мне.

– Здесь ручка, над которой поколдовали мои сотрудники. Чернила исчезают при нагревании, а проявляются только при применении специального состава. Будешь писать письма Матильде и отправлять на адрес в Лебяжье. В пробелах между строками пиши то, что я должен знать.

– А книга зачем? – Спросил я, увидев ее в пакете.

Совсем небольшая, почти карманная. Я вытащил ее на свет и хмыкнул. Макиавелли «Государь».

– Используй шифр. Номер страницы – дефис – номер строки сверху – дефис – номер слова в строке. Очень простой шифр, но нужно знать, какая книга является ключом. Поэтому книгу спрячь понадежнее и держи на виду другие для отвлечения внимания. Лучше сделай тайник.

Я спрятал подарки в пакет и аккуратно убрал себе под куртку. Чувствовал себя Штирлицем, причем скорее тем, который был героем анекдотов.

– Вы будете передавать мне сведения так же?

– Нет. Пока что, до рождественских каникул, связь будет односторонняя. Но если тебе удастся выбраться за пределы Аудиториума, дай мне знать. И помни, что быстрых результатов я от тебя не жду. Здесь важнее осторожность. Нечего писать – не пиши. Не проверил – не пиши. Это ясно?

Я кивнул.

– Да. Значит, с меня пока только Орден? Зурову не доверите?

– Я не доверю ни одному аудиториумцу безопасность императора. И тебе бы не доверил, да выбора нет.

– А Ирэн?

– Я поклялся Матильде, что не буду ее использовать. Хватит жертв с рода Штоффов.

Ладно, хотя бы это звучало убедительно.

– И еще, Михаил. Я не зря талдычу тебе об осторожности. Не верь Зурову. Не верь Ордену, даже если найдешь доказательства. Никому не верь, кроме, разве что Ирины – ты ей нравишься, и она вряд ли тебя предаст. Отмеряй семь раз, потом снова отмеряй и трижды подумай, прежде чем резать.

– Почему вы так встревожены? – удивился я. – Поздновато для проявления заботы.

Корф внезапно помрачнел.

– Потому что ты не первый, кого я отправлял в Аудиториум, – тихо ответил он. – До тебя уже была попытка внедрить человека, связанного с Тайным отделением – один из наших попросил своего сына собрать сведения.

– И?

– И он скончался прямо в Аудиториуме при загадочных обстоятельствах. Правды нам не открыли, и их артефакторы хорошенько поработали, чтобы сбить со следа психометристов. Поэтому будь осторожен, Михаил. Там ты окажешься сам по себе.

Глава 6

Дверь в комнату сестры была распахнута настежь. Оля не заметила, как я подкрался сзади. Собрав светлые кудряшки в неряшливый пучок и закатав рукава, сестра самостоятельно чистила аквариум.

– Доброе утро! – поприветствовал я.

– Ой!

Оля подпрыгнула, выронила пузатый круглый шар, и я едва успел его подхватить.

– Миша! – взвизгнула она. – Ну нельзя же так! Напугал до чертиков.

– Извини, – я протянул ей спасенное сокровище. – Войти-то можно?

Сестра осторожно поставила аквариум на стол и вытерла лоб.

– Ну проходи, раз явился, – кивнула она.

Видать, сестрица нынче поднялась не с той ноги. На часах было семь утра, а она уже возилась с рыбками. Бы ла у нее такая черта: когда нервничала или злилась, всегда начинала убираться.

Я вошел и внимательно оглядел ее комнату. Милая, девичья, с множеством семейных фотографий в изящных рамках, розовыми занавесками в цветочек. Окна выходили на поле в парк.

– Миш, давай быстро, – торопила меня Оля, пока я пялился на фотографии. – Сегодня вечером званый ужин, и скоро начнут подвозить провизию. Мне нужно проследить, чтобы все доставили вовремя. А еще флористы… Их нужно трижды перепроверять.

Какая деловая, с ума сойти. Мой рот сам по себе расплылся в умилительной улыбке.

– Почему это отец тебя эксплуатирует?

– Потому что экономка одна не справится, – огрызнулась сестра. – Бывай ты дома почаще, то не задавал бы глупых вопросов!

Мда. Кажется, этим утром что-то всерьез пошло не так. Давно не видел сестру в столь дурном расположении духа. После гибели Пети она все больше печально молчала, да и в целом сторонилась любого общества. Но все же общалась нормально. Сегодня ей словно вожжа под хвост попала.

– Оль, какая муха тебя укусила? – осторожно спросил я. – Кто тебя обидел?

Вместо ответа сестра насупилась, отвернулась и принялась с двойным остервенением драить уже и без того чистый аквариум. Ее простенькое домашнее платье тут же промокло от брызг воды – она орудовала тряпкой так, словно пыталась ею кого-то убить.

У прежнего Миши когда-то был пес по кличке Чарли – беспородное ушастое создание, в роду которого явно затесалась лайка. Хороший пес – да век их недолог. Издох несколько лет назад. А Оля выбрала рыбок. Хотела игуану, но отец не позволил. Так с тех пор и возилась со скаляриями.

– Оль, – я тронул ее за плечо. – Ну ты чего? Что стряслось?

– Что-что? – резко обернувшись, она уставилась на меня полными гнева глазами. – Сам не замечаешь?

– Если ты о том, что я редко здесь бывал, так сама же знаешь – не моя на то воля. Пришлось гостить у Штоффов, чтобы подготовиться к испытаниям… И как только прошел, сразу поехал сюда, к вам…

– Да не в этом дело, Миш! – сестра распалялась все сильнее. – С тех пор, как Петя ушел, а ты… изменился, я словно перестала для всех существовать. Даже когда тебя нет, в доме только и разговоров, что о тебе. Как там Мишенька у Штоффов, как он там поживает, всего ли ему хватает… Как Мишенька пройдет испытания, поступит ли в этот проклятый Аудиториум… Тьфу!

– Оль…

– Хватит мне олькать! Меньше двух месяцев как явился в тело моего брата, а уже пуп земли! Как с домом и хозяйством разбираться, так Оля. За бабушкой ухаживать – Оля. Гостей принимать – Оля, кто ж еще? Все на мне! А мне пятнадцать, Миш! Я еще даже на балу еще не дебютировала, а на мне уже словно крест поставили…

Внезапно она затряслась в рыданиях, и я, моргнув от неожиданности, просто сгреб ее в объятия и вытащил тряпку из ее рук.

– Оль, что я могу сделать? Как тебе помочь?

– Я не знаю… – всхлипнула сестра. – Да и кто тут поможет… Я ж умом понимаю, что у тебя важное дело. Миссия целая! Но мне все равно обидно. Обидно, понимаешь? Мишка-то, ну, ты прежний, он же всегда был бесполезным. Как выражается баба Циля из поселка – шлемазл. Я на него… то есть тебя… никогда особо и не рассчитывала.

– Но сейчас-то все иначе.

– Сейчас все еще хуже! – Снова расплакалась она. – Раньше мы с тобой были равны. Два одинаковых неудачника, понимаешь? А потом Род тебя выбрал, у тебя появилась сила. А вместе с ней перспективы, будущее… А я что? Мне Род ничего не даст.

– Почему это?

– Потому что я женщина, Миш! Потому что я выйду замуж и перейду в другой род. Зачем нашему Роду отдавать мне силу, если я все равно уйду?

В словах Оли был смысл. Род работал на то, чтобы аккумулировать силу, копить, собирать и отдавать тем, кто мог принести пользу семье. Оля же была девицей на выданье и не входила в «ядро» рода. И правда, как-то несправедливо по отношению к ней вышло.

Я так и стоял, крепко обняв ее, пока слезы не перестали течь ручьем. Оля всхлипнула, прерывисто вздохнула и вытерла лицо рукавом.

– Я злюсь, Миш. Раньше мне было стыдно, но сейчас уже просто стало все равно. Это нечестно. Нечестно лишать меня всего только потому, что я родилась девочкой.

– Но мы постараемся выдать тебя за славного человека из крепкого рода. Ты сможешь влиться в него, и твои дети станут сильнее. А если мне удастся заслужить Осколок…

Но сестра лишь сокрушенно покачала головой.

– Вот видишь, ты уже начал думать так же, как все они. Видишь во мне только товар, который нужно выгодно сбыть.

– Вообще-то я забочусь о твоем будущем.

– А ты хоть раз меня спросил, чего я сама хочу? Может мне вообще ни на что не сдался этот брак! Может я хочу заниматься наукой или вести дела в городе, как дядя Андрей… Но всем плевать на мои чувства. У меня могла быть единственная радость – решить свою судьбу самостоятельно, но вы меня и этого лишаете…

Да уж, ничто не предвещало – и заштормило так, что чуть с ног не сбило. Не спрашивая разрешения, я опустился на заправленную кровать и похлопал по месту рядом с собой.

– Садись, Оль.

– У меня нет времени.

– Сядь, я сказал.

Она метнула на меня полный злости взгляд, но подчинилась.

– Итак, какого будущего ты хочешь для себя? – спросил я. – Рассказывай.

– Ты не одобришь.

– Говори. Пока я здесь, могу попробовать повлиять на отца. Без меня будет сложнее, согласна?

Она молча кивнула и сглотнула слюну.

– Я не хочу в город. Хочу остаться на природе.

– Это не проблема.

– Хочу изучать и лечить животных. Заниматься зверями. С людьми мне сложно, – призналась она. – Животных я люблю больше.

Я тяжело вздохнул.

– Ну да, отец явно не такое будущее для тебя видит. Но для того, чтобы стать ветврачом, Благодать не нужна. Это плюс. Работа, впрочем…

– Плебейская.

– Грубо, но правда. Хотя мне все равно, что ты выберешь, лишь бы обрела счастье. Но ты же понимаешь, что это местами очень неприятная и грязная работа?

Оля кивнула.

– Меня это не страшит. Я однажды видела в селе, как ветврач помогал корове разродиться. Думала, мне станет мерзко от этого зрелища, но… Знаешь, в этом есть какое-то волшебство. Меня не напугало.

– Иногда их придется и убивать, – продолжал взывать к рассудку я. – Ты не сможешь вылечить всех. И это будет больно.

– Знаю, – тихо отозвалась сестра. – Но хорошего будет больше.

Я поднялся с кровати и подал ей руку.

– Что ж, я попытаюсь убедить отца. Но не обещаю быстрого результата.

Сестра подняла на меня глаза.

– Ты и правда не против?

– А почему я должен?

– Не знаю… Но спасибо, что хотя бы выслушал.

Я снова обнял ее и погладил по макушке.

– Я же обещал тебе, что не брошу. А обещания я выполняю.

* * *

– Можно войти?

Отец оторвался от большой конторской книги, переодел очки и улыбнулся.

– Конечно, Михаил. Заходи.

Я вошел в кабинет и аккуратно прикрыл за собой дверь. Несмотря на дневное время, в помещении царил полумрак – горела всего одна старинная лампа, а плотные шторы были полузадернуты. За окном валил мелкий снежок.

Я опустился в кресло напротив отца и с удовольствием выдохнул. Во всей усадьбе царил настоящий хаос – домочадцы и слуги сбивались с ног, готовясь к праздничному ужину. С самого утра на заднем дворе мелькали автомобили доставщиков продуктов и цветов, носились с метлами и тряпками горничные, а на кухне дым стоял коромыслом.

Только в кабинете отца царило спокойствие.

– С чем пожаловал? – спросил Патриарх, потянувшись к чашке с остывшим чаем.

– Хотел спросить, зачем ты устраиваешь ужин для Штоффов. Матильда Карловна выздоровела, помолвки не будет…

– Это знак благодарности Штоффам за то, что приютили тебя и подготовили к поступлению в Аудиториум. Кроме того, со Штоффами будет полезно поддерживать знакомство. Помимо ослепительной красоты, Матильда Карловна обладает обширными связями.

Ага. И приличным счетом как минимум в пяти банках, три из которых – зарубежные.

Отец закрыл свой гроссбух и уставился на меня с беспокойством.

– Почему тебя тревожат мои действия, сын?

– Просто не понимаю, зачем вся эта беготня. Впечатлить Штоффов у нас все равно не получится: они сами закатывают такие приемы, что не стыдно и императорскую фамилию пригласить. Насколько я понимаю, некоторую сумму в качестве компенсации за мое проживание ты уже отправил… Не будет ли наше внимание излишне навязчивым?

Патриарх добродушно улыбнулся, снял очки и аккуратно сложил их в футляр.

– Мне понятны твои опасения, Михаил. Должно быть, в твоем родном мире подобные порядки действительно могли быть расценены как навязчивость…

– Особенно притом, что мы с Ирэн едва не заключили союз, – добавил я. – Я опасаюсь, что Матильда может подумать о том, что мы не оставляем попыток с ними породниться. Это будет неуместно в свете моего обучения и отъезда ее благородия.

– Ты все говоришь верно, Михаил, – кивнул отец. – Однако в этом мире никто не посмеет обвинить нас в излишней навязчивости. Наоборот, здесь благодарность почти не бывает чрезмерной. Мероприятие официальное, приглашение было отправлено по всем правилам. Да и сама программа предполагает лишь ужин. Если ты не станешь выказывать Ирине Алексеевне особых знаков расположения, то все будет хорошо. Кстати, где кольцо?

Я виновато улыбнулся.

– У Штоффов. Мои вещи еще не привезли из Лебяжьего. С ним все в порядке, я его не потерял.

– Славно, – отец поднял на меня глаза. – Что-то еще?

– Насколько все плохо?

– В смысле?

– В прямом. Насколько плохи наши дела? – Я обвел рукой пространство вокруг себя. – Ты продал земли…

– Не все.

– Тем не менее. Эта новость попала в газеты. Наверняка уже поползли слухи о нашем бедственном положении.

– Как будто раньше их не было, – вздохнул отец. – Все хуже, чем хотелось бы, но лучше, чем могло бы быть. Такой ответ тебя устроит?

– Я не прочь узнать подробности.

– Неужели решил проявить интерес к семейному делу? – усмехнулся Патриарх.

– Раз я теперь наследник, то почему нет? Мне правда интересно, пап. Не думаю, что из меня выйдет великий комбинатор, но будет спокойнее жить в Аудиториуме, зная, что творится в семейных делах.

Отец заметно оживился. В его усталых глазах появился блеск интереса, и он поднялся из рабочего кресла. Я встал вслед за ним.

– Идем, Михаил, – он распахнул двери смежной комнаты, что служила одновременно библиотекой, архивом и хранилищем различной макулатуры, что пригождалась раз в несколько лет.

Воздух здесь был спертым и пах старой бумагой – помещение давно не проветривалось. Отец раздвинул тяжелые шторы, и пылинки заплясали в лучах тусклого осеннего света. Включив несколько ламп, отец подошел к стене, где висела старая карта нашей губернии.

– Тогда начнем с самых азов, – достав из кармана пиджака другие очки, отец надел их и ткнул пальцем на карту. – Это Ириновка.

– Наше родовое гнездо, да, – кивнул я и обвел небольшое пространство вокруг точки на карте. – А вот земли, которые принадлежат самой усадьбе.

– Верно. Еще они тянутся почти до самого берега Ладоги вот здесь, – Патриарх провел пальцем прямую линию почти строго на восток. – Болота. Выращивать там нечего, кроме клюквы, зато…

– Торф.

– Умница, – улыбнулся отец. – Наша семья владеет несколькими небольшими заводами по производству торфа. Не угольные шахты и не сталелитейни, но спрос уверенный. Главное – это дело можно прогнозировать. Что ты знаешь о золоте болот, сын?

Я замешкался с ответом и почесал затылок пятерней. Увы, память прежнего Миши не изобиловала познаниями в области семейного бизнеса. Зато я, живя в этих местах летом в родном мире, кое-что о торфе знал.

– Торф служит топливом, – припомнил я. – Довольно низкая температура горения. Правда, это приводит к пожарам на торфяниках в жаркие периоды лета.

– Верно. Еще?

– Удобрение. Садоводы используют торф для обогащения почвы.

Снова одобрительный кивок.

– Правильно. Еще мысли?

Я смущенно улыбнулся.

– В моем мире торф использовали для биотуалетов…

Отец хохотнул.

– А что, хорошая мысль! Наши до этого пока не додумались, но благодарю за наводку. Непременно обсужу с нашими технологами. Больше ничего не можешь придумать?

– Боюсь, я не настолько соображаю.

– Один наш завод, – отец указал на карту, – занимается производством топлива из торфа. Мы делаем брикеты. В основном его закупают в пределах нашей губернии. Там же я планирую запустить производство торфяных изоляционных блоков – это строительный материал.

Точно! Ведь мой друг Серега из прошлого мира рассказывал о торфяных блоках, когда мы думали, как утеплять дедов домик…

– А удобрения?

– Делаем. Вот здесь, – отец указал точку на севере болота. – Универсальное удобрение и торфяные подстилки для скота.

– Судя по всему, мы не очень крупные промышленники, – сказал я, обозрев масштабы. – Впрочем, производство можно развивать.

– На одном торфе далеко не уедешь, Михаил. Как и любой ресурс, однажды он закончится. И я продал именно те земли, где разработка давно прекратилась. У нас есть еще один участок, где все выбрали, – его палец скользнул в сторону от болота, южнее. – Здесь. Там много озер с топкими берегами. Что с ними делать, я пока не решил.

– Рыба, – предложил я.

– Кого в наших краях удивишь рыбой?

– А что, в Ладоге или Финском заливе водится карп? Или, скажем, много озерной форели?

Отец глядел на меня как на пришельца. Впрочем, им я и являлся.

– Как тебе такое в голову пришло?

Я пожал плечами.

– А что? Главное – это вариант. Озер много. Главное – регулярно их чистить. Нанять рыботехника или как там называются специалисты по разведению… Карп – рыба донная, но в кулинарии популярная. Форель так вообще все любят…

Пораженный моим предложением, отец отнял руку от карты и прошел вглубь комнаты. На его лице боролись разные эмоции – сомнение, интерес, надежда и неуверенность.

– Может тебе стоило выбрать не Аудиториум, а другой факультет? – Задумчиво произнес он и принялся рыться в стопке сложенных карт. – Вот, нашел…

– Что там?

– Более подробная карта покинутого участка.

– Какая площадь? Сколько прудов?

– Около двадцати… Площадь у каждого небольшая, но…

– Большая и не нужна, – улыбнулся я.

Отец схватил карты и понес в кабинет. Я поспешил за ним.

– Мне нравится идея, – сказал он, бросив карты на стол. – Очень нравится. Нужно все посчитать. Возможно, удастся наскрести денег и без ссуды… Будут, правда, толки, что мы занимаемся плебейским делом…

– А чем рыба хуже торфа? – с вызовом спросил я. – Какая им разница, если это станет приносить нам деньги?

– Согласен. Раньше я как-то и не думал о рыбном хозяйстве – у нас на берегу Ладоги есть несколько сейнеров, они занимались рыбным промыслом. Да и то все расходится по нашему уезду и до Петрополя не доезжает. Можно сказать, для себя и своих людей делали.

– Ну вот. А если поднять хозяйство с редкими в наших краях видами рыб, да еще и со знаком качества…

Глаза отца впервые за все время, что я с ним воссоединился, по-настоящему горели жаждой дела.

– Завтра же займусь этим. Приглашу поверенного, обсудим, посчитаем, займемся продумыванием этого варианта.

– И станем рыбными графами, – усмехнулся я. – Нужно прекращать продавать землю и приводить наши болота в порядок.

– Знаю.

– И, поверь, я еще придумаю, как их облагородить, – пообещал я. – А что касается специалиста по рыбам, у меня есть подходящая кандидатура…

Глава 7

Я закончил раскладывать доставленные из Лебяжьего пожитки, прибрался и, уперев руки в бока, по-хозяйски оглядел свою комнату.

– Теперь – красота.

Вещей оказалось не так уж и мало. Поразительным образом я умудрился всего за месяц прилично обрасти барахлом, и слугам пришлось вдвоем поднимать сумки на мою мансарду.

Последствия катастрофы, что я учинил сразу после явления в этот мир, устранили. На стенах теперь красовались новые обои и свежие деревянные панели. Кровать починили, медицинское оборудование убрали и даже перекрасили потолок. Никаких подпалин и следов разрушения.

Особенно мне нравился скошенный потолок – моя комната располагалась прямо под крышей. Здесь, в этой берлоге, было уютно, дышалось спокойно, и я отчасти жалел, что придется так быстро покинуть это место.

Матильда подарила мне несколько книг – в том числе и тот самиздатовский сборник заклинаний, который я продолжал изучать. Что ж, налегке я в Аудиториум точно не попаду. А еще предстояло примерить форменный китель, который заказали в мастерской… Тем проще будет припрятать шпионские подарки Корфа.

Зевая и сетуя на испортившуюся погоду, я спустился на первый этаж и направился на кухню. Не мешало бы попросить кофейку – Ирэн с Матильдой все-таки подсадили меня на этот напиток. В нашей семье было принято чаевничать по пять раз на дню, но я еще не перестроился после быта Штоффов.

Забрав кофейник, я отправился в гостиную. Последствия визита Штоффов уже ликвидировали, спрятали праздничную посуду и убранство. О нашей скорби и трауре напоминали лишь фотографии Петра с черными лентами на каминной полке да горящие лампадки, которые каждое утро ставила бабушка.

Сестра, как обычно, суетилась вокруг гигантского аквариума, что занимал добрую половину стены в гостиной. Я ничего не понимал в аквариумистике, а рыбу предпочитал ловить или в виде ухи,но Оля знала всех своих цихлид по именам и с легкостью могла отличить одну рыбку от другой.

– Привет! – я поставил кофейник на журнальный столик. – Чем занята?

Оля оторвалась от созерцания питомцев.

– Да вот, скалярию новую запустила. Наблюдаю. Видишь, какая красотка?

Я приподнялся и проследил за пальцем сестры. Забавные рыбки с плавниками, словно месяцы, медленно фланировали между водяными растениями и причудливыми корягами.

– Вот эта полосатая новенькая? – уточнил я.

– Ага.

– Красивая. Редкая, наверное.

– А то! Зебра. Папа подарил. Ну как подарил – отвел в зоолавку, дал денег и сказал, что могу выбрать любую. Вот, выдержала в карантине и запустила сегодня к остальным. Сожрать не должны.

Оля всегда рассказывала о своих любимцах с такой увлеченностью, что я и правда начинал убеждаться – с людьми ей будет сложнее. Теперь осталось упросить отца все-таки позволить ей получить образование и заниматься этим на более серьезном уровне. В конце концов думать о благополучии рода и деньгах должен был я – на правах наследника. И мне хотелось подарить сестре побольше свободы. Ибо ей еще не раз придется повиноваться нашей воле.

– Где отец, кстати? – спросил я, оторвавшись от аквариума.

– В кабинете. К нему приехал Матвеев. Боюсь, это надолго.

– О да.

Я вернулся на диван и взглянул на часы – без четверти полдень. Когда приезжал Матвеев, они могли засидеться в кабинете до самого вечера лишь с кратким перерывом на обед.

Максим Романович Матвеев был нашим поверенным: ведал делами, решал юридические вопросы и всячески помогал отцу. Сухонький дедушка с живыми глазам, острым умом и вечным кожаным портфельчиком. И всегда привозил Оле сладости из кондитерской Абрикосова. Пусть одну маленькую баночку конфет – но всегда. В детстве Оля ждала его как Деда Мороза.

– Мне тоже налей, пожалуйста, – попросила сестра, достала из серванта чашку и устроилась рядом.

– С каких пор ты у нас перешла на кофе?

– Да я так, немножко. Просто спать хочется ужасно… Ох уж эта погода. Скорее бы уже пришла настоящая зима – чтоб с сугробами и без ветра.

Я бросил взгляд в окно. Похолодало, минусовая температура держалась уже больше суток. Вчерашний снег так и не растаял и лежал на опавших листьях тонким ковром. Можно было попробовать вытащить Олю прогуляться – хотелось почаще бывать с ней перед отъездом. Но, зная ее нелюбовь к холоду, я не стал этого предлагать.

Я разлил кофе по чашкам, а сестра достала из складок платья какой-то небольшой предмет, похожий на шкатулку.

– Что это?

– Максим Романович привез. Говорит, новый десерт, – Оля выставила на стол небольшую жестяную коробочку с портретом очень красивой женщины в богатом одеянии. – Засахаренные фиалки. Любимое лакомство легендарной австрийской императрицы Сисси! Сейчас по этим сластям сходит с ума весь Петрополь. Попробуешь?

– Рискну.

Не знаю, от чего была в восторге эта императрица Сисси, но я прикола не понял. Ну сладко, ну вкусно, но не так чтобы очень… А вот Оля, казалось, прониклась. Наверняка это все было грамотным маркетинговым ходом. Вряд ли бы она разделила все эти восторги, не знай она красивой легенды.

Не успел я допить свою чашку, как со стороны «рабочей» части дома – где располагались отцовский кабинет и библиотека – послышался шум. Захлопали двери, до нас донеслись шаги и голоса. Оля взглянула на часы.

– Хм, быстро они. Даже до обеда управились. Даже странно.

Я ожидал, что отец проводит поверенного к машине, но, к нашему с сестрой удивлению, они прошли в гостиную.

– Михаил Николаевич! – обрадовался дедуля, увидев меня. – Как же давно мы не виделись! Рад встрече, ваше сиятельство.

Я поднялся и шагнул навстречу, чтобы пожать ему руку.

– Максим Романович, – улыбнулся я. – Действительно, в прошлый раз виделись только на похоронах, да и то мельком.

– Ужасный повод для встречи… – севшим голосом отозвался поверенный. – Но примите мои поздравления. Аудиториум подарит вам замечательные перспективы. Я безмерно горд, что служу семье, чей отпрыск достигнет таких высот.

– Максим Романович, не хвалите юношу сверх меры, – прервал поток сладких речей отец. – Михаилу сперва нужно продержаться в этой мясорубке хотя бы один семестр. Вот после весенних каникул и поговорим.

Оля хотела было позвать слуг, чтобы те сервировали стол дополнительными чашками, но отец, угадав ее мысли, жестом остановил сестру.

– Оленька, не хлопочи. Михаил, присоединись к нам в кабинете, пожалуйста. Мы обсудили твою идею и хотим поделиться размышлениями.

Я уставился на сестру. Она явно не понимала, о чем шла речь. Видимо, отец решил не обнадеживать ее раньше времени.

– Тогда и ей все расскажите, – настоял я.

– Не рановато ли?

– Отнюдь. Я скоро уеду, а Оля может тебе помогать. И тебе подспорье, и ей радость. Если ваши расчеты обнадеживают, конечно.

– О чем вы? – удивилась девушка.

Я улыбнулся и подмигнул отцу.

– Давайте все же попросим еще кофе и обсудим все здесь. Как раз все в сборе.

Отец недолго колебался и, наконец, согласно кивнул.

– Хорошо. Обсудим вместе. Но у меня есть предложение поинтереснее. Дети, одевайтесь. Прокатимся в Лепсари. Осмотрим владения и освежим воспоминания. Там все и расскажем.

Оля с недоумением переводила взгляд с меня на отца.

– Что же вы задумали?

– Беги наверх кутаться, – улыбнулся я. – Как раз успеем вернуться к обеду, если поторопимся. Тебе понравится.

* * *

Лепсари была одной из деревень, что принадлежали нашему роду уже несколько столетий. Это ингерманландское поселение было известно еще с начала XVI века, но здорово пострадало в Северную войну и было отстроено заново. Стоящая на одноименной речке, сейчас эта деревня насчитывала примерно пятьдесят дворов. После отмены Крепостного права многие местные остались здесь, а позже, когда сюда докатился промышленный бум, стали работать на дело нашей семьи.

Здесь же на протяжении многих лет добывался торф, а когда месторождение иссякло, местным наверняка стало туго. Отец не препятствовал развитию хозяйства и позволял арендовать дополнительные земли по выгодной ставке. Быть может, это отчасти и вредило нашим доходам. Но когда ты бок о бок живешь с семьями, которые знаешь десятилетиями, сложно думать об одной лишь выгоде.

Наши с Матвеевым автомобили припарковались на дальнем краю деревушки. Я помог Оле выбраться, и она с любопытством оглядывалась по сторонам.

– Да уж, давненько я тут не бывала. Почти ничего не изменилось.

Я же глядел на Лепсари и сравнивал эту деревню с воспоминаниями о ней же из своего мира. Там, где я родился, здесь была огромная свиноферма, ингерманландцев уже и след простыл, да и в целом впечатление складывалось более депрессивное.

Эта версия Лепсарей нравилась мне куда больше – добротные дома с большими дворами, ровные укатанные дороги, даже магазинчики были похожи на семейные лавки, а не на пристанище местных алкашей.

Все-таки в этом мире было много чего, во что можно было влюбиться. Много того, что мой родной мир утратил.

Отец собрал нас и повел по укатанной дорожке в сторону от реки – туда, где раньше работала техника, а сейчас остались лишь ряды чуть запущенных прудов с заросшими берегами.

– Отец, зачем мы здесь? – сестра нагнала Патриарха и поравнялась с ним. Поверенный шел рядом со мной и помалкивал.

– Мы придумали, как использовать эти пруды, чтобы наладить наши дела, – отозвался он, медленно шагая и поглядывая по сторонам. – Скажи, Оленька, как бы ты распорядилась этими землями?

Оля смешно сморщила носик, как делала всегда, когда напряженно думала.

– Ты говоришь об озерах, отец?

– Не только. Обо всех этих землях.

– Ну… Можно обустроить ферму. Только почва болотистая, нужно укреплять. А это дорого.

– А еще?

«Отец, не мучай ее», - обратился я к нему ментально. – «Она очень боится тебя разочаровать и стесняется говорить все, что думает. Лучше помоги ей».

Патриарх обернулся и наградил меня долгим взглядом, значение которого я понять не смог. Тем временем мы подошли к берегу одного из прудов. Относительно небольшой, где-то метров двадцать на тридцать, и я пожалел, что не надел резиновые сапоги. Ботинки утопали в грязи по самые щиколотки.

– Ладно, – вздохнул Патриарх, – томить не стану. Ольга, я намерен обустроить на этих прудах рыбное хозяйство. Хочу заняться разведением ценных видов. Форель, карп, быть может, даже стерлядь.

Оля недоверчиво на него взглянула.

– Правда? Это не шутка?

– Да, – улыбнулся отец. – И у меня к тебе деловое предложение, дочка. Судя по нашим расчетам, мы сможем относительно быстро выйти на прибыль. Я подключу кое-какие связи и знакомства, чтобы, так сказать, выйти на рынок сбыта. Однако самая ответственная часть – разведение. Я хочу, чтобы ты использовала свои таланты на благо семьи. Если Михаил сказал правду и ты действительно хочешь связать свою жизнь с изучением животных, я готов предложить тебе пойти обучиться. Хватит чахнуть над аквариумами – у тебя будет кое-что получше.

Оля слушала его, не веря своим ушам. И вместо ответа она просто бросилась отцу на шею.

– Конечно, я согласна! Даже мечтать о таком не смела! Спасибо! Спасибо!

– Смела, раз я все-таки оказался в курсе, – отозвался отец и отстранился. Его всегда смущало проявление чувств на людях. – Мне не нравилась идея позволять тебе принимать роды у овец и лечить чумку. Но если ты сосредоточишься на рыбном хозяйстве, я сочту это приемлемым. И, разумеется, доля от прибыли станет частью твоего приданого. Со временем ты обретешь достаточную самостоятельность, а там время покажет.

А мой отец, оказывается, был более демократичных нравов, чем я ожидал. Что ж, следовало порадоваться. Матвеев тут же подскочил к ним – даже сейчас он не выпускал из рук свой портфельчик.

– Я нашел подходящее учебное заведение для Ольги Николаевны. Петропольское морское рыбопромышленное училище. Поступление возможно после девяти классов обязательной школы. А по окончании возможно поступить в несколько профильных университетов…

Глаза Оли загорелись жаждой.

– Я сейчас как раз прохожу программу десятого года… Учебный год в училищах начался всего пару месяцев назад. Быть может, я смогу успеть подготовиться, чтобы прийти туда уже на второй семестр? Тогда мы не потеряем время…

Максим Романович задумчиво погладил бородку.

– Придется договариваться с руководством, но с учетом ваших успехов в учебе… Полагаю, можно попытаться это организовать. В таком случае, пока мы будем хлопотать о вашем зачислении на второй семестр, вам надлежит подготовиться, чтобы пройти вступительные испытания в училище и сдать программу первой сессии.

Сестра явно решила хватать удачу за хвост.

– У меня все получится, – пообещала она. – Я пройду всю программу и не опозорю семью. Клянусь вам. И я… Я правда смогу здесь работать? Это действительно… Ну хоть в какой-то мере будет моим? Моим делом?

– Конечно, – ответил я. – Иначе ради чего я все это затеял? Начнем с разведения рыбы. Затем можно привести в порядок территорию, организовать посещения для рыбалки. Быть может, даже открыть здесь ресторан, где рыболовы сразу же смогут отведать свои трофеи… Словом, идей у меня много, но все по порядку.

Отец наклонился ко мне на ухо.

– Запиши их все перед отъездом. Мне нравится идея превратить Лепсари в место отдыха для богатеев.

– Разумеется, – кивнул я. – Чем больше гостей, тем крепче связи.

– Именно, сын.

Мы обошли еще несколько прудов, а когда возвращались к машинам, нас вышли встречать местные. Оля сияла, как начищенный медный таз для варенья – такой счастливой я помнил ее разве что в детстве. Да и вообще в этот день, в этот момент я ощутил какое-то сверхъестественное единение с семьей.

И главное – Род тоже отозвался благосклонно. Я ощутил, как сила, что текла внутри меня, словно окрепла. Как будто наше стремление работать над общим делом незримо сплотило не только живых, но и духов предков.

И именно в этот момент, видя сияющие глаза сестры, надежду во взгляде отца и самую искреннюю радость местных при нашем появлении, я наконец-то почувствовал себя дома по-настоящему.

* * *

– Точно все взял?

Оля суетилась вокруг меня с такой скоростью, что в глазах начало рябить.

– Да все готово, успокойся уже, – проворчал я и огляделся.

Да уж, не свезло провести дома так мало времени. Только все начало налаживаться, только удалось как-то всех сплотить после гибели Петра, которая, наоборот, всех разъединила… И вот уже настала пора снова покинуть Ириновку.

Накануне были проводы. Все мои пожитки давно собрали – неформальная одежда, белье, книги, полезные мелочи и прочее-прочее… Поэтому вечер мы провели все вместе – даже бабушка спустилась и грелась у камина, попивая выдержанный скотч.

А вот долгие прощания я всегда не любил. Оля крутилась вокруг меня потому, что была самой чувствительной и эмоциональной из всего семейства. Бабушке и отцу не позволила проявлять эмоции чопорность и старая закалка, а я… просто задвигал привязанность подальше, чтобы лишний раз не грустить.

– Автомобиль подан, ваше сиятельство, – оповестил Егор и подхватил мои сумки.

Семейство вышло на крыльцо проводить меня. Накинув пальто, я по очереди обнял каждого.

– Пиши письма, – попросила Оля. – Так часто, как сможешь. Пожалуйста.

– Только и ты мне пиши. Обязательно делись успехами в учебе. И я хочу знать, как продвигается рыбная история, – я обнял сестру и поднял глаза на отца. – Как смогу вырваться, сразу примчусь к вам. Надеюсь, на Рождество отпустят.

Я попрощался со всеми слугами, снова обнял Олю, чмокнул бабушку и пожал руку отцу.

– Не скучайте тут без меня, – улыбнулся я и направился к автомобилю. Егор как раз загрузил мои сумки в багажник.

Когда мы тронулись, я заставил себя не оборачиваться. Все же прикипел.

Но впереди меня ждал Аудиториум.

И я не должен был провалить задание.

Глава 8

Я достал вещи из багажника, вытащил из-за пазухи документы и, зажав их под мышкой, подхватил сумки.

«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АУДИТОРИУМ!» – гласила надпись на растяжке. Золото на ярко-синем.

Позади меня шаркнул шинами отъезжающий автомобиль, и я остался в одиночестве напротив распахнутых кованных створок.

Ну все, теперь назад дороги не было.

Собравшись с духом, я направился прямиком сквозь ворота, и меня тут же перехватил дежурный сотрудник.

– Добрый день! – поприветствовал тучный мужчина, на животе которого с трудом сходился китель. – Первый курс? На заселение?

– Да. Здравствуйте, – отозвался я.

– Тогда будьте любезны документики для проверки.

Взглянув на паспорт и приглашение на бумаге с вензелями Аудиториума, охранник вернул их мне.

– Все в порядке, ваше сиятельство. Добро пожаловать. Вам нужно пройти прямо до конца по дорожке, затем повернуть налево, обогнуть главный корпус и зайти с торца. Там на первом этаже будет кабинет 103. Найдете с легкостью. Там стоят указатели. Дальше вас сориентируют.

– Благодарю, – кивнул я и, обойдя шлагбаум, направился в нужном направлении.

Идти пришлось недолго. В прошлый визит, на Смотре, я успел немного освоиться, да и план острова на большом щите здорово помог. Главный корпус выходил одним флигелем к воде, а вторым глядел на парк. Место здесь, конечно, было роскошное. Всего через реку Петроградка – почти центр Петрополя, и я любил ее гораздо больше, чем все эти Дворцовые, Исаакиевские и прочие раскрученные среди туристов достопримечательности. Сам же Каменный остров был оазисом зелени среди бетона, стекла и кирпичей.

Нужный вход был как раз со стороны парка.

Подойдя ближе, я поежился от неприятных воспоминаний о теракте подручных Радаманта. Звон, крики, кровь… Словно осколок стекла снова царапнул между лопаток.

– Михаил!

Я вздрогнул и обернулся. Ко мне семенил Коля Сперанский. Рыжеволосый лекарь тащил здоровенный баул с одеждой. Я взглянул на две свои сумки и усмехнулся: значит, у меня все еще не настолько было и плохо.

– Тебя словно все бабушки мира собирали, – ухмыльнулся я и, бросив сумки, сгреб Сперанского в объятия. – Здравствуй, дружище! Как Поля с Борей?

Лекарь закашлялся и с трудом вырвался из моих объятий.

– Хррр… Нормально. Дуются, конечно, что не прошли. Завидуют немного… Или много… Но ничего, отойдут. Хорошо хоть, что живы остались.

– Это да. Ну что, идем заселяться?

– Ага. Интересно, как нас там распределят? Я слышал, комнаты там на четверых. Интересно, можно ли договориться, чтобы нас разместили вместе?

– Даже если поселят в одной комнате, есть риск, что там же окажется, например, Денисов, – пожал плечами я.

Черт. А вот это было бы не очень приятно. Ну да ладно, разберемся на месте.

– Я готов дать взятку, лишь бы нас от него избавили, – проворчал Сперанский, и я покосился на него с усмешкой.

Чтоб Сперанский, этот праведник и идеалист, да решил кому-то давать на лапу… Это ж как нужно было довести парня? И, к слову, я не слышал, чтобы Денисов его как-то чрезмерно задирал. Просто нелюбовь или я о чем-то не знал?

– А чего это ты его невзлюбил? – спросил я, пока мы искали нужный кабинет.

– Потому что он позорище не только своей семьи, но и всего сословия. Хорошо хоть, титул ему не достанется. А то как представлю, что однажды пришлось бы ему кланяться или воздавать какие-нибудь почести, так все нутро воротит.

– И только? – допытывался я.

Нет, в этой ненависти было кое-что еще…

– До десятого года мы учились в одной гимназии, – признался Коля. – В соседних классах. Он задирал Полю и Борю, я пытался заступиться, но… Ты же сам видишь, я хиляк, а пользоваться Благодатью в общеобразовательных учреждениях запрещено. Пытался пару раз кулаками помахать, но ничем хорошим это для меня не кончилось. Потом мы разошлись на два года на домашнее обучение, и все почти забылось. А сейчас вот опять переживаю…

– У этого Денисова друзья-то хоть есть?

– Не друзья. Дружки, – зло выплюнул Коля. – Вот увидишь, он быстро сколотит свою шайку и начнет терроризировать остальных. Всегда найдутся желающие использовать его деньги, статус и безнаказанность.

– Знаешь, – тихо сказал я, – мне знаком такой тип людей. Такие понимают только силу. Пока не прижмешь так, что едва не раздавишь, не угомонится.

– Это Аудиториум, Миш, – шикнул на меня лекарь. – Здесь строгие правила. Я просто боюсь, что он найдет способ их обойти.

Но я был непреклонен.

– Если он не намерен их соблюдать, с чего мы станем терпеть его выходки? Полезет – пожалеет.

Сперанский лишь неодобрительно покачал головой.

– Порой я тебе удивляюсь, Михаил. Вроде из приличной семьи, а иногда говоришь такие странные вещи, словно вырос где-нибудь на Лиговке. В мире, где в наших руках сосредоточено столько силы, нельзя переходить черту. Таким, как мы, особенно важно соблюдать этикет и формальности. Потому что если мы начнем срываться с цепи, все превратится в хаос.

Забавно, что почти такими же словами в свое время Корф объяснял мне важность соблюдения законов. Только у Сперанского мотив был иной.

– Вот за это ты мне и нравишься, Коль, – улыбнулся я. – Ты гуманист. Да вот только мы живем ни разу не в гуманном мире.

Сперанский не стал спорить. Вместо этого он осторожно постучал в кабинет с медной табличкой 103.

– Входите! – глухо донеслось из-за двери.

Мы завалились внутрь прямо с сумками.

Дама дважды бальзаковского возраста опустила на нос очки-дольки и взглянула на часы.

– Первокурсники, так? – мы синхронно кивнули. – Что-то рановато вы явились. В приглашении же сказано, что прибыть надлежит в полдень. А сейчас половина одиннадцатого.

Коля взял инициативу в свои руки.

– Простите великодушно. Мы ехали из-за города. Переживали, что застрянем в пробках, а дорога оказалась пустой…

– Разумеется, пустой, – проворчала дама. – Сегодня же воскресенье. Ладно уж, юноши. Присаживайтесь, давайте документы. Будем искать, куда вас определили.

Отставив в сторону изящную фарфоровую чашку со спитым чаем, женщина царственно поднялась, проплыла через весь кабинет к стеллажу с массивными папками и, вытащив одну нужного номера, вернулась на свой трон.

– Так-так, господа… – взглянув на наши фамилии, она сверилась со списками зачисленных и принялась листать страницы. – Все наши студенты живут в Домашнем корпусе. Он расположен ближе к западной части острова.

«Еще Домашний корпус называют Крестом», - прозвучал у меня в голове голос Коли. – «Потому что если смотреть на здание сверху, получится равноконечный крест. Почти что как Мальтийский».

– В Домашнем корпусе четыре крыла, три из которых жилые. Северное крыло занимает преподавательский состав. Западное – мужское крыло. Восточное, соответственно, занимают женщины.

– А южное? – спросил я.

– В Южном крыле располагается столовая, Общий зал, залы для подготовки и мастерские. Не переживайте, наши студенты даже в самых многочисленных потоках никогда не жаловались на тесноту. У вас будет все самое лучшее из необходимого!

Дама рассказывала с такой гордостью, что я невольно улыбнулся, заразившись ее воодушевлением. Уже и самому не терпелось наконец-то взглянуть на местный быт. Тем временем сотрудница прочертила пальцем линию и наконец-то нашла нас.

– Соколов и Сперанский… Повезло, господа. Вы в одной комнате. Пятый этаж Западного корпуса, комната номер 507.

– Благодарю. Не соизволите ли уточнить, кто еще разместится вместе с нами?

– Отчего же не соизволить, – улыбнулась дама. – Господа Афанасьев и Ронцов. Ронцов, к слову, тоже ранняя пташка – уже отметился у меня в списках. И сразу предупреждаю, господа, это учебное заведение, а не отель. Переселяться нельзя!

Мы с Колей одновременно выдохнули с облегчением.

Кто угодно лучше, чем Денисов. Окажемся в одной комнате почти полным составом, только жаль, что Малыша Рахманинова поселили не с нами. Эта гора мышц нам бы пригодилась в противостоянии дедовщине. Да и вообще Малыш казался мне парнем надежным.

– Интересно, по какому принципу наполняются комнаты? – не особенно рассчитывая на ответ, спросил я. – Или это внутренняя тайна Аудиториума, которую нам не доверят?

– Могу сказать лишь, что распределение строится на основе вашего взаимодействия друг с другом на испытаниях, – ответила дама. – Очень часто студенты обнаруживают соседями своих одногруппников.

«Все так и вышло. Только выяснить бы еще, кто этот Ронцов».

«Выясним, не отвертится», - ответил Сперанский. – «Есть у меня одна догадка».

– Сердечно благодарим за помощь, – я забрал протянутые документы и поднялся. – Дозволено ли нам будет пройти в Домашний корпус?

Дама в странных очках снова взглянула на часы и вздохнула.

– Ну что же с вами делать, сиятельства… Дозволено, конечно. Не отправлять же вас на мороз да еще и с вещами. Ступайте в корпус, там сориентируйтесь. Заодно будет время освоиться.

Мы с Колей еще раз рассыпались в любезностях и бочком-бочком выползли за дверь.

– Ну что, идем искать? – заметно приободрился Сперанский.

– Ага. Тебе с баулами помочь? Ты ж их до сюда-то едва допер.

– Нет, сам должен. Говорил мне отец, что помимо книг нужно уделять больше времени физкультуре, а я его не слушал…

Болтая о всяких безделицах, мы вышли на улицу. Народу заметно прибавилось: у ворот уже выстроилась настоящая очередь, и я обрадовался, что прибыл раньше. Не придется плясать на холоде.

Дорога в Домашний корпус лежала через парк – прямая, словно стрела, аллея вывела нас прямиком к Кресту. Мне понравилось, что здесь не прослеживалось какого-то особого замысла: деревья росли не по строгой линии, а как получилось. Не было по пять фонтанов на каждом шагу, да и редкие скульптуры застенчиво прятались в разных уголках. Словом, все было просто, как я любил.

А еще здесь было полно девиц на пробежках. Пришлось даже шикнуть на Сперанского, чтобы не пялился так открыто на девчонок в форменных тренировочных костюмчиках.

– Возможно, мне здесь даже понравится, – широко улыбнулся Коля, проводив взглядом очередную старшекурсницу с аппетитно обтянутым велюровыми штанами задом.

– Что-то я тебя раньше не уличал в подобном.

– А когда на это было время? – вздохнул лекарь. – К тому же на кого мне было пялиться? На сестру или на Ирэн, которая мне тоже как сестра? Но ничего, тут-то я и восполню пробелы…

В том, что в первые месяцы у нас будет время на что-то кроме учебы, я сильно сомневался. Первые два года в Аудиториуме были самыми кошмарными – по всеобщему признанию. Старшекурсники вспоминали «базу» как страшный сон, а «базисты» видели в самых счастливых снах только распределение по специализациям.

Так что на месте Коли я бы закатал губу обратно.

– Вот это дворец, – ахнул я, когда нам открылось все великолепие нашего нового пристанища.

Такого в моем мире точно не было. На Каменном острове в мои времена располагалась недвижимость, какую могли позволить себе либо высшие чиновники, либо очень удачливые бизнесмены. Но это были, как правило, сравнительно небольшие особняки. Здесь же Аудиториум взял масштабом.

Здоровенное шестиэтажное здание в стиле классицизма с аскетичным убранством и немногочисленными украшениями, тем не менее, внушало трепет и ностальгию по Девятнадцатому веку. От вереницы белых колонн рябило в глазах, свежеокрашенная лепнина над портиками и окнами создавала впечатление изысканной строгости. Наверное, такую красоту и воспевал в свое время Пушкин.

– Сразу видно – элитная общага, – пробубнил я под нос.

– Да этот дворец и на общежитие не похож, – отозвался Коля. – Сколько ж денег его величество сюда вбухал…

– Лучше нам не знать.

Финансовое положение Сперанских было куда безоблачнее нашего, но, тем не менее, деньги там считали. Вся троица моих друзей отличалась простотой в быту и удивительной для богачей неизбалованностью. Казалось, ребят с малолетства держали в черном теле и учили экономить. Поэтому Коля, как и я, обладал аллергией на расточительство.

– Пятьсот седьмая комната, – вздохнул лекарь, взглянув наверх. – На пятом этаже. На самую верхотуру нас забросят…

– Полагаю, как и всех первокурсников. Будем качать мышцы ног.

Роскошные створки дверей Домашнего корпуса были распахнуты настежь. Над нашими головами висела очередная приветственная растяжка, вход был украшен воздушными шарами и какими-то гирляндами – ну прям как на деревенской свадьбе.

Поднатужившись, мы подняли наше барахло по лестнице и оказались внутри гигантского холла.

– Ух ты…

Внутри все было убрано гораздо роскошнее, чем могло показаться снаружи. С потолка на толстенных цепях свисали хрустальные люстры с множеством висюлек. Сами потолки и стены были расписаны сценами из учебной жизни – каждой специализации посвящалась отдельная живописная картина. Наверняка работал какой-то именитый художник.

Не успели мы захлопнуть упавшие челюсти, как к нам тут же подбежал сотрудник в идеально выглаженном мундире, но со вспотевшим от беготни лбом.

– Первокурсники?

– Да! – хором отозвались мы.

– Сперанский и Соколов, – добавил я. – Направили в пятьсот седьмую.

– Ох, соболезную. Набегаетесь вы по лестницам, господа.

Мы с Колей переглянулись и припомнили наши догонялки на Полигоне.

– Ничего, не помрем, – улыбнувшись во все зубы, сказал лекарь.

Сотрудник кивнул.

– Тогда слушайте меня, господа. Слушайте внимательно, ибо вам здесь жить, даст бог, четыре года, а то и более. – Он указал рукой на шикарную лестницу слева от нас. – Там ваше крыло, Западное. Вы вольны перемещаться по нему беспрепятственно. Ваш этаж – пятый. На этаже есть общая гостиная, где вы можете проводить свободное время. Уборная есть в каждой комнате. Хвала стараниям их императорских величеств, тридцать лет назад здесь была полная перепланировка, и по утрам больше не нужно стоять в очереди, чтобы отлить.

Мы усмехнулись. А вот это и правда было элитно. Вспоминая студенческие общаги, в которых я бывал в прошлом мире…

– Стираем, гладим и убираемся сами, – продолжил сотрудник, но только сейчас я рассмотрел его знаки отличия и понял, что он был старшекурсником с восьмым рангом. – Слуг у нас нет. Все самостоятельно. Это дань традициям.

– Поняли.

– Еду проносить можно, но только ту, что может долго храниться вне холодильника. За подогретую рыбу в жилой комнате можно схлопотать по лицу от товарищей.

К этому у меня тоже вопросов не было.

– Так, что еще… – почесал затылок студент. – Думаю, пока с вас достаточно. Поднимайтесь, располагайтесь. В половину второго будет общий сбор и инструктаж, затем обед – увидите столовую и комнаты для занятий. А, да. Применение Благодати в жилых помещениях и вне занятий запрещено. За рукоприкладство тоже есть наказание, но… Вам, первокурсникам, от дедовщины не уйти.

Мы с Колей снова переглянулись. Я пожал плечами.

– Что ж, ожидаемо. Спасибо!

Подхватив вещи, мы поднялись по лестнице. Подъем занял куда больше времени, чем я ожидал. Видать, потолки на каждом этаже здесь были высоченные – на каждый этаж приходилось по два пролета.

Наконец, запыхавшись и упарившись, мы ввалились в ярко освещенный коридор с зеленым ковром и рядом портретов каких-то ученых дедов на стенах.

– Так… Вон она, пятьсот седьмая, – кивнул Сперанский. – Дверь открыта. Тетенька не ошиблась.

– Интересно, какая у него склонность, – задумался я.

– Сейчас и спросим.

Коля решительно распахнул дверь и бросил сумки на пол. Я осматривал комнату из-за его плеча. К нам спиной стоял низкорослый худой паренек в расстегнутом кителе. Он обернулся на шум и испуганно отпрянул.

– Нет… Не сейчас. Пожалуйста… – заикаясь, взмолился он.

– Ты о чем вообще, парень? – нахмурился Коля.

– Не бейте. Просто не бейте… Я не виноват, что попал сюда…

Глава 9

– Эй, парень, спокойно!

Я бросил сумки и, отпихнув Сперанского, осторожно, словно подкрадывался к дикому зверю, направился к Ронцову.

– Мы твои соседи по комнате, – добавил из-за моей спины Коля. – Никто тебя бить не собирается.

Щуплый паренек попятился, не сводя с нас огромных и выпученных от испуга глаз.

– Забирайте вещи. Сумки вон там, – он торопливо кивнул в сторону пары баулов, сваленных на одной из кроватей, и продолжил невнятно бормотать. – Только не трогайте… Вот же дерьмо… Первый день и сразу…

– Цыц! – внезапно рявкнул я.

В два шага оказавшись возле Ронцова, я схватил его за плечи, встряхнул и уставился ему в глаза.

– Еще раз. Слушай сюда. Никто тебя трогать не будет. Зуб на тебя не держим. Мы вообще понятия не имеем, кто ты такой. А вот представиться как подобает всем нам не мешало бы.

Кажется, моя небольшая грубость возымела желаемый эффект. Ронцов уставился на меня уже более осмысленно, моргнул пару раз, тряхнул головой, словно сбрасывал какое-то наваждение.

– Извините, – он глубоко вздохнул и, вернув самообладание, протянул мне руку. – Сергей Андреевич Ронцов. Шестой ранг. Особых титулов не имею.

– Если ты тот, о ком я думаю, то это ненадолго, – отозвался Сперанский и плотно закрыл дверь.

Благообразное лицо моего товарища внезапно приняло одновременно смущенное и обеспокоенное выражение. Мы по очереди представились Ронцову, и паренек вроде немного выдохнул.

– Догадка верна, ваше сиятельство, – отозвался Сергей и рухнул на кровать, подвинув сумки. – Я – тот самый.

Я метнул взгляд на Сперанского.

– О чем вы говорите?

– В этом давно нет никакой тайны. Весь столичный свет знает, – обреченно вздохнул Сергей. – Я – бастард князя Андрея Семеновича Воронцова. Потому у меня такая странная фамилия – Ронцов. Ублюдкам если и присваивают фамилию отца, то убирают первый слог или первую букву. Вот так я и стал Ронцовым.

Это многое проясняло, но не все.

– Прости за бестактность, но, судя по всему, ты весьма ценен для своего отца, раз тебе даровали не только урезанную фамилию, но и отчество князя, – сказал я. – И раз ты здесь, то и от рода княжеского не отсекли. А такое бывает в исключительных случаях.

Ронцов кивнул.

– Действительно, случай исключительный, если не сказать трагический. У рода моего отца есть все – Осколок, титул, обширные владения, земли, красивые поместья и дворцы во всех трех столицах… Но нет главного – прямого наследника. Все дети, зачатые в истинном венчанном браке, либо умирали во младенчестве, либо обладают очень слабым здоровьем. Но развестись отец не мог – на то нет серьезных оснований. Моя мать, актриса София Печорина, много лет была его любовницей – детей в этой внебрачной связи долго не было, а затем чудом появился я. И… Отец не нашел в себе сил отрезать меня от рода.

– Пожалел?

– Скорее посчитал, что я могу стать его надеждой. Велел дать мне сокращенную фамилию, даровал свое отчество. Каждый месяц посылал нам щедрые суммы и настоял на том, чтобы я обучался в гимназии. А когда у меня пробудился дар к Благодати, да еще и не самый скверный… Словом, меня начали готовить в запасные наследники. Если единственная выжившая дочь его светлости скончается, то меня могут признать законным наследником.

Я сидел на кровати и слушал Ронцова с открытым ртом. Да уж, вроде и третье тысячелетие в этом мире на дворе, а некоторые порядки до сих пор оставались такими же суровыми, как в Восемнадцатом веке.

– Ладно, с этим прояснилось. Но чего ты такой дерганый? – Удивился я. – Вроде же княжеский сын, а это статус…

Сергей взглянул на значок моего герба и показал на свой.

– А ведь вы, Михаил Николаевич, должны меня понимать. У вас своя позорная перевязь, у меня – своя. Но если ваш позор можно смыть, вернув осколок семье, то мое происхождение не перепишешь и не замажешь. Весь свет знает, что я сын актрисы. И их не волнует, что отец мой – князь. По крайней мере сейчас, пока он не реализовал свои замыслы. Все знают, что я – «запасной» княжонок. Ублюдок. Не ровня. Это будет со мной и моим родом, если он от меня продолжится, до скончания веков.

– Сдается мне, ты, Сергей Андреевич, излишне драматизируешь, – попытался подбодрить его Сперанский. – История знает случаи, когда внебрачные дети аристократов и наследовали, и титулы получали, и пользовались уважением в свете… Так что не вешай нос. Сейчас, конечно, обращают внимание на происхождение, но и на достоинства личности смотрят. А ты вроде парень незлобный, хотя и трусоват.

– Да не хочу я всего этого, вот в чем дело! – внезапно вышел из себя наш сосед. – Не хочу, понимаете? Не нужны мне ни титул, ни эти богатства несметные, ни уважение всего Петрополя. Я просто хотел жить спокойно. А спокойствия никогда не было. Поначалу еще куда ни шло, а потом, когда наследники его светлости начали мереть как мухи из-за какой-то врожденной слабости, на меня обратили внимание все кому не лень. А никаких амбиций у меня нет. Не выйдет из меня хорошего князя.

Я улыбнулся.

– Ну, это мы еще поглядим. Ты лучше скажи, кто тебя третирует?

– Забелло… Меншиков… Перовская…

Коля хмыкнул.

– Все трое учились в Императорской гимназии Святого Петра. Выходит, ты, Сергей Андреевич, тоже выпускник «Петровки»?

– Ага. И зовите меня просто Сергеем. Не заслужил я еще обращения по имени-отчеству. Да и соседи же… Но это, думаю, ненадолго.

– Это еще почему?

– Потому что меня будут выдавливать отсюда. Не потерпят они соседства с ублюдком, говорю вам. Все это уже проходил в гимназии, с трудом доучился. Травили.

Мы с Колей переглянулись.

– Еще посмотрим, кто кого затравит, – не сдержав злости, ответил я.

Вот чего я всегда терпеть не мог, еще с самого детства, это когда шайкой накидывались на одного. Даже если за дело били или издевались, все равно это было нечестно. Меня, слава богу, в школе вся эта травля обошла стороной, но насмотрелся я всякого. И не гимназия у меня была, а обычная общеобразовательная школа в депрессивном районе с одинаковыми многоэтажками. И контингент там был, прямо скажем, далек от этикета.

И там если били, то до крови. Переломы случались. Девки цеплялись друг другу в волосы и дрались в туалете после дискотек – парней делили. Ботаничек зажимали по углам – то портфели резали, то стекла в очках били.

С мальчишками церемонились еще меньше. Ко мне пару раз пытались прицепиться – так сразу дал сдачи, как Петька учил – и отстали. А после кого мог, тех сам спасал. Сколько раз получал в драке, пытаясь отбить очередную жертву… Но и побеждал неоднократно.

Потому что ненавидел, блин, когда обижали слабых. Как представлял, что на месте очередной задротки-ботанички могла быть моя Олька, так сразу резьбу срывало и забрало падало.

Вот упало и сейчас.

– Миш, ты чего?

Сперанский таращился на меня как на инопланетянина.

– А что? – хмуро отозвался я.

– Да рожа у тебя резко стала зверская. Аж перекосило.

Объясняться я не стал, а вместо этого положил руку на плечо нашему соседу.

– Ты, Сереж, не бойся. Отбиваться я тебя научу. И чтоб я сдох, если ты у меня уйдешь из Аудиториума. Как бы ни сложилась жизнь дальше, диплом этой элитной императорской шараги – красная ковровая дорожка в будущее. А нам с тобой, как обладателям перечеркнутых гербов, нужно об этом заботиться особенно тщательно.

– Ну и выражения у вас, Михаиниколаич, – прыснул Сперанский.

– Какие надо, такие и будут. Сереженька у нас найдет яйца и станет пробивать ими бетонные стены. Иначе я сожру все свои пуговицы.

Лекарь широко улыбнулся.

– Вот об этом я тебе и говорил. Иной раз поражаюсь, откуда у тебя все эти манеры.

Ронцов поднял на меня большие почти детские глаза. Он выглядел немного моложе своего возраста, но по его внешности точно можно было судить о красоте его матери – вроде бы князь Воронцов особой смазливостью не отличался, а вот матушкины гены передались парню как подобает. Темноволосый, с тонкими, но правильными чертами лица и острым подбородком, он вполне мог бы пользоваться популярностью у девчонок. Ничего, может и с этим вопрос решим.

– Спасибо, ваше сиятельство.

– Миша я. А это – Коля. К черту формальности. Еще наедимся ими досыта.

Сергей робко улыбнулся.

– Хорошо. Вы, кстати, на чем специализируетесь?

– Коля лекарь, я – универсал-боевик, – ответил за обоих я.

Ронцов уважительно кивнул.

– Вам хорошо. А я – будущий артефактор. Лабораторная крыса, в общем…

Мда, с самооценкой этому парню точно нужно было срочно что-то делать.

– Ладно, познакомились – давайте распределять кровати! – Перешел к насущному Сперанский. – Я хочу у окна. Напротив Сережи. Никто не против?

– Афанасьев еще не пришел, – возразил я.

– Кто первый встал, того и тапки! – безапелляционным тоном заявил Сперанский и бросил баул на кровать у правого окна. – В большой семье клювом не щелкают.

Я оглядел комнату, пытаясь понять, какое из оставшихся двух мест могло лучше мне подойти.

Надо сказать, условия здесь были на уровне. Сразу у входа располагалась небольшая прихожая с вешалкой и полочкой для обуви. Дверь справа уходила в уборную с душевой кабиной. Слева была небольшая кладовка – весьма полезно, когда вместе живут четверо.

Сама комната оказалась не очень большой – едва влезли четыре кровати с тумбочками, стол с табуретками. На стенах развесили бра и полки для книг.

Осмотрев оставшиеся два места, я выбрал то, что было на стороне Сперанского – кровать примыкала к стене кладовки, а это всяко было лучше, чем слушать журчание воды в ванной комнате. Кроме того, на моей стороне деревянные панели, что занимали нижнюю треть стены, немного отходили и обнажали узкую щель – можно было расковырять ее и попробовать использовать как тайник. Большую вещицу не спрячешь, но маленькая книжечка Корфа наверняка бы влезла.

Едва я раскрыл сумку, чтобы начать раскладывать вещи, как в дверь постучали. На пороге возник менталист Афанасьев.

– Привет первокурсникам! – весело обратился он и окинул жилище оценивающим взглядом. – А неплохо. Думал, будет хуже.

– Это же все-таки Аудиториум, а не простое училище, – ответил Коля и направился к Афанасьеву. – Привет, Гриша. Рад, что соседствуем.

Менталист поздоровался со мной, представился чуть повеселевшему Ронцову и вздохнул, обозрев последнее свободное место.

– У толчка, да? Ну да ладно, я не в обиде. Сам виноват, что задержался. Матушка все никак не могла отпустить. Она у меня дама чувствительная. Каждый раз прощается так, словно никогда не свидимся.

До самого звонка к обеду мы занимались распаковкой вещей и пытались обжить комнату. Коллектив у нас был мужской, за уютом мы особо не гнались, так что справились быстро. Сперанский успел обойти этаж и выяснить, где хранили гладильные доски и утюги – форму нужно было содержать в образцовом виде.

– Там на линейку собираются! – рыжая голова лекаря возникла в дверном проеме. – Потом обед. Я голодный. Айда в зал!

Возражений не последовало. Линейка у меня восторгов не вызывала, а вот поесть не мешало бы. У меня самого урчало в животе так, что становилось неловко. А Ронцова никто не спрашивал – юного артефактора мы просто потащили за собой.

В коридоре царило столпотворение. Новоприбывшие первокурсники носились с чемоданами, сумками, постельным бельем и швабрами, стараясь успеть поскорее разместиться. Ронцов замешкался, и его едва не унесло потоком спешащих студентов, но мне удалось схватить его за шиворот и вернуть в наш маленький строй.

Спустившись по лестнице в общий холл всех корпусов, мы сориентировались по указателям и направились в Южное крыло.

Весь Домашний корпус ходил ходуном. Со всех трех жилых корпусов вниз стекались ручейки девчонок, мальчишек и преподавателей. Старшекурсников можно было отличить по целеустремленным взглядам и уверенному лавированию в толпе – эти уже прекрасно ориентировались.

Наконец, преодолев давку, мы поднялись на второй этаж Южного крыла и оказались в общем зале для сборов.

«ИНСТРУКТАЖ ПЕРВОКУРСНИКОВ», - возвещал указатель.

– Нам туда, – сказал Афанасьев и потащил нас за собой.

Общий зал оказался гигантским помещением с рядом высоких окон по одной стороне и убранными в тяжелые барочные рамы зеркал с другой. За счет этого визуально зал казался еще больше – здесь было много света, а с высоких потолков спускались хрустальные люстры с множеством сияющих подвесок.

– Здесь проходят все общиесобрания, балы и церемонии, – пояснил Коля. – Мне отец рассказывал. Говорил, самое прекрасное – это Рождественский бал, который здесь дают для студентов. На нем он с моей матушкой и познакомился.

– Романтично, – буркнул я, протискиваясь сквозь толпу растерянных первокурсников.

Юношей распределили в ряд по одну сторону зала, девушек – по другую. В середине работали старшекурсники и преподаватели – помогали распределять, указывали на места, улыбались и приветствовали. Атмосфера царила не торжественная, но воодушевляющая. Столько пар глаз горели радостью и надеждой. Оно и понятно – у всех, кто здесь собрался, начинался новый этап в жизни.

Наконец, когда всех построили, к нам вышел уже знакомый мне Зуров. Позади него стояла Адлерберг и еще один незнакомый мне молодой преподаватель. Наверняка тоже из команды советника ректора по работе с абитуриентами.

– Приветствую вас в стенах Аудиториума! – хорошо поставленным голосом сказал Зуров, и его слова легким эхом отозвались от сводов высокого потолка. – Сегодняшнее собрание носит организационный характер. Я расскажу вам, как будут проходить ваши первые дни в нашем учебном заведении.

Все напряженно молчали. Стараясь уловить каждое слово.

– Итак, господа первокурсники, распорядок дня следующий. Подъем в шесть утра, приготовления, завтрак, затем начало учебы. Учебный день делится на два блока. Первый начинается в 8 или 9 утра и длится до полудня. Затем перерыв на обед и отдых, после – учеба до трех часов дня. Затем свободное время, которое вы можете использовать для подготовки, спортивных занятий или внеучебной работы. Далее ужин и вновь свободное время. Отбой в десять вечера. Воскресение – день отдыха.

Ну, примерно так я и предполагал. Надеюсь, в библиотеке хватит места на всех.

– Каждому из вас будет предоставлена памятка с расписанием дополнительных занятий, факультативов и курсов, которые вы сможете посещать, а также контакты всех кураторов и сотрудников, которые смогут вам помочь и ответить на ваши вопросы. Актуальное расписание занятий с указанием аудиторий вывешивается на первом этаже Домашнего корпуса.

По залу прошел легкий ропот, но никто не задал вопросов.

– Завтра утром пройдет церемония посвящения в первокурсники. Форма одежды – парадная. Сбор в 9 утра в Главном корпусе. Затем вас распределят по первым занятиям. Обо всех новостях и мероприятиях вы сможете узнавать на стенде на первом этаже Домашнего корпуса. Памятки будут ждать вас в ваших комнатах после обеда. На этом все. Желаем вам счастливого первого дня. А сейчас прошу всех первокурсников в Трапезный зал на обед.

Зуров закончил речь, и мы начали потихоньку выходить к лестнице. В толпе я заметил Ирэн и помахал ей рукой, но нас отрезало друг от друга очередным потоком.

«Встретимся на обеде», - услышал я ее голос в своей голове. – «Как ты?»

«Лучше, чем думал».

Сгуртовав своих соседей, я спустился. На первом этаже Южного крыла все пространство было выделено под огромную столовую.

«ТРАПЕЗНЫЙ ЗАЛ», - гласила массивная золотая табличка с черными буквами. Впрочем, аромат еды говорил сам за себя. Улучив момент, я остановился возле объявления в стеклянной раме.

– Коль, гляди, – указал я на большой лист бумаги, исписанный каллиграфическим почерком. – Это полезно знать.

Объявление распределяло потоки курсов по времени. Пищу здесь принимали трижды в сутки. Для первокурсников завтрак проходил с 7:00 до 7:30 утра. Обед – с 13:00 до 13:30, а ужин – с 18:00 до 18:30. Старшекурсникам дозволялось спать подольше – у них время было смещено на час-два. Дедовщина-с.

Трапезный зал был похож на смесь таверны и заводской столовой, но с довольно изысканным интерьером. Столы здесь были длинные – метров по двадцать, по обеим сторонам от каждого стола располагались ряды лавок. А еду получали на раздаче: берешь поднос, идешь вдоль витрин с различными блюдами и просишь понравившееся.

Ассортимент, впрочем, не изобиловал разнообразием.

Сегодня на обед было два вида супа – борщ и щи, три салата, два вида мяса, одно рыбное блюдо и на выбор чай или компот.

– Интересно, можно ли здесь достать кофе? – услышал я за своей спиной голос Ирэн и обернулся.

– Нужно задружиться со старшими. Они точно знают.

– Уже жалею, что не пронесла сюда чайник. Представишь меня своим соседям?

Я спохватился.

– Конечно. Ребят, это Ирина фон Штофф. Моя подруга.

Коля расплылся в улыбке и обнял Ирку от души. Афанасьев одобрительно хмыкнул и галантно поцеловал ей руку, а Ронцов оробел.

– Ладно, вечером еще будет время пообщаться, – сказала Ирэн и, подхватив поднос, направилась к стайке девушек, метавших на нас заинтересованные взгляды. – Внизу у стенда увидимся.

Она отошла, и Ронцов восхищенно выдохнул.

– Какая красавица…

Сперанский ткнул меня в бок.

– Да, Михаилу нашему повезло.

– Ты б не болтал особо, – огрызнулся я и ткнул на кусок мяса. – Мне свинину с картофелем, пожалуйста.

Не успел я забрать свою тарелку, как Ронцов едва не сбил меня с ног, пытаясь пролезть мне за спину.

– Ты чего, Сереж?

– Они! – сиплым от напряжения голосом проговорил он и указал на троицу разодетых ребят. – Помнишь, я рассказывал, кто издевался надо мной в гимназии? Все трое прошли… И они меня заметили.

Это я уже сам понял. Не сводя глаз с Ронцова, троица франтов – двое юношей и одна девица, решительно направились в нашу сторону.

Глава 10

– Какие лююююди! Сереженька-пироженка! – высокая девица в короткой юбке и застегнутой на все пуговицы блузке хищно оскалилась и едва не нависла над побледневшим Ронцовым. – Надо же, прошел все испытания! Что ж, тем лучше. И тем веселее…

Театрально вздохнув, девица обернулась к своим спутникам, вытащила из рукава купюру и протянула ее двухметровому щеголю в шелковом шейном платке.

– Держи, Казимир. Ты выиграл. Правда, не знаю, к сожалению или к счастью.

Второй парень, самый низкий из этой троицы – бледный, почти что альбинос, но с противными полупрозрачными глазами и хитрой ухмылочкой – тоже передал купюру юноше по имени Казимир.

Тот победно хохотнул и сгреб добычу.

– Поднялся на двести рублей. Говорил вам, а вы не верили. Прошел же!

– Значит, теперь весь месяц будешь проставляться, – буркнула девушка. – И найди мне в этой дыре шампанское.

Я не выдержал и прервал разыгрываемую сценку покашливанием и встал между троицей и Ронцовым. Коля аккуратно придвинулся ко мне, закрывая потерявшего дар речи Сергея с фланга.

– Господа, вы точно ничего не перепутали? – холодно спросил я. – Это столовая, а не скачки.

Девица тут же обворожительно улыбнулась, но от этой улыбки веяло ядом.

– Боюсь, нас еще не представили, – она протянула руку. – Княжна Марианна Перовская, дочь князя Перовского. А вы, судя по гербу, знаменитый Михаил Соколов. Таинственный юноша из рода без Осколка, поразивший всех невероятной мощью родовой силы… Что ж рада знакомству, Михаил.

– Казимир Забелло, – представился долговязый щеголь.

– Андрей Меншиков, – добавил альбинос.

– Николай Сперанский, – сквозь зубы процедил лекарь. – Теперь, раз мы представлены, извольте посторониться. Я очень не хочу споткнуться и испортить чей-нибудь костюм своим обедом. Ужасно глупый способ нажить себе врагов в первый же день…

Троица задир переглянулась. Перовская поправила уложенные волной волосы и ткнула Сперанского в грудь длиннющим ногтем.

– Разумеется, ты можешь идти, симпатяжка. Потому что у нас есть дело к нашему старому другу. Наедине. Сережа! Выходи-ка сюда…

– Ваш друг идет с нами, – ответил я и, взглянув на Ронцова, кивнул в сторону столов. – Если желаете, можете присоединиться к нашей трапезе. Но, боюсь, уединиться с ним вам не удастся.

Девушка вмиг изменилась в лице.

– Защитничков нашел, а, Сереженька? – прошипела она. – Знаешь же, что это плохая идея. И тебя это не спасет.

– Чего вы к нему прицепились, а? – не выдержал Сперанский.

На нас начали поглядывать остальные ребята из очереди. Нам пришлось отойти от линии раздачи, и теперь на нас пялились все, кто ждал свою порцию. Может и к лучшему, что у этого спектакля появились зрители.

Забелло положил руку на плечо Перовской.

– Марианна, остынь. Он ведь знает, что теперь никуда не денется. Отсюда не сбежать.

– На кой черт вам сдался этот Ронцов? – повторил я. – Что он вам сделал?

– При всем уважении это не вашего ума дело, Михаил, – отрезал Забелло.

– Боюсь, это не так. Ронцов – мой сосед. Поэтому если вы улучили его в чем-то недостойном, я буду признателен за информацию.

– О да, кое в чем недостойном он действительно уличен, – желчно ответила княжна. – В недостойном происхождении.

Я рассмеялся.

– Я знаю, что он бастард. И все знают. Только отчего-то это смущает лишь вас. Еще причины?

– Михаил, – обратился ко мне Забелло, – Пожалуйста, идите трапезничать. И друга своего прихватите. А Сергея оставьте нам. У нас с ним старые счеты, еще со школы. И на вашем месте я бы поразмыслил о том, как репутация вашего рода отразится на вашем пребывании в этом учреждении. Аудиториум – место для истинной аристократии. И если вы продолжите лезть в наши с Сергеем дела, боюсь, вам здесь тоже будут не рады. И даже родовая сила перестанет служить вам защитой.

– Это угроза? – холодно улыбнулся я.

Ну давай. Давай, лощеный урод. Просто дай мне повод.

– Дружеский совет, конечно же, – растянул губы в улыбке Казимир Забелло. – Я бы предпочел, чтобы мы не враждовали. Это в ваших же интересах. Не стоит ссориться с князьями.

– Я не вижу здесь ни одного князя.

– О, мы им станем.

– Мне интересно другое, – я повернулся, позволяя Сперанскому увести Сергея к столам. Афанасьев последовал за ними, прикрывая тыл. – Если объект вашей ненависти все же получит титул и унаследует все состояние Воронцовых, что вы будете чувствовать? И сможет ли он забыть то зло, что вы ему причинили?

Не дождавшись ответа, я проследовал к столу, где едва успели расположиться мои соседи. Княжья троица метнула на нас гневные взгляды, но за нами не поплелась. Перовская развернулась на каблуках и стремительно направилась в противоположную сторону.

– А теперь объясните, что это было и что все это значит? – менталист Афанасьев уставился на меня и с силой воткнул вилку в шницель. – И какого рожна трое княжичей охотятся на этого мелкого заморыша?

Я вздохнул и с сожалением взглянул на совершенно холодный обед.

– Долгая история. Пусть Ронцов расскажет все сам.

Но не успел Сергей рассказать менталисту обо всех перипетиях своей судьбы, как его оборвал Коля.

– Глядите, – прошипел он и указал на дальний стол. – Нет, ну они серьезно? Говно к говну липнет, вот воистину!

Я осторожно обернулся и едва не заржал в голос.

Естественно, эта троица уселась за один стол с Денисовым и его шайкой.

Ну как же могло быть иначе?

* * *

– Душ свободен! Ну что, готовимся к нападению? – Афанасьев вышел из уборной и, повесив полотенце на батарею, оглядел комнату. – Можно забаррикадировать дверь, чтобы не смогли вломиться. Или подвесить ведро с водой, чтобы пролилось на первого вошедшего… Или приделать звоночек, чтобы зазвенел, если кто-то войдет…

– Не придут они сегодня, – ответил Сперанский. Сбросив обувь, он вкручивал новую лампочку в свой светильник. – Еще недостаточно организовались. Они придут, обязательно придут. Но позже.

Заставляя себя не засыпать, я сидел на кровати и ждал сигнала к отбою. Нужно было дождаться, пока все мои соседи крепко отрубятся, и попытаться затолкать книгу с ручкой в тайник. Здесь оказалось куда меньше вариантов, чем я ожидал, и щель в деревянных панелях выглядела самой надежной.

Кажется, Афанасьев спрятал сигареты под подоконником – несовершеннолетним курить было запрещено, но парень явно шалил с никотином. Сперанский притащил из дома бутыль коньяка и держал ее в кладовке за швабрами и вениками.

Но мои тайны следовало охранять с особой осторожностью.

– Хуже всего, что они объединятся против нас. Мы теперь их общие враги, – отозвался я. – На нас с Колей точит зуб Денисов. На Серегу – княжичи. И у них куда больше вариантов напакостить, чем просто устроить нам «темную».

– Значит, нужно придумать, как обеспечить им теплый прием, – заключил Афанасьев. – Понятия не имею, как вы умудрились разжиться вражинами лютыми так быстро, но от драки бежать не буду. Это весело.

Восторгов нашего менталиста я не разделял, но решил не портить ему настроение. Вместо этого я повернулся к Ронцову.

– Сереж, завтра подумай, что из артефактов можешь сделать на предупреждение об атаке. Нужно подобие сигнализации в комнате. Желательно – с распознаванием своих. Сдюжишь такое?

Ронцов почесал лохматую макушку. Он уже залез под одеяло, да и Сперанский забрался в кровать.

– Своих можно распознавать по слепку силы или по крови. Это просто – я придумал, как такое сделать. А вот чтоб прямо сигнализацию… Такого я еще не придумывал.

– Ну, время у тебя будет, хотя и немного. И еще нужно согласовать это заклинание с комендантом. А то прилетит по башке, – ответил я. – Ладно, народ, спим.

Афанасьев наконец-то угомонился, залез под одеяло и через некоторое время мерно засопел. Я прошелся по комнате, выключил лампы, но оставил шторы не задернутыми – лунного света должно было хватить, да и небольшой фонарик из дома я прихватил.

Сколько я лежал, не знаю, но когда Сперанский начал похрапывать, приступил к делу.

Первым делом хотел повесить непроницаемый купол, но вовремя спохватился – применение Благодати без разрешения в жилых комнатах было запрещено. Да, слишком уж я привык полагаться на силу. Сейчас предстояло почувствовать себя обычным человеком.

Осторожно спустившись с кровати, я сунул ноги в тапки и бесшумно обошел свое ложе. На ощупь нашарил отошедшую доску и пальцами нащупал ту самую щель. Блин, лишь бы влезла и не застряла – не хватало еще порвать книгу. Тогда Корф меня точно по головке не погладит.

Света чертовски не хватало. Пришлось почти всем корпусом залезть под кровать, и сделать это бесшумно оказалось той еще задачей. Стараясь возиться как можно тише, я зажал в зубах маленький фонарик и зажег свет.

Так… Вот она, нужная досочка. Лак отошел – красили давно. Плинтус тоже был старый и, к счастью, его не прибивали гвоздями наглухо. А халтурный ремонтик-то, как оказалось на поверку… И уж больно хорошо доска отходила, словно я был не первым, кто додумался там что-нибудь припрятать. Правда, больше пачки сигарет туда было трудно что-то впихнуть.

Я отодвинул доску и посветил внутрь. Так и думал – места оказалось мало. Мне в нос попал ком пыли, и пришлось зажать ноздри, чтобы не чихнуть. От этого действия заложило уши. Мерзкое ощущение.

Придерживая доску, я запихнул в тайник книгу, но ручка не помещалась. Проклятье. Ладно, ее спрятать будет проще. Вернув доску на место, я с усилием придавил ее и зажал плинтусом. Еще раз оглядел – вроде ровно, глаз не режет. Сойдет. Выключив фонарик, я осторожно, стараясь не елозить ногами и задницей, вылез из-под кровати.

И, обернувшись, едва не заорал.

На меня в упор смотрел Ронцов. Своими огромными глазищами и почти не моргая.

– Йоптваю… – выдохнул я. – Серег, ты чего?

– А ты чего? Я шум услышал, возню какую-то. Подумал. За нами пришли. Сплю я чутко… Что там было?

– Да мыши, кажется, завелись. Услышал писк, вроде даже разглядел ее – а она юркнула под кровать.

– А ручка тебе зачем? – улыбнулся Ронцов. – Заколоть хотел?

– Да схватил первое, что под руку попалось.

– Аааа… Ты не пугай так больше.

– Ты тоже.

Блин, а ведь и правда сердце едва в пятки не ушло. Вроде и безобидный этот Ронцов, а было в нем что-то жуткое. Ну либо это мне уже начала постоянно всякая жуть во всем подряд мерещиться.

Ручку я спрятал в вещах, рассчитывая утром перепрятать понадежнее. Да и сама по себе она не вызывала подозрений. Обычная, заправляемая, пишет синим. Главное, чтоб не стащили ненароком. А то часто бывает – одолжишь и забудешь, потом ищи, кому дал.

И только после того, как Серега улегся и засопел, я позволил себе закрыть глаза и почти мгновенно отключился.

* * *

Противнейшая трель старого механического будильника прозвучала так неожиданно, что я едва не подпрыгнул к потолку.

– Да что ж такое!

Я взглянул на циферблат. Шесть утра. Мда, отвык я подниматься в такую рань, ну да ладно, деваться некуда. Даже не открывая глаз, Афанасьев на ощупь пошарил ладонью по тумбе, нащупал адски вопящий агрегат и отключил его. И тут же снова рухнул на подушку. Даже захрапел, зараза такая.

Всех перебудил, кроме себя.

Я уселся на кровати с ногами, не сводя глаз с будильника. Давно не встречал такой древней шайтан-машины. Были в моем мире такие черно-белые будильники в «Икее». Стоили недорого, полностью механические. Трещали так, что могли мертвого поднять – аж зубы сводило. Как-то я подарил такой своему другу Сереге, потому что он задолбал просыпать первую пару.

И вот примерно такое же чудовище сейчас не смогло разбудить Афанасьева.

Сперанский тоже мгновенно проснулся и сполз с кровати, ухватившись за сердце.

– Доброе, блин, утречко, – прохрипел я, уставившись на Колю.

– Так и заикой легко стать, – проворчал он, пнул кровать Афанасьева и заорал ему прямо в ухо. – Гриша! Подъеееем!!!

От его вопля проснулся и Ронцов. Встрепенулся, тут же сгруппировался и принял оборонительную позу. Ну и зашуганный он, конечно.

Афанасьева, казалось, было невозможно разбудить даже пушечным выстрелом над ухом. Сперанский по утрам всегда бывал не в духе. Он взял стакан со стола, дошел до ванной, набрал воды похолоднее и навис над менталистом.

– Не знаю, ты и правда так крепко спишь или прикидываешься, но если сейчас не проснешься, будешь сушить подушку.

Афанасьев не реагировал.

Мы с Колей переглянулись, и лекарь хищно оскалился.

– Ну ладненько, Гриша. Я тебя предупреждал.

Он набрал воды в рот и тут же распылил ее прямо в лицо Афанасьеву.

– Твою мать!

Менталист наконец-то распахнул глаза – ровно в тот момент, когда Коля прыснул на него водой снова.

– Какого хрена?!

– О, сработало, – ухмыльнулся рыжий лекарь. – Доброго утречка, спящая красавица.

Пока мы возились с пробуждением Гриши, шустрый Ронцов успел проскочить в душ. Ушлый парень.

– Чур я второй, – сказал я, кивнув в сторону ванной и взял сумку с мыльно-рыльными принадлежностями. – Кто последний проснулся, тот последним и моется.

Афанасьев скривился.

– Ну простите. Надо было предупредить, что я очень крепко сплю. А что, будильник не сработал?

Я просто отмахнулся. Оставив Колю и Гришу в комнате, зашел в уборную, открыл кран и принялся чистить зубы. Ронцов плескался в душе и напевал какую-то песенку на английском.

Параллельно я засек время, пытаясь понять, сколько минут понадобится четверым сонным парням утром, чтобы привести себя в порядок. Форму мы отгладили еще вечером, ботинки начистили, так что с этим вопрос был решен. Организм требовал кофе, и я очень надеялся, что хотя бы по утрам в столовой его еще давали.

«Проснулся?» – веселый голос Ирэн раздался в моей голове.

«Ага. Доброго. У вас все нормально?»

«Да. За исключением того, что соседка по комнате устроила истерику, обнаружив, что забыла дома плойку для волос».

«Вселенские проблемы», - улыбнулся я.

«Кстати, ребята говорят, что внизу вывесили расписание и список групп. Зайди, узнай».

«Хорошо. Спасибо. Встретимся за завтраком».

Завтрак, к счастью, прошел без происшествий. Кофе в Аудиториуме все же давали, но назвать эту коричневую бурду кофе у меня язык не поворачивался. Экономил снабженец, ох как экономил… Впрочем, на обилие и качество еды жаловаться было грешно – кормили здесь почти что на убой. Лишь Ирка и остальные следившие за фигурой девчонки возмущались, что диетических низкокалорийных блюд здесь было маловато.

– Ну что, готовы? – спросила подруга, отложив вилку. – Нужно еще заскочить к стендам, узнать, в какой мы группе.

Мы отнесли подносы с грязной посудой к специальному окошку, поблагодарили улыбчивую пухлую судомойку в очаровательном белом чепчике с рюшами и отправились в общий холл.

– Ух ты! Мы вместе! – воскликнула Ирэн. – Смотри, Миш. Коля тоже с нами.

– И не только Коля.

Мне в глаза бросились и другие фамилии. И увиденное меня совсем не обрадовало.

Группа 1Б:

1. Григорий Афанасьев

2. Татьяна Белокрыльцева

3. Анна Грасс

4. Константин Денисов

5. Казимир Забелло

6. Матвей Исаев

7. Ольга Мартенс

8. Андрей Меншиков

9. Марианна Перовская

10. Виктор Рахманинов

11. Сергей Ронцов

12. Михаил Соколов

13. Николай Сперанский

14. Мария Хилкова

15. Ирина фон Штофф

– Твою мать, – хором прошипели Сперанский и Ронцов.

– Это что же, теперь торчать два года в одной группе с этими сволочами? – добавил Сережа.

– Полагаю, да, – задумчиво отозвалась Ирэн. – Белокрыльцева – это хорошо. Мартенс – тоже хорошо. А вот Перовская, Грасс и Хилкова – плохо.

– Почему? – спросил я.

– Грасс – стерва. Перовская – вообще избалованная отмороженная тварина. Хилкова – слабая. Могут задавить.

– Грасс – стерва, но с головой на плечах, – возразил я. – С ней можно договориться. Про Хилкову ничего не знаю. А вот Перовская – да, опасна. Но куда больше меня беспокоит, что в списке и ее дружки.

Сперанский и Ронцов мрачно изучали фамилии. И в этот момент я услышал хихиканье за нашими спинами. Обернулся – и почти что лицом к лицу столкнулся с Константином Денисовым.

– Ну здравствуй, Соколов.

– И тебе не хворать, Костик, – невозмутимо ответил я. Нельзя показывать, что эти новости хоть как-то нас задели.

Денисов бросил беглый взгляд на список.

– Что, уже увидели новости? Воодушевляет?

– Интересный состав.

– О да. Меня особенно радует, что княжеская троица с нами. Тем интереснее будет учебный процесс. Слышал, ты уже в защитники обездоленных заделался, Соколов? Подобное к подобному, да?

– Полагаю, вы с Забелло иллюстрируете эту присказку куда точнее, – с вежливой улыбкой отозвался я.

Денисов наклонился к моему уху.

– Я ведь обещал, что не дам тебе жизни в Аудиториуме. А теперь ты подкинул мне гораздо больше причин от тебя избавиться. Ты ответишь за позор моего брата.

Я вскинул подбородок и уставился ему прямо в глаза.

– Хочешь войны?

– Я ее тебе объявляю. Учти, Соколов. Всякий, кто окажет тебе расположение, станет и моим врагом. Нашим врагом – вокруг меня уже объединяются те, кто не хочет терпеть всякую шваль вроде тебя и бастардов в священных стенах Аудиториума. Разве что Штофф я пощажу – эта красотка мне нравится, и я с удовольствием с ней развлекусь. У тебя на глазах.

Я холодно улыбнулся.

Да, Коля был прав – Денисов уже начал сколачивать банду. Ну что ж, придется ему ответить. А с врагом лучше всего воевать его же методами. Единственный способ дать серьезный отпор Денисова и прищучить его – сделать свою банду.

– Многовато слов и мало дела, Костя, – не сводя с него глаз, я улыбнулся. – Значит, война.

Глава 11

– Прекрасно, Соколов.

Денисов ухмыльнулся, крутанулся на каблуках и веселой походкой направился к ожидавшей его у выхода троице княжичей.

– О чем вы говорили? – Ирэн тронула меня за плечо. – Интуиция меня обманывает или у тебя будут проблемы?

– Не обманывает. Впрочем, еще неизвестно, к чему все это приведет. Держись от них подальше, Ир.

– Почему?

– Просто пообещай, хорошо?

Подруга пристально взглянула мне в глаза, словно пыталась прочитать мысли. Но применять способности она не стала.

– Не нравится мне все это, Миш, – обеспокоенно сказала она. – Если он споется с Перовской и компанией…

– Уже спелся. Как бы то ни было, разберемся, – отрезал я. – Не забивай себе голову этими разборками. Тебе учиться нужно.

«Тебе вообще-то тоже», - ментально ответила она. – «Что бы там ни происходило, я рядом».

«Спасибо, Ир».

Я взглянул на часы и подозвал остальных. Нужно было спешить в главный корпус на церемонию.

Выйдя на улицу, мы пожалели, что не прихватили верхнюю одежду. Пешком от Домашнего корпуса до Каменноостровского дворца было минут десять, но за это время все мы успели продрогнуть до костей. Передвигались мелкими перебежками, ежились от пронизывающего ветра – вот тут-то и сказалось расположение острова. Когда вокруг тебя вода, дует отовсюду.

Главный корпус был торжественно украшен синими и золотыми шарами, гирляндами, и даже иллюминация работала в дневное время – Аудиториум вбухал много денег в создание праздничной атмосферы. Даже с улицы было видно, как ярко сияли большие окна.

Взбежав по лестнице, мы замедлили шаг, выдохнули. Девчонки поправляли растрепавшиеся прически, а мы с парнями расправили мундиры и проверили стрелки на брюках.

«ТАЛАНТЛИВЕЙШИМ – ДОСТОЙНЕЙШЕЕ!» – гласил золотой лозунг над украшенным императорскими вензелями входом. Не хватало лишь уточнения, что привилегия эта давалась только аристократам.

– Господа первокурсники! – окликнул нас один из старшекурсников с повязкой организатора на рукаве. – Прошу сюда!

Мы вошли в холл с потолком-куполом, и ахнули от восхищения. Главный корпус впечатлял строгостью и изяществом архитектурных замыслов. Но остановиться и как следует его рассмотреть нам не дали – распорядители тут же сориентировали нас и указали на лестницу – там, на втором этаже, располагался бывший бальный зал, ставший «актовым» после передачи здания университету.

Поднявшись по алой ковровой дорожке лестницы, мы очутились перед распахнутыми дверями зала. Там уже собрались почти все первокурсники, и я наконец-то смог посчитать, сколько нас получилось. Около полутора сотен – немалый поток.

Пока что нам не раздали нашивок с обозначением наших рангов и курсов, поэтому я не смог понять, как мы распределились по рангам. Но, полагаю, больше всего было «середнячков» – от седьмого до пятого.

Нас распределили в шеренги, но не по группам, а словно по росту. Юношей и девушек – отдельно. Все-таки в Аудиториуме явно пытались препятствовать установлению отношений, ну или хотя бы делали вид, что препятствуют. Что-то подсказывало мне, что все эти меры не имели никакого смысла, и проникнуть в женскую половину труда не составит. Другой вопрос – уединиться особо негде.

Едва мы заняли свои места, как прозвучали трубы. Двухэтажный зал наполнился грохотом фанфар. На балкон верхней галереи вышел уже знакомый мне добрый дедушка Фрейд.

– Его высокопревосходительство Владимир Андреевич Долгоруков, ректор Аудиториума Магико! – объявил невидимый глашатай откуда-то сбоку.

Акустика в зале была великолепная, ибо когда Фрейд заговорил, ему даже не пришлось повышать голос. Мы все отлично слышали. Да и ребята перестали шушукаться, осознав важность момента.

– Дорогие первокурсники! – Начал благообразный дедуля и обратил на нас по-отечески теплый взор. – Поздравляю всех вас с зачислением в ряды студентов Аудиториума. Для меня в году, помимо Рождества Христова, есть два счастливейших дня. Первый – торжественная церемония посвящения новых студентов, а второй – прощание с выпускниками. Ибо оба эти дня отмечены звездой надежды. Вы – наше будущее, будущее всей империи. Вы – наследники уважаемых родов, хранители и продолжатели традиций, светлейшие умы, на деяниях которых будет держаться наша великая страна…

Какая-то девица за моей спиной аж всхлипнула, растрогавшись душевной речью ректора. Фрейд тем временем продолжал.

– Когда я смотрю на вас – юных, полных энергии, жизни… Одаренных величайшим благом, что может быть доступно человеку – Благодатью, этим непостижимым могуществом, то чувствую особую гордость за то, что родился на этой земле. И благодарность Господу за то, что даровал мне судьбу, связанную с обучением лучших из лучших. Чтобы обучить вас, в Аудиториуме собрались лучшие наставники, умнейшие руководители, опытнейшие практики. Ибо вы, благородные наследники, являетесь достоянием всей нашей страны.

Говорил Фрейд, конечно, красиво – даже я заслушался, хотя всегда засыпал на подобных формальных мероприятиях.

– Это, несомненно, повод для гордости, – продолжил ректор. – Однако вам надлежит ежесекундно помнить, сколь великую ответственность на вас налагает этот статус. Отныне вы не просто студенты Аудиториума. Не просто наследники знатнейших фамилий. Вы – символ благородной службы государству и обществу. Вы – образец для подражания. Пример для всех. И потому я прошу вас, как отец просит своих детей, сохранять приверженность нашим ценностям, использовать знания и умения, что вы получите, с умом и на благо государя и его подданных. Ибо однажды может настать момент, когда именно вы станете щитом, мечом и опорой нашей империи.

А мозги здесь промывали хорошо. Качественно так, с первого дня.

Ректор наградил нас широкой улыбкой.

– Каждому из вас, несомненно, уготована особая судьба, – сказал он. – И я настаиваю, чтобы вы обрели в Аудиториуме как можно больше полезных навыков и верных друзей. Я могу смело утверждать, что Аудиториум станет вашей второй семьей, где вы познаете взлеты, падения, победы, поражения и обретете бесценный опыт. Время, что вы проведете здесь, навсегда останется в вашем сердце. И я желаю, чтобы эти годы стали для вас счастливыми. От лица всего обширного преподавательского состава и студентов старших курсов я поздравляю вас с поступлением и с гордостью принимаю вас в наши ряды!

Снова грянула музыка, но вой труб утонул в троекратном «Ура!». Первокурсники – и я вместе с ними – драли глотки, воздавая хвалу.

– Славься Отечество!

– Славься Государь император!

– Славься Аудиториум!

«Перваки» ревели так, что аж стекла в окнах задрожали.

Речь, что ни говори, вышла славная. Воодушевляющая. И вполне вероятно, что Фрейд сам верил в свои слова – все же мне казалось, что для управления подобным учреждением нужно было сохранять приверженность идеям.

Ректор дал нам проораться, а затем жестом призвал к тишине.

– Мне всегда приятно видеть радость и надежду в глазах новоприбывших, – улыбнулся он. – Однако для того, чтобы стать настоящими первокурсниками, вам надлежит пройти через еще один традиционный ритуал и получить свои личные шевроны. И еще вы кое с кем познакомитесь.

Мы напряженно замолчали, и в зале повисла гробовая тишина. Фред повернулся куда-то в сторону и громко приказал:

– Пригласите Леонида Ивановича, пожалуйста.

Стоявший рядом со мной Афанасьев вытаращил глаза и обернулся ко мне.

– Да ладно! Неужели? Охренеть!

– Гриш, ты чего? – удивился я.

– Ленька! Они принесут Леньку!

– Не понял? Что за Ленька?

– Сейчас увидишь! Вот уж не думал, что нам так повезет. Ходили толки, что от этой традиции отказались. А, оказывается, сохранили…

– Да что там с ним? Кто такой, блин, этот Ленька?

– Тсссс! – шикнули на нас сзади. – Не портите удовольствие!

Судя по всему, я не знал чего-то очень важного и захватывающего, потому как, судя по лицам остальных «перваков», сейчас должно было произойти что-то неординарное. Даже для Аудиториума.

Тем временем ректор исчез с балкона, а спустя минуту долгого и почти мучительного ожидания боковые двери зала распахнулись, снова грянули фанфары, и в помещения вошла процессия сотрудников Аудиториума.

Первым шел Фрейд – Долгоруков вышагивал с достоинством, даруя первокурсникам хитрые, почти озорные взгляды. Что за шалость он удумал?

Следом за ректором шли сотрудники – один с толстой папкой, еще двое с большими коробками. А за ними четверо охранников в форме со знаками отличия внутренней охраны вуза тащили на носилках какой-то странный предмет. Закрытый ящик из ценных пород дерева. Замыкали процессию четыре девицы в форме студенток. Все – писаные красавицы, явно отобранные для какой-то торжественной миссии.

– Прошу задернуть шторы, – на ходу распорядился Фрейд.

Словно по команде зал погрузился в полумрак. Плотные занавески, казалось, сами по себе сдвинулись, а люстры вспыхнули. Причем лампы в них горели не теплым электрическим светом, а потусторонним сине-зеленым.

Ректор занял место на тронообразном стуле – ну как пить дать правитель маленького королевства. Ящик водрузили на стол перед ректором. Коробки опустили на пол и открыли – я не увидел, что в них было, но предположил, что наши шевроны. А в папке наверняка был поименный список всех первокурсников. Девушки-старшекурсницы встали в ряд возле человека с папкой.

– Представляю вам Леонида Ивановича Пантелеева, – с широкой улыбкой объявил Фрейд и жестом велел открыть ящик.

Едва короб был снял, «перваки» хором ахнули. Кто-то тонко вскрикнул, кому-то стало дурно. Я же завороженно пялился на то, что мне открылось, не понимая, как подобное вообще было возможно.

Я ожидал чего угодно, но не этого.

В большой запечатанной банке плавала уродливая мужская голова. Возможно, в момент смерти он был молод, но раствор и время шарма ему не добавили. Раствор слегка светился тем же неестественным голубовато-салатовым светом, почти фосфоресцировал.

– Господи, что это? – пискнул кто-то с дальних рядов.

Афанасьев обернулся ко мне и ухмыльнулся.

– Вооот, я же говорил.

– Это что вообще такое?

– Сейчас узнаешь, – поддерживал интригу менталист.

И в этот момент голова распахнула глаза – две светящиеся яркие точки без зрачков и радужной оболочки. Наверняка слепые.

– Свежая кровь! – скривила рот голова. Ее голос – хотя откуда там было взяться голосовым связкам – глухо звучал сквозь толщу раствора и банку. – Это хорошо…

Ректор поднялся со стула и подошел к голове.

– Полагаю, некоторым из вас известна история Леонида Ивановича, однако я освежу вашу память. Ибо господин Пантелеев – не только полезный сотрудник нашего заведения, не просто уникальный кадр, но и важный символ.

Я нервно сглотнул слюну. Как ОНО могло разговаривать, а уж тем более думать? Неужели это была фантазия какого-то безумного артефактора?

– Леонид Иванович Пантелеев родился в Тихвинском уезде в самом начале прошлого века, – прохаживаясь между рядами студентов, вещал Фрейд. – Происхождение имел незнатное, однако талантами Господь его не обделил. Леонид Иванович получил образование печатника и, переехав в Петрополь, работал в газете. Однако увлекся революционными взглядами и опасными идеями неонародничества. Сперва печатал подпольные агитационные листовки и газеты, затем закономерно попался. Однако на первый раз правосудие смилостивилось – император тогда не желал применять жесткие меры к инакомыслящим. Наоборот, тогда велась активная работа над созданием многопартийной Думы – представителя народа во власти. Тем не менее милосердие государя не тронуло Леонида Ивановича. Вместо того, чтобы вернуться к порядочной жизни, он занялся грабежами, разбоем и лишь укрепил связь с революционерами. Даже несмотря на то, что громкие восстания к тому моменту уже были подавлены, а главные зачинщики получили сроки или были уничтожены.

– Это ведь он взорвался? – прошептал кто-то из строя.

Фрейд кивнул.

– Именно так, но не совсем. После освобождения Леонид Иванович имел неосторожность вступить в террористическую ячейку, поставившую своей целью уничтожение Аудиториума и других государственных институтов, руководимых аристократией. Разумеется, Аудиториум был первичной задачей. Террористы задумали убийство ректора – тогда во главе учреждения стоял князь Алексей Михайлович Горчаков. Но, поскольку предполагаемая жертва была опасна и могла дать отпор, а в средствах террористы были стеснены и серьезного оружия себе позволить не могли, выбор пал на бомбу.

– И на ней-то он и подорвался, – хихикнул Афанасьев.

– Однако кое-что в планах Леонида Ивановича пошло не так, – улыбнулся ректор. – К несчастью для террористов, бомба взорвалась раньше времени. Господин Пантелеев не успел донести ее до Алексея Михайловича. Заряд детонировал… И от Леонида Ивановича осталось немного целых частей.

– А ректор выжил? – тихо спросил кто-то в толпе.

Фрейд кивнул.

– Князь отделался лишь легким испугом, и в тот день обошлось без жертв. Разумеется, мотивы террориста были ясны, и Алексей Михайлович, будучи высококлассным артефактором и обладая весьма своеобразным чувством юмора, даровал неудачливому террористу вечную жизнь… Процесс создания артефакта был крайне сложен и занял длительное время, однако голова Леньки Пантелеева стала настоящим шедевром искусства артефактории и символом победы порядка над террором. Благодаря помещенному внутрь головы Осколку артефакт обладает разумом и сверхъестественными способностями. И сейчас каждому из вас предстоит более близкое знакомство с Леонидом Ивановичем.

Я снова уставился на голову со светящимися глазами и нервно сглотнул. Страшно было представить, что предполагало более близкое знакомство с этим чудовищем.

Тем временем ректор вернулся на свой трон и дал команду начинать. Человек с папкой раскрыл свой фолиант, шепнул что-то девушкам, и те принялись рыться в коробках.

– Семен Семенович Абамелик-Лазарев, – громко прочитал первую строку в списке человек с папкой. – Пожалуйте к артефакту, ваше сиятельство.

Юноша восточной наружности выступил из строя и, стараясь придать походке уверенности, направился к столу. Представ перед головой, он вопросительно взглянул на ректора.

– Прикоснитесь к стеклу, – сказал Фрейд. – Ну же, смелее, ваше сиятельство. Клянусь, никто вас не укусит.

В толпе послышались смешки. Ну да, смейтесь – судя по всему, каждому придется пройти через эту процедуру. Еще поглядим, как вы себя поведете, когда столкнетесь с заколдованной башкой налетчика лицом к лицу.

Закрывший было глаза артефакт внезапно распахнул полупрозрачные веки и принялся безумно вращать глазными яблоками.

– Что, Сема, стррррашно? – глухо хохотнула голова. – Не страшись, не кипешись, Сема! Шестой ранг у тебя, соколик…

Продолжая вращать глазами, голова Леньки задвигалась в банке. Поднялись пузыри, словно фосфоресцирующий раствор начал кипеть.

– Лекарем будешь хорошим! – Наконец возвестила голова. – Талант к целительству. Наследственность у тебя хорошая, Сема, только по мужской линии многовато пьяниц. Ты это, Сема, к алкоголю не притрагивайся, коль не хочешь кончить как твой дед!

Абамелик-Лазарев побледнел – даже в этом странном свете было заметно, как с его лица сошли почти все краски.

– Все! Надоел! – Взревела голова и крутанулась вокруг своей оси. – Дедуль, ну-ка дай мне коньячку!

С невозмутимым видом Фрейд снова поднялся с кресла, подошел к голове, осторожно снял крышку и, вытащив из-за пазухи флягу, налил немного янтарной жидкости в раствор. Голова Леньки Пантелеева тут же расплылась в улыбке.

– Другое дело, дедуль… Хоррррошо…. Следующего давайте!

Ректор обернулся к нам со снисходительной улыбкой.

– Вероятно, в том был замысел моего предшественника, но Леонид Иванович изволит разговаривать исключительно в привычной ему еще при жизни манере. Склонен к пьянству и фамильярничанью донельзя. Однако же все равно ценен. И рекомендую вам запомнить все, что скажет артефакт. Голова обычно не ошибается.

Абамелик-Лазарев получил из рук старшекурсниц шевроны с указанием ранга Благодати и номером курса.

Я же пристально глядел на голову Пантелеева и гадал: а если этот безумный артефакт сейчас растреплет всем, что я был призванным духом? Что мне тогда делать?

Глава 12

Так, Миха, спокойно. Послушаем, что Ленька расскажет об остальных.

Сотрудник с папкой продолжил вызывать первокурсников по алфавитному порядку. Вскоре очередь дошла до Афанасьева. Услышав свою фамилию, менталист широко улыбнулся и едва ли не вприпрыжку побежал к артефакту. Казалось, для него эта процедура была лишь забавой. Впрочем, для того, кому скрывать было нечего, все это и правда могло показаться очередной шаловливой аудиториумской традицией.

Интересно, была ли у этого действия еще какая-то цель? Мог ли артефакт тайком считывать какую-то информацию иди действительно выполнял извращенную роль распределяющей шляпы из Гарри Поттера?

– Эх, Гррришаня! – Весело запрыгала голова в банке. – Экий ты затейник и шутник. Это мне нравится… Среди этих ученых лбов так мало тех, кто остался бесшабашным. Но ты, Гришаня, будешь пудрить людям мозги. Вот это у тебя хорошо получится. С девицами на посиделках точно проблем не будет, эхе-хе-хе… Одна беда – ранг свой ты уже никак не повысишь, разве что нажрешься тех каменюк, что на Урале добывают. Ибо основная линия силы ушла к твоему старшему.

– Это я знаю, – усмехнулся Афанасьев. – Мне и так хорошо, Леня.

– Оооо! Вот как родной! – оскалилась голова. – Эх, встреть я тебя в своей юности, еще пока целый был… Ух как бы мы накуралесили… Ладно, утомил ты меня. Молодой, борзый, но тут помимо тебя еще толпа ссыкунов. Так что проваливай. Следующего зовите!

Глупо хихикая, Афанасьев вернулся на свое место и взглянул на меня.

– Мне очень интересно, что эта головушка расскажет о тебе, Соколов.

– А мне – не очень.

Больше всего меня смущало, что все сказанное тут же становилось достоянием всего курса. С одной стороны, это было хорошо – можно было выведать что-нибудь интересное о своих предполагаемых врагах. С другой стороны, я перед ними тоже оказывался как на ладони. И не только я – Ронцов, Ирэн, Сперанский…

Оставалось надеяться, что на артефакт было наложено какое-нибудь ограничение, не позволяющее озвучивать семейные тайны и закрытую информацию.

«Перваков» продолжили вызывать по списку. Я украдкой подслушал, что голова рассказала о моей одногруппнице Белокрыльцевой – ничего интересного, кроме того, что ей прочили будущее боевика. Хотя как боевик она не выглядела совершенно – невысокая и худая, почти болезненно, с жиденькой косичкой и зализанными волосами, открывавшими торчащие уши. Не красавица ни разу, но все впечатление исправляли большие чистые глаза. Прям как у Толстого про Марью Болконскую. Явно скромница, хотя опыт подсказывал, что в таких тихих омутах водились самые зубастые черти.

Ноги затекли от долгого стояния, и это было лишь начало. Вызывающий не дошел даже до середины списка, и япредположил, что мероприятие займет много часов. Ну, к ужину, надеюсь, управимся.

Наконец очередь дошла до Денисова, и я превратился в одно большое ухо.

– Коооооостя! Костя-Костя-Костя, цып-цып-цып, – развлекался Пантелеев. – Иди сюда, жопа высокомерная!

Кто-то в толпе не выдержал и откровенно заржал, но быстро заткнулся, поймав неодобрительный взгляд ректора. Красивое лицо Денисова аж перекосило от столь неподобающего обращения артефакта, но поделать с Ленькой он ничего не мог.

– В отличие от тебя, я хоть передвигаюсь самостоятельно, – огрызнулся он, прикоснувшись к банке.

Пантелеев ухмыльнулся, обнажив потемневшие от раствора зубы.

– Да если б тебе это помогло. От судьбы не убежишь, Костян. Не пинок – так пуля догонит. Или, что в твоем случае вероятнее, чей-нибудь «Колобок». Мозгов у тебя нет, а амбиций – до задницы. Беда твоя в том, что почвы под ними нет.

– Много ты понимаешь.

– О пулях, Костик, я знаю все, – еще шире осклабился Ленька. – Ух, Иисус Христос и мать его Мария… С ментальными талантами у всей твоей семейки проблемы. Артефакторов из вас тоже не выйдет. Боевиком можешь стать – только это тебе и светит.

– Меня устраивает, – отозвался Денисов.

– Ну коль устраивает, то и проваливай с глаз моих. – Голова повернулась в сторону ректора. – Дедууууль, еще коньячку, ради всех святых угодников!

– Ты мне еще побогохульствуй, – проворчал Фрейд и повторил процедуру с вливанием коньяка прямо в банку.

Я слушал и мотал на ус. Значит, у Денисовых родовая слабость к ментальным воздействиям. Это было хорошо – кое-что в этой области я уже умел. А вот боевик из него и правда мог выйти сносный. Если Константин окажется таким же мощным, как его брат, мне придется туго. Одно радовало – я тоже не собирался прохлаждаться на учебе.

Еще посмотрим, кто кого.

К моему удивлению, Голова не сказала почти ничего интересного ни про Забелло, ни про Перовскую. Разве что Марианне порекомендовал посвятить себя целительству и сказал одну странную фразу: «Пляши, пока можешь. Живи, девочка, каждый день как последний, потому что для тебя он последним и окажется». Не то угроза, не то предупреждение, а может просто странный приступ философствования.

Перовская лишь расхохоталась, исполнила несколько па и, получив свои знаки отличия, впорхнула обратно в строй.

А Меншиков оказался менталистом. Причем ранг имел высокий – четвертый с перспективой подняться до «тройки». И вот это уже было серьезно.

– Ронцов Сергей Андреевич! – Пригласили моего соседа.

Бледный как смерть Серега нетвердой походкой подошел к Голове. Едва он прикоснулся к банке, Пантелеев принялся прыгать, скакать и взбивать раствор в пену.

– О, ублюдочек пожаловал, – бестактно объявил артефакт. – Папа князь, а мама красивая, да? Бедняга ты, Серега. Сожрут тебя, цветочек аленький. Правда, коль сожрут, то подавятся. Ранг у тебя пусть и шестой, но может подняться, коли сделаешь все по уму и ежели с родней батьки твоего свезет. И артефакторию ты мне брось. Не к тому у тебя душа лежит, и не слушай ты всяких старых пердунов. Боевиком станешь.

Ронцов аж отпрянул.

– Нет… Нет, вы ошибаетесь.

– Я, мил человек, ошибаться не умею. Не вложили в меня такого заклинания. Что вижу, то и говорю, – назидательно ответил Ленька. – А ты, птенчик, еще жару задашь. Коли выживешь. Все, ступай. И так засюсюкался с тобой. Коньякуууу!

Пораженный услышанным, Сергей рассеянно принял шевроны из рук красоток-старшекурсник и направился в строй. Румянец вернулся на его щеки, но парень выглядел настолько ошарашенным, что не смог вымолвить и слова, когда кто-то к нему обратился.

«Ты как, Серег?» – обратился я к нему ментально.

Ронцов вздрогнул и обернулся ко мне.

«Удивлен».

«Это еще мягко сказано. Но если Голова не ошиблась, то ты можешь стать крутым боевиком».

«Прости, Миш, но мне с трудом в это верится. Ну какой из меня боевик?»

«Всякое бывает. По Коле тоже не скажешь, что он лекарь, да и по Грише, что менталист».

«Угу».

Ронцов явно не был настроен на общение, и я перестал мучить парня. Пусть переварит и как следует свыкнется с пророчеством артефакта. Интересно, знали ли в Аудиториуме о скрытых талантах нашего затравленного бастарда? И случайно ли подселили именно к нам?

Опять параноишь, Миха. Вечно видишь во всем двойное дно.

– Соколов Михаил Николаевич! – Позвали меня. – Пожалуйте к артефакту, ваше сиятельство.

Тщательно скрывая нервозность, я уверенно направился к Голове. За моей спиной шушукались – кто-то был наслышан об особой природе моей силы, иные уже были в курсе объявленной Денисовым войны. Короче говоря, я внезапно стал знаменит, даже не стараясь этого добиться.

– А он милый, – промурлыкала какая-то девица своей подружке, когда я проходил мимо них. – Надо бы познакомиться поближе…

Ага. Рискни здоровьем, дорогуша. Ирэн тебя так отблагодарит, что неделю будешь пускать слюни в подушку.

Вблизи Ленька Пантелев оказался еще уродливее, чем я предполагал. Часть тканей отслаивалась, лицо неестественно перекосило, и было удивительно, что это создание вообще могло шевелить распухшими губами.

Едва я дотронулся до стекла банки, как раствор забурлил, закипел, а Голова скорчилась еще чудовищнее и завыла.

– Твою мать, дедуля! – крутанувшись вокруг свое оси, заорал Ленька. – Не мог раньше предупредить, что у него не Благодать?!

Фрейд лишь коротко хохотнул.

– Нужно было тебя наказать за дерзость.

Голова принялась бешено крутиться, таращилась на меня – да так, что у меня от этой адской светомузыки все поплыло перед глазами.

– Ааааааа! Уууууууу! – выл Пантелеев. – Руки! Руки убери, с-сволочь! Изверг! Нерон! Навуходоносор! Свали от меня, дух проклятый!

Строй позади меня зароптал.

– Говори что знаешь! – я обхватил банку обеими руками и наклонился так, чтобы моя голова была на одном уровне с визжащим Пантелеевым. – Говори, но тихо. Иначе руки в раствор опущу. Понял?

– Ыыыыыаааааааа! Пусти! Пусти, я все скажу, – проскулила Голова.

Я убрал руки.

– Ну. Вещай давай.

– Дух… Дух родовой, – жалобно всхлипнул Ленька. – Больно мне от вас. Я ж на Благодать зачарован, а не на древнюю силу… Больно… Больно…

– Извини, Лень. Я тебе вредить не хотел. Обо мне что-нибудь сказать можешь?

– Род у тебя сильный. Ты наследник, и одарен в избытке, – глухо прошептал Пантелеев. – Все дороги, какую ни выберешь, будут твоими. Но выбрать нужно одну или две – это предел. Распылишься – не получишь ничего.

– Понял. А посоветуешь что?

– Наставник тебе нужен, Соколов. Но такого в этой школе ты не найдешь. Не здесь он обитает. Ищи в семьях, что сохранили родовую силу. В Аудиториуме выучись на ту специализацию, какая по душе придется – из тебя и менталист, и боевик толковый выйдет. А как выпустишься, ищи наставника, пороги обивай… Тогда-то ты свою силу и раскроешь.

– Так здесь же есть кафедра родовой магии, – возразил я.

– Есть, да что в том честь? Азы дадут, не более. Тебе нужен свой наставник. Сильный, из рода и большой историей. Понял?

– Понял. Благодарю, Леонид Иваныч.

– Уууу! Прочь поди от меня! – забулькала голова. – Коньяку! Коньяку! За вредность!

Я развернулся, забрал шевроны и зашагал на свое место. Теперь на меня уже откровенно пялились.

– Родовая сила? – шушукались в строю. – Охренеть!

Подмигнув Афанасьеву, я занял место подле него.

– Хорошо шоу? – Спросил он.

– Ага. Мне понравилось.

– Сперанский! Сперанский Николай Геннадьевич! – вызвали лекаря.

Коля шустро выбежал из строя и направился к успевшей прийти в чувство Голове.

– Ты хоть с Благодатью, надеюсь? – проворчал Ленька.

– От меня сюрпризов не будет.

– Это хорошо. А то я аж весь горю. Этот Соколов меня чуть не вскипятил! – ябедничал артефакт. – Ну иди сюда, Коля-Колюшка.

Сперанский прикоснулся к банке, и Пантелеев крепко призадумался.

– Что-то не так? – после долгого молчания спросил лекарь.

– Да вот докумекать пытаюсь, как это так – стоит передо мной один, а должно быть трое.

– А, у меня еще брат и сестра есть. Не поступили.

– Жаль. Это большое упущение, – отозвался Ленька. – У вас, Коля, одна душа на троих. И сила тоже одна на троих. Коли вместе работаете, становитесь сильнее, а порознь слабеете. Химию изучал? Знаешь же, что бывают реакции, когда по отдельности элементы вполне себе непримечательные, а как смешаешь их – так кааааак бабахнет!

Голова выпучила безумные глаза и ухмыльнулась.

– Короче, Коля, в одиночку ты кой-чего могешь, но с братом и сестрой станешь куда сильнее. Нельзя вам разлучаться. Хочешь добиться успехов в Благодати – пусть они на следующий год поступят.

– А специализация?

– Да лекарь ты. Скучный душнила. Ничего в тебе интересного, когда ты один. Говорю же. Вот коли втроем придете – тогда скажу больше. Выясним, на что вы способны, когда объединитесь.

Сперанский отнял руки и чуть поклонился.

– Благодарю, Леонид Иванович.

– Ой, иди уже!

Я пристально вглядывался в лицо Коли и понимал – сказанное Головой его не удивило. Знал или догадывался? А может и сам понял – чай не один год вместе с Полей и Борей тренировались. Но эффект, конечно, был интересный. Осталось выяснить, насколько Сперанский просел в своем потенциале, оторвавшись от родни.

К тому моменту, когда вызвали Ирэн, я уже едва мог стоять на ногах и старался лишний раз не думать о мочевом пузыре, который был готов разорваться от утреннего кофе. Знай я, что это мероприятие так затянется, фигушки бы стал пить эту невкусную мочегонную бурду. Но когда вызвали Ирину, мучения отошли на второй план.

Подруга летящей походкой подошла к Голове и приложила маленькую ладошку к банке.

– Ишь какая краля, – сально улыбнулся Ленька. – Не бойся, милочка, иди ко мне. Я тебя не обижу. Люблю блондиночек. Ты же натуральная, да?

Ирэн кокетливо улыбнулась.

– Хороша девка, ничего не скажешь, – продолжал сыпать грубыми комплиментами Пантелеев. – И сколь красива, столь же сильна. Ты, Иришка, поздно расцвела, да?

– А это важно?

– Для женщин, одаренных Благодатью, важно, – внезапно отринул грубости артефакт. – Чем раньше расцветаешь, тем быстрее развивается сила. А ты у нас поздний цветочек. Так что ранг у тебя еще подрастет. Может до пятого, а то и до четвертого – точнее не скажу. И менталистка из тебя выйдет не просто толковая, а выдающаяся, коли головой работать будешь. Одна твоя беда – стоит вон там в строю. Ты будь поосторожнее, милая.

Афанасьев с ухмылкой покосился на меня.

– Значит, букетик еще не сорвал? – широко улыбнулся он.

– Гриш, заткнись. Не твоего ума дело.

– Ой, да я ж по-дружески. Ну да ладно, береги. Такой бриллиант и правда нужно сперва поместить в достойную оправу.

– Тоже мне ювелир нашелся, – огрызнулся я.

– Ювелир-не ювелир, а в резьбу попадаю.

Я приложил ладонь к лицу, испытывая испанский стыд. Угораздило же соседствовать с таким юношей. А ведь на испытаниях казался приличным человеком.

Ирка тем временем получила шевроны, вернулась в строй, и я с надеждой взглянул на наручные часы. Обед мы уже пропустили. Ну да ладно – лишь бы очереди в толчок не было.

После Ирэн вызвали еще двоих, и на том знакомство курса с Ленькой Пантелеевым завершилось. Когда в строй отправили последнего первокурсника, ректор поднялся со своего тронообразного стула, долил остатки коньяка в раствор и приказал унести артефакт.

– Итак, господа первокурсники, теперь вы – полноправные члены нашего сообщества, – обратился к нам Фрейд. – У нас принято, чтобы шевроны студенты пришивали самостоятельно. Поэтому утром мы ожидаем их на вас увидеть. А сейчас прошу в Трапезный зал, где для вас накрыт праздничный обед. После вас ждет экскурсия по учебному корпусу.

Едва двери распахнулись, я пулей вылетел на поиски туалета. И я, впрочем оказался не единственным – видел бы школьный физрук, как мы сейчас бежали. Едва успел – еще минута – и случился бы неминуемый конфуз.

Когда миссия была успешно выполнена, я нашел соседей, и вместе с ними мы направились в Трапезный зал.

Обед действительно закатили роскошный. Столы были уже накрыты, и я заметил, что на этот раз у каждого места была карточка с именем конкретного студента. Найдя свою и прочитав соседние, я понял, что нас распределили по группам – вероятно, так руководство надеялось дать нам возможность познакомиться.

Усевшись на скамейку между Колей и Серегой, я оглядел нашу группу. Денисов и княжичи держались особняком и вели себя осторожно. На всякий случай я придвинул тарелку поближе к себе – с этих моральных уродов станется плюнуть в салат.

Денисов вгрызся в бутерброд с красной икрой и, прожевав, уставился на группу.

– Сейчас нам предстоит решить, кто станет главным. Как оказалось, у нас аж целых два претендента на первенство.

– Это обязательно? – отозвалась Анна Грасс. Хотя она сменила прикид байкерши на аудиториумский мундир, но пирсинга не сняла, да и глаза подвела куда ярче дозволенного.

Закинув ногу на ногу, Марианна Перовская свысока оглядела остальных.

– Боюсь, что да. Выбирайте, господа, с кем будете. С нами, с элитой, – она обвела рукой воздух, обозначая свою компанию, – или с изгоями? Кто хочет быть презираемым изгоем, господа?

Глава 13

Одногруппники удивленно таращились на Денисова и троицу княжичей. Оно и понятно – мы еще толком познакомиться не успели, а эти бандиты, блин, уже начали передел власти.

Следовало брать ситуацию в свои руки.

– Господа, – громче, чем следовало, обратился я. – Сдается мне, вы несколько забегаете вперед. Сперва представимся друг другу, а затем, если тебе, Константин, приспичило побороться за звание альфа-самца, можем решить этот вопрос отдельно.

Денисов высокомерно улыбнулся и чуть подался вперед.

– Представиться – это хорошо. А вот один на один драться, Соколов, уже не получится. Ты ведь успел сколотить маленькую шайку – ишь как спелись. Я требую тех же условий.

– Денисов, ты совсем с глузду поехал? – не выдержала Грасс. – Какие к черту шайки? Граф ты или конь педальный? Ты зачем вообще в Аудиториум пошел?

Я едва заметно кивнул байкерше, и она демонстративно отвернулась, словно всем своим видом хотела показать, что была не с нами.

– Я хотя бы с первого раза поступил, – отозвался Денисов. – А здесь оказался потому, что всегда получаю то, что хочу. И те, кто пойдет под мое крыло, нуждаться ни в чем не будут. Правда, придется время от времени выполнять кое-какие поручения и слушаться. Что до тебя, Аннушка, то кто бы говорил. К твоему кругу общения у меня тоже есть вопросики.

– Затолкай их себе подальше в зад, может удовольствие получишь, – огрызнулась байкерша.

Перовская, да и вся ее свита, наблюдали за перепалкой с нескрываемым удовольствием.

– А ты у нас дерзкая, да? – с елейной улыбочкой обратилась Марианна к Анне Грасс. – Вся из себя такая крутая плохая девчонка… Да только друзей здесь у тебя нет, и я бы на твоем месте освоила пару уроков приличного макияжа и вела себя потише. Если очень попросишь, могу научить.

Малыш Рахманинов, до того помалкивавший, не выдержал нападок на Анну, и с грохотом опустил кулак на стол – да так, что стекло задрожало, а на нас начали оборачиваться остальные первокурсники.

– Хорош!

Низкий бас крепыша пронесся над столом, и все мы от неожиданности выпрямили спины.

– Аннушку не трогать, – предупредил Рахманинов. – А не то пополам разорву.

Денисов уставился на Рахманинова недобрым взглядом, но тут коса нашла на камень. Малыш внушал угрозу одним своим видом, и лезть к нему даже отбитый Костик поостерегся. Пока он шумно сопел, я придвинулся ближе и уставился на Денисова в упор.

– Вот ты чего сейчас добиваешься, а? Скажи, чего ты всей этой затеей хочешь получить или доказать? На кой черт суету наводишь? Ответь по-человечески хоть раз, Константин.

Забелло поправил накрахмаленный воротник рубашки и хотел было что-то сказать, но Денисов жестом заставил его умолкнуть. А забавно получалось: Денисов-то был графским сыном и стоял по статусу ниже всей троицы княжичей. Однако они признавали за ним силу. Интересно, почему?

– Хочешь знать, Соколов? – С недоброй улыбкой прошипел вражина. – Хорошо, расскажу. И тебе, и остальным, чтобы все знали. Я, понимаете ли, человек старых, даже радикально традиционных взглядов. И все эти государственные нововведения, вследствие которых стирается граница между сословиями, мне очень не по нраву. Аристократия – высшее общество. Наделенные Благодатью – больше, чем люди. Я горжусь, что являюсь чистокровным аристократом и ношу в себе силу Осколка. И меня ужасно бесит, что в последнее время все, чем я так дорожу, обесценивается.

Грасс метнула на Денисова полный ненависти взгляд.

– Значит ты, из этих, реакционеров?

– Нас именуют по-разному, – улыбнулся Константин. – Но как ни назови, суть не меняется. Мы выступаем резко против сближения с чернью. Каждый должен занимать место, уготованное ему происхождением.

– Да ты, батенька, шовинист, – усмехнулся я.

Но Денисова уже понесло.

– Я выступаю за чистую благородную кровь. Мне тошно видеть, как купцы и вчерашние торгаши покупают дворянство за мешки с ассигнациями. Мне больно смотреть на то, как чистокровные дочери обедневших родов вынуждены выходить за безродных промышленников, чтобы получить достойную жизнь, а не подохнуть в каком-нибудь богом забытом поместье под Усть-Пердольском! Я всем сердцем люблю нашего государя и его семью, но, прости меня Господь, блевать тянет, когда приходится миловаться с очередным выскочкой, который должен чистить мне ботинки, а не обедать со мной за одним столом.

Пока Денисов разглагольствовал, я украдкой наблюдал за одногруппниками, пытаясь прочесть в их лицах реакцию на эту спонтанную речь.

Княжичи, разумеется, кивали. Очевидно, придерживались точно таких же взглядов. Оно и не удивительно: все-таки князья – это уже очень высокого полета птицы. Титулованного дворянства в империи было и так гораздо меньше, а уж княжеские линии даже среди титулованных выделялись.

Правда, к тому же Меншикову у меня были вопросы, с учетом происхождения его предка, получившего титул от Петра Великого. Впрочем, кому сейчас, спустя триста лет, было до этого дело?

– Все, за что я сражаюсь – это чистота, – продолжал Денисов. – Мои слова могут показаться грубыми, а убеждения – слишком радикальными, но я верю в то, что говорю, не просто так. Аристократия Осколков, носители Благодати – это не просто статус и принадлежность к высшему обществу. Мы, как говорил ректор, и есть оружие империи. Ее щит и меч. И чем крепче и сильнее мы будем, тем надежнее будет защищена наша родная земля. Неужели кто-нибудь из вас осмелится это оспаривать?

И в этот момент я здорово пересмотрел взгляд на Денисова как на врага. То ли до этого он прикидывался идиотом, то ли лишь сейчас немного освоился и набрался уверенности, чтобы раскрыться, но говорил он складно. Не греческий оратор, конечно, но своего слушателя точно мог бы найти. И что-то мне подсказывало, что таковых в Аудиториуме будет в избытке.

Одногруппники молчали. Ронцов потупил взгляд, Грасс отчего-то тихо бесилась – не говорила ни слова, но внутри явно кипела от негодования.

– Вот почему я презираю твой род, Соколов, – обратился ко мне Денисов. – Вы были элитой. Уважаемым графским родом. И твой предок по глупости своей низверг вас до уровня плебеев. Ибо чего стоит титул без Осколка?

– Ты одного не учел, сладкий мой, – прошипела байкерша. – Соколов владеет родовой магией. И мощь у нее такая, что тебе с вашим огрызком даже не снилась.

– Соколову повезло, – кивнул Константин. – Однако это не сотрет с него пятно позора. Если бы родовая сила не проснулась в нем, где бы он был сейчас? Скажи, Анна, где?

Грасс пожала плечами.

– Понятия не имею. Но точно не здесь.

– Именно, – улыбнулся Денисов. – А Ронцов? До чего мы докатились? Князь пытается легализовать ублюдка, чтобы передать ему наследство. И никто не протестует! А ведь он полукровка! Он разбавит кровь, и ранг Благодати в его роду упадет, если, конечно, не женится на какой-нибудь сильной девице. Но сам факт, господа!

Я оперся локтями о столешницу, сцепил пальцы в замок и положил на них подбородок.

– Костя, я верно понимаю, что вся твоя ненависть строится лишь на том, что я и Ронцов происходим из семей, запятнавших свою репутацию? То есть ты с Роновым срать на одном гектаре не сядешь именно потому, что его отец имел наглость не отрезать любимого внебрачного сына от рода?

– Именно так. Воронцов совершил глупость.

– Значит, по-твоему, род Воронцовых должен пресечься, но ни в коем случае не разбавиться? – с вызовом спросила Грасс.

– Он бы не пресекся. Вывели бы на первый план одну из младших ветвей – и дело с концом. И даже у самой младшей ветви будет больше прав на эти блага.

– Дурак ты, Денисов, – вздохнул я. – Юный дурак.

– Объяснись.

– Ничем ты не отличаешься от этих террористов, что устроили кровавое шоу на Смотре. Просто вы по разные стороны баррикад стоите. Одни вопят о всеобщем равенстве и доступности благодати, другие костьми лягут, но не подпустят к ней никого, кроме родовитых и благородных. Для вас мир словно на черное и белое делится, а ведь это совсем не так. Впрочем, если в семнадцать ты не радикал, то у тебя нет сердца. Если ты радикал в сорок – у тебя нет ума. Спишу твою горячность на юношеский максимализм.

Денисов усмехнулся.

– Сказал бы ты моему девяностолетнему деду об отсутствии ума… Вся наша семья придерживается столь строгих взглядов. И не только наш род. А что скажешь ты, Ирина фон Штофф?

Ирэн пристально взглянула на меня.

– Скажу, что знаю многих простолюдинов, которые куда благороднее тебя, Константин, – уверенно и спокойно ответила она. – Ты, Денисов, так и не понял, за что именно вашу семейку, да и всю зарвавшуюся верхушку не жалуют. Не за то, что вы родились с золотой ложкой в заднице и унаследовали Осколки, а за то, как вы себя держите. Времена изменились, Костя. А плебеи, как ты их называешь, тоже поумнели и разули глаза. Сто лет назад императора уже чуть не свергли. Кабы не Объединение, никого из нас сейчас бы здесь не было. Тогда свезло подавить бунты и раскрыть заговорщиков. Но люди-то поняли, на что способны. И их уже не обманешь. Но пока такие, как ты, будут отгораживаться и превозносить себя над остальными, Благодать так и останется для черни злом и тем, что нас разъединяет.

– А разве это не так? – лениво ковырявшая ветчину Перовская подняла глаза на Ирку. – Благодать и есть то, что объединяет нас и отделяет от остальных.

– Все дело в том, как ее преподносят, – встрял Сперанский. – Есть целые семейные линии, которые используют Благодать для помощи людям. Один скромно одаренный лекарь способен заменить десяток врачей на поле битвы. Один посредственный боевик стоит десяти солдат, а уж сильный…

Денисов усмехнулся.

– Сразу видно, лекарь говорит. Все они немного альтруисты. Кроме Марианны разве что…

Перовская отложила вилку и невинно улыбнулась.

– А я просто боевой лекарь, – сказала она. – Но ближе к делу, господа. Нашу позицию мы огласили. Мы не желаем терпеть недостойных вроде Ронцова или Сперанского в стенах Аудиториума. Мы не считаем их ровней и не собираемся с ними брататься. И требуем того же от остальных, ибо достойные должны держаться вместе против недостойных. Те, кто согласится с этой доктриной, окажутся под нашей протекцией. Несогласные будут подвергнуты остракизму и порицанию.

– Как я понимаю, нейтралитета ваша доктрина не предусматривает? – спросила Ольга Мартенс. Симпатичная девушка с вьющимися каштановыми волосами и умным лицом. – Право слово, я здесь ради получения знаний. И ваши общественно-политические прения меня совершенно не волнуют.

Белокрыльцева придвинулась на лавке чуть ближе к княжеской троице.

– А следовало бы побеспокоиться. Мне тоже нужны знания. Но и связи. Прочные связи.

Альбинос Меншиков протянул ей бледную руку.

– В таком случае я буду лишь рад новому знакомству.

Так, Белокрыльцева решила не заморачиваться и примкнула к традиционалистам. Я глядел на Мартенс, но не понимал, что мог ей предложить за невмешательство. Да ничего, откровенно говоря. Мы и знакомы-то были шапочно.

– А если о вашем милом шантаже прознает руководство? – Внезапно спросил Ронцов.

Перовская переглянулась с Забелло, и вдвоем они синхронно рассмеялись.

– И что? Прибежишь к ним и станешь ныть, что тебя обзывают ублюдком и делают мелкие пакости потому, что ты ублюдок? Ты ведь еще даже официально не признан, Ронцов. Иначе стал бы Воронцовым. Кому будет охота с тобой возиться? Здесь полторы сотни ошалевших новичков. Поверь, до тебя никому не будет дела.

Я снова взглянул на Мартенс и вопросительно поднял брови. Она лишь слабо качнула головой и отвела взгляд. Понятно. Еще один потенциальный союзник мимо.

– Я с вами, – сказала она Денисову.

– Тогда прошу на нашу лавку.

Теперь наша конфронтация была заметна даже невооруженным глазом: моя команда и прихвостни Денисова расселись напротив друг друга, и нас разделял лишь стол. Со мной остались Ронцов, Сперанский, Афанасьев, Малыш Рахманинов, Анна Грасс, и Ирэн. К Денисову и троице княжичей присоединились Белокрыльцева, Матвей Исаев – невысокий парень с лицом и грацией хорька и Ольга Мартенс.

Лишь Мария Хилкова никак не могла определиться. Симпатичная смуглая девушка с приятным лицом и ладной фигурой нервно теребила пуговицы кителя и метала взгляды то на Денисова, то на меня.

Наконец, она не выдержала и бухнулась на скамейку рядом с Анной Грасс. На нашу скамейку.

– Выбор верный, – сказала байкерша. – Но ты можешь о нем пожалеть.

– Знаю, – отозвалась Хилкова и посмотрела на вражин в упор. – Но не боюсь. Я из Дакии. Мой род перебрался сюда после того, как нас чуть не вырезали бунтовщики. И, поверьте, эти голосистые юнцы не смогут сделать ничего, что бы меня удивило.

Мы удивленно уставились на Хилкову. Грасс улыбнулась и дотронулась до ее плеча.

– Это, дорогуша, не Дакия. Однако не обещаю, что здесь будет проще.

Денисов обвел взглядом обе команды.

– Ну что ж, почти ровно вышло. Вы свой выбор сделали, и, признаюсь, я разочарован. Ожидал, что вы окажетесь более сознательными. Но я уважаю право на самостоятельные решения.

– Ты мне лучше другое скажи, Константин, – обратился я. – Вот разделились мы, вот увидел ты, кто с тобой, кто против твоих идей. Дальше что?

– Дальше, Соколов, будем бороться за влияние.

– И что это даст?

Он лишь хитро улыбнулся. Интриган хренов.

– Я хочу попасть в один из Орденов, и если я избавлюсь от вас с Ронцовым, это прибавит очков мне и моим друзьям.

– Смотри, чтоб очко выдержало, – ухнул Рахманинов. – Я вписался в эту историю только потому, что Аннушка у нас пассионарная девица. Так-то до вашей мышиной возни мне дела нет. Но если узнаю, что кто-то из ваших ее обидел, выверну каждого мехом внутрь.

– Посмотрим, как дальше пойдет, – улыбнулся Забелло.

Звон колокольчика возвестил об окончании ужина. Взглянув на нетронутую тарелку, я тяжко вздохнул. Единственный торжественный прием пищи до самого Рождества – и тот прощелкал. Ну да ладно. Не в пище счастье, а в ее наличии.

Но не успели мы подняться из-за стола, как в Трапезный зал ворвались несколько сотрудников Аудиториума в белых халатах поверх кителя. На лицах всех были защитные маски, руки в перчатках, а тела окутаны плотным сиянием Благодати.

– Господа первокурсники! Прошу внимания! – Неприятно высоким голосом обратилась к нам женщина в маске. – В Домашнем корпусе зафиксирована инфекция.

Первокурсники зароптали. Кто-то охнул, иные, не расслышав, пытались переспрашивать.

– Ситуация не смертельная, обычный грипп, – пыталась успокоить дама в маске. – Волноваться совершенно не о чем. Однако с учетом высокой плотности населения администрация Аудиториума предпринимает жесткие меры по контролю распространения хвори. Всем вам надлежит немедленно разойтись по своим комнатам и остаться на карантине до приказа ректора. Вход в корпус разрешен только работникам медицинской службы. У каждого из вас сегодня до вечера возьмут кровь и мазок слизистой на анализ. При появлении симптомов хвори – боли в горле, кашля, жара, ломоты в мышцах или насморка, вам надлежит обратиться к коменданту ментальным способом.

– Господа, прошу не паниковать! – добавил мужчина в маске и халате. – Ситуация штатная. Такое бывает. Это Аудиториум, здесь мы быстро разбираемся с эпидемиями.

Мы с одногруппниками переглянулись.

– Это еще что за чертовщина? – проворчал Денисов.

– Уводи своих. Быстро! – сказал я. – Война войной, а здоровье дороже. Что-то здесь не так. Не стали бы они запирать нас из-за какой-то безделицы.

– Согласен, – кивнул мой враг. – Я знаю короткий путь мимо главной лестницы. Здесь есть ход для прислуги. Брат рассказывал. Идем с нами.

Глава 14

Услышав предложение Денисова, я помедлил, размышляя, мог ли ему верить. С него сталось бы воспользоваться начавшейся паникой и суматохой, затащить нас в какой-нибудь укромный уголок и попытаться…

А что он мог придумать?

С одной стороны, что угодно – все таки за Денисовым сейчас было несколько сильных и крепких ребят. С другой стороны, серьезный всплеск Благодати здесь заметят быстро, а бить по нам слабо не было смысла.

– Чего встал столбом? – торопил Денисов. – Идемте!

Перовская и Забелло уже начали пробираться между столов в сторону служебных выходов. Я дернулся было за ними, но меня схватил за плечо Сперанский.

– Плохая идея, – шепнул мне на ухо лекарь. – Я ему не верю.

– Я тоже. Но сейчас на выходе начнется давка. Лучше контактировать как можно меньше.

Впрочем, если по корпусу гуляла какая-то серьезная зараза, путешествие по служебной лестнице нас не спасет. Разве что просто доберемся до своих комнат раньше.

Денисов шагнул ко мне.

– Сейчас можешь мне верить. Слово дворянина.

– Ладно, – я обернулся к своим. – Все за нами. Тихо и быстро. Не отставайте!

Денисов коротко кивнул, быстро развернулся и принялся торопливо пробиваться сквозь столпотворение. Всего за пару минут обстановка в Трапезном зале сменилась с чинной и торжественной на суматошную. Первокурсники повскакивали из-за столов, побросали приборы и недоеденные яства и теперь ломились к выходу. Медиков оттеснили, и их одинокие голоса тонули в гомоне испуганных ребят.

Прорвавшись сквозь толпу и оказавшись у служебного входа мы с Денисовым принялись считать каждый своих по головам. Да, следовало пустить вперед Малыша как таран – он бы быстро раскидал паникующих. Но было уже поздно.

– Так, все активируйте «Берегиню», - распорядился Денисов. – Кто умеет, распределяйте силу на полную защиту – сделайте вокруг себя пузырь воздуха. Если уже заражены, это воспрепятствует распространению болезни. Если еще не заразились, защитит вас.

С предложением никто не спорил – вражина говорил дело. Активировав защиту, я зачерпнул из родового источника смесь боевой и лечебной силы и пошел чуть дальше. Попытался обратить боевые потоки внутрь – на случай, если я уже был заразен, чтобы мелкие вспышки силы гасили инфекцию. Ни черта я не понимал в столь тонких делах и наверняка сработал очень грубо, но уж как мог.

Сперанский и остальные лекари поставили защиту первыми. Когда все было готово, Денисов указал на массивную дверь.

– Должно быть открыто. Заходим и бежим прямо по коридору до упора. Оттуда будет два поворота: налево – в мужское крыло, направо – в женское. Там разделимся. Все общение – только ментально. Перовская отведет девушек – я объяснил ей, как идти.

– Веди, – сказал я и потянул на себя дверную ручку.

Мы очутились в освещенном неуютным холодным светом коридоре – ряд ламп на потолке указывал дорогу, прямо как аварийные дорожки в самолете. Не сговариваясь, все бросились вперед. По бокам мелькали двери с маленькими окошками. Я слышал грохот посуды, какое-то шкварчание, шипение. Женщины и мужчины глухо и спокойно переговаривались, словно до них еще не дошли вести о вспышке заразы.

Это было странно. Мне казалось, что сотрудникам Аудиториума должны были сообщить об этом в самую первую очередь. И уж тем более – работникам кухни. Их-то проверяли в первую очередь…

Но долго об этом думать времени не было. Стараясь громко не топать, мы добежали до конца коридора и уперлись в обитую металлом стену.

– Здесь расходимся, – сказал Денисов и уставился на Перовскую. – Все запомнила?

Княжна кивнула. Сейчас с нее слетела вся спесь, и, казалось, она действительно испугалась.

– Да. Девочки, все ко мне.

Охваченные сиянием защитных заклинаний девушки из моей компании неуверенно шагнули к Перовской. Ирэн бросила на меня обеспокоенный взгляд.

«Все будет в порядке», - ментально сказал ей я. – «Она не причинит вам вреда. Денисов обещал».

«Как доберешься, дай знать».

«Хорошо».

– Все, идите, – поторопил я девушек и обернулся к Константину. – Куда дальше?

– Погоди, – Денисов прикрыл глаза и едва слышно зашевелил губами, словно проговаривал про себя заученное воспоминание. – Прямо до конца, налево до конца, направо, третий проход – и лестница до верхнего этажа… Все, прикинул. Бежим!

Дорога, к моему удивлению, была почти пуста. Лишь раз Денисов резко затормозил, и Меншиков подал знак припасть к стене. Человек в рабочей робе катил тележку и прошел мимо, не заметив нас. Я выдохнул. Лучше не попадаться на глаза – открыто нам не запрещали заходить в помещения для сотрудников, но все же сейчас был не самый подходящий момент, чтобы спалиться.

Дождавшись, пока мужик с тележкой скроется за поворотом, мы выбрались из укрытия и двинулись дальше. Вскоре Константин нашел нужный поворот и осторожно высунулся.

– Лестница, – беззвучно прошептал он и пошел первым.

«Зачем помогаешь?» – спросил я, когда мы принялись подниматься по бесконечным ступенькам.

Денисов украдкой обернулся ко мне и тут же снова сосредоточился на подъеме. Света здесь было мало, место казалось запущенным – сотрудники явно предпочитали пользоваться другими путями и убирались здесь спустя рукава.

«Я помогаю не тебе и не Ронцову, а остальным. Тем, кого ты впутал».

«В таком случае я должен тебя поблагодарить».

«Война войной, а обед по расписанию, Соколов», - снова раздался в голове голос Денисова. – «Я знаю, что ты считаешь меня сволочью, но причину такого отношения к тебе и Ронцову я озвучил. Сейчас у нас перемирие, а не мир».

«Допустим. Что изменилось?»

«Те, кто пошли за тобой – чистокровные аристократы, и я все равно должен их уважать. Со временем они поймут, что мои идеи верны. Но я – человек слова, Соколов, что бы ты обо мне ни думал. Поэтому если я понимаю, что им угрожает нечто по-настоящему серьезное, я пойду на мир даже с тобой».

«Да? А где было твое рвение на Смотре, когда крыша рухнула? Что-то я тебя не заметил среди тех, кто пытался помогать. Рванул к выходу так, что пятки сверкали».

Денисов остановился на площадке между пролетами и схватил меня за рукав.

«Мать у меня наверху была. В галерее. Ей с сердцем плохо стало, к ней бежал», - прорычал он мне прямо в мозг. – «И за это не стыжусь – Род и семья превыше всего. Не говори о том, чего не знаешь, Соколов».

«Что ж, стало понятнее. Значит, перемирие до конца карантина?»

Денисов отпустил мою руку и принялся снова подниматься по ступеням. Теперь мы просто шли рядом, продолжая разговаривать. И чем дольше мы общались, тем более противоречивые эмоции у меня вызывал этот кадр. Мог же вести себя адекватно, когда хотел. Так какого рожна выделывался?

«С тобой в одной комнате Афанасьев и Сперанский. К ним у меня личных счетов нет, если сами не полезут на рожон. И если в твоих силах о них позаботиться, сделай это».

«Разумеется, позабочусь», - ответил я. – «Они же мне доверились. И все-таки не понимаю я тебя, Константин. Человек ты принципиальный и даже на поступки человеческие способен. Неужели вся эта свистопляска со мной и Ронцовым тебе нужна для того, чтобы выслужиться перед каким-то там Орденом или куда ты так жаждешь попасть?»

«В „Аспиду“ по-другому не пробиться, Соколов», - сухо сказал Константин. Мне показалось, или он все же резко помрачнел?

«Что за аспида такая?»

«Ты из какой дыры вылез?» – раздраженно выпалил Денисов. – «Это самый желанный из доступных Орденов. Членство дает большие преимущества. Ты – наследник, тебе не понять, что чувствует сын, которому ничего не светит. И это мой единственный шанс обрести нужные связи и вес».

Я покачал головой.

«Если для того, чтобы там тебя заметили, нужно издеваться над другими, то в жопу членство в таком Ордене».

«Говорю же. Наследнику этого не понять. У тебя, Михаил, и без Аудиториума есть какая-никакая собственность, семейные дела и прочее. Я же, выпустившись, буду сам по себе».

«Почему?»

«Больше ни о чем не спрашивай. Я и так рассказал тебе гораздо больше, чем следовало. Быть может, потому, что сам пытаюсь примириться со своей участью и в какой-то степени переступаю через себя. Но этот задушевный разговор положения вещей не изменит. Если ради „Аспиды“ мне придется пройтись по твоей голове, я сделаю это без колебаний».

– Пришли, – едва слышно шепнул он вслух, и мы с парнями остановились.

Денисов осторожно приоткрыл дверь – узкая полоска света из коридора упала на пыльный пол. Издалека доносились голоса и топот.

– Тихонечко, бочком, бочком… – выдохнул Афанасьев и скользнул в дверь вслед за Денисовым.

Я вышел одним из последних – рефлекторно прикрывал тылы, хотя понимал, что наше тайное путешествие обошлось без эксцессов. Оказавшись на этаже, мы огляделись по сторонам, пытаясь сориентироваться.

– Вон там старые душевые, – указал Меншиков. – Мы почти на месте.

Я собрал своих – Афанасьева, Ронцова и Сперанского. Взбудораженные внезапной шалостью, ребята раскраснелись, что было заметно даже под плотным сиянием «Берегинь».

– Спасибо за помощь, – сказал я Денисову. – Я это запомню.

– Это ничего не изменит.

Да понял я, понял! Хотя о Денисове следовало поразмыслит отдельно. Попрощавшись, мы разошлись по разным сторонам коридора и вскоре отворили дверь нашей 507 комнаты.

– Всем мыть руки! – велел Сперанский и распахнул дверь уборной. – Бегом.

– Жаль, еды с собой не прихватили, – ворчал Гриша. – Я толком и не поел. Так этого Денисова заслушался, что обо всем позабыл.

Я вытер руки полотенцем и вышел в комнату. Сперанский уселся с книгой, Афанасьев завалился с ногами на кровать, а Ронцов задержался в ванной и решил принять душ.

Разговаривать особо ни с кем не хотелось. Я сбросил ботинки, связался с Иркой, убедился, что она была в порядке, и прилег, размышляя о сказанном Денисовым. Выходит, Константин у нас был трагическим персонажем?

Интересно, что там у него стряслось внутри семьи, раз парня оставили без наследства? Или законы их рода предполагали наследование основного богатства только старшим сыном? Как бы то ни было, Константин оказался в пролете. Что ж, это объясняло и его сволочной характер, и стремление любой ценой зацепиться. Пытался изображать хорошую мину при скверной игре.

Одна беда – я оказался его мишенью. Но Денисов уже явно понимал, что бороться со мной в лоб – занятие бессмысленное. С Ронцовым еще бы прокатило, но за мной стоял Род, и я Дениову был не по зубам. Значит, будет портить мне жизнь мелкими бытовыми подставами и пакостями. Вредно, раздражающе, но едва ли смертельно.

Не могу сказать, что я чувствовал к Денису симпатию или сострадание, но теперь я хотя бы понимал его мотивы. А раз понимал, с этим можно было работать.

А самое забавное заключалось в том, что мы с Денисовым не особо-то и по своей воле оказались по разные стороны баррикад, и цели наши занятным образом были взаимоисключающими. Нам обоим требовалось попасть в Ордена, которые, следуя логике, имели противоположные цели. И так уж получалось, что добиваться своих целей нам наверняка придется за счет друг друга.

– Гриш, – позвал я. – Ты же у нас явно сведущий во всех аудиториумских традициях и вообще во всей этой кухне. Просветишь неуча?

Менталист осклабился, польщенный доверием.

– Излагай вопрос, мою юный ученик, – пробасил он, копируя интонации ректора.

– Знаешь что-нибудь об Ордене Аспиды?

– Ну допустим. Чего знать желаешь?

– Да ничего я о нем не знаю. Вываливай все.

Пивший воду Сперанский поперхнулся и удивленно на меня уставился.

– А ты не в курсе?

– Вообще нет. Ничего об Орденах не знаю. О них в буклетиках не написали.

– Ууу… – ухмыльнулся Афанасьев. – Ну тогда садитесь в круг, детки. Буду рассказывать страшилки.

– Давай без страшилок, – попросил я. – Мне для дела нужно.

Менталист театрально возвел глаза к потолку.

– Какие вы скучные… До зубного скрежета! Ну ладно. По делу – так по делу. «Аспида» – старейший Орден Аудиториума. Это неофициальное сообщество, куда входят студенты и, по слухам, некоторые преподаватели. Отличается… Скажем так, весьма консервативными взглядами на общество.

– Это я, кажется, уже понял. А конкретнее?

– Ну конкретнее тебе скажет только посвященный член сообщества, – отозвался Афанасьев. – Легенд ходит много, и Орден их старательно поддерживает. Знаю только, что отбирают туда по нескольким критериям. Нужно происходить из старого и уважаемого Рода. Нужно иметь серьезный ранг Благодати, успехи в учебе, поддерживать ценности Ордена…

– А как туда принимают?

– Ритуала не знаю. Мне лишь известно, что самому прийти и попроситься невозможно. За потенциальным кандидатом пристально наблюдают, а затем, если он подходит, приглашают сами.

Весьма похоже на тайный Орден, что так интересовал Корфа, только цели прямо противоположные.

– И еще членам этого Ордена нельзя проявлять себя с непосвященными, – добавил Афанасьев. – Та еще замысловатая шкатулка с секретом, в общем.

Понятно, что ничего не понятно.

– Спасибо.

– Раз уж речь зашла о традициях и прочих неформальных объединениях Аудиториума, расскажу вам еще одну штуку. Выделиться-то можно по-разному. Весь первый год за нами будут наблюдать. Обычно в первый год Ордена дают всякие проверочные задания, чтобы оценить способности и лояльность кандидата. И в первый год проводится одно мероприятие, которое может заинтересовать всех,кто желает сделать себе имя в Аудиториуме…

– Не томи, – поторопил Сперанский. – Вещай.

Глаза Афанасьева загорелись, и он подобрался ближе.

– В общем, слушайте. Я уже кое-что придумал, и, сдается мне, нам это будет по плечу. Короче, нам нужно выкрасть голову Леньки Пантелеева.

В комнате повисла гробовая тишина.

– Я галлюцинирую? – спросил Сперанский. – Или ты сейчас на полном серьезе предложил стащить один из ценнейших артефактов?

– Я совершенно серьезен, – оскорбился менталист. – Звучит безумно, но это и правда традиция. Каждый год первокурсники пытаются это сделать. Имена тех, у кого получается, после отбывания незначительного наказания, остаются в истории! А это – слава, почет среди своих и интерес старшекурсников, которые могут привести и в Орден…

Я моргал, не зная, плакать или смеяться.

– Гриша, признайся, ты нас разыгрываешь?

– Нет же! Спроси любого «старшака» – скажет тебе, что либо сам пытался, либо знает тех, кто пробовал. Это старая традиция, пошла лет через десять после создания артефакта. Старый ректор был мужиком с юмором и объявил, что те из студентов, кто исхитрится выкрасть Голову, спрятать на сутки и незаметно вернуть ее обратно, будут пожизненно освобождены от дежурств. Ну и раз в несколько лет это удается…

– А наказание? – спросил Ронцов.

– Да фигня это, а не наказание. Так, для вида, да и то обычно за несанкционированное применение Благодати, потому что без этого артефакт ну никак не стащить. Обычно на неделю отправляют в лабораторию к артефакторам пробирки мыть. Так что если у тебя толстые и короткие пальцы, к Голове лучше не лезь.

Я тряхнул головой, пытаясь переварить услышанное.

– Так. Давай по порядку. Значит, это такое традиционное развлечение?

– Скорее соревнование. В течение года можно попытаться. Так уж сложилось, что шалость позволяют только первокурсникам.

– И за это даже толком не наказывают?

– Ну да. Миш, ну ты оглянись по сторонам. Мы в замкнутом пространстве, нам нельзя выходить за пределы территории, хотя торчим почти что в центре Петрополя. Здесь все с ума начнут сходить, если не дать возможность выпустить пар…

– Странный способ, – отозвался Сперанский.

Менталист пожал плечами.

– А мне нравится.

Внезапно Ронцов обернулся ко мне, и лицо его просияло так, словно он Христа узрел наяву.

– Ребят, а ведь в этом кое-что есть, – сказал бастард. – Благодать применять нельзя, но ведь у нашего Михаила другой источник силы. О нем ничего не сказано в правилах. А раз так, то, быть может, получится придумать что-нибудь интересное… Да и наказания, быть может, удастся избежать…

Афанасьев широко улыбнулся.

– Ну так что, будем воровать голову? Что скажешь, Михаил?

Глава 15

Три пары глаз моих соседей выжидающе уставились на меня. Я набрал в легкие побольше воздуха, чтобы сказать все, что думал об их умении строить планы, о безнаказанности, на которую они рассчитывали, руководствуясь одной лишь традицией, о возможных дисциплинарных взысканиях, что нам сулила эта затея…

Но моя тирада захлебнулась, даже не успев начаться – в дверь настойчиво и требовательно забарабанили. Так, как не стучали бы студенты.

– Медицинская служба Аудиториума! – четко, но слегка глухо донеслось из коридора. – Сбор анализов. Откройте!

Ронцов с отвращением скривился, но поплелся отпирать. Едва он приоткрыл дверь, как внутрь скользнула рука в белой резиновой перчатке, охваченная характерным сиянием «Берегини».

– Просим всех лечь на свои кровати и снять защитные заклинания, – приказал медбрат или кем он там был.

Мы быстро разошлись и заняли места согласно требованиям. И лишь после этого двое санитаров в белых халатах, масках и перчатках вошли в комнату. Оба несли по стальному чемоданчику и, окинув нас беглым взглядом, водрузили их на стол.

– Есть ли у кого-нибудь из вас жар, сонливость, ломота в костях или мышцах? – Спросил тот, что был постарше.

Мы отрицательно покачали головами.

– Ничего такого, – сказал Сперанский.

– Кашель, заложенность носа или выделения из носа? Боль в горле?

– Да здоровы мы, – раздраженно бросил я.

– Здоровы вы или нет, подтвердит Лабораториум, – сухо отозвался санитар. – С вашего позволения, приступим к забору анализов. Пожалуйста, закатайте рукава на руке для взятия крови из вены.

Ронцов побледнел пуще обычного.

– А кровь брать… обязательно? – заикаясь, спросил он.

– Разумеется.

– Нельзя ли ограничиться только мазком?

– Увы, исключено, – ответил санитар и кивнул своему коллеге. – Приступайте к стерилизации помещения.

– Ронцов, ты что, уколов боишься? – хохотнул наш менталист. – Это ж не больно, особенно если из вены…

– Да ну тебя, супостат, – бледными губами прошептал наш бастард. – Я их с детства не выношу.

Я не слушал перепалку соседей, а пялился на персонал. На моих глазах второй лекарь воспроизвел обеими руками какой-то замысловатый жест, и в комнате резко запахло озоном и еще чем-то специфическим. Словно здесь на полную включили кварцевую лампу и ксерокс одновременно. Лекарь внимательно оглядывал каждый уголок помещения и водил рукой, словно в ней была лампа, хотя ничего, кроме «Берегини», я не заметил.

– Готово, обеззаражено, – наконец сказал он. – Можно приступать к сбору.

– Благодарю, коллега, – улыбнулся одними глазами санитар и открыл стальной чемоданчик. – Сперва мазки, затем кровь. Кто первый?

Сперанский пожал плечами.

– Давайте я, мне не страшно.

Пока один санитар возился с Колей, я продолжал рассматривать второго.

– А что это за заклинание?

– Особая форма, точнее, производное, от «Жар-птицы», - с готовностью пояснил медик. – Переработана в Аудиториуме под нужды полевых лекарей. Позволяет на краткое время обеззаразить небольшое пространство. Это было особенно ценно во время боевых действий.

– Догадываюсь, – кивнул Сперанский. – Это очень полезно.

– Именно.

Санитар дошел до меня. Забор мазка оказался несколько унизительным – глубже в меня проникал только зонд ФГДС, когда еще в прошлой жизни в поликлинике мне проверяли желудок. И это, признаюсь, было то еще развлечение.

– Ы-кхе! – Откашлялся я, когда санитар вытащил длинную ватную палочку и тут же упаковал в пластиковый пакет с моим именем.

– Не драматизируйте, ваше сиятельство, – улыбнулся лекарь. – Неприятно, но ничего смертельного. Это вы еще нашего уролога не видели.

– Надеюсь, и не познакомимся, – хмуро отозвался я и с вожделением взглянул на кувшин с водой.

Когда с мазками было покончено, санитары приступили к рутинному сбору крови. И все бы ничего, кабы Ронцову не приспичило грохнуться в обморок. Санитары, явно привычные к подобному исходу, невозмутимо достали пузырек с нашатырем, профессионально пару раз хлопнули парня по щекам и сунули тому под нос ватку.

– Слабак, – ухмыльнулся Афанасьев.

– У всех свои фобии!

На этот раз Ронцов отвернулся к стене так, чтобы даже не видеть иглы. Вздрогнул, когда лекарь протер сгиб локтя ваткой, а затем тихо завыл.

– Полно вам, Сергей Андреевич, – успокаивал сотрудник, – Всего одна мааааленькая пробирочка…

На этот раз все обошлось. Серега собрал в кулак остатки мужества, заткнулся и позволил лекарям делать свое дело. Едва все закончилось, проводивший процедуру сотрудник достал из кармана конфетку и протянул Ронцову.

– Это вам за храбрость.

– Их же детям дают.

– Поощрение самоотверженности ведет к преобладанию здравого смысла над страхами! – назидательно сообщил лекарь. – Ананасовая. Берите, не пожалеете. Вам тут на карантине еще пару дней пустой чай гонять.

Под хихиканье соседей Ронцов все-таки принял конфету и тут же спрятал под подушку. Ну как в детском саду, ей богу.

Я иголок никогда не боялся – и сам в детстве чутка потаскался по больницам, потом с Олей началась вся та бадяга… Словом, насмотрелся ужасов всяких.

Завершив сбор, двое из медицинского ларца осторожно поместили пробирки в специальный бокс, проверили соответствие имен на каждой, затем в третий раз напомнили, что повязку на вене дольше десяти минут держать не рекомендуется, и удалились истязать следующую партию первокурсников.

Едва дверь за ними закрылась, Ронцов сполз на подушку.

– Простите. У меня и правда фобия.

– Да ладно, бывает, – отмахнулся Сперанский. – Я вот пчел боюсь до ужаса. Даже не столько пчел, сколько ос и шершней. Как укусил в пять лет здоровенный, так с тех пор визжу громче девчонки, если их увижу. Хорошо хоть, у нас они не так часто встречаются.

– Это смотря где, – задумчиво проговорил Афанасьев и повернулся к нам. – Но вернемся к нашему разговору. Михаил, что скажешь за идею?

– Идея безумная, план дурацкий, – ответил я.

– Есть соображения получше?

– А нас кто-то торопит? Можно же нормально освоиться, изучить местность… Мы ведь даже не знаем, где эта башку хранят!

– Знаю только то, что иногда ректор играет в Пантелеевым в шахматы, – сказал менталист. – Наверняка хранится она в Артефакториуме – это корпус афртефакторов. Там они проводят эксперименты, хранят лабораторные образцы и прочее… Это отдельное здание немного на отшибе. Потому что если шарахнет…

– А может шарахнуть?

– Еще как. Они же там не только осколки в отрезанные башки вставляют. Артефакторы вообще-то и зачарованные бомбы умеют делать. Да много всего там интересного…

– Значит, Артефакториум… – я схватил брошюру и раскрыл ее на карте острова. – Вот здесь?

– Ага. На севере, ближе к реке.

– Ну да, и правда место немного на отшибе. Это и хорошо и плохо. Наверняка Артефакториум запирают на ночь, да и охрана там должна быть надежная. Я уже молчу обо всяких там сигнализациях и прочих способах слежения.

– И все запитано на Благодать, – добавил Сперанский.

– Самый простой способ оказаться там ночью – спрятаться днем, до закрытия, – предложил Афанасьев.

– На словах легко. А на деле?

– А на деле – надо проверить.

– Есть только одна проблема: хрен мы сейчас сунемся туда, не вызвав подозрений. Вводный курс Артефактории дают только на втором году обучения. А просто так, без повода, нам там не будут рады.

– Можно взять факультатив. Их позволяют брать с первого года, – предложил Сперанский.

Черт, даже праведник Коля, казалось, заразился этой безумной идеей. Им что, всем мозги поотшибало, едва оторвались от мамкиных юбок да батиных ремней? Это ж не окно в туалете выбить и не покурить в неположенном месте – на кону стояла сама Голова… Причем, судя по всему, либо наши башки, либо Пантелеевская.

Пока парни продолжали дискутировать, я перелистнул брошюрку и наткнулся на свод правил. Увы, про наказания здесь почти ничего не говорилось: формулировка «от внеочередных дежурств до исключения» ясности не вносила.

Теперь помозгуем более трезво.

Допустим, похищение Головы и правда было традицией. Значит, суровых мер принимать не будут, но осадочек останется. Точно возьмут на заметку и станут наблюдать… Что я теряю помимо остатков репутации? В целом – ничего. Что обретаю в случае успеха? Да черт его знает. По крайней мере имя мое будет на слуху. А раз так, обо мне узнает Орден Надежды, на который так хочет выйти Корф.

Но просто засветиться будет недостаточно. Если там действительно ценились революционные настроения, то мне следовало каким-то образом их проявить. И не просто надавав по щам тому же Денисову. Нет, здесь требовалось что-то более… «идейное». С неким элементом самопожертвования, как в песни о Данко и пылающем сердце…

Но обо всем будем думать по порядку, Миха.

– Ладно, согласен, – вздохнул я. – Даю добро на продумывание плана.

– Аллилуйя! – съязвил Афанасьев. – А то я уж начал было думать, что ты – ссыкло.

– Ну и выражения у тебя, Гриша. Впрочем, все здесь хороши. Мы, господа, станем ворами, это никого не смущает?

– Не ворами, а хулиганами, – парировал менталист. – Мы украдем и вернем на место спустя сутки.

Сперанский покачал головой, словно сам не верил, что вписался в этот блудняк.

– Тогда вот нам всем задание для размышлений, – сказал он. – Первое – добыть достоверные сведения о том, где и под какой охраной содержится Голова. Второе – найти легальные способы очутиться в Артефактории, если Голова хранится там. Третье – продумать пути отступления. Четвертое – отыскать надежное место, где схороним Голову.

– Ага. И самое сложное – незаметно вернуть ее на место, – добавил я. – Вот с этим будут особые трудности.

– Без Благодати или иной силы точно не обойдется.

– И без большой команды, – сказал Ронцов. – Возможно, нам понадобятся помощники.

Я прислонился к стене и расслабил затекшую спину.

– Значит, с вас, самые вы мои коммуникабельные, выяснить у «старшаков», как они проворачивали этот трюк. Причем меня интересуют и удачные, и неудачные исходы. Это, Гриша, на тебе.

– А чего я сразу?

– Язык у тебя без костей, но в доверие ты втираешься легко, – ответил за меня Сперанский. – Я, впрочем, тоже пару яблонек потрясу. Есть у меня знакомцы среди старшекурсников.

– Отлично, – отозвался я. – А теперь, господа хулиганы, всем спать.

* * *

Карантин, как и напророчили лекари, занял еще два дня. Меньше, чем ожидалось, но больше, чем хотелось бы. В очередное утро, когда мы, намывшись и надушившись, ожидали разноса завтрака, в дверь постучали медицинские работники.

– Карантин снят, господа, – улыбнулся уже знакомый нам лекарь. На этот раз он был без маски, перчаток и плотного сияния «Берегини».

– Так быстро? – удивился Сперанский.

– Ложная тревога. У одного больного, которого посчитали распространителем, оказался вовсе не вирус гриппа, а обострение весьма редкого хронического заболевания. Причем этого можно было избежать, сообщи он точные сведения о своем здоровье при поступлении. Так что все вы вольны свободно передвигаться по территории.

Мы с ребятами переглянулись, и я вздохнул с облегчением. Ну наконец-то начнется настоящая учебная жизнь.

Радовались мы, впрочем, недолго.

Первой парой поставили общую для всего потока Историю применения Благодати – предмет. Который был интересен мне как пришельцу в этом мире, но вела его древнейшая старуха с голосом столь монотонным и успокаивающим, что половина курса уснула сразу же, а вторая едва продержалась до середины пары. Я честно старался записывать историю обнаружения Великих Осколков в подвалах Собора Святой Софии в Константинополе, но несколько раз просыпался от храпа Малыша на соседнем ряду. Грасс то и дело тыкала его в ребра, но заставить этого детину проснуться так и не смогла.

Следующей парой шла литература – до сих пор не понимал, на кой черт ее запихивали во все вузы. Казалось бы, аристократия, имевшая давать своим отпрыскам лучшее образование, могла прекрасно справиться с погружением оных в литературный контекст. Но нет же, вместо того, чтобы учить нас Благодати, первый день обучения состоял сплошь из скучных общих предметов.

После обеда был предмет «Естественные науки» – этаких синтез физики, химии, математики и биологии для гуманитариев. Тоска смертная, преподаватель перескакивал с темы на тему, пытаясь объединить необъединяемое и впихнуть невпихуемое. На ней я, разморенный перевариванием супа с лапшой и бифштекса с гречкой, благополучно и заснул.

Зато куда интереснее оказался поход в местную библиотеку. Решив прошвырнуться по местам для самостоятельной подготовки, я набрел на роскошный читальный зал и принялся ходить вдоль стеллажей с книгами. Припомнил, что неплохо было бы поискать Радаманта среди выпускников Аудиториума.

Шансов найти его было немного, но следовало проверить списки. Желательно – отыскать альбомы выпускников за каждый год и попробовать узнать среди них того человека с парализованным лицом…

Но не успел отойти далеко, как что-то хлестнуло меня по ладони.

– Что за…

Я с трудом проглотил остаток фразы. На меня взирала красотка-библиотекарша с указкой в руках. Именно этим предметом мне и прилетело.

– В зале запрещено находиться без читательского билета, господин первокурсник, – поправив стервозные очки на переносице, сказала она и кивнула в сторону входа. – И ряд книг можно трогать исключительно в перчатках.

Я проследил за ее взглядом и увидел ящик с белоснежными тканевыми перчатками, сиротливо дожидавшимися меня в начале стеллажа.

– Прошу прощения, не заметил.

– Но читать-то вы умеете? У входа огромный стенд с правилами на двух языках, – тихо прошипела библиотекарша. – Эх, первокурсники… Одно и то же каждый год. Прошу за мной.

Чувствуя неловкость, я последовал за девушкой. Каблуки у нее были столь невероятной высоты, что бедра при ходьбе покачивались крайне эротично и вызывали мысли отнюдь не об усердной учебе. Словно почувствовав мой взгляд, девушка обернулась и криво усмехнулась.

– Пялиться неприлично, молодой человек.

– Я и не пялюсь. Просто думаю, удобно ли в таких туфлях по лесенке лазать? Книжки-то высоко расставлены, а лестница крутая. Одно неловкое движение…

– Не жалуемся, – отрезала библиотекарша.

Едва мы достигли стойки у входа, как передо мной очутилась анкета.

– Заполняйте, – велела стервозная дамочка и отложила указку. Хотя какая дамочка? На вид – студентка-старшекурсница или недавняя выпускница. – И мне нужен ваш студенческий билет.

– Еще не выдали, – отозвался я. – Карантин же был…

– Тогда не имею права зарегистрировать.

Я многозначительно улыбнулся.

– Ой ли?

– Не положено!

– Может сейчас заведете, а потом я занесу документы?

– Нет, юноша. Так у нас дела не делаются.

– А если я вызовусь помочь? Скажем, тяжести потаскаю или пыль протру?

Библиотекарша облокотилась на стойку – да так, что я мог хорошенько рассмотреть ложбинку ее груди, приспустила узкие очки на нос и уставилась мне прямо в глаза.

– Что у вас за срочность, юноша?

– Хочу посмотреть альбомы выпускников.

– И это срочно?

– Всяко лучше, чем праздно шататься по коридорам. Домашних заданий еще не дают, погода для прогулок неподходящая… Я Михаил Соколов, кстати.

Девушка молча кивнула на свой бейдж, который я не сразу разглядел, ибо отвлекали расстегнутые пуговицы ее рубашки.

«Елена Владимировна Скворцова», - прочитал я.

– Елена Владимировна, может я все-таки смогу как-то помочь? Труд, знаете ли, превращает обезьяну в человека…

Стервозная красотка театрально вздохнула, покачала головой, но, к моему удивлению, согласилась.

– Нужно повесить пару стендов в малом зале, а для этого требуется мужская рука. Справитесь, Михаил?

– Отчего же не справиться? – осклабился я. – Показывайте фронт работ!

Дело оказалось плевым. Я-то ожидал, что стенды окажутся огромными, а это были всего-то большие рамы с убранными под стекло тетрадями знаменитых выпускников. В Малом зале, оказывается, находился внутренний музей Аудиториума, и там размещали памятные предметы, принадлежавшие выпускникам.

– Готово! – отрапортовал я и обернулся к библиотекарше. – Принимайте.

Пока Скворцова ходила едва ли не с рулеткой и уровнем вдоль стендов, измеряя углы и расстояния, я было расслабился, но ненадолго.

«Миш!», - внезапно раздался в моей голове голос Ронцова. – «Слышишь меня?»

«Да», - мгновенно отозвался я.

«Ты сейчас где?»

«В общей библиотеке».

«Можешь подняться на второй этаж мужского крыла?»

«Срочно? я тут слегка занят помощью одной особе».

«Боюсь, что да. У меня проблемы. Три огромные проблемы и уже один фингал под глазом…»

Глава 16

Твою мать! Ну как он умудрился нарваться? Оставил его одного всего на час, велел не разгуливать по другим этажам – и нате! Получитесь, распишитесь. Хьюстон, у нас проблемы.

«Где тебя поймали?» – рявкнул я прямо в голову Ронцову.

«Вторая лестница… Между пролетами… Миш, я не продержусь долго. Это второкурсники».

«Жди. Бегу».

Я мигом спрыгнул с табуретки и, громко топнув, приземлился – паркет застонал и затрещал под моим весом.

– Аккуратнее! – шикнула на меня красотка Скворцова. – Это же библиотека! Здесь нужно соблюдать тишину.

Но я ее уже не слышал – бежал к выходу.

– Соколов! – кричала она мне вслед. – Куда вы? Что случилось?

– Извините, мне нужно идти. Срочно.

– А как же читательский билет? – в голосе Скворцовой звучала смешанная с удивлением растерянность.

– Позже. Все позже! Потом студенческий занесу…

Последнюю фразу я договорил, уже хлопнув дверью малого зала.

Чуть замедлив шаг в главном, чтобы не смущать немногочисленных студентов, я добрался до выхода, а оттуда рванул со всех ног к лестнице в мужском корпусе. Их там действительно было две – одна главная, и вторая, которую нам показал Денисов.

Вот на ней-то и подкараулили Серегу. Понять бы еще, какого рожна он там забыл. Говорил же ему сидеть и не рыпаться. Но это выясним позже. Сперва следовало спасти его тощую задницу.

На бегу я первым делом связался с Рахманиновым.

«Малыш, знят?»

«Свободен», - ухнул гигант. – «Надо чего?»

«Беги на второй этаж. На черную лестницу».

«И что там?»

«Наших бьют».

«Хм… Ладно, иду».

Докричался я и до Сперанского. Чутье подсказывало, что услуги лекаря Ронцову не помешают. А, что было более вероятно, не только ему, но и всем нам.

Я взбежал по парадной лестнице, едва не сбив с ног стайку озадаченных первокурсников, но даже не успел извиниться – ноги сами несли меня дальше. Добравшись до второго яруса, я свернул в коридор и добежал до самого конца – туда, где располагались запертые общие душевые, оставшиеся еще с тех времен, когда Домашний корпус больше напоминал классическую общагу с удобствами на этаже.

– Эй! Первак! – окликнули меня. – Этажом не ошибся?

Я не ответил – не до того было.

Вслед мне полетели еще какие-то крики, но я уже их не слышал. Эх, погубит меня однажды это геройство, как пить дать погубит… Но поделать с этим я ничего не мог. Умом понимал, что от защиты слабых в Аудиториуме будут одни проблемы, но и отказаться от этого не получалось. В конце концов, Ронцов и остальные мне доверились. Кем я буду, если брошу их в беде?

И, кроме того, была у меня одна мыслишка, как обратить этот свой недостаток себе же на пользу… Впрочем, этот мой план был еще более дырявым, чем Афанасьевский прожект по краже Головы.

Я с усилием рванул дверные створки на себя, распахнул черный ход и, окутав себя плотной пеленой «Берегини» и «Шлема», влетел в полумрак лестничной площадки. Шум возни, звуки пинков и ударов на секунду затихли, но тут же снова продолжились.

– Так его! Да!

– Ишь чего надумал! – Доносилось до меня снизу.

– А ну не трожь парня!!! – заорал я и принялся безумно зыркать по сторонам, силясь отыскать среди теней Ронцова.

Все снова замерли. Я не видел их, но чувствовал присутствие. И не только это – здесь еще совсем недавно разливалась сила. Невысокий ранг, но следы витали в воздухе. Но сейчас все замерли, позасовывали языки подальше и даже старались не дышать.

Затихарились, сволочи. И логично – они же не видели, кто сюда вошел.

Ничего, это никому из них не поможет.

Во мне кипел гнев. На придурка Ронцова – за то, что ослушался и поперся гулять куда не следовало. На этих неизвестных второкурсников – за то, что затеяли неравный бой, если это вообще можно было назвать боем. И на себя – за то, что я собирался сделать, даже осознавая последствия.

– А ну вышли на свет! – велел я, быстро зажег небольшой огонек «Жар-птицы» и пустил вниз по лестнице осветить пространство.

– Еще чего! – донеслось снизу.

Снова какая-то возня, пинки, звук удара и тихий скулеж.

Ну, черти, держитесь.

«Колобок» сам по себе возник над моей ладонью.

– Вот вы где, негодяи, – прошипел я, свесился через перила и наконец-то их увидел. – Втроем на одного первака? И не стыдно?

Усилием воли я поддал яркости в «Жар-птице», и огонек засветился ярче. Теперь оба лестничных пролета хорошо освещались.

Ронцов распластался на пыльном полу. Узнав мой голос, он молча поднял голову и даже выдавил из себя улыбку. Учитывая то, что рот его был в крови, а под левым глазом расцвел хрестоматийный фингал, улыбочка эта смотрелась жутковато и безумно.

«Поздно, Миш», - шепнул он ментально. – «Беги отсюда».

«Ну уж нет».

Моего соседа обступили трое парней – я рассмотрел на их шевронах отметки второкурсников. Тот, что был ближе всего ко мне, резко обернулся.

– Что, подмога пришла? – усмехнулся он и вытер потный лоб тыльной стороной ладони. – Это ты зря, парень. Если ты, конечно, не Соколов.

Я пожал плечами, не гася «Колобка».

– Видать, слава бежит впереди меня. А в чем, собственно, интерес?

– Значит, и правда Соколов? – второкурсник двинулся на меня, и я смог хорошенько его разглядеть. Невысокий, но очень крепко сложенный. Про таких говорят – коренастый. В руках явно прилично силушки, а рожа хитрая. – Это хорошо. Ты-то там и был нужен. Ну иди сюда, потолкуем о твоем месте в этом мире.

– Выманили, значит? – отозвался я. – Вы, выходит, тоже из этих, поборников древних традиций и чистоты дворянской крови, что и Денисов?

– Вроде того, – ответил тот, что прятался в тенях возле стены. Этот был более изящной комплекции, но от него веяло опасностью. Или это моя сила так на него отреагировала. Словно род, из которого происходил этот второкурсник, был древним и могущественным. А моя сила таких улавливала на раз-два.

«Миш, почему ты один?» – прозвучал у меня в голове слабый измученный голос Ронцова. – «Я же сказал, что их трое. Благодать использовать нельзя. Тут кулаки нужны».

«Отползи пока подальше», - ответил я. – «Сейчас разберемся».

– Ну и кто поднял руку на моего соседушку? – я принялся медленно спускаться по ступеням, сосредоточив в ладонях побольше боевой силы. – Назовитесь.

Благодатью пользоваться запрещалось, но мне этот закон был не писан. Нет, в том, что за применение родовой силы мне точно влетит, я не сомневался, но хотя бы мог удивить относительно непосвященных. Или вынудить их использовать Благодать и подвести себя под еще большее наказание. Все равно окажемся на соседних скамьях у кабинета куратора.

- «Темная» тем и хороша, что она «темная», - ответил третий. – Меньше знаешь – крепче спишь.

– Какие вы тут все хитрые, усраться можно, – улыбнулся я.

«Это Алабышев, Гордеев и Высоцкий», - шепнул мне в голову Ронцов. – «Я их знаю. В позапрошлом году видел на дне открытых дверей в Аудиториуме».

А у нашего бастарда, оказывается, была неплохая память. Надо бы использовать это качество на пользу дела. Ну что ж, значит, эта тройка точно безнаказанной не уйдет. Даже если я сейчас не успею достойно дотянуть до прибытия Малыша, все равно буду знать, кому мстить.

– Ну что, господа, – улыбнулся я. – Числом вы уже задавили. Теперь давайте по-честному. Один на один. Кто первый?

«Перед тобой Петр Гордеев», - сказал Ронцов. – «Он опасен».

«Вижу», - ответил я, заметив ранг на шевроне. – «Четверка».

Гордеев рассмеялся и покачал головой.

– Мы здесь не для честной драки, а чтобы показать вам, что нас всегда будет больше. И что вам здесь не рады. У вас есть неделя, чтобы под удобным поводом покинуть Аудиториум. Мы даже позволим вам эту роскошь – самим выбрать предлог. Пусть вы нам не ровня, но все же принадлежите к дворянскому сословию… По крайней мере ты, Соколов, чистокровный, пусть и из покрытого позором рода. Но это будет последняя милость, что вы от нас получите.

Он прохаживался передо мной из стороны в сторону, словно чувствовал себя хозяином положения. И что заставило его так думать? Старшинство? Численное превосходство? Видать, не все слухи обо мне до него дошли.

– А если замешкаемся и решим остаться еще так годика на четыре? – холодно улыбнулся я.

– Ну, если жизнь не дорога – оставайтесь. Морг здесь большой.

Достали. Как же они меня достали. И было б чем гордиться. Та нет же, превозносили себя исключительно по праву рождения, влиять на которое никак не могли. А копнешь глубже – и польется такая же красная кровь вперемешку с соплями.

Мда, тяжеловато мне было свыкнуться с местными реалиями. В моем мире равенства как-то побольше было, пусть и на словах. Здесь же социальное расслоение добралось даже до дворянского сословия.

Но я не собирался играть по правилам этих придурков.

– Серег, уходи! – велел я, обращаясь к силе, что текла внутри меня.

Волна ненависти поднималась, захватывала потоки из родового источника и изливалась прямо в ладони. Кровь словно закипела, забурлила и… Я уже не мог остановить то, что случилось дальше.

«Колобки» в моих руках буквально за какую-то секунду расширились, разрослись, превратившись в два огромных светящихся потока света – я бил чистой родовой силой. И пусть зачерпнул из источника совсем немного, но этого хватило, чтобы ослепить всех, кто стоял на лестнице.

– Ааааа! – донеслось от стены. – Сука! Дальний свет выруби!

– Еще чего, – расхохотался я. – Поздняк метаться, уроды.

И обрушил на них весь поток, что успел захватить. Быстро, мощно – не на уничтожение, но на поражение.

Лестница наполнилась криками – боли, неожиданности, возмущения. Гордеев оказался первым на моем пути, и ему досталось больше всех. Поток силы свалил его на колени, и я добавил пару пинков ему по лицу от всей щедрой души.

Обезвредив Гордеева, тут же метнулся к стене – здесь меня встретили парой «Кос», от которых я лихо увернулся. Сказались тренировки с Матильдой. Оказалось, наставница натренировала нас сильно сверх минимума.

Я дарил второго потоком силы, его отбросило к стене и вдавило в каменную кладку. Он захрипел.

– Урод… Тебе конец за применение Благодати.

– А это и не Благодать, – широко улыбнулся я и врезал ему по лицу.

Третий, взвизгнув, ломанулся вверх по лестнице, но напоролся на как раз открывавшуюся дверь. Малыш с присущей ему размашистостью распахнул створки, и одна из них угодила неудачливому второкурснику прямо по лбу.

– Аааа! – заревел он.

– Малыш, хватай его! – Рявкнул я. – Не дай уйти!

Дважды просить не пришлось. Рахманинов одной рукой сгреб попытавшегося улизнуть студента, скрутил и закинул на плечо. А перед этим для надежности пару раз легонько шлепнул по щекам.

– Уймись, негодяй, – ухнул здоровяк, и второкурсник обреченно обмяк.

– Серег! – Позвал я. – Ты как?

– Здесь, здесь я…

Вспышка моей силы погасила «Жар-птицу», и Ронцов зажег огонек снова.

– Цел? – оглянувшись, спросил я.

– Местами. Жить буду.

Все еще слепые, Гордеев и второй студент беспомощно ползали по полу и давились кровью.

– Это еще что за вечеринка? – Малыш спустился на несколько ступенек, оглядел масштабы бедствия и вздохнул. – Мишань, у тебя проблемы будут.

– Им я тоже обеспечу проблемы, – зло отозвался я. Сила унялась, а вот гнев все никак не мог уняться.

Ронцов со всей дури пнул Гордеева под дых, тот захрипел, и я хотел было оттащить бастарда, но он сам успокоился.

– Это тебе за бланш, – буркнул Серега. – И что теперь делать будем?

Я взглянул на ребят и пожал плечами.

– Пойдем сдаваться. Все вместе.

Брови Ронцова поползли вверх.

– Уверен, что это хорошая идея?

– Все равно выяснится. Так хоть ускорим события. Ну и может чистосердечное признание немного смягчит наказание.

Малыш кивнул.

– Я с вами. Буду свидетелем. Пусть хоть память читают, все расскажу.

Но договорить он не успел.

Двери снова распахнулись, и на лестничную площадку влетело сразу несколько старшекурсников во главе с темноволосым мужчиной явно восточных кровей. На его кителе красовалась вышивка представителя администрации.

– Это еще что за балаган? – рявкнул он так, что, казалось, задрожали каменные стены. Возможно, он даже вложил Благодать в силу голоса.

– Вот они, Савва Ильич, – подсказал один из «старшаков». – Видел одного в коридоре, бежал прямиком сюда. Потом голоса, звуки, возня – и мы за вами побежали.

Ага. Савва Ильич. Значит, это был господин Мустофин – выходец из казанского дворянского рода. Куратор Домашнего корпуса.

Поздравляю, Миха, мы влипли по-крупному. Впрочем, все пока шло по плану.

«Миша, там конец!» – верещал напуганный Ронцов у меня в голове. – «Это… Это…»

«Заткнись и не паникуй. Все под контролем».

«Что ты задумал?»

«Просто заткнись и выложи все как на духу, если Мустофин начнет расспрашивать».

Я шагнул вперед, закрывая товарищей собой:

– Михаил Соколов, первый курс, группа 1Б. Позвольте мне все объяснить, ваше высокоблагородие, – сказал я. – Произошло нападение на первокурсника.

– Объяснитесь у меня в кабинете, – сухо сказал куратор и кивнул остальным «старшакам». – Сопроводите господ ко мне. Немедленно.

* * *

Алабышев, Гордеев и Высоцкий сидели напротив и взирали на нас с плохо скрываемой ненавистью. Теперь я хотя бы знал, кто есть кто: Алабышеву досталось дверью от Малыша, а Высоцкого я впечатал в стену.

Отплевываясь кровью и потирая ссадины, второкурсники молча слушали рассказ главного потерпевшего.

– Собственно, я сам виноват. Друзья предупреждали, что мое происхождение вызовет негодование некоторых персон, а я усугубил свое положение, отправившись гулять по другим этажам…

– Это никого не оправдывает, – возразил Мустофин и перевел внимательный взгляд темных глаз на меня. – Есть что добавить, Михаил Николаевич?

Я виновато развел руки в стороны.

– Отпираться не буду. На стороне нападавших было численное превосходство, поэтому я воспользовался родовой силой для защиты товарища. Сожалею. Что пришлось к этому прибегнуть, однако поступил бы точно так же в любом другом случае. Не люблю, когда толпой нападают на тех, кто не может или боится дать отпор.

Мустофин тяжело вздохнул, словно проглатывал длинную тираду, которую собирался на нас вывалить. Второкурсники, явно уже бывавшие в этом кабинете, инстинктивно вжали головы в плечи. Я же, наоборот, выкатил спину колесом – мне стыдиться было нечего.

– Об одном прошу, – добавил я. – Ронцова и Рахманинова пощадите. Одного побили, второй вообще под конец подошел и случайно Алабышеву по лбу врезал. Силу применял только я.

Мустофин поправил накрахмаленный воротник форменной сорочки, и я заметил на одном из его пальцев фамильный перстень-печатку. Золотой с рубином, все дорого-богато. Сам же он оказался относительно молодым мужчиной с щегольскими замашками и сталью в голосе. Веяло от него силой, хотя он ни разу ее перед нами не явил. Но тут мой родовой источник снова отозвался – передо мной был потомок князей, причем кровь у него была немного другая. Сильная, горячая, но безрассудством там не пахло.

– Что ж, господа, – обратился он к второкурсникам. – Я безмерно разочарован. Потомки столь древних и уважаемых родов – Гордеевых, Высоцких, Алабушевых… А повели себя как шайка лиговской шпаны. Где ваше благородство? Куда испарилась честь? Или присутствие незаконнорожденного княжича настолько вас оскорбило, что разум отшибло?

Последние слова он договорил, приподнявшись над столом, и второкурсники словно по команде отшатнулись назад.

– Я могу списать поведение Соколова на горячность, хотя он и признает, что нарушил правила сознательно. Но вы… Горько слышать. Казалось бы, спустя год обучения вы уже должны были осознать, что сословие наше неравномерно и состоит из множества прослоек. И что каждому из вас волей-неволей придется сталкиваться не только с равными по происхождению, но и уважать их качества – как личные, так и профессиональные. Я уже молчу о том, что любую неприязнь можно излить на тренировках и честных поединках – для этого созданы все условия. Словом, вы будете наказаны по всей строгости, господа.

Мы с Рахманиновым и Ронцовым слушали вкрадчивый голос Мустофина, затаив дыхание. Было что-то неуловимо опасное в этом человеке. Несмотря на относительно безобидный вид, он буквально излучал тьму.

– Согласен, что мы облажались, – наконец произнес Гордеев. – И примем наказание.

– Другой вариант не предусматривается. Все трое будут отстранены от занятий на неделю. Каждый из вас отправится на исправительные работы на благо Аудиториума. Алабышев неделю помоет посуду. Высоцкий станет помогать нашим дворникам. Гордеев отправится в прачечную. Там нужна сила. И, разумеется, никто не освобождает вас от учебы. Как будете добывать конспекты, ваши проблемы. Аудиториум – не ясли, да и вы уже не первокурсники.

Все трое нападавших выслушали вердикт молча. Я наблюдал за их лицами и видел, как по ним пробежала рябь отвращения, когда Мустофин озвучил плебейские задания. Полагаю, это он подобрал специально – дабы сбить спесь с зарвавшихся студентов.

– Что до Соколова… – куратор внимательно на меня посмотрел и скрестил руки на груди. – Принимая во внимание положение новичка, искреннее желание спасти и чистосердечное признание, а также попытку взять всю вину на себя… Отработка двух недель в Лабораториуме без отстранения от занятий. С завтрашнего дня все свободное время вы будете проводить за мытьем колб и уборкой последствий экспериментов.

Я кивнул.

– Благодарю за понимание и мягкий приговор, Савва Ильич.

– Работа в Лабораториуме не из легких, – предупредил куратор. – Первым делом выпросите защитную экипировку. Там можно всякими парами надышаться.

– А Ронцов и Рахманинов? – спросил я.

Мустофин скользнул по ним незаинтересованным взглядом.

– Ронцова – в лазарет, Рахманинов не успел влезть в драку. Оба свободны. – Мустофин задержал взгляд на бастарде. – У вас хорошие друзья, Сергей Андреевич. Цените это.

Ронцов улыбнулся кровавой улыбкой.

– Благодарю.

– Господа, вы свободны. Распоряжение с указанием дисциплинарных взысканий будет вывешено на стенде внизу. Заминать этот вопрос я не вижу смысла. Надеюсь, наказание станет назиданием и для остальных.

Я украдкой улыбнулся.

А план-то оказался не таким уж и дырявым. Две недели в Лабораториуме поближе к Голове – именно то, что мне было нужно.

Глава 17

Первыми кабинет Мустафина покинули второкурсники – подорвались так, словно только и ждали команды убираться прочь. Дождавшись их ухода, я поднялся, поклонился куратору и кивком пригласил Ронцова и Малыша за дверь.

– Михаил Николаевич, – позвал меня Мустафин. – Прошу, задержитесь на пару минут.

Я пропустил ребят к дверям и направился обратно к столу куратора.

– Чем могу помочь?

Савва Ильич пристально всматривался в мое лицо и долго не говорил ни слова. Словно сканировал, хотя я не ощутил прикосновения его силы к своему разуму. Наконец, Мустафин устало вздохнул и указал на кресло. Я подчинился и сел на самый краешек, надеясь, что беседа не продлится долго.

И вот чего еще ему от меня понадобилось?

– Вам здесь придется туго, Михаил, – сказал куратор. – Позволите такое краткое обращение к себе?

– Конечно, – кивнул я и улыбнулся. – То, что будет непросто, я понял еще на вступительных испытаниях. Да и раньше предупреждали. Но мой род не ищет легких путей, Савва Ильич. От меня многое зависит, и я осознаю ответственность перед родными.

Но мои слова, казалось, его не убедили.

– Боюсь, сегодняшняя стычка окажется не последней. Это вы понимаете, Михаил?

– Разумеется. И прекрасно осознаю, что сегодняшние события вызовут у некоторых особ лишь больший гнев. Возможно, мне захотят отомстить, да и Ронцову не раз достанется. Другой вопрос, и вопрос к вам, уж не сочтите за наглость. – Я чуть подался вперед и уставился на Мустафина. – Почему Аудиториум не стремится предотвратить подобные нарушения дисциплины?

Савва Ильич печально улыбнулся.

– Михаил, Аудиториум – место своеобразное, но это все же не тюрьма. У нас был неудачный опыт очень тугого закручивания гаек. И угадайте, кто первым взвыл и стал ходатайствовать о смягчении правил?

– Полагаю, выходцы из именитых и могущественных семей.

– Именно. Те, кто состоит в попечительском совете. Увы, далеко не все родители согласны держать своих отпрысков в ежовых рукавицах. Поэтому определенные послабления в Аудиториуме все же имеются. При этом мы считаем правильным давать равные возможности всем поступившим. По этой причине наказания и поощрения будут одинаковы для всех.

Я натянуто улыбнулся. Ну что ж, примерно такого объяснения и следовало ожидать.

– Неужели вы только что вы расписались в неспособности поддержать порядок и обеспечить мне безопасность?

– Конечно, нет, – отмахнулся куратор. – И уж тем более я не преследую цели вас напугать. Лишь прошу реально смотреть на вещи. До тех пор, пока ваш род не вернет Осколок, многие будут смотреть на вас свысока. Впрочем, вы, Михаил, представляете особый интерес для преподавательского состава ввиду природы вашей силы. Поэтому потерять вас никто не захочет. Однако не все студенты осознают, сколь уникальный вы человек. А когда они это поймут, что непременно случится со временем, начнут завидовать. Согласитесь, особа, не зависящая от Благодати, но способная выдавать мощнейшие потоки силы почти в любой ситуации…

– Повод для зависти, да, – ответил я. – Но скрывать это бессмысленно.

– Верно, – кивнул Мустафин и поправил гладко зачесанные назад волосы. – Поэтому я сейчас с вами и разговариваю. Мне нужно убедиться, что вы понимаете, где оказались и что ждет вас дальше.

– Ничего хорошего, судя по всему.

– Ну, не стоит так драматизировать. Вот увидите, завтра, когда новости о вашей драке облетят весь Домашний корпус, вы прославитесь. В этом есть и свои плюсы. Ваша же задача, Михаил, научиться жить со своими даром и проклятьем так, чтобы извлекать из этого пользу. Это главное, что может дать вам Аудиториум. Опыт, Михаил. Опыт бесценен, и я прошу вас об этом ежеминутно помнить.

Хотел бы я ответить, что опыт – еще и дитя ошибок, но не успел. Мустафин поднялся, давая понять, что аудиенция была окончена. Я тоже вскочил и с удивлением уставился на протянутую для пожатия руку.

– Поступок, что вы совершили, был благородным, – тихо сказал куратор. – Я не одобряю его с позиции своей должности, но по-человечески вас понимаю, хотя на этой службе мне и нельзя иметь любимчиков. И все же проявите осторожность, ваше сиятельство. Не всем здесь это свойственно. Хотя казалось бы…

Я крепко пожал руку куратора и, попрощавшись, выскользнул за дверь. А этот Мустафин вродеоказался нормальным мужиком. Не жестил, но и не мямлил. Старался относиться к каждому случаю адекватно, хотя было очевидно, что в таком серпентарии, как Аудиториум, получалось это с трудом. Тем не менее наказание меня удовлетворило и показалось справедливым.

Интересно, догадался ли наш куратор, что я не просто защищал Ронцова, но и преследовал другую цель?

В конце коридора, облокотившись на лестничные перила, меня дожидались Сергей и Малыш. Ронцов пытался оттереть кровь одолженным у Рахманинова носовым платком, но без воды получалось скверно.

– Ну как, Миш? – ухнул здоровяк. – Вроде обошлось?

– Ага, я доволен. Давайте отведем Серегу в лазарет. Нужно подлечить ему лицо.

– Не только лицо, – отозвался Ронцов. – По почкам врезали будь здоров. И чуть хребет не переломил, упав с лестницы.

Я сверился с планом этажа, припомнил карту корпуса в брошюре и указал на лестницу.

– Нам на второй этаж, лазарет там. И пока мы идем, Сережа, изволь объяснить, какого рожна ты оказался там, где оказался.

Ронцов вернул Рахманинову платок и потупил взгляд.

– Ну, Сереж, – подбадривал его Малыш. – Рассказывай давай. Бить за это никто тебя не будет. Уже…

– Бить, конечно же, не стану, – отозвался я. – Но не буду лукавить – я очень зол. Я в ярости, вашу мать! Сереж, ну ты же понимал, что тебе нельзя шляться где попало. Что у Денисова и его компании обязательно есть дружки и на других курсах. И что мы не всегда будем рядом. Сегодня повезло – оба оказались недалеко. А если бы мы опоздали? Или вообще не отозвались? Или если бы у меня сил не хватило их раскидать? Что было бы тогда?

Ронцов остановился, оглянулся по сторонам и, не заметив лишних глаз и ушей, обратился ко мне:

– Ну, меня бы нашли через несколько часов, когда Сперанский или Афанасьев подняли бы тревогу, потому что я не вернулся к ужину… Простите, ребят, – вздохнул он. – Понимаю, это был дурацкий поступок. Я не рассчитал, облажался, но я должен был так поступить.

А вот это уже было интереснее. Чего это там Ронцов удумал?

– Расскажи по порядку, что, где, как и почему, – велел я.

– Опять смеяться будете.

– Не будем, – пообещал Малыш. – Давай, Серый. Не ссы.

Ронцов вздохнул.

– Я и правда долго сидел в комнате вместе с Колей и Гришей. Они прикидывали, с кем из знакомых старшекурсников можно пообщаться, чтобы выяснить побольше о Голове и попытках ее украсть. Ну и я припомнил, что у меня тоже есть здесь пара знакомцев. Было несколько ребят в гимназии, которые относились ко мне без ненависти. Я им с домашкой помогал – с гуманитарными науками всегда успевал и изучил программу на пару лет старше, а они пару раз за меня заступились, когда запахло жареным. Дружбы между нами не было, но хотя бы отношения сложились ровные… Я знал, что двое из них в прошлом году прошли в Аудиториум.

Ну, хотя бы становилось чуть яснее.

– И ты решил их найти, так? – предположил я.

– Да, – кивнул Ронцов. – Знал, что они второкурсники. Подумал, если поднимусь на их этаж и пойду по общим коридорам, то никто меня не тронет. Это же не гетто какое… Но кое-чего не учел.

– Что случилось? – торопил Малыш.

– Меня обманули. Я начал ходить по этажу, спрашивал, как найти Васю Плахова и Тимофея Стрешнева – это те самые, с кем я общался. Просто шел по этажу и искал, вопросы задавал. Вежливо, прошу заметить! Не нарывался. Всего-то хотел выяснить, в каких комнатах они живут или на какие факультативы ходят. Ну, чтобы потом подойти, если что.

– И?

– Подошел к Гордееву. Ну, к тому, которого ты потом ослепил… Спросил. Он сперва пытался выяснить, что мне от них нужно. Я наплел, что учились вместе – и не солгал. А вот в чем облажался, так это в том, что имел неосторожность представиться. Назвался полным именем… Правда, в тот момент гордеев никак не проявил ненависти. Сказал, что они пошли в кладовые в конце корпуса, где старые душевые. Уборка у них, дескать. Ну вот здесь-то я и не догадался, что это была ловушка. Это была моя вторая ошибка.

Малыш хлопнул себя ладонью по лбу.

– Ну Серег… Ну как так-то…

– Значит, они отправили тебя в безлюдную часть этажа и там зажали? – Продолжал я импровизированный допрос. Мустафин в такие детали не вдавался, а вот мне было интересно.

– Ага, – кивнул Ронцов. – Я от них бежать бросился. Припомнил, что черный ход недалеко был, заскочил туда. Хотел скрыться в служебных ходах, потом бы вылез. Но отбежать далеко не успел – огрели они меня в спину чем-то вроде «Косы» – хорошо хоть, что по привычке «Берегиню» нацепил. Шарахнуло сильно. Ну я и покатился с лестницы. Не поломался, но они меня догнали. А дальше вы знаете.

– Дерьмо, – вздохнул я и покрепче сжал плечо бастарда, и он скривился – видать, я случайно задел больное место. – Это тебе, Сереж, наука. Одному не ходить, никому из незнакомцев не доверять. Да и эти твои знакомые вполне могут повести себя не так, как в гимназии. Кто знает, как их этот Аудиториум перемолол…

– Ну теперь-то я это понимаю. И все равно обидно, что так наивно попался. И было еще кое-что. Почему я решился.

– М?

– Я устал бояться, парни. Устал, понимаете? Сколько лет уже трясся за свою шкуру и получал затрещины. У меня это уже вот где сидит! – Он приставил ладонь к горлу. – А тут еще на вас посмотрел, с Головой пообщался… И решил, пусть поначалу будет сложно, пусть у меня вообще, может, ничего и не получится. Но я хотя бы попытаюсь. И я дал отпор. Их там просто оказалось больше. Но я больше не стану трястись, как осиновый лист. Мне НА-ДО-Е-ЛО!

Было сейчас в глазах Ронцова что-то, что заставило меня ему поверить. Вроде и прилетело ему не хило, и закончилось бы все много хуже, не подоспей я вовремя. Но парень не был сломлен. Да, смущался, испытывал неловкость за то, что подвел меня под наказание… Но он не жалел.

Малыш широко улыбнулся.

– А вот такой разговор мне уже гораздо больше нравится.

– Научите меня драться, – попросил Ронцов. – Прошу, ребят. Помогите стать другим. Если Голова была права, из меня может получиться сносный боевик. Я просто об этом не задумывался до той церемонии. Даже помыслить боялся, что придется именно сражаться… Но сейчас я чувствую, что готов.

– Легко не будет, – предупредил Рахманинов.

– Знаю. Но не боюсь.

– Значит, научим, – пообещал я. – И не только Благодатью работать, но и кулаками махать. Но сперва, Сережа, идем в лазарет. Заштопаем твою фотогеничную мордашку.

* * *

Адский будильник Афанасьева снова поднял всех, кроме самого менталиста, ровно в шесть. Утренние метания по комнате у нас уже были слаженными: пока один мылся, второй чистил зубы, а третий возился с кроватью и расталкивал Гришу. Лучше всего это удавалось Сперанскому – трюк с брызгами воды имел неизменный успех.

Но в это утро все пошло иначе, едва мы переступили порог нашей 507 обители.

– Это он!

– Слышал, это Соколов вчера раскидал троих второкурсников.

Шепотки гуляли по коридору, преследовали меня на лестнице, а уж в столовой мне и вовсе было не спрятаться от взглядов. Слухи разлетелись слишком быстро и не без помощи куратора – объявление о дисциплинарном взыскании еще до завтрака повесили на стенд внизу.

– Ну и каково тебе быть популярным? – Кто-то толкнул меня в бок, и я едва не уронил поднос с омлетом и бутербродами.

Ирка скалилась во все зубы, но я знал эту ее улыбочку. Ничего хорошего она не сулила. Я был готов поклясться, что вскоре она примется меня отчитывать за неблагоразумное поведение.

– Нормально, – отозвался я и подхватил пару кусков ветчины. – Я так понял, уже вообще все в курсе?

– Это ж Аудиториум, та еще деревня. Надо же людям как-то развлекаться.

Хорошо бы, чтобы это проходило без моего участия. Но, увы, план требовал именно таких действий. Если хочешь, чтобы тебя заметили, изволь светиться.

Но мне это было не по нутру. Не любил я все это внимание.

Ирэн тем временем согнала каких-то девиц с нашего излюбленного стола и водрузила поднос. Вскоре собралась вся наша группа, за исключением Денисова и княжеской троицы – эти обедали поодаль, но то и дело поглядывали на нас.

– Ну что, герой, пробирки мыть будешь? – усмехнулась Грасс. Впрочем, смотрела она на меня уже теплее. Видать, любила хулиганов.

Жуя, я кивнул.

– Легко отделался, – заключил Афанасьев. – Могли и от занятий отстранить.

– Могли, – согласилась Ирина. – Но, видимо, повезло с куратором.

– Не без этого. Нормальный мужик.

Я потянулся к чашке с кофе, но в этот момент чья-то рука легла мне на плечо. Судя по тому, как поползли вверх брови Ирэн, это был кто-то неожиданный.

Я медленно обернулся.

Передо мной, обворожительно улыбаясь, стояла рыжеволосая девица в короткой не по уставу юбке, едва прикрывавшей задницу, зато открывавшей головокружительной длины ноги. На шевроне кителя красовалась нашивка третьего курса.

– Здравствуйте, Михаил Николаевич, – еще шире улыбнулась девушка. – Ядвига Хруцкая, третий курс, артефактор.

Я обернулся к ней всем корпусом и даже перекинул ноги через лавку. Да и вообще неплохо было бы уважить даму и подняться.

– Чем могу помочь? – спросил я, игнорируя безмолвные многозначительные взгляды одногруппников.

– Судя по расписанию, первой пары у вас сегодня нет, и занятия начнутся со второй. А поскольку с сегодняшнего дня все свободное время вы обязаны проводить на работах в Лабораториуме, то я явилась по вашу душу. Буду сегодня вашей наставницей. Или надзирательницей – это от вас зависит.

Я бросил полный тоски взгляд на недоеденный завтрак.

– Дожевать позволите? На голодный желудок из меня плохой работник.

– Разумеется, ваше сиятельство. Жду вас у стендов. У вас десять минут.

Девица развернулась и направилась к выходу, покачивая бедрами и сверкая высокими, выше колен, гольфами. Я с трудом оторвал взгляд от ее смуглых ножек и обернулся к столу.

Ирэн тихо присвистнула.

– Вот это ноги… Кажется, даже я влюбилась.

В кои-то веки Анна Грасс была с ней солидарна.

– Да уж… Почему полячки всегда такие знойные?

Афанасьев пялился на третьекурсницу до тех пор, пока она не скрылась за дверями, а затем обернулся ко мне.

– Знай я, что в комплекте с наказанием пойдут такие надзирательницы, то, пожалуй, вызвался бы поджарить мозги всем обидчикам Ронцова… Везунчик ты, Соколов.

Я засунул в себя остаток завтрака и щедро запил остатками кофе.

– Это мы еще поглядим, свезло мне или нет… Ладно, ребят, – я поднялся. – Служба зовет. Увидимся на паре.

«Не ревнуй», - бросил я Ирэн ментально.

«И не подумаю. Нет, ты видел ее ноги?»

Я усмехнулся. А Ирка-то, казалось, тоже подрастеряла спесь и чопорность, хотя в излишках целомудрия не была замечена. И все же.

«Только не нарвись на еще каких-нибудь старшекурсников», - попросила она. – «Бесконечно тебе кредитов давать не будут».

«Знаю. Постараюсь».

Я вышел из шумного зала и направился к стендам, возле которых толпились студенты. Длинноногая Ядвига отошла от стены и кивнула в сторону выхода.

– Идемте, ваше сиятельство. Покажу фронт работ. На сегодня вы полностью мой, и я у меня большие планы на вашу помощь.

– Извольте уточнить. Пробирки мыть? Полы протирать?

Девушка рассмеялась.

– Ох, что вы, ваше сиятельство. Отнюдь. Сегодня мы с вами будем проводить эксперимент на живых людях.

– И кто доброволец?

– Боюсь, что вы, Михаил Николаевич, – загадочно улыбнулась третьекурсница.

Глава 18

– Хм… Если я ничего не путаю, само понятие «доброволец» предполагает, что я буду участвовать в этом эксперименте по своей воле, – ответил я, едва мы вышли за порог Домашнего корпуса.

На газонах лежала снежная крошка, но хотя бы ветра не было. Если я ничего не перепутал, до Лабораториума было минут десять бодрым шагом через парк, аккурат на север. Если, конечно, эта Ядвига действительно вела меня туда.

Честно говоря, после той ловушки, в которую второкурсники заманили Ронцова, я теперь постоянно был начеку, а длинноногая знойная красотка вроде Хруцкой прекрасно подходила на роль отвлекающего маневра. При взгляде на такую у кого угодно отшибло бы мозги и инстинкт самосохранения, но моя паранойя оказалась сильнее. Я шел за девушкой, бесстыдно пялясь на ее едва прикрытый юбкой зад, и ежился от холода.

– Что, Михаил Николаевич, стало страшно? – с улыбкой обернулась Хруцкая и тряхнула копной роскошных огненных волос. – Что ж вы раньше не подумали, когда нарывались на наказание?

– А думать было некогда. Друга защищал, – огрызнулся я.

– Ой, ну полно вам. Бояться нечего. Пусть ваше участие и добровольно-принудительное, но я обещаю, что вы не пожалеете. И мне стоило больших трудов выбить у Плещеева вас на пару дней в свое пользование.

Пользование, ага. Словно я был вещью. Странноватые все же повадки были у старшекурсников.

– Почему я?

– Потому что, Михаил Николаевич, вы сейчас единственный студент во всем Аудиториуме, чья природа силы отлична от Благодати. И мне очень пригодится эта ваша особенность.

– Зачем?

– Для настройки артефакта, над которым я работаю. Для чего же еще?

– Понятия не имею. Кто вас, артефакторов, знает…

Мы как раз дошли до конца широкой дорожки, и, обойдя скульптурную композицию, кажется, трех граций, свернули на север.

– Здесь есть короткий путь, но придется пробежаться, – сказала Хруцкая и уставилась на мои ботинки. – Обувь подходящая. Отлично.

Не успел я спросить, что именно она имела в виду, как девушка торопливо зашагала прямиком в заросли каких-то кустов высотой с человеческий рост. Пожав плечами, я последовал за ней – чай, не впервой уже шастать по пересеченной местности в компании одаренных аристократок.

Хруцкая ловко раздвинула ветви и, обернувшись ко мне, улыбнулась:

– Рекомендую запомнить дорогу.

А затем ломанулась прямиком по припорошенному газону – только подошвы ее ботинок сверкали. И тут, побежав за ней, я понял, что она имела в виду. Насыпная дорожка делала большой крюк, и это расстояние невозможно было рассчитать из-за кустарников. А так Хруцкая срезала по прямой добрых метров пятьсот. И короткий путь вывел нас ровнехонько к мосту, к которому подходила основная дорога.

А за мостом через узкую протоку высились стены Лабораториума, больше походившего на особняк какого-нибудь безумного ученого. Остроконечные башенки соседствовали с зубчатыми стенами. Тут же была длинная деревянная веранда, примыкавшая к высоким каменным уступам. Окна тоже оказались разными? Готические стрельчатые, круглые, классические прямоугольные…

– Почему это место так странно выглядит? – Спросил я, когда мы прошли мост.

– Лабораториум часто перестраивался, ибо нередко… Скажем так, случались различные инциденты, после которых здание требовало ремонта.

– То есть эксперименты здесь не самые безопасные?

– Разные курсы делают разные работы. Кто-то предпочитает создавать безвредные артефакты, а иные сорвиголовы могут и бомбу сотворить. Можете представить себе, что будет, если смешать порох, Благодать и юный пытливый ум?

– Катастрофа? – ухмыльнулся я.

– Примерно. Так что Лабораториуму периодически достается.

Я задумался. Если Лабораториум оказался столь опасным местом, то зачем там хранили ценные артефакты, если существовала угроза их уничтожения? Или меры защиты, что принимали для охраны, нивелировали эту опасность? Черт знает. На месте ректора я бы прятал Леньку Пантелеева понадежнее…

Или я что-то упускал?

Пока я размышлял о безопасности, знойная полячка вывела нас к входу.

– Добро пожаловать, – она отвесила шутливый поклон. – Хорошо, что вас определили сюда на отработку. В Лабораториуме никогда не бывает скучно.

Не знаю, что веселого в отмывании пробирок, уборке помещений или участии в загадочных экспериментах. Но вариантов у меня не было.

– Постойте, – сказал я и поравнялся я красоткой. – Предлагаю сделку.

Хруцкая бросила на меня заинтересованный взгляд.

– Что вы можете мне предложить?

– Ну вы же сами сказали, что я единственный из всего Аудиториума, кто может помочь с вашим артефактом. Чем бы он там ни был. Предположим, вам больше не придется выбивать мое время на помощь в собственных экспериментах, и я найду способ уделить вашему проекту столько сил и часов, сколько потребуется…

С каждым моим словом интереса в глазах Хруцкой становилось все больше. Она отбросила со лба огненную прядь и уставилась на меня в упор с легкой соблазнительной улыбкой. Да уж, этой девице палец в рот не клади. Каждое ее движение, каждое выражение лица несло в себе соблазн. Устоять и правда было сложно.

– А что вы попросите взамен, Михаил Николаевич? – томно выдохнула она. – В обмен на то, что поможете сделать мне лучшую курсовую работу на всей кафедре в этом семестре…

Я нервно сглотнул, когда ее губы оказались в опасной близости от моих. От нее пахло чем-то сладким, словно она пользовалась фруктовой помадой или чем-то подобным.

– Я же первокурсник, – улыбнулся я. – Чего может хотеть первокурсник от особы, проводящей все свободное время в Лабораториуме.

Глаза Хруцкой хитро сузились, и она снова загадочно улыбнулась.

– Значит, вас интересует говорящая голова…

– Именно, – отбросив остатки стеснения, я наклонился к ней и обжег горячим дыханием ее ухо. – Расскажете побольше о Голове – и я помогу с вашей курсовой. Даже пару фокусов покажу и, быть может, расскажу побольше о родовой магии…

Вот уж не думал, что девица с данными Хруцкой могла возбудиться не от какой-нибудь романтики или созерцания античных статуй всяких там Давидов в саду, а от… учебы. Хруцкая тяжело задышала, глаза потемнели от желания, но, взяв эмоции под контроль, она несколько раз моргнула.

– Черт, Михаил Николаевич, а ведь вы меня раскусили. Опасная, однако, проницательность. Ничто не заводит меня больше, чем знания.

– В таком случае я могу обеспечить вам незабываемое время за… обменом знаниями. Ну что, по рукам?

– Спрашиваете!

Мы скрепили сделку традиционным рукопожатием, которое, впрочем, несколько затянулось, и Хруцкая кивнула в сторону входа.

– В таком случае идемте, Михаил Никола…

– Миша.

– Ладно, Миша… Идем, и я покажу тебе кое-что интересное…

Но не успели мы подняться по нескольким ступеням, как двери Лабораториума распахнулись словно сами по себе. Я едва успел отскочить и увлечь за собой Хруцкую.

– Ой! – испуганно взвизгнула студентка.

– ЧУДОВИЩНО! – гулко взвыли откуда-то из глубины Лабораториума. – ОТВРАТИТЕЛЬНО!

Что-то пролетело совсем рядом с нами, грохнулось на крыльцо и покатилось по ступеням. Следом из недр Лабораториума вылетел еще один непонятный предмет, затем еще. И мне показалось, что я услышал уже знакомый глухой хохот Леньки Пантелеева.

– Эй! – нагло крикнул я. – Чего вы кидаетесь? Тут же люди ходят!

Ядвига пришла в себя. Моргнула пару раз, взглянула на разбросанные предметы – мне их форма и вид ни о чем не говорили. Какие-то металлические шарики, цилиндры…

– Понятно, – вздохнула девушка. – У Евгения Родионовича опять провалился эксперимент…

Хм. Ладно, беру свои слова назад. Кажется, в Лабораториуме и правда веселились на всю катушку…

Я взглянул на спутницу.

– И часто у вас такое?

– Да постоянно, – отмахнулась Хруцкая. – Работа у нас такая… Парами дышим, с ума сходим…

И чего это такую красотку потянуло именно в артефакторию? Казалось бы, самая скучная специализация после целительства. Но Хруцкая, казалось, жила несколько на своей волне. А вот то, что девица была с безуминкой, проглядывалось уже сейчас. Интересно, что это за пары такие?

Она потянула меня за собой и осторожно выглянула из-за двери.

– Евгений Родионович, это я, Ядвига! Привела наказанного!

Из глубины полутемного холла донеслось шарканье, что-то грохнулось, кажется, даже разбилось, и я услышал негодующее ворчание. Ну точно безумный профессор. И угораздило же.

– А, Ядька, ты? – прошамкал старик и вышел на свет. Я едва удержался от того, чтобы не рассмеяться.

Евгений Родионович, кем бы они ни был, выглядел как настоящий безумный ученый. Под рабочим халатом – всем в подпалинах – красовался видавший лучшие годы распахнутый китель. Галстук был приспущен и тоже явно пострадал в ходе каких-то экспериментов. Всклокоченные седые волосы старика и седая же борода придавали ему вид совершенно безумный. Но сильнее всего выделялись глаза. У этого деда они были красными.

– Ох ты ж! – Я инстинктивно отшатнулся.

Дед расплылся в любезной и чудаковатой улыбочке, обнажив на удивление крепкие и здоровые зубы.

– О, значит, вы у нас Соколов? Пойдемте, голубчик, пойдемте… Ядька, скажи Ване, чтоб убрал отработанный матерьял!

Я замешкался на пороге, всерьез размышляя, стоило ли входить в эту обитель безумия. Инстинкт самосохранения вопил, что нужно было отсюда бежать со всех ног, но природное любопытство брало верх. Ну и Мустафин по головке не погладит. И что-то мне подсказывало, что куратор отправил меня сюда не просто так. Не было ли это небольшим знаком расположения? Если он сочувствовал таким, как я и Ронцов, не мог ли он подстроить так, чтобы я попал именно в то место, откуда требовалось стащить Голову?

Старый ученый поманил меня к себе и слегка поклонился.

– Евгений Родионович Плещеев, профессор артефактории и заведующий Лабораториумом этой богадельни, – представился он. – Прошу извинить за несколько взбалмошное знакомство. Мне никак не удается раскрыть секрет одного найденного в Дакии боевого артефакта…

Я ответил более почтительным поклоном.

– Михаил Николаевич Соколов, первый курс.

– И носитель уникальной родовой силы.

Глаза профессора улыбались, и я, как и предрекал куратор, увидел в них очень живой интерес. Почти такое же вожделение, с каким на меня глядела Хруцкая. Да уж, собрались здесь любители экзотики. Живым бы уйти.

Ядвига тем временем присоединилась к нам.

– Евгений Родионович, вы обещали, что утром он – мой.

– Помню-помню. Ты, Ядька, все соки из парня не выжимай. Ему силы еще пригодятся.

– Да я немножко. Сегодня будет просто ознакомительный эксперимент…

Чем дальше, тем интереснее.

– Тогда идем? – Я демонстративно взглянул на циферблат наручных часов. – Мне остался час до пары.

Хруцкая деловито кивнула.

– Успеем.

Профессор Плещеев проводил нас долгим взглядом, а затем направился куда-то на первый этаж и принялся греметь какими-то склянками.

– Сейчас утро, народу в Лабораториуме почти нет, – вещала по дороге Хруцкая. – Обычно подтягиваются после второй пары. Но и засиживаемся допоздна. Поэтому, Миша, имей в виду: до самого отбоя придется торчать здесь.

Я пожал плечами. Это вполне вписывалось в мои интересы.

– Ничего. Пару недель и потерпеть можно.

– Я тоже имею привычку задерживаться допоздна, – промурлыкала девушка. – Так что если решил помогать мне, придется все успевать…

– Разберемся, чертовка.

Хруцкая обворожительно улыбнулась и повела меня в самый конец темного коридора. Это место мало походило на лабораторию, какой я себе ее представлял. Мне виделись кафельные полы и стены, много белого, яркие лампы и металлические приборы. А на деле оказалось, что Лабораториум больше напоминал старинный особняк, в который свезли всю ненужную старую мебель.

Впрочем, было в этом какое-то неуловимое очарование. Создавалось впечатление, что я перенесся на десятки, если не сотню лет назад. Удивительно, как Лабораториум сохранил этот дух спустя столько перестроек и восстановлений. Возможно, не обошлось и без Благодати.

Хруцкая открыла деревянную с окошком дверь и пропустила меня вперед.

– Добро пожаловать в мою лабораторию, – с гордостью произнесла она. – Я пока что единственная третьекурсница, которой выделили собственное постоянное место для работы.

– Значит, ты и правда преуспеваешь в артефактории?

Девушка кивнула.

– Знаю, что не произвожу впечатление ученой. Но внешность обманчива, да и мне нравится сбивать людей с толку. Но я и правда талантлива в этой специализации и уже сделала несколько занятных артефактов.

– Взрываешь?

Ядвига покачала головой и подошла к массивному столу, на котором были хаотично расставлены разнообразные предметы – колбы, разноцветные шарики из различных материалов, трубки, горелки, порошки…

– Нет, я выбрала небоевую артефакторию. Будем честны – чтобы хорошенько бабахнуть, даже Благодать не требуется. Неодаренные в других странах убивают друг друга пачками и без помощи великой Силы Осколков. Мне гораздо интереснее преобразовывать силу в вещи, которые без этой силы не работали бы вовсе.

– Логично, – кивнул я. – И для какого же артефакта я тебе нужен? Что у тебя за курсач?

Хруцкая снова улыбнулась – видимо, ей льстил мой интерес. Накинув невзрачный халат на плечи, она подала мне такой же.

– Лучше застегни на все пуговицы – китель надо беречь.

– А маску дашь?

– Паров сейчас не будет. Это безопасно.

– Точно?

– Если я случайно тебя покалечу, с меня ректорат голову снимет, – резко посерьезнела девушка. – Ты же уникум! Редчайший…

– Экземпляр? – горько усмехнулся я.

– Представитель. Возможности родовой силы слабо изучены, но артефакторы должны ее учитывать при создании своих изделий. И раз я работаю с Благодатью, то должна проверить и то, как артефакты реагируют на тебя…

– Так я тебе нужен просто для проверки?

– Пока что – да. Но это прототип. И, увы, уже не первый.

Хруцкая надела плотные перчатки, подошла к стальному шкафу с кодовым замком, набрала комбинацию, и дверь с тихим шипением отворилась. Запустив руки в недра хранилища, девушка осторожно, словно несла переполненную колбу с кислотой, вытащила… Совершенно простой металлический кубик размером примерно десять на десять сантиметров.

Но, присмотревшись к нему внимательно, я понял, что куб был не так-то прост.

Всю поверхность артефакта покрывала сетка бледно светящихся прожилок. Было похоже на дамасскую сталь с ее волнами и слоями, но часть металла светилась, а часть – нет.

– Что это за штука? – спросил я, всматриваясь в узоры.

– Усовершенствованный вариант Ока, – ответила Хруцкая. – Обычное око просто считывает ранг Благодати на текущий момент и оказывает его цветом. Я пошла дальше в своих изысканиях.

– Что придумала?

– Око делается из особого стекла, но я решила использовать металлы. Это сплав нескольких металлов, смешанный с винамием и породой Осколка с нужной пропорции. Такая комбинация при условии использования потоков Благодати реагирует на силу и позволяет выявить не просто текущий ранг Благодати, но и общий потенциал силы субъекта…

– Винамий, – припомнил я. – Это же допинг?

Хруцкая кивнула.

– Да, минерал, который временно усиливает ранг. Пыль винамия и пыль Осколка в особой связке позволяют рассчитать потенциал. Они вступают в реакцию с текущей силой субъекта и показывают его возможности для развития.

Я улыбнулся, не в силах оторвать глаз от изящной простоты творения Ядвиги.

– Значит, ты решила заменить Голову другим артефактом?

– Не совсем. Ленька незаменим. Но то, над чем я работаю, тоже может помочь. Особенно в провинции, где не так много одаренных. И я хочу понять, как мое создание отреагирует на твою родовую силу, Михаил, – Хруцкая протянула мне куб обеими руками. – Окажешь мне честь и прикоснешься к нему?

– Конечно.

Я дотронулся до него не сразу – несколько раз провел ладонью над идеально гладкой поверхностью куба, пытаясь уловить потоки силы, что исходили от артефакта. Фон был похож на низкий гул, вибрации были совсем тихими, но сила, заключенная в нем, точно была немалой.

Ну, с богом.

Я осторожно прикоснулся к артефакту и первым делом ощутил ледяной холод – настолько резкий, что едва не отдернул руку.

И тут куб вспыхнул. Не просто засветились прожилки пыли винамия. Нет, артефакт полностью охватило яркое сияние, и под моими пальцами он начал стремительно нагреваться.

– Это нормально? – Спросил я, когда пальцы начало уже невыносимо жечь.

Хруцкая мотнула головой.

– Нет. Что-то не так. Убирай руку.

Я попытался, но… Не смог. Ладонь словно приросла к кубу, и мне казалось, что кожа начала сплавляться с его раскаленной поверхностью.

– Не получается, – прошипел я, стискивая зубы, чтобы не заорать от боли. – Не могу!

Глава 19

– Господи боже! – Ядвига инстинктивно отпрянула и попыталась вырвать артефакт из моих рук.

Я попытался избавиться от раскаленного куба, но куда там! Он прирос ко мне как присоска.

– Выруби его, срочно! – крикнул я. – Деактивируй!

– Не могу! – взвизгнула Ядвига. – У него же нет кнопки «Вкл/Выкл»! Он активируется от прикосновения силы испытуемого. У подобных артефактов вообще нет устройств управления!

А следовало, блин, об этом позаботиться. Или хотя бы предусмотреть примитивнейшие меры безопасности. Прототип хренов… Черт, как же было больно…

Металл, казалось, попросту расплавил мне кожу. Я уже не мог сдерживаться и заорал от боли во всю силу своих легких. Хруцкая подпрыгнула, побледнела и принялась суетливо бегать по лаборатории.

– Сделай что-нибудь! Твоя ж работа! – ревел я, пока девушка металась, пытаясь оттащить артефакт от меня. Тщетно. С каждой секундой куб словно глубже врастал в мою плоть, выжигая кожу, мышцы и кости, продолжая истязать. Каждое мгновение контакта с артефактом превращалось в бесконечную муку.

– Хоть руки руби, только убери его, – с трудом шевеля языком, проблеял я. В глазах расплывались радужные круги, и я чувствовал, что едва удерживался в сознании. – Я не смогу… Долго…

– Kurwa! – выругалась на родном польском Ядвига и растерянно оглянулась по сторонам, явно ища что-нибудь, что могло помочь.

Не найдя ничего подходящего, она застыла на пару мгновений, прикрыла глаза, и, вернувшись в реальность, бросилась ко мне. Видимо, быстро отправила кому-то ментальное сообщение. А затем сотворила силовой купол, похожий на «Покров» – видимо, на случай, если куб решит рвануть в моих руках и забрызгать кусками меня всю лабораторию.

– Попробую вот так, – закусив перчатку, Хруцкая быстро стянула ее и прикоснулась к артефакту голой рукой.

Я поднес куб ближе к ней, хотя даже руки поднять уже почти не мог.

– Ай! – вскрикнула девушка и отдернула ладонь. – И правда горячо. Очень. Так не должно быть…

– Нет, блин, я тут симулирую! – рявкнул я, тряхнул ладонью, и приросший к моей ладони куб остался болтаться на ней. Теперь, по ощущениям, он словно почти ничего не весил, хотя это было невозможно. Я видел, с каким усилием несла его создательница – куб был сплавлен не из легких металлов.

Чертовщина какая-то.

Но хуже было другое. Артефакт не просто жарил меня заживо – он словно тянул из меня силы. Трудно было объяснить это ощущение, но боль понемногу притуплялась, а сила – моя родовая сила – словно уходила в куб. Я попытался остановить поток силой мысли, но не смог удержать.

– Хрень какая-то, – прохрипел я. – Он меня пьет. Вытаскивает из меня силу…

Хруцкая ошарашенно покачала головой.

– Нет, быть такого не может. Невозможно! Он не настроен на такое. Я не закладывала алгоритм вампиризма…

Кровь стучала в ушах так громко, что я не сразу услышал, как распахнулась дверь лаборатории. В кабинет Хруцкой влетел уже знакомый мне чокнутый профессор, а за ним какой-то взъерошенный молодой парень – тоже в рабочем халате и защитных перчатках. Оба тут же бросились к нам, и Ядвига убрала защитный купол.

– Что стряслось? – крикнул Плещеев.

Хруцкая кивнула на меня.

– Артефакт… Вышел из-под контроля. Я не могу снять его с подопытного. Он… Он сплавляется с ним!

Плещеев мельком взглянул на мою перекошенную рожу, сразу же перевел взгляд на раскаленный куб в моих руках.

– Весьма занимательно… – задумчиво проговорил он. – Интересно…

– Сделайте что-нибудь, пожалуйста, – взмолился я. – Это вообще-то больно.

– Боль обжигающая или режущая?

– Жжет!

– Ага… – профессор достал из нагрудного кармана очки в толстой оправе, неторопливо надел их и уставился на мою беду более внимательно.

– А нельзя ли как-нибудь побыстрее? – спросил я, изо всех сил стараясь не грубить.

– Не волнуйтесь, Михаил Николаевич, артефакт вас не убьет. И вообще никакого серьезного вреда не причинит.

– А это что, по-вашему? – заорал я. – Или вам шашлычку захотелось?

Страшно было представить, что в его понимании представлял из себя серьезный вред. У меня руки были готовы взорваться, а ладони наверняка уже покрылись волдырями. И странно, что все еще не завоняло жареным мясом…

– Евгений Родионович, что нам делать? – обеспокоенно вопрошала Хруцкая. – Он долго не выдержит. Сейчас потеряет сознание от боли.

Она была права. Меня уже мутило так, что я плохо воспринимал реальность.

Плещеев отстранился и выпрямился.

– Только ждать, – огорошил он. – Артефакт сам завершит работу.

Я зажмурился и плотнее стиснул зубы. Да, пекло уже не настолько невыносимо, или мне так казалось на фоне поплывшего сознания. Но раны, которые я получил, болели по полной. И я все еще никак не мог оторвать руки от артефакта, словно он присосался и стал продолжением моих рук.

– Лови его! – раздалось откуда-то сбоку.

Я даже не сразу понял, что начал падать. Пол ушел из-под ног, я завалился набок, но чьи-то руки успели подхватить меня и смягчили падение.

Наконец сияние куба стало понемногу угасать. Сперва потух основной металл, затем начали гаснуть прожилки и волны… И лишь после этого я выронил куб на пол – артефакт упал с громким стуком. Ядвига бросилась было его поднимать, но профессор перехватил ее.

– Погоди, Ядька. Пусть остынет.

Я с трудом встал на колени, и на меня навалилась вся невыносимая боль свежего сильного ожога. Черт, я уже и забыл, сколь мерзким было это ощущение. Меня били, резали, швырялись в меня косами, но заживо еще не сжигали.

– Изверги, – корчась на полу, прохрипел я. – Фашисты…

Хруцкая тут же метнулась ко мне.

– Покажи руки!

Я молча протянул ей израненные ладони. Да уж, досталось от кубика мне знатно. Некоторые волдыри полопались, часть были обугленными. Завой я сейчас во весь голос, вряд ли кто-то стал бы меня осуждать. Но я стоически терпел. Лишь когда Ядвига дотронулась до моих ожогов, я дернулся и тихо заскулил.

– Проклятье…

– Серьезного вреда не причинит, да? – попытался улыбнуться я, но вместо улыбки вышел зверский оскал – лицо перекосило от боли.

– Так, лежи смирно. Постарайся не шевелиться, – девушка подползла ко мне с более освещенной стороны и внимательно уставилась на раны. – Сперва я их обеззаражу, затем применю «Мертвую» и «Живую» воды. Поначалу будет больно.

– А сейчас я на курорте, ага.

– Не ерепеньтесь, юноша, – строго посмотрел на меня профессор. – Ядька знает, что делать. Она хороша в лекарстве и периодически штопает наших ребят после неудачных опытов.

Ядвига откинула роскошные волосы назад и уставилась на меня в упор.

– Просить прощения буду позже, а сейчас тебя нужно быстро подлечить. Такие раны тем плохи, что в них легко занести заразу, и лечение потом дастся труднее. Нужно сразу обрабатывать. Готов?

Я кивнул.

– Давай.

Девушка прикрыла глаза, сконцентрировалась, и в следующее мгновение ее руки охватило сияние – но не привычной мне «Берегини». Здесь явно была какая-то особая лекарская премудрость.

– Сейчас будет неприятно, – предупредила она и поднесла к моим ладоням свои сияющие руки.

Пару секунд кололо и пощипывало, а затем я не удержался и завыл. Болело так, словно она лила мне на раны концентрированную уксусную кислоту.

– Ааа! Черт!

– Терпи. Терпи, Миш, – приговаривала Хруцкая. – Так и должно быть. Это обеззараживающее заклинание. Выучила на факультативе.

– А анестезию вас там делать часом не учили?

– Нет времени, – она отняла руки, снова закрыла глаза и словно что-то перекалибровала в силе.

Теперь ее руки светились чуть иначе, более плотным и густым сиянием с мелкими искорками. Точно не «Воды», что-то другое. А когда она поднесла руки ко мне, я почувствовал холод. Спустя несколько секунд стало немного легче.

– Больше обезболить не смогу, извини, – предупредила она.

– И так хорошо, спасибо…

Теперь я хотя бы мог соображать, а мозг не взрывался от болевых импульсов. Ныло, жгло, пульсировало – я чувствовал все виды боли, но мог ее терпеть. Не тратя времени зря, Ядвига снова обеззаразила раны, а затем принялась колдовать «Мертвую воду».

– Сейчас начнет чесаться и зудеть.

– Ага.

Я уже более-менее знал, как работали связки обеих «Вод». «Мертвая» сращивала повреждения, останавливала кровь и всячески останавливала процессы разрушения. А «Живая» запускала восстановление и стимулировала рост тканей. Опытный лекарь, в совершенстве овладевший «Водой», мог за считаные минуты лечить открытые переломы. Правда, такое вмешательство не было приятным. Когда заставляешь организм восстанавливаться в сотни раз быстрее того, как это задумала природа, приходится расплачиваться болью.

Везде чертова боль. В этом мире боль, казалось, меня преследовала.

Ядвига провела еще несколько манипуляций с силой, и я испытал весь спектр ощущений от нестерпимого зуда и чесотки до легкого покалывания, теплой волны целебной силы и боли от стремительно делящихся клеток.

– Ну как ты? – С неподдельным беспокойством спросила Хруцкая. – Судя по виду, все прошло нормально.

– Уже куда лучше.

Я взглянул на ладони. Видок пока что был тот еще, и я знал, что окончательно кожа восстановится лишь к утру следующего дня. Но все равно это было гораздо быстрее, чем с применением традиционной медицины.

– Нужно забинтовать, – вылез из-за плеча Хруцкой лохматый парень. – Сейчас дам аптечку.

– Вот только как мне конспект писать? – отозвался я. – Обе руки же будут…

– Попроси у друзей списать, – пожала плечами Ядвига и, приняв бинты из рук паренька, вскрыла упаковку и принялась перевязывать мне руки. – Все так делают, когда пропускают.

Ну да, только у кого списывать? Афанасьев – раздолбай, который вел записи как попало. У Ронцова была другая беда: конспект-то детальный, но почерк просто отвратительный. Проще было расшифровать шумерскую клинопись, чем разобраться в его каракулях. Оставался только Сперанский. Или Ирэн. Впрочем. Покажи я ей свои забинтованные лапы – вопросов не оберешься.

Пока Хруцкая возилась со мной, профессор Плещеев обратил внимание на артефакт. Натянув перчатки, он безо всякой боязни взял куб в руки и принялся тщательно его разглядывать.

– Так-так… – бормотал он. – Ванька, поди сюда.

Лохматый парень поднялся и подошел к профессору.

– Чего, Родионыч?

– Не чевокай мне при посторонних, – проворчал Плещеев и протянул ему куб. – Ну-ка прикоснись. Поглядим, не сбилось ли там чего.

– Уверены, что это хорошая идея? – усомнилась Хруцкая.

– Ты, Ядька, помалкивай. Свое дело ты уже сделала, да так начудила, что, вон, парня штопать пришлось. Но если я прав в своей гипотезе, то случилось кое-что весьма интересное. Напомни-ка, какие алгоритмы и на какой ингредиент ты завязала в этом прототипе?

Ядвига принялась перечислять комбинации и сыпала такими странными терминами, что я толком не смог ничего разобрать. Понял лишь, что помимо винамия и пыли Осколка в кубе сплавили серебро, золото, медь, цинк, олово и марганец. Причем сам процесс создания сплава протекал с использованием Благодати.

Иными словами, не зря Хруцкая так тряслась за свой курсовик: работа была дорогостоящая и сложная по всем параметрам. А я, кажется, испортил этот артефакт…

Плещеев кивал, слушая доклад студентки.

– Ну, тогда, быть может, и получилось… Так, Ваня, снимай перчатки и трогай.

Лохматый парень непринужденно пожал плечами, словно совершенно не боялся куба после того, что он сделал со мной.

– Если что, дедуль, с отцом сам объясняться будешь, – ухмыльнулся он.

Ага… Значит, родственники. Впрочем, взглянув на этого Ваню повнимательнее, я понял, что сходство между ним и дедом действительно прослеживалось. Даже белки глаз паренька были слегка розовыми. Наверняка следствие работы с какими-нибудь ингредиентами. А может просто у этих артефакторов сон не был в почете.

Ваня решительно обхватил куб обеими ладонями и выжидающе уставился на артефакт.

– Холодненький, – сказал он. – Ничего не печет.

– Так и должно быть, – кивнула Ядвига.

Прожилки куба вспыхнули, сияние растеклось по всей поверхности артефакта, а затем цвета начали меняться. Металлические ребра окрасились янтарным цветом, а вот прожилки стали рубиновыми.

Ага, значит, вот как оно работало. Прожилки – это потенциал, а основной цвет – текущий ранг. Удобно.

– Все работает, – заключила Хруцкая. – С Благодатью показывает как надо.

Профессор обернулся ко мне.

– Ну что, Михаил, готов ко второму заходу?

Я ошарашенно уставился на деда.

– Да вы издеваетесь?! На мне живого места не осталось.

– Если я прав, сейчас жарить не будет.

– А если ошиблись?

– Значит, наложим тебе еще одну повязку и освободим от занятий до конца дня, – хитро улыбнулся профессор. – Официально!

– Что ж вы за люди-то…

Но мне уже и самому стало интересно, что же за гипотеза такая родилась в голове у безумного ученого. Любопытство, конечно, сгубило кошку, но зря я что ли плотью жертвовал, чтобы не получить ответов на вопросы? Начал – надо идти до конца.

Я выпрямился, нетвердой походкой дошаркал до Ваньки. Тот передал артефакт хозяйке, и Ядвига, казалось, сама начала сомневаться в правильности предложения Плещеева.

– Давайте уже, – торопил профессор. – Минутное дело, а вы сопли развозите. Говорю, ничего смертельного не будет и даже ничего не рванет. Нечему здесь взрываться!

Я вздохнул, собрался с мыслями и решительно обхватил забинтованными ладонями куб так, чтобы голая кожа соприкасалась с поверхностью артефакта. Этого, я надеялся, должно было хватить.

– Ну что? – осторожно спросил Ваня. – Печет?

– Пока нет.

Я прислушался к ощущениям. Сила в кубе была – почти такая же гулкая, с низкими вибрациями, но мне показалось, что на малую толику она изменилась. Словно к хору потоков, что вибрировали в кубе, добавился еще один тонкий голосок.

Прожилки куба вспыхнули, а следом за ними сияние распространилось и на остальную поверхность. Давот только…

– Тепло, – коротко сказал я, – Не жжет, не печет. Но разве это нормально?

– Понятия не имею, – прошептала Хруцкая. – Я вообще уже ничего не понимаю.

Поверхность куба сияла знакомым мне по видениям родовой обители молочно-белым светом. А прожилки…

Прожилки были черными.

Ваня за моей спиной нервно сглотнул слюну.

– Дедуль, это как понимать?

Профессор подошел ближе, приспустил очки на нос и принялся внимательно разглядывать эффект.

– У меня две новости.

– Начинайте с хорошей, – попросил я.

– Первая – я понял, что произошло, когда артефакт едва не превратил ваши ладони в люля-кебаб, юноша, – Плещеев поднял на меня глаза. – Судя по алгоритмам, что Ядька заложила в куб, артефакт, столкнувшись с неизвестной силой, запустил анализ. А для этого ему требовалось получить образец вашей силы. Вам когда-нибудь делали пункцию? Или биопсию?

– Нет, но, кажется, я понимаю механизм.

– Артефакт отщипнул от вас кусочек силы, добавил ее в свой сплав – именно поэтому куб так раскалился. Алгоритмы вплавляли образец вашей силы, чтобы впоследствии было возможно ее распознать и рассчитать.

Ядвига открыла рот от изумления.

– Господи, что же я создала…

Профессор обернулся к ней с торжествующей улыбкой.

– Ты, Ядька, создала самообучающийся артефакт. Уже за один такой проект тебя с руками оторвут по выпуску.

– А я, выходит, послужил источником для самообучения, – добавил я.

– Именно, дражайший! А теперь плохая новость.

Мы втроем напряженно уставились на профессора. Я только сейчас понял, что так и не выпустил куб из рук – сейчас он ощущался увесистым куском металла, чем по сути и являлся. И никаких неприятных ощущений он мне больше не доставлял.

– Так в чем плохие новости?

Профессор снова взглянул на черные прожилки.

– Либо калибровка цветов слетела, либо у нашего носителя родовой магии в потенциале заложен первый ранг…

Глава 20

Иван и Ядвига уставились на профессора во все глаза.

– Евгений Родионович, это же невозможно, – прошептала девушка. – Первый ранг доступен только членам императорской фамилии…

Плещеев-старший воровато оглянулся по сторонам, убедился в том, что дверь была закрыта, а затем для надежности повесил над нами непроницаемый купол. Ничего себе паранойя у деда разыгралась.

Профессор жестом велел нам подойти к нему поближе. Поколебавшись с мгновение, Ядвига аккуратно положила артефакт на стол и присоединилась к нашему маленькому кружку. Судя по ее обеспокоенному лицу, она уже не раз пожалела, что втянула меня в свою научную работу. Но отступать было поздно. Нам обоим.

– То, что я сейчас скажу, юные господа, да и вообще все, что случилось здесь сегодня, не должно выйти за пределы этого купола и этого кабинета, – совершенно серьезно, и даже немного мрачно сказал ученый. – Дайте священное слово дворянина, что не нарушите этого условия.

И почему-то особенно пристально Плещеев смотрел на меня.

– В чем дело? – спросил я. – Не доверяете мне?

– Ванька и Ядька уже не первый год варятся на кухне артефактории и прекрасно понимают, когда следует кричать громко, а когда – молчать рыбкой, – пояснил профессор. – А вы, Михаил Николаевич, человек для Аудиториума и нашего направления новый. Правил не знаете, да и интуиция у вас еще не настолько хорошо развита. Поэтому просто поверьте мне: если я прошу о клятве молчания, значит, в этом есть нужда.

Я торопливо кивнул.

– И в мыслях не было ставить под сомнение ваше решение. Слово дворянина, что буду молчать.

Ванька и Ядвига тоже повторили клятвы. Удовлетворенно хмыкнув, Евгений Родионович окинул нас внимательным и жутковатым взглядом красных глаз.

– В этом и заключается плохая новость, – сказал он. – В показаниях куба. Я очень хочу надеяться на то, что у артефакта все же слетела калибровка вследствие сегодняшнего вмешательства и добавления дополнительных надстроек в алгоритмы. Однако если нет…

– Ну же, не томите, – взмолился я. – Чем это грозит?

– Ядвиге это грозит в первую очередь тем, что у нее могут отнять ее работу. Вплетение алгоритмов, распознающих родовую силу – это прорыв в нашей деятельности. Вы же помните, как отреагировала Голова, когда вы прикоснулись к сосуду?

– Леньке было больно…

– Именно. Большинство алгоритмов либо игнорируют, либо вступают в конфликт с родовой силой, поскольку настроены именно на Благодать.

Я хотел было вспомнить про артефакты сотрудников Тайного отделения, но вовремя прикусил язык. Не хватало еще на каждом углу болтать о том, что мой ранг проверял сам Корф. Сказочку, что он выдумал о нашей связи и вообще о знакомстве, следовало приберечь на случай, когда совсем припрет.

– Но я слышал, что у некоторых особых служб есть более усовершенствованные артефакты, – более уклончиво ответил я.

Профессор кивнул и пригладил растрепанные вихры.

– Да, у Тайного отделения, например, есть своя служба артефакторов, и они научились создавать многопрофильные устройства. К примеру, Око – оно может уловить ранг родовой силы, но не покажет ее природу. Если же Ядька пойдет в своих изысканиях дальше, то, имея вас в распоряжении как постоянный источник родовой силы высокого потенциала, сможет создать алгоритмы, которые будут четко показывать природу, ранг и потенциал. И это изобретение…

– Захотят иметь очень многие, – тихо отозвался Ванька. – Ох, дед…

– Тихо! – перебил его профессор. – Я не закончил. Словом, как только о возможностях этого артефакта станет известно хотя бы широкой общественности в Аудиториуме, к работе нашей Ядвиги будет приковано пристальное внимание. В лучшем случае она больше не сможет работать свободно – к ней приставят нескольких кураторов, которые будут диктовать пожелания. В худшем…

– Мою работу просто у меня отберут и передадут кому-то другому, – не скрывая злости, добавила девушка и яростно смахнула рыжую прядь со лба так, что чуть не вырвала клок волос. – Повесят на документацию гриф государственной важности, может даже «секретку», и я потеряю возможность продолжать заниматься проектом.

Плещеев скорбно вздохнул.

– Верно, доченька. И я не смогу вырвать этот проект обратно. Они же цепляются зубами за каждую разработку, что можно поставить на госслужбу. И, что хуже, и тебя могут завербовать. Сделают предложение, от которого ты не сможешь отказаться, и окажешься ты сразу по выпуску в лаборатории какого-нибудь закрытого артефактория одного из тайных отделений…

Ноги Ядвиги подкосились, и мы с Ванькой едва успели подхватить стремительно бледневшую девушку. Перекинувшись с лаборантом взглядами, мы, не сговариваясь, усадили ее на табуретку, которую Ванька быстро вытер полой халата.

– Как ты? Обморок?

– Нет… Все в порядке, – отозвалась Хруцкая. – Просто новости… Взволновали.

Профессор понимающе кивнул.

– Ты, Ядька, увы не первая, кто может столкнуться с такой несправедливостью. Хотя правда у каждого своя. Государевы щиты и мечи сантиментов не приветствуют, у них иная задача – защищать и оберегать. А уж какими методами и какой ценой – вопрос всегда открытый. К сожалению, ученые люди иногда страдают от их действий.

– Но я не хочу работать в закрытой лаборатории, – нервно сглотнув, возразила девушка. – Я хочу исследовать, создавать новое. Не только на благо государства, но для помощи всем людям. Вы же знаете, Евгений Родионович, я всегда хотела показать артефактами, что Благодать может служить народу, а не пугать. Что это дар для нашей империи, а не ее проклятье…

– Ты, Ядька, всегда у нас была гуманисткой, – усмехнулся Ванька и обернулся к деду. – Ну что, дедуль. Что делать будем?

– Молчать, – хором ответили мы с Плещеевым-старшим.

Профессор повернулся ко мне и устало оперся о стеллаж.

– Молчать нужно еще и потому, что если сведения о возможностях Ядькиного артефакта просочатся за пределы Лабораториума, то непременно начнутся вопросы, откуда наша юная студентка взяла материал для создания алгоритма. Это с Благодатью просто – замешал чуток пыли Осколка – и ранги сами показываются, только цвет настрой. А с родовой силой иначе.

– То есть нужно иметь сильного живого представителя, чтобы куб впитал силу? – предположил я.

– Именно. Родовая сила иначе работает, ее тайны и механизмы и по сей день не изучены до конца, ибо носителей слишком мало, да и у тех силенок маловато. А тут чистая связь с Источником, да еще и такой потенциал… Иными словами, вы, Михаил Николаич, на данный момент являетесь идеальным источником для создания артефактов, что смогут работать с родовой силой. Первый ранг «родовухи» – это вам не хухры-мухры!

– Значит, все дорожки обязательно приведут ко мне, – заключил я. – Даже с учетом того, что потенциал пока не реализован?

– Не реализован, но обозначен. А теперь представьте, что будет, когда выяснится, что в Аудиториуме завелся юноша, потенциал силы которого сравним с императором или его ближайшей родней?

Хороший вопрос. Почему-то на ум сразу пришел Радамант. Неужели он каким-то образом прознал о моем потенциале, когда вышел на контакт? Быть может, поэтому он держался со мной если не осторожно, то… Нет, не по-дружески, но ведь он подсказывал и помогал мне. Да, логика у этого косоликого мужика была весьма своеобразная, да и мотивы оставались до конца неясны. Но если он и правда хотел превратить меня в инструмент для воплощения собственных замыслов?

И, к слову о ранге. У Радаманта был второй, и он навел столько шороху, что до сих пор икалось, когда вспоминал. А я в теории мог достигнуть первого, и при этом не зависел от Осколков. Лишь от Рода. Да, это накладывало свои ограничения, да и сила раскрывалась в первую очередь для того, чтобы принести блага семье. Но обстоятельства, чтобы я начал ее «прокачивать», можно было и подстроить.

И что-то подсказывало мне, что без постороннего вмешательства вся моя история в этом мире не обошлась.

Но кто подстроил? Радамант? Корф? Семья? Кто-то еще?

– Так я стану надеждой или угрозой? – в упор посмотрел я на профессора. – Что мне светит, если правда выяснится?

Евгений Родионович привалился к стеллажу и рассеянно взглянул на ряд пыльных пузатых колб.

– Не хочу, чтобы мои слова звучали как пророчество, да следует помнить, что сейчас мы взбудоражены открытием… Но, сдается мне, Михаил Николаевич, что судьбой своей распоряжаться вы не сможете. А вот вариантов развития событий несколько.

– Заграбастают тебя в какое-нибудь Тайное отделение и будут доить на создание артефактов, пока не помрешь, – криво усмехнулся лаборант.

– Помолчи, Ванька! – Проворчал дед. – И не пугай юношу почем зря.

– И все же, – я подошел к профессору ближе. – К чему готовиться?

Плещеев-старший вздохнул и взял паузу, чтобы сформулировать мысль.

– Я бы сказал, юноша, что вами особо заинтересуется императорская фамилия. Первый ранг – это большая сила, пусть даже в потенциале. А это означает, что вы можете составить конкуренцию их силе… А дальше все будет зависеть от того, сочтут ли вас угрозой.

Я фыркнул.

– Да нет у меня никаких мыслей вредить государю!

– У вас – нет. Но всегда может найтись кто-нибудь, кто попробует действовать вашими руками. В свете полно интриганов, Михаил Николаевич. И у всех свои интересы. Романовы, если вспомнить, не так уж и долго занимают трон. Есть родовитые семьи, чье происхождение куда древнее и знатнее. А уж после эпохи дворцовых переворотов, когда на троне сидела седьмая вода на киселе… В общем, дальше развивать крамольную мысль не буду. Вы сообразительный юноша, сами догадаетесь.

Вот оно как, оказывается. Нет, я был в курсе, что Романовы были далеко не самыми древними и могущественными, когда воцарились. Да и браки с иностранными принцессами оставили немного русской крови. Впрочем, после объединения Империи и Новой Византии снова возникла мода на браки с земляками – нынче было в почете создавать ячейку общества с византийской знатью.

Однако те же Юсуповы, которые, к слову, уже давно не отправляли отпрысков учиться в Аудиториум, могли похвастаться не меньшим богатством и родовитостью. И таких семей было прилично.

Другой вопрос – все они зависели от Осколков, которые жаловал император.

Или не все?

А что если кто-то из великих фамилий сохранил мощный поток родовой силы и очень не хотел бы, чтобы это обстоятельство вскрылось до поры-до времени?

Короче, чем дальше в лес, тем толще партизаны…

Я тряхнул головой, отгоняя очередные параноидальные мысли и уставился на профессора.

– Значит, в лучшем случае меня ждет служба государству на очень коротком поводке. Это если я буду хорошо себя вести и всячески покажу свою благонадежность. А если нет, то от меня попытаются избавиться как от угрозы государственному строю и лично императору, так?

Плещеев-старший кисло улыбнулся.

– Значит, я зря пытался выразиться помягче. Примерно так, Михаил Николаевич.

– Что ж, – вздохнул я. – Будем думать.

– Опять же, все мои страшилки будут иметь смысл лишь в том случае, если артефакт не ошибся. Это первостепенная причина, по которой я не желаю рассказывать об изобретении Ядьки раньше времени. Если выяснится, что слетела калибровка или была ошибка в алгоритмах, то мы зря взбаламутим воду.

Ванька охотно кивнул.

– Верно, дедуль. Сначала Ядвиге нужно все перепроверить.

– А может стоит и вовсе создать другой прототип, но заложить в него все алгоритмы на работу с родовой силой еще при отливке, – ответила девушка. Румянец на ее щеки понемногу возвращался, но артефакторша все равно выглядела взволнованной и напуганной. – Так будет правильнее.

– Согласен, – отозвался профессор. – Основное сырье есть. Винамий тоже остался с прошлого месяца. А вот пыли осколка мы наскребем всего на одну попытку…

Ядвига растерянно кивнула и взглянула на меня.

– Но мне понадобится носитель родовой силы.

Я пожал плечами.

– Значит, будет тебе носитель. При условии, что никто и правда не станет болтать.

– Я – могила! – тут же заявил Ванька.

«Ты не смотри, что он ведет себя как шалопай», - прозвучал в моей голове мягкий голос Хруцкой. – «Ваня – нормальный парень. Просто дурачиться любит. Он нас не выдаст».

Я пристально на нее посмотрел и коротко кивнул.

– Тогда решили, – устало сказал профессор. – Ядька. Убери здесь все, пусть юноша тебе поможет. А мы с Ванькой пойдем вниз. Утром привезли реактивы, нужно провести опись.

– Конечно.

Я взглянул на наручные часы и едва сдержал ругательство.

Вторая пара шла уже двадцать минут. Странно, что никто из ребят не связался со мной. Хотя если мы были под непроницаемым куполом, то они бы просто не смогли дозваться. Проклятье… Так и вылететь за неуспеваемость можно.

Плещеевы сняли купол и ушли, а я принялся помогать Хруцкой подметать пол. Ядвига вернула артефакт в сейф и, закрыв дверцу, привалилась спиной к стене.

– Я теперь твоя должница, – грустно сказала она.

– Ты знаешь, что мне нужно. Но раз ставки выросли, то и свои я подниму. Помоги мне выкрасть Голову.

– Как ты себе это представляешь?

– Расскажи, где она находится, какая охрана и вообще какие системы безопасности. Орет ли Ленька, когда его трогают посторонние? В какие часы лучше пробираться и как выносить… Короче, мне нужно знать как можно больше. И раз я все равно опоздал на пару, то предлагаю тебе вернуть должок прямо сейчас, пока мы тут приводим все в порядок.

Хруцкая насупилась и скрестила руки на груди.

– Ты втягиваешь меня в хулиганство.

– А ты втянула меня в черт знает что! Мы пару часов как знакомы, а это уже может перевернуть всю мою жизнь, причем на такое ребро, что врагу не пожелаешь! – прошипел я, надвигаюсь на девушку. – Имей в виду, мне интересно поучаствовать, но рисковать своей шкурой бесплатно я не стану. И цена, что я тебе назначил, могла быть и повыше, знаешь ли.

– Если выяснится, что я вам помогла, будут проблемы.

– Значит, не попадайся, – улыбнулся я.

– Ох… – Хруцкая закатила глаза. – Теперь я тоже жалею, что с тобой связалась.

– Давай я скажу, что будет дальше. Хороший сценарий: ты соглашаешься, помогаешь мне провернуть дело, а я помогаю тебе с артефактом. Дальше – по обстоятельствам. Плохой сценарий: ты не соглашаешься, я отказываюсь тебе помогать, и твой проект не получит должного развития. На хороший курсовик хватит, но о работе с родовой силой можешь забыть.

Хруцкая оторвалась от швабры и нервно рассмеялась.

– А если я тебя сдам? – с вызовом спросила она. – Если я пойду и расскажу, что ты пытаешься стащить Голову? Или сделаю так, что вас поймают на горячем…

Я усмехнулся. Вот же жопа с ушами! Но не на того напала, милая. Знай ты, как я вообще здесь оказался, поняла бы, что тормозов у меня нет.

– Поймают, добавят общественных работ, – пожал плечами я. – Да, первая попытка стащить Леньку провалится. А вот о твоей работе могут узнать в администрации.

– Ты дал слово дворянина!

– Поверь, донести нужные сведения можно так, что клятва не будет нарушена. Уж это такая, как ты, знать должна, – сухо ответил я. – Ментальные практики, например… Один случайно пущенный слух или анонимная записка…

– Ты… Ты не посмеешь.

– Почему это? Мне, дорогуша, терять нечего. Аудиториум и так знает, что я использую родовую силу, поэтому меня неизбежно возьмут в оборот. Просто насядут чуть крепче – я к этому готов. А ты, бестия, будешь до морковкиного заговенья клепать стекляшки в закрытой лаборатории Тайного отделения без права выезда за границу. Согласна, гениальная ты наша?

Хруцкая задыхалась от гнева. Вытаращив глаза, она, раскрасневшаяся, сжала швабру обеими руками и двинулась на меня.

– Не посмеешь! – хорошо знакомое сияние «Берегини» охватило ее тело. – Ты не посмеешь испортить мою работу!

Я лишь усмехнулся и перевернул свою швабру.

– Я потихоньку учусь всегда получать то, чего хочу.

Глава 21

Сверкая глазами, Хруцкая двинулась на меня, выставив швабру перед собой на манер копья.

– Пусть применять боевые заклинания и запрещено, я и так тебя уделаю, – шипела она. – Кое-кто здесь явно забыл о манерах и субординации.

Ситуация выглядела настолько абсурдной, что я просто рассмеялся в ответ.

– Не самая лучшая идея устраивать драку в лаборатории. Здесь стекла многовато, знаешь ли. А тебе потом отчитываться перед Плещеевым за разбитый материал.

Но мои попытки ее вразумить эффекта не возымели.

Девушка замахнулась шваброй – пыльная щетка прошла по широкой дуге под потолком – и ударила, целясь прямиком мне в голову. Я даже не стал вешать «Берегиню» – незачем. Но заблокировал своей шваброй удар. Послышался треск сухого дерева, а раскрасневшееся лицо Ядвиги оказалось совсем рядом с моим.

– Успокойся, – сухо сказал я. – Дракой делу не поможешь. Каждый из нас все еще может получить то, чего хочет.

– Да как ты вообще посмел мне угрожать? – прошипела Хруцкая. – Как смеешь ты меня шантажировать?

Черенки швабр расцепились, девушка отскочила на шаг, крутанула свой оружие в руках и снова попыталась опустить его мне на голову. Но опоздала, и пыльная щетка опустилась на край стеллажа. Опасно задрожали стоявшие на верхней полке колбы, и лишь какие-то тяжелые стальные ящики, что размещались внизу, уберегли стеллаж от падения.

Я ушел в сторону, едва не задев боком стол с наваленными инструментами. Больно саданулся бедром, скривился, но тут же развернулся, не давая Хруцкой застать меня врасплох. Третьекурсница резко развернулась – аж подошвы ботинок заскрипели на полу.

– Успокойся, – повторил я. – Зла я тебе не желаю и вредить намеренно не буду. Если мы договоримся.

Девушка тяжело дышала. Под полупрозрачным сиянием защитного заклинания я видел, как свирепо она на меня глядела. Если бы взглядом можно было убить, я б уже наверняка превратился в горстку пепла. Грудь знойной полячки вздымалась, по ложбинке между грудями стекала тонкая струйка пота…

Впору было восхититься зрелищем, но мне было не до того.

И это меня спасло – я чудом увернулся от очередного удара.

– Ну все! Достала! – рявкнул я и прежде, чем она успела понять, что произошло, четким ударом снизу выбил из ее рук швабру.

Ядвига ойкнула от неожиданности. Многострадальный инструмент взлетел к потолку, и я, поймав его одной рукой в воздухе, отшвырнул подальше. Затем перехватил свою швабру обеими руками и налетел на девушку, оттесняя ее к стене.

– Отпусти! – Прохрипела она, когда я прижал ее шею шваброй к стене.

– В последний раз прошу по-хорошему – угомонись, – сказал я, глядя ей прямо в глаза. – Не заставляй меня применять силу. Я этого не хочу.

Она молчала и с ненавистью буравила меня взглядом. Только сейчас я увидел, какие необычные у нее были глаза: темная кайма радужки резко контрастировала с ярко-зеленым. Настоящая ведьма.

Правда, сейчас эта ведьма оказалась в ловушке.

Она продолжала глубоко и часто дышать, а я старался делать вид, что не замечал расстегнувшихся пуговиц на ее блузке.

– Будь ты проклят, Соколов! – сквозь зубы проскрежетала она.

– А теперь еще раз вдохни и выдохни, пообещай, что не станешь нападать – и я тебя отпущу. И учти – я могу вдарить по тебе чистой силой, если мой родовой источник почувствует от тебя серьезную угрозу. Я это не контролирую, а вредить тебе не хочу.

Пришлось несколько приукрасить истинное положение вещей, но я пользовался тем, что о родовой силе студенты здесь мало что знали. Кроме того, иногда Род и правда несколько опережал события.

– Ладно, – наконец выдохнула Хруцкая. – Отпусти.

– Точно успокоилась?

– Точно!

Я опустил швабру и хотел было посторониться, чтобы выпустить девушку из ловушки, но внезапно Хруцкая обхватила мою голову руками и прижалась к моим губам.

– Ты что творишь, мать твою?

Я отшатнулся и выставил швабру перед собой.

– Совсем с ума сошла?

Хруцкая удивленно моргнула.

– Эээ… Мне казалось, у нас все к этому шло. А тут еще азарт битвы, кровь так и бурлит…

Ну и дела… Нет, я знал, что в Аудиториуме встречались дамочки с весьма фривольными взглядами на общение между студентами. Но что-то это наше знакомство с Хруцкой принимало слишком уж высокие обороты.

Да ну на фиг.

– Это неуместно, – ответил я, опустив швабру, и посторонился. – И у меня не в правилах пользоваться слабостью женщин, которые от меня зависят.

– Рыцарь, значит? – усмехнулась артефакторша. – Или стесняшка?

– Я несвободен.

– О…

– Ага.

– Здесь этот статус мало кого останавливает, – игриво улыбнулась Хруцкая, но приставаний не повторила. – Но ты у нас явно необычен во всем. Первый курс – и уже вляпался в отношения, надо же…

Лучше бы Хруцкой не попадаться на глаза Ирке. А то придется продавать билеты на места в партере, но не ближе третьего ряда – чтобы пух и перья не долетали. Ирэн, конечно, восхитилась головокружительной длиной ног этой горячей девчонки, но интуиция подсказывала, что моя вспыльчивая подруга заговорила бы совсем иначе, узнав о посягательствах Хруцкой…

– Давай к делу, – я поспешил перевести тему. – Мы договорились?

Страсть мигом погасла в глазах артефакторши, плечи поникли, да и сама она сгорбилась, словно хотела сжаться и исчезнуть.

– Ты от меня не отстанешь, да? – мрачно спросила она.

– Боюсь, что нет. Но напомню: мы можем дать друг другу то, что нам обоим нужно. Сдается мне, это будет справедливый обмен. И, разумеется, все так и останется между нами. Твоей тайны я не выдам, если согласишься помочь мне с Головой. Мне одно не ясно, Ядьк. Уговор вполне выгодный, но что тебя останавливает?

Она подняла на меня печальные глаза.

– Мне страшно. Понимаешь, я впервые столкнулась с проклятием многих ученых. Когда ты делаешь что-то для благой цели, а затем осознаешь, что у тебя могут это отнять и использовать во вред.

Я пожал плечами.

– Так можно много о чем сказать. Та же взрывчатка и старые дома сносит, чтобы расчистить место под строительство новых комфортных домов для малоимущих семей. А можно ею и людей убить. Но у тебя же не возникает вопросов к создателю этой взрывчатки? Вопросики должны быть к тому, кто принимает решение о том, как ее применить…

– Да я это понимаю. Просто не думала, что столкнусь с этим так рано.

– Издержки гениальности, – улыбнулся я. – Ядвиг, не бери в голову. Просто работай над проектом, вложи в него душу и закончи его. А что будет дальше и как сложится будущее, никому знать не дано. Поэтому не рой себе яму раньше времени.

– Просто… Раньше это было для меня чем-то вроде страшилки. Я слышала от старших товарищей истории, что кого-то там пригласили работать после создания какого-то интересного артефакта, он уехал и… исчез. И никто о нем ничего не слышал с тех пор… – Девушка обхватила себя за плечи. – А сейчас эта страшилка коснулась меня. У этой монеты две стороны, Миш. Если не справлюсь, то провалюсь как ученая. Но если у меня получится…

– То, уверен, твой безумный профессор обязательно что-нибудь придумает. Да и Аудиториум, полагаю, не бросит. Выбьет для тебя условия получше. В конце концов, при самом плохом раскладе ты со временем сможешь уйти на покой и заниматься тем, чем захочешь. Однажды.

– Однажды… – тихо повторила Хруцкая, и я ощутил к ней сострадание. Ей в перспективе грозило примерно то же самое, что уже коснулось меня. – Но ты прав, я сейчас не должна настраиваться на худшее.

Я улыбнулся.

– Воооот, такой настрой мне нравится гораздо больше. И, пожалуйста, не пытайся отлупить меня шваброй.

Девушка растерянно взглянула на валявшийся на полу инструмент и неловко рассмеялась.

– Да сама не знаю, что на меня нашло. Со мной такое бывает – от испуга сразу ухожу в нападение. У меня четверо братьев. По-другому было никак.

Я тихо выдохнул. Ну, вроде бы конфликт себя исчерпал. Да и девчонка, казалось, немного раскрылась и даже разоткровенничалась. Это давало надежду на то, что мне и правда удастся уговорить ее помочь.

Хруцкая оглядела лабораторию критическим взглядом.

– Так… Осталось вытереть пыль с инструментов – это я сама сделаю. Тебя попрошу сполоснуть вон те отработанные сосуды, что стоят у мойки. Перчатки там же. Мыть раствором в банке с желтой этикеткой. Не с красной! Понял?

– Ага.

Я снова взглянул на часы. До следующей пары оставался час, и неплохо бы на нее все же успеть.

За работой Ядвига тихо напевала какую-то польскую песенку, а я старался мыль колбы так, чтобы не раскрошить тонкое стекло. Наконец, когда мы закончили, артефакторша снова окинула внимательным взором свои владения и удовлетворенно кивнула.

– Теперь – красота.

– Ну я тогда пойду? – предложил я. – Зайду вечером после пар…

Ядвига покачала головой.

– Есть предложение получше.

– М?

– У меня руки чешутся поскорее отдать свою часть долга. И раз время еще осталось, могу устроить экскурсию, которая будет тебе весьма полезна.

А вот такое развитие событий мне нравилось.

– Согласен.

Хруцкая распахнула дверь и вышла первой. Когда я очутился в коридоре, девушка закрыла дверь, затем достала из кармана кусочек какого-то странного материала, похожего на пластилин, присела на корточки и, судя по всему, прилепила его.

– Это зачем?

– Небольшая предосторожность. После сегодняшнего разумно проявить осмотрительность. Так я буду знать, заходил ли кто-нибудь в мою лабораторию.

– А если Плещеевым что-то понадобится?

Хруцкая фыркнула.

– Им? В моем кабинете? Точно ничего. Реактивы выдает Ванька под опись. А Евгений Родионович очень щепетильно относится к чужому рабочему пространству.

Я пожал плечами. Предосторожность казалась мне бесполезной. Впрочем, Ядька была артефактором, а это означало, что могла зачаровать и пластилин. Превратить его в сигнализацию, например. Кто знает, что могло прийти в ее голову?

– Идем.

Девушка повела меня вперед по коридору. Треть стен была убрана старым кафелем со следами старой мозаики, а верх стен выкрасили бледной краской. Создавалось ощущение, что мы шли по больничному коридору, да только стальные стеллажи, уставленные старыми коробками и какими-то затейливыми приборами давали понять, что место это было особенным.

Дойдя до конца коридора, Ядвига остановилась перед треугольным окошком.

– Налево – коридор с рабочими кабинетами и общий зал для лекций, – пояснила она. – Но нам сейчас туда не нужно.

– А что направо?

Девушка хитро подмигнула.

– Лестница на первый и нулевой этажи. Запасная лестница, которой почти никто не пользуется…

Это хорошо. Это мне нравилось.

Но что-то отвлекло Ядвигу, и девушка, пройдя было мимо окна, вернулась к нему и, встав на цыпочки, выглянула вниз.

– Хм… Странно.

– Что там? – спросил я.

– Медики приехали. Гляди, – она отодвинулась, давая мне место, и ткнула пальцем в стекло. – Видишь?

– Ага.

У низкого одноэтажного флигеля действительно был припаркован белый фургон с красным крестом и пропуском на лобовом стекле. Но на карету скорой помощи он совсем не походил. Закрытый, с окнами только на переднем ряду сидений и гербом Аудиториума на кузове, он больше походил на автомобиль для перевозки грузов.

– Часто они к вам заезжают?

– Впервые их здесь вижу, – озадаченно ответила Хруцкая. – Очень странно… Обычно если к нам и приезжают медики, то на скорой. Если у кого бабахнет, лекари лечат ожоги.

Мы переглянулись, а затем я заметил движение возле фургона. Человек в белом комбинезоне и скрытом маской лицом возился у задних дверей фургона, загружая в него небольшие металлические ящички.

Силу внутри меня вскинуло, словно она хотела о чем-то меня предупредить. Опасность? Но какая опасность могла исходить от фургона? Я внимательно всмотрелся в ящички и увидел, что крышка каждого из них была помечена каким-то символом. Незнакомым.

– Ядь, что за знак на ящиках?

– Биологическая опасность…

Я не заметил, как, но мы оба синхронно перешли на шепот.

– Хрень какая-то, – отозвался я, не сводя глаз с ящиков. – У вас бывают биологические отходы? Я думал, вы работаете с неорганикой и Благодатью…

– Бывают, но редко. Материалы для артефактов разные. Некоторые и с растениями работают. Может это просто вывоз отходов?

– Тогда зачем так много одинаковых маленьких ящиков?

– Не знаю, Миш…

Чуйка подсказывала, что на это следовало взглянуть поближе.

– Откуда они их выносят?

– Видимо, с нулевого этажа. Там холодильные установки.

Не сговариваясь, мы оба осторожно двинулись к лестнице.

«Я хочу посмотреть, но лучше не попадаться», - прозвучал в моей голове голос Хруцкой. – «Держись за мной и не вылезай вперед. Постараюсь провести нас тихим путем».

«Добро».

Стараясь ступать бесшумно, мы сперва спустились на первый этаж, затем Ядвига осторожно, стараясь не скрипеть подошвами, скользнула за угол.

«Сюда! Это кладовка!»

Я тенью метнулся за девушкой и спрятался в полумраке кладовки, вжавшись в кучу старых халатов. И как раз вовремя – с нулевого этажа как раз поднялся еще один человек с металлическим ящиком в руках. Мы с Ядвигой вжались в провонявшие чем-то жгучим и явно ядовитым тряпки, когда человек в комбинезоне проходил мимо нас.

Фух… Вроде не заметил.

«Ящиков немало. Что могло храниться в таком количестве у вас внизу?» – спросил я ментально.

«Понятия не имею. Я редко туда спускалась – моих реактивов там нет. Мне не нужен холод для работы».

А денек-то переставал быть томным.

«Спустимся?»

«Лучше не стоит. Там только один выход и почти негде спрятаться».

«Понял».

Мужик в комбинезоне вернулся вниз, и мы с Ядькой снова озадаченно переглянулись.

«Что будем делать?» – спросила девушка.

«Подождем, посмотрим. Может они что-нибудь сболтнут».

Снизу, со стороны лестницы, снова послышался шум – шорох пластикового комбинезона и шарканье обутых в бахилы ботинок по ступеням. С нулевого этажа и правда тянуло холодом – причем гораздо сильнее, чем с улицы из распахнутой двери. И холод был какой-то… Неестественный. Вполне вероятно, что он поддерживался зачарованными артефактами. С Лабораториума сталось бы.

Человек в комбинезоне почти поднялся, когда белая бахила зацепилась за торчавший из стены выступ, порвалась, и сотрудник споткнулся. Металлический ящик вылетел у него из рук, подлетел на добрый метр и с диким грохотом упал на кафельный пол. Я услышал звук металла и звон разбившегося стекла.

Ядька едва не вскрикнула от неожиданности, но я успел зажать ей рот.

– Проклятье! – выругался мужик в комбинезоне.

Раздвинув висевшие халаты, я осторожно высунулся и взглянул на происходящее. И едва не выругался сам.

От удара защелки ящика распахнулись, и все содержимое вывалилось на пол. Белый кафель был залит чем-то темно-красным – лужа расплывалась и норовила забраться к нам в кладовку.

«Тихо. Не шевелись», - велел я артефакторше.

«Что там?»

«Не знаю. Похоже на кровь».

«В ящиках кровь?»

«Кажется, да. В пробирках».

Сыпля проклятьями, человек в комбинезоне осторожно обошел лужу и направился к выходу.

– Вить, у нас проблемы, – громким шепотом позвал он.

– Чего там?

– Один из контейнеров разбился.

– Дерьмо! Говорил же, что у тебя руки из жопы! Номер контейнера?

– Пятнадцатый.

– Ладно. Сверимся со списками, второй забор сделают. Но тебя, паскуда такая, я прикрывать не буду. Лишишься премии – на себя пеняй. Сюда иди, нужно подготовить список тех, кто был в пятнадцатом…

Мы с Ядвигой вновь переглянулись. Человек в комбинезоне вышел на улицу, и мы высунулись из кладовки. Стараясь не испачкать обувь в крови, я подкрался к контейнеру.

Стекло – тонкое, мелкие осколки. Пробирки. Каждая – с этикеткой. Некоторые остались целыми.

Я потянулся к одной из них, но голос Ядвиги меня остановил:

«Куда голыми руками? Может быть заразно! Хотя бы „Берегиню“ повесь как перчатку»…

Она была права, это я ступил.

«Стой на стреме», - велел я. – «Гляну, что за надписи».

Впрочем, я уже догадывался.

Осторожно подняв защищенной рукой целую пробирку, я прочитал: «А.А. Меншиков 19.03.2004». Взял следующую – надколотую, но с целой биркой – «М.Е. Хилкова 30.12.2003».

А затем взгляд упал на расколотую пробирку: «И.А. фон Штофф 5.05.2004».

Значит, они перевозили кровь, которую взяли у всех нас, когда объявили эпидемию. Но ведь говорили, что образцы уже были проверены. И зачем тогда был нужен второй забор?

«Миш, быстрее! Идет!»

«Ядвига, на кой черт Аудиториуму сдалась кровь первокурсников?»

Девушка не ответила. Я лишь увидел, как она шарахнулась в сторону, увидев тень в дверном проеме.

Глава 22

Петли входной двери внезапно скрипнули. Звук резанул по ушам так, что я скривился и вздрогнул. Стеклянная пробирка выпала у меня из рук.

Твою мать!

Словно в замедленной съемке я видел, как пробитый флакон приближался к полу. И едва успел подставить ладонь, чтобы его поймать.

Фуух…

«Миша! Бегом!» – кричала в моей голове Хруцкая.

Я осторожно положил флакон к остальным и метнулся в сторону кладовки. Каждый шаг мужика в защитном костюме отдавался шорохом, у меня в ушах стучала кровь. Я едва не забыл погасить яркое сияние «Берегини» и в последний момент успел зарыться в грязные халаты.

Неужели пронесло?

«Успел?» – спросила Хруцкая.

«Вроде да. Ты где?»

«Спряталась на другой стороне. За углом».

«Не высовывайся и не шевелись».

Теперь мы оказались в ловушке. Я не знал, могла ли уйти Ядвига, но у меня точно был лишь один выход из кладовки – прямиком к луже, с которой сейчас возился мужик в комбинезоне. Отодвинув ткань, я одним глазом видел, как он тщательно собирал осколки в контейнер, затем закрыл его и понес в машину.

Видимо, заметали следы.

Я подумал было воспользоваться моментом и выбраться, но не успел – мужик слишком быстро вернулся.

«Осторожнее!» – вскрикнула в голове Ядвига.

Человек в комбинезоне направился прямо на меня – в кладовку. Видимо, хотел взять тряпки, чтобы вытереть кровь. Стараясь не шуметь, я зарылся в барахло и замер. Можно было попробовать отвести ему глаза, но это было рискованно. Вдруг при этих сотрудниках были какие-нибудь артефакты, что реагировали на силу? Тогда это бы меня мгновенно выдало.

Нет, нужно просто затихариться.

Я даже не дышал. Увидел руку в белой перчатке – она слепо шарила по халатам. Сдернула парочку с вешалок. Затем шорохи прекратились, и мужик отошел к луже.

«Видишь, что он делает?» – спросил я у Хруцкой.

«Пол моет. Вроде бы. Я не могу сильно высунуться».

«Не рискуй. Ждем».

Каждая минута превращалась для меня в вечность, а этот мужик оказался тем еще педантом. Отошел к машине, вернулся с канистрой воды и принялся тщательно замывать пол.

И раз они так старательно избавлялись от следов крови, значит, очень не хотели… Не хотели чего? Чтобы кто-то выяснил о том, что Аудиториум сохранил нашу кровь у себя? Или что эту кровь куда-то перевозили?

Черт, как же зудели руки влезть ему в голову… Но опасно, слишком опасно.

Покончив с мытьем, незнакомец отнес пустую канистру и тряпки в машину. Миленько, даже грязное барахло с собой увозят… А затем вернулся и совершил еще несколько ходок вниз, чтобы забрать оставшиеся контейнеры.

Мое убежище было рядом с лестницей. Снизу невыносимо тянуло могильным холодом – до такой степени, что я начал дрожать, а яйца едва не свернулись. К тому моменту, как мужик в комбинезоне закончил, я уже продрог настолько, что приходилось придерживать челюсть, чтобы не стучать зубами.

– Все, готово! – таким же громким шепотом объявил носильщик и передал последний ящик коллеге.

– С остальными все в порядке?

– Да. Пострадал только пятнадцатый.

– Это хорошо. Значит, повторный забор не привлечет внимания. Ну что, поехали? Закрывай здесь все и лезь в машину.

– Так куда в итоге везем? На север?

– Нет, на Полигон.

– Опять в пробке застрянем…

– Не ной, – шикнул водитель. – Иди закрывай там все.

Человек в белом снова прошел мимо моей кладовки, едва не поскользнулся на мокром после уборки полу, выматерился, зашуршал бахилами по ступеням и пару раз чем-то грохнул внизу. Было похоже на звук запиравшейся металлической двери. Нужно бы выяснить у Ядьки, что именно там хранили и как туда попасть. Может еще что интересное найдем.

Наконец он поднялся, вышел и плотно закрыл двери бокового выхода снаружи. Завелся двигатель фургона, а через полминуты автомобиль тронулся, увозя тайну на Полигон.

«Ждем!» – велел я артефакторше. – «Не дай бог вернутся».

«Поняла».

Я тем временем обмозговывал подслушанный разговор.

Значит, они повезли кровь на Полигон. Я не слышал, чтобы там был Лабораториум, хотя, сдавалось мне, Полигон использовался не только как испытательная площадка. Корпусов там было много, даже слишком много… Да и территория им принадлежала огромная. А если хочешь что-то спрятать подальше от чужих глаз, Полигон для этого вполне подходил…

Но зачем?

Я осторожно вылез и тоже едва не поскользнулся на остатках лужи. Услышав мои шебуршания, вышла из укрытия и Ядвига.

Не сговариваясь, мы оба кивнули в сторону лестницы на нулевой этаж. Говорить вслух не хотелось, и мы продолжали общаться ментально.

«Почему они повезли кровь на Полигон?» – спросил я. – «Что там?»

«Не знаю. Я вообще уже ничего не понимаю, Миш!»

Даже при ментальном общении в голосе Хруцкой звучали панические нотки. Девушка выглядела не просто удивленной, а ошарашенной и напуганной.

«Интересно, знает ли твой профессор о том, что здесь хранилось?»

«Должен был… Но почему он нам ничего не говорил?»

«Полагаю, мы с тобой, Ядвиг, увидели то, чего нам видеть было нельзя».

«И еще приехали они в такое время, когда здесь почти никого не бывает… Ночью здесь люди засиживаются, а по утрам все отсыпаются».

Значит, удачно подгадали. Почти подгадали. Не опоздай я на пару, то, скорее всего, никто бы ничего и не заметил. Крыло-то было самым нехоженым. Заросли кругом, деревья. Половина помещений – склады со старым оборудованием и списанной техникой.

Вот только опять я нарисовался и немного все подпортил.

Ладно, Мих, хватит рефлексировать. Сейчас поглядим, что там в холодильнике.

Бесшумно ступая по старым вытертым ступеням, мы спустились на два пролета и очутились в темном помещении. Ядвига остановилась. Подумала с пару мгновений и нашарила на стене выключатель. Пространство озарилось тусклым светом старой лампочки.

«Ого! Да у вас тут настоящий бункер», - воскликнул я.

Холодильное помещение скрывалось за тяжелой металлической дверью – явно довольно старой. Да и, судя по окружающей обстановке и пыли, использовалось оно довольно редко.

«Вы не храните здесь артефакты?»

«Нет», - покачала головой Ядвига. – «Проекты, над которыми работаем, остаются либо в кабинетах, либо в общих лабораториях. Есть еще архив – что-то вроде хранилища проектов. И особое хранилище – там, например, ночует Ленька. Но все это находится наверху, на втором и третьем этажах…»

«А холодильник вам тогда зачем?»

«Раньше пользовались, потом стало проще охлаждать некоторые реактивы Благодатью. Ну и что-то здесь все же хранят…»

Ядвига подошла ближе к двери и выставила руку, не давая мне ходу.

«Погоди. Я должна проверить замок».

А я, к слову, не слышал, чтобы мужик в комбинезоне ворочал ключом. Значит, замок открывался как-то иначе. И вряд ли он был настроен на того сотрудника – значит, его могли в теории открыть и мы.

«Вот», - Ядвига указала на две тонкие полоски с маленькими металлическими кнопочками, – «Это кодовый замок».

«Код знаешь?»

«Нет, конечно! Откуда мне? Но можно попробовать выяснить…»

«Дай я попробую».

«Стой!»

Я замер.

«Сперва проверю на пару хитростей», - пояснила Ядвига. – «Может быть сигнальная ловушка».

Ядвига прикрыла глаза, настроилась, а затем ее руку охватило слабое, почти незаметное сияние. Неравномерное, словно ее ладонь была охвачена дымком. Шевеля губами и бесшумно что-то приговаривая, Хруцкая принялась водить ладонью по периметру двери.

Она остановилась у правого верхнего угла наличника, сделала замысловатый жест пальцами, а затем погасила заклинание и шагнула назад.

«Теперь можно, но быстро».

«Значит, сигналка все же была?»

«Старая. Почти потеряла силу. И все равно тот, кто ее повесил, должен был узнать,что сегодня были гости. Я заморозила сигнал, но это ненадолго. У нас не больше пяти минут на все. Потом все вернется».

«Тогда поторопимся», - сказал я.

«А код?»

«Есть идея».

Я отстранил девушку и принялся аккуратно прожимать каждую кнопку. Пригодились знания из прошлой жизни – в детстве, когда в нашем районе еще не ставили домофоны, мы развлекались тем, что угадывали код обычных дверных замков.

Вся задача заключалась в том, чтобы аккуратно прожать каждую кнопку и определить, какая нажимается чуть легче, а какая – нет. Привычным движением я принялся нажимать кнопки сперва на нижнем ряду. Так… Шестая – нет, седьмая – нет. Восьмая…. Оп, легко пошла. Значит, восемь. Девять – нет, а ноль прожался хорошо.

«Что ты делаешь?» – нервно озираясь по сторонам, спросила Хруцкая.

«Ломаю систему».

Мои пальцы скользнули на верхний ряд кнопок. Первая, вторая, третья – мимо. Четверная прожалась легко.

Попробовав комбинацию «восемь – ноль – четыре», я надел кнопки одновременно и…

Замок щелкнул.

«Как тебе удалось?»

Сразу видно, дети аристократии и босяцкими забавами во дворах-колодцах не баловались.

«Очумелые ручки. Готова?»

Ядвига кивнула, и я потянул дверь на себя.

Не успел я приоткрыть ее даже на несколько сантиметров, как на нас хлынул тот самый могильный холод. Тянуло так, словно за этими дверями был Северный полюс. Дверь оказалась очень тяжелой, прорезиненной изнутри для герметичности.

Я вошел первым. Ядвига направила «Жар-птицу» внутрь.

Холод пронизывал со всех сторон. В помещении царила такая густая тьма, что даже слабый огонек не помогал понять, каких размеров был этот холодильник. Ядвига усилила яркость огонька, и мы принялись торопливо оглядываться.

Металлические стеллажи – несколько рядов были пусты – должно быть, именно здесь хранили ящики с кровью. Два стальных стола, несколько пустых ящиков, тоже металлических.

«Кажется, здесь не было ничего, кроме крови», - предположил я.

Но Ядвига молча двинулась дальше.

«Миш, гляди!»

Я направился за ней. Девушка присела возле одного из стеллажей, и я заметил, что она разглядывала точно такой же ящик, в каких выносили пробирки с кровью. Хруцкая быстро достала один, разомкнула защелки и удивленно взглянула на меня.

«Пуст. Запасные?»

Я тоже зажег «Жар-птицу». Огонек высветил всю стену, и мы с Ядвигой одновременно охнули. Всю соседнюю стену занимали одинаковые стеллажи, от пола до потолка забитые ящиками со знаками биологической опасности. Ядька тут же метнулась туда и достала несколько ящиков. Открыла и ошарашенно отступила.

«Тоже пустые. Миша, это хранилище. Теперь я все поняла. И вспомнила!»

«Что вспомнила?»

«Позже. Сейчас нужно уходить. Бегом!»

Мы быстро вернули ящики на место и вылетели за дверь. Стуча зубами от холода, Ядвига захлопнула створку, убедилась в том, что язычок замка защелкнулся, а затем сняла «заморозку» с сигнализации.

«Ко мне в лабораторию, быстро!» – велела она.

Я не спорил. Хотелось убраться отсюда как можно скорее. И судя по тому, как резко побледнела Хруцкая, то выводы, к которым она пришла, точно не внушали утешения.

Едва мы оказались в ее кабинете, девушка закрыла дверь изнутри аж на три щеколды, а над нами повесила непроницаемый купол.

– Ядь, в чем дело?

Честно говоря, ее реакция, да и до смерти напуганный вид уже и меня начинали напрягать. Девушка несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, несколько успокоилась, а затем подняла на меня волшебные ведьминские глаза.

– У нас проблемы, Миш.

– Давай-ка поподробнее.

– Кажется, я поняла, зачем им наша кровь.

– Так, по порядку. Им – это кому?

– Аудиториуму.

– Ну тогда рассказывай все по существу.

Я беспардонно уселся на край ее рабочего стола. Ядвига устало опустилась на стул.

– Я только в холодильнике вспомнила, что у нас на первом курсе тоже брали кровь. В самые первые дни, занятия только-только начались… Мы тогда не обратили на это внимания. Если ничего не путаю, нам просто объявили, что анализы следовало сдать в рамках медосмотра. Ни у кого это не вызвало вопросов.

– Но они получили кровь каждого из вас.

– Ага, – кивнула Ядька. – И в прошлом году вроде тоже что-то такое объявляли. Они раз в несколько лет, видимо, меняют легенду, чтобы лишних вопросов не возникло. В прошлом году тоже придумали какой-то медицинский повод. Все перваки ходили в медкорпус.

– Значит, Аудиториум берет кровь каждого студента, так? Должна же быть причина. Причем весьма весомая – меротприятие-то не самое простое. С кровью можно много всего сделать, если знаешь, как…

– Это меня и беспокоит, – тихим, почти бесцветным голосом отозвалась Хруцкая. – Я не занимаюсь такими типами экспериментов, да и у нас это не преподают, но в паре книжек встречала упоминания…

– О чем?

– Об использовании крови объекта в случае отсутствия самого объекта. Иными словами, имея пробирку твоей крови на другом конце земного шара, я могу воздействовать на тебя через нее…

Я едва не сверзся со своего насеста и, удержав равновесие, уставился на Ядвигу во все глаза.

– Хочешь сказать, теперь они могут контролировать каждого из нас?

– Наверное… Говорю же, этому у нас не учат.

– Но кто-то же умеет. Вопрос – кто.

Хруцкая в отчаянии обхватила голову руками.

– Миша, это уже совсем несмешно, и я жалею, что мы в это впутались. Тут нужно не просто молчать. По-хорошему нужно бы стереть себе память о сегодняшнем. Если выяснится, что мы знаем… Кто бы ни был в этом заинтересован… Нам несдобровать.

Ну да. В лучшем случае просто сотрут часть памяти – в конце концов, мы с Ядькой были довольно ценными кадрами, чтобы просто так пускать нас в расход. Впрочем, все зависело от того, насколько были высоки ставки.

– Мне страшно, Миш, – прошептала девушка. – Вот сейчас по-настоящему страшно.

Чего скрывать – даже у меня по хребту пробежал мерзкий холодок, а под ложечкой засосало. Во что же мы вляпались? И если кто-то в Аудиториуме хотел всех нас контролировать, то каким образом? Понять бы еще, как можно было воздействовать на кровь.

Хорошо, если это какая-нибудь не особо критичная вещица вроде отслеживания местонахождения. Неприятно, но терпимо. С такой штукой жить можно. А если с помощью крови можно было взять под контроль наши разумы на расстоянии? Это же катастрофа…

– Одно меня радует, – продолжила Ядвига. – У нас этому не учат. Кровавое воздействие – специализация крайне редкая, и мало у кого просыпается к ней дар.

– Но у кого-то она явно есть, – ответил я.

– Могу сказать лишь, что для серьезного воздействия на расстоянии требуется очень высокий ранг. Второй, а лучше первый. Даже «тройки» будет маловато. Все же кровь – не замена живому объекту, а, так сказать, след. Кусок материала. Так что тут могут быть нюансы. Либо воздействие получится совсем слабым, либо могущество должно быть невероятным.

– Хочешь сказать, так развлекаться сможет кто-то вроде Романовых?

– Например… И я молюсь Господу, чтобы эти пробирки были их подстраховкой на случай дворянского мятежа.

Я молча кивнул, не желая даже продолжать эту ее мысль.

На ум сразу пришел разговор с Великим князем. Александр Константинович же предупреждал, что его интерес был связан с еще одним членом императорской фамилии. До сегодняшнего дня мне и в голову не приходило, что это подозрение могло иметь под собой столь вескую почву.

Что если Великая княгиня Ксения Константиновна, которая патронировала Аудиториум, и правда запустила руки несколько глубже, чем следовало? Даже если предположить, что она и правда собирала нашу кровь и хотела контролировать молодняк, то зачем ей делать все это втайне?

Выходит, Корф очень вовремя меня сюда засунул. И не зря так торопился.

Не нравилось мне это. Ох, не нравилось…

– Мне нужно идти, – я отлип от стола и на ватных ногах направился к двери. – Прости, с проектом помогу тебе завтра. У меня появилось дело.

Хруцкая вытаращилась на меня во все глаза.

– Миш, какое к черту дело после всего?

– Важное.

Не попрощавшись, я вылетел из кабинета и торопливо направился к выходу.

Пришло время написать первое письмо тетушке Матильде.

Глава 23

Тренироваться на холоде, да еще и в темное, было тем еще удовольствием. Посоперничать с мерзостью ранних утренних тренировок мог только очень ранний утренний подъем. Особенно промозглой петропольской зимой.

Я отряхнулся от снега и взглянул на валявшегося в сугробе Ронцова.

– Поднимайся, Серег. У нас еще час до завтрака. Пару раз помахаться успеем.

– Давай лучше я, – выступил вперед Малыш. – Поменяемся партнерами.

Ронцов взглянул на великана Рахманинова и нервно проглотил слюну.

– Смерти моей хотите… Ироды…

– Желай мы тебе смерти, не стали бы подрываться в пять утра, чтоб тебя учить, – сонно проворчал Афанасьев. – Черт, как же я сейчас завидую Коле…

Сперанский мирно дрых в нашей комнате, а его место сегодня занял Малыш. Рахманинов, как выяснилось, оказался противником страшным с виду, но не особенно опасным. Силища у него в руках была неимоверная, а вот пользоваться ею он толком не умел.

Мне же пригодились уроки уличных драк из прошлой жизни – смог обучить наших аристократов парочке грязных приемчиков. В конце концов, раз местная элита не гнушалась применения подлых методов, то и нам стоило взять их на вооружение.

А уж как ударить исподтишка, я знал – спасибо школе и маргинальному району.

– Ладно, – выровняв дыхание, я выпрямился и пропустил Малыша к Ронцову, а сам оказался напротив Афанасьева.

Гриша, даром что был худым как жердь менталистом, оказался весьма проворным. Бил слабо, но двигался как черт. Причем в упор не сознавался, где так научился. Бейся мы не на кулаках, а, скажем, на шпагах, он бы вмиг превратил меня в буженину.

Били вполсилы – нельзя было портить физиономии и калечиться. Наши тренировки были незаконными, и в первую неделю мы тщательно изучили все варианты выбраться из корпуса тайком от дежурных и комендантов. Один раз Афанасьев умудрился спуститься по водосточной трубе, но Ронцову пока было рановато идти на такие подвиги. Да и я был против неуместного риска.

Кулак Гриши пролетел мимо моей щеки, я привычным движением ушел в сторону и припомнил кое-что из приемов айкидо, которые показывал мне Петька еще до армии. Простой и изящный уход с использованием силы противника против него. Через секунду Гриша оказался носом в сугробе.

– Тьфу ты, опять твои штучки! – возмутился он. – Покажи хоть помедленнее, чтоб я понял.

«Гяку-ханми кататэ дори икке ура» – вот как это называлось. Я мало что помнил из единоборств, но брат занимался и карате, и айкидо. Причем айкидо почему-то любил больше. Говорил, помогало достичь внутренней гармонии.

Не знаю, как насчет внутренней гармонии, а отправлять противников мордой в сугроб айкидо помогало еще как.

– Давай в четыре раза медленнее нападай, – велел я. – И смотри на мои ноги.

Афанасьев, словно в замедленной съемке, двинулся на меня. Выставил вперед правую руку, целясь мне в лицо, перенес вес… Я шагнул вбок, перехватил его руку, схватил за запястье и локоть и в повороте, используя инерцию тела Гриши, развернулся, заставив его уйти на землю. Не бросал, а так, бережно опустил в снежок.

Не знаю, насколько правильно я отработал прием, но нужный эффект был достигнут.

– Кажется, понял, – кивнул менталист. – Хорошая штука. Ты, значит, любитель восточных искусств?

– Не, – отмахнулся я. – Так, тут и там подглядывал.

И только сейчас мы заметили, что Ронцов и Малыш тоже внимательно следили за нами – мотали на ус прием.

– Ладно, ребят, если хотите – отработаем, а потом пора бежать мыться.

– Угу, отозвался Ронцов, нам к первой сегодня…

Помогая Грише отрабатывать прием, я прикидывал план на сегодняшний день. Завтрак, потом пары, затем заскочить к Ядвиге в Лабораториум – артефакторша как раз получила все недостающие материалы и хотела свериться с алгоритмами для выплавки. После Ядьки нужно было сделать домашнее задание, и уже позже уделить пару часов подготовке к Рождественскому балу.

При мысли о мероприятии у меня аж зубы свело. Аудиториум готовился к балу с особой тщательностью, без угрызений совести эксплуатируя бесплатную рабочую силу в лице студентов в хвост и в гриву. Мы помогали канифолить паркет, мыли хрустальные люстры, репетировали танцы и выходы – этому уделялось особое внимание.

Я в танцах был изящен как пень. И хотя Ирэн пыталась сделать что-то с моей грацией, даже ей пришлось через неделю признать, что я был практически безнадежен. И все равно мы репетировали вальсы, менуэты и прочие пляски с упрямством стада баранов. Ирка не желала позориться, но не хотела иной пары, кроме меня.

А от желающих составить мне пару, к моему удивлению, отбоя не было. Их даже не смущал мой позорно перечеркнутый герб – обладание редкой родовой силой интересовало местных красоток куда больше.

– Пора, – взглянул на часы Ронцов. – У Михалыча скоро смена. Нужно успеть, пока Груздев не заступил.

Мы переглянулись.

– А сегодня точно Груздев в дневную? – Уточнил Гриша.

– Ага.

– Это хреново, – отозвался я. – Бегом, ребят!

Мы понеслись к Домашнему корпусу со всех ног. Наши тренировки проходили в дальнем конце парка ближе к воде. По ночам и ранними зимними утрами здесь никого не было, а редкие бегуны предпочитали тренироваться на расчищенных дорожках, так что нам никто не мешал. Но была у этой таинственности и обратная сторона: чтобы добраться сюда, следовало пройти через ворота и перебраться на парковую территорию. А ворота охранял дежурный.

С Михалычем и Валерычем мы договорились: несколько ассигнаций – и нам пошли навстречу, благо ничего криминального мы не делали. А вот Груздев оказался неподкупным как единственный гаишник в раю. И он заступал на смену через десять минут…

Я припустил еще быстрее, перепрыгивая через уже знакомые коряги и булыжники. За три недели тренировок мы уже даже в темноте передвигались быстро – все облазали и изучили.

Вдали уже виднелась освещенная фонарями сторожка Михалыча – дежурный курил и всматривался в нашу сторону. Ждал. Святой человек. Хотя, быть может, особо сговорчивым его сделал и мерзавчик французского коньяка, который Афанасьев каким-то чудом протащил в Аудиториум…

– Доброго утречка еще раз, – поприветствовал закутанный в тулуп Михалыч. – Как погодка?

– Бодрит! – ответил Малыш и проскочил к воротам. – Открывай, хозяин.

Скрипнули створки, и Михалыч услужливо пропустил нас внутрь, обдав дымом дешевой папиросы.

– Ну, удачного дня, господа шалопаи, – усмехнулся он в заиндевевшие усы, а мы, козырнув, понеслись дальше.

* * *

День пошел наперекосяк еще с завтрака.

Ронцов умудрился опрокинуть на меня стакан сока – пришлось половину отведенного на еду времени замывать пятно в туалете и сушить китель феном для рук и слабым огоньком «Жар-птицы». Еще никогда применение заклинания не было столь дурацким. Хорошо хоть форму не спалил.

Затем в пух и прах разругались с Иркой. Моя подруга, и без того недовольная отказом репетировать вечером, выяснила, что мы с ребятами так и не отбросили идею стащить Голову из Артефакториума.

Скандал проходил ментально, но от Ирэн фонило так, что даже девчонки с испугу отодвинулись от нее подальше и не смели слова лишнего сказать.

Чем была плоха ментальная связь, так это тем, что мысли собеседника могли догнать почти где угодно. Ставить блок на связь было невежливо, да и Ядвига могла связаться. Поэтому пришлось снова скандалить.

Голос Ирэн застал меня врасплох, когда я уже был на пороге Лабораториума.

«Миш, ты понимаешь, что я обязана сообщить о твоих намерениях?»

«Не обязана. Сделай вид, что ничего не знаешь».

«Это против правил!» – возмущалась Ирэн у меня в голове. – «Ты и так только закончил отработку после прошлой провинности. Хочешь до выпуска не вылезать из дисциплинарки?»

Я вздохнул и с тоской взглянул на разные окна здания.

«Это традиция, Ир. Все знают, что Леньку попытаются украсть. Гадают, делают ставки. Развлекаются так. И своих не сдают».

«Да я не против традиции. Я против того, чтобы ты рисковал своей головой! Из-за природы твоей силы к тебе и так приковано слишком много внимания… А если попадешься?»

В этом Ирка была права. Я у нас был молодцем нарасхват.

«Расслабься, Ириш», - ласково ответил я. – «В этом мире нет ничего, что я бы исполнял хуже, чем вальс».

Несмотря на волнение, она все же рассмеялась в моей голове.

«Я предупредила. И помогать не стану, даже не проси».

«И не думал. Ладно, мне пора».

Закончив разговор, я постучал в дверь кабинета Ядвиги.

– Открыто!

Хруцкая металась между колбами и каким-то агрегатом, смутно напомнившем мне самогонный аппарат. Что-то очищала. Увидев меня, она обернулась.

– Рановато пришел.

– Позже не могу – домашка.

– Плохо!

– Ну извини. Мне еще и учиться надо. И так успеваемость далека от блестящей. В отличие от тебя, я не гений.

Не спрашивая разрешения, я завалился на стул.

– А ты, к слову, так и не показала мне, где Голова…

Ядвига оторвалась от колбы, что-то подкрутила в аппарате, и прозрачная жидкость начала капать в емкость быстрее.

– Миш, я помню, что за мной должок. И если б ты не орал об этом на весь кабинет, я была бы тебе очень признательна.

Я пожал плечами.

– Никто не орет. Просто я уже три недели почти каждый день тебе помогаю, а у меня тоже сроки. Хочу все успеть до бала. Потом каникулы, все разъедутся, и будет уже не то.

– Вот втемяшилась тебе эта башка…

Хруцкая поправила повязку, под которую убрала свою роскошную рыжую гриву, и поменяла колбы.

– Приходи завтра. С меня – экскурсия. С тебя – помощь. Займет часа два, если все пойдет по плану. Ты будешь нужен мне в литейной лаборатории.

– Что, наконец-то начнешь закладывать алгоритмы?

– Ага. Сегодня до ночи будем все перепроверять с Плещеевым, так что ты мне не помощник. А вот завтра…

Ну что ж, баба с возу – волки сыты. Я поднялся.

– Тогда я в библиотеку. Назадавали кучу всего.

Увлеченная процессом, Хруцкая лишь кивнула, так на меня и не взглянув. Я просочился в коридор и взглянул на часы. Хорошая новость – время освободилось. Плохая – весь излишек я проведу либо в подготовке домашки, либо оттаптывая ноги Ирке. И еще неизвестно, что из этого было хуже…

* * *

От формул расчета силы при применении заклинаний уже расплывалось в глазах. Я битый час корпел над изучением доселе неизвестной мне системы мер. Особенно скверно было то, что в Аудиториуме тоже пользовались греческими буквами, а у меня они накладывались на знания из прошлого мира.

Но ничего, разберемся.

Единицы измерения Благодати забавляли. Кто вообще додумался пытаться измерить магию научным подходом? Одно дело – выучить заклинания и отточить их применения. А здесь, на предмете под названием «Теория применения Благодати», нам задавали задачи на расчет силы.

Вроде и арифметика простая, а в голове все равно была каша. Потому что, как выяснилось, обозначения использовались не на привычном мне греческом, а на византийском!

θῆτα – тета – общий резерв Благодати.

μῦ – мю – количество Благодати, затраченное на единичное применение заклинания.

φῖ – фи – условная сила заклинания.

И так далее…

Я листал свои конспекты и аккуратно писал формулы, когда на мое плечо легла рука. Теплая, нежная. Женская.

Отложив ручку, я обернулся, чтобы поприветствовать Ирэн, но замер, увидев ту, кого уж точно не ожидал встретить в библиотеке.

– Привет, Соколов, – хищно улыбнулась Анна Грасс. – Давненько не встречались наедине.

Она устроилась за столом напротив меня и положила на стол пухлую тетрадь.

– Ты по делу или просто поиздеваться над моими успехами в теории Благодати? – Полушепотом огрызнулся я.

«Давай-ка лучше ментально», - прошелестел в моей голове голос байкерши. – «Этот разговор не для лишних ушей».

Ох ежики… У нее-то что стряслось?

«Обо мне пошла слава как о защитнике обездоленных или тебе просто скучно?» – огрызнулся я.

Грасс улыбнулась. Губы она сегодня не накрасила, зато количество подводки, что она извела на глаза, вполне могло бы снабдить всю женскую часть первого курса. Хлопнув густо накрашенными ресницами, она подалась вперед.

«Мне известно, что ты задумал стащить Леньку Пантелеева».

«Тут каждый второй об этом грезит».

«Мечтать не вредно», - осклабилась Грасс. – «Да только мало кто на это даже в теории способен».

«И зачем ты пришла ко мне?»

«Затем, что в тебя я верю. Сдается мне, у тебя может получиться это сделать. Под надежным руководством и с должной помощью, разумеется».

«Кто сболтнул?»

«Угадай с одного раза. Малыш, конечно. Я ему нравлюсь, и от меня у него секретов нет…»

Так, кажется, Рахманинову сегодня прилетит. Совсем башкой разучился думать. Грасс не была в моем вкусе, хотя следовало признать, что свой шарм у этой готической принцессы был. Многовато косметики, зато задница просто отпад. Да и то, что выше, тоже вполне привлекало внимание…

Сейчас, впрочем, она была застегнута на все пуговицы, а о байкерском прошлом напоминали лишь яркий макияж да несколько сережек с крестами и черепами в ушах.

«Так чего ты от меня хочешь?» – спросил я, закрыв тетрадь.

Грасс снова улыбнулась.

«Я хочу в команду».

«Два вопроса. Первый: зачем это тебе? Второй – зачем это мне?»

«Отвечаю. Мне это нужно затем, что я хочу откусить свой кусочек славы. Мне это пригодится. Кое-какие знакомства у меня есть среди старшекурсников, но цену набить себе хочется. Ну и, кроме того, это прекрасно впишется в мой хулиганский образ».

Я кивнул.

«Допустим, такая слава и правда будет тебе к лицу. А мне ты зачем в команде?»

Анна Грасс пожала острыми плечами.

«Первое – я опытный артефактор. Не настолько крута, как старшекурсники, но многое умею. Поверь, я способна не только булавки зачаровывать. Например, могу сделать тебе бесшумные ботинки. Хоть прыгай и джигу танцуй – не заскрипят. Полезно для тайной вылазки? По-моему, весьма».

«Допустим», - ответил я. – «Ты умеешь делать волшебную замену войлочным накладкам. И все?»

«А ты умеешь торговаться, Соколов», - глаза Грасс загорелись стервозным огоньком. – «Мне это даже нравится. Люблю прямой торг. Еще я на правах будущего артефактора могу провести вас туда, куда твои соседи не смогут. Есть подвязки».

«У меня тоже есть», - улыбнулся я.

«Не сомневаюсь. Не зря ты столько времени болтаешься в Лабораториуме. Да только старшекурсникам помогать запрещено, и ты подведешь своего помощника под удар. А я смогу провернуть все чисто».

«Если ты такая ловкая, отчего сама все не сделаешь?»

«Справедливый вопрос. Одному не сдюжить. Нужно и отвлечь, и войти, и выйти, и спрятать. И вот с последним я как раз еще как могу помочь. Спрячу и замаскирую Башку так, что сам ректор не отыщет. Моя семья разработала несколько уникальных заклинаний сокрытия. Как тебе такое, Соколов?»

А вот это уже интриговало. Род Грасс действительно славился мощными артефакторами, и я не сомневался, что у них были припасены семейные секретики. Нам Анна, понятное дело, их не откроет, но использовать эти знания в наших интересах…

Я уже почти согласился на ее участие. Девка она была боевая и сообразительная – на Полигоне от нее был толк.

«Это уже интереснее», - ответил я. – «Но ты же понимаешь, что в случае провала окажешься в одном карцере с остальными?»

«Конечно. И меня это не пугает. С дисциплиной у меня всегда была беда…»

Это я уже понял.

«Ладно, лично я не против. Но обсужу с остальными».

Грасс кивнула.

«Хорошо. И есть еще кое-что, о чем тебе следовало бы знать. Ты не единственный, кто организовывает команду для попытки выкрасть Голову. У нас тут наклевывается настоящее соревнование. И теперь главное – не просто выкрасть, но и сделать это первыми. У меня есть для тебя эксклюзивная информация о дате и составе твоих конкурентов…»

Глава 24

«Хорошо. Излагай», - я придвинулся ближе к Грасс настолько, что зацепил локтем старинную лампу с зеленым абажуром и едва не опрокинул.

Грасс широко улыбнулась и отстранилась.

«Ну уж нет, Соколов. Так дело не пойдет. Сперва дай слово дворянина, что действительно возьмешь меня на дело».

На дело. Странно было слышать такой жаргон из уст наследницы аристократического рода. Грассы, конечно, не были аристократией первого ряда, но все же обладали и богатствами, и статусом. Анна же совсем не походила на аристократку. Держалась уж слишком просто, словно проводила досуг не в семейном особняке, а болталась по улицам сама по себе. Интересно, как так вышло?

«Тогда обменяемся клятвами. Я даю слово, что беру тебя в команду, а ты, в свою очередь, ручаешься за достоверность сведений. Непроверенную информацию, за которую ты не поклянешься головой, я не приму».

«А ты хорош», - усмехнулась Грасс в моей голове. – «Мне все больше нравится иметь с тобой дело. Расслабься, Соколов. Обманывать тебя не в моих интересах. Если кража сорвется, я не получу того, чего хочу. Слово дворянки, что расскажу все именно так, как выяснила. Клянусь предками».

Я кивнул.

«Слово дворянина, что разделю с тобой эту затею».

Грасс огляделась по сторонам, а затем сверилась с часами.

«Значит, так. Информацию я получила от ребят из мужского корпуса – есть у меня там пара старых знакомцев, еще с доаудиториумских времен. Должна была поступить с ними в прошлом году. Потрясла кого надо, те развесили уши и выяснили кое-что о планах Радищева и его соседей».

Радищев… Радищев… Слышал эту фамилию, виделись пару раз на общих лекциях. Вроде высокоранговый товарищ, а мать его происходила из рода то ли Воронцовых, то ли Кочубеев… Словом, непростая дама. Поэтому сын унаследовал неплохие способности.

В нашем конфликте с Денисовым Радищев никак себя не проявил. Да и вообще не особенно мелькал. Тем удивительнее было, что он не только пожелал поучаствовать в забаве с Головой, но и даже организовал некую команду. Видимо, ему, как и мне, повезло с соседями по комнате…

«И когда планируют?» – спросил я.

«Через четыре дня. В ночь с субботы на воскресенье».

«Грамотно. Решили действовать в выходные, чтобы пропажа Головы обнаружилась не сразу?»

«Они только одного не учли», - торжествующе улыбнулась Грасс. – «Что Головы в этот момент может там не быть… Я тут поузнавала немного. Порой в выходные Ленька гостит в ректорате. А оттуда банку мы точно не сможем выкрасть».

«Значит, хорошая новость – в загаданный период Радищев может не преуспеть. Плохая – по-хорошему, нам следует его опередить. А это значит, что у нас максимум три дня».

Байкерша кивнула.

«Да, это несколько осложняет задачу. С другой стороны, кто первый встал, того и тапки».

«Значит, нужно готовиться уже сейчас», - я вздохнул. – «Черт, не думал, что все придется проворачивать так быстро».

Грасс поднялась.

«Свою информацию я передала. Если выясню подробности, дам знать по ментальной связи. А сейчас мне пора идти помогать вырезать проклятые снежинки из фольги для украшения корпуса».

Я прыснул, представив готичную Грасс в окружении блесток, гирлянд и фольги. Наверняка это занятие ее невероятно бесило. Но руководство обязало нас самостоятельно украшать корпус и даже объявило конкурс на лучшее убранство этажа. Так что первокурсницы явно взялись за дело с большим энтузиазмом.

Грасс кивнула мне на прощание и направилась к выходу. Я поправил лампу, снова открыл тетрадь и принялся доделывать домашку.

Шел десятый час…

* * *

– С дороги! Осторожно!

Ядвига подхватила щипцами остывающий, но все еще раскаленный куб и поднесла его к баку с водой. Коснувшись жидкости, куб зашипел, вспенилась вода.

Отскочив, я завороженно наблюдал за работой артефакторши. Вот уж не думал, что артефакторы должны были обладать не только азами алхимии, но и немного понимать в литейно-кузнечных делах.

Хруцкая вытащила куб из воды и опустила на массивную стальную плиту, затем отложила щипцы и вытерла проступивший на лбу пот.

– Неужели справились…

– Да тебе не в первый раз ведь.

– Впервые все сама делаю. Ну, с твоей помощью, конечно, но сейчас Плещеев не контролирует. Раньше дед все время над душой стоял.

– Значит, профессор уверен, что сейчас ты справишься. И, судя по всему, у тебя все получилось.

Хруцкая сняла толстые огнеупорные варежки, стащила с волос косынку и принялась заново их перевязывать. А я невольно залюбовался.

Здесь, в литейной лаборатории, вынесенной на самый край корпуса, в полумраке, освещаемом живым огнем и сиянием Благодати, Хруцкая даже в чудовищно уродливом защитном костюме выглядела как богиня огня. Огонь плясал на ее роскошных рыжих локонах, подсвечивал кожу и делал пронзительные зеленые глаза еще ярче.

А она, казалось, даже не замечала, насколько весь этот антураж ей подходил. Вот уж действительно, это был тот случай, когда девушка не выбирала, идти ей к умным или красивым, а просто взяла все сразу.

– Ну все, сейчас приберемся, приведем себя в порядок – и можно поговорить о твоем деле, – сказала Ядвига. – Который час? Долго провозились?

Я взглянул на время и покачал головой.

– Нет, но скоро ужин у первого курса.

– Пропустим. У меня в лаборатории есть заначка сухпайка, а у Ваньки можно стащить чайник. Не пропадем.

Такой вариант мне пришелся по нраву. С учетом новостей, которые принесла на хвосте Грасс, следовало как можно быстрее выяснить все о вариантах стащить голову. Ради этого можно было вечерок и сухомяткой подавиться.

Я помог Хруцкой убрать рабочее место, затем она потушила огонь и оставила пометки для других артефакторов.

– А куб куда? – спросил я, глядя на светящийся артефакт.

– На ночь здесь останется. Должен окончательно остыть. Завтра мы его отшлифуем и будем проверять.

Трижды все перепроверив и убедившись, что оставляла лабораторию безопасной, Ядвига сняла защиту и стянула с меня фартук. А затем вытолкала к выходу.

– Не боишься оставлять артефакт здесь? – спросил я, глядя на то, как девушка запирала дверь.

– Нет. Сейчас – нет. Сюда никто не войдет без разрешения Деда. А он абы кому ключ не даст.

Ну да, Плещеев-то был в курсе наших экспериментов.

– Иди ко мне в кабинет, отдышись, а я сбегаю к Плещееву и отчитаюсь. Заодно у Ваньки чайник прихвачу.

За время, что отрабатывал провинность в Лабораториум, я успел неплохо изучить особняк. Мустафин и правда оказал мне большую услугу, направив на работы именно сюда. Неужели я все-таки оказался ему симпатичен, раз он сделал такой царский подгон?

Размышляя об этом, я поднялся в кабинет Ядвиги и аккуратно отцепил защитный пластилин от двери – артефакторша научила меня обходить эту хитрость. Точнее, я теперь умел направлять силу так, чтобы сбить заклинание с материала и заставить его не орать ей в голову. Ядвига рассказывала, что сигнализация была настроена так, что ревела у нее прямо в голове, если кто-то без спроса входил в кабинет. Сейчас она почувствовала, что я снял защиту, но по ушам ей не ударило.

«Опять у своей полячки?» – раздался в голове голос Ирэн.

«Националистка!» – отшутился я. – «Да, как раз закончили в кузне, но я еще задержусь на часик. А что?»

«Да тебя опять не дозваться. Коля тебя обыскался. Связался со мной – думал, ты ко мне пошел. Я ему сказала, что ты в Лабораториуме, но, видимо, он до тебя так и не доорался».

«В литейке было не до связи. Пришлось закрыться».

«Мне стоит беспокоиться насчет того, что больно ты зачастил к этой горячей рыжей бестии?» – усмехнулась подруга.

«Зачем беспокоиться? Наслаждайся, что я не оттаптываю тебе ноги в бальном зале».

Ирэн слова весело рассмеялась. У нее сегодня явно было хорошее настроение. На удивление. После новостей об отъезде Матильды в Дакию Ирка в первую неделю даже не улыбнулась. Тем удивительнее было, что сейчас она была в хорошем расположении духа. Должно быть, случилось нечто экстраординарное.

«Что тебя насмешило?» – с улыбкой спросил я, заразившись весельем подруги.

«Да я только что столкнулась с разъяренной Грасс. Представляешь, она сцепилась с девчонками из 512 комнаты и спалила все их гирлянды», - хихикнула Ирэн. – «Тут сейчас такая буча была! Волосы драли, ногтями лица в кровь раздирали, слезы лили…»

Я не удержался и прыснул. Ну да, поди заставь эту горячую голову заниматься декором. Не ту принцессу нашли. Впрочем, на месте байкерши я бы до кражи вел себя тише воды, ниже травы.

«Ставлю червонец на то, что победила Грасс», - ответил я.

«Пфф… Еще бы. Она кому хочешь зад надерет».

«Что, теперь увидим ее на общественных работах?»

«Нет, замнем. Никто не хочет портить праздник. Прибежали старшекурсницы, всех разняли, до смертоубийства не дошло».

Дверь лаборатории тихо приоткрылась, и первым в кабинете появился чайник.

«Ужин пропущу. Мне пора», - сказал я и оборвал связь.

Хруцкая торжественно внесла только что вскипевший чайник и водрузила его на стол.

– Пока рассказываю общую информацию, поедим. Повесь купол.

Артефакторша принялась рыться в ящиках стола, а я тем временем отработал недавно выученное заклинание. Лучше всего оно, конечно, давалось менталистам. Но и у меня «Купол» получался довольно крепким. Жаль, дольше четверти часа я его пока держать не мог – рассеивалось внимание, и было нелегко с непривычки так долго концентрироваться.

– Нашла! – возвестила Ядвига и швырнула на стол две какие-то коробки.

– Это что такое?

– Сухпай. Лучший друг студентов-полуночников, путешественников и бедняков. Сегодня будем есть как обычные подданные.

Я взял в руки коробку и принялся ее тщательно разглядывать. Внутри что-то шуршало и болталось, но содержимое коробочки было легким. На этикетке красовалась румяная и до зубного скрежета счастливая семейная пара в народных костюмах на фоне терема, а перед ними дымилась гигантская миска лапши.

Стоп. Это что, доширак?

«Иван да Марья», - прочитал я логотип. – «Острая с курицей».

Я удивленно обернулся к Ядвиге.

– Лапша быстрого приготовления?

– Ага, – расплылась в мечтательной улыбке девушка. – Никому не говори, но я ее просто обожаю! Особенно бульон. А уж если удастся достать не отечественную, а восточную, то вообще прекрасно. Восточная такая острая, что аж глаза на лоб лезут! Я на первом курсе, когда меня гнобить пытались, брызнула острым бульоном на обидчика. Нападки как рукой сняло…

Я расхохотался, но Ядька явно приняла мой смех на счет своего рассказа.

– Там, откуда я родом, это варево называют бомж-пакетом.

– Пакет – понятно. А что такое «бомж?»

– Лицо без определенного места жительства. Бездомный, в общем. У нас ими бедняки часто питались.

– Аааа, – протянула девушка, ловко распотрошила коробки и залила лапшу кипятком. – Сокращение больно уж мудреное. Наверняка чинуши придумали.

– Вроде того, – отозвался я и решил не развивать тему. Не хватало еще на такой фигне проколоться.

Ядька тем временем вскрыла пакетики со специями и сухим мясом, засунула все в бульон и накрыла наш ужин крышками.

– Теперь ждем пять минут. А пока достань из нижнего ящика лист бумаги.

Я подал ей запрошенное, и Ядвига, соблазнительно оперевшись на стол, принялась чертить жирным карандашом какую-то схему.

– Что это?

– Карта. Значит, так. Ленька может быть в трех местах: у нас в Лабораториуме, в Артефакториуме и в ректорате. В последний нам путь заказан. А я смогу помочь тебе только в Лабораториуме – лишь здесь я могу засидеться допоздна, не вызывая подозрений, и пособить. Так что тащить Голову нужно именно отсюда.

Я кивнул.

– Согласен. А зачем Леньку перемещают?

– Ну он же разумный. В нем Осколок – сам по себе Пантелеев ничего наколдовать не способен, но видит и слышит то, чего обычный человек расслышать не может. Это полезно.

– Ясновидящий, значит?

– Ну… Не совсем. Я подозреваю, что Ленька – своеобразный дубль университетского архива. Он очень многое помнит. И раз в неделю ректор его забирает к себе. Мы даже шутили, что он всю ночь рассказывает Леньке новости, чтобы тот их запомнил.

А что, это было бы интересно и полезно. Было бы здорово иметь такой «искусственный интеллект». Раз одаренные не могли использовать электронику, развлекались с артефактами как могли. А из Леньки еще и собеседник мог выйти… С поправкой на манеру общения.

– Если так, то он очень ценный, – сказал я. – Почему же тогда ректор так легко позволяет его украсть?

Ядвига улыбнулась и открыла крышку своей порции. Лаборатория тут же запомнилась характерным запахом бомж-пакета.

– Ценный – да, – с наслаждением вдохнув аромат, ответила Ядька. – Но вынести Леньку за пределы Аудиториума не выйдет. Это я точно знаю – в конце второго курса на занятиях разбирали ряд алгоритмов, которые в него заложены. В частности, на Осколок в Голове запитали заклинание самоуничтожения. Он просто взорвется, если его вынести. Вместе с тем, кто вынес… Но это последняя мера. Ленька и по-другому умеет защищаться.

– Ты же говорила, что он не может колдовать?

– Сам – нет. Но алгоритмы, что в нем заложены, срабатывают при определенных обстоятельствах.

А вот это и правда было важно. Значит, ни в коем случае не выносить за забор. Хотя тут поди вынеси – и так хрен сбежишь. Ну или придется совсем изловчиться, чтобы выбраться с острова.

– Тогда мне лучше знать, чего нельзя делать.

– За это не беспокойся. Пантелеев знает правила игры и не препятствует перемещениям. Обматерит, подшутит – это да. Но ему самому это развлечение в радость. Любит шалости. Помогать не станет, но и орать не будет. Только тебе, Миша, дотрагиваться до банки можно только в перчатках. Никакого контакта голого тела с артефактом.

Это я уже знал. Мои прикосновения причиняли Пантелееву лютую боль.

– Да, конечно. Так где именно он будет храниться?

Ядвига закончила рисовать схему и развернула ко мне.

– Это план Лабораториума. Узнаешь?

– Ага… Вот здесь – вход и лестница, – я указал на группу точек и черточек. – Вот там – коридор, который идет по всему периметру здания. Вон лестницы…

– Верно. Ориентируешься, – Ядвига скользнула пальцем по лестнице и переместилась на схему второго этажа. – Хранилище в этом помещении. И на нем несколько «сигналок».

– Ну разумеется. Куда же без этого.

– Слушай внимательно, Миш. Первая сигналка включится в полночь и будет висеть до семи утра. Она запитана на периметр. То есть за ворота нужно проникнуть до полуночи.

– А выходить как?

– С этим я помогу. Смогу вырубить на пару минут. Но ворота будут закрыты, а ключа у меня нет. Так что придется лезть через забор прямо с банкой…

Я вздохнул. Ладно, с этим разберемся.

– На входной двери что-то будет?

– Да, но ее я тоже смогу задавить. А вот основная проблема будет именно с хранилищем. Там мощные артефакты слежения. Во-первых, они поднимут тревогу. Во-вторых, будет пара ловушек внутри. Какие именно, я не знаю. Их периодически меняют. Убить – не убьет, но можно застрять или пораниться.

Черт. А вот это уже превращало квест в опасное приключение. Впрочем, никто не обещал, что будет легко.

– Значит, в лучшем случае, когда сигналки заорут, нам нужно будет схватить Леньку и бежать прочь.

– Да. И в этот момент о краже узнают. И у нас будет минут пять, не больше, чтобы отсюда убраться… – увидев сомнения на моем лице, она улыбнулась. – Я предупреждала, что это будет нелегко даже с моей помощью.

– Ага. Значит, готовиться нужно со всей тщательностью. Нужно собраться всем вместе, Ядь.

И теперь у меня появилась еще одна причина заполучить Пантелеева. Если Голова и правда служила аналогом архива, то можно было попытаться выведать у него информацию. Такую, какую мне точно не дали бы в библиотеке. Например, о Радаманте.

Ведь он же не просто так дал мне понять, что когда-то был и сам связан с Аудиториумом.

Запасусь-ка я коньячком, чтоб язык векового трупа развязался…

Глава 25

Ядвига взглянула на наручные часики, нахмурилась и обратила на нас взор.

– Господа первокурсники, у нас мало времени. Еще раз повторим план.

Я поежился от тянувшегося по полу сквозняка. Нам пришлось набиться в какую-то кладовку при библиотеке – только сюда можно было проникнуть таким составом, не вызывая подозрений. Да и то теперь мы шифровались, уйдя почти что в подсобку. И времени у нас было немного: если я верно все посчитал, Ядвиге уже вот-вот предстояло отправиться в Лабораториум. А в следующий раз мы с ней должны были встретиться уже внутри. После полуночи.

Сегодня была ночь «дела».

– Грасс, Ронцов и Малыш остаются за пределами территории, – отрапортовал я. – Серега наблюдает за воротами и главным входом… Аня – обход с запада, наблюдение за черным ходом. Малыш – с востока, наблюдает за боковым выездом.

Все трое перечисленных сосредоточенно кивнули. Ронцов был бледен как полотно и явно ощущал себя не в своей тарелке. Еще бы. Ему, трусу со стажем, предстояло участвовать в столь рискованном хулиганстве. Но отказаться он уже не мог, да и вызвался помогать сам.

Может таким образом решил переступить через себя и побороть страх. А что, некоторым помогает.

Грасс похлопала себя по поясной сумочке, спрятанной под объемной тканью кителя.

– У меня уже все готово для моей части, – сказала она.

Я кивнул.

– Отлично. Малыш, ты как?

– А я что? Я свою задачу знаю. Сперва следить, затем помогать вам перелезть через забор. Жалко, внутрь не попаду.

Увы, Рахманинов со своей комплекцией и некоторой неуклюжестью мог превратить тайную вылазку в катастрофу. Грасс все-таки убедила приятеля, что в Лабораториуме среди колб и кучи мелких инструментов он может случайно стать слоном в посудной лавке. Малышу пришлось смириться, хотя душа здоровяка явно жаждала незабываемых приключений.

Что до меня, то я как раз надеялся на максимальную тишину процесса. И не только потому, что чем тише действуешь, тем выше были шансы на успех. А потому, что меня снова не отпускала неясная тревога.

Словно что-то не могло, а прямо-таки должно было пойти не так. Словно я что-то упустил или чего-то не знал. Грасс перепроверила свои сведения не раз, Ядвига тоже подошла к вопросу со всей ответственности, да и в своих парнях я был уверен.

Ивсе же что-то не давало мне покоя.

А может это просто был преследовавший меня невроз, с которым пора было свыкнуться, если я собирался продолжать играть в шпиона для Корфа.

– Как закончим здесь, я сразу же отправляюсь в Лабораториум, – сказала Ядвига. – Повод задержаться у меня весомый – отстаю по срокам с готовностью прототипа. Так что Дед лишних вопросов задавать не станет.

– А Ваньку придумала, как обезвредить?

Хруцкая кивнула.

– Ванька нынче вообще не в Лабораториуме. А профессор уйдет в одиннадцать. Так что у нас будет примерно час, если не случится никаких накладок.

Под накладками Ядька понимала других задержавшихся студентов. По нашей договоренности, она должна была следить за ними и сообщить нам удобное для проникновения время.

– Теперь активная группа, – Хруцкая поманила нас к себе, и я, Сперанский и Афанасьев придвинулись ближе. – Напомните ваши задачи.

– Два варианта: мы успеваем войти до полуночи, то есть до включения сигналки по периметру забора. Второй – не успеваем, и тогда придется ждать, пока ты ее отключишь, – сказал я.

– Ни в коем случае не лезть без твоей отмашки, – добавил Сперанский.

Коля, к слову, всем видом показывал. Что был не в восторге от затеи с кражей Головы. Но отчего-то все же решил мне помогать. Возможно, над ним взяли верх принципы братской взаимопомощи – все же нас уже можно было назвать друзьями, а для Сперанского, воспитанного в лучших традициях аристократического образования с легкой романтизацией оного, дружба и верность не были пустыми словами.

«Все будет хорошо, Коль», - шепнул я ему ментально. – «Ты еще можешь отказаться, если тебе это претит».

«Нет, ни за что. Я дал слово, что помогу тебе, и я его сдержу. В конце концов, дружба – это помощь в любой ситуации, а не только в той, где помогать удобно».

Вот за это я Сперанских уважал особо. Коля, назвавшись другом, вечно испытывал конфликт между природным гуманизмом и реальной необходимостью. Но всегда выбирал верность. И даже скажи я ему, что угробил того же Денисова насмерть, этот бы только спросил, сколько нужно лопат…

«Спасибо. Я это очень ценю».

Сперанский слабо улыбнулся мне в ответ. Афанасьев тем временем расплылся в широченном оскале.

– Войти до полуночи предпочтительнее, – сказал менталист. – Чтобы госпожа Хруцкая не возилась.

Ядвига пожала плечами.

– Заглушить сигналку на периметре – самое простое дело. Но соглашусь, что чем меньше этой возни, тем лучше.

А еще, надеюсь, она придумала, что говорить завтра руководству в случае нашего успеха. Ведь точно найдутся свидетели, которые скажут, что она задержалась допоздна. Впрочем, эту часть она взяла на себя.

И я очень, очень надеялся, что она нас не сдаст. Среди всех прочих вариантов исхода я рассматривал и такой. Если Хруцкая, уже заполучив с моей помощью новый куб, на это пойдет, будет весьма обидно… Однако здесь я мог верить ей лишь на слово и полагаться на ее совесть.

– В зависимости от времени вашего проникновения я либо заглушаю сигнализацию периметра, либо сразу же приступаю к снятию ловушки на одном из входов. Для проникновения рекомендую боковой – Михаил знает, о каком я говорю.

Я кивнул. Тот самый, где мы видели, как грузили в фургон пробирки.

– Там сигналка давно не подновлялась, я это выяснила, – продолжила Хруцкая. – Значит, будет немного проще ее заглушить. Хотя снять полностью все равно не получится. У вас будет не больше получаса. После этого она активируется вновь. И если вы не успеете покинуть дом, придется возиться снова. А моя сила не безгранична и истощена работой с артефактами, так что вам нужно успеть за один заход.

Мы с ребятами переглянулись.

– Успеем, – пообещал я.

– Затем, как только вы окажетесь в здании, сразу же идите наверх. Я постараюсь вас сопроводить – мои действия по заглушке не должны требовать моего постоянного контроля. Постараюсь отслеживать изменения в сигналке дистанционно. Там на двери хранилища будет еще одна. И здесь мне, возможно, потребуется помощь Михаила.

Я удивленно на нее уставился.

– Раньше ты не говорила об этом.

– Только сегодня днем придумала. Пришла идея, как поджарить тамошнюю защиту. Причем в данном случае лучше именно поджарить.

– Ладно, как скажешь.

– А что внутри, мы не знаем точно. Придется действовать по обстоятельствам. Одно скажу – ничего не трогайте, ни к чему не прикасайтесь и внимательно смотрите под ноги. Работайте в перчатках – некоторые ловушки запитаны на контакт с кожей. Все ясно?

– Ну, насколько это вообще возможно… – протянул Сперанский.

– Тогда с богом, господа, – Ядвига поднялась с какого-то ящика, что служил ей стулом. – Встретимся ночью. Я дам знак Михаилу.

Не прощаясь, Хруцкая первой вышла из каморки, а мы решили выждать несколько минут и покидать убежище по отдельности.

Анна Грасс откинула длинную рваную челку с лица и уставилась на нас густо подведенными глазами.

– Вы придумали, как открывать хранилище?

Сперанский тяжело вздохнул.

– Ага. Отмычкой. Замок там старый, у меня такая есть.

Малыш и Ронцов изумленно вытаращились на лекаря.

– Это откуда у тебя такие навыки?

– От сестры. Когда от нас прятали конфеты в шкафах под замком, она стащила старый ключ и превратила его в отмычку. Это был ее первый артефакт…

Я улыбнулся.

– Ты не рассказывал.

– Повода не было. Но получилось на удивление удачно. Несколько месяцев пользовались, пока нас не поймали на горячем. И тогда родители впервые поняли, что Поля точно лекарем не станет…

* * *

Решетка кованного забора Лабораториума чернела на фоне освещенного почти полной луной неба. Холодный свет небесных светил отражался от сугробов, давая нам возможность неплохо разглядеть обстановку, но создавал зловещее впечатление, что мы попали в старинную, не подвергнутую цензуре времени, сказку братьев Гримм.

Грасс скользнула вокруг забора и, прячась в тени деревьев, направилась в сторону своего объекта. Малыш, тяжело ступая по тонкому насту, двинулся к боковому входу. Ронцов обернулся ко мне.

«Можете идти за Рахманиновым. Я здесь сам справлюсь».

«Хочу дождаться вестей от Ядвиги», - ответил я. – «Она скажет, к какому входу идти. Нечего просто так топтаться».

Серега кивнул. Бледный как смерть, он напряженно всматривался и в окна Лабораториума, и на территорию за забором, и к подъездной дороге. Пока все было тихо. Лишь за рекой, на соседнем острове, шумели автомобили.

«Миш», - позвала меня Хруцкая. – «Где вы?»

«Перед главным входом».

«Дуйте к боковому, но осторожно. Есть две новости».

«Ну давай, обрадуй».

«Плохая – Плещеев-старший заработался и остался на ночь в Лабораториуме. Хорошая – он очень крепко спит и храпит так громко, что это заглушит нашу возню. А еще я стащила у него ключи».

«Ты ж моя Мата Хари!»

«Кто?»

«Потом объясню».

«Бегом к боковому! Через пять минут включится периметр».

Я жестами подозвал к себе Колю и Гришу. Афанасьев расстарался и умудрился сделать нечто вроде ментальной коммуникационной сети – возможность общаться группой. Судя по его измученному виду, это отжирало у него много сил, но задумка оказалась крайне полезной. Теперь я мог говорить один раз и не повторять все индивидуально каждому.

«Ядька дала отмашку. Идем».

Скрываясь в тени зарослей высоких кустарников, мы скользнули вдоль забора, идя по следам Малыша. Со следами, к слову, была проблема – хорошо бы их замести или сделать ложные. Иначе нас найдут быстрее, чем хотелось бы.

Рахманинов вышел из-за дерева и постучал пальцем по запястью. Торопил.

Я снова взглянул на пару одиноко светившихся окон. Никакого движения, ни звука. Кроме богатырского храпа профессора, от которого, казалось, содрогалось все здание.

В темном окне рядом с дверью бокового хода мелькнуло бледное лицо Ядвиги. Девушка взмахнула мне рукой и сделала приглашающий жест.

Я кивнул Рахманинову. Стукнул один раз по своей груди – меня забрасывать первым. Дважды бесшумно похлопал по плечу Афанасьева – его вторым. Сперанский сам постучал пальцем по груди трижды. Малыш кивнул, подвел меня к забору, сложил руки замком и легко, словно я ничего не весил, подкинул меня.

Я активировал «Берегиню» и легко отпружинил от земли. Тут же снял заклинание, чтобы не выдать нас сиянием, и метнулся к двери, в тень дома. За моей спиной легонько шлепнулся Афанасьев, а через несколько мгновений тяжело, словно мешок, приземлился и Сперанский. Я оглянулся и жестом велел ребятам подбежать к дверям вплотную.

Малыш уже отошел в тень деревьев.

Я поскреб ногтем окно, в котором видел Ядвигу.

«Мы перед дверью».

«Минуту. Еще вожусь. Здесь сигнал слабый, но если ошибусь, все равно заорет на весь остров».

Решив не отвлекать ее, мы с парнями скучковались возле дверей, то и дело оглядываясь по сторонам. Я тем временем проверил, что все надели перчатки и прикрыли шарфами лица. Так себе защита от опознания, но лучше, чем ничего. Та же рыжая башка Сперанского была ну очень уж приметной. Вопрос, как замести следы, волновал меня куда сильнее. И пока Ядька возилась с сигналкой, я связался с Малышом и попросил его что-нибудь придумать.

«Сделаю», - коротко, в своей манере, отозвался здоровяк.

Наконец замок тихо щелкнул, дверь отворилась, и из темного проема высунулась замотанная в косынку голова Хруцкой.

– Внутрь, быстро! – беззвучным шепотом велела она.

Дважды просить не пришлось. Я протиснулся первым, за мной Афанасьев, замыкал Сперанский. Едва мы оказались внутри уже знакомого мне предбанника, на нас пыхнуло старыми тряпками из кладовки и чем-то кислым.

Ядвига закатала рукав.

«Сверим часы. Лучше управиться за пятнадцать минут. Сейчас без двух минут полночь. Значит, обратно должны выйти не позднее тринадцати минут первого».

«А если не успеем?» – поднял на нее глаза Коля.

«Возможны варианты», - коротко ответила девушка и положила перед нами какие-то тапки на завязках.

«Войлок. Скроет звук шагов. Не хватало, чтобы Дед проснулся», - пояснила артефакторша. – «Надевайте».

Ах она ж наша умница!

Да уж, Хруцкая оказалась самым ценным союзником в этой затее. Поглядим, на что потом сгодится так нахваливавшая себя Грасс…

Мы быстро обулись и осторожно, стараясь не скрипеть деревянными половицами, поднялись по старой лестнице на этаж. Ядвига тут же сориентировалась и жестами показала кратчайший путь. Я его уже знал – не раз ходил им в целях разведки.

Всю дорогу нас сопровождал храп старшего Плещеева, и эти звуки отчего-то даже успокаивали и разряжали обстановку. Хотя Коля заметно нервничал. А когда нервничал, всегда начинал исступленно чесаться. Сейчас у него явно зудели руки, но он не решался снять перчатки и просто аккуратно тер их одна о другую.

«Коля, стой здесь. Следи за лестницей и коридором», - приказал я. – «Отмычка уже не понадобится».

Мы с Ядвигой остановились возле неприметной двери с выцветшей табличкой «ХРАНИЛИЩЕ», и девушка тут же присела на корточки и принялась исследовать периметр двери.

«Со вчерашнего ничего не поменялось, отлично», - заключила она. – «Мне нужно три минуты».

Афанасьев даже сейчас бесстыже пялился на Хруцкую. Ядька явно запала ему в душу, и всякий раз, когда они пересекались, он не мог оторвать взгляд от ее прелестей. Трудно было его за это винить, ибо прелестей в этой деве было предостаточно. И все же сперва – дело.

«Миш, сейчас ты мне понадобишься», - Ядька жестом подозвала меня подойти ближе. – «Сделаем во что. Твоя сила нужна мне в качестве источника, а я сработаю как направляющий луч и задам нужный алгоритм. Твоя задача – сгенерировать мощный импульс и передать через меня. Я настрою его на нужную тональность и разнесу защиту».

Я с сомнением взглянул на спутницу.

«Уверена, что получится? У меня же родовуха…»

«Именно поэтому и получится», - улыбнулась она. – «Давай».

Хруцкая крепко схватила меня за руку. Я воззвал к источнику, передал мыслеобраз задачи, которую требовалось решить – выяснилось, что так было быстрее, чем расписывать на словах каждый раз свои потребности. Род отозвался, поворчал для вида, но открыл передо мной боевой поток. Зачерпнув пригоршню, я сконцентрировал силу в руке, за которую ухватилась Ядвига, и подтолкнул к ней, соединяя свой поток с ее Благодатью…

Девушка дернулась, словно ее пронзила острая боль. Едва не закатив глаза, она все же удержалась на корточках, но мне пришлось свободной рукой поддержать ее за плечи.

«Ох елки-палки!» – воскликнула она. – «Печет-то как!»

А затем она всего одним движением дотронулась до определенной точки на двери, и силовой контур Благодати, что отмечал линии, по которым шла сигнализация, вспыхнул ярким белым светом. Вспыхнул всего на пару мгновений – и погас навеки.

Ядвига снова дернулась и вяло отпустила мою руку.

«Проклятье… Никогда к этому не привыкну».

«Ты как?»

«В порядке. Момент…»

Она снова активировала какое-то заклинание, и едва различимое сияние охватило ее руку. Ядвига провела ею по двери и кивнула.

«Сработало. Мы вынесли все, что здесь было. Это хорошая новость».

«А плохая»?

«Времени у нас осталось совсем немного».

Достав перемотанную тряпкой связку ключей, Хруцкая осторожно развернула ткань и, стараясь не звенеть металлом, выбрала нужный ключ. Я наблюдал за ее действиями, задержав дыхание, и краем глаза заметил, как Афанасьев слишком уж побледнел. Парню явно с трудом удавалось удерживать общий канал связи. Надо все это заканчивать как можно быстрее.

Язычок замка отошел, и Ядвига осторожно отворила дверь.

Начинался самый важный этап.

«Миша, ты меня слышишь?»

Ронцов застал меня врасплох, и я вздрогнул от неожиданности. В голосе Сереги сквозила плохо скрываемая паника. Нашел, блин, время.

«Да!» – раздраженно рявкнул я. – «В чем дело?»

«Дело дрянь. У нас гости. Точнее, у вас…»

«Кто?»

«Группа из четырех человек, все парни. Студенты. Лиц пока не вижу – они еще далеко. Пробираются через лес, но по азимуту идут четко на Лабораториум. Через несколько минут будут у ворот. Я не смогу их задержать, их слишком много…»

Глава 26

«Дерьмо», - ответил я Ронцову. – «Следи за ними и не высовывайся. Как только подойдут ближе к Лабораториуму, дай знать».

«Понял».

Серега исчез из моей головы, а я взглянул на сопровождающих.

«Сюда направляется еще одна группа желающих стащить Башку», - транслировал я сразу на Сперанского, Гришу и Ядвигу. – «Ронцов наблюдает, но нам нужно поторопиться и придумать, как выбраться отсюда, не столкнувшись со второй группой».

«Может лучше дать бой?» – предложил менталист. – «Хотя на меня можете не рассчитывать. Я немного не рассчитал с ментальной сеткой…»

«Никаких боев давать не будем», - отрезал я.

«Согласен», - вмешался Сперанский. – «Чем больше времени мы здесь проведем, тем рискованнее. И уж тем более не стоит никому попадаться на глаза – сдадут».

Ядвига обернулась и кивнула.

«Верно».

Афанасьев побледнел пуще прежнего, вытаращил глаза и издал тихий сдавленный стон – и я тут же почувствовал, как ментальная сеть расширилась. Хотелось пошутить, что в чат был добавлен новый пользователь, но сейчас было не до юмора.

«Ронцов, ты теперь с нами», - слабеющим голосом сказал Григорий. – «Маякни, как будет, о чем».

«Есть!»

Я с неодобрением взглянул на нашего менталиста. Еще не хватало, чтобы он бахнулся в обморок, не успев выбраться из Лабораториума. Как его прикажешь тащить, да еще и с банкой наперевес? Зря он все-таки засунул в сеть еще и Ронцова.

С другой стороны, в общей сетке было неоспоримое преимущество – в нашей ситуации это здорово экономило время, и приказы не приходилось передавать по цепочке.

«Гриш, постой у дверей, отдохни», - велел я.

«Да все со мной нормально!»

«Миша прав», - снова влез Сперанский. – «Ты слабеешь. Быстрее, чем ожидалось. Побереги себя. Твои умения еще могут понадобиться, а другого менталиста у нас нет».

Гриша что-то проворчал, но послушался – почему-то именно слова Коли Сперанского всегда оказывали на него отрезвляющее действие.

Мы с Ядвигой переглянулись и осторожно вошли в Хранилище.

«Ничего не трогай, как бы ни хотелось! Некоторые артефакты работают как сирены. Не те, которые ревуны, а мифологические – зазывают к себе и заставляют прикоснуться. Этого делать нельзя. Так зачаровывают ловушки».

Я кивнул и зажег слабый огонек «Жар-птицы», чтобы осветить помещение. Но тут же понял, что этого особо и не требовалось: голова Леньки светилась так, что вполне сошла бы за приличный ночник. Зеленоватый раствор фосфоресцировал и наполнял комнату мистическим светом.

Хранилище представляло собой небольшое помещение, разделенное на несколько частей высокими стеллажами с пронумерованными квадратными ячейками. В каких-то из них артефакты стояли, упакованные в коробки или жестяные банки. Другие приспособления собирали пыль без какой-либо защиты.

Голову Пантелеева мы нашли без труда – часть стены светилась, отражая неестественное зеленоватое сияние раствора.

Ядвига внимательно осмотрела пол и, легонько хлопнув меня по плечу, велела двигаться за ней след в след. Я послушно ступал за ней, в точности повторяя каждый шаг.

– Явилась свежая кровь, кхе-хе! – поприветствовал нас Пантелеев, едва мы предстали перед ним. – Да только кровушка не у всех тут свежая. А, Ядька? Тебя-то чего принесло?

– Тихо ты, балда! – огрызнулась на него артефакторша. – Я тут так, мимо пробегала.

– Ага, ага, – расплылся в безобразной улыбке артефакт. – Еще скажи, они тебя заставили.

– Не без этого, – ответил я. – Больше скажу, девица вообще не по своей воле действует.

Пантелеев взглянул на меня с насмешкой.

– Тогда чего ты делаешь в этой темной дыре вместо того, чтобы пялить ее в подсобке? Ты ее задницу видел?

Ох, видел, Леня. Я ж не слепой…

– Грубиян ты, Леонид, – вздохнул я, вытащил из-за пазухи флягу и помахал ею перед Головой. – У меня к тебе деловое предложение провокационного характера: я тебя напою отличным французским коньячком, а ты прикинешься ветошью и не станешь орать, пока мы тебя не вынесем из здания.

В безумных глазах Головы проснулся неподдельный интерес.

– А коньячок-то и взаправду французский? А то пытались мне подсунуть в позапрошлом году. Обещали шотландский виски, а на деле оказался третьесортный бренди, сделанный из мочи чаехлебов…

– Чтоб я стал поить ценнейший артефакт Аудиториума какой-нибудь паленой дрянью? – Ухмыльнулся я. – Обижаешь, начальник!

Омерзительная голова расплылась в сладострастной улыбочке.

– Вооо, вот это другой разговор. По рукам! Ну, кабы у меня руки были.

Я двинулся к банке, но Голова тут же подпрыгнула.

– Э, Куда?! Перчатки надел? Ты ж у нас этот, ненормальный…

Я молча показал затянутые в кожу ладони.

– Не буду я тебя мучить, расслабься. Я же не изверг какой. Мне так, пошалить и тебя развлечь. Скучно, небось, ночью куковать в хранилище.

– Не без этого. Но черт тебя знает, графчонок, – проворчал Пантелеев, но перестал мутить раствор. – Ладно, выносите. Буду вести себя смирно. Только хватай бережно, неси аккуратно. Банку не разбивай – я без этого бульона долго не протяну. И сперва капни стопарик в баночку… А будешь хорошо ко мне относиться – расскажу чего-нибудь интересненького…

Хруцкая взглянула на часы, изменилась в лице и принялась торопить меня жестами. Ловко открупорив банку, я открутил крышку фляги и вылил немного янтарной жидкости в светящийся раствор.

– Ух, и правда трюфельщики делали. Хорошо пошла… – промурлыкал артефакт. – Ну все, выносите меня. Поиграем в прятки!

Я закрыл крышку потуже, крепко обхватил увесистую банку обеими руками и направился к выходу так же, как и вошел – след в след за Хруцкой. Едва мы пересекли порог и оказались в коридоре, Ядвига тут же закрыла дверь и принялась возиться с замком.

Скучавший у выхода Афанасьев с интересом разглядывал нашу добычу.

– Чего вылупился, мозгоправ? – грубым шепотом поприветствовал его Пантелеев. – Не на меня смотри, а под ноги. Того и гляди бухнешься в обморок, как голодная девка в корсете.

Да, более близкое знакомство с Головой обещало быть запоминающимся… Выбраться бы теперь отсюда. А о том, как возвращать украденный артефакт на место, я пока что предпочитал даже не думать. Ноги бы унести и бульончик с фосфором не расплескать…

Сперанский кивнул нам и повернулся к лестнице, когда внезапно что-то ослепило нас. Мощный холодный луч света резанул по глазам. Я зашипел от боли и едва не выронил драгоценную банку, но стиснул пальцы на стекле.

– Это еще что такое? – прозвучал сонный мужской голос на фоне профессорского храпа.

Мы замерли.

– Фонарь выключи, – потребовал Афанасьев.

– Ага. А морковкой жеванной в рот не плюнуть? – ответил незнакомец.

Это точно не был Ванька – я бы узнал его по голосу. И не профессор – тот все еще самозабвенно спал, судя по храпу. Значит, кто-то еще.

Луч скользнул по мне, по моим рукам – хотя мог и не светить. Голова и так источала характерное сияние.

– Ааа… Перваки, значит. Понятненько.

Блин, Ядька! Просил же все перепроверить. Я мельком взглянул на ошарашенное лицо третьекурсницы. Казалось, она сама не ожидала этого столкновения.

– Федя, ты? – робко спросила она.

Луч переместился на Ядвигу.

– Так-так… Хруцкая… да еще в компании с друзьями-малолетками. Тебе известно, что помогать первакам запрещено?

«Ядь, это твой знакомый?» – быстро спросил я.

«Однокурсник. Это хреново. Очень хреново. Он поднимет тревогу. Мы с ним… немного не в ладах».

«Проклятье. Что делать?» – тревожно спросил Сперанский. – «Бить будем?»

«А смысл?» – отозвался менталист. – «Как очнется, все равно нас сдаст. Он видел наши лица. Вот если бы у меня была сила попробовать стереть ему память…»

Но у Афанасьева даже базовые силы были на исходе – он уже даже передвигался, пошатываясь.

Я раздумывал всего с пару мгновений. Да и о чем тут было размышлять? Мы слишком далеко зашли и слишком глубоко увязли в этой затее, чтобы отступать.

Я протянул банку Сперанскому.

«Держи крепко».

И, не дожидаясь вопросов, метнулся к этому Феде, на ходу концентрируя энергию для удара.

Вспышка – я ослепил его и тут же зажал третьекурснику рот рукой, чтобы тот не визжал. Он зажмурился, попытался инстинктивно выставить руки для защиты, выронил фонарь – Ядька, умница, подхватила его и тут же выключила. Коридор и лестничная площадка погрузились в полумрак, освещаемый лишь сиянием Головы.

Не медля, я зачерпнул горсть силы из ментального потока и вдарил по защитам несчастного Федора голой родовой мощью. Тот сдавленно взвыл и тут же отрубился – оно и понятно, нельзя привыкнуть к прикосновению родовухи, особенно если ее засовывают тебе прямо в голову.

А затем мои руки сами сделали то, что было должно. Словно Род вел меня, диктовал, как поступить, и дал на это добро. Я снова взял немножко силы и влез в голову Федору, проломив базовые защиты и обойдя природные. И… просто стер события последних пятнадцати минут. Даже если он что-то видел и слышал, теперь это ему не поможет. Теперь он просто очнется на лестнице и не будет понимать, как здесь оказался.

Оказывается, память стиралась легко. Другой вопрос, что сработал я очень грубо. Как бы не оставить парня дурачком до конца жизни…

Бережно опустив третьекурсника на пол, я обернулся к застывшим в изумлении ребятам.

«Идем, быстрее».

«Что ты с ним сделал?» – пролепетала Хруцкая.

«Стер память».

Афанасьев вытаращился на меня во все глаза.

«Миш, это полный абзац… Почему ты не говорил, что…»

«Потом. Все потом. Идем скорее!»

И лишь Ленька Пантелеев довольно ухмылялся в руках у Сперанского.

– Вы, ребятки, определенно, мне нравитесь, – шепнул он и подмигнул. – Настоящие отморозки! Преступники! Лепота-то какая!

– Тихо ты, – шикнул на него Сперанский и принялся спускаться по лестнице.

Мне пришлось поддерживать Афанасьева. Он едва не споткнулся, когда в нашей «сети» раздался голос Ронцова:

«Четверо, все парни. Идут с черного хода. Я предупредил Аню, чтобы убиралась оттуда. Вы как?»

«Птичка в клетке, уходим».

Ронцов пропал, а мы с Ядвигой переглянулись. Девушка тронула меня за плечо.

«Спускайтесь пока вниз, а я сейчас догоню. Есть идейка».

Она метнулась обратно, перепрыгивая через одну ступеньку. Я увидел лишь, как она склонилась над валявшимся в отрубе однокурсником и вложила ему что-то в карман кителя. Блеснул металл.

Ключи! Она подкинула ему ключи и тут же вернулась к нам.

«Отличный ход», - похвалил я.

«Это не все, что еще предстоит сделать. Сейчас идите за мной. Если та группа попробует войти с черного хода, нам нужно выбраться так, чтобы они нас не увидели».

Ядвига повела нас к боковому выходу и, когда мы преодолели последнюю скрипучую лестницу, зашла в кладовку и протянула мне халат.

«Обмотайте банку, чтобы не светилась. Она сияет, как новогодняя елка».

Это да. Прислонив покачивавшегося Афанасьева к стене, я помог артефакторше обмотать Голову. Пантелеев попытался было глухо протестовать, но быстро заткнулся. Закончив с этим, Ядвига снова взглянула на часы.

«У вас две минуты. Идите».

«У нас», - возразил я. – «Ты же с нами».

Хруцкая покачала головой.

«Отправляй парней с банкой вперед, а ты мне сейчас понадобишься. Все, ребят, идите. Тихо, сразу к воротам выезда с бокового».

Афанасьев собрался с силами и поплелся вслед за Сперанским, осторожно, стараясь не скрипеть петлями, открыл дверь и выпустил лекаря с ценной ношей. Ядвига Дернула меня за рукав.

«Знай я, что ты умеешь стирать память, придумала бы все иначе. Почему не сказал?»

«Потому что не знал, что умею», - кисло улыбнулся я.

Девушка кивнула.

«Сотри память мне».

«С ума сошла?»

«Миш, это не праздная просьба. Стирай мне память. Последние пару часов для надежности. Не блокируй, а именно стирай. Здесь сейчас появится вторая группа, они наверняка облажаются, и все сигналки заорут, как Иерихонская труба. Поднимется кипеш. Он вам на руку – это выиграет вам немного времени, поскольку внимание поначалу будет сосредоточено на Лабораториуме. Но вам нужно успеть спрятать Голову. А меня станут допрашивать. И я не хочу нас выдать. Стирай мне память! Живо!»

Так-то Ядвига была права. Самый надежный способ не разболтать – просто не знать. Но я опасался воздействовать на ее умную голову. Будет нестерпимо жаль случайно что-то повредить в ее ценных мозгах.

«Чего медлишь?» – торопила она. – «Минута осталась!»

Дерьмо!

«Снимай защиты», - вздохнул я.

«Уже».

Я закрыл глаза, потянулся к источнику, зачерпнул горсть ментальной силы и молил Род помочь мне проделать все аккуратно и безвредно для девушки. Она ведь помогла нам, рисковала, подставилась ради нас – и не заслужила вреда.

Род отозвался и направил мне в руки ручеек светящегося эфира. Я обхватил голову Ядвиги руками, влил поток ей в голову, заставил его течь по ее блокам и ментальным установкам, стараясь направлять его только на воспоминания о последних двух часах.

Она вздрогнула, закатила глаза и обмякла в моих руках.

Надеюсь, получилось.

Я ощутил, как она пропала из ментальной сети для переговоров. Значит, была без сознания. Взглянув на часы, я затащил девушку в кладовку, опустил на мягкие старые халаты и вылете из Лабораториума.

Малыш, увидев меня, взмахнул мне рукой. К счастью, Сперанский и Афанасьев уже пробрались за забор, и Голова была с ними – я заметил темный сверток на снегу. Из-за деревьев вышла Грасс со связкой прутьев в руках – заметала следы.

Я бросился к забору, на ходу активируя «Берегиню». Ухватился обеими руками за прутья, подтянулся, поскреб пузом о решетку и уперся ногами.

– Давай, Мишань, – кряхтел Малыш, просунув руки через прутья и подталкивая меня снизу. – Только не уколись о шипы. А то Гришане уже досталось. Совсем слабый, бедняга…

Рахманинов крякнул, подкидывая меня вверх, и я, изобразив живописную дегу на фоне зимнего неба, перелетел через забор и отпружинил от земли за счет заклинания. Ребята тут же подхватили меня и поставили на ноги.

– Неужели удалось? – выдохнула Грасс, сверкая глазами. – Неужто справились?

Я мрачно на нее взглянул.

– Теперь покажи, на что способна.

– Валим отсюда, – прошептал Афанасьев. – Нас много, среди деревьев не затеряешься. Нужно уходить как можно дальше. Сейчас тут начнется…

И он как в воду глядел.

Я не успел даже отряхнуться, когда одновременно взвыли несколько сирен. Тут же зажглось окно, и мы с командой припали к земле, скрываясь за кустарниками. За стенами Лабораториума продолжали визжать сигнализации, послышался топот…

– Уходим. Нужно забрать Серегу. Ань, скажи, чтобы он уходил к условному месту.

Пригибаясь к земле, я поручил Сперанскому тащить банку с Ленькой, а сам шел замыкающим, то и дело оборачиваясь назад и проверяя, не пустили ли за нами погоню. Грасс как-то ловко поколдовала над связкой своих прутьев, и те превратились в метлу на автопилоте – заметали за нами следы. Еще и снег повалил – обильный, пушистый. Может, свезет затеряться…

– Есть проблема с Ронцовым, – тихо сказала байкерша. – Он не отзывается. Словно поставил блок.

Это было хреново. Мы уже прошли достаточно и почти что подобрались к условному месту – была в парке скульптурная группа на отшибе, где можно было отсидеться и схорониться.

– Я за Серегой, – сказал я, разворачиваясь. – Нельзя его бросать.

Грасс не ответила – лишь всматривалась куда-то в даль.

– Кажется, он и не там, – зло сказала она. – Гляди.

Я проследил за ее пальцем и заметил силуэты нескольких человек, скрывавшихся в тени скульптур. Ронцов был среди них. Сидел на каменной скамейке под непроницаемым куполом, привалившись к низкой стенке, словно брошенная тряпичная кукла.

– Уходим отсюда, – прошипела Грасс. – Быстро!

Я покачал головой.

– Поздно.

От площадки отделилась одинокая фигура, и даже с расстояния, в темноте, я узнал ее обладателя.

– Полагаю, мне стоит вас поблагодарить за сделанную грязную работу, – сверкнул идеально ровной улыбкой альбинос Меншиков.

Глава 27

Княжич медленно подошел к нам и уставился на сверток в руках Сперанского. Край старого халата свесился, обнажая сияющий бок банки. Голова Пантелеева с интересом вытаращила один глаз и уставилась на Меншикова.

– А, белоручки пожаловали, – прокряхтел Ленька. – Любители всего готовенького? Вот таких вот вас я в семнадцатом и хотел изничтожить…

– Заткнись, – спокойно ответил альбинос и перевел взгляд на меня. – Должен признать, я и не рассчитывал на то, что вы справитесь. Однако ты меня удивил, Соколов. Не будь ты таким позорищем для всего дворянства, я бы даже попытался с тобой подружиться. Полезный ты малый. Но опасный. Слишком опасный, и с каждым днем тревожишь меня все больше. Денисов, вон, дрогнул – не стал тебя трогать, хотя не раз была возможность. Ну да у него, впрочем, сейчас иные заботы…

Трое прихвостней Меншикова подошли ближе. Я узнал щеголя Забелло и еще одного нашего одногруппника – Матвея Исаева, что переметнулся на сторону «Княжичей» в первый же учебный день. Мы с ним толком и не общались, но я знал, что Исаев был «шестеркой» и выполнял мелкие поручения для более родовитых товарищей.

А вот еще один – хмурый и молчаливый юноша с пронзительными темными глазами и резкими, почти рубленными, чертами лица – был не из нашей группы. Павел Гагарин, один из сыновей князя Гагарина. Ходили слухи, что парень был необычайно одарен талантом менталиста. Ирка не раз о нем упоминала.

– Чего вам надо? – пробасил Малыш. – И на кой черт вам сдался Задохлик?

Задохликом Малыш именовал Ронцова. Было за что.

Андрей Меншиков лениво потянулся и хрустнул костями, когда его прихвостни выстроились в шеренгу напротив нас.

«Мне это не нравится», - пронесся у меня в голове голос Сперанского. – «Деремся или бежим?»

Ну еще бы. Я и сам не был в восторге от такого поворота.

«Нельзя бросать Серегу», - ответил я.

«Согласен».

Я инстинктивно повесил «Шлем», а по телу медленно расползалось сияние «Берегини». Я уже предполагал, что сейчас будет: Меншиков вместе со своими прихлебателями попытается угрожать нам и станет навязывать обмен – Голову на Ронцова.

Впору было бы послать его подальше, кабы не один нюанс. Из всех «Княжичей» Меншиков казался мне самым отмороженным.

Забелло просто был туповатым щеголем. Яд и желчь цедил нещадно, но большого вреда от него не было. Перовская предпочитала вдохновлять остальных на дурацкие подвиги, а сама на рожон не лезла. Денисов…

Денисов жил собственными представлениями о чести и чистоте крови, но его можно было уважать как минимум за идейность и откровенность. И пусть наши с ним убеждения резко противоречили, но он умел держать слово. Да и благородства какого-никакого не чурался.

А вот Меншиков действительно был чудовищем. Не знаю, почему мое чутье каждый раз так на него вскидывалось, но стоило нам просто оказаться рядом, как вся моя внутренняя сила словно вставала на дыбы и верещала об опасности.

И хуже всего было то, что я не представлял, на что этот психопат был способен. Было в нем что-то беспощадное и непостижимое.

– Отвечай, что вы сделали с Ронцовым! – Малыш двинулся на Меншикова.

Но не успел он сделать и двух шагов, как рухнул на колени, обхватив голову руками.

– Ааааа! Черт! Больно!

Менталист Гагарин лишь двинул бровью и шевельнул рукой – и Малыш скорчился еще мучительнее.

Меншиков пресно улыбнулся.

– Не стоит даже пытаться нападать, господа. Нас здесь всего четверо, но мой друг Павел Гагарин – менталист второго ранга. И я не трону никого, кроме Ронцова и Соколова, если все вы проявите благоразумие…

Грасс подскочила к Малышу и обхватила его за плечи, судорожно пытаясь помочь. Но куда там. Судя по всему, этот Гагарин шарахнул нашему Рахманиному прямым ударом в голову. Малыш не успел повесить «Шлем», и досталось ему по полной.

– Витя, Витя, спокойно, – причитала байкерша, пытаясь применить к нему целебное заклинание. Не срабатывало. Наконец Малыш тихо заскулил и повалился набок, все так же не отрывая рук от коротко стриженной головы.

– Что ты с ним сделал, урод? – вскакивая на ноги, взвыла Грасс. – Я тебя самого пополам переломаю!

– Аня, не надо! – крикнул я и попробовал ее остановить, но не успел.

Байкерша рухнула на снег как подкошенная, схватилась обеими руками за шею и забилась в судорогах, отчаянно ловя ртом воздух. Из ее рта вырывались хрипы, а Меншиков, казалось, получал какое-то сладострастное удовольствие, наблюдая за мучениями моих друзей.

Садист хренов.

Афанасьев успел нацепить «Шлем», но помощник из него был как из дерьма пуля – все остатки резерва уходили лишь на то, чтобы поддерживать защитное заклинание. Привалившись к березе, наш менталист устало взирал на происходящее, не в силах вымолвить ни слова.

Дерьмо. Они поймали нас в самый неудачный момент. Именно тогда, когда почти все обессилели, вымотались и оказались в месте, откуда помощи не докричишься.

– Отзови псов, – сказал я альбиносу. – Прекрати, Андрей. Они ни в чем не виноваты.

Меншиков лишь пожал плечами.

– Они виновны в том, что выбрали не ту сторону. А ведь у них была возможность примкнуть к нам.

– Так это – месть? – прошипел я.

– Наказание. Порка, какой я себе ее представляю. Расслабься, Соколов, убивать твоих друзей никто не собирается. Помучаются, конечно, а потом мы сотрем им память и заложим новые воспоминания. И кое-какие мыслишки… Наш Паша в этом очень хорош, даром что первокурсник. Отменная наследственность! Прекрасный пример того, на что способна чистая дворянская кровь.

«Коля, уходи», - бросил я Сперанскому. – «Оставь Голову и выбирайся отсюда. Я попробую их отвлечь».

Все это уже ни разу не походило на шалость. Сила внутри меня бурлила, кипятила кровь, ища выхода. Я чувствовал не просто злость Рода – нет, он рокотал, рвал и метал внутри меня, выплескивая ярость. А по позвоночнику пробежал липкий холодок дурного предчувствия.

Значит, буду тянуть время и перетяну все внимание на себя. Быть может, удастся помочь Коле уйти. Лишь бы получилось. Тогда будет хоть какой-то шанс привести помощь.

Пантелеев расхохотался, и раствор в его банке пронзительно засиял.

– Ну вы и отродье дворянское, кхе-хе-хе! Кровь, говорите, чистая? А вам, лбы вы стоеросовые, говорили, что погоня за высоким рангом и женитьба на себе подобных вызывает… Как это Дедуля говорит… Это, побочные эффекты! Ты на себя в зеркало-то давно глядел, урод белобрысый? Ты ж и на человека-то похож с натяжкой! Что, доразвлекались твои предки с чистотой кровушки? Доигрались до белых волосенок и красных зенок?

Меншиков переменился в лице. Его аж перекосило от презрения и ненависти.

– Пасть захлопни, труп. Или полью твоим бульоном вон эту березу. Поглядим, как ты после этого заговоришь. Если сможешь.

– На коньяке продержусь, – осклабился Ленька, которого вся эта ситуация уже откровенно забавляла.

Я же его чувств нисколько не разделял. И, кажется, начал понимать, зачем все это было.

Меншикову и его прихвостням на фиг не сдался Пантелеев. Это был лишь повод выманить нас с Ронцовым в укромное место. И судя по тому, с какой поддержкой пришел Меншиков, он не собрался отпускать нас с Серегой просто так.

Психопат хренов.

«Коля, беги!» – заорал я Сперанскому и выставил «Покров» между ним и альбиносом. – «Вали давай!»

Лекарь поставил сверток с Головой на снег и метнулся к деревьям.

– Держи его! – скомандовал Меншиков. – Ни один не должен уйти! Сегодня все случится! Промахов быть не должно!

Рыча от напряжения, я укрепил и увеличил барьер – теперь он протянулся через всю поляну, укрывая от «Княжичей» и Сперанского, и чахнувшего у дерева Афанасьева.

Исаев бросил несколько «Кос» в преграду, но заклинание выстояло. Забелло запустил пару «Жар-Птиц», а Меншиков шарахнул «Колобками». Я усмехнулся. Ну уж нет, ребятки, мои барьеры крепкие… Нырнув за преграду, я оттащил туда же и Леньку.

– Махач! Махач! – скакал в растворе артефакт. – Уууух, жаррра пошла! Надери им жопы, Мишаня!

– Да молчи ты!

Я влил еще силы в барьер, но Исаев смог надорвать его сбоку. Я запустил в парня «Колобком» из чистой силы – Исаев пропорол сугроб, взметнув ворох снега, и застонал.

– Коля, беги!

«Идем со мной! Ты один с ними не справишься!»

«Вали, я сказал!»

Сперанский замешкался, я видел муку и сомнение на его лице – лекарю не хотелось оставлять меня. Я поторопил его жестом, и Коля наконец-то подчинился. Развернулся, взял разбег…

И, коротко вскрикнув, рухнул навзничь.

– Что за… – но я захлопнул рот, не успев договорить.

Григорий Афанасьев отошел от березы и встряхнул руками. Ни следа не осталось от былой усталости, что едва не свалила его с ног. Менталист был сосредоточен и непривычно серьезен. В десятке шагов от него Сперанский попытался подняться, но Афанасьев шевельнул пальцами и что-то прошептал – и лекарь снова повалился в снег.

– Я же говорил тебе, что поведутся, – сухо, без тени своего вечного балагурства, обратился он к Меншикову.

Альбинос кивнул.

– Да, я проспорил. Отличная работа, Гриша. И ведь действительно разыграл все как по нотам. Похвальное лицедейство.

Я инстинктивно попятился и врезался спиной в дерево. Значит, все это время Афанасьев, наш Гриша…

Нет, нет… Ну что за дерьмо?!

Я быстро огляделся. Малыш и Грасс лежали в снегу. Ронцов так и развалился брошенной куклой под куполом. Сперанский далеко не ушел.

Я остался один против четырех «Княжичей» и предателя Афанасьева.

– Гриш, зачем? – только и смог выдавить я хрипло.

Сосед скользнул по мне безразличным взглядом.

– Ничего личного, Соколов, – отозвался он. – Я тоже хочу в Орден. В этом году условия приема, как по мне, излишне жесткие. Но на что не пойдешь ради членства в закрытом тайном обществе…

Сукин сын.

На пару мгновений у меня просто опустились руки от разочарования и осознания того, что я сам привел друзей в эту ловушку. Ведь я должен был что-то заметить в поведении Афанасьева, а этом его вечном балагурстве и подначивании. Но я ничего не заподозрил. Ни разу.

А теперь…

Пятеро аристократов окружали меня, сжимая кольцо. Я отошел подальше от Головы, чтобы ненароком ее не задеть. Ленька-то во всем этом балагане точно не виноват, а портить ценное имущество было негоже.

Нет, живым я не дамся, пусть шансы и не равны. Может кто-то из ребят успеет прийти в себя. Хотя лучше бы им не видеть моего падения. Ведь вместе со мной рухнут и их надежды.

Они теснили меня в середину поляны, подальше от друзей. Гагарин с легкостью прошил все мои защиты и держал невидимой хваткой за горло. Каждая моя попытка дернуться и даже просто пошевелиться отзывалась мучительной болью. И чем больше я пытался сопротивляться, тем труднее становилось дышать.

Если этот Гагарин был так хорош, что он вообще забыл среди Первокурсников?

– Если тебя это утешит, вы с Ронцовым станете нашим пропуском в Орден, – улыбнулся Меншиков.

– Тебе тоже не дает покоя Аспида? – горько усмехнулся я.

Жутковатые глаза альбиноса вспыхнули красным. Значит, он еще и был под стимуляторами?

– О, это не просто Аспида, а самая закрытая ее секта. Полулегендарная. И, к сожалению для вас с Ронцовым, самая радикально настроенная по отношениям к слабокровкам и бастардам. Вы – наше задание. Дабы доказать свою приверженность идеалам Темной Аспиды, мы должны избавить мир от вашего присутствия. Очистить его от вас.

Значит, чутье меня не обмануло. Сила снова колыхнулась во мне. Нет, рано. Еще рано. Нужно вытрясти из них побольше информации. Пусть сами расскажут, а там решим, что с этим делать.

– Кроме того, кое-кто начал подозревать, что ты, Соколов, оказался в Аудиториуме не просто так, – спокойно продолжил Меншиков. – Вынюхиваешь, друзей заводишь, лезешь куда не следует. Это, знаешь ли, вызывает беспокойство вкупе с твоими особыми способностями. Ты стал для нас слишком опасен.

– Еще и странные книжки прячешь в тайниках, – добавил Афанасьев. – Тогда не только Ронцов тебя застукал. Он-то повелся на сказку про мышь, а я перепроверил. Зачарованной ручкой пользуешься…

Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо!

Если они влезут мне в разум поглубже, то точно вытащат информацию о Корфе. И тогдасмерть от рук этих паскудников еще покажется благословением относительно того, что со мной сделает Аудиториум, если все вскроется…

– У меня один вопрос, – я поднял глаза на альбиноса и уставился на него в упор. – А где Денисов? Он же вроде у вас главный?

– Отнюдь. Костя сошел с дистанции, ибо оказался малодушен. Нет в нем той беспощадной искры, коей должен обладать палач на службе у Ордена. Так что Аспида ему уже вряд ли светит.

Я рассмеялся.

– Выходит, из всей вашей шоблы Денисов оказался самым нормальным, потому что отказался идти на убийство. Этот факт, знаете ли, очень много о вас говорит…

Тиски вокруг моего горла сжались еще сильнее. Я захрипел и рухнул на колени, беспомощно цепляясь за морозный воздух.

Альбинос наклонился к моему лицу:

– Предупреждаю, Соколов. Если дернешься или попытаешься что-то сделать, умрут все. Нам что вас двоих убивать, что всех вместе – одинаково. Сперанского, конечно, жаль – парень из почтенного рода, но он все же не единственный наследник. Переживут. Поэтому сделай хоть что-то нормально. Не дергайся. – Меншиков взглянул на часы и кивнул своим прихлебателям. – Второй час. Время ритуала. Пора, господа.

Забелло и Исаев приволокли Ронцова и бросили его ко мне в круг. В какой-то степени ему, валявшемуся в отключке, можно было позавидовать – помрет и ничего не почувствует.

Гагарин, продолжая удерживать меня на невидимой хваткой, принялся что-то чертить прутом. Я с трудом огляделся по сторонам и прислушался – ни единого звука, словно мир замер. Значит, повесили надежный купол. Теперь я даже ни с кем не смогу связаться.

Попрощаться хотя бы с Иркой. Чтобы она рассказала семье…

«Княжичи» выстроились вокруг нас в виде пентаграммы, и Меншиков принялся что-то напевать по-гречески, и остальные ему вторили. Я бросил взгляд на светящуюся банку – Ленька был слишком далеко, и я бы даже не смог его расслышать.

Ронцов дышал слишком слабо. Я приложил руку к его шее и почти не почувствовал пульса. Парня слишком крепко приложили – а ему много и не требовалось.

Меншиков достал из кармана мешок с какой-то дрянью, высыпал каждому на ладонь, и все по очереди это вынюхали. Стимуляторы. Наркоманы-винамщики чертовы. Значит, нужно было действовать сейчас, пока их кровь не зажглась от действия порошка.

- Το σπαθί θα βυθιστεί στη σάρκα των ασεβών! – завывал Меншиков.

– Меч вонзится в плоть нечестивого! – вторили ему уже по-русски голоса студентов.

А затем Исаев поднес Меншикову самый настоящий меч. Старый, простой. Тускло блеснувший в холодном свете луны и звезд.

Пропев что-то еще, альбинос замахнулся на меня, и в этот момент я выпустил силу.

- Πέθανε! – заорал я, не сразу осознав, что ревел тоже по-гречески. – Умри! Умрите все!

Сила подкатила к горлу, излилась из меня, изо рта, из каждой поры. Я превратился в мощный ретранслятор – просто пропускал через себя весь мощнейший и смертоносный поток. В нем смешалось все – ментальная, боевая, древняя родовая сила и гнев моего Рода.

Источник отдал так много, что я, казалось, перестал существовать. Я сам превратился в силу. У меня не было ни глаз, ни ушей, ни рта, ни рук – я превратился в сгусток энергии, в звезду, что выжигала все вокруг.

Сколько это продолжалось, я не знал. Меня трясло и подкидывало от каждого нового импульса, я ощущал себя умирающей звездой, что взрывалась раз за разом.

А затем пришли звуки – крики, крипы, стоны, треск. Ощущения – страх, ужас, смятение, удивление и шок. Все это доверху наполнило купол, и я расхохотался, упиваясь возмездием.

- Πέθανε! – повторял я не своим голосом, но тысячей голосов моих разгневанных предков. – Умрите всеее!

Купол лопнул, как мыльный пузырь, и сила, наполнявшая замкнутое пространство, брызнула во все стороны.

Поток иссяк. Источник, довольно урча, утихомирился и отпустил меня. Я рухнул на землю, не сразу осознав, что лежал на голой черной и очень горячей земле. Снег испарился. Листья и ветки были сожжены – по моим рукам растекался намокший пепел.

– У-умрите… – прохрипел я, с трудом заставив себя поднять голову.

А когда огляделся, пришел в еще больший ужас.

Глава 28

Меня все еще колотило от последствий выплеска силы. Внезапно стало невыносимо холодно, зуб не попадал на зуб, руки тряслись, и я с трудом смог приподняться.

Заснеженная поляна в запущенной части парка теперь стала одним сплошным темным пятном. От горячей земли исходил пар, и этот странный темный рисунок напоминал черную звезду на белом снегу. В центре был я, а лучи, истончавшиеся к краям, тянулись в стороны на несколько метров.

А земля пахла смертью.

Ближайшее дерево обуглилось с одного бока – темно-оранжевые, почти алые угли пульсировали на коре. Воняло гарью, сырой землей, жженой шерстью и… жареным мясом.

– Дерьмо…

Я снова попытался подняться, но ослабевшие руки не выдержали, и я рухнул обратно на теплую землю. Но теперь перекатился на другой бок и взглянул в распахнутые, но невидящие глаза Сереги. Точнее, в этом обгорелом и тихо стонавшем парне было трудно узнать Ронцова.

– О нет…

Подорвавшись на остатках адреналина, я подполз к нему. Увидев меня, он с трудом сфокусировал взгляд и протянул обезображенную руку.

– М-ммм… Мммм-иии…

– Молчи! – шепнул я. – Молчи, Серег.

– Миии… Миииш…

– Тихо, говорю!

Я навис над Серегой и дернулся от ужаса. Как он вообще еще оставался жив? Света не хватало, я не смог как следует его разглядеть, но и того, что рассмотрел, было достаточно для однозначного вердикта – срочная реанимация. Если еще не поздно…

Видимо, он в какой-то момент вышел из-под контроля Гагарина и попытался поставить барьер. Обгорел парень неравномерно, больше всего досталось лицу, груди и рукам. Чудовищные раны и невыносимая боль. Странно, что он смог остаться в сознании.

– Серега, прости, – я попытался воззвать к силе источника, но Род не откликнулся на просьбу.

«Слишком много», - отрезали предки и оставили меня. Слишком много потратил в попытках спастись. Сейчас я ощущал себя настолько пустым, словно и вовсе не обладал силой, как какой-нибудь простолюдин.

Дважды просить у предков я не стал. Знал, что если отказали сразу, то уже не поделятся – только разозлю.

– Миш… – пошевелил остатками губ Ронцов. – Что… Что ты с ними сделал? И с нами…

– Пытался нас защитить. Прости меня. Прости, Серег, я не могу залечить… У меня не осталось сил.

Ронцов болезненно поморщился, но попытался улыбнуться.

– Зато… ты… те не бросил.

– Все, молчи!

Я оглянулся по сторонам в поисках друзей. За моей спиной булькнул и закряхтел в своей светящейся банке Ленька.

– Ну и светомузыку ты зарядил, Соколов! – прохрипел артефакт. – Такого я не видал. Вот уж точно будет что вспомнить.

– Есть что сказать по делу? – Грубо оборвал его я.

Банка оказалась целой, но валялась на боку, и Ленька безуспешно прыгал, пытаясь заставить свой сосуд принять вертикальное положение.

– Поставь меня, пожалуйста, – удивительно вежливо попросила Голова. – И найди своего лекаря. Если я вижу именно то, что вижу, то дружку твоему осталось недолго.

Я быстро поставил банку на старый пенек, чтобы у Пантелева был обзор побольше, а сам, шатаясь, пошел по поляне в сторону, куда убегал Коля. И лишь сейчас, с высоты собственного роста, я увидел полный масштаб того, что натворил.

Твою мать, как у меня вообще все это вышло?

Как, черт возьми?

Я убил их. Сейчас казалось, что я убил их всех – и своих, и чужих. Сила, что встала на мою защиту, не выбирала – просто лилась и уничтожала все на своем пути. Кто не спрятался, я не виноват. А спрятаться почти никто и не успел…

– Коля! – надтреснутым голосом позвал я. – Коля! Отзовись!

С трудом передвигая ноги, я перешагнул через почерневший труп Меншикова. Длинные белые волосы альбиноса сгорели дотла, а череп почернел. В княжиче можно было признать Меншикова лишь по мечу, что остался у него в руке.

Рядом лежали еще два тела. Тот, что выше, видимо, был Забелло, а по другую сторону от Меншикова – Исаев. Все точно мертвы – я провел руками над их телами, силясь уловить хотя бы слабое биение жизни, но тщетно. Души уже их покинули. Если у этих козлов когда-то были души.

Гагарин явно пытался защититься – так и умер в скрюченной позе с гримасой боли и ужаса на и при жизни несимпатичном лице, но со вскинутыми руками, словно он пытался создать заклинание, но не успел.

Менталист второго ранга – и пал от моей руки. Впору было возгордиться, но это была Пиррова победа.

Ронцов снова застонал. Я обернулся, увидел, что он пытался пошевелиться, и шикнул на него.

– Лежи смирно, Серег! Коляяяя! Коляяяя!

Рахманинов и Грасс, казалось, пострадали меньше. По крайней мере от них не исходил аромат жареной свинины, да и выглядели они целыми. Волна силы прошла мимо них и если и задела, то по касательной.

Афанасьев, паскуда этакая, тоже еще дышал – отползал к дереву, и я с легкостью догнал его.

– Куда намылился, предатель?

Я пнул его носом ботинка по челюсти, Афанасьев сдавленно взвыл.

– Не надо! Не надо! Пощади!

– Поздновато ты одумался, Гриша, – мрачно сказал я, перевернул его на спину и наступил на израненную грудь, переместив на ногу вес. – Я не в настроении кого-либо щадить.

– Я… Я… Меня заставили, – прохрипел менталист.

– Ну конечно.

– Я должен был это сделать! Я не знал, что дойдет до убийства! Не знал, что Орден это прикажет…

– Мне плевать, Гриш. У тебя был выбор.

Поразмыслив, я вытащил меч из обугленной руки Меншикова и направился к Афанасьеву. Увидев оружие в моей руке, предатель заскулил и попытался отползти, но уперся спиной в дерево.

– Никуда не уходи, – сказал я и вонзил меч ему в плечо. – Отдохни пока.

– Ааааа! – взвыл Афанасьев. – Не наааадо!

Была мысль просто снести ему башку, но я сомневался, что хватит сил на хороший удар. Да и живым он еще мог пригодиться.

– Миша?

Я резко выпрямился, услышав высокий женский голос.

Ирэн, с лохматой головой и в наспех накинутом пальто, стояла возле уцелевшего дерева и с ужасом смотрела на поляну.

– Ир? Что ты здесь делаешь?

Девушка шагнула ближе, внимательнее осмотрела поляну – увидела трупы сектантов-неудачников, развалившихся Рахманинова и Грасс, проткнутого мечом Афанасьева, обезображенного Ронцова… И подняла глаза на меня.

– Это ты? – почти заикаясь, спросила она. – Это ты… Ты их всех убил? Аня не вернулась в комнату, я забеспокоилась, пошла искать… И увидела вспышку. Миш… Это ты, да?

– Да.

Казалось, на Ирину нашел какой-то ступор. Девушка словно оцепенела – застыла столбом, с непониманием и недоверием глядя на место катастрофы. Лишь ее глаза то расширялись, то сужались, а губы слабо шевелились.

– Ир, тебе не стоит быть здесь, – я шагнул было к ней, но тут наваждение спало, и Ирэн отшатнулась от меня как от прокаженного.

– Не подходи! – она тут же поставила «Берегиню» и выставила между нами «Покров». – Не смей!

– Ира, это же я. Миша. Я тебя не трону.

Вскинув руки, девушка продолжала пятиться.

– Ты… Ты… Ты их всех погубил. О господи…

– Спокойно, красотка! – заорал со своего пня Ленька. – Тут, знаешь ли, случилась та самая ситуация, когда или ты убиваешь, или убивают тебя… Так что зазнобец твой все правильно сделал. Ну, это, конечно, потом внутреннее расследование будет разбираться, кто прав… Но я ставлю на Соколова.

Я снова попробовал приблизиться к Ирэн, но она пуливо от меня отскочила.

Хрен с ней. Сейчас было не до Иры и ее переживаний. Там, на поляне, помирал Ронцов, а Сперанский был единственным, кто мог реально ему помочь. Лекарские навыки остальных не подходили.

Оставив Ирку за спиной, я бросился к тому месту, где вроде бы упал Сперанский.

– Коля! – ревел я, мечась между деревьями. – Отзовись!

– Здесь… Здесь я.

Сперанский сидел, привалившись к дереву. Лоб и висок в крови, на щеке длинная глубокая царапина, руки изрезаны – видимо, саданулся при падении обо что-то острое. Я подлетел к нему, рывком поднял лекаря на ноги и потащил за собой.

– Спасай Серегу! Срочно!

Колю не иначе как контузило. Парень едва мог сфокусироваться, выглядел совершенно потерянным и двигался, словно шарнирная кукла. Да еще и каждый шаг заставлял его морщиться от боли. Словом, лекарю, казалось, и самому была нужна помощь.

Я подвел его к Ронцову и, надавив на плечи, заставил опуститься подле обезображенного товарища.

– Лечи.

Сперанский оглядел соседа, несмело провел рукой над телом и поднял на меня глаза.

– Так некого лечить, Миш. Все…

Я мотнул головой.

– Нет, ведь только что…

– Он мертв, Миш, – отчеканил Коля. – Умер. В теле нет жизни.

Я отступил на пару шагов, едва не споткнулся о труп Меншикова, но даже толком не заметил этого. Что-то лопнуло у меня внутри, оборвалось и разлилось тяжелым липким чувством. Под ложечкой засосало, а к горлу подступил ком.

– Нет… Нет, Коль. Проверь еще раз. Пожалуйста.

Сперанский вздохнул и поднял на меня взор, очень напомнивший мне тот самый усталый взгляд больничных врачей. Замученный, безысходный, утомленный.

– Нечего там проверять. Мне жаль, Миша. Правда, жаль.

Я закрыл глаза, пытаясь справиться с подкатившими к горлу сухими рыданиями. Нет, слез не было – у меня с плачем всегда выходило туго. Но плечи предательски затряслись, и я сжал кулаки, пытаясь справиться с эмоциями.

Вот уж не думал, что меня так накроет от смерти парня, который и другом толком мне не успел стать. Точнее, он видел во мне друга, а я… А я продолжал жить одним днем, ожидая, что однажды Аудиториум меня раскусит и отправит домой в разных пакетах. Я отказывался это ценить, но… Зря. А теперь поздно.

Я даже не знал, что именно чувствовал в этот момент. Горе? Вину? Или понимал, что все это случилось из-за меня? Что я уберег Ронцова от врагов, но не смог защитить от самого себя и силы, которой обладал…

Кто-то осторожно прикоснулся к моему плечу. Я резко обернулся – Ирэн.

Девушка молча обняла меня. Не сказала ни слова, но прижалась так крепко, как могла.

«Что бы ты ни сделал, я верю, что у тебя была на это причина», - прозвучал ее печальный голос в моей голове.

Она отстранилась, кивнула мне и уставилась на Сперанского.

– Пойдем, приведем в чувство остальных.

А я остался наедине с бездыханным Ронцовым. И лишь Пантелеев, словно ему вожжа под хвост попала, принялся активно булькать своим раствором.

– Соколов, ты бы присматривал за своим предателем получше, – язвительно сказал артефакт.

Я метнул взгляд в сторону, где оставил Афанасьева, и увидел, что тот пытался освободиться от меча и уползти. И почти успел.

– Спасибо, – поблагодарил я Леньку и направился к предателю.

Услышав мои шаги, менталист замер, а затем тяжко вздохнул.

– Не прокатило.

– Тебе еще много чего с рук не сойдет, – я опустился перед ним на корточки. – Особенно когда я сдам тебя Мустафину.

Афанасьев расплылся в недоброй улыбке.

– Тогда, полагаю, ему будет интересно, зачем ты прячешь в тайнике заколдованную ручку и книгу для шифров. Детский лепет, а не криптография.

– Да, возможно, Мустафин этим заинтересуется. Однако на фоне прочих событий едва ли это будет его занимать. Я-то планировал оставить тебя в живых, поскольку Аудиториуму было бы неплохо заиметь живого свидетеля сегодняшних событий. Хотел, чтобы ты рассказал им о задании Ордена, ритуале и замысле убить двоих студентов, один из которых – носитель уникального дара. Я хотел, чтобы они все это выслушали, так сказать, из первых уст.

Лицо Афанасьева дрогнуло, а улыбка медленно сползла.

– И что, передумал?

– Да я просто вспомнил, что у нас тут все видел Ленька. А в его беспристрастности сомневаться не приходится, ибо артефакт лгать не умеет, – я улыбнулся и вытащил меч из его раны. – Выходит, ты, Гриша, мне больше не нужен.

Афанасьев заскулил от боли и попытался зажать кровоточащую рану. Опершись на меч, я подался вперед.

– Назови хоть одну причину оставить тебе жизнь, Гриша, – сказал я. – И подумай хорошенько – сегодня у меня скверное настроение.

Глаза менталиста забегали. На стремительно бледневшем лице запали щеки, да и под глазами пролегли тени, а губы посинели – предатель терял кровь, и тут уже либо спасать, либо добивать.

Я прислушался к собственным ощущениям, ожидая почувствовать гнев, ярость, жажду мести… Но не ощущал ничего, кроме презрения и безразличия к этому человеку. Словно в тот момент, когда я выяснил о его предательстве, он перестал для меня существовать.

– Я полезен. Буду полезен. Я знаю много полезного, – наконец сказал Афанасьев. – Ты же у нас любитель повынюхивать, так? Я могу рассказать тебе не только об Ордене Аспиды. Есть другие… И, быть может, у меня даже получится ввести тебя в один из них. У меня есть связи, а у моей семьи – должники…

– Мелко, Гриша, – вздохнул я и поднялся. В тот Орден, что был мне нужен, у менталиста входа явно не было. – Где же твоя творческая жилка?

Позади нас кто-то вскрикнул, и я инстинктивно обернулся. Аня Грасс рухнула на колени перед Ронцовым и разразилась рыданиями. Малыш Рахманинов сперва тупо и непонимающе глядел на тело, а затем, осторожно обхватив подругу за плечи, попытался оторвать ее от тела.

– Ну-ну, Анют, тут уже не поможешь… – ласково гудел он, пытаясь вразумить байкершу.

Но Грасс была натурой страстной и никогда не жалела эмоций. Вот и сейчас боль и невыраженное сострадание изливались из нее вместе со слезами. Малыш и Ирэн что-то говорили ей, пытались утешить и уговорить, но Анна продолжала плакать.

А затем она резко остановилась, вытерла мокрые щеки рукавом грязного кителя и с ненавистью взглянула в нашу с Афанасьевым сторону. Медленно поднялась, вырвалась из хватки Малыша и быстрым шагом зашагала к нам.

Я перегородил ей дорогу.

– Это я виноват. Бей меня.

– Прочь, – зло прошипела она, пытаясь меня обойти. – Прочь, Миша. С предателями переговоров вести нельзя.

– Оставь его, Ань.

– Я сказала прочь!!! – рявкнула она так, что аж остатки снега посыпались с веток, дернула мою руку и перехватила меч.

Я был слишком слаб, чтобы ей помешать. Байкерша оттолкнула меня, я зацепился ногой за корягу и повалился на землю. И увидел лишь то, как на фоне неба и черных силуэтов деревьев сверкнул тусклым серебром клинок.

Послышался неприятный чавкающий звук, Афанасьев захрипел, и Грасс вытащила из раны меч.

– Зачем? – только и спросил я, приподнявшись на локте. – Тебя же теперь посадят в карцер вместе со мной.

– Плевать, – бросив меч, тихо ответила Грасс и посмотрела на меня. – Какая уже теперь разница, а?

Я не нашел что ответить. Поднялся, отряхнул безвозвратно испорченный китель и взглянул на своих друзей.

Всего один вечер, а теперь нас осталось… Пятеро. Всего пятеро, не считая Ядвиги, добровольно согласившейся стереть воспоминания. В комнате на четверых станет две пустые кровати. А может и три…

Теперь вся эта затея с кражей Головы потеряла всякий смысл. Леньку следовало вернуть Аудиториуму как можно скорее. А потом…

– Пойду сдаваться, – сказал я, направившись к пню, на котором за нами молча наблюдал Ленька. – Кто-нибудь останьтесь здесь и вызовите Мустафина. Коля, если не сложно…

– Нет смысла, – Грасс привстала на цыпочки, вглядываясь в темноту парка. – Огни, видите? Кажется, охрана.

Я прищурился и смог различить бегающие лучи фонарей и даже лай собак. Нас искали. Наверняка все измерительные артефакты в Лабораториуме посходили с ума после импульса, который я выдал.

Сперанский, ни разу не прокомментировавший мой поступок, молча зажег огромный шар «Жар-птицы» и пустил его вверх, словно маячок. Вскоре фонари замелькали гораздо ближе – нас заметили и шли прямиком к поляне.

Я собрался с мыслями, снял с трупа Афанасьева перчатки, натянул их и обхватил банку с Головой.

– Хана тебе, истребитель князей, – кисло улыбнулся Пантелеев.

Глава 29

Я повернул банку так, чтобы увидеть лицо Леньки.

– А говорил, что в этой истории поставишь на меня.

Пантелеев невесело усмехнулся.

– У тебя в этой истории было больше шансов выжить. В этом-то я не ошибся. А вот как с тобой, соколик, поступят дальше, предугадать сложно.

– Что, не видишь будущего? Мне говорили, ты у нас едва ли не пророк…

– Я не предсказываю будущего, я анализирую ситуации, исходя из заложенных в меня алгоритмов, – проворчал Пантелеев. – И выдаю наиболее вероятный прогноз. Но вероятности не всегда сходятся согласно расчетам. Твоего Ронцова я так-то в боевики прочил. А он вот, мертвый лежит…

Отчего-то мне подумалось, что Ленька был ко мне расположен. По крайней мере, он говорил со мной и даже силился что-то растолковать. Хотя, быть может, он просто заскучал в хранилище Лабораториума.

– Тогда спрогнозируй, что меня ждет, – тихо попросил я.

Ленька булькнул раствором.

– Черт тебя знает, Соколов, – уныло протянул он. – Не знай я всей подоплеки, то сказал бы, что ждет тебя мучительная казнь за убийство сразу нескольких княжеских потомков. Да только есть два нюанса. Первый – ты защищался. Второй – ты слишком ценный для науки экземпляр, чтобы просто тебя убивать.

– Не уверен, что сейчас это меня выручит, – отозвался я.

– А ты не спеши с выводами, птенчик. Так что я бы сказал, что будет внутреннее расследование. И вряд ли громкое. А там… Тоже возможны варианты. Одно скажу тебе точно: даже если повезет выйти из этого переплета живым, все равно берегись. Стоит тебе выйти за пределы Аудиториума, как тут же нарвешься на разгневанных и одержимых жаждой мщения родственнички этих мертвецов.

Ленька был прав. Едва Меншиковы, Забелло, Гагарины и прочие прознают о том, что я укокошил их отпрысков, как на меня объявят охоту. И цена за мою голову будет немалой… Найдется много желающих сделать то, в чем лишь наполовину преуспели «Княжичи».

Я вздохну.

– Да, сперва надо дожить.

Ленька подмигнул мне красноватым глазом.

– Не вешай нос раньше срока, самородок. Если что ты и умеешь делать, Мишаня, так это наживать врагов. Однако и справляться с ними учишься потихоньку. И спасибо за прогулку. Давненько я не был свидетелем подобных разборок. Эх, аж молодостью повеяло…

Пантелеев принялся что-то бормотать о веселой юности и окончательно перешел на свою, одному ему понятную волну.

Фонари начали слепить нас, лай собак и короткие приказы разрывали уши. Я различил не меньше двух десятков силуэтов среди деревьев. Судя по одежде, внутренняя служба безопасности. По команде одного из них безопасники принялись окружать поляну.

Как назло снова повалил снег.

– Всем оставаться на местах! – громкий приказ едва перекрикнул лай овчарок. Кольцо окружения начало сжиматься, нас теснили друг к другу.

Грасс, снова подобравшая было меч, бросила его на землю и подняла руки, словно на нее было наставлено оружие.

– Мы свои! – зачем-то крикнул Сперанский. – У нас раненые!

Мохнатая собака подбежала ко мне, с интересом обнюхала ноги, но, увидев Голову, тут же залилась истошным лаем.

– Тихо, Вергилий! – один из охранников подбежал ко мне и, потрепав за ухом, взял овчарку на поводок. – Да, волшебный он, не кипятись ты так. Нашел, нашел Голову, молодец…

Ленька зашипел на животное, словно разъяренная кошка.

– Уйди! Прочь пошел, жопа шерстяная! Ненавижу!

Чего это он так на собак взбеленился? Но спрашивать времени не было. Нас окружали все стремительнее, и по лицам безопасников я понял, что ничего хорошего нас не ждало.

А еще я заметил, что на ошейнике пса красовался какой-то светящийся предмет, похожий на брелок. Только вот свечение было магическим – не обычная светодиодная лампочка, а какой-то артефакт.

Из окружения вышел тот самый мужчина, что отдавал приказы, и обратился к нам.

– Всем назваться, по одному. Имя, фамилия, курс.

Рядом со старшим безопасником возник мужчина в кителе нараспашку. Я узнал куратора курса Мустафина.

– Это мои, – сказал он и светанул фонариком по нашим лицам. – Да, все мои. Идиоты! Вы хоть понимаете, что вас по всему острову ищут?

А потом его фонарь скользнул на голую землю. Туда, где лежали тела.

– Это еще что за…

Проглотив ругательство, Мустафин посуровел. Его тут же схватил за локоть безопасник.

– Всем стоять и не шевелиться! – Крикнул он нам и обратился к куратору. – Не они. Перваки же… А там заряд был такой, что не всякий старшекурсник выдаст… А эти просто Голову выкрали. Нужно искать дальше.

Я подслушал их молчание и шагнул вперед. Один из охранников выставил вперед руку.

– Стоять на месте.

– Не надо вам дальше искать, – сказал я. – Это я сделал. Михаил Соколов, первый курс.

Голова в банке забурлила.

– Пантелеев Ленька, курса нет, приписан к Лабораториуму и нагло сворован. Но подтверждаю, этот молодчик взрыв устроил. Правда, без злого умысла…

Куратор и безопасник переглянулись. Мустафин тут же выпустил больше «Жар-птиц» и распределил их так, что на поляне стало светло как днем.

И пришел в ужас от увиденного.

– Что, черт возьми, здесь произошло?

– Боюсь, это долгая история, – ответил я. – На нас напали. Пришлось защищаться. Есть трупы.

– Я вижу, что есть трупы! – казалось, Мустафин был на грани истерики. – Кто?

– Наши однокурсники.

– Фамилии!

– Забелло, Гагарин, Меншиков, Исаев… Ронцов.

– И, судя по всему, Афанасьев, – добавил лекарь. – Николай Сперанский, первый курс.

Не опуская рук, байкерша вышла вперед.

– Анна Грасс, первый курс. На нас напали, когда мы возвращались из Лабораториума после кражи головы. Напали Забелло, Меншиков, Гагарин и Исаев. Нас они обезвредили запрещенными заклинаниями и хотели затем воздействовать на память. Им были нужны Ронцов и Соколов.

– Зачем?

– Чтобы убить.

– Голову мне не морочьте! – терял терпение безопасник. – Савва, уводим их. Допросим отдельно. И лекарей сюда надо. Небось, просто сцепились из-за Головы…

– Детки правду говорят, – подтвердил Пантелеев. – Готов предоставить подробный отчет по воздействиям. У меня в головушке все записано…

Старший безопасник продолжал взирать на нас с недоверием, да и охрана не сводила с нас глаз. Мустафин пялился на трупы, не веря своим глазам.

– Как… Как, черт побери? Даже у меня в комнате все артефакты с ума посходили – импульс такой силы… – он приблизился ко мне вплотную и понизил голос до шепота. – Соколов, что… Что именно ты сделал?

– Сам не знаю. Просто защищался. Они действительно хотели нас убить. Сказали, это был их пропуск в Орден. В Темную Аспиду…

При упоминании Ордена вся кровь отлила от лица куратора.

– Заткнись! – зашипел он и дернул меня за плечо.

Я едва не выронил банку и удивленно вскинул брови.

– В смысле…

– Говорить будем не здесь.

Мне показалось или Мустафин боялся?

– Я не смог спасти Сережу, – прошептал я. – Он погиб по моей вине.

– Позже. Обо всем – позже, – резко оборвал меня куратор и обратился к безопасникам. – Первокурсников сопроводить в Главный корпус для допроса. Рассадить в разных комнатах под «Куполами», чтобы не переговаривались друг с другом. Сюда вызвать Елагина с бригадой – пусть лекари внимательно осмотрят всех. И немедленно доложить Долгорукову.

Ленька задергался в банке.

– Я требую, чтобы меня немедленно отнесли к ректору! – Бурлил раствором он. – Сию минуту! У меня есть сведения о произошедшем, и я должен передать их лично его высокопревосходительству! Несите!

Кто-то из охранников забрал из моих рук банку, и Пантелеев молча подмигнул мне на прощание.

Я был готов сдаться. Не сопротивлялся, когда меня отвели в сторону, чтобы освободить место для работы медиков. Мустафин явно ментально с кем-то связывался, то и дело бросая взгляды то на меня, то на трупы.

Ирэн умудрилась украдкой взять меня за руку, но ее тут же отвели дальше.

А затем я услышал удивленные возгласы за спиной.

Что-то зашевелилось рядом с телами. Сначала мне показалось, что между ногами безопасников пробежала собака, но нет. Шевелилась земля. Точнее…

– Ааааарррхххххх!

Тело Ронцова задергалось, забилось в конвульсиях. Из обгорелых легких выходил воздух и… пар. Пар дыхания!

– Серега!

Не знаю, откуда взялись силы, но я оттолкнул двух охранников в стороны и бросился к другу. Сперанский тоже удивленно обернулся и, заметив движение, метнулся к Ронцову.

– Стоять! – Кричали сзади.

Мы не реагировали.

Растолкав удивленных безопасников, мы пробрались в центр поляны. Ронцов открыл глаза – на черном обезображенном лице ярко выделялись белки и зубы.

– Хрррр…. Хрррр…. Ха-тьфу!

Он приподнялся и сплюнул на землю огромный сгусток темной крови. А затем поднял глаза на меня и улыбнулся.

– Миш…

Я застыл, не зная, что делать. Все сознание верещало, что это было невозможно. Серега умер. Умер у нас на руках. Сперанский подтвердил, а он в таких делах был докой. Да я и сам не чувствовал в нем жизни…

Ронцов менялся на глазах. Под обгорелыми и рваными лохмотьями, там, где раньше были обугленные рубцы и волдыри, проступала новая кожа. Никогда не видел такой быстрой регенерации. Как в кино…

– Я, видать, вырубился, да? – Как ни в чем не бывало спросил мертвец.

– Коля, – покосился я на лекаря. – Ты же говорил, он помер.

– Он и помер. Голову даю на отсечение. Вот те крест!

– Тогда что это за…

– Понятия не имею, Миш. Понятия не имею…

Ронцов с трудом поднялся, едва удержал равновесие и, пошатываясь, направился к нам.

– Ты меня спас, Миш. Спас от них. Теперь я тебе должен.

Он раскинул обраставшие плотью руки, словно и не чувствовал боли, и попытался меня обнять. Я инстинктивно отшатнулся.

– Серег, я тебя не спас. Ты умер. И либо мы все сейчас коллективно галлюцинируем, либо…

– В лазарет его! – заорал Мустафин. – Живо! Носилки! Бегом!

Ронцов удивленно хлопал глазами.

– Да как же умер? Вот же я…

Твою мать! Что за чертовщина здесь творилась?

Я встретился взглядом со Сперанским, глянул на остальных однокурсников – все застыли в ужасе, приросли к земле, не смея оторвать глаз от Ронцова.

– Хрень какая-то, – наконец выговорил Малыш.

Грасс нервно проглотила слюну. Безопасник первым пришел в себя, резкими криками раздал команды своим людям и снова растащил нас по сторонам. К Ронцову тут же подбежали сотрудники, вытащили медицинский комплект и непонимающе пялились на зараставшие ожоги воскресшего первокурсника.

– Хорошая новость – у нас одним трупом меньше, – хрипло сказал Мустафин. – А сколько будет плохих, я не знаю. Соколов, идешь со мной. И без глупостей. Хотя сегодня я уже ничему не удивлюсь…

Где-то вдалеке смеялся Ленька Пантелеев.

– Эхехе-хе-хе, воистину воскресе! Эхехе-хе-хе!

* * *

Едва мы вошли в кабинет, Мустафин отпустил безопасников, запер дверь изнутри на ключ и направился к столу. Молча достал из нижнего ящика флягу и стакан, налил себе до краев и залпом опрокинул. А затем уставился на меня.

– Учти, я все равно выясню, как все было, даже если придется раскроить тебе черепушку. Грасс сказала правду? На вас напали княжичи?

У меня дрожали руки. Стоило оказаться в кабинете куратора, как тело, до этого выдержавшее и похищение Головы, и битву с Меншиковым, и все, что было после, словно начало разваливаться.

Меня била крупная дрожь, постоянно бросало то в жар, то в холод, да и сосредоточиться почему-то было трудно. И я не мог это контролировать. Отходняк от стресса и последствия долгого пребывания на холоде не вовремя дали о себе знать.

– Да, все было так. Они хотели провести над нами какой-то ритуал. Даже меч притащили – ну, вы его видели.

– Которым почему-то оказался заколот Афанасьев, – ответил куратор.

Я не ответил. Сдавать Грасс не собирался. Хотят получить информацию, пусть вскрывают память. Хотя Ленька все равно выложит им, как происходило дело.

– Им нужны были только мы с Ронцовым, как представители…

– Грязной крови, – продолжил за меня куратор.

– Так вы знаете?

– Кое о чем догадываюсь. Но ничего не могу сделать.

Мустафин устало опустился на стул и жестом велел мне расположиться напротив. Куратор обхватил голову руками и обреченно вздохнул.

– Я уже три года охочусь за этой Темной Аспидой. Пытаюсь хоть что-то о них выяснить. Но каждый раз, стоит мне хоть немного приблизиться к этой загадке, как случается какая-то чертовщина.

– Мне казалось, Орден Аспиды – старейший в Аудиториуме, – возразил я. – Да и никто его не прячет. Многие хотят попасть в него, и конкурс открытый… Или это две разные Аспиды?

– Старая Аспида – красивая ширма. А в существовании Темной многие сомневаются… Михаил, это все слухи, домыслы, и никаких доказательств ни у кого нет. Я знаю лишь то, что когда в Аудиториуме начали поднимать голову революционные настроения, в противовес ей появилась Темная Аспида. Меня перевели сюда из Константинополя три года назад, и я еще не заслужил должного доверия. В тайны меня не посвящают…

– Но вы все же что-то разнюхали, – настаивал я.

– На уровне легенд. И судя по тому, что я наблюдаю, лучше в это не лезть. Жизнь дороже.

С этим было трудно не согласиться. Но раз уж я влез в это по самые помидоры, мне сворачивать с дорожки было поздно.

– Я знаю лишь то, что Темная Аспида существует и за пределами Аудиториума, – сказал куратор. – Знаю, что в этот Орден входят некоторые очень влиятельные аристократы. Но имена мне неизвестны. Они слишком тщательно конспирируются. Даже сейчас в живых не осталось никого, кто мог бы рассказать о задании для Меншикова и остальных.

– Денисов, – подумав, сказал я. – Меншиков обмолвился, что Денисов отказался идти с ними. Значит, он в курсе. Но я не знаю, кто из них получил задание. Присмотрите за ним, ладно?

Мустафин поднял на меня глаза.

– Конечно. Никому ни слова о ритуале, ясно? Только ректору. Надеюсь, произошедшее заставит его обратить более пристальное внимание. Хотя веры в это немного…

– Почему?

Мустафин наградил меня многозначительным взглядом.

– Как думаешь, расцвели бы эти радикалы в Аудиториуме без высокого покровительства?

Я пожал плечами.

– Пожалуй, нет.

– Так что молчи, если дорога жизнь. Впрочем, я уже не знаю, Соколов, что с тобой делать. Оставить здесь – значит, подвергнуть риску… Выпинать тебя – так сразу же сожрут безутешные князья…

В дверь кабинета торопливо и настойчиво забарабанили.

– Не сейчас! Занят! – рявкнул Мустафин.

Но, к его негодованию, дверь все же распахнулась, и на пороге возник запыхавшийся сотрудник в мятом кителе с шевронами, изображение на которых мне было незнакомо. Два скрещенных ключа.

Мустафин открыл было рот, чтобы разразиться возмущенной тирадой, но вошедший тут же затараторил:

– Савва Ильич, нижайше прошу прощения. Его высокопревосходительство…

– Знаю, что ректору уже доложили. Тебя зачем прислали?

– Савва Ильич, дело в том, что Владимир Андреевич требует к себе задержанного Соколова на аудиенцию. Немедленно. Так и распорядился – прямо сейчас.

Мустафин взглянул на меня не то с сочувствием, не то с тоской, и тяжело вздохнул.

– Ну вот, разбудили лихо… – Но возражать он даже не подумал. – Теперь всем обеспечена бессонная ночь. Ладно, Михаил, поднимайся. Пойдем.

Служка замялся и принял виноватый вид.

– Эээ… Савва Ильич, простите великодушно, но у меня особое поручение относительно Соколова.

– Господи, да что еще? – раздраженно прошипел куратор.

– Его высокопревосходительство требует к себе только Соколова. Он желает повести допрос лично и без свидетелей. Конвой мне выделили. Мы сами сопроводим задержанного.

И тут Мустафин начал выходить из себя.

– Какого черта? – побагровев, рявкнул он. – Это не по уставу.

Молодой человек отточенным движением поправил китель и встретил яростный взгляд куратора ледяным спокойствием.

– Прошу вас, Савва Ильич, не задавайте вопросов и не препятствуйте внутреннему расследованию. В противном случае у его высокопревосходительства появится повод для личного разговора и с вами. Я бы не хотел докладывать Владимиру Андреевичу о вашем сопротивлении в столь неподходящий момент.

Мустафин замолчал, но вцепился в столешницу обеими руками так крепко, что побелели костяшки пальцев.

«Это плохо?» – ментально спросил у него я.

«Я не знаю».

– Михаил Николаевич, – с подчеркнутой вежливостью обратился ко мне посланник ректора и даже протянул руку, – прошу за мной.

Глава 30

Я настороженно взглянул на протянутую руку посланника. Заметив мое замешательство, он улыбнулся – понимающе, почти ласково.

– Нет нужды бояться, ваше сиятельство, – сказал молодой помощник. – Вам не причинят вреда без веской необходимости.

– Что-то это меня не особо утешает, – вздохнул я, но поднялся с кресла.

Все равно выбор у меня сейчас был невелик, да и за дверью кабинета дожидался конвой, который, случись что, в два счета скрутит меня в бараний рог. Так что придется быть паинькой.

И все же беспокойство меня не отпускало, а я никак не мог понять, почему. С одной стороны, личный допрос у ректора – вполне логичное развитие событий. Все же имела место не рядовая драка, а попытка убийства, обернувшаяся смертью самих убийц. А уж с учетом перечня фамилий наших мертвецов, вполне справедливо, что ректор решил вмешаться лично.

Но все равно мне было стремно. Ибо я понятия не имел, чем этот визит мог закончиться для меня и моих сообщников. Во что же я их втянул, сам того не желая…

– Тем не менее, не стоит заставлять его высокопревосходительство ждать, – взяв себя в руки и уняв дрожь в пальцах, проговорил я. – Прошу, ведите.

Уже у дверей я обернулся и встретился взглядом с Мустафиным. Савва Ильич слегка кивнул мне, а в голове я услышал его голос:

«Будь осторожен».

Ну куда уж без этого?

Едва двери кабинета куратора закрылись, мой сопровождающий кивнул дожидавшимся нас людям в форме сотрудников внутренней безопасности и протянул мне руку для пожатия.

– Приношу извинения за то, что должным образом не представился. Станислав Янович Любомирский, войтош его высокопревосходительства.

– Михаил Николаевич Соколов, как вы уже знаете, – ответил я на пожатие. – Войтош? Боюсь, мне незнакома эта должность.

Любомирский слегка улыбнулся. Я заметил, что у него были разные глаза: один – золотистый, почти желтый, а второй – темно-карий. Интересная гетерохромия.

В остальном же он выглядел как многие из встреченных мной здесь выходцев из польских аристократических семей: неплохо сложен, с изящными чертами лица, русоволосый и идеально выбритый. Разве что держался отстраненно, даже при всем напускном дружелюбии.

– Войтошами здесь называют ассистентов или, если угодно, личных помощников представителей высоких чинов, – пояснил Любомирский. – Увы, высокопоставленным сотрудникам Аудиториума не справиться своими силами или силами одних лишь секретарей из простолюдинов. Для выполнения более ответственных задач существуем мы.

Договорив, он прикоснулся к шеврону с двумя скрещенными золотыми ключами.

– Ваш знак отличия? – Предположил я.

– Вы очень наблюдательны, ваше сиятельство.

Вот поди пойми, это он так издевался или просто был чрезмерно вежлив.

– Что ж, если на этом с формальностями покончено, я прошу вас поторопиться. Его высокопревосходительство ожидает нас.

Я кивнул. Словно по команде, четверо безопасников с невозмутимыми лицами и весьма занятными артефактами на поясах выстроились так, чтобы я не смог и шагу ступить без их дозволения. Интересно, обладали ли они Благодатью? В том, что Любомирский был наделен даром, я не сомневался – он и сам это подтвердил. А вот охрана – дело другое. Неужели они набрали в безопасники тоже одаренных?

В любом случае сейчас был не тот момент, чтобы это проверять.

Я ожидал, что наш небольшой отряд спустится по главной лестнице и двинется к выходу из корпуса, но, к моему удивлению, Любомирский повел нас в противоположную сторону – вглубь здания.

– Прошу прощения, – тихо позвал я сопровождающего. – Разве мы не направляемся в главный корпус?

– Не совсем, – коротко ответил войтош и деловито зашагал по коридору в самый конец. – Не отставайте, господа.

Мы попетляли по коридорам Домашнего корпуса, вышли к черной лестнице – почти точной копии той, на которой случилась наша первая серьезная стычка. Дверь была заперта, но Любомирский ловко проделал какие-то манипуляции с Благодатью, и замок ему поддался.

– Прошу. В самый низ.

Я шел молча, стараясь не сбиваться с ритма шагов безопасников – в ногу идти было проще. По моим прикидкам, мы должны были преодолеть четыре пролета, чтобы оказаться на первом этаже, но…

Лестница никак не заканчивалась. Мы прошли шесть пролетов, затем восемь… И оказались в глубочайшем подвале. Здесь было холодно как в склепе, и чувствовалось, что место это не пользовалось большим спросом. Зато меня удивили стены: голые, из темно-серого камня, и кладка казалась очень старой.

А затем Любомирский пробежался пальцами по нескольким камням, что-то нажал, и я почувствовал низкий звук, словно двигали что-то тяжелое.

Стена начала медленно меняться. Прямоугольник размером с дверной проем выдвинулся вперед и отошел в сторону, обнажив темное пятно хода.

– Значит, рассказы о тайных ходах по всему острову – не байки? – шепнул я.

– Это закрытая информация, ваше сиятельство, – отозвался Любомирский. – Но радуйтесь, что смогли прикоснуться к этой тайне.

Войтош обернулся к нам, скользнул взглядом по лицам бойцов. Я заметил, что безопасники отчего-то здорово напряглись. Артефакты на их поясах, казалось, засияли ярче, да и сами мужики перепроверили оружие и взяли свои стволы на изготовку.

– Слушайте внимательно, – сказал войтош. – Особенно вы, ваше сиятельство. Эти правила обязательны к исполнению, иначе вы поставите под угрозу всю группу. Это ясно?

– Разумеется, – кивнул я, еще не понимая, с чего это все так переполошились. Даже с этого помощника ректора слетела маска вечной любезности.

– Держимся близко друг к другу. Идем строго гуськом. Не разговаривать вслух! Я повешу непроницаемый купол, но не рискуйте понапрасну и звуком не издавайте. Заметили движение – замрите. Вся связь – ментальная. Это ясно?

Безопасники привычно кивнули. Видать, для них это было не впервые.

– Да, – ответиля. – Но что…

Любомирский жестом велел мне замолчать.

«Сейчас не время для вопросов, ваше сиятельство. Пожалуйста, держитесь ближе к сотрудникам и не отходите дальше, чем на полтора метра. Вам нельзя покидать купол».

Я молча кивнул. Что-то в поведении всех этих людей подсказывало, что следовало отнестись ко всему сказанному с предельной серьезностью.

Любомирский принялся вешать «Купол», но этот отличался от всех, что я видел и даже сам пытался вешать. Он был не просто непроницаемым для звуков, но и укрывал нас внешне плотной темной пеленой. Мы оказались словно внутри большого темного облака, с той лишь разницей, что мы видели все происходящее вне «Купола».

Интересная доработка заклинания. Надо бы взять на вооружение.

Значит, Любомирский очень хотел укрыть нас от тех, кто мог встретиться по дороге… Но что же там было?

– Идем, – скомандовал войтош, и мы по очереди вошли в темный проем. Любомирский шел последним, постоянно контролируя заклинание, и он же закрыл за нами каменную дверь.

Странно, что они не надели мне на голову мешок, если все было так круто и секретно. Хотя с них и вовсе сталось бы стереть мне память или исказить воспоминания…

Впрочем, вскоре я понял, почему войтош решил не заморачиваться с мерами предосторожности относительно меня: подземный ход оказался настолько темным, сырым и запутанным, что я уже через десять шагов перестал ориентироваться в пространстве.

Дорогу освещал только небольшой огонек, который войтош пустил вперед. Причем огонек был фиолетовым. Этого хватало, чтобы сориентироваться, тем, кто уже знал путь. Мне же это не давало ничего…

Стены и пол были мокрыми, веяло сыростью, но вместе с тем иногда прорывались и потоки свежего воздуха. Пахло плесенью, землей и чем-то старым. Так себе местечко.

Сколько мы шли, я не знал. Казалось, целую вечность – мои и без того ослабевшие ноги заныли от усталости, а тело снова забила дрожь – я ведь так и не добыл пальто, а китель зимой не особо грел.

И пару раз мне показалось. Что я видел чьи-то белые глаза, что наблюдали за нами из боковых проходов. Просто глядели, не моргая… Жуткие, маленькие, без зрачков и радужной оболочки, но они светились в темноте…

«Что это за существа?» – спросил я у Любомирского ментально, не особенно надеясь на ответ.

«Хозяева этих катакомб», - ответит войтош. – «И они не жалуют гостей».

Понятнее не стало, а вот причин беспокоиться прибавилось. Я заметил, что сопровождавшие нас безопасники держали оружие наготове, постоянно крутили головами и заглядывали в каждый боковой проход. Но от группы не отрывались, и облако «Купола» надежно нас скрывало.

Наконец Любомирский свернул в боковой проход, и я увидел свет в самом его конце. Не желтое освещение электрической лампы, а уже хорошо знакомое мне голубовато-зеленоватое свечение магической природы. Этим свечением была отмечена массивная темная дверь. Я заметил на ней борозды царапин, словно от когтей.

Поскорее бы убраться из этого жуткого места.

– Почти пришли, – объявил войтош и проделал какие-то манипуляции с дверью, замка на которой я не увидел.

Через пару секунд дверь сама по себе распахнулась. Любомирский быстро вошел первым и поманил нас за собой. Замыкающий пятился к входу, следя за коридором. И лишь когда дверь за нами закрылась, все мы одновременно и с облегчением выдохнули.

Войтош нашарил выключатель и зажег свет. Мы оказались в небольшом пустом помещении, похожем на предбанник.

– Где мы? – тихо спросил я.

– В резиденции его высокопревосходительства, – на ходу ответил Любомирский. Затем пересчитал всех по головам.

– Так, все пятеро на месте. Повезло.

Я удивленно вскинул брови.

– Неужели вы думали, что кто-нибудь потеряется? Или что кого-нибудь сожрут…

Бойцы молча переглянулись, помрачнели, но инстинктивно положили руки на оружие.

– По секрету скажу, что конвой здесь был не для моей защиты от вашего сиятельства, – только и ответил войтош. – В этих катакомбах водится кое-что поинтереснее недюжинно одаренных первокурсников. И пострашнее…

– Тогда почему мы пошли этим путем?

– Слишком много вопросов, ваше сиятельство, – отрезал Любомирский и распахнул следующую дверь.

Я ничего не знал о резиденции ректора, да и не особенно этим интересовался. Но, судя по всему, обиталище его было занимательным. Миновав ряд подвальных помещений, каждое из которых на этом уровне было укреплено так, словно хозяин жил в ожидании зомби-апокалипсиса, мы наконец-то выбрались к лестнице.

Преодолев несколько пролетов, мы вышли в обжитую часть дома. Здесь и Любомирский, и безопасники окончательно расслабились, и войтош даже принял свой привычный излишне любезный вид.

– Господа, благодарю за сопровождение и помощь, – обратился он к безопасникам, когда мы вышли в холл. – Вы свободны. Дальше мы с его высокопревосходительством займемся гостем сами.

Сотрудники мола поклонились и проследовали к выходу, а Любомирский обернулся ко мне.

– Прошу за мной, ваше сиятельство. Но прежде… Здесь есть уборная. Рекомендую вам взглянуть на себя в зеркало и хотя бы умыться.

Он показал на дверь под лестницей, и я наконец-то увидел себя в зеркало.

Мда… Рожа вся в саже и пепле, пара кровоподтеков, волосы в какой-то пыли… А китель… Китель было жаль. Он мне нравился.

Кое-как умывшись и пригладив волосы, я вышел к дожидавшемуся меня войтошу.

– Готов.

– Уже гораздо лучше, ваше сиятельство, – улыбнулся поляк и направился к лестнице. – Прошу за мной.

Резиденция ректора очень напоминала лавку антиквара. Дом буквально дышал духом старины, а обстановка лишь усиливала эту атмосферу. Каждая деталь интерьера, каждый предмет мебели здесь были старинными. Стены плотно увешаны картинами в массивных рамах, где-то громко тикали большие напольные часы…

Но толком осмотреться я не успел – поднявшись, Любомирский провел меня через анфиладу комнат, а затем остановился перед закрытой дверью и тихо постучал.

– Входите! – раздался приятный голос старичка Фрейда.

– Здесь я вас оставлю, – обратился ко мне Любомирский. – Аудиенция приватная. Однако если что-нибудь понадобится, вы сможете найти меня в этом зале.

– Благодарю, Станислав Янович, – вежливо кивнул я и решительно распахнул дверь.

Первым делом меня окатило волной теплого воздуха с легким ароматом гари и чего-то хвойного. В комнате ректора жарко пылал камин, уютно потрескивая сухими дровами.

Сам Догоруков, облаченный в домашнюю пижаму, халат, восточные тапочки и колпак для сна, суетился возле придвинутой к камину кушетки.

Услышав мои шаги, он обернулся и расплылся в вежливой улыбке.

– А вот и Михаил Николаевич пожаловал, – сказал он и отошел от кушетки. – Значит, все в сборе. Приступим же, господа.

Ректор поправил пенсне и жестом пригласил меня сесть в кресло.

– О! Мишаня! – раздалось знакомое бульканье.

Банка с Ленькой Пантелеевым стояла на столике недалеко от кушетки и двух пустых кресел.

– Здравствуй, Леня. Давно не виделись, – вздохнул я.

– Бросай кости в кресло и расслабься, я уже все рассказал Дедуле!

Ректор покачал головой и шикнул на артефакт.

– Полагаю, вы ужасно вымотаны и продрогли, ваше сиятельство, – в голосе Фрейда сквозили интонации заботливого дедушки, что совсем сбило меня с толку. Ну не вязалось такое поведение с тем, что я натворил! – Присаживайтесь, отведайте глинтвейна. Моя экономка – просто волшебница по части горячительных напитков, даром что рождена простолюдинкой…

Я медлил. Слишком уж все это было странно. Подозрительно, нелогично…

– Владимир Андреевич… Ваше высокопревосходительство… Разве это не…

Фрейд отмахнулся.

– Михаил Николаевич, разговор будет долгим. И, поверьте, горячительное вам еще пригодится, – он кивнул на кушетку. – Я осмотрел вашего друга Ронцова. И у меня есть кое-какие новости для вас обоих…

Глава 31

Не спрашивая разрешения, я метнулся к кушетке.

Серега казался спящим: почти заросшая новой кожей грудь мерно вздымалась, дыхание было глубоким. Парня помыли и переодели в подобие пижамы – судя по всему, из запасов самого ректора. Утопавший в складках гигантского пухового одеяла, Серега казался совсем крохотным.

– Как он? – оторвавшись от друга, я поднял глаза на Фрейда.

– В порядке. Понимаю, слышать это удивительно, но так и есть. Я лично отслеживаю его показатели. Видите ли, Михаил Николаевич, ваш друг… Впрочем, я все еще настаиваю на том, чтобы вы присели.

Едва я убедился в том, что Ронцов и правда выжил, что вот он, спящий и целый лежит себе да почивает на подушках, как силы вмиг меня оставили. Я покачнулся, колени подкосились, и я с трудом доковылял до кресла.

Фрейд тут же протянул мне высокий бокал с рубиновой ароматной жидкостью. Видимо, тот самый хваленый глинтвейн. Я выпил его залпом и даже не поморщился от ожога – напиток был горячим. Зато по груди прошла огненная дорожка, согревшая меня после долгой прогулки по катакомбам.

– Пожалуйста, ваше превосходительство, расскажите о Сергее, – взмолился я.

– Для этого… Ну, в том числе и для этого я вас сюда и пригласил, ваше сиятельство, – улыбнулся Фрейд и потянулся за трубкой.

– Он действительно тогда умер?

– Удивительно, но да. Я изучил архив воспоминаний господина Пантелеева, а также ознакомился с показаниями господина Сперанского. Сомнений быть не может – на какое-то время жизнь действительно покинула вашего друга. Смерть наступила вследствие несопоставимых с жизнью травм…

– Значит, я все же убил его, – мрачно отозвался я.

Ректор пожал плечами.

– Не столько вы, сколько ваша сила. Впрочем, судя по показателям артефактов слежения, я знаю мало людей, способных выстоять против столь разрушительного всплеска. Окажись на месте вашего друга кто-то иной, исход был бы тем же. Но о вас, Михаил Николаевич, поговорим позже. Речь о господине Ронцове.

– Да-да, конечно. Прошу, продолжайте, ваше высокопревосходительство.

– Итак, господин Ронцов очнулся и толком не помнил произошедшего. Явление интересное, но не удивительное. Что по-настоящему впечатляет, так это скорость его регенерации. У вашего друга она такова, что организм успевает восстановиться до окончательной смерти мозга.

– Так. Стоп, – мотнул головой я. – Выходит, Серега – бессмертный?

Ректор улыбнулся.

– Мне пока сложно дать этому явлению подходящее определение. Увы, у меня было немного времени, чтобы изучить архивы наблюдений наших предшественников, однако… Леня!

Голова забулькала в банке. Пантелеев закатил глаза, что-то пробормотал, поднял струйку пузырьков раствора, и заговорил:

– Тысяча восемьсот тридцать шестой год, Петербург. Наталья Федоровна Боде, в девичестве Колычева. Несовместимый перелом шеи от падения с лошади, зафиксирована смерть. Очнулась в тот же вечер. Зафиксировано в архивах Аудиториума Магико…

– Довольно, дальше.

– Тысяча девятьсот шестой год, Париж. Виктор Лазаревич Поляков. Покончил жизнь самоубийством. Очнулся в морге во время опознания тела друзьями…

– Благодарю, Леня, достаточно, – оборвал Голову ректор и обернулся ко мне. – Как видите, явления редчайшее, однако оно уже было зафиксировано. Увы, у нас немного сведений и подробностей о произошедшем. Во время эпизода с госпожой Боде еще не велись подробные записи и исследования, а господин Поляков оказался слишком далеко. Из Парижа он так и не вернулся. Однако вам будет интересно, что оба скончались своей смертью в преклонном возрасте.

– И вы считаете, что случай Сергея – третий?

– Возможно, их могло быть и больше. Ведь жизнь человека может сложиться так, что способность и не проявится…

Я кивнул. Да. Живет себе какой-нибудь одаренный дворянин в поместье далеко от цивилизации. В дуэлях не участвует, шею не сворачивает, на рожон не лезет… Так и до естественной кончины может прожить, не узнав, на что способен.

– А есть ли понимание, почему у Сергея оказалась эта способность?

– Здесь сказать сложно, – признался Фрейд. – Однако моя гипотеза заключается в том, что это – своего рода мутация, связанная со смешением крови носителя Благодати и крови простолюдина. Если покопаться в генеалогических древах выше обозначенных Боде и Полякова, можно обнаружить, что в их родах имела место связь с простолюдинами, и данные люди рождены уже после оных. Увы, на данный момент мы еще не изучили влияние Благодати на гены в полной мере. Но мне думается, что причина может быть и в этом…

– Значит, случайное стечение обстоятельств?

Фрейд развел руки в стороны.

– Ох, Михаил Николаевич, наследование способностей – это вопрос, где слишком много случайностей. В родах артефакторов порой рождаются боевики. В родах потомственных боевиком может родиться прекрасный лекарь… Можно лишь предполагать и планировать, а Господь посмеется над нашими планами и все равно сделает все по-своему. Тем не менее могу заверить, что вашему другу скорее повезло.

– Выходит, он не неуязвим, раз может умереть от повреждений. Не бессмертен, раз ему отмерен свой век…

– Но он гарантированно этот век проживет, – добавил Долгоруков. – С учетом происходящего в его семье это можно считать даром небес.

А ведь и правда. У Воронцовых династический кризис, если не сказать грубее. А тут мужчина-наследник, с которым гарантированно ничего не случится до глубокой старости. Это ли не решение всех проблем? Значит, у нашего Ронцова появилось еще больше шансов получить первые две буквы к фамилии…

– Эхе-хе-хе! – рассмеялся Пантелеев. – Значит, все же я не ошибся! Говорил же, что еще боевиком станет. А тут такое поле для деятельности! Ты представь, Дедуль, что он на поле боя вытворять будет!

Ректор жестом велел артефакту угомониться. Ленька насупился и обиженно булькнул.

– Словом, для вашего друга открываются новые перспективы, – заключил Фрейд. – Я знаю, что вы очень близко к сердцу восприняли его гибель, поэтому посчитал важным сообщить вам первому о том, что все далеко не так плохо.

Я кивнул. Да, эти новости действительно успокаивали.

– И что будет с ним дальше? – спросил я.

– Господин Ронцов уже дал согласие на сотрудничество с Аудиториумом. Его дар уникален, изучение этой особенности может открыть новую эру в изучении мутаций и воздействия Благодати на человеческий организм. Разумеется, мы не станем заходить за рамки разумного и превращать будущего возможного наследника влиятельного рода в лабораторную крысу. Однако, и я хочу, чтобы вы также это учитывали, Аудиториум умеет благодарить за сотрудничество…

Я подался вперед.

– К чему вы ведете, Владимир Андреевич?

Фрейд улыбнулся.

– К тому, что вы, ваше сиятельство, явление не менее уникальное, чем господин Ронцов.

А вот и мякотка пошла!

Как же ловко он попытался взять меня в оборот. Сперва утешил, затем обрадовал, поделился информацией и всячески продемонстрировал расположение. А теперь начал обрабатывать.

Ох, Миха, держись…

– Я хочу сделать вам предложение, Михаил Николаевич, – невозмутимо продолжил ректор. – Однако сперва хочу напомнить вот о чем…

Он глянул на Леньку, и тот, вздохнув, принялся перечислять:

– Казимир Забелло, Матвей Исаев, Андрей Меншиков, Павел Гагарин, Григорий Афанасьев…

– Достаточно, благодарю, – Фрейд внимательно уставился на меня. – На вашей совести пять жизней. Шесть, если считать господина Ронцова.

Я не стал поправлять его и говорить, что Афанасьева заколола Грасс. Не знаю, что наплел Ленька, но по факту я и сам был готов прибить предателя-менталиста. Да и одним больше, одним меньше… Какая разница? Я начинал понимать, к чему вел ректор.

– Сегодня я наколдовал на несколько смертных приговоров, – ответил я. – Отпираться глупо, ваше высокопревосходительство. Я готов понести наказание.

– Ой ли? – усмехнулся старик. – Сдается мне, вы из тех, кто скорее попытается избежать смерти там, где ее можно избежать.

– Только если для этого есть основания.

– Основания я как раз и намереваюсь вам предоставить, – Фрейд выпустил идеальное колечко дыма и взглянул на трубку. – Что вы скажете, если завтра выяснится, что напавшие на вас господа внезапно оказались жертвами нападения радикально настроенных революционеров? Или что, например, они поспорили относительно поступления в Орден и устроили дуэль? Вариантов обелить ваше имя достаточно. Причем есть способы сделать так, что истина никогда не выйдет на свет.

О, Аудиториум это умеет!

– Звучит заманчиво, – уклончиво ответил я.

– Ваши друзья смогут спокойно продолжить обучение. Даже несдержанная госпожа Грасс. Господин Ронцов получит новую жизнь – во всех смыслах. Ваша поклонница Штофф перестанет считать вас чудовищем. А вы обретете славу человека, сумевшего вынести Голову из Лабораториума, – ректор снова улыбнулся. – Ведь как вы могли убить Меншикова и остальных, если в этот момент прятали артефакт?

– Звучит слишком хорошо, чтобы такой подарок достался мне бесплатно, – наконец отозвался я. – Что вы потребуете от меня взамен?

– Безграничную лояльность Аудиториуму, разумеется. И здравый смысл.

– Соизвольте пояснить.

– Хорошо, Михаил. Отброшу условности, – Фрейд отложил погасшую трубку и взглянул мне прямо в глаза. – Сегодня вы выдали поток силы первого ранга. Превзошли потенциал, что был обозначен при поступлении. Причем били чистой родовой силой, справиться с которой не смог даже хорошо обученный Гагарин – вы просто не оставили ему шанса. И, что хуже всего, вы, Михаил Николаевич, явно это не контролировали. Разве нет?

– Не контролировал, – признался я. – Не рассчитывал, что получится… так.

– А теперь поставьте себя на мое место. А моем заведении появляется первокурсник с первым рангом плохо изученной родовой силы, который начинает выкашивать налево и направо княжеских отпрысков. Даже при условии, что они заслужили наказания, смерть – это перебарщивание. И этот студент не может контролировать эти порывы. И что я должен делать с таким учеником?

– Либо обучить, либо убить, – честно ответил я. – Потому что я – угроза.

– Счастлив, что вы это осознаете, – сухо ответил Фрейд. – Разумеется, избавляться от вас я не хочу. Ни как исследователь, ни как человек. Все имеют право на ошибки, а вам с этой кровью на руках и так теперь жить до конца своих дней. Так что моралей вам читать я не стану. Я ученый, а не священник.

И на том спасибо.

– А второй вариант? – спросил я. – Про обучение? Есть ли шанс взять силу под контроль?

– Именно для этого я и потребую от вас преданности нашим идеям и нашему заведению. Когда вопрос касается работы с силой первого ранга, знаний, что мы даем обычным студентам, недостаточно. А некоторым знаниям лучше оставаться в тайне…

– Выходит, выбора у меня и нет…

– Увы, принудительно понизить ранг родовой силы мы не можем. Если ваш потенциал уже раскрылся, значит, существует вероятность, что вы можете снова выдать импульс похожей мощности. А у меня здесь дети, студенты, ученые люди… Я не стану рисковать их жизнями и безопасностью.

Я смотрел в окно. Все внутри меня кричало бежать отсюда, выбираться, выпрыгнуть прямо со второго этажа и нестись хоть босиком по воде.

Но в одном Долгоруков был прав: я не мог контролировать эти импульсы. Да, такую мощь я выдал только при угрозе жизни, но кто знает, когда Род вскинется вновь и кого сочтет опасным? Одно неверное движение, яростно брошенное слово – и я снова убью.

Ректор взял со стола небольшую серебряную шкатулку и протянул мне. Я осторожно поднял украшенную филигранью крышку и увидел пустую пробирку.

– Если вы согласитесь, мне понадобится ваша кровь, чтобы связать клятву, – пояснил ректор. – Привязка по крови позволит нам контролировать ваше местонахождение, улучшит накладываемые на вас воздействия… Вы же понимаете, что о некоторых открывшихся вам секретах вас принудительно заставят молчать? Это слишком опасно, чтобы делать их достоянием общественности. У всего есть цена.

– И что будет после этого?

– Вы почти ничего не почувствуете. Воздействие во многом схоже с клятвой верности, которую приносят люди, обремененные долгом жизни. Но с некоторыми нюансами и доработками.

– Допустим, – кивнул я. – Но что будет, если я не оправдаю доверия?

Фрейд вздохнул.

– Лучше не проверять, поверьте мне, – он откинулся на спинку кресла и внимательно на меня уставился. – Так что же, Михаил Николаевич, вы готовы заплатить эту цену за могущество?

Конец 3 книги

Алекс Хай В интересах государства. Орден Надежды

Глава 1

Время для меня словно замедлилось.

В комнате ректора повисло безмолвие. Лишь мерное тиканье каминных часов, треск дров в очаге и тихое посапывание Ронцова нарушали тишину.

— Михаил Николаевич? — голос ректора вывел меня из транса. — Вы приняли решение?

— Мне нужно немного времени, если позволите.

Долгоруков взглянул на часы. Стрелка неумолимо двигалась к четырем утра.

— Понимаю, что вы нервничаете и сомневаетесь, — он снял пенсне и аккуратно убрал в кармашек восточного халата. — Однако должен напомнить, что время не ждет. Чем быстрее мы договоримся, тем проще будет… Замять дело.

Я закрыл глаза, изо всех сил борясь с сонливостью. Слабость снова накатила на меня, разбила все тело, и мне было трудно сосредоточиться.

Стиснув зубы, я зажмурился и воззвал к Роду. Возможно, духи предков видели и знали больше. Им должна была открыться полная картина последствий. А я должен был понять, насколько это навредит планам Рода на наше благополучие.

Если не соглашусь, Аудиториум первым попытается от меня избавиться. Теперь я представлял для вуза риск не только потому, что обладал первым рангом, но и потому, что знал слишком много для обычного студента-первокурсника. А еще потому, что от меня тянулась ниточка к Темной Аспиде — пусть я этой нитки и не видел.

Нет, я был опасен для многих.

Попытаться прорваться к выходу с боем? Ну допустим. Но где гарантии, что прямо сейчас, в этот момент, моя семья не на мушке у колдунов Аудиториума? С ректора бы сталось отправить в Ириновку своих людей на случай, если понадобится прижать меня сильнее. Я бы и сам так сделал, реши заставить кого-нибудь сотрудничать. А бросить семью я не мог — это вредило Роду.

Значит, оставался только один очевидный вариант — согласиться на предложение Долгорукова. Но насколько туго они закрутят гайки?

Я наконец-то увидел молочно-белый свет и тени духов. Род был недоволен — меня не ожидали увидеть так быстро после мощного выброса энергии. Поэтому я обратился без вступлений и кратко обрисовал ситуацию.

“Что мне делать, почтенные предки? Какой выбор совершить, дабы не нарушить баланс силы в нашем роду?”

Один из предков — старик с окладистой бородой, что чаще всего говорил от имени духов, приблизился ко мне.

“Каждый путь — риск и утрата, дитя. Поэтому выбирай тот, где больше шансов выжить. Выживание — вот главная задача и ценность. Что толку от твоих заслуг, если ими будет некому гордиться?”

Я кивнул.

“Так и думал”.

“Пора бы тебе научиться самому принимать такие решения, а не бегать к нам за советом при каждом пшике”, — пожурил меня дух. — “Но ты неизменно почтителен, и потому твои выходки мы тебе прощаем. Все, уходи, дитя. Твое присутствие заставляет нас тратить силу, а нам нынче надлежит ее копить”.

Я поклонился, поблагодарил духов и вышел из потока.

Возвращаться в тело не хотелось. Точнее, тело протестовало и пыталось отрубиться. Ну уж нет, рановато нам отдыхать.

Распахнув глаза, я уставился на ректора. Долгоруков все это время не сводил с меня глаз. И взгляд у него был такой… Изучающий. Я почувствовал себя букашкой под микроскопом.

— Позволите вопрос, ваше сиятельство? — спросил Фрейд.

— Конечно.

— Что именно вы сейчас делали? Я ощутил весьма необычные колебания силы в пространстве.

Хм, вот как. Значит, впредь нужно быть аккуратнее при свидетелях. Видимо, ученые мужи и дамы могут как-то улавливать мои действия. Но, судя по всему, считать их они не в силах. Уже хорошо. Хоть что-то останется моей тайной.

— Общался со своим Родом, — признался я. — Вы же понимаете, природа моей силы…

Глаза ректора округлились, заблестели живым интересом, а сам он неосознанно подался вперед.

— Как интересно… Сколь занимательное явление…

— Я согласен на ваше предложение, Владимир Андреевич, — быстро перевел тему я. — Прошу, проинструктируйте меня о том, что нужно делать.

Ректор не сводил с меня немигающего взгляда.

— Обязан спросить: ваше решение окончательное? Назад пути не будет.

Я кивнул.

— Да, ваше высокопревосходительство. Что я должен делать?

Фрейд поднялся, подошел к секретеру, полностью выдвинул один из ящиков и вернулся с ним к креслу. Все пространство ящика занимала шкатулка, обитая не то блестящей тканью, не то кожей. Ректор осторожно извлек ее и водрузил на стол.

— Я предпочитаю максимальную осторожность при проведении подобных манипуляций, — пояснил он, открыв крышку. — Мы дорожим теми, кто нам доверился.

— Что ж, это обнадеживает, — невесело усмехнулся я.

На бархатной обивке лежали тончайшие и острые лезвия, похожая на резиновую трубка, небольшой флакончик дивной красоты из какого-то особого стекла и еще одна совсем небольшая шкатулка.

— Пожалуйста, снимите китель и закатайте рукав, — потребовал ректор.

Я подчинился. На всякий случай успокоил бурлившие в крови остатки силы — едва я увидел лезвия, как внутренние защиты вздыбились, предчувствуя неладное.

Ректор сделал небольшой надрез на вене на сгибе и приставил трубку к ранке, второй конец трубки приладил к горлышку красивого флакона. Я ожидал, что кровь прольется и запачкает все вокруг, но словно по волшебству она медленно текла только по трубке — видимо, ректор ненавязчиво применил Благодать. Ни капли не пролилось мимо.

Проделывая эти манипуляции, Долгоруков что-то бормотал себе под нос по-гречески, но я не смог разобрать его бубнежа.

Наконец он отнял трубку от раны, тут же приложил ладонь — что-то горячее на пару секунд скользнуло по коже, и я ощутил, как рана начала затягиваться. Кровь мгновенно остановилось, и через несколько секунд на сгибе локтя остался лишь едва заметный след.

— Теперь самое главное, ваше сиятельство.

Ректор убрал трубку и поставил наполненный кровью флакончик на стол, а затем потянулся к мешочку. Едва он раскрыл его, я увидел сияние — внутри мешка что-то светилось знакомым мне светом Благодати. Голубовато-зеленоватое свечение отбросило блик на лицо Долгорукова.

— Пыль Осколка? — предположил я.

— Верно, Михаил Николаевич. Выходит, у вас было время не только на хулиганство, но и на учебу. Что ж, похвально, похвально… Ритуал, подобный этому, надлежит скреплять силой Осколка. Самый надежный способ — не привязываться к родовым Осколкам, а использовать чистые носители без привязок. Так рисунок заклинания получится более четким и доставит вам и нам меньше неудобств.

— Полагаюсь на вашу мудрость, — кивнул я.

Ректор польщенно улыбнулся. Неужели такой, как он, был падок на лесть?

— Я действительно рад, что вы сделали верный выбор, — он запустил пальцы в мешочек, выудил оттуда щепотку светящейся пыли и положил на ладонь. — Готовы?

— Да.

Он произнес длинное заклинание на старогреческом, шепча над самым порошком так, чтобы не сдуть ни пылинки. Наверняка это было сложно — я старался даже не дышать, пока порошок был на его ладони. Затем он поднял на меня глаза.

— Отдаешься ли ты добровольно на службу Аудиториуму Магико, Михаил Соколов?

— Да.

— Клянешься ли ты соблюдать интересы Аудиториума Магико и ставить их выше долга, чести и прочих клятв?

Я на миг замялся. А если эти интересы пойдут наперекор Роду? Что тогда?

Но выбора уже не было.

— Клянусь, — тихо сказал я.

— Клянешься ли ты слушать, повиноваться и исполнять приказы ради Аудиториума Магико? Клянешься ли хранить тайны Аудиториума и защищать их?

— Клянусь, — сквозь зубы проговорил я.

Черт возьми, как же теперь балансировать между Родом, Корфом и Аудиториумом? Каждому я был должен, с каждым был связан. И каждый требовал от меня почти невозможного.

— Аудиториум Магико клянется защищать тебя, Михаил Соколов, обучать и наставлять, дабы ты стал достойнейшим среди достойнейших. И да скрепится этот договор силой Осколка.

Он сказал что-то еще по-гречески — тихо, нараспев. А затем высыпал порошок во флакон и тут же плотно его закупорил.

— Отныне мы связаны обещанием, — сказал ректор, убирая флакон за пазуху. — Я бы не хотел злоупотреблять полученной властью и надеюсь на ваше благоразумие, Михаил Николаевич.

— С готовностью его проявлю, — отозвался я.

Долгоруков по-отечески тепло улыбнулся.

— Что ж, с завтрашнего дня начинается новая жизнь вашего сиятельства.

— И как долго она продлится? Вы собираетесь хранить этот флакон вечность?

— Мне хочется надеяться, что случай откупорить его мне никогда не представится. Не теряйтесь, ваше сиятельство. Не подводите нас — и все будет хорошо.

Я едва расслышал последние слова ректора. Голова резко закружилась, комната начала вертеться перед глазами, и камин, кушетка, огни свечей превратились в размытые пятна. Вокруг шеи словно замкнулся жесткий ошейник, едва позволявший вздохнуть.

Я инстинктивно дернулся, потянулся руками к шее, пытаясь просунуть палец между этим ошейником и кожей. Защититься, сбросить его с себя… тщетно. Я воззвал к силе, но она не откликнулась. Не пришла. Руки и ноги ослабели, жизнь словно покидала меня, а сознание словно уплывало куда-то далеко…

Во тьму.

— Спокойной ночи, ваше сиятельство, — раздалось откуда-то издалека. — И добро пожаловать в настоящий Аудиториум.

***

Звон церковных колоколов разбудил меня еще до рассвета. Я распахнул глаза и по привычке вскочил, но тут же со стоном рухнул обратно на подушку. Голова раскалывалась, а все тело ломило так, словно меня отпинала толпа футбольных фанатов.

Вот же дерьмо. Так…

Потолок. Знакомый. Моя комната в Домашнем корпусе?

Осторожно повернув голову, я уперся взглядом в идеально заправленную пустую койку. И тут же вспомнил, что стало с тем, кому она принадлежала.

Черт возьми, а я-то понадеялся, что это был сон. Хренушки мне.

— Миша? — радостный голос Сереги окончательно вернул меня в реальность. — Миша проснулся! Коля, беги сюда!

Из ванной комнаты выскочил голый по пояс Сперанский. С мокрых рыжих кудрей ручьем стекала вода, и лекарь на ходу пытался вытереться.

— Аллилуйя! — вздохнул он и показал мне палец. — Сколько видишь?

— Один палец и одного мокрого болвана, — ухмыльнулся я. — Какой сегодня день?

— Воскресенье. Два дня после… Кражи головы.

Ого! Последним, что я помнил, был разговор с ректором в ночь с четверга на пятницу. Неплохо меня вырубило…

— Какие новости? — спросил я.

— Ты лучше скажи, как себя чувствуешь.

— Да нормально, только все тело болит и голова чугунная. И жрать хочу.

— Ну еще бы после того забега-то.

— А что было?

— Что, не помнишь, как мы с Ленькой удирали от охраны? — удивился Ронцов и украдкой мне подмигнул. — Как перекидывали Аньку через забор, чтобы она спрятала Голову в гроте? Ты, правда, уже по дороге в корпус головой приложился…

Ага, значит. Вот какая у нас версия. А Фрейд не промах — за пару дней все хорошо обстряпал. Значит, мы теперь герои-похитители Пантелеева. Интересно, какую легенду в итоге придумали для гибели Княжичей?

— Голову-то вернули? — спросил я, усаживаясь в кровати.

— Ты уж извини, без тебя пришлось. Ну как вернули… Принесли тихонько и поставили на крыльцо Лабораториума. Леня не особо сопротивлялся. Забавный он.

— Это да. Ленька — тот еще фрукт…

Я задумчиво уставился в стену. Нужно подниматься, собираться и ненароком выведать у соседей, что в итоге с Меншиковым и компанией. В воскресенье учебы не было, но нас часто гоняли на воскресную службу в местную церковь, да и к балу требовалось готовиться, будь он трижды неладен…

— Миш, идти сможешь? — Сперанский глядел на меня с беспокойством. — Когда тебя вчера вечером принесли из лазарета, куратор сказал передать тебе, как очнешься, зайти к нему. Говорит, дело есть. Видимо, будем отдуваться за кражу…

Ронцов кивнул.

— Да, было такое дело. Но сперва надо сходить на службу. Панихида все же. Траур…

— Что за траур? — прикинулся дурачком я.

Серега приподнял брови.

— Да как же… По княжичам. И… И Грише.

“Ты действительно не помнишь?” — прозвучал в голове голос Ронцова. — “Не поверю! Я же видел тебя в покоях ректора, когда уходил. Ты должен все помнить!”

“Помню я, расслабься”, — проворчал я, с трудом сдерживая рвотные позывы. Голова болела так сильно, что меня выворачивало наизнанку от спазмов. — “Но официальной версии не знаю”.

— Короче, передрались они. Дуэль была большая Меншикова с Гагариным. Забелло был секундантом Меншикова, Гриша… Гриша, дурень, согласился быть секундантом Гагарина. Видать, хотел подружиться с более умелым менталистом. Ну и Исаев с ними затесался. В общем, что-то у них пошло не так. То ли какой-то артефакт из-под контроля у Гагарина вышел, то ли Меншиков винамия нанюхался… Словом, никто не выжил. Такая вот дуэль…

— Зря Гриша с нами не пошел, — вздохнул Коля. — А я все гадал, куда он запропастился, когда мы Голову прятать пошли…

Я старательно изображал скорбь, хотя особых сложностей это мне не доставляло. Голова раскалывалась. Заметив это, Сперанский наклонился ко мне.

— Голова болит?

— Ага…

— Где?

Я осторожно прикоснулся к правому виску.

— Вся правая половина, глаз… Глаз аж вырвать хочется.

— Понятно, — хмыкнул лекарь. — Мигрень обыкновенная. Давай сюда башку, лечить буду. А потом пойдем на панихиду. До этих княжичей мне дела нет, но надо почтить Гришу.

***

Аудиториумская церковь носила название Домовой, но на деле представляла собой довольно большой храм. Туда при желании мог поместиться весь курс. И сейчас, холодным и пасмурным воскресным утром, в стены храма набилось достаточно народу.

От студентов я выяснил, что тела погибших уже отправили родственникам, а сегодняшняя служба была скорее данью уважения.

Я в бога не верил, но чувства верующих уважал, поэтому стоял все время, пока пели молитвы. Успокоившаяся было мигрень снова расцвела цветком боли от тяжелого запаха благовоний, но я терпел.

Многие девчонки плакали, большинство парней казались потерянными. Во время службы все молчали, но по дороге в храм я то и дело слышал обрывки разговоров — гибель княжичей стала для однокурсников настоящим шоком. Многие впервые столкнулись со смертью и пытались переварить этот новый опыт.

Когда все закончилось, мы вывалились на улицу. Грасс, вытащив из рукава кителя сигарету, воровато огляделась по сторонам и незаметно свернула на узкую тропу парка — бегала курить, пока никто не видел.

Я пустил Сперанского и Ронцова вперед — многие однокурсники подходили к нам и выражали соболезнования — все же мы с Афанасьевым были соседями и дружили.

Знали бы они, как все обстояло на самом деле…

Я уже почти оторвался от взволнованных ребят, когда кто-то крепко схватил меня за рукав.

— Погоди, Михаил.

Я обернулся.

Константин Денисов, совершенно подавленный и мрачный, как грозовое питерское небо, отпустил мою руку и кивнул в сторону.

— Нужно поговорить. Пять минут. Пожалуйста.

Я чуть не икнул от такого внезапного приступа вежливости, но язвить не стал. В конце концов, Денисов, хоть и связался не с теми людьми, но все же с ними дружил. Следовало это уважать. Особенно сейчас, когда они совершенно точно уже никому бы не причинили вреда.

— Да, конечно, — отозвался я и, махнув рукой соседям, последовал за Денисовым.

Вражина замялся, явно осторожничая со словами.

— Извини, что влезаю, — наконец сказал он. — Понимаю, у вас самих горе. Вы с Гришей дружили. Но я хотел задать тебе вопрос. Это очень важно.

Я кивнул, чувствуя неладное.

— Задавай, Костя.

— В тот вечер… Перед тем, как Меншиков и друзья пропали… Ты не замечал ничего странного?

— Помимо того, что вломился в Лабораториум и усмирял говорящую отрубленную голову? — печально улыбнулся я.

Денисов мотнул головой.

— Я не об этом. Ты не видел в ту ночь Меншикова? Или Исаева с Забелло? Они не сталкивались с тобой?

— Нет, — солгал я. — А что?

Мой противник молчал, опустив глаза.

— Константин, в чем дело?

— Я не знаю, могу ли тебе доверять, — оглянувшись по сторонам, тихо ответил он. — Но меня во всем этом кое-что слишком уж смущает. Михаил, не могло быть никакой дуэли. Я точно знаю, что Андрей, Казимир и Матвей в ту ночь ушли за тобой.

Глава 2

Ежась от холодного ветра, Денисов выжидающе смотрел на меня. Я отвел глаза.

— Не знаю, Костя. В дуэль мне верится с трудом, но…

— Они знали, что вы пошли за Головой! — ухватив меня за грудки, прорычал парень. — Точно знали! У них был свой засланный казачок в вашей компании. Он выложил нам весь ваш план.

Почуяв грубость, сила вокруг моих рук мгновенно вспыхнула, но я мигом погасил свечение.

— Аккуратнее, пожалуйста, — я отцепил руки Денисова от своего воротника, но не стал хамить. — Выходит, ты знаешь гораздо больше меня.

Раз уж я решил подыгрывать и придерживаться официальной версии, придется играть по полной. Хотя Денисов был единственной ниточкой, что могла привести меня к Темной Аспиде, и этим следовало воспользоваться. Интересно, что сказал бы Корф, принеси я ему в клювике информацию о еще одном тайном ордене? Причем ордене куда более опасном и отмороженном, судя по тому, что происходило на Каменном острове.

Если Орден Надежды пока что казался мне сборищем вольнодумцев и революционеров, борющихся за условное равноправие, но Темная Аспида, наоборот, ратовала за максимально возможное расслоение общества. Есть наделенные Благодатью, а есть все остальные. С одной стороны, так оно и было — мы и правда отличались. Но не настолько.

Взять того же Ронцова — его мутация сделала его практически бессмертным. А ведь это оказалось возможно именно из-за связи его отца с простолюдинкой. И судя по тому, как Аудиториум заинтересовался этим явлением, то они были не прочь получить способ добиваться подобной мутации и для чистокровных одаренных.

Выходит, бездарные простолюдины годились на кое-что большее, чем приготовление кофе и черную работу.

Что одни, что другие — радикалы. А мир на черное и белое не делится. И хуже всего то, что я оказался под таким перекрестным огнем, что и врагу не пожелаешь.

И еще Денисов активизировался… Ну что мне с ним делать? Он же упертый, как баран. Если что втемяшится в голову, так не отстанет.

Раскрыть правду невозможно — в лучшем случае он попытается отомстить мне лично за гибель друзей. В худшем — разболтает кому не надо. Нет, признаваться нельзя. Но вытянуть из него все, что ему было известно, мне очень хотелось.

— Костя, я правда хочу тебе помочь. Из уважения к горю, — сказал я. — Но, боюсь, мне просто нечего тебе сказать. Мы торчали в Лабораториуме, потом побежали прятать Голову, а там я очень неудачно поскользнулся и раскроил себе черепушку. И все, что было дальше, просто пропустил — валялся в отключке в лазарете.

— Но Афанасьев был с вами, — не унимался Денисов.

— Был. А потом ушел. Голову прятали уже без него. И судя по тому, что он оказался среди погибших, он направился к Меншикову и товарищам.

Денисов нахмурился пуще прежнего.

— Нет… Не сходится. Они точно должны были пойти за вами. У них все было готово…

— Что у них было готово? — я старательно разыгрывал неведение. — Для чего?

Денисов замолчал. Я видел по его глазам, что он знал куда больше, чем говорил. Но не доверял мне, сомневался. Впрочем, на его месте я бы тоже не стал болтать с врагом.

— Так что? — давил я. — Говорить будешь или я просто так здесь яйца морожу?

Наконец он сдался. Оглянулся по сторонам и потащил меня еще дальше, на одну из пустых боковых дорожек.

— Пообещай, что ничего не станешь предпринимать, — потребовал он, когда мы достаточно отошли. — Дело серьезное.

— Обещаю…

— Я знаю, зачем они пошли за тобой и Ронцовым. Со мной и Меншиковым связались… Связался кто-то из Ордена Темной Аспиды. Мы поначалу не поверили. Подумали, что это был какой-то розыгрыш. Но затем один из членов Ордена подал нам знак. Нас приметили и сделали кандидатами на вступление в это общество. Но испытание… Испытание, что нам дали, оказалось для меня непосильным.

— Что за испытание? — спросил я, хотя прекрасно знал ответ.

— Вы с Ронцовым должны были стать этим испытанием. Нам велели от вас избавиться. Физически… — Денисов многозначительно посмотрел на меня. — Я не согласился.

— А Меншиков, выходит, не побрезговал.

— Да, — кивнул Константин. — И не только он. Все, кого нашли погибшими, отправились за вами. И Афанасьев должен был заманить вас к ним в ловушку. Ему тоже пообещали членство в Ордене в случае успеха. А может Андрей и вовсе обманом вынудил его помогать — все это уже было без меня… Большего я не знаю.

Денисов умолк, явно ожидая от меня бурной реакции. Я разочаровал его, разыграв молчаливое недоумение.

— Звучит как бред, Костя. Ты уж прости.

— Я бы и сам назвал это бредом, но это задание точно дали из тайного ордена.

— С чего ты так уверен?

— Была записка. Сначала с нами связались запиской. Подкинули под дверь.

— Где она?

— Меншиков спрятал. Это важно?

— Весьма. Ладно, с этим разберемся позже, — отмахнулся я. — Что было в записке?

— Все то, что я сказал. Что нас рассматривают как кандидатов. Что потребуется пройти испытание. Что один из членов Ордена подаст нам знак — и нам подали.

— Что был за знак?

— Один из преподавателей… — внезапно Денисов начал задыхаться. Побледнел, схватился за горло. — Но я… Я не могу… Нельзя называть…. Не получается. На мне блок.

Прекрасно, черт возьми! Ну еще бы они не перестраховались. Хорошо, что вообще оставили его в живых после такого. Могли и вовсе стереть память.

— А если узнаешь его в толпе, сможешь указать?

— Не знаю. Возможно. И, если что, рисовать я не умею, так что портрет точно не изображу.

Ладно, с этим тожеможно попытаться что-то сделать. Например, поискать в библиотеке фотографии преподавателей и показывать Денисову по очереди. Правда, был велик риск спалиться… Но разберемся. Это уже детали. Главное — у нас была конкретная личность, которая входила в эту тайную Аспиду или как минимум была как-то с ней связана.

Денисов отдышался.

— Так… Всего я, выходит, сказать не могу. Они перестраховались.

— Ничего удивительного, — проворчал я.

— Но остались записки. Андрей их спрятал. Обе записки. Первая — с приглашением. Вторая — с заданием. Но я точно не знаю, где именно он их припрятал.

— Подумай, куда он мог их деть, — сказал я. — Будем искать.

Денисов поднял на меня глаза.

— Так ты действительно решил мне помочь?

— Смотря чего ты хочешь добиться.

— Правды. Я хочу понять, что тогда случилось. Не верится мне, что Андрей поспорил с Гагариным до такой степени, что дошло до дуэли. Не верю, понимаешь? Может кто-то из Ордена Надежды прознал об их планах и решил вас защитить… Может и правда что-то в заклинаниях пошло не так… Может это их специально выманили и убили… Если, конечно, ты мне не солгал.

Я постучал по шеврону с четвертым рангом на своем рукаве. Незачем этому парню знать правду о моем скоропостижно реализованном потенциале.

— Как, по-твоему, мне бы удалось забороть Гагарина? — спросил я.

— Откуда мне знать? — Денисов обхватил руками голову. — Я уже ничего не понимаю… Ничего! Это очень странное место, Михаил. Здесь все не то, чем кажется. Здесь на каждом шагу чертовы тайны. Ненавижу…

Я усмехнулся. Эх, парень, знал бы ты, насколько оказался прав…

— Что, уже жалеешь, что сюда попал?

— Отчасти, — внезапно признался Константин. — Меня предупреждали, что Аудиториум — тот еще змеиный клубок, но я не рассчитывал в первом же семестре получить задание на… — он понизил голос до шепота, — убийство. Ты мне не нравишься, Соколов. Я не считаю тебя ровней. И все же ни ты, ни Ронцов, смерти не заслужили. Я всегда выступал лишь за то, чтобы не принимать вас в высшее общество. Но не за вашу гибель. Поэтому я отказался участвовать в том заговоре.

— Что ж, в моих глазах ты официально повышен с мудака до негодяя с шансом на исправление, — отозвался я. — Я хочу выяснить, что это за Темная Аспида.

Денисов кивнул.

— Я тоже.

— Тогда перемирие на время расследования? — предложил я. — Мне с тобой детей не крестить, но раз у нас есть общий интерес, не вижу препятствий для сотрудничества.

— Перемирие, Соколов, — Денисов протянул руку, и я ее пожал. — И Марианна поможет. Сейчас она безутешна, но захочет отомстить за Казимира. Так что Перовская, вероятно, тоже сможет как-нибудь поучаствовать. Насколько я знаю, у нее есть кое-какие связи среди старшаков.

— Пока не нужно ее в это впутывать, — предостерег я. — Мы с тобой боевые ребята, а она не сможет себя защитить, если нарвется на кого-то посерьезнее. Пусть оплакивает Забелло и остальных. Сами справимся. Да и чем меньше народу будет замешано, тем лучше. Не хочу я новых жертв.

— Согласен, — тон Денисова снова стал деловым. — Тогда я как следует обыщу комнату и места, где мог бывать Андрей. Его личные вещи уже отправили родным, но не думаю, что он спрятал записки в них.

— Договорились. Ладно, расходимся. На нас уже косо смотрят. Если что-нибудь откопаешь, дай знать.

Денисов молча кивнул и направился в другую сторону. Я поспешил догнать друзей, но что-то словно кольнуло меня в спину. Тревога. Словно кто-то буравил меня взглядом.

Обернувшись, я увидел человека в спецовке, следовавшего за Денисовым по параллельной аллее. Вроде аудиториумский рабочий — то ли дворник, то ли еще кто. Поначалу мне подумалось, что это было совпадением, но когда Денисов углубился в парк, человек вновь последовал за ним.

“Костя! Быстро возвращайся!” — рявкнул я ментально так, что Денисов аж подпрыгнул на месте и принялся судорожно оборачиваться.

“Что такое?”

“Кажется, за тобой хвост. Бегом сюда, я встречу”.

Хвала ему за выдержку, бывший вражина не растерялся, крутанулся по утоптанной дорожке на каблуках, словно спохватился и вспомнил о чем-то важном, и направился в сторону храма, где я поджидал его, спрятавшись за статуей.

“Быстро. Сюда!” — торопил его я.

Хорошо, что он не успел отойти далеко. Двигаясь размашистым шагом, Денисов поравнялся со своим преследователем. Тот выждал пару секунд, обернулся и, увидев, что я вышел, отстал от нас на приличное расстояние.

Я шагнул навстречу Константину, украдкой высматривая преследователя. Но когда Денисов оказался со мной, тот потерял к нам всякий интерес и спешно удалился вглубь парка.

А вот это было занимательно…

— Не оставайся один, ясно? — велел я и потащил Денисова к главной аллее. — Ни в коем случае.

— Понял.

Даже вопросов не задал. Либо ошарашен, либо слишком хорошо соображал.

— Мужика разглядел?

— Мельком. Похож на дворника. Рожа слегка пропитая…

Значит, скорее всего, просто слежка. Хотя могли и замаскировать в целях конспирации.

— Кажется, все несколько серьезнее, чем мне казалось изначально, — хмуро сказал Денисов и ускорил шаг.

***

— Савва Ильич, разрешите войти?

Мустафин оторвался от записей и, увидев меня, жестом пригласил меня внутрь.

— Вижу, вы не особенно торопились, ваше сиятельство.

— Панихида… Нужно было посетить.

— Закрой дверь.

Я послушался — плотно, до щелчка захлопнул створки и осторожно направился к столу куратора.

— Зачем вы меня вызывали, Савва Ильич?

Мустафин взглянул на меня как на идиота. В его глазах так и читалось: “А то ты не догадываешься?”

Нет, не догадывался. Потому что вариантов теперь была масса.

— Садись, Михаил.

Едва я опустился на неудобный жесткий стул, словно предназначенный для провинившихся студентов, Мустафин захлопнул папку с документами и потянулся к ящику стола. Достав оттуда еще одну стопку бумаг, он аккуратно разложил их и выудил один документ. Мельком взглянув на него, он положил его поверх прочих. Но мне не показал.

— Итак, я понятия не имею, о чем вы договорились с ректором, но случившееся замято, — нервно стуча ручкой по столешнице, сказал он. — Полагаю, не стоит спрашивать, чего от тебя потребовали взамен?

Я пожал плечами.

— А разве это важно?

— Конкретно для меня важно лишь то, чтобы в будущем ты не повторил прошлых подвигов. Если ректор за это ручается, я удовлетворен.

Я криво улыбнулся.

— Ой ли?

— Дерзишь, Соколов.

— Прошу прощения. Но, сдается мне, ваш интерес куда сильнее, чем вы показываете.

— Помимо интереса к загадочным событиям я обладаю инстинктом самосохранения. Отрастил в Дакии в юности, — отрезал Мустафин. — Тебе тоже было бы полезно им обзавестись, если хочешь дожить до конца обучения.

— Вы вызвали меня сюда за этим? Серьезно?

Мустафин наградил меня долгим взглядом, значения которого я понять не мог. Но чувствовал, что от куратора буквально несло недоверием. Все, эта ниточка к Темной Аспиде была для меня потеряна. После рандеву с Фрейдом Мустафин перестал видеть во мне возможного помощника. Потому что догадывался — свобода не далась мне бесплатно.

— Я хочу убедиться, что ты, Соколов, правильно понимаешь сложившиеся обстоятельства. Даже если Долгоруков стал твоей феей крестной, это не отменяет твоей ответственности за нарушение дисциплины.

— Накосячил — отвечу, — пожал плечами я. — Отпираться не стану.

— Похвальное рвение. И хотя дело замяли, а наспех состряпанная легенда успокоит юные умы, ты должен понимать, что Аудиториум случившегося не забыл. И я не забыл. Это ясно?

Я кивнул.

— Конечно.

— Поэтому я глаз с тебя не спущу. Буду совать нос в каждое дело, которым ты озаботишься. Выясню все о дружках, с которыми общаешься. Сделаю…

— Савва Ильич, уверяю вас, лучше не стоит.

Не знаю, откуда во мне проснулась эта дерзкая уверенность, но сейчас я отчего-то знал, что Мустафин блефовал. Не было у него влияния. Не было возможностей перебить приказы самого ректора.

И по глазам куратора я понял, что он осознал — блеф не прокатил.

Я вздохнул и уставился на Мустафина.

— Савва Ильич, уверяю вас, что отныне у меня гораздо больше причин вести себя образцово, чем вы полагаете. Я не могу рассказать подробностей, но, скажем так, его высокопревосходительство сделал мне предложение, от которого невозможно отказаться. И теперь я обязан соблюдать интересы Аудиториума.

Куратор разочарованно вздохнул.

— Так и думал. Жаль. Значит, они нацепили на тебя ошейник.

— Или так или смерть.

— Тоже верно.

— Но это не значит, что я потерял интерес к ряду… тайн, — улыбнулся я.

— И думать об этом забудь.

Я улыбнулся еще шире. Сам не понимал, что на меня нашло. Но ощущения были такими, словно я нашел недостающий кусочек мозаики, и картинка начала складываться. Чувство пришло раньше, чем мысль, но я уже знал, как следовало поступить.

— Все, что я буду делать, я сделаю в интересах защиты Аудиториума, — сказал я. — Понимайте как хотите.

Мустафин покачал головой и взял в руки документ, что лежал сверху.

— Я больше не стану обсуждать это с тобой. Однако раз легенда кажется твоим покровителям достаточно крепкой, кто я такой, чтобы препятствовать ее реализации? — Он неприятно улыбнулся одними губами, а темные глаза оставались пронизывающе холодными. — Ознакомьтесь с приказом в отношении вас, ваше сиятельство.

Я молча принял протянутый документ и пробежался глазами по строкам.

— За грубейшее нарушение дисциплины…. Кража артефакта из Лабораториума… Дисциплинарное взыскание… Неделя в карцере? — вытаращив глаза, воскликнул я.

Куратор пожал плечами.

— Имею право. Все по уставу. И все указывает на то, что зачинщиком и главным исполнителем сей забавы были вы, Михаил Николаевич, — холодно ответил он. — Поэтому ближайшую. Неделю вы проведете в строжайшей аскезе в одиночной комнате без ментальной связи, развлечений и встреч. Надеюсь, это поспособствует скорейшему обретению вами здравого смысла.

— А что с учебой?

— Ваши проблемы, как нагонять пропущенную программу. Карцер на то и карцер.

Мелковато же ты пакостил Аудиториуму за мой счет, морда кураторская.

Я положил документ на стол.

— И когда приказ вступает в силу?

— С момента вашего ознакомления оным, — ответил Мустафин и поднял трубку старинного телефона. Набрав несколько цифр, он сказал лишь два слова, не сводя с меня глаз. — Забирайте узника.

Глава 3

Мустафин положил трубку на рычаг и как ни в чем не бывало вернулся к бумагам.

— Ожидайте, ваше сиятельство. Сейчас за вами придут.

“Зачем вы это делаете?” — обратился я к нему ментально. — “Пытаетесь мелко отомстить кому-то сверху за мой счет, зная, что я не смогу вам противостоять?”

Куратор оторвал взгляд от документов и взглянул на меня с нескрываемым презрением.

“Ты можешь попытаться мне противостоять, Михаил”.

“Но не стану. И вы это знаете”.

“Именно поэтому я делаю то, что делаю”, — отрезал куратор. — “Со временем ты все поймешь”.

Что за игру он затеял? Меня не отпускало ощущение, что Мустафин действительно помышлял чего-то добиться за мой счет. Но что ему было нужно? Раззадорить высшее руководство Аудиториума и вывести их из себя? Зачем?

Неужели хотел вынудить их совершить какое-нибудь нарушение устава и поймать на горячем, а я был лишь приманкой для этого? Черт его знает, но куратор точно мне чего-то не договаривал.

Ладно, решил играть — я подыграю. Мне уже не привыкать. Откровенно говоря, в Аудиториуме я только и занимался тем, что играл, подыгрывал, разыгрывал, переигрывал, совал нос не в свое дело и вообще занимался чем угодно, но только не учебой. Пока что у меня худо-бедно получалось вытягивать программу, благо большая часть занятий была посвящена прикладному применению силы.

И все же пропуск целой недели мне еще ой как аукнется…

В дверь кабинета постучали. Мустафин открыл было рот, чтобы разрешить войти, но гость решил не дожидаться дозволения и зашел сам.

— Я за узником, — лысый, словно яйцо, мужчина в мундире с шевронами сотрудника администрации скользнул по мне равнодушным взглядом и тут же направился к столу куратора. — Савва Ильич, приказ, пожалуйста.

Мустафин протянул ему документ. Лысый пробежался глазами по тексту и уставился на меня уже куда внимательнее.

— Соколов Михаил Николаевич… — он заметил герб моего рода с перечеркнутой полосой и усмехнулся. — Первый курс, первый семестр, а уже угодили в мои руки…

— С кем имею честь? — набравшись наглости, спросил я, но все же поднялся со стула в знак почтения.

— Давыдов Игорь Павлович, заместитель советника ректора по воспитательной работе. — Лысый сложил приказ в несколько раз и убрал во внутренний карман кителя. — Прошу за мной, Михаил Николаевич.

Кивнув куратору, он взмахнул рукой в сторону двери и тут же решительно направился к выходу. Я лишь напоследок встретился глазами с Мустафиным. Его взгляд был холоден, но было в его глазах что-то еще. Какая-то злость, направленная непонятно на что. Или на кого-то. Не нравилось мне все это, ой не нравилось.

Что же ты задумал, Савва Ильич? И почему расплачиваться за ваши интриги опять приходится мне? Карма у меня что ли такая?

Давыдов придержал для меня дверь, и, стоило мне выйти, тут же поймал меня за руку. Я даже не успел отреагировать — и на запястье в одну секунду оказался застегнут браслет. Выполненный из серебристого металла с чернением в виде змеи со светящимися колдовским светом глазами.

— Я, знаете ли, не любитель украшений, ваше благородие, — удивленно пялился я на браслет. — Соизволите разъяснить, что это и зачем оно на моей руке?

Давыдов усмехнулся.

— Меня предупреждали, что вы весьма дерзкий и порой язвительный юноша, Михаил Николаевич. Теперь вижу. Это устройство контроля за узниками карцера, ваше сиятельство. Сейчас оно в спящем режиме, но я активирую его, когда мы доберемся до ваших новых покоев.

Давыдов кивнул мне и направился к лестнице. Я поспешил за ним.

— И что же делает это устройство? — расспрашивал я на ходу.

Дело было даже не в том, что мне было полезно выяснить границы своей свободы. Видимо, от Ядвиги мне передался интерес к всевозможным затейливым артефактам. И хотя я не помышлял о работе в Лабораториуме, все же не мог отказать себе в удовольствии повертеть в руках очередную интересную зачарованную штуковину.

— А вы с какой целью интересуетесь? — покосился на меня лысый воспитатель.

— Исключительно с научной, — улыбнулся я. — Честное слово. Вот вам крест!

— Избавьте, избавьте!

Этот яйцеголовый воспитатель показался мне забавным. И выглядел очень уж безобидно для человека, вынужденного взаимодействовать с хулиганами и всякого рода проказниками. Невысокий, пухловатый — китель на его животе застегивался с трудом. Лицо гладкое с лоснящейся кожей, аккуратно подстриженная бородка…

Словом, на первый взгляд, с трудом верилось, что такой интеллигентный дяденька сможет справиться с каким-нибудь разбушевавшимся студентом.

Впрочем, внешность часто была обманчивой, особенно в стенах Аудиториума. Да и браслет он слишком уж ловко застегнул…

— Данный браслет поможет отследить ваше местоположение и доставит вам немало неудобств при попытке покинуть карцер раньше срока, — все же расщедрился на подробности Давыдов. — Вы не сможете его снять при всем желании. Если внимательно присмотритесь, то увидите, что замка у него нет и что он подстроился под ваш размер.

А ведь и правда. Змейка укусила себя за серебряный хвост, изобразив уроборос, но изнутри поверхность браслета ощущалась совершенно гладкой. И сидела эта вещица так плотно на запястье, что снять я ее не мог бы при всем желании.

— Намек понял, — отозвался я.

Впрочем, одна идейка, как избавиться от оков, у меня была. Правда, сперва следовало добраться до карцера. Пусть Мустафин думает, что все пошло по его плану. А там разберемся.

— К слову, я польщен, — сказал я, когда мы покинули Домашний корпус и направились к административному зданию. — Сам заместитель советника ректора пришел по мою душу и сопровождает в место заточения…

— Язык бы вам укоротить за скоморошество, ваше сиятельство, — хрустя туфлями по утоптанному снегу, отозвался Давыдов. — Это была просьба господина Мустафина. Он требовал, чтобы я лично проследил за вашим перемещением.

— Неужели боялся, что я сбегу? — улыбнулся я.

— А вы намерены?

— Отнюдь. Не хочу усугублять свое положение. Да и через ограду все равно перелезть не успею — у вас наверняка есть в запасе пара фокусов, что помешают мне сбежать.

Это, я, конечно, ему польстил. Но афишировать свой первый ранг перед незнакомцем не собирался. Одно из главных правил уличной драки, которому меня учил покойный старший брат — казаться слабее, чем ты есть на самом деле. Это не раз выручало и Петьку, и меня. А уж в Аудиториуме с его вечными интригами и подковерной возней я тем более следовал этому принципу.

Лысый воспитатель усмехнулся.

— Да, кое-какие средства, чтобы остановить вас, у меня имеются. И я не желал бы пускать их в ход. Тем не менее рад, что вы оказались благоразумны. Поторопимся же. Как у нас шутят, раньше сядешь — раньше выйдешь.

Я подавил смешок и поравнялся с Давыдовым. Воспитатель шел на удивление шустро для его комплекции. Меня тоже подгонял холод — в Аудиториуме часто не надевали верхнюю одежду для перемещения между корпусами, так что мы и закалились, и научились двигаться очень быстро.

— А часто студенты попадают в карцер? — спросил я, когда перед нами выросли стены административного корпуса.

— Случается, — уклончиво ответил Давыдов. — Лучше карцер, чем исключение, согласитесь.

— И я верно понимаю, что не смогу учиться, находясь там?

— Именно так, ваше сиятельство.

— То есть меня наказывают одиночеством, возможными проблемами из-за пропуска учебы и…

— Скука! — перебил меня Давыдов. — Скука — самое мучительное наказание из всех, что можно вообразить для пытливого ума, ваше сиятельство. Одиночество, невозможность покинуть замкнутое пространство и безделье способны свести с ума даже стойких духом. По этой причине мы не держим провинившихся в карцере дольше недели.

— Мило, — только и ответил я.

Мы как раз подошли к главным дверям, и Давыдов, кивнув дежурившему при входе сотруднику, пропустил меня вперед.

Холл административного корпуса поражал воображение потрясающе красивым куполом из витражного стекла. Это место было похоже на собор, только здесь строили храм науки — сцены изображали различные варианты применения Благодати, отдавая дань уважения каждой специализации. Тусклый зимний свет пробивался через стекла и бросал на мраморный пол причудливые разноцветные блики.

— Сейчас сразу направо и вниз по лестнице, — велел Давыдов, оторвав меня от созерцания красоты. — Еще насмотритесь на витражи, если Богу будет угодно.

Мы свернули в ближайший коридор и прошли мимо ряда одинаковых дверей. Я понял, что меня вели в самый дальний флигель. Наконец, после петляний и блужданий по зданию, что внутри было куда просторнее, чем казалось снаружи, мы оказались перед невзрачной двустворчатой дверью.

“УПРАВЛЕНИЕ ПО ВОСПИТАТЕЛЬНОЙ РАБОТЕ”, — прочитал я скромную табличку.

— Прошу, Михаил Николаевич, — Давыдов потянул на себя ручку и пропустил меня вперед.

Коридор, в котором я очутился, больше напоминал больничный. Стены выкрашены бледно-зеленой краской, на полу — кафель, на подоконниках редких окон — чахнущие цветы в горшках. Вид резко контрастировал с элегантной пафосностью остальной части корпуса.

Видимо, в управлении специально решили поиграть на контрастах и лишний раз напомнить провинившимся студентам, скольких благ они лишались, ступив на дорогу хулиганства.

Давыдов зашел в одну из дверей и через несколько секунд вышел в сопровождении высокой женщины с лицом доярки и комплекцией мастера спорта по академической гребле. И если на пузике Давыдова китель едва сходился по причине неуемного аппетита, но на этой даме форма была готова лопнуть потому, что не могла сдержать напора женской красоты. И мышц. Мышц там было очень много.

— Светлана Александровна, принимайте нового постояльца, — улыбнулся замсоветника и протянул ей бумагу с приказом. — Отдаю этого юношу в ваши нежные руки.

Я нервно сглотнул. Дама, поправив тщательно уложенные кудри, уставилась на меня.

— Фамилия! — рявкнула она так, что с одного из цветков свалился отсохший лист.

— Соколов… Михаил Николаевич. Первый курс.

— Провинность!

— Да это… В бумаге все написано.

Я даже немного растерялся.

— Читать я умею, — хриплым альтом ответила женщина. — Я требую, чтобы ты сам озвучил, за что отбываешь наказание.

Откуда она здесь вообще взялась-то? Что на вид, что по поведению — ну натуральная смотрительница женской тюрьмы. Но ладно, здесь меня не прибьют, так что можно немного и поразвлекаться.

— За приверженность традициям Аудиториума Магико! — осклабился я.

Видимо, мой ответ нарушил какой-то скрипт у нее в голове, потому как гром-баба зависла, молча моргая.

— Голову он стащил из Лабораториума, — пояснил Давыдов. — Зачинщик.

— Аааа… — протянула тюремщица. — Тогда понятно. Соколов, за мной!

Она направилась вперед по коридору, к массивной железной двери с огромным замком-воротом. Давыдов улыбнулся мне на прощание.

— Скука, Михаил Николаевич. Помните о скуке…

Тряхнув головой, я последовал за Светланой Александровной, мощный круп которой едва мог пройти в дверной проем. Впрочем, и головой она почти что задевала свисавшие с потолка лампы. Таких больших во всех отношениях женщин я никогда не встречал. А эта, казалось, могла разогнуть голыми руками подкову…

— Пошел!

Я осторожно протиснулся в полутемный коридор. Гром-баба тут же захлопнула металлическую дверь и сняла с пояса большую связку ключей.

— Сюда.

Я подошел к двери. Железная, с двумя окошками — смотровое, с решеткой, и для приема еды. Миленько. Прямо настоящая одиночная камера.

Женщина распахнула дверь и толкнула меня внутрь.

— Значит, так. Подъем в шесть, отбой в девять. Душ раз в три дня. Форму сними и повесь, роба на кровати. Постельное белье заправляешь и меняешь сам. Еда три раза в день: в семь, тринадцать и восемнадцать. Куришь?

— Нет.

— И славно. Потому что на перекуры не выпускаем. Вопросы?

— Читать можно?

— Только то, что найдешь в комнате.

Миленько. Очаровательнейшее место, однако. Спасибо, Мустафин, прямо-таки царский подгон. Но был во всем этом один жирный плюс — я наконец-то мог выспаться.

— Вопросов не имею, — сказал я.

— Вот и ладненько, — прогудела большая дама и захлопнула перед моим носом железную дверь. — Обед через полчаса.

Я услышал, как заворочался ключ в замке, а через пару секунд она постучала каблуками по коридору. А я оглядел свое временное пристанище.

Мда. Триумф аскезы. Смесь монастырской кельи и одиночной камеры в норвежской тюрьме. Из мебели только кровать, стол и стул, да пустая книжная полка. При входе — вешалка с плечиками — видимо, для кителя. В отсеке ванной комнаты обнаружились унитаз и раковина, а над ней — мутноватое зеркало. Вот и все. Нищенствующий Франциск Ассизский точно бы оценил.

Сняв китель, я подошел к кровати и осмотрел робу. Штаны и куртка грязно-серого цвета, даже заботливо положили нижнее белье и тапки. Тоже серые. Да и вообще все в этой комнате было серым и каким-то безжизненным. Утешало только небольшое окно в верхней трети стены. Естественно, застекленное и зарешеченное.

— Ну, прекрасно, — проворчал я и принялся переодеваться. Затем натянул постельное белье и заправил кровать, переоделся, умылся…

И сел, не понимая, что делать.

Вокруг царила полная тишина — непроницаемый купол, что накрывал отсек с камерами, не пропускал ни звука. Коридор пустовал, из соседних камер не доносилось ни звука.

И я ощутил… растерянность.

Обычно я вечно куда-то бежал, что-то делал, торопился, едва успевал, еле-еле балансировал, а сейчас… Ощутил себя белкой, выпавшей из колеса. Пустота, тишина, бездействие. Кажется, я начал понимать, о чем говорил Давыдов.

Скука.

Вздохнув, я встал, принялся разминаться. И когда наклонился, заметил выдвижной ящик под столешницей. Потянув его на себя, кисло ухмыльнулся.

Книги здесь все же были. Библия и Устав Аудиториума. Отличное развлечение.

Взяв обе, я завалился с ними на кровать. Ну, немного духовной пищи не помешает. В конце концов, нужно знать матчасть.

Но не успел я пролистнуть и нескольких страниц, как подпрыгнул от голоса, внезапно раздавшегося у меня в голове.

“Пюре не ешь, оно здесь отвратительное”.

“Аня?!” — ошарашенно спросил я.

Грасс расхохоталась в моей голове.

“Ну а кто еще?”

“Так. Стоп. Почему я тебя слышу? Здесь же купол”.

“Потому что я за стеной. Купол блокирует только внешние ментальные связи. Внутри купола можно общаться. Но лучше все-таки поосторожничать и не показывать надсмотрщикам, что мы разговариваем”.

Я едва не выронил книгу из рук.

“Погоди, Грасс. Так тебя тоже засунули в карцер? За что?”

“За то, что спрятала Голову, которую ты спер. И применила сложные заклинания без санкции Аудиториума в неподходящем месте. Но это повод. У меня была возможность тебя сдать, но я этого не сделала и тебе помогла. Так что поздравляю, когда выйдем из карцера, будем героями всего курса. Пусть эта мысль тебя утешает. А пюре здесь и правда блевотное”.

Так… Значит, Грасс тоже залезли в голову и подкорректировали воспоминания, раз она рассказывала, что ее посадили за сокрытие Головы. И воспоминания, судя по всему, интегрировались очень хорошо.

Хорошая новость — стало меньше шансов сойти с ума, ибо общение у меня все-таки будет. Плохая — из всех замешанных в краже сообщников мне выпал самый стервозный. Характер у этой Грасс был тот еще.

“Давно ты здесь?” — спросил я, отложив книгу.

“Два дня. Из лазарета сразу перевели сюда”.

“А с тобой-то что приключилось?”

“Заклинание сбойнуло. Торопилась, кое-что напутала и чуть сама себя не подорвала. Ничего серьезного, но убежать не смогла… С другой стороны, я хотела славы — я ее получила”.

“Это верно”.

“Но раз уж ты оказался здесь, то планы меняются”.

“В смысле?” — не понял я.

“В прямом”, — огрызнулась Грасс. — “Я не собираюсь торчать здесь всю неделю. И раз мы оказались в этой ловушке вдвоем, то ты поможешь мне отсюда убраться”.

Глава 4

Услышав о побеге, я аж закашлялся и уставился в стену, за которой, по моим прикидкам, находилась Анна Грасс.

“Ань, ты в своем уме?” — возмутился я.

“Вполне”.

“И как ты себе это представляешь? На нас артефакты слежения, двери заперты снаружи…”

“Но есть окна”, — ухмыльнулась в моей голове байкерша. — “Залезь-ка на кровать и выгляни на улицу”.

Насупившись от неудовольствия, я все же поддался любопытству. Стянул тапки, залез с ногами на кровать, осторожно привстал на цыпочки и принялся разглядывать внешний мир.

Какой-то тихий дворик. Видимо, наши камеры располагались на цокольном уровне, потому как нижний край окна был почти на одной линии с землей. Ухватившись обеими руками за узкий подоконник, я подтянулся, чтобы увидеть больше.

А место для возможного бегства в теории было удачное. Пространство вокруг корпуса пустынное — хотя в ночное время наверняка зажгут фонари. Людей здесь не было — наша маленькая исправительная колония располагалась в самой отдаленной части административного корпуса. И, что лучше всего, парк в этом месте подходил совсем близко. Всего каких-то десять метров — и начинались деревья.

Однако оставалось как минимум две проблемы и один большой вопрос.

“Ну допустим, тебе удастся выбраться незаметно”, — обратился я к Грасс. — “Но что прикажешь делать с решеткой и браслетами?”

“С решеткой я разберусь — все же не из самой простой семьи происхожу. В моем роду умеют работать с металлами, так что искривить железяки так, чтобы пролезть, у меня получится. Благо я худая. А вот с браслетом мне поможешь ты, Соколов”.

“Боюсь спросить, каким образом”.

“Слушай, Михаил, ты идиот или прикидываешься?” — теряла терпение байкерша. — “Ну сам головой подумай!”

Да все я прекрасно понял. Она хотела, чтобы я использовал родовую силу. Видимо, для того, чтобы избавить ее от браслета.

Так-то оно так. Я и сам размышлял, что браслет наверняка был настроен только на взаимодействие с Благодатью. Спасибо времени, проведенному в лабораториях с Ядвигой Хруцкой, я теперь чуть больше знал о принципах создания артефактов. И выяснил, что при создании большинства таких игрушек учитывалась только Благодать, а взаимодействие с родовой силой никто не закладывал.

Судя по всему, наши браслеты были старыми и тоже не учитывали мою “родовуху”. Грасс, будучи артефакторшей, пришла к тому же.

“Значит, ты хочешь, чтобы я использовал свою силу, чтобы снять с тебя браслет”, — озвучил я выводы. — “Но есть одна проблемка: даже если я соглашусь, у меня не получится сделать это на расстоянии. Мне нужен физический контакт с артефактом, чтобы на него воздействовать”.

“Сообразил, молодец. Значит, ты не такой уж и болван”, — отозвалась байкерша в привычной хамской манере. — “Что до возможности подержать меня за ручку, то я над этим работаю. Прямо сейчас”.

“Но я еще не согласился”.

“Полагаю, ты хочешь знать, что я могу предложить взамен?” — усмехнулась девушка. — “Опять торгуешься?”

“А зачем мне рисковать просто так? Здесь не дураки сидят. Если ты проколешься, а шансов проколоться у тебя много, то они сразу поймут, что я тебе помог. Так зачем мне рисковать ради тебя?”

“Буду должна”, — коротко ответила Грасс.

Э, нет, дорогая моя. Так дело не пойдет. Я под колпаком и у ректора, и у куратора. Мне бы по-хорошему отсидеться тихонько да покумекать как следует о том, что делать, дабы жить долго и счастливо. Или хотя бы как просто пережить обучение в Аудиториуме. И я рассчитывал спокойно отсидеть здесь положенную неделю, а затем вернуться к учебе и параллельно продолжать свои тайные делишки.

Затея Грасс ставила мое спокойствие под угрозу. Да и, кроме того, был риск получить еще одну неделю в карцере за рецидив. А могли и вовсе отчислить — в теории. В моем случае это было маловероятно — все же моя шкурка слишком уж заинтересовала руководство Аудиториума. А вот Грасс могли выпереть запросто — у нее никакой особой протекции не было.

Я с удивлением понял, что мне бы этого не хотелось. Хотя бы потому, что эта байкерша настолько отличалась от большинства остальных первокурсников, что казалась мне глотком свежего воздуха. Характер стервозный, манера общения — отвратительная. Зато она била не в бровь, а в глаз, и это на фоне вечных заискиваний слабых перед сильными казалось мне очень человечным.

“Зачем ты хочешь выбраться?” — спросил я, привалившись к стене. — “Только честно”.

И почувствовал плечом какое-то ритмичное шкрябанье с другой стороны. Словно моя соседка что-то ковыряла или отколупывала. Неужели пыталась проделать дырку в стене, чтобы просунуть руку?

“У меня клаустрофобия. Такой ответ подойдет?”

“Нет. Потому что боязни замкнутых пространств у тебя нет. Иначе ты бы раньше это проявила, и вся группа бы заметила. Так что не говори чепухи. Давай честно”.

Шкрябанье прекратилось, и я услышал тихое шуршание. Скрипнули пружины кровати.

“Ладно! Мне нужно выбраться, чтобы успеть кое-что забрать”, — наконец выпалила Грасс. — “Это нужно сделать быстро, пока никто другой не нашел”.

“Что забрать?”

“Соколов, не дави. Уважай мое право на тайны”.

“Ты пытаешься втянуть меня в очередное преступление. Сдается мне, я имею знать, ради чего должен рисковать своей задницей”.

Грасс шумно вздохнула за стеной.

“Аааррррр! Н беси меня! Артефакт! Мне нужно забрать свой личный артефакт. Я потеряла его в ту ночь, когда мы выкрали Пантелеева. Он очень важен для меня”.

“Вот, видишь, не так уж и сложно говорить правду”, — подначивал ее я.

“Конечно, не сложно, когда из тебя все жилы вытягивают”, — сквозь зубы процедила байкерша. — “Ну так что, теперь поможешь?”

Пусть терпит мои мелкие подначки — она сейчас не в том положении, чтобы слишком уж огрызаться.

“Нет, мне маловато информации. Что за артефакт и почему он не может подождать недельку?”

“Говорю же, его может кто-нибудь найти. А если найдет, то… Короче, нельзя, чтобы он попал к кому-нибудь в руки”.

“Компроматом промышляем, мадемуазель?”

“Я не знаю! Я не знаю, что там. Но я должна его вернуть”.

Интересно девки пляшут… Она же только что говорила, что это был ее личный артефакт.

“Не сходится, Анют”.

“Господи, как же ты меня достал! Это око памяти, понял? Я записала свои воспоминания о ночи, когда мы крали голову. Нашла у себя в кителе записку, написанную моей же рукой. У меня есть такая привычка — если я подозреваю, что мне сотрут память, стараюсь записать воспоминания на артефакт и оставляю для себя записку, чтобы потом найти шарик и все вспомнить! Теперь доволен?”

Я расхохотался. Ах она хитрая лиса! И ведь правда — она вполне могла прихватить с собой из дома артефакт, подобный тому, какой мне давал Корф. Все же Грассы — потомственные артефакторы, а Грасс была далеко не самой слабой представительницей этой специализации. А уж хитрость с записками для самой себя — это было до гениального просто.

Ну Грасс, ну дает…

“Чего ржешь?” — обиженно спросила она.

“Да я не над тобой, расслабься”.

В этот момент двери отсека заскрежетали, и я услышал звук, похожий на стук колес тележки.

— Обед! — Громогласно оповестила большая женщина. — Принимайте порции.

Сперва поднос подали Грасс, затем скрипнуло и мое окошко. Я уже стоял наготове — жрать хотелось неистово.

— Пятнадцать минут на прием пищи, — предупредила надзирательница.

— Ага, спасибо.

Не знаю, чего Грасс была недовольна кормежкой. Нормальная еда. Да, без изысков, зато хотя бы теплая. А горячее, как известно, сырым не бывает. Рассольник, кусок хлеба, колтелы с пюре и стакан компота. Нормальная еда.

Я ел молча и не стал связываться с байкершей. Мне нужно было подумать.

С одной стороны, если Грасс узнает правду о той ночи… То что? Выяснит, что убила Афанасьева. Что я устроил массовое убийство напавших на нас княжичей. Что Ронцов умер и воскрес.

Зная ее импульсивный характер, так себе расклад.

С другой стороны, если ее артефакт с записанными воспоминаниями попадет не в те руки, то вся легенда Аудиториума о дуэли Меншикова и Гагарина развалится. И тогда вуз ожидает скандал. Может, конечно, ректор успеет это отследить и принять меры… А если не успеет?

Словно невидимая петля затянулась на моей шее — так внезапно, что я аж подавился супом. Я почувствовал опоясывающее жжение, словно клятва, данная ректору, пробудилась и требовала моих действий. Зуд был нестерпимым.

Значит, вот как оно работало. Я поклялся защищать интересы Аудиториума. И сейчас, когда размышления привели меня к возможной угрозе универу, невидимый ошейник заставлял меня исполнять клятву защищать вуз.

Что ж, в таком случае будет гораздо проще проконтролировать Грасс — по крайней мере я буду знать, что она в курсе истинных событий, и смогу на нее повлиять. В конце концов она не круглая дура — поймет, что лучше держать язык за зубами. Это будет и в ее интересах, если она не захочет стать объектом кровной месте рода Афанасьевых.

Да, такой вариант был куда лучше. Другой вопрос — как сама девчонка отнесется к тому, что оказалась убийцей? Тогда она действовала на эмоциях, ярость застелила ей глаза. Но сейчас, когда все улеглось… Да, нужно за ней внимательно следить.

Доев, я водрузил грязную посуду на поднос и поставил его возле окошка.

“Ладно, я тебе помогу”, — обратился я к Грасс. — “Считай, в награду за твою откровенность. Знаю, что это далось тебе непросто”.

“И все?” — удивилась она. — “Ничего не попросишь взамен?”

“Обсудим, когда ты вернешь свой артефакт и считаешь воспоминания. Сейчас просто пообещай, что я буду первым, с кем ты поговоришь о том, что вспомнишь. И что ты вернешься сюда после того, как решишь свою проблему”.

“Странные просьбы”, — ответила Грасс. — “Ты что-то знаешь?”

“Да. Но сейчас ничего говорить не буду. А бумажку свою уничтожь”.

“Уже съела. Даже она на вкус лучше, чем местное пюре”.

Я не удержался и прыснул. Неисправимая девушка.

“Про то, чтобы вернуться сюда, я серьезно”, — настаивал я. — “Если твое отсутствие обнаружат, хана всей затее”.

“Ладно, согласна”, — недовольно проворчала байкерша. — “Найду — и сразу двину сюда”.

Гром-баба вернулась, чтобы забрать подносы. Зыркнув на меня ярко-голубым глазом сквозь окошко, она забрала посуду и захлопнула стальную дверцу у меня перед носом.

Очень любезно. Ладно, зато нас теперь не будут дергать до самого ужина. Можно заняться кое-чем полезным.

“Что ты там ковыряешь?” — спросил я, усевшись на кровати.

“Вчера незаметно стащила ложку. Зачаровала ее простейшими заклинаниями, чтобы браслет не вопил — он орет, если применять воздействие сильнее пятого ранга. И теперь проделываю дыру. Видишь трубу, что идет по стене, где окно?”

Я огляделся. Под кроватью действительно тянулась выкрашенная в цвет стены труба диаметром примерно с мое запястье. Я дотронулся до нее — горячая. Значит, вода.

“Вижу”.

“Так вот, она сквозная, идет через обе комнаты. И ремонт здесь делали спустя рукава. Глянь — она не вмурована в стену, там оставили пустое пространство”.

Я подобрался к месту, где труба уходила в комнату Грасс, и увидел, что там действительно оставалось немного места — при желании можно было даже что-то разглядеть. Вот эту дыру байкерша и расковыривала заколдованной ложкой.

“Я могу помочь”, — предложил я. — “Можно попытаться аккуратно пробить стену слабым заклинанием”.

“Я не стала рисковать — могу переборщить, и тогда мы здесь всех поставим на уши”.

“А так ты будешь ковырять стену до второго пришествия”, — возразил я. — “Ты ведь торопишься, насколько я понял?”

“Артефакт лучше забрать как можно скорее”.

“Тогда план таков: до ужина проделываем дыру. После отбоя ты вылезаешь. Думаю, я смогу прокинуть на наши камеры непроницаемый купол, чтобы надсмотрщики не услышали твоей возни”.

Грасс молчала, видимо, прикидывая, успеем ли мы все это сделать.

“План мне нравится, но тогда и правда нужно добивать дыру заклинанием. Затем я просуну руку, ты снимешь браслет…”

Я не был уверен, что у меня получится его снять. А вот обезвредить, шарахнув по нему родовой силой, вполне получилось бы. Но сперва придется повозиться со своим, чтобы не поднял тревогу, когда я стану работать с побрякушкой Грасс.

А если я обезврежу оба браслета, то освобожу нам немного пространства для маневра в колдовстве. Например, смогу повесить хороший непроницаемый купол. Это позволит Анне выбраться, не привлекая внимания.

Лишь бы она только сдержала слово.

“Ладно, тогда начинаем”, — торопила Грасс.

“Погоди”.

Я решил сразу же заняться своим браслетом. Все же это была не электроника, которая сигнализировала бы на сервер о выходе из строя. Так что если буду вести себя тихо, никто толком и не заметит, что устройство контроля не работает. А когда выяснится… Что ж, сделаю щенячьи глазки, похлопаю ресницами и скажу, что наверняка это влияние родовой силы. А вот браслет Грасс лучше вырубить так, чтобы позже она смогла его активировать…

“Ты что там делаешь?” — прошипела в моей голове байкерша.

“Ань, умолкни на пять минут. Я работаю. Нельзя отвлекаться”.

К чести Грасс, она тут же оборвала ментальный канал и не задавала лишних вопросов.

Я положил свободную руку на браслет и воззвал к силе. Много мне было не нужно — здесь требовалось просто направить поток на артефакт таким образом, чтобы он “закоротил” браслет. Как я понял, зачастую потоки родовой силы попросту сбивали алгоритмы с толку. Это мне и было нужно. Остановлю алгоритмы — и браслет попросту превратится в безделушку.

— Господи, даруй Хруцкой многие лета жизни и кучу счастья, — выдохнул я. Как же мне все-таки повезло провозиться с ней в лаборатории. Кто б знал, что этот опыт пригодится так скоро.

Род принял мои объяснения и отозвался на удивление охотно. Я сразу обозначил, что много брать не буду — наоборот, здесь требовалась ювелирная работа с малыми мощностями.

Почувствовав в руках характерное покалывание силы, я осторожно, выверяя миллиметр за миллиметром, направил поток прямиком на яркие глазки змеи, что обвилась вокруг запястья.

Так… Сейчас главное — не переборщить.

Артефакт дернулся на моей руке. Всего на секунду глазки змеи вспыхнули еще ярче. Я направил чуть больше силы — всего на толику. Но этого хватило. Огоньки погасли, а змея выпустила хвост из пасти, и ставший гибким, словно простая цепочка, браслет упал на одеяло.

Я судорожно выдохнул, только сейчас осознав, что каждая мышца тела напряглась. Отлично. Теперь можно работать дальше.

“Я снял свой браслет. И, кажется, вырубил его полностью”, — сообщил я Грасс. — “Теперь займемся дырой”.

Выждав четверть часа на случай, если браслет все же послал Давыдову сигнал бедствия, я приступил к работе. Никто за нами не пришел, не проверял, не отвлекал. Значит, получилось.

С дырой я справился по-своему. Сотворил очень маленькую “Косу” и пустил ее стесывать перекрытия, благо здесь они оказались не каменными, а деревянными, но были пропитаны каким-то очень твердым раствором. Вот его-то моя “Коса” и счищала.

Грасс набралась смелости и тоже начала подтачивать слабенькой “Косой” стену со своей стороны. У нее выходило медленнее, но за час мы управились.

Когда все было готово, я убрал пыль и осмотрелся.

Нет, не заметят. И это тоже было хорошо.

“Проверь, рука пролезает?” — спросил я.

Грасс зашуршала возле пола. Я свесился с кровати и ждал. Наконец она смогла протиснуть пальцы, а затем появилось и ее запястье с браслетом.

“Пришлось засунуть по локоть”, — отозвалась байкерша. — “Тебе будет удобно так работать?”

“А какая разница?”

Я крепче перехватил ее тонкое запястье и осторожно прикоснулся к браслету, направляя поток силы так, чтобы сбить работу алгоритмов, но не уничтожить их. Здесь приходилосьдействовать еще осторожнее: одно неловкое движение — и браслет бы напрочь испортился.

“Ну что?”

“Не сбивай!” — шикнул я.

Выдавливая силу буквально по капле, я сконцентрировался на змеиных глазках. Так, теперь нельзя допустить того, чтобы они вспыхнули — нужно, чтобы просто медленно погасли, отключая заложенные алгоритмы.

Вспоминая все, чему учила Хруцкая, я слой за слоем отключал все, что там было накручено. Наконец змеиные глазки потухли, и она выпустила хвост из пасти. Я подхватил соскользнувший браслет и вложил в ладонь Анне.

“Готово. Он деактивирован. Как вернешься, надень — это отведет от тебя подозрения”.

“А ты хорош, Соколов”, — хмыкнула Грасс. — “Не думал пойти в артефакторы?”

“Не. Не мое”.

“Жаль. Мы могли бы придумать много интересного”.

“Предпочитаю честный и открытый бой”.

“Одно другому не помеха”, — улыбнулась в моей голове байкерша.

Дверь отсека снова заскрипела. Я услышал глухой стук каблуков гром-бабы.

“Шухер!” — гаркнул я и метнулся к кровати. Нужно было принять скучающий вид, если надзирательница пришла по наши души.

Грасс зашуршала, попыталась вылезти и внезапно зашипела от боли.

“Дерьмо. Кажется, я застряла…”

Глава 5

“Миш, тревога!” — сосредоточенно прошипела в моей голове Грасс. — “Я не могу вытащить руку. Помоги”.

Я торопливо озирался по сторонам. Припал к двери, прислушиваясь к шорохам снаружи. Там, в коридоре нашего отсека с чем-то возилась Гром-баба. Шуршала не то тканью, не то какими-то пакетами…

— Смена белья! — Зычно провозгласила надзирательница и подкатила тележку под мою дверь. — Соколов, давай все грязное.

— Так постельное только что дали…

— По уставу положено, — безапелляционным тоном заявила большая дама. — Так что давай, снимай весь текстиль, завязывай в простыню как в узел и передавай мне.

— Пять минут, Светлана Александровна, — жалобно попросил я, стараясь сделать так, чтобы мой голос звучал беспомощно. — Простите, я еще плох в бытовых вопросах…

— Ну еще бы. Слуг-то здесь нет, — хохотнула женщина. — Но навыки самообслуживания приобрести полезно. Так что давай, жду.

Она громко постучала в дверь камеры байкерши.

— Грасс, тебя это тоже касается. Сдавай все белье. И робу тоже.

Так, пять минут я выторговал. Уже что-то.

А Светлана Александровна оказалась если не мировой теткой, то по крайней мере не законченной стервой. И нам с Грасс не стоило злоупотреблять сносным отношением к себе.

“Миш, мы сейчас проколемся”, — ворчала у меня в голове Анна.

“Спокуха. Я уже иду”.

Хотел бы я сейчас оказаться в ее камере и поржать над идиотской ситуацией, в которой оказалась Грасс. Видел несколько эротических видео, где завязка начиналась примерно в тех же обстоятельствах: симпатичная девушка застревает, этой беспомощностью пользуется ее спутник или случайный гость…

Так, что-то меня понесло. Соберись, Миха. У нас тут ЧП.

Я осторожно опустился на корточки возле дыры. Рука Грасс застряла глубже, чем я думал. Кажется, я даже заметил кровь — видимо, девушка расцарапала кожу в попытках выбраться.

“Придется бить “Косой”, — сказал я. — “Это рискованно. Но там труба, и одно неосторожное движение может устроить потоп. Так что работать придется со стороны, где застряла твоя рука. Я могу тебя ранить”.

“Делай что нужно!”

“Только не кричи”.

“Не буду”, — пообещала байкерша.

Сконцентрировавшись, я призвал силу в правую ладонь. Левой уперся в стену, чуть отстранился от окна, чтобы хоть что-нибудь рассмотреть, и осторожно сотворил малюсенькую “Косу”. Острый как бритва сгусток силы медленно забрался в дыру в стене.

“Повесь на руку “Берегиню” на всякий случай. Хотя все равно зацепит”.

“Нет времени!” — рявкнула мне прямо в мозг Грасс. — “Бей так!”

Ох, суровая девка. Но она была права — за дверью стояла надзирательница, и вряд ли терпение было одной из ее добродетелей.

— Соколов! — Забарабанила в дверь Гром-баба. — Как успехи?

Я дернулся от неожиданности, а Грасс зашипела от боли у меня в голове. “Коса” тоже сорвалась и полоснула ее по руке, прорезав слабую защиту. Я инстинктивно отшатнулся, боясь, что сейчас в лицо польет поток горячей воды из вскрытой трубы, но вроде обошлось.

Фууух.

— В процессе! — отозвался я и вернулся к дыре.

Так. Времени становилось еще меньше. На филигранную работу возможности нет. И придется резать по живому.

“Терпи, Ань. Сейчас будет больно”.

Она не ответила. Я лишь услышал тихий скулеж, когда “Коса” принялась подтачивать перекрытия и раствор рядом с рукой девушки. Байкерша заскрежетала зубами и тихо зашипела, когда заклинание снова ее зацепило.

“Быстрее!” — подгоняла она. — “Не щади!”

Управляемая силой моей мысли “Коса” сделала еще несколько подтачивающих движений, и Грасс наконец-то смогла выдернуть руку.

“Готово!” — оповестила она.

Я погасил “Косу” и присмотрелся к дырке. Отсюда даже смог разглядеть кусок камеры Грасс. Девушка тут же поднялась на ноги и осмотрела руку.

“Сначала поцарапала, затем обожглась”, — проворчала она. — “Ладно, разберусь с этим сама. Спасибо, Соколов”.

Убедившись, что проблема была решена, я принялся метаться по камере, собирая полотенца, стаскивая постельное белье и на ходу переодеваясь из робы в универскую форму.

Светлана Александровна окончательно потеряла терпение и открыла окошко, через которое передавала нам еду.

— Ну что?

— С пододеяльником провозился, простите, — виновато улыбнулся я, уже завязывая барахло в узел простыни. Одно хорошо — еще в прошлой жизни я стал настоящим мастером спорта по смене постельного белья. Когда Оля заболела и слегла, ухаживать за ней приходилось в основном мне. А там была не только кормежка — приходилось и кровать заправлять, и судно выносить, и учиться делать уколы. Так что к самостоятельной жизни я был более чем подготовлен.

Только вот аудиториумцам знать об этом не следовало.

— Прошу, — я с трудом затолкал объемный узел в окошко.

Гром-баба забрала грязное и тут же протянула мне стопку аккуратно сложенных и пахнувших стиральным порошком полотенец и наволочек.

— А зачем каждый день менять? — Спросил я.

— Санитарные нормы, — со знанием дела ответила надзирательница. — Еще не хватало, чтобы вы какую-нибудь хворь подхватили. А то бывали случаи.

Окошко захлопнулось, а я вернулся к развороченной кровати.

— Грасс. Почему кровь на полотенце? — услышал я глухой вопрос.

Анна что-то прошептала Гром-бабе, на что та согласно ухнула.

— Ладно. Принесу тогда тебе средства.

Понятненько. Грасс тоже умела выкручиваться.

Наконец внезапный визит был окончен, и я позвал байкершу, параллельно занимаясь кроватью.

“Рана сильная?”

“Терпимо. Уже обработала “Мертвой водой”. Заражения не будет. Потом залечу”.

“Помни об уговоре”, — сказал я и завалился на свежую кровать. — “Даже если не добудешь свой артефакт, все равно возвращаешься сюда. Не позже, чем за час до подъема”.

***

Время до отбоя тянулось невыносимо медленно. Давно покончив с ужином, мы с Грасс завалились каждый на свою кровать и скучали. Не знаю, чем занималась байкерша, а я изучал Устав Аудиториума Магико — унылый текст в роскошном алом переплете.

Впрочем, реши я всерьез и надолго остаться в вузе, то книжечку следовало изучить повнимательнее на предмет всевозможных лазеек. Тот же Мустафин активно использовал устав для влияния на меня, и мне следовало бить противника его же оружием.

От чтения меня отвлек скрежет двери в наш отсек и глухой стук каблуков надзирательницы.

— Отбой, господа провинившиеся! — оповестила она. — Через пять минут отключим свет. Приготовьтесь ко сну.

Я отложил книгу и дополз до раковины, чтобы умыться. Со стороны камеры Грасс тоже звучал шум воды — наверняка девушка старательно делала вид, что подчиняется правилам, дабы усыпить бдительность наших сторожей.

Вытершись, я вернулся на кровать и уставился в окно.

“Готова?” — спросил я Грасс.

“Да. Но выжду полчаса на случай, если придут проверять. Просьба будет — не зажигай “Жар-птицу”. Пусть думают, что мы дрыхнем”.

“Лучше скажи, когда купол вешать?”

“Дам знать”.

Грасс говорила мало и быстро — я уже заметил эту ее особенность. Она всегда так делала, когда над чем-то напряженно думала или работала. Пару раз мы оказались в паре на лабораторной по Прикладному применению Боевой Благодати — и там тоже общались ментально. Грасс отвечала так же односложно.

“Пора. Вешай купол”, — короткая просьба байкерши отвлекла меня от полудремы. Я даже не заметил, как провалился в сон, и подскочил на кровати, скрипнув пружинами. Черт, вот уж не ожидал, что вырублюсь после столь долгого сна… Видимо, организму досталось в ту ночь настолько жестко, что даже пара дней в беспамятстве не смогли восстановить силы.

Это было новое свойство моего организма. С тех пор, как в моих венах поселилась родовая сила, я стал очень зависим от отдыха. Да, порой можно было призвать силу, чтобы оставаться бодрым, но расплачиваться потом за это приходилось вдвое дороже. Не поспал одну ночь на энергетике из “родовухи” — спи сутки без задних ног. И лучше всего сила восполнялась именно во сне.

“Начинаю”, — ответил я и, не вставая с кровати, принялся рассчитывать размеры купола.

Следовало повесить его так, чтобы он захватывал обе наши камеры, но не выходил в коридор. Вдруг надзирательница решит прогуляться ночью и посмотреть, насколько крепко спят ее подопечные? Купол она бы заметила — при всей полезности, неприметным заклинание я бы не назвал. Оно слишком явно ощущалось всяким, кто был наделен силой.

“Поторопись, Миш”, — просила Грасс. — “Пожалуйста. У меня мало времени”.

Технически у нее была вся неделя, и она могла каждую ночь устраивать вылазку — браслет-то теперь не работал. Но я и сам был бы рад, реши она свою проблему всего за один побег. Все же слишком большой риск, хотя Грасс явно была шкодницей со стажем и знала, как пробираться незаметно куда не следует.

Рассчитав размер купола, я призвал силу и принялся медленно, но основательно конструировать невидимый непроницаемый барьер. Была в этом своя красота. И пусть никто, кроме меня, не видел и даже не мог заметить сплетений силы, но я-то ощущал, насколько прекрасной была эта вязь.

Тонкие силовые ниточки сплетались, соединись и расходились, оплетая нашу комнату, словно замысловатый узор на вязаном свитере. Я даже немного увлекся. Переключил внимание на эстетику — и сам залюбовался своей работой. Такое со мной было впервые. Может, безделье сказалось, или же просто тишина и покой — но именно сейчас я ощутил настоящее удовольствие от работы над заклинанием.

Если раньше я принимал доставшуюся мне силу как неизбежность, и скорее как проклятье, нежели дар, то сейчас я увидел, насколько прекрасным может быть результат моей работы.

“Готово”, — отчитался я перед Грасс. — “Можешь начинать. На всякий случай захватил пару метров перед окнами, чтобы с улицы не услышали шум”.

“Ты ж мое солнышко”, — сладко протянула байкерша, немало меня огорошив. — “Спасибо”.

Да уж, девушка она была странная. Лишь бы целоваться не полезла. Хотя…

Нет, все-таки было что-то в этой Грасс. Что-то, чего мне немного не хватало в Ирке. Легкая безуминка — притягательная и опасная одновременно. Думаю, все дело в том, что Ирэн, при всей своей стервозности поначалу, на самом деле оставалась хорошей девочкой из хорошей семьи. У Ирэн вопреки всем безумствам, что она порой творила, были тормоза.

У Грасс, казалось, тормозная система отсутствовала вовсе. Это привлекало, но… Инстинкт самосохранения вопил мне, что близко связываться с этой девахой не следовало. Про таких, как она, моя бабушка говорила — “бедовая”. Словно магнитом притягивала к себе неприятности и даже ничего для этого не делала.

Но с ней было интересно.

Ладно. Если она добудет свой артефакт и все вспомнит, у меня еще будет возможность пообщаться с ней поближе. И посмотрим, к чему это приведет.

Я привалился к стене и прислушался. Грасс вовсю орудовала силой — наверняка нагаревала прутья решетки и сгибала их так, чтобы получить возможность вылезти. Наконец щелкнула оконная ручка, и я услышал тихий скрежет старых петель.

“Удачи”, — улыбнулся я. — “И не попадись. Если что, докричаться до меня ты не сможешь”.

“Знаю”, — коротко отозвалась байкерша. — “Ну, с богом…”

Судя по звукам, она открыла окно нараспашку, придвинула кровать под узкий подоконник и, подтянувшись, принялась вылезать. Мой “Купол” надежно скрывал все эти звуки от надзирателей.

А теперь оставалось лишь молиться и надеяться на лучшее.

Я ожидал, что не смогу сомкнуть глаз до тех пор, пока Грасс не вернется. Но ошибся — усталость оказалась сильнее меня, и я сам не заметил, как провалился в сон.

***

Пробудил меня укол силы — “родовуха” встала на дыбы и мгновенно встряхнула мое многострадальное тело. Еще толком не проснувшись, я подскочил на кровати и взглянул на часы. Почти полночь. Значит, Грасс отсутствовала уже примерно два часа.

Долго.

Не знаю, где именно она спрятала или потеряла артефакт, но мне казалось, что пары часов на его поиски должно было хватить.

“Ань?” — позвал я, но не получил ответа.

Значит, еще не вернулась.

Почему мне было тревожно? О чем хотел предупредить Род? Сила никогда не дергала меня просто так…

Осторожно выбравшись из-под одеяла, я сунул ноги в тапки и прошел к самой двери камеры. Здесь действие “Купола” заканчивалось — я специально оставил небольшое свободное пространство, чтобы в случае чего подслушать происходящее снаружи.

И, как выяснилось, не зря.

Далеко, за дверями нашего отсека, разразился скандал. Металлическая дверь, что отделяла узников от остальных помещений Управления, была слишком массивной и толстой, чтобы я смог разобрать слова. Но точно слышал ругань.

Один голос принадлежал мужчине постарше, второй — кому-то помоложе, третий — женщине. Возможно, нашей надзирательнице, хотя здесь наверняка был и другой персонал.

Так-так… Интересно, что же там происходило? Я прислушался к силе и с ее помощью усилил интуицию. Странный трюк, но иногда получалось. И прислушался к внутренним ощущениям.

Это было похоже на чтение эмоций, только из моей камеры нельзя было разобрать, кому какая принадлежала. Я просто почувствовал весь букет.

Злость и ярость вспыхнули перед глазами алой аурой. Причем мне показалось, что это было доминирующей эмоцией, словно каждый из присутствовавших ее испытывал. Ничего удивительного — люди спорили. Сосредоточившись, я увидел другой цвет — желтый. Настороженность. Его было куда меньше, словно только один человек это чувствовал. И еще один — серо-синий, тревожный цвет. Не страх, но напряжение, опасение. Кто-то из троих отчаянно думал, как выкручиваться?

Голова резко заболела, и я оставил попытки выяснить происходящее. Но остался у двери.

Что за споры на ночь глядя? Или у нас были гости?

Шум начал приближаться, и голоса стали более отчетливыми, хотя я все никак не мог определить, кому они принадлежали.

— … Немедленно!

— Протестую! Согласно уставу, во время отбоя беспокоить запрещено. Исключения составляют только нештатные ситуации!

Кажется, эту длинную речь толкнул Давыдов. Больно уж характерные нотки.

— Да все, что здесь творится, и есть одна сплошная нештатная ситуация! — возразил ему незнакомец.

— Как бы то ни было, это может подождать…

Я припал к двери и превратился в одно большое ухо. Спорили прямо возле отсека. И явно пришли по нашу душу. Но кто?

Возле большой двери началась какая-то возня. Черт. Если они сейчас войдут, то заметят пропажу Грасс. Я метнулся обратно под сень “Купола” и буквально заорал, пытаясь дозваться до Ани.

“Аня, у нас ЧП!” — ревел я, но ответа не было.

Проклятье. Дерьмо, дерьмо, дерьмо!

Что я мог предпринять? Как минимум сузить радиус “Купола”, чтобы его не почувствовали снаружи. Мне он сейчас был почти без надобности, а вот осторожно перенести его на область окна в камере Ани… Но сперва нужно было избавиться от гостей.

Я снова прилип к двери. Возня утихла. Кажется, надзиратели увели гостя подальше от отсека. Уже хорошо. Я аккуратно сузил “Купол”.

И едва закончил с этим, как услышал шаги возле своего окна.

Соседняя камера утопала в безмолвии — как ей и было положено. Но в мое окошко тихо постучали.

Я подтянулся на подоконнике и увидел ноги. Женские, худые. Грасс. Она наклонилась, я увидел ее бледное лицо и высоко поднятые брови. Жестом она спросила, можно ли забираться. Я кивнул.

“Снимай купол, все закончилось”, — услышал я голос Ани через несколько минут.

“Успешно?”

“Дааа. И еще — кажется, там кто-то в пух и прах разносит Давыдова и большую тетку. Крики стоят такие, что аж с улицы слышно”.

Я снял заклинание и рухнул на кровать прямо в тапках.

Твою дивизию, неужели удалось?

“Дай мне немного времени, займусь артефактом”, — сказала Грасс.

“Помни об обещании, что мне дала”, — ответил я. Теперь сон как рукой сняло. Быть может, то, что должно было сейчас произойти, и было самым важным во всей это операции. — “Нам нужно будет поговорить. Ты и сама это поймешь”.

Глава 6

Грасс молча оборвала ментальный канал — наверняка сразу же занялась считыванием воспоминаний с артефакта. Я устроился с ногами на кровати и приготовился ждать. Сейчас вся эта затея больше не казалась мне такой уж гениальной. Но переигрывать все равно было поздно.

Лишь бы Анька не потеряла голову от правды и не натворила глупостей.

Она обратилась ко мне быстрее, чем я ожидал. За стеной скрипнула кровать девушки, раздался короткий звук, словно упало что-то маленькое.

“Я видела, что ты сделал. И что сделала я”, — сказала в моей голове Грасс. — “Только не понимаю, почему мы в универском карцере, а не в настоящей тюрьме”.

“Потому что Аудиториуму это невыгодно по определенным причинам”, — ответил я — “Дело решили замять. Считай, тебе чертовски повезло. И никому не говори, что память к тебе вернулась. Даже Малышу. Иначе будут проблемы”.

“Это я уже поняла”, — Грасс снова нервно поерзала на кровати. Теперь благодаря проделанной в стене дыре я очень хорошо слышал все, что делала моя соседка. — “Но сдается мне, чего-то ты не договариваешь, Соколов”.

“Ты уже и так узнала достаточно”, — сухо ответил я. — “Хватит на пару приговоров”.

“Выходит, мы с тобой — убийцы знати… Весьма интересный расклад вырисовывается”.

“Предпочитаю думать об этом как о самозащите”, — ответил я.

“Ну в твоем-то случае — да. А вот я отличилась…”

Не поспоришь. Я действительно защищался, а она… Тогда я списал это на нервный срыв или психоз или как там это по науке называется. Состояние аффекта, в общем. Подумал, что Грасс была настолько шокирована увиденным, что, так сказать, предприняла превентивные меры по обезвреживанию противника.

С другой стороны, убийством Афанасьева Грасс оказала мне большую услугу — ведь незадолго до своей безвременной кончины наш предатель-менталист дал мне понять, что нашел мой тайник. Пока что никто, даже застукавший меня Ронцов, не задавал об этом вопросов. Но если бы Гриша начал болтать…

И меньше всего мне сейчас было нужно, чтобы связь с Корфом всплыла на поверхность.

“Ты как вообще?” — спросил я, привалившись к стене. — “Как себя чувствуешь после того, как все вспомнила?”

“Психиатром заделался?” — огрызнулась Грасс. — “Может еще картинки с кляксами показывать станешь?”

“Нет. Но ситуация, прямо скажем, выходит из ряда вон”.

Но у Ани явно не было настроения плакаться мне в жилетку.

“Лучше объясни мне другое”, — сказала она. — “Ты что сделал с Меншиковым и его прихвостнями, что они буквально сгорели? Как тебе это удалось?”

А разговор складывался интересно и совершенно не так, как я его представлял. Я-то ожидал, что придется утешать и успокаивать Грасс, а она отнеслась к случившемуся в высшей степени хладнокровно. Даже странно. Ни слез, ни истерик, ни криков. Только вопросы.

Словно не человека убила, а картошку почистила. И куда больше Грасс интересовало не собственное преступление, оставившее кровь на ее руках, а то, что устроил я.

Да уж, эта девица точно отличалась от всех, что я встречал раньше. Хотя, быть может, она просто была в шоке.

“Так что ты там устроил, Соколов?” — не сдавалась Грасс. — “Я должна знать”.

“Зачем?”

“Вдруг мне тоже угрожает опасность? Вдруг ты и меня решишь превратить в кебаб?”

“Когда ты просила снять с тебя браслет, тебя это не интересовало”, — усмехнулся я. — “А сейчас вон как заговорила”.

“Тогда я не знала, что ты устроил массовое убийство княжичей. Кстати, за этот поступок я тебя не осуждаю. Будь у меня возможность избавиться от этих кретинов, я бы поступила так же. Другое дело — я не могу понять, как ты умудрился убить их всех разом. И вспышка такая странная… Что это было за заклинание? И как тебе хватило силы? У тебя ведь четвертый ранг, а у того же Гагарина был второй…”

Вот зараза. Слишком уж хорошо у нее варила голова после возвращения воспоминаний. И вопросики она задавала правильные. Сосватать бы эту девицу на службу Корфу — эти двое точно споются.

“Многовато вопросов, милая”, — я попытался съехать с темы. — “Но если это тебя утешит, вас я трогать не собирался и не собираюсь”.

“Ага. Если б Ронцов не воскрес… Кстати, это тоже очень интересно. Есть комментарии по поводу парня, который решил поиграть в святого Лазаря?”

Я начинал терять терпение.

“Твою шляпу, Грасс! Я на допросе? Или ты все это вынюхиваешь для кого-то?”

“С чего ты взял?” — мгновенно отреагировала девушка.

“С того, что ты сама ведешь себя странно, и доверять тебе у меня оснований нет. Сперва ты просто заколола Афанасьева, хотя в этом уже не было необходимости. Потом единственная из всех, кто там был, позаботилась записать воспоминания на артефакт. А сейчас устроила мне натуральный допрос. Ты уж извини, но сдается мне, что действуешь ты по чьей-то указке”.

Грасс лишь рассмеялась у меня в голове.

“Экий ты параноик, Соколов. Ну хорошо, объясню. Во-первых, на моих глазах уже убивали, и я знала, что однажды это придется сделать и мне. Во-вторых, Афанасьев оказался предателем, а у меня с ними разговор короткий, и уж тем более слез по нему лить я не собираюсь. Что до артефакта, я объяснила тебе все раньше — не забывай, из какой семьи я происхожу. Конечно, у меня будут тузы в рукавах!”

“Все это не объясняет твоего слишком уж живого интереса”, — проворчал я.

“Мы с тобой в одной лодке, Соколов, хочешь ты этого или нет. Мы оба в этом дерьме по самые уши. И мне интересно, как же так вышло, что мы отделались всего-то карцером? Что Аудиториум аккуратно поджарил мозги кому надо, придумал новую легенду и оставил нас учиться. Наказание, знаешь ли, не совпадает с тяжестью преступления”.

Я тяжко вздохнул. Нет, она от меня не отстанет. Вцепилась бульдожьей хваткой. Да и мне нужно дать ей какую-нибудь версию, чтобы она успокоилась, не стала болтать, но и дальше с вопросами не лезла.

“За нами отныне очень пристально наблюдают”, — наконец ответил я. — “Нужно объяснять, что это означает?”

“Избавь от подробностей, я поняла”.

“Просто прикидывайся дурой, веди себя так, словно ничего не вспомнила — и пронесет. А со временем это забудется”, — успокаивал ее я.

“Не забудется”, — печально усмехнулась Грасс. — “Это Аудиториум, Соколов. То, что они заменили мне воспоминания, не отменяет того, что я сделала. А это означает, что однажды, когда Аудиториуму понадобится моя помощь, мои связи или мое еще что-нибудь, они напомнят о моем поступке. Не сомневайся, с них станется”.

“Значит сделай все так, чтобы они как можно реже о тебе вспоминали”, — ответил я.

“Боюсь, отныне это не от меня зависит”, — грустно ответила Грасс.

Я закрыл глаза, но сон как рукой сняло. Взглянул на часы и внезапно понял, что мы проговорили добрых два часа. Все же требовалось немного поспать. Вроде бы все важное решили, Аня, судя по ответам, собиралась проявить благоразумие. А большего я отсюда сделать не мог.

“Соколов, еще не спишь?” — прервала мои размышления байкерша.

“Пытаюсь заснуть. Чего тебе?”

“Даже не спросишь, почему я все же убила его, хотя могла пощадить? Неужели неинтересно?”

“Это не мое дело”, — ответил я и отвернулся лицом к стене. — “Спокойной ночи, Грасс”.

***

Я проснулся от какого-то неприятного запаха и холода. Морозный воздух кусал меня за щеки, а ноздри раздражала вонь табачного дыма.

Открыв глаза, я тут же посмотрел на часы: пять утра. Час до подъема. А холод и сигаретный дым тянулись из дыры в стене. Ну конечно, кто ж еще…

“Грасс, ты с ума сошла?” — рявкнул я так, что Анька от неожиданности едва не свалилась с подоконника. Что-то грохнуло, зашуршало, и я услышал скрип окна.

“Твою мать! И тебе доброе утро. Чего орешь прямо в мозг?”

“Здесь нельзя курить!”

“Пффф, убегать тоже было нельзя. Я немножко. Всего одну”.

“Завязывай, мне холодно”, — проворчал я и натянул одеяло по самый подбородок.

Грасс, видимо, вняла моей просьбе и, кажется, даже воспользовалась заклинанием, чтобы лучше проветрить камеру. Запустила слабенький “Вихрь”, который мы разучивали на Прикладной Благодати, и пустила ураганчик по комнате.

Я хотел было снова отрубиться, но на этот раз не позволили уже наши надзиратели. Кто-то шаркал по коридору, гремел ключами и возился с дверью нашего отсека.

Что-то они рановато.

— Соколов, подъем! — громкий стук кулака Гром-бабы звучал так, словно она била половником по здоровенной металлической кастрюле. — Просыпайся! К тебе гости.

Я раздраженно стащил одеяло и свесил ноги.

— Не рановато ли для приема посетителей, Светлана Александровна? — проворчал я, но принял вертикальное положение, как того требовал устав.

Дама не ответила. Лишь что-то пробурчала себе под нос и отперла дверь моей камеры.

— Входите, — она кивнула невысокому человеку, силуэт которого темнел в дверном проеме.

— Благодарю.

— Погодите, свет включу, — спохватилась надзирательница.

— Не стоит утруждаться, — гость зажег “Жар-птицу” и запустил ее под потолок — камера тут же озарилась мягким оранжевым светом.

А я узнал своего визитера.

— Доброе утро, Станислав Янович, — зевнув, поприветствовал я войтоша ректора.

Не спрашивая разрешения, Любомирский прошел к столу, выдвинул стул и уселся напротив меня. Принюхавшись, он улыбнулся.

— Не знал, что вы курите, ваше сиятельство. Советую прекратить. Это пагубная привычка.

— Не я. У меня здесь есть сосед.

— О, наслышан, наслышан…

— Чем обязан визиту в столь раннюю пору? — вскинул брови я и поежился от холода.

Любомирский бросил многозначительный взгляд на надзирательницу и та, поджав губы, захлопнула дверь, оставив нас в наедине. Но я был уверен, что дамочка подслушивала.

— Михаил Николаевич, полагаю, произошло ужаснейшее недоразумение, — с театральными интонациями начал войтош. — Вас не должны были отправлять под стражу. Его высокопревосходительство узнал о вашей участи вчера глубоким вечером и был разъярен. Однако мы решили, что будить вас среди ночи и переводить в Домашний корпус будет не лучшей идеей.

Ах вот оно как. Значит, до Долгорукова дошла информация, и он тут же отправил своего цепного пса по мою душу. Как тебе такое, Мустафин? Один — один, сволочь.

Я не удержался от гнусной ухмылки.

— Значит, вы пришли вызволить меня из заточения?

Любомирский кивнул.

— Разумеется. Негоже человеку ваших талантов и заслуг гнить в карцере как какому-то преступнику-рецидивисту. Я забираю вас немедленно, — он вытянул руку. — Ваше запястье, пожалуйста. Нужно снять ограничительный браслет.

— Но приказ был подготовлен согласно Уставу, — возразил я.

— Боюсь, некоторые сотрудники слишком вольно трактуют некоторые доктрины нашего закона, — кисло улыбнулся войтош. — Однако и этот момент мы уладим. Что до вашего наказания за кражу господина Пантелеева, то, учитывая давнюю традицию, было решено заменить пребывание в карцере на общественные работы в свободное от учебы время. Итак, ваше сиятельство, руку…

Я виновато улыбнулся и вложил в протянутую ладонь Любомирского расстегнутую змейку браслета. Войтош удивленно вскинул брови.

— Вот как…

— Местные артефакты настроены на Благодать, — объяснил я. — Боюсь, произошел конфликт с моей родовой силой.

Губы ассистента ректора растянулись в слабой улыбке.

— Ну конечно. А вы, стало быть, решили умолчать об этом обстоятельстве.

— Но и попыток бежать не предпринимал, — ответил я тем же чуть насмешливым тоном.

Любомирский спрятал артефакт в карман и кивнул на висевший на вешалке китель.

— Переодевайтесь в форму, Михаил Николаевич. Вы возвращаетесь в Домашний корпус.

Я поднялся и прошлепал до вешалки, как вдруг обернулся.

— Выпускают только меня?

— У вашего сиятельства есть иные варианты?

— Я не единственный отбываю здесь наказание за кражу Головы, — я кивнул в сторону соседней камеры. — Полагаю, будет несправедливо освободить зачинщика и оставить одного из помощников в заточении. Здесь, знаете ли, холодно по ночам. Можно и воспаление какое подхватить. Да и как-то это не по-мужски — оставлять даму в затруднительном положении…

“Соколов, не дави!” — возникла в моей голове Грасс. Ну конечно, она подслушивала. Спасибо дырке, для этого даже не нужно было стараться. — “Тебе и так повезло выбраться отсюда. Не торгуйся! Я справлюсь”.

Ну уж нет. Мне нужно внимательно за ней следить. Поэтому если выйду я, то выйдет и Грасс.

Любомирский изучающе глядел на мое лицо, словно силился прочитать мой замысел. Не знаю, был ли он менталистом и мог ли залезть мне в голову, но характерного жжения от воздействия я не почувствовал.

— Что ж, ваше сиятельство… вы вьете из меня веревки. Вернее, из моего господина, — вздохнул он. — Но на что не пойдешь ради сохранения всеобщего спокойствия… Согласен. Вашу… однокурсницу тоже выпустят сегодня. Прошу, собирайтесь, а я тем временем распоряжусь, чтобы разбудили госпожу Грасс.

— Благодарю, Станислав Янович, — искренне обрадовался я. — Я это ценю.

— А мы ценим вас, Михаил Николаевич, — ответил Любомирский и вышел за дверь.

Через несколько секунд я услышал стук в дверь камеры Ани.

“Во что ты влез, Соколов?” — на этот раз в голосе Грасс сквозил испуг. — “Что они заставили тебя сделать?”

“С чего ты решила, что они меня заставляли?”

“Не делай из меня дуру! Этот мужик только что весь прямо обнамекался, что ты важен Аудиториуму. А если сложить одно и с другим, получается, что нас отмазывают потому, что у Аудиториума к тебе какой-то особый интерес. Так во что ты влез, Соколов?”

“Я просто защищаю всех вас”, — коротко ответил я. — “Тебя, Ронцова, Малыша и Сперанского. И Штофф. Все, что я делаю — это защищаю”.

Грасс явно хотела сказать мне что-то еще, но я оборвал канал и установил блок. Мне следовало сосредоточиться и быстро переодеться. Да и она пусть помаринуется — может, в ней взыграет благодарность, и девица станет более сговорчивой.

Одевшись и накинув на плечи китель, я толкнул дверь и вышел в коридор. Аня каким-то образом собралась раньше и уже дожидалась меня вместе с Любомирским и Гром-бабой. Браслета на ее руке не было.

Увидев меня, надзирательница шагнула вперед.

— Ваше сиятельство, приносим извинения…

Я взмахнул рукой, велев ей остановиться.

— Вы выполняли приказ. К вам вопросов нет. В отличие от того, кто его отдал, — с этими словами я бросил долгий взгляд на Любомирского. Тот едва заметно кивнул. Надеюсь, понял мой намек. Пусть разбираются сами.

Войтош жестом велел нам с Грасс следовать за ним, и вскоре мы покинули стены Управления по воспитательной работе. Грасс то и дело бросала на меня тревожные взгляды, но я не реагировал. Сейчас было неподходящее время для выяснения отношений.

И едва мы оказались в стенах административного корпуса, я ощутил облегчение. Словно тяжелая ноша свалилась с плеч — оказывается, “глушилка” давила на меня сильнее, чем казалось в камере. Сейчас мир словно заиграл более яркими красками.

Любомирский довел нас до выхода и вручил бумаги.

— Здесь приказ для господина Соколова прибыть на общественные работы в главный корпус.

— А что с Грасс? — спросил я.

— Приказ поступит куратору сегодня до обеда. Госпожа Грасс, зайдите к Мустафину в указанное время.

Байкерша кивнула, кажется, все еще не веря своей удаче.

— Всего доброго, господа, — едва заметно кивнул Любомирский и направился вверх по парадной лестнице.

Мы с Аней переглянулись.

— Теперь я точно твоя должница, — тихо сказала девушка. — И я непременно замолвлю за тебя словечко, когда придет время.

— Ты о чем?

Но вместо ответа она направилась к выходу. А меня настиг голос Денисова.

“Соколов, чтоб тебя псы загрызли! Куда ты пропал? Я тебя везде обыскался!”

Я аж подпрыгнул, услышав голос бывшего вражины.

“Ночевал в карцере. Долгая история. В чем дело? И какого черта тебе не спится?”

“Я нашел то, о чем мы с тобой говорили. Проверил тайник Меншикова. Записка у меня”.

Глава 7

Грасс остановилась у дверей и нетерпеливо барабанила пальцами по латунной ручке. Сонный охранник, коротавший ночь в будке, вопросительно взглянул на девушку, но ничего не сказал.

“Поговорим позже”, — сказал я Денисову. — “Буду в Домашнем корпусе через десять минут. Нас выпустили”.

“Нас?” — удивился однокурсник. — “Кто еще с тобой?”

“Грасс”.

“То-то я думал, куда она запропастилась… Штофф ее обыскалась. Ладно, увидимся”.

И Денисов мгновенно оборвал ментальный канал. Байкерша окликнула меня и кивнула на выход.

— Идем, — раздраженно бросила она. — Я еще хочу успеть принять душ и почистить форму. Иначе влетит от куратора, а он, судя по всему, теперь и так точит на нас зуб.

— Ага.

Мне, как и ей, не терпелось отсюда убраться. Сейчас в главном холле административного корпуса не было никого, кроме нас и охранника, попивавшего остывший чай из большой кружки. Цветные витражи купола не блистали красотой — зимой в наших широтах поздно, и вся эта цветастая роскошь дожидалась рассвета.

Грасс придержала для меня дверь, и лишь сейчас, взглянув на ее правую руку, я увидел, что все было хуже, чем она говорила.

— Погоди, — задержал ее я на крыльце. — Дай взглянуть.

— Ты что, лекарем заделался?

— Нет. Но кое-что умею.

Грасс хмыкнула, но все же дала мне раненую руку. Видимо, и правда болело сильнее, чем она показывала. Я осмотрел повреждения и цокнул языком. “Мертвую воду” она использовала, но, видимо, второпях немного исказила заклинание. Края раны воспалились.

— Ты не до конца очистила повреждения.

— Ерунда.

— Нет, — покачал головой я. — Возможно, занесла инфекцию. Если сейчас не сделать все правильно, заживать будет долго. А тебе еще пригодятся руки для учебы. Сегодня две пары Прикладной Благодати. Ты же помнишь, что нужно сдать пять лабораторных по заклинаниям для аттестации? И, если я ничего не напутал, тебе осталось еще две…

Грасс насупилась, но руки не отняла.

— Помню. Ладно, если ты у нас самый умный, то давай, действуй. Только если нас поймают на применении Благодати, сам будешь объясняться с администрацией.

Я усмехнулся. Не поймают. Буду работать на самых низких рангах — так, чтобы смешаться с общим фоном здания. Ибо силой здесь был пропитан каждый кирпич. Восьмой ранг — более чем достаточно.

— Есть, мадемуазель, — козырнул я и приступил к работе.

На самом деле повреждения были плевыми — сделай Аня все правильно, сейчас бы даже не чувствовала ранения. Но поторопилась и получила обраточку за ошибку. Другое дело, что рана и правда мне не нравилась. Я не был настолько сведущ в лекарстве, как тот же Сперанский, но мог отличить беспроблемную царапину от потенциально неприятной.

— Вскрою и залечу заново, — обозначил я план действий.

Грасс раздраженно кивнула.

— Только быстро, — потребовала она. — И давай без всяких нежностей вроде анестезий и прочего.

— Да понял я, понял, что ты у нас склонна к мазохизму.

— Ни к какому мазохизму я не склонна! — возмутилась девушка и покраснела. — Просто хочу сэкономить время.

— Ну да. Ну да.

Первым делом я повесил маленький непроницаемый купол вокруг руки Ани, а затем вскрыл рану заклинанием. Прошелся маленькой “Косой” как бритвой, снимая корочку с раны. Самое сложное во всем этом было сотворить “Косу” внутри купола и не дать одному заклинанию прорезать другое. Так я добился стерильности в полевых условиях.

Грасс зашипела.

— Сама сказала не обезболивать, — сказал я. — Теперь изволь терпеть.

Мне сотворить небольшой анестетик ничего не стоило — нас этому с первых занятий учили на спецкурсе по Лечебной Благодати. Заклинание простое — всего-то связываешь силу так, чтобы ткани онемели, а нервные окончания не реагировали на боль.

— Кто тебя этому учил? — скривившись, спросила она.

— Никто. Сам придумал.

— Смекалистый. Это хорошо.

— Не одна ты у нас умеешь включать голову, — сухо отозвался я и сосредоточился на ране.

Так, теперь рана была обнажена. Я внимательнее осмотрел ее. По-хорошему следовало лучше обеззаразить ее, чтобы вычистить возможную инфекцию. Но перекиси водорода под рукой не было, поэтому я применил “Мертвую воду”. Лишь в Аудиториуме я узнал, что у базовых заклинаний бывают разные конфигурации. Это было похоже на химическую формулу: поставишь одну черточку в другом месте — и появляется другое вещество.

Вот и сейчас я немного переконфигурировал заклинание, сделав так, чтобы “Мертвая вода” работала сперва на очистку, а затем на закрытие раны.

Аня, следовало отдать ей должное, стойко терпела, хотя я знал, что ощущения были не из приятных. Она вообще не любила показывать слабость — водилась за ней такая особенность. В сочетании с вечным желанием обойти всех, выиграть, соперничать все это превращалось в гремучую смесь и здорово мешало нормально общаться с этой девушкой. Не девка, а кактус!

Но теперь она была посвящена в тайну, что я хранил, и мне следовало привязать ее к себе. А лучшего способа, чем вызвать к себе доверие и благодарность, я пока придумать не мог. Почему-то мне казалось, что Грасс этого не хватало.

— Так, хорошо идет, — сказал я и погасил “Мертвую воду”. Остатки заклинания затянули рану девушки темной пленочкой, что должна была рассосаться. У нас на курсе это называли “живым бинтом”, хотя это не было отдельным заклинанием. Просто один из эффектов. — Теперь последний штрих.

Я сотворил “Живую воду” — небольшой голубой шарик со странной субстанцией внутри. Сила внутри этой оболочки была конфигурирована на усиление регенерации, и мне особенно нравилось лопать эти пузыри. Слишком уж забавно они взрывались. Но усердствовать с этим не стоило — Род не терпел напрасной растраты.

Я поместил шарик “Живой воды” на рану Грасс и лопнул его так, чтобы содержимое пролилось аккурат на рану. Аня вздрогнула.

— Ой, холодная…

— Ага, — отозвался я. — У меня почему-то всегда получаются холодные.

Жидкость быстро впиталась, и я снял защитный купол.

— Готово. Инспектируй лапку.

Грасс внимательно оглядела рану и, удовлетворенно хмыкнув, кивнула.

— Значит, ты у нас универсал, Соколов? И мозги поджарить можешь, и с артефактами справляешься, и лечишь, и калечишь…

Я пожал плечами.

— Кажется, родовая сила дает большое пространство для маневрирования.

— Хотела бы я такой разброс, — вздохнула она и принялась медленно спускаться по ступеням здания. Крыльцо еще не почистили, и тонкий слой снега хрустел под подошвами ее ботинок.

— Я наслышан, что твой род весьма могущественен в создании интересных артефактов, — сказал я. — Да и твой личный потенциал не раз отмечали на занятиях. Неужели ты недовольна таким раскладом?

Грасс обернулась ко мне с печальной улыбкой.

— Нет, Соколов. Я ненавижу то, чем вынуждена заниматься. Искренне ненавижу. Но специализацию не выбирают. За редкими исключениями. Мне, увы, не повезло так, как тебе.

Это меня удивило. Грасс всегда с такой гордостью отзывалась о своей семье, а с остальными артефакторами общалась даже с некоторой снисходительностью, а то и вовсе смотрела свысока. Мне всегда думалось, что она так себя вела именно потому, что знала истинную цену своим талантам и положению.

А сейчас выходило, что она ненавидела этот дар.

— Как же так, Ань? — нагнав девушку, я поравнялся с ней, и мы вместе пошли по аллее к Домашнему корпусу. — Та же Хруцкая много бы отдала за то, чтобы унаследовать дар твоего рода и узнать его секреты.

Байкерша тихо рассмеялась, а затем внезапно всхлипнула и торопливо вытерла слезу.

— Ты понятия не имеешь, что у меня за семья, — не глядя на меня, ответила она. В ее голосе сквозила злость. — И не дай Господь кому-то узнать.

— Не понимаю.

— Ты знаешь, что я не хотела поступать в Аудиториум? — она подняла на меня глаза. — Родные заставили. Пообещали мне кое-что, но… Когда я провалилась в прошлом году, не сдержали слова.

Я чувствовал невыносимую боль и тоску, которую испытывала Грасс. Она что-то потеряла. Или кого-то. Утратила нечто настолько важное, что это не просто разбило ей сердце и ожесточило, а словно вовсе превратило ее в другого человека. Этот поток эмоций был настолько сильным, что я едва смог вздохнуть.

Черт возьми, эта эмпатия, что шла в комплекте вместе с родовой силой, иногда включалась ужасно не вовремя.

— Что случилось? — тихо спросил я. — Что сделала твоя семья?

Грасс оглянулась по сторонам, достала сигарету и прикурила от простой зажигалки. Решила не рисковать с “Жар-птицей”.

— У отца есть другие наследники, я ведь даже никогда не претендовала на лавры или какой-то особый статус… Просто хотела спокойной и мирной жизни. Я была готова отказаться и от наследства, и от приданого, и от титулов. И от Благодати…

У меня отвисла челюсть.

— Не понимаю. Ты что, хотела отсечь себя от рода?

Она молча кивнула и затянулась.

— Да. Я кое-кого встретила. Несколько лет назад. Мы много времени проводили вместе — он часто мне помогал и очень хорошо относился. С теплом, понимаешь? Как к нормальному человеку, а не к сосуду сБлагодатью. И тогда я была… Не такой, как сейчас.

Так, даже начало этого рассказа мне уже не нравилось.

— Что случилось? — повторил вопрос я.

— Да все как в романах, что читают глупые курицы в оборках, — горько усмехнулась Грасс. — Я влюбилась в простолюдина. Хороший парень. Толковый, умный — поверь, гораздо умнее многих, что родились с золотой ложкой в заднице. Сын одного из слуг. Вырос в нашем доме, окончил колледж с медалью и Золотым дипломом. Потом служил одним из секретарей у моего отца. Но среди всех его достоинств не было главного.

— Благодати, — выдохнул я.

— Именно.

— И вам не позволили быть вместе.

— Я знала, что не позволят. У моих родителей были на меня такие матримониальные планы… Едва мне исполнилось четырнадцать, уже пошли разговоры за кого меня выдать, чтобы получить потомство с интересной силой. Хотели сосватать за кого-нибудь из мощных артефакторов, чтобы укрепить кровь и заполучить связи…

Она говорила это с таким презрением, что я не смел вставить и слова. И в каждой фразе, что произносила Аня, не было ничего, кроме боли, злости и горя.

— В общем, у нас с тем парнем завязался роман, — вздохнула она. — Тайные свидания, мечты о совместном будущем… До самого постыдного так и не дошло, хотя, честно тебе скажу, я была готова и на это. Любовь — она такая… Но о наших отношениях прознали.

Я мрачно улыбнулся.

— Дай угадаю. Дальше был большой скандал, тебя заперли, а твоего возлюбленного отослали подальше?

— Если бы, — усмехнулась Грасс и потушила окурок о сугроб. — Узнали. Скандал был. Меня действительно заперли, но я нашла возможность сбежать.

Ну прямо Наташа Ростова. Только у Толстого вроде та история тоже как-то не особо хорошо закончилась.

— И сколько тебе было?

— Семнадцать. Только исполнилось. Если бы все получилось, то мне оставалось провести в бегах всего год… А затем меня бы принудительно отрезали от рода. Но у моей семьи длинные руки. Нас нашли, когда мы были на Псковщине. Хотели перебраться в Таллин, а оттуда в Ригу. А там было несколько вариантов, куда отправиться дальше, благо немного денег мы накопили. Но, как выяснилось, прятались мы недостаточно хорошо.

Я не знал, как правильно реагировать на внезапное откровение Грасс. С одной стороны, девчонка повела себя как влюбленная дура. С другой — а кто в семнадцать не был дураком, если случалось влюбиться? И я понимал, что родители хотели защитить дочь от поступка, о котором она могла пожалеть в будущем.

Но в семнадцать все это видится совсем иначе. В семнадцать тебе кажется, что перед тобой раскинулся весь мир. Что твоя любовь будет жить вечно и что в шалаше тоже возможен рай.

У меня в мои семнадцать такого не было — отделался влюбленностью в девчонку, с которой мне ничего не светило, и довольно быстро включил голову. Но Грасс, наверняка воспитанная на романтических книжках, повела себя иначе.

И я не мог ее осуждать. Но и родители ее наверняка были правы.

— Что было дальше?

Аня достала новую сигарету, поежилась от холода и быстро прикурила.

— Меня вернули домой и заперли. Сказали, что отправят учиться в Аудиториум. Надо сказать, что до этого момента семейство не особенно верило в мои способности. А тут, видимо, решили во что бы то ни стало надежно упрятать меня на Каменном острове, откуда не получится сбежать.

— А парень?

— Я долго не знала, что с ним стало. Нам не давали видеться. Я подозревала, что его отослали в какую-нибудь дыру, благо у нас полно имений в заднице мира. Я уперлась и говорила, что не пойду в Аудиториум, что даже не стану позориться с поступлением — ведь все были уверены, что я не пройду. Но затем родители предложили мне сделку. Я поступлю в Аудиториум и отучусь на артефактора. И если после этого чувства сохранятся, я проработаю на семью некоторое время, а затем мне позволят уйти.

— Наверняка они предполагали, что за время обучения помидоры завянут.

— Ага. Только в тот год я не поступила. Семья сочла это позором и расторгла сделку.

— И где он сейчас? Тот парень?

— На Смоленском кладбище, — выпустив дым, ответила Грасс. — Мне сказали, что он повесился. Но я знаю, что это с ним сделали мои родные.

— Откуда?

Грасс достала из кармана кителя маленький шарик.

— Он не был наделен Благодатью, но артефакт записал его последние воспоминания, — тихо отозвалась Грасс. — Это сделали люди моего отца по приказу моей семьи.

Аня стиснула шарик в кулаке.

— Мне очень жаль, — тихо сказал я. — Правда. Прости, что вывел тебя на этот разговор.

— Нет. Я даже рада хоть с кем-то этим поделиться, — губы девушки расползлись в кривой улыбке, а из глаз потекли слезы. — Ты тоже изгой, как и я.

— И ты не заявила?

— Куда? Кому? — горько рассмеялась Грасс. — Кому есть дело до какого-то секретаря? Нет, Соколов. Я не подала вида, что выяснила правду. Но это не значит, что я их простила.

— Так почему ты тогда пошла в Аудиториум? — удивился я. — Сбежала бы и спряталась понадежнее. Можно было попросить протекции… Не знаю, у императрицы… Она вроде милосердная женщина.

Но Грасс лишь покачала головой.

— Нет, Михаил. Одна я бы не справилась. Поэтому я придумала другой план. Играла по правилам, усыпила их бдительность. Даже поступила в Аудиториум — все для того, чтобы они перестали за мной следить и расслабились.

Лицо Грасс изменилось. Она резким движением потушила второй окурок и улыбнулась своим мыслям. Только улыбка эта не сулила ничего хорошего.

— И что дальше? — спросил я.

— Они меня не получат, Соколов. Не выйдет. Одного они не учли, когда отправляли меня сюда. После окончания Аудиториума я смогу самостоятельно решать свою судьбу. И сделаю все для того, чтобы ни один план семьи на мою жизнь не осуществился.

— И что ты придумала?

Грасс сверкнула заплаканными глазами.

— Я ударю их тем оружием, что они сами вложили в мои руки. Я стану не просто артефактором, Соколов. Я тайно подала заявку на кафедру психометрии, прошла отбор, и мою кандидатуру уже одобрили. Со следующего семестра я начну посещать спецкурс по психометрии, хотя уже и сейчас изучаю литературу и простейшие манипуляции. Психометристы — единственные специалисты, на судьбу которых не могут влиять их семьи. Это отдельная каста со своими законами и правилами.

— Каста людей, что живут очень недолго и зависимы от винамия, — напомнил я.

Грасс фыркнула.

— И что?

— Я к тому, что на одном погибшем возлюбленном жизнь не закончена. Ты очень молода, все впереди. И ты еще сможешь найти другой смысл жизни.

Байкерша привстала на цыпочки и внимательно заглянула мне в глаза.

— О, я его уже нашла, Соколов. Уже нашла…

Глава 8

Я так и не понял, что имела в виду Грасс.

Какой такой смысл она нашла в том, чтобы умереть в сорок лет от обширного инсульта, вызванного передозировкой винамия и износом нервной системы? Да, я понимал, что по ней очень больно ударил поступок семьи. Сам не знаю, как бы поступил, окажись я на месте Грасс. Но я видел одно — боль этой девушки была разрушительна. И кто знает, сколько бед она могла принести окружающим ее людям.

— Ладно, пойдем по комнатам, — сказал я и осторожно взял Аню под локоть. — Здесь вообще-то холодно. Хотя я уже привык…

— Да, здесь быстро закаляешься. Батареи в корпусе ни хрена не топят, да и вода в душе по утрам нередко бывает едва теплая…

Я был рад, что Грасс сама поспешила свернуть печальную тему разговора, и до Домашнего корпуса мы добрались молча. Войдя в общий холл, мы объяснились с вахтером, и я тут же направился к своей лестнице.

— Погоди, — остановила меня Грасс и указала на стенд. — Новые объявления. Дай-ка поглядим…

Я последовал за ней и принялся читать листки.

— Слава богу, — выдохнул я и ухмыльнулся. — Бал отменили.

— Аллилуйя, — с сарказмом произнесла Грасс. — Ненавижу эти сборища.

— А я просто не умею нормально танцевать.

“Но вообще странно”, — продолжила Грасс уже у меня в голове. — “Отменять Рождественский бал только из-за траура по этим погибшим придуркам?”

Я пожал плечами.

“Почему нет? Там все-таки были княжичи. Наверняка Долгоруков хочет таким образом немного умаслить безутешных родственников”.

“Разве что так… Рождественский бал — большое событие. Его бы не стали отменять просто так. Либо чего-то опасаются, либо и правда решили не злить князей”.

— Ладно, я пойду, — сказал я и направился наверх. — Увидимся.

Грасс что-то проворчала мне вслед, и вскоре я услышал ее чеканный топот по ступеням.

Так, нужно рекогносцироваться и понять, что делать дальше. Хорошая новость — ректор за меня вписался. Значит, таки выполняет свои обещания меня оберегать. Плохо было то, что ректор был далеко, а вот его оппонент Мустафин торчал здесь же, в Домашнем корпусе. И куратор мог придумать кучу способов испортить мне жизнь.

Только понять бы еще, на кой ляд ему это сдалось. У меня с ним конфронтаций не было. Да и с чего он так вызверился, когда узнал, что я стал связан с Аудиториумом? На месте любого куратора я бы обрадовался — минус одна головная боль.

Словом, нужно при удобном случае выяснить, чего там себе надумал Мустафин. И незаметно пересечься с Денисовым. Я пока не был готов объявлять друзьям о нашем с ним перемирии — слишком уж все было шатко. Да и хрен знает как Ронцов мог отреагировать на то, что я спелся с идейным врагом. Ронцов-то теперь бессмертный, может учудить какую-нибудь дурость, если Денисов его заденет…

Иными словами, в карцере было как-то поспокойнее.

Печально улыбнувшись этим мыслям, я осторожно потянул вниз дверную ручку и, стараясь не скрипеть петлями, шагнул в нашу комнату.

— Стой, сучара! — тут же рявкнули на меня.

Я оторопел от неожиданности.

— Стою. Свои, расслабьтесь.

— Миш, ты?

— Ага.

Вспухнула люстра, и я увидел картину, достойную пера карикатуриста.

Ронцов — в трусах, надетой задом наперед майке и одном носке — грозил мне шваброй.

— Витиевато развлекаетесь, товарищи, — усмехнулся я и едва удержался от того, чтобы не заржать. Слишком уж по-дурацки выглядел наш Кощей-Лазарь. — Серег, положь палочку. И на будущее ошкурь ее получше.

— Это еще зачем?

— Занозы доставляют много неприятных ощущений. Особенно если кто-то решит засунуть тебе эту швабру в место, о котором в приличном обществе упоминать не принято. Нельзя угрожать людям просто так. Даже шваброй.

Ронцов вздохнул с облегчением и поставил швабру в угол.

— Ты извини, Миш, что такой прием устроили. Ты ведь пропал. Никто ничего не знал, на стендах ничего не вывесили. Просто был человек — и исчез. Ну мы и перепугались, что и тебя тоже… Того…

— А к Мустафину зайти была не судьба? — хмыкнул я и принялся рыться в вещах, пытаясь найти сменное белье.

— Ага. Его поди застань, — ответил вышедший из ванной Сперанский. — Весь вечер вчера отсутствовал. Неприемные же часы. Ты где был-то?

— В карцере ночевал.

Лекарь удивленно вскинул брови и даже немного присвистнул.

— Эк тебя… И за что?

— Да все за то же. Меня и Грасс заперли.

— А ее-то зачем?

— Сам не понял. Дескать, могла нас сдать, когда Леньку прятали, но не сдала. Значит, сообщница.

Сперанский озадаченно чесал мокрую репу.

— В таком случае должны были и нас с Серегой запереть. И Малыша…

— Да просто достала она Мустафина. Решил припугнуть, — предположил Ронцов. — Эта девка ж вообще без царя в голове!

Отчаянная — да. Дура — нисколько. И в отличие от многих студентов, у нее действительно была мотивация доучиться в Аудиториуме. Но это знал только я — для остальных Анна Грасс оставалась способной, но ленивой и проблемной лентяйкой.

Я наконец-то откопал в ворохе белья чистый комплект. Последний. Все верно — стирку же пропустил, поскольку все выходные меня не было в корпусе. Придется теперь стираться ночью.

— Надеюсь, я немного пропустил, — сказал я, стаскивая пыльный китель.

Сперанский мотнул головой.

— Не-а. Давай, мойся, чисти перышки — и жрать пойдем.

“Нужно поговорить”, — обратился ко мне ментально Ронцов. Я оглянулся на него и сразу понял, о чем шла речь.

“Обязательно. Надеюсь, ты никому не рассказывал?”

“Я совсем дурень по-твоему?” — оскорбился Кощей. — “Нет, даже Коля не в курсе”.

“Вот и славно. Пусть пока что так и будет”.

Отмывшись и приведя в порядок форму, я наконец-то почувствовал себя человеком. Сперанский передал крем для ботинок, и, начистив обувь до уставного блеска, я повернулся к соседям.

— Готов.

— Слава небесам, — проворчал Ронцов и взглянул на часы. — Есть хочу ужасно. Через пять минут откроется.

В коридоре царило же привычное утреннее столпотворение. Эпическая битва за утюги и гладильные доски, отчаянные вопли в поисках ниток и запасных пуговиц… и над всем этим возвышалась, точно неприступная скала, излучавшая непоколебимое спокойствие фигура Рахманинова.

— Утречка, — пробасил Малыш и пошел первым, рассекая суетящуюся толпу, точно ледокол.

А еще на нас пялились. Точнее, больше всего внимания досталось мне — я даже удостоился уважительного кивка Денисова. Интересно, что в лесу сдохло? Остальные перваки аккомпанировали нашему появлению благоговейным шепотом.

Ну все, слава окончательно разошлась. Вот и живи теперь с этим, звезда курса.

Интересно, что сейчас творилось на женской половине? И как девчонки встретили хулиганку Грасс?

К моему удивлению, двери трапезного зала оказались закрытыми. Даже свет внутри не горел. Да и толпа страждущих и самых голодных внезапно рассосалась. Лишь Грасс, погруженная в мрачные мысли, одиноко спустилась по ступеням и подошла к нам.

— Чего ждем, мальчики? — натянув привычную стервозную маску, хищно улыбнулась она.

— Неужели закрыто? — скуксился наш лекарь и сверился с вывешенным расписанием. — Вроде все в порядке. Странно…

— Сейчас проверим, — отозвался я. — Если выгонят и дадут по лбу половником — значит, закрыто.

Я потянул массивную ручку на себя, и дверь поддалась. В зале не горели люстры, а длинные столы и лавки утопали в полумраке. Освещалось лишь пространство возле раздачи, где деловито суетились кухарки и разносчики. На нас они словно не обратили никакого внимания.

— Чертовщина какая-то, — прошептал Ронцов, и Малыш согласно кивнул.

— Дражайшие! — окликнул я кухарок. — Кормить сегодня изволите?

Одна из поварих обернулась.

И тут я услышал крик.

— Пора!

Все люстры зажглись одновременно. Свет ярких ламп ожег глаза, что-то загрохотало, застучало, зашумело… Даже хлопнуло несколько раз. Ошалев от этой светомузыки, я инстинктивно активировал “Берегиню” и приготовился защищаться.

— Встречайте героев первого курса! — проревел всочивший на один из столов студент. Кажется, Воронин, староста. — Виват Соколову! Виват Ронцову! Виват Сперанскому! Виват Рахманинову! Виват Грасс!

— Виват! Виват! Виват! — хором прогремели однокурсники и бросились на нас.

Твою мать, так же и дурачком на всю жизнь остаться можно. Увидев наши вытянувшиеся рожи, повара на раздаче расхохотались. Я едва успел погасить “Берегиню”, как толпа однокурсников настигла нас и подхватила на руки. Ронцова и Грасс подкинули так высоко, что те едва не зацепились за люстры. Малыша поднимать не рискнули — слишком тяжелый.

А вот нас со Сперанским эта участь не миновала.

Я несколько раз подлетел к потолку. Глаза застилали какие-то блески и конфетти, пахло дымом от хлопушек.

— Слава и вечная честь героям, обманувшим Аудиториум! — Продолжал подначивать староста. — Да останутся их имена в истории студенчества!

Грасс визжала и бранилась, налету пытаясь подтянуть юбку пониже, чтобы лишить перваков пикантного зрелища. Однокурсники отрывались как могли — наверняка решили таким образом компенсировать отмененный бал.

— Пощады! — взвыл Сперанский. — Ребят, меня сейчас стошнит. Клянусь!

Наконец нас бережно опустили на пол, и я, покачнувшись, улыбнулся.

— Вот это сюрприз. Спасибо, ребят!

— Вам спасибо, — осклабился щеголь Воронин и козырнул. — Благодаря вам наш курс никогда не забудут.

— Хорош буянить, господа! — прикрикнула на нас повариха. — Пошумели — и хватит. А ну, марш за едой!

Из толпы ко мне протиснулась Ирка.

— Ну как, герой?

— Твоя работа?

Ирэн лукаво улыбнулась и подмигнула.

— Подумала, раз вы все равно преуспели, то нужно это отпраздновать. Все равно дальше до самых каникул одна учеба…

— Спасибо, — я приобнял ее и чмокнул в макушку. Большего на людях позволять было нельзя. — Неожиданно приятно.

— Знала, что вам понравится.

— Ага, спасибо тебе огромное, Штофф, — проворчала Анька, безуспешно пытаясь пригладить растрепанные волосы. — Теперь весь курс знает, какого цвета кружева у меня на трусах.

— Красные! — хихикнул Малыш.

Грасс обернулась к нему, показала кулак, и Рахманинов, сделав вид, что испугался до тахикардии, приложил здоровенные ладони к груди.

— А я думал, черные будут…

— Малыш, я тебя прибью, — шикнула на него байкерша, но глаза у нее были веселые. В кои-то веки я видел, что она радовалась.

Голод взял верх, и ор наконец-то угомонился. Студенты выстроились в очередь к раздаче, и я с удивлением обнаружил на своей тарелке двойную порцию.

— Восстанавливай силы, герой, — усмехнулась повариха и протянула мне тарелку с яичницей и аж четырьмя колбасками.

— Вот от души! Спасибо!

Все же были в этом хулиганстве свои очевидные плюсы…

Наша поредевшая группа расселась за стол.

— Интересно, нас теперь перекомплектуют? — спросила Ирэн, пока я за обе щеки уплетал горячий завтрак.

Денисов ел молча, то и дело поглядывая на нас с Ронцовым. Остальные оживленно обсуждали возможное будущее группы — даже Грасс в кои то веки вступила в дискуссию. Демонстративно молчала лишь Марианна Перовская — красотка, лишившаяся княжеской свиты с моей легкой руки.

— Вряд ли станут что-то менять в группе, — рассуждал Сперанский. — А вот в общаге могут и переселить… У нас одно свободное место, у Денисова вообще три освободилось…

— Да можете вы наконец заткнуться?!

Перовская грохнула кулаком по столу так, что зазвенела вся посуда.

— Девяти дней не прошло, а вы уже прыгаете, скачете, хлопушки взрываете! — задыхаясь от возмущения, кричала она.

Денисов попытался успокоить взбесившуюся девушку, но было поздно — у Перовской началась натуральная истерика.

“Ир, уведи ее”, — попросил я подругу. — “Меня она все равно не послушает. Здесь нужна женская душа”.

“Она и меня не послушает. Это ж Перовская”, — пробормотала в ответ Ирэн. — “Но попробую”.

Ирка отложила приборы, поднялась, обошла стол и обняла бившуюся в слезах Перовскую. Что-то зашептала ей на ухо, поглаживая по волосам. Не знаю, что именно сказала Ирка, но Перовская замерла, долго глядела остекленевшими глазами в одну точку, а затем позволила Ирэн себя увести.

“Мы в туалет”, — сообщила подруга. — “Умою ее и приведу в порядок. Сделай так, чтоб вас здесь не было, когда мы вернемся”.

“Хорошо”.

Не ожидал, что Марианна сорвется. Меня обуяли противоречивые эмоции. С одной стороны, собаке — собачья смерть. Княжичи сами нарвались. С другой… Перовская вряд ли что-то знала о том, что приключилось той роковой ночью. И она имела право на скорбь.

Если я все понял правильно, между ней и Забелло было нечто большее, чем дружба. И даже если опустить комментарии относительно вкуса Перовской и качеств Забелло, она лишилась близкого человека. Следовало уважать чужое горе.

Хвала небесам, хотя бы Ирка обладала навыками успокаивать потерявших разум от скорби женщин. У меня это получалось не так хорошо.

— Думаю, нам пора, — Ронцов поднялся из-за стола. — Все равно кусок в горло не лезет.

Сперанский тоже понес свой поднос в окошко для грязной посуды, а я задержался, играя в гляделки с Денисовым.

“Записку покажешь?” — спросил я ментально.

“Не здесь. Не хочу, чтобы остальные пялились. В библиотеке через пять минут”.

“Принято”.

Я залпом допил обжигающе горячий и до зубного скрежета сладкий кофе и, сдав посуду, вышел на воздух. Нужно было проветрить голову.

Грасс появилась на крыльце с сигаретой в руках.

— Больше не прячешься? — спросил я.

— Прячусь. Отойду за угол. Через пятнадцать минут пара.

— Ага.

Вдохнув напоследок свежего морозного воздуха, я вернулся в корпус и направился в библиотеку. Денисов ждал меня у входа.

— Перовская в порядке? — спросил я.

Константин неопределенно покачал головой, но помрачнел.

— Не очень. Если не возьмет себя в руки, боюсь, придется обращаться к лекарям. Или даже к мозгоправам, чтобы хоть немного ослабили воспоминания. Не ожидал я, что это так по ней ударит. Первые пару дней вела себя тихо, а сейчас ее понесло.

— Каждый по-своему справляется с горем.

— В том и дело. Она не справляется.

— Дай ей время, — ответил я. — Для тебя все эти Меншиковы с Афанасьевым были никем. А у Перовской с Забелло, судя по всему, была своя история.

— Давай к делу, — Денисов вошел в двери библиотеки и тут же направился в один из маленьких читальных залов.

Я прихватил пару свежих газет для вида уже скорее по привычке — запах типографской краски вызывал воспоминания о Матильде. Я надеялся, она благополучно добралась и устроилась в Букуреште.

Денисов плотно закрыл за мной дверь, зажег настольную лампу и вытащил из-за пазухи сложенный вчетверо листок бумаги.

— Плотная, дорогая, — сказал я, помусолив ее в пальцах.

Денисов кивнул.

— Но не гербовая. Думаю, итальянская, особая для писем. И писали дорогой перьевой ручкой.

— Откуда ты знаешь?

— Сразу видно деревенщину. Уж прости, Соколов. Если долго и много работаешь с документами, то узнаешь дорогую канцелярию на ощупь. Тут видно, что перо дорогое. И чернила черные.

— Значит, наш любитель эпистолярных загадок — некто обеспеченный, — заключил я.

— Причем весьма и весьма.

В записке не было сказано ничего интересного. Все то, что пересказал ранее Денисов. По сути, оповещение о том, что на Константина и компанию обратили внимание. Поручение ждать знака… И все. Даже странно.

Я разочарованно вздохнул. Не знаю, что я рассчитывал увидеть или выяснить, но ближе к разгадке не стал. Разве что наклон почерка был интересный. Не похож на женский, но и для обычного мужского был несколько вычурным. Словно писавший испытывал удовольствие от процесса выведения букв.

Секретарь? Вряд ли.

— Ну, записку ты увидел, — нетерпеливо сказал Денисов. — Что дальше?

Я улыбнулся внезапному озарению.

— Можно попробовать выяснить, кто ее писал, с помощью психометрии.

Константин округлил глаза.

— С ума сошел? — громким шепотом возмутился он. — Я не понесу ее спецам Аудиториума!

— У меня есть свой специалист. Начинающий, но весьма талантливый, — осклабился я. — Полагаю, ему это будет интересно. Точнее, ей.

Глава 9

Денисов вырвал записку из моих рук.

— Нет! — зашипел он. — Не нужно привлекать к этому кого попало!

— Это не кто попало, а твоя одногруппница, — возразил я. — Грасс. И то если она согласится.

Лицо вражины вытянулось.

— Грасс идет на психометриста?! Да ладно?

— Ага, — кивнул я. — Сам в шоке. Но она настойчива в своих стремлениях. А еще за ней должок…

Денисов замолчал — лишь сверлил меня тяжелым взглядом.

— Нет, Соколов. Плохая это идея вмешивать сюда еще и Грасс. Она здесь совсем ни при чем. Это плохая, очень-очень плохая идея.

Ну это как сказать…

— А какие еще варианты? — огрызнулся я. — Наша задача — выйти на Темную Аспиду и понять, кто и кого там дергает за ниточки. Ну или хотя бы сузить круг поисков. И у нас есть только две зацепки — записка и личность того человека, о котором ты не можешь ничего рассказать из-за блока.

Денисов тяжко вздохнул и, отодвинув стопку забытых кем-то книг, уселся прямо на письменный стол.

— Только один вариант у нас остался, — ответил он. — Я договорился с библиотекарями и до утра торчал здесь. Искал фотографии, упоминания. Пытался найти хоть что-то про того человека.

— И, видимо, безуспешно, — предположил я.

— Да. Вообще в этих залах информации о преподах и администрации немного. Возможно, все важное хранится в архиве административного корпуса. Там же, где и личные дела.

— Допустим. Но туда нам не пробраться. В Домашнем корпусе охрана смотрит на наши ночные бдения спустя рукава — старшекурсники то и дело шастают друг к другу. Но просто так нас в административный не пустят. Тем более в архив. Для этого нужен серьезный повод.

Денисов растрепал светлые вихры.

— Есть еще одна нехорошая новость. Не знаю, что за блок на меня поставили, но… Кажется, у нас мало времени на поиски. Мне с каждым днем все труднее вспомнить лицо того человека. Вроде бы и помню, а как начну вызывать в памяти его образ, так и ухватиться не за что.

— Это скверно. Но если увидишь его, узнаешь?

— Не знаю, — пожал плечами Константин. — Сейчас — наверное, да. А через неделю…

— Значит, самый надежный вариант — записка, — подытожил я.

— Ага. А по поводу поисков фотографий — я хотя бы здесь я все перерыл. Уже минус одна локация. Но не уверен, что мы успеем пробраться в архив. Да и опасно это — засветимся.

Я рассеянно кивнул и по привычке оглядел библиотечный зал.

— Точно здесь все обыскал?

— Не зли меня, Соколов. И имей уважение. У меня есть причины копать особенно тщательно. Погибли мои… Нет, не друзья. Но мы были из одного круга. Выяснить, кто толкнул их на смерть — для меня дело чести.

У меня, впрочем, тоже были причины. И странное дело — когда речь заходила о Темной Аспиде, почему-то клятва, что я дал Аудиториуму, молчала. И это не укладывалось у меня в голове.

Мне-то казалось, что ультраконсервативная в отношении Благодати Темная Аспида была прямым наследием Аудиториума. В конце концов, именно с Аудиториума началось централизованное обучение владению Благодатью. Это был не просто храм знаний о нашей сверхъестественной силе — Аудиториум был их колыбелью. Лучшие ученые, талантливые преподаватели — все служило развитию Благодати и науке ее применять. Развивая эту мысль дальше, можно было предположить, что Темная Аспида действовала в интересах Аудиториума.

И оттого было особенно странно, что клятва не перекрыла мне дыхалку, когда я сунулся в это дело. Неужели замыслы Темной Аспиды отходили от “генеральной линии партии”? И если так, то у нас получался совсем уж интересный расклад.

Есть Темная Аспида — ультраконсерваторы и радикалы от аристократов.

Есть Орден Надежды — ультрановаторы и радикалы от простолюдинов. Этакие народовольцы, повернутые на равноправии во владении Благодатью.

И есть Аудиториум — учрежденный императорами, поддерживаемый венценосной фамилией и… Где он стоял? Посередине? Левее или правее на этой странной шкале?

И самое главное, если клятва, что непостижимым образом знала то, чего не знал я, не отреагировала на мой интерес к Темной Аспиде, значит, эти товарищи либо представляли угрозу для моей альма-матер, либо вообще не затрагивали интересов Аудиториума. А это тоже странно — ведь их выходки совершенно точно влияли на вуз.

Короче говоря, чем дальше я во все это лез, тем интереснее запутывался клубок. Понять бы еще, как так вытащить из него все нитки, чтобы распутать, а не затянуть лишние узлы…

— Эй! Соколов, чего завис? — Константин потрепал меня по плечу. — Ты вообще в порядке?

— Нормально. Просто задумался.

Я тряхнул головой, отгоняя размышления. Денисову лучше не знать, насколько глубоко я во всем этом барахтался.

— Значит, все же рискнем с запиской, — сказал я. — Не уверен, что у Грасс есть причины охотиться за Темной Аспидой, но она должна мне услугу.

— Болтливая?

— Нет. Тайны она хранить умеет.

— Точно?

— Теперь ты меня не зли, Костик, — я угрожающе понизил голос. — Если говорю, что не разболтает, значит, не разболтает.

— Ну, в Афанасьеве ты тоже был уверен…

А вот здесь мне крыть было нечем. Действительно, Гришу в предательстве никто так и не заподозрил. И ведь отлично же шифровался наш менталист — никто, даже слегка параноидальный Сперанский, ничего не заподозрил. А за Колей водилась манера ненавязчиво контролировать друзей — куда пошел, почему задержался… Извращенное проявление заботы или же просто привычка приглядывать за братом и сестрой.

Ну с Афанасьевым в большей степени был мой промах. Я стал лидером нашей маленькой группы. Не стремился, само так вышло. Но я накосячил, хотя должен был хотя бы попытаться проверить каждого.

Впрочем, после драки кулаками не машут.

— Не думаю, что у Грасс есть тайные мотивы, — сказал я. — Но точно знаю, что она вряд ли откажется от возможности попрактиковаться в будущей специализации.

— Я возьму с нее клятву, — предупредил Денисов.

— Да пожалуйста.

— Если не согласится клясться, ничего не будет.

— Да понял я, понял! Расслабься уже.

Денисов глянул на часы и чертыхнулся.

— На пять минут опоздали. Бежим на пару. Приведи сюда Грасс после занятий.

***

Анна Грасс потушила сигарету о сугроб и щелчком отправила окурок в урну. Тот, описав идеальную дугу, угодил прямехонько в цель.

— Куда, говоришь, пойдем?

— В библиотеку, — ответил я.

— У меня планы.

— Подождут полчаса твои планы. Надо поговорить в тихой обстановке.

Грасс с недоверием выгнула подкрашенную бровь.

— Соколов, говори прямо. Чего надо?

— Дело есть. Возможно, опасное. И нужна именно твоя помощь.

“Как психометриста”, — добавил я ментально.

Глаза девушки приняли форму пятикопеечной монеты.

— Во-первых, я еще даже не пошла учиться на эту специализацию, — начала она, но я жестом ее перебил.

— Ты сама говорила, что уже кое-что изучаешь. Надеюсь, этого хватит.

— Это не единственное препятствие. Я не хочу, чтобы о моих планах выяснилось раньше времени. Если моя родня прознает, могут просто насильно забрать из Аудиториума.

Я вздохнул и привалился к стене. Грасс сидела на низкой оградке, а я, сволочь такая, отвлек ее от никотиновой медитации. Ничего, переживет. Курить вредно. Впрочем, психометристам без разницы — винамий убивает быстрее никотина.

— Я не собираюсь тебя подставлять, Ань, — ответил я. — И тайну твою сохраню. После того, что ты рассказала…

— Еще жалеть меня вздумай!

— Я не жалею. Я сострадаю. Жалость унижает, а сострадание означает готовность поддержать. И унижать тебя жалостью я никогда не стану. Ты заслуживаешь гораздо большего.

Анька подняла на меня глаза, и я увидел на ее лице смятение.

— Значит, ты меня… Уважаешь?

— Так ведь есть за что. Стервозная ты баба, но у меня после Ирэн и ее знойной тетушки уже иммунитет к женским выкрутасам. Хочешь, чтобы тебя видели грубиянкой и оторвой — твое право. Я вижу в тебе умного и талантливого человека, только очень грустного.

Грасс мрачно улыбнулась. Потянулась было за второй сигаретой, но передумала и спрятала пачку в кармане.

— Начинаю понимать, что в тебе нашла Ирка. Языком чесать ты горазд. Впрочем, пока что ты ни разу не нарушил своих обещаний. Если обещаешь сохранить мою тайну, то идем.

Она поднялась с оградки и пошла за мной, на ходу подтягивая высокие гольфы. Грасс они доходили до середины бедра, и в сочетании с очень короткой юбкой смотрелось все это весьма соблазнительно. Симпатичная девчонка, хотя я и не жаловал ее готический боевой раскрас.

— Хватит пялиться, Соколов, — беззлобно проворчала Анька. — Нравится — лучше лишний раз комплимент сделай.

— Зачетные ноги, — отозвался я.

Грасс тихо рассмеялась.

А пока что все складывалось более-менее прилично. Если Денисов даст слово сохранить тайну Аньки, то она в ответ поклянется не болтать о записке и Темной Аспиде. Неплохо бьется, и все в плюсе.

Я распахнул дверь малого зала и по-джентельменски пропустил даму вперед. Грасс тут же зажгла несколько настольных ламп, а я отодвинул для нее стул. Ухаживать — так ухаживать. Я уже почти забыл о тонкостях этикета, которым меня обучала Матильда — здесь, в Аудиториуме, парни перед девушками не расшаркивались. Ибо “для науки все равны”, как говорил его высокопревосходительство ректор.

Лишь бы только Анька не восприняла все это как ухаживание.

Дверь тихо открылась, и в малый зал скользнул Денисов. Увидев его, Грасс ощетинилась, словно бешеная кошка.

— Он что здесь забыл? — прорычала девушка.

Они с Денисовым молча сверлили друг друга глазами. Грасс покраснела от гнева так, что ее румянец был виден даже под слоем пудры. Да и Денисов, хоть и был более сдержан, но тоже инстинктивно сжал кулаки. Не знаю, что эти двое не поделили, но сейчас казалось, что поднеси между ними спичку — и та вспыхнет.

— Соколов, объясни, какого рожна здесь делает этот кретин, — потребовала Анька.

— Могла бы и повежливее, — спокойно ответил Денисов. — Дело у меня к Соколову. И к тебе.

Грасс резко обернулась ко мне.

— Так это ради него ты меня сюда притащил? И ты хочешь, чтобы я помогала ЕМУ?

— Не ему, — ответил я. — Нам. Ребят, объясните, почему между вами столько… напряжения?

Денисов отмахнулся.

— Долгая история. И никакого отношения к делу не имеет.

— Да ладно? — хмыкнула Анька. — Что, не хочешь вспоминать, как полез ко мне, а я тебя огрела вазой?

— В который раз говорю — я это сделал потому, что отец хотел устроить то сватовство.

Так-тааак… Вот он, побочный эффект всякого замкнутого общества. Перекрестное опыление, все друг друга знают. Слухи разносятся мгновенно, а репутацию может испортить какая-нибудь безделица.

Я уже откровенно наслаждался сценой.

— Верно понимаю, что родители решили вас познакомить, а ты к ней полез и получил за это вазой?

Денисов хмуро кивнул.

— Примерно так. И заметь, Ань, я никому об этом не рассказывал.

— Ну еще бы ты так опозорился, — огрызнулась девушка.

— Так, успокоились оба! — я встал между ними, словно рефери, и раскинул руки в стороны. — Что было, то было. И, как я понимаю, ни у кого ни к кому, по сути, претензий-то и нет.

— За исключением того, что мне потом голову штопали, — хмуро ответил Денисов.

Грасс сверкнула глазами.

— Не мог придумать варианта получше, чтобы отделаться от меня?

Я уже был готов выть. Ну серьезно, неглупые ж люди. Соображали когда надо. И вот из-за таких идиотских обидок…

— Как дети малые, ей богу, — сказал я и обернулся к Аньке. — Прошу помнить, что ты мне должна услугу в ответ на ту, что я тебе оказал. И я хочу воспользоваться твоими навыками психометриста. Если тебе так удобнее, считай, что услугу оказываешь лично мне.

Грасс насупилась, но понемногу успокаивалась. Ну и бешеная же девка. Катастрофа, а не девка!

Денисов несколько раз вдохнул и выдохнул.

— Я же предупреждал, что это плохая идея, — сказал он и вытащил из кармана записку. — Но вариантов нет. Аня, взгляни. Ты сможешь понять, кто писал эту записку?

Грасс осторожно, на полусогнутых ногах подкралась, вырвала записку из рук Константина и принялась изучать.

— Сложно сказать. Я все же пока что самоучка — только книги читала и отчеты о лабораторных работах.

— Но теоретически ты понимаешь, как это сделать? — Спросил я.

— В теории все мы гении… Тут вот в чем закавыка может случиться. Сильный и опытный психометрист может различать слои информации по типу энергии, что осталась на объекте. Например, есть ложка. Ложкой ел граф, ложку чистила служанка, ложку уронил сын графа. Психометрист при нужных условиях сможет понять, кто и что делал с ложкой.

— А ты?

— А я со своими скромными познаниями в лучшем случае считаю какие-то образы. Часто первыми приходит информация о том, чья энергетика соприкасалась с объектом дольше всего. И это может быть совсем не автор письма.

Мы с Денисовым переглянулись.

— Долго ты ее пи себе носишь?

— Ну… в кармане. Дотрагивался редко. А другие — не знаю.

Понятно. Значит, успех затеи под большим вопросом, даже если у Грасс получится.

— Можно попробовать усилить результат, — подумав, сказала Аня и вернула записку Денисову. — Но мне нужен менталист для лучшей фокусировки и винамий.

— С менталистом проблем не будет, — ответил я. — У меня, думаю, получится. А вот порошок…

— Я достану.

Мы с Аней одновременно уставились на Константина.

— Откуда? — удивился я. — Он же баснословно дорогой.

— Откуда — это уже моя забота. И достану я совсем немного — на это уйдут почти все мои сбережения, и до самых каникул я буду сосать лапу.

Грасс кивнула.

— Много мне не нужно. Но это на время сделает меня сильнее, и я смогу заглянуть глубже. Возможно, смогу различить слои. И все равно не ждите от меня слишком многого — я не профессионал.

Денисова такой расклад удовлетворил.

— Хорошо. В таком случае пообещай, что все это останется в тайне.

— Я прочитала записку, — отозвалась Грасс. — Костя, на кой черт тебе сдалась Темная Аспида?

— Из-за них погибли мои друзья. И я хочу найти тех, кто это затеял.

Грасс лишь мельком взглянула на меня.

“Он не знает?” — спросила она ментально.

“Нет”.

“Даже не знаю, хорошо это или плохо. Опасную игру ты затеял, Соколов”.

А то я не знаю! Но я хотя бы был уверен, что записка не приведет ко мне.

— Значит, так, мальчики, — Грасс оперлась руками о стол и поочередно взглянула на нас. — С вас менталист, винамий и записка.

— Винамий достану сегодня вечером, — пообещал Костя.

— Отлично. И еще нам потребуется помещение для работы. Закрытое, где никто не станет нас отвлекать — ритуалы сложные, а сбиваться мне нельзя. Лучше всего, если там будет довольно высокий фон заклинаний, чтобы нас не засекли артефакты слежения. Такое место найдется?

Я вспомнил наши с Ядвигой подвиги в Лабораториуме и то, как там сифонила Благодать буквально изо всех щелей.

— Найдется, — улыбнулся я. — Думаю, у меня получится договориться.

Грасс кивнула своим мыслям и направилась к выходу.

— Как все подготовите, дайте знать. А я пойду рыться в записях.

***

— Только управьтесь до шести вечера! — предупредила Ядвига Хруцкая и отперла дверь своей лаборатории. — Если Дед вас здесь застукает, будет беда. И не трогайте мои реагенты!

Мы с Денисовым и Грасс переглянулись.

— Ядвига, ты — чудо! — расшаркивался я.

— Юдо! — Проворчала артефакторша и застегнула рабочий халат на все пуговицы. — Я буду на первом этаже. Нужно кое-что расплавить. Если что, зовите. И постарайтесь не спалить это здание. Я тут уже обжилась.

— Спасибо, красотка, — улыбнулась Грасс и подтянула ремень сумки, из которой торчали тетради и книги.

Хруцкая исчезла, а мы расположились внутри хорошо знакомого мне кабинета.

— По ящикам не лазать! — предупредил я Денисова. Тот с презрением взглянул на забытый контейнер с недоеденной лапшой быстрого приготовления. — Лучше помоги мне повесить “Купол”.

Костя впрягся и подпитал мое заклинание.

— Силы береги, — сказал он. — Тебе еще Аню поддерживать.

Грасс тем временем вытащила все свои заметки, еще раз пробежалась по записям и протянула руку Денисову.

— Принес?

— Да. Теперь я беднее Ронцова.

— Ничего, тебе полезно, — огрызнулась девушка и согнула пальцы. — Давай сюда.

Денисов протянул ей совсем маленький пакетик. На его дне лежало всего несколько кристалликов самого дорогого для одаренного вещества.

— Мало, — нахмурилась Грасс.

— На этот пакет можно накормить весь курс!

— Ладно. Надеюсь, хватит.

Грасс осторожно открыла пакетик и высыпала кристаллики себе в рот. Через пару секунд ее глаза окрасились красным.

— Времени мало, — хрипло сказала она. — Давайте сюда записку.

Глава 10

Денисов взирал на метаморфозы Грасс с суеверным ужасом. Да и я, признаюсь, малость напрягся — не каждый день увидишь, как глаза человека словно заливает кровью. Выглядело жутко, особенно когда они начали светиться алым…

Грасс зашипела, словно в спазме, задрала подбородок и выгнула спину. Хрустнули шейные позвонки, по ее рукам пробежала дрожь. Но когда она опустила голову, ее глаза стали привычного цвета.

— Черт возьми, ну и забористая же хрень…

Мы с Денисовым уставились на нее с искренним беспокойством.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Да. Давайте записку, я готова, — шепотом сказала она. — Прошу, ребят, быстрее. Мне очень сложно концентрироваться. Соколов, встань позади меня и держи руки на моей голове — прокинь ментальный канал. Мне понадобится твоя сила.

— Родовуха точно подойдет? — засомневался я.

Грасс посмотрела на меня как на умалишенного.

— Такие вопросы следовало задавать раньше. Но все должно получиться — я не встретила упоминаний о конфликте типов сил. Как бы то ни было, сейчас и проверим. Сюда, Миш, бегом.

Грасс опустилась на пол, села по-турецки, а я занял место позади нее так, что даже не пришлось напрягать руки — пальцы сами касались ее макушки.

— Теперь молчите и выполняйте все, что я говорю, — велела она.

Девушка в последний раз скользнула взглядом по разложенным на полу конспектам ритуала, взяла в руки записку и закрыла глаза, чтобы лучше сконцентрироваться. Я воззвал к ментальному потоку, отделил от него тоненький ручеек искрящейся разноцветными вспышками силы и аккуратно, словно мостик, пробросил его от себя к Грасс.

Забавно, что сейчас я, стоя с открытыми глазами и наблюдая все происходящее в реальности, видел и то, что происходило на силовом уровне. Одна картинка накладывалась на другую, как чертежи на кальке. Рановато у меня открылась эта особенность.

Преподаватели называли ее “двойным зрением”. Оно представляло собой что-то вроде адаптационного механизма тела и мозга одаренного к применению силы. Когда начинаешь использовать ее слишком часто и переходишь к усложненным заклинаниям, приходится удерживать в голове слишком много факторов. И у многих одаренных происходила невольная визуализация заклинаний в режиме реального времени.

Правда, нам преподы обещали такие спецэффекты курсе на третьем. Как обычно, я несколько обогнал программу…

Денисов полностью замкнул на себе купол, оставив на мне только ментальную поддержку Грасс. Он внимательно следил за каждым движением мышц на лице психометристки, и я видел, что он всерьез беспокоился. Но вот о чем сильнее — об успехе нашей затеи или о здоровье Аньки — ятак и не понял.

“Попытайся отслеживать ее состояние”, — попросил он меня ментально, чтобы не сбивать настрой с девушки. — “Винамий — дрянь очень серьезная. Хуже любого наркотика”.

Я прислушался к ощущениям. Пока что Анька была в порядке — я не чувствовал ничего, кроме ее сосредоточенности. И, кроме того, она словно отгородилась от нас. Видимо, для того, чтобы лучше сконцентрироваться на задаче.

“Попробую. Но она закрылась. Могу считать только физические показатели”.

“Уже хорошо. Следи, чтобы не случился припадок. Если начнется, сразу выводи ее из этого состояния. Просто обрубай все каналы”.

Я удивленно взглянул на Денисова. А парень-то только что набрал еще пару очков в моих глазах.

“Вижу, ты много знаешь о винамии”.

“Насмотрелся вдоволь, во что превращаются те, кто любит им злоупотреблять”, — коротко ответил он и оборвал ментальный канал.

Да уж. Судя по тону Константина, следовало попытаться отговорить Грасс от идеи стать психометристкой. Если все было так серьезно и опасно, следовало поискать для нее другие варианты, как обвести семью вокруг пальца. Грасс мне нравилась — не так, как Ирка, но она была неплохой девчонкой. И чем больше я узнавал о винамии, тем меньше мне хотелось позволять ей уничтожить свою жизнь. И Денисов, судя по его взгляду, думал о том же.

Плечи Аньки дернулись, она тряхнула головой, но не открыла глаз. Денисов напрягся. Я взглянул на руки девушки из-за ее плеча. Записку окружало необычное сияние, никогда прежде такого не видел.

Алька растопырила пальцы и сложила ладони так, словно обхватывала ими что-то шарообразное. Но никакого шара не было — была лишь записка, охваченная вихрями разноцветных потоков силы. Они переливались, словно бензиновая пленка на луже или как мыльный пузырь на ярком свету. Наверняка эти радужные разводы были потоками силы разных рангов, что касались объекта.

И самое интересное было то, что Аня не касалось руками ни записки, ни этого импровизированного шара — он словно завис в воздухе между ее ладонями. Зрелище красивое, необычное и немного страшное. Мне почему-то стало не по себе.

Грасс застонала, болезненно сморщилась, и мы с Денисовым переглянулись.

“Соколов, проверь, пожалуйста”.

Я осторожно потянулся к девушке. Закрылась наглухо. Не пробиться.

“Температура повысилась, остальное не вижу”.

“Плохо. Может перегреться”.

“А если я ее чутка подморожу?”

“Не надо. Не вмешивайся — можешь сбить своим заклинанием ее работу”.

“И что тогда делать?” — раздраженно спросил я, напрягаясь от каждого стона девчонки.

“Ждать. Если поплывет — тогда вытаскиваем”.

Не нравилось мне все это, ох не нравилось. И хуже всего, что случись что с Анькой, винить я буду только себя — это ведь я предложил использовать психометрию. Но на тот момент я понятия не имел, какую цену придется заплатить.

Лишь бы Анька оказалась благоразумной и не стала превращать эту задачу в суицидальную миссию.

Внезапно девушка вскрикнула, дернулась и резко распахнула глаза. Защитный купол поглотил ее вопль. Я увидел, как вспыхнули колдовским зелено-алым пламенем ее руки — всего на миг, и огонь тут же погас. Радужный шар, охватывавший записку, лопнул, словно мыльный пузырь, и бумажка медленно опустилась на пол.

Аня повалилась назад, и я, резко опустившись на четвереньки, придержал ее за плечи.

— Вот же дерьмо… — прохрипела девчонка и закрыла глаза.

— Аня! — Оставив купол висеть, Денисов подбежал к однокурснице. — Аня, слышишь меня?

Она лениво приоткрыла один глаз и слабо взмахнула рукой.

— Не ори, пожалуйста. И так голова раскалывается.

— Ты как? В порядке? Что-нибудь еще болит?

— Все болит, — Грасс попыталась подняться, но я надавил ей на плечи и не позволил. — Это ж винамий. Он отравляет каждую клетку. Соколов, отпусти меня.

— Ага, щас тебе. Сиди.

Оставив Денисова ее придерживать, я метнулся к вешалке и стащил оттуда все рабочие халаты и даже невесть откуда взявшуюся тяжелую старую шинель. Сделав из этого подобие лежанки, кивнул Денисову, и тот осторожно перенес нашу героиню на мягкую подстилку.

— Могли бы так не заморачиваться, — устало улыбнулась Грасс. — Но спасибо, джентльмены.

— Что-нибудь можно сделать, чтобы привести тебя в чувство? — Спросил я.

Денисов мотнул головой.

— Ну разве что можешь поставить рядом тазик, когда ее вывернет наизнанку. А так ей нужно просто хорошенько выспаться. Тело само выведет винамий через несколько дней. Ну, насколько сможет.

— Да не нужен тазик, — хрипло ответила Анька. — Не настолько скрутило. Порошка-то было мало. Здесь есть вода? Пить хочу.

Я кивнул и метнулся к чайнику, в котором Хруцкая кипятила воду на свои дошираки. Протер, наполнил стакан и подал Аньке.

Осушив его залпом, девушка, казалось, немного ожила.

— Короче, господа, есть две новости.

— Давай с хорошей, — попросил я. — Для разнообразия.

— Я сделала все правильно. У меня получилось кое-что увидеть.

— С чем я тебя и поздравляю, юная психометристка, — не то искренне, не то с сарказмом ответил Денисов. — А вторая новость?

— Подтвердились мои опасения относительно опыта и силы. Помните, я говорила, что умелый психометрист может считать различные слои информации и даже выяснить хронологию событий?

— Да.

— Так вот, я не из таких, — виновато улыбнулась Грасс. — И понятия не имею, чем вам поможет то, что я увидела.

— Не томи, Ань, — поторопил Денисов. — Чем быстрее расскажешь, тем быстрее мы проводим тебя в комнату. Тебе нужно отоспаться.

В подтверждение его слов Грасс широко зевнула.

— В кои-то веки я с тобой согласна. Так вот. Судя по всему, бумага, которой пользовался автор послания, лежала на его письменном столе очень долго. Несколько месяцев. Потому что я почти не увидела лица автора, зато в деталях рассмотрела обстановку его кабинета…

Я спрятал лицо в ладонях. Твою-то мать! Ну чем мне поможет описание кабинета? Мне нужно лицо, лицо!

— А еще что-нибудь удалось считать? — С угасающей надеждой спросил Денисов.

— Меншикова видела. Тебя видела… А вот про кабинет — там интересно. Странность одну заметила. Рука, что писала, была в перчатке из тонкой кожи, как будто человек предполагал, что его попытаются отследить, и пытался не ставить следов своей энергии. Ведь известно, что сильнее всего она концентрируется в ладонях…

— Так что тебя смутило?

— Манжеты и рукава. Руки-то в перчатках, а вот форма у него аудиториумская, — Грасс серьезно посмотрела на нас обоих. — Кто бы ни писал эту записку, он носит форму нашего универа. И это, ребята, мне не нравится. Вы во что влезли?

— Сама понимаешь, во что, — уклончиво ответил я. Грасс прекрасно знала, что Меншикова и компанию подбила на покушение Темная Аспида, но даже сейчас старательно разыгрывала неведение перед Денисовым. Вот уж кому и правда стоило задуматься о карьере дознавателя или разведчика.

Анька приняла сидячее положение и положила покрасневшие руки на колени.

— И еще одна деталь. Когда я получила образ кабинета, он показался мне каким-то не таким. Словно это новый корпус. Там мало мебели, нет лепнины на потолке. Все как-то… попроще.

Денисов задумчиво почесал репу.

— Здесь есть новые корпуса. И есть еще здания на Полигоне. И еще Летний практический лагерь… Таких мест достаточно.

Грасс слабо пожала плечами.

— За что купила, за то и продаю, мальчики. Так что не уверена, что моя возня вам сильно помогла.

— Почему же, — задумчиво ответил я. — Теперь мы знаем больше, чем знали вчера. И есть кое-какая причина сузить поиски.

— Конкретики никакой, — вздохнула Анька. — А я люблю, чтобы все было четко и понятно.

Я не удержался от смеха. Правда, вышло натянуто и нервно. Я-то уже давно смирился с тем, что конкретики во всей этой поисковой затее будет мало. Почти никто не говорил откровенно, не раскрывал всех планов. Все затаивалось, пряталось, заминалось. Да и я сам в лучшем случае получал четко поставленную задачу и мыслил тактически, а вот до стратегических замыслов меня не допускали.

Оно и понятно — для того же Корфа я был всего лишь одним из агентов, которого забросили в Аудиториум и делали ставки на то, сколько я продержусь, прежде чем меня раскроют и отправят на тот свет.

Ректор тоже привязал меня, да и то больше из необходимости держать мою необузданную силушку под контролем и возможности поизучать редкий дар. И уж разумеется, что черта с два дедуля Фрейд посвятит меня в свои замыслы.

Радамант тоже говорил загадками. Помогал эпизодически, заставлял думать головой и самому копаться во всех этих делах, словно рассчитывал, что я сам приду к какому-то важному выводу. Да и семья что-то не договаривала, когда речь заходила о моем появлении в этом мире.

Порой мне казалось, что я словно шел в темноте по катакомбам, с каждым поворотам лишь углубляясь в сеть темных лабиринтов. И чем дальше заходил, тем меньше шансов у меня было выбраться на поверхность. Но и остановиться я уже не мог — каждое промедление и потеря бдительности могли стоить жизни.

А еще за мной шли другие люди — те, кто понятия не имел о том, в чем я замешан, но которые мне доверяли. И это было самое хреновое. Рисковать своей головой еще куда ни шло, а жизнями молодых ребят, каждого из которых могло ожидать светлое будущее — это уже совсем другие ставки.

— Можешь описать кабинет в подробностях? — попросил Денисов. — Вдруг ты заметила какие-то запоминающиеся детали. Может картины или фотографии или фамильные гербы…

— Думаю, будет проще считать ее память, — предложил я. — Просто перетянем образы из головы Аньки, чтобы она больше обо всем этом не думала.

Грасс поочередно взглянула на нас обоих и вздохнула.

— Неприятная это процедура. Не люблю. Но хуже, чем было четверть часа назад, уже не станет. Но учтите, что у меня высокие природные ментальные барьеры, и даже я не всегда могу на них влиять.

Я кивнул.

— Знаю. Особенность многих артефакторов. Защищает от фона при работе.

— Ишь какой умный стал, — ухмыльнулась Анька и протянула мне стакан. — Только сперва еще водички мне принеси. Сушит так, что готова пить из Невы.

Пока Грасс помаленьку приходила в чувство, а я возился с чайником, Денисов наспех прибрался — сложил все книги и конспекты Грасс в сумку, убрал следы нашего присутствия. Но купол пока не снимал — и правильно. Мы еще не закончили.

Я подал стакан Грасс, и она снова выпила всю воду залпом.

— Черт возьми, — ворчала она. — Ощущения, как будто я всю ночь пила что-то крепкое и плясала на барной стойке. А я ведь вообще не пью…

— Все еще хочешь стать психометристом? — оскалился Денисов.

Грасс невозмутимо пожала плечами и отставила стакан.

— За все в жизни нужно платить. Ничего, привыкну. Ладно, — она подобрала под себя ноги и протянула мне руку. — Давай ты первый, Соколов. У тебя быстрее получится. Считывай только с поверхности и голову мне не ломай, а то сама тебя дурачком сделаю.

Ну это вряд ли — у меня родовая защита все же посильнее будет. Но вредить Грасс я не хотел. Сам не любил влезать в головы, особенно когда дело касалось не разрушительных заклинаний — там-то пофигу, главное — врага обезвредить. А вот с более тонкими ментальными манипуляциями я всегда работал с большой опаской.

Прикоснувшись к руке Грасс и потянувшись к ее разуму, я ощутил, как она всеми силами старалась снять ментальные защиты. Кое-что из “щитов” было рукотворным — девчонка явно была неплохо подкована в вопросах безопасности головы. Их она сняла быстро. А вот природные блоки… Ух, таких я еще не видел.

Это была не родовая сила, не наследственность. Но сила сидела над ее черепушкой мощно и плохо пропускала воздействие. Здесь брать нахрапом было нельзя — пришлось с ювелирной точностью выискивать зазоры между слоями естественных блоков и не снимать, а буквально протискиваться сквозь них.

Анька зашипела.

— Аккуратнее, Соколов. Больно же.

— Прости. Стараюсь как могу. Я все-таки не настоящий менталист.

— Постарайся побыстрее. Так-то мне всегда больно — такова расплата за сильную природную защиту. Это же как на живую резать…

Я убавил силу в два раза, стараясь действовать быстрее. Пусть сниму не все воспоминания, но Анька хотя бы не пострадает. Наконец я добрался — передо мной возникли образы последних воспоминаний: лаборатория Хруцкой, книги, конспекты, шарик записи воспоминаний… Вот! Нашел.

Мне в голову хлынул поток считанных психометрических образов. По восприятию они сильно отличались от обычной памяти. Простые воспоминания были цветными и очень живыми, а психометрические казались записанными на старую выцветшую пленку.

Я зажмурился и заскрежетал зубами, но старался не дергаться и просто пустил все эти образы в свой разум.

— Стой! — рявкнул надо мной Денисов. Я почувствовал, что он тряс меня за плечи и пытался вырвать ладонь Ани из моей руки. — Остановись! Ей плохо!

Я распахнул глаза, мгновенно выпустил руку Грасс. Анька билась в припадке. Закатив глаза, она дергалась, словно ее било током. Руки и ноги плясали вразнобой, грудь тряслась, зубы отбивали чечетку.

— Дерьмо!

— Ты что с ней сделал? — Рычал Денисов.

— Ничего, — буркнул я, отпихивая парня от Ани, и тут же воззвал сразу к двум потокам — целебному и ментальному. Соединил оба, сплел в изящную вязь и, приложив руки к вспотевшему липкому лбу Грасс, направил силу прямо ей в голову. — Держись, Анют. Давай. Хорошо, что блоки сняты…

— Что мне делать? — спросил за моей спиной Денисов.

— Ничего. Ты боевик, а ей нужна другая сила.

Конвульсии прекратились, и девушка тихо сползла на пол. Денисов бережно подхватил ее и снова положил на импровизированный лежак.

— Что это было? — поднял на меня глаза он.

— Скорее всего менталка не выдержала нагрузки. Очень похоже на перегруз. Вообще странно: судя по ее защитам, она должна была выдержать нормально. Возможно, винамий так сработал.

Анька застонала и медленно открыла глаза.

— Я в порядке, — тут же сказала она. — Просто вырубило.

— Тебя не просто вырубило. У тебя чуть проводка не перегорела, — нахмурился Денисов.

— Поспать надо… Образы хоть считали?

Хороший вопрос. Денисов оборвал процесс передачи, и кое-что могло спутаться или пропасть.

— Погодите, проверю.

Я закрыл глаза и обратился к воспоминаниям, начал разбирать их, словно ленты пленки. Вот, стопка дорогой итальянской бумаги, руки в перчатках из светлой оленьей кожи, очень стильная перьевая ручка…

Стоп.

Часы. И кожаный диван у стены. Я не мог отделаться от ощущения, что уже где-то видел эти часы и помнил этот диван. Я прокрутил еще воспоминания — то, что смогла запомнить Грасс, хотя наверняка образов было больше. Скромная обстановка, хотя вся мебель была дорогая.

Я был здесь, в этом кабинете, когда проходил испытания на Полигоне.

И кабинет принадлежал Павлу Антиоховичу Зурову — советнику ректора по вопросам вступительных испытаний.

Связному Корфа в Аудиториуме и человеку, который помог мне сюда поступить.

Глава 11

Ошарашенный озарением, я медленно сполз на пол рядом с Аней.

Твою мать. Это было как серпом по яйцам. Зуров — который помог мне поступить, прикрыл меня перед Аудиториумом и сотрудничал с Пистолетычем, оказался…

Кем?

Да может в этом сраном Аудиториуме хоть кто-то играть честно?!

— Соколов, ты чего? — всерьез забеспокоился Денисов. — Тебя что ли тоже накрыло?

— Нет-нет… Просто немного выдохся, — отмахнулся я и уставился в одну точку. Самые нехорошие мысли и предположения полезли в голову сами собой. Но сейчас было неподходящее время, чтобы устраивать мозговой штурм.

Сначала требовалось привести Грасс в чувство. Ей, в отличие от меня, действительно было хреново. Все симптомы опустошения налицо.

— Ладно, не будем рассиживаться, — я поднялся, ухватившись за стену, и подал руку нашей артефакторше. — Идти сможешь?

Аньку, казалось, немного оскорбил этот вопрос.

— Конечно! — Задрав нос, ответила она и тут же попыталась встать.

Но едва она приподнялась, как ноги ей отказали, и она едва не рухнула обратно на шинель. Кое-кто оказался излишне самоуверенным.

— Нет уж, поведем тебя под руки, — безапелляционным тоном заявил Денисов. — Дотащим до самой комнаты и сдадим на руки соседкам. Чтобы проследили за тобой и точно уложили спать.

— Ага, а с ложечки покормить меня не хочешь, — огрызнулась девушка.

Денисов сокрушенно вздохнул. Да-да, товарищ, она невыносима. Ты еще только на самый кончик этой фигни присел…

— Аня, сейчас не тот случай, чтобы язвить, — изо всех сил стараясь сохранить самообладание, увещевал ее Константин. — Сама видишь — тебе досталось сильнее, чем ты ожидала. Спорить здесь не о чем — это факт, и ничего постыдного в этом нет. Наоборот, чудо, что ты вообще в сознании…

Голос Денисова подействовал на Грасс успокаивающе, и девушка наконец-то подала ему руку.

— Вот, — улыбнулся он. — Сразу бы так.

Тем временем я вернул халаты и шинели на вешалку, прихватил сумки Ани и позвал Хруцкую.

“Ядь, мы закончили. За собой прибрали”.

“Славненько”, — весело отозвалась третьекурсница. — “Потом расскажешь, какую Пиковую даму вызывали?”

“Посмотрим. У нас не все получилось так, как планировали. Но твоя лаборатория невредима”.

“Отлично. Тогда запри кабинет и ключ спрячь в щели дверного косяка. Справа увидишь зазор. Я здесь застряла, не могу отойти”.

“Сделаю”.

Распрощавшись с Хруцкой, я присоединился к одногруппникам и помог Денисову вывести Аню из здания. Она с трудом перебирала ногами, да и при каждом прикосновении к ней я чувствовал, что ее силы были на исходе.

Ничего, доведем, а там можно будет и подумать…

Пока мы шли, я связался с Ирэн и попросил ее встретить Аньку на этаже женской половины. Нам там появляться не запрещали, но не хотелось, чтобы пошли сплетни — а сплетниц на курсе было полно. Так и Грасс, и нам будет спокойнее. А уж Ирка справится, она всегда была ответственной.

“Так-так, Мишенька”, — тон Ирки не сулил ничего хорошего. — “Соизволь уточнить, при каких это обстоятельствах ты оказался вместе с Грасс и Денисовым? Ну ладно Анька, я еще могу понять. Но вы же с Костей вечно цапаетесь так, что пух и перья летят… На пять минут вас оставить нельзя. Что же такое случилось?”

В историю с записками я решил Ирку не посвящать. У нее и так полно забот, и эти интриги ни к чему. В отличие от меня, Ирэн фон Штофф училась блестяще и много. Очень много.

“Сам не знаю, как так вышло. Анька же на артефактора идет — столкнулись в Лабораториуме. Ей стало нехорошо. Перетрудилась, видать”.

“А Денисов?”

“Встретили по дороге. Он не такое уж и говно — сам вызвался помочь”.

Эта история, казалось, удовлетворила Ирэн. Хотя и не полностью.

“Ты точно ничего от меня не скрываешь?”

“Скрываю, конечно. У всех свои секреты”.

Ирка усмехнулась у меня в голове.

“Иногда ты меня невероятно бесишь, ты знаешь?”

“Вовсю работаю над тем, чтобы не давать тебе заскучать”.

Что у меня всегда получалось, так это технично съезжать с нежелательных тем полушутками. Чаще всего прокатывало как по маслу, хотя та же Ирка умела вцепиться так, что не отвертишься. Видать, у госпожи Штофф сегодня было хорошее настроение.

— Ребят, просьба есть, — прервала мое общение с Ирэн Анька. — Малышу не говорите. Он за меня вечно переживает. А я не хочу, чтобы он отвлекался. У него и так с учебой беда. Пусть готовится к аттестации.

За все это время я так и не понял, какие отношения связывали Малыша и Грасс. Порой они глядели друг на друга почти что влюбленными глазами, но я ни разу не видел их обжимающимися. Малыш как умел защищал ее от ошибок, а Анька… Анька пыталась научить Рахманинова быть хитрее. То и другое у обоих не получалось.

— Не скажу, — пообещал я. — Только и ты отоспись как следует. Главный подвиг ты уже совершила.

Грасс невесело усмехнулась, взглянула на меня и в этот момент споткнулась о валявшуюся на расчищенной дорожке ледышку. Денисов ловко ее подхватил.

— Осторожнее, мадемуазель.

— Галантничать изволите, сударь?

Денисов, казалось, слегка смутился.

— Я просто умею быть благодарным.

Мы как раз подошли к ступеням Домашнего корпуса. Уже давно стемнело, и на роскошном крыльце зажглась ночная иллюминация. В дополнение к ней здание украсили праздничными рождественскими огнями и фигурками. Сиявшие волшебным огнем елки, звезды, снежинки и прочие атрибуты зимних празднеств придавали этому месту ощущение уюта.

Со стороны Аудиториум и правда казался милым и приятным местом, а эта приверженность старомодным традициям лишь прибавляла вузу шарма. Но лишь со стороны. Я увидел происходящее с изнанки. И мне не понравилось.

Ирка встретила нас в одном лестничном пролете от этажа первокурсниц. Увидев бледность Грасс, моя подруга всерьез распереживалась.

— Господи, Аня! Что случилось?

Байкерша лишь отмахнулась.

— Немного не рассчитала силу. Я ж не Соколов, чтобы черпать из бездонной бочки. Но иногда об этом забываю, — виновато улыбнулась она, превосходно разыграв сожаление. — Ириш, мне бы поспать. Поможешь?

— Конечно.

Ирка напоследок наградила меня полным подозрений взглядом. Неужели хваленая женская интуиция все же давала ей поводы для сомнений? Но пусть так — ничего она от меня не добьется. По крайней мере до тех пор, пока я не распутаю хотя бы одну из частей клубка. А там, кто знает, может меня и вовсе уберут из Аудиториума.

Когда девчонки скрылись за углом на своем этаже, мы с Денисовым вернулись на свою половину.

— Соколов, ты выглядишь так, словно что-то понял или выяснил, — тихо сказал он, поднимаясь по лестнице.

— Пока не хочу торопиться с выводами. Нужно кое-что проверить.

Я взглянул на часы. После ужина еще успею смотаться в библиотеку. Пусть Денисов говорил, что перерыл там все, но наверняка он не пользовался услугами неодаренных секретарей. А я мог осторожно попросить биографии и фотографии нескольких дворян, среди которых будет и Зуров…

Вот и проверим, тот ли кабинетик я узнал в образах.

***

Черно-белый принтер выплюнул последний лист. Совсем еще зеленый секретарь в мундире со знаками отличия низшего чина осторожно утрамбовал стопку бумаги и протянул мне.

— Господин… Здесь есть небольшая заминочка…

— Я слушаю.

— Дело в том, что данная информация не относится к обязательной программе обучения. А за предоставление дополнительной информации, пусть и из открытых источников, взимается небольшая плата согласно пункту Устава…

Я взмахнул рукой, призывая секретаря остановиться.

— Я понял. Сумма?

— Двадцать копеек за услугу по поиску и информации в открытой базе и ее компиляции… И Десять копеек за бумагу и чернила, — любезно улыбнулся служащий. — Итого тридцать копеек.

Господи, а разговоров-то было!

— Для удобства учащихся мы предоставляем отсроченные платежи. Это означает, что все заказанные услуги записываются на ваш счет, а в конце семестра вы или ваша семья сможете оплатить все единоразово. Вас устроит такой вариант?

Ну еще бы.

— Разумеется, — кивнул я.

— И на чей счет записать услугу?

— На счет графа Денисова, пожалуйста, — широко улыбнулся я. Ничего, если Костя хочет поиграть в сыщика, пусть делает это за свой счет. Пусть его понты пойдут на благое дело.

Секретарь сделал пометку в компьютере, продублировал запись в огромном гроссбухе и даже поставил какую-то печать. А затем, преисполненный гордости за выполненную работу, протянул мне листы.

— Милости прошу, господин. Желаете изучить материалы в читальном зале?

Я оглядел помещение библиотеки. Было уже поздновато для научных изысканий, и лампы горели всего возле пяти столов.

— Да, благодарю.

Согнув листы вдвое, я направился к дальнему столу, расположенному так, что сидящий в углу мог обозревать все пространство, а сбоку или сзади подойти было попросту невозможно. Чертова паранойя начала проявляться во мне даже в таких мелочах.

Потянув цепочку зеленой лампы, я устроился за столом и для вида разложил все распечатки. На деле мне нужна была только одна — с информацией о роде Зуровых в целом и краткой биографией и фотоснимком самого Павла Антиоховича.

Зуровы — древний русский дворянский род.

Род внесён в VI часть родословной книги Тверской и Новгородской губерний.

Родоначальник помещик Вологодского уезда Иван Зуров († 1670). В Боярской книге в 1692 году записан его сын, московский дворянин, помещик Вологодского (1670) и Тверского (1675–1684) уездов Михаил Иванович Зуров († 1735).

Я пропустил описание герба и перешел к перечню известных представителей рода:

Зуров Антиох Владимирович (1765–1809) — герой Константинопольской битвы, награжден Осколком (1799) с правом родового наследования.

Зуров Елпидифор Антиохович (1798–1871) — сенатор, генерал-майор, Тульский губернатор.

Зуров Александр Елпидифорович (1837–1902) — генерал-лейтенант, Петропольский градоначальник.

Зурова Мария Александровна (1862–1918) — фрейлина.

Зуров Павел Антиохович (1803–1887) — генерал-майор, генерал-лейтенант.

Зуров Николай Павлович (1955) — сенатор

Зуров Павел Антиохович (1980) — Советник ректора Петропольского Аудиториума Магико по вопросам Вступительных испытаний.

Да уж, род влиятельный. И в армии отличились, и в Сенате посидели, и даже одну из дочерей фрейлиной пристроили. Наш Павел Антиохович на фоне именитых предков смотрелся даже как-то скромненько.

Но это лишь на первый взгляд.

Если верить Зурову и Корфу, то Антиохович сам вышел на Корфа и пожелал содействовать деятельности Тайного отделения. Именно Зуров поспособствовал тому, чтобы я прошел испытания — и не просто прошел, а как следует запомнил, что на них происходило. А после того, как я переехал на Каменный остров, Зуров ни разу не объявился.

И это логично — стационарное рабочее место Антиоховича было на Полигоне. Полагаю, сюда он заявлялся далеко не каждый день. А раз так, то логично, что Денисов не смог его высмотреть — сложно узнать того, кого нет.

Пока складывалось. Но мне не давала покоя другая дилемма.

Если именно Зуров писал записки Меншикову и Денисову от имени Темной Аспиды, то какого черта ему сотрудничать с Корфом?

Вариант первый — записки — это подстава. Но для чего? Убрать Меншикова и остальных? Да кому они нужны? Да, вредные сволочи, но убивать-то зачем?

Вариант второй — Зуров действительно был связан с Темной Аспидой. И тогда резонный вопрос — на кой черт он пошел к Корфу? Хотел сдать кого-то из своих? Или пытался выведать что-то у Тайного отделения в интересах Аспиды?

Я собрал листы в одну стопку и склонился над столом, обхватив голову руками. Час от часу не легче. Секретарь, подыскавший для меня сведения о дворянских фамилиях, сочувствующе улыбнулся, когда я встретился с ним взглядом. Видимо, подумал, что я пришел в отчаяние от объема учебных задач.

“Костя, это Соколов. Занят?” — обратился я к Денисову ментально.

“Учусь. А что?”

“Спустись-ка в библиотеку. Хочу тебе кое-что показать”.

“Попозже нельзя?”

“А если я скажу, что возможно нашел нашего автора записки и установил его личность?”

“Через пять минут буду”, — коротко сообщил Денисов и обрубил канал.

Я взял для вида пару книг и положил прихваченный из комнаты конспект, усиленно создавая вид старательного грызуна гранита науки. Не прошло и обещанных пяти минут, как запыхавшийся Константин открыл двери читального зала. Увидев меня, он направился прямиком к моему столу.

“Разговаривать будем только ментально”, — предупредил я. — “Сам знаешь, почему”.

Денисов воровато огляделся по сторонам и, убедившись в том, что за нами никто не подглядывал, немного расслабился.

“Что нашел?”

Я спрятал лист с портретом Зурова в книгу и, раскрыв ее, подал сообщнику.

“Взгляни на листок. Он подал вам знак?”

Денисов раскрыл книгу, аккуратно развернул лист… Я увидел, как расширились его глаза, как вытянулось лицо.

Но он не смог ничего сказать — ни голосом, ни ментально. Денисов побледнел, его руки сами собой потянулись к горлу — заклинание снова перекрыло ему дыхалку.

“Не пытайся говорить”.

Он выхватил у меня из рук карандаш и попытался что-то накарябать в тетради, но вместо букв получились нечитаемые каракули.

— Нет, — прохрипел он. — Не могу… Не получается.

— И не получится.

В глазу Денисова лопнул сосуд — маленькое кровавое пятнышко разлилось по белку. Так, пора с этим заканчивать, иначе заклинание убьет его к чертовой бабушке.

“Не пытайся говорить. Поставим вопрос по-другому. Я прав? Денисов или Николаев? Кого выберешь?”

Он непонимающе на меня уставился. Из его носа капнула кровь. Проклятье. Менталка у него и правда была совсем слабенькая. Закрыли по полной.

“Что?”

“Д — денисов? Или Н — Николаев?” — повторил я, сопроводив слова жестами.

И тут его наконец-то осенило.

“Понял. Денисов! Денисов!”

Я устало откинулся на спинку стула, а сам Константин едва не сполз под стол. Нашарил в кармане платок, вытер нос и поморщился.

“Господи, я и не думал, что будет так тяжело…”

“Ага”, — отозвался я. Хотел было добавить что-то вроде добро пожаловать в мой мир, но удержался. Все-таки было не время для издевательств.

Я захлопнул книгу и убрал лист за пазуху.

Значит, господин Зуров… Я не ошибся.

“И что теперь?” — придя в себя, Денисов уставился на меня кровавы глазом. Тот еще красавчик.

Я пожал плечами.

“Мы до него не доберемся в любом случае. Он сидит на Полигоне, а нас туда вывезут в лучшем случае летом”.

“И то скорее всего в тренировочный лагерь погонят. Работа в поле для студентов проходит там”, — ответил Денисов. — “Значит, это тупик?”

“Прямо сейчас мы бессильны. Но со временем можем что-нибудь придумать”.

Я поднялся, собрал вещи и кивнул в сторону выхода. Денисов молча последовал за мной.

На свой этаж мы поднимались молча — теперь, когда имя выяснилось, говорить стало как-то и не о чем, хотя и хотелось. Пропасть была слишком сильна, и подружиться мы не успели. Одно радовало — теперь вряд ли Денисов станет мне по-серьезному вредить.

— Спасибо, Соколов, — Константин подал мне руку, и я ответил крепким пожатием. — Ты молодец. Хорошо справился. До сих пор не могу понять, как ты его вычислил.

— Случай помог, — ответил я и направился к своей двери.

Мне требовалось написать письмо тетушке Матильде. Я уже прикинул, как намекнуть на Зурова, чтобы не раскрывать имен напрямую — кто знает, может даже переписку перехватывают, а я не в курсе.

К моему везению, ни Ронцова, ни Сперанского на месте не оказалось. Я бросил на кровать вещи и тут же полез в тайник. Попробую написать все быстро.

Рука нашарила знакомую щель в стене и на удивление легко в нее прошла. По моему позвоночнику пробежал липкий мерзкий холодок.

Ни книги, ни зачарованной ручки в тайнике не было.

Глава 12

— Твою мать…

Я нашарил фонарик под подушкой — крайне полезная для учебы вещь, если после отбоя отключают свет, а использование “Жар-птицы” не поощряется. Особая модель, рассчитанная на одаренных. Благодать его не глушила.

Дрожащими руками включил свет и снова залез под кровать. Я точно помнил, что накануне кражи Головы все было на месте. А потом Афанасьев…

Дерьмо. Предатель-менталист не просто прознал о моем секретике, но и спер подарки Корфа.

И в таком виде — с фонарем во рту, в коленно-локтевой позе и с глазами филина, посаженного на кол, меня застукал вошедший Сперанский.

— Надеюсь, ты моешь пол, — невозмутимо сказал лекарь. — Тебя не затруднит протереть и под моей кроватью?

Я окончательно вылез, выплюнул фонарик и выключил свет. Лохматые рыжие брови Коли удивленно приподнялись.

— А, не моешь… Жаль. Потерял чего?

— Да так… — я устало опустился на свою кровать и обхватил голову руками.

Ситуация, прямо скажем, патовая. Если Афанасьев успел передать мое тайное барахлишко администрации Аудиториума или кому-то из этой проклятой Темной Аспиды, то мне крышка. Правда, насчет Аспиды я сомневался — все же если с ними связывался только Зуров, то Афанасьев просто не имел возможности с ним пересечься. А вот насолить мне как следует и отдать находку аудиториумским мог вполне. В распоряжении Аудиториума были весьма талантливые психометристы, которые точно не нуждались в винамии.

Да уж. Всем уликам улика. Глянут один разок — и сразу вычислят наши с Корфом шпионские игры. И тогда у меня точно будет отсюда одна дорога — в “двухсотом”.

— Михаил!

Я вышел из оцепенения только тогда, когда Сперанский смачно шлепнул меня по щекам.

— Миша! — повторял он. — Что с тобой? Ты здоров?

— Физически или душевно? — усмехнулся я, хотя сейчас было точно не до смеху.

Коля оглянулся по сторонам, чертыхнулся себе под нос и начал водить руками вдоль моего тела — диагностировал, наплевав на ограничения. Впрочем, гайки закручивали в основном по части применения боевых заклинаний. Лекарям все же дозволялось немного подколдовывать.

— Вроде здоров, — задумчиво протянул Сперанский и отступил на шаг. — Но на тебе лица нет. Что стряслось?

Как бы так тебе ответить, дружище, чтоб стало понятнее? Я в жопе? Мне кабздец?

Вместо этого я поднял глаза на лекаря.

— Да все об Афанасьеве думаю. С Денисовым сегодня столкнулся, он все задается вопросом, как Гриша вообще оказался в компании Меншикова.

Сперанский налил стакан воды и уселся на свою кровать.

— Мне это тоже показалось странным, — признался он. — Но он вообще иногда странновато себя вел.

— Разве? — удивился я. — По-моему, наоборот, всегда был бодр и весел. Болтал без умолку, всякие дурацкие идеи предлагал. Самый нормальный студент из нашей комнаты.

Коля рассеянно крутил полупустой стакан в руках.

— Не знаю… Может это просто я напридумывал…

— Давай-ка с этого места поподробнее, — попросил я.

— А смысл? Гришу не вернешь. Даже нам не дано воскрешать людей.

Сперанский все это время держался молодцом. Даже слишком — хранил полную невозмутимость и делал вид, что случившаяся трагедия его не заботила. Мне даже сперва подумалось, что ему не только подтерли память, но и над эмоциями поработали. Либо что это был побочный эффект от ментального вмешательства.

Но нет, Коля все-таки переживал. Просто слишком глубоко закопал эмоции. С одной стороны, такой подход я уважал — не пристало мужчине истерить. Но Сперанский уж слишком закрылся. А традиционного русского средства психотерапии — бутылки водки и баночки огурчиков — у меня под рукой не было.

И все же следовало как-то помочь парню. Правда, из меня был тот еще психолог.

— Коль, ты-то уж точно не виноват, — осторожно сказал я. — Ты ничего не мог сделать. Сомневаюсь, что там вообще можно было помочь. Рассказывали, что там так шарахнуло, что… Все мгновенно случилось.

— Да знаю, — отозвался лекарь. — Но от этого как-то не легче.

— Оно и не должно быть легче. Твой друг погиб.

Друг, который сдал всех нас с потрохами последователям непонятного общества. Может и хорошо, что Сперанский этого не помнил.

— Ну, не сказать, чтобы друг… Просто я впервые сталкиваюсь так близко со столь… дурацкой смертью. А ведь я лекарь, мне положено быть готовым к тому, что всякий, за кого я возьмусь, может умереть. Почему-то все думают, что наделенный Благодатью целитель может исцелить что угодно. Но это не так, Миш. Чудеса случаются, но далеко не всегда. И мой прежний наставник — не Матильда, другой. Когда у меня открылся дар целителя, он едва ли не начал обучение с того, что вбил в мою голову главную мысль.

Я подался вперед.

— Какую?

— Что я всегда буду ходить рядом со смертью. Меня водили в больницы и морги — привыкать, работать, тренироваться… Но я еще никогда не видел, чтобы столько молодых ребят погибли вот так, по собственной глупости.

— Ты уже видел смерти в Аудиториуме, — напомнил я. — Когда упал купол во время Смотра.

— Это был теракт, — покачал головой Коля. — Это другое. К подобным вещам я как раз приучен. Не привычен, но приучен. А Гриша, Меншиков и остальные… Ну черти они еще те были, но не заслужили же.

Естественный отбор в действии. Или очень грамотно спланированная акция, зачинщик которой задумал невесть что…

— Мне просто не дает покоя вопрос с Гришей, — сказал я. — Можешь рассказать, что тебя смутило в его поведении? Может если я разберусь и что-нибудь пойму, то угомонюсь.

Сперанский кивнул.

— Ну раз так… Ты-то не мог заметить — постоянно пропадал в Лабораториуме на своих отработках. И я тебя винить не могу — поставь надо мной старшей Хруцкую, я бы тоже бежал помогать ей со всех ног.

— К делу, Коль, — взмолился я. Голова ужасно раскалывалась, а от напряжения шею свело так, что я едва мог шевелиться. Нервы, чертовы нервы. Убьет тебя эта работенка, Миха.

Лекарь отставил стакан в сторону и взглянул в темное окно.

— В последние дни Гриша начал куда-то уходить. Мог пропасть ненадолго, а возвращался всегда как ни в чем не бывало. Вроде девчонка у него появилась, но он не особо о ней болтал — джентльмен хренов. Я особо не расспрашивал — я ж ему не нянька. Пару раз замечал, как он смывался из комнаты ночью, но всегда возвращался до подъема. Мне подумалось, что с какой-нибудь девицей тайком обжимался. Просто странно, что он ни слова о ней не рассказывал. Ты же знаешь, у Гриши язык был как помело.

И правда странно. Афанасьев волочился за каждой юбкой и не упускал возможности похвастаться перед нами своими амурными подвигами. А тут молчал.

— А где он вообще бывал в последние дни? — спросил я, тщательно подбирая слова. Хотелось, чтобы мои вопросы не вызвали подозрения у лекаря.

Сперанский задумчиво потер подбородок.

— Да нигде особо. На занятиях, в библиотеке, в общем зале с остальными готовился… А, ну и еще его припахали помогать в оранжерее.

— У нас здесь еще и оранжерея есть? — удивился я.

Коля вымученно улыбнулся.

— Точно, ты же и это пропустил. Короче, наши господа лекари и артефакторы порой с растениями развлекаются. Есть целая ботаническая лаборатория по исследованию влияния Благодати на растения. Флорариум называется. Вот с его обустройством и помогали.

— Странно. Гриша же всегда лентяем был.

— Видать, проникся цветочками, — пожал плечами Николай. — Хотя там особо и не спрашивали. Отрядили десять человек и погнали работать.

— А кто еще был?

Сперанский призадумался.

— Девчонки в основном. Но помимо Гриши точно был Денисов.

Ну, уже что-то. Хотя и не самый лучший вариант.

Коля тем временем взял себя в руки, собрался и посмотрел на часы.

— Скоро отбой. Надо бы успеть ополоснуться перед сном. Серегу не видел?

— Вроде учится, — ответил я. — Собирался заниматься после ужина.

Сперанский первым отправился в ванную, а я тем временем обшарил все вокруг кровати Афанасьева. Ничего. Ни тайников, ни заначек. Либо тщательно вычистили, либо менталист оказался умнее и ничего не прятал в своей комнате.

Но если именно он стащил мои пожитки, то должен же был где-то спрятать. В каком-нибудь неожиданном месте, где точно не станут искать. Например, в комнате у Меншикова. Или в библиотеке. Или во Флорариуме.

Вариантов было много, и я решил начать с малого.

“Извини, но это опять я”, — обратился я ментально к Денисову.

“Соколов, я понимаю, что хорош собой. Но если что, я по женщинам. Да и ты вроде бы…”

“Окстись, шутник. Есть дело. Ты же был на работах во Флорариуме?”

“Допустим. А ты что, ботаникой заинтересовался?”

“Выключи уже мудака и поговори нормально”, — терял терпение я.

“Так скажи нормально, чего тебе надо”.

“Можешь завтра показать, где вы работали и что делали?”

“Зачем?”

“Надо”.

Денисов вздохнул в моей голове.

“Ладно, если уж тебе так свербит. Покажу. Завтра ко второй паре, встретимся после завтрака. И учти, Соколов, мы не друзья. Это последняя услуга, что я тебе оказываю”.

***

Я барабанил кулаком по дереву так, словно пришел выбивать долги.

Дверь распахнулась, и на пороге возникла сонная физиономия Денисова.

— Привет, Костя, — широко улыбнулся я. — Позволь-ка войти.

— Я же сказал тебе, что покажу Флорариум после завтрака.

Я бесцеремонно отпихнул единоличного жителя комнаты и ввалился внутрь. Три кровати были пусты, и новых соседей к Денисову еще не заселили.

— Дверь закрой, — велел я. — Быстро.

Видимо, моя рожа была настолько серьезной, что Костя не стал пререкаться и даже задвинул щеколду.

— Объяснись, Соколов. И да. Доброго утра.

— Тайники у вас здесь есть? — без предисловий спросил я. — Ты же все обыскивал, когда искал записку. Ничего не находил?

Вражина, казалось, даже растерялся от моего напора.

— Соколов, что происходит?

— Отвечай на вопрос. Это важно. У меня кое-что украли, и я подозреваю, что могли спрятать здесь. Или в оранжерее.

Денисов, казалось, был окончательно сбит с толку. Настолько, что неправильно застегнул пуговицы на рубашке.

— С чего ты решил, что здесь? — удивился он.

— Потому что спер Афанасьев, а он общался с вашими.

— И что сперли?

— Книгу.

Денисов недоверчиво ухмыльнулся.

— Что ж за книжка такая, раз ты так трясешься?

— Подарок очень дорогого мне человека, — огрызнулся я. — Я готов простить эту шалость покойнику, но очень хочу вернуть собственность.

Вражина посмотрелся в зеркало, выругался и принялся заново возиться с рубашкой.

— Михаил, ты серьезно? Книги в нашей комнате?

— Значит, не находил, — предположил я.

— Не-а. Заначку коньяка и сигарет нашел. Две бутылки и блок “Золотого листа”. А вот книг, уж извини, здесь отродясь не держали.

У Денисова не было причин мне лгать. Наоборот, думаю, он был бы рад поскорее от меня избавиться, чтобы не отвечать на дурацкие вопросы однокурсников. Все прекрасно знали о нашей конфронтации.

— Жаль, — ответил я. — Тогда после завтрака в общем холле.

***

Покончив с едой, Денисов встретился со мной глазами и кивнул на выход.

— Подойду в библиотеку через полчаса, — сказал я Ронцову. — Начинайте подготовку без меня.

Проигнорировав вопросы одногруппников и удивленные взгляды Ирэн, я поспешил за Константином.

— Бегом, — сказал он. — У меня полно долгов перед аттестацией. Менталку никак сдать не могу.Нужно готовиться.

— Может я помогу? — на ходу предложил я.

— Избавь. Лучше попрошу Штофф.

Ну да. Удачи в этом непростом деле. Ирка и меня-то с трудом натаскивала, пока я не научился взаимодействовать с родовой силой, а Денисов в отношении ментальных практик был и вовсе чурбаном.

— Надумаешь — скажи.

— Не хочу быть твоим должником, — отозвался вражина. — Особенно твоим.

Эта баранья упертость начинала меня забавлять.

— А тебе не приходило в голову, что не всякое доброе дело требует ответной услуги?

Не сбавляя шага, Денисов покосился на меня.

— В моем мире всякое деяние требует ответных действий.

— Хреновый у тебя мир, Костя.

— Твоему тоже не позавидуешь, слабокровка.

Я резко остановился.

— Слушай, если хочешь получить по морде, так и скажи. Я не против. Подеремся, ты пар выпустишь — может тогда снова станешь вменяемым человеком. Понимаю, все по-разному справляются со стрессом и утратами, а друзей у тебя резко поубавилось…

— У меня нет друзей, — хмуро отозвался Денисов.

— И зря. Милейшие люди. Советую обзавестись парочкой хотя бы к выпуску.

Денисов двинулся на меня, на ходу закатывая рукава.

— Соколов, ты сейчас доиграешься…

Я лишь улыбнулся.

— Спокойно, Костя. Я тебя не боюсь. И советую рукоприкладством не злоупотреблять — у меня сильная природная защита. Род может шарахнуть в ответ без моего ведома, и тогда будем всем курсом отскребать тебя от всех поверхностей. Ты знаешь, я могу. Особенно в голову.

Денисов наградил меня мрачным взглядом, но, кажется, драться передумал.

— Это все к чему, — продолжил я. — Тебе больно. Ты злишься. В том числе и на то, что твои друзья — мертвые идиоты. Но если и правда хочешь выяснить, кто отправил их на смерть, то сперва научись разговаривать с людьми нормально.

Вражина молчал несколько секунд, а затем кивнул в сторону выхода.

— Идем. Времени мало.

Флорариум располагался между двумя учебными корпусами. Изящная и легкая конструкция из стекла и металла сверкала за зимнем солнце так, что резало глаза. Уголок тропиков среди мерзкого петропольского климата.

Войдя, Денисов быстро поздоровался с какой-то кудрявой дамой в рабочем комбинезоне. Перекинулся с ней парой фраз, и она позволила нам пройти.

— Вот здесь мы работали, — он указал на пахнувший землей и чем-то сладковато-фруктовым уголок оранжереи. — Ставили новые ярусы, таскали мешки с землей и кадки под кустарники.

Я внимательно осмотрелся. Здесь было сыро, и книга могла быстро прийти в негодность. Если Афанасьев оставил мои пожитки здесь, то наверняка рассчитывал быстро перепрятать. А подходящих мест для тайника здесь было достаточно.

— Мальчишки, что-то потеряли?

Кудрявая дама отложила тяпку и помахала нам из соседнего ряда.

— Да вот один студент книгу где-то оставил, — обворожительно улыбнулся Денисов. А ведь мог, когда хотел, зараза такая. — Мечется теперь, ищет…

Женщина помахала рукой.

— Идите-ка сюда, покажу одну находку. Только к черным листьям не прикасайтесь — они ядовитые. Жжется до волдырей. Нашли мы тут на днях кое-что, да в таком месте, что нарочно не придумаешь… Кадки переставляли, когда цветы пересаживали…

Не успели мы подойти, как работница вытащила из стеллажа небольшой холщовый мешок с гербом Аудиториума. Мы в таких сдавали и получали постельное белье.

— Взгляните-ка, не ваше ли часом? — женщина протянула нам мешок.

Я кивнул с благодарностью и развязал тесьму. На ощупь было очень похоже на мое барахло. Что-то твердое и прямоугольное, что-то тонкое и продолговатое, острое…

— Оно! — я развернул мешок и достал книгу.

Моя. И книга, и ручка. Аллилуйя.

Денисов озарил Флорариум самой чарующей из всего арсенала своих улыбочек.

— Покорнейше благодарим, сударыня! Вы просто нас спасли…

— Ну слава богу, — улыбнулась в ответ дама и отошла на другой ряд.

Я достал книгу и решил проверить, остались ли в ней мои записки. Да и вообще неплохо бы понять, все ли было с ней в порядке.

И в этот момент из страниц вывалилось несколько листов. Не записки — фотографии.

Денисов поймал две в воздухе, но еще несколько упали на грязный от земли пол.

— Твое? — он протянул мне фотокарточки и усмехнулся. — Что, выпускной альбом делаешь?

— Не мое. Дай-ка сюда.

Я просмотрел все фотографии и перевернул каждую. Денисов, Ронцов, Меншиков, Забелло… Все погибшие, плюс мы с Ронцовым и Костей. Причем фотографии не официальные аудиториумские, а более старые, еще с довузовской жизни. И каждая карточка была подписана с обратной стороны — фамилия, имя, дата рождения.

Денисов удивленно уставился на меня.

— Если не твои, то чьи тогда? И зачем?

Глава 13

Хороший вопрос, Костя. Хороший вопрос…

Я снова перелистнул фотокарточки. Портреты словно надергали из разных источников. У Меншикова фотка была взята явно из выпускного альбома. Денисов — в форме гимназиста. Ронцова явно фотографировали в ателье. Моя фотография… Моя была сделана еще тогда, когда в этом теле был прежний Миша.

Одна из карточек показалась мне слишком толстой, и я увидел, что это слиплись две — Казимира Забелло и Марианны Перовской. Значит, Перовская тоже была среди объектов интереса. И одна из немногих, кто выжил.

Денисов смотрел на меня с большим подозрением.

— Точно не твои?

— Нет, — раздраженно ответил я. — К тому же здесь и моя карточка есть. Не самая удачная, к слову.

Покопавшись в памяти прежнего Миши, я понял, что именно эту фотографию прикладывали к документам, которые мы подавали в Аудиториум. У нас вообще не было принято много фотографироваться, так что эта карточка была почти везде. И она была единственной, какую сделали за год.

Думай, Мих. Личное дело, документы для Аудиториума, карточка больницы, пропуски… могла ли Оля выложить эту фотку в сеть? Теоретически, да. Она-то могла пользоваться электронной связью.

Я убрал фотографии в книгу и хотел было уже сунуть ее в мешок, как вдруг на самом его дне нащупал еще кое-что. Какой-то маленький круглый предмет.

Сам не знаю, что меня дернуло, но я почему-то решил не лезть за ним с голой рукой, а вместо этого присел на землю и осторожно вытряхнул предмет.

— Что там? — навис надо мной Денисов.

— Сместись чуть влево, — попросил я. — Свет загораживаешь.

Едва вражина отодвинулся, мы оба увидели блестящий стеклянный бок шарика.

— Неужели Око? — предположил Константин.

— Может быть. А может и “флешка”.

— Что? Не понял.

— Артефакт записи воспоминаний, — пояснил я, отругав себя за отсутствие осмотрительности. — Знаешь о таких?

Денисов стащил с бортика какой-то грядки кусок материи и обернул предмет в тряпицу.

— Знать-то знаю. И еще из регламента по технике безопасности помню, что лучше не касаться таких штуковин без перчаток.

И он был ой как прав. Значит, в который раз интуиция меня не подвела. Вот как чувствовал, что не следовало торопиться.

— Точно не твое? — даже с каким-то подобием надежды переспросил Денисов.

— Нет же! На какие шиши, по-твоему, я могу себе это позволить?

— И правда. Ладно.

Мы с Денисовым обменялись тревожными взглядами.

— Пойдем отсюда, — шепнул он. — Не нравится мне все это.

Я молча кивнул. Мы поднялись, Денисов спрятал шарик в карман, а я сложил оставшиеся пожитки в мешок. Кудрявая дама помахала нам тяпкой на прощание и вернулась к своим черным ядовитым растениям.

— На кой черт ему понадобилось Око? — размышлял Денисов, когда мы вывалились из жаркой оранжереи на холодный зимний воздух.

— Если это вообще Око, — напомнил я. — Проверить-то легко…

— Не буду я эту хреновину трогать. Вдруг ловушка.

Я поднял глаза на одногруппника и усмехнулся.

— Ты погляди, наш Денисов заразился паранойей.

— Шути сколько хочешь. Но чем дальше мы раскапываем, тем страннее кажется вся ситуация.

— Думаешь, Афанасьев был связан с Темной Аспидой? — спросил я, забросив мешок на плечо.

— А почему нет? Ведь это именно он науськал вас попытаться выкрасть Пантелеева из Лабораториума. Он подстроил то, что должно было случиться… А потом внезапно Андрей и остальные погибают. Вместе с Афанасьевым.

— Хочешь сказать…

— Что выглядит это все так, что Афанасьева специально заслали поближе к вам, чтобы он организовал… покушение, будем называть это так. Заметь, он оказался сперва в вашей отборочной группе, затем вас поселили вместе. Все для того, чтобы вы сдружились…

— Это могло быть совпадение.

Денисов нервно рассмеялся.

— Соколов, ты дурак или притворяешься? После всего этого ты еще веришь в совпадения?

— Допустим, — рассуждал я. — Кто-то дал ему задание к нам приблизиться. Зачем? Чтобы убить нас с Ронцовым?

— Если это была Темная Аспида, то они могли пожелать вашей смерти. Но что-то пошло не по плану, и тот, кто во всем этом заинтересован, мог одним махом избавиться и от неудачливых исполнителей, и от паренька, который помог все организовать, — Константин провел пальцем по шее. — И все. Концы в воду. Ищи-не ищи.

В словах Денисова, как бы ни было обидно это признавать, все же просчитывалась логика. Другой вопрос — у меня никак не укладывалось в голове то, что нас с Серегой хотели убрать только потому, что мы считались позором дворянского общества. Слишком уж слабая мотивация как по мне.

Чтобы организовать такую операцию, нужно ну очень сильно хотеть от кого-то избавиться. В данном случае — от нас. Или же была задача спровоцировать нас на какие-либо действия.

А что если заказчик сего мероприятия подозревал о наших с Ронцовым особых способностях? Если предположить, что так и было, то остается два варианта. Первый — кто-то посчитал нас угрозой и пожелал устранить, хотя в случае с Ронцовым это стало физически невозможно. Второй — кто-то подозревал о наших особых талантах, но хотел получить подтверждение.

И в том и в другом случае я был вынужден защищаться и раскрыл себя перед Аудиториумом.

Как же меня начинала бесить вся эта история. Куда ни ткнешься, за какую нитку ни потянешь — вываливаются все новые загадки и никакого развития.

Нужно что-то сделать. Возможно, как-то спровоцировать этого заказчика. Если предположить, что от нас все же пытались избавиться, то попытка должна повториться. Правда, теперь, когда заказчик имеет представление о том, на что мы способны, ему придется ой как постараться…

И вряд ли новый удар нанесут так быстро. Нет, теперь за нами будут наблюдать.

Денисов медленно брел, утюжа хорошо утоптанную дорожку ботинками.

— Что теперь делать с шариком? — спросил он. — Есть мысли?

— Можно показать артефактору. Возможно, та же Хруцкая сможет определить по фону, что за задача у этого устройства.

— Сможешь организовать?

— Думаю, да, — кивнул я. Ядька любила решать головоломки. — Но меня беспокоит еще кое-что.

— Фотографии?

— Ага. Зачем они Афанасьеву?

— Полагаю, для того, чтобы знать нас в лицо. Если он был кем-то подослан, то это логично.

— Сжег бы тогда.

— Может не успел?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Правда, не знаю, Костя. У меня в голове не укладывается, что Афанасьев оказался засланным казачком.

А из него вышел шпион даже покруче меня. Никто ничего не заподозрил. Парень был прирожденным актером. Либо же кто-то слишком хорошо его натаскал. А ведь Гриша в той заварушке почти не вступал в бой и держался подальше. Может тогда он просто выполнял задачу столкнуть нас с княжичами? Потому и не полез в драку — берегся. И если бы не череда случайных обстоятельств и неуемный нрав Грасс…

К слову об Ане. Я вспомнил о фотографиях — засаленных, немного затасканных. Значит, Афанасьев не раз их доставал и мусолил в руках. А это означало, что на фотокарточках могла остаться энергия, и можно было попробовать считать образы…

Руки чесались снова попросить Аню об услуге, но я не хотел подвергать ее риску. Во-первых, у нас закончился винамий, а красть его из Лабораториума я бы не стал — подведу под удар Хруцкую и Дедулю. Оба еще пригодятся.

Во-вторых, Аню сильно потрепал ритуал психометрии. Хорошо, если восстановит резерв через пару-тройку дней. Нет, Грасс вмешивать больше нельзя. А других психометристов у нас не было.

— Так свяжешься со своей подружкой? — отвлек меня от рассуждений Денисов.

— Ты уже и об этом прочухал?

— О том, что ты водишь дружбу с красоткой-третьекурсницей? — усмехнулся вражина. — Об этом весь поток судачит. И не стыдно тебе при живой-то Штофф?

— Мне нечего стыдиться. Мы интересны друг другу исключительно в научном контексте.

— Ага. Ага…

Болван. Ну да ладно. Сейчас было не до пререканий и споров.

Я сверился с часами. В библиотеку к подготовке я опоздал — опять прилетит по башке от Сперанского. И снова лекарю придется прикрывать мою задницу и делать доклад самому. Я уже в третий раз сливался с совместной подготовки и знал, что терпение Коли было на исходе.

Но выяснить, что за игрушку прятал Афанасьев, сейчас было важнее.

“Ядь, доброго утра!” — постаравшись вложить в ментальный посыл побольше веселья, поприветствовал я артефакторшу. — “Свободна?”

“Смотря для чего”, — сонно ответила третьекурсница. — “Доброе”.

“Хочу показать тебе один артефакт. Нашел тут в барахле товарища. Взглянешь?”

“Пока не выпью три чашки кофе, и не проси”.

“Я тебе сам его сварю и подам в постель, если пообещаешь глянуть в течение часа”.

Хруцкая усмехнулась в моей голове.

“Нет уж, избавь меня от необходимости отстирывать свежее белье от кофейных пятен. Через десять минут в Лабораториуме. Тащи туда свою безделушку”.

Я оборвал ментальный канал и обернулся к Денисову.

— Ну что, пойдем в гости к владычице артефактов. Прямо сейчас.

Вражина удивленно на меня уставился.

— Так просто? Всего-то взял и договорился?

— Говорю же, Костя, иметь друзей не только приятно, и иногда еще и выгодно. Обзаведись парочкой людей, которые готовы помогать тебе не потому, что у твоего отца дохрена бабла, а потому, что они тебя уважают и ценят. Уверяю — совершенно новые ощущения.

— Опять ты заладил…

— А что? Раз уж мы снова работаем вместе, я не откажу себе в удовольствии покапать тебе на мозги. Все равно ты ничего не сможешь мне сделать, — ухмыльнулся я.

— Сволочь ты, Соколов.

Денисов громко засопел и стал похож на дракона: из его носа выходили две струйки пара. Я оглянулся, чтобы прикинуть, как быстрее добраться до Лабораториума.

И в этот момент увидел позади нас какого-то мужика с лопатой.

Заметив меня, он отвернулся и притворился занятым уборкой сугроба.

Показалось?

Я ускорил шаг, ничего не сказав Денисову. Лишь когда мы обошли пруд и свернули на дорожку к Лабораториуму, я снова резко обернулся. Мужик перемещался вслед за нами. Снова заметив меня, он оперся на лопату и закурил. Дескать, отдыхал от работы.

Ну да. Ну да.

— Костя, за нами хвост, — поравнявшись с однокурсником, тихо сказал я. — Дворник с лопатой. Интересно, тот же, что и в прошлый раз?

Денисов покосился на меня, но оборачиваться не стал. Лишь когда мы переходили мост, он задержался на лестнице и осторожно обернулся.

— Отсюда не видно. Но вроде похож. Они же все в спецовках…

— Может тогда в Лабораториум в другой раз? — засомневался я.

— Поздно. Он уже понял, куда мы идем.

Увы, это было правдой. Здесь не было других зданий, кроме обители артефакторов. Одно хорошо — этот дворник не сможет проследить за нами внутри Лабораториума. Но если он следил за нами достаточно долго, что должен был знать, что я общался с Хруцкой.

Иными словами, я опять рисковал подставить девушку.

“План такой. Идем в Лабораториум, делаем все, что задумали, потом отыскиваем этого любителя подглядывать…”

“И выясняем, что ему от нас нужно”, — с готовностью согласился Денисов.

“Только это нужно сделать рядом с Лабораториумом. Если придется бить по нему боевыми заклинаниями или менталкой, то мы быстро спалимся перед администрацией”.

Вражина кивнул.

“Значит, придумаем, как его отвлечь. Или, наоборот, привлечь”.

Лабораториум уже был открыт, а в холле витал аромат сладких духов Хруцкой — значит, она уже была на месте. Денисов, в прошлый раз прошмыгнувший сюда с бокового входа, с интересом разглядывал интерьер старого здания. Я потянул его за плечо и поволок к лестнице.

Хруцкая встретила нас уже при полном рабочем параде — волосы заплетены в косу и тщательно убраны под косынку, темный плотный халат застегнут на все пуговицы, а на руках — тонкие перчатки. На столе дымилась чашка, источая аромат растворимого кофе.

— Привет, господа первокурсники, — улыбнулась она, продемонстрировав ровные крупные зубы. — Показывайте, с чем пожаловали.

Денисов немного замешкался в дверном проеме, и мне пришлось буквально пропихнуть его в кабинет. Не знаю, какое магическое воздействие оказывала на него Хруцкая, но в ее присутствии он словно робел и тупел на пару пядей лба. Причем Константин был далеко не единственным — я давно заметил, что Хруцкая обладала почти сверхъестественной способностью приковывать к себе взгляды как парней, так и девчонок.

Уж не работа ли это какого-то хитрого артефакта? С этой умницы сталось бы.

Я поставил на рабочий стол мешок, вытащил книгу и спрятал за пазуху.

— Он внутри. Шарик. Похож на Око, но мы не уверены, — пояснил я. — Перчаток нет, в руки не брали.

Ядвига отхлебнула пару глотков из чашки и вывернула мешок.

— Так-так… Хм.

Она взяла со стола щипцы и осторожно обхватила ими маленький шарик.

— Похоже на кварц, — заключила она, подняв артефакт на свет. — Кварц обладает способностью не только впитывать энергоинформационный фон, но и излучать его. Второе сложнее, но это возможно. Поэтому мы выплавляем стекло для артефактов с содержанием кварца. Но здесь… Так, погодите.

Хруцкая хмыкнула каким-то своим мыслям, положила артефакт и подошла к какому-то аппарату, больше напоминавшему плод любви старой ручной кофемолки и газоанализатора. Дернув несколько рычагов, Ядька запустила неведомый аппарат и открыла дверцу.

— Что это? — озвучил мои мысли Денисов.

— Анализатор. Помогает определить состав материалов в заготовке. Сейчас просветим его и посмотрим, верны ли мои предположения…

— К чему склоняешься?

— Фон у этого артефакта очень активный. Слабый, но активный. Такое бывает только у ряда специализированных артефактов. Обычно фон как раз стараются снизить или вообще по возможности убрать, чтобы артефакт не засекали устройства слежения. Но здесь все наоборот… — Ядвига ловко ухватила щипцами шарик, поставила его внутрь анализатора и закрыла дверцу. — У него словно нет активного алгоритма, но он буквально “вопит” о себе. И в зависимости от того, какой материал использован, я смогу прикинуть, для чего он нужен.

Хруцкая дернула один из рычагов, и матовое стекло крышки ящика окрасилось ярким белым светом. Что-то затрещало, закрутилось внутри, словно лопасти маленького вертолета.

А затем я услышал давно забытый звук матричного принтера — помнил его еще с тех времен, когда мама посылала меня оплачивать счета в “Петроэлектросбыте”. Вот и сейчас меня аж дернуло от этого мерзкого скрежетания, а аппарат выдал узкую ленту с какими-то символами и буквами.

Ядвига выхватила ее и поднесла к свету.

— Природный горный хрусталь особой чистоты, — она обернулась к нам. — Я была права.

— И что это значит? — Озадаченно спросил Денисов.

Ядвига улыбнулась.

— Природный горный хрусталь используют в артефактах, которые должны работать автономно долгое время и без возможности подпитаться от силы носителя. Например, если мы делаем простейшее Око, то оно содержит только примитивные алгоритмы и питается от энергии объекта. Это как лампочка. Подключил к сети — загорелась. Выкрутил — погасла. Для простых “глазиков” можно спокойно использовать лишь часть кварца. Но если нужна автономная работа, придется раскошелиться на природный горный хрусталь. Он лучше всего удерживает энергию. Иногда неделями, а то и месяцами в зависимости от сложности алгоритма и заряда.

— Понял. Здесь у нас артефакт, который предназначен для того, чтобы работать без питания, — повторил я, укладывая в голове услышанное. — Для чего их используют?

— Как вы сами понимаете, вариативность применения огромная. И если бы не столь активный фон, я бы не смогла ответить. Но вам, господа, повезло. Эта хреновина орет так, что его невозможно не заметить. И орет весьма характерно для устройств слежения, — Ядвига постучала щипцами по столу. — Вы, господа, принесли мне активный маячок.

Глава 14

У Денисова отвисла челюсть, и он, приоткрыв рот, ошарашенно пялился на дверцу анализатора.

— Устройство слежения? Но… Откуда?

В отличие от однокурсника, я уже мало чему удивлялся и просто уставился на артефакторшу.

— Разве поле Аудиториума не глушит маячки, Ядь? Ведь даже ментальная связь не пробивается за пределы территории…

Хруцкая улыбнулась.

— Дельное замечание, коллега, — с нотками своего начальника-профессора ответила она. — Это и правда хороший вопрос. Для того, чтобы на него ответить, нужно знать, как работают подобные устройства.

Костя потихоньку отходил от шока и провел руками по лицу. Не ожидал, да? Добро пожаловать в мой мир, братишка.

— Чертовщина какая-то… Зачем ему маячок?

— Об этом позже, — оборвал его я. — Ядь, расскажи, пожалуйста, как все устроено.

— Рассказать-то расскажу… — Хруцкая, ловко орудуя щипцами, перенесла артефакт и уложила его войлочную подстилку на столе. — Но сперва вы поделитесь, где достали такую игрушку. Штуковина не сказать, чтобы совсем сложная, но первокурсники такие вещи точно делать не умеют… Да и назначение у нее весьма специфическое. Утолите-ка мое любопытство, господа.

Мы с Денисовым переглянулись, и он слабо пожал плечами, предоставляя мне решать, что говорить.

— Нашел в вещах погибшего друга. Убирали комнату и случайно обнаружили.

Хруцкая стряхнула пылинку с халата и уселась на стол.

— И правда, тогда хороший вопрос, зачем она ему понадобилась. Ваш товарищ был артефактором?

— Нет, — ответил Денисов. — На менталиста шел.

— Интересно… Значит, кто-то должен был научить его пользоваться таким маячком. Ну да ладно. Сейчас все поймете, — она схватила со стола старую газету и толстый красный карандаш. — Уж извините, нарисую на чем попало…

Ядька принялась чертить очень простую схему. Два кружка, между ними две стрелки, как маршрут из пункта в А в пункт Б и обратно. И пересекла рисунок ровно посередине вертикальной пунктирной линией. Первый кружок она подписала буквой “Альфа”, второй — “Бета”.

— Знаете, как работает радио? — Хруцкая оторвала взгляд от рисунка и уставилась на нас.

Я кивнул.

— В общих чертах. Есть радиопередатчик, в котором формируется сигнал определенной частоты — на него накладывается то, что нужно передать. Сигнал модулируется и излучается антенной в виде радиоволн. — Ядвига кивнула. — А на приемной стороне модулированный сигнал принимается антенной и поступает в радиоприемник. Ну и там еще надо отфильтровать сигнал с нужной частотой, детектор должен восстановить модулирующий сигнал. Еще могут быть всякие помехи…

Хруцкая замахала руками.

— Ладно-ладно, я поняла, что ты в курсе. Не мучай своего спутника лишней информацией. А то у бедняги сейчас голова взорвется.

Денисов, надо сказать, и правда приуныл. Даже удивительно. Мне-то казалось, что каждый школьник должен был знать, как устроен радиоприемник — мы так вообще их на лабораторных собирали, а у меня была обычная общеобразовательная школа… Правда, в моем мире. Здесь программа все же отличалась.

Да и, судя по комплекции Денисова, видать, у него вместо естественных наук явно был бокс или какая другая борьба.

— Артефакты, работающие на прием и передачу, действуют по схожим принципам, — сказала Ядвига. — С той лишь разницей, что принимающей стороной может быть как артефакт, так и одаренный человек. На самом деле вы пользуетесь подобием этого принципа, когда общаетесь ментально. Если разложить процессы Благодати на составляющие, то на то и выйдет.

Ну да. Только вот с точки зрения физики я не мог объяснить, каким образом работала Благодать.

Хруцкая провела карандашом по стрелочке.

— Представим, что радиоволна — это сигнал. То есть то, что передает информацию. Радиоволны делятся на диапазоны: от субмиллиметровых до сверхдлинных, и для каждого диапазона характерны свои особенности распространения. Например, чем больше длина волны и чем меньше частота, тем больше волна способна огибать преграды.

Денисов жадно глядел на лист и рассеянно кивал.

— Значит, сигнал маячка — это как радиоволна.

— Примерно. И если проводить аналогию с радиопередатчиками, я бы сказала, что тот артефакт, который вы притащили, работает на малых расстояниях.

— Пожалуйста, можно без технических подробностей, — взмолился Денисов. — Чуть попроще для тупых боевиков вроде меня.

Самокритично, однако. С другой стороны, вменяемый взгляд на собственные слабые стороны заслуживал уважения.

Ядька снисходительно улыбнулась.

— Ладно, яхонтовый мой. Попроще — так попроще. Короче, парни, не знаю, кто и зачем дал вашему товарищу этот маячок, но работает он на обозначение местоположения. В него заложен только один алгоритм — передавать сигнал на определенной частоте. Он ничего не записывает, не сохраняет. Просто обозначает себя. Причем артефакт достаточно мощный, чтобы его можно было обнаружить на территории Аудиториума, но недостаточно сильный, чтобы его могли засечь за пределами острова.

А вот это уже наводило на кое-какие мысли. Значит, артефакт Грише был нужен для того, чтобы обозначить какое-то конкретное место на острове. Другой вопрос, как именно менталист собирался его использовать.

Первое, что пришло мне в голову — что Гриша хотел передать кому-то барахло, которое у меня стащил. Он же раскусил, что я пользовался книгой для шифрования сообщений. И, видимо, решил передать кому-то эти вещи. Но лично встречаться побоялся или это было невозможно, поэтому спрятал все в мешок и сунул маячок, чтобы наверняка нашли.

Да только вот мы с Денисовым подоспели быстрее…

Хорошая новость: если кто-то дал Афанасьеву маячок, значит, кто-то за ним следит. И, возможно, будет его искать.

— Кстати, раз уж мы выяснили все про эту безделушку, смело заверю вас, что ее можно трогать, — добавила Хруцкая. — Здесь не нужны никакие особые средства защиты.

Денисов все равно с опаской поглядывал на находку.

— Ядь, а как сигнал принимается? Алгоритм настроен на определенный фон, и его можно уловить, если знать, какой?

— Ну да, как с частотой. Ты когда радио слушаешь, настраиваешь же частоту любимой станции. Или когда по рации общаешься, переходишь на определенную. Здесь то же самое.

— А мы можем узнать, на каком потоке работает этот маячок?

— Теоретически — да. Но зачем тебе?

— Если знать “частоту”, можно ведь на нее настроиться и перехватывать сигнал?

Ядвига резко посерьезнела.

— Миш, давай честно. Ты хочешь выяснить, кто на другой стороне?

— Да, — не стал отпираться я. — Но тебя в это вмешивать не хочу.

Ядвига удивленно приподняла брови, но комментировать ничего не стала. Умница. Еще одна причина любить Хруцкую — это то, что она не лезла не в свое дело. Информацией делилась охотно, но была достаточно умна или же просто тактична, чтобы не выпытывать подробности.

— Слепок фона ты и сам сможешь считать, — подумав, ответила артефакторша. — Для этого нужно взять артефакт в руки, проанализировать фон и настроить менталку на него. Но должна предупредить, что это будет отнимать у тебя силы. Тебе ведь придется постоянно сидеть на этом “канале”.

Я кивнул.

— Понял, спасибо.

— Еще вопросы, господа?

Денисов покачал головой.

— Думаю, мы и так выяснили достаточно, — сказал он и кивнул на дверь. — И, боюсь, нам пора на пару.

Ядвига завернула маячок в тряпицу и передала мне.

— Найдешь еще что-нибудь интересное, приноси. Я люблю диковинки. И ты, Миш, понадобишься мне на пару часов в конце недели. Нужно проверить кое-что с алгоритмами для… Ну, для того проекта.

— Конечно, — улыбнулся я. — Для тебя — в любое время.

Хруцкая наградила нас обворожительной улыбкой и настойчиво подтолкнула к двери.

— Все, на сегодня хватит. У меня полно работы. Проваливайте.

Едва мы оказались в коридоре, а перед нашими носами захлопнулась дверь кабинета, Константин тут же потащил меня к выходу — я еле успел сунуть маячок в карман.

— Идем. Нужно поговорить.

Еще как.

Вывалившись на холод, я поежился и, обернув тесьму мешка вокруг запястья, сунул начавшие зябнуть руки в карманы.

— Нужно отдать маячок администрации, — решительно заявил Денисов. — Вся эта история начинает меня пугать. Передадим куратору или еще кому-нибудь…

Насчет куратора я сомневался. Сам по себе этот маячок был малоинформативен. И, что хуже, не давал никакого понимания, за чью команду играл Афанасьев. Он мог быть и засланцем Аудиториума, и рекрутом Аспиды, и еще кем угодно. Но ясно было одно — Афанасьева отправили по наши души. Причем мне отчего-то казалось, что особенно это касалось меня.

Рассказать Денисову всего я не мог — не хотел оглашать историю с книгой. Поэтому отговорить его оказалось трудновато.

— Я бы пошел в Аудиториум позже, когда на руках будет больше сведений и хоть какая-то конкретика, — осторожно начал я. — Да, они могут изучить маячок и попытаться как-нибудь выйти на принимающую сторону. Но мы можем и спугнуть дружкой Афанасьева, если сейчас разовьем бурную деятельность.

— С чего ты решил, что спугнем?

— С того, что этот маячок — недальнобойный, ты же слышал Хруцкую, — раздраженно ответил я. — Значит, тот, кто работает с Афанасьевым, должен находиться на территории Аудиториума, чтобы уловить сигнал. Не тупи, Костя!

— Не обязательно, — нахмурился вражина.

— Но этот некто точно должен иметь возможность попасть на территорию Аудиториума, — настаивал я.

— Есть еще один вариант — Афанасьев спрятал маяк, чтобы вы не нашли его в комнате, но собирался использовать его позже. Не факт, что вообще на территории Аудиториума. Может хотел подкинуть кому-нибудь перед поездкой на каникулы. Или хотел, чтобы его нашли…

Да, такая вероятность существовала. Но я знал то, о чем не был в курсе Денисов. Нет, Гриша явно торопился сбагрить мою книжечку. Если бы он не собирался ничего предпринимать, то не стал бы потрошить мой тайник. А раз стащил, значит, хотел передать вещественные доказательства моей работы на Корфа. Потому что это было главной уликой в пользу моего шпионажа. Для всего остального пришлось бы вскрывать мне память, а это сделать стало ой как непросто.

Правда, черта с два бы Афанасьев догадался, что задания мне давал именно Корф — в книге не было упоминаний. Если, конечно, Афанасьева не проинформировал кто-то, кто меня раскрыл. Тогда хреново. Но в это верить не хотелось.

— Короче, пока не будем никуда нести маячок, — сказал я. — Поиграем по их правилам. Вернем мешок на место, я только заберу свои вещи.

Денисов взирал на меня с сомнением.

— Хочешь поймать щуку на живца? А справишься?

— Ага.

— И думаешь, после гибели Афанасьева кто-то придет?

— Ну маяк-то работает. Рано или поздно его могут засечь местные. И тогда начнутся вопросы. Будь я на месте сообщника Григория, я бы подчистил все концы. Я хочу вернуть барахло на место и последить за теми, кто наведается, чтобы его забрать. Так мы сможем вычислить фигуру на той стороне. И вот уже с этим можно идти к руководству. У меня есть выход на помощника ректора, он нас выслушает.

Денисов округлил глаза.

— И когда это ты успел?

— Мало сплю, много бегаю. Так что, план утвержден?

— Ну, может ты и прав. У меня нет опыта в таких делах, — пожал плечами Денисов. — Но порой я начинаю жалеть, что влез в это.

— Вылезать поздновато, но у тебя еще получится. Если хочешь, сотру тебе память…

— Нет, — замотал головой вражина. — Я дал обещание, что все выясню. И я должен его выполнить.

— Devotion turns dangerous when armed with rules of faith, — процитировал я строчку из песни одной панк-рок группы.

Денисов удивленно моргнул.

— Чего? Это по-английски?

— Да. “Преданность становится опасной, вооруженная канонами веры”. Это я к тому, что не стоит тебе разбрасываться клятвами и обещаниями, Константин. Дворянское слово дорогого стоит, но далеко не все ситуации требуют таких жертв. Я тоже думаю, что мы влезли в какое-то очень неприятное дерьмо, но…

— Но ты тогда зачем продолжаешь копать?

Я улыбнулся. Как бы ему сказать…

— Я хочу защитить Ронцова и остальных. Кроме меня, некому. Я их друг, и они мне верят.

Денисов очень странно на меня взглянул. В глазах этого качка с физиономией арийского солдата читалось… уважение?

— Благородно. Знаешь, Соколов, несмотря ни на что, с тобой приятно работать.

Я не удержался и тихонько рассмеялся.

— Скажи, Костя, а если мой род внезапно вернет себе Осколок. Ну, допустим, совершит моя семья какой-нибудь великий подвиг, и сам император нас им одарит. Что тогда? Я все равно буду в твоих глазах второсортным аристократишкой?

— А разве тебя заботит, что я о тебе думаю?

— Мне интересен ход твоих мыслей. Пытаюсь понять, как думают люди вроде тебя. Это полезно.

Денисов пожал плечами.

— Если император решит, что твой род достоин такой чести, то кто я такой, чтобы оспаривать его волю?

Вот как. Значит, Костик у нас был предан императору всей душой. Что ж, похвально. На месте Его величества я бы таких ребят ценил.

— Но ты же в курсе, что в утрате Осколка виноват мой прадед. И я, и мой отец и даже мой дед — все патриархи оказались заложниками ошибки предка. В твоих глазах дети должны отвечать за деяния предков?

— Таков мир, Соколов, — с печалью отозвался Денисов. — Его законы жестоки, но это наш мир. Справедливости и равенства не существует, это все сказки. Люди не равны и не рождаются равными. Хорошим часто не везет, а плохие получают все. Ошибка одного нередко губит сотни. Встречают по одежке, титулу и репутации. И мы с тобой ничего не сможем сделать, чтобы все это изменить. И чем быстрее ты это поймешь, тем больше шансов, что сможешь выплыть и вытащить свой род из затруднительного положения.

Вот что мне все же нравилось в этом парне, так это его непробиваемая честность. Всегда нес именно то, что было на уме. Не стыдился убеждений, не юлил. Рубил правду-матку так, что щепки летели.

— Тогда идем обратно во Флорариум, — улыбнулся я. — Будем делать закладку.

— Что делать?

Я отмахнулся.

— Пролетарский жаргон. Не вникай.

— Странный ты, Соколов, — открывая калитку, сказал Денисов. — Хоть и из обедневшего рода, но явно неплохо образован. В радио соображаешь, по учебе быстро все схватываешь, стихи английские цитируешь…

Я чуть не прыснул. Да-да. Стихи великого канадского “поэта” Билли Тэлента. Хотя песня и правда хороша.

— И что?

— А потом выдаешь какие-то перлы, смысла которых я понять не могу. Словно ты из другого города приехал.

— Можно и так сказать, — отозвался я. — Много общался с простолюдинами, понабрался всяких глупостей… Так, стоять.

Денисов резко затормозил позади меня. Скрипнул снег под ботинками.

— Видишь? — понизив голос, я кивнул в сторону деревьев, где в роковую ночь прятался Малыш, охраняя пути отхода. — Тот мужик с лопатой.

— Да. Вижу. Ну так что, брать его будем?

Я прикинул расстояние. От нас до таинственного незнакомца в рабочей робе было метров тридцать. Все бы хорошо, но бежать придется по глубоким сугробам, а где-то там еще и пряталась низкая оградка с пиками — можно было легко на нее напороться.

— Идем в сторону Флорариума. Пусть плетется за нами, — решил я. — Как выйдем на удобную для бега дорожку, постараемся его перехватить.

— Пару пропустим.

— Хрен с ней.

Денисов тяжко вздохнул, и мы торопливо направились в сторону оранжереи. И в этот момент в мою голову прорвался голос Сперанского.

“Миша, етить твою налево! Где тебя черти носят?”

“Я занят”.

“Ты и должен быть занят! Но здесь, на докладе!”

“Попросись прийти последним. Скажи, я застрял в лазарете”, — взмолился я. — “Я приду, обещаю”.

“А ты и правда в лазарете? Что-то случилось?”

“Нет, конечно. Я по другому делу бегаю. Потом расскажу. Но всем растрепли, пожалуйста, что мне стало нехорошо и голова закружилась”.

“В этот раз ты не отвертишься”, — не сдерживая ярости, предупредил лекарь. — “Быстро все доделывай и пулей в аудиторию!”

Он исчез из моей головы так же внезапно, как и возник. Мы с Денисовым тем временем добрели до мостика, и как раз в том месте, где дорога изгибалась почти под прямым углом, смогли обернуться.

Мужик шел за нами по ровной утоптанной тропинке. Непринужденно курил, закинув лопату на плечо, словно просто прогуливался и выискивал плохо утрамбованные сугробы.

— Пора, — шепнул я Денисову.

Боевик резко развернулся и ринулся на преследователя.

Глава 15

Все случилось очень быстро, но время для меня замедлилось.

Денисов, казалось, обезумел. Рванул с места, словно гепард — удивительно шустро для здоровяка его комплекции.

Следивший за нами мужик замешкался с секунду-другую, но, поняв намерение моего спутника, выронил окурок, отшвырнул лопату и устремился в противоположном от Денисова направлении.

Значит, и правда бродил тут по нашу душу, зараза такая.

Я тоже побежал — но, увы, ни длины моих ног, ни скорости не хватало, чтобы догнать хотя бы Денисова. Серьезно, этому парню надо было идти не в Аудиториум, а к Олимпиаде готовиться. Правда, я не был уверен, что в этом мире возродили Олимпийские игры…

— Стой, сволочь! — орал Денисов, перелетая через сугробы как через барьеры. — Стой, а то хуже будет!

“Дворник” тоже оказался не промах — припустил так, что расстояние между ним и Денисовым не особо сокращалось. Да еще в довершение ко всему свернул с широкой расчищенной аллеи и пустился через парк. Не знаю, как у него это выходило, но в снег он почти не проваливался. В отличие от Денисова — Константин увязал почти на каждом шагу, отчего ругался все громче и злился все сильнее.

Я бежал за ними, но, добравшись до места, где они свернули в сугробы, попытался сориентироваться и прикинуть, куда именно мог удирать наш преследователь. Ну, в конечном итоге все равно он от нас никуда не денется — все же мы были на острове. Но вот спрятаться где-нибудь… Судя по всему, территорию Аудиториума он знал получше нас.

Вконец осатаневший Денисов прибавил в скорости — возможно, воспользовался заклинанием усиления, но и мужик в спецовке хорошо оторвался. Я пустился в обход.

“Знаешь, что там дальше за местность?” — спросил меня ментально Константин.

“Нет. Еще не бывал там”.

Вдали за за деревьями мелькали какие-то низкие одноэтажные постройки. Возможно, даже каменные и старые — на бегу я не мог как следует их разглядеть. Что там находилось, я не знал. Что-то очень давно заброшенное и огороженное невысоким заборчиком. У нас в этом районе корпусов не было, и мы с парнями так и не добрались до изучения здешних мест, хотя и собирались.

“Где тебя носит?” — орал мне в голову Денисов. — “Нагоняй!”

Легко сказать. Увы, тело, в котором я оказался, не отличалось великими спортивными достижениями. И хотя я пытался привести себя в порядок, со всеми этими приключениями толком и не успел даже как следует начать.

Чертыхнувшись, я все-таки активировал “Берегиню”. Ну заметят, ну по башке надают — дальше что? За “Берегниню” не отчисляли. Зато теперь бег пошел куда быстрее. Тело словно стало вдвое легче, а ноги будто сами отпружинивали от земли.

Тем временем Денисов умчался за деревья к каменным зданиям — я видел лишь мелькавший среди берез темно-красный мундир. А мужика в робе заметить не смог.

“Кость, где он? Видишь?”

“Да. Здесь какое-то странное место. Заброшенное. Осторожнее, тут можно на что-нибудь напороться под снегом”.

Одна прелесть зимней погони — на снегу остаются следы. С неба сейчас ничего не сыпало, и я был уверен, что мы выследим негодяя.

Наконец я подбежал к покосившемуся забору и огляделся. Я подошел с другой стороны, и Денисова отсюда не видел. Зато перед моим взором предстали ветхие каменные домишки, похожие не то на сараи, не то на старые кладовые. Крыши много где прохудились, да и стены были уже не первой крепости.

Проваливаясь в сугробы по колено и костеря шпиона, я добрался до ворот — ржавых, косых, как и все здесь, наполовину сползших с петель. Зато их решетка была удобной для того, чтобы перелезть.

Сугроб смягчил падение. И оказавшись в небольшом дворике, я понял, почему это место показалось Денисову странным.

Здесь люто фонило. Я очень ярко ощутил присутствие остатков чужой силы. Словно некогда здесь был очень мощный всплеск или выброс, а следы этого взрыва давали о себе знать до сих пор. И сила эта была… Не мирная. Если даже глухого к фону Денисова проняло, то меня, можно сказать, огрело прямо по ушам.

Этот фон пробивал даже сквозь “Шлем”. Несмотря на минусовую температуру, меня пробило на пот, на лбу выступила испарина, а к горлу подкатила тошнота.

Что же здесь случилось?

Сам не понимая, что мною двигало, я разгреб ногой снег до земли, опустился на корточки и дотронулся голой рукой до замерзшей черной корки. Словно интуиция заставляла, молила меня это сделать, и я подчинился.

Перед глазами все вмиг потемнело, хотя я и различал силуэты построек. Уши заложило, дыхание перехватило. Казалось, я оказался на другой стороне хорошо знакомого мне мира — но это была серая и безжизненная сторона.

— Расскажи мне, — шепнул я и положил вторую ладонь на землю. — Расскажи, что здесь случилось.

И место ответило.

Не образами, не звуками — ощущениями. Я почувствовал, что это место было уже давно мертво, но умерло оно не само по себе. Погибло в мощном рукотворном силовом всплеске. В ушах отдались немые крики гибнувших растений и зверей — здесь применили что-то настолько мощное, что даже материя не выдержала.

Я чувствовал скорбь этого места, его одиночество и печаль. Знал, что еще не скоро сюда ступит нога человека, чтобы возродить эти здания и вдохнуть в них жизнь. И еще я откуда-то знал, что случившееся былонеобходимо. Что если бы эту силу не выпустили, произошло бы нечто куда более страшное.

Интересно.

“Соколов, твою налево! Шуруй сюда! Он в доме спрятался!” — голос Денисова вывел меня из этого краткого транса.

Тряхнув головой, я оторвал руки от ледяной земли и шатаясь, поднялся на ноги. Денисов был примерно в сотне метров от меня — у противоположной стены забора, среди сугробов и руин. Он помахал мне рукой и жестом поторопил.

“Чего возишься?”

“Да место здесь и правда странное”, — ответил я, на ходу усиливая “Берегиню”. В этом месте лучше перебдеть, чем недобдеть.

“Что-то заметил?”

“Точно не скажу. Выяснил лишь то, что некоторое время назад здесь что-то шарахнуло так сильно, что удивительно, как деревья за забором остались целы”.

“Это не относится к нашей теперешней задаче”, — проворчал Константин, когда я поравнялся с ним. — “Он здесь”.

Константин указал на следы, уходившие в одноэтажный каменный дом. Покосившаяся дверь сохранилась, и к ней вели следы мужских ног.

“Возможно, он вооружен, и, боюсь, не лопатой”.

“Может и вовсе одаренный”, — ответил я. — “Вешай защиты”.

Денисов кивнул и принялся наколдовывать все, включая “Шлем”. Над ментальной защитой, правда, ему предстояло как следует поработать — я такую бы сбил за пару щелчков, даже не запрашивая силу из источника. Совсем Денисов ментально слабенький. Это его однажды и погубит. Либо оно, либо это его извращенное благородство.

“Иду первым”, — сказал я и, усилив защиту, шагнул к двери.

“Может лучше я? Я боевик. И я физически покрепче буду”, — возразил Денисов.

Ага. Крепче-то крепче, только его на испытаниях это не спасло.

“Если он шарахнет по тебе менталкой, то вместо догонялок я буду заниматься тем, что стану приводить тебя в чувство”, — ответил я. — “Нет. Без обид, но держись-ка ты позади”.

Я ожидал, что Денисов примется спорить и настаивать. Но парень, подумав с пару секунд, кивнул.

“Хорошо, идешь первым”.

Не знаю, какой из него получился бы полководец, но пока мне думалось, что Денисов мог стать неплохим солдатом.

Вызвав “Жар-птицу”, я рванул на себя дверь и сразу же запустил шарик света внутрь.

— Что за…

Денисов оглядывал помещение из-за моего плеча. Деревянные перекрытия маленького домика сгнили и обвалились, превратив все пространство в один большой полутемный зал. Окна были наспех заколочены, и свет пробивался с улицы через щели в палец толщиной. Пол был усыпан обломками сгнившей мебели, остатками стройматериалов, битым стеклом и кучей другого мусора.

— Где он, мать его за ногу? — прорычал Денисов, безумно вращая глазами.

Хороший вопрос.

В этом зале никого не было. Только куча хлама и досок на полу. Других дверей я тоже не обнаружил. Но и мужик в робе как сквозь землю провалился.

Мы быстро переглянулись.

— Он точно сюда зашел?

— Конечно! — оскорбился мой сообщник. — Я же не совсем слепой. Сюда он зашел, в эту дверь. Я сам видел!

— Тогда как…

Может ему отвели глаза ментальной атакой? Но тогда я бы заметил следы, что вели в другой дом.

Денисов тихо ругнулся под нос, выбежал наружу и, судя по звуку его шагов, обошел дом вокруг. Вернулся он быстро.

— Следов нет. Он точно здесь.

— Значит, он либо умеет телепортироваться, либо…

Мы с Денисовым одновременно уставились на пол. Возможно, мусор — не просто мусор…

— Какие-нибудь звуки из дома доносились?

— Вроде что-то шуршало, — неуверенно ответил Константин. — Я не рискнул идти в одиночку.

И молодец. Денисов не знал о моем пугающем ранговом потенциале, но на себе прочувствовал мощь моих ментальных атак. Лезть без меня было бы ошибкой.

— Все правильно сделал, — ответил я. — Хорошо, что дождался.

У меня сложилось впечатление, что наш шпион точно знал, куда бежать. Не зря же он так шустро припустил именно сюда. Не знай я о надежном убежище, то не полез бы в это место. Наоборот, метнулся бы к основным корпусами там бы смешался с кучей таких же облаченных в одинаковые робы служителей. Днем их полно возле каждого корпуса — чистят, убирают снег, что-то носят… Идеальные невидимки.

Значит, здесь что-то было. И было в этом доме.

Тайный ход?

— Поднимай мусор с пола, — велел я Денисову. — Особенно то барахло, где меньше пыли. И присмотрись к снегу — он мог его нанести на обуви.

Денисов коротко кивнул и принялся оглядываться, на ходу сотворяя более яркий световой шар.

— Вон! — он указал на куски чего-то похожего на рубероид, сваленного возле стены. — Там снег. Но я там не топтал.

— Я тоже.

Не сговариваясь, мы синхронно метнулись туда. Денисов взялся своими мощными лапищами за кусок рулона и одним движением откинул его в сторону.

Лаз. Обитая металлическими скобами деревянная дверь в подпол.

— Все понятно.

Денисов тут же принялся его открывать. А мужик-то должен быть сильным, чтобы откинуть такую крышку и не родить ежа. Или одаренным.

“Костя, осторожно”, — предупредил его я. — “Возможно, наш шпион и правда не так прост”.

“Да я уже это понял”.

Перед нами возникла темная дыра. Я пошарил рукой и не обнаружил лестницы. Придется прыгать. А как тогда выбираться, большой вопрос.

Не успел я поделиться с Денисовым этими опасениями, как вражина сиганул вниз. Приземлился на ноги, крякнул и поднял голову на меня.

— Тут невысоко. Если что, можно подпрыгнуть и ухватиться. Полезай.

Я оглянулся по сторонам. Со мной все еще был многострадальный мешок с не менее многострадальными вещами. Оставлять их здесь я поостерегся — кто знает, где мы вылезем. Так что обернул тесьму еще надежнее вокруг запястья и сполз вниз.

Денисов зажег “Жар-птицу”, и мы осмотрелись.

Путь уходил вниз под приличным уклоном. Стены каменные, без плесени. Все промерзло. Значит, основные катакомбы располагались ниже.

— Не похоже на погреб, — тихо сказал Денисов. — Многовато места.

“Общайся только ментально. И да, это не погреб. Полагаю, это вход в катакомбы”.

“Так они что, и правда существуют?”

“Да. И для нас это сейчас очень плохая новость, Костя. Катакомбы настолько старые и запутанные, что без проводника не разобраться. И еще здесь есть кое-какие… опасности”.

“В смысле?”

“Живет здесь что-то или кто-то, кто может нас сожрать”.

“Соколов, неудачное время для страшилок”.

“Я и не пугаю. Сам видел глаза тех существ. Я уже был в катакомбах”.

Денисов резко ко мне обернулся.

“Это когда?”

“Потом расскажу. Короче, здесь совершенно реально навалить кучу от страха. И точно так же реально недосчитаться конечностей после прогулки по этим коридорам. Нам туда лучше не соваться”.

Хотя я бы не был так категоричен. Прокрутив в голове нашу прошлую прогулку по подземелью до хором ректора, я вспомнил, что с обеих сторон вход непосредственно в катакомбы преграждали очень мощные двери. Здесь же был простой деревянный люк.

Если в подземелье действительно обитали какие-то опасные твари, то ректор непременно позаботился бы о том, чтобы надежно заделать все ходы. И что-то мне подсказывал, что дедуля Фрейд или его предшественники именно так и сделали. В конце концов, на кону жизни студентов.

Так что, возможно, прямо сейчас нам еще ничего не угрожало. По крайней мере со стороны тварей.

“Идем, но осторожно”, — сказал я. — “Никуда не сворачиваем, двигаемся медленно. Через каждые десять шагов вешаем световой шар, чтобы найти дорогу обратно”.

“А как же опасность?” — поежился в полумраке Денисов.

“Не думаю, что нас сейчас загрызут. Иначе и мужик бы туда не полез”.

“Справедливо. Но если что, я рассчитываю на твою помощь”.

“Не сомневайся”.

Денисов зажег еще один огонек “Жар-птицы” и пустил его в паре метров перед собой, усилив свет на максимум. Стены здесь немного отличались от тех, что я видел возле других входов. Казалось, эти были чуть новее. На шероховатых краях камней блестел иней.

Одна радость — крысиного писка и плеска воды мы пока не слышали.

Шли медленно — Денисов осторожничал, а я не подгонял. И так риск. Через каждый десять шагов я оставлял огонек позади нас и то и дело оборачивался, проверяя, не погасли ли заклинания. Самоуничтожиться они должны были где-то через час, и я надеялся, что мы успеем вернуться.

Денисов резко остановился.

“Развилка. Как думаешь, куда он пошел?”

“Хороший вопрос. Оставляем здесь огонек и сворачиваем. Если что, вернемся”.

Мы прошли примерно сотню шагов и уперлись в тупик. Возможно, здесь когда-то был лаз, но его завалило. Там, где должен был располагаться люк, валялась куча земли, обломков и камней. Замуровали, точнее, забаррикадировали выход качественно. Нет, здесь наш шпион выбраться не мог.

И это означало, что мы потеряли еще больше времени.

Возвращались к развилке бегом. Затем снова монотонные огоньки через каждые десять шагов. Уклон стал более пологим, но воздух здесь почему-то ощущался не таким холодным, как на поверхности. А может это “Берегиня” сглаживала ощущения.

Денисов остановился и жестом поднял “Жар-птицу” выше.

“Смотри!”

Я поднял глаза и увидел написанные мелом символы греческого алфавита и стрелку, что указывала вперед по длинному коридору.

ΛΠΔ

“Что это?” — Денисов пялился на три заглавные буквы. — “Какая-то аббревиатура?”

“Может быть что угодно. Указатель на какое-то конкретное место, например. А как расшифровывается, понятия не имею”.

“Может что-то техническое? Ну, пишут же всякое на домах…”

Я всматривался в эти буквы и тихо бесился от ощущения, когда вроде бы догадка вертится в голове, но осознать и сформулировать ее не получается.

“Идем дальше”, — торопил Денисов. — “Если туда указывает стрелка и нет знака опасности, то можно пройти”.

Нет, это точно не было знаком опасности. По-гречески предупреждающие символы обозначались иначе. И все же было что-то знакомое, что-то вертелось на языке…

“Погоди, Костя”.

Я отступил на пару шагов и снова уставился на буквы.

Я знал, что это. Знал! Но не мог вытащить это из головы.

А потом понял.

Лямбда. Пи. Дельта.

Если прочитать их звуками, получится “Льпид”. Если добавить гласные, получится ΕΛΠΊΔΑ. Что по-русски обозначало “надежда”.

Я дернул Денисова за плечо.

“Бежим по стрелке. Быстро. Но осторожно”.

“Ты понял, что это?”

“Да. Тебе не понравится. Зато, кажется, я знаю, по чьему велению за нами следил этот мужик”.

Мною овладел совершенно непривычный темпераменту азарт охотника. Кажется, я еще ни разу не был так близок к выполнению задания Корфа.

Глава 16

Денисов остановился так резко, что я не успел затормозить и вперился носом ему в спину. Больно.

“Какого черта?” — возмутился я. — “Ты чего?”

Вражина медленно повернулся, и свет “Жар-птицы” окрасил его щеку оранжевым.

“Что ты знаешь?” — он схватил меня за грудки и придавил к стене. — “Не держи меня за идиота! Я вижу, что ты говоришь мне гораздо меньше, чем тебе известно!”

Плохое время и место он выбрал для выяснения всех подробностей.

“Ты допрашиваешь не того”, — огрызнулся я, вырываясь из захвата. Денисов ойкнул, когда я вывернул ему руку и освободился. — “Нужно торопиться. Этот мужик сейчас уйдет!”

Константин явно метался между желанием допросить меня с пристрастием и пуститься в погоню за нерадивым снегоуборщиком. Я не стал предоставлять ему выбор и рванул вдоль по коридору, на ходу зажигая все новые осветительные огоньки.

“Быстрее!” — прорычал я ему в голову. — “О том, что мне известно, поговорить можно и позже”.

Я услышал за спиной тяжелую поступь вражины. Медленно, он шел слишком медленно, словно все еще сомневался.

“Почему я должен тебе верить, Соколов?”

“Потому что у тебя нет выбора”, — ответил я и оборвал ментальный канал.

Наконец он все же перешел на бег и быстро меня нагнал. Пока мы бежали, тихо топая по скользкому полу подземелья, я судорожно думал, что мог рассказать Денисову так, чтобы не подставить его под больший удар и чтобы он от меня наконец-то отстал.

Он точно знал об Ордене Надежды. Но слышал байки и прочие россказни о бунтовщиках. Возможно, связывал с терактами, в которых пострадали аристократы. И если он поймет, что мы нарвались на их след, может вообразить себя героем-ищейкой и все мне испортить.

Ведь моя задача состояла в другом — я должен был не только получить неопровержимое подтверждение существования этого сообщества, но и выяснить, кто именно в нем состоял.

Денисов мне в этом был не помощник. Слишком горяч и скор на расправу. Ну прямо Аня Грасс, только в штанах.

Я затормозил возле еще одной развилки и снова увидел символы Эльпиды. Стрелка указывала налево. Кивнув Денисову, я тут же сорвался, на ходу обновляя “Берегиню”. Вражина не отставал и пыхтел мне в спину, намекая на то, что бежать мог бы и побыстрее.

На всякий случай я сосредоточил немного силы в левой руке. Правая у меня была атакующая, левая — защитная. В случае, если наш дворник задумает выстрелить или еще как-то применить силу, смогу защититься. А там посмотрим.

В этот момент чуйка дернула меня так, что ноги остановились сами.

“Стоять!” — скомандовал я. — “Молчим, не дышим”.

Перед нами был поворот под прямым углом, а за ним… Я что-то чувствовал. Трудно было объяснить, но интуиция подсказывала, что мы почти его достали.

И что он это знал.

Я замер, прислушиваясь к каждому шороху. Пол здесь был мокрым, да и со стен исчез иней — возможно, мы пробрались под один из корпусов. Я даже не слышал — чувствовал дыхание этого человека. Прерывистое, нервное — но он пытался его выровнять, чтобы не выдать себя.

“Кость, осторожно. Он прямо за углом”.

Денисов кивнул и, усилив “Берегиню” шагнул вперед, держа над рукой зажженный “Колобок”. Мое нутро снова скрутило так, что я едва не поперхнулся.

“Костя, стой!” — заревел я, но было поздно.

Денисов уже высунулся за угол. И в этот момент прямо под его ноги упало что-то мелкое — лишь на долю секунды блеснуло гладким бочком. Раздался звук разбитого стекла. И в следующий миг что-то темное и бесформенное метнулось к Денисову, облепило его ноги и, поднимаясь наверх, принялось прожигать его защитное заклинание.

Я рванул к парню, концентрируя силу в руках. Левой рукой выставил “Покров”, а правой оттолкнул Денисова обратно за угол.

— Аааа!! — завыл Денисов. — Жжет! Сними ее с меня.

Силуэт того мужика метнулся дальше по коридору и свернул за угол направо. Я замер всего на секунду, соображая, бежать ли сразу за ним или сперва помочь Косте.

— Соколов… Помоги… Пожалуйста.

Да твою же мать!

Я развернулся к Денисову и обомлел. Такой штуке нас еще не обучали. Действительно, это было похоже то ли на гудрон то ли на мазут — какая-то темная тягучая жижа обволокла почти всю фигуру парня, поднимаясь все выше к голове. Словно темные щупальца, она обхватила его и душила, забираясь в ноздри, уши и рот.

Ну и мерзость.

— Это еще что такое? — оторопел я, копаясь в воспоминаниях. Нет, ничего подобного ни мне, ни прежнему Мише не встречалось.

— Шоб я внал! — мямлил Денисов, отплевываясь от этой темной дряни. — Фними ее! Фними!

Дерьмо. Понять бы еще, что это за хреновина. Я принюхался — пахло и правда чем-то горючим и химическим. Значит, с “Жар-птицей” лучше не рисковать. Но раз нельзя жечь, значит, будем замораживать.

— Кость, стой мирно, — велел я, концентрируя в руках силу для “Морозилки”. На самом деле это заклинание называлось “Морозко”, но студенты, как обычно, все переиначили.

Я понятия не имел, при какой температуре могла замерзнуть эта жижа, но предположил, что если она все же затвердеет, у меня получится сбить ее с Денисова. Более удачных вариантов мне в голову не пришло.

Ну дворник, ну паскуда такая! Значит, все же одаренный? А раз одаренный, то еще и ряженый? И откуда тогда такие познания в редких заклинаниях?

Хотя что-то разбилось. Значит, артефакт? О таких склянках я слышал — можно было подобрать интересные сочетания исходных субстанций и заклятий, чтобы создать интересные и весьма смертоносные коктейли…

Но на первом курсе такому не учили. Это давали уже на специализации по артефактории.

Денисов держался стойко, но все равно стучал зубами, когда я принялся замораживать жижу. Субстанция перестала распространяться, но и замерзала неохотно.

— Ффе рафно ззет, — хрипел вражина. — Как крапифа, только ефли ее уфилить во фто крат.

Интересное явление. Кислота? Яд? Что же туда намешали? Ладно, разберемся.

— Холовно…

Ну простите, ваше сиятельство. Сейчас не до ювелирных решений. И так пришлось торопиться.

— Извини, сейчас будет еще хуже, — предупредил я и шарахнул “Морозилкой” на полную, стараясь при этом не проморозить до костей самого Денисова. Те части его лица, до которых еще не добралась жижа, покрылись инеем. Глаза парня остекленели и стали похожи на две льдинки.

Я остановился и убрал руки. Блин, не убить бы его, спасая. Этот не Ронцов — не воскреснет.

Провел руками вдоль тела страдальца — жив, сердце билось, но к полу он примерз намертво.

А затем я сделал то, о чем мечтал уже давно.

Усилил кулаки и принялся мудохать Денисова, сбивая с его тела осколки замерзшей жижи. Черные твердые куски, похожие на обсидиан, падали на пол с тихим стуком.

— Нннна, сволочь! — Разошелся я, отбивая все больше кусков, чтобы освободить сообщника.

— Х… хфатит…

Денисов дернулся, отпрыгнул в сторону и принялся тереться спиной о шершавую стену, сбивая остатки со спины.

— Признайся… Ты это специально, да? Все, чтобы меня избить?

Я не удержался от улыбки.

— Совместил приятное с полезным.

— Козел ты, Соколов.

— Я вообще-то тебя спас.

Стряхнув с него последние остатки замерзшей субстанции, я поднял с пола один кусок, завернул в носовой платок и отправил в мешок.

— Зачем? — спросил Денисов. — Прожжет же.

— Посмотрим. Покажу нашей подруге. Вдруг что подскажет. Пришел в себя?

— Ага.

На самом деле ни разу он в себя не пришел. Константин выглядел напуганным, ошарашенным, да и трясло его от холода так, что впору было влить в него литр адмиральского чая и отправить потеть под толстое одеяло на всю ночь. Но времени возиться с ним не было.

— Ожоги есть?

— Ничего серьезного, — отозвался Денисов.

— Точно?

— Точно! Бежим!

Ну, я спросил. Моя совесть была чиста. Мы снова рванули по коридору, и я на бегу показал, куда свернул наш диверсант. Денисов обновил “Берегиню”, но я заметил, что защита светилась бледнее. Либо решил сэкономить силы, либо у него заканчивался резерв. А ведь еще до самой драки не дошло. Что ж, по крайней мере мне не привыкать отбиваться в одиночку.

— Как же меня задолбал этот Wolfenstein! — проворчал я под нос и прилип к стене.

“Чего?”

“Да так. Просто бухчу”.

Сложно и опасно пытаться объяснить сюжет игры людям, в мире которых не было Второй Мировой.

Вдалеке тяжело грохнул металл. Что-то заскрежетало. Мы переглянулись и ускорили шаг.

Приблизившись к новому повороту, я сразу выставил “Покров” — на случай, если в запасе у нашего дворника остались другие сюрпризы. Но ничего. Сняв барьер, мы побежали дальше.

И сразу же столкнулись со следующей проблемой.

Коридор упирался в здоровенную железную дверь. Не такую мощную, какая предваряла вход в наиболее опасные участки катакомб, и все равно это была крепкая железная дверь.

Денисов витиевато выругался. Таким оборотам позавидовали бы и ребята с Путиловского завода.

— Согласен, — отозвался я, изучая дверь. — Именно туда, причем всех его родственников.

— И что делать? — покончив с экспрессией, уставился он на меня.

Я пожал плечами.

— Либо вышибать дверь, либо возвращаться к лазу. Причем быстро, пока помним дорогу.

Денисов решительно мотнул головой.

— Вышибаем.

— Может быть опасно. Мы понятия не имеем, что находится за этой дверью. И кроме того…

— За ней мужик, который облил меня той черной хренью! — рявкнул Денисов так, что катакомбы ответили многоголосым эхом. — Вышибаем!

Не спрашивая меня, он принялся формировать большой “Колобок”. Ну, с выбором заклинания он не ошибся — против металла они работали лучше всего. Но я сомневался, что у Константина хватит сил. Дверка-то была не из простых.

Денисов шарахнул заклинанием по двери. Металл застонал, в месте, куда угодила сердцевина шарика, осталась глубокая вмятина.

— Мешочек подержи, — я сунул в руки Косте свои пожитки и сосредоточился на заклинании. Черпать из источника не стал — рановато клянчить у предков. Сам справлюсь.

Вдох, выдох, концентрация. Руки зазудели и затряслись от обилия силы, жаждавшей выхода. Я сформировал идеальной формы “Колобок”, и его молочно-белый свет залил пространство коридора, а заодно и высветил дверь. Я увидел следы мела на створке — словно здесь было что-то написано, но это впопыхах стерли.

Уж не очередное ли напоминание об Ордене Надежды? Если так, то мы нагрянули прямо по адресу. Другой вопрос, кто или что ждало нас за этой преградой?

Но отступать было поздно. Я отправил “Колобок” в полет.

“Кость, зажмурься”.

Заклинание метнулось прямиком в ту же вмятину, которую сделал Денисов. Дверь содрогнулась, зашипел металл, затряслись каменные стены, а по сводам прокатился рокот.

“Готово”, — козырнул я. — “Береги обувь”.

Двери, можно сказать, не осталось вовсе. На ее месте зияла дыра, и лишь раскаленный металл наличников напоминал о том, что нас не хотели впускать.

Мне в нос ударил запах гари. Поначалу я подумал, что от заклинания, но когда из расщелины на нас повалил жирный темный дым, мы бросились в стороны.

“Ядрена вошь… Соколов, это какой ранг сейчас был?”

“Большой. Там что-то горит”.

Держа наготове новый “Колобок” и прикрывая нос воротником, я рванул внутрь. И как раз вовремя — мужик в спецовке, лишь мельком на нас оглянувшись бросил в огонь какую-то стопку бумаг.

Пламя взметнулось, окатив нас снопом искр. Не мешкая, дворник схватил канистру и бросил в нас.

— Осторожно! — крикнул я, но Денисов успел увернуться.

Бензин. Этот запах я ни с чем не спутаю. Проклятье.

— Ну держись, тварина! — отплевываясь от огня и дыма, Константин перепрыгнул низкую стену огня и помчался за дворником. Тот толкнул на него стол, и Денисова сбило с ног.

Я оставался в дверях, пытаясь разглядеть в этом аду хоть что-то. Помещение было круглым, потолок казался чуть выше, чем в коридоре, словно здесь некогда сходилось несколько подземных ходов. Но теперь вход был только один — и мы его вынесли заклинанием. Остальные выходы были заложены камнем.

— Не уйдешь! — Денисов поднялся, перемахнул через стол и снова бросился за дворником.

Мужик вел себя странно. У него была возможность попытаться оттолкнуть меня и сбежать. Но вместо этого он метался по круглому залу, старательно бросая в огонь все, что попадалось под руку. Или так казалось лишь на первый взгляд.

В пламя летели бумажки, какие-то деревянные предметы, склянки… Стеклянные флаконы взрывались в огне, и пламя от них вздымалось до самого потолка. Воняло чем-то едким, аж глаза резало.

Он уничтожал доказательства. Или улики.

Дерьмо.

“Лови его, я потушу огонь”, — обратился я к Денисову.

“Ага. Легко сказать”.

Мне тоже пришлось кисло. Погасить занявшееся от какого-то химиката пламя было непросто даже одаренному. Другая природа, и соединить этот огонь с той же “Жар-птицей” не получалось.

Залить водой? Могу уничтожить записи — чернила растекутся. Но лучше мокрые улики, чем улики, превращенные в пепел.

Я воззвал к источнику и быстро преобразовал силу в “Водяного”. Первое, что пришло на ум, хотя и не самое удачное. Со стихийной Благодатью я пока что работал плохо. Над огнем возник пузырь воды, и по моей команде он прорвался, залив пламя.

Ага. Поди погаси так просто.

Рот и горло саднило. Я надышался этой дряни и чувствовал, что долго здесь пробыть не смогу. Никакого сквозняка — все валило только через единственный выход.

Денисов гонялся за на редкость прытким дворником — тот умудрялся уворачиваться от “Кос” и даже швырял в Костю какими-то мелкими, но острыми шипиками. Один вонзился в мою защиту и увяз. Я мельком взглянул на него — зачарованный. Возможно, наш дворник не был одаренным — иначе сейчас уже бы применил силу. Но у него точно был одаренный друг-артефактор…

Я вытаскивал из огня остатки бумаг и артефактов, больше заботясь о записях. Кое-что сгорело наполовину, фотографии пузырились и стали нечитаемыми. Огонь не гас, и я увидел в основании кострища ту же темную жижу. Значит, правильно я сделал, что не стал убирать ее “Жар-птицей”.

— Ну сучара!

Я услышал звук ударов, что-то рухнуло, покатилось — Денисов умудрился схватить дворника и мутузил его от души.

— Погоди! Убьешь! — рявкнул я, пытаясь сбить пламя с еще одной папки. — Вытаскивай его наружу!

Денисов еще раз съездил пойманному шпиону по лицу и поволок в коридор. Я оглянулся, нашел свой мешок — ну конечно, Денисов забыл о нем в пылу сражения — собрал те немногие бумаги, что смог спасти, и сунул внутрь.

Легкие разрывало. Вытащив мужика, Денисов прислонился к стене и пытался откашляться.

— Хр…. Ха-тьфу! Что же за яд там горел…

Я в это время бросил мешок на пол и склонился над мужиком.

— Ты перестарался, Константин.

Лицо шпиона было в крови — бровь разбита и свисала над глазом, губы растрескались, изо рта текла кровь — видимо, минус пара зубов. Один глаз стремительно заплывал, но второй смотрел прямо на меня.

— Опоздали, — улыбнулся мужик алой улыбкой. — Ничего вы не найдете.

— Зачем ты следил за нами? — Денисов оттолкнул меня и принялся трясти мужика.

— Костя, стой! Надо выбраться отсюда, потом допросим.

— Нет, он скажет все сейчас!

Да твою же мать. Ничего он не скажет, если Денисов продолжит угощать его лещами.

— Кость, тихо. Остановись. Если он помрет, то мы ничего не узнаем. Дай мне его осмотреть.

Вражина неохотно отодвинулся, давая мне пространство для работы.

Шпион снова оскалился.

— Ну и компанию ты себе выбрал, Соколов. Вот уж от кого не ожидал.

Я пропустил сарказм мимо ушей.

— Как тебя зовут? Имя!

И в этот момент позади нас что-то грохнуло. Взрыв был такой силы, что с потолка посыпалась крошка, а сквозь проем из зала вылетели горящие головешки. Мы с Денисовым инстинктивно отпрыгнули и выставили барьеры.

— Что за…

Я снова подполз к мужику.

— Костя, у нас проблема.

Денисов обернулся на меня.

— Уверен, что лишь одна?

— Он мертв.

Даже сквозь толщу сажи было видно, что вражина побледнел.

— Как… Он же только что…

Я указал на нож в груди. Не знаю, из какого ботинка этот подлец его вытащил, но ему хватило тех нескольких секунд, чтобы нас облапошить.

Шпион смотрел на меня все той же алой улыбкой — вымазанные в крови зубы скалились на меня с триумфом победителя.

— Да чтоб оно все… — Денисов тихо опустился на пол рядом со мной. — Спасти можешь?

Я покачал головой.

— Нет. Он знал, куда бить.

— Проклятье…

— Что все это значит?!

Я вздрогнул, услышав до боли знакомый голос. Медленно повернул голову и увидел последнего человека, которого хотел бы встретить при таких обстоятельствах.

Охваченный ярким сиянием “Берегини”, на нас взирал куратор Мустафин в сопровождении двух вооруженных сотрудников охраны.

Глава 17

— Подняли руки и отошли от него! — скомандовал один из бойцов и для пущей убедительности взял Денисова на мушку.

Увидев оружие, Костик побледнел пуще прежнего. Автомат был явно зачарованный. Издалека походил на отечественный “Корд” из моего мира, но явно улучшенный не только Благодатью. Черт знает, что на него могли навернуть артефакторы. Может даже мой барьер не спасет.

— Господа, прошу без глупостей, — сухо проговорил Мустафин. — Делайте, что велят.

Мы с Денисовым одновременно подняли руки и отошли от трупа. Я бросил взгляд на свой мешок.

Проклятье. Еще не хватало, чтобы куратор нашел записи и маячок.

Второй боец быстро подобрался к трупу, проверил пульс, зрачки, дыхание — и покачал головой.

— Все. Покойник. Без шансов.

Мустафин тихо выругался.

Подхватив мое барахло, он попробовал было заглянуть в зал, откуда все еще валил дым, но быстро отказался от этой затеи.

— Вызывай сюда спецбригаду и сообщи Окуневу, пусть всем здесь займутся, — велел он второму бойцу.

— А с этими что делать? — спросил тот, что держал нас на мушке.

— Вывести отсюда к чертовой матери. Да и самим лучше не задерживаться. Судя по вони, горит химия. Мы без оборудования, долго без вреда не протянем.

Убраться отсюда было отличной идеей. Не знаю, сколько я вдохнул этой дряни, но мозги у меня понемногу начали плыть. В глазах то темнело, то двоилось, а то и вовсе начинали плыть радужные круги. Дышать становилось совсем тяжко. Казалось, еще немного — и я выплюну легкие.

Рядом со мной повалился на пол Денисов — видимо, вдохнул больше моего, и отравленный дым доканывал его быстрее.

— Да шевелитесь вы Христа ради! — рассвирепел куратор. — Павел, помоги ему.

Я взмахнул рукой.

— Я… Я могу…

— Молчать, Соколов. Лучше пока придумай, как будешь все это объяснять.

Он был прав. Со стороны и для непосвященного все это смотрелось более чем очевидно и совершенно не в нашу пользу. Двое студентов с известной на весь Аудиториум скверной репутацией забрались в подземелье, устроили полный разгром и в довершение ко всему убили человека.

А когда в моих вещах найдут бумаги, которые так стремился уничтожить наш покойный дворник, когда поймут, что шарик — маячок…

Поздравляю, Миша, тебя либо запишут в революционеры, либо просто в убийцы. И у Денисова, к слову, будет гораздо больше шансов отмазаться — все же его консервативные взгляды были известны всему курсу. А вот я… Миша Соколов с перечеркнутым гербом — почти что идеальный кандидат в народовольцы.

Опять же, для непосвященных. Да только будут ли разбираться?

И если революционеры прознают о случившемся, а они непременно прознают, то я буду идеальной кандидатурой на то, чтобы все на меня свалить. Прекрасно. Просто прекрасно.

Меня повело в сторону, я ударился плечом о стену. Саданулся больно, но чувствовал я себя настолько хреново, что почти не почувствовал удара. Лишь мышца запульсировала.

— Павел, Валерий, выводите этих двоих на воздух, — распорядился Мустафин. — Дождитесь меня на улице. И глаз с них не спускайте. Чуть дернутся — сразу стреляйте.

— О как, — ухмыльнулся я.

Боец схватил меня за шиворот и поволок в боковое ответвление коридора.

— А куратор?

— Еще вдоволь с ним наговоришься, студентик, — пообещал безопасник.

Денисова тоже подняли, встряхнули, и бесцеремонно поволокли прочь. Мустафин остался вместе с трупом и моим мешком. Я успел заметить, как он принялся развязывать тесемки и обыскивать мое барахло.

Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо!

Даже сейчас, с угасающим сознанием, я понимал, что это конец. Если только…

Я пытался докричаться до помощника ректора. Орал, хрипел, пробивался, но словно метал горох в стену. Войтош не отвечал — закрылся так плотно, что даже у меня не получилось пробить блок.

Отчаявшись, я принялся звать самого ректора. Дикая, безумная дерзость — но и ситуация отличалась от штатной. И снова такой же блок. Совещание у них какое-то что ли? Или просто повесили “Купол”? А может и вовсе сейчас отсутствовали в Аудиториуме — тогда ясно, почему у меня не получалось с ними связаться.

Предприняв еще одну безуспешную попытку докричаться до Любомирского, я окончательно сник. Значит, придется прорываться самим. Да только как?

Пока нас тащили, Денисов успел очнуться, но только для того, чтобы опорожнить желудок. Тащивший его боец едва увернулся от струи рвоты.

— Отравились химией, — констатировал один из них. — Ну да, там же вентиляции толком и нет…

— Главное, чтобы и нас не скрутило, — ответил второй. — Мы ведь тоже без респираторов были. А то заблюем все коридоры.

Стены, камни, плиты пола и проемы мелькали у меня перед глазами, но сил запомнить дорогу не было. Я только понял, что нас вели какой-то другой дорогой — здесь было теплее, да и огоньков, что мы развешивали с Денисовым, я не заметил.

В голову пришла шальная мысль собрать остатки силы, может даже обратиться к источнику и раскидать их всех. Но что потом? Получится ли выбраться из Аудиториума? И даже если повезет, как быть дальше? Задание Корфа я не выполнил, на меня повесят убийство, а может и не одно припомнят, аудиториумцы смогут вычислить меня по крови и найдут где угодно.

Да, какое-то время у меня получится отбиваться. Но они найдут рычаги воздействия и вынудят меня сдаться. Или и вовсе уничтожат.

Нет, если побегу сейчас, лишь дам им больше возможностей обвинить меня во всех смертных грехах. Нужно оставаться и пытаться выкручиваться. Чего бы это ни стоило.

— Разрешите вопрос? — прохрипел я, украдкой обернувшись к своему конвоиру. Тот покрепче перехватил автомат, и охваченное яркими всполохами дуло устремилось на меня.

— Спрашивай.

— Куда вы нас ведете?

— Прямо сейчас — проветриться и отдышаться. Затем на допрос.

— И кто будет допрашивать? Мустафин?

— Скорее всего.

Как раз в этот момент мы подошли к узкой лестнице и принялись подниматься. Здесь на стенах горели магические светильники, и я смог разглядеть своего сопровождающего. Еще молодой мужик, лет тридцать с небольшим. Но уже с темными кругами хронической усталости под глазами.

— Если хочешь совет, парень, то лучше обойдись без фокусов, — сказал конвоир. — У меня приказ стрелять, а эти пули пробивают любой барьер. Попробуете хитрить — сделаете лишь хуже.

— Я не собираюсь ничего вытворять. И вас гробить не хочу. Вы здесь ни при чем, — ответил я.

Конвоир усмехнулся.

— Экое благородство, ты погляди.

— Знаю, все выглядело как…

— Не мне рассказывай, сиятельство. Я человек подневольный. С Мустафиным общаться будешь.

Я кивнул. Ну что ж, спасибо и на этом. Отношение если не доброе, то хотя бы сносное. Могло быть и хуже. Впрочем, наверняка безопасникам доставляло удовольствие конвоировать двух потенциально опасных одаренных. Так и шли — не рыпались ни те, ни другие. Одно хорошо, что Денисову было настолько хреново, что он даже не пытался возражать.

Не знаю, какими тайными тропами вели нас конвоиры, но мы умудрились выбраться на поверхность прямиком из подвала старой котельной, что располагалась между двумя учебными корпусами.

— Это мы были в верхних катакомбах? — Спросил я, чтобы хоть как-то скоротать время в ожидании Мустафина. — Не в тех, где нужно ходить с особой осторожностью?

Безопасники удивленно переглянулись.

— Все верно, — ответил тот, что держал Денисова. — Это короткие пути. Они не связаны с глубинными.

Мой конвоир кивнул.

— Глубинные вообще наполовину затоплены, на треть разрушены. Когда в прошлом веке восстание было, там много чего обвалилось. До сих пор фонит так, что даже неодаренным в тех местах становится не по себе. Кое-что перестроили, но…

— Паш, хорош, — оторвал безопасника коллега. — Незачем им знать. И так вон влезли…

Денисов опять блевал, облокотившись о ствол дерева. Мне к горлу тоже подкатывала тошнота, но выворачивать желудок наизнанку было нечем — не успел я как следует поесть.

— Разрешите другу помочь? — попросил я. — Лекарским заклинанием…

— Не положено.

— Ну сами видите, досталось ему!

Бойцы, казалось, чуть смутились, но стояли на своем.

— Извини. Пока нельзя. К нему вызовут лекарей. В крайнем случае мы медпомощь окажем.

Уже стемнело, но я смог разглядеть римские цифры с рангами на их нашивках. Седьмой и восьмой. Ну да, кое-что сделать смогут, но по верхам. Снова зашевелилось навязчивое желание вырубить всех троих и дать деру, но я уговорил себя стоять.

Мне не помогут ни Корф, ни Фрейд.

Значит, нужно договариваться с Мустафиным. Нужно дать ему что-то, что может его заинтересовать или хотя бы отсрочит приговор.

Нужно просто выиграть немного времени…

Со стороны выхода послышался шорох и скрежет затворяемой двери. Через несколько секунд на улице показался Мустафин — злой как черт и мрачный, как герой Брюса Уиллиса, от которого только что ушла жена.

— Окунев со своими на подходе, — сказал он и кивнул на Денисова. — Этого сперва в лазарет. Под капельницы или сразу “Водами” пусть лечат — на их усмотрение. Валерий, отведи его. Станет сопротивляться…

— Да я… ног не чувствую, — откашлявшись, Костя сгреб снег и утрамбовал последствия своего конфуза. — Какое… сопротивляться?

Боец по имени Валера быстро подхватил Денисова и потащил к лазарету. Причем повел не в Домашний корпус, а в другую сторону. Интересно. Неужели Мустафин хотел пока что скрыть случившееся?

— А этого куда? — спросил второй боец про меня.

— О, с Михаилом Николаевичем мы побеседуем в приватной обстановке. Останься здесь, дождись Окунева с бригадой. С Соколовым я разберусь сам.

На лице безопасника читалось сомнение.

— Уверены? Ведь если убийца…

“Попробуешь хоть что-нибудь выкиуть, хоть единый фокус — и за тобой будет охотиться весь Петрополь”, — раздался в моей голове голос куратора. — “Твоего ректора сейчас нет на острове, и никто тебе не поможет. Не вынуждай меня спускать собак”.

Я молча кивнул. Мустафин улыбнулся.

— Михаил Николаевич не в том положении, чтобы еще и усугублять его. Верно, ваше сиятельство?

— Разумеется, я все понимаю.

— Чудно. Идемте.

Мустафин взвалил на плечо мой мешок и направился к аллее. Я едва поспевал за ним — сказывалось отравление едким дымом. Куратор понимал, что сейчас я уже не побегу. Он это знал, я это знал — вот и шли мы…

Не в Домашний корпус, где располагался его дежурный кабинет. И не в административный. Мустафин вел меня в Грот.

Грот представлял собой фантазию архитектора парка на тему пещеры, только был украшен рукотворными элементами. Располагался он возле берега Малой Невки, почти у слияния с речкой Крестовкой. Иными словами, в самой заднице острова.

Тише и безлюднее места придумать было сложно.

Все это время, а шли мы долго, он молчал. И лишь когда мы, по середину икр проваливаясь в снег, забрались в грот, Мустафин одной рукой повесил плотный купол, а второй зажег шарик “Жар-птицы”. Совсем рядом, в десяти шагах, ненавязчиво фонили ограничительные барьеры.

На каменный стол грота упал мой мешок.

— Я так и не понял, за какую команду ты играешь, Михаил, — без предисловий сказал куратор.

Я улыбнулся и без разрешения опустился на каменную скамью. Это я зря — можно было отморозить все хозяйство, но держаться на ногах уже просто не было сил.

— Значит, откровенничаем? — устало улыбнулся я.

— Это сейчас в твоих интересах. Рассказывай, почему я нахожу человека, которого приставил охранять Денисова, с ножом в груди?

Внутри меня словно что-то оборвалось. На улице и так был хороший минус, но меня резко пробрало холодом до самых костей.

— Что вы сказали? Это он так ОХРАНЯЛ Денисова?

— Да, черт возьми! — рыкнул куратор. — После той ночи, когда Петрополь лишился нескольких княжичей, я приставил своего человека приглядывать за Денисовым!

— Господи… Но зачем?

Мустафин терял терпение.

— Соколов, ты совсем идиот? Он единственный из возможных членов Темной Аспиды, кто тогда выжил! Он и Перовская.

Я оцепенело пялился на мешок, пытаясь свести все ниточки.

— Но ведь Денисов отказался от… приглашения Аспиды, — наконец ответил я. — Он не участвовал.

— Но он получил записку. И он знал о том, что замышлялось против вас с Ронцовым. Знал и никого не предупредил. Требовалось проверить, настолько ли он благороден, каким хотел казаться. Потому к нему и приставили человека.

— Значит, вы знаете о послании Аспиды, — заключил я.

Мустафин неопределенно кивнул.

— Знаю лишь, что оно было и дошло до адресатов. И еще что вы с Денисовым развернули бурную деятельность, наивно полагая, что ваше, прости Господи, расследование останется в тайне! А теперь у меня труп с ножом в груди, пожар в подземелье и огромная головная боль от вас двоих!

Вот это поворот… Но тогда все становится еще интереснее. Если тот мужик был послан Мустафиным приглядеть за Денисовым, то какого черта он раскрылся? Или понимал, что если я влезу ему в голову, то выясню много интересного об Ордене Надежды? В том числе и расположение убежища революционеров.

Звучало логично — мозг я и правда мог ему сломать и поджарить. И до правды бы докопался. И если бы нашел убежище нетронутым, то у меня на руках наверняка оказался бы компромат на вес золота.

Значит, поэтому дворник сперва пытался улизнуть от нас в катакомбах, а когда не получилось и он понял, что мы плотно прищемили ему хвост, то решил избавиться от улик. И заодно и себя выпилил — чтобы никто точно ничего не выяснил.

Блестящий пример самопожертвования. Еще и разыграно как по нотам. Сволочь.

Но если этот дворник состоял в Ордене Надежды, а его послал Мустафин….

Так, Миша, пока помалкивай. Если мы додумались до того самого, отсюда можно запросто не уйти живым. Мустафин знал мой потенциал силы. И если он сейчас вел себя наедине со мной так уверенно, значит, имел надежный способ от меня избавиться.

И я пошел с козырей.

— Тагматис Эльпидас. Ваш человек состоял в Ордене Надежды, — сказал я, глядя Мустафину прямо в глаза.

Сейчас я ставил на карту то немногое, что у меня было. Но других вариантов не видел. Пан или пропал.

Лицо куратора дрогнуло. Лишь на миг, но я понял, что попал в самую мякотку.

— Мы с Денисовым стали искать вместе, потому что он хотел выяснить, кто из Темной Аспиды толкнул его друзей на смерть. Я помог ему — потому что считаю Темную Аспиду угрозой. Денисов мне не друг, но наши интересы совпали. Он поделился тем, что знал, мы начали копать… Но пока что не особо преуспели. А потом заметили слежку. Ваш человек не особенно скрывался.

— Дальше.

— Мы погнались за тем человеком. Он скрылся в катакомбах. Пытался нас обмануть, но мы его раскусили. Уже в подземелье он пытался нас остановить, но… вы знаете, я много чего могу. В общем, у него не вышло. И тогда он бросился в тот зал, который вы нашли разрушенным. Поджег там все и успел убить себя.

Мустафин слушал мой рассказ с каменным лицом, но я видел, что он напряженно думал. Явно пытался прикинуть, что со мной делать, ибо накопал янемало.

— Почему ты считаешь, что он из Тагматис Эльпидас?

— Потому что к убежищу вели знаки. Я их расшифровал, и это позволило нам его догнать. Он и правда старался оторваться. Просто не учел, что я люблю ребусы.

Продолжая ковать железо, пока было горячо, я вытряхнул содержимое мешка. На стол посыпались обгорелые листы, пара целых склянок, несколько обглоданных пламенем, но все еще читаемых фотографий. Но я искал не это.

Нашарив маячок, я передал его Мустафину.

— Это наследство Афанасьева. Он был вашим?

— Нашим?

— Савва Ильич, ну мне-то теперь не пиз… — я осекся. — Хватит лгать. Тот дворник погиб, чтобы не выдать вас и ваших сообщников. Я порой тот еще дурак, но не полный же кретин.

Мустафин едва сдержался, но все же сохранил лицо.

— Ты не сможешь доказать.

— Я и не собираюсь никому ничего рассказывать, — улыбнулся я. — Вашу тайну я не выдам. Многие постулаты Ордена Надежды находят отклик в моей душе, и мешать я вам точно не стану. Но сейчас важно не это. Афанасьева в ваших рядах точно не было?

Куратор мотнул головой.

— Нет. Даже никогда не рассматривали.

— В таком случае у нас с вами большая проблема, — я указал на артефакт. — Это маячок. И кто бы его ни отслеживал, сейчас он знает, что мы здесь.

Глава 18

Глас разума внутри меня истерично верещал о том, что я совершил огромную ошибку. Теперь Мустафин знал, что я его раскрыл. Знал о том, что я нашел убежище Ордена Надежды — наверняка одно из многих. Не могли же они так рисковать, собрав все яйца в одну корзину. И все же того, что мы с Денисовым нарыли, вполне могло хватить для начала больших разбирательств.

А еще Мустафин знал, что ректор питал ко мне особый интерес и наверняка догадывался, что меня посадили на кровный поводок. Зато стало понятно, почему куратор отказался делиться со мной информацией после того, как меня увели на разговор к Долгорукову той роковой ночью.

И сейчас все стало еще опаснее. Я торчал на кукане у Аудиториума, но при этом слишком много знал об Ордене Надежды. И еще во мне было достаточно богатырской силушки, чтобы дать отпор в случае нападения. Трудно представить большую головную боль для господина куратора…

Мустафин покрутил в руках маячок.

— Говоришь, нашли у Афанасьева? В вещах?

— Ага. Но не в комнате. Он сделал тайник. И вместе с маячком там лежали еще и эти фотографии, — я порылся в барахле и вытащил из книги спрятанные снимки. — Очень странный набор. И все — мои одногруппники.

Куратор чуть усилил яркость светового шара и принялся листать снимки.

— Погибшие княжичи, ты, Ронцов и Денисов. И правда, странная компания.

— И вроде там еще Перовская должна быть, — добавил я. — Но она-то жива и во всем том безобразии не участвовала.

Интересно, а могло так получиться, что Марианна тоже получила то “приглашение”, но отказалась? Или, например, ее отговорил Забелло. Странно, что она оказалась единственной из той княжеской шайки, кого вся эта история вообще не коснулась. Поговорить бы с ней, поспрашивать. Но со мной она бы точно не стала откровенничать. Кроме того, ей тоже могли завязать язык, как и Денисову.

— Из всего этого списка мы приглядывались только к вам с Ронцовым, — расщедрился на подробности Мустафин. — Думаю, не стоит объяснять, почему.

— Потому что мы изгои. Мой род опозорен, а Серега и вовсе бастард. С ущербными вроде нас вам проще работать.

— И не только поэтому.

Ага. Еще я валю второранговых студентов-менталистов родовой силой, а Ронцова невозможно убить. Мы оба — прекрасные кандидатуры для различной подрывной деятельности. Может поэтому мной так в свое время заинтересовался Радамант? Косоликий-то специально отпустил меня погулять-побегать, чтобы я на своей шкуре ощутил все грани отмороженности имперской аристократии.

Эх, знай Корф, в какое пекло я угожу и какие таланты раскрою, хрена лысого он бы отправил меня в Аудиториум. Сперва как следует промыл бы мне мозги и вбил в голову “генеральную линию партии”, чтобы не поддавался соблазну примкнуть к инакомыслящим. И уж затем отправил бы сюда. И то не факт, что все прошло бы гладко.

Однако сейчас я оказался настолько противоречивой фигурой, что ни одна из всех этих сторон не знала, чего от меня ожидать. С одной стороны, это плюс. С другой — мне обеспечено слишком навязчивое внимание.

— Ладно, с нами все ясно, — я оперся локтями о каменную плиту стола. — Куда больше меня сейчас беспокоит вопрос с Афанасьевым. Вы можете высказать о нем хоть какие-нибудь предположения?

Мустафин положил фотокарточки на стол и скрестил руки на груди.

— Возможно, засланец Аудиториума. Или наблюдатель от Темной Аспиды — его могли ангажировать еще до поступления. Или Афанасьев был здесь по поручению органов государственной безопасности.

Я вздрогнул.

— Тайное отделение?

— Не разыгрывай невинность, Соколов. Ты должен понимать, что у тайного отделения к нам особый интерес. И раз уж речь зашла об этом… Насколько мне известно, тебе помогал с подготовкой к поступлению сам знаменитый Корф, — пронзительные глаза куратора, казалось, сверлили мне череп. — Это так?

Я пожал плечами.

— Да, у нас с ним была пара встреч. Он помог мне попасть к Матильде фон Штофф на обучение. Это ни для кого не секрет. Моя семья воспользовалась связями и с помощью Корфа убедила госпожу Штофф принять меня в Лебяжьем. Там я познакомился с Ириной, племянницей Матильды Карловны, и тройняшками Сперанскими. Мы вместе готовились к Испытаниям. Корф в этом процессе не участвовал, всем руководила Матильда Карловна. Если хотите, можете прочитать мою память.

Мустафин презрительно фыркнул.

— Если тебя завербовало Тайное отделение, то они уж точно позаботились о том, чтобы подсунуть всякому любопытному нужные воспоминания. Имперские ищейки пойдут и не на такое.

— В таком случае вы должны подозревать не только Афанасьева в возможной работе на Отделение, но и меня.

Мустафин печально усмехнулся.

— Я рассматриваю и такой вариант.

— Тогда что же нам делать дальше? Точнее, что вы собираетесь со мной делать, раз я раскрыл вашу причастность к Тагматис Эльпидас?

— Это очень хороший вопрос, Михаил.

Куратор принялся измерять шагами небольшое пространство грота. Моя задница одеревенела от холода, а яйца, казалось, и вовсе втянулись внутрь. Но я уже не мог торопить окончание этой встречи. По сути, от того, как я себя поведу сейчас и что скажу, решится моя судьба.

Мустафин должен был мне поверить.

— Я хочу работать с вами, — тихо сказал я, и Мустафин резко остановился.

— Боюсь, ты не осознаешь, о чем просишь. Даже если бы я доверял тебе, все равно требовал бы трижды подумать.

А вот сейчас нужно было особенно осторожно подбирать слова.

— Я не говорю, что намерен стать частью Ордена и не требую взять меня в свои ряды. Ректор взял мою кровь, и вы понимаете, что это значит.

— Просто взял кровь или заставил принести клятву?

— Кровь и клятва. Правда, слишком уж в общих словах. Ее довольно легко обойти, если в должной степени владеть собой и формулировать намерения правильно.

Мустафин кивнул.

— Дальше будет хуже. Поначалу всех держат на длинном поводке. Но чем больше тайн ты узнаешь, чем сильнее будешь становиться, тем большую опасность начнешь представлять для Аудиториума. И поводок станет понемногу укорачиваться. С каждым годом, с каждым заданием ты будешь все сильнее привязываться к своим хозяевам, и чем дальше, тем сложнее будет разрушить эти невидимые узы.

Когда Мустафин говорил все это, в его голосе сквозило не желание запугать меня. Нет, он не пугал. Он говорил об этом так, словно сам все это прочувствовал и пережил.

— Вас тоже связали клятвой? — Догадался я. — Но тогда как вы смогли…

Куратор приставил палец к губам.

— Тссс… Есть способ. Есть ритуал, что позволяет снять это воздействие, даже если не удастся заполучить отнятую кровь. Но я не могу открыть его тебе.

Что ж, сама возможность разорвать снять этот рабский ошейник уже радовала. Но для того, чтобы Мустафин согласился это сделать, он должен был доверять мне. И это доверие мне предстояло заслужить.

— Но я могу помочь вам в борьбе с Темной Аспидой, — сказал я. — Мне удалось кое-что накопать о человеке, который связывался с Меншиковым и Денисовым. Он писал им записки, и нам удалось выяснить, кто он. Я готов назвать вам имя в качестве жеста доброй воли с моей стороны.

В темных глазах куратора вспыхнул настоящий интерес, но смешанный с недоверием.

— Как у тебя это вышло?

— Помог один начинающий психометрист. Пришлось раскошелиться на винамий. За это, к слову, следует поблагодарить господина Денисова.

Аньку я раскрывать не хотел. Ни Аньку, ни Ядвигу. Нечего еще и их втягивать в это по самые гланды. И хорошо, что я умудрился вовремя вывести из игры Ирку — узнай она хотя бы о половине того, что здесь творилось, устроила бы бурю.

— Значит, ты готов дать нам имя одного из Темной Аспиды… В обмен на что?

— Ни на что. Говорю же, Савва Ильич. Мне кажется, сейчас неподходящее время для внутренних дрязг и выяснения кто кому друг. Есть Темная Аспида, которая пыталась убить меня и моего друга. Возможно, они заинтересуются Денисовым, если уже не заинтересовались. Константин… Мудак он, но с принципами, и я его ценю и уважаю.

Куратор покачал головой и усмехнулся.

— Кто бы мог подумать… Соколов защищает юношу, который у всех на виду клялся сжить его со свету.

— Обстоятельства изменились. Аудиториум умеет научить людей командной работе, — едко улыбнулся я. — Есть еще один важный момент. Клятва, которую я дал Аудиториуму, не препятствует моим поискам Темной Аспиды. А клятва интересная — обычно она не дает мне действовать, если есть риск серьезно навредить Аудиториуму. Выходит, Темная Аспида замышляет нечто такое, что в перспективе может пошатнуть и эти стены.

Мустафин наконец-то перестал маячить у меня перед глазами и уселся на каменную скамью так, что я мог видеть его вполоборота. Хищный профиль, восточный, но там явно была интересная смесь кровей.

— Ты мог донести эту информацию прямиком Долгорукову, — глядя прямо на меня, сказал куратор. — Они бы разобрались не хуже нас. Почему же ты решил отдать ее Ордену Надежды?

— Потому что я противник столь радикального классового разделения, — искренне ответил я.

Увы, не мог прочесть лекцию о том, как повернулась история в моем мире. Но я точно знал, что такого кровавого побоища в этом мире видеть не хотел. Хоть здесь можно было попытаться решать назревшие проблемы миром.

— Странно слышать это от человека, который и Благодатью-то толком не наделен.

— Значит, я мыслю более трезво, ибо совершенно не заинтересован в оной ввиду родового дара. Да, моей семье пришлось туго из-за утраты Осколка. Да, дворянское общество смотрит на наш перечеркнутый герб с презрением. Но мы все-таки еще неплохо устроились. Тому же Ронцову пришлось бы куда хуже, родись у его отца побольше законных детей. Я ведь тоже не из теплицы вылез — насмотрелся и наслушался историй о том, как Благодать способна испортить людям жизнь. Одни жалеют, что ею обладают, другие — озлобленно мечтают о недостижимом. Однако я выступаю за решение вопросов мирными методами. Любая форма терроризма мне претит.

Мустафин слушал меня очень внимательно. Казалось, взвешивал каждое мое слово. Из меня, конечно, был тот еще декабрист, да я и не успел толком подготовиться к возможному собеседованию в Тагматис Эльпидас. Так что работал с тем, что было.

— Ладно, — наконец вздохнул куратор. — Будем считать, в какой-то степени ты убедил меня в том, что с тобой можно попробовать сотрудничать. Голова у тебя работает, раз ты смог выйти на мой след. Это обнадеживает и пугает одновременно. Слишком уж ты прыткий, Соколов.

— Положение обязывает. Когда стоишь в самом конце списка аристократии, клювом не щелкаешь.

Мустафин усмехнулся.

— Пожалуй.

Я собрал со стола обгорелые бумаги и фотографии и, стараясь даже не глядеть на добытые с таким трудом трофеи, передал Мустафину.

— Это ваше. Забирайте. А еще лучше — уничтожьте прямо сейчас. Ни я, ни Денисов не успели их посмотреть. За это ручаюсь. Что до имени…

Куратор поднял руку, приказывая мне молчать.

— Рано. Буду с тобой честен. Считай, это моя благодарность за твой щедрый жест.

— Слушаю.

— Если та информация, что ты нам дал, окажется верной по итогам всех проверок… Возможно, тебя и Ронцова будут рады видеть в наших рядах. Особенно рады будут те, кто выступает за мирный исход конфликта. После борьбы с Темной Аспидой мы хотим сосредоточиться на отстаивании наших интересов в обществе и Сенате. И просвещенные дворяне, которые разделяют наши интересы, очень помогут.

Я кивнул.

— Но?

— Но. Всегда есть “но”, — мрачно продолжил куратор. — Даже если у тебя получится оказаться среди нас, не думай, что долго останешься с чистыми руками. А как только замараешь их, вернуться к прежней жизни не сможешь. На тебе будет висеть столько всего, что хватит на несколько пожизненных на каторге.

Я не выдержал и расхохотался.

— Это вы мне рассказываете? Боюсь, меня поздно просвещать. После той ночи…

— Я хочу сказать, что подобное повторится и не раз. Приходится защищаться от врагов, защищать тайны… Все это ведет к кровопролитию. Если ты к этому не готов, значит, на этом наш разговор закончится. Я даже не стану спрашивать у тебя имя — просто попрошу своего помощника поработать с твоей памятью.

Я огляделся по сторонам.

— Значит, с вами группа поддержки? То-то вы так легко остались со мной наедине.

Мустафин улыбнулся.

— У нас имеются способы и возможности обезвредить даже тебя, Михаил. У тебя роскошный потенциал, и родовая сила во многом универсальнее Благодати. Но и у этого дара есть слабые места.

А вот это было интересно. Что он имел в виду? Ладно, сейчас все равно речь не об этом.

— Я понимаю, что это кровавый путь. Мне это не нравится, но иначе никак, и я это осознаю. Если будет возможность избежать лишних жертв, я буду выбирать этот путь. И ни в чем подобном тому, что вы устроили на Смотре, я участвовать не стану.

Лицо Мустафина исказилось гримасой презрения.

— Это были не мы.

— Ой ли?

— Нас подставили. Это были не мы, клянусь.

— А на мою семью тоже не вы тогда напали? Там, на кладбище. Да и вообще неплохо так прорядили по списку.

— Той операцией руководил не я, — отрезал куратор. — И, если тебе интересно, я был против. Но некоторыми из нас движет не желание сделать мир немного справедливее, а жажда мщения. Месть ослепляет и превращает здравомыслящих людей в озлобленных радикалов.

Миленько. Значит, Орден Надежды и внутри не так сплочен, как может показаться. Что ж, известное явление — любая социально-политическая структура рано или поздно сталкивается с внутренними разногласиями. Выходит, мне нужно выяснить, кто из них еще более-менее вменяемый, а кто — отбитый на всю голову. И, судя по всему, Мустафин принадлежал к нормальным.

А вот информация о том, что тот ужас на Смотре устроила не Эльпида, была весьма интересной. И если это и правда была подстава, то на удивление искусная. Ох, дядюшка Корф, сколько новостей я приволоку тебе в котомке…

— Но вернемся к насущным проблемам, — Мустафил взглянул на часы и, поднявшись, навис над столом. — Есть несколько условий, выполнив которые ты сможешь стать частью Эльпиды.

— Внимаю.

— Первое — ты должен доказать, что тебе можно доверять. Твой щедрый жест я оценил. Имя?

— Павел Антиохович Зуров. Советник ректора по вопросам Вступительных испытаний, — ответил я. — Он писал записку и связывался с княжичами и Денисовым.

— Благодарю. Однако этого недостаточно. Тебе потребуется оказать нам еще одну услугу. Дело непростое. И если справишься так, что мы останемся удовлетворены, твоя кандидатура будет рассмотрена кругом. Если ее утвердят, то с тебя снимут кровавые оковы.

Я кивнул.

— План ясен. Что я должен сделать для того, чтобы меня начали воспринимать всерьез?

— Это тоже своего рода испытание, Михаил. И учти, отныне за тобой будут наблюдать так пристально, что попытка сообщить об этом разговоре пресечется моментально. Если попытаешься доложить ректору, тебя обработают мои помощники и отправят в тюрьму за несколько убийств — мы подсуетились и добыли подтверждения о случившемся той ночью. Или же мы просто отдадим тебя на растерзание князьям. Это тоже довольно легко устроить. Иными словами, не советую юлить.

— Сейчас-то зачем стращаете? — огрызнулся я.

— Для того, чтобы ты уяснил — этого разговора бы не случилось, не имей мы действенных методов на тебя повлиять.

Кругом одни шантажисты. Что Корф, что эти — те же яйца, но вид сбоку.

— Так что я должен делать?

Мустафин вытащил из внутреннего кармана фотокарточки, пролистал, выбрал и протянул мне одну.

— Ты должен избавиться от этого человека. То, что он знает и видел, представляет для нас угрозу.

Со снимка мне широко улыбался Константин Денисов.

Глава 19

— Да вы, мать вашу, издеваетесь?! — рявкнул я, вырвав фотографию из руки куратора. — Мало вам смертей за этот год? Сперва Смотр, потом княжичи…

Что-то обожгло меня между лопаток с такой силой, что я захлебнулся словами от резкой боли. Лицо Мустафина не дрогнуло — он лишь чуть прищурил глаза и с неподдельным интересом наблюдал за моими мучениями.

Казалось, в спину вонзили раскаленное копье. Боль пронзила позвоночник и мгновенно растекалась по нему во все концы тела, лишая меня возможности двигаться и дышать. Я скрючился, повалился на каменный стол и бессильно хватал ртом воздух. Но сколько ни глотал его, никак не мог насытить легкие. Спина горела, на грудь словно положили пудовую гирю. Сердце было готово сбежать отсюда, проломив ребра…

— Я ведь предупреждал, Михаил. Не нужно глупить и проявлять грубость, — Мустафин склонился надо мной и провел ладонью по спине. Боль тут же уменьшилась, и я наконец-то смог говорить.

— Я… Я… Хррр… Да не собирался я нападать!

— Орать тоже было необязательно.

Не знаю, что он сделал, но боль ушла так же внезапно, как и нагрянула. Я оперся ватными руками о камень, а затем, поймав равновесие, привалился лбом к заиндевевшей стене грота. Вот… вот так, так было хорошо… Ох ты ж черт…

— Что вы со мной сделали? — не отрывая головы от источника живительного холода, спросил я.

— Использовали несовершенство родовой магии.

— А конкретнее?

— Ну уж нет, Михаил, — усмехнулся куратор. — Всех карт я тебе не раскрою. Иначе мы с тобой перестанем быть друг другу полезными.

— Справедливо.

Я отлип от стены и поднял с вымощенного гранитными плитами пола фотокарточку Денисова — выронил, когда меня скрутило той жуткой болью.

— Итак, повторю свой вопрос более спокойно. Вы уверены, что смерть еще одного студента пойдет вам на пользу? — Спросил я и спрятал фотографию в нагрудный карман. — Чем больше народу погибнет в стенах Аудиториума, тем сильнее здесь закрутят гайки. Думаю, это не пойдет на пользу вашим интересам.

Мустафин тем временем создал еще один огонек “Жар-птицы” и отправил его к лежавшим на столе бумагам — тем, что я спас из огня. Все же решил последовать моему совету и уничтожить улики. Жаль, ни я, ни Денисов не успели их хотя бы пролистать. Огонь пожирал один лист за другим, фотографию за фотографией, и вскоре на столе осталась лишь горстка пепла да мешок с торчавшей из него книгой.

Ну хотя бы про книжку он не спросил.

— Я сказал, что Денисов представляет угрозу для нашего дела.

— Ага, и что мне нужно от него избавиться, — огрызнулся я. — Может я, конечно, слишком привык к творящемуся вокруг меня безумию, но под “избавиться” я понимаю “убить”.

Мустафин слегка пожал плечами.

— Он знает дорогу до одного из убежищ и сможет ее показать. Он видел моего помощника и знает, что за ним следили. Он видел смерть моего помощника, видел, что он уничтожал улики. Полагаю, не стоит объяснять, насколько это опасно для Эльпиды.

— Но убивать его незачем, — настаивал я. — Можно стереть память.

— А ты справишься, Михаил? — Приподнял бровь куратор. На его лице играла насмешливая улыбка.

— Полагаю, вы плохо осведомлены о моих способностях.

— Отнюдь. И поэтому должен тебя предостеречь. Полное стирание отдельных элементов памяти и дальнейшее замещение пустот искусственными воспоминаниями — очень тяжелая задача. Этому посвящено отдельное направление в специализации менталистов. И этому искусству они учатся месяцами, а затем годами оттачивают мастерство.

— Знаю, — отозвался я.

— В таком случае ты должен понимать, что есть последствия применения силы, что будут пострашнее быстрой смерти. И раз уж ты у нас такой гуманист, взвесь все как следует. Я не одобряю лишнего кровопролития, но порой это самый гуманный выход.

Ага. Охренеть какое человеколюбие.

Денисов не заслужил от меня ножа в спину. Меня и так немного мучила совесть из-за того, что я использовал его в своих интересах и не рассказал правду о гибели Меншикова и остальных. Но я делал это не столько для того, чтобы спасти свою шкуру, сколько для того, чтобы помочь Аудиториуму замять скандал. Потому и разыгрывал весь этот маскарад, хотя, по моему мнению, Константин уже заслужил право выяснить правду.

И вряд ли он бы стал мстить за гибель княжичей. Меншиков и остальные оказались жертвами собственных глупости, тщеславия и амбиций. На их слабостях грамотно сыграли, а Афанасьев просто столкнул нас лбами — и тоже погиб за это.

Денисов же не желал смерти ни мне, ни Ронцову. И сейчас должен был пострадать из-за собственных принципов. Говорил же я, что они не доведут его до добра…

— Я все же попытаюсь решить вопрос без кровопролития, — заявил я, глядя Мустафину прямо в глаза. — Если не удастся, тогда придется взять грех на душу.

И то, если Род позволит. Я не хотел портить родовую карму убийством невинного человека. Да, с большой натяжкой можно было подвести эту мокруху как работу на благо, но я и сам в это не верил. А если сам не веришь, то и родичей не убедишь. Они чуяли обман и слабость за версту.

Мустафин кивнул.

— Хорошо. Но я тебя предостерег, и ныне совесть моя чиста. — Он указал мне на мешок. — Собирай вещи, мы возвращаемся. Мне еще предстоит навестить твоего товарища.

— Еще вопрос.

— М?

— Когда… Когда дело должно быть сделано?

— Пока он не начал говорить. Долгоруков в Москве, вернется послезавтра. Если Денисов распустит язык, то к его возвращению…

— Успею, — оборвал я. Много говорить об этом не хотелось. — Значит, вот ваше испытание. Замараться в крови и пойти против совести?

— Всякий, кто служит кому-то или чему-то, со временем сталкивается с необходимостью пожертвовать чем-то ценным, — вздохнул Мустафин. — Это сложный выбор. Ставить дело выше собственных чувств — обязанность всякого, кто желает стать частью Эльпиды. Впрочем, не обольщайся. В любой структуре, будь то Тайное отделение или служба Аудиториуму, требуют того же. Мы всегда будем чем-то жертвовать, Михаил.

Ага. И Денисов не стал жертвовать. Денисов пошел на поводу у совести, но так ли ему это помогло в итоге?

— А чем пожертвовали вы? — дерзнул спросить я.

Куратор нахмурился, обжег меня тяжелым взглядом, но я выдержал.

— Об этом в другой раз, — ответил он и снял непроницаемый купол. — Поторопимся.

Мы вышли на берег Малой Невки. Отсюда были хорошо видны огни вечернего Петрополя. Город щедро украсили к Рождеству — мост обвивало такое количество светящихся гирлянд, что, казалось, над водой парила волшебная дорога. Ряды фонарей тянулись по всему Каменноостровскому проспекту, но с острова я видел лишь ряды светящихся точек. Потеплело, повалил мягкий пушистый снег, и в городе воцарилась почти сказочная атмосфера.

Почему-то именно сейчас мне вспомнилась Оля. Это были мои собственные воспоминания, еще из старого мира. Когда я повел ее на новогоднюю ярмарку, угощал здоровенными свежими пряниками с кучей глазури, поил крепким сладким чаем. Помню, купил тогда ей игрушку — плюшевого щенка с голубым бантиком на шее. С ней она уехала в больницу тогда, в последний раз…

— Михаил?

Я вздрогнул от голоса Мустафина.

— Что, Савва Ильич?

— Тоскуешь по дому? Ты на этот город глядишь как волк на лес.

— Можно и так сказать, — уклончиво ответил я. Вот уж перед кем я не собирался изливать душу, так это перед куратором. — Ничего, скоро каникулы. Повидаемся.

— Если справишься с моим поручением, возможно, на каникулах появится новое задание.

— Многовато у меня становится факультативов.

— Ты сам изъявил желание, — усмехнулся куратор. — Или уже передумал?

— Нет.

Я ускорил шаг. Промерз до хруста инея между булок, но холодный воздух и снег хотя бы привели меня в чувство. Видимо, родовая магия давала определенные преимущества и в исцелении — я излечивался от повреждений немного быстрее остальных. Это объясняло, почему Денисов терял сознание, а я мог держаться на ногах. И все же мне хотелось поскорее оказаться в тепле.

Ужин я уже и так пропустил, так что придется перебиваться припасенным в заначке сухпайком и кипятить чай в конце коридора. А перед этим меня точно поймает Сперанский и отчитает за очередной прогул и подставу с докладом.

Наконец мы вернулись к корпусам — Мустафин направился прямиком к Домашнему.

— Денисова перевели в наш лазарет, — пояснил он. — Я связался с лекарем. У твоего друга серьезное отравление химическими веществами. Лежит под капельницей.

— Как он?

— Усыпили, продержат без сознания какое-то время. Он бредил.

— Слышал, при отравлении такое бывает.

А еще Мустафин мог приказать усыпить Денисова из опасения, что тот начнет болтать. Мало ли какой бред может нести человек с интоксикацией, но куратор явно хотел перестраховаться. Хитер, зараза. Вовсю пользовался отсутствием ректора в Аудиториуме. И угораздило нас с Константином забраться в катакомбы именно в этот момент…

— Зайти к нему можно? — спросил я.

— Лучше завтра. Утром, пораньше. В восемь как раз будет пересменка у дежурных. Там есть зазор в пятнадцать минут, когда они передают друг другу дела в кабинете.

Я кивнул. Намек понял. Значит, нужно пробраться в момент пересменки, пока Костя еще пускает слюни под капельницей и пока врачам не до пациентов. С учетом того, что поместили его в Домашний корпус, то пробраться в лазарет труда не составит. В крайнем случае можно попробовать очень аккуратно отвести глаза свидетелям на низком ранге. Разберемся.

Когда мы вошли в большой холл, Мустафин кивнул мне.

— Утром после завтрака зайди ко мне. От тебя потребуется объяснительная, и будут еще кое-какие формальности.

— Конечно.

“О том, где были, ясное дело, никому не болтать”, — добавил он ментально.

“Разумеется”.

“И постарайся уложиться в срок”.

Мустафин развернулся и бодрым шагом направился к лестнице, что вела в общее крыло. Я же скользнул взглядом по стендам в поисках новых объявлений.

И новости не заставили себя ждать.

— Дерьмо, — выдохнул я, увидев список должников.

И хотелось бы обозвать Сперанского нехорошими словами, но он был прав. Доклад читал только от своего лица, меня сегодня на защите не было, поэтому я оказался в списке “хвостатых”. Не сдам тему до тридцатого декабря — не уеду на каникулы.

В Аудиториуме с этим было строго, особенно для первокурсников. Проштрафился и набрал долгов — лишаешься привилегии на отдых.

— Что, тоже рискуешь праздновать Рождество здесь? — кто-то ткнул меня сзади в спину. Я обернулся и увидел парня из соседней группы. Кажется, Дмитриевич.

— Ага.

— Главное, еще больше хвостов не набрать. С одним-то разберемся…

У меня, по самым скромным прикидкам, это был уже третий долг, и я всерьез рисковал не уехать домой. А ведь обещал Ирке, что заеду к ней в гости на каникулах. Она так вообще приглашала нас с Олей погостить на пару-тройку дней. Оно и понятно: без Матильды в Лебяжьем наверняка будет тоскливо.

Да и у меня была шальная мысль пригласить ее к нам в Ириновку на Рождество — у нас, конечно, все было куда скромнее, зато по-семейному. Я упомянул об этой идее, когда писал Оле, и сестра обещала поговорить с отцом. Правда, совместные празднования — это уже переход немного на другой уровень отношений. В Аудиториуме мы старались не светиться с нашей привязанностью, но…

Ладно. Сперва надо сдать долги, а там разберемся. Если умудрюсь подчистить все хвосты, что само по себе будет чудом, то уже никакое семейное празднование не будет страшно.

Я распрощался с Дмитриевичем, тот рассеянно кивнул.

Поднимаясь по лестнице, я пытался придумать правдоподобную причину, по которой пропустил занятия. И если Ронцова ввиду его природной наивности еще можно было провести, то со Сперанским номер не пройдет. Разве что придется сказать полуправду и много о чем умолчать…

Скрип дверных петель выдали меня, когда я потянул ручку на себя. В комнате еще горел яркий верхний свет. Ронцов развалился на кровати с тетрадками и книгами, Сперанский сидел за столом…

Вместе с Ирэн.

— Добрый вечер, Миша, — сухо сказал Коля и кивнул на стол. — Проходи.

Я постарался принять самый непринужденный вид. И, кажется, только еще больше взбесил этим друзей. Ирка поджала губы, а Сперанский нахмурился. Ронцов оторвался от конспектов и приветливо мне улыбнулся. Ну хоть этот всегда рад меня видеть.

— По какому поводу у нас гости? — спросил я, запирая дверь. На столе стояли только чайные предметы в медных подстаканниках. — И с каких пор к нам пускают девчонок?

Ирэн, сидевшая ко мне вполоборота, резко развернулась.

— Не те вопросы ты задаешь, Миша, — прошипела девушка. — Ты хоть понимаешь, что натворил?

— Ну, я в списке должников. Это еще не катастрофа.

— Это твой третий долг! — не выдержал Сперанский. — До Нового года осталось пять дней! Нам сегодня всей группой пришлось унижаться, чтобы упросить Клинского дать тебе шанс пересдать доклад!

Ирэн стиснула кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели. Вдохнула, выдохнула и достала с полки еще одну чашку.

— Садись, Миш. Нужно поговорить.

— Ребят, я все понимаю. У меня проблемы с успеваемостью, но…

— У тебя не с успеваемостью беда, а с посещаемостью! — продолжал метать молнии Коля, пока Ирка возилась с чайничком и заваркой. — Ты постоянно пропускаешь занятия. Вечно пропадаешь так, что с тобой не связаться. А потом торчишь до утра с книгами, не высыпаешься и спишь на парах! Чудо, что у тебя всего три “хвоста” с таким режимом.

— Коль, я все успею сдать. Вот те крест! — обещал я. — Если хочешь, слово дворянина дам. Я знаю, что у нас были большие планы на каникулы, и подводить вас не хочу.

— Да не в этом дело, Миш, — Ирэн налила мне полную кружку ароматного травяного чая, и я с наслаждением вдохнул насыщенный чуть горьковатый запах. Только сейчас, обхватив нагревшийся подстаканник обеими ладонями, я осознал, насколько же замерз. — Мы беспокоимся за тебя. И не понимаем, что происходит. Ты ведь ни с кем не делишься.

— Я рассказываю вам все, что можно рассказать, — отхлебнув немного обжигающего напитка, ответил я.

Разумеется, их это не удовлетворило. Сперанский нахмурился пуще прежнего.

— Извини, но сегодня мы припрем тебя к стенке.

— Ну попробуй.

— Ершишься. Что ты скрываешь, Миш? Куда ты постоянно пропадаешь?

— Сначала помогал Хруцкой в Лабораториуме, и после того, как отработал повинность, порой захожу к ней помочь. Она интересуется влиянием родовой силы на артефакты.

Ирэн кивнула.

— С Ядвигой я говорила. И еще она сказала, что ты приходил к ней с Денисовым и Грасс. Я расспросила Аню, но…

— Что, послала?

— Послала. Это же Грасс. Но куда сильнее меня удивило то, что ты спелся с Денисовым. Вас ведь обоих сегодня не было на докладе. Где вы были?

Я медленно допивал чай стараясь выиграть время.

— Вы что, нашли способ выбраться из Аудиториума? — внезапно спросил Сперанский.

— Это ты с чего взял?

— С того, что недавно Денисов выложил очень крупную сумму за какую-то колдовскую хреновину. Некоторые старшекурсники промышляют тем, что делают зачарованные разрешения на выход с территории.

— Ага, и он бы со мной так легко поделился подобным добром, — съязвил я.

— Вот это и удивительно, — Сперанский подался вперед и вперился в меня злыми зелеными глазами. — Что могло объединить двух известных врагов?

Я молчал. Ирэн украдкой налила мне еще чаю, и я присосался к спасительной кружке. Что мне им сказать? Что мы выполняем определенные поручения от Мустафина?

“Не говори им про ту ночь”, — донеся до меня чуть глуховатый голос Ронцова. — “Мы же пообещали ректору, что никто пока что ничего не узнает”.

“Не скажу. Про это — не скажу”.

— Ну так что? — Ирэн скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула. — По-хорошему говорить не хочешь?

— Хочу, — почему-то слова давались мне с большим трудом. То ли чай так подействовал, то ли в комнате было слишком натоплено, но меня почти мгновенно разморило. Прошибло на пот, аж рубашка промокла, руки и ноги налились приятной тяжестью… — Хочу. Но… Не могу.

— Это поправимо.

Сперанский и Ирэн переглянулись, и он ей кивнул.

— Работает. Приступай, Ирина.

Кажется, я начал сползать со стула на пол, но Коля успел подхватить меня. Тут же подоспел Ронцов — и вдвоем они отволокли меня на кровать.

— К… к чему? — Чем дальше, тем сложнее мне становилось ворочать языком. Сон навалился на меня, как тяжелое одеяло, вылезти из-под которого не было сил. Сознание утекало, а разум проваливался в манящую тьму. — К чему приссс…ступать?

Ирэн нависла надо мной, и я едва различил ее смазанную улыбку. Перед глазами все плыло.

— Прости. Но если не хочешь рассказывать, тогда ты все мне покажешь, — сказала она.

Глава 20

Я попытался вырваться. Барахтал руками и ногами, наивно полагая, что это поможет. Для меня каждое движение было тяжелым, словно я греб по воде, преодолевая ее сопротивление. Но на самом деле я почти не шевелился. Тело совсем не слушалось.

Что же они подмешали мне в чай? Не могло быть такого, чтобы меня так легко срубило. Да, устал и надышался горящей химии и дыма, но… Нет, нет, это чаек был непростым…

— Не надо… — прохрипел я, отчаянно цепляясь за реальный мир. Тьма наступала, наваливалась на меня и тащила за собой в кромешный мрак. — Нельзя…

— Ребят, может все же повременим?

Кажется, это был голос Ронцова. И пусть он не знал всей моей истории, но ему хватило уже того, что случилось той ночью и последующего договора с ректором.

— Поздно.

А это, видимо, был Коля. Ну сволочь Сперанская, не ожидал я от тебя такого. Что, любопытство загрызло? Или просто проявились собственнические замашки?

Лишь Ирина не высказалась ни за, ни против. Я почувствовал ее прохладную ладонь на своем лбу.

— Пожалуйста, закрой глаза, — тихо сказала она. — Я постараюсь быстро… Прости меня. Прости…

Дура!

— Ты… ты не понимаешь…

Не знаю, что за вещество было в чае, но я ощущал себя словно под странным наркозом. Сперва меня обездвижило физически, а затем начало парализовывать и разум. Ужасное ощущение, словно ты застываешь во времени и пространстве, все осознаешь, но ничего не можешь сделать — только испытывать эмоции.

Я как мог отбивался от мрака, но он победил меня, окружил и поглотил. Я оказался во тьме — не страшной, но и не сказать чтобы сильно дружелюбной. Почему-то мне подумалось, что нечто подобное люди испытывают на грани смерти или в коме. Я в ад и рай не верил, так что да, наверняка меня ожидала только тьма.

Но не успел я к ней привыкнуть, как яркий белый свет прорезал мрак на лоскуты, ворвался в это необъятное пространство и резанул мне по глазам. Я инстинктивно зажмурился и даже потянулся по привычке к лицу, чтобы прикрыть глаза ладонями, но…

Я был духом. В той самой форме, какую принимал, когда меня поглотил источник. Я снова себя не ощущал.

Свет становился все ярче, он словно прожог меня насквозь, и наконец все пространство окрасилось уже знакомым мне молочно-белым сиянием. Передо мной стремительно вырастало родовое древо, на “небе” висел яркий белый шар Источника.

— Я что, дома? — попытался пошутить я, но понял, что все мои мысли здесь выражались вслух.

Толпа бледных духов беспокойно шевелилась и бормотала. Все они быстро приближались ко мне, окружали. И чем ближе подходили, тем громче становился их ропот.

— Опасно! — передо мной возник дух прародителя — того самого деда, который часто говорил со мной от лица остальных предков.

— Сам знаю.

— Не только для тебя. Для них опасно! Дети полезли в шкаф для взрослых!

— Да знаю я, знаю! — выкрикнул я. — Что делать прикажешь? Я ведь даже шевельнуться не могу! Они меня опоили!

— Глупые отроки…

— Ага. Хотели, как лучше, а получилось, как всегда, — процитировал я крылатую фразу Черномырдина. — Раз уж вы меня на ковер вызвали, то посоветуйте, как выкручиваться.

— Мы к тебе воззвали по иной причине, Михайлушка, — от толпы духов отделился тонкий женский силуэт в старомодном пышном платье. — Поручение тебе дали грешное. Нельзя тебе друга убивать.

— Константин мне не друг, — ответил я.

Дама, казалось, улыбнулась.

— Конечно, друг, Михайлушка. Думать ты можешь что угодно, но от нас свое сердце ты не спрячешь. А сердце не обманет. Задружились вы, соколики. Повоевали, посоревновались да вот и сошлись не в радости, а в беде. Но даже кабы у вас не сладилось с Денисовым, все равно морить его — грех большой. Невинный он, хоть и дурень каких еще поискать.

Я кивнул.

— Это я и сам знал.

— Знал да сомневался, — улыбнулась дама-дух. — Вот тебе предостережение. Коли заморишь его насмерть, то род наш ослабишь. Нельзя этого делать. А ежели все же совершишь сию хулу, то добра не жди. Не один пострадаешь — аукнется всему семейству.

— Да я и так собирался ему просто память затереть. От такого не умирают. Правда, чтобы такую сложную вещь сотворить, придется к силе источника обратиться. Сам не сдюжу.

— Не сдюжишь, Михайлушка. Ну да на благое дело мы поделимся. Чай, для таких случаев и копим.

Дама развернулась, проплыла вперед и слилась с толпой. Не знаю, кто это был из моих прабабок, но, судя по фасону платья, носила она его в середине Девятнадцатого века. Тогда у нас уже был Осколок. Можно сказать, в те годы началось золотое время рода Соколовых. Возможно, то была сама Мария Петровна — единственная из нашего рода, кто попал во фрейлины к императрице.

— Про Денисова я все понял, — пришлось повысить голос, чтобы перекрикнуть взволнованное бормотание духов. — Убивать не буду, обещаю. Могу поклясться, если вам так будет спокойнее.

— Не клятвами, но делами ценен человек, — ответил дед. — Но покамест ты не давал повода тебе не верить. Так что коль задумал голову чистить тому мальчишке, то полощи давай. Но сперва тебе нужно вернуться — пока твоя зазноба беду не накликала.

Это да, Ирка могла. Причем, как водится, из самых благородных побуждений. Благими намерениями все знают, куда дорого выстлана.

— Помогите, — попросил я. — Дайте немного силы, чтобы сдюжить с отравой. Если успею очнуться, пока они не залезли глубоко в память, то все может и обойдется.

— Ну так чего ты титьки мнешь, а? — прикрикнул на меня дух. — Пошел вон!

Неизвестно откуда поднялся сильный ветер. Меня, бестелесного и легкого, точно жухлый лист, подхватило резким порывом, закрутило, подняло, подкинуло…

Белый свет стал понемногу гаснуть, но на смену ему приходил не мрак. Я начал ощущать свое тело — сперва это было ощущение, словно суешь ногу в неразношенный ботинок. Но дух все плотнее сливался с телом, и, наконец, я был готов распахнуть глаза.

Но сперва решил прислушаться — и к происходившему, и к собственным ощущениям.

— Ну что там? — спрашивал Коля. — Получается?

— Плохо. У него довольно сильная ментальная защита от природы. Такое я только у менталистов и артефакторов видела… Раньше было проще к нему залезть. Видимо, с тех пор, как он начал активно использовать силу, развились и природные механизмы защиты.

Не знаю, сколько я пробыл в беспамятстве — мне казалось, что прошла целая вечность, но на деле я возвращался в мир гораздо быстрее. Но сколько бы я ни провалялся, кажется, успел очнуться вовремя.

Голова трещала от вмешательства чужеродной силы. Я чувствовал, как Ира пыталась протиснуться сквозь слои ментальных отгородок. И выходило у нее и правда не очень.

— Поторопись! — велел Коля.

— Охренел? — возмутилась девушка. — Это же Миша, а не мешок картошки. Если я ему хотя бы немного наврежу, никогда не прощу ни себе, ни тебе! И больше не смей подгонять меня, особенно под руку!

Она прибавила силы и даже шумно засопела от напряжения. Один из слоев рухнул, я не выдержал и поморщился. Ну давай, милая, лезь дальше. Я встречу тебя кое-чем интересным, чтоб не повадно было.

Вообще меня, конечно, возмутил их поступок. Да, со стороны я и правда вел себя странно, а когда спрашивали, либо отмалчивался, либо отбрехивался. Тоже, в общем-то не самый лучший способ поддерживать дружбу. И все же лезть в башку — это уже перебор, я уже молчу о том, что работу Ирки могли засечь местные артефакты слежения. Коля и Ирэн не могли этого не знать. И все же рискнули.

Значит, либо друзья мне не доверяли или в чем-то подозревали, либо их кто-то надоумил опоить меня и попробовать считать воспоминания. Как бы то ни было, сейчас мы поймаем кое-кого за руку и как следует проучим.

В процессе ментального взаимодействия был один изъян — тот, кто пробивался в память другого человека, концентрировал слишком много усилий на то, чтобы вломиться. И оставлял неприкрытым ментальный тыл, если так можно выразиться. У опытных менталистов имелись способы себя защитить, но Ирка, несмотря на все таланты и усердие в обучении, все еще оставалась первокурсницей. И хитростям своей специализации еще не обучилась.

Полезно все-таки общаться со старшекурсниками. Не зря прогуливал пары.

— Так… — прошептала Ирка надо мной. — Кажется, пошло…

Стараясь не ухмыляться от своей задумки, я начал плести образы, которые собирался внедрить. Пусть думает, что считывает мои воспоминания. Главное — завладеть ее вниманием, заставить смотреть “кино”, а там можно и поиздеваться.

Сперва были мысли показать ей что-нибудь возмутительно-порочное илимерзко-страшное, но Ирку бы такая фигня не проняла. Повопила бы, поругалась — и все. Мне же нужно было нечто, от чего волосы не поседеют и что запомнится надолго.

Был у меня один гарантированный вариант заставить ее подпрыгнуть до потолка…

Сначала я показал ей обычную дневную рутину — образы учебников, трапезы, метания в коридорах по аудиториям… Затем сплел весьма правдоподобный образ нашей с Денисовым прогулки по парку. Для удобства и достоверности взял за основу реальные воспоминания, как меня и учили.

Забавно, что я ощущал присутствие Иры в этом “кино”. Она была не просто зрителем, а словно сама присутствовала на съемочной площадке среди массовки. Это означало, что она довольно глубоко погрузилась в чтение образов.

Значит, пора.

Она шла за нами с Денисовым, подслушивала нашу болтовню. Мы медленно брели по аллее к круглому перекрестку, в центре которого была установлена статуя богини Афины — в Аудиториуме почитали Античность.

А затем мы с Денисовым резко разошлись в разные стороны, и Ирэн оказалась лицом к лицу…

С Матильдой.

— Что ты себе позволяешь? — крикнула на племянницу баронесса. — Мало того, что нарушаешь правила внутреннего распорядка, так еще и перед артефактами светишься как ель украшенная! Ты вообще в своем уме, Ирина?

Младшая Штофф вскрикнула, не ожидав такого поворота. А Матильда у меня получилась просто роскошная — не зря вдоволь нагляделся на ее экстравагантные модные образы. В обтягивающем платье, с уложенными, как у голливудской звезды ретро-кино волосами и в шляпке с сетчатой вуалью, и накрашенными яркой помадой губами, она метнулась к Ирине.

— Позорище!

Ирэн обмерла от страха.

— Тетушка… я…

— Молчать! Этому ли я тебя учила? Для этого потратила прорву времени на твою подготовку? Чтобы Аудиториум слал мне гневные письма с перечислением твоих провинностей?

— Тетушка, как ты…

— Не имеет значения, как я узнала! И ладно бы полезла к кому-нибудь попроще, но к Соколову? Ты хоть понимаешь, что он может тебя в порошок стереть при желании? Говорила я, что нечего тебе с ним близко якшаться, говорила же!

— Тетушка, я просто очень за него волнуюсь. Мне кажется, что он влез во что-то очень плохое и опасное. А ведь я его… Ну, дорог он мне.

Ирэн плакала — в проекции и наяву. Мне на лоб упала горячая слезинка, и я отчего-то ощутил себя последней сволочью. Кажется, слегка передавил.

— Брысь из его головы и больше себе подобного не позволяй, — смягчился образ Матильды. Баронесса ткнула длиннющим мундштуком ей в грудь, и девчонка ойкнула. — Михаил молчит не просто так. И ты помалкивай, даже если что-то подозреваешь. А если все же хочешь выведать правду, то, черт тебя дери, включи голову и подожди с расспросами до каникул, пока вы не окажетесь в безопасности.

Ирэн вытерла слезы и кивнула.

— П-прости, тетушка.

— Брысь отсюда. И пиши мне почаще. Мне нравится читать твои письма.

Я ощутил, как Ирэн принялась медленно выходить из проекции. Слои моих защит вставали на место одна за другой, как в луковице. Я все еще не открывал глаз — решил доиграть сцену до конца.

Ирэн окончательно вернулась в реальность и всхлипнула.

— Что ты видела? — спросил Сперанский.

— Ирин, ты в порядке? — а это уже был Ронцов.

— Да… Мне хорошенько ударили по рукам. Либо это очень мощная самообучаемая защита, либо… В общем, больше не просите меня это делать. Это ошибка.

— Так ты ничего не выяснила? — помрачнел Коля.

— Мне сказали одну фразу… Что Миша молчит не просто так. И я думаю, что нужно и правда оставить его в покое, пока не разберется с долгами. Если захочет, на каникулах расскажет.

— Как знал, что надо было просить кого-нибудь другого, — почему-то Коля здорово расстроился, узнав, что Ира не преуспела. — Ты влюблена. Чувства всегда ослабляют менталиста.

— Я не могла вломиться в полную силу! — прошипела девушка. — Нас бы засекли! Не хватало еще объясняться с куратором.

Сперанский долго молчал.

— Ладно, — вздохнул он. — Попробуем поговорить еще раз на каникулах. Сейчас и правда главное, чтобы он сдал.

Я незаметно открыл глаза. Ребята переглядывались с Ронцовым и не увидели, что я очнулся.

— Я работаю на Аудиториум, — сказал я, и все трое подпрыгнули как ошпаренные. — Выполняю кое-какие поручения ректора. И рассказать о них не могу, потому что дал клятву. Будьте спокойны — вас это не коснется. Никому ничего не угрожает.

Сперанский бросил взгляд на Ирку.

— Ты же сказала, что он пару часов проспит.

— Ну… Ошиблась, как видишь. — Ирэн подалась ко мне. — Прости меня, пожалуйста. И Колю с Сережей. Это и правда была очень плохая идея…

Я нехотя кивнул. Знал ведь, что эти дурни хотели как лучше и заботились обо мне, но все равно было обидно.

— Вы хотели знать — я сказал, — хмуро ответил я. — Это не ложь. А интерес во мне у Аудиториума потому, что они хотят изучать родовую силу. Еще вопросы?

Ребята покачали головами. Лишь Ронцов глядел на меня с легким страхом, словно боялся, что я сболтну лишнего. Надо бы поговорить с парнем, успокоить. А то он, вон, аж извелся весь.

— Тогда я спать, — в подтверждение своих слов я широко зевнул. — Денек был тот еще, а завтра много дел по учебе.

Ирэн поднялась и направилась к выходу.

— Спокойной ночи.

— И еще, — я уселся на кровати и по очереди смерил каждого взглядом. — Такой несусветной глупости я от вас не ожидал. Особенно от тебя, Ирина. Ты же знаешь, кто и что я. Еще раз попытаетесь меня опоить и влезть в голову без разрешения, будут проблемы. Причем не я их вам обеспечу, а сила, которую я в себе ношу. Вам сегодня очень повезло, что защита не посчитала вас серьезной угрозой.

***

Я пристально наблюдал за движущейся стрелкой на больших часах перед дверями лазарета. Вот она сместилась на двенадцать, и в глубине отсека послышался хрустальный звон.

Пересменка. Мое время.

Окутав себя низкоуровневым куполом, я бесшумно отворил дверь. Сменщица уже зашла и как раз переодевалась в помещении для персонала. Затем они начнут передавать друг другу дела и попьют чаю — на все это уйдет около четверти часа.

Мало, слишком мало времени, но на большее я рассчитывать не мог.

Денисова я нашел быстро — он валялся в одиночной палате, первой по коридору. Дверь была открыта. Войдя, я плотно закрыл ее за собой и уставился на спящего Константина.

Хорошо, что они держали его под седативными — от руки тянулась трубка к мешочку с капельницей. Я взглянул на объем — ушло меньше половины. Значит, быстро не зайдут, но придут обязательно.

Не теряя времени, я сел на кровать и положил руки на лоб Денисову.

— Прости… друг.

Мне было странно так называть человека, с которым мы еще месяц назад были готовы разодрать друг другу глотки. Чудны деяния твои, боженька. Но Денисов и правда оказался не таким уж и плохим парнем. Да и наше совместное расследование показало, что он был надежнее, чем казался. Словом, из него еще мог получиться нормальный человек.

И жаль, что моя работа с его памятью сотрет весь этот прогресс.

Я потянулся к источнику и зачерпнул горсть из нужного потока. Связал боевую и ментальную силы, чтобы быстро пробить его и без того хилую защиту. А затем начал быстро перебирать его воспоминания, словно листал фотоальбом.

Выбирая одно за другим, я вычищал их — торопливо, стараясь успеть. Кое-что смог заместить, иные пробелы оставил как есть. Все равно спишут на отравление едким дымом. Может и хорошо, что в этой работе была некоторая небрежность.

Занятый работой, я не заметил, как отворилась дверь.

— Молодой человек!

Я вздрогнул. С пальцев сорвалось больше силы, чем я рассчитывал — она вылилась вся. Денисов чуть дернулся, но, видимо, в него вкачали столько успокоительного, что рефлексы оказались очень слабыми.

— Юноша! — На пороге стояла женщина с лицом стареющей простушки, в руках она держала поднос с градусниками. — Я вас даже не сразу заметила… Напугали. Вы что здесь делаете?

Мне пришлось резко отнять руки. Проклятье. Я не доделал все до конца, не проверил, что вышло. Не заместил часть образов, как собирался. Она пришла на шесть минут раньше…

— Зашел проведать друга, — ответил я, поднимаясь с кровати. — Я его одногруппник. Ребята волнуются. Решил, будет лучше, если зайду я, а не вся толпа.

— Ага. Но наследили вы так, молодой человек, словно и правда вся группа приходила. Ну стоит же корзина с бахилами у входа…

— Простите великодушно. Если дадите швабру, все уберу.

Женщина отмахнулась.

— Санитарка придет и уберет. А вы, юноша, приходите в часы посещения. Ваш друг очнется не раньше, чем через…

Договорить она не успела. Денисов открыл глаза и протяжно застонал.

— Пить… Пить, пожалуйста…

Медсестра нахмурилась и взглянула на капельницу.

— Странно… Должен был спать. Ладно, сейчас позову лекаря.

Она ушла, а Денисов попытался сесть. Игла чуть не вывалилась из катетера, и я успел ее придержать.

— Спасибо… А вы кто? — Константин вытаращился на меня и принялся шарить рукой по телу. — Больница?

— Костя, все хорошо. Это я, Миша Соколов.

— Какой еще Соколов? Я… Я вас не знаю.

— Однокурсник твой, из Аудиториума. Ты в лазарете, вчера надышался отравленного дыма при пожаре. Тебя отправили в лазарет. А я пришел тебя проведать.

Глаза Денисова стали еще круглее — казалось, они вот-вот вылезут из орбит.

— Аудиториум? Это — Аудиториум?

— Да… — я похлопал себя по нашивке с гербом универа, начиная подозревать неладное. — Почему ты так удивлен?

— Потому что какой еще Аудиториум? Я же гимназист. Константин Денисов, десятый класс, второе полугодие…

Глава 21

Денисов растерянно оглядывался по сторонам.

— Михаил… Верно ведь? — Я кивнул в знак согласия. — Простите, но я и правда ничего не понимаю. Вы говорите, что я учусь в Аудиториуме?

— Все так. Первый курс. Я твой одногруппник.

Константин нахмурился, даже зажмурил глаза — явно пытался вспомнить хоть что-то. Но вскоре он снова уставился на меня с виноватой улыбкой.

— Прошу извинить, ваше…

— Сиятельство. Михаил Николаевич.

Он скользнул взглядом по маленькому гербу рода Соколовых, который я носил приколотым на груди кителя.

— О, так вы тот самый Соколов, — интонации Денисова резко поменялись, и в них я начал узнавать старое-доброе денисовское презрение к слабокровным и бастардам. — И что, мы с вами друзья?

— У нас, скажем так… Общие интересы, — осклабился я.

Денисов быстро потерял интерес к беседе.

— Я желаю видеть лекаря.

— Он сейчас придет. Сестра как раз за ним пошла.

Костик кивнул и демонстративно уставился в окно. Ах же сучий ты потрох, Денисов. Сколько времени и сил вбухано, чтобы сделать из тебя благонадежный социальный элемент, а сейчас все похерили.

Точнее, я похерил. Сам виноват. А ведь Мустафин меня предупреждал. Правда, я не думал, что смогу стереть так много воспоминаний — опасался просто сделать Денисова дурачком.

Что ж, в какой-то степени так даже лучше. Можно сказать, от Денисова я избавился. И если память к нему не вернется, чего не должно было случиться, то Орден Надежды свое получил. Костика, видимо, оставят на второй год. Не станет же Аудиториум заново подвергать его Испытаниям…

— Чего вы ждете? — Денисов с раздражением обернулся ко мне.

— Лекаря. Хочу знать, насколько случившееся с тобой серьезно. Я тоже пострадал при том пожаре. Возможно, и мне нужен осмотр.

Денисов явно намеревался отвесить очередную презрительную грубость, но в этот момент в палату вплыла невысокая сухая женщина с туго затянутыми в узел седыми волосами. Выглядела она при этом живо и моложаво, а глаза ее лучились характерным для многих лекарей теплым светом. Впрочем, выражение лица лекарки дружелюбия не внушало. Суровое впечатление дополнял длинный шрам, протянувшийся от уха до подбородка.

— Господа, — она поприветствовала нас коротким кивком головы и уставилась на меня. — А этот кто?

— Соколов. Тоже вчера на пожаре был, — быстро ответил я. — Денисов, оказывается, считает себя гимназистом.

— Ну, судя по успеваемости, в гимназии ему пока что самое и место, — проворчала лекарка.

Теперь, присмотревшись внимательнее, я ее узнал. Она вела какие-то занятия на специализации по Исцеляющей Благодати. Фамилия еще у нее была странная. Бойлер? Мюллер? Вроде немецкая.

— Подождите в коридоре, Соколов, — распорядилась дама. — Судя по всему, вы точно понимаете, где находитесь. Чего не скажешь о вашем товарище.

— Он мне не товарищ, — тут же ответил Денисов.

Ну началось…

Не отвечая на очередной денисовский выпад, я просто вышел и затворил за собой двери, но внимательно прислушивался к происходящему внутри. Судя по тихим шорохам, лекарка провела быструю диагностику при помощи Благодати.

— Жизненные показатели… в норме. Пульс слабоват, да и дыхание поверхностное, но в пределах нормы. Насыщенность кислородом… приемлемая.

— Иоганна Павловна, вот карточка, — это вмешалась медсестра. — Взгляните. Возможно, перенесенные заболевания могли дать толчок потере памяти.

Зашелестели листы бумаги — лекарка быстро изучала анамнез Денисова. Вскоре, судя по звуку, карта полетела прочь.

— Нет, ничего, что могло послужить предпосылкой. Вообще вполне вписывается в картину тяжелого отравления. Взглянуть бы на токсикологический анализ того, что там горело…

— Так еще ж не присылали… Если вообще пришлют. Мустафин туда Окунева отправил.

— Тогда без шансов. Окунев не болтает и подробностями не делится. Значит, будем лечить по классическому протоколу.

Денисов заерзал на кровати.

— Что это значит? — глухо спросил он. — Я хорошо себя чувствую. Хотите, прямо сейчас поприседаю и пробегусь?

— Еще чего! — шикнула на него лекарка. — Лежите, сударь. Вам положен строгий постельный режим и диетическое питание. А также ряд препаратов для поддержки организма после процедуры восстановления…

— Как ваши витаминки вернут мне память? — ярился Костик.

— Память, если она не утрачена навсегда, вам вернет лишь время, господин Денисов, — резко оборвала его Иоганна Павловна. — И если вы желаете упустить эту возможность, конечно, давайте, побегайте мне здесь кроссы, подтягивайтесь на карнизах, скачите по коридорам!

— Простите, я…

— Полагаю, вы не до конца понимаете, что случилось, — судя по интонации, лекарка принялась стращать нерадивого пациента. — Из-за своего шила в заднице вы оказались здесь, на больничной койке. Вас принесли без сознания, вы едва не впали в кому — мы чудом успели применить Благодать и вытащить вас. На то, чтобы очистить ваш организм от ядов, ушло несколько часов. Но, судя по всему, вы пробыли в месте пожара слишком долго, и яд повлиял на ваш мозг. Благодарите Господа, что у вас из памяти выпал год жизни. Могли остаться дураком до конца своих дней!

Денисов долго молчал, но, наконец, снова зашуршал на кровати.

— Исчерпывающе и доходчиво. Прошу прощения, Иоганна Павловна. Каковы шансы, что память восстановится?

— Понятия не имею — вот вам мое экспертное заключение. Чтобы это выяснить, нужно соблюдать режим, наблюдать прогресс. Возможно, следует показаться опытному лекарю-менталисту, специализирующемуся на вопросах лечения мозга. Я смогу поделиться нужными контактами. А сейчас, господин Денисов, просто отдыхайте. И спите как можно больше — сон способствует восстановлению.

Лекарка зашагала к двери, и я метнулся к противоположному концу коридора, сделав вид, что скучал в ожидании.

— А с вами что, Соколов? — без предисловий Иоганна Павловна направилась ко мне. — Какие жалобы?

— Усталость, утомляемость, плохой сон.

— И давно?

— С момента поступления в Аудиториум, — улыбнулся я.

Лекарка понимающе усмехнулась.

— Это вы еще до распределения по специализациям не добрались. Вот где начнется ад и Дакия! Ладно, давайте серьезно, Соколов. Вы же вчера тоже были в том пекле?

Я кивнул.

— Да. Но Денисов застрял в самом эпицентре, где как раз горели разные химикаты и реагенты. Мне показалось, что артефакторские.

Дама покачала головой.

— Скверно. Там могло быть что угодно — от безвредных солей до страшных ядов. А некоторые вещества становятся токсичными при нагревании… Вы-то по правде как себя чувствуете?

А вот это был хороший вопрос. Я уже настолько привык к этой постоянной усталости, к напряжению и вечной нервотрепке, что перестал замечать сигналы организма. Тащил все на силовых резервах, а любимой мантрой стала присказка “в гробу отоспимся”.

— Если и отравился, то не сильно, — заверил я. — Так, тошнит немного, аппетит пропал. Ну и устал я как собака — конец аттестации, хвостов набрал. Признаюсь, я не самый старательный ученик.

Иоганна Павловна кивнула на дверь.

— Весьма зря, Соколов. Если то, что я о вас слышала, является правдой, вам нужно особенно тщательно налегать на обучение. И дело здесь не в силе, которую должно обуздать, а в защите окружающих от нее.

Неужели и до нее дошли какие-то слухи? Впрочем, эта дама не выглядела напуганной. Если честно, я сомневался, что на свете вообще существовало что-нибудь способное ее напугать. Вид у нее был уж больно характерный для врачей, что прошли через очень многое.

— Зайдите-ка все же ко мне. Осмотрю на всякий случай. Бог знает, что там горело. Лучше перестраховаться.

Я взглянул на часы. Почти девять. Черт.

— У меня пара через четверть часа. Управимся?

— А то, — Иоганна Павловна улыбнулась, и вокруг ее глаз собрались паутинки морщинок. Она распахнула передо мной дверь и поторопила. — К черту этикет и формальности. Заходи, студент.

В кабинете царила аскеза. Чисто, как в операционной. На письменном столе все было разложено строго по порядку — ни одной лишней детали. Возле окна из-за ширмы выглядывала идеально застеленная белой простыней кушетка — видимо, то была смотровая часть.

А на стенах я увидел строгие рамки с дипломами и наградами и письмами. Иоганна Павловна Бюлер, оказывается, была отмечена особой императорской благодарностью за спасательную миссию в Дакии.

Военный лекарь. Интересно. И правда, должна была пройти через ад, особенно если работала в период, когда там поднялось Второе восстание.

— Прошу, — Бюлер взмахнула рукой в сторону ширмы.

— Так раздеваться-то не надо…

— Нет уж, давайте по протоколу, ваше сиятельство. Марш за ширму. Раздеваемся до трусов. Носки можно оставить.

Я тяжело вздохнул и зашел за ширму. Быстро скинув одежду, я махнул Бюлер:

— Готов.

Как выяснилось, диагностика с использованием Благодати могла быть более чем тщательной. Нас еще не учили таким приемчикам, но лекарка умудрилась ощупать меня всего, ни разу не прикоснувшись к телу. При этом мои ощущения были вполне реальными, словно она пядь за пядью исследовала каждую мышцу и кожные покровы.

А потом я ощутил на себе примерно то же, что больные гастритом выносят на процедуре ФГДС. Только, опять же, Бюлер проделывала все это без прикосновений. А вот ощущения были так себе. Словно мне в рожу вцепился лицехват и пытался превратить меня в Чужого.

— Кхе… Хрр… Тьфу ты! — Отплевывался я, когда экзекуция прекратилась. — Предупреждать же надо, Иоганна Павловна!

— Прошу прощения, — без тени раскаяния улыбнулась дама. — Нужно было обследовать желудочно-кишечный тракт. Там могли остаться следы токсинов.

— Надеюсь, в простате яд не мог отложиться? — съязвил я.

Бюлер едко улыбнулась.

— А что, она вас беспокоит? В столь юном возрасте это может означать большие проблемы. Полагаю, нужно все же осмотреть…

— Я ПОШУТИЛ!!!

Бюлер с каменным лицом отошла к письменному столу.

— Одевайтесь, Соколов.

— Каков вердикт? — быстро напяливая форму, спросил я.

— Хвала небесам, вам досталось значительно меньше, нежели Денисову. Полагаю, проблем с памятью быть не должно, — она принялась строчить что-то на небольшом клочке бумаги, затем поставила несколько печатей и протянула мне. — С этим рецептом подойдите после обеда в Аптеку. Она располагается на первом этаже лекарского корпуса. Вам выдадут нужные лекарства для поддержания организма.

— А без них никак?

Бюлер подняла на меня усталые глаза.

— Соколов, вы в рубашке родились, не иначе. Ваша сила не только поддерживает вас, но и мешает. Чтобы непрерывно держать ее под контролем, нужно постоянно тратить много энергии. А у вас высокий дар и, как я понимаю, проснулся он недавно. Разумеется, вы будете выматываться. А тело есть сосуд для вашей силы и души, и его нужно беречь. Поэтому пейте таблетки и закрывайте долги по учебе. А на каникулах давите подушку изо всех сил. Это ясно?

— Доходчиво. Благодарю, — я взял рецепт и сунул его во внутренний карман кителя. — А насколько все серьезно у Денисова?

— Пока сложно сказать — у меня мало сведений, чтобы составить полноценное заключение. Но должна отметить, что подобные нарушения памяти — явление не самое оптимистичное. Ваш товарищ серьезно пострадал, хотя и не признает этого. И восстанавливаться ему придется долго.

— Значит, академический отпуск?

— Больничный. Если память вернется хотя бы частично, он сможет вернуться к учебе. Если же нет… Возможны варианты. Все будет зависеть от того, как он будет соображать. В любом случае я буду настаивать на том, чтобы Денисова отправили на каникулы досрочно. Быть может. Понадобится помощь лекаря, специализирующегося на ментальных вопросах. Словом, пока одни “если”. И рада бы вас обнадежить, но нечем.

— Спасибо и на этом. Ребята будут переживать, а так я хоть смогу утолить их любопытство.

— Только не бегайте к нему всей толпой. От этого все равно не будет проку, — Иоганна Павловна взглянула на часы. — А вам, Соколов, следует поторопиться, если не хотите опоздать.

Распрощавшись с Бюлер, я побежал на пару, на ходу застегивая последние пуговицы.

И только я приблизился к дверям Аудитории, как меня догнал ментальный зов Мустафина:

“Жду тебя в кабинете после обеда”.

***

Мустафин запер дверь и мгновенно повесил плотный непроницаемый купол. Я ждал его возле стола и, получив разрешение сесть, расположился в кресле для посетителей.

— Как успехи с поручением? — куратор устроился напротив меня.

— А то вы не знаете.

— Опять изволите огрызаться, ваше сиятельство. Нехорошо.

Я вздохнул и развалился в кресле. Ну вот чего он мне яйца выкручивает, а? Знал же, что раз я пообещал, то сделаю. Знал и про то, что я с ночи и весь день носился по Аудиториуму как ошпаренный, пытаясь получить аттестацию по всем возможным предметам.

Один хвост, к слову, закрыл. По иронии долг висел по “Введению в Артефакторию” — все время болтался в Лабораториуме с Хруцкой, а сам умудрился продолбать две лабораторные и несколько домашек по предмету, который успел неплохо изучить на уровне азов. Причем на практике. Оставалось лишь уговорить преподавателя взглянуть на пару артефактов, которые я, пользуясь случаем, сделал в кабинете Ядьки. И закономерно получил зачет.

— Полагаю, вам уже сообщили о состоянии Денисова, — я подался вперед, неотрывно пялясь в глаза куратору. — И о его восприятии себя.

— Сообщили. Но мне было интересно, когда ты сам меня обрадуешь.

Я всплеснул руками.

— Как видите, радую.

— Сдается мне, кое-кто слегка переусердствовал. Мог просто стереть нужную часть воспоминаний, а не весь год.

— Так вышло. И вам уж точно от этого вреда не будет.

— Это как посмотреть. Если до Денисова доберется толковый менталист, он сможет засечь, что провалы в памяти были рукотворными. А с учетом связей, которыми обладает род Денисовых, уверяю, менталист до твоего дружка доберется. А дальше…

— Ну доберется, и что? — набравшись наглости, я широко улыбнулся. — Он засечет лишь то, что над его памятью кто-то работал. И если этот менталист не из Романовых, то он не сможет понять, чьих рук дело это было.

Мустафин холодно улыбнулся.

— Допустим.

— А дальше просто — Аудиториум зачищал память всем, кто проходил Третье Испытание. Да и после этого могли подтирать нужное. Ментальная защита у Денисова от природы слабая, а после таких воздействий стала и вовсе дырявой. Поэтому любой менталист скажет, что отравление могло лишь ускорить неминуемые проблемы с головой. А дальше их будет заботить лишь то, как заставить Костю пережить минувший год экстерном и вернуться в Аудиториум. И во всех случаях до вас не доберутся. Все, эта ниточка оборвана.

Закончив, я устало обмяк в кресле. Вероятно, Бюлер была права — мне и правда следовало попить таблеточки, что она прописала. Силы словно выливались из меня как из кувшина с дырявым дном. Отдых. Мне нужен был нормальный отдых…

Куратор кивнул и сложил ладони домиком.

— Молодец. В отличие от Денисова, голова у тебя и правда варит. Это хорошо.

— И что дальше? Ваше поручение я выполнил, причем поизящнее, чем могло получиться в самом крайнем случае. Каков теперь ваш шаг, Савва Ильич?

Мустафин задумчиво меня разглядывал — блуждал глазами по моему лицу, словно пытался прочесть в нем что-то, чего я сам не понимал.

— Поручение выполнено, верно. И меня удовлетворил результат. А дальше, Михаил, все просто — ты ждешь от меня новостей. Если твои деяния впечатлят моего патрона… И если ячейка согласится тебя принять, что ж… Снимем с тебя ошейник. Но ты ведь понимаешь, что, сняв один, тут же наденешь другой?

Ага. И еще неизвестно, какой лучше.

Не многовато ли ошейников на одной шее? Корф, Аудиториум, теперь эти… Как долго я смогу плясать между ними, не раскрывшись? И как далеко смогу уйти, когда это произойдет?

— Понимаю, — тихо отозвался я. — Вы, главное, поводок без шипов выбирайте. А то у жестокого хозяина и собака кусачая.

Мустафин криво усмехнулся.

— Ты мне отчасти нравишься, Соколов. Наглый, дерзишь, ходишь по тонкому льду. Посмотрим, чем ты сможешь быть полезен. И впредь внимательнее выбирай друзей. Впрочем, отныне мы будем внимательнее за тобой приглядывать.

Глава 22

— И снова неверно! — преподаватель швырнул мне исчирканный красными чернилами листок. — Переделывайте, Соколов.

Господи, да что на этот раз неправильно?

Я поймал лист на лету, тяжко вздохнул и углубился в изучение ошибок. Преподаватель Теории применения Благодати откинулся на спинку кресла и окинул скучающим взглядом аудиторию.

— Ну, кто еще готов? — спросил он.

Проштрафившиеся “перваки” все как один поджали хвосты и с подчеркнутым рвением принялись калякать решения задач.

— Нет смельчаков, да? — усмехнулся препод. — Хотя, быть может, вы и правы, что не торопитесь. Соколову, вон, скорость не помогла.

Яков Алексеевич с говорящей фамилией Козловский был своего рода легендой Аудиториума и одной из главных страшилок младшекурсников. Теория применения Благодати сама по себе была предметом нелегким — сплошные формулы, символы, расчеты. А в интерпретации Козловского она становилась и вовсе невыносимой. Лекции он вел нудно, задавал много, а на зачетах и экзаменах драл так, что штаны трещали.

Случалось, что даже круглые отличники выползали от него в слезах и с отметкой “уд” — привет, испорченный выпускной табель с оценками.

Ирка каким-то чудом заработала “хорошо” и была на седьмом небе от счастья. Чтобы охочая до высоких баллов Штофф — и радовалась “четверке”? Это и правда многое говорило о Козловском.

Теперь я попал в жернова его стандартов оценки, и приходилось мне туго. Сперва нужно было получить допуск — сдать все рефераты и доклады, показать переписанный от руки конспект всех лекций, предоставить исчерпывающее объяснение каждому прогулу… И лишь после этого можно было выйти на сдачу.

С отмазками по каждому прогулу помог Мустафин — в кои-то веки от сотрудничества с куратором был толк. С недоделанными рефератами и докладами помогали Ирка и Сперанский — у этих двоих предмет шел хорошо. А вот конспект пришлось строчить самому — собирал заново свои записи, переписывал содержание пропущенных лекций, все подчеркивал по линеечке и уделял особое внимание полям. Требования к оформлению здесь могли дать прикурить ГОСТу.

— Соколов, вам все ясно по замечаниям? — видимо, заскучавший препод решил поразвлекаться и снова докопался до меня.

На его высокомерной роже играла нахальная улыбка, и у меня чесались кулаки. Так и хотелось врезать! В моей прошлой жизни тоже попадались такие преподы, причем чаще всего они были весьма принципиальными в вопросах взяток. Только честная сдача, только хардкор. Что-то подсказывало, что и Козловскому унижение студентиков было дороже злата.

— Да, все ясно, — кивнул я, пробежавшись глазами по ошибкам. — Разрешите решить заново?

— Извольте. Только на этот раз постарайтесь все же подумать, Соколов.

Вот черт лысый! Ладно, я сам виноват. Не учился как следует до аттестации — расплачивался за это сейчас.

Я принялся переписывать правильные начала формул и сверился с задачами в билете. Так, одна ошибка была исключительно по невнимательности. Принцип выбрал верный, но посчитал неправильно. А вот вторая задача…

Законы, по которым рассчитывалось применение Благодати, имели мало общего с привычными мне физикой и алгеброй. В этом и была сложность для понимания — трудно утрясти в голове то, что не можешь до конца осознать. И даже моя собственная сила здесь не помогала, ибо родовой дар работал по иным законам.

Как же меня раздражал этот предмет! Я уже в третий раз переделывал решение и чуял, что и эта попытка не станет последней. Случалось, Козловский отпускал последних студентов и в два часа ночи…

Один из студентов поднялся и робко направился к столу преподавателя с листком в руках. Козловский кивком указал на стул подле себя и принялся изучать записи. Даже не отрываясь от собственной задачи, я услышал характерный скрип ручки по бумаге.

— Здесь неверно, — проворчал препод. — Вторую даже смотреть не буду. Переделывайте.

Едва не плача, студентик вернулся восвояси. Я же принялся заново рассчитывать конфигурацию поражающей силы взрывного “Колобка” на расстоянии десяти шагов.

И в этот момент дверь аудитории распахнулась.

Мы удивленно повернули головы на звук. Козловский поднялся, готовясь окатить вошедшего тирадой о нарушениях этикета, но захлебнулся словами, лишь едва разглядел гостя.

Войтош ректора Станислав Янович Любомирский озарил аудиторию сдержанной улыбкой.

— Добрый день, господа, — обратился он. — Приношу извинения за внезапное вторжение. Яков Алексеевич, позвольте вас на пару слов.

Козловский слегка побледнел, а на лбу у него выступила испарина. Напрягся? Так тебе и надо, душегуб хренов. На всякого найдется управа.

— Конечно, — препод направился к дверям и шикнул на нас. — А вы работайте! И учтите: списывание вас не спасет!

Не знаю, о чем они с войтошем беседовали в коридоре, но до меня донеслось несколько возмущенных возгласов. И, судя по всему, принадлежали они Козловскому. Еще через минуту двери аудитории снова распахнулись, и внутрь влетел разъяренный препод.

Войтош остался в дверях.

— Соколов! — рыкнул Козловский.

— Я!

— К столу. Покажите, что накарябали.

Я удивленно уставился на недописанную задачу. Первую поправил, а по второй не успел закончить расчет. Только расписал формулы и логику вычислений.

Козловский уже очутился за столом и нервно щелкал авторучкой.

— Ну же, — торопил он. — Шевелитесь.

Ну ладно. Неужто войтош явился по мою душу? Иначе почему сразу Соколов?

Я положил лист перед преподавателем и сел на свободный стул. Козловский пробежался взглядом по первой задаче.

— Здесь верно. Пересчитали корректно. Принимается.

— Вторую я не успел…

— Шшш! Сам разберусь.

Он беззвучно шевелил губами, проговаривая написанные мной формулы.

— Ну наконец-то. Не досчитали, но додумались применить подходящий алгоритм. Ладно, в конце концов вы здесь не арифметику сдаете. Будь это экзамен, поставил бы “четверку” с длиннющим минусом. Но поскольку у нас аттестационный зачет, будем считать, что вы его получили.

С этими словами Козловский вытащил мой зачетный бланк и размашисто расписался в нужной графе.

— Соколов, вы свободны, — сказал он, протянув мне плотный лист с таблицей оценок по предметам. — Вас ожидают в коридоре.

Я слегка поклонился.

— Благодарю, Яков Алексеевич.

“Вон с глаз моих!” — проворчал он у меня в голове. — “Благодарите своих высоких благодетелей. В ином случае черта с два вы бы так легко от меня отделались!”

— С наступающим Рождеством, — сладко улыбнулся я. — И счастливого Нового года!

На это Козловский ничего отвечать не стал. А я вышел в коридор под завистливые взгляды оставшихся студентов.

Любомирский встретил меня дежурной любезной улыбкой.

— Рад встрече, ваше сиятельство, — он плотно закрыл двери аудитории и взмахнул рукой в сторону выхода. — Прошу прощения за то, что помешал вашему зачету, но вопрос неотложный.

— Я должен вас благодарить за счастливое спасение, — с не менее любезной улыбкой ответил я.

Любомирский улыбнулся чуть теплее.

— О, Яков Алексеевич склонен лютовать с младшекурсниками. Раньше даже присказка ходила: “Сдал теорблаг — можешь жениться”.

Я рассмеялся. В моем универе так говорили про сопромат. Забавное совпадение.

— Чем же я обязан вашему визиту, Станислав Янович? — я шел рядом с войтошем, стараясь не отставать. Походка у него была бодрая. — Должен признаться, не ожидал встречи так скоро.

— Мой господин желает вас видеть. Меня прислали сопроводить вас на аудиенцию у его высокопревосходительства.

Вот как. Без приглашений, без предупреждений.

Что-то случилось? Или ректор прознал о моих заигрываниях с Орденом Надежды? Или возникли вопросы по поводу пожара?

Вариантов много.

— Весь в вашем распоряжении, — я слегка склонил голову. — Благо только что я окончательно аттестовался и закрыл все долги.

— Прелестные новости, ваше сиятельство. Поздравляю. Первая аттестация — всегда весьма волнительный период. В таком случае поторопимся. Его высокопревосходительство готов принять вас немедленно.

В конце коридора мы встретились с двумя охранниками, очевидно, служившими личной свитой войтошу. Правда, на этот раз мужики были другие. Понятия не имею, зачем Любомирскому было это воинственное сопровождение, но меня оно не особо напрягало.

Покинув учебный корпус, мы вышли к крытой стеклянной галерее в административный. Эту часть здания, где сидели большие шишки, я еще не видел. Галерея парила над землей на высоте третьего этажа, и даже пол здесь был стеклянным.

Сперва я шуганулся — показалось, что сейчас упаду.

— Не бойтесь, ваше сиятельство, — улыбнулся войтош. — Это особое закаленное стекло. Даже если вся ваша группа примется здесь прыгать, ни единой трещины не появится на этом полу.

Я осторожно ступил на прозрачную плиту, потихоньку перенес вес — выдержало. Любомирский уверенно ступил на стеклянный пол и продолжил как ни в чем не бывало.

— Смелее, ваше сиятельство. Нас уже ждут.

Сколько еще фокусов и архитектурных решений таил этот Аудиториум? Я немного освоился на стеклянном полу, хотя все равно мне было не по себе. Но галерея вскоре закончилась, и мы оказались в роскошных коридорах Административного корпуса.

— Нам на самый верх.

Коридоры, лестницы, снова коридоры и, наконец, последняя лестница — и мы оказались в приемном холле перед массивными двустворчатыми дверями из резного дуба. На обитом алым бархатом диванчике съежился Ронцов. Увидев меня, парень вскочил.

— Миша! Так тебя тоже…

— Ага.

— Подождите здесь, господа, — распорядился Любомирский. — Я доложу о вас.

Войтош скрылся в кабинете, охранники заняли места по разные стороны дверей, а мы с Ронцовым переглянулись.

“Ты в курсе, зачем мы здесь?” — ментально спросил я.

“Понятия не имею… Сам удивился, когда меня сорвали с трапезы”.

“А меня — с зачета по теорблагу. К чему такая срочность?”

Желай Фрейд хотел что-то разузнать о пожаре в катакомбах, вызвал бы лишь меня. Ну моет попытался бы порыться в голове у Денисова. Но Ронцова там не было, и Серега точно ничего не знал.

Вряд ли дело было и в Ордене Надежды — о Сереге Мустафин лишь упоминал, но, насколько я знал, никто еще не вел с ним работы. Да и характер у Ронцова был несколько нервозный. Он бы точно как-то выдал поведением или словами о том, что его пытаются завербовать.

Тогда что?

“Не знаю, Миш”, — Ронцов и правда выглядел озадаченным. — “Но сейчас выясним”.

Резные двери начали медленно открываться, и перед нами возникло лицо Любомирского.

— Вас готовы принять, — шепнул он нам. — Аудиенция неформальная, но помните об этикете.

Еще интереснее. Войтош явно на что-то намекал, но на что? Ладно, отступать уже некуда. Сейчас все прояснится.

Любомирский остался снаружи, а мы с Серегой осторожно ступили на роскошный персидский ковер, подходивший к самому порогу. Обстановка здесь была подобающей человеку столь высокого статуса: всюду антикварная мебель, шторы из дорогой ткани ручной работы, на стенах — картины именитых мастеров.

— Проходите, господа, — раздался радушный голос ректора из глубины кабинета. — Не робейте.

Мы прошли дальше, мимо стеллажей и застекленных шкафов с драгоценными фолиантами, и оказались в основной части. Здесь, подле весело пылавшего камина, стоял Владимир Андреевич Долгоруков собственной персоной и какая-то женщина.

— А вот и наши самородки, — широко улыбнулся Фрейд. Видимо, снова решил играть роль доброго дедушки. — Знакомьтесь, милостивейшая государыня, Михаил Соколов и Сергей Ронцов.

Женщина обернулась к нам, и я узнал ее. Даже ни разу не видев ее в жизни, мне хватило лишь одного взгляда на эту даму, чтобы понять, перед кем мы предстали.

Великая княгиня Ксения Константиновна, сестра императора. Я много раз видел ее портреты в Аудиториуме — ведь она была патронессой этого места.

— Ваше Императорское Высочество, — я склонился так низко, как мог.

Ронцов, видимо, тоже сообразив, повторил мой жест.

Великая княгиня усмехнулась.

— Ох, они всегда так робеют, Владимир Андреевич. Словно увидели божество. Прошу, господа, не гните спины. Вас сюда пригласили не для этого.

Мы выпрямились, все еще боясь лишний раз вдохнуть. Ксения Константиновна, чуть покачивая бедрами на высоких каблуках, направилась к нам и протянула мне первому руку в шелковой перчатке. Ну что ж, будем целовать ручки.

— Вот видите, юные господа, я совсем не кусаюсь.

Казалось, наше смущение откровенно ее забавляло. Ну и ладно, с меня не убудет.

Она оказалась старше, чем ее изображали на парадном портрете. Лет сорок пять, а может и старше — полагаю, Романовым были доступны процедуры, позволявшие дольше сохранить молодость.

Но даже годясь мне в матери, Ксения Константиновна была еще ого-го. Стройную и подтянутую фигуру облегало строгое, но явно дорогущее платье. Светлые волосы Великой княгини были затянуты в пучок. Главными акцентами была брошь с гербом Аудиториума и аккуратные серьги в цветах ее Дома — с черными, желтыми и белыми камнями.

— Такие юные, — улыбнулась Ксения Константиновна и взглянула на ректора. — Владимир Андреевич, я не подвергаю сомнению ваш опыт и квалификацию, но вы уверены, что они справятся?

Мы с Ронцовым снова обменялись удивленными взглядами, но говорить не решились — так не полагалось.

— Я не зря назвал обоих этих молодых людей самородками, — ответил Фрейд. — Их уникальные особенности открылись еще на первом курсе, это верно. И потенциал еще надлежит развить. Самородки всегда надлежит должным образом огранить прежде, чем явить свету. Но, уверяю вас, милостивейшая государыня, эти господа еще смогут вас удивить.

— В этом я не сомневаюсь, — Великая княгиня отошла обратно к камину и отпила из наполовину пустого бокала глоток какой-то темно-синей жидкости. — Что же, юные господа, сперва расскажите о себе. То, что считаете нужным. Начнем с вас… Соколов.

Я немного смутился. С ее влиянием Великой княгине могли предоставить всю подноготную моего рода до десятого колена. Выходит, это была какая-то проверка?

— Михаил Соколов, сын графа Николая Владимировича Соколова, — начал я. — Был средним, но после гибели старшего брата на службе в Дакии стал наследником. Изначально имел десятый ранг Благодати, но после того, как проснулась родовая сила…

— Постойте, Михаил Николаевич, — взмахнула рукой Великая княгиня. — Когда у вас открылся дар родовой силы?

— После гибели старшего брата. В сентябре этого года.

— Занимательно. А у старшего брата, выходит, этого дара не было?

— Именно так, милостивейшая государыня.

— Что ж, полагаю, род счел вас более достойным наследником. Слышала, родовая сила славится своенравностью.

Я не сдержал легкой улыбки.

— Эти слухи правдивы. За мощь приходится расплачиваться постоянным контролем. И есть еще ряд нюансов.

— Также я слышала, что вы уже имели неосторожность отпустить контроль, — светло-зеленые глаза женщины, казалось, глядели мне прямо в душу. — Ведь именно после этого его высокопревосходительство взял вас на карандаш…

Ах вот оно что. Значит, Фрейд уже успел ей наболтать. Тогда ясно, что здесь делал Ронцов — его дар и правда был уникальным.

— Да, имел место инцидент, — сухо ответил я. — Я стыжусь той ошибки.

— Насколько мне известно, вы защищали свою жизнь и жизни своих друзей, — мягко возразила Великая княгиня. — Почему же вы стыдитесь?

— Потому что я позволил силе стать разрушительной. Опытный одаренный обезвредил бы врага, но оставил бы его в живых и сдал надзирающим органам. Я должен был поступить именно так.

Ксения Константиновна поправила зацепившуюся за прядь волос сережку и кивнула.

— Я услышала достаточно. Благодарю, Михаил Николаевич. Теперь я желаю услышать господина Ронцова.

Серега оторопел. Пришлось даже шикнуть на него ментально, чтобы вышел из ступора. Оно и понятно — Ронцов впервые видел представителя императорской фамилии так близко.

— Сергей… Сергей Андреевич Ронцов, внебрачный сын князя Андрея Семеновича Воронцова…

Великая княгиня поставила бокал на каминную полку и подошла к Сереге.

— Очевидно, вы его любимый бастард, раз он хлопотал о вашем поступлении в Аудиториум. Впрочем, в его положении я бы тоже задумалась над подстраховкой. Ведь на кону такие богатства, азаконные наследники не выделяются ни умом, ни здоровьем…

Ронцов рассеянно кивнул.

— Все верно, милостивейшая государыня. Я — запасной вариант.

— Полагаю, князь еще не знает о вашей уникальной особенности?

— Нет… Если только его высокопревосходительство не счел нужным сообщить.

Улыбка Великой княгини стала еще шире. Она взяла ладони Ронцова в свои.

— Я здесь для того, чтобы дать тебе надежду, маленький бастард. И не просто надежду — будущее. Возрадуйся же, юный Ронцов. Твоя последняя единокровная сестра скончалась, — она сжала затянутыми в перчатки пальцами руки парня и обернулась к нам. — Приветствуйте же будущего князя Воронцова.

Глава 23

Великая княгиня победно улыбнулась.

— Поздравляю, Сергей Андреевич. И, разумеется, примите мои глубочайшие соболезнования по случаю кончины вашей сестры.

Серега моргал и силился что-то сказать, но лишь открывал и закрывал рот, словно вытащенная на воздух рыба.

— Елена… Что ее убило? — наконец выдавил из себя Серега. — Она ведь провела целое лето на целебных водах во Франции…

Ксения Константиновна, не отрывая пальцев от ладоней парня, печально вздохнула.

— Увы, ваша сестра не дождалась своей очереди на исцеление силой Великого Осколка. Мы уже утвердили списки, все было согласовано, даже дату назначили, но… Недуг, что поразил потомство вашего отца, передался по наследству от его законной супруги. Увы, после возвращения вашей сестры в Петрополь болезнь начала прогрессировать слишком быстро. Лекари не ожидали столь резких ухудшений, да еще и пошли осложнения на сердце. Простите, Сергей Андреевич. В этом есть часть нашей вины. Мы не успели передвинуть Елену Андреевну в самый верх списка…

По щеке Сереги скатилась одинокая слеза. Он застыл словно истукан, и даже лицо парня словно окаменело. Только глаза — красивые глаза, доставшиеся от красавицы-актрисы — выдавали всю его боль.

— Лена… Леночка была единственной из них, кто принимал меня за брата, — тихо сказал он, и его голос сорвался. — Она ведь до последнего спрашивала обо мне, иногда даже писала письма. Такие светлые, на надушенной бумаге. И всегда писала что-то доброе, согревающее. Такая чистая душа… Почему? Почему она?

— Господь часто забирает невинных первыми, — Великая княгиня приложила руку новоиспеченного наследника к сердцу. — Но утешьтесь тем, что ныне она среди ангелов.

Серега кивнул, но скорбь явно застелила ему глаза. Он ведь никогда не стремился заполучить отцовские деньги и статус. Наоборот, боялся, что этот момент однажды наступит. Боялся, что не справится с ответственностью, все испортит, промотает состояние и покроет имя отца позором. Ведь его никто не учил управлять имениями, вести дела, выбирать советников и поверенных… Для Ронцова даже Аудиториум был чем-то за гранью привычного. А тут баснословное состояние старшей ветви рода Воронцовых оказалось всего на расстоянии вытянутой руки.

Кошмар сбылся.

Другой вопрос, почему именно Великая княгиня принесла эти вести? Если уж она снизошла до такой аудиенции, значит, точно имела какой-то личный интерес. Понять бы, какой.

Поняв, что Серега все еще был немного не в себе, дама обменялась многозначительными взглядами с ректором и, взяв парня за руку, подвела его к гостевому креслу.

Сергей послушно опустился на обитые бархатом подушки и рассеянно принял из рук ректора стакан с чем-то янтарным на донышке. Видимо, дедушка Фрейд решил в порядке исключения угостить несовершеннолетнего коньяком. Что ж, новости и правда такие, что без тридцати граммов не разберешься.

— Полагаю, вас объявят наследником на каникулах. Князь еще не делал официальных заявлений, поэтому и я прошу вас держать эти вести в тайне, — мягко говорила Ксения Константиновна, и ее голос действительно звучал как утешительная колыбельная для разрыдавшегося дитя. — Жаль, что столь благая весть пришла об руку с горем. Но, увы, так устроена жизнь. Невозможно получить многое, не попрощавшись с чем-то дорогим сердцу. Увы, вам, Сергей Андреевич, пришлось слишком рано столкнуться с этой суровой истиной.

Ронцов залпом осушил бокал и даже не поморщился. Казалось, он и вовсе не отличил спиртное от воды.

— Понимаю, — глухо отозвался он. — Пусть отец делает все, что посчитает нужным. Я приму любое его решение и готов помочь ему по мере возможностей.

— Вам представится такой шанс на каникулах. Насколько мне известно, его сиятельство проведет Рождество в Петрополе. Готовьтесь к тому, что из Аудиториума вас будут забирать его люди.

Серега кивнул.

— Да-да… Конечно…

Мне казалось, он до конца не понимал смысла происходящего. Даже странно — о сестре Елене он упоминал, но никогда не болтал много. Пытался уберечь ее от сплетен? Думал, она будет стыдиться, если остальные узнают об их общении? Черт его знает. Но сейчас, видя неприкрытое горе Ронцова, я почувствовал, насколько он дорожил этой дружбой.

Великая княгиня обернулась ко мне и кивнула на свободное кресло.

— Михаил Николаевич, прошу, присядьте. Мы подошли ко второй части, ради которой я отчасти сюда и прибыла.

Я опустился в кресло, чувствуя себя неуютно перед возвышавшимися над нами ректором и Романовой. Но высокие чины предпочти стоять, а я помалкивал и делал то, что они хотели.

— Итак, господа, я уже знаю, сколь великолепными и уникальными способностями вы наделены, — сдержанно улыбнулась Ксения Константиновна. — Это, несомненно, большая находка для Аудиториума, патронессой которого я являюсь. Но, как мне думается, вас ожидает куда более яркое будущее, чем одни лишь эксперименты с вашей силой в лабораториях.

Ронцов понемногу приходил в себя — видимо, порция крепенького все же немного его встряхнула. Я же внимательно глядел на Великую княгиню. Чего греха таить — смотреть на нее было приятно. Воплощенные элегантность и величие.

Ректор скромно помалкивал подле камина, предоставив гостье солировать.

— И поскольку я лично заинтересована в ваших успехах, хочу заверить вас, Сергей Андреевич, и вас, Михаил Николаевич, в своем расположении. Вы можете рассчитывать на мое покровительство за пределами Аудиториума, и я готова лично представить вас свету как моих протеже.

Я поперхнулся слюной. Это было неприлично, но слова Романовой и правда удивляли. Объявить во всеуслышание о том, что покровительствуешь бастарду и слабокровке, пусть и с родовой силой — это надо было иметь стальные яйца. Даже представительницу рода Романовых не минуют сплетни. Говорить будут очень тихо, но обязательно будут.

Ксения Константиновна наградила меня снисходительной улыбкой.

— Вас это удивляет, Михаил Николаевич?

— Именно так, милостивейшая государыня. Довольно… смелое заявление.

— Экстравагантные выходки больше присущи моему младшему брату Александру, однако и я всегда отличалась твердостью нрава и творческим подходом, — ответила Великая княгиня. — Впрочем, ваше удивление мне понятно. Вы — наследник рода с почти угасшей Благодатью. Вас не считают ровней даже те, кто узрел возможности вашей родовой силы. Увы, сознание многих аристократов слишком узко. Я же предлагаю вам свою помощь, ибо по-настоящему талантливые и уникальные личности не должны прятаться в тени.

Я кивнул.

— Ваша протекция дорогого стоит, милостивейшая государыня. Это привилегия, заслужить которую очень сложно. И я хотел бы понимать, почему вы готовы на это пойти. Ведь ничто не дается просто так. Тем более покровительство столь важной персоны.

Ксения Константиновна бросила взгляд на Долгорукова. Ректор пожал плечами с видом “а я же говорил”.

— Его высокопревосходительство предупреждал меня, что вы, Михаил Николаевич, довольно щепетильны во всем, что касается договоренностей. Не будь вы одарены силой, вам была бы прямая дорога в юристы. Там очень ценится внимание к деталям.

Я пропустил легкую колкость мимо ушей. Пусть развлекается за мой счет, мне не жалко. Лишь бы уже наконец выложила, какого рожна ей от нас с Серегой понадобилось.

— Хорошо, господа, — кивнула женщина. — Буду с вами предельно откровенной. Полагаю, вы были свидетелями того, что устроили революционеры из “Ордена Надежды” на Смотре? А семья Михаила Николаевича и вовсе пострадала от их действий на собственной земле.

Серега рассеянно кивнул и с сожалением взглянул на пустой бокал.

— Да, жуткие зверства, — ответил он.

— Но зверства, совершаемые под удобными лозунгами, — добавила Великая княгиня. — Весьма соблазнительными лозунгами. Ведь согласитесь, как заманчиво для простого человека звучит обещание одарить Благодатью всех способных и достойных простолюдинов. Сколь многие желают стереть границы между одаренной могуществом аристократией и простыми подданными…

— Должен сказать, не всегда они так уж и неправы, — вмешался я. — Увы, далеко не все представители нашего сословия ведут себя подобающе. Там, где должно показывать пример благочестия и милосердия, защищать и оберегать, некоторые аристократы идут вразнос. Плюют на законы и делают все, что захотят, будучи уверенными, что их статус позволит все спустить им с рук. При всем неприятии методов террора я не могу сказать, что конфликт назрел на пустом месте.

Великая княгиня удивленно приподняла бровь.

— Интересные речи вылетают из вашего рта, Михаил Николаевич.

— Я не сказал ничего противозаконного. Меня тоже заботит то, какими нас видят простолюдины. Я убежден, что в одаренных они должны видеть опору и защитников, а не угрозу. И до тех пор, пока они не начнут нам доверять, революционеры, террористы и прочие ордена никуда не денутся.

Ректор нахмурился.

— Опасно, Соколов.

— Почему же? — улыбнулась Романова. — Пусть юноша говорит. Я скорее предпочту услышать мнение такого человека, нежели прочитать очередной вылизанный отчет своей команды исследователей общественного мнения. В словах таких, как Соколов, гораздо больше смысла. Продолжайте, Михаил Николаевич.

— Да я, собственно, основную мысль и выразил, милостивейшая государыня. Считаю, что не кнутом их надо пороть и не гайки закручивать. А дать людям понять, в чем заключается наша ценность для них. И почему именно мы, а не сферический Вася Пупкин в вакууме должен обладать Благодатью. Как только они осознают эту ценность, поймут, почему в нас нуждаются — придет почет и уважение. Но это, конечно, самый сложный и долгий путь. Сажать революционеров в Шлиссельбург и делать из них героев народа, конечно, куда проще и дешевле.

Я и сам не заметил, как меня понесло. Видит бог, не собирался я оперировать такими формулировками, но язык молол быстрее, чем варила голова. Долгоруков спрятал лицо в фэйспалме, Серега окончательно очухался и глядел на меня с суеверным ужасом.

Лишь Ксения Константиновна внимала мне с неподдельным интересом. На ее лице не было ни возмущения, ни гнева, ни презрения. Либо она великолепно владела собой, либо и правда восприняла мою болтовню всерьез.

— Вы гораздо занимательнее, чем кажетесь на первый взгляд, Михаил Николаевич, — сказала она, когда я оборвал свою тираду и судорожно вздохнул, осознав, что сейчас наговорил как минимум на одно дисциплинарное взыскание. — Не тревожьтесь, я никому не выдам ваших убеждений. Да и, если быть полностью откровенной, я сама во многом с вами согласна. Однако, увы, я не являюсь советником императора в вопросах социальной политики. Пока что меня не слышат. Надеюсь, со временем это изменится. Все, чего я желаю — успеть переубедить правительство до того, как всех нас поднимут на вилы.

— Но как мы сможем вам в этом помочь? — робко спросил Серега. — Милостивейшая государыня, мы ведь просто…

— Бессмертный будущий князь Воронцов и граф, родовая сила которого способна конкурировать с моей Благодатью? — усмехнулась женщина. — Вы, дорогие мои, через несколько лет станете элитой нашего сословия. При умелом наставничестве, покровительстве нужных людей и стечении определенных обстоятельств. И я очень хочу видеть вас на своей стороне, если идеи революционеров окажутся чрезмерно популярны.

Серега хлопал длиннющими, почти девчачьими ресницами, пытаясь уложить в голове сказанное Романовой.

— Значит, вы рассматриваете нас как защитников своего Дома? — спросил он. — Выходит, вы готовы помочь нам сейчас, чтобы потом, если обстановка накалится, мы пришли на помощь вам?

Что-то подсказывало мне, что дело было несколько серьезнее. Вот хоть убей, но не думал я, что даме, черпающей силу от Великого Осколка, понадобится защита таких ребят, как мы с Ронцовым. Нет, из нас действительно можно было слепить телохранителей, но это как забивать гвозди микроскопом. Какие еще сюрпризы таила мутация Ронцова, я не знал, но о себе точно мог говорить, что моя родовая сила была способна на большее.

Правда, лишь в том случае, если я выпутаюсь из этой детективно-раздведовательной истории живым.

— Примерно так, Сергей Андреевич, — ответила Великая княгиня. — Однако я склонна рассматривать вопрос несколько глубже. Вы оба можете обрести большой авторитет среди аристократии — ваши связи, деяния и репутация заставят зазнаек вас уважать. Но в то же время вы останетесь теми, кого презирали и не считали ровней.

— Предполагаете, что простолюдины почувствуют к нам симпатию? — ухмыльнулся я. — Дескать, мы были изгоями, а затем вознеслись благодаря истинному таланту?

Ксения Константиновна пожала точеными плечами.

— Почему нет? Если государь станет отмечать таких, как вы, и народ увидит, что правители медленно поворачиваются к нему лицом. Это, как вы верно подметили, долгий процесс. Но всякую реформу следует начинать постепенно. Методы Петра Алексеевича Первого сейчас, боюсь, неуместны.

Ну что ж, становилось немного яснее. Значит, мы с Серегой — просто подходящие кандидатуры для демонстративной пиар-акции императорского дома. Если подумать, мы и правда вписывались в эту концепцию как нельзя лучше: один — ублюдок, второй — слабокровка, получивший дар за заслуги рода.

Они ведь непременно раструбят, что родовая сила такой мощи открывается лишь у тех семей, кто вел праведную жизнь на благо рода. И это само по себе будет характеризовать меня как славного парня. И то, что я добьюсь влияния даже без Осколка, может кое-кого вдохновить. Ну а Серега станет символом надежды для простолюдинов. Полукровка, получивший уникальный дар именно из-за подобной связи — что может быть лучше?

Да, на какое-то время людям этого хватит. Но за подобной демонстрацией непременно должно последовать послабление в драконовских законах. Иначе радоваться Ксении Константиновне долго не придется…

К слову, сдавалось мне, что император не был особо в курсе затеи своей деятельной сестрицы. Неужели с нашей помощью она намеревалась вынудить венценосного брата обратить внимание и начать уже чесаться в этом направлении? Если так, то проект был более чем рискованным. Знавала история императорских сестриц, изолированных в монастырях за излишнее вольнодумство и неуместные амбиции.

Хотя что я терял? Или что терял Серега?

Ничего.

— Разрешите вопрос, милостивейшая государыня? — Я подался вперед и без стеснения взглянул женщине прямо в глаза.

Великая княгиня слегка выгнула тонкую бровь и благосклонно кивнула.

— Утоляйте любопытство, ваше сиятельство.

— Почему вы считаете, что обстановка накалится? Верно ли я понимаю, что у вас есть основания опасаться новых акций и бунтов?

— Боюсь, это так. До меня доходят тревожные сведения, — Великая княгиня нервно побарабанила пальцами по каминной полке. — Тайное отделение давно бегает за таинственным могущественным организатором сего террористического безобразия. Увы, безуспешно. Судя по их предыдущим деяниям, каждая новая акция обещает быть более масштабной. Они громко начали и вряд ли остановятся. И то, что революционеры сейчас затаились, заставляет меня полагать, что они лишь копят силы для следующего удара. Отчасти поэтому был отменен Рождественский был в Аудиториуме — мы хотели избежать рисков и новых жертв. А ведь к Аудитоиуму революционеры питают особую слабость… Поэтому да, Михаил Николаевич, у меня есть все основания полагать, что дальше станет только хуже.

Ксения Константиновна заломила руки. Этот жест показался мне несколько театральным, но, быть может, она и правда принимала ситуацию слишком близко к сердцу. В конце концов, все это создавало угрозу и ее семье, и власти, которой обладали Романовы. А если на фоне этих волнений некоторые роды вспомнят, что являются более древними, более богатыми или могущественными… Что ж, тогда нас и правда не ждет ничего хорошего.

— Итак, юные господа, — Ксения Константиновна подошла к нам с Ронцовым и протянула каждому руку. — Я предлагаю вам свою дружбу и поддержку на всех уровнях. Но и взамен прошу немало. Будет сложно, особенно в самом начале. С вами будут говорить сквозь зубы, от вас будут воротить нос. Придется хорошенько поработать, чтобы утереть эти носы. Но когда у нас все получится… Вы станете новым лицом имперской аристократии. Вы согласны пройти со мной этот путь?

Глава 24

Серега кивнул первым.

— Да, милостивейшая государыня, — он прикоснулся губами к ее руке. — Я с радостью приму вашу протекцию и помогу вам в задуманном деле.

Что ж, ничего удивительного, что Ронцов так легко на это пошел. Все же мы, Соколовы, никогда не играли на первых ролях — жили себе преспокойно, занимались делами, изредка попадали в Сенат и ко двору.

А вот князья Воронцовы уже не одну сотню лет ярко блистали на придворном небосводе. Куда ярче, чем мы. И Серега это понимал. Ему как никогда потребуется поддержка Романовой, едва он сможет выходить в свет.

Впрочем, я тоже толком ничего не терял от этого сотрудничества. Разве что оно предполагало некоторого рода публичность, а я не особо любил светить лицом. Хотя уже и так прославился своими выходками на весь Аудиториум, так что пора уже и привыкнуть.

Значит, добро.

— Я принимаю вашу протекцию, Ксения Константиновна, — я вторил Сереге и тоже поцеловал ее руку. — Взамен обещаю помочь вам в достижении ваших благих целей.

Великая княгиня слегка улыбнулась, услышав мои последние слова.

— А если я попрошу вас принять участие в неблагом деле?

— То вам следует учитывать, что Род либо не позволит мне это сделать, либо после выполнения такой просьбы я ослабну, — ответил я. — Родовая сила накладывает свои ограничения — я не могу использовать ее в деяниях, что могут навредить будущему моей семьи. И это, боюсь, никак не обойти.

— Что ж, я непременно учту это занимательное обстоятельство, Михаил Николаевич. Итак, господа, договоренность состоялась. Поздравляю всех нас.

Ронцов удивленно моргнул.

— Как? Не будет освящения клятвы Благодатью? Должен же быть договор, клятвы и прочее…

Ксения Константиновна понимающе улыбнулась.

— Этим я и отличаюсь от многих коллег. Я старомодна. Мне не нужно вешать ошейники, чтобы заручиться вашей преданностью. Я верю в силу дворянского слова, порядочность и благородство. Мне достаточно того, что вы дали обещание. Со своей стороны я также обещаю выполнить договор. И если в нужный момент не получу вашей благодарности и помощи… Что ж, вы лишитесь моей протекции. А что за этим последует, можете нафантазировать самостоятельно.

Я тихо хмыкнул. Справедливо. Великая княгиня — птица слишком высокого полета. Захочет испортить жизнь — справится без Благодати. Несколько слов, сказанных нужным людям — и вот перед тобой закрываются двери, перестают приходить долгожданные письма и приглашения…

Соколовы прекрасно знали, как это бывает. Слишком хорошо знали.

Ректор, все это время безмолвно наблюдавший за этой сценой, деликатно кашлянул. Женщина обернулась к нему с теплой улыбкой.

— Я не забыла, Владимир Андреевич, — она снова обернулась к нам. — И раз уж я добралась до Аудиториума, то не смогу отказать себе во встрече со студентами. По случаю грядущего Рождества я запланировала небольшой сюрприз для учеников нашего великого заведения. За ужином вам объявят о том, что в Бальном зале для вас кое-что подготовлено. Увы, я не могла позволить попечительскому совету рисковать с организацией бала, но лишать юных и порядком уставших от учебы людей заслуженного отдыха тоже считаю жестокостью. И я надеюсь увидеть в Бальном зале и вас, юные господа. Приводите друзей. Будет весело.

Великая княгиня заговорщически нам подмигнула и внезапно сделалась такой… человечной, близкой. Не знаю, как этой женщине удавалось мгновенно менять атмосферу вокруг себя. Она то источала недосягаемый класс, элегантность и царственность, то вдруг резко излучала почти материнскую заботу, тепло и казалась такой родной…

Да и вообще Ксении Константиновне был присущ некий неуловимый магнетизм. Не тот парижский шарм, что воспевают в кино, не яркая красота, а, скорее, особое обаяние. Вроде бы и говорила она довольно просто, и держалась без высокомерия, но ни на секунду не позволяла забыть, кто здесь был выше всех. И ее хотелось слушать, ловить каждое слово.

Странное ощущение. Мне пришлось даже тряхнуть головой, чтобы немного прийти в себя и подумать о чем-то, кроме этой примечательной во всех отношениях женщиной.

— А сейчас вы свободны, — добавил ректор. — Как раз успеете привести себя в порядок к ужину.

Мы с Ронцовым быстро поняли намек. Оба одновременно поднялись и, откланявшись, попятились к выходу. Ксения Константиновна напоследок наградила нас чарующей улыбкой и пригубила свой странный синеватый напиток.

Едва двери закрылись за нами, мы с Серегой оба привалились спинами к стене — ноги перестали нас держать.

“Это точно не сон?” — спросил Ронцов ментально, лишь мельком взглянув на вытянувшуюся по струнке охрану.

“Нет, Серег. Не сон”.

“Даже не знаю, радоваться ли или плакать”.

“Ну, слезы тут точно никак не помогут. Хотя твою сестру, конечно, жаль”.

“Ладно, прорвемся”, — Ронцов первым отлип от стены и шагнул вперед по коридору.

Любомирского нигде не было видно, но мы бы и сами смогли найти дорогу. Я задержался у прохладной твердой поверхности на пару мгновений, поморщился, ощутив, что вся спина промокла от холодного пота — все же струхнул я знатно.

Теперь в моем веселом многоугольнике связей и долгов появилась еще одна острая грань.

***

Сперанский в очередной раз посмотрелся в одно из зеркал и поправил ремень парадной формы.

— Да красавчик, красавчик, расслабься уже, — усмехнулась Ирка. — Все девчонки твои.

— Ага, если бы, — проворчал лекарь.

Объявление о загадочной вечеринке застигло студентов врасплох во время трапезы. Нам дали час на подготовку — нужно было почистить парадные кители, намарафетиться и нагуталинить туфли. Девчонки даже успели накрутить локоны.

— Интересно, что там будет? — гадал Малыш, возвышаясь над нашими одногруппниками. — Что-то как-то все внезапно. Совсем не в духе Аудиториума.

Грасс усмехнулась, обнажив ровные зубы. Они резко контрастировали с ее темной помадой. Королева готов в этот раз разошлась по полной — и даже надела юбку неуставной длины. Если это вообще можно было назвать юбкой — скорее, очень широким поясом, едва прикрывавшим ее зад.

— Да что угодно может быть, — отозвалась байкерша. — Может решили напоследок выделить отличников. Может сделают какое-то важное объявление. Ну или просто поздравят с наступающими праздниками.

Мы с Ронцовым переглянулись. Ребятам мы ничего не рассказали о встрече с Великой княгиней. Решили, что афишировать ее протекцию пока рановато. Да и ребятам хотелось сделать сюрприз — сдавалось мне, что патронесса Аудиториума точно не обделит любимых студентиков весельем. А вот каким оно будет…

— Господа обучающиеся, внимание! — прогремел усиленный эхом огромного холла голос распорядителя. Галдеж понемногу стих, и голос продолжил. — Просьба входить учебными группами. Первыми идут первокурсники!

Самый большой зал Аудиториума, который студенты между собой называли “Бассейном” за вытянутую форму и сине-белую цветовую гамму убранства, распахнул перед нами двери. Вернее, их хотелось назвать воротами — до того огромными они были.

— Малыш, видишь что-нибудь? — Коля вставал на цыпочки, но никак не мог разглядеть, что творилось впереди. Я даже не стал пытаться — просто крепче держал руку Ирэн, чтобы не потеряться в возможной давке.

— Да черт его знает, — ухнул Рахманинов, крутя головой. — Вроде дыма какого-то напустили. Или облака… Ничего не разобрать.

Первые группы вошли внутрь, и наконец очередь дошла до нашей, самой маленькой на курсе. После гибели Княжичей и Афанасьева, да еще и вынужденного больничного Денисова нас осталось совсем мало. Только преподы радовались — теперь можно было уделять больше внимания каждому студенту. Чем они вовсю и пользовались.

— Ох ты ж боже мой! — воскликнула Ирэн, когда мы шагнули на синюю ковровую дорожку. — Какая красота!

— Это все точно настоящее? — Шедшая позади нас Грасс оглядывала пространство с нескрываемым скепсисом.

Здесь было чему удивиться и восхититься. Весь “Бассейн” превратили в настоящий зимний сад — не те оранжереи, что устраивали богатеи в своих домах, а настоящий сад, только окутанный снегом.

Все здесь выглядело волшебно — даже я засмотрелся. По обеим сторонам от ковровой дорожки выросли синие канадские ели, тут же рядом с ними цвели белоснежными хлопьями яблони, нежные розовые цветы вишни робко выглядывали из-за зеленеющих веток. А за ними, чуть дальше, благоухали лиловая сирень и жасмин.

Каждое дерево было украшено чем-то искристым — ветви сверкали яркими всполохами, словно были усыпаны блестками. А сверху на нас падал снег. Вот почему Малыш не смог ничего разглядеть — снежинок было так много, и они кружились в танце, погружая зал в сверкающий туман.

Температура здесь держалась комнатная, но лежавший на полу и ветвях елей снег не таял. Неужели все это было сотворено при помощи Благодати? И на какой специальности учат таким фокусам?

Ирка заложила локон за ухо и жадно разглядывала убранство.

— Боже мой, какая прелесть…

— Это ментальная работа или еще что-то?

— Это — самая сложная форма иллюзии, — восхищенно говорила моя подруга. — Многослойная динамическая трансляция — ее увидит всякий, кто обладает зрением. Это невероятно, просто запредельно сложно. И требует огромной силы. Меньше, чем со вторым рангом, нечего и пытаться…

Значит, вот какой сюрприз приготовила для нас Великая княгиня. Что ж, с ее возможностями и близостью к Великому Осколку и правда можно не заморачиваться на подготовку убранства мероприятия. Навел такую иллюзию — и все выпали в осадок.

Мы прошли дальше, и перед нами раскинулись ряды столов с вполне неиллюзорными лакомствами: маленькие тарталетки с икрой, канапе и бутербродики с различными деликатесами, салаты в малюсеньких, на зубок, корзиночках из теста… И бокалы с шампанским — в честь праздника нам разрешалось немного игристого.

Я подхватил два бокала и протянул один Ирке. Она с улыбкой приняла его и взяла меня под руку.

— Как красиво и романтично… Не думала, что для нас устроят что-то подобное.

Интересно, а у меня получилось бы навести подобную иллюзию наяву? Вроде ранг позволял, но я до конца не понимал порядка действий — все же искусству ментальных практик нас пока учили лишь поверхностно. Да и не факт, что Род даст силу на такие игрушки. Но попытаться стоило. Хотя бы ради того, чтобы еще раз увидеть, как загорелись глаза Ирины.

Пока остальные студенты потихоньку заходили и рассредотачивались по “Бассейну”, мы медленно прогуливались меж цветущих деревьев. Казалось, даже зал стал больше. Студентов было много, не менее пяти сотен, но никто не толкался, и среди этих волшебных зарослей даже можно было затеряться.

Ирэн поставила пустой бокал на столик и внимательно на меня уставилась.

— Ты помнишь о своем обещании?

— Про Новый год? Да, мы с Олей приедем. Я написал ей и дал команду готовиться к поездке в Лебяжье. А Сперанские все будут?

— Обещали. Я очень соскучилась по Боре и Поле. Так что нас там прилично наберется. Скучать не будем.

Я кивнул.

— Жаль, с Матильдой не свидимся.

— Это да… Я так жду летних каникул, чтобы поехать к ней в Букурешт. Если получится… — Ира робко подняла на меня глаза. — Ты поедешь со мной?

Я улыбнулся. Ирка всегда очаровательно краснела, когда дело доходило до выражения чувств. Внешне вся такая неприступная и сосредоточенная на деле, а копнешь глубже и увидишь мягкую натуру с нежным сердцем.

— Конечно, я хочу поехать, Ир. Только не знаю, как на это отреагирует твоя тетушка. Все же если мы поедем парой и без сопровождения… Могут возникнуть разные неловкости.

Подруга лишь отмахнулась.

— Разберемся. Главное — я получила твое согласие, — она приобняла меня, и мы отошли под сень цветущей яблони. — Мне очень не хватает наших осенних прогулок. Там, в Лебяжьем, не было лишних глаз и ушей, можно было спокойно… Ну, ты понял.

Для меня воспоминания о подготовке сейчас казались такими давними. С тех пор случилось столько всего, что, казалось, и прошлая жизнь была лишь сном. Но Ира была права — я на самом деле тоже скучал по размеренности и спокойствию Лебяжьего. По его понятному режиму, несгибаемому дворецкому Василию и веселому смеху тройняшек Сперанских.

Было бы здорово вернуться в это прошлое на каникулах.

— Пойдем танцевать! — Ирка потянула меня в центр зала, где, поднимая с пола искристый снег, кружились пары.

— Ты же знаешь, я в этом плох.

— Не зря же я тебя учила, — подначивала подруга. — Давай, Миш. Хуже, чем было в самом начале, точно не спляшешь.

Ладно, пусть это будет ее праздник. Ирэн так искренне радовалась этой внезапной вечеринке, что я не решился ей возражать. Пусть хотя бы сейчас насладится всей этой красотой.

Кружа ее в вальсе, я то и дело поглядывал по сторонам. В какой-то момент мне показалось, что я заметил знакомую фигуру Великой княгини на верхней галерее. Женщина наблюдала за празднеством сверху, как хозяйка торжества ждет подходящего момента для эффектного появления.

Но она так и не предстала перед нами — предпочла остаться в тени и наблюдать за радостью своих подопечных на расстоянии.

Отплясав с Ириной три танца, я слегка выдохся и направился к столу, где еще оставалось шампанское.

— Позволишь украсть твою даму?

Я обернулся и столкнулся лицом к лицу с Колей. Сперанский выглядел смущенным. Я бросил вопросительный взгляд на Ирку.

— Если дама не против, то благословляю вас на пляску.

Ирэн звонко расхохоталась, отпила из моего бокала пару глотков и с готовностью протянула руку Сперанскому.

— Ну давай, покажи, чему тебя учили гувернеры!

Они присоединились к танцующим, а я наконец-то смог перевести дух. Закинув в себя пару тарталеток и какие-то бутербродики на шпажках, оглянулся по сторонам в поисках более тихого места. Музыка лилась отовсюду — видимо, это тоже была тонкая иллюзия, но мне хотелось тишины.

Возле дверей я заметил распорядителя.

— Прошу прощения, — обратился я. — Дозволено ли выходить и возвращаться из зала?

— Разумеется, — благосклонно кивнул мужчина. — Перекуры и дела уборные никуда не денутся.

— Благодарю.

Едва я вышел в коридор, мне в глаза ударил яркий свет электрических ламп. В зале освещение приглушили, создав атмосферу волшебной ночи, и мои глаза отвыкли. Я зашипел и проморгался несколько секунд.

Мимо меня пролетело что-то темное и лохматое — и лишь по длине юбки я понял, что эта была Грасс. Она, казалось, совсем меня не заметила, но резко остановилась, глядя куда-то поверх голов вышедших передохнуть студентов. Лицо у нее было хмурое, если не сказать печальное. Вроде тушь потекла…

Так-так. Кто обидел нашу будущую психометристку?

Я тихо подошел к ней и осторожно тронул за плечо.

— Все в порядке?

Грасс вздрогнула и резко обернулась. Ее лицо смягчилось, когда она узнала меня, но на улыбку девушка не расщедрилась.

— Не совсем, — сухо ответила она.

— Помочь могу?

Она отвела глаза.

— Не знаю.

— Ты курить? — предположил я.

— Ага.

— Пойдем, с тобой постою. Заодно успокоишься и расскажешь, кто тебя взбесил.

— Не взбесил. Расстроил. Но давай, идем на черную лестницу. Там “старшаки” курят. Лень на крыльцо выходить.

Вообще-то за курение в здании нас гоняли и наказывали. Но Грасс на такие условности плевала с высокой колокольни.

Она провела меня в самый конец коридора, попетляла по проходам и свернула к выходу на лестницу. Едва мы открыли дверь, на нас повалил дым — старшекурсники успели накурить так, что можно было топор повесить.

Анька отточенным движением достала сигарету и прикурила от зажигалки.

— Ну так что стряслось? — спросил я, прислонившись к лестничным перилам. — Кто расстроил-то?

Байкерша выдохнула тонкую струйку дыма и печально усмехнулась.

— Малыш. Ты же знаешь, что у нас с ним довольно близкие отношения?

— Ага. Но их характер для меня до сих пор загадка.

— Ну сначала он просто взял надо мной шефство. Я ему сестру напомнила. А у него прямо инстинкт — защищать все, что меньше и физически слабее его.

— То есть любую девчонку и Ронцова, — рассмеялся я.

Анька вымученно улыбнулась.

— Вроде того. Но на мне его что-то конкретно так переклинило. Сперва у нас и правда были братско-сестринские отношения. Помочь там, поболтать, поддержать. Ну, дружба, короче. Но в который раз я убеждаюсь, что дружбы между мужчиной и женщиной быть не может.

— Ну ты как-то слишком категорично говоришь. Мы с Ядькой, вон, вполне спокойно дружим.

Анька выгнула бровь.

— А теперь скажи мне, если бы Штофф не было, вы бы с Ядькой тоже ограничились только дружбой? Ты видел, как эта рыжая полька на тебя смотрит?

— Ядвига — вообще девушка странная. Я ее интересую как объект изучения. Другой вопрос, что Ядьку заводит наука… Так что нет, это плохой пример. Да и с тобой мы, вон, как-никак, а подружились. И вроде никто ни к кому клинья не подбивает.

Грасс потушила сигарету, спрятала окурок в карманную пепельницу и тут же потянулась к пачке.

— Так что с Малышом-то в итоге?

— Ну что-что? Признался он мне в чувствах, а мне все это сейчас до… Ну, ты понял. Ты же знаешь мою историю. А с Малышом либо серьезно, либо никак. Не хочу я перед ним хвостом крутить. Поразвлекаться без обязательств хочется, но Малыш… Ты же его знаешь. Слишком он добрый и простой, он же привяжется, будет ходить за мной как теленок. В общем, отказала я ему.

Ох блин. И старался я всеми силами отвертеться от всех этих отношенческих разборок, но не вышло. Теперь вот работал внештатным психологом.

— И как он воспринял? — спросил я, помогая Грасс прикурить.

— Нормально. Я ему объяснила, он понял. Расстроился, но без трагедий. А вот я теперь себя последней сволочью чувствую. Он ко мне со всей душой, а я…

— А ты опять отталкиваешь людей, которым нравишься, — улыбнулся я. — Как меня отталкивала, когда я предлагал помощь. Как Ирку посылаешь, когда она пытается тебе помочь…

— Знаю, — тихо отозвалась Аня. Так тихо, что болтовня куривших на пролет ниже старшекурсников почти заглушила ее голос. — Но бороться с этим трудно.

— А надо. Нельзя всю жизнь никого к себе не подпускать. Человеку нужен человек. И надо разрешить себе ошибаться, потому что ошибки будут. И это нормально. Люди делают друг другу больно, так бывает. Но эта боль — ничто по сравнению с тем, когда ты находишь человека, которому можешь доверять.

Аня слушала меня молча — сморгнула слезинки, и растекшаяся тушь прочертила темную дорожку на ее щеке. Она выдохнула дым и, не докурив, затушила сигарету.

— А тебе я могу доверять? — тихо спросила она, приближаясь ко мне вплотную.

— Наверное. Зла я тебе точно не желаю и предавать тебя не намерен.

Она подошла совсем близко — мне в нос ударил тяжелый восточный аромат ее духов, смешанный с табаком. Аня смотрела мне прямо в глаза, и я не мог понять, что именно она задумала. Я задержал дыхание, когда она прикоснулась пальцем к моим губам.

— Тогда, быть может, ты и правда сможешь меня понять…

Не успел я даже моргнуть, как она впилась своими губами в мои. Я инстинктивно отпрянул, но лишь треснулся спиной о перила — позади меня была пустота лестничной шахты. Грасс обвила мою шею руками, и я с трудом от нее оторвался.

— Ань, Аня, погоди. Ты мне нравишься, но…

— Молчал бы ты, Соколов, — улыбнулась она и снова устремилась ко мне.

И в этот момент я услышал звон разбивающегося стекла. Мы с Грасс одновременно повернулись к двери.

У входа стояла Ирэн. Под ее ногами поблескивали осколки бокала и шипела растекавшаяся лужа шампанского.

Глава 25

— Ира!

В широко распахнутых глазах девушки стояли слезы. Дрожащей рукой она смахнула их, а затем… Молча, ни слова не сказав, развернулась и медленно вышла в коридор.

Я дернулся, но Грасс схватила меня за рукав.

— Спокойно, Соколов. Сперва подумай, что ей скажешь.

Анька не улыбалась, но в ее глазах плясали черти. Уж не по ее ли наводке Ирка здесь появилась? Иначе как она смогла так быстро меня отыскать, да еще и в курилке?

— Твоя работа? — Я резко развернулся к Грасс и сам не понял, как схватил ее за горло.

Байкерша криво улыбнулась.

— Желай я вашего расставания, сделал бы все куда тоньше, — прохрипела она. — И из солидарности уж точно постаралась бы сделать так, чтобы Штофф сильно не страдала. Руки убери, иначе сейчас полетишь с лестницы.

Что-то острое уткнулось мне в живот. Я бросил взгляд вниз — что-то тонкое и металлическое вроде иглы или какой-то длинной шпильки.

— Я серьезно, — сказала Грасс, надавив сильнее. — Ты мне и правда симпатичен, Соколов. Но посмеешь меня хоть пальцем тронуть — пожалеешь.

Я отпустил ее шею, но лишь потому, что времени на разборки и пререкания с Анькой у меня не было. Следовало догнать Ирку, пока та не ушла далеко. Я должен был все ей объяснить! И выяснить, было ли все это подстроено. Больно уж вся эта сцена отдавала бразильскими сериалами, которые так любила моя бабушка. И я чувствовал во всем этом женскую руку.

Грасс могла попытаться просто со мной развлечься — с нее сталось бы, да и шампанское лилось сегодня рекой. Но кто решил воспользоваться этой слабостью?

Ладно, о бабских интригах подумаем после. Я развернулся, в несколько прыжков оказался у выхода и распахнул двери.

— Удачи! — крикнула мне вслед Анька.

Ну стерва! Еще и издевается. Правда, и я тоже хорош — мог бы понять, что она решила повеселиться за мой счет. Грасс давно сорвало крышу на почве смерти ее возлюбленного, и сейчас она даже собственной жизнью не дорожила, позволяя себе любые безумства.

Но моя-то башка где была? Должен ведь был пресечь все эти шашни.

Вместе со мной в коридор ворвалось облако густого табачного дыма. Не провел на лестнице и десяти минут, а китель уже провонял куревом так, что придется его вешать за окно на ночь.

Безумно оглядываясь по сторонам, я схватил первого попавшегося студента.

— Видел здесь девушку? Блондинка, кареглазая, первый курс…

Парень, оказавшийся второкурсником, смачно рыгнул, обдав меня ароматом шампанского.

— Ага… Туда пошла, — он взмахнул рукой направо.

— Спасибо.

Я резко отпустил студента и тот, опасно покачнувшись, привалился к стене. Видать, кое-кто сегодня не рассчитал сил. Волшебная сила пузырьков — она такая…

Свернув за угол, я увидел в самом конце длинного коридора тоненькую фигурку Ирки. Припустив со всех ног, я едва не запнулся о ковер, выругался, снова перешел на бег.

— Ира! Ира, стой!

Она замедлила шаг, даже остановилась на одну секунду, а затем торопливо пошла прочь. Да твою ж мать! Я снова бежал, подавив соблазн ускориться при помощи “Берегини”. Увидят — по головке не погладят.

Хотя сейчас-то какая уже разница?

Окутав себя полупрозрачным сиянием заклинания, я быстро добежал до конца коридора, врезался в вальяжно прогуливающуюся парочку и, бросив короткое “Простите”, рванул дальше.

Ирка почти добежала до “Бассейна”, но я вовремя успел ее нагнать. Перед огромными дверями в зал толпились вышедшие отдышаться плясуны, и мне пришлось снять заклинание, чтобы не косились.

— Ира! Пожалуйста, остановись! — рявкнул я так, что все в холле повздрагивали и удивленно на меня уставились.

Она замерла. Стояла все так же спиной ко мне, но теперь хотя бы не убегала. Вдохнув побольше воздуха, я обошел ее.

— Я все объясню. Просто выслушай.

Ирэн подняла на меня глаза. Темные от обиды и ярости, но слез в них уже не было. Лишь яркий румянец на щеках выдавал ее волнение.

— А ведь меня предупреждали добрые люди, что добром все это не кончится, — тихо сказала она и направилась дальше от дверей, чтобы не подслушивали. — Говорили же не раз, что ты слишком много времени проводишь то с Хруцкой, то с этой Грасс. А я, дура, не слушала. Верила тебе. Думала, после всего, что с нами случилось, ты не позволишь себе опуститься до такой низости…

— Ир, я этого не хотел. С Грасс столкнулся случайно — она сегодня Малыша отшила. Сама распереживалась. Ну, видимо, перебрала немного с игристым. Клянусь, ничего не было.

— Почти все так клянутся, даже если их поймать на горячем, — Ирэн разочарованно вздохнула. — Я чувствую себя идиоткой использованной. Может они правы? Что я была тебе нужна только до того момента, пока ты не поступил в Аудиториум. А тут прошел отбор, обрел известность, связями начал потихоньку обрастать — и все, помидоры увяли?

— Господи, да что ты такое несешь? Кто вообще тебе это наговорил?

— Какая разница? Я вижу, что говорили-то верно.

— Ир, я не знаю, какие доказательства тебе предоставить. Правда, не знаю. Хочешь — прочти мою память и посмотри, что там происходило? — предложил я. — Или Грасс спроси — она не станет тебе лгать.

Ирэн презрительно фыркнула.

— А жеваной морковкой ей в рот не плюнуть? Ты совсем не понимаешь, что натворил? Ты, который собирался на мне…

Она резко замолчала, заметив, что на нас снова начали коситься. Пусть издалека, но не хотелось делать эту сцену достоянием общественности.

Я снова глубоко вдохнул и выдохнул.

— Скажи, что я могу сделать, чтобы вернуть доверие? Я оказался в дурацкой ситуации, и это действительно совсем не то, что ты думаешь. Но я понимаю, как это выглядит со стороны, и хочу восстановить справедливость.

Ирэн устало прикрылаглаза.

— Не сейчас, Миша. Сейчас я не могу ничего сказать. Мне нужно… Выпить и побыть одной.

Она развернулась, чтобы уйти, но я перехватил ее руку.

— Ир…

— Пожалуйста, не иди за мной. Мне и правда нужно немного времени наедине. Хотя бы минут пятнадцать-двадцать.

Я разжал пальцы.

— Хорошо.

Ирэн рассеянно кивнула и направилась к распахнутым дверям “Бассейна”.

Как это расценивать? То, что она не устроила истерику, а сдержалась — это хорошо или плохо? Понятно, что после такого ей хотелось собраться с мыслями без всяких раздражителей вроде парня, который только что якобы целовался с ее однокурсницей.

Но как правильно поступить мне? Ни разу до этого, ни в старом мире, ни в новом, я не оказывался в настолько дурацком положении. Бывало всякое, но чтобы так попасться…

И, что хуже всего, меня и правда заботило то, что обо мне думала Ирка. Даже если судьба однажды разведет нас по разным дорогам, Ирка все равно останется мне другом. Я уважал ее, был ей благодарен за многое, да и человеком считал хорошим. С придурью, как и все мы, но… Я не хотел ее терять, особенно вот так глупо. До умопомрачения глупо.

— Что, голубки поссорились?

Я поднял глаза и увидел Марианну Перовскую. Последняя из Княжичей стояла передо мной, раздражающе щелкая позолоченным футляром зажигалки. Красотка Перовская тряхнула распущенными волосами и язвительно улыбнулась.

— Горе-то какое… Должно быть, Ириша наконец-то прозрела и уяснила, что связываться со слабокровками, пусть и наделенными родовой силой, себе дороже.

Я уставился на нее в упор. Пальцы инстинктивно сжались в кулаки, а ноги сами пошли на нее.

— Тебе-то какое дело, Марьян?

Она ненавидела, когда ее имя так сокращали. Но на желчь следовало отвечать желчью.

— Какое мне дело? — Перовская демонстративно уставилась на свой маникюр и, порхнув пальчиками, снова перевела взгляд на меня. — Такое, что ты, Соколов, нанес мне личное оскорбление. А подобного я не прощаю. Никому и никогда.

— Не припоминаю, чтобы я тебя оскорблял. Хотя, видит бог, есть за что. Тебя спасает лишь мое почтение к твоей утрате.

В глазах Перовской промелькнул гнев, но девушка быстро натянула на лицо самое невинное выражение. Она сама шагнула вперед и приблизилась к моему уху. От нее тоже несло табачным дымом — так остро, словно она только что вышла из курилки.

— К слову об утрате, — промурлыкала она мне на ухо. — Казимир был моим женихом. И после встречи с тобой той ночью его не стало. Я ведь знала, куда он шел и зачем. Меня не обманут байки и официальные версии, Соколов. Поэтому теперь я отниму у тебя то, что отнял у меня ты. И, видит бог, я только начала.

Она отстранилась и наградила меня слащавой улыбкой.

— Пойду поищу Иришу. Она, должно быть, жутко расстроена твоим поступком и нуждается в утешении…

Мне на глаза словно упала красная пелена. Я дернулся было к ней, но в последний момент обуздал эмоции. Слишком много людей вокруг — и Перовская ухитрится обратить конфликт в свою пользу.

И теперь картинка сложилась.

Видимо, именно Перовская лила в уши Ирке все это дерьмо про мои якобы любовные похождения. Тут даже конечный мотив не так важен — причиной могла стать и личная неприязнь, и мой позорный герб, и зависть к родовой силе высокого уровня. Важны были действия — и Марианночка их методично совершала. А вода, как известно, камень точит. Ирка отмахнулась раз, другой… А потом Перовская, курившая на лестнице, увидела нас с Грасс и сообщила Ирке.

Вряд ли это даже было подстроено — Перовская просто удачно воспользовалась ситуацией.

Сучка.

Я оглянулся по сторонам. Нужно найти Ирку. Плевать на ее желание остаться в одиночестве — я не хотел, чтобы она оказалась в лапах у этой ядовитой дряни. Значит, так она решила мне отомстить за гибель своего дурачка Забелло? Но успокоится ли она на том, что отвернет от меня Ирэн или пойдет дальше?

Черт. Нужно было предупредить Ирку. Любой ценой. Чутье подсказывало, что моя маленькая баронесса действительно была в опасности.

Я направился к входу в “Бассейн”, на ходу пытаясь сосредоточиться. Послал Ирэн ментальный импульс — глухо. Подруга закрылась намертво.

— Черт! — Не сдержался я и треснул кулаком по заснеженному деревцу.

Ну как мне здесь ее быстро отыскать?

Может пряталась где-нибудь под вишнями, а могла и вовсе выскочить в женский туалет… Грасс, к слову, тоже как сквозь землю провалилась. Я не заметил, чтобы она входила в бальный зал, но мог и отвлечься во время разговора.

Я увидел понурого Малыша и направился к нему. Но не успел пройти и пяти шагов, как в голове зазвенел голос Мустафина.

“Михаил, ты мне нужен”.

“Сейчас не могу. Занят”.

“Ответ не принимается”, — отрезал куратор, и даже на ментальном уровне я почувствовал в его словах не то угрозу, не то злость. — “Немедленно спускайся в подвал. Знаешь лестницу, где курят?”

“К сожалению, да. Савва Ильич, я и правда сейчас очень занят важным делом. Не могу”.

“Соколов, не испытывай мое терпение. Вопрос касается снятия с тебя оков. Сейчас самый удобный момент, чтобы провести ритуал. Он требует большого всплеска силы, и сейчас, пока горит вся эта иллюминация в бальном зале, мы можем провести его без рисков быть обнаруженными. Либо сейчас, либо очень не скоро”.

Звучало логично. Иллюзия, наведенная не то силами Ксении Константиновны, не то старшими чинами Аудиториума, действительно безумно фонила. Артефакты отслеживания сходили с ума и их, должно быть, на время деактивировали. Момент и правда удачный, особенно для того, чтобы сделать что-то незаконное и опасное.

“Почему же вы раньше не предупредили?” — возмутился я. — “Я бы подготовился”.

“От тебя ничего не требуется, кроме личного присутствия. Ноги в руки — и сюда, Михаил. Спускайся на самый нижний этаж, там тебя будет ждать человек. Пароль — “хронос”.

Мустафин оборвал ментальный канал, и я застыл в нерешительности.

С одной стороны, именно сейчас я мог попытаться все объяснить Ирке. Сохранить с ней дружбу и попробовать ее защитить от мести Перовской.

С другой — мне было жизненно необходимо аккуратно избавиться от ошейника Аудиториума. Если мне удастся внедриться в Орден Надежды, то ярмо будет здорово мне мешать. Да и в целом было не очень приятно жить с осознанием, что тебя могут в любой момент отследить, да еще и повлиять на твои действия.

Сердце вопило бежать за Иркой, разум требовал спускаться в подвал.

— Миш, Ирку не видел? — Передо мной возник Сперанский с вечно озабоченным выражением на лице.

Я мотнул головой.

— Нет. В уборной, наверное.

— Она какая-то странная была. Посреди танца убежала… Не знаю, чем я ее обидел…

— Не бери в голову, — отозвался я, уже приняв решение. — Дело не в тебе.

Я направился к выходу из зала, на ходу отплевываясь от вихря снежинок.

— Ты куда? — крикнул мне в спину Коля.

— По делам.

Я быстро нашел дорогу в курилку: сначала следовал за толпой разгоряченных танцами студентов, а затем нашел ее уже по запаху. Вошел вместе с небольшой компанией “старшаков” и бочком протиснулся вниз по пролетам, стараясь уворачиваться от тлеющих сигарет.

Чем ниже спускался, тем меньше становилось людей. Но все равно, когда я добрался до самого низа, увидел не одного, а нескольких студентов. Все, судя по шевронам, были старшекурсниками.

— Господа, — обратился я и задрал рукав левой руки. — Не подскажете время? А то мой “Хронос” сегодня барахлит…

Трое парней, что курили у самых перил, принялись искать часы. И лишь один — тот, кто стоял в самом конце небольшой темной площадки, направился ко мне.

— Я подскажу, — почти беззвучно шепнул он. — За мной, Михаил.

Он юркнул в темноту, и я почти на ощупь последовал за ним. То, что сперва показалось мне стеной, как выяснилось, было узким коридором. Настолько узким, что даже я проходил в него с трудом. Малыш бы точно не поместился, разве что пригнувшись, на выдохе и боком.

Мы шли молча и торопливо — мой проводник ни разу не оглянулся, чтобы проверить, шел ли я за ним. Света здесь не было, но парень, казалось, знал дорогу наизусть и мог пройти с закрытыми глазами.

Перед крутым поворотом он резко остановился и все так же молча осторожно потянул меня за плечо, чтобы уберечь от удара о стену. Я кивнул в знак благодарности, но не был уверен, что он это увидел. Лишь раз, когда я снова едва в него не врезался, я скользнул ладонью по его руке и нашарил на привычном месте кителя шеврон студента.

Значит, учащийся. Но какой курс — неизвестно.

Не знаю, сколько мы плутали в темноте. По моим ощущениям, прошла вечность, и мне казалось, что мы специально ходили кругами так, чтобы я не запомнил дороги. Наконец проводник замедлил шаг, принялся шарить ладонями по правой стене и, видимо, что-то обнаружив, с усилием толкнул… дверь?

— Ой! — мне по глазам резанул свет. Сейчас, на контрасте с кромешной тьмой, он казался ярким, как само солнце.

— Тихо!

Проводник толкнул меня вперед, а сам вошел последним и плотно закрыл дверь. Я влетел в проем и едва успел затормозить перед возвышавшейся на добрую голову фигурой в аудиториумском кителе.

— Вот, значит, твой протеже? Хиловат.

Я поднял глаза и увидел некрасивого незнакомца с бугристым то ли от оспы, то ли от старых прыщей лицом. Помещение было небольшим и освещалось неестественным светом “Жар-птицы”, отчего все окрасилось оранжевыми тонами.

Мустафин поднялся с какой-то лавки и направился ко мне.

— Все готово. Проходи, Соколов.

Кто-то подтолкнул меня сзади, я обошел гору сваленных в кучу старых столов и наконец увидел круг заговорщиков. Мустафин, две девушки-старшекурсницы, которых я видел лишь мельком. Еще двое парней-студентов помимо тех, кого я увидел раньше.

Из самого темного угла поднялась еще одна фигура и вышла на свет.

— Славно, что Ирка тебя не прибила, — улыбнулась Анна Грасс.

Глава 26

Я замер, с трудом веря своим глазам.

Значит, Грасс с ними. Впрочем, удивляться было особо нечему: не скажу за Мустафина и остальных, но у Аньки был железобетонный мотив присоединиться к заговорщикам. Видимо, убийство ее возлюбленного равнодушными родителями наложило на ее душу такой отпечаток боли, что теперь она желала мести всей аристократии. Или хотя бы пыталась добиться послабления законов.

Интересно, как долго она состояла в этом сообществе? И была ли ее дружба искренней?

Хорошо, что я не успел толком с ней разоткровенничаться и лишил Орден Надежды дополнительных рычагов давления.

Анька хитро прищурилась и протянула мне руку.

— Здесь мы не называем друг друга по именам. Поэтому для тебя я Авария.

Я не выдержал и усмехнулся, пожимая ее холодные пальцы.

— Очень тебе подходит. Но я пока просто Михаил.

— Здесь все знают, кто ты, — сказал прислонившийся к стене рослый старшекурсник. — У нас правило — решение о принятии в ячейку принимается путем голосования. Не могу сказать, что твою кандидатуру приняли единогласно — Магистру пришлось основательно нас убеждать. Но если наш лидер уверен, что ты окажешься нам полезен, что ж… Добро пожаловать в клуб.

Видимо, Магистром он называл Мустафина, потому как в процессе своей слегка язвительной речи то и дело косился на куратора.

Следовало как следует всех их запомнить, чтобы затем в библиотеке поискать настоящие имена и фамилии. Пусть до личных дел я не доберусь, но общие снимки, которые делал штатный фотограф при поступлении, уже напечатали. И я точно видел, как сотрудники библиотеки их развешивали. Найду, выясню, узнаю. Главное — запомнить все приметы.

— А тебя мне как называть? — обратился я к язвительному типу.

— Нерон.

— Поэт? — усмехнулся я. — Или матушку зовут Агриппиной?

— Дом сжег, когда проснулась Благодать, — ответила за него Грасс.

Старшекурсник осклабился.

— Я и правда хорош в поджогах. Люблю жить с огоньком.

Миленько. Главное, чтобы с матушкой не то самое, а то в исторических статьях про императора всякие ужасы писали…

Нерон-студент выглядел довольно взрослым. Я бы дал ему последний курс. Это подтверждало и то, что он позволял себе определенные вольности в одежде. Ботинки щегольские, коричневые, явно не по уставу. Ухмылка на красивой, но неприятной роже — с превосходством, да и рубашка не форменная. Явно дороже и вроде из шелка. Точно выпускник. Только эти считают себя схватившими Бога за бороду.

Парень с бугристым лицом наклонился к моему уху.

— Я — Шкура.

— У вас все прозвища шутливые? — изумился я. — Вроде же серьезным делом занимаетесь.

— Нужно же хоть как-то пар выпускать, — сказала Анька и представила двух девушек. — Это Клико и Рыба.

— Боюсь спрашивать.

Рыба, к слову, была весьма симпатичной: стройная фигурка, длинные ножки, благообразное лицо приличной гимназистки, но глаза… масляные, многообещающие. Дескать, девушка приличная, но до поры до времени. И явно тоже из “старшаков”.

Клико, судя по всему, вдовой не была. Либо уважала шампанское, либо имела какие-то французские корни. А может был в анамнезе какой-нибудь дурацкий случай.

— Прежде чем задашь вопрос, — сказала девушка, поймав мой заинтересованный взгляд, — мне подбило глаз пробкой от игристого. Едва не потеряла.

Я пожал плечами.

— Что ж, это все объясняет.

Клико казалась самой обычной серой мышью — простоватое, но довольно миловидное лицо, слегка полновата в руках и бедрах, блузка и китель застегнуты на все пуговицы. Девчонка явно с комплексами, особенно на фоне остальных ярких девиц. И, кажется, я как-то видел ее болтавшей с Хруцкой. Значит, третий курс?

А еще от нее неуловимо фонило той самой энергетикой, какой лучились многие лекари. Что-то теплое, уютное, безопасное… Значит, еще и целительница. Что ж, такая специализация определенно была ей к лицу. Лекари всегда держались за спинами боевиков, хотя бывали исключения. Но эта Клико явно была зажатой. Что же привело ее в Орден Надежы?

— Господа, у нас мало времени. Увы, сейчас не до разговоров, — Мустафин замахал рукой, призывая всех собраться в круг. — Счастье, Горький, вы все подготовили?

Двое парней — один совсем юный, а второй явно “старшак”, оторвались от какого-то ящика.

Если Горький мог вполне оказаться каким-нибудь Сахаровым, то Счастье тогда кем был? Горемыкиным? Или у прозвища была другая предыстория?

Я украдкой изучал этих двоих, стараясь, чтобы остальные не заметили моего чрезмерного интереса. Сейчас, пока ритуал не случился, я все еще не был частью их круга и потому не заслуживал доверия. За меня вписался Мустафин, возможно, Грасс была “за”. А остальные наверняка знали обо мне немного — слабокровка, из рода с угасающей Благодатью и с позорным гербом, но… обладатель родовой силы.

Как возможный боевик я мог быть им интересен, да и происхождение мое намекало на то, что моя семья настрадалась от заносчивых аристократишек. И все же я бы на их месте хорошенько проследил за кандидатом в заговорщики. Но раз я был здесь, значит, большой угрозы они во мне не видели.

Зря. Ох как зря…

— Магистр, все готово, — отчитался тот, что был помоложе.

— Спасибо, Счастье.

Ага, значит, его напарник — Горький. Вряд ли в честь Максима Горького — я о нем в этом мире ничего не слышал.

— Прошу всех встать в круг, — распорядился Мустафин. — Все сняли артефакты?

Студенты кивнули. Лишь Грасс, встретившись с недоверчивым взглядом куратора, спохватилась и отцепила от уха маленькую сережку в форме черепа. Завернув артефакт в носовой платок, она убрала его в карман.

— Теперь точно все, — сказала Грасс. — Можем начинать.

Интересно, зачем требовалось убирать артефакты? Хруцкая пока ничего такого не рассказывала. Может они могли как-то повлиять на носителя при ритуале? Но ведь ради этого их и создавали — усиливать, защищать, помогать…

Ладно, разберемся.

Я молча наблюдал за действом. И пусть участники не носили мантий с капюшонами, не пели призывные гимны на латыни, но все равно в этой заваленной барахлом комнате воцарилась атмосфера таинственности. Еще на мозг давил непроницаемый купол: этот сделали таким плотным, что даже внутри него дышалось тяжело. Плата за безопасность. Но насколько надежную?

Горький подал Мустафину металлическую чашу и небольшой нож, похожий на скальпель. Куратор прошелся по лезвию огненным заклинанием, видимо, чтобы стерилизовать предмет.

Понятно, значит, будем кого-то резать. Хорошо бы не меня и не насмерть. А то от этих отбитых революционеров я уже ожидал чего угодно.

Мустафин принялся говорить что-то по-гречески. Увы, я еще не настолько поднаторел в этом языке, поэтому разобрать всю длинную тираду не смог. Было похоже на старое заклинание, но таким нас в Аудиториуме не учили.

— …Και αφήστε τα ρεύματα να ενωθούν. Αφήστε το αίμα να αναμειχθεί και να σχηματίσει ένα νέο, — громким шепотом вещал Мустафин, сосредоточившись на чаше. Я понял, что он сперва зачаровывал сосуд — вспышка Благодати ударила по моим защитам. — Αφήστε το νέο αίμα να αντικαταστήσει το παλιό και να μας κάνει αόρατους στα μάτια των εχθρών.

“…И пусть потоки соединятся воедино. Пусть смешается кровь и образует новую. Пусть новая кровь заместит старую и сделает нас невидимыми для очей недругов…” — примерно таким был перевод заклинания.

Прочитав эту литанию, Мустафин кивнул Счастью, и парень вышел первым. Закатал рукав левой руки, протянул ее над чашей. Куратор передал чашу Горькому, а сам аккуратно рассек кожу на внутренней стороне предплечья у Счастья, ближе к запястью. Резал по вене.

Счастье болезненно поморщился, но не проронил ни звука. Лишь твердо удерживал руку над чашей, пока в нее лилась его темная густая кровь. Горький ободряюще кивнул младшему товарищу, и я увидел в его глазах фанатичный огонек. Кем бы он ни был, как бы его ни звали по-настоящему, он явно был очень хорошо замотивирован на борьбу. И раз ему доверили чашу и подготовку, значит, занимал в ячейке не последнее место, хотя говорил меньше всех.

Когда набралось достаточно крови, Мустафин кивнул Счастью, и тот убрал руку. К нему тут же подошла Клико — всего за несколько коротких движений она остановила кровь и заставила рану затянуться. Счастье слабо улыбнулся и отошел в круг на свое место.

Следом вызвали Грасс-Аварию. Анька уже подготовила руку и спокойно протянула ее над чашей. Когда скальпель разрезал ее кожу, девушка даже сладострастно улыбнулась. Вряд ли это был мазохизм — скорее, она просто наслаждалась самим ритуалом.

Меня же это, мягко говоря, удивляло.

Если я ничего не путал, ректор довольно однозначно высказывался о кровавых ритуалах и силе, замешанной на крови. Это было опасно, требовало исключительной концентрации и редких знаний. Откуда всем этим владел Мустафин, прикидывавшийся всего-то куратором первокурсников? Неужели понабрался в Константинополе?

Когда Грасс излила достаточно своей крови, пошел конвейер. Каждый член ячейки подходил к чаше и отдавал свою кровь. Брали не так уж много, но сама процедура выглядела неприятно. После Аньки пошел Нерон, за ним Клико — ей восстановиться помогла Грасс, затем Шкура, Рыба и, наконец, сам Горький. Чашу он доверил Счастью. Видать, у них был сработавшийся тандем. Последним свою кровь отдал сам Мустафин.

Чаша была наполнена почти полностью, и в этот момент куратор взглянул на меня в упор.

— Подойди, Михаил. Ты тоже должен отдать свою кровь для чаши. Так нужно.

Остальные внимательно разглядывали меня, и от их внимания мне стало не по себе. Все происходило молча, и я чувствовал себя агнцем на заклании. Но что поделать — такова работа.

Я закатал рукав — на левой руке у меня вены подходили ближе к коже. Поднес руку к чаше…

Мустафин полоснул всего один раз, а я старался не думать о СПИДе, гепатитах и прочих болячках, которые можно было друг от друга подцепить. Хотелось верить, что куратор позаботился о нашем здоровье.

Кровь полилась в чашу. Мне показалось, что она была светлее, чем у остальных, но свет мог сыграть со мной злую шутку — все же венозная всегда темнее.

— Довольно, — тихо сказал куратор, когда из меня вылилось достаточно.

Клико быстро меня залечила, и я вернулся на свое место.

Мустафин снова произнес заклинание про потоки, что должны были слиться воедино и образовать новую кровь. Когда он договорил последние слова, чаша словно раскалилась у него в руках. Металл засиял, по гладкому боку сосуда пробежали искры Благодати, а его содержимое забурлило. В воздухе повис металлический аромат, запах крови.

Я замер в ожидании. Что дальше? Вряд ли здесь где-то припрятан аппарат для переливания. Значит…

Мустафин сделал три медленных глотка из чаши, и у меня тошнота подкатила к горлу. Куратор дернулся, на миг его глаза застелила тьма, а затем они снова стали обычными карими.

Я нервно сглотнул — слишком громко, и остальные студенты это заметили. Грасс усмехнулась, скользнув по мне взглядом.

“Все будет хорошо”, — сказала она ментально. — “Это странно, но ты привыкнешь”.

Чашу начали передавать по кругу. Каждый делал по три глотка, после этого с ним что-то происходило, затем глаза чернели… И все возвращалось на свои места.

Когда очередь дошла до меня, я с трудом заставил себя приложиться губами к крови. Первый глоток. Я пил, стараясь не дышать носом. Пусть просто пролетит в желудок и там растворится. Второй… Вкус я все же почувствовал. Почти такой же, когда тебе разбивают губу в драке, но кровь показалась мне более тягучей, густой.

Третий глоток. Сам не понял, как, но я выпил его жадно, словно это было сладкое десертное вино, а не жижа из вен революционеров. Почему так? Что оно со мной делало? Что вообще со мной происходило?

Пищевод обожгло огненной дорогой, я вздрогнул и на миг ослеп. Но когда зрение ко мне вернулось, мир словно начал выглядеть иначе. И я чувствовал себя… другим.

Я был последним, и Мустафин забрал у меня чашу.

А затем каждый из студентов подошел ко мне и… обнял.

— Теперь ты с нами, — улыбнулась Рыба. — Настанет день, и все это уже не понадобится… Но сейчас ты — часть нас, а мы отныне — часть тебя.

Я рассеянно позволял обнимать себя и глядел на Мустафина поверх голов.

“Что это значит?” — спросил его я.

“Этот ритуал смешения крови изменил тебя. К завтрашнему утру твоя кровь изменится, и та, что хранится во флаконе у ректора, перестанет иметь на тебя влияние”.

“И это… навсегда?”

“Нет. Ритуал нужно повторять раз в месяц. Эффект временный. Это тот ошейник, о котором я тебя предупреждал, Михаил. А еще… Сегодня ты стал частью нашей семьи. Ты сам поймешь, что это значит”.

— Кречет, — тихо сказал Счастье, глядя на меня. — Пусть его теперь зовут Кречетом.

***

Вдохнув и выдохнув для концентрации, я взял совсем немного силы и натянул на себя отводящее глаза заклинание. От пристального внимания не спасет, но поможет проскользнуть.

Ранним утром в женском крыле уже кипела жизнь. Девчонки всегда просыпались пораньше, чтобы навести марафет — все эти прически, макияжи и прочее. Но сегодня ранний подъем был необязательным — двадцать третье декабря, день отъезда домой.

Всю первую половину дня должны были подъезжать машины, чтобы забрать студентов на короткие зимние каникулы. Некоторые ребята из других городов оставались в Аудиториуме, если не успевали добраться до родни или договориться о совместном праздновании с местными.

Я бесшумно поднялся на нужный этаж и, проскользнув между двумя кадками с гигантскими фикусами, принялся искать комнату Ирки. Связаться с ней ментально так и не удалось, а ночью у лестницы в женское крыло бдела Порфириевна — самая лютая из вахтерш, мимо которой даже мошка не пролетит. Слабые ранги силы на нее не действовали — видать, надыбала защитный артефакт, а использовать силу высоких уровней так открыто я не рискнул. С моим послужным списком с администрации станется придумать какое-нибудь наказание, и это окончательно разрушит планы на примирение с Ирэн.

Поэтому я крался в женский корпус ранним утром, дождавшись, пока Порфириевна уйдет гонять чаи с баранками.

Найдя нужную дверь, я аккуратно постучал. Прислушался — тишина. Мне это показалось странным, ведь обычно девчонки постоянно щебетали и должны были бурно обсуждать прошедшую вечеринку. А здесь было тихо, как в склепе. Неужели ошибся комнатой? Нет, вроде та самая…

Я сверился с часами — ну нет, точно должны были уже проснуться и вовсю собираться. Самое время для чемоданов.

— Ничего не перепутали, ваше сиятельство? — прозвучал мелодичный женский голос за моей спиной.

Я резко обернулся. Марианна Перовская в едва прикрывавшем срам домашнем халатике стояла предо мной, держа несколько пустых холщовых мешков для белья.

— И тебе доброго утра. Мне нужно поговорить с Ирой.

Перовская состроила гримасу глубочайшего сожаления.

— Ох, Соколов, боюсь, не получится.

— С какой радости?

— Это невозможно. Если, конечно, ты сейчас не отрастишь крылья или не оборотишься птицей.

— Хватит болтать. Где она?

Перовская глянула на маленькие часики на запястье.

— Полагаю, уже у себя дома, — театрально вздохнула она. — Бедняжка так разволновалась после твоей вчерашней выходки, что решила не терять ни минуты. Ирэн уехала ночью — я сама провожала ее до автомобиля.

Наверняка и это было работой Перовской. Стерва была готова на что угодно, лишь бы лишить меня возможности объясниться с Иркой и изолировать ту от остальных.

— Куда она поехала? — зарычал я, надвигаясь на Перовскую. Всего на миг в ее глазах промелькнул страх, но она быстро взяла себя в руки. Видимо, мою рожу так перекосило, что даже эту спесивицу проняло. — Куда?

— Ты бы вел себя потише, если не хочешь нарваться на неприятности, — промурлыкала стерва. — Я ведь и на помощь позвать могу…

— Где Ирина? — уже тише и спокойнее спросил я.

— Понятия не имею. Либо в Лебяжьем, либо в городском особняке. А может еще куда отправилась — у Штоффов достаточно недвижимости, а Ирэн передо мной не отчитывается.

— Даже удивительно с учетом того, как ловко ты взяла ее в оборот, — огрызнулся я.

Больше разговаривать с Перовской был не о чем. Даже если она что-то знала, то вряд ли мне скажет — не в ее это интересах.

А мне… Мне придется перекроить все планы.

Потому что я твердо был намерен найти Ирку и поговорить с ней.

Глава 27

Арендованный представительский “Руссо-Балт” нес меня по Каменноостровскому мосту. Водитель — вышколенный мужчина средних лет в униформе и белых перчатках и бровью не повел, когда я открыл свое окно на полную, и в салон ворвался хрустящий зимний воздух.

— Желаете выбрать музыку? — спросил он приятным голосом.

— Благодарю, не стоит, — я пялился на реку и проносившиеся мимо нас изящные фонарные столбы.

Что в моем мире, что в этом трудно было поверить, что еще в начале Двадцатого века это место было глушью. Все изменилось после постройки капитальных мостов — тут же выросли доходные дома и дворцы, пролегли широкие проспекты, и местность зажила насыщенной жизнью. В моем мире этот район назывался Петроградской стороной, а здесь — Петровской.

Район этот был по большей части для купцов и мещан, но и некоторые аристократы переселились сюда, почуяв, куда дул ветер. Теперь Петроградка была почти центром города, и Каменный остров, который отдали Аудиториуму специально, чтобы тот оставался подальше от светских забав, внезапно оказался рядом в гуще развлечений.

— Ваше сиятельство, на какой адрес ехать первым делом? — уточнил водитель, пока я наслаждался видами рождественского города.

— Хороший вопрос… Я впервые сам выбираю для семьи подарки. Может вы порекомендуете подходящее место?

Это было правдой. Несмотря на традицию, что дети готовили подарки старшим родственникам из собственных карманных денег, прежний Миша предпочитал перекладывать эту ответственность на слуг. Называл, что купить, отправлял Егорушку или кого-нибудь другого в город… Мне это казалось неправильным. Если уж готовить подарки, то подходить с душой. Одна беда — я все еще слишком плохо знал эту версию своей семьи.

Ладно, выкрутимся. Как обычно.

Водитель понимающе улыбнулся в зеркале заднего вида.

— Разумеется, все зависит от суммы, которую вы готовы потратить на подарки.

— Увы, я студент.

— В таком случае рекомендую начать с посещения Гостиного двора — там множество лавок с товарами на любой вкус и кошелек. А затем, если вашему сиятельству ничего не приглянется, можно ознакомиться с выбором в Пассаже. Он находится как раз напротив. Место подороже, однако и эксклюзивных изделий там гораздо больше.

— Замечательно, — кивнул я. — Тогда едем в Гостиный двор.

Мы резво пролетели весь каменноостровский проспект, выехали на Троицкий мост и обогнули Марсово поле. Летний сад спал — ворота были закрыты, статуи убрали в защитные коробы, и лишь жирные утки важно прогуливались вдоль наполовину замерзшей канавки.

Пока водитель лавировал меж рядами таких же, как я, суетливых любителей сделать все в самый последний момент, я вытащил кошелек из внутреннего кармана.

Пятьдесят рублей ассигнациями. Вообще-то сумма по местным меркам очень даже приличная. Если не сказать больше. Тетушка Матильда тогда расщедрилась, а в Аудиториуме тратиться было особо не на что. Вот и пригодились грошики…

Наш “Руссо-Балт” припарковался на стоянке возле Гостиного двора, и водитель открыл передо мной дверь.

— Поскольку автомобиль арендован на весь день, желаете ли вы, чтобы я вас сопровождал? — учтиво спросил он.

Подумав, я покачал головой.

— Пожалуй, пока не стоит. Когда хожу по магазинам один, справляюсь быстрее… — оглянувшись, я увидел небольшую кофейню и протянул водителю рубль. — Угоститесь кофеем, пока я отсутствую. Если мне что-то понадобится, я позову вас в мыслях.

— Боюсь, это может быть затруднительно. Увы, я непроходим в вопросах применения Благодати. И, кроме того, рубль — это слишком много.

Я широко улыбнулся и вложил рубль в ладонь помощника.

— Поверьте, голубчик. Если меня прижмет, я смогу дозваться. А сдачу потратьте на парковку. Хочу, чтобы автомобиль и покупки были под охраной.

Водитель не посмел перечить и, легко поклонившись, подал мне пальто. Я оделся, накинул шарф и устремился к парадным дверям Гостиного двора. В этот момент я чувствовал себя настоящим барином — раздавал на чай, оказывал милость, и даже сорвал улыбку с уст юной прелестницы, когда придержал для нее дверь.

Несмотря на все волнения последних дней, сейчас настроение было просто замечательным. Наконец-то свобода от опостылевших стен Аудиториума. Люди вокруг были не в намозолившей глазах форме, а в модных нарядах — весело болтали, суетились, тащили домой огромные елки. Стайка сорванцов с румяными щеками и красными от холода ушами бесстрашно трескала мороженое, споря, вкуснее ли шоколадное или фисташковое.

Распахнув двери Гостиного двора, я поначалу растерялся — до того ярко и празднично здесь было. Каждая витрина каждой лавки горела огнями гирлянд, сверкала блестками, игрушками, зазывая покупателей к себе.

Наугад я зашел в первую попавшуюся лавку и, признаюсь, сделал это, потому что оттуда благоухало чем-то потрясающе вкусным.

Миловидная дама в украшенном снежинками платье радушно мне улыбнулась. И ее улыбка стала еще шире, когда она заметила герб на воротнике моего пальто.

— Добрый день, сударь! Добро пожаловать во Французскую лавку мадам Сиу! К вашим услугам лучшие косметические товары со всей Европы. Присматриваете рождественский подарок?

— И как вы только догадались? — улыбнулся я.

— И правда, я ведь настоящая ясновидящая… Кого желаете порадовать, милостивый господин?

Я оглянулся по сторонам: всюду, от пола до потолка стены были уставлены стеллажами с коробочками, флакончиками, пудреницами, зеркальцами и прочим дамским барахлом.

— Хочу присмотреть что-нибудь для сестры, — ответил я, все еще растерянно изучая ассортимент. — И мне совершенно точно понадобится ваша помощь…

Дама слегка поклонилась.

— К вашим услугам. Какие средства предпочитает ваша сестрица?

— В этом и проблема — я понятия не имею. Ей еще рановато пользоваться яркой косметикой, поэтому я думал о парфюмерии. Но боюсь, что не угадаю.

— Ни слова больше, сударь!

Продавщица важно выплыла из-за прилавка, словно царица. Взмахнула руками, и на стойке словно из воздуха возникло несколько флаконов и коробочек.

— Чем хороша юность, так это тем, что ей не идут тяжелые насыщенные ноты, — заговорщически подмигнув, сказала она. — Я предложу несколько вариантов подчеркнуть свежесть и хрупкость вашей прекрасной сестрицы. Даю голову на отсечение, она будет в восторге…

Итак, в первой же лавке я оставил целых десять рублей и здорово пересмотрел взгляды на стоимость женской красоты. Зато Оля теперь могла насладиться ароматами весенних цветов в духах, пудре и еще каких-то баночках… Продавщица развела меня на кучу покупок так профессионально, что даже обижаться на ее мастерство было грешно. Ну ничего, дамы нашего семейства разберутся, кому что достанется. Лишь бы понравилось.

Следующий визит я нанес в лавку Императорского фарфорового завода. Когда бывал в покоях бабушки, заметил, что наша Кивернития была большой поклонницей чайных и кофейных пар. Обомлев от великолепия расписной посуды, я выбрал чайную пару из новой коллекции. Продавец уверял, что каждый предмет расписывался вручную, и, судя по стоимости, расписывали его только златовласые девственницы кровью единорогов в определенные часы суперлуния.

Тем не менее, “женский” вопрос с подарками семье я закрыл. И лишился еще десяти рублей.

Оставался отец, и это было сложнее всего.

— Судари и сударыни! — зазывали юные молодчики в костюмах сказочных героев. — Заходите отведать лучшей белевской пастилы! Готовится только из антоновки и свежайших яиц! Упаковываем в подарочные коробки!

В Гостином дворе царило такое столпотворение, что то и дело приходилось протискиваться и сыпать извинениями.

Пока я бродил по торговым рядам в поисках чего-нибудь интересного для отца, успел набрать целый мешок подарков поменьше. Купил коробку поздравительных открыток — непременного атрибута праздника. Набрал для всех домочадцев и слуг сладостей: конфет, фигурных пряников, золоченых орехов. Все это можно было повесить на елку как игрушки.

В моих пакетах оказались круглые жестяные коробки с леденцами, ларцы с карамелью, шоколадные плитки. И хотя в моде было все греческое, но праздник Рождества имел исконно традиционный дух. Все было украшено и расписано в “дореволюционном” стиле. По-старому, тепло, душевно… И я отчего-то чувствовал себя так, словно и правда вернулся домой.

Наконец я выбрался на второй этаж этой необъятной галереи и перевел дух. Народу здесь было поменьше, и вскоре я понял, почему — ценник был рассчитан на более состоятельных людей.

Тем не менее я умудрился найти среди этого безобразного великолепия лавку с антикварными предметами. Вошел — и пропал.

— Доброго вам здравия, сударь, — древний старец поправил пенсне на переносице и, кряхтя, поднялся из-за большого обитого сукном конторского стола. — Чем могу услужить?

Я рассеянно огляделся. Диковинок здесь было столько, что глаза разбегались.

— Михаил Николаевич Соколов, — представился я. Почему-то захотелось назваться этому дедку. Не ради почтения, которое он должен был проявить к одаренному графскому сыну. Что-то другое внутри меня словно потребовало этого. — Сын графа Соколова, студент Аудиториума.

Старец стряхнул пыль с видавшего виды сюртука и подошел ко мне, опираясь на трость.

— Милости прошу, ваше сиятельство. Семен Яковлевич Бронштейн, владелец этой лавки и большой любитель редкостей.

Я пожал протянутую старческую руку — тонкую, морщинистую, в пигментных пятнах. На удивление силы в ней оказалось куда больше, чем я ожидал.

— Рад знакомству, Семен Яковлевич.

— Чем же моя скромная обитель обязана визиту столь важной персоны?

Вроде бы он не насмехался, а проявлял дежурную вежливость, но все равно прозвучало это несколько издевательски. Впрочем, старик в его возрасте уже мог позволить себе некоторые шалости.

— Я ищу подарок на Рождество для отца, но… Не нашел ничего интересного. Не хочу дарить оружие, кожаные изделия и прочие привычные вещи. Подумал, может в вашей лавке найдется что-нибудь необычное?

— Непременно найдется, ваше сиятельство, — старик обвел пространство вокруг себя свободной рукой. — На любой вкус и кошелек. Полагаю, его сиятельство — не любитель охоты.

— Увы. Рыбалка ему больше по душе.

— И предпочитает проводить время дома, — продолжал старик.

Я кивнул.

— Верно.

— За чтением…

— И снова вы правы, — улыбнулся я.

— Наверняка носит очки.

— Мне начинает казаться, что у вас талант провидца, Семен Яковлевич.

Старик сверкнул парой золотых зубов в улыбке.

— Работа у меня такая, ваше сиятельство. Читать людей как книги. Угадывать то, что скрыто под обложкой…

На мгновение он прикрыл глаза, а я прислушался к ощущениям. Нет, этот дедок точно не был одарен Благодатью — типичный обрусевший еврей. И все же что-то необычное было в фоне, что от него исходил. На удивление живая и цельная аура для человека его возраста. От старцев зачастую веяло приближавшимся концом жизни, но только не сейчас. Бронштейн буквально излучал энергию.

— Итак, ваше сиятельство, насколько мне известно, вы несколько стеснены в средствах… Прошу прощения за столь бестактное замечание, однако я просто пытаюсь сэкономить ваше время.

Я пожал плечами.

— Полагаю, никакой тайны в этом нет. Мой род переживает не самые лучшие времена. По известной причине.

— Однако же вы стали его надеждой, — хитро улыбнулся старик. — Абы кого в Аудиториум не берут. Значит, вы. Милостивый государь, человек особенный. А для особых гостей у меня есть отдельный прилавок…

Он жестом пригласил меня пройти в самый конец вытянутого зала. За рядами старинных зеркал и картин в тяжелых рамах нашелся закрытый шкаф. Семен Яковлевич снял с пояса связку ключей и открыл дверцы.

— Могу предложить две вещицы, которые непременно оценит ваш отец, — старик достал обитый кожей короб и поставил на соседнюю витрину. Отперев замок, он поднял крышку. — Это первая.

— Очки?

— Зачарованные окуляры. Это артефакт, ваше сиятельство. Были созданы по заказу баронессы Мирелли в 1956 году. Состарены искусственно.

Я внимательно рассматривал очки. На вид в них не было ничего необычного — строгая роговая оправа, универсальная форма… Разве что диоптрий я не увидел.

— Какими же свойствами они обладают?

— Баронесса Евгения-Луиза Мирелли славилась любовью к искусству. Особой ее страстью были древние манускрипты. Эти окуляры зачарованы на то, чтобы позволять увидеть выцветшие или стертые записи. Как известно, не все книги сохранили первозданный вид…

Я отошел от коробки на шаг.

— Семен Яковлевич, это очень ценная вещь. Боюсь, сейчас я не смогу ее себе позволить.

Старик внимательно взглянул на меня, словно видел во мне что-то, чего я сам в себе не замечал.

— Я смогу оформить для вас рассрочку. Как только появится полная сумма, вы просто мне доплатите.

— Почему вы готовы пойти на такие условия?

Бронштейн снова улыбнулся. На этот раз одними губами. Получилось почти печально.

— Полагаю, эта вещь понадобится не столько вашему отцу, сколько вам, ваше сиятельство. О вашей семье ходят разные слухи, а я по долгу своей работы внимательно изучаю всю информацию, что до меня доходит… И полагаю, что от этого артефакта будет гораздо больше пользы, окажись он в ваших руках.

Чего-то этот дед недоговаривал. Был соблазн залезть ему в голову и считать мысли, но я остерегся так ломиться в голову дряхлого простолюдина. Хватило уже того, что едва не сделал дурачком Денисова.

— Цена этой вещицы — двести рублей. Для вас — сто.

— У меня с собой двадцать.

— Значит, двадцать. Оставшееся донесете при удобном случае.

Старик убрал очки в изящный футляр и протянул мне. Я потянулся было, чтобы взять его, но в последний момент отдернул руку.

— Семен Яковлевич, я еще молод, но уже знаю, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Вы впервые меня видите и вряд ли знаете, что я за человек. Я ведь могу никогда не вернуться.

— О, вы вернетесь, ваше сиятельство. Знаю, что вернетесь.

— И с чего вы так в этом уверены?

— Я же сказал вам при знакомстве — я умею читать людей как книги и видеть то, что скрыто под обложками. И еще я — ценитель редкостей. А вы — большая редкость, Михаил Николаевич. Кунсткамера по вам плачет…

Как мило. Надо бы включить в завещание пункт, чтобы после моей смерти меня не замариновали в банке, как того же Леньку Пантелеева. А то с аудиториумских умников и не такое станется.

Я достал из кошелька двадцать рублей и протянул антиквару. В заначке оставалась только резервная десятка на случай полного ахтунга.

— Благодарю, ваше сиятельство, — сухие, но ловкие пальцы Бронштейна тут же спрятали ассигнации в карман сюртука. — И жду новых встреч!

Попрощавшись, я вышел из лавки, все еще размышляя над странным поступком старика. Что же он такое во мне увидел? Как понял, что я действительно отдам деньги? Неужели у меня на лбу написано, что я весь из себя совестливый?

Но от раздумий меня отвлек скрипучий голос бабушки.

“Мишенька”, — тихо произнесла она у меня в голове. — “Мон шер, ты меня слышишь?”

От неожиданности я едва не выронил футляр с бесценными очками. Бабушка не любила ментальную связь и пользовалась ею крайне редко. Тем удивительнее, что она сама обратилась ко мне, зная, что сегодня я приеду домой.

“Да, бабушка. Здравствуй. Что-то случилось?”

“Не знаю, мон шер. Мне было видение во сне. Очень тревожное видение. Скажи, мон шер, твоя подруга, та девица Штофф, сейчас с тобой?”

Только этого сейчас не хватало. Я не успел предупредить родню, что планы на рождественские каникулы могут измениться, но сейчас все равно было не лучшее время для этих новостей. Да и что такого могла увидеть Ба? Что мы поссоримся? Какая неожиданность — двое молодых людей поцапались. Конечно, это повод вмешиваться…

“Нет. Я в Петрополе, занимаюсь подарками”, — сухо ответил я. — А Ирэн… Понятия не имею, где она”.

“Найди ее! Быстро, как можно быстрее!”

“Боюсь, не получится”, — вздохнул я. — “Онана меня зла”.

“Все равно найди. Как хочешь, но тебе нужно привезти ее к нам. Девица Штоффов в опасности. И если ты не успеешь вовремя, приведешь смерть и в наш дом”.

Глава 28

“Бабушка, дорогая, ты можешь не говорить аллегориями, а сказать прямо. Что ты видела и что нам угрожает? И причем здесь вообще Ирина?”

Внутри меня поднималась волна гнева. Ну елки-палки, только я наконец-то отвлекся от мыслей о том скандале, развеялся, настроение себе поднял, а меня снова затягивали в эту мелодраму. Ну уж нет, теперь я так просто не дамся.

И если это очередная попытка нашей Кивернитии улучшить семейное положение посредством выгодного брака, то, прости, Господи, но пошли все эти планы к черту! Не до того сейчас.

“Мишель, мон шер…” — начала было бабушка, и по имени, которым она меня назвала, я понял, что она была готова любой ценой меня уговаривать. Чем сильнее она нервничала, тем больше французских интонаций проскальзывало в ее речи. Ох уж это польское воспитание по французской моде.

“Что, почтенная? Я и правда тороплюсь. Пожалуйста, соизволь объясниться”.

“Подробности и образы, что я видела, к делу не пришьешь. Сны и видения не всегда показывают события именно так, как они случатся. Важно то, что они означают. А значат они следующее: твоей подруге Ирине Алексеевне угрожает опасность. За ней идет тьма, и если она погубит эту девицу, то перебросится и на нас”.

“Допустим. Что за тьма?”

“Зло. Дурные намерения. Скрытые дела”.

“Иными словами, некто охотится на Ирину, чтобы добраться до нас?” — попытался я перевести все это на человеческий язык.

“Может так, может иначе. Но если ты не успеешь помешать этой тьме, пострадает наш род — это я уловила точно и отчетливо, Мишель. И у меня есть основания полагать, что это коснется не только нас, но и многих других”.

А вот это уже было куда интереснее. Что такого мог сделать этот абстрактный злодей с Иркой, от чего потом пострадают многие? Ирэн ведь хоть и была прилежной ученицей и толковой менталисткой, но ее ранг упирался в определенный потолок. Ирка справлялась со сложными заклинаниями не силой, а техникой исполнения. Ибо ее природный потенциал был средним… Особенно по сравнению с моим.

Странно это все.

“Я сказала все, что тебе нужно знать”, — торопливо, словно задыхалась, произнесла в моей голове Ба. — “Теперь твой черед действовать, мон шер. Я предупрежу твоего отца, что ты задержишься в городе”.

Договорив, Кивернития резко оборвала ментальный канал, не оставив мне возможности хоть что-то возразить. Я убрал драгоценные окуляры в один из пакетов с подарками и оперся о перила галереи, рассеянно глядя на толпу на первом этаже.

Нужно подумать, и соображать быстро.

Теперь, после слов бабушки, меня не отпускала тревога. Противное волнение поселилось где-то в районе желудка и тянуло, дергало, сосало под ложечкой. Я несколько раз вдохнул и выдохнул, но ощущение никуда не ушло. Значит, силе тоже что-то не понравилось в словах Ба. А раз так, то все и правда могло быть серьезно.

Первым делом я попытался дозваться до Ирки. Глухо, как в заваленной шахте — ни ответа, ни реакции, ни даже отклика силы. Очень прочный ментальный блок. Я и не знал, что Ирэн умела закрываться настолько тщательно.

Ладно, раз не помогают колдовские штучки, попробуем традиционные методы.

Развернувшись на каблуках, я снова направился к лавке Бронштейна.

— Прошу прощения, Семен Яковлевич, — позвал я, перешагнув порог магазинчика. — У вас не найдется работающего телефонного аппарата?

Старик прошаркал меж стеллажей и улыбнулся, завидев меня.

— Разумеется, найдется, ваше сиятельство. Пожалуйте к прилавку.

Возле длинной стеклянной витрины и стойки с кассой нашелся старый дисковый телефон. Я не знал номеров Ирэн наизусть, но смог воспользоваться услугой справочного бюро. Были у моего сословия и бытовые привилегии — аристократам при условии подтверждения личности информация предоставлялась мгновенно.

После того, как я представился и назвал номер своего документа, девушка-телефонистка быстро дала мне номера телефонов городской резиденции Штоффов и особняка в Лебяжьем.

— Что-то случилось? — озабоченно спросил Бронштейн. — На вас лица нет, ваше сиятельство. Быть может, вам нужна помощь?

— Благодарю от всего сердца, но, боюсь, вы не сможете мне ее предоставить.

Я тут же набрал номер особняка на Вознесенском — того самого, где мы как-то коротали время между испытаниями.

Трубку не брали очень долго. Наконец, на десятом гудке, на другом конце провода что-то щелкнуло.

— Петропольская резиденция баронессы Матильды фон Штофф, — ответил запыхавшийся женский голос. — Доброго дня! Чем могу помочь?

— Добрый день. Беспокоит Михаил Николаевич Соколов, наследник графа Соколова. Я разыскиваю свою одногруппницу Ирину Алексеевну фон Штофф.

— Михаил Николаевич! — Обрадовались в особняке. — Это Пелагея. Рада слышать ваше сиятельство!

Пелагея была кем-то вроде младшей помощницы управляющего. Грязной работой не занималась, но помогала со счетами, заказами, контролировала жизнь дома в отсутствие старших…

И если она сняла трубку, значит, Василия там точно не было — иначе ответил бы он.

— Пелагея, душа моя, скажите, Ирина Алексеевна в городе?

— Эх, не застали вы ее превосходительство, Михаил Николаевич. Ирина Алексеевна изволила отбыть сегодня утром. Переночевала и уехала.

— В Лебяжье?

— Собиралась в Лебяжье. Я наняла для нее шофера…

— Понятно. Спасибо тебе большое. И с наступающим!

— И вас с наступающим, ваше сиятельство. Доброго вам здравия!

Я положил трубку на рычаг и взглянул на второй номер, что записал на бумажке. И в этот момент часы пробили два часа дня. Даже если предположить, что Ирка уехала с Вознесенского ближе к полудню, она уже должна была добраться до загородного дома. Если, конечно, как и я, не решила пройтись по магазинам.

Но вряд ли она стала бы вешать плотный ментальный блок — это неразумно. А Ирка, при всей ее стервозности и импульсивности, ни за что не стала бы пугать близких почем зря.

Выходит, бабушка могла быть права.

— Потеряли даму? — улыбнулся Бронштейн.

— Вчера повздорили, — отозвался я, не посвящая торговца в подробности. — А сейчас ее не могут найти.

Бронштейн кивнул, и я тут же принялся набирать номер Лебяжьего. После третьего гудка я услышал знакомый хорошо поставленный голос Василия.

— Загородная резиденция баронессы Штофф, — объявил он. — Чем могу служить?

— Василий, здравствуйте. Это Михаил Соколов.

— Доброго дня, ваше сиятельство, — невозмутимо ответил дворецкий. — Чем могу помочь?

— Василий, Ирина Алексеевна уже прибыла?

— Нет, ваше сиятельство. Но ждем к позднему обеду. Желаете что-нибудь передать?

— А она звонила, когда собиралась выезжать?

— Да, ваше сиятельство, — в голосе Василия промелькнуло удивление, — В четверть двенадцатого.

— И все еще не приехала… Она собиралась куда-то заезжать по дороге?

— Ваше сиятельство, ваши вопросы вселяют в меня тревогу. Соизвольте уточнить, что заставляет вас беспокоиться?

— Что Ирина Алексеевна выехала довольно давно, но так и не прибыла в Лебяжье! — Раздраженно бросил я.

— Задержки в пути в порядке вещей как для Ирины Алексеевны, так и для ее тетушки. Пока что я не вижу оснований для беспокойства. Я доложу о вашем звонке.

— Не стоит. Благодарю, Василий. Доброго дня.

Я положил трубку и озадаченно уставился на исписанный цифрами клочок бумаги. Либо Ирка все еще была в пути, либо что-то случилось по дороге. Ну не верил я, что она могла пропасть, никого не предупредив. Зная трепетное отношение слуг в Лебяжьем, она бы точно нашла способ сообщить Василию о задержке.

— Благодарю, Семен Яковлевич, — я сунул лист в карман и подхватил пакеты.

Старик радушно улыбнулся.

— Не за что, ваше сиятельство. Желаю удачи в поисках.

Я вылетел из здания Гостиного двора так быстро, что едва не врезался в работягу, тащившего здоровенную пушистую елку. Пробурчав извинения, я понесся к парковке.

“Руссо-Балт” и вышколенный водитель нашлись быстро. Заметив меня, мужчина вышел из автомобиля и открыл багажник.

— Прошу разместить покупки здесь, ваше сиятельство, — он взял из моих рук пакеты. — Все прошло успешно?

— Да, — рассеянно кивнул я. — Как вас зовут? Кажется, я не расслышал тогда у Аудиториума.

— Евгений.

— Евгений, наши планы меняются, — я достал последнюю десятку из кошелька и протянул водителю. — Сперва мы едем в Лебяжье. В усадьбу Штоффов. А там — по обстоятельствам.

Евгений жестом отказался от денег.

— Автосопровождение арендовано вами до полуночи, ваше сиятельство. Не нужно ничего доплачивать. До конца этого дня мы с автомобилем полностью в вашем распоряжении. Лебяжье — так Лебяжье.

Я кивнул и нырнул на переднее пассажирское сидение, вызвав удивление водителя.

— Впереди мне удобнее, — пояснил я. — Трогайте, Евгений. И когда выедем на загородную трассу, обращайте внимание на обочины. Если заметите что-нибудь странное — следы, аварии — сообщайте мне.

***

В моменты неизвестности люди делятся на несколько типов: тревожные паникеры, хладнокровные и оптимисты. Я каким-то образом умудрился совместить в себе сразу все. Отключил эмоции, надеялся на лучшее, но морально готовился к худшему.

Поэтому всю дорогу я крутил головой, как бешеная сова — пялился по сторонам, пытаясь разглядеть следы возможной аварии. Из всех причин задержки Ирины скользкая зимняя дорога казалась одной из самых очевидных.

Пока ехали по городу, я прикидывал, что вообще могло случиться. Лучший вариант — Ирка потеряла голову от долгожданной свободы, закрылась ментально и пошла развлекаться. Худший — ее тело сейчас валялось где-нибудь под обломками автомобиля. Самый вероятный с учетом новостей от бабушки — кто-то из тайных организаций прочухал о том, что мы с Иркой были немного ближе, чем друзья, и решил этим воспользоваться.

Если последний вариант был верен, значит, стоило ждать новостей — не удивлюсь, если кто-нибудь попробует шантажировать меня ее жизнью.

— Все чисто, ваше сиятельство, — вздохнул Евгений, выруливая на подъездную аллею усадьбы Штоффов. — Никаких следов аварий.

— Да, сам видел, — отозвался я. — Но все равно заедем. Передам сувенир слугам.

— Как пожелаете.

Очертания полуготического особняка уже темнели над серым небом, когда мы подъехали к парадному входу. Несмотря на то, что ворота усадьбы были открыты, я знал, что за нами уже следили. Служба безопасности Матильды должна была отрабатывать хлеб.

— Откройте багажник, пожалуйста, — попросил я и вышел из машины.

Евгений нажал кнопку, и крышка плавно поднялась. Я обошел автомобиль, чтобы взять из мешка пару коробок сладостей для слуг — не заваливаться же с пустыми руками, и в этот момент заметил автомобиль, который точно не ожидал здесь увидеть.

Рубленный силуэт серого неприметного седана почти полностью спрятался за густыми кустарниками, но я его признал.

Машина Корфа.

Так-так… Не при таких обстоятельствах я планировал организовать нашу с ним встречу. И вряд ли тайный советник бросил свою служебную тачку на ночевку. Значит, нужно готовиться к приему. Но конфет он от меня не получит.

Евгений остался возле своего холеного “Руссо-Балта”, а я направился к лестнице. Как и ожидалось, двери распахнулись, едва я поднялся на пару ступенек. На пороге возник Василий — в привычной наглаженной ливрее, накрахмаленной рубашке и с чопорным выражением лица. Хоть что-то неизменно в этом мире.

— Ваше сиятельство, — поклонился дворецкий. — Не ожидали вашего визита.

— Ирина Алексеевна так и не приехала?

— Увы.

— А что здесь делает машина Корфа?

— Полагаю, ожидает владельца, — с легкой насмешкой ответил дворецкий. — Вальтер Макарович пьет чай в малой гостиной. Соблаговолите составить ему компанию?

— С удовольствием.

Я торопливо вошел в холл, передал лакеям конфеты с приказом открыть и съесть на Рождество, отдал пальто и шарф, а затем направился прямиком в малую гостиную.

Удивительно, но почти что за месяц аромат духов Матильды так и не выветрился из помещения. Казалось, сейчас баронесса выйдет меня поприветствовать, достанет длинный мундштук, отвесит едкий комментарий…

Но особняк все же казался покинутым. Было заметно, что некоторые комнаты специально готовили к приезду Ирэн.

— Ну здравствуйте, Вальтер Макарович, — сказал я, войдя в гостиную.

Корф по привычке привстал в знак уважения, но, заметив меня, сел и взялся за кофейную чашку. В хрустальной пепельнице валялось немало окурков. Значит, он уже был здесь давно. Интересно, зачем?

— Ты любитель сюрпризов, Михаил, как я погляжу.

— Вас я тоже не ожидал здесь увидеть.

— Полагаю, в отличие от тебя, мне была назначена встреча, — Корф залпом допил кофе и взялся за новую сигарету. — Что ты здесь делаешь?

Слуги незаметно прикрыли двери, оставив нас наедине.

— Ищу Ирину, — сказал я, заставив себя сесть. — У меня тревожное предчувствие.

— У меня тоже. Мы с Ириной еще на прошлой неделе в письме договорились, что сегодня я заеду. Она сама предложила дату и время.

— Зачем вам встречаться?

— Если ты забыл, я обещал Матильде приглядывать за девчонкой, пока наша блистательная баронесса охмуряет румынскую аристократию, — огрызнулся Корф.

Тайный советник держался нервно. Ерзал на диване, много курил, постоянно пытался занять руки. Выходит, накрыло не одного меня.

— У моей бабушки было нехорошее видение, — отрапортовал я, не зная, могло ли это помочь Корфу. — Она сказала, что Ирэн угрожает опасность. Какая-то тьма. Беда. И если я не помогу, если не успею вмешаться, эта тьма распространится на мой род и на других людей.

Пистолетыч недоверчиво взглянул на меня поверх кофейника.

— Бабушка точно не в маразме?

— Вы нашу Кивернитию знаете. Она вообще не выходит на связь без веской причины. Экономит силы. И ее сны действительно имеют силу.

Корф задумчиво глядел на тлеющий уголек сигареты.

— Не нравится мне это, Михаил. На Ирину совершенно не похоже.

— Потому я и здесь. Могла она еще куда-нибудь поехать?

— Теоретически — куда угодно, — рассуждал тайный советник. — На деле — вряд ли. Подарки она заказала заранее по каталогу, все уже стоит под елкой. Пока ждал, я выяснил, где Пелагея заказывала автосопровождение для Ирины. Контора чистая, с безупречной репутацией. Даже водителя пробили — десять лет там трудится, бывший автогонщик и специалист по сложному вождению.

— Жаль, что на автомобили не ставят маячки слежения, — вздохнул я.

— Хорошая идея, но не для автомобилей одаренных. На всех артефактов слежения не напасешься. Да и не добьют они далеко. Но к делу, Михаил. У меня есть подозрения, что Ирину могли похитить из-за нас с тобой.

Я кивнул.

— Согласен. При всем уважении к Ирэн, но сама по себе она не является достаточной ценностью. Мы же не в Дакии, чтобы там похищали аристократов за выкуп.

— Именно. В Петрополе подобные преступления совершить сложнее. Поэтому давай думать, из-за кого из нас она могла пропасть.

— Кто знает о том, что вы присматриваете за Ириной?

— В Отделении — многие. Во Дворце в курсе. Некоторые аристократы. Словом, это не секрет.

— Так-то да. Но кто знает, что вы по-настоящему печетесь об Ирине? Я видел ваше отношение и к ней, и к Матильде. Кто может попытаться надавить на вас через Ирэн?

— Список тоже немалый, — ответил Корф. — А что можешь сказать ты? Кто знал о том, что вы с Ириной дружите очень близко?

Хороший вопрос. Сперанские, все наши одногруппники, Ядвига. Орден Надежды точно был в курсе. Возможно, и Темная Аспида. Словом, список был не менее обширным, и многих я мог попросту не знать.

Я поделился этими соображениями с Корфом, и тот нервно потушил окурок.

— Значит, будем копать по порядку. Но прежде… Есть еще один момент. Маловероятно, что по этой причине, поскольку это настоящая тайна, но чем черт не шутит…

— Не понимаю, о чем вы, — я подался вперед, тоже нервно ерзая по скрипучей коже кресла.

Корф скорчил кислую мину и тяжело вздохнул, словно собирался с мыслями.

— Есть в истории рода Штоффов одна черная страница, которую намеренно сделали тайной. И я принимал в этом самое непосредственное участие — помогал Матильде заметать следы. Так что, можно сказать, случись что, вина лежит и на мне.

— О чем вы, Вальтер Макарович?

— Ладно, нет смысла ходить вокруг да около. Раз ты так близок к Ирине, то должен знать. Хотя бы из соображений безопасности, — Корф поднял на меня усталые печальные глаза. — Ты знаешь, как Ирина осиротела?

— Вроде бы родители погибли в аварии…

— Да. Но только Ирина в тот момент была с ними. У нее случился мощнейший всплеск ментальной силы — замеры артефактами потом показывали предел второго ранга.

— И? — спросил я, уже понимая, что услышу.

— Именно ее сила стала причиной аварии. Потом она рассказывала, что родители в тот вечер крупно поссорились на приеме у Шуваловых. По дороге конфликт начал снова разгораться. Ирина, будучи еще совсем юной, перенервничала. Видимо, на почве нестабильной пробуждающейся Благодати и случился столь мощный всплеск. Она убила родителей на месте. Обоих. За одну секунду. Когда автомобиль упал с моста, жива была только Ирина, — Корф снова потянулся за сигаретой. — Только всего этого она не помнит, потому что мы с Матильдой так решили.

Глава 29

Я изумленно застыл в кресле, не в силах что-нибудь сказать. Горло словно перехватило, и я хватал ртом воздух, но не мог издать ни звука.

Корф, бросив на меня быстрый взгляд, налил в чистую чашку немного воды и протянул мне.

— Понимаю, такие подробности о девушке, на которой ты был готов жениться, могут шокировать.

Я выпил всю воду медленными глотками и неожиданно для себя потянулся к лежавшей на столе пачке сигарет. Пистолетыч удивленно моргнул, но ни слова не сказал — лишь пододвинул ближе зажигалку. Курить я не стал — просто глубоко вдохнул запах крепкого табака. Почему-то сейчас это помогло собрать мозги в кучу.

— Значит, Ирэн ничего не помнит о том, что сделала? — хрипло спросил я, вернув сигарету в пачку.

— Это была рискованная операция. Матильда опасалась, что ей не дадут опеку над Ириной, когда наверху выяснится, насколько мощным потенциалом обладает девочка.

— Если я ничего не путаю, Штоффы всегда обладали весьма посредственным рангом Благодати, — перебил я Корфа. — Откуда же у Иры взялись такие силы?

— Хороший вопрос. Мы с Матильдой сошлись на том, что Ирина выиграла в лотерею при распределении силы Осколка. Даже в Аудиториуме до сих пор не изучили все особенности Благодати и не могут объяснить, почему так случается. Но Ирина не первая, кто получил ранг выше, чем был у ее родственников.

Интересное явление. С моей мощной родовой силой было все понятно — Род выбрал мой дух, поскольку я был способен управляться с мощными потоками источника и подходил под решение родовых задач. Но Род представлял собой разумную энергоинформационную систему и принимал взвешенные решения, исходя из потребностей семьи.

Выходит, у Ирки произошло что-то подобное, но только Осколок каким-то образом решил передать ей больше силы? Но ведь Осколок — это просто каменюка, которая содержит в себе определенный уровень силы и поддерживает ее в тех, кто связан с артефактом кровью. Неужели у Осколка тоже было некое подобие разума?

Впрочем, было и более простое, но скандальное объяснение — если отцом Ирины был не среднеранговый Алексей Карлович Штофф, а кто-то посильнее…

Но оба родителя Ирины были мертвы, и эту тайну мы теперь, боюсь, не раскроем.

— Хорошо, — кивнул я. — Допустим, Ирине просто повезло получить высокий ранговый потенциал. Но почему вы согласились на просьбу Матильды? Ведь вам как никому известно, что способны натворить сильные, но неконтролируемые одаренные?

Корф устало потер глаза и вздохнул.

— За мной был должок. Матильда спасла мне жизнь. И пожелала, чтобы я помог ей в уплату этого долга. Ты ведь сам знаешь, Михаил. Долги священны. Поэтому я сам сделал то, о чем она просила.

Я кивнул. Вот оно как, оказывается. А у Корфа и Матильды и правда длинная история…

— Что вы сделали? Рассказывайте, раз уж поставили меня в известность, — потребовал я. — Мало ли что мне однажды придется делать с Ириной. Так хотя бы буду знать, куда не лезть, чтобы не испортить вашу работу.

Корф печально улыбнулся.

— Вряд ли тебе под силу ее испортить. Даже с твоей силой еще много лет придется учиться… Матильда поставила передо мной сложную задачу, настоящее испытание на профессиональную пригодность. Нужно было аккуратно удалить воспоминания об инциденте из памяти Ирины, тонко интегрировать другую версию. Но самая сложность заключалась не в этом. Матильда требовала, чтобы я внушил девочке уверенность в том, что она обладает гораздо меньшим потенциалом. А вот это уже — работа с глубочайшими слоями подсознания. И это по-настоящему сложно.

— Но у вас получилось, судя по тому, что я знаю об Ирине.

— Да, — кивнул Корф. — Фактически она сама себя ограничивает, будучи на сто процентов уверенной, что высшие ранги для нее недостижимы.

— Снимаю шляпу перед вашими умениями, — отозвался я. — Только одного не могу понять. Почему Матильда не хотела, чтобы Ира и дальше развивала способности? Да, ее бы наверняка забрали в пансионат для одаренных, но там бы проследили за тем, чтобы Ира научилась брать силу под контроль. А высокий потенциал мог открыть для нее двери не только в Аудиториум…

— Странно, что именно ты задаешь мне этот вопрос, Михаил. Ты ведь сам уже на своей шкуре понял, чем приходится расплачиваться за обладание могуществом, — он криво усмехнулся. — Что, думал, я не узнаю, что тебя посадили на крючок Аудиториума?

Я дернулся как ошпаренный.

— Откуда?!

Недобрая ухмылка Корфа стала еще неприятнее.

— Когда я говорил, что не могу добраться до Тайного отделения, я не имел в виду, что у нас вообще нет агентов а Аудиториуме. Сперва дошли слухи о некоем загадочном инциденте, повлекшем за собой гибель нескольких знатных первокурсников. Затем кое-кто побегал, порасспрашивал, посплетничал в административном корпусе… И как тебе живется под крылом у Долгорукова?

Теперь настал мой черед язвительно ухмыляться.

— Милый дедок. Но руки у вас и правда не настолько длинные, раз вы не знаете, что стараниями Ордена Надежды с меня сняли этот ошейник. Забавный был кровавый ритуал.

Тайный советник лишь удивленно вскинул бровь, взглянул на часы и приглашающим жестом велел мне говорить. Только сперва почти незаметно повесил над нами непроницаемый купол.

— Излагай, Михаил. Раньше облегчишь душу — больше ночей проспишь крепко.

Ну, это сильно вряд ли, потому что мне скоро снова придется вернуться в самый эпицентр этой вакханалии.

Я отпил немного воды и начал длинный рассказ. О княжичах и их странном задании, о заначке Афанасьева и странном артефакте-маячке. Об Ордене Надежды и Темной Аспиде, которые сцепились между собой так, что щепки летели. О ритуале клятвы Аудиториуму и кровавой чаше, с помощью которой Мустафин и компания избавили меня от зависимости.

Корф слушал меня внимательно и не перебил ни разу. И чем дальше я двигался в описании событий, тем большее удивленное выражение принимало его лицо.

— Так, Михаил, погоди. Давай-ка кое-что уточним. Ронцов — бессмертный?

— Ага, — кивнул я. — Только, чую, с Нового года он будет именоваться Воронцовым. Такая вот интересная мутация у бастарда случилась. Пока срок не подойдет, не помрет.

— Занятно. Об этом мне не сообщили. А я все гадал, зачем Долгоруков тогда вызвал к себе вас обоих. Теперь все встало на свои места. Тебе удалось выяснить имена всех членов ячейки?

— Да.

Корф деактивировал купол, позвенел в колокольчик, и через несколько секунд в дверь протиснулся лакей.

— Чем могу служить?

— Принесите, пожалуйста, пару листов писчей бумаги, — распорядился Пистолетыч. — И еще кофе, если вас не затруднит.

— Разумеется. Сию минуту!

Пока слуги суетились, выполняя поручение, я перевел дух и собрался с мыслями. Не знаю, почему, но мне ужасно не хотелось сдавать Грасс. Ведь за именем каждого человека в этом списке была своя история, полная несправедливости, унижений, обид и боли. Я хорошо знал лишь то, что случилось с Аней, но не сомневался, что и у остальных были свои мотивы бороться за идеи Ордена.

Да и Мустафин оказался совершенно адекватным — и куратором, и лидером заговорщиков. Под пули и заклинания студентов не бросал, постоянно напоминал о необходимости держать себя в руках, многократно перепроверять сведения и настаивал на том, что насилие было лишь крайней мерой. Этакий гуманист от революции. Но история не щадила и таких.

Когда на столике оказались дымящийся кофейник и блокнот, а слуги испарились, Корф снова активировал купол и достал из-за пазухи ручку.

— Пиши все, что выяснил об Ордене Надежды. Имена, прозвища, контакты, места. Ритуал особенно подробно описывай. Важная каждая деталь.

Я занес ручку над чистым листом, но помедлил и поднял глаза на тайного советника.

— Что с ними будет? Каторга?

— Михаил, мы не в девятнадцатом веке живем, — оскорбился Корф. — Проверка с ними будет. Наш император довольно мягок с преступниками. По моему мнению, порой даже излишне мягок. Вот и распоясались, орденов и ячеек посоздавали…

— Я о другом, Вальтер Макарович. Не сочтите это за симпатию к членам ячейки, но… Те, с кем я познакомился, не террористы. Не могу сказать, что они совсем уж безобидные, но не отморозки и не сволочи бессердечные. И руководит ими честный человек. И, признаюсь, мне будет непросто смириться с осознанием, что я отправил почти десяток славных людей на гибель.

— Гибель им не грозит, в этом я могу тебя заверить. Если сами на рожон не полезут и не устроят какую-нибудь массовую резню, то никто их специально убивать не станет. Больше скажу, для нас эта ячейка — не самоцель, а ниточка, чтобы выйти на их главного. Отделению известно, что ячеек несколько и что занимаются они разными задачами.

— Я еще не выяснил, кто ими руководит. Кажется, с ним виделся только главарь нашей, да и то имени нам не назвал.

Корф скривился.

— Разумеется. Он же не полный идиот. Пиши, Михаил. Даю слово, что сперва будет проведена детальная проверка по каждому имени, что ты укажешь. Не твоя забота, как именно мы будем это делать, но, поверь, мы умеем отличать обиженных юнцов от действительно опасных преступников. Твоим студентам повезло, что им сделают большую скидку на возраст и отсутствие мозгов. Судя по тому, что ты рассказал, там даже сажать особо некого. Пока что… Поэтому пиши, Михаил. Ты большой молодец. Не ожидал, что ты справишься так быстро.

Я хмыкнул, едва ли не впервые удостоившись похвалы от тайного советника. Впрочем, если смотреть на ситуацию объективно, я много косячил, но с задачей справлялся.

Корф снова закурил, а я, вздохнув, принялся строчить показания. Часы дважды пробили по четверти часа, я успел походя выпить две чашки кофе, да и на улице к этому моменту стемнело. А я все писал.

Наконец, когда все важное было перечислено, я отложил ручку и размял натруженное запястье. Корф тут же взял исписанные листы и, пробежавшись по ним взглядом, тут же сложил и убрал во внутренний карман своего вечного кожаного пальто. Странно, что он не отдал его слугам. Хотя порой мне казалось, что Пистолетыч был неотделим от этой своей кожаной хламиды. Наверняка и спал в ней.

— Еще раз скажу — ты пока что неплохо справляешься, особенно на фоне побочных трудностей, связанных с твоим положением, силой и наличии Темной Аспиды, — сказал тайный советник. — И все же будь осторожен. Ты взял очень быстрый старт, а внедрение — это все же марафон. Не гони коней.

Я кивнул.

— Я и не собирался торопиться, честно. Видимо, аура у меня такая — вечно оказываюсь в центре какого-нибудь бардака.

Корф позволил себе улыбку. Не хищный оскал, не мерзкую ухмылочку, а нормальную человеческую улыбку. Впервые за весь день.

— Если так пойдет дальше, после выпуска получишь от нас приглашение. Я серьезно. У тебя, юноша, талант.

— Вы сделали такой вывод лишь на основании одного задания? — ехидно отозвался я.

— Похвалу вымаливаешь, Соколов?

— Нет. Меня же толком никто не научил, как должен вести себя тайный агент. Ну, если не считать пары лекций. Все делаю по наитию.

— Вот именно поэтому у тебя большие шансы оказаться в Тайном отделении. Если захочешь, конечно. А в этом я не уверен.

О, я тоже сомневался. Слишком уж часто на этой службе мне приходилось выбирать между долгом и собственными представлениями о хорошем и плохом. С другой стороны, порой я с ужасом осознавал, что “подсел” на риск и это щекочущее затылок чувство опасности. Привык к нему настолько, что чувствовал себя неуютно в моменты спокойствия.

Поздравляю, Миха, ты у нас, кажется, адреналиновый наркоман.

— Слушай дальнейшее задание, — Корф подался вперед, едва не задев полой плаща чашку из тончайшего костяного фарфора. — Конечная цель — выяснить, кто руководит всем Орденом Надежды. Нужны хотя бы наводки и даже самые размытые сведения — мы здесь разберемся, что к чему. В ячейке проявляй умеренную инициативу. От поручений не отказывайся, но и оголтелого революционера из себя не строй — не поверят и начнут подозревать неладное.

— Понял. А что с Темной Аспидой? Я расписал, что Орден Надежды отрицает причастность к бойне на Смотре. Глава ячейки утверждает, что Темная Аспида таким образом решила выставить Орден чудовищами.

— Что ж, даже если так, Аспиде это удалось, — ответил Корф. — Эти сведения мы непременно проверим. Правда, не уверен, что получится вытащить много. Но привлечем все резервы. Вопрос действительно важный. Я не намерен вешать на Тагматис Эльпидас больше, чем они натворили.

— Весьма благородно с вашей стороны, — с легкой иронией улыбнулся я.

— А ты считаешь всех нас беспринципными стервятниками, которым лишь бы дело закрыть и побольше людей за решетку упечь? — Раздраженно бросил Корф и закурил. — Так что ли?

Я даже смутился от столь резкого вопроса.

— Нет, но…

— Все мы давали присягу служить государю и государству. А государство — это не только верхушка аристократии, но и люди, благодаря которым твои однокурсники позволяют себе мундиры за сотни рублей, туфельки с жемчугом и лошадей по цене поезда. Тайное отделение обязано поддерживать порядок и безопасность подданных. Увы, мирные методы работают не всегда.

— Так я же вас ни в чем не обвиняю…

— Поверь, мне хорошо известно, что о нас думают люди, — хмуро продолжал Пистолетыч. — Опричники. Стервятники. Душегубы. Если в чем и сходятся чернь и аристократия, так это в неприязни к нашему брату.

— Это, должно быть, обидно.

— Обидчивые у нас надолго не задерживаются, — отрезал Корф. — В конце концов, кто-то должен выполнять эту работу. Иначе начнется полный бардак. И в моменты, когда ты будешь глядеть в ясные глаза своих юных революционеров, помни, что ты выполняешь свое задание во имя порядка и мира. Усвоил, Михаил?

— Да, — тихо ответил я. Осталось еще самому с этим примириться.

— Славно. Что до Темной Аспиды, то постарайся взять и этот вопрос в работу. В эту структуру ты не проникнешь — положением не вышел. Но если они выяснят, что ты сотрудничаешь с Орденом Надежды, могут попытаться тебя убрать. И на этот раз они отправят не неопытных княжичей, а серьезных людей. Так что будь осторожен.

Корф протянул было руку, чтобы снять купол, но я его остановил.

— Разумеется. Вальтер Макарович, позвольте еще вопрос?

— Давай.

— Зачем вы рассказали мне правду о потенциале Ирэн?

— Затем, что это еще один риск. Мы с Матильдой надежно заметали следы, но если правда о способностях Ирины просочится… Сам догадаешься, что будет?

Я вздохнул.

— Если она сама узнает правду о себе и о том, что сделал с родителями… В лучшем случае случится нервный срыв. В худшем может и вовсе умом тронуться. А если общественность или просто ваши недруги узнают, что вы годами скрывали эту правду, то у вас, Вальтер Макарович, будут большие проблемы на службе.

— Как деликатно ты сформулировал вопрос о моей принудительной отставке с волчьим билетом, — криво улыбнулся Корф. — Но в целом ты прав. Матильде тоже придется несладко. Словом, ты должен учитывать все риски.

— И вы полагаете, что исчезновение Ирэн может быть связано с этим?

— Не знаю, Михаил. Пока мы с тобой гоняем чаи и точим лясы, мои люди рыщут по городу. И думаю…

Он резко умолк, услышав шум автомобильных шин. Не сговариваясь, мы повскакивали со своих мест и бросились к окну.

К ярко освещенному парадному крыльцу подкатил мордатый представительский “Форд”, и водитель в темном костюме выскочил, чтобы помочь пассажиру выбраться. С заднего сидения вышла Ирэн собственной персоной. Взглянула на дом, улыбнулась и, подхватив сумочку, направилась к лестнице. Водитель тем временем вытаскивал ее многочисленные чемоданы.

Мы с Корфом переглянулись.

— Вот и нашлась наша Ирочка. Сама по себе…

— Пойдем поздороваемся, — хмуро сказал Корф и направился к дверям.

Я последовал за тайным советником, кожей ощущая его гнев и напряжение. Ох, сейчас кому-то влетит по первое число за опоздание…

Ирина тем временем сбросила шубу на руки лакею, тепло поздоровалась с Василием и удивленно уставилась на нас — очевидно, слуги не успели предупредить ее о гостях.

— Дядя Вальтер! Миша? А ты что здесь делаешь?

Корф, уже багровеющий от гнева, кивнул в сторону малой гостиной.

— Идем, Ирина. Нужно поговорить.

Ирэн переобулась в домашние туфельки и, пожав плечами, направилась в гостиную.

— Что-то случилось? На вас обоих лица нет. Ей-богу, словно кто-то преставился.

— Где ты была? — не выдержал я. — Мы всех на уши подняли!

— А разве вам не позвонили? — удивилась девушка. — У нас почти на самом выезде из города сломался автомобиль. Пока связались с компанией, пока пригнали другую машину и выгрузили все вещи…

— Ты уехала из города в начале двенадцатого! — Рявкнул я. — Где ты шлялась?

Лицо Ирины резко ожесточилось.

— Михаил, ты ничего не перепутал? Орешь на меня в моем же доме и это после того, что наделал. Скажи спасибо, что я в благодушном настроении и приглашаю тебя отужинать с нами.

Вот уж снизошла так снизошла! Тьфу ты.

— Михаил прав, — внезапно поддержал меня Корф. — Твоя поездка слишком затянулась. Даже с учетом смены автомобилей ты не могла провести столько времени в дороге. Где была? И прежде, чем ты попытаешься что-либо возразить, напомню, что в отсутствие Матильды я несу за тебя ответственность.

Ирэн нахмурилась, влетела в распахнутые двери, поморщилась от повисшего в воздухе дыма и рухнула на диван.

— В салоне красоты я была, черт возьми! Маникюр, педикюр, стрижка, маски… В Аудиториуме, знаете ли, не до процедур было. А я хочу встретить Рождество в человеческом обличьи!

Я молча опустился в кресло, закрыв лицо руками. Испанский стыд. Накосячила она, а неловко было мне. Корф проглотил тираду и задал только один вопрос.

— Так почему до тебя было не дозваться?

— Не хотела, чтобы меня беспокоили. Можно мне хоть иногда побыть наедине со своими мыслями?

Пистолетыч устроился на диване рядом с Ириной. Молча налил себе кофе и снова закурил. Я разглядывал действительно немного посвежевшую Ирку. Не знаю, что там с ней сделали в том салоне красоты, но особой разницы я не заметил. Вроде волосы по-другому лежали, но остальное… Ох, женщины… Любовь и боль.

— Я прошу прощения, — наконец изрекла Ирина. — Следовало предупредить тебя, дядя Вальтер, но у меня попросту вылетело из головы.

— Что, свобода опьянила? — тихо огрызнулся я.

— Да. Не думала, что настолько соскучусь по Петрополю и простым человеческим радостям. Кстати, дядя Вальтер, у меня есть для тебя подарок!

Я развалился в кресле. Напряжение немного меня отпустило, и скукоженные мышцы чуть расслабились. Но под ложечкой все равно немного сосало. Если бабушка была права, то какая опасность сейчас угрожала Ире? Неужто Корф? Да ну, бред.

— Твой подарок под елкой, — сказал Пистолетыч. — Откроешь рождественским утром.

— Ага. А твой я подарю тебе сейчас, — улыбнулась Ирэн и покосилась на меня, словно не хотела дарить его при свидетелях. Я демонстративно отвернулся и уставился на портрет над каминной полкой. Детский сад.

Я слышал шорох ткани, затем зашелестела бумага.

— Вот. С наступающим, — услышал я.

— Спасибо, милая.

Судя по шорохам, Ирэн полезла обниматься. И в этот момент что-то ударило меня в затылок с такой силой, словно кто-то огрел меня медным тазом по голове. Только вот удар этот был ментальным.

Я резко развернулся и словно напоролся на непробиваемую стену. Сам воздух в гостиной дрожал и искажал контуры предметов и людей. Я попытался встать — пришлось даже зачерпнуть немного силы из источника, чтобы преодолеть это странное сопротивление.

— Что… Что ты делаешь?

Корф медленно повалился набок, держась за живот. Вроде бы глаза его были открыты, он беззвучно шевелил губами и не мог ничего сделать. Ирэн оглянулась на меня безумными широко открытыми глазами.

На меня накатила еще одна ментальная волна — такая мощная, что я рухнул на пол. Воспользовавшись этим, Ирэн тут же выбежала за дверь.

Я быстро поднялся и продрался к Корфу сквозь плотный воздух. Тайный советник лежал на диванчике, держась за стремительно алеющий бок.

— Эй! Корф! — позвал я. — Говорить можете?

Он лишь отнял одну руку и указал себе на голову.

Кровь из раны пошла сильнее.

Глава 30

Я оглянулся на двери, в которые выскочила Ирина — девчонка развила спринтерскую скорость и исчезла в анфиладе комнат. Лишь топот ее домашних туфель удалялся, да были слышны встревоженные возгласы слуг.

Но сейчас было не до Ирки и ее безумств. Корф истекал кровью и не мог говорить. Судя по всему, Ирэн шарахнула по нему ментальной силой так мощно, что тайного советника почти что парализовало.

А если так, то… Своевременно он меня предупредил. Вот уж не зря говорят, что у сотрудников подобных организаций с годами вырабатывается чутье.

— Вальтер, я сейчас попробую остановить кровь, — сказал я, опускаясь на колени возле пропитавшегося кровью диванчика. — Буду работать чистой силой, на другое времени нет. Будет больно.

Корф лишь вытаращил глаза и попытался что-то промычать, но, судя по всему, не возражал. Я сбросил пиджак, быстро задрал рукава рубашки и приложил обе ладони к ране, взывая к родовому Источнику.

“Он нужен. И нужен живым. Он — наша ниточка, чтобы весь этот бардак закончился, и нас оставили в покое”, — тараторил я духам, выторговывая доступ к резервам силы.

“Не медли”, — отозвался Род. — “Бери сколько нужно”.

На этот раз хотя бы быстро договорились. Я словно на пару секунд вышел из тела и оказался в пространстве, что занимали наши духи. Передо мной возникли потоки силы, и я тут же отделил толстую нить от целебного.

Не было времени на “Живую” и “Мертвую” воды, не было времени ни на что. Ирэн пронзила Корфа чем-то длинным и острым вроде иглы, спицы или заточки. А это означало еще и внутреннее кровотечение. Если не успею залатать вовремя, хирургия окажется бессильна.

— Терпите, — приказал я и протянул в реальное пространство поток силы. Визуализация выглядела потрясающе красиво — переливалась, искрилась, фонила… Я протянул конец потока прямиком к ране, как иной раз дачники тянут шланг от насоса из колодца. Сила полилась прямо в тело тайного советника, а мне осталось направлять ее в верное русло, корректировать поток и конфигурировать распределение.

Корф застонал.

— Ммм… Иииии…

— Тихо! — рявкнул я. — Не мешайте вам жизнь спасать! Потом матами крыть будете!

На удивление к нам в зал не прибежал никто из слуг. Что же с ними сделал Ирка? Или они просто испуганно попрятались, боясь хозяйкиного гнева?

Ладно, с этим разберемся чуть позже.

Кровь остановилась. Я разорвал рубашку на Корфе и в первый момент отшатнулся — весь живот и грудь тайного советника были исполосованы уродливыми старыми шрамами.

— В экую мясорубку вы попали, — шутил я, больше стараясь подбодрить себя, нежели его. — Ну, если такое пережили, то Ирка вам не страшна…

Поток продолжал литься, и судя по тому, сколько силы отдавал Источник, дела у Пистолетыча и правда были плохи. Кто знает, чем бы все это закончилось, не окажись я в комнате.

Наконец на лицо Корфа начали возвращаться краски.

— Вот что родовая сила животворящая делает, — улыбнулся я и осторожно дотронулся до раны. Она затягивалась прямо на глазах.

Корф уже смог пошевелиться и снова с мычанием постучал себя пальцем по виску.

— Ммммм!!

Чего он хотел? Неужели Ирка на него какой-то блок повесила?

Убедившись, что рана стала выглядеть гораздо лучше, я перенес руки на лоб Пистолетыча. Он дернулся от моего прикосновения, но стиснул зубы.

— Так… Сейчас посмотрим.

“Б… Бл…” — попытался кряхтеть он ментально?

— Вы о речевом блоке или просто материтесь?

Видимо, все же подразумевался блок. Я быстро пробил поверхностную защиту — многострадальный тайный советник дернулся, словно его долбануло током, но, встретившись со мной глазами, кивнул. Дескать, работай, парень. Сдюжим.

Отбросив ошметки защиты, поверхностных воспоминаний и прочей ненужной информации, я начал прицельно искать блок. У Ирки не было времени его прятать, значит, он будет похож на энергетическое уплотнение. Вроде нароста или узелка.

Ищи, Миха, ищи!

Я носился по разуму Корфа, судорожно осматривая все, что попадалось на глаза. И наконец нашел!

— Ох и ни хрена ж себе! — Вырвалось у меня, когда я увидел визуализацию созданного Иркой заклинания. — Это было не просто уплотнение. Это была чертова опухоль размером с половину мозга. Только спрятала она ее хитро.

Но не успела поставить защиту на свою работу.

— Сейчас тоже будет больно. Просто кошмар как больно. Она влепила этот блок вам прямо на живую. Держитесь, Макарыч.

Корф кивнул и вцепился пальцами в подлокотник и спинку дивана, готовясь принять боль.

Я старался действовать как можно аккуратнее, но в текущих условиях это было роскошью. Пистолетыч взвыл, когда я началотрывать нарост с области разума, отвечавшей за мысли и речь. Прости, мужик, так надо.

Часть уплотнения сорвалась и отлетела прочь, и я для надежности испепелил ее боевым потоком. Ибо нефиг мусорить в голове. Осталась вторая половина — та, что блокировала контроль над телом.

В этот раз я просто зарядил в нее мощным потоком, словно вырезал лазером. Корф истошно завопил, забился подо мной, и пришлось навалиться на него всем весом, чтобы закончить начатое.

Если после такого он еще сможет ходить и разговаривать, с меня коньяк.

— Все… — я рухнул в сторону, уже на лету уничтожая последнюю часть блока. Не удержал равновесие и скатился с дивана на пол, опрокинув чашку. Еще и получил в лицо кофеем. Хорошо хоть, остывшим.

— Ми… Михаил, — хрипло позвал Пистолетыч. — Как ты?

— Я-то нормально. Вы как?

— Жить буду. Твоими стараниями, — он попытался сесть и с усилием ухватился за спинку дивана. Я заметил, что подлокотник треснул под его пальцами.

— Михаил, найди Ирину. Если ты в силах… Найти и останови ее.

Я устало привалился к креслу. Нужно было перевести дух. Пусть пользовался я не своей силой, но все равно спешка и контроль над ней здорово выматывали.

Корф снова попытался встать.

— Куда?! — рявкнул я так, что он изумленно на меня обернулся. — Сидеть! Я вас наспех латал. Не дай бог рана опять закровит.

Я ожидал, что Пистолетыч начнет возражать, но он послушно опустился обратно на окровавленный диван.

— Вам нужно в больницу. Пусть доктор посмотрит.

Корф решительно мотнул головой и закурил.

— Нельзя мне в больницу. У меня высокий чин. Если выяснится, что на меня было совершено нападение, в Главном управлении Отделения всех на уши поставят. Начнут копать где не следует, и все наши тонкие ниточки оборвутся. Ирину могут вообще под суд отдать. И, кроме того, я всерьез могу лишиться своего поста после этого инцидента, — Корф выдохнул тонкую струйку дыма и уставился на меня в упор. — Поэтому никому ни слова. Уяснил?

Дерьмовый расклад.

— Я не целитель. Да, сейчас вам полегчало, но я все же неквалифицированный специалист. Поэтому давайте договоримся — я иду ловить Ирину, а вы сидите на заднице ровно.

— Вот и всплыл твой пролетарский лексикон. В вашем мире все так разговаривают?

— Почти, когда в стрессе, — огрызнулся я. — Мы договорились? Это в ваших интересах, если не хотите на операционный стол.

— Согласен! — раздраженно буркнул Корф. Явно испытывал муку от собственной беспомощности.

Я снова взглянул на его рану. После того, как я отделил поток, заживление пошло медленнее. Часок точно придется посидеть, благо у самого Пистолетыча был хороший резерв для быстрого восстановления.

— Найди Ирину и обезвредь. Любыми способами. У тебя есть разрешение на использование любого ранга силы. В случае угрозы твоей жизни со стороны Ирины… — лицо тайного советника болезненно скривилось. — Ликвидируй.

Я встретился с ним глазами. Корф смотрел на меня в упор и выдержал мой ошарашенный взгляд. Инстинктивно сглотнув слюну, я кивнул.

— Вас понял.

И вышел, не оборачиваясь.

Наверное, так и проходят боевое крещение или какие там испытания предусмотрены для сотрудников. Мне только что дали разрешение на убийство девушки, которую я поклялся защищать. Которую сам Корф должен был защищать.

Но я не хотел убивать ее, не выяснив причины.

Одно было понятно точно — кто-то снял с нее блок. А это было под силу кому-то очень хорошо подготовленному. Радамант? Он первым пришел мне в голову — ведь он уже ковырялся у Ирки в голове. Мог заметить аккуратные спайки на месте старых воспоминаний.

И в интересы Радаманта вполне могло укладываться устранение Корфа. А тут Ирка — девочка-припевочка, которой Пистолетыч доверял и от которой точно не ждал ножа в спину. Идеальная кандидатка на роль убийцы.

Я с ревом вылетел в холл особняка.

— Василий!!! Где она?

Из-за угла выглянул напуганный до чертиков лакей.

— Ннн-на верху, — заикаясь, пролепетал он. — У-убежала н-наверх…

Я рванул по лестнице, на ходу пытаясь ментально дозваться до Ирины. Может и ответит, чем черт не шутит.

“Ира! Где ты?”

Я понял, что она меня услышала. Но ничего не ответила. И все же ментальный канал установился.

Первым делом я пронесся по всему второму этажу, заглядывая в каждую дверь. Начал со спальни Ирэн — пусто. Выбил дверь в покои Матильды — тоже никого. Так я пробежался по всему этажу — Ирки нигде не было.

“Ира, я хочу помочь. Слышишь? Помочь!”

“Поздно, Миш”, — тоскливо вздохнула девушка в моей голове. — “Здесь уже никто не поможет”.

“Где ты? Позволь тебя найти!”

“Наверху”.

“Я на втором этаже. Тебя нигде нет”.

“На самом верху”.

Я остановился. Точно, была ведь маленькая лестница, которая вела в башенку во флигеле. Оттуда можно было через окно выбраться на крышу. Однажды Коля Сперанский мне ее показывал. Только Матильда запрещала вылезать.

Я ненавидел высоту и крыши. Терпеть не мог высоту. До тошноты и дрожи в коленях. Что ж, грядет еще одно испытание воли.

Бегом я долетел до флигеля и ворвался на узкую винтовую лестницу, что поднималась в башенку. В таких наверняка могли творить художники — свет со всех сторон, романтика… Только вот сейчас никакой романтики не было.

А мне было страшно. Потому что сегодня остатки того, на чем держался мой шаткий мирок, грозились развалиться окончательно.

— Ира! — я выглянул в распахнутое окно и заметил, что внизу начали собираться люди. Сбежались на крик слуги, встревожилась охрана.

Я осторожно вылез и, стараясь не глядеть вниз, почти ползком перебрался на крышу. Ирэн была босиком — стояла, ухватившись за дымоход, и испуганно таращилась на меня.

— Вот ты где, — я выдавил из себя улыбку, стараясь успокоить ее. — Зачем так высоко забралась?

С Иркой явно творилось что-то не то. Никогда не видел ее настолько потерянной и раздавленной.

— Они скрывали, — тихо сказала она, и ее голос почти заглушил порыв ветра. — Скрывали от меня правду. Я чудовище!

— Каждый по-своему защищает близких, — отозвался я, потихоньку приближаясь к девушке. — Ты поэтому напала на Корфа?

Ирэн испуганно мотнула головой.

— Голос… Голос. Он мучил меня. Истязал до тех пор, пока я не сделала то, чего он хотел.

Значит, контроль разума. Причем беззастенчивый, грубый. Кто-то не просто раскроил Ирке черепушку и вытащил то, чего ей не следовало знать, но и заставил действовать по своей указке. И этот кто-то явно ничего не боялся.

— Но теперь все закончилось, — ответил я. — Закончилось, Ир. Ты дома, в безопасности… Я с тобой.

Я говорил какую-то чепуху, стараясь успокоить ее тоном своего голоса. Ира молча роняла слезы, но отшатывалась от меня каждый раз, когда я шагал к ней.

— Миша, уходи! Уходи, прошу!

— Я уйду, но с тобой. Мы все уладим. У меня уже есть план.

Ира снова исступленно замотала головой, а затем обхватила ее обеими руками, едва не соскользнув к краю покатой крыши.

— Нет! Тебе нельзя! Нельзя здесь быть. Голос снова мне приказывает!

— Что он тебе приказывает?

— Он… Он хочет, чтобы я тебя убила. Он тебя ненавидит… Я чувствую это, чувствую его ненависть и презрение. И не могу им сопротивляться, они овладевают мной, заставляют меня. Не могу, Миш! Но я не хочу… Он будет мучить меня, пока я не сделаю то, что он велит. Больно… Больно…

Однажды я уже снял с нее контроль Радаманта, значит, и в этот раз получится прочистить ей мозги.

— Все будет хорошо, — сказал я и шагнул к ней.

Ира испуганно шарахнулась от меня, соскользнула к самому краю крыши, но успела ухватиться за каменную статую, что украшала особняк.

— Есть только один вариант, чтобы все было хорошо, — улыбнулась она и разжала руки.

Ее ноги поехали вниз. Я метнулся к ней, дернулся, чтобы повесить на нее “Берегиню”, но Ира, словно предугадав мой порыв, ударила в меня мощной ментальной вспышкой и сбила заклинание.

— Черт!

Резануло по глазам, пробрало дрожью и спазмом — всего на секунду, но этого было достаточно, чтобы опоздать.

Иры больше не было на крыше.

Вся кровь отлила у меня от лица, а дыхание перехватило. Я осторожно подошел к самому краю и свесился вниз.

Она лежала внизу, на обломках живой изгороди, среди пожухлых присыпанных снегом цветов.

“Я не хотела тебя убивать”, — тихо сказала Ирэн и затихла.

***

Императорская Военно-медицинская академия занимала целый квартал в том месте, где в моем мире располагалась станция метро “Площадь Ленина”. Разумеется, здесь ни о каком Ленине речи не шло, зато Финляндский вокзал вполне себе существовал, а на месте памятника и фонтанов был разбит цветник.

Улица академика Лебедева, на которой располагалось Военно-медицинская в моем мире, здесь носила название Нижегородская.

Такси припарковалось аккурат перед главным входом — за изящным кованым забором простирался небольшой сквер, а за ним высилось двухэтажное здание главного корпуса академии. Стеклянный купол отражал блики зимнего солнца и даже немного меня ослепил.

Я протянул водителю рубль и быстро вышел, а машина тут же отчалила в сторону моста.

— Доброго дня! — поздоровался я с вахтером на КПП.

— Добрейшего здравия! Вы студент или посетитель к хворым?

— Хочу навестить больного, — сказал я и протянул паспорт. — У вас размещена Ирина Алексеевна фон Штофф, должна пребывать в Лечебном корпусе в Отделении ментальных болезней.

— Сейчас проверим… — вахтер уткнулся в большую папку, и, ворча что-то под нос, принялся листать страницы. — Так… Штофф… Штофф… А, нашел! Да, все верно. Приемные часы сегодня до семнадцати.

— Я успею, обещаю.

Переписав мои данные, вахтер вернул мне документы и нажал на кнопку. Двери с шипением отворились, пропуская меня во двор академии.

Да уж, Корф устроил все по высшему разряду. Я плохо помнил тот вечер — события перемешались в кашу воспоминаний. Шум, беготня, причитания… Вроде бы я тогда спрыгнул с крыши под “Берегиней” и дрожащими руками пытался оказать Ирке помощь.

Лекари приехали очень быстро — или мне так показалось. Моментально увезли, по распоряжению Корфа — прямиком в Военно-медицинскую. Травмы были плохо совместимы с жизнью, но доктора сотворили чудо. Ирэн выжила. Другой вопрос, что физически она могла восстановиться, а ментально…

Военно-медицинская академия была не просто “блатным” местом, а почти что настоящим санаторием. Правда, с единственным неудобством — здесь всюду шастали голодные до знаний и практики студенты-лекари. Некоторые после прохождения обучения здесь отправлялись на повышение квалификации в Аудиториум. Совмещали оба вида медицины, так сказать.

Улыбчивая сестра на посту снова проверила мои документы и выдала мне дежурный халат и бахилы.

— Прошу надеть, ваше сиятельство. Здесь, конечно, не хирургическое, но все же…

— Слушаюсь и повинуюсь, — улыбнулся я. — Не подскажете номер палаты Ирины фон Штофф?

— Четвертая. Прямо по коридору до конца. Предпоследняя дверь с правой стороны. Только… — сестричка замялась. — Не в сознании она. Ввели в искусственное беспамятство, пока ждем нашего главного менталиста из командировки. Боюсь, бедняжка вас даже не услышит. Она сейчас все равно что… Простите. Я говорила, не подумав. Не хотела усугублять вашу печаль.

— Ничего, — кивнул я. — Я знаю, что она в глубоком сне. Просто хочу убедиться, что с ней все в порядке. Мне так будет спокойнее.

— Разумеется, ваше сиятельство.

Откланявшись, я быстро нашел нужную палату. Но перед тем, как отворить дверь, почему-то остановился. Воспоминания о том, что совершила Ирка, хлынули на меня потоком. Ну как же мы все это проморгали? Как же я так глупо не успел? И как она будет со всем этим жить, когда очнется?

Если вообще очнется.

Собравшись с мыслями, я потянул дверь на себя и тихо скользнул в палату. Несмотря на дневное время, шторы были плотно задернуты, и в помещении царил полумрак. Палата оказалась одноместной, с хорошим ремонтом — не иначе Корф постарался выбить лучшую.

Я с трудом заставил себя взглянуть на кровать и дернулся от неожиданности, когда увидел, что у Ирины уже был посетитель. И совершенно не тот, кого можно было ожидать.

— Знал, что ты к ней придешь, — печально улыбнулся Радамант и бережно, почти с любовью, отпустил руку Ирэн. — Здравствуй, Михаил.

Глава 31

“Колобок” сам по себе сорвался с моей руки — рефлексы отреагировали быстрее, чем сработал мозг.

— А ну убрал от нее руки! — прорычал я. — Отошел от кровати!

Радамант жестом остановил приблизившееся к нему заклинание и, дотронувшись до “Колобка” пальцем, лопнул его, словно мыльный пузырь.

— На два тона тише, Михаил, — спокойно сказал косоликий. — Я не причиню ей вреда.

— Ага, так я и поверил.

Я снова сотворил “Колобок” и на всякий случай повесил на себя все возможные защиты. Молочно-белый силовой шар завис над моей рукой, готовый сорваться по моей воле в любой момент.

Радамант с насмешкой взглянул на заклинание.

— Это лишнее, ваше сиятельство. Я здесь не для того, чтобы воевать.

— Для чего тогда?

— Дожидался тебя. Есть разговор. Присаживайся, — он кивнул на свободный стул по другую сторону Ириной кровати. — Обещаю, никакого применения Благодати.

Я внимательно смотрел на его обезображенное старыми шрамами лицо. Глаза Радаманта — сейчас они были пронзительно-голубыми, смотрели на меня ясно, внимательно и с некоторым любопытством. Словно он гадал, как я себя поведу.

Ладно. В конце концов, желай он меня убить, уже предпринял бы попытку. И если бы он хотел расправиться с Ирэн, то успел бы это сделать до моего появления. Я чувствовал биение жизни в ее ослабевшем теле — девушка точно была жива, хотя и не в порядке.

А вот разговор с Радамантом мог пролить свет на некоторые вещи, что меня интересовали.

Я уселся на стул, расправив полы накинутого на плечи халата. Радамант был без него — наверняка отвел глаза медикам и проник в палату незамеченным. Если уж смог пробраться тогда на Полигон, то больница для него вообще простой объект.

— О чем ты хотел поговорить? — спросил я, пытаясь унять напряжение. Отчего-то я чувствовал себя, словно оказался в клетке с голодным львом.

— Боюсь, мне нужна твоя помощь.

— Вот как? — криво усмехнулся я. — А говна на лопате не хочешь после того, что ты сделал с моими родными?

Радамант устало прикрыл глаза и вздохнул.

— Полагаю, Михаил, ты так и не понял, в чем оказался замешан.

— Допустим. Так просвети неуча. Но сперва ответь, зачем ты сделал это с Ириной?

— С чего ты взял, что это был я?

— С чего бы начать? — огрызнулся я, с трудом подавляя гнев. — С того, что ты уже залезал ей в голову и внушал мысли? С того, что играешь людскими умами? С того, что Корф идет по твоему следу и вот-вот прищемит тебе хвост?

— Замечания справедливые, да и размышления вполне логичные, — Радамант подался вперед. — Только, к твоему сожалению или же к радости, это была не моя работа. Я не святой, но так грязно действовать бы не стал. Тем более через эту девушку.

Я не выдержал и тихо рассмеялся. Это Радамант мне сейчас говорил о чистых методах? Ага, ангел во плоти, только нимб на зарядке стоит.

— Докажи, — отсмеявшись, сказал я. — У меня нет причин тебе верить.

— Знаю. И вот тебе мой подарок. Вы с Корфом дышите в затылок не только мне. Выйдя на Темную Аспиду, вы устроили в их кругах переполох и нарушили все их планы. Поэтому теперь они действуют грубо, жестко и порой спешно. Это ваш шанс подловить их на ошибке. В спешке люди непременно допускают ошибки. Ваша задача — просто это отследить.

— Тебе-то до этого какое дело?

— Мы с Темной Аспидой на разных сторонах, как ты можешь понять, — усмехнулся Радамант. — Мне их деятельность мешает.

— И какой помощи ты от меня ждешь?

— Помоги мне добраться до них. У меня есть союзники, но не все они могут проникнуть туда, где для тебя открыты двери. Помоги выйти на Темную Аспиду, вычислить их имена — и я обещаю, что больше они ни для кого не создадут проблем.

Ага, и подставиться под все пули разом? Нашел дурака.

— Могу дать тебе контакты людей из Ордена Надежды, — ответил я. — У меня есть выход на ячейку в Аудиториуме. Насколько мне известно, ваши цели схожи. И к Темной Аспиде они питают не меньшую антипатию.

Радамант широко улыбнулся, но из-за его уродства улыбка больше походила на волчий оскал.

— Ну еще бы Орден Надежды не питал к ним неприязнь. Ведь именно я его создал. Думал, ты давно догадался.

Я скользнул взглядом по точеному профилю Ирэн. Хорошо, что она была в глубоком сне и не слышала все, что здесь творилось.

— Я предполагал, что ты можешь работать с Орденом Надежды. Но не был уверен и не имел прямых доказательств.

— Их и не будет, — пожал плечами Радамант. — Я много лет этим занимаюсь и умею скрываться даже от союзников. Приходится руководить дистанционно. Но ресурсов организации недостаточно, чтобы выйти на Темную Аспиду. Нужны союзники вроде тебя и Корфа, статус которых позволит пролезть туда, куда не сможем мы. И то, что я сейчас откровенничаю с тобой, должно многое говорить о серьезности ситуации.

Я кивнул. Разумно. Даже обладая силой романовского Осколка, Радамант все равно был уязвим, как любой человек. Такого можно было взять или качеством, или количеством. И, полагаю, знай Корф сейчас о том, что Радамант был здесь, то разнес бы всю Академию, лишь бы его схватить.

Что ж, это становилось по-настоящему интересно.

— Почему ты пришел с этим именно ко мне? — спросил я. — С чего уверен, что я стану тебе помогать?

— С того, что ты все еще мечешься и не знаешь, чью сторону занять, Михаил. Ты любишь семью, понимаешь мотивы Тайного отделения, но и Орден Надежды тронул тебя за живое. Ты всеми силами пытаешься балансировать так, чтобы оставить как можно меньше жертв. И это хорошо. Потому что Темная Аспида уже не раз организовывала крупные акции, выставляя нас террористами.

— Магистр говорил мне об этом. И, опять же, проверить это я не могу.

— Придется поверить на слово.

— Отлично. Просто прекрасно.

Внезапно Радамант изменился в лице.

— Послушай меня, — резко сказал он, и я вздрогнул от его интонации. — До недавнего времени я был готов если не закрывать глаза на жестокость Темной Аспиды, то хотя бы рассматривал возможность отыскать их и передать сведения тому же Тайному отделению. Да, меня заботило то, что они нас подставляли, но с этим можно было мириться и даже извлекать из этого выгоду.

— И что же случилось?

Косоликий снова прикоснулся к руке Ирины.

— Ты не задавался вопросом, откуда у наследницы весьма средненького рода Штоффов оказались столь выдающиеся силы?

— Разумеется, задавался.

— А если я скажу, что она — моя кровь?

Я приподнял брови. Неужели та моя догадка подтвердилась? Впрочем, ничего удивительного — такой расклад был куда вероятнее, чем случайное распределение энергии Осколка Штоффов.

Правда, теперь открывалось и другое. Великий Князь Александр Константинович, тот фрик в леопардовом халате и кирзовых сапогах, утверждал, что Радамант принадлежал к Романовской крови. Что носил в себе силу Великого Осколка, что принадлежал императорскому дому.

И если Ирина была его кровью, то…

— Дочь? — коротко спросил я.

Радамант кивнул.

— Хорошо, что лицом не в меня пошла. Хотя в былые времена я был посимпатичнее.

Ну да, по возрасту она как раз годилась ему в дочери. Выходит, матушка Ирины была не особо-то и верна барону… И все эти люди порицали разврат. Ну да, ну да.

Вообще мне было впору удивленно вытаращить глаза, хватать ртом воздух и чувствовать слабость в коленях. Но, видимо, я настолько привык к тому, что все вокруг меня постоянно переворачивалось с ног на голову, что даже не удивился. Просто еще одна тайна. Одной больше, одной меньше…

— Миленько. Родительский инстинкт проснулся? Так поздновато.

— Ее мать так пожелала. Мы познакомились в Москве девятнадцать лет назад. К тому моменту Штоффы уже несколько лет состояли в браке, но наследников завести никак не получалось. И мать Ирины решила проблему по-своему…

— И почему она выбрала тебя?

Радамант печально усмехнулся.

— В Петрополе она бы не смогла совершить задуманное втайне. В Москве с этим немного проще. Кроме того, я представился ей простолюдином, но она почувствовала во мне Благодать.

— Я уже в курсе, что ты — бастард одного из Романовых, — сказал я. — Не знаю, кто твоя мать и какое имя тебе дали при рождении, но, судя по тому, что тебя не отрезали от рода, твое появление на свет удалось надежно скрыть.

— Сообразительный ты парень, — немного удивился косоликий. — Молодец. Корфу повезло заполучить такого агента.

Я пропустил этот комментарий и сосредоточился на другом.

— Выходит, мать Ирины решила, что связь с неустановленным романовским ублюдком будет безопаснее, чем с кем-то из аристократии? Что ж, по-своему это разумно. Только, видимо, кое-что пошло не так, да?

Радамант кивнул.

— Мы, можно сказать, заключили договор. Я был моложе на несколько лет, мне тогда едва исполнилось двадцать. Жил я как простолюдин, естественно. Училище для неодаренных, маленькая квартирка на Покровке. Подрабатывал в театре. Там мы и познакомились.

Я заметил, что он ни разу не назвал мать Ирины по имени. Неужели по привычке берег конфиденциальность дамы даже сейчас?

— Она начала приходить на вечерние представления каждый вечер. И через несколько дней я получил записку — она назначила мне встречу. Мне стало интересно, и я пошел. А дальше она рассказала мне о своей проблеме и предложила своего рода сделку, основанную на взаимной симпатии, секретности. Предлагала за это деньги, но я отказался. Стыдно сейчас признаться, но тех недолгих моментов встреч мне хватило для того, чтобы начать восхищаться этой женщиной. Она и правда была словно из другого мира — недоступного для меня. И моя юношеская гордость жаждала хоть как-то прикоснуться к этому миру. К миру, к которому я мог бы принадлежать, но не должен был. И я пошел на поводу у горячности, а за эту глупость пришлось заплатить дорогую цену.

— Судя по тому, что Ирина лежит здесь, все у вас прошло успешно.

— Да. Вскоре Штоффы закончили дела в Москве и вернулись в Петрополь. Мне остались воспоминания и один небольшой прощальный подарок, — Радамант осторожно разжал пальцы Иры, и я увидел маленький медальон в ее ладони. — Я решил, что настало время ей его вернуть.

— Да вы, батенька, романтик.

— Если ты в двадцать не романтик, у тебя нет сердца.

— А если остаешься романтиком в сорок, то у тебя нет мозгов, — продолжил я.

Радамант снова сжал пальцы дочери.

— Спустя примерно месяц ко мне заявились незнакомые люди. Их было пятеро или шестеро — не помню. Барон узнал о беременности супруги, но сложил одно к другому, устроил ей допрос с пристрастием и вышел на меня. Меня попытались убить, и именно в тот день мой дар впервые проявил себя на всю мощь. Правда, напоминание об этой стычке я теперь каждый день вижу в зеркале, — усмехнулся Радамант. — Затем на меня пытались напасть снова, я защищался и засветился. На меня обратили внимание московские ищейки, пришлось прятаться. Друзья укрыли меня, сделали новые документы… Затем меня все же поймали, пытались выяснить происхождение. Мне помогли бежать те, кто в свое время пострадал от произвола аристократии. И вскоре появился Орден Надежды.

Я устало откинулся на спинку стула. Да уж, ну и история. Как и Троянская война, опять все из-за женщины и ревности. Угораздило же Иркину матушку сойтись именно с романовским ублюдком.

Да и Радамант просто отец года.

— Одного понять не могу, — сказал я. — Когда ты в Лебяжьем залез в голову Ирине и внушил влюбленность в меня… Можно сказать, подложил ее под меня, это вообще что такое было?

— А теперь посмотри на этот союз с высоты тех знаний, которые получил. Романовская кровь, сила Великого Осколка встречается с мощнейшей и древней родовой силой. Представь, какими возможностями обладали бы ваши наследники.

Мне к горлу подкатила тошнота. Желчь жгла пищевод, меня замутило, и перед глазами все поплыло. Черт возьми. Ладно мои старшие настаивали на союзе со Штоффами — их интересовали их богатство и Осколок в обмен на графский титул. Это я вполне мог понять — обычные аристократические выгоды. Такие сделки совершались едва ли не каждый день.

Но то, о чем говорил Радамант, попросту не укладывалось у меня в голове. Ладно, допустим, не любил он ни мать, ни дочь. Да, пострадал из-за своей глупости — и, в принципе, за дело получил. Нечего трогать чужих жен.

И все же даже от него я не ожидал такого хладнокровного отношения к Ирине. Пусть там не было любви, она оставалась его кровью, его потомком. И относиться к дочери как к… Куску мяса? К вагине на ножках? Лабораторной крысе? Я даже не мог подобрать приличных слов, чтобы все это описать.

— Дядь, ты совсем кукухой поехал? — рявкнул я. — Это что за евгеника такая? Мы не собаки, чтобы новую породу выводить. Селекционер хренов!

— Успокойся, Михаил.

— Собственную дочь… Отец года, блин! Или у тебя в каждом порту по отпрыску, что ты ими так разбрасываешься во имя науки или чего там еще?

Радамант дернулся, словно я отвесил ему пощечину.

— Ты не понимаешь, — торопливо заговорил он. — Я воспользовался возможностью, какая выпадает одна на миллион. И ты, и Ирина были плодами планов и больших замыслов. Я лишь попытался соединить вас, чтобы получить…

— Сверхчеловека? — негодовал я. — Супермутанта?

— Совершенство. Идеальное сочетание двух видов силы. Потомков, достойных править. Людей, что будут обладать могуществом и многовековой родовой мудростью. Но я не учел, что ты окажешься столь благородным юношей. И твоя сила развила потенциал раньше, чем я думал.

Я снова взглянул на Ирину. Она узнала лишь часть чудовищной тайны своей семьи, но ей уже хватило. Что с ней будет, если она узнает о том, что Радамант являлся ее отцом и о том, что он пытался превратить ее в инкубатор?

Грешная мысль, но я надеялся, что она проваляется в своей коме так долго, как это было возможно. До тех пор, пока я не зачищу все концы.

Некоторые тайны должны оставаться тайнами.

Радамант тем временем перевел дух.

— Ты наверняка задаешься вопросом, зачем я все это тебе рассказал.

— Есть такое, — хмуро отозвался я.

— Это мой вклад в доверие между нами. Я поделился с тобой самым сокровенным. Теперь ты знаешь чудовищную правду, покопавшись в которой, сможешь нарыть много интересного. Умный парень, сам сообразишь, где и что искать. Я дал тебе как минимум одну жирную подсказку.

— Любишь ты говорить загадками.

— Люблю работать с сообразительными людьми. Есть за мной такой пунктик. Теперь об услуге, что я прошу тебя мне оказать.

— Слить тебе имена Тайной Аспиды, если найду?

— Не если. Когда. Я убежден, что с Ириной поработали они. Они же организовали нападение на Корфа. Зная Макарыча, он теперь будет рыть землю носом, чтобы докопаться до правды. Я хочу успеть раньше Корфа. Хочу разделаться с ними сам.

— А силенок-то хватит?

Радамант хищно улыбнулся.

— Хватит. Особенно с учетом того, что и у тебя теперь есть причина отыскать их и перебить. Я с тобой честен и никаких игр вести не собираюсь. Поможем друг другу — и я оставлю тебя в покое.

— А Ирина. Ты матерый менталист. Почини ей голову.

— Пока не могу. У нее органические поражения мозга. Сперва должны поработать лекари. Еще рано для ментальных вмешательств.

— Хорошо, — кивнул я. — Но ты попытаешься.

— Непременно. И еще один маленький подарок от меня, — Радамант поднялся, готовясь уходить. — Тот, кто поработал над Ириной, точно знал, где и что искать. Ее не просто взяли под контроль, но передали обрывки воспоминаний — это я смог увидеть. Память самой Ирины надежно вычистил Корф сразу после инцидента с катастрофой. Поэтому воспоминания ей внедрили чужие, но не Матильды и не Корфа. Очень хорошо вычищенные образы, по которым не понять, кто именно сдал тайну Темной Аспиде. В ваших рядах крыса, Михаил. Ищи среди самых близких.

Глава 32

Радамант медленно направился к двери. Я подавил инстинкт дернуться и последовать за ним. Внутри меня кипело желание прямо сейчас маякнуть Корфу и сдать местонахождение главы Ордена Надежды. Корф хотел — Корф получит, а дальше пусть сам с этими орденоносцами носится.

Пусть только Радамант сперва выйдет за ворота, чтобы бетонная крошка и щепки от их драки до Ирки не долетели…

— Не советую, — косоликий обернулся ко мне с ухмылкой. — Я к тебе по-человечески, со всей искренностью…

Черт. Не прокатило.

— Не обижайся, — отозвался я. — В моем положении ты либо оппортунист, либо труп.

— Я и не обижаюсь. Сам мы на твоем месте попытался меня сдать. Но сейчас от меня будет больше толку на свободе, чем в камере. Я тоже намерен копать под Темную Аспиду. Подниму кое-какие старые связи среди простолюдинов. Слуги, лакеи и прочие халдеи порой замечают куда больше, чем кажется. Потрясу пару яблонек — вдруг что удачное свалится.

Я кивнул.

— Хорошо, Корфу о твоем появлении я не скажу. По крайней мере, не сразу. Но раз уж у нас перемирие, я хочу, чтобы оно было таковым в полной мере.

Радамант приподнял плешивые брови.

— А тебе палец в руку не клади — уже по локоть отхватил. Чего хочешь?

— Пусть Орден Надежды притихнет и откажется от всех публичных акций и выступлений на время, пока мы занимаемся Темной Аспидой. Для всех ячеек. Я сделаю так, что Корф какое-то время не будет мешать вам, а вы ответьте тем же. Работаем только по Аспиде.

Радамант задумался на несколько мгновений, затем нахлобучил шляпу и кивнул.

— Согласен. Предложение здравое. Если что-нибудь накопаем, я с тобой свяжусь. Прощайте, ваше сиятельство.

Он выскользнул в коридор, а я выдохнул глубоко и медленно, словно сдувающийся воздушный шарик. Да уж, сходил проведать подружку, называется… Видать, у меня и правда карма такая, что я притягиваю к себе всевозможные неприятности и секреты.

К слову о секретах. Я оглянулся, увидел на столике графин с водой и стакан и плеснул себе немного, чтобы промочить горло. Грудь Иры медленно вздымалась, девушка плавала во мраке бессознанки, и я мог сосредоточиться в тишине.

Итак, первая новость для Корфа — Радамант возглавлял Тагматис Эльпидас. Не просто возглавлял, но и создал этот орден. Если удастся изловить этого отца года, можно не просто вытащить из него много интересного, но и здорово деморализовать ячейки. С учетом того, что между собой группы не общались, это на какое-то время заставит революционеров притихнуть. А дальше будем разделять и властвовать. Впрочем, это уже станет заботой Тайного отделения.

Возможно, мне даже удастся выторговать мягкое наказание для членов аудиториумской ячейки. В конце концов, эти товарищи казались мне сравнительно безобидными. А Радамант… Что ж, какими бы ни были его мотивы изначально, но в крови он свои руки замарал изрядно. Едва ли доживет до суда.

Я снова взглянул на Ирину. В этот момент окончательно решил, что ни слова ей не скажу о ее отце. Не нужна ей эта правда. Ничего хорошего она из нее не извлечет, а получит только боль. Интересно, знала ли Матильда о том, что ее любимая племянница вовсе и не была ей родней?

В дверь палаты постучали, и я разрешил войти.

Молоденькая медсестричка вкатила конструкцию с капельницей.

— Время лекарств, — пояснила она.

— Я скоро ухожу. Не стану мешать.

— Вряд ли вы ей помешаете…

Сестричка быстро справилась с мешками и катетерами и удалилась, а я продолжил раскладывать информацию по полочкам.

Меня не отпускала странная фраза Радаманта о том, что мы с Ириной оба были плодами некого замысла. Что это значило? Ну с Иркой более-менее понятно: таким образом матушка решила продолжить род Штоффов во что бы то ни стало. Она почувствовала Благодать в Радаманте, но не могла знать, что он происходил от Романовых. Тем не менее это вполне тянуло на замысел.

А вот что он имел в виду, когда то же самое сказал обо мне? Да, косолийкий знал, что я был призванным духом. Знал, что моя семья пошла на этот рискованный шаг, чтобы спасти род. Это он считал замыслом? Или было что-то еще, чего мне не открыли?

Ладно, выяснение мотивов моего семейства подождет. Сейчас у нас были более насущные проблемы — понять, кто слил Темной Аспиде информацию об Ирэн.

Каким же сыром выманить эту крысу?

Я поднялся, хрустнул затекшими костями и на прощание взял Ирку за руку.

— Проболтайся в этой коме как можно дольше, — попросил ее я. — Чую, скоро здесь станет совсем жарко. А потом, когда все закончится, мы тебя починим. Обязательно починим, обещаю.

По дороге к вокзальной площади, где обычно толпились таксисты, я связался с Корфом.

“Что, Михаил?” — спросил он, едва я открыл ментальный канал.

“Как дырка в боку?”

“Как дырка в боку. Зачем зовешь?”

“Не поверите, кого я сейчас встретил”.

“Не томи, Соколов. И без тебя завал”.

“У вас всегда завал, Вальтер Макарович. Выбейте уже у его величества дополнительное финансирование и наймите больше людей”.

“Ты связался со мной, чтобы учить меня работать? Или действительно что-то важное?”

“Ладно, извините. Приятно паясничать, зная, что я вам жизнь спас. Только что я разговаривал с Радамантом. Собственной персоной”.

На канале на пару секунд повисло напряженное молчание.

“Где ты?”

“Возле Финляндского вокзала, навещал Ирину. Столкнулся с Радамантом. Я жив, цел, орел. И у меня есть кое-какая информация для ваших ушей”.

“Бери такси и дуй на Петропавловку”, — коротко приказал Корф. — “Я предупрежу, тебя встретят”.

Тайный советник тут же оборвал канал, а я перешел дорогу и подошел к первому свободному таксисту. Узнав, куда мне было нужно, он изменился в лице, но заказ взял.

— Прошу, садитесь, сударь, — елейным голоском любезничал водила. — Довезу за четверть часа, устать не успеете…

***

Петропавловская крепость вблизи выглядела не так, какой я помнил ее из школьных экскурсий в своем мире. Впрочем, то, что нынче было в Петербурге музеем, в Петрополем оставалось действующей Тайной Канцелярией. Штаб Тайного отделения располагался здесь же.

Неужто я наконец-то увижу кабинет Корфа?

Такси проехало первый шлагбаум и остановилось у ворот и раскрашенной черно-белыми косыми полосами сторожки. Я расплатился, вышел, и хотел было представиться охраннику, как меня окликнули.

— Соколов! Сюда.

Вальтер Макарович хмуро курил возле фонаря у Иоанновских ворот. Он кивнул мне, развернулся, отправил недокуренную папиросу в урну и постучал в воротную дверь.

— Времени у меня мало, так что рассказывай на ходу.

— Он пришел в палату к Ирине. Видимо, за мной следили и знали, когда я появлюсь в больнице.

Корф кивнул.

— Что он сказал.

— Первое — то, что с ней сделали — не его работа. И я ему верю.

— Почему?

— Потому что его интерес касается Темной Аспиды, а не вас и Штоффов, — я старался передавать информацию как можно аккуратнее, чтобы ненароком не разболтать о происхождении Ирэн. Не так-то просто это сделать, когда твой собеседник — профессиональный дознаватель.

Тем временем мы вышли на берег Невы. Корф оглянулся по сторонам, снова закурил и кивнул мне:

— Здесь можно говорить открыто. Не услышат. Здесь за стенкой стоят мощные артефакты. Фонят так, что любую Благодать перебьет. Почему ты ему веришь?

— Потому что он сам пошел на сотрудничество. Ну, насколько это возможно в данном случае. Пообещал не устраивать никаких акций, заставить Тагматис Эльпидас отсиживаться и не вякать.

— Значит, он все-таки с ними связан, — пробормотал Корф.

— Он его основал, — улыбнулся я. — Сам мне признался.

Пистолетыч глядел на меня, словно увидел инопланетянина.

— Соколов, я понять не могу. Ты что с ними делаешь, что они сами тебе разбалтывать все начинают?

Я пожал плечами.

— Лицо у меня благообразное, и парень я приличный. С принципами. А принципы уважают даже преступники.

— Ну-ну. Это хорошая новость. Мы прорабатывали связь Радаманта с Орденом Надежды, и были уверены, что она есть. Сейчас подтвердилось, это славно. Теперь у нас есть главарь. Которому ты позволил уйти.

— Услуга за услугу, ваше превосходительство, — я развел руки в стороны. — Должен же я был как-то ответить на любезность.

— Ладно, если он пообещал держать своих оголтелых юнцов в узде, уже одной проблемой меньше. Что еще ты выяснил?

— Радамант заставил меня крепко задуматься о том, кто мог слить информацию об Ирине Аспиде. Кто знал об инциденте, кроме вас и Матильды? Вы же явно не вдвоем там все подчищали…

— То, что с Ириной это сделала Аспида, мы еще точно не знаем, — возразил Корф.

— А кому еще это выгодно? Радамант сказал, что это они.

— Этот косорылый хрен может много чего говорить. И ему выгодно винить Аспиду во всех грехах.

— Так-то да. Но если не Темная Аспида, то кто? Кому выгодно устранить нас и почему? Ведь главной целью были именно мы, а не Ирина. Причем вас она ударила первым — значит, вы были в приоритете. А меня там и вовсе не должно было быть. Так что…

— Михаил, я руковожу управлением в Тайном отделении и занимаюсь очень грязной работой. Как думаешь, мало народу жаждет моей крови?

— Думаю, достаточно. Другой вопрос, насколько изящно это было сделано. Абы кто так не смог. Нет, здесь точно была подготовка и большие ресурсы. Кто-то намеренно решил достать вас через Ирину, потому что это было надежно — вы ей доверяли. Кто-то озаботился изучить всю подноготную Штоффов, чтобы ранить побольнее. Кто-то смог выведать вашу тайну… Нет, Вальтер Макарович. Такое под силу либо Радаманту, либо Корфу, либо… Ну я не знаю, императорской фамилии или кому-то из очень могущественных князей!

— Да, я уже сотню раз прокручивал все это в голове, — Корф облокотился о гранитный парапет и уставился на воду. — Темная Аспида, если все, что я о ней знаю, действительно любит действовать исподтишка. Очень скрытное товарищество. В целом такой шаг укладывается в их стиль. Другой вопрос, что я ведь до последнего времени даже не занимался их делом. Мы просто по мелочи собирали сведения и не нашли ничего такого, что бы заставило отвлечься от Ордена Надежды…

— Значит, все-таки что-то да нашли. Полагаю, это я случайно перешел им дорогу, когда работал в Аудиториуме. Ведь те погибшие княжичи хотели стать членами Аспиды. А я был их заданием. Хорошая новость — мы растревожили этот змеиный клубок. Плохая — плакала моя конспирация. Я перед ними засветился и засветил вас.

Корф снова потянулся к сигаретам.

— Сейчас уже поздно останавливаться. Даже если я сниму тебя с задания, ты не будешь в безопасности.

— Это понятно, — кивнул я. — Поэтому я прошу разрешения помогать вам в расследовании. Все мои ресурсы — ваши. Эта история очень больно меня задела, и я желаю прижать этих охреневших аристократишек.

— Ты сам охреневший аристократишка, Соколов, — усмехнулся Корф. — Мне не нравится твоя горячность. В нашем деле нужен хладнокровный ум.

— Глупостей делать не стану. Вы приказываете — я выполняю. Но у меня есть необходимые знания, какой-никакой опыт и мощная родовая сила. В обиду себя не дам, а вот помочь смогу. А, и еще протекция Великой княгини Ксении Константиновны.

О да, о да! Я ждал этого момента. Специально приберег новость на десерт, чтобы как следует насладиться видом отвисшей челюсти тайного советника.

Стоило того, черт возьми!

Корф едва не выронил сигарету и закашлялся дымом.

— Чьей протекции?

— Ксении Константиновны, патронессы Аудиториума. Она заинтересовалась моей родовой силой и бессмертием Ронцо… Воронцова. Обещала помочь нам влиться в скептически настроенное столичное общество.

— Вот как… — Корф взял себя в руки и расхохотался. — Черт тебя дери, Соколов! Ты меньше года как переродился, а уже водишь дружбу с великими князьями. Когда соберешься на рюмку коньяка к императору, на всякий случай предупреди.

Я улыбнулся в ответ.

— Так вы принимаете мою помощь? От всего сердца предлагаю. Темную Аспиду нужно вытащить на свет и публично отодрать во все отверстия. Они поубивали и покалечили кучу народа на Смотре. Они сделали больно Ирине и Матильде, я им этого не прощу.

Корф кивнул.

— Сейчас не время отказываться от помощи. К тому же в кои-то веки ты сам ее предложил, и мне не пришлось тебя шантажировать. Я это оценил, — Пистолетыч резко посерьезнел и уставился мне в глаза. — Неужели начал втягиваться в эту работу, Михаил? Затянуло, да? Постоянные головоломки, вечный риск… Подсел на опасность?

Я вздохнул.

— Наверное, да. Но вряд ли бы подсел, кабы у меня не получалось справляться.

— Осторожнее с этим. Ты могущественен, но не всесилен. Даже императоров убивали. А ты еще слишком молод, и не позволяй горячности юности застилать разум.

— Я очень стараюсь.

— Хорошо, — согласился Корф, но вряд ли он мне поверил. — Тогда вот тебе первое задание. Со своей стороны я перепроверил всех, кто мог что-то знать или хотя бы догадываться об инциденте с Ириной. Водитель тогда погиб на месте, как и родители. Прибывших докторов и патрульных я лично обработал — просто затер память и оставил лишь констатацию смерти и осмотр выжившей. С документами в Департаментах вопрос тоже быстро закрыли. Мой прежний помощник — тогда Алексеева еще не было — погиб при исполнении несколько лет назад. Тоже не мог сказать. У меня все чисто.

— Значит, остается сторона Матильды, — заключил я.

— Да. Езжай в Лебяжье и дерни Василия. Я точно знаю, он каждый чих в конторские книги записывает. Вытащи список всех постоянных и временных слуг, кто работал в те годы. Всех гостей, торговцев, лекарей за тот период… По этому списку нужно пройтись, исключить незначительных и оставить тех, кто наделен Благодатью достаточного ранга и слуг, что больше всего общались с Матильдой. Дальше мы проверим этот список и, вероятно, нанесем несколько визитов. Но сейчас нужна отправная точка. Справишься?

— Не думаю, что это сложнее выживания в Аудиториуме, — усмехнулся я.

— Тогда вперед. Список нужен мне к полуночи.

***

Я с трудом выбрался, почти что выполз из неудобного древнего “Руссо-Балта” с наполовину отвалившимся глушителем и уставился на готические башенки поместья Штоффов. Получив от меня вожделенные деньги, таксист укатил обратно к трассе, а я с грустью взглянул на содержимое кошелька.

Сбережения заканчивались, приходилось экономить. Жаль, электрички до Лебяжьего не ходили. Так вышло бы на порядок дешевле.

Василий встретил меня в холле особняка и даже позволил себе легкую укоризненную улыбку.

— Снова без предупреждения, ваше сиятельство. Тем не менее, мы безмерно рады вас видеть. Вы привезли новости о состоянии Ирины Алексеевны?

— Состояние стабильное — я сегодня был у нее, — ответил я. — Ни улучшений, ни ухудшений. Но вообще-то, Василий, я к вам. По делу.

Дворецкий приподнял брови в легком недоумении и жестом велел остальным слугам удалиться.

— Чем же я могу услужить вашему сиятельству?

— Мы можем где-нибудь поговорить без свидетелей? Быть может, у вас есть кабинет…

Удивление Василия возросло, но воспитание не позволило забрасывать меня вопросами.

— Разумеется, Михаил Николаевич. Прошу за мной.

Дворецкий отвел меня в небольшую комнатку, что располагалась между хозяйственным помещением и кухонным залом. Все стены от пола до потолка занимали стеллажи с толстыми тетрадями. Каждый гроссбух был подписан и датирован. В углу на небольшом столе мигал лампочками старенький компьютер.

— Прошу сюда. Увы, места здесь немного.

— Ничего страшного, я привык к малым пространствам. Василий, я здесь по поручению Корфа, и мне нужна ваша помощь.

Дворецкий медленно кивнул.

— Разумеется. В чем же суть поручения?

— Я же правильно помню, родители Ирины Алексеевны погибли в четырнадцатом году?

— В пятнадцатом, ваше сиятельство.

— Тогда мне нужен список всех слуг и визитеров, посещавших Лебяжье в пятнадцатом году.

Василий, казалось, немного растерялся.

— Дозволено ли мне спросить, зачем Вальтеру Макаровичу понадобился этот список?

Я лишь беззаботно отмахнулся.

— Если честно, понятия не имею. Видимо, хочет что-то поискать или перепроверить…

— Боюсь, с подготовкой списка возникнут некоторые сложности. Дело в том, ваше сиятельство, что после трагедии, когда Матильда Карловна перебралась в этот особняк, здесь какое-то время царил сущий хаос. Понадобилось несколько месяцев, чтобы привести дела в порядок. И, что хуже всего, записи вел прежний дворецкий, и вел довольно неаккуратно…

Ну конечно. Стоило раз в пятилетку влезть в архивы, как они оказываются неполными. Мне везло как утопленнику.

— Что ж, — вздохнул я. — Значит, буду работать с тем, что имеется. Доставайте все тетради, Василий. Боюсь, я немного у вас задержусь.

Дворецкий метнул взгляд на стеллажи, пробежался пальцами по корешкам и, достав несколько больших тетрадей, едва не чихнул от пыли.

— Предлагаю вам разместиться в библиотеке — там работать гораздо удобнее.

— Согласен, — кивнул я. — Благодарю.

Я подхватил гроссбухи и пошел по хорошо знакомому маршруту. Василий проследил за мной взглядом и, убедившись, что я не перепутал двери, исчез в коридоре.

А я вооружился карандашом, бумагой и терпением. И на всякий случай надел окуляры, одолженные у отца. За крюк до Ириновки пришлось здорово переплатить, но раз уж я собирался ковыряться в старых записях, хотелось быть уверенным, что я увижу все. Отец не возражал и поделился. Подарок он, к слову, оценил.

— Чаю, ваше сиятельство?

В дверях возник Василий, а за ним шел лакей с подносом. Мне в нос ударил аромат черного чая с шиповником, и я не смог отказаться.

— Большое спасибо, — я кивнул на столик у дивана. — Поставьте там, пожалуйста. Не хочу ненароком испачкать записи. И Василий…

Дворецкий обернулся.

— Да, ваше сиятельство?

— А что случилось с прежним дворецким?

— Анатолий Юрьевич служил родителям Ирины Алексеевны. Когда Матильда Карловна переехала сюда, то осуществила некоторые кадровые перестановки. Анатолий Юрьевич теперь служит в Петрополе. Улановым, кажется.

— Спасибо.

Я снова уставился на бумаги. Визитеров отложил на десерт, а начать решил с “личного состава”. Прошелся по спискам постоянных работников, перелистнул страницу — там уже начинались сезонные.

Вот с постоянных мы и начнем. У них было больше всего шансов что-нибудь подслушать или выведать.

Я поправил окуляры на переносице и внимательнее всмотрелся в список слуг. Нашел имя прежнего дворецкого — Анатолий Юрьевич Проскурякин. Но окуляры зацепились за эту строку. В очках я будто просвечивал бумагу ультрафиолетом — и увидел, что под именем Проскурякина было что-то еще. Словно сперва написали что-то одно, но затем затерли, нанесли слой и написали поверх него другое.

— Ну-ка… — я нашарил на столе лупу и поднес ее как можно ближе. Буквы стали различимы. На всякий случай я на пару секунд снял окуляры и снова взглянул на надпись — ничего. Значит, артефакт и правда работал. — Что у нас там…

“Василий Пантелеевич Фомичев”, — прочитал я скрытый текст.

Кажется, кое-кто пытался обвести меня за нос.

Глава 33

На всякий случай я снова перепроверил записи.

Затертое имя Василия отчетливо просвечивало сквозь слой корректора. Значит, Василий оказался на своем посту несколько раньше, чем говорил. И у него, навскидку, была всего одна причина отводить от себя подозрения — вина.

Я снял очки и бережно запер их в футляре, затем одним точным жестом вырвал страницу с уликами из гроссбуха. Все сунул во внутренний карман и направился к дверям.

— Где Василий? — Спросил я у первого попавшегося на глаза лакея.

— Так недавно от вас выходил, Михаил Николаевич…

— Где он сейчас? — Рявкнул я так, что бедняга подпрыгнул.

— Вроде бы вышел… На задний двор… Если я ничего не…

— Внутренний телефон сюда, живо!

Лакей, следовало отдать ему должное, не растерялся. Я набрал всего одну цифру — для внутренней связи в усадьбе использовались короткие номера.

— Охрана, — прозвучал знакомый голос Виктора Ланге. — Слушаю.

— Виктор Зиновьевич, это Соколов. Я действую по распоряжению тайного советника Корфа. В усадьбе обнаружен предатель, замешанный в инциденте с Ириной Алексеевной. Усильте охрану и не выпускайте за ворота дворецкого.

Я говорил, чеканя каждое слово. Не знаю, откуда во мне это взялось. Почему-то сейчас не было ни волнения, ни страха. Наоборот, я чувствовал себя борзой, взявшей след.

— Боюсь, уже поздно, ваше сиятельство, — после недолгого молчания ответил безопасник. — Он только что выехал.

И как раз в этот момент мимо фасада особняка проехал, не щадя подвески на грунтовке, один из служебных автомобилей. Я его знал — скромненький бежевый “Руссо-Балт” не самой новой модели. Но и не ведро с болтами, на котором меня сюда привезли.

На месте водителя сидел Василий.

Дерьмо!

— Машину! — заревел я в трубку. — И закройте внешние ворота!

Но я уже видел, что скорее всего охрана не успеет его задержать. А это означало лишь одно — погоню.

Ну Василий, ну сучара. Сколько лет ты пользовался благосклонностью Матильды и чем расплатился? Сдал их всех Темной Аспиде, а сам гонял тут слуг как ни в чем не бывало.

Повесив трубку, я метнулся в прихожую, торопливо натянул ботинки и даже не стал их шнуровать. Лакей было попытался надеть на меня пальто, но я просто вырвал его из рук ничего не понимающего слуги и вылетел на крыльцо.

— Ваше сиятельство! Да что у вас стряслось? — кричал он мне вслед. — Помощь нужна?

Я не ответил. Оглядевшись, сразу бросился к гаражам. Отсчитал третье справа место — то, где должен был покоиться Македонский. Тачка точно была на полном ходу — старину Александра Филиппыча специально готовили к приезду Ирэн на каникулы.

А еще я знал, где Ирэн хранила ключи.

— Ваше сия… — один из работников шарахнулся от меня в сторону.

— Заправлен? — Спросил я, шаря по крючкам полк в поисках нужных ключей.

— Полный бак, ваше сиятельство. Но разве вам уже…

— Я реквизирую этот автомобиль в интересах Тайного отделения! — Протараторил я, снял ключи и залез на водительское сидение. — Когда Ланге выкатит машину, скажи, чтобы ехал за мной.

У меня не было времени ждать охранников и формировать кортеж. Маршрут для погони был не самым простым: сперва грунтовка в пару километров, потом шоссе, и через пяток километров перекресток, а до них — несколько съездов. Если Василий оторвется, я замучаюсь его искать.

Да и в своих силах я был уверен — Корф дал мне карт-бланш на время выполнения задания. Случись что, могу и “Колобком” долбануть.

Я завел двигатель — Македонский недовольно заворчал, словно почувствовал, что вместо хозяйки за руль сел какой-то левый хрен. Поправил зеркала, немного перенастроил сидение.

— Ну, с богом, — сказал я и тронулся.

Аккуратно выехав из гаражного двора, я увидел бежавших к нам безопасников. Притормозив, я открыл окно и крикнул Ланге:

— Он в бежевом “Руссо”. Я за ним. Догоняйте.

Хорошо, что Ланге не стал требовать от меня детального отчета и не задавал вопросов. Хотя со стороны мое поведение наверняка казалось безумным. Впрочем, Виктор Зиновьевич кое-что знал и обо мне, и о Корфе.

Когда я выехал на относительно прямую и ровную грунтовку, то разогнался до пределов разумного и попытался связаться с Корфом.

“Я нашел крысу!” — мой крик наверняка заставил Корфа подскочить на месте.

“Кто?”

“Убийца — дворецкий!” — шутка вырвалась сама собой. — “Василий это. Судя по тому, что он сбежал, его вину можно считать доказанной”.

“Где ты сейчас?” — сухо спросил Корф.

“В Лебяжьем. Точнее, только что выехал. Веду преследование. Ланге наподхвате”.

“Берите живым”, — приказал тайный советник. — “По возможности”.

“Принято”, — ответил я и оборвал канал.

Как раз в этот момент я вырулил на шоссе. Дорога была скользковатой, и в сочетании с крутыми закрытыми поворотами явно не способствовала гонкам на высоких скоростях. Не знаю, каким водителем был Василий, но я точно не желал рисковать. Сам-то не поломаюсь — на всякий случай активировал “Берегиню”, но вот улететь в кювет, не поймав беглеца, не хотелось.

“Пока не забыл”, — я снова дернул тайного советника. — “У Василия есть квартира в городе или другое место, где он может спрятаться?”

“Не учи меня моей работе, Михаил”, — проворчал Корф. — “Все будет проверено. Твоя задача — перехватить Проскурякина как можно раньше”.

Теперь уже Пистолетыч первым оборвал связь. Я почувствовал себя инициативным дураком — вроде и мысль придумал дельную, но и правда полез учить ученых.

Нужно подумать, как его брать. Причем как сделать это так, чтобы не создать угрозы для остальных участников движения. Зима, гололедица, карельский горизонтальный серпантин — и напуганный вусмерть беглец, способный на любые действия. Так себе расклад.

Ладно, по порядку.

У меня в запасе было несколько заклинаний, которые я мог отправить прицельно — те же “Косы” и “Колобки”. “Косам” можно было придать свойство острого металла и, например, запустить по колесам. Рискованно, но авто гарантированно дальше не поедет.

Можно было рискнуть и поставить перед машиной Василия барьер — сделать глухой “Покров”, от которого тачка отпружинит. Это собьет водителя с толку и наверняка изменит траекторию движения. Только вот беда в том, что “Покров” можно было поставить, находясь относительно близко. А значит, придется выезжать на встречку. Что опасно. Я не был асом в вождении.

Крайняя мера — хорошенько отконфигурированный “Колобок”. Но от удара такой силы автомобиль беглеца может просто подлететь на пару метров вверх. А как упадет, неизвестно.

Короче говоря, всюду риски. Надеюсь, Василий пристегнулся.

“Как дела?” — раздался в голове голос Корфа.

“Пока сказать нечего”.

“Держи в курсе”.

Василий был простолюдином, поэтому вряд ли представлял для меня угрозу. Если только те, кому он наговорил лишнего, не снабдили его интересными и опасными артефактами. Лучше бы ему не сопротивляться, конечно. Сейчас я был настолько зол, что руки чесались отколоть какую-нибудь жестокость. Предательство Василия, этого оплота спокойствия и надежности, оскорбило даже меня.

— Ну-ка… Кто это у нас там…

Я чуть подался вперед, силясь разглядеть ехавший впереди автомобиль. Я наконец-то вырулил на относительно длинный и прямой участок дороги и позволил себе немного разогнаться. Колеса вошли в колею — мерзкое и неприятное явление, но ничего с этим поделать я не мог.

Македонский потихоньку нагонял машину, и я различил цвет. Светлая. Не новая. Видимо, наш клиент.

Я дал по газам, на всякий случай усилив “Берегиню”. До перекрестка со Средневыборгской дорогой оставалось не больше одного-двух километров. Мне следовало торопиться.

— Ну, Македоша, не подведи, — взмолился я и переключил передачу на максимальную.

Василий явно меня заметил и узнал автомобиль Ирины — он тоже дал по газам, но, судя по всему, водил не очень уверенно. Бежевый “Руссо” дернулся, вильнул задом и чудом удержался в колее. Даже я почти физически почувствовал дрожь, что пробежала по машине беглеца.

Сейчас я должен был решить, каким методом действовать. Закрытых поворотов не было. Встречная полоса тоже оказалась пустой. Поэтому я решился на самый сложный, но безопасный для беглеца маневр.

— Боженька, если ты существуешь, помогай! — заорал я, газанув и вылетая с колеи. Плевать на двойную сплошную и запрещавшие обгон знаки — мне требовалось поравняться с авто Василия.

Дворецкий не разгадал моего замысла, но инстинктивно чуть прижался к правому краю дороги. На отрывая рук от руля, я усилием мысли принялся творить “Покров” — сначала тонкий едва заметный белесый слой, затем второй, третий…

Василий все понял слишком поздно. Вдавил педаль тормоза, машина снова лишь чудом осталась на своей полосе… Идя параллельно с его автомобилем, я увидел округлившиеся от ужаса глаза дворецкого.

А мгновением позже бежевый “Руссо” влетел в барьер.

Сперва до меня донесся звук — визг тормозов, хруст ледовой крошки. Удар получился глухим, словно машина врезалась во что-то мягкое.

Так я и задумывал — успел накинуть алгоритм в конфигурацию. Сказали брать живым — буду брать живым.

“Руссо” отпружинил от барьера и отскочил на встречку. Взметнув волну крошки и грязного снега, машина крутанулась и, подпрыгнув на колее, вылетела в кювет. Я ударил по тормозам, и, стараясь влезть в колею, свернул на обочину.

— Вот дерьмо, — вырвалось у меня, когда я разглядел покореженный кузов, уткнувшийся капотом в ствол мощной сосны.

Автомобиль умудрился налететь на сбитый в ледяную глыбу снег на обочине, подлетел на нем как на трамплине и приземлился в лесу. Всюду валялись тонкие ветки кустарников, комья грязного снега.

Сам бежевый “Руссо” уже явно был не на ходу.

— Василий! — Я вылетел из Македонского и лихо перепрыгнул через высокий вал снега. — Василий, вы живы?

Глупый вопрос. Но может отзовется… Проклятая дорога. Вечно на ней что-то случается.

Я съехал вниз по склону и осторожно приблизился к автомобилю со стороны водителя. Лобовое стекло покрылось сеткой трещин. Мотор заглох — уже хорошо. Василий сидел, уткнувшись лбом в руль. На лбу багровела рана, по шее стекала струйка крови. Он бы повалился вперед полностью, но ремень безопасности удерживал.

Может все же жив?

Я осмотрел дверь. Смята. Просто так не открыть — заклинило. Сотворив мощную “Косу”, я принялся вскрывать автомобиль, словно консервную банку. На это ушло несколько минут. Или больше — я так торопился, что перестал чувствовать время.

— Василий! — Я оторвал отпиленный металл и отбросил в сторону.

Дворецкий медленно открыл глаза. Один был залит кровью. Обо что же он так стукнулся?

— Не шевелитесь! — Приказал я и провел ладонями вдоль доступных участков его тела, силясь выявить повреждения.

Ну, могло быть гораздо хуже. Впрочем, если скорая вовремя не заберет его или если я не вмешаюсь с силой, то дворецкому все равно конец.

— Ми… Михаил Ник…

— Тихо! Вытаскивать мне вас нельзя. Если у вас перелом позвоночника, то лучше вас вообще не двигать до приезда докторов. Сейчас приедут ребята Ланге, вызовем вам скорую.

Странно, но, увидев этого человека в раскуроченном автомобиле — окровавленного, беспомощного — я уже не ощущал той ярости и желания прибить его на месте. В конце концов, с этим успеется — не свои, так чужие прикончат.

— Послушай…те… — тихо проговорил дворецкий. — Вы… Вам нужно знать.

— Погодите, — оборвал его я. — Сейчас немного подлатаю, станет полегче. Потом все расскажете. Не волнуйтесь, вам ого-го какой допрос устроят. У Корфа.

Василий жестом остановил меня, когда я вскинул руки, чтобы подключить к нему немного целебной силы.

— Не нужно, ваше… сиятельство. Я все равно… покойник.

И все же я зачерпнул немного силы и влил в него. Если уж собрался исповедаться напоследок, то пусть хотя бы успеет рассказать все, что хочет.

Василий чуть дернулся, когда в него полилась чистая родовая сила — целебная, теплая. Я лишь немного переконфигурировал поток, чтобы он снял боль и остановил кровотечение. Насколько это было возможно.

Дворецкий шире открыл глаза и осторожно повернул ко мне голову. Я не успел запротестовать.

— Клянусь, я ни разу не давал Матильде Карловне повода усомниться в моей верности, — уже чуть живее прохрипел он. — Ни разу, пока осенью не пришел он. И он не оставил мне выбора.

— Кто — он? — спросил я.

— Он назвался Сарпедоном. В честь греческого героя. У них у всех там имена мудреные, взяты из греческой мифологии… Ко мне приходил Сарпедон. Всего было три встречи. Все — в Петрополе. И однажды я слышал телефонный разговор Сарпедона о неком Зевсе. Возможно, он у них главный. Они что-то говорили о плане Зевса. Но подробностей в том разговоре не было. Лишь упоминание…

Я сел на корточки возле автомобиля. Хотел было добавить немного целебной энергии, но на этот раз Василий решительно отказался.

— Чего именно от вас хотели? — спросил я. — Как вы вообще оказались замешанным во всем этом?

Василий с усилием отхаркнул кровь.

— Им был нужен Корф. Они искали, как подобраться к нему через Матильду Карловну… Сначала я должен был в условленное время обеспечить им проход в усадьбу… Но когда госпожа получила исцеление от императора и убыла в Дакию… План изменился. Они не посвятили меня в свои намерения, просто дали другое поручение. Я не знал, что они так поступят с Ириной Алексеевной. Они просто угрозами выведали у меня семейные тайны… Но, клянусь, если бы я знал…

Внутри меня снова поднялась волна гнева, но усилием воли я ее подавил. Холодный разум — вот чего ожидал от оперативника Корф. Я должен был научиться держать себя в руках.

— На чем они вас поймали? — спросил я, глядя в тусклые глаза дворецкого. — Что пообещали в награду?

— Ничего. Не было назначено никакой награды, ваше сиятельство… Жизнь моей дочери — вот условие моей помощи. Они угрожали убить ее, если я не раскопаю ничего подходящего или если проболтаюсь… Она у меня единственная, Михаил Николаевич. Елизаветой звать. Одна тянет двоих малых детей, работает на двух хозяев в Петрополе. Лизонька — она же простая женщина, не виновата она во всех этих ваших дворцовых интригах. И я не мог допустить, чтобы она стала их жертвой…

Вот же черти! Теперь становилось понятно, почему Василий, этот человек-кремень, все же сдал семейные тайны Штоффов. Я согласился работать на Корфа ради семьи. Матильда была готова порвать кого угодно ради Ирины. Аня Грасс наивно мечтала утопить всю петропольскую знать в крови ради мести за любимого.

Так это и работает. Любовь — наша главная слабость. И Василий умудрился подсказать этим тварям самый циничный способ попытаться убрать тайного советника.

— Василий, мне все же придется вас подлатать. Хотите уйти из жизни — сделаете это позже. Но вы сейчас моя единственная ниточка, чтобы наказать этих подонков. Понимаете?

Рука дворецкого слабо дрогнула и потянулась ко мне.

— Возьми…те…

— Что?

— Возьмите меня за руку, ваше… сиятельство. Откройте мою память и считайте все нужные воспоминания. Нет нужды пересказывать, когда можно все передать.

Я взглянул на раненого дворецкого и снова прислушался к лекарским ощущениям. Сейчас у него были шансы дотянуть до больницы. Но если я примусь вскрывать ему череп, они сократятся до нуля. Работа с разумом простолюдинов имела свои последствия. Не для нас — для них.

Их тела не были приспособлены к постоянному течению сверхъестественной силы, и то, что было привычно для аристократов, для простых смертных обращалось тяжелейшей нагрузкой. Одно дело отвести глаза или резануть “Косой” — там все было просто. Но прямое ментальное воздействие на память выжмет соки даже из богатыря.

— Если я считаю вашу память, вы погибнете, — предупредил я. — Скорее всего, на месте. В муках и боли. Потому что это очень больно.

Василий улыбнулся.

— Разве я не заслужил пытки и смерти за то, что сделал? Пусть я лучше уйду на своих условиях. И пусть моя смерть поможет вам их наказать, — он уцепился окровавленным пальцем за мою ладонь. — Пообещайте, что вы их накажете, ваше… сиятельство…

— Чего бы это мне ни стоило, — ответил я.

Глава 34

Василий улыбнулся, но в следующий миг закашлялся. Я придержал его за плечи, стараясь, чтобы он лишний раз не двигался с места. Вдруг мне повезет и он окажется крепче, чем я предполагал? Тогда можно было бы попытаться довезти его до больницы.

Но дворецкий, кажется, всерьез проникся идеей добровольной смерти во искупление. Едва я отпустил его плечи, как Василий ухватился за мои ладони и прижал их к своему лбу.

— Действуйте, ваше сиятельство, — слабеющим голосом прохрипел он. — Я начинаю скверно себя чувствовать. Ног не ощущаю… Но я должен успеть передать вам все.

Я кивнул, глядя ему в глаза. Буду считать это его последней волей. Хочет, чтобы все закончилось так — будет.

— Приготовьтесь к боли, — шепнул я и надавил ладонями на его виски, пробиваясь сквозь дебри простолюдинских естественных защит.

Дворецкий дернулся — было странно наблюдать, как тряслась верхняя часть его тела, а нижняя оставалась неподвижной. Значит, все-таки повредил позвоночник. Очень уж характерный симптом. И как его угораздило?

Я впервые пробовал считывать память простолюдинов — нам это должны были давать на втором курсе ментальных практик. Поэтому сейчас приходилось действовать на основании теории, что я штудировал еще дома у Штоффов. Были там интересные книжечки…

Несведущие отчего-то думали, что взять под контроль простолюдина легче легкого. Спорное утверждение — их разум имел ту же природу, что и наш, но структура его отличалась. В крови, что не несла в себе Благодать, не было зацепок, чтобы соединить свою силу с чужой.

Такие символические “крючки” позволяли одаренным воздействовать друг на друга гладко — потому и лечить их было проще, и заклинания совместные творить. Правда, и поединки становились жесткими — если уж тебе прилетело, а ты зазевался и не увернулся, то получай по полной.

Природные защитные механизмы Василия напоминали непролазный лес — сплошные буреломы, ветки, коряги, валежник и трухлявые пни. Защита примитивная, но неприятная. В иных обстоятельствах одаренный просто бы выжег ее к черту, но это причинило бы жертве невыносимые муки. Я же все-таки сочувствовал Василию: прекрасно мог понять мотивы его предательства. Поэтому сейчас старался действовать щадяще.

Мне приходилось продавливаться сквозь буреломы ментального хлама, с усилием раздвигать ветки — почему-то этот процесс и правда визуализировался как проход через лес, а я орудовал мачете, продираясь сквозь заросли.

Василий тихо постанывал, но мужественно держался. Я мог лишь представить, насколько ему сейчас было неприятно — ведь в первый раз, когда ко мне в голову полез Корф, я сам выл и орал.

— Потерпите еще немного, — баюкал я его голосом. — Скоро станет полегче. Чтобы облегчить мне работу, старайтесь вызвать из памяти те воспоминания, которые считаете нужным мне передать.

Наконец я продрался сквозь последний иллюзорный кустарник…

И попал прямиком на улицу Петрополя.

Позади меня высился пятиэтажный доходный дом, где Елизавета снимала квартиру. Не захотела она жить в домике на Выборгской стороне. Все говорила, что в центре Петрополя работы больше. Так-то оно так, но чтоб солидная женщина тридцати годов — и ютилась в квартирке в Коломне, да еще и с детьми… Говорил я ей, что место это гиблое. Да, старый район, с историей. Да только история у него была мрачная.

Я обернулся, бросил прощальный взгляд на окна квартирки Елизаветы — вон они, третье и четвертое слева от угла дома, третий этаж… Внуки таращились на меня из-за тюлевой занавески и, заметив, что я глядел на них, принялись махать тоненькими ручками.

Улыбнувшись, я поднял воротник пальто и взглянул на часы. Пора спешить на Вознесенский. Предстояло многое подготовить к прибытию Матильды Карловны…

Лишь на мгновение я оторвался от воспоминаний Василия. Удивительно, но у простолюдинов они были живее, красочнее. Я даже чувствовал все эмоции и мысли дворецкого, словно действительно влез в его шкуру. Но только действовать сам не мог — лишь был безмолвным участником того, что уже свершилось.

Но не успел я перейти дорогу, чтобы выйти к набережной Пряжки, как позади меня что-то зашумело.

— Василий Пантелеевич, — позвали меня со стороны подворотни. — Соблаговолите отнять пару минут вашего времени?

Я вздрогнул и обернулся. Кто-то курил у кованной калитки подворотни. И в этот момент я ощутил прикосновение к своему плечу.

— Не ссы, дядь, — пробасил кто-то над моим ухом. — Мы погутарить пришли. Есть дельце, за которое надо пару слов сказать. И не голоси, а то заткну. Уразумел?

— Да…

Я нервно сглотнул и попытался взглянуть на этого здоровенного детину. Огромный парень, вроде молодой — вокруг глаз еще не было сеточки морщин. Шапка надвинута почти что на нос, да и шарф закрывал большую часть лица.

— Идем-идем, дядь, — он аккуратно подтолкнул меня к подворотне. — Говорю ж тебе, не ссы. Нам только поговорить.

Тот, что курил, быстро потушил папиросу и бросил ее в решетку канализационного люка. Встретившись со мной взглядом, он открыл калитку и кивком велел вести меня во двор.

— У меня есть тридцать рублей, — нервно затараторил я. — И аппарат мобильной связи… Часы еще. Забирайте все, но жизнь оставьте.

Двое переглянулись поверх моей головы и дружно рассмеялись. Их хихиканье пронеслось зловещим эхом под сводами подворотни.

— Сдались нам твои червонцы, дядь, — пробасил мой конвоир. — Своих хватает.

Курильщик знаком велел нам остановиться. Мы встали в середине подворотни, аккурат под тусклой желтой лампочкой. Я плохо разглядел этого второго — видел, что лицо у него было худое, с резкими чертами. Брови косматые, недельная щетина. Одежда скромная, неприметная — так вся Коломна одевалась.

— У нас к вам, Василий Пантелевич, деловое предложение провокационного характера. Можно сказать, сделка, от которой вы не сможете отказаться… Насколько мне известно, вы служите семье Штофф.

Отпираться смысла не было. Кроме того, раз они поймали меня именно здесь, то знали и о Лизоньке…

— Да, служу. Что вам нужно от Матильды Карловны?

— От нее — ничего, — улыбнулся курильщик. — А нужно мне кое-что от вас, Василий Пантелеевич. Не буду ходить вокруг да около, расклад такой: мы знаем, где живет ваша семья. Знаем график работы вашей дочери и расписание занятий ваших внуков. И если вы желаете для них мирной жизни, то согласитесь на мою скромную просьбу.

У меня внутри все похолодело.

— Что за просьба? — не своим от ужаса голосом спросил я.

— В следующий раз, когда тайный советник Корф решит навестить Лебяжье или особняк на Вознесенском, вы сообщите нам. Сообщите заранее, как только узнаете. И в нужный час обеспечите нам тихое и безопасное проникновение во владения баронессы.

— Так вам нужен Корф?

Вежливый курильщик не ответил. Но я начал догадываться, что они задумали. Решили добраться до Вальтера Макаровича через госпожу, потому что его превосходительство мало кому доверяет. Но госпожа всегда была ему другом, и в ее обществе он не будет ожидать угрозы.

Господи, во что они меня втягивают?!

— Мы договорились? — снова едко улыбнулся курильщик. — Помните, Василий Пантелеевич, вы здесь бываете так редко. Кто знает, что может случиться с Елизаветой Васильевной и детьми в ваше отсутствие? Коломна — такой опасный район…

— Я согласен! — прорычал я, едва не скуля от беспомощности. — Не трогайте их. Я передам сведения. Только скажите, как?

Здоровяк зачем-то пожал мое плечо, словно так выразил одобрение.

— На втором этаже Гостиного двора, что на Невском, есть лавка с австрийскими марципанами. Когда у вас появится для нас информация, запишите все на бумагу и приходите туда. Только следите, чтобы за прилавком стояла невысокая блондинка. Она бывает там не каждый день. Подойдете к ней и скажете, что вы к Сарпедону, и передайте послание. Все запомнили?

Я осторожно кивнул. Гостиный двор, второй этаж, марципановая лавка. Блондинка. Сарпедон… Милостивый Боже, во что они меня вовлекают?

— Да, все запомнил.

— Вот и славно, Василий Пантелеевич, — курильщик похлопал меня по плечу. — Видите, как все просто? Сделаете что должно — и семья ваша будет в добром здравии. Ну и, разумеется, наша сделка отменится, если вы кому-нибудь разболтаете. Мы будем за вами следить. Впрочем, как и раньше.

Я с трудом вынырнул из воспоминаний Василия. Меня все еще колотило от ужаса, что пережил дворецкий при том разговоре. Что ж, есть зацепки.

Только вот зачем этот Сарпедон так подставился? Не скрывал лица, назвал имя, указал место. Неужели был уверен, что настолько запугал Василия, что тот и пикнуть не посмеет? Неужели не предусмотрел, что дворецкому могли вскрыть память?

Или этот Сарпедон был настолько мелкой сошкой, что нитка от него вела в никуда? По воспоминаниям Василия я не понял, был ли Сарпедон одаренным. Увы, дворецкий не мог этого почувствовать. Но они вроде бы не пользовались Благодатью во время разговора, так что тут бабка надвое сказала.

— Ваше… сиятельство, — Василий крепче сжал мою ладонь, — поторопитесь. Я слабею. Мне трудно оставаться в сознании… А я хочу показать вам все…

Я снова нырнул в его воспоминания. На этот раз Василия перехватили в том самом Гостином дворе, сразу после отъезда Матильды.

— Василий Пантелеевич, — окликнули меня, когда я наслаждался кофе на первом этаже буфета.

Я обернулся и едва не подавился напитком. Сарпедон — или как он велел себя величать, без спроса отодвинул стул и уселся напротив меня. На его тонких потрескавшихся от мороза губах играла все та же ядовитая улыбочка, не сулившая мне ничего хорошего.

— Добрый день, — выдавил из себя я и поставил чашку на блюдце. — Чем обязан?

— Хотелось бы верить, что вы приехали в это место, чтобы передать ценные сведения.

Конечно! Бежал спотыкаясь! Следовало проконтролировать консервацию ряда комнат после отъезда Матильды Карловны, да позаботиться о новогоднем убранстве. Потому я и оказался в этом проклятом Гостином дворе. И специально же выбрал самое дальнее крыло, чтобы даже не подниматься в ту марципановую лавку.

И они все равно нашли меня.

— А вы, полагаю, пришли напомнить мне о вашей власти надо мной?

— Эх, Василий наш Пантелеевич, — Сарпедон положил локти на стол и уставился на меня узкими глазами. Лишь сейчас, при ярком свете я понял, что в этом молодом человеке текли восточные крови. — Не в вашем положении дерзить, но смелость я оценил. Почему же вы не известили меня об отбытии баронессы в Дакию?

— Потому что для меня самого это стало сюрпризом, — я держал спину прямо, стараясь ни единым жестом не выдать, что затянул с передачей информации намеренно. Пусть я выгадал для госпожи всего пару дней, но теперь они не смогут ее использовать.

— Неужели? — шепнул Сарпедон. — Чтобы дворецкий — и не знал о предстоящей поездке?

— Клянусь, все слуги и даже племянница Матильды Карловны узнали обо всем в последний момент. Баронесса хотела избежать шумихи.

— Да только шумиха все равно поднялась, только уже после ее отъезда.

Сарпедон продолжал буравить меня взглядом. Я взялся за чашку с почти остывшим кофе, стараясь держать лицо.

— Что теперь? — спросил я.

— Теперь вам придется поработать интенсивнее, — снова расплылся в улыбке гость. — Для вас есть новое задание. Мне нужна порочная подноготная о Штоффах. Желательно, чтобы она была связана и с Корфом. В жизни не поверю, что двое сотрудников Тайного отделения за столько лет не замазались в каком-нибудь скандалишке или не совершили что-нибудь противоправное.

— Даже если так, мне это неизвестно.

— Тогда выясните, — Сарпедон поднялся, зачем-то прихватив с моего стола салфетку. — В конце концов вы — дворецкий. Человек, на котором держится весь дом. Добудьте мне тайну — и мы будем в расчете. Обещаю, что оставлю вас в покое.

И в этот момент у него зазвонил мобильный телефон. Сарпедон вытащил из внутреннего кармана куртки серебристую дорогую модель. Значит, не наделен Благодатью…

Он отошел, но недостаточно далеко. Я услышал обрывки разговора.

— Нет! — прошипел шантажист. — Зевс против.

Зевс? Сперва Сарпедон — греческий герой. Теперь Зевс…

— Я работаю над этим! Нет, еще рано. Скажи Зевсу, что до Нового года управимся… Нет, план менять не нужно!

Он вышел в другой зал, и я больше ничего не смог расслышать. Обратно Сарпедон не вернулся. К моему большому облегчению.

Я открыл глаза и снова очутился среди леса и сугробов, рядом со слабеющим дворецким.

— Я пытался выкрутиться. Но когда слишком затянул с поисками секретов, они снова начали угрожать моей дочери…

— Знаю. Видел, — ответил я и снова надавил ладонями на его виски. Оставалось совсем немного. Он почти все мне передал.

Образы пошли быстрее — теперь я просто считывал и запоминал все, что видел и в чем участвовал Василий. Меня подгоняло предчувствие скорого конца — Василий слишком ослаб, лишившись природных защит и энергии, что ушла на инстинктивное сопротивление.

Я увидел третью встречу — в марципановой лавке, где Василий передал толстый конверт белокурой девице. После этого Сарпедон действительно оставил Василия в покое. Но я сомневался, что он не продолжал слежку. И раз так, Сарпедон должен был понимать, что я вышел на его след.

Значит, нужно собирать силы.

Но сперва…

Дворецкий прерывисто вздохнул, когда я отнял руки от его головы.

— Все, Василий, — прошептал я. — Я видел все, что нужно. Вы не представляете, как помогли.

— Это меньшее, чем я могу расплатиться за предательство госпожи. Она всегда была ко мне добра. И она, и Ирина Алексеевна… Пожалуйста, передайте им, что я правда пытался отсрочить. Пытался сделать хоть что-то, но… Слишком боялся за своих.

Я кивнул.

— Непременно.

Василий закрыл глаза и мечтательно улыбнулся.

— Был рад помочь, ваше… сиятельство.

— Они здесь! — крикнули со стороны дороги. — Бегом!

Я резко обернулся. Явились, блин, и не запылились. Безопасники Ланге перепрыгивали через снежный вал на обочине и спускались к нам. Я отошел от Василия, позволяя ему уйти на своих условиях.

— Скорую вызывайте, — велел я, увидев главного безопасника. — Хотя могут и не успеть.

Ланге проглотил интересовавшие его вопросы и задал самый уместный в данной ситуации:

— Вы в порядке, Михаил Николаевич?

Я пожал плечами.

— А мне-то что сделается?

— В таком случае я обязан спросить, что все это значит.

— Ага. Только пусть вам обо всем расскажет Корф, когда сюда заявится. А мне нужно ехать.

Ланге потерял дар речи от моей наглости.

— Прошу прощения, но на чем вы собрались отсюда ехать? На собственности баронессы?

— Думаю, она не обидится, — бросил я.

Безопасник дернулся было за мной, но я выбросил руку вперед и выставил барьер.

— Виктор Зиновьевич, вы не представляете, какая задница здесь творится. Поэтому если всерьез хотите помочь мне разгрести это дерьмо, просто продолжайте выполнять свою работу. А я найду тех сволочей, что сделали это с Ириной и Василием.

Безопасник смерил меня тяжелым взглядом.

— Так вы что-то выяснили?

— Да, но это вопрос уровня Тайного отделения. Простите, я сейчас и правда не могу ничего сказать. Одно замечу — вы проморгали в своих рядах предателя. Внимательнее следите за персоналом.

Наверное, с последней фразой я чутка перегнул — все же слуги имели право на личную жизнь. Но здесь все так переплелось, что Василий действительно стал работать на этого Сарпедона из страха. Но Ланге… Ну должен же он был что-то заметить. Должны быть в таких случаях перемены в поведении, странные отлучки и прочее.

Не заметил. Впрочем, я тоже много всего проморгал.

“Я вытащил информацию из головы Василия”, — обратился я к Корфу, проигнорировав приветствия. — “Там много интересного для ваших глаз и ушей. Куда подъехать?”

“Разъезжая улица, дом сорок четыре”, — коротко ответил тайный советник. — “Алексеев встретит. Когда будешь?”

Эх, Лиговка… Не ездил я еще по центру толком, да еще и без прав… Но ничего, постараюсь козырнуть статусом, случись что.

“Через час”.

“Жду”.

Я сел за руль Македонского и ласково погладил профиль полководца на торпеде.

— Ну что, Александр Филиппыч, поехали на охоту?

Глава 35

Проезжая мимо поста дорожной полиции на въезде в город, я затаил дыхание. Лишь бы не остановили… Мало того что я был без водительского удостоверения, так еще и без документов на машину. Пара звонков куда надо, конечно, поможет отвязаться, но я просто не хотел тратить на это лишнее время.

Скорее бы уже этому телу стукнуло восемнадцать. Черт с ним с алкоголем, я хотел, блин, нормально передвигаться по городу!

— Фууух, пронесло, — я расслабился на сидении, когда пост остался за спиной. Повезло.

Теперь оставалось сориентироваться, как удобнее доехать до Лиговки. Я свернул на Выборгский проспект — прямой, точно стрела. В моем родном мире он был назван в честь Энгельса, но здесь коммунистов настолько не чествовали. Выборгский плавно перешел в Большой Сампсониевский проспект, я добрался до Нижегородской улицы, и с нее въехал на Литейный мост.

Как ни странно, в центре ориентироваться было проще — застройка старая, расположение улиц мало отличалось от их аналогов в моем мире. Тот же Литейный, Невский, Владимирский проспекты… И вот я уже сворачивал с Большой Московской на Разъезжую улицу. Оставалось лишь найти нужный дом.

И зачем Корф назначил встречу в таком месте? Не сиделось ему в своем управлении — вечно бегал в поле вместе с подчиненными.

Припарковавшись, я заглушил двигатель и связался с бабушкой.

“Ба, это Миша”.

“А я уже хотела было сама тебя звать. Где ты, мон шер?”

“Работаю. Выполняю кое-какие поручения для Корфа”.

Я почувствовал напряжение, пробежавшее по ментальному каналу.

“Что он заставляет тебя делать?”

“Не заставляет. Я сам вызвался помочь. Пока не могу разглашать, но дело серьезное”.

“Тебе угрожает опасность?”

“Сейчас нам всем она угрожает, Ба. Время нынче неспокойное”.

“Я понимаю, что ты наверняка пошел на это ради того, чтобы заслужить несколько лишних очков в глазах тайного советника, но, умоляю тебя, Мишенька, будь осторожен. Когда тебя ждать?”

“Не знаю. Наверное, уже завтра. Не знаю, когда закончу, поэтому лучше переночую в городе”.

“Мне все это не нравится, мон шер. Но мне остается лишь уповать на твое благоразумие. Помни, кто ты и кем должен стать, Михаил”.

“Ни на минуту не забываю”, — ответил я. — “Не волнуйся за меня, Ба”.

Запретить подрабатывать на Корфа она и правда мне не могла. В конце концов я оказался здесь и сейчас потому, что в свое время моя семья сама нарвалась на Пистолетыча. За все нужно платить.

“Ладно, я все передам твоему отцу”, — вздохнула бабушка. — “Будь осторожен”.

Кивернития разорвала связь, а я вылез на холодный вечерний воздух. Время еще было не позднее — часов шесть вечера, но уже стемнело. Желтое уличное освещение уюта не добавляло. Райончик был так себе что в моем мире, что в этом. Старые, но лишенные изящества дома прижимались друг к другу так плотно, что не оставалось места для скверов. Так выглядело жилье для низших классов — узкие до невозможности тротуары, подозрительные личности у магазинов. Откуда-то тянуло вонью горящей помойки.

И тут я такой красивый, в пальто с иголочки и с гербом аристократа. В таких местах обитал люд отчаянный. Спрашивать и бояться не будут — сразу попробуют дать в дыню и отобрать бумажник. Правда, если рискнут, у меня для них две плохие новости. Первая — я ж отвечу. Вторая — денег у меня все равно почти не было. Так что страдать шпана будет зря.

Я взглянул на вывеску ближайшего дома — сорок второй. Значит, мой следующий.

Четырехэтажное здание болезненно-желтого цвета с одинаковыми рядами окон и торговыми помещениями на цокольном уровне. Зарешеченная подворотня. Обычный дом, каких в Петрополе были сотни.

“Прибыл на место”, — сказал я Корфу. — “Жду у ворот”.

“Сейчас спустится Алексеев, заберет тебя”, — ответил тайный советник и пропал из моей головы. Как же было хорошо и свежо, когда в ней никого не было. Не башка, а проходной двор.

— Эй, мажор! — крикнул какой-то парень в кожаной куртке и кепочке, очевидно, дожидавшийся товарищей у магазина. — Закурить не найдется?

— Не курю, извините.

— Это хорошо, — ухмыльнулся он, обнажив кривые желтоватые зубы. — Значит, здоровеньким помрешь. А на зажигалку мелочь не одолжишь?

А почему бы, собственно, и нет?

Я пошарил по карманам и высыпал в ладонь небольшую несколько монет.

— Держи.

— Вот спасибо, удружил, — снова расплылся в улыбке парниша. — А тачка твоя?

— Не-а. Угнал.

Парень посмотрел на меня, оценивающе смерил взглядом мое пальто, скользнул глазами по ботинкам, а затем увидел родовой герб.

— Ээээ… Аристократ, значится.

— Ага.

— Правда угнал, что ли?

— Ага. Не все аристократы разбрасываются деньгами. Я вот из небогатой семьи, поэтому своей машинки нет, — Я встретился с ним взглядом и понял егонамерения. — Даже не думай. То, что я ее стащил, еще не значит, что можно тебе. Это автомобиль моей девушки. Прокатиться не дам. И имей в виду, что у меня есть разрешение на применение Благодати.

Паренек поправил кепочку и тут же попятился.

— Да чего ты сразу, начальник? Я ж так, спросил… Ну, не прокатило.

Я усмехнулся. Да уж, давненько мне не попадались такие персонажи. Даже ностальгия пробрала. И забавно, что кепочки с козырьками местные неблагонадежные элементы любили точно так же, как и в моем мире. Правда, у нас они вышли из моды.

— Ну бывай, аристократ, — парень взмахнул рукой. — Спасибо за мелочь. И это… Ты там во дворе поосторожнее. Дом нехороший.

— А что там?

— Ну прям щас там шухер. Стервятники налетели. Да и вообще люд там живет злобный. Это ж бывший “доходник” Бурова. Ну, промышленник который. Тута его работники раньше жили. Вот когда он разорился, государство дом и выкупило. И заселили сюда абы кого. Так что отогнал бы ты свою машину подальше…

— Спасибо за совет, — улыбнулся я.

И за информацию. Весьма любезно со стороны этого юноши.

Черт, а я-то уже настроился на махач. Ладно, еще будет возможность подраться, вот задницей чуял, что будет. А пока я подошел ближе к воротам. Занятно, что даже на таком невзрачном доме решетка явно была авторская. Чувствовалась душа мастера.

Вообще главное внешнее отличие Петрополя от моего родного Питера проявлялось не в центре, а на окраинах города. Сперва я даже не мог понять, что же именно было не так. А затем осенило — здесь не было типовой застройки. Ни хрущевок, ни брежневок, ни знаменитой сто тридцать седьмой серии.

Да, чем дальше от центра, тем выше становились жилые здания. Но архитектурный стиль отличался. Не было одинаковых домов-близнецов. Каждому проекту архитекторы старались придать хотя бы небольшую уникальность. Где-то играли с цветами, в ином случае добавляли больше стекла, а в домах побогаче даже делали лепнину и скульптурные композиции. Словом, имперский дух хоть немного да прослеживался.

Странный, конечно, мир. Мир, где люди не знали хрущевок, но были обречены на жизнь в соответствии с их кастой. И черт знает, какой из двух миров был лучше. Несмотря на все очарование, мир Петрополя был куда безжалостнее, а нравы — суровее. В моей реальности ты мог достичь какого-никакого успеха благодаря мозгам и усердию — трудно, задницу порвешь на британский флаг, но это было возможно. Здесь же многие варианты будущего были недоступны уже по факту рождения. И вырывались в аристократы единицы.

— Михаил Николаевич! — в подворотне нарисовался помощник Корфа. — Открываю, заходите.

Он впустил меня в полутьму и плотно закрыл дверь калитки.

— Идемте, Вальтер Макарович скоро освободится. Ну… Не совсем, но четверть часа у него будет.

Мы вышли в просторный внутренний двор, и я увидел, что здесь было несколько пристроек. Одна — длинная одноэтажная, тянулась вдоль всего соседнего дома. Стояло несколько автомобилей со знаками отличия полиции, еще несколько без опознавательных знаков. Возле пристройки суетились люди — в форме и в штатском.

— Что у вас здесь творится? — Спросил я.

— Накрыли одну из ячеек Ордена Надежды, — отозвался Алексеев.

— Уверены, что мне целесообразно здесь находиться?

— Эти вас не знают, будьте спокойны. Эти товарищи у нас анархисты и еретики даже с позиции устоев и программы “надежников”. Вряд ли вы смогли бы пересечься при иных обстоятельствах. Но теперь уже точно не сможете.

Алексеев говорил с легкой насмешкой, словно едва сдерживался от того, чтобы начать потешаться. Помощник Корфа явно был в приподнятом настроении. Оно и понятно — все-таки прихватили за жабры хоть кого-то из революционеров.

— Что вас так смешит? — Осторожно спросил я.

— Да идиоты они. Дурачье малолетнее. Задумали устроить акцию с подрывом во время гуляний на Манежной площади. Там ярмарка сейчас проходит, народу в праздники полно. И эти болваны наивно думали, что у них получится. Отделение-то не зря свой хлеб ест.

А вот это было довольно странно. Ведь Радамант сказал мне, что отменит все акции и заставит свои команды залечь на дно — все, чтобы быстрее добраться до Аспиды. А тут такое. И акция на Манежной — это громкое заявление. Провокация.

Радамант не всегда работал тонко, но даже для него такая кровища была бы чрезмерной.

Мы как раз подошли к одному из входов в пристройку, возле которой устало курили двое сотрудников в штатском. Они равнодушно скользнули по мне взглядами и отвернулись. Алексеев хотел было зайти внутрь, но в этот момент Корф вышел сам.

— Убожества… — выдохнул он себе под нос, и лишь затем увидел нас. — А, ты. Идем, Соколик, прогуляемся.

— Я здесь, конечно, по другому вопросу, но не кажется ли вам, что те, кого вы сейчас взяли, не имеют отношения к Ордену Надежды? — тихо сказал я, когда мы отошли на достаточное расстояние.

Там, за парковкой для жильцов, был небольшой импровизированный садик — пара скамеек под сенью каких-то кустов. И урна. Корф встал там, закурил и на несколько мгновений прикрыл глаза — он уже даже не пытался скрывать, насколько задолбался.

— Это в случае, если Радамант сдержал обещание, — хрипло ответил тайный советник и с наслаждением затянулся.

— Он заинтересован в поиске аспидов. Не меньше, чем мы. В это его обещание я верю. А с учетом того, то Темная Аспида уже подставляла “надежников” в громких акциях, то…

— Я понял, к чему ты клонишь. Поглядим.

— Опять же, ячейки друг с другом не общаются. Связь идет между главой ячейки и Радамантом — и то не всегда прямая. Он же перестраховывается! Этих товарищей могли просто обмануть.

— Ничего, сейчас я тебя выслушаю, затем хлебну кофе и залезу каждому из них в черепушку. А там посмотрим, прав ли ты, — Корф стряхнул снег со скамейки и присел. — Докладывай.

Я пересказал ему все, что случилось во время моего визита в Лебяжье и после. Сказал, как нашел нестыковку и попытку скрыть пребывания Василия в доме раньше. Поведал о погоне, о том, как пришлось тормозить Василия. И о том, почему Василий на это пошел.

— Да уж, выбор у Проскурякина был невелик.

— Мне его мотивы понятны, — пожал плечами я. — Сам оказался в таком же положении.

— Ага, и уже втянулся. Впрочем, работа у нас такая… Специфическая. Затягивает. Сам не заметишь, как всю жизнь на ней проведешь. А вот то, что ты вытащил из него все воспоминания, это очень хорошо. Это просто прекрасно! Первая хорошая новость за сегодня.

— Вроде того. Так что предатель найден, есть кое-какие ниточки и даже больше… Можно работать дальше.

— Согласен, — ответил Корф и потушил окурок. — Значит, так. Сейчас поедешь с моим человеком в управление. Алексеева с тобой отправить не могу, он нужен мне на месте. Поедешь с Бестужевым. Гавриил Петрович, четвертый ранг, боевик. Надежный мужик. Помогает мне с Аспидой, так что в общих чертах в курсе.

Я нахмурился.

— Насколько надежный?

— Настолько, что его яйца хранятся у меня и выдаю я ему их по расписанию, — отрезал Корф. — Две дакийские войны прошел, грудь в медалях. И люто ненавидит всю эту шелупонь провокаторскую. Ну и еще кое в чем был замешан, что позволило проверить его лояльность. Гавриилу верить можно, но все равно лишнего не болтай. Езжай с ним, на месте он объяснит, что делать. Потом даст водителя, отправим тебя домой.

Я покачал головой.

— Спасибо, не нужно. Я на Вознесенском останусь, у Штоффов. Есть планы на утро.

— Как знаешь. Все, — Корф поднялся и буквально за несколько секунд собрался, выпрямил спину, вернул лицу суровое выражение. — Подожди у дверей, Бестужев как раз уже собирается. Его работа окончена, начинается моя.

Я кивнул.

— Удачи.

Гавриил Петрович Бестужев оказался совершенно не таким, каким я его воображал после краткого рассказа Корфа. Мне почему-то думалось, что передо мной предстанет аналог морпеха с косой саженью в плечах, а дознаватель Бестужев оказался… Обычным мужчиной средней комплекции и невзрачной внешности. Выдавали его выправка и комплекция человека, явно дружившего со спортом.

А еще он был моложе, чем думалось. Лет тридцать, не больше. Видать, рано начал военную карьеру.

— Ваше сиятельство, — на ходу бросил он мне, — едем. Поторопитесь, пожалуйста.

— Я на своей.

Бестужев кивнул.

— Не отставайте.

***

Я пялился на здоровенный кварцевый шар, словно ярмарочная гадалка на сеансе. Только карт таро и свечей не хватало для антуража. Да и обстановка кабинета Бестужева не соответствовала атмосфере.

— Не выходит? — участливо спросил Гавриил Петрович.

— Сейчас выйдет, — прошипел я и снова обхватил проклятый шар обеими руками.

Оказалось, что засунуть такой большой пласт воспоминаний в артефакт было непростой задачей. Я уже битые полчаса пытался утрамбовать воспоминания Василия слой за слоем, но то они не влезали полностью, то путался порядок, то пропадали важные куски.

Бестужев, следовало отдать ему должное, был безукоризненно вежлив и ангельски терпелив. Возможно, решил не давить на первокурсника Аудиториума, понимая, что даже от такого самородка техничного исполнения требовать бессмысленно.

Дознаватель поставил передо мной кружку с дымящимся чаем.

— Может прерветесь?

— Нет! Почти готово!

Я почти засунул последние куски, утрамбовал, почти что ментально попрыгал сверху, чтобы точно влезло, и принялся сканировать результат. Ну, с грехом пополам, но вышло. Надо бы изучить кое-какие практики экстерном, если так и дальше пойдет…

— Все, — я обернул шар в ткань и передал дознавателю. — Сахарку не найдется?

Бестужев спрятал артефакт в сейф и принес мне коробку с рафинадом.

— Спасибо.

— Готовы к следующему этапу? Звать художника?

Сгорел сарай — гори и хата. Я все равно уже смирился с тем, что выйду из управления после полуночи.

— Давайте. Только я с чайком сидеть буду. Это ничего?

Бестужев лишь рассмеялся в ответ. На удивление заразительно.

— Ох, Михаил Николаевич, знали бы вы, какие дерзости видели эти стены…

— Избавьте, — улыбнулся я.

Дознаватель на несколько мгновений ушел в себя — видимо, связывался с сотрудником. Минут через пять в дверь кабинета постучали.

— Проходите!

В дверной проем робко просунулась голова молодой женщины.

— Я к вам! — увидев меня, она смущенно улыбнулась. — Лариса Олеговна Чернявская, артефактор-криминалист и штатный художник.

Чернявская открыла папку, вытащила лист и вложила на планшет.

— Готовы, ваше сиятельство?

— Да. Только не очень понимаю, что нужно делать.

— Все просто. Мы устанавливаем ментальный контакт, затем вы передаете мне образ человека, которого нужно изобразить. Старайтесь задержать внимание на одном конкретном эпизоде. Будет идеально, если вообще представите его в виде фотографии — так у меня получится зарисовать его быстрее. Собственно, это все, что от вас требуется.

Девушка снова смущенно улыбнулась и поправила рваную прядь своей короткой немного бунтарской прически. Творческая личность…

— Все ясно, давайте начинать.

Рука Чернявской оказалась прохладной и немного влажной. Я быстро установил контакт, нашел в воспоминаниях Василия подходящий “кадр” и сконцентрировал на нем все внимание. Задачка тоже оказалась не из простых. Одно дело позировать портретисту, другое — не просто сидеть ровно, а еще и удерживать в голове только одну картинку.

— Очень хорошо, ваше сиятельство, — похвалила художница. — Приступаю.

Я старался не глядеть на движения ее рук — они отвлекали и сбивали фокус внимания. Мне был слышен лишь тихий шорох карандаша по бумаге. Сколько времени прошло, я не знал, но под конец уже ненавидел этого Сарпедона. Небось еще и сниться будет после такого.

— Готово, — художница развернула ко мне рисунок, и я ахнул.

— Да вам не в Управление нужно было идти, а в Академию Художеств! — Воскликнул я, еще больше смутив сотрудницу. — У вас талант. Сарпедон собственной персоной, как живой.

Она тут же принялась делать еще несколько набросков — в профиль, в полный рост. Эти получились более схематичными, но основные черты угадывались.

— Да, все верно, — кивнул я. — Не узнать невозможно.

Бестужев забрал листы у Чернявской и улыбнулся.

— Большое спасибо, Лариса Олеговна. Вы свободны, — он дождался, пока художница выйдет, и повернулся ко мне. — Вы, собственно, тоже. По крайней мере, до завтрашнего утра. Рисунки мы сведем в одну бумагу и раздадим сотрудникам. Пусть покажут своим информаторам. Если Сарпедон торчит в Гостином дворе, то его точно должны были увидеть.

— Да, — я поднялся и лишь сейчас понял, как вымотался за этот день. А ведь еще требовалось пригнать Македонского к особняку Штоффов, уговорить Пелагею пустить меня ночевать… — Жду новостей. Рад знакомству, Гавриил Петрович. Только можно мне тоже одну копию?

— Конечно.

Бестужев вышел в коридор с бумагами и минут через пять вернулся с копией.

— Прошу.

Я сложил листок с портретом Сарпедона вчетверо и убрал во внутренний карман пальто.

Попрощавшись, я вышел и сел в Македошу. Достал “фоторобот”, развернул и снова посмотрел на Сарпедона.

У меня был один знакомый, кто наверняка мог видеть этого хмыря в Гостином дворе.

Пора было попросить торговца редкостями Бронштейна о еще одной услуге.

Глава 36

Македонского я оставил во внутреннем дворе городской резиденции Штоффов. Пелагея сперва обрадовалась моему визиту, но когда я сообщил о трагической гибели Василия, едва не захлебнулась в рыданиях.

Те немногочисленные слуги, что обслуживали дом на Вознесенском, были в прострации и, казалось, не могли поверить в уход Василия. Мне и самому до конца не верилось. Иногда события в моей жизни брали настолько стремительный разбег, что я с трудом мог сориентироваться и понять, что происходит.

— Что же за времена такие для нас наступили? — вытерев слезу, Пелагея схватилась обеими руками за кружку с обжигающе горячим чаем. — Сперва Матильду Карловну выслали в Букурешт, потом случилась беда с Ириной Алексеевной, а теперь и Василий… Господи, за что это все нам? Что же теперь будет…

Мне с трудом удалось уговорить безутешную домоправительницу пойти спать. Сам я, даже не раздеваясь, рухнул на кровать в гостевой комнате и продрых без единого сновидения аж до самого звонка будильника. И лишь утром как следует привел себя в порядок.

К моему удивлению, всю одежду уже почистили и выгладили, а в столовой меня ожидал горячий завтрак. Служанка Марьюшка — бойкая девица лет шестнадцати — пригласила меня трапезничать. Я заметил, что ее щеки были красными от слез.

Да уж, привез я им вести… Прямо под самый Новый год.

— Зачем же вы в столовой накрыли? — растерялся я, увидев аппетитное многообразие. — Я ведь так, просто переночевать заскочил… Мог бы спокойно на кухне поесть.

— Ох, Михаил Николаевич, нам это сейчас в радость, — отмахнулась Марья. — С тех пор, как обе госпожи разъехались, здесь все словно вымерло. Скучно, делать нечего. А тут гость, пусть и с печальными вестями. Нам не тяжело, а вам приятно.

Насчет того, что здесь все вымерло, она, конечно, погорячилась. Особняк празднично украсили — но гораздо скромнее, нежели если бы здесь сейчас обитала Матильда. С баронессы сталось бы организовать что-нибудь поистине грандиозное. А сейчас слуги просто хотели праздника, вот и расстарались как смогли. И, кажется, я им его испортил.

Быстро умяв яичницу с беконом и закусив все это дело тостами с вареньем, я выпил пару чашек черного, как сама Аспида, кофе и наконец-то проснулся окончательно. На часах было начало десятого. Самое время мотаться по делам.

Бумажка с портретом Сарпедона нашлась во внутреннем кармане пальто. Там же был бумажник с моими весьма скромными сбережениями.

Мда. Пора уже найти какую-нибудь подработку, чтобы не тянуть финансы из отцовского кошелька — им и так после праздников придется туговато. Хорошо бы договориться с Корфом хотя бы на скромную оплату моих героических подвигов.

— До свидания, Михаил Николвевич! — хором провожали меня слуги, с трудом натянув любезные улыбки на лица. — Счастливого Нового года!

Попрощавшись с домашними, я вышел на морозный воздух. Над Петрополем все еще висела почти ночная темнота, и я побрел до Гостиного двора пешком. Раз уж оказался в центре, да еще и не был ограничен во времени, решил воспользоваться возможностью и получше изучить центр.

Маршрут я выбрал почти что туристический. Мог бы срезать дорогу по Казанской улице, но решил прогуляться по набережной. Добрался до канала Грибоедова, перешел мост и медленно побрел в сторону Дворцовой. И уже там, дойдя до Невского, прогулялся по проспекту до Гостиного двора. На все потратил полчаса, но прогулка вышла отличной — мороз щипал щеки, прозрачный воздух хрустел, да и снега за ночь насыпало ровно столько, чтобы и не поскользнуться на наледи, и не утонуть в нем по щиколотку. Одним словом, красота. Даже скверное настроение немного приподнялось.

Лавка торговца редкостями Бронштейна была еще закрыта. На табличке красовалась надпись: “Открыто с 10:00 до 20:00”. Я взглянул на часы — ничего, осталось подождать минут десять.

Сам Бронштейн уже возился в магазинчике — я видел его снующую меж стеллажей фигурку. Старик что-то протирал, обмахивал метелкой скульптурки и бюсты. Заметив меня, он слеповато прищурился, надел очки и расплылся в улыбке.

— Заходите, ваше сиятельство! — радостно пригласил он, отперев дверь. — Прошу прощения, не сразу вас заметил. Давно ждете?

— Нет-нет, только пришел. И, увы, сегодня я без денег.

— Ничего страшного. Вернете. Но что же тогда привело вас ко мне в столь ранний час?

Я покосился на дверь.

— Вы не могли бы пока что запереть магазин? У меня к вам конфиденциальный разговор.

Бронштейн озадаченно на меня уставился, но возражать не стал.

— Разумеется, ваше сиятельство. Один момент.

Пока он возился с замком, я достал сложенный вчетверо лист с портретом Сарпедона и протянул старику, когда тот вернулся.

— Понимаю, вопрос прозвучит странно. Но вы никогда не видели здесь этого человека?

Семен Яковлевич нахмурился, затем спохватился и поменял очки — две пары висели у него на груди на цепочках.

— Вот, другое дело… Старость — мерзкая штука, Михаил Николаевич. Не рекомендую.

Он внимательно уставился на портрет. С моего позволения взял листок в руки и поднес ближе к массивной антикварной лампе с витражным абажуром.

— Да-да… Я его знаю, — Бронштейн удивленно поднял на меня глаза. — Прошу прощения за бестактность, но какие дела могут связывать столь благородного человека вроде вас и такую сволочь?

— Значит, он еще и сволочь? — улыбнулся я.

— Ох, известный негодяй. Это, ваше сиятельство, Марат Хлыщев по весьма оригинальному прозвищу Хлыщ. Не хотел бы навязывать свое мнение, но от этого человека я рекомендую держаться подальше.

А вот это уже было интересно. Значит, мужик-то засветился. Или даже не особо и прятался. И судя по всему, мужичок-то с предысторией…

— Семен Яковлевич, понимаю, что не в моем положении просить вас о еще одной услуге — я ведь должен вам денег за тот прекрасный артефакт. Но вы не могли бы рассказать об этом Хлыщеве все, что знаете? Это очень важно.

— Расскажу. Но за это будет своя цена.

— Сколько?

Бронштейн улыбнулся.

— Нет, Михаил Николаевич, денег я с вас больше не возьму. У меня в ходу другая валюта — информация. Расскажите мне, как же так вышло, что сын графа разыскивает уличного преступника. И тогда я расскажу все, что мне о нем известно.

Что ж, этого следовало ожидать. Больно уж занятный был старичок для простого антиквара. Мы, Миха, нарвались на торговца информацией. Если я все понимал правильно, то Бронштейн был человеком полезным и уважаемым. Таких не трогали даже отморозки.

Надо бы расспросить о нем у Корфа. Что-то мне подсказывало, что Тайное отделение тоже могло числиться в списках клиентов этого ушлого старикана.

— Хорошо. Но это информация, которую я прошу не продавать. Ваш личный интерес я удовлетворю. Но это опасный товар.

— Иного от вас я и не ожидал.

— И обо мне навели справки?

— Разумеется, — почти что оскорбился торговец. — И даже еще до того, как вы впервые ступили на порог моей лавки. Итак, Михаил Николаевич, зачем вам нужен Хлыщ?

Я вздохнул. С чего бы, блин, начать? Да еще и так, чтобы не слить то, что пока не стоило делать достоянием общественности.

— Раз вы навели обо мне справки, то должны знать, что я близок с семьей баронессы Матильды фон Штофф, — тихо проговорил я.

— Да. Хотя, судя по всему, ее племянница вам больше по нраву.

— И вы знаете, кем раньше была баронесса…

Бронштейн широко улыбнулся, сверкнув золотыми зубами.

— О да. По свету до сих пор ходят сплетни, что у баронессы был роман с тайным советником Корфом…

— Вт мы и подошли к сути. Этот Хлыщев, — я ткнул пальцем в лоб портрету, — был организатором покушения на Корфа. Так уж вышло, что из-за этого пострадали люди, которые мне дороги. Если…

Бронштейн изменился в лице и жестом прервал меня.

— Все! Дальше молчите! Я не лезу в дела Тайного отделения. Таково условие моей работы. Я не распространяю информацию о деятельности сотрудников и вообще лишний раз ее не касаюсь.

Ха! Зато теперь стало понятнее, почему этот старик спокойно сидел у всех под носом и явно не первый год вел свою деятельность. Похоже, что Тайное отделение разрешило ему работать, но поставило ряд ограничений. Что ж, разумно. Наверняка Бронштейн был еще и информатором ищеек.

— Выходит, сделки не будет? — вскинул брови я. — Раз уж вы не хотите меня слушать.

— Нет, о Хлыщеве я расскажу. Положа руку на сердце, он уже много кого, простите за выражение, достал. И если найдется способ его прижать, я буду только рад.

Я осклабился.

— Думаю, это можно устроить.

— Тогда слушайте и записывайте, — старик прочистил горло и облокотился на конторку. — Хлыщ родом из Татарской слободы. Мать татарка, отец русский. Оба умерли рано, Хлыщ оказался в приюте. Здесь недалеко, на Садовой. Там же и познакомился с местной бандой — они держат “Апрашку”.

“Апрашкой” что здесь, что в моем мире назывался печально известный Апраксин двор — здоровенный рынок, где можно было достать хоть черта лысого. Дешево, полная антисанитария, куча подделок на любой вкус и кошелек. В моем мире рынок немного облагородили, но здесь, несмотря на близость к Невскому, “Апрашка” оставалась настоящей черной дырой.

— Значит, Хлыщ — один из апраксинцев? — спросил я.

— Да, ваше сиятельство. В органах правопорядка таких, как Хлыщев, называют членами организованных криминальных сообществ. Хлыщ там не первый и не последний человек. Определенным влиянием обладает, имеет своих шестерок. И все же до трона ему далековато. Но воротила хитрый.

— Понял.

Выходит, Аспида имела какие-то отношения с апраксинцами. Интересно, это было согласовано с местным преступным королем или Хлыщ прихватил халтурку на дом?

— И как можно найти этого Хлыща?

— На территории "Апрашки", во дворах, есть кабак. Называется “Хмельная пчела” — медовуху там подают. Многие апраксинцы там часто крутятся. Да и само заведение принадлежит господину Черепанову. Это… как бы выразиться, чтобы вам было понятно…

— Местный авторитет? — подсказал я.

Бронштейн просиял.

— Именно! Хлыщ у него в фаворе, потому и ведет себя вольно.

— Благодарю, Семен Яковлевич, — кивнул я. — Раз вы не приняли от меня оплату информацией, быть может, есть иной способ выразить вам благодарность? Услуга, например?

— Услуга подойдет, ваше сиятельство, — согласился торговец. — И позволю себе дать вам еще один совет. Не идите на “Апрашку” в одиночестве. Несмотря на наличие у вас сил, прогулка рискует закончиться неожиданно. Это действительно нехорошее место, и местные ревностно его оберегают. А вы юноша видный, непременно привлечете ненужное внимание к своей персоне.

— Благодарю, Семен Яковлевич. И, боюсь, мне уже пора.

— До свидания, ваше сиятельство. Постарайтесь все же выжить — мне еще с вас долг взимать.

Я слегка улыбнулся и вышел за дверь лавки.

“Вальтер Макарович, доброго утра”, — дозвался я до Корфа.

“Ни хрена оно не доброе”, — проворчал тайный советник. — “Что у тебя опять стряслось?”

“Нашел я нашего Сарпедона. Член банды апраксинцев Марат…”

“Хлыщ. Уже знаю”.

Я насупился от обиды. Ну конечно, мне-то зачем говорить. Ну да, ну да, пошел я на фиг.

“Черт. А я надеялся вас обрадовать”.

“Один из оперативников тебя опередил. Его связной узнал нашего Сарпедона. А как тебя угораздило так быстро справиться?”

“Удивительно, но у меня тоже появился информатор. Бронштейн”.

“Этот старый маланец?” — вздохнул Пистолетыч. — “И что ты ему теперь должен?”

“Услугу”.

“Поздравляю, Михаил. Тебя только что взяли в оборот. Этому проходимцу палец в рот не клади”.

“Ничего, переживу”, — отмахнулся я. — “Что дальше? Когда будем брать Хлыща?”

“Будем?” — с легким сарказмом переспросил Корф. — “Вы ничего не перепутали, юноша?”

“Вы обещали, что я смогу вам помогать. Я подразумевал и участие в операциях…”

“Михаил, ты помогаешь. И прекрасно справляешься для неподготовленного юноши своего возраста. Но сейчас планируется серьезное мероприятие. Это “Апрашка”, опасное и сложное для работы место. А ты несовершеннолетний — раз, и неопытный — два. Я не могу допустить, чтобы ты пострадал. Дело даже не в том, что с меня погоны слетят, если наверху выяснится, а то, что это неправильно”.

Удивительно, что Корф счел необходимым мне все объяснить. Нет, то, что я лез в заваруху не своего уровня, я как раз понимал. Но со мной была родовая сила с потенциалом первого ранга. Да и уличный опыт какой-никакой у меня тоже имелся. Победить может и не смогу, но точно унесу ноги.

И кроме того…

“Вальтер Макарович, для меня это дело чести. Дело принципа. Из-за этого Хлыща Ирина сейчас в ментальной коме, Василий мертв, а у вас дырка в брюхе. Я не стану отступать сейчас, когда мы вышли на его след! Если не дадите добро, пойду сам. А потом, если меня все же ранят или завалят, всплывет вся эта история, что вы превратили меня в агента. И тогда ваши погоны точно слетят”.

Мерзко, знаю. Хитрожопый запрещенный прием и гнусный шантаж. Но с кем поведешься…

“Вижу, ты все же кое-чему научился”, — сухо ответил Корф. — “Сейчас я пойду тебе навстречу из уважения к твоим заслугам и к Ирине. Но впредь не смей мне угрожать. Никогда”.

“У меня были хорошие учителя”, — ответил я. — “Значит, мы договорились?”

“Свяжись с Бестужевым. Он руководит операцией по задержанию. И, бога ради, Соколов, не подставляйся под пули!”

***

Гавриил Петрович хмуро взирал на меня поверх голов остальных сотрудников.

— Уверены, что вам это нужно, ваше сиятельство?

Я кивнул.

— Да. Инструкции усвоил. Держусь позади, силу не применяю до непосредственной угрозы жизни и лишь в том случае, если сотрудники не смогут прийти мне на помощь. Мирное население не задевать ни в коем случае. Если начнется жара, бежать.

Бестужев выслушал меня и знаком отпустил остальных собираться. Едва они разошлись, дознаватель подошел ко мне.

— Не знаю, какие дела связывают ваше сиятельство с Корфом, что он обеспечил вам такую протекцию, но я категорически не согласен с вашим присутствем на операции. Апраксинцы — банда простолюдинская, и работа с ними в задачи нашего управления не входит. Сейчас последний шанс передумать, Михаил Николаевич.

— Я не отступлюсь. Говорил Кор… Вальтеру Макаровичу, скажу и вам — это дело чести. Пока сам не вытрясу из него имена остальных заговорщиков или не увижу, как это делаете вы, не успокоюсь.

Бестужев проглотил ругательство, но я заметил, как сжались его кулаки от бессильной ярости. Приказ он нарушить не смел, но явно не был в восторге от необходимости связываться со мной. И, в общем-то, был прав. Но где здравый смысл, а где ситуация, в которой мы оказались?

— Обещаю, подводить вас не буду, — заверил его я. — И, случись что, у меня есть пара неприятных фокусов в запасе. И, к слову, апраксинцы — банда неодаренных, но если они уличены в связи с Аспидой, то я бы приготовился встретить отпор и из Благодати.

Бестужев покачал головой.

— Уверенности в этом нет, но на всякий случай мы удвоили количество наших одаренных сотрудников. Плюс помогает полиция — эти были только рады наконец-то попортить кровь Черепанову. Но у нас своя задача. В идеале задерживаем Хлыщева и везем в управление. И все.

— Понял.

— И еще. Пожалуйста, повесьте на себя все возможные защиты. У нас не будет время отвлекаться на вашу защиту.

— Есть!

Бестужев разочарованно покачал головой и отошел к остальным сотрудникам. Раздав последние инструкции, он посовещался со старшими в группах и, наконец, отдал команду:

— Выходим.

Я повесил и “Шлем”, и “Берегиню”. И даже сосредоточил немного силы, чтобы моментально выставить барьер. Под ложечкой сосало от предвкушения моей первой серьезной операции под крылом Тайного отделения.

Детство закончилось. И от того, как я сейчас себя покажу, зависело очень многое.

Глава 37

План оказался совершенно не таким, как я представлял его изначально. Мне отчего-то думалось, что сейчас подъедет автобус со спецназом Тайного отделения, стая вооруженных до зубов вояк залетит в “Хмельную пчелу” и положит там всех внутри мордами в пол. А если апраксинцы вздумают сопротивляться, то начнется махач, где наши бойцы героически победят. Потом повяжут всех, Хлыща торжественно передадут нам, а остальных увезут в обезьянник для дальнейших мероприятий.

На деле же все оказалось совершенно иначе и гораздо скучнее.

Основная и самая ответственная часть задачи легла на плечи сотрудников из местной Спасской полицейской части. К безлюдному захламленному мусором переулку, где мы прятались до начала операции, подъехал микроавтобус с опознавательными знаками городской полиции. Оттуда вышли трое сотрудников в форме, и один из них тут же направился к Бестужеву.

О чем они разговаривали, я не слышал — меня уже сейчас старались держать подальше от служилого люда и не посвящать в детали. Но по дальнейшим обсуждениям я понял, что Бестужев и остальные сотрудники Тайного отделения в сам Апраксин двор не пойдут.

Полицейские должны были отправиться туда сами, зайти в “Хмельную пчелу” и аккуратно задержать Хлыща под предлогом проверки на хранение запрещенных веществ и оружия. Дескать, поступила наводка от бдительных граждан, нужно отработать, простите-извините, ничего личного.

Апраксинцам к такому дежурному развитию событий было не привыкать. Разумеется, полиция бы вряд ли что-нибудь у них нашла, но и плевать на это. Нам всего-то нужно было, чтобы Хлыщева вывели за территорию “Апрашки”, не привлекая внимания. И чтобы Тайное отделение не засветилось раньше времени.

Ну а дальше все прозаично — Хлыща берут под белы рученьки, передают Бестужеву и компании — и остальным займется Тайное отделение.

Так что никаких эффектных захватов. Рановато я раскатал губу и приготовился геройствовать. Даже обидно.

Еще, как я понял, прорабатывался вариант с эвакуацией людей с территории под предлогом пожара или утечки химикатов на Москательной линии, но от этого сценария решили отказаться, ибо было слишком трудозатратно.

— Ну что, господа, с богом, — сказал Бестужев полицейским, и те закивали в ответ.

— Не беспокойтесь, Гавриил Петрович, сделаем в лучшем виде, — ответил один из них. — Они здесь к нашим визитам привычные, ничего не заподозрят.

“Хмельная пчела” располагалась на Еленинском проезде “Апрашки” — территория рынка была столь огромна, что там существовали свои улицы. Обычно их называли линиями в честь товаров, которые там продавали — Курятная, Суконная, Фруктовая… Что за Елена так отличилась, что ее именем назвали одну из линий, я не знал, и никто не смог мне объяснить.

Полицейские ушли, а я принялся медленно измерять шагами скользкую брусчатку переулка. Как назло, небо заволокло низкими тучами, скоро должен был пойти снег.

— Много времени это занять не должно, — сказал Бестужев и отказался от протянутой его коллегой сигареты. — Нет, Савелий, не сейчас. Не могу курить, когда нервничаю. Вот закончим — тогда и расслабимся.

Бестужев этим утром выглядел куда потрепаннее, чем вчера. Наверняка провел всю ночь без сна — прорабатывал операцию, договаривался с полицией и согласовывал действия.

— Гавриил Петрович, а правду говорят, что Тайное отделение с Полицейским управлением не дружит? — спросил я, чтобы убить скуку разговором.

Ищейки молча переглянулись, а затем дружно рассмеялись.

— Не дружит — это еще очень мягкая формулировка, Михаил Николаевич, — ответил Бестужев. — Нас вообще мало кто любит, а все потому, что рано или поздно наша служба заставляет трясти даже высокопоставленных господ из серьезных учреждений. Полиции этого тоже не удалось избежать. Причем неоднократно. А народ там сидит злопамятный…

— Но организации все же порой работают вместе, — я многозначительно взглянул на полицейский микроавтобус. — И как удается договариваться?

— По-разному. Личная неприязнь обычно редко имеет место. Как ни странно, это так. Обычно разногласия возникают на почве конфликта интересов. Например, нам нужен некий подданный N. У нас к нему профильный интерес — использует Благодать где ни попадя, да еще и замечен в подстрекательстве к неповиновению власти. Наш клиент, с какой стороны ни посмотри.

— Допустим, — кивнул я.

— А еще этот N оказывается вором, насильником и мошенником, — вмешался дознаватель Волков — невысокий мужчина средних лет с комплекцией Коломбо и добрыми глазами. — Такие преступления в нашу юрисдикцию не попадают — это дела полицейские. И вот приезжаем мы его брать, и тут же нарисовывается дознаватель от полицейского управления… Им, дескать, этот негодник тоже понадобился. Вот тут-то и начинается перетягивание каната.

Хм, совсем как у нас. Я много раз видел в американском кино конфликты полиции, ФБР и ЦРУ. Много сюжетов и поворотов было на этом построено. Да и в отечественных фильмах нет-нет да проскакивало нечто подобное. Занятно, что и в этом мире не придумали системного решения этой проблемы. Да и могло ли оно вообще быть?

— И как вы тогда решаете вопрос? — спросил я.

— По-разному, — отозвался Бестужев. — Обычно оцениваем, с чьей стороны ситуация тяжелее. Процессы нередко идут параллельно, приходится договариваться, уступать или, наоборот, давить. Иногда бывает, что у одних совсем горит, а у нас терпит — тогда договориться проще. Но чаще всего горит и у них, и у нас. Нередко доходит до разбирательств на уровне повыше — пусть уж начальство решает, на то оно и поставлено.

— Ну да, — улыбнулся Волков. — Мы-то народ попроще, нам надо работать, а не возиться с бюрократией. А там как прикажут, так и поступим.

— Но ведь получается, что этот Хлыщев тоже может стать причиной такого конфликта, — заметил я. — Если полиция занимается апраксинцами, а он один из них…

Бестужев пожал плечами.

— Мне ничего не известно об их интересе. Насколько я знаю, прямо сейчас на Хлыщева у полиции ничего нет. За старые дела он наказание понес, а с новыми пока что за руку не поймали. Так что я пока не жду проблем.

Волков плотнее затянул шарф и снова закурил, Бестужев снова отказался от табака и напряженно всматривался в конец переулка, откуда должны были появиться наши полицейские с Хлыщевым.

— Интересно, долго еще? — спросил я, хотя не верил, что мне ответят.

— Может минут пятнадцать, может быстрее управятся…

Во всем этом мне было интересно и еще кое-что. Откуда Тайное отделение и полиция были так уверены в том, что именно сейчас найдут Сарпедона в этом кабаке? Неужели информатор сдал им еще и график его возлияний. К тому же странно начинать утро в питейном заведении.

Хотя если предположить, что кабак принадлежал апраксинцам, то его могли использовать как базу для сбора. Или же Хлыщ мог назначить там кому-нибудь встречу. Словом, видимо, этот вопрос они как-то решили, но меня в известность не поставили.

Да, Миха, это тебе не Аудиториум, где все тебя знают, ценят твою уникальность, признают заслуги и чуть ли не в попку целуют. Здесь ты обуза и потенциальная проблема.

— Кажется, идут, — Волков притоптал окурок и уставился в самый конец переулка.

Четыре фигуры медленно двигались в нашу сторону. Когда они подошли поближе, я разглядел форму на троих. Четвертым был темноволосый мужчина, одетый явно не по погоде — брюки и рубашка. Верхней одежды не было. Значит, вытащили буквально из-за стола. Занятно, что шел Сарпедон сам, никто его не подгонял. Неужели действительно поверил в нашу маленькую хитрость и намеревался побыстрее выбраться из участка?

Третий ищейка — кажется, у него была фамилия Лиснов, вопросительно взглянул на Бестужева, и тот кивнул в ответ на этот немой вопрос. Тем временем полицейские подвели Хлыща к нам.

— Опа, — широко улыбнулся Сарпедон. — А чего это вас так много?

Двое полицейских встали по обеим сторонам от Сарпедона, а третий шагнул к нам.

— Получите-распишитесь, господа. Марат Дамирович Хлыщев восемьдесят пятого года рождения собственной персоной.

Это точно был он — память тут же выдала образы, переданные Василием. Смугловатый, с восточным разрезом глаз и наглой улыбкой. Руки в перстнях, на шее толстая серебряная цепь, да и одежда при ближайшем рассмотрении оказалась щегольской, но безвкусной. Типичный бандюга с любовью к понтам. И на кой черт он сдался Аспиде?

Бестужев сверкнул раскрытым удостоверением.

— Марат Дамирович, вы задержаны Тайным отделением по подозрению в причастности к заговору, направленному на порушание государственных устоев, — отчеканил он дежурную фразу. — Прошу проследовать с нами на допрос.

Сарпедон с наигранным изумлением охнул.

— Боже мой! Как же так? Ни в каких заговорах я не замешан.

— Это мы и выясним при более предметном разговоре, — сухо ответил Бестужев и обернулся к коллегам. — Господа, помогите задержанному устроиться.

Полицейские смущенно замялись.

— Гавриил Петрович… Тут это, есть одна загвоздочка.

— Что?

— Ну… Задержание-то провели мы. Стало быть, и документики заполнять тоже нам. Волокита, понимаем, но если мы вернемся в управление с пустыми руками, при первой же проверке будут вопросики… И, кроме того, нам тут звонок был странный…

Я с тревогой взглянул на Бестужева. Дознаватель хранил каменное спокойствие, хотя на его лице отражалась вселенская усталость.

— А задним числом все написать не сможете? — вздохнул дознаватель.

— Так протокол надо составить! Там подпись этого Хлыщева должна быть! Опростоволосились мы, не взяли с собой бумаги. Так бы на месте заполнили, но… Запретили так делать.

Неловкие объяснения полицейских прервал звук приближающегося автомобиля. В переулок заехал начищенный до блеска в глазах роскошный серебристый “Руссо” — такие делали только по спецзаказу и за очень, ну очень большие деньги. Когда автомобиль остановился возле нас, я увидел пропуск с гербами Империи и Департамента полиции, приклеенный с внутренней стороны к лобовому стеклу.

— Гавриил Петрович, а это кто? — тихо спросил я.

— Проблемы. Вернись в машину, Михаил. Не маячь.

Я послушался. Интуиция подсказывала, что сейчас мне и правда лучше прикинуться ветошью, дабы не создавать Бестужеву еще больше проблем.

С водительского места вышел шофер в полицейской форме, обошел автомобиль и открыл дверь пассажиру. Из “Руссо” выбрался полный мужчина лет пятидесяти — в кителе со здоровенными звездами на погонах. Генерал? Ничего себе…

Большой начальник направился прямиком к нашему сборищу.

— Григорий Ефимович Деменков, — представил его шофер. — Генерал-лейтенант полиции, вице-директор Отделения по охранению порядка и общественного спокойствия Департамента государственной полиции.

Твою же мать. И правда большая шишка. Очень большая.

— Кто Бестужев? — он с явным неудовольствием уставился на ищеек.

— Я, — Гавриил Петрович вышел вперед. — Старший дознаватель Управления по вопросам контроля применения Благодати при Тайном отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии.

— Слов много, дела мало, — поворчал генерал-полковник. — Значит, так, господа дознаватели. Этого, — он кивнул на Сарпедона, — сперва надлежит доставить к нам. У наших к нему тоже есть вопросы.

Бестужев такого поворота явно не ожидал. Во-первых, какого черта столь высокий начальник заявился на операцию лично? Причем операция-то была будничной. Простое задержание, малой кровью, и не какого-нибудь опасного террорюги, а обычного бандита средней руки.

Не нравилось мне все это. Ой, не нравилось.

— Прошу извинить, но порядок дознаний был согласован тайным советником Корфом, — возразил Бестужев. — Я лично присутствовал при телефонных переговорах…

— Было согласовано, а теперь не согласовано, — отрезал генерал. — Мы с вашим Корфом передоговорились. Мне нужен этот соколик. У самого к нему множество вопросов. Так что сперва его доставят к нам в управление, мы проведем все наши процедуры, а потом вы его заберете.

Сарпедона все эти пререкания искренне забавляли.

— Да я как боярская дочка на выданье, раз вы за мое приданое так грызетесь!

— Молчать! — цыкнул на него один из полицейских.

Бестужев поднял палец вверх.

— Прошу прощения. Сперва я должен получить подтверждение от своего руководства.

— А моего присутствия тебе мало? — внезапно разгневался генерал. — Ты что вообще себе позволяешь, щенок? Чтобы какая-то шваль меня помалкивать заставляла?

Бестужев пропустил агрессию мимо ушей — сосредоточился, на миг прикрыл глаза, явно устанавливая ментальный контакт. Пока беседовал с Корфом, с каждой секундой его лицо становилось все мрачнее. Наконец он моргнул и снова уставился на Деменкова.

— Вальтер Макарович подтвердил. Сначала везем к вам. Однако я должен напомнить, что вы условились о том, что наши сотрудники будут все это время вас сопровождать и присутствовать на допросах.

— Ох, кровопийцы… — проворчал генерал. — Да, было такое. Я вас нянчить не собираюсь, сами разберетесь. Дознаватели в управлении уже ждут.

Не прощаясь, он развернулся и направился к своему автомобилю. Шоферпомог ему усесться, затем прыгнул за руль, и роскошный “Руссо” покинул переулок.

Я высунул голову из-за нашего автомобиля.

— Что это сейчас было?

— Чтоб я знал, — огрызнулся Бестужев и от досады пнул ботинком колесо. — Корф подтвердил. Этот Деменков — большой начальник, его слово перебьет мое при любом раскладе. И Корфа он особенно недолюбливает. Может решил таким образом нам подгадить.

— Не мелочно ли для человека его положения? — Удивился я.

Сарпедон откровенно заржал.

— О, парень, ты понятия не имеешь, какими войнами могут обернуться поистине детские обидки!

— Молчал бы ты, Хлыщ недобитый, — полицейский жестом велел своим открыть дверь микроавтобуса и затолкал задержанного внутрь. — Господа, мы только двоих сможем взять из ваших. Больше не влезет.

Бестужев взглянул на нас.

— Михаил, тебе туда нельзя. Тебя здесь вообще нет по документам. Вы с Волковым едете в нашей машине позади автобуса.

— Понял.

Бесужев и Лиснов забрались в микроавтобус, а мы с Волковым уселись в наш неприметный седан. Я наконец-то смог вытянуть ноги на переднем пассажирском. Волков включил печку на полную мощность.

— Ноги подморозил, — пояснил он, трогаясь вслед за микроавтобусом. — Если совсем сваритесь, скажите.

— Ага. А где их управление?

— На Фонтанке, шестнадцатый дом. Недалеко отсюда. Пристегнитесь, ваше сиятельство.

Мы выехали из переулка на широкую Садовую улицу. Старались держаться как можно ближе к автобусу, хотя машины из соседних рядов то и дело норовили влезть перед нами.

— Сейчас по Садовой до конца, потом свернем, переедем Фонтанку — и на месте, — добродушно балагурил Волков. Приятный дядька, и очень странно, что нашел себе такую работу.

Мы проехали Невский, впереди высились башенки Михайловского замка. И в этот момент автобус резко свернул направо, в узкий переулок.

— Срезать решили? — удивился Волков. — Прямо дольше, но проще…

Внутри меня поднялась хорошо знакомая волна тревоги.

— Извините…

Но договорить я не успел. Что-то резко ударило в наш автомобиль сзади. Я дернулся, едва не вылетел в лобовое, но удержался за счет ремня.

— Черт! — Волков налетел грудью на руль, но тоже вроде бы не пострадал. — Соколов, держитесь!

Снова удар. Я на автомате активировал “Берегиню”, одной рукой пытаясь отстегнуться. Наша машинка влетела в зад микроавтобусу.

— Засада? — крикнул я.

— Пока не знаю.

Руки Волкова охватило рубиновое сияние. Он резко оглянулся.

— Пригнитесь.

Впереди звучали звуки выстрелов. Микроавтобус попытался газануть, но в него врезался здоровенный “Колобок”. Заскрежетал, застонал металл. Послышались звуки стрельбы.

— Дерьмо!

Волков высунулся из окна и запустил “Колобок”в тех, кто прижимал нас сзади. И лишь сейчас я увидел, что нас окружал целый отряд. Все — одаренные. В непонятной темной форме, похожие на бойцов какой-нибудь ЧВК, только без оружия. Наши автомобили поливали градом “Кос”, “Колобков” и “Жар-птиц”. Судя по мощности, не ниже четвертого ранга.

Еще большее дерьмо. А что хуже всего, сверху, с крыш нас еще и поливали свинцовым дождем.

Машина стремительно превращалась в решето. Я ставил “Покровы” один за другим, но нападавших было так много, что они успевали дырявить барьеры быстрее, чем я их ставил. Волков отбивался как мог заклинаниями. На полминуты показалось, что он смог их отогнать, но вскоре все началось с новой силой.

В микроавтобусе происходила какая-то возня. Бестужев и Лиснов отбивались, защищая узника и неодаренных полицейских. Но резервы у всех заканчивались, а я один не могу справиться со всеми.

И тут что-то взорвалось. Огромный разрывной огненный шар ударил аккурат между нашим капотом и задом микроавтобуса. Меня ослепило, я заорал и инстинктивно закрыл глаза. Затем что-то тяжелое и мощное продавило нам крышу, начало сминать. Мир вокруг закрутился, перевернулся вверх тормашками, и пришла боль.

— Аааа! — Я не то выл, не то ревел, осознав, что нас перевернуло, а мне в довершение ко всему придавило ногу.

Волков, не успев залезть обратно, лежал, наполовину высунувшись из окна. Весь в крови. И не шевелился.

Я попытался обновить “Берегиню”, и сквозь ее бледное сияние увидел развороченный микроавтобус, отлетевший на тротуар. Не знаю, чем нас били, но этот кто-то явно был очень высокого ранга. И точно боевик. Я так еще не умел.

Что-то снова вспыхнуло, я зажмурился. Заревел раненым медведем, когда меня снова подкинуло и прокрутило. А затем боль начала уходить, но вместо нее пришли холод и тьма.

Нет, не вырубаться! Только не сейчас!

— Мальчишку брать живым! — донеслось до моего угасающего сознания. — Это тот самый Соколов. Он много знает.

Глава 38

Сознание возвращалось медленно.

Я чувствовал себя отбивной — все тело ломило, какая-то странная ноющая боль сковала все мышцы. Казалось, собственные кости норовили вылезти из меня и рвали волокна тканей. Отвратительно и ужасно неприятно.

Но хуже всего было то, что из-за этого я не мог толком пошевелиться. Мозг был занят только тем, что отдавал всему организму болевые сигналы. Я не был связан — ни руки, ни ноги не чувствовали давления пут. Но в них и не было смысла — в таком состоянии я бы даже не смог и шагу пройти.

— Хррр… Ххх… Ха-тьфу! — Я с трудом сплюнул скопившуюся во рту слюну себе под ноги и открыл глаза.

Картинка никак не хотела фокусироваться. Я понял, что меня куда-то усадили. Вокруг были темные стены, оконных пятен я не видел. Подвал? При попытке пошевелиться левую руку свело, и я заметил, что из нее торчала какая-то гибкая тонкая трубка. С жидкостью. Капельница.

Чем же они меня накачивали?

Я попытался сконцентрироваться, воззвать к силе, но словно орал в пустоту — ничего. Сила была во мне — я это чувствовал, но она не отзывалась. Словно не хватало чего-то важного. И я никак не мог заставить себя сосредоточиться.

— Даже не пытайся, все равно не получится, — усмехнулся кто-то из угла помещения.

Голос был похож на Сарпедонов. В следующий миг он вышел на свет одинокой слабенькой лампочки — все с той же наглой и самодовольной ухмылкой на губах.

— Где…

— Бестужев? — подсказал Хлыщев. — Поверни голову направо — и увидишь.

Я последовал совету. С трудом преодолел спазм одеревеневших мышц шеи и уставился вправо. Видимо, я со стороны выглядел примерно так же, как и Бестужев. Дознавателя тоже посадили под капельницу, только он ко всему прочему был еще и серьезно ранен. Рубашка в крови, штанины разорваны, один ботинок слетел. Бестужев еще не пришел в сознание. Может оно и к лучшему.

— Где остальные? — прохрипел я.

— Лишних мы не брали.

Значит, мертвы. А нас с Бестужевым забрали, вероятно, для допроса. Уже не оставалось никаких сомнений в том, что это была работа Аспиды. Громко, нагло, самоуверенно. Но, черт возьми, успешно.

Сапедон присел передо мной на корточки.

— Интересный ты кадр, Михаил Соколов. Я-то, когда о тебе прослышал, думал, что ты у нас этакий народный герой, а на поверку оказался обычным мальчишкой. Я разочарован.

— Трагедия. Я этого не переживу.

— Огрызаешься, — усмехнулся Хлыщ. — Главное — говорить можешь. А вот силу использовать у тебя не выйдет. Больно уж веселый коктейльчик мы в тебя закачали. Соображать будешь, говорить сможешь. Если очень постараешься, даже получится двинуть рукой или ногой. А вот концентрация у тебя останется нулевая.

— Что это за наркота?

— Что ты, наркотики вне закона! — рассмеялся Сарпедон. — Исключительно легальные лекарства для простолюдинов в нужной пропорции. Мы тоже кое-чему научились у Ордена Надежды.

— Ты же простолюдин, — хрипло ответил я. — Тебе какой прок работать на Аспиду?

— А ради чего люди вообще работают? Деньги. У меня нет амбиций и желания заполучить Благодать, мне и так хорошо. А вот звонкая монета пригодится при любом раскладе сил. А вот чего я никак понять не могу, так это как ты умудряешься одновременно якшаться и с Тайным отделением, и с Орденом Надежды? Как они это прошляпили, Соколов, а? Или все-таки не прошляпили?

Я молчал. Хренушки я тебе что скажу, урод моральный. Хочешь вытащить из меня информацию, попотей как следует. Черта с два я облегчу работу. Впрочем, что-то мне подсказывало, что у Сарпедона или его соучастников найдутся способы развязать мне язык.

В конце концов, раз они напали на полицейских и ищеек в самом центре Петрополя, устроили перестрелку и закидали нас заклинаниями, то, судя по всему, тормозов у этой организации не было совершенно.

И почему Корф так поздно спохватился об этой Аспиде? Неужели кто-то наверху прикрывал их до поры до времени? Похоже на то.

А раз так, то насколько наверху сидит их покровитель?

— Молчишь, значит, — кивнул Сарпедон. — Понимаю, я бы на твоем месте тоже не был бы склонен к диалогу. Однако не со мной, так с другими погутарить придется. Ты уж извини, сам виноват.

Я смерил его равнодушным взглядом. Сам по себе Сарпедон вряд ли что мне сделает. Хотел бы убить — уже бы вскрыл глотку. Значит, я был нужен как минимум для допроса. А дальше они наверняка попытаются от меня избавиться, ибо я спутал им много карт. И с учетом того, что под этой проклятой капельницей я был бессилен, то у них все могло получиться.

Так себе расклад, Миха. Впрочем, мы знали, что однажды придется отвечать за все наши шпионские игры.

Сарпедон поднялся и вышел за дверь. Я услышал глухие голоса, но не разобрал, о чем они разговаривали.

— Бестужев! — тихо позвал я. — Гавриил Петрович!

Он не отвечал. Не дернулся, ни звука не издал. Видать, ему и правда крепко досталось. Или коктейля побольше влили. Я-то все еще формально оставался несовершеннолетним…

Дверные петли снова заскрежетали. Теперь внутрь вошли уже двое. Первым вошел странный тип в маске, за ним — Сарпедон-Хлыщ. Когда незнакомец вышел на свет, я удивленно вытаращился.

— Это еще что за маскарад?

Незнакомец точно был мужчиной, причем явно непростым. Одет в стильный дорогой костюм-тройку, явно сшитый на заказ. На мизинце его левой руки сверкнул перстень-печатка. Обычай носить такие перстни наши аристократы позаимствовали у британских дворян — на печатке непременно изображали родовой герб. Только герб этого незнакомца я не мог разглядеть — он предусмотрительно перевернул перстень символом внутрь.

Да и маска у него оказалась непростая. Она полностью скрывала лицо, оставляя лишь прорези для глаз. Позолоченная, с крылышками по бокам над ушами. И на одном из лацканов пиджака красовался золотой же кадуцей — перевитый змеями жезл.

— Господин Гермес, мальчишка, как видите, очнулся, — подобострастно выдохнул Сарпедон. — Можем начинать?

Гермес? А что, тогда этот маскарад был вполне оправдан. У древнегреческого бога Гермеса было несколько атрибутов, среди которых как раз значился кадуцей, который потом отдали врачам. И шлем или сандалии с крылышками. Кадуцей был, крылышки были. Получите, распишитесь.

Важно было и другое. Наверняка имена они выбирали неслучайным образом. И если о Сарпедоне я толком ничего не мог сказать, то про Гермеса помнил. Он ведь был бог омторговли и счастливого случая, хитрости, воровства и красноречия. Гермеса считали покровителем глашатаев, послов, пастухов, путников. А еще, по некоторым сведениям, он якобы провожал души умерших в подземное царство Аида.

Итак, у нас тут выстраивалась определенная иерархия.

Был некий Зевс — верховный бог и, очевидно, главный в Аспиде.

Был Сарпедон — мифический герой, сын Зевса от смертной женщины. Наш Сарпедон был простолюдином. Значит, имена героев могли говорить о том, что этот персонаж был неодаренным.

И вот объявился Гермес. Тоже бог. И судя по его аристократическому виду, Благодатью он должен был обладать.

— Михаил Николаевич, как вы себя чувствуете? — Осведомился Гермес, и его голос из-за маски показался глухим. Но взрослый мужской голос. Я бы сказал, примерно между тридцатью и сорока годами.

— Примерно так, как он выглядит, — ответил я и кивнул на Бестужева.

— Приношу глубочайшие извинения за эти неудобства, однако мы были вынуждены применить специальные средства, чтобы оградить себя от вашей силы.

Хороший полицейский? Вряд ли.

— Чего вы от меня хотите?

— Нам нужно понять, как много вы выяснили о нашем скромном сообществе, Михаил Николаевич.

— Немного, раз попались вам в руки, — мрачно ответил я.

— О, это было неизбежно. Господин Сарпедон с самого начала был приманкой. То, что мы позволили ему быть пойманным, являлось частью нашего плана.

Миленько. Как и предполагалось, Сарпедон не зря так светился. Другой вопрос, мы ставили не на ту причину такого поведения.

— Я действительно в этом не помощник, господин Гермес. У меня была совершенно другая задача. И я бы долго не узнал о Темной Аспиде, кабы некоторые особенно ретивые княжичи не задумали меня ритуально убить в Аудиториуме.

— Следовало же как-то проверить ваши способности, — пожал плечами Гермес. — Да и господа княжичи, увы, сглупили и проявили непрофессионализм. Можно сказать, вы оказали нам большую услугу, отсеяв этих господ на этапе отбора в наше сообщество.

Я им что, санитар леса? Карающая длань эволюции?

Ладно, теперь кое-что хотя бы получило объяснение и встало на свои места. Черт, как же тяжело было думать под этой проклятой капельницей. Из-за нее я не только не мог сосредоточиться, но и соображал втрое медленнее. А сейчас только смекалка могла помочь мне как-то выкрутиться из этого дерьма. Или хотя бы потянуть время.

Корф уже должен был нас искать. Быть может, в Тайном отделении была такая же практика с кровью, что позволило бы ему найти Бестужева. Хорошо если так…

— Не скажу, что был рад помочь, — буркнул я. — Однако ваши сами засветились, раз даже первокурсник вроде меня смог поймать вас за хвост.

— Это делает вам честь, Михаил Николаевич. Должен признать, мы совершенно не учитывали появление кого-то вроде вас. Знаете, что такое черный лебедь?

— Появление непредсказуемого и неучтенного события, которое влияет на происходящее.

Занятно, что в этом мире такой термин тоже появился.

— Именно, — кивнул Гермес. — Вы, Михаил Николаевич, оказались таким черным лебедем. Носитель огромнейшей родовой силы, что не подчиняется ограничениям и законам Благодати, человек из опального рода, что уже пару поколений назад списали со счетов и убрали с шахматной доски. И вдруг вы появляетесь, оказываетесь в самой гуще событий и умудряетесь перевернуть все с ног на голову.

— Повод гордиться?

— Пожалуй. Редко из-за какого юноши люди начинали так нервничать. И поскольку вы — человеку в своем роде уникальный, я готов предложить вам кое-какую альтернативу обычной смерти. Вы же понимаете, что слишком опасны для нас. Поэтому нам предстоит решить, устранить вас физически или сделать частью нашего сообщества.

Я не выдержал и прыснул.

— А ничего, что у моей семьи все еще нет Осколка? Я же шваль, не ровня таким, как вы…

— Вы с блеском компенсировали этот недостаток. Итак, я предлагаю вам выбор: честная смерть или работа на нас. Разумеется, это наложит свои ограничения. У нас весьма требовательная организация. Однако, посовещавшись, мы пришли к выводу, что ради вас готовы сделать исключение. Да и возвращение Осколка Соколовым, судя по вашей бурной деятельности, остается лишь вопросом времени.

— И что я буду должен делать для вас? — Спросил я, глядя на золотую маску исподлобья. — На какой поводок вы меня посадите?

— Боюсь, поводок — не самое подходящее сравнение. Скорее цепь.

— Неважно.

— Вы нужны нам в Тайном отделении, Михаил Николаевич. Если говорить точнее, нужны подле Корфа и, быть может, даже его руководства.

Я тихо рассмеялся, но грудь и живот свело болью.

Интересно, это когда-нибудь закончится? Так и буду ходить по рукам, как рубль?

А может хватит уже?

— Что будет с Бестужевым? — спросил я, покосившись на дознавателя. Он все это время сидел, не шелохнувшись, и я начал беспокоиться, а не помер ли.

— Увы, Гавриилу Петровичу мы такой альтернативы предоставить не сможем. Но если вы согласитесь, наша организация все уладит. Его гибель не доставит вам проблем, и вы сможете остаться при Корфе.

— Но раз вы собрались допрашивать Бестужева, может снизите дозировку этой своей противоблагодатной сыворотки? — предложил я. — Он же вообще не может очнуться! Сидит, слюни пускает. От меня вам будет немного проку, а Бестужев помогает Корфу в поисках Темной Аспиды. Он точно знает больше меня.

Гермес хмыкнул.

— Пытаетесь спасти товарища?

— Он мне не товарищ. Я просто его уважаю. Гавриил Петрович — достойный человек и заслужил достойную смерть. Но ведь прежде он должен заговорить.

— Это расценивать как ваше согласие? — спросил Гермес.

Я с усилием пожал плечами.

— Я все еще думаю. Быть может, я назначу условием своего вступления достойное обращение с пленником. У меня, знаете ли, тоже есть принципы и убеждения.

Гермес и Сарпедон переглянулись. Хлыщ явно не понимал, почему мужик в маске так долго со мной возился. Что ж, наверняка его и не посвятили в то, что я могу и умею. Да меня и вовсе не должно было быть на той операции, так что я и тут стал неожиданностью для Темной Аспиды.

Я же на самом деле просто старался их задержать. И у меня не было ничего, кроме языка. Так что приходилось молоть им и отчаянно заговаривать зубы.

— Что ж, давайте попробуем, — Гермес жестом указал Хлыщу на Бестужева. — Сарпедон, уменьшите дозу и приглядывайте за гостем на случай, если разбушуется.

Бандит нехотя кивнул, подошел к капельнице, проверил мешок с жидкостью и принялся регулировать интенсивность потока. И в этот момент что-то мелькнуло справа от меня. Я с усилием повернул голову — куда медленнее, чем следовало — и увидел уже очнувшегося Бестужева, умудрившегося вытащить катетер из руки и сейчас душившего Сарпедона трубкой.

— Быстро освободил мальчишку, иначе я убью его, — прошипел Бестужев.

Ах он хитрец! Все это время прикидывался, что был в отключке, а сам внимательно слушал.

Маска Гермеса не выражала эмоций, но я услышал его тихий смех.

— Ох, господин Бестужев, мелковатую сошку вы взяли, чтобы меня шантажировать.

Секундой позже с ладоней Гермеса сорвались два ярких зеленых “Колобка” — один угодил Сарпедону в грудь, второй пошел прямиком в лоб. Хлыщ вскрикнул, дернулся, а затем резко обмяк в руках Бестужева. Под ногами бандита медленно растекалась лужа, и отнюдь не крови.

— Господин Сарпедон выполнил все свои задачи, — будничным тоном, словно только что прихлопнул муху, сказал Гермес. — Последней его миссией было привести вас в нашу ловушку, с чем он успешно справился. Однако больше мы в его услугах не нуждаемся.

Я завороженно глядел на тело Хлыща. Две раны от мощных ожогов просверлили грудь и лоб. Что-то в последнее время я слишком часто смотрел на мертвецов.

— Какие еще варианты мне угрожать? — Гермес направился к дознавателю и ногой отпихнул преграждавшую путь руку трупа. — Поступок, несомненно, героический, но глупый. Удивите меня еще раз. Или ваша фантазия иссякла?

Я замер, медленно соображая, как еще мы могли действовать. Бестужев с той угрозой выстелил вхолостую. А у этого Гермеса явно третий ранг — крепкий такой, вон какие сочные зеленые “Колобки” вылетели. И раз они убили Сарпедона на месте, то силы у Гермеса было прилично. Гораздо выше среднего. Бестужев уступал Гермесу мощью Благодати — у него был крепкий четвертый ранг. А в меня закачали слишком много этого лекарственного дерьма.

Я постарался поднять руку, чтобы незаметно вытащить иглу капельницы. Тщетно. Конечности словно налились свинцом. Вот же черт.

Гермеса явно забавляла вся эта сцена. Он держался совершенно спокойно и опустился на корточки перед дознавателем. Но не настолько близко, чтобы Бестужев мог его достать. Правда, Гавриил Петрович, видимо, отдал все силы на то, чтобы взять в захват уже бесполезного Сарпедона. Его руки безвольно повисли, а тело распласталось на жестком стуле.

— Осознаете ли вы, что я могу убить вас прямо сейчас? — спросил человек в маске.

— И не получите ответов, — прокряхтел Бестужев. — Хотя я все равно не собираюсь ничего вам рассказывать. Можете пытать сколько влезет или попробовать насильно вскрыть мне череп, да только неприятно удивитесь, когда моя голова лопнет, словно бешеный огурец. Мы с Корфом позаботились о том, чтобы вам ничего не досталось.

Гермес хмыкнул.

— А вы умнеете.

— Приходится.

— Что ж, не хотел я до этого доводить, Гавриил Петрович, но, видимо, придется начать доставать козыри. Раз я не смогу вытащить из вас то, что мне нужно, придется сделать так, чтобы вы передумали и рассказали все добровольно. Знаете ли вы, как поживает ваша матушка? В курсе ли, чем завтракала ваша сестрица? Полагаю, нет. А мы вот знаем… Или та красавица из театра на Садовой, которой вы на позапрошлой неделе подарили цветы после спектакля… Как думаете, будет справедливо, если все они погибнут из-за вашего упрямства?

Гермес, Гермес… Бог коммуникаций, переговоров. И шпионажа. Не он ли ведал добычей информации в Аспиде?

Я сконцентрировал все накопленные силы, чтобы дозваться до Корфа. Никак, словно в стену стучался. Здесь повесили настолько плотный купол, что у меня и в лучшей форме едва ли получилось бы его пробить.

И тут меня осенило. Хитрость, конечно, была шита белыми нитками, и я не был уверен, что у меня получится, что хватит сил. Слишком часто я стал полагаться на свою родовуху — настолько часто, что отвык быть простым человеком. Судьба преподнесла мне жесткий урок именно сейчас, но я должен был показать, что чего-то стоил и без сверхъестественных способностей.

— Господин Гермес, я принимаю ваше предложение, — громко и твердо сказал я, обратив на себя внимание человека в маске.

Потяну время, еще чуть-чуть. Наверняка он потребует от меня какой-то клятвы или сделает какую-нибудь манипуляцию, чтобы меня привязать. Выиграю хоть немного времени для наших. Если, конечно, они знали, где нас искать.

— Не смейте, ваше сиятельство! — крикнул Бестужев. — Этим вы мне жизнь не спасете, а совесть запятнаете.

Гермес уставился на дознавателя, и из-под маски раздался смех.

В этот момент я наконец-то смог вытащить иглу капельницы, зажал ее в кулаке и опустил руку под стул так, чтобы ее не было видно. Теперь оставалось уповать на былую ловкость, силу духа и везение.

— Быть может, его сиятельство все же понял, какая сторона выиграет в этой войне, — усмехнулся Гермес и направился ко мне. — Вам придется принести клятву верности и скрепить ее кровью.

Едва игла исчезла из моего тела, стало немного лучше. Меня все еще ломало, а мозг соображал туго, но организм был молод, да и сила начала медленно ворочаться внутри, негодуя от количества дряни, что в меня закачали. Медленно, но верно начали запускаться процессы восстановления.

Но не настолько быстро, чтобы я смог шваркнуть по этому хрену в маске “Колобком”.

Я подался вперед, когда Гермес приблизился ко мне почти вплотную.

— Ты привяжешь себя ко мне кровью станешь послушен. Но это будет чуть позже, когда я введу тебя в круг. А пока… Пока примеришь цепь, на которой все мы сидим. Первое испытание пройдешь уже сейчас. Заслужи место кровью. Убей Бестужева.

Я взглянул на дознавателя. Его заплывшее от ран и ссадин лицо уже ничего не выражало.

— И какое имя я тогда получу? — натянуто улыбнулся я.

— Ты юн и свеж. Тебе подойдет Аполлон, — ответил наш мучитель и потянул мне руку. — Повторяй за мной слово в слово…

— Предпочитаю стать Аидом — шепнул я и со всей силы воткнул иглу ему в руку. — Получи, сука!

Глава 39

— Ах ты сученыш! — взревел из-под маски Гермес и попытался оторвать мою руку от своей. Не знаю, куда я попал иглой — бил-то прямиком сквозь пиджак. Но даже если воткнул не в вену, ему все равно мало не покажется.

Некоторые лекарства категорически нельзя вводить внутримышечно. Очень хотелось верить, что в этом антиблагодатном коктейле было что-нибудь вредное и болезненное.

— Ааааа! — продолжал вопить Гермес и попытался оторвать мою руку от своей. Хрен там. Я был готов удерживать эту иглу зубами, если понадобится. Вцепился, как бойцовый пес. Со всей силой, на какую еще был способен.

Гермес дернул меня вместе с трубкой от капельницы на себя, и мы вместе рухнули на пол, покатились, пытаясь бороться.

— Бестужев! Помогите мне! — рявкнул я, уже не особенно рассчитывая на помощь. Улучив момент, мельком взглянул на дознавателя — нет, не сможет. Бестужев безвольно повис на стуле и, кажется, отключился.

За дверью раздался шум — какое-то глухое шарканье, сдавленные голоса.

— Тантал! — заорал из-под маски мой враг. — По… Помо…

Я не нашел ничего умнее, как со всей дури врезать ему лбом прямо по маске. Адреналин всколыхнул кровь, заставил тело двигаться, и я этим воспользовался. Гермес захлебнулся собственными словами, зарычал и резко дернулся. Он перекатился на другой бок — трубка волочилась за ним. Стойка для капельницы упала на стул и зацепилась верхним крюком так, что мешок все еще был выше нас. Значит, коктейль еще тек в его тело.

Знать бы только, как быстро он подействует.

— Ну все! Держись, мозгляк!

Я не дал ему договорить — навалился на него всем весом и пожалел, что не раскачался как следует. Гермес попытался оттолкнуть меня, но пнул коленом в живот. У меня перехватило дыхание, я кашлянул ему на маску смесью слюны и желчи.

Шум за дверью стал громче, но к нам никто не заходил. Не отвлекаться. Этот Гермес наверняка имел в запасе какие-нибдуь неприятные сюрпризы.

Что-то грохнуло о дверь с внешней стороны — так, словно в нее ударили чем-то большим и тяжелым. Мы продолжали бороться с Гермесом на полу, путаясь в одежде и трубках. Улучив момент, я воззвал к оставшейся внутри меня родовой силе, сосредоточил ее в ладони и ударил атакующей рукой ему в грудь.

— Ааааааа!

Едва я провернул это, как силы резко оставили меня. Черт. Не хватило. Взвыв, Гермес сбросил меня — я откатился на метр и попытался подняться.

— Идиот! — Игла валялась на полу, а Гермес возвышался надо мной. — Предложение аннулируется. Я просто воспользуюсь шансом и убью тебя.

Что-то промелькнуло за его спиной, я услышал странный звук, и мгновением позже Гермес рухнул на колени. Над ним склонилась невысокая фигура в темном комбинезоне и балаклаве, открывавшей лишь глаза. Женская. Она долбанула ему по голове каким-то небольшим предметом вроде молотка, затем подняла с пола иглу и засадила Гермесу прямиком в вену на запястье.

— Сойдет, — глухо шепнула она и развернулась ко мне.

Я моргнул, пытаясь не отрубиться. Женщина тут же схватила меня за руку, и я ощутил теплое течение энергии.

— Не смей вырубаться, — пригрозила она. Кажется, я знал ее. Голос… Голос.

Худощавая женщина сняла балаклаву и улыбнулась, тряхнув стриженными под каре темными волосами.

— Привет, Миша! Давай-ка поглядим, чем вас накачали.

Я выплюнул сгусток желчи и уставился на однокурсницу.

— Какого… хрена ты здесь делаешь?

— Спасаю твою тощую задницу, — огрызнулась Грасс. — Мы следили за тобой. Босс знал, что ты приведешь нас к Аспиде.

Сволочи! Они что, решили сделать из меня приманку? Занялись спортивной ловлей на живца, мать их? Предупредить, блин, не судьба?

— Бестужева лучше осмотри, — проворчал я и указал на дознавателя. — Я в порядке. А вот ему сильнее досталось.

Грасс презрительно фыркнула.

— Мы здесь не ради ищеек. Я пришла за тобой.

— Аня, твою мать! — я начинал терять терпение. — Делай что говорю! Помоги Бестужеву. Он должен выжить ради нашего блага! Твоего в том числе.

Грасс что-то недовольно пробурчала себе под нос, но послушалась. Подползла к дознавателю, сосредоточила в руках силу и принялась сканировать тело Гавриила Петровича.

— Живой! — вздохнула она. — Но очень слаб. Может не доехать до лазарета.

— Сделай что-нибудь, пожалуйста. Я не могу. Все отдал на бой.

— Ты просишь меня помочь тому, кто за нами гонится! — возмутилась Грасс. — Я не соби…

— Анна, помоги ему.

Я обернулся на знакомый голос. В нашу темницу вошел Радамант собственной персоной. В отличие от своих “миньонов”, одетых в темные комбинезоны и балаклавы, главарь Ордена Надежды лица не прятал. Наоборот, выглядел так, словно собирался на аудиенцию к какой-нибудь важной шишке. Даже шейный платок повязал, щеголь этакий. Он вытер перчатку о стену, оставив кровавый след.

— Остальные помещения очищены. Анна, что здесь? — Увидев меня, он приподнял шляпу и кивнул. — Успели, слава богу. Здравствуй, Михаил.

— Пока не очень получается здравствовать, — отозвался я и с трудом приподнялся, оперевшись на поваленный стул. Гермес застонал, когда я случайно задел его носком ботинка. — Вы здорово рискуете, появившись здесь.

Радамант оскалился, что, по-видимому, должно было означать улыбку.

— О, я знаю. Но мы здесь как раз затем, чтобы встретиться с твоим покровителем из Тайного отделения. Анна?

Грасс оторвалась от дознавателя.

— Враг обезврежен. Михаил пострадал, но выживет. А вот этот… — она взглянула на Бестужева. — Этот едва дышит.

Радамант кивнул.

— Тогда позови сюда Эскулапа. Пусть займется дознавателем.

— Сейчас.

Грасс, все с тем же неодобрением выпрямилась и вышла из темницы.

— Врачевание, увы, совсем не по моей части, — пояснил Радамант и подошел ко мне. — Насколько сильно ты ранен?

— До свадьбы заживет. Что ты задумал, черт возьми? И зачем бросил Грасс под пули?

— Ты еще не понял, что этой девице не нужна лишняя опека? — усмехнулся косоликий. — Кроме того, она сама вызвалась, когда узнала, что ты в опасности. Так что с тебя теперь причитается.

Ну да. От Грасс я точно не ожидал такой прыти. На ее стороне, конечно, было преимущество внезапности — больно уж лихо она подкралась к Гермесу. Да и его самоуверенность сыграла с ним злую шутку — защиту от заклинаний он поставил, но не додумался повесить щит от физических атак. Но даже с учетом всех этих послаблений Грасс сегодня отличилась.

— Как долго вы за мной следили? — спросил я, проверяя иглу в вене Гермеса.

— С самого начала. Ты, Михаил, много кому интересен и много где можешь пригодиться. Такая уж у тебя доля. Так что мы считали тебя ценным активом, хотя я и понимал, что твой интерес к Ордену Надежды продиктован любопытством Корфа.

— Так ты знал, что я засланец, и не сообщил об этом Мустафину? — опешил я.

Радамант лишь пожал плечами.

— Это было очевидно. По крайней мере мне — я же знаю твою предысторию и догадывался, что Корф не мог пройти мимо такой возможности. Мне хотелось посмотреть, как ты будешь себя вести, играя на два фронта. Понять, действительно ли в тебе есть благородство и совесть, и правдиво ли то, что о тебе говорили. Всех важных и опасных игроков я заведомо вывел из аудиториумской ячейки, поэтому ты и не мог толком ничего накопать на тех юнцов.

Вот же хитрожопая скотина. Столько времени водил за нос, играл, как кот с мышью — и все ради чего? Чтобы добраться до Аспиды? Так вряд ли Радамант мог предусмотреть то, как начали развиваться события после моего поступления в Аудиториум. Или он просто держал меня в запасе, чтобы спровоцировать в нужный момент? А может с самого начала понимал, что на меня сорвется Аспида?

— Почему тогда Грасс оставили в ячейке? — возмутился я.

— Ей не привыкать. Она была моими глазами и ушами а Аудиториуме. Она, а не Мустафин — с учетом ее образа и репутации вряд ли кто-нибудь заподозрил в ней связного. И с учетом того, что вы сблизились, я был уверен, что ты попытаешься ее защитить. Так и вышло. Я в тебе не ошибся, Михаил.

— Слишком рискованно, как по мне. Я ведь мог сдать их всех. И уже сдал.

— Донос смехотворный. Там даже на год каторги не наберется, — отозвался Радамант. — Студенты у нас невинны аки ягнята. Ты должен был дать что-то Корфу. Я не хотел, чтобы тебя снимали с задания, особенно сейчас, когда зашевелилась Аспида. Поэтому на заклание пошли студенты. Задание формально ты выполнил, а толку от этого немного. Зато благодаря этому ты сейчас здесь и привел нас к Аспиде.

— Так-так, стоять, — я вяло замахал руками, подавляя гнев от того, что меня снова обманули. — Допустим, я привел тебя к члену Аспиды. Хорошо, принимается. Но вы ведь не хотели высовываться. Что изменилось сейчас, если тебе нужна встреча с Корфом?

— Время пришло, Михаил. Полагаю, Тайное отделение уже осознало, кто здесь действительно опасен, — Радамант отвесил Гермесу короткий пинок, и тот застонал. — Давай-ка заглянем ему под маску, пока твой Корф сюда не заявился.

— А заявится?

— Разумеется, — Радамант взглянул на часы. — Думаю, минут через десять. Я сообщил ему, где вы. Но сделал это уже на подъезде сюда, чтобы ищейки не путались у нас под ногами.

— Значит, твоя награда за чудесное спасение…

— То, что в черепушке у этого любителя маскарада. Не волнуйся, стирать я ему ничего не буду. Просто просмотрю воспоминания.

Грасс вернулась вместе с незнакомым мне долговязым пареньком. Судя по ауре, что от него исходила, он был лекарем.

— Вот этот, — Аня подошла к Бестужеву. — Он плох. Давай поторопимся.

Они принялись хлопотать над дознавателем. Аня оглянулась на меня и вопросительно подняла брови, словно спрашивала, требовалась ли мне помощь. Я мотнул головой и снова сосредоточился на Радаманте и Гермесе.

— Аккуратнее, — предупредил я. — Помнишь, как у их наемников взрывались головы?

— Эту хитрость они стащили у меня. Я стараюсь не компрометировать свои активы.

После таких слов хотелось плюнуть ему в морду. Не понимал я этого Радаманта. То он вел себя как нормальный человек — проявлял заботу, помогал, а потом выдавал какой-нибудь перл навроде этого. Люди для него — активы, значит. Говорил о них так, словно они были неодушевленными предметами.

— А Грасс для тебя тоже актив? — спросил я нарочито громко, чтобы она слышала.

— Не придирайся к словам, сиятельство, — отрезал Радамант. — Люди есть люди. Только одни воюют за идею, а вторые — за монету. Последних мне не жаль.

Радамант перевернул постанывающего от боли Гермеса и расстегнул кожаный ремешок, на котором держалась маска.

— Какая встреча, — он растянул губы в уродливой улыбке. — Никита Федорович Волконский собственной персоной.

— Младший сын князя? — удивился я.

— Именно. Известный гуляка и мот. И вот, надо же, оказывается, еще и завсегдатай тайных обществ…

Волконские — это же одна из самых могущественных семей империи! Обширный род с несколькими младшими ветвями, баснословные богатства, десятки особняков по всей империи. Чего стоила одна родовая усадьба в Суханово — настоящий дворец! А здоровенный трехэтажный дом на Мойке — шедевр классицизма, место проведения роскошнейших вечеринок и балов, о которых писали все газеты.

— Так ты… вы… Заодно?

Мы с Волконским таращились друг на друга с одинаковым изумлением. По голосу он казался мне старше. Сейчас я бы дал ему не больше тридцати пяти. Породистое лицо, гладко выбритый, очень бледный и с капризно изогнутой формой губ. Было в нем что-то неуловимо женоподобное.

— Простите за грубость, но на кой ляд вас понесло в Аспиду? — не выдержал я. — Вы же здравомыслящий человек, Никита Федорович!

— Убейте меня, — жалобно заскулил бывший Гермес. — Они все равно меня прикончат. Или вычистят память так, что останусь инвалидом и остаток своих дней проведу взаперти. Я… я не хочу такого конца.

Радаманта эта мольба нисколько не тронула.

— Вы заслужили наказание, уж не обессудьте.

— Тайное отделение может его спрятать, — предложил я. — Только верни его Корфу в нормальном состоянии. Защиты вам на память ставили?

Волконский опустил глаза.

— Хуже. Я связан с Зевсом кровью. Мы все ему подчиняемся. Это означает, что он найдет меня где угодно. Найдет и уничтожит. Я… я должен был вытащить всю информацию из Бестужева и передать Зевсу. Потом на основании этого мы должны были повести Корфа и его ищеек по ложному следу. Сарпедона никто не собирался оставлять в живых… А когда мы взяли еще и вас, Михаил Николаевич, я решил проявить инициативу и использовать вас в интересах нашего дела.

Радамант тихо усмехнулся.

— Если вас это утешит, вы не первый, кто пытается заставить Соколова плясать под свою дудку. Только мало кому это удается.

Волконский открыл было рот, чтобы ответить ему, но Радамант без предупреждения положил руки ему на виски и принялся ломать защиты. Экс-Гермес тихо завыл.

— Осторожнее.

— Знаю, Михаил.

Пока Радамант сражался с защитами высокородного заговорщика, я подполз к Грасс и Эскулапу.

— Как он? — спросил я, глядя на Бестужева.

— Теперь жить будет, — отозвался лекарь. — Я погрузил его в глубокий сон, чтобы замедлить все процессы, в том числе и отравление. Но все равно необходима больница. И я бы использовал традиционные способы очистки крови. Если не вывести ту дрянь, которой вас накачали, он будет восстанавливаться гораздо медленнее. Но мы успели — его жизни ничто не угрожает.

Грасс явно посчитала свой долг выполненным и вышла из темницы. Едва она шагнула за дверь и перебросилась с кем-то парой слов, как Волконский забился в конвульсиях в руках у Радаманта.

— Он точно будет способен разговаривать? — спросил я, косясь на этот чудовищный припадок. — Корфу он нужен вменяемым.

— Будет, куда денется, — проворчал Радамант. — Дилетанты. Менталист, который ставил эту защиту, сильный — не ниже третьего ранга, но не самый искусный. Оставил небольшую брешь. Или ставили наспех, или специально оставили зазор.

— Зачем?

— Некоторые спецы оставляют такие дыры на случай, если снова придется быстро вмешаться. Будь я менее опытен, не нашел бы.

Интересно, найдет ли Корф?

Волконский наконец-то прекратил биться и обмяк под руками косоликого. Я надеялся, что он просто отключился от перегрузки.

— Вот и все, — Радамант бережно опустил голову злодея на пол и словно в шутку накрыл его лицо маской Гермеса. — Все, что нужно, я увидел.

— И что там?

— К сожалению, меньше, чем хотелось, но это было ожидаемо. Я искал Зевса, но в воспоминаниях Волконского он фигурирует лишь как персона в маске. У нас есть только голос. Но и голоса тоже можно менять. Искусство маскарада достигло больших высот благодаря пристрастиям аристократов к костюмированным балам. Но теперь очевидно, что, отыскав Зевса, мы разворошим все это осиное гнездо.

Понятно, что ничего не понятно. Я лишь получил подтверждение своей гипотезе об иерархии. Значит, этот Зевс принадлежит к очень могущественному и знатному роду, раз у него даже Волконский был на побегушках. Мужчина — вряд ли женщина взяла бы себе такое имя. И… все. Чтобы выяснить остальные детали, нужно изучать воспоминания нашего Гермеса.

В дверном проеме возникла голова Грасс.

— Тайное отделение здесь.

Радамант кивнул.

— Отлично. Готовьтесь — и выходим приветствовать. Михаил, — он обратился ко мне, — из-за твоего уникального положения я прошу тебя стать нашим послом. Посредником между нами и Тайным отделением.

***

— Не стрелять и не колдовать! — я вышел первым — с поднятыми руками, словно шедший сдаваться преступник. — У нас раненые!

Увидев меня, Корф дернулся было, чтобы подойти ближе, но я жестом остановил его.

— Бестужев жив, — продолжал я. — Гермес — он же Никита Федорович Волконский — захвачен нами. И этим людям мы обязаны жизнью. Прошу, выходите.

Я кивнул скрывавшемуся в подвале Радаманту. Косоликий знаком велел своим помощникам вывести Бестужева и Волконского. Четверо облаченных в балаклавы надеждинцев бережно обхватили раненых и принялись подниматься по ступеням навстречу обескураженным ищейкам.

— Кто эти люди? — Корф распорядился принять раненых и уставился на поднимавшегося по ступеням Радаманта. — А… Неожиданно.

Я встал между Корфом и Радамантом.

— От лица Ордена Надежды я прошу о мирных переговорах между ними и Тайным отделением. Тагматис Эльпидас спас нас с Бестужевым, обезвредили нападавших и обещают помощь в дальнейшем.

Сопровождавшие Корфа ищейки растерянно переглянулись. Кое-кто потянулся к оружию иные сосредоточили в ладонях потоки Благодати.

— Обещаю, что ни я, ни мои люди, не намерены причинять вам вред, — добавил Радамант. — Все, чего я прошу, Вальтер Макарович — разговор наедине.

“Они тебя заставили?” — раздался голос Корфа у меня в голове.

“Нет. Они пришли нам на помощь, и очень вовремя. Следили за мной. Бестужев умирал — они вытащили его с того света. И Радамант действительно заинтересован в сотрудничестве для поимки Аспиды”.

“Значит, ты предлагаешь мне ему поверить?”

“Почему нет?” — ответил я. — “Не думаю, что у нас осталось так уж много вариантов. А Тагматис Эльпидас имеют опыт борьбы, который можно перенять”.

“Ты предлагаешь сотрудничать с террористами”.

“На войне все методы хороши”, — сказал я и ушел с дороги, предоставляя Корфу и Радаманту возможность поговорить без подслушивающих.

Общение проходило в ментальном формате, поэтому я мог судить о его ходе лишь по выражениям лиц собеседников. Но что Радамант, что Корф не были охотниками до эмоций. Несколько минут тишины — лишь ветер завывал между старыми домами на заводской окраине, где нас прятали.

Наконец Корф кивнул, и Радамант молча повернулся к своим.

— Уходим, господа.

Я замер, не понимая, что же произошло. Корф не отдал приказа их задержать. Не препятствовал и даже остановил одного из помощников, когда тот потянулся было к стволу.

— Мы договорились, — сказал тайный советник. — Орден Надежды прекращает прежнюю деятельность, за исключением той, что разрешена законодательством. Тайное отделение принимает помощь Ордена Надежды в раскрытии деятельности Темной Аспиды. Преследование за предыдущие деяния будет отсрочено, но не отменено. Каждое преступление будет рассматриваться индивидуально затем, чтобы понять, что совершил Таматис Эльпидас, а что — Темная Аспида.

— И что, вы просто так их отпустите? После всего, что они натворили?

Корф посмотрел вслед удаляющимся фигурам.

— Если все, что сказал мне Радамант, правдиво, то это достойный обмен.

Глава 40

— Михаил Николаевич, будем на месте через десять минут, — оповестил водитель.

— Прекрасно, благодарю, — отозвался яс заднего пассажирского.

Мимо проносились фонари и горящие окна частных домов, выстроившиеся вдоль трассы, словно вельможи в тронном зале. Я устало глядел в окно и то и дело прокручивал в голове слова Радаманта о том, что я мое появление в этом мире не было случайным, и что я, как и Ирина, был плодом чьего-то великого замысла.

Сколько ни пытался обмозговать, что это означало, ничего не получалось. Что за замысел? Насколько все это было проработано? И сколько же в таком случае было свободы в моих действиях? Выходит, для кого-то я казался черным лебедем, а для других — играл по четко прописанным нотам? Но как это вообще возможно с таким-то набором случайностей?

— Подъезжаем, — сообщил водитель.

Это я уже и сам видел. Приписанный к автопарку Тайного отделения серый “Руссо-Балт” прополз по усадебной аллее и подкатил к главному входу Ириновского поместья. Я заметил, как отодвинулась занавеска в окне гостиной — видимо, Оля весь день провела у окна, ожидая моего возвращения.

Уже стемнело — время было за семь вечера, но мне этот день показался бесконечным. Трудно было поверить, что все этим же утром я проснулся на Вознесенском у Штоффов, затем участвовал в операции по поимке Сарпедона, а после угодил в плен к Аспиде и оказался освобожден Орденом Надежды, а сейчас наконец-то оказался дома.

Прямо флеш-рояль собрал — и все за один день.

Даже выйти из машины получилось с трудом — помог вовремя подоспевший Егорушка. Нужно бы навестить лекаря. Кажется, одно ребро я все-таки сломал. И хорошо, если только одно.

— Ваше сиятельство, что же с вами приключилось? — воскликнул лакей, увидев мою разукрашенную ссадинами физиономию.

— Долгая история, — вздохнул я и облокотился о локоть парня. — Егор, пожалуйста, проследи, чтобы водителю дали с собой горячих напитков и чего-нибудь перекусить. Денег он не возьмет, но нужно его как-то отблагодарить. Все же путь не самый близкий.

— Непременно, сударь! Может вам доктора…

— Позже, — я обернулся к водителю. — Спасибо за помощь. Задержитесь, пожалуйста, на десять минут. Егор сейчас кое-что для вас вынесет.

Парень вышел из автомобиля и смущенно потупился.

— Не стоит, ваше сиятельство. Мне ведь просто приказали…

— Это не взятка, расслабьтесь. Такие подарки вам от гражданских брать можно. И не пренебрегайте графским гостеприимством, — ответил я и коротко кивнул. — Еще раз примите мою благодарность за помощь.

— Бери, пока дают, — шепнул ему Егор, и я устало улыбнулся.

— Именно.

И направился к дверям. На крыльце меня уже дожидались отец и Ольга. Сестра, наплевав на то, что была в домашних туфельках, бросилась ко мне, и я закряхтел от боли, когда она слишком сильно сдавила меня в объятиях. И откуда у столь хрупкой девчонки появилась такая силушка?

— Михаил, что с тобой произошло? — отец спустился к нам и аккуратно отстранил от меня Олю.

Я хмуро на него взглянул.

— Много всего удивительного. Поговорим в библиотеке. И позови бабушку.

Оля удивленно на меня уставилась.

— В чем дело?

— Все в дом, — велел я. — Я знаю, что вы рассказали мне не все.

***

Отец с удивлением взирал на непроницаемый купол, что я поднял над центром комнаты. Отличный блок получился — еще немного — и даже артефакты слежения ничего не прочухают. Слуг я выгнал и запретил заходить, какие бы вопли они ни услышали.

А конфликт был еще как возможен с учетом того, что я собрался вытрясти из родни.

— Ольга точно здесь нужна? — спросила бабушка, устроившись поближе к жарко пылавшему камину.

— Разумеется, — отозвался я. — Она моя сестра и имеет право знать обо всем, что вы натворили. Ей и так суждено жить с последствиями ваших решений и действий. Не только ваших, но еще и моих. Полагаю, пора начать проявлять к моей сестре должное уважение.

Кивернития смерила меня снисходительным взглядом.

— Некоторые тайны лучше хранить подальше от тех птенцов, которые со временем покинут наш род. Петр бы точно осознал это и попытался защитить сестру…

Я в который раз увидел обиду в глазах Ольги и грохнул кулаком по столу.

— Она — такой же полноправный член нашей семьи, как ты или я. А наш несравненный Петр мертв, ко всеобщему сожалению. Кроме того, вы сами сделали меня наследником. Не своего родного отпрыска, нет. Меня! Вы настолько не доверяли собственной семье, что решили призвать незнакомого духа из иного мира, чем, к слову, сломали и мою настоящую судьбу. Но на что вы рассчитывали, когда проводили ритуал? На то, что Род отправит к вам послушного ягненка, что будет плясать под вашу дудку? Так могли бы просто оставить прежнюю версию Михаила Соколова — было бы гораздо проще и привыкать бы не пришлось. Только вряд ли прежний Мишенька смог вытащить вас из задницы, в которой вы оказались. Поэтому если все еще рассчитываете на мою помощь и поддержку, будьте любезны делать то, что я говорю.

Бабушка оскорбленно поджала губы.

— Михаил, следи за языком, — возмутился отец. — Ты говоришь со Старшими.

Я метнул на него свирепый взгляд.

— Со Старшими, которые, очевидно, сами не поняли, во что ввязались.

— Зачем ты нас собрал, Михаил? — попыталась разрядить обстановку Оля. — Давайте пока что оставим споры. Ты ведь хотел сказать нам кое-что важное, не так ли?

Я кивнул и с усилием разжал кулаки под столом. Спокойно, Миха. Нужно выяснить, на что намекал Радамант. Опустим вопрос, откуда он сам об этом разузнал, но даже у него было оскорбительно больше информации обо мне, чем у меня самого.

— Настало время для откровенности, — сказал я и уставился на отца. — Мне известно, что мое появление в этом мире — часть некоего большого замысла. Сомневаюсь, что вы сами додумались провести сложнейший ритуал призыва духа из родового древа. Я немного поковырялся, проанализировал события, и вот что получается…

Оля побледнела, нервно проглотила слюну и украдкой взяла меня за руку. Ее ладошка была мокрой и прохладной — сестра не на шутку испугалась.

— Чтобы осуществить подобный ритуал, нужно, чтобы многие обстоятельства сложились очень удачно, — я принялся загибать пальцы. — Во-первых, Род должен быть достаточно крепок, чтобы отозваться на такое обращение и переместить дух из одного пространства в другое. Во-вторых, это должен быть аристократический род — с должным количеством заслуг и влияния, чтобы его отпрыск смог освоиться в высшем свете. В-третьих, ритуал очень древний и позабытый — вам потребовалось бы сперва раскопать, как правильно его провести, — я подался вперед, не отрывая взгляда от отца. — Да еще и Петр очень удачно погиб. Подозрительно удачно.

— И к чему ты клонишь, Мишенька? — сухо проговорила бабушка.

— К тому, что все решали не вы. Не вашего масштаба хитрость. Говорите, кто вас науськал и помог.

Отец и бабушка переглянулись. По глазам Патриарха я видел, что он был готов кое-чем поделиться, но Кивернитея решительно замотала головой.

— Мишель, тебе еще рано об этом знать. Ты не до конца освоился в нашем мире, и подобное может нанести тебе лишь вред.

Ага, а отдавать меня на воспитание Корфу, бросать под танки в Аудиториуме, засовывать в самый эпицентр конфликта тайных обществ — все это так, прогулка в пансионате, блин?

Ну уж нет, после всего этого я заслуживал честности. И был готов добиваться ее любой ценой.

— Прошу, не заставляйте меня применять ментальные способности, — как можно спокойнее сказал я. — Да будет вам известно, я настолько понравился родовому источнику, что получил высочайший потенциал силы и был отмечен лично ректором Аудиториума как уникум, способный развиваться во всех специализациях. В том числе и в ментальной, она мне чудо как хорошо удается. Вы не сможете меня остановить, если я возьмусь за ваши головы. Я не хочу насилия, но если понадобится, прибегну к нему. Ради блага всей семьи.

— Миша, что ты такое говоришь? — разве что не заикаясь, прошептала Оля. — Не нужно…

— Как быстро Корф взял тебя в оборот, — проворчала бабушка и повернулась к отцу. — А ведь я предупреждала тебя, Коленька, что они попытаются на него повлиять. И вот что вышло — наш наследник настолько потерял страх, что смеет нам угрожать. Да еще и пользуется их шакальими методами! Merde!

Я улыбнулся.

— Вы сами меня создали. Теперь я хочу знать, зачем. И по чьему наказу. Прошу по-хорошему в последний раз.

Оля отпустила мою руку и боязливо отодвинулась к самому краю дивана. Отец не выдержал первым.

— Мы не знаем, зачем, — вздохнул он. — Более того, мы не знали, что выйдет. Просто делали то, что было нужно. Так, как написано в той книге. Там был подробный ритуал.

— Что за книга?

— Бабушка покажет выдержки из нее. И расскажет, как ее получила, — Патриарх уставился на Кивернитию. — Матушка, больше нет смысла скрывать. Лучше он узнает от нас, нежели это однажды станет неприятным сюрпризом.

Отец поднялся, подошел к письменному столу и выудил из нижнего ящика бутылку коньяка. Налил в два бокала. Один взял сам, второй подал бабушке. Пригубив напиток, Кивернития посмотрела на огонь и заговорила:

— Она явилась в тот же вечер, когда мы узнали о гибели Петра. На дорогом автомобиле, без визитной карточки. Вся в черном, но в очень дорогом и изысканном наряде. Ее лицо было скрыто плотной темной вуалью, но по голосу я поняла, что это дама средних лет.

— Она назвалась? — спросил я.

— Рея. Просто госпожа Рея. Возможно, это сокращение.

Или прозвище.

— Она выразила соболезнования — уже знала о нашем горе. Сказала, что именно это событие убедило ее в необходимости визита. Затем начала долгий разговор о положении нашего рода, о том, что наша кровь теряет силу Благодати и о том, что вы с Ольгой — последние носители хоть какой-то силы. И что лишь у вашего поколения остается возможность что-то изменить.

— Это и так известно всему свету, — отозвался я. — Дальше.

— И тогда госпожа Рея сказала, что есть неочевидный способ получить еще один шанс все исправить уже сейчас. Она рассказала о древнем ритуале, что был утрачен после появления Благодати в нашем мире. Говорила о родовой силе и о требованиях, которые в старину предъявляли к родам, чтобы те могли обладать властью над материальным миром. Рассказав обо всем этом, госпожа Рея поведала, что Соколовы — единственный род в Петрополе и его окрестностях, который умудрился соблюсти все забытые заповеди. Что мы, сами того не осознавая, сберегли большую силу, но не знали, как ее использовать.

— Значит, она рассказала, что сделать?

— Да, — кивнул отец. — Она дала нам старинную книгу о родовой силе. Из нее мы взяли нужный ритуал.

— Где сейчас эта книга?

— Исчезла, — прошептала бабушка. — Пропала из моей спальни в день похорон Петра. Видимо, госпожа Рея решила вернуть свою собственность.

Оля таращилась на всех нас со смесью непонимания и ужаса в глазах.

— Что же вы… Неужели это было настолько важно для вас? — всхлипнула она. — Мы ведь могли бы жить дальше и без Благодати… Но это была бы честная и спокойная жизнь. А теперь… Теперь мы замешаны не пойми в чем!

— Не позволю я своим внукам становиться в один ряд с простолюдинами! — неожиданно громко возмутилась бабушка. — И не смей даже думать об этом, Ольга! Мы — Соколовы, одна из старейших семей с глубокими традициями, и похерить все это недопустимо.

Я спрятал лицо в ладонях, пытаясь сосредоточиться. Ребра ныли, ноги тряслись, да и места уколов на руках невыносимо болели. Голова разрывалась от кучи вопросов. Нужно разложить все по полочкам.

Итак, эта таинственная Рея точно знала к кому, куда и когда ехать с предложением. Знала, что наш род достаточно силен для авантюры с призывом. Значит, у нее была возможность собрать о нас очень много информации — за столетия. И, судя по всему, хорошая библиотека, раз она достала книгу о родовой силе. Таких, насколько мне было известно, в мире осталось немного, и сейчас Аудиториум гоняется за каждой, где было хоть какое-то упоминание об этом феномене.

Значит, наша госпожа Рея точно принадлежала к аристократии. И, судя по всему, к очень и очень влиятельной.

И я был ее… проектом?

Да вот только на кой черт я ей сдался? Зачем сотворять такого кота в мешке? Она ведь не могла знать, кого пришлет Род. Но зачем-то допустила такой расклад. И не просто допустила — ввела меня в игру, причем сразу же. Потому что Корф тоже отреагировал очень быстро.

— Эта женщина хоть одним словом обмолвилась, зачем решила вам помочь? — осторожно спросил я. — Зачем это нужно вам, понятно. Но ей-то к чему тратить на нашу семью столько сил?

Отец пожал плечами.

— Я спрашивал ее об этом, но ответила она уклончиво. Дескать, род Соколовых получил свою опалу незаслуженно и еще может послужить государству и людям. Но Соколовы должны доказать свое величие деяниями, которых они не смогут совершить без силы. Поэтому она дает нам силу, а от нас потребуется грамотно ею распорядиться.

— Звучит как благотворительность, — вздохнул я. И мне это не нравилось. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. — Она говорила, чего потребует взамен?

— Нет, — покачала головой бабушка. — Сказала лишь, что если мы преуспеем, то она будет наблюдать за результатом эксперимента.

Поздравляю, Миха. Ты у нас эксперимент.

Я не выдержал и нервно расхохотался. Твою же мать, только более-менее причесал тот бардак, который устроили Аспида с Орденом Надежды. Только появилось какое-никакое понимание, что делать дальше — и на тебе. Новое веселье.

Отец залпом допил коньяк и снял очки.

— Одно могу сказать точно, Михаил. Эксперимент прошел удачно. А раз так, думаю, эта Рея очень скоро появится и скажет, чего от нас хочет. Вернее, от тебя.

Алекс Хай В интересах государства. Возвышение

Глава 1

Январь 2022 года, Петрополь

— Вальтер Макарович, Соколов прибыл.

— Пусть заходит, — донеслось из кабинета тайного дознавателя.

Неизменный помощник Корфа Алексеев поправил очки на переносице и, ловко перехватив свой вечный планшет, распахнул передо мной дверь.

— Прошу, ваше сиятельство.

— Спасибо, — рассеянно кивнул я, еще толком не проснувшись.

Корф кивнул мне в знак приветствия и тут же обратился к помощнику.

— Пусть нас не беспокоят в течение получаса.

Вот даже как… Значит, разговор предстоял не из простых.

Пистолетыч принимал меня в своем кабинете в Петропавловской крепости. Небольшая комната, казалось, дошла до наших времен с минимальными изменениями: стены из красного кирпича даже не покрасили, пол был выложен старым истертым гранитом, небольшое окно напоминало бойницу. Почти что модный лофт.

Да и обстановка создавала впечатление, что в этом месте Пистолетыч почти не бывал — только стол, два кресла, стеллаж с худенькими папками и внезапно здоровенный фикус в кадке. Правда, на стеллаже обнаружилась простейшая кофеварка, и я уставился на нее глазами умирающего от жажды в пустыне. Корф усмехнулся.

— Что, мой зов тебя разбудил?

— Есть такое, — отозвался я. — Все же у нас каникулы, отсыпаюсь в последние деньки. Но вы бы не вызывали меня почем зря, да еще и сюда. Насколько понимаю, это не ваше основное рабочее место?

— Верно, — Корф подошел к стеллажу, достал две чистых кружки и принялся варить нам кофе. — Открой пока окно, пожалуйста.

Я бросил взгляд на пепельницу с парой окурков и понял, зачем было впускать сюда адски холодный воздух. Минус тридцать в Петрополе — это еще хуже, чем минус пятьдесят в Нижневартовске. Здесь, на территории, где воды было больше, чем суши, низкие температуры воспринимались гораздо хуже. При каждом вдохе легкие словно покрывались льдом изнутри.

В кабинет ворвался противный ледяной ветер, но Корф и бровью не повел. Лишь подкурил от маленькой “Жар-Птицы” и продолжил возиться с кофеваркой.

— Держи, — тайный советник вложил мне в руки кружку с дымящимся черным напитком. — Сахар закончился.

— Переживу. Так что за дело?

Корф отхлебнул глоток, поморщился и отставил кружку остывать. Он достал из верхнего ящика стола какой-то запечатанный пакет. На нем я увидел два герба — имперский и символ Тайного отделения.

— Это для тебя.

Я вопросительно уставился на протянутый конверт. Пухлый…

— Что там?

— Открой — узнаешь.

— Любите вы хранить интригу до последнего, — проворчал я и принялся вскрывать пакет.

Внутри обнаружилось два конверта поменьше — совсем тоненькие. И…

Дрожащими руками я вытащил две толстые пачки ассигнаций.

— Это еще что за аттракцион невиданной щедрости?

— Твоя зарплата, — Корф аккуратно стряхнул пепел. — Точнее, с учетом того, что ты не являешься штатным сотрудником, правильнее будет назвать это разовым вознаграждением за оказанные государству услуги. Иногда и мы умеем быть щедрыми.

Нервно сглотнув ком в горле, я провел пальцем по уголкам купюр. Черт возьми, здесь была тысяча рублей! Насколько я понял местный курс, один местный рубль стоил примерно тысячу моих родных.

А это означало, что я только что превратился в миллионера. Да и здесь, прямо скажем, это была очень и очень серьезная сумма. Годовая, а то и две годовые зарплаты многих подданных.

— Хм… Спасибо.

Почему-то никакие другие комментарии мне в голову не пришли. Подарок оказался столь внезапным, что я тупо пялился на деньги и не мог выдавить из себя ни слова.

— Это вам спасибо, ваше сиятельство, — Корф словно поддразнивал меня, даже натянул улыбочку. — За неоценимый вклад. Так взбаламутить воду нужно было еще постараться. Теперь все подполье на ушах стоит. Много рыбы вверх всплыло.

— Ну так вы ее садочком, садочком…

Ладно, хватит паясничать. Я аккуратно сунул деньги обратно в пакет и вытащил два конверта. А сюрпризы, кажется, на этом не закончились…

— Благодарность императора? — опешил я, глядя на роскошный документ с гербами, золотым тиснением и вензелями.

Корф наслаждался моим удивлением.

— Именно. Разумеется, Алексей Константинович только подписал бумагу — текст не его. Но плюс одно очко в копилку твоей репутации. Скоро поймешь, насколько это тебе пригодится.

Я пробежался глазами по тексту. Как и все официальные документы, этот был сух и лишен подробностей, однако же росчерк дорогой перьевой ручкой, поставленный самим самодержцем, грел мне сердце.

Пусть это всего лишь бумага, но сейчас я понял, что вся та вакханалия, из которой я чудом вышел живым и которая непременно мне еще аукнется, была не зря. Имя Соколовых будет мелькать. О нас станут говорить. И однажды…

— Но наибольшего внимания заслуживает последний конверт, — жестко прервал мой поток мечтаний Корф.

Пистолетыч потушил сигарету, помахал над пепельницей ладонью, развеивая дым, и подался вперед. Я осторожно сложил благодарственное письмо и взял третий. Этот был куда скромнее — и бумага дешевле, никаких тебе золочений. В центре белоснежного конверта красовалась черно-белая эмблема Тайного отделения.

— Через несколько дней тебе исполнится восемнадцать, Михаил.

— Через неделю, — поправил я.

— И поскольку к этому моменту ты уже отправишься обратно в Аудиториум, я позволил себе несколько забежать вперед.

Третий конверт не был запечатан. Я достал оттуда всего один лист бумаги, сложенный втрое. Пробежался взглядом по скупому тексту и встретился глазами с Корфом.

— Приказ о моем зачислении на службу?

Корф резко посерьезнел и кивнул.

— Можешь отказаться. Я пойму. Ты сам видел, что работа опасная и неблагодарная. А ты все же наследник рода, у тебя будет много дел, так что…

Но меня заботило даже не это. Все равно моя жизнь закончилась там, на операционном столе в Ириновской больнице. Все, что произошло со мной позже, было чудом, подарком небес или бога… И я знал, что в любой момент у меня могли это отнять. Уже навсегда. Знал и свыкся с этим.

— Как я могу состоять на службе, обучаясь в Аудиториуме? Да и наверняка у вас предполагаются какие-то звания, а у меня нет даже базовой военной подготовки…

— Если тебя беспокоит лишь это, то поводов для волнений нет, — отмахнулся Корф. — Фактически я официально возьму тебя в штат агентов, и ты будешь у нас на зарплате. Это оформление долгосрочного сотрудничества. И, конечно же, я не настаиваю на том, чтобы ты покинул Аудиториум после выполнения всех наших задач. Университет престижный, образование добротное. А в полной мере стать сотрудником Тайного отделения ты сможешь и после. Есть варианты. К нам не всегда приходят сразу.

— То есть для меня де-факто ничего не меняется, кроме…

— Кроме того, что у тебя будет более надежный тыл из-за твоего официального статуса. И денежного довольствия, что весьма актуально для твоей семьи. Минус один рот — уже подспорье.

С этим спорить было трудно. Я действительно не хотел тянуть деньги из отца: сейчас вся семья затянула пояса, чтобы собрать финансы на развитие рыбного бизнеса. Оля старательно училась — и преуспевала. Отец пригласил какого-то крутого специалиста по разведению, и тот исследовал воду, почву, составлял планы по правильной минерализации воды и еще каким-то мудреным вопросам. Словом, дело горело.

И я уж точно не хотел тормозить развитие бизнеса своими запросами. Даже думал устроиться на подработку — писать курсовые за деньги или что-то вроде этого.

— А мои обязанности? — спросил я. — Что изменится?

— Сейчас наша основная задача — аккуратно и предельно осторожно выйти на остальных членов Темной Аспиды. Здесь работы непочатый край, но, боюсь, в стенах Аудиториума ты мало что накопаешь. Хотя, уверен, и там найдутся ниточки.

— Они залягут на дно после того, как мы рассекретили Гермеса.

— Непременно, — согласился Корф. — Но я тебя не тороплю. В нашем деле лучше потратить больше времени на сбор доказательств и проверку информации, чем броситься в огонь и запороть все дело. Так что никаких контрольных точек в этом деле не будет. Но я рассчитываю на твою помощь в поиске Аспиды. Это будет твоим основным заданием, если согласишься.

Я улыбнулся.

— С Аспидой я вам и так помогу. Вы же знаете, это личное.

— Ты рискуешь жизнью ради этого личного. Да и я тобой рисковал все это время. Не думай, что мне было приятно каждый раз трястись за тебя — несовершеннолетнего, неподготовленного и оставленного без связи. Теперь все будет по уму.

— Что ж, — вздохнул я и положил бумагу на стол. — Я согласен. Где подписать?

Корф сложил руки домиком и устало прикрыл глаза. Неужели беспокоился, что я соскочу и больше не захочу работать?

— Но у меня есть условие, — тут же добавил я.

— Какое?

— Вы забываете о том, при каких обстоятельствах я оказался в этом мире. Отныне прошлые деяния Соколовых в расчет не идут, и моя семья остается за рамками нашего с вами сотрудничества.

— Справедливо, — отозвался тайный советник. — Я считаю, ты уже сделал достаточно, чтобы искупить преступление своих Старших. Я согласен.

— И мне нужно понимать, какие перспективы получить Осколок.

— Эх, Соколов. Тебе палец в рот не клади.

— Когда вы тогда пришли нас шантажировать, вы рисовали перед нами перспективу заново обрести Благодать. Мне она не нужна, но для Ольги я этого хочу. Что я должен сделать, чтобы заслужить честь обладания Осколком?

Корф мрачно улыбнулся.

— Если ты поможешь мне вытащить на поверхность всю Темную Аспиду, Осколок тебе вручит сам император. Потому что, сдается мне, замашки у этого тайного общества выходят далеко за рамки борьбы с Орденом Надежды.

— С чего такие выводы?

— Не понравилось мне кое-что из сказанного Волконским на допросе. И если я прав, у нас назревает проблема куда масштабнее, чем просто грызня двух кружков с противоположными общественно-политическими интересами.

— А именно?

— Пока не могу сказать, Михаил. Даже здесь. Слишком опасно. Сперва нужно все перепроверить и получить иные подтверждения. Если моя гипотеза верна, что-нибудь да найдется. И для этого мне нужен ты.

— И как я добуду вам доказательства из Аудиториума? — отозвался я.

Корф снова закурил и уставился в окошко-бойницу, из которого открывался вид на Неву.

— Помнится, ты хвастался особым вниманием Великой княгини Ксении Константиновны. Пора проверить ее слова о покровительстве твоей персоне. Темная Аспида засела в высших кругах общества, и тебе, Михаил, нужно в них войти. У тебя есть семестр на то, чтобы подготовить почву. Активно действовать начнешь на длинных летних каникулах. Так что порадуй Ксению Константиновну — она станет твоим пропуском туда, куда даже я вхожу со стуком.

***

Такси везло меня на Невский. Я сжимал в руках пакет с бенефициями и размышлял, в каком банке лучше открыть личный счет. Лучше сразу с хорошими процентами на часть суммы — деньги должны работать.

Я выбрал Русско-Азиатский банк — один из крупнейших и надежнейших, по словам отца. Остановившись у шестьдесят второго дома по Невскому, таксист угодливо открыл передо мной дверь.

— Желаете, чтобы я вас подождал?

— Да, минут пятнадцать-двадцать, пожалуйста, — ответил я и решительно вошел в здание через стеклянную дверь-вертушку.

Импозантный администратор, лишь на полсекунды задержав на мне взгляд, моментально сориентировался.

— Счастливы приветствовать ваше сиятельство в Русско-Азиатском банке, — поклонился он. — Чем можем вам помочь?

— Я бы хотел открыть счет.

— Коммерческий проект, сберегательный или…

— Личный счет, сберегательный, с возможностью получения процентов.

Администратор расплылся в любезнейшей из улыбок и почти незаметным жестом нажал на одну из кнопок под стойкой.

— Разумеется, ваше сиятельство. Сейчас я провожу вас к соответствующему специалисту. Надеюсь, вы не забыли удостоверение личности?

— Паспорт со мной, — кивнул я.

— Прекрасно. Прошу за мной.

Мы прошли мимо ряда окошек, перед которыми расположились кресла для ожидающих. Как я и предполагал, сервис для аристократов предусматривал больше удобств. Мы поднялись на второй этаж по роскошной мраморной лестнице, прошли мимо гигантского мозаичного панно в виде карты Евразии и оказались в просторном светлом помещении.

— Прошу вас подождать здесь, — снова поклонился администратор и исчез за одной из дверей.

Я огляделся. Да уж, банки во всех мирах старались поразить своих клиентов ощущением надежности, стабильности и при этом — технологичности. Здесь всюду были компьютеры, большие мониторы с котировками, электронные очереди…

Но для аристократов по понятным причинам все делалось по старинке.

Вскоре администратор вернулся в компании миловидной дамочки на высоких шпильках и в юбке-карандаше, подчеркивавшей крутые бедра.

— Ваше сиятельство, разрешите представить вам Розу Леонидовну — ведущего специалиста по вкладам.

— Михаил Николаевич Соколов, — представился я. — Рад знакомству.

Женщина ослепила меня приятной улыбкой и жестом пригласила в свой кабинет.

— Прошу, Михаил Николаевич. Сейчас мы выберем наиболее подходящий вариант для размещения ваших средств…

***

Я вышел из банка и поискал глазами свое такси. Темно-синий “Форд” стоял на “аварийке” и то и дело оглядывался, ища глазами патрульных. Ах ты ж зараза, ну не судьба была проехать сто метров до знака, разрешающего остановку? Ладно.

На ходу спрятав письма во внутренний карман пальто, я направился к машине. И тут меня словно пронзило резкой установкой ментального канала. Кто-то не церемонился.

“Михаил”, — прозвучал в голове голос Матильды. — “Я в Петрополе. Приехала к Ирине. Вчера вечером она приходила в себя, и у меня к тебе долгий разговор”.

“Где вы?”

“Где мне еще быть? В ее палате!”

“Через двадцать минут буду”, — сказал я и оборвал канал.

Я бросился в такси, протараторил адрес и пообещал накинуть водителю сверху, если тот домчит нас как можно быстрее.

“Форд” летел почти на сверхзвуковой скорости, изящно маневрируя и лавируя в пробке на мосту. Через пятнадцать минут я уже регистрировался на КПП Военно-медицинской академии.

— А, ваше сиятельство, у Ирины Алексеевны сегодня аншлаг, — балагурил охранник, записывая мои данные в тетрадь. — А ведь даже не выходной день…

Буркнув прощание, я схватил протянутый мне паспорт и полетел в нужный корпус, распугивая студентов и заставляя больных шарахаться.

Почему мне не сказали, что Ирка приходила в себя? Неужели Корфу тоже не доложили? Или он не хотел меня тревожить? Да ну, бред. И почему Матильда связалась со мной только сейчас?

Распахнув дверь палаты, я ворвался в уже привычную мне комнатку. И сразу же заметил изменения.

Шторы были распахнуты, и из большого окна на кровать Ирины и пол лились потоки холодного зимнего света. Капельниц не было. Сама Ирина снова спала и выглядела как обычно — бледная, умиротворенная, беспомощная.

— Тише, Михаил! — шикнула на меня Матильда.

Я обернулся и инстинктивно заключил ее в объятия. Баронесса нехотя позволила, но в ответ не обняла. Все ее тело было напряжено, а в глазах застыл лед.

— Как вы…

— Тихо. Поговорим не здесь, — ответила женщина и покосилась куда-то в сторону.

Из-за открытой двери вышел молодой человек — старше нас с Ириной, этому было лет двадцать пять. Хорош собой, явно аристократ — я чувствовал фон его Благодати, хотя и не мог определить ранг. Одет он был в дорожный костюм, как и старшая Штофф. Значит, прибыли совсем недавно и еще не переоделись. Неужели Матильда подцепила кого-то в Букуреште? Не молодоват ли для дамы ее положения?

— Мы еще не представлены, поскольку последние годы я провел не в Империи — сдержанно улыбнулся парень и подал мне руку. — Семен Павлович Шувалов, новый граф Шувалов. И жених Ирины Алексеевны.

Глава 2

— Кто-кто, простите? — Я прищурился, внимательнее разглядывая незваного гостя.

— Шувалов. Семен…

— Это я расслышал.

— А вы…

Я заставил себя пожать руку Шувалова.

— Михаил Николаевич Соколов, сын графа Соколова. И несостоявшийся жених Ирины Алексеевны.

— О… — только и смог вымолвить женишок.

— Именно. И у меня очень много вопросов к вам обоим.

Матильда протиснулась между мной и парнем.

— Господа, нам лучше побеседовать в другом месте. Не нужно будить Ирину. Давайте продолжим дискуссию у меня на Вознесенском.

— Согласен, — ответил я, метнув обжигающий взгляд на Матильду. — Жду вас на улице.

Шувалов обескураженно пялился то на меня, то на баронессу, но я без лишних слов вышел в коридор. Вот в такие моменты начинаешь жалеть, что не стащил у кого-нибудь из многочисленных знакомых курильщиков сигарету. Я и в прошлой-то жизни особо не курил — так, баловался на студенческих пьянках под настроение, но сейчас люто захотелось высадить сижку одну-другую.

Почему-то внезапно воротник и узел галстука начали невыносимо давить на горло, воздуха не хватало. Так, отставить бурные реакции, Миха. Сперва нужно понять, что у нас за нежданчик такой случился. И как тот же Корф его проморгал. Или этот сукин сын тоже был в курсе?

Я воспользовался лестницей и выскочил на улицу, на ходу придержав двери для нагруженного пакетами с медицинскими расходниками санитара. Тот кивнул в знак благодарности, затем скользнул взглядом по моему гербу.

— О, ваше сиятельство…

— Извините, у вас закурить не найдется? — обнаглел я. Ну вдруг.

Санитар воровато огляделся по сторонам.

— Здесь вообще-то нельзя эцсамое, ваше сиятельство, но там за углом… Правда, помойка рядом, уж простите. Пованивает… Но наши туда бегают, когда некогда до курилки идти…

— Благодарю, — я вытащил из протянутой пачки одну сигарету и сунул за ухо, как делал старший брат — Петька привез такую привычку из армии.

Дубак стоял такой, что даже сопли в носу замерзали. Я прикурил от малюсенькой “Жар-Птицы” и закашлялся. Да уж, давненько не грешил. Уже привык к здоровому образу жизни, если не считать то, что меня накачивали какой-то химией и частенько норовили убить.

С третьей затяжки меня повело, зато нервы успокоились и мысли прояснились.

Почему Ирина никогда не рассказывала об этом Семене Шувалове? Я слышал о нем только из уст Фроси, личной модистки Штоффов. Да и то она сказала, что слухи о помолвке остались слухами. А сейчас вот что выясняется.

Но ведь Ирка, когда мы придумывали варианты спасти Матильду, была готова вступить в мой род. Вряд ли она бы мне тогда солгала или утаила такую информацию — она могла быть критичной и для моего Рода, нарушителей клятв мои предки не любили. Значит, Ирка сама не знала. Иначе бы предупредила.

Неужели Матильда подсуетилась, когда род Шуваловых заметно поредел после нападения на их усадьбу? Ведь этот Семен унаследовал титул графа от дяди, покойного Аркадия Павловича. Который, к слову, был очень дружен с покойными родителями Ирэн…

Зачем это Матильде, в целом понятно: с Шуваловыми они были дальней родней, вроде даже некоторые земли граничили. Семен был хорош собой, в подходящем возрасте, со связями за границей. И он был графом. Настоящим. В отличие от моего, герб Шувалова не имел позорной черной ленты.

— Зараза! Чего ж не предупредила? — тихо выругался я и выкинул окурок в консервную банку из-под бычков в томате, что явно служила пепельницей для местных медиков.

Ладно, морду мы пока бить никому не будем, хотя руки у меня ой как чесались. Сперва выясним, чья это была затея. Может статься, что у меня при всем желании и вовсе не окажется никаких прав на Ирину. А может сложиться и так, что помолвку признают недействительной.

Я резко затормозил прямо посреди дорожки, что вела к главному входу в корпус.

Так, Мих, давай-ка сперва определимся, насколько далеко мы готовы зайти. Тут вопрос серьезный. На разводы аристократов что Канцелярия Его Императорского Величества, что Синод до сих пор смотрели косо. Дескать, благородные роды должны принимать взвешенные решения, а коли уж не повезло с партнером по жизни, то неси свой крест, пока Господь не избавит.

Если я сейчас вступлю в борьбу за руку Ирины, то идти придется до конца. Наверняка придется заплатить за это немалую цену и много с кем испортить отношения — и мне, и ей.

А теперь посмотрим на все это с другой стороны. Тебе, Миха, в этом мире только восемнадцать стукнет. Ты — студент пока что без солидного дохода. Ты по самые уши застрял в расследовании заговора, что может стоит жизни тебе и твоей семье. И во все это ты хочешь втянуть еще и беспомощную Ирку? Которая и так уже пострадала из-за войны Ордена и Аспиды. Войны, которая ни хрена еще не закончилась.

Я уже молчу о том, что и Корф, и Радамант в удивительном единстве и с большим удовольствием откусят мне башку, если я не уберегу девчонку.

Так стоило ли тянуть ее за собой, особенно сейчас? С риском сломать ей жизнь и в лучшем случае сделать ее молодой вдовой. Да, мы были близки, нам было хорошо вместе, но… Я не был уверен, что сейчас смогу нести ответственность еще и за ее жизнь. Тут свою бы задницу уберечь.

Но стоило ли отдавать ее Шувалову — просто так, на основании хрен пойми чего?

— Ну уж нет, — выдохнул я, заметив, как Матильда и этот Шувалов вышли на крыльцо и оглядывались, выискивая меня. — Сперва я вытрясу из него все, что он знает.

***

До Вознесенского мы ехали в гробовом молчании, благо до петропольской резиденции Штоффов было минут двадцать по свободному городу. В такую погоду половина автомобилей не завелась, так что пробок даже не мосту не было.

Матильда лично вела автомобиль и потому сосредоточенно боролась с гололедом, Шувалов ошарашенно помалкивал, то и дело косясь на меня. А я просто молча злился, толком еще не решив, на кого именно.

Для Пелагеи и слуг наше появление не стало сюрпризом — видимо, Матильда нашла способ предупредить о своем появлении. Нас тут же встретили, расшаркались по всем правилам и проводили в гостиную, куда подали здоровенный чайник свежезаваренного индийского чая, какие-то плюшки и печенье.

— Угощайтесь, господа, — королевским жестом распорядилась хозяйка дома, но мы с Шуваловым так и не притронулись ни к чашкам, ни к сладкому. — А я, пожалуй, налью себе кое-чего покрепче.

— Мне тоже, пожалуйста! — хором выпалили мы с Шуваловым и неловко переглянулись.

Матильда хотела было возразить мне, но, вспомнив, что я, в общем-то, уже был почти что совершеннолетним, сдалась и плеснула в мой стакан немного виски.

— Вариант для извращенцев — запивать его крепким сладким чаем, — посоветовала она. — Но мне так нравится.

Шувалов молча отпил из своего стакана, чуть порозовел лицом и наконец-то уставился на меня. Но я их опередил.

— Ваше благородие, когда же вы собирались сообщить мне сие прелестное известие? — не удержался от сарказма я. — Такой повод для праздника, а вы скрыли. Я бы букет послал.

— Матильда Карловна ничего не скрывала от вас, Михаил Николаевич, — виновато улыбнулся Шувалов. Боюсь, ее благородие узнала об этой новости немногим раньше вас. Да и я, признаться, до сих пор обескуражен… А Ирина Алексееевна и вовсе до сих пор не в курсе.

— Так-так, господа, — я залпом выпил свой виски и поставил пустой стакан на стол. Матильда достала неизменный длинный мундштук и закурила. Комната наполнилась ароматом вишневого табака. — Прошу вас изложить события в хронологическом порядке. А то, боюсь, я запутался.

Семен Шувалов прочистил горло и отхлебнул еще немного дистиллята для храбрости.

— Прошу прощения, но для понимания всей картины ситуации придется немного забежать назад. Я не уверен, что вы в должной мере осведомлены о делах моей семьи.

Я кивнул.

— Верно.

— Я происхожу из младшей ветви рода Шуваловых. У моего отца, Павла Павловича, и погибшего графа Аркадия Павловича был общий отец — граф. Соответственно, я являюсь племянником покойного графа. И единственным выжившим мужчиной из нашего рода, кто может претендовать на наследование.

— Михаил Николаевич это знает, — отозвалась Матильда.

— Однако до тех трагических событий никто не мог и помыслить о том, что мне достанется графский титул. Поэтому, когда я закончил Пажеский корпус, мог позволить себе сделать небольшой перерыв в карьере и заняться здоровьем отца. Чтобы вылечить его боли, мы выехали в Швейцарию, где он двумя годами позже скончался. Я же остался, решив получить еще одно, гражданское, образование. И, буду откровенен, я даже не собирался возвращаться. Европейский климат подходит мне гораздо лучше…

— А сейчас вернулись, ваше сиятельство, — торопил его я. — Разумеется, в связи с трагическими событиями.

— Да, в связи с ними. В один день я узнал, что лишился всех своих близких родственников и стал ответственен за большое состояние. Как тут было не вернуться?

— И на каком этапе появилась помолвка с Ириной Алексеевной? — Продолжал допрашивать я несчастного Шувалова. Семен Павлович, хоть и был выпускником Пажеского корпуса, под моим давлением немного поплыл и растерялся. А может действительно еще окончательно не осознал, в кого превратился волей случая.

Ронцов, вон, до сих пор не верил, что стал княжичем Воронцовым.

— Понимаете… Я ведь действительно понятия не имел о том, что был связан обязательствами… — мямлил Семен Павлович. — Примерно через неделю после новостей о гибели семьи дядюшки мне пришел конверт от поверенного нашей семьи. И в нем был старый договор о помолвке. От мая четвертого года.

Я поперхнулся чаем.

Май четвертого? Ирина родилась в мае четвертого. Пятого числа. Выходит, соглашение подписали ее еще живые родители. Но как Матильда могла об этом не знать? Почему от нее скрыли?

— Мне тогда еще семи лет не было, я понятия не имел о том, что наши семьи подписывали какие-то документы, — распалялся Шувалов. — Мне никто не сообщил! А Ирина Алексеевна и вовсе была младенцем! До сих пор не могу понять, зачем сохраняют этот варварский обычай договорных помолвок с малолетства. В Европе давно уже…

— Добро пожаловать домой, — недобро улыбнулся я. Но согласился с Семеном — обычай и правда средневековый. Тут женщин в университеты пустили, позволяют воевать и заниматься наукой. А помолвки остались.

Я перевел тяжелый взгляд с Шувалова на Матильду.

— Вашему благородию есть что добавить?

Баронесса потушила окурок и тут же вставила в мундштук новую сигариллу.

— Нет, Михаил. Они никогда, никогда ничего мне об этом не говорили. До сих пор гадаю, почему Леша не поделился со мной… Мы с братом всегда были близки, и я удивлена, что он не посвятил меня в этот план.

Матильда действительно выглядела растерянной, что было для нее редкостью. Вряд ли она лгала. А то что тогда предпочла обратиться за спасением к императору, было понятно — не хотела она породниться с угасающим Благодатью родом. Это осложнило бы жизнь Ирине.

Другой вопрос, насколько легко Ирэн будет сейчас…

— Выходит, помолвка заключена покойниками, и с тех пор утекло много воды, — подытожил я. — И это еще в том случае, если документ подлинный.

Шувалов выглядел оскорбленным.

— Вы подвергаете сомнению компетенцию нашего поверенного, ваше сиятельство?

— Только давайте без драмы, умоляю. Я, Семен Павлович, хочу сказать, что нынче в Петрополе удивительные дела делаются да всякие чудеса случаются. Не удивлюсь, если некоторые интриганы решили вас разыграть.

Матильда нервно выпустила струйку дыма.

— За такие шутки я им…

— Тише, ваше благородие, — оборвал ее я. — Но подлинность документа необходимо проверить. Для всеобщего спокойствия. С нас не убудет подождать несколько дней, а в процессе могут всплыть детали. Поэтому я бы на вашем месте заказал независимую экспертизу в паре конкурирующих контор. Для надежности.

Шувалов подумал, допил свой виски и тут же шлифанул сверху сладким чаем.

— Вынужден признать вашу правоту, Михаил Николаевич, — наконец ответил он. — Такая предосторожность кажется мне излишней, но я допускаю ее целесообразность. Скажу честно: я ужасно неуютно чувствую себя в новом положении. Меня к этому не готовили, и данный документ — один из множества, с чем мне предстоит разобраться.

Я пожал плечами.

— Даже если документ подлинный, вы сможете расторгнуть помолвку на основании изменившихся обстоятельств.

— Зачем же мне это? — искренне удивился Шувалов. — Конечно, в последние годы мы почти не виделись с Ириной Алексеевной, но я запомнил ее блистательной девушкой. Для меня будет честью создать с ней семью, особенно с учетом многолетних теплых отношений наших родов. Знай я раньше, что был заключен подобныйдоговор…

Дальше я его не слушал. Все силы тратил на то, чтобы убрать алую пелену, застилавшую мне глаза.

Я тебя убью, наивный ты долбоящер. Только дай повод — хоть малюсенькую зацепку, чтобы швырнуть тебе перчатку в харю — и расторгать помолвку не будет необходимости.

Жесткий голос Матильды немного меня остудил.

— Я не стану решать этот вопрос за Ирину, — холодно отчеканила баронесса. — Врачи и так предрекают ей слишком долгое восстановление, поэтому все переговоры по этому вопросу я предпочту вести после того, как моя племянница окончательно придет в себя.

Вот, узнаю старую-добрую Матильду. Это ты, Шувалов, только что круто лопухнулся. Она же становилась тигрицей, когда дело касалось Ирэн — была готова разорвать любого ради ее защиты. И уж точно перебрала и отвергла женишком покруче нас с тобой.

И, кроме того, было еще одно обстоятельство, о котором пока не знали ни Матильда, ни новоиспеченный женишок. Зато знал я. И предполагал, чем все могло обернуться, когда Ирэн наконец-то очнется и начнет вспоминать обстоятельства своей травмы.

— Матильда Карловна, — я поднялся с кресла и кивнул в сторону библиотеки и кабинета. — Могу я отвлечь вас на пару слов?

“Ирина знает, что стала причиной гибели своих родителей”, — выпалил я ментально, и из рук баронессы едва не выпал мундштук. — “Она могла и еще что-нибудь вспомнить, да и другие тайны у нее имеются”.

— Конечно, Михаил Николаевич, — любезно улыбнулась баронесса и направилась к двери в библиотеку. — Прошу прощения, Семен Павлович. Это конфиденциальный вопрос.

— Ничего-ничего, я подожду.

Вообще это было ужасно невежливо — так покидать гостя, но Шувалов сам стал третьим лишним. Закрыв за нами дверь кабинета, я тут же повесил толстенный непроницаемый купол.

— Какого черта, Михаил? — Рявкнула женщина. — Как это вообще было возможно?

— Долго вы мотались по своим салонам в Букуреште, ваше благородие, — процедил я. — У нас здесь вообще-то война. И Ирину сделали оружием против Корфа. Вскрыли ей голову, вытащили все тщательно скрытые воспоминания и освободили ее силовой потенциал.

— Господи…

На ватных ногах Матильда дошла до стула и плюхнулась на него, словно тряпичная кукла.

— Представляете, что начнется, когда Ирина придет в себя? Она ведь все вспомнит. А больше ей в голову лезь нельзя — даже самый умелый менталист не сможет нормально стереть после такой грубой и мощной работы. Ментальному полю тоже нужно дать время зажить.

— Понимаю, — кивнула баронесса и взяла себя в руки.

Я опустился перед ней на корточки и взял ее похолодевшие руки в свои.

— Понимаю, вы не особо в меня верите и уж точно не желаете видеть меня партнером Ирины, но сейчас, прошу, отбросьте предрассудки в сторону и послушайте меня. Как только врачи позволят, увозите Ирэн отсюда. За любые деньги — поездом, самолетом, хоть на гужевой повозке. Придумайте повод — что Ирине для выздоровления нужен более благодатный климат или особые воды. Но ее не должно быть в Петрополе в таком состоянии. Я не смогу вечно за ней присматривать.

— Да… Погоди, дай подумать, куда…

— Желательно туда, куда так просто никто не сунется.

— Констанца! Это город на морском побережье в Дакии. Там относительно спокойно.

— Прекрасно! — я сильнее сжал пальцы Матильды, и она ойкнула от боли. — Везите в Констанцу. Никому не говорите. И этого Шувалова не предупреждайте.

— Я знаю Семена много лет…

— Ира пырнула Корфа в живот! — заорал я так, что стенки купола задрожали. — Ира! Которая любит его и считает едва ли не отцом. А чтобы не убить меня, она бросилась с крыши! Здесь сейчас никому, мать вашу, доверять нельзя!

Баронесса дернулась от моего ора так, словно я вылил ей на голову ушат ледяной воды. Но растерянности в ее глазах больше не было. Она поднялась со стула, и я вслед за ней.

— Ты сказал все правильно, Михаил, — прошептала Матильда. — Ночью я увожу Ирину в Констанцу. Они до нее не доберутся.

Глава 3

— Так, надо собраться, — Матильда смахнула слезинку с идеально подведенного стрелкой глаза и уставилась на меня. — Как уже бывший сотрудник Тайного отделения, я не вправе требовать, но прошу тебя рассказать мне все, что произошло за время моего отсутствия. Я должна понимать, как говорить с Ириной, когда она снова очнется.

Я кивнул. Правда, что-то мне подсказывало, что бывших сотрудников Тайного отделения не существовало. Каждый служил безопасности государства по-своему.

— Непременно, — ответил я. — Но сперва давайте избавимся от гостя. Эта информация не для его ушей.

— Предоставь это мне, Михаил. Кстати, отличная работа, — Матильда указала на купол. — Ты быстро учишься.

— У меня хорошие учителя, да и обстоятельства заставляют схватывать на лету.

Я снял купол, и Матильда решительно направилась в гостиную. Я последовал за ней. Семен Шувалов заинтересованно разглядывал картины в массивных рамах, что украшали стены — здесь собралась неплохая коллекция, но главные ценности, конечно же, хранились в Лебяжьем.

— Прошу прощения за наше резкое исчезновение, ваше сиятельство, — баронесса вмиг превратилась в воплощенную любезность и подошла к гостю. — Я только вернулась, и на меня тут же свалилась масса неотложных дел и новостей.

Шувалов отпрянул от группового портрета.

— О, бросьте. Я так залюбовался вашей прабабушкой, что забыл о времени. О, прекрасная эпоха, когда дамы еще не переоделись в брюки и услаждали взгляд… И безмерно жаль, что в наши фотография все чаще вытесняет труд живописцев.

— Семен Павлович, — Матильда позволила себе по-матерински приобнять Шувалова, — я подумала о сложившейся ситуации и, полагаю, будет уместно организовать совместное изучение документа. Все же вопрос касается будущего обоих Домов…

— Разумеется, ваше благородие, — с готовностью согласился Шувалов. — Что скажете о том, чтобы наши поверенные и их команды создали комиссию по рассмотрению договора?

Баронесса лучезарно улыбнулась, и в комнате словно посветлело.

— Именно это я и хотела предложить. Ведь торопиться нам некуда. Пара недель не сделает погоды ни мне, ни вам.

— В таком случае завтра я попрошу своего поверенного связаться с вашим, — улыбнулся Семен Николаевич. — Дабы не утруждать вас еще и этими заботами.

— Это крайне любезно с вашей стороны. Наши стряпчие непременно свяжутся. А сейчас, боюсь, мне нужно немного передохнуть с дороги. Путь из Букурешта до Петрополя — испытание даже на самом комфортабельном поезде.

Шувалов спохватился.

— Да-да, конечно! Прошу прощения, что влез в ваши планы со своими делами… Я-то уже пообвыкся постоянно ездить по Европе…

На прощание он поцеловал Матильде ручку, а мы обменялись крепким рукопожатием. Шувалов поднял на меня глаза и с видимым трудом преодолел неловкость.

— Очень рад знакомству, Михаил Николаевич. Надеюсь, это небольшое недоразумение не станет препятствием для доброго общения в будущем.

— Надеюсь, — кивнул я, и лакеи открыли перед Шуваловым двери.

Матильда сняла пиджак дорожного костюма и бросила на вешалку.

— А теперь, Михаил, введи меня в курс дела. Я должна знать все, чтобы продумать план.

***

Корф смерил баронессу тяжелым взглядом.

— Мои люди отправятся с вами, и это не обсуждается, Матильда!

Бывшая наставница измеряла шагами гостиную. В одной руке у нее был неизменный мундштук, во второй — пузатый бокал с остатками коньяка.

Я развалился на диване, а Корф мрачно курил, устроившись в кресле.

— Послушай меня, Мотя, — уже спокойнее сказал тайный советник. — Михаил подал прекрасную идею. Я с ней согласен. Для вашей же безопасности вам лучше отправиться как можно дальше от Петрополя. Констанца — прекрасный вариант. Один из немногих спокойных городов Дакии…

— Потому что там размещается наш флот, — ответила на ходу баронесса. Широкие полосатые брюки слишком аппетитно обтягивали ее зад, и я старался лишний раз не пялиться. Но Матильда не могла без легких провокаций в образе. Даже сейчас.

— Вот именно, — продолжал Корф. — В Констанце много имперцев, в том числе есть и наши агенты. Да, светская жизнь там провинциальная, но вы поедете туда не ради беготни по балам и приемам.

Я припомнил карту Черного моря и прикинул расположение Констанцы. Крупнейший порт Дакии, город по большей части купеческий. Однако теплый климат и море привлекали туристов. Вроде там даже были какие-то особые минеральные воды, в чью целебную силу продолжали верить аристократы. Так что вполне можно было обставить отъезд Ирины в Констанцу как желание поправить здоровье. Вопросов не возникнет.

— Вальтер, у меня есть и своя охрана, — парировала баронесса.

Корф многозначительно приподнял брови.

— И сколько в ней одаренных?

— Трое.

— И какого ранга?

— Восьмой и двое седьмого. Плюс я пятого.

Я покачал головой. Фигня это, а не охрана. Нет, Корф был прав — лучше Штоффов сопроводят его люди. У них и нудный опыт имелся, и нам с Пистолетычем так будет спокойнее.

— Говорю не как твой друг, а как тайный советник, — выкатил последний аргумент Вальтер Макарович. — Не обсуждается. Это мое распоряжение. Более того, я беру на себя контроль дороги. Передвигаться будете так, как я скажу.

Матильда допила коньяк, поставила пустой бокал на столик и устало опустилась в кресло. Ее пышные платиновые волосы разметались по спинке и окружали голову женщины, словно фата или вуаль. Красивая все-таки дама. Даже в таких обстоятельствах все равно от нее фонило женственностью. Нет-нет да залюбуешься.

— Я готов сопроводить их, если пожелаете, — предложил я Корфу. — У меня есть нужный ранг и еще несколько свободных дней перед возвращением в Аудиториум.

— Это точно лишнее, — отозвалась Матильда. — Вы еще полк полицейских с нами отправьте!

Пистолетыч хмуро прикидывал что-то в блокноте. Кончик ручки метался по листу, рисуя какие-то линии и зигзаги.

— Значит, так, господа, — выдохнул он, закончив набросок. — План таков. Из Петрополя выедете на автомобиле. Для Ирины подберем что-нибудь комфортабельное, чтобы она могла спокойно лежать. С вами будет два автомобиля сопровождения. Нужные документы для прохождения границы у них будут, и ты представишь этих людей как свою свиту.

Матильда кивнула.

— Это понятно.

— Далее. Большую часть пути вы проедете на колесах. Есть вариант сесть на поезд до Констанцы в Минске — там большой железнодорожный узел, и сообщение с Дакией интенсивное. Но я бы все же добрался на автомобиле до Одессы и оттуда переправился морем. Заодно и автомобили можно переправить на пароме.

— Ехать придется долго, — ответила Матильда, прикидывая маршрут. — Дня два-три. И еще ночь от Одессы до Констанцы на море. Долго.

— На поезде примерно столько же, — возразил Корф. — Только поезд могут перехватить, и там вы станете более легкой добычей.

— И в Одессе будет проще затеряться, — добавил я.

Матильда слабо улыбнулась.

— Здесь спорить не буду. Город колоритный и многонациональный. Полно приезжих.

— И, разумеется, в пути вы будете с другими документами, — добавил Тайный советник. — Я об этом позаботился. Паспорта на другие имена вам делают прямо сейчас. К ночи будут готовы.

Я едва удержался от того, чтобы присвистнуть. Да уж, Корф по полной программе озаботился. Лишь бы те люди, которых он отправит со Штоффами, оказались верными. Вот это я понимаю — высокий уровень заботы.

Матильда же совершенно не выглядела удивленной. Видимо, и не в таком участвовала, пока была на активной службе.

— Хорошо, я согласна со всеми пунктами, — сдалась баронесса. — Твои люди нас сопровождают. Едем по другим документам по сложному маршруту. И, конечно же, никакой лишней связи. Мне от тебя нужно имя связного.

— Передам инструкции позже, — Корф обернулся ко мне. — И будет отдельное задание для Михаила…

***

Я до сих пор не мог поверить, что добровольно участвовал в этой идиотской затее, но, судя по всему, она пока работала.

Взглянув на себя в зеркало заднего вида роскошного готического автомобиля Матильды, я не выдержал, и истерично заржал. Ибо, готовясь к работе с Корфом, я ожидал чего угодно, но не поручения прикинуться женщиной.

— Господи, какой же трындец, — отсмеявшись, я глубоко вдохнул и повернул ключ зажигания. — Ну, зверюга, у нас с тобой первое серьезное знакомство. Давай-ка со мной понежнее.

План оказался настолько дурацким, что мог даже прокатить.

Матильде и Корфу нужно было незаметно добраться до Военно-медицинской академии, чтобы забрать оттуда Ирину. В подробности того, как они собирались провернуть похищение пациентки, меня не посвятили.

Я знал, что Ирину тайно вывезут из больницы и переправят на южную окраину города, где сформируется конвой — и такой скромненькой колонной они поедут дальше. Туда же помощник Корфа должен был привезти новые документы.

Моя же задача заключалась в том, чтобы запутать следы и отвлечь возможных преследователей.

— Михаил подойдет, — усмехнулась тогда Матильда и пригласила меня в свой будуар. — Юноша еще не заматерел и сохранил некоторое изящество фигуры.

Так я был облачен в длинное алое пальто, белокурый парик длинных волос и щегольскую шляпку, что закрывала лицо удачным образом. Когда Матильда завершила мое преображение в ее копию и явила меня тайному советнику, даже Корф не смог удержаться от хохота.

— Господа, я хочу побыстрее закончить это травести-шоу, — сказал я и подхватил сумку со своей одеждой. — Скажите, по какому маршруту мне колесить?

— Поедешь в Лебяжье, но сперва хорошенько покатаешься по центру, — ответила Матильда, протянула мне массивную связку ключей и снова прыснула. — Развлекайся, Михильда. Господи, давно я не получала такого удовольствия от маскарадов. Ты только над походкой поработай, но лучше и вовсе из автомобиля не вылезай.

— И на каком мне кататься?

— На том, что ассоциируют со мной, конечно же.

Я нервно проглотил слюну, вспомнив черного готического монстра, которого баронесса отчего-то продолжала называть автомобилем. Тяжеленный, мощный… Я таким толком-то и не управлял, если не считать одного раза, когда Матильда разрешила немного покататься. Теперь, после реставрации, он казался еще более грозным.

Что ж, я нынче открыт всему новому. Да и игривое бесшабашное настроение словно передалось вместе с образом баронессы. Разберемся. Или выкрутимся — как пойдет.

— Л-ладно…

Попрощавшись и вдоволь наобнимавшись с баронессой, я вышел через задний ход во дворик, сел в эффектный “Wittenberg Auto” — кожаное кресло скрипнуло под моей задницей, а лакированная деревянная панель призывно блестела в свете дворовых фонарей.

— Вот мы и встретились, Витя, — сказал я и нежно погладил рычаг переключения передач в виде черепа. — Буду звать тебя Витей. Не против?

Тачка не ответила. И лишь когда я завел мотор, я понял, что доверие этого зверя еще нужно заслужить. Витя рокотал, нетерпеливо рычал на каждом светофоре, словно привыкший к быстрому бегу конь, которого заставляли гарцевать на месте. Только этот товарищ с хищной мордой был куда опаснее. Я вцепился в руль и осторожно катил по улицам центрального Петрополя, приноравливаясь к управлению.

— Молодец, молодец, мой хороший, — приговаривал я каждый раз, когда маневры получались удачно. Не знаю, откуда взялась эта привычка, но у иной техники словно чувствовалась душа. У Вити она точно была. Вместе с непростым характером.

А еще я приметил за собой хвост. Корф кратко обозначил, какие признаки выдадут преследователей, и эти товарищи очень старались быть незамеченными. Причем вряд ли собирались атаковать — просто следили. Поправив шляпку Матильды, я потихоньку двинулся на север — через мосты с обледеневшими фонарями, по Петроградке и дальше…

“Как у вас дела?” — спросил я Матильду, проезжая мимо Аудиториума.

“Забрали Ирину. Пока все в порядке. У тебя?”

“Верчу хвостом перед преследователями. Судя по тому, что они продолжают меня пасти, пока не догадались”.

“Замечательно”, — отозвалась Матильда. — “Спасибо, Михаил”.

“Ради вашей с Ириной безопасности я не только женщиной вечерок похожу”, — улыбнулся я. — “Матильда, у меня будет к вам просьба”.

“Конечно”.

“Я не смогу попрощаться с Ириной. И даже не успею написать ей письмо. Когда она очнется и если все вспомнит, пожалуйста, передайте ей, что я не держу на нее зла и ни в чем не виню. И ни за что не осуждаю. Что я все понимаю и с радостью сказал бы все это лично. Но, увы, ментальная связь до Дакии не добивает”.

Матильда молчала, а когда ответила, ее голос дрожал.

“Я обязательно все это ей передам. И ты, Михаил, тоже должен знать — я поддалась первому впечатлению и ошиблась в тебе. Вальтер рассказал, что ты для него делал и через что прошел. Я уважаю твои жертвы и деяния, уважаю все, что тебе пришлось сделать. И признаю, что до последнего считала тебя выскочкой, которому просто повезло с силой. Я ошибалась”.

Я едва не вписался в столб — до того меня проняло.

“Спасибо, Матильда. Для меня это важно”.

“И я никогда не забуду, что ты уже не впервые спасаешь Ирину. В качестве благодарности придержи пока что ключи от Черного у себя. Летом настанет период балов — сможешь покрасоваться перед сверстниками. Но если разобьешь…”

“Не буду! Небом клянусь, не буду. Реставрацию я не потяну”.

“Вот и умница, — улыбнулась баронесса. — Удачной охоты”.

Она пропала из моей головы, а я снова взглянул в зеркало. Скромный темно-вишневый “Руссо” тащился за мной аж от самого Мариинского театра. Ну что ж, поиграем в лисицу, что запутывает следы. По моим прикидкам, в течение часа Матильда и Ирэн должны были выехать за пределы города. Поэтому я поморочу своим хвостам головы подольше…

***

Мы с Витей подкатили к воротам Лебяжьего в районе полуночи — уже вовсю светили охранные фонари, и я поморщился, когда охранник включил надвратную “люстру” на полную силу. Для надежности я помотал преследователей пару часов, и они отстали только когда я повернул к усадьбе в Лебяжьем.

Дилетанты. Должны же были удостовериться. Зато я, видимо, справился.

Охранник посветил мне в окно фонариком и остолбенел.

— Ээээ…

— Не спрашивай, дружище, — опустив стекло, ухмыльнулся я из-под шляпки и парика. — Так надо. Перегоняю автомобиль в Лебяжье по поручению Матильды Карловны. Переночевать пустите?

— Михаил Николаевич? — вытаращился на меня охранник. — Да уж, ваше сиятельство, я, пожалуй, умолкну.

Он открыл ворота, и я, преодолев идеально расчищенную аллею, закатил Витю во двор — ночевать. Сам наконец-то стащил с себя маскарадный прикид и прямо в машине привел себя в порядок, благо прихватил свои вещи.

Что-то зачастил я ночевать у Штоффов, словно своего дома не было. Но все же приятно, когда есть у кого перекантоваться. Да и хотелось поглядеть, как местные слуги справлялись после гибели Василия.

Не успел я подняться по лестнице, как меня догнал голос Корфа.

“Все, посадили и отправили”, — устало проговорил тайный советник. — “Уже полчаса как едут”.

“Прошло гладко?”

“Не без шероховатостей, но приемлемо. Главное — дамы уже в пути”.

“Мой маскарад тоже свое отработал. Я в Лебяжьем. И мне разрешили брать машину”.

“Экзамен сперва сдай!”

“Как стране служить, так, Михаил, напяливай на себя парик и играй в Матильду за рулем. Как поездить в свое удовольствие — так сперва экзамен сдай. Вы уж определитесь, ваше превосходительство”.

“Разберемся мы с твоим вождением, как осьмнадцать лет отпразднуешь”, — не то пообещал, не то пригрозил Корф. Удивительное дело, но сейчас его голос казался бодрым и в кои-то веки радостным. — “А пока что потихоньку приступай к выполнению основного задания”.

Интерлюдия

Июнь 2023 года, Петрополь

— Всегда любила период Белых ночей в Петрополе, — элегантная дама подошла к роскошному стрельчатому окну в пол и распахнула створки.

С балкона открывался почти открыточный вид на Неву, академию Художеств и разведенные в этот поздний час мосты. Огни фонарей словно парили в воздухе, снизу доносилась музыка и звон хрустальных бокалов — летний прием был в самом разгаре.

Но двое пришли сюда не за весельем, а ради возможности побеседовать без лишних свидетелей.

— Да, светло как днем, — к женщине подошел импозантный старик со старомодной бородкой и в старинных же очках. — Жаль, это чудо скоротечно. Всего пара недель — и снова поворот на убыль дня.

— И жаль, что наши студенты пропускают это прекрасное время, — добавила женщина. — Вместо того, чтобы проводить в городе самые романтичные вечера, гулять, познавать первые чувства и все преимущества их бесценной юности, они с макушкой погружены в учебу. А ведь это их самые прекрасные годы…

— Удивительно слышать речи о романтике от вас, милостивейшая государыня, — улыбнулся мужчина. — Но такова традиция. Аудиториум всегда начинает и заканчивает учебный год позже.

Дама поставила бокал с рубиновым напитком на перила балкона и вдохнула насыщенный аромат реки — холодный, с примесью водорослей и рыбы. Балтика никогда не благоухала. А в летнюю жару вонь порой становилась нестерпимой.

— К слову о студентах, — заговорила дама. — Как обстоят дела у наших подопечных?

Импозантный старик расплылся в удовлетворенной улыбке.

— Я бы оценивал их успехи как впечатляющие. Юноши, особенно Соколов, в этом семестре с особым рвением взялись за ум. Да и Воронцов, несмотря на то, что не был подготовлен к новой роли, старательно стремится постичь как можно больше знаний и навыков. Соколов… После всего случившегося юноша явно осознал, что не бессмертен. Учится прилежно, особое внимание уделяя прикладным дисциплинам. Очень быстро повзрослел наш Михаил Николаевич. Любо-дорого смотреть. Должен отметить, что вы, моя госпожа, оказались правы. В обоих юношах скрыт мощнейший потенциал.

Женщина поправила ниспадавшие с плеч светлые локоны и улыбнулась дувшему с Ладожского озера ветру.

— Что же, я весьма рада это слышать, ваше высокопревосходительство. Если вы уверены, что юноши готовы к следующему этапу, то вы получаете мое благословение.

Старик устремил задумчивый взгляд вдаль.

— Едва ли они могут быть к этому готовы, моя госпожа. У них для этого не совсем подходящая предыстория, если так позволено выразиться. Кроме того, на грядущем этапе от меня толком ничего и не зависит, и едва ли я смогу им чем-то помочь.

— Напротив, мой добрый друг, — улыбнулась женщина и сделала небольшой глоток. — Именно на этом этапе мы и выясним, чему наши подопечные успели научиться. Грядущий этап — проверка не только для них, но и для вас. В конце концов, все мы хотим понять, чего стоили годы столь тщательной подготовки.

Старик отвел взгляд.

— Со своей стороны я сделал все, что требовалось. Более того, затронувшая и наше заведение война орденов лишь катализировала процессы. Все должно было раскрываться постепенно… Ведь мы ожидали первых сигналов о развитии потенциала не раньше третьего курса.

— Молодежь нынче быстро взрослеет, ваше превосходительство. И нам тоже придется поторопиться, если хотим существовать в этом бурно меняющемся мире. Впрочем, мы с вами как раз и меняем этот мир.

— Как по мне, он начинает меняться чересчур стремительно, — проворчал старик и поправил очки. — Слишком несвоевременно активизировались эти Ордена. Что Темная Аспида, что надеждинцы. Они уже спутали нам все карты, и я опасаюсь, что это произойдет вновь. И в следующий раз последствия будут более масштабными.

Женщина развернулась к собеседнику и облокотилась спиной о парапет.

— Не стоит бояться, друг мой. Неожиданности влекут за собой возможности. Мне радостно слышать о большом прогрессе наших подопечных, поскольку это позволит ускорить весь проект.

Импозантный старик, однако, не разделял воодушевления своей госпожи. Морщинистое лицо мужчины было напряжено.

— Проект развивается слишком быстро, милостивейшая государыня, — откашлявшись, проговорил он. — Война орденов прокатилась по обществу Петрополя губительной волной. Целые семьи были уничтожены, в иных полностью сменились линии наследования. Это очень опасно, и мы можем влиять далеко не на весь процесс!

— Знаете, друг мой, — с плотоядной улыбкой отозвалась женщина, — в какой-то степени мы должны быть благодарны Орденам за то, что те прорядили грядку. Будем честны, многие из пострадавших родов, увы, лишь условно отвечали требованиям к аристократии. За столетия, что существует наш строй, слишком многие изнежились, расслабились. Решили, что достигнув своего высокого статуса, могут спокойно почивать на лаврах и жить с налогов своих подданных. Но они забыли, что аристократия должна состоять из лучших. И что право на привилегии нужно доказывать. Мы деградируем, ваше высокопревосходительство. И эта война Орденов нам на руку. Меньше работы в будущем для нас.

— И когда же вы намереваетесь запустить проект в… открытую фазу? — Обреченно вопрошал старик, даже не стараясь скрыть от госпожи, что не на шутку беспокоился о будущем. — И что будет, если война осколков докатится и до нас с вами? А ведь рано или поздно мы можем оказаться в расстрельных списках либо одних, либо у других.

Знатная дама лишь нежно взяла руки старика в свои и посмотрела тому прямо в глаза.

— Друг мой, для этого нам и нужны наши новые герои. И они вступят в игру уже сейчас.

Глава 4

Петрополь, июль 2023 года

— Открррывай ворота всем отмучившимся!

Первым охранников настиг рев нескольких десятков пьяных глоток, и лишь затем показался наш, с позволения сказать, отряд. Толпа вчерашних второкурсников, а ныне — свободных до середины октября юнцов, срывала кители и размахивала ими над головами.

— Ребят, поднажмем! Вон, перваки бегут!

Высшим шиком было опередить студентов из остальных потоков и нарядить в аудиториумский китель статую Аполлона с музами. Богу обычно доставался мундир, а музам — парадные фуражки или галстуки от женской формы.

— Коля, ты бы притормозил с пойлом, — я покосился на не на шутку захмелевшего Сперанского. Лекарь едва держался на ногах, но решительным жестом отказался от моих предостережений.

— Отставить, Соколов! — икнул он. — Сегодня — праздник. Сегодня — гуляем!

Я переглянулся с Малышом поверх растрепанной рыжей головы Сперанского.

— Присмотришь за ним, если что?

— Конечно, — расплылся в добродушной улыбке Малыш. Ну да, Рахманинову, чтобы хоть немного повело, следовало в одиночку выпить ведро водки. А все эти вина да шампанские, что нам подвали на праздник, ему были что слону дробина.

— Господа! — Сперанский сорвал с себя китель и удивительно лихо для его кондиции забрался на постамент Аполлона. — А ну помогите мне прикрыть божий срам!

Под гиканье и улюлюканье Аполлон был облачен в нашу форму, а девчонки с облегчением срывали с себя галстуки и расстегивали верхние пуговицы блузок. Июльский вечер был и без того теплым, а сейчас угрожал стать совсем горячим.

Не успел я отойти и на пару шагов, как Малыш поймал меня под локоть.

— Миш, я завтра уезжаю к своим в Рязанскую губернию. Мои старшие велели передать приглашение для тебя и твоей семьи. Приезжайте. У нас там совсем не Петрополь — тихо, спокойно, можно отдохнуть душой и телом. Рыбалка, охота, банька изумительная… Словом, истинно русский отдых, — Малыш хитро прищурился. — И самогоночка отменная.

Я улыбнулся и пожал огромную лапищу Рахманинова.

— Пока не могу обещать, но, если честно, очень бы хотел к вам вырваться. Тишины и спокойствия мне уже давно не хватает.

Малыш сосредоточенно кивнул, словно запоминал каждую сказанную мной реплику.

— К Ирине поедешь?

— Нет, — покачал головой я. — Не уверен, что получится.

— Почему это? Неужто собрался торчать все три месяца в Ириновке?

— Это вряд ли. Но помогать точно придется — может Оля попросит сопровождать ее по делам, может отец пожелает скинуть на меня часть забот… Еще Серега наверняка будет к себе вызывать, да и Сперанским я обещал выбраться к ним на несколько дней. Соскучился по Поле и Боре.

Малыш слушал меня, кивал, но я не мог отделаться от ощущения, что не особо он мне и верил.

— Так почему в Дакию к Штоффам-то не поедешь? У вас с Иринкой опять разлад?

Я огляделся по сторонам и отошел чуть подальше от галдящей толпы. Аполлона и муз уже начали обливать шампанским.

— Не в этом дело, — тихо ответил я. — Просто пока нам лучше не видеться. Врачи сказали, что ей нужен покой. А вот когда Ира вернется в Петрополь, тогда и наверстаем упущенное.

Ира и Матильда торчали в Дакии уже почти полтора года. Периодически срывались то в Италию, то во Францию, то в Австро-Венгрию, но неизменно возвращались в Букурешт или Констанцу. Работу Матильды никто не отменял.

Ирина мне писала. Сперва это были сдержанные и сухие письма, но затем она, видимо, пришла в себя и почувствовала улучшение — живой стиль к ней вернулся. Или ей просто хотелось с кем-то поделиться впечатлениями. По понятным причинам мы не могли обсуждать случившиеся с ней события — существовал риск, что переписку могли перехватывать и изучать.

Но Ирина была умной девицей и смогла намекнуть на то, что они с Матильдой продолжали переезжать с места на место не просто так. И пока что не собирались возвращаться в Империю. Я же решил не искать их за границей, потому что опасался привести к Штоффам кого-нибудь нежеланного.

Но, разумеется, объяснить все это Малышу я не мог. Даже Коля Сперанский, хотя и подозревал неладное, был достаточно тактичен, чтобы не истязать меня лишними вопросами.

— Короче, в Рахманиново я тебя пригласил, — подытожил здоровяк и похлопал меня по плечу. — Если вырвешься, буду очень рад познакомить тебя с родней. Семья у меня большая, нравы по местным меркам простые, зато мы люди бесхитростные и не отдаляемся от земли. Ты точно моим понравишься.

Я улыбнулся.

— Спасибо, Вить. Очень приятно слышать. В свою очередь и я буду рад тебя принять в Ириновке, если наскучит деревенская жизнь.

— Это вряд ли… — Малыш уставился на вакханалию вокруг статуй и изменился в лице. — Так, Николаю уже хватит. Пойду-ка я его сниму и потащу спать…

Я отошел подальше и наблюдал за отчаянными попытками Малыша угомонить разошедшегося Сперанского, когда меня нашел Серега. Парень уже больше года официально носил фамилию Воронцов, но все еще не привык к новому статусу.

— Миша, спасай меня, — шепнул он и спрятался мне за спину.

— В чем дело? И от кого спасать?

— Сестрички Нарышкины меня не поделили. Хуже всего то, что обе напились и решили устроить мне головомойку за то, что позвал на свидание обеих…

Я удивленно обернулся на Серегу и прыснул.

— Я смотрю, ты времени даром не теряешь, княжич, — хохотнул я и затолкал его поглубже в кусты. Со стороны веток послышалась тихая ругань.

— Ай, больно! Они с шипами!

— Это тебе в назидание, — ответил я без тени сострадания. — Будешь знать, как с сестричками мутить. Тем более с Нарышкиными. Ишь чего, на третьекурсниц позарился, донжуан хренов.

Говорящий куст снова зашевелился.

— Чья бы корова! Сам на первом курсе с Хруцкой…

— С Ядькой у меня ничего не было.

— Но могло быть!

Я вздохнул. У меня много с кем могло быть, но вечно находились задачи поинтереснее. Или срочнее. Только в этом году немного выдохнул — и тут же на последнем семестре базового образования навалили столько, что голова кипела, а на пальцах появились твердые мозоли от ручки.

— Идут? — шепнул Серега из кустов.

— Идут. Но пока что мимо, расслабься. Не видят они тебя.

Воронцов жалобно заскулил.

— Опять все лицо исцарапал… А послезавтра у отца прием. Он хотел познакомить меня с кем-то из императорской Канцелярии.

Я присвистнул. Да уж, круг общения у Сереги расширялся весьма стремительно. Если раньше мне можно было позавидовать из-за обилия интересных и необычных для молодого человека знакомств, то после признания наследником Серега уделывал меня в этом вопросе по всем фронтам.

Князь, следовало отдать ему должное, подсуетился и очень тихо организовал признание Сереги законным сыном. Прошло как по маслу во всех инстанциях, и даже Синод не возмущался. Видимо, не обошлось и без покровительства Великой княгини. Ксения Константиновна, к слову, сдержала слово и еще прошлым летом представила нас свету на нескольких балах.

И, разумеется, Серега нынче стал одним из самых завидных женихов империи. Правда, парень до сих пор в силу особой природной наивности искренне верил, что пользовался успехом у дам лишь из-за симпатичной мордашки. Ничего, скоро наивности поубавится.

Нарышкины, пьяненько покачиваясь и горланя какой-то шлягер, продефилировали мимо меня и пошли дальше, к немного рассосавшейся толпе у Аполлона. Разочарованные опоздуны-первокурсники уныло взирали на нашу инсталляцию, а самые ушлые выискивали, где бы разжиться вином.

— Вылезай давай. Пойдем в зал, — поторопил я Серегу и помог ему выбраться. — Мда, придется тебе немножко отредактировать фотокарточку…

Я помог Воронцову прошмыгнуть мимо толпы девиц и остановился, почуяв табачный дым.

— Аня?

Грасс осторожно высунулась из-за беседки.

— Ага. Иди сюда, не выдавай меня.

— Кури в положенном месте — и не будешь рисковать.

Грасс растянула ярко накрашенные губы в нахальной улыбке.

— Без риска неинтересно.

Это я уже о ней понял. Если хочешь что-то сказать об Анне Грасс, скажи, что тормоза у этой девицы есть лишь на ее мотоцикле. Хотя и это спорно — прошлым летом имел я неосторожность согласиться на то, чтобы она меня покатала. И после этого вырвала из головы пару седых волос.

— Какие планы? — потушив первую сигарету, Грасс спрятала окурок в карманную пепельницу и тут же закурила снова. Всегда высаживала по две за раз.

Я пожал плечами.

— Далеко уезжать не буду. Нужно продолжать искать.

— Мы роем землю уже больше года, — раздраженно ответила Грасс. — Они словно в ад провалились. Ничего.

— Залегли на дно, но вряд ли сделали все, что собирались. Так что вылезут, не волнуйся, — сказал я. — Нужно просто следить и подмечать любые отклонения от привычек наших аристократов.

Аня с сомнением покосилась на меня.

— Я опасаюсь, что они могут начать работать по-другому. Мы не можем пролезь всюду. И если их работа началась на уровень выше…

— Придумаем что-нибудь. Пока просто смотрим, слушаем и анализируем. К слову, какие планы у тебя?

— Разыгрывать из себя послушную дочку, — фыркнула Грасс. — Наверняка в этом году станут с двойным усердием таскать меня по балам, желая подыскать мне выгодную партию.

Я не выдержал и рассмеялся.

— Что ж, удачи им.

Грасс ответила испепеляющим взглядом.

— Тебе не понять этого. Ты — мужчина.

— Но и меня могут однажды заставить жениться, — пожал плечами я. — У аристократов много привилегий, но есть рамки, которые здорово ограничивают свободу. То не говори, туда не ходи, этого не делай, веди себя подобающе, делай то, чего от тебя ждут. А иначе — всеобщее порицание и остракизм. Кроме того, многие знатные семьи понемногу отходят от старых традиций. Наследникам все еще приходится туго, но ненаследным детям…

Анька потушила вторую сигарету.

— Моя семья придерживается слишком традиционных взглядов. Более того, они будут искать для меня артефактора. В любом случае осталось пережить всего несколько месяцев. Если выдержу до начала третьего курса, уйду на психометриста, и они потеряют надо мной власть.

Так, пора заводить записную книжку. Отметим еще одно дело — встретиться с Грасс в более спокойной обстановке и попытаться убедить ее, что гробить свою жизнь на психометрию — не единственный выход в ее ситуации.

— Купаться любишь? — Внезапно спросил я, и Грасс вытаращила густо подведенные глаза.

— Это сейчас к чему было?

— Заезжай к нам в Ириновку. Можешь на своем мотоцикле, если хочешь. Устроим пикник на берегу Ладожского озера. Есть там хорошее место с плавным заходом в воду, и дно не такое каменное.

Грасс ухмыльнулась.

— Просто признайся: ты хочешь увидеть мой зад в купальнике?

***

Как же, черт возьми, было круто возвращаться в Ириновку не на такси, а пусть и не на своей, но охрененно крутой тачке!

Как чувствовал, не стал много пить накануне, поэтому проснулся с ясной головой. Подхватил дорожную сумку с барахлом первой необходимости, добрался до Вознесенского — в городе я предпочитал оставлять готического монстра Матильды именно там.

И сам не понял, как мне на хвост упал Серега. Умел Воронцов быть незаметным, но прилипчивым.

— Тебе куда? — Обреченно спросил я, когда Серега не пожелал дожидаться шофера от князя.

— В Ново-Знаменское, на Петергофской дороге!

Я прикинул расстояние и помрачнел. Охренеть какой крюк.

— Ладно, — проворчал я. — Но в следующий раз предупреждай. И пристегнись: я тороплюсь.

Монстра по имени Витя завелся со звериным ревом — так что Серега подпрыгнул от неожиданности.

— И как ты с ним управляешься? — прошептал он. — Страшный же…

Я нежно погладил увенчанный черепом рычаг переключения передач.

— У нас с Витей особая связь.

Воронцов, однако, быстро расслабился на пассажирском сидении и увлеченно пялился в окно, разглядывая проносившиеся мимо особняки.

— Выкладывай, на кой черт ты отменил шофера, — не отрываясь от дороги, спросил я.

— С чего ты взял, что я специально?

— Потому что ты любишь ездить с шофером, — напомнил я. — Прямо кайфуешь от того, когда тебе открывают двери и держат над головой зонтик. Так зачем ты тащишь меня в Ново-Знаменское? Твоя хитрость белыми нитками шита.

В этом населенном пункте с весьма непримечательным названием скрывалась настоящая жемчужина елизаветинского барокко — Воронцова дача. Она же — летняя резиденция князя Воронцова. Красивое трехэтажное бело-голубое здание возвышалось над аккуратно подстриженными газонами усадебного парка — князь даже раз в год выпускал открытки с видами усадьбы, и я как-то приобрел их, чтобы получше ориентироваться в архитектурных стилях.

Расположенная недалеко от Петергофа, эта усадьба соседствовала с “дачами” других видных аристократов. Получалась своего рода целая “золотая миля” на побережье Финского залива. И летом там кипела жизнь — приемы, балы, вечеринки и другие праздники.

Воронцов покосился на меня и драматично вздохнул.

— Ну вот, ничего от тебя не утаишь.

— С некоторых пор не люблю сюрпризов. Отвечай, Серега, иначе вышвырну на полном ходу. Ты бессмертный, все равно заживет.

— Ладно, — сдался Воронцов. — Мой отец хочет с тобой познакомиться.

— Мы друг другу представлены.

— Было всего раз, и то на балу. Нет, мой отец хочет познакомиться с тобой более близко.

— Зачем я нужен князю?

— Потому что ты мой друг. Потому что тебе тоже покровительствует Ксения Константиновна. Потому что ты — носитель родовой силы.

— А за мной не будет ходить лакей и тут же подметать следы, потому что я оскверняю жилище истинного аристократа? — начал ерничать я, но Серега моей иронии не оценил. — А то позорный герб еще и не такой эффект на людей оказывает.

— Зря ты так, — скуксился Воронцов. — Отец пытается со мной сблизиться. Честно говоря, я этого совсем не ожидал и не был к этому готов. Думал, все будет более… по-деловому. Но он правда хочет, чтобы между нами возникло взаимопонимание. И в том числе хочет знать моих друзей.

Ага, конечно. Мир, дружба, жвачка и розовые пони скачут по радуге. Тьфу ты.

Князь наверняка хотел убедиться, что Серега не спустит все фамильное богатство, а для этого пытался выяснить, что из себя представляет сыночка-корзиночка. В том числе князь, не будь дураком, пробивал и все контакты и знакомства Сереги, пытаясь выяснить, кому из друзей наследника можно было доверять.

Что ж, жест здравый, и князя следовало уважить. Жаль, что Сергей раньше не предупредил — я был, прямо скажем, не в лучшем виде для визитов, пусть и в летнюю резиденцию.

— Ладно, — сдался я. Непробиваемая наивность Сереги частенько меня обезоруживала. — Если для тебя это важно, мы встретимся. Но что ж ты раньше-то не предупредил?

— Отец просил сделать все неожиданно. Хотел увидеть, какой ты в жизни. Без лоска и наигранности. Он у меня сам не большой любитель роскоши.

Вот же зараза! И не поспоришь — батя делал все правильно, а Серега настолько хотел ему нравиться и заслужить похвалу, что беспрекословно выполнял все поручения.

Мы как раз подъезжали к Ново-Знаменскому, и что-то во всех этих открыточных видах как раз прослеживалась любовь к роскоши. Я свернул на подъездную дорогу, Витя низко заурчал при переходе на нижние передачи.

— Красота, конечно, — хмыкнул я, разглядывая дачу.

Трехэтажный дом с двумя боковыми пристройками — много света и стекла. А над тремя этажами- башенка, тоже остекленная по кругу. Рай для художника, наверное.

Серега занервничал, хотя кусать ногти полагалось мне. Ничего, пережили общество Великих князей — и Воронцова-старшего как-нибудь осилим.

— Выбирайся, — велел я и заглушил мотор.

Серега еще не успел выйти, как возле нас уже оказались двое лакеев — в лазурных с белым ливреях под цвет усадебного дома. Слуги уже были готовы заниматься нашим багажом.

Мой друг завис на несколько мгновений и уставился на меня.

— Отец ждет нас в доме. Идем.

Глава 5

Серега кивнул лакеям, и те, вытащив его багаж, последовали за нами.

Я шел, с любопытством разглядывая местный ландшафт. Создавалось впечатление, что на Воронцовой даче уделяли особое внимание садоводству. Всюду возникали изящные клумбы с цветами, пытаясь выговорить названия которых на латыни, можно было случайно вызвать демона. Под сенью цветущих деревьев прятались уединенные беседки, декоративные колодцы и скамейки. Все здесь действительно было создано для тихого отдыха.

— Останешься на чай? — спросил Серега, когда мы обогнули дом.

Я взглянул на часы. Половина четвертого. Рановато для чая, но поздно для обеда.

— Только если князь сам пригласит, — ответил я, втайне надеясь уехать отсюда как можно быстрее. Не любил я таких спонтанных визитов.

Лакеи юркнули в боковой ход, очевидно, предназначенный для слуг, амы приблизились к парадному крыльцу.

Не успели мы подняться, какиз-за угла вышел мужчина в рабочем комбинезоне садовода. Я с трудом узнал в нем самого князя Андрея Семеновича Воронцова. В прошлый раз, когда мы имели счастье познакомиться, одет он был для вечера.

— Здравствуй, отец! — Серега бросился к нему, но князь, заметив меня, остудил пыл отпрыска и подал тому руку для приветствия, предварительно сняв рабочие перчатки.

— Здравствуй, Сергей, — улыбнулся он и снова посмотрел на меня. — Вижу, у нас гости.

— Да, отец. Михаил Соколов, мой друг из Аудиториума.

Князь Андрей Семенович Воронцов был из тех мужчин, что с возрастом становились лишь привлекательнее. Высокий и статный, сохранивший офицерскую выправку, он вышел к нам с садовой лопатой в руках. Князь лихо воткнул инструмент в дерн и кивком пригласил меня подойти ближе.

Я направился к Воронцовым и едва не икнул, почуяв силу князя. Да уж, у его рода был не просто осколочек, а целый булыжник. Второй ранг, причем чистый, крепкий. В прошлый раз на балу слишком фонило от остальных аристократов, а здесь сила Андрея Семеновича словно окутала меня своей мощью.

Он, впрочем, почувствовал и мое могущество. Вскинув бровь, он улыбнулся одними уголками губ и протянул мне руку.

— Рад встрече, Михаил Николаевич. Сергей много о вас рассказывал, и отзывался весьма лестно. Наконец-то появилась возможность познакомиться с вами поближе.

Я смущенно пожал руку князя, хотя, согласно этикету, мне требовалось поклониться. Но здесь, на “даче”, видимо, лишние фамильярности были не в почете.

— Прогуляетесь со мной, Михаил Николаевич? — огорошил князь. — Хочу осмотреть работу в Нижнем саду до полдника. Составите мне компанию, ваше сиятельство?

Мы с Серегой переглянулись.

“О таком уговора не было”, — проворчал я ментально. К светским беседам, даже если они проходили на дачах аристократов, все равно требовалось готовиться заранее.

“Я сам не знаю, что происходит”, — пролепетал мой друг.

Ладно, разберемся.

— Разумеется, ваше сиятельство, — улыбнулся я и взглянул сперва на высокие, по колено, сапоги князя, а затем на свои “дышащие” летние туфли. — Надеюсь, обувь у меня подходящая.

— О, об этом не беспокойтесь, — отмахнулся старший Воронцов. — Утренняя роса уже высохла, а дождей не было три дня. Сергей, пожалуйста, пока разбери вещи и проследи, чтобы к нашему возвращению приготовили закуски и кофе.

Младший Воронков с готовностью кивнул, ментально пожелал мне удачи и поспешил в дом. Едва мы остались наедине, лицо князя приобрело более суровое выражение.

— Идемте, ваше сиятельство. Теперь мы можем говорить открыто.

Я молча последовал за Андреем Семеновичем, предоставляя ему самому выбрать тему и время для беседы. Мы прошли по извилистой аллее, что пряталась среди высоких каштанов — я видел шипастые зеленые орешки в ветвях. И лишь когда мы подошли к лестнице, что вела сперва на нижний ярус сада, а дальше выходила к живописной пристани, князь заговорил.

— Полагаю, я должен поблагодарить вас, Михаил Николаевич.

— За что, ваше сиятельство? — удивился я.

— За то, что протянули руку помощи и стали моему сыну другом в то время, когда он еще не стал моим наследником. Вы знали, что Сергею не повезло родиться бастардом, знали, что в кругу аристократов он считался парией, — князь поднял на меня глаза. — И все же не отвергли его дружбу. Мой сын считает вас ближайшим соратником.

— Я поступил бы так, даже будь Сергей чистокровным простолюдином, — ответил я. — Он славный юноша — наивный, иногда слаб характером, но беззлобный и хороший человек. В Аудиториуме люди его склада встречаются нечасто. И я горд тем, что он считает меня близким другом.

Андрей Семенович провел рукой по деревянным перилам лестницы и обернулся ко мне.

— А кем считаете Сергея вы, Михаил Николаевич?

— Другом, разумеется. Мы через многое прошли и умеем хранить тайны друг друга. Можно сказать, наша дружба уже выдержала кое-какие испытания.

Когда я упомянул о тайнах, князь слегка усмехнулся, но развивать тему не стал. Значит, наверняка прознал об особенностях мутации Сереги. Или же парень сам ему признался — наверняка он так и сделал, желая стать для отца еще ценнее.

— Как вы познакомились? — спросил князь, когда мы спустились и направились к лужайке с совсем молодыми саженцами каких-то деревьев.

— Случайно. Оказались соседями по комнате в Домашнем корпусе. Подружились с первого дня.

Андрей Семенович кивнул.

— Я слышал, вы учили его рукопашному бою. Это правда?

Я смущенно пожал плечами.

— При всем желании не смогу назвать это полноценным рукопашным боем, ваше сиятельство. Скорее, я просто пытался научить Сергея азам самозащиты.

— Пригодилось?

— Пару раз, — улыбнулся я. — Еще на первом курсе. На втором все от него отстали, особенно после того, как он сменил фамилию.

Чего он от меня хотел? Я чувствовал себя как на допросе. Приличном, очень вежливом и деликатном, но все же допросе. Словно я не к другу в гости приехал, а свататься к богатой невесте.

Андрей Семенович тем временем опустился на корточки возле одного из саженцев и нежно погладил тонкие зеленые листики.

— Знаете, что это за дерево, Михаил Николаевич?

— Увы, ваше сиятельство.

— Это японская сакура. Один из символов Японской империи наряду с хризантемами, самураями и гейшами. В Японии период цветения сакуры сродни национальному празднику — люди собираются в садах и созерцают мимолетную красоту. Увы, цветение очень скоротечно. Эти саженцы доставили из самого Киото.

Я уважительно склонил голову. Сам в Японии, конечно же, не бывал, но о сакуре наслышан. У нас в Питере в ботаническом саду даже росло одно дерево — как-то нас еще в школе водили туда на экскурсию. Розовые цветки и правда выглядели очень красиво.

— Надеюсь, все саженцы приживутся, и вы сможете устроить маленький уголок Японии.

— Вы очень любезны, — князь выпрямился и, внимательно осмотрев каждое деревце, кивнул мне в сторону аллеи.

— Дозволено ли мне будет задать вопрос? — Спросил я, когда мы вышли на дорожку.

— Разумеется.

— Вы опасаетесь, что я могу дурно повлиять на вашего сына?

— С чего у вас возникли эти мысли, Михаил Николаевич?

Я постучал пальцем по броши с гербом своего рода.

— У моей семьи отнюдь не безоблачная история. Многие ставят меня в один ряд с бастардами.

— Насколько мне известно, вы нашли способ удивить петропольскую аристократию, — улыбнулся одними губами князь. — Носители родовой силы для нас диковинка. Вы обратили на себя внимание Аудиториума, вас лично сопровождала Великая княгиня Ксения Константиновна, а уж эта дама не стала бы тратить время на пустышку. И, кроме того, насколько я осведомлен, вы в определенной степени дружны с тайным советником Корфом.

— Вы прекрасно информированы, — сухо отозвался я.

— Конечно, — снисходительно ответил князь. — Ведь я забочусь о благополучии своего наследника.

— И насколько мое общество подходит Сергею?

— Пока что у меня не было поводов оградить его от вас. Тем не менее о вас ходят и другие, более опасные, слухи. И мне хотелось бы понимать, насколько они правдивы.

Я не на шутку напрягся.

— Какие слухи обо мне ходят, Андрей Семенович?

Князь прошел было мимо кованной скамейки с белыми деревянными сидениями, но, словно спохватившись, жестом велел мне присесть и опустился сам. Я по привычке огляделся по сторонам — никого. Только тихий лесок, узкая тропинка и лай собак да плеск волн где-то вдали.

— Поговаривают, что вы были ангажированы Тайным отделением и оказывали царским ищейкам услуги, — тихо сказал князь и достал из кармана портсигар. — Ходят шепотки о том, что вы расстроили помолвку Ирины фон Штофф с новым графом Шуваловым… И в довершение ко всему в иных салонах обсуждают, что вы являетесь не простым протеже Великой княгини.

Я не выдержал и расхохотался, спугнув стайку овсянок — птички с тревожным чириканьем взмыли с куста.

— Последнее — уж точно фантазии бездельников, — отсмеявшись, я смахнул слезу. — Господь всемогущий, давно не слыхал такой чепухи!

— Предполагал, что вам понравится, — сдержанно улыбнулся князь. — Но что же с двумя другими слухами? У вас найдется, что ответить на эти инсинуации?

Я вздрогнул, когда старший Воронцов прикурил сигариллу. Аромат был точно такой же, как у курева Матильды. Та же насыщенная вишня. Словно бывшая наставница на миг оказалась рядом со мной. Наверняка популярная среди аристократов марка…

— Что касается Ирины фон Штофф, то не стану отрицать — мы дружны. Я некоторое время жил в Лебяжьем и готовился к Вступительным испытаниям в Аудиториум под руководством Матильды Карловны. Баронесса была очень добра ко мне, да и с Ириной Алексеевной мы подружились. Но ее помолвку я не расстраивал.

— Прошлым летом это было громкое дело. Особенно с учетом того, что сама Ирина Алексеевна так и не появилась в Петрополе.

— Насколько мне известно, договор об обручении признали подлинным, но недействительным на основании смерти опекунов с обеих сторон, — ответил я. — Слово Ирины Алексеевны было решающим, так пожелала баронесса. И… Ирина Алексеевна не захотела торопиться с браком с кем бы то ни было, поэтому благоразумно решила освободить графа Шувалова от обязательств перед ней. В конце концов, нынче граф Семен Павлович — завидный жених и наверняка сможет найти себе достойную партию среди петропольских аристократок.

— Вы очень осторожны в словах, Михаил Николаевич.

— Когда речь заходит о репутации знатной дамы, осторожность не помешает, — ответил я, вызвав понимающую улыбку.

— Значит, пытаетесь быть джентльменом.

— По возможности.

— Похвально, — сказал князь и затянулся. — Но что вы скажете о вашем предполагаемом сотрудничестве с Тайным отделением? Есть ли у этого слуха основания?

Так, а вот теперь, Миха, стоит быть втройне аккуратными. Хрен знает, на чьей стороне Воронцов. С одной стороны, этот род был в расстрельном списке Радаманта. С другой — он слишком высоко забрался и вполне мог пересекаться с кем-то из Аспиды. И сдавать себя с потрохами князю лишь потому, что у него случился приступ гиперопеки над Серегой, нельзя.

— И да и нет, — улыбнулся я. — Я действительно имею некоторое отношение лично к Вальтеру Макаровичу, но не к Отделению. Тайный советник является близким другом Матильды фон Штофф и был опекуном Ирины Алексеевны, пока баронесса находилась в Дакии. Поэтому, конечно же, мы знакомы, несколько раз ужинали на приемах у Штоффов. И его превосходительство был настолько любезен, что преподал мне несколько уроков по боевой и ментальной специализациям еще до поступления.

Выкрутился? Такой ответ мог удовлетворить параноидального Воронцова-отца?

Я внимательно глядел в глаза князю, силясь понять его мысли.

— Что ж, это весьма полезные связи, — наконец ответил Андрей Семенович. — Я не особенно близко знаком с Корфом, но могу сказать, что тайный советник, как и Великая княгиня, не стал бы тратить время на пустышку, даже высокородную. Выходит, сразу двое серьезных людей разглядели в вас некий потенциал, Михаил Николаевич.

Ага, и бросили в самую гущу заговоров. Впрочем, в последний год я толком ничем не занимался, кроме аккуратной слежки за Зуровым — в те моменты, когда он приезжал на Каменный остров. Да приглядывал за Перовской — больно уж Марианна была тогда одержима жаждой мести. Но, казалось, Перовская успокоилась после исчезновения Ирины. Больше она не могла причинить мне боли, а трогать Серегу или Сперанского ей, очевидно, было не с руки.

Я смущенно улыбнулся.

— Стараюсь соответствовать, ваше сиятельство. От меня во многом зависит будущее всей семьи Соколовых, и я не имею права облажаться.

— К слову о вашей семье… — Воронцов потушил сигариллу и спрятал окурок в серебряной карманной пепельнице на длинной цепочке. — Вам известно, что некогда наши роды водили дружбу?

— Полагаю, еще в те времена, когда была создана Особая комиссия при Сенате?

Брови Андрея Семеновича удивленно поползли вверх.

— Увлекаетесь историей?

— Немного.

— Что ж, вы меня удивили, признаю. Да, несколько поколений Воронцовых и Соколовых были, как было принято говорить, не разлей вода. Но, увы, мой род отвернулся от вашего после деяния вашего прадеда. Сейчас я начинаю думать, что это было опрометчиво. Пока что вы кажетесь мне достойным юношей.

Я слегка кивнул.

— Лестно это слышать.

Князь поднял палец вверх, требуя еще слово.

— И, кроме того, меня восхищает упорство вашей семьи. Даже в суровых обстоятельствах, когда вы были вынуждены продать часть своих владений, когда свет от вас отвернулся, вы продолжаете изыскивать возможности держаться на плаву.

— Некоторые аристократы обвиняют нас в плебействе за то, что мы занимаемся промышленностью и хозяйством.

В ответ на это князь лишь фыркнул. Это так контрастировало с его сдержанными манерами, что я изумился.

— Некоторые аристократы забыли, что на дворе двадцать первый век, и пропасть между сословиями сокращается. Нынче у кого деньги и влияние, тот и прав. Нравится это им или нет.

— Трудно поспорить.

— Возвращаясь к вашим занятиям… Прошу, не сочтите это навязчивостью, но до меня дошли слухи, что ваша семья занялась разведением какой-то элитной рыбы…

Я улыбнулся. Значит, молва начала работать. Не зря Ольга все прошлое лето не вылезала из прудов.

— Верно, ваше сиятельство. Пока что у нас только два вида рыбы — китайский зеркальный карп и озерная форель.

— Значит, это правда…

— Приезжайте к нам порыбачить, — предложил я. — Спортивного интереса маловато, зато вам приготовят свежайшие блюда. Форель мне больше всего нравится на углях.

— Предпочту сделать вам иное предложение, — подумав, ответил Воронцов. — Через пару недель у меня намечается летний прием. Ничего помпезного — скорее вечеринка для соседей из окрестностей. Тем не менее хочется удивить гостей. Как вы смотрите на то, что я закажу у вас рыбный стол? Повара мои, рыба ваша. Если гостям все понравится, я могу рассказать им, у кого брал рыбу…

Я таращился на князя, не веря своим ушам.

— Мне расценивать это как благодарность за дружбу с Сергеем? — выпалил я, не успев осознать, что это могло звучать грубо.

— И это тоже. Только моя благодарность заключается не в том, что я куплю вашу продукцию, а в том, что дам вам шанс получить известность как надежным поставщикам. Но вообще-то мне и правда интересно, что вы придумали и что же это за рыба такая…

Интересно, а откуда Воронцов прослышал о нашей рыбке? Неужели сарафанное радио понемногу начало работать?

— Думаю, все возможно организовать, — кивнул я. — Сегодня же переговорю с семьей и выясню, что можно сделать.

— Тогда мой дворецкий будет ждать от вас звонка. Я предупрежу его о наших договоренностях, — улыбнулся Воронцов-старший и поднялся. — Идемте же в дом. Наверняка вы голодны с дороги…

***

Я подруливал к Ириновке, едва ли не подпрыгивая на сидении от радости. Сбылась мечта Оли, мы получили первый серьезный заказ на нашу рыбу. Значит, все ее труды не были напрасными. Не зря мы молча проглатывали насмешки высшей аристократии и на последние деньги выписали лучших скандинавских и немецких рыботехников.

Монстр Витя вырулил на приусадебную аллею, и я поймал себя на том, что улыбался до ушей. В кои-то веки привезу отличные новости.

Неужели жизнь начинала понемногу налаживаться?

— Ничего, Витюня, — я нежно погладил руль готического монстра, — мы еще повоюем и всем покажем, на что способны Соколовы!

Я притормозил напротив парадного входа и удивленно уставился на припаркованный роскошный “Руссо” представительского класса. Важные гости? Такая машина стоила как целый дом…

Не успел я выйти, как ко мне тут же подбежал Егорушка. Лакей открыл мою дверь и помог выбраться.

— Радость-то какая, ваше сиятельство! Вернулись!

— Здравствуй, Егор, — я кивнул на дорогую тачку. — Кто это к нам наведался?

— О… Точно, вы-то давно дома не бывали. Не знаете еще. Это граф Шувалов прибыл собственной персоной. Он нынче здесь частый гость.

Глава 6

Чего это Шувалов нами заинтересовался? Я еще в прошлом году наводил справки об этом молодом еврофиле Семене Павловиче и накопал мало интересного. Мало чем примечательный молодой человек: большой любитель гуманитарных наук, театрал, на военную службу возвращаться не собирался… Да и дел у него прибавилось — одно восстановление родового имения Шуваловых чего стоило.

И тут внезапно он зачастил к моим. С чего это такой интерес? Вряд ли рыбки захотел прикупить.

Я отдал ключи от машины Егору.

— Пожалуйста, проследи, чтобы ее помыли и отполировали до блеска, — велел я и направился к крыльцу. — Кстати, Ольга дома?

— Нет, ваше сиятельство. Госпожа на прудах. Работает…

Ну вот, даже сестру к делу пристроил, а сам буду лезть на стену от скуки через три дня. Я себя хорошо знал — у меня всегда было шило в заднице, а служба Корфу его только заострила. Без движухи жизнь была не мила.

Впрочем, может еще удастся принести какую-нибудь общественную пользу…

Я вошел в холл и вдохнул аромат домашнего уюта: в доме смешались запахи старинной мебели, срезанных утром садовых цветов, кофе и выпечки. Эх, ради таких моментов и стоило жить.

— Я приехал! — Крикнул я в пространство, и со стороны коридоры послышались шаги.

— М-михаил Н-николаевич?

Совсем молодой парень — почти что мой ровесник, выполз из-за угла и поклонился. Судя по цвету одежды, он принадлежал к штату наших слуг, но этого я не знал. Может наняли на лето? У нас не было принято отшивать специальную униформу для прислуги — мы просто просили их надевать немаркую коричневую одежду, а в качестве знаков отличия давали броши с фамильным гербом Соколовых.

Юноша с тонкой, как у гусенка, шеей испуганно на меня глядел, явно не зная, забирать ли мой багаж или нестись предупреждать домашних.

— В-ваше си-си-сиятельство?

— Все верно, это я. Как тебя звать и кем у нас работаешь?

— Ев-ев-лампий я, в-ваше си-ятельство.

Парень отчаянно заикался — то ли разнервничался, то ли этот недуг сопровождал его всегда. Даже немного жаль стало беднягу — еще и имя сложное для произношения дали. Правда, я почему-то тут же про себя окрестил его Лампиком.

— Хорошо, Евлампий, — улыбнулся я. — Ты только не нервничай так. Отнеси, пожалуйста, эти вещи в мои покои. И проследи, чтобы в ванную комнату принесли полотенца. Сумки разберу сам, горничную звать не нужно. Разве что только проветри в комнате хорошенько.

— К-конечно, в-ваше с-сиятельство.

Я протянул парню свои сумки, и он пригнулся к земле, явно рассчитывая на меньший вес. Что ж, пусть учится и привыкает.

Евлампий потащил мое барахло наверх, а я заглянул в гостиную, ожидая увидеть там отца и гостя. К моему удивлению, там никого не оказалось. В столовой тоже не было ни души, только Лена, наша кухонная дева, убирала остатки трапезы.

— Доброго дня, ваше сиятельство, — улыбнулась девушка. — Заварить вам чайку с дороги?

— Здравствуй, Лен. Спасибо, не нужно. Где наш гость?

— А, так они с вашим батюшкой у него в кабинете. Как раз четверть часа назад изволили прерваться на чаепитие.

— Ясно, спасибо.

В кабинете, значит. Отец не звал гостей в кабинет просто так. Обычно до этого доходило, когда имели место переговоры о делах. Тем интереснее, какие дела могли связывать отца и нового графа Шувалова.

Я направился было к ним, но остановился перед дверью. Врываться без приглашения было высшей степенью хамства. Нет уж, подожду на нейтральной территории. Не стоит гневить сразу двух графов.

Но не успел я толком выйти в коридор, как дверь кабинета распахнулась, и отец пропустил вперед гостя.

— О, Михаил Николаевич! — Шувалов обрадовался мне как старому другу. — Какая радость застать вас!

Молодой граф ослепительно улыбнулся, и я выдавил из себя ответную улыбку. Одет он был щегольски — дорогой костюм явно индивидуального пошива, рубашка из итальянской ткани, да и шелковый шейный платок стоил как крыло самолета. Видимо, Шувалов освоился и осознал свое богатство.

Отец шагнул ко мне, и мы обменялись рукопожатиями. Я заметил у него в кармане жилета футляр с волшебными окулярами. Приятно, что он ими пользовался.

— Рад встрече, господа, — кивнул я. — Надеюсь, я не прервал своим приездом ваши планы?

— Что вы, Михаил Николаевич, — отмахнулся Шувалов. — Я всего-то заехал на полчаса. Привез кое-какие старые карты местных земель по просьбе вашего отца. В библиотеке моего покойного дядюшки нашлись интересные экземпляры.

Интересно, зачем отцу понадобились старые карты?

— Занялись краеведением на досуге? — пошутил я.

Семен Павлович, казалось, немного смутился. Да и вообще в моем присутствии он словно немного занервничал. Неужели все еще связывал отказ Ирины от брачных договоренностей с моей персоной?

— Пришлось немного разобраться. Дело в том, что наши земли граничат на севере — мой дядя купил у вас несколько участков земли возле Хепоярви, но точные границы не были проведены. Вот, теперь вместе пытаемся разобраться, как все размежевали…

— А… — кивнул я. — Надеюсь, карты помогли?

— Кое-что прояснилось, отозвался отец. Я был совсем малышом, когда отец продавал те земли. Думаю, мы все быстро уладим.

Шувалов спохватился.

— Господа, не смею более вас задерживать. Все же своим появлением я прервал подготовку к приезду Михаила Николаевича. Вы, небось, устали с дороги, да и вообще едва ли настроены к приему гостей. Поэтому я, пожалуй, откланяюсь…

Этикет требовал всеми силами задерживать гостя, но у меня на это не было ни сил, ни желания.

Уже спустившийся лакей Евлампий подал Шувалову шляпу и трость, а затем они с отцом обменялись крепкими рукопожатиями.

— Рассмотрите мое предложение, Николай Владимирович, — понизил голос Семен Павлович, но я великолепно его расслышал. — Это совершенно не к спеху, но я был бы рад сотрудничеству. И, разумеется, я жду всю вашу семью на приеме по случаю моего официального вступления в новые обязанности. Не забудьте, десятое августа!

— Непременно, — любезно улыбнулся отец и вышел проводить гостя до автомобиля.

Мы с Евлампием остались наедине.

— Ты не в курсе, что там за предложение?

— Н-никак н-нет, в-ваше си-си-ятельство, — растерялся лакей.

Ну и ладно. Сейчас подергаем отца лично.

Едва Патриарх вернулся, я вопросительно кивнул на дверь в его кабинет.

— Нужно поговорить.

Отец вздохнул.

— Опять станешь допрашивать?

— Ага. Но теперь о мирских делах.

Мы закрылись в кабинете, и я увидел следы пребывания Шувалова — два пустых бокала, две спитые чашки кофе, пепельница. Мой отец курил крайне редко. Значит, Шувалов развлекался.

На столе были разложены старинные карты, и, скользнув по ним взглядом, я быстро нашел наши края. Да уж, а какие-то сто пятьдесят лет назад у нас было гораздо больше богатств. Интересно, получится ли их выкупить обратно, если дела пойдут хорошо? Впрочем, на одной рыбе далеко не уедешь.

— В чем дело, Михаил? — отец расположился за письменным столом, пока я разглядывал карту.

— Что за дела у тебя с Шуваловым?

— Почему это тебя заботит?

— Он мне не нравится.

Отец удивленно на меня взглянул.

— Почему же?

— Не знаю. Чувствую в нем угрозу.

— Сдается мне, твоя интуиция все же ошиблась. Семен Павлович — человек довольно простого и бесхитростного нрава, — отец подался вперед, сложил руки домиком и хитро прищурился. — Или ты не желаешь видеть его у нас в гостях потому, что твоя подруга расторгла с ним помолвку, и в свете ходят слухи, что из-за тебя? Уверен, что дело не в этом, Михаил?

Я тяжело вздохнул и опустился в кресло напротив отца.

— Он не делал мне никакого зла, если ты об этом. Наоборот, Семен Павлович словно старался меня избегать. Да и мне было неловко, хотя решение принимала Ирина. Дело в другом. Слишком уж неожиданно он появился.

— А прежний граф Шувалов тоже неожиданно погиб вместе с наследниками при том чудовищном нападении, — возразил отец. — Семену Павловичу просто повезло находиться в Европе в этот момент. Полагаю, его судьба была бы не менее трагичной, окажись он в тот период здесь…

— Но что если все это произошло неспроста? — спросил я.

Отец взглянул на меня с воплощенным скепсисом.

— Михаил, ты, кажется, заработался. Тайное отделение взрастило в тебе такую паранойю, что меня это начинает тревожить. Ты всюду ищешь двойное дно и видишь заговоры. Уверяю тебя, мы имеем дело с молодым человеком, который внезапно оказался наследником крупного состояния и все еще пытается разобраться в том, как им управлять. Он начал изучать реестр имущества, увидел, что приобретенные земли были отражены в разных книгах по-разному, начал копать… Вполне здравое поведение. Я бы поступил так же.

Я устало откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Может отец был прав и мне действительно уже всюду мерещатся интриги, обман и подлоги? Может это со мной что-то не так? Я ведь за это время уже привык каждый день готовиться к худшему, быть собранным и готовым отразить любой удар.

Но сейчас это, кажется, грозило помешать нормальному установлению связей с людьми. А ведь мне требовалось оставаться не только сотрудником Тайного отделения, но и выполнять светские обязанности…

— Прости, отец. Возможно, я еще не переключился из режима боевой готовности на спокойный домашний, — миролюбиво улыбнулся я. — Только скажи, что за предложение тебе сделал Шувалов?

Отец хитро улыбнулся.

— Кажется, в нашем рыбном деле намечается расширение. Семен Павлович изъявил интерес инвестировать в наше хозяйство.

Я нахмурился, размышляя, на кой черт Шувалову вкладываться в плебейский бизнес.

— А в чем заключается его интерес? Можно поточнее?

— У графа есть подходящие земли для этого бизнеса. Он предлагает нам расшириться и готов вложиться в оборудование дополнительных прудов. Это позволит нам разводить больше ценных видов рыб, а большой объем производства может открыть для нас двери народных магазинов.

Идея, конечно, амбициозна, но хороша. И все же…

— Но не рановато ли нам расширяться? — сомневался я. — Мы же с самого начала задумывали это дело как элитное, если не ошибаюсь. А выход на народный рынок потребует совершенно других вложений и иного подхода…

— Согласен, — кивнул отец. — Потому Шувалов и желает войти в долю, а не выкупить наше производство. Элитная рыба остается за нами, а Семен Павлович хочет понять, возможно ли применить наши технологии для больших объемов без существенной потери качества. Собственно, как раз это мы и обсуждали на последних встречах.

Я хмурился в кресле, все еще не понимая, как к этому относиться. С одной стороны, инвесторы на дороге не валяются. Особенно если эти инвесторы готовы работать с опальным графским родом. С другой… Ладно, пора признаться самому себе, что этот Шувалов просто бесил меня одним фактом своего существования.

Не знаю, в чем именно было дело — в конкуренции ли за Ирку, в моей бессознательной зависти везунчику, которому все свалилось прямо в руки, или еще в чем-либо, но… Шувалов меня раздражал. Впрочем, эмоции делу обычно лишь мешают. Нужно посмотреть на это с практической стороны.

А рациональный взгляд рисовал вполне приятные перспективы. При условии грамотно составленного контракта и сопровождения бизнеса хорошими экономистами из сотрудничества вполне мог выйти толк.

— Как бы то ни было, я уже почти все решил, — сказал отец. — Дело показало потенциал, у нас пока что все получается. А инвестиции лишними не бывают, Михаил. В конце концов, я делаю все это для вас с Ольгой. Вам всем этим управлять после меня.

— Неужто ты на покой собираешься, отче? — съязвил я. — Рановато. А Ольга в курсе этого предложения?

— Твоя сестра согласится на что угодно, если это даст ей больше возможностей для экспериментов. Видел бы ты, как у нее горят глаза, когда она работает подмастерьем у того башковитого шведа… И я не хочу отнимать мечту у дочери из-за твоих безосновательных подозрений. Прости, Михаил.

Значит, я был в меньшинстве. Что ж, поглядим, что из этого выйдет. В конце концов, Шувалов пока что нам не гадил. Все полтора года был исключительно любезен и ни в каких интригах против моей семьи не засветился. А уж за этим я следил…

— Хорошо, делай, как решил, — сдался я. — Но я желаю присутствовать при обсуждении условий сделки.

— Разумеется. Вы с Ольгой будете на всех ключевых этапах. Пора учиться взрослым премудростям… — Отец выглянул в окно и увидел подъезжавшую на мопеде дочь. — А вот и Оленька приехала. Идем встречать.

***

Сестра едва не выронила чашку, когда я поделился новостью.

— Сам князь Воронцов?! — воскликнула она. — Не может быть…

Я подмигнул ей из-за самовара.

— Кто ж знал, что мой близкий друг окажется княжичем… Так вот, князь где-то прослышал о нашей рыбе — полагаю, Серега неоднократно упоминал наше дело — и заинтересовался настолько, что желает накормить нашей форелью своих гостей. Оля, спасай. Нужна самая вкусная.

Сестра немного отошла от удивления и крепко задумалась.

— Так… На третьем пруду есть подходящие особи. Хорошего размера, выращенные на новом корме с применением Благодати для создания идеальных условий… Да, думаю наскребем. А какое количество нужно?

— Этого пока не знаю, — ответил я. — Вряд ли прием будет большим. Хотя кто знает этих Воронцовых…

Оля с горящими глазами обратилась к отцу.

— Представляешь, какие это перспективы? Если рыба понравится, о нашем хозяйстве пойдет молва! Может однажды даже сможем стать поставщиками Императорского двора…

Я поставил чашку на блюдце и макнул баранку в варенье.

— Ты пока о высоком не особо мечтай, Оль. Впереди много работы. А Воронцовым я позвоню — обсудим объем.

Нашу беседу прервал шум колес по грунтовой аллее. Мы одновременно повернули головы к окну.

— Ждем еще кого-то? — спросил я.

Отец покачал головой, встал из-за стола и отодвинул штору.

— Этих не знаю.

Не сговариваясь, мы с Патриархом направились к дверям. Едва мы вышли на крыльцо, автомобиль остановился, и я увидел императорский герб на одной из дверей черного “Руссо-Балта”.

— Это еще что за новости? — шепнул я.

С заднего сидения автомобиля вышел человек в ливрее служителя Дворца. Направился к нам, держа что-то в руках и, остановившись перед ступенями, поклонился.

— Ваши сиятельства, — человек обвел нас с отцом взглядом. — Я посыльный Императорской Канцелярии. У меня послание для Ольги Николаевны Соколовой.

Мы с отцом снова удивленно переглянулись.

— Я здесь! — Оля торопливо проскользнула между нами и спустилась по ступенькам.

Посыльный протянул ей конверт обеими руками, словно это была величайшая реликвия. Едва она приняла послание, служитель Дворца тут же снова поклонился, попрощался и сел в автомобиль. Дворцовый “Руссо” ушел на разворот и быстро скрылся в конце аллеи.

— Оля, не томи. Открывай! — взмолился я, снедаемый любопытством.

Сестра дрожащими руками вскрыла плотный с золотым тиснением конверт. И едва не упала в обморок — я успел придержать ее под локоть.

— Что там? — терял терпение отец.

Оля едва шевелила бледными губами.

— Бал… Летний Императорский бал в Екатерининском дворце, что в Царском селе… Императрица желает видеть меня среди дебютанток. О господи, папа, Миша, что же делать? У нас всего две недели на подготовку, а на пруды ушли все свободные средства…

Дорогие читатели! Хай походу короновался — у нас тут полный комплект характерных симптомов и срочная самоизоляция. В четверг сдаем тест (раньше не привезут, все переполнено), и будет понятно, омикроша это или нет. Постараемся не отклоняться от графика прод, но если самочувствие начнет подводить, не серчайте на нас, пожалуйста. Но будем стремиться работать по установленному графику.

Всем здоровья и железобетонного иммунитета!

Глава 7

Отец жестом потребовал у Оли отдать ему послание. Взглянув на письмо, он что-то проворчал себе под нос и позвал нас в дом.

— Оленька, пока не волнуйся, — попытался успокоить он мою сестру, но было поздно. Мелкая снова балансировала на грани обморока. Да так разволновалась, что мне пришлось насильно усадить ее на банкетку в холле. Сестра опасно побледнела — с лица схлынули все краски, а ее тонкие пальцы дрожали от напряжения. Ну и ну…

— Оля, не хочу хлопать тебя по щекам и засовывать нашатырь под нос, но если понадобится, сделаю это, — пригрозил я, надеясь, что мой шутливый тон заставит ее отвлечься. — А ну быстро приходи в себя! Ты же у нас уже столько всего навидалась. Неужто тебя напугал какой-то там бал?

Сестра моргнула несколько раз, и я увидел в ее больших голубых глазах слезы.

— Ты не понимаешь, Миша…, — шепнула она. — У вас, мужчин, все по-другому. Ну, я имею в виду, что вам позволено чуть больше и в свете вам гораздо чаще прощают ошибки. У женщин, особенно молодых, гораздо больше возможностей оступиться. А ты знаешь, я панически боюсь совершить ошибку. Это не просто мой первый бал, нет… Это первый выход в свет под эгидой самих Романовых! От того, как я выступлю на этом балу, может зависеть вся моя судьба. И не только моя — ваша тоже! Все приглашенные будут разглядывать меня как под микроскопом и искать, к чему бы придраться…

Я пожал плечами.

— Значит, мы не дадим им ни единого повода.

— Ага, да только ты знаешь, сколько стоит бальное платье? А туфельки? А украшения? Прическа и все прочее… Да еще бы навыки в танцах освежить — не помню, когда я в последний раз плясала мазурку или даже вальс.

К моему удивлению, отец ее поддержал.

— Это и правда очень дорогостоящее мероприятие. И Ольга права — она должна показать себя безупречно, в том числе и потому, что из-за спорного статуса нашей семьи на нее станут обращать особое внимание. Но отклонять приглашение мы тоже не имеем права. Это оскорбит императорскую фамилию и уничтожит все наши достижения… — Патриарх вздохнул. — Что ж, у меня есть пара вариантов, где взять ссуду.

— А сколько нужно? — спросил я.

Оля вздохнула.

— Много, Миш. И платье для такого мероприятия просто в магазине не купишь — это дурной тон. Только шить у модистки.

— Сколько? — теряя терпения, повторил я.

— Ну… От двухсот рублей… Это минимум.

Мы с отцом переглянулись.

— Да уж, — улыбнулся я. — Женщины — дорогое удовольствие. Но погодите пока с займами. Кажется, я кое-что придумал.

Отец сурово на меня посмотрел и обратился ментально.

“Михаил, не играй с сестрой. Я рассматриваю такой бал как инвестицию в ее будущее. И с меня не убудет гордости попросить в долг у одного из местных коммерсантов”.

“Спокойно, отец. У меня есть кое-какие сбережения. Их должно на все хватить”.

Брови Патриарха поползли вверх так, что очки сползли на нос.

“Откуда у тебя сбережения?”

“Я рисковал своей шкурой не бесплатно. Тайное отделение отблагодарило, а я приберег на черный день”.

Я повернулся к сестре.

— Переодевайся, дорогая. Поедешь со мной. Хочу тебя кое с кем познакомить.

— У тебя что, есть друзья в модных домах? — удивилась девчонка. — Или что ты задумал?

— Лучше. Я знаком с модисткой, что готовит образы для самой Матильды фон Штофф. Бегом наверх, жду на улице через десять минут.

Оля быстро отошла от удивления и метнулась в свою комнату. Отец с тоской посмотрел на окно.

— Видимо, ужин в честь воссоединения семьи придется перенести.

— Ничего, переживем, — отозвался я. — Сперва дела. Если Ефросинья откажет, будет время найти другие варианты. Но я постараюсь ее уболтать.

— Спасибо, сын, — кивнул Патриарх. — Если все получится, ты нас очень выручишь.

Хотелось ответить, что это у меня начало входить в привычку, но острить я не стал. Все-таки они с Олей были правы — мероприятие крайне ответственное. Да и для девушки первый бал наверняка как первая любовь — событие, которое она будет помнить до конца жизни.

И мне очень хотелось сделать так, чтобы о нем Оля помнила только хорошее. Она заслужила небольшую сказку — пахала полтора года как Золушка, а я постараюсь быть доброй феей-крестной.

***

Готический “Витя” остановился напротив крыльца величественного особняка Штоффов. Оля таращилась на парковый ансамбль во все глаза: сейчас, летом, местный ландшафт был особенно прекрасен. Всюду зелень, цветущие кустарники, клумбы с какими-то причудливыми цветами, идеально подстриженные живые изгороди и прочие атрибуты роскошных дворянских усадеб.

Сестра посмотрелась в карманное зеркальце и смущенно опустила глаза.

— Ты привез меня в такое богатое место, а я выгляжу как замарашка… И рыбой провоняла насквозь!

Я возвел очи горе и вздохнул. Женщины… Лишь бы загнаться по какой-нибудь фигне, которая волнует только их и совершенно незаметна для окружающих.

— Если тебя это утешит, то Штоффы, что старшая, что младшая, по утрам тоже выглядят, как все нормальные люди — заспанные, лохматые, с отеками и синяками под глазами, — улыбнулся я и взял сестру за руку. — Но от этого менее прекрасными не становятся. Расслабься, Оль. Все будет хорошо. Да и Фрося тебе точно понравится. Очень приятная и толковая девушка.

Подбежавший слуга помог нам выйти и с достоинством поклонился.

— Михаил Николаевич, доброго вечера! Могу ли я осведомиться, по какому вопросу вы прибыли со своей спутницей?

— Я звонил Ефросинье. Она сказала, что сегодня будет в Лебяжьем. Разве она вам не передала, что мы назначили встречу?

Лакей озадаченно почесал пятерней затылок.

— Возможно, передала, но до меня не дошло. После… После ухода Василия и отъезда Матильды Карловны и Ирины Алексеевны здесь все немного с ног на голову встало… — слуга спохватился и натянул любезную улыбку. — Как бы то ни было, приношу извинения за это недоразумение. Я сию минуту доложу Пелагее Дмитриевне, что вы прибыли.

Он проводил нас внутрь особняка, и я с любопытством оглядел произошедшие в доме изменения. Да, отсутствие Василия и Штоффов здорово сказывалось — дом опустел, и из него словно испарилась часть уюта. Я долго не мог понять, чего же незримого мне не хватало, а затем меня вдруг осенило — того ощущения надежности и стабильности, которое придавало этому месту присутствие Василия.

— Как красиво, — тихо выдохнула Оля. — Как в музее!

— Это ты еще верхнюю галерею не видела, — улыбнулся я. — Там такие диковинки выставлены, что и в Эрмитаже не найдешь.

— И ты здесь жил?

— Ага.

— И не рассказывал, насколько здесь красиво? — с укором спросила сестра.

Я пожал плечами.

— Знаешь… Мне было как-то не до того. Непростой и насыщенный период тогда выдался.

Со стороны лестницы послышались быстрые шаги. Ворс ковра заглушал стук каблучков, но я понял, что это была Фрося.

Вскоре к нам спустилась миловидная девушка в элегантном, но удобном платье.

— Михаил Николаевич! — Искренне обрадовалась она, и, сбежав к нам по ступеням, исполнила идеальный реверанс.

К черту формальности. Я жестом велел ей прекратить этот мастер-класс по этикету и, взяв ее за руку, позволил себе обнять модистку.

— Очень рад встрече, Ефросинья, — я отстранился и указал на сестру. — Позволь представить тебе Ольгу Николаевну Соколову, мою младшую сестру.

Фрося скользнула по Оле профессиональным взглядом и расплылась в искренней улыбке.

— Должна сказать, дочери у его сиятельства получаются лучше сыновей. Не в обиду вам, Михаил Николаевич, но ваша сестра и правда прелестна.

Я улыбнулся.

— Рад, что ты так считаешь. Потому что мы заехали к тебе по делу, а не ради праздного шатания. Ольгу пригласили на Императорский Летний бал в качестве дебютантки, — я наклонился к уху модистки и шепотом добавил. — Фрося, спасай. Я в этом совсем ничего не понимаю!

Из глаз модистки исчезли игривые огоньки, а лицо мгновенно приняло сосредоточенное выражение.

— Что ж, Ольга Николаевна, я должна вас поздравить. Быть приглашенной на Летний бал в качестве дебютантки — большая честь.

Оля смущенно опустила глаза.

— Спасибо. Знаю, но… Это было очень неожиданно.

— К слову, Ольга Николаевна, вы знаете, что каждый год на Летний бал приглашают не более трех десятков дебютанток? Всего тридцать девушек со всей Империи и Византии! Подумайте, где вы могли приглянуться женщинам Романовых, раз они пожелали пригласить вас на этот праздник?

— Я… Понятия не имею. Мы никогда не встречались.

Мы с сестрой переглянулись. Разумеется, она была в полной растерянности. Я полагал, что приглашение было связано с моей деятельностью. Может Корф похлопотал — он вполне мог замолвить словечко. Может сказывалась протекция Ксении Константиновны… Или же император решил понемногу выводить наш род из опалы, поняв, что мы готовы служить на благо государства. Своеобразная форма поощрения.

— Ефросинья, у тебя получится помочь нам подготовиться? — Я перевел тему на более практичную сторону. — Времени осталось мало, а подготовка, как я понимаю, дело тяжелое.

Фрося задумалась, что-то покумекала, пробормотав себе под нос, а затем снова взглянула на Ольгу.

— К счастью, у меня есть опыт подготовки знатных особ к дебютам. Ирина Алексеевна в свое время тоже была удостоена чести дебютировать на Летнем балу в Екатерининском дворце. Но сперва мне нужно предметнее взглянуть на глину, из которой мы будем лепить ослепительную амфору.

Фрося знаком пригласила нас следовать за собой. Пока мы поднимались и шли по парадной части особняка, Оля немного сбросила с себя застенчивость и с любопытством разглядывала коллекцию редкостей — доспехи, старинное оружие, портреты в тяжелых рамах и причудливый фарфор.

— Пришли, — модистка остановилась у своего кабинета и многозначительно взглянула на меня. — Михаил Николаевич, я собираюсь раздевать вашу сестру. Полагаю, вы не пожелаете смущать ее еще больше…

Я хлопнул себя по лбу.

— Конечно! Прошу прощения. Фрося, сколько времени займет первый прием?

— Консультация, снятие мерок, подбор стиля, поиск похожих эскизов… Ох, Михаил Николаевич, боюсь, вам придется остаться на ужин.

У меня была другая идея.

— Мне нужно съездить в город, — сказал я и взглянул на часы. — Это займет часа два-три. Вам будет чем заняться все это время?

— Еще бы, ваше сиятельство! — хохотнула Ефросинья. — Негоните слишком быстро.

***

Я вышел из банка и поежился от дувшего со стороны Невы прохладного ветра. Деньги, которые тогда мне передал Корф, за все это время я не трогал, и на них накапали приличные проценты. Еще один плюс хранить финансы в банке для аристократов — повышенная ставка. Двадцать процентов на поддержанный золотом рубль — такие прибыли в моем родном мире мне не снились.

Денежки хорошо поработали, поэтому я позволил себе снять сразу триста рублей. Пусть Оля ни в чем себе не отказывает. А не хватит — сниму еще. Пусть у нашей маленькой рыбной магнатки будет самое красивое платье.

Гостиный двор был совсем недалеко от банка, и я заскочил в лавку сладостей — взял коробочку засахаренных фиалок для сестры и коробку элитного шоколада для Фроси. Разумеется, я ей заплачу за работу так, как если бы был посторонним заказчиком. Просто хотелось сделать приятное и поблагодарить за отзывчивость.

— Ну что, Витя, — сказал я, заведя мотор, — Поехали обратно. А пока подумаем, зачем на этот бал пригласили Олю…

Пока я рулил по относительно свободным проспектам, уже спустились сумерки. А я размышлял о балах и сестрах.

О балах я почти ничего не знал и бывал всего на нескольких. Помимо того, что это было испытание для ног танцами, там, в полутемных нишах, можно было переговорить с кем нужно, послушать сплетни, получить приглашения и понаблюдать за нужными людьми. Но я рассматривал подобные мероприятия с позиции агента Тайного отделения.

А как бы посмотрел на них простой графский сын?

Итак, Оля у нас — пока что слабо одаренная Благодатью наследница рода, в котором пока что есть лишь одна заметная и подающая надежды персона — я. С какой стороны ни посмотри, Оля точно будет отличаться от остальных двадцати девяти приглашенных девиц. Богатством, титулом, статусом… Разве что красотой многих переплюнет — с каждым годом сестренка все больше превращалась в обворожительную девушку.

Итак, зачем таких девиц приглашают?

Первое и самое очевидное — смотр невест. Женихи подыскивают себе партии. Дебютантки неизменно привлекают внимание таких господ.

Второе — императрица, цесаревны и Великие княжны пополняют штат фрейлин. Фрейлина — работа нелегкая, что бы там ни говорили, но почетная и статусная.

Третье — Олю могли пригласить, чтобы ненавязчиво отметить мои заслуги. В данном случае Романовы таким образом могли отметить меня как подающего надежды. Или же они этим приглашением решили заявить, что считают нас достойными.

Интересно, какой из вариантов двигал императорской фамилией на самом деле? И не приложила ли к этому руку сама Великая княгиня?

А может у нас появились и другие покровители?

Ладно, покопаем, подумаем, поглядим. Оля точно справится — она всегда с блеском преодолевала любые испытания. Лишь бы ей самой понравилось.

Занятый размышлениями, я не заметил, как пролетело время. Руки и ноги уже настолько привыкли к непокорному черному монстру, что я перестал чувствовать тяжесть управления. Привык, однако. Я как раз свернул с трассы и подъезжал к первым воротам — охрана без вопросов пропустила меня, узнав автомобиль.

Стоило припарковаться и войти в холл, как со стороны лестницы донесся хрустальный девичий смех.

— Смотрю, вы подружились, — улыбнулся я, когда Оля и Фрося принялись спускаться.

Глаза Оли горели. Неужели модистка смогла влезть в душу моей интровертки-сестры и заинтересовать ее тряпками да шмотками?

Фрося слегка поклонилась.

— Вы вовремя, ваше сиятельство. Мы как раз закончили.

— И как прошло?

— Продуктивно!

Я передал Ефросинье коробку шоколада, в которую успел спрятать деньги.

— Это в знак моей благодарности. И, пожалуйста, пришли мне список всего необходимого и стоимость работы.

Фрося отвела взгляд.

— Ваше сиятельство, я буду рада…

— Не обсуждается!

Модистка попятилась.

— Ладно-ладно, как пожелаете, — она перевела взгляд на Олю. — Тогда следующая встреча состоится через четыре дня. К этому моменту у меня будут наброски, эскизы выкроек и образцы.

Оля с готовностью кивнула.

— Конечно. Тогда созвонимся, Фрося!

Попрощавшись, я подвел сестру к машине.

— Смотрю, она и правда тебе понравилась.

Оля бухнулась на переднее пассажирское, и ее прорвало.

— Миша, ты не поверишь! Она меня поняла. Поняла! Не просто выслушала, а мы с ней словно оказались на одной волне мыслей… Я начинала фразу, а Фрося ее продолжала… И она оценила то, что я хочу.

— И что это будет?

Ольга заговорщически улыбнулась.

— Не скажу. И не покажу. То тебе точно понравится. Одно могу сказать точно — даже если я не буду самой красивой дебютанткой в зале, мой образ запомнят все.

Я завел Витю и медленно тронулся, не зная, радоваться ли такому воодушевлению сестры или нет. Обычно она у нас была скромницей, да и вообще мало заботилась о модной одежде. Но любила все необычное. И сейчас мне было страшновато представить, что же именно они там с Фросей навыдумывали. С Фроси станется — она Матильду одевала.

— И у меня будет просьба, Миш, — тихо сказала сестра, глядя на удаляющийся особняк Штоффов.

— М?

— Я знаю, что ты наверняка где-то нашел деньги. Знаю, что ты очень сильно обо мне хлопочешь. И благодарна тебе, правда, но пока ничем не могу тебе ответить. Поэтому… Ты согласишься сопровождать меня на императорский бал? Будешь моим кавалером?

Глава 8

— Все готовы? — не убирая рук от руля начищенного до блеска Вити, я обернулся назад — к отцу и Оле. — Скоро приедем.

Мне ужасно не хотелось переться на прием к этому Шувалову, но бабушка в последний момент занемогла, и пришлось срочно доставать костюм. А жаль, я почти избежал необходимости проводить вечер с теми, кто был мне неинтересен.

Отец настоял на присутствии Ольги — хотел, чтобы она понемногу привыкала к обществу незнакомцев. Ну а я в большей степени поехал ради нее. Поддержать там, дать пару советов, представить некоторых знакомых в менее формальной обстановке, нежели императорский бал.

— Оленька, хватит глядеться, — проворчал Патриарх. — Ты хорошо выглядишь.

Сестра с тихим щелчком захлопнула карманное зеркальце и вздохнула.

— Только можно мы пробудем там недолго? — взмолилась она. — Я работала почти весь день и с большим удовольствием предпочла бы провести вечер дома. С вами, за книгой. Мне как раз привезли свежие августовские журналы по рыбоводству… Пришлось подтянуть немецкий язык, чтобы лучше понимать статьи их специалистов.

— Отступать поздно! — ответил я и свернул на живописную аллею, пересекавшую огромный парк. — Привыкай, мелкая. Совсем скоро все эти ассамблеи станут частью твоей рутины.

— И не могу сказать, что я этому рада, — пробурчала сестрица.

А выглядела она сегодня и правда чудно. Несмотря на то, что мероприятие имело торжественный повод, в приглашении не был заявлен бальный стиль. Поэтому, хвала небесам, мне не пришлось втискиваться во фрак — я еще с примерки возненавидел эти пингвиньи костюмы.

К женским туалетам строгих требований тоже не было, поэтому сестра выбрала длинное платье нежно-розового цвета. В сочетании с простой прической в греческом стиле и старинной тонкой цепочкой на шее все это смотрелось очень гармонично и делало мою сестрицу совсем юной и свежей.

Я намеренно сбросил скорость до самого минимума, давая Оле возможность морально подготовиться. Девчонка нервничала, да и не привыкла она к большим скоплениям людей. В моем мире сказали бы, что у Оли были проблемы с коммуникацией. На самом деле в этой ее нелюдимости было свое очарование.

— А он гораздо больше, чем я представляла! — воскликнула сестра, когда перед нами вырос графский дом.

Шуваловский дворец был спроектирован в стиле классицизма. Бледно-желтые стены украшали строгие белые колонны и рельефы геральдической тематики, а главный вход — величественные фигуры львов, установленные по бокам парадной лестницы.

Вокруг особняка был разбит чудесный парк, украшенный скульптурами, беседками и скамейками. Было заметно, что многие из них возводились еще в позапрошлом веке, но все объекты старательно отреставрировали.

— Да, реконструкция графу точно удалась, — хмыкнул отец. — Так и не скажешь, что два года назад здесь все расстреляли и даже взрывали.

Не успел я заглушить мотор, как к нашему готическому монстру подбежали сразу двое лакеев в ливреях цветов герба Шуваловых. Один из них обознался и сперва принял меня за шофера.

— Ох… Ваше сиятельство? — озадаченно пялился на меня молодой слуга, когда я бросил ему ключи. — Прошу прощения… Не думал, что вы будете вести сами…

— Сегодня не пью, — улыбнулся я.

Лакей расшаркался и опасливо взглянул на тачку Матильды. Да-да, дружок, загоняй на стоянку аккуратно. Витя тебе спуску не даст. Витя трусов не любит.

Отец тем временем взял Оленьку под руку, и она, изящно придерживая подол платья, последовала вверх по лестнице. Я по привычке шел замыкающим, то и дело оглядываясь по сторонам.

Герольд объявил наши имена, и мы вошли в ярко освещенный зал приемов. Поначалу мне показалось, что наше появление прошло незамеченным. И лишь спустя несколько мгновений я понял, что не замечали нас специально.

Народу здесь было немного — приемный зал нынче оборудовали под фуршет. На приставленных к стенам столах располагались легкие закуски и бокалы с игристыми винами. Слуги обносили гостей какими-то канапушками и тарталетками. Все сверкало и искрилось — позолота на лепнине, хрусталь огромных люстр, стразы и блестки на платьях, бриллианты в прическах и булавках галстуков.

Оля замерла, восхищенная блеском. Ну да, для нее это было впервые. Мы с отцом пообвыклись.

— Николай Владимирович! Михаил Николаевич! — сквозь толпу пробирался хозяин торжества — сам Шувалов в очередном дорогущем итальянском костюме. Увидев Ольгу, он то ли изобразил удивление, то ли и правда искренне восхитился. — А это, должно быть, ваша дочь Ольга Николаевна?

Сестра присела в реверансе, но Шувалов протянул ей руку и поцеловал затянутый в белые перчатки пальчики.

— Семен Павлович Шувалов, хозяин этого скромного праздника, — улыбнулся он, слишком пристально задержав взгляд на лице девушки.

Я почувствовал себя хрестоматийным ревнивым старшим братом. Хотелось хлопнуть его по руке и пригрозить, чтоб не лапал ее больше дозволенного, но я сдержался. Да и молодой граф не преступал этикет.

— Господа, — еще шире улыбнулся он. — Прошу, окажите мне честь и прогуляйтесь со мной. Я хочу показать вам местную достопримечательность. Сейчас как раз подходит время заката…

— Вы очень любезны, ваше сиятельство, — улыбнулась в ответ Оля, и Шувалов взял ее под руку.

Мы прошли длинный зал насквозь под шепотки и косые взгляды остальных гостей. А Шувалов-то не промах: задал тон всей вечеринке, оказав нам особое расположение. Неужели настолько хотел вписаться в наш бизнес, что был готов вызвать волну негатива остального света? Или еще попросту не разобрался в том, что мы были париями?

Зал для приемов заканчивался шикарной галереей окон от пола до потолка. Распахнутые створки выходили на террасу, украшенную причудливыми светильниками и гирляндами из живых цветов.

— Скорее, господа! — шепотом торопил нас хозяин. — Мы рискуем пропустить шикарное зрелище!

Неужели фейерверки? Или какая-нибудь романтичная беседка, какие любили строить уставшие от шума аристократы?

На террасе курили и распивали ликеры разгоряченные летним вечером гости, внизу, на оборудованной лужайке, играл оркестр и танцевали парочки — в усадьбе царила атмосфера даже не приема, а вечеринки. И гостей оказалось меньше, чем я предполагал.

К нашему удивлению, Шувалов повел нас дальше и указал на высокий холм.

— Это гора Парнас. Одна из главных достопримечательностей нашей усадьбы. Ее насыпали специально для того, чтобы любоваться закатом. А еще с Парнаса открывается прекрасный вид на пруды. Фантастический вид, клянусь вам!

А сударь-то романтик. Неужели рисовался перед Олей? Так нынче нравы стали немного иными: большая разница в возрасте не приветствовалась, а тут был промежуток почти в десять лет.

Но вид с горы действительно открывался великолепный: весь парк был как на ладони. Солнце как раз садилось, и угодья окрасились цветами заката — полыхнули огнем воды прудов, заалело небо. Позади нас играла музыка, звенел хрусталь бокалов, и на миг я даже перестал беситься. Черт, Шувалов умел удивлять.

Граф отстранился и пригласил Ольгу занять самое выгодное место.

— Полюбуйтесь, ваше сиятельство, — шепнул он и отступил на шаг назад.

Пока Оля восхищенно охала, Семен Павлович обратился к моему отцу.

— У вас найдется время обсудить мое предложение этим вечером? Понимаю, праздник не особенно располагает к переговорам, и все же я бы не хотел затягивать.

Ему что, деньги руки жгли?

Отец кивнул.

— Конечно. Я принял решение и с удовольствием обозначу свою позицию. Однако мои наследники должны присутствовать.

— Иначе и быть не может, — едва ли оскорбился граф. — Разумеется, они будут присутствовать. Ведь, насколько мне известно, именно Михаил Николаевич подал вам идею рыбного хозяйства, а Ольга Николавна активно постигает прикладную науку…

Я хмыкнул за его спиной.

— Вы поразительно хорошо информированы, Семен Павлович.

Шувалов обернулся ко мне с добродушной улыбкой.

— Просто у меня въедливый поверенный, вот и все. У него привычка собирать всю подноготную о предприятиях, в которые его клиенты намереваются инвестировать. Что ж, господа, главное вечернее чудо я вам показал. Ничего красивее сегодняшним вечером вы уже не увидите. Предлагаю не медлить и пройти в дом.

Мы направились вниз — спуск с горы был оборудован лестницей. Граф галантно ухаживал за Ольгой, не позволяя себе ни единого лишнего взгляда или жеста. А уж я придирался как мог — нет, манеры Шувалова были идеальными. Граф не давал мне ни единого основания расквасить ему морду.

Мы как раз проходили мимо лужайки с танцующими парочками, когда я резко остановился, услышав знакомый голос. Шувалов, Оля и отец ушли вперед, а я застыл как вкопанный.

— Денисов? — я медленно повернулся и уперся взглядом в нахальную рожу своего однокурсника. — Ты еще что здесь делаешь?

Светловолосый здоровяк тряхнул вихрами и поднял полупустой бокал шампанского:

— Как что? Поздравляю его сиятельство с обретением нового статуса. А вот что твоя семейка забыла на этом празднике жизни, большой вопрос…

Память Денисову тогда так толком и не восстановили. Пришлось парню все каникулы постигать науку Благодати заново, и нагнал он нас примерно к концу первого курса. Но, справедливости ради, Денисов старался и, несмотря на весьма скромные таланты, рыл землю носом, чтобы не остаться на второй год.

Одна беда — вместе с воспоминаниями о наших веселых похождениях из головы Кости Денисова стерлось и то, что мы если не стали друзьями, то научились работать вместе, уважать и терпеть друг друга. В этом плане все откатилось до состояния во время Испытаний — Денисов меня презирал и норовил поддеть, а я старался не обращать на него внимание и заниматься более полезными делами.

— Мы приглашены его сиятельством, — сухо ответил я. — И, Константин, ты можешь говорить мне в лицо что угодно, но не смей трогать мою семью.

— А иначе? Что, покажешь, как предки колдовали?

— Возможно.

Заметив, что я отстал, Оля спохватилась и направилась в нашу сторону.

— А это кто? Твоя сестричка? — ухмыльнулся Денисов, едва ли не раздевая Ольгу взглядом. — Весьма недурна собой, должен заметить. А кавалер у нее есть?

— Не по твоей мерке скроена, — огрызнулся я, сорвался с места, торопливо подошел к сестре и молча увел ее прочь.

Держаться, Миха. Возьми себя в руки. У нас нет друзей и нет врагов. У нас, как у Англии, есть, в самую первую очередь, интересы. И не в наших интересах устраивать мордобой на светском мероприятии будущего партнера. Денисова можно отпинать и в Аудиториуме, благо через несколько месяцев мы неизбежно встретимся.

— Миша, кто это был? — с тревогой спросила сестра.

— Никто, забудь.

— Точно? Вы, кажется, не в ладах…

— Я сказал — забудь, — ответил я резче, чем хотел, и сестра инстинктивно съежилась. — Прости. Просто знакомый из Аудиториума. Неприятный человек.

Оля затихла. Поискав глазами отца и Шувалова, мы нашли их в самом конце приемного зала возле столика с закусками.

— Итак, господа, прошу в мой кабинет, — сказал Шувалов и вывел нас в коридор.

***

— Итак, я согласен с вашими условиями, — Семен Павлович склонился над несколькими листами бумаги, на которых мы набрасывали тезисы будущего соглашения. — Думаю, можно отправлять в работу нашим поверенным. Мой сотрудник сможет подготовить проект документа к середине следующей недели. Вас устроит такой срок?

Мы с отцом переглянулись. Я пожал плечами — мне-то уж точно торопиться было некуда.

Патриарх кивнул.

— Да, разумеется.

— В таком случае еще раз проговорим главное, — подытожил Семен Павлович. — Я не претендую на “Ириновское рыбное хозяйство графа Н.В. Соколова”, однако мы создаем еще одно предприятие — предлагаю рабочее название “Народное рыбное хозяйство графов Соколова и Шувалова”, где большая доля будет у меня и я же вношу стартовый капитал. Шестьдесят на сорок с возможностью пересмотра доли в большую или меньшую степень обеими сторонами.

— Но один из Соколовых непременно остается в совете правления при любых обстоятельствах. Мы также отвечаем за работу технологов, — добавила Оля.

— Конечно, ваше сиятельство, — улыбнулся Шувалов. — Простите мою дерзость, но я восхищен способностями и хваткой вашей дочери, Николай Владимирович. Очень практичная особа.

Оля засмущалась, но явно была польщена.

— Раз мы все обговорили, давайте же вернемся к гостям, пока они не заскучали, — Шувалов спрятал бумаги в папку и водрузил ее на край стола. — А то меня начнут ревновать к вашему семейству.

Я молча ухмыльнулся. О, Семен Палыч, ты еще не представляешь, какую яму себе вырыл, уделив нам столько внимания на этом вечере.

Несмотря на безупречные манеры, молодой Шувалов явно до конца не осознавал, что Петрополь — это ему не Женева какая-нибудь. Здесь каждый взгляд, каждый жест, каждое неосторожно брошенное слово могло запустить такую цепочку событий, что потом хрен остановишь. И после такого внимания к нам о Шувалове точно сложат не лучшее мнение. По крайней мере, самые заносчивые из аристократов.

Мы вышли, пропустив Шувалова в зал первым — пусть бегает и болтает с гостями. Отец зацепился языком с каким-то почтенным старцем, чья спина пригибалась к земле от обилия орденов и медалей. Оля пожелала выйти на воздух — ей нравилась музыка, что исполнял оркестр.

— Пока все идет неплохо, — сказал я, когда мы очутились на поляне. — Ты молодец.

— Плюнь и постучи по дереву! — Шикнула сестра. — Не представляешь, какое это волнение.

— Отчего же, отлично представляю. Сам недавно был на твоем месте…

Я добыл сестре розового лимонада — такого же воздушного, как сама сестрица, и она прислонилась к перилам террасы, потягивая освежающий напиток. Сам я пил тоник с лимоном — любил этот горьковатый вкус.

— О, вот я вас и нашел!

Мы с сестрой обернулись на голос Шувалова. Хозяин приема изобразил поклон и протянул Ольге руку:

— Не откажетесь ли станцевать со мной, Ольга Николаевна?

В глазах девушки промелькнул испуг, смешанный с ужасом. Я улыбнулся ей и кивнул. Дескать, иди развлекаться. Да и Шувалов с его достойными манерами точно был отличным кандидатом в первые кавалеры для танца.

— С удовольствием, ваше сиятельство, — робко улыбнулась сестренка и позволила увести себя на поляну.

Я остался на террасе, любуясь их танцем. Легкие многослойные юбки платья Ольги трепетали от ветра и каждого движения, и со стороны она казалась облаченной в лепестки цветов. Шувалов уверенно вел ее в вальсе, а сестра бодро и безошибочно перебирала ножками. И она улыбалась. Это главное.

Позади меня послышался неприлично громкий смех. Я резко обернулся и заметил Денисова в окружении каких-то юнцов.

— Говорю же, она вся провоняла рыбой, — вещал Константин, косясь на танцующих Шувалова и Ольгу. — Богом клянусь, у нее даже между ног наверняка…

Я плохо соображал, что творил. Кровавая пена застелила мне глаза, и я просто перестал соображать. Очнулся лишь от звона, грохота и криков — ударив Денисова, я отправил его в небольшой полет, и однокурсник отлетел на уставленный напитками столик, свернул его и треснулся спиной о чугунную ограду террасы.

— А ну повтори, что сказал! — ревел я, тряся Константина за грудки. — Давай, повтори громко при всех то, что ляпнул!

Наглая ухмылочка потихоньку сползала с лица Денисова, уступив место искреннему удивлению. Улучив момент, он вырвался из моего захвата, поднялся, хрустя осколками бокалов, и выпрямился, стараясь нависнуть надо мной.

— Ваше, с позволения сказать, сиятельство, — процедил я сквозь зубы. — Я требую, чтобы вы во всеуслышание повторили оскорбление, которым наградили члена моей семьи, или же сию минуту принесли извинения.

— О чем вы, Михаил Николаевич? Вам, должно быть, послышалось, — широко улыбнулся Денисов.

Ох, Костя. Ох, зря ты вспомнил не все…

— Значит, по-вашему, я ошибся?

— Именно, — еще шире улыбнулся Денисов.

Но меня уже было не остановить.

Ловким движением я потянулся к поясу и вытащил пару перчаток из внутреннего кармана. Вот уж не думал, что они мне пригодятся так быстро.

Швырнув одну в Денисова, я произнес громко — так, чтобы слышали даже в шумном приемном зале:

— Константин Денисов, за оскорбление, нанесенное моей сестре, я вызываю вас на дуэль по кодексу Дурасова!

Глава 9

— Михаил Николаевич, еще есть возможность отступиться, — убеждал меня Шувалов.

Граф нервно измерял шагами ровную поляну Ржевского леса — места, где секунданты договорились провести дуэль. Солнце только вставало, и хотя я не спал всю ночь, усталости не чувствовал. Но знал, что если переживу поединок, то почти мгновенно упаду без сил.

Все накануне пошло по траектории шпагата Волочковой — от нижней пятки через известное место к верхней. И теперь я сам расхлебывал то, что затеял.

Нет, я не мог поступить иначе. Ляпни Денисов что-нибудь про меня, легко бы пропустил мимо ушей и даже не стал отвечать. Но этот кретин задел Ольгу — и задел во всеуслышание, на приеме.

Лет сто назад убивали и за меньшее. А я сейчас просто соблюдал правила чести. В этом удивительном мире, где разночинцы умудрились изобрести мобильную связь и некое подобие интернета, где развитые технологии простолюдинов соседствовали с аналоговой аппаратурой для аристократов, где жизнь была одновременно похожа на знакомую мне и в то же время разительно от нее отличалась, сохранилось и много древних законов.

Здесь честь была дороже богатства, репутация стояла превыше всего, а неосторожно брошенное слово могло уничтожить все, что было тебе дорого.

— Семен Павлович, — я поднял глаза на Шувалова, — я не намерен отступаться. Вы же сами слышали, что он сказал.

Молодой граф кивнул.

— Слышал.

— И кем я стану в глазах семьи и общества, если оставлю столь оскорбительное заявление без внимания? Двойным посмешищем, неспособным защитить сестру. Нет, ваше сиятельство, дуэль состоится.

Шувалов вздохнул.

— Хотя я разделяю ваши чувства, меня тревожит оборот, которые приняло это происшествие. Ольга Николаевна, безусловно, заслуживает вашей защиты, но способ, который выбрал господин Денисов… Это же хитрость, шитая белыми нитками! — Возмутился он. — Денисов воспользовался лазейкой в Кодексе! На счастье, я нашел пару пистолетов в своем доме, но вы же понимаете, что ваш оппонент не зря выбрал это оружие?

Ну разумеется, Денисов не зря решил стреляться, как какой-нибудь разночинец! Костя прекрасно понимал, что в поединке с использованием сверхъестественных способностей у него бы не было против меня никаких шансов. После того, как он вернулся на учебу, ему уже несколько раз прилетало от меня на практических занятиях, и прилетало неслабо. Так что добровольно самоубиваться о мою родовую силу он не желал.

И потому выбрал стреляться. Да не просто стреляться, а еще и оружие указал — старинные револьверы Нагана образца 1892 года, с патроном с гильзой, снабженной удлинённым дульцем — усовершенствованный вариант первой версии. Я впервые взял такой в руки только минувшей ночью, чтобы хоть как-то приноровиться. Да и то повезло, что заявленное оружие нашлось в кабинете предшественника Шувалова.

Лет сто назад эти револьверы были дуэльным эталоном, да и сейчас аристократия предпочитала все старинное даже для решения смертельно опасных споров.

— Как ваш секундант и человек, который искренне вам симпатизирует, я желаю сделать все, чтобы эксцесс завершился миром, — добавил граф. — Петрополь и так потерял слишком много молодых аристократов. Не хватало еще, чтобы они снова начали отстреливать друг друга на дуэлях!

Я улыбнулся.

— Не перегибайте палку, Семен Павлович. Насмерть стреляться никто не будет. Денисов ведь сам пожелал использовать зачарованные пули, что не убьют противника. Вам не о чем беспокоиться. Все случится быстро, и если что и будет уязвлено, так это самолюбие одного из нас.

Шувалов нахмурился, проворчал что-то себе под нос и еще раз проверил револьверы, хотя на моей памяти проделал это уже раз пять. Нервничал. Я же стоял, прислонившись к капоту готического монстра Матильды, и всматривался в грунтовую дорогу, что терялась среди деревьев. Еще немного — и Денисов опоздает.

Наконец я заметил столб пыли, поднятый автомобилем моего вражины. Денисов и сегодня решил выпендриться — стащил баснословно дорогой “Руссо”, выполненный по индивидуальному заказу. Автомобиль до невозможности напоминал мне классическую “Импалу” и был выкрашен в потрясающе красивый зеленый металлик.

Понтовая тачка Денисова остановилась, затих мотор, и первым вышел сам Константин.

— Это ты мудро придумал, Соколов — приехать сразу на катафалке, — широко улыбнулся он, кивнув на чуть рубленные очертания Вити.

— Этот катафалк стоит больше, чем твое трехлетнее содержание, — спокойно ответил я. — Кто твой секундант?

Я заметил, что в машине их было всего двое, и водителем оказался хмурый мужчина средних лет в темном строгом костюме. От него не фонило Благодатью, да и черты лица напоминали скорее простолюдина. Незнакомец вышел из автомобиля и встал на шаг позади своего спутника.

— Представляю вам господина Фролышева, моего секунданта, — указал на незнакомца Денисов. — Вениамин Сергеевич профессионально оказывает подобные услуги и является знатоком Кодекса. Он же любезно одолжил мне заявленное оружие.

Ага, и, небось, тренировал Денисова всю ночь. Занятно, я не знал о профессиональных секундантах, да и не особо интересовался дуэлями до вчерашнего вечера — так, читал Кодекс для общего развития и понимания местных культурных ценностей.

— Представляю вам своего секунданта графа Семена Павловича Шувалова, — ответил я, вызвав немалое удивление на лице своего противника.

Да я и сам, если честно, был удивлен тем, что его сиятельство предложил мне свои услуги. Мне казалось, что секундантами назначали близких друзей или, на крайний случай, тех, кто славился репутацией честного человека и кому общество могло доверять.

А наше с Шуваловым знакомство было не настолько близким, чтобы мы могли назваться друзьями. Но он вызвался сам, а времени звать того же Сперанского или Воронцова у меня уже не было. Пришлось согласиться.

Фролышев поклонился нам и, получив молчаливое разрешение от Денисова, выступил вперед. Шувалов последовал моему примеру.

— Господин Шувалов, согласен ли ваш подопечный урегулировать конфликт мирным путем? — С бесцветной интонацией спросил Фролышев.

— Отнюдь. Михаил Николаевич желает сатисфакции.

— Равно как и мой подопечный, — профессиональный секундант поднял на меня глаза. — В таком случае позволю себе напомнить условия дуэли. Господин Денисов отказался от предоставленного ему по праву крови права использовать Благодать и избрал традиционное оружие — револьверы системы Нагана. Каждая сторона совершит по одному выстрелу. Дуэль не предполагается смертельной, поэтому ваши револьверы будут заряжены особыми артефактами, предотвращающими смертельное попадание. Все стороны с этим согласны?

Мы с Денисовым одновременно кивнули. Черт возьми, Костя, ты же ведь смог превратиться в нормального человека. Неужели от моего вмешательства с целью тебя защитить твоя кукуха потекла так, что это теперь недостижимо?

— Место поединка выбрано мною, исходя из требований к площадке, и согласовано с его сиятельством, — продолжал инструктировать Фролышев. — Эта поляна достаточно ровная, закрыта от солнца, ветра и пыли. Максимальное расстояние — сорок пять шагов между оппонентами, минимальное — двадцать пять. На минимальной дистанции будут установлены барьеры. Поскольку обе стороны привезли оружие, выбор комплекта будет осуществлен по жребию. Револьверы будут заряжены одинаковыми зачарованными патронами.

Я молча кивнул. Основы Шувалов объяснил мне еще ночью, но тогда я был больше занят пристреливанием оружия.

— Напоминаю, господа, что стрелять на ходу запрещено, — сказал Шувалов, пристально глядя на Денисова. — Желающий выстрелить должен остановиться, поднять оружие и демонстративно прицелиться. После выстрела вне зависимости от результата выстреливший должен остаться на том же месте.

— Я все это знаю, — проворчал вражина, но Фролышев продолжал бубнить правила, словно его не слышал.

— Второй стрелок имеет право подойти к самому барьеру и выстрелить в неподвижного оппонента. Обращаю ваше внимание на то, что раненый имеет право стрелять. Второй выстрел должен быть совершен в течение одной минуты после первого выстрела. После истечения этого времени стрелять запрещается. Уклоняться от выстрела недопустимо, господа. Раз вы не готовы решать конфликт мирно, то и свою пулю вам надлежит принимать открыто.

Я пожал плечами. Ну да, справедливо. Интересно, кто первый выстрелит?

— Стрельба разрешается только после команды от секундантов "Сближайтесь”. Вы вольны стрелять в любой момент — сразу же или подойдя на минимальное расстояние. Выстрелов может быть только два. Однако допускается продолжение дуэли в случае обоюдного промаха. Но только по предварительной договоренности. Господа дуэлянты, вы готовы продолжать дуэль после обоюдного промаха?

Я кивнул.

— Готов. Стреляемся до первого ранения.

— Согласен, — поддержал Денисов. — Считаем ли осечку за выстрел?

Мы с Шуваловым переглянулись.

— Нет, — решительно заявил он. — Не считается. Выдавшее осечку оружие изымается, осматривается и перезаряжается, и дуэль продолжается.

— Принято, мы согласны, — ответил за Денисова его секундант. — И напоминаю, что секунданты формально имеют право убить дуэлянта, совершившего на поединке бесчестный поступок. Мы бы не хотели прибегать к такой мере, не правда ли, Семен Павлович?

Шувалов слегка побледнел.

— Конечно, не хотели бы, — тихо отозвался он.

Фролышев внимательно посмотрел сперва на меня, затем на беззаботно и слишком уж самоуверенно державшегося Денисова.

— В таком случае, господа, мы начинаем подготовку. Прошу разойтись в разные стороны, пока мы считаем шаги и устанавливаем барьеры.

Я рассеянно кивнул и направился в противоположную от Денисова сторону. Вражина задержал на мне взгляд — да так, что едва не просверлил мне им спину.

“Чего тебе?” — ментально спросил я.

“Да так. Представь, как будет унизительно схлопотать обычную пулю, не имея возможности защититься… Жаль, что Фролышев настоял на том, чтобы дуэль не была смертельной. Я бы вошел в историю как человек, уничтоживший род Соколовых окончательно”.

Я не ответил и резко оборвал ментальный канал. Денисов делал то же, что и всегда — пытался провоцировать и выводить противника на эмоции. Только сейчас мне нужна была холодная голова и твердая рука.

Тем временем секунданты выставили барьеры и проверили комплекты оружия друг друга. Сверили патроны, что-то обсудили и, видимо, остались удовлетворены подготовкой. Фролышев достал из кармана пиджака небольшой сверток, вытащил из него какую-то нитку или шнурок и протянул Шувалову. Тот озадаченно на нее уставился, но, получив пояснения от более опытного коллеги, уверенно кивнул и направился ко мне.

— Пожалуйста, наденьте это, — сказал он, передав мне странный длинный шнурок с каким-то простеньким кулоном.

— Что это?

— Гарант того, что вы не станете использовать силу против вашего оппонента. Увы, история знает случаи, когда дуэлянты обманом меняли направление ветра, придавали пулям дополнительное ускорение и проделывали иные хитрости. Этот артефакт отследит и запомнит, если вы примените силу.

— Понятно, — я без вопросов надел шнурок на шею. — Фактор сдерживания.

— Именно. Я вызвался быть вашим секундантом по той причине, что чувствую себя отчасти виноватым в случившемся — все же ваша ссора произошла на моем вечере, и я тоже частично замешан в скандале. И мне тем более не хочется, чтобы он продолжился. Пусть лучше Денисов не будет иметь возможности обвинить вас в обмане.

Сам Шувалов при этом также надел на себя артефакт — видимо, хотел показать Фролышеву, что и он ни при чем.

— Господа дуэлянты, вы готовы? — над поляной раздался зычный низкий голос профессионального секунданта?

Я молча кивнул.

— Вам повезло, — шепнул мне молодой граф. — По жребию выпало наше оружие.

Ну, хоть что-то. По крайней мере рука немного привыкла к аутентичному Нагану.

Я взял свой револьвер и отошел к отметке. Денисов, взвесив наган в руке, хищно мне улыбнулся. С веревкой на шее он не решился болтать мне гадости ментально, но его глаза говорили и без лишних слов — вражина предвкушал, как пальнет мне в какое-нибудь сокровенное место.

— Сближайтесь! — рявкнул Фролышев так, что со всех деревьев сорвались птицы.

У меня перехватило дыхание. Время снова замедлилось, перед глазами, словно в кино, проносились кадры обеих жизней. Шаг, другой, третий…

Денисов резко остановился, и я сперва увидел вспышку, а затем услышал грохот выстрела.

Черт. Я не успел.

Боль пришла через пару секунд.

Левая щека взорвалась огнем. Я инстинктивно протянул руку к раненому месту, ожидая обнаружить зияющую рану. Но нет — даже кожа была почти цела, лишь обожгло щеку.

Денисов промахнулся. Пуля ушла куда-то в лес, далеко за мою спину.

Не веря своим глазам, вражина застыл, удивленно глядя то на меня, то на свой револьвер.

Я шмыгнул носом, моргнул, стараясь унять противное саднящее ощущение, и двинулся дальше, к самому барьеру. Шел медленно, наслаждаясь моментом. Денисов не мог отступить, но уже и не мог помешать мне подойти ближе. Его светлые глаза расширились от ужаса, когда я, вытерев больную щеку, подошел вплотную к барьеру и медленно поднял руку для выстрела.

Сперва захотелось прострелить ему колено, и пошутить про “Скайрим”. Хреновая и ужасно болезненная рана даже для того, кто мог позволить себе лечение Благодатью. Пока исцелят, намучаешься и запомнишь на всю жизнь.

— Ну же, Соколов! — Денисов старался говорить уверенно, даже натянул бесшабашную улыбку на рожу, но сорвавшийся голос его предал. Он боялся. Не просто боялся — наверняка на миг позабыл о том, что дуэль не была смертельной. — Давай, стреляй в меня!

Я замер, неспешно выбирая, куда направить пулю. У меня была на это целая минута — почти что вечность для беспомощного противника.

— Проси прощения, Константин! — спокойно сказал я. — Моли, если не хочешь, чтобы я отстрелил тебе мошонку.

Знаю, это было низко и совсем не по-аристократически, но отказать себе в удовольствии я не мог. Хорошо, что Ольга этого не видела. Но извинения перед моей семьей я добуду любой ценой, даже если придется угрожать грязными приемами.

Губы Денисова дрожали.

— Проси прощения, — повторил я. — Третьего раза не будет.

Шувалов попытался вмешаться, но Фролышев жестом потребовал тишины. Оно и правда, я не нарушал правил. А вот Денисов крал мое время.

— Давай! — рявкнул я так, что противник вздрогнул.

— Я… Я… приношу извинения за оскорбления, что нанес вашей сестре. Я лично принесу их Ольге Николаевне, когда она сочтет уместным меня принять.

— Это уже лишнее, — сказал я и выстрелил в воздух. Хрен с ним, свое я уже получил.

Денисов зажмурился, покачнулся… И рухнул навзничь, схватившись рукой за плечо.

— Что за…

Глава 10

Я стрелял в воздух! Целился на голову-две выше макушки Денисова. Специально решил отправить пулю “в молоко”, поскольку главное уже случилось. Мне были нужны извинения — я их получил. А калечить даже такого придурка, как Денисов, лишний раз не хотелось — не хватало еще потом разборок с Корфом. Тайный советник точно бы не одобрил дуэль, тем более кровопролитную.

— Господин Денисов ранен! — оповестил Фролышев. — Дуэль окончена.

Я ошарашенно пялился на свой наган. Как это было возможно? Как, черт возьми? Я не мог так промахнуться.

Затолкав ствол за пояс, я перелетел через барьер и метнулся к Денисову.

— Дайте пройти! — взревел я, отталкивая его секунданта. — Я умею лечить.

— Это лишнее, ваше сиятельство, — спокойно ответил Фролышев. — Рана не смертельна.

Ну уж нет. Слишком мне все это не нравилось. Что-то здесь было не так. Если я умудрился попасть в плечо Денисову, хотя не собирался, то могло ли выйти так, что мой вражина должен был попасть в меня, но не смог, по той же причине?

Хрень какая-то. Чертовщина.

Побледневший Денисов распластался на траве, прижимая ладонь к левому плечу.

— Руку убери, — велел я.

— Пошел к черту!

Я сорвал с себя шнурок-артефакт и швырнул в сторону.

— Денисов, чтоб тебя! Дай посмотреть.

— Мне от тебя ничего не нужно. И ты оставь меня в покое. Ты получил свое… — он попытался сесть, но я придавил его к земле.

— Лежать!

Пока Шувалов и Фролышев суетились, я сосредоточился и принялся сканировать пространство вокруг. Следов Благодати я не почувствовал — ни Денисов, ни Шувалов, ни тем более я ничего не делали. Фролышев был простолюдином — я чувствовал, насколько бледной была его “аура”.

Тогда что это было?

Испорченные наганы? Неверно зачарованные патроны? Но сейчас я как минимум мог достать пулю и проверить ее.

— Константин, доверься мне, — шепнул я ему на ухо. — Здесь что-то не так. Кажется, дуэль кто-то подстроил.

— Я… Я должен был тебя ранить. Дол… должен был!

— Тихо!

Я зачерпнул немного целебной силы из источника. Кровило знатно, поэтому сперва я связал “Мертвую воду”. Пуля медленно выбиралась наружу, Денисов стонал и скрежетал зубами. Когда кусок металла выпрыгнул, я ловко поймал его и спрятал в кулаке, а через минуту, когда убедился, что кровотечение остановилось, принялся аккуратно ткать узор “Живой воды”. Медленно, осторожно, стараясь залатать ткани и сосуды так, чтобы позже все зажило само — много брать на Денисова Источник не разрешил.

— Зачем… Зачем ты это делаешь?

Я сорвал с него артефакт и обратился ментально.

“Потому что я стрелял в воздух. Тебя вообще не должно было ранить. Кажется, кто-то очень хотел, чтобы я тебя победил”.

Денисов с сомнением на меня уставился.

— Ты не…

— Шшш… — я прислонил палец к губам. — Потом. Не здесь.

Константин коротко кивнул, и на миг я узнал в нем того самого парня, с которым гонялся за странным дворником, который бесстрашно пытался вытащить из найденного убежища хоть какую-то информацию. Которому я почти что начал доверять.

Но я не хотел втягивать его в свои интриги во второй раз. С такой слабой менталкой еще одной генеральной уборки в мозгах он попросту не выдержит — будет валяться до конца своих дней на койке овощем и ходить в утку.

— Готово, — я отстранился и обернулся к секундантам, — господин Денисов в относительном порядке. По большей части пострадала лишь его гордость.

Фролышев подошел ко мне и пристально заглянул мне в глаза. Занятно, что сейчас он почти не обращал внимания на своего подопечного и куда больший интерес проявлял ко мне.

— Ваше сиятельство, вы удовлетворены исходом поединка? Сатисфакция состоялась?

Я кивнул.

— Да. Вопрос закрыт. Господин Денисов смыл свой позор кровью, и на том я считаю инцидент исчерпанным.

Шувалов бросил на меня тревожный взгляд, аккуратно снял с шеи шнурок-артефакт и вернул простолюдину.

— От меня еще что-нибудь требуется? — учтиво спросил я.

Фролышев пожал плечами.

— Нет, ваше сиятельство. Все прошло гладко. Однако вы совершили ошибку — запрещено помогать своему оппоненту. Это противоречит традициям.

— Не встречал такого правила в Кодексе, — улыбнулся я.

— В Кодексе прописаны не все правила. Некоторые традиции, так называемые “традиции чести” настолько очевидны, что не должны быть зафиксированы. Например, исцеление врага, стрельба в воздух… Но учитывая вашу неопытность в подобных вопросах, а также возможный испуг я закрою глаза на эту ошибку. И, разумеется, нам с Семеном Павловичем придется сообщить руководству Аудиториума о произошедшем поединке и его результатах. Таков закон.

— Конечно. Поступайте по всем правилам, — ответил я и направился к своему автомобилю.

Шувалов поспешил за мной, держа в руках чемоданчик с револьверами. Увидев его, я спохватился и вытащил из-за пояса антикварный наган.

— Прошу прощения. Забыл.

Шувалов натянуто улыбнулся и спрятал револьвер.

— Я бы чего-нибудь выпил, — признался он, забравшись на переднее пассажирское сидение. — Признаюсь, это был волнительный опыт. Крайне волнительный. Михаил Николаевич, умоляю вас, больше никого не вызывайте на дуэль в моем доме.

— Не по нраву быть секундантом? — мрачно усмехнулся я и завел мотор.

— Предпочитаю более… мирные развлечения.

— Подбросить вас до имения, ваше сиятельство?

— Не сочтите за навязчивость, — улыбнулся Шувалов и лишь сейчас, когда мы медленно покатили по грунтовке в сторону шоссе, явно выдохнул с облегчением. Да уж, молодой граф, кажется, и правда не был создан для разборок.

Мнехотелось умыться. Точнее, залезть под обжигающе горячий душ и стоять там с полчаса, приводя мысли в порядок. Ну хоть убей, не отпускала меня мысль, что дуэль должна была пройти совсем не так.

Пулю я спрятал в карман и думал придержать до возвращения в Аудиториум. Ядвига Хруцкая наверняка смогла бы разобраться. А не она — так кто-нибудь из ее учеников. Ядька нынче пошла по научной стезе и осталась в универе после выпуска — готовила проект для получения ученой степени.

А сами револьверы? Нет. Я, конечно, не был настолько крут, как Хруцкая, но смог бы почувствовать чары или какие-нибудь колдунства на оружии. Но этого не было. Да и Фролышев наверняка имел какие-то средства для выявления подобных обманок, даром что был простолюдином.

— Михаил Николаевич, могу я задать вам вопрос? — голос Шувалова прозвучал так неожиданно, что я крутанул руль, и машина вильнула на трассе. Хвала небесам, было пусто.

— Конечно, ваше сиятельство.

— Насколько ветреным болваном вы меня сочтете, если я приглашу вашу сестру в театр?

Я покосился на графа, всеми силами стараясь не выдать раздражения. Нашел, блин, время и место обсуждать такие вопросы. Особенно когда я не спал больше суток и валился с ног от усталости и перенапряжения.

— Вас интересует мое мнение как брата Ольги Николаевны, как друга Ирины Алексеевны или…

— Как моего друга. Просто друга. Полагаю, после сегодняшнего инцидента мы уже можем называться хотя бы приятелями.

А это он ловко провернул. И правда, Шувалов здорово мне помог — достал стволы, научил пользоваться старинным оружием, гарантировал мои права на поединке… Почему он так старался мне угодить? Сначала просто пытался быть приятным, а после вчерашней встречи с Олей… Неужели дело было в моей сестре?

Проклятье.

— Не гоните коней, Семен Павлович, — осторожно ответил я. — Ольга умна не по годам, но ей всего шестнадцать. Полагаю, театр, да еще и в вашем сопровождении — это несколько провокационно.

— А жаль. В Мариинском дают “Венецианскую ярмарку” Сальери. Австрийская труппа. У меня билеты в ложу.

— Свое мнение я высказал, — сухо ответил я. — Ольге рановато расхаживать по операм в сопровождении ухажеров. Хотите произвести на мою сестру впечатление — пригласите в место, куда принято ходить днем.

— Значит, вы не против приглашения, — улыбнулся Шувалов и мечтательно уставился в окно.

***

— Мишаааа!

Я с трудом оторвал голову от подушки — такой мягкой, теплой, манящей… Часы показывали восемь утра, но я не чувствовал себя отдохнувшим. Вроде и проспал часов пятнадцать, а все равно по телу словно танк проехал, да еще и покружился несколько раз.

Оля ворвалась в мою опочивальню без стука — единственная, кому это дозволялось.

— Миша, надо поговорить!

— Это не может подождать завтрака? Пока не выпью две чашки кофе, я не человек.

— Да уже обед скоро, балда! — глаза сестрицы блестели радостным предвкушением, а сама Оля дергалась как на иголках. — Я через полчаса еду на пруды. Хочу пораньше начать работу, чтобы освободить вечер.

— А что вечером? — сонно спросил я.

— Вечером ты везешь меня в Лебяжье. Забыл?

Черт. И правда, забыл. Ефросинья же обещала показать какие-то эскизы и образцы… Ладно, там тоже можно прикорнуть на диванчике.

— Забыл. Виноват.

— Ладно. Но все равно отвезешь, — сестра бесцеремонно устроилась на моей кровати с ногами. — Как ты после вчерашнего? На щеке ссадина…

— До свадьбы заживет. Видела бы ты Денисова…

— Ох, Миша… Ну не стоило тебе усугублять. О нас болтают всякое разное вот уж сколько лет, мы привыкли.

— Больше болтать не будут, — ответил я. — Нужно было однажды сделать это, чтобы зарвавшиеся хамы вроде этого Денисова прикусили языки.

— Но ты же понимаешь, что они все равно…

— Оля, все уже случилось. Теперь они хорошенько подумают прежде, чем сболтнуть очередную глупость. Сперва перестанут болтать, потом начнут уважать. Уж мы постараемся.

Сестра не стала спорить, но я видел, что она так и не одобрила моего поступка. Ну и пусть живет в своем мире с розовыми пони. А я просто буду продолжать делать то, что должно.

— Так о чем поговорить хотела? — я с неудовольствием вылез из-под одеяла и накинул халат на пижаму.

Оля смущенно опустила глаза.

— Граф Шувалов…

— Господи, опять он!

— Его сиятельство прислал мне огромный букет и записку с извинениями. А чтобы сгладить неловкость, он приглашает меня на выставку художников Золотого века Голландии в Эрмитаже.

— Это те, которые натюрморты со всякой едой рисовали? Жирные такие, с окороками и виноградом…

— Не только.

— Не знал, что ты увлекаешься живописью.

— Я и не увлекаюсь… — глаза Ольги забегали. — Но на выставку хочу.

— Не на выставку ты хочешь, а помиловаться с графом, — вздохнул я. — Когда зовет?

— Выставка до сентября…

— Если что, я тебя прикрою перед отцом. Тебе же это нужно?

Оля бросилась мне на шею.

— Ты самый лучший брат! Понимаешь меня с полуслова.

— Но я довезу тебя до Эрмитажа и оттуда же заберу. Тебе шестнадцать! Рановато еще по свиданиям бегать.

— Как рыбу разводить, так взрослая…

— Оля, послушай меня, — я нежно обнял ее за плечи. — Мне приятно, что ты получаешь удовольствие от внимания достойных мужей. Но не стоит торопиться отвечать на все знаки внимания и авансы. Иногда даже если тебе очень нравится человек, лучше немного притормозить.

— Потому что слухи пойдут?

— Нет. Потому что если ты поймешь, что ошиблась, потом будет неприятно и даже больно.

— Так ты поэтому так и не сблизился с Ириной Алексеевной?

Я усмехнулся. Ах ты ж лиса…

— Не совсем. Иногда, когда ты хочешь защитить того, кто тебе дорог, приходится отпускать его. Даже если отпускать не хочется. Даже если кажется, что вы больше никогда не увидитесь. Время все расставляет на свои места. Тот, кто готов ждать, дождется.

— Значит, если человек готов меня ждать, значит, я ему и правда дорога?

То, как Ольга формулировала вопросы об отношениях, меня умиляло и пугало одновременно. Она же совсем ничего не знала об этом — вечно ей было не до того, да и не дружила она ни с кем. Интровертка, помешанная на множестве занятий и книгах, она просто не нуждалась в людях.

А потом вышла в свет и запала на первого попавшегося графа-симпатяжку с безупречными манерами и кучей бабла. Ладно, на месте Оли много кто из аристократок запал бы на Шувалова. Все-таки видный парень.

— Во многих легендах крепкая любовь выдерживает проверку временем, — осторожно ответил я. — Помнишь историю Одиссея и Пенелопы?

— Ага… Кажется, я поняла, что ты пытался до меня донести. Короче, нельзя поддаваться всем эмоциям и соблазнам сразу, так?

— Именно. Знал, что ты поймешь.

Оля потупила взгляд.

— А если очень хочется? — тихо спросила она.

— Если когда-нибудь тебе захочется совершить какое-нибудь безумство, соверши его так, чтобы об этом никто и никогда не узнал. Убери свидетелей. Сделай так, чтобы тот, с кем ты это совершила, имел очень веское основание не болтать. Предусмотри все и хорошенько взвесь. Потому что удовольствие проходит быстро, а последствия можно разгребать очень долго. Иногда — до конца жизни.

Сестра задумчиво на меня глядела.

— А вот эти мысли сейчас… Они твои, из прежнего мира? Или ты к этому пришел, работая на Корфа?

Я пожал плечами.

— А есть разница?

— Пожалуй, нет… Наверное. Но иногда я забываю, что ты — не совсем ты. И меня это пугает. — Оля быстро поднялась с кровати и зашагала к двери. — Я на пруды. К четырем пополудни будь готов!

Девчонка, бодро топая ботинками, сбежала вниз, а я рухнул на кровать. Ох, не предупреждали меня, что взрослеющая сестрица — это та еще головная боль. И хочется устроить ее так, чтобы она была довольна, здорова и счастлива, но… Черт знает, что происходило у нее в голове. Тоже ведь гормоны бурлят. И даже у вечно серьезной Оли может напрочь отбить здравый смысл.

А за Шуваловым этим надо еще пристальнее последить. Я допускал, что он мог увлечься Ольгой. Мог пригласить ее, чтобы наладить связи с нами. И все это — без задней мысли. Но паранойя требовала запихнуть во все Олькины сумки артефакты слежения, навести аккуратный морок ей на голову, чтобы блокировал все попытки преступить грань дозволенного…

Мда. Миха, ты тоже едешь крышей, как слишком заботливый батя.

Мечтая не прочитать в утренней газете свежие сплетни о нашей с Денисовым дуэли, я спустился на первый этаж и сонно прошлепал в столовую и расчихался от здоровенного букета, который послал Шувалов. Какой-то из цветов — возможно, лилии, даже не пах, а источал тяжелый и раздражающий аромат.

Убедившись в том, что Олька оседлала свой мопед и укатила в Лепсари, я перенес вазу с букетом в самую дальнюю комнату и принялся молить кухонных дамочек о большом кофейнике и паре бутербродов.

Кофе оказался настолько крепким, что у меня едва не открылся третий глаз. Что-то сегодня от души заварили. Я лениво долистывал сегодняшние “Петропольские ведомости”, когда в холле зазвонил телефон. Егорушка тут же оказался у аппарата и, удивленно вскинув брови, жестом привлек мое внимание.

— Михаил Николаевич, это вас! — шепотом подозвал лакей. — Ольга Николаевна звонит…

Я залпом допил последнюю чашку, закрыл газету и поспешил к старому телефону.

— Оленька? — спросил я, предчувствуя неладное. — Что-то дома забыла?

С другого конца линии послышались трудно сдерживаемые всхлипы.

— Миша… Миша, приезжай, пожалуйста!

— Где ты?

— На прудах… В Леп… сари… Связь пло…ая..

— Что случилось?

— Пруды… — снова всхлипнула сестра. — Рыба…. Погибла… Вся… погибла!

Глава 11

Звонок сорвался, дрожащий Олин голос сменился короткими гудками, а я все так и стоял почти что посреди холла с трубкой у уха. Егорушка что-то торопливо говорил, я рассеянно кивал, даже не слыша его.

Рыба погибла. Все пруды — то, что мы выращивали на продажу. Плоды стольких трудов…

Оля не успела сказать, была ли известна причина, но отчего-то я не сомневался — она была рукотворной. Я слышал о случаях, когда недовольные условиями труда работники портили хозяйства, но это был не наш вариант. Как бы ни относились к нашему роду в петропольском обществе, но здесь, на наших исконных землях, местные нас любили и уважали. Особенно в Лепсарях.

И никогда я не слышал о том, чтобы недовольные работники подожгли торфяники, травили колодцы или как-то иначе вредили нашему хозяйству. Нет, если рыба погибла из-за чьего-то вмешательства, то вряд ли это свои…

— Егор, пусь приготовят мой автомобиль, — распорядился я и положил телефонную трубку на рычаг. — Через десять минут я выезжаю.

Лакей кивнул, но замешкался.

— Что? — спросил я, поймав его неуверенный взгляд.

— Ваше сиятельство, что случилось? Оленька Николаевна была… ну очень взволнована.

Не то, блин, слово!

— Инцидент на прудах, — коротко ответил я, уже взлетая по лестнице. — Машину, Егор! Быстро! Пожалуйста.

Взлетев вверх по ступеням, я быстро оделся, натянул самые надежные ботинки — даже летом на прудах было топко, схватил ключи и, даже не расчесав лохмы, спустился на задний двор. Там как раз возились с воротами гаража, где ночевал Витя.

Дорога до Лепсарей заняла минут пятнадцать — я гнал как сумасшедший. И меня беспокоило даже не то, что мы оказались в катастрофической ситуации перед заказчиками, а возможная реакция Оли.

Для сестры рыбный бизнес стал едва ли не делом всей жизни — настолько она втянулась в работу. И сейчас, когда само существование нашего дела могло быть под угрозой, я не знал, как Оля себя поведет. Она была умницей, но еще слишком молодой. А тут такой удар.

Шины подняли столб пыли, когда я остановился перед забором, окружавшим территорию прудов. Металлические ворота, но само ограждение поставили из сетки-рабицы. Такую было легко разрезать и проникнуть на территорию. По-хорошему нужно бы излазать здесь все и поискать следы незваных гостей — вдруг что найду.

Но сперва я решил убедиться, что Оля была в порядке.

Сторож узнал меня и ринулся открывать ворота. Я закатил Витю на территорию и вышел из автомобиля.

— Ваше сиятельство… — сторож виновато опустил глаза. — Моя это вина, не углядел.

— Как звать?

— Роман Львович Петренко я…

От сторожа буквально несло стыдом и страхом. Это был мужчина лет пятидесяти пяти-шестидесяти, явно пенсионер, с лохматой полуседой бороденкой и профессорскими залысинами. Судя по отсутствию офицерской выправки и мозолей на руках, он мог быть мелким чинушей в местной управе или просто канцелярской крысой. Ну, каждый подрабатывал как мог.

— Давайте с самого начала, Роман Львович, — как можно спокойнее обратился я. — Расскажите, что видели.

— Да в том и беда, ваше сиятельство, что я своими глазами ничего и не видал! Прихватило меня вчерась под вечер — натаскал мешков, матери помогал. Видать, спину сорвал — она и разнылась. Ну я и попросил своего младшего, Борьку, покараулить здесь ночью, пока сам отлеживался.

— Значит, вас ночью здесь не было? — Уточнил я.

— Вернось, ваше сиятельство. Вернось… Утром проснулся, сюда пришел — а Борька в сарае, где туалеты. Блюет-с… Сперва подумал, пьяный он. А присмотрелся — бледный, почти зеленый весь, едва на ногах держится и, уж простите за неприятные подробности, еще и дрищет.

— Похоже на отравление, — кивнул я.

— Ну я его вытащил, водичкой отпоил, доктора вызвонил… Глядь на пруды — ба! А там вся рыба кверху брюхом повсплывала… Простите меня, дурака старого…

Сторож бросился было вымаливать прощение — рухнул на колени и принялся чуть ли не руки мне целовать. Я инстинктивно отпрянул, пораженный таким жестом.

— Так, погодите… Погодите… Полно вам, Роман Львович, говорю! А ну встать!

Только после того, как я рявкнул, сторож отполз, с трудом выпрямился и выжидающе на меня уставился.

— Рассчитаете меня теперясь?

— Потом, уважаемый. Потом. Давайте-ка сперва выясним, что здесь произошло и как. Могу я поговорить с вашим Борькой?

— Отчего ж нет, ваше сиятельство? Там он, в домике. Доктор наш с ним возится, скорую вызвал, ждем… А Ольга Николаевна и профессор Линдблад в цех ушли.

Мужик махнул рукой в сторону одного из домиков у самого забора — там располагались сторожка и домик для отдыха работников. Дальше, в глубине территории был рыбный цех, хозяйственные помещения и небольшая лаборатория, в которой трудилась Ольга. А уже за ними — несколько прудов, где и случилась беда.

— Хорошо, — кивнул я. — Вас я попрошу предупредить Ольгу Николаевну о том, что я прибыл. А сам пока поговорю с Борькой.

— Сейчас предупрежу! У меня тутачки, в сторожке-то, телефон проведен! Все по уму сделали… Сейчас-сейчас вызвоним…

Впору было умилиться тому, как пристыженно суетился мужик, но мне сейчас было не до того. Если Борька пострадал, значит, как-то контактировал с погибшей рыбой. Или с водой… О том, как умерла рыба, расскажет Оля. А потом я просто сопоставлю это и рассказ Борьки.

Я поднялся по добротным ступеням просторного деревянного дома и для приличия постучал, а затем потянул дверь на себя. На меня тут же пахнуло смесью неприятных запахов болезни, каких-то лекарств, чего-то кислого…

— Михаил Николаевич Соколов, — громко оповестил я из предбанника. — Мне нужно поговорить с Борисом.

Я тщательно вытер ноги о половик и принялся искать жертву отравления по запаху. Через несколько мгновений в проеме самой дальней комнаты показалась голова доктора с настоящими темными кратерами под глазами.

— Ваше сиятельство, больной очень слаб, — он вытер руки полотенцем и направился ко мне. Легко поклонившись, он представился. — Доктор Тимофей Григорьевич Виржин. Гражданский чин…

Я жестом оборвал его.

— Не нужно формальностей, Тимофей Григорьевич. Расскажите, пожалуйста, что с больным?

— Пищевое отравление, ваше сиятельство, — будничным тоном заявил врач. — С точки зрения науки ничего интересного, случай типичный. Разве что сама интоксикация очень тяжелая.

— Точно пищевое?

Доктор усмехнулся.

— Да вы на стол и в ведро загляните, — он кивнул в сторону общей кухни. — Парнишка наш решил полакомиться дармовой рыбкой, раз уж такое богатство сторожил. Очевидно, к этому моменту его улов уже был поражен ядом.

— Точно не вода? Может колодец? — Предположил я.

— Нет, ваше сиятельство. На территории вода из скважины, и мы ее уже проверили. Отец нашего больного при мне два стакана выпил и никаких признаков отравления не проявил. Так что травили прицельно рыбу.

— Благодарю, — кивнул я. — Помощь нужна? У меня есть лекарские способности.

Но сельский доктор лишь отмахнулся.

— Не тот это случай, чтобы тратить силу, Михаил Николаевич. Больной тяжелый, но организм молодой. До Всеволожска доедет как пить дать, еще и санитаров в приемном достанет. А вот сестрице вашей передайте вот это, — он вытащил из-за пазухи небольшой темный пузырек. — Настойка успокоительная. Двадцать-тридцать капель, не больше. Не успел передать Ольге Николаевне лично…

— Спасибо, Тимофей Григорьевич, — улыбнулся я, принимая подарок. — Это очень своевременно.

— Потому и передаю, — ответил доктор, устало потер глаза и жестом попросил у меня дозволения вернуться к больному любителю форели.

Я спрятал пузырек и поспешил к цеху. Но прежде взял с тарелки несколько кусочков недоеденной рыбы и завернул в носовой платок. Кровь у мальчишки возьмут в больнице и выявят отравляющее вещество. А это будет для подстраховки.

Двери в основной цех были распахнуты, но работников сегодня явно отпустили — я прошелся по зданию и почти никого не обнаружил. Зато в помещении лаборатории горел свет. Я поднялся на второй этаж и постучал.

— Это Михаил!

— Заходите, ваше сиятельство! — раздался из-за двери мужской голос с непривычным акцентом.

Я осторожно потянул дверь на себя и вошел. Ну, лабораторией это можно было назвать с натяжкой — большое помещение скорее напоминало ясли, только для рыбы. Большие аквариумы с мальками занимали добрую половину пространства.

Профессор Юхан Линдблад — тот самый рыботехник из Швеции, у которого училась Ольга, колдовал над рыбной тушкой на специальном столе под ярким холодным светом ламп. Оля ассистировала и как раз отошла к столу за какой-то банкой, когда я появился.

Глаза сестры были заплаканными, но она держалась стойко. Профессор — крупный мужчина средних лет с ледяными голубыми глазами и ярко-рыжей шевелюрой, поприветствовал меня кивком.

— Я не нарушу вам стерильность? — спросил я, стараясь двигаться бочком вдоль стеллажей и даже не дышать на препарат.

— Нет, ваше сиятельство, — вымученно улыбнулся швед. — Все, что могло произойти плохое, уже было произошло. Сейчас я и Олега Николаевна пытаемся установить причину, почему умерли рыбы.

Линдблад весьма неплохо говорил по-русски, но порой пробелы в грамматике у него проскальзывали. Но его речь была понятна, да и Оля старалась помогать старшему коллеге подтягивать навыки. Только сейчас ей было не до этого.

— Судя по тому, что сын сторожа отравился выловленной из пруда рыбой, это какое-то токсичное вещество, — сказал я и тут же почувствовал себя идиотом. Ну а каким еще ему быть, если вся рыба подохла. Включи голову, Мих!

— Ваши предположения верные, — деликатно похвалил меня профессор. — Мы провели быстрый тест, чтобы понять группу вещества. Теперь я подозреваю, что это может быть производное хлорбензола или его также называют фенилхлорид. Этот вещество очень токсично. Его пользуют для отравления вредителей.

— Инсектицид? — уточнил я.

— Верно! Да! Инсектицид, — кивнул Линдблад. — Простите, я еще не могу быстро вспоминать все слова.

Оля крепко сжала в руках банку.

— Если профессор прав и это какой-нибудь дуст, то он мог оказать подобное действие на все организмы. Пруды придется законсервировать, а токсин впитается в почву… — сестра не сдержалась и всхлипнула. — Миша, это очень большая беда. Мы не просто потеряли рыбу, но можем лишиться возможности выращивать ее дальше.

— Подождите горевать, — попытался успокоить сестру швед. — Олега Николаевна, пожалуйста, вы должна сосредоточиться на тесте.

— Может я смогу подсобить? — Предложил я.

— Спасибо, Михаэл Николаэвич. Но ваша сестра прекрасно справится. Отравление инсектицидом возможно установить с помощью теста при участии мух. Для этого у мы препарировать у отравленной рыбы мозг, печень, селезенку и половые продукты. Сейчас я растираю их в ступке с небольшим количеством сахара, а потом Олега Николаэвна подаст эту смесь мухам, которых мы наловили.

Я нахмурился. Да уж, давненько не было школьных опытом по естествознанию…

— И что это покажет? — спросил я. — Мухи умрут, если там инсектицид? По логике ведь так, да?

— Верно. Наличие инсектицида подтверждается, если все мухи погибнут с характерными признаками, — швед отложил пестик от ступки и обернулся к Ольге. — Ваше сиятельство, вы успели подготовку мух и бокса?

Оля кивнула. Сейчас ей стало немного легче — как всегда, когда она возвращалась к работе и отвлекалась на решение очередной задачи. Каждый убегал от горя по-своему. Я — в расследования и опасность, Оля — в науку.

Я не отсвечивал, молча наблюдая за выверенным движением Линдблада и сестры. Только сейчас до меня дошло, что я впервые видел ее за настоящей работой. Обычно когда я приезжал на пруды, она откладывала дела и устраивала мне экскурсию. Но чтобы затащить меня в лабораторию и показать реальную работу — такого не было никогда. И именно сейчас, несмотря на ужасное происшествие, я особенно ею гордился.

— Так… осторожно размещаем…

Линдблад поставил чашку с препаратом, а Оля ловким движением сняла с банки крышку, выпустила мух и тут же захлопнула бокс.

— Теперь ждем.

— Как скоро появится результат? — спросил я.

— Достаточно скоро, ваше сиятельство.

— Тогда пока осмотрю территорию, — сказал я и вышел из лаборатории. Все равно от меня было мало толку в этих опытах, а вот понять, откуда пришли отравители, я был способен.

Обследовать забор я начал от ворот по часовой стрелке. Сетка была новой — переустановили этой весной, а по осени, как накопим денег, собирались обнести территорию более надежным забором. Не успели…

Я передвигался по кочкам, то и дело чавкая ботинками, когда подошва попадала в грязь. Топко здесь было, а местами и вовсе почти непроходимо. В таких случаях я визуально обследовал забор и, если не находил никаких следов, шел дальше.

Так шаг за шагом я прошел всю западную ограду, пробежался вдоль примыкавшей к болоту северной части — отсюда полез бы только самоубийца. И обнаружил кое-что интересное на восточной. Она-то как раз была ближе к прудам. И в той же стороне находилась вторая дорога.

— Так-так… — я подобрался ближе и увидел разрез в сетке, прикрытый кустарником с внешней стороны ограды. — Хитро.

Резали кусачками — неровно. Явно отгибали, а потом ушли тем же путем и попытались скрыть следы прохода. Осторожно отогнув рабицу и зацепив ее за целые части забора, я пролез наружу. Ну да, взрослый мужчина, хорошенько согнувшись, может и пройти. Интересно сколько их было?

Я оглянулся, ища следы. Как назло, почва не особо располагала — трава давно расправилась, зато я обнаружил следы от подошв чуть подальше, в грязевой жиже. Сравнил рисунок… Разный. Значит, как минимум двое.

Еще чуть поодаль следы снова появились — там была узкая тропа в зарослях шарообразной ивы, и она вела к дороге. И, разумеется, у дороги след потерялся.

— Значит, скорее всего, приехали на автомобиле и привезли отраву с собой. Двое. Чужие, но знали, с какой стороны проще подобраться. Возможно, были здесь раньше или получили четкие инструкции…

И что мне это давало?

Да, по большому счету, ничего конкретного. Но с этого можно было начать.

Чтобы не портить улики, я вернулся в хозяйство по дороге и снова зашел через ворота. Народу возле цеха стало побольше, скорая как раз забирала Борьку, и я прошмыгнул в лабораторию почти незамеченным.

Едва я вошел, Линдблад и Ольга тут же обернулись ко мне.

— Готово, — сказал швед. — Мои предположения подтвердились. Это дихлордифенилтрихлорэтан.

— Что, простите? — Нахмурился я, не понимая, как професор смог так быстро это произнести.

— Дуст, — пояснила Ольга. — Тот самый дуст, каким травят насекомых. Точнее, травили. Он уже лет тридцать как запрещен в империи, поскольку убивает не только вредителей, но и вообще все живое.

Дуст, который ДДТ. Тогда понятно. Я как-то надышался этой дряни, когда помогал однокурсникам обрабатывать общагу — до сих пор помню, как трещала башка и тех фиолетовых страусов, что звали меня возглавить атаку на Марс.

— Это ж сколько его вылили в пруды…

— Много и не понадобится, — сказал Линдблад. — Этот дюст очень токсичен, но в прошлом веке им пользовались везде. На рыб он действует как нервный, яд: беспокойство, судороги, паралич, смерть. Но высшие водные растения и зеленые водоросли не повреждаются.

— Очень рад за высшие водные растения, — съязвил я, но иностранец моего сарказма не понял.

— Меня беспокоит другое, — вмешалась Ольга. — Дуст много лет как запрещен. Его даже вроде бы уничтожали государственным указом, когда ученые забили тревогу и убедили правительство отказаться от яда. Откуда же его тогда взяли для отравления?

— Могли приготовить, — предположил профессор.

— Не думаю, — покачал головой я. — Скорее достали из каких-нибудь залежей. Наверняка где-то сохранился.

Оля развела руки в стороны.

— Но поди найди… Да и какой в этом смысл? Сейчас, когда остались только мальки…

Я строго посмотрел на сестру.

— Смысл есть. Я очень хочу найти того, кто это сделал. И у меня есть один знакомый, который профессионально занимается поиском нужной информации…

Глава 12

Оля стянула одноразовую маску, которой прикрывала лицо во время активной фазы эксперимента, и принялась вышагивать по лаборатории.

— Но у нас сейчас две совершенно разные проблемы, Миша, — говорила она, маяча перед глазами. Ее явно это успокаивало, а вот меня, наоборот, нервировало.

— Тогда уж три, — ответил я. — Первая — нужно как-то выполнить заказы, на которые мы уже подписались. Вторая — восстановить производство. И третья — найти виновных в этом массовом отравлении.

Хуже всего было то, что все три задачи требовалось решать одновременно. Потому что Мальки имели особенность довольно быстро вырастать, а это означало что уже совсем скоро их потребуется выпускать в “большую воду”. И к этому моменту нужно было либо иметь новые пруды вместо загубленных старых, либо провести восстановительные работы на пораженных.

Да и злоумышленников всегда лучше искать по горячим следам…

— Мой контракт имеет действие до конца года, — неожиданно встрял в разговор профессор Линдблад. — Я не имею намерений уезжать в Стокгольм из-за случившегося, но могу помогать здесь.

Мы с сестрой переглянулись. Кажется, она угадала мои мысли.

— Значит, придется разделиться, — хмурясь, словно все еще обдумывала предложение, проговорила Ольга. — Если профессор согласен, я бы попросила его заняться обследованием прудов. Возможно, прошло еще не так много времени, и среда не успела впитать яд.

Швед улыбнулся поверх маски.

— Есть еще одна гипотеза, если вы будете согласны. Можно попытаться изолировать пруды. Сейчас вода естественная, из подземных источников. Но если выложить дно и стены пруда изолирующим материалом, а затем залить свежую минерализованную воду из скважины…

Оля кивнула, поймав мысль рыботехника.

— Тогда даже если почва окажется пораженной, мы сможем использовать резервуары. Да! Мне нравится эта мысль. И это можно сделать достаточно быстро…

— Тогда я могу заняться этим, — предложил профессор. — Мне нужны работники и инженер. Я могу описать то, что нужно.

— С этим у вас проблем не будет, — отозвался я. — Дайте список, и я организую все как можно скорее.

Оля нервно забарабанила пальцами по столу.

— Нужно обсудить с отцом расходы, — сказала она. — Восстановление обойдется в немалую сумму.

— Но будет всяко дешевле, чем рыть и оборудовать новые пруды. Да и логистика здесь уже налажена — все рядом, схемы — обкатанные…

Я понимал, на что намекала сестра. Эта диверсия случилась в самое неподходящее время: выручка была пущена на закупку новых мальков, и мы очень рассчитывали на продажу той рыбы, что погибла. На носу был императорский бал, да и вообще сезон выдался богатым на приглашения. Столичное общество немного пришло в себя после войны орденов, и изголодавшиеся по развлечениям аристократы как с цепи сорвались. Балы и приемы гремели по всему Петрополю с самого мая.

Хорошо, что я все-таки приберег ту сумму в банке. Потому что сейчас у меня в голове созрел вариант решить еще одну проблему.

— Значит, с прудами фронт работ понятен, — сказал я и пристально уставился на сестру. — У тебя, Ольга, тоже будет очень ответственная задача.

Девушка нахмурила лоб.

— Ни в одном инкубаторе даже с заклинаниями я не превращу мальков в полновесных рыб, — предупредила она. — Это невозможно. Даже Благодать не способна влиять на время или рост. Закон природы не переломить.

— Поэтому ты найдешь дружественное хозяйство, в котором мы сможем приобрести рыбу для выполнения обязательств перед нашими заказчиками.

Сестра взглянула на профессора, словно искала у него поддержки. И, судя по всему, она собиралась мне возразить.

— Ваше сиятельство, боюсь, это не очень возможно, — выбирал слова Линдблад. — Понимаете… Мы работали с экспериментальными рыбами. Улучшали их состояние, тестировали различные корма. Да и мальков для разведения мы заказывали из разных стран. У нас были особи из Норвежского королевства, из моей Швеции, из Финляндского княжества… И некоторые наши эксперименты были уникальные.

Я вздохнул. Вот чем плохо спорить с высококлассными специалистами — они вечно пытались прыгнуть выше головы, когда все остальное уже просто горело.

Еще в прошлом мире был у меня однокурсник, которому повезло устроиться в ИТ-компанию программистом-джуном. Там они работали командами: программист, тестировщик, дизайнер, верстальщик и менеджер, который руководил всей этой ордой. Так вот товарищ тогда жаловался, что менеджер вечно торопил команду и просил закрывать глаза на мелкие огрехи, чтобы успеть предоставить заказчику работу в срок. Дескать, потом все равно быстро мелкие вопросы закроем, но заказчик будет доволен, что все выполнили обещания в срок.

Тогда я поддерживал возмущение своего знакомого, а сейчас начинал понимать его менеджера. Когда прием назначен на определенную дату, ты не можешь передоговориться с заказчиком и привезти рыбу на день позже. На кой черт она ему с опозданием? Поэтому соблюдение сроков сейчас было нашим приоритетом.

И отчего-то я был уверен, что даже самые требовательные гости не заметят большой разницы между плодами селекционерских выкрутасов наших специалистов и просто отличной и свежей форелью из чистейших озер той же Финляндии.

— Господа, — я набрал побольше воздуха в легкие, понимая, что переубедить Олю и Линдблада будет непросто. — Я понимаю, сколь ценными были плоды ваших трудов, и горжусь вашими достижениями. Но беда в том, что, увы, далеко не все смогут оценить весь путь, что вы проделали, съев жаренную на углях форельку. И если мы сейчас не придумаем, как доставить нужное количество качественной рыбы в срок, мы подмочим репутацию нашего хозяйства, потеряем заказчиков и больше не сможем заниматься этим делом.

— Миша, говорю же тебе, — вспылила сестра, — Такой рыбы просто больше нигде нет!

— А какая есть?

Сестра замялась.

— Ольга, перфекционизм — это форма гордыни. Ты сейчас ставишь свои достижения выше всего, что человечество придумало за всю историю.

К моему удивлению, профессор Линдблад меня поддержал.

— Олега Николаэвна, его сиятельство правый. Большинство покупателей не заметят разницы во вкусе. Ведь мы работаем здесь над тем, чтобы рыбы были здоровее, питательнее и быстро росли. На вкусовые характеристики это не существенно влияет. Раз мы оказались в такой… необычной ситуации, я думаю, что допускается перекупить рыбу у надежного поставщика. Только, конечно, нужно убедиться в том, что рыба подходящего качества.

— А также позаботиться о том, чтобы наш обман пока что не выплыл наружу, — добавил я. — Поэтому в Петропольской губернии заказов мы делать не будем. Где поблизости есть хозяйства, которые вы можете рекомендовать, господин Линдблад?

Швед долго не думал.

— Финляндское княжество! Я могу дать вам контакты надежного производителя у местечка Иматра. Несколько лет назад я налаживал там хозяйство. Особая ценность той рыбы в том, что она содержится в природной среде, но корм там специализированный.

Я задумался, прикидывая логистику. Иматра — это в моем мире была почти что самая граница Финляндии с Россией. На автобусе с учетом прохождения границы часов пять. Но здесь Финляндское княжество входило в состав империи, поэтому вопрос с границей и таможней не встанет, что ускорит доставку. И нужно будет подгадать таким образом, чтобы привезти рыбу свежайшей. А на дворе лето… Впрочем, это уже вопрос к Ольге — она в таких вещах понимала лучше моего.

Вот и стало понятно, на что пойдет остаток моих сбережений на счете.

— Вот ты, Ольга, туда и поедешь, — сказал я. — Потому что мне нужен там кто-то, кто сможет проверить качество и организовать перевозку товара.

Сестра побледнела еще сильнее, и в свете ярких холодных ламп ее лицо казалось совсем белым.

— И ты доверишь это… Мне?

— А кому еще? — пожал плечами я. — Господин Линдблад будет занят здесь. Мы с отцом в этом ничего не понимаем и точно не знаем, на что смотреть. Других вариантов у нас нет. Так что, Ольга Николаевна, вам надлежит спасти репутацию нашего дела.

Ольга опустилась на крутящуюся табуретку и уставилась в одну точку. Осознала-таки наконец груз ответственности? Да, дорогая моя, если хочешь развивать свое дело, всю жизнь отсиживаться в лаборатории с аквариумами не выйдет.

— У вас все хорошо получится, Олега Наколаэвна, — подбодрил помощницу швед. — Вы уже прекрасно разбираетесь в вопросе и сделаете все правильно. Главное — уделите особое внимание транспорту для перевозки.

***

Оля ехала на переднем пассажирском, демонстративно отвернувшись к окну.

— Ну чего ты скуксилась? — спросил я, выруливая на трассу, что вела к Лебяжьему.

— С чего бы начать, — огрызнулась она. — С того, что ты готов рискнуть всем хозяйством, отправляя меня в Финляндию?

— Ты туда не на всю жизнь, а на несколько дней поедешь. Все проверишь, проконтролируешь, чтобы нужный груз отправился в нужное время в нужное место в нужных условиях. В чем проблема-то?

— А вдруг я облажаюсь?

— Не облажаешься. Я тебя знаю.

— А если…

— Отставить брюзжание, — резко сказал я. — Никто из нас сейчас не имеет права облажаться, понимаешь? Да, случилось страшное. Но если проблему можно решить за деньги, то это не проблема, а непредвиденные расходы. И да, придется поднапрячься и сделать что-то впервые. Добро пожаловать во взрослую жизнь, Оленька.

Сестра злобно фыркнула.

— И теперь ты руководишь предприятием?

— Считай меня кризисным менеджером. Есть проблема — я ее решаю. И вроде пока у нас получается неплохо. Полдня прошло — а твой швед уже нарисовал план для инженеров, мы отзвонились финнам, и остальная жизнь идет своим чередом. Видишь, я даже про твою примерку не забыл!

— А что будете делать вы с отцом?

— Отец будет добывать деньги, потому что лишних у нас не предвидится. А я займусь тем, что умею — стану искать тех, кто устроил эту диверсию. Видишь, каждый будет делать то, в чем хорош, ради блага семьи. И что тебе не нравится?

— Можно было ускорить подписание контракта с Шуваловым. Использовать его земли для обустройства новых прудов. Да хоть ссуду у него взять!

Ах вот оно в чем дело!

Тьфу ты, блин. Я тут рву задницу и выворачиваюсь мехом внутрь ради того, чтобы сохранить активы в руках семьи, а эта пигалица распустила хвост и ищет лишний повод, чтобы обратиться к своему дражайшему ухажеру?

Не готова она еще вести дело. Не готова.

— Ольга, мы же вроде обговорили, что сотрудничество с Шуваловым не должно пересекаться с нашим хозяйством. Граф желает организовать народное производство, а у нас рыба элитная.

— Да разве он откажет?

— Конечно, не откажет. И именно поэтому я не хочу к нему обращаться?

— Да почему?

Потому что это обеспечит ему лишний рычаг давления на нас. В идеале я бы и вовсе не хотел, чтобы этот скользкий и дохрена любезный Семен Павлович прознал о наших трудностях. По крайней мере до тех пор, пока мы не преодолеем кризис.

— Потому что каждому свое, Оля. Чуть позже ты это поймешь.

— Ага, конечно. Зазвездился ты, наследник.

Сестра надулась и снова уставилась в окно. К счастью, мы как раз подъехали к воротам усадьбы Штоффов, и я медленно покатил по аллее к особняку. Ольга вышла, хлопнув дверью сильнее обычного — злилась на меня, это понятно. Но она пока и правда не была в состоянии понять то, как обстояли дела.

— Заеду через три часа! — крикнул я ей вслед и ушел на разворот.

Меня ждали два весьма ответственных дела в Петрополе.

***

Лавка редкостей Бронштейна встретила меня запахами старинных кожаных переплетов, лака для дерева и свежесваренного кофе. Сам владелец читал газету, облокотившись на конторку возле кассы, и попивал ароматный напиток.

— Не вредно ли пить кофе так поздно в ваши годы? — Вместо приветствия сказал я.

Старик оторвался от статьи и расплылся в улыбке.

— Михаил Николаевич! Ваше сиятельство, давненько вы ко мне не захаживали. Я уж думал, уехали на практику куда-нибудь в Константинополь… Желаете приобрести подарок?

Я отрицательно качнул головой и подошел ближе.

— Боюсь, сегодня я пришел за услугой иного толка.

Бронштейн тут же изменился в лице — морщины углубились, а глаза стали цепкими и колючими. Он прошаркал к двери, запер ее и перевернул табличку “Перерыв” к галерее.

— В таком случае прошу в мой кабинет, ваше сиятельство.

Кабинет на поверку оказался крошечным помещением три на три метра, где с трудом уместились письменный стол, два стула и аж два шкафа, заваленные папками от пола до потолка.

Бронштейн жестом пригласил меня сесть и сам устроился напротив.

— Итак, чем могу быть полезен?

Я смущенно улыбнулся.

— Понимаю, наверняка моя просьба покажется вам несерьезной или даже смешной, но обстоятельства складываются так, что мне нужно добыть кое-какую информацию, не привлекая ничьего внимания.

Любитель редкостей пожал сухими плечами.

— Не вижу в этом ничего смешного, ваше сиятельство. Тишину любят не только деньги, но и дела.

— В таком случае я бы хотел выяснить, остались ли на территории Петрополя или губернии склады с дустом, — выпалил я. — Насколько мне известно, это вещество запрещено уже много лет. Однако я обнаружил…

Бронштейн жестом прервал меня.

— Мне не нужно знать лишних подробностей, если только это не облегчит поиски. Взвешивайте каждое слово, Михаил Николаевич. Причина, по которой вы интересуетесь дустом, для меня не имеет значения.

Я кивнул.

— Постараюсь сузить круг поисков. Очевидно, некто — возможно это были двое мужчин, смогли достать этот инсектицид в достаточной концентрации, чтобы отравить поголовье… Некой живности. Подозреваю, много им не потребовалось, но и не мало. И я желаю выяснить, не видел ли кто-нибудь этих людей. Или, например, не обкрадывали ли какой-нибудь склад. Или не продавали ли…

— Я понял вас, Михаил Николаевич, — сказал старик. — Поискать можно, но результата я гарантировать не могу, как часто случается в подобных делах. Тем не менее порасспрашивать у нужных людей в нужных местах мои коллеги смогут.

— Я буду вам очень признателен и, разумеется, обещаю вознаграждение. К слову, сколько мне это будет стоить?

— Зависит от сложности поиска. Задатка в пятьдесят рублей будет достаточно, а там сочтемся по результату. Зайдите ко мне через пару дней.

Я поднялся.

— Занесу задаток в течение получаса. Нужно дойти до банка.

— Как пожелаете, ваше сиятельство.

Бронштейн проводил меня до выхода, отпер дверь и снова перевернул табличку.

Что ж, первая удочка брошена. Мне не хотелось приплетать к этому инциденту Тайное отделение. Во-первых, лишний раз дергать Корфа было неловко. Во-вторых, следов Благодати я там не учуял, да и все было проделано простыми методами — это было скорее в ведении полиции, а не управления по контролю деятельности одаренных. И, в-третьих, я пока что хотел сохранить секретность нашего положения.

Я едва успел выйти из здания банка и как раз направлялся к машине, чтобы побыстрее спрятать “котлету” со снятой наличностью, когда вздрогнул от голоса в голове.

“Ты что творишь, Соколов?!”

Ну да, ну да. Вспомнишь солнце — вот и лучик.

“И вам доброго дня, Вальтер Макарович”.

“Я даже не буду спрашивать, на кой черт ты поперся к этому старому маланцу — и так понятно. Но скажи мне, Михаил, ты всерьез рассчитывал, что я не узнаю о происшествии в Лепсарях?”

“Так вроде это ж не вашего ведомства проблемка…”

“Засовывай свой зад в машину и немедленно езжай ко мне!” — рявкнул Корф так, что у меня зазвенело в ушах. — “Не нашего ведомства проблемка, как же. А то, что сегодня ночью под Всеволожском обокрали и подожгли полигон утилизации опасных отходов, и жахнули по нему Благодатью, это тоже не наша проблемка?”

Глава 13

Корф исчез из моей головы так же внезапно, как и появился в ней, но в ушах еще долго оставался звон от его крика. Встряхнувшись, я торопливо, почти бегом, направился к машине — сжимая пакет с наличностью так крепко, что аж пальцы свело от напряжения.

Бросив деньги под сидение и затолкав их понадежнее, я дрожащими руками завел мотор. Даже не знаю, что именно сейчас во мне кипело сильнее — инстинкт обнаружившей след ищейки или волнение от предстоящего разговора с начальством. Потому что я уже понимал — по головке меня гладить не будут. Корф будет драть меня не только потому, что я не связался с ним после инцидента на прудах, но и обязательноприпомнит мне дуэль.

Видит небо, я надеялся, что пронесет. Но если Пистолетыч вызывал к себе, значит, не прокатило. Будет порка.

— Ладно, поехали, Витя, — сказал я и медленно поехал по Невскому в сторону Петропавловки. — В конце концов я это заслужил.

Погода, как назло, стояла прогулочная. Местный климат отличался тем, что мы вечно не могли предугадать, каким выдастся лето. Порой мы изнывали от почти сорокоградусной жары, а иной раз даже в июле приходилось ходить в пальто. Стоя на светофоре, я с тоской проводил компанию молодежи, гулявшей по Дворцовому мосту. Не успел толком расслабиться, как мне подкинули новую работенку.

Что ж, пора привыкать. Корф давно предупреждал, что сотрудник Тайного отделения себе не принадлежит. Даже внештатный.

Доехать повезло за десять минут, благо Петропавловская крепость находилось совсем близко. Охранники быстро срисовали номер автомобиля и пропустили меня за ворота без вопросов, разве что парковаться пришлось на гостевой площадке. Но я был не против немного пройтись.

Не успел я войти в недра Трубецкого бастиона, как едва успел отскочить от распахнувшейся двери. На меня вылетел взъерошенный и запыхавшийся помощник Корфа. Алексеев что-то орал в трубку, крепко прижимая к груди свою извечную папку-планшетку.

— Да слышу я! Уже отправили, да. Первая будет через полчаса. Вторая… — он только сейчас заметил меня, коротко кивнул в знак приветствия и указал рукой на здание, предлагая мне заходить. — Часа полтора.

Я решил его не перебивать — если Алексеев, вечно прилизанный и опрятный, был в таком состоянии, то лучше человека не дергать.

— Да, черт возьми! У нас здесь и своих проблем по горло! — орал он у меня за спиной.

Ну и ну. Не знаю, что там стряслось, но, видать, вечер будет горячим.

Уладив формальности на второй проходной, я поднялся на этаж к Корфу и ментально сообщил о своем прибытии.

“Заходи, Михаил”.

Инстинктивно я набрал в легкие побольше воздуха, как делал всегда перед получением наказания. Еще в детстве, когда меня угощали ремнем по заднице, как-то научился принимать удары судьбы, задержав дыхание. Не хотелось орать от боли, и я стискивал зубы. Вот и сейчас я с удивлением отметил, что сжал челюсть до зубного скрежета.

Корф как раз положил трубку служебного телефона на аппарат и потушил сигарету, когда я вошел в кабинет.

— Садись, — бросил он и залпом допил что-то из кружки.

От тайного советника фонило почти что инфразвуком — до того тревожно и неуютно было находиться рядом с ним. Превозмогая дискомфорт, я опустился на стул напротив и выжидающе глядел на руководство.

— Сперва объясни, что это? — он швырнул в меня газетой, свернутой на том месте, где какой-то пройдоха настрочил целую статью о нашей дуэли с Денисовым.

Читал я этот материал. Уши бы повыдергивать тому, кто это написал. Не сказать, что все переврали, но подали под таким соусом, что мы с Денисовым оба выглядели полными негодяями.

— Это газета, ваше превосходительство, — сухо ответил я.

Корф начал медленно багроветь и медленно поднимался из-за стола. И по его глазам я понял, что с иронией я слегонца не угадал…

Так, Миха, спасай зад, пока от него еще что-то осталось!

— Тихо-тихо, — я замахал руками, призывая Пистолетыча к спокойствию. — Я все объясню!

— Уж изволь, — процедил он и взялся за пачку. — И быстро. У тебя мало времени.

Я как мог коротко изложил самую суть конфликта — про перебравшего Денисова, про его хамские шуточки, что преследовали мою семью весь вечер, про нанесенное Ольге оскорбление…

— Короче, я поступил по чести. Как аристократ. За оскорбление следует отвечать.

Корф мрачно выслушал меня, но ярости в его глазах не убавилось ни на йоту. Он забрал газету и со всей силы швырнул ее в мусорное ведро.

— Да, Михаил, ты поступил как типичный аристократ. А должен был поступить как сотрудник Тайного отделения. Как человек, что находится на государевой службе.

Я молча на него глядел, не зная, какие слова сейчас были бы правильными. Рассыпаться в извинениях? Так бессмысленно — все уже случилось. Защищать свою позицию — значит усугубить ситуацию.

— Нам запрещено ввязываться в конфликты и тем более вступать в дуэли. А уж вызывать кого-либо самим и просто немыслимо! — выплюнул Корф и стряхнул пепел в кружку. — Ты хоть понимаешь, чем все это грозит?

Я растерянно на него глядел, не особо понимая, чего он от меня хотел.

— Так, Вальтер Макарович, давайте по порядку. Значит, если я — сотрудник Отделения, то мне запрещено защищать свою честь и честь моей семьи? — с вызовом ответил я. — И что это даст кроме дополнительных насмешек недругов?

Тайный советник откинулся на спинку кресла и устало потер глаза.

— Сомневался я в твоей готовности к длительной работе, много раз сомневался. Уговорил себя, что надо дать парню шанс. Что он с головой, быстро все поймет. Видимо, я ошибся.

— Да что я не так сделал?!

— Ты так и не понял, где оказался! — рявкнул Корф так, что даже листья на его фикусе задрожали. — Тебя и меня сейчас спасло лишь то, что ты являешься внештатным сотрудником, и знают об этом немногие. Работай ты официально, сразу получил бы неаттестацию и в лучшем случае отправился разгребать архивы в подвале на пару лет. А может и вовсе угодил бы дознавателем в какую-нибудь Удомлю и застрял там до самой отставки. Ты нарушил наш устав, Михаил. Испортил себе репутацию и резюме этой дуэлью, да еще и меня подставил. Порой я начинаю думать, что слишком рано с тебя сняли ошейник.

— А что мне было делать? — вспылил я. — Денисов весь вечер нарывался!

— Оглохнуть. Мы все умеем избирательно глохнуть в нужный момент. Очень полезный навык.

— Я и был глух, пока он язвил в мой адрес. Но когда он взялся за сестру…

Пистолетыч, казалось, немного успокоился, но от него все еще веяло угрозой. Моя сила вскинулась было, чтобы обороняться, но усилием воли я подавил порыв.

— По-человечески, да и как аристократ, я тебя понимаю, Михаил. Всякий любящий семью человек будет защищать родных. Но здесь немного иная ситуация. Нашим близким рано или поздно приходится учиться защищаться самостоятельно. Или искать себе других защитников.

Я хмыкнул.

— И что об этом скажет свет?

— Вот здесь и кроется твоя главная ошибка, Соколов. Нам важно не то, что скажет свет, а то, что скажет государь и начальство. Лишь это. И пока что ты этой простой истины так и не осознал, что весьма меня разочаровывает.

Я насупился на стуле, как сыч. Корф тем временем продолжал муштру.

— Тайное отделение — одна из самых серьезных государевых служб, Михаил. Чтобы попасть сюда, нужно пройти строгий отбор, и смотрят там даже на цвет каши, которую ты ел в три года, понимаешь? Каждый проступок, каждая провинность взвешиваются как на Страшном суде. Потому что какое право ты будешь иметь судить кого-либо, если сам нечист?

Я ехидно улыбнулся.

— А вы насколько чисты, ваше превосходительство? Насколько чиста была Матильда, когда решила сделать с Ириной то, что сделала…

— Ты передергиваешь, прекрасно зная, что я был должен Матильде, и что она сделала то, что сделала, из самых благих помыслов.

— Ну да, — кивнул я. — Как всегда, во всем есть нюанс, ага? Всегда найдется кто-нибудь равнее равных, кому дозволено чуть больше.

— У каждого из нас не раз была и еще будет ситуация, когда придется сделать выбор между долгом перед государством и… другим долгом, честью, близкими… И каждый такой выбор будет мучительным, особенно для тех, кто действительно служит от всего сердца и радеет за благо. Это неизбежно, Михаил. И тебе придется научиться выбирать. Даже если ты будешь от всего сердца верить в то, что занят правым делом, от угрызений совести и не спастись. Это наш крест, и все мы его несем.

Он внимательно смотрел на меня, продолжая держать в руках давно погасшую сигарету. Я выдержал его взгляд молча.

— Я ведь предупреждал тебя, — устало добавил Корф. — Будет тяжело. И если ты не готов нести это бремя, лучше скажи сейчас, пока еще есть небольшой шанс успешно вывести тебя из игры. Чем дальше, тем больше ты будешь знать и тем дороже придется заплатить за свободу. Впрочем, полной свободы все равно обещать не могу — ты уже влез в это гуано по самые уши.

Пистолетыч снова поднял на меня глаза, явно ожидая ответа. А я думал. Напряженно соображал и пытался для самого себя разложить все по полочкам.

Честно говоря, я уже не представлял своей жизни без Тайного отделения. Настолько эта работа легла мне на душу, что казалось, я сойду с ума от скуки и пресной жизни, если меня лишат возможности работать с опасностью.

В то же время я до конца не понимал, кому буду принадлежать больше — себе или тому самому государству, которому был так предан Корф. И это меня беспокоило. Мне следовало решить уравнение, в котором было слишком много неизвестных переменных.

В одном Корф был точно прав — я слишком глубоко влез в войну орденов, засветился перед всеми, привлек слишком много внимания. Меня уже не оставят в покое, даже если Корфу удастся вытащить меня из игры. И обратят внимание не только на меня. Уже обратили — на отца, на Олю. И черт знает, что будет дальше.

Но чтобы мои родные могли защититься, им требовался Осколок. А Осколок я мог получить быстрее всего, работая на Отделение. Других вариантов пока не было даже в перспективе.

Словом, сколько переменный ни ставь, а результат известен. Значит, будем воевать.

— Я приношу глубочайшие извинения за необдуманный поступок, который совершил, — твердо сказал я, не отрывая взгляда от глаз Корфа. — Это более не повторится. Слово дворянина.

Ни единый мускул не дрогнул на лице тайного советника.

— Верно ли я понимаю, что этим ты подтверждаешь намерение служить дальше?

Я кивнул.

— Именно так, ваше превосходительство.

— Хорошо. Историю с дуэлью мы осторожно замнем, но более подобного я не допущу. Тебе осталось два года до выпуска, и за это время ты не должен совершать проступков. В противном случае у тебя будут серьезные проблемы с дальнейшим трудоустройством. Мы друг друга поняли?

— Разумеется, Вальтер Макарович.

— И имей в виду, что если ты попадешь в штат, ограничений станет больше. Одна заваленная аттестация — и добро пожаловать на выход.

— Да понял я, понял!

— Изумительно. Тогда приступим к насущным проблемам. Расскажи по порядку, что именно стряслось у вас на хозяйстве.

Я быстро пересказал все, что смог накопать, и даже предъявил захваченный с тарелки кусок рыбы. Остатки пищи уже завонялись, и Корф снова закурил, чтобы перебить тухлятину, и потянулся к телефону.

— Яковлев, зайди ко мне, пожалуйста, — бросил он и уставился на меня.

— Хорошо, что ты прихватил гостинец. Посмотреть, что там, лишним не будет. Хотя, полагаю, мы оба прекрасно знаем ответ.

Я кивнул.

— Наши проверили. Дуст. Запрещенка.

— И по волшебной случайности, — Пистолетыч недобро улыбнулся и раскрыл лежавшую перед ним тонкую папку, — на Всеволожском полигоне как раз утилизировались вещества вроде дуста. Поздравляю, Михаил. Кто-то настолько хотел вам насолить, что не просто умыкнул химикат, но зачем-то устроил там поджог. Причем при помощи Благодати.

— Откуда это известно? Про Благодать.

— Свидетели, средства слежения, — отозвался Корф. — Это же все-таки не простая свалка. Пока мне передали мало материала — наши там все еще работают. Но, сдается мне, два происшествия связаны.

Я жестом попросил папку. Корф, тяжко вздохнув, протянул ее мне. Да уж, не особо густо — пара служебок с кратким пересказом. Поскольку группа еще не вернулась, то и материалов для изучения у нас не было.

— Поджечь могли, чтобы скрыть следы похищения, — предположил я. — Только не очень у меня это в голове вяжется. Дуст — он же дешевый. Зачем столько возни, чтобы украсть его с полигона? И зачем одаренному так подставляться? Могли бы и без спецэффектов проникнуть на территорию.

Тайный советник покачал головой.

— В том и дело, что на полигон просто так не попадешь. Вход по спецпропускам. Предприятие-то опасное. Утилизация по строгим протоколам, все учитывается и записывается.

— Да в жизни не поверю, что сотрудники не левачат! — возмутился я. — Наверняка есть способ что-то утащить и незаметно пронести.

— Возможно, но, насколько мне известно, контроль там строгий. Досмотр на входе и выходе. Не исключаю, что пожар могли устроить дистанционно, чтобы отвлечь сотрудников и незаметно пробраться. И судя по краткому описанию видео с камер контроля, что прислали Алексееву, именно так и произошло — наших воров-пироманов сразу не засекли. А когда один из охранников заметил, было поздно.

— Ну да, — рассеянно кивнул я, перечитывая служебку. — Не мне учить вас работать, но надо бы понять, почему все произошло именно тогда, когда произошло. Есть у меня одна мысль…

Я поделился с Корфом информацией о заказе от князя Воронцова. Предположил, что могла быть утечка — мы не кричали на каждом углу, но и не особенно скрывали заказчика. А партия была большая. И если предположить, что кто-то очень захотел подмочить реноме нашей семьи, то он выбрал очень удачный момент.

Выслушав меня, Корф забрал папку.

— Версия выглядит правдоподобно. Завтра направим группу к вам на пруды — запишут показания, возьмут образцы. Уже придумали, как выкручиваться?

— Ага.

— Это хорошо. Потому что я привлекаю тебя к этому делу. Не только как потерпевшего, но и как помощника. Главный в группе — уже знакомый тебе Бестужев. Насколько я понял, в прошлый раз вы сработались.

Это радовало. Гавриил Петрович мне нравился, хотя и казалось странным, что дознавателя его профиля поставили на эту историю. Если исключить эмоции, то ничего глобального толком не случилось. Хотя могло.

— Прекрасно. Я свяжусь с ним, — ответил я.

— И еще. Я обязан задать этот вопрос.

— М?

— Есть ли персоны, которых ваша семья может подозревать? Конкуренты, враги… Сам знаешь.

Ну, исходя из недавних событий вариант напрашивался сам собой.

— Денисов? — криво улыбнулся я. — Он боевик, хорошо работает с огнем. Менталка у него слабая, да и голова дырявая, но для такой задачи ментал и не нужен. А уж нанять помощников он мог без проблем. Да и мотив имеется — он у нас нынче злопамятным заделался, а тут еще и газеты раструбили о дуэли…

Так-то все сходилось. Но уж слишком очевидным мне казался этот вариант. Хотя у проигравшего Костика был железобетонный повод отомстить всей моей семье. Но ведь он должен был понимать, что после дуэли сразу подумают на него.

— Проверим, — ответил Корф.

И в этот момент в кабинет без стука ворвался Алексеев.

— Прошу прощения, господа! — запыхавшись от бега, протараторил помощник и взмахнул перед нами стопкой листов. — Пришли стоп-кадры из системы слежения из Всеволожска и фотографии места.

— Показывай, — велел Пистолетыч.

Алексеев бросил на меня неловкий взгляд и замялся.

— Ваше превосходительство… Здесь есть небольшая закавыка…

— Давай сюда, чтоб тебя! — терял терпение Корф и почти с силой вырвал листы из рук помощника. Пролистав пару, он с удивлением взглянул на меня. — Алексеев, выйди, пожалуйста. Сейчас же.

Помощник с видом “я же говорил” шустро покинул кабинет и плотно закрыл за собой дверь. Корф выложил предо мной несколько листов и перевернул их так, чтобы я мог как следует все рассмотреть. Качество было отвратительным, но даже этого хватило, чтобы душа на миг ушла в пятки.

— Как это понимать, Михаил? — стальным голосом спросил тайный советник.

Я же глядел на фотографии и не мог понять, как это вообще было возможно.

На изображении был… я. Или некто, кто настолько хотел походить на меня, что оставил на месте пожара слегка обугленную брошь с родовым гербом Соколовых.

Глава 14

— Что за чертовщина? — едва слышно выдохнул я и снова уставился на фотографии. — Это невозможно!

Корф мгновенно перешел в режим ищейки. Деликатность, с которой он драл меня за все провинности в последние полчаса, быстро сменилась безжалостным холодом.

Я поднял глаза на шефа.

— Ваше превосходительство, это был не я. Готов поклясться чем угодно.

Под ложечкой предательски засосало, а по хребту пробежал мерзкий холодок нехорошего предчувствия. Корф выжидающе на меня глядел, явно ожидая каких-то предположений и оправданий. Но как я мог заставить его мне поверить? Разве что…

Я закатал рукав и вытянул руку на столе.

— Считайте мои воспоминания. Залезьте в голову, ройтесь там сколько нужно. В ночь, когда подожгли полигон и отравили рыбу, я был дома, в Ириновке. Устал как собака, много спал, — я подвинул раскрытую ладонь ближе. — Я снял все защиты, кроме природной. Пожалуйста, считайте меня.

Вальтер Макарович смерил меня тяжелым взглядом и потянулся к сигаретам. Закурив, он оценивающе уставился на мою руку.

— Ты довольно талантлив в ментальном искусстве, Михаил. Возможно, настолько, что можешь самостоятельно заменять воспоминания.

— А вы гораздо опытнее меня и сможете разглядеть даже малозаметные швы. Я отдаюсь на вашу милость, Вальтер Макарович. И готов сделать что угодно, чтобы доказать свою невиновность. Да и зачем бы мне проворачивать всю эту махинацию? Ведь я, как наследник рода Соколовых, пострадал от произошедшего даже сильнее сестры. Моя семья сделала очень большую ставку на рыбное хозяйство. Это было вложение в наше будущее.

— Страховка, например? — сухо предположил Корф. — Подобные инциденты способны обогатить, чем порой пользуются ушлые дельцы.

Я покачал головой.

— Не было у нас страховки. В самом начале отец не видел смысла страховать непроверенное дело, а после просто не оказалось свободных средств. Собирались страховать предприятие ближе к концу года… А еще у меня в машине, точнее, в машине Матильды Карловны, под водительским сидением спрятана большая сумма денег. Я снял со счета все сбережения, чтобы помочь семье выплыть. Так что, уж простите меня великодушно, но я действительно много потерял и оказался на мели из-за случившегося. Так зачем мне было самому себе копать яму?

Тайный советник не ответил — положил докуренную наполовину сигарету в пепельницу, что больше напоминала ежа — настолько она была набита окурками. Затем сделал пару глубоких вдохов и без предупреждения схватил меня за руку.

Он вторгся в мой разум с такой силой, что я от неожиданности дернулся и зашипел. Природная защита сопротивлялась, и я никак не мог на нее повлиять — то была особенность моей силы, силы Рода. А Род очень не приветствовал чужеродное вмешательство в мою голову.

Кое-как уговорив силу успокоиться, я немного помог Корфу пробиться сквозь заградительные слои, и скрючился на стуле, уперевшись лбом в столешницу.

Больно. Почему, блин, всегда так больно? Мог уже привыкнуть за пару лет, а все никак не получалось. Каждый раз как в первый.

Корф проломился сквозь все преграды, словно работал тараном — он редко действовал настолько грубо, и я не понимал, почему сейчас он решил меня не щадить.

— Пожалуйста… Полегче, — попросил я сквозь стиснутые зубы.

— Терпи.

Расслабиться. Расслабиться и получать удовольствие — так говорят? Ну да, только удовольствием здесь и не пахло. Перед глазами проносились все случаи, когда ко мне так же грубо вламывались, и каждый раз меня трясло от спазмов.

Тайный советник медлил. Не знаю, сколько времени прошло — минута или час, но мне это ментальное сканирование казалось одной бесконечной мукой. Я чувствовал, как Корф блуждал по информационным слоям, залезал во все закоулки памяти и порой вытаскивал на поверхность воспоминания, которые никак не были связаны со случившимся.

— Зачем вам чаепитие? — прорычал я.

— Готовлю сравнительную базу, — ответил шеф. — Тебя что, этому еще не учили?

— Так я всего второй курс закончил… Это на третьем дают. И то уже на кафедре…

Корф что-то проворчал под нос и принялся снова лазить по моим воспоминаниям за последние двое суток. Я почти потерля связь с реальностью и уже толком не соображал. Просто уперся лбом в стол, стараясь не препятствовать, не сопротивляться и надеялся, что это поможет поскорее закончить экзекуцию.

Наконец тайный советник отпустил мою руку. Голова резко стала легкой и пустой, но от слабости я даже не смог выпрямиться.

— Ну-ну, — уже куда приветливее проговорил начальник. — Я закончил. Хватит стенать. Чай, уже не впервые подвергаешься считыванию.

С невероятным трудом я поднял голову и почувствовал, как из носа что-то капнуло на губу. Облизал — кровь. Проклятье. Сильно он меня приложил.

Корф достал из кармана носовой платок и протянул мне.

— На, вытрись. Чаю хочешь?

— Кофе. И закурить.

— Хреновые привычки нашего брата ты перенимаешь, — отозвался шеф, но не препятствовал, когда я стащил у него сигарету. Руки не слушались, и я даже не с первого раза смог высечь маленькую “Жар-птицу”.

Сварив две чашки, Пистолетыч поставил одну передо мной, а вторую тут же осушил наполовину.

— Значит, так, Михаил, — сказал он, устроившись в кресле, — воспоминания настоящие. Я проверил все. Ни единого шва. Никаких замен не было, и это хорошие новости. Ты не лжешь.

— А если меня взяли под контроль? — тихо спросил я, дико страшась этой мысли. — Если кто-то смог пролезть мне в голову и заложить программу действия? Такое ведь теоретически возможно…

— Нет, — решительно возразил шеф. — Подобное было бы заметно — слишком мало времени прошло, и следы такого вмешательства все равно остались бы, даже запрограммируй тебя сам император. Да и, будем откровенны, у тебя настолько хорошие природные защиты и другие механизмы, что к тебе незаметно не подлезешь. Даже случись это во сне, твоя родовая сила вскинулась бы так, что весь господский дом стал бы ходуном ходить. Нет, Михаил, исключено.

Я сделал несколько глотков обжигающего и дико крепкого кофе, затянулся и едва не свалился со стула — не знаю, что за дрянь курил Корф, но капля этого никотина могла свалить табун.

— Выходит, вы убедились в моей невиновности?

— Почти. Но для ясности задам пару вопросов. Первый — как на полигоне оказалась брошь твоего рода?

Я пожал плечами.

— Так у нас их много. Члены семьи и слуги, которые с нами долго, носят гербовые броши из драгоценных металлов. У Кивернитии и Патриарха они из золота с драгоценными камнями. У нас с Ольгой попроще — серебро с позолотой. Доверенные слуги тоже носят серебряные с позолотой, но там камни попроще. А остальным работникам выдают внешне идентичные, но из материалов подешевле и со стекляшками. Не можем мы всем подряд даровать серебро с камнями.

— Значит, у вас есть запас для слуг?

— Верно. Униформу и ливреи для всех мы не шьем — люди носят что хотят, — пояснил я. — Так что броши — это знак принадлежности к нашим делам. Но работники, особенно те, кто трудится на хозяйстве в доме, нередко их теряют. Поэтому у нас есть запас. А уж выкрали брошь или просто подобрали с земли, этого я уточнить не могу.

Корф задумчиво кивнул.

— Но поскольку материалы используются разные, можно понять, какому сословию или члену семьи принадлежала конкретно эта, — он ткнул на фотографию.

— Именно.

— Что ж. А у тебя запасная есть?

— Отец мне голову открутит, если я ее потеряю, — сказал я и продемонстрировал хитрый замок. — У нас крепление такое, что придется повозиться, чтобы ее отсоединить. Нет, у меня замены нет и я свою точно не терял, как видите.

Тайный советник позволил себе даже не улыбку, а некую ее тень.

— В таком случае у меня есть основания верить, что тебя и правда не было на Всеволожском полигоне в момент инцидента. Но брошь мы все равно проверим.

— Разумеется.

— Однако тот, кто попытался убедить окружающих в том, что произошедшее — дело твоих рук, явно преследовал определенную цель. Остается понять, чего именно он хотел добиться.

Я пожал плечами и потушил недокуренную сигарету.

— Все очевидно. Главная цель — разрушить репутацию моей семьи. Кому-то явно очень не нравится, что род Соколовых начал потихоньку поднимать голову. Не нравится настолько, что от распространения неприятных слухов этот некто перешел к действиям. А у моей семьи сейчас две сильные перспективы: наше рыбное дело и я. Наш недоброжелатель попытался устранить обе проблемы одним махом. Убил нашу рыбу и пошатнул дело, да еще и подставил меня, чтобы вместо работы над восстановлением хозяйства я получил путевку в камеру Трубецкого бастиона. Бьют метко, должен сказать.

Корф залпом допил остатки кофе.

— Что ж, в таком случае давай дадим твоему недругу то, чего он так хочет.

Я удивленно моргнул.

— Вы что, действительно хотите посадить меня в камеру?

— Ненадолго. На пару-тройку дней, пока будем улаживать формальности. Пока получим результаты экспертизы броши, пока криминалисты дадут заключение по примененной на полигоне Благодати… Физическую свободу ограничим, но оставим тебе возможность связываться с родней. Сможешь контролировать процессы.

— И вы надеетесь, что, получив свое, этот таинственный недруг объявится?

— Вот и увидим. Посмотрим, какой следующий удар он нанесет. Есть предположения, что это может быть?

— Да откуда же мне знать? — вспылил я. — Дом наш взорвет? Дуб родовой срубит? Попытается устранить нас физически или нападет на семью, пока меня нет рядом, чтобы их защитить? Да что угодно, ваше превосходительство!

Корф криво улыбнулся своим мыслям, но со мной размышлениями не поделился. Зато придвинул ко мне старый дисковый телефон.

— Отзвонись своим, предупреди. Подробностей не раскрывай — мои люди все расскажут при личной встрече.

Я вспомнил о деньгах и Ольге.

— Боюсь, вашим придется побегать.

— Ничего. Твоих мы возьмем под охрану — так нам обоим будет спокойнее. И деньги твои передадим.

— Сестра в Лебяжьем осталась. Я должен ее забрать.

— Заберут. Только предупреди Ольгу Николаевну. И… добро пожаловать в нашу уютную камеру.

Я тяжело вздохнул. Ну что ж, опыт будет интересный. Хорошо хоть, не в Шлиссельбург засунули, хотя туда, насколько я помнил, отправляли политических преступников. Но если это поможет выйти на того паскудника, что так настойчиво нам гадил, я был готов провести хоть месяц в карцере Шлиссельбургской крепости.

Корф молча постучал по наручным часам.

— Поспеши, Михаил. Время.

Я ментально связался с отцом и коротко объяснил, что случилось. Патриарх, следовало отдать ему должное, лишних вопросов не задавал и в истерику не впал. А вот наши женщины могли. Подумаешь, наследника задержало Тайное отделение.

Сложнее было с Ольгой. Сестра и так на меня обиделась за то, что, по ее мнению, я слишком раскомандовался на ее территории. Готовясь к очередной волне негатива, я набрал ее номер на дисковом телефоне.

— Оль, это я, Миша.

— Ты же сказал, что заедешь через три часа, — недовольно проворчала сестра. — Что, уже подъехал?

— Нет. Я звоню сказать, что не смогу. Вместо меня заедет человек из Тайного отделения и отвезет тебя домой.

— Что случилось? — даже по телефону было слышно, как изменился голос Ольги. Из обиженного вмиг стал напуганным.

— Ничего страшного. Просто появились срочные дела в Петрополе. Займет несколько дней. Делай все по плану, что мы придумали — и все будет хорошо. Скоро вернусь.

— Но…

Я положил трубку на рычаг и взглянул на Корфа.

— Готов. Показывайте ваши уютные апартаменты.

Шеф набрал по другому телефону короткий внутренний номер и озвучил приказ. Я тем временем отдал ему ключи от готического Вити.

— Заберите деньги и передайте сестре. Это важно.

— Конечно.

— И еще, — добавил я, задержав руку над протянутой ладонью Корфа, — не сбрасывайте со счетов Бронштейна. Старик обещал дернуть за ниточки. Думаю, лишним не будет поглядеть, что он сможет накопать по своим источникам. Он просил меня зайти через два дня.

Пистолетыч молча кивнул и забрал ключи. Через несколько секунд в дверь постучали.

— Хорошо отдохнуть, — бросил шеф, когда за мной зашел конвоир.

***

Камера оказалась лучше, чем я ожидал. Все же деньги у Тайного отделения были. Я валялся на койке и глядел на свежеокрашенный сводчатый потолок. Места здесь было мало, да и заняться особо нечем. Поэтому я думал, перебирал в голове всевозможных недругов и всех, кто мог быть заинтересован в падении моей семьи.

Первой в голову, конечно же, приходила Темная Аспида. Я спутал им карты, смешал планы, даже, черт возьми, почти что подружил Отделение и надеждинцев. Ясное дело, что такого бы они мне не простили. Но Аспида явно умела ждать — почти полтора года молчали, сволочи. Затаились, следили за мной и успехами моей семьи, выжидали удобный момент для удара…

И дождались.

Теперь оставалось надеяться, что, воодушевленные успехом, они осмелеют и выкинут что-то более заметное. В конце концов, в прошлый раз мы подловили их именно на ошибке. Да, это едва не стоило нам с Бестужевым жизней, но мы откопали одного. К сожалению, несмотря на все старания Отделения, толку оказалось немного — мы взяли мелкую сошку, возомнившую себя богом.

Значит, попробуем еще раз. Поддадимся, заставим их поверить, что все идет по плану. И тоже станем ждать.

Я знал, что Ольга уехала к финнам — с моими деньгами, отцовским благословением и эскортом охраны. А я торчал в камере уже два дня, ел трижды в день и читал Библию — единственную доступную арестантам книгу. Единственным моим преимуществом относительно настоящих заключенных была возможность связываться ментально с внешним миром. В остальном же я полностью подчинялся местным правилам.

— Посетитель! — Охранник отворил окошко и заскрипел замками.

Я поднялся, быстро нашарил ботинки и, заложив руки за спину, встретил гостя кивком. Впрочем, здесь он был не гостем, а хозяином.

— Здравствуй, Михаил, — сказал Корф и моментально повесил непроницаемый купол. — Нужно поговорить.

— Есть понимание, когда меня отсюда выпустят?

— Боюсь, придется еще денек-другой посидеть. Есть новости — хорошие и плохие.

— Сначала обрадуйте.

— Экспертиза показала, что брошь была сделана из латуни и покрыта позолотой. Инкрустирована цветным стеклом. Это брошь слуги.

Я кивнул.

— Что ж, плюс один аргумент к моей невиновности.

— Но есть новости и похуже. Бестужев дернул Бронштейна, и этот старых хрыч действительно кое-что нашел. Если вкратце, то интересовалась одна странная парочка Всеволожским полигоном на прошлой неделе. Искали способ туда пробраться. Бронштейн выяснил, что их связали с неким Саней Шельмецом.

— Это еще кто?

— Есть такой мелкий делец на востоке Петрополя. Вечно торчит на Ржевке за Пороховыми, приторговывает и покупает разные труднодоступные вещи. Вот к нему наши двое и обратились.

— Так, значит, этот Шельмец им дуст продал? И, выходит, у него есть кто-то одаренный, раз они фактически напали на полигон отходов?

Корф покачал головой и вытащил из-за пазухи сложенный вчетверо лист бумаги.

— Не так все было. Шельмеца наши сегодня тоже дернули. Саня лишь свел их с человеком, который работал на полигоне. Дальше они договорились сами. Шельмец получил свою комиссию за сводничество и выпал из цепочки.

— А выяснили, с кем свел?

Корф протянул мне лист.

— С ним.

Я осторожно развернул бумагу. Явно ксерокопия с первой страницы личного дела — даже была видна тень от прикрепленной фотографии.

— Борис Романовч Петренко, — прочитал я и уставился на плохо пропечатанную фотографию. — Е мое, я его знаю! Это же Борька, сын сторожа на прудах! Романа Львовича… Тот, кто отравился еще и в больницу уехал…

— Именно, Михаил, — отозвался Корф. — Полагаем, именно он все и организовал.

Глава 15

Я растерянно опустился на кровать, не сводя глаз с фотографии Борьки.

— А ведь мне и в голову не пришло проверить, где он работает, — тихо сказал я. — Да и Борька не раз заменял отца на ночных дежурствах, когда тому нездоровилось. Вот я болван!

Корф положил лист мне на колени.

— Что можешь о нем рассказать?

— Да ничего. Я ж его даже видел мельком — все с доктором разговаривал. Ну то есть семья Петренко давно у нас на земле живет. Люди вроде хорошие. Закон чтут, с соседями дружат, никто на них не жаловался. Люди как люди. Да и не общался я с ними…

— Значит, с Борисом ты не поговорил? — уточнил Корф.

Я покачал головой.

— Он в этот момент был занят тем, что пытался одновременно тошнить и испражняться. Какой уж там разговор… Доктор сказал, что у Бориса сильное отравление, потом я видел, как его на скорой увозили. Во Всеволожскую больницу. Я еще думал попозже к нему заглянуть — поспрашивать, не видел ли чего. А тут вы с такими новостями…

— Ну теперь-то этот Борис Романович точно не избежит допроса. Бестужев с ребятами уже к нему выехал.

— Лишь бы был в сознании, — отозвался я. — И, кстати, что с рыбкой, которую я принес в платке? Я ее из его тарелки стащил.

Корф усмехнулся.

— Это еще одна новость. Правда, не хорошая и не скверная. Рыбка, к слову, оказалась чистой. Нет там следов отравы.

Интересно. Выходит, Борис догадывался или точно знал, что будет с прудами, и выловил себе ужин заранее. Да только, видать, все равно как-то контактировал с дустом, раз так отравился. Может тащить помогал или что-то случилось во время пожара… Как бы то ни было, он явно словил очень большую дозу химии.

— А мне точно нельзя выйти раньше времени? — Я знал, что Корфа не проймет щенячий взгляд, но на всякий случай состроил невинно-страдальческий вид. — Очень уж мне хочется присутствовать на допросе этого Борьки. Аж руки чешутся.

Тайный советник задумался. Молчал долго, словно прикидывал возможные последствия.

— Ну же, Вальтер Макарович, — продолжал канючить я. — Ведь уже доказано, что не я залез на этот химполигон. У вас на руках есть все подтверждения, мое алиби, да и в башке вы у меня так похозяйничали, что я аж таблицу умножения забыл. А ведь я могу быть вам полезен в деле, и вы это знаете.

Корф скрестил руки на груди и нервно барабанил пальцами по рукаву.

— Формально у меня нет оснований дальше тебя удерживать, но! Твой недоброжелатель так и не нанес следующий удар. А мне хотелось бы этого дождаться и поймать негодяя на горячем. Или хотя бы посмотреть, что он задумает и какую мишень выберет.

С одной стороны, шеф был прав. Было бы неплохо проанализировать планы врага. Это поможет прикинуть, в какие мишени он будет метить дальше. С другой — ну на кой черт мне торчать на острове, если я мог и семье помочь, и в расследовании поучаствовать?

А что до Аспиды — пусть уж лучше пытаются бить прямо по мне. Из всей семьи у меня были самые оптимистичные шансы отбиться.

— Ладно, Михаил. Вечером тебя отпустят. После девяти.

— Почему так поздно? — возмутился я.

— Потому что вечером народу глазастого поменьше.

Я насупился. Вот же ж блин. А я-то надеялся помчаться во Всеволожск, упасть на хвост Бестужеву и послушать, что скажет наш Борька-химик. Обломинго. Но сильно давить на Корфа я не стал — шеф и так пошел мне навстречу. Следовало блюсти границы.

Тайный советник попрощался и вышел, а я остался наедине с листом, откуда на меня глядел плохо пропечатанный сын Романа Львовича.

На кой черт тебе это сдалось, а, Борька? Неужели решил подзаработать нечестным путем? Или зуб на нас точил? Будь это какой-то левый человек, я бы понял — ничего личного, просто незаконный заработок. Но Петренко никогда не были склочниками, не подавали нам жалоб, да и волю отца и деда исполняли исправно, насколько я знал.

Была ли у этого Борьки какая-то личная неприязнь к моему роду?

После обеда я скучал, медленно перелистывая Ветхий Завет, когда почувствовал щуп ментального канала, протянувшегося к самой моей голове.

“Михаил Николаевич, добрый день”, — прозвучал мягкий голос Бестужева. — “Не отвлекаю?”

Я не выдержал и расхохотался. О да, я же тут судьбу мира вершу, сидя в камере!

“Что вы, Гавриил Петрович, я всецело ваш. В ваших казематах, знаете ли, маловато развлечений. Вы по поводу Бориса Петренко?”

“Именно. Полагаю, шеф уже поделился с вами новостями”

“Ага. И про Бронштейна, и про Саню Шельмеца, и про этого Борьку. Чем могу помочь?”

Дознаватель помедлил.

“Я сейчас изучаю материалы, которые собрали коллеги из полиции. Пока еду во Всеволожск, готовлюсь. Вы не подскажете, как часто Борис заменял отца?”

“Вопрос лучше адресовать не мне, а сестре. Но, насколько мне известно, не очень часто. Пару раз в месяц, не более. Наш сторож старался не пропускать лишних смен. А почему такой вопрос?”

“Кажется, этот юноша оказался весьма ушлым. Когда начали раскапывать происшествия на полигоне, обнаружили, что было несколько проникновений на территорию. Воровали, но по мелочи. У меня возникло подозрение, что младший Петренко мог быть к этому причастен. И я хотел сопоставить выяснить даты его выходных и рабочих дней, чтобы сопоставить со случаями краж”.

“Сдается мне, не своей работой вы занимаетесь, Гавриил Петрович”, — ответил я. — “Кражи — все-таки дело полиции”.

“Но одна из них была по нашему профилю, так что приходится проверять и остальные”.

Да уж. Бестужев был упертым и копал не только вглубь, но и вокруг. Да только не казалось мне, что Борька был замешан в делах Аспиды. Скорее просто под руку попался и пострадал за это. Карма в действии. Особенно если предположить, что парень просто подворовывал по мелочи и сбывал это заинтересованным лицам.

“Что ж, сожалею, что не смог помочь”, — сказал я. — “И вас не затруднит связаться со мной после опроса пациента? Очень уж интересно, что он расскажет”.

“Всего без разрешения начальства доложить не смогу. Тайна, сами знаете”.

“Мне в общих чертах. Я не настаиваю”.

“Договорились”, — улыбнулся в моей голове Бестужев и оборвал канал.

Как я дотерпел до девяти вечера, не знаю. Прыгал на кровати как на иголках, считая минуты до освобождения. Даже ужин, что заботливо принес охранник, почти не съел — душа требовала воли.

Наконец дверь моей камеры открылась и меня пригласили на выход. Вернули ключи от Вити и прочее барахло. Я взглянул на часы — пора было возвращаться домой. И что-то Бестужев не торопился со мной связываться.

Я дошел до автомобиля, связался с отцом и предупредил о возвращении. Ольга, по моим прикидкам, должна была вернуться завтра или послезавтра — как раз чтобы успеть на примерку бального платья и подготовиться к мероприятию.

Лишь бы все получилось с рыбкой. Если план провалится, нам несдобровать.

Я медленно повернул ключ зажигания и выехал по мосту на Петроградку — в самое начало Каменноостровского. И только набрал скорость, как сила отреагировала на ментальный зов.

“Это Бестужев”, — сухо, теперь с совсем иными интонациями представился дознаватель. — “Вы просили сказать, как прошел допрос”.

“Спасибо. Я слушаю”.

“Где вы сейчас, Михаил Николаевич?”

“Выехал с Петропавловки, еду домой”.

“Вас не затруднит сделать остановку во Всеволожске? Я бы предпочел побеседовать наедине”.

“Конечно. Как подъеду к больнице, сообщу”.

Бестужев ни слова не сказал о допросе, но его тон вызвал у меня беспокойство. Гавриил Петрович был не робкого десятка и лишних эмоций себе не позволял. Да и вообще обычно старался держаться позитивно-нейтрально. Сейчас он был как минимум раздосадован.

Неужели картинка не сложилась?

Я притопил педаль газа и пронесся мимо Аудиториума так быстро, что едва вписался в поворот на мост к Выборгской стороне.

— Поспешим, Витя, — сказал я, крепче ухватившись за руль. — Покажи мне все, что можешь.

***

Пятиэтажный прямоугольник местной больницы встретил меня жутковатой иллюминацией: несколько букв на вывеске не горели, поэтому всяк входящий читал жизнеутверждающее “ВСЕВОЛОЖСКАЯ БОЛЬ”.

Я припарковался перед входом и сообщил Бестужеву о прибытии.

“Две минуты”, — коротко отозвался дознаватель.

Ожидая его, я пялился на стеклянные двери входа, но, к моему удивлению, Гавриил Петрович вышел из небольшого двухэтажного корпуса. И сразу же закурил на ходу.

— Быстро вы, Михаил Николаевич. Нарушали, небось?

— Голос ваш не понравился, — ответил я. — Решил поторопиться.

Бестужев помрачнел еще сильнее.

— Да, в общем-то, тут уже некуда торопиться, — сказал он и сделал крепкую затяжку.

Предчувствие неладного наконец-то обрело в моей голове форму. Идею подкрепляло и то, что за спиной Бестужева на том маленьком здании я разглядел табличку “МОРГ”.

— Серьезно? — вспылил я. — Врач же говорил, он тяжелый, но выкарабкается!

Гавриил Петрович устало вздохнул.

— Совсем чуть-чуть не успели. Сердце остановилось. Врачи заводили-колдовали — тщетно. Так что плакала наша ниточка. А ведь все могло хорошо сложиться. Не думаю, что парень стал бы долго упираться.

Да понятно, что Борька раскололся бы как миленький — если, конечно, какой-нибудь дюже одаренный не попытался стереть ему память или подменить воспоминания. Но это вряд ли.

Но сейчас Борька нам уже ничего не расскажет. Даже психометрист за него не возьмется — считывать с трупов — то еще удовольствие. Можно совсем кукухой поехать, а ведь они и так балансировали на грани. Нет уж, хватит смертей, чтобы еще и артефакторами рисковать.

— Он точно сам… того? Может помог кто-то заинтересованный? — предположил я.

— Как раз ждем. Вскрывают. Так что пока мне нечем вас обрадовать, Михаил Николаевич.

— Да уж. Помощь какая нужна?

Бестужев поднял на меня смертельно усталые глаза.

— Да чем уж вы тут поможете…

— Ну черт знает. Хоть кофе с булками вам привезу. Почти ночь на дворе, а вы весь день, небось, нежрамши. Знаю я вашего брата.

Дознаватель на миг оживился, да и брюхо у него предательски заурчало.

— Не стоит, ваше сиятельство. Вы и так вон…

— Короче, давайте так. Если что интересное появится, дайте знать, пожалуйста. Возможно, имеет смысл еще раз дернуть этого Шельмеца — он хотя бы нашу странную парочку видел. Надо бы ему вскрыть башку и вытащить образы. Хоть портреты будут.

— Да сделаем все, вы не волнуйтесь. Лучше езжайте домой — у вас своих забот по горло.

Каким приятным человеком казался Бестужев. В отличие от сладковатого Шувалова, этот мужик просто имел хороший нрав и добрую натуру. Правда, это не мешало ему выбивать из государственных преступников все дерьмо, что, впрочем, я тоже не мог считать недостатком.

— Ладно, поеду я, — кивкомпопрощавшись, я залез в машину.

Бестужев медленно направился в сторону морга. А я изъездил половину Всеволожска в поисках еще открытой булочной. И кофе с пирожками им таки привез ровно через двадцать минут.

Кажется, это оказался самый легкий способ стать любимцем всей честной компании.

***

— Михаил, составь мне компанию за завтраком.

Просьба отца звучала скорее как приказ. Я с трудом продрал глаза, взглянул на часы — семь утра. Изверги.

Отец тем временем запахнул домашний халат и принялся спускаться в столовую. Ладно, раз уж все равно разбудили, будем вставать. Не знаю, почему, но чувствовал я себя разбитым. Вроде и на родной перине должен был лучше выспаться, а всю ночь снилась какая-то нелогичная чертовщина. Только мозг зря напрягал. Может сказывались последствия вмешательства Корфа в мою голову, может просто кое-кто успел отвыкнуть от приключений за эти полтора года.

Сменив пижаму на домашний костюм, я сунул ноги в тапки и, словно зомби, пошел на запах еды.

Едва перед нами расположили кушанья, отец принялся намазывать хлеб маслом и взглянул на меня поверх очков.

— Я хотел поблагодарить тебя, Михаил.

— За что именно?

— Ты показал себя очень достойно после случившегося с нами несчастья. Помог Ольге, заручился поддержкой своих друзей из Отделения.

— Не друзей, отец. Коллег.

Рука с ножом застыла на полпути к ломтю хлеба.

— Значит, ты принял решение о своей дальнейшей судьбе? — Отец пристально глядел на меня. — Тайное отделение?

— Полагаю, да. Все к этому идет.

— Только ответь мне честно: Корф насильно тебя втягивает в эту мясорубку или это твое добровольное стремление?

Я улыбнулся.

— Если скажу, что добровольное?

Отец лишь пожал плечами и снова взялся за бутерброд.

— Не скажу, что не ожидал подобного, но все же хотел для тебя иной судьбы. Тем не менее я не считаю себя вправе запрещать тебе следовать зову сердца. Если ты твердо убежден, что обладаешь необходимыми талантами и тягой к подобной работе, оспаривать твоего решения я не стану.

Я едва не поперхнулся кофе. Нет, отец был человеком довольно прогрессивных взглядов. Традициям в нашей семье следовали, но все же старались делать это так, чтобы не губить слепым ретроградством судьбы. И все же, зная, с какой осторожностью наш Патриарх относился к Отделению, я не ожидал, что он так легко согласится.

— Считать ли мне это благословением? — спросил я.

— Можно сказать и так. Одного лишь прошу — ты будешь главой семьи после меня. Сделай так, чтобы работа не превратила тебя во второго Корфа, у которого нет ничего, кроме службы. Заботься о семье, веди дела. Женись, когда придет время, и дай миру наследников. Не забывай о долге главы рода.

Забавно, что мне было гораздо проще представить себя кем-то вроде Корфа — этаким нуарным мужиком, что вечно гонится за кем-то, пытается раскрывать интриги и заговоры, пашет в поле вместе с дознавателями…

А вот настоящим Патриархом я пока себя не видел. Трудно было уложить в голове, что однажды буду я сидеть у камина, рядом будет супруга с вязанием, под ногами будут копошиться отпрыски — с детской железной дорогой, куклами и другими игрушками. И все это на фоне уюта и спокойствия нашей Ириновской усадьбы.

Может пока что я просто не дорос до того, чтобы получать удовольствие от этого тихого отдыха? Не перебесился, не набегался. Наверное, да. Так что пусть все идет своим чередом.

— Обычно у меня неплохо получается везде успевать, — ответил я. — Поэтому постараюсь удачно разорваться.

Отец улыбнулся — тепло, искренне. На несколько мгновений стал таким, каким бывал очень редко — еще до смерти матери.

— У меня есть повод гордиться своими детьми. Вы с Олей молодцы. И она выдержала свалившееся испытание, и ты проявил себя стойко. Не знаю, откуда ты достал те деньги, но… Это нас спасло.

— Погоди радоваться, отче. Вот вернется Ольга, вот пройдет прием у Воронцовых — тогда возгордимся.

В дверь постучали, и Егорушка метнулся открывать.

— Почта, ваши сиятельства! Пресса и письма.

— Неси сюда, — велел отец.

Лакей возник перед нами, шустро рассортировал корреспонденцию и выложил свежие газеты веером.

— Ой… — замялся он, смущенно глянув на меня. — Ваше сиятельство, тут вы… На первой полосе…

— Позволь?

Я протянул ладонь, и Егор вложил в нее свежий, еще пахнущий типографской краской, выпуск “Вечернего Петрополя”. Этот вышел накануне, но в губернию его довозили утром.

“ГРАФСКИЙ НАСЛЕДНИК АРЕСТОВАН” — гласил заголовок. А под ним красовалась моя фотография, сделанная на одном из прошлогодних приемов.

“Два дня назад Михаил Николаевич Соколов внезапно исчез в центре Петрополя. В распоряжении редакции оказались сведения о том, что наследник графа Николая Владимировича был заключен под стражу в Петропавловской крепости. Источник рассказал нашему корреспонденту, что наследник может быть замешан в поджоге государственного предприятия…”

— Что там? — спросил отец.

— Новый удар, — ответил я.

Глава 16

Отец жестом потребовал газету. Я сложил ее так, чтобы был виден верх первой полосы, и протянул ее через весь стол. Егорушка поспешил ретироваться. Молодец парень — знал, когда следовало убраться подальше.

Патриарх пробежался глазами по статье.

— Пока что я не вижу ничего… Впрочем, постой. Проклятье. Кто-то слил писакам информацию про инцидент на прудах.

Я кисло улыбнулся. Ну привет, Темная Аспида. Они, признаюсь, меня удивили. Я-то ожидал физической угрозы. Думал, попробуют убрать меня или отца или что-то с Ольгой сделают… Но они начали работать с общественным мнением.

— Статья из пальца высосана, — изрек вердикт отец, дочитав ее до конца. — У меня создалось впечатление, что этот Андрюшин и сам не особо верит в то, что пишет.

Я второй раз за завтрак едва не поперхнулся напитком.

— Погоди, пап. Андрюшин? — переспросил я.

— Да. Ты его знаешь?

— Знакомы лично, — я поставил чашку на блюдце и забрал у отца газету.

Да, все верно, подписано Анюрюшиным. Тем самым журналистом, который два года назад пытался расследовать нападения на дворянские роды и которого аккуратно заткнули сотрудники Тайного отделения.

— Видимо, он специализируется на новостях об аристократии, — пояснил я. — В прошлый раз он пытался выяснить, с чем были связаны нападения на нас и остальных.

Но, должно быть, больше Андрюшин не рисковал лезть в большую игру, поскольку я не слышал о его громких расследованиях. То ли люди Корфа постарались, то ли мужик осознал, что пора свернуть с опасной дорожки, если дорога жизнь.

— Меня смутило, что статья какая-то размытая, — сказал отец, дожевав бутерброд. — Никакой конкретики, сплошные намеки. Этот Андрюшин нагнал туману, не раскрыл ни один из источников… Попахивает заказом.

— Или ему поручили написать материал, а базы для этого не дали, — пожал плечами я.

— Или так. В любом случае это нехорошая тенденция. Черт с этим твоим задержанием — подумаешь, ищейки немного перегнули. Куда сильнее меня беспокоит, что в статье говорится о происшествии на прудах.

Да уж. Начнутся звонки, обеспокоенные заказчики завалят наших секретарей письмами и требованиями прокомментировать ситуацию.

— Подготовим опровержение, — предложил я.

Отец покачал головой.

— Нужно действовать тоньше, Михаил. Никаких комментариев газетчикам давать не будем. А вот каждому из наших заказчиков я позвоню лично и заверю, что сделкам ничего не угрожает. Потому как если мы опубликуем опровержение в газетах, то солжем — инцидент все же имел место. Нужно говорить полуправду. Да, инцидент был, кое-какие процессы, увы, были нарушены, но мы справились и продолжаем работать. Это успокоит клиентов и поможет нам сохранить контракты.

— А как мы объясним, что на время перестанем принимать заказы? — Не унимался я. — Помощь финнов сработала в критической ситуации, но нельзя этим злоупотреблять. Иначе рано или поздно это всплывет на поверхность, и мы угодим в очередной скандал.

Честно говоря, я до сих пор нервничал из-за этой авантюры. Лишь бы Оля справилась, а у нас получилось доставить грузы тихо. Мы старались конспирироваться как могли — даже пригнали грузовики с нашими гербами к границе с Финским княжеством, чтобы перегрузить в них рыбу. А потом отправляли машины разными маршрутами, чтобы их было сложнее отследить.

Но вдруг мы учли не все?

— Согласен. Скандала лучше избежать, — размышлял Патриарх. — Значит, мы закроем предприятие на модернизацию. Как подрастут мальки, сможем вновь принимать заказы, благо долго ждать не придется. Да, потеряем в деньгах, но сохраним репутацию.

Ну, вариант. Лучшего я все равно пока что предложить не мог. Да и модернизация у нас формально происходила прямо сейчас — профессор Линдблад руководил работами, и обновление прудов было в самом разгаре. Хорошо, что рабочая сила у нас была под рукой.

— И сегодня мы с тобой уедем из Ириновки, — огорошил меня отец. — До возвращения Ольги. Приготовь вещи на пару дней.

— Это еще зачем, пап?

— Не хочу отбиваться от журналистов, и уж тем более не желаю, чтобы они нервировали наших работников. Чем плохи родовые поместья, так это тем, что все писаки знают их адреса. Никаких комментариев давать не будем. Лучше и вовсе сделать вид, что мы не заметили выхода статьи.

— И куда поедем?

— На Сокольи озера. В детстве мы… — отец замялся. — Да, ты ведь не застал этого… Можешь судить только по воспоминаниям.

Я покопался в памяти прежнего Миши. Да, было что-то. На наших землях текла река со странным названием — Морья. Впадала в Ладожское озеро и когда-то даже была судоходной. А еще она проходила через огромное болото — первое, которое пошло под разработку торфа.

Когда весь торф был выработан, осталось множество небольших озер, которые мы соединили каналами и превратили в небольшую экосистему. Поскольку места были болотистые и диковатые, люди там не жили, зато любили проводить досуг охотники и рыбаки.

Дед тоже любил отправляться туда на отдых — порыбачить да поохотиться на болотную птицу. Там для нашей семьи поставили хороший дом из сруба и устроили место отдыха.

— Значит, сделаем вид, что уехали уток стрелять? — улыбнулся я.

— Вспомнил?

— Ага.

— Чем Сокольи озера хороши, так это тем, что места там труднопроходимые и дорог немного. Не сунутся туда. А если сунутся…

Ну да. Болота там глубокие и коварные. Без проводника делать нечего.

Насколько подсказывала память, места там были неприветливые. Бывают болота дружелюбные, но не это. Нужно четко понимать куда можно наступить, а куда нет, иначе можно уйти с головой в топь. Да еще и туман часто ложился…

Словом, идеальное место, чтобы спрятаться. Мне подумалось, что нужно там все обустроить получше на случай, если Аспида откроет на нас охоту. В тех местах даже одаренным придется несладко.

— Что ж, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Тогда с тебя звонки заказчикам, а я займусь приготовлениями к поездке.

***

Ольга вернулась через два дня — ровно накануне приема у Воронцовых. Я с тоской вспоминал выходные в глуши и был не прочь провести в таком режиме недельку-другую. Несмотря на отсутствие страсти к охоте и рыбалке, мне там понравилось: тихо, спокойно, можно подумать или, наоборот, разгрузить голову.

Это место чем-то напомнило тайное обиталище Ирэн, куда она как-то меня приводила. Личное, сокрытое ото всех глаз, пространство.

— Как журналисты? Не сильно доставали вас? — спросил я у Егорушки, вытаскивая сумки из багажника.

— Писаки-то? Так мы делали все по инструкции. Покрутились они тут, повертелись. Поняли, что вас и взаправду в имении нет, да и отправились восвояси. Хорошо, что Оленька наша Николаевна их не застала…

— Кого не застала?

Сестра подошла к нам — все еще в дорожном костюме, не успев переодеться, она собиралась лично доставить рыбу Воронцовым. Я уговорил ее заехать в Ириновку и подобрать меня. Хотелось убедиться, что князь будет доволен.

— Да так, — отмахнулся я. — По дороге расскажу.

Отец остался дома разгребать накопившиеся за пару дней дела, а мы с сестрой дернули к Воронцовым. Кортеж получился интересный: во главе наш монструозный Витя, а за ним — два похожих на “Газель” фургончика с логотипом нашего рыбного хозяйства. Вот уж эскорт для форели…

— Так кого я не застала? — спросила Ольга, поправляя макияж перед зеркалом на козырьке.

— Пока тебя не было, нам снова попытались подгадить. К счастью, утрясли быстро.

Я рассказал ей о статье и слитой информации. Сперва сестра испугалась, но мне удалось убедить ее в том, что непоправимого ущерба публикация не нанесла.

— Уверен?

— Собираюсь повидаться с этим Андрюшиным. Очень уж хочется выяснить, кто стал его источником.

— А что с расследованием?

— Концы в воду. Борька, сын сторожа, умер.

Оля закрыла свеженакрашенный рот ладонью, размазав помаду.

— Господи…

— Боюсь, Господь здесь ни при чем. Как бы цинично это ни прозвучало, но Борька сам виноват. Судя по всему, парень обнаружил в себе криминальный талант, да только нарвался не на то дело. Жаль, конечно — ему б как следует вправить мозги, и может стал бы достойным человеком. Но… Что случилось, то случилось. Да и нам, сестричка, сейчас нужно заботиться о себе. Рыба не протухла?

— Обижаешь! Там такая система охлаждения и содержания, что она свежа, словно ее только что поймали.

— Вот и славно.

— А ты-то чего поехал? — надула губы девушка. — Доверил мне вести дела с финнами, но не доверяешь доставку?

— Нет. Просто хочу увидеться с Серегой, да и лишний раз расшаркаться перед князем лишним не будет. Ты и сама, небось, едешь из любопытства.

Сестра кокетливо отвела глаза. Эх, лиса! Конечно, хотелось девчонке на настоящего князя поглазеть.

— На самом деле я просто хочу проверить, насколько хороши мои манеры, — сказала она. — Потренироваться, так сказать. Бал ведь уже на носу, а у меня нет таких высоких знакомств. Я ведь еще не имею права выходить в свет…

Я улыбнулся.

— В таком случае выбор удачный. Воронцовы — нормальные князья. Богатые, как сам Мидас, но без лишнего пафоса. Насколько я понял, внутри семьи нравы у них довольно простые. И все же приличия нужно соблюдать, так что не фамильярничай.

Днем дорога была свободна, хотя нам и пришлось сделать здоровенный крюк вокруг города, чтобы не толкаться в вечных Петропольских пробках. Подъезжая к владениям Воронцовых, я предупредил сестру о скором прибытии и теперь подшучивал над ее нервозностью.

— Ой! Я ведь не переоделась. Как была в дорожном, так и…

— Расслабься. У тебя отличный брючный костюмчик.

— Брючный! А вдруг князь — консерватор и не признает штанов на женщинах?

— Думаю, сейчас его сиятельству важно получить свой заказ, а не пялиться на твои ноги. Ему это уже, знаешь ли, не по статусу.

Ольга в который раз поправила отросшие сильно ниже плеч светлые волнистые волосы, заново накрасила губы и теперь нервно теребила воротник пиджачка. Прям как девица на смотринах, ей богу. А ведь вопрос плевый. Теперь-то уже плевый.

— Ну, добро пожаловать на Воронцову дачу, — сказал я и припарковал автомобиль. За нами на гостевой площадке остановились грузовички.

К нам тут же выбежал облаченный в ливрею слуга.

— Ириновское рыбное хозяйство графа Соколова, голубчик! — провозгласил я в окно. — Принимайте провиант к завтрашнему мероприятию.

Лакей узнал меня и тут же расплылся в любезной и слегка подобострастной улыбке.

— Ваше сиятельство, Михаил Николаевич… — поклонился он. — Тотчас сообщу о вашем визите Сергею Андреевичу и Андрею Семеновичу!

Лакей метнулся в сторожку, и я услышал короткие фразы, брошенные то ли по телефону, то ли по рации.

Я открыл перед Ольгой дверь и помог выбраться, а тем временем мужички повыскакивали из грузовиков и прикидывали наилучший вариант разгрузки. К ним уже спешили другие слуги Воронцовых, везя перед собой большие тележки.

Ну, здесь вроде все. Неужели все же справились? Правда, мне казалось, что я окончательно успокоюсь, только когда получу отзыв от князя после приема. Паранойя не успокаивалась и доставала меня самыми дурацкими сценариями того, что могло пойти не так.

Мы проследили за разгрузкой, и когда первая телега уехала в сторону особняка, к нам вышли князь с сыном.

— Михаил Николаевич! — сдержанно улыбнулся старший Воронцов. — Не ожидал, что вы лично привезете ваш товар.

— Для лучших заказчиков и сервис лучший, — улыбнулся я в ответ и поклонился. — Рад встрече, ваше сиятельство.

Серега, наплевав на формальности, просто заключил меня в объятия и лишь потом заметил мою спутницу. Я перехватил его удивленный взгляд.

— Позвольте представить вам мою сестру Ольгу Николаевну Соколову, — девушка протянула руку, и Воронцовы поочередно ее поприветствовали. — Именно Ольге Николаевне мы обязаны нашим хозяйством. Моя сестра играет одну из важнейших ролей в нашем деле.

Андрей Семенович задержал взгляд на Ольге.

— Для меня всегда было огромным удовольствием встречаться с юными талантами. Наслышан о вашем дерзком плане, Ольга Николаевна. И должен признать, восхищен вашим упорством. Пойти против обычаев света ради мечты дорогого стоит. Тем приятнее видеть, что ваша мечта воплощается. И я безмерно счастлив познакомиться с результатом ваших трудов.

От такой похвалы Оля стушевалась, зарумянилась и потупила взгляд. Да уж, князь не скупился на комплименты.

— Благодарю за столь лестные слова, ваше сиятельство, — робко улыбнулась она. — Надеюсь, вы не будете разочарованы.

— Уверен в этом. Несмотря на то, что мы безмерно рады принимать вас в Ново-Знаменском, увы, признаюсь, мы с Сергеем не были готовы к приему гостей.

— Что вы, Андрей Семенович, мы не собирались вам отвлекать, — поспешил успокоить его я. — Лишь хотели убедиться в сохранности груза. Боюсь, нам тоже придется уехать в самом скорейшем времени, ибо летний сезон буквально кишит делами.

Серега за все это время не проронил ни слова, а я лишь сейчас отвлекся от ритуальных танцев вокруг его батюшки и заметил, что все это время мой друг пялился на Ольгу, словно та была не то призраком, не то инопланетянкой. Стоял столбом, даже не моргал, точно молнией пораженный.

— В таком случае не смеем вас задерживать, — улыбнулся старший Воронцов и протянул мне руку для пожатия.

Ольгу он наградил душевной улыбкой, напоследок отвесил комплимент ее шляпке, чем окончательно сразил бедняжку. Серега встрепенулся, обнял меня, а затем так осторожно пожал ладошку Ольги, словно моя сестра была хрустальной статуей.

— Р-рад… Очень рад знакомству, Ольга Николаевна! — Выпалил он, медленно покрываясь красно-белыми пятнами.

Это еще что за фокусы?

Сестрица немного пришла в себя, обворожительно улыбнулась и направилась к автомобилю. И тут Серега сорвался с места, оббежал Витю и распахнул перед Ольгой дверь.

— Прошу, — промямлил он.

Мы с князем переглянулись. Я удивленно вскинул брови, а Андрей Семенович позволил себе снисходительную улыбку.

— Впервые вижу подобный интерес, — тихо сказал он.

Я устроился на водительском сидении, завел мотор и осторожно выехал, лавируя между грузовиками и тележками.

И лишь сейчас Ольга шумно выдохнула — так громко, словно из нее вышел весь воздух.

— Неужели? — с мольбой спросила она, глядя на меня. — Неужели получилось, Миша?!

— Кажется, и правда разрулили. По крайней мере, ни слова о статье — что делает честь князю. Весьма тактично.

— Да я не об этом! К черту статью! Если Воронцовы останутся довольны, это перебьет любые наветы газетчиков!

В этом я не мог с ней не согласиться. Слово князя заставит умолкнуть и крепко задуматься любого писаку. Лишь бы рыба понравилась.

— Значит, сегодня позволим себе маленький триумф, — улыбнулся я, глядя на взбудораженную сестру. — И не забудь, что вечером примерка. Я уже хочу наконец-то увидеть это чертово платье, на которое ушло столько времени, денег и нервов!

Глаза Ольги загорелись дьявольским огоньком.

— О, тебе понравится. Еще как понравится…

Весело болтая и обсуждая перипетии, через которые пришлось пройти, мы почти не заметили, как доехали до Ириновки. Ольга рассказывала, как общалась с финнами, какие интересные гибриды видела у них на хозяйстве, о том, что договорилась обменяться некоторыми особями и попробовать вывести Карельскую породу. Уж не знаю, чем она должна была отличаться от обычной озерной форельки, но главное, что дело горело.

Я рассказал о бегстве на болота, о планах обустроить там “кризисное жилье” со всеми удобствами и возможностью укрыться.

— Только там все равно ни газа, ни водопровода, ни электричества, — проворчала сестра. — Все как два века назад.

— Так это и не плохо. Нечего привыкать к прогрессу. Нужно уметь выживать в любых условиях. Даже графам, — возразил я, но оборвал свою тираду на полуслове, заприметив щегольский ярко-желтый “Руссо” возле особняка. — А это еще кто?

— Понятия не имею, — отозвалась Оля. — Но цвет мне нравится. Хотя себе я бы взяла сиреневую…

Увидев нас, из автомобиля вышел высокий светловолосый молодой человек, и я резко ударил по тормозам. Скорее инстинктивно, нежели почувствовав опасность.

— Миш, ты чего? — удивилась Оля и перевела взгляд на гостя. — А… О боже. Что здесь забыл Денисов?

Глава 17

— Сам хотел бы знать, — отозвался я, не сводя пристального взгляда с гостя. — Одно могу сказать точно — никто его в Ириновку не приглашал.

Все веселье мигом поутихло. Ольга испуганно взирала на Денисова, Денисов — выжидающе пялился на нас, а я судорожно соображал, как бы отделаться от непрошенного однокурсника, чтобы это не вылилось в очередную дуэль.

— Ладно, выходим, — решил я и припарковал автомобиль так, чтобы не мешать движению остальных. — Имей в виду, что твою честь я защитил, поэтому ты не имеешь формального права предъявлять ему претензии.

Сестра кивнула.

— Знаю.

Я вышел из автомобиля первым, обошел и помог сестре выйти. Денисов медленно направился к нам.

— Добрый день, ваши сиятельства, — кивнул он сперва Ольге, а затем мне. — Прошу прощения за спонтанный визит.

Денисов держался несколько иначе, чем обычно. Вечно самоуверенный, демонстративно швыряющийся деньгами и пытающийся догнать старших братьев в скандальной репутации, сейчас Костик казался робким, неуверенным — как кот нашкодивший.

Однако, удивительные метаморфозы сотворила с ним одна-единственная пуля.

— Что привело тебя в наш дом? — Я хотел закончить с ним как можно быстрее. У нас с Олей было полчаса, чтобы перевести дух, а затем следовало ехать в Лебяжье.

Денисов растерянно улыбнулся.

— Я приехал извиниться. И попросить помощи. На второе не рассчитываю, но если вы позволите мне объясниться, возможно, перемените решение.

Он говорил, глядя и на меня, и на Ольгу. Причем всякий раз, когда Константин встречался с моей сестрой взглядом, он стыдливо отводил глаза. Неужели его действительно замучила совесть? Да и сам факт того, что он заявился к нам домой, уже о многом говорил.

Видать, что-то его и правда прижало.

— Как решит моя сестра, — сухо ответил я и уставился на Ольгу. — Однако, дорогая, не забудь, что мы торопимся.

Оля не успела и рта открыть, как Денисов метнулся к ней, схватил ее за руки и едва ли не бухнулся пред ней на колени. Я отшатнулся, инстинктивно начал вязать барьер, но погасил заклинание, поняв, что вражина не собирался причинять ей вред.

— Ольга Николаевна, прошу, выслушайте меня! — Тараторил Денисов так, словно это была его последняя возможность оправдаться. — Мне ужасно стыдно за поступок, что я совершил у Шувалова. Честно говоря, я сам не знаю, как так получилось. Да, у меня репутация хама и скандалиста, но я никогда не позволяю себе грубостей в адрес женщин… Это… Это было недоразумение, которое я никак не могу объяснить!

А ведь Денисов не лгал. Сколько бы мы с ним ни собачились, сколько бы он ни нападал на остальных ребят с курса, девчонок он не трогал. Максимум — мог выразить симпатию к какой-нибудь особе в несколько пикантной форме, да и то грешил подобным лишь в компании своих дружков.

Даже Ирку и Грасс он не задирал, хотя от него прилетало всем, кто был со мной дружен. Ирину — из личной симпатии и потому что она порой давала ему списывать конспекты, а Грасс — потому что могла врезать не слабее любого парня.

Словом, поступок Костика выбивался из его обычной манеры поведения, но тогда, в пылу скандала, я не успел об этом подумать. А сейчас задумался и сам Денисов.

— Ваше сиятельство, вы уже искупили это оскорбление, — придя в себя от удивления, заговорила Ольга. — Насколько я поняла, собственной кровью. Я была против этой дуэли и желала, чтобы этот поступок остался на вашей совести, но мой брат решил иначе. Как бы то ни было, конфликт улажен.

Она осторожно высвободила пальцы из его рук и отступила за мою спину.

— Если это все, то благодарю за визит, а нам…

— Не все! — воскликнул вражина. — Со мной творится что-то странное. У меня есть основания думать, что моим разумом манипулировали. И я хотел просить твоей помощи, Михаил. Ты ведь хорошо работаешь с ментальным планом. Понимаю, что многого прошу, но…

Я уже размышлял об этом. Сперва подумал, что Денисов на приеме просто перебрал шампанского и попутал берега. Но потом, когда на дуэли пули начали менять траекторию, я начал подозревать, что имело место стороннее вмешательство. И раз кому-то был нужен определенный исход дуэли, значит, этот кто-то позаботился и о том, чтобы сама дуэль непременно состоялась.

Ольга вопросительно вскинула брови.

— Хорошо, я помогу тебе, потому что это коснулось и нашей семьи, — сменил гнев на милость я. — Ольга, иди готовиться, а я пока что покажу Константину наш парк.

Намек она поняла, и дважды просить не пришлось. Сестрица кивнула, присела в торопливом реверансе и поспешила в дом. Я обернулся к Денисову:

— За мной.

Однокурсник робко брел позади меня, не решаясь говорить. Я свернул в парк, под сень густых деревьев и кустарников. Сперва был соблазн пойти к Дубу, но, поразмыслив, я решил не показывать его гостю. Чем меньше народу знает о нашем родовом древе, тем лучше.

Вместо дуба я отвел Константина на узкую тропу, которая выходила к ручью. Там установили скамейку.

— Рассказывай, — я уселся первым и жестом пригласил Константина присоединиться. — Мне будет проще изучать твою ментальную фактуру, знай я контекст.

Денисов опустился и растерянно поглядел по сторонам.

— Да, в общем-то, ты и так знаешь контекст. Сначала я ничего не понял. Несколько дней ходил как во сне. И, что самое интересное, даже не заметил толком, когда это началось и когда закончилось.

Я кивнул.

— Третий семестр. Основы ментальной работы с Благодатью. Мы же вместе ходили на лекции.

— Потому я к тебе и пришел. У меня ментал дырявый, природная защита средненькая. Но когда вся эта катавасия случилась, когда у меня снова начала нормально работать голова, я понял, что, кажется, мной воспользовались. Это, знаешь ли, унизительно.

Еще как. Впрочем, знай Денисов, что это я тогда стер ему память и на пару месяцев вывел из строя…

— А еще мне начали сниться странные сны. Точнее, один и тот же сон.

— Какой?

— Я иду по какому-то подземелью. Точнее, по темному подземному коридору с каменными стенами. Вижу какие-то знаки — буквы, символы. А потом огонь. Много огня. Я бегаю по какому-то залу, вокруг меня все горит, мне становится нечем дышать, но я знаю, что должен что-то найти… и на этом сон всегда обрывается.

Я нервно проглотил слюну. Неужели чужое вмешательство затронуло самые глубинные слои памяти? Я тогда обнулил нашего товарища за целые полгода, но работал неаккуратно и мог что-то оставить на самой подкорке. Этот его сон слишком походил на воспоминания, которые я пытался скрыть.

— Ясно, — отозвался я, стараясь не показать волнения. Еще не хватало, чтобы он вспомнил что-нибудь важное в самый неудачный момент! — Судя по тому, что ты описываешь, чужое вмешательство имело место. И с учетом твоих предыдущих ментальных травм сознание могло повредиться.

— Я уже думал об этом. Что воспоминания могли перемешаться, а то и вовсе спутаться со снами. Меня это очень беспокоит, Михаил. Если я не смогу отличать явь от снов, то стану опасен. Все же я боевик, у меня приличная сила… Ты сможешь посмотреть?

Жестом я попросил его подвинуться ближе. Денисов покорно развернулся, подставил голову под мои руки — лоб вражины был горячим.

— Лучше бы тебе, конечно, показаться более опытному менталисту, — проворчал я.

— Не хочу плодить слухи раньше времени.

И то правда. Если все пойдет по худшему сценарию, ничего хорошего Денисова не ждет. Изолируют, начнут искусственно подавлять его силу препаратами — до тех пор, пока император не соблаговолит одарить его своим великим исцелением. А это долго.

Ладно, поехали.

Я прошел мимо смехотворных ментальных защит как нож сквозь подтаявшее масло. Словно и не было никаких блоков. И пред моим вторым зрением предстала удручающая картина.

— Да, у тебя тут недавно похозяйничали, — сказал я, осматривая следы вмешательства. — Характерные мелкие дыры в тех местах, где твоя несчастная менталка пыталась сопротивляться. И судя по тому, что я вижу, ты и правда был под контролем. И долго — несколько дней. Может с неделю.

Денисов кряхтел, пока я возился в его голове. Но в одном был плюс слабой защиты — когда к такому лезешь в голову, он испытывает меньше боли.

— Примерно неделю это и длилось, — прошептал однокурсник. — Потом само сошло на нет.

— Не само, — возразил я. — Просто работали аккуратно. А с учетом особенностей твоего ментального профиля, ты мог этого и вовсе не заметить, если, скажем, работали, пока ты спал. Спишь крепко?

— Если не считать того сна, да. Пушкой не разбудишь. А что в остальном?

Я печально усмехнулся.

— Что-что… Пока все держится, но на соплях. Нужно любым возможным способом укреплять твои защиты, чтобы ментал мог восстановиться естественным образом. Это долго, зато надежно. Я бы на твоем месте заказал мощные защитные артефакты на ментал.

— Думал об этом. Но на оберег нужно разрешение.

— Тебе в твоей ситуации выдадут, — заверил я. — Все же ты не последний шельмец в империи. Хотя и тот еще дундук.

— И, судя по всему, в войсках мне делать нечего, да? — совсем скис Костик. — Пусть я хоть трижды боевик, но если меня можно легко взять под контроль…

— Это уже точно не ко мне. Короче, проблема есть. Все не так плохо, ты не помираешь и личность у тебя не расслаивается. Можно работать. Но я бы на твоем месте метил на какую-нибудь мирную должность без лишних стрессов.

Я оторвал руки от головы Денисова. Парень с облегчением выдохнул.

— Выходит, я оскорбил твою сестру потому, что это было кому-то нужно? Мутило-то меня именно в то время…

— Кому-то нужна была дуэль, — отозвался я. — Но зачем, ума не приложу.

Разложив сказанной мной по полочкам, Денисов подобрался, приосанился и злобно зыркнул себе под ноги.

— Тогда будем искать вместе. Потому что несанкционированное и скрытое вмешательство в разум является преступлением. И я очень хочу прижать эту скотину.

***

День императорского бала начался на два часа раньше. И хотя мне предстояло гораздо меньше приготовлений, гомон служанок не оставил мне шансов выспаться. С шести утра галдеж стоял такой, что я, проклиная балы, традиции, дебютанток и весь белый свет, стащился вниз по лестнице и забаррикадировался в кабинете.

Впрочем, отец довольно быстро ко мне присоединился. Выпив два кофейника, мы свели счета от финнов, подбили остаток, прочитали ночной отчет профессора Линдблада и немного повеселели. Занятые делами, мы не заметили, как настало время обеда.

— Не знаю, что нужно делать, чтобы готовиться весь день, — проворчал я.

Отец пожал плечами.

— Предоставь женские хитрости женщинам и никогда не пытайся их торопить. Поверь, Михаил, целее будешь.

Мы тихо рассмеялись. О да, и это мне еще Ирка казалась маньячкой до тряпок и сборов. Оля лихо ее обошла. Впрочем, для сестры это был первый выход в свет, а зная ее педантичность, я не сомневался, что она по десять раз заставляла слуг переделывать прическу и макияж.

— В следующий раз так тяжко будет только на ее свадьбе, — предупредил Патриарх. — Со временем она привыкнет и научится готовиться куда быстрее.

Мы как раз закончили с горячим и приступили к чаепитию, когда на первом этаже прозвучала трель дверного звонка.

— Ждем кого-то? — спросил я.

— Нет. Я специально освободил этот день, зная, какая суматоха здесь будет твориться.

Егорушка побежал к входной двери. Судя по тому, из прихожей доносились звуки короткой беседы и какой-то шелест, видимо, это был не гость, а посыльный.

Через минуту лакей ввалился в столовую, неся на вытянутых руках что-то невообразимо монструозное по своим масштабам. Кажется, это была корзина. С цветами. А еще с фруктами, бутылками вина, конфетами и черт знает чем еще. А венчала всю устрашающую композицию небольшая карточка.

— Боюсь спрашивать, от кого это.

Егорушка с трудом дошел до стола и водрузил подарок перед нами. Затем изящным жестом взял карточку и передал отцу.

— Князь Воронцов благодарит нас за изумительную форель, — прочитал записку отче. — Выражает надежду на дальнейшее сотрудничество и поздравляет Ольгу с первым балом. Здесь две подписи. Отца и сына.

Я с суеверным ужасом глядел на корзину. Да уж, эффектно поблагодарили, ничего не скажешь… И что-то мне подсказывало, что идея принадлежала вовсе не старшему Воронцову. Больно уж Серега впечатлился знакомством с моей сестрицей.

Надо бы ему ухи подергать за такие пафосные жесты. Ольгу такое проявление внимания может скорее напугать. Да и вообще сейчас как-то не до Серегиных терзаний…

Отец вернул карточку на место и театрально вздохнул.

— Да уж. А мы с тобой копейки считаем.

Я улыбнулся.

— Ну, могут себе позволить. Главное — рыба им понравилась, а это значит, что у нас могут появиться новые влиятельные клиенты. Больше заказчиков — больше денег. Больше денег — больше хозяйство. Больше хозяйство — больше денег…

— И не поспоришь, — улыбнулся отец. — Вот теперь действительно можно праздновать победу. Нас не сломили, и мы выдержали удар. Все мы.

— Именно. Нужно что-то посерьезнее, чтобы нас свалить. Кстати, отец, у нашей семьи есть враги? Не сплетники и спесивцы, а самые настоящие враги.

Поздновато я задал этот вопрос, но раньше как-то и в голову не приходило, а тут беседа сама к этому подвела. Одно дело — моя таинственная Аспида — ну это я сам нарвался. Но может были и другие игроки, о которых я ничего не знал?

Отец покачал головой.

— Вряд ли, Михаил. Когда наш род пребывал в зените славы, были завистники. И немало. Но после того, как мы утратили Осколок, когда все скандалы улеглись, большинство аристократических семейств попросту вычеркнули наш род из своих списков. Никто не объявлял нас врагами и не требовал поднять на вилы. Просто… О нас постарались поскорее забыть.

— И ни с кем конфликтов не было? — настаивал я.

— К счастью, нет. Твоя дуэль с Константином Денисовым — первый скандал едва ли не за сотню лет. Как ты понимаешь, воевать с кем-либо нам тоже невыгодно.

Особенно теперь, когда к семейным связям потихоньку прибавлялись товарно-денежные отношения. Бизнес с клиентами не воюет.

— Ясно, — почти что разочарованно отозвался я. Экие мы примерные, оказывается. Впрочем, возможно именно это стало залогом сохранения мощной родовой силы.

Я потянулся было за печеньем, когда на втором этаже затопали, зашумели, начали галдеть. Мы с отцом подняли глаза наверх.

— Что у вас там? — крикнул я.

Ефросинья, любезно согласившаяся помочь Ольге со сборами, спустилась на несколько ступенек и свесилась с перил.

— Ох, ваши сиятельства, мы наконец-то закончили.

Отец взглянул на каминные часы.

— И вовремя. Прибыть во дворец нужно к восемнадцати.

Фрося кивнула и нервно заломила руки.

— Вы готовы увидеть нашу дебютантку?

— Еще бы!

Мастерица побежала наверх. Послышались медленные шаги, сдавленная ругань, шипение, охи, вздохи…

И наконец по лестнице начало выплывать… Привидение? Сперва я подумал, что у меня резко помутнело в глазах, но, присмотревшись, понял, что видел не Каспера, а это Ольгу замотали в белую ткань, словно статую перед официальным открытием. Видать, Ефросинья разошлась и решила устроить нам настоящую презентацию.

Отрабатывала каждую копейку, к ее чести.

— Господа, представляю вам итог нашей работы…

Резким, но отточенным движением модистка сдернула с Ольги ткань.

Не знаю, на какую реакцию рассчитывала Ефросинья, но у меня она получилась бурной.

Мы с отцом переглянулись, и на лицах обоих застыло выражение полного шока.

— Доченька, милая… — осторожно начал Патриарх, но я его перебил.

Мне было не до деликатностей.

— Оля, черт возьми, ты действительно собираешься поехать к императору В ЭТОМ?!

Глава 18

Я ни черта не смыслил в моде. Не знал, какие фасоны принято носить этим летом, чтобы не прослыть отставшим от жизни. Понятия не имел, какой длины и пышности юбки были в почете на балах.

Но несмотря на все это я точно понимал, что наряд Ольги можно было назвать, по меньшей мере, провокационным.

— Ну и ну… — выдохнул отец и с присущей ему деликатностью продолжил. — Оленька, душа моя, не слишком ли это смело для первого бала?

Я пялился на наряд, и в моей голове одновременно роилось множество мыслей. Во-первых, фигура у моей сестренки, оказывается, стала почти что полноценной женской. Обычно Оля носила вещи свободного кроя — всякие удобные костюмы, ботинки на низком каблуке. А тут… Быстро, однако, растут наши младшие сестренки.

— Михаил, как тебе? — улыбнулась она.

Платье плотно обтягивало ее формы, но каким-то парадоксальным образом это не выглядело вызывающе. Верх платья сестры представлял собой жесткий корсет, обшитый несколькими слоями какой-то необычной полупрозрачной ткани. Корсет плавно переходил в длинную, до пола юбку — плотно обтягивающую бедра и расширявшуюся чуть выше колена. Сперва мне показалось, что в таком платье будет сложно не то что танцевать, а и шаг лишний сделать, но вот Оля начала двигаться, спустилась на одну ступеньку, другую — и это явно далось ей очень легко.

Но сам фасон платья не был каким-то уж необычным. Весь эффект создавался декором. Снизу вверх поднимался градиент из блесток, напоминающих рыбью чешую — ткань была расшита ими так плотно, что казалось, то была и не ткань вовсе. При каждом движении складки наряда двигались и сверкали, переливаясь всеми оттенками. И чем выше, тем меньше становилось блесток. Верх платья состоял из сложной конструкции в виде полупрозрачной сетки, и издалека казалось, что платье держится на Ольге само по себе.

И самая важная и провокационная деталь — шлейфа у юбки не было, зато от талии через одно плечо тянулась почти черная лента, напоминавшая рыбацкую сеть. Переброшенная за спину, она расширялась и превращалась не то в плащ, не то в шлейф. И в этом была главная ироничная деталь — Ольга сделала отсылку не только на рыбный бизнес, но и на черную перевязь нашего герба, желая продемонстрировать, что не стыдилась ни того, ни другого.

Что ж, она была права. Это мне понравилось.

Удивительно, как Фрося смогла собрать столько разных элементов и деталей, создать из них элегантный и не пошлый ансамбль, но при этом ее работа обещала стать по-настоящему яркой и свежей. Все же умела баронесса находить таланты.

— Выглядишь как русалка, — справившись с первым шоком, ответил я. — А это платье точно подойдет под требования? На балу же дресс-код…

— Не стоит волноваться, ваше сиятельство, — ответила за сестру Ефросинья. — Весь образ выполнен строго в соответствии с требованиями к бальным нарядам. Ни единый элемент не противоречит рекомендациям. Поверьте, я профессионал и отлично знаю свое дело. Тем более я бы не стала рисковать первым выходом Ольги Николаевны.

А моя сестрица внезапно оказалась настоящей бунтаркой! Было в этом наряде что-то от образа Анны Грасс. Не эта ее готика и подведенные черным глазами, а, скорее, мятежный дух и желание выделяться из толпы себе подобных, оставаясь в рамках.

Мы с отцом переглянулись, и я коротко кивнул на его вопросительный взгляд. Пусть едет так. В конце концов, Ольга сама этого захотела, а уж я прослежу за реакцией общественности и смогу оградить ее от излишнего внимания.

Сестра широко улыбнулась и, словно наслаждаясь нашей растерянностью, принялась медленно спускаться. Чешуя на платье переливалась, плащ-сеть покачивался и искрился за ее спиной. К такому наряду не нужны были ни украшения, ни сложные прически — и Фрося подобрала для Оли изящные сапфировые серьги из фамильной шкатулки — под цвет глаз, а прическу сделала в греческом стиле.

— Михаил, ты еще не одет подобающе, — пожурила сестра и кивнула наверх. — Бегом собираться!

***

В этот раз мне пришлось уступить место водителя одному из наших слуг. Ольга настояла, чтобы я не вел сам, да и мероприятие обещало быть насыщенным не только танцами, но и игристыми винами.

К моему удивлению, сейчас сестра была спокойна. Словно она и та девчонка, что боялась лишний раз вздохнуть на приеме у Шуваловых, были разными людьми. Может Фрося провела с ней воспитательную работу, объяснила особенности этикета и поведения? Или же Оля, справившись с настоящими взрослыми трудностями, уже не боялась столичных родовитых зубоскалов?

Как бы то ни было, сейчас она была безмятежна и царственна и теперь напоминала мне даже не русалку, а владычицу морскую. Кажется, моя сестренка и правда слишком быстро повзрослела.

Начищенный до блеска Витя остановился на подъезде к территории Екатерининского дворца. Пришлось потолкаться в очереди, и наверняка это была самая дорогая очередь в империи, если не во всем мире. Перед воротами один за другим останавливались и ждали своего часа автомобили баснословной ценности — эксклюзивные модели, редчайшие ретро-экземпляры, новейшие концепты, еще не пущенные в массовое производство. Если для дам такой бал был поводом пощеголять фамильными драгоценностями и нарядами, то для мужчин интерес был и в этом автомобильномпараде.

Когда очередь дошла до нас, к моей двери подошел слуга в ливрее императорского дома. Я опустил окно и протянул приглашение.

— Доброго дня, ваши… — он всего на секунду скользнул взглядом по приглашению, — сиятельства. От имени императорской фамилии счастливы принимать вас, Ольга Николаевна, среди дебютанток бала. Михаил Николаевич, вы являетесь сопровождающим ее сиятельства?

— Верно, — кивнул я. — Сегодня я приглядываю за сестрицей.

Слуга кивнул своему коллеге, стоявшему с планшетом чуть поодаль, а затем вернул мне приглашения.

— Должен напомнить, что применение артефактов, Благодати и… родовой силы запрещено на территории Екатерининского дворца и всего парка. В целях безопасности, разумеется. Допускается лишь применение артефактов для поддержания здоровья, однако их надлежит зарегистрировать. У вас есть при себе подобные?

Мы с Ольгой синхронно покачали головами.

— Нет, мы без артефактов.

— Благодарю и желаю прекрасного отдыха, — улыбнулся служащий и взмахом руки разрешил нам проезд.

Шлагбаум поднялся, и мы медленно заехали на территорию парка, и Ольга ахнула от восхищения. Хотя нам еще предстояло проедать добрые три сотни метров, высившийся Екатерининский дворец даже отсюда производил величественное впечатление.

Занятно, что я чувствовал себя здесь куда свободнее — еще в старом мире несколько раз ездил на экскурсию в Пушкин и Павловск. Однажды нашей учительнице даже удалось выбить билеты в знаменитую Янтарную комнату — восстановленную после похищения во время Великой Отечественной.

Но даже у меня немного захватило дух: ведь в этом мире не было Великой войны. Не было трагедий и разрушений, что она принесла с собой. И все, что я видел сейчас, в этом мире дошло до моих современников в первозданном виде.

— Ты знаешь, что этот дворец стал императорской резиденцией только при Елизавете Петровне? — Сказала Ольга. — Каждый следующий правитель немного перестраивал его под себя, добавлял новые корпуса, церкви, галереи и сады. А еще в восемнадцатом веке все декоративные деревья для садов покупались за границей. Но больше всего на облик дворца, конечно, повлияло правление Екатерины Великой.

— Тебе бы экскурсии водить, — усмехнулся я. — Никогда здесь не была, а знаешь о дворце все.

— Интересно, а у нас будет возможность посетить Пейзажный парк? Там есть несколько памятников Большой войне. Кагульский обелиск, Чесменская колонна, Малая Ростральная колонна, Башня-руина…

— Давай сперва представимся их императорским величествам. Не забывай, у тебя сегодня важная миссия — не опозориться как дебютантке.

Сестра повернулась ко мне и наградила меня теплой уверенной улыбкой.

— Все будет хорошо, Миш.

— Удивительно слышать это от тебя в таких обстоятельствах. Тебя что, заколдовали?

— Нет. Просто Ефросинья долго меня готовила и очень много рассказала о том, как там все происходит. На самом деле ничего сложного. А не боюсь я потому, что мы все сделали правильно, хорошо подготовились, да и ты со мной. Ты всегда меня защитишь, Миша. Я это знаю.

Черт возьми, а приятно было это слышать!

Мы подъехали с северной стороны — мимо Китайской деревни, Ротонды и Крестового моста. Шофер остановился напротив Золотых ворот — парадного входа на территорию дворца. Сейчас они были приглашающе распахнуты настежь.

Я вышел первым, обошел автомобиль и открыл перед Ольгой дверь. Закутанная в длинную темную накидку, она ступила туфельками на дорожку. Я отпустил водителя и подал сестре руку.

Не успели мы сделать и пары шагов, как к нам тут же подлетели императорские слуги.

— Господа! Позвольте взглянуть на ваши приглашения!

Процедура повторилась — нас отметили, вернули бумажки, а затем провели краткий инструктаж и рассказали о программе вечера. Мероприятие обещало быть насыщенным: приветственный коктейль, затем открытие бала и речь императора, представление дебютанток, а затем… Во дворце — танцы, в саду — прогулки и фуршет. В парке у прудов — концерт императорского оркестра. И судя по количеству гостей, уединиться не получится.

— Добро пожаловать в Летнюю резиденцию Их Императорских Величеств! — Отпустил нас служащий, и мы с Ольгой прошли через Золотые ворота.

— Боже мой, какая красота, — не уставала восхищаться сестра. — Ты только погляди, Миша! Нужно быть истинным гением, чтобы создать все это!

Сам Большой дворец располагался между парадным двором, ограниченным полукруглыми одноэтажными корпусами, и обширным парком. Бело-голубое с позолотой здание было сильно вытянуто, множество украшений фасада не делали его скучным. Пройдя по широкой дорожке до входа, мы оказались возле лестницы.

Здесь нас встретили поклонами, бокалами шампанского и звуками музыки. Дворец словно светился — из множества окон лился золотой свет, с галерей доносились смех и болтовня.

— Ну что, идем? — спросил я у замешкавшейся сестры. — Готова явись себя свету?

На лице Ольги промелькнула растерянность, но она быстро взяла себя в руки.

— Готова, — уверенно кивнула она и подставила плечи, чтобы я снял накидку.

Я улыбнулся, одним ловким движением сорвал темную ткань и бросил на руки подоспевшему лакею.

Платье сестры ослепительно вспыхнуло в свете хрустальных люстр, и оказавшиеся в одном с нами зале гости ахнули.

— Ну, теперь готовься приковывать взгляды, — сказал я на ухо сестре. — И да, выглядишь великолепно.

— Для того я и выбрала этот наряд. Я хочу, чтобы о нас снова заговорили.

Я повел ее дальше во дворец, показывая комнаты и залы, которые Ольга до этого видела лишь на открытках да фотографиях. Бесконечные анфилады — зала за залой, гостиная за гостиной были застелены паркетом из ценного дерева с перламутровой инкрустацией.

Под разнообразными потолками — расписными, лепными, зеркальными искрились причудливые люстры. Колонны блистали сибирским и уральским мрамором, мозаики из цветных камней и янтарей вкраплены в стены, покрытые шелком и гобеленами. Словом, это была роскошь, которую трудно представить, пока не увидишь своими глазами.

Ольга выпила бокал клюквенного лимонада — я запретил ей пить шампанское до танцев. Я же опрокинул пару фужеров игристого для спокойствия и повел сестру ближе к Большому залу — там должен был выступать император, там же императорской чете должны были представить дебютанток. И танцы тоже должны были начаться там.

Стоило нам войти в Большой зал, как к нам тут же поспешила молодая женщина в форменном платье и с бантом императрицы на груди. Либо фрейлина, либо ее помощница, — догадался я. У доверенных дам ее величества были особая форма одежды и знаки отличия — ордена, банты, розетки.

— Ваши сиятельства, — присела в реверансе фрейлина. — Михаил Николаевич, Ольга Николаевна… Позвольте представиться. Графиня Виктория Дмитриевна Строганова, младшая фрейлина ее величества.

Мы поприветствовали женщину со всем церемониалом.

— Сегодня очень важный день для вашей сестрицы, Михаил Николаевич, — многозначительно улыбнулась дама. — Позволите мне украсть ее ненадолго, чтобы подготовить к выходу?

— Разумеется, ваше сиятельство, — кивнул я и вложил руку в сестры в ладонь фрейлины. — Желаю удачи.

Дамы удалились в один из сопряженных залов, а я остался в Большом зале и огляделся по сторонам. От обилия золота, хрусталя и зеркал рябило в глазах. Зато среди гостей я все же смог рассмотреть знакомые лица — вот отец и сын Воронцовы, окруженные группой разряженных и украшенных орденами дворян. Они не заметили меня, и я решил поприветствовать их позже.

Прогулявшись дальше, я увидел Марианну Перовскую — стерва-красотка из польского рода облачилась в темно-синее, почти черное, платье, а вокруг нее ворковали девицы чуть моложе. Причем все бегали вокруг нее так, словно были не аристократками, а служанками.

— Здравствуй, Михаил!

Я обернулся и увидел Денисова. Константин подал мне руку, и я сдержанно ее пожал. Неплохой ход — заявить о том, что конфликт был улажен, на глазах у всей знати.

— Рад видеть в добром здравии, — сказал я. — Как голова?

Денисов задрал рукав фрака и показал тонкий серебряный браслет.

— Воспользовался твоей рекомендацией и обзавелся артефактом. Действительно стало гораздо легче. Хотя бы спать стал как нормальный человек. Еще раз хотел поблагодарить за помощь и извиниться за то, что вел себя как сволочь.

— Нет проблем, — улыбнулся я. — Когда-то мы с тобой если и не стали друзьями, но смогли нормально общаться и даже работали вместе. Будет замечательно, если эти времена вернутся.

— К слову о том, чтобы поработать вместе. Здесь дела обсуждать не хочется. Но как ты смотришь на то, чтобы на следующей неделе пообедать вместе? В городе открылся новый греческий ресторан. Позволишь угостить тебя мезе?

А вот это было неожиданно. Или к Денисову возвращалась его упертость? Я догадывался, что однокурсник хотел заручиться моей помощью в поисках того, кто опять чуть не сломал ему голову.

— Конечно, — отозвался я. — Выбирай дату и время.

— Свяжусь с тобой на днях. Приятного вечера.

Раскланявшись, мы разошлись по разным сторонам, но до меня доносились удивленные шепотки.

— Ты видел? Соколов и Денисов… Они жали друг другу руки…

— Может и не было дуэли?

— Вроде Соколов ранил противника…

— Да что вообще здесь делает Соколов?!

Вся эта болтовня почему-то лишь поднимала мне настроение. Видимо, настолько уже привык, что не обращал внимания. Да и сегодня в игру официально вступит еще один наш козырь — Ольга Николаевна Соколова. И вы, господа хорошие, будете ей кланяться и восхищаться ею как миленькие.

— Миша!

Что-то яркое почти что влетело в меня и внезапно растроилось. От неожиданности я едва не выронил бокал и, проморгавшись, понял, что цветные пятна оказались тройняшками Сперанскими.

— О боже. Ребята! — они полезли обниматься, наплевав на все приличия. И чуть не задушили меня в объятиях. — Эй, осторожнее! Раздавите!

Когда приступ радости закончился, все трое отстранились.

— Коля, Боря, Поля, не представляете, как я рад вас видеть. Особенно вместе и здесь, — широко улыбнулся я.

Поля и Боря смущенно кивнули. А их сестричка, надо отдать должное, похорошела. Вытянулась, обросла мясцом и выпуклостями, начала красиво одеваться и причесываться. Да и Боря не выглядел несчастным. Видимо, ребята не особенно жалели, что не прошли в Аудиториум.

Я перехватил официанта и взял шампанского для друзей.

— Рассказывайте, чем живете, — велел я, раздавая напитки. — Про этого лекаря я все знаю. А вы что-то затаились…

— Я пошел в военное училище. Выбрал Пажеский корпус, там есть направление на боевую подготовку в Аудиториуме после выпуска, — сказал Боря. — Как по мне, это даже лучше.

— Нравится?

— Ну, не без дедовщины, конечно… Но это интересная школа жизни.

— Значит, пошел по классике: наследник в Аудиториуме, ты — военным станешь… А Поля?

Братья переглянулись и насмешливо ткнули сестру под бок.

— Поля у нас заделалась мастерицей, — хохотнул Боря. — Пошла в школу искусств.

Я удивленно уставился на девушку.

— Ты же хотела стать артефактором…

— Я им и стала, — улыбнулась девушка. — Совмещаю ювелирное дело и артефакторию. Делаю драгоценности, которые позволяют влиять на облик владельцев и не только. Пока что учусь работе с металлами и обработке камней.

— Ух ты, — искренне восхитился я. — Значит, со временем станешь втридорога продавать колечки, которые сделают уродин красотками?

— Не совсем так. Все же возможности Благодати ограничены. Но кое-какие интересные идеи у меня есть…

Поля хотела сказать что-то еще, но нашу болтовню заглушили трубы.

— Речь! — шепнул Коля. — Давайте подойдем поближе. Я хочу разглядеть всех дебютанток!

Глава 19

Едва трубы утихли, как над залом пронесся зычный голос:

— Божиею поспешествующею милостию, Император и Самодержец Всероссийский, Ново-византийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский, Великий Князь Финляндский и владыка прочих земель Алексей Константинович Романов с супругой Ее Императорским Величеством Елизаветой Федоровной, цесаревичем Великим Князем Петром Алексеевичем и его сестрами Великими Княжнами Софьей Алексеевной, Татьяной Алексеевной и Надеждой Алексеевной!

Хорошо, что в этот раз решили сократить титулы, потому как у меня уши свернулись в трубочку даже от короткого представления. Да, широка страна моя родная… И это они еще коротко обозначили все греческие владения просто Новой Византией.

Золоченые двери Большого зала распахнулись, и к гостям медленно вплыла царская фамилия. Снова торжественно взвыли трубы, а гости умолкли, жадно разглядывая хозяев торжества. Боря Сперанский так напирал сзади, что отдавил мне все пятки.

— Это он! Глядите! — раздавались робкие шепотки.

— А государыня-то сегодня как хороша…

— Царевны повзрослели… Ох, погляди на Надежду — совсем цветок распустился…

В прошлый раз, когда я видел императора во плоти, самодержец удивил меня скромностью. Но сегодня императорская семья явно решила поддержать дух пышного празднества.

Алексей Константинович Третий облачился в ослепительно белый мундир с золотыми эполетами и несколькими орденами. Не знаю, какие войска он представлял, но смотрелось внушительно и действительно царски. Хотя было при этом в императоре что-то близкое, родное. Алексей Третий, при всем своем высоком статусе, не производил впечатление небожителя. Казалось, подойди к нему да обратись по батюшке — и выслушает, не прогонит, еще и борщом накормит.

Не знаю, была ли у него такая природная аура или такой эффект давал какой-нибудь артефакт вроде тех, которыми решила заниматься Поля Сперанская. Но император мне был симпатичен.

Он вел под руку супругу — дама выглядела моложе его лет на десять, хотя я знал, что и ей было уже прилично за сорок. Тончайшую талию женщины обхватывал тугой корсет, бело-серебристое платье сверкало вышивкой и жемчугом, когда она передвигалась. Императрица Елизавета Федоровна лучезарно улыбалась гостям, и вокруг ее глаз собирались лучистые морщинки. Я не мог назвать ее красавицей, но она была очень мила, и от нее исходило материнское тепло. Почти как от лекарей, с которыми я имел дело.

Проходя мимо нас, Елизавета Фелоровна элегантным движением поправила белокурый локон и удостоила меня улыбки, а затем наклонилась к уху супруга и что-то ему прошептала. Император мельком взглянул на меня и кивнул. Я поклонился.

— Ваши императорские величества…

Да уж, они явно ожидали меня здесь увидеть. Даже намеревались. Как-то неловко становилось от такого внимания. Интересно, это Ксения Константиновна постаралась или мне просто крупно повезло? И не была ли Оленька поводом, чтобы увидеть меня?

Стоямба, Миха. Многовато ты на себя берешь. С какой радости императору меня лицезреть? Пора все же выключить паранойю хотя бы на время и просто насладиться первым выходом сестрицы.

Следом за императорской четой шествовал цесаревич Петр — будущий Петр Четвертый, если Господу будет угодно. От отца он унаследовал средний рост, близко посаженные глаза и немного горбатый нос, а от матери — плавность движений и светлые волосы. На вид ему было лет двадцать, может чуть больше. Юноша был облачен в парадный мундир Лейб-гвардии Преображенского полка. Вероятно, таким образом он хотел отдать дань уважения знаменитому предку Петру Первому, учредившему этот потешный полк. И, видимо, в честь первого императора его и назвали.

— Как хорош… — выдохнула какая-то девица рядом со мной. — Жаль, жениться должен на гречанке… Вот бы вернули старинный обычай брать жену из своих…

Цесаревич явно пользовался успехом у молодых особ, поскольку наследника буквально на каждом шагу преследовали томные женские вздохи. Но меня куда сильнее заинтересовали его сестры.

Трудно было найти трех более непохожих друг на друга девушек. Да, неуловимое внешнее сходство между ними было, но они казались настолько разными, что я невольно поразился.

Старшая, Софья — девушка лет двадцати — не уступала брату ростом и явно была натурой серьезной. Не улыбалась, хотя эта легкая суровость ей даже шла — в сочетании с темными волосами, некоторой худобой и цепким взглядом серых глаз, это выглядело органично. Впрочем, держалась старшая сестра холодно и отстраненно. Даже цвет платья выбрала серо-синий, как воды Невы зимой.

Полной противоположностью казалась средняя — Татьяна. Широкое лицо с ямочками на щеках, полные губы, вечно растянутые в улыбке до ушей. Смеясь, средняя сестрица, жала руки знакомым дамам и кивала мужам. Казалось, ее переполняла энергия, и платье жизнерадостного желтого цвета это лишь подчеркивало.

К моему удивлению, Татьяна Алексеевна остановилась напротив меня.

— Михаил Николаевич? — улыбнулась она и протянула руку.

Я на миг оторопел. Вот те на! Но тут же сбросил оцепенение и прикоснулся губами к ее обтянутой в перчатку ладони.

— Да… Ваше Императорское Высочество…

— С нетерпением жду момента познакомиться с вашей сестрицей. О ней сегодня столько говорят!

Царевна снова ослепительно улыбнулась, взмахнула каштановыми кудряшками и поспешила за старшей сестрицей. А я с трудом захлопнул отвисшую челюсть. Интересно девки пляшут. Видимо, Олина авантюра с платьем таки имела успех. Вопрос, какой?

Надежда Алексеевна оказалась самой настоящей скромницей. Лет шестнадцати-семнадцати, она семенила позади сестер, подхватив подол наглухо закрытого фиолетового платья. Из украшений на ней были лишь скромные сережки да тонкий обруч в рыже-русых волосах. Благообразным лицом она очень походила на мать, а вот держалась очень застенчиво. Словно предпочла быть где угодно, но только не на этом громком балу. Мне было бы куда проще представить Надежду Алексеевну монашкой, а не дочерью одного из самых могущественных людей в мире. И почему-то она напомнила мне Полю образца двухлетней давности.

Пока я пялился на императорских дочерей, сам Алексей Константинович подвел супругу к возвышению и обратился к гостям.

— Господа, для нас честь принимать сегодня каждого из вас! — голос императора был таким же тихим и спокойным, но сегодня он все же добавил немного тепла. — Я знаю, что вам не терпится перейти к следующей части нашего бала, поэтому буду краток. Летний бал — жемчужина сезона, а Екатерининский дворец — жемчужина среди дворцов. Лишь такая оправа достойна обрамлять сокровища нашей империи — ваших дочерей и сестер, наших сегодняшних дебютанток. От лица всей правящей фамилии я приветствую вас на этом балу и желаю незабываемого отдыха!

Зал взорвался аплодисментами. Вспыхнули еще ярче хрустальные люстры, и их свет отражался от убранных зеркалами стен. Помещение превратилось в залитое светом пространство, откуда-то внезапно зазвучала музыка, и я понял, что главное представление вечера началось.

Император с супругой устроились на обитой бархатом скамье — видимо, посчитали слишком пафосным тащить в зал троны. Наследники окружили чету со всех сторон, а чуть поодаль я заметил Великого Князя Александра Константиновича — того самого эксцентричного менталиста, что принимал нас с Корфом и Ириной в леопардовом халате и кирзовых сапогах. Присутствовала и Ксения Константиновна — безупречно элегантная Великая княгиня держалась чуть особняком и пила шампанское в окружении других дам.

Наконец двери соседнего зала распахнулись, и оттуда, кружась под музыку, выплыли дебютантки. Все одинаково юные, сверкающие улыбками и свежестью, но в то же время разные — и правда, как сокровища в шкатулке.

Но Ольга выделялась среди всех, и я понял, кто будет героиней этого вечера. Все взгляды были прикованы к моей сестре, и тепереь настал черед охать уже для мужчин.

— Кто эта прелестница? В чешуе? — прошамкал, щурясь сквозь очки, старый граф Шумилин.

— Моя сестра Ольга Николавна Соколова, — улыбнулся я.

— Эх… Жаль, староват я для столь юного создания. Молодые должны жить с молодыми. Тем не менее, передайте от меня восхищение своей сестрице.

Я кивнул и продолжил наблюдать за действом. Покружившись в танце, девушки начали приближаться к императорской чете. Звучали имена дебютанток — Екатерины Брюс — юной дочери графа Брюса, рыжеволосой девицы с шотландскими корнями. Знойная гречанка Анна Каподистрия украла сердца многих, восхитив ранней южной красотой.

— Деметра Георгиевна Колеттис! — представили еще одну аристократку из Новой Византии, и темноволосая смуглая девушка, взмахнув многослойными нежно-розовыми юбками, исполнила безупречный реверанс перед императором.

Звучали имена, парад женской красоты продолжался, и я даже немного заскучал, ожидая очереди Ольги. Вот пошли польские красотки — особенно отметилась Паулина Новицкая — дева с огромными зелеными глазами и косой такой длины, что, уложенная на голове, она смотрелась как корона.

Наконец очередь дошла и до моего сокровища.

— Ольга Николаевна Соколова!

Сестра намеренно убавила шаг и прошла по драгоценному паркету так, словно плыла над землей. Блестки-чешуя искрились, ткань струилась, покачивалась за спиной рыбацкая сеть-плащ. Только сейчас я заметил, что висевшая у нее на поясе танцевальная книжка — специальный аксессуар, чтобы записывать очередность танцев и кавалеров, тоже была отделана сеткой и чешуей.

Ольга предстала перед императорской семьей и склонилась в идеальном приветствии.

— Ваши императорские величества… Для меня большая честь быть среди приглашенных на этот прекрасный праздник.

Алексей Константинович гостеприимно улыбнулся и переглянулся с супругой. Елизавета Федоровна слегка кивнула и ответила любезной улыбкой. И в этот момент случилось то, чего не ожидал ни я, ни Ольга, ни, пожалуй, кто бы то ни было в зале.

Цесаревич лихо сбежал по ступеням и подал Ольге руку. Опешив, сестра застыла с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом. Петр Алексеевич помог ей подняться и быстро что-то сказал. Ольга кивнула и, залившись краской, поспешила присоединиться к уже представленным дебютанткам.

— Что это было? — спросил я у стоявшего рядом со мной Коли. — И вообще, это хорошо или плохо?

— Понятия не имею, — отозвался лекарь.

После Ольги представили Олимпиаду Стобеус, Эмилию Трубецкую и еще нескольких юных прелестниц, но, судя по всему, после выхода Ольги все они уже не произвели фурора. Оля действительно отличалась — среди всех этих зефирных платьиц нежных оттенков она в своем чешуйчатом платье первой обращала на себя внимание. Ах Фрося, ах лиса!

Церемония представления закончилась, император объявил долгожданное начало танцев. Дебютантки рассредоточились по залу в ожидании первых кавалеров. По традиции первый танец принадлежал отцам или опекунам — сопровождающим.

Но Ольга ко мне не спешила.

И лишь когда грянула музыка для первой пляски, я понял, почему. Первый танец она отдала цесаревичу.

***

Танцевальная книжечка Ольги грозила закончиться этим же вечером — сестре почти не давали отдохнуть, а она и не была против. Получив разрешение выпить бокальчик брюта, сестрица окончательно расслабилась и отдалась празднику. А я, как временно исполняющий обязанности опекуна, устал давать благословения кавалерам на танец.

Воронцов успел пригласить Ольгу дважды — и, к моему удивлению, Серега танцевал как бог. Видимо, гены матери-актрисы передались правильным образом. Не упустил шанса отхватить свой вальс и Коля Сперанский — ну как было отказать другу? Даже Денисову перепала одна пляска — Ольга до сих пор считала, что я переборщил с дуэлью, а уж после того, как выяснилось, что вражина действовал не совсем по своей воле, сердечко моей сестрицы дрогнуло окончательно, и она решила, что согласием на танец сгладит конфликт.

Ну и куда было деться от вездесущего Шувалова? Молодой граф-прилипала наплел Ольге столько комплиментов, что меня затошнило от патоки его речей. А еще на него явно озлобился Серега. Как бы до еще одной дуэли не дошло…

— Борь, пригляди за моей младшей, — попросил я. — Хочу выйти на воздух. Духота замучила.

— Не вопрос! — отозвался лекарь. — Сам-то хоть кого-нибудь сегодня ангажируешь?

Я растерянно скользнул взглядом по ожидавшим приглашения дамам. Вроде и следовало для приличия потанцевать с кем-нибудь, но душа к этому совершенно не лежала. Да и плясун из меня, чего таить, так и остался хреновый. Сколько Ирэн ни старалась, до совершенства мне было еще как пешком до Китая от Петрополя.

— Наверное, позже. Сперва проветрюсь, — отозвался я и бочком, вдоль стеночки, протиснулся к выходу из зала.

Музыка гремела всюду, и нашлось немного мест, где можно было насладиться тишиной. Сбежав от столпотворения, я направился сперва на крыльцо, а затем спустился в сад. Передо мной простирались лужайки и лабиринты из живых изгородей, обрамлявшие пруды и фонтанчики со статуями.

Вода… Вода — это прекрасно. Рядом с водой всегда прохладнее.

Недолго думая, я пошел по лабиринту, надеясь, что он выведет меня к какому-нибудь маленькому пруду. Здесь пахло хвоей и свежей зеленью, откуда-то доносился запах гари — только что запускали фейерверки, тянуло сыростью и тонким ароматом каких-то цветов. После духоты бального зала здесь от свежести едва не закружилась голова.

Я свернул за угол лабиринта и едва не врезался в высокого широкоплечего мужчину в строгом костюме.

— Михаил Николаевич? — пробасил он.

— Зависит от того, кто спрашивает.

— Прошу за мной, ваше сиятельство, — мужчина отступил на шаг, словно хотел пропустить меня вперед, и указал рукой направление.

— Погодите, сударь, — оскалился я. — Вы меня знаете, а я вас — нет. Как-то нехорошо получается.

— С вами хотят поговорить, — сухо ответил мужчина. — Прошу за мной.

— Кто?

— Прошу за мной, ваше сиятельство. И напомню, что на территории Екатерининского парка запрещено применение силы. Пожалуйста, извольте подчиниться. Это очень важно для вашего собеседника.

Я прислушался к ощущениям. Сила внутри меня тоже насторожилась и была готова излиться в любой момент. Так, тихо. Этот дядька походил на безопасника, только ни единого знака отличия у него не было — просто темный костюм, галстук, сорочка. Не самые дешевые, но и не сверхдорогие. Возможно, слуга какой-то шишки.

Интересно, чьей именно?

Первой в голову пришла мысль о Ксении Константиновне. Но Великая княгиня уже выводила меня в свет и прозрачно намекала на покровительство. С чего бы ей сейчас прятаться? Если только она не решила поговорить конфиденциально. Но так могла проводить меня в какой-нибудь из пустующих залов…

— Ваше сиятельство, не медлите! — почти взмолился амбал. — У нас очень мало времени!

— Ладно, черт с вами. Ведите.

Мужик тут же нырнул через узкий проход между двух рядов кустарника, я бросился за ним и едва не проткнул глаз торчавшей веткой. Ненавижу, блин, эти изгороди. Что Матильда меня по ним гоняла, теперь и у императора в гостях опять прячусь, как картофельный вор от сторожа с двустволкой!

Попетляв по лабиринту и пробравшись через еще парочку изгородей, мы оказались на идеально ровном пятачке, в центре которого стояла статуя какого-то греческого бога. Рядом с изваянием стояла фигура, облаченная в черное с головы до пят. Лицо было скрыто за капюшоном, а ткани в накидке оказалось так много, что за этим балахоном я не смог разглядеть фигуру.

— Благодарю. Ты свободен, — распорядилась фигура низким женским голосом.

Мужчина в костюме тут же исчез, пошуршав ветвями кустарника.

Я сделал несколько шагов, чтобы лучше рассмотреть собеседницу, но она выставила руку вперед и резко отвернулась.

— Не нужно подходить ближе, ваше сиятельство. Вы не должны видеть мое лицо.

— Допустим, — ответил я. — Зачем я здесь?

— Прошу прощения за этот маскарад и то, что мои помощники могли вас напугать, — женщина говорила шепотом, намеренно понижая голос. — Однако наша встреча слишком рискованна, и я не могла позволить себе подойти к вам в зале.

— Кто вы? — оглянувшись по сторонам, спросил я. — Что вам нужно?

— Вы можете называть меня госпожой Реей, и я нуждаюсь в вашей помощи.

Глава 20

Рея. Значит, та самая таинственная женщина, что надоумила моих Старших провести ритуал призыва родового духа.

В древнегреческой мифологии Рею почитали как титаниду и мать олимпийских богов. Дочь Урана и Геи, супруга и сестра титана Кроноса, мать Гестии, Деметры, Геры, Аида, Посейдона и Зевса.

Из мифов я помнил, что титан Кронос пожирал собственных детей, опасаясь рождения более сильного, чем он, наследника. Но Рее удалось спасти самого младшего — Зевса. Она вроде бы подсунула Кроносу запеленутый камень, который тот и проглотил.

Когда Зевс вырос и возмужал, он начал войну с отцом. После десятилетнего противостояния Кронос был свергнут Зевсом и заключён в Тартар вместе со вставшими на его защиту титанами. Но перед этим Зевс заставил Кроноса изрыгнуть поглощенных им старших детей, которые позже стали богами.

Не просто так эта женщина звалась Реей. В мифе должен был найтись ответ, почему она взяла это имя. Была ли она матерью богам? Хотела ли спасти свое дитя? Или желала избавиться от Кроноса, под которым можно подразумевать врага? А может хотела схитрить?

Женщина отступила на шаг и плотнее запахнула плотную черную накидку.

— У вас, должно быть, много вопросов, ваше сиятельство, — прошептала она. — Прошу, задавайте. Однако я должна предупредить, что времени у нас немного. Наше отсутствие вскоре заметят.

Я прекрасно помнил, что здесь нельзя было применять силу, но все же позволил себе легонько коснуться ауры этой женщины. В ее крови точно текла Благодать, и довольно сильная — ранг третий, а может и вовсе второй. При этом госпожа Рея старательно скрывала от меня свое могущество. Интересно. Неужели боялась, что я смогу вычислить ее по силе?

— Первый вопрос, — хрипло сказал я. — Зачем вы науськали мою семью провести запрещенный ритуал? Родные рассказали о вашем визите и книге, которую вы им передали. Без вас этот замысел бы не осуществился. Так зачем вам понадобилось создавать такого, как я?

Дама медленно кивнула, и острый уголок ее капюшона покачнулся.

— Вы должны были стать моим тайным оружием, ваше сиятельство. Силой, что не была учтена ни одной из сторон, но которая смогла спутать карты игрокам.

— И в какую же игру вы меня втянули?

— Разве вы еще не поняли? — вздохнула женщина. — В этом мире всем нужна лишь власть. Одна беда — желающих всегда больше, чем, собственно, самой власти.

Я усмехнулся.

— И что же я за оружие? Для чего?

— Для защиты, ваше сиятельство. Мы никогда не намеревались использовать ваши таланты иначе. Лишь для защиты. Впрочем, проследив за вами на протяжении длительного времени, мы пришли к выводу, что не ошиблись с выбором. Несмотря на сравнительно юный возраст, в критических ситуациях вы чаще всего принимаете верные решения. И пусть навыков вам порой недостает, но внутренний компас работает точно.

Судя по тому, что говорила эта дама, вряд ли она входила в круг Темной Аспиды. Но раз уж у нас сегодня вечер откровений, следовало расставить все точки над “ё”.

— Говорите прямо, госпожа, — я двинулся на нее, и Рея ловко отступила, не споткнувшись о постамент статуи. — Чьей игре я должен помешать? Кто ваш враг? Кого я должен защищать? Раз уж вы пошли на риск и создли меня, идите до конца. Дайте мне все, что нужно знать.

Дама оглянулась по сторонам и жестом велела мне замолчать. С другой стороны лабиринта, всего в паре метров от нас, прошла хихикающая парочка. Когда люди удалились, Рея дотронулась до статуи. Ее рука была затянута в черную перчатку.

— Мне придется начать издалека, но иначе вы не поймете. Но прежде, чем я расскажу подробности, вы должны знать, что я преследую интересы императорской фамилии. Точнее, императорской четы. Это важное уточнение.

— Насколько мне известно, множество структур ставят своей задачей защиту интересов и политики императора. Но, в отличие от вас, они не скрывают своих лиц.

— В отличие от многих чинуш, я действительно верна тем, кому служу, — отрезала Рея. — Ваше сиятельство, вы сейчас находитесь в месте, где мало кому можно доверять. Думаете, раз это императорская резиденция, нашпигованная охраной и артефактами, то здесь все белые и пушистые? Не смешите. Это змеиный клубок. То, что все эти люди сегодня бьют друг другу поклоны, не означает, что они не строят друг другу козни. И для того, чтобы защищать императорскую семью, недостаточно Полиции и Тайного отделения. Зачастую во дворцах приходится рассчитывать на таких, как я. На тех, кого не принято воспринимать всерьез.

— Значит, вы кто-то вроде “летучего эскадрона” Екатерины Медичи? — предположил я.

— Занимательные познания для человека ваших интересов, — одобрительно хмыкнула госпожа Рея. — Можно сказать и так. Только обычно мы не спим с объектами наших интересов.

У королевы Франции Екатерины Медичи было больше двухсот фрейлин, которых французские придворные называли "летучим отрядом". Сперва фрейлины исполняли привычные обязанности — сопровождали выходы королевы, помогали с одеждой, развлекали. Но вскоре королева сообразила, что фрейлин можно было использовать и в других целях — очаровывать и соблазнять нужных людей, выведывать их тайны, ссорить врагов трона и завоевывать союзников.

В свою свиту Екатерина Медичи выбирала лучших девушек — самых красивых, самых образованных, самых остроумных, умеющих поддержать беседу, петь, танцевать, музицировать. Зачастую в ход шло все женское обаяние, чтобы очаровать жертву и получить нужную информацию. Фрейлин собирали не только во Франции, но практически по всей Западной Европе и умела добиваться от них беззаветной преданности. Про самую знаменитую из “летучего эскадрона” мадам де Сов говорили, что по приказу королевы она двадцать лет спала то с одной, то с другой партиями, выведывая их секреты.

Я потому и запомнил историю про “летучий отряд”, что эта идея показалась мне впечатляющей. Удивительно, что до королевы Екатерины мало кто додумался наладить эту систему.

Выходит, госпожа Рея была одной из фрейлин при императрице? Фрейлиной или нет, но точно состояла при дворе. А вот уж какую должность занимала, предстояло выяснить. Я знал, что чины придворных дам отличались, но еще плохо выучил их обязанности. Что ж, повод снова засесть за книги.

— Итак, вы служите императору или императрице… Вы защищаете их интересы. Но почему ради этой защиты вам понадобилось призывать родовой дух? — спросил я.

— Затем, что родовая сила напрямую зависит от благочестивости рода. Сила Благодати исходит от Осколков, она может принадлежать любому, кто свяжет себя с ней. Чем сильнее камень, тем могущественнее его род-обладатель. Однако не мне вам объяснять, от чего зависит могущество родовой силы.

Кажется, я начал догадываться, к чему вела женщина.

— Я связан ограничениями. Не могу убивать без последствий для силы, если не вынужден сделать это ради клятвы или защиты рода. Не могу обманывать, вредить родственникам, да и вообще грешить, если только это не делается в целях защиты рода.

— Все верно. А еще вы по рождению и титулу являетесь подданным его императорского величества, — добавила Рея. — И это означает…

— Что я не смогу навредить ни императору, ни его семье, ибо служу государю, — заключил я.

Женщина кивнула.

— Именно. Нарушите клятву — лишитесь силы и погубите родичей. К сожалению, родов-праведников вроде вашего можно пересчитать по пальцам одной руки. Всех развратила Благодать. Когда сила идет от камня, а не от духов предков, легко начать грешить. Возможно, родов-носителей больше — должны остаться среди старообрядцев, но они добровольно отказываются от этой силы. У меня ушло много времени, чтобы выяснить историю и потенциал рода Соколовых, ваше сиятельство. Однако все усилия были не напрасны.

Интересное кино у нас получалось.

Я-то грешил на Ксению Константиновну — дескать, она запустила проект по имени Миша Соколов, версия 2.0. Но, судя по всему, Великая княгиня лишь воспользовалась своими крепкими связями с Аудиториумом, и когда мы с Серегой явили свои сверхспособности миру, просто подсуетилась и взяла нас под крыло. В своих интересах, конечно же. Которые, к слову, пока что не обозначила четко.

В таком случае и Корф мог появиться в Ириновке не случайно — больно уж он быстро отреагировал после ритуала. Если предположить, что ему направили информацию напрямую, а то и вовсе приказ спустили, то он мог посадить меня на крючок так, чтобы я точно не соскочил. А потом и сам втянулся.

Складывалось.

Оставался вопрос с Темной Аспидой и Орденом Надежды. Корф сперва отправил меня в Аудиториум ради ячейки Ордена. Темная Аспида вылезла позже — и довольно внезапно, да и то явно потому, что почувствовала во мне угрозу. А потом с Радамантом получилось договориться. На время.

Что ж, кое-что начинало становиться на свои места. А то надоело тыкаться, как слепому котенку.

— Хорошо, — вздохнул я. — Вы обозначили мою миссию — защищать интересы императора. Мы с ним рюмку чая на брудершафт не пили, но и без учета подданства он мне симпатичен. Так что тут вопросов пока что нет. Надо — служу, прикажете — защищу. А теперь, молю, обрадуйте меня, что я привлек на свою голову внимание именно тех людей, от которых нужно защищать нашего венценосного государя.

— Потрясающая проницательность, ваше сиятельство, — усмехнулась Рея. — Все верно. Здесь я должна сделать небольшой экскурс в историю, дабы вы всецело понимали масштаб и серьезность ситуации. Зачем, по-вашему, была создана Темная Аспида?

Я пожал плечами.

— Как противовес Ордену Надежды.

— За что борется Орден Надежды?

— Если обобщать, то за право простолюдинов претендовать на обретение Осколков. Сейчас они доступны лишь потомственным аристократам, а новые выдаются нетитулованным дворянам крайне редко. Орден Надежды, по крайней мере, наиболее адекватная его часть, выступает за то, чтобы пересмотреть порядок дарования Осколков. Радикалы хотят и вовсе расколоть Великие Осколки и раздать их простолюдинам, оставив Романовым лишь такой же, как у всех…

Госпожа Рея кивнула.

— В целом верно. И Темная Аспида…

— Защищает интересы потомственных одаренных, — отчеканил я. — Потому как все понимают, что настолько фундаментальная реформа затронет, в первую очередь, наше сословие.

— И здесь вы правы, ваше сиятельство. Однако вам явно недостает информированности.

— Так просветите, — занервничал я.

Рея облокотилась о постамент статуи, отвернув от меня лицо. Я видел лишь темный силуэт на фоне затянутого сероватыми тучами ночного неба.

— Идея реформировать порядок наделения подданных Осколками витала еще при отце нашего государя, — тихо начала женщина. — Отец Алексея Константиновича, Константин Павлович, царствие ему небесное, провел большую работу. В те годы еще не было Ордена Надежды как оформившегося явления, но, разумеется, то и дело возникали всплески негодования. Пропасть между сословиями росла все сильнее, и, говоря откровенно, многие аристократы действительно злоупотребляли могуществом.

— То есть провоцировали народный гнев.

— Именно. Были вспышки народного гнева, восстания, митинги с требованиями взять аристократию под строгий контроль, лишать провинившихся Осколков, даровать выдающимся простолюдинам не только нетитулованное дворянство, но и Благодать. Времена серьезно изменились, и то, что терпели в позапрошлом веке, сейчас безнадежно устарело.

— Согласен.

— Вы в меньшинстве. И все же государь Константин Павлович организовал рабочую группу, которой поручил проработать варианты реформы, — продолжала Рея. — Не буду вдаваться в детали, но задача стояла непростая: ограничить полномочия одних и расширить возможности других, не развалив при этом страну и не спровоцировав еще большее недовольство. Увы, государь не успел утвердить окончательный проект на рассмотрение Сенатом. А когда на трон взошел его сын, появились более насущные задачи.

— Так реформу окончательно завернули? — уточнил я.

— Именно тогда начались первые провокации. Революционно настроенные простолюдины начали давить. Вместо мирного диалога начался террор. Службам пришлось сперва закрутить гайки, как это у них принято говорить. В это же время подняла голову Темная Аспида — сообщество аристократов, желавших любой ценой не допустить реформы. Подключали все возможности: влияние, деньги, связи. Есть предположение, что во многих актах террора на самом деле виновны именно “аспиды” — им было выгодно выставить сторонников реформы в дурном свете.

Мустафин говорил то же самое, да и Радамант ссылался на несколько подстав. Выходит, “надеждинцы” не лгали. Или лгали не во всем.

— Темная Аспида снова активизировалась, когда нынешний государь решил заняться доработкой реформы. Работу возобновили около двух лет назад, и с тех пор, как вы помните, Петрополь потерял покой. Вы и сами видели, на что способны противники реформы.

Разумеется. Одаренные Благодатью аристократы с кучей денег и ресурсов, да еще и напрямую заинтересованные в том, чтобы ничего из этого не потерять. Наверное, обладай я сам силой Осколка, то тоже бы сто раз подумал, а стоило ли делиться с простолюдинами. Но… Я не был одним из них. И тот же Осколок собирался не требовать, а заслужить. И не для себя, а для семьи.

— И мое появление, выходит, несколько отвлекло Темную Аспиду.

— Полагаю. Они до сих пор не поняли, на чьей вы стороне и за что боретесь, — сказала Рея. — Но для меня важно лишь то, что вы выполните свое предназначение.

Я улыбнулся.

— Насчет защиты не знаю, но поохотиться на Аспиду я только за.

— По этой причине я не вмешивалась раньше времени — вы встали на верный путь, однако все же спугнули своего врага. Сейчас я говорю с вами потому, что появились сведения о том, что данная организация снова активизировалась. Все эти полтора года они копили силы и ресурсы, поэтому мы ожидаем сильного удара.

— Тайное отделение знает? — спросил я.

— Некоторые. Чем вредны сообщества вроде Темной Аспиды — так это тем, что руководитель того же Тайного отделения можетвнезапно обнаружиться среди заговорщиков. Или среди доверенных лиц в Канцелярии. И в Сенате, уверяю вас, они тоже посадили своих.

— Выходит, я работаю параллельно с вами.

— Да. И нерационально тратите силы. У меня будет для вас иное задание.

— Какое?

— Поступили непроверенные сведения, что на ближайшем маскараде у князей Юсуповых могут собраться некоторые члены Темной Аспиды. Информация сомнительная, но ее нужно отработать. По ряду причин ни я, ни мои дамы появиться там не сможем, поэтому я вынуждена просить вас отправиться на маскарад.

Маскарад, значит? Что-то новенькое. В последний раз я наряжался в детском садике на елке, когда играл в спектакле снеговика.

— И что я должен там найти? Какие подтверждения информации вы там ожидаете?

— Хоть что-нибудь. Аспида не оставляет следов, поэтому вы точно не найдете писем или записок. Однако, если члены общества там все же соберутся, вы сможете выяснить их имена или запомнить лица. Придется проявить изобретательность, но здесь я полагаюсь на ваши фантазию и патологическое везение.

— Но ведь маскарад как раз и предполагает закрытые лица.

— Говорю же, вся надежда на вашу изобретательность. В нашем деле важен лишь результат. Я рекомендую вам обращать внимание на уединившихся в отдельных комнатах. Дворец на Мойке большой, так что придется побегать.

— И вам действительно больше некого отправить?

— Разумеется, есть. Но к вам, как к новичку на подобных мероприятиях, вряд ли станут относиться серьезно. Там ценят постоянных посетителей.

Да что же это за маскарад такой загадочный? Прямо интрига какая-то.

— И вы должны понимать, ваше сиятельство, — добавила госпожа Рея. — Под маскарадами у Юсуповых зачастую понимаются фривольные и порой весьма развратные развлечения в античном духе. По этой причине ни я, ни мои дамы не сможем там появиться. Это закрытые мероприятия, вход в которые еще нужно потрудиться раздобыть. Но с учетом высочайшего покровительства и ценных знакомств, которыми вы успели обзавестись, полагаю, это не станет проблемой.

У меня отвисла челюсть.

— Так. Стоп. Это что, оргия?

— Не совсем, но близко к этому. А где же еще заговорщикам обсуждать свои планы? — улыбнулась из-под капюшона женщина. — Именно там, где никто не настроен на серьезный лад и там, где не принято болтать.

Глава 21

Последние фейерверки Летнего бала прогремели над Екатерининским дворцом уже перед рассветом. Уложив оттоптавшую все ноги Ольгу на заднее сидение, я накрыл ее накидкой и положил под голову свой свернутый в рулон сюртук.

— Спасибо, Миш… — сонно пролепетала девушка. — Я… Я нас не опозорила?

Я улыбнулся.

— Глупышка. Нет, конечно. Поспи, пока едем.

— Ага…

Сестра мгновенно провалилась в сон. А я, устроившись на переднем пассажирском подле водителя, таращился на лобовое стекло и анализировал события прошедшей ночи.

Интересное у нас все же кино получалось. Если предположить, что все сказанное таинственной госпожой Реей было правдой, то я, выходит, был призван в этот мир с молчаливого согласия императора. Интересно, когда Рея уговаривала моих отца и бабушку провести тот ритуал, как много она знала о том, кем я стану? Насколько уверена была в том, что получится именно то, что она задумала?

И знал ли о моем происхождении сам Алексей Константинович? Не удивлюсь, если Рея и ее дамы работали на императрицу, а та не посчитала нужным посвящать в такие проекты венценосного супруга. Ему государством править нужно, а не заботиться о призванных из иного мира духах. Ага.

Ладно, черт с ним. Петрополю уже два года как было известно, что я у нас оказался особенным. И раз император до сих пор не распорядился убрать меня, значит, либо был посвящен в замысел, либо не видел во мне угрозы несмотря на силу, аналогичную первому рангу. Впрочем, Рея доходчиво объяснила, почему я не представлял угрозу для императорской семьи. Забавно, что я сам раньше об этом не задумывался.

— Не гони, — попросил я водителя, когда тот слишком увлекся возможностями Вити. — Сестра спит, давай не будем прыгать по кочкам.

— Конечно, ваше сиятельство.

А еще я был зол. Невероятно зол на Рею и остальных посвященных в эту авантюру. Если они все знали, какого черта не помогли? Даже если бы они с самого начала просто рассказали мне, что к чему, в этом уже было бы огромное подспорье! Но нет же, я должен был сам рыть землю носом, выцарапывать по крупинке информацию и собирать из всего этого адекватную картину.

Ладно, хрен с ним. Предпочту думать, что таким образом они проверяли мои таланты, лояльность и моральные ориентиры. Хотя все равно могли просто попросить прямо. Уверен, что, зная тогда все, что я знал сейчас, не отказал бы в помощи.

Через полтора часа мы плавно подъехали к особняку. Уже рассвело, трава блестела росой, а птицы вовсю драли глотки. Витя тихо порыкивал на низких оборотах, словно негодовал оттого, что поездка так быстро закончилась. А я, взяв спящую сестру на руки, отнес ее в спальню. Сонная служанка Маня выползла из соседней комнатушки, и я жестом попросил ее переодеть Ольгу.

***

— О тебе пишут во всех газетах, — улыбнулся я и поднялся со стула, когда Ольга вошла в столовую.

Щеки сестры порозовели, и она спрятала лицо за светлыми кудряшками.

— Почти неделя прошла, — смущенно ответила она. — Пора бы писакам найти новые темы для обсуждения.

— Ты сама дала им пищу. Хотела ведь, чтобы о нас все говорили. Вот, пожалуйста, все внимание теперь на нас.

Лишь бы журналисты не стали копать дальше историю про случившееся на наших прудах. То, что меня задержало Тайное отделение, само по себе не было таким уж громким поводом. В конце концов, управление Корфа специализировалось на незаконном применении Благодати. Кого ж еще им было задерживать, как не одаренных?

А вот инцидент с рыбкой нужно было замять. И, к слову, я все еще намеревался выяснить у автора статьи, откуда он получил информацию для материала.

Оля уселась за стол и принялась жадно уплетать тосты, второй рукой разбирая почту.

— Есть интересные письма? — спросил я, отложив газету.

— Несколько приглашений… Шувалов зовет на ужин.

— Ну еще бы.

— Воронцов… Ох, Миша, твой друг не дает мне покоя.

Я рассмеялся. Да уж. Серега, со свойственной ему вдумчивостью, взялся за процесс ухаживания так, словно собрался тащить Ольгу под венец. Парень, кажется, впервые по-настоящему увлекся девушкой. Только вот объект его страсти тоже оказался из пугливых.

— Мне попросить его перестать? — Спросил я, выхватив письмо из ее рук.

Ольга замахала руками.

— Отдай!

Я встал и поднял бумагу над головой — Ольга с ее ростом даже в прыжке бы не достала.

— Миша! Прекрати! Отдай письмо!

— Сперва скажи — мне потребовать, чтобы он прекратил?

— Нет… Наверное.

— То-то же. Наслаждайся вниманием. К тому же все эти авансы тебя пока что ни к чему не обязывают. Но если не хочешь, чтобы пошли слухи, старайся избегать походов с кавалерами в публичные места.

Я протянул сестре письмо, и она буквально вырвала его из моих рук. Бумага надорвалась.

— Что пишет хоть?

— Зовет покататься на катере по Заливу. Оказывается, его отец — большой любитель морских прогулок и владеет коллекцией яхт и катеров.

Ну, увлечение благородное. Вполне подходит для почтенного князя. Ничего удивительного.

— Я не против. Если хочешь, отправляйся. Когда?

— Дата не указана, — пожала плечами сестра. — Видимо, обсуждаемо.

Вообще, если отбросить все шутки, меня несколько пугал интерес Сереги к Ольге. Моя сестрица была слишком юна для серьезных отношений, а несерьезных я для нее не хотел. Всякая связь, даже если она была поверхностной и скоротечной, непременно обсуждалась в петропольских салонах. А в нашем обществе все еще предъявлялись высокие требования к репутации незамужних девиц. Поэтому я был против частых выходов и с Шуваловым, и сейчас хотел заставить притормозить Серегу.

Будь на месте Ольги любая другая девушка, я бы не лез. Но Ронцов-Воронцов умудрился втрескаться в мою сестру — тут, уж извините, я буду следить как цербер. И еще хотелось бы понимать, что о его увлечении думал сам князь. Что-то мне подсказывало, что старший Воронцов планировал для наследника другую, более выгодную, партию.

Оля, видимо, догадалась о моих мыслях и тяжело вздохнула, отложив корреспонденцию.

— Миша, можно с тобой немного пооткровенничать?

— Конечно.

Я как раз налил себе вторую чашку кофе и наслаждался ароматом.

— Только отцу, пожалуйста, не говори. Засмеет.

— Это вряд ли. Но обещаю, что не передам. Выкладывай.

Сестрица нервно заложила светлые пряди за уши.

— Кажется, я встала перед проблемой выбора… Мне симпатичны оба ухажера.

— Полагаю. Ты не первая, кто оказался перед таким выбором, — ответил я. — Но разве тебя кто-то торопит? Разве кто-нибудь из них изъявлял предельно серьезные намерения?

Оля качнула головой и отложила недоеденный тост.

— Нет. Просто я чувствую себя очень неловко перед обоими. Шувалов окружил меня заботой, всегда безупречно любезен, с ним есть о чем поговорить и… Понимаешь, он интересуется тем, что интересно мне! Представляешь, насколько это здорово? А еще он очень хорош собой, — Оля окончательно раскраснелась. — Но…

— Но что?

— Меня кое-что смущает. Как-то быстро он пришел в себя после расторжения помолвки с Ириной фон Штофф. Мне казалось, люди должны выдержать какое-то время.

— Так было в стародавние времена. Сейчас нравы стали попроще, — ответил я. — Да и времени на самом деле прошло достаточно. Уже около года, если не больше. Да, пока уладили все формальности, пока то да се… Да и помолвка та была странная — ни Шувалов, ни Ирина этого не планировали. Поэтому если тебя беспокоит только этот момент, то не думаю, что он важен.

Другой вопрос, что Шувалов настораживал лично меня. Он бесконечно нравился и сестре, и отцу. Даже бабушка сочла его приятным во всех отношениях, а уж нашей Кивернитии понравиться было сложно. Лишь я продолжал настороженно относиться к этому молодому графу. Всякий раз, когда общался с ним, а общались мы немало, меня не покидало ощущение, что у этого человека было второе дно. Но создавалось впечатление, что с подозрением к нему относился лишь я.

— Дело не только в этом, — продолжила Ольга. — Я ведь знаю, что ты отчего-то не очень жалуешь Семена Павловича. Не знаю, чем он тебе не угодил, но… В общем, меня это смущает. Я доверяю тебе, Миш. И если ты говоришь, что с ним что-то не так, то я волей-неволей тоже начинаю задумываться об этом. Может ты прав? Может это я слепа?

— Ну, знаешь ли… Мне, конечно, очень льстит, что ты готова прислушаться к моему мнению, но это твоя жизнь, Оль. Твое будущее.

— А ты — будущий Патриарх рода. Я знаю правила, братец, — печально сказала она. — Если ты запретишь, я не ослушаюсь.

Я застыл с поднесенной ко рту чашкой. Ну и ну! Наверняка на моем месте другой бы обрадовался такой покладистости сестры. Но не я. Черт возьми, Ольга была готова отказаться от всех мечт и желаний лишь ради одобрения старших? До сих пор? Хотя я намеренно пытался показать ей другую жизнь и дать больше свободы…

— Еще скажи, что ты принимаешь ухаживания Воронцова только потому, что он мой близкий друг, — усмехнулся я, поставив чашку на блюдце.

Сестра отвела взгляд.

— Ну…

— Оля!

— Нет, не только поэтому. Сергей Андреевич — хороший. Очень хороший. Я бы сказала, замечательный. Вроде и будущий князь, но есть в нем какая-то душевность и простота, словно общаешься не с родовитым аристократом, а с обычным человеком. Без всей этой жеманности, расшаркиваний. Ты знаешь, что когда он на прошлой неделе приехал к нам с визитом, то застал меня на прудах?

— Так. Стоять. Вы с Воронцовым виделись после бала? — удивился я.

— Да… Он заезжал на пруды. Думала, тебе передали.

Никто ничего мне не передал. Ну почему в общении с близкими тайн и неожиданностей всегда было больше, чем, блин, на службе в Тайном отделении?!

А эти двое тоже хороши — что Оля, что Серега. Оба молчали как партизаны… А мы с отцом где были, что не усмотрели? Наверняка ездили во Всеволожск улаживать вопросы с бумагами для нового предприятия. Несколько дней пришлось тратить на согласование новых планов и доказывать государевым чинушам, что наши восстановленные пруды не создадут угрозы общественным территориям и казенным дорогам.

— Ладно я выглядела как замарашка, — продолжала тараторить Ольга, явно даже не осознавая ошибки. — В рабочем комбезе, в сапогах выше колена, лохматая… Все же там работы в разгаре. Так Сергей Андреевич в своем дорогущем костюме и легких туфлях полез в грязь! Знаешь, зачем? Потому что я не могла дотянуться до троса у бассейна. И он влез в грязищу почти по щиколотку, просто чтобы мне помочь, хотя я могла позвать любого из рабочих!

— Ну… Впечатлить хотел, — ответил я. — Кавалеры любят хвосты распускать. Я и сам поначалу выпендривался перед Ириной. Правда, у нас было своего рода соревнование, кто круче.

— Нет, Миш. Он другой. Простой парень, понимаешь? Мне не нужно делать над собой никаких усилий, чтобы общаться с ним. Со всеми другими аристократами я чувствую себя словно в железных кандалах. А с Сергеем Андреевичем… Даже моим рабочим он понравился. Они потом не верили, что он — княжич, пришлось фото в газете показать.

Я молча кивнул. Понятно. Сестрица почуяла в Сереге родную душу. Все же наполовину простолюдин. Я, признаться, волновался, что наша дружба закончится после того, как князь дал ему полную фамилию и официально объявил наследником. Но младший Воронцов действительно не изменился в общении со старыми друзьями. Разве что у парня появилось больше денег и уверенности.

Неудивительно, что Ольга прониклась — она всегда была довольно нелюдимой и тяготела к простому и понятному быту. У нас в семье вообще не особо роскошествовали, но так было в первую очередь из-за вечного отсутствия лишних денег. И если бабушка, заставшая времена нашего величия, здорово страдала от этого, то Ольга, наоборот, наслаждалась. Хотя, как выяснилось, и в дорогих платьях чувствовала себя неплохо.

— Да уж, — вздохнул я. — Вот твоя проблема, значит. Один красивый, второй добрый, так? И ты не знаешь, к кому больше лежит сердце?

— Слишком утрируешь, — насупилась сестра. — Я просто не была готова к такому вниманию. Я ведь, пока не начала учиться в колледже, вообще редко покидала Ириновку. А тут столько всего — и как обухом по голове! Сейчас мне кажется, что я должна сделать выбор, но я не готова. Если честно, не уверена, что мне и вовсе нужны… отношения, обязательства или как это там называется. Только дело пошло в гору…

Я усмехнулся. Вот она, Ольга Николаевна, во всей невозможности своего характера. Что бы с ней ни происходило, она вечно относилась к этому максимально серьезно. Даже если это был выбор варенья к каше. Взвешивала все от и до, анализировала… А тут столкнулась с тем, что вообще редко поддается анализу, и растерялась. Иррациональные симпатии — они такие.

— Значит, не ввязывайся ни в какие отношения, — сказал я. — Не знаю, как на это отреагирует твой драгоценный Шувалов, но Серега точно поймет. Он и сам еще слишком молод и неопытен для того, чтобы давать дамам серьезные обещания. Торопиться тебе некуда. Хочешь заниматься рыбой — занимайся. Поживи для себя, для своих интересов. А брак никуда от тебя не денется.

Оля задумчиво барабанила пальчиками по краю стола.

— Миш, дело как раз в том, что я никуда не тороплюсь. А вот отец с бабушкой… Да и мне казалось, ты был не против…

— С чего ты решила?

Сестра оглянулась по сторонам, прислушалась к доносившимся со второго этажа звукам и понизила голос почти до шепота.

— Может я ошибаюсь, но бабушка уже несколько вечеров о чем-то говорит с папой. Я слышала, как они спорили в библиотеке, и там было что-то насчет меня. Полагаю, бабушка настаивает на том, чтобы поскорее выдать меня. Она явно рассчитывает поправить наше положение моим браком. Отец вроде пока держится, раз она продолжает его доставать. Но мы оба прекрасно знаем, кто у нас настоящий глава семьи…

Так-так… Значит, со мной тогда не вышло, так наша Кивернития теперь за Ольгу взялась? Меня это здорово разозлило.

— Почему ты раньше не сказала? — прошипел я.

— Думала, ты в курсе, — растерянно ответила сестра. — Ты ведь наследник… Мне казалось, с тобой обсудили, и я рассчитывала уговорить тебя подождать… Потому что ты понимаешь меня лучше старших.

— В том и дело, что я тоже ничего не знаю! — рявкнул я, но тут же перешел на шепот, когда Ольга взглянула наверх и показала мне кулак. — Кивернития нечасто делится со мной планами.

Хотя следовало бы. В конце концов, наше благополучие как рода зависело не столько от выгодных браков, сколько от наших заслуг. Ольга сможет получить силу Осколка, если войдет в могущественный род, но нашу проблему это не решит.

Оля выглядела вконец растерянной. Побледнела, испуганно глядела на меня и нервно мяла пальцами скатерть.

— Тогда не понимаю. После всего, что мы сделали ради семьи, после того, как так рисковали… Они теперь снова хотя решать все за нашими спинами?

— Не они, — поправил я. — Она. Я ведь несколько раз поступил против ее воли, и теперь, думаю, Кивернития вряд ли считает меня союзником. На отца ей влиять проще. К тому же я только будущий наследник, а он — Патриарх.

— Миша, мы должны что-то сделать! Иначе не только я услышу неприятные новости, но и тебя это может как-то затронуть!

Ну меня-то уже вряд ли. Одной из причин, по которой я связал себя работой на Тайное отделение, было то, что отчасти я перестал себе принадлежать. Да и бабушкины амбиции, будем откровенны, не факт, что шли в ногу с ожиданиями родовых духов.

Если честно, я до сих пор не мог понять нашу Кивернтитию. С отцом все было ясно: он хотел добыть Осколок и обеспечить нам с Ольгой перспективы. А вот Ба порой вела себя странно. Пыталась мной управлять, но на манипуляции я не поддавался. Но ради чего она манипулировала? Какие цели преследовала? Что еще она знала из того, во что не посвятила нас?

Возможно, настало время это выяснить. Я поднялся из-за стола и направился к лестнице.

— Ты куда? — испуганно спросила Ольга.

— Пожелать доброго утра Кивернитии.

Глава 22

Вдовствующая графиня Соколова приняла меня, сидя возле распахнутой двери на балкон. Подслеповатые глаза щурились, когда она тянула очередную петлю крючком. Возле клубка резвился белоснежный персидский кот по кличке Фарух — та еще вредная скотинка. Увидев меня, кошак зашипел и выгнул спину.

— О, Мишель! — бабушка улыбнулась и жестом пригласила меня сесть. — Проходи, мон шер. Присаживайся.

Странное дело — всякий раз, когда я, преисполненный гнева или других ярких эмоций, собирался надавить на Кивернитию, у меня словно руки опускались. Ловил какой-то беспричинный ступор. Не знаю, в чем была причина — может в авторитете главной женщины семьи, может в возрасте, а может и вовсе в ее снисходительной манере общения. Почему-то мне всегда казалось, что она делала мне одолжение, благосклонно соизволив выслушать. Раздражало невероятно — особенно это бессилие. Каждый раз приходилось переступать через себя и гнуть свою линию.

Может в этом была какая-то магия Кивернитий? Все же у старших женщин рода имелись способы убеждать. Аура какая-нибудь или еще что…

Пушистый Фарух снова зашипел на меня и, словно назло, запрыгнул на кресло, куда я собрался опустить зад. Ну уж нет. Я щелкнул пальцами, и над ладонью повис огонек “Жар-Птицы”.

— Ну? Сам спрыгнешь или припугнуть? — спросил я.

Приплюснутая морда кота недовольно скуксилась, и животное соизволило уйти на балкон. То-то же. Разбаловала бабушка этого хвостатого. Я уселся напротив нее.

— С чем пожаловал? — оторвавшись от вязания, спросила Кивернития.

— Хотел поговорить об Ольге.

Седые брови бабушки приподнялись над очками.

— Об Оленьке, значит… Тебя что-то тревожит, мон шер?

— Одна птичка принесла на хвосте, что ты вовсю занята матримониальными планами.

В глазах Кивернитии всего на долю секунды вспыхнуло возмущение, смешанное с гневом, но она мгновенно взяла себя в руки и любезно мне улыбнулась.

— И что же это за птички расчирикались?

— Какая разница? — проворчал я. — Значит, это правда. Ты что-то готовишь.

Бабушка сосредоточилась на вязании и не ответила.

— Не рановато ли? — спросил я, положив руку на пряжу, заставив обратить внимание на себя. — Ей всего шестнадцать!

— В мое время это был подходящий возраст.

— В твое. Но не сейчас. Зачем ты торопишься?

— Нужно пользоваться моментом, пока наше имя звучит громко. Того и гляди, скоро свет найдет другой объект для восхищений. За минувшие годы состав аристократии серьезно изменился, и на горизонте появились весьма интересные кандидаты на руку нашей Оленьки.

Значит, сестра была права в своих домыслах и опасениях. Бабушка вовсю плела паутину. И, лисица такая, ни словом мне не обмолвилась.

— Только почему сама Ольга не принимает в этом участия? — не сдержав злости спросил я.

— Потому что во все времена подобные вопросы решали Старшие. Ольга слишком юна для того, чтобы сделать верный выбор.

— Ольга слишком юна и для того, чтобы вообще задумываться о браке!

— Мон шер, ты грубишь. Изволь сменить тон.

— Имею причины, — отрезал я. — Прекращай свои игры. Ольга нужна нам в деле. От нее очень многое зависит в развитии хозяйства.

Кивернития пожала затянутыми в старомодное бархатное платье плечами.

— Одно другому не помеха, Михаил, — сурово сказала она. — Пусть пока что резвится со своими рыбками. Поверь, она не станет работать хуже, если на ее пальчике появится симпатичное колечко.

Непробиваемая. Просто непробиваемая женщина. Втемяшила себе в голову старомодные представления о жизни и следовала им неукоснительно. Ладно, пойдем другим путем.

— И кого ты выбрала в кандидаты?

— Как будто ты сам не знаешь, — поджала губы бабушка. — Твой секундант отвечает всем требованиям. Имя, достаток, титул, здоровье и молодость.

Ну конечно.

— И еще живет недалеко отсюда, — язвительно добавил я. — Просто идеал.

— Именно так. Эта девица Штофф совершила ошибку, настояв на разрыве помолвки. Сейчас была бы графиней. Но свято место пусто не бывает…

— Надеюсь, ты еще не обсуждала этот вопрос с самим Шуваловым?

— Все к этому идет. Полагаю, к осени он будет готов сделать предложение.

— А если Ольга не захочет?

Кивернития рассмеялась.

— Мишенька, она не вправе идти наперекор воле Старших. Поверь, главы семьи умеют быть убедительными.

В этом она была права. В отличие от Ани Грасс, Ольга действительно была хорошей девочкой. Слишком хорошей. Такой уж характер — не смела перечить. Да и бабушка намеревалась обручить ее именно с Шуваловым — а ведь он ей нравился.

Значит, я должен был либо предоставить доказательства того, что Семен Павлович не был тем, кем хотел казаться, либо принять всю эту ситуацию и не препятствовать.

Но чтобы отыскать хоть какие-нибудь зацепки, мне требовалось время.

— Притормози, пожалуйста, — мягко сказал я, заглянув бабушке в глаза. — Шувалов, если действительно заинтересован в Ольге, никуда не денется. Но с учетом того, что наше дело только развивается, хочется иметь менее зыбкую почву под ногами. Да и приданое ей нужно хорошее, если отдавать за графа. Ты ведь понимаешь, что об этом союзе будут писать во всех газетах?

— Очень надеюсь на это!

Вот, нащупал слабое местечко…

— В таком случае нам нужно выглядеть в самом выгодном свете. А мы пока что не готовы. Согласись, нет у нас приданого, достойного графа Шувалова.

Кивернития нехотя кивнула.

— Возможно, ты прав, мон шер. Но…

— Я не говорю сворачивать бурную деятельность. Я лишь прошу дать время, чтобы обустроить все в лучшем виде.

— Значит, ты все же согласен с моим выбором? — бабушка спустила очки на нос и взглянула на меня.

— С чего мне быть против? Если Ольга будет с ним счастлива…

— Счастье, мон шер, не в любви.

Ага, и не в деньгах. Счастье — вообще штука индивидуальная и, к сожалению, мимолетная. Как там говорилось у великого поэта? “Счастья нет, а есть покой и воля”? Вроде того. Но мне все же очень хотелось бы, чтобы сестра сорвала джекпот.

Ну, вроде договорились. С грехом пополам, да и пока что я ни разу не помог Оле, а еще больше подтолкнул ее к нежеланному сценарию. Но теперь хотя бы можно было сосредоточиться на поиске подноготной этого слащавого типа.

***

Я припарковал Витю перед высоким современным зданием из стекла и бетона. Оно казалось бы живым приветом из практичного Советского союза, кабы не причудливый вензель и вычурная до пошлости вывеска “Деловой центр “Штандарт”.

Если мне не изменяла память, “Штандарт” был первым парусным фрегатом Балтийского флота. Что ж, амбициозное заявление.

— Не могли они арендовать помещение где-нибудь поближе? — проворчал я, ежась от холодного ветра с Залива, и оглянулся по сторонам.

Район был новый, но перспективный — вид на море и яхты, изящный мост до Крестовского острова, часть которого превратили в публичный парк. Вдоль берега потихоньку вырастали новостройки в забавном петропольском стиле, но народу здесь все еще было мало. На фоне пустынной набережной и водной глади высотка “Штандарта” смотрелась как прыщ на заднице.

И угораздило “Вечерний Петрополь” переехать именно сюда. Видать, аренда дешевая. Газетенка, насколько я понял, была частная и любила мусолить светские скандальчики. Именно в ней нынче работал уже известный мне господин Андрюшин.

Спрятав ключи от машины в карман, я прошел через стеклянные двери-вертушки и оказался в просторном холле. Скучающая барышня за стойкой скользнула по мне безразличным взглядом и лениво выпрямилась, когда я подошел.

— Добрый день, — девица натянула дежурную улыбку. — Чем могу помочь?

— Я ищу редакцию “Вечернего Петрополя”. Не подскажете, как туда попасть?

Администратор едва ли не закатила глаза и указала на стену. За ее спиной и правда висел список контор с указанием, на каких этажах они располагались и какие кабинеты занимали.

— Пятый этаж, значит, — пробормотал я. — Пятьсот третий офис. Спасибо.

Я направился к коридору, но девица зычно меня окликнула.

— Куда?! Молодой человек, а пропуск?

Ох ты ж черт. И в этом мире существовала эта зубодробительная бюрократия. Вообще девица вела себя слишком уж непочтительно — обычно перед аристократами если не лебезили, то вспоминали о манерах. Я потянулся к лацкану пиджака и вздохнул. Герб! Забыл прикрепить брошь. Тогда все ясно — наверняка девица приняла меня за какого-нибудь клерка.

— Конечно, — я вернулся к стойке и протянул ей паспорт, готовясь насладиться реакцией.

Администратор раскрыла документы на нужной странице, удивленно уставилась на меня, снова заглянула в документы…

— Прошу прощения, ваше сиятельство, — отчеканила она безразличным тоном. — У нас много кто ходит, приходится следить. Особенно за гостями этой газетенки…

— Что, часто беспокоят?

Пока девица записывала мои данные в большую тетрадь, позволила себе поворчать.

— Они же “желтушники”, — пояснила она. — Кормятся на сплетнях и всяких жареных фактах. Платят за новости. Поэтому у нас здесь настоящее паломничество. Такие истории придумывают, лишь бы отхватить пару лишних рублей… Ваше сиятельство, вы точно уверены, что вам туда нужно? Если эти писаки вас оклеветали, вы можете направить жалобу через юриста…

Какая забота, однако. Нет уж, мне уже стало интересно поглядеть на редакцию настоящей желтой прессы!

— Благодарю за заботу, но я и сам справлюсь.

— Надеюсь, вы помните о запрете Благодати? Простите, что напоминаю, но не хочется в свою смену разбираться с ищейками. Вы там… помягче, пожалуйста.

Я улыбнулся, забирая паспорт и квиточек пропуска.

— Не волнуйтесь, сударыня. Никто не пострадает.

Протянув заветную бумажку охраннику у турникета, я наконец-то попал в закрытую часть центра. Забавно, что несмотря на явную новизну, здание казалось немного запущенным. Множество кабинетов пустовали, словно владелец здания не рассчитал востребованность помещений.

Проигнорировав лифты, я поднялся на пятый этаж и с удовольствием размял кости — постоянные разъезды на автомобиле меня избаловали. Надо бы налечь на спорт.

Коридор освещался неприятным холодным светом ламп — тем самым, которые делает лица безжизненными, а персиковые стены — похожими на больничные. Быстро найдя нужный кабинет, я постучал.

Никто не ответил, хотя за дверью явно кипела жизнь. Я слышал шум голосов, телефонные трели, треск принтера…

Ладно, не будем любезничать. Я распахнул дверь и покачнулся от густого дыма. Накурено было так, что под потолком легко бы удержалась парочка топоров.

— Кхе! — я откашлялся и проморгался, судорожно пытаясь разглядеть оранжевое пятно за столом напротив двери.

— Вам кого? — спросило пятно низким женским голосом.

Когда глаза приспособились к этой дымовой завесе, я увидел рыжеволосую даму бальзаковского возраста в ярко-оранжевой блузке. Женщина сидела перед компьютером, в одной руке держала телефонную трубку, а второй стряхивала пепел с сигареты прямиком в массивную латунную пепельницу.

— Добрый день. Я ищу Андрюшина.

Колоритная дама не проявила ко мне никакого интереса — лишь неопределенно указала вглубь помещения и вернулась к телефонному разговору.

Я пожал плечами. Ну, здесь наверняка ко всему привыкли.

Редакция представляла собой здоровенное помещение без перегородок — то, что в моем мире именовали опенспейсом. Как по мне, отвратительное решение. Никакого уюта, все сидят друг у друга на головах и вечно галдят. Не понимаю, как можно сосредоточиться в такой обстановке, особенно журналисту.

Окна в пол были завешаны горизонтальными жалюзи, и солнечные лучи, врываясь в полутемный зал, подсвечивали завитушки дыма и парившую в воздухе пыль. Я подошел к одному из корпевших над клавиатурой сотрудников.

— Извините, пожалуйста. Не подскажете, как найти Сергея Васильевича Андрюшина?

Лысоватый мужичок вздрогнул, моргнул и указал на самый дальний стол у окна.

— Там он, если обедать не ушел.

— Спасибо.

Андрюшин распекал кого-то по телефону. Судя по содержанию громогласных реплик, доставалось какому-то болтуну. Заметив меня, журналист понизил голос и прищурился.

— Перезвоню позже, — бросил он и швырнул трубку на рычаг. — Глаза меня не обманывают? Михаил Николаевич собственной персоной?

— И вам доброго дня, — улыбнулся я. — Найдется пара минут?

— Раз уж вы добрались до этой дыры, с моей стороны будет сущим хамством не уделить вам время, — на удивление вежливо отозвался журналист. — Кофе? Чай не предлагаю. Он у нас скверный.

— Пожалуй, обойдусь. Здесь есть место, где мы можем поговорить наедине?

Андрюшин уставился на меня светлыми выцветшими глазами.

— Михаил Николаевич, давайте сперва кое-что проясним. Если вы пришли предъявить мне претензию из-за статьи…

Я жестом перебил его.

— Не претензию. Меня интересует источник.

— Тем более я мало чем смогу помочь, — пожал плечами Андрюшин и потянулся за сигаретами. — Дело в том, что сведения о вашем задержании я получил в виде пакета. Фотографии, причем весьма скверного качества, и записка. Отправитель пожелал остаться неизвестным. Принес какой-то мальчишка из уличных босяков.

Фотографии… А вот это уже было интересно.

— Могу я на них взглянуть?

Журналист замялся.

— Вообще-то это противоречит нашей этике.

— Сергей Васильевич, этике противоречит то, что вы опубликовали непроверенные сведения и поставили под угрозу мою репутацию. Хорошо, что повод плевый. А если бы вам подсунули что-то более скандальное?

— Прошу простить мою дерзость, но со скандалами вы пока что успешно справляетесь и без помощи анонимов, — усмехнулся Сергей Васильевич. — Взять ту же дуэль…

Нужно было заставить его заговорить. Угрожать я не хотел — не в редакции же, в самом-то деле. Впрочем, был еще один способ развязать язык.

Я достал из кошелька десятирублевую купюру.

— Давайте притворимся, что все здесь на десять минут лишились принципов, — я протянул деньги журналисту.

Андрюшин укоризненно на меня взглянул, однако подношение принял.

— Момент. Нужно поискать… — он принялся рыться в папках, которыми с горкой был завален весь стол. — Так… Кажется, вот они.

Из папки выпал простой бумажный пакет, и Андрюшин лихо выпотрошил его. В ладони упали распечатанные фотографии и записка.

“Михаила Николаевича Соколова, сына графа Соколова, задержали по подозрению в причастности к поджогу и сопроводили в Тайное отделение”.

И все. Ни подписи, ни подробностей. Тогда понятно, почему статья была высосана из пальца. К тому моменту, как Андрюшин получил подарочек, там уже вовсю работали государевы люди. Много ему бы не рассказали — тайна следствия, а простые работяги просто мало что знали. И все же Андрюшин умудрился раскопать связь между пожаром на полигоне и инцидентом на рыбном хозяйстве.

— Фотографии плохие, — проворчал Андрюшин. — Явно сделаны на пленку, причем фотограф плохо настроил аппарат. Потому и пришлось ставить в макет ваш прошлогодний портрет.

Пленка? Тоже интересно. Пользоваться пленочником имело смысл только если фотограф был одаренным. И явно не дотягивал даже до уровня любителя, судя по смазанному фокусу и плохой экспозиции.

— Сдается мне, у меня появился поклонник, — задумчиво проговорил я, листая снимки. — Или преследователь. Ибо я уж точно не тяну на фотомодель.

“Вели” меня от города. Все фотографии были сделаны возле Петропавловки. Быть может, кто-то хотел убедиться, что я все-таки туда попал.

Я вернул снимки Андрюшину. Досадно. Считай, вхолостую съездил.

— И как вы умудрились на основании этой весьма сомнительной информации сделать пусть и жиденькую, но статью?

Сергей Васильевич самодовольно ухмыльнулся.

— Профессионализм, ваше сиятельство. Главное — зацепка. А дальше ищи, разговаривай, наблюдай. В нашем деле волка ноги кормят. Не поработаешь — не получишь гонорар. Платят ведь за публикации, здесь на окладах не сидят.

А он и правда оказался молодцом.

— Отличная работа, хотя и направлена против меня. Только в следующий раз, если не возражаете, я буду рад предоставить вам личный комментарий.

Андрюшин с недоверием на меня уставился.

— Даже так, ваше сиятельство?

— Я из тех, кто предпочтет быть прессе другом. Если вы понимаете, о чем я.

— Полагаю, да.

Я скользнул взглядом по вчерашнему выпуску “Вечернего Петрополя” — первую полосу украшала разгромная статья о похождениях одного из старших братьев Кости Денисова. И у меня появилась идея.

— Желаете ли заработать дважды на один материал, Сергей Васильевич? Позволите предложить вам тему следующей статьи?

Журналист продолжал глядеть на меня с подозрением.

— Считаете, я стану писать заказуху?

— А если я предложу тему, что будет интересна лично вам?

Андрюшин воровато огляделся по сторонам и прошептал:

— Излагайте.

Глава 23

— Значит, вас интересует Семен Павлович Шувалов…

Андрюшин задумчиво размешивал кофе “три в одном” в пластиковом стаканчике. Ничего лучше в его личном ящике не нашлось, и мы переместились на импровизированную кухню для обсуждения деталей.

— Понимаю, запрос необычный, — кивнул я. — Кроме того, я и вовсе не уверен, что он может быть замешан в чем-нибудь скандальном. И все же перестраховаться было бы неплохо.

— Могу ли я поинтересоваться, чем его сиятельство так привлек ваш интерес?

Я рассеянно взглянул в окно, выходившее в лишенный всякого очарования внутренний двор.

— Дело в том, что моя семья намеревается вести с ним дела. Не буду забегать далеко вперед, но возможно и укрепление родовых отношений, — уклончиво ответил я, тем не менее, намекнув на все важное. — И мне хотелось бы знать как можно больше о будущем партнере и союзнике. Ведь если впоследствии на поверхность всплывет какая-нибудь некрасивая история, сам понимаете…

Андрюшин кивнул.

— Это отразится и на вашей репутации.

— Именно, Сергей Васильевич, — я сделал глоток обжигающе горячего напитка. — Считайте это перестраховкой.

Андрюшин пил свой кофе так, словно тот был холодным — крупными глотками, совершенно не замечая, что это был практически кипяток. Выбросив пустой одноразовый стаканчик в мусорку, он вернулся ко мне.

— В таком случае вам было бы уместнее нанять частного детектива из бывших сотрудников органов правопорядка — у них обычно остаются полезные связи. Почему же вы пошли к журналисту?

Я улыбнулся и полез за кошельком.

— Потому что, если вы найдете какую-нибудь грязь, я не хочу, чтобы это замалчивалось. Пусть узнают все. — Отсчитав пятьдесят рублей наличностью, я положил ассигнации перед Андрюшиным. — Не может этот Шувалов быть святым аки Христос. Должен быть какой-то изъян. Копайте, Сергей Васильевич. Найдите для меня что-нибудь стоящее.

Журналист ловким движением спрятал деньги в карман брюк.

— Начну сегодня же.

***

Новый греческий ресторан “Халкида” располагался в самом центре Петрополя — на пересечении Владимирского и Невского проспектов. Двухэтажное заведение с открытой террасой выходило окнами на вечно бодрствующий Невский, а я минут десять искал место для парковки — здесь с этим были проблемы даже у аристократов.

Наконец, приткнув Витю в соседнем переулке, я вышел из машины, проверил кошелек и наличность в нем, расправил пиджак и направился к входу.

“Михаил, где ты?” — раздался в моей голове голос Денисова. — “Надеюсь, не забыл?”

“Одна минута, подхожу”.

“Я на втором этаже, стол заказан на мое имя”.

“Понял”.

Разорвав ментальную связь, я направился к помпезно украшенному входу. Ресторан сверкал новенькой бело-голубой вывеской, а швейцар на входе был облачен в аутентичный греческий костюм с забавной юбкой, над которой возвышалось упитанное брюшко.

Увидев меня, он услужливо распахнул двери, и я оказался в холле. Тут же в нос ударила смесь южных ароматов — специй, цитрусов, даже откуда-то появилась солоноватость моря. Звучала греческая музыка — играл живой оркестр. А женщина, которую я определил как хостес, тут же возникла передо мной, держа в руках увесистое меню.

— Добрый день, господин! Рады приветствовать вас в “Халкиде” — уголке настоящей знойной Греции в центре прохладного Петрополя. Вы будете один?

Я улыбнулся в ответ на ее искреннюю, словно она и правда была хозяйкой маленькой таверны, улыбку.

— Меня уже ожидают. Стол заказан на имя господина Денисова.

Дама тут же изменилась в лице и поправила затейливый головной убор.

— О… Его сиятельство изволит наслаждаться видом на террасе. Я провожу вас. Прошу за мной.

Мы пересекли просторный зал, украшенный в сине-голубых тонах. Здесь в больших кадках росли настоящие фруктовые деревья, а маленькие яркие птички в клетках щебетали и наполняли полупустое помещение веселыми трелями.

Поднявшись на второй этаж, женщина повела меня дальше — сквозь череду отгороженных дверями небольших залов, где гости предпочитали трапезничать вдали от лишних глаз.

— Ой!

Дама с меню едва успела увернуться от вылетевшей из распахнувшейся двери девушки!

— Прошу прощения, — тут же бросилась извиняться хостес. — Госпожа, все в порядке?

Я поднял глаза на “госпожу” и остолбенел от удивления.

— Перовская? Думал, ты в Кракове.

Озлобленная польская красотка проигнорировала мою реплику и смерила меня презрительным взглядом.

— Господи ты боже мой. Еще одно заведение осквернено твоим духом. То-то я слышу, что рыбой завоняло.

“Трусы стирать не пробовала?” — хотелось ответить на такой наезд, но я решил быть выше склок. Пусть тявкает, все равно укусить не может.

— И тебе хорошего дня, — холодно улыбнулся я и взглянул на сопровождавшую меня хостес. — Прошу вас, не будем медлить. Боюсь, я и так опаздываю.

— Да, конечно.

Женщина крепче прижала меню к груди, словно пыталась инстинктивно защититься, и я проследовал за ней. Лишь когда мы подходили к входу на террасу, я оглянулся назад и увидел, что Перовская все еще стояла в коридоре и сверлила мою спину тяжелым взглядом.

“Дырку прожжешь”, — сказал ей я ментально. — “Какие-то проблемы или ты просто рада меня видеть?”

“Пошел к черту!” — фыркнула однокурсница и исчезла в одном из закрытых залов, напоследок громко хлопнув дверью. Вскоре оттуда раздался взрыв женского хохота.

— Прошу вас, господин…

— Соколов, — любезно улыбнулся я и вышел на террасу первым.

— О, ваше сиятельство… Тот самый?

— Тот самый.

Дама, казалось, слегка смутилась.

— Прошу прощения, я не заметила вашего герба.

— Его со мной и нет. Приятно иногда смешаться с толпой.

Она подвела меня к столику у самой решетки, где уже скучал, попивая какой-то лимонад, Денисов. Увидев меня, он поднялся, чтобы подобающе поприветствовать.

— Если не возражаете, через пять минут подойдет официант, — сказала женщина. — Или же вы желаете сделать заказ сразу?

— Кофе, пожалуйста. И минеральную воду с лимоном, — попросил я.

— Сию минуту, ваше сиятельство.

Дама вышла, и мы с Денисовым остались на террасе вдвоем. Он протянул руку, и я с готовностью ее пожал.

— Славное место, — сказал я, усаживаясь. — Судя по количеству гостей, либо очень дорогое, либо…

— Здесь принято ужинать, а не обедать, — пояснил Константин. — Как раз по этой причине я и предложил встретиться здесь. Поменьше лишних глаз и ушей.

Забавно, что при всем этом я умудрился столкнуться с Перовской. Вот уж воистину великое везение.

Терраса нависала прямо над тротуаром Невского. Увешанные корзинками с цветами перила скрывали нас от прохожих. Правда, ветер с Невы то и дело норовил превратить скатерть в парус.

Денисов подвинул пепельницу и достал портсигар.

— Не знал, что ты куришь, — удивился я.

— Да вот, недавно начал. Хороший повод завязать знакомство. Когда подходишь просто так, люди начинают беспокоиться. Напрягаются. А если спросить огоньку или стрельнуть папироску, то сразу считают за своего и расслабляются.

В этом он был прав. Даже в моей прошлой жизни приходилосьзнакомиться в универской курилке. Однажды, угостив одного аспиранта огоньком, я заполучил отличного помощника для работы над курсовой.

— Что ж, в таком случае и я угощусь, — улыбнулся я и потянулся к портсигару. — А теперь рассказывай, зачем весь этот пафос. Дорого же, Костя!

Денисов виновато улыбнулся.

— Ну, я считаю себя в какой-то степени твоим должником. Все же история между нами случилась некрасивая. И пусть формально я не виноват, но мне ужасно неудобно за то, что все это случилось на глазах у знати. Считай это моим шагом к примирению. Да и коронное блюдо к этому располагает.

— Мезе?

— Ага.

Мезе назывался набор из нескольких порций разных блюд на маленьких тарелочках. Обычно в греческих тавернах подавали два типа блюда — мясное и рыбное. В мясном традиционно можно было найти порции из разного мяса курицы, говядины и баранины, а рыбное мезе включало в себя разнообразную рыбу, креветки, кальмары, ракушки, даже осьминогов. Все это великолепие сопровождалось особым хлебом, несколькими соусами… Словом, трапеза не на пять минут. Здесь предполагался долгий разговор.

Значит, Денисову и правда было что-то от меня нужно.

— Мясное или рыбное? — спросил он.

— Мясо, конечно!

— Ну хоть в чем-то мы с тобой сходимся, — широко улыбнулся он и жестом подозвал официанта.

Сделав заказ, Константин прикурил и уставился на меня.

— Наверняка гадаешь, что мне от тебя нужно.

— Прямо с языка снял.

— Тогда, пока ждем, перейду сразу к делу. Мне нужна твоя помощь, Михаил.

— В чем?

— Я не могу оставить просто так то, что случилось. Мне ужасно некомфортно от одной мысли, что кто-то вломился мне в голову и заставил плясать под свою дудку. Кроме того, если влез раз, то может залезть и снова несмотря на все защитные артефакты. Ты же хорошо работаешь по ментальной линии, знаешь, что во второй раз будет проще.

Я кивнул.

— Полагаю, да. Артефакт — не панацея.

— Именно. Это означает, что я стану угрозой и для семьи, и для друзей… Да для кого угодно! Нет, Соколов, так это оставлять нельзя. И нужно торопиться. Я чувствую себя бомбой замедленного действия. Может я и сейчас уже под контролем, просто кто-то не отдал финальный приказ…

Паранойя Денисова была мне понятна — он говорил об этом еще когда приезжал к нам в Ириновку. Но с тех пор у меня совершенно не было времени озаботиться этим вопросом. Да и не знал я, с чего начать. Кроме того, Денисов был ментально слаб, и я не хотел тащить его за собой в поиски Аспиды. Если над ним работала Аспида, а не кто-нибудь еще…

Я вздохнул.

— Константин, не уверен, что у меня вообще получится помочь тебе с этим. Да и с чего ты решил, что нужно обращаться именно ко мне?

— Слышал слух, что ты общаешься с Корфом из Тайного отделения. Не знаю, что у вас за связи, но, быть может, ты бы мог воспользоваться этим знакомством? Я ведь не могу писать заявление открыто — это угрожает репутации моей семьи! Но вдруг ты сможешь воспользоваться ресурсами ищеек…

Интересно, откуда просочилась информация? Ладно, с этим разберемся позже, но Корфа стоит на всякий случай предупредить. Если даже Денисов был в курсе моих “связей”, то это могло здорово помешать в тайной работе.

— Поговорю, — ответил я. — Мы не близки — Корф просто немного помогал мне с подготовкой к поступлению, и с тех пор виделись мы редко. Но раз есть возможность, я ею воспользуюсь.

— Буду тебе очень благодарен.

Принесли первые блюда — исполинских размеров поднос тащили двое официантов. А там… Десятки тарелочек и мисок с самыми разнообразными яствами, соусами, хрустящим хлебом… Хорошо, что я легко позавтракал.

— И есть еще кое-что, — обмакнув кусок курицы в соус, сказал Константин. — Помнишь, я рассказывал тебе про сон? Один и тот же.

— Конечно.

— Мне кажется, это не сон. Я думаю, что это воспоминания. И я начал вспоминать больше.

Я замер с поднесенной ко рту оливкой. Твою мать. Твою мать!

— И что же там было?

— Ты, Михаил. Если я прав, и это не сон, а воспоминания, то мы с тобой явно попали в какую-то серьезную переделку. Почему ты мне не рассказывал?

Так, Миха. Спокойствие, только спокойствие. Еще не хватало превратить Денисова во врага. Хрен его знает, как он отреагирует, если узнает, какую роль я тогда сыграл. И все же нужно было что-то ему дать, чтобы убедить отказаться от дальнейших изысканий. Если Денисов полезет во все это сам, наломает дров.

Я отложил хлеб на тарелку, отодвинул от себя соус и снова взялся за портсигар.

— Послушай меня, Костя, — сказал я, прикурив от зажигалки. — То, что я сейчас тебе скажу, охраняется тайной. Ну, сам понимаешь. Сверху приказали молчать. Ты прав — мы с тобой кое-что нашли, кое-что серьезное. Это касалось Ордена Надежды. Нашли случайно — такое вот невезение. И потом, когда там жахнуло и произошел пожар, ты надышался и потерял память.

— Что мы нашли?

— Доказательства работы ячейки в Аудиториуме. Расслабься, все уже улажено, — поспешил успокоить я, видя, как округлились глаза однокурсника. — Службы со всем разобрались. Но мне велели молчать едва ли не под страхом смерти. Я сейчас говорю тебе все это лишь потому, что ты начал вспоминать.

Денисов оторопел, позабыв о еде. Сделав несколько жадных глотков из бокала, он подвинул пепельницу ближе к центру стола.

— Ну и ну. А не мог кто-то из Ордена залезть мне в голову?

— Не думаю, что это они. Вопрос с надеждинцами был закрыт. И ты им точно ничем не угрожал после утраты памяти. Нет, Константин, у них не было резона. Это кто-то другой. А вот кто, пусть лучше разбирается Тайное отделение. Не нашего с тобой ума это дело.

Костя нахмурился и невидящим взглядом пялился на соусницу. Соображал — было видно, как работала мысль. Наконец, он открыл портсигар.

— С одной стороны, ты прав — все же мы понятия не имеем, с чем имеем дело, — тихо сказал он.

Ну, кое-какие догадки у меня были, а вот доказательств — никаких.

— С другой… Михаил, я в ловушке. Может именно поэтому меня и выбрали на роль жертвы? Потому что знали — я не побегу сдаваться Отделению. Это разрушит мою еще не начавшуюся карьеру. Что толку от обучения в Аудиториуме, если я и себя-то защитить не могу?!

— Тише! — шикнул я, когда он слишком разорался. — Тебе нужно получить исцеление от Великого осколка. Я знаю, что камень способен решать и ментальные проблемы.

— Ага. Но там очередь…

— Значит, нужно подняться на самый верх списка, — пожал плечами я. — Другой вопрос, как это сделать…

Денисов злобно жевал мясо.

— Идеи?

— Пока не знаю. Может предложить тому же Корфу твои услуги? Насколько мне известно, сотрудники Отделения, даже бывшие, имеют некоторый приоритет. А в твоем случае травма была получена ради благого дела…

— Ты что, предлагаешь мне стать ищейкой?

— Если других выходов не будет, почему нет?

— Гнобить своих же? — гневно прорычал однокурсник. — Нас и так стало меньше, а тут я сам должен буду сокращать количество аристократов?

Ох уж эти радикалы! Что с одной стороны, что с другой — говорить вообще невозможно. Сплошное черно-белое видение мира.

— Тайное отделение не заключает никого под стражу просто так. Это всего лишь один из органов сохранения порядка, чтобы не допустить произвола среди аристократии. Времена изменились, крепостное право давно упразднили, и обычные неодаренные подданные заслуживают бережного обращения. Разве не так?

— Так…

— Ну вот. Ты ведь сам предо мной кичился верностью принципам. Разве сохранение дворянского достоинства и чести аристократа не входит в список твоих принципов?

— Входит, — растерянно кивнул Константин.

— Считай, что сотрудники Тайного отделения — это гаранты соблюдения принципов. Не нужно их демонизировать — нормальные люди. Да, немного повернутые на заговорах и вечно ищут везде врагов. Но это профессиональная деформация сознания. Когда постоянно имеешь дело с преступниками и нарушителями спокойствия, волей-неволей начнешь видеть это всюду.

Денисов продолжал ошарашенно пялиться на почти нетронутое мезе.

— Слушай, ну не так я себе это представлял. Должны быть другие варианты…

Я пожал плечами.

— Ты спрашивал, какие у меня идеи — и я подал тебе одну. Немного безумную, но за спрос денег не берут. Раз уж я все равно пойду с твоей проблемой к Корфу, то почему бы не спросить и об этом? Найдешь вариант получше — милости прошу. Даже помогу. Мне, знаешь ли, тоже некомфортно иметь среди знакомых человека, который в любой момент по чужой указке воткнет мне нож в спину.

Однокурсник жадно допил остатки лимонада и уставился на меня.

— Хорошо. Тогда поговори, пожалуйста, с тайныйм советником. Я не вправе тебя торопить, но хотелось бы побыстрее…

Внезапно лицо Денисова изменилось. Я видел, как расширялись его глаза, видел удивление, страх…

— Ложись! — рявкнул он, и в этот момент что-то ударило меня в спину.

Глава 24

Не было слышно ни свиста, ни какого-то другого звука — ничего, что предупредило бы об ударе. Денисов вскинул было руку, чтобы выставить “Покров”, но нас вместе со столом опрокинуло на пол террасы. Не успел.

Что-то обожгло мне спину, но я ощутил боль уже когда подлетел в воздух.

Сильный удар. Пекло адски.

Родовая мощь тут же зарокотала внутри меня. Сама по себе активировалась “Берегиня” и окутала меня плотным молочно-белым светом.

Взметнулись в воздух столы, скатерти, мешанина из тарелок, столовых приборов и цветов. Я рухнул на эту кучу, каким-то чудом успев развернуться в полете.

И хорошо, что успел. Следующий удар — а это была сильная и плотно сбитая в ком “Жар-Птица”, кометой неслась прямо на меня и погребенного под обломками Денисова.

— Костя, вешай щит! — рявкнул я и выставил руки перед собой, творя “Покров”.

Комета врезалась в сияющий барьер и рассыпалась на искры. Я тут же откатился в сторону и, прячась за опрокинутыми столами, подполз ближе к перилам балкона. Нужно было понять, откуда по нам лупили.

Денисов с грохотом выбрался из-под завала. К нему тут же поспешили официанты, но он прогнал их с балкона.

— Уходите отсюда! Уводите гостей! — кричал однокашник, параллельно с этим сотворяя вереницу “Кос”. Смертоносные серпы повисли над его головой и медленно раскачивались в воздухе, ожидая указания на цель.

— Видишь козла? — спросил он, подползая с другой стороны.

— Нет. Но точно не на улице, — процедил я, стиснув зубы. По спине мне врезали от души. Ранг четвертый, не меньше. А “Берегиня” не исцеляла, поэтому раненое место начало адски болеть. — Били не снизу. Ищи в окнах или на крышах!

Позади нас, со стороны ресторана слышались крики, визги, топот и звон посуды. Истошно заорал попугай. Кажется, гости и персонал пытались спешно ретироваться. И правильно. Нечего им делать на линии огня.

— Здесь Перовская, — бросил я, устроившись между столбиками балюстрады. — На втором этаже, в отдельном зале. Выведи ее.

— Ну уж нет. Перовская потерпит. Сама не дура — уйдет.

Вообще-то Марианна Перовская была неплохим лекарем, и ее помощь моей спинке сейчас бы не помешала. Но черта с два эта грымза согласится меня врачевать. Слишком ненавидела за причастность к гибели своего придурка-женишка. Сама особо не гадила, но вечно распускала нелепые слухи.

Я блуждал взглядом по окнам противоположного дома. Вроде бы он принадлежал купеческому клану Кекиных. Нижние этажи отдали под рестораны, а верхние — под небольшие конторки и офисы. Хорошее место, чтобы атаковать. И мы как на ладони, и зайти просто.

Высматривая движение в открытых окнах, я успел заметить, как в одном из них характерно вспыхнул шар “Жар-птицы”.

— Костя, пригнись!

Но приказывать было излишне. Насколько хреновым Денисов был менталистом, настолько же хорошо проявлял себя как боевик. Перейдя в “боевой режим”, парень прыгнул повыше и сотворил в воздухе барьер — “Покров” буквально врезался в едва набравшее скорость заклинание, и на тротуар с противоположной стороны улицы посыпались искры. Люди испуганно закричали, бросились врассыпную.

Жаль, не было времени их предупредить. Хреновая идея биться в городе.

Но как будто нам оставили выбор.

— Самое время связаться с твоим знакомым из Тайного отделения, — запульнув пару “Кос” в нужное окно, сказал Денисов.

О, я уже пытался!

Сперва попробовал дозваться до Корфа — тайный советник не отвечал. Видимо, был на очередном совещании у какой-нибудь большой шишки. Как всегда. Вовремя, блин! Когда нужен, черта с два доорешься.

Бестужев тоже молчал, а пробиться к Алексееву я сейчас не мог — чтобы достучаться до разума неодаренного, требовалось сосредоточиться только на этом. Непозволительная роскошь, когда тебя пытаются обстрелять.

— Не отвечают, — сказал я, оставив попытки установить ментальный диалог. — Мы сами.

Денисов кивнул.

— Ладно. Расклад не такой уж и скверный.

Атаковавший пытался отстреливаться, но мы перевешивали числом и обрушили на окно, откуда на нас напали, смесь всех быстрых боевых заклинаний.

— Нужно пойти за ним, — сказал я. — Хочу взять языка, если получится его найти. Отвлечешь внимание?

Денисов скривил лицо.

— Опять пытаешься меня беречь?

— Да. Это не твоя война.

— Теперь моя, — безапелляционным тоном заявил Константин. — Кем бы он ни был, он заплатит.

В такие моменты идея сосватать Денисова Корфу переставала казаться мне совсем уж безумной. По психотипу он вроде даже подходил…

В нас перестали лететь огненные шары, и на несколько секунд на разрушенной террасе воцарилась тишина — лишь ветер да шум автомобилей доносились снизу.

— Тогда идем.

Я усилил “Берегиню” и залез на перила, чтобы спрыгнуть прямо на тротуар. Здорово сэкономит время — дальше только дорогу перебежать.

И в этот момент услышал крики со стороны внутреннего зала. Вопили несколько женских голосов, и на них орал уже знакомый мне. Перовская.

Денисов инстинктивно дернулся, чтобы ей помочь. Я замешкался. Черт его знает, что могло происходить в самом ресторане. Вдруг на гостей тоже напали?

Денисов ломанулся внутрь, а я, чертыхнувшись, спрыгнул с парапета и бросился за ним.

— Бегом! Вниз! — командовала растрепанная Перовская. — Не туда, дура!

Она схватила перепутавшую направление девицу и едва ли не кубарем отправила ее вниз по лестнице. Растрепанная, длинноногая, даже сейчас с неуместным чуть распутным прищуром, она уставилась на нас.

— А вы чего стоите?

Девица, которую она было отправила вниз, вернулась за ней.

— Марь, идем! Пусть сами разбираются…

Она дернула подругу за руку, и с плеча Перовской слетела сумочка на длинной цепочке. Ридикюль с тяжелым стуком грохнулся на пол, раскрылся, и оттуда вылетело что-то металлическое и куча мелких пластиковых баночек.

Фотоаппарат. Явно старый, чем-то похожий на “Зенит”. И контейнеры с пленками.

Меня как молнией прошило.

Мы с Перовской одновременно бросились к камере, но я схватил ее первым.

— Отдай! Отдай! Это личная вещь.

— Ага. Только сперва посмотрю.

Перовская ухмыльнулась и отступила на шаг.

— Ну давай, смотри, как мы с подругами отмечаем девичник, — сказала она. — Ничего-ничего, я подожду. Мне-то спешить некуда.

Я умел пользоваться пленочными фотоаппаратами. Дед увлекался, поэтому у нас был целый чемодан с “Зенитами”, “Киевами” и “ФЭДами”, а к ним — куча оптики и неизменная красная лампа для проявки.

И поэтому я знал, что пленку можно было засветить. Вероятно, именно этого Перовская сейчас и добивалась.

— Держи ее, — велел я Денисову. Поднял с пола сумочку и сунул в нее трофеи.

Константин озадаченно взглянул на меня.

— Чего?

— Держи ее, говорю. Не дай уйти. Она может быть замешана.

А ведь и правда могла. Как минимум у Перовской был мотив точить на меня зуб. По крайней мере она считала меня виновным в том, что ее драгоценный Забелло отошел в мир иной. А раз винила, то могла и гадостей всяких наделать. Например, фотографии.

— Просто поверь мне, — сказал я.

Перовская, видя, что Денисов склонялся на мою сторону, зашипела, сбросила босоножки и попыталась припустить вниз по лестнице. Костя оказался быстрее и притащил ее обратно, пока я возился с пленкой.

Дерьмовый выбор. Я ведь мог попытаться пойти за тем, кто нас атаковал. Но вместо этого решил устроить несанкционированный обыск Перовской. Если я сейчас ошибся с выбором, это будет полный провал.

Перовская попыталась вывернуться, но Денисов заломил ей руки и с мольбой посмотрел на меня.

— Пожалуйста, скажи, что ты знаешь, что делаешь. Я не хочу делать ей больно просто так.

— Я тебе щас сама больно сделаю! — взвизгнула девушка и принялась сучить ногами. — Я тебе башку наизнанку выверну! Заставлю гипоталамус играть в футбол мозжечком, сучий ты потрох.

Надоела она мне. Сконцентрировав силу из ментального потока, я подошел к ней, насильно приложил ладонь ко лбу и принялся прожигать ее защиту.

— Ты… Ты… Пожалеешь…

— Я уже о многом пожалел, Марианна, — ответил я и сотворил сонное заклинание. — Отдохни пока.

Девушка обмякла в руках у Денисова. Константин смотрел на меня с ужасом. Подружка Перовской предпола смыться, подхватив ее дорогие босоножки.

— Может все же объяснишь, что происходит? — спросил Константин, закинув пребывавшую в сладком беспамятстве однокурсницу на плечо. И без того короткая юбка ее платья задралась, так что мне пришлось с усилием дернуть ткань и прикрыть срам.

— Непременно, — кивнул я. — Но сначала найдем фотоателье. В машину, быстро.

***

Я вернулся с проявленными пленками к машине. Денисов курил в открытое окно, на заднем сидении мирно спала колдовским сном наша пленная красотка. До чего же милой была Перовская, когда молчала.

— Успешно? — Спросил Константин, когда я забрался на водительское место.

— Ага. Пришлось заплатить по тройному тарифу, но все быстро проявили.

— Значит, момент истины? Или все же сперва объяснишь этот маневр с Марианной?

Я положил руки на руль и ткнулся в них лбом.

— За мной следили. Передавали фотографии о моих перемещениях в газету — причем только те, что потенциально могли вызвать ненужные вопросы. Я выяснил у журналиста, что фотографии были сделаны на старый пленочник. А Перовская на меня зуб точит. Когда из ее сумки выпал этот старый “Оптикус”, я соотнес одно с другим…

— На всякий случай подумай, как собираешься извиняться, если на пленках и правда окажется девчачья попойка, — хмуро ответил Денисов. — Я ведь с ней раньше близко общался, с Марианной. Мы еще со школы знакомы. Раньше она была другой.

— Какой?

— Приятной. Простой. Без этих вот выкрутасов. А сейчас смотрит на всех как на говно. Это ее Забелло испортил. Она как сошлась с ним, так резко переменилась. А после того, как он погиб, и вовсе стала невыносима. Для нее теперь люди что мусор. Даже те, что желают ей добра.

— Горе не всегда делает из людей святых страдальцев, — ответил я. — Кто-то ожесточается и становится невыносимым. Та же Анька Грасс тоже та еще стерва. Но душа у нее добрая.

— Не, Грасс просто бунтует. Она и сейчас простая. А вот Марианна словно и вовсе стала другим человеком. Признаюсь, даже жаль.

Я вытащил из сумочки Перовской проявленные пленки. Бочонки были промаркированы красными наклейками — так в ателье обозначили, что открывать пленки безопасно.

— Как бы то ни было, сейчас узнаем, насколько низко могла пасть твоя старая подружка, — отозвался я и развернул пленку.

Денисов привалился в мою сторону, силясь разглядеть на маленьких картинках сюжеты, и присвистнул.

— Да ее можно записать в твои поклонницы…

Вот я возле дворцового моста, вот иду мимо особняка Штоффов на Вознесенском. А вот самые свежие… Я стою у машины возле бизнес-центра, где общался с Андрюшиным.

— Боюсь, Марианна не дождется извинений, — сказал я и спрятал пленку в бочонок. — Ты говорил, у тебя где-то в центре квартирка есть.

Денисов замялся.

— Ну… Так себе берлога. Я там отсыпаюсь после попоек, чтобы кривым не приезжать домой.

— Нужно тихое место, чтобы с ней поговорить, — сказал я и кивнул на спящую Перовскую. — И куда можно будет вызвать Тайное отделение.

Денисов вытаращился на меня как на убийцу.

— Какое еще отделение? Ты чего?

— Это будет зависеть от того, что она расскажет. Я предупреждал тебя, Константин. Это опасная игра. Один раз тебе уже повезло получить амнезию и выйти из-под прицела. Но сейчас все серьезнее. Я не хочу тебя в это втягивать.

Однокурсник решительно мотнул головой.

— Ты меня ни во что не втягиваешь, Михаил. Я сам в это лезу. Потому что иначе не могу.

Нет, их точно нужно познакомит с Корфом. Этот крендель еще упрямее меня.

— Ты, Михаил, меня понять не можешь. Ты — наследник рода. Опустим детали про герб и Осколок. Но ты — наследник. А я — как у собаки пятая нога. Все между собой поделят старшие, а я, в общем-то и не нужен оказался. После первого курса у меня был разговор с отцом, и до меня доходчиво донесли, что обеспечили подготовку к Аудиториуму и будут содержать, пока учусь. А дальше я должен буду пробиваться сам. Целиком сам, понимаешь? Как разночинец какой.

— Только с Благодатью и знаменитой фамилией. Ты слегка перегибаешь, Костя.

— Тем не менее, — давил свое однокурсник. — А тут еще и этот ментальный изъян вылез. Короче, у меня на самом деле социального капитала не сильно-то больше, чем у тебя. Я просто великолепно умею делать хорошую мину при скверной игре. Да только все это театральщина. Мне нужны подвиги, нужно зарабатывать себе имя. А коли погибну, так пусть героически.

Я фыркнул. Ох уж эти молодые аристократы. Лишь бы погеройствовать да пафоса нагнать побольше.

— Ты мне упаднические мысли брось. Хочешь вписаться в эту историю — давай. Заодно на Перовской и проверим, чего ты стоишь. Работенка не из приятных. Гуманизма там мало. Я предупредил.

— А я услышал, — кивнул Денисов. — Квартира у меня на углу Полтавской и Гончарной. Доходный дом Гешвенда.

***

— Просыпайся, красавица, — я приставил стул к дивану, на котором Денисов уложил Перовскую, и уселся напротив девушки.

Одного прикосновения к ее разуму хватило, чтобы снять сонное заклинание. Менталка у Перовской, к слову, обладала неплохой природной защитой. И долбанул я по ней неслабо — в спешке и суете было не до нежностей.

Красотка лениво открыла глаза, пару раз моргнула… И подпрыгнула на месте, словно напуганная кошка.

— Спокойно, милая, — сказал я, доставая из-за уха одолженную у Константина сигарету. — Пока что мы просто поговорим.

Перовская метнула полный ненависти взгляд на Денисова.

— Так ты теперь с ним спелся? С этим слабокровкой?

— С ним интересно, — пожал плечами одногруппник. — Да и с тобой, выходит, тоже…

Мы договорились, что Денисов не будет вмешиваться без пущей нужды. Пока наша пленница спала, подготовились основательно: повесили мощный непроницаемый купол такой толщины, что даже Корфу было бы трудно через него пробиться. Костя как раз поддерживал купол, а я сосредоточился на допросе. Перед этим, правда, все же успел докричаться до Пистолетыча и сообщить о своих подозрениях.

Теперь оставалось выяснить самое важное: была ли эта слежка личной инициативой Перовской или кто-то дал ей это задание?

Я повертел одну из баночек с проявленной пленкой в руке.

— Фотограф из тебя, прямо скажем, так себе. Скажи, милая, на кой черт тебе за мной следить?

Перовская скорчила презрительную гримасу и отвернулась, продемонстрировав нам точеный профиль.

— По-хорошему, значит, говорить не хочешь. Ладно. Альтернативный вариант — я лезу тебе в голову и вытаскиваю все, что сочту интересным. И ты даже пожаловаться не сможешь, потому что потом ни черта не вспомнишь. Или так или начинаешь говорить сама.

Девица подтянула колени к груди и расхохоталась.

— О да, память ты стирать горазд! — процедила она, отсмеявшись. — Костя, вон, после твоих манипуляций сколько… Полгода в себя приходил?

Улыбка медленно сползла с моего лица. Откуда эта сучка знала про мои манипуляции над разумом Денисова? Ее не было в палате, да и об этом знали всего несколько человек.

Быть может, я не зря дернул Корфа. Должно быть, Перовская знала куда больше, чем показывала. Только один большой вопрос — откуда, черт возьми?

— Михаил, о чем она говорит? — с тревогой и непониманием спросил Денисов.

Перовская улыбнулась еще шире и вдвойне гаже.

— А, так он не знает? — Промурлыкала она. — Какой же ты скверный и ненадежный друг, Соколов, раз пользуешься наивным пареньком, не посвящая его в подробности ваших былых совместных похождений! Перед тобой, Костенька, Михаил Соколов — шпион Тайного отделения, засланный в Аудиториум. Друг революционеров из Ордена Надежды и большая угроза для каждого уважающего себя аристократа!

Глава 25

Перовская умолкла и триумфально улыбнулась, наслаждаясь произведенным эффектом. Денисов поднялся со своего места и, недобро сверкнув глазами, шагнул ко мне.

— Это… Все, что она сказала, правда?

— Сейчас не до этого, Кость, — не оглядываясь на него, ответил я. — Потом все объясню.

— Боюсь, мне придется просить тебя объяснить немедленно.

Марианна снова рассмеялась. Расслабленно откинулась спиной к стене, раскинула длинные стройные босые ноги и готовилась наслаждаться представлением. Разве что миски с попкорном не хватало для пущего эффекта.

— Я же сказал, объясню позже, — процедил я и поморщился от боли в спине. Рана противно ныла, края ткани испорченного пиджака неприятно раздражали место ожога.

— Нет, — сказал мой сообщник. — Сейчас.

Я обернулся к Денисову. Над обеими ладонями однокурсника угрожающе сверкали плотные “Колобки”.

— Да чтоб тебя…

Серьезно? Нашел время выяснять отношения!

Ладно, девка никуда не денется. Далеко не убежит, а все, что узнает… Что ж, скорее всего, ей и так сотрут память или заместят воспоминания, если до нас все же доедут спецы из Отделения. Можно не бояться немного пооткровенничать. Разве что времени на это было жаль. Я хотел вытащить из Перовской информацию раньше людей Корфа.

— Говори, мать твою! — рявкнул Денисов, и заклинания в его руках вспыхнули еще ярче. — Не заставляй меня выбивать из тебя дерьмо.

Ну, здесь можно было поспорить, кто из кого еще выбьет. Но проверять сейчас было неуместно. Не дождется Перовская развлечений.

— Хорошо, — я повернулся на стуле так, чтобы не упускать из вида пленницу, но и на Денисова глядеть. — Марианна сказала правду. Я работаю на Тайное отделение. Штатный сотрудник Управления по вопросам контроля применения Благодати.

Денисов нервно сглотнул слюну.

— Штатный… И когда ты собирался рассказать мне? — тихо прохрипел он.

— Не собирался. Зачем лишний раз людей нервировать?

— Ты ему лучше расскажи, как вы веселились в катакомбах! — подзуживала Перовская. — А то еще станет считать тебя благородным служителем правопорядка. А ты не благородный, Соколов. Ничего в тебе благородного нет. Ты точно такой же оппортунист, как и все выбившиеся в люди мелкие дворянчики — кого угодно продашь с потрохами и сделаешь что велят, лишь бы выслужиться. Давай, расскажи Костеньке, как сломал ему голову. Пусть знает, что его недуг усугубил именно ты! Что именно тебе он обязан крахом своей карьеры…

Я стиснул зубы, справляясь с гневом. Ну и дрянь же эта девка. Мало того что откуда-то выяснила всю мою подноготную, так еще сейчас переворачивала факты так, чтобы выставить меня чудовищем. Константин, конечно, умел вести себя здраво, но тут-то она била по самому больному месту…

— С этого момента поподробнее, пожалуйста, — Денисов, с трудом сохраняя самообладание, двинулся прямиком на меня. — Михаил, изволь объясниться. Я жду.

Перовская устроилась на диване поудобнее, расслабилась на подушках, делая вид, что лениво наблюдала за происходящим. Только меня уже было сложно обмануть — я видел, как бегали ее глаза по комнате, ища все, что можно было использовать в качестве оружия, осматривая все окна и двери для побега.

Возможно, она пыталась спровоцировать потасовку между мной и Денисовым, чтобы попытаться под шумок улизнуть.

Нет уж. Черта с два я с тебя спущу глаза, стерва. Теперь ты точно отправишься на чаепитие в Петропавловку. Познакомишься с веселыми парнями в стильной черной форме.

— Меня завербовали как тайного агента еще до Вступительных испытаний, — сказал я. — Отделению был нужен свой человек среди студентов, чтобы найти ячейку Ордена Надежды. Были сведения, что там завелись революционеры, предыдущие агенты пропадали. Светиться официально было нельзя, так что все это внедрение было организовано без поддержки извне. Я подходил по многим параметрам, поэтому выбор пал на меня.

— Значит, ты…

— Не по своей воле оказался в Аудиториуме, да, — кивнул я. — Это было моей работой. Потому и пришлось спешно готовиться к поступлению у Штоффов.

Денисов выглядел сбитым с толку.

— И что тебе за это пообещали? За это… внедрение.

— Кстати, да, — вмешалась Перовская. — Мне все было интересно, на какой же крючок они тебя посадили, что ты согласился рисковать своей шкурой?

— Угадай, — мрачно отозвался я. — С одного раза.

Денисов мрачно усмехнулся.

— Осколок?

— Ага. Мы с Ольгой — последнее поколение, в крови которого осталась хоть какая-то Благодать. Если мы не вернем Осколок, наши дети не будут одаренными. А с родовой силой свои сложности — она работает совсем иначе и распределяется по роду иным путем.

— Ясно, — сухо ответил Денисов. — Ты поступил, все дела. И что было дальше?

— Я нашел Орден Надежды, влился в него. А до этого умудрился прихлопнуть женишка нашей Марианны и парочку других идиотов, которые решили убить меня в угоду Темной Аспиде, в которую так хотели попасть. Тебе тоже предлагали поучаствовать, но ты не согласился. Потому и остался жив.

Когда я упомянул о Забелло, лицо Перовской перекосилось от ненависти и гнева.

— Наконец-то! Вот ты и признался, — прошипела она. — Видит бог, я долго этого ждала. Теперь я имею полное право тебе отомстить.

— Не имеешь, — отозвался я. — Это была чистая самооборона, так что перед законом я чист. Кстати, почему ты тогда не пошла с ними? Если знал твой Забелло, то и ты наверняка была в курсе.

Перовская отвела взгляд.

— Не поверила. Я до определенного момента вообще не верила в то, что эта Темная Аспида существует! Подумаешь, кто-то записку прислал. Мало розыгрышей что ли? Но после его смерти… Убедилась.

А вот это была зацепка. Значит, на нее вышли после гибели Забелло. Интересно, когда именно? Ладно, и это выясним. Сперва следовало успокоить Денисова, пока не разбушевался. Хрен знает, какая вожжа могла попасть ему под хвост, особенно со слабой менталкой.

Константин растерянно чесал затылок.

— Я не… Нет, этого не помню.

— Администрация, разумеется, представила все в более нейтральном свете, — продолжил я. — Но именно ты заподозрил, что твои друзья погибли не просто так. Мы нашли записку, провели сеанс психометрии, кое-что выяснили. Не суть. А твой сон про беготню в подземных коридорах и пожар — это воспоминания о том, что мы с тобой вышли на Орден Надежды. Ты знал слишком много. Я к тому моменту уже внедрился в ряды надеждинцев, и мне дали задание тебя убрать.

Денисов пару раз моргнул, а затем нервно рассмеялся.

— Так ты пытался убить меня или оставить в живых?

— Второе, конечно! — оскорбился я. — Зачем мне было тебя убивать, если я к этому моменту умел работать с памятью? Только не рассчитал, что менталка у тебя уже к этому моменту трещала по швам. Работа прошла криво, и… В общем, можно сказать, что я и правда виноват в том, что ты выпал из обоймы на полгода.

— И сделал так, что теперь любое ментальное воздействие может стать для него фатальным, — усмехнулась из своего угла Перовская. — А может мне просто сейчас поковыряться у него в голове, а? Пощупать там чего-нибудь, внушить эмоции или иллюзию повесить…

Я обернулся к ней.

— Тогда я сам тебя убью. Но не сразу. Устрою тебе персональный ад, в котором ты каждый раз, круг за кругом в бесконечном цикле, будешь видеть, как гибнет твой драгоценный Забелло, а ты каждый раз всего на долю секунды не успеваешь его спасти. Раз за разом.

Перовская дернулась как от пощечины и метнула на меня испепеляющий взгляд.

— Ублюдок. Чтоб твои кости крысы глодали!

— Хватит, Марианна, — невозмутимо продолжил я. — Пожалуйста, не искушай меня. Я не хочу быть жестоким, но, поверь, смогу превратить твое существование в ад. Ты уже попалась. Проиграла. Теперь просто остановись, умерь ненависть и помоги нам. Тогда я попытаюсь помочь тебе. Если ты связалась с теми, о ком я думаю, будущее тебя ждет безрадостное. Я понимаю, что тобой все это время двигала боль. Но сейчас, когда от твоих действий, быть может, зависит вся твоя судьба, услышь голос разума.

В этой своей личной трагедии Перовская до невозможности напоминала мне Анну Грасс. Тоже любовь, тоже месть — только вот стороны девушки выбрали разные. И обе рисковали, обе положили свои жизни на алтарь… Чего? Ну добились бы они своих целей, а что дальше?

Месть приносит лишь краткий миг удовлетворения, но после нее идет бесконечная пустота и одиночество.

“Колобки” в руках Денисова погасли. Он смотрел на меня твердо, без страха, но и без ожидаемого гнева. Словно все же смог уложить правду в голове и как-то с ней примириться.

— Значит, ты попал в Аудиториум по заданию Тайного отделения, чтобы найти Орден Надежды, а в итоге перешел дорогу Темной Аспиде, — подытожил он. — И я, выходит, случайно подвернулся тебе под ноги.

— Если кратко, то да. Просто в какой-то момент ты оказался слишком близко к происходящему, и тебя зацепило.

Парень кивнул, прикрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Допустим, принимается. Почему сразу не сказал?

Я усмехнулся.

— Вспомни, как ты меня встретил, когда очнулся — презрение, высокомерие, хамство. Если бы не странности с той дуэлью, вряд ли бы у меня появилась возможность тебе все рассказать. Кроме того, это все-таки закрытая информация. Я все еще работаю.

— Расслабься, Костя, — тихо проговорила наша пленница. — После сегодняшнего тебе все равно сотрут память — ты знаешь очень много и заплатишь за свое любопытство. А еще одного серьезного ментального вмешательства твоя голова не выдержит. Так что мучиться тебе осталось недолго.

Она была права. Стирать память Денисову уже было нельзя. Даже менталист уровня Корфа или Радаманта не смог бы сработать столь аккуратно, чтобы не разорвать истончившийся ментальный план.

Но и об этом я подумаю после. Был один вариант.

— Мир? — я взглянул на Денисова.

— Войны и не было. Теперь я понимаю, почему ты поступил так, как поступил, — удивил меня он. — Только обидно, что правду я сперва узнал от нее, а не от тебя, да и то пришлось вытаскивать клещами. Но как-нибудь переживу.

Я метнул взгляд на Перовскую. Всего на миг, на секунду, по ее лицу пробежала тень — гнев, разочарование. Что, дорогая, хотела сбежать под шумок, когда он бросится на меня с кулаками? А Денисов оказался умнее и тверже, чем ты ожидала?

Да, сегодня был явно не день Перовской.

“На всякий случай выйди”, — попросил я Денисова ментально. — “Встреть людей, которых я вызвал. С минуты на минуту сюда прибудет Отделение”.

“Зачем встречать?”

“Костя, не тупи! Ей терять нечего. Она знает, что будет дальше. Может попытаться сломать тебе голову, и защитить твой ментал я не смогу. Уберись от нее подальше, пока она не вскрыла тебе черепуху”.

Денисов кивнул и молча вышел, отрезав от Перовской ее один вариант действия. Я развернул стул спинкой вперед, уселся на него верхом и положил подбородок на сложенные ладони.

— Ну давай пооткровенничаем, сударыня. Мне ты можешь рассказать что угодно, но я предпочту узнать, как ты дошла до жизни такой.

Перовская уставилась за закрытую дверь и фыркнула.

— А ты хитер. Осторожен. Многому научился у ищеек.

— Когда два года каждый день ждешь сюрпризов, научишься думать. Расскажи о фотографиях. Зачем ты меня снимала?

Точеные плечи красотки поникли. Она опустила голову вниз, и длинные темные волосы упали ей на лицо. Хороша, ничего не скажешь. Пыталась пользоваться своей привлекательностью, чтобы сбить меня с толку, отвлечь, быть может, даже вызвать жалость.

Но я научился не отвлекаться. Спасибо Матильде и Ирэн.

— На меня вышли не сразу, — тихо начала пленница. — После того, как закончился мой траур.

— Значит, перед этим Новым годом?

— Да. Я была дома на рождественских каникулах. Впервые позволила себе праздновать после годовалого воздержания. Пошла вразнос — обошла все заведения в центре. И в одном из баров ко мне подсел человек. Я тогда плохо его запомнила — к тому моменту водки с клюквенным сиропом во мне было больше, чем крови…

— Что за человек?

— Мужчина, средних лет. Мне он показался знакомым, словно я уже где-то его видела. Но я тогда не обратила внимания.

Я подался вперед, наклонив стул.

— И?

— Он заговорил о тебе. О том, что ты виновен в гибели моего… Ну, ты знаешь. И предложил отомстить, — глаза Перовской блеснули сталью. — Я согласилась, еще даже не выяснив условий. Хоть и прошло много времени, но я была зла. Я и до сих пор зла.

— Это я уже понял. Что тебе велели делать?

— Сперва мелкие поручения. Распускать сплетни, следить за тобой в Аудиториуме. Куда ходишь, с кем общаешься, кому пишешь. Еще я должна была подбросить тебе артефакт слежения — я сделала это. Зашила в подкладку твоего пальто.

Проклятье!

— Когда? — прорычал я.

— Давно. Еще зимой. Но сейчас-то что? — отмахнулась девушка. — Лето на дворе, ты его не носишь. А камушек там совсем маленький.

Вот зараза! Хорошо хоть, сейчас и правда было лето. Еще не хватало, чтобы Перовская привела за собой хвост и сюда.

— Перед летними каникулами мне поручили распускать больше сплетен перед сезоном приемов, — продолжила она. — Насколько я поняла, сперва твои враги намеревались разрушать твою репутацию. Сделать так, чтобы в свете тебе не доверяли. Потихоньку начали болтать про выскочек Соколовых, про ваш плебейский бизнес… Все бы ничего, но работа у меня шла туго — все же рекомендация Великой княгини оказала тебе большую услугу. Но я старалась раздувать из каждого повода полноценный слух.

Вот, значит, откуда были все эти небылицы. А я еще недоумевал, у кого хватило фантазии на такие дикие сплетни. Ясно, наша Марианна старалась.

— Хреново у тебя получилось, — пожал плечами я.

— Это как сказать, — лукаво улыбнулась Перовская. — Я ведь почти добилась своего. Всего одного шажочка не хватило для большого катастрофического скандала…

— Просвети.

— Например, у меня есть доказательства того, что рыба, которую вы поставляли тем же Воронцовым, была не вашей. У меня есть кадры ваших грузовиков в Финляндском княжестве. Есть погрузка… Фото делала не я, но негативы спрятаны в надежном месте. Заплатила кому следовало, и все сфотографировали. Так что я знаю ваш маленький секретик, Соколов. Вы обманщики. И делали деньги на обмане аристократии.

А вот это уже было опасно. Опять же, как изящно она интерпретировала эту вынужденную меру за злонамеренный обман. Впрочем, при условии, что я все же вскрою ей голову, тайник можно и отыскать.

— Но ты не успела, — хмуро ответил я. — Одна небольшая случайность меня спасла. Мы сегодня встретились.

Перовская улыбнулась, томно откинула волосы от лица и, встав на четвереньки, почти по-кошачьи подползла ко мне, выгодно выставив напоказ богатое декольте с соблазнительной ложбинкой. Я старательно отвел глаза.

— Рано радуешься, Соколов, — промурлыкала она, оказавшись так близко, что ее дыхание обожгло мне лицо. — Знаешь ли, я тоже в некоторой степени хитра и осторожна. Я ведь предполагала, что однажды ты меня поймаешь. Или сдашь… Поэтому перестраховалась. Мое доверенное лицо отнесет фотографии вашего рыбного каравана вместе с историей об обмане в редакции всех петропольских газет, если я попаду в тюрьму или не выйду на связь дольше положенного. Не один ты здесь самый умный, дорогуша. Так что готовься, Соколов. Быть может, уже завтра утром ты прочитаешь о своей семье интересный материал… Афера сезона! Знаменитая элитная рыбка Соколовых оказалась обычной чухонской форелью! Воронцов не простит… И как же после этого вся твоя семья и особенно юная Ольга будет смотреть в глаза всему петропольскому свету?

Глава 26

Не знаю, какого эффекта ожидала добиться Перовская. Но девка точно меня провоцировала — видимо, ожидала, что я слечу с катушек и… что? Хотела выглядеть жертвой? Перед кем? Тайным отделением?

Ой-ой, злой слабокровка Соколов набросился на несчастную бедняжку.

Черта с два.

— Благодарю за информацию, — сухо ответил я и даже позволил себе легкую улыбку. — Ты мне очень помогла.

А в следующий момент я обхватил ее голову обеими ладонями и буквально пропорол ментальную защиту.

— Тварь! — взвыла девушка.

Перовская шипела и сопротивлялась как взбесившаяся кошка. Впилась длинными острыми ногтями мне в щеку, кусалась — пришлось заломить и выкрутить ей руку.

— Спокойно, дура!

— А ну пусти! Пусти, сволочь! — визжала она, пытаясь отпинаться от меня босыми ногами. Стул подо мной покачнулся и рухнул вперед — на пленницу. Я выпустил ее руку и чертыхнулся. Девушка испуганно ойкнула, высвободила ногу и попыталась откатиться набок, но я ухватил ее за плечи и потащил на себя. Марианна опрокинулась, плюнула мне в лицо и угодила в глаз.

Ну и бешеная же! Никаких тормозов.

— Не смей меня трогать!

Я подтащил ее ближе к себе — все еще барахтавшую ногами — снова нашарил ее голову, попутно запутался в длинных волосах, и она снова едва не выскользнула из моих рук. Пришлось дернуть за ее роскошную шевелюру. Перовская, исступленно дергаясь на диване, оттолкнулась ногами от стены и попыталась ударить меня в лицо. Но промазала.

Зато я крепко обхватил ее за шею.

— Веди себя тихо.

Девица издала томный вздох.

— Что, Соколов, любишь пожестче?

И расхохоталась. Безумно, заливисто. Словно все это было для нее какой-то причудливой игрой. Вот уж воистину лишь один бог знал, что творилось в голове у этой девки.

— Тихо, я сказал.

Она еще немного вяло посопротивлялась, но чем сильнее я продавливал ее ментальные щиты, тем меньше сил у нее оставалось.Наконец Перовская совсем обмякла и расслабила шею, а я смог соединить свое сознание с ее и влез в чужие воспоминания.

Да уж, дорогуша… Как у нее печень выдерживала посещать столько вечеринок за неделю?

Передо мной проносились обрывки всевозможных приемов, раутов, богемных попоек. Рекой лилось шампанское и сладкие ликеры, сквозь дым кальянов и сигар мелькали разодетые молодые люди… Возвращения домой под утро и поздние подъемы в обед, салоны красоты и магазины тряпья.

Бог ты мой, Марианна, было ли в твоей жизни что-нибудь, кроме этих отчаянных скачек по светским раутам и бесконечной пустоты в душе? Как ты не смогла до сих пор понять, что не сможешь растворить свое горе в этой бессмысленной череде легкомысленных развлечений?

Редкий случай для одаренной — но она даже не стремилась использовать свою силу. Да и к чему с таким образом жизни ей был лекарский дар… Зато становилось понятнее, почему Аспида, если это была она, выбрала Перовскую своим агентом по мелким пакостям. Деньги, куча свободного времени, жажда мести и одиночество.

Чем больше я смотрел, тем более жалкая картина представала перед глазами. Девчонка просто уничтожала себя, нигде не находила себе места — ни среди богемы, ни на светских раутах, ни в пыльных гостиных родовитых семейств. Ее родовое имение находилось в Кракове, у семьи был большой особняк в Москве — казалось бы, вернись домой, приди в себя, отпусти прошлое… Но Марианна предпочла остаться на лето в Петрополе. Угробила целый сезон ради слежки за мной.

Раньше, зная Перовскую лишь как прожженную стерву, мне даже было трудно поверить в ее высокие и искренние чувства к Забелло. Но оказалось, что и сволочи умели любить. Память девушки выдала мне настолько возвышенную романтику, почти шекспировскую, что на фоне этой истории любви даже наши высокие чувства с Ирэн казались приземленными.

Вот оно, однако, как бывает…

Я копнул глубже и обнаружил рукотворную защиту на воспоминаниях — кто-то скрыл разговоры обо мне и тайную работу Перовской под слоем бессмысленных прогулок. Но я уже умел отличать мороки от настоящих осколков памяти. Осторожно, словно пинцетом, я снимал тонкую, но крепкую пленочку наваждения, открывая то, за чем пришел.

Перовская застонала.

— Больно…

— Потерпи, дорогуша. А с тобой и правда работали. И работали хорошо.

Девушка жалобно захныкала, лицо исказилось в капризной гримасе.

— Прекрати… Пожалуйста. Это…

Умолять было поздно — я уже начал снимать защиту. Прерваться сейчас — значит, спутать ей воспоминания и создать кучу проблем менталистам из Отделения. Лучше уж довести дело до конца, чтобы потом не огребать от Корфа за испорченный разум и смешанные образы. Так что терпи, милая. Все же во многом ты сама виновата.

— Так… Пошло… Скоро закончу.

Перовская уже не отвечала — просто молча лила слезы и тихонько всхлипывала.

Я перебирал обрывки памяти, словно старые открытки. Вот встреча в баре, о которой она рассказала. Читать пьяные воспоминания было мало приятного — меня самого слегка затошнило и голова закружилась. Но вот я увидел силуэт человека, подсевшего за столик Марианны.

И правда знакомый образ. Я тоже его где-то видел. Но давно…

А когда он заговорил в ее воспоминаниях, меня словно молнией прошило.

Зуров! Павел Антиохович Зуров. Советник ректора по вопросам Вступительных испытаний. Тот самый человек, который работал с Корфом и вроде как сливал ему информацию об Аудиториуме. Тот, чей образ Аня Грасс считала во время сеанса психометрии.

Значит, Зуров точно был связан с Аспидой. Уже второе попадание.

— Вот же черт, — выдохнул я и полез дальше.

Зуров — это хорошо. В смысле плохо, но хорошо, что я получил еще одно доказательство его причастности к делам Аспиды. Теперь можно смело сдавать его с потрохами Корфу, и тот сможет наконец-то его задержать и допросить.

Но сейчас была более насущная проблема — пленки, фотографии, защита репутации семьи. Информация о поставках из Финляндии не должна была дойти до газетчиков.

Сосредоточившись, я просмотрел остальные воспоминания — Перовская получала записки с заданиями, пакет с артефактом слежения и инструкцию. Теперь ясно, как она могла получать задания, находясь в стенах Аудиториума — видимо, Зуров передавал ей все необходимое в моменты своих визитов на Каменный остров.

Так, с этим более-менее разобрались, остальное вытащат штатные менталисты.

Теперь фотографии.

Давай, милая, покажи… Покажи, кто твой помощник.

Я спешно пролистывал воспоминания со всякой “бытовухой” — слуг Марианна держала немного, зато личным секретарем успела обзавестись. Симпатичная гречанка Касси Пападопулу. Не одаренная Благодатью, зато милым личиком и роскошной задницей природа ее наделила от души.

Касси… Кася… Кассиопея? Неважно.

Секретарша следила за делами Марианны в ее отсутствие, помогала, когда та бывала в особняке. Служила уже больше года, и, судя по всему, госпожа была ею довольна. Я пролистал много шелухи, обсуждения бытовых вопросов, писем, приглашений… Батюшки, да они, кажется, были не просто подругами. Иначе чем объяснить столь частые пробуждения в одной постели?

— Ну Марианна, ну ты даешь! Да ты весьма вольно интерпретируешь ролевую модель “слуга-госпожа”… Хоть святых выноси.

— Не смей… — прохрипела Перовская и, собрав силы, попыталась вырваться. — Не смей ее трогать! Убью!

Значит, Кася Попадопулу. Судя по всему, секретарша проживала непосредственно в доме Перовских. И более доверенного лица я в памяти нашей пленницы не нашел…

Но хуже всего было то, что даже сама Перовская не знала, куда ее секретарша спрятала негативы и фотографии. Марианна просто отдала ей пакет и предупредила разослать его в газеты, если она не свяжется с ней до шести вечера.

Я взглянул на часы. Пять тридцать.

Дерьмо!

Что ж, нанесем знойной гречанке визит вежливости.

— Она ни при чем! — взвизгнула Перовская, когда я осторожно вышел из ее памяти. — Она… Она просто…

— Спокойно, — ответил я и быстро сотворил сонное заклинание. — Сладких снов.

Марианна отключилась, не успев договорить — на ее ослабленное чтением памяти сознание “снотворное” подействовало мгновенно. Осторожно уложив девушку на диван, я поправил задравшееся короткое платье и огляделся.

Нужно сдать Перовскую на руки Отделению и проследить за тем, чтобы она не успела связаться с помощницей. Сил пробиться до неодаренной у нее хватит, так что лучше перестраховаться.

Я начал было снимать непроницаемый купол, когда дверь в комнату распахнулась.

— Вот он, — указал на меня Денисов.

В дверной проем просунулась голова Бестужева. Что ж, хорошо, что Корф прислал именно его.

— Гавриил Петрович, — кивнул я. — Можете забирать. Я закончил.

За спиной у дознавателя озирались по сторонам двое сопровождающих в штатском. Бестужев уставился на Перовскую и перевел полный скепсиса взгляд на меня.

— Это что еще за спящая красавица?

— Марианна Перовская. Связана с Аспидой.

— Это мне Вальтер Макарович уже изложил. Жаль, что его превосходительство был скуп на подробности. Просветите нас, Михаил.

Я вкратце пересказал суть нашего с Перовской разговора, но не сказал про историю с рыбой. Все же чем меньше народу знало, тем лучше. Ни Денисову, ни Бестужеву и его парням это было ни к чему.

— И лучше бы побыстрее сопроводить девушку на Петропавловку, — закончил я.

— Согласен, — дознаватель кивнул и жестом велел своим людям забрать девушку. Я посторонился, пропуская их к дивану.

Перовская даже не пошевелилась, когда здоровенные ребята подняли ее.

— Почаще бы таких красоток задерживать, — не удержался один из них.

— Цыц. Она дворянка, — шикнул на них Бестужев и обернулся к нам с Константином. — Но вам обоим придется поехать с нами. После всего, что стряслось на Невском, господа, придется застрять у нас до глубокой ночи. Там, где вы, Соколов, вечно творится сущий хаос.

Денисов растерянно взглянул на меня.

— Д-да, конечно… Только мне нужно будет предупредить домашних…

— Разумеется. У вас будет такая возможность.

— Мне нужно быстро закончить одно дело, — сказал я. — Метнусь кабанчиком и сразу приеду на Петропавловку, обещаю.

Дознаватель посмотрел на меня как на идиота. В его глазах так и читался вопрос, не перепутали ли я случайно что-нибудь.

— Это исключено, ваше сиятельство. Вам нужно немедленно отправиться с нами.

Денисов удивленно на меня уставился.

“Михаил, ты чего?” — ментально спросил он. — “Мне, конечно, не по себе из-за того, что придется торчать на допросе в Отделении. Но что у тебя стряслось?”

— Перовская преподнесла мне неприятный подарок, — уклончиво ответил я, косясь на сопровождающих Бестужева. — Мне нужно срочно кое-что предпринять, чтобы он не навредил моей семье.

— Тем более нужно ехать с нами, — спокойно ответил дознаватель. — Расскажете, и мы все уладим.

— Нет времени!

— Ваше сиятельство…

Я оглянулся по сторонам. И так задержался, объясняясь с Бестужевым. Осталось двадцать минут. Перовская должна была позвонить. Секретарша наверняка в особняке.

Я знал, что этим сделаю себе только хуже, но лучше было объясниться позже, чем сейчас попусту тратить время.

Окутав себя плотным сиянием “Берегини”, я бросился в окно.

— Мих…

Звон стекла заглушил крики. Я слышал лишь треск, свист ветра и слабую вибрацию силы, дарованной Источником, чтобы защитить семью. Род не сомневался — сейчас я делал все правильно.

Я рухнул, отпружинив от брусчатки. Вслед за мной грохнулось несколько осколков стекла и, кажется, обломок форточки. Хорошо, что двор выходил внутрь, в классический питерский “колодец”.

— Вон он! — донеслось сверху!

— Виталик, задержи!

Я взглянул наверх, всего на секунду. Из выбитого окна высунулся вконец растерянный Денисов.

“Что ты делаешь?!” — в отчаянии крикнул он мне прямо в голову. — “Зачем?”

“Спасаю семью”.

Я бросился к выходу из двора к припаркованному Вите. Вслед мне полетело несколько “Кос”, но я увернулся, и смертоносные серпы высекли искры из мостовой.

Спешить. Свалить отсюда, пока они не успели упасть мне на хвост.

На бегу нашарив ключи от машины, я, так и не снимая “Берегини”, залетел на водительское сидение и завел мотор. Глянул в зеркало заднего вида — один из парней Бестужева вылетел из парадной и озирался по сторонам. Увидев Витю, побежал.

Я ударил по газам.

— Ну, родной, покажи все, что можешь! — заорал я, переключая передачу. Сам не знаю, что в этот момент со мной творилось, но адреналин застилал глаза, руки с трудом держали руль, а сердце колотилось как у синицы. — Давай, Витяяяя!

Я едва успел сбросить скорость перед поворотом с Полтавской на Невский. Разогнаться не получилось — помешало круговое на площади. И едва я набрал скорость, выехав на прямой, точно стрела, проспект, в моей голове возник голос Бестужева.

“Михаил Николаевич, вернитесь. Это приказ”.

“Не могу. Я все объясню, когда вернусь. А я вернусь, как только сделаю необходимое. Слово дворянина”.

Дознаватель помедлил с ответом. Явно пытался прикинуть, насколько я был серьезен в обращении с подобными клятвами.

“Я немедленно свяжусь с Корфом и все ему объясню”, — добавил я. — “Он в курсе моей непростой ситуации, но не знает всех масштабов. Перовская раскололась — Аспида готовила против моей семьи еще одну акцию. Это может нас уничтожить”.

“Все настолько серьезно?” — наконец спросил дознаватель.

“Да. И счет идет на минуты”.

“Хорошо. Я вам поверю. Потому что в вас верит Корф и потому, что вы спасли мне жизнь, доказав лояльность конторе. Но если вы не явитесь в Отделение до восьми, мне придется следовать протоколу и объявить вас…”

Я резко крутанул руль, уворачиваясь от решившего поиграть в шашки умника.

“Понял! Буду!”

Так, теперь свернуть на Садовую, и там в Коломну. Особняк Перовской находился на Витебской улице, почти что у самых Адмиралтейских верфей. Вроде один из предков Марианны занимал там серьезную должность и специально построил дом недалеко от места службы. Иначе какого рожна светская львица вроде Перовской могла забыть в таком месте?

Особняки аристократии и доходные дома, магазины и церкви Садовой проносились мимо меня, пока я гнал к Верфям. Главное — не нарваться на дорожный патруль.

Сердце колотилось, ладони промокли и скользили по коже руля.

“СОКОЛОВ!” — прогремело у меня в голове так громко, что я ударил по тормозам. И вовремя — какая-то бабка с мешком лука решила перебежать в неположенном месте. Еще и саданула мне по капоту клюкой, карга старая.

Корф.

“Что ты, ек-макарек, устроил?” — бушевал тайный советник. — “Какого черта? Быстро на Заячий!”

Пропустив бабку, я снова набрал скорость, стараясь как можно короче изложить шефу суть проблемы.

“Соколов, ты идиот. Неужели ты думаешь, что газеты не проходят цензуру?” — прорычал он, когда я уже припарковался возле небольшого двухэтажного особнячка с видом на… Да не было здесь никакого вида. Только ангары верфей и несуразные корпуса.

“Не все. У нас все же свободная пресса”, — ответил я. — “Кроме того, я уже на месте. Проще все сделать самому. Берите Зурова!”

Я обрубил ментальный канал и повесил блок. Да, они быстро меня найдут и притащат в Отделение на допрос. Если понадобится, в кандалах. Да, я поступил безумно. Но если Род сейчас так мощно подпитывал силу внутри меня, то я был прав. Значит, грядущее и правда нам угрожало.

А это стоило того, чтобы рискнуть.

Я поправил вконец испорченный пиджак и позвонил в дверь особняка Перовских. Спустя минуту дверь открыла женщина в скромном платье. Нет, не та гречанка — эта была значительно старше.

— У меня послание для Касси Пападопулу от ее госпожи, — сказал я. — Госпожа Перовская сказала, что оно должно быть доставлено строго до шести вечера.

Женщина удивленно осмотрела мой замызганный костюм и не решилась впускать.

— Подождите. Сейчас я ее позову.

Глава 27

Строгая дама, походившая не то на гувернантку, не то на горничную, развернулась и исчезла в глубине особняка. Я пока что осмотрелся.

Перовская, оказывается, жила куда скромнее, чем я предполагал. Место с дешевой землей и весьма говорящим историческим названием — Козье болото. Неяркий район, без архитектурных шедевров, как будто и без ярких личностей, проживавших здесь когда-либо — лишь безликие доходные дома, фабрики, унылые однообразные набережные мелких речек-переплюевок.

Фоновая застройка — так чинуши называли подобные невзрачные массивы.

Удивительно, что Марианна — девушка с настолько яркой красотой, привыкшая привлекать всеобщее внимание — вообще вспомнила про этот домишко. Хотя, быть может, после гибели возлюбленного она хотела спрятаться, затеряться среди этих однотипных домов Коломны.

Пока я размышлял об истинной глубине характера Перовской, из-за входной двери донеслись шорохи и, кажется, шаги. Женские ножки на каблучках явно спешили по коридору.

Дверь распахнулась, и предо мной предстала героиня жарких воспоминаний Перовской.

Что ни говори, я понимал многих однокурсников, мечтавших жениться на гречанках. Яркая южная красота Касси Пападопулу настолько не вязалась с местным унынием, что я на миг залюбовался контрастом.

Невысокая, даже коренастая, с массивной “палубой” и изящными плечами, она, тем не менее, казалась красоткой. В ней была не эта надменная и царственная стать холеной полячки Перовской, а сочная, полная энергии, жизнь.

— Добрый вечер… — хриплым альтом поздоровалась секретарша и дотронулась до выключателя. — Мне передали…

Надо мной вспыхнул уличный фонарь, и она увидела меня. Глаза гречанки округлились, рот раскрылся в немом крике, и она невольно приложила руку к груди.

Испугалась. Узнала. Значит, точно меня видела — на фотографиях.

Перовская не солгала, и воспоминания я достал правильные.

Кассандра отреагировала мгновенно. Не издав ни звука, попыталась захлопнуть передо мной дверь. Не успела — я просунул ногу, больно получил по мизинцу, зашипел от боли, но помешал секретарше.

— Анна! Вызывай полицию! — взвизгнула девица и ломанулась куда-то вглубь дома по коридору.

Я бросился за ней. Черт. Не хватало еще с патрульным нарядом разбираться. Ладно, с этим решим позже. Сейчас нужно было поймать Пападопулу.

Внешность особняка оказалась обманчивой — внутри он был куда просторнее, чем думалось снаружи. Секретарша вылетела из коридора на кухню. Я пронесся за ней под изумленные взгляды двух старух в поварских чепцах. Застыв возле плиты, гречанка опрокинула кастрюлю с чем-то кипящим под взволнованные визги поваров.

Я едва увернулся от кастрюли, но часть попала мне на руку и обожгла кожу.

— Ну стерва…

Пападопулу уже снова бежала. Натянув “Берегиню”, я бросился за ней, перепрыгнув через лужу разлитого борща. Кощунство. У нас в общаге за такое бы растерзали.

Вылетев вслед за Касси из кухни, я очутился в темном помещении. Впереди что-то громыхнуло, послышался звон стекла, а затем я услышал сдавленный женский всхлип. Подбросив маленькую “Жар-Птицу” в воздух, я огляделся.

Кладовая. Гречанка зацепилась за стеллаж краем платья — торчал кусок ее юбки и окровавленный гвоздь. Возле него я задержался. Малюсенькой “Косой” отрезал кончик гвоздя и сунул в карман. Пригодится на крайний случай. Я раньше не пытался проводить ритуалы по поиску “кровавых” следов. Но если сейчас девица улизнет, это будет крайней мерой.

Кладовая выходила в коридор. Я прислушался — шаги вроде бы доносились с левой стороны. И оттуда же тянуло сквозняком. Черный ход?

Подкрутив скорость “Берегиней”, я бросился влево. И увидел выбегавшую на улицу девушку.

— Стой! — заревел я так, что одинокая лампочка на потолке покачнулась.

Пападопулу вздрогнула, но тут же захлопнула дверь и, кажется, пыталась ее запереть.

Времени думать не было. Я долбанул по двери “Колобком” — створка вылетела, оттолкнув беглянку. Пападопулу закричала, а я бросился наружу.

Ударом девушку отбросило на клумбу совсем небольшого внутреннего дворика. Увидев меня, Кассандра попыталась подняться, но, видимо, ушиблась слишком сильно — получилось только ползти. Одну туфельку она потеряла, отчаянным жестом сбросила вторую.

Я настиг ее и навис сверху, подав руку.

— Прошу вас, госпожа Пападопулу. Не стоит бояться. Я не намерен причинять вам вред.

И хотя кружившиеся за моей спиной “Косы” не внушали особого миролюбия, я просто ожидал от этой барышни еще какого-нибудь хитрого трюка.

— Не стоило бежать, Кассандра. Мне нужно лишь поговорить с вами.

— Кассиопея, — хрипло поправила меня девушка. — Касси — это сокращение от Кассиопеи, ваше сиятельство.

Значит, она точно прекрасно знала, кто я такой. Что ж, хотя бы не придется тратить время на этикет.

— Прошу, Кассиопея, — я повернул руку ладонью вверх. — Полагаю, вы понимаете, зачем я здесь. Отдайте мне это — и я более не стану нарушать ваш покой.

— Что с Марианной? Раз вы здесь… Что с ней? Где она?!

— Ваша госпожа в полном порядке и добром здравии, хотя сохранить ей оное стоило больших усилий — больно уж боевой девицей она оказалась для лекаря. И, думаю, она вернется домой, если будет умницей. Но чтобы у нее появился этот шанс, умницей сейчас нужно быть вам, госпожа Пападопулу.

Не любил я угрожать, но тут грех было не воспользоваться полученной информацией. Если две эти подружки так пеклись друг о друге, на этом можно было сыграть и попытаться получить желаемое, не прибегая к насилию. Все же мучить женщин… Нет, это уже было для меня слишком.

Ну же, Касси, будь умницей. Просто отдай мне эти проклятые негативы и прочий компромат. Не топи и без того дырявую лодку. Я ведь действительно не хотел проливать кровь еще и здесь.

Гречанка уставилась на меня огромными миндалевидными глазами. Смотрела внимательно, изучающе, словно прикидывала, могла ли мне доверять.

— Слово дворянина, что не трону вас, — сказал я. — Разумеется, если вы не вынудите меня защищаться.

— Хорошо, — Кассиопея ухватилась за мою ладонь, и я помог ей подняться.

— И, прошу, отзовите полицию. Полагаю, случайному наряду не стоит знать, о чем здесь идет речь.

Пападопулу рассеянно кивнула. Тряхнула роскошной гривой черных вьющихся волос, сбила грязь с подола юбки и указала на одно из окон особняка.

— Материалы находятся в моем кабинете. В сейфе. Я не успела их перепрятать. Марианна вчера словно что-то почувствовала и уговорила меня их забрать. Сказала спрятать и не говорить ей место. Но я… Просто не успела сегодня выехать из дома. Так что все здесь, ваше сиятельство.

Я кивнул.

— В таком случае ведите.

Едва мы вернулись в дом через черный ход, как по первому этажу пронеслась трель дверного звонка. Мы с гречанкой переглянулись.

— Не делайте глупостей.

Черт, сейчас я чувствовал себя настоящим преступником из тех фильмов, где плохие парни брали заложников и заставляли тех лгать полиции. Странно. Неуютно. Но что поделать.

Пападопулу кивнула и направилась к холлу. К ней выбежала та женщина, что открывала мне дверь, но Кассиопея жестом успокоила ее и велела вернуться к своим обязанностям. Пока она разговаривала с прибывшим нарядом, я прятался за вешалкой.

— Прошу прощения, господа, — виновато улыбнулась гречанка и хлопнула ресницами для пущего эффекта. — Боюсь, это был ложный вызов. Собачник не удержал своего маламута на поводке, и тот забрался к нам во двор и загубил розы на клумбе. Наша экономка испугалась и проявила излишнюю бдительность. Зверюга-то большая, хоть и добрая.

— Наши услуги точно не нужны? — донеслось с крыльца.

— Точно-точно, господа! — усмехнулась Кассиопея. — Я сама прогнала этого мехового засранца. Видите, аж юбку порвала, пока за ним бегала! Еще раз прошу прощения…

Избавившись от полиции, Пападопулу заперла дверь и вернулась ко мне.

— Идемте, ваше сиятельство.

Мы поднялись на второй этаж по старинной резной лестнице из темного дерева. Особняку было лет сто пятьдесят. Судя по планировке, он не перестраивался с момента возведения. И, кажется, Марианна была первой из Перовских за много лет, кто здесь поселился — меня преследовал характерный запах старости и запущенности, какой появляется в давно покинутых домах. Вытравить его потом довольно трудно. Вот и здесь он витал, незримо напоминая о том, что этот дом долгое время пустовал.

Покачивая широкими бедрами, Пападопулу направилось прямиком в конец крыла. Сняла с пояса небольшую связку ключей, ловко отперла замок и распахнула дверь.

Небольшой кабинет в английском стиле был угловым и одним окном выходил во внутренний двор, а вторым — на малолюдную улочку. Тихо, спокойно. В помещении царил идеальный до педантичности порядок. Даже ручки на письменном столе были разложен по цвету.

— Прошу, ваше сиятельство, — секретарша пересекла помещение и направилась прямиком к висевшей над камином картине. На полотне были изображены какие-то живописные руины на фоне зеленых полей.

Пападопулу произвела какие-то хитрые манипуляции с каминной полкой, и картина с тихим шорохом отодвинулась, открыв дверь сейфа.

— Минуту, ваше сиятельство.

Секретарша набрала комбинацию и отворила толстую дверцу. Внутри небольшого сейфа хранились ассигнации, документы, кажется, ларец с драгоценностями и…

— Вот они, — вытащив бумажную папку, Кассиопея подала ее мне. — Здесь негативы и распечатанные фотографии. Десять комплектов — я должна была отнести их в редакции газет, список которых предоставила госпожа.

Тон девушки был по-деловому сухим. Словно, войдя в кабинет, она мгновенно перевоплотилась в служащую, где-то потеряв ту до чертиков напуганную девушку.

— Вы удовлетворены, ваше сиятельство? — Строго спросила она.

— Погодите. Сперва хоть взгляну на то, вокруг чего собирались поднять столько шума.

— Сперва скажите, где Марианна!

Я взглянул на часы. Семь вечера.

— Полагаю, уже беседует с сотрудниками Тайного отделения.

Секретарша судорожно вздохнула.

— Господи… Она ничего не сделала, чтобы ее туда…

— Боюсь, ваша госпожа связалась не с теми людьми.

Кассиопея растерянно отошла от меня и прислонилась роскошным задом к обитым сукном столу.

— Значит, она не все мне сказала… Она ведь говорила лишь о том, что нужно подмочить ваше реноме. Я думала, это просто месть. Ее личный крестовый поход против вас…

Я осторожно вытащил снимки из конверта. Четкие, снятые с хорошими настройками. И… Если располагать только ими, то и правда можно легко подумать, что наша семья просто перегоняла рыбу из Финляндии в специальных контейнерах. Ни снимков последствий отравления на наших прудах, ни информации о том, что это была рукотворная работа. Просто голый факт, который можно осветить как угодно ради собственной выгоды.

Да уж, вовремя я подоспел. Попади это в газеты, нам пришлось бы долго оправдываться. Но едва ли все эти оправдания имели бы успех — молва разойдется быстрее.

— Что ж, госпожа Пападопулу, — вздохнул я и сложил фотографии обратно в конверт при папке, — благодарю за помощь. Если вам угодно знать правду, то предание этого факта огласке оказалось бы большой ошибкой.

— Мне нет до этого дела, — отрезала гречанка. — Меня волнует лишь судьба госпожи.

— Видимо, вы очень близки.

— А это уже не ваше дело, господин.

И правда. В конце концов, какая разница, кто с кем и как проводит время, пока это не превращается в проблему?

— Что будет с Марианной? — секретарша с вызовом вскинула подбородок. — За что ее бросили к ищейкам? В чем обвиняют?

Был ли смысл лгать? Судя по всему, эта Пападопулу действительно была привязана к Марианне и очень о ней пеклась. Быть может, она и вовсе была единственным близким другом Перовской. А раз так, то…

— За помощь организации, подозреваемой в заговоре, — ответил я. — Простите, большего сказать не могу. Но если подтвердится, что ваша госпожа не знала, кому помогала, то… Есть вероятность отделаться легким испугом.

Симпатичное лицо гречанки исказилось гримасой муки.

— И все это… Все это из-за того, что она пыталась уничтожить… Вас? Она говорила, что вы повинны в смерти ее жениха. Вы уже однажды причинили ей великую боль, а сейчас снова заставляете ее страдать?

Она отлипла от стола и медленно двинулась на меня, не сводя пристального взгляда с моего лица.

— У вашей госпожи был выбор — отпустить прошлое или жить болью. Увы, на это я повлиять не мог, и мне жаль, что она не остановилась вовремя. Но Марианна Перовская выбрала боль. А боль, когда делаешь ее смыслом своей жизни, всегда приносит лишь новую боль.

Кассиопея подошла ко мне совсем близко. Без каблуков она оказалась на полголовы ниже, и, когда девушка подняла на меня лицо, я увидел застывшие в ее глазах слезы.

— И вот как вы решили ее остановить? — спросила она. — Запереть в сыром подвале, вскрыть защиты, бросить в одиночестве и бесконечном горе? Так вы останавливаете людей, которые виновны лишь в том, что умеют любить?

Что-то этот разговор принимал непонятный оборот. И мне все это не нравилось. Я попытался отстраниться, но гречанка положила ладонь мне на грудь.

— Но что если однажды найдется тот, кого вы не сможете остановить? Что свами будет тогда, ваше сиятельство?

— Понятия не имею, — отозвался я. — И, боюсь, мне пора. Благодарю за понимание и помощь.

Я отстранился, обошел секретаршу и направился к дверям, когда даже не услышал — почувствовал всем нутром ее отчаянный крик.

— Нет!

Не успев толком обернуться, я инстинктивно отскочил. Кассиопея бросилась на меня. Лицо — маска ярости, кудри вздыбились как змеи на голове Горгоны. В ее руке сверкнуло что-то маленькое и острое — и я ощутил удар.

“Берегиня” никак не отреагировала на атаку. Не защитила, не уберегла. Острый предмет прошел через защитное заклинание так легко, словно его и вовсе не было. Я замер от удивления, не готовый к такому повороту.

— Что за…

Она снова бросилась на меня. На этот раз я увернулся чуть ловчее, но место, куда вошла не то заточка, не то стилет, было неудачным. Живот. Сила внутри меня тревожно заворочалась, вздыбилась, предупреждая об опасности.

Кассиопея напала снова — и ее оружие вновь легко распороло щиты. Что это было? Артефактный клинок? Мощное же должно быть зачарование, раз он так лихо пробивал даже высокоранговые щиты.

— Брось! — крикнул я, формируя в руке “Колобок”. — Брось его!

— Нет!

Глаза гречанки налились кровью и отчаянием. Она тяжело дышала, пытаясь выбрать новое место для удара.

— Брось, дура! Я же могу тебя убить!

— Если вы ее у меня отнимете, жизнь мне все равно не нужна…

Нет, не убивать. Хоть она и напала на сотрудника Отделения, но, черт возьми, у этой девки мозги поплыли от страха. Такой грех на душу я не возьму.

Улучив момент, когда Кассиопея застыла, я запустил заклинание прямиком ей в руку, державшую оружие. Девушка вскрикнула, но пальцы не разжала.

— Может если я наконец-то вас убью, она станет другой. Улыбнется… Успокоится. Полюбит… По-настоящему.

Она бросилась на меня и натолкнулась на барьер — “Покров” вырос слишком быстро, и девушка отскочила от него, как от батута. Я быстро убрал заклинание и бросился к ней.

— Хватит!

Удар. Она снова воткнула свой стилетик мне в бок. Зараза! Дура!

Собрав силы, я выкрутил одну руку, заставив выронить оружие. Второй ладонью впился ей в лицо и ударил чистой ментальной силой.

“ОСТАНОВИСЬ!” — заорал я ей прямо в голову и добавил силы, превратив слова в приказ.

Девушка дернулась, замерла с широко распахнутыми глазами. На одном белке лопнул сосуд, и кровь растекалась по нему. Я отстранился, поднял с пола странный стилет и сунул его в продырявленный карман. Собрал разбросанные фотографии — в драке выронил папку, и все разлетелось по кабинету.

И лишь после этого почувствовал, что дело было дрянь.

Рана в боку была несерьезной, до свадьбы заживет. А вот живот тяжелел и холодел. Хреновый знак.

Собрав остатки силы, я усилил “Берегиню”, распахнул окно и выпрыгнул со второго этажа, приземлившись на асфальт. Отпружинил, огляделся и потащился к машине. Холодно. Было чертовски холодно. И слабость накатила такая, что я едва мог шевелиться, а перед глазами все поплыло.

Устроившись на водительском сидении, задрал рубашку и оглядел рану. Внутреннее кровотечение, видать, потому как наружу из брюха вылилось немного.

Добраться до Петропавловки. Там встретят. Там помогут.

Только бы успеть добраться…

Глава 28

С трудом соображая, я завел мотор и направил Витю к набережной. Отсюда до Петропавловки было минут пятнадцать-двадцать езды.

Не терять сознание. Не отключаться. И…

Предупредить.

Из последних сил я потянулся к сознанию Корфа. На мое счастье, блок он не поставил.

“Вальтер… Макарович…”, — слова давались мне с трудом. — “Дело дрянь”.

“Что случилось?”

“Я ранен. Серьезно. Секретарша Перовской… Гречанка Пападопулу. Не знаю, что у нее было за оружие, но она смогла пробить им мои щиты. Ударила в живот. Я не ожидал… Как такое вообще…”

“Где ты сейчас?” — рявкнул у меня в голове Корф, но даже этот крик показался сейчас таким далеким, словно доносился до меня сквозь толщу воды.

“Еду… К вам… Боюсь, могу не успеть”.

“Держись, Михаил”, — коротко ответил шеф. — “Держись. Береги силы”.

Он мгновенно оборвал ментальный канал, а я, вцепившись в руль до белых костяшек, вырулил на набережную Пряжки, проехал мимо Новой Голландии…

Не терять сознание. Не закрывать глаза. Не поддаваться этому желанию провалиться во тьму. Я слабел с каждой секундой, и даже сила Источника, которую даровал мне Род, сейчас словно лилась в пустоту, куда-то мимо меня. Сколько бы я ни тратил этой силы, облегчение она не приносила. Руки слабели, ноги стали ватными, потеряли чувствительность и едва нажимали на педали. Холод пробирался все выше, сковывая, усыпляя…

Уже проваливаясь в забытье, я все еще пытался сопротивляться. Вроде бы даже свернул к обочине, ткнулся брутальной мордой в поребрик…

А потом стало темно. Просто тьма, а звуки доносились издалека и понемногу угасали. Внезапно все показалось бессмысленным, все мысли и заботы растворялись, и даже я сам словно растворялся в этом уютном мраке. Я потерял счет времени и не понимал, где находился.

Глупая смерть.

Но она принесла покой. Становилось теплее — понемногу холод отступал, а благостный жар опускался от головы все ниже, окутывая приятными ощущениями каждую клетку тела.

— Только попробуй мне сдохнуть, — донеслось издалека. — Еще чего удумал — помирать в самый ответственный момент, когда мы прижали им хвост. Хрен тебе, а не отдых, Соколов!

Тепло превращалось в жар, рану от стилета невыносимо пекло, но закричать я не мог — даже просто открыть глаза все еще не было сил.

— Да чтоб тебя! — выругались надо мной. — А ну очнись!

Что-то хлопнуло меня по щеке, но я не ощутил боли. И голос… Знакомый, женский, с характерными грубоватыми интонациями…

Грасс?!

— Странно… — проворчала девушка. — Что же с тобой сделали…

Юркие маленькие ладошки принялись ощупывать меня, обыскивали, и я чувствовал работу Благодати. Грасс, если это была она, принялась шарить по моим карманам и зашипела, наткнувшись на острие стилета.

— Ах вот оно что…

Судя по тому, каким легким стал карман, моя благодетельница вытащила и принялась разглядывать кинжал.

— Ну ты даешь, Соколов. Как ты умудрился нарваться на запрещенку?

Чего? Что она имела в виду?

Судя по звукам и шорохам, к Грасс кто-то подошел. Она перебросилась несколькими фразами с каким-то мужчиной — его голос тоже показался мне знакомым. Не совсем уж родным, но я точно его знал. Кто-то… Кто-то нужный.

— Давайте помогу, — сказал мужчина. — Видите же, что ваших сил недостаточно. Давайте вместе.

— Ах, черт с вами! Только быстрее! Вы видели вообще, чем его приложили?!

Жар резко стал невыносимым. В меня полилось столько силы, что мою телесную оболочку едва не разорвало в клочья. Все еще не открывая глаз, я заскрежетал зубами, замычал — но все равно я словно оставался за каким-то непреодолимым и невидимым барьером. Прямо как собака — все понимал, а ответить ничего не мог.

— Пошло потихоньку, — прохрипела Грасс. — Давайте еще!

— Но…

— Еще! Он крепкий. Выдержит.

Боль стала настолько нестерпимой, что я закричал. Сначала показалось, что орал я молча — только мышцы лица спазмировало, и моя рожа исказилась в беззвучном крике. Но затем я услышал голос. Свой. Вернее, не голос, а вопль.

— Отлично! И еще немного. Пробиваем пузырь, ввалите туда от души! — велел мужчина.

Я дернулся, спина выгнулась как у столбнячного, и чьи-то мощные руки придавили меня… к сидению? Боль стала понемногу отступать, а ко мне начали возвращаться все чувства.

— Хррр-хе! — откашлялся я и выплюнул сгусток чего-то противно-зеленого.

— Аллилуйя! — возопила Грасс и, схватив меня за волосы, принялась хлопать по щекам. — Доброе утро, герой хренов! Открывай глазки. Говорить можешь?

Я с трудом разлепил веки. Со стороны водительской двери надо мной нависала облаченная в мотоциклетную одежду Анна Грасс собственной персоной, а с пассажирской стороны на меня взволнованно взирал… Бестужев!

— Что за…

— Хороший вопрос, — Грасс устало положила руки на крышу автомобиля и свесилась ко мне. — Чертовски хороший вопрос. Скажи мне, милый, откуда у тебя в кармане оказался проклятый стилет? Которым, судя по всему, и сделали вавку у тебя в брюхе.

Все еще мало осознавая себя в действительности, я уставился на Аню:

— Проклятый?

— А ты не понял? Оружие, которому не может противостоять Благодать.

Я с мольбой взглянул на Бестужева.

— Гавриил Петрович, быстро езжайте к Перовской в особняк! Пападопу…

— Спокойно, Михаил Николаевич. Уже поехали брать.

Я выглянул на улицу через лобовое стекло. Густо потемнело, всюду фонари да неоновые вывески. А выезжал я, когда только начинало темнеть. Сколько же со мной провозились?

— У меня есть вопросы, — стараясь говорить ровно, сказал я. — Сдается мне, я не знаю чего-то важного.

Бестужев и Грасс переглянулись поверх моей головы.

— Все узнаете в конторе, ваше сиятельство, — отозвался дознаватель. — Аннушка, выручите?

Байкерша довольно осклабилась.

— Говно вопрос! Давно хотела прокатиться на этом чудовище. Ну-ка, Соколов, ползи на пассажирское.

— Благодарю, — кивнул дознаватель.

Я удивленно взглянул на него.

— А вы не с нами?

— Нет. Хочу лично осмотреть вещи Пападопулу. Мне только что сообщили, что ее взяли. Если у этой дамочки обнаружилось проклятое оружие, хотелось бы увидеть, на какие еще сюрпризы она способна.

Все еще ничего не понимая, я перелез на переднее пассажирское сидение, предоставив Грасс честь вести Витю.

— Только аккуратнее, — попросил я. — Он резвый и очень тяжелый. И незнакомцев не любит.

— Это мы еще поглядим, — Грасс ласково провела ладонью по лакированной поверхности торпеды. — Ты же мой хороший… Ты же мой зверюга… Давай познакомимся поближе.

Может это была хитрая особенность артефакторов, или же это именно Аня Грасс обладала особой аурой, но Витя совершенно не артачился. Эта тачка действительно казалась мне одушевленной или как минимум зачарованной — порой так проявляла характер, что невольно приходилось считаться с нравом Вити, словно он был самостоятельной личностью.

Мне он поначалу не давался и, словно ретивый конь, испытывал мои терпение и волю. Грасс же умудрилась его очаровать всего за несколько секунд. Мотор завелся ровно, машина отъехала от обочины и лихо влилась в поток на проспекте.

Я, оказывается, совсем немного не доехал до моста на Васильевский. Зато хотя бы умудрился аккуратно приткнуться на малолюдной набережной и никого не покалечил.

— Ты как? — оглянулась на меня Аня.

— Жить буду. Расскажи, что случилось. Откуда ты вообще здесь взялась? За каким чертом тут был Бестужев? Что за проклятое оружие?

— Тебе с чего начать? — усмехнулась артефакторша.

— С чего угодно, лишь бы я понял.

— Тогда по порядку. Бестужева сюда отправил Корф, когда ты с ним связался и сообщил о ранении.

Логично.

— А ты как оказалась в этих краях?

— Кое-кто из наших пас Пападопулу.

Я ошарашенно уставился на девушку.

— Зачем? Вы что-то знали?

— Не знали. Но секретарша у Перовской оказалась больно уж деятельной. Пару раз наши видели ее в местах, куда приличные люди обычно не заходят. Эту информацию передали Радаманту. Радамант — Корфу. Но тот, не располагая лишними людьми, чтобы те бегали и проверяли каждого подозрительного слугу, попросил нас помочь со слежкой.

Вот это уже интересно. Только почему Корф не сообщил мне, что все еще вел активную работу вместе с Орденом Надежды? Не хотел лишний раз афишировать? Так на мне и так клейма ставить уже было негде — замазался везде, где было возможно. И я-то точно не собирался болтать.

— И давно вы снова сотрудничаете?

Грасс пожала плечами.

— Мы и не прекращали. Я — глаза и уши Радаманта среди аристократии, и нас таких несколько. Когда Аспида затаилась, мы тоже ушли в тень. Но это не значит, что все мы сидели сложа руки. Здесь было чем заняться все эти полтора года.

— Например?

— Не сейчас, Миша. Да и, при всем уважении, мы с тобой на одной стороне лишь временно. Когда закончится вся эта история с Аспидой, не исключено, что мы будем следующими, от кого захотят избавиться. И тогда мы с тобой окажемся по разные стороны баррикад. Насколько мне известно, ты решил остаться с Отделением. Впрочем, это было ясно с самого начала — слишком уж ты принципиальный человек. И наивный. У нас такие надолго не задерживаются.

Ну спасибо за откровенность. Меня все еще мутило после ранения, и на крутом повороте с Васильевского я едва не вывернул желудок. Не знаю, какое заклинание на мне применяли Грасс и Бестужев, но бахнули они мощно — до сих пор отойти не мог. Скорее всего что-то на основе “Живой воды”, только явно с какой-то ядреной надстройкой.

— Да ну, — отозвался я, проглотив подкатившую тошноту. — Допустим, Корф может оказаться беспринципной сволочью, но просто так уничтожать он вас не станет. Все же вы в свое время обзавелись сторонниками среди неодаренных. Да и некоторые ваши идеи имеют смысл в условиях изменившегося мира… Нет, Ань. Вы полезны, и мудрое руководство попробует этим воспользоваться. Разве что если вы начнете открыто агитировать за разрушение государевого строя…

Грасс печально усмехнулась.

— Поверь, милый Соколов, все может быть. Но ты прав — сторонников Орден набрал прилично. Поэтому все это время мы занимались тем, чтобы перевести нашу деятельность в легальное русло. Корф тогда ясно дал понять Радаманту, что у нас может быть будущее только в случае, если мы станем играть по правилам.

— Правила? — хохотнул я и тут же поморщился от боли в животе. — Ай… И Радамант это принял?

— Ты осторожнее с резкими движениями. Тебя латали наспех, а рана там гораздо серьезнее, чем может показаться. Ранения от проклятого оружия имеют последствия на всю жизнь. Сколько ни лечи, будешь мучиться. И мы еще не знаем, чем это для тебя обернется. Что до правил и Радаманта… Не думаю, что он их принял — слишком уж лидер зациклен на мести и личных счетах. И не все из наших это приняли, потому что там тоже много личного.

— А ты? — я взглянул на сосредоточенное лицо Грасс. — Ты приняла жизнь по правилам?

Девушка сбросила скорость и обернулась ко мне.

— Какая разница? Думать нужно обо всех, Михаил. О людях, ради которых все это и было затеяно. И мы им гибели не желаем, поэтому пришлось прогнуться. Скоро открываем первое представительство в Петрополе. Общественный центр по защите прав неодаренных. Сейчас идет регистрация в городской палате.

Я присвистнул. Интересной дорожкой пошли надеждинцы. Решили заехать на кривой козе, но решение хотя и популистское, все же могло принести пользу и хорошую репутацию. Особенно если в этом центре для простых подданных будут стараться еще и аристократы. Другой вопрос, долго ли Радамант сможет обходиться без демонстрации силы? Выдержит ли провокации Темной Аспиды? А они точно будут — не сможет враг обойти стороной такой лакомый кусочек.

— Мне нравится идея, — отозвался я. — Дело вроде благородное. Поздравляюс новым этапом.

Грасс что-то проворчала себе под нос.

— Теперь самое интересное.

— Ранение?

— Ага. Признаюсь честно, я до сегодняшнего дня читала о проклятом оружии только в книгах по артефактории да один раз уговорила смотрителя Музеума показать мне экспонат вживую. И тот в руки не дали, но энергетический слепок я тогда считала и запомнила.

Я тряхнул головой, отгоняя накатившую сонливость. Организм после всякой нагрузки норовил срочно отоспаться — такая вот у меня была особенность восстановления.

— Почему я раньше не слышал о проклятом оружии?

— Потому что его дают только на специализированном курсе по артефактории. Ты на него не пошел, — ответила Грасс. — Да и мне знать пока что не полагается — это только на четвертом курсе давать будут. Но поскольку я из рода артефакторов…

— Не томи, Ань! — взмолился я. — Я давно понял, что ты крутая и очень умная. Давай уже рассказывай!

Грасс театрально закатила глаза и вздохнула.

— Ладно. Для начала нужно знать, что вообще такое проклятое оружие и как оно появилось. Это важно. Эти артефакты еще называются Андомской сталью, потому что рецепт ее изготовления придумали потомки князей Андомских.

— Никогда не слышал о таких.

— И не услышишь, если специально копать не станешь. Князья Андомские происходили из рода Рюриковичей, ветвь князей белозерских. У родоначальника Михаила Андреевича было 5 сыновей, живших при Иване III. Владели обширными территориями близ Онежского озера. Опустим историю — записей все равно сохранилось немного, но со временем Андомские свой княжеский титул потеряли. Дворянство, однако, сохранилось, но после воцарения Романовых Андомские ничем не выделялись. Они и вовсе были на грани вымирания, когда случилась судьбоносная война.

— Дай угадаю. Андомские получили Осколок?

— Именно. Григорий Андомский. Единственный наследник состояния, на тот момент насчитывавшего уже всего ничего. Ни имени громкого, ни титула, ни денег, да еще и имение в такой дыре… Но Григорию улыбнулась удача — отличился в Константинополе. Ты ведь помнишь, что первое время мало кто понимал, что вообще из себя представляет Благодать. А вот Андомский имел достаточно свободного времени, чтобы изучить вопрос. Не знаю, как ему пришло в голову создать сталь с примесью пыльцы осколка и других, ныне утраченных ингредиентов… Но он сумел создать оружие, против которого ни Благодать, ни другая сила, не защищала. И, что еще хуже, пользоваться такой неприятной штукой мог кто угодно. Даже неодаренный.

Теперь стало куда яснее, почему Касси Пападопулу так легко пробила мои щиты. Я-то пребывал в наивной уверенности, что простая неодаренная секретарша и подобраться ко мне не сможет. А оно вот как интересно получалось. Значит, наша греческая подружка умудрилась где-то отыскать Андомскую сталь.

И что-то мне подсказывало, что ей могли помочь найти этот стилет…

— И много Григорий Андомский насоздавал таких ножичков?

— Достаточно, чтобы потом лет пятьдесят клинки находили по всей империи и уничтожали. Григорий Андомский был казнен за убийство другого аристократа. Наследников он так и не оставил, род угас, а рецепт смертоносного оружия был утрачен, — вздохнула Грасс. — Такие пироги, Соколов. Ты обладаешь почти что сверхъестественным даром притягивать к себе самые невероятные события.

Я хмуро пялился в окно на Неву — мы как раз подъезжали к воротам Отделения на Заячьем острове. Впереди высился шпиль Петропавловского собора — одного из главных символов города.

— Есть предположения, где Пападопулу могла взять такую диковинку? — Спросил я, обернувшись к Грасс.

Байкерша остановилась у пропускного пункта. Я протянул документы подошедшему охраннику, и тот косо посмотрел на Аньку. Грасс вздохнула и вытащила из внутреннего кармана книжечку паспорта.

— Даже глупых идей в голове нет, — проворчала она. — Но если Бестужев сказал, что его люди взяли эту секретаршу, то сейчас у нас появится возможность это выяснить…

Глава 29

— Когда ты уже обзаведешься корочками? — ворчала Грасс, пока сотрудник пропускного пункта тщательно записывал данных с наших документов.

— Когда принесу присягу и стану полноценным штатным сотрудником. То есть после окончания Аудиториума. И то не сразу: могут велеть пройти ускоренный курс военной подготовки. А пока вот так.

Нам вернули паспорта, и я указал Ане, где припарковать автомобиль. Витя почти что жалобно заскулил, когда девушка ловко завела его в “стойло” — не хотел расставаться. Изменник хренов.

Я выбрался, подхватив папку с компроматом. Нужно было предоставить вещественные причины своего сумасбродного поступка. И там же уничтожить.

— Как рана? — спросила Анна, помогая мне сохранить равновесие.

— Честно?

— Нет, блин, наври мне, чтобы успокоить! Я ж кисейная барышня, падаю в обморок от слова “жопа”.

— Не язви, — поморщился я. — Болит. Причем болит странно. Какие-то непонятные ощущения. Словно через эту дырку сила вытекает.

Грасс кивнула.

— Так и должно быть. Мы залатали как могли, но здесь нужен очень толковый целитель. Надеюсь, твой шеф об этом уже позаботился. Ладно, показывай, где тут у вас что расположено.

Мы прошли через пару арок, и я коротким путем через небольшой скверик, подвел спутницу к нужной двери. Слабость была жуткая, и почти все мои силы уходили на то, чтобы идти ровно.

— Имей в виду, тебя могут не пустить, — предупредил я и решил сперва предупредить Корфа о своей компании.

“Вальтер Макарович, я на месте. Со мной Анна Грасс — они с Бестужевым, кажется, спасли мне жизнь. Что с ней делать?”

Пистолетыч ответил мгновенно.

“Ждите внизу”.

Грасс тем временем закурила, а я привалился к выкрашенной в бледно-желтый цвет стене и прикрыл глаза. Попытался запустить самодиагностику, но тело словно сошло с ума. Дырку в брюхе я чувствовал, видел и последствия — много крови не там, где надо, чужеродную силу, что удерживала меня на ногах. Но мне в упор не удавалось понять, почему же эта рана отказывалась зарастать. Наверняка потому оружие и называли проклятым. Но лучше бы его назвали проклинающим.

Не успела Аня потушить окурок, как на улицу вышел Алексеев. Помощник шефа скользнул по мне внимательным взглядом из-под опущенных на нос очков, а затем уставился на байкершу.

— Госпожа Грасс, соизвольте пройти со мной. Михаила Николаевича сейчас сопроводят в лазарет. Лекаря уже вызвали.

Аня нахмурилась.

— Там не поможет абы какой лекарь… Вы должны…

Алексеев выдавил себя слабую улыбку и жестом призвал девушку к спокойствию.

— Не волнуйтесь. Гавриил Петрович сообщил нам подробности. Мы вызвали профильного специалиста из Императорской больницы святого Пантелеймона. Ждем в скорейшем времени.

Как раз к этому моменту из соседнего корпуса вышли двое мужчин и направились прямиком к нам. Походка и выправка у них была военная, а вот лица — нет. Глаза другие — усталые, измученные, но сохранившие тепло и человеколюбие. Алексеев кивнул им и указал на меня, а затем развернулся и открыл перед Анной дверь.

Грасс бросила на меня последний встревоженный взгляд, но я улыбнулся.

“Все будет хорошо. Я в надежных руках”.

“Надеюсь”, — коротко ответила байкерша.

Один из подоспевших представился.

— Пригожев Валентин Сергеевич, старший лекарь общей практики, — он указал на своего коллегу, коротко стриженного невысокого мужчину с влажными глазами. — Мой помощник фельдшер Борис Васильевич Иванов.

Пригожев явно был одаренным: несмотря на слабость, я почувствовал биение Благодати в его теле. А вот фельдшер оказался из неодаренных.

Я кивнул.

— Михаил Николаевич Соколов.

— Честь имею. Ваше сиятельство, прошу пройти с нами. Правда, судя по той информации, что нам передали, удивительно, как вы еще держитесь на ногах. По протоколу положены носилки.

— Не смешите, — прокряхтел я. — Тут идти всего ничего. Справимся, господа. Под мою ответственность.

Пригожев покачал головой, но велел коллеге поддержать меня. Сам пробежал несколько шагов вперед, чтобы открыть перед нами дверь.

Едва мы вошли в помещение, принадлежавшее местному лазарету, мне в нос ударил характерный запах лекарств — такой сильный, что я чихнул и тут же заскулил от боли. Рана отозвалась на сокращение мышц мгновенно.

— Так, Иванов, кладите, — распоряжался лекарь и тут же принялся переодеваться и мыть руки. — Пока едет специалист, проведем общий осмотр. Прошу прощения, ваше сиятельство, но одежду придется снять. И, боюсь, ваш костюм восстановлению не подлежит.

— Да к черту его, — отозвался я, помогая фельдшеру меня раздевать. — Понять бы еще, чем мне грозит это ранение. У вас есть мысли?

Пригожев поднес руки под какой-то специальный аппарат, и тот впрыснул на них пахнувшее спиртом облачко.

— Увы, ваше сиятельство, я не сведущ в ранах, нанесенных артефактами. Мы здесь — простые военные врачи, — он принялся задумчиво водить ладонями над дыркой от стилета. — Могу сказать, что ударили артефактом, что в этом артефакте сила Благодати была сплетена с чем-то, что мне неизвестно. Проникающее ранение брюшной полости. Внутреннее кровотечение. Рекомендую лапаротомию.

— Что? — не понял я.

— По-хорошему, нужно вас разрезать и посмотреть, что именно задето, раз так накровило… Ставлю на печень. И тогда вдвойне удивительно, что вы…

Иванов все это время записывал слова коллеги. Не успел он закончить отчет, как в дверь требовательно постучали. Фельдшер выглянул в оно.

— Быстро приехал.

— Еще бы, — проворчал Пригожев. — У нас тут, считай, историческое событие. Живой труп, пронзенный музейным экспонатом! Люблю свою работу…

Иванов помчался открывать, а я поднял глаза на лекаря.

— Что, все настолько плохо?

— Да Бог его знает, ваше сиятельство… Будь на вашем месте простой человек, он бы точно не смог самостоятельно передвигаться и разговаривать. Но вы носитель родовой силы, и я понятия не имею, она ли вас поддерживает или же та заплатка, которую вам наспех повесили…

Через несколько секунд в комнату вошел пожилой импозантный мужчина с аккуратной седой бородкой-клинышком и в дорогом клетчатом костюме. В руках он держал старомодный саквояж, а на лацкане пиджака был прикреплен золотой кадуцей — символ врачевателей.

— Господа, — чуть поклонился гость, — разрешите представиться. Профессор Андрей Аммосович Дьяченко, заведующий отделения лечебной артефактории при Императорской больнице Святого Пантелеймона. Прибыл сюда по личному приглашению тайного советника Корфа.

Что ни говори, а шеф о своих людях все-таки заботился. Я слышал о “Пантелеймонке” — так в народе называли эту больницу. Одна из старейших в Петрополе, учреждена Романовыми на их личные деньги. И первая больница, в которой начали изучать положительные и негативные аспекты применения Благодати. Место престижное.

Я оторвал голову от кушетки и улыбнулся.

— Добрый вечер, Андрей Аммосович. Михаил Николевич Соколов. Ваш пациент…

Дьяченко обменялся пристальными взглядами с Пригожевым. Видимо, для экономии времени они перешли на ментальный разговор. Наконец врач кивнул и посторонился.

— Прошу, Андрей Аммосович. Я бы рекомендовал лапаротомию, но…

— Бессмысленно! — дед уже направлялся ко мне, натягивая на ходу заклинание, чем-то похожее на “Берегиню”, только это почти не светилось и прилегало очень близко к телу. — Замена перчаток в походных условиях. Итак, ваше сиятельство, позвольте мне осмотреть зону поражения более детально.

Он даже не прикоснулся ко мне, а ощущения были такие, словно дед резал меня без наркоза. Живот взорвался болью, казалось, брюшину просто разрывают на части.

— Прошу прощения за некоторый дискомфорт, — сопровождал свои действия Дьяченко. — Но, боюсь, времени на лишние действия у нас немного. Это действительно рана от Андомской стали. Вижу характерные признаки.

Я вцепился пальцами в края кушетки и шипел от боли, пока Дьяченко проводил обследование. Через пару минут он убрал руки и вытер вспотевший лоб тыльной стороной ладони.

— Диагноз? — прохрипел я.

— Здесь важен не сам диагноз, а осложнения, ваше сиятельство. Это всего второй случай на моей практике, в котором задействована Андомская сталь. Первый был глупейшим — Андомский нож выкрали из музея тридцать лет назад. Что занимательно, выкрала шайка неодаренных. Полагаю, хотели продать кому-то из аристократов. Но до продажи не дошло — в стычке один из воров ранил другого украденным клинком.

— И чем все закончилось?

— Моргом, разумеется, — отозвался профессор. — Рана сама по себе была неудачная, так еще и таким оружием. Несколько дней борьбы — и все. Но вы выглядите куда лучше того бедолаги.

— Ага. Как минимум я еще жив. Надолго ли?

Профессор пропустил мой сарказм мимо ушей и сосредоточился на работе.

— Господа, план таков. Сейчас я проведу безоперационное удаление крови из полости при помощи Благодати. Понадобится ваша помощь. Затем подлатаем задетую печень. После этого делаем заплатку и все подчищаем. Все это я смогу провести здесь. Однако я бы рекомендовал все же доставить его сиятельство к нам в больницу для наблюдений. Самое скверное, что делает Андомская сталь — это заражение. Пораженный ею организм очень плохо выздоравливает. Поэтому требуется активное и внимательное наблюдение. Если преодолеем самый рискованный период, сможем минимизировать последствия для его сиятельства.

Я уставился в потолок.

— Делайте все, что необходимо.

***

Наверное, даже хорошо, что профессор ввел меня в глубокий сон. Аналог наркоза, только сотворенный при помощи Благодати — и более безопасный, чем куча наркоты. Поэтому всю медицинскую возню я благополучно проспал, только сон этот был беспокойным, полным странных видений и галлюцинаций.

Наконец я почувствовал, что все видения отступили, а веки открылись сами по себе.

Надо мной склонились два обеспокоенных лица — морщинистое с клиновидной бородкой профессора и усталое, но с добрыми глазами — Пригожева.

— С возвращением, ваше сиятельство, — улыбнулся старик. — Как самочувствие?

Я сосредоточился на ране. Болело. Пульсировало. Тянуло живот. Словом, довольно мерзко. Но все эти ощущения уже казались мне более привычными.

— Думаю, я в норме.

— Ну, до нормы вам еще далеко, Михаил Николаевич, — профессор отошел от кушетки. — Тем не менее наши манипуляции прошли успешно и без осложнений. Я вызвал бригаду, чтобы доставить вас в Пантелеймоновку.

Я бросил взгляд на стол — там, слава небесам, обнаружилась моя папка.

— Мне нужно поговорить с начальством перед отправкой!

— Ваше сиятельство…

— Обязательно нужно!

Пригожев рассмеялся.

— А я вам говорил! Они здесь все такие. Помирать будет, а все равно на уме лишь работа.

Сил было мало, но хватило, чтобы установить ментальный канал. Я воззвал к Корфу.

“Меня хотят увезти в больницу”.

“Здравое решение”, — после небольшой паузы ответил шеф. — “Пусть везут. Нам здесь и без тебя есть чем заняться”.

“Я должен с вами поговорить. Лично. Я рассказал вам не все”.

“И это не ждет?”

“Нет!”

Я буквально услышал, как тяжело и устало вздохнул тайный советник.

“Ладно. Буду через десять минут”.

Лекари тем временем еще раз осмотрели мою рану — сейчас она выглядела куда лучше. Просто аккуратная дырка в животе, и края затягивались. Сняли жизненные показатели, все тщательно зафиксировали. Закончив, профессор вышел подышать свежим воздухом, а местные доктора отправились заваривать чай.

Корф появился быстрее, чем обещал.

— Не жарко вам летом в этом плаще? — улыбнулся я, увидев его вечное одеяние.

— Нет. Что ты хотел сказать?

Я указал на папку.

— Это подтверждение моих слов. Факты могли извратить. Именно за этими данными я и отправился в особняк Перовской.

Шеф быстро пролистал содержимое.

— Тогда уничтожь ее содержимое.

— Я прошу вас ее уничтожить. Сам не успею, а устраивать пожар в лазарете не хочется. Я могу на вас рассчитывать?

— Конечно, — ответил Корф.

Я улыбнулся.

— Спасибо. А теперь еще кое-что. Но сперва скажите, удалось ли вытянуть что-нибудь из наших задержанных?

— Перовская не знала, на кого работала. Аспида ей себя не проявила. Весь интерес этой барышни заключался в том, чтобы посильнее тебе нагадить. Да только девица не учла, кто ты и с кем связан. Но там был исключительно личный мотив, хотя информации о тебе ей дали немало, и все это она намеревалась использовать против тебя.

— Не сомневаюсь. Она же светская львица — создательница слухов.

— А вот госпожа Пападопулу оказалась маленькой дамочкой с большими секретами, — усмехнулся шеф. — Пока тебя здесь штопали, гречанка разговорилась.

— Обрадуйте.

— Пападопулу приставила к Перовской Аспида.

— Так и знал, — вздохнул я. — Вернее, начал догадываться, когда она меня пырнула. Не могла же она просто найти на дороге этот проклятый стилет…

— О, Кассиопея у нас вообще личность интересная и выдающаяся во многих отношениях, — продолжал Корф. — На самом деле я должен тебя поблагодарить. Не было бы счастья, да твое ранение помогло. Кабы не это, у нас бы не возникло повода взять ее быстро и на горячем.

— Рад помочь, — съязвил я. — Служу государству всеми потрохами и ливером.

— Ты сперва дослушай до конца, потом будешь желчь сцеживать. — Корф действительно был в приподнятом настроении. Огромная редкость. Выходит, греческая секретарша и правда чем-то его обрадовала. — Аспида заинтересовалась Перовской еще в тот момент, когда была объявлена их помолвка с Забелло. Раньше Пападопулу служила его семье. И она передала кое-какие зацепки, которые позволяют подозревать весь род Забелло в связи с Аспидой.

— Уже хорошо. Толстая ниточка. Особенно с учетом того, что младший Збелло должен был пройти посвящение, убив меня.

— Да. После гибели княжичей Перовская взяла к себе секретарем освободившуюся от обязанностей Пападопулу. Это никого не удивило — роды Забелло и Перовских были связаны договором и трагедией, Кассиопею Марианна хорошо знала и пригласила к себе. Да только наша Кася стала работать на Перовскую по поручению семьи Забелло и Аспиды. И от них же получила проклятое оружие. Но предназначалось оно не для тебя.

— А для кого?

— Для Перовской.

Я удивленно моргнул.

— Зачем? Если они потратили столько сил на обработку Марианны.

— Нужно было перестраховаться на случай провала. Собственно, провал уже почти что случился — Перовская много знала, но не смогла устроить крах твоей репутации. Еще пара ошибок — и от нее бы тихо избавились. Если бы не одно “но”.

— Вмешался я?

— А вот и нет, — широко улыбнулся Корф. — Сама Пападопулу передумала. Не поверишь, но… все изменила любовь. Кассиопея обдумывала варианты, как вывести свою драгоценную госпожу из-под удара, но тут появился ты, угрожая спутать все планы. Что ты, в общем-то и сделал. И все же нельзя сбрасывать со счетов решение Пападопулу. Если бы она просто тихонько ее убила и обставила все так, чтобы не вызвать подозрений, у нас сейчас бы не было такой ценной информации.

— Итак, дамы сотрудничают, — предположил я.

— И это победа. Придется пойти с ними на сделку и простить Пападопулу твое ранение. Извини, Михаил, но здесь конечная цель важнее.

— Нет вопросов, — отозвался я. — Аспида важнее.

— Собственно, госпожа Пападопулу преподнесла нам еще один крайне важный подарок. Место следующего сбора членов Аспиды. Маскарад во дворце Юсуповых. Разнузданное торжество разврата, на котором будет обсуждаться следующий удар.

У меня внутри все похолодело. Вот и получили подтверждения слова госпожи Реи. Значит, у Юсуповых. Значит, все правда.

И мне нужно туда попасть, чтобы наконец-то вытащить имена на поверхность.

— А теперь скверные новости, Михаил, — Корф подошел ближе и сел на край моей кушетки. — Со слов Пападопулу, она слышала, что у Забелло обсуждался некий законопроект, который должен быть представлен в Сенате. Есть предположения, что следующий удар будет направлен на Сенат.

Глава 30

Я пялился в больничный потолок, ожидая выписки. Четыре дня в стационаре с ежедневными экзекуциями сделали свое дело — заражение не распространилось, дырка в животе не кровила, а печень пришла в себя после того, как госпожа Пападопулу случайно ее нашампурила.

Зато у меня было много времени подумать и собрать мозаику. Я выпросил у медсестричек общую тетрадь, разрезал ее на маленькие бумажки и соорудил некое подобие стены со связями, какие часто показывали в детективных фильмах. Бумажки крепил на слюну прямо к оконному стеклу — заодно можно было легко спрятать свои художества за шторами.

А картинка-то получалась запутанная. Без ста грамм не разберешься, черт ногу сломит и вот это вот все. Личные мотивы отельных могущественных личностей переплетались с интересами организаций, и на моей стене отсутствовали либо важные имена, либо мотивы уже известных лиц.

Например, Радамант. К нему вело сразу несколько нитей. Он был и отцом Ирэн — что даровало ей могущественную кровь, и лично мстил аристократам, и создал Орден Надежды, боровшийся за изменение порядков. Одно накладывалось на другое, и я не знал, чему отдавать больший приоритет. Если Радаманта поставить перед выбором — Ирина или Аспида, что он выберет?

— Михаил Николаевич, — в щелочку просунулась голова медчестрички. — Ваши документы готовы, машина тоже подана. Помочь вам переодеться?

— Благодарю, — улыбнулся я. — Но справлюсь сам. Дайте мне, пожалуйста, десять минут.

Девушка в коротком не по уставу халатике обворожительно улыбнулась, поправила старомодно накрученные локоны под беленькой шапочкой и исчезла в коридоре.

А я снова уставился на свою импровизированную карту. Жаль было уничтожать, но улик оставлять нельзя.

Меня беспокоила Рея. Точнее, таинственность, которой сопровождалась ее деятельность. Если она не солгала и в остальном, то служила непосредственно императорской семье. И дала ценные сведения. Но почему, почему Его величество не привлек Тайное отделение? Неужели они и правда подозревали, что в высшем руководстве “Конторы” тоже были предатели?

Неясна была ситуация и с Великой княгиней. Ксения Константиновна словно держала нас с Воронцовым на длинном поводке. В замыслы не посвящала, да и объясняла свое покровительство благородными, но слишком уж общими мотивами. За все хорошее против всего плохого, ага. Но чего она хотела на самом деле и почему император не давал ей этого? И как она рассчитывала получить свое с нашей помощью?

Одно радовало — теперь у нас были имена нескольких приверженцев Аспиды.

Семья Забелло вряд ли была в лидерах движения — все же, хоть и князья, но недостаточно влиятельны в Петрополе. Тем не менее они смогли откуда-то достать проклятый клинок. Значит, прикидывались недостаточно могущественными, и с ними следовало держать ухо востро.

Я снял бумажку с данными о Зурове. Вот уж действительно темная лошадка. Советник ректора по вопросам Вступительных испытаний явно играл за две команды, но оставалось выяснить, на чьей стороне он оставался. Или склонить его на нужную. Впрочем, этим вопросом обещал заняться Корф.

А что оставалось мне?

Я собрал все листки в охапку, отнес в ванную комнату и сжег в раковине прицельным ударом “Жар-Птицы”, затем смыл пепел и разогнал запах гари.

А мне следовало сделать то, о чем просила госпожа Рея — попасть на чертов Маскарад к Юсупову и выяснить имена остальных заговорщиков. Ведь ее слова снова нашли подтверждение — Рея говорила о законопроекте, меняющим правила использования Благодати. О принятии закона в Сенате рассказала и Пападопулу.

Если все это правда, то у нас и правда назревали большие проблемы — реши Аспида устроить провокацию прямо в Сенате, когда там будет присутствовать император…

— Нет, — тихо сказал я своему осунувшемуся отражению. — Я найду их первым.

***

Автомобиль ждал меня возле крыльца больницы. Подхватив дорожную сумку, я пустился по ступеням и замер от удивления. Водитель был не один.

Стекло медленно опустилось, и мне помахала Ольга.

— Залезай, братец. Довезу.

Интересно. Она ведь знала, что я и так должен был ехать домой. Почему не дождалась в Ириновке? Ладно, сейчас выясним. Шустро закинув сумку в багажник, я уселся на заднем сидении рядом с сестрой.

— Куда сейчас, госпожа? — услужливо спросил водитель.

— Петропавловская крепость. Докину сверху еще пару рублей, если притворитесь глухим, — распорядилась сестрица и потрясла кошельком возле его уха.

— Глух и нем, словно рыба, — поспешил убедить ее водитель и тронулся.

Я удивленно взглянул на сестру.

— Это что за перформанс? И зачем нам на Петропавловку?

— Пока ты изволил прохлаждаться на больничной койке, твой шеф вызвал меня на разговор и показал интересные фотографии. Значит, ты спас нашу репутацию.

Я покосился на водителя и на всякий случай отделил нас невидимым куполом.

— Сама понимаешь, если бы это попало не в те руки…

— Мне-то не объясняй. Я все понимаю. И благодарна тебе за помощь. А сейчас мы едем на Заячий, потому что тебя желает видеть начальство, а мне нужно подписать кое-какие бумаги. Полагаю, тайный советник решил отдать фотографии мне.

Я чертыхнулся сквозь зубы.

— Просил же его их уничтожить.

— Я их уничтожу. Видимо, Корф придержал компромат, чтобы проверить его истинность. Мне пришлось все подтвердить и объяснить ситуацию.

Ну приплыли. Корф перестал мне доверять? Или его сбил с толку мой сумасбродный поступок? Зачем было втягивать в это Ольгу? Или это был тонкий намек мне, что вся моя семья все еще от него зависит?

— Как в целом дела? — спросил я, откинувшись на сидение. — Улеглись страсти после бала?

— Да все так же. Хозяйство потихоньку восстанавливаем, выпустили первых мальков в новые пруды. Пока полет нормальный. Бабушка ездит мне по ушам и намекает на помолвку, но пока без бурной деятельности. Отец весь в финансовых заботах.

— А ухажеры?

Сестра отмахнулась.

— Не напоминай. Чувствую себя канатом, который перетягивают две команды. Боюсь, скоро разорвут.

— На яхте-то с Серегой прогулялась? — усмехнулся я.

— Еще нет. Сейчас, знаешь ли, как-то не до прогулок. В Лепсарях работа кипит, я оттуда почти не вылезаю. Скоро сама в рыбу превращусь. Но приглашение приняла, поедем примерно через неделю.

— А что Шувалов? — спросил я, старательно делая вид, что информация о нем была мне безразлична.

— Да что сделается Семену Павловичу? — слегка покраснела сестра. — Шлет цветы и конфеты, периодически наведывается с краткими визитами, придумывая всевозможные поводы, почему проезжал мимо Ириновки. Все как всегда. Я бы уже давно с ним объяснилась и попросила отсрочку, но бабушка не велит.

Ну еще бы. Бабушка-то у нас все продумала. Надо бы пнуть Андрюшина и спросить, удалось ли журналюге что-нибудь накопать.

Тем временем автомобиль подъехал к мосту на Заячий остров. Ольга расплатилась с водителем и отпустила машину. Я вылез, потянулся, разминая затекшие плечи, и уставился на сестру.

— Ну идем.

Я проводил сестру в канцелярию, а сам связался с Корфом. Еще через несколько минут оказался на этаже, который занимало его управление. Возле кабинета шефа меня перехватил Алексеев.

— Пожалуйте в переговорную, ваше сиятельство. Вы как раз вовремя.

— Что за сбор?

— Планирование операции. Ждали только вас…

Помощник шефа проводил меня до нужной двери и распахнул ее передо мной, пропуская меня вперед. Головы присутствующих повернулись в нашу сторону. За длинным прямоугольным столом сидели сам Корф, Бестужев, внезапно Денисов и еще двое смутно знакомых мне сотрудников конторы.

Я кивнул в знак приветствия и протиснулся к свободному стулу. В воздухе витали ароматы дешевого кофе, мужского пота и табака. Окна были открыты, но свежести уличный ветер не приносил — в городе стояла непривычная для августа жара.

— Итак, господа, раз все наконец-то в сборе, можем приступить к обсуждению операции, — начал Корф. — Предупрежу сразу: времени катастрофически мало, работать придется в условиях риска и неизвестности.

— Все, как мы любим, — мрачно отозвался Бестужев.

— Именно, — проворчал шеф. — Однако выбора у нас нет. В иных обстоятельствах я бы настаивал на тщательной подготовке, но нам такой роскоши не позволили. Поскольку планы Аспиды могут касаться первого осеннего заседания Сената, на котором будет присутствовать государь и на котором предполагается рассмотрение ряда важных законопроектов… Словом, мои попытки объяснить серьезность ситуации, просьбы перенести церемонию открытия или хотя бы рассмотрение документов… Как бы выразиться помягче… Не имела успеха. Короче, господа. Император не собирается ничего передвигать и настаивает на своем личном присутствии. Это означает, что наша задача — обеспечить не только безопасность Его величества и сенаторов, но и предотвратить возможную провокацию.

Бестужев устало вздохнул и спрятал лицо в ладонях. Выглядел Гавриил Петрович неважно. Усталый, растрепанный, на воротничке рубашки грязь — признак того, что дознаватель не менял ее пару-тройку дней. Значит, полный завал.

— А провокация, судя по полученным данным, будет обсуждаться через неделю, — тихо сказал он. — На закрытом мероприятии у князя Юсупова.

— Маскарад, — кивнул я и потянулся к чистой чашке. — Насколько я понял, это что-то вроде порочных развлечений для аристократии. Закрытый клуб по интересам.

Один из смутно знакомых мне сотрудников жестом попросил слово. Корф кивнул.

— С вашего позволения… Я навел кое-какие справки. Хорошо, что благородных дам среди нас нет. В общем, примерно раз в месяц особняк Юсуповых превращается в гнездо разврата.

— Конкретнее, Сипухин! — терял терпение шеф.

Точно, Сипухин. Неодаренный помощник сидевшего рядом с ним дознавателя по фамилии Нечаев. Сипухин смутился, открыл лежавшую перед ним худенькую папку и принялся сверяться с записями.

— Если называть вещи своими именами, то это филиал дома терпимости, где аристократия и избранные незнатные богачи предаются различным видам удовольствий. В основном плоских. Друг с другом и с приглашенными… особами. Мы дернули пару бордельных мадам, порасспрашивали — порой туда приглашают и опытных… жриц любви. Но знать предпочитает видеть еще не примелькавшиеся лица. Компаньонов привозят специально под мероприятие. Рыщут по губерниям в поисках молодых красавиц, желающих поправить материальное положение. Затем, когда все заканчивается, их отправляют с щедрыми дарами обратно.

Забавно. Двадцать третий год нового тысячелетия, а извращенцы никуда не перевелись. Ну спасибо хоть, что этих наивных девчонок отсылают обратно с деньгами, а не убивают и бросают в канавах. Учитывая то, насколько отмороженными бывали аристократы, я бы подобному не удивился. Хотя этим девицам наверняка стирали память для надежности.

— Ясно, — сухо отозвался Корф. — Видимо, процесс хорошо налажен.

Сипухин кивнул

— Верно, ваше превосходительство. Однако пока что не удалось выяснить, кто у Юсуповых занимается этим… рекрутингом. Сам князь, разумеется, будет все отрицать, ибо признание подобного чревато большим скандалом.

— Это понятно, — Пистолетыч залпом допил остывший кофе и обернулся ко мне. — Поздравлю, Михаил. Вам с Константином придется пойти туда и побыть засланными казачками.

То, чего хотела Рея. Порой они с Корфом проявляли удивительное единодушие в том, чтобы подставить мою задницу под удар. Только вот то, что ко мне должен был присоединиться еще и Денисов, стало большим сюрпризом.

Я ошарашенно уставился на однокурсника. Перевел взгляд на Корфа.

— Полагаю, я что-то пропустил, пока был на больничном.

Денисов улыбнулся.

“Кажется, я понравился твоему начальнику”.

О, в этом я не сомневался! Чтобы Корф да не оценил упертость или, что было более подходящим, упоротость Костика…

— Константин у нас на правах кандидата. Учитывая его личную заинтересованность в данном деле, наличие необходимых качеств и особые обстоятельства, было принято решение включить Денисова в рабочую группу.

Чудны дела твои, Господи. Впрочем, я сам над этим работал. Впору было радоваться. Другой вопрос, насколько Денисов был готов.

— Идея может быть рабочей, — сказал Бестужев. — Плюс в том, что господин Денисов не подозревается в каких-либо связях с Конторой, что нам на руку. Однако у вашего протеже нет соответствующей подготовки.

Ага, и голова дырявая. Реши кто-нибудь влезть, порвет менталку.

— Поэтому с ним будет Михаил, — ответил шеф. — Для подстраховки, наставничества и контроля. Я в курсе особых обстоятельств, в которых вынужден действовать господин Денисов, и считаю, что он пока что не может работать самостоятельно. Тем более

Ясно. Я буду нянькой. Очаровательно. Но спорить, судя по всему, было бесполезно. Корф принял решение.

— Хорошо, — кивнул я. — Значит, мы с Константином берем на себя роль скучающих любителей развлечений. Статус позволяет, да и репутация обеих семей… Скажем так, вряд ли князь Юсупов удивится, увидев нас в списках. Найти маскарадный костюм в Петрополе тоже не проблема. Однако остаются два момента…

— Как туда попасть и как выбраться оттуда невредимыми, получив нужную информацию, — улыбнулся Денисов. — Боюсь, без помощи не обойдемся.

Пистолетыч обернулся к Алексееву.

— Пожалуйста, пригласите сюда госпожу Перовскую.

Я украдкой разглядывал сосредоточенное лицо начальника. Что же за схему он замутил? Я ожидал, что он обратится к Ордену Надежды — в конце концов среди последователей Радаманта были люди различных сословий. Не удивлюсь, если могла найтись классическая шлюха с золотым сердцем, вхожая в будуары высокородных.

Но Перовская…

— Она согласилась сотрудничать, — словно прочитав мои мысли, сказал Пистолетыч. — Девушке повезло, что на ее счету мало проступков. К тому же она понятия не имела, на кого работала. Учитывая все эти обстоятельства, а также искреннее раскаяние и желание загладить вину, мы этим воспользуемся.

Выходит, Перовская еще дешево отделается. Что ж, решение пойти на сделку похвально. Только и Отделение не лыком шито — наверняка они повесят на нее такой тугой ошейник клятвы, что Марианнушка и шагу лишнего ступить не сможет. Если уже не повесили…

Алексеев вернулся минут через пять. Дознаватели как раз успели перевести дух и вскипятить чайник. Бестужев достал планы особняка Юсуповых и внимательно изучал флигели, ходы и лестницы.

— Она готова, — сказал помощник.

— Впусти.

Перовская выглядела великолепно. Свежий цвет лица, стильная прическа, дорогое платье и головокружительной высоты каблуки. В общем, в своем репертуаре. Положив малюсенькую сумочку на стол, она уселась, не дожидаясь приглашения.

— Я подумала о вашем вопросе, Вальтер Макарович, — обворожительно улыбнулась эта недоделанная Мата Хари. — У меня получится достать приглашения. Сама я не смогу пойти на это мероприятие. Все же для незамужних девушек там опасно. А вот заскучавшие семейные пары, разведенные или любители тайных похождений всех статусов не вызовут ни у кого вопросов.

Корф пристально взглянул на Марианну.

— Уверены, что успеете достать?

— Разумеется. У меня много знакомых в богемных кругах. Поверьте, там еще и не такое добыть можно.

И куда смотрела наша доблестная полиция и ее отдел благочестия?

— Хорошо, — согласился тайный советник.

— Однако следует учитывать еще один важный аспект, — добавила Перовская. — Можно получить приглашение, можно прийти с ним в нужное место в нужный час… Но чтобы войти, понадобится рекомендация кого-то из постоянных участников. Как вы понимаете, клуб закрытый. Люди, особенно подобного статуса и положения, не хотят, чтобы их секреты всплыли наружу. Поэтому придется заручиться рекомендациями. И с этим я помочь не смогу.

Так и знал, что будут и другие подводные камни. Я обвел долгим взглядом присутствующих.

— И как нам получить эти чертовы рекомендации?

Глава 31

Корф и Бестужев переглянулись, а Марианна, откинув локон, откинулась на спинку стула. Даже странно, что она вела себя совершенно непринужденно, словно присутствовала не на совещании управления, а ждала заказ в кафе.

— У меня есть одна мысль, — смущенно нарушил молчание Денисов. — Не уверен, но попробовать стоит.

Шеф наградил новоиспеченного стажера тяжелым взглядом.

— Поясните.

— Ну… Как бы выразиться поточнее… Вы ведь, полагаю, наслышаны о моих старших братьях?

— О котором?

— Да об обоих, — угрюмо вздохнул Константин. Старшие всегда были для него больной мозолью. — Что Дмитрий, что Володя… Хоть и родились раньше меня, а все одно без царя в голове. Дмитрия, как главного наследника, отец еще кое-как держит в узде, а Володя постоянно вляпывается в какие-нибудь скандалы. Это я к чему, господа. Доводилось мне слышать, и не раз, что Владимир увлекается посещением публичных домов. Причем ходит не абы в какие, а в те, что побогаче. Девицы там красивее, и каждая одета как княжна. Однажды и меня туда затащил…

Лицо Денисова залила краска, а Марианна подавила смешок ладошкой.

— Хотите сказать, ваш брат может иметь какие-либо связи? — уточнил Корф.

— Я как-то слышал, что он был на маскараде у Юсупова, — взял себя в руки Костя и уже спокойнее продолжил. — Можно его расспросить. Уж меня, как брата, он порекомендует. А вот насчет Соколова…

— Ясно, — оборвал его Корф и обратился к Бестужеву. — Давай-ка, Гаврюша потряси кого следует. Так дело не пойдет. Мне нужна уверенность, что ребята попадут туда без эксцессов. Иначе плакала вся операция.

Гавриил Петрович коротко кивнул, но распространяться о подробностях не стал, очевидно, не желая много болтать при Перовской. А может и при нас с Денисовым — все же имена некоторых информаторов полезно держать в строгой тайне.

— Госпожа Перовская, вы свободны, — кивнул ей Пистолетыч. — Жду от вас новостей.

— И они будут уже совсем скоро.

Алексеев помог гостье подняться, а Марианна, наградив всех нас обворожительной улыбкой, проплыла к выходу, оставив после себя лишь тонкий аромат дорогих духов. Когда она скрылась за дверью, Сычев с начальником еще долго глядели ей вслед.

— Хороша, чертовка, — сглотнул неодаренный помощник. — Ох, хороша…

Ну да, только губенку-то закатай обратно, соколик. Перовская таких, как ты, ест на завтрак. Но в одном Сычев был прав — Марианна умела себя подать не хуже знаменитой Матильды фон Штофф.

Оставшись в мужской компании, Бестужев заметно расслабился.

— Я дерну кое-кого из наших старых контактов. есть предположения, что кое-кто из высших чинов, которых мы уличали в различных нарушениях, может входить в этот эротический клуб. В таком случае есть способ заполучить нужные рекомендации для этих юношей.

В глазах Денисова, еще пару минут назад горевших праведным огнем, промелькнуло разочарование. А ты чего хотел, дорогуша? Здесь, как и в любом государевом учреждении, сплошная бюрократия, медленные согласования, проволочки, палки в колесах, отчеты да бумажки. И того драйва, за которым идут особо романтичные — процентов пять-десять. Поэтому когда все держится на соплях и происходит в обстоятельствах жуткой спешки, при любой возможности нужно выбирать надежные методы.

И посаженный на крючок Отделения чинуша уж точно был надежнее балды Володьки Денисова.

“Расслабься, ты еще сможешь доказать свою незаменимость”, — шепнул я Косте ментально. — “Эти люди знают, что делают”.

“Да я уже понял… Просто обидно. Так хотелось наконец прищемить Володьке хвост”.

“Личное с делом не смешивай. Худо будет”, — предупредил я и оборвал канал.

Тем временем Корф уставился на планы особняка. Они о чем-то тихо переговаривались с Бестужевым, а Сычев старательно вносил записи в блокнот.

— Соколов, Денисов, — обернулся к нам шеф. — Вам ответственное задание. Найти маскарадные костюмы к завтрашнему дню и привезти их сюда. Наши артефакторы поколдуют над ними.

Я озадаченно почесал затылок.

— Но ведь, скорее всего, на мероприятиях подобного плана запрещено использовать Благодать, артефакты и оружие, — заметил я. — К безопасности там относятся щепетильно, как и к секретности. Нам придется идти с голыми руками.

“И с голыми задницами, учитывая направленность этой вечеринки”, — заметил Денисов у меня в голове.

Бестужев кивнул.

— Именно поэтому костюмы привезете сюда. Посмотрим, чем их можно оснастить, чтобы это не вызвало подозрений у хозяев праздника. — Корф жестом указал нам на дверь. — Все, свободны.

Мы с Денисовым переглянулись и, синхронно вздохнув, поплелись на выход.

Выйдя на улицу, Костя зарулил за угол к скверику и закурил, а я стрельнул у него папироску. Здесь хоть как-то циркулировал воздух, и дышалось куда легче, чем в душной переговорной.

— Как ощущения? — спросил я. — Предвкушаешь?

Денисов пожал плечами.

— Честно говоря, еще сам не понял, во что влез.

— И не поймешь. Работа у нас такая. Деятельность в условиях строгой секретности и полнейшей неизвестности.

— И тебе нравится?

— Это затягивает. Как наркотик. Потом ловишь себя на том, что уже и бесит эта постоянная беготня, а жить без нее не можешь. Такой вот парадокс.

Денисов стряхнул пепел и растерянно огляделся по сторонам в поисках урны.

— Не знаю, — сказал он. — Задачу-то я постараюсь выполнить. Только не уверен, что подхожу для этой работы.

Я усмехнулся.

— Думаешь, я был уверен? Меня вообще никто не спрашивал — просто вывалили задание. Крутись как хочешь. Вот и крутился — с переменным успехом.

— Судя по тому, что я о тебе знаю, родился ты в рубашке, а сама Фортуна тебя в макушку поцеловала, — буркнул Константин. — Едва ли я смогу рассчитывать на такое же везение.

Я затушил окурок о подошву ботинка и вспомнил, что мой автомобиль должен был остаться на парковке. Ключи мне передали еще в больнице.

— А теперь самый животрепещущий вопрос, — сказал я, жестом велев спутнику идти к машине. — Где добыть эти проклятые костюмы?

***

— Не поверю, что ты ни разу не бывал на маскарадах, — ухмылялся Денисов, пялясь на свое отражение в витрине магазина.

— Мальчик-зайчик наелке считается?

— Меня всегда пиратом наряжали. А здесь что выберем?

Я вглядывался на ряженых в самые немыслимые костюмы манекенов — владелец заведения явно желал продемонстрировать все и сразу. Здесь была и девица в платье времен Екатерины Великой — в напудренном парике и с огромным веером, и гусары, и парадный народный костюм с кокошником, и даже облегченный рыцарский доспех.

— Думаю, стоит обратиться к античной классике, — уклончиво ответил я. — Наши оппоненты из Аспиды явно питают особую страсть к древнегреческим богам и персонажам. Быть может, если оденемся в этом стиле, привлечем к себе их внимание.

Денисов с сомнением покосился на меня.

— А ты уверен, что нам следует это делать? Может лучше оставаться незаметными?

— Черт его знает, — искренне признался я. — Понятия не имею, как будет правильнее. Но все же облик какого-нибудь греческого героя, особенно для молодняка вроде нас, — это нестареющая классика.

— Тогда я придумал, — с готовностью ответил Денисов.

— Геркулес?

— Откуда ты…

— Потому что это первое, что придет в голову любому парню. Скучно. Прояви изобретательность, Костя.

Денисов заговорщически улыбнулся и потянул дверь магазинчика на себя.

— Сейчас проявим.

Дверь закрылась за нами с тонким веселым звоном колокольчика. Мне показалось, что мы очутились не то в театральной костюмерной, не то в фотостудии — до того рябило в глазах от обилия нарядов всевозможных расцветок. Костюмы висели на стенах в три ряда, и рядом была приставлена специальная передвижная лесенка, как в библиотеке, чтобы быстро достать нужный. Головные уборы и парики на болванчиках занимали множество полок. А уж всевозможные украшения, блестки, перчатки и прочие атрибуты костюмированных вечеринок и вовсе занимали несколько массивных шкафов.

Наверняка, окажись здесь Ольга, она была бы вне себя от восторга. Или Ирэн — она точно бы оценила такую коллекцию. Мне восхищаться было не по статусу, но я одобрительно хмыкнул, обозревая пространство.

И пахло здесь странно, но приятно — старым деревом, пудрой, мехом, кожей и чем-то парфюмерным. Уютная лавка.

— Господа, прошу секунду ожидания!

Из-за занавеса, что отделял зал для посетителей от служебного помещения, выплыла… Поначалу мне показалось, что это была сама царица, сошедшая с полотна художника. Высокая, статная женщина с убранными под обруч волосами и в длинном расшитом жемчугом платье. С плеча свисала толстая русая коса, а к поясу было прикреплено множество мешочков и ключей. Вот это ходячая реклама услуг магазинчика…

Денисов улыбнулся с легким поклоном.

— Доброго вам дня, сударыня.

Хозяйка — или просто продавщица — скользнула по нам взглядом профессионала и мгновенно отметила нашу принадлежность к аристократии.

— Доброго-дрброго, ваши сиятельства, — певуче, не выходя из сказочного образа, ответила она. — С чем пожаловали, добры молодцы?

Такое представление начинало меня забавлять. Приятно было сойти с шумного проспекта и оказаться в таком лубке. Словно прыгнул в книжку со сказками. Казалось, еще немного — и из-за шторы выйдет Кот Баюн.

Денисов взял инициативу в свои руки, а я и не спорил — внимательно разглядывал костюмы на вешалках и дивился фантазии художников и портных.

— Привела нас к вам, сударыня, нужда великая, — с широкой улыбкой Костя подошел ближе к женщине. — Весточка нам пришла о празднестве шумном. Но празднестве не обычном, а костюмированном. Мы с другом закручинились, ибо нет у нас туалетов подходящих. Вот и пришли к вам бить челом да просить вспоможения…

Женщина подмигнула и двинулась к прилавку.

— Тогда, добры молодцы, рассказывайте, что за торжество надвигается. Стребовали ли с вас явиться в каком-либо определенном виде?

Константин почесал затылок.

— Греков там уважают. Не ромеев-византийцев, а древних, античных. Богами рядятся, нимфами да сатирами всякими. Есть ли у вас что-нибудь подходящее?

Хозяюшка рассмеялась и развела руки в стороны.

— Да тут половина, сударь, посвящена грекам да римлянам! Больно уж любо нашим людям рядиться в нимф да героев, — она понизила голос до шепота. — Гомера читают, Сенеку цитируют… Только холодно в таких костюмах ходить, учтите, ваше сиятельство. Это у них там в Греции можно в бочке спать и не тужить, а у нас в тонких тряпицах и околеть недолго.

— Так лето же еще на дворе. Вон духота какая. Да и праздник уже совсем скоро — через неделю.

“Цыц, Костя!” — шикнул я на него ментально. — “Не пали контору!”

— Через неделю — это хорошо, — сказала женщина и оглядела нас с Денисовым. — Ну, вы люди молодые, брюшка и вторые подбородки отрастить не успели. Это славно. Можете быть хоть богами, хоть атлантами, хоть героями. Один затейник у нас как-то возжелал быть кентавром. Ох и замучились мы его рядить. Но справились. Доволен остался.

Дама профессионально заговаривала зубы и нахваливала услуги, но нам было некогда развешивать уши. Я встал рядом с Денисовым и взял беседу в свои руки.

— Я, сударыня, желаю быть Персеем. Со всеми причитающимися атрибутами — крылатыми сандалиями, блестящим щитом и бутафорским острым кинжалом.

Хозяйка поправила косу.

— А голова Горгоны? У нас есть. Зачарована так, что все шевелится и глаза вращаются. Стрррашно! Как живая, клянусь.

Я улыбнулся.

— Несите все, что есть. Будем примерять. А мой друг пока подумает.

Хозяйка кивнула и принялась снимать с полок нужные части костюма, а Денисов тем временем наконец-то определился.

— Ну раз ты у нас Тесей, то быть мне Персеем.

— Ну, хорошо, что не Ясон, — проворчал я. — Хотя наверняка у них и золотое руно найдется.

Персей, как я помнил из мифов, прославился подвигом на Крите — убил Минотавра в лабиринте и взял в жены царевну Андромеду, которая помогла Персею выбраться из лабиринта при помощи волшебного клубка.

Значит, у Денисова будет моток веревки или ниток, да еще и особый сияющий венец, что должен освещать путь. То и другое, если интересно зачаровать, может быть не только эффектным, но и полезным.

А вот мне что делать со своими атрибутами?

Ножик, ясное дело, будет тупым и бутафорским. Им никого не убьешь, но вот оглушить можно. Это хорошо.

С щитом та же история — средство защиты, им можно неплохо приложить противника в драке.

А в крылатых сандалиях я бы что-нибудь спрятал. Наверняка там найдется место для чего-нибудь небольшого. Словом, жить можно. А уж спецы из артефактории Отделения точно придумают что-нибудь интересное.

— Так, почтенный Тесей, давайте начнем с вас, — хозяйка собрала ворох барахла и отнесла в дальнюю часть зала, где ша ширмами располагались примерочные. — Извольте разоблачиться, будем превращать вас в античного героя…

***

— Чувствуешь себя так же, как и я?

Я покосился на Денисова.

— Идиотом? Именно.

Ситуация получилась, прямо скажем, странная. Было чудовищно неловко стоять посреди каменного зала в маскарадном костюме и при полном, так сказать, параде, когда вокруг суетились сосредоточенные и немногословные сотрудники атефактории Тайного отделения.

Мы с Денисовым, словно два истукана, стояли на стульях, а артефакторы колдовали над нашими костюмами.

Заведовал всем этим балаганом Леонид Степанович Ермолов по прозвищу Циклоп. Разумеется, потому что одного глаза у специалиста не было. И, казалось, что вместе с глазом он лишился и остатков человеколюбия. Холод в полуподвальном помещении стоял такой, что яйца сжались и пытались залезть внутрь.

— Соколов, повернитесь, — велел Циклоп. Я послушался. — Теперь поднимите щит. Нет, не так. Нащупали? Давайте, давайте, надавите пальцем!

Раза с третьего получилось. Я нажал на небольшой выступ возле рукояти, и из щита полезли небольшие шипы.

— Обращайтесь с ним аккуратно, Михаил Николаевич. Каждое острие смазано парализующим ядом. Убить не убьет, но лишит способности двигаться минут на двадцать. С учетом того, что на вас будет немного одежды, постарайтесь жать на рычаг только в крайнем случае.

Я кивнул.

— Конечно.

Что ни говори, а это была одна из самых классный частей подготовки к операции. Я впервые в ней по-настоящему солировал и теперь чувствовал себя героем фильмов про Джеймса Бонда, когда он приходил за новыми шпионскими игрушками к Кью. Денисов пялился на наш психоделический арсенал и с трудом заставлял себя не ржать.

Смотрелись мы, конечно, по-дурацки. Зато таких приблуд точно больше ни у кого не было. Мой щит модернизировали ядовитыми шипами, а бутафорский клинок превращался в кинжал, если правильно повернуть рукоять.

Нить Ариадны Денисова служила и удавкой, и способов связать. Прочность усилили настолько, что она могла выдержать троих здоровенных мужиков — это могло помочь нам выбраться с верхних этажей на случай, если применить силу будет невозможно.

Да и венец-фонарик тоже теперь был с сюрпризом — под овальными полудрагоценными камнями, украшавшими головной убор, прятались маленькие дымовые шарики. Бросишь такой — и можно скрыться, пока враг учится дышать заново. Чистая механика, никакой Благодати.

— А теперь последний штрих, Михаил Николаевич, — Циклоп поднес ко мне пару крылатых сандалий. — Погодите, надевать рано. Сперва я покажу вам конструкцию и объясню, что делать.

Я спрыгнул со стула и склонился над изделием.

— Что припрятали?

— Часть вашего задания, — сухим и безэмоциональным тоном проскрипел артефактор. — В каждой сандалии под крылышками спрятан чистый горный хрусталь. Размер небольшой, но емкость приличная. Вам предстоит уже на месте разместить его в комнате, где предполагаемые заговорщики будут вести компрометирующие беседы.

Я удивленно вскинул брови.

— Об этом речи вроде не было…

— Ничего не знаю. Таков приказ его превосходительства, — ответил Циклоп. — Я лишь выполняю поручение Корфа. Вы должны не просто увидеть все своими глазами, но и принести доказательства. Либо запишите на камень разговор, либо перенесите на него свои воспоминания, если увидите все лично.

Глава 32

Ночь перед маскарадом прошла тревожно. Я то и дело просыпался, прокручивал в голове все планы и инструкции, срывался с кровати проверять целостность костюма и атрибутов. Все было в порядке, но меня не отпускал мандраж. Казалось бы, за два года я должен был привыкнуть, но… Видимо, еще не разучился бояться.

Да и на карту сейчас было поставлено очень многое. Ведь если получится взять сразу всю ячейку Аспиды на этом мероприятии, Тайное отделение сможет выбить имена остальных и наконец-то прикроет этот балаган.

А я… Я смогу спокойно доучиться, поеду к Ирэн в Дакию и переведу дух. Пусть ненадолго, пусть после этого меня свяжет присяга, но все станет по-другому. Я даже смел надеяться на какую-никакую спокойную жизнь. По крайней мере такую, которую я мог планировать дальше завтрашнего дня.

И чем ближе казалась эта перспектива, тем сильнее я нервничал. Боялся накосячить сам, боялся не уследить за косяками Денисова… Да там могло произойти что угодно в конце-то концов!

Но отступать было некуда. Позади Петрополь и защита государства, впереди — неизвестность и опасность. Но за моей спиной был Род, и поддержка предков внушала надежду, что прорвемся.

Финальный инструктаж проходил у меня дома. Хорошо, что маскарад пришелся на субботу, и я смог разогнать всех домашних. Слугам дал отгул, отца и бабушку отправил в Петрополь на выходные, а Ольга таки приняла приглашение Сереги прогуляться на яхте по Финскому заливу и, кажется, намеревалась заночевать на Воронцовой даче. Умотала с рассветом, ранняя пташка.

Поэтому с десяти утра наша гостиная превратилась в филиал штаба. Первыми заявились сотрудники Отделения, чуть позже подъехал Денисов, а за ними подтянулся сам Корф — заспанный, в несвежей прокуренной рубашке и с бесконечной тоской по отдыху в глазах.

— Самовар закипел, господа, — сказал я и достал из буфета сервиз попроще. Если расколотят парадный, экономка мне голову открутит. — Чай в заварнике, сахар в вазочке. Сегодня у нас самообслуживание, уж не обессудьте.

Алексеев тут же принялся готовить напиток для шефа, к нему присоединился Бестужев, а я, убедившись, что чашек хватило на всех, вернулся к нависшим над картой Корфу и Денисову.

Константин был преисполнен энтузиазма. Наверное, в самом начале, едва распробовав этот вкус риска, я был таким же. Сейчас голова соображала куда трезвее и здраво оценивала шансы. А шансы у нас были таковы, что операция могла сорваться из-за любой неучтенной мелочи. Даже с учетом того, что Отделение, казалось, предусмотрело любой сценарий. Практика показывало, что всего предусмотреть невозможно.

— Давайте еще раз прогоним сценарий, — попросил Костя. — Значит, Бестужев со своей группой будет дожидаться здесь…

Палец однокурсника скользнул по карте к дому на Садовой, почти примыкавшему к дворцовому парку. Территория была обширная, и работу осложнял этот дурацкий парковый ансамбль. Огорожен решеткой — не проберешься без тревоги, да и место непубличное — так что заслать наблюдателей тоже не получилось. Охрана Юсуповых не зря получала деньги.

— Долго добираться будут по тревоге, — вздохнул я. — Хреново, когда нет страховки.

Корф поднял на меня глаза.

— Ты не впервые на родео, Михаил. Кроме того, напомню, что парк — это преимущество для вашего побега. Вам будет легче затеряться среди деревьев и этой зелени, чтобы оторваться от преследователей. Но все же стремитесь к тому, чтобы за вами не гнались. Сейчас приоритет на информацию — имена и должности. Взять их всех сможем и потом. Для этого будет отдельная подготовка.

Помню, мы с Денисовым спорили до хрипа, и я объяснял ему, почему лишний раз рисковать не стоило. Забавно, конечно, получалось: до его появления в деле я у нас был самым молодым и неопытным, и это мне вечно прилетало за сумасбродство и стремление решить все и сразу. Сейчас уже я вдалбливал в многострадальную голову Кости то, что и сам усвоил не сразу.

— Да, я помню, — с готовностью кивнул Денисов. — Нам нужно просто вернуться живыми и с именами. Что само по себе не кажется простым.

О, аллилуйя! Неужели до него наконец дошло?

Я положил поверх карты центрального района другую — добытую с большим трудом из архивов градостроительной управы.

— Будь это не закрытое мероприятие, где каждый человек наперечет, мы бы спокойно разместили людей вот здесь, в корпусе бывшей конюшни, — Корф указал на большой прямоугольник, прилепленный к полукруглой стене дворца. — Но на это рассчитывать не приходится.

К слову, этот корпус был отличным трамплином, чтобы сбежать — если выбраться из основной части дворца, пробежаться по полукругу служебных корпусов, то выйти получится как раз к конюшне. А там стена и улица — спрыгнул и исчез. И никакого забора. Правда наверняка стояли датчики слежения, но их можно было проигнорировать при побеге. Главное, чтобы машина забрала вовремя. А там оторвемся.

— Помните, что все служебные корпуса, а также домашние апартаменты хозяев будут закрыты. Это здорово сузит поиски нужного места, — продолжал Корф. — То есть большая часть первого этажа и почти весь третий отметается. И вам нужно обыскать все подходящие помещения. Скорее всего, Аспида соберется ближе к полуночи. Не гарантирую, но некоторые приглашенные могут подъехать позже. Полночь была бы оптимальным временем для встречи. Имейте в виду.

— Ага.

Я рассеянно кивнул, еще раз запоминая план. И хотя нам досталась старая карта, еще прошлого века, наверняка князья не перестроили там все подчистую. Так что сориентироваться получится.

По сторонам центрального корпуса были отделены крошечные дворики, куда вели лестницы из комнат парадного этажа. Я запоминал, какая лестница куда уводила и как можно было выбраться на балконы и крыши. Денисов, судя по сосредоточенному взгляду, делал то же самое.

— А теперь последние новости. К счастью, радостные. Не знаю, как им это удалось провернуть, но трое надеждинцев умудрились в последний момент попасть в штат прислуги. Так что у вас будет какая-никакая поддержка.

Я удивленно уставился на шефа.

— Это как Радамант умудрился их пропихнуть?

— Позже спрошу у него лично, если все получится. Все решилось этой ночью, так что я еще сам не в курсе всех подробностей. Тем не менее нужных людей вы опознаете по красным перчаткам. И один из них — одаренный.

Мы с Денисовым переглянулись. Интересно получалось. Неужели пролез кто-то из аудиториумской ячейки?

— Лишь бы они не стали проявлять ненужную инициативу, — проворчал я. — Поддержка — дело хорошее. Но я их знаю. Могут что-нибудь выкинуть, если почуют Аспиду слишком близко.

Корф посмотрел на меня в упор.

— Значит, постарайся, чтобы не выкинули.

***

— Готов? — Подъехав к дворцу Юсуповых со стороны набережной Фонтанки, Денисов припарковал арендованный щегольский автомобиль и заглушил двигатель. — Приглашения с собой?

Я откинул в сторону полу плаща, скрывавшего костюм, и продемонстрировал торчавшие из внутреннего кармана накидки карточки:

— Разумеется.

— Тогда не вижу смысла медлить, — решительно заявил мой сообщник. — Идем.

Мы подъехали к девяти вечера: самое время для начала ночных мероприятий. Формально гости собирались с восьми, но опыт научил меня, что в первый час делать там обычно все равно нечего.

“На месте, направляемся внутрь”, — отчитался я Бестужеву.

“Принято”.

Все же хороша была ментальная связь как замена рации. Правда, существовал риск, что во дворце могли повесить непроницаемые купола в комнатах, где творилась особо откровенная дичь. Но на этот случай у меня при себе были заготовки из горного хрусталя.

Три дня до дня Х я учился превращать куски кварца в информационные носители. Оказалось, не так-то это и просто, и все мои познания в артефактории мало помогли. Пришлось тащиться к Хруцкой, срывать ее с кровати и клянчить мастер-класс. Меня спасло то, что я притащился со здоровенным ведром дынного мороженого, которое она просто обожала.

— А по виду и не скажешь, что внутри такой разврат творится, — хмыкнул Денисов, разглядывая фасад, обращенный к набережной.

И действительно, сложно было представить не только затейливые увеселения в этом месте, но и вовсе наличие дворца одной из богатейших семей империи. На Фонтанку выходила скромная сплошная двухэтажная стена с одними воротами посередине. Кованая решетка врат, хоть и стоила немалых денег, но роскошью не блистала. Все было выполнено в стиле классицизма, так любимого петропольцами. Да и цвета здания тоже не отличались уникальностью: бледно-желтые стены и белые украшательства вроде колонн, наличников и прочего.

Скромненько. Я бы даже сказал, бедненько для рода Юсуповых. Хотя, быть может, именно поэтому развратничали князья именно здесь. В конце концов, внешность часто бывает обманчива.

За стеной виднелись кроны деревьев, и я знал, что за зданием дворца простирался парк с живописным прудом, доходивший аж до Садовой улицы. Словом, место было козырное во всех отношениях. Подойдя к решетке, мы встретились с облаченным в темную ливрею слугой и молча показали приглашения. Слуга жестом велел открыть ворота и, все так же молча указал нам дорогу дальше.

Несмотря на вечернее время, не заметить прелестей архитектурного ансамбля было сложно — иллюминация не позволяла. И во дворе было светло почти как днем.

— Ладно, беру свои слова назад, — улыбнулся Денисов и огляделся. — Мощно отстроили.

От ворот до главного здания тянулся длинный полукруг служебных корпусов — мы знали, что их должны были закрыть на время вечеринки. Над парадным подъездом возвышался широкий балкон третьего этажа. Сейчас там уже толпились люди в масках и накидках поверх полуобнаженных тел.

Не обошлось и без указания на собственника этой недвижимости — на фронтоне располагался здоровенный геральдический щит Юсуповых. Такой огромный, что, сорвавшись с крепления, он мог расколоть мраморную лестницу.

Вот по этой лестнице мы и поднялись, стараясь не смотреть наверх и делая вид, что чувствовали себя комфортно. Нет, я все понимаю — древние греки жили преимущественно в очень жарком климате. Но, черт возьми, не могли они штанов придумать? Я к такой вентиляции не привык.

Парадные двери дворца были закрыты, хотя из окон лился яркий свет. Не успели мы перешагнуть последние ступени, как створки распахнулись словно по волшебству, обдав нас ароматом тяжелых восточных масел, благовоний, вина и еще чего-то. Очень порочный запах. Я никогда не был в борделе, но наверняка там пахло примерно так же.

В дверях высилась тонкая фигура, быстро принявшая форму красивой женщины. Красотка была на шпильках такой высоты, что удивительно, как она вообще могла ходить. Ей же это, судя по всему, неудобств не доставляло. Раскинув руки в приветственном жесте, она звякнула браслетами на запястьях и обворожительно улыбнулась.

— Добрый вечер, господа, и добро пожаловать, — бархатным голосом обратилась она. — Могу ли я взглянуть на ваши приглашения?

Честно говоря, давно меня так не сбивала с толку женская красота. Было в этой дамочке что-то языческое, древнее, и правда пробуждавшее тягу к порокам. Стройная и тонкая, с совершенными формами, обтянутыми платьем с высоченным разрезом, она выставила руку, ожидая получить карточки.

Я с трудом отвел взгляд от ее декольте — лямки или как там это называлось у верха платья — поднимались к настоящему ошейнику, усыпанному камнями. А от ошейника, прямиком по ложбинке бюста, тянулась тонкая цепочка, покачивавшаяся при каждом движении.

Почему-то мне захотелось взять этот поводок. Рвануть на себя, заставить ее рухнуть на колени и смотреть, как она медленно подходит ко мне на четвереньках, глядя на меня снизу-вверх. А потом…

Твою мать, Миха!

Это что за наваждение такое? Может артефакт на привлекательность? Или мне уже и правда пора перестать вести себя как монах-отшельник? Чертовщина какая-то…

Как бы то ни было, выполнение задания только что здорово осложнилось отвлекающим фактором. И это при том, что мы пока увидели лишь одну девицу из юсуповского “гарема”. Но эта горячая особа явно не походила на невинных девиц из отдаленных губерний. Администраторша?

Я тряхнул головой и протянул приглашения. Девушка скользнула по ним внимательным взглядом и изогнула пухлые губы в улыбке.

— А, так это вы наши сегодняшние дебютанты… — она сложила карточки и наградила нас еще одной, уже менее невинной улыбкой.

Не знаю, что она делала, но даже отвести от нее глаза получалось с трудом. При этом я не чувствовал в ней биения Благодати. Девушка была простолюдинкой в поколении от самого царя Гороха. И все же магнетизмом обладала почти что сверхъестественным.

Она подошла к нам — первым ее жертвой пал Денисов — и сорвала с него плащ.

— Это вам сегодня еще долго не понадобится, ваше сиятельство.

Денисов завороженно следил за ее руками. Не знаю, откуда, но в кулаке девушки появился небольшой предмет.

— Типичная проверка, господа. Не стоит беспокоиться. Вы ведь, должно быть, знаете, что на наш вечер запрещено проносить артефакты за исключением тех, что поддерживают жизнь?

— Да, — хрипло ответил Денисов. — У меня браслет для поддержания ментального восстановления. После травмы…

— Да-да, я вижу. Ничего, его снимать необязательно. Судя по нити и венцу, вы у нас герой Тесей…

Как же все-таки хорошо, что все наши приблуды не носили следов Благодати. Красотка осмотрела реквизит Кости и, удовлетворенная увиденным, перешла ко мне.

Я поежился от холода, когда плащ слетел с моих плеч.

— О, какой красивый щит. И сандалии с крылышками… Персей, полагаю? — догадалась девушка.

— Верно, — кивнул я. — Клинок бутафорский. Но можете проверить.

— Вынуждена просить об этом.

Затаив дыхание, я наблюдал за тем, как она сняла с моего пояса стилизованный под древний короткий меч клинок и дотошно проверила его своим хитрым устройством. Кристалл на его вершине так и не загорелся, что, видимо, свидетельствовало об отсутствии чар. Она внимательно ощупывала оружие и делала это с таким естественным эротизмом, что я сто раз пожалел о том, что был одет в тунику. Видимо, после такого приема гостям уже не был нужен никакой “разогрев”.

— Все в порядке, ваше сиятельство. Благодарю, — она вернула клинок мне на пояс, и я с трудом удержался от того, чтобы перехватить ее руку.

Миха, соберись. Оставалось надеяться, что мозги встанут на место, когда она уйдет из поля зрения.

— А сейчас, дорогие дебютанты, я напомню вам пять главных правил, — проворковала девушка. — Первое: применение силы запрещено. Второе: все, что происходит в стенах дворца, остается в стенах дворца. Распространяться запрещено. Третье: все должно происходить при взаимном согласии, что бы это ни было. Четвертое: запрещено снимать маски с себя и других. И, наконец, пятое: приветственный напиток полагается выпить до дна из уважения к гостеприимству хозяина торжества. Вам ясны правила?

Мы с Денисовым одновременно кивнули.

— Да.

Девушка встала между нами, взяла каждого за руку и повела в холл. Двери за нашими спинами затворились с тихим скрипом, и мы оказались в зале, украшенном восточными гобеленами с изображением райских кущ. В центре стоял фонтан, только вместо воды он изливал ярко-рубиновую жидкость, похожую на вино.

Соблазнительница отпустила наши руки, покачивая бедрами, приблизилась к бортику фонтана и, взяв две чаши, щедро зачерпнула напиток.

— Хозяин приветствует вас и желает хорошего отдыха, — сказала она, протянув нам тяжелые серебряные емкости. — Пейте до дна.

Едва я прикоснулся к чаше губами, меня словно обожгло. Словно я пил не вино, а жидкое пламя. Но пил, не имея сил остановиться, и мне показалось, что это было лучшее питье на свете. Нектар, живая вода, чистая сила… Не знаю, что именно, но оно было прекрасно.

Закончив пить, я покачнулся и с удивлением взглянул на опустевшую чашу.

— Эту ночь вы не забудете никогда, — прошептала мне на ухо соблазнительница, вытащив из моих пальцев ножку чаши.

И от ее многообещающей улыбки мне стало не по себе.

Глава 33

Таинственная соблазнительница, так и не назвавшая своего имени, проверила, что маски на нас с Денисовым были надежно закреплены.

— Безупречно, — промурлыкала она и указала на первую залу, из-под закрытой дверей которой выходил ароматный дым. — Поскольку вы у нас впервые, я рекомендую начать экскурсию с этого зала. Первый этаж состоит из двух анфилад — западной и восточной. Они соединяются здесь, у лестницы.

— А что располагается на втором этаже?

— Об этом немного позже, господин. Итак, восточное крыло предпочитают любители более традиционных развлечений. И весьма легких. Западное крыло предлагает удовольствия для более притязательного вкуса. Помните, что вы вправе присоединиться к развлечениям в зале или же отказаться от оных — вас не имеют права заставить, однако мы настоятельно просим соблюдать вежливость и этикет. В местах, где обнажают тела, нередко и души оказываются нагими. Не стоит их ранить.

Я кивнул.

— Видимо, нам, как неискушенным, и правда стоит начать с восточного крыла. А что если я захочу с кем-нибудь уединиться?

Наша проводница в мир удовольствий расплылась в сладкой улыбке.

— Вам непременно захочется, господин. И как раз для этого отведены специальные комнаты на втором этаже. Если комната занята, на дверной ручке будет повязан красный шарф. Если комната свободна, вы можете ее занять. Разумеется, некоторые помещения будут заперты, поскольку в там располагается собственность хозяина праздника. Просим не ломать замки. Словом, господа, правила предельно просты, и вы быстро разберетесь.

— Благодарю, — кивнул я. — Третий этаж, как я понимаю, закрыт вовсе?

— Да, он недоступен для посещения. Понимаю, здание огромное, и вы боитесь запутаться. Просто не ломитесь в закрытые двери — и все будет в порядке.

На прощание горячая дева наградила нас таким обжигающим взглядом, что мне пришлось прикрыть щитом место гульфика у Денисова. Видать, все же придется сегодня кое-кому пар выпустить.

Красотка уже оставила нас, направляясь к лестнице — прибыли другие гости. Чтобы не смущать их, мы поспешили к дверям, что вели в восточную анфиладу.

Насколько я помнил из архитектурной терминологии, анфиладой называлась вереница комнат со сквозным проходом. Такие очень любили в старых питерских коммуналках, и соседи вечно собачились, когда кто-то громко шастал в проходных комнатах. Здесь же, с учетом формата мероприятия, такой подход мог быть занимательным: перемещаясь из одного зала в другой, каждый раз мы могли оказываться в новой обстановке.

— Ну, с богом, — шепнул Денисов, и охранник в классическом темном костюме открыл перед нами первую дверь.

Сперва мне в нос ударил фруктовый аромат кальянного табака. Дым здесь клубился с такой интенсивностью, что в этом тумане видимость была не больше двух метров.

Первая комната оказалась вполне невинной. Я бы сказал, что-то вроде чилаута. Вдоль обитых темной тканью стен были расставлены диванчики и столики. Полураздетые парочки, развалившись на бархате и подушках, покуривали кальяны в высоких стеклянных колбах и любовались на танцы девиц в центре зала. Здесь, на небольшом подиуме, под медленную и тягучую музыку, извивались, шурша тканью и звеня украшениями, девушки, которых явно хотели одеть под античных рабынь.

Денисов громко проглотил слюну.

— Я бы чего-нибудь выпил.

— Никакого алкоголя, — зашипел я. — Найди воду или сок.

— Угу.

Напитки возникли перед нами почти мгновенно: официантка в маске и очень коротком платье подала нам поднос.

— Желаете горячительного или прохладительного, господа? — спросила она.

— Прохладительного и безалкогольного, — ответил я за компаньона.

Девушка подала мне запотевший от холода стакан с кучей льда и долькой лимона.

— Тоник со льдом и лимоном. Прекрасно освежает.

— Благодарю.

Денисову достался такой же, только с лаймом. Официантка растворилась в дыму, словно ее никогда здесь и не было.

Наличие трубочки оказалось большим подспорьем: в маске и так было неудобно — пережимала нос и мешала дышать, да и угол обзора был так себе. А тут хотя бы попить можно было нормально.

Мы обошли зал по кругу и поняли, что нашего интереса здесь не было. Танцевали красиво, но аспидовцы точно не стали бы даже здороваться друг с другом в первом зале.

Мы подошли к входу во второй зал, и охранник в черном — почти точная копия того, что охранял этот зал, распахнула пред нами двери.

— Ого! — тихо присвистнул Денисов, когда перед нами открылась картина, происходившая в следующем зале. — Египет, кажется?

Я прищурился, разглядывая детали.

— Ага. Судя по всему, свадьба Клеопатры и Цезаря. Там-то они с размахом оторвались.

Кажется, организатор этого клуба анонимных любителей оргий питал страсть к истории. И я начал угадывать мотив, на который ссылалось представление в этом зале.

Я читал, что после свадьбы с Цезарем Клеопатра организовала увеселительный круиз по Нилу — такая у египтян была традиция, но царица подошла к вопросу с особым размахом.

Несколько стометровых лодок, украшенных золотом и слоновой костью, были оборудованы как залы, библиотеки, театры, сады, бассейны и аквариумы. Плавучие дворцы сопровождались флотилией из 400 больших лодок и тысячи малых. Здесь флотилия была изображена на стенах, но в центре длинного вытянутого зала стоял настоящий корабль, украшенный шелком, цветами и фонариками.

В другом конце зала играл оркестр, отдыхавшие на креслах-лодочках гости наслаждались утехами под прохладный ветерок опахал из птичьих перьев. А приглашенные актеры разыгрывали на корабле эротическое представление, порой зазывая к себе гостей. Я едва увернулся от приглашения ряженой Клеопатры.

— Иди же к нам, герой, — томно вздохнула фигуристая дама в парике и массивных украшениях — они заменяли ей одежду, ни пяди ткани на женщине не было. — Присоединяйся к нам, юноша…

Я смущенно отвел глаза и бочком-бочком, таща за собой Денисова, очутился у входа в следующий зал.

— Интересно, сколько их всего сегодня приготовили? — вытерев струйку пота с подбородка, спросил он.

Я пожал плечами и огляделся.

— Понятия не имею. Но держи себя в руках.

Третий зал поразил нас относительной тишиной и свежестью. Все здесь было убрано в японском стиле, а актеры и приглашенные жрицы любви были одеты в традиционные для Японии кимоно. Постановка явно изображала праздник — наряды были богатыми, да и убранство намекало на торжественность. Только всю романтику разрушал плясавший в самом центре японец без штанов. В одной рубахе и без штанов. Занимательно.

Наверняка это что-то да значило. В японской истории я совершенно не был силен, поэтому, когда от хоровода танцующих отделилась одна актриса и прошла к нам на забавных туфельках с высокой платформой, я решил порасспрашивать.

— Что за праздник здесь инсценирован?

К моему удивлению, каких-либо сцен разврата я пока что не увидел.

— Это — праздник по случаю рождения Инумии, господин, — с поклоном ответила актриса. — Много-много лет назад у советника императора родилась дочь — прекраснейшая из детей. Отец провел много дней без сна и еды перед покоями жены, а когда та разрешилась от бремени, то в спешке завернул ребенка в снятые с себя штаны…

Ну, теперь становилось понятно, что в центре хоровода забыл дядька с голым задом.

— Это была большая удача для советника, — продолжала актриса тоненьким голоском. — Девочка обещала стать красавицей, и на ней мог жениться сам император. Это могло поднять положение семьи советника на небывалую высоту. Поэтому в честь рождения Инумии был устроен великий праздник. Явились все министры и вельможи, в саду играли лучшие музыканты. В честь ребенка танцевали, сочиняли стихи и поднимали много чаш с напитками.

Денисов продолжал в ступоре пялиться на танцующих.

— Как-то это выбивается из общей концепции…

Актриса поклонилась.

— Это зал для отдыха. И эта история служит напоминанием всем нам о том, что у удовольствия должны быть плоды, и плоды эти могут получиться прекрасными. Не стоит думать лишь о минутных усладах, но следует глядеть в будущее… Не желаете ли присоединиться к танцам?

Я покачал головой и указал Денисову на следующую дверь.

— Возможно, чуть позже. Мы пока осматриваемся.

— Разумеется, господа, — актриса в кимоно засеменила прочь, а мы, пробираясь через ветви сакуры, оказались возле входа в четвертый зал.

— Да уж, — шепнул Константин. — Чудны дела твои…

— Не поминай всуе. Мы понятия не имеем, что будет дальше.

И, распахнув четвертые двери, мы буквально провалились… в какой-то, блин, Версаль.

— Это еще что за…

Перед нами проскакала голозадая пародия на маркизу де Помпадур: светя бледными ляжками, на высоких каблуках, она была одета только в корсет и парик. Причем парик как раз из эпохи Людовика XIV — с кучей кудрей, целыми композициями на голове вместо шляп такой высоты, что едва пролезали в дверь. На груди дамочки красовалось колье, а возле губы — там, где лицо не было прикрыто маской — черная мушка.

Я откашлялся. Не только от неожиданности, но и от обилия пудры, что витала в воздухе.

Итак, в четвертом зале у нас имел место французский разврат. Классика. Но здесь праздник явно устраивали с огоньком.

— О, кажется, это сцены из “Неистового Роланда”, — ухмыльнулся Денисов. — Ненавижу это произведение.

— Рыцарский роман?

— Ага. Меня ими в гимназии так пичкали, что до сих пор тошнит.

А постановка, следовало отдать должное, была на высоте — во всех смыслах.

На импровизированном небе крылатые актеры изображали амуров и стреляли в гостей разноцветными стрелами, соединяя таким образом пары. Мужчина, поймавший синюю стрелу, гонялся за полуобнаженной дамой, что кокетливо пряталась от него за колонной. Судя по всему, тут никто не был против такого случайного выбора.

Здесь же разворачивалась сцена спасения героини романа Анжелики от морского чудовища — правда, когда мы появились в зале, чудовище уже было повержено, а Роланд, подтверждая свою неистовость, уже вовсю занимался так и привязанной к скале Анжеликой…

— Миш… — Денисов тронул меня за плечо. — Мне бы пар выпустить. Я слишком молод для такого… Насколько это вообще разрешено на таком тайном задании?

— Не стоит.

— А если для конспирации?

— Конспирируйся заигрываниями, — прошипел я. У самого шишка дымилась, но первым делом — самолеты.

Я повернулся, чтобы поискать выход. “Французский” зал превратили почти что в лабиринт, и пришлось пробираться сквозь заросли всяких растений, чтобы осмотреться. Найдя выход, я обернулся к Денисову…

И не нашел поганца. Вернулся, осмотрелся и…

Денисов, держа в руке золотую стрелу, уже схватил и закинул на плечо какую-то молодую девицу.

Ну е мое.

Прерывать игрища здесь было запрещено, тем более если они были по обоюдному согласию. Торчать здесь я тоже не собирался — хотелось потратить время на осмотр здания и все же найти помещения, где могла уединиться группа аспидовцев.

“Как закончишь, дай знать”, — обратился я к Денисову. — “Пока пробегусь по западному корпусу”.

Константин не ответил, видимо, вконец занятый своим трофеем. Ну сволочь безответственная. Я это в рапорте отражу.

Четвертый зал оказался последним — я вышел в длинный коридор, по которому можно было добраться до входа в западное крыло. Планировка у дворца, конечно, была затейливая. Это еще мягко сказано — дурацкой она была, если честно. Зато в коридоре было тихо, музыка и сладострастные охи-вздохи не насиловали уши, да и покурить после подобного было бы как нельзя кстати…

Я вышел на террасу, что предваряла спуск к парку. В самом парке было темно, словно никакого празднества во дворце не проводилось. Конспирация, однако. А вот на крыльце сидели две дамочки — явно не гостьи, а актрисы эротического жанра, и с наслаждением курили длинные тонкие сигариллы.

— Прошу прощения за наглость, но могу я у вас одолжить…

Одна из девушек подняла на меня глаза — под маской сверкнули холодком две ярко-голубые льдинки.

— Конечно.

Я взял одну и потянулся за протянутой зажигалкой, памятуя о запрете на силу.

— Благодарю.

— Гость? — спросила вторая.

— Да.

— Впервые здесь, верно?

Я усмехнулся.

— Что же меня выдало?

Девицы переглянулись и расхохотались.

— Чистый наряд! Обычно дебютанты очень быстро приводят их в негодность. Если вы понимаете, о чем я…

Я рассмеялся в ответ и едва не подавился дымом.

— Пока выбираю. Чем больше блюд, тем труднее остановить взгляд на чем-то одном.

— Значит, в восточном крыле вам было скучно? — улыбнулась девушка.

— Ничего нового. Такое я могу найти не только здесь. А хотелось удивиться.

Девушки снова переглянулись и медленно поднялись ко мне.

— Быть может, мы сможем показать вам представление, что вас удивит…

Первая положила мне руку на грудь, а вторая и вовсе не церемонилась. Плоть, и без того замученная увиденным, ответила мгновенно.

— Не так быстро, дамы, — ухмыльнулся я. — Иначе испачкаю еще и вас.

Девицы весело расхохотались.

— А ты забавный, герой. Правда ведь он забавный?

— Пожалуй, да, — промурлыкала вторая. — Я бы пригласила его в наш зал…

Я потушил недокуренную сигариллу в чаше песка.

— В таком случае ведите, красотки.

Дважды просить не пришлось. Девушки, обвив мои руки, вприпрыжку понеслись к входу и, пробежав по коридору, остановились перед дверями в западное крыло.

— Идемте же!

Сперва мы оказались в римском зале. Здесь царила обстановка патрицианского пиршества. Не успел я и глазом моргнуть, как возле меня оказались еще две девицы с обнаженным верхом и принялись омывать мне ноги и руки какой-то душистой водой.

Покончив с этим, они пригласили меня дальше — в сам зал, где на ложах расположились проголодавшиеся гости. На серебряных блюдах вносили целых зажаренных быков и кабанов с зашитыми внутри живыми птицами. Когда пернатые разлетались из взрезанных туш, их тут же ловили, сворачивали им шеи и жарили в качестве гарнира к мясу.

Здесь же постоянно пел небольшой хор — что-то на латыни. Это пение лишь иногда прерывалось воплями их извивавшихся под плетями мужчин и женщин. Вот, кажется, пошла жара. Причем били не актеров, а именно гостей, и гости могли меняться ролями. Неизменными оставались лишь крики — не то боли, не то удовольствия.

В дальнем закоулке этого зала был обустроен импровизированный ринг, где женщины сражались друг с другом несмертельным оружием. Скорее всего, бои были постановочными, поскольку гостей биться не пускали.

Но меня повели дальше. Впрочем, я не сопротивлялся: такое — с кулаками и плетками — было не по мне.

Сопровождавшая меня девица крепче перехватила мою руку.

— А теперь, герой, добро пожаловать в наш зал…

— И что там за сцена? — спросил я.

— Каштановый банкет папы Борджиа!

У меня во рту пересохло. Попал так попал…

Про этот эпизод итальянской истории я был наслышан. Цезарь Борджиа, сын папы Александра VI, устроил для близкого круга знатных римлян банкет по случаю прекрасной осени и наступления Дня всех святых. Самое занимательное, что отчет об этом банкете сохранился в архивах римской курии, поэтому до потомков дошли дотошные записи. А в Аудиториуме была весьма большая библиотека…

Зал представлял собой фантазию на тему Апостольского дворца. По полу вокруг столов были рассыпаны каштаны и расставлены зажженные подсвечники. Борджиа пригласили пятьдесят самых красивых римских куртизанок в качестве официанток. Здесь, судя по количеству, их было не меньше. Богато одетые и полураздетые девушки с идеальными фигурами разносили на подносах напитки и закуски.

— А теперь, господа, продолжаем наш аукцион! — взревел церемониймейстер на возвышении. — Итак, господа, кто желает выкупить платье вот этой прелестницы?

Он подтолкнул к возвышению длинноногую темноволосую девицу, и та, поднявшись на постамент, встала в выгодно подчеркивавшей упругие бедра позе. В ответ полетело разнузданное улюлюканье.

— Пятьдесят рублей! — прокричал ставку какой-то мужчина в маске сатира.

— Пятьдесят? — возмутился проводивший аукцион лицитатор. — Это оскорбление длятакой роскошной дамы! Кто даст сто?

— Сто! — вскричали с галерки.

— Сто раз… Сто два…

— Сто двадцать! — перебил ставку парень в маске кабана.

— Другое дело! Сто двадцать раз…

Я огляделся по сторонам. Мои спутницы заняли свои места среди официанток. И аукцион должен был продолжаться до тех пор, пока все девушки не останутся совершенно голыми. Ну а дальше, согласно записям, должна была начаться увлекательная уборка каштанов, плавно переходящая в оргию…

Это все, конечно, хорошо, да и в зале восседали люди, которые могли позволить себе лишние траты. Только лично мне пока что здесь делать было нечего.

Я взглянул на часы: одиннадцать. Нужно торопиться и обыскать все помещения. Еще и по второму этажу пройтись. Приметить и запомнить маски, затем попытаться найти залы или комнаты, где аспидовцы могли уединиться…

“Константин!” — рявкнул я ментально, стараясь отойти подальше, чтобы никто из присутствующих лишний раз не считал мой фон. Некоторые менталисты могли отслеживать процесс применения силы в моменте. Этого не хватало.

Денисов не отвечал.

“Костя, мать твою!”

Нет ответа. Неужели эта сволочь разнузданная поставила блок?

Я прислушался к ощущениям. Нет, не блок. Ментальное заклинание просто не вязалось. Ниточка формировалась, пыталась тянуться, но… Обрывалась, не долетев до адресата. Ментальные блоки так не работали. Да и куполом здесь не пахло.

Это было что-то другое.

Я снова попытался связаться с Денисовым. Но даже дотянуться до него не получилось — сила словно отказывалась мне подчиняться. Нечто подобное было, когда аспидовцы накачали нас с Бестужевым лекарствами под капельницей.

И тут я вспомнил про напиток, который нас обязали выпить до дна.

Неужели он отрубил нам возможность пользоваться силой?

Глава 34

Дерьмо!

Я отбросил руку девушки, что уже обвила мою шею и подталкивала к ложу.

— Эй! — Капризно взвизгнула она. — Осторожнее, герой!

Я должен был срочно найти Денисова. Найти и проверить, у одного меня отрубился дар или Костю тоже зацепило. Если у обоих вырубилась ментальная связь, это здорово все осложняло. Мы не сможем сообщить Бестужеву о том, как шли дела. Не сможем вовремя дать команду, если члены Аспиды соберутся.

Проклятье.

— Прости, милая, — я нежно провел ладонью по волосам девицы и чмокнул ее в щеку. — Мне срочно приспичило. Пока займись подругой, а я скоро подойду.

Ничего не заподозрив, девицы схватили по бокалу с подноса и принялись кормить друг друга сочными виноградинами. Кабы не срочность дела, я бы полюбовался этой картиной воплощенной вакханалии.

Осторожно протиснувшись через толпу любителей собирать каштаны с пола, я проскочил через остальные залы и вернулся в коридор, что соединял два крыла. Вдохнул. Выдохнул.

Так. Нужно собраться. Времени осталось немного. Сперва найду Денисова, затем попытаемся дернуть кого-нибудь из надеждинцев. Кажется, я уже видел в восточном крыле официанта в красных перчатках. Оставалось надеяться, что они тоже не считали ворон и что-нибудь да приметили.

А затем — бегом на второй этаж изучать комнаты.

Корф сказал, что среди надеждинцев был один одаренный. Если моя гипотеза о том, что именно приветственный напиток блокировал ментальные способности, то заставляли его пить официантов? Если нет, то у нас был шанс.

Войдя в восточное крыло, я оказался окружен немолодыми, но игриво настроенными дамами. Явно аристократки — простолюдинки столько драгоценностей позволить себе не могли. Эти шалуньи мало того что следили за собой и явно не вылезали из спортзалов, так еще и прицельно высматривали юношей помоложе для развлечений.

Мне были симпатичны опытные и умелые дамы, но… Не сегодня.

— Персей! — нараспев позвала меня дама в костюме амазонки и с затейливым шрамом на плоском животе. — Не желаешь спасти отставную воительницу от одиночества?

Я смущенно потупился.

— Предложение весьма заманчиво. Но сперва мне нужно найти своего друга, мадам.

— Ах, даже так… Друга тоже приводи, если он так же сложен, как и ты, — улыбнулась из-под маски аристократка.

Ох ты ж черт. Хорошо, что большинство этих людей пришли сюда исключительно для разнузданного отдыха. Я никогда не был ханжой, да и эксперименты уважал — в конце концов, в постели допустимо все, что приносит удовольствие обоим. Но все же, свались с какой-нибудь из этих дам маска в процессе утех, как бы я потом смог смотреть ей в глаза на балах и приемах? Они-то может стыд и потеряли, а вот мне эти поистине римские развлечения все же были в диковинку.

Я ворвался во “Французский” зал и бешено вращал глазами, пытаясь отыскать в этой массе сплетенных тел своего товарища. Денисов обнаружился с двумя девицами в кружевных корсетах. Одна, стоя на стуле, вливала ему в глотку какой-то напиток, а вторая пристроилась между ног.

Ну хоть кому-то сегодня перепало.

— Отдых окончен! — Я подлетел к расслабившемуся было Денисову и дернул его за плечо. — Подъем.

— Ми… Персей, чтоб тебя.

Я аккуратно отодвинул пристроившуюся в его ногах девушку.

— Сладкая, сходи попей водички. Я должен украсть твоего друга.

Вторая девушка без вопросов ретировалась в другую сторону. Костя тем временем выпрямился на кресле и злобно на меня уставился.

— Не мог минуту подождать? Изверг.

— У тебя было достаточно времени на утехи. У нас проблемы, — оглянувшись по сторонам в поисках официантов в красных перчатках и не найдя таковых, я кивнул в сторону двери, что выводила в соседний зал. — Идем. Быстро.

Денисов поднялся, на ходу расправляя края своей туники. Ну хоть нитку свою волшебную не забыл и венец не снял.

— Что случилось-то?

Я отволок его в пустой уголок и снова попытался обратиться к нему ментально.

Ничего. Даже на близком расстоянии. Значит, не сбой и не купол. Глушило что-то другое.

— Попробуй поговорить со мной ментально, — шепнул я ему на ухо.

— Зачем?

— Делай, что говорю.

Денисов сосредоточился — аж скулы напряглись. Попытался раз, второй — из-за слабой менталки ему было сложнее сосредоточиться на задаче, чем остальным.

— Не могу, — удивленно сказал он.

— В том и дело. И у меня не получается.

— Купол? Блок?

Я пожал плечами.

— Не чувствую я здесь блоков. Купола кое-где расставлены — чую их. Но, видимо, на втором этаже. Нет, это что-то другое, Костя. Думаю, все дело в напитке, который нам дали из фонтана.

Константин хмуро на меня уставился.

— Значит, вот для чего это правило… Хозяин перестраховывается от применения силы? Дополнительная мера безопасности?

— Как вариант, — кивнул я. — Только если наш хозяин торжества тоже замешан в делах Аспиды, мы здесь все в жопе. Своим он пить эту дрянь не даст, а это значит, что мы даже не сможем ни с кем связаться.

Денисов нахмурился пуще прежнего — да так, что решившая было пристать к нам актриска шарахнулась от него в сторону как от прокаженного.

— Есть идея, — наконец сказал он. — Дурацкая, но может помочь, если проблема в питье.

— Блевануть?

— Ага. Старый студенческий рецепт на длинных пьянках. Промыть желудок. Может еще не все успело всосаться в кровь…

Я огляделся по сторонам. Ну что ж, попробуем.

— Подыграй мне! — Я навалился на Константина всем корпусом и принялся неразборчиво мямлить. — Позови официантку и потребуй питье для облегчения желудка. Они тут точно знают рецепт.

Денисов кивнул. Я продолжал отыгрывать роль перебравшего молодчика, орал песни невпопад, вяло хватал девиц за задницы и вел себя разнуздано. Костя тем временем перехватил официанта в белых перчатках, кивнул на меня и, активно жестикулируя, принялся требовать средство для перепивших. Официант, явно привыкший к подобным эксцессам, тут же метнулся к выходу.

— Момент, господин!

— Сейчас все будет, — шепнул мне Денисов. — Пойдем пока к дверям. Уборные вроде бы в той стороне.

Не успели мы доползти до выхода, как к нам подлетел слуга и протянул два кувшина с каким-то мутным раствором.

— Вынужден предупредить — вкус отвратительный. Но прочищает до пятого родового колена, — улыбнулся он из-под простенькой маски.

— Благодарю!

Схватив оба кувшина своей здоровенной лапой, Денисов вытолкал меня в коридор и указал направление:

— Там уборные. Бегом.

Здесь уже можно было не притворяться. Стараясь не расплескать ни капли спасительной бадяги, мы домчались до дверей в ванные комнаты и заняли одну из них.

— До дна! — Денисов поднял кувшин и, сделав несколько глотков, оторвался от него с исказившейся рожей.

— Халдей не врал. Дерьмо дерьмищенское.

— Да и плевать, — я присосался к краешку кувшина и принялся лакать мутную воду как не в себя.

Не знаю, чего они там набадяжили, но на вкус это было мерзейшее пойло из всех, что мне когда-либо приходилось пробовать. Куда там толокнянке и теплому пиву с молоком… хотя бы за счет вкуса это снадобье справлялось со своей прямой задачей.

— Костя… подвинься!

Я оттолкнул уже выворачивавшего себя наизнанку Денисова и, не добежав, вытошнил все выпитое и съеденное за сегодня в беде. Казалось даже кишки содрогнулись. Ну и дрянь…

Вытерев рот, я усилием воли заставил себя допить остатки в кувшине залпом и пошел на второй заход.

Через пять минут мы с Денисовым беспомощно развалились на полу уборной, вытирая лбы полотенцами.

— Как будто на мне танк кружился, — прохрипел я. — Что это за дрянь?

— Ивановская горлодраловка, — отозвался Денисов. — Старинный рецепт. Зато похмелья точно не будет.

Меня же сейчас интересовало другое. Смогла ли эта горлодраловка вернуть силу? Осторожно, словно воришка, я зачерпнул немного из резерва и попытался преобразовать чистую родовуху в заклинание. По пальцам пробежали искры и… Все.

— Хорошие новости — оно сработало. Плохие — сработало едва-едва.

Денисов устало вздохнул и поднялся, опираясь о стену.

— Будем надеяться, сейчас полегчает. Давай, Миш. Надеваем маски — и на выход. Нужно найти красноперчаточных.

Я напоследок вытер лицо полотенцем, зашвырнул его в корзину для грязного белья и тщательно завязал тесемки маски. Костя, хотя и был слабее меня ментально, физически все же превосходил — поэтому действие горлодраловки перенес легче, чем я. Меня до сих пор скручивало и норовило вывернуть при одном лишь воспоминании о вкусе этого пойла.

— Видел одного в японском зале, — сказал Константин.

— Идем.

Ну, зато голова немного посвежела. Возможно, адское снадобье все же начало работу по очистке организма. И все же в кровь вошло слишком много блокирующего пойла — я чувствовал, что и вполовину не был так силен, как обычно. Значит, все же лучше полагаться не только на силу, но и на оружие.

Миновав зал с развлечениями во французском стиле, мы оказались в японском. Денисов аккуратно указал на молодого человека с подносом. Он был одет в своеобразную форму под стать мероприятию — тоже в маске, тоже в фантазийном стиле, но вместо белых перчаток носил алые.

Я подошел к нему, сделав вид, что собирался взять напиток. Официант услужливо поклонился.

— Чего желаете? Только что выкатили бочку токайского…

— Привет Радаманту, — шепнул я.

Официант вмиг умолк, но оставил любезную улыбку на лице.

— Соколик?

— Нет, блин, орел.

— Что случилось? Мы здесь только для подстраховки.

— Она и понадобилась. Нужен ваш одаренный. Срочно.

— В Ледяном доме, западный корпус.

Официант принялся наливать мне вино и делал это нарочито медленно, пока мы разговаривали. Он протянул мне ароматное токайское.

— Вылей в цветы. Я видел, что туда что-то подмешали.

— Спасибо.

Я отошел к Денисову и на ходу осторожно выплеснул вино в кадку цветка. Бокал оставил на полке и потащил Денисова за собой.

— В Ледяной дом. Скорее.

— Это где?

— Не развлекайся ты с француженками, выяснил бы, — огрызнулся я и распахнул дверь.

До Ледяного дома я и сам не дошел в своей экскурсии — он был следующим за залом, где проходил Каштановый банкет Борджиа. Насколько я понял, то была вольная фантазия на тему знаменитой свадьбы шутов в Ледяном доме Анны Иоанновны.

Князь Михаил Голицын имел несчастье прогневать императрицу, за что его лишили чинов и званий и приказали служить шутом при Анне Иоанновне. Князь на этой должности вроде как немного помутился рассудком и был готов на любые безумства. В том числе и на новую затею императрицы, которая решила женить его на своей любимице — карлице Авдотье Бужениновой, тоже шутихой.

В честь этого мероприятия на Неве построили настоящий ледяной дворец из цельных кусков льда, обставленный ледяной мебелью, с ледяными стаканами, книгами, бутылками и прочей утварью… В день торжества молодых отвезли в этот дворец в клетке, установленной на настоящем слоне.

Примерно эту картину воссоздали в последнем зале западного крыла. Низкая температура здесь поддерживалась явно при помощи Благодати, что подтвердило мою гипотезу о том, что нас опоили. Ведь кто-то мог применять силу…

К моменту нашего появления все дошло до тотального разврата. И, к слову, карлица там тоже присутствовала. Разве что слон был бутафорским. А вот гости развлекались на меховых шкурах, рядили девиц в шубы и поили водкой.

Короче говоря, чем ближе стрелка часов подходила к полуночи, тем жарче становилось даже в ледяном зале.

— Вон он… — оказал я на мелькнувшие в толпе красные перчатки. — Точнее, кажется, она…

Не сговариваясь, мы с Денисовым рванули ближе к официантке. Наряженная в корсет и короткую юбку, с длинными ногами… Так, стоп. Ноги были больно уж знакомые, только длина юбки сократилась.

Официантка лихо раздала напитки разгоряченным гостям и обернулась к нам, словно ждала нашего появления.

— Привет, мальчики.

Голос не оставил сомнений. Мы с Денисовым переглянулись, и у Кости отвисла челюсть.

— Да это же…

— Цыц! — Анна Грасс приставила палец к его губам. — Молчать и за мной.

Ну конечно. Кого б еще Радамант мог отрядить на такое задание? Да только как Грасс удалось проскочить в официантки, не выдав фона Благодати? Ладно, с этим можно было разобраться и позже.

Грасс ловко увернулась от шлепка и жестом поманила нас за собой. В конце зала оказалось две двери, и она повела нас в ту, что была незаметнее. Там по коридорам носились запыхавшиеся слуги. Анна затолкала нас в какую-то комнатушку, явно предназначенную для слуг, прислонилась к двери и со вздохом облегчения стянула маску.

— У тебя тушь потекла, — сказал я.

— Побегаешь с мое весь вечер — сам растечешься, — огрызнулась она. — Что вы нашли?

Я быстро рассказал ей о проблеме, с которой мы столкнулись. Грасс нахмурилась.

— Значит, правильно я сделала, что не стала пить ту дрянь. Сдается мне, она не только силу блокирует, но и делает что-то с памятью. Хорошо, что вы прочистили желудки. Впрочем, сознание может помутиться. Это скверно.

— Скверно то, что я все еще не могу достучаться до Бестужева. Но у тебя должно получиться.

Анна кивнула.

— Свяжусь и сообщу. Но у нас мало времени, придется разделить задачи. Я видела несколько человек в западном крыле, которые могут быть аспидовцами, — шепнула она. — Одеты в костюмы древнегреческих богов. Насчитала шестерых. Мужчины и женщины.

— Думаешь, они так подставятся после всего? — спросил я.

Денисов пожал плечами.

— Если я правильно все понимаю, то их тщеславие — их слабость. Они считают себя всесильными. И раз снова начали выходить на свет, значит, уверены в себе.

Это меня и беспокоило. Неужели Аспида за эти полтора года отравила все вокруг?

— Нет времени на размышления. Есть задача, — прервала размышления Денисова Грасс. — Я останусь здесь, иначе меня хватятся. Прослежу за гостями. Если увижу, что кто-то собирается в организованную группу, постараюсь пробиться ментально. А вам нужно проверить несколько залов. Я нашла их на втором этаже, когда носила напитки наверх.

Я кивнул.

— Говори, где они.

Грасс назвала три места, в которые могла влезть относительно большая компания. Остальные были либо заперты, либо закрыты.

— В любом случае вам лучше подкараулить их уже на месте. Так что идите наверх. Шефа вашего я предупрежу.

Я направился к выходу, но в этот момент Константин двинулся на Анну.

— Зачем ты сюда пошла? Зачем вызвалась? Ты понимаешь, насколько это для тебя опасно? А если тебя узнают? Если поймают, ты…

Грасс горько усмехнулась и взглянула на меня.

— Он не знает?

— Знает далеко не все, — ответил я. — Идем, Костя.

— Но…

— Идем. Эта девица себя в обиду не даст, зуб даю.

“Проверка связи”, — послышался совсем тихий, словно пробивался через толщу воды, голос Анны. — “Удачи”.

Я выволок Денисова из комнатухи, на ходу поправляя маску.

— Идем наверх.

— Может девицу какую-нибудь прихватим для вида? А то подумают еще…

— Плевать, что о нас подумают. Нет времени.

Мы вышли из Ледяного дома и оказались в холле с фонтаном. Я решительно потащил Константина вверх по лестнице под слегка удивленный взгляд горячей красотки, которая так и не покинула своего поста.

— Вам нравится вечеринка, господа? — спросила она.

— Восхитительно! — протараторил я, не давая Денисову застрять на ступеньках. — Просим прощения, нас ждут наверху…

— Разумеется.

Прорвавшись на второй этаж, мы выдохнули и осмотрелись. Длинный коридор тянулся полукругом вдоль обеих ветвей здания. Парк по-прежнему казался спящим, а вот из-за дверей доносились характерные звуки.

— Я в восточное, ты в западное, — предложил Константин.

— Ага.

Я принялся отсчитывать нужные двери, стараясь найти те помещения, которые назвала Грасс. Одно из них уже оказалось занятым. Подглядев, я увидел парочку, что решила устроить себе царский отдых. Нет, не наши.

Еще одни покои пустовали в самом конце коридора — невзрачные на вид, даже пыльные. Казалось, они долго пустовали, и открыли их лишь сегодня. Но почему не убрали? Может потому, что они были предназначены для определенных гостей, кому пыль не мешала?

На всякий случай я использовал это время, чтобы зачаровать кристаллы. Один, повинуясь чутью, оставил в покоях — припрятал в свернутом рулоном одеяле на кровати. Нет, судя по обстановке, эта комната точно не должна была служить местом для развлечений. А вот для разговора бы вполне сошла…

И в этот момент я услышал голоса. Совершенно не с той стороны, откуда ожидал. Несколько человек поднимались по боковой, явно предназначенной для прислуги, лестнице.

Успев вылететь из комнаты, я спрятался за тяжелой гардиной, стараясь даже не дышать. Лишь бы Денисов сейчас не ломанулся сюда. Лишь бы не стал орать…

Голоса приближались. Тихие, парочка женских и несколько мужских. Один — с явным акцентом, но я не смог определить страну.

— Сюда, друзья, — пробасил мужчина. — Здесь нас не побеспокоят.

Как назло, от пыли люто запершило в горле, и я стиснул себе шею, чтобы не издать ни звука. Чуть сам себя не придушил. Когда дверь за людьми закрылась, я увидел под ней полоску света. Именно те покои, в которых я только что был.

Неужели что-то нащупал?

Осторожно, на цыпочках, я выбрался из-за гардины и, придерживая щит, чтобы не гремел, понесся в сторону Денисова. Константин как раз направлялся к лестнице, и я жестом велел ему поторопиться. Мы спрятались в тени ниши за какой-то здоровенной вазой.

— Кажется, я нашел. Видел людей.

— Аня предупреждала?

— Видимо, не добило досюда, — шепнул я. — Нужно сообщить ей, чтобы передала все Бестужеву. Но нужно посторожить этих.

Денисов кивнул.

— Я все сделаю. И постараюсь запомнить всех, кто еще войдет. Давай кварц — вдруг смогу записать.

С одной стороны, хотелось отправить Денисова к Грасс. С другой — я был резвее, да и себе доверял больше. Ладно, пусть сторожить остается Денисов.

— Только не лезь на рожон. И не светись.

— Конечно. Постараюсь увидеть их, когда будут выходить.

— И не геройствуй, — нажал я.

— Не буду. Клянусь.

Я коротко кивнул. Денисов растворился в тенях, а я принялся спускаться бегом по лестнице. Зацепившись сандалией за ковер, едва не кувырнулся и влетел в шедшего навстречу мне мужчину в костюме Гермеса. Тот от испуга огрел меня жезлом по щиту.

— Прошу прощения! — хором воскликнули.

А в следующий миг отшатнулись и удивленно уставились друг на друга, узнав голоса.

— Твою мать, — только и успел проговорить я.

Глава 35

— Вы? — удивленно прошептал из-под маски Семен Павлович Шувалов. — Право слово, какая неожиданность. Что вы здесь делаете?

Я инстинктивно пятился назад, а мозг кипел от обработки целой кучи информации. Шувалов — и здесь? Само по себе это могло ничего и не значить — ну решил молодой богатый аристократ поразвлечься. Если не брать в расчет целую кучу деталей.

Все они пронеслись перед глазами, как жизнь при полете с крыши. Маска бога Гермеса и дорогой костюм, чем-то даже походивший на ритуальный. Старательные попытки втереться ко мне в доверие и разговоры о совместном предприятии. Внезапное появление в Петрополе после не менее внезапной смерти прежнего графа Шувалова. Интерес к Ирэн, в чьей крови текла сила Романовых…

Мы с ним поняли друг друга без слов. Шувалов видел в моих глазах, что я сложил всю картинку. А я видел, что он все осознал.

А в следующий миг, не говоря ни слова, он бросился вверх по ступеням.

— Стоять! — хотел крикнуть я, но из горла вырвалось лишь сдавленное хрипение. — Сто… хрррр…

Шувалов развернулся, вскинул руки, и меня отбросило в стену. Висевший на спине щит громко проскрежетал о мрамор, но защитил меня от удара.

Сволочь. Шувалов использовал Благодать, причем размахнулся на “Борей” — мощное стихийное заклинание, создающее резкий порыв ветра. А это означало, что дело пошло по самому хреновому сценарию.

Не подвела меня чуйка. Не подвела. А ведь я говорил…

Не успел я подняться, как в меня полетел “Колобок” — я перекатился, в движении рванул с ремней щит и успел закрыться от следующего заклинания. Не рассчитанный на сопротивление Благодати щит мгновенно нагрелся в моих руках. Впрочем, Циклоп предупреждал, что много силовых ударов он не выдержит.

Шувалов убивал меня молча — старался не греметь лишний раз и использовал лишь мощные заклинания. Я сплюнул кровавый сгусток — слишком сильно прикусил язык, когда падал, и возвел “Покров”.

Ну, Род, у нас тут патовая ситуация! Меня сейчас уничтожат как свидетеля, и остальной молодняк заодно. Не жмотьтесь, предки, отвалите силы!

Барьер поглотил следующий силовой шар и содрогнулся — я не успел связать его крепким. Отбросив уже бесполезный щит, я вскинул обе руки и, укрывшись за “Покровом”, долбанул по Шувалову чередой “Кос”. Сразу несколько острых серпов окружили графа — это и было нужно.

— Получи, сученыш.

Выбравшись из-за укрытия, пошел ва-банк и вдарил по Шувалову “Лихом”. Боевое силовое заклинание, которому обучали лишь на старших курсах. Зачерпнув побольше силы, я размахнулся и связал нужную цепочку. Жаль, что привычный уровень силы так и не восстановился.

Но Шувалову, не ожидавшему от меня такой подлянки, этого хватило — мощный силовой поток не просто отбросил его, а перекинул через лестничные перила. Взметнулась ткань его маскарадного костюма, выпал из рук жезл — и граф шлепнулся на ступени на пролет ниже. Разумеется, успев окружить себя “Берегиней”.

Я свесился через перила, уже готовя новый “Колобок”. Но Шувалов, видимо, решил резко изменить планы. Вместо того, чтобы подняться за мной и попробовать добить, он бросился вниз к выходу.

Решил спасать свою шкуру.

Я замер у перил, рассчитывая варианты.

Если Шувалов был одним из Аспиды, а он им был с вероятностью девяносто девять и девять десятых, и мог пользоваться силой, значит, и остальные не приложились к волшебному фонтанчику в холле. Заговорщиков было не меньше шести, а нас с учетом артефакторши Грасс и ментального инвалида Денисова — всего трое. Так себе шансы на выживание. В Аспиду входили ни разу не пальцем деланные слабокровки.

И, что хуже всего, Шувалов мог успеть предупредить остальных заговорщиков. Если он смог позволить себе использовать “Борей”, то и ментальную связь установит на раз-два. А это означало, что они будут встречать гостей во всеоружии.

Хреново. Очень хреново.

Шувалов взбесил меня окончательно, и хорошо бы его прихлопнуть во избежание дальнейшего геморроя. Но упускать собрание было нельзя. Едва ли струсивший граф был его ключевым участником. Нет, самые важные шишки собрались в комнате, за которой сейчас следил Денисов. И когда они почуют неладное, Константину кирдык. Ему могло поплохеть даже от слишком сильного ментального фона, если постараться.

Выбирай, Миха. Либо гнаться за Шуваловым, либо попытаться защитить Денисова и взять верхушку.

— Да нечего тут выбирать, — шепнул я и подхватил испорченный щит.

“Аня!” — я пытался дотянуться до артефакторши, но пробивался словно сквозь свинцовые стены. — “Аняяя! Ты меня слышишь?”

“Едва”, — наконец отозвалась Грасс. — “Плохо. Я рядом с куполом”.

“Слушай меня внимательно. Шувалов — один из Аспиды. Он бежал. Предупреди Отделение, поняла? Я сейчас не пробьюсь через столько барьеров”.

“Шувалов. Предупредить. Поняла”.

“Второе. Аспида собралась. Мы будем неподалеку, но Шувалов наверняка их предупредил. Нужно действовать немедленно. Сами не справимся”.

“Дерьмо”, — только и ответила девушка. — “План Б?”

“План Б”, — кивнул я самому себе. — “Начинайте вечеринку”.

“Миша… Вы точно продержитесь? Им понадобится время, чтобы зайти”.

“Будем стоять до последнего. Но торопитесь. Мы действительно в жопе”.

Грасс ничего не ответила и оборвала канал. Я попробовал связаться с Корфом, но нить так и не дотянулась — слишком далеко он был, слишком много куполов понаставили вокруг — чем ближе к полуночи, тем больше непроницаемых барьеров вырастало во дворце. Каждый гость хотел уединиться по-настоящему.

В следующий раз нужно учесть этот массовый эффект от куполов. В Аудиториуме нам о подобном не рассказывали… Впрочем, если этот следующий раз вообще у меня будет.

Все лицо под маской залил пот. Я протер глаза под маской и сделала несколько вдохов и выдохов. Настроиться. Сосредоточиться.

Аня — умница, она все сделает правильно. Хорошо, что Радамант отправил именно ее — у девчонки был приличный опыт еще с Аудиториума, если не до него. Да и помощники ее, казалось, тоже не лыком шиты.

А вот план Б меня все-таки смущал.

Альтернативный вариант развития событий предполагал, что все пойдет по траектории шпагата Волочковой и скрываться уже особого смысла не будет. Бегство Шувалова и предстоящее сражение с Аспидой уже лишало нас шансов на тихую работу. Так что можно было и зажечь. Зажечь в прямом смысле.

Согласно плану, надеждинцы должны были устроить поджог на нижнем этаже, чтобы создать панику и повод открыть ворота дворца для пожарной службы. Декорации вспыхнут быстро, люди станут ломиться на выход, собственная служба безопасности Юсуповых тоже отвлечется. А наша задача — задержать и, если будет возможно, запереть нужную компанию наверху до прибытия сотрудников Отделения.

Таков был план, и на словах все звучало красиво. А вот чем он мог обернуться, я понятия не имел.

Так. Ладно. Действуем по порядку. Сейчас я должен был разыскать Денисова и понять, успел ли Шувалов предупредить остальных. А дальше — по обстоятельствам.

Я поспешил наверх, окутав себя всеми мыслимыми щитами — ментальными и физическими. Едва ли поможет против массированной атаки шестерых высокородных и очень злых конкретно на меня аристократов, но все же лучше, чем ничего.

Оказавшись на втором этаже, я огляделся. Коридор пустовал, а из-за многочисленных дверей доносились звуки всевозможных развлечений. Значит, еще никого не поставили на уши. Уже хорошо.

“Костя!” — позвал я Денисова ментально. — “Слышишь меня?”

Он долго не отвечал. Парню и так сложно давалась ментальная концентрация, а сейчас еще и нервов добавилось. Впрочем, сейчас не было ни времени, ни желания его жалеть. Если он действительно претендовал на работу в Отделении, должен был из кожи вон вылезти, чтобы соответствовать. Исцелится потом. Если выживет.

Хотя какая-то часть меня все же пыталась его уберечь. Придерживая оружие, я прокрался дальше по коридору — ворстистые ковры заглушали звук моих шагов. С самого конца коридора тянуло сквозняком. Возможно, не до конца закрыли дверь.

“Костя!” — приблизившись к искомому месту так, что мог разглядеть дверь, я снова позвал его. — “Отзовись, мать твою!”

Я даже не услышал — почувствовал, что он пытался мне ответить. Рвал жилы, пробиваясь ко мне, но пока не мог выговорить ни слова. Пришлось подойти еще ближе, рискуя оказаться замеченным, если кто-нибудь решит выйти из комнаты переговоров.

“Костя, ответь!”

“Е… Есть… Слышишь?”

Скверно, но теперь его голос был различим, хотя и слабо. Мне даже пришлось заткнуть уши, чтобы в голове наступила тишина — до того слабой была ментальная речь, слабее стука сердца. Но была.

“Да. Где прячешься? Как обстановка?”

“В конце коридора в нише. Они все еще там. Разговаривают”.

“У нас проблемы. Шувалов тоже с ними. Он знает, что мы здесь, чуть не превратил меня в отбивную и бежал”.

“Благодать?”

“Да. Аспидовцы все при силе. И это плохо”.

“Согласен”, — отозвался Костя. — “План Б?”

“Уже запущен. Грасс в курсе и все организует внизу”.

“До сих пор не могу поверить, что она…”

“Умолкни, Кость. Сейчас не до этого. Шувалов наверняка их предупредил. И раз они все еще не вышли, значит, либо слишком важный разговор, либо они уже нас ждут. Нужно придумать, как задержать из внутри, пока не начнется”.

Я почувствовал, что вместе со сквозняком потянуло гарью. Быстро, однако, работали надеждинцы. Впрочем, с их опытом различных мелких диверсий ничего удивительного. Значит, сейчас начнется и здесь.

“Мысли?” — поторопил я.

“Завалим дверь”.

“Будет громко. Переполошим”.

“А что еще предлагаешь?”

Справедливый вопрос. Заблокировать им выход казалось очевидным вариантом. Но надолго этого не хватит, если все они там с высоким рангом. Можно было повесить очень толстый многослойный барьер — исключительно на физическим уровне, чтобы они замучились его рушить. Тоже не панацея, но в комплексе могло подарить нам пару драгоценных минут.

Да и мы не собирались зевать — отвлекать их, обстреливая с двух сторон, блокируя оба выхода на лестницы… Ну, ничего больше мы вдвоем все равно не смогли бы сделать.

“Кстати, я затолкал им под дверь твой кварц”, — похвастался Денисов.

Это он, конечно, молодец. Только где гарантия, что они не заметили?

“Уверен, что не найдут?” — уточнил я.

“Он там с самого краю, маленький. Не должны заметить”.

Ладно. В любом случае уже поздно что-то менять.

“Тогда заваливаем”, — велел я. — “С тебя — завал, ты хорош в разрушительных заклинаниях. Я усилю барьерами”.

“Принято, шеф”, — я почувствовал, как Константин улыбнулся. Дурак, предвкушал битву и настоящую движуху, хотя именно ее и стоило избегать на всех операциях. Каждому была отведена своя роль, и брать опасную группу заговорщиков уж точно не входило в нашу задачу.

Но, как обычно, план полетел к чертям. Добро пожаловать в Отделение, Костя. Я был готов поставить сотню на то, что к концу этой ночи он трижды пожалеет о своем решении участвовать в операции.

“Начали!” — скомандовал я и принялся вязать барьеры. Обратившись к родовому Источнику, клянчил силу и брал все, что давали. Род делился. Ворчал, но делился. Мне казалось, я даже слышал недовольный ропот духов в своей голове, но руки исправно наливались силой.

Ничего, счет мне предъявят потом и жалеть не будут — я это знал. Но сейчас — дело.

Первый барьер толщиной в добрые полметра вырос перед дверью ровно в тот момент, когда Денисов шарахнул по лепнине. В дело пошло все — барельефы, статуи, декоративные вазы и даже кусок стены. Все-таки он был отличным боевиком — не зря деструктивные заклинания удавались парню лучше всех в группе.

Коридор наполнился грохотом обломков, облаками белой пыли. Снизу тянуло гарью и уже доносились взволнованные крики.

Началось.

Теперь вопрос — сколько продлится?

Я торопливо возвел второй барьер и принялся его укреплять, пока Денисов, применяя стихийные заклинания, превращал обломки в баррикаду. Изнутри попытались открыть дверь, но та уперлась в наш завал. Я увидел бледное лицо немолодой женщины — она была без маски. И узнал ее.

Екатерина Петровна Меншикова, мать погибшего княжича.

Что ж, это многое объясняло. К необходимости убрать меня потому, что я был опасен, примешалась и личная месть.

— Больше! — Взревел я, когда заблокированные аспидовцы попытались силой выбить дверь. Та разлетелась в щепки, и дерево застряло в похожей на желе субстанции барьера. — Больше!

Отойдя на пару шагов вбок, я принялся вязать еще один барьер. Аспидовцы прицельно били заклинаниями по баррикаде, заставляя обломки разрушать “Покровы”, что я возводил. Почти все мои силы уходили лишь на то, чтобы их задержать. Ни о какой атаке уже не было и речи. Только попытка не дать им уйти.

Я сорвал мешавшую обзору маску — в конспирации больше не был смысла. Они знали, кто пришел за ними, да и мы догадывались. Я увидел отца моего покойного однокурника Забелло в костюме бога Гефеста — он мастерски метал “Косы”, вспарывая барьеры. Творила безумства со стихийными заклинаниями графиня Строганова, а из-за ее спины человек в маске Ареса пытался разметать “Лихом” завал.

Их было лишь двое — тех, кто так и не сняли маски. Арес и Зевс.

Не знаю, сколько времени прошло. Казалось, целая вечность, но на деле не больше нескольких минут. Пот тек с меня рекой, Денисов — тоже сорвавший маску — швырялся камнями и осколками мрамора в аспидовцев.

А затем в один момент все словно замерло.

На долю секунды, показавшейся мне вечностью, все изменилось.

— Миш, осторожно! — успел выкрикнуть Денисов и шарахнулся в сторону.

Я не успел.

Куча обломков взметнулась к потолку и, поднявшись над моими барьерами, просто взорвалась, окатив весь коридор дождем из острых камней. Вылетели стекла в высоких окнах, взметнулись тяжелые бархатные шторы. Я инстинктивно пригнулся, чувствуя, как с каждым ударом таяли мои щиты.

А затем они ударили снова.

Меня отбросило в стену, и я едва успел зацепиться за подоконник, чтобы не вылететь в окно. “Лихо” ударило с такой мощью, что у меня волосы встали дыбом. Денисова отшвырнуло высоко в стену, и он шлепнулся на пол, словно тряпичная кукла.

Я поднялся, стараясь игнорировать не вовремя открывшуюся рану от проклятого клинка. Только не сейчас. Не надо. Пожалуйста. Мне нужны силы.

Последние ошметки моих барьеров окончательно пали, и аспидовцы вышли, хрустя дорогой обувью по каменной крошке. Я снова натянул на себя “Берегиню” застыл перед шестеркой врагов.

— Разумеется, никто другой не решился бы на подобное вопиющее безумство, — сказала Меншикова. Я увидел три лика богини Гекаты в ее прическе. Геката, значит… Что ж, и к ней женщины обращались за местью. — Михаил Николаевич Соколов собственной персоной. Помните ли вы, господа, более назойливую персону?

— Эта персона только что устроила ущерб на многие тысячи, — отозвался Зевс.

— Ничего, мы возместим.

“Колобки” висели над моими руками. Нет, господа. Живым я сдаваться не собирался. И Денисова в их лапы не отдам.

Зевс тем временем подошел к Денисову и перевернул его лицом к потолку носком сапожка.

— Досадно, — проговорил он. — Юноша имел шансы, но присоединился к врагу. Впрочем, о нем можно уже не беспокоиться.

Я вскинул подбородок.

— Тронешь его — расщеплю на атомы!

Зевс усмехнулся и снял маску.

Юсупов. Сам, мать его, князь Юсупов. Да уж, это дерьмо и правда проникло слишком глубоко.

— Уверены, что получится, ваше сиятельство? — спросил владелец дворца.

— Это вы еще первый этаж не видели, — оскалился я. — Боюсь, восстанавливать здесь скоро будет нечего.

Аспидовцы переглянулись.

— Что ж, если такова цена… — последний в маске, Арес приблизился ко мне, и я вскинул руку. Голос тоже показался мне знакомым. Очень знакомым. Но сейчас от волнения я не мог вспомнить имя его обладателя. Но точно кто-то… Кто-то, кого я знал.

— Не подходите, — предупредил я, зажигая “Колобок” ярче.

— Боюсь, это вам уже не поможет, — сказал Арес. Я почувствовал, как что-то полоснуло меня по ногам и, не удержав равновесия, бухнулся на колени.

Сволочи. Дешевый пафосный трюк.

— Впрочем, вы сослужили хорошую службу моей семье, — продолжил Арес. — Вы научите моего мальчика переживать смерть друзей.

Арес снял маску, и картинка окончательно сложилась.

Передо мной стоял князь Андрей Семенович Воронцов.

Глава 36

Я замер с раскрытым ртом. Вот уж кого точно не ожидал увидеть среди аспидовцев, так это отца Сереги!

Твою мать. Что делать? Что, черт возьми, делать?

— Удивили вы меня, Андрей Семенович, — мрачно сказал я. — Вот уж действительно удивили.

А ведь казался порядочным и здравомыслящим человеком. Впрочем, теперь я нашел объяснение и тому, что князь потворствовал общению своего сына со мной. Мы с Ольгой, мягко говоря, не чета княжескому наследнику, тем более из рода Воронцовых. Мне-то казалось, что Серегин батя просто был человеком прогрессивных взглядов, а он наверняка просто пытался подобраться ко мне поближе.

Следовало признать, Аспида окружила меня со всех сторон. Шувалов, Воронцов, Перовская — пусть и действовавшая не по своей воле. Они подобрались слишком близко — и сейчас собирались наконец-то меня уничтожить.

— Господа, пора заканчивать, — вмешалась Меншикова. — Мы раскрыты. Нужно уходить.

Я судорожно пытался связаться с Корфом или Аней или с Бестужевым. Да хоть с кем-нибудь. Но не получалось. Даже не потому, что не хватало силы — сейчас, когда Источник отвалил достаточно, я мог бы установить хороший канал. Нет, теперь уже мешало что-то внешнее.

Сволочи установили купол. Высококлассная невидимая работа: пока не станешь биться башкой, не почувствуешь. Твари. У меня не получалось его пробить. Чтобы вышло, следовало отвлечься и сосредоточиться только на блоке — а это означало подставиться под удар и умереть мгновенно.

Значит, я не смогу никого предупредить. И Денисова тоже вряд ли приведу в чувство — мне отсюда было до него не добраться. Всего несколько метров, но я был на прицеле у шестерых опытных колдунов.

Что ж, тогда бой. Почему-то в голове заиграл марш “Прощание Славянки”, и с каждой секундой мне становилось… спокойнее. Я знал, что никакого родового источника не хватит, чтобы перебить их всех.

Но я должен был попытаться.

— Вспоили вы нас и вскормили, Отчизны родные поля, — запел я, закрывая глаза и окунаясь в Источник. — И мы беззаветно любили тебя, Святой Руси земля…

Почему-то вспомнилось, как в школе на фестивале исторической песни мы, третьеклашки, разучивали самый первый текст, сложенный на этот марш. Нас нарядили в подобие военной формы, и пацанята, маршировавшие по сцене, тянули эти слова…

Перед глазами возник уже знакомый молочно-белый свет. Пронизывающе-холодный, одновременно чуждый и родной. Я нырнул в колодец, соединился с силой, которую веками копили предки, и мысленно попрощался с духами.

Простите. Так нужно. Ради тех, кто останется.

Духи не ответили. Лишь Источник запульсировал, забился вокруг меня, выталкивая на поверхность не только меня самого, но и огромный потенциал силы.

— Что он…

— Уходим! — рявкнул Юсупов, почуяв неладное. — Он готовится к удару.

— Но грозный час борьбы настал, — ревел я. — Коварный враг на нас напал…

Я перестал чувствовать свое тело — каждая клеточка взрывалась от перенасыщения энергией. Я засветился так ярко, что и сам ослеп. Лишь увидел, как метнулась в сторону ткань балахона Юсупова. Он потянул за собой… кажется, Воронцова. Остальные вскинули руки — кто-то ставил “Покров”, иные начали бить по мне боевыми заклинаниями.

— И каждому, кто Руси сын, — пел я, слыша свой голос лишь в голове, — На бой с врагом лишь путь один…

Я закричал. Из моих рук вырвались два потока света — прошивая наспех созданные барьеры, поднимая к потолку крошку, пыль, клубы дыма…

— Миша! — слабо позвали в стороне. — Ми… Миша…

Денисов!

Я повернул к нему голову, но плохо мог разглядеть его из-за сияния. Константин полз ко мне, на ходу выковыривая из своего светящегося венца камни-дымовухи.

— Миша, беги. Сообщи остальным. Я… Я тебя прикрою.

— Нет.

— Не будь дураком, — прохрипел Денисов. — Ты знаешь их лица. Ты должен успеть рассказать…

Я не успел ничего ответить. В нас полетела огненная стена “Жар-Птиц”, и я едва успел переконфигурировать силу в защитный блок. Костя приподнялся, размахнулся и швырнул в сторону аспидовцев свои дымовухи. Коридор тут же заполнил едкий непроницаемый дым.

Дурак. Они ведь тоже могли воспользоваться моментом и попытаться уйти. А я ведь даже не мог передать, что был запасной выход.

— Да чтоб тебя!

Я собрал остатки силы, быстро сотворил “Борей” и развеял мощным потоком ветра нанесенный дым. От такой тяги добравшийся до второго этажа огонь разгорелся еще сильнее. Но он был еще далеко, в конце коридора.

Троих аспидовцев сбило с ног моим заклинанием, и я, издав нечленораздельный боевой клич, ринулся к ним.

— Суки! Твари поганые! Получите за все!

Сила наконец-то прорвалась чистым потоком. Я уже не мог ее контролировать — не хватало самоконтроля. На какой-то миг эмоции захлестнули меня так сильно, что Источник сам прорвался на поверхность через меня.

Денисова снова отшвырнуло, и на этот раз он уже не шевелился. Позади меня были слышны крики.

— Не уйдете, сучье племя! — ревел я, обрушивая гнев и ненависть на выход к черной лестнице.

Стена обвалилась, обломки преградили дорогу к бегству. Прямо как я и хотел.

Кто-то из аспидовцев выругался.

— Надо было добить его еще тогда.

— Поздно, — улыбнулся я кровавой улыбкой. Хлынувшая из носа кровища залила мне рот и подбородок, но я понял это лишь по металлическому вкусу во рту. — Мы все сдохнем здесь, и я заберу вас с собой.

Это было похоже на финальную сцену какого-нибудь боевика — среди обломков,пожарища, в смертельной опасности. Мне было впору чувствовать себя “хорошим парнем” против всех плохих, но моя судьба мало походила на сценарий голливудского фильма.

Я просто хотел, чтобы все это наконец-то закончилось. Любой ценой.

Меншикова и Строганова пытались расшвырять камни, чтобы расчистить путь к черной лестнице. Я как мог отбивался от града заклинаний, стараясь прикрывать заодно и Денисова. Парня опасно накрыло обломками, и я сомневался, что его хребет был цел.

А еще мои силы заканчивались. Источник иссякал. Он отдал мне все, что можно было взять — и этого не хватило. Аспида брала числом.

Воронцов и Юсупов двинулись на меня, надеясь отшвырнуть и пройти к основной лестнице. Пожар приближался. Дышать становилось все труднее, несмотря на выбитые в окнах стекла. Жирный дым застилал глаза. Трещали перекрытия, горели ковры и шторы. С улицы доносились крики людей, вой сирен и короткие приказы городового.

— Не пущу, — рявкнул я и выставил перед аспидовцами стену огня. — Сгорим вместе.

— Тупица! — крикнул князь.

И тут что-то сбило меня с ног. Я инстинктивно активировал “Берегиню”, но заклинание не успело встать, и я отлетел в стену. Голова встретилась с чем-то твердым и острым. Я вскинул было руки, чтобы защититься, но… конечности уже не слушались.

За посыпавшимися из глаз искрами пришла лишь тьма.

— А ну подымайся, юнец малахольный!

Что-то грубо ткнуло меня в бок, и я поморщился от боли.

— Давай-давай, чего развалился-то? Глазки открываем, новый день встречаем…

Голос казался смутно знакомым, но даже это не заставило меня разомкнуть веки. И все же собеседник не сдавался. Что-то огрело меня по хребтине так, что я подпрыгнул, словно шуганный кот.

— Хорош… — слова застряли у меня в горле. Точнее, там, где должно было располагаться горло. Потому что телесной оболочки у меня не было, а находился я под раскидистым белым деревом, из дупла которого на меня взирал уже знакомый мне дух прапрапрадеда.

— Это тебе хорош отдыхать, наследничек! — недобро усмехнулся дед. — Кто дела делать-то будет?

Я принял сидячее положение, хотя все еще не особо себя ощущал в этой реальности. Но вот болевые рецепторы отчего-то работали как часы — ломило все тело, и особенно отличилась голова.

— Так, дедуль. Ты поясни, я совсем помер или вы меня на ковер вызвали за нецелевое израсходование драгоценной силы?

— Ишь чего, помирать он собрался, — прошамкал пращур. — Тебя сюда выкинуло вместе с силой, которая вернулась в Источник. Ты же с ней соединился, стал единым потоком. А обратно располовинить вас можно только здесь.

Значит, не умер. Уже хорошо. Видать, моя телесная оболочка валялась где-то на втором этаже Юсуповского дворца среди обломков и пожара, а враги и Денисов…

Хороший вопрос, что с ними стало.

— Все, пора и честь знать, — торопил меня дед. — Давай, полезай на дерево и вертайся в мир. А то завел привычку тут шастать как у себя дома.

Я усмехнулся.

— Так я же вроде и правда у себя дома. Это же наше родовое Древо…

— Поумничай у меня еще тут. Лезь. Я сказал! Мало времени у тебя, соколик. Мало!

Предки никогда просто так не вмешивались. И не говорили попусту. И если гнали прочь, значит, так было нужно. Я послушно полез на дерево и уже привычно принялся карабкаться по стволу и веткам, пока сияние огромного шара в небе не притянуло меня к себе…

Я распахнул глаза ровно в тот момент, когда шлепнулся на что-то твердое и мокрое. Очень мокрое.

— Гаврил, ну осторожнее! Героя же несем как-никак…

Осторожно, даже с опаской, я открыл один глаз и тут же булькнул носом в здоровенной луже. Очаровательное, должно быть, зрелище: полуголый парень в маскарадном одеянии, весь в грязи и кровище, развалился среди лужи.

Но лужа — это хорошо. Потому что во дворце луж не было. Да и воздух здесь был по-петербургски свеж…

— Я… Сам… — попытавшись приподняться, я снова рухнул.

— Э, нет, Михаил Николаевич, — донеслось сверху. Чьи-то здоровенные лапищи подхватили меня и понесли. — Вы после такого подвига точно на ногах не удержитесь, пока вас не заштопают.

Бестужев. Голос Бестужева.

— Не поверите, как я рад вас видеть, — улыбнулся я.

— Да мы уж тоже не рассчитывали застать вас в добром здравии. Однако госпожа Грасс сразу повела группу к вам. Успели в последний момент.

— Что с Денисовым? — первым делом спросил я. — Он жив?

— Жив, но плох. Очень плох. Им уже занимаются.

Ну, хотя бы выжил. Надолго ли — другой вопрос. Но парню сегодня досталось по полной программе. Оставалось надеяться, что Корф учтет героизм юного кандидата и похлопочет о лучших условиях.

— Аспиду взяли?

— Взяли, — кивнул Бестужев. — Всех пятерых, кто там был с вами. Красиво вы с Денисовым их разложили, почти валетом в направлении лестницы…

Стоп.

— Их было шестеро, плюс седьмой сбежал раньше. Шувалов.

— О Шувалове уже знаем и занимаемся вопросом. Далеко не уйдет — либо мы найдем, либо свои быстро избавятся.

Кто же все-таки смог уйти из здания? Вряд ли женщины, хотя они как раз могли и схитрить — та же Строганова была той еще темной лошадкой. Но я ставил либо на Воронцова, либо на Юсупова.

— Кого именно взяли? — спросил я, когда Бестужев бережно опустил меня на наспех сооруженные носилки. Рядом уже суетились лекари, обрабатывая особо серьезные раны и отправляя остальных по больницам.

— Меншикову, Голубеву, Строганову, Забелло и Воронцова.

Я стиснул зубы от злости и ударил рукой по асфальту.

— Юсупов ушел. Плохо. Он, судя по всему, был у них главным.

— Это нам еще предстоит проверить. Но вы не волнуйтесь, ваше сиятельство, — успокаивал меня дознаватель. — Сегодня мы с вашей помощью сорвали банк. Эти от нас уже никуда не денутся.

— Уверены? У таких громких фамилий много связей.

— Поверьте, ваше сиятельство. Эти уже не отбрехаются и не сорвутся с крючка, — Бестужев кивнул в сторону, и я проследил за его взглядом.

Возле фургона, охраняемого вооруженными до зубов сотрудниками, беседовали Корф и Великий князь Александр Константинович. Тот самый эпатажный менталист Романовых.

— Как видите, император имеет личный интерес к этому делу.

Видимо, его императорское величество решил отправить собственного менталиста, чтобы вскрыть головы заговорщикам. Разумно. Да и ранг Великого князя позволял надеяться, что он сможет вытащить из их черепушек все тайны.

— Значит, можно считать, операция удалась?

— Скорее да. Вышло гораздо громче, чем мы надеялись, но и такой вариант предусматривали. Так что… Все, что нужно, прикроют официальными заявлениями.

Я все-таки смог приподняться на локтях и увидел чудовищную и прекрасную картину одновременно. Величественный Юсуповский дворец, этот шедевр петропольского классицизма и жемчужина набережной, пылал, точно нероновский Рим. Стонали, обваливаясь, перекрытия, гудело пламя. К темному небу вздымались столбы искр.

Оплот разврата погибал почти по-библейски — в адском пламени.

И мне эта картина почему-то принесла лишь облегчение. Жаль только, что вместе с хоромами князя в небытие канули и возможные улики, которые могла оставить Аспида. Впрочем, их поиском у остальных заговорщиков теперь возьмутся дознаватели. И будут вынюхивать со всей кропотливостью — император-то наблюдает.

— Миша! — Сперва я не узнал в этом визге голос Ани Грасс.

Революционерка, байкерша, будущая психометристка и просто классная девчонка подлетела ко мне и сгребла в объятия. Ей выдали одеяло, чтобы прикрыть срам костюма официантки, и от него пахло стариной и плесенью.

— Живой! Живой! — словно не веря своим глазам, повторяла Анька. — Господи, я думала, что уже все… Что не успела…

Я неуклюже обнял ее, и, к моему изумлению, девушка разрыдалась у меня на плече.

— Ты сейчас своей тушью мне весь костюм перемажешь, — проворчал я, все же крепче ее обнимая. — Ты чего раскисла, злюка?

— Думала, что не успела…

— Да что мне сделается-то?

— Что-что? Склеп фамильный! — всхлипнула Грасс и наспех вытерла слезы. — Я бы не простила себе, если бы потеряла вас… обоих… там.

Она отстранилась, и я плотнее закутал ее в одеяло. Сам от слабости даже холода не чувствовал. Сила вышла из меня почти полностью — сейчас даже прикурить бы не смог. К слову об этом…

— Ань, дай сигарету. Я знаю, что у тебя есть.

Грасс молча протянула мне пачку и чиркнула зажигалкой.

— Я сама пустая. Неделю пластом лежать буду.

Я затянулся крепким дымом, глядя на догорающий дворец.

— Значит, мы, выходит, герои.

— Ага, — ответила Аня, привалившись ко мне. — Герои. Ну и комедия…

Говорить не хотелось. Мы просто глядели на огненную пляску и торжество стихии, пока резкий незнакомый голос нас не окрикнул.

— Ну совсем стыд потеряли! Тут полевой лазарет вообще-то, а они курят!

Я рассмеялся и потушил недокуренную сигарету в луже. Аня кивнула мне и отошла, предоставляя лекарям заниматься моими ранами.

— Что могу сказать, — протянул целитель, тут же начав сканировать мое тело. — Везучий вы человек, ваше сиятельство.

— О, я знаю…

В больницу я все же уехал — после того, как меня внимательно осмотрели аж трое лекарей, вынесли предварительный вердикт, накачали какими-то капельницами и посадили в фургон с красным крестом. Еще несколько часов я провалялся под сонным заклинанием, пока меня мыли, штопали и превращали обратно в функционирующий организм.

И лишь после того, как тело потребовало кофе, я понял, что был в порядке. Даже получилось встать и дойти до сестринской комнатки.

“Ну здравствуй, Михаил Николаевич. Вижу, очнулся”.

Я дернулся и едва не выронил чашку с обжигающе горячим напитком от внезапно установившегося ментального канала. Ушибленная голова тут же взорвалась лютой болью, а к горлу подкатила тошнота.

“Если ты не один, делай вид, что ничего не происходит”, — предупредил меня голос. — “Мы с тобой еще не закончили”.

Шувалов. Это был голос Шувалова.

“Что тебе нужно?” — коротко спросил я и отошел подальше от людей.

“При иных обстоятельствах я бы попытался тебя убить, но мы с тобой еще можем быть друг другу полезны”.

“С чего мне тебе помогать?”

“Например, с того, что ты очень любишь свою сестру и наверняка захочешь увидеть ее снова”, — улыбнулся в моей голове бежавший граф. — “Живой и невредимой”.

Глава 37

У меня внутри словно все оборвалось.

“Только посмей ее тронуть, урод!” — рявкнул я не только ментально, но и вслух. Лишь обеспокоенный взгляд медсестры, высунувшейся на шум, заставил меня обуздать эмоции. — “Только попробуй!”

“Не беспокойся, Михаил Николаевич. Ее жизни ничего не будет угрожать, если ты включишь мозги и станешь вести себя хорошо”.

“Чего ты хочешь?”

“Встретимся — обозначу”, — отрезал Шувалов. — “Спасская пристань к западу от Воронцовой дачи. Через час. И помни, что, в отличие от тебя, Ольга не может похвастаться силой. Придешь не один — ей конец”.

Беглец мгновенно оборвал ментальный канал, и я остался в тишине — с чашкой уже ненужного кофе, раскалывающейся головой и липким потом на спине.

Только не Ольга. Только не сестра. Внутри меня кипел гнев, но и страха было достаточно. Под ложечкой противно засосало, а из легких внезапно исчез весь воздух.

Нельзя поддаваться панике. Хотя и прорабатывать план времени тоже не было. Чтобы оказаться возле Воронцовой дачи через час, требовалось выезжать немедленно.

Дерьмо. Хреновый путь выбрал Шувалов для начала сотрудничества через угрозу моей сестрице. Но чтобы добраться до него и прикончить голыми руками, сперва требовалось прибыть вовремя.

Как и был — в больничной пижаме и мягких резиновых тапочках, я добрался до своей палаты и прихватил те немногие вещи, что передали сотрудники Отделения — ключи от Вити, паспорт и бумажник. Витю отогнали к больнице, памятуя о моей привычке сбегать из лечебниц раньше срока.

Отведя глаза медсестрам, я пробрался на улицу и отыскал автомобиль. Теперь предстояло решить самое главное — сообщать Корфу или нет. С одной стороны, рисковать жизнью Ольги я не хотел. С другой — подстраховка мне все же была нужна.

Первым делом я попытался связаться с Серегой. Он должен был быть вместе с Олей. Я специально настоял на том, чтобы сестра оказалась в его обществе — Сереге можно было доверять. Да только кто знал, что его отец был замешан в делах Аспиды?

— Дерьмо! — Я с отчаянием треснул кулаком по рулю.

Серега не отвечал. До него даже нельзя было дотянуться ментально. Словно парень был либо под очень надежным и плотным куполом, либо без сознания, либо… Нет, он все-таки бессмертный. Даже если умер, то воскреснет, Иисус хренов.

До Корфа и Бестужева дозваться тоже не вышло — оба, очевидно, были на допросе. А когда сотрудники работали, чаще всего ставили ментальные блоки на внешнюю связь. Да и дело, к тому же, было ночью.

Оставалось совсем немного вариантов.

“Аня!” — позвал я, особо не надеясь получить ответ. Все же девчонке тоже досталось. — “Аня, отзовись!”

“Если всему миру не угрожает опасность, то пошел в жопу”, — сонно ответила Грасс. — “Соколов, я тебя очень ценю и даже в какой-то степени люблю, но, черт возьми, до утра ждать не может?”

“Нет. Мне нужен твой шеф. Попроси его связаться со мной. Немедленно”.

“А говна на лопате?” — огрызнулась девушка.

“Шувалов похитил Олю. Мою Олю”.

Пара секунд молчания — и ментальные интонации Грасс изменились.

“Будь готов в течение пяти минут. Он сам с тобой свяжется”.

Я тем временем уже завел мотор и выехал к воротам. Сонный сторож попытался что-то возразить, но заткнулся и нажал на кнопку, когда я молча сунул ему рубль. Видимо, в этот момент мою рожу так перекосило, что лучше было не связываться.

“Здравствуй, Михаил”, — голос Радаманта — такой же хрипловатый и скрипучий, раздался в моей голове. — “Анна сказала, ты меня ищешь”.

“Мне нужна помощь”.

“Почему ты решил, что я намерен тебе помогать? Мы не друзья, Михаил”.

И никогда ими не будем. И все же общие интересы способны сплотить даже вчерашних злейших врагов. Пусть и на время.

“Потому что причина моей проблемы — член Аспиды”, — ответил я. — “Беглец, но, увы, не Юсупов. И он угрожает моей сестре”.

“И чего ты хочешь от меня?” — с интересом спросил Радамант. — “Чтобы я убрал Шувалова?”

“Подстраховки. Я хочу спасти сестру. Шувалов — ваш. Если мне не изменяет память, ты хотел избавиться от всех аспидовцев. Если это намерение еще актуально, записывай адрес. Он назначил мне встречу на общественной пристани возле Воронцовой дачи. Через час”.

Радаманта это, казалось, даже забавляло. Ну конечно, Миша Соколов, который столько раз хотел послать этого косоликого подальше, теперь сам приполз и молил о помощи.

“Думаешь, он заманивает тебя в ловушку?” — спросил Радамант.

“Это очевидно. Если он убьет меня сейчас, может восстановить свою репутацию в Аспиде. Или как минимум избавится от человека, который многовато о нем знает. В его интересах, чтобы я пошел на корм рыбам. А в ваших — чтобы рыб кормить отправился Шувалов. Решай, Радамант”, — сказал я и оборвал связь.

Оставалось надеяться на то, что я его зацепил. Можно сказать, я преподнесу ему одного из заговорщиков на блюдечке. Детей мне с Шуваловым не крестить, так что пусть развлекается как хочет. Только сперва я верну Олю.

Жать на педали в резиновых тапках было неудобно, зато ночной город был свободен. Одна беда — я как раз попал на время разводки мостов. Что хорошо туристу, то петропольцу — смерть.

— Да что ж такое!

Я двинул дальше по набережной до Южного моста — высокого новодела, который не требовалось разводить — корабли проходили под ним. Этот маневр стоил мне дополнительных двадцати минут, и остаток дороги до Воронцовой дачи пришлось гнать.

Наконец впереди показался нужный указатель. Я проехал чуть дальше и свернул к Спасской пристани. Здесь располагался публичный парк, а местные жители ставили на прикол свои посудины.

Пристань была пуста. Время близилось к рассвету — горизонт понемногу светлел, наливаясь бледными красками. Легкий ветер поднимал слабую рябь на заливе.

Я увидел Шувалова издалека — он в одиночестве стоял возле перил и, казалось, тоже меня заметил. Выбравшись из автомобиля, я направился прямиком к беглецу.

— Один? — Громко спросил он.

— Как договаривались. Где Ольга?

— В безопасности. Сперва поговорим, я сделаю тебе выгодное предложение, и, если ты его примешь, то сможешь ее забрать.

Я усмехнулся.

— А почему бы мне сейчас просто не вскрыть тебе башку и вытащить из нее информацию о том, где она?

Шувалов рассмеялся. Нервно. Наигранно.

— Потому что ты слаб, Соколов. Ты растратил все резервы и не мог восстановиться за неполную ночь. Уж поверь, я знаю, насколько тяжело копить силу после того, как выдашь ее всю без остатка.

— Ты не знаешь, что я потратил всю.

— Не смеши, Михаил Николаевич. Будь ты в силе, то наколдовал бы кучу щитов, призвал “Берегиню” и наверняка с самого начала начал бы разговор с позиции силы. Но нет, ты сейчас стоишь передо мной — слабый, усталый, едва на ногах держишься. Единственное, что заставило тебя выползти из больничной палаты — это сестра. На то и был расчет.

— Тогда откровенничай до конца, — осклабился я. — На кой хрен ты меня вытащил из теплой постельки? Убить хочешь или что?

— Убить я тебя хочу, но сейчас от живого Соколова пользы больше. Помоги мне бежать.

А ведь Шувалов и правда готовился к побегу — в руках молодого графа была дорожная сумка, да и сам он был одет непривычно скромно, если не сказать дешево. Словно собирался затеряться в толпе.

— Что, боишься, что поджарят за бегство?

— Ты знаешь, что они могут.

— Тогда проси защиты у Отделения. Пойди на сделку — с тебя показания и информация, от Корфа — помощь. Ну, лежанка на нарах помягче, колодки по размеру…

— Не в том ты положении, чтобы ерничать, — огрызнулся Шувалов. — Впрочем, и у меня выбора мало. На каторгу я не хочу — не протяну там долго. И бегу я не от ищеек, а от Аспиды. Того, кто занимал высокое положение в кружке, бивать не станут. Будут пытаться освободить всеми средствами. А от таких, как я, избавятся. Поэтому я хочу убраться быстрее, чем они отреагируют. И даже готов предложить тебе подарок. Считай это знаком моей доброй воли.

— Что за подарок?

— Информация. Я скажу тебе то, за что меня убьют. И даже если они это сделают, я буду знать, что все равно подложил им свинью.

— Не очень ты лоялен к своим патронам, — улыбнулся я.

— С чего мне хранить им верность? Они обманули меня с самого начала. Обманом втянули в эту игру и сделали пешкой. Когда я это понял, было слишком поздно — я влез в эту гадость по самые уши. Назад пути уже не было.

— Тогда если хочешь нагадить напоследок, говори.

— Моего дядю и его семью убили с подстрекательства Аспиды. Прямых доказательств нет. Но еще когда я был в Швейцарии, два года назад, со мной встречалась графиня Строганова. Отдыхала на водах и нанесла визит. Я тогда не понял, к чему были ее вопросы о моих планах на будущее, на возвращение в Россию… Но когда я стал наследником, она была первой, кто нанес мне визит. Мне намекнули, что мое внезапное возвышение не обошлось без сторонней помощи. Я стал от них зависеть. Мне поручали задания — и я их выполнял. И именно Строганова знала о помолвке с Ирэн фон Штофф.

Интересно складывалось дело. Не могла ли Строганова знать об истинном происхождении Ирки? Если так, то Аспида могла формировать свои матримониальные планы. Понять бы только, зачем.

— Более того, я уверен, что вся тряска родов, что случилась за последние полтора года, было делом рук Аспиды. Они умело избавлялись от неугодных, несговорчивых и нелояльных их идеям глав родов.

— Ну, тут не только аспидовцы постарались, — справедливо заметил я. — Радикальные группы надеждинцев тоже отличились.

— А откуда они получали точную информацию? — вспыхнул Шувалов. — Откуда знали, где, когда и по кому бить? Даже мой дядя… У него была охрана, он сам был одаренным, как и вся его семья. Нет, Соколов, все это было грамотно подстроено. Аспида уже давно вела свою работу.

Я молча пялился на воду и мерно покачивавшиеся лодки. Нет, с такими знаниями и предположениями нельзя было давать ему уходить. Следовало взять Шувалова под белы рученьки и сопроводить в Петропавловку на интересный разговор с Корфом. Потому что не мог Шувалов додуматься до такой теории заговора на пустом месте. Значит, были звоночки, косвенные улики, ниточки…

— Нельзя тебе сейчас уезжать, — сказал я. — Хочешь нагадить — сотрудничай. Возможно, даже получится выбить для тебя особые условия за вклад в дело.

— Ты не понимаешь. Вы все не понимаете! — взволнованно крикнул Шувалов. — Если останусь, я не жилец, Михаил. Мне известно, что ты сотрудник Отделения. Я знаю, что ты под крылом у Корфа и старшей Штофф. Но даже с твоим влиянием, даже если представить, что ты встанешь на мою сторону и попытаешься меня защитить, ничего не выйдет. Я слишком много выяснил. Я и дня не протяну, если не покину Россию.

— Думаешь, тебя не найдут за границей? — кисло улыбнулся я. — Твоя любимая Швейцария, конечно, не выдает преступников, даже политических. Но, думаешь, Аспиду это остановит? Если они настолько могущественны, что смогли обезглавить столько семей и поставить своих марионеток, то, поверь, от тебя быстро не останется мокрого места.

Шувалов рассеянно пожал плечами.

— В Европе у меня гораздо больше шансов затеряться. Кроме того, дальнейшее — это уже мои проблемы. Я лишь прошу тебя, нет, требую, чтобы в обмен на всю эту информацию ты помог мне покинуть страну.

— Ты хочешь, чтобы я тебя охранял? Или сделал тебе фальшивый паспорт? Конкретнее, Семен Павлович! Силушки, как ты сам сказал, у меня нет…

— Прикрой мне путь к отступлению, — тараторил Шувалов. — У меня был запасной вариант, я все продумал. В Таллине, в порту, у меня есть подвязки. Все уже устроено и куплено. Я смогу добраться морем до Киля, а оттуда уже отправлюсь… Впрочем, не имеет значения, что дальше. Просто помоги мне добраться до Таллина.

Я потихоньку начал кое-что смекать.

Не зря, ох не зря Шувалов назначил мне встречу именно здесь. На этом побережье, где аристократия любила отдыхать и ходить на катерах да яхтах по Балтике, могли найтись суда, способные доставить нас в Таллин. Я-то думал, что Шувалов захочет от меня помощи в проходе через сухопутную границу.

Только беда в том, что я ни черта не смыслил в морских походах. Не знал, как управляться с катерами и яхтами. Черт возьми, да я бы и с надувной лодкой-то с трудом справился.

Но Оля и Серега как раз сегодня были в море. Значит, воронцовская яхта уж точно на ходу. Неужели Шувалов решил отжать судно бывшего сообщника по заговору?

— Где Ольга и Сергей? — я шагнул к беглецу, и тот вскинул руку в предупредительном жесте.

— Ни шагу дальше, пока мы не договорились, — сказал он. — Они в порядке. Но отыскать ты их сможешь после того, как поклянешься и дашь слово дворянина, что мне поможешь. Без клятвы сделки не будет.

Ах он сволочь. Подкованный, зараза. Что ж, сейчас я могу дать ему уйти. Но это не помешает мне потом передать всю информацию сотрудникам отделения и объявить на него настоящую европейскую охоту. Сейчас безопасность Ольги была важнее.

— Хорошо, — наконец согласился я. — Даю слово дворянина, что не стану на тебя покушаться, пока ты не доберешься до Таллина.

Шувалов мрачно усмехнулся.

— Меня не устраивает такая формулировка. Дай слово, что поможешь мне.

— Козел ты, Семен Палыч, — вздохнул я. — Даю слово, что помогу тебе бежать из Петрополя и не трону до самого Таллина, пока ты не сгинешь с глаз моих.

Аспидовец кивнул.

— Так уже лучше. Как только мы доберемся, я скажу тебе, где твои сестра и друг. К слову, клянусь, что ни один волос не упал с головы Ольги Николаевны. Я сейчас думаю только о себе, но все же и у меня есть принципы.

— Благодарности не дождешься, — огрызнулся я. — Не будем медлить. Морем или сушей?

Шувалов воровато огляделся по сторонам и крепче вцепился в дорожный саквояж. Действительно, предусмотрительный товарищ. Даже эвакуационную сумочку припас. Значит, предполагал, что все могло пойти наперекосяк.

— Я боюсь не столько Аспиды, сколько того, кто ею управляет, — тихо сказал он и шагнул мне навстречу. — Думаешь, главным был Юсупов?

— Мне-то откуда знать? Мне известно лишь, что он смог уйти.

— Смог. Но он — организатор. Юсупов координировал действия кружка. Занимался, так сказать, операционной деятельностью. Но идея… сам замысел принадлежал не ему.

Я недоверчиво уставился на Шувалова.

— Что ты имеешь в виду? Хочешь сказать, есть кто-то еще выше?

— Я ничего не смогу доказать. У меня нет документов, свидетельств… да и не позволят. И даже если я просто назову имя, это…

Он не договорил. Внезапно Шувалов захрипел, выронил саквояж и схватился обеими руками за горло. Я ощутил мощнейший импульс силы — прямо здесь, в этом самом месте. Родовуха внутри меня вздыбилась, как напуганный конь, и я инстинктивно отшатнулся.

Изо рта Шувалова хлынула кровь, из глаз потекли розовые слезы, из носа тоже полило…

— Эй! — Только и успел сказать я, когда беглец рухнул на песок.

— П… Поздно… — булькая, прошептал Шувалов и упал плашмя.

Я мгновенно окружил себя слабым сиянием “Берегини” — свечение заклинания было совсем бледным. Сил сейчас не хватило бы и на пару хороших “Колобков”.

— Я не причиню тебе вреда, Михаил, — хрипло сказали у меня за спиной.

Я обернулся. Как? Как, черт возьми, он умудрился подкрасться так близко?

Радамант приподнял шляпу в приветственном жесте. Полы плаща развевались на ветру, и он медленно шагнул ко мне. Все такой же, как и всегда — до чертиков загадочный и с обезображенным лицом.

— Благодарю за помощь в уничтожении еще одной аспидовской твари, — криво улыбнулся он. — Признаюсь, не ожидал такого подарка.

Я растерянно смотрел на мертвого Шувалова и с трудом заставил себя поднять глаза на Радаманта.

— Что ты наделал?!

Глава 38

— Что ты, мать твою, наделал?! — взревел я и бросился на косоликого.

Но тут же напоролся на прозрачный барьер. Невидимая преграда мягко, даже бережно, оттолкнула меня назад.

Радамант воздел руки в примирительном жесте.

— Остынь, юноша, — спокойно проговорил он и поправил сбитую ветром шляпу. — Давай без резких движений. В твоем нынешнем состоянии это будет смотреться жалко.

Да насрать мне было, как все это могло смотреться!

— Ты идиот! — прошипел я. — Он единственный знал, где Ольга! А теперь, когда ты его завалил, как мне ее искать?

Радамант, впрочем, даже не сделал вид, что сожалел о своей преждевременной мести.

— Он начал заговаривать тебе зубы. Ты согласился на сотрудничество. С ним! — Он презрительно плюнул себе под ноги. — Об этом мы не договаривались.

— О том, что ты его вот так завалишь, мы тоже не договаривались!

Твою мать. Нашел помощника на свою беду. Балда ты, Миха. А ведь чуяла моя пятая точка, что с надеждинцами надо держать ухо востро. Но я не ожидал подобного от Радаманта. От Аньки Грасс — да, вполне. Она ведь тогда завалила предателя Афанасьева и бровью не повела. Но я надеялся, что Радамант покажет себя более прозорливым.

И зря надеялся.

Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо! Мало того что поиски сестры здорово усложнились, так еще Шувалов не успел рассказать, что успел накопать на Аспиду. Не нравилось мне то, что он смог рассказать перед смертью. Ох, не нравилось… И если учитывать, что Юсупов бежал, а над ним был кто-то еще…

Короче, рановато расслабляться. Да, на маскараде мы взяли многих важных аспидовцев, но не отрубили главную голову этой гидры. А это означало, что вскоре могли вырасти новые. И вычислить их теперь будет еще сложнее.

Я не был уверен, что Шувалов говорил правду. Но молодой граф точно был напуган и прекрасно понимал, что проживет недолго. На его месте, осознавая свои высокие шансы не встретить следующий год, я бы, пожалуй, и правда решился навалить своим будущим убийцам самую большую и вонючую кучу под дверь. Но то я. А что было в голове у Шувалова, я точно сказать не мог.

— Мы договаривались, что я тебя подстрахую и получу в качестве платы за услугу голову аспидовца, — голос Радаманта заставил меня отвлечься от судорожных размышлений. — Я тебя подстраховал. Ты обеспечил мне аспидовца. Все честно. О том, что я должен помогать тебе спасать сестру, речи не было.

— Ну ты и говнюк, Радамант.

Косоликий усмехнулся.

— Боюсь, это не новость. Как бы то ни было, я благодарен за наводку. Одной проблемой меньше. А что до твоей сестрицы… — он взглянул на море, где на горизонте под лучами восходящего солнца красовалась небольшая яхта. Судно явно держало курс на берег. — Полагаю, она либо в усадьбе Воронцовых, либо на том кораблике. Причем я ставлю на кораблик.

Он закурил и облокотился о перила причала, задумчиво глядя на горизонт. Залив успокоился, ветер стих, и окружающий пейзаж казался почти идиллическим. Кабы не распластанное на деревянном настиле тело графа Шувалова.

Пару минут мы стояли молча. Я все так же безуспешно пытался докричаться до Корфа и Бестужева — глухо, как в танке. Ищейки явно работали под мощным куполом.

— Ладно, дальше ты сам разберешься, — сказал Радамант и бросил недокуренную папиросу в песок. — Бывайте, ваше сиятельство.

Он развернулся, снова поправил шляпу и неторопливо направился в сторону дороги. Я подавил порыв броситься за ним. Зачем он мне теперь? Мертвецу в голову не залезет, ничего толком не считает, если только в нем случайно не откроются таланты психометриста. А меня сейчас куда сильнее заботили поиски Ольги, нежели расспросы об Ордене Надежды.

Я пригляделся к яхте. Красивая посудина, и шла точнехонько к частному причалу во владениях Воронцовых. Что ж, даже если это не та яхта, я мог попытаться что-нибудь выяснить. Оля уезжала сюда и должна была остаться здесь на ночевку. А у меня, как у ее брата, были основания требовать информацию от слуг в любое время дня и ночи.

Этим и воспользуюсь.

Стараясь идти не по песку, а по дощатому настилу, я поспешил в сторону Воронцовой дачи. Благо здесь было совсем рядом — общественный причал утыкался в территорию князя восточной частью. Добравшись до ограждения, я не стал перелезать, а направился к воротам. Пришлось пройти с добрый километр, и только когда я оказался перед заветной оградой, вспомнил, в каком виде сюда приехал.

В больничной полосатой пижаме и резиновых, блин, тапочках. Эксцентричненько.

Что ж, по крайней мере местные слуги знали меня в лицо. А что до нестандартного вида — так слуг годами дрючили сохранять невозмутимость в любой ситуации.

Я нажал на кнопку звонка, и через несколько мгновений из сторожки вылез взъерошенный, но отчаянно бодрившийся охранник.

— Чего тебе?

— Михаил Николаевич Соколов, сын графа Соколова. Требую информацию о местонахождении моей сестры Ольги Николаевны.

С каждым моим словом сна в глазах охранника оставалось все меньше.

— Эмм… Пардон, ваше сиятельство. Не признал вас в… Очень по-домашнему выглядите. Случилось чего?

— Отвечай, где моя сестра, — прошипел я сквозь решетку. — Иначе, богом клянусь, ограду расплавлю так, что металл тебе ботинки прожжет.

— Момент!

Ничего не понимающий охранник заскочил в свою сторожку. Я услышал звуки телефонных гудков, где-то вдали раздалась трель звонка. Охранник кратко описал ситуацию и, видимо, получил разрешение меня впустить. Я нетерпеливо барабанил озябшими пальцами по решетке.

— Прошу, ваше сиятельство, — он открыл передо мной калитку и тут же запер, едва я протиснулся на территорию Воронцовых. — Дело вот какое… Не серчайте, но сестрицы вашей в усадьбе сейчас нет…

— Об этом я уже догадался, — хмуро кивнул я. — Где она? Где Сергей Андреевич?

— Эх… Давайте я лучше провожу вас к Евгению Васильевичу. Он точно в курсе, что да как. А то сейчас скажу чего-нибудь неправильно и навлеку гнев… А, поздно. Вот и он сам.

В усадебных окнах уже потихоньку загорался свет — многие слуги вставали до рассвета, чтобы успеть все приготовить к новому дню господ. А в загородной усадьбе дел хватало.

Со стороны хозяйственного крыла к нам спешила одинокая фигура — мужчина зябко кутался в куртку и, старательно избегая ступать на покрытую росой траву, семенил к нам.

— Евгений Васильевич! — поприветствовал охранник и указал на меня с легким поклоном. — Вот, их сиятельства волнуются за нашу гостью… Аж лично прибыли…

Мужчина еще не успел одеться в ливрею и предстал передо мной в чуть менее домашнем виде. Скользнув по моей пижаме кратким взглядом, он поклонился.

— Ваше сиятельство, прощения просим, что не доложили об изменении планов. Вчера Сергей Андреевич и Ольга Николаевна отбыли на прогулку. Намеревались вернуться к позднему ужину. Однако вечером нам передали по радио, что господа изменили планы и решили зайти на Сескар и заночевать там, а утром вернуться домой. Вот… Сами ждем. С берега доложили, что совсем скоро причалят. Только вот вернулись они раньше срока…

И я понимал, почему. Возможно, князю удалось связаться с Серегой и сообщить о произошедшем. Или не князь, а кто-то другой связался. Как бы то ни было, сейчас, пока старший Воронцов сидит в допросной на Петропавловке, формальным главой рода становится именно Сергей. И, разумеется, он на всех парах понесся в Петрополь, едва получил новости.

— Мне нужно их встретить, — заявил я. — У меня есть срочные новости для Сергея Андреевича. Проводите меня к пристани немедленно.

Евгений Васильевич достал рацию и вызвал какого-то Федора. Через несколько минут к нам подъехала небольшая машинка, похожая на помесь гольф-кара и УАЗика.

— Забирайтесь, ваше сиятельство, — пригласил Евгений Васильевич. — Причал далеко, если идти через парк. Так будет быстрее.

— Спасибо, — кивнул я и залез на пассажирское сидение.

Безмолвный водитель Федор притопил как на настоящем сафари — машинка быстро свернула с основной дороги и понеслась проселками. Подпрыгивая на каждой кочке, я едва не отбил зад, но через пять минут мы оказались возле пристани. Красотка-яхта как раз швартовалась. Я прочитал выведенное красивым витиеватым почерком имя судна — “Анна-Мария”.

Я кивнул водителю в знак благодарности и отошел подальше, позволяя персоналу работать. Еще через пару минут по лесенке спустились Серега и Ольга. Оба выглядели уставшими, но взбудораженными.

— Доброе утро, — хмуро поприветствовал я.

Глаза Ольги расширились до формы монет.

— Миша? Что ты здесь… Господи, ты в пижаме! Что стряслось?

А стряслось то, что Шувалов меня обманул. Не брал он никого в плен — разве что выяснил у Воронцова-старшего, что Серега с Ольгой отправились на морскую прогулку. И ловко воспользовался этой информацией, чтобы вытащить меня на встречу.

С одной стороны, я был рад, что все это время сестра была в безопасности. С другой — неприятно было чувствовать себя обманутым. С другой стороны, Шувалову это не помогло, спасибо Радаманту.

— Сергей, нужно поговорить наедине, — сказал я не терпящим возражений тоном.

Друг хмуро кивнул. Видимо, кое-какие новости все же успели до него долететь. Ольга, явно ничего не понимавшая, осталась возле лесенки. Я же отвел Серегу в сторону.

— Ты уже знаешь?

— О чем именно? Что отца задержали?

— Знаешь, выходит, — вздохнул я. — Кто тебе сказал?

— Связались из Тайного отделения. Сообщили, что отец задержан. Приказали быть в Петрополе и ждать новостей. Потому мы и двинули домой среди ночи. Только легли спать, как меня разбудил этот… Бездушин? Бесстужий?

— Бестужев, — поправил я. — Все верно. Он среди тех, кто занимается вопросом. Больше тебе ничего не сообщили?

Серега покачал головой. На его смазливом лице отчетливо читалась растерянность.

— Миша, я не понимаю… И почему ты здесь?

— Позже расскажу. Случайно вышло. Короче, Серега, у тебя проблемы. Вернее, не у тебя, а у твоего отца. Но, сам понимаешь, это наложит тень и на твою репутацию.

— Да что случилось?! — друг заорал так, что все люди на пристани обернулись в нашу сторону.

Я дернул его за руку.

— Тихо! Пока — тихо. Прости, что узнаешь это вот так, но лучше от меня, чем от ищеек. Твой отец — один из членов Темной Аспиды. Его и остальных членов кружка взяли под стражу при обсуждении заговора о провокации в Сенате. Сейчас он в Отделении на допросе.

Сергей слушал меня, явно не веря ни единому моему слову.

— Нет… — он растерянно замотал головой. — Быть не может…

— Боюсь, это правда. Я участвовал в операции по задержанию. И сам не ожидал увидеть его среди заговорщиков.

— Нет! Это полный бред! Он бы никогда…

— Тихо! — я сжал его руку со всей силы. — Держи лицо, Сергей. Сейчас не время для слабости. Ты понимаешь, что все это означает?

Младший Воронцов, казалось, вообще ничего не слышал. Он тупо пялился в одну точку где-то за моей спиной, в остекленевших глазах читался ступор.

— Да чтоб тебя… — я врезал ему пощечину. — Соберись! Ты наследник! Веди себя как наследник!

Удар подействовал эффективнее слов. Серега дернулся, но его взгляд обрел осмысленность.

— Поклянись, что это правда.

— Слово дворянина. Сам видел. К сожалению, больше, чем хотелось.

Лицо Воронцова ожесточилось, но он смог обуздать эмоции и лишь коротко мне кивнул.

— Ольга, Михаил, прошу вас быть моими гостями этим утром, — сухо обратился он к нам с сестрой. — И мне срочно нужно сделать несколько звонков поверенным нашей семьи.

***

За последние сутки я освоил искусство сна во всех мыслимых и немыслимых позах и обстоятельствах — по-другому прикорнуть просто не было времени. Зато теперь я начал понимать Корфа. Полагаю, вредный характер и некоторую грубость усугубил хронический недосып в сочетании с конскими дозами кофеина.

Потому что к концу следующего дня я сам ненавидел все и всех и был готов убить за возможность поспать на горизонтальной поверхности.

Но хрен мне.

Сначала мы с Ольгой помогали Сереге разобраться с его статусом, пока князь пребывал в заключении. Часть вопросов от имени старшего Воронцова могли решать поверенные, а что-то было доверено самому Сергею. И парень чуть пальцы не переломал о телефонный диск, пока выяснял, что к чему.

Параллельно я смог достучаться до Бестужева и сообщить о трупе Шувалова. Через час на берегу уже орудовала бригада, а меня вызвали на ковер. Егорушка привез из Ириновки нормальные вещи для меня и забрал Ольгу домой.

А я отправился на Петропавловку.

И теперь, после пятой чашки самого дерьмового кофе в мире, я был готов убивать голыми руками.

— Еще раз, — Бестужев ходил кругами по кабинету, непроницаемый купол вибрировал инфразвуком, мои глаза слипались. — Зачем ты обратился за помощью именно к Радаманту?

— Еще раз объясняю, — устало ответил я. — Затем, что моей сестре угрожал беглый аспидовец, а вы были заняты. У меня, знаете ли, нет корочки и права командовать всеми вашими дознавателями! Я вообще у вас в штате числюсь номинально! Решал проблему как мог.

Бестужев наконец-то перестал кружить и уселся за стол напротив меня.

— Мне доложили, что ты очень живо интересовался жизнью этого Шувалова. Подноготную искал. Даже заказал одному журналисту расследование… Это, знаешь ли, вызывает вопросы. Я должен понять, кого убивали — аспидовца или личного врага.

Я обхватил голову руками. Господи, когда это закончится? Радамант, сучий он потрох, умудрился ко всему прочему крепко меня подставить.

— Шувалов мне с самого начала не понравился. Да еще он начал лезть в дела моей семьи. Нужно было перестраховаться и понять, что он за фрукт, поэтому я обратился к Андрюшину в частном порядке. И да, я просто не мог убить его сам таким способом. После того, что случилось на маскараде, я пуст. И Шувалов это откуда-то знал, раз решил встретиться со мной наедине. А Радамант воспользовался ситуацией и утолил жажду мести. Он ведь предупреждал, что будет убивать каждого аспидовца.

— И ты заручился его поддержкой, зная об этом, — скорее утверждал, чем спрашивал, Бестужев.

— Да. Потому что другого варианта в тот момент я не видел. Мне нужно было спасать сестру.

— Которая оказалась вне опасности.

— Я этого не знал. Тогда — не знал. И не мог связаться с Сергеем Воронцовым — он установил блок. У них там, оказывается, был романтик Сескарском маяке.

Бестужев придвинул к себе пепельницу и вытащил из пачки последнюю сигарету.

— Понять не могу, — закурив, он выдохнул тонкую струйку дыма в сторону, — скажи мне, Михаил Николаевич, вокруг тебя всегда такая концентрированная жопа? Я изучил твое дело — такого количества невероятных событий на единицу времени я еще не встречал. Всего пару лет работаешь, а уже…

Я устало пожал плечами.

— Честное слово, я не специально. Да, Шувалова мне прибить хотелось, но не моглось. И можете прочесть мою память — я уговаривал его не бежать, а сотрудничать.

— Память тебе Корф считает, это не моя специализация, — отрезал Бестужев и стряхнул пепел уже в похожую на ежа пепельницу. — Но непременно считает, я об этом позабочусь. Ты мне симпатичен, Михаил Николаевич, скрывать не буду. Но чем дальше, тем больше вопросов у меня вызывает твое присутствие во всем этом балагане. Иногда мне начинает казаться, что тебя намеренно заслали, чтобы еще сильнее запутать происходящее…

Он не успел закончить мысль. Дверь допросной распахнулась, и охранник впустил Корфа. Одним быстрым жестом Пистолетыч снял купол и помахал перед собой рукой, разгоняя дым.

— Допрос окончен, — сказал шеф. — Соколов, идешь со мной.

Бестужев удивленно поднял брови.

— Вальтер Макарович, мы еще не…

— Позже продолжите. Михаил, на выход.

Они оба замолчали, глядя друг на друга. Я понял, что общались ментально — судя по тому, как поникли плечи Гавриила Петровича, повод забрать меня был веским. Я поднялся со стула и хрустнул шеей — затекло все тело.

Корф тут же кивком велел мне выметаться. Мгновением позже в голове раздался его голос.

“Сейчас едем ко мне. У тебя будет полчаса, чтобы привести себя в порядок. Потом — в Екатерининский дворец”.

Я застыл посреди коридора.

“Куда, простите?”

“На кудыкину гору!”, — огрызнулся Корф. — “В летнюю резиденцию, ты не ослышался. Срочное совещание”.

“Хм. А я там зачем?”

“Понятия не имею. Номне доложили, что император желает говорить с тобой лично”.

Глава 39

Корф решил лично сесть за руль. Я устроился на переднем пассажирском и понял, что совершил ошибку. Несмотря на то, что автомобиль тайного советника был не по статусу скромным, в салоне все было отделано куда фешенебельнее, чем снаружи.

Я утонул в мягчайшем кожаном кресле, и на меня немедленно нахлынула волна сна, которой сейчас было невозможно сопротивляться. Глаза слипались сами собой, веки стали свинцовыми и опустились, дыхание выровнялось, и я провалился в сладкую дрему.

Почему-то перед глазами начали всплывать события прошедших суток — как меня настиг зов Шувалова, как я тайком выбирался из больницы, как убеждал оступившегося графа сотрудничать… Когда в памяти всплыло перекошенное от ужаса и боли лицо Шувалова, я распахнул глаза и с воплем подпрыгнул на сидении.

— Аааа! Черт!

— Извини, — Корф убрал руку от моего лба. — Решил воспользоваться тем, что ты задремал. Так процедура проходит менее болезненно.

— Вы бы предупреждали, а? — я сжался на сидении и заметил, что мы все еще стояли на парковке в Петропавловке. — Так-то я не против, но, чай, не самое веселое кино показываем. К такому неплохо быть готовым.

— Расслабься, все закончилось. Я тебе верю, но следовало убедиться.

— Нет вопросов. Работа есть работа.

— Именно, — кивнул Корф и наконец-то завел двигатель.

Я, считай, толком не спал двое суток, но сейчас, после веселого вмешательства Пистолетыча в мои мозги, сон как рукой сняло. Я пялился в окно, пока мы выезжали на Петроградскую сторону. Корф свернул на мост, и вскоре мы уже колесили мимо Марсового поля.

— Бестужев меня подозревает, — сказал я. — Понять бы, в чем.

— Он дознаватель. Работа у него такая.

— Но я вроде как дал клятву и давно играю на вашей стороне. Обидно, знаете ли.

Корф печально усмехнулся.

— Гавриил Петрович не такой отбитый параноик, каким может иногда показаться. Въедливый и дотошный — это да, за то и ценю. Но Гаврила не станет строить лишних теорий заговоров. И все же ты у нас, Михаил, действительно личность крайне противоречивая. Начать хотя бы с вопросов о твоем происхождении и обладании родовой силой. Это мы с тобой в курсе, в чем дело. Остальным это неведомо. И когда умные люди находят нестыковки, они начинают подозревать. Это логично.

— И что делать? — Спросил я, разглядывая в окно Михайловский дворец. В моем мире он был больше известен как Инженерный замок и место, где умертвили Павла Первого. — Будет не очень удобно работать, начни Гавриил Петрович сопеть мне в затылок.

— С Бестужевым я сам разберусь, — заверил Корф. — Кроме того, у него сейчас и без тебя полно работы. Дело Аспиды слишком щекотливое. Замешана высшая аристократия, и что с ними делать, я ума не приложу. Слишком суровое наказание может озлобить оставшихся дворян и настроить их против дворца, но и недожимать нельзя — не хватало разбираться с теми, кто осознает свою безнаказанность.

— Полагаю, это решать императору? — предположил я.

Корф кивнул.

— Решать, разумеется, его величеству и моему начальству. Но император сперва выслушает советников. И тут нужно сперва хорошенько покумекать, как бы не сесть в лужу.

— Здесь я точно не советчик, — вздохнул я. — Как по мне, столь дерзких предателей нужно уничтожать физически.

— Есть и другие варианты испортить им жизнь. Процедура разжалования, передачи титула иным лицам, отсечение от рода… Вспомни себя до обретения родовой силы. Вспомни, как к тебе относились. Для аристократа потерять силу хуже смерти.

Я молча кивнул. Как иронично складывалась, однако, жизнь: те, кто ратовали за чистоту крови и сохранение старых порядков, теперь рисковали оказаться на месте тех, кого они сами же и гнобили. Впору бы позлорадствовать, но я слишком устал от этой беготни. Еще будет время позубоскалить.

— Так мы едем на совет? — спросил я.

— Я еду отчитываться о проделанной работе, — Корф указал на лежавший на заднем сидении портфель, из которого торчала туго набитая документами папка. — А вот чего от тебя хочет император, неведомо даже мне.

Тем интереснее.

— Но вы его хоть обрадуете?

— Это с какой стороны посмотреть на происходящее. То, что существование Аспиды, которое многие ставили под сомнение, подтвердилось — вроде и хорошо. То, что взяли большую часть их верхушки — тоже хорошо. То, что предупредили серьезную провокацию и возможное покушение на жизнь государя — просто великолепно. Но какой ценой, Михаил?

— Ценой того, что за два года нашими и аспидовскими стараниями облик и состав петропольской аристократии изменился до неузнаваемости, — ответил я. — Это плохо?

Корф свернул на узкую улочку и, подъехав к ограде холеного дома, нажал кнопку звонка. Ворота с тихим шипением отворились, и мы въехали во двор.

— Не знаю, хорошо это или плохо, — признался шеф. — Но теперь все будет иначе, Михаил. Прежний порядок был хорош тем, что все понимали гласные и негласные правила. Сейчас старые порядки разрушились у нас на глазах. И сейчас рано делать выводы — болтанка продолжается. Наша задача — сохранить порядок и безопасность в переходный период. А как устаканится, там и посмотрим.

— Согласен.

— Но одно я тебе скажу точно, — Корф повернулся и заглянул мне прямо в глаза. — Такие встряски никогда не случаются просто так. Всегда есть дирижер. Возможно, Шувалов был прав в своих предположениях, и над Аспидой действительно стоит кто-то еще. В саквояже, который он прихватил с собой в бега, наши нашли его дневник. Шувалов действительно начал копать под Аспиду, когда понял, что его втянули в заговор. Пытался создать себе страховку на случай, если все пойдет наперекосяк. Но не успел.

— И все же до чего-то додумался, раз создал такую гипотезу.

— Все нужно проверять. И полагаю, не нужно объяснять, что теперь мы так легко этого кукловода не найдем. Выходи, Михаил, — он подхватил портфель с заднего сидения. — У нас мало времени.

Когда я начал работать на Тайное отделение, то первым делом попытался нарыть информацию о своем непосредственном руководителе. Род Корфов был довольно влиятельным в окрестностях Петрополя. Начало свое Корфы брали в Германии и принадлежали к древнейшему немецкому дворянству. Представители рода долгое время состояли в Тевтонском Ордене. А ветвь, из которой происходил Пистолетыч, происходила из Лифляндии и Курляндии. Фамильное имение имело забавное название Приекуле.

Имели Корфы, пусть и весьма натянутую, но связь с императорским домом — баронесса Екатерина Карловна Корф была дочерью графа Карла Самуиловича Скавронского, родного брата императрицы Екатерины Первой.

Тем удивительнее было выяснить, что тайный советник Вальтер Макарович Корф, обладая таким влиянием и богатством, предпочел поселиться в городской квартире, а не в одном из принадлежащих его роду особняков.

— Да вы аскет, ваше превосходительство, — улыбнулся я, когда мы зашли в дом, и, поднявшись на третий этаж, предстали перед дверью.

Корф удивленно на меня покосился.

— Не назвал бы себя скромником. Весь этаж принадлежит мне.

— И все же — квартира. Пусть и большая.

— Так проще. И удобнее. С особняками много возни, у меня нет на нее времени.

Впрочем, здесь шеф был полностью прав. Даже в Ириновке, хотя наша усадьба не могла похвастаться пышностью, постоянно приходилось решать кучу бытовых вопросов. То водопровод расшалится, то крыша потечет, то лестницу понадобится обновить. Я уже молчал о садовых работах и уборке немаленького дома. Все ложилось на плечи слуг, слугами управляли старшие, но все равно это отнимало время.

У Пистолетыча времени не было — это я уже давно понял.

Мы оказались в прихожей большой квартиры, какие я раньше видел только в старом кино. Высоченные потолки с лепниной, длиннющий коридор с рядом дверей. На ум сразу пришли классические питерские коммуналки, только здесь порядка было больше. Ремонт и обстановка были выполнены со вкусом — явно старался специалист. Но во всем, даже в воздухе, чувствовалась покинутость.

Квартиру постоянно убирали — ни пылинки на полках. Но не хватало женской руки. Точнее, руки настоящей хозяйки. Женщинам всегда каким-то чудом удается оставить неуловимый след своего присутствия. Здесь же остро чувствовалось, что владелец жил один и совершенно не заботился об уюте.

— Ванная комната в конце коридора, предпоследняя дверь, — сориентировал меня Корф. — Ополоснись в душе, а то от тебя разит конторой.

— А вы? — улыбнулся я.

— А я ею уже насквозь пропитался. Бессмысленно.

Я направился в душ, быстро разобрался с вентилями и рычажками. И через десять минут, почти что заново рожденный, предстал перед Корфом в честно стащенном хозяйском халате.

— Мне бы щетку одежную, — сказал я, глядя на пыльный костюм. — Хоть как-то почищу.

Шеф протянул мне щетку и достал из шкафа рубашку.

— На, надень свежую. Размер должен подойти.

Я взял рубашку и заметил на воротничке тонкую вышивку. Инициалы “Л.В.К.”. Интересно… Рубашка была классического кроя, но все же немного старомодного. Да и сшита явно вручную — не подходила по фигуре шефу. И пахла особенным запахом старой ткани, который появляется, когда вещь долго не используется.

Шеф поймал мой взгляд.

— Это моего сына, — сухо сказал он. — Так и не нашел времени раздать вещи.

Я хотел было задать вопрос, но напоролся на ледяной взгляд Корфа.

— Не мое дело? — осторожно предположил я.

— Не твое дело.

Я быстро переоделся, прошелся щеткой по одежде и даже успел немного начистить туфли. Вид у нас все равно будет неподобающий для приема, так что сильнее стараться смысла не было.

Корф тоже сменил рубашку на свежую, и я увидел в шкафу целый ряд одинаковых вещей. Вот уж кто поистине не заморачивался. В одном и том же хоть в притон, хоть к императору.

Уже когда мы спустились и сели в автомобиль, Корф на несколько мгновений уставился в пустоту перед собой.

— Леонид.

— Простите, что?

— Леонидом его звали, — прошептал шеф и повернул ключ зажигания.

***

Мы подъехали к Екатерининскому дворцу как раз впритык ко времени. При холодном дневном свете летняя резиденция Романовых выглядела не менее величественно, чем в вечер бала, но любоваться красотами возможности не было — слуги в ливреях нас торопили.

Я уже направил было ноги к парадной лестнице, когда Корф раздраженно меня окликнул.

— Не туда.

Понятно. Значит, все парадное великолепие открывали только по особым случаям. А для дежурного визита предстояло довольствоваться входом поскромнее.

Не успели мы подняться, как к нам тут же подлетел один из канцелярских служащих, очевидно, помогавший готовить совещание.

— Ваше превосходительство, — он поклонился Корфу и удовлетворенно кивнул, увидев меня. — С его сиятельством… Отлично. Михаил Николаевич, боюсь, на срочное совещание вы не допущены. Придется подождать аудиенции.

— Разумеется, — кивнул я, стараясь скрыть разочарование.

Ну и на кой черт я тогда понадобился, если даже не смогу прокомментировать операцию, в которой участвовал?

Корфа и остальных прибывших повели по коридору, а я остался в небольшом квадратном зале с какой-то амфорой в центре под наблюдениями аж трех слуг.

— Михаил Николаевич, прошу в приемный кабинет, — из-за угла вышел статный мужчина в ливрее с несколькими знаками отличия. — Там созданы все удобства для ожидания.

Я послушно проследовал за ним, зачем-то стараясь запомнить дорогу. Что хорошо в этих дворцах — почти все залы отличаются друг от друга, и их порядок довольно легко запомнить.

Меня привели в небольшую залу, обставленную диванчиками и креслами. Окна выходили на дворцовый сад и Квадратные пруды.

— Прошу, ваше сиятельство, — поклонился слуга. — Желаете чаю или кофе?

— Кофе, пожалуйста.

Раз уж оказался в почти что святыне, грех не попробовать, чем здесь поят гостей.

Кофе, к слову, оказался средненьким — у Матильды варили гораздо вкуснее. А может просто я соскучился по наставнице. Забрав с подноса чашку с ароматным напитком, я подошел к окну. Внизу, в садовом лабиринте из живой изгороди, где я встречался с госпожой Реей, резвились девушки. Их звонкий смех перекликался с журчанием фонтанов на прудах, и этот беззаботный шум доносился даже до меня. Девицы в легких платьях играли не то в прятки, не то в салки.

— Нравятся наши забавы?

Я вздрогнул от неожиданности и едва не уронил чашечку из императорского костяного фарфора. Из-за колонны вышла девушка, с которой мы уже встречались на балу. Великая княжна Надежда Алексеевна, младшая дочь государя.

О черт!

Я нервно огляделся, замешкался, думая, куда бы поставить чашку, чтобы поприветствовать девушку со всеми подобающими почестями. Увидев мои метания, она смущенно улыбнулась, словно стеснялась своего веселья.

— Михаил Николаевич Соколов, верно? — тихо спросила она.

— Ваше императорское высочество… — я все же поставил чашку и поклонился. — Прошу прощения, я не ожидал столкнуться с вами здесь. Это очень приятная неожиданность…

Самая скромная из императорских дочерей снова улыбнулась и подала мне руку. Я осторожно дотронулся до ее тонких пальцев — и едва устоял на ногах от мощного фона ее Благодати. Да уж, нелегко привыкнуть к Романовскому высшему рангу.

— Я тоже очень рада вас видеть, Михаил Николаевич, — тихо проговорила Великая княжна и поправила платье. — Слышала, вас пригласили на личную аудиенцию?

Я кивнул.

— Да, ваше императорское высочество. Только, увы, не представляю, что послужило поводом.

Надежда Алексеевна наклонила голову, словно внимательно меня изучала.

— Полно вам скромничать, ваше сиятельство. Думаю, вы прекрасно знаете, в чем причина. Осталось лишь понять, будут вас распекать или хвалить.

Холодный свет полностью убрал рыжину из ее волос, и сейчас Великая княжна казалась тенью самой себя — в сером скромном платье с белым воротником, с серыми глазами… Даже камушек ее перстня блестел серым на серебре.

— Этого, боюсь, я знать не могу.

Надежда Алексеевна отступила на шаг.

— Позвольте поделиться хитростью. От того, в каком кабинете вас будут принимать, можно понять, в каком расположении духа пребывает Его императорское величество. Если в Синем, значит, дело плохо и жди беды. Станет распекать на чем свет стоит. Если в своем привычном рабочем кабинете при библиотеке, то ни журить, ни хвалить сверх меры не станут. Но если вам посчастливится встретиться с моим отцом в Янтарном кабинете, то… принимайте поздравления. Оказаться в нем — уже само по себе честь.

— Благодарю, ваше императорское высочество, — улыбнулся я и снова поклонился. — Непременно запомню.

— Запомните обязательно. Что-то подсказывает мне, что вы еще не раз здесь окажетесь, — Великая княжна подошла к дверям. — Желаю удачи, ваше сиятельство.

И она выскользнула из зала так же бесшумно, как и проникла сюда. Я залпом допил остывший кофе и снова уставился на игры в саду.

Да уж, интересные знакомства завязываются в последнее время. Я надеялся, что Надежде Алексеевне не влетит за то, что осталась со мной наедине — а то у некоторых родов еще бытовали старые традиции, запрещавшие незамужним девушкам оказываться в обществе неродных мужчин.

Когда вторая чашка подходила к концу, в дверях возник уже знакомый мне слуга.

— Ваше сиятельство, собрание окончено. Его Императорское величество будет ожидать вас с Вальтером Макаровичем в кабинете. Позвольте проводить вас.

— Разумеется, — я спешно поставил чашечку на блюдце и поспешил за слугой, на ходу приглаживая волосы.

Интересно, в каком из кабинетов мы окажемся? Я прекрасно понимал, что операция не была исполнена идеально. Но вот насколько результат удовлетворит самого императора? И вообще, понимать бы, насколько государь был требователен…

Ну, как бы то ни было, сейчас узнаем, плетей нам отсыпят или похвалу.

Лакей остановился перед закрытыми дверями. Здесь меня уже дожидался Корф, и по лицу шефа было невозможно прочитать, что нас ожидало.

— Главное — не нервничай. И будь сдержанным, — шепнул он мне на ухо.

Двери распахнулись, и меня ослепило золотым сиянием. Пришлось даже зажмуриться — до того ярко сверкали огни люстр и зеркала. Проморгавшись, я затаил дыхание.

Перед нами была знаменитая Янтарная комната. Та самая, которую похитили во время войны, а затем долго и скрупулезно восстанавливали. Но здесь, здесь она была настоящей — еще краше, еще ярче. Настоящая жемчужина, словно весь этот зал был волшебной шкатулкой.

Корф мягко подтолкнул меня в спину.

— Не бойся. Иди.

Он зашел следом за мной, а я ступал осторожно и боялся лишний раз коснуться драгоценного паркета. Янтарь был всюду — на стенах от пола до потолка, в убранстве письменного стола и на подсвечниках.

В самом центре кабинета располагался маленький янтарный столик на изящно изогнутой ножке. На сверкающей всеми оттенками желтого и коричневого столешнице располагался ящик.

Императора не было.

Через несколько мгновений двери напротив распахнулись, и перед нами предстал сам Алексей Константинович. Мы с Корфом тут же сложились в поклоне. Энергичной походкой государь направился в нашу сторону и остановился в центре зала — как раз возле столика. Двери с обеих сторон закрылись с тихим стуком.

— Подойдите ближе, ваше сиятельство, — голос государя был мягким, но за ним чувствовалась сила, равной которой я не знал.

Я осторожно шагнул вперед и преклонил колени.

— Ваше императорское величество…

— Поднимитесь, Михаил Николаевич, — государь положил одну руку на ящик. — Полагаю, настало время расставить все по своим местам.

Глава 40

Я выпрямился и растерянно уставился на ящик. Небольшой, похожий на шкатулку, только инкрустированный разными породами дерева. Работа умелого мастера.

— Подойдите ближе, Михаил Николаевич, — с улыбкой поторопил меня император. — Мы с вами уже имели удовольствие познакомиться, и вы должны были усвоить, что я не кусаюсь.

Я все еще топтался на месте в нерешительности. То ли великолепие Янтарной комнаты так на меня подействовало, то ли я уже просто до невозможности тупил от усталости, но ноги отяжелели так, словно к ним привязали по гире.

Алексей Константинович терпеливо ждал, а я наконец-то смог пошевелиться. Приблизившись к столику, я робко поднял глаза на государя, дожидаясь его дальнейших слов: без дозволения начинать разговор с императором было запрещено.

— Итак, Михаил Николаевич, — рука с рубиновым перстнем скользнула по крышке ларца, — Не скрою, мы с интересом следили за вашими последними достижениями. Должен признать, давно Петрополь так не трясло.

Я глядел в близко посаженные глаза государя — единственная дерзость, которую я смог себе позволить. Обычно полагалось смотреть себе под ноги, но Алексей Константинович был как магнит — и захочешь отвести глаза, а не получится. Видимо, таков был побочный эффект от фона его силы.

— Его превосходительство весьма красноречиво и в подробностях рассказал о вашем участии в предотвращении заговора против Сената и о запланированном покушении на мою жизнь, — продолжал государь и перевел взгляд на Корфа. — Посыпаю голову пеплом, Вальтер Макарович, я недооценил риски и угрозу. Не предполагал, что члены этого кружка посмеют зайти так далеко. И не думал, что давние союзники и опора моего Дома окажутся врагами. Что ж, это будет мне уроком. Времена изменились и требуют нового подхода. Благодарю вас, Вальтер Макарович. За все предупреждения, что я игнорировал.

Корф склонил голову. Тем временем государь снова обратил внимание на меня.

— Вам же, Михаил Николаевич, была уготована особая роль. Признаюсь, я не одобряю решения тайного советника сделать из вас агента в столь юном возрасте. Однако Вальтер Макарович был уверен, что вы справитесь — и снова не ошибся. Выполняя одно задание, вы умудрились разворошить осиное гнездо и спровоцировать врага на решительные действия. Не остановились, не испугались, но проявили находчивость и твердость, осознавая, что это могло стоить вам жизни. Подобная отчаянная готовность служить государству не могла пройти мимо моего внимания.

Я слегка поклонился.

— Благодарю за столь лестные слова, ваше императорское величество.

Алексей Константинович наградил меня теплой, почти отеческой улыбкой.

— Я признателен вам за все усилия, что вы приложили для раскрытия заговора. Мне известно, что это стоило вам больших жертв — и за рану, что вы получили от проклятого оружия, я повелеваю даровать вам исцеление от Великого Осколка. После ритуала травма больше не будет вас беспокоить.

— Благодарю, ваше импера…

Правитель знаком велел мне замолчать и продолжил:

— Однако ваша юношеская горячность не раз подводила вас под удары, которых можно было избежать, сохраняй вы разум холодным. Мне было бы невыносимо больно потерять столь перспективного человека раньше времени. Поэтому приказываю вам как ваш государь — умерьте пыл и не растрачивайте весь энтузиазм. Еще настанут времена, когда вам будет его не хватать.

Я снова поклонился.

— Повинуюсь воле вашего императорского величества.

Пальцы императора снова скользнули по крышке шкатулки.

— А теперь самое главное. Я догадываюсь, что на все эти риски вас толкнуло отчаянное и почти что гибельное положение вашей семьи. Полагаю, многие рискованные поступки были связаны с вашим отчаянным желанием заслужить Осколок для своей семьи. Это похвальное стремление, и я ценю вашу готовность принести себя в жертву ради своего рода. И все же считаю, что вы уже сделали достаточно.

С этими словами Алексей Константинович бережно поднял крышку шкатулки.

У меня перехватило дыхание. Руки и ноги вмиг стали ватными, а мозг отказывался верить тому, что видели глаза.

На подложке из темно-синего бархата сверкал, переливаясь разноцветными искрами, Осколок. Прозрачный неограненный камень размером в куриное яйцо излучал бледное свечение. Это выглядело настолько прекрасно, сила этого маленького камушка была столь огромной, что заворожила даже родовую внутри меня.

— Отныне вам не нужно разрываться на части, стараясь заслужить Осколок. Вы уже им владеете, поэтому отныне я прошу — служите верно, служите честно, будьте прозорливым и осторожным, Михаил Николаевич. Не нужно объяснять вам, сколь великую роль играют эти камни в нашей жизни. Распоряжайтесь этим даром вдумчиво, ваше сиятельство.

Казалось, силы вконец меня оставили. Усталость — титаническая, за все эти годы отчаянных попыток выслужиться, порвать задницу на андреевский флаг — навалилась мне на плечи так, что я зашатался.

Алексей Константинович взволнованно взглянул на меня и положил одну руку мне на плечо. Едва он дотронулся, голова словно взорвалась — странное чувство. Искры из глаз посыпались, но боли не было. Только покой, тепло… И голоса предков.

Отняв руку, государь поднял мою голову за подбородок.

— Значит, у них и правда все получилось. Кажется, я проспорил супруге очередное драгоценное яйцо…

Я осторожно поднял глаза.

— Вы знали, ваше императорское величество?

— Конечно. Ваш начальник не мог утаить от меня удачную попытку призыва родового духа. Но я также знал и то, что вы со своей силой в какой-то степени ограничены более строгими рамками, чем носитель Благодати. Поэтому позволил вам жить и проявить себя. Признаюсь, таких результатов я не ожидал. Но, насколько мне известно, Род наделяет силой лишь одного. Для остальных и для ваших потомков вам и нужен Осколок.

Я растерянно кивнул. Значит, все это время… Ну Корф, ну чувырло!

— А теперь протяните руку, Михаил Николаевич. Осколок нужно привязать к вашему роду. Для этого потребуется кровь.

Не успел я толком поднять ладонь над сверкающим камнем, как маленькая, но острая как бритва “Коса” полоснула меня, и на камень пролилась струйка крови. Взяв меня за руку, император тут же заставил рану затянуться, а Осколок вспыхнул, налился ярким сине-голубым светом и погас, вернувшись в свое обычное состояние.

Алексей Константинович закрыл ларец, взял его обеими руками и протянул мне.

— Постарайтесь, чтобы Соколовым не пришлось прилагать усилия и зарабатывать его в третий раз, — улыбнулся он.

Я бережно и с поклоном принял дар.

— Только через мой труп, ваше императорское величество. И…

Император поднял бровь.

— У вас есть иные просьбы?

— Ваше императорское величество, — смущенно начал я. — Не знаю, насколько это возможно, да и решение, конечно же, за вами, но… Я хочу передать свою очередь на исцеление Константину Денисову. Он мой однокурсник и тоже стремится на службу в Тайное отделение. Увы, у него искалечен ментальный слой — без артефактов он даже жить нормально не сможет, не то что служить… Пожалуйста, вместо меня даруйте исцеление Денисову. Я со своей раной как-нибудь свыкнусь.

Государь выслушал меня с выражением искреннего удивления, а затем взглянул на Корфа поверх моей головы.

— Ваше превосходительство, юноша сам так решил?

Тайный советник кивнул.

— Что ж… — император задумчиво побарабанил пальцами по янтарной столешнице. — Благородство надлежит поощрять. Раз просите за друга, да еще и отличившегося при поимке заговорщиков, отказывать не стану.

И тут я понял, что начал наглеть окончательно. Но тормозить было поздно — язык чесал впереди меня.

— И Воронцов… Сергей. Он не знал, в чем участвовал его отец. Молю, ваше императорское величество, не лишайте парня благ и титулов за то, чего он не совершал…

Тут уже не выдержал даже Корф.

— Михаил! — С угрозой прорычал шеф позади меня. Но императора моя наглость, казалось, даже позабавила.

— Вальтер Макарович, уводите этого юношу из моего кабинета. Иначе он у меня полцарства выторгует такими темпами, — улыбка на лице правителя погасла, и он продолжил уже более серьезно. — Мне еще предстоит принять решение о судьбах семей заговорщиков после окончания расследования Тайного отделения. Но вашу рекомендацию я учту.

Император отступил на несколько шагов, что означало окончание аудиенции. Я поклонился, прижимая шкатулку с Осколком к сердцу как самую священную реликвию. Двери впереди и позади нас одновременно распахнулись. Государь вышел в одну сторону а мы, дождавшись его ухода, в другую.

Когда мы оказались в коридоре, Корф взвился.

— Ну ты и наглец, Соколов! Так клянчить, да еще и за…

— Так ведь сработало! — шепнул я и сильнее прижал заслуженную награду к груди. — Все было не зря.

Все было не зря.

Интерлюдия

Конец августа 2023 года, Ириновка

— Миша, прихвати корзинку с хлебом!

— Ага. Порожний рейс — убыток для страны, — усмехнулся я и взялся за поклажу.

Сестра суетилась на кухне вместе со слугами, где-то на подхвате бегал младший Воронцов. Я подрабатывал носильщиком — помогал Егорушке таскать снедь в парк.

Мне до конца так и не было ясно, чем пикник отличался от нормального обеда в доме, но Ольга была непреклонна в своих желаниях. Поэтому я пер корзину и помалкивал.

Пикник — так пикник.

— Давай помогу, — Денисов явно красовался перед развалившейся на подстилке Грасс.

— Э, погоди, — остановил его я. — Рановато тебе еще веса брать. Только вылечился.

Костя улыбнулся во все тридцать два зуба.

— Ну так вылечился же. Вон, даже уже без трости хожу.

— А она тебе шла, — задумчиво жевавшая травинку Аня повернулась к нам. — Кого еще ждем?

— Сперанских.

— А Сережа где?

— Помогает Оле.

Грасс понимающе усмехнулась.

— Дааа… Любовь — дело такое…

“Тихо ты!” — шикнул я на нее ментально. — “Не подкалывай, даже за глаза. Он едва отошел от всего, что случилось после ареста отца”.

“Ладно-ладно! Сегодня не буду плеваться ядом. В конце концов мы празднуем”.

Анька нежилась под последними лучами летнего солнца. Конец августа выдался прохладным, в воздухе уже вовсю пахло надвигающейся осенью, но земля еще отдавала тепло. Пожалуй, Оля выбрала удачное время, чтобы собрать нашу честную компанию в Ириновке. Скоро похолодает, над Петрополем нависнет свинцовое небо, начнутся дожди.

Сезон балов и скандал с заговорщиками вконец измотал общество к концу сезона. Я был рад встретиться с друзьями у себя дома, да и ребята с удовольствием сменили фраки и платья на куртки и ботинки.

— Угли скоро будут готовы, — оповестил Денисов и поддал в мангал “Жар-Птицей”, чтобы дрова прогорели равномерно. — Десять минут — и несите мясо.

Я присмотрелся к происходящему в мангале.

— И правда. Почти пора.

Сделать шашлык было моей идеей. Внезапно выяснилось, что высшая аристократия была совершенно не приучена к этому шедевру выездной кулинарии. Мясо я замариновал лично — в луке с собственной грядки, уксусе и специях. Настаивалось всю ночь. Ничего, мы еще приучим молодую аристократию к простым радостям. Не все рябчиков в бешамеле жевать.

Со стороны аллеи послышался шум подъезжающего автомобиля. Я пригляделся — Сперанские. Три рыжие головы высыпали на улицу и, перебросившись парой слов с лакеем, направились к нам на поляну. Аня тем временем расстелила еще одно одеяло, утеплила как следует и занялась нехитрой сервировкой.

— Привет одаренным! — Коля заключил меня в крепкие объятия — так, что ребра хрустнули. — Наслышан о твоем повышении, Миша. Поздравляю.

— Спасибо.

Я по очереди обнялся с Борей и Полей. Рыжеволосая девчонка тут же принялась помогать Ане, параллельно рассказывая о какой-то новой артефактологической практике, а парни присоединились к Денисову.

— Слушай, а то бревно в лесу еще не убрали? — подумав, спросил Коля. — Помнишь его? Может сюда притащим?

Я кивнул.

— Тащите. Все равно его отсюда на распилку будет проще убрать. Только за Денисовым приглядите — нельзя ему пока перетруждаться.

Впрочем, на лекаря можно было положиться. Заняв парней делом, я направился на кухню за мясом.

Оля как раз нагружала Серегу последними подносами — овощи, зелень, сыр и вяленое мясо. Из погреба вытащили пару бутылок вина пол шашлык. Я достал из холодильника здоровенную кастрюлю и приоткрыл крышку. На меня тут же пахнуло характерным ароматом маринада.

— То, что доктор прописал, — улыбнулся я. — Идемте, ребят. Все уже собрались.

***

— А знаете, что мой старший отчебучил на последнем балу у Салтыковых? — прожевав мясо, спросил Денисов.

— М?

— Наталья Федоровна, жена Голицына, посетовала, что нынче сборы на балы стали столь дорогими, что дамам скоро придется ходить нагими. На что братец мой, ума палата, громко, на весь зал заявил, что это было бы лучшим нарядом…

Я прыснул так, что недожеванное мясо едва не пошло носом. Старшие братья Денисова — это нечто. Порой я диву давался, как их еще не прибили на дуэли. Требовалось иметь особый талант, чтобы так плевать на этикет и воспитание. Даже я, хотя и притащился в этот мир с замашками уличного парниши, довольно быстро сообразил, что этикет в местном обществе спасает жизнь и делает людей людьми.

— Вкусно! — прожевав сочный кусок свинины, Поля глотнула вина. — Не ожидала, что такое простое блюдо окажется таким… А запах, запах!

Я удовлетворенно улыбнулся.

Оля и Серега расположились чуть поодаль — я решил не нарушать их идиллию. Сестра первые несколько дней пребывала в прострации, узнав, какой ценой достался Осколок и что приходилось ради этого делать. Был скандал, были слезы и крики — так она выражала свой испуг. Но понемногу Ольга пришла в себя, и не без помощи Сереги. Воронцов, на которого свалилась целая туча дел в отсутствие отца, отчаянно пытался их разгрести, и Ольга стала помогать.

Расследование заговора продолжалось, император так и не вынес решения, что делать с пойманными аристократами, поэтому Сергей оставался за главного. А Оля старалась провести побольше времени с ним и на прудах, пока не возобновилась ее учеба в рыбном.

— Нет, правда, очень вкусно, — добавил Боря. — Особенно если полить вон тем грузинским гранатовым соусом.

Я отодвинулся от ребят подальше — на самом краю бревна курила Грасс, стараясь выдыхать дым в сторону. Увидев мой полный мольбы взгляд, она молча усмехнулась и протянула мне портсигар.

— Пора бы уже и своими обзавестись.

— Не-а, — ухмыльнулся я. — Я ж просто балуюсь под настроение.

— Не-ну. Все с этого начинают. У меня нет зависимости, я могу в любой момент отказаться… Ага-ага.

Я улыбнулся и прикурил от “Жар-Птицы”. Грасс помалкивала почти весь день, что было для нее очень странно. Не язвила, не задирала даже Денисова — а ведь они вечно пререкались и собачились. Не было сегодня у Аньки этого надрыва, на котором она вечно жила.

— Что случилось? — тихо спросил я.

— Ничего.

— Вот давай без этих штучек. Чего стряслось?

Аня покосилась на меня.

— Что, так заметно?

— Ну, ты сегодня какая-то не такая. Не печальная, но… Задумчивая?

— Ну, не без этого, — отозвалась девушка и поправила выбившуюся из-за уха прядь смоляных волос. — Просто я давно кое-что для себя решила, предприняла кое-какие действия, а сегодня утром получила результат.

— Поделишься?

Грасс замялась.

— Ладно, все равно узнаешь, — вздохнула она. — Короче, кажется, я перевожусь в Константинополь. В Южный Аудиториум.

— Зачем? — опешил я.

— Ну как зачем… Я же хотела стать психометристом. Там самое сильное направление. Подала запрос на перевод еще в конце семестра. Долго рассматривали, я уже подумала, что отклонили заявку. Даже в какой-то степени смирилась, что останусь в Петрополе… А сегодня утром пришел ответ — меня ждут в октябре.

Я крепко затянулся, выдохнул и растерянно уставился себе под ноги. Так и не удалось нам ее отговорить… Жаль. Было бесконечно жаль. Казалось, движуха, которую устроили надеждинцы на легальном поле, ее отвлекла и заставила жить дальше.

Но, видимо, я ошибался.

— И что, теперь поедешь? — осторожно спросил я.

— Не знаю. Честно. Немного опоздали они, конечно, с ответом — тут уже столько всего завертелось. Но это моя мечта, я хотела…

— Хотела угробить себя к сорока годам?

— Не начинай, Миш, прошу, — неожиданно мягко сказала Аня. — Я все знаю и все понимаю. Потому и сомневаюсь, что увидела другие пути для… Не для борьбы. Для достижения того будущего, которое я хочу видеть. Но от давних желаний отказаться непросто. Поэтому я пока что решила просто съездить туда. Пообщаться, посмотреть на процесс, изучить программу детальнее. И лишь потом принять окончательное решение.

— Здравый подход. К тому же развеешься. Да и Константинополь — город красивый. Думаю, тебе бы не помешало немного отдохнуть.

— Вот и мне так показалось, — улыбнулась Аня. — Только пока не говори остальным. Начнут ныть, беситься… Не хочу.

— Договорились.

Поля как раз раздавала намазанные маслом лепешки с сыром и зеленью — еще один рецепт, который я стащил из своего мира. Давно, еще в детстве, мама пекла такие. Просто и очень вкусно.

И едва я вгрызся зубами в мякиш, как меня отвлек крик Егорушки.

— Михаил Николаевич! Ваше сиятельство!

Я положил лепешку на тарелку и обернулся к спешившему на полянку лакею.

— Что случилось?

Лакей отдышался.

— Там гостья прибыла. Говорит, вы ее знаете. Некая Ефросинья. Модная такая…

— Фрося? — хором воскликнули мы с Олей и Сперанские.

— Да, господин. Дама желает говорить с вами немедленно. Утверждает, что вопрос срочный.

Мы с Ольгой переглянулись. Я поднялся и отставил тарелку.

— Продолжайте без меня, я разберусь, — сказал я и направился к дому.

Стилистка нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Несмотря на то, что выглядела девушка как ходячая реклама собственных услуг, было очевидно, что собиралась она впопыхах.

— Добрый день, Фрося, — поприветствовал я. — Что стряслось?

Девушка едва не бросилась мне на шею, но сдержалась.

— Михаил Николаевич! Могу я переговорить с вами наедине? Пять минут, не больше.

Почуяв неладное, я жестом я отпустил лакея. Егорушка послушно убрался.

— Рассказывай, — потребовал я. — Что-то с Ириной или Матильдой?

— Н-нет, — замотала головой стилистка и потянулась к сумочке. — Сегодня утром я обнаружила в своей городской мастерской вот это.

Она протянула мне конверт, на котором почерком Ирины красовалось лаконичное “Соколову”. То, что писала Ирка, было очевидно — я прекрасно помнил ее правильный, с небольшими завитушками и характерным нажимом, почерк.

— Дело в том, что обычно корреспонденция доставляется прямо к нам в дом, — пояснила Фрося. — Я думаю, это письмо не было доставлено почтой. Кто-то привез его и подкинул в мою мастерскую, чтобы я передала вам. Возможно, это что-то секретное…

— Спасибо.

Я вскрыл конверт и уставился на одинокий лист. Ира явно торопилась, когда писала — ни обращения, ни подписи. Местами буквы были выведены небрежно, кое-где перо процарапало бумагу.

“Я не знаю, когда эта записка попадет к тебе, но прошу отреагировать немедленно. Мы два дня как вернулись из Букурешта в Констанцу. Там еще не так наслышаны об Аспиде, заговоре и бегстве Юсупова. Но князь прибыл в Букурешт — Матильда сама его видела. Он явно хочет воспользоваться нестабильностью в Дакии и собирает здесь беглых аристократов.

Прошу, передай все дяде Вальтеру! Это очень важно”.

Я быстро вернул бумагу в конверт и сунул его за пазуху.

— Спасибо, Фрося. Это и правда очень важно.

Стилистка растерянно оглядывалась по сторонам. Случившееся явно ее взбудоражило.

— Ваше сиятельство, я могу как-нибудь помочь?

Я пожал плечами.

— Пока не знаю. Но, возможно попрошу тебя обновить мой гардероб для путешествия в Дакию.

Алекс Хай В интересах государства. Дакия

Глава 1

Сентябрь 2023 года, Петрополь

Ну сколько можно было ждать?!

Я нетерпеливо измерял шагами широкий коридор Управления — ботинки цеплялись за видавший многое дырявый ковролин, тусклый свет потолочных ламп делал цвет стен болезненно-желтым. Дама за столом секретаря приспустила очки-половинки на нос и окинула меня ледяным взглядом.

— Ей богу, прекратите маячить, сударь! У меня сейчас начнется эпилептический припадок!

— Прошу прощения.

Не продемонстрировав ни единого симптома приближающегося припадка, дама продолжила стучать на старенькой печатной машинке. Ритмичный звук клавиш бил по ушам и невероятно бесил уже меня.

Я ждал и судорожно думал о новостях из Дакии. Ирка никогда не писала без особой причины — да, мы оба скучали, но понимали, что лучше было лишний раз не светиться. Письма от старой подруги не отличались романтичностью — потому, что афишировать привязанность было опасно. Не столько для меня, сколько для нее: пойми аспидовцы, что Ирэн была для меня слабым местом наравне с сестрой, с них бы сталось этим воспользоваться. И я долгое время думал, что в Дакии Штоффы будут в безопасности.

Судя по ее последнему посланию, этому настал конец.

“Я не знаю, когда эта записка попадет к тебе, но прошу отреагировать немедленно. Мы два дня как вернулись из Букурешта в Констанцу. Там еще не так наслышаны об Аспиде, заговоре и бегстве Юсупова. Но князь прибыл в Букурешт — Матильда сама его видела. Он явно хочет воспользоваться нестабильностью в Дакии и собирает здесь беглых аристократов.

Прошу, передай все дяде Вальтеру! Это очень важно”.

Я успел заучить наизусть текст, пока пытался понять — была ли вероятность, что записку написала не Ирэн?

Разумеется, была. Например, откуда Ирка так быстро узнала о раскрытии заговора и роли князя Юсупова в нем? Бывших сотрудников не бывает — я сам в этом убедился. Матильда наверняка поддерживала связь со старыми коллегами из Отделения и получила весточку оттуда. Но почему сказала Ирине? Насколько я знал, обычно Матильда не посвящала воспитанницу в дела Управления.

Видимо, что-то здорово ее напрягло, раз Матильда позволила Ире написать мне. Но почему не напрямую Корфу? Зачем было разыгрывать карту с Фросей и подкидывать послание ей, чтобы стилистка передала его мне, а уж я потом выложил все шефу?

Боялись, что почту перехватят? Но на каком конце? В Дакии? В Отделении?

Слишком много вопросов. Паранойя опять играла со мной злые шутки и убеждала, что послание — подстава.

— Сударь, может вам чаю? — Дама в очках вытащила из машинки готовый лист и сложила в папку. — Специалисты работают долго. Вы пока присаживайтесь, в ногах правды нет.

— Можно тогда кофе? — Попросил я. — Со сливками, если вас не затруднит?

Секретарша поднялась из-за стола, едва не опрокинув мощным задом стул.

— Ну… Если кофеварка изволит заработать, то будет вам кофеек со сливками, — она взглянула на меня и как-то жалостливо покачала головой. — Такой юный, а уже здесь работает… Мельчает, видать, русский дознаватель.

Я нашел в себе силы усмехнуться. Любил снимать герб, когда впервые приходил в новые места. Всегда было интересно поглядеть, как люди относятся ко мне без пиетета. Эту царь-тетку я, видимо, не впечатлил.

Впрочем, секретарша отдела психометристов наверняка за свою карьеру насмотрелась такого, что могла есть юнцов вроде меня на завтрак.

К психометристам меня привел Корф. Точнее, сперва я встретился с шефом на нейтральной территории, передал записку и выразил сомнения относительно ее подлинности. Если Аспида все же прочухала о том, насколько мне были дороги Штоффы, то они могли попытаться выманить меня или Корфа. Так себе гипотеза, конечно, но я уже ожидал от заговорщиков чего угодно.

Поэтому Корф решил воспользоваться служебным положением и проверить послание у штатных артефакторов. В конце концов, если весточку послали именно Штоффы, то это грозило превратиться в еще одну головную боль.

— Прошу, сударь, — вышедшая из небольшого кабинетика секретарша протянула мне чашку с кофе и порционными сливками на блюдечке.

— Благодарю.

Я уселся в кресле под картиной, изображавшей какую-то историческую батальную сцену и принялся наливать сливки в напиток. На вкус было так себе, пришлось добавить сахару. Рука сама по себе потянулась к несуществующему портсигару, и я понял, что Грасс была права — Миха, ты начинаешь привыкать к куреву. Завязывай, а то подсядешь.

Не успел я допить и до половины, как на столесекретарши зазвонил старый, почти антикварный, телефон.

— Смирнова, — ответила дама. — Да, здесь. Да, сейчас позову.

Она положила трубку на рычаг и уставилась на меня поверх своих дурацких очков.

— Вас просят пройти в лабораторию.

Ну как всегда. Стоит расслабиться и приготовиться коротать время за созерцанием рисунка штукатурки на стене, как планы снова обламываются. Я залпом допил кофе и взглянул на секретаршу с немым вопросом.

— Пустую чашку оставьте у меня на столе. Идемте, — скомандовала она.

Перечить этой тетке не хотелось. И хотя она была до мозга костей простолюдинкой, было в этой даме нечто, что роднило ее с самыми вредными вахтершами и непробиваемыми секретаршами советской закалки. Не то что мышь не проскочит — комар без пропуска не пролетит!

Царь-тетка распахнула передо мной дверь под табличкой “ЛАБОРАТОРИЯ ПСИХОМЕТРИИ”, и мы оказались в еще одном коридоре — только здесь уже были кабинеты с номерами. На каждой двери располагалась табличка с должностями и фамилиями специалистов.

Меня подвели к двери с номером 216, я мельком прочитал табличку — Манганари Е.П. Греческая фамилия. Возможно, кто-то из нововизантийской знати. Секретарша постучала, и из кабинета раздалось короткое женское “Войдите”.

Я потянул ручку на себя и скользнул внутрь. И тут же шарахнулся назад от странного запаха — какая-то химическая смесь с противно-сладковатым оттенком, от которого мгновенно захотелось чихнуть.

— А-а-а-апчхи! — не выдержал я. — Прошу прощения.

Кабинет оказался немаленьким, но разделенным строго на две половины. В одной располагался письменный стол, печатная машинка и прочее офисное барахло. Все было завалено бумагами, папками, карандашами…

Вторая же половина отличалась исключительным порядком. Выкрашенная в темный цвет часть отделялась плотной занавеской — сейчас отодвинутой. Там, на мягком ковре, в позе лотоса сидела худющая женщина с ярко-алыми волосами. Она прижимала к носу салфетку, вокруг валялось еще несколько смятых и окровавленных. Рядом расположился Корф.

Перед женщиной на низком столике лежало письмо. Рядом стояли еще какие-то склянки и флакончики.

— Парень никогда не нюхал винамий? — хозяйка кабинета оторвала платок от носа и кивнула на меня. — Ну, Вальтер, тогда уж представь нас как подобает…

Корф почему-то смущенно прочистил горло.

— Михаил, знакомься — Екатерина Панайотовна Манганари, старший психометрист Управления.

Я поклонился.

— Михаил Николаевич Соколов…

— О вас, юноша, только слепоглухонемой не знает, — усмехнулась кровавой улыбкой психометристка. Десна женщины кровоточили, да и в глазах полопались сосуды.

Зрелище для не привыкшего к подобному было, если честно, жуткое. Я уже знал из рассказов Грасс о побочных эффектах слишком частого применения порошка винамия. Стимулятор по своему действию отчасти походил на наркотики из моего мира — разгонял мозг, временно увеличивал силу и восприимчивость одаренного, даже поднимал ранг, а то и не на один пункт.

Но расплачиваться за это приходилось жизнью — в самом прямом смысле. Винамий одновременно помогал и калечил, и лишь теперь я впервые увидел настоящего практикующего годами психометриста.

Низкий хриплый голос, преждевременно состарившееся лицо, болезненная худоба. Кровоточащие десны и нос, слабые сосуды…

И все это Грасс хотела для себя? Стать старухой к тридцати годам? Разваливаться на части?

Манганари, видимо, поняла, о чем я размышлял.

— Небось, вы, юноша, сейчас думаете, что же заставило меня выбрать такую профессию? Гадаете, знала ли я, в кого превращусь? Отвечу — знала и пошла добровольно. И знаете, почему?

Я молча помотал головой.

— Катерине грозила смертная казнь, — ответил вместо психометристки Корф. — Я выбил для нее еще лет десять жизни в качестве специалиста Управления.

Ничего себе расклад…

— Эээ… За что это вас так?

Манганари пожала плечами.

— Убила троих аристократов. Если вы думаете, что у вас в Петрополе одаренные грызутся между собой и делят власть, то вы еще не знаете, как развлекаются в южной столице!

Корф обернулся ко мне.

— Катерина совершила кровную месть — лично уничтожила всех мужчин из вражеского рода. Старые варварские традиции, которые очень сложно искоренить. После слияния Империи и Новой Византии кровную месть запретили законом, но многих это не останавливает и по сей день.

— Ага, — улыбнулась женщина с красными волосами. — Меня тоже не остановило, я мстила за гибель отца. По нашим традициям честь семьи превыше всего! Но, увы, меня поймали — не успела бежать в Дакию. А дальше мне предложили выбор — позорную для одаренной смерть или…

— Службу со сроком годности.

— Именно, — кивнула Манганари. — К счастью для всех, у меня были способности к психометрии. Так что долго думать не пришлось.

Занимательная история. И Корф точно не зря решил познакомить меня с этой женщиной. Но что именно он хотел до меня этим донести? Что на Тайное отделение работают бывшие преступники? Так это я и раньше знал — сам отмаливал службой грешки родни. Или он хотел застращать меня и показать, что грозит?

Черт его знает. Но после сегодняшнего знакомства я окончательно решил костьми лечь, но не позволить Ане Грасс учиться на психометриста.

— Ладно, чего уж вспоминать дела минувших лет, — проговорила Екатерина Панайотовна и жестом пригласила меня сесть на ковер. — Вы сюда пришли по делу, да и я не настроена жаловаться. Кровь раздражает, а в остальном пару лет я еще поработаю.

Она говорила об этом так буднично, что мне стало не по себе. С одной стороны, у нее было определенное преимущество — женщина знала, когда умрет. Не с точностью до даты, конечно, но могла как-то планировать жизнь. С другой — это же дикая жуть — вот так каждый день просыпаться, видеть изменения в своем теле и знать, что часикам тикать осталось недолго.

Ну нафиг. Не хотел бы я знать, когда умру.

— Итак, господа, — психометристка взяла в руки письмо Ирэн. — Смотрела поверхностно, неглубоко, потому что если смотреть глубоко на бумагу, можно увидеть рост деревьев, из которых ее сделали. Самый яркий образ — бумага лежит на столе. Над ней склонилась светловолосая девушка. Молодая, почти еще девчонка.

Ирина?

— Девушка торопливо писала. Периодически оглядывалась назад, словно делала это втайне от кого-то. Явно нервничала или боялась — остаточные эмоции очень трудно считать, уж пардон. Комната… Обстановка дорогая. Это или дорогие апартаменты или премиальный номер в гостинице. Из окон открывался вид на море и пришвартованные яхты. Не уверена, но место похоже на южное…

Мы с Корфом молча переглянулись.

— Значит, подлинник, — сухо ответил шеф и поднялся. — Спасибо, Катерина. За мной должок.

— За тобой их знаешь, сколько уже накопилось, — усмехнулась психометристка и попыталась встать, но пошатнулась, и шеф едва успел подхватить ее.

— Может вам водички? — предположил я. — Что-то вы бледны…

Манганари коротко хохотнула.

— Если бы это помогло. Мяса мне нужно. Красного. Большущий шмат. Имей в виду, Вальтер, запишу на твой счет.

Корф совершенно серьезно кивнул.

— Конечно. Бери с кровью.

— А то я не знаю.

Он прихватил письмо и, распрощавшись с психометристкой, вытащил меня за дверь.

— Это что сейчас было? — прошипел я.

— Ты про мясо? Психометристы быстрее восстанавливаются, если едят что-то сытное и насыщенное железом. Лучший ужин — непрожаренный стейк и бокал сухого красного вина. Можно и гранатового сока добавить для надежности…

— Нет, я не об этом. Она…

— Она работает уже седьмой год, Михаил. Если повезет, сможет служить еще года два-три, а потом… Пенсия в санатории до конца жизни. Впрочем, недолгой.

— И много у вас таких бывших преступников среди психометристов?

— У нас и психометристов полторы калеки. Катерина — исключение во многих отношениях. Но талантлива — не отнять. Подвези меня к дому, — распорядился шеф.

Беседуя об увиденном, мы вышли из здания и направились к Вите. Корф спрятал письмо от Ирэн во внутренний карман плаща и расположился на переднем пассажирском.

— Что скажете? — спросил я, когда мы оба оказались в салоне. — Какие мысли?

— Погоди. Я думаю. Лучше всего мне, конечно, думается за бокалом скотча, но это сейчас роскошь, — Корф задумчиво закурил и молча высадил целую сигарету. И лишь когда он потушил бычок в пепельнице, он снова заговорил. — Поехали. По дороге расскажу.

Я аккуратно выехал из двора и влился в поток спешащих после рабочего дня машин. И встрял в пробку на первом же светофоре.

— Мысли у меня безрадостные, — сказал шеф. — Первое — возможно, Ирина отправила тебе это послание втайне от Матильды.

— Зачем бы ей это делать? — Удивился я.

— Хороший вопрос, и я задаюсь тем же. Вряд ли она не доверяет собственной тетке. Возможно, каналы связи Матильды были скомпрометированы.

— Но она же нашла какой-то способ передать послание. И нет гарантии, что его не перехватили…

— Быть может, просто передала с каким-нибудь путешественником, назвала адрес мастерской Ефросиньи, и тот сунул конверт под дверь. Раньше, пока телефонная связь не стала повсеместной, так нередко поступали.

— Допустим, — кивнул я. — Значит, Ирка что-то подозревает. Она неплохо информирована о том, что творилось у нас в Петрополе. Слухи в салонах?

Корф пожал плечами.

— Похоже на то. Ну и у Матильды есть кое-какие связи. Так что это меня как раз не удивляет. Удивляет меня другое — почему она обратилась именно к нам с тобой, а не к местным сотрудникам. Матильда точно уже со всеми перезнакомилась.

Пробка наконец-то рассосалась, и я свернул на Владимирский.

— Предположу, что она им не доверяет, — отозвался я. — Или просто больше не знала, к кому обратиться. Мы-то люди проверенные.

— Либо она считает, что вопрос должен быть решен на очень высоком уровне. Возможно, Ирина знает что-то еще, что побоялась писать на случай перехвата.

Я покосился на шефа.

— Вальтер Макарович, не кажется ли вам, что Ирина на подобные шпионские игрища не способна? Нет, она девчонка умная, сомнений нет. Но подобные многоходовочки…

— Не забывай, кто воспитывал Ирину, — вздохнул шеф. — Не удивлюсь, если Мотя обучала еще по дополнительной программе. Особенно в Дакии, где творится сущий бардак. Как бы то ни было, раз Штоффы нас предупреждают, донос нужно отработать. Потому что Юсупов нам нужен — без опального князя мы не выйдем на главного кукловода. Так что уже само по себе его присутствие в Букуреште или где он там сейчас мотается, является поводом для того, чтобы оторвать задницы и продолжить работать.

— Я слышал, нынешнее правительство дакии не выдает преступников, — сказал я, сворачивая на улочку, где находился дом тайного советника.

— Потому-то Юсупов и в Дакии. И потому там собралось весьма интересное общество одаренных преступников. Если Юсупов решил взять реванш, то собирать новый кружок он будет из местных.

— Звучит тревожно.

Корф мрачно улыбнулся.

— А когда к нам поступали исключительно хорошие новости? — он повернулся ко мне. — Но на все можно посмотреть с позитивной стороны. Например, скажи мне, Михаил, давно ли ты был на море?

Глава 2

Я ошалело вытаращился на Корфа.

— Да вы издеваетесь? Какое к черту море, Вальтер Макарович? У меня учеба на носу!

Корф невозмутимо закурил в приоткрытое окно.

— Не драматизируй сверх меры. Во-первых, учеба у тебя начнется через полтора месяца. Во-вторых, даже если пропустишь пару недель, большой беды не будет: ты у нас юноша талантливый, наверстаешь. В-третьих, это не предложение. Это приказ, Соколов. Ты отправишься в Дакию.

Ну приплыли. Не успел я толком выдохнуть после беготни по балам да эротическим маскарадам, как снова прилетело. Вот уж от кого, а от Корфа я такой подставы не ожидал!

— Ваше превосходительство… Шеф, — я в упор уставился на тайного советника, стараясь игнорировать резь в глазах из-за концентрации дыма в салоне. — Ну какая мне командировка? Я же без году неделя как самостоятельный сотрудник…

— А кто сказал, что это командировка? — Улыбнулся шеф одними уголками губ. — Ты поедешь навестить давних друзей, заодно и проведешь недельку-другую на местных минеральных источниках. Вон, доктор порекомендовал для восстановления организма перед насыщенной учебой.

— Значит, задание опять будет неофициальное? — напрягся я.

— Первая его часть. Для начала тебе нужно просто встретиться с Ириной и Матильдой и выяснить, зачем они подняли шум. А дальше — ты связываешься со мной, передаешь всю информацию в подробностях, и уже здесь примут решение, устраивать ли выездную операцию или нет.

— И почему я?

— Потому что ты — один из немногих, кому Штоффы могут доверять на чужбине.

— Но аспидовцы знают, что я работаю на Отделение, — продолжал изворачиваться я. — Сдается мне, хреновая идея засылать человека, который уже так засветился.

— А какую альтернативу ты предлагаешь? Меня отправить? — Корф выдохнул дым. — К тому же не так уж ты и засветился. В наших официальных списках все еще не числишься. Как раз затем, чтобы иметь пространство для маневра. Так-то мне не жалко.

— И вы думаете, что ни у кого мое появление не вызовет вопросов?

— Какое-то время у тебя будет фора. Особенно если поедешь не один, а в компании сверстников. Студенты-аристократы приехали на морское побережье сорить деньгами… Таких там будет тьма, сможете затеряться среди казино и роскошных отелей. Сложности начнутся, если ты столкнешься с Юсуповым — он тебя узнает.

Если бы только это было проблемой…

— Тогда мне еще нужны фальшивые документы. Агенты Юсупова, если он и правда раскинул там целую сеть, должны знать, что я в списке его врагов. Если увидят мою фамилию, сразу примут стойку и донесут господину.

— Ну наконец-то ты начинаешь думать в правильном направлении, — улыбнулся Корф и потушил сигарету в автомобильной пепельнице. — Не волнуйся, с голым задом мы тебя не оставим. Будут и документы, и легенда, и кое-какие страховки. Это не Аудиториум, где тебе приходилось барахтаться в одиночестве.

Ага. Но Аудиториум находился в Петрополе под боком Тайного отделения. Корф мог извернуться и выбить допуск в стены вуза. А здесь речь шла о Дакии — другом государстве с нестабильной обстановкой, другими законами, да еще и находящейся в тысячах километров от Петрополя. Не сказал бы, что это воспринималось легкой задачей.

— В общем, Михаил, не нервничай раньше времени. Напомню, пока что тебе понадобится просто встретиться с дамами и понять, что к чему. А дальше будем решать вместе. Я не стану требовать от тебя предотвращать очередной дакийский переворот в одиночку.

— А ведь с вас бы сталось, — огрызнулся я.

— Не нагнетай… Погоди, — шеф знаком велел мне замолчать и сосредоточенно уставился в одну точку на торпеде. Я ощутил легкий всплеск Благодати — значит, кто-то установил с ним ментальный контакт.

Корф с минуту пялился прямо перед собой пустым взглядом, а затем повернулся ко мне.

— Боюсь, я понадеялся провести вечер в спокойствии преждевременно. Разворачивайся. Едем на Петропавловку.

— Что стряслось? — Сухо спросил я, заведя двигатель.

— Графиня Строганова наконец-то снизошла до сотрудничества. Уж не знаю, настолько ли у нее хорошо работает интуиция или какое иное совпадение имеет место, но наша заговорщица готова говорить сама.

Я пожал плечами и вырулил обратно на проспект.

— А разве Великий князь уже не выпотрошил ей мозги?

— Разумеется, мы работали с ней ментально, — кивнул шеф. — Но ты же понимаешь, что нельзя так быстро расшифровать и сопоставить все образы и воспоминания за целые годы! Александр Константинович, да пребудет он в добром здравии, вытащил самое важное и пробил все ментальные защиты. Я продолжил работу и занимался этим целыми днями. Но даже самый опытный менталист при работе с такими значительными временными промежутками может что-то упустить или не связать одно с другим. Поэтому я с удовольствием послушаю, чем с нами решила поделиться вдовствующая графиня. И тебе в свете грядущего задания тоже будет полезно. Ходу, Михаил, ходу!

***

Для беседы с вдовствующей графиней выделили самую шикарную допросную — ну, насколько помещение для допросов вообще могло быть шикарным.

Свежая отделка, новая мебель и зеркало, служившее окном для наблюдателей в секретной комнатке. Но главное — стены здесь были зачарованы особым образом так, что здесь не действовала ментальная связь. Своего рода перманентный непроницаемый купол.

Не каждая из комнат на Петропавловке могла похвастаться подобным, но здесь все же решили уважить узницу. Во-первых, она все еще оставалась аристократкой. Во-вторых, была женщиной, а в нашем государстве даже ищейки старались беречь прекрасный пол. В третьих, вдовствующей графине перевалило за семьдесят. Как ни крути, возраст уже серьезный.

Да и шеф все же надеялся прогнуть Строганову на сотрудничество, а для этого требовалось создать определенные условия.

Мы с Корфом расположились за металлическим столом с петлями для пристегивания наручников. Я бросил взгляд на зеркало и увидел собственное отражение: лохматый, немного сонный, но в целом симпатичный парень с внушающим доверие лицом.

Корф молча изучал дело Строгановой — перелистывал страницы протоколов предыдущих допросов и освежал в памяти итоги исследования от менталистов. Разумеется, он не проделывал всю работу сам — у шефа бы физически не хватило на это времени. Поэтому рутиной занимались штатные сотрудники, а самого Пистолетыча привлекали, когда находили что-то стоящее или не могли пробить особенно искусно заблокированные воспоминания. А ставить блоки в Аспиде умели очень хорошо.

Наконец дверь открылась, и конвоир пропустил вперед узницу — невысокую женщину с абсолютно седыми волосами. Она была одета в стандартную робу и резиновые тапки без шнурков, но держалась настолько царственно, словно несла на голове корону.

— Добрый вечер, господа, — поприветствовала нас Строганова хорошо поставленным голосом и села за стол, не дожидаясь дозволения.

Я заметил, что на ее запястьях не было наручников, но это сейчас было ни к чему: все равно бы не сдержали, реши она что-нибудь сотворить.

— Здравствуйте, Анастасия Петровна, — кивнул Корф и кивнул в сторону подноса. — Чаю?

— Если это нормальный чай, а не так пыль индийских дорог, что подают арестантам, то с удовольствием.

— Кенийский, — отозвался шеф и принялся наливать крепкий черный напиток в изящную фарфоровую чашку. Закончив, он положил дольку лимона и подал чай Строгановой.

Дама сделала несколько глотков и блаженно улыбнулась.

— Вижу, вы пытаетесь меня подкупить, ваше превосходительство, — сказала она, вернув чашку на блюдце. — Быть может, тогда и сигаретой поделитесь?

Корф раскрыл перед ней портсигар и подвинул зажигалку — прикуривать от заклинаний арестантам было запрещено.

— Пагубная привычка в вашем возрасте, Анастасия Петровна.

— В моем возрасте и положении, полагаю, уже без разницы, — усмехнулась женщина и обвела рукой пространство вокруг себя. — Но мне льстит ваша забота, Вальтер Макарович.

Корф тактично дал узнице насладиться чаем и табаком. Наконец, Строганова подалась вперед.

— Вижу, вас заинтересовало моя готовность пообщаться.

— Всегда предпочитаю приличную беседу ментальным практикам, — отозвался Корф. — Должен ли я понимать под вашим присутствием здесь намерение сотрудничать с Управлением?

Строганова расхохоталась со старушечьими нотками Бабы-яги. Погладив морщинистый подбородок, она изучающе глядела на нас с шефом, а затем выдохнула идеальное колечко дыма.

— Надо же, еще умею, — усмехнулась она и резко посерьезнела. — Я уже слишком стара для игр, Вальтер Макарович. Разумеется, у меня будут свои условия.

— Мне казалось, игры Аспиды как раз приносили вам много удовольствия, — парировал Корф. — Выполнение условий напрямую зависит от ценности информации, которую вы предоставите. И должен напомнить, что ряд условий выполнить невозможно.

Строганова кивнула. Как же было дико видеть ее сейчас в таком виде — с распущенными седыми волосами, без косметики, роскошных платьев и фамильных драгоценностей. Вместо блистательной хозяйки салона передо мной была просто старуха — пусть и сохранившая точеную фигуру.

— Это понятно, — сказала она. — И все же я озвучу условия.

— Извольте.

— Сохранение титула и Осколка для моего рода, — сходу рубанула женщина. — Впрочем, вы и не сможете их отнять, поскольку Патриарх семьи — мой сын, а он не был замешан в делах Аспиды. Как ни старайтесь, его связь с тайным обществом вы не докажете, поскольку ее не было и быть не могло.

— Так скажет любая мать, защищая свое дитя.

— Послушайте, ваше превосходительство! Я позволила вам устроить в моей голове сущий проходной двор как раз затем, чтобы вы убедились в отсутствии этой связи. Желай я что-то скрыть, поверьте, вы бы ломали мои мозги неделями.

Корф осторожно кивнул.

— Допустим. И вы правы — без доказательств связи с Аспидой ваш сын и его семья не могут быть подвергнуты наказанию. Но не думаю, что это все.

— Конечно, нет. Стала бы я просить то, что и так буду иметь? Мое главное условие — не лишать меня силы. Не проводить принудительное отсечение от рода и сохранить мою связь с Осколком.

Я даже кашлянул от такой наглости. Это она, конечно, загнула — преступница, чье вмешательство в ряд тяжких преступлений было доказано, требовала избавить ее от наказания? Да, император пока не вынес решения, что делать сразу с несколькими именитыми заговорщиками, но все понимали — меньшее, что им светит — это лишение силы. А оно происходило путем отсечения от рода.

Затем могли лишить титулов и низвести до ранга простолюдина. А дальше — либо ссылка, либо каторга, либо казнь. Причем о казни преступники просили сами. Общество, особенно общество озлобленных простолюдинов, таких людей не принимало.

Корф удивленно вскинул брови.

— Анастасия Петровна, при всем уважении…

— На время! Дайте хотя бы отсрочку на несколько лет! — воскликнула узница. — Я — Кивернития своего рода, старшая женщина, хранительница знаний и семейной мудрости!

“Хреновая вы Кивернития, раз оказались здесь”, — хотелось ответить, но я проглотил колкость. Пусть Корф работает. У него наверняка был план.

— Я должна передать пост наследнице, — уже спокойнее продолжила Строганова. — К великому несчастью, оной является супруга моего старшего сына — та еще курица-наседка, которую не заботит ничего, кроме рождения и воспитания детей, походов по модным лавкам и чаепития с такими же клушами, как она сама.

Корф с непроницаемым лицом подался вперед.

— И на что вы рассчитываете? — тихо спросил он.

— Мне нужно время, ваше превосходительство. Время, чтобы либо выбить дурь из головы невестки и обучить ее всему, либо воспитать одну из внучек и правильно передать ей обязанности. Ибо невестка, по моему мнению, совершенно безнадежна.

Интересно, как эта недалекая мать-героиня оказалась в женах у графа? Впрочем, не мое это дело. Раз случилось, значит, зачем-то допустили. Может за ней давали такое приданое, что игра стоила свеч.

— По моим скромным подсчетам, понадобится не больше двух-трех лет, чтобы передать пост Кивернитии. После этого делайте со мной что хотите, — Строганова закурила следующую сигарету. — Хоть дара лишайте, хоть отсекайте от рода, хоть отдавайте толпе на растерзание. Я свое пожила, и пожила на зависть другим. Жалеть ни о чем не стану.

Узница выпрямилась и с вызовом взглянула на шефа, явно ожидая его реакции.

Неожиданное, конечно, требование. Но здравое. Пост Кивернитии, хоть и не имел никакой юридической силы, но в обществе пользовался должным почтением. Старшая женщина рода заведовала внутренними делами: брачными союзами, домашним хозяйством, связями с соседями, блюла традиции, хранила знания о семейных ритуалах и даже обладала особыми способностями.

Как Кивернитию Строганову можно было понять: если Патриарх оказывается кретином, то с этим худо-бедно, но еще можно как-то жить. Но дура-Кивернития точно развалит семью подчистую. А Строгановым при таком раскладе грозила именно что недалекая дура-Кивернития…

— Допустим, я смогу обеспечить отсрочку приговора, — наконец-то ответил Корф. — Припомним ваши былые заслуги, сделаем упор на почтенный возраст, выставим в выгодном свете кое-какие факты, чтобы народ не лютовал из-за мягкости приговора… Но чем же вы за это расплатитесь, Анастасия Петровна? Ради чего мне обивать дворцовые пороги и просить за вас?

Строганова хищно улыбнулась. В глазах загорелся огонек, какой бывает у цепких торговцев, осознавших, что клиент при деньгах.

— О, мне есть что вам предложить, ваше превосходительство. В конце концов, в Аспиде я заведовала внешними связями. И, насколько я знаю князя, Юсупов легко может позволить себе гадить вам на расстоянии. Деньги, знаете ли, делают руки длинными.

— Счета Юсуповых арестованы, — возразил я.

Строганова расхохоталась.

— Батюшки, ну Вальтер Макарович, ну объясните вы своему птенчику, как устроен мир! У каждого из нас есть запасные счета за границей. И уж тем более у Юсуповых. Да половина их богатства еще тридцать лет назад была выведена за пределы Империи!

— Об этом мне известно, — кивнул Корф. — Мы даже успели раскопать несколько счетов, открытых на подставных лиц. Но если вы рассчитываете дать нам только это, то разочарую. Нужно что-то еще.

— Что ж, тогда вам, полагаю, будет интересно узнать о запасном плане Аспиды. Увы, он так и остался на стадии прожекта, ибо Зевс… то есть князь был уверен в успехе провокации в Сенате. Однако сейчас обстоятельства изменились, и я думаю, что Юсупов даст плану ход.

— Что за план? — не вытерпел я.

Строганова нарочито медленно отпила чаю, словно ей доставляло удовольствие бесить меня ожиданием. Хотя, быть может, так оно и было.

— Вам, должно быть, известно, что расписание рабочих поездок императорской семьи составляется загодя, — проскрипела вдовствующая графиня. — Здесь должна посыпать голову пеплом — эту информацию я получила от одной из внучек, что нынче трудится младшей фрейлиной при императрице. И, разумеется, передала Юсупову. Господа, если вы не забыли, эту зиму императорская семья намеревалась встретить в Константинополе. Придворные дипломаты еще в прошлом году подсуетились и предложили включить в это турне не только Новую Византию, но и Дакию. Предполагается, что из Севастополя его величество с семьей отправятся морем в Констанцу, оттуда — нанесут визит в Букурешт, и уже затем прибудут в Константинополь…

— Но ведь поездку собирались перенести из-за болезни наследника, — припомнил шеф.

Анастасия Петровна лишь пожала сухими плечами.

— Наследник выздоровел, и об отмене визита мне ничего не было известно на момент заключения.

Мы с Корфом переглянулись, и я нервно сглотнул застрявший в горле ком.

— Кажется, картинка начинает складываться, — тихо проговорил тайный советник.

Глава 3

Корф не выдал ни беспокойства, ни волнения. Лишь долил чаю в чашечку с цветочками и подвинул к вдовствующей графине вместе с портсигаром.

— Благодарю за сведения, ваше сиятельство.

Анастасия Петровна благосклонно кивнула и сделала глоток.

— Остыл. Жаль, — она подняла на него выцветшие глаза. — Что же с моей просьбой, Вальтер Макарович? Теперь можем поторговаться?

— Насколько я помню, вы настаивали, что заведовали всеми внешними связями своего кружка. Если сдадите остальное, полагаю, отсрочку приговора или же его смягчение можно устроить. Разумеется, даже при самом оптимистичном сценарии это все равно будет похоже на тюрьму. Только с родными стенами и комфортом.

Вдовствующая графиня закурила.

— Разумеется, я это понимаю. В данном случае меня не заботит собственный комфорт. На кону будущее моей семьи.

— И вся линия ваших потомков принесет дополнительный обет верности, — спокойно добавил Корф. — Клятву придется обновить.

Это уже в меньшей степени порадовало Строганову, но графиня не решилась возражать.

— В таком случае буду смиренно ожидать новостей, — она выдавила из себя слабую улыбку. — Как я понимаю, сейчас разговор окончен?

Шеф повернулся к зеркалу и коротко кивнул. Через несколько секунд заскрежетали, защелкали дверные замки, и в допросную вошел один из двух конвоиров.

— Пожалуйста. Сопроводите ее сиятельство в ее покои, — распорядился тайный советник и даже привстал, когда Строганова, потушив окурок, поднялась со своего места. Я последовал его примеру и также проявил учтивость к женщине.

Узницу увели, а Корф вернулся к изучению ее дела.

— Что вы ожидаете там найти?

— Упоминания о каких-либо связях или образах о Дакии, — сухо ответил он и придвинул к себе пепельницу. — Но, судя по всему, этот вариант действительно не рассматривали даже как резервный. Или просто не успели проработать… Видимо, все ресурсы ушли на подготовку к инциденту в Сенате.

— Но мы их даже не подпустили к Сенату, — возразил я. — Взяли раньше, и сразу всех.

— Это-то меня и смущает, Михаил, — Корф закрыл папку и поднял на меня темные вечно усталые глаза. — Если бы я стал готовить столь дерзкую провокацию, да еще и с покушением на императора, я бы обязательно расписал план “Б”. Понимаешь?

Я кивнул.

— Пожалуй, да. Значит, либо этого запасного плана не было вовсе, либо его тщательно скрыли.

Впрочем, мог быть еще один вариант. Аспида мало кому из своих членов позволяла владеть полной информацией. Мы прочувствовали это в полной мере, когда Тайное отделение начало работать с узниками. Создавалось впечатление, что мы собирали гигантский пазл из тысяч кусочков, по которым было трудно определить, к какой части мозаики они принадлежали.

Например, Строганова и Воронцов, будучи приближенным к Юсупову, еще в какой-то мере могли составить полную картину. Но Голубева, Шувалов, Меншикова — все давали немного. Составление полной карты осложнялось и тем, что кое-какие активы действительно были перенесены за пределы Империи. Мы не знали, кто еще из возможных соучастников мог быть на связи с бежавшим Юсуповым. Были ли это спящие агенты или недавно завербованные.

Чтобы все это выяснить, Корфу придется поднять все связи в Дакии и Новой Византии. И действовать требовалось предельно осторожно: мы не знали, кто из зарубежных коллег мог быть прикормлен Аспидой.

Короче говоря, дело получалось щепетильным во всех аспектах. И пока не возьмем Юсупова живым, картинку полностью не сложим.

— Ладно, — шеф закрыл папку, потушил сигарету и поднялся. — Продолжим у меня в кабинете.

Из допросной мы поднялись в “офисные” помещения. По дороге я зарулил на общую кухню и стащил оттуда немного сахара — у Корфа он вечно заканчивался. В кабинете у шефа возился за своим столом Алексеев — бессменный помощник тайного советника приспустил очки на нос и кивнул в знак приветствия. Но даже сейчас не отлип от своего вечного планшета.

— Есть подвижки? — спросил шеф у секретаря, кивком указав мне на кофеварку.

— Боюсь, пока нечем образовать. Пока на связь вышла только Черемуха.

Я замер возле аппарата. Это такая странная фамилия или имя агента? Шеф, заметив мою заинтересованность, поторопил:

— Хватит греть уши, Михаил. В нужное время мы тебя посвятим во все необходимое.

Ну как обычно. Вздохнув, я продолжил колдовать над кофеваркой и через пять минут наваял три чашки.

— Благодарю, Михаил Николаевич, — на сосредоточенном лице Алексеева даже проступило подобие улыбки, когда я поставил на его стол кружку. — Это мне сейчас очень пригодится.

— Еще бы!

Корф жестом поманил меня за свой стол. Уже не спрашивая разрешения, я устроился на месте гостя и обхватил казенную кружку обеими руками. Шеф бросил на помощника пристальный взгляд, и тот, захлопнув защитную крышку планшета, поднялся из-за своего места.

— Пойду пока немного подышу воздухом, — сказал он и быстро вышел.

Хм. Занятно, что секретарь решил тактично удалиться.

Шеф сделал несколько богатырских глотков и поставил на стол кружку, а сам подался вперед.

— Значит так, Михаил. Поедете примерно через неделю. Может раньше — будет зависеть от того, как быстро подготовят документы, легенду и все остальное. Пока собирайтесь.

— Почему вы обращаетесь ко мне во множественном числе? — напрягся я. — Или я все же поеду не один?

— Чудеса проницательности. Тебе составит компанию Денисов. Будете работать вместе.

Я осел на кресле. Нет, Константин — в целом надежный спутник. Закадычными друзьями мы не стали, но… Не знаю, как описать это ощущение. Мы вместе сражались. Дрались. Воевали — можно называть это как угодно. Но вместе, друг за друга. Такие вещи отпечатываются на отношении к человеку до конца жизни. Это даже больше, чем дружба. Когда вместе с кем-то проливаешь кровь и прикрываешь спину, появляется какая-то духовная близость, что ли…

Так что я не сомневался, что Денисов прикроет мне спину. Закавыка была в другом.

— Мы с Денисовым до недавнего времени поддерживали для Аудиториума легенду, что не особенно друг друга жалуем, — сказал я. — Если вместе поедем на отдых, это вызовет ненужные толки. Вдруг нас увидят на вокзале…

— Значит, сядете на поезд не в Петрополе. Это решаемо.

— Но если нас заметят знакомые в Констанце?

Корф вздохнул.

— Отбрехаетесь. Михаил, тебе вроде бы не впервой конспирироваться. Думай головой.

— Денисов не готов к самостоятельной деятельности. Особенно так далеко от дома! — наконец я озвучил самый весомый контраргумент. Но шефа, судя по всему, и это не проняло.

— Во-первых, в свое время ты тоже не был готов. Во-вторых, при Денисове будешь ты, а у тебя опыта в таких вопросах побольше. В-третьих, вы будете не одни. Сейчас мы работаем над тем, чтобы у вас была поддержка и в Констанце, и, при необходимости, в Букуреште. Что за панические настроения, Соколов?

Я залпом допил кофе.

— Не панические. Если мы упустим Юсупова в Дакии, дальше он спрячется так, что будем искать его по всей Европе! Я всего лишь не хочу накосячить.

— Похвальное желание, — спокойно проговорил начальник. — И все же тебе не привыкать действовать в незнакомой обстановке. Денисов подходит по многим параметрам.

Ну да. На Костю тоже перетек флер разгильдяйства его братьев-транжир и повес, и в нынешних обстоятельствах это могло усыпить бдительность света. Просто двое приятелей приехали развеяться перед новым учебным годом… Плюс, в отличие от меня, Денисов еще не успел так засветить связи с Тайным отделением. Впрочем, Юсупов узнает и его, случись нам столкнуться лично.

Значит, нужно не сталкиваться.

— Ладно, — сдался я. — Приказы сперва выполняются, а затем обсуждаются. Денисов так Денисов.

Корф кивнул.

— Вот и славно. К тому же сейчас от тебя требуется лишь встреча со Штоффами. Понимаю, тебе не терпится притащить Юсупова в Петрополь в кандалах, но Михаил, будем реалистами… Ты не справишься.

Да, блин, я очень хотел притащить Юсупова в Петрополь, сдать его на руки Тайному отделению и забыть о проклятой Аспиде! Мне, знаете ли, очень понравилось для разнообразия хоть иногда жить спокойно. Я хотел больше времени проводить с семьей и друзьями, не думать о том, как дотянуть до следующего месяца и что вечером готовить на ужин, чтобы на всех хватило.

Воспоминания из старого мира нет-нет да все еще вылезали, и я знал, что такое скверная жизнь. И несмотря на то, что работа на тайное отделение мне в целом нравилась. Да и риск я полюбил… Не готов я был отказываться от семьи насовсем. Слишком мне было дорого то, что я утратил в старом мире и получил в этом. Такими шансами не разбрасываются.

Поэтому чем скорее мы закончим эпопею с Аспидой, тем спокойнее.

— Принято, ваше превосходительство, — сказал я вслух. — Лезть на рожон не стану, за Денисовым обязуюсь приглядывать. Честь сотрудников не опозорим, и на этот раз к женщинам легкого поведения я его и близко не подпущу.

— Тогда встретишься с товарищем сам, — огорошил Корф. — Передай пока только основную информацию, без упоминаний о том, что сказала Строганова. Это придержим, пока информация не будет проверена. На днях я вызову вас обоих и передам все, что требуется.

— Слушаюсь, — отозвался я. И, пользуясь отсутствием секретаря, решил затронуть еще один вопрос, что мучил меня уже много дней. — Есть еще кое-что.

Шеф взглянул на настенные часы. Уже начало десятого. Черт, как быстро летело время в застенках Управления…

— Только быстрее. У меня в десять встреча.

Я приподнялся в кресле и облокотился на стол.

— Шувалов. Его гибель не выходит у меня из головы.

Шеф удивленно вскинул брови.

— Что именно смущает?

— Радамант. Его действия, — смущенно ответил я. — Вы же прочли мою память, вы знаете все, что там происходило. И что я сам сделал Шувалова агнцем на заклание…

— И?

— Меня смутил момент, который выбрал Радамант для убийства. Вы же помните, что Шувалову стало плохо именно тогда, когда он…

— Начал рассказывать подробности своей конспирологической теории, — кивнул шеф. — Но послушай, Михаил, мы же изучили его дневник. Там только домыслы, но никаких указаний на имена. Разумеется, Шувалов предполагал, что бумага могла попасть не в те руки, поэтому наверняка предпочел оставить кое-какие догадки лишь разуму. Быть может, граф так перестраховывался. Возможно, предполагал, что придется торговаться… или же у нас в распоряжении оказались не все записи. А может Шувалов просто пытался набить себе цену.

Я покачал головой.

— Не думаю. Слишком уж он был напуган, да и никакого сумасшествия или помутнения рассудка я никогда за ним не замечал. Нет, Вальтер Макарович, Шувалов что-то знал, — прошептал я. — Выкопал каким-то чудом…

— И ты предполагаешь, что Радамант мог убить его, чтобы эта тайна не всплыла? — строго спросил начальник. — Но тогда не бьется, Михаил. Если Радамант охраняет тайны Аспиды или как-то с ней связан, зачем ему устраивать такую зачистку и так подставляться под удар? Они, в конце концов, идейные враги.

Я устало вздохнул.

— Вот это как раз меня и смущает. Понимаю, прозвучит бредово, но что если Радамант связан не с Аспидой, а с кем-то, кто стоит над ней? С кем-то, кто рулит Юсуповым и спускает ему приказы и информацию? И защищает не Аспиду, а этого кукловода…

— И зачем все это Радаманту?

Я пожал плечами.

— Этого пока я понять не могу. Но доверять Радаманту я бы не стал.

— Хм… Михаил, он преступник и убийца. Мы вынуждены иногда работать с ним и его людьми, но, поверь, никто иллюзий не строит. Более того, самого Радаманта в отдаленной перспективе ждут суд и наказание, особенно если он оступится. Когда мы договаривались, я согласился пощадить его людей, но не его. Радамант просил отсрочку до того момента, пока не будет решен вопрос с Аспидой, и я пошел ему навстречу, о чем порой жалею. Попадется на горячем — отправится в Шлиссельбург. Если выживет. И я, если честно, жду не дождусь этого момента.

Я нервно проглотил слюну. Вот, оказывается, о чем они тогда договорились… А я все гадал, почему шеф так резко свернул преследование. Что ж, справедливости ради, надеждинцы и правда порой оказывались полезны — взять ту же Аню Грасс. Отсрочка тоже сыграла свою роль — члены Ордена Надежды перешли в легальную плоскость. Но сам Радамант…

Черт возьми, почему на него было завязано столько всего важного?

Корф поднялся и прихватил свой вечный кожаный плащ.

— Мне пора. Я тебя услышал, Михаил. И прислушался — не думай, что я стану игнорировать тебя из-за твоей юности. Признаюсь, кое-кто из Отделения тоже задавался подобными вопросами, но… У нас ничего нет. Пока что. Поэтому давай сойдемся на том, что по мере возможности я буду копать под Радаманта, а ты справишься с задачей, которую перед тобой поставили.

Я кивнул и спешно сорвался с места.

— Спасибо, ваше превосходительство.

Шеф стукнул ногтем по броши на моем пиджаке.

— Пора бы заменить, тебе не кажется?

Я опустил взгляд и увидел герб с позорной черной полосой. И правда. Вечно забывал открепить — все руки не доходили, а вспоминал в последний момент.

— Ага.

— И раз уж пошло такое дело, добросишь меня до ресторана Смирнова? Боюсь, сегодня за руль сесть у меня уже не получится.

— Работа или…

— Работа, но печенью, — коротко ответил начальник.

***

Высадив тайного советника возле знаменитого ресторана русской кухни, где наливали одну из лучших водок, я перекурил на улице и забрался в теплый салон. Настало время обрадовать однокурсника.

Интересно, Денисов бывал в Констанце? Курорт не самый знаменитый, но по меркам Даки весьма фешенебельный. Обычно наша аристократия предпочитала древности Крыма, Варну или Средиземноморское побережье Новой Византии. Впрочем, находились любители и более отдаленных курортов, особенно французских. Несмотря на греческую моду, почему-то именно все французское пользовалось неизменной популярностью у аристократии, и особенно у дам. Духи они там что ли распыляли на своих курортах?

“Костяяя”, — с напевом позвал я, пробросив ментальный канал. — “Коооостяяяя, отзовись”.

Канал установился мгновенно, но Денисов отчего-то долго не отвечал. Что было даже странно — обычно по, старой привычке, парень отвечал почти мгновенно, стараясь побыстрее закончить разговор. Сейчас, после исцеления Великим Осколком, он мог похвастаться крепкой менталкой, но привычка уже сложилась.

“Костя, черт тебя дери!” — рявкнул я и только после этого получил ответ.

“Соколов… Что-то срочное?”

Несмотря на то, что ментальная связь передавала не все интонации, но отчего-то голос Денисова показался мне запыхавшимся.

“Да новости кое-какие по нашу с тобой душу подвезли. Надо бы обсудить с глазу на глаз”.

“Из Отделения?”

“Ну откуда же еще. Командировка назревает. Подробности при встрече. Ты где?”

“На квартире”, — коротко ответил Константин.

“Тогда скоро буду”, — сказал я и завел двигатель.

От ресторана до съемного жилья Денисова было минут пять езды. Можно было и прогуляться, но заморосил неприятный мелкий дождик. Даже не дождик — водяная пыль, но дюже неприятная.

Я припарковался на узкой улочке и вышел, хорошо помня,куда требовалось идти. Апартаменты у Денисова были не по статусу скромные, но и пользовался он ими преимущественно затем, чтобы отоспаться и привести себя в порядок после попоек. Другой вопрос — с поступлением на службу количество попоек сократилось до минимума, поэтому чаще всего это жилье пустовало.

Интересно, где Костя успел отметиться обильными возлияниями на этот раз?

Я поднялся по ступенькам на нужный этаж — по привычке тихо, стараясь шагать бесшумно. Входная дверь была не заперта. Надо же, какой молодец. Еще бы нараспашку открыл.

Изнутри, из дальней комнаты, где Денисов обычно ночевал, доносились шорохи, звуки возни… На стене коридора мелькали тени.

Черт…

Я быстро активировал “Берегиню” и вызвал “Косу” — небольшой серпик завис над моей ладонью. Свободной рукой бесшумно прикрыл дверь и аккуратно двинулся вперед по коридору.

Звуки возни усилились, было похоже на борьбу — так же пыхтели и кряхтели.

И лишь оказавшись в дверном проеме, я невольно себя обнаружил.

— Что за…

Денисов и какая-то темноволосая девушка подпрыгнули на кровати, взметнулись простынь. Костя отскочил на пол и приземлился, умудрившись сгруппироваться. А девица с визгом спряталась под одеялом.

— Ми… Миша… — отдышавшись, Денисов приложил ладонь к груди. — Черт возьми, нельзя же так пугать!

— Я же сказал, что скоро буду. Откуда мне…

Костя быстро пришел в себя от испуга и направился ко мне, прикрываясь куском простыни.

— Ты только не кричи, хорошо? — Попросил он. — А то тут…

— Да все и так понятно, — девушка сбросила с головы край одеяла и уставилась на меня. — Привет, Соколов.

Я удивленно отшатнулся, не зная, на кого из них смотреть.

— Аня?!

Глава 4

В плохо освещенной комнатке повисла МХАТовская пауза. Я переводил взгляд с Денисова на Грасс. Константин смущенно уставился в пол, а Анька, наоборот, с вызовом и легкой, почти джокондовской полуулыбкой глядела на меня.

Ну и кто тут кого, блин, соблазнил?

Только сейчас я заметил, что, кажется, сорвал парочке настоящее романтическое свидание: на подоконнике возле распахнутого окна стояли два бокала с недопитым вином, на тарелке аккуратной женской рукой была разложена краковская колбаска с каким-то вонючим сыром, из пепельницы торчали тонкие женские сигареты со следами помады. Картину завершал свисавший с люстры черный лифчик. Кружевной и явно очень дорогой.

— Ну что ты смотришь на нас как баран на новые ворота? — наконец нарушила молчание Грасс и потянулась за одеждой. — Да, это именно то, о чем ты думаешь.

Мы с Денисовым синхронно отвернулись, позволяя девушке одеться. Качнулась люстра — Аня сняла бюстгальтер, затем последовало несколько шорохов — и вот она уже стучала каблучками, застегивая босоножки.

Я осторожно повернулся и убедился, что не застал ее врасплох. И, честно говоря, немало удивился тому, как она выглядела. Никакого привычного готического макияжа с потекшей тушью и густо накрашенными глазами. Наоборот, Грасс явно готовилась — примарафетилась, выбрала короткое обтягивающее платье, чтобы выгодно подчеркнуть длинные ноги и стройную фигуру, надела изящные украшения, даже прихватила малюсенькую сумочку на цепочке.

Впервые я видел Аньку такой. Не знаю, что у них там творилось с Денисовым, но это наверняка должно было что-то значить. Другой вопрос — что именно и для кого?

Аня тем временем долила вина в бокал, осушила его залпом и, пригладив растрепавшуюся прическу у маленького зеркала, процокала на высоченных шпильках мимо нас. Уже с новой тонкой сигареткой в руках.

— Думаю, вам нужно поговорить наедине, — нахально улыбнулась она, но я заметил в ее глазах смятение. Значит, тоже нервничала. — Ладно, всем пока.

Уже в коридоре она послала нам обоим воздушный поцелуй и скрылась за входной дверью. Я услышал торопливый стук каблуков на лестнице, затем сосчитал до пяти и пошел в прихожую, чтобы запереть дверь.

Когда я вернулся, Денисов, все еще обмотанный в простыню, сидел возле окна и теребил недопитый бокал в руках.

— Не будь твой визит связан с Отделением, клянусь, Соколов, я бы тебя лично придушил.

— У ищеек личной жизни нет, — хмуро отозвался я и зажег яркий свет. Люстра вспыхнула аж пятью лампочками, и Костя болезненно зажмурился. — К тому же я тебя предупредил, что скоро заеду. Специально же предупреждал, как раз на случай подобного!

— Сволочь…

— Ага. Изверг и фашист, — ответил я и бросил ему брюки. — Срам прикрой. Я на твою задницу уже вдоволь насмотрелся на маскараде у Юсупова. На бис показывать не нужно.

Денисов допил свое вино, обреченно вздохнул и принялся одеваться. Я тем временем заправил кровать, накинул покрывало и уселся.

— Ничего не хочешь мне рассказать, Костик?

— А должен?

— Вообще-то Аня — моя подруга, — серьезно ответил я. Сейчас стало как-то не до шуток. — Мне небезразлично то, что с ней происходит. Так что будь любезен объяснить, что это было.

Денисов долго не отвечал. Даже одевался нарочно очень медленно — тянул время, зараза такая. Ну уж нет, дружок. Хочешь лобызать моих подруг — имей смелость отвечать по совести.

— Кофе будешь? — нашел еще одну отмазку Денисов.

— Да.

— Тогда идем на кухню. Пока буду варить, все расскажу.

Прихватив грязную посуду, мы переместились на небольшую кухоньку. Квартира, которую снимал Денисов, в старые времена явно предназначалась для слуг или низших чинов — слишком уж все здесь было тесным, невзрачненьким. Не чета длиннющим анфиладам господских палат вроде квартиры Корфа, что могли занимать целый этаж.

Костя зажег газовую плиту и принялся возиться с туркой.

— Ты умеешь варить по-восточному? — искренне удивился я.

— А что, думаешь, я настолько жопорукий, что мой предел — яичница?

— Если честно, так и думал. Умеешь ты удивлять, Денисов.

Хозяин отмерил нужное количество кофе, смешал с холодной водой и, добавив какие-то ароматные специи и сахар, поставил медную турку на конфорку. А сам, поглядывая на плиту, переместился ко мне за маленький столик. Я как раз стащил кусок колбасы — опять не ел с самого утра.

— Не знаю я, как о таком рассказывать, — смущенно начал Костя. — О таком вроде и вовсе говорить не принято. К тому же нравы нынче хоть и стали посвободнее, но все равно никакие добрачные связи не приветствуются.

— У женщин, — уточнил я.

— Ну так я ее и берегу! Чем меньше народу знает, тем всем лучше…

— Ты мне другое скажи, — я подался вперед и навис над столом. — У вас это серьезно или ты просто поматросить решил?

— Я… Я не знаю.

Ну начинается…

— Ладно, говори, что хотел сказать. Дальше разберемся.

Денисов помешал кофе, прислушался к тихому ворчанию напитка и покачал головой.

— Нет, еще рано. Короче… Сам не знаю, как оно закрутилось, но… Словом, после того маскарада у нас что-то и началось. Я был под впечатлением — все же Анька-то девица необычная. Ей, судя по всему, было одиноко… Ну знаешь, как оно бывает.

Я знал. Правда, у меня далеко не всегда доходило до постели. Зачастую человеку нужно, чтобы его выслушали, а не засунули в него ствол. По крайней мере еще в моем старом мире девчонкам действительно нередко требовался понимающий слушатель и нормальный собеседник. А остальное — опционально. Но тут, видимо, оба взяли не хилый такой разгон.

— Значит, началось все недавно, — заключил я.

— Ну, относительно. Для меня почти месяц — это уже срок.

— Кобель ты, Денисов.

— От монаха слышу, — огрызнулся товарищ и снял почти закипевший кофе с плиты. Я подал ему приготовленные чашечки, расписанные симпатичными восточными орнаментами, и Денисов разлил ароматное пойло.

Вот этот кофе был поистине царский! Не та бурда, которой плевалась кофеварка в отделении. Крепчайший, пряный, сладкий… Такой вкусный я пил разве что у Штоффов — Матильда была помешана на качестве напитков.

— Снимаю шляпу, — улыбнулся я. — Могешь. Выгонят из Отделения — открывай свою кофейню.

— Опять издеваешься, — уныло ответил Костя. — А я, между прочим, действительно мечусь и не понимаю, что происходит.

Я с трудом подавил смешок. Ну, добро пожаловать в отношения с Грасс, дружок. Эта девка кому угодно башку сломает, не применяя ни одной ментальной практики. Ибо сама отбитая на всю башку.

— Вообще это я все начал. Как вылечился, пригласил ее поужинать в одно милое местечко — хотел отговорить от учебы на психометриста. Мне тут профильный журнал попался, там большая статья по теме целительства — о том, насколько сложно поддерживать здоровье специалистов по психометрии… Проняло меня, в общем. А мы с Анькой хоть и познакомились при довольно спорных обстоятельствах, но… Нравится она мне, понимаешь, Миш? Просто нравится.

Ну здесь я был солидарен. Грасс случалось превращаться в форменную стерву, но было в ней что-то настоящее. Живая, эмоциональная, страстная — не как все те квелые кисейные барышни на балах, что боятся лишнее слово молвить. Это в Анне, конечно, притягивало. Но и проблем от Грасс можно было огрести немало.

— Погоди, Денисов, — ухмыльнулся я над чашкой. — Так ты у нас что, влюбился?

Товарищ отвел взгляд.

— Не знаю. Не уверен. Может быть. Больше всего меня смущает то, что ей словно все равно. Ну то есть что-то началось, как-то продолжилось. Вроде всех все устраивает, но…

— Но тебе нужно больше? — догадался я.

— Возможно. И я этого боюсь.

Да, делааа… Вовремя, конечно, одно на другое наложилось. Денисов-то, небось, уже настроил себе планов по завоеванию, а тут я с заданием от Корфа. Пожалуйте, сударь, в Дакию. Будем искать Юсупова. А девушки? А девушки — потом.

— Ты, Костя, главное, не ссы, — со знанием дела толковал я. — Момент для судьбоносных решений неудачный, и уж точно нечего сейчас пороть горячку.

— Да ей вот-вот уезжать в Константинополь! На это свой факультет психометрический!

— Вот и славно, — пожал плечами я. — Она подумает, ты подумаешь — что-то да и решится.

Но Денисова мои увещевания явно не успокаивали.

— А если она решит там остаться?

— Ну что ж теперь. Дама в своем праве. Мне тоже будет жаль, если Анька продолжит ломиться в эту дверь, но я ж не могу ее заставить. Взрослая девочка, должна сама взвесить все риски и все для себя решить.

— Но мы-то с тобой понимаем…

— Уверен, Анька знает про побочные эффекты от психометрии поболе нашего, — ответил я. — Но пойми, она такой человек, что должна до всего дойти своим умом. Если ты ее заставишь, запрешь или, не дай бог, еще удумаешь чего, чтобы ее остановить, тебе от этого пользы точно не будет. Возненавидит она тебя, Кость, и ты для нее окажешься в одном ряду с ее родственничками. Оно тебе надо?

Денисов растерянно покачал головой.

— Не думаю. Но она ж дурная!

— За то и любим. — Я залпом допил свой кофе и поставил чашечку на блюдце. — Но разобраться должна сама. И даже если тебе в голову втемяшилось, что ты жить без Грасс не можешь, что ж, мои соболезнования. К слову о печальном. Давай-ка теперь я расскажу, что надумал для нас с тобой Корф…

***

Проведя короткий брифинг, я оставил Денисова отсыпаться в его берлоге, а сам спустился к автомобилю. Голова раскалывалась — то ли от резко испортившейся погоды, то ли от голода, а может и от обилия кофе. Такими темпами я точно гастрит заработаю, организм-то не железный.

Устроившись на водительском сидении, я задержал руку над ключом зажигания и уткнулся лбом в руль. Витю пора было мыть и чистить, но по этой слякоти дело представлялось совершенно бессмысленным.

— Ладно, Мих, — вслух обратился я сам к себе. — Последний рывок до дома.

Тоже что ли обзавестись маленьким местом для ночлега в городе? А то с этой работой из Ириновки в Петрополь не наездишься.

К счастью, уже было поздно, и все пробки рассосались. Я лишь немного потолкался на Невском, затем вырулил на мост и перебрался с островов на “материк”. Здесь уже было почти пусто — лишь трамваи, подмигивая круглыми глазками, заставляли тормозить на остановках.

А на душе у меня было неуютно, и меня это неимоверно раздражало. Нет, дело точно не в командировке пусть даже в не самую безопасную Дакию. Наоборот, грядущую поездку я воспринимал как благо. Сменю обстановку, увижу землю, на которой погиб брат, и воздам почести. Почему-то такая мелочь, как возложение цветов к обелиску на месте битвы, где не стало Петра, казалась мне очень важной. И ведь не было в Петькиной гибели никакой тайны — война есть война. А я все равно чувствовал, что… не попрощался толком что ли…

Но кошки скребли не поэтому. Внезапно для самого себя я понял, что все же приревновал к Грасс. Казалось бы, я никогда не допускал и намека на близость, но, видимо, настолько привык, что Анька делилась секретами только со мной, что…

— Дурень ты, Соколов, — вздохнул я и выехал на шоссе. Здесь можно было позволить себе разгуляться, и я втопил педаль газа. — Надо было раньше суетиться.

Да только надо ли было?

Аня Грасс мне нравилась — и пусть в моем вкусе был другой типаж девушек, эта оторва умела красть сердечко. Мне импонировала ее честность, открытость, но…

Я ни на минуту не забывал, почему мы подружились. Да, Радамант вряд ли заставлял ее делиться со мной всем сокровенным, но я не мог избавиться от параноидального ощущения, что он слишком хорошо приглядывал за своей последовательницей.

А Радаманту я не доверял.

Денисов знал про косоликого хрен и трошку, так что ему до какой-то поры было простительно быть слепым. Я же себе такой роскоши позволить не мог. Не имело значения, решит Грасс стать психометристкой или выберет другой путь — пока она держалась Радаманта, пока выполняла его поручения и работала на надеждинцев, она представляла угрозу.

Впору было бы разорваться между Соколовым-человеком и Соколовым-ищейкой, но я свой выбор сделал давно и предпочитал его держаться. Я действовал в интересах тайного отделения и государства. И если это означало наступить себе на горло и отпустить Грасс на все четыре стороны, что ж… Обидно, но такова жизнь. И все же что-то царапнуло душу.

А вот как втолковать Денисову, что Анька могла с ним играть, я не знал. Парень казался слишком растерянным и влюбленным, чтобы прислушиваться к доводам рассудка.

— Хорошо хоть у этих все понятно, — прошептал я, проезжая мимо целовавшихся у озера Сереги и Ольги. Опять сбежали после ужина. Впрочем, у нас в семье уже к этому привыкли. Воронцов был блестящей партией для сестры, и моя родня смотрела на их маленькие шалости сквозь пальцы. Полагаю, они и на большее бы закрыли глаза, сделай Сергей предложение. Но я не хотел торопиться, пока не разрулю вопрос с Аспидой окончательно.

Сначала безопасность, потом — праздник.

“В там не увлекайтесь”, — сказал я Сереге ментально. — “Чтоб к полуночи привез сестру домой”.

Я представил, как Воронцов подпрыгнул от неожиданности в этот момент, и глумливо усмехнулся. Будет знать, как красть чужих сестер после заката.

“Да мы уже возвращаемся”, — отозвался друг.

Проехав по аллее, я припарковался возле главного входа и оставил ключи в машине — слуги отгонят. Егорушка выглянул из окна холла и открыл передо мной дверь.

— Ваше сиятельство, добрейшего вечерочка…

Я удивленно взглянул на лакея.

— Чего это ты сегодня такой милый? Небось, от отца влетело?

— От Кивернитии, — слуга отвел глаза и понизил голос. — Но за дело… К слову, Старшие просили передать, что ожидают вас в кабинете.

— Что, сразу оба? — шепнул я.

— Боюсь, что да.

Я вздохнул. Да, кажется, не судьба мне сегодня расслабиться перед сном. А я-то уже размечтался, как буду полчаса медитировать под горячим душем.

Ладно, надеюсь, беседа со Старшими хотя бы пройдет быстро.

Я разулся, расстегнул все пуговицы пиджака и расслабил узел галстука. Егорушка беззвучно пожелал мне удачи и постучал в дверь кабинета.

— Ваши сиятельства, Михаил Николаевич прибыл, — оповестил он.

— Заходи, мон шер, — позвала бабушка.

Я осторожно протиснулся в дверь и поприветствовал отца и бабушку. Патриарх листал какие-то бумаги в кресле, а Кивернития наслаждалась коньяком у камина. На коленях у нее лежала стопка писем.

Егор закрыл дверь, оставив меня наедине со Старшими.

— Зачем вы хотели меня видеть? — спросил я, усаживаясь на дальний край дивана.

Отец оторвался от бумаг, снял очки и устало потер глаза.

— Видит бог, Михаил, я оттягивал этот вопрос так долго, как мог. Однако наступает момент, когда пора думать о будущем семьи. Поскольку ты единственный наследник мужского пола и выбрал столь рискованную и опасную службу…

Бабушка взмахнула рукой, призывая отца к тишине.

— Коленька, ты опять долго запрягаешь, хотя в этом вопросе нет ничего необычного, — она уставилась на меня светлыми, почти прозрачными глазами и швырнула мне на колени пачку писем. — Одного наследника Соколовы уже лишились. Можешь работать в Тайном отделении сколько душе угодно, но при одном условии — сперва озаботься продолжением рода, Мишель. Еще не хватало, чтобы наше будущее оказалось под угрозой из-за твоей неуемной тяги к приключениям. Особенно сейчас, когда род наконец-то снова обрел Осколок и подобающий статус.

Я с мольбой взглянул на отца. Тот пожал плечами с видом “я же говорил”. А ведь мог бы и оказать какую-никакую поддержку!

— Матушка уже озаботилась вопросом, — сказал Патриарх. — Изучи бумаги, Михаил. Там письма и фотографии аристократок, которые составят тебе хорошую партию. Мы ожидаем от тебя подвижек до конца года.

Глава 5

— Да вы издеваетесь?! — рявкнул я так, что отец вздрогнул. Даже на улице стихла болтовня слуг. — Какие к черту невесты? Какие выгодные партии? Сумасшедшие заговорщики поубивали и перемешали половину петропольской аристократии!

— Именно поэтому вопросом нужно озаботиться как можно скорее, — невозмутимо ответила бабушка и пригубила коньяк.

Но меня уже понесло.

— Я зад рву на ремни, чтобы вас обезопасить! Мало вам того, что Ольгу могли похитить, так вы еще одну невинную женщину хотите подставить под удар? — Я вскочил с дивана и обратился к Патриарху. — Отец, ну хоть ты меня пойми. Допустим, я сейчас пойду у вас на поводу и выберу кого-нибудь из этого списка. Допустим, все даже сложится, в чем я сильно сомневаюсь. А дальше что? Я продолжу работать, гоняться за высокопоставленными заговорщиками, а моя, прости господи, супруга будет здоровенной такой мишенью для врага! Нет, почтенные. Никаких смотров невест, никаких помолвок до тех пор, пока не закончится поимка заговорщиков.

“Отче, спасай”, — добавил я уже ментально. — “Понимаю, что Ба тебя вынудила, но сейчас это и правда некстати”.

Бабушка спокойно дослушала мою тираду.

— Мы сможем ее защитить. У нас теперь есть Осколок…

— Осколок защитил старого графа Шувалова? — возразил я. — Помог Осколок на Смотре в Аудиториуме? Кабы не император, жертв тогда было бы гораздо больше. Нет, бабуль. При всем уважении к твоей мудрости и статусу, я настаиваю, что сейчас рано думать о наследниках. Сперва нужно решить вопрос с безопасностью семьи.

Честно говоря, кабы не хозяйство и необходимость постоянно присматривать за прудами, я бы и правда уговорил отца хоты бы вывезти наших женщин подальше. Меня нервировало осознание, что я буду слишком далеко от них и не успею помочь, случись что. А случиться могло что угодно.

Конечно, местами я сгущал краски и поддавался своей паранойе, но должен был просчитывать все риски. И несмотря на силу Осколка и возросший ранг членом нашей семьи я не был уверен, что этого хватит. А как показала практика Штоффов и Шуваловых, даже собственная ЧВК не была панацеей, если враги решат взяться за наше уничтожение по-серьезному.

Оставалось лишь уповать на то, что мы взяли всю верхушку Аспиды в Петрополе, кроме Юсупова. Если кто-то и остался, то мелочевка, и без главаря они вряд ли так нагло сунутся к аристократам. Понимают ведь, что получат по первое число. Только это меня и успокаивало.

— В чем-то Михаил прав, — внезапно отец снизошел до поддержки. — В конце концов, даже дикие звери сперва обустраивают безопасное логово, а затем приносят потомство.

— Родные, я понимаю, что вы озабочены вопросом наследования, особенно после гибели Петра. Не думайте, что у меня в голове ветер.

— Тем не менее Ирину Алексеевну ты из рук упустил, хотя был отличный шанс породниться, — парировала бабушка.

— Потому что было рано. Я не был готов. Да и сейчас, признаюсь, считаю, тоже рановато…

— Твой прадед женился в осьмнадцать — и ничего, как видишь, все сложилось.

— Матушка, не дави на наследника, — мягко потребовал отец, и Кивернития обиженно поджала губы. — Или, Михаил, ты не торопишься потому, что твое сердце уже кому-то отдано?

Да жопа у меня отдана царю-батюшке! А яйца в кулаке держит его превосходительство Корф!

Я закатил глаза и устало вздохнул.

— Не в этом дело. Причину я уже объяснил. Потому и Воронцова попросил не торопиться с ухаживаниями — не хочу, чтобы их будущее было омрачено моим крестовым походом на остатки Аспиды.

Отец медленно кивнул.

— Но если тебе удастся все это закончить…

— Вот когда закончим, тогда и станем праздновать.

А еще параллельно с этими пререканиями я ломал голову, как бы аккуратнее подать новость о том, что я отправляюсь в Дакию. Знаю, что и бабушку, и отца начинало потряхивать при одном только упоминании этой страны.

— Хотя бы посмотри фотокарточки! — сказала Кивернития. — Вдруг…

Я покачал головой.

— В этом нет смысла. И, к слову, через несколько дней я уеду в командировку по заданию Отделения. Собственно, это еще одна причина, по которой решать матримониальные вопросы сейчас не время.

— Как это… Куда? — удивился отец. — У тебя же скоро учеба…

— Не могу сказать, — попробовал увильнуть я. — Это секретно. И пока я даже не знаю, когда вернусь.

***

Родня так и не добилась от меня никаких подробностей. Я понимал, что действовал по-своему глупо. Но я всерьез опасался, что Кивернития могла отколоть какую-нибудь нелепицу, чтобы сорвать мою поездку. Поэтому все эти пару дней я старательно избегал расспросов и напускал на себя загадочный вид.

Тем временем горничная случайно почти что сдала меня с потрохами. Когда я передал ей одежду, которую собрался взять в поездку, родня начала подозревать, что я намылился куда-то на юг. Впрочем, и здесь мне удалось смолчать, а пытать меня ментально семейство не решилось.

Только Оля, казалось, все поняла, но помалкивала. Я как раз забрал ее с прудов, когда в моей голове возник голос Корфа:

“Добрый вечер, Михаил. Ты в Ириновке?”

“Здравия желаю. Да, тут недалеко”.

“Есть планы на вечер?”

“Звучит интригующе, ваше сиятельство. Теперь нет”.

“Славно. Прихвати Денисова — и подъезжайте к восьми часам на набережную Карповки, дом тридцать. Дом Чубакова. Квартира двенадцать”.

“Понял-принял. Будем”.

Шеф оборвал связь, а я снова разогнался — предпочитал сбрасывать скорость, когда ментальные беседы заставали меня за рулем. Интересно, что Корф потащил нас не в Управление, а в одну из квартир — наверняка явочная или что-то вроде того. Видимо, операция “двое студентов едут проматывать все деньги” начинается.

— Кто? — Устало спросила сестра, прислонившись виском к холодному стеклу.

— Начальство. Работа.

— Значит, опять не поужинаем вместе.

Я взглянул на часы. Начало седьмого.

— Ну почему же… Если поторопимся, укушу чего-нибудь с вами. А потом поеду.

Ольга разочарованно вздохнула.

— Совсем ты с этой своей работой о семье забыл…

Я едва не поперхнулся слюной. Тут забудешь! Стоит появиться дома, как налетают Старшие и начинают выдвигать требования. Пора все же снимать отдельную квартиру в городе. Что-нибудь недорогое и скромное. Заодно, глядишь, и парочкой полезных информаторов с улицы обзаведусь.

— Ты лучше скажи, как у тебя с Благодатью, — ответил я. — Получается?

— Ну… Из бабушки учительница довольно строгая, сам понимаешь. Отец подумывает отправить в Аудиториум и меня…

Я покосился на Ольгу.

— Оно тебе надо?

— Честно? После твоих рассказов — не думаю.

— Нет, ты не подумай, нормальные люди там нормально учатся. Это просто у меня все пошло кувырком. А вообще учат там хорошо.

Сестра озадаченно почесала нос.

— Да не в этом дело, Миш. Просто… Не привыкла я пользоваться Благодатью. Я же шестнадцать лет жила без нее и не особо-то и страдала. Наоборот, в отсутствии дара даже есть кое-какие преимущества…

Ну да. Все ее электронные штуки пришлось сложить в коробку и отправить на чердак. Ибо теперь пятый ранг пер из сестрички по полной программе.

— Значит, не хочешь связывать с этим свою жизнь?

— Пока что нет. Рыба мне ближе. Да и спокойнее без этой силы. Ты же знаешь, я-то никогда не была против жизни простолюдинки.

Это да. Отец и бабушка — те из кожи вон лезли и хотели вернуть Осколок. А Ольга всегда была к этому равнодушна. Ну а я… Я так и продолжал пользоваться родовой силой. В моем случае ее поток был мощнее Благодати.

Поужинав, я торопливо переоделся, схватил ключи и отправился за Денисовым. По дороге предупредил товарища — на этот раз сильно заранее во избежание всяческих конфузов. Выяснилось, что Корф уже связался и с Костей, так что мы условились встретиться на месте.

Вечерняя Петроградка купалась в золоте осенних листьев и огнях. Карповка — небольшая убранная в гранит речушка, делала район почти по-европейски милым. Одна беда — хрен припаркуешься, поэтому мне пришлось толкаться по дворам в поисках места для здоровенного зада Вити. Иногда я жалел, что Матильдин монстр не обладал габаритами городского “Руссо”.

Дом Чубакова был явно жильем недешевым. Старинный, с интересной высокой башенкой и выкрашенными в ярко-кирпичный цвет стенами, он выходил одним фасадом на набережную, а другим — на улицу Теряеву. Через речку высился среди деревьев соборный купол монастыря. А на противоположной стороне улицы располагался трактир. По факту — даже не трактир, а простая рюмочная, но заведение носило гордое название “ПИТЕЙНЫЙ ДОМ ТЕРЯЕВА”. Вот и понятно, кто дал улочке имя… К чести посетителей, вокруг было чисто: ни окурков, ни плевков.

“Миш, я на месте”, — оповестил Костя.

“Да я тоже. Почти. Где парадная?”

“Во дворе. Шуруй быстрее, жду”.

Я приткнул машину подальше от кабака и обогнул угол дома, украшенный изображением двух огромных орлов с распущенными крыльями. На крыше башни сидел каменный грифон. Нужная парадная тоже нашлась быстро — она во дворе была единственная. Возле дверей курил Денисов.

— Привет, Костик.

Товарищ выглядел помятым, чего нельзя было сказать о его костюме и рубашке. Наверняка заехал домой переодеться. Денисов подал мне руку, затем потушил окурок о стенку урны и выкинул.

— Идем?

— Ага.

Возле входной двери висел список жильцов с указанием квартир — занимательно, что возле двенадцатой стоял прочерк. Тем не менее я нажал на кнопку звонка.

Никто не ответил, но дверь с щелчком открылась.

Двенадцатая квартира оказалась на третьем этаже. Значит, не такие уж и большие хоромы здесь сдавали. Впрочем, место было дорогое и козырное. Наверняка находились обеспеченные одиночки, готовые платить немало за жизнь почти что в центре.

Не успели мы подойти к отмеченной номером двери, как она распахнулась.

— Быстрее, — раздалось изнутри.

Голос принадлежал шефу, и шеф явно был чем-то раздражен. Мы решили не усугублять ситуацию и завалились в квартиру. Я закрыл дверь, повернул замок и повесил цепочку.

Воздух внутри был затхлым, да и пыль лежала толстым слоем на всех поверхностях. Значит, и правда запасная квартирка для встреч подальше от любопытных глаз.

— За мной, — распорядился Корф и жестом велел нам не снимать обувь.

Мы прошли за ним по небольшому коридору и оказались в комнате, служившей гостиной. Не теряя времени, тайный советник подошел к круглому столу, застеленному кружевной скатертью, и отодвинул стул.

— Присаживайтесь, — устало сказал он. — Ну, ребята, шевелитесь. У меня помимо вас дел по горло!

Пока мы рассаживались, шеф достал из-за пазухи увесистый бумажный пакет и, включив настольную лампу, принялся выкладывать перед нами его содержимое.

— Ваши документы для задания готовы, — сказал он, вручив каждому новенькие, еще пахнувшие краской, паспорта.

Я открыл свой и усмехнулся. А на этой фотографии даже лучше получился. Звали меня нынче Михаилом Александровичем Репниным. Родился в Тверской губернии, проживал я в Москве.

— Для простоты ваши имена мы оставили, — пояснил Корф. — Они у вас распространенные. А вот фамилии и отчества изменили. Так что Михаил теперь Репнин, а Константин — Васильев.

Я пожал плечами. Мне как-то было без разницы, что там наколдовали. Но паспорта, кажется, и правда были самыми настоящими. Может припрятать после задания? Вдруг пригодится?

— Вы у нас по легенде — закадычные друзья, выходцы из мелкой тверской аристократии. Учитесь в Москве, в Торговой академии. Намерены продолжать дела своих отцов, — Корф протянул нам сложенные вдвое бумаги. — Там все о вас написано. Выучить наизусть и не путаться.

Мы синхронно кивнули. Что ж, хотя бы стало проще играть свои роли.

— Значит, моя семья лен выращивает? — нахмурился Костя. — Надо бы что-то почитать тогда уж…

— Изучите, — кивнул Корф. — Вы не идиоты, информацию найти успеете. Далее — ваш маршрут. Здесь, господа, придется сделать крюк. Поедете из Москвы на Балканском экспрессе. Вот ваши билеты в купе первого класса. Терпеть не могу, когда бюджет организации уходит на роскошь, но здесь это необходимо.

— Так вычтите из нашего жалованья, делов-то, — ответил Денисов.

— Ага. Ты это бухгалтерии скажи, — проворчал шеф. — У нас же все по инструкциям… Сперва хрен выбьешь, потом замучаешься вычитать. Ладно, черт с ним.

Я задумчиво пялился на билеты.

— Так ведь Балканский экспресс отходит из Петрополя и едет в Константинополь, — сказал я. — Я, конечно, переживал, что нас могут заметить на вокзале здесь, но…

— В Москве точно затеряетесь. Пока что ваших однокурсников или других возможных знакомых среди пассажиров первого класса нет, но все равно лишний раз не высовывайтесь. Это ясно?

— Ага… — глаза Денисова блестели от предвкушения поездки. Подарок нам сделали царский. Балканский экспресс был легендарным поездом. Самый комфортабельный, самый быстрый, с великолепным обслуживанием… А нас еще и в первый класс поселили. Экспресс выходил из Петрополя, проходил через Москву, затем делал остановку в Киеве, а потом через Кишинев и Букурешт добирался до Константинополя. Словом, на таком можно было увидеть в окошке полевропы.

— Билеты до Букурешта, — сказал я. — Но нам нужно в Констанцу…

— От Букурешта до Констанцы четыре часа на автомобиле, — ответил Корф. — Вас встретят в столице и довезут до побережья. Теперь запоминайте внимательно. В Дакии вы должны будете встретиться с двумя нашими агентами. Один найдет вас в Букуреште. Как доедете до столицы, не выходя из здания вокзала, идите к сотруднику службы помощи аристократии и закажите такси до Киселета. И ожидайте в зале. Вас заберет наш человек и доставит в Констанцу.

Ну, пока было несложно. Лишь бы все запомнить.

— Затем, как прибудете в Констанцу, первым делом заселитесь в отель “Эмеральд”. Он в центре. Номера уже забронированы и оплачены. Пока что на неделю. Сперва осмотритесь, и уже затем, Михаил, выходи на связь с Ириной, — сверху шеф грохнул буклет-путеводитель по Констанце. — Изучите в дороге.

— А что со связным? — Спросил Денисов. — Как передавать вам сведения?

Корф позволил себе слабую улыбку, словно предался каким-то давним воспоминаниям, но быстро посерьезнел.

— Этим займется Черемуха. Наш сотрудник в Констанце. Мы уже его предупредили и получили подтверждение о готовности вам помочь.

Так вот что за Черемуха, о которой тогда упоминал Алексеев в кабинете! Что ж, было бы спокойнее, знай я, как найти этого агента самостоятельно. Но, судя по всему, шеф не собирался палить контору сверх меры. Оно и понятно — лишний раз связи лучше не светить.

— И еще одно, — тайный советник положил на стол пустой пакет. — Михаил, постарайся в первый раз увидеться с Ириной, когда она будет без Матильды.

Я удивленно приподнял брови и перешел на ментальную связь.

“Неужели не доверяете?”

“Подстраховываюсь”, — ответил начальник. — “Должна же быть причина, по которой записку тебе передала именно Ирина, а не ее тетка”.

“Согласен. Будет сделано”.

— И еще, господа, — шеф понизил голос, и нам пришлось пододвинуться ближе. — Отныне вам присвоены имена, которыми вы должны пользоваться в тайной переписке или для других способов связи. Возможности связаться со мной ментально ввиду расстояния у вас не будет, так что телеграф, почта, звонки… Михаил — Эдельвейс. Константин — Тополь. Матильда носила имя Примула. Используйте эти слова, когда будете сообщать что-то на этот адрес.

Корф протянул мне карточку, и я прочитал адрес: “набережная реки Карповки, дом 30. Квартира 12. Телефон…”

— Значит, Черемуха — тоже рабочий псевдоним? — спросил Костя.

— Разумеется.

— А кто же тогда вы, ваше превосходительство?

— Ясень. Такова уж традиция — у нас не Отделение, а ботанический сад, — усмехнулся шеф. — И на случай если все совсем пойдет наперекосяк… Позвоните в аптеку Шульца и закажите настойку багульника. Но только в самом крайнем случае. Надеюсь, до этого не дойдет.

Глава 6

— Так, значит, тебя отправляют в Москву? — прожевав кусочек копченого ладожского сига, бабушка уставилась на меня через стол. — Леночка тут обмолвилась, что из чистки привезли твои летние костюмы. Не кажется ли тебе, что одежда слегка не по погоде, мон шер?

Ну вот я и спалился. За ужином собралось все семейство, а в качестве гостя присутствовал больно зачастивший к нам Серега Воронцов. Мне-то казалось, что исполнение обязанностей старшего в роду займет его пуще прежнего, но друг каким-то образом умудрялся находить время приезжать в Ириновку едва ли не через день.

Сейчас Воронцов удивленно вскинул брови.

— Ты не говорил, что собираешься в Москву.

— Срочное задание, — отпив воды, ответил я и потянулся к салатнице. — Только вчера получил инструкции.

— Задание секретное, — добавила за меня Ольга. — Оставьте человека в покое. Миша же работает на наше с вами благо…

Отец молча ел горячее, предоставляя бабушке возможность пытать меня в свое удовольствие. Впрочем, я с самого начала понимал, что они начнут что-то подозревать.

— Возможно, мне придется отбыть в Константинополь, — наконец ответил я. — Это еще не решено, но на всякий случай я решил взять вещи.

— Константинополь?! — нарушая все правила столового этикета, воскликнула сестра. — Это же замечательно! Говорят, там в сентябре прекрасная погода. И ты… ты увидишь дворец, пролив… Там столько древностей и достопримечательностей… Чего стоит один Великий собор Святой Софии! Ведь именно там нашли Осколок…

— Но, полагаю, Михаилу будет слегка не до экскурсий по достопримечательностям, — все же вмешался Патриарх и улыбнулся мне. — Ты ведь отбудешь по работе.

Я кивнул.

— Может что-нибудь и удастся посмотреть. Говорю же, это пока не точно. Может придется остаться на пару недель в Москве.

— Но если… Если все же отправишься в Новую Византию, можно попросить тебя привезти подарок? — заблестели глаза Ольги.

Я напрягся. Помимо любви к рыбкам и аквариумистики была у сестрицы еще одна маленькая страсть — она коллекционировала эти маленькие круглые шарики, которые можно было потрясти, и тогда начинали танцевать снежинки и блестки. Не знаю, как такие сувениры назывались по науке, но Ольга их просто обожала. Ее коллекция насчитывала уже больше пятидесяти шаров с различными фигурками и достопримечательностями, и большая часть была привезена из других стран и городов. Сама Ольга путешествовала редко, но многие знакомые привозили такие шары из поездок.

— Постараюсь, — натянуто улыбнулся я.

Да уж… И как мне привезти шарик из Константинополя, если я и вовсе не собирался там появляться? Ладно, постараюсь что-нибудь придумать. Может на блошином рынке или в лавке старьевщика найдется что-нибудь интересное по теме.

Сергей, казалось, заметил мое смущение. Я ощутил легкий всплеск силы, и его голос тут же возник в моей голове.

“Что-то серьезное?”

“Возможно”, — уклончиво ответил я и взялся за салат. — “Пока меня не будет, приглядывай за моими, хорошо?”

“Конечно”, — пообещал Воронцов. — “Мог бы и не просить”.

“Знаю. Спасибо”.

“И все же… Миш, точно все в порядке?”

“Пока да. А если задержусь, то предупрежу”.

Я оборвал ментальный канал, поскольку бабушка начала поглядывать на нас со слишком уж большим интересом. Не хотел я давать ей поводы для лишних расспросов. И уж тем более не собирался рассказывать подробности задания Воронцову: наш княжич, конечно, был хорошим парнем, но водилось за ним свойство паниковать и нервничать сверх меры. Не хватало мне еще носиться с валерьянкой и отпаивать всех накануне отъезда.

Ужин понемногу заканчивался. Вынесли самовар и десерт — на кухне в этот раз расстарались и успели испечь яблочный пирог из плодов нашего же сада. Я с наслаждением жевал хрустящую корочку, когда отец внезапно привлек к себе наше внимание.

— У меня есть новость, — он взглянул на гостя и улыбнулся. — Сергей Андреевич, я прошу вас на какое-то время сохранить ее в тайне.

Воронцов кивнул.

— Разумеется.

— Итак, — продолжил отец, — в связи с недавними изменениями в нашем статусе благодаря работе моего сына… Мы начали пожинать первые плоды. Сегодня утром я был немало удивлен посланием от Сената.

Мы с Ольгой переглянулись. Сестра затаила дыхание.

— Чего же от тебя хотят? — тихо спросила она.

— Обер-прокурор Первого департамента Правительствующего сената приглашает меня занять место в его вотчине, — ответил Патриарх. — Безусловно, подобное предложение ценно, однако я взял время поразмыслить.

Я вытаращился на отца. Ну ничего себе “первые плоды”! Место в Сенате, да еще и в Первом департаменте…

Первый департамент служил своего рода высшей инстанцией, призванной наблюдать за точным исполнением законов, и был наделен массой административных функций. Этот департамент ведал обнародованием законов и занимался проведением сенаторских ревизий, в ходе которых проверялось состояние отдельных учреждений или даже целых губерний.

Благодаря работе Первого департамента Сенат следил за исполнением общих государственных законов и контролировал деятельность всей огромной и неповоротливой имперской государственной машины. Не обходилось и без скандалов. Зачастую ревизии кончались преданием суду многих чиновников и даже губернаторов и других представителей бюрократической верхушки.

А еще через Первый департамент Сената проходили дела об определении чиновников к должности, о наградах, пожаловании разных прав и преимуществ, возведение в княжеское, графское и баронское достоинство, утверждение в правах дворянства…

Иными словами, место не просто ответственное и хлебное, но и очень, очень почетное.

— Интересный карьерный рост, — отозвался я, разглядывая отражение отца в выпуклом боку самовара.

— Такое доверие, признаюсь, несколько меня обескуражило, — сказал Патриарх. — У меня не так много соответствующего опыта…

Бабушка лишь хмыкнула.

— Половину Петрополя перетрясло, и Сенат лишился многих видных деятелей — одни оказались замешаны в скандалах, другим и вовсе не повезло быть убитыми. Ничего удивительно, Николай. Правительство латает дыры.

В этом, бабушка, конечно, была права: сейчас государственная машина испытывала недостаток кадров. И все же было удивительно, что предложение сделали моему отцу. Неужели и правда так много зависело от наличия у рода одного лишь Осколка?

Меня почему-то обуяла обида. Не обладай мы даром, позвали бы его в Сенат? Да хрен там! А сейчас, как только появился камушек, мы снова стали желанными гостями. Все как-то быстро вспомнили, что Соколовы — старый графский род, закрыли глаза на наше “плебейское” рыбное хозяйство, заваливали приглашениями на вечера… И все это из-за одного камня. Тьфу!

Кажется, я начинал сильнее понимать Аню Грасс и эту ее борьбу за право неодаренных занять достойное место в обществе. И это нам еще повезло носить титул. А каково безродному простолюдину с мозгами? Там еще меньше социальных лифтов.

— Соглашайся, Николай, — велела Кивернития. — Такие должности на дороге не валяются.

Отец почему-то взглянул на меня.

“А что скажешь ты, сын?”

Я откинулся на спинку стула.

“Сперва выясни условия. Один из нашей семьи уже оказался связан службой по рукам и ногам. Ты уверен, что хочешь того же?”

***

До Москвы было решено добираться на автомобиле. Во-первых, не хотелось светить поддельными документами в Петрополе, во-вторых, давненько нам обоим не удавалось поездить в свое удовольствие.

Костя ограбил отцовский автопарк, и мы разжились десятилетним “Руссо” с внешностью скромняги и сердцем дракона — я не заглядывал под капот, но, судя по всему, движок там был дьявольский.

Условились, что будем меняться через каждые два часа, а если совсем сморит, остановимся в одной из придорожных гостиниц, благо их на маршруте было хоть отбавляй.

— Ты чего такой смурной? — не отвлекаясь от дороги, я покосился на товарища. — Весь вечер рожа, словно уксуса хлебнул.

Денисов вздохнул, приоткрыл окно и потянулся за портсигаром.

— Да с Анькой поругались, — прикурив, ответил он.

— Серьезно?

— Судя по всему, да.

— И в чем загвоздка?

— Ну… Ты меня предупреждал, а я сделал все по-своему. За то и получил… — Костя выпустил в окно тонкую струйку дыма. — Отговорить я ее попытался. Ну и… Скажем так, переусердствовал. То ли с аргументами, то ли с подачей.

Я мрачно усмехнулся. Ну да, ну да, пошел я на фиг каждый раз, когда пытаюсь казать что-то дельное. А потом начинается.

— До драки, надеюсь, не дошло? — спросил я.

— Нет, я же не урод какой. В жизни руку на женщину не подниму! Но кофе пить теперь не в чем, — уже тише продолжил он. — Эта взбалмошная…Короче, она мне всю посуду расколотила. Утром пришлось пить чай из бульонной пиалы.

Я тихо присвистнул. Иногдапосмотришь со стороны, как милые бранятся, и думаешь — а может ну его? Впрочем, Денисов знал, на что шел. Грасс — тот еще подарочек.

— И что теперь?

— Да черт его знает, — отозвался Костя и потушил окурок в автомобильной пепельнице. — Она ушла, я за ней не побежал… Так и расстались.

— Ага. Нашла коса на камень. Один гордый, вторая…

— Делать-то что теперь, Миш?

Я слегка пожал плечами и снизил скорость, чтобы вписаться в поворот.

— Работать, Костя. Работать. Сосредоточься на задании. Мы в конце концов не развлекаться едем. А чтобы лучше работалось, смени-ка меня за рулем…

***

До Москвы мы добрались как раз за пару часов до отбытия поезда. Поставили машину на длительную парковку, оплатили сразу на пару недель вперед и, вытащив чемоданы, отправились пить кофе. Посадка начиналась за час, и время еще было.

— Взял чтение в дорогу? — спросил Денисов, уставившись на вечерний городской пейзаж.

Я молча похлопал по дорожной сумке.

— Все там. Задание, пара книг о Дакии и конспекты третьекурсников, которые я выменял за пару ништяков.

Денисов удивленно вскинул брови.

— По каким предметам?

— Прикладная артефактория, оба семестра. И… Заметки с практики по Боевому применению Благодати. Редчайшие и ценные записи, должен сказать.

Глаза товарища азартно заблестели.

— Так ты тоже решил пойти на боевую специализацию?

— Ну не в лекари же подаваться с такой жизнью…

Костя хотел сказать что-то еще, но в этот момент объявили посадку на наш поезд.

— Отдельный вход… — цокнул я. — Роскошествуют…

— Мы поедем на самом дорогом поезде в обеих империях. Что, ни разу не катался на Балканском экспрессе?

Я покачал головой.

— Как-то не доводилось.

— Ооо… Тогда с меня экскурсия! — Денисов подмигнул. — Тебе понравится.

Мы шустро допили свои напитки и, подхватив чемоданы, двинулись к отдельному входу на перрон для пассажиров Балканского экспресса. Но не успели сделать и пары шагов, как к нам тут же подлетел носильщик в форме и почти что насильно выхватил из наших рук весь багаж.

— Позвольте помочь, господа! — Затараторил он. — Доставим все ваши вещи в целости и сохранности. Извольте уточнить, какой у вас вагон.

— Третий, — отозвался Денисов и сверился с билетом. — Все верно, третий. Второе купе.

— О, господа. Путешествие в первом классе станет для вас поистине незабываемым! Сервис Балканского экспресса спорит с обслуживанием в лучших отелях мира, и мы пойдем на все ради обеспечения вашего комфорта во время поездки…

Неплохо он так выпрашивал чаевые. Я улыбнулся и приготовил денежку.

Носильщик тем временем взгромоздил нашу поклажу на позолоченную тележку и принялся катить ее позади нас.

Едва мы вошли на перрон, я ахнул. Поезд… Если его вообще можно было назвать поездом, действительно был шикарным. Казалось, это настоящий дворец на рельсах. Острый нос экспресса был украшен гербами объединенной империи и Новой Византии. Сверкали начищенные металлические детали, а в окнах виднелись расшитые занавески.

— Чтобы у пассажиров не было повода жаловаться на неудобства, наша компания не поскупилась на средства и продумала сервис до самых мелочей, — вещал тоном заправского экскурсовода носильщик. — Балканский экспресс — не просто поезд с рестораном, а настоящий гранд-отель на колесах! Особое внимание прошу обратить на меню, господа. Завтрак будет сервироваться в ваших спальнях, и каждый день будет посвящен кухне той земли, через которую вы проезжаете. Повара поразят вас изысканными деликатесами, среди которых даже блюда из осетрины и фазана не покажутся вам оригинальными…

Мы как раз добрались до третьего вагона, и нас встретил вышколенный проводник, одетый в мундир красных, черных и золотых цветов. Его голову венчала старомодная фуражка, а руки были обтянуты белыми перчатками.

Увидев билеты в наших руках, проводник поклонился.

— Приветствуем пассажиров Балканского экспресса! Могу ли я увидеть ваши билеты и документы, господа?

Мы с Денисовым протянули все необходимое. Проводник тут же сверился со списком в золотисто-алой книжечке и расплылся в улыбке.

— Все в порядке, ваши…

— Благородия, — подсказал я.

— Позвольте, я покажу ваши места и объясню преимущества первого класса в нашем экспрессе.

Мы вошли следом за проводником, а за нами тащил багаж ушлый носильщик. Нет. Свой рубль он честно заработал. Потому что к этому моменту я хотя бы морально подготовился к тому, что нас ожидало.

А ожидало нас… Великолепие. Царственный лоск, воплощение богатства всей империи и роскошь, доступная лишь избранным.

“Ну как?” — ухмыльнулся Денисов, увидев, как округлились мои глаза.

“Ох-ре-неть”, — только и мог ответить я.

Теперь-то становилось понятно, почему в этом поезде пассажиры чувствовали, себя как в одном из лучших отелей Европы. Вся обстановка экспресса была выполнена в ретро-стиле, явно вдохновленная началом прошлого века.

В вагонах первого класса было всего по четыре купе, и одно из них оказалось всецело в нашем распоряжении.

— Господа путешествуют без слуг? — Уточнил проводник.

— Да, — кивнул Константин. — предпочитаем передвигаться налегке.

Проводник распахнул перед нами дверь купе, и я остолбенел. Никогда прежде не видел ничего подобного в поездах. Это и правда был номер отеля, но помещенный в экспресс. Сперва мы оказались в небольшой прихожей, затем очутились в гостиной, и уже дальше проводник показал нам спальный отсек.

Всюду были сложные деревянные панели, в мини-гостиной стояли роскошные кожаные кресла, а спальные места были устланы шелковыми простынями и шерстяными одеялами на кроватях. Каждая мелочь была продумана.

— Лаврентий, пожалуйста, разместите багаж их благородий, пока я предоставлю полезные сведения, — попросил проводник, и носильщик принялся размещать наши чемоданы.

— Итак, ваши благородия, счастлив сообщить, что в вагонах нашего поезда вы найдете способные удовлетворить запросы любого гурмана блюда, изысканные вина и интереснейших попутчиков. Балканский экспресс — это круг общения, и вы обретете множество полезных знакомств в вагоне-ресторане или в курительных залах, — проводник указал на кнопку звонка. — Если вам что-нибудь понадобится — что угодно — пожалуйста, нажмите на кнопку.

— Благодарю, — улыбнулся я.

— А пока прошу вас размещаться. Вскоре после отбытия к вам прибудет официант с приветственным подарком.

Служители удалились — каждый с чаевыми. Я сунул вознаграждение носильщику, а Денисов поблагодарил нашего проводника. Отказываться они не стали, а я гадал, было ли достаточно рубля или здесь принято давать щедрее.

— Ну что, оденемся поприличнее — и в ресторан? — Предложил Денисов, развалившись в кресле.

— Нам бы лучше не высовываться. Вдруг кого встретим…

— И что, торчать в первом классе этого царь-поезда, не смея носа показать? — возмутился товарищ. — Если что, я угощаю.

— Позже. Давай ближе к полуночи, когда честной народ разойдется спать.

Я принялся развешивать костюмы по шкафам. Расправил все складочки, почистил туфли, убрал подальше совсем легкие вещи и занялся чтением. Вскоре принесли комплимент — два бокала с каким-то дивным виски. И когда время подходило к полуночи, я сдался и посмотрел на Денисова.

— Ладно, веди в свой ресторан.

Переодевшись, мы направились в нужный вагон. Ковры здесь были персидские, и мне было боязно лишний раз на них ступать. Сколько же стоили билеты…

— Прошу, — Константин распахнул передо мной дверь в вагон-ресторан, и у меня тут же защипало в носу от смеси запахов дорогого алкоголя, сигар и сигарилл, еды… Звучала тихая ненавязчивая музыка.

Стены здесь были отделаны ценными сортами деревьев, шторы и занавески сшиты из генуэзского бархата, люстры выполнены из хрусталя. На стенах висели акварели классиков мировой живописи, а к услугам читающей публики даже имелась библиотека, о чем сообщала золоченая табличка.

Половина вагона была отдана в распоряжение курящих. Покачиваясь в такт ритму вагонных колес и музыки, дамы в шелках и господа в смокингах вдыхали коньячные пары и упивались шампанским. Причем в курящем отсеке народу было куда больше.

— Господа, желаете ли остаться в некурящей части? — спросил подошедший к нам официант с меню наготове.

— Да, — ответил я.

— Нет! — сказал Денисов.

Да чтоб его… Ладно.

Официант тактично выжидал, давая нам время определиться.

— Мы бы хотели расположиться в курящем зале, — сказал я.

— Прошу за мной.

Два отсека были отделены стеклянной перегородкой и какой-то бесшумной системой вентиляции — дым, что попадал в “чистый” зал, не казался противным. Официант открыл перед нами стеклянную дверь и пропустил вперед, предлагая выбрать понравившийся столик. Мне как раз приглянулся тот, что был возле окна. Пространство вокруг него пустовало, и лишь одинокая девушка по соседству читала книгу, потягивая вино.

Я молча указал на стол.

— Этот, пожалуйста.

— Прекрасный выбор, — учтиво улыбнулся официант.

Мы расселись, и перед нами разложили меню. Винная карта напоминала том Советской энциклопедии, и я даже растерялся.

А затем поднял глаза на девушку, что углубилась в чтение. Она сидела к нам спиной, из ее ушей торчали провода наушников, и нас она явно не слышала. Но показалась мне знакомой.

Не успел официант отойти от нас, как она обернулась к нему и взмахнула рукой, подзывая к себе.

— Повторите, пожалуйста, — сказала она, вытащив наушники.

Мы с Костей замерли.

— Какого хрена здесь делает Аня? — зашипел я.

Глава 7

Вытаращившись на Аню, Костя нервно сглотнул слюну. Официант слегка поклонился девушке и задержал взгляд на нас.

— Господа готовы сделать заказ?

Анна, до этого нас не замечавшая, резко обернулась. А дальше все было как замедленной съемке в дешевом кино. Ее глаза округлились от удивления, взметнулись стриженные под каре смоляные волосы, рот приоткрылся в немом крике…

— Какого дьявола? — воскликнула Аня, нарушая все возможные приличия.

Сперва показалось, что мне отчего-то заложило уши. Но нет — это просто тишина оказалась настолько громкой. В один миг перестала звучать музыка, затихли гости, с любопытством уставившись на бурную реакцию Грасс.

Она тут же вскочила со своего места. Разъяренная как фурия, глаза метали молнии. Она схватила с подноса официанта свой пустой винный бокал — мне показалось, сейчас она долбанет его о стол и сделает подобие “розочки” — с такой злостью она смотрела на Денисова.

Твою же мать. Если она раскричится, то порушит всю нашу легенду!

“Аня, тихо!” — крикнул я ментально. — “Успокойся! Пожалуйста!”

Она метнула на меня гневный взгляд и так сильно сжала в руках ножку бокала, что та треснула у нее в руках.

— О господи, мадемуазель! — воскликнул официант и уставился на ее ладонь. С пальцев Грасс текла кровь, но она, казалось, даже не заметила этого. Так и сверлила Костю глазами.

— Ты что, меня преследуешь? — прошипела она, глядя на моего товарища. — Совсем с ума сошел?

— Госпожа, вы порезались! — лепетал сбитый с толку официант. — Нужно оказать вам помощь…

Я решил взять дело в свои руки, пока этот переполох не поднял на уши весь поезд. Ну, блин, как обычно. Пошли, называется, выпить перед сном…

— Пожалуйста, принесите чистое полотенце и теплую воду, — обратился я к официанту и поднялся со своего места. — Я помогу даме. Как одаренный, запрашиваю разрешение начальника поезда на применение целительной силы.

Правилами поезда использование Благодати было запрещено. Исключения делали только для ментальной связи и — по разрешению — для исцеления. Остальное было под запретом, дабы не смущать и не пугать других пассажиров. Поговаривали, что в старые и менее спокойные времена, когда в Дакии бесчинствовали разбойники и любители грабить поезда, к Благодати относились более лояльно. Но сейчас даже для применения “Мертвой воды” требовалось получить одобрение.

— Конечно, сейчас запрошу, — сказал официант и испарился.

Аня в этот момент наконец-то перевела взгляд на свою руку и поморщилась, словно только что заметила рану.

— Вот черт.

— Я помогу, — тихо сказал я и потащил ее за ее столик. — Садись, сейчас все сделаем. Константин, пожертвуй свой напиток для благой цели.

— Позвольте мне предложить свой! — эффектная дама в открытом платье из зеленого шелка и в восточном тюрбане с пером поднялась из-за столика, который делила с пестрой компанией, и грациозно подплыла к нам.

Я с удивлением на нее уставился.

— Прошу прощения?

— Мари Буайе-ле-Дюсон, — представилась женщина с сильным акцентом и протянула мне бокал с ярко-зеленой жидкостью. — Если желаете обработать рану или обезболить мадемуазель, месье, рекомендую чистый абсент… Этот богемский. Лучший в мире.

Я подвис на пару секунд, соображая, где мог видеть эту женщину. Ее лицо и имя казались мне очень, очень знакомыми. А потом до меня дошло, и я едва не поперхнулся. Это же знаменитая парижская актриса и танцовщица, номера которой собирали полные залы!

Королева французского бурлеска. Дита фон Тиз, Сара Бернар и Матильда Кшесинская в одном лице этого мира… Простолюдинка, покорившая своей артистичностью и пластикой всю европейскую и имперскую аристократию.

Ох ты ж елки.

— Благодарю… — я замялся, не зная, называть даму мадам или мадемуазель. Детали ее личной жизни мне были неизвестны. — Госпожа Буайе-ле-Дюсон.

Дива поставила бокал передо мной и легонько взяла Аню за подбородок.

— Сколько страсти и чистых эмоций! — промурлыкала она, глядя в глаза Грасс. — Сколько пыла и поистине эллинской трагедии в этих очах… Не зря говорят, что вы, русские, щедры на чувства. О, теперь я это вижу… Дитя, дай взглянуть на твою рану.

Аня подчинилась, завороженно глядя на французскую диву и не смея отвести от нее взгляда. Действительно, было в этой женщине что-то демоническое: едва она начинала говорить или двигаться, смотреть хотелось только на нее.

Как раз в этот момент выбежали официанты со стопкой горячих полотенец и несколькими кувшинами воды. Это они, конечно, переборщили. У нас тут небольшой порез руки, а не ногу оторвало. Ну да ладно. Дива принялась осторожно вытаскивать осколки из ладони Ани.

— Разрешение получено, — шепнул мне официант. — Господин, быть может, мне все же стоит вызвать врача? В нашем поезде есть медицинский блок…

— Это всего лишь царапина, — фыркнула наконец-то пришедшая в себя Аня. Видимо, чары француженки понемногу ее отпустили. — Не нужно никаких врачей! Со мной все в порядке.

И все же из ее ладони продолжала течь кровь. Я снял пиджак, расстегнул запонки и закатал рукава.

— Дамы, позвольте…

Воззвав к силе, я действовал на автомате. Для разнообразия решил использовать Благодать, благо ее во мне тоже было немало. Родовой источник ревниво кольнул меня куда-то в район живота — забавно. Казалось бы, предки должны радоваться, что я больше не тратил родовую силу на всякие мелочи. А вот источник и правда немного обижался, если это можно было так назвать.

— Пей, дорогая, — я был занят руками Ани, поэтому дива поднесла бокал с абсентом к ее губам. — Только медленно и немного. Этот напиток и лошадь свалит…

Не знаю, чего этой роскошной француженке приспичило поучаствовать в движухе, но я особо не возражал. Пока Аня молчала и не вопила на весь вагон наши фамилии, можно было особо не напрягаться. И все равно мне не нравилось, что этот инцидент привлек внимание посторонних. Да еще и знаменитостей.

Первым делом я занялся водой — решил использовать подручные средства и немного сунулся в целительную артефакторию. Отобрав два кувшина, я зачаровал воду в первом, превратив ее в физическое воплощение заклинания “Мертвая вода”. Такое, по идее, нам должны были давать только на старших курсах, но я не зря путался под ногами у артефакторов в Отделении: показали несколько полезных в полевых условиях фокусов.

Аня строго наблюдала за моими действиями — никак не комментировала, но. Не препятствовала. Но под ее тяжелым взглядом я чувствовал себя юным пацаном на экзамене.

— Так, пожалуйста, подставь руки, — попросил я.

Аня послушалась. Костя стащил с горы несколько полотенец и подставил под ладони Ани, чтобы вода не попала на ковер. Я выплеснул немного “Мертвой воды” — первый поток смыл грязь и остановил кровь.

Мари Буайе-ле-Дюсон с азартным блеском в глазах наблюдала за моими манипуляциями.

— С’est un miracle! — воскликнула она по-французски и замахала своей пестрой компании. — Господа, глядите! Имперский аристократ творит настоящее волшебство!

О черт… Этого еще не хватало. У меня как-то вылетело из головы, что в Европе было гораздо, в сотни раз меньше одаренных. Неудивительно, что применение Благодати для них было тем еще шоу.

— Госпожа, прошу, не стоит прерывать мою работу, — попросил я. — Мне нужно сосредоточиться.

Аня что-то прошипела ей по-французски, и энтузиазм дамы немного поутих. Тем не менее было поздно: разряженные щеголи из-за столика танцовщицы теперь неотрывно пялились на нас.

Закончив с “Мертвой водой”, я зачаровал содержимое второго кувшина на “Живую”. Было интересно работать с физической конфигурацией. В таких штуках мастером была Ядвига Хруцкая, но она выпустилась из Аудиториума и вроде бы отправилась в Константинополь углублять знания и обмениваться опытом. Словом, выбрала научную карьеру.

— Хватит… Достаточно! — сказала Грасс и отвела здоровой рукой кувшин в сторону. — Все уже в порядке. Видишь, заживает на глазах.

Действительно, довольно глубокий порез потихоньку затягивался, кожа стала розоветь и закрыла мясо, появилась тонкая пленочка новой кожи.

Я выдохнул в облегчением.

— Все. Проблема решена, — обернулся я к официанту. — Три островных скотча, пожалуйста. Самых торфяных и безо льда, чтобы прийти в себя. И еще один абсент для госпожи Буайе-ле-Дюсон взамен утраченного.

Следы инцидента мгновенно убрали. Я не заметил, как подсуетились официанты, но стоило обернуться к столику, и я увидел идеальный порядок. Мари Буайе-ле-Дюсон театрально приложила ладонь к груди.

— О, месье, я должна поблагодарить вас за это дивное… représentation! Как же… как же по-русски…

— Представление, — подсказал Денисов.

— Именно! Должна заметить, обычно я выступаю перед людьми, чтобы даровать им эмоции и ощущение чего-то нового, но вы, месье, на этот раз превратили меня в зрителя! Было крайне захватывающе! C'était merveilleux! Прошу, месье, пожалуйте со своими друзьями за наш столик! У нас собралась весьма яркая и довольно известная компания…

Это я уже понял. За самым большим столом в курительном отсеке явно собрались деятели искусства. Высокий рыжеволосый мужчина с клиновидной бородкой в коричневом дорожном костюме и пестром шейном платке был похож на художника. Когда я встретился с ним взглядом, он приветливо улыбнулся и поднял бокал.

Подле него расположилась томная южная красавица с черными как смоль волосами, заплетенными во множество тонких косичек. Она была облачена в белоснежное открытое платье, очень красиво контрастировавшее с темной кожей, курила через длиннющий мундштук из слоновой кости, и при каждом ее движении браслеты на ее руках издавали веселый звон.

— Asseyez-vous à notre table! — сказал третий пассажир — плотный мужчина лет пятидесяти в темно-бордовом бархатном пиджаке, из кармана которого торчал блокнот. — Присаживайтесь за наш стол, господа! Места всем хватит!

Он был похож не то на журналиста, не то на писателя. А рядом с ним на диванчике расположились еще двое — их я разглядел плохо, мешала тень.

Я переглянулся с Аней и Костей, а затем улыбнулся диве.

— Мы с удовольствием примем ваше приглашение, однако нам нужно немного времени, чтобы побеседовать наедине, — сказал я.

— О, en privé… — понимающе улыбнулась дама. — Разумеется, господа.

Качнув пером на украшенном самоцветами тюрбане, она вернулась за свой столик. Как раз появился официант с тремя бокалами заказанного виски, и Денисов велел записать заказ за свой счет. Я же молча кивнул Ане на наш стол.

Девушка оглянулась по сторонам и, вероятно, поняв, что ее бегство незамеченным не пройдет, была вынуждена присоединиться к нам. Открыв портсигар, она достала сигариллу, щелкнула позолоченной зажигалкой и уставилась на нас с Денисовым.

— А теперь объясните мне, соколики мои, какого хрена вы здесь делаете? — прошипела она и выдохнула дым. — Ладно Костя — он дурной, от него я могла ожидать чего-то подобного. Ну… в теории. Но ты-то, Михаил? Ты-то зачем в это вписался? Неужели такими друзьями заделались, что ты за ним и в огонь и в воду?

Я сделал небольшой глоток из запотевшего от холода стакана и закрыл глаза. На миг, на краткий дивный миг все вокруг перестало существовать. Я вдыхал землистый и торфяной аромат островного скотча и даже улыбнулся от удовольствия. Да, за любовь к вонючему пойлу меня считали извращенцем. Но и пошли они к черту. Мне нравилось.

— Ты чего несешь? — понизив голос, ответил Денисов, нависнув над столом. — Не преследую я тебя! Вообще не понимаю, как ты в этом поезде оказалась!

Аня на миг замерла.

— Не понимаешь, значит? — с перекошенным от гнева лицом, она привстала, чтобы оказаться с Костей на одном уровне. — Ты ж меня сам отговаривал ехать в Константинополь! А этот поезд куда идет?

— Ну… До Константинополя, — смутился Денисов. — Вот черт…

— Я просто поменяла билеты, болван! — громким шепотом ответила Грасс, уселась и залпом осушила свой стакан. Кощунство. Поморщилась, затянулась, выдохнул и продолжила уже гораздо спокойнее. — После того, как мы поругались, я решила, что дольше оставаться в Петрополе не было смысла. И так дома всю душу наизнанку вывернули, еще и ты лихо так добавил сверху. Собрала вещи, поменяла билет и поехала… Хоть погуляю по городу, развеюсь…

— Проклятье, — вздохнул Денисов. — Точно.

Я поставил локти на стол и спрятал лицо в ладонях. Идиоты. Кретины. Болваны… Все мы… Ну ешкин кот, угораздило же случиться такому совпадению. И теперь вся наша легенда могла полететь под откос. И ведь даже не объяснишь Ане, почему надо помалкивать. Кому-кому, а ей я не собирался распространяться об истинных целях нашего задания и связи с Аспидой.

— Другой вопрос, какого ляда вы здесь забыли? — спросила Грасс.

— Я еду повидаться с Ириной, — тут же ответил я, пока Денисов не сморозил какую-нибудь глупость и не выдал нас. Лучше сказать полуправду, чтобы в нее легче поверилось, чем откровенную ложь. — А Константина взял с собой, потому что после вашей ссоры ему в Петрополе тоже делать особо нечего.

— Ты не говорил, что собираешься к Штоффам, — удивилась Аня. — Да и поздновато собрался. Скоро же семестр начинается.

— Решил сделать сюрприз, раз свободная неделя выдалась.

— Значит, вы до Букурешта?

— Ага.

Аня подозрительно покосилась на нас обоих.

— И вы не знали, что я поеду именно этим поездом?

— Да, черт возьми, не знали! — рявкнул Денисов, снова обратив на нас внимание столика деятелей искусства. — Иначе хрен бы я на него сел! И вообще, откуда у тебя деньги на Балканский экспресс?

— Я, в отличие от тебя, с первого курса подрабатываю, — отрезала Грасс.

— Ага. Видел тебя в форме официантки…

— Из тебя тоже неплохой ублажитель старух вышел. Я хоть и работаю с артефактами подпольно, но зато могу позволить себе второй класс на собственные деньги!

— Заткнись, Костя, — не выдержал я и строго взглянул на Аню. — И ты заткнись. Оба замолчите. Башка уже болит от вас обоих. Любовнички хреновы.

Аня нервным жестом потушила сигарету в пепельнице и толкла окурок с такой ненавистью, словно представляла, что это был Денисов.

— Значит, так, ребятки, — я по очереди взглянул на обоих. — Не знаю, чего вы там друг другу наговорили, но гештальт у вас явно не закрыт.

— Чего не закрыто? — не понял Денисов.

— В смысле расстаться вы расстались, но ничего для вас обоих не закончилось. В противном случае вы бы так сейчас не нервничали, — я пошарил рукой в кармане и вытащил массивный брелок с табличкой купе. — Поэтому вот ключи от наших апартаментов. Идите и разберитесь уже наконец. Мне плевать, драться вы будете или трахаться, но чтобы к завтраку оба были в адеквате. Это ясно?

У Кости виски пошел носом, а Грасс закашлялась от моей тирады.

— Вернусь к завтраку, тогда и поговорим нормально, — сказал я и скользнул взглядом по компании творческих личностей за соседним столом. Мари Буайе-ле-Дюсон улыбнулась мне и жестом пригласила за свой стол. Ну что ж, придется обзавестись новыми знакомствами. — Вперед. Шевелитесь, пока я не передумал.

Не знаю, почему, но эффект моя рулада произвела колоссальный. Костя и Аня оба притихли и, казалось, даже немного смутились. Девушка нерешительно застыла, но Денисов кивнул в сторону выхода и даже подал ей руку.

— Михаил прав. Нужно разобраться. Идем.

Аня смущенно поправила выбившуюся из-за уха прядь волос и последовала за Денисовым, стараясь не смотреть мне в глаза.

“Не смей ей и слова вякнуть по поводу задания”, — добавил я ментально, обратившись к Константину. — “И документами не свети. Все, лети, орел”.

Я же, проводив голубков, подхватил свой бокал и подсел к соседям.

— Добрый вечер, господа…

Глава 8

Заметив меня, богемная публика оживилась.

— Наконец-то вы до нас добрались! — рыжеволосый мужчина, походивший на художника, сидел с краю и подскочил, чтобы взять для меня стул. — Наша Мари успела прожужжать нам все уши. Впрочем, я уже не раз видел, на что способна сила русских аристократов… И я совершенно позабыл о манерах, — он протянул мне руку. — Емельян Федорович Матвеев, художник-портретист.

Я пожал руку, стараясь не выдавать эмоций. Тот самый Матвеев? Обладатель негласного титула “колотая кисть”? К этому художнику выстраивалась очередь на годы вперед, и даже аристократам приходилось мириться с его эксцентричным нравом… Редкий случай, когда перед неодаренным ходили на цыпочках и упоминали его имя с томным придыханием.

А уж какой дивный портрет императрицы он написал… Ну и ну. Вот уж действительно попал в самое сердце богемы.

Я улыбнулся и представился в ответ.

— Михаил Александрович Репнин. Пока что обычный студент на каникулах.

Деятели искусства переглянулись и дружно рассмеялись.

— Эх, ваше благородие, — ухмыльнулся портретист, придвигая ко мне пепельницу. — Обычные студенты на Балканском экспрессе не ездят… И раз вы наделены даром Благодати, то уж точно не происходите из простой семьи. Репнины… Репнин… Нет, кажется, никого из вашей семьи я еще не писал.

Я пожал плечами.

— Мой отец, увы, не самый большой ценитель искусства. Предпочитает то золото, что можно пересчитать и хранить в банке.

Ну, врать — так по полной. Буду аккуратно обвешивать легенду всякими мелочами, что оживят мой образ.

— Позвольте уточнить, ваше благородие, — мужчина в бархатном пиджаке достал из кармана записную книжку и перелистнул несколько страниц. — Не из тех ли вы Репниных, что владеют имением под Рязанью? Демид Львович Лурье. Писатель.

Я с улыбкой пожал его потную ладонь.

— Рад знакомству, Демид Львович. Увы, я вырос в Тверской губернии, а по достижении совершеннолетия отправился в Москву и в Рязани не бывал. Полагаю, вы имеете в виду владения побочной ветви нашего рода.

— Демид Львович, сладкий вы мой персик, избавьте юношу от расспросов! — взмолилась дива. — Михаил Александрович на отдыхе, а вы терзаете его вопросами о его семействе…

— Все может пригодиться для книги! — обиженно возразил писатель.

Мари Буайе-ле-Дюсон наклонилась к моему уху.

— На самом деле господин Лурье — журналист. Ведет хронику и пару колонок в светских изданиях. Но, ведомый амбициями, решил написать целую книгу об императоре. Видимо, каждый журналист мечтает написать книгу…

— И давно он над ней работает? — тихо спросил я.

Дива загадочно усмехнулась.

— Ну… мы знакомы порядка пяти лет, и за все это время он не продвинулся дальше пятой главы… Зато в описании торжеств и прочих празднеств равных нашему Демиду Львовичу поистине нет! Ах, как он преподнес мое первое выступление в Петрополе…

Темнокожая красавица с косичками изучала меня, но не проронила ни слова. Я кивнул ей в знак приветствия, и она смущенно улыбнулась.

— Это М’Балия, из африканской земли Гвинея, — подсказала госпожа Мари. — Моя лучшая ученица. Увы, она не говорит по-русски. На их землях знают лишь местные языки и мой родной французский язык.

Африканка и правда была очень красива, и в каждом ее движении сквозила кошачья грация. Я улыбнулся девушке и сказал только:

— Je suis fasciné.

Означало это “я очарован”. Девица вновь смущенно улыбнулась и опустила глаза в пол. Несмотря на довольно откровенный наряд, красотка явно ощущала себя немного не в своей тарелке. Возможно, мешал языковой барьер и то, что остальные при моем появлении перешли на русский. Я решил не мучить ее излишним вниманием и обратил взор на двух мужчин, сидевших на диванчике в тени.

Первый показался мне похожим на лютеранского пастора — настолько скромно он выглядел на фоне остальной разряженной в яркие цвета публики. Весь в черном, лицо походило на лики мучеников с икон. Трудно было определить возраст — от плохих тридцати до бодрых сорока пяти.

— Макс Фрам, — представился он. — Композитор.

— Не просто композитор, — вмешался его сосед. — Гений!

— А вы? — Спросил я.

— О, я всего лишь скромный ученик маэстро, — улыбнулся второй мужчина. Он явно был моложе, хотя во всем старался подражать учителю. — Антоний Романович Брага. Да, Брага. Как напиток.

— Интересная фамилия, — удивился я.

— Еще занимательнее, что она итальянская, — пожал плечами ученик. — Моя семья перебралась в Москву еще в прошлом столетии. Зато фамилия оказалась звучная, запоминают ее быстро.

— Воистину, — хохотнула наша дива. — Что ж, все наконец-то перезнакомились, и я предлагаю за это выпить! Buvons!

Не знаю, как, но рядом с моим почти опустевшим бокалом очутился его собрат — только полный на два пальца. Я присоединился к тосту и мельком взглянул на часы. Глубокая ночь, но никто не смел выгонять нас из вагона-ресторана. Видимо, наш шум не мешал остальным пассажирам.

Господин Фрам, к моему удивлению, даже не притронулся к алкоголю. Вместо этого он пил минеральную воду с долькой лимона. Его ученик все же позволил себе угоститься вином. Я потягивал свой торфяной виски и, развесив уши, с любопытством вникал в жизнь богемы.

— А что же наш новый друг все молчит? — дразнила госпожа Буайе-ле-Дюсон. — Неужели мы утомили вас сплетнями?

Я сдержанно улыбнулся.

— Боюсь, мне пока что попросту сложно поддержать беседу. И, кроме того, я немало смущен. Признаюсь, я ожидал встретить известных людей в Балканском экспрессе, но чтобы все они собрались на одном рейсе и за одним столом…

— А разве вы не знаете? — удивился художник и крутанул напомаженный рыжий ус. — Мы здесь оказались не случайно. Едем в Константинополь для подготовки одного мероприятия… Интересно, нам можно об этом говорить?

Журналист фыркнул.

— Я вас не выдам. Да и наш новый друг, надеюсь, не будет распространяться раньше времени…

Вероятно, алкоголь окончательно развязал языки честной компании. Лишь маэстро Фрам с укором взглянул на раздухарившихся коллег, но вслух возражать не стал.

Я же уже принял стойку, как собака, учуявшая след дичи. Если где-то рядом была тайна, я, конечно же, должен сунуть нос поглубже. Авось пригодится.

— Так что же за мероприятие? — спросил я, потянувшись за сигариллой. — Впрочем, уверен, что в Константинополе каждый день происходит нечто значимое. И все же…

Дива театрально закатила глаза и приложилась к бокалу с коктейлем.

— О, ваше благородие, все это — полная скука по сравнению с тем, ради чего нас пригласили в Константинополь! — Она придвинулась ближе к центру стола и понизила голос почти до шепота. — Мы едем в южную столицу по приглашению градоначальника Константинополя. Причем вы видите малую часть той армии деятелей искусства, которая будет готовить грандиозное представление. Совсем скоро в Константинополь стекутся таланты со всех уголком Европы и Империи!

— А повод? — Уточнил я, уже догадываясь о причинах.

— Визит императора, конечно! — громким шепотом ответил журналист Лурье. — Ведь вместе с императорской семьей в город прибудут и политики, и аристократы, и еще множество блистательных деятелей.

Я растерянно уставился на свой бокал. Надо же. Я-то думал, что для императорской фамилии визит в Константинополь — событие из разряда дежурных. Но, видимо, в этот раз визит будет приурочен к какому-то значимому празднику.

Сейчас я жалел, что за эти пару лет не успел подтянуть свое образование в области истории до уровня блестящего. Даже несмотря на то, что я каждую свободную минуту пытался штудировать отцовскую или аудиториумскую библиотеку, в знаниях оставалось много пробелов. Особенно в той их части, что касалась школьного образования — все же прежний владелец моего тела, прямо скажем, особо ни к чему не стремился.

А зря.

— Что ж, — выдохнул я. — В таком случае бесконечно жаль, что я не смогу попасть на этот праздник.

Художник, дива и подмастерье композитора удивленно на меня уставились.

— Как же так, ваше благородие? Разве вы едете в Константинополь не ради этого?

— Боюсь, мой путь лежит в Букурешт, — ответил я, вызвав еще большее изумление.

Мари Буайе-ле-Дюсон скорчила презрительную гримаску.

— В Букурешт? Но, цветочек мой, это же дыра! К тому же, говорят, там все еще опасно…

— Если быть точным, я еду в Констанцу. Слышал, что там стоит имперский флот, и местные власти навели полный порядок.

Лурье покачал головой.

— Ну, места там и взаправду красивые, этого не отнять. И все же, ваше благородие…Дакия? Променять возможность поучаствовать в таком празднестве на… на ставку в казино?

Я улыбнулся.

— Нет, Демид Львович. На старого друга.

— Не удивлюсь, если в этом замешана женщина! — прошептал художник и лукаво мне подмигнул. — Я всегда чую след женщин… Всякий рыцарь служит прекрасной даме. В конце концов…

Я ответил ему загадочной улыбкой. Фигушки я тебе сейчас расскажу всю подноготную. И так засветился перед сплетниками, которые могли разнести обо мне новости по всему Константинополю. Оставалось лишь радоваться, что мне с ними в одном городе не столоваться и не пересекаться.

— Насколько мне известно, император собирался в путешествие ближе к зиме, — заметил я. — Но сейчас сентябрь.

— Душа моя, на подготовку уйдут месяцы! — воскликнула дива.

— И, кроме того, лучше приехать в Константинополь пораньше. Боюсь, уже в октябре в городе будет не протолкнуться от гостей, — проворчал журналист. — Все нормальные номера разберут, а я не хочу ютиться в каком-нибудь клоповнике! Еще и цены задерут так, что простенькие апартаменты будут стоить как люкс…

Зато, кажется, Новая Византия изрядно поправит свое материальное положение. Если верить рассказам этой компании, город будет трещать по швам от наплыва туристов.

И мне это не понравилось. Профессиональная деформация сознания опять давила на то, что всякий праздник — это риск. Чем больше народу, тем сложнее контролировать обстановку. Понимать бы, как у нововизантийцев со службой безопасности…

Тем временем за окном понемногу начало светать. Занятые разговором и выпивкой, мы не заметили, как наступило утро.

— Так, господа, кажется, нам пора расходиться, — зевнула дива. — Вот же напасть, я так долго переучивала себя вернуться к нормальному человеческому режиму дня, и теперь все напрасно. А вы, Михаил Александрович, какого графика придерживаетесь? Вы жаворонок или сова?

— Соворонок. Или жава, — ответил я. — Встаю обычно рано, а ложусь… Как получится.

Пассажиры переглянулись и рассмеялись.

— Весьма знакомо, — сказал Брага и похлопал ладонью по толстому фолианту меню. — Господа, раз уж мы засиделись до рассвета, быть может, порадуем себя легким завтраком?

При упоминании еды журналист оживился. К нему присоединился художник. Остальные предпочли сразу отправиться на боковую. Я взглянул на часы — половина седьмого утра. Завтрак начинали подавать с семи, и я гадал, смогу ли вернуться в купе так, чтобы не смутить Денисова и Грасс.

В итоге я пришел к компромиссу: заказал чашку кофе и еще немного поболтал с любителями поесть перед сном.

Наконец, распрощавшись с новыми знакомыми и сказав, в каком вагоне остановился, я медленно, специально растягивая время, направился в свое купе. Бодрый, словно только что вернулся с тропического побережья, проводник пожелал мне доброго утра.

— Прошу прощения.

— Да? — С готовностью отозвался проводник.

— Вы не замечали… Один ли в купе мой друг?

Проводник отвел глаза.

— Остался в одиночестве примерно час назад, — шепнул он.

— Благодарю.

— Прикажете подавать завтрак, ваше благородие?

— Через полчаса, — кивнул я.

— Будет исполнено.

Я подошел к дверям своего купе и шарахнулся от вони, что исходила от моего костюма. По смеси ароматов можно было подумать, что я неделю не вылезал из притона, пусть и весьма дорогого. Да уж, этот момент я как-то не продумал. Надо не забыть отдать одежду в чистку.

Денисов открыл почти что сразу после того, как я постучал. Заспанный, лохматый, он на ходу запахнул халат.

— А, это ты… А то я кофе заказывал. Жду вот…

Я протиснулся внутрь и оценил обстановку. Ну, вроде бы обошлось без драки — по крайней мере, вещи были на месте и следов потасовки я не обнаружил. Зато постель Денисова была смята так, словно на ней схватились борцы. Понятно… Значит, если не помирились, то уж точно воспользовались моментом. Как говорится, совет да любовь.

Я принялся стягивать пиджак, когда Денисов зашел в отсек купе, считавшийся спальней.

— Как прошло с дамочкой? — спросил он, прислонившись к стене.

— Много интересных знакомств и пищи для размышлений. Скажи-ка, Костя, ты как с историей Новой Византии?

Денисов смущенно поскреб пятерней по лохматому затылку.

— Ну… Кое-что в гимназии учил. Другой вопрос, что в голове после выпускных экзаменов мало что осталось.

— Ну ты уж поднапряги память. Скажи мне, друже, что могут пышно праздновать этой осенью или в начале зимы в Константинополе?

— Так… сейчас двадцать третий год идет… Слушай, ну разве что сто десятая годовщина Объединения. Империя и Новая Византия слились в экстазе у нас в тысяча девятьсот тринадцатом году.

Я озадаченно уставился на товарища.

— Вроде не такая уж круглая дата, чтобы устраивать столь пышное торжество…

— Ты о чем вообще, Миш?

— Да так, услышал от богемы кое-что интересное про готовящееся мероприятие в Константинополе. И все никак не могу понять, к чему могли приурочить такой серьезный слив денег… Ладно, давай об этом потом, — отмахнулся я. — Устал как собака и спать хочу больше, чем жить. Завтрак, если что, я заказал.

— Ты ж моя умница.

— Денисов, не наглей, — сурово пригрозил я и кивнул на его расправленную постель. — У вас как прошло?

— Ну… Перемирие, назовем это так.

— И то славно.

Я принялся раздеваться дальше. Нашел пижаму, тапочки…

— Я в душ, — оповестил Денисов. — Надолго. Меня не жди, ложись.

— Угу.

Денисов взял сумку с мыльно-рыльным барахлом и удалился на банные процедуры, а я торопливо переоделся. И только хотел вызвать проводника, чтобы попросить отнести костюм на чистку, как в дверь постучали.

Осторожно так, почти что робко.

Я накинул халат на пижаму и прошлепал к двери. На пороге стояла Аня Грасс.

— Ты специально ждала, пока Костя уйдет? — вместо приветствия спросил я.

— Какая проницательность.

Не спрашивая разрешения, она протиснулась в купе и жестом попросила меня закрыть дверь.

— Аня, я ради вас ночь не спал. Если нет ничего срочного, молю, давай потом.

Грасс, впрочем, не выглядела счастливой влюбленной. Наоборот, девушку явно что-то печалило или как минимум беспокоило. Она всегда хмурила лоб, и на нем появлялось три тонкие горизонтальные морщинки, когда она так делала.

— Хочу поговорить наедине, и это не срочно, но важно, — ответила девушка. — Костя — парень хороший, но я же прекрасно понимаю, что в вашей парочке все мозги у тебя.

— Низковато ты его оцениваешь для парня, с которым встречаешься.

— Мы не встречаемся.

— Да насрать мне! — не выдержал я. — Я спать хочу. Надо-то чего?

Грасс подошла ко мне вплотную.

— Скажи мне, пожалуйста, только честно. Ты так резко сорвался из Петрополя в Дакию действительно потому, что соскучился по Ирине? Или есть что-то еще?

Ага. Так я тебе всю картинку и разрисовал. Задаром. Щас.

— А что еще может быть? — разыграл удивление я.

Но Грасс не проняло. Мы с ней уже слишком хорошо друг друга знали, чтобы уметь различать эмоции друг друга. Девушка смотрела мне прямо в глаза.

— Я просто хотела уточнить, не связана ли твоя поездка с внезапным появлением князя Юсупова в Дакии…

Глава 9

Внутри меня что-то екнуло, но я выдержал взгляд Грасс. Сон как рукой сняло, а по позвоночнику словно пробежал электрический разряд.

— Поразительная осведомленность, — сухо ответил я.

Анна вздохнула.

— Значит, поэтому.

— Не совсем. Но да, я знаю, что Юсупов всплыл в Дакии. Только жаль, что в переносном смысле, а не в прямом.

Грасс знатно занервничала. Мне показалось, что я даже чувствовал учащенное биение ее сердца. И с чего это ее так проняло?

— Хм, забавно, — тщательно скрывая волнение, сказала девушка. — Знаешь, Михаил, когда я увидела Денисова за соседним столиком в вагоне-ресторане, то сперва подумала, что этот влюбленный болван действительно выследил меня, чтобы таким образом помириться. Дескать, красивый жест растопит мое сердце, все дела… Но потом я заметила тебя. А ты всегда появляешься там, где работает Тайное отделение. И никогда не появляешься просто так.

— Ну, логика у тебя работает, поздравляю, — ответил я. — Только, Ань, ей богу, оставь меня в покое и дай поспать. Или ты практикуешь пытку лишением сна?

— Нет, я действительно пытаюсь понять, как так вышло, и на кой черт ты поперся в Дакию.

— Вообще-то я могу задать встречныйвопрос и тебе, раз у нас сегодня утро откровений. Ты-то сама сорвалась раньше срока на юг потому, что действительно психанула из-за ссоры с Денисовым, или же из-за того, что в Дакии объявился Юсупов?

Грасс наигранно фыркнула.

— Тогда бы я взяла билет до Букурешта. Как вы. Но нет, как бы тебе ни хотелось видеть меня в центре очередного замеса Ордена, сейчас я сама по себе. Я и правда еду в Южный Аудиториум и планирую провести там пару недель, а затем принять решение о переводе. Может задержусь, если позволят взглянуть на учебный процесс.

— Тем не менее ты откуда-то в курсе, что Юсупов в Дакии, — напомнил я. — Какая же птичка тебе напела?

Аня пожала плечами.

— У Ордена Надежды есть агенты за пределами империи. Радамант просто дал мне эту информацию перед отъездом, чтобы я была осторожнее.

— Ой ли? — усмехнулся я. — Добрый дядюшка Радамант так печется о своих солдатах?

— Это допрос, Соколов? — еще сильнее занервничала девушка. Анька всегда начинала грубить, когда нервничала.

Я шагнул вперед и почти что навис над ней.

— А что, есть веская причина устроить его тебе по всей букве протокола?

Девушка метнула на меня испепеляющий взгляд.

— Да уж, Отделение тебя испортило.

— А мне нравится. Так что еще ты должна делать в Константинополе, Аня? Какое задание на самом деле дал тебе Радамант?

Она молчала, демонстративно отвернувшись к окну. Ну как обычно — сейчас мы будем разыгрывать из себя недотрогу, оскорбленную невинность и все прочее. Знала бы она, сколько таких представлений я видел, пока шарахался в Отделении. Нет, дорогая, со мной этот трюк уже не пройдет.

— Если что, у меня есть санкция на использование силы в интересах задания, — добавил я. — Я не хочу этого делать и мне не выгодно светиться, но ты в одном маааленьком шаге от того, чтобы я потерял терпение. Поэтому, раз уж ты сюда заявилась, давай обменяемся информацией как приличные и здравомыслящие люди.

Грасс уперлась руками в маленький столик.

— Я должна наблюдать! — нервно выпалила она. — Доволен? Просто наблюдать и передавать, что происходит в городе.

Ну, чего-то подобного, признаться, я в целом и ожидал. Догадывался, что ее заданием была либо слежка за нами, либо наблюдение за кем-то другим, в ком были заинтересованы надеждинцы. В крайнем случае передача какой-нибудь ценной информации или работа курьером. Слишком маленький срок поездки, чтобы она успела сделать что-то еще.

— Почему сейчас? — продолжал спрашивать я — И зачем Радаманту наблюдатель в Константинополе, если Юсупов в Дакии? Ты точно не перепутала города?

— За идиотку меня держишь?

— Да черт тебя знает. Ты иногда и правда дуришь.

— Я не знаю! Ты же в курсе, Радамант тоже никого не посвящает во все детали. Знаю, что началось какое-то движение в Константинополе. Начали съезжаться аристократы, причем многие — из Европы. Возможно, это связано с визитом императора. Не знаю точно. Я просто должна покрутиться в кое-каких кругах, кое с кем встретиться и собрать сведения, а уже затем оценить обстановку и передать все Радаманту. И все, вот те крест! Я ничего не решаю, к сожалению для тебя. У меня во всем этом слишком маленькая роль.

Я уставился ей в глаза, пытаясь понять, сказала ли она мне всю правду или же, как я сам любил делать, ограничилась парой правдивых сведений, а об остальном умолчала. Самая беда была в том, что Грасс плавала во всей этой подпольной деятельности дольше меня и успела стать заправской лгуньей.

А вскрывать ей голову прямо сейчас… Теоретически, я мог это сделать. Но артефакты слежения точно заорут, и мне придется долго разбираться. Да и Аньку это точно настроило бы против меня.

Нет, с крайними мерами пока что лучше повременить.

— Значит, никакого Юсупова?

— Никакого Юсупова, — раздраженно повторила Грасс. — Более того, мне запретили соваться в Дакию. Потому что даже с моими талантами мне одной там быть опасно, особенно если нарвусь на юсуповских прихвостней. Здесь все иначе, Михаил. Здесь одаренный одаренного видит и чувствует издалека, потому что нас гораздо меньше, чем в Петрополе. И здесь опаснее. Таких. Как мы, в той же Дакии просто ненавидят и стараются истребить при любой возможности.

В ее словах была логика. Возможно, Радамант и правда считал Грасс слишком ценным кадром, чтобы рисковать ее головой. Да и информация о появлении Юсупова оставалась непроверенной — тоже ненужный риск. Другой вопрос — откуда Радамант узнал о Юсупове в Букуреште? Кем были его агенты? Какую цель он им обозначил?

Нельзя, нельзя подпускать их к беглому князю. Юсупов нужен был нам живым и с целой головой. Я всерьез полагал, что Радамант, дорвавшись до формального главы Аспиды, поступит с ним точно так же, как с Шуваловым — убьет до того момента, как он хоть слово скажет о своем загадочном патроне. Нет, этого допустить нельзя. Чем дальше Радамант и его помощники будут от беглого князя, тем мне спокойнее.

Да и Аня — не самый лучший кандидат в убийцы. Она была классной и находчивой артефакторшей, умела делать крутые боевые усилители и прочие мелкие полезности. Но как чистый боевик она уступала и мне, и Денисову. Техника отличная, ментальная защита — просто отменная, но общий уровень силы не дотягивал до сражения с кем-то выше четвертого ранга.

Идти в одиночку против Юсупова было бы самоубийством и для нее, и для всех нас. Даже я не был уверен, что выстоял бы против него в личном поединке. Впрочем, моя родовая сила умела преподносить сюрпризы, так что я оставался единственным, у кого был какой-никакой шанс.

— Я все тебе рассказала, — Грасс выпрямилась. — И узнала то, что было мне нужно. Теперь могу спать спокойно.

— Так ты пришла ради этого?

— Если честно, я всерьез подумала, что тебя отправили убить или взять Юсупова, и хотела тебя предупредить. Или даже отговорить идти за ним таким скромным составом. Если у вас с Денисовым в чемодане не припрятан кто-то из Романовых, шансов мало.

Я удивленно приподнял брови.

— И с чего это вдруг такая забота, Аннушка?

— Вы мне не чужие люди, и терять вас по такой дурацкой причине я не хочу. Такое задание окажется для вас последним, даже если бы я решила вам помочь. К тому же вы не знаете, кто окружает Юсупова, сколько с ним одаренных и какого они ранга.

А вот это уже было забавно и по-своему мило.

— Что ж, считай, твое предупреждение я на ус намотал, — сказал я в спину собравшейся уходить гостье. — Не волнуйся, у меня другая задача. Примерно то же самое, что поручили тебе, но в Дакии. Кое-с кем встретиться, кое за чем понаблюдать.

Грасс резко развернулась на каблуках.

— А что ты там говорил об обмене информацией?

Я не сдержал улыбки. Ах лиса!

— Смотря какой информацией обмениваться. Ты же понимаешь, что я не смогу разгласить всего.

— Мне не нужно все, мне нужно составить полную картину того, что затевается на юге. А там точно что-то происходит, — ответила Аня. — Все просто: если я откапываю что-нибудь о Юсупове, связываюсь с тобой. Ты поступаешь аналогично. В конце концов, если наши начальники сотрудничают друг с другом, то почему мы на своем уровне не можем обмениваться информацией ради общей цели?

Так-то оно да, но только была ли эта цель общей? Я, конечно, мог демонизировать Радаманта и вешать на него всех несуществующих собак. И вообще мог приписывать ему бог знает какие грехи.

Но если я все же был прав, то наши с ним цели оказывались почти что противоположными. Ибо мне был нужен живой и говорящий аспидовец, а не его хладный труп. А вот кого защищал Радамант, если моя гипотеза была верна, это большой-большой вопрос… И была ли в это посвящена сама Аня? Насколько прочно она увязла в этом дерьме?

— Хорошо, — уклончиво ответил я. — Если выясню что-то полезное, дам знать.

Грасс сунула в карман моего халата карточку.

— Это мой адрес и телефон в Константинополе. Не потеряемся. Пошли мне весточку, как доберешься до места.

***

Проводив Грасс, я завалился спать и беспробудно продрых почти что до самого вечера. Под тихий и мягкий стук колес престижного поезда спалось очень сладко — еще не открыв глаза, я почувствовал себя полностью отдохнувшим.

Денисов не мешал мне и остался в переднем отсеке купе. Порой сквозь сон я слышал за перегородкой шелест перелистываемых страниц и тонкий звон чашки, которую ставили на блюдце.

— О, кто очнулся, — улыбнулся Денисов, когда я открыл дверь. — Поздравляю, ты проспал Киев.

— Было что-то интересное?

— Не-а. Просто получасовая стоянка. Но места — загляденье. Хороший здесь все-таки климат, — он приоткрыл штору. — Гляди, какая красота!

Экспресс и правда проносился мимо пасторальных пейзажей. Уже темнело, и закатное солнце красиво подсвечивало какую-то речку.

— Кстати, тебе тут записку передали, — Костя вытащил из-под завала книг и газет небольшой конверт и протянул мне.

— От кого?

— Понятия не имею. Проводник принес.

Я осторожно вскрыл надушенный конвертик и вытащил карточку из плотной бумаги.

“Месье Репнин!

Поскольку следующим утром вы завершите поездку, я взяла на себя смелость пригласить вас и ваших друзей на скромный ужин. Будем ожидать вас в вагоне-ресторане сегодня вечером в восемь по местному времени.

Мари Буайе-ле-Дюсон”

Видимо, мое лицо приняло странное выражение, поскольку Денисов заинтересованно на меня взглянул.

— И что там?

— Кажется, я произвел впечатление на богему, — ответил я и взглянул на часы. Шесть вечера. Успею подготовиться. — Через два часа у нас ужин с деятелями искусства. Аня тоже приглашена.

Денисов тихо присвистнул.

— Это та красотка в зеленом платье?

— Ага. Между прочим, там собрался настоящий цветник. И все едут готовить некое торжество к визиту императора. Кто-то ох как раскошелился.

Интересно, как долго городская казна копила бюджет на подобное мероприятие? Насколько мне было известно, даже у крупных городов наблюдалась вечная проблема с финансированием.

— Предупреди Грасс, чтобы приоделась, — велел я. — А я пока затребую у проводника душ и свой костюм.

Денисов удалился разыскивать Аню в вагонах второго класса, а я занялся приготовлениями. К счастью, мою одежду уже доставили из чистки, и оставалось только почистить самого Мишу.

Я закончил как раз впритык ко времени. Костя и Аня зашли за мной как раз в тот момент, когда я завязывал галстук.

— Наряжаешься как на свадьбу, — усмехнулась Грасс.

— Сама-то!

Отношения с Денисовым явно сказывались благоприятно на ее облике. Грасс перестала малевать на лице черт знает что и старалась подбирать красивую одежду. Сейчас она выглядела эффектно, но не настолько развратно, как в тот вечер, когда я впервые застукал их у Кости дома.

— Готовы? — спросил я.

— Ага.

Денисов прошелся щеткой по и без того блестевшим туфлям, и все вместе мы двинулись в ресторан.

— Кажется, скоро будем в Кишиневе, — сказала Грасс, взглянув на часы. — Вроде бы остановку обещали в девять или в десять…

Пройдя через несколько вагонов, мы оказались в уже знакомом нам ресторане. В этот вечер было оживленнее, свободных столов почти не осталось. Впрочем, время было самое что ни на есть трапезное, так что я даже порадовался приглашению Мари Буайе-ле-Дюсон — иначе мы бы попросту не смогли сесть.

— О, вот и наши юные друзья! — заметив нас, дива грациозно поднялась и раскинула руки в стороны. Остальная пестрая компания за исключением африканки М’Балии тоже повскакивала со своих мест, поскольку того требовал этикет.

— Прошу, мадемуазель, присаживайтесь! — к Ане тут же подлетел портретист Матвеев и отодвинул перед ней стул.

Когда все руки были пожаты и расцелованы, возле стола материализовался официант. На подносе стояли три приветственных бокала шампанского, а перед нами очутились толстые книжки меню.

— Господа желают начать с легких закусок? — учтиво спросил халдей.

— Дайте нам пять минут, пожалуйста, — улыбнулся я.

— На самом деле можете не ломать голову, мы уже все заказали, — тоном гостеприимной хозяйки сказала госпожа Буайе-ле-Дюсон. — Хватит на всех, обещаю. Поскольку на этот раз выбором занимался месье Лурье…

Судя по объемному животику, журналист знал толк в яствах, и я решил положиться на его вкус. Аня и Денисов тоже поленились изучать массивные фолианты меню.

Я задержал глаза на танцовщице. Дива была великолепна, хотя такие женщины наверняка даже спросонья выглядят шикарно, словно время и гравитация над ними не властны. Сегодня она была одета в черное платье простого кроя, которое, впрочем, выгодно демонстрировало все достоинства ее фигуры.

Но главный акцент был на бриллиантовом колье, что украшало ее шею. Массивное старинное украшение явно имело долгую историю и, вероятно, некогда принадлежало какой-нибудь принцессе или княгине. Особенно соблазнительно выглядел большой каплевидный бриллиант, спускавшийся почти что в самую ложбинку между грудями…

— Итак, господа, поскольку утром мы расстанемся, я предлагаю обменяться контактами, — сказал художник. — Мало ли господа захотят заказать портрет или пригласить гостей на гастроли нашей прекрасной Мари… Впрочем, вас, Аннушка, я бы написал вне очереди. Такой интересный типаж. Такие живые глаза…

— Емельян, прекратите приставать к девушке! — шикнула на него дива и подняла бокал. — За встречу!

За легкой светской болтовней я и не заметил, как экспресс прибыл в Кишинев. А почти сразу после возобновления движения в зал вошла вереница официантов с подносами. Чего здесь только не было! И лобстеры, и мидии, и гигантские креветки, и целый поросенок — чтоб я понимал, как они смогли приготовить его на углях в движущемся поезде…

Я набросился на еду, только сейчас вспомнив о том, что не ел больше суток. Впрочем, как обычно — вечно забывал и отвлекался на что-то более интересное.

— Изумительно, — не выдержал Денисов. — Молочный поросенок — просто прелесть. Интересно, в чем его запекали? Какой-то необычный вкус…

— В персидских специях, — подсказал официант и поставил на стол еще одну бутылку шампанского.

Гости вокруг нашего стола сменяли друг друга, завистливо поглядывая на наш пир. Я уже наелся от души и лениво потягивал вино, решив не переходить на крепкие напитки накануне прибытия в Букурешт. Поезд тем временем уже въехал на территорию Дакии, о чем оповестил официант.

— И только я вышла из гримерной, как вдруг прямо мне в лицо летит что-то белое! — вещала Мари Буайе-ле-Дюсон, активно жестикулируя в процессе рассказа. — Эта дрянь где-то взяла ведро муки и вывалила его на меня. Прямо за пять минут до моего выхода!

Брага и Матвеев дружно прыснули, и в этот момент весь мир словно сорвался с места.

Я ощутил не толчок — удар. Заскрежетали колеса, затем снова что-то ударило — впереди состава. Экспресс резко затормозил — я ощутил стон металла. И в следующий миг все превратилось в хаос.

Подпрыгнули столы и стулья, взметнулись занавески, полетели на пол со звоном бокалы, стаканы и бутылки. Одна из вилок пролетела в паре сантиметров от моего лица и воткнулась в диван.

М’Балия испуганно вскрикнула и скрючилась на стуле, стараясь укрыть голову.

— Боже! — вскричал Лурье. — Что это?

Пассажиры испуганно переглядывались. Официант тут же подлетел за стойку, схватил трубку и принялся куда-то звонить.

Я осторожно подобрался к окну и отодвинул штору. Кругом была темень, но поезд вроде бы стоял посреди холмистой равнины с редкими деревьями. Голова состава была в дыму. И почти весь экспресс окружили люди в одежде, похожей на военную форму. Вооруженные.

— Все прочь от окон! — рявкнул я на любопытных пассажиров. — Кажется, на нас напали.

А в следующий миг включилась с характерным треском громкая связь.

— Господа, прошу минуту внимания! — Прохрипел мужской голос с сильным акцентом. — Этот поезд захвачен Народно-освободительной Армией Республики Дакия!

Глава 10

Я медленно отодвинулся от окна и уставился на остальных пассажиров.

— Твою мать, — прошипела Грасс, мигом сбросив маску приличной девушки. — НОАРД. Это плохо.

“НОАРД?” — переспросил я. — “Это они так называются, да”.

“Да”, — отозвалась артефакторша. — “Это местные повстанцы. Воюют за свержение текущего порядка и установление республики, как ты понимаешь. Полные отморозки. Хуже наших радикалов. Наши хотя бы убивают быстро, а эти грабят, берут в плен и держат в ямах, пока не выкупят”.

“Понял”.

“И одаренных они в плен не берут”, — добавила Грасс. — “Убивают на месте”.

Так вот что за богомерзкая сила терроризировала столь прекрасный край. Я покопался в памяти и выудил воспоминания с еще живым старшим братом. Петр немного рассказывал про эту НОАРД. Красок не сгущал, берег мою неокрепшую психику, но в общих чертах описание сходилось с тем, что сказала Грасс.

Миленько. Перспектива сидеть в зиндане, пока нас не освободит империя, казалась мне не очень привлекательной.

Люди в ресторане начали испуганно перешептываться. Некоторые пассажиры ломанулись в двери, видимо, полагая, что, запершись в купе, они будут в большей безопасности.

Мне так не казалось.

— Просим всех пассажиров оставаться на своих местах, — продолжил голос из динамика. — Приготовьте ценности и деньги — их у вас изымут на благо Народно-освободительной Армии Республики Дакия. И не пытайтесь бежать, господа богатеи. Попытка покинуть поезд карается смертью.

Да уж, эти не то революционеры, не то отбитые партизаны, явно веселились. Официант положил трубку и обратился к нам.

— Господа! Прошу сохранять спокойствие! Я только что говорил с начальником поезда — он успел связаться с ближайшей станцией и передал вызов о подмоге. Нам обещают, что помощь прибудет через час или два.

Композитор Фрам нахмурился.

— За час или два они успеют здесь всех перебить.

— Или взять в плен и увезти, — добавил ученик маэстро.

Официант снова замахал руками, привлекая внимание.

— Нам рекомендовано забаррикадировать двери, — торопливо проговорил он. — Господа, ситуация не настолько серьезная, хотя и волнительная. Поезд бронированный, окна — также способны выдержать попадание пули…

Ага. Только вот взрыв или что это было все же заставил экспресс остановиться. Неизвестно, жив ли машинист. Неизвестно, что с дорожным полотном. Непонятно, на ходу ли вообще наш поезд. Неизвестно, как быстро доберутся до начальника поезда. А ведь у него наверняка есть ключи от купе, вагонов и прочих важных объектов…

Да и продержаться даже один час в ситуации, когда бежать особо некуда — далеко не самая простая задача.

— Они же звери! — разрыдалась какая-то дама. — Они нас убьют!

— Серьги! Снимайте серьги! Иначе их оторвут вместе с ушами!

В вагоне началась паника. Женщины визжали, кто-то бился в истерике, служащие пытались успокоить пассажиров, но безуспешно. Какая-то молодая женщина в ярком платье начала истошно вопить почти что на ультразвуке, и я не выдержал.

— МОЛЧАТЬ! — рявкнул я, вложив в голос силу. Прогремело так, что задрожали стекла уцелевших стаканов.

Простейший ментальный прием возымел эффект. В ресторане воцарилась гробовая тишина, а лакеи и официанты вытянулись по струнке. Удивленно моргнула Грасс, Денисов инстинктивно оттолкнул ее себе за спину. Даже Лурье приосанился, подобрав брюшко.

— Они хотят, чтобы вы были в ужасе. Рассчитывают на то, что застали всех нас врасплох, — сказал я уже спокойнее, когда понял, что полностью завладел вниманием пассажиров. — Но нам ни в коем случае нельзя паниковать.

Официант кивнул мне с благодарностью.

— У вас есть протокол на случай подобных ситуаций? — спросил у него я.

— Д-да, конечно. Только подобных эпизодов не случалось уже…

— Неважно! Действуйте по инструкции, — я обернулся к пассажирам. — Господа, слушайтесь сотрудников и оказывайте всестороннюю помощь.

Официант нырнул под барную стойку. В следующий момент зашипели двери вагона — на изящные стеклянные витражи медленно наползали металлические пластины. Видимо, он нажал на какую-то кнопку или иным способом активировал защиту. Уже хорошо — теперь вскрыть нашу консервную банку будет гораздо сложнее.

Параллельно с этим второй официант принялся опускать и запирать шторки на окнах. Это было похоже на внешние жалюзи-роллеты, только с внутренней стороны.

В соседних вагонах тоже были слышны голоса и топот. Кто-то кричал, возмущенно ругался. Пластины почти опустились на двери, отрезая проход захватчикам по обеим сторонам поезда, когда к дверям ресторана подбежала молодая пара.

— Впустите нас! Впустите, пожалуйста, — взмолились люди. — Не бросайте нас!

Я взглянул на официанта. Тот едва заметно покачал головой.

— Не могу. Простите, по протоколу мы уже не сможем поднять бронированные затворы, пока опасность не минует.

— Пожалуйста! Христа ради, — умоляла женщина.

Пассажирки в зале принялись возмущенно шептаться. Кто-то поддерживал это решение, другие пытались уговорить официанты поднять затвор. Еще немного, и дошло бы до драки.

— Нельзя, — строго сказал я, видя злость, с которой смотрела на меня Грасс. Вот у кого на деле было мягкое сердце и синдром героя, только девчонка старательно это прятала. — Мы не будем нарушать протокол.

— А что ты о себе возомнил, юнец? — какой-то нувориш с южным акцентом попытался двинуться на меня. — С какой радости раскомандовался?

Я спокойно пожал плечами и зажег в руке простенький “Колобок”.

— С такой, что я и мои друзья — единственные, кто сможет дать этим сволочам отпор, если они каким-то образом проломят эти двери. Этого аргумента достаточно, уважаемый?

Нувориш подрастерял гонор и вернулся на свое место — утешать молодую женщину с раненой рукой.

— Окажите помощь пострадавшим, — распорядился я, глядя на официанта. — Здесь есть оружие или иные способы защиты?

Служитель жестом велел двум лакеям взять аптечку и обойти раненых, а сам приблизился ко мне.

— Не думаю, что до этого дойдет, — тихо сказал он. — Ведь помощь уже запросили. Все же это Дакия, здесь привыкли к вылазкам и диверсиям НОАРД…

— Эти бандиты могли подготовиться, — хмуро ответил я, ища глазами, что можно было использовать в качестве оружия. — НОАРД известно, что поезд бронированный, что вагоны можно разделить и преградить им путь. На месте нападающих я бы точно предусмотрел, как все это обойти. Причем быстро, поскольку подмога мгновенно отреагирует на нападение на Балканский экспресс.

Официант кивнул.

— Пожалуй, вы правы, но…

— Как вас зовут? — спросил я.

— Александр…

— Я Михаил. Очень приятно. Что еще предусматривает ваш протокол?

— У нас есть охрана. Расположена в нескольких вагонах поезда, но сейчас мы друг от друга отрезаны. В ресторане есть топор, приспособление для вскрытия окон на случай пожара, даже ракетница…

Я покачал головой. Все не то.

— И каждый вагон оборудован автономным электрическим генератором, — добавил Александр. — Есть запас воды.

— Ясно. Значит, протокол предполагает, что мы просто закроемся и будем сидеть до прибытия помощи?

— Да… Генератор рассчитан на сутки. На двое, если экономить…

Я рассеянно кивнул, уже не вслушиваясь в лишнюю информацию. Если была возможность изолироваться от мира, то наверняка были способы и покинуть вагон не только через окна и двери.

— Запасной выход здесь есть? — спросил Костя, словно прочитав мои мысли.

Официант неуверенно кивнул.

— Есть, но он…

— Ну?!

— В санузле… Понимаете ли, конструкцией предусмотрена возможность выбраться, но поскольку вагон-ресторан обладает специфическими параметрами… Словом, иного место в проекте не нашлось.

— Показывай! — велел Денисов.

Официант прошел к самому концу вагона, где перед заблокированными дверями располагалась изящная табличка ватерклозета. Распахнув дверь, он указал на небольшой люк.

— Сам туалет изолирован, а этот люк можно использовать, чтобы сливать воду с пола… У меня есть ключ. Но, господа, пытаться выбраться сейчас, когда мы надежно защищены…

И в этот момент что-то здоровенное и явно тяжелое бахнуло о бронированную дверь. Послышался звон стекла — видимо, это разбилась витражная стеклянная. Затем ударило снова. Откуда-то снизу потянуло гарью. То ли ветер принес, то ли нас и правда пытались взорвать.

Я уставился на официанта.

— Все еще уверены в этом, Сашенька?

Халдей молча достал связку ключей из кармана и указал на ключ-шестигранник.

— Вот этот. Но…

Мы с Денисовым встретились взглядами, и у меня в голове засвербил ментальный канал.

“Черта с два я им сдамся”, — сказал Костя.

“Погоди, не кипятись. Мы сейчас вправе использовать силу. Это наше преимущество. Но нужно сперва оценить обстановку. Хотя бы примерно понять, сколько их. И знать бы, сколько еще одаренных в поезде”.

Денисов оборвал ментальный канал, чтобы сэкономить силу и обратился шепотом.

— Я могу попробовать вылезти и осторожно разведать, что по захватчикам. Останься с Аней охранять пассажиров. Лаз не самый широкий, но пройду, — он тут же принялся стягивать свой дорогущий пиджак. — Кто бы мне сказал, что однажды буду удирать через сортир…

— Погоди, Кость, — притормози его я. — Уверен, что справишься один? Может лучше мне пойти? Я не такой здоровый, да и сила…

Костя улыбнулся.

— Как же вы с Анькой порой бесите, недооценивая меня.

— Не петушись, герой, — шикнул я. — Мне твоя башка и кулаки еще нужны.

— Я все сделаю, — прошептал Костя сразу после того, как в дверь снова бахнуло. — Далеко не пойду. Просто прикину, сколько там народу, и сразу полезу обратно. Судя по всему, эти подонки пустили в ход тяжелую артиллерию.

Мне ужасно не хотелось отпускать его одного. Может я слишком привык вечно тащить самые сложные задачи на себе, а может и правда до конца не верил в парня. Но Корф бы не отправил его со мной, сомневайся он в способностях Денисова. Да, я был опытнее, но и Константин проявил себя хорошим боевиком.

Другой вопрос, что сейчас было не самое подходящее время устраивать ему квалификационный экзамен.

— Ладно, черт с тобой, — сдался я. — Будь на связи. Чуть что, сразу говори. И люк оставь приоткрытым.

Денисов коротко кивнул и, закатав рукава, повозился с замком, а затем осторожно поднял крышку.

“Ну, я поплыл”, — ухмыльнулся он и полез вниз.

Шутник, блин! Я уставился на напуганного официанта. Несчастный Санек вздрагивал от каждого удара по двери. Я высунулся из кабинки туалета и уставился на вмятину, которая грозила через несколько ударов превратиться в дыру.

— Дерьмо, — беззвучно шепнул я и прокинул ментальный канал к Ане. Но опоздал — девушка уже появилась в проеме и уставилась на остатки стеклянной двери.

— Миленько.

Я сотворил толстый барьер, воспользовавшись хорошо знакомым “Покровом”. Слой на слой, я сделал настоящую селедку под шубой, только из разных конфигураций защиты.

— Подпитай, — бросил я Ане, и она деловито кивнула, устремив руки к заклинанию.

— А сам куда?

— Погляжу, что с другой дверью.

— Эээ… Простите, ваше благородие. А мне что делать? — озадаченно спросил официант.

Аня наградила его хмурым взглядом.

— А ты, мальчик, водочки мне принеси.

Я тем временем влетел в зал ресторана. Пассажиры рассредоточились — старались держаться подальше от окон. Женщин рассадили по углам, а мужчины несли своего рода дежурство возле дверей и окон. Я едва не сбил с ног художника Матвеева, и тот от испуга замахнулся на меня бутылкой из-под шампанского.

— Спокойно, свои! — отшатнулся я. — Не бей, дружинник.

— Кто?

— Неважно.

— Михаил Александрович, — позвала меня дива, взволнованно теребившая бриллиант своего колье. Она обнимала М’Балию, прижавшуюся к ней как напуганное дитя к матери. — Они ломают дверь, да?

— Боюсь, что да.

— Как думаете, она выдержит?

— Не знаю. Но на всякий случай вытащите серьги из ушей, — ответил я.

К чести Мари Буайе-ле-Дюсон, дива лишь заметно побледнела, но старалась сохранять хладнокровие. М’Балия что-то спросила у своей госпожи на французском. Та ответила несколькими короткими и резкими фразами, и девушка, кивнув, прижалась к ней еще сильнее.

Да уж, теперь я пожалел, что подружился с компанией деятелей искусства, а не офицерами. Но будем работать с тем, что есть. В конце концов, члены НОАРД не брали в свои ряды одаренных, так что противник был вооружен, но не так опасен, как тот же Радамант. И все же халявы ждать не приходилось.

Черт знает, чем они пытались ломать двери.

Противоположный выход был в порядке, но я больше не слышал голосов ломившейся к нам пары. Может ушли? Хотелось верить, что спрятались в купе, отдали ценности, и их не тронули.

А если нет?

Спокойно, Миха. Всем помочь невозможно. Хреново, но факт. Разберись хотя бы с теми, кто остался в ресторане. И Денисова не потеряй.

“Кость, ты как там?”

“Озираюсь. Их здесь десятка два, не меньше. На машинах. Армейские внедорожники, австрийские. Не знаю, трофейные или нет…”

“Полезай-ка обратно”, — велел я. — “Скоро у нас будет жарко, надо держаться”.

“Погоди. Пять минут”.

“Костя, не дури! Лезь обратно!”

Не нравилось мне все это. Обойдя периметр, я вернулся к Грасс. Вмятина стала еще больше. Казалось, еще совсем немного, и мы увидим лица дакийских партизан.

— Давай я поддержу, — предложил я, но Аня не успела передать мне нити заклинания.

Дверь громыхнула с такой силой, что мы едва удержались на ногах. Я подхватил Аню, а сам зацепился за поручень в коридоре.

— Твою мать! — рявкнула Грасс.

В двери зияла небольшая, но вполне себе дыра. Где-то с мужскую ладонь, не больше. И из этой дырки на нас, моргнув, глядел глаз на чумазом лице.

— Дерьмо, — только и успел проговорить я. — Держи барьер!

— Салют, богатеи! — хохотнул разбойник и бросил что-то маленькое и шипящее в пробитую дыру.

Граната упала ровнехонько перед “Покровом”, и я было выдохнул с облегчением. Ну такой барьер взрыв выдержит… А затем я поднял глаза наверх, на дыру.

Глаз врага все так же смотрел на меня, но уже через стекло противогаза.

Грасс бросилась вниз и непечатно выругалась, отскочив от барьера.

— Газ! — заорал я. — Аня, уходи!

Глава 11

В носу и глазах мерзко защипало. Сперва мне показалось, что это была дымовая граната. Только вот дым был странный. Розовый и очень едкий. Плотные клубы мгновенно заполнили весь коридор, и я закашлялся.

Я попытался затолкать Аню в туалет — пусть хоть она выберется через люк. Если успеет. Девчонка тоже зашлась в приступе кашля и рухнула на колени, держась за горло.

— Я… Хр…

— Лезь… — я попытался оттолкнуть ее, но она лишь с ужасом на меня таращилась. Глаза девушки наливались кровью.

Проклятье!

У меня самого все поплыло перед глазами. Тело словно перестало мне принадлежать — несколько секунд казались вечностью. Мне сковало все конечности, и я почти что забыл, как дышать.

— А… Аня… — прохрипел я, повалившись рядом с ней. Последним усилием попытался впихнуть ее в кабинку, но не смог. Поднявшаяся было рука упала как плеть.

Воздух закончился, меня начало трясти, глаза закатились.

Вот дерьмо.

— Опять помирать собрался?

Еще не открыв глаза, я закашлялся. Или это мой дух первым делом воспроизвел последние ощущения тела.

Потому что кашлять я не мог физически. Физически я сейчас даже не существовал.

Зато уже знакомый молочно-белый свет и очертания родового Древа ясно давали понять, где я находился. Значит, меня снова выкинуло из тела в самый неподходящий момент. Пора бы завязывать с такими путешествиями. Мало того, что это случилось не вовремя, так здесь еще и время текло совершенно иначе. Я мог очнуться в реальном мире через несколько часов!

Я удивленно уставился на старика.

— Почему я…

— Помер ты на мгновение, — дух предка склонился надо мной и жестом заставил мое бесплотное тельце принять вертикальное положение. — Ентого хватило, чтоб ты сюда вернулся. Оно ж как бывает… Сам не понял как помер.

Так. Стоп.

— Значит я…

— Да уж не в первый раз смертушку искушаешь, малец, — усмехнулся дед. — Припомни сам. Любит Костлявая за тобой ходить, а ты ее все дразнишь и работы ей прибавляешь.

Я рассеянно замотал полупрозрачной головой. Да уж, вот и новости. И сколько раз я переживал клиническую смерть? А если в следующий раз умру надолго, смогу ли вернуться в тело?

Может уже и правда пора притормозить с риском? А то такими темпами род Соколовых и правда может прерваться. Бабушка в чем-то была права…

Дед молча указал на Древо.

— Ну, ты уже знаешь, чего делать. Полезай, наследничек. Нечего тебе здесь прохлаждаться.

— И старайся появляться здесь пореже, Миш, — добавили позади меня.

Я подскочил на месте, услышав знакомый голос.

— Петя?!

Я обернулся и оторопел. Это был он. Почему-то сейчас он явился в парадном мундире, улыбался — как тогда, на его лучших фотографиях или когда приезжал домой.

У меня защемило… Не сердце. Всю душу.

— Петя! — я то ли подлетел, то ли подбежал к духу и попытался заключить его в объятия. Но брат отстранился.

— Лучше не касайся умерших лишний раз. Ты и так бываешь здесь слишком часто. Но раз уж заскочил, то я должен тебе кое-что сказать.

— Петя, почему ты раньше не приходил?

— Нет времени, братец, — одернул меня дух. — Ты теперь наследник, пусть и душа у тебя… Не чужая. Своя, но другая. Все равно мы один Род. Послушай меня внимательно, Михаил. Ты в Дакии, а это опасное место. И сам ты в большой опасности.

— Еще бы, ведь там тебя убили! — съязвил я.

Петр грустно улыбнулся.

— Не в этом дело. Дакия опасна не тем, что там вечно идут войны. А тем, что власти там нет. Земля хорошая, люди там живут славные, да только соседи раздирают ее на части. Знай, что у всякого, кто воюет, есть тайный хозяин. Как у того князя, за которым ты охотишься. Только здесь хозяевам выгодно, чтобы на границах империи было неспокойно. Чтобы эта рана кровоточила и зудела…

Я с непониманием уставился на брата. Как живой…

— Зачем ты мне все это говоришь?

— Затем, что вижу и знаю больше, чем ты, — уклончиво ответил Петр. — Никому не доверяй в Дакии, особенно местным или тем, кто говорит, что им можно верить. Не доверяй тем, кого не знаешь, да и тех, кого знаешь, проверяй.

Странно. Почему брат не мог прямо сказать об опасности? Род запрещал вмешиваться? Так они уже и так сильно вмешались, и не раз… Чертовщина какая-то. А может это и вовсе были просто галлюцинации?

— Знай, что твоя охота продолжается, Михаил. Ничего еще не закончилось. Паук забрался слишком высоко и плетет оттуда свою паутину. И ты в нее уже попался. Теперь тебе нужно вырваться. Торопись!

Я хотел спросить, что именно он имел в виду. Хотел хотя бы озвучить предположения и понять, на тех ли людей я думал. Но… Дух брата просто растворился в пространстве.

— Лезь давай, — поторопил меня старик. — Не трать время даром, а не то опоздаешь!

В следующий момент в руках духа материализовался посох, и он огрел им меня с такой силой, что я подлетел к дереву и врезался в его белую сверкающую кору. Зашелестели ветви, роняя серебристые листья, а я по привычке потер лоб, хотя никакой боли не мог чувствовать.

Будь все это на самом деле, мог бы и расшибиться. Дед же мерзко хихикал где-то вдалеке.

— Спасибо за ускорение, блин!

Я принялся карабкаться, пока полыхающий белым шар в небе не притянул меня к себе…

Еще не открывая глаз, я очухался и тут же попытался сориентироваться. Голова была мутная — даже не болела, но ощущения были такие, словно кто-то двинул по ней чем-то большим и пыльным. Тошнило. Знобило. Что-то было не так.

И, кажется, меня ранили. Пулевое, в спину выше лопатки. Я чувствовал, как вместе с кровью понемногу убывала и моя сила.

Но ничего, вроде легко отделался. Еще поживем.

Я лежал на боку на чем-то твердом и колючем. Острые края щебня впивались во всю правую половину тела и щеку. Руки были связаны за спиной. Меня обдувал ветерок, пахло травами, дымом и разогретой дневным солнцем землей.

Значит, меня выволокли на улицу. А еще на моей руке не было часов — я не чувствовал привычной тяжести металлического браслета.

Осторожно открыв один глаз, я чуть повернул голову, и мне открылась неприятная картина. Покрытые травой холмы, среди которых тянулось железнодорожное полотно. Голова состава была в дыму, сильно чадило. Пахло чем-то едким и химическим. Со стороны спальных вагонов слышались крики и редкие выстрелы.

Меня и большинство пассажиров вагона-ресторана вытащили на улицу и свалили на крутом откосе, словно кучу тряпья. Пассажиры в дорогой одежде отдельно, персонал экспресса в другой стороне. Все они были бледны, и я не мог понять, оставили ли их в живых. Меня-то заставил очнуться Род, а вот как обстояли дела у остальных?

Из спальных вагонов выводили, точнее, выбрасывали кричащих людей. Тех, кто пытался защищаться, в лучшем случае били. У меня на глазах один из пассажиров отказался снимать обручальное кольцо и получил пулю в живот. Глубокая ночь в бескрайних дакийских полях наполнилась стонами и мольбами.

Что, черт возьми, за зверства? Зачем?

Когда мимо меня прошел вооруженный автоматом боец с налобным фонариком, я притворился мертвым. Мужчина остановился возле меня, пнул ботинком, обшарил карманы и задрал рукав моего пиджака. Явно хотел поживиться часами. Не обнаружив их, он разочарованно выругался и отшвырнул мою руку. Сунул ладонь под воротник рубашки, ища цепочку креста. Не найдя, снова ругнулся и продолжил путь.

Я осторожно выдохнул, чувствуя, как тошнота подкатила к самому горлу. Почему-то именно сейчас я чувствовал себя не просто беспомощным — немощным. Не привык я прятаться.

Когда звук шагов бойца стих, я снова приоткрыл глаза. Что ж, их хотя бы было легко пересчитать. Захватчики вооружились не только гранатами и газовыми шашками, но и налобными фонариками. Я насчитал человек двадцать вдоль нашего откоса. Возможно, с другой стороны тоже были бойцы.

Многовато. Сам вряд ли сдюжу.

Между неподвижными пассажирами из вагона-ресторана ходили двое бойцов НОАРД и снимали ценности. В этот момент один из них как раз подошел к лежавшей Мари Буайе-ле-Дюсон. Окинув диву жадным взглядом и сально улыбнувшись, он потянулся к ее бриллиантовому колье.

— О, эта дамочка наверняка любовница какой-нибудь важной шишки! — сказал он по-гречески. — Хороша, должно быть, раз ей такие цацки дарят. Некулэй, может эту заберем с собой? Мужикам забава будет. И ту, темненькую, африканочку…

Снявший с бледной руки Матвеева дорогие часы боевик выпрямился и шикнул на товарища.

— Времени мало! Драгош сказал, в плен брать только знатных.

— Да как я пойму, знатные они или нет? — огрызнулся воин. — У них же на лбу не написано! А документы при себе есть не у всех…

— Значит, берем только тех, кто знатный и с документами, болван! Шевелись!

— А с этими что делать? — боевик махнул рукой в мою сторону. Я снова вовремя закрыл глаза и прикинулся мертвым. — Эти из империи. Милош говорит, с даром.

— Перестрелять, пока не очухались — и дело с концом, — бросил тот, кого назвали Некулэем и продолжил торопливо грабить пассажиров.

— Ну парня убрали. А девчонку — тоже… ну, того?

Некулэй явно начал злиться.

— Не знаю! У Штефана спрашивай! Он главный.

Так, значит я все же засветился. Причем не только я, но и Аня. Да, не помог наш барьер. Не помогла броня. Что бы ни говорили об одаренных, но и мы оказываемся безоружны перед некоторыми хитростями.

Я попробовал двинуться и уперся во что-то мягкое. И по запаху узнал духи Грасс. Слава богу, рядом. Хоть искать не придется.

“Ань!” — позвал я ментально. — “Аня!”

Она не отвечала — все еще была в отключке. Хреново. Вроде бы дышала — уже хорошо. Но я не мог понять, ранили ли ее.

“Костя!” — попробовал я второй вариант. — “Ответь, если жив!”

“Жив”, — вздохнул он у меня в голове. — “И я вас вижу. Но добраться не могу”.

“Тебя взяли?”

“Хрен им в дышло! Спрятался. Вишу под вагоном”.

Везучий он все-таки парень. Успел улизнуть из замкнутого пространства на улицу прямо перед тем, как нас коллективно вырубили. Это было хорошо. Плюс один боевик.

Надо думать, что делать. Я снова повернул голову и попытался приподняться, пока бойцы были заняты мародерством. Интересно, почему к нам с Грасс не приставили охрану? Посчитали мертвыми? Весьма недальновидно с их стороны. Кто ж убивает одаренного выстрелом в спину? В башку контрольный, в башку!

Или для них было важнее обобрать пассажиров? А может они искали кого-то конкретного?

Нет, понятно, что в Балканском экспрессе было, чем поживиться. Но устраивать такую диверсию только ради грабежа? Впрочем, одно колье госпожи Буайе-ле-Дюсон могло тянуть на очень крупную сумму…

Или у этой акции был еще какой-то дополнительный смысл?

Они искали аристократов, чтобы их пленить. Но не хотели брать одаренных. В целом понятно, почему — с нами слишком много возни и рисков.

“Что делать будем?” — спросил Денисов. — “И как Аня?”

“Без сознания. Но жива”.

Я осторожно дотронулся связанными руками до девушки и быстро продиагностировал. Жива, дышала, ранений не было, но вот отравилась сильно. Ничего, с этим пока можно повременить.

Затем я осторожно призвал совсем небольшую “Косу” и на ощупь перерезал ею путы. Запястья тут же заныли.

Резерва силы у меня было достаточно. Значит, можно попробовать исполнить что-нибудь интересное.

“Кость, ты таки научился нормально отводить глаза?”

“Ну… Лучше ты нас прикрой”.

Жучара ленивый! На кой черт ему менталку правили, если у него так и не дошли руки заниматься этими практиками?

“План простой и ни разу не изящный”, — объявил я. — “Времени мало, а я жажду крови. Я смогу отвести им глаза, но сокрытие двоих придется поддерживать постоянно, и это меня отвлечет. Так что я сделаю тебя ниндзей, а ты будешь их валить. И Аньку бы оттащить подальше”.

“Думаешь? Она вроде и так в относительной безопасности. Вас далековато отволокли”.

С одной стороны, он был прав. И все же в нее могла попасть шальная пуля. А ставить барьер смысла не было — мне бы пришлось постоянно держать ее в поле зрения, чтобы подпитывать “Покров”.

Думай, Миша.Что нам нужно? Просто спастись сейчас или все же попытаться защитить людей? Спасать свои шкуры проще — уж вдвоем мы одну Грасс спрячем, благо она весила как пылинка. Можно было отсидеться где-нибудь под вагоном и постоянно держать отвод глаз, пока этих НОАРДовцев не накроет полиция или кто там сейчас в Дакии наводил порядок.

Но не успел я подробнее рассказать Косте наш план, как из вагона выкинули еще двоих пассажиров. Оба мужчины, довольно молодые. Судя по одежде, максимум могли себе позволить второй класс.

Следом за ними из дверей на откос лихо спрыгнул боец и пригрозил пассажирам автоматом.

— Где Штефан? — спросил он по-гречески у мародеров. — Кажется, нашли.

Я подполз чуть ближе и замер, приняв позу трупа. Выходит, и правда кого-то искали.

— Хватит возиться с цацками, зовите сюда Штефана! — требовал боец и помахал в воздухе каким-то мелким предметом. — Бегом, времени мало. Нужно уходить!

Один из мародеров выругался и, видимо, побежал искать некого Штефана. Один из двух мужчин, которых выкинули из вагона, поднялся со стоном и попытался отползти.

— Клянусь, это ошибка! Отпустите меня!

Боец наставил на него автомат.

— Нас предупредили, что ты будешь отнекиваться, — сказал он по-русски с ужасным акцентом, превращавшим его речь почти что в галиматью. — Сказали, что станешь выдавать себя за другого. Но я все проверил, у проводников есть записи. Это ты.

— Нет! — верещал пленник. — Это не я! Не знаю, кого вы…

Он умолк, получив прикладом в по голове, и повалился навзничь.

— Ничего, мы еще заставим тебя показать истинное лицо, — криво улыбнулся боец по имени Штефан. — Но не здесь. У нас будет время поговорить, пока большой человек пришлет за тобой. Почему-то ты очень дорого стоишь, Соколов, и я хочу понять, почему…

Глава 12

Я замер, услышав свою настоящую фамилию.

Твою мать, неужели они устроили весь этот ад только затем, чтобы найти меня? Но как НОАРДовцы узнали, что я должен был ехать на этом поезде? Мы ведь старались не светиться.

Или кто-то слил прямо в Петрополе? Кто? Корф? Его секретарь? Те, кто занимался поддельными документами и оформлением билетов?

От перенапряжения задрожали руки, но я усилием воли успокоил их и стиснул кулаки.

“Миша, они, выходит, пришли за тобой?” — спросил в моей голове Денисов.

“Получается, да”.

“И что будем делать?”

Хороший вопрос. Мысли в голове разбегались, как тараканы. В этот момент Аня издала слабый стон, пошевелилась, и я одернул себя, чтобы не подползти к ней. Нет, подруга. Давай сама приходи в себя. Уж не обессудь. Тут есть дело посерьезнее.

“Миша, они сейчас возьмут его и наверняка убьют!” — нагнетал тревогу Денисов. — “Нужно им помешать”.

Ну уж точно не на курорт потащат этого бедолагу.

“Погоди”, — велел я. — “Дай подумать”.

Среди бойцов НОАРД началось брожение и шевеление. Подъехал сафари-джип, похожий на гибрид “Дефендера” и “Рэнглера”. Двое мужиков подхватили вырубленного Соколова и бросили на задний ряд.

“Миша!”

“Тихо!” — рявкнул я.

Мы с Денисовым вполне могли попытаться расправиться с повстанцами. Сил бы наверняка хватило. Но было две проблемы.

Первая — бить прицельно не будет ни времени, ни возможности, а масштабные заклинания точно заденут гражданских. Это хреново, нам так работать нельзя. Даже при самом хорошем раскладе жертвы все равно будут, а с учетом того, что мы находились на территории другого государства… Короче, хана моей миссии.

Нас с Денисовым все равно возьмут под стражу и будут мариновать, пока дипломаты станут улаживать скандал. А это может затянуться на многие недели — международные договоренности всегда были той еще бюрократией. Тогда и наша миссия провалится, и мы наверняка раскроемся, и грех на душу возьмем, а в довершение ко всему станем предметом торга.

Вторая беда, собственно, проистекала из первой — работать силой сейчас имело смысл только на высоких оборотах, и я раскроюсь как обладатель высокого потенциала. В таком случае моя легенда точно не выдержит проверки. Будет куча свидетелей. Всем память не сотрешь. А это значит, что я не просто раскроюсь, но и привлеку ненужное внимание.

Выбор неприятный: пожертвовать одним лже-Соколовым, но уберечь людей и сохранить секретность, или попробовать атаковать НОАРДовцев, раскрыться и получить жертвы среди пассажиров, но иметь призрачный шанс схватить языка и выяснить, кто за мной послал.

“Ну?” — торопил Денисов. — “Надо решать. Они сворачиваются”.

Аня снова тихо застонала, но глаз так и не открыла. Я чувствовал в ней биение жизни — ничего, очухается. Может и хорошо, что она все еще оставалась в отрубе. Когда дело касалось гуманизма, у нее порой отключались мозги.

А решение, к которому я склонялся, гуманным не было.

“Так, все. Я иду за ним!” — рявкнул Денисов, и я заметил тень под вагоном.

“Стой, Костя. Нельзя”.

“Какое нельзя? Их тут два десятка. Ну три, если я не всех посчитал. Мы вдвоем справимся!”

“Не факт. Гражданских много, и они слишком близко”.

“Поставь на них “Теремок”! У тебя сил хватит”.

Ага, проще сказать, чем сделать. “Теремок” был своего рода гибридом “Берегини” и “Покрова”, рассчитанный на массовое использование. Если проводить аналогию с компьютерным играми, то групповая защита.

Одна беда — заклинание зависело от количества защищаемых. Гражданских здесь было слишком много, и “Теремок” потребовал бы столько силы, что даже меня хватило бы максимум на несколько минут. И я, удерживая этот массовый блок, не смог бы творить другие заклинания. Значит, боевой единицей останется только Денисов. И он точно не успеет завалить всех до того, как сам словит маслину.

Нет, вариант хреновый. Только себя обозначим почем зря.

Так, что еще есть в арсенале?

“Лихо”? Сложно, мощно, но адски эффективно. Чистой силой я смогу свалить многих, но точно задену пассажиров. Зато получится создать суматоху и сбить с толку.

“Водяной”? Нет. Стена воды — дело хорошее, но конфигурировать воду из окружающего пространства в жарком и сухом климате долго и бессмысленно. Пока соберу, эти идейные последователи Че Геварры уже уедут.

“Борей” — хорошо, но он слабее “Лиха”. Тут уж если бить, то мощно.

У меня в запасе оставалась еще “Целина” — незаслуженно забытая многими после второго курса возможность поднять земляной вал. Можно попробовать ее вписать. Сил тоже жрет много, зато работает хорошо.

Может попытаться задурить им головы “Алконостом”? Идея массовой иллюзии была хорошая, но я сомневался в своих силах и умениях. То, что воздействию подвергнутся и гражданские — это хрен с ним. У меня сил не хватит контролировать сразу тридцать или больше человек. К тому же они все неодаренные, у них ментальная защита была устроена несколько иначе. Нет, так рисковать нельзя.

Зато…

“Кажется, придумал”, — сказал я Денисову. — “Пока не рыпайся. Как увидишь кипеш, вылезай из-под поезда и отгороди хотя бы тех гражданских, что возле откоса, от бойцов. Понял?”

“Ты чего удумал?”

“Просто делай, что говорю. Все поймешь”.

Ну, блин, если у меня это получится, то его высокопревосходительство ректор Долгоруков должен вручить мне красный диплом в золотой рамке…

Я на секунду прикрыл глаза и обратился к источнику. Сейчас мой ранг Благодати соответствовал четвертому, но этого было мало. Благодать оставлю в запасе, как резерв на крайний случай. А сейчас…

Источник ответил тихим рокотом и ворчанием. Вот же зараза: то ревнует, то выделывается.

“Дай!” — потребовал я, сосредоточив дух вокруг импровизированного колодца, в который стекались потоки силы. — “Дай все, что можно”.

Источник закряхтел, заворочался, но отозвался. Я ощутил, как мои руки словно стали продолжением колодца, как дух соединился с его силой. Все мое тело — физическое тело — трещало по швам от собранной силы.

А теперь медленно, дозированно… Главное — действовать так, чтобы не проявить потенциал на всю катушку. Исполнить крайне сложную связку заклинаний, но таким образом, чтобы это казалось везением и вопросом отточенной техники. Тогда, быть может, не огребем.

Я перекатился на другой бок и огляделся, выбирая первую жертву. Мне был нужен тот, на чьей линии огня не будет гражданский. Нашел — тот самый боец, что поживился украшениями госпожи Буайе-ле-Дюсон как раз стоял очень удачно напротив своих товарищей и хвастался ворованным.

— Как думаешь, на сколько потянет? — весело спрашивал он, дразня остальных блестящими подвесками.

И в этот момент я ударил — не физически, не заклинанием. Чистой силой источника прямо ему в голову, пробивая ментальную защиту, сметая все природные препятствия.

Боец покачнулся, выронил колье танцовщицы, и приложил ладони к непокрытой голове.

— Ce e cu tine? — удивленно спросил один из его товарищей.

Но я уже овладел разумом мародера. Всего одна команда — и веселье началось.

Отняв руки от головы, мародер позабыл об украшениях и трофеях, выхватил нож и полоснул первого по горлу. Второй даже не успел удивиться. Я видел разинутый рот — он готовился закричать. Но в этот момент нож мародера вошел ему в глаз.

“Стреляй”, — приказал я. — “Стреляй во всех этих ублюдков”.

Бросив нож, он вскинул убранный за спину автомат и открыл огонь. Сейчас я одновременно видел мир своими и его глазами. Тихая прикарпатская ночь взорвалась от треска оружия. Первая очередь подкосила нескольких бойцов НОАРД.

“Стреляй!” — давил я у него в голове, сводя все мысли и инстинкты жертвы лишь до одного действия. — “Убивай своих, пока не умрешь”.

Сбоку, со стороны поезда, мелькнула тень. Под откосом началось безумие — гремели выстрелы, очереди, кричали мужчины, женщины. Кто-то стонал. Кто-то молил о пощаде. Ругались по-румынски.

Хаотично двигавшийся луч чьего-то фонаря вырвал из тьмы лицо Денисова. Я молча ему кивнул, веля делать то, о чем договорились.

— Не знаю, что именно ты задумал, но продолжай! — сказал он, пробегая мимо меня.

Мародер упал, и меня выбросило из его головы. Убит. Я тут же нашел следующую жертву. Двухметровый амбал в бронежилете — самое то.

Заскрипев зубами от напряжения, я вторгся в его разум и “перехватил управление”.

— Assuming direct control, суки! — прошипел я, вспоминая те славные времена в старом мире, когда у меня было время играть в “Mass Effect”.

Разум амбала поддался. Он замер на пару секунд, а затем развернулся и принялся палить по своим. Снова крики, снова огонь, мельтешение рук, лучей света. Ни черта не разобрать. Я не мог отвлекаться на Денисова, но надеялся, что он успел выставить барьер от физических объектов перед пассажирами вагона-ресторана.

Поймав кураж, я решил пойти на риск и параллельно взял под контроль еще одного бойца. Тощего как жердь, но со слабой защитой. Сейчас мне нужно было мясо. Как можно больше мяса, способного поднять оружие против своих же.

Хер вы что потом докажете без специальных артефактов! Передрались за добычу — и дело с концом.

Амбал и задохлик поливали огнем товарищей, но радовался я недолго.

— Parastasu mati! — Рявкнул кто-то из-за спины тощего. Блеснула сталь. Меня снова выкинуло.

Что ж, минус еще один.

— Nemernic! — заорал тот, кого называли Штефаном. Видимо, главарь этого сброда. — Vrăjitorie! Să mergem!

Я не понимал, что именно он вопил. Но по тому, как он лихо драпанул в сторону автомобиля, понял, что Штефан намылился убраться отсюда подальше.

Вот уж фиг тебе.

Я развернул амбала, и тот, пригибаясь под обстрелом, резанул колеса очередью из автомата. А затем упал. А я теперь видел лишь своими глазами.

Так, с первым этапом покончено.

“Как у вас?” — спросил я Костю, пока сам, окружив себя слабым сиянием “Берегини”, пробирался вдоль поезда. Над моей головой просвистела пуля и срикошетила от бронированного бока поезда.

“Стоим”, — ответил Денисов. — “Не могу атаковать — постоянно обновляю барьер”.

“Продолжай. Сам справлюсь. Защищай гражданских”.

Я скользнул дальше, вдоль железнодорожного полотна, и оказался ближе к автомобилю. Матерясь по-румынски и зачем-то отстреливаясь от своих, Штефан пытался пробраться к другому транспорту.

Далековато, но попытаюсь. Я сотворил “Колобок” помельче, но помощнее, и запустил его в Штефана. Чуть промахнулся — заклинание не попало в румына, но здорово его напугало. Внедорожник вздрогнул, “Колобок” рассыпался на обжигающие искры и задел главаря.

Он повернул голову туда, откуда летел шар, и увидел меня — сияние “Берегини” сейчас превращало меня в яркую мишень. А еще здесь, оказывается, были горы. Вот откуда взялись эти живописные холмы. Я как-то позабыл, что рядом были Карпаты. И только оказавшись на возвышении, смог рассмотреть местность.

— Он там! Убить его! — заревел Штефан, но я, тут же бросился вниз по откосу. Скользя по катившемуся вниз щебню, я почти на лету сотворил “Косу” и запустил во врага. Серп врезался в руку команданте, и тот взвыл от боли.

Зато теперь все внимание оставшихся бойцов было приковано ко мне.

— Вали его! — крикнули по-гречески. А у них тут, видимо, интернационал…

— Нет! Уходим!

Ага. Щас вы у меня уйдете.

Я ударил сразу несколькими “Колобками” в землю перед собравшимися убежать бойцами. Эффект был как от взорвавшихся снарядов — небольшие воронки, комья земли, страх. Крики.

Не считая ментальной практики, пока что я пользовался простыми, даже базовыми, заклинаниями. Но сейчас, когда моя “Берегиня” трещала от врезавшихся в нее пуль, нужно было выдать что-нибудь помощнее.

Лишь бы никто из пассажиров не заметил.

Я бросился за автомобиль, куда бросили вырубленного прикладом Соколова. Сверху прошлась очередь.

— Аааа! — Заскулил скрючившийся внутри пленник. — Ааааа, маааааамааааа!

Очнулся, надо же. Доброе утречко!

— Не высовывайся, — сказал я. — И не ори.

Усилив защиту, я на пару секунд высунулся из-за автомобиля. И вызвал “Лихо”.

— Не буди, пока тихо, — шептал я, связывая силу в нужную конфигурацию. Присказка, помогавшая создать нужную цепь силы.

И оно бахнуло.

Ударная волна отбросила назад и меня, и джип. Машина перевернулась, и из нее с воплями вылетел мой тезка. Я приземлился на задницу и тут же вскочил, обновляя щиты.

Бойцов НОАРД отбросило метров на десять, как игрушки разгневанного ребенка. Подлетев над землей на высоту трехэтажного дома, они, беспомощно барахтая руками и ногами, еще стреляя в полете, рухнули на землю, подняв кучу пыли, земли и травы.

“Ни хрена себе!” — шепнул у меня в голове Денисов. — “Ты это как?”

“Учись прилежнее на третьем курсе. И, если что, ты этого не видел”.

Я забрался на валявшийся на боку Джип, пытаясь высмотреть Штефана.

— Сволочь!

Он уходил. За громом “Лиха” и стрельбой я не услышал, как раненый команданте все же умудрился завести мотор и сейчас на полной скорости перепахивал колесами дерн. Я сотворил еще один “Колобок” и замахнулся. Нет. Уже слишком далеко.

— Дерьмо! — от досады я пнул крыло джипа.

Но в этот момент холм, на который взбирался автомобиль Штефана, вспыхнул ярким светом. Ехавшая на полном ходу машина притормозила, и навстречу ей двинулось…

Судя по яркости света, это были фары. Автомобилей восемь, может десять выстроились в ряд на холме. Из громкоговорителя пролаяли что-то, но я не разобрал. Штефан развернул автомобиль и попытался объехать шеренгу. Но не успел.

Снова прогремели выстрелы, два автомобиля отделились от шеренги и отрезали путь. Джип команданте заглох.

А я только сейчас позволил себе выдохнуть и обернулся к Денисову. Товарищ погасил барьер и помогал нескольким пассажиром подниматься.

“Что там?” — спросил он у меня.

“Кажется, подмога”.

“Им или нам?”

“Черт знает. Сейчас выясним”.

Я спрыгнул с внедорожника и, не убирая “Берегиню”, направился навстречу подъезжавшим к нам автомобилям. Не похоже на полицию. Скорее, военные. Денисов подбежал ко мне и встал по левую руку от меня, готовясь отражать нападение.

— Погоди, не кипятись пока, — сказал я.

— ПОГРАНИЧНАЯ ПОЛИЦИЯ! — раздалось из громкоговорителя по-гречески. — ВСЕМ ОСТАВАТЬСЯ НА МЕСТАХ.

— Аллилуйя, — выдохнул Денисов.

Автомобили тем временем остановились, из них тут же высыпали вооруженные бойцы и рассредоточились.

Я погасил защиту и на всякий случай поднял руки.

— Не стреляйте!

Один из бойцов, что ехал на самом мордатом автомобиле, спустился к нам.

— Батальон “Буребиста” Дакийской пограничной полиции. Капитан Василе Ловинеску, — представился он с сильным акцентом и окинул нас цепким, оценивающим взглядом. — Господа, вы пассажиры этого поезда?

Мы с Денисовым одновременно кивнули.

— Да. Ехали на Балканском экспрессе в Букурешт.

Капитан показал какой-то странный жест своим людям. Несколько человек направились к пассажирам, но четверо остались за спиной дакийца. И их взгляды не внушали мне ничего хорошего. Напряжение, собранность, ожидание и готовность действовать в следующую секунду. Так смотрят на опасность. Так готовятся к бою.

Друзей в нас сейчас точно не видели. И явно размышляли, считать ли нас врагами.

— Господа, мы видели, что вы применяли Благодать. Понимаю, что вас на это вынудили обстоятельства, и сожалею о том, что вам пришлось пережить случившееся. Однако у нас есть строгое предписание доставлять всех одаренных к командующему. Всякое применение вашего дара должно быть зафиксировано и расследовано.

Мы с Денисовым переглянулись.

— Понимаю, — отозвался я. — Ну, мы ведь все равно собирались в Букурешт…

— Господа, боюсь, в Букурешт вы попадете не сразу. Инцидент произошел в двадцати километрах от границы. Эта территория относится к пограничью, и вас доставят в нашу ставку в Фокшаны. Уверяю, с этого момента вашей безопасности больше ничего не будет угрожать. Прошу проследовать за мной.

Глава 13

— Мы арестованы? — стараясь говорить спокойно, спросил Денисов.

Капитан Ловинеску покачал головой.

— Нет, господин. Это требование — формальность. Данная территория считается приграничной и входит в зону ответственности Пограничной полиции Дакии. Поскольку имело место серьезное происшествие, мы обязаны расследовать инцидент. Вас и остальных пассажиров будут считать свидетелями и потерпевшими. Однако поскольку ваши действия могли нанести вред…

— Что вы себе позволяете? — раздался высокий хорошо поставленный голос Мари Буайе-ле-Дюсон.

Я обернулся. Прикрывая полуобнаженную грудь руками, она шлепала босиком по траве к нам. Прическа растрепалась, платье было разорвано в нескольких местах, но женщина все равно держалась так важно и царственно, словно была настоящей аристократкой.

Я стащил с одного из поверженных бойцов куртку и подал ей, чтобы прикрылась. Дива с благодарностью кивнула и уставилась на капитана Ловинеску.

— Что вы им предъявляете? Юные господа спасли наши жизни! — яростно принялась защищать нас женщина. — Эти… Эти… негодяи остановили поезд, умудрились прорубить бронированные двери и хотели сделать нас заложниками. Взять в плен и продавать за выкуп, как каких-нибудь рабов!

Напор разозленной женщины, судя по всему, сбил с толку даже капитана.

— Мадам, мы непременно учтем это при разбирательстве, — призывая ее к спокойствию, ответил он. — Нам лишь нужно…

— Не смейте меня перебивать, месье! — еще сильнее разъярилась дива. — Я — Мари Буайе-ле-Дюсон, живая легенда танца, и требую к себе если не уважения, то хотя бы права договорить.

Ловинеску переглянулся с одним из своих бойцов и вздохнул.

— Ох… Прошу, продолжайте, мадам.

— Мадемуазель. Эти господа ни разу не воспользовались своим даром без разрешения! Даже для того, чтобы исцелить рану, просили дозволения начальника поезда. Но если бы они не вмешались со своей силой, когда случилось нападение, все было бы гораздо, гораздо хуже! Это была бы самая настоящая трагедия! Вы не видели, что здесь происходило. Здесь стреляли в беззащитных напуганных людей лишь за то, что они отказывались отдавать драгоценности!

— Мадемуазель Буайе-ле-Дюсон, мы непременно учтем заслуги господ из Империи. Ваши показания не останутся без внимания. Однако сейчас, прошу, позвольте моим людям работать. Нам нужно убедиться, что боевики обезврежены, что вашим жизням ничего не угрожает. Мы — передовой отряд. Скоро сюда подтянутся основные силы.

Говоря все это, Ловинеску старался говорить предельно почтительно и мягко. Вероятно, это удовлетворило диву, и она почитала свой долг исполненным.

— Благодарю, — она поймала мой взгляд и слегка кивнула и прикоснулась к своей шее. — А теперь мне нужно отыскать свою драгоценность. Мерзавцы украли у меня именно ту, что я ценила более всех.

Я устало прислонился к поваленному набок джипу. Только сейчас смог перевести дух как следует. Холмистая местность, которую пересекала железная дорога, сейчас приняла постапокалиптический вид: замерший на путях поезд, клубы дыма в небе, раненые и мертвые люди вокруг, искалеченные машины, брошенное оружие.

Да уж, в пылу боя масштаб казался помельче. В своем роде спасением стало то, что Балканский экспресс не был рассчитан на большое количество пассажиров. В первом классе всего четыре купе на вагон, во втором — восемь. Пассажирских — семь, плюс вагоны с развлечениями, рестораны и прочее. Людей было немного. Реши НОАРД пустить поезд под откос, “индийского” варианта катастрофы удалось бы избежать. Хорошо, что экспресс выстоял и не сошел с рельс.

Первым делом люди Ловинеску взялись за НОАРДовцев. Четверо боевиков шевелились и стонали — их капитан приказал оттащить подальше, а молчаливый боец с чемоданом-аптечкой направился осматривать раненых.

“Двухсотых” боевиков оттаскивали в другую сторону — подальше от пассажиров с тонкой душевной организацией. Оружие тоже подбирали и относили в автомобиль.

Увидев автомат боевика, Ловинеску нахмурился.

— С каких пор они могут позволять себе “Люхсы”? — проворчал он и подозвал бойца к себе. — Покажи-ка…

Мы с Денисовым отошли, чтобы не путаться под ногами у дакийцев. Увидев автомат ближе, Костя присвистнул.

— Дела…

— А в чем дело? — не понял я.

— “Люхсы” — австрийское оружие. Дорогое. И патроны там особые — наши не подходят. Обычно партизаны вроде этих из НОАРД воюют с чем попало. Оружие старое или трофейное, сами голожопые. А вот “Люхс” — это штурмовая винтовка австро-венгерских войск, — Денисов наконец-то почувствовал себя в своей тарелке и принялся с упоением меня просвещать — Сменные стволы разной длины: основной, укороченный и тяжелый. Магазин и затворный узел расположены позади рукоятки управления огнём и спускового крючка. Два режима огня: огонь одиночными выстрелами и автоматический огонь.

— Ну вещь хорошая, я понял. Что тебя смутило, Кость?

— То, что “Люхсы” стоят на вооружении армии и спецподразделений полиции Австро-Венгрии. Австрияки здесь не воевали уже очень давно, насколько мне известно. И вроде бы в Дакию “Люхсы” раньше не эскпортировали. И мне интересно, как такие пушки попали в руки к этим голодранцам.

— Может, все же трофейные с дакийских войск? — предположил я.

— Исключено, — ответил Ловинеску, явно подслушавший наш разговор. — У нас на вооружении нет и никогда не было “Люхсов”. Так что теперь мне тоже очень интересно, откуда они взялись у этих боевиков.

Он что-то коротко сказал солдату по-румынски, и тот, кивнув, унес подобранное с боевиков оружие.

— Вижу, вы увлекаетесь изучением вооружения, господин…

— Васильев, — подсказал Костя. — Какой мальчишка не любит игрушки?

— Если любите игрушки, добро пожаловать в Иностранный легион Дакии, — сухо ответил капитан. — Так насмотритесь, что до конца дней играть расхочется.

— Прошу прощения, я не хотел никого оскорбить, — осекся Денисов.

Ловинеску рассеянно кивнул и отвлекся на огни автомобиля, что спускался с холма. Два дакийских внедорожника — видимо, те, что оторвались от шеренги, преследуя главаря, подкатили к нам.

— Взяли! — запыхавшись, сказал по-гречески один из солдат. — Но дело дрянь.

Ловинеску молча дернул подбородком, что, видимо, означало вопрос.

— Идиот устроил перестрелку. Просто так сдаваться не хотел. Пришлось стрелять на поражение. Мы его, конечно, взяли, но…

— Если он еще жив, я могу помочь, — предложил я Ловинеску. — С вашего разрешения, разумеется.

— Вы врач? — удивился пограничник.

— Я одаренный. Понимаю, что о нас всякое рассказывают, да и в Дакии вы наверняка видели в основном последователей боевой специализации. Но нас обучают применять Благодать не только для разрушения, но и для исцеления. Я тоже боевик, но знаю несколько простых целебных заклинаний, которые могут помочь.

Ловинеску задумался, а его люди напряженно ждали решения. По лицу командира было видно, что прибегать к помощи одаренных он не хотел. Насколько я мог судить, дакийцы вообще не особо жаловали носителей Благодати.

— Это их главарь, — добавил я, стараясь склонить капитана на свою сторону. — Его называли Штефаном. Если разрешите попытаться вытащить его, потом сможете разговорить и выяснить все про австрийские автоматы. Обещаю, господин Ловинеску, хуже я не сделаю.

Бойцы в джипе выжидающе уставились на командира.

— Благодарю за предложение. Но я не вправе допускать гражданских…

— Мы уже приняли участие в боевых действиях! — парировал за меня Костя. — Не бойтесь, что Михаил его убьет. Если есть шанс, он сможет…

— Ладно! — сдался Ловинеску, хотя явно не был в восторге от своего решения, и взглянул на парней в джипе. — Ребят, вытащите боевика. Пусть аристократы им займутся.

“Ты что задумал?” — прозвучал в моей голове голос Денисова.

“Попытаюсь кое-что выяснить. На винтовки мне плевать, я должен понять, почему они искали Соколова”, — ответил я. — “Если их прислали за мной, у нас проблемы, и задание осложняется. Здесь я справлюсь сам. Найди Аню и помоги, если нужно. Наверняка она уже очнулась”.

Я оборвал ментальный канал и сосредоточился на Штефане, которого пограничники вытащили из джипа и аккуратно положили на траву.

— Фонарик? — Предложил один из них?

— Нет, мне не нужен свет. Благодарю.

Я провел руками вдоль груди команданте. Да уж, досталось мужику. Было удивительно, как его вообще довезли живым. Пять пулевых, из них три — в грудь, одно в голову, еще одно в руку. И мои “Косы” тоже прошлись… Штефан угасал, и угасал быстро. В моем распоряжении были секунды.

Я сконцентрировался и захватил целебный поток из источника. Сперва просто влил побольше чистой силы, чтобы не дать сердцу остановиться. Затем остановил кровь и заставил пули выйти. Кажется, на кого-то из бойцов это произвело впечатление — кто-то крепко выругался по-гречески.

— Ну, давай, Штеффи, — бормотал я, заставляя кровь снова бежать по артериям, заставляя ткани срастаться.

У меня не было задачи превратить его в огурчик, но НОАРДовец потеря столько крови, что восстанавливать пришлось не только “Живой водой”, но и добавлять чистую силу. Я отмерил немного Благодати и пустил ее в организм террориста.

Вот уж не думал, что буду тратить драгоценные ресурсы на лечение мудаков.

Давай, исцеляйся. Ты нужен мне живым. Точнее, твоя голова.

Убедившись, что Штефан не помрет, я приступил к истинной причине своего альтруизма. Пробил ментальную защиту и начал копаться у него в голове.

Какой-то частный дом, похожий на деревенский. Несколько человек в старой военной одежде готовят оружие. Нет, нужно раньше.

Большой город. Собор, колокольный звон и невыносимая жара. Полдень. Я — то есть Штефан проскальзывает на узкую, на которой и двое с трудом разойдутся улочку. Ныряет в спасительную прохладу темного подвала.

Женщина. С закрытым темной тканью лицом и бархатным голосом. Штефан отбрасывает ткань с ее лица и нежно прикасается к щеке. Шрам. Женщина обезображена, и ее все еще красивое и молодое лицо отталкивает. Но Штефана это не пугает. Он чувствует нежность и трепет.

— Я нашла способ заработать и подняться, — говорит женщина. — В Яме ходят слухи, что в Букурешт едет аристократ из Петрополя. За его голову платят золотом.

— Что за аристократ?

— Соколов. Молодой мужчина. Нико сказал, что этот Соколов представляет большую ценность для одного человека в Букуреште. Если мы его возьмем…

— Мало сведений.

— Взломаем базу билетов у железнодорожников. Вытащим фамилию. Я знаю одного парня, который сможет это сделать… Если он аристократ, наверняка поедет на экспрессе. Имперцы любят сорить деньгами…

Меня выбросило из разума Штефана, когда тот судорожно вздохнул и распахнул глаза. Я отстранился и повалился набок. Капитан Ловинеску лично помог мне подняться.

— Благодарю, господин…

— Репнин, — ответил я. — Михаил Репнин.

***

Отправиться в Фокшаны мы смогли только под утро. Обследование и зачистка поезда, помощь раненым, приведение пассажиров в чувство, оказание первой помощи… К середине ночи подтянулись “основные силы” — целая вереница автомобилей с бойцами, медиками, следаками. Ловинеску разрывался, а мы тактично ждали, пока о нас вспомнят.

Костя привел Аню в чувство. Слабая, едва державшаяся на ногах, девушка, казалось, исторгла не только завтрак, но и всю пищу, что принимала за последние три дня. Почти насильно мы с Денисовым довели ее до полевого лазарета, где помогали пассажиром, и усадить упрямую артефакторшу на кушетку доктора я смог только под угрозой вмешательства в ее разум.

Но хуже всего было то, что она сама пошла к Ловинеску и призналась, что тоже применяла Благодать. Это автоматически делало ее такой же узницей с непонятным статусом, как и мы.

— На кой хрен ты это сделала? — шепнул я перед тем, когда нас рассадили по разным машинам.

Она лишь пожала плечами.

— Так правильно.

Я заскрежетал зубами от негодования. Зла не было на эту девку! Мы с Денисовым хотя бы хорошо знали легенду и могли кое-как отбрехаться. Но присутствие Ани грозило пустить все коту под хвост.

Одна радость — автомобили пограничников не были оборудованы артефактами считывания Благодати, и я смог пообщаться с девчонкой ментально.

“Значит, у вас еще и имена фальшивые”, — с явной обидой сказала Аня. — “Раньше предупредить не мог?”

“Раньше не было угрозы, что ты нас сдашь. Мы на задании, Ань. Чем меньше народу в курсе, тем лучше. Но раз всех нас будут допрашивать, пришлось ввести тебя в курс дела”.

“И ты хочешь, чтобы я вас прикрыла”.

“Нет, блин, просто так язык развязался! Конечно”.

Аня ухмыльнулась в моей голове.

“И чем планируешь расплачиваться за эту услугу?”

“Чего ты хочешь?” — раздраженно спросил я. — “Цену обозначай сама”.

“Ну… С учетом того, что от меня сейчас во многом зависит судьба всего вашего задания…”

“Аня!”

“Ладно-ладно, не кипятись ты так. Не могу отказать себе в удовольствии немного поиздеваться. Я вам помогу. Тебе и Денисову. Скажу, что давно пересекались на балу, а потом встретились в поезде. Что была некрасивая любовная история. И что я решила помочь, когда в поезде запахло жареным. Но платить будешь только ты”.

“Хорошо. Цена?”

Аня помедлила с ответом.

“Юсупов”, — наконец сказала она. — “Все, что накопаешь на него, станет моим. Дай слово дворянина, что передашь мне всю информацию, которую добудешь на задании”.

Дерьмо! Ну не хотел я ее в это втягивать. Не только потому, что сомневался в Радаманте, но и ради ее безопасности. Но сейчас она требовала от меня слить служебное расследование. Слив или раскрытие? Что было важнее? Что было опаснее?

“Договор”, — подумав, ответил я. — “Слово дворянина. Только трижды подумай, говорить ли все своему патрону”.

“Это ты к чему?”

Ответить я не успел. Автомобиль остановился возле здания, обнесенного глухим двухметровым забором с колючей проволокой. С улицы смотрелось, как тюрьма — забор, “егоза” и здание, похожее на привет из советского конструктивизма. Мы въехали во двор, и тяжелые, способные, кажется, выдержать прямое попадание фугаса, автоматические ворота медленно затворились.

— Прошу на выход, ваше благородие — сказал мой конвоир и помог мне выбраться.

Надо отдать должное, после того, как мы предоставили документы, относились к нам со всем почтением. Вежливо, бережно, словно мы и правда были важными гостями. Но при этом с нас не сводили глаз, следили за каждым движением. Я чувствовал себя чем-то опасным и очень ценным, как пробирка с чумой — все над тобой боятся дышать, признают твою уникальность, но при этом готовы запустить протокол “экстерминатус”, как только возникнет реальная угроза.

Нас по очереди завели в три разные комнаты, и здесь я ощутил блокирующие вибрации артефактов. Это уже было интересно. Может потому и отвезли в Фокшаны, что здесь были оборудованные для допроса одаренных помещения. Я не смог дотянуться ни до Кости, ни до Ани.

— Ваше благородие, если вы голодны, могу предложить лишь закуски из торгового автомата, — извиняющимся тоном сказал мой конвоир. — И они не очень вкусные…

— Ничего страшного, я привык долго обходиться без еды, — улыбнулся я. — Но буду безмерно благодарен, если вы добудете стакан воды.

Не сводя с меня глаз, конвоир высунулся в открытую дверь, крикнул что-то по румынски и снова принялся изображать мебель. Я огляделся по сторонам. Обычная допросная, стол, стул, лампа. Жаль только, стул был жестковат — меня вырубало от усталости, и я был не прочь прикорнуть, а здесь не получалось.

Через десять минут в помещение вошел невысокий человек средних лет в форме: темно-зеленая ткань, шевроны пограничной полиции, погоны я прочитать не смог. Но, кажется, птица не самого низкого полета. Он был без фуражки, и на залысинах блестел пот — в помещении было душно.

— Михаил Александрович Репнин, — сказал он, поставив передо мной маленькую бутылку воды, и сел напротив. Конвоира он не отпустил. — Я майор-юстициар Пограничной полиции Дакии Флорин Василеу.

— Рад знакомству, — кивнул я и набросился на воду. После нескольких глотков прохладной жидкости стало гораздо легче.

— Мы изучили ваши документы, Михаил Александрович, — майор-юстициар положил передо мной распечатки каких-то бумаг и уставился на меня глазами удава. — И я бы хотел задать вам вопрос. Как вы смогли воскреснуть и поступить на учебу, если погибли пять лет назад в возрасте шестнадцати лет?

Глава 14

— Михаил Александрович? — переспросил после долгого молчания майор-юстициар. — Вы точно в порядке? Быть может, вы все же пострадали при нападении? Если так, то я немедленно приглашу к вам врачей.

Наигранно взволнованный тон Флорина Василеу меня не обманул. Черта с два он теперь от меня отцепится, да и вся его забота — напускная.

Что, что, черт возьми случилось, что моя легенда развалилась от первой проверки пограничниками? Вальтер Макарович, ну е мое! Как можно было позволить своим сотрудникам сработать настолько криво?

Что ж, теперь спасение утопающих в руках самих утопающих. А вариантов у меня было немного. Я тряхнул головой и постарался принять максимально ошарашенный вид.

— Нет-нет, я правда в норме, благодарю. Помощь докторов не требуется — одаренные быстрее восстанавливаются. Просто сегодня был очень длинный день, и меня шокировало ваше заявление, господин Василеу. Вы утверждаете, что я… мертв?

Губы румынского юстициара тронуло подобие печальной улыбки.

— Боюсь, это утверждаю не я, а выписка из базы. Дакия и Объединенная Империя обмениваются данными для ужесточения контроля при переходе границ. Сами понимаете, времена неспокойные… Мы всегда пробиваем по базам документы пассажиров. От и сейчас обратились к базе, и вот что увидели, — он развернул бумаги и придвинул ко мне.

Я скользнул взглядом по распечаткам. Все было на греческом — насколько я понял, в Дакии он был своего рода универсальным языком общения, и все же офицерские чины здесь довольно неплохо говорили по-русски.

Информации было немного, да и фотография отсутствовала. Но дата рождения и правда совпадала. Репнин Михаил Александрович, родился в Москве…

Ага, вот оно!

— Господин Василеу, боюсь, вы нашли информацию не обо мне, — я зацепился за слабый шанс сбить погранца с толку. — Я родился не в Москве, а в Тульской губернии. Это недалеко от Москвы, примерно в ста километрах. Ныне я действительно проживаю в Москве, поскольку прохожу там обучение. И все же, боюсь, данные не мои.

Я старался говорить убедительно и спокойно, с достоинством, присущим одаренному и аристократу. Хотя поджилки тряслись, да и под ложечкой сосало. Я сейчас ходил по охрененно тонкому льду и был уверен, что Денисова и Грасс так же раскалывали в соседних помещениях. Разве что Аньке проще — у нее документы были самыми что ни на есть настоящими. Но она все еще могла нас сдать.

Майор-юстициар озадаченно уставился на бумаги.

— Но ведь, ваше благородие… Хотя погодите…

— В чем дело?

— Есть ли у вас при себе внутренний паспорт? По правилам вы обязаны путешествовать с международным, я это понимаю. Возможно, имела место путаница в базах. Но вы нас очень обяжете, если предоставите внутренний документ. Мы подадим запрос на сверку и все выясним.

Я лишь пожал плечами.

— Боюсь, это невозможно. Если я вообще взял его с собой, то он остался в моих вещах в поезде. Когда меня забирали в Фокшаны, то пообещали вернуть сравнительно быстро. Я ничего не брал с собой.

Василеу рассеянно кивнул.

— Да, верно. Кроме того, поскольку имело место применение газа, то все вагоны и вещи будут подвержены дезинфекции на случай, если вредоносные вещества останутся на поверхностях… Ох, Михаил Александрович, раз происходит подобная ситуация, боюсь, мы будем вынуждены просить вас задержаться.

Перевожу на русский: “черта с два мы тебя куда-нибудь отпустим”.

Думай, что можно сделать, Миха. Думай! Силу и ментальные практики применять нельзя, с друзьями не связаться. Но нужно сохранить лицо и легенду. Дух брата не просто так предупреждал меня не верить дакийцам. Это тоже следовало учитывать.

Я не думал, что конкретно этот Василеу имел на меня личные виды — нет, мужик просто старался хорошо делать свою работу. Но теперь нужно было как-то выкручиваться.

Впрочем, была у меня одна идея — раз уж вылезла проблема с документами, то быстро и без вмешательства империи вряд ли обойдется. Если проволочек избежать не удалось, значит, я сделаю так, чтобы они стали максимально неудобными для самих дакийцев.

Извините, господа, ничего личного…

— Разумеется, господин Василеу, — улыбнулся я. — Прекрасно понимаю, что вопрос серьезный. Однако, насколько я помню, как аристократ и одаренный, я вправе воспользоваться привилегией связи с дипломатической миссией.

По лицу майора-юстициара пробежала тень.

— Это так, — сухо сказал он.

— В таком случае я прошу вас связаться с представительством империи. Я готов оказать вам любое содействие и поддержку, готов объяснить причины применения Благодати и дать свидетельские показания о нападении на экспресс. Однако считаю правильным предупредить свою родную страну о случившемся и моей роли в этих событиях. Полагаю, это будет справедливо.

— Но долго, Михаил Александрович. В Фокшанах нет представительства дипломатической миссии. Нам придется подавать запрос в Букурешт.

Я театрально вздохнул.

— Что ж, придется подождать. Благо вы сами предложили воспользоваться вашим гостеприимством. Не переживайте, господин Василеу, я не избалован и особого отношения к себе не потребую.

Василеу собрал распечатки в одну стопку и хмуро посмотрел на меня.

— Вы — перебежчик? — тихо, почти беззвучным шепотом спросил он.

Я удивленно моргнул.

— Если вы желаете просить убежища в Дакии в обмен на сотрудничество, то дипмиссия Империи вам не поможет, — продолжил юстициар. — Они сдают своих обратно. Поэтому если вы подделали документы, чтобы проникнуть на территорию Дакии и просить убежища…

Интересно, ох как интересно! Значит, вот как Юсупов мог полулегально проникнуть в Дакию. Предложил сотрудничество в обмен на запрет экстрадиции. Дакия ведь не выдает преступников, прямо как Дон, откуда выдачи нет. Что ж, становилось понятнее.

Я мог бы сейчас театрально возмутиться. Мог бы, наоборот, дать знак, что мне нужно именно это. Но ни то, ни другое не поможет выполнению задачи. Мне нужно попасть в Констанцу и выяснить, что нарыла Ирина. И если придется выбирать между сдачей своим и сдачей дакийцам, я выберу своих.

— Нет, — я слегка качнул головой. — Прошу вас, господин Василеу, свяжитесь с дипмиссией в Букуреште.

Переводя на понятный язык, я заявил: “хрен вам, а не ответы, пока не прибудет представитель моей страны”. Один-один. Играем дальше.

Майор-юстициар вздохнул и поднялся.

— Разумеется, Михаил Александрович. Мы немедленно отправим запрос в Букурешт. А пока, боюсь, вам придется расположиться у нас. Вас сопроводят во временные апартаменты.

Временные апартаменты оказались похожи на одиночную камеру в тюрьме какой-нибудь Швеции или Норвегии. Впрочем, в моем мире примерно такие же параметры имели квартиры-студии где-нибудь в Мурино или Кудрово.

— Прошу, господин, — на кривом русском сказал сопровождавший меня пограничник. — Выход придется закрыть. Запореть.

— Запереть?

— Да, запереть! На ключ. Ради безопасности.

Я вздохнул. Что ж, ожидаемо, что я стал пленником.

— А если мне что-нибудь понадобится? Полотенце, например? Или еда…

Погранец немного растерялся. Судя по его реакции, ситуация для фокшанской ставки была не совсем типичная. Видимо, аристократов они задерживали редко, а для простых контрабандистов или других нелегалов имелись камеры попроще. Тем не менее мужик быстро сориентировался.

— Тут телефон, господин, — он указал на висевший на стене аппарат старого образца. — Наберите “один”, вам ответят. Попросите то, в чем нужда… То, что нужно вам. И вам все принесут.

— Благодарю, — улыбнулся я. — Обещаю, что постараюсь не доставлять вам неудобств.

Погранец смущенно кивнул и вышел. Я услышал щелчок запираемого замка.

Что ж, значит, отсиживаемся. И думаем. Мало притащить сюда представителя дипмиссии — нужно еще и заставить его помочь нам с Денисовым, стараясь не раскрыться. Хотя, чуял я, придется.

Я сделал свет ярче и огляделся. Окон в помещении не было — за прекрасное здесьотвечала репродукция картины, изображавшая карпатский пейзаж. В ванной комнате нашелся рукомойник и рулон бумажных полотенец — я с удовольствием умылся и долго пялился на свою осунувшуюся рожу в зеркало. Да уж, сейчас на аристократа я походил очень отдаленно — лицо в царапинах, костюм превратился в лохмотья, волосы всклокочены, под глазами синяки. Ничего, отосплюсь.

Благо кровать здесь была — одноместная скрипучая койка, продавленная так, что при попытке улечься я провалился вниз. Ну да ладно, и на полу приходилось спать. Я снял то, что еще вчера было скроенным по фигуре пиджаком, положил под голову и вдохнул запах битвы — перед глазами сразу же замелькали воспоминания.

Итак, Миха, давай раскладывать все по полочкам. Кое-что интересное мы, несмотря на полный хаос, все же узнали.

Во-первых, кто-то точил на меня длинный и острый зуб. Штефан и его подружка хотели выслужиться перед этим человеком и, видимо, получить финансирование своей революционной деятельности. Кто мог точить на меня зуб в Дакии? Из известных мне — только Юсупов.

Зато кривая организация захвата в целом объяснялась: НОАРД не знали толком, кто им нужен. Ориентировались лишь по фамилии, оперировали малыми сведениями и закономерно ошиблись. Плохая новость — Юсупов наверняка нас ждал и подготовился. Хорошая новость — используя воспоминания Штефана, можно было попытаться раскрутить этот клубок дальше.

Становилось понятнее, почему именно Дакия стала местом притяжения недовольных имперских аристократов. С появлением Юсупова здесь могла возникнуть организованность, а правительство, видимо, не мешало этой деятельности. Или же в какой-то степени даже было заинтересовано. Впрочем, все это — довольно очевидные выводы. Понять бы, кто и на каких местах отвечал за весь этот балаган.

Не успев додумать последнюю мысль, я вырубился. Усталость навалилась внезапно, словно внутри лопнула струна, и все последствия веселой ночи обрушились на меня единым потоком. Сил сопротивляться не было. Я закрыл глаза и провалился в целебный сон без сновидений.

***

— Михаэл Александерович! — стук в дверь разбудил меня, и я вскочил, непонимающе уставившись на незнакомую обстановку.

Лишь секундой позже, вспомнив, как я оказался в Фокшанах, я унял вскинувнуюся было силу и погасил активировавшуюся было “Берегиню”.

Заворочался ключ в замке. Когда дверь открылась, на пороге стояли двое бойцов в камуфляжной форме.

— Михаэл Александерович, добрый день, — поприветствовал уже знакомый мне погранец и посторонился, пропуская сослуживца с подносом. — Командир велел принести еды.

Я окончательно пришел в себя и потер затекшую шею.

— Пожалуйста, передайте командиру мои благодарности.

Погранец кивнул.

— Новости для вас, ваше благородие. Вчера направили запрос в Букурешт, утром пришел ответ. Сюда уже выехал представитель миссии. Через несколько часов ждем здесь.

А вот это уже было хорошо. И немного странно, что там так быстро зашевелились. Насколько я знал, обычно дипломатическая машина любила увязать в бюрократии и работала довольно медленно. А тут подорвались, словно на углях. Может опасались, что я решу сотрудничать с дакийцами?

— Спасибо, — улыбнулся я. — Это очень хорошие новости.

— Вот, поешьте, пожалуйста, — тоном любимой бабушки сказал второй погранец и поставил передо мной еще и термос. — Моя жена готовила. Лучший гуляш в Фокшанах!

Я взглянул на аккуратно разложенную еду в переносном контейнере. Пахло божественно: чем-то пряным, овощным и мясным.

— Только не говорите, что вы решили пожертвовать мне собственный обед, — с укором произнес я.

Погранец лишь отмахнулся.

— Так семья здесь рядом живет, я попрошу — мне еще на пост передадут. А вы, как мне сказали, со вчерашнего дня маковой росинки во рту не держали.

Этот мужик изъяснялся по-русски очень хорошо. Правильно, почти без акцента. Меня даже начали терзать смутные сомнения, что он и вовсе не был дакийцем. Но нрав, судя по всему, имел легкий и добродушный, да и впитал традиции южного гостеприимства.

— Кушайте-кушайте, господин, — подгонял меня пограничник. — Мы еще для вас душ приготовим. Только со сменной одеждой беда. Нет у нас ничего… что вам по статусу.

— Я буду рад любой чистой одежде, — улыбнулся я. — А возможность помыться и вовсе превратит меня в самого счастливого человека на земле.

Добрый погранец улыбнулся.

— Тогда мы вас оставим и вернемся через четверть часа.

Я набросился на еду еще до того, как они вышли. Ел так быстро и жадно, что не сразу прочувствовал вкус блюда. Заботливые мужики даже подогрели контейнер — видимо, подумали, что я совсем непростой гость, раз представительство империи сорвалось ради меня так быстро. А может просто здесь было принято хорошо относиться к гостям…

Покончив с подобием очень густого гуляша, я сделал несколько глотков кофе из термоса с милыми цветочками. Да уж, точно домашней едой поделились. Приятно…

Когда с едой и приведением себя в порядок было покончено, я и правда почувствовал себя гораздо лучше. Попытался связаться с Денисовым — тот, судя по всему, отсыпался. Грасс зачем-то поставила ментальный блок. Может пыталась защититься от вмешательства в голову. С нее станется, она была тем еще параноиком.

Я как раз натягивал великоватые штаны и футболку, когда за мной пришли. На этот раз на пороге появился сам Флорин Василеу.

— Добрый день, Михаил Александрович, — учтиво поприветствовал он. — Вижу, вы освоились.

— Да, приготовился провести здесь несколько дней. Однако, видимо, поторопился.

Майор-юстициар кивнул.

— Полагаю да, — он понизил голос. — Не знаю, кто вы и кто за вами стоит, но я впервые наблюдаю, чтобы сотрудники имперской дипломатической миссии работали так быстро. Вероятно, вы гораздо ценнее, чем стремились показать.

Я не поддался на провокацию и лишь улыбнулся.

— Давайте же вместе выясним, почему они так зашевелились.

Василеу с небольшим конвоем повели меня в “рабочую” часть своего неприступного бастиона. Чем дольше мы шли, тем сильнее я ощущал дежавю — ну точно почти что советская функциональная застройка. Уже отвык в имперском Петрополе, где даже в Отделении на потолках сохранилась лепнина.

Майор-юстициар пропустил меня вперед, и я оказался в той же допросной, где мы разговаривали накануне. Я привычно уселся, демонстративно положил руки на стол, убеждая в отсутствии грязных намерений.

— Посланник прибыл, — шепнул на ухо Василеу один из конвоиров.

Майор-юстициар кивнул и вышел. Видимо, встретить посланника лично.

Я же попытался вспомнить, что читал об имперской дипломатической миссии в Дакии — все же успел немного подготовиться.

Высшей дипломатической миссией было посольство, а в Дакии была миссия второго уровня. Посланник считался дипломатическим агентом 2-го класса, вслед за классом послов, и был наделён всеми правами и привилегиями главы дипломатической миссии. Официально его должность звучала: “Чрезвычайный и Полномочный Посланник”.

Посланник, как представитель постоянных дипломатических миссий за рубежом, был дипломатическим агентом 2-го ранга и состоял в 3 классе по должности. Наравне с послами пользовались титулом «превосходительства», но только из вежливости.

Словом, шишка важная.

В коридоре послышались шаги. Я приосанился, готовясь встречать свою надежду на спасение. Дверь распахнулась, и первым вошел Василеу.

— Михаил Александрович, прибыл Чрезвычайный и Полномочный Посланник в Дакии его превосходительство Николай Иванович Ромодановский-Ладыженский с помощниками, — объявил майор-юстициар.

Следом вошел импозантный мужчина средних лет в строгом костюме, украшенном лишь изящной булавкой для галстука и двумя брошами на лацкане пиджака — гербами Империи и его рода. Сосредоточенный, приятной наружности, посланник больше походил на ученого. А может такой вид ему придавали очки в темной оправе.

— Здравствуйте, Михаил Александрович, — тихим, даже вкрадчивым тоном поприветствовал он и направился, чтобы пожать мне руку.

— Рад знакомству, ваше превосходительство, — учтиво ответил я.

Ромодановский-Ладыженский оглянулся и кивнул помощнику, застывшему на пороге. Тот отстранился и пропустил вперед женщину, которую я бы не забыл ни за что и никогда.

Матильда поцокала на высоченных каблуках и сняла шляпку.

— Здравствуйте, Михаил Александрович.

Я оторопел, не в силах выдавить ни слова. Матильда? Откуда она здесь взялась? Ирина же писала, что они были в Констанце! Да и откуда она могла…

— Не уверена, что мы знакомы, — обворожительно улыбнулась моя бывшая наставница и протянула руку для приветствия. — Баронесса Матильда Карловна фон Штофф.

Глава 15

Матильда улыбалась мне пластмассовой светской улыбкой, и ничто в ее взгляде не показывало, что она меня узнала. Я на автомате пожал ее пальцы и прислушался к ощущениям.

Точно ее фон Благодати — я очень хорошо его помнил. Боевая специализация с кое-какими навыками ментальных практик. Ровное, чистое поле. Но глаза… Баронесса либо виртуозно играла, либо действительно меня не узнала.

— Рад знакомству, ваше благородие, — решил подыграть я. С этими финтами потом разберемся. А сейчас требовалось вынудить поверенного мне помочь.

Последний вошедший явно был секретарем посланника. Нагруженный портфелем, планшетом и телефоном, молодой клерк в костюме держался позади, у самой стены — рядом с одним из конвоиров.

Майор-юстициар жестом велел своему человеку закрыть дверь.

— Господа, я очень признателен вам за спешку, — начал он, но посланник попросил слова изящным жестом.

— Уточните, пожалуйста, речь шла лишь об этой персоне? — спросил Ромодановский-Ладыженский, кивнув в мою сторону. — Насколько мне известно, Михаил Александрович путешествовал не один.

Мне показалось или майор-юстициар всерьез смутился при появлении посланника? Если я ничего не путал, Ромодановский-Ладыженский был едва ли главой Дакийской дипмиссии. Если так, то впору было засмущаться и мне.

Интересно, это заслуга Матильды? Или она сама не знала, за кем ехала в Фокшаны?

— Все верно, ваше превосходительство, — отчеканил Василеу. — Вместе с господином Репниным мы задержали господина Васильева и госпожу Грасс.

— Но отправили нам лишь документы Репнина, — посланник в упор уставился на пограничников. — Я желаю увидеть документы остальных. Если, конечно, вы действительно желаете разобраться в ситуации.

Казалось, Василеу даже нервно сглотнул слюну. Видимо, не привык общаться с высшими должностными лицами.

— Разумеется, ваше превосходительство. Соизвольте немного подождать.

Я тихо сатанел от невозможности воспользоваться ментальной связью. Стены создавали отвратительную вибрацию, против которой даже я ничего не мог сообразить. Разработка, к слову, имперская. Даже забавно, что дакийские пограничники смогли позволить себе эту технологию. Мне их ведомство богатым не показалось.

Василеу тем временем вышел и вернулся через пару минут с документами в руках.

— Прошу, ваше превосходительство, — он положил маленькие книжечки на стол перед посланником. — Репнин, Васильев, Грасс.

При упоминании фамилии Ани тонкая бровь Матильды выгнулась, но женщина не проронила ни слова, предоставляя вести беседу уполномоченному сотруднику. Ромодановский-Ладыженский внимательно пролистал каждый из документов — не просто внимательно, а тщательно изучил каждую страничку, проверил на свет водяные знаки и номера. А затем повернулся к Василеу.

— Господа, нам нужно перепроверить номера и базы. Я прошу предоставить нам возможность связаться с Петрополем. В какой кабинет мы можем пройти?

Пограничники напряженно переглянулись. Но, видимо, не имели права препятствовать дипломату. Майор-юстициар промокнул выступивший на лбу пот носовым платком и покосился на меня с еще большей подозрительностью.

— Прошу за мной, — сказал он и вышел.

Меня снова оставили наедине с охранником. Тот с жалостью взглянул на меня, но не двинулся с места. Я попытался разлечься на неудобном столе, но ничего не вышло.

Дипломаты отсутствовали долго — не меньше получаса. Не знаю, что именно они там делали, что проверяли и с кем связывались, но я начал нервничать еще сильнее. Нас разделили, лишили возможности общаться друг с другом, да еще и дипмиссия подкинула сюрприз в виде Матильды. А я даже не знал, мог ли ей доверять.

Василеу вернулся и молча уселся напротив меня. Я с любопытством взглянул на майора-юстициара. Судя по всему, он уже и сам был не в восторге от своей затеи. Наверняка жалел, что начал копаться. Пограничник заметно нервничал, то и дело смотрел на часы, затем на меня.

— Кто же вы такой? — тихо спросил Василеу, уставившись на меня усталыми карими глазами. — Чем же вы так ценны, что сам Чрезвычайный и Полномочный Посланник прибыл по вашу душу?

Я же постарался принять самый невинный вид. Не расколете. Если не залезете в башку, хрен что расскажу. Да и если залезете, мало не покажется.

— Я просто путешествую перед возобновлением учебы, — улыбнулся я.

Майор-юстициар помрачнел пуще прежнего. Наверняка понимал, что добычу из его рук уже почти вырвали. Когда к тебе на службу прибывает столь важный человек, это всегда означает, что тебе переиграют, задавив статусом и авторитетом. Другой вопрос — чем это обернется для нас с Денисовым?

Наконец из коридора снова донеслись шаги. Дверь допросной распахнулась, и на пороге появился Ромодановский-Ладыженский.

— Господин Василеу, мы сумели связаться с Петрополем и сверили базы, — объявил посланник. — Боюсь, вам надлежит провести сверку и обновить синхронизацию на своей стороне. Судя по данным наших систем, документы задержанных господ в полном порядке. Петрополь все подтвердил.

В доказательство слов начальника секретарь протянул пограничнику планшет. Экран заморгал, когда клерк подошел ко мне слишком близко, и Василеу пришлось переместиться в другой конец помещения, чтобы изучить сведения.

Майор-юстициар хмуро листал паспорта, затем глядел на планшет, снова перелистывал страницы…

И наконец признал свое поражение.

— Михаил Александрович, я должен принести извинения, — сухо сказал он, возвращая мне документы. Впрочем, тон его извиняющимся я бы не назвал. В голосе пограничника сквозила плохо скрываемая досада. — Вы можете быть свободны, однако перед этим я попрошу вас еще раз пересказать свою версию событий во время нападения на экспресс…

— В этом нет необходимости, — отрезал Ромадановский-Ладыженский. — Михаил Александрович является представителем аристократии и с этого момента находится под протекцией имперской дипломатической миссии. Я прошу вас направить вопросы в Букурешт, и наши сотрудники предоставят все ответы.

Василеу разве что не заскрежетал зубами. В его глазах прямо-таки читалась обида охотника, упустившего крупную дичь. Но дипломатическая протекция — это уже серьезно. Пока не предъявят обвинения, оснований для которых не было, я был неприкосновенен.

Василеу поднялся и зашагал к дверям.

— В таком случае более не смею вас задерживать. Наши сотрудники проводят вас к выходу.

— Прошу, Михаил Александрович, — посланник почти что по-отечески приобнял меня и направил вперед по коридору. — Все закончилось. Вы свободны. Подышите пока свежим воздухом, а я улажу оставшиеся формальности.

Когда я вышел на улицу, яркий дневной свет ослепил меня и резанул по отвыкшим глазам. Я зажмурился и инстинктивно прикрыл лицо ладонью.

— Миша! — ко мне подлетел Денисов и заключил в объятия. — Как ты?

— Да что со мной могло случиться? — наигранно весело ответил я и перешел на ментальную связь.

“Тебя не трогали?”

“Нет, и пальцем не притронулись. Ко мне хорошо относились”, — заверил Денисов. — “Правда, пытались продавить поддельными документами. Но я включил дурака и не поддавался на провокации. Подумал, ты сделаешь так же”.

Я выдохнул с облегчением. Слава яйцам, Константин оказался умницей. Хотелось аж расцеловать этого парня, но прямо сейчас была другая насущная задача — выбраться из этого бастиона погранцов и Фокшан.

“Нас вытащили имперские дипломаты”, — предупредил я. — “Все это очень странно. Будь начеку”.

“Почему странно?”

“Потому что за нами отправили не абы кого, а самого Чрезвычайного и Полномочного Посланника из Букурешта. Не нравится мне это, Костя. Очень не нравится”.

“Да что не так-то? Мы аристократы, мы применили Благодать, да еще и инцидент с экспрессом — прямо скажем, не самая типичная ситуация. На месте имперской дипмиссии я бы тоже сорвался вытаскивать своих соотечественников”.

Так-то оно, конечно, так. Да только все это не объясняло присутствия Матильды. Хоть бы подмигнула мне для приличия — так нет же. Изображала из себя не пойми кого.

Денисов достал портсигар, и я нагло стащил у него сигарету. И едва прикурил, как по ступенькам спустилась Грасс, пряча паспорт во внутренний карман потрепанного пиджачка. Увидев нас, она молча кивнула и подошла.

— Чтоб я еще раз решила вам помогать… — прошипела она. — Спасибо за отдых и ночлег, господа!

— Тихо, Ань. Еще будет время устроить разборки, — призвал к спокойствию Денисов и открыл перед девушкой портсигар. Грасс резким движением вытащила сигарету и вырвала из его рук зажигалку.

— Сама!

Мы пожали плечами. Ну сама так сама. Опять вожжа под хвост девахе попала. Устраивать очередной сеанс психотерапии у меня желания не было.

Пока мы курили, из здания вышли представители дипломатической миссии. К ступенькам подкатил темный микроавтобус с алыми номерами и гербом Империи. Забавно. Я ожидал чего-то похожего на лимузин, а тут — довольно невзрачный дипломатический фургончик.

— Господа, — к нам подошел секретарь посланника. — Его превосходительство предлагает сопроводить вас до Букурешта. Насколько нам известно из базы билетов, вы направлялись именно туда, и лишь госпожа Грасс намеревалась продолжить путь до Константинополя.

Я задумался. Предложение хорошее — потому что хрен его знает, как выбираться из Фокшан своим ходом без вещей и денег.

— Благодарю вас. Однако наши вещи остались в пострадавшем экспрессе.

— Именно по этой причине его превосходительство и настаивает на совместной поездке, — учтиво кивнул секретарь и крепче перехватил свой портфель. — Экспресс доберется до Букурешта. Там вы сможете забрать свои вещи и продолжить путь. А госпоже Грасс компенсируют ущерб и проволочки и предоставят транспорт до Константинополя.

Мы с ребятами переглянулись. Аня потушила сигарету о край урны и шагнула к секретарю.

— С удовольствием.

Нам с Костей оставалось лишь последовать за ней.

Тем временем Матильда и посланник уже забрались в микроавтобус, и мы загрузились следом. Последним расположился секретарь и закрыл дверь. Машина тронулась, остановилась перед воротами, и лишь после того, как мы миновали это подобие пограничной тюрьмы, я смог по-настоящему выдохнуть и расслабиться.

— Мне бесконечно жаль, что вы оказались в самом эпицентре той трагедии, — Ромодановский-Ладыженский развернулся к нам. — Тем более жаль, что вам пришлось применить Благодать и отвечать за это перед пограничной полицией. Однако мы на их земле и должны соблюдать законы Дакии. Надеюсь, это обстоятельство не испортит вашего впечатления от поездки.

Анька лишь фыркнула. Совсем охренела девка, никакого почтения!

— Мы очень благодарны за столь быструю реакцию и помощь, ваше превосходительство, — ответил я за всех нас. — Признаюсь, ситуация сложилась непростая, и без вашей помощи нам всем пришлось бы туго. Еще и этот сбой в базе…

Я поймал пристальный взгляд Матильды. Баронесса достала из кармана сидения бутылку воды и предложила нам.

— Главное — все закончилось. Дальше будем разбираться на дипломатическом уровне., — продолжил вещать посланник, и его тихий вкрадчивый голос казался убаюкивающим. — Увы, среди жертв оказались подданные империи. Часть сотрудников нашей миссии уже работает на месте нападения. Нам пообещали, что поезд вернут на ход и отбуксируют в одно из депо Букурешта. Там вы сможете забрать свои вещи после того, как они будут подвергнуты всем необходимым процедурам…

— Значит, какое-то время нам придется провести в столице? — спросила Аня.

— Да, госпожа Грасс. Не стоит волноваться: миссия предлагает вам воспользоваться гостеприимством Русского дома на время, пока будут улажены все формальности. Вы ни в чем не будете нуждаться.

Глаза Аньки и Денисова удивленно округлились. Так-так… Кажется, я опять чего-то не знал. Или читал не те путеводители…

“Костя, что за Русский дом?”

Денисов посмотрел на меня как на имбецила.

“Серьезно? Ты вообще не читал путеводитель?”

“Ну… Пролистал”.

“Господи, Миша, ну стыдно не знать! Это дворец при дипмиссии, там проводятся мероприятия и торжества, которые устраивает Чрезвычайный посланник. Всевозможные приемы, балы, выставки…”

“Что-то вроде культурного центра?”

“Ага. Но все это обставлено очень богато и с пафосом. Вроде бы сам дворец раньше принадлежал какому-то важному дакийскому деятелю, но наши его выкупили и, так сказать, придали лоска. А еще поговаривают, что в Русском доме происходят тайные встречи политиков, банкиров и аристократов…”

Понятно. Кажется, я все же читал об этом Русском доме. Только в голове не отложилось. Видел в путеводителе фотографии изящного здания во французском стиле. На мой взгляд, это здание было одним из красивейших в Букуреште. Потому что сам Букурешт, прямо скажем, уступал в архитектурном плане Петрополю на много порядков.

“Значит, выходит, нам повезло”, — подытожил я.

“Еще как. И хорошо, что будем со своими”.

Тем временем автомобиль несся по пустой трассе. Дорога была приличная, да и виды за окном радовали. Меня понемногу сморило, и я хотел было прикорнуть, но заметил, что на развилке водитель свернул с трассы на более узкую дорогу. Казалось, она уходила совсем не в город…

— Эмм… Прошу прощения, но вы уверены, что нам туда? — Спросил я, позволив себе дотронуться до кресла посланника.

Ромодановский-Ладыженский повернул ко мне голову и сверкнул стеклами очков.

— Именно сюда. Матильда?

Микроавтобус резко затормозил посреди поля. Аня вскрикнула от неожиданности, но в следующий миг баронесса обхватила ее голову. Я ощутил всплеск силы — Грасс обмякла в руках моей бывшей наставницы.

— Что за…

Я не успел договорить. Чрезвычайный посланник медленно повернулся к нам с Денисовым.

— Господа, не стоит поднимать шум. Моя помощница лишь усыпила вашу подругу, поскольку вопрос, который я собираюсь с вами обсудить, не терпит лишних ушей. Михаил Александрович, прошу, погасите заклинание. Я намерен побеседовать с вами по-человечески, без угроз и применения силы.

Я и не заметил, как над моей рукой зависла “Коса”. Черт, боевые заклинания уже активировались на автомате. Мы с Денисовым переглянулись.

“Давай послушаем, что он скажет”, — предложил товарищ. — “Разнести здесь все к чертям собачьим всегда успеем”.

Я растворил “Косу” и в упор уставился на Чрезвычайного посланника.

— Излагайте, Николай Иванович.

Он позволил себе легкую улыбку.

— Что ж, ваша реакция все больше подтверждает мои догадки, господа, — он подался ближе к нам и понизил голос. — Сегодня я пошел на преступление ради вас. Скрыл информацию от полиции Дакии и инициировал изменения в базе ради того, чтобы этот ушлый дознаватель оставил вас в покое. Знаете, почему, господа?

Я покосился на Денисова. Тот напряженно молчал.

— Прошу, ваше превосходительство, просветите нас.

— Потому, что документы, которые имперское правительство предоставляет сотрудникам особых служб для… скажем так, выполнения особых поручений, имеют несколько отличительных признаков. Пограничники их не выявят, но сотрудники дипмиссии знают, что и где искать. По этой причине я явился лично — мне следовало проверить ваши документы и лично убедиться, что вы присланы в Дакию с особой задачей.

Твою мать. Вот веревочка и довилась до конца…

— Как вы это поняли? — проглотив ком, спросил я.

Матильда улыбнулась, и посланник уважительно ей кивнул.

— Матильда Карловна вас узнала. Когда в Букурешт пришел запрос об уточнении информации о вас, ее благородие предположила, что вам может потребоваться помощь. Потому что Матильда Карловна знала вас под другим именем.

Посланник явно ожидал от меня комментария, реакции или любого другого подтверждения своей гипотезе. Но я молчал. Черт его знает, что теперь можно было сказать. Нас вычислили свои же. Но можно ли было им доверять?

— Господа, не думайте, что вы первые, кому я помогаю по долгу службы, — продолжил посланник. — Такова моя работа, и большая ее часть проходит в тени приемов и официальных депеш. Во всем этом меня беспокоит лишь одно обстоятельство. Прежде меня всегда предупреждали, что стоит ожидать гостей. Но в этот раз я не получил ни единой весточки. Быть может, вы объясните мне, почему?

Глава 16

Внутри микроавтобуса повисло напряженное молчание. Лишь Аня безмятежно посапывала на руках Матильды — погруженная не то в сон, не то в грезы, она совершенно нас не слышала.

Сама Матильда держалась отстраненно, и я так до сих пор и не понял, почему она решила явиться за нами лично, но до сих пор не дала понять, что мы были друг другу не чужими людьми.

“Черт, они нас раскрыли!” — прозвучал в моей голове голос Денисова. — “Все пошло не по плану. Что делать?”

Я сдержал усмешку. А когда, простите, у меня хоть что-нибудь мало-мальски серьезное шло по плану? В какую бы авантюру я ни влез, планы, казалось, были созданы лишь для того, чтобы насмешить небо.

“Спокойно, Кость”, — отозвался я. — “У меня есть одна мысль, но ты, главное, не болтай лишних подробностей”.

“Даже не думай им рассказывать! Ведь Матильда — она же тетка твоей Ирины. Если она замешана, то…”

“Сам знаю. Просто кивай и поддакивай. Возможно, получится выпутаться”.

Легенда сложилась в моей голове так внезапно, что я воспользовался паузой для того, чтобы попытаться оценить риски. Жаль, конечно, что не учел подобного поворота событий и не подготовил оправдания заранее. Но, как обычно, работаем с тем, что есть…

Я поднял глаза на посланника. Ромодановский-Ладыженский тактично выжидал и вид имел вполне мирный. И все же я не сомневался, что император отправил в Дакию человека, способного за себя постоять. Да и Матильда после исцеления стала очень опасным и опытным противником. Мы, конечно, тоже были не лыком шиты, но низвести все до сражения всегда успеется.

А вот превратить этих людей в союзников…

— Николай Иванович, — обратился я к посланнику. — Прежде, чем я продолжу говорить, вы должны знать, что задача, ради которой нас прислали на юг, секретна. Мы не должны говорить об этом ни с кем, кроме кураторов. И если информация о задании просочится, нас ожидает провал.

Посланник сосредоточенно кивнул.

— Мы не первый год на вахте, господа. Я прекрасно осознаю, что несет ваше появление, но помню и о своих обязанностях перед Империей. По этой причине вы сейчас свободны, а не сидите в изоляторе в Фокшанах.

Свободны мы, как же! Ну да ладно.

— Хорошо, — отозвался я. — Наша цель — Мари Буайе-ле-Дюсон и ее, скажем так, круг общения.

— Танцовщица? — приподнял брови посланник.

Я кивнул.

— Именно. Дива замечена в ряде интересных знакомств. Поскольку она приглашена готовить мероприятие к прибытию государя в Константинополь, одна из задач особых служб — проработать всех, кто будет в относительной близости от императорской фамилии, — я уставился на посланника в упор. — Наша конечная остановка — вообще не Букурешт, Николай Иванович. Дакия — лишь повод отвести глаза объекту интереса. Мы должны были провести в Дакии несколько дней, а затем отправиться в Константинополь и возобновить контакт с госпожой Буайе-ле-Дюсон. Однако инцидент с атакой НОАРД здорово спутал всем нам карты.

Ромодановский-Ладыженский переглянулся с Матильдой. И наконец она заговорила.

— Действительно, Буайе-ле-Дюсон ехала на этом экспрессе. Мне известно, что она и ряд других известных деятелей искусств были приглашены городской управой Константинополя для организации торжеств по случаю визита императора…

Я рисовал легенду прямо на ходу и очень, очень широкими мазками. Но старался плести ложь так, чтобы к ней было трудно подкопаться. Могла Мари Буайе-ле-Дюсон быть объектом интересов Отделения? Еще как, с ее-то связями и любовниками! Могли ее попытаться завербовать другие страны? Разумеется. Было ли целесообразно проверять ее благонадежность? Конечно.

В кои-то веки из знакомства с богемой и совместных алкогольных возлияний вышел толк. И даже если дипломаты решат проверить мой рассказ, они выяснят, что мы с госпожой Буайе-ле-Дюсон познакомились в поезде, даже обменялись контактами, и я оставил о себе хорошее впечатление. Шах и мат, господа.

Оставалось надеяться, что пока они смогут отделить правду ото лжи, мы с Денисовым уже покинем Дакию и останемся вне досягаемости местной дипмиссии.

“Миша, это гениально!”

“Погоди радоваться. Посмотрим, съедят ли они эту версию”.

Ромодановский-Ладыженский крепко задумался.

— Значит, вы в Дакии проездом.

— Верно, — отозвался я. — Возможно, по этой причине вас не предупредили о нашем прибытии. Мы не собирались работать в Букуреште. Не намеревались светиться и уж точно не рассчитывали сражаться с местными повстанцами.

Я добавил в голос немного раздражительности. Чем толще врешь, тем убедительнее должен выглядеть. На краткий миг я и сам поверил в свою историю.

Матильда наградила меня полным подозрений взглядом.

— Слышала, госпожа Буайе-ле-Дюсон предпочитает окружать себя исключительно богатыми любовниками.

Я пожал плечами.

— Можно считать, мы — игрушки для души. Неопытность нередко оказывается привлекательной.

Матильда усмехнулась, но ничего не ответила. Более того, она отгородилась от меня ментально — я почувствовал холод блока, когда слегка потянулся к ней силой. А вот это уже было интересно.

— Девушка знает? — посланник указал на Грасс.

— Нет, — ответил вместо меня Денисов. — Она тоже едет в Константинополь, и отчасти поэтому мы решили сойти в Букуреште. Меньше рисков.

Неплохо, Костя. Неплохо.

— Итак, господа, — я чуть наклонился вперед, заставив остальных ко мне приблизиться. — Я благодарю вас за помощь — без этого выполнение нашей задачи превратилось в большую проблему. Но сейчас наш план несколько изменился. Нам нужно в Букурешт — выяснить, где Буайе-ле-Дюсон, когда она намерена выдвинуться в Константинополь и так далее. Времени на отдых больше нет. Поэтому я прошу вас завести автомобиль и доставить нас в столицу, чтобы мы как можно скорее приступили к службе.

Я сказал это так требовательно, с таким нажимом и уверенностью, каковых даже сам от себя не ожидал. Прозвучало отлично — сдержанно, корректно, но с легкой нотой нетерпеливости.

И это сработало.

Чрезвычайный и Полномочный посланник кивнул.

— Господа, приношу извинения за задержку. Однако мы должны были все проверить.

— Разумеется, — ответил я.

— И вы все еще будете желанными гостями в Русском доме. Более того, полагаю, у нас будет возможность слегка облегчить вашу задачу как минимум на территории Букурешта.

Я непонимающе взглянул на Ромодановского-Ладыженского.

— Прошу прощения?

— Русский дом может устроить небольшой прием для пассажиров пострадавшего экспресса. В конце концов, многие попали в затруднительное положение, и мы обязаны оказать поддержку соотечественникам. Мы пригласим и объект ваших интересов. Вам полезно, да и местную аристократию всколыхнет. Быть может, увидите и услышите что-нибудь полезное.

Мы с Денисовым переглянулись. Товарищ едва заметно пожал плечами, предоставляя мне решать.

— Хорошо, — ответил я. — В таком случае мы договорились? Больше вы не станете мешать выполнению нашего задания?

Ромадановский-Ладыженский, казалось, слегка побледнел от моей наглости, но я продолжал изображать из себя самоуверенного агентишку. Пусть съест и не подавится. Пусть считает нас идиотами, которых отправили клеиться к танцовщице. Чем меньше от нас ожидают, тем проще будет работать.

— Конечно, — натянуто улыбнулся посланник и велел водителю трогаться.

Матильда еще какое-то время продержала Аню в состоянии сна, а затем, видимо, слегка подправив последние воспоминания, разбудила девушку.

— Что… Что случилось? — Сонно потерев глаза, спросила Аня.

Матильда ей улыбнулась.

— Вас сморило в дороге. Решили дать вам выспаться.

— А…

Аня снова заснула — может сказалась ее усталость, может организм все еще не до конца оправился от отравления тем мерзким газом. Матильда достала из сумочки шаль и бережно накрыла девушку.

А я пялился в окно, размышляя, надолго ли хватит нашей легенды. Пока что все складывалось так, что подкопаться будет трудно — по крайней мере Буайе-ле-Дюсон подтвердит знакомство. Но раз француженка какое-то время проведет в Букуреште, да и вряд ли откажется от приглашения на прием в Русском доме, придется сделать вид, что мы за ней наблюдаем.

Хорошо, что нас было двое — можно разделиться и выполнять задачи параллельно. Грасс я к этому приплетать не хотел, ей и так досталось на пустом месте. А вот Денисова погонять по городу — это я с удовольствием.

“Как думаешь, Ирина тоже в Букуреште?” — спросил Константин, буквально озвучив мои мысли.

“Не знаю. Вообще они с Матильдой редко расставались. Но прошло полтора года, даже больше. Многое могло измениться. Ира стала совершеннолетней и теперь может жить отдельно”.

“Надо навести справки. Только я не хочу спрашивать у Матильды”, — не скрывая беспокойства, сказал Денисов. — “Ты вроде говорил, что вы хорошо общались?”

“Да”.

“И тебя не смущает, что она держится с тобой так, словно вы вообще незнакомы?”

“Разумеется, смущает! Только я не могу понять, действительно ли у нее что-то с памятью или она что-то задумала. Как бы то ни было, пока это не выясним, Матильду другом не считай. Сперва найдем Иру”.

Договорившись, мы молча уставились на окружающий пейзаж. Красиво, но однообразно: сплошные холмы да поля. Но чем ближе мы подбирались к Букурешту, тем больше человеческих следов видели, и следы эти красоты не добавляли.

Ветхие деревенские дома, полуразрушенные хозяйства. Где-то прошелся пожар, где-то явно работала артиллерия. Созерцая карпатские красоты, было легко забыть, что эти места видели множество сражений. Но остатки цивилизации, разброшенные вдоль дорог, об этом напоминали.

— Вот, уже пригороды начались. Скоро въедем в город, — сообщил посланник.

Денисов последовал примеру Ани и прикорнул, а я не мог расслабиться рядом с Матильдой. Поэтому сторожил, то и дело косясь на бывшую наставницу. Она все еще отгораживалась от меня ментально, и я не понимал, почему.

— Букурешт, увы, проигрывает Петрополю во всем, кроме климата, — поправив очки, сказал Ромодановский-Ладыженский. — Слишком много испытаний выпало на долю этого древнего города…

Считалось, что Букурешт, как и Рим, был построен на семи холмах, но на этом всякое сходство заканчивалось. Окраины города представляли собой типичные промзоны, складские комплексы, заводы. Высились “точки” высоток и многоэтажек — серые, депрессивные. Над городом застыло низкое облако смога.

Ближе к центру дома стали почище и посимпатичнее, но общее впечатление уныния и какой-то безнадеги сохранилось.

— Да, не Петрополь, — отозвался я.

Согласно легенде, Букурешт был основан пастухом по имени Букур. Другая версия утверждала, что город основал Мирча Старый в XIV веке после победы над турками. “Bucurie” переводилось с дакийского как «радость», поэтому Букурешт часто называли «городом радости». Правда, я особой радости от визита пока что не испытывал. Да и смотреть даже в центре было особо не на что.

Еще интересно то, что Букурешт впервые упоминался под своим настоящим именем в качестве резиденции знаменитого князя Влада Цепеша, и Дракула разместил здесь свой двор. Но счастливее от этого город не стал. При чтении исторических очерков в путеводителях меня не отпускало впечатление, что этот город был проклят, как и вся дакийская земля.

В 1595 году Букурешт сожгли турки. Ничего, восстановили. Город даже начал быстро расти — до такой степени, что в 1698 году князь Константин Брынковяну перенес сюда столицу.

А дальше начинался какой-то ад.

С момента реализации “Греческого проекта” государыней Екатериной Великой уже на тот момент многострадальной Дакии начало доставаться еще сильнее. Выгнали турецкие войска — пришли австрияки. Кровь, война. Дакийцы подняли восстание. Выгнали австрияк, не без помощи наших — снова пришлось восстанавливать город. Потом снова восстание — установили республику, насмотревшись на французов. Долго не продержалась. Через десять лет вновь восстание и реставрация монархии. Кровь, кровь, кровь.

Дакия превратилась в плацдарм для разборок австро-венгров, имперцев, греков, самих дакийцев, турок… Даже сербы умудрились периодически вписываться. А сердцем, самым средоточием этой бесконечной возни был Букурешт.

И вся эта катавасия длилась уже двести с лишним лет. Знать бы, за какие грехи.

Попетляв по центральным улицам, наш микроавтобус остановился возле огороженного кованной оградой сада — из-за пышной зелени высились стены не то особняка, не то дворца.

— Господа, мы прибыли, — повернулся к нам посланник. — Сперва разместим вас в Русском доме, выясним последнюю информацию об экспрессе. Вам будут предоставлены услуги секретаря.

Водитель вышел первым, открыл дверь и по очереди помог нам спуститься. Денисов едва смог растолкать Аньку. Не знаю, что с ней сделала Матильда, но девушка выглядела как лунатик.

— Добро пожаловать! — Ромодановский-Ладыженский взмахнул рукой перед камерой, и ворота открылись.

И тут я понял, что без труда смог бы найти Русский дом в Букуреште, даже не зная адреса. Обратись к любому местному с вопросом, где найти самый красивый дом в городе, и он непременно назвал бы этот.

Становилось понятно, почему кое-где моих соотечественников не любили. Завидовали. Потому что это и правда был уменьшенный, но дворец.

Трехэтажный, выстроенный со смешением сразу нескольких стилей, Русский дом приковывал внимание не только развевающимся ярким флагом.

Особый шарм зданию придают продолговатые арочные окна с чугунными коваными балконами. Главный вход с гербом Объединенной империи и экстравагантным козырьком из кованого металла стерегли два каменных льва. Фасады дворца поражали богатством и изяществом скульптур.

— Ого! — Анька даже проснулась, увидев такое великолепие.

Но нас уже повели дальше — как раз под козырек из стекла и чугуна. Слуга распахнул перед нами двери, и мы вошли в украшенный мозаикой и орнаментами зал.

— Прошу, господа, располагайтесь, — тоном радушного хозяина сказал посланник. — Нам с Матильдой Карловной нужно отбыть, но мы вернемся к вечеру. На это время вверяю вас в руки нашего управляющего — Льва Ивановича Мясницкого. Он проследит, чтобы вы ни в чем не нуждались.

Чрезвычайный посланник развернулся на каблуках чуть запыленных туфель и направился к выходу. Матильда едва замешкалась и обронила сумочку. Я тут же бросился ей помочь, но она уже наклонилась сама, с ловкостью гимнаста балансируя на высоченных каблуках.

— Беседка в розарии, — шепнула она мне на ухо и мгновенно поднялась. — Благодарю, Михаил Александрович.

Матильда тут же застучала каблуками в сторону выхода, а я растерянно пялился ей вслед.

Беседка в розарии. Вероятно, это здесь, где-то в саду. Не успел я даже оглянуться, как к нам уже подошел немолодой сухощавый человек в скромном костюме с гербом Империи на лацкане.

— Приветствую соотечественников в Русском доме, — сдержанно улыбнулся он. — Позвольте представиться — Мясницкий Лев Иванович, управляющий. Мне передали, что вы пострадали в той ужасной трагедии, и весь штат наших слуг будет счастлив оказать вам истинно домашнее гостеприимство. В вашем распоряжении апартаменты на третьем этаже. Мои помощники вас проводят и помогут сориентироваться. А через час запланирован обед. Если вам понадобятся услуги секретаря или водителя, прошу, обратитесь к…

Я слушал управляющего вполуха — мое внимание привлек вид из бокового окна. За свечками кипарисов розовели пышные розовые кусты, и вдали, на берегу небольшого пруда действительно стояла беседка — колонны ярко выделялись на фоне цветущих роз.

Отсюда было трудно разглядеть больше, но я точно заметил, что в беседке кто-то был.

Глава 17

Ноги едва сами не понесли меня на улицу, но я сдержал порыв. Нельзя вести себя подозрительно. В идеале следовало пробраться в этот розарий, не притащив за собой хвост. И что-то мне подсказывало, что сделать это будет не так-то просто.

Костя окликнул меня.

— Миш, ты идешь?

— А?

— Наверх, — товарищ кивнул в сторону лестницы. — Нам покажут апартаменты.

— Да, конечно.

Я отошел от окна и последовал вслед за Денисовым и сонной Грасс. Управляющий Мясницкий подвел нас к широкой лестнице.

— Господа, позвольте вас сориентировать. На первом этаже располагаются некоторые рабочие кабинеты, бытовые помещения и публичный концертный зал. Несколько раз в месяц здесь выступают исполнители с программой из русской классики. Второй этаж также полностью отдан под публичные мероприятия — там расположен бальный зал, большая столовая и несколько других залов. В вашем распоряжении третий этаж — ваши апартаменты подготовили там. Четвертый этаж ныне не используется, и мы убедительно просим вас не подниматься туда из соображений безопасности. Многое там требует ремонта.

Мы поднялись по лестнице из редкого розового мрамора, и управляющий решил провести для нас небольшую экскурсию по второму этажу. И если первый показался мне роскошным, то второй и вовсе поражал великолепием. Да уж, имперские послы вовсю постарались создать в Букуреште уголок блистательного Петрополя. И им удалось.

Бальный зал украшали впечатляющие фрески, иллюстрировавшие события реализации“Греческого проекта”. Я узнал морские бои при Таврии, сражение при Синопе, а самую широкую стену занимало полотно взятия Константинополя. Сверкали сусальным золотом нарисованные купола Святой Софии, пылали древние крепостные стены, а бушующее море в проливе было написано так искусно, словно над фреской работал сам Айвазовский.

— Вижу, вы уже впечатлились гордостью этого дворца, — тоном экскурсовода вещал управляющий. — Особенностью этих фресок является то, как меняются цвета при искусственном освещении. Надеюсь, вы посетите один из ближайших балов и увидите это чудо собственными глазами. Пройдемте же дальше, господа.

Миновав ряд колонн из уральского малахита и розового мрамора, мы оказались в следующем зале. Я снова чувствовал себя как в музее — каждая деталь интерьера оказалась предметом роскоши. Даже ткань, которую использовали для обивки мебели, казалась невероятно дорогой.

— Это комната для отдыха, — подсказал управляющий. — Дальше мы увидим несколько гостиных. Сейчас они закрыты, поскольку это крыло используется только для публичных мероприятий…

У меня зарябило в глазах от великолепия — вроде пора было и привыкнуть к всякого рода роскошествам, а не получалось. Пока остальные охали да ахали, восхваляя канделябры, сосредоточился на окнах. Старался разглядеть сквозь витражные стекла беседку. Вскоре экскурсия закончилась, когда мы наконец-то поднялись на третий этаж.

Здесь наряду с богатым декором стен и потолков кричали о достатке и предметы обстановки: картины в тяжелых рамах, ковры, старинная мебель, светильники, витражи, гобелены. Незнамо откуда возникли три горничных — одинаковые, словно сестры-близнецы.

— Приветствуем, господа! — хором сказали три “сестрички” и одновременно присели в реверансе.

Нет, у меня точно троилось в глазах. Совершенно же одинаковые! Все как одна невысокие, стройные, большеглазые и с одинаковыми прическами и в одинаковой униформе.

— Это Клота, Лахеса и Атропа, ваши помощницы, — представил слуг Мясницкий, а я откашлялся.

Хм. Своеобразное чувство юмора у их родителей… Назвать дочерей-тройняшек именами мойр — это сильно!

Мойры в древнегреческой мифологии считались богинями судьбы. Клото — пряла нить жизни. Лахесис, или Лахеса определяла судьбу человека или бога. Атропос, или Атропа перерезала нить судьбы и предрекала смерть.

Мойры для древних греков олицетворяли высший закон природы, и даже боги подчинялись их воле. Поэтому, как все неизбежное, неумолимое и неподвластное человеческой воле, мойры особо почитались в культах. Причем, что занятно, у многих народов имелись легенды о трех богинях, управляющих жизнями: норны у скандинавов, парки — у римлян, рожаницы — у древних славян.

Интересно, а на что влияли эти милые дамочки?

Тем временем Мясницкий принялся распределять тройняшек между нами.

— Клота, покажите, пожалуйста, госпоже Грасс ее апартаменты.

Первая из “мойр” кивнула и повела все еще сонную Аню за собой дальше по коридору. Денисову выделили Лахесу. А мне, конечно же, досталась Атропа. Где что-то про смерть, там я, ага.

— Как будете готовы, прошу, спускайтесь в столовую, — сказал Мясницкий, почти что вложив мою ладонь в руку служанки. — Наша кухня организует для вас легкие закуски, чтобы дожить до ужина.

Откланявшись, он направился к лестнице, а я уставился на свою помощницу.

— Что ж, Атропа, ведите несчастного студента.

Девушка оказалась немногословной, но улыбчивой. Сперва я подумал, что она могла недостаточно хорошо говорить по-русски, но это вряд ли: в Русском доме наверняка даже слуги владели моим родным языком в совершенстве. Коряво изъясняться даже прислуге не по статусу.

Атропа провела меня в самый конец коридора и отперла дверь из красного дерева.

— Прошу, господин.

Я вошел первым, и мне в нос ударил навязчивый запах цветов. Лилии! Черт, как же я их ненавидел. Мало того, что ассоциировались они исключительно с похоронами, так еще и от слишком яркого аромата мгновенно начинала болеть голова.

— Что-то не так, господин? — служанка, следовало отдать ей должное, мгновенно чуяла перемены в настроении гостей.

— Могу я попросить вас вынести эти цветы в коридор?

Атропа понимающе улыбнулась.

— Запах?

— Запах.

— Сию секунду.

— Спасибо.

Пока Атропа возилась с вазой и открывала окна, я осмотрелся. Что ж, снова повезло. Апартаменты вполне себе могли соревноваться с номером в приличном отеле. Антикварная мебель, собственная ванная комната и даже балкон, выходящий в сторону сада.

— Чем еще я могу скрасить ваше пребывание в Русском доме, господин?

Девушка сопроводила вопрос лукавой улыбкой, и мне почудилась некоторая двусмысленность.

— Если вас не затруднит, я бы все же хотел выяснить, где мои вещи, которые должны были доставить вместе с экспрессом. Если поезд уже отбуксировали в Букурешт, то я хочу вернуть свой багаж.

Служанка кивнула.

— Насколько мне известно, пострадавший поезд уже в городе. Я передам управляющему вашу просьбу, и мы постараемся все уладить в кратчайшие сроки. А пока, — она распахнула дверцы платяного шкафа, — могу предложить вам подобрать что-нибудь из дежурного гардероба. Полагаю, здесь найдется одежда вашего размера.

Я удивленно вскинул брови.

— Вы даже одеждой гостей снабжаете?

Атропа слабо пожала плечами.

— В Русском доме гостят разные люди в разных жизненных ситуациях. Как-то нам даже пришлось укрывать семью одного венгерского аристократа, решившего передать важнейшие сведения Империи. Эти милые люди провели в стенах нашего дворца три месяца, ни разу не рискнув выйти — за ними велась настоящая охота, и это было во времена очередного обострения конфликта. И лишь затем Чрезвычайному посланнику удалось безопасно вывезти их в Империю. С тех пор мы стараемся быть готовыми к любому развитию событий.

— Выходит, Русский дом имеет весьма обманчивый вид, — улыбнулся я. — Со стороны он кажется просто изящным дворцом избалованного богатея. Но, вероятно, он способен преподнести много неприятных сюрпризов нежеланным гостям.

— Именно, господин, — улыбнулась в ответ Атропа. — Можете быть уверены: пока вы не покидаете территорию Русского дома, вас никто не посмеет тронуть. Если, конечно, это имеет для вас значение.

Интересно. Что же за система безопасности здесь была установлена и как она работала, если слуги были так уверены в ее надежности?

Поблагодарив за работу и отказавшись от помощи с одеждой, я отпустил служанку. Первым делом залез в душ — не смог устоять перед здоровенной ванной на настоящих позолоченных львиных лапах. Архитекторы и дизайнеры здесь явно тащились от модерна и ар-деко.

Из одежды удалось подобрать подходящие по размеру рубашку и брюки, правда, местная мода явно диктовала носить яркие цвета. Это в Петрополе мужские костюмы укладывались в рамки пятидесяти оттенков серого, а здесь люди любили вырвиглазные расцветки.

— А что, мне даже идет, — усмехнулся я, глядя на свое отражение. Темно-зеленые брюки контрастировали с ярко-фиолетовой рубашкой с вышивкой на воротнике. — Джокер, блин.

Нет, можно мне мой багаж поскорее, а? Хреновый из меня цыган, отдайте мое скучное барахло.

До перекуса еще было время, поэтому я выполз на балкон и принялся искать глазами розарий. Сад оказался больше, чем мне показалось поначалу — за прудом были разбиты еще цветники, белели посыпанные крошкой дорожки, стояли скамейки. Вероятно, в теплое время года там тоже устраивали приемы.

Беседка все так же белела среди кустов, и там все еще кто-то находился. Я несколько раз моргнул — может, показалось? Кому понадобится торчать там так долго? А может Матильда устроила там тайник? Черт его знает. Нужно пробраться туда. Желательно — незаметно.

В дверь постучали.

— Входите!

На пороге возник Денисов — изрядно посвежевший и тоже сменивший потрепанную одежду на шмотки с местным колоритом.

— О, вижу, ты тоже поковырялся в местных шкафах, — усмехнулся он. — Чувствуешь себя придурком?

— Еще как, — ответил я. — Жрать?

— Жрать!

— А Аня?

— Дрыхнет, — отмахнулся товарищ. — Трапезничаем вдвоем.

Перекус оказался полноценным обедом, а кухня, слава небесам, была вполне традиционной. Наевшись блинчиков с джемом и запив все это почти литром кофе, я попытался сбросить накатившую было сонливость. Солнце начинало клониться к горизонту, а у меня не выходила из головы беседка.

“Сможешь меня прикрыть в одном деле?” — обратился я к Денисову, когда мы вышли покурить.

Костя вздрогнул от внезапно установившегося ментального канала и настороженно на меня взглянул.

“В каком деле?”

“Зацепочка появилась. Небольшая, но надо проверить. А для этого придется прогуляться по саду, что за домом. Я подозреваю, здесь следят за каждым нашим шагом, а мне не хочется, чтобы меня спалили”.

“Допустим”, — нахмурился Денисов. — “И что предлагаешь?”

“Дурацкая идея, но ничего другого придумать не могу. Выйдем вместе, начнем мирно гулять. А потом ты прикинешься, что тебе стало плохо. Пока все сбегутся, я аккуратно исчезну. Ненадолго. Пусть те, кто следит за нами, отвлекутся на тебя. А я смогу отвести глаза тем, кто окажется поблизости”.

Костя потушил окурок о край чаши-пепельницы на изящных витых ножках.

“Думаешь, получится? Здесь вроде бы есть артефакты отслеживания Благодати”.

“И что? Высокий ранг не нужен, чтобы отвести глаза. Дело-то в технике”.

Отчего-то Денисов продолжал сомневаться.

“Ну что тебе не нравится?” — не выдержал я.

“Не хочу, чтобы нас вышвырнули отсюда раньше срока, вот что”.

“Не ссы, Костя. Не вышвырнут. К тому же нам не давали запрета на использование Благодати в Русском доме. И даже если пожурят, отбрехаемся. В первый раз что ли?”

Денисов, хотя и не разделял моего оптимизма, в итоге сдался.

“Ладно, черт с тобой. Только, молю, скажи, что эта твоя зацепка хотя бы косвенно связана с нашим делом”.

“Возможно. Потому и проверяю”.

“Потом тебе придется объясниться, ты же это понимаешь?”

“Ага”.

— Ну тогда пойдем погуляем, — Денисов мгновенно оборвал ментальный канал и принялся болтать вслух. — Говорят, там какие-то редкие розы растут. Или гвоздики. Моя служанка что-то говорила о цветах, но я не запомнил. Но что-то очень редкое и красивое…

Мы обошли дом, и я осторожно взял азимут на беседку. Как раз за стеной кипарисов, служивших здесь чем-то вроде внутренних ограждений, начинали виться дорожки. Одна из них тянулась до пруда, но прежде вела к фонтану и скамейкам вокруг него.

“Вот здесь тебе сейчас и поплохеет”, — предупредил я. — “Давай, как в прошлом году на зачете по Прикладной артефактории”.

Костя едва заметно кивнул и даже слегка улыбнулся. Тогда, чтобы передать шпаргалку, была разыграна целая драма, но в суматохе все получилось.

Денисов резко замер и схватился за живот.

— О черт…

Я разыграл удивление и беспокойство. Не знаю, каким образом, но Константину удавалось даже бледнеть по собственной воле. Вот и сейчас с его лица исчезли все краски, и он неуклюже завалился набок.

— Атропа! — заорал я во всю глотку. — Помогите! Кто-нибудь! Человеку плохо!

Долго ждать не пришлось. Денисов уже вовсю вошел во вкус, и получалось у него настолько натурально, что я всерьез забеспокоился. Через минуту возле нас уже суетились слуги и охранники.

— Что болит? — над головами слуг навис Мясницкий.

— Лекаря! — ревел я. — Врача! Любого! Я не могу исцелять.

Вранье, ох, вранье… Оставалось надеяться, что местным слугам не сказали, кем мы были на самом деле и что могли.

— Живот… — стонал Денисов. — Отравили…

Ну, это он уже переигрывал. Но цель была достигнута — на меня перестали обращать внимание.

— В дом! — велел управляющий и первым побежал предупредить остальных.

Денисова подняли на руки, а я бочком, тихонечко, скрылся за густыми зарослями кипарисов. Так, первая часть удалась. Теперь у меня было совсем немного времени, чтобы проверить наводку Матильды.

Пригибаясь так, чтобы макушка не маячила над живой изгородью, я бросился по газону к беседке. Перемахнул через огороженные оградкой розовые кусты, получил шипованной веткой по заднице, но скорости не сбросил. Увитая плющом беседка была уже совсем близко…

Я успел притормозить и спрятался за деревом, когда мимо прошли две женщины, явно из слуг. Они о чем-то возбужденно болтали на местном наречии и несли тяжелые корзины с овощами. Вероятно, на кухню.

Фууух. Пронесло вроде бы.

Когда они отошли достаточно далеко, я вылез из зарослей и перебежал дорожку. Ну что, финишная прямая…

Я взлетел по ступеням беседки и остановился так резко, что туфли заскользили по мраморному полу, а ноги пробуксовали на месте. Пришлось ухватиться за колонну, чтобы не упасть.

— Твою мать, — вырвалось у меня, и я нервно проглотил комок в горле.

Неужели…

— Признаюсь, не такого приветствия я ожидала. Впрочем, от вашего сиятельства можно ожидать чего угодно.

Ирэн отложила старую книгу, которую держала раскрытой на коленях. Поднялась со скамьи и сделала два шага, приблизившись ко мне вплотную. А затем резко рванула к себе и заставила пригнуться.

— Нас не должны увидеть вместе, — шепнула она и опасливо огляделась. — По крайней мере пока что.

Да уж, я тоже не рассчитывал на подобное воссоединение.

— У меня мало времени, — сказал я.

— Знаю. И, видимо, ты все же получил мою весточку. Но, боюсь, ты опоздал.

— Скажешь уже, что происходит?

— Знай я, что на самом деле происходит, не тащила бы тебя сюда, — тихо огрызнулась Ирина а затем резко прижалась к стене беседки и жестом велела мне сделать то же самое.

Я попробовал прокинуть ментальный канал. На этот раз получилось — Ирка не закрывалась блоком, в отличие от Матильды.

“Почему опоздал?” — спросил я.

Мимо нас кто-то прошел, хрустя крошкой насыпи. Ирка на несколько мгновений перестала дышать. Я потянулся к ней силой и почти что обжегся о ее ментальный фон. Она боялась. Даже не просто боялась, а была в отчаянии.

Когда шаги стихли, она выдохнула и уставилась на меня огромными карими глазами. А ведь почти не изменилась — только немного загорела и похорошела…

— Я думаю, что Матильда как-то связана с князем Юсуповым и работает на Аспиду, — едва слышно сказала Ирэн. — Кажется, я заманила тебя в ловушку.

Глава 18

Я во все глаза вытаращился на Ирину. Она что, с ума сошла? Словила тепловой удар на местной жаре и с глузду поехала? Как могла Матильда спутаться с Юсуповым и уж тем более с его Аспидой? После службы в Отделении, после исцеления Великим Осколком…

Нет, невозможно.

— Прости за грубость, но что ты, блин, несешь? — прошипел я. — Это немыслимо.

Младшая Штофф нахмурилась и обожгла меня злым взглядом.

— Не имей я причин так думать, стала бы рисковать и обращаться к тебе? — Раздраженно прошептала она. — Если бы выяснилось, что я отправила тебе послание, наверняка мы бы здесь сейчас не сидели! Я бы… Думаю, меня бы уже и вовсе не было.

Она заломила руки, стараясь скрыть от меня дрожь в пальцах. Никогда до этого я не видел ее настолько запуганной. Даже на первом тренировочном бое, когда все пошло не по плану и я случайно едва не убил ее, она держалась лучше. Нет, во всем этом точно нужно разобраться. А то чертовщина какая-то.

— Причины, говоришь? — спросил я. — Излагай быстрее, пока меня не хватились.

Как бы мне ни хотелось ее обнять, спросить, как она жила все это время, рассказать, как я сам скучал, но… Иногда мне казалось, что сама Вселенная проверяла нашу взаимную симпатию на прочность. Может, так и должно быть у двух необычных людей, но, черт возьми, как же это иногда выбешивало!

Вместо того, чтобы успокоить и утешить до смерти напуганную девушку я вытягивал из нее информацию, да еще и требовал торопиться. Оставалось надеяться, что Ира все понимала.

Судя по всему, так и было. Девушка снова оглянулась по сторонам.

— Не уверена, что здесь безопасно.

— А какие варианты?

— Никаких, в том и дело, — раздраженно ответила она. — По-другому никак. Зато теперь я понимаю, зачем Матильда привела меня сюда сегодня и сказала ждать. Я тогда еще здорово удивилась — она редко брала меня с собой в Русский дом. Могла бы и предупредить, что здесь будешь ты.

— Значит, она тебе ничего не сказала? Даже ментально?

— Нет. Просто перед тем, как уехать, притащила меня сюда и сказала сидеть в беседке. Говорю же, тут творится сплошная хренотень! Но теперь я хотя бы понимаю, зачем проторчала тут полдня. Здесь по периметру сада стоят такие же блоки на ментальную связь, как в Аудиториуме, — пояснила Ира. — Можно общаться только на территории, за забор не пробьет. Глушит намертво. Вероятно, Матильда подумала, что ты станешь меня искать, поэтому решила привести меня.

Я окончательно запутался.

Матильда точно узнала меня, когда пограничники из Фокшан отправили копии наших документов. И отправилась вместе с посланником с намерением меня вытащить. Не просто так она захотела, чтобы я пошел в беседку. Она знала, что я увижу там Иру, и что Ирка что-то мне расскажет. Но что? Неужели Матильде было важно, чтобы Ира озвучила мне свои подозрения? На что она рассчитывала?

Самый главный вопрос — что за игру вела со мной Матильда? Почему нельзя было, например, пригласить меня к ним на обед? Зачем такая странная скрытность?

— Давай, Ириш, рассказывай все по порядку, — торопил я. — Быстрее, пожалуйста.

Девушка кивнула. Было заметно, что ей стоило большого труда взять себя в руки. Растерянная, напуганная… Тут обнять и плакать, а не допросы устраивать. Но я наступил на горло желаниям и инстинктам и заставил ее говорить.

Для надежности я аккуратно повесил над нами непроницаемый купол — возможно, артефакты зафиксируют всплеск силы, но как-нибудь отболтаюсь. Сейчас было важнее получить информацию, за которой я, собственно, и приехал.

— Поначалу, когда мы приехали в Дакию, все и правда было нормально, — торопливо зашептала Ира. — Шло своим чередом… Я училась дома по программе курса, Матильда… Ну, выполняла свои обязанности. Много с кем подружилась, блистала на приемах, открыла свой салон. Мне не нравится Букурешт — в Констанце поспокойнее, но в какой-то момент я даже смирилась, что придется проторчать здесь какое-то время.

— И что случилось потом?

— Странности начались одна за другой, — растерянно ответила Ирина и стала загибать пальцы. — Сперва поползли слухи, что князь Юсупов прибыл в Дакию. Мы тогда были в Констанце. Матильда зацепилась за это, и мы спешно выехали в Букурешт. Не помню, какой повод придумала тетка, но ей удалось добыть приглашение на какую-то закрытую вечеринку в столице. Вернувшись оттуда, Матильда упомянула, что лично видела Юсупова. И примерно в это же время мы все узнали, что он был связан с Аспидой — начало просачиваться все больше новостей о случившемся в Петрополе. Даже о тебе говорили, что ты как-то помог Отделению в той операции…

— И что тебя удивляет? Матильда просто решила проверить информацию о Юсупове. Он считается преступником и числится в розыске на нашей территории. Она проверила, убедилась. И, я уверен, Матильда доложила куда следовало.

Ирка рассеянно кивнула.

— Да, но после этого она здорово изменилась. Я почти что перестала ее узнавать. Она стала отстраняться, отгораживалась от меня. Это было странно — обычно Матильда сама стремилась проводить со мной больше времени. А тут… — Ира отвела взгляд. — Знаешь, она словно пыталась закрыть меня от того, что с ней происходило. И я начала подозревать, что тетушка угодила в какую-то опасную историю.

Теоретически, это было возможно. Если предположить, что Матильда действительно решила сперва убедиться, что “царь — настоящий”. Судя по всему, убедилась. Почему Юсупов выбрал Дакию в качестве временного пристанища, тоже в целом было ясно. Но что решила делать Матильда дальше?

Если Ира сказала, что поведение баронессы изменилось, то вариантов могло быть несколько. Первый — Матильде влезли в голову и сделали управляемой. Трудновыполнимо, но возможно. Второй — Матильду посадили на крючок каким-либо шантажом. Например, могли угрожать Ирине или узнали какую-нибудь из грязных тайн. Тоже возможно. Третий — Матильда могла решить поработать в одиночку: втереться в доверие, сблизиться, попытаться стать частью Аспиды, чтобы добыть больше информации. На такое эта эксцентричная дама тоже была способна.

Ни один из вариантов мне не нравился, но все имели право на существование. И еще она отгораживалась от меня ментально. Защищала меня? На нее нацепили какой-то хитрый ошейник? Или она предполагала, что была под контролем и старалась не рисковать?

Перехватить бы дамочку да поковыряться в ее менталке…

— Ир, что еще было? Не верю, что это единственные выводы.

— Было, — кивнула подруга. — В Букурешт начали съезжаться очень странные личности. Тут я сама лично проверить не могла, но покопалась в ежедневнике тетки. Там такие фамилии…

— Какие?

— Много людей из родов, которые были лишены Осколков и изгнаны из империи. Есть и такие, кто сохранил Благодать и успел вывезти Осколок. Так или иначе, все — те, кого объявили прямо или негласно персонами нон грата и не желали видеть в Империи.

— Преступники и провинившиеся?

— Вроде этого, да. Те, кого император посчитал недостойными носить титулы и силу.

А вот это уже было довольно интересно.

— И они появились здесь после прибытия Юсупова, так?

— Да, — кивнула Ира и продолжила. — Нововизайтийские роды, имперские, дакийские, и несколько из Западной Европы.

Иными словами, Юсупов, кажется, пытался собрать личную армию версии 2.0. И я даже мог прикинуть, что он пообещал добровольцам — вернуть Осколки и титулы тем, кого их лишили. Повысить статус и обеспечить триумфальное возращение семьям, которые обладали силой, но были изгнаны с родины.

Такое случалось, но редко: в случае, если глава или единственный наследник рода был замечен в преступлении, Осколок могли передать одной из побочных ветвей большой фамилии. Бывало и так, что обвиненные с этим решением не соглашались. Тогда устраивали настоящий суд в Сенате. Но некоторые, на мой взгляд, самые отмороженные, предпочитали такому бесчестью сражение. Финал у такой дерзости всегда был один — если доходило до подобного, это влекло физическое уничтожение всех, кто выступил против государя.

Что до князя Юсупова, то ему, конечно, было за что бороться. Сейчас он лишился одаренных сообщников, но остался при деньгах и определенном влиянии. Богатство его рода позволит содержать собственную армию… Но хотелось понять, что именно он хотел получить.

Даже если предположить, что Юсупов попытается вступить в открытую конфронтацию, обычной армией на Зимний уже не пойдешь — там не лыком шиты. Со стороны опального князя было логично набирать войско из аристократического отребья. Таких не жалко: Империя их вычеркнула, на чужих землях они мало кому нужны, а тут шанс восстановить былое величие.

Только, пардон, каким образом Юсупов собирался награждать преданных соратников, если сам не имел доступа к Осколкам? Да, романовская кровь в нем текла, но там кто-то из его предков женился на одной из Великих княжон, и с точки зрения силы романовским потенциалом там и не пахло. Просто мощный второй ранг и очень искусное владение его возможностями.

Или все же дело в бабках, которые он им пообещал?

— Матильда зачастила в Русский дом, — продолжала Ира. — Стала бывать там почти каждый день. А потом и Чрезвычайный посланник стал регулярно появляться у нас дома. Присылал цветы, дарил подарки. Как-то я успела вытащить записку из букета и прочитала… Судя по всему, моя тетушка завязала роман с посланником.

Я поперхнулся.

— Серьезно?

— Ну, свечку я, знаешь ли, не держала… Но, судя по тексту той записки, они очень близки. Нет, Миш, ну кто в здравом уме назовет мою тетю Тыковкой?

Это прозвучало настолько неожиданно и абсурдно, что я не выдержал и прыснул. Ирка тут же накрыла мой рот ладонью.

— Тихо ты!

— Прости, — беззвучно извинился я и покосился на едва заметный купол. — Все равно не услышат. Но это и правда смешно.

Тем интереснее и запутаннее. Что бы ни задумала Матильда, зацепиться за посланника она явно смогла крепко, раз дошло до Тыковок. Вероятно, потому ей удалось вовремя перехватить нас с Денисовым — она могла увидеть наши документы в рабочей почте Ромодановского-Ладыженского. Случайно или специально рылась — вопрос второстепенный. Но явно отслеживала его переписку, раз отреагировала так быстро.

— Что ж, — я отстранился, собирая мысли в кучу. — Информация и правда полезная.

— Миша, Богом клянусь! В Букуреште что-то затевается и назревает. Более того, Матильда хотела отправить меня обратно в Петрополь. Ну, уже после того, как я заметила за ней странности… Я наотрез отказалась.

— Боишься за нее?

— Конечно! Не хочу оставлять ее одну с этими… Не знаю, с кем. Но и за тебя теперь переживаю. Честно говоря, я рассчитывала, что сюда приедет дядя Вальтер с тяжелой артиллерией.

Ну, спасибо тебе, родная душа, за то, что так в меня веришь. Хе-хе. Впрочем, если все, что наговорила мне сейчас Ира связать в одну картинку, то полотно получится ни хрена не оптимистичное. И выглядит как работа не только для Корфа, но и для всего Отделения. Другой вопрос, что ищейки, как правило, занимались вопросами безопасности внутри империи. А тут у нас интернационал намечается.

— Мне надо идти, — сказал я и осторожно приподнялся, оценивая обстановку.

Тишь да гладь, уже сгущались сумерки, и кое-где в саду начали загораться фонари. Судя по всему, с Денисовым разобрались, ибо охранники вернулись на свои посты — я видел их силуэты. Если в самом дворце и была какая-то движуха, то отсюда я не мог ничего понять. Только видел, как одно за другим зажигали свет в окнах.

Ира кивнула.

— Извини, что первая встреча вышла… Такой. Просто знай, что я очень скучала.

— Я тоже.

Девушка удивленно вскинула тонкие брови.

— И все? Все, что скажешь спустя полтора года?

— Ты, знаешь ли, тоже не с романтики начала, — улыбнулся я. — Неподходящее время для лобызаний, сама видишь. Лучше скажи, как мы можем увидеться снова? Желательно, в менее нервозной обстановке.

Ира задумалась.

— Здесь не получится, да и я тут бываю нечасто. У нас дома тебе пока что тоже лучше не появляться. Если все так плохо, как я думаю, то за мной точно будут следить…

— Церковь? Театр? — я перебирал варианты. — Музей?

— Нет, есть предложение получше. Два раза в неделю я на несколько часов приезжаю в салон красоты на Каля Франта. Называется “Parfait”. Завтра я приеду туда в десять утра.

— И что мне, на стрижку записаться? — фыркнул я.

— Жди меня во дворе, дурень! Если за мной следят, то вряд ли пойдут пилить ногти. Снаружи останутся. А я смогу запудрить мозги девчонкам, чтобы они выпустили меня через служебный выход. Салон выходит во двор, дворы соединены — можно выбраться на другие улицы. Короче, в Старом городе довольно легко потеряться. Просто жди меня во дворе.

— Хорошо.

Каля Франта — вроде бы в переводе с дакийского означало улицу Франции. А Старый город — это было хорошо. В отличие от Петрополя, который строился по генеральному плану едва ли не с самого основания, выживший во множестве боев и стычек центр Букурешта был наследием Средневековья.

Улочки порой были настолько узкими, что было сложно разойтись двум пешеходам, не то что на автомобиле проехать. Дома — высокие, в несколько этажей, и непременно нависавшие над улицей — так экономили при строительстве. Земля под застройку и в городе и в старые времена стоила дорого.

Я уже хотел было перемахнуть через стенку беседки, когда спохватился, вспомнив воспоминания, которые считал у повстанца Штефана.

— Ир, последний вопрос. В Старом городе много церквей?

— Ну конечно. Даже мечеть осталась после Османов… А что?

— Да так… Все, до встречи!

Ирэн успела перехватить мою руку и с силой притянула меня к себе. Коснулась губ — робко, неуверенно, словно боялась, что за эти полтора года придется начинать все заново. Словно сама отвыкла кружить мне голову.

— Просто так я тебя не отпущу, — улыбнулась она. — Слишком долго ждала.

Я не выдержал и поддался. Всего на несколько мгновений позволил чувствам послать на хрен работу, службу, Юсупова, Денисова и даже самого государя. И ответил на поцелуй.

Черт возьми, я и правда забыл, каково это было. А Ирка не поменяла духи — уже знакомый весенний аромат окутал меня мягким облачком, когда она прижалась еще теснее и обвила руками мою шею. Продолжая ее целовать, я опустился на мраморный пол беседки и увлек девушку за собой. Она прерывисто вздохнула, замерла на мгновение, но тут же снова ко мне прижалась.

Так… Если я сейчас не остановлюсь, все-таки придется просить у бабушки то фамильное кольцо, пока не пройдет девять месяцев. Миха, тормози!

— Стоп, — я с усилием отстранился. — Не здесь. Не сейчас.

Она подняла на меня раскрасневшееся лицо. Глаза блестели, влажные губы подрагивали — красивая до безумия, и хотелось запечатлеть эту картинку в памяти.

— А вот теперь — проваливай! — выровняв дыхание, улыбнулась Ира. — Зато теперь я убедилась, что ты меня не забыл.

— Забудешь тебя, как же… — проворчал я.

Она отползла в сторону, а с трудом согнулся и разогнулся — тело в очередной раз напомнило, что было молодо, здорово и требовало женской любви. Кинув Ирке на прощание, я перебрался через невысокий мраморный бортик беседки и укрылся в зарослях роз.

Итак, первое дело — сообщить Корфу о полученной информации. Помощь нам понадобится.

Второе — прогуляться по центру и попробовать найти подружку Штефана. Больно уж мне было любопытно, что там в их кругах говорили о Соколове.

Третье…

— Эй! — крикнули по-гречески со стороны дорожки. — Ты что там делаешь? А ну иди сюда!

И, кажется, обращались ко мне…

Глава 19

Я застыл на мгновение и обернулся к беседке. Лучше, чтобы Ирку там не застукали — сразу поймут, откуда я вылез. А там и до ушей посланника все быстро дойдет.

Так, что делать? Думай, Миха, думай!

Я огляделся по сторонам — только проклятые розовые кусты. Еще и колючие, заразы такие. Я рванул с куста раскидистую ветку с пышными розовыми цветами необычного насыщенно-фиолетового цвета.

— Вылезай давай! — снова окрикнули меня. — Быстрее!

Ну что ж… Опять придется изворачиваться.

Я сорвал еще несколько цветов и, приняв лихой и придурковатый вид, выполз из зарослей.

— Доброго вам вечера, — улыбнулся я и ответил так же по-гречески. — Зачем же так кричать?

Передо мной возник охранник. Резанул по глазам лучом света от фонарика, хотя в этом не было смысла: дорожки сада хорошо освещались. Но, видимо, меня хотели припугнуть.

— Прошу прощения, — я старательно продолжал играть в дурачка, давая Ирке время смыться из беседки. Кажется, я слышал шорох ветки плюща, который вился по колоннам. Наверное, она успела уйти или хотя бы спряталась. — Я прогуливался по саду и увидел эти замечательные цветы… Кажется, розы, да? У нас в Империи такие сорта не растут. И я взял на себя наглость сорвать несколько веток…

Охранник проглотил заготовленную тираду и озадаченно на меня уставился.

— А, так вы гость Чрезвычайного посланника. Я вас видел.

— Истинно так, уважаемый. Истинно так, — я поднял импровизированный букет повыше. — Знаете, я чувствую себя настоящим вором! Так волнительно…

Судя по всему, охранник всерьез начал сомневаться в моей адекватности. Потому как отступил на шаг и резко сменил тон общения.

— Господин, насколько я понял, вас уже обыскались. Во дворце все стоят на ушах. Извольте вернуться в свои апартаменты.

— Так я никуда и не пропадал, — еще шире улыбнулся я. — Остался в саду подышать воздухом, благо он под вечер здесь прекрасен. А мой друг… Ну, случаются с ним конфузы. Желудок слабоват. Как в детстве переел турецких блюд, так с тех пор кишечником и мается… Или на этот раз с ним что-то серьезное?

— Не знаю, — отозвался охранник. — Господин, я прошу вас вернуться в дом. Скоро должен прибыть Чрезвычайный посланник, и он наверняка захочет поговорить с постояльцами дворца.

— Конечно-конечно…

Я принялся протискиваться мимо него на узкой дорожке. Вот так, бочком, бочком… А проклятые розы оказались злющими! Шипы расцарапали мне всю ладонь.

— И еще, господин, — обернулся ко мне охранник. — Простите, если мои слова могут вас оскорбить, но это очень ценные растения. Их нельзя срывать. И мы нижайше просим вас не ходить по газонам. Если его превосходительство обнаружит следы или порчу своих любимых роз…

— О, прошу прощения! — я спрятал букет за спину и лукаво подмигнул грозному стражу. — Но раз я уже нарушил все правила, можно мне преподнести эти цветы знакомой даме? Для нее старался…

Видимо, я настолько достал его своей болтовней, что охранник лишь отмахнулся. Я расценил этот жест как разрешение и поторопился вернуться в дом. Окна не горели только в двух залах — бальном на втором этаже и концертном на первом. Парадное крыльцо купалось в подсветке, и в вечернее время дворец выглядел не менее торжественно, чем при свете дня.

Едва я переступил порог холла, как ко мне бросился управляющий.

— Господин Репнин! Михаил Александрович, ради всего святого, где вы были?!

Я шарахнулся в сторону от такого проявления заботы.

— В саду, — я поднял букетик в качестве доказательства. — Но, увы, меня слишком поздно предупредили, что цветы срывать нельзя… Хотел сделать приятное нашей спутнице госпоже Грасс.

Мясницкий едва не сполз на пол со вздохом облегчения.

— Ох, Михаил Александрович! Заставили вы нас поволноваться. Сперва ваш товарищ с животом мучился, затем вы исчезли. Я уже подумал было, что вы ушли в город. А у вас ни денег, ни карты…

Слишком уж эмоциональное проявление беспокойства, как по мне. Мясницкий явно переигрывал, а я не понимал, зачем управляющему демонстрировать подобные порывы.

— К слову, как господин Васильев? — спросил я.

— Уже в порядке. Видимо, реакция организма на местную воду. Порой подобное случается, но проходит за пару дней.

Я кивнул.

— Тогда я бы хотел его проведать. И найти вазу, пока цветы не завяли.

Я направился к лестнице, и пока поднимался по ступеням, чувствовал спиной внимательный взгляд управляющего. Не нравилось мне в этом дворце, а после разговора с Ириной и подавно. Если все, что она сказала, было правдой, то мы попали прямо в логово Аспиды или тех, кто был с ней связан.

В Петрополе было проще: на нашей стороне были Корф и все Тайное отделение, даже сам государь был лично заинтересован в деле, да и Радамант со своими людьми мог помочь. Здесь же мы оказались почти что в западне. Матильда явно не могла помогать открыто, Ирка была слишком напугана, чтобы мыслить здраво. Оставались только мы с Денисовым и Грасс. Впрочем, я не хотел впутывать во все это Аньку. Слишком часто ей доставалось.

“Кость, ты где?”

“А где еще быть больному бедолаге?” — раздраженно отозвался Денисов. — “У себя, конечно! Ты где пропадал?”

“Есть новости. Сейчас зайду”.

Поднявшись, я оборвал ментальный канал и направился прямиком к апартаментам Грасс. Постучал — дверь отворилась почти сразу же. На пороге стояла сонная и растрепанная Анька, завернутая в длинный халат расцветки “пожар в джунглях”.

— Если ты не принес мне кофе, иди к черту, — проворчала она.

Я сунул ей цветы.

— Поставь в вазу.

— Это что за…

— Потом объясню.

Грасс уставилась на меня как на инопланетянина.

— Ты их где набрал, умник?

— В саду. Сделай вид, что они тебе нравятся. Потом все объясню. — Я отошел от двери. — И приоденься к ужину.

— Это еще зачем?

— Аристократка ты или кто? — усмехнулся я и постучал в дверь апартаментов Денисова. — Увидимся, Ань.

На самом деле мне просто было интересно поглядеть, как Грасс распорядится тем цветастым барахлом, которым были завалены местные шкафы. Анька, не признававшая в одежде ничего, кроме черного, наверняка окажется в замешательстве. Ну и пусть отвлечется. А я пока потолкую с Константином о деле.

— Открыто! — донеслось из-за двери.

Я потянул дверную ручку на себя и тут же зажмурился от шибанувшего в нос запаха. Долбанные лилии! Аллергия у меня была на них, что ли…

Денисов изображал страдание, лежа в кровати.

— Переигрываешь, Кость.

— Будешь смеяться, но меня и правда скрутило. Так что, можно сказать, даже играть особо не пришлось. Видимо, местная пища животу по вкусу не пришлась.

Я запер дверь изнутри и подошел к кровати.

— Ну-ка покажись. Сейчас починим.

— Ну давай, яви чудо.

Усевшись на краю кровати, я провел рукой вдоль тела. Да, и правда — очаг в области кишечника. Занятное совпадение. Хотя слыхал я про психосоматику — когда нервное напряжение и разного рода переживания били по физическому состоянию. И расстройства пищеварительного тракта в таких случаях встречались довольно часто…

Я обратился к “Благодати” — не настолько все плохо, чтобы тратить родовуху. “Мертвая вода” остановила процесс брожения в кишках. Костя поморщился.

— Я сейчас взорвусь.

— Ничего, уборная рядом.

— Да я едва добежал в прошлый раз.

— Терпи, Костик. Все там будем.

Убедившись, что бурление понемногу стихло, я применил “Живую воду” — направил нужные потоки в нужное русло. Не успел я довязать заклинание, как Денисов подпрыгнул на кровати и буквально в два прыжка оказался возле двери ванной комнаты.

— Пардон! — протараторил он и прытко заперся.

Вот и поговорили.

“Так какие успехи?”

“Я виделся с Ириной. Дело дрянь”.

“Насколько?”

“Настолько, что если ее слова окажутся правдой, придется вызывать Корфа с особым отрядом. Или поручать зачистку кому-то еще. Не знаю…”

Я вкратце пересказал Денисову содержание разговора и свои сомнения.

“Думаешь, Ира может лгать?” — удивился Костя.

“У страха глаза велики. Она связала все события в единую картину, но что если они на самом деле не связаны?”

“Но почему тогда Матильда так странно себя ведет? И почему она до сих пор не рассказала посланнику, кто мы на самом деле? Она ведь знает в лицо нас обоих, в отличие от этого Ромодановского-Ладыженского”.

Хороший вопрос. Я и сам начал об этом задумываться. Как ни поверни, но Матильда словно пыталась нас защитить в обстоятельствах неумолимого раскрытия. Узнала нас в лицо по документам, но не сказала посланнику наши истинные имена и фамилии. Понятно, что он все равно узнает — это лишь вопрос времени. Но Матильда дала нам небольшую временную фору. Это во-первых.

Во-вторых, она устроила мне встречу с Ириной. Значит, хотела, чтобы я получил информацию. Возможно, чтобы попытался вывезти Ирину или защитить ее другим способом.

Судя по всему, Матильда хотела продолжить работать с Чрезвычайным посланником и, быть может, самим Юсуповым. Но хотела вывести нас из-под удара.

Вполне на нее похоже, если поразмыслить.

“Думаешь, старшая Штофф все же связана с Юсуповым?” — размышлял Денисов. — “Но если так, какую роль во всем этом играет Ромодановский-Ладыженский? Думаешь, он помогает князю?”

В этот момент я услышал из ванной шум воды. Спустя минуту Костя выполз в комнату — измученный, бледный, но с улыбкой настолько блаженной, словно постиг великий экстаз.

— Спасибо, дружище. Было мучительно, но все прошло.

— На здоровье, — хмуро отозвался я. — Побереги желудок. Сдается мне, в ближайшее время нам лучше быть в самой лучшей форме.

“Так что насчет Чрезвычайного посланника?” — Денисов потянулся к графину с водой и принялся по-варварски хлебать ее прямо из горла. — “Думаешь, он прислуживает Юсупову?”

Я пожал плечами.

“Он удобен Юсупову. Под его началом Русский дом, он ведает делами всех подданных Империи в Дакии. Или хотя бы в Букуреште, что уже немало. Соответственно, Николай Иванович может предоставить много важной информации…”

“А еще он может устраивать собрания”, — добавил Костя. — “Закрытые вечеринки, помнишь? Ирина сказала, что Матильда посетила одну из таких, и после этого все изменилось”.

“Именно”, — кивнул я. — “Только я не уверен, что та закрытая вечеринка проходила именно здесь”.

“Все равно Ромодановский-Ладыженский — слишком ценный кадр, чтобы его упускать. На месте Юсупова я бы попытался взять его под контроль или хотя бы замазать в незаконном дерьме так, чтобы не пытался рыпаться. А незаконного можно накопать прилично. От простой коррупции в особо крупных размерах до контрабанды или каких-нибудь порицаемых в обществе извращений”.

Денисов принялся одеваться к ужину. Пока он рылся в шкафу в поисках более-менее приличных вещей, я напряженно думал. Все нутро буквально кричало о том, что нам было небезопасно находиться в Русском доме, а моей чуйке стоило доверять.

Да и слова духа Петра говорили о многом — не доверять дакийцам и тем, кто пробыл здесь слишком долго. Может это именно тот случай?

Хорошо, примем слова Ирины на веру. Даже если она сгустила краски, все равно обстановка тревожная, да и все факты нужно доложить руководству. Допустим, Матильда переметнулась или намеренно внедрилась. Допустим, Юсупов и правда собирает здесь новую коалицию. Предположим, Ромодановский-Ладыженский стал марионеткой Юсупова.

“Как мы можем проверить лояльность Чрезвычайного посланника?” — спросил Денисов, завязывая галстук. В этом ворохе пестрого тряпья он умудрился откопать однотонный темно-синий.

Хороший вопрос. И у меня потихоньку зрел план.

“Понятно, почему он поселил нас здесь”, — сказал я, обведя рукой пространство вокруг себя. — “В Русском доме за нами проще следить. Мы на виду, а оказались здесь под благовидным предлогом”.

“Уверен, что сейчас его превосходительство рвет жилы, чтобы выяснить наши настоящие имена”, — ответил Костя. — “Он понял, что мы работаем. Он знает, откуда мы. Но наверняка попытается выяснить, кто мы на самом деле. История с танцовщицей хороша, но он может попытаться ее проверить. И тогда нам жопа”.

“Нам жопа, если он успеет сдать нас Юсупову”.

“Значит, нужно убраться отсюда раньше. И Аньку прихватить — Юсупов ее видел. Она сражалась с нами против него. Едва ли он оставит ее в покое”.

К сожалению, в этом Костя был прав. Аня засветилась перед князем, и я не хотел оставлять ему такой подарок. Значит, планнужно проверять всем вместе. Какая досада, что работать снова придется в условиях спонтанности. Но если мы с Костей были правы, то у нас счет шел на часы, если не на минуты.

“Зови Аню”, — велел я. — “Она должна быть при нас”.

Денисов встрепенулся.

“Ты чего надумал?”

“Самый простой способ проверить лояльность Чрезвычайного посланника — попробовать выйти отсюда. Помнишь, нас всячески увещевали пока не выбираться в Букурешт? Дескать, опасно, города не знаем, багаж еще не доставили, и вообще, господа, пользуйтесь услугами сопровождающих. Сдается мне, Костик, это жу-жу неспроста. Ставлю сотню, что, реши мы сейчас выйти за ворота, нас завернут под каким-нибудь благовидным предлогом”.

Денисов наградил меня тяжелым взглядом и вздохнул.

“Нет смысла спорить. Я думаю так же”.

“Тогда приглашай Аню на прогулку. Ничего не говори ей. Не пугай понапрасну. Действовать будем по обстоятельствам”.

Денисов кивнул, и мы вышли из его апартаментов. Я прошел дальше по коридору, предоставляя голубкам возможность пошушукаться. Анька открыла сразу же — уже одетая и причесанная к ужину. Денисов что-то тихо ей сказал, девушка возмущенно заворчала, у них снова едва не началась перепалка, и мне пришлось на них шикнуть. Анька скрылась за дверью.

“Ты что ей сказал?” — спросил я ментально у товарища.

“Попросил сменить обувь. Случись что, на каблуках ей будет неудобно”.

Хе-хе, недооценивал он женскую мощь. Как-то на моих глазах одна девица на высоких шпильках умудрилась по гололеду догнать и перегнать автобус — встретила его на следующей остановке и зашла как ни в чем не бывало. Но в ботинках все равно проще.

— Ну и что за кипеж? — Спросила Аня, когда Денисов подвел ее к нам.

— Идем гулять по вечернему Букурешту, — ответил я. — Подслушал, что здесь неподалеку есть симпатичный кабачок с венгерскими винами. Ты же вроде любила сладкое токайское?

Аня пожала плечами.

— Ну ведите. Только денег у меня с собой нет.

Денисов похлопал себя по груди.

— Я прихватил немного. Правда, у меня рубли. Впрочем, здесь они вроде тоже в ходу.

Мы быстро спустились по лестнице и вышли на крыльцо под любопытные взгляды слуг. Судя по всему, Чрезвычайный посланник еще не вернулся — слуги скорее имитировали бурную деятельность, недели суетились по-настоящему. Не увидев Мясницкого, я знаком показал ребятам выходить. Сделаем вид, что вышли на перекур.

А теперь следовало сделать невинный вид. Имперская золотая молодежь решила покутить по старой привычке.

Я нажал на кнопку выхода у кованой калитки — лампочка загорелась красным, и через пару секунд за нами захрустела крошка насыпной дорожки.

— Господа, добрый вечер, — с сильным акцентом сказал возникший из тени охранник. — Ворота закрыты.

— Мы хотим прогуляться по проспекту, — ответил Денисов. — Дама желает токайского вина.

Смуглое лицо охранника осталось невозмутимым.

— Боюсь, сейчас не самая благоприятная обстановка для прогулок. Вы сможете найти токайское вино в погребе дворца. Уверен, Лев Иванович с удовольствием подберет для вас лучший урожай.

Аня бросила на меня косой взгляд, и по тому, как напряглись ее плечи, я понял, что она, кажется, поняла мою задумку.

— Я устала торчать в одном месте, — капризно надув губы, протянула она. — Я хочу увидеть город! Хочу в ресторан!

Она развернулась и принялась исступленно жать на кнопку выхода, но я почувствовал всплеск силы. Девушка явно что-то делала с замком.

“Действуйте!” — крикнула она у меня в голове.

Я отреагировал мгновенно.

Метнулся к охраннику, ударом ладони в грудь выбросил сгусток силы и тут же конфигурировал в “Баюна”. Охранник обмяк, и Денисов ловко подхватил его под руки. Товарищ кивнул мне и оглянулся на Грасс. Девушка уже стояла возле открытой калитки и махала нам.

— Бежим! — шепнула она. — Сейчас заорет тревога. Здесь артефакторский замок, я не успею снять защиту.

И в этот момент весь периметр взорвался истошным воем.

Глава 20

— Твою мать, твою мать твою мааааать… — Анька взяла непривычно высокую ноту, когда Денисов рывком вынес дверь калитки и буквально вылетел с территории. Хорошо иметь силача в команде.

В этом прыжке он умудрился схватить девушку и взвалить ее на плечо. Грасс болтала ногами и била кулаками в его широкую спину.

— Пусти! — шипела она. — Отпусти меня, урод!

— Молчи, дура! — рявкнул он и обернулся ко мне. — Миш, жопа. Бежим.

Я склонился было над охранником — изначально хотел заместить его воспоминания и внедрить какую-нибудь картинку тиши да глади у ворот вмето нашего побега. Но после того, как Аня взломала замок и вызвала тем самым общую тревогу, в этом уже не было смысла.

Отпустив заснувшего охранника, я побежал к ребятам. И едва успел выйти, как калитка резко хлопнула за моей спиной — безопасники догадались заблокировать все входы и выходы.

— Бегом! — крикнул я и активировал “Берегиню” для ускорения. Костя мгновенно последовал моему примеру.

— Куда?! — нервничала Анька, которую Денисов продолжал волочь на себе. — У нас ни денег, ничего…

Но у нас был человек Корфа. Я знал, что он получил распоряжение нам помочь. Знал, что он нас ждал. Настало время этим воспользоваться.

— За мной!

Сейчас следовало сперва оторваться от погони. Мы свернули с тихого дворцового переулка и выскочили на оживленный широкий проспект. Вовсю сверкала вечерняя иллюминация, слепили фарами проезжавшие автомобили, ярко светились неоном вывески магазинов и ресторанов. Люди спешили домой после рабочего дня, а веселые компании медленно брели вдоль витрин, выбирая местечко для кутежа.

Я увидел знак остановки такси и взмахнул рукой:

— Туда!

Там стояло несколько желтых машинок незнакомых мне марок. Старенькие, почти в ретростиле, с шашечками на светящихся "плавниках", но все, хвала небесам, свободные.

Анька, все это время висевшая на плече у Кости, ударила меня кулаком по руке.

— Погоня!

Я обернулся. Несколько человек в темной форме протискивались сквозь поток прохожих. Не целились и не стреляли — уже хорошо. Но один из них держал нас в поле обзора и что-то торопливо говорил по рации. Между нами оставалось метров двести.

— В машину! — велел я и подбежал к ближайшему такси.

Аня округлила глаза.

— Но деньги…

— Ты одаренная или кто?! — рявкнул я так, что прохожие удивленно на нас уставились. А преследователи приближались…

В конце концов, мы имели право применять силу в интересах государственной безопасности.

Аня замешкалась, когда Денисов сбросил ее с плеча, открыл дверь — рванул так, что она едва не отвалилась — и первой засунул на заднее сидение. Я с разбегу влетел на переднее пассажирское и схватил ошалевшего таксиста за руку.

— На вокзал, — по-гречески сказал я. — Как можно быстрее! И ни на что не отвлекайся, что бы ни случилось. Гони, соколик!

Пришлось ударить чистой силой, но не было времени вязать тонкие ментальные конструкции. Пузатый таксист на миг замер, темные глаза остекленели, но в следующее мгновение он завел двигатель.

— Как пожелаете, господин! — ответил он и рванул с места. Как раз вовремя — рука одного из безопасников Русского дома уже тянулась к двери со стороны Кости.

— Ты что с ним сделал? — взвыла Анька.

— Применил дар убеждения.

У Грасс явно сдали нервы. То ли ее наконец доконала эта веселая поездочка в Константинополь, то ли просто чаша терпения переполнилась, но девчонка начала визжать и бить Денисова. Косте пришлось заломить ей руки. А я взглянул в глаза водителю и повторил приказ не отвлекаться.

— Черт бы вас побрал, идиоты! — истерила девушка. — Что вы опять натворили? Что вообще происходит? Отпусти! Пусти, я сказала!

Почему-то именно сейчас я ощутил раздражение. Ситуация и так внештатная, и эта истерика была ну вот вообще не вовремя.

Я развернулся и уставился на Грасс.

— Если не успокоишься, вырублю так, что свое имя забудешь. Мы тебя спасли, дура! В Русском доме опасно.

Аня оставила попытки выкрутиться из медвежьей хватки Денисова и уставилась на меня.

— Что вы выяснили? Почему так спешили?

— Русский дом и Чрезвычайный посланник с высокой долей вероятности связаны с Юсуповым, — сухо ответил я. — Наш источник… В общем, нас предупредили, что там никому нельзя доверять. И при таком раскладе нельзя было там оставаться.

Аня побледнела.

— Значит, слухи все же верны… И Юсупов… Он же меня видел. Он ведь мог…

Я кивнул.

— Поэтому мы тебя и вытащили. Предполагали, что нас откажутся выпускать. Хотели проверить. А тебя взяли с собой как раз на случай, если бы пришлось убегать.

Таксист устроил на дороге настоящую джигитовку — такого отчаянного шашечничества я уже давно не видел. Наша машинка неслась с запрещенной скоростью, опасно лавировала в потоке, а водитель, казалось, кайфовал от возможности наконец-то погонять от души. Что ж, хоть какая-то ему будет польза от многочисленных нарушений ПДД.

Костя отпустил Аню — она окончательно успокоилась и помрачнела.

— Выходит, вы и правда меня спасли. Если бы я попалась Юсупову…

— То в лучшем случае стала бы разменной монетой, — ответил Денисов. — Мы не могли этого допустить.

Грасс рассеянно кивнула.

— Спасибо, ребят. И… извините.

Автомобиль подкатил к зданию вокзала и с визгом затормозил. Мне даже показалось, что запахло паленой резиной. Таксист обернулся к нам — большие карие глаза сияли от счастья.

— Ну, надеюсь, успеете на свой поезд.

— Конечно-конечно, — сказал я и снова дотронулся до него. — Забудь.

На этот раз я все же смог сработать потоньше, чтобы не сломать бедолаге разум. Осторожно проник в его голову и бережно затер все, что он помнил с момента нашего появления в его автомобиле.

— Все, выходим! — скомандовал я.

Анька с Денисовым повыскакивали каждый через свою дверь, а таксист тут же завернул на площадь и слился с потоком машин. И как раз в этот момент со стороны, откуда мы приехали, послышался вой полицейских сирен.

— На вокзал!

Денисов кивнул, а Грасс заартачилась.

— Что вы задумали? Нам не продадут билеты… У меня даже документов с собой нет.

— Мы туда не за этим, — ответил Костя. — Просто делай то, что он говорит. Мы знаем что делаем.

Выматеревшись, как рабочий с Путиловского, Грасс позволила товарищу потащить ее вверх по ступеням. Я торопился — перепрыгивал через одну. Здесь, на этой высокой лестнице, мы были слишком хорошими мишенями. Следовало как можно быстрее затеряться в толпе. Вокзалы тем и хороши, что там царит суета в любое время суток.

Вы ворвались в высокое, похожее на собор, здание, и я тут же подлетел к скучавшей девице на стойке помощи аристократам. Служба консьержа была отмечена особым вензелем.

— Доброго вечера, — сказал я по-гречески. — Я пассажир Балканского экспресса, первый класс. Мне нужно такси до Киселета.

Девица сморгнула сон и подняла на меня удивленные глаза.

— Добрый вечер… До Киселета, господин? — переспросила она. — Вы уверены?

— Все так. Именно до Киселета.

Интересно, такой населенный пункт вообще существовал? Может какая-то настолько глухая деревня, что туда и дороги не было…

Сотрудница консьержа лишь слегка приподняла бровь и тут же принялась набирать что-то на клавиатуре, а затем потянулась к телефону.

— Пожалуйста, ожидайте в зале для Первого класса, — она положила на стойку талон. — Вы сможете пройти в зал по этому пропуску. За вами придет ваш водитель. Примерное время ожидания — полчаса. Рекомендуем насладиться чашечкой кофе — его подают в зале бесплатно.

— Благодарю, сударыня, — я улыбнулся и попытался сориентироваться по указателям.

— Второй этаж, вот по этой лестнице или на эскалаторе в дальнем конце зала, — подсказала консьержка.

Я вернулся к ожидавшим меня ребятам. Аня нахмурилась.

— И что это сейчас было?

— Страховка. Идем наверх. Нечего здесь толкаться.

Стараясь не сбивать навьюченных багажом пассажиров, мы пересекли центральный зал. Звенели мелодии информационных объявлений, хорошо поставленный женский голос постоянно напоминал об отправлении и прибытии на двух языках — дакийском и греческом. Я загляделся на огромные часы — начало девятого.

Тем временем Денисов и Аня поднялись на второй ярус и остановились перед входом в зал для пассажиров Первого класса. Служитель в форме выжидающе уставился на талон, и я протянул ему бумажку.

— Добро пожаловать, господа, — он сразу заговорил по-гречески, узнав в нас неместных. — К вашим услугам весь комфорт зала ожидания.

Следовало отдать должное местным работникам, они никак не отреагировали на наш внешний вид. При всем желании мы не были похожи на типичных пассажиров, и это бросалось в глаза. Без багажа, Аня — даже без дамской сумочки, одеты не для путешествий… Но пока за нами никто не гнался, хотя я и старался держать ухо востро.

Зал ожиданий был обставлен со вкусом в современном стиле: чуть затемненная стеклянная стена позволяла разглядеть происходящее на первом ярусе. Обычных вокзальных рядов стульев здесь не было, зато имелись кресла и диванчики. Даже столики разместили.

А еще здесь не было ни автоматов с бурдой, которую отчего-то называли кофе, ни развалов с газетами. Зато имелась стойка администратора, за которой дежурили двое молодых людей.

Увидев нас, один из работников направился прямиком к нам.

— Добрый вечер, господа. Желаете скоротать время за кофе и чтением? Как раз подвезли вечернюю прессу. Если желаете…

— Просто три кофе, пожалуйста. Без сливок, но с сахаром, — устало ответил я и опустился на ближайший диван. И ведь уже на автомате выбрал место с наилучшим обзором — просматривались и зал, и лестница, и даже табло на первом этаже.

Едва моя задница оказалась в относительном покое, накатила сонливость. Ничего, сейчас прогоним. Я ненавидел это состояние: когда чувствуешь дикое опустошение и ломоту в мышцах, словно разгрузил вагон, когда при этом хочется спать, но даже глаз сомкнуть не можешь. Фоновые процессы в голове судорожно обрабатывали тонну информации, рефлексы были готовы сорваться с места и заставить тело бежать в любой момент. И при всем этом я ощущал себя развалиной.

Служитель быстро возник перед нами с подносом и опустил на столик три благоухающие качественным напитком чашки. Я рассеянно поблагодарил его, и молодой человек удалился.

— Так что за план? — Аня сделала глоток и поморщилась — видимо, было слишком горячо. — Что у вас за страховка, а?

Мы с Денисовым переглянулись. Видимо, у меня на лице было написано нежелание делиться секретной информацией.

“Миш, она с нами в одной лодке”, — пытался убедить меня Костя. — “Как минимум после всего, что ты накопал, Аня заслужила хотя бы понимать, что происходит. Мы ведь не можем ее сейчас бросить…”

К сожалению, Денисов был прав. Бросать Аню было нельзя не только потому, что она оказалась нашим хвостом, но и из-за Юсупова. В отличие от нас, она ехала под настоящей фамилией, а это означало, что Юсупов непременно узнает о ней и станет искать. Неважно, привела бы она князя к Радаманту или к нам, Грасс все равно была полезной для него ниточкой.

А у нас сейчас не было ни денег, ни шмоток — наверняка из погибшего поезда все как раз доставили в Русский дом.

Значит, придется какое-то время потаскать Аню с собой. В идеале сдать бы ее на руки связному Корфа в Букуреште и отправиться дальше работать. А там пусть переправляют девчонку в Константинополь или, что гораздо безопаснее, отправляют в Петрополь. Да только, зная Аню, черта с два она поедет домой после всего, что случилось.

Нет, Грасс была человеком того типа, который лишь распалялся азартом при появлении опасности.

“Миша!” — напомнил о себе Денисов. — “Так что с ней делать?”

“Ну Аня и так многовато знает о нашем задании. Она не дура, Кость. Все раскусила. Но я не говорил ей о встрече с Ириной и возможном предательстве Матильды. Чем меньше Анька знает, тем лучше”.

“А вдруг она сможет помочь? Наверняка в Букуреште есть кто-нибудь из Ордена Надежды…”

“Это еще хуже”, — ответил я. — “Даже если и есть, мы понятия не имею, что это за люди. Не забывай, надеждинцы вышли из революционеров. Вдруг местные такие же отбитые, как НОАРДовцы? И что, раскрывать секретку этим отморозкам в обмен на помощь? Да они скорее попытаются пришить нас на месте, узнав, кто мы. Нет, исключено”.

“Ты уверен, что и связному Корфа можно доверять?” — задал вполне резонный вопрос Костя.

“Нет. Но какие у нас варианты? Впрочем…”

Я резко поднялся, едва не опрокинув столик с чашками. Аня дернулась как от пощечины, и Денисов положил ладонь ей на колено. Да, девчонка и правда вся извелась на нервах. Допив свой кофе уже на ходу, я направился прямо к стойке.

Молодой дакиец любезно улыбнулся.

— Чем могу помочь, господин?

— Могу ли я воспользоваться вашим телефоном? — спросил я.

— Разумеется.

— А смогу ли я совершить международный звонок?

— В какую страну?

— В Империю, Петрополь.

Служитель кивнул и вытащил из-под стойки проводной аппарат.

— Прошу, господин. Номер набирайте через “единичку”.

— Благодарю.

Дакиец тактично отошел подальше, чтобы не мешать моему разговору, и занялся выкладкой свежих газет на украшенной логотипами прессы стойке. Я набрал единицу, дождался вожделенного гудка, а затем принялся нажимать кнопки номера конспиративной квартиры.

Гудок. Второй. Пятый… Никто не брал трубку.

— Да чтоб тебя!

И в этот момент щелкнул автоответчик.

“Карповка, тридцать. Двенадцатая квартира”, — прозвучал незнакомый женский голос. — “Оставьте сообщение”.

— Эдельвейс и Тополь произрастают в садах Букурешта, — я нес первое, что приходило в голову. Так себе шифровка, но лучше так, чем открытым текстом. — Примула с молодым саженцем растет в том же саду, где культивируют редкие фиолетовые розы. Подозреваю, садовник работает на двух хозяев, нужно проверить добросовестность. Особенно садовник следит за примулой и, возможно, пересадил ее. Возможно, примула заражена. Молодые отростки примулы болезни не подвержены. Требуется выезд на санитарную обработку. Срочно.

Я отключился и положил трубку.

— Благодарю, вы очень меня выручили, — сказал я подошедшему дакийцу.

— Всегда рады помочь, — улыбнулся он. — Желаете еще кофе?

— Благодарю, не стоит.

Я направился к ребятам, но резко остановился, почуяв щуп ментального канала. Чужеродная сила беспардонно вломилась в мою голову, едва не уничтожив первую защиту. Ни хрена ж себе!

“Миша! Срочно! Слушай меня внимательно!”

“Ира?”

“Миша, вы в опасности. Я знаю, что вы сбежали. Правильно сделали. Но вас ищут”.

“Это понятно”, — отозвался я. — “Но мы вроде бы оторвались”.

“Нет! Они знают, где вы. Они смогли вас выследить. Матильда дала мне понять. И они прямо сейчас идут за вами на вокзал”.

Я остолбенел. Денисов прекратил гладить Аню по коленке и настороженно на меня уставился, вопросительно вскинув брови.

“Откуда они выяснили?” — прошептал я.

“Не могу сказать точно. Кажется, что-то с кровью. Миша, у вас мало времени. Где бы вы сейчас ни были, бегите!”

Ирка исчезла из моей головы так же внезапно, как и вломилась. Да уж, прокачала она за эти годы ментальную силу. Аж меня чуть с ног не сбило.

Чувствуя неладное, я обернулся к Денисову.

— Костя, скажи-ка, у тебя брали кровь, после того, как ты разыграл приступ в саду?

Денисов озадаченно почесал затылок.

— Да… Доктор взял из вены небольшую пробирку… Сказал, на всякий случай сделает анализы.

У меня внутри все упало. Мы с Грасс переглянулись. Аня явно подумала о том же, о чем и я. Отслеживание по крови. Ритуал, который провели над нами в Аудиториуме. Анины глаза расширились от ужаса.

— Твою мать, — хором прошептали мы.

Глава 21

Денисов вытаращился на нас обоих.

— В чем дело?

— Жопа, — многозначительно выдохнула Грасс и взглянула на меня. — Они же его выследили, да? Я все верно поняла?

Я молча кивнул.

— Так. Стоп, — тряхнул головой Костя. — Меня выследили по крови? Это что, какое-то кровавое колдовство?

— Вроде того, — ответила Аня. — Насколько я знаю, у всех студентов Аудиториума брали кровь в качестве подстраховки. Есть определенная ветвь на стыке нескольких наук, которая позволяет воздействовать на человека на расстоянии путем работы с его кровью. Нет времени объяснять, Костя. Это полная засада.

Аня во второй раз за вечер с трудом сдерживала эмоции. Но если в такси она просто вышла из себя и закатила истерику, то сейчас ее охватило уныние.

— Мы не спрячемся, — прошептала она. — Если там работает мастер, они нас везде найдут.

Ну вряд ли уж так и везде. Если даже ментальная речь угасала на определенном расстоянии, то наверняка и возможности этой кровавой магии тоже были ограничены. Кроме того, все творимые на расстоянии заклинания могли сталкиваться с помехами — почти как радиосигнал. Значит, должны быть способы здорово усложнить нашим преследователям жизнь.

Жаль, жаль, что я только перешел на третий курс. Пусть в Отделении мне и давали ускоренный ликбез, но знаний отчаянно не хватало. Особенно сейчас, когда мы, считай, остались сами по себе.

— Если ничего не путаю, дистанционные воздействия плохо пробиваются сквозь толщу воды, — припомнил я. — Помнишь такое, Ань?

Грасс кивнула.

— Да, но воды должно быть много. Дно глубокой реки, например. А еще земля. Под землей работает хуже. И металлы… Определенные сплавы, созданные при помощи артефактории с нужной конфигурацией…

Я отмахнулся.

— Ну такого мы здесь точно не найдем. А вот вода и подземелье — вполне. В Букуреште ведь есть метро?

— Да, — отозвался Денисов. — Не такое большое, как в Петрополе. И не такое глубокое, как у нас, но есть.

— Значит, нужно идти туда.

Я развернулся и шагнул к выходу, но Денисов схватил меня за рукав.

— Кровь брали только у меня, — затараторил он. — Значит, и следят они за мной. Вас им не выследить, если мы разделимся. Я пойду в метро и попробую их отвлечь. Попетляю, покатаюсь на поездах. А вы сможете дождаться связного и все ему передать.

— Связного? — переспросила Аня. — Значит…

Я нахмурился, размышляя, стоило ли отправлять Денисова одного в неизвестность. С одной стороны, если он сможет их отвлечь, у меня получится хотя бы отправить Аню в безопасное место. Но как долго Денисов протянет? Мы ведь даже не знали, кого за нами отправили.

Чрезвычайный посланник точно не выставит против нас простых смертных. Нет, у него, или даже у Юсупова, если они связаны, для подобных случаев наверняка имелись одаренные. Другой вопрос, сколько их было в этом отряде, какими рангами и навыками они обладали. И если, например, я мог выстоять против многих за счет родовой силы, то Денисову не хватало практики. Константин был очень способным парнем, но ему еще ох как много предстояло постичь.

Оставить Аню одну в зале и отправиться вместе с Костей? Но если связной не станет с ней говорить? Да еще если она сболтнет о том, что работала на Орден Надежды?

— Я тебя не оставлю, — решительно сказала Грасс. — Пойдем вместе, я помогу тебе отбиться. А Миша пусть остается здесь.

Не нравился мне такой вариант. Не хотелось разделяться. Да и Денисов слишком много знал, чтобы отдавать его в лапы преследователей. Как ни крути, со мной рисков попасться будет меньше.

И, кроме того, я сомневался, что у Денисова хватит духа поступить верно, если ситуация выйдет из-под контроля. Для таких сценариев существовал План “Мор”. Всякий сотрудник Отделения знал, что однажды может наступить момент, когда придется пожертвовать жизнью. Чтобы не попасться, чтобы не выдать важную информацию — причин было много. Я знал, что Костя без сомнений погибнет и постарается утащить за собой побольше врагов. Нас этому учили, нас к этому готовили.

Но если рядом будет Аня, у него не поднимется рука осуществить “Мор”. Он не сможет.

— Нет. Либо идем все вместе, либо остаемся и ждем гостей с распростертыми объятиями, — сказал я. — Но лучше увести их подальше. Здесь слишком много гражданских, да и объект стратегический.

Не хватало еще устроить бойню на вокзале. За это власти Дакии точно не поблагодарят. Да и Империя замучается улаживать скандал, если вообще возьмется за это.

Взгляд Ани метался между мной и Денисовым. Она схватилась за кулон в виде египетского анкха и уставилась на меня.

— Значит, идем все вместе, — сказала она. — К черту вашего связного. Нужно уносить ноги. Я читала в путеводителе, что в метро можно попасть прямо с вокзала. Живее, ребят.

Я первым направился к затемненным стеклянным дверям. Но когда взялся за ручку, как кто-то рванул ее на себя с другой стороны, и я налетел на какого-то парня.

— Осторожнее надо быть! — сказал он по-гречески.

Но я этого почти не расслышал. Стоило мне коснуться этого человека, как сила внутри меня вздыбилась и ощетинилась, почуяв чужую Благодать.

Я поднял на него глаза. Парень скривился и тряхнул рукой, словно я прищемил ему палец, и оглядел зал поверх моего плеча. Не найдя никого, кроме столпившихся за мной Ани и Денисова, он снова уставился на меня.

— Силен, юноша, — улыбнулся он. — Такси до Киселета заказывали?

Вот, значит, как выглядел человек Корфа. Встреть я такого на улице, ни за что бы не признал и прошел мимо. Среднего роста, светло-рыжий, с серьгой в ухе, пирсингом в брови и несколькими татуировками. Такого я ожидал найти скорее среди сторонников Радаманта. Хотя бы потому, насколько наглой рожей обладал этот неформал.

У меня не было времени проверять его или пытаться обсудить условия сотрудничества.

— Планы меняются, — шепнул я. — За нами погоня. Нас отслеживают по крови.

Парень — хотя скорее молодой мужчина, просто одет он был по-молодежному, мгновенно сориентировался. Поправив модную кожаную кепку, он кивнул.

— За мной, шевелитесь.

Мы с Костей переглянулись, и товарищ едва заметно кивнул. Что ж, по крайней мере, мы сможем отсюда выбраться раньше, чем вокзал попытаются разнести.

Мы выскочили из зала — лестница была рядом. Я заметил на левой стороне вытянутого главного зала светящийся знак метрополитена и стрелку. Наш проводник вскинул руку и указал направо.

— Нам же лучше в метро, — сказал я на бегу, поравнявшись с Неформалом.

— Заткнись и шевели булками, — ответил он на чистом русском.

У меня аж кашель подступил к горлу, но я выровнял дыхание и оглянулся на остальных. Аня и Костя почти дышали нам в затылок. А еще я заметил нескольких подозрительно одинаково одетых людей, что как раз вошли в здание и толкались перед удивленными охранниками. Дело труба.

Я припустил еще быстрее и, как оказалось, зря. Неформал успел схватить меня за плечо.

— Сюда!

Он распахнул дверь под табличкой, означавшей вход только для сотрудников. Не знаю, было ли там не заперто или наш проводник был медвежатником от бога, но он шустро затолкал нас внутрь. Дверь захлопнулась с характерным щелчком. Значит, здесь все же был замок.

Мы оказались в небольшом слабоосвещенном коридоре. За толстой стеной что-то монотонно гудело, да так, что даже пол подрагивал.

— Вот теперь можно поговорить, — сказал неформал. — Но времени у нас мало. Кто Эдельвейс, а кто Тополь?

— Я Тополь, — сказал Костя.

— Ага. Ну а я Желудь. Не буду говорить, что рад знакомству. Вы, ребятки, мягко говоря, не вовремя здесь объявились. — он уставился на Аню так, словно только сейчас ее заметил. — И что за дамочка?

— Подруга, — ответил я.

— Однокурсница, — ответила Грасс.

— Моя девушка, — запоздало отозвался Денисов.

Желудь усмехнулся.

— Миленько. Это ты, Тополь, зря. Нечего втягивать близких в рабочие дела. Но уж что случилось, то случилось, — он похлопал по стене. — Пока мы рядом с этой штукой, они не смогут нас отыскать. Но отсюда придется уйти, и тогда ваши преследователи смогут точнее вас отслеживать. Если не избавиться от привязки, мне нет смысла провожать вас в безопасное место.

Желудь был прав. Более того, с нашим появлением любое безопасное место станет опасным. Я взглянул на Аню.

— Ты сможешь нам помочь.

— Каким, интересно, образом?

— Ритуал. Тот ритуал со смешиванием крови, помнишь? Вы тогда сняли с меня ошейник, но связали с группой. Ну там, где в чаше…

Неформал удивленно вытаращился на нас с Аней.

— Фига се мне подарочек подкинули… Вы что, господа, на два фронта работаете? Это ритуал Тагматис Эльпидас.

— Работали, — я поспешил свернуть тему и схватил Грасс за руку. — Аня, помоги. Нам всем крышка, если этого не сделать.

Девушка сокрушенно покачала головой.

— Я не могу.

— Почему?

— По кочану! У меня не хватит силы, — она принялась загибать пальцы. — Я не уверена, что помню текст обряда. Нас слишком мало… Этот ритуал вообще разрабатывали для других целей! То, что он снимает привязки — лишь побочный эффект.

— А дама права, — прислонившись к стене, Желудь скрестил руки на груди. — Это старый греческий ритуал, направленный на установление братских отношений. Правда, я удивлен, что вы до сих пор его используете, учитывая некоторые побочные эффекты…

— Наш лидер как-то смог их нивелировать, — огрызнулась Грасс, а мне захотелось настучать ей по губам за то, что сама себя закапывала, подтверждая связь с надеждинцами. — Там, где я была, побочных эффектов не было.

— Но они могут быть, если ты возьмешься проводить ритуал, — нахально улыбнулся Желудь.

— Потому и не хочу его проводить!

Я устало потер глаза.

— Так, тихо. Аня, давай по порядку. Что за побочки?

Грасс обреченно вздохнула.

— Я сама не знаю всех тонкостей, но ритуал был направлен на то, чтобы члены группы питали друг к другу привязанность. Чтобы были верны друг другу, не могли обманывать, чтобы даже чувствовали друг друга на расстоянии. Но в некоторых случаях, довольно редко, проявляется обратный эффект. Человек может начать питать неприязнь или даже ненависть к кому-то из товарищей. Вплоть до вспышек ярости и желания убить. Поэтому ритуал дорабатывали. Но я… Я не знаю всех деталей.

Да уж. Как обычно, за все хорошее приходится платить готовностью к неприятным сюрпризам. Хотя какой у нас сейчас был выбор? Если оставим все как есть, нам точно крышка. Выследят. Если проведем ритуал, то гарантированно разорвем привязку и сможем уйти. Как по мне, выбор был очевиден.

— Приступай, — велел я Ане.

Денисов бросил на меня тревожный взгляд.

“А что если после этого она меня возненавидит?”

“А что если нас всех перебьют к чертям собачьим, а?” — огрызнулся я.

— Аня, давай, — пришлось поторопить растерянную девушку.

Грасс оглянулась по сторонам.

— Для ритуала мне нужны нож и чаша. Где я тебе чашу найду.

Я пожал плечами и стащил с головы желудя его щегольскую кожаную кепку. Раз в стародавние времена в кожаных сосудах носили воду и вино, то и сейчас будет нормально.

— Извини, друг, нам нужнее, — не менее нагло улыбнулся я.

Желудь лишь осклабился в ответ.

— Ножик дать?

— У меня найдется кое-что, — сказала Грасс и раскрутила свой кулон. Внутри анкха оказалась спрятана игла.

— Может лучше нож? — засомневался я.

— Это мой рабочий инструмент, — ответила девушка. — Тут тонкое лезвие. Нужно, чтобы справляться с мелкими артефактами. Мне так удобнее. Снимите все артефакты.

Аня прошлась по лезвию своего мини-скальпеля “Жар-птицей”, чтобы стерилизовать. Желудь с любопытством наблюдал за ее действиями, но не вмешивался. И, казалось, сам он не собирался участвовать в ритуале. Может и к лучшему. Не хватало еще прикипеть всей душой к человеку, которого я видел впервые в жизни.

Взяв кепку в руки, Аня начала читать длинный стих на греческом. Что-то про барство, единство душ, духа, крови и плоти.

— …Και αφήστε τα ρεύματα να ενωθούν. Αφήστε το αίμα να αναμειχθεί και να σχηματίσει ένα νέο, — шептала она, водя рукой по кожаным краям. Когда она повторила сакральную фразу в третий раз, над кепкой впыхнула Благодать. — Αφήστε το νέο αίμα να αντικαταστήσει το παλιό και να μας κάνει αόρατους στα μάτια των εχθρών.

“…И пусть потоки соединятся воедино. Пусть смешается кровь и образует новую. Пусть новая кровь заместит старую и сделает нас невидимыми для очей недругов…” Да, именно это тогда и читал Мустафин.

— Ты первый, — сказала она мне. — Покажешь пример другу.

Я закатал рукав на левой руке и поднес руку к кепке, уже зная, чего ожидать.

Аня сделала аккуратный надрез, и кровь медленно полилась. Немного, не больше пары столовых ложек.

— Достаточно, — шепнула Аня и подняла глаза на Денисова. — Теперь ты.

Следуя моему примеру, Костя закатал рукав левой руки и протянул ее над кепкой. Аня сделала такой же аккуратный надрез, а Денисов завороженно наблюдал за ее работой. Девушка что-то тихо шептала, но я не смог разобрать слов.

Денисов старался твердо держать руку, пока в нее лилась густая кровь. Но на его лице читалось смятение. Странно, но его кровь показалась мне более светлой, чем моя. В прошлый раз было так же. Может ритуал заставлял кровь темнеть, и поэтому у новичка Денисова она сейчас казалась иной?

Аня кивнула Денисову.

— Довольно. Закройте раны.

Я быстро затянул места порезов “Мертвой водой”. Аня жестом попросила меня подержать кепку. Едва я взял драгоценный сосуд, девушка полоснула мини-скальпелем по своей руке и печально улыбнулась. Странно. В прошлый раз во время ритуала она испытывала почти что сладострастное удовольствие. Сейчас — лишь печаль.

Закончив изливать кровь, девушка облизала рану и залепила ее целебным заклинанием. Денисов хотел было ей помочь, но я его остановил — не стоило сейчас мешать. Анька и так нервничала настолько, что ее руки дрожали. Желудь, казалось, старался даже не дышать, лишь бы не нарушить процесс.

— …Και αφήστε τα ρεύματα να ενωθούν. Αφήστε το αίμα να αναμειχθεί και να σχηματίσει ένα νέο…

Едва Аня договорила священные слова, как кепка вспыхнула ярким оранжевым светом, словно горела изнутри. По гладкой коже и швам потекли светящиеся прожилки, замерцали ярким светом искры Благодати.

— Помоги! — Аня схватила меня за руку. — Не хватает… Силы…

Я крепче сжал ее пальцы и обратился к Источнику. Помоги. Дай немного…

Источник отозвался, и я направил дарованную силу прямиком в руку Ани. Девушка задрожала, крепко сжала козырек кепки и продолжила вязать заклинание. В следующий миг содержимое кепки забурлило. Это уже не было похоже на кровь — внутри образовалась какая-то иная субстанция. Но пахла она металлом.

Сияние Благодати погасло, и Аня распахнула глаза.

А затем сделала три медленных глотка из чаши. Денисов и Желудь наблюдали за этим с суеверным ужасом на лицах. После третьего глотка Грасс затрясло, на миг ее глаза застелила тьма, но это быстро прошло.

— Ты, — она протянула кепку мне.

Я зажмурился от запаха — на этот раз он был резче. Первый глоток обжег мне рот и горло, словно я пил чистый спирт. Второй глоток отдавал кровью — густой, подогретой, словно смешанной со сладким вином.

На третьем глотке что-то внутри меня взорвалось. Словно лопнула какая-то струна, сдерживавшая… Я так и не понял, что она сдерживала. Но на краткое мгновение я потерял всякий контроль и над телом, и над разумом.

Я с трудом оторвался от кепки. Хотелось больше, еще и еще. Словно эта кровь была самым восхитительным наркотиком. Но Аня покачала головой и с силой вырвала козырек кепки из моих пальцев и передала Денисову.

Костя с опаской взглянул на меня.

— У вас… У вас глаза почернели.

— Это нормально, — хрипло ответил я. — Пей. Так нужно.

Денисов осторожно взял кепку и бросил на меня полный мольбы взгляд. Прости, друг. Сейчас и правда это было необходимо.

Костя осторожно прикоснулся губами к остаткам ритуальной жидкости. Было видно, что он старался не дышать, чтобы не чувствовать этого резкого запаха. Казалось, даже Желудя чуть замутило. Сделав первый глоток, Денисов поморщился, тот тут же отхлебнул еще. Не отрываясь и, казалось, даже не выдохнув, он сделал третий глоток и опустил импровизированную чашу.

Аня глядела на него, замерев и не дыша.

— Что-то мне… Нехорошо… — прошептал Денисов и повалился на пол.

Глава 22

Я бросился к побледневшему товарищу и едва успел подхватить его. Желудь поймал вывалившуюся из его рук кепку и кисло улыбнулся.

— Ну вот. Обновку испортили. От нее же теперь фонить будет…

— Сунь на три часа в проточную холодную воду, — отозвалась Грасс и тоже подошла к Денисову.

Костя дышал, но вырубился очень качественно. Я провел рукой вдоль его тела, инициируя быструю диагностику — никаких повреждений. Значит, либо реакция ментального плана на ритуал, либо… Не знаю. Может индивидуальная непереносимость? Благодать даже в рамках одного рода могла здорово отличаться. Быть может, Денисов слишком остро отреагировал?

— Он в порядке, — сказала Аня, опустившись на корточки напротив Денисова.

Я заметил, что в этот раз она сильнее изменилась после ритуала. Видимо, чем меньше человек в нем участвовали, тем ярче выражался эффект. Грасс глядела на Денисова если не влюбленными глазами, то как минимум с нескрываемой нежностью. Даже ее движения вопреки обыкновению были плавными, мягкими.

Я уставился на Аню.

— Что с ним?

— Не знаю. Но не чувствую ничего серьезного. Ни тело, ни разум не повреждены… Нужно дать ему время прийти в себя, — она подняла глаза на Желудя. — Сколько мы можем здесь пробыть?

Неформал пожал плечами.

— Пока его кровная привязка не отвалится.

— Она ослабела, но окончательно исчезнет через несколько часов, — сказала Аня. — И что, все это время торчать здесь?

Ну, видимо, уж точно придется, пока Костя не очухается. Не хотелось мне его сейчас будить: вдруг у него внутри на каком-то незримом плане происходили важные процессы? Может после вмешательства силы Великого Осколка ему теперь требовалось больше времени на адаптацию к ритуалам?

А что если они теперь вообще не сработают на нем?

Я оставил Аню возле Денисова и подошел к Желудю.

“Я отчитался об успехах должным образом, но не уверен, что начальство отреагирует быстро. Нужно получить подтверждение. Ты сможешь с этим помочь?”

Неформал, несмотря на наглый вид уличного проныры, одарил меня вполне серьезным взглядом.

“Если что, я сам на побегушках”, — ответил он. — “Я смогу привести тебя к… Куда следует. Но для начала нужно убедиться, что этот твой Тополь не опасен. С ритуалом вы здорово придумали, но нужно время. А времени у нас мало”.

“Тогда нужно где-то перекантоваться”, — настаивал я. — “У наших преследователей большие связи, и они сейчас вывернут наизнанку весь вокзал. Рисковать нельзя”.

“Согласен. Погоди, дай сообразить”.

Я на всякий случай оборвал ментальный канал, давая Желудю возможность сконцентрироваться. Анька говорила, что помехи в поиске может создать подземка и толща воды. В идеале найти какой-нибудь подземный тоннель, что проходил бы под рекой. Тогда мы максимально усложним задачу Чрезвычайному посланнику.

Я бросил взгляд на Грасс: девушка заботливо откинула прядь волос со лба Денисова, что-то прошептала ему на ухо и даже обняла. Ну и ну. Да, мощный ритуальчик, если ее так к нему привязало. Зато теперь хрен она его бросит. Зная Аню, пока ее не отпустит это колдовство, она станет оберегать Денисова против всякого здравого смысла.

За дверью, со стороны вокзала, послышалась беготня. Топот, голоса — несколько мужских и один женский о чем-то горячо спорили по-дакийски.

“Нужно уходить сейчас”, — сказал я.

Желудь кивнул, но все еще не был уверен насчет Денисова. Но раз Аня изменилась, а у нее, как у артефактора, был весьма “толстый” ментал, то и на Косте наверняка сработало.

Сам я заметил внутренние перемены не сразу. Не было у меня ни влечения к Грасс, ни большого желания расцеловать Денисова. И все же они оба словно стали мне ближе. Я чувствовал, что стал сильнее им доверять. Что еще больше прикипел к ним душой. Но сомневался, что сейчас это было хорошо.

Я натянул “Берегиню” и конфигурировал заклинание на увеличение силы. А затем подхватил Костю и обернулся к Желудю.

— Придумал?

Неформал неуверенно кивнул.

— Есть вариант. Но сразу предупрежу, что местечко весьма колоритное. И это ни фига не гранд-отель “Европа”.

— Да плевать уже, — Грасс нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. — Веди.

Желудь отошел от стены и указал в самый конец узкого коридора.

— Нам туда. Идите шустро, не отставайте. Если ваш парень очнется, вырубите или заткните его, чтобы не шумел. И шевелите булками.

Легким, даже изящным, движением неформал раскинул над нами непроницаемый купол. Каждый раз, когда он пользовался силой, я удивлялся: привык, что в Петрополе одаренная аристократия имела, скажем так, свой особый стиль. Манеры, одежда, свой круг — все с определенной старомодной элегантностью.

А расписной дрищ, похожий на уличного гопника, в эту картинку никак не укладывался, хотя явно “шарил в теме”. Интересно, где Корф его откопал? И из какого рода происходил этот любитель татуировок?

Желудь сложил кепку, затолкал ее под пояс джинсов и двинулся вперед по коридору. Я поудобнее перехватил Денисова и поспешил за ним. Грасс шла замыкающей.

Коридор упирался в другой — менее освещенный. Желудь свернул направо, и я почувствовал, что мы двигались по наклону, причем по довольно сильному. Внезапно позади нас что-то загрохотало.

— Берегись! — громко шепнул неформал. — К стене!

Анька ловко отскочила, а я, отягощенный телом на плече, едва успел увернуться от чего-то громыхающего, что неслось вниз на металлических колесах. Какая-то тележка?

Она пронеслась мимо нас — я заметил, что она была нагружена каким-то барахлом вроде деревянных ящиков. А через несколько секунд внизу что-то оглушительно грохнуло, и следом послышался дакийский мат.

“Это что сейчас было?” — спросил я.

“Мы идем по одному из технических путепроводов для метрополитена. Это самый быстрый способ незаметно добраться от вокзала на станцию. Ленивые рабочие иногда спускают тележки вот таким образом”.

Я откашлялся. Да уж, работать здесь явно любили не все. Такая тележка вполне могла угробить человека, если бы врезалась на полном ходу. Анька на всякий случай тоже активировала “Берегиню”. А желудь, взглянув на ее недоверчивую физиономию,лишь усмехнулся.

— Салаги.

— Слышь, морской волк, веди уже! — огрызнулась Грасс.

Спустившись, мы оказались в довольно просторном помещении. Судя по всему, оно располагалось прямо под вокзалом — стены подрагивали от стука колес. Группа рабочих перетаскивала какие-то коробки. В другой стороне тащил мешок с мусором уборщик в ярком комбинезоне. Желудь жестом велел нам притормозить.

— Сейчас, как выйдем, двигайтесь сразу направо и вдоль стены до маленькой двери с желтой табличкой. Я отведу глаза кому надо, — инструктировал проводник.

Мы с Аней молча кивнули. Высунувшись, Желудь сконцентрировался — я ощутил резкий выброс силы — и махнул нам.

Мы побежали. Анька шла первой и едва не напоролась на груду пустых ящиков. Я врезался ей в спину, она тихо зашипела и обошла кучу. Дверь с желтой табличкой была буквально в тридцати шагах, но это время показалось мне бесконечным. Денисов давил на плечо, ноги заплетались от усталости, а мозги кипели от неопределенности.

Анька добежала быстрее всех и вопросительно уставилась на дверь.

— Че стоишь? Открыто там! — Окликнул ее Желудь. Он был на самом краю купола, и его могли услышать. Но, к счастью, рабочие отошли достаточно далеко.

Аня рванула дверь на себя и влетела в проем. Я ломанулся следом за ней, последним заскочил Желудь и аккуратно закрыл дверь.

— Так, теперь будет проще, — выровняв дыхание, сказал он. — Сейчас войдем в метро через служебный ход. Если кто встретится, ничего не делайте — сам разберусь.

— Хорошо, — отозвался я.

Здесь Желудь был явно в родной стихии. Парень безошибочно ориентировался в коридорах, дверях и отыскивал нужные повороты.

“Любишь метро?” — спросил я, от поворотов и коридоров начало рябить в глазах.

“Любить его не обязательно”, — отозвался Желудь. — “Просто с моей деятельностью в Букуреште долго не протянешь, если не изучишь Подземку. Здесь ведь из интересного не только метро. Можно сказать, под землей целый город в городе”.

Занятно, что в путеводителях об этом почти ничего не писали. Я прочитал лишь о местном метрополитене да о том, что дакийцы строили много бомбоубежищ во время последних войн.

“Как понимаю, подземкой пользуются люди определенного образа жизни”, — предположил я. — “Простым обывателям зачем сюда лезть?”

“Ну, жизнь по-разному поворачивается. Но в Букуреште жить под землей — своего рода историческая традиция. Началось все с подземных ходов в эпоху, когда еще крепость была цела. Потом, после войны Империи с Османами, когда, собственно, Дакия и образовалась как государство, люди сохранили привычку строить запасные варианты убраться подальше. В каждой церкви был тайный выход, в каждом богатом доме, во всех учреждениях… Это, кстати, спасло много жизней”.

Я кивнул, хотя понимал, что Желудь этого не увидит.

“Потом, когда оружие усовершенствовалось, начали строить бомбоубежища”, — продолжал рассказывать неформал. Я не перебивал его, потому что парень явно любил тему, в которой разбирался. — “Тогда, после Австро-дакийской, начали копать бункеры и бомбоубежища. Метро еще в начале прошлого века планировали, но потом война началась, стало не до того. И вот, после предпоследней войны наконец-то появилось метро. Что интересно, проектировали и строили его имперские инженеры. У местных просто не было таких навыков”.

“Значит, у вас тут все готово к встрече апокалипсиса”, — пошутил я.

“Здесь апокалипсис случается раз в полвека, а то и чаще”, — не оценил юмора Желудь. — “Земля словно проклятая. Так что подземные коммуникации и такая широкая сеть — это необходимость на случай, если снова жахнет”.

“Извини, не подумал”.

“Да нормально. Я просто уже слишком давно здесь живу — проникся местным менталитетом”, — отмахнулся проводник. — “А метрополитен здесь и правда крутой. Четыре линии — не в каждой европейской столице столько. На подходе еще и пятая. А потом построят шестую — от вокзала до аэропорта, и тогда вообще будет красота. Особенно для таких, как я”.

Меня подмывало спросить, чем же именно Желудь занимался в Букуреште. И так было понятно, что парень предпочитал вести дела на улице и явно был знаком с местными маргиналами. Может это было прикрытием. Может внедрился ради какого-то задания. В общем, вопрос я оставил при себе — бестактно. Сам скажет, если что.

Тем временем Желудь подошел к закрытой двери, а я почувствовал тот особенный запах метро — значит, пути были где-то рядом. Проводник подождал нас, вопросительно поднял брови и указал на Денисова. Я покачал головой — нет, не очнулся.

— Сейчас прогуляемся по станции. Не отставайте, нам нужно перебраться на другую сторону.

Он отпер дверь каким-то хитрым ключом. Мы вышли в самом начале платформы. Горожане столпились в ожидании поезда и почти не обратили на нас внимания. Я на всякий случай старался отводить глаза особо любопытным — все же тащил на себе человека без сознания, еще и мерцал контурами защитного заклинания!

— Быстрее, — сквозь зубы процедил Желудь, и мы вышли в самое скопление людей. Судя по всему, станция была пересадочная, потому что движение здесь было очень активным. Я едва успевал уворачиваться.

Metroul Bucureștean — а именно так оно называлось по-дакийски — было во многом похоже на Петропольское, но все же здесь чувствовалась самобытность. Вместо имперских подвижных составов здесь вывели на пути нововизантийские вагоны. Да и экономия на электричестве тоже ощущалась: архитекторы явно намеренно ограничили на станциях световые решения, из-за чего освещение здесь казалось тусклым.

Сама станция оказалась довольно невзрачной. Я уже привык, что петропольское, да и родное питерское метро восхищало уникальностью каждой станции. Особенно Площадь Восстания или Автово — настоящие шедевры советской архитектуры!

В Букурештском метро большинство станций оформили в нейтральных бело-серых и голубых тонах. Иными словами, не до жиру. И все же один элемент на станции смог меня поразить. Я даже замешкался, разглядывая удивительно яркую мозаику, венчавшую лестницу перехода между станциями.

— Шевелись! — поторопил Желудь. — Осталось всего ничего.

Я отвлекся от картины, но она все равно стояла перед моими глазами. Дакия, несмотря на все войны, была страной золотого солнца, сочной зелени и тенистых гор — эти мотивы старались отразить на плафонах светильников, в орнаментах на кафеле стен.

А над лестницей было расположено мозаичное панно с изображением дакийского пейзажа. Мозаика была выполнена из разноцветной смальты и показывала природу в мирное время: чистое голубое небо, пышные деревья, золотистые посевы на фоне Карпатских гор. То ли напоминание о прошлом, то ли надежда на будущее.

Не дойдя до выхода на платформу, Желудь завернул в небольшой закуток и, воровато оглянувшись по сторонам, принялся колдовать над дверью. Секунд через пять, когда на нас уже начали обращать внимание, он распахнул ее, и мы ломанулись внутрь.

— Все. Почти пришли, — устало сказал он. Я заметил, что по его лбу струился пот от постоянного расходования силы. — Осталось совсем немного.

“Я могу помочь”, — сказал я. — “У тебя резерв на исходе”.

“Уже пофиг. Скоро придем”.

Мы спустились по лестнице, и я почувствовал, что Денисов начал приходить в себя. Костя зашевелился, и я погасил его порыв сонным заклинанием — пусть уж очнется, когда будем на месте.

Внизу пахло иначе. Исчез запах метро, но появились другие — острой еды, сырости, затхлости и даже старого человеческого пота. Мы шли довольно долго, но, казалось, немного поднимались и отходили в сторону от метро.

Наконец Желудь остановился возле какой-то кучи тряпья. Ворох зашевелился, и оттуда вылезла уродливая голова какого-то бомжа. Желудь погасил непроницаемый купол, что-то сказал бездомному по-дакийски, и тот высунул костлявую руку ладонью вверх. Проводник положил в нее деньги.

— Теперь идем, — сказал Желудь. — Уберите “Берегиню”, не нервируйте людей.

Мы с Анькой послушались, и Денисов резко стал невыносимо тяжелым.

— Что это было? — прохрипел я. — Зачем ты дал ему деньги?

— Плата за проход. Вы видели только одного, но за нами наблюдал десяток. Зато здесь вы прямо под рекой и под землей, что позволяет мне надеяться на передышку. Это склад одного из старых убежищ — теперь его занимают эти милые люди.

Воняло здесь страшно, до тошноты. Помещение оказалось большим, с относительно высоким потолком, но было загажено. Несколько человек жгли маленький костерок возле вентиляционной дыры. На костре жарилось что-то маленькое и мясное, и я бы не удивился, если бы оно оказалось крысой.

В углу две женщины кормили младенцев грудью. Когда мы проходили мимо, одна из них протянула руку, явно прося денег. Но у меня с собой не было даже мелочи. Желудь подвел нас с компании, сидевшей у костерка. Тот, кто как раз переворачивал импровизированный вертел, скользнул по нам недобрым взглядом, но ничего не сказал.

Желудь обратился к странному человеку в лохмотьях, который восседал на старом и некогда роскошном кресле. Бордовый бархат давно вытерся, позолота на канте спинки и перилах облупилась. Да и сам человек выглядел очень странно: древний костюм-тройка на голое тело, на плечи была накинута побитая молью бобровая шуба, на голове — простая вязаная шапка, почти не прикрывавшая длинных седых косм. В довершение ко всему на шее этого “барона” красовалась толстая, в целый палец, золотая цепь.

“Барон” протянул руку, и Желудь прикоснулся к ней, встав на одно колено.

— Папа Янко, — с каким-то даже благоговейным трепетом проводник.

Я не выдержал и опустил Денисова на пол. Прости, друг, но ты тяжелый. Мы с Аней переминались с ноги на ногу, не понимая, как себя вести.

Желудь быстро заговорил по-дакийски, а Папа Янко благосклонно его слушал. Один глаз “барона” был воспален и слезился, и через него тянулся след от старого шрама — от края лба через поврежденное веко до носа. Закончив говорить, Желудь уставился на Папу Янко, ожидая ответа.

Старик повернул к нам голову и молча протянул мне руку.

“Подойди к нему. Поприветствуй”, — прозвучал в голове голос Желудя. — “Дотронься лбом до тыльной стороны его ладони. Это знак почтения”.

Я нервно сглотнул, но направился к “барону”. Папа Янко пристально на меня взглянул и едва заметно улыбнулся.

— Tineri, — проскрипел старик, обнажив золотые зубы. — Dar puternic.

Я не понимал, что он говорил, но сделал все так, как наставлял Желудь. Опустился на одно колено и потянулся к руке “барона”. Но внезапно он схватил меня за горло и расхохотался.

— Putere generică! — сказал он, приблизив ко мне лицо. — Generică!

А я застыл, не зная, мог ли доверять своим ощущением. Моя сила вскинулась, вздыбилась, забилась внутри меня, словно раненая птица — не зная, что делать и как реагировать.

Потому что я впервые столкнулся с другим носителем мощной родовой силы.

Глава 23

Папа Янко продолжал восторженно меня трясти, а я замер в его хватке и в ступоре.

Собственная сила тоже казалась мне озадаченной. Из всей Благодати мой род благоговел разве что перед мощью императорского рода да силой Великого Осколка. Остальных, даже Юсупова и Радаманта, моя родовуха считала опасными, но убиваемыми при должной сноровке. Другой вопрос, что сражение с противниками подобного уровня могло опустошить источник до критического уровня.

Здесь же, столкнувшись с Папой Янко, все происходило иначе. Моя сила явила звериные повадки. Наши родовухи словно принюхивались друг к другу — осторожно, стараясь не провоцировать друг друга и пытаясь понять, что сулит эта встреча.

— Nu vă fie teamă, — еще шире улыбнулся старик и ткнул грязным пальцем мне в лоб. — Să facem o plimbare.

В следующий миг у меня в глазах все потемнело — как гаснет экран в кино. Я почувствовал, как начало обмякать мое тело. Услышал встревоженный возглас Ани, а затем ощутил чьи-то руки на своих плечах — кто-то меня придержал и, кажется, усадил на пол.

А затем я попросту перестал чувствовать свое тело, словно оно растворилось. Но и тьма в глазах начала понемногу рассеиваться. Точка света приближалась, расширялась, и вот я оказался в незнакомом пространстве.

Место чем-то напоминало “жилье” моих родовых духов с той лишь разницей, что здесь не было ни огромного светящегося шара в небе, ни родового древа, ни множества теней. Все походило на старый черно-белый фильм — здесь было много света, но не было цветов.

— Проходи, не бойся, — услышал я голос старика. И на этот раз он говорил так, что я его понимал.

Я оглянулся. За моей спиной вырос старый двухэтажный городской дом с садом и невысоким заборчиком. Там, в тени черно-белых плодовых деревьев, сидел на скамейке Папа Янко. Точнее, его дух. Он выглядел почти так же, как и наяву, только потрепанные некогда щегольские тряпки сменил на простые рубаху и штаны. “Барон” постучал тростью по месту рядом с собой.

— Садись, Михай, не укушу. Потолкуем, ибо есть, о чем.

Да уж, темы для обсуждения у нас явно были. Старик оказался не просто носителем мощной родовой силы, но и, судя по всему, очень хорошо умел ею пользоваться. Построить такую проекцию и полностью ею управлять — задача очень высокого уровня. Дед разве что сэкономил на красках, и было трудно его за это винить. Зачем тратить силу на эстетику, если важно просто побеседовать?

Я поднял руку и убедился, что был в форме духа. Вероятно, Папа Янко возвел этот домик с садом, чтобы мне было привычнее — на самом деле в этом не было необходимости. А может это место имело для него особую важность: некоторые “привязки” к реальному миру вроде нашего дуба могли помочь в работе. Возможно, этот дом помогал старику.

Подплыв к скамейке, я опустился рядом с дедом.

— Вы уже знаете, как меня зовут, — сказал я. — Значит, и все остальное смогли прочитать?

Старик улыбнулся.

— Ну, кое-что у тебя было на лбу написано, кое-что — в уме, а кое о чем хочу услышать от тебя, дитя.

Я немного смутился. Хотелось задать тысячу вопросов — ведь я впервые столкнулся со столь опытным носителем силы, аналогичной моей! Я бы мог столькому у него научиться! Попытаться понять столько всего! И сейчас разрывался между желанием пополнить багаж знаний и работой, которую следовало сделать.

Видимо, мои сомнения не укрылись от Папы Янко.

— Ты, юноша, владеешь великой силой, только дана она тебе взаймы, — сказал он. — Да и сам ты принадлежишь другому миру. Даже не знаю, повезло тебе или нет.

Я оторопел и вытаращился на старика. Ну зашибись! Вот так лихо какой-то дед меня раскусил и выведал мою самую опасную тайну. Спасибо хоть, что этот разговор происходил в проекции, а не наяву…

— Пожалуйста, — усмехнулся Папа Янко.

— Эммм…

— Не бойся, Михай, мне резона болтать нет, — попытался успокоить меня дед. — Чужие тайны нужно уважать. Да и тебя никто не спрашивал, когда все случилось, ведь так?

— Да.

— Ну вот, тем более незачем портить жизнь человеку, который никак не мог повлиять на то, что с ним произошло. Сдается мне, тебе и так непросто пришлось.

— Спорить не буду. Папа Янко, скажите, вы все это с меня считали? Так просто?

— Давно живу, да и род мой, в отличие от твоего, чтил и передавал силу. Твоя проснулась потому, что твоему роду грозило уничтожение. А моя была с моими предками с самого основания. Но и ограничений у меня еще больше, чем у тебя. В нашем роду тот, кому дарована сила, не может выбрать иной судьбы, кроме той, что ему предназначена. Потому я не просто Янко, а Папа Янко.

Значит, я все же был прав в своих догадках. Подозревал, что этот старик был кем-то вроде местного цыганского барона. Только, видимо, руководил букурештским подпольем или чем-то вроде того.

— А что у вас за предназначение? — осмелился спросить я. — Если, конечно, это можно обсуждать…

Папа Янко рассмеялся.

— Да нет в этом никакой тайны, Михай. Вот уж четыре сотни лет мой род оберегает Букурешт. Не корольков, под которыми вечно стул шатается, не дакийских и греческих дворян, от которых проку нет, а людей, что здесь живут. Простых людей, Михай. Вроде тех каким был ты, пока тебе не дали вторую жизнь. Род мой идет от сподвижников семьи Брынковяну — ушли в подпол еще при османах, когда господаря Константина замучили. Надо было кому-то о людях заботиться — вот мы и начали. Благо сами были из бояр и кое какие блага да накопили.

Я осторожно кивнул.

— Выходит, родовая сила никогда не дается просто так? Только если роду предписано какое-то предназначение?

— Родовая сила — штука древняя, Михай, — тихо ответил старик. — В былые времена, когда дети почитали родителей, когда проводили обряды во славу предков и по-настоящему чтили свое прошлое, силы в родах было больше. Иной раз баба обиженная криво посмотрит, даже слова не молвит обидчику — а тот и помрет наутро. Но забылись традиции, отринулись законы — и поток силы почти иссяк. Ведь все в природе взаимосвязано, дитя. Если на что-то претендуешь, надобно соответствовать. Твой род — один из немногих, кто сохранил память о том, как надобно жить. Накопил достаточно силы, чтобы она явилась в мир. Но ты, Михай, должен понимать, что как ее дали, так и отберут. Все конечно. Ничего не бывает навсегда.

— То есть, по-вашему, как только я исполню свое предназначение и сделаю все, чего от меня требуют, сила уйдет? — встревоженно спросил я.

— Ну, я бы на твоем месте не особо расстраивался. Все же род в тебе не ошибся — ты вон как взялся выполнять требуемое, — усмехнулся Папа Янко. — А может и так статься, что возьмешь на себя какой-нибудь зарок, как мой предок — и тогда все иначе пойдет. Сила-то, она со своим разумом. В ней память всех твоих предков и их нрав. Так что не раскисай, Михай. Но и относись к тому, что имеешь, с почтением — таких, как мы, мало осталось.

Он умолк, а я молча глядел на проекцию симпатичного дома. Значит, меня в своем роде использовали. С учетом того, что эту идею подкинули моему семейству, использовали не только меня, но с меня больше всего спросу.

Можно было бы обидеться, да смысл? В конце концов, я тоже кое-что получил. Шанс прожить жизнь заново, неплохие стартовые позиции, помощь в виде силы. Да все очень круто у меня складывалось, если не брать во внимание постоянный риск откинуть копыта. Но тут уж извините, издержки…

Старик повернулся ко мне.

— Не ожидал, что Макс притащит таких гостей… Вот уж удивил так удивил. Я государевых людей не жалую, особенно всякого рода ищеек. Но и борцов за правду вроде твоей подружки тоже не люблю — они сперва думают, что воюют за благое дело, а потом прозревают, когда становится слишком поздно. Все блага кому-то да выгодны. Никто никогда не будет делать что-то для черни просто так.

— А вы тогда для чего защищаете Букурешт? — улыбнулся я.

— Затем, что если я и мой род не будут этого делать, то скверно станет всем. И мы ослабеем, а то и вовсе силы лишимся, и людям дурно станет. А так всем лучше.

— Ну, зато хотя бы честно.

— Честность — одна из добродетелей и условий сохранения силы, — назидательно сказал Папа Янко. — И честным нужно быть в первую очередь с самим собой. Ты удивишься, узнав, сколько людей предпочитают себя обманывать. Но к делу, Михай. Я ищеек не жалую, говорил уже, но с тобой говорить буду. И Макса терплю, но он — исключение.

— Потому что я наделен родовой силой? — предположил я.

— Именно. Ты должен блюсти правила и законы, чтобы ее сохранить. А это значит, что твое слово будет чего-то да стоить. На таких условиях я готов кое-чем с тобой поделиться.

Я кивнул. Справедливо. И хотя по долгу службы я позволял себе лгать и болтать чепуху, но всегда старался делать это во спасение.

— Я буду благодарен вам за любую помощь, — сказал я. — От вас нет смысла что-то утаивать — вы меня насквозь видите. И наверняка уже знаете, насколько опасна та ситуация, в которой оказался я и мои спутники.

Старик печально усмехнулся.

— Эх, Михай… Если бы эта, как ты выражаешься, ситуация касалась лишь тебя да парочку твоих друзей, я бы палец о палец не ударил. Уж прости за откровенность, но мне было бы невыгодно подставлять своих людей и себя ради имперских ищеек. Вы уедете, а мне здесь все после вас разгребать. Да вот только беда в том, что происходящее начало затрагивать и мой Букурешт. И здесь можно говорить о неком сотрудничестве.

— Я готов, Папа Янко.

— Ты не торопись, дитя. Это можно обсудить и в человеческих условиях.

Он снова ткнул меня пальцем в лоб, и все перед глазами померкло и закрутилось. На меня навалилась тяжесть, меня затошнило, а голова умудрялась кружиться, словно меня затягивало в какой-то водоворот. Но ощущения были уже вполне физическими — я чувствовал руки, ноги, дыхание и биение сердца.

Я открыл глаза и покачнулся. Желудь крепче сжал мое плечо.

— Ты как?

— Нормально, — ответил я и взглянул на весьма бодрого Папу Янко. Забавно, но теперь я почти перестал чувствовать местные запахи. То ли обоняние адаптировалось, то ли мои рецепторы не пришли в себя после путешествия в этот “астрал”.

Денисов уже очнулся и протянул мне руку для пожатия. Аня почему-то отодвинулась от него подальше, хотя, судя по ее первой реакции после ритуала, должна была наброситься на него с объятиями.

Папа Янко поднялся со своего роскошного кресла, и один из его спутников подал ему трость. Старик поманил к себе Желудя.

— Max, toată lumea la biroul meu, — прокряхтел старик по-дакийски и направился в конец вытянутого зала. Из теней тут же вышли двое крепких мужчин, очевидно, выполнявших функции телохранителей. Один из них пробежал вперед и распахнул какую-то дверь — оттуда полился уютный теплый свет.

— Туда, — шепнул Желудь. — Не знаю, что это было, но вы удостоились аудиенции.

Папа Янко передвигался на удивление бодро, и я в очередной раз приметил, что он старался показаться немощнее, чем был на самом деле. Вслед за ним мы вошли в другое просторное помещение с низким потолком. Старик достал ключ, отпер еще одну дверцу и приглашающим жестом велел нам проходить.

Кабинет оказался… кабинетом. С той лишь разницей, что здесь еще имелся разложенный диван, застеленный как кровать. В остальном — стол, кресла и стулья, даже шкаф с каким-то книгами и папками. Слишком необычно все это смотрелось на фоне остальной обстановки.

— Ну, настало время пообщаться, — сказал по-гречески Папа Янко и устроился в кресле. Мы расселись по свободным местам, а охранники ушли, плотно закрыв дверь. Желудь остался стоять, скрестив руки на груди. Судя по настороженному виду агента, он явно ожидал другого сценария.

— Итак, Михай, в тебе я уверен, и я ожидаю, что ты будешь отвечать за свою свиту.

Я молча кивнул. Аня удивленно на меня покосилась, но ничего не сказала.

— Ситуация у нас такая, — продолжил Папа Янко. — Мне не нравится, что в Букурешт перебрался этот ваш князь Юсупов. Да не просто перебрался, а начал собирать вокруг себя любопытный кружок. Мои люди везде — в порту, на вокзалах, под землей и на суше, на реках и аэродромах. И все говорят одно: многовато стало имперских аристократов в Дакии.

— Значит, Ира не солгала, — шепнул Костя.

— Ира? — удивленно переспросила Грасс. — Так вы все-таки связались?

— Потом, Ань, — оборвал ее я. — Все потом.

Папа Янко усмехнулся, но комментировать ничего не стал.

— Что еще любопытнее, юные ищейки, так это весьма занимательная закономерность, которую отследили наши люди. Есть у нас кое-какие подвязки в Констанце: город портовый, оттуда идет много дряни в Букурешт, так что своих людей мы и там поставили. И вот какая схема получается: после появления этого князя в Букуреште, аристократы сначала приезжают сюда, проводят здесь какое-то время, а затем перебираются в Констанцу.

— Может там проще их собирать или готовить? — предположила Аня.

— Надолго они там не задерживаются, — сказал старик. — Не играть они туда едут, и не загорать. Садятся на пароходы до Константинополя. Таких уже с десяток было замечено, если не больше. Маршрут сам по себе ничем не примечателен, и все же началось это именно после появления князя.

Мы с Денисовым переглянулись. Значит, Ира ничего не приукрашивала в своем рассказе. Юсупов точно собирал вокруг себя определенный контингент из одаренных и что-то замышлял.

— Все направляются именно в Константинополь? — побледнев, уточнила Аня.

— Да, все в столицу идут, — ответил “барон”. — Я бы не обращал на это внимания, да только все эти приезжие аристократы пользу моему обществу не приносят. Наоборот, вредят. Женщин обижают, пользуются безнаказанностью, да еще и эту вашу Благодать используют как у себя дома. Мне такое не по душе. Люди нервничают, выходить боятся. Не хватало еще, чтобы в Дакии начали организовывать еще один боевой полк, как будто нам имеющихся не хватает!

Я нервно барабанил пальцами по древнему письменному столу. Картинка начинала складываться, но эта мне нравилась еще меньше.

— Еси предположить, что Юсупов собирает свои, с позволения сказать, войска, то зачем ему переправлять их в Константинополь? — спросил я вслух. — Какая у него цель?

Аня медленно повернулась ко мне.

— Визит императора, — тихо сказала она под тяжелым взглядом Денисова. — В прошлый раз Юсупов и Аспида замышляли устроить бойню в Сенате именно в тот день, когда там должен был присутствовать государь.

Денисов кивнул.

— Видимо, сейчас он планирует вторую попытку. И на этот раз у нас гораздо меньше ресурсов, чтобы ему противостоять.

Папа Янко уставился на Желудя.

— Максо, давай-ка ты все же стряхнешь пыль со своего мундира и поможешь юным господам, — сказал он, вызвав шок на лице агента. — Мне беготня имперцев по городу не нужна. Пусть делают все тихо и осторожно, чтобы людей не задело. А то каждый раз одно и то же, вечно убирать за молдаванами, австрийцами, турками, русскими… Вы уж сами приберите за собой. И позвони папочке, Максо. Поторопи его. Пора.

В кабинете повисла напряженная тишина.

Макс-Желудь пристально уставился на Папу Янко.

— Как давно вы знали?

— Да с самого начала. Ты мне не мешал, вел себя прилично, чего уж было тебя гнать.

Я кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Макс, прошу прощения, но кто у нас отец?

— Мы не общаемся, — проворчал неформал. — Только по делу.

— Ну ты уж наступи себе на горло и изволь позвонить, — настаивал Папа Янко. — Тут уже политикой запахло. А я ненавижу, когда в моем доме начинает вонять политикой.

Ситуация становилась все любопытнее. Понятно, что раз Желудь обладал Благодатью, причем довольно крепким рангом, то происходил из непростой семьи. Но вот от кого?

— Так чьих вы, барин, будете? — уточнил Костя.

Желудь уставился на него с выражением лица. Не обещавшего ничего хорошего.

— Я Максимилиан Вальтерович Орф. Еще вопросы?

Глава 24

В кабинете повисла звенящая тишина — такая плотная, что, казалось, ее можно было зачерпнуть ложкой. Желудь с вызовом взирал на Денисова, а у моего товарища попросту вытянулась рожа от удивления. Аня приоткрыла рот в немом вопросе, я засыл в ступоре. И лишь Папа Янко явно находил все происходящее забавным.

Я откашлялся, стараясь разбавить неловкую паузу.

— Да уж, весьма исчерпывающе, Максимилиан Вальтерович. Вижу, тайный советник в свое время отлично поразвлекался…

Жедудь искоса взглянул на меня. Было заметно, что он не столько стыдился своего происхождения, нет. Скорее, эта истина его злила.

Хотя на самом деле гораздо больше вопросов у меня было к Корфу. Пистолетыч, однако, оказался не промах: мало того, что заделал бастарда, так еще и не отсек его от рода. Весьма редкое явление в среде аристократии. Интересно, что его заставило?

Тем временем Денисов и Анька отошли от шока.

— Неужели — сын самого…

— Нет, блин, это у нас тут так принято развлекаться, — огрызнулся Орф. — Допрос с пристрастием устраивать будете или все-таки продолжим переговоры?

Папа Янко достал из стоявшей на столе коробочки длинную сигариллу и закурил от зажигалки в виде позолоченного пистолета.

— Да мы, Максо, уже вроде бы договорились, — сверкнув золотыми зубами, оскалился местный барон. — Юные ищейки вполне красноречивы в своих помыслах и желаниях. И, несмотря на то, что я не люблю сотрудничать с государевым людом, сейчас наши интересы совпадают. И им, и мне будет выгодно избавить Букурешт от той швали, что прибывает сюда по зову вашего опального князька. Мне все равно, какие цели он преследует. Для меня важно, чтобы мои владения не страдали от его, с позволения сказать, деятельности.

Я кивнул, все еще косясь на Желудя. Сын Корфа, подумать только. Да еще и, судя по возрасту, зачат был довольно рано. Интересно ж девки пляшут…

— Тогда моя просьба в силе, — отозвался Орф и жестом указал на нас. — Папа Янко, я прошу тебя дать этим людям кров до завтрашнего утра. Их ищут и отслеживают недруги. Мы приняли меры, чтобы избавиться от слежки, но все равно нужно переждать, пока изменения вступят в силу.

Старик кивнул.

— Я знаю. Чую кровавый ритуал… Что ж, вы, господа, смогли меня удивить и даже в какой-то степени порадовать. Я разрешаю вам остаться здесь, — он благосклонно шевельнул рукой и стряхнул пепел в массивную латунную пепельницу. — Кто бы за вами ни гнался, если он в своем уме, сюда сунуться не осмелится. Все в Букуреште знают, кто мы и что с нами лучше не ссориться.

— Уверены? — засомневался я. — Если мы правы, эти люди готовы посягнуть на жизнь самого императора. Сдается мне, здравый смысл — это немного не про них.

— Тогда они тем более не станут подвергать свои планы риску, если дерзнули убить царя, — пожал плечами Папа Янко. — Судя по вашим речам, однажды у этого князька уже не получилось совершить намеченное. Во второй раз он должен быть осторожнее, ибо теперь провал может стать для него последним. И, при всем уважении, вы — не настолько крупная рыба, чтобы сворачивать из-за вас свою деятельность. Но на вашем месте я бы подумал, как он может ускорить реализацию своих планов, зная, что вы у него на хвосте.

Желудь тяжело вздохнул и подошел к “барону”. Поклонившись в знак благодарности, он покосился на меня.

— Я должен кое-что сделать как можно скорее. Пока оставлю их здесь, вернусь утром.

— Делай, что должно, Максо, — ответил старик. — Но не рискуй сверх меры. В конце концов, твоя мать просила меня о тебе позаботиться.

Я с удивлением покосился на этих двоих. Не знаю, что там за веселая молодость была у Корфа, но сюрпризов в прошлом тайного советника явно хватало. В какой-то степени мне даже стало неловко оттого, что я случайно в это влез. Словно не вовремя распахнул дверь в комнату соседа и застукал его за чем-то постыдным.

Желудь кивнул и вышел, а мы остались наедине со стариком.

— Не хмурьтесь вы так, — улыбнулся старик. — Максо — толковый парень. Служил мне верно. А то, что подрабатывал на ищеек — что ж, выбора у него не было. Ему-то невдомек, что мне известно. Я же знаю, что у вашей аристократии не принято оставлять силу бастардам. Знаю, что отец долгое время вовсе не ведал о существовании Максо. Так его мать решила, а она умела хранить секреты.

— Значит, когда отец узнал о Максимилиане, то заставил его работать на себя в обмен на сохранение силы? — уточнил я.

— Почти. Тут сложно сказать, кто кого заставил и кто оказался в менее выигрышной позиции. Отец Максо — человек непростой. Ты-то, Михай, знаешь, не мне тебе объяснять. И то, что спустят простому пареньку, может уничтожить птицу высокого полета… Я бы поставил на то, что отцу пришлось вплести Максо в работу для того, чтобы официально добыть разрешение на применение силы.

Денисов пожал плечами.

— У нас не требуют отсекать бастардов от рода. Это прописано в законах как настойчивая рекомендация, которую расценивают как предписание. Просто бывали случаи, когда бастарды начинали мешать официальным наследникам…

Но вряд ли это был случай Корфа. Вальтер Макарович ведь сам признался мне, что у него был сын, но… Теперь, в общем, остался только этот Максимилиан. Вряд ли этот бастард кому-то помешает.

Как бы то ни было, ситуация странная, но не моего ума это дело. Если Корф решил, что так надо, значит, ему виднее. Да и этот Максо мало отсвечивал и мешал тайному советнику, сидя здесь, в Букуреште. Лишь бы сейчас он все сделал правильно и смог убедить Пистолетыча, что у нас тут полный швах.

Папа Янко поднялся из-за стола и оперся на трость.

— Что ж, юные господа. Прошу, пользуйтесь нашим гостеприимством. Можете погреться у костра вместе с остальными.

Он отворил дверь и жестом пригласил нас выйти. Мы прошли между двумя угрюмыми охранниками. Шедший последним, “барон” что-то коротко сказал им по-дакийски, и один из них подвел нас к костру.

Аня с опаской уселась на длинную ржавую скамью, на которую кто-то положил старое одеяло. Я расположился напротив на перевернутом цинковом ведре. К моему удивлению, Денисов выбрал усесться возле меня.

— Вот уж не думал, что проведу ночь в убежище для бездомных, — шепнул Костя.

Я усмехнулся.

— Ты же понимаешь, что все это — фикция? У Папы Янко есть и деньги, и власть. Наверняка он может позволить себе особняк не менее роскошный, чем Русский дом. Просто предпочитает быть поближе к тем, о ком заботится. Имидж у него такой.

А может это было частью обета, который он дал. Я бы не удивился. Может, его родовая сила имеет одним из условий нестяжательство. Но да, я тоже давненько не бывал в подобных местах. Тем не менее, мне казалось, что для аристократов и выходцев из богатых семей было полезно иногда спускаться с небес под землю, чтобы не терять связи с реальностью.

Анька обхватила плечи руками.

— Холодно здесь…

Я прохлады не чувствовал, хотя замечал, что откуда-то тянуло сквозняком. Вероятно, Аня таким образом пыталась заставить Денисова оказать ей знак-другой внимания — обнять, поделиться одеждой… Но, к моему удивлению, Костя на нее даже не взглянул, хотя наверняка все расслышал.

— Я вот что пытаюсь прикинуть, — товарищ взял с краю костра остывший уголек и принялся чертить линии и точки. — Смотри, если Юсупов действительно замышляет убить императора, то…

— Сперва нужно понять, зачем это ему, — вмешалась Аня. — Какой мотив?

Денисов наградил ее ледяным взглядом.

— Я разговариваю не с тобой.

Мы с Аней оторопели. Девушка даже приоткрыла рот от изумления, да и я остолбенел. Как бы они ни ссорились, а между ними порой вспыхивали настоящие итальянские страсти, подобного Константин себе не позволял. Даже когда они обзывали друг друга последними словами, все равно было понятно, что в них так говорила страсть. Особенно скверный Анькин характер заставлял ее отличиться. Но Денисов… Холодности и отчуждения он никогда не проявлял.

Я почуял неладное.

“Аня, это что сейчас было?”

“Понятия не имею”, — озадаченно ответила Грасс. — “Я не давала поводов”.

“Я к тому, что не мог ли твой ритуал дать тот побочный эффект, о котором мы говорили раньше? Ну, то есть обратный эффект…”

Аня растерянно озиралась по сторонам. Денисов же как ни в чем не бывало продолжал чертить какую-то схему на грязном полу.

— Так вот, — продолжал Денисов. — Если предположить, что Юсупов намеревался это сделать, то наверняка решил осуществить план в Константинополе. Там будет столпотворение, праздничная суматоха. Да и переправка лояльных ему аристократов из Констанцы в Константинополь это косвенно подтверждает…

— Стоп! — не выдержала Аня. — Костя!

Денисов скривился и поднял на нее глаза.

— Ну чего тебе? Не видишь, я пытаюсь работать?

Анька вопросительно на меня взглянула, словно просила поддержки.

— Кость, пожалуйста, прервись ненадолго, — попросил я.

Денисов тут же отложил уголек и уставился на меня преданными глазами.

— Да, кочнено. Чего ты хотел?

Мда. Кажется, у нас тут имел место побочный эффект. Со стороны это смотрелось забавно, но, судя по отчаянию в глазах Грасс, на которую все сработало самым ожидаемым образом, она не понимала, что делать.

— Костя, скажи, пожалуйста, ты помнишь, что было между тобой и Аней? — Издалека начал я.

— Разумеется, — спокойно отозвался Денисов. — Я все прекрасно помню и вижу, что она сейчас относится ко мне с большим трепетом. Однако, к сожалению, со своей стороны я ничего подобного не чувствую. Наоборот, мне неприятно даже смотреть на нее. Это здорово меня удивляет, но сейчас я предпочту думать о более важных вещах. Поэтому, Миша, если тебя не затруднит, давай вернемся к работе.

“Кажется, оно”, — сказал я Грасс ментально. — “Сама все слышала и видела”.

Анька непечатно выругалась. Денисов сейчас походил на Кая из “Снежной королевы”, когда носил в себе льдинку. Грасс глубоко вдохнула, выдохнула, а затем тихо рассмеялась.

— Что ж, в этом даже есть ирония, — всхлипнув, сказала она. — У всего есть цена, так? Вот и мне пришлось заплатить свою, чтобы спасти его от слежки.

Денисов кивнул.

— Я очень благодарен тебе за помощь. А сейчас, если ты не против, мы вернемся к обсуждению.

“Ань, оставь его в покое. Может проспится, и его отпустит”.

“Нет, Миш. Не отпустит”, — с горькими нотками ответила Грасс. — “Обычно эффект от ритуала держится примерно месяц. Ну, полный цикл луны. Греки много чего привязывали к лунному движению в старых ритуалах. Но иногда бывает и так, что эффект длится дольше. Я не специалист в подобных ритуалах и просто воспроизвела его по памяти, но есть шанс, что это не изменится никогда”.

“Не накручивай себя раньше времени. Да, вышло неуклюже, да и мне самому теперь неловко. Но кое в чем Костя прав — если Юсупов замыслил покушение на императора, мы сейчас должны думать лишь об этом”.

“Да, вы правы”, — согласилась девушка. — “Ничего, за меня не волнуйся. Переживу”.

Я настороженно на нее уставился, но возражать не стал. Не хотелось мне, чтобы у Грасс сдали нервы в самый неподходящий момент. Зная ее, я предполагал, что она начнет винить себя во всех смертных грехах. Что взялась за ритуал, не зная всех тонкостей. Что сама все испортила, что слишком поторопилась… Все же склонность к самобичеванию у нее была, и немалая.

— Кстати, про мотив вопрос хороший, — сказал я вслух, чтобы вовлечь в беседу всех. — Предположим, Юсупов намерен убить Алексея Константиновича и его сына. К кому тогда перейдет власть?

— К дочерям, — ответила Аня.

— А если и их не будет?

— Ты всерьез предполагаешь, что они попытаются убить сразу всех? — ужаснулась Грасс.

Хех, дорогая моя, знала бы ты историю мира, из которого я пришел. У нас так все в прошлом веке и случилось…

— Давайте предположим худший сценарий, — настаивал я. — Кому тогда отойдет власть?

— Великому князю Александру Константиновичу, — ответил Денисов. — А если и его не станет, тогда Ксении Константиновне.

Я озадаченно уставился на нарисованную на полу схему. Денисов как раз пытался изобразить генеалогическое древо.

— Сложно представить менее подходящего для трона человека, чем Александр Константинович, — сказала Грасс. — Он ведь… Слишком оторван от государственных дел. Покровительствует искусствам, содержит собственную театральную труппу и позволяет себе заявляться на приемы в таком виде, что…

— А может в этом весь смысл? — предположил Костя. — Если этот образ создан для того, чтобы никто не воспринимал его всерьез?

Гляди-ка, кажется, моя паранойя начала передаваться вместе с кровью… Нет, я видел Великого князя и отказывался верить в подобный расклад. Ну не был похож Александр Константинович на человека, который стремился заполучить власть, да еще и таким путем.

Кроме того, это ведь он тогда поручил Корфу проверить происходящее в Аудиториуме. Беспокоился, что в его стенах могли происходить неугодные государю вещи. А Аудиториум патронировала его сестра, Ксения Константиновна.

Да, у нее были довольно неконсервативные взгляды на некоторые аспекты развития общества, но, насколько я понял, она собиралась действовать мягким путем. Не зря же она взяла шефство надо мной и Серегой — хотела показать пример новых аристократов… И если предположить, что она была замешана в делах Аспиды, то зачем ей было брать под крыло меня и Воронцова?

— Да ну, — отмахнулась Аня. — Это уже какая-то теория заговора. Не верится мне, что в Доме Романовых может быть такая грызня за власть.

— Но должен у Юсупова быть кто-то в союзниках! — Денисов ответил ей слишком громко, и мне пришлось шикнуть на ребят, чтобы вели себя потише. — Либо он должен уничтожить большую часть романовского рода, что даже на празднике в Константинополе будет невозможно сделать! А ведь есть еще родственники в других странах…

— Ну так-то и Юсупов носит в себе немного романовской крови, — отозвалась Грасс. — Прабабушка была Великой княгиней, если ничего не путаю.

— Это седьмая вода на киселе, — ответил я. — В той же Новой Византии есть кровь погуще.

— Зато даже этого небольшого киселя хватит, чтобы воспользоваться Великим Осколком, — сказала Аня и застыла, пораженная собственной догадкой. Она даже закрыла рот руками и таращилась на нас, ожидая, пока и до нас самих дойдет.

Костя бросил на пол остатки уголька.

— А ведь это мысль, — прошептал он. — Что, если Юсупову нужен не трон, а Великий Осколок? Если все дело не в короне, а в силе? Ведь тот, кто обладает величайшей силой, может забрать и трон…

Я переводил взгляд с Аньки на Денисова. Кажется, я снова не знал каких-то важных деталей.

— Стоп. То есть Великим Осколком может воспользоваться только тот, в чьих жилах течет кровь Романовых, так? — переспросил я.

Аня кивнула.

— Да. Отец рассказывал, что его приглашали проводить эксперименты над петропольским Великим Осколком, но у него даже не вышло вступить в контакт с этой каменюкой. Он подчиняется только Романовым. Что петропольский, что константинопольский. Мне неизвестно, как именно Романовы смогли привязать их к себе, но факт остается фактом. И в этом их сила.

Я рассеянно кивнул, судорожно соображая, что делать дальше. Ведь ни Костя, ни Аня не знали, что в этом мире существовало еще как минимум двое людей, способных вступить в связь с Великими Осколками. Людей, которых могли не учесть в Аспиде, но которые могли стать тем самым джокером в колоде.

Кстати, насколько я помнил, в колоде джокеров было как раз двое. Радамант и Ирэн. Оба — носители крови Романовых. Оба могли подчинить себе Осколки и превратить их в мощнейшее оружие.

Так что если месть Радаманта решила зайти настолько далеко?

Глава 25

Я даже толком незаметил, как мы заснули. Усталость подкралась тихо, как кошка на охоте: в один момент казалось, что я еще смогу провести полночи в бодрствовании, но несколько минут спустя я уже дремал.

Не знаю, кто из наших обо мне позаботился, но, проснувшись, я обнаружил себя лежащим на одной из кроватей в другом помещении — там, откуда можно было попасть в кабинет Папы Янко. На соседней куче матрасов и одеял посапывала Анька. Денисов бодрствовал, сидя на перевернутом ящике и недоверчиво косясь на игравших в карты бездомных.

— Надолго меня вырубило? — спросил я, потирая глаза. Волосы, одежда и даже кожа, казалось, пропитались местным зловонием.

Денисов скинул с плеч дырявый плед и улыбнулся.

— Примерно четыре часа. Спи пока можешь, Миш. Это я провалялся в отключке, потому и не особо устал…

Грасс зашевелилась в ворохе одеял, приподняла голову на шум и даже приоткрыла один глаз. Я махнул ей рукой, дескать, спи давай, и девушка снова рухнула на старые подушки. Пусть отсыпается. Если кому из нас отдых по-настоящему требовался, так это ей. Я полагал, что ритуал, который она провела, высосал из нее все силы.

— Да уже сон как-то не идет, — я принял сидячее положение и поежился от сквозняка.

В этом зале, походившем больше на коллективную ночлежку, было свежее. Костров здесь не жгли, крыс не жарили. Вытянутое помещение освещалось буквально парой слабеньких ламп накаливания, и здесь господствовали тени. Неуютные, даже зловещие.

Вряд ли кто-то бы посмел нас тронуть после того, как сам Папа Янко распорядился обеспечить нам кров. И все же не хотелось ни нарываться, ни даже привлекать к себе внимание. У нас на лицах было написано аристократическое происхождение, да и тот факт, что мы были иностранцами, тоже превращал нас в лакомый кусочек для местных. Другой вопрос, что брать с нас кроме звездюлей, было нечего. Звездюлей-то мы могли отсыпать с лихвой, да только последствия у этого могли быть поистине скандальными.

Я встал, потянулся и с наслаждением хрустнул шеей. Отлежал в неудобной позе, и основание черепа немного побаливало. Сейчас я был готов продать душу за чашку кофе, но откуда ж ему здесь было взяться?

Троица, что играла в карты, заметила мое пробуждение и по-гречески пригласила нас присоединиться. Играли явно на деньги.

— С удовольствием, но, увы, нам нечем делать ставки, — отозвался Денисов. Судя по его виду, приглашали уже не в первый раз. — Совсем нечем.

— У имперцев — и нет денег? — беззубо усмехнулась седовласая женщина в цветастом платке. Ну настоящая цыганка. — В жизни не поверю.

— Увы, это так. Мы здесь ночуем милостью Папы Янко. Так бы пришлось спать в парке под звездами.

Женщина пожала плечами и отмахнулась от нас. А Денисов взглянул на пустое запястье.

— Черт, я часы потерял.

Я уставился на свои. Вроде бы успел перевести их на местное время. Пять утра.

— Интересно, когда вернется Желудь?

— Если вообще вернется, — хмуро заметил Костя.

— Нет, он нас не кинет.

— Это почему? Думаешь, боится, что папа наругает? — съязвил Денисов.

— Если я понял все правильно, по голове ему сперва настучит Янко, — ответил я. — А уж затем — родной отец. Вернется он за нами, никуда не денется.

Денисов пожал плечами и уставился себе под ноги.

— Я всю ночь думал про Великие Осколки. И ничего хорошего не надумал.

Еще бы. И это Костя еще не знал про Ирину и возможное участие ее настоящего бати во всей этой свистопляске. И если о Радаманте я еще кое-что мог ему сказать, то тайну Ирэн выдавать не собирался.

Сейчас мне стало интересно, как давно все это готовилось. Во всей этой истории с заговором было слишком много странностей. Какие-то действия заговорщиков виделись мне непродуманными, какие-то — откровенно глупыми. Иногда мне казалось, что настоящий зачинщик всего этого намеренно привлекал как можно больше людей, чтобы создать хаос, пустить пыль в глаза, заставить нас рассеять внимание. И где-то за всей этой суматохой, за этой пылью тихонько делались настоящие дела.

Сколько раз мы уже брали след, но это ни к чему не приводило? Сколько раз ниточки либо обрывались, либо приводили к бесполезным людям? По большому счету, у нас был только один крупный успех — когда мы взяли большую часть петропольской Аспиды на вечеринке у Юсупова.

Но то если и это было отвлекающим маневром?

Я поделился размышлениями с Денисовым, и Костя тяжело вздохнул.

— Не знаю, Миш. Это ты во всем этом долго варишься, а у меня и вовсе голова идет кругом. Честно говоря, я даже понятия не имею, как вообще могу помочь.

— Не забывай, что нас сюда отправили с одной целью — выяснить причину беспокойства Ирины. И мы поняли, что основания для тревоги у нее были. Я передал что нужно. Думаю, Желудь сейчас делает то же самое — сливает информацию отцу. На его месте я бы именно так и поступил. Да и нам неплохо бы убедиться, что Корф получил мою, прости, Господи, шифровку.

Денисов окончательно растерялся.

— И что же, нам теперь просто взять и залечь на дно? Позволить Юсупову и дальше осуществлять свои планы?

— А что ты предлагаешь? — начинал сердиться я. — Помешать ему? Ну допустим. Как ты себе это представляешь? Мы поедем в Констанцу и затопим пароход с княжескими приспешниками? Или выкрадем Матильду? А может ты думаешь, что сейчас от нас будет польза в Константинополе?

— Эй-эй, полегче, — дал заднюю Костя. — Не наседай. Я просто решил сказать, что мне будет трудно сидеть сложа руки в ожидании дальнейших распоряжений.

Теперь уже подошла моя очередь тяжело вздыхать. Эх, Денисов, ничему ты не успел научиться. Все еще считал себя героем, сражающимся со злом на стороне добра. Только не было ни добра, ни зла.

— Такая у нас работа, Кость, — тихо ответил я. — Мы всего лишь служим тем, кто нам благодетельствует, и следим за исполнением закона. Мы не судьи, и сейчас даже не палачи. Просто глаза и уши. Но иногда этого достаточно, чтобы предотвратить трагедию.

Денисов неохотно кивнул.

— Как долго Корф или кто там сверху принимает решения будет реагировать? И что нам делать все это время?

— Ждать, Костя. Вцепиться клешнями в Желудя и ждать. Он сейчас наша единственная связь с шефом. Кроме того, как ты верно заметил, у нас нет денег.

Впрочем, у меня были мысли, как убить время в Букуреште. Встретиться с Ирэн, попробовать найти подружку Штефана, может еще что интересное подслушать. Главное — не светиться и действовать аккуратно. Не хватало еще устраивать драку в стране, где даже посол замешан в заговоре.

— Деньги можно снять со счета, — ответил Денисов. — Хотя я бы поостерегся.

— Именно.

Пока мы разговаривали, троица картежников окончательно перессорилась и принялась обвинять даму в платке в шулерстве. На них кто-то шикнул из дальнего угла, но Аня проснулась от шума. Сладко потянувшись, она лишь пару секунд спустя принюхалась и скривила нос.

— Да уж. Доброе, блин, утро.

— Могло быть и менее добрым, — отозвался я.

Аня выползла из-под одеял как раз в тот момент, когда дверь, что вела в основной зал, отворилась. На фоне пятна света я различил знакомый силуэт Желудя. Максимилиан Орф направился прямиком к нам.

— Проснулись, — вместо приветствия он сразу приступил к делу. — Это хорошо. Если готовы идти, давайте за мной.

— Куда ты нас поведешь? — насторожилась Грасс.

— К своим. Вам здесь тоже лучше не торчать слишком долго. Папа Янко — человек достойный, но не все его прихвостни могут похвастать тем же. Шевелитесь, ребят. Я не шучу.

Собственно, собирать нам было нечего. Аня шустро подтянула шнурки на ботинках, и мы поспешили за Желудем.

Он успел переодеться — избавился от кепки и сменил футболку на ярко-оранжевую рубашку. Да уж, совсем неприметно. Впрочем, мы сейчас представляли собой весьма странную компанию, а за возможность принять душ я был готов убить.

К моему удивлению, Желудь не вывел нас на поверхность, а завернул в очередной тоннель. Где-то совсем близко проходили пути метрополитена — мы слышали характерные звуки, да и в стены отдавался бой колес о рельсы.

— К своим — это куда именно, изволь уточнить, — не унималась Аня. Видать, встала не с той ноги и хотела сцедить на кого-нибудь накопившуюся за ночь желчь.

Желудь замедлил шаг и, глядя на нее вполоборота, улыбнулся.

— По-хорошему, тебя там и вовсе быть не должно, лапушка. Прикуси язык и не нервируй меня. Ночь была сложной.

Макс и правда выглядел измотанным, словно уже больше суток и не садился. Впрочем, примерно понимая специфику его деятельности, такой сценарий был вполне реальным. Осталось понять, кем были эти “свои” и как это могло помочь.

Мы попетяляли по подземным ходам, несколько раз выходили на станции-переходы, а затем явно удалились от метрополитена. Ходы здесь были просторнее, но и расстояния стали более ощутимыми. Судя по всему, мы уходили прочь из центра города.

— Почти пришли, — улыбнулся мне Желудь. — Кстати, насчет Папы Янко. Усвоил что-нибудь полезное?

— Интересное знакомство.

Распространяться о деталях я не стал. Не было сил, дыхалка сорвалась от долгого перехода, да и вообще этим утром, казалось, у всех настроение оказалось скверным. Единственное, что утешало — это поток свежего воздуха, дувший мне в лицо. Вскоре в конце туннеля загорелась белая точка, и сам ход пошел на подъем. Мы выбирались на поверхность.

— Глаза берегите, — предупредил Макс. — Отвыкли от света. Будет неприятно.

Сам он предусмотрительно выудил из нагрудного кармана солнцезащитные очки и надел их еще в тоннеле. Я приставил ладонь ко лбу, надеясь, что козырек поможет защитить глаза.

Помогло не особо. Зато мы выбрались на один из холмов и застали рассвет над Букурештом. Солнце золотило противоположный берег реки, где раскинулся старый город. Несомненно, свой шарм у столицы Дакии был, просто, видимо, она оказалась не в моем вкусе.

— Нам сюда, — Желудь указал на старое промышленное здание из красного кирпича.

Мы с Денисовым переглянулись. Сооружение походило на старинный завод — у нас в Петрополе в таком стиле строили в начале прошлого века. Очень много подобных построек располагалось вдоль Невы на Выборгской стороне.

Несмотря на ранний час и едва забрезживший рассвет, на первом этаже в высоких окнах горел свет. Макс поправил кепку и направился прямиком к распахнутым воротам. Мне в глаза бросилось, что весь забор был полностью изрисован красивыми граффити. Не гопарской мазней, а настоящими картинами, словно расписывать это пространство приглашали художников.

На территории все оказалось не менее впечатляющим. Каждый сантиметр стен заборов, бетонных конструкций и всего, что не было кирпичным, красовался росписью.

— Это что, какой-то центр уличного искусства? — спросил Денисов, пялясь на граффити.

Желудь покачал головой.

— Не совсем, но близко. Здесь собирается молодежь, которой нечем занять себя на улице и у которой нет денег на наркоту. Ну или достаточно мозгов, чтобы не связываться с этим дерьмом. Это Цеха Магнуссена, — с нескрываемой гордостью представил завод агент. — Когда-то здесь было крупное производство, но после Австро-дакийской оно обанкротилось. Станки разграбили и вывезли еще в войну, а здание осталось. Город спорит с наследниками за эту землю уже многие десятки лет. Чтобы Магнуссены смогли ее продать, сперва они должны заплатить по всем долгам, а таких сумм у них нет. Бесплатно передавать городу это добро они не хотят, а у городской управы нет денег ее выкупить. Здание, считай, бесхозное. Но власти объявили его историческим памятником, так что даже переоборудовать его нельзя.

— Такая красота — и ветшает, — угрюмо отозвалась Аня.

— Ветшает, как же! Строили-то в старые времена, когда все, что возводилось, делали на века. Ничего ему не сделалось. Еще сотню лет простоит!

Желудь подвел нас к боковому входу в небольшой отдельный флигель. Двухэтажный, из такого же красного кирпича, он выглядел обжитым. Кажется, на окнах даже были занавески. Да и крыльцо со свежеокрашенными перилами выглядело даже слишком уж аккуратно для такого места.

— Добро пожаловать в Букурештское управление Тайного Отделения, — шепнул наш проводник и осклабился. — Впрочем, официально нас здесь не существует.

Ну еще бы. Тем не менее все всё знали и понимали. Желудь вытащил из-под футболки шнурок, на котором обнаружилась маленькая связка ключей и медальон с ликом Богоматери. Интересный набор, да и сам парень, конечно, был колоритным. Повозившись с замком, он отворил дверь.

— Прошу внутрь. И быстро. А ты, девица, веди себя тихо и рта лишний раз не открывай. Мы сидим в самом низу, а сверху обычно нард устраивает вечеринки или просто вином заливается. Так что шагайте тихо, у народа наверняка похмелье.

Да уж, нашли схрон для Тайного отделения…

Крадучись на цыпочках, мы вошли в темный коридор. Дышать было нечем, и ночлег у Папы Янко сейчас показался мне прогулкой по морскому побережью. Здесь было накурено так, что можно было повесить топоры целой бригады дровосеков. Воняло испарениями дешевого вина, кажется, кисло тянуло рвотой и забродившими фруктами.

Я не выдержал и поморщился. Желудь понимающе улыбнулся.

“Вот потому нас до сих пор и не нашли”, — он усмехнулся в моей голове. — “Внизу, в подвале раньше была репетиционная база местных рокеров. Рокеры сторчались и оказались на городском кладбище, а традиции местной публики никуда не делись. Нищая богема отдыхает громко. Мало кто догадается искать нас в таком месте”.

“Весьма гостеприимно, ага”.

“Понимаю, местечко не для рафинада вроде вас. Но здесь, простите, и не Петрополь…”

Это я уже понял. Да уж, даже в прошлой жизни в старом мире у меня не было таких приключений. Хотя социальный статус и финансовое положение, можно сказать, обязывало. А тут графский наследник шарится по подвалам и разгребает ногами пустые бутылки.

Зато максимально близко к народу.

Нашей задачей было максимально тихо прокрасться мимо спящих людей. Желудь жестами объяснил, что спуск в подвал находился в соседнем помещении. Мы аккуратно ступали по грязному полу, выстланному скрипучим деревянным настилом. Приходилось смотреть в оба, и света, что лился из мутных грязных окон, отчаянно не хватало.

“Господь всемогущий, это когда-нибудь закончится?” — ворчала в моей голове Грасс.

“Мне казалось, ты к такому привычна”.

“От ТАКОГО я устала еще в Петрополе, Миш. Надеялась, что хотя бы в этой поездке развеюсь”.

Ну извини, Анют. Я тоже к такому не готовился. Интересно, а педант Корф знал, где обитают местные агенты?

Мы как раз проходили мимо разложенного дивана, на котором сплелись пять или шесть пьяных тел. Размалеванные девушки в количестве двух штук — у одной в руке была недопитая бутылка вина, лежавший голым огузком кверху парень, дама постарше — пожалуй, единственная, сохранившая одежду.

Когда я проходил мимо, мешанина из рук, ног, одежды и пледов зашевелилась, и оттуда выползла лохматая мужская голова.

— Проклятье, — выругался он на чистейшем русском языке, чем привлек мое внимание и заставил остановиться.

Мужик выбрался из-под пледа и, продемонстрировав объемное пузико, уставился на меня в немом удивлении. Мы с Костей застыли, пялясь на него примерно с таким же выражением на лицах.

Вот уж кого я точно не ожидал встретить в таком месте.

— Господин Репнин? — пьяно улыбнулся журналист Демид Львович Лурье. Тот самый веселый толстячок из компании дивы Мари Буайе-ле-Дюсон, с которым мы познакомились в вагоне-ресторане Балканского экспресса. — О, господин Васильев! А вы что здесь делаете, друзья?

Глава 26

В помещении воцарилось неловкое молчание, прерываемое лишь тихим храпом откуда-то из недр дивана. Улыбка понемногу сползала с лица Демида Львовича, и он, не получив от нас ожидаемой реакции, поспешил прикрыться краем одеяла.

Аня, следовавшая за нами, тихо выругалась, тоже узнав бывшего попутчика.

— О! Аннушка… — окончательно смутился журналист. — Не знал, что вы интересуетесь современным искусством.

— Пьяными оргиями точно не интересуемся, — проворчала девушка.

Желудь поспешил взять инициативу в свои руки.

— Кхм… Господа, — он обернулся к нам, — думаю, нам лучше не смущать гостей.

— Что вы! Мы ведь знакомы, — растерянно проговорил Лурье и принялся рыться в поисках одежды. — Я слышал, вы остановились в Русском доме…

«Миш, пора все это прекращать», — сказал ментально Денисов. — «Не нравится мне эта случайная встреча».

«Я тоже не верю, что это случайно. Думаешь, слежка?»

«Возможно. Только за нами или за Желудем?»

«А вот черт его знает», — отозвался товарищ. — «В любом случае нутром чую, что не просто так здесь этот журналюга нарисовался».

В кои-то веки я был согласен с Денисовым. Слишком уж нереалистичное совпадение. Да и Лурье — человек, который водил дружбу с именитыми художниками и танцорами, который трапезничал рябчиками и черной икрой и разбирался в сортах элитных вин… И оказался здесь, в этом гадюшнике?

Конечно, можно было предположить, что у каждого из нас есть свои маленькие гнусные секреты. Может, был у него фетиш такой — устраивать разнузданные попойки в компании незнакомцев или, наоборот, в очень узком кругу. И все равно… Мне тоже эта встреча не нравилась.

«Сотри ему память на всякий случай», — попросил Костя. — «Сам не рискну пытаться. Все же гражданский, не преступник. Если накосячу, потом будет неловко. У тебя получится гораздо лучше».

Мысль мне понравилась. Если эта встреча была случайной, то никакого вреда не будет. Лурье просто покажется, что он здорово перебрал накануне. Наверняка спишет на дешевое вино. Оно, кстати, судя по запаху, и правда было довольно дешевым, еще и сладким. От пола отчетливо несло сортом «Изабелла», и это всколыхнуло во мне не самые приятные воспоминания о похмелье утром в общаге.

Натянув невинную улыбку, я шагнул к журналисту, сделав вид, что намеревался поздороваться рукопожатием. Лурье наконец-то вытащил из складок одеяла мятую рубашку и, накинув ее на плечи, протянул мне руку.

— Михаил Александрович, я право слово…

Прикосновения хватило, чтобы я смог работать. Я крепко сжал его пухлую и нежную, похожую на женскую, ладонь, и направил силу на слом естественных защит. Лурье ойкнул, затрясся — на удивление у него оказались весьма крепкие щиты для неодаренного.

— Что вы…

— Вы просто перепили накануне, — шепнул я, ломая защиты. — Вас просто немного…

— Отставить, Соколов!!!

От неожиданности я вздрогнул, а Лурье и вовсе подпрыгнул к низкому потолку. Его ладонь выскользнула из моего захвата, и ментальный контакт прервался. Я злобно оглянулся на источник звука, который, к тому же, знал мою настоящую фамилию.

В дверном проеме стоял высокий мужчина лет сорока пяти. Судя по косой сажени в плечах и характерной выправке, товарищ был из служивых. Возможно, бывших.

«Колобок» мгновенно вспыхнул в моей руке.

— Погасите заклинание, Михаил Николаевич, — сказал незваный гость и взглянул на Желудя. — Я же просил предупредить, если решишь привести их сюда.

— Не смог дозваться, — ответил наш проводник.

Лурье медленно осел на диване. Остальные, к слову, даже не пошевелились, хотя нашумели мы уже изрядно. Либо попойка действительно оказалась зубодробительной, либо им помогли пока что не просыпаться.

Я поймал взгляды Грасс и Денисова.

«Это еще что за хрен?»

«Сейчас выясним», — ответил я и направился к мужчине.

Заклинание я все же погасил, но оставил в ладони немного чистой силы на случай, если придется отбиваться. Желудь жестом остановил меня.

— Это свой. То есть наш. Идем вниз.

Не шелохнулся, продолжая сверлить незнакомца глазами.

— Все идем вниз, — уточнил незнакомец. — И вы, Демид Львович, тоже.

Журналист вздрогнул, принялся торопливо застегивать пуговицы и наконец-то нашарил среди вороха барахла свои штаны. Прикрыв срам, он сунул ноги в пыльные туфли и вытащил из-под дивана небольшой саквояж.

Интересно. Господин журналист не был при параде, но и вряд ли настраивался на рабочий лад, когда сюда шел. Тогда зачем саквояжик? Все любопытнее и любопытнее, однако.

Незнакомец первым прошел в следующее помещение, отпер нужную дверь, за которой оказалась добротная бетонная лестница, уводившая куда-то вниз. Я поднял глаза на Желудя, и тот уверенно кивнул в ответ.

Хрень какая-то.

Внизу оказалось темно, прохладно и довольно тесно. Когда Желудь щелкнул выключателем, мы увидели подвал с минимумом мебели. Бывшая репетиционная база превратилась в комнату отдыха: вдоль стен стояла старая мебель, в углу располагался обеденный стол, и в конце вытянутой комнаты ютился старый покосившийся шкаф.

Бюджета им что ли не выдавали?

— Располагайтесь, — сказал высокий незнакомец и особенно пристально взглянул на Лурье. — Чем порадуете, Демид Львович, раз уж почтили нашу дыру своим присутствием?

Журналист покосился на нас. Сейчас он сбросил маску добренького чревоугодника и глядел на нас со всей строгостью.

— При них? — уточнил он, кивнув в нашу сторону.

Желудь переглянулся с незнакомцем и ухмыльнулся.

— Сдается мне, вы работаете примерно над одним и тем же заданием. Давай, шеф, не мучь людей.

«Шеф» шагнул к нам.

— Желудя вы уже знаете. Я — Клен, работаю в Букуреште для наших общих друзей. А господин Лурье — добрый друг Тайного отделения уже больше пятнадцати лет.

— Семнадцати, если быть точным, — отозвался журналист и улыбнулся, заметив изумление на наших лицах. — Служить государству, господа, можно по-разному. Я много где бываю, много с кем говорю и многое вижу.

Я все-таки сел на диван, переваривая увиденное и услышанное.

— Мы с господином Кленом знакомы еще с Вены… Когда я…

Шеф Желудя жестом перевал его.

— Сейчас это не имеет значения. Так с чем приехали, Демид Львович? Еще и с такой конспирацией этажом выше?

Лурье рассмеялся.

— Ну хотелось тряхнуть стариной. А тут приятное с полезным… Впрочем, есть кое-что интересное, господа, — он водрузил саквояж на колени, раскрыл его и принялся деловито в нем рыться. — Где же она… где… Нашел!

Он протянул Клену перетянутую резинкой записную книжку. Тот кивнул и принялся ее изучать.

— Здесь мои подробные записи, но вкратце изложу. Изначально я предполагал, что наиболее опасным элементом будет женщина, однако госпожа Буайе-ле-Дюсон не была замечена ни в каких порочащих связях. Скандальных — да. Дива любит эпатировать. И все же список ее контактов вполне прозаичен. Даже среди ее поклонников не нашлось никого, кто был бы вам интересен.

Мы с Денисовым переглянулись.

— Так ваша поездка — прикрытие для слежки за той богемой? — удивился Костя.

— Не совсем. Я действительно работаю, я практикующий журналист и собираю материалы для книги. Совмещаю работу и службу государю. Обычный информатор.

Лурье признался в этом так буднично, что я поразился. Забавно, но логично. Лн действительно мог быть полезен как информатор и Тайному отделению, и внешней разведке. Много где бывал, много кого знал, имел хорошо подвешенный язык…

И, что самое главное, вообще не производил впечатление человека, готового работать на Отделение. Хотя может это мне недоставало опыта, чтобы раскусывать таких налету. Лурье провел и меня, снимаю шляпу.

— Но это же не все? — оторвавшись от блокнота, спросил Клен. — Не томите, дражайший.

— Матвеев и Фрам, — сухо ответил журналист.

Клен улыбнулся.

— Это уже интереснее. Молю, скажите, что Константинополь не зря тратился на первый класс.

— Разумеется, не зря! — оскорбился информатор. — Матвеев недавно получил очень жирный заказ на портрет австро-немецкого магната Круппа.

Желудь присвистнул.

— Того самого?

— Сына того самого. Подарок на день рождения. И портрет писать будут в Константинополе. Из чего я делаю выводы, что Круппы либо будут присутствовать на мероприятии, либо будут в это время по иным причинам.

Клен кивнул.

— Проверим. Благодарю. А Фрам?

Лурье самодовольно улыбнулся.

— О, Фрам — это настоящая шкатулка с секретами. Не имеет вредных привычек, ни разу не был женат, ведет крайне аскетичный образ жизни. Казалось бы, все силы должны уходить на творчество.

— И все же? — приподнял темные брови Клен.

— Его подмастерье, Антоний Брага, кое о чем проболтался. Наш музыкальный гений спонсирует одну церковь. Что занимательно, этот католический приход расположен… В Букуреште. Храм Святого Сердца в Старом городе.

Желудь кивнул.

— Знаю такой. Австрийский приход, построили в позапрошлом веке. Дважды бомбили, но каждый раз отстраивали. Там по воскресеньям еще бесплатными обедами кормят.

— Так вот, — увлеченно продолжал Лурье. — Угадайте, кто еще из обозначенных лиц тоже недавно перевел значительную сумму в благотворительный фонд этой церкви?

— Вряд ли Матвеев. И уж точно не дива, — сказал Денисов.

— Крупп? — тихо отозвалась из угла дивана Аня.

— Именно, Аннушка. Тот самый Крупп. Сдается мне, кое-кому следует наведаться в эту церквушку, господа.

— А еще у НОАРДовцев, которые напали на нас, было новое австрийское оружие, — добавил я. — И они искали Соколова. Полагаю, меня.

Журналист широко улыбнулся.

— Значит, даже если мы работаем не над одним и тем же, то наши интересы точно пересекаются, — ответил он.

***

Букурешт оказался куда интереснее, чем его описывали в путеводителях. На мой взгляд, гораздо интереснее и глубже, чем зализанные и разрекламированные трансильванские городки, которые предлагали посетить. Может потому, что мое знакомство с Букурештом началось не с открыточных видов, а с очередного опасного приключения.

Из-за узких улочек, наполненных модерновыми вычурными зданиями, столица Дакии получила прозвище «Восточный Париж». До наших дней дошла примерно треть этого города — остальное уничтожили войны.

После разговора с Лурье я попросил Желудя проводить меня к месту встречи с Ириной.

На территорию старого города мы зашли со стороны набережной реки Дымбовицы. К моему удивлению, почти весь Старый город оказался пешеходной зоной. На улице уже стояла изнуряющая жара, а жёсткий белый свет убивал глаза.

— Тебе на Францеску? — уточнил Желудь, когда мы вышли на узкий переулок.

— На Каля Франта.

— Это одно и то же. Ну идем. Только не зевай и приглядывай за карманами. Воришек здесь полно. Охотятся на зазевавшихся туристов.

Основные улицы Старого города были достаточно широкими и ухоженными. На них было много магазинчиков и кафе, я даже заметил несколько сувенирных лавок. Обрамляли их отреставрированные классические и модерновые здания. Жарким утром здесь было не так много народу, но всё равно эти улицы не казались пустыми.

Количество кафе и ресторанов здесь просто зашкаливало. Несмотря на печальное прошлое столицы, на этих уютных летних улицах царила атмосфера какого-то праздника и торжества.

А вот мелкие улочки чем-то напоминали московские переулки возле Арбата — узкие, разветвлённые, с интересными названиями. Этакий островок глухоты в центре большого города. Но вот масштаб разрухи живо напоминал, сколько всего пережила Дакия. И самым печальным было то, что в разрухе пребывали в основном шикарные классические здания времён самого пика расцвета города.

— Есть такое выражение — «остатки былой роскоши», — сказал Желудь, заметив мой интерес. — Это про Букурешт. Красивый город. Был когда-то. Здесь кипела богатая и интересная жизнь, а сейчас от неё остались здания-призраки.

— Ну, город все-таки понемногу восстанавливают…

— Да только займет это не один десяток лет, — вздохнул мой проводник. — И то если очередной войны не будет. А если сюда снова решили запустить руки австрияки, то, поверь, Михаил, здесь снова разверзнется ад.

— Это пока что лишь догадки. У нас нет никаких доказательств, кроме слов Лурье.

— Насколько я знаю, Лурье не первый год нам помогает. И если уж он сам решил к нам заглянуть и поделиться сведениями, то основания для беспокойства есть. Впрочем, ты, Михаил, в это дело не лезь. У тебя свои заботы.

Свои-то свои, но если предположить, что все это было связано, то картинка у нас вырисовывалась совсем уж интересная. Ладно, рано делать выводы. Возможно, Ира сможет рассказать больше, если я задам правильные вопросы. Вдруг она видела конкретных людей на приемах? Или слышала что-нибудь об австрийских магнатах и дворянах…

Тем временем мы вышли на Францеску. Чёткой грани между разрухой и новизной в этом районе не было. Отдельные куски прилегающих улиц, близкие к выходам в «большой город» парадно прилизали. Но отреставрированные дома могли соседствовать с разрушенными почти до основания, а уютные и вполне европейские кафе нередко находились в зданиях, второй этаж которых был разрушен.

Окна где-то были заколочены картоном, а где-то — даже рисунками окон, да ещё и с силуэтами людей в них. В открытых окнах время от времени появлялись люди, походившие на цыган, и глядели вниз на отдыхающую молодёжь и туристов. На одном из балконов сидели двое плотных мужчин в одних трусах, выпивали с самого утра и рубились в домино.

— Вот мой салон, — сказал я, указав на вывеску «Parfait».

Витрина салона красоты пестрела какими-то надписями — видимо, с перечислением предоставляемых услуг. Пафосная и явно дорогая вывеска намекала на высокий ценник. Да и само здание, как ни странно, оказалось целым, свежеокрашенным и вполне симпатичным.

— Мне на задний двор, — уточнил я. — Не хочу здесь тереться.

— И правильно.

Мы завернули в арку, ворота которой были распахнуты. Красивые ворота, старинные — деревянные, тяжелые, даже сохранившие герб бывшего владельца. Внутренний дворик оказался совсем небольшим. Она стена была увита плющом, на нескольких балконах высадили яркие летние цветы. А еще здесь был настоящий старинный колодец.

— Давай туда, — Желудь указал на еще одну арку, что выводила на соседний переулок. Здесь, в Букуреште, почти не было дворов-колодцев в привычном смысле. Много где разбивали сады и старались засадить каждый свободный клочок земли деревьями или кустарниками.

Мы решили укрыться в тени арки. Я взглянул на часы — без четверти одиннадцать. Ирка должна была скоро появиться.

— Погоди-ка, — шепнул я и двинулся вдоль стены.

Салон занимал весь первый этаж, и окна нескольких помещений выходили во двор. Я заметил силуэты парикмахерских кресел и зеркал, увидел полки с различными флаконами и банками. Но меня привлекло не это.

В соседнем с парикмахерским залом окне склонилась над чьими-то руками девушка. Видимо, маникюрша или как там они назывались. У девушки на голове был темный объемный платок, который развязался и накрыл ее лицо черной вуалью.

И я узнал ее, вспомнил этот профиль. Приблизившись как можно ближе и взглянув в окно, я знаком велел Желудю убираться в арку.

Это была она. Та самая подружка Штефана из НОАРД. Девушка со шрамами.

Глава 27

Я молниеносно припал к стене так, чтобы эта девица не заметила меня, даже если бы посмотрела в окно. Тонкие, но острые ветки плюща впились мне в спину.

Черт. Черт! Черт!!!

Неужели и это было совпадением? Да хрен я в это поверю! Не бывает столько совпадений в одном здании. И вряд ли подружка Штефана случайно оказалась работницей этого салона. Следила за высокородными дамами? Подслушивала их разговоры во время косметических процедур? Вынюхивала что-то конкретное?

Мда, что-то чем дальше, тем проще не становилось. Так, Миха, давай по порядку.

Значит, австро-венгерские дома имели какой-то интерес в готовящемся празднике в Константинополе.

Австрияки наверняка поставляли оружие НОАРД — иначе откуда этим оборванцам взять новейшие штурмовые винтовки?

Штефан из НОАРД и его подружка очень хотели заполучить меня, чтобы заслужить лояльность некого Большого человека. А кому я мог понадобиться? Скорее уж Юсупову, чем австриякам. Вряд ли они вообще обо мне знали.

При этом Юсупов собирал вокруг себя одаренных и переправлял их в Константинополь, да и в самом Букуреште творилась какая-то нездоровая движуха.

Гипотетически, Юсупов мог устроить все это для того, чтобы обзавестись Великим Осколком, но доказательств тому у нас не было.

По отдельности все эти куски было трудно увязать друг с другом, но что если все это и правда было элементами одной большой и неприятной для Империи картины? Что, например, Юсупов заручился поддержкой домов Австро-венгерской империи, которой было выгодно ослабление России. Зачем? Ну тут все просто: Дакия и Новая Византия. Лакомые кусочки, на которые австрияки облизывались еще со времен, когда Константинополь был Стамбулом.

Да уж. Что-то мне все это настолько не нравилось, что даже говорить о своих умозаключениях никому не хотелось.

«Михай, ты чего?» — спросил ментально Желудь.

«Стой, где стоишь, и не высовывайся. Помнишь, я рассказывал о нападении НОАРД и о том, что они искали меня?»

«Да я склерозом пока что не страдаю».

«Не ерничай, Макс. Я только что видел в окне салона подружку того парня, который организовал нападение. Я ведь тогда прочел его память. Пытался выяснить, зачем они мной заинтересовались и хотели схватить. В воспоминаниях фигурировала эта женщина».

Даже на ментальном плане я ощутил, как перекосило Желудя.

«Уверен?» — осторожно спросил он.

«Да».

«Точно?»

«Блин, Макс, я не слепой. Это точно она. У нее слишком приметные шрамы, их даже маска не скроет!»

Я начал бочком пробираться подальше от салона, стараясь при этом не выпускать заветное окно из виду. Девушка со шрамами как раз закончила работу, отпустила клиентку и начала прибирать рабочее место. Когда она сняла одноразовую маску, я окончательно убедился, что не ошибся.

Она пропала из вида на какое-то время, а я вернулся под арку. Желудь испытующе на меня уставился.

— Вообще-то НОАРД — не наша работа… — шепнул он.

— Ну так-то и я не должен заниматься работой внешней разведки, — пожал плечами я. — Тем не менее…

— Я за ней прослежу. Встречай свою девчонку, а барышню со шрамами оставь мне.

В этот момент невзрачная дверь возле окон салона открылась, и во двор вышла подружка Штефана. Она устало опустилась на ступеньки, откинула вуаль за плечи и закурила, второй рукой выудив из кармана телефон.

Мы с Желудем юркнули под густое полотно плюща, а я на всякий случай повесил еще и непроницаемый купол, чтобы женщина не услышала случайные шорохи.

«Уверен, что разделяться — хорошая идея?» — спросил я. — «Судя по всему, эта женщина здесь работает. Так что проследить за ней можно и позже».

«Ага. Только у нее, судя по всему, закончился рабочий день. Или что-то случилось», — Макс указал на наш объект.

И правда. Телефон в руках маникюрши запиликал сигналом сообщения. Она тут же прочитала его и нахмурилась. Оглянулась по сторонам, потушила недокуренную сигарету и торопливо направилась в сторону улицы, параллельно кому-то звоня. Перед самым выходом из-под арки она накинула на лицо полупрозрачную темную вуаль.

«Я за ней», — сказал Желудь. — «Как закончишь здесь со своей дамой сердца, дай знать».

Он выждал несколько секунд и аккуратно выскользнул из-за зеленой завесы. Интересно, он не думал одеваться менее броско как раз на случай, если придется за кем-то следить? Или полагался на то, что успеет отвести глаза жертве?

Ладно, теперь это было его проблемой — чай, сам вызвался. А я, оставшись в одиночестве, попытался связаться с Ирой.

«Я во дворе. Ты на месте?»

«Да», — почти мгновенно отозвалась Ирэн. — «Заканчиваю. Скоро буду».

Она вышла спустя пять минут из той же двери, откуда ранее выбралась на перекур подружка Штефана. Ирэн растерянно оглянулась по сторонам, а я спохватился — дурень, забыл снять купол.

Впрочем, был и повод обрадоваться: если даже менталистка Ирина не заметила меня под этим наспех поставленным заклинанием, то я явно преуспел в практике отвода глаз и изолирования. Можно было себя поздравить.

— Пссс, дамочка! — громким шепотом позвал я. — Хочешь немного уличной магии?

Ирина состроила гримасу и направилась прямиком ко мне.

— Куда такая красивая намылилась?

— Выйди уже из образа, — проворчала она и оглянулась по сторонам.

Я увлек ее под арку, затащил за завесу из плюща и позволил чувствам немного выйти наружу.

— Аккуратнее, прическу испортишь.

— Слышал, здесь недалеко есть салон…

— Придурок ты, Миша! Идем отсюда, здесь рядом есть маленькая кофейня для местных.

— Уже считаешь себя местной? — подначивал я.

— Ну по-дакийски говорю уж точно лучше тебя, — с победной улыбкой ответила Ирина и поманила меня за собой.

Я невольно залюбовался. Вот уж кому Дакия точно пошла на пользу, так это Ирэн фон Штофф. Она и раньше была фигуристой, но сейчас ее тело окончательно оформилось и приобрело плавные женские изгибы. Золотистый загар выгодно подчеркивал золотистый блонд и смягчал контраст карих глаз. Она была одета в простое белое платье в какой-то мелкий цветочек, а за плечами на ленте висела соломенная шляпка. Тонкие браслеты позвякивали на запястьях, а наманикюренные пальчики украшали изящные кольца.

— Чего смотришь? — смутилась Ирина.

— Любуюсь, — честно признался я. — Красивая ты.

Ирэн засмушалась и даже слегка зарумянилась. Вот уж интересно, с чего такая реакция. Раньше она принимала комплименты как должное. Знала себе цену, знала, что была хороша. Возможно, здесь просто не было той толпы поклонников, что оружала ее в Петрополе. Но мне хотелось думать, что настоящая причина была в том, что именно я сделал ей комплимент.

Мелкими перебежками мы пробежали арку и следующий двор. Девушка указала на покосившуюся калитку.

— Нам туда. Есть проход через старый дом насквозь.

Она решительно повела меня в здание, состояние которого внушало серьезные опасения. Да на ладан оно дышало, откровенно говоря! Три этажа некогда красивого дома в стиле модерна теперь могли служить декорациями к какому-нибудь фильму про упадок Дакии.

Судя по всему, раньше здесь был фешенебельный отель. На первом этаже угадывалась былая роскошь ресторана, кое-где даже сохранились позолота и элементы фресок на потолках.

Стараясь ступать осторожно, мы перешагивали валявшийся на полусгнившем полу мусор.

— Осторожно, там дыра в полу, — предупредила Ира и ловко перескочила через кучу сваленных досок. Деревянные половицы заскрипели под ее весом, и я не решится туда ступать: если даже Ирку они едва держали, то мне там делать нечего.

Я обошел дыру с другой стороны.

— И давно ты стала сталкерить по заброшкам?

— Чем стала? — не поняла девушка.

— Сталкерить… Долго объяснять, да и значений много. Короче, давно тут лазаешь?

Ира остановилась и пожала точеными плечами. В помещении не было ламп и электрического света, но стены повсюду прошивали дыры, и через них внутрь лились солнечные лучи. Ирка казалась купавшейся в этих тонких лучиках, а вокруг нее танцевали поднятые пылинки. Хоть картину пиши. Даже жаль, что я не умел рисовать и не захватил фотоаппарат.

— Нет. Просто есть в этих разрушенных зданиях какое-то неуловимое очарование. Я никогда не любила декаданс и считала бредом воспевание упадка, но, оказавшись в Букуреште, поняла, что здесь это стало элементом культуры, — Ирка улыбнулась. — И я сама не заметила, как мне это понравилось.

Она повернулась и пошла вперед, а я поспешил за ней, жалея, что не было времени толком насладиться зрелищем. Впрочем, созерцание длинных загорелых ног и силуэта попы под просвечивающим в лучах солнца платьем казалось мне вполне достойной альтернативой.

Наконец мы вышли из этого дворца декаданса — прямиком на узенький переулок. Настолько узкий, что на верхних этажах балконы в домах соприкасались друг с другом, а растянутые веревки с сохнувшим бельем создавали своего рода балдахин над мощеной улочкой.

— Нет, все-таки иногда здесь бывает симпатично, — сказал я, разглядывая гирлянду из лампочек, протянутую между домами.

Какая-то старуха бросала с балкона остатки еды, и столпившиеся уличные кошки жадно ловили корм. Из соседнего окна выглядывала грудастая дама бальзаковского возраста в алой кружевной комбинации и купила, пуская дым колечками. Словом, куда ни зайди, сплошной южный колорит.

— Но жить ты здесь не захочешь, — улыбнулась Ира и, воспользовавшись моментом, взяла меня за руку. — Слишком много бардака и хаоса. Ты-то любишь порядок. Нам сюда.

Она указала на выкрашенную зеленой краской деревянную дверь. Над ней качалась старомодная вывеска, изображавшая чашку кофе, а возле окна-витрины выставили пару малюсеньких железных столов и стулья. На каждом стояла здоровенная металлическая пепельница, причем от них тянулись цпочки к основанию столов.

— Это чтобы не украли? — уточнил я.

Ирэн усмехнулась.

— Не-а. Чтобы не кидались друг другу в головы. Дакийцы — народ с горячей кровью… Особенно когда выпьют.

Она отворила дверь, и о нашем появлении просигналила хрустальная трель колокольчика. Молодой улыбчивый дакиец как раз выкладывал на стеклянную витрину выпечку и, заметив Иру, осклабился во все тридцать два зуба.

— Oh! Bună ziua, frumusețea rusă!

Ирина ответила на приветствие на довольно беглом дакийском. Да уж, она здесь явно не теряла времени. Можно сказать, уже освоилась как дома.

Моя спутница немного поболтала с работником о чем-то веселом, а затем заказала две чашки крепкого кофе и какие-то странные то ли трубочки, то ли рожки в глазури. Я с подозрением уставился на десерт.

— А это что?

— Cornete Boieresti. Боярские шишки, — усмехнулась Ирка.

— Чего?!

— Боярские шишки. Я серьезно, этот десерт так и называется. Поверь, Миш, это очень вкусно. И особенно хорошо заходит с крепким кофе без сливок.

— Верить-то верю. Но ты хотя бы скажи, из чего оно сделано.

— Расслабься, кишки не свернутся. Рецепт простой, но настоящие боярские шишки может сделать только настоящая дакийская мама. У Василя, — Ирка кивнула на молодого румына за стойкой, — матушка сама делает выпечку. Для теста смешивают яйца, муку и сахар. А для начинки делают крем из яиц, сахара, масла и какао. Настоящая сладкая бомба! И чтобы окончательно слиплось, для глазури смешивают сахар, какао и масло. Тесто переворачивают на листы, выпекают, а затем формуют в виде конусов. Затем их заливают кремом и обмакивают в шоколадной глазури. Теперь понимаешь, что лучше сахар в кофе не добавлять?

— Ага. — Я уставился настройную фигурку Ирки. — Скажи, а ты часто ешь эти боярские шишки?

— Дважды в неделю. Стараюсь каждый раз сюда заходить, если еду в салон.

— Ведьма. Жрет и не толстеет.

— Я просто много нервничаю, — сухо ответила Ирина. — К слову об этом. Миш, я тогда успела тебя предупредить, но, видит бог, тут такое творилось…

Я все же взял одну маленькую пироженку и сразу же запил ее глотком кофе. Что-что, а вот кофе варить в Дакии умели. Научились у Османов. Дакия вообще оказалась крайне интересным сплавом культур. Тут тебе и мамалыга, и медовые сласти, и кебаб, и дзадзики. Все на одном столе.

— Что было? — Я пододвинулся чуть ближе к Ире. — Как ты вообще смогла узнать, что нас вычислили по крови?

— Матильда подсказала. Миш, я уже не знаю, что и думать, — Ира привалилась к стене. — Она очень странно себя ведет. Если сперва я думала, что она переметнулась к Аспиде, то после таких предупреждений все больше убеждаюсь, что тетушка просто не может помогать нам открыто. Может она все же выполняет задание, о котором я не знаю?

Я пожал плечами.

— Мне о таком задании тоже ничего не известно. Корф ничего мне не говорил. Так что, полагаю, это все же личная инициатива Матильды. И меня беспокоит, что она решила пойти на это без поддержки.

Ирка решительно замотала головой.

— У нее есть поддержка! Я…

— Ир. При всем уважении. У тебя мало опыта. Я успокоюсь только когда сюда прибудет Корф собственной персоной с толпой вояк Тайного отделения. Если хочешь помочь — реально помочь, а не создавать имитацию бурной деятельности, то помоги Матильде дотянуть до этого момента.

— Не поняла.

— Я передал всю необходимую информацию Корфу. Все опасения, все доказательства, гипотезы и теории. Мне помогли люди, которые здесь полеживают для Отделения. Так что помощь, считай, уже в пути.

Ира застыла с поднесенной ко рту чашечкой.

— Правда?

— Да. Вот те крест. Ир, мы все сделали правильно. Ты молодец, что предупредила. Матильда молодец, что изящно играет на два фронта, но я тоже за нее переживаю. Не хочу, чтобы она стала жертвой Юсупова. Поэтому прошу тебя сосредоточить все внимание на тетке. В идеале вынуди ее уехать куда-нибудь на курорт, подальше от Букурешта и Констанцы.

— Дохлый номер. Не поедет.

— Значит, оберегай как можешь.

Ирка залпом допила свой крепчайший эспрессо и с тоской уставилась на пирожные.

— От этих разговоров аппетит пропал.

Я уже хотел было предложить ей прогуляться, чтобы немного отвлечь и успокоить девушку, но ощутил знакомый зуд установления ментальной связи.

«Михай, это Макс», — представился Желудь. — «Ты там как?»

«Пытаюсь успокоить одну юную особу».

«Дамы, особенно юные — это хорошо, но ты мне нужен. Я тут проследил за нашей меченой подружкой, и, должен сказать, маршрут у нее интересный. И припустила так, что еле догнал».

Я тяжело вздохнул. Уже знал, к чему это шло.

«Ну?»

«Давай-ка ноги в руки — и дуй к костелу Святого Сердца, дружище», — самодовольно протянул Корф-младший. — «У нас тут весьма интересная публика собирается. Контингент как на Пасху, что особенно интересно с учетом того, что сегодня будний день. Я тут Фрама увидел. И Матвеева. И, что самое интересное, только что на задний двор церкви подкатила дорогущая машина с австрийскими номерами».

— Миш, ты чего? — окликнула меня Ира. Кажется, она не заметила, что я общался ментально, и продолжила что-то рассказывать. — Ты меня слушаешь?

— Давай-ка прогуляемся, дорогая, — сказал я и поднялся из-за стола. — Знаешь, где церковь Святого Сердца?

Глава 28

Ира застыла с набитым ртом. С усилием прожевав последнее пирожное — кофе у нее закончился, а есть такую сахарную бомбу было тяжело даже ей, сладкоежке — она вытерла губы салфеткой.

— Нет, помнится, ты когда-то делал мне предложение, и я вроде даже согласилась, но… Мы с тобой, Миша, исповедуем иную конфессию. Костел Святого Сердца — католический.

Вот уж любила она подтрунивать надо мной делами прошлых лет. И, если что, я тогда пошел на все эти замуты с женитьбой для того, чтобы помочь ее тетке. Так что ей бы сбавить обороты и не поминать былое всуе.

— Ты, помнится, тоже едва не вынудила меня жениться на тебе, когда сама набросилась на меня в том домике у озера, — широко улыбнулся я, прекрасно зная, как ее засмущать. — Забыла, да?

— Ой все! Да поняла я, что тебе церковь нужна по делу, — проворчала Ирка. — Но почему именно эта?

— Там появились кое-какие дела, — уклончиво ответил я. Все равно не хотелось впутывать в этот непонятный австрийский движ Иринку.

Но, судя по всему, было поздно.

Девушка привстала над столиком и нависла надо мной. Я старательно отвел глаза от манящего декольте — неприлично все же так откровенно пялиться.

— Знаешь что, дорогой, — она заговорила тем самым ласковым и елейным голоском, который обычно не сулил ничего хорошего. — Или ты сейчас выкладываешь мне, что опять устроил, или я прямо здесь вскрою тебе череп и узнаю все сама. Я могу, ты знаешь.

— Ты знаешь, что легко не получится, — так же сладко улыбнулся я.

Ирка стерла с лица сладкую улыбочку.

— Я серьезно, Миш. Хватит уже меня оберегать. Я не древняя китайская фарфоровая ваза. Я могу за себя постоять, я знаю город. Язык в конце концов! У меня есть деньги и даже кое-какие знакомства. От меня будет гораздо больше пользы, если ты наконец-то выключишь рыцаря и позволишь мне работать!

Работать? Я почему-то зацепился за это слово. Так говорили мы, ищейки. Не служить, а именно работать, особенно когда вопрос касался какой-то конкретной задачи. Видимо, Ирка все же поднабралась у тетки профессионального жаргона.

Да, она была права. Я действительно старался оберегать ее как мог. Но вечно забывал, что Ирина Алексеевна фон Штофф, хотя и временно покинула Аудиториум, барышней была далеко не простой. У нее была хорошая база, ее обучала Матильда, да и сам Корф был наставником! Ну и романовская кровь, что в ней текла — а она, как известно, не водица.

Может и правда стоило дать ей больше свободы? В конце концов, у Ирины был во всем этом серьезный интерес — Матильда.

— Ладно, — вздохнул я и осторожно повесил над нами непроницаемый купол. Заметив это, Ирина выгнула подкрашенную бровь, но подалась вперед, готовясь слушать. — Значит, хочешь помочь?

— Нет, блин, мне просто нечего делать, и я торчу здесь с тобой от скуки.

— Спокойнее, Ир. Ты же знаешь, в Отделении лучше сто раз переспросят.

— Да знаю, — отмахнулась девушка. — Просто раньше с тобой было приятнее иметь дело. Пока ты окончательно не перешел на службу к дяде Вальтеру. Мне, конечно, пора было бы привыкнуть, что все вокруг вечно пытаются спасти мир, не ставя меня в известность. Но ты-то уж… Мы же не чужие люди.

Хотелось бы мне разложить ей все по полочкам, но это будет надолго, а Желудь ждал меня уже сейчас.

— Короче, ты знаешь что-нибудь о магнате Круппе?

Ирка расхохоталась.

— Что-нибудь? — прикрывая рот ладошкой, прыснула она. — Издеваешься? Его знает весь мир, если, конечно, мы с тобой говорим о том самом Круппе. Это старый немецкий род. Исторически они происходили из Эссена, и там до сих пор сохранилось их родовое гнездо. Но у Круппов обширные владения на территории Австрии, в том числе несколько заводов. Круппы больше всего известны как промышленники, владельцы сталелитейного и военного производства…

Военного производства? Я дернулся, когда еще один элемент мозаики сложился. Австрийские штурмовые винтовки новейших моделей в руках у НОАРД, австрийская движуха в Букуреште, а тут еще и Крупп, который рулит военной промышленностью…

— С этого места поподробнее, пожалуйста, — попросил я и встал из-за стола. — Только прошу, рассказывай на ходу.

Ира удивленно моргнула.

— Хочешь сказать, в этом как-то замешаны Круппы? — прошептала она.

— Возможно.

— Ох…

— Именно. Идем, Ир. Если хочешь помочь, идем. Побудь пока моей энциклопедией.

Девушка с готовностью кивнула и вскочила со стула. Я снял купол и, улыбнувшись парню за стойкой на прощание, открыл перед Иркой дверь.

— Пойдем тихим путем, — распорядилась подруга. — Но с уговором: я рассказываю тебе все, что знаю, а ты в ответ объяснишь, как все это связано.

— Договорились, моя старшая помощница по делам Дакии, — улыбнулся я.

Ирка остановилась.

— Скажи это.

— Что? — удивился я.

— Скажи.

Она старалась сохранить сосредоточенный вид, но в ее глазах плясали черти. Нет, не признания в любви она ожидала — для нее это было бы слишком банально. Она хотела услышать другое.

— И что бы я без тебя делал? — улыбнулся я в ответ.

Она не ответила, но словно засияла.

Все-таки Ирки мне не хватало. Не знаю, какой магией она обладала, но почему-то рядом с ней я чувствовал себя таким, каким хотелось быть всегда. Словно рядом с ней становился взрослее, более зрелым. Даже на мир смотрел как-то иначе.

Трудно описать это ощущение словами. И, пожалуй, мне удалось сформулировать его так: рядом с Иркой я чувствовал себя настоящим наследником графского рода, словно ее присутствие помогало принять мне это будущее. Отчего-то я знал, что именно эта девушка поддержит меня во всем. И пойдет со мной в любой ад.

— Идем, Миш, — она кивнула в сторону переулка.

— Ага.

— Так вот, о Круппах. С XVI века они известны как купцы. Круппы часто занимали должности казначеев или бургомистров Эссена. Первым промышленником в семье стал Фридрих Крупп, он основал литейный завод Круппов в начале позапрошлого века. А настоящую известность Круппам принёс его сын Альфред, который наладил выпуск бесшовных стальных колёс и стальных пушек. Его даже прозвали пушечным королем.

— И, как я понимаю, сейчас они тоже производят оружие?

Ирина кивнула.

— Да, в Линце главный завод. В Абтенау и Клагенфурте — два крупнейших австрийских сталелитейных производства.

Я покосился на подругу.

— И зачем ты собирала всю эту информацию?

— Затем, что в салоне у тетушки нужно уметь поддерживать светские беседы и развлекать гостей. Чем шире кругозор, тем лучше.

И то правда.

— Так вот, Альфред Крупп, сын Фридриха Круппа довольно рано остался без отца., — продолжала Ирина, демонстрируя поистине энциклопедические знания. — Предприятие, которое на тот момент имело всего семь рабочих мест и долги, перешло по наследству матери Альфреда. Тогда вдова совместно с сестрой покойного супруга решилась на настоящую по тем временам авантюру — они основали сталепромышленную компанию.

— Две дамы? В начале позапрошлого века? — Переспросил я.

— Ага. Говорю же. История рода Круппов заслуживает того, чтобы ее знать, — ответила Ира. — Ну и. Кроме того, я питаю особый интерес к женщинам, которые в старые времена не побоялись взять на себя мужскую работу. Считаю, это достойно лишь уважения.

— Ну да, — согласился я. — Род-то надо спасать, а тут уже все средства были хороши.

— Там вся семья отличилась. Слушай дальше. Альфред, юный наследник, бросил школу и принял на себя руководство фирмой, хотя официально фирма принадлежала его матери. К середине позапрошлого века ситуация изменилась. С развитием железнодорожного транспорта в Европе выросла потребность в стали для производства рельсов и осей паровозов. Тогда Крупп впервые начал поставлять вальцы из литой стали. Так что, можно сказать, Круппы попали в струю. Не знаю, везение или тонкий расчет, но с этого момента их дело начало развиваться на всех парах. Тогда у семьи случились первые знакомства с австрийцами, но производство было перенесено в Австро-Венгрию только в начале прошлого века, когда местной аристократии стало не зазорно вести дела с простолюдинами.

— Серьезно? Нет титула — нет контрактов?

— Вроде того. Кстати, о своих сотрудниках Альфред Крупп заботился всю свою жизнь. Ввёл страхование на случай болезни и строил квартиры для рабочих. Но в обмен он требовал от них полной лояльности по отношению к фирме. Такие преференции тоже были в новинку для Европы.

— Пока все звучит вполне благородно, — отозвался я. — И как они докатились до производства оружия, если Альфред был таким гуманистом?

— В Нижней Австрии он основал Берндорфский завод металлических изделий, на котором изготовлялись сначала столовые приборы. А производство оружия первоначально было хобби Круппа. После семилетних попыток он вручную отлил первый ствол винтовки. Считай, магнат так развлекался. Как известно, у богатых свои причуда. Первые попытки Круппа продать стальное огнестрельное оружие не имело успеха, поскольку военные того времени больше доверяли проверенной временем бронзе. По их мнению, сталь была слишком близка к железу, которое было хрупким и потому непригодным для производства оружия. Да и против нашей Благодати тоже приемов не было — мы сами на тот момент еще толком не изучили ее свойств.

— Но, как я понимаю, Крупп не остановился?

— Чтобы человек такого масштаба — и остановился? — усмехнулась Ирина, когда мы вышли на симпатичную площадь со старым колодцем. — Когда Крупп отлил первую пушку из стали, он передал ее прусскому военному министерству для ознакомления. Изделие оценили, но поначалу заказывать побоялись, так что это еще долго оставалось хобби.

— И как они тогда выжили? Не на столовых же приборах сколотили состояние?

— Нет, изобрели бесшовное колесо для железнодорожных составов. Это стало их основным продуктом на долгие годы. Поэтому логотипом фирмы «Крупп» является не пушка, а три лежащих друг на друге колеса. И все же Крупп снова вернулся к пушкам — изобрел новую версию казнозарядной пушки. И на этот раз победил — Пруссия сделала большой заказ. Объёмы продаж оружия наращивались очень быстрыми темпами, и вскоре Крупп поставлял пушки почти во все европейские страны. Это позволило совершенствовать орудия, внедрять новые технологии в производство. Самое забавное случилось позже, когда в Австро-прусской войне впервые в истории друг перед другом оказались войска, оснащённые Круппом. Вот после этого австрияки и пересмотрели свои взгляды на работу магната и начали всеми силами переманивать его к себе.

— И как же все-таки переманили?

Ирина остановилась у колодца, наслаждаясь прохладой.

— Сын Альфреда, Фридрих, не успел прожить долгую жизнь. Фридрих укрепил положение компании в качестве главного поставщика вооружения германской армии. А еще создал международный картель производителей оружия. Предприниматели обменивались технологиями и получали возможность продавать крупные партии продукции сторонам конфликта. Но Фридрих рано скончался, не оставил наследников, и все перешло к его сестре Берте Крупп, — Ирка улыбнулась. — И вот в этот момент все вспомнили, что женщине негоже вести дела. Поэтому при содействии многочисленный австрийских аристократов Берту выдали замуж за Эрнста фон Гогенберга. Высочайшим указанием императора молодоженам была дарована двойная фамилия, чтобы подчеркнуть могущество Круппов и знатность Гогенбергов. Вряд ли этот брак заключался на небесах, но австрийцы своего добились: Берта стала герцогиней, а оружейное производство Круппов начало перемещаться в Австро-Венгрию.

— Умно.

— Ага, только это едва не привело к новой войне, — проворчала Ирка. — Словом, вот такие веселые корни у нынешних Круппов. Точнее, правильно именовать их Круппами фон Гогенбергами. Эта промышленная империя выдержала все кризисы и потрясения нескольких веков. Некоторые восхищаются способностями Круппов — другие же приписывают им разжигание войн, использование рабского труда и стремление к наживе вопреки человечности. И у них даже есть свой настоящий замок — Артштеттен, в Нижней Австрии. Почти пришли, Миш. Церковь Святого Сердца всего в паре улиц отсюда. Теперь твоя очередь. Мне правда очень интересно, каким образом Аспида вывела тебя к Круппам.

Я оглянулся по сторонам. Тонкий в зазубринах шпиль готического собора высился над невысокими городскими домами. По кругу площади с колодцем росли деревья, и их тень помогла укрыться от жары.

Подойдя к колодцу, я достал воды и плеснул себе на руки и на лицо — хоть немного бы освежиться после всех приключений. К чести Ирки, она ни разу не сморщила нос и не сказала, насколько от меня несло ночными приключениями.

Итак, судя по тому, что рассказала Ира, Круппы могли действовать либо по указанию сверху — то есть от правительства или самого австрийского императора, либо, если им хватит наглости — от собственного имени. Наверняка в такой большой империи, как Австро-Венгерская, была своя подковерная возня. Понять бы, каким боком это коснется нашей Империи.

Что ж, теперь у нас есть шанс попытаться выяснить чуть больше. Я установил ментальный канал к Желудю.

«Как дела?»

«Скоро состарюсь, пока тебя жду. А так все ровно — наши гости зашли внутрь и пока не выходили».

«Скоро подойду. Точнее, подойдем», — сказал я. — «Жди».

Ирка подошла ко мне и, я положил руку ей на талию, а второй натянул ей на голову шляпу.

«Слушай очень внимательно», — сказал ей я ментально. — «Сейчас мы с тобой разыграем влюбленную парочку туристов, решившую зайти в симпатичную церковь. Твоя задача — украдкой взглянуть на всех и сказать мне, если кого-нибудь узнаешь. Но тихо и не привлекая внимание».

«Поняла», — спокойно отозвалась подруга. — «Задача простая, без проблем».

«Шляпу не снимай. Тебя могут узнать, если там будет кто-то из светских кругов».

Она кивнула и, подыгрывая мне, взяла меня за руку. Я сорвал с куста какой-то цветок и дал Ире в руки — пусть уж отыгрывает по полной программе.

«Когда у нас уже наконец будет нормальное человеческое свидание, Миш?» — усмехнулась младшая Штофф у меня в голове.

«А чем тебе такие не нравятся?»

Мы вышли к церкви со стороны переходной улочки, что примыкала к ней сбоку. Рядом стояли несколько дорогих автомобилей преимущественно немецкого производства: даже в этом мире германский автопром был знаком качества.

Ира скользнула взглядом по автомобилям.

«Вот тебе первая зацепка. Видишь тот серебристый „Шнайдер“?» — спросила она.

«Ага. Знаешь, чей?»

«Еще бы. Это, Мишенька, одна из тачек господина Шпеенхофа. Он завсегдатай Русского дома».

Я напрягся.

«И чем знаменит господин Шпеенхоф?»

«Он работает в посольстве Австро-Венгрии в Бууреште», — ответила Ирина. — «Неприятный тип. И, что хуже всего, он точно меня узнает».

Я плотоядно улыбнулся. Вот и нашлась головушка для взлома.

Глава 29

Я поднял глаза наверх. Храм Святого Сердца представлял собой образец поздней готики: базилика из трёх нефов одинаковой высоты. Причем это был явно не новодел — церковь казалась старой, мрачно-средневековой. И в ней чувствовалось что-то немецкое.

На колокольне молчал большой колокол, бликуя шлифованным боком на солнце. Большая часть внешней поверхности церкви была выполнена из рыхлого песчаника, и многие элементы оформления сильно пострадали от времени. Церковь украшали различные скульптуры, арки, каменные узоры, вившиеся по многочисленным порталам.

Самая старая и пострадавшая от времени скульптура — почти полностью разрушившийся бюст Иоанна Крестителя, находилась на хорах здания. Другие скульптуры изображали разных католических святых, но я узнал только святого Николая.

— Красиво, — выдохнул я. Из всех архитектурных стилей, которые были представлены в Петрополе, меньше всего было именно готики. Да, встречались новоделы — в одно время у аристократов были в моде английские поместья. И все же готика и для Петрополя, и для исконно русской части Империи была чуждой.

Здесь же собор смотрелся органично на фоне старых домов, узких, почти европейских, улиц. А пронзительно-голубое небо и яркое солнце создавали ощущение, что мы находились в какой-нибудь жаркой Италии или Испании.

— Идем? — спросила Ирка и на всякий случай надвинула шляпу на глаза. Она здорово занервничала после того, как узнала автомобиль Шпеенхофа.

— Погоди, — шепнул я и принялся вязать заклинание для “шифровки”.

Сперва создал классический непроницаемый купол сильной мощности — поскольку народу в храме могло быть много, пришлось закинуть побольше силы, чтобы выдержал внимание множества глаз и ушей. Затем, укрепив купол связкой из родовой силы и Благодати, начал натягивать на него “невидимку” — примерно это делал Желудь, когда вел нас к Папе Янко.

“Что это такое?” — нахмурилась Ирина. — “Не многовато ли вкладываешь? А если там артефакт отслеживания?”

“Тогда им придется постараться, чтобы нас найти”, — ответил я. — “Засечь — засекут, но мы уберемся раньше”.

Ирэн наградила меня полным сомнений взглядом.

“С ноги дверь выбиваешь, так демонстрируя свою силу. Но, надеюсь, ты знаешь, что делаешь”.

Что ж, хорошо, что обошлось без споров. При всей нежности к Ирине, мне все же было немного виднее, как поступать в подобных ситуациях. Опыт как-никак.

Я заметил Желудя — Орф устроился со стаканчиком кофе на скамейке на площади перед церковью. Мы встретились взглядами, и он едва заметно мне кивнул, тут же установив ментальную связь.

“Что за красотка?”

“Младшая Штофф. Если ты знаешь, кто это”.

“Разумеется, знаю. И на кой хрен ты притащил сюда родственницу женщины, которую подозревают в измене?”

“Потому что она тоже хочет разобраться в том, что происходит. И она может быть нам полезна”.

“Я против”.

“А я тебя не спрашивал”, — ответил я.

“Ты не думал, что эта девчонка может играть за тетку?” — продолжал настаивать Макс. — “Плохая идея, Михаил. Очень плохая”.

“Ответственность беру на себя”, — отрезал я. — “Жди здесь. Если что-нибудь заметишь, маякни”.

Желудь ничего не ответил, но даже на ментальном плане я почувствовал его неудовольствие. Ну, парень, извини. Говоря откровенно, у меня было немного оснований доверять даже самому Желудю. Он мог быть под контролем Юсупова, мог работать на австрияк за мзду, мог вести еще какую-нибудь игру.

Ирка, хоть и не была сотрудницей Отделения, все же оставалась мне другом. И даже больше.

— Идем, — я кивнул на двери церкви. На ступенях по обеим сторонам от входа стояли двое охранников — хрестоматийные мордовороты в черных костюмах. Руки сомкнуты на промежности в позе футболиста перед пенальти, на лицах — темные солнцезащитные очки. Прямо привет из “девяностых”.

Ира шла позади меня, стараясь не отставать — купол получился совсем небольшим, иначе отжирал бы силы с невероятной скоростью. Когда мы поднялись по ступеням, она остановилась.

“Погоди, Миш. Нужно подстраховаться”.

Я не успел спросить, что она задумала, как ощутил всплеск Благодати с ее стороны. Прошла секунда, другая — и охранники отвернулись от нас, словно фигуры в настенных часах. Каждый высматривал что-то вдалеке, и это созерцание настолько их захватило, что мы беспрепятственно подошли к дверям.

Заперто не было.

“Ну, идем”, — сказала Ира. — “Только давай побыстрее. Если меня узнают, будут проблемы”.

О, я это понимал. Медленно, надеясь, чтобы старые петли не скрипели, я отворил массивные двери. Окованные железом створки поддались с трудом. В нос тут же ударил запах церковных благовоний, воска и пыли — такая густая смесь, что аж защипало в носу.

Никогда не бывал в католическом храме, но знал, что туда может зайти любой человек, независимо от вероисповедания или его отсутствия. Головного убора при мне не было, так что снимать было нечего.

Сразу за входом располагался атриум, где стояла кропильница с освященной водой. Вроде бы верующие католики должны были опустить в нее пальцы, а затем перекреститься. Мы не стали этого делать. Во-первых, принадлежали к иной конфессии, во-вторых, не хотелось мне обманывать в церкви. Как-то неловко было.

Вход в основной зал предваряла еще одна пара дверей — попроще, чем входные, но выполненные из дорогих пород дерева. Я переглянулся с Иркой и осторожно вошел внутрь, сконцентрировав всю силу на том, чтобы отвести как можно больше глаз. Под ложечкой сосало, по позвоночнику бегал холодок, да и коленки отчего-то подрагивали.

Я снова лез в самое пекло, только пекло это внезапно оказалось на освященной земле.

Ирка тенью скользнула за мной через притвор, и я едва успел перехватить дверь, чтобы та не хлопнула. Подруга вздрогнула и задержала дыхание, но когда все обошлось, она тут же скользнула в темный угол. Я последовал за ней.

Дурея от запаха драгоценной смолы, я осторожно огляделся. Наш угол был в боковом нефе, отделенном колоннами от нескольких десятков рядов скамеек. Точно такой же неф был с противоположной стороны. Высокие потолки уносились ввысь, и разноцветный свет от витражей бросал на каменные стены затейливые рисунки. На верхнем ярусе блестели трубы органа, а стены были украшены статуями святых, картинами на библейские мотивы и массивными подсвечниками с толстыми восковыми свечами.

Совсем не как в наших храмах. Все было совсем иначе, но все равно создавалась атмосфера таинственности и торжественности.

“Смотри”, — шепнула Ира ментально. — “Люди у алтаря”.

Ближе к входу никого не было, зато ближе к алтарю на скамьях сидело человек двадцать. Все разные, если не сказать разношерстные. Судя по одеждам, здесь были и лощеные вельможи, и дельцы, и ремесленники — дакийцы, австрийцы, русские… Может и представители иных народов.

А вот разговоры, несмотря на обстановку, не отличались благоговением. Как раз в тот момент, когда мы вошли, говорила молодая женщина в черной вуали. Подружка Штефана, за которой следил Желудь.

— Мы не станем ничего делать, пока вы не выполните обещание, — на плохом греческом и с сильным акцентом говорила она, и в ее голосе сквозили упрямство и нетерпение. — Но вы не торопитесь!

Одетая во все черное, она стояла возле алтаря и спорила с человеком средних лет в дорогом костюме из серой блестящей ткани. Очень обеспеченный товарищ: на пальцах несколько перстней с крупными драгоценными камнями, булавка галстука сверкала бриллиантами, да и туфли явно были изготовлены на заказ.

“Это Шпеенхоф”, — сказала Ира и на всякий случай спряталась за колонной. — “В сером, у алтаря”.

Я присмотрелся внимательнее. Внешне я не находил его неприятным: да, не красавец, но этот мужик тщательно за собой следил и явно желал производить впечатление на окружающих. Темные волосы с сединой на висках он напомаживал и гладко зачесывал, имел гладко выбритый квадратный подбородок, глубоко посаженные небольшие глаза и низкий лоб. Немного несуразные черты, но ничего уродливого.

А затем он улыбнулся собеседнице — вежливо, но холодно. Отталкивающе. Улыбка, от которой создавалось ощущение, что тебе по морде провели наждаком.

— Госпожа Тереза, я помню обо всех наших договоренностях, — не прекращая улыбаться, ответил он. — Однако вы должны понимать, что даже наше могущество не безгранично. Мы вынуждены работать максимально осторожно, и в сложившихся обстоятельствах это будет не так быстро.

— Тогда не смейте требовать от нас подготовки! Пока Штефан к нам не вернется, и речи не идет о мобилизации!

Значит, эту дамочку звали Терезой… Неясно, поможет ли это, но лишним точно не будет. И что за мобилизация?

“Ир, не высовывайся”, — велел я. — “Я подойду ближе — нужно послушать. А ты постарайся разглядеть собравшихся”.

“Хорошо”.

Я переживал, что Ирка станет проявлять излишнюю инициативу, но пока она была исполнительной паинькой. Боялась?

— Дорогая Тереза, я в жизни не поверю, что господин Штефан — единственный военачальник в вашей народно-освободительной армии, — возразил Шпеенхоф, и несколько человек на скамье за ним закивали. — Насколько нам известно, Штефан — один из многих.

— Но он — лучший!

— Если ваш лучший командир умудрился оказаться в плену у пограничной полиции, то я начинаю думать, что ошибся с выбором, — вновь улыбнулся Шпеенхоф. — Быть может, нам стоит собрать собственную армию? Или привести своих добровольцев?

Тереза откинула вуаль с лица и с яростью уставилась на австрийца.

— Нас обманули! Подставили! Нам обещали, что Соколова удастся легко взять. Но это был не тот Соколов!

Шпеенхоф отступил на шаг и скрестил руки на груди.

— Я ведь предостерегал вас. Говорил не верить слухам. Обещал свою поддержку в поиске Соколова, когда он окажется в Дакии. Но вы не захотели делиться уловом — и жадность вас погубила. Теперь мало того, что вы упустили одаренного, так еще и потеряли важного товарища. А все потому, что пожелали выслужиться перед этим русским князем. Неужели вы так уверены, что он не избавится от вас, когда получит все, чего захочет?

Ира уставилась на меня округлившимися глазами.

“Миша! Они… о тебе?”

“Боюсь, что да”.

— Князь не получил Соколова, — прошипела Тереза. — И теперь это не имеет значения. Помогите вернуть Штефана — и мы выполним уговор.

— Почему я должен верить вам сейчас? — Шпеенхоф, сверкая перстнями, сделал изящный жест в воздухе. — Вы подставили нас, использовав оружие, что предназначалось для другой задачи. Вы обнаружили наш след, и то, что на нас теперь выйдут — лишь вопрос времени и сообразительности пограничников. Теперь вместо того, чтобы планировать операцию, мне приходится за вами подтирать. Не кажется ли вам, дорогая Тереза, что за вами теперь должок?

Тереза повернулась обезображенной стороной лица к свету.

— За это, — она указала на шрамы, — вы мне тоже были должны. Считайте, что отныне мы в расчете.

— Полагаю, плата, что вы получили за то задание, оказалась весьма исчерпывающей. Хочу напомнить, что сегодня я здесь не затем, чтобы торговаться, дорогая Тереза. От имени своего патрона я требую лишь исполнения договоренностей. Мы предоставили вам оружие и иные ресурсы для поддержки ваших инициатив. Взамен просим лишь единожды воспользоваться им тогда, когда мы скажем. Это посеет такой хаос и такую панику, что вам лягут все карты в руки. Хотите — захватывайте Парламент, хотите — поднимайте массовое восстание. Хотите — вырезайте целые кварталы неугодных. Нам все равно, наши интересы лежат в иной плоскости. Но сперва сделайте то, о чем мы договорились.

Ира прислонилась спиной к колонне, тоже подслушивая разговор. Даже в слабом освещении было заметно, как она побледнела, как дрожали ее губы.

— Хорошо, — сдалась Тереза и переглянулась с людьми, что сидели на скамьях с ее стороны. — Мы можем начать подготовку, вводных достаточно. Наш человек получил расписание о перемещении императора по Букурешту. Мы организуем несколько подходящих точек на его маршруте, откуда сможем начать действовать.

Я неотрывно смотрел на Макса Фрама. На кой черт композитору сдалось участие во всем этом? Что им двигало? Вряд ли он симпатизировал НОАРД. Не уверен, что и к Юсупову он питал симпатию. Что тогда? Австрийцы? Но кем он был для них? Шпионом? Вынюхивал информацию в российских светских кругах?

А Матвеев? Его-то как занесло? Чьим агентом был он? И какой интерес преследовал?

Блин, да здесь каждому следовало вскрывать мозги и выуживать сведения! Ладно, теперь хотя бы можно составить список и осторожно по нему двигаться…

“Миш, они говорят о поставке оружия”, — Ира даже ментально старалась говорить тихо. — “Шпеенхов работает на австрийцев. Значит, Австро-Венгрия поставляет НОАРД оружие. Это скандал! Нужно срочно предать эту информацию!”

“Не Австро-Венгрия, а Крупп. Твой любимый Крупп”, — ответил я. — “Правда, думаю, это согласовано с высшим австрийским руководством. Для Круппов война — источник богатства. Этой семье выгодно вооружить как можно больше сторон конфликта. А Австро-Венгрии выгодно вторгнуться в Дакию под шумок, когда здесь станет слишком жарко”.

“И все это на почве убийства императора…”

Хотелось заржать в голос. Вспомнился мне эрцгерцог Франц Фердинанд и начало Первой мировой в моем мире. Только в этой реальности австрияки оказались на другой стороне… А вот суть, кажется, осталась неизменной.

— Значит, договоренности в силе? — еще раз уточнил Шпеенхоф.

— Конечно, — кивнула Тереза. — Но к активной фазе подготовки мы приступим после того, как Штефан к нам вернется.

— Не переживайте, — ответил австриец. — Маховик уже запущен. Еще несколько дней — и вы воссоединитесь.

Девушка удовлетворенно кивнула и скользнула взглядом по пустующим скамейкам.

— Но я не вижу здесь представителей князя. Он вышел из игры?

Шпеенхоф пожал плечами.

— Приглашение было отправлено. Если он решит разорвать договор, мы будем разочарованы, но это ничего не меняет. Всем нужна война для удовлетворения наших амбиций. Вам — для реализации идей, нам — для продажи оружия, князю… Князь может сорвать крупный банк, если император погибнет.

Тереза нахмурилась. На некогда красивом лице молодой женщины проступили мелкие морщинки.

— В таком случае мне тем более непонятно, почему он не прислал своего делегата на встречу, — сказала она.

В этот момент двери притвора отворились, и собравшиеся обернулись на звук. Мне из моего угла не было видно вошедшего, но я услышал стук набоек по каменному полу церкви. Ира вздрогнула, отлипла от колонны и осторожно высунулась — с ее позиции было виднее.

Шаги приближались, и когда гость дошел до середины, Ира закрыла рот руками, чтобы не закричать. Поддерживая купол, я метнулся к ней, хотя уже догадывался, что стало причиной такой ее реакции.

Баронесса Матильда фон Штофф явилась с опозданием, но с привычной помпой: в элегантном платье и легком пиджаке, с уложенными в сложную прическу платиновыми волосами и неизменной ярко-красной помадой на пухлых губах.

В руке ее был привычный мундштук — сигарилла тлела, испуская тонкий дымок.

— Прошу прощения за опоздание, — низким, даже немного эротичным голосом, поприветствовала Матильда и выдохнула дым. — Полагаю, вы уже утрясли внутренние вопросы и мы можем наконец-то приступить к делу?

Глава 30

Ира мгновенно юркнула за колонну и обернулась ко мне.

«Я не понимаю… Ничего не понимаю. Совсем…»

Я, судя по всему, знал немного больше, правда, понятнее от этого не становилось. Итак, Матильда явно крепко связана с Юсуповым и компанией, раз оказалась здесь от лица князя. Что ж, хотя бы это стало яснее.

Другое дело, что ее истинные мотивы не были до конца мне понятны: либо она предала империю, либо слишком глубоко внедрилась. То и другое угрожало ее жизни. И меньше всего мне хотелось, чтобы это был первый вариант.

«Ир, не делай поспешных выводов», — сказал я и жестом велел ей убраться поглубже в тень.

«Но теперь ты мне веришь?!»

«Теперь я окончательно убедился, что у твоего беспокойства были все основания, да».

«И что делать?»

«Слушать, Ир. Слушать».

Матильда тем временем подошла к алтарю. Я заметил, что девушка со шрамом смерила ее неприязненным взглядом и поздоровалась сквозь зубы. Чего это она? Не была в восторге от работы с одаренными имперцами? Или ненавидела зажиточных аристократов?

Шпеенхоф манерно поцеловал протянутую руку Матильды.

— Баронесса, — улыбнулся он. — Не ожидал, что здесь окажетесь именно вы.

— Ждали посланника? Понимаю, — моя бывшая наставница ответила ему такой же сладкой и неестественной улыбкой. — Увы, его занимают вопросы, связанные с непосредственной деятельностью дипломатической миссии. Ведь визит императора все ближе…

— Именно! — вмешалась Тереза. — Нам нужны гарантии вашей поддержки. Вывозите всех колдунов в Константинополь. Но что останется нам?

Матильда обернулась к девушке из НОАРД.

— Считаете, что не справитесь своими силами? — Матильда выдохнула дым. — Тогда зачем отдавать вам Дакию? Текущее правительство вполне дружелюбно относится к моей родине.

— Мы заключили трехсторонний договор, дорогая баронесса, — поспешил разрядить обстановку австриец. — Пусть НОАРД получат Дакию. В конце концов, все равно им придется формировать новое правительство, и на все места революционеров не хватит. Так что будут учтены и наши, и ваши интересы.

— Интерес князя лежит в иной плоскости, и вы это знаете, — сухо ответила Матильда.

— Константинополь, да-да…

— Князю нужна мощная провокация в Букуреште. Это горячая зона, да и почти вся Дакия — горячая точка. Имперцы ожидают от местных провокаций, терактов и волнений — так дадим им это. Пусть думают, что все предусмотрели. Пусть получат свою провокацию и отработают хлеб. Пусть утратят бдительность. Все, что будет после, вас не касается. Могу сказать лишь одно — вы получите свою войну и сможете продать столько своих пушек, что придется строить новые заводы.

Я нервно сглотнул слюну. Значит, все же Константинополь. Вот истинная цель Юсупова. Провокация в Букуреште — именно что провокация. Логично, что имперские безопасники предполагают нездоровую движуху именно в Дакии: здесь сам бог велел устроить что-нибудь громкое и незаконное.

Охрана будет многократно усилена, маршрут скорректируют на случай различных нештатных ситуаций, в толпе будет куча подсадных уток, да и одаренные служащие ворон считать не станут. Что бы ни задумали НОАРД в таком случае, думаю, даже до самой провокации не дойдет — перехватят и обезвредят раньше. Особенно сейчас, когда я все знаю.

НОАРДовцев я нисколько не жалел — их выбор, их право. Правда, едва ли они сами понимали, с чем им придется столкнуться. На месте Штефана, видевшего, что мы устроили после крушения поезда, я бы трижды подумал прежде, чем соглашаться на эту авантюру. Но, видимо, договорились они раньше.

— С нашей стороны все в силе, — сказала Матильда. — Десять тысяч золотых рублей в случае успеха. Тысячу вы уже получили. Считайте, на подготовку. Остальное — в случае вашего успеха.

— Еще четыре вперед, — упорствовала Тереза. — У нас нет оснований вам доверять.

— Неужели? — улыбнулась баронесса. — Мы серьезно рискуем, доверяя вам свои планы. Откуда мне знать, что ваш дорогой Штефан не заливается соловьем в подвале у пограничной полиции? Быть может, он давно сдал и вас, и ваши планы, и все контакты.

И без того обезображенное лицо дакийки перекосилось от гнева.

— Он этого не сделает!

— Разумеется, он этого не сделает, дорогая, — ухмыльнулась Матильда, вытащила из мундштука прогоревшую до самого фильтра сигариллу и аккуратно убрала окурок в карманную пепельницу. — Потому что мы подстраховались. У нас есть способы заставить человека умолкнуть навеки, реши он разболтать лишнее.

Так вот почему Матильда молчала. Наверняка этот метод применили и к ней самой. И, видимо, заклинание связали очень хитро. Я отчетливо помнил, в каких муках погибали те, кого можно было допросить — и после инцидента во время Смотра, и позже. Аспида умела связывать языки.

И раз Матильду допустили до решения вопросов подобного уровня, она точно была привязана крепко-накрепко. Потому и молчала. Потому и хитрила, выдавая информацию по крупицам, надеясь на то, что Ирка все верно поймет и примет нужные меры.

Ох Матильда, ну во что же ты опять влезла? И, главное, зачем? Наверняка можно ведь было придумать что-то менее опасное.

Тереза тем временем отшатнулась от баронессы как от огня.

— Расслабься, милочка, — добавила Матильда. — Все с вашим драгоценным Штефаном будет хорошо, пока вы играете честно. Сглупите или решите сдать замысел — первым на тот свет отправится он, а затем и все вы. И никаких денег на строительство нового мира в Дакии.

«Я не узнаю ее», — шептала в моей голове Ира. — «Никогда не видела ее такой… Жестокой».

Не знаю. Мне-то как раз казалось, что сейчас Матильда вела себя в соответствии с обстоятельствами. И требовалось проявлять особую жесткость, если уж она работала под прикрытием или как это правильно назвать.

«Ира, не высовывайся», — велел я. — «Просто слушай и не делай поспешных выводов».

Тем временем Тереза продолжала торговаться.

— Половину от озвученной суммы — до операции, — настаивала она. — Нет гарантий, что вы не перебьете нас после того, как мы сделаем все, о чем договаривались.

— Нет, это слишком много.

— Дамы! Прошу вас! — С некоторой театральностью воскликнул Шпеенхоф — Так мы ничего не добьемся, и никто не достигнет своей цели. Матильда, душа моя. Прошу, дай им не пять, а, скажем, три тысячи в качестве подтверждение серьезности ваших намерений. В конце концов, в случае успеха это не будет иметь значения — Тереза и ее друзья получат все десять.

Баронесса долго молчала, и я ощутил всплеск силы с ее стороны. Очевидно, она связывалась ментально. Либо с Чрезвычайным посланником, либо даже с самим Юсуповым — теперь я мог ожидать от нее еще и не такого. Наконец она кивнула своим мыслям и подняла глаза на Терезу.

— Три тысячи золотом. Завтра. Больше не просите — нам тоже нужно время, чтобы вывести такую сумму со счетов. Тем более в металле, а не ассигнациями. Как вы понимаете, основные средства располагаются отнюдь не в Дакии.

Тереза нехотя кивнула.

— Хорошо. Вы знаете, куда их следует доставить.

Шпеенхоф вздохнул с облегчением.

— Что ж, в таком случае действуем согласно плану. Я дам знать, как будут новости о Штефане.

Девушка со шрамом молча кивнула и, обойдясь без церемоний, спешно направилась к выходу. Несколько дакийцев, что сидели на скамьях, поднялись и последовали за ней. Мы с Ирой затаились в тени бокового нефа.

«Узнала еще кого-нибудь?» — спросил я, пока люди понемногу расходились.

Ира покачала головой.

«Пару человек видела на приемах, но нас друг другу не представили. В любом случае Шпеенхоф среди них — самый важный».

«А что, по-твоему, могли здесь забыть композитор и художник?»

«Не знаю», — смутилась подруга. — «Может шпионят на австрийцев? Или у них свои особые задания».

Вот и я не знал. Но пора уже было начать крошить черепа. В смысле залезать людям в головы и выуживать информацию. Руки чесались начать с Матильды, но я знал Аспиду — слишком высокий риск. Одно неосторожное движение, одно неверное заклинание — и моя бывшая наставница погибнет.

А вот Шпеенхофа можно было попробовать расколоть.

Матильда и австриец как раз направлялись к выходу. Краем глаза я заметил, что Ира дернулась было в их сторону, но успел ее схватить.

«Даже не думай», — прошипел я ментально.

«Но…»

«Не сейчас. Если хочешь помочь во всем разобраться и предотвратить худшее, то у меня есть идея. И никто, кроме тебя, не сможет мне помочь».

***

«Ир, как ты там?»

«Все еще тебя ненавижу!»

Я ухмыльнулся.

«Что, дорогая, больше не хочется играть вшпионов?»

«Когда ты просил помочь, я не предполагала, что придется делать ЭТО!» — обиженно произнесла Ирина у меня в голове. — «Признайся, ты ведь специально все так подстроил, да?»

«Конечно! Я ведь все это время спал и видел, как ты запиваешь „Цезарь“ рислингом в компании австрийского хлыща».

План был дерзким и рискованным, но пока работал как по нотам. Правда, Ирку пришлось долго уговаривать.

И все же сейчас она сидела в новом дорогущем и невероятно модном европейском ресторане на главной улице Старого города и старательно изображала, что шуточки господина Шпеенхофа ей интересны.

«Ты мне должен, уяснил?» — продолжала шипеть мне в голову Ирка, параллельно обворожительно улыбаясь австрийцу. — «Век не расплатишься».

«Так долго жить не планирую. Но ничего, сочтемся. Ничего, дорогая, терпи. Осталось пережить горячее и десерт».

Справедливо рассудив, что трогать разум Матильды пока что не стоит даже мне, мы с Иркой решили сосредоточиться на Шпеенхофе. Желудь взял на себя слежку за Терезой, а я едва уломал Иру сыграть роль скучающей светской девицы.

— Согласись, ты — идеальная кандидатура, — убеждал я. — Он не увидит в тебе угрозы, поскольку ты постоянно при Матильде. Завуалировано намекни, что ты в курсе кое-чего, что вам лучше держаться вместе. Ты вроде упоминала, что он как-то давал тебе авансы?

— Ну, не прямо-таки авансы, — смутилась подруга. — Но оказывал знаки внимания, да.

— Значит, он в тебе заинтересован. И мне трудно его осуждать.

Итак, Ира сама связалась со Шпеенхофом и пригласила на ужин. Как это умеют лишь кокетливые женщины, намекнула на то, что ужин может перерасти в свидание, и усыпила бдительность австрийского дипломата сногсшибательным платьем.

«Давно не чувствовала себя такой дурой».

«Ничего, тебе иногда полезно».

«Рислинг, кстати, посредственный. Могли привезти и получше за такие деньги. Впрочем, неважно. Кажется, плачу не я».

Ирка, хоть и была не в восторге от моего плана, но свою задачу отрабатывала со стопроцентной отдачей. Ладно я — я парень непритязательный, дл меня она была красива хоть в мешке из-под картошки, но тут даже Шпеенхофа проняло до самых чресл.

Ира явно залезла в гардероб Матильды и появилась в ресторане в алом платье с глубоким декольте и разрезом до бедра. Образ дополняли босоножки на высоченных каблуках, белая накидка и изящная заколка в волосах.

«Даже жаль, что на его месте не я».

«Мог быть и ты», — злорадно отозвалась младшая Штофф. — «Сам виноват, твоя идея».

Ничего, еще погуляем, если все сложится. А пока мне нужно было, чтобы Ирина просто привела захмелевшего и утратившего осторожность австрийца куда следует.

Я следил издалека. С моего наблюдательного пункта было видно немного — столик парочки располагался возле окна, но обзору мешали мерцающие огоньки гирлянд. Уничтожая уже третий стакан крепкого кофе и выкурив половину пачки, я уже отсидел себе задницу — местные официанты не были расторопны и несли блюда долго.

Ира, словно почуяв мою смешанную с нетерпением усталость, отказалась от горячего и сразу перешла к десерту. Тем временем откупорили вторую бутылку рислинга, и Шпеенхоф явно разошелся. Я видел, что его лицо раскраснелось, дипломат то и дело словно невзначай касался руки Ирки, а она безупречно играла заинтересованную в собеседнике девицу.

Да уж, талант пропадает. Ей бы в актрисы. Кстати, раньше за ней я подобного не замечал. Неужели Матильда и правда успела немного ее подготовить?

«Скоро выходим», — предупредила Ира. — «Пока все по плану».

«Отлично. Мы готовы».

Десерт оказался каким-то плевком, размазанным по гигантской тарелке. Выпив еще по бокалу, парочка засобиралась на выход. Расплатился, разумеется, Шпеенхоф, хотя инициатором свидания была Ирэн. В высших кругах все еще не было принято, чтобы женщины платили за себя.

Ира довольно неплохо играла пьяненькую. Не знаю, к какой хитрости она прибегла, но разум ее был чист как стеклышко. А вот австриец захмелел и даже позволил себе предложить ей руку.

Они сели в уже знакомый мне серебристый «Шнайдер» — автомобиль подкатил к самому выходу.

«Я нас задержу», — предупредила Ира. — «Выдвигайся».

«Ты ж моя умница».

Я выбросил недопитый стаканчик в урну и направился к арендованному автомобилю. Сидевший за рулем Костя открыл мне дверь.

— Едем?

— Едем. Гони, дружище.

Денисова уговаривать не пришлось. В отличие от меня, он действительно умел лихачить за рулем, и сейчас дал себе волю. В этот момент я даже был рад, что в Дакии весьма наплевательски относились к соблюдению скоростного режима. Местный аналог автоинспекции мог простить что угодно за мзду. Одаренному же и вовсе не были нужны деньги.

— Ты все равно не гони слишком сильно. Неохота тратить время на разборки с полицией.

— Расслабься, — улыбнулся Костя и втопил педаль газа. — Тут недалеко. Даже испугаться не успеешь.

Водил он как черт. Мне пришлось ухватиться за поручень над окном, и это при том, что я заблаговременно пристегнулся. Издав подобие боевого клича, Денисов крутанул руль, и мы вписались в крутой поворот, едва не задев багажником ограждение.

— Убьешь же, чепушила! — заорал я от неожиданности.

Костя лишь расхохотался.

— Интересно, сколько бы денег мне отвалил за это Юсупов? Приехали, — он остановил автомобиль перед симпатичным особняком. — Говорил же — не успеешь испугаться.

Я вывалился на улицу и едва уговорил организм не отправлять кофе обратно. Давненько меня не укачивало. Денисов отогнал автомобиль подальше и присоединился ко мне. В окне первого этажа мелькнула тень — кто-то выглянул и спешно задернул штору.

«Все готово», — сказала ментально Грасс. — «Заходите».

Автомобиль Шпеенхофа подъехал десятью минутами позже. Я услышал, как мягко захлопали двери, как застучали каблуки Иры по мощеной дорожке, как хрипло засмеялся Шпеенхоф.

— Знаете, почему я пригласила вас именно сегодня? — Бесстыже строя глазки, Ира потянула австрийца за собой.

— Почему же, дорогая Ирэн?

Она улыбнулась и понизила голос.

— Потому что сегодня вечером моя тетушка стирает подошвы на очередной вечеринке, а прислугу она отпустила. Хотите насладиться действительно хорошим рислингом?

Шпеенхоф, казалось, даже слегка протрезвел от такого напора.

— Эм… Дорогая Ирэн, но что скажет ваша…

Девушка приложила палец к его губам.

— А кто сказал, что она узнает? Здесь только мои личные слуги, а они умеют молчать, как и все в нашей семье…

— Что ж, тогда не смею отказываться. Но сперва возымею наглость и попрошу о чашечке эспрессо.

— Разумеется, господин Шпеенхоф.

Австриец что-то шепнул водителю, и автомобиль двинулся дальше по улице. Ира же вцепилась в руку дипломата мёртвой хваткой и тащила к задней двери.

— Проберемся тайно, как воры, — заговорщически подмигнула она и легонько постучала в стекло.

Минуту спустя дверь отворилась, и перед ними возникла Грасс.

— Анна, сделай нам кофе, пожалуйста, — сказала Ира и потащила Шпеенхофа внутрь. — Мы будем наверху.

— Конечно, госпожа.

Аня задержалась на пороге на несколько мгновений, встретилась со мной взглядом и кивком дала понять, что все пошло по плану. Шпеенхоф согласился.

Ловушка захлопнулась.

Глава 31

Ира повела Шпеенхофа вглубь особняка. Когда их шаги стихли, я проскользнул через незапертую дверь. Денисов был на втором этаже, на подстраховке. Аня вызвалась встречать и даже успела переодеться в костюм прислуги. Планируя нашу маленькую операцию, мы рассудили, что встречающая девушка вызовет у австрийца меньше подозрений.

К счастью, у нас было время подготовиться. Ира сама отпустила прислугу, едва Матильда отбыла на очередной званый ужин. Воспользовавшись ментальными способностями, она убедила слуг, что они в этот вечер более не потребуются.

Аня осталась в особняке — помочь Ире подготовиться и поколдовать над парочкой артефактов, что могли нам пригодиться. А мы с Денисовым были своего рода охраной — на случай, если Шпеенхоф станет распускать руки или попытается разрушить наш план.

Впрочем, австриец оказался до обидного предсказуемым. Стоило Ире покрутить перед ним аппетитной задницей, как он поскакал за ней, позабыв об осторожности.

Что ж, тем проще.

— Поднимаются, — почти беззвучно шепнула Грасс, когда я зашел в дом.

Я кивнул.

«Ира отведет его в будуар. Я принесу кофе туда», — продолжила Аня ментально. — «Костя будет за дверью для подстраховки. А ты…»

«Я все помню, Ань», — перебил ее я. — «Все будет в порядке, не нервничай».

Я должен был войти вслед за Грасс. Никаких долгих прелюдий не предполагалось — просто зайду, сломаю ментальные защиты Шпеенхофа и вытащу все, что можно. Оставалось надеяться, что до его разума не добралась Аспида, и никаких сюрпризов нам не уготовили.

Аня тем временем сварила две чашки кофе и шлепнула меня по руке, когда я машинально потянулся к одной из них.

— Ша! Потом себе сваришь. Сперва работа.

— Извини. Я на автомате уже.

Грамм сервировала чашки на подносе, для убедительности добавила сахарницу и даже какую-то вазочку с печеньем.

«Смотрю, ты любишь игры с переодеваниями», — не удержался я. — «Сперва костюм официантки на вечеринке у Юсупова, сейчас — костюм горничной…»

«Ага. Косте тоже нравится», — огрызнулась она и, перехватив поднос покрепче, направилась к лестнице.

Я последовал за артефакторшей. Безукоризненно ориентируясь в «служебных» помещениях, она вышла к основной лестнице. Вряд ли Матильда приобрела этот дом — наверняка арендовала у местной аристократии на несколько лет. И все же рука баронессы здесь чувствовалась. Чувство стиля, присущее старшей Штофф, прослеживалось в каждой детали — от дизайна мебели до всяких безделушек и статуэток в стенных нишах.

Поднявшись на второй этаж, Аня замедлила шаг и прислушалась. Из конца коридора доносился смех Ирины и низкий шепот Шпеенхофа. Ну, тварь, только попробуй перейти границы — сделаю имбецилом до конца жизни. И хотя Ирка могла и сама за себя постоять, но меня замучает совесть — ведь это я толкнул ее на эту авантюру.

Грасс постучала.

— Кофе, госпожа.

Смех прекратился, и я услышал голос Ирины:

— Входи, Аннушка.

Ловко придерживая одной рукой поднос, словно заправская официантка, Аня повернула круглую дверную ручку и потянула на себя. Я прижался к стене, на всякий случай сконцентрировав силу в районе ладоней. Благодать рвалась наружу, руки зудели и чесались.

Аня медленно вошла в покои Иры — я услышал мягкий шорох ее туфель по ковру.

— О, эспрессо, — оживился Шпеенхоф. — Понимаю, пить со сливками ночью — дурной тон, но может у вас найдется…

— Боюсь, сливки закончились, господин, — ответила Грасс и слегка обернулась в мою сторону. — Но если вы желаете, я пошлю шофера в ближайший магазин… Однако придется немного подождать. Увы, кухарка не предупредила меня…

Австриец отмахнулся.

— Полно вам! Уверен, черный тоже получился роскошным! Прошу, добавьте в мою чашку ложку сахара.

Пока Аня отвлекала его разговором, я скользнул в комнату и, сконцентрировав силу на Шпеенхофе, отвел ему глаза. Ира меня увидела — и едва заметно кивнула. Пока Аня размешивала сахар в чашке гостя, я переместился ближе. Будуар представлял собой небольшую комнатку, предварявшую спальню, и здесь он был оформлен совсем уж по-девичьи. Ира и Шпеенхоф развалились на диванчике перед низким столиком на тонких металлических ножках.

Я обошел их и оказался прямо за спиной Шпеенхофа. Он только было потянулся к чашке, которую протягивала Грасс, как я положил руки ему на макушку.

— Тихо, господин Шпеенхоф, — шепнул я ему на ухо. — Сопротивление бесполезно.

Дальше все происходило стремительно, всего за какие-то секунды, но мне казалось, что я видел течение самого времени. Так бывало всегда, когда приходилось прибегать к мощной силе.

Аня резко поставила чашку на стол и на всякий случай активировала «Берегиню». В следующий момент она метнулась к двери, преграждая выход нашему пленнику. Для надежности еще и барьер поставила.

Ира резко развернулась, треснувшись ногой о столешницу, и влепила ему пощечину.

— О, весь вечер этого хотела!

Когда ее ладонь коснулась щеки австрийца, тот вздрогнул — со стороны это выглядело обычным рукоприкладством, но я ощутил резкий выброс силы. Ира таким образом повесила заклинание. Шпеенхоф снова содрогнулся и оцепенел.

— Ты что с ним сделала?

— Парализовала, — спокойно ответила подруга. — Чтобы не рыпался. А то ручки начал распускать.

Шпеенхоф в ужасе вращал глазами, и в его взгляде читались растерянность, смертельный испуг и мольба. Он не мог произнести ни слова — воздействие Иры оставило ему лишь возможность дышать и моргать.

— Приступай, — велела девушка. — Времени не так много. Матильда не останется там до утра.

— Угу.

Первым делом я начал искать возможные сюрпризы от Аспиды — уже был научен горьким опытом. На аспидовцев работали отличные менталисты, и мне пришлось прибегнуть ко всей своей силе и внимательности, чтобы попробовать отыскать ментальную «бомбу».

— Ну как? — стоя у дверей, спросила Грасс. — Есть чего?

— Есть. И даже больше, — отозвался я и засопел от напряжения.

Все-таки Юсупов — или его неизвестный патрон — подстраховался. Очень тонкая работа, вряд ли даже Корф заметил бы этот узелок, не знай он, что искать. Совсем небольшое ментальное уплотнение на одной из естественных защит, но оно играло роль растяжки для разрывной гранаты. Не заметишь, не обезвредишь, заденешь при сломе защиты — и объекту конец.

Я ощутил прикосновение женской руки. Ира. Ее сила.

— Давай вместе, — потребовала она. — Я тоже хочу все увидеть. Мне это важно.

Я не стал спорить, лишь коротко кивнул, позволяя ей войти в ментальный план Шпеенхофа.

«Видишь этот узелок?» — спросил я и указал на «бомбу». — «Пока не трогай. Это внедренная хреновина может сжечь мозги быстрее, чем мы проломимся».

«Не видела такой раньше».

«Полагаю, нечто подобное стоит и на разуме твоей тетушки. Хотя наверняка у нее что-то посерьезнее будет. Здесь, скорее, защита от дурака».

«И как это убирать?»

«Следи за руками и не повторяй в домашних условиях».

Ирка чуть отстранилась — я почувствовал, что она соединила свою силу с моей и ощутил щекотание бурного потока потенциала Романовых. Казалось, он даже немного раскрылся и стал ярче с прошлого раза. Хотя может тогда я просто не понимал, куда смотреть и что отслеживать. С тех пор все-таки немного поднаторел.

«Работай. И пользуйся моей Благодатью, если понадобится».

«Спасибо».

Я приблизился к узелку, чтобы рассмотреть его детальнее. Инородное вмешательство, но завязано на разум. Соединено тонкими, едва различимыми нитями с основным ментальным планом, словно даже вплавлено в него. Значит, нужно выжигать вокруг с небольшим запасом, как хирурги удаляют опухоль. Насколько я знал, обычно всегда прихватывают немного здоровой ткани, чтобы уж наверняка.

Так я поступил и сейчас. Соединив ментальный поток с боевой силой, я конфигурировал его в подобие ментального «Кладенца» — только обычный был силовой проекцией боевого оружия, а я сделал его ментальный аналог. Осторожно вонзив острие в ментальную материю, я принялся вырезать защиту.

«Кто-то научил или сам догадался?» — спросила Ирина.

«Сам, но помогли. В Отделении много думали, как справляться с этой хренотенью. Решили, что только резать. Развязать может лишь тот, кто вешал эту защиту».

Осторожно, словно работал с высокоточным лазером, я резал дальше. Хорошо, что для этого не требовались руки — наверняка они бы у меня сейчас дрожали. А так концентрация разума спасала, хвала выдержке, кофе и стащенному у Денисова куреву.

«Таааак… Сейчас будет момент истины».

Я замкнул круг и принялся осторожно отделять пораженный участок от остального ментального плана. Ира напряженно молчала, но ее сила передала мне беспокойство девушки.

«Оп!» — узелок вместе с небольшим куском ментала отвалился, и я мгновенно его испепелил. И лишь после этого вспомнил, что вообще-то должен дышать.

Шпеенхофа затрясло. Быть может, он знал, что за предохранитель защищал его тайны.

— Расслабься, мужик, — улыбнулся я. — Не помрешь. По крайней мере, не от этого.

Австриец судорожно вздохнул и хотел что-то промычать, но из спазмированного горла вырвался лишь хрип.

Зато протрезвеет.

— Теперь работаем, — распорядился я. — Ира, помоги с защитами. Так будет быстрее.

Подругу не пришлось уговаривать. С хирургической точностью она пробивала один слой неповоротливого природного барьера за другим. На такую работу было любо-дорого смотреть. Сразу чувствовалась работа щепетильного менталиста. Если так пойдет дальше, то со временем она могла бы добраться до уровня Радаманта. Способная девушка, хотя порой это и напрягало.

— Готово, — сказала она, когда в последнем слое образовалась дыра, достаточная для нашей работы. — Идем в воспоминания?

— Ага.

— И что ищем?

— Все. Все, что пригодится.

Пролистывая слои, словно страницы фотоальбома, мы искали знакомые лица, декорации, места.

И, наконец, одновременно остановились на воспоминании в каком-то очень дорого обставленном зале. Я считал память — это было примерно два года назад.

На длинной столешнице из мрамора вперемешку лежали бумаги, папки, карты, писчие принадлежности и несколько гаджетов. Тускло светился монитор дорогого ноутбука, мигал сообщением на немецком мобильный телефон. Совещание было в самом разгаре, но затянулось глубоко за полночь.

Шпеенхоф опустил взгляд вниз, на свои руки, и отметил, что испачкал чернилами манжет своей сорочки. Пятна всегда его бесили, но сейчас требовалось сосредоточиться на деле.

— Вы считаете, время подходящее? — спросил он хмурого человека, сидевшего во главе стола.

Говорили по-немецки, но я понимал смысл. Воспоминания так работали — передавали образы и смысл, и знание языков не требовалось. Человек, к которому обращался Шпеенхоф, был канцлером. Второе лицо после императора в Австро-Венгрии.

— У нас появился могущественный союзник в России, — ответил канцлер. — Конечные интересы у нас разнятся, но вот в некоторых промежуточных целях мы совпадаем. Настало время оказать помощь повстанцам в Дакии. Чем сильнее они станут, тем нам же лучше.

— А чего хочет союзник из России?

— Власти. Могущества. Быть может, даже трона — кто знает? Для нас важно лишь то, что этот союзник готов настолько дестабилизировать обстановку в своей империи, что ей станет попросту не до Дакии. Мы же получим превосходную возможность укрепить свое влияние на этой земле. В конце концов, не одной же Екатерине Великой реализовывать давние проекты. Нам интересен выход к Черному морю.

— И вы полагаете, что НОАРД способны долго удерживать власть? — спросил человек, которого воспоминания Шпеенхофа идентифицировали как старшего Круппа.

Канцлер устало улыбнулся.

— С нашими деньгами и вашим оружием они способны продержаться столько, сколько потребуется. Но их будущее будет зависеть от их сговорчивости. Поэтому, господа, я объявляю о начале подготовки. Дозволение императора получено, тайный указ подписан. Более нет смысла медлить.

Крупп откинулся на кресло с высокой резной спинкой.

— Значит, вы так решили помочь мне с моей проблемой…

— Почему нет? Вы жаловались на сокращение заказов. Сетовали, что заводы простаивали. А так вы получите большую войну и многократно покроете все убытки, господин Крупп.

Магнат уставился на Шпеенхофа.

— Что скажете, Теодор? Как обстановка в Дакии? Они готовы?

Дипломат пожал плечами.

— Дакия всегда беременна войной, вы же знаете. Недовольства имеют место во все времена. Да, ряды НОАРД здорово проредило новое правительство, но они взяли далеко не всех. У меня остались полезные знакомства. А что до революционных настроений… Не мне вам объяснять, как легко их можно подогреть при наличии денег и оружия.

Я вышел из образа и почувствовал волнение Иры.

— Значит, это настоящий международный заговор? Где Дакия — предмет желаний австрийцев?

— Выходит, так, — ответил я. — Причем санкционирован он на высочайшем уровне. Наш Шпеенхоф действует от лица канцлера и Круппа, дорогая. Ему дали карт-бланш. И им не нужна наша империя сильной — потому что, насколько я понимаю расстановку сил сейчас, текущее правительство запросит помощи именно у нас.

— Да, это так. Парламент Дакии — пророссийский. И если НОАРД удастся совершить то, что они намерены… Будет гражданский конфликт, Миша!

— Тихо, Ир. Ищем дальше. Нам нужно нарыть как можно больше. И хорошо бы спрятать Шпеенхофа и передать в руки…

А кому его передавать?

Правительству? Нет гарантий, что они не выдадут его австрийцам. Наверняка там тоже есть заинтересованные в перевороте люди, и мы не знаем, кому из них доверять. Ладно, об этом подумаем позже, когда перестанем копаться в голове у дипломата и вырубим его.

Я начал копаться дальше и вскоре нашел другое важное воспоминание — заинтересовался знакомой обстановкой и вскоре понял, что чутье не подвело.

Теодор фон Шпеенхоф спешно покидал украшенный фресками зал Русского дома — торопился в одну из комнат отдыха, куда не было доступа остальным приглашенным. Было душно, пахло женскими духами и сухим розе. Австриец промокнул испарину на лбу носовым платком, но легче не стало. Он нервничал. Эту встречу пришлось готовить много недель, и даже сейчас все могло сорваться и пойти прахом.

Если он ошибется на этот раз, Крупп, этот старый маньяк, сотрет его в порошок. Нет, провала допускать нельзя. Слишком много средств вложено, слишком много сил потрачено. От того, сумеет ли он договориться, сейчас зависела его, Теодорова, жизнь.

Чрезвычайный посланник тоже незаметно покинул бал и уже ждал его перед входом. Рядом с ним попивала вино роскошная платиновая блондинка в эффектном наряде. Тоже русская?

Посланник положил руку на дверную ручку.

— Предупреждаю, его сиятельство — человек крайне своеобразный. И все же вам нужно ему понравиться, если вы надеетесь на сотрудничество.

— А люди из НОАРД будут?

Чрезвычайный посланник усмехнулся.

— Мой дорогой Теодор, разве печеный поросенок получает приглашение на ужин?

Глава 32

Я осторожно вышел из ментального пространства разума Шпеенхофа. Можно было поискать еще информацию, но для меня все уже стало понятно.

Интересную партию разыграли Юсупов и австрийцы. Привлечь НОАРД как основную силу и ею же пожертвовать. Уверен, Аспиде на повстанцев было глубоко плевать, а австрийцам, если уж они желали прибрать Дакию к рукам, нужен был кто-то более покладистый в правительстве.

И все же НОАРД были идеальным оружием для достижения целей: уже организованные, нацеленные на результат, горячие. То, что доктор прописал, если хочешь сделать грязную работу чужими руками. Не удивлюсь, если Юсупов пообещал позже помочь устранить некоторых особо несговорчивых повстанцев…

Мда. Интересно, что скажет Тереза или ее любимый Штефан на такой план?

— Миш, ты рановато вышел. Там есть еще кое-что, — сказала Ира.

— М?

— Воспоминания о недавнем приеме в Русском доме. Там были мы с тетушкой. А я все гадала, куда она тогда запропастилась в самом разгаре веселья…

Судя по тому, как замедлилась ее речь, Ира все же решила посмотреть эту сцену. Но довольно скоро она ко мне вернулась.

— В самом Русском доме ничего не происходило. Зато после этого наш Шпеенхоф встречался ночью в той же самой церкви с женщиной по имени Тереза. Речь шла о поставке вооружения. И там фигурировала твоя фамилия.

Я кивнул своим мыслям. Видимо, как раз тогда НОАРДовцы выпросили новенькие штурмовые винтовки, планируя захватить поезд. Что ж, совсем уж списывать со счетов повстанцев я бы не стал: Штефан с подружкой все же попытались перестраховаться и набить себе цену. Правда, им не повезло — с заложником вышла осечка. И все же идея была здравая. Думаю, за мою башку Юсупов отвалил бы достаточно золота — лишь бы я просто больше не путал Аспиде карты.

— Ладно, Ир, хватит с него. Шпеенхоф не одарен, длительное вмешательство может ему навредить, сама знаешь.

— Хорошо, — отозвалась младшая Штофф.

Медленно, по миллиметру, я принялся отрывать руки от головы Шпеенхофа. От него все еще разило даже не страхом — ужасом. Но к этому добавилось и недоумение.

Закрыв канал к его менталу, Ира едва заметным жестом сняла с пленника заклинание оцепенения, и в следующую секунду он в корчах повалился на диванчик.

— Аааа! Голова! Господи, какая же мигрень! У меня сейчас глаза лопнут!

Сторожившая выход Грасс лишь криво усмехнулась.

— Скажи спасибо, что вообще выжил. Судя по всему, головушку-то тебе заминировали. И та боль, которую ты чувствуешь сейчас — лишь тысячная той, какую бы ты испытал, сдетонируй заклинание защиты.

Мы с Ирой переглянулись, и я пожал плечами.

— Не знаю, не испытывал. Но у тех, кому не посчастливилось, глаза натурально лопались, как перезревшие ягоды.

Шпеенхоф, уткнувшись правым виском в твердый подлокотник, лишь застонал.

— Таблетку, изверги… Прошу, дайте хотя бы обезболивающее…

Черт. У меня никогда не было мигрени, но вот матушка моя, настоящая, из старого мира, ими страдала. И в моменты приступов ей становилось до того плохо, что порой приходилось вызывать «скорую» — никакие анальгетики эту боль не брали. А врачи кололи какую-то адскую смесь препаратов, после которой мама едва могла проснуться наутро. Так что на мигрени я насмотрелся, и Шпеенхофа сейчас было по-своему жаль. Это не похмелье. Это в разы хуже.

— Не помогут тебе таблетки, — вздохнул я и, обойдя диванчик вокруг, присел возле австрийца. — Ладно. Считай, это жестом доброй воли.

Я протянул к нему руку, активируя целительный поток. Шпеенхоф вскрикнул, шарахнулся от меня и тут же издал стон, напоминавший брачный крик старого марала.

— С такой болью лучше не шевелиться, — улыбнулся я с цинизмом юного врача. — Сюда иди, смертник. Лечить буду. Ты нам нужен в сознании и добром здравии.

Наблюдавшая за этой сценой Ира поправила бретельку платья и озадаченно на меня уставилась.

— Признаюсь, я ожидала немного другого от допроса.

— Привыкай, — кряхтя, отозвался я. — У нас и не такой абсурд бывает.

Видимо, боль оказалась настолько сильной, что австриец передумал сопротивляться. Обреченно подставив голову больным виском поближе, он прикрыл правый глаз и скривил лицо в гримасе невероятного страдания.

Я быстро подхватил поток, шустро конфигурировал диагностику — а вот на красное вино этому товарищу лучше не налегать, оно нередко усугубляет головные боли. Ладно, не будем мучить. Быстро добравшись до очага боли, я сперва растворил источник, а затем добавил чистой целебной силы — заодно станет бодрее и протрезвеет. Хотя на его месте я бы уже давно был трезв как стеклышко.

— Ну как, полегчало? — спросил я, отстранившись от жертвы допроса.

Шпеенхоф осторожно кивнул и для надежности даже ощупал висок.

— Святая Дева Мария… Вы и правда умеете даже это…

— Мы и не такое умеем, как ты уже мог убедиться.

— Почему я все еще жив? Мне говорили, что если кто-нибудь…

Ира продефилировала к столику, налила воды и протянула пленнику.

— На ваше счастье, господин Шпеенхоф, мы не впервые сталкиваемся с подобной ловушкой, — тихо сказала она и оглянулась на меня. — Мой… Друг позаботился о том, чтобы сохранить ваши жизнь и рассудок.

Теодор фон Шпеенхоф залпом выпил поданную воду и с сожалением взглянул на опустевший стакан. А затем поднял на меня слезящиеся глаза.

— Выходит, вы спасли мне жизнь, господин?

— Я лишь выполняю свою работу, — спокойно ответил я. — Калечить и убивать людей мне не доставляет удовольствия. Нам нужны ваши сведения, воспоминания, но не ваша смерть.

— К слову о воспоминаниях, — Аня достала из кармана небольшой предмет и бросила в мою сторону. Я поймал его на лету и удивился тяжести. Это был маленький шарик из горного хрусталя, явно зачарованный на запись. — Для надежности лучше зафиксировать все, что вы увидели.

Здраво. Я передал камень Ире.

— Знаешь, как им пользоваться?

— Теоретически.

— Приступай к практике. А я пока побеседую с нашим гостем.

К Шпеенхофу вернулась способность трезво мыслить. Он с опаской покосился на меня, когда я придвинул кресло и расположился напротив пленника.

— Ну, Теодор… Могу я называть вас так?

— После всего, что здесь произошло, я не оскорблюсь.

— Замечательно, — я позволил себе любезную улыбку. — Вам известно, кто я?

Шпеенхоф внимательно изучал мое лицо. Вдумчиво, неторопливо — нервы у мужика были как канаты, что дало ему сто очков в моих глазах. Наконец, он откинулся на спинку дивана и ослабил галстук.

— Позвольте провести логическую цепочку. Вы оказались в доме Штоффов — значит, знакомы с ними. Или хотя бы с госпожой Ириной. Вы говорите по-гречески с русским акцентом, хотя, должен признать, языком владеете весьма недурно. Наконец, вы одаренный — причем настолько квалифицированный, что смогли снять защитный блок с моей памяти. Однако ранее я не видел вас в местном свете. Очевидно, вы предпочитаете скрывать свое пребывание в Букуреште. Учитывая все эти обстоятельства, а также характер моей деятельности и место нашей беседы, я склоняюсь к тому, что вы, господин, состоите на службе в особых органах Российской империи.

Грасс рассмеялась со своего поста.

— Браво, Шпеенхоф! Разложили как по нотам.

Я налил еще воды и подал стакан пленнику. Заслужил.

— Что ж, даже жаль, что вы так легко попались, Теодор.

— Поддался слабости, грешен, — отпив несколько глотков, ответил австриец. — Признаюсь, я не учел, что госпожа Ирина может быть замешана. Ее тетка сделала все возможное, чтобы убедить всех нас в том, что юная Ирина не принимает никакого участия в проекте. Снимаю шляпу, Ирина Алексеевна. Вы меня переиграли. И все же мою гордость уязвляет, что вы пригласили меня на ужин отнюдь не из личной симпатии. Признаюсь, я был окрылен надеждой.

Ага. Только вот крылышки-то я тебе подрежу, любитель молодых сочных девиц. Чтоб не повадно было.

Но в какой-то мере мне даже был симпатичен этот австриец. Даже сейчас, когда его жизнь всецело зависела от нас, он пытался сохранять достоинство. Хотелось отнестись к пленнику с уважением.

— Итак, Теодор, буду с вами откровенен, — я подался вперед, уставившись дипломату прямо в глаза. — Ваше положение незавидно. Мы нашли нужную информацию в ваших воспоминаниях. Пусть и невольно, но вы выдали планы своих хозяев. Не думаю, что они это оценят.

— Разумеется, не оценят, — сохраняя хладнокровие, ответил Шпеенхоф. — Однако, раз вы завели этот разговор, выходит, я еще могу быть вам полезен.

Я пожал плечами.

— Это решит мое начальство. Но если согласитесь подтвердить свои воспоминания в более материальном ключе, уверен, возможно взаимовыгодное сотрудничество.

И лишь сейчас у австрийца начали немного сдавать нервы. Его лицо побледнело, и он спрятал руки под расстегнутым пиджаком, явно не желая показывать мне свое беспокойство.

— Почтенный господин без имени, — криво улыбнулся он, но его глаза продолжали настороженно бегать. — Думаю, вы прекрасно понимаете, что после сегодняшнего мне заказан путь назад. Это провал. Крах. Я дискредитировал себя как специалиста и человека, достойного доверия. И, конечно же, мои покровители позаботятся о том, чтобы наказать меня по всей строгости.

Я придвинул недопитый стакан ближе к Шпеенхофу.

— Именно поэтому я предлагаю сотрудничество с моим начальством, Теодор.

— Мне не нужно сотрудничество, — раздраженно выплюнул пленник. — Мне необходимо убежище! Пусть я не знаю всего о планах своих покровителей и союзников, но, поверьте, даже десятой части того, что мне известно, достаточно, чтобы попытаться убрать меня любой ценой.

Что же ты тогда рассекаешь по Букурешту без охраны, соколик мой? Так и хотелось задать этот вопрос вслух, но я решил не язвить лишний раз. В конце концов, сейчас нарисовалась возможность договориться. Силу я уже показал — и Шпеенхоф сделал верные выводы. Теперь следовало продемонстрировать умение нормально разговаривать с людьми без пушек и «Колобков».

— Полагаю, имеет место неопределенность формулировок, — улыбнулся я. — Разумеется, ваше сотрудничество с моим ведомством предполагает переезд в Петрополь. Боюсь, замысел вашего начальства и союзников оказался слишком дерзким для масштабов Букурешта. От вас потребуются максимально полные показания, а мое руководство позаботится о том, чтобы месть вас не настигла. Разумеется, вы можете предпочесть принять смерть в искупление позора, но какой в этом смысл, Теодор? Вы — человек проницательный, как все мы уже могли убедиться. Уверен, в Империи найдут применение вашим талантам.

Шпеенхоф насмешливо приподнял бровь.

— Даже так?

— Кадрами не разбрасываются, Теодор.

Австриец наконец-то взял себя в руки и вернул прежнее спокойствие.

— Вы ручаетесь, что сможете это устроить?

— Я могу поручиться за то, что с сегодняшнего дня возьму вас под свою защиту до прибытия основных имперских сил. Затем передам вас своему начальству — им можно доверять, они заинтересованы в скорейшем раскрытии заговора, который вы организовали. И чем больше сведений вы предоставите, чем значительнее будет ваша помощь, тем выгоднее вы сможете сторговаться.

— А мне говорили, что имперцы не торгуются…

— Имперцы не торгуются с террористами и безумцами. Что, впрочем, нередко совпадает. С разумными людьми всегда можно найти точки соприкосновения.

Теодор фон Шпеенхоф удивленно улыбнулся.

— Вы весьма смышлены и обладаете хорошо подвешенным языком для своего возраста, юный господин, — сказал он. — Если вся знатная молодежь в Империи столь деятельна, сколь и вы, боюсь, моя страна пообломает о вас зубы.

— Вы согласны, Теодор? — вмешалась до того молчавшая Ирина. — Это выгодная сделка. Но другого предложения может и не поступить.

Шпеенхоф кивнул.

— Согласен. И прошу убежища немедленно.

— Это можно устроить, — ответил я. — Правда, не думаю, что вы оцените тамошние ароматы. Место довольно колоритное, с какой стороны ни посмотри. Впрочем, сейчас не до жиру.

Здорово, Миха. Пообещать приют у Папы Янко, даже сперва не договорившись со стариком. Сначала говорим, а потом думаем, как обкашлять вопросик. Ну да ладно, барон вряд ли откажет, особенно если дело касается спокойствия в городе.

— В таком случае я считаю себя обязанным сделать небольшое дополнение в качестве подтверждения серьезности моих намерений. Мне говорили, что имперские аристократы, и особенно офицеры крайне трепетно относятся к вопросам долга и чести. Буду считать, что данное вами обещание нерушимо.

— Слово дворянина, — ответил я. — У нас действительно принято отвечать за слова и поступки.

— Тогда знайте, что кульминацией заговора должно стать нападение НОАРД на императора Алексея и его семью, когда они будут проезжать по столице. Знайте, что для НОАРД это станет отправной точкой к захвату Парламента и ряда государственных учреждений. Они намерены взять власть под контроль — это было им обещано. И знайте, что князь и мои покровители не намерены исполнять это обещание. НОАРД как элемент власти не выгоден моему покровителю. С ними сложно договориться, их идеи выходят за рамки наших амбиций. Они неудобны.

— Это я понимаю.

— Покушение на императора намерены повесить на повстанцев. Будут выбраны сакральные жертвы с той и с другой стороны. Мои патроны желают видеть новое правительство Дакии лояльным к Австро-Венгрии, и для этого будут выбраны отдельные люди.

— Это я тоже знаю.

— Но знаете ли вы, какую выгоду ищет для себя во всем этом ваш земляк князь? — улыбнулся Шпеенхоф, словно действительно хотел меня удивить.

— Порадуйте.

— Я обладаю лишь обрывочными сведениями, но, уверен, вам, как знатокам внутренних дел в Империи, не составит труда связать все воедино, — медленно, наслаждаясь каждым словом, говорил австриец. — Князю в идеальном варианте нужна смерть всей императорской семьи, чтобы не осталось прямых наследников. Мне точно неизвестна причина, но, насколько я понял, это связано с Константинополем. Князь переправляет туда одаренных, чтобы выкрасть или взять под контроль какой-то предмет. Этот предмет надежно охраняется, и к нему может получить доступ не всякий.

Мы с Ирой переглянулись, и у меня все похолодело внутри. Неужели все-таки Великий Осколок?

— Продолжайте, — сухо сказал я.

— Князю нужно усыпить бдительность имперских служб. Если я все верно понял, то нападение на императора в Букуреште — отвлекающий маневр. Настоящая операция будет проходить в Константинополе. Увы, меня не посвящали в детали, но я точно понял, что речь шла о неодушевленном предмете. Князь крайне скуп на подробности.

— Зато, кажется, я понимаю, что он намерен сделать, — подала голос Аня Грасс. — Гибель императорской фамилии позволит легко перепривязать Великий Осколок к новому роду. В князе течет имперская кровь, и ему легко удастся сконфигурировать силу под себя. Но даже если они не погибнут… Даже если просто ослабнут, князь получит возможность провести ритуал привязки и выжить после этого.

— Да как они могут ослабеть? — возмутилась Ирка.

Артефакторша нахмурилась.

— Если разом применят очень много силы, что дана им Великим Осколком. Например, чтобы отразить масштабное нападение. Или в случае, если их серьезно ранят. Или… Или если опасность будет угрожать огромному количеству людей, и они попытаются их защитить. — Аня закашлялась. — Романовы могущественны. Но не всесильны и не бессмертны. И именно этим, полагаю, Юсупов и воспользуется.

Глава 33

Я пораженно уставился на Аню. Нет, разумеется, я понимал, что могущество Романовых имело пределы. Но все же я своими глазами видел, что сделал император во время Смотра в Аудиториуме. Тогда казалось, что это далось ему легко, но, видимо, были нюансы. Впрочем, никто бы на месте государя не показал своей слабости — сила правителя во многом зиждется на его могуществе и непобедимости.

И все же, если Грасс сейчас была права, то Юсупов пытался подгадать и даже создать максимально выгодное стечение обстоятельств.

Романовы путешествуют без Великого Осколка — эту каменюку, конечно, можно было бы таскать с собой, но практического смысла в этом не было — после привязки к артефакту сила оставалась с человеком. Да, с расстоянием сила немного ослабевала, но не критично. По крайней мере, обладателям потенциала точно было не о чем беспокоиться.

И все же Букурешт явно был выбран не зря: случись что серьезное, Романовы опустошат резерв, и подпитаться им будет неоткуда. Придется ехать либо назад в Петрополь, либо, что куда вероятнее, в Константинополь. Можно, конечно, воспользоваться добровольно отданной силой подданных, но я сомневался, что этого будет достаточно. И Юсупов точно это знал…

Таким образом, если в Букуреште случится трындец, то Романовы растратят силу и станут слабее, а связь с Великими Осколками будет ослаблена. Идеальный момент, чтобы попробовать перепривязать артефакты к новым владельцам.

— Аня, расскажи, какой механизм у ритуала перепривязки, — попросил я. — Если ничего не путаю, твой отец изучал Великие Осколки?

Грасс деловито кивнула.

— Да, его допускали проводить ряд экспериментов. Но о привязке я знаю лишь теоретически — как вы сами понимаете, уже три с лишним сотни лет в нем не было необходимости. Государевы дети автоматически получают силу, а новопришедшие в императорский Дом…

— Не тяни! — торопила Ира. — У нас не так много времени.

Аня наградила бывшую однокурсницу грозным взглядом, но скандалить не стала. Лишь вытащила сигарету из кармана и прикурила от огненного заклинания.

— Короче, все просто и сложно одновременно. Просто — потому что сам ритуал довольно прозрачен. Сложно — потому что в Великих Осколках концентрация силы такова, что ведет она себя немного по другим законам.

— Это понятно, — отозвался я. — Но чего мы можем ожидать от князя?

— В венах Юсупова течет кровь Романовых, и он наверняка попытается работать через эту слабую привязку. Привязка может быть по роду и по крови. Когда женщина Романовых уходит из семьи и переходит в другой род, ее отсекают от Великого Осколка.

Я удивленно вскинул брови. Даже так? Не знал, что все настолько жестко. С другой стороны, вполне понятно, почему. Сила любого Осколка — величина постоянная. Сами каменюки могут нести различный потенциал, но он остается неизменным для каждого отдельно взятого артефакта.

Даже если одаренный отдаст всю свою силу, то сможет восстановить ее в рамках своего ранга от Осколка. Быстро — при контакте с артефактом, медленнее — без лишних телодвижений. И сам Осколок тоже каким-то чудом восстановит исходный потенциал. Процесс не самый быстрый, но стабильно рабочий — все эти закономерности нам объясняли еще на втором курсе.

И эта особенность, в свою очередь, регулировала количество одаренных дворян. Расплодился — стал слабее. Особенно это касалось низкоранговых аристократов. Обладателям сильных Осколков это грозило в меньшей степени. И хотя сила Романовых не шла ни в какое сравнение с остальными, резон отрезать уходящих в другой род родственников у них был — незачем растрачивать то, что предназначается узкому кругу.

— Значит, Юсупов будет проводить ритуал через кровь, — заключил я. — Чем это проще?

Аня глубоко затянулась и выдохнула тонкую струйку дыма.

— Потребует меньше сил на исполнение. Смотри, по сути, будет иметь место не перепривязка к представителю другого рода, а перераспределение силы в рамках крови. Чтобы это получилось, нужно, чтобы на какое-то время ослабели связи с текущими носителями силы Осколка — тогда получится либо разорвать их вовсе, либо максимально переконфигурировать…

— То есть отрезать государя и цесаревича от силы, — тихо сказал я. У меня уже не осталось сил удивляться дерзости плана Юсупова. Но, черт возьми, в какой-то степени можно было восхититься этим замыслом. Настолько безбашенно, но при этом у него получилосьподойти максимально близко к цели.

Аня кивнула.

— Вроде того. Просто через кровь это сделать проще. Но в идеальном варианте для князя, конечно, добиться гибели текущих носителей силы…

— Даже думать об этом не хочу! — воскликнула Ирка. — Это немыслимо!

— Но все к этому идет, — отозвался я. — Судя по всему, сперва они хотели попытаться реализовать этот план в Петрополе. Не вышло — мы успели им помешать. Тогда помогло то, что Аспида слишком полагалась на безнаказанность. Сейчас князь решил попытать счастья снова. Боюсь представить, во сколько ему обошлась подготовка. И все же… Это последняя возможность для Юсупова. Петрополь для него закрыт. В Константинополе тоже будет одна попытка. Думаю, наш опальный князь пойдет ва-банк.

Моя старая подруга совсем побледнела.

— Так все это время ты работал… Над этим? Ты… Ты знал? Или предполагал, что…

— Не я один. Но с Юсуповым мы уже имели неудовольствие познакомиться.

— О господи…

«Тихо, Ир. Давай без паники и прочих рефлексий», — сказал я ментально. — «Держи себя в руках. Обсудить успеем, но сейчас, как понимаешь, нужно подсуетиться».

«Да. Конечно… Прости».

Она действительно быстро вернула самообладание. Слушавший наш разговор Шпеенхоф все это время помалкивал — быть может, потому, что недостаточно хорошо знал русский, на который мы перешли, обсуждая ритуал. И все же память я бы ему подтер — нечего разбрасываться такими тайнами.

Грасс покосилась на пленника.

— С этим в итоге что делать?

— Свяжусь с Желудем, попрошу снова попросить за нас у Папы Янко, — пожал плечами я. — Сейчас у него безопаснее всего.

— Уверен? — вмешалась Ира. — Мне кажется, сейчас нигде не безопасно. Все-таки Юсупов не променад замыслил, а организовал настоящий международный заговор. Думаешь, ему есть дело до какого-то Папы Янко?

Зато Папе Янко точно было дело до мира в его родном Букуреште. Отчего-то я не сомневался, что от старика не убудет приютить одного смышленого австрийца. К тому же со Шпеенхофом явно было о ем поговорить.

— Если вы планируете перевезти меня в другое место, вынужден настаивать на том, чтобы это произошло как можно скорее, — подал голос пленник. — Меня станут искать, а мой шофер непременно расскажет, где в последний раз меня видел.

Да уж, Ирка подставилась. И наверняка подставила еще и Матильду. Нужно придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение их исчезновению — разумеется, Ирину теперь тоже нужно спрятать подальше от Аспиды. Ладно, есть пара мыслей. Можно попробовать залезть в голову шоферу Шпеенхофа и немного запутать следы.

От размышлений меня отвлек свет фар, резанувших яркими лучами по стеклам. Ирка тут же вскочила и подбежала к окну.

— О черт!

— Что там?

— Тетушка. Вернулась. Это ее автомобиль.

Мы с Грасс переглянулись. Нет, Шпеенхофа Матильде сейчас нельзя было показывать. Хотя… Если продолжить разыгрывать карту свидания, она, конечно, разозлится, но это хотя бы спасет наши шкуры. На какое-то время.

Пока Матильда находилась под воздействием ментальных чар, лучше было и вовсе не показываться ей на глаза лишний раз. Судя по всему, над головами аспидовцев работал очень хороший менталист, а это означало, что в его арсенале могли быть и другие не менее неприятные фокусы. Например, умение смотреть чужими глазами…

— Миша! — побледнев до цвета дорогой итальянской бумаги, Ира поманила меня к себе. — Видишь? У меня точно нет галлюцинаций?

Я перемахнул через низкую спинку диванчика и осторожно, бочком, подобрался к окну. Автоматические ворота как раз закрывались за въехавшим темно-красным седаном какой-то редкой модели. Матильда была в своем репертуаре.

Я узнал бывшую наставницу — как всегда, с прической волосок к волоску, в каком-то темном и явно очень дорогом наряде… Разве что обута была в туфли без каблука, а сверху на платье накинула некое подобие летнего пальто. Но хрен с ней с Матильдой — я узнал ее пассажира и тоже едва не поперхнулся от удивления!

Корф, мать его! Пистолет Пистолетыч собственной персоной. Слишком хорошо знакомый мне суровый профиль, уже наполовину седая голова, вечный кожаный плащ…

— Быстро же он подорвался, — только и сказал я, оглянувшись на Ирку. — Вечер перестает быть томным. Что делать будем?

— Я ему доверяю, — подумав, ответила подруга. — И тетушка не привезла бы его сюда, будь у нее хоть какие-то сомнения. Думаю, она хочет, чтобы он ей помог.

Забавно, что Корф ни словом не обмолвился о своем прибытии. Не связался ни со мной, ни с Денисовым. Да и Желудю вряд ли сказал — Макс бы нашел способ передать нам такие новости. Вместо этого Корф ломанулся прямиком к Матильде. Интересно, очень интересно.

Что же у них все-таки за отношения такие странные? Или все из-за старых тайн?

Я установил ментальный канал с Денисовым.

«Заскучал на посту? Спускайся к нам. Планы меняются. Здесь шеф».

«Шеф?» — не понял товарищ. — «В смысле?»

«В смысле Корф. Сам удивлен. Дуй к нам. Раз Матильда привезла его сюда. Значит, вряд ли ждет других гостей. Можно не стоять на стреме».

«Словечки у тебя… Дуй, стоять на стреме…», — проворчал Костя и обрубил канал. Минутой позже я услышал его шаги.

Матильда и Корф тем временем вошли в дом, причем воспользовались тем же боковым непарадным входом, что и мы. Да уж, тетушка знатно удивится, обнаружив вместо слуг нашу честную компанию. Впрочем, Пистолетыч тоже вряд ли ожидал получить такой прием.

Ира уставилась на Шпеенхофа.

— Вы же не будете глупить, Теодор?

— Не в моих интересах, Ирина Алексеевна.

— Тем лучше, — Грасс отлипла от двери и кивнула Ирке. — Я за ним присмотрю.

Австриец скользнул заинтересованным взглядом по длинным стройным ногам артефакторши, но, напоровшись на ее колючий взгляд, отвел глаза.

— Идем, — сказал я. — Нечего тянуть.

Быть может, получится сразу передать пленника Корфу, и тогда Желудю не придется пресмыкаться перед Папой Янко. Не знаю уж, на каких условиях они там сотрудничали, но внебрачный отпрыск моего шефа явно не был в восторге от идеи просить что-то у негласного хранителя Букурешта. Так что баба с возу — волки сыты.

Ира вышла первой, за ней — Аня и Шпеенхоф, я замыкал. В коридоре нас уже ждал Денисов — застыл, словно статуя. Даже, казалось, не дышал. Поэтому когда он шевельнулся, Ирка дернулась как ошпаренная и прикрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть.

— Горазд пугать…

— Извини. Так что за план?

— Нет никакого плана, — ответил я. — Если не считать того, что мы сейчас нарушим второй тет-а-тет за вечер.

Судя по шорохам, Матильда и Корф расположились в гостиной на первом этаже. Я услышал звон хрусталя, звук вытаскиваемой пробки, а затем до меня долетел запах сигарилл баронессы.

— Ирэн? — донесся голос Матильды, когда подруга принялась спускаться по лестнице. — Ир, это ты?

— Да.

— У нас гости.

— Я знаю.

Матильда вышла к лестнице с бокалом виски и своим вечным мундштуком. Корф, видимо, остался в гостиной — видимо, тетя Мотя решила сделать племяннице сюрприз. Увидев нашу делегацию, баронесса застыла.

Повисла театральная пауза, и в этой тишине я слышал, как щелкнул зажигалкой Корф в гостиной. Матильда по очереди оглядела нас с ног до головы и, сохраняя невозмутимость, крепко затянулась.

— Ты меня побила, Ириш, — спокойно проговорила она. — Кого я точно не ожидала встретить здесь сегодня вечером, так это господина Шпеенхофа. И, надеюсь, ты не испортила мое платье. Это эксклюзив от Тьерри.

Австриец изобразил поклон.

— Должен заметить, я здесь не столько по своей воле, сколько вследствие драматичного стечения обстоятельств.

— Это я уже поняла. Что ж, в таком случае придется нашим гостям познакомиться, — она обернулась в сторону гостиной. — Вальтер! Достань еще бокалы. Весь сервиз.

Денисов украдкой вопросительно взглянул на меня, но я лишь слегка пожал плечами — черт знает, что задумала эта экстравагантная женщина. Ирина тем временем смело шагнула вперед, и нам ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.

Вошедшая первой, Матильда нас представила.

— Всех, кроме господина Теодора фон Шпеенхофа, ты знаешь, — сказала она и села в кресло. — Располагайтесь, господа. Сдается мне, я догадываюсь о причинах присутствия Теодора здесь.

Вальтер внимательно посмотрел мне в глаза.

«Как это понимать, Соколов?»

«Вам кратко?» — я не удержался от ерничанья. — «Шпеенхоф работает на австрийцев, которые вместе с дакийскими повстанцами и Юсуповым решили устроить политический переворот, свергнуть текущее правительство и заодно убить нашего государя, чтобы Юсупов завладел Великим Осколком. Это если кратко».

«Ты пил?»

«Только кофе. Но много. И, если что, Вальтер Макарович, я сейчас говорил абсолютно серьезно. У нас есть доказательства и свидетель. Вот этот товарищ».

Корф отвел глаза в сторону и прикрыл лицо рукой.

— Так, Матильда. Это будет надолго, — устало сказал он. — Предлагаю сперва разобраться с твое проблемой.

Баронесса залпом допила виски и потянулась к графину за добавкой.

— Хоть меня и поправили, но до сих пор крайне болезненно переношу ментальные вмешательства. Так что лучше позаботиться об анестезии…

Значит, догадка подтвердилась. Матильда хотела убрать блок. И понятно, что решила довериться именно старому другу. Корф поднялся, потушил сигарету и встал за спинкой кресла, в котором устроилась хозяйка дома.

— Вы пока располагайтесь, переведите дух, — сказала Матильда, покачивая в руке бокал. — Уверяю, у нс еще состоится долгий разговор, когда мой друг закончит с этим небольшим дельцем.

«Осторожнее», — предупредил я шефа. — «Мы с Ирой с трудом сняли блок со Шпеенхофа. Уверен, у Матильды все будет гораздо сложнее».

«Благодарю за совет», — отозвался шеф и оборвал связь.

Матильда допила второй бокал и с громким стуком поставила его на столик. Затем несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, готовясь к неприятной процедуре. Шпеенхоф, видимо, тоже догадался, что к чему, и улыбнулся с сочувствием. Корф положил руки на голову баронессы, и она закрыла глаза.

Нервничала. Старалась не показывать, но я знал, как тяжело ей давались ментальные процедуры. Страх-то остался. Страх и болезненные воспоминания о том, что с ней тогда сделали, никуда не делись.

Шеф начал работать. Я уловил вспышку Благодати — мощную, резкую, как спортивная тачка стартует и берет разгон.

Аккуратнее бы…

Матильда тихо застонала. Шпеенхоф отвел глаза, не желая этого видеть. Ира беспокойно теребила подол платья.

Сила все лилась в разум Матильды, но я не замечал, чтобы ей становилось легче. Наоборот, это было словно наливали воду в воздушный шарик — она копилась, пока резина не лопалась. Опасно. Так быть не должно.

— Что-то не так, — сказал я вслух, надеясь на то, что Корф меня слышал.

Шеф не ответил. Я чувствовал лишь его полную сосредоточенность, невероятной силы напряжение — такое раскаленное, что в комнате стало душно.

— Что-то не так, осторожнее! — повторил я, схватив его за руку. — Прекращайте!

Он с усилием повернул ко мне голову. Я увидел его глаза — черная пелена заволокла белки, и от этого его взгляд стал совсем жутким.

— Не мешай! Я почти все снял.

— Нет!

Матильда издала душераздирающий вопль — нечеловеческий, животный — и забилась в конвульсиях. Аня выругалась. Ира закричала и бросилась к ним, но Шпеенхоф успел ее перехватить. Я вцепился одной рукой в локоть шефа, второй — в оголенное плечо баронессы, не зная, кому помогать.

Матильда перестала кричать, но теперь из ее горла вырывались булькающие хрипы. Глаза бывшей наставницы налились красным, из глаз полились кровавые слезы.

— ПРЕКРАТИТЕ! — Заревел я, влепив начальнику оплеуху.

Он дернулся, с трудом вышел из ментального плана и с ужасом уставился на содеянное. Лицо Матильды исказилось гримасой адской муки.

— Вы ошиблись, — сказал я.

Глава 34

— Быстро остановите то, что делали, — затараторил я, хватая Матильду крепче.

— Уже! — раздраженно рявкнул Корф.

Я впервые увидел шефа напуганным до смерти. Ира продолжала кричать и вырываться, но Шпеенхоф проявил незавидное упорство — крепко удерживал обезумевшую от волнения девушку и что-то шептал ей на ухо, явно пытаясь успокоить. Матерясь, Грасс оглянулась по сторонам и схватила графин.

— Вы запустили процесс разрушения, — торопливо проговорила артефакторша и принялась колдовать над графином. — Есть идея. Можно попробовать перенести действие…

Наверняка она придумала что-то хитрое и изящное, но я видел, что счет шел уже на секунды.

— Отпустите ее! — рявкнул я и оттолкнул Корфа. — Я попробую. Сам.

— Михаил!

Я оглянулся на шефа.

— Я уже снял один блок. Вы уже попытались. Прошу, дайте мне попробовать сделать все самостоятельно. У меня есть сила, которой вы не обладаете. Это может помочь.

Матильда продолжала сопротивляться — ее тело била крупная дрожь, в уголках рта появилась розовая пена. Но она оставалась в сознании — и этот полный мольбы взгляд покрасневших от крови глаз я, наверное, еще долго буду видеть в кошмарах.

Корф нехотя убрал руки и отстранился.

— Действуй. Ради всего святого, попытайся ее вытащить.

Я мгновенно вошел в ментальную плоскость ее разума. Это было похоже на дурной сон шизофреника. Все горело алым, кипело, воспоминания, образы, мысли — все, искаженное, словно в комнате с кривыми зеркалами, плыло, вытягивалось, деформировалось, погружая в этот кошмар мозг баронессы. Корф все же задел ту «растяжку», что запустила процесс самоуничтожения.

Что можно было сделать? Обезвреживать было поздно — значит, оставалось остановить процесс и спасти как можно больше. Желательно, сохранив моей бывшей наставнице рассудок.

Такого я никогда не делал. Даже не знал, как следовало поступать в таких случаях, но интуиция подсказывала обратиться к предкам. Если однажды я привел к ним Иру, значит, они могли в теории принять и Матильду…

Молясь, чтобы эта догадка оказалась верной, я сконцентрировал как можно больше чистой родовой силы и направил в ментальную плоскость разума Матильды. Намерение было простым — на несколько мгновений вырвать ее душу из телесной оболочки.

Поскольку ментальный план неразрывно связан с духом — точнее, им и формируется, то я, по сути, таким образом должен был просто потянуть рубильник. Ментал отключится, «погаснет», если в теле не будет духа. А это означало, что все заклинания, блоки, защиты, все запущенные процессы остановятся, не имея питательной среды.

Твою мать, твою мать, как же страшно было работать над этим!

— С Богом, — шепнул я и сконцентрировал поток родовухи в нужной точке.

Меня ослепило вспышкой яркого белого света — Источник не сюсюкался и наверняка бы выжег мне сетчатку, случись все это в физической плоскости. Мой дух вышел из тела и завис совсем рядом, вытаскивая за собой дух Матильды.

— Давай! Давай, выползай уже! — думал я, и эти мысли сразу же звучали вокруг, словно я произносил их вслух.

Наконец Матильда сдалась. Я потянул за тонкую серебристую ниточку — и она начала принимать форму женской руки. Полупрозрачной, как те духи, которые обитали возле моего Родового древа.

Мир вокруг перестал существовать, зато начала вырастать обитель моих предков. Все было залито молочно-белым светом, и не существовало ни пола, ни потолка, ни неба, ни земли, ни стен. Вдалеке вырастало Древо предков, а над нами загорался яркий шар — солнце нашей силы.

Дух Матильды обрел внешность. Всегда было интересно наблюдать, как выглядели души вне телесной оболочки. Иногда души первых красавцев оказывались уродливыми, а нередко бывало и наоборот: внешняя посредственность обладала прекрасной душой.

Матильда оглянулась по сторонам, а затем перевела удивленный взгляд на свои руки.

— Где мы? Что за…

— Добро пожаловать в мое родовое гнездо, — улыбнулся я. — Это проекция вместилища рода Соколовых.

Матильда подняла на меня сверкающие глаза-звездочки.

— А твоя душа выглядит совершенно иначе. Совсем непохож на себя в настоящей жизни.

Я снова улыбнулся. Ну еще бы — ведь раньше у моего духа была другая оболочка, и он даже пришел из другого мира. Естественно, все это отразилось на моем истинном нефизическом облике.

— Этому есть объяснение, но мы здесь не затем, чтобы обсуждать мою персону. Вы умираете, Матильда. И я намерен не допустить этого.

— Значит, Вальтер не справился.

— Он ошибся, да.

— Так может пора уже меня отпустить, Михаил? Я и так много раз играла со смертью. Очевидно же, что однажды я не смогла бы убежать. В конце концов, главное я сделала — привела вас к тем, кто заслуживает наказания. И Ириша справилась. Теперь я уверена, что она сможет жить без меня. Она доказала, что способна действовать самостоятельно.

— Рановато вы задумались об отставке, ваше благородие, — улыбнулся я и потянул ее за руку. Ноги духа оторвались, и она полетела за мной, как чуть сдувшийся воздушный шарик. — Нет уж, вы еще нам нужны. Да и Корф с ума сойдет, если сейчас вы прекратите бороться. Он же после такого застрелится, не вынеся последствий своей ошибки. А мне, знаете ли, неохота притираться с новым начальством. Словом, хреновое вы выбрали время, чтобы опускать лапки.

Матильда рассмеялась, и сейчас ее смех напомнил мне звон маленьких серебряных колокольчиков.

— Умеешь ты уговаривать, Михаил. Всегда умел. И как ты собираешься меня спасать?

Я пожал несуществующими плечами.

— Честно говоря, четкого плана нет. Но для нас план всегда был роскошью, не так ли?

— Полагаю, да, — улыбнулась женщина.

— Говорят, Клеопатра принимала ванны из молока для поддержания красоты. Не знаю, насколько это помогало ей оставаться в форме, но идея мне понравилась. Так что я собираюсь прополоскать вас в родовом Источнике.

Дух Матильды удивленно моргнул.

— Это, позволь поинтересоваться, как?

— А вот так! — я оттолкнулся ногами и, продолжая удерживать Матильду за руку, поплыл вверх, к светящемуся шару. — Только держитесь крепче.

Чем ближе мы подплывали к шару, тем сильнее нас притягивало. Матильда ойкнула, когда я едва не выпустил ее руку. Впрочем, вскоре ме предстояло это сделать — самому на такие процедуры идти смысла не было, зато мне требовалось договориться с Источником и проконтролировать, чтобы все прошло именно так, как я задумал.

— Ну, удачи, — улыбнулся я и разжал несуществующие пальцы.

— Ай! — только и успела ответить моя бывшая наставница, а через пару мгновений ее дух слился с сияющим шаром.

Я тем временем спустился и, задрав голову, заорал на солнце в небе. Выглядело это наверняка фантасмагорично, но все это пространство не особо подчинялось законам логики.

— Прополощи ее как следует! — рявкнул я. — Забери все блоки, заклинания, усиления и ослабления. Сожри, перевари и выплюнь! Пусть она вернется ко мне в истинной форме. Так нужно. Она нужна. Без нее будет сложно исполнить свой долг перед государем, так что у нас, дорогие предки, особого выбора нет.

Что-то я обнаглел, конечно. Но сейчас не было ни времени, ни желания выбирать слова. Источник меня понял — а это главное. Оставалось надеяться, что Матильда не была предательницей. Что я не ошибся. Что сделал все правильно.

Время здесь протекало совсем иначе. Мне казалось, что прошла вечность, но в реальности все наверняка заняло несколько секунд. Я пялился на пылающий шар в небе и ждал результатов.

— Все так забавно вышло, не правда ли?

Я обернулся на голос брата. Петр предстал передо мной в том же образе, что и был раньше — в парадной форме, с открытым жизнерадостным лицом.

— Здравствуй, Петя.

— Привет-привет. Ну как оно?

— А то ты не знаешь, — улыбнулся я. — Вам же все видно. И даже больше, чем мне.

— Потому я и здесь, — брат посерьезнел. — Грядут большие перемены. Для тебя. Для семьи. Возможно, даже для всего мира.

— Опять пугаешь.

— Не пугаю. Предупреждаю. Пока что у тебя получалось прислушиваться к нам, и это помогало. Так что не проморгай совет и в этот раз.

Да уж, умели духи говорить загадками.

— И какой ты дашь совет? — спросил я, косясь на шар в небе.

— На войне любые средства хороши. Ухищрения, обман, даже жестокость. Не зря ведь говорят, что победителей не судят.

— Это ты так морально готовишь меня к тому, что придется замарать руки? Так у меня они и так перепачканы до самых локтей, Петь. В Тайном отделении невозможно работать, не замарав рук.

Брат печально улыбнулся.

— Я лишь хочу сказать, что будь готов пойти на многое ради цели, в которую веришь. Тебе ведь известно, что я не могу открыто сказать о том, что тебя ждет. Это неправильно. Так нельзя. Но ты сообразительный парень, ты все поймешь.

Я вздохнул.

— Скажи мне другое. Это закончится?

— Все заканчивается.

— КОГДА это закончится?

— Уже скоро. Ну, относительно. А потом ты сможешь сделать выбор. Но не сейчас, пока еще не все случилось. И в следующий раз, когда мы встретимся, все будет иначе. Больше сказать не могу, прости.

Образ брата медленно растворился в пространстве, оставив меня наедине с сомнениями. Что он имел в виду? Что он предвидел или точно знал? Какой такой выбор мне предстояло сделать?

Тем временем сияние шара дрогнуло — он вспыхнул ярче обычного, и от него отделилась светящаяся точка. Она приближалась, обретала очертания, и, наконец, я распознал дух Матильды.

— Как поездочка, ваше благородие?

— Как будто меня вывернули наизнанку и начинили гвоздями, а потом зашили грубыми нитками, — проворчал дух баронессы. — Но, кажется, тебе удалось, Михаил. Я больше не чувствую оков заклинаний. Словно их никогда и не было.

Я устало улыбнулся. Забавно, но даже моя собственная душа чувствовала себя изможденной.

— Тогда прошу обратно в злой и жестокий мир, Матильда Карловна. Мы здесь и так засиделись.

Я взял ее за бесплотную руку и понемногу начал выходить из этого странного измерения. Молочно-белый свет гас, и впервые я почувствовал, что не хотел отсюда уходить. Здесь было тихо, спокойно, здесь царило умиротворение, и я мог говорить с теми, кого не надеялся когда-нибудь увидеть снова. Здесь и правда был мой дом…

Распахнув глаза, я осознал, что тело не дышало довольно долго.

— Миша! — Это был голос Ирки. Она все-таки вывернулась из хватки Шпеенхофа и добежала до нас с Матильдой.

Баронесса медленно открыла глаза и уставилась на Корфа, так и зависшего над ней.

— Налажал ты, Вальтер, — улыбнулась она и потянулась, чтобы его обнять. — Во второй раз чуть не убил, зараза.

На шефа было больно смотреть. Раздавленный собственной неудачей и осознанием, что мог погубить друга, он даже не ответил на объятия и безвольно рухнул в кресло. Наблюдавший за происходящим Денисов забрал у Аньки графин с виски, налил в стакан наполовину и молча протянул начальнику. Ну да. Ему нужнее, но я бы и сам не отказался.

— Кажется, я теряю хватку, — хрипло сказал Корф, сделав пару глотков. — Это непростительная оплошность.

— И на старуху бывает проруха, — отозвалась Матильда и потянулась за портсигаром. — И все же нам обоим стоит поблагодарить Михаила за мое чудесное спасение. Не знаю, что конкретно он сделал своей родовой силой, да и не хочу знать… Но ощущения такие, словно меня искупали в реке Иордан.

Убедившись, что старшая Штофф была в порядке, я отполз от нее и устало привалился к одному из кресел. Так и остался сидеть на полу, не имея сил подняться. Ничего, мне и здесь хорошо, как раз с пола сквознячок поддувает, а персидский ковер такой мягкий, что на нем наверняка будет так сладко заснуть…

— Миша!

Я вздрогнул.

— Что?

— Ты сам-то в порядке? — Ирка склонилась надо мной. — Тебе плохо?

— Нет, я в норме. Просто вымотался. Спать хочу.

— На боковую еще рано, — Аня Грасс достала из кармашка фартука артефакт, на который они с Ирой записали воспоминания Шпеенхофа и кивнула на пленника. — Раз все оковы сброшены, можно говорить открыто. И сперва нужно решить, что с ним делать.

Австриец, надо сказать, с интересом наблюдал за происходящим. И, видимо, пока не пожалел о решении переметнуться. Наоборот, всем своим видом выражал покорность и готовность делать, что велят.

Корф закончил с приступом самобичевания и уставился на Теодора. Грасс подала ему артефакт.

— Здесь показания господина Шпеенхофа. Точнее, его воспоминания. Весьма важные сведения, как я поняла.

Австриец кивнул.

— И я готов подтвердить их под запись, протокол или что вы сочтете нужным. Я готов свидетельствовать при условии гарантии моей защиты. И предпочту, чтобы это было как можно дальше от Букурешта или Вены.

Шеф дотронулся до артефакта голыми руками и прикрыл глаза — считывал, смотрел отрывки. Несмотря на то, что его лицо сложно было назвать эмоциональным, сейчас я видел, как оно вытягивалось от удивления.

— Черт побери, — выдохнул он, распахнув глаза. — И ЭТО вы готовы подтвердить?

— Как минимум то, в чем принимал непосредственное участие, — ответил Шпеенхоф. — Остальное будет гораздо сложнее доказать. У меня нет документов.

— Этого хватит.

Корф снова становился той гончей, которой всегда был. Минутная слабость испарилась, уступив место предельной сосредоточенности. Я ощутил, как вокруг нас начал расти непроницаемый купол такой толщины, что наверняка смог бы выдержать прямой ядерный удар.

Шеф жестом велел всем собраться вокруг небольшого столика.

— Господа, — хрипло начал он, заглянув каждому в глаза. — Сведения, которыми обладает господин Шпеенхоф, я объявляю государственной тайной и прошу вас немедленно поклясться ее соблюдать. До тех пор, пока наш свидетель не окажется в безопасности за пределами Дакии, вы должны хранить молчание.

Первыми дали слово мы с Денисовым. Нам было не привыкать. Затем Матильда и Ирина — в них я не сомневался.

Грасс медлила, словно не могла договориться сама с собой. Я видел по ее глазам, что она металась. Уже знакомая мне тихая паника, какая бывает в безвыходных ситуациях.

«Ань, что не так?» — спросил я ментально, но в ответ она лишь резко обрубила канал и тут же поставила блок. Ничего себе новости…

Остальные напряженно ждали ее ответа.

— Анна, — Корф строго взглянул на артефакторшу. — Я очень ценю вашу помощь, но в ситуациях, подобных этой, должен иметь безграничную веру в вашу лояльность. Не мне вам объяснять, чем пахнет вся эта история. А с учетом вашего прошлого и настоящего…

— Я уже связана клятвой, — прошептала Грасс, и в ее глазах стояли слезы. — Вы же понимаете, у нас в Ордене тоже не лыком шиты. Неужели вы думаете, что Радамант поручил бы мне серьезную работу, не будь он уверен в том, что я не переметнусь? Нет, Вальтер Макарович, он все предусмотрел. У всего, что я делаю, есть простое объяснение. Я не просто связана словом. От этого напрямую зависит моя жизнь.

Глава 35

В глазах Грасс стояли слезы. Сейчас, именно в этот момент, она казалась совсем девчонкой — хрупкой, беззащитной… отчаявшейся. Денисов непонимающе глядел на подругу.

— Так. Стоп. Аня, ты ничего не говорила о каких-то там клятвах. Почему ты…

— А ты тоже всем подряд треплешь, на кого работаешь? — огрызнулась она.

— Ну я-то не все подряд.

Вопрос явно задел Костю, но у него хватило выдержки не придираться к словам. Вместо этого он переглянулся с Корфом и снова повернулся к артефакторше.

— Что за клятву ты дала? — и уже лично от себя добавил. — Как вообще вышло, что ты принесла ему клятву, завязанную на жизни?

Шпеенхоф, все же немного понимавший русский, с любопытством переводил взгляд с одного на другого.

— Господа, прошу простить мое любопытство, но о ком вы говорите? Что за Радамант?

— Боюсь, это не вашего ума дело, господин Шпеенхоф, — с улыбкой ответила Ирина. — Будьте спокойны. Вас эта личность не касается.

Австриец кивнул.

— Намек понял.

— И чтобы вы не задавали лишних вопросов, — Ирка поднялась с кресла и направилась к Шпеенхофу, — думаю, вам нужно немного поспать. Вы так утомились за сегодняшний вечер, что готовы уснуть прямо здесь, прямо сейчас, на этом замечательном мягком диване…

Ее голос звучал спокойно, почти усыпляюще, и я почувствовал по течению силы, что Ира воспользовалась Благодатью и повесила на Шпеенхофа «Баюна». И правильно — пусть подрыхнет, пока мы здесь разговариваем о высоком. Меньше знает — крепче спит. Крепче спит — меньше знает.

Когда австриец рухнул на вышитую шелком подушку, младшая Штофф обернулась к нам.

— Теперь можно говорить открыто. Аня, мы никогда не были подругами, но я искренне рада, что сейчас ты здесь с нами. Рада, что ты помогаешь. И если я могу сделать что-нибудь, чтобы избавить тебя от твоей… зависимости, только скажи.

Аня бросила давно потухшую сигарету в пепельницу и достала новую. Корф жестом предложил ей сесть, а Денисов налил выпить. А я пытался искать очередной подвох.

Ну не могла она раньше сказать, что ее сотрудничество с Радамантом было основано не только на идейности?! Знай я, мог бы попытаться что-нибудь придумать. Поспрашивать, поискать сведения… Причем привязка явно была высшего уровня — ритуал смешения крови, очевидно, ее не разрушал.

Из подобных я знал только Долг жизни — который некогда обрела передо мной Ирэн. И то он начал обладать настоящей силой только после проведения церемонии с Осколком. И все равно я должен был спросить.

— На тебе Долг жизни?

Аня покачала головой.

— Не совсем, но очень похоже, — прикурив от зажигалки, ответила она. — Ритуал Долга жизни проводится с Осколком. У Радаманта его нет, а у меня к семейному нет доступа. Я же девица на выданье, кто будет со мной носиться?

— Тогда как он это провернул?

— Полагаю, имела место кровавая клятва, — вмешался корф и внимательно посмотрел на Грасс. — Я прав, Анна?

— Правы, Вальтер Макарович. Вы вообще на удивление часто оказывались правы в те редкие моменты, когда мы с вами беседовали. — Девушка печально улыбнулась, но по ее щекам текли слезы. — Вы ведь предупреждали меня тогда, в нашу первую встречу, что мое решение выйдет мне боком. Тогда я не верила. Была ослеплена осознанием собственной нужности, и в благодарность за то, что меня ценили, была готова на все. Но чем дальше, тем явственнее я начинала видеть, что все потихоньку идет не туда. А было уже поздно. Я уже не могла уйти.

Матильда отхлебнула немного виски и, продолжая держаться за голову, тяжело вздохнула.

— Бедное дитя. Вот оно, очередное подтверждение, что недополученная любовь со временем приводит к трагичным последствиям. Когда для собственных родителей ты являешься лишь инструментом для решения задач рода, одни ломаются и подчиняются, но другие, обладающие более твердым стержнем, могут наломать дров.

— Мне не была нужна их любовь! — прошипела Грасс. — Только свобода.

Матильда устало улыбнулась.

— Всем нужна любовь, моя милая. Всем нужны люди, которые поймут и поддержат. Которые примут тебя со всеми грехами и ошибками. А если таковых не находится, то ты ищешь их в другом месте. Что, как я понимаю, и произошло.

Аня нехотя кивнула.

— Да, все началось с того, что я желала мести. Я понимала, что не смогу вернуть человека, которого погубила моя семья, но я могла попытаться сделать хоть что-нибудь, чтобы этого больше никогда не произошло. Тогда встреча с Радамантом и приглашение в Орден Надежды было для меня почти что как чудо. Но гораздо позже я осознала, что меня просто использовали. И продолжают использовать даже сейчас, зная, что я уже не смогу дать отпор.

Так все-таки Радамант у нас совсем не такой добрый папочка, каким хотел показать себя с Ириной передо мной. Как по-разному он относился к двум почти что ровесницам, а все дело в крови. Выходит, и для нашего косоликого товарища кровь — не водица.

— Дура ты, Аня, — вздохнул Денисов.

Ну, я бы поостерегся с такими заявлениями. В шестнадцать-семнадцать лет и сам Костя, мягко скажем, не отличался умением думать головой. Да и я прекрасно понимал, насколько тяжело тащить обязательства перед родом.

Другой вопрос, что, в отличие от Аньки, у меня был совершенно другой статус в семье. Пусть у нашего рода тогда не было Осколка, но мы оставались графами, а я был наследником. Мне пришлось быстро уяснить, как много всего зависело от моих решений и поступков.

Да, многое из того, что было сделано, я делал, наступив себе на горло. Многое мне не нравилось. Да даже в то же Тайное отделение я поначалу не хотел, не говоря уж об Аудиториуме! Но кроме меня было некому, и я по-настоящему был нужен своей семье. Когда все началось, я еще не осознавал всей важности происходящего. И лишь годы спустя, после того, как сложилось многое из этой масштабной мозаики, я понял, что по-другому поступить и не мог. Что этот второй шанс, это чудесное перемещение в иной мир было возможностью доказать свою ценность и сделать то, что в прошлой жизни было попросту невозможно.

А Анька? Одна из дочерей графа средней руки. Да, выдающегося артефактора, но не сказать, чтобы он вращался в высших кругах. Грассы — не Шуваловы, богатство не то. И, как и всякий дом, заинтересованный в улучшении своего положения, отец Ани вознамерился сделать это в том числе за ее счет. А что? Кормил, поил, вырастил, дал дорогу в жизнь — пора и девице поработать на семью. Только, видимо, в доме Грасс не умели нормально объяснять важность семейных связей. Или не хотели. И мы получили Аню, которая связалась не с теми людьми.

Может поэтому она так рвалась стать психометристом? Когда поняла, что не сможет вернуться к нормальной жизни, поскольку рано или поздно ее деяния раскроются. Может она искала в этом спасения?

— Я должна признаться, Вальтер Макарович, — заявила Аня. — Хотя Михаил и так в курсе — мы поговорили с ним еще в поезде. Я оказалась здесь не просто так.

— Это очевидно, — сухо ответил Корф. — Вас направили наблюдать для надеждинцев.

— Да. Только конечной точкой был Константинополь. Я должна была навести там кое-какие справки, наладить связи. Мне обещали, что от меня не потребуется никаких решительных действий. Наоборот, Радамант запретил вмешиваться.

— Разумно с его стороны, если он желает уберечь вас.

— Погодите, — покачала головой Аня и снова взялась за портсигар. — Дело даже не в этом. Просто сейчас, когда мы многое выяснили в Букуреште, я начинаю думать, что у Радаманта есть свой особый интерес. И он связан не с Букурештом, а именно с Константинополем.

«Раньше не могла поделиться своими догадками?» — прорычал я ей в голову, но напоролся на блок.

Аня тем временем продолжила.

— Моя клятва не позволит мне действовать против Радаманта. Она не позволит мне умалчивать о том, что я узнала. Но она позволит мне поделиться своими размышлениями. Я постараюсь сформулировать все так, чтобы вы сами догадались. А что со мной делать дальше, решайте позже. Если мои догадки верны, то нужно действовать без промедлений.

Я заметил, как Костя украдкой взял ее за руку. В других обстоятельствах Аня вырвала бы ее, но сейчас руки не отняла. Наоборот, даже чуть прижалась к нему, стараясь соблюдать приличия при нашем начальстве.

— Смотрите, меня отправили в Константинополь под соусом слежки. Причем я должна была оценить обстановку в южной столице. Проверить контакты надеждинцев и, что важно, попробовать выяснить, сколько приверженцев Юсупова появилось в городе. Я сперва не придала этому значения — даже подумала, что Радамант собирает эти сведения, чтобы потом продать их вам или обменять на какие-нибудь привилегии.

Так. Кажется, и до меня начала доходить ее мысль.

— Но теперь ты думаешь, что Радамант мог собирать сведения о юсуповцах для себя.

— Это нельзя сбрасывать со счетов. Просто посмотрите на ситуацию так: что если надеждинцы тоже решили воспользоваться суетой в Константинополе?

Я поднялся и кивнул Корфу.

— Ваше превосходительство, можно вас на пару слов?

Шеф приподнял одну бровь.

«Я кое до чего додумался, но не хочу, чтобы Штоффы это слышали», — добавил я ментально.

Ох, черт, Миха. Если все и правда так, то у нас ожидается наивеселый замес.

Шеф поднялся.

— Дамы, прошу прощения. Мы скоро вернемся.

Мы вышли в коридор, и я тут же повесил купол.

— Картинка складывается, — сказал я, прислонившись к стене. — Смотрите, Радамант — носитель кров Романовых. Причем носитель очень мощный, в нем ее гораздо больше, чем в Юсупове. Если с императорской семьей что-то случится, для Радаманта это будет идеальным шансом спутать карты Юсупову и получить Великий Осколок.

Корф молчал несколько секунд, сопоставляя факты.

— Допустим. Но чтобы все это организовать, он должен обладать сведениями обо всех этих планах.

— Если получилось выяснить у нас, почему не смог он? — пожал плечами я. — Очевидно же, что для него шпионит не только Грасс. Наверняка есть агенты познатнее, которые вхожи в высокие круги.

Шеф забарабанил пальцами по стене. Я видел, что его одолевали сомнения.

— И кто, по-твоему, мог слить эту информацию? Это же нужно знать и о планах Юсупова, и о провокации в Букуреште, и о планах императорского дворца… Думаешь, он успел за это время отрастить такие длинные руки?

— Скорее, уши. Но почему нет?

— Не знаю, Михаил, — расписался в своих сомнениях Пистолетыч. — С одной стороны, звучи как версия. С другой — как слишком труднореализуемая.

— А если я прав?

— Если ты прав, то это здорово усложняет все дело.

— Или упрощает, — ответил я. — Например, в случае, когда они друг друга перебьют. Если их цель — Великий Осколок, то сражаться будут насмерть и положат кучу элементов, которых мы и так считаем неблагонадежными.

Циничный аргумент, но в отношении Юсупова и Радаманта у меня закончился лимит человечности и милосердия. Что один сволочь, что второй. И из этих двух зол я вообще не собирался выбирать.

Корф удивленно на меня взглянул.

— Матереешь, Соколов.

— Достали они меня, Вальтер Макарович. Очень достали.

— Верю. Хорошо, я учту твои соображения. Как минимум, стоит это проверить.

— А что с Грасс? — я наконец озвучил вопрос, который мучил меня все это время. Ведь было очевидно, что Отделение даровало Ане свободу лишь на какое-то время. Когда закончится история с Аспидой, они снова возьмутся за Радаманта. И Грасс, даже при условии ее сотрудничества, отвертеться не получится.

Шеф тяжело вздохнул.

— А как ты думаешь? Она все это время сливала каждый ваш шаг Радаманту. Это могло помешать вашей работе и соблюдению безопасности. Вообще-то за то, что она творила все эти годы, ей полагается награда в виде каторги — и это с учетом ее помощи Отделению. Посуди сам: работа на запрещенную организацию и слежка для нее, многократное несанкционированное использование Благодати, проведение ритуалов, подпольное изготовление артефактов без лицензии…

— Но также помощь Тайному отделению, готовность пожертвовать собой на нашей операции, — возразил я. — Даже сейчас она нам помогает. А ведь для нее каждое слово — риск.

Корф кивнул.

— Да, и это зачтется. Но выйти сухой из воды у Анны не получится. В лучшем случае — ее ждет высылка без права возвращения в Петрополь. А также, что крайне вероятно, отсечение от рода и лишение Благодати. Ее отец будет на этом настаивать. Он не захочет позорить род.

— Или психометрия с обязанностью работать на вас, — добавил я.

— Как один из вариантов. Но, как по мне, лучше уж простая жизнь где-нибудь в Торжке. Это непривычная для нее жизнь, но все-таки жизнь.

Я уперся лбом в стену. Да уж. И как подавать все это Косте? Анька-то наверняка прекрасно понимала, что скоро для нее все изменится. Но лишний раз старалась не беспокоить Денисова — он-то, дуралей, и правда влюбился. Не хотела она разбивать ему сердце, потому и старалась не сближаться. Я бы на ее месте поступил так же.

— Идем обратно, — велел шеф. — Я, в конце концов, тоже прибыл не с пустыми руками, а с людьми и распоряжениями. Всем придется поработать.

Я молча кивнул, снял купол и проследовал за начальством. Ладно, дело с Анькой пока терпит, хотя я и здорово переживал за боевую подругу. Но Денисов мне нужен в здравом уме, поэтому пока что прибережем тревожные новости.

Шеф тем временем расположился в кресле и кивком велел мне тоже сесть. Шпеенхоф видел десятый сон на своем диванчике и безмятежно сжимал подушку в объятиях. Когда Корф потянулся к пачке, я тоже взял сигарету. Задницей чувствовал, что сейчас бахнет.

— Итак, господа, — он покосился на Матильду. — В связи с событиями последних дней и получением новой информации, задачи нужно актуализировать.

Я ненавидел, когда он переходил на этот сухой официальный язык. Мозг словно отключался от этого канцелярита. Но приходилось терпеть.

— Поскольку у нас есть основания предполагать, что удары будут нанесены одновременно, то и работать группы должны одновременно в Букуреште и Константинополе. В связи с этим нам с вами придется разделиться.

Ну, логично. Юсупову нужно забрать Осколок в момент наибольшей слабости Романовых, а это возможно во время атаки. Так что все будет скоординировано. В Букуреште будут отжигать НОАРДовцы и австрияки, а в Константинополе — Юсупов со своими париями.

— Я, разумеется, останусь здесь со значительной частью наших сил, — продолжил Корф. — Мне понадобится Матильда, а также я заберу под свое командование местных агентов. Так справимся, благо на подхвате есть еще и местные органы правопорядка. Это будет согласовано.

— И можно попытаться убедить НОАРД отступиться, — добавила баронесса. — Если предоставить им доказательства, полагаю, они передумают. А в обмен на это можно предложить им создать коалицию в парламенте. Словом, у меня есть нужные связи, и с этим я действительно смогу помочь.

Корф позволил себе улыбку.

— Не сомневаюсь.

— А мы, выходит, едем дальше? — удивилась Ирина. — Или вы вовсе выкидываете меня из игры?

— Как ни странно, нет, дорогая, — ответил шеф. — Ты отправляешься в Константинополь вместе с Соколовым и Денисовым. Вам будет оказана честь работать с самим Великим князем Александром Константиновичем.

Я поперхнулся дымом.

— Серьезно?

— Если ты не заметил, у нас здесь все серьезно, — отрезал Корф. — Великий князь уже спешит в Константинополь под предлогом контроля подготовки праздника. На деле он вместе с отрядом одаренных прибудет в южную столицу, чтобы защитить Великий Осколок. Вы войдете в состав группы. Работать придется максимальнотихо, и ваши знания могут помочь.

Ирина ошарашенно застыла.

— Это и правда честь… Весьма неожиданно.

— И последнее, — Корф уставился на Грасс. — Анна, с этого момента вы освобождены от службы кому бы то ни было. Мы забираем вас в Петрополь вместе с господином Шпеенхофом. Поскольку ваша клятва Радаманту представляет риск для операции, вы будете изолированы до ее окончания и начала разбирательств по вопросу деятельности Ордена Надежды.

Глава 36

С приездом Корфа дела в Букуреште и правда стали делаться поживее. Настолько, что впору было кричать: «Горшочек, не вари!».

— Хорошо хоть, что дали собраться, — ворчала Ира на заднем сидении автомобиля.

— Кому как, — отозвался Денисов с переднего пассажирского. — Наши с Мишей шмотки так и остались в реликвариях дакийской полиции. Но хоть документы смогли вернуть, уже хорошо. Значит, смогу немного потрясти свой счет.

Всю ночь мы ехали и остановились лишь дважды — на пять минут на перекур и отправление нужды. Корф настаивал, чтобы мы покинули Букурешт той же ночью, и словно по взмаху волшебной палочки через полчаса после окончания разговора к особняку Матильды подъехал автомобиль с нововизантийскими номерами. Ирине дали пятнадцать минут на сборы, а нам, собственно, и брать с собой было нечего.

Тяжелее всего было смотреть даже не на прощание Ирки с Матильдой — да, тетка все еще тряслась за племянницу, но все же нашла в себе силы сдержаться. А вот Костя прощался с Аней так, словно больше не надеялся ее увидеть.

Впрочем, при хреновом раскладе именно так могло и произойти. Если разбирательства с надеждинцами пойдут по плохому сценарию, то Аньке, как одной из наперсниц Радаманта, действительно не светило ничего радужного. Если повезет, все провернут тихо, чтобы не предавать огласке позор семьи Грасс. А хуже всего то, что если факт отношений Кости и Ани вскроется, то это может здорово помешать продвижению Денисова по службе. Хотя Костя уж точно сейчас думал об этом в последнюю очередь.

— Не уверен, что у нас будет время тратить деньги, — ответил я и украдкой взял Иру за руку.

Водитель встретился со мной взглядом в зеркале заднего вида. Не проронивший ни слова и даже не представившийся, он меня здорово напрягал. Судя по тому, как с ним общался Корф, шофер был явно из наших, но знакомиться не торопился. Может и к лучшему.

— Все случится только через три дня, — тихо сказала Ира. — У нас будет время подготовиться. Ну… насколько это возможно.

Угораздило же императора сменить маршрут в последний момент. Мы-то думали, что у нас впереди пара недель, а на деле все оказалось куда веселее. Хотя на месте службы безопасности я бы тоже поиграл со временем визита. Устроил бы прибытие государя раньше, чтобы спутать недругам планы.

— Нам не привыкать действовать экспромтом, — вздохнул Костя. — Вечно все идет не по плану.

— Ну да, мы просто мастера спорта по выкручиванию себя любимых из самых затейливых ситуаций, — съязвил я.

Настроение было мерзкое. Не выспался, отсидел ноги и задницу в этой машине, достала игра в гляделки с этим молчаливым водителем. И бесило, что от нас требовалось не отсвечивать — даже границу переходили, не покинув машины. Все решил наш таинственный сопровождающий.

— Меня другое удивляет, — тихо сказала Ирка. — Вы-то ладно. У вас и правда большой опыт в преодолении экстремальных ситуаций.

— Как деликатно ты назвала умение попадать в жопу и героически вылезать из нее, — перебил Штофф не менее угрюмый Денисов.

— Да называйте вы это как хотите. Разница-то в том, что у вас такой опыт есть, а у меня — нет. Я же гребаный тепличный цветочек!

Я поперхнулся. Это Ирка-то тепличный цветочек? Тоже мне, блин, венерина мухоловка или какое там растение насекомых жрет. Допустим, до Ани Грасс Ире все же было во многом далеко — все же Грасс давно играла в радамантовы игры. И все же наша Ириша не казалась мне такой уж рафинированной.

— Нет, ну сами подумайте, — продолжала Ирка. — Меня же всю жизнь оберегали. Да, учили, готовили, пичкали теорией. Но у меня никогда не было таких серьезных задач.

— Ты заварила всю эту кашу, — ответил я. — Если бы не то письмо, кто знает… Может не успели бы.

— И все равно я не боевой агент, — возмущалась девушка. — Мне, конечно, приятно. Но я и правда не понимаю, зачем меня туда посылают.

Наш водитель снова взглянул в зеркало заднего вида и впервые за долгое время нарушил молчание.

— У всего есть рациональная причина, — сказал он. — Мне она неизвестна. Знаю лишь то, что вашего общества пожелал сам Великий князь.

***

Мы въехали в Константинополь с запада. По правую сторону от трассы искрилось в лучах полуденного солнца Мраморное море — воды казались лазурными. Вдоль берега тянулись длинные полосы пляжей, но чем ближе мы подъезжали к городу, тем плотнее становилась застройка.

— Да он, должно быть, не меньше Петрополя, — присвистнул Денисов.

— По населению примерно столько же, а вот площадь столицы действительно почти что вдвое больше. Здесь традиционно предпочитают строить невысокие дома, а то и вовсе живут в отдельных, — пояснила Ира, в очередной раз подтвердив звание ходячей энциклопедии.

Константинополь и правда поражал воображение. И дело было не в воздухе двух морей, не в этом ослепительном южном солнце, а в самом духе этой земли.

Все здесь дышало древностью, и, кроме того, местные жители, должно быть, с уважением относились к истории и культуре всех народов, что обитали здесь за столь долгий срок. Я видел массивные купола греческих церквей, острые, как зубочистки, шпили храмов католиков-генуэзцев, минареты и украшенные полумесяцами шпили в турецких кварталах. И все это утопало в садах — каждый свободный клочок земли обязательно был чем-то засажен. Местные жители особенно любили фруктовые деревья — такие раскинулись возле каждого частного дома.

Я еще из прошлой жизни помнил, что Стамбул-Конатнтинополь, или, как нынешние греки его называли на древний манер, Византий, был уникальным местом — расположенный одновременно в Европе и Азии, между Мраморным и Чёрным морем. Европейская и азиатская части города были соединены многочисленными мостами и тоннелями, и здесь вовсю был развит водный транспорт — по морю и проливу сновали маленькие ловкие кораблики и паромы. Но одно дело читать в книжках, а другое — видеть своими глазами. И сейчас я был особенно рад, что природа наградила меня острым зрением.

— Поверить трудно, что город все это время остается на своем месте, — Ира жадно глядела в окно. — Ведь Византион основали около 660 года до нашей эры.

— Ага, только в квартал с таким же названием я вам по ночам ходить не советую, — отозвался шофер. — Ночная жизнь там бурная, но греков и русских там не любят. Впрочем, там никого и ничего не любят, если это не деньги.

Ира нахмурилась.

— А где сейчас безопасно?

— Там, куда мы едем. Сейчас потолкаемся по пробкам — местные дороги смерти подобны, можно легко застрять на три часа в заторе.

— И куда именно мы направляемся? — уточнил я.

— Название «Ипподром» вам о чем-нибудь говорит?

— О лошадях, вестимо.

— В контексте Византия, юноша.

Я пожал плечами.

— Если честно, ни о чем.

— Значит, путеводитель ты не читал, — скривилась Ира.

— Я и букурештский едва успел открыть…

— Ипподром — это возвращенное историческое название района Султанахмет в самом центре Константинополя. В античные времена там, как можно понять, располагался ипподром. А при турках, когда построили Голубую мечеть Султанахмет, район стал называться в ее честь. Там же расположены Собор Святой Софии, Дворец Топкапы, Цистерна Базилика и другие известные места.

Понятно. Видимо, после того, как Стамбул стал Константинополем, до него дошла волна возвращения к истокам. Поскольку Екатерина Великая и ее наследники были, скажем так, порой излишне увлечены Античностью, то ничего удивительного, что древнему городу стали возвращать древние названия. А потомкам предстояло окончательно запутаться на потеху мертвым государям.

— Значит, обитать мы будем в самом центре, — рассудил я. — Это хорошо. Далеко идти не придется.

— Скоро будем, — предупредил наш водитель. — А пока можете полюбоваться достопримечательностями. Увы, большинство из них вы увидите только из окна автомобиля. График у вас будет плотный.

Чем дольше я любовался городом, тем сильнее хотелось приехать сюда еще раз. Но уже по-нормальному, по-туристически. На недельку, не меньше. И непременно с Ирой, которая, казалось, знала все о каждой пылинке, имевшей хоть какое-то отношение к нашему государству. Чтобы поселиться в уютном отеле — не роскошном и по-восточному вычурном, а в небольшом, но непременно старинном и где-нибудь в глубине сетки маленьких улочек. А то крики вездесущих жирных чаек начали доставать уже сейчас. Представляю, что творилось у самого моря.

Чтобы завтракать крепким турецким кофе, рассекать по воде на маленьком катере, исходить старую часть города вдоль и поперек, а вечером выискивать ресторанчики, в которые ходят местные. Но сперва следовало до такого отпуска дожить.

Автомобиль остановился на относительно широком проспекте перед зданием, здорово напоминавшем отель. Над улицей высился Собор Святой Софии, и он был настолько здоровенным, что, казалось, нависал над половиной города. А вот отель и правда оказался гостиницей. Судя по стилю, имперский — узнавался характерный петропольский классицизм.

— Приехали, — сказал водитель. — Выходим. Следуйте за мной и не отставайте. Ни с кем не разговаривайте и нигде не задерживайтесь. С заселением все улажено.

Мы молча вышли, и наш сопровождающий достал из багажника дорожную сумку Ирки. Как она умудрилась так быстро собраться, для меня все еще оставалось загадкой. Может припасла эвакуационный багаж на случай опасности? С ее паранойей с Ирины бы сталось.

Водитель жестом велел следовать за ним и направился к крутящимся дверям отеля.

«ОТЕЛЬ «КОНСТАНТИН», — прочитал я золотую вывеску. Ну конечно. В чью бы еще честь назвать, если Константинов у нас было в избытке что в Византии, что в Империи.

Немного замешкавшись в дверях-вертушках, мы оказались в просторном холле с высокими потолками. Пахло крепким кофе со специями, откуда-то лилась классическая музыка, а девушки за стойкой регистрации обслуживали толпу итальянских туристов.

Даже не поглядев в сторону рецепции, наш проводник направился прямиком к лифту. Загрузив нас и достав из внутреннего кармана карточку, он вставил ее в приемник и нажал последний этаж. Седьмой. По местным меркам, не здание, а небоскреб.

— Боюсь спрашивать, откуда у вас карта.

— Оттуда же, откуда у вас липовые документы, — сухо ответил водитель.

Значит, и правда из наших. Только этого товарища я ни разу не встречал в Петрополе. Должно быть, один из сотрудников Константинопольского управления. В отличие от Дакии, здесь, как я понял, существовал нормальный филиал Отделения. Вряд ли местные агенты были в восторге от появления нашей братии, но хорошо бы успеть договориться и скоординировать действия.

Когда двери лифта открылись на последнем этаже, перед нами возникли… Я бы назвал это воротами. Потому как на обычные двери эта конструкция точно не походила. Что бы ни находилось на этом этаже, охранялось оно как следует.

Проводник снова провел карточкой, затем набрал какую-то комбинацию кнопок на металлических дверях и поднял голову наверх. Я проследил за его взглядом и увидел камеру. Видимо, усиленная артефактами, а может и на старую добрую пленку писала. И лишь после всех этих манипуляций двери медленно, с тихим шипением, разошлись в стороны.

— Насколько удачный момент задавать вопросы? — спросил я.

— Неудачный. Подождите немного.

Но вопросы застряли у меня в глотке, когда я увидел то, что скрывали эти двери. Если представить себе смесь бункера, дворца и отделения полиции, да еще и в исполнении дизайнера, подсевшего на галлюциногенные грибы и почитающего талант Сальвадора Дали, то получится примерно то, что открылось нашему взору.

Костя на всякий случай протер глаза, а Ирка ошарашенно пялилась на интерьер, позабыв о сумке. Водитель подхватил поклажу и сунул ей в руки.

— Да, в первый раз впечатляет, — сказал он. — Потом привыкаешь и перестаешь обращать внимание. Ну, какое помещение дали, такое и используем… За мной, господа.

Мы прошли по коридору, пол и стены которого были выложены мозаикой в виде оптической иллюзии: мелкие черно-белые плитки рябили в глазах, вызывали головокружение, а каждый следующий шаг, казалось, должен был затянуть в пропасть.

— И кто это выдумал? — позеленев, спросила Ира.

— Раньше это были личные покои Великого Князя Александра Константиновича. Не любит он останавливаться в чужих дворцах во время поездок, предпочитает отели. Поэтому построил собственную гостиницу, а весь верхний этаж отвел под собственные апартаменты. Ну, Великим князьям можно простить некоторую эксцентричность.

Значит, мы в гостях у самого Великого князя. Что ж, если от кого и ожидать всякую дичь, так это от него. Хотя в личном общении этот дядька совсем не оправдывал того экстравагантного образа, который так старательно создавал. Нормальный мужик, здравый, без фигни. Ну а тараканы — они есть у каждого.

— Прошу, — водитель распахнул перед нами дверь, и мы оказались в небольшой гостиной. Вся мебель здесь была неправильной формы, а светильники в виде здоровенных оплывающих свечей смотрелись так натурально, что, казалось, сейчас заляпают весь пол воском. В центре зала располагался низкий стол в виде среза огромного камня, а вокруг него были навалены подушки, расшитые восточными узорами.

Я уставился на проводника.

— Ждем еще кого-то?

Он закрыл дверь, вернулся к нам и жестом пригласил располагаться на подушках. Мне хотелось как следует размять затекшие ноги после десятичасовой поездки, но тут их хотя бы можно было вытянуть.

— Теперь можно представиться как подобает, — сказал водитель и достал из внутреннего кармана корочки с гербом Империи. — Юрий Сергеевич Пангеев, советник Его Императорского Высочества Великого князя Александра Константиновича по вопросам сотрудничества с Тайным отделением.

Я тихо крякнул. Надо же, какие должности бывают.

— Стало быть, вы, Юрий Сергеевич, не из наших.

— Сейчас нет наших и ваших, ваше сиятельство, — отрезал Пангеев. — Но если вам интересно, как я оказался на этой должности, то не вижу смысла скрывать, что Александру Константиновичу рекомендовали меня, когда я еще проходил службу в Тайном отделении.

— Конечно. Ведь бывших сотрудников не бывает, — улыбнулась Ирина.

— Именно так, ваше благородие. А в условиях, в которые мы оказались поставлены, сейчас пригодятся все связи. Над этим наши здесь уже вовсю работают. Не думайте, что местное Управление сидело сложа руки. Другое дело, что готовились мы не к такому развитию событий. Тем не менее уровень подготовки довольно высок.

Дав нам переварить озвученное, Пангеев уселся по-турецки возле стола.

— В скором времени к нам присоединится сам Великий князь. Пока же я считаю правильным посвятить вас в курс дела. Планы перестраиваются на ходу, мне это не нравится, но делать нечего.

— Где хранится Осколок? Мы полагаем, что Букурешт — это отвлекающий и ослабляющий маневр. Настоящая цель — артефакт.

Пангеев кивнул.

— Это нам уже передали. План корректируется. Что до Великого Осколка, он находится там же, где и был обнаружен — в подземелье под Святой Софией. Боюсь, его невозможно быстро переместить.

Скверно. Можно было бы лихо испортить малину Юсупову, просто перевезя артефакт в другое место. Знать бы еще, по каким причинам его нельзя вытаскивать из-под собора…

Я хотел было расспросить Пангеева подробнее, но в этот момент дверь гостиной распахнулась, и нас обдало ароматом тяжелого пряного парфюма. Шлейф убийственный — аж в носу защипало.

А затем, когда глаза и ноздри смирились с этой газовой атакой, я увидел Великого князя. Эксцентричен, как всегда. Хорошо хоть, без шубы.

А еще Александр Константинович был со спутницей. И уж ее я увидеть в этом месте точно не ожидал.

— О! Михаил! Константин! — воскликнула с характерным французским акцентом дива Мари Буайе-ле-Дюсон и обернулась к Великому князю. — Мон амур, почему ты не сказал, что мы встретим старых друзей?

Глава 37

Все тут же повскакивали со своих мест, а мы с Костей оторопели.

«Ек-макарек!» — выдохнул Денисов у меня в голове. — «ОНА — и здесь? На кой черт он ее притащил?»

На его месте я бы задался и другими вопросами. Обычных любовниц на совещания Тайного отделения не приводят. Даже информаторов предпочитают прятать. Так какую ценность для нашего дела представляла французская дива? Что она знала о готовящемся нападении, если сам Великий князь — крайне разумный человек, между прочим — привел ее сюда?

Ирка, не знавшая мадемуазель Мари лично и не понимавшая всего контекста ситуации, первой вспомнила о приличиях. Исполнив безупречный реверанс, она склонила голову перед парой.

— Ваше Императорское Высочество, — выдохнула она. — Рада встрече с вами и вашей спутницей.

Александр Константинович широко улыбнулся.

— Ох, Ирина Алексеевна, а вы похорошели пуще прежнего с нашей последней встречи, — он обернулся к диве. — Дорогая, счастлив представить ее благородие Ирину Алексеевну фон Штофф, племянницу баронессы Матильды фон Штофф из Петрополя. Ирина Алексеевна, представляю вам Мари Буайе-ле-Дюсон, ярчайшую звезду парижской танцевальной школы и мою давнюю подругу.

Дива чарующе улыбнулась.

— Сколь прелестное создание! Безмерно рада знакомству, мадемуазель Ирина, — она перевела взгляд на нас с Денисовым. — Должна отметить, у вас, юные господа, прекрасный вкус на женщин.

«Это о каких еще женщинах она говорит?» — просверлил мой мозг вопрос Ирины, пока мы с Денисовым церемонно приветствовали Великого князя. — «И хорошо бы объяснить, откуда вы вообще с ней знакомы».

«Вместе ехали на Балканском экспрессе», — ответить я. — «И с нами ехала Аня, так что дама говорит о тебе и Грасс».

«И все?»

Ох уж эта ревность…

«Да, Ир. Если ты не заметила, в мой график довольно трудно вписать свидания даже с одной девушкой, не говоря уже об остальных».

Ира хихикнула в моей голове и оборвала ментальный канал. До сих пор не мог понять, она всерьез ревновала или просто лишний раз меня дразнила. По ней же хрен поймешь. Ну да ладно. Вопросики к мадемуазель Буайе-ле-Дюсон у меня все равно остались.

— Выходит, ты уже знакома с этими юными господами, — Великий князь покосился на диву. Та изящным жестом смахнула с лица прядь волос и улыбнулась.

— Конечно, мон амур, это как раз те двое героев, что отбили атаку на поезд. Правда, после этого мы друг друга потеряли. Нас сразу же увезли в Букурешт, а юные господа проследовали вместе с теми военными…

Александр Константинович смерил нас оценивающим взглядом, но, подумав, одобрительно кивнул.

— Растешь, Соколов. Ценю.

— Рад услужить, милостивейший государь, — улыбнулся я с легким поклоном.

Дива удивленно вскинула тонкие брови.

— Соколов? Вы, Михаил, представлялись мне под другой фамилией…

— Ну, вы тоже не упомянули о знакомстве с Его Императорским Высочеством, — улыбнулся я. — Полагаю, мы оба понимаем, что порой для успеха дела нужно кое-что утаить.

Мари Буайе-ле-Дюсон наградила меня ласковой улыбкой.

— Разумеется, я все понимаю, Михаил. Но раз мы оказались здесь, думаю, можно говорить открыто. Значит, вы — Соколов, а ваш друг?

— Денисов, — представился Костя. — Один из сыновей графа Денисова.

Дива обратила взор на Великого князя.

— Не устаю поражаться тому, что ваши дворяне до сих пор так охотно идут на службу. После нашей великой революции те аристократы, кому посчастливилось остаться в живых, не особенно жаждут служить государству.

— У нас в Империи многое построено иначе. И чем больше государь заботится о своих подданных, тем охотнее они готовы помочь стране в час нужды, — ответил Александр Константинович и жестом пригласил всех расположиться вокруг стола. — Юрий, ты уже посвятил новоприбывших в актуальный план?

Вытянувшийся по струнке Пангеев покачал головой.

— Боюсь, не успел, милостивейший государь.

— Тем лучше, — пробасил Великий князь и с удивительной ловкостью расположился на подушках. Француженка заняла место рядом с ним и с любопытством разглядывала Ирину, пока Романов копался во внутреннем кармане своего не то халата, не то плаща. Наряд был явной отсылкой к восточным костюмам. — Я как раз принес кое-какие актуализированные сведения…

Мы замерли в ожидании. В конце концов нам даже не было ясно, какую именно роль нам отвели в этой операции. Ясное дело, задача — не дать Юсупову завладеть силой Великого Осколка. Но вот реализация… Ох как много вариаций можно было придумать.

— Господа, первым делом я хочу поблагодарить вас за столь быстрый отклик, — начал Александр Константинович. — Слава богу, нам все же удалось уговорить моего брата изменить маршрут и прибыть в Букурешт раньше. Разумеется, об этом уже наверняка стало известно нашим недругам, и все же я надеюсь, что это обстоятельство существенно усложнит им жизнь. Впрочем, и мы столкнулись с трудностями.

Пангеев жестом попросил слово, и Великий князь позволил.

— На данный момент расклад следующий, — начал помощник, почесав залысину. — Отталкиваемся от того, что Великий Осколок невозможно переместить из подземелья Софии.

— Прошу прощения, но почему это невозможно? — спросил я.

— Судя по всему, эта волшебная глыба имеет некое градообразующее значение, — ответил за Пангеева сам Великий князь. — Увы, даже за столько лет нам не удалось до конца понять происхождение этого артефакта и все его возможности. Но одно мы уяснили точно — какая-то часть Великого Осколка должна непременно оставаться в Константинополе. Даже после того, как он раскололся и активировался, все попытки переместить его полностью приводили лишь к катастрофе.

— К какой катастрофе? — побледнев, спросила дива.

— В городе начиналось землетрясение, на морях бушевал шторм, и вся природа словно сходила с ума. Мы не можем подвергать риску столь населенный город. Поэтому в Византии осталась часть камня, составляющая чуть больше половины от изначального размера. Остальное увезли в Петрополь — часть разделили и раздали аристократам, а самый большой осколок остался у моего Дома.

Что ж, становилось немного понятнее. Хочешь разрушить древнюю столицу — просто попытайся перетащить эту каменюку в другое место. Интересно, Юсупов об этом знал? Судя по лицу Ирки, она была не в курсе, а уж она, казалось, перечитала вообще всю литературу, связанную с происхождением и работой Осколков.

Вообще, конечно, странно все было с этим Великим Осколком. Судя по всему, ни османы, ни греки о нем не знали — когда я изучал историю Благодати в Аудиториуме, не было никаких сведений об активации. Никакой магии, никакой суперсилы — ничего до той войны, когда его обнаружили. Правда, один из византийских историков в хронике строительства Софии упомянул, что при рытье был найден элемент породы, который не брал никакой инструмент. В итоге, по словам того византийца, камень решили не трогать и оставили частью подземелья.

Так до сих пор и не было ясно, что послужило причиной активации. Самая распространенная версия — что на осколок попала кровь, и это его заставило силу проснуться. Но чье это было творение, откуда оно там появилось — неизвестно.

— Итак, мы привязаны к одному месту, — продолжил Великий князь. — С одной стороны, жаль, что мы не можем уберечь артефакт путем его перемещения, с другой — мы точно знаем, где и когда ожидать гостей.

— Нам потребуется полная синхронизация с происходящим в Букуреште, — добавил Пангеев. — Этот вопрос улажен. Петропольское Управление дало добро и уже размещает оборудование. У нас будет полное понимание происходящего, мы будем подключены в режиме реального времени. Соответственно, когда начнется провокация в Дакии, для нас это станет сигналом к полной готовности.

Отлично. Значит, об этом позаботились. Впрочем, если за дело взялся один из Романовых, да еще и столь весомая персона, халтурить никто бы не стал.

— Теперь о плане защиты, — продолжил Пангеев и развернул на столе несколько чертежей. — Это самые актуальные карты подземелий — старая часть Константинополя ими испещрена, но многие ходы обвалились, иные были залиты водой из Цистерн. Так что в данный момент специальная группа обследует пути подхода к подземелью Софии.

— Думаете, через парадный вход они не заявятся? — спросил Костя.

— Не в этот раз, — ответил Александр Константинович и принялся задумчтво крутить ус. — В прошлый раз они хотели организовать все с помпой. Особо не таились, даже сделали ставку на то, что в столь дерзкий план никто не поверит.

— И провалились, — тихо добавил Пангеев.

— Именно. Излишняя самоуверенность их замысел и погубила. Поэтому сейчас, полагаю, они будут осторожнее. Не станут светиться, не будут провоцировать. У них есть один шанс, и будет ли следующий, неизвестно. Так что я ожидаю, что они постараются проникнуть из-под земли.

Я рассеянно кивнул, разглядывая схемы. Первая была картой Ипподрома — довольно современная, и на ней красным маркером были обозначены важные точки. Я увидел расположение Софии, Цистерны Базилики, нескольких дворцов и даже нашего отеля. Масштаб позволял даже посчитать дома — район был небольшим.

Великий князь взял мундштук и использовал его как указку.

— Вот здесь, собственно, и начнется самое рубилово, — он указал на храм, а я кашлянул, удивившись такому лексикону. Да, уже подзабыл, что этот дядька любил эпатировать публику. — Юрий, пожалуйста, дай коллегам справку.

Пангеев выпрямился, расправил плечи и принялся вещать:

— Собор Святой Софии — патриарший православный собор, всемирно известный памятник византийского зодчества, символ «золотого века» Византии. Сердце Константинополя, если позволите. Во времена Византийской империи собор находился рядом с императорским дворцом. В 1453 году после захвата Константинополя османами собор был обращён в мечеть, однако никаких упоминаний об обнаружении Осколка в Османский период нет.

Пангеев вытащил из стопки план собора.

— Архитектура характерная для базилики византийского периода, хотя несколько раз храм достраивался. Как видите, это продолговатый четырёхугольник, образующий три нефа: средний — широкий, боковые — более узкие. К подкупольному пространству с востока и запада примыкают две ниши с полусферическим верхом: в каждую ведут по три меньшие ниши. С северной и южной сторон подкупольное пространство сообщается с боковыми нефами.

Ну допустим. В принципе, сориентироваться легко. Постройка, конечно, грандиозная, но могло быть гораздо хуже.

— Прочность стен храма достигается за счёт добавления в строительный раствор экстракта листьев ясеня, — вещал Пангеев. — И все же мы опасаемся, что удары Благодатью высоких рангов могут повредить стены и древние мозаики. Поэтому мы настоятельно рекомендуем всем группам воздержаться от применения мощных боевых заклинаний в целях сохранения исторического наследия.

«Мы настоятельно рекомендуем» в переводе с пангеевского языка означало: «Если заденете хоть одну диковинку, мы вас самих превратим диковинки, заспиртуем и выставим в Кунсткамере в назидание потомкам».

Ну прекрасно! Зашибись план. Колдовать нельзя, стрелять, судя по всему, тоже. Нам их что, врукопашную брать? В таком случае не тех людей они вызвали. Разве что Денисов может отмудохать так, что мама родная не узнает. Ну я кое-что могу. А Ирка — только ментал. Силушки богатырской за ней никогда не водилось.

Я хмуро уставился на Пангеева.

— Это осложняет работу не только людям Юсупова, но и нам, Юрий Сергеевич. В Аспиде люди тоже не лыком шиты, и вряд ли они задумываются о сохранности исторических памятников. Это нам государь головы открутит, если София пострадает…

— Насколько я помню, вы, Михаил, и Ирина Алексеевна проявляли выдающиеся ментальные способности, — улыбнулся Великий князь. — Впрочем, как и я. И все же я надеюсь, что наши недруги изберут подземный путь. Но предусмотреть нужно все. Поэтому внутри самой базилики будет размещен отряд менталистов. Основная задача — взять гостей под контроль.

Ира в сомнениях пожала плечами.

— Можно попытаться, но против того же Юсупова я точно не выстою. В группе нужен кто-то очень одаренный. Можно, конечно, попытаться создать коллективную иллюзию — это собьет гостей с толку и даст нам возможность поджарить им мозги. Но только на ментальные заклинания я бы не надеялась — в Аспиде точно есть очень умелые и высокоранговые менталисты.

— Согласен, — отозвался я. — Мне будет бесконечно жаль мозаику, но если выбирать между выполнением задачи и разрушением, я выберу первое.

Александр Константинович вздохнул.

— Это крайний случай. Поймите, господа, Святая София — символ нашего наследия. Там уже сто лет крестят и венчают императорскую семью. Это не просто старая базилика — это нечто гораздо большее. И когда я убеждал государя в правдивости своих опасений, одним из условий было обеспечить сохранность и базилики, и артефакта силы.

— Заранее прошу прощения за эту дерзость, милостивейший государь, — сказал я, — Но вам шашечки или ехать?

Костя аж крякнул. Как-то я ему рассказывал этот анекдот про такси.

«Ты придурок, Миша!»

Лицо Великого князя от непонимающего превратилось в гневное, когда он понял, к чему я вел. Но ситуацию спасла госпожа Буайе-ле-Дюсон.

— Мон амур, Михаил все же прав. На кону судьба целой империи, а вы держитесь за символ… Кому понадобятся символы, если будет нечего символизировать?

Александр Константинович покосился на диву.

— В таком случае у тебя появится больше работы за эти дни.

— Работы я никогда не боялась, ты же знаешь, — улыбнулась женщина.

О как! Ну хоть какой-то намек на роль этой дамочки в происходящем. Судя по всему, она должна будет либо распустить какой-то слух, либо сыграть в двойного агента, либо, наоборот, кое-что выяснить для нас.

Словно угадав мои мысли, она обернулась к нам.

— Я уже довольно давно делюсь ценными сведениями с Александром Константиновичем. Я и мои девочки из труппы всегда пользовались успехом у знатных поклонников. И порой у них развязываются языки… Как вы понимаете, ценная информация приносит самые вкусные гонорары, иначе я бы не смогла открыть свою школу.

— Так все ради денег? — изумилась Ира.

Дива рассмеялась.

— Конечно, нет, дорогая! Любовь! Любовь правит всем. Меня любит Империя, и я отвечаю ей взаимностью. Собственно, именно меня и пригласили готовить праздник, поскольку я многое знаю о том, что происходит в богемных кругах. К слову, вы вычислили композитора?

Тут уже настал мой черед ронять челюсть и злиться.

— Так вы знали?! Знали, что…

— Непроверенная информация ничего не стоит, — снисходительно улыбнулась дама. — Но, как я понимаю, с Фрамом и Матвеевым вопрос решен. Не зря же они оказались за моим столом в поезде…

Ух чертовка! Почти что Матильда номер два, только эта действовала исключительно обаянием, красотой и изворотливостью — никакой Благодати. Ну и, разумеется, талантом. Не хотел бы я попасться в ее лапы — эта дамочка, быть может, даже даст прикурить Матильде по части соблазнения и выведывания тайн.

Костя громко сглотнул слюну.

— Нас вы тоже в чем-то подозревали?

— Я попросил Мари за вами присмотреть, — ответил Великий князь. — Тайное отделение — уважаемая и надежная организация, но мне хотелось перестраховаться.

— Господа, если не возражаете, перейдем к дальнейшему обсуждению планов, — вмешался Пангеев и достал еще одну карту. — Подземная система, самое сложное.

— Это Цистерна Базилика? — Ира ткнула на некое подобие бассейна, украшенное схематичными колоннами.

— Верно, ваше благородие.

Если я ничего не путал, это было одно из древних подземных водохранилищ Константинополя и, судя по названию и карте, располагалось как раз рядом с нашей Софией. В цистернах хранился резерв питьевой воды на случай засухи или осады города — вода доставлялась по водопроводу и акведукам. Но сейчас по прямому назначению эта система уже не работала — не было надобности.

— Размеры подземного сооружения — 145 × 65 метров, — просвещал Пангеев. — Сводчатый потолок цистерны поддерживают колонны. Стены четырехметровой толщины сделаны из огнеупорного кирпича и покрыты специальным водоизоляционным раствором. Сооружение древнее, по-своему уникальное.

— И мы предполагаем, что именно оттуда Аспида придет за Осколком, — добавил Великий князь. — Ваше место будет именно там, в самом сердце. Мы с вами станем последним рубежом и, что наиболее вероятно, примем на себя основной удар.

Глава 38

Трое суток до «дня Икс» пронеслись одной бесконечной чередой совещаний, актуализации данных и построения планов. Мы не вылезали из апартаментов Великого князя, и гостиная с каменным столом и кучей подушек стала нашим пристанищем.

Мы безвылазно торчали там днями напролет, а Костя пару раз даже отрубился, не имея сил дойти до комнаты, что отвели нам под ночлег. Тогда Великий князь даже сжалился и накрыл его собственным халатом, чтобы Денисова не продуло под мощным кондиционером.

Утро «дня Икс» выдалось на зависть прекрасным: жара еще не успела расплавить асфальт, с Черного моря дул прохладный ветер, а чашка крепкого кофе по-турецки, которую принесла мне Ира в курилку, стала настоящим подарком.

— Спасибо, что заботишься обо мне, — улыбнулся я, принимая кофейную пару, расписанную хитрыми турецкими орнаментами.

— Да не вопрос, обращайся, — отмахнулась Ирка.

Всегда так делала, когда я ее благодарил. По-настоящему она не умела принимать искренние комплименты и благодарности. Вечно смущалась и отмахивалась, словно это ничего не значило. Но я-то давно ее раскусил.

Курилка располагалась на небольшой террасе, и отсюда исторический центр хорошо просматривался. Оживленные даже в ранний утренний час набережные, стихийные рынки со свежими продуктами и спешащие продавцы с корзинами, дворцы — османские и новогреческие, церкви, чайки… Вечно орущие чайки, будь они прокляты!

Ну кто, кто, мать его придумал нелепость, что крики чаек — это романтично? Он хоть слышал, как вопили сотни этих тварей? Накануне одна из особо наглых птиц умудрилась вырвать из рук Денисова бутерброд.

Я поставил чашку с блюдцем на широкий парапет и облокотился об ограду. Левой рукой закурил стрелянную у Костика сигарету, а правой притянул Ирку за талию к себе.

— Достаточно романтично на твой вкус? — улыбнулся я, кивнув на город. — В кои-то веки мы вдвоем, вокруг нас такая красота…

— Вполне, — шепнула Ирка мне на ухо. — Но на свидание не тянет. Я рассчитываю на ужин, вино и танцы на набережной.

— Если сегодня выживем и выполним задачу, обещаю, ради тебя даже пущусь в пляс.

Ирка не выдержала и хихикнула мне прямо в ухо. А я воспользовался моментом, ловко развернул ее к себе лицом и поцеловал. Правда, немного не рассчитал с маневром и едва не сбил чашку.

— Осторожно, дорогой. Второй кофе я варить тебе не буду, — оторвавшись от меня, сказала девушка. — И так много чести.

— А я думал, ты готовишься к роли благочестивой жены. Тренируешься, так сказать.

Ирка аж поперхнулась слюной, а ее лицо перекосило.

— Это сейчас что было? — сурово спросила она.

Я пожал плечами.

— Считай, озвучил кое-какие мысли. Мне подумалось, что будет неправильно оттягивать до самого последнего момента. Внизу, полагаю, будет не до признаний.

Ира вырвала из моих рук сигарету и жадно затянулась. Откашлялась, затянулась снова и с неудовольствием взглянула на курево.

— Никак не могу понять, что приятного вы в этом находите.

— А и не нужно понимать. Просто не привыкай, — я забрал сигарету обратно.

Она принялась ходить из угла в угол, очевидно, размышляя о моих словах.

— Так, значит, ты… Миш, скажи уже прямо. Это признание? Предложение? Какая-то клятва или обещание?

Хороший вопрос. Я и сам задавал его себе много раз. Признаюсь, в период нашей долгой разлуки даже был момент, когда мне показалось, что я окончательно выкинул Ирку из головы. Но стоило получить очередное письмо, и внутри что-то сжималось от нежности и желания быть с ней. Не знаю, было ли это любовью. Но после того, как мы увиделись в Букуреште, я понял, что больше не смогу расстаться с ней так надолго. Точнее, смог бы. Но не хотел.

— В высших кругах принято делать обязывающие заявления, — уклончиво ответил я. — Но мне громкие слова не по нраву, ты же знаешь. Просто если у нас все получится и мы оба останемся живы, я хочу попробовать. По-настоящему, понимаешь? Мне кажется, я уже к этому готов.

— К чему именно? — робко улыбнулась Ира и покраснела. — К тому, чтобы наконец-то…

— Не только. Не люблю полумер. Если уж хотеть женщину, то хотеть ее всю — со всеми последствиями.

— Ого…

— Ага.

Да уж, я просто мастер красноречия, особенно когда пытаюсь говорить искренне. Почему-то на службе всегда отлично выходило, а как только вопрос касался дел сердечных, я превращался в чурбан.

— Короче, я…

Ира поднесла палец к моим губам.

— Давай сперва выживем, хорошо? Ты сам говорил, для Юсупова это единственный шанс. Он использует все ресурсы и возможности, которыми обладает. Лично. Я не хочу умереть, зная, что дала нам надежду.

— Справедливо, — отозвался я и залпом выпил свой кофе. Пищевод обожгла крепкая и настолько пряная жидкость, словно я выпил жидкий огонь. Зато это немного меня отрезвило. — Тогда договорились, что вернемся к этому позже. Если сама захочешь.

Ирка чмокнула меня в щеку и успела отстраниться как раз в тот момент, когда на террасу поднялся сонный Денисов в халате Великого князя.

— Что, голубки, милуетесь?

— Ага, — Ира забрала из моих рук пустую чашку и одобрительно хмыкнула. — А знаешь, турецкие шмотки тебе удивительно идут.

— Все. Штофф сказала — значит, обязательно закажу себе такую же штуковину и буду ходить в ней дома после душа.

— Знал бы ты, сколько она стоит… Это ручная работа и шитье золотыми нитями.

— Если доживу до завтра, поверь, смогу себе это позволить, — улыбнулся Костя. — Кстати, Его Императорское Высочество уже вовсю насилует кофейник в гостиной. Поспешили бы вы на последний инструктаж.

«Последний инструктаж» — прозвучало как-то зловеще. Я не был суеверным, но все равно немного смутился. Костя открыл портсигар и прикурил от заклинания.

— Догоню вас через пять минут.

***

Ничего нового на инструктаже мы не услышали — все было проговорено еще накануне, а ненавязчивая подготовка к операции в самой базилике велась уже несколько дней.

Великому князю удалось договориться с городской управой, чтобы собор закрыли на один день под предлогом санитарной обработки. Это не должно было вызвать подозрений у простых подданных: народу сюда ходило много, София круглый год кишела туристами, да еще и церковные праздники справляли с особым размахом. Символ второго Рима как-никак, а его тоже требовалось убирать. Так что горожан и гостей города ожидали ограждение, табличка и охранники для убедительности.

Охрана состояла из местных сотрудников Управления, хотя и пришлось нарядить их в форму обычных хранителей правопорядка.

Собственно, основной план не изменился, корректировали лишь детали.

Софию постарались максимально отрезать от мирного населения, чтобы срезать до минимума напрасные жертвы.

Первый рубеж представлял собой охраняемый периметр территории, на которой располагалась София. Самое сложное было не отсвечивать, поскольку большое скопление стражей могло привлечь ненужное внимание гражданских. Но территория отлично просматривалась с камер, а установленные артефакты слежения должны были оповестить о всплесках Благодати.

Вторым рубежом, согласно плану, значилась сама наземная часть базилики — как внешняя, так и внутренняя. Снаружи дежурили все те же охранники, а внутри гостей поджидал отряд менталистов, состоявший из спецов местного Управления и нескольких доверенных лиц из свиты Великого князя — все-таки они решили не рисковать. Мне это ужасно не нравилось, но продавить свою линию не вышло. Ладно, будем работать с тем, что имеем.

И, собственно, самое пекло — Третий рубеж. Подземелье, которое при первой экскурсии показалось мне не менее запутанным, чем букурештская система. Любили в древних городах строить тайные ходы.

— Холодно здесь, — Ирка поежилась и накинула на плечи прихваченный свитер. — И можно мне какую-нибудь работу? А то я с ума сойду от ожидания.

— Пока просто ждем, — шепнул ей я. — Не теряй концентрации. Все может начаться в любой момент.

Подвалы базилики действительно были соединены с водохранилищем. Как ни странно, переход был недоступен для туристов — возможно, для того, чтобы стрясти деньги сразу на два билета. Либо, что тоже вероятно, местное начальство просто опасалось за сохранность небольшого перехода. Судя по тому, что я видел, этот узкий коридор с колоннами не был создан для того, чтобы принимать толпы туристов.

Костя оглянулся на Великий Осколок, в основании которого сидел, закрыв глаза, Великий князь. Александр Константинович решил воспользоваться случаем и пополнить резерв. Пока он медитировал, я не уставал восхищаться этим камнем.

Здоровенный кусок неизвестной темной полупрозрачной породы имел неправильную форму, сверкал, окруженный сиянием активации, а воздух вокруг него искрился. Зрелище потрясающее, и мне было сложно оторвать взгляд от этого сосредоточия невиданной мощи.

И пусть в этом подвале оказалась примерно половина от изначального Осколка, она все равно впечатляла: здоровенная, примерно четыре на два метра, она, казалось, даже била по ушам инфразвуком. Моя родовая сила впервые за долгое время осторожно забралась поглубже и не кипятила кровь.

— Хватит пялиться, — шепнул Денисов. — Лучше проверь, как дела у связистов.

Особый отряд поддержки состоял из неодаренных. Двое «сидели на ушах», принимая отчеты от коллег из Букурешта. Еще двое координировали действия на внешних периметрах. Все располагались вдальнем конце подземелья, а их техника была окована особым металлом, уменьшавшим влияние Благодати на работу устройств. И все равно Великий Осколок фонил так, что я не представлял, как они вообще могли здесь работать.

Девушка, сидевшая за столом приема данных из Дакии, подняла на нас глаза.

— Штаб, внимание! Есть сигнал от Корфа. Император въезжает в город.

Великий князь распахнул глаза и мгновенно выпрямился.

— Началось, господа, — он окинул долгим взглядом всех собравшихся. — С этого момента все должны быть предельно сосредоточены. Ирина Алексеевна, пожалуйста, помогите мне настроить общий ментальный канал.

Хорошая идея. Благо наличие артефакта под боком давало Романову практически неисчерпаемый запас силы. Ирка подошла к Великому князю, тот протянул ей руку, словно приглашал на танец, и, закрыв глаза, девушка присоединилась к его ментальной проекции.

Костя, явно жалевший о том, что вернул халат владельцу, отбил зубами чечетку и натянул слабенькую «Берегиню», чтобы согреться.

Полностью седой, но удивительно молодой для этого явления парень оторвался от техники.

— Время двенадцать пятнадцать. Перекличка, — проговорил он в микрофон гарнитуры. — Первый рубеж, Соловей, доложите.

Он замолчал, и, видимо, услышав ответ, кивнул.

— Принято. Первый рубеж, Вьюрок, доложите…

Так он дошел до Третьего рубежа. Здесь мы были разделены на две группы: Штаб и Переход.

— Третий рубеж, Переход. Пангеев, доложите.

Мы напряженно замолчали. Седой связист медлил, но затем все-таки кивнул.

— Принято. Штаб — аналогично. Конец переклички.

Ирка судорожно выдохнула. Да уж, жизнь ее к такому не готовила. Но если с детства крутишься при сотрудниках Тайного отделения и обладаешь даром, то однажды нечто подобное непременно однажды бы произошло.

«Спокойно, Ириш», — сказал ментально я. — «Все идет по плану. Ты молодец. И у тебя все получится».

«Спасибо…» — выдохнула она и оборвала связь.

Время тянулось бесконечно долго. Трудно удерживать концентрацию часами, но пришлось изворачиваться. Я для этого выбрал балансирование на грани выхода в ментальное пространство — это отрезало мелкий звуковой шум и фон Осколка и максимально приближало меня к Источнику.

Резкий голос девушки из букурештских связистов вырвал меня из этого состояния.

— Штаб, внимание! Сообщение из Букурешта. Императорский кортеж выезжает на главную улицу. Обстановка — ожидаемая. Пока стабильно.

В переводе на русский язык это означало, что на улицах дакийской столицы творилось черт знает что. Крайне неудобная обстановка для работы: толпы людей, желающих поглазеть на семью государя, сама императорская фамилия ехала в автомобиле с открытым верхом, что превращало их в заметную цель.

И, что хуже всего, НОАРД так и не дали окончательный ответ, готовы ли они отказаться от сотрудничества с заговорщиками. Нам сообщили, что Терезу и нескольких человек заключили под стражу, но Штефана достать не удалось: австрийцы успели вызволить его из тюрьмы и, видимо, все же переправили в Букурешт. Все участники этой мелкой операции были найдены убитыми, а за три дня перевернуть весь Букурешт не вышло. Поиски закончились ничем.

И это меня здорово напрягало. Я всего раз видел этого Штефана, но успел понять, что он был отбитым на всю голову отморозком. Если Терезу, принимай она решения единолично, еще можно было уговорить, то когда в НОАРД случилась рокировка, шансы на мирный исход здорово уменьшились.

— Штаб, внимание! — снова заговорила связистка. — Букурешт на связи. Взрыв.

— Где? — хором воскликнули мы с Костей.

— Уточняю.

Связистка даже прижала наушники руками, а ее лицо болезненно скривилось. Видимо, пыталась пробиться сквозь помехи или сильный фоновый шум. Наконец она опустила микрофон гарнитуры.

— Штаб, корректировка. Серия взрывов. Уточняю расположение.

Костя с тревогой уставился на меня. Ира, принимавшая меньшее участие в построении общего ментального канала, отвлеклась.

— Что у вас?

— Быстро заканчивайте, — сказал я. — У нас проблемы. Кажется, началось.

— Минуту.

— У нас нет минуты! — рявкнул Костя.

Но Великий князь даже бровью не повел. Сконцентрировавшись на сто процентов на задаче — а прокинуть такой обширный канал между всеми одаренными, да еще на столь непростой территории и при помехах от артефакта, было непростым делом даже для первого ранга — он нас не услышал.

— Проклятье! — В сердцах выругался Денисов и оглянулся на связистов. — Штабные, свяжитесь с группами. Полная готовность. Сейчас начнется.

— Есть!

Седой принялся стучать по кнопкам, а его помощник плотнее прижал «уши». Со стороны связистов лился непрерывный поток коротких переговоров, а я почувствовал, как ко мне в голову начал пробиваться ментальный канал. Аллилуйя! Великий князь смог.

«Как слышно?» — пробасил он. — «Второй рубеж, Базилика, ответьте».

«Базилика, говорит Козлов. Слышим вас, милостивейший государь».

«Без этикета, пожалуйста. Просто Романов. Не до жиру».

«Штаб, Романов — принято. Ничего нового. Группа в готовности».

На какое-то время в голове воцарилась тишина — непозволительная роскошь. Связистка Букурешта вскочила со своего места, сорвав гарнитуру с одного уха, но оставив второе — видимо, информация продолжала поступать.

— Штаб! — рявкнула она так, что даже Великий князь вздрогнул. Насколько ее голос был противен, настолько же четко он врезался в голову среди всей этой какофонии. — Взрывы в пяти местах по маршруту. Одновременно. Паника среди населения. Давка… Есть жертвы.

— Что с государем?!

— Жду информации… — девушка вдавила наушник в ухо и поморщилась. — Так… Есть… Погодите. Кто на связи?

У меня резко засосало под ложечкой. Скверное предчувствие, не сулившее ничего хорошего. Связистка побледнела, что-то пробормотала и уставившись на нас пустым взглядом, медленно сняла наушники.

— Штаб, — сглотнув ком, произнесла она дрожащим голосом. — Штаб, внимание! Шестой взрыв. Императорский кортеж. Есть жертвы среди… Среди императорской семьи. И… И сотрудников безопасности. Простите.

Ира зажала себе рот, чтобы не закричать, но Великий князь положил ей руку на плечо.

— Держи себя в руках, девочка. Ты мне нужна. Нужна сильнее, чем когда бы то ни было. Соберись, Ирина.

Кажется, я начинал понимать, зачем она оказалась здесь. Если…

И в этот момент стены подземелья дрогнули. Застонала древняя кладка, пошатнулись колонны, с потолка посыпалась крошка.

Седой схватил наушники.

— Третий рубеж, ответьте! Третий рубеж! Третий рубеж, отвечайте же!

Глава 39

Пока седой связист пытался дозваться до группы у Перехода, мне показалось, что прошла вечность. Александр Константинович долбил пропавших по ментальному каналу, но безуспешно. В какой-то момент мы вообще перестали их чувствовать, словно они установили блок. Или как если бы случилось что похуже, и как раз этот вариант был куда вероятнее.

— Пангеев! — повторял связист. — Пангеев, Переход, ответье! Кожин! Синицина!

Наконец он сдался. Медленно спустив наушники на шею, седовласый сотрудник уставился на Великого князя.

— Переход не отвечает. Никто из группы.

— По ментальному каналу тоже молчат, — добавила Ира. — Точнее, они выпали из связки.

Мы с Денисовым переглянулись.

— Полагаю, это наши гости явились с помпой, — прошептал Костя. — Вы были правы, Александр Константинович. Пришли снизу.

— Пока не подтверждено, — ответил Великий князь. — Соколов, Филаретова, Жуковский, ко мне.

Удивительная перемена случилась с самым эксцентричным из Романовых. Здоровенный, как Александр III из Романовых моего мира, любитель чудить и разыгрывать не только вельмож, но, по слухам, даже государя, сейчас Великий князь мало чем отличался от Корфа. Широкое бородатое лицо стало хмурым, глаза сосредоточенно двигались, следя за происходящим на физическом и ментальном планах, а почти что шаляпинский бас отдавал по-военному короткие приказы.

Я подошел ближе, и одновременно со мной подтянулись еще двое вызванных. Филаретова была сотрудницей местного Управления. Боевик 4 ранга, мощная тетка. На вид ей было лет сорок, но фигуру она сохранила девичью. Только лицо выдавало истинный возраст. Точнее, даже не морщинки, а глаза. Глаза женщины, видевшей много дерьма.

Жуковский состоял в свите Великого князя и прибыл с ним из Петрополя. Насколько я понял, у Александра Константиновича было что-то вроде собственной службы безопасности, и Жуковский как раз работал там. Тоже боевик. Пятый ранг, но с подвохом: специализация стихийная — дивно у него получалась работа с конфигурацией природных сил. Судя по выправке, манерам и характерной стрижке, господин Жуковский некогда был служивым человеком.

Великий князь жестом велел нам подойти ближе.

— Вы втроем отправляйтесь в Переход. Проверьте, что происходит. Но не высовывайтесь, просто выясните, что случилось.

— Принято, господин, — кивнул Жуковский.

— Не высовывайтесь, Соколов, — персонально для меня повторил Романов.

Я кивнул.

— Разумеется, милостивейший государь.

В текущей ситуации у меня не было никакого желания геройствовать и лезть на рожон. Слишком много неизвестных переменных в уравнении. У нас был лишь примерный список людей, которых переправили в Константинополь для Юсупова, но большинство фамилий были мне незнакомы.

Безопасники Романова и спецы из местного Управления оценили риски и составили отряды, исходя из потенциальной опасности. Но, как всегда, могло вылезти что-нибудь непредвиденное. Так что ну на фиг героизм, я тут обнаружил, что быть живым и здоровым — очень здорово.

К нам подошла Ира.

— Связалась с менталистами в базилике. У них все тихо, но их тоже тряхнуло. Снаружи вроде бы тоже тишина.

— Пусть пока остаются на местах и глядят в оба, — распорядился Великий князь. — Не исключено, что гости станут прорываться сразу с двух направлений.

— Конечно.

Ира отвлеклась на переговоры с группой Второго рубежа. Тем временем связистка из букурештской пары пыталась наладить коммуникацию с коллегами. Судя по тихим проклятьям, что доносились из их закутка, получалось скверно.

— Понять не могу… То ли нас пытаются глушить, то ли беда со стороны Букурешта, — возмущалась девушка. — Сигнал постоянно пропадает. Не держится дольше секунды.

— Нет, это не у нас проблема, — проверив что-то на мониторах, ответил ее напарник. — Смотри, у нас все ровно. Это Букурешт.

Они снова поковырялись в аппаратуре, но девушка отрицательно покачала головой и положила наушники на стол.

— Все. Сдохло. Связь с Букурештом окончательно потеряна.

Хреново. Прямая трансляция происходящего в Дакии могла бы нам помочь. Хотя главное, судя по всему, уже случилось. Нападение состоялось, но мы не знали, кто именно стал жертвой, как пострадал и насколько все было серьезно.

— О боже!

Кричала Ира. Я обернулся.

Подруга была в порядке, но с ужасом глядела на Великий Осколок. Артефакт словно очнулся от дремоты. Загудела, завибрировала скрытая в нем Благодать, зарокотали стены. Внутри камня что-то происходило, но я не мог взять в толк, что именно.

Словно внутри Осколка что-то пробудилось, начало расти — какое-то странное свечение. Оно быстро нарастало, и через несколько секунд грани темной породы вспыхнули. Я едва успел зажмуриться от ослепительно яркого света.

Ирка вскрикнула, и я на ощупь метнулся к ней.

— Что такое?

— Больно…

— Где болит?

— Не знаю, — она скрючилась и схватилась за живот. — Словно изнутри что-то раздирает… Не… не понимаю.

Щурясь от яркого сияния, я взглянул на осколок. Свет внутри него пульсировал, бился, как рыба, вытащенная на сушу.

— Назад! — крикнул Великий князь. — Все прочь от камня!

Денисов бросился в сторону. Я схватил стонавшую Ирку и оттащил подальше. Камень задрожал, и вместе с ним принялись шататься своды подземелья. Снова посыпалась крошка с потолка, возмущенно заворчала древняя кладка.

Ирка повалилась на каменный пол, скуля от боли. Я оглянулся на Великого князя. Тот, побледнев, ухватился за колонну, и Жуковский подскочил к нему, чтобы поддержать. Великий Осколок словно сошел с ума окончательно: вспышки стали частыми, как в стробоскопе, и каждая обжигала глаза. Смерть эпилептика.

— Что это за хрень? — орал позади нас Денисов. — Что происходит?

И в этот момент Великий Осколок, озарив нас ярчайшей вспышкой, погас. Исчез свет, что нарастал изнутри, вернулось слабое сияние с редкими яркими искорками. Мне показалось, что оно стало слабее, чем прежде.

Кряхтя и хватая ртом воздух, Ирка поднялась.

— Господи… Вроде отпустило. Думала, умру.

Александр Константинович медленно сполз по колонне на пол. Жуковский хотел было помочь ему подняться, но господин слабо отмахнулся.

— Не нужно. Сейчас пройдет.

— Вы знаете, что это сейчас было? — спросил я, помогая Ирке принять вертикальное положение.

— К сожалению, да, — Голос Великого князя стал блеклым, бесцветным, словно лишился жизни. — Один из Дома, связанного с Осколком, только что умер. Кто-то из семьи. Это был мощный выброс силы.

Кто-то из сотрудников охнул. Связистка прерывисто вздохнула, Денисов перекрестился, а Жуковский снял головной убор.

— Святые угодники…

— И мы не знаем, кто именно, — добавил я. — Связи с Букурештом нет.

Черт возьми. Неужели Корфу не удалось договориться с НОАРД? Или у Юсупова был запасной план на случай, если повстанцы сольются в последний момент? И кто именно погиб? Лишь бы не государь. Лишь бы не наследник… Черт, да никто из них не заслуживал участи Франца Фердинанда из моего мира!

Так, соберись, Миха! Сейчас думать об этом — только нервы мотать. Что бы там ни случилось, Юсупов получил то, что хотел. Сейчас это — главное. У нас еще есть работа. Мы еще можем им помешать.

Великий князь с трудом поднялся и привалился к колонне. Снова отмахнулся от помощи Жуковского, но краски на его лицо стали возвращаться. Уже хорошо.

— План не изменился, — хрипло сказал он. — Случилось то, чего добивался Юсупов — Осколок ослабел, его связь с нашим Домом истончилась. Сейчас он наиболее уязвим для перепривязки. Что бы ни случилось в Букуреште, наша задача — не дать гостям сделать то, зачем они сюда явились. Отставить горе и слезы, не до этого. Соколов, Филаретова, Жуковский — идите на разведку.

Мы молча кивнули.

«Кость, пригляди за ними», — попросил я.

«Не волнуйся. Глаз не спущу».

Я поймал тревожный взгляд Иры. Она обернулась к Великому князю, и тот поманил ее к себе.

— Нужно поговорить, девочка моя. Иди сюда.

Я встретился глазами с Великим князем. Ну конечно, он давно понял, что Ирка была его крови. Ведь именно Александр Константинович тогда выяснил, что Радамант носил в себе силу Романовых.

Жаль, что я не смогу присутствовать при этом разговоре. Жаль, что не смогу поддержать. Я был уверен, что Матильда так ничего и не рассказала Ирке. А если и возникли какие-то сомнения или неудобные вопросы, то аккуратно подтерла память или придумала какое-нибудь правдоподобное объяснение.

Значит, Ирине придется услышать правду от Великого князя. Что ж, это всяко лучше, чем непосредственно от Радаманта. Отец года, блин.

— Идем, — поторопила Филаретова. — Я поставлю купол.

Купол у нее получился неплохой, но я бы сделал лучше. Впрочем, глазастый менталист все равно бы смог по косвенным признакам и фону Благодати нас раскусить. Так что, на купол надеясь, сами мы не плошали: шли тихо, осторожно, стараясь лишний раз не дышать.

Древние подземные ходы не отличались простором: пришлось идти друг за другом — Филаретова впереди, я в середине, Жуковский — замыкающий. Женщина не стала тратить силу на заклинание освещения и воспользовалась фонариком. Тонкий луч высвечивал сырой пол, влажные стены. Пахло застоявшейся водой, церковными благовониями и затхлостью.

Шли недолго — все-таки расстояние между Софией и Цитерной Базиликой было совсем небольшим. Коридор упирался в другой, более широкий и освещенный. Перед поворотом Филаретова остановилась.

«Осторожно. Наши должны быть совсем рядом».

Но никаких следов группы Пангеева мы не видели.

Филаретова усилила купол и осторожно выглянула из-за угла. Отставив одну руку за спину, она на всякий случай сконцентрировала силу для формирования заклинания.

Но не пригодилось.

«Коридор пуст», — сказала она, внимательно всмотревшись в обе стороны. — «Нам налево».

Стараясь ступать как можно тише, мы вышли в основной коридор. Это, собственно, и был сам Переход — он соединял подземелье базилики с водохранилищем. Сюда даже добралась цивилизация: вдоль коридора через каждые метров десять тускло горели лампочки, так что Филаретова убрала фонарь.

«Слышу голоса. Два мужских, один женский», — доложила женщина.

Через пару секунд я тоже их услышал. Правда, эхо сводов Цистерны искажало слова, и я ни черта не мог разобрать. Но вроде говорили по-русски. Уже сигнал.

Филаретова снова остановилась.

«Вон там начинается зал Цистерны», — она указала на плохо освещенный проем. — «Если зайдем далеко, будем как на ладони. Нужно держаться в тени».

«А лучше и вовсе подобраться ближе и не высовываться, как завещал Великий князь», — ответил я.

Филаретова наградила меня снисходительным взглядом. Ну да, ну да, пошел я на фиг, юнец-выскочка. Куда мне до опытных спецов, которые собаку съели на слежке!

Тем не менее дама вняла моим словам. Мы рассредоточились в коридоре — я скользнул к противоположной стене и тихо, почти по сантиметру подобрался к арке, что предваряла зал Цистерны.

Сооружение, конечно, было грандиозное, и за минувшие полторы тысячи лет в подземелье, видимо, особо ничего не изменилось. Стены образовывали прямоугольный бассейн длиной с три олимпийских, не меньше. Потолочные своды были сложены в виде множества куполов и арок, и их поддерживал целый лес мраморных и гранитных колонн. С моей точки обзора эти ряды казались бесконечными.

Колонны были красиво подсвечены, я слышал журчание льющейся воды. Сам бассейн был заполнен примерно наполовину, но все равно глубина была внушительная. Между колонн располагались мостики для прохода над водой. На мраморном дне мерцали тысячи монет, которые бросали туристы — на удачу.

«Группа мертва», — сказал Жуковский. — «Бассейн слева, у стены».

Я взглянул туда и содрогнулся. Может уже насмотрелся на всякие ужасы, но почему-то сейчас в голове крутилась лишь одна дурацкая мысль, что теперь эту водичку лучше не пить.

«Вижу троих», — сказала Филаретова. — «На два часа».

Я тоже увидел их. Трое — мужчина и женщина, еще один мужчина стоял на коленях. Женщина обхватила голову коленопреклоненного, словно обнимала. Но больше это было похоже на то, что она подвергала его ментальному воздействию.

«Это Пангеев», — сказал Жуковский. — «Видимо, сволочи ломают ему память».

Насколько я знал, Великий князь не баловался с установкой блоков по типу тех, которыми не гнушались аспидовцы. Были свои хитрости, но если Юсупов обзавелся действительно высококлассным менталистом, любую хитрость можно было размотать и получить доступ.

Это хреново. Очень хреново. Пангеев знал слишком много.

— Долго еще? — нетерпеливо спрашивал мужчина. — Они нас ждут. Они уже наверняка знают, что мы здесь.

— Не торопи. Я почти его сломала. Мощные щиты, мое уважение.

Мужчина огляделся по сторонам. Из-за мистической подсветки, которая на деле не освещала ничего, кроме колонн, я не мог толком его разглядеть. Но плеск воды на другом конце зала, словно что-то бухнулось в бассейн, отвлек меня.

Нетерпеливый мужчина встрепенулся.

— Что у вас там? — громким шепотом спросил он.

— Размещаем артефакты, — ответили ему из-за ряда колонн. — Начнем отсюда.

— Чего копаетесь? У вас было время!

— Не все настройки можно произвести заранее, ваше сиятельство! — снова всплеск. — Но скоро закончим. Нужно еще минут десять.

— Долго. Живее!

В ответ из-за колонн донеслось ворчание. Но всплески стали раздаваться чаще.

Я вопросительно взглянул на спецов.

«Идеи?»

«Артефакты в воду… Бомбы?» — пожала плечами Филаретова.

«Зачем мучиться с артефактами? Взрывчатки и без Благодати полно. Из Дакии легко достать», — возразил Жуковский. — «Нет, здесь что-то другое».

Пока они спорили, я высунулся чуть дальше. Женщина продолжала истязать мозг несчастного Пангеева. Артефакты продолжали падать на дно водохранилища.

Думай, Миха!

Почему именно на дно? Значит, им нужна вода? Большая масса воды. Жаль, Аньки здесь не было — она в таких хитростях соображала. А здесь явно было что-то хитрое. Я заметил четверых людей в спецовках, которые вытаскивали из сумок небольшие темные камни и бросали их в воду.

— Достаточно или еще? Мы же с запасом делали… — шептал один из" артефакторов«.

— Лучше еще пару-тройку. Для надежности.

— А шеф сдюжит? На каждый нужно много силы — поднять такую толщу воды и направить…

— Это его проблемы, — тихо огрызнулся его собеседник. — Наше дело — настроить и свалить. Пусть поднимает как хочет.

Так, уже интереснее и немного понятнее. Значит, артефакты нужны, чтобы поднять толщу воды и, очевидно, направить ее в нужном направлении. И я даже представлял, что это за направление — зал Великого Осколка.

А что, умно. Залить нас водой, утопить и, собственно, порешать всех одним махом. А Осколку ничего не сделается — лежала же он кучу времени в сырой земле, и ничего с ним не случилось.

Я вернулся в коридор и поделился соображениями с группой. Филаретова нахмурилась.

«Очень рискованная затея. Даже если они точно настроили все артефакты на конкретную воду…»

«Полагаю, работать будет не один Юсупов. Если из человек десять, и они соединят силу в один поток, может получиться. Жопа, господа».

Я снова взглянул на почти сломавшегося Пангеева. Наш купол немного глушил отдаленные звуки, но по его перекошенному лицу и разинутому рту я понял, что он уже просто выл от боли.

Прости, мужик, но выбора у нас нет. Нельзя, чтобы люди Юсупова получили доступ к памяти помощника. Нельзя, чтобы эти артефакты затопили подземелье. Да и просто хотелось уже отомстить и закончить все это.

Жуковский связался с Великим князем. Доложил. Но я уже знал, что следовало делать. Воззвал к Источнику и попросил дать мне все, что было можно. Все, чтобы поднять эту воду и без артефактов.

«Мы ударим первыми», — сказал я.

Глава 40

Филаретова почувствовала, что я начал концентрировать титанический объем силы в ладонях, и с ужасом огляделась на меня.

«Соколов, отставить!» — крикнула она так громко, что даже Жуковский шарахнулся. — «Приказа еще не было. Затея рискованная! Ты можешь нас всех утопить!»

В общем канале стоял галдеж. Снова объявили перекличку, и на этот раз отозвались не все. Бедный седовласый парень пытался идти по списку. А я ждал ответа Великого князя.

Филаретова дернула меня за рукав.

«Соколов, мне много рассказывали о ваших успехах. Но не смейте проявлять инициативу до приказа».

Я не выдержал и взглянул на нее со всей яростью, что копилась во мне все эти годы.

«Я справлюсь. Работать буду не с Благодатью, а с родовухой», — я покосился на зал Цистерны. — «Они заслужили. Я это знаю, вы знаете. Они все это заслужили. У них был шанс выбрать верную сторону».

Жуковский жестом призвал нас к спокойствию и воззвал к Великому князю.

«Соколов хочет направить их оружие против них же», — коротко доложил он и описал мой план. — «Есть риски, но это может здорово сократить шайку заговорщиков».

«И мы лишимся Пангеева. Он жив, но схвачен», — добавила Филаретова.

Сила кипела у меня в руках с такой силой, что я едва их чувствовал. Ох, на этот раз Источник отсыпал прямо по-царски! Что тоже наводило на мысли о моей правоте — предки просто так силой не делились. И если на моей улице перевернулся грузовик с родовухой, значит, духи точно что-то знали и хотели это предотвратить.

«Разрешаю», — коротко отозвался Александр Константинович, и по его тону я понял, что разговор с Ириной был непростым. А может мы пропустили каки-то другие важные вести на общем канале. — «Михаил, действуй. Но осторожнее. Жуковский, Филаретова, помогите ему».

Я поймал укоризненный взгляд женщины. И все же она не стала возражать.

«Принято», — ответила она. — «Поддержим».

Жуковский повернулся ко мне и чуть расслабил узел галстука.

«Ну, юное дарование, руководите», — неприятно улыбнулся он, словно нисколько не верил в успех моей затеи.

Сперва этот Жуковский показался мне довольно скользким, если даже не мерзким, типом. Весь из себя прилизанный, с незапоминающейся физиономией и бегающими туда-сюда глазками. Еще и вежлив был до зубного скрежета. Впрочем, исключительная вежливость как раз была характерна для многих сотрудников Управления.

И только я подумал, что не пошел бы в разведку с таким, как этот Жуковский, в нее нас вместе и отправили. Иронично.

«Я хочу поднять воду первым, пока они не успели активировать артефакты», — повторил я план. — «Судя по разговору аспидовцев, главное воздействие должен осуществлять Юсупов. Если все получится, мы и его притопим. И сказочке конец».

«Что-то я пока не наблюдаю здесь князя», — ответил Жуковский. — «А вот артефакты тем временем почти все разместили…»

Он был прав. Если начинать вечеринку, то сейчас. Но я хотел, чтобы присутствовали все приглашенные лица.

«Подождем еще немного. Должен, ну должен он появиться!»

Филаретова отступила на пару шагов.

«Вряд ли мы сможем помочь Соколову с подъемом воды», — сказала она старшему коллеге. — «Но вот установить и держать крепкий барьер, чтобы вода не пошла дальше в Переход, мы способны. Не хочу, чтобы наших забрызгало».

В принципе, это стоило сделать в любом случае, так что я кивнул. А вдруг не получится? Или я не смогу удержать эту толщу воды под безупречным контролем? Я же никогда не делал ничего подобного. Здесь требовалось сконфигурировать стихийный водяной поток с боевым и впендюрить чистой силой для толчка. Так я себе это представлял. А вот что получится на практике — большой вопрос.

«Лишним не будет», — ответил я. — «Благодарю».

И все равно ни Филаретова, ни Жуковский в меня не верили — я чувствовал этот скепсис кожей. Да и черт с ними. Я всматривался в полумрак зала Цистерны и тихо бесился от нетерпения. Ну давай, черт мохнатый! Спускайся, княже.

Если предположить, что в арсенале у Юсупова было примерно пять десятков аристократов различной степени одаренности, из которых несколько человек точно были лишены силы, то где тогда они все сейчас были? В зале Цистерны я насчитал не более десятка. Где остальная кавалерия?

Предположим, что неодаренные, но лояльные координируют и отвлекают. Даже допустим, что их с десяток. Где еще тридцать наделенных благодатью и очень мотивированных изгоев?

Почему мы их до сих пор не засекли?

Может взрыв в Цистерне — все-таки отвлекающий маневр? Может они решили бахнуть снизу, а основную атаку провести с парадного входа — дескать, пока мы тут тонем и барахтаемся, они спокойно прочешут базилику и спустятся, когда вода вернется в Цистерну? А там и Осколок особо отбивать не потребуется…

Думай, Миша. Думай хорошо, потому что от этого сейчас зависит куча жизней. Ошибешься — и погубишь всех.

Руки уже изнемогали, сила рвалась наружу, а нерастраченный потенциал Источника жег мне кожу. Я вскинул ладони, повинуясь даже не инстинкту — некому внутреннему требованию… Сила соскользнула с моих пальцев и, словно спущенная с поводка гончая, ринулась к бассейну.

И тут общий ментальный канал дрогнул от крика.

«Это Чупрасов! Второй рубеж, Базилика! Нападение на храм! Их слишком много, мы не можем взять столько под контроль. Иллюзия разваливается!»

Филаретова чертыхнулась.

«Соколов, отставить!», — затараторила она. — «Установим барьер, чтобы сдержал воду — Жуковский с этим поможет. Нужно спешить наверх!»

Но руки меня уже не слушались. Ни пальцы, ни тело, ничего. Я превратился всего лишь в проводник силы — застыл истуканом с вытянутыми руками и не мог даже пошевелиться. Разве что получилось чуть повернуть шею.

«Уже не могу…», — прокряхтел я. — «Поздно… Никак…»

— Да мать вашу! — рявкнула женщина вслух. Впрочем, общаться ментально нашей маленькой группе уже и правда не было смысла. Ибо так ярко, как я себя обнаружил, наверное, даже император в Букурешт не въезжал.

Холодное белое сияние чистой родовой силы вспенило воды бассейна. Женщина, что ломала разум Пангеева, резко обернулась.

— Какого черта? Мы еще…

На лице Пангеева расплылась кровавая улыбка.

— Пошли в жопу, сукины отродья!

Он увидел меня. Заметил — и снова улыбнулся. Теперь, когда весь зал был ярко освещен, я разглядел его лицо. Избитое, в ссадинах, с дорожками кровавых слез — последствия взлома щитов. Из последних сил Пангеев вывернулся из хватки сбитой с толку менталистки и бросился в воду.

— Черт! — крикнул Жуковский, но Филаретова оттолкнула его к стене, чтобы он не попал под ответный огонь.

— Выживет — хорошо, — шепнула она. — Нет — похороним с почестями.

— Если сами выберемся, — так же тихо ответил я и усилил напор.

Вода закипела, и находившиеся в ней артефакторы с воплями пытались выбраться на узкие мостики. Черта с два: здесь повсюду был скользкий мрамор, их обожженные пальцы срывались, и вскоре все настройщики снова оказались в бассейне. Они уже не кричали — или я этого не слышал. Шипение кипящей воды заполнило все пространство вокруг нас.

Должно быть, очень хреновая гибель, но я не мог этому помешать. Сила вырвалась. Род так решил. Князь дал приказ. А я был просто палачом.

— Уходим! — едва державшийся на мосту мужчина схватил менталистку за руку и попытался потащить к главному выходу. — Пойдем через верх! С остальными!

— Нет! — женщина пыталась хвататься за колонны. — Нельзя уходить. Нужно активировать…

— Мы на это не подписывались!

Вода поднималась все быстрее. Весь зал теперь был окутан плотными клубами пара. Я не видел ту парочку из заговорщиков, но слышал их голоса. Мужчина пытался убедить спутницу, но она, видимо, оказалась более идейной.

— Здесь сейчас всех сварит! — орал он.

«Все натяните «Берегиню», — велел я коллегам. — «Дамочка права — здесь сейчас станет еще жарче».

Родовая сила отличалась от Благодати в первую очередь тем, что не просто подчинялась другим законам, а исполняла волю духов. Наши духи, видимо, вконец заколебались выдавать мне силу порционно и просто решили положить здесь всех недругов.

Затрещали и вырубились лампы подсветки, где-то на стенах что-то коротнуло. Вода бурлила и уже лизала поверхность мостиков. Я с трудом повернул голову к своим — хвала небесам, они успели выставить барьер в метре от начала Перехода. Меня, окутанного силой, кипяток не доставал, а вот им могло бы и достаться.

«Чупрасов! Второй рубеж!» — кричали на общем канале. — «Что у вас?»

«Бой», — коротко отвечал глава группы. — «Ремизов, Слепцова, Тарасов ранены. Якунин и Алмазова убиты».

«Перегруппироваться», — прорычал голос Великого князя. — «Направили группу с территории к вам. Минуту-две продержитесь, ребятки».

На лице Филаретовой впервые читался страх.

— Половину наших лучших бойцов положили или ранили, — шепнула она, продолжая вливать силу в барьер. Вода билась о полупрозрачную стену. — Значит, главные силы решили пустить над землей?

— Не знаю, — ответил я. — Держите барьер!

Сейчас было не до этого. Сила настолько взбаламутила воду, что она не только поднялась до потолка Цистерны, но и начинала подтачивать выставленный «Покров». Те двое аспидовцев не успели сбежать — волна кипятка накрыла их уже на ступенях, когда они, проскочив по мостам, ринулись наверх. Не успели. И наспех активированная «Берегиня» их не спасла.

Источник развлекался, собирая кровавую жатву, а я не мог ни помешать, ни ускорить процесс. И почему-то это сейчас казалось правильным. Как бы цинично ни прозвучало, но сейчас было не время для полумер. Убивать — так насмерть.

Наконец последние крики стихли, и в зале не осталось ничего, кроме пара и воды. Никто не выжил, кроме нас.

— Соколов, заканчивайте! — кричал Жуковский. — Довольно! Вы всех обезвредили!

Ага. Легко сказать. И все же я уговорил силу успокоиться. Отпустить эту несчастную воду, этих несчастных людей. Или то, что ими было всего пять минут назад. Потребовались долгие, почти бесконечные секунды, чтобы взять иссякающий поток под контроль.

Источник закрылся так же внезапно, как проснулся, и я просто рухнул на горячий пол.

— Вот же дерьмо…

Едва воды опустилась в пределы бассейна, Филаретова и Жуковский убрали остатки барьера и вместе помогли мне подняться. Женщина склонилась надо мной и подала руку.

— Жив? Цел?

— Орел, — прохрипел я. — Сейчас приду в себя. Дайте минуту.

— Нет у нас минуты. Судя по тому, что творится наверху…

Сотрудники огляделись на последствия моей работы. Ко всему прочему запахло вареным мясом. Я всегда ненавидел этот запах, и мне к горлу подкатила тошнота.

— Нужно идти наверх, — сказал Жуковский. — Если сам Юсупов уже в базилике, люди с Первого рубежа станут пушечным мясом.

— Нужен приказ, — опять упрямилась Филаретова. — Мы должны защищать Штаб. Пока Великий князь не даст…

«Переход!» — закричали на общем канале. — «Переход, что у вас?»

«Бульон на вкус так себе, но подошел», — ответил я. — «Что в базилике?»

Только сейчас, когда слабость немного отпустила и позволила сконцентрироваться, я понял, что на общем канале стало подозрительно тихо. Ни криков, ни ругани, ни отчетов о позициях. И, судя по напряженным лицам моих коллег, их это тоже смутило.

«Базилика пала», — тихо отозвалась Ира. — «Все, кто еще может… Все, кто держится, сюда. Вы очень нужны нам в Штабе. Остались лишь мы».

Я быстро натянул «Берегиню» и бросился по коридору. Не говоря ни слова, Филаретова и Жуковский поспешили за мной. Я несся так быстро, как только позволяло заклинание. Если Второй рубеж не сдержал нападение, значит, и правда остаемся только мы. Может кто-то наверху на территории, но толку от них будет немного.

В Штабе помимо Романова, Ирки и Кости было еще трое высокоранговых одаренных. Я опустошил резерв, и у меня осталась только Благодать. Чертов Юсупов меня поимел. Я-то хотел приберечь для него самое вкусное, но пришлось показать фокус с кипячением. Филаретова и Жуковский выдохлись, сдерживая бульон, но силы у них еще были.

Осталось понять, в какой компании явится опальный князь.

«Сколько гостей ждем?» — спросил я на бегу.

«С десяток», — ответил Романов. — «Чупрасов с компанией многих положили. Но остались самые мощные».

Пора бы Великому князю расчехлить Великий Осколок. Я на себе ощутил силу Юсупова, а сейчас он еще наверняка обвешан артефактами. Плюс с ним могут поделиться силой одаренные из его группы. И тогда дело примет не самый радужный оборот.

Мы подоспели как раз вовремя.

Я влетел первым — как раз в тот момент, когда бронированная дверь толщиной в добрый метр буквально расщепилась на атомы на глазах у изумленных связистов.

Ира успела выставить «Покров» — ровно для того, чтобы уберечь всех нас от мириад раскаленных искр.

— Защищать Осколок! — кричал Великий князь, но шум, грохот, стоны почти заглушили его мощный бас.

— Я пуст, — сказал я Ирке, когда она жестом велела мне становиться у подножия артефакта. — Осталась только Благодать.

— Да чтоб тебя!

Жуковский и Филаретова метнулись к Осколку. Остальные уже окружили артефакт, а Великий князь стоял на шаг впереди. На наших глазах между проемом входной двери и нами вырастал плотный барьер — Великий князь плел толстенное заклинание, которое, казалось, должно было поглотить атомный взрыв. Но он был бледен и с трудом держался на ногах.

— Что с ним? — украдкой спросил я Иру.

Девушка дернулась.

— Он снимал с меня все блоки и потратил на них много силы. Все те, которые на меня поставили. Теперь я знаю, кто я. Теперь понятно, почему иногда прорывались вспышки силы. И я очень, очень зла, Миша.

Договорить она не успела — за полупрозрачной стеной барьера стали различимы силуэты. Восемь человек — все обвешанные артефактами по самые уши, все в щитах и защитных заклинаниях.

Мы ударили. Не было времени разбираться. Костя метал боевые связки одну за другой. Ира с боевым кличем ломала мозги и все, до чего могла дотянуться. Один из гостей буквально взорвался, как наполненный краской воздушный шарик. Я инстинктивно отстранился от подруги, чтобы не попасть под удар.

Костя охнул, когда его руку обжег концентрированный «Колобок». Я тут же отправил его себе за спину и встал вместо него позади Великого князя. А затем я увидел Юсупова.

Опальный князь стоял позади своих миньонов. Спокойно, даже с некоторым научным интересом наблюдал, как падали и погибали люди с обеих сторон. Барьер истончался, мы несли потери, а проклятый Великий Осколок перешел в спящий режим.

— Что стоишь, тварина? — улыбнулся я Юсупову, поймав боевой азарт. — Опять делаешь все чужими руками?

— Я жду, — снисходительно улыбнувшись, ответил враг.

Рядом со мной ойкнула Ира, поймав «Косу» в бедро. Но в следующий миг отправила пославшую заклинание женщину в нокаут хорошо поставленным ветряным заклинанием — дамочка подлетела вверх и в сторону, ударилась о древнюю стену и затихла.

— Так чего ждешь? — крикнул я, уворачиваясь от цепочки «Жар-птиц».

Что-то затрещало позади нас. Заворочалось, заставило скрипеть камни и проседать землю. Словно сам ад решил разверзнуться в этом подвале, как будто ему мало досталось.

— «Лихо!» — рявкнула Ирка. — Все в стороны!

Держась за раненую руку, Костя проворно отскочил и увлек за собой Ирку. Великий князь замешкался и почти что попал под удар валуна, но Филаретова успела оттолкнуть его и приняла удар на себя. Камень опустился на нее с противным чавканьем, брызнуло красным.

Твою мать.

— Чего жду? — переспросил Юсупов и принялся медленно спускаться по ступеням. — Вот этого.

Из выхода, что выводил к Переходу и Цистерне, вышел один мужчина. Окруженный пылью, в замаранном светлой каменной крошкой старом костюме. Одним движением руки он смел меня в сторону, и я врезался в наполовину развалившуюся колонну.

— Нет, — прошептал я, когда мужчина приподнял шляпу в знак приветствия и улыбнулся кривой стороной своего лица. — Нет, нет, нет!

Глава 41

— Сукин сын! — я харкнул кровью и снова рухнул на пол. Не успел поставить физическую защиту, а удар Радаманта был такой силы, что, кажется, сломал мне пару ребер.

Но глава Ордена Надежды даже не взглянул в мою сторону. Его внимание занимала лишь Ирина.

— Опаздываете, дражайший, — усмехнулся Юсупов.

Насколько скромно и даже бедно выглядел Радамант — с наполовину парализованным лицом, скрытом полами шляпы, в стареньком костюме из дешевой ткани, в засаленной рубашке… И настолько же контрастировал с ним другой заговорщик.

Князь Борис Андреевич Юсупов вырядился на эту операцию, словно и правда готовился возложить на голову венец. Словно это было не массовое убийство, а чертова коронация.

В белом брючном костюме-тройке, с аккуратно прилизанными седеющими волосами и бриллиантами на запонках и заколке галстука, он, казалось, перепутал адрес. В таком виде только на приемах щеголять. Пыль осела на дорогущей ткани, замарала туфли из выбеленной кожи какой-то редкой рептилии. Но опальному князю было наплевать — сегодня он явно рассчитывал на триумф.

— Впрочем, к финалу вечеринки вы все же успели, — добавил он.

Радамант молча взглянул на него и ничего не ответил. А зря. Мне вот, например, было очень интересно, какого ляда он здесь забыл. Не поверю, ни за что не поверю, что он снюхался с Юсуповым.

Неужели косоликий решил воспользоваться нашей потасовкой и перепривязать к себе Великий Осколок? А что, план хитрый, но рабочий: пусть его враги перебьют себя сами, а он явится под занавес и просто добьет оставшихся. И рук почти не испачкаешь, хотя Радамант уже замарался в крови по самую шею.

Ну сволочь…

Радамант направился к Ирине, но Великий князь преградил ему путь.

— Не смейте вмешивать в это еще и дитя, — сказал Александр Константинович. — Довольно жертв. Она невинна. Это не ее война.

Ловким жестом он отправил Ирку себе за спину. Я попытался подняться, но не смог. Что-то кольнуло в бок с такой силой, что у меня перехватило дыхание. Тело странно себя вело: вроде и боли не было, но каждая попытка пошевелиться превращалась в адскую муку. Еще и заныл шрам от проклятого оружия, словно решил меня добить старой раной. Я приложил руку к ране и почувствовал горячую кровь. Рана открылась.

Денисов вылез из-под обломков стены, но зря — не успел он усилить «Берегиню», как Радамант уже его заметил. Приподнял брови, даже кривовато улыбнулся — и сделал едва заметный жест. Костя повалился плашмя, глаза закатились.

— Поспите, юноша, — сказал глава надеждинцев. — Анна мне не простит, если я вас убью. Но и мешать мне не позволю.

— Охренеть какие сантименты, — прохрипел я, снова пытаясь подняться. — Ты по чью душу явился, а?

Юсупов вышел в центр зала, аккурат к теряющему силу барьеру, и его колдуны расступились. Каждый все еще держал боевое заклинание наготове, но опальный князь жестом велел им не вмешиваться.

— Итак, раз вы здесь, дражайший Радамант, то, полагаю, что вы согласны со сделкой. Вам — девчонка, мне — артефакт.

Мило.

Ира непонимающе вытаращилась на Юсупова. Неужели Великий князь не сказал ей, кто именно даровал ей романовскую кровь? Лицо Александра Константиновича перекосилось от гнева.

— Не позволю!

Он вскинул руки, и они мгновенно окрасились черным — истинным цветом силы Романовых. Великий Осколок завибрировал, а и без того низкий бас Александра Константиновича превратился почти что в инфразвук.

— Не позволю!

Задрожали стены, вокруг тела и рук Романова заклубились сизо-серые спирали дыма с редкими разноцветными искрами. Этот странный дым распространялся, вился маленькими смерчиками, ловко забирался во все уголки и щели огромного пространства подземелья. Никогда не видел подобного заклинания. Что-то из личных разработок Дома Романовых?

— Что это? — переглянулись колдуныЮсупова.

Жуковский с опаской пятился, пока не уперся спиной в стену.

— Что за…

Внезапно мне стало трудно дышать. Миньоны Юсупова, да и сам опальный князь похватались за глотки. Хрипы. Стоны и хрипы. С каждой секундой все больше. Денисов дернулся на полу, не открывая глаз. Остальные из наших — те, кто еще был способен держаться на ногах и колдовать, тоже боролись за жизнь.

Великий князь пошел на крайние меры — использовал колдовство, которое поражало и своих, и чужих. Господи, неужели он не видел иного выхода?

Заклинание не тронуло лишь Ирину и Радаманта. Но я даже не успел удивиться — перед глазами все поплыло. Мышцы шеи расслабились, но виски сдавило тисками. Поплыли разноцветные круги, а в груди горели легкие, словно в них забрался не воздух, а ядовитый газ.

— Ос… остановитесь… — прошептал Жуковский, но в следующий миг просто отключился.

— Хватит! — кажется, это кричала Ирина. Но ее голос казался таким далеким…

Неужели я умру так бесславно? От руки человека, которому служил, которого поклялся защищать… Как-то это… Глупо. Но хотя бы Иринка цела. Почему-то именно эта мысль сейчас успокаивала.

А затем все закончилось в один миг. Тяжесть, что давила на грудь, ушла, и я принялся судорожно хватать ртом воздух. Сизо-серый искристый дым рассеивался так же стремительно, как и наполнил зал.

А в следующий момент я услышал истошный женский крик.

«Дай силу!» — рявкнул я Источнику. — «Сейчас же!»

Духи, казалось, охренели от такой наглости. Я впервые вошел в их обиталище, выбив дверь ногой. Просто ворвался в это пространство без времени и места, потянулся к Источнику и зачерпнул оттуда сколько смог под возмущенное бормотание пращуров.

«Потом накажете», — сказал им я и вернулся в реальный мир. — «Мне нужно выжить».

И лишь окончательно продрав глаза от едкого дыма, я увидел, почему дым рассеялся.

Изумительный белый костюм Юсупова был забрызган алым, как знаменитый белый плащ с кровавым подбоем у булгаковского Понтия Пилата. Юсупов возвышался над схватившимся за горло Великим князем. Алая лужа на полу увеличивалась с каждой секундой.

— Нет!

Александр Константинович пытался закрыть рану на шее, но кровь уходила быстро. Слишком быстро. Когда несколько капель попали на Осколок, тот снова заворочался, загудел — на этот раз с тревожным рокотом.

Кричала Ира. Ее вопль из испуганного перешел в яростный, и она почти что бросилась на Юсупова, но Радамант ее перехватил.

— Спокойно, дорогая, — сказал он, крепко прижав ее к себе. — Не стоит мешать твориться тому, что было давно решено.

Почему Великий князь ничего не делал? Почему не вставал? Он ведь мог попытаться дотянуться до Осколка! Почему он вел себя как обычный смертный? И как вообще Юсупов смог пробиться через барьер высшего ранга? Я же видел, как его вязали… Такой и я бы не пробил.

— Опустите кинжал, ваше сиятельство, — спокойно проговорил Радамант, удерживая вырывавшуюся Иру.

Я попытался встать, но силы снова меня покинули. Видимо, вся энергия родового Источника ушла на то, чтобы не дать мне отбросить копыта. Меня мутило, тошнота подкатила к горлу, и я не смог ее сдержать.

Рвало желчью, но пока организм трясся и исторгал содержимое желудка, я огляделся. Денисов лежал неподвижно. Рядом с ним Жуковский и еще несколько человек. Я не мог понять, дышали ли они. Но то, что прихвостни Юсупова были мертвы, довольно быстро стало очевидно — их лица посинели, а на лицах застыли выражения ужаса и беспомощности.

Значит, нас еще пытались пощадить.

«Ира!» — позвал я. — «Ира, что это?»

Юсупов взглянул на кинжал в своей руке. Невзрачный, простенький. Разве что клинок был чуть длиннее обычного, да и само оружие казалось очень старым.

— Теперь понятно, почему ваши предки так старательно избавлялись от этого оружия, — улыбнулся опальный князь и навис над хрипевшим Александром Константиновичем. — Значит, Андомская сталь берет и вашего брата. Что ж, в таком случае закончить дело будет еще проще.

Андомская сталь. Проклятые клинки. Вот же черт… А ведь рана словно предупреждала меня о том, что эта хрень была поблизости. Но как Юсупов смог достать его?

Да какая уже разница? Главное — Велиий князь уже был не жилец. Если меня едва не угробила простая дырка в пузе, то вторая улыбка на шее точно была смертельной. Но может если дотащить его до Осколка…

Александр Константинович рухнул, но успел дотянуться до Ирины. Разжав отвратительную рану, он вцепился в ее голую ногу окровавленными руками. Девушка вскрикнула, а затем застыла. Со стороны казалось, что от ужаса, но я заметил, как на секунду ее глаза окрасились темным с яркими искорками. Словно звездное небо.

А затем Великий Осколок снова сошел с ума. И я уже знал, что это значило.

Великий князь Александр Константинович Романов умер.

Ира согнулась от боли в руках у Радаманта — издала такой вопль, что стены зашатались еще сильнее. Юсупов вздохнул, но тут же переступил через Великого князя.

— Что ж, теперь можно приступить к основному делу, — будничным тоном сказал он.

Он спрятал проклятый клинок за пояс и направился прямиком к артефакту. Ира замолчала и словно превратилась в статую. Только статуя эта была из черного мрамора со светящимися прожилками.

— Довольно, — прошептала она, позволяя силе выходить. — Хватит.

Я замер, ошарашенно наблюдая за тем, как в ней бурлила мощь Романовых. Глаза девушки вновь превратились в звездное небо. Неужели Великий князь успел что-то сделать? Что-то передать ей…

Радамант попытался ее остановить, но Ира взмахнула изящной кистью — и между ними вырос барьер. Косоликий нахмурился.

— Ирина, остановись. Прекрати. Пожалуйста.

Она не ответила. Юсупов снова потянулся за клинком.

— Усмири свою девчонку или ее постигнет участь родственника.

Ира улыбнулась и перевела жуткий космический взгляд на него.

— Попытайся, Борис Андреевич. Рискни здоровьем, тварь. Увидишь, что будет.

Ее голос звучал словно отовсюду. Возможно, все это и вовсе происходило у нас в головах — все же она была менталисткой и могла действовать привычным ей способом. Но Радамант преградил Юсупову путь к Осколку.

— Теперь вы, Борис Андреевич, стали не просто заговорщиком, но и настоящим почти что цареубийцей. Убийство Великого князя точно обеспечит вам смертный приговор. Так почему бы мне не исполнить его прямо сейчас?

— И навлечь на себя гнев нашей хозяйки? — усмехнулся Юсупов. — Нет, вы не рискнете. У нее каждый на крючке. И каждый получает награду за службу. Я всего лишь сделал то, что было давно проговорено. И вы, уважаемый Радамант, в накладе не остались. Хотели получить девчонку живой и здоровой — пожалуйста. Только как вы будете смотреть ей в глаза после всего, что натворили?

Хозяйка. «Наша хозяйка». Значит, Аспида и Орден Надежды управлялись одним человеком. Женщиной! Юсупов и Радамант — ширмы. Каждого купили, каждому пообещали нечто ценное. Нечто, что для каждого из них было важнее всего.

И для Радаманта это была дочь.

Ирина словно их не слышала. Сила тянулась от нее к Осколку и возвращалась от него же. Я не понимал, что она делала, но надеялся, что она соображала.

— С девушкой я разберусь, — сухо сказал Радамант. — А вот для вас у меня послание от госпожи. Увы, ваше сиятельство, но вас в Петрополе более не ждут. Ваше членство в ордене Темной Аспиды аннулировано. Я прибыл сюда лишь затем, чтобы лично это устроить.

Я с трудом наскреб силу на один «Колобок». Рубашка намокла от крови, сосредоточиться становилось все труднее. И все же я выжидал момент.

Юсупов бросился к артефакту, но Ира оказалась у него первой. Отшатнувшись от обоих колдунов, она припала к Великому Осколку и выбросила вперед обе руки. Радаманта и Юсупова отбросило от нее к стене.

Превозмогая боль, я пополз к подруге, моля небеса о том, чтобы остаться незамеченным. Сейчас толку от меня не было. Даже Благодать иссякла. Я чувствовал себя тряпичной куклой, которую порвали собаки. Только одно заклинание. Только один шанс.

— Она не могла отдать такой приказ. Мы все поделили. Ей — Петропольский, мне — этот! — Прорычал Юсупов и снова выхватил кинжал. Но на этот раз он обратил всю ярость на Радаманта.

Косоликий приподнял бровь.

— Вас обманули, Борис Андреевич. Это чистка. Чистка недостойных носить титул аристократа и обладать даром Благодати. Та, кого вы называете госпожой, устроила новый Потоп моими и вашими руками. Но разница между мной и вами заключается в том, что я не просил больше, чем мог взять. Вы же посягнули на Великий Осколок, хотя не достойны даже его тысячной части.

Какое же удовольствие было наблюдать смену выражений на лице Юсупова. Что, поимели тебя, княже? Поимел Радамант и та госпожа, которая все это заварила.

— Не верю, — тихо проговорил князь. — Не верю. Мы вместе с ней работали много лет.

Радамант усмехнулся.

— Кровь — не водица, ваше сиятельство. В конце концов она моя сестра. И она только что вашими руками убила одного брата, чтобы возвысить другого.

Юсупов выронил кинжал и отступил на шаг. Оглянулся на своих людей. Точнее, на своих мертвецов. Уставился на Александра Константиновича — возможно, единственного человека, который мог настаивать на справедливом суде. Остальные бы попросту разорвали Юсупова голыми руками.

Я подполз к оброненному кинжалу. Увидел, что Радамант меня заметил, но он, скользнув по мне взглядом, ничего не сделал. Даже странно. Денисова вырубил, остальных и вовсе прикончил, а меня не тронул, хотя я все слышал и теперь знал непростительно много.

Может ради Иры? Или потому, что я в свое время помог ее уберечь?

— Полагаю, всем будет лучше, если ваша история закончится здесь и сейчас, — говорил Радамант, не сводя глаз с Юсупова.

Дрожащими руками я поднял кинжал и направил остатки силы на то, чтобы подняться на ноги. Кто бы ни начал это, но Юсупов сделал достаточно, чтобы заслужить смерть. Не будет никакого суда. Нет смысла оставлять ему жизнь. Теперь я знал, кто — конечное звено в этой адской цепочке.

И с Ксенией Константиновной мы непременно разберемся.

Я выпрямился за спиной опального князя и молча ударил. Вложил всю силу в то, чтобы не промахнуться. Да, удар в спину. Да, нормальные герои так не поступают. Но этот помешанный на власти хмырь не заслужил честной смерти.

Юсупов вздрогнул. Попытался обернуться и увидел лишь мою усталую улыбку.

— Все, Борис Андреевич, — сказал я. — Благодарю за службу.

Я вытащил клинок, но не разжал пальцы. Радамант молча кивнул мне и направился к Ире. Она обернулась, шарахнулась от него в сторону и выставила барьер.

— Не смей приближаться! — предупредила она. — Я перепривязала Осколок на себя. Еще шаг — и я тебя испепелю!

Радамант кивнул на меня.

— Не советую. Если тебе дорог этот славный парень. Сейчас я уйду, но мы еще встретимся.

Ира дрогнула. Черт возьми, она засомневалась и дрогнула! Не смогла мной рискнуть…

Радамант понимающе улыбнулся.

— Именно по этой же причине я не причиню тебе вреда, девочка. Любовь делает людей слабыми. Увы, и я не избежал этой слабости. Все могло получиться гораздо проще, не попадись я в эту ловушку. Но что есть, то есть.

Силы меня оставили, и я повалился на пол между Юсуповым и Иркой. Она тут же выставила передо мной барьер, надеясь уберечь от Радаманта.

— Уходи, — велел я этому горе-папаше. — Уходи, пока она не передумала. Сейчас она сильнее нас обоих, а еще она расстроенная женщина. И пока она не решила, что твоя голова дороже моих чувств, проваливай.

Радамант рассмеялся.

— Разумеется. Она сделала все правильно. Воспользовалась даром, что успел дать ей Великий князь. Применила его, чтобы Осколок не достался ни мне, ни Юсупову. Все случилось именно так, как должно было случиться. Теперь остался финальный аккорд — мы уничтожим ту, кто все это начала, — он поправил шляпу и попятился к выходу в сторону Цистерны. — Я не прощаюсь.

Интерлюдия

Петрополь, сентябрь 2023 года

— Ваше императорское высочество…

Стражи и облаченные в форму с особыми отличиями хранители Великого Осколка склонились перед Великой княгиней.

Облаченная в напоминавший мундир строгий костюм, женщина властным жестом велела хранителям выпрямиться.

— Мне нужно побеседовать с вами с глазу на глаз, — сказала Ксения Константиновна и кивком отпустила стражу. Те на миг заколебались, увидев свиту Ее Императорского Высочества — нескольких одаренных из штата личной охраны и наследника помещенного под арест князя Воронцова.

— Милостивейшая государыня, — пробормотал один из хранителей и на всякий случай снова склонился, — Устав велит страже неусыпно находиться при Осколке. Такова воля Его Императорского Величества…

— Которого сейчас нет в Петрополе и функции которого я выполняю во дворце, — отрезала Ксения Константиновна и обернулась к охране. — Пошли вон.

Стражи переглянулись и подчинились. Младший Воронцов проследил за ними долгим взглядом, и лишь после того, как за ними закрылась дверь, позволил себе осмотреться.

— Как вам вид, ваше сиятельство? — улыбнулась Великая княгиня.

Сергей Андреевич Воронцов смущенно улыбнулся.

— В Зимнем дворце в прямом смысле столкнулись разные эпохи. Но это место поистине прекрасно.

— Достойное обрамление для главного сокровища Империи, — согласилась Великая княгиня. — И вы получили ценнейший подарок, юный князь. Вы одарены честью увидеть, как сегодня, с этого зала, начнутся величайшие перемены во всей стране.

Сергей так до конца и не мог понять, за какие заслуги получил не просто приглашение в Зимний, но и право войти в состав свиты Ксении Константиновны. Вот Михаил — да, успел наследить в истории. А он, Серега, что? Просто пытался не дать развалиться состоянию своего рода…

— Странно, что ваши предки решили разместить Великий Осколок в этом месте, — прошептал Воронцов. — Зимний сад прекрасен, но не будет ли надежнее спустить артефакт в какой-нибудь подвал или надежно защищенное убежище?

— Нет, ваше сиятельство, — Ксения Константиновна принялась медленно спускаться по мраморной лестнице. — Не Осколок нужно защищать от людей, а глупых людей от него. Именно этим я сейчас и займусь.

Императорский Зимний сад был одним из самых необычных мест во дворце. Когда за окнами бушевала зимняя стужа, члены царствующей фамилии и их приближённые могли, не покидая резиденцию, отдыхать под сенью южных растений, наслаждаясь ароматом живых цветов, шумом фонтанов и пением птиц.

Оставив свиту у дверей, Ксения Константиновна и Воронцов сошли к садам по широкой белоснежной лестнице, что была с обеих сторон увита растениями и цветами. Впереди расстилалась площадь, вымощенная мелкими кусками мрамора. Посредине из мраморной же чаши бил фонтан, кругом в больших кадках располагались цветы и растения, и от их насыщенного аромата у Сергея закружилась голова.

Цветы и деревья в кадках преображали это небольшое пространство, делая его поистине сказочным. Быть может, Романовы были правы, поместив Великий Осколок именно сюда — волшебному артефакту надлежит быть в сказочном месте.

— За мной, Сергей, — ласково позвала Великая княгиня. — Ничего не бойтесь. Не думаю, что даже артефакт способен причинить вам вред.

Все это смущало Воронцова. Странное приглашение, визит в Зимний… Но Ксения Константиновна была неизменно добра к нему и первой высказала слова поддержки, когда на Воронцовых упала тень деяний Патриарха рода. У Сергея не было причин подозревать неладное.

Поэтому он смело пошел вслед за женщиной.

Низкие каблуки Великой княгини стучали по мраморному полу, она раздвигала руками огромные листья каких-то чудных растений, словно они шли по тропе среди тропического леса. Наконец дебри закончились, и Сергей охнул, увидев цель их визита.

— Господи…

— Не уверена, что Господь к этому причастен, — отозвалась Великая княгиня и скользнула по Осколку жадным взглядом. — Иначе он бы не допустил гибели моего брата.

Женщина развернулась на каблуках и поманила хранителей к себе.

— Прошу, подойдите, друзья. Я должна сделать объявление и рассчитываю на конфиденциальность.

Хранители молча направились к постаменту, возле которого застыла Ксения Константиновна. Сергей насчитал шестерых. Все облачены в темные костюмы старомодного кроя, с плащами и множеством затейливых артефактов на поясах.

— Слушаем, милостивейшая государыня.

— Я принесла новости с юга, — понизила голос женщина. — В Букуреште совершено нападение на Их Императорских Величеств. Должно быть, вы уже заметили, что Осколок это почувствовал и отреагировал. — Хранители молча кивнули. — Император смертельно ранен. Он может не успеть добраться до Константинополя, чтобы получить исцеление от местного Осколка.

Хранители встретили новости спокойно. Лишь глаза на непроницаемых лицах выдали тревогу. У Воронцова дрогнули колени. Значит, все было гораздо хуже. Значит, газеты недоговаривали…

— Мы не знаем, что именно там произошло, но мне известно, что Великий князь Александр Константинович мертв, — продолжала женщина. — Поэтому я вынуждена действовать по протоколу, созданному на случай гибели или недееспособности императора.

Хранители переглянулись.

— Вы имеете в виду… Милостивейшая государыня, вы намерены взять Великий Осколок под собственный контроль?

Ксения Константиновна кивнула.

— Мне больше ничего не остается. Я единственная из рода, кто остался в Петрополе и способен это сделать. Прошу вас, начинайте подготовку. У нас мало времени. Как вы понимаете, теперь у меня стало его еще меньше.

Хранители не спорили. Не задавали лишних вопросов. Кратко посовещавшись, они обступили Великий Осколок в порядке, логика которого была ясна лишь им самим, и принялись как-то… воздействовать на этот артефакт.

— Милостивейшая государыня, позвольте задать вопрос.

— Конечно, Сергей. Задавайте.

— Почему вы призвали меня?

Великая княгиня покосилась на Сергея.

— Потому что сейчас наш Дом наиболее уязвим. Потому что я единственная, кто может контролировать столицу, ибо лишь я имею на это право. И логично, что меня могут попытаться уничтожить. Но с силой Великого Осколка и бессмертным помощником шансы удержать порядок возрастут.

— Думаете, все настолько плохо?

— Желай я свергнуть власть, непременно бы воспользовалась сложившейся ситуацией, Сергей.

Один из хранителей обернулся.

— Все готово, милостивейшая государыня. Можем начинать.

Великая княгиня на миг застыла, словно собиралась с мыслями. А затем вскинула голову, выпрямилась и решительно зашагала к артефакту.

— Прошу, отойдите, — сказала она Воронцову. — Сила Великого осколка слишком своеобразна, и я не хочу, чтобы вас задело.

Воронцов послушно отступил к деревьям. И оттуда он наблюдал за тем, как эта хрупкая невысокая женщина без страха обеими руками прикоснулась к мерцающим граням странного камня. Вздрогнула. Казалось, даже вскрикнула, но рук не отняла.

Осколок заворчал, зарокотал, завибрировал так, что с цветущего куста дождем посыпались белые лепестки. Ксения Константиновна не отрывала рук. Ее окутало темное сияние, больше походившее на дым или туман. Оно искрилось мириадами мелких разноцветных звездочек, и казалось, что этот эфир проходил сквозь тело женщины.

А затем Осколок ярко вспыхнул, и темный туман пропал.

Великая княгиня обернулась к Сергею, и он отшатнулся. Ее глаза были похожи на звездное небо — белки и зрачки заволокло темным, и в них светились те самые искры.

— Вы… Вы в порядке, милостивейшая государыня? — Робко спросил Воронцов.

— В полном, ваше сиятельство.

Женщина обернулась к хранителям.

— Никого не впускать в Зимний сад. Усилить охрану. Мы переместим Великий Осколок в другое место в целях безопасности. Начните подготовку к перемещению.

Хранители синхронно поклонились.

— Как прикажете, госпожа.

А затем она обернулась к Воронцову.

— Мы созываем Малый совет, — она вытащила из внутреннего кармана пиджака небольшой конверт. — Передайте это канцлеру, как только он явится. Это список одаренных семей, которые отныне лишены права владеть Осколками. Пусть процесс изъятия начнется сегодня же.

Алекс Хай Величие. Книга 7

Глава 1

Собор Святой Софии, Константинополь, сентябрь 2023 года

— Как ты, Кость? — я склонился над бледным Денисовым, даже не зная, чем именно сейчас мог ему помочь.

Напарник слабо улыбнулся.

— Жив, но немного завидую мертвым. Не знаю, что сделал Великий князь… — его голос сорвался, и он мучительно закашлялся, — Но это была забористая хренотень! Разве что врагу такую пожелаю, и то не всякому…

С момента визита Радаманта в подземелье прошло несколько часов — это если верить моим наручным часам. Но я бы не удивился, сойди они с ума и покажи неверное время. Вся аппаратура в подземелье попросту сгорела после того, как Ира начала работать с Осколком.

— Думал, умру, — подумав, признался Костя. — Думал, это конец.

Я молча кивнул. Эта операция и меня слишком часто заставляла задуматься о скорой окончательной смерти.

Вокруг нас суетились люди. Десятки сотрудников Управления с разным количеством звезд на погонах, члены свиты Александра Константиновича, несколько церковных служек из базилики. Даже армию уборщиков пригнали, уж не знаю, откуда. Из почтения к случившемуся все они старались вести себя тихо, но каждый их шаг, каждый шепоток отдавался эхом в купольных сводах подземелья.

Я помог Денисову принять сидячее положение. Он только очнулся, и я успел лишь визуально его осмотреть. Ира заверила, что жизни парня ничего не угрожало, но я все равно не спускал с него глаз. Мне сейчас нужно было чем-то себя занять, чтобы не оцепенеть и не впасть в прострацию. И я решил опекать Костю. Ире моя помощь сейчас была не нужна.

Могло показаться, что худшее было позади, но я в это не верил. Нет. Худшее, настоящее худшее, было впереди. А мы всего лишь случайно оказались на генеральной репетиции этого апокалипсиса.

Но случайно ли?

— Оставь, я в порядке, — Денисов отмахнулся от моей помощи и с облегчением привалился к стене. — Сам как?

— Не жалуюсь.

Откровенничать не хотелось. Не время и не место для рефлексии. Сейчас следовало сориентироваться и понять, как действовать дальше.

Костя внимательно наблюдал за происходящим в зале. В подвал успели притащить яркие прожекторы на высоких ножках — вроде строительных — и сейчас зал освещался их неуютным холодным светом.

— Миш… Мы победили?

Да как тебе сказать, дружище…

— Задача выполнена, но это Пиррова победа, — шепнул я. — Слишком большой ценой она нам досталась, и я все еще не уверен, что мы вообще победили. Избавились от Юсупова — да. Не дали ему заполучить Осколок — да. Но… Костя, здесь такое творилось.

Я-то думал, что после всего, через что пришлось пройти на службе в Отделении, меня уже ничего не проймет. Я жестоко ошибался. И дело было не в великой силе, что стояла на кону. Не в жажде власти.

Я стал свидетелем трагедии и величайшего предательства. Слишком дорогой ценой досталось понимание, кто заварил эту кашу. Теперь я знал, что за всем стояла Ксения Константиновна, и у Великой княгини, должно быть, напрочь сорвало крышу, раз она устроила убийство одного брата и едва не угробила семью другого. И не просто брата — императора, помазанного на трон.

А еще Ира… Узнала правду, да еще при таких обстоятельствах, и теперь ей как-то с этим жить. Что сделают с ней оставшиеся Романовы, когда узнают?

Ира тем временем работала с Великим Осколком. Было трудно понять, что именно она делала, но теперь от артефакта исходил ровный, едва ощутимый фон. Вероятно, ей как-то удалось его усмирить.

— Я бы выпил, — тихо сказал Костя.

— Я бы тоже. Сигарета есть?

Денисов сунул руку в карман и вытащил смятую до невозможности пачку. Едва он открыл ее, как ему в руки посыпался табак.

— Сегодня явно не наш день, — виновато улыбнулся товарищ.

Ну и хрен с ним. Здоровее буду.

К нам подошел невысокий смуглый человек в форме местного Управления.

— Игнатьев, Федор Викторович, — представился он. — Заместитель начальника Константинопольского Управления. Господа, с минуты на минуту прибудет бригада лекарей. Продержитесь?

Мы с Костей переглянулись и, не сговариваясь, нервно хохотнули.

— Конечно, господин Игнатьев, — ответил я, выпрямился и подал руку. — Михаил Николаевич Соколов, Петропольское Тайное отделение.

Игнатьев, несмотря на типичную русскую фамилию, явно носил в себе много греческой крови. Характерный нос, темные глаза, буйные вихры темных волос выдавали в нем южные корни. Он пожал мою руку и понизил голос.

— Михаил Николаевич, могу я претендовать на минуту вашего времени?

Я крякнул от такой неуместной вежливости.

— Разумеется.

Мы отошли буквально на десять шагов в темную нишу — одно из немногих мест, куда не добивали прожекторы. Игнатьев сразу перешел к делу.

— Ваше сиятельство, у меня приказ относительно вашей персоны. Поступил буквально четверть часа назад из Букурешта.

Я сделал заинтересованное лицо, но внутренне напрягся. Кажется, вот и пошли последствия.

— Слушаю.

Замначальника с опаской оглянулся по сторонам и на всякий случай повесил непроницаемый купол.

— До вас успели дойти новости о трагедии в Букуреште?

— Разумеется. В общих чертах. Мы знаем, что императорская семья пострадала во время торжественного приема, но подробности получить не успели.

Игнатьев кивнул.

— Император серьезно ранен. Ему оказали первую помощь, но рана была нанесена оружием из Андомской стали. Вы, должно быть, знаете, что это очень серьезно.

— Проклятье… — я поднял глаза на собеседника. — Насколько все плохо?

— Прямо сейчас Его Императорское Величество перевозят в Константинополь. Есть надежда, что они успеют добраться. Тогда сила Великого Околка сможет помочь государю, и мы избежим худшего. — Игнатьев снова оглянулся. — Рану также нанесли и цесаревичу, но, по моим данным, ему досталось не так крепко. Остальные отделались легкими повреждениями и не нуждаются в особой помощи.

Я нервно сглотнул слюну.

— Когда ожидаем?

— Совсем скоро. В течение часа. Именно поэтому мы здесь так шустро все прибираем. Не думаю, что выздоровлению государя поспособствует этот… пейзаж.

Я покосился на мешки с телами, следы крови, мусор и обломки. Согласен, не самая приятная картина. Особенно то, что стало с Великим князем.

— Что требуется от меня? — спросил я.

Игнатьев устало вздохнул.

— Мой петропольский коллега Корф весьма лестно отзывался о ваших способностях, Михаил Николаевич. Мне известно, что вы… скажем деликатно, в гораздо меньшей степени зависите от Осколков и Благодати. По этой причине, а также потому, что вы ни разу не дали повода сомневаться в вашей верности государю и государству, я прошу вас на время сменить задачу и обеспечить безопасность императорской фамилии в Константинополе. Хотя бы до того момента, как прояснится ситуация с императором и Осколками.

Ничего себе предложение! Да только, кажется, Игнатьев не совсем понимал, что меня несколькими часами ранее выжали, как лимон в заводской столовой.

— Но я точно так же уязвим перед проклятым оружием, — возразил я.

— И все же у вас больше шансов выстоять и помешать недругам. Особенно когда потенциал Великого Осколка значительно растрачен. Нужна подстраховка, и я прошу вас оказать эту услугу.

Я прислонился к стене. Да уж, милый расклад. Нет, желание перестраховаться очевидно. Особенно сейчас, когда уже окончательно непонятно, кому можно доверять, а кому — нет. Но и я был не в лучшей форме. Пришлось взять из Источника слишком много, и эта энергия будет восстанавливаться неделями, месяцами, а то и годами. Впрочем, Благодать восстановится куда быстрее, а это уже что-то.

— Я согласен, Федор Викторович, — отозвался я. — Но раз уж мы заговорили о подстраховке, но и я намерен подстелить соломку. Мне нужны помощники. Нужен Денисов — он хороший боевик и надежный государев слуга. И мне нужна Ирина фон Штофф. По крайней мере, в Константинополе.

Игнатьев кивнул.

— Считайте, они уже ваши. Документы подготовим задним числом, сейчас не до этого. И еще, Михаил Николаевич… — зам замялся и покосился на работавшую с Осколком Ирину. — Я ведь верно понимаю, что теперь ее благородие…

— Вы понимаете все верно, но я бы не советовал вам произносить это вслух, — я многозначительно приподнял брови. — Секреты царствующей фамилии надлежит охранять особенно строго.

— Конечно, ваше сиятельство. Поэтому сегодняшний визит государя и его семьи должен остаться в тайне. Уязвимость императора показывать нельзя. Никому. И я рад, что вы распорядились сделать госпожу Штофф частью своей команды. Кровь к крови.

* * *

— Осторожнее!

Я обернулся на грохот со стороны спуска в подземелье. Денисов подскочил, готовясь помогать, а Ира подошла к артефакту.

— Надеюсь, еще не поздно.

— Сейчас увидим.

В два прыжка мы с Костей оказались возле лестницы, готовясь помогать. Судя по топоту, к нам в подвал заявилась целая делегация: я слышал стук женских каблуков, шарканье и бормотание носильщиков…

Наконец они вышли на свет.

Императора тащили на носилках — простеньких, какими комплектуют кареты «скорой помощи». И несли дочери и супруга. Жуткое зрелище — перемазанные грязью, пылью и кровью женщины, чьи головы привыкли носить венцы и короны, сейчас несли собственного Патриарха к последнему шансу на спасение.

Цесаревич — бледный, мрачный и явно напуганный, шел, опираясь на руку Корфа. Матильды с ними не было, и хорошо — не хватало еще разборок Штоффов.

Когда они спустились, государь приподнял голову и тепло мне улыбнулся.

— Михаил… Николаевич, это ведь вы? — прошептал он. — Мне ужасно неловко, что наша встреча состоялась при таких обстоятельствах.

— Отец, не тратьте силы на разговоры, — шикнула на него старшая из дочерей, но ее голос едва не сорвался на плач. — Молю, не тратьте.

Ирина обернулась и поклонилась.

— Пожалуйста, поднесите государя как можно ближе к артефакту. Положите прямо у подножия. Я сделаю все остальное.

По глазам подруги я видел, что сейчас она молила всех богов о том, чтобы успеть помочь. Уверен, она не желала получить такую силу, не хотела контролировать то, что ей не принадлежало. Такова уж Ирка — и не помыслит о том, чтобы взять чужое.

Женщины послушались — опустили носилки у самого постамента. Императрица украдкой вытерла слезу. Не сдержалась.

— Пожалуйста, отступите на несколько шагов. Особенно те, кто не связан кровью, — распорядилась Ира. — Нет времени на тонкую работу, а сила может вас обжечь.

— Я не отойду ни на шаг, — заявила императрица, но дочерям велела отойти. — Мы венчаны, мы будем вместе во всех радостях и испытаниях. Делай, что должна, дитя.

Спорить и уговаривать времени тоже не было. Ира кивнула и повернулась лицом к Осколку. Судя по всему, она сама сейчас держалась на ногах лишь за счет подпитки от артефакта.

Она дотронулась обеими ладонями до гладких срезов загадочного камня, что-то беззвучно прошептала, и артефакт ответил низким гулом. Что-то снова просыпалось внутри него, ворочалось, как сонный медведь-шатун, с каждой секундой рокотало все громче.

Императрица опустилась на колени и взяла государя за руку. На ее лице отражалась решимость языческой наложницы, что решила последовать на костер вместе со своим мертвым хозяином. Эта твердость и истинная готовность разделить муки меня восхитила.

Камень завибрировал, и вслед за ним начали ходить ходуном стены подвала. Лишь крепкая кладка и особый раствор спасали нас от обрушения. Камень зарокотал, вспышка силы распустилась внутри него темно-фиолетовым цветком и окатила нас множеством искр.

— Ах! — вскрикнула одна из Великих княжон, но Костя жестом попросил ее молчать.

Ира вязала что-то очень мощное и сложное. Присмотревшись, я понял, что она творила нечто вроде мостика — тонкая струйка силы отделилась от Осколка и, управляемая девушкой, направилась прямиком к окровавленной груди императора.

Государыня сжала его руку так, что у обоих побелели костяшки пальцев. Дочери зажмурились, боясь печального исхода. Даже я затаил дыхание. Лишь Ирина сохраняла отстраненность и хладнокровие.

Струйка силы коснулась тела императора, и тот вздрогнул. Закатил глаза, забился крупной дрожью. Понемногу струйка силы растекалась по телу государя, оборачивая его в подобие кокона. Слой за слоем, серым, фиолетовым, черным…

Императрица вскрикнула, когда ее коснулось заклинание.

— Государыня, Ваше Величество… Уберите руку, — шепнул я. — Вы ему не поможете. Только пострадаете…

— Нет! Пусть этот проклятый камень заберет мою жизнь, лишь бы сохранил ее моему мужу!

— Это не так работает, — ответил я и подошел к императрице.

За одно прикосновение к ней без разрешения я мог бы отхватить наказание покруче десятка плетей. Но мне было плевать — пусть потом выпорют. Государыня думала, что помогала, но на деле это могло лишь помешать и сбить Иру с настроя.

— Пожалуйста, — я с усилием разжал ее пальцы и потянул на себя. Женщина зашлась в отчаянных рыданиях, и я притянул ее к себе. — Хотите помочь — молитесь. И дайте девушке закончить.

Государя колотило так, что я начал сомневаться в успехе дела. По сосредоточенному лицу Ирины было невозможно прочитать, насколько у нее получалось.

— Нет… — наконец шепнула она. — Не могу. Нужно больше… Не хватает силы. Разве что…

— Делай что угодно! — взвизгнула императрица. — Не важно, что!

— Это может…

— Делай! Приказываю тебе!

Ира нахмурилась. Не знаю, что она имела в виду — наверняка какие-то осложнения. Видимо, был способ откуда-то зачерпнуть недостающий объем силы?

Подруга сосредоточилась. На несколько мгновений сияние померкло, а затем вспыхнуло с новой силой — еще ярче, снова окатив зал волной искр.

Император забился на носилках, но кокон вокруг него стал почти непрозрачным. Сила лилась в него, наполняла, и человеческий организм пытался справиться с этим потоком.

А потом Осколок просто погас. Разом, в один миг, словно кто-то потянул рубильник. Зал снова окрасился холодным светом строительных прожекторов.

Ира рухнула на пол рядом с государем. Императрица вырвалась из моей хватки и понеслась к супругу, а я бросился к Ирке. Собрав последние капли Благодати, я провел диагностику. Жива! Жива, слава небесам! Просто и правда держалась на том, что давал ей артефакт. Теперь будет долго приходить в себя…

— Господи Иисусе!

Я обернулся. Женщины Романовых окружили носилки и превратившийся в темный камень артефакт, лобызали, обнимали и причитали вокруг распахнувшего глаза Алексея Константиновича. Кокон рассеялся, словно туман, а на месте раны остался лишь небольшой бледный шрам. Даже Великий Осколок не смог стереть удар проклятым оружием без следа.

— Жив! Жив! Святая Мария, — повторяла императрица, роняя слезы над мужем.

Великие княжны осыпали бога благодарностями, а я баюкал на руках потерявшую сознание Ирину. Моя девочка сегодня спасла императора. Быть может, не только его и его семью, но даже целую империю — если повезет. И все она. Моя умница.

— О боже!

Я обернулся на взволнованный возглас Денисова.

Костя едва успел помочь Корфу подхватить резко потерявшего равновесие цесаревича. Петр Алексеевич повис на их руках словно тряпичная кукла, а затем выскользнул из хватки и повалился на пол, словно тяжелый мешок.

— Что случилось? — Крикнул Денисов.

Корф выглядел растерянным.

— Не знаю. Только что стоял на ногах сам… Я проверял, проводил диагностику. Все было в порядке, ему даже не была нужна…

Денисов склонился над упавшим наследником, провел рукой вдоль его тела, пытаясь отследить биение жизни, а затем поднял глаза на шефа.

— Мертв, — удивленно прошептал он. — Цесаревич мертв.

Глава 2

Шепот Денисова прозвучал, словно гром.

— Как мертв? — тряхнул головой Корф и решил все лично проверить. Он бережно опустил цесаревича на пыльный пол, сосредоточил в руках Благодать и попытался достучаться до силы, что носил в себе наследник.

Возрадовавшиеся было женщины с тревогой переглянулись.

— Нет. Не может быть…

Я застыл, продолжая держать Иру на коленях. Ну же, Корф, давай! Скажи, что Денисов ошибся!

По непроницаемому лицу шефа было невозможно понять, насколько все стало хреново. Наконец он поднялся и мрачно взглянул на императорскую чету.

— К сожалению, это правда. Цесаревич мертв. Сила не просто покинула его тело — Петра Алексеевича словно выжали досуха.

Я стиснул Иру в руках. Впору бы произнести молитву, да смысл? Все равно не воскреснет. Если сила ушла из тела, значит, точно все. Капут.

Романовы переглянулись. Я ожидал, что сейчас императрица забьется в рыданиях, но Елизавета Федоровна смогла сохранить хладнокровие. Может до нее просто не дошел смысл сказанного? Такое ведь бывает — в определенный момент мозг словно отключается и перестает адекватно воспринимать информацию.

Лицо императора ожесточилось. Он с трудом поднялся с носилок, сделал несколько нетвердых шагов и опустился на колени перед мертвым сыном.

— Род все же сделал выбор, — тихо проговорил государь и с нежностью дотронулся до бледной щеки наследника. — Как я ни пытался это предотвратить, он все равно нашел лазейку…

Я с недоумением уставился на императора. Голос Алексея Константиновича был блеклым и напрочь лишенным эмоций. Словно он рассказывал не о собственном сыне, а читал сводку неинтересных новостей.

Корф явно чувствовал себя неуютно. Да и во всем зале внезапно похолодело градусов на десять.

— Ваше императорс…

— Прошу, не нужно соболезнований, Вальтер Макарович, — государь поднял глаза на шефа. — Если бы не Осколок, Петр давным давно был бы мертв. Мы боролись, пытались предотвратить неотвратимое, но глупо играть с судьбой и силой, природы которой до конца не понимаешь.

Елизавета Федоровна медленно подошла к супругу и положила руку ему на плечо. Оглянувшись на Корфа, а затем на меня, она кивнула своим мыслям и опустилась на пол. Сложила руки цесаревича на груди, привычным материнским движением поправила воротник. Петр Алексеевич казался спящим — безмятежным, спокойным, просто слишком бледным. И от этого становилось совсем мерзко на душе.

— Кровь, господа, — сказала императрица. — Кровь может принести величайшее благо, но может стать чудовищным проклятием. К сожалению, мы слишком поздно выяснили, что один из моих предков передал мне редкую болезнь. Я принесла ее в эту семью и передала своему сыну…

Было очень похоже не ген гемофилии, который, если я ничего не путал, передала цесаревичу последняя императрица Александра Федоровна в моем мире. Как странно складывались параллели: вроде и миры разные, вроде бы и история пошла совсем другим путем, а некоторые совпадения просто сбивали с толку.

У женщин гемофилия проявляется очень редко, но вроде бы именно женщины являются ее носителями на генетическом уровне. И мать, не страдая плохой свертываемостью, может передать болезнь детям. Тогда сын будет, вероятно, болен гемофилией, а дочь нет, но, как и мать, передаст его уже своим детям. Так получилось с цесаревичем Алексеем в моем мире — гены британской королевы Виктории сыграли с Россией злую шутку.

Но и здесь что-то пошло не так…

— Но ваше императорское величество… Государыня, — осмелился вмешаться я. — Разве Великий Осколок не всесилен? Разве не может он исцелять даже от самых страшных хворей?

Императрица печально улыбнулась, и по ее запачканной пылью щеке скатилась крупная слеза.

— Видимо, не в этом случае. Болезнь редкая и по какой-то причине не поддается исцелению. Поверьте, ваше сиятельство, мы пытались. Много раз пытались… Приглашали лучших лекарей, артефакторов, настройщиков… Медицина не нашла лекарства, не помог и камень. Единственное — нам удалось найти способ конфигурировать силу Осколка таким образом, чтобы он поддерживал тело сына.

Денисов перекрестился.

— Что же это за болезнь такая? — ошарашенно прошептал он.

— Она затрагивает спинной мозг, — ответила Великая княжна Софья. — Передается по наследству, причем может не проявляться несколько поколений, а потом внезапно обнаружиться в любом возрасте. У брата она началась в младенчестве — это самый тяжелый и неизлечимый вариант. Но есть вероятность, что она возникает даже после тридцати лет.

— Она поражает спинной мозг? — переспросил я. — Значит, влияет на весь организм комплексно?

— Именно так, ваше сиятельство. Нарушается работа мускулатуры ног, головы и шеи. Нарушаются произвольные движения — ползания младенцев, ходьбы, удержания головы, глотания. Мышцы рук обычно не страдают. Самое страшное, что чувствительность сохраняется, да и разум развивается как положено. Человек словно заперт внутри своего тела и становится немощным. И, разумеется, долго такие больные не живут. Со временем начинаются трудности с дыханием и глотанием. Больной может питаться только через трубку, а дышит за счет аппарата.

— И все это, находясь в сознании? — ужаснулся Костя.

Софья угрюмо кивнула.

— Именно так. Получается такая медленная и мучительная смерть.

— Похоже на проклятие…

— И я прокляла этим собственных детей, — упавшим голосом сказала императрица. — Принесла этот ужас в сильнейший род Империи и уничтожила наше будущее…

Государь крепко сжал ладонь супруги.

— Мы давно решили, что это — наш крест, что мы должны его вынести, раз Господу было угодно подвергнуть нас этому испытанию. Просто в один момент нам показалось, что все осталось позади. При поддержке Осколка Петя начал двигаться, ходить, смог даже стать наездником и упражнялся в фехтовании. Мы слишком быстро потеряли бдительность…

Значит, вот какой был выбор на самом деле — государь или наследник. Но Ира отдала это на откуп роду, и род Романовых принял жесткое, но верное решение.

Подруга зашевелилась у меня на руках, не открывая глаз. Застонала, сонно зевнула и лишь затем моргнула.

— Ох… Привет.

Я молча кивнул и приставил палец к губам. Она молча проследила за моим взглядом и, увидев цесаревича, кивнула.

— Я предупреждала…

«Тымногое пропустила», — сказал я ментально.

«Я все знаю. Я видела. Мне показали. Просто не успела сказать…»

Ира выбралась из моих объятий и, шатаясь, подошла к императору.

— Ваше императорское величество…

Государь и Елизавета Федоровна обернулись на ее голос. Ира все еще была совсем без сил, и ей пришлось ухватиться за колонну.

— Ирина Алексеевна, — император печально улыбнулся, и в этот момент он стал поразительно похож на своего экстравагантного брата. — Я должен вас поблагодарить.

— Не уверена.

— Должен. Не думаю, что вы сделали этот выбор самостоятельно.

Ира молча кивнула.

— Великий князь… Он успел передать мне знание. Объяснил, что нужно сделать и как воспользоваться связью крови. Я хочу, чтобы вы знали: перепривязать Осколок ко мне было единственным вариантом, чтобы он не достался Юсупову, — принялась объяснять она. — Ваш брат… Александр Константинович пожертвовал собой, чтобы я успела все сделать… И я готова немедленно перепривязать артефакт обратно к вам.

Елизавета Федоровна изучающе глядела на новую родственницу. Интересно, они давно знали, что Ирина фон Штофф вовсе не Штофф? Теоретически, Ирка ведь могла тогда засветиться на балу… Но даже если ее засекли, никто ничего не сделал.

Или сделали?

Может Великий князь с самого начала решил держать Иру в качестве подстраховки? Может потому он и настоял на ее присутствии на операции в Константинополе, что хотел иметь план «Б»?

Император переглянулся с супругой.

— И вы так легко откажетесь от этой власти?

Этот вопрос, казалось, сбил подругу с толку.

— Как можно отказаться от того, что не считаешь своим?

— Но ведь мы с вами одной крови.

— Это не повод, ваше императорское величество. Я просто оказалась в нужное время в нужном месте. Прошу, заберите все обратно. Мне не нужна эта сила, меня к ней не готовили, я не умею с ней управляться…

— Нет, Ирина Алексеевна, — ответил государь. — Если у вас получилось перепривязать Осколок на себя и даже воспользоваться его силой для моего исцеления, значит, у вас достаточно силы и твердости, чтобы справляться с таким потенциалом. Поэтому я желаю, чтобы пока что все осталось так, как есть.

Ира задыхалась от шока. Да и я не верил собственным ушам. Как это вообще возможно, чтобы император добровольно отказался от силы и превратил себя в легкую мишень?!

— Но ваше величество… — прошептала Ирина. — Простите, но это неправильно! Я не могу взять то, что мне не принадлежит. Пусть по крови я связана с вашим родом, но я Штофф. Я росла, воспитывалась и жила как Штофф, и ею я останусь. Прошу, восстановите равновесие и привяжите Осколок обратно к себе. Вам сейчас нужна эта сила как никогда!

Государь печально покачал головой и кивнул на цесаревича.

— Сегодня наш Род и Осколок, который с ним соединен, уже достаточно наказали нас за упрямство и дерзость. Законы рода, любого рода, просты: слабейший, немощный и опасный не должен получать силу и власть. А я собирался передать их немощному единственному сыну, чье здоровье держалось лишь на моем умении конфигурировать потоки. Стоило вам дернуть за нужную ниточку и начать собирать силу для моего исцеления — и порвалось самое тонкое место…

Да уж. Расклад, прямо скажем, так себе.

А вот мне было интересно другое. И, кажется, я начал понимать, к чему мог вести император. Ведь если Елизавета Федоровна передала эту страшную хворь сыну, то могла передать и дочерям. А ведь одна из них — старшая, Софья — теперь становилась наследницей… А если она тоже передаст этот недуг своим детям или внукам? Тогда, выходит, вся линия наследников будет поражена!

Твою ж маман! Не потому ли Ксения Константиновна решилась на этот шаг? Наверняка она знала, она ведь, в конце концов, Великая княгиня, сестра государя. Она должна была знать об этой тайне.

Так что, если Ксения Константиновна совершила то, что совершила, чтобы просто убрать из рода пораженную ветвь? Как отрезают больные части от дерева, чтобы спасти его…

Но тогда зачем она допустила гибель Александра Константиновича? Он-то был здоров. В самом худшем случае можно было передать трон ему…

— Простите, ваше императорское…

— Алексей Константинович, — поправил Ирину государь. — После всего, что произошло, довольно формальностей.

— Простите, Алексей Константинович, но я пока не улавливаю взаимосвязи.

— Все просто, — ответила с разрешения отца Софья Алексеевна и указала на остальных Великих княжон. — Отец хочет проверить, не заболеем ли мы с сестрами после того, как всех нас перестал поддерживать Осколок. Совершенно очевидно, что во второй раз такой ошибки допускать нельзя. Империей должен управлять здоровый человек.

Умница Софья подтвердила мои догадки. Только вот незадача: а если эта болячка, как и гемофилия, передается по женской ветви? Тогда старания будут напрасны. Но, быть может, император знал больше. Возможно, были способы как-то это проверить на, так сказать, раннем этапе.

И все же меня терзали смутные сомнения. Я ни черта не смыслил в генетике, но разве не могли эти болячки, как и многие другие проявления, аукнуться даже через несколько поколений?

Короче говоря, у нас тут имел место скомпрометированный императорский род. И дорвавшаяся до власти Ксения Константиновна, которая такими недугами не страдала.

Ну, в общем-то, бьется…

— И я хочу, чтобы вы оставались носительницей привязки, — добавил император. — Понимаю, ответственность громадная, но… Как вы сами понимаете, особого выбора сейчас нет.

Ира озадаченно что-то прикидывала в голове и, наконец, кивнула.

— Если вы приказываете, мне остается лишь повиноваться.

— Дело не в приказе, а в том, что я вам доверяю, Ирина. Сейчас тот редкий случай, когда я вынужден полагаться не на авторитет и силу, а на надежду. Хрупкая это вещь… Но ничего другого у нас сейчас нет.

— Будьте уверены, у меня нет грязных намерений. Я давала клятву.

— Знаю. И раз уж вам в руки попала такая сила, то я попрошу вас еще об одной услуге. Сейчас почти никто не знает, чем вы обладаете, и я хочу, чтобы так и осталось. Я хочу, чтобы вы стали моим тайным оружием в Петрополе, дорогая Ирина. Я хочу, чтобы вы отправились туда и выяснили, что там происходит. Я должен быть на сто процентов уверен, что наш враг — тот, на кого я думаю.

Глава 3

— А это… Сам Константин Павлович? — Денисов указал на мраморную статую в человеческий рост. Каменный мужчина с приятными чертами лица казался знакомым, только скульптор решил изобразить его в традиционных древнегреческих одеждах.

— Да, — отозвалась Ирина. Поерзав на диванчике, она вскочила и принялась измерять небольшой зальчик нетерпеливыми шагами. Нервничала.

Императорская семья разместилась в роскошном дворце, выстроенном в византийском стиле. После изгнания Османов из Константинополя первый правитель Новой Византии Константин Павлович не захотел перебираться в турецкие дворцы и повелел построить новый. Османское наследие раздали министерствам и прочим ведомствам, а позже и вовсе превратили в музеи. Может и к лучшему: там было на что посмотреть.

Так что сейчас мы с Ирой и Костей нервно переминались с ноги на ногу в украшенной затейливой мозаикой комнатке, что предваряла приемный зал. Сам дворец был поистине роскошным, хотя нисколько не походил на привычные нам петропольские постройки. Константинополь считался столицей Юга, и здесь это подчеркивалось в каждом камушке.

Вместо строгих линий классицизма или пышного барокко преобладала тяга к Античности и романскому периоду. Здание производило впечатление массивного, давящего — дворец был выстроен из светлого кирпича и в какой-то степени походил на укреплённый замок. В некоторых местах стены были очень толстыми — не меньше полутора метров. А на тех стенах, где размесили окна, они были расположены очень высоко, и лишь третий этаж здания имел дворцовый вид.

Толстая прямоугольная башня возвышалась над стенами дворца, а жилые помещения представляли собой разделённое на комнаты прямоугольное пространство. В боковых стенах располагались многочисленные хозяйственные постройки: кухни, конюшня, покои слуг.

В убранстве дворца сочетались библейские и имперски мотивы — множество мозаичных панно были посвящены сценкам из истории Византии и ветхозаветным сюжетам. С одной из сторон к стенам примыкала небольшая домовая церковь — скромная, с небольшим центральным куполом.

Внутренний двор был похож на римский сад — там располагался бассейн, росли фруктовые деревья, по углам стояли фонтаны с питьевой водой. В этот двор выходили вытянутый зал и помещение для приёмов с колоннадой.

— Лучше бы остались у бассейна, — проворчал Костя, промокнув платком пот на лбу. — Не привык я к такой жарище. У воды полегче…

Нас разместили непосредственно в императорском дворце. Предоставили личные покои, снабдили приличной одеждой, накормили, организовали баню — вот здесь как раз пригодились турецкие традиции — и даже дали время немного прийти в себя.

Императорской семье все это время было не до того: оплакивали умершего наследника, а свита занималась организацией траурных церемоний. Государь пока не сообщил о гибели сына, но времени оставалось все меньше. Как только новости выйдут наружу, начнется форменный переполох. Особенно среди петропольской знати, половина которой намеревалась прибыть в южную столицу на торжества.

Разумеется, ни о каких празднествах не могло быть и речи. Теперь империи предстояло погрузиться в траур.

Высокие и довольно узкие створки дверей из красного дерева медленно отворились, и перед нами предстал слуга в ливрее императорского Дома.

— Государь готов вас принять, господа, — тихо сказал он, и я заметил, что на его рукаве уже была повязана черная траурная лента.

Он жестом пригласил нас войти, и мы, не мешкая последовали за ним.

МИновав вытянутый расписной зал для торжественных приемов, мы оказались в куда меньшем квадратном зале с купольными сводами. Одна из стен была полностью застеклена, и сейчас эти двери были открыты и выходили в сад — ветер трепал черные полупрозрачные занавески.

Император принял нас, сидя за круглым столом на четыре персоны. На стеклянной столешнице блестел гранями графин с водой, в узкой вазе стояли две белоснежные лилии. Перед императором лежала толстая кожаная папка, набитая какими-то бумагами. Государь был облачен в черный костюм простого кроя, и под его глазами залегли тени. Он старался сохранять величественное спокойствие, но я чувствовал, что от него веяло болью, обреченностью и печалью.

— Приветствую, господа, — он выждал, пока мы раскланяемся и указал на стулья. — Прошу за стол.

Я немного замешкался, заметив Корфа. Шеф стоял у выхода в садик, и занавески скрывали его фигуру. Вальтер Макарович кивнул нам в знак приветствия, но не проронил ни слова и не сел вместе со всеми.

Когда мы расположились, повисла неловкая пауза. По-человечески хотелось спросить государя, как он держался, выразить поддержку, но… Это означало бы признание его слабости. Нет, уверен, ничего подобного он не желал слышать. Наоборот, лучшее, что мы сейчас могли ему дать — это держаться с ним по-прежнему. Смотреть на него так же, как и в предыдущие встречи.

— Итак, — Алексей Константинович открыл папку и взглянул на нас поверх бумаг. — Благодаря быстрой работе Тайного отделения у нас есть представление о том, что сейчас происходит в Петрополе. Вынужден констатировать, сбываются наши худшие прогнозы.

Мы вопросительно уставились на императора.

— Боюсь, моя сестрица решила, что теперь вся власть в ее руках, — вздохнул Алексей Константинович. — Что ж, она всегда была, пожалуй, излишне амбициозна, но… Но ничего подобного я от нее не ожидал.

— Она захватила власть? — округлила глаза Ирка. — Ваше императорское величество… Прошли сутки! Как можно было успеть…

— Ксения Константиновна установила единоличный контроль над Петропольским Великим Осколком. Теперь мы все от него отрезаны, — Алексей Константинович взглянул на свою руку и печально улыбнулся. — А я, можно сказать, стал простолюдином.

— Позвольте, я всего лишь перепривязала артефакт на себя, но он вас питает…

Император кивнул.

— Именно поэтому мы до сих пор кое-что можем, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что могли раньше. Как принято говорить? Остатки былой роскоши?

— Ваше вели… Милостивый государь, прошу, измените решение! — выпалила Ирка. — Заберите силу Великого Осколка! Мы справимся без нее. Если вы желаете, чтобы мы отправились в Петрополь и сражались за вас, мы пойдем. Всегда пойдем! Но вы не можете так рисковать. Вы сейчас уязвимы как никогда… Простите мою дерзость, но разве не вы, как правитель, должны идти впереди своего войска? Разве не на вас все надеются? Почему вы не хотите сейчас принимать силу и командование?

Блин, за такие вопросики можно было угодить в Сибирь — и это если повезет. Я поперхнулся и осторожно пнул Ирку по ноге под столом. Впрочем, прозрачная столешница не скрыла от государя этого жеста, и он впервые за встречу улыбнулся искренне, словно это его позабавило.

— Ох, Ирина Алексеевна, — покачал головой государь. — Теперь я понимаю, почему о вас так отзывались преподаватели и наставники. Фамилия у вас немецкая, а вот дерзость и правда романовская. Есть простое объяснение тому, почему я не считаю правильным вести бой сам. Я не воин, господа. Моя специализация — целительство. Именно поэтому удалось так хорошо настроить работу Великого Осколка на исцеление — у меня наконец-то получилось найти нужную конфигурацию.

Но разве императоров не развивали всесторонне? Да и силы в Осколках у Романовых было столько, что достаточно лишь одного желания, дабы стереть врага в порошок. Разве это не было аргументом?

— Увы, мои дочери тоже унаследовали созидательные наклонности. Старшая и средняя — целительницы, а младшая — артефактор. Всех нас, разумеется, обучали искусству боя и ментальным практикам, но…

Император кивнул Корфу, приглашая того вступить в беседу.

— Дело в том, что Великая княгиня Ксения Константиновна — боевик, — пояснил шеф. — Чистейшая боевая специализация. Редкой чистоты. Сейчас, когда Великая княгиня завладела силой всего Петропольского Осколка, она стала слишком опасным противником для государя и его детей. И единственная из оставшихся в живых потомков, к помощи которого мы можем обратиться — это ты, Ирина.

— Потому что я менталистка, — мрачно отозвалась девушка. — Согласна, от этого гораздо больше пользы, да и боевыми навыками я обладаю на сносном уровне. Но прошу помнить, что у меня мало опыта. Чрезвычайно мало!

Как же она не хотела в это лезть, и я прекрасно ее понимал. Свались мне на голову сила этого булыжника, пожалуй, тоже пытался бы всеми силами отпинаться. Но не вышло. Приказ есть приказ. Особенно если тебе его отдает сам государь.

Шеф указал на нас с Костей.

— Для этого у тебя будет поддержка Соколова и Денисова. И еще ряда доверенных лиц, в чьей преданности мы уверены. И все же, если бы дошло до сражения один на один, никто, кроме тебя, попросту не сможет выстоять. Смог бы Михаил, — Корф кивнул на меня, — Но ему предстоит долго восстанавливаться. Не факт, что он успеет.

Да уж, какая-то несовершенная система. Могли бы уже придумать варианты подстраховки понадежнее после целой эпохи дворцовых переворотов. С другой стороны, кто в здравом уме вообще мог вообразить подобный сценарий?

Если расклад таков, то Ирка и правда становилась нашим основным оружием. Не с Радамантом же торговаться! К тому же он явно играл против правящей семьи. Другой вопрос — почему государь не захотел привлечь побочные ветви Романовых? Не доверял? В принципе, разумно: сейчас правящий род проредили, появились вакантные места поближе к трону. И Ксения Константиновна могла разыграть эту карту, чтобы заручиться помощью дальних родственников. А те и рады повысить статус…

— Теперь ясно, — сказала Ира. — Значит, вы предполагаете, что мне придется вступить в открытый бой с Ксенией Контантиновной?

— После всего, что она устроила, я могу ожидать от сестры чего угодно, — тихо ответил император и задумчиво погладил лепестки лилии. — Она готовилась к этому много лет. Плела эту паутину, словно паук. И начала настолько издалека, что мы не распознали ее замысел на ранних этапах. А что хуже всего — за эти годы моя сестрица успела сконцентрировать в своих руках порядочно власти. У нее есть ресурсы, силы и люди для переворота. И, полагаю, он либо уже свершился, либо вот-вот произойдет. Вальтер Макарович, посвятите наших гостей в подробности.

Сам император откинулся на жесткую спинку стула. Было заметно, что тонкие кованые линии впивались ему в спину и причиняли дискомфорт, но государь словно желал этой боли. Может надеялся, что боль физическая заглушит душевную. Зря надеялся, если так.

Корф взял несколько листов из папки.

— Сегодня утром мы получили сведения от коллег из Петропавловки, — начал шеф. — После того, как Великая княгиня подчинила себе Осколок, она взялась за чистку среди аристократии. Мы пока не можем понять логику, по которой она действует и выбирает семьи, но за сутки не менее пятнадцати фамилий лишились родовых Осколков, а главы семейств отправились в казематы.

— Можно взглянуть на список? — попросила Ира.

Корф протянул ей бумагу и пристально взглянул на Денисова.

— Среди заключенных ваш отец, Константин.

— Но как это возможно? — возмутился товарищ. — Не могло же Петропольское управление перейти под командование Великой княгини! Пока император жив…

— Все гораздо сложнее, Константин. Город закрыт. Коммуникации отключены — нет ни вещания, ни междугородней телефонной связи. Великая княгиня превращает Петрополь в крепость на случай, если мы решим вводить войска. Для того, чтобы передать нам эти сведения, несколько человек из Управления организовали ментальную цепочку до самой Любани. И уже оттуда получилось связаться с Константнополем.

— Говорю же, господа, моя сестра хорошо подготовилась, — добавил государь.

Меня замутило. Мои наверняка остались в Ириновке — вряд ли выехали в город. И что с ними стало? Как Ксения распорядится их жизнями? Ведь Юсупов был моим врагом, но он подчинялся ей. И та клятва, которую мы с Серегой Воронцовым принесли Великой княгине — зачем это было? Чтобы я не сорвался с крючка? Но ведь сорвался же… Вроде бы.

Я жестом попросил у Иры бумагу. Она протянула мне список, и я принялся судорожно искать свою фамилию. Но… не нашел. Денисовы, Грасс, несколько других знакомых фамилий. Но не моя.

— Ничего не понимаю, — выдохнул я. — После того, как мы сорвали атаку на Сенат, я должен быть едва ли не первым в этом списке! Он точный? Уверены, что всех посчитали?

— Мы сейчас ни в чем не можем быть уверены, — сухо ответил Корф. — Пока что об аресте твоей семьи сведений нет. Но, как понимаешь, все может измениться в любой момент.

И все же это было слишком странно. Даже Денисовых решили убрать, чтобы не путались под ногами. И Грассов заодно — свершилось то, чего так страстно хотела Анька в свое время. Но только где сама Аня и что с ней теперь будет без силы Осколка?

А мой род — объективно, самый опасный из этого списка — остался на свободе.

Что же ты задумала, Ксения Константиновна?

— Также нам стало известно, что в срочном порядке был созван Совет министров — тех, кого удалось застать в Петрополе.

Денисов приподнял брови.

— А Сенат?

— С Сенатом сложнее. Они же сейчас на каникулах, и многие в Новой Византии — прибыли пораньше, чтобы успеть отдохнуть перед торжествами. Но вряд ли их пустят обратно в Петрополь — если Ксения Константиновна заботится о безопасности, то наверняка допустит лишь угодных и удобных.

— Да здесь, в этом списке, уже несколько сенаторов… — отозвалась Ира.

Государь кивнул и сделал глоток воды.

— Именно. Поскольку ситуация может быстро развиться до критической, я бы не хотел превращать Петрополь в боле битвы. Чем меньше мирных людей пострадает, тем лучше. Поэтому я не хотел бы вводить войска. Наилучшим решением мне видится использование сил аристократии — в конце концов, за все те привилегии, которыми многие семьи пользовались столетиями, нужно хотя бы иногда расплачиваться.

— Не понимаю…

— Я не желаю проливать кровь неодаренных в этом конфликте, — пояснил государь. — По-хорошему, я бы и вовсе не желал, чтобы эти разбирательства вышли за пределы моей семьи, однако уже поздно. Поэтому нужно сделать все для того, чтобы это не вышло за рамки одаренного дворянского сословия.

Ну, предположим, оно уже давно вышло. Так, была пара протечек, но вроде заткнули. Но что-то мне подсказывало, что император был излишне оптимистичен на этот счет. Сейчас Ксения устроит настоящую кровавую баню, если понадобится. Терять-то ей уже нечего…

— И что конкретно требуется от нас? — спросила Ира.

— От вас, дорогая Ирина Алексеевна, требуется обезвредить мою сестрицу. А господа из Тайного отделения должны организовать все так, чтобы это стало возможно.

— Вас переправят в Петрополь, — добавил Корф. — Сложно оценить столь большой город, чтобы ни одна мышь не проскочила. Над коридором наши работают. Если получится, сможем перебросить не только основную рабочую группу, но и побольше сил поддержки.

Понятно. Опять забрасывают в самое пекло. Пора бы уже и привыкнуть.

— И как вы ожидаете получить контакт Ирины и Великой княгини? — возмутился я. — Если даже город успели оцепить, то представляю, какой уровень охраны в Зимнем.

Император внимательно уставился на меня, словно продолжал изучать.

— Начнем с того, что не все в Зимнем нам враги, — тихо ответил он. — Не успела моя сестра выловить всех. Она хороша, но не настолько. Так что кое-какая поддержка у вас будет. Кроме того, вы, Михаил Николаевич, кажется забыли, что в свое время вас и господина Воронцова представила свету именно моя сестра.

— Я не забывал, ваше величество.

— Тем лучше, Михаил Николаевич. Вам не впервой внедряться в закрытые общества. Не желаете попробовать излюбленный прием и на этот раз?

Глава 4

Император любезно предоставил мне время на раздумья. Очень мило с его стороны.

Я прекрасно понимал, что это было скорее жестом вежливости: всякое предложение, вылетевшее из уст государя, следовало рассматривать как приказ. Не подчиниться я не мог — был связан клятвой. А время мне дали, очевидно, затем, чтобы я успел примириться со своей судьбой.

— Смертник ты, Миха, — шепнул я своему кривому отражению в пруду.

В воде игриво виляли хвостами золотые рыбки, лениво фланировали толстые зеркальные карпы. На фруктовых деревьях резвились маленькие экзотические птички — стоило отойти от пруда, как стайка пернатых с мелодичным чириканьем перебралась на соседний куст с какими-то огромными розовыми цветами.

Позади меня послышались тихие шаги, и я обернулся.

— Стащила у Кости для тебя, — Ира протянула мне сигарету. — Подумала, сейчас ты захочешь.

Я усмехнулся.

— Ну, у нас тут же не ночь перед казнью, — ответил я, но подарок взял и щелкнул пальцами, вызывая маленький огонек. — Впрочем, это, пожалуй, самое рискованное из внедрений, что я могу себе представить.

Ирка кивнула на нагретую солнцем каменную лавку.

— Присядем?

Чего это она так разлюбезничалась? Неужто осознала, что теперь все стало по-настоящему серьезно? Что, расставшись с ней ради задания, я мог больше ее и не увидеть… Я это понимал. Потому и мешкал.

— Знаешь, в гадании Таро есть такая карта… Тройка Мечей, — сказала Ира, устроившись под сенью лимонного дерева. Плоды уже созрели и норовили бахнуть по макушке.

— Не знаю. Это ты к чему?

— В Букуреште я познакомилась с одной интересной женщиной. Она не аристократка, но местные расхваливали ее как гадалку. Мне стало интересно, и я решила с ней познакомиться.

Я изумленно поднял брови и поперхнулся дымом.

— Неужели ты веришь в эту чушь? Скажи еще, что стараешься не делать важных дел в ретроградный Меркурий!

Ира пропустила мою издевку мимо ушей.

— С астрологами я никогда не общалась, — она продолжала говорить серьезно. — А вот та гадалка рассказала мне много интересного. Тогда я не знала, как трактовать все, что она мне сказала. Но сейчас… Сейчас многое внезапно становится на свои места.

Ладно, из уважения к Ире я не стал дальше зубоскалить. Как по мне, все эти карты, руны, монетки… на чем там еще принято гадать? Короче, фигня все это на постном масле. И тем удивительнее, что Ирка, которую я всегда знал исключительно как адептку логики и здравого смысла, начала разговор о каких-то картах!

— И что тебе предрекла та гадалка?

— Там выпали странные карты. Император, Башня, Смерть, Маг, Любовники, Тройка Мечей и Шут. Гадалка сказала, что когда выпадает так много Старших Арканов, это означает, что события будут судьбоносными не только для меня, но и для моего окружения.

Подруга окончательно сбила меня с толку.

— Старшие Арканы? Мечи? Шуты? Мне эти названия ни о чем не говорят. Что это значит?

Ира нахмурилась, вспоминая предсказание.

— Император и Башня — это падение авторитета или утрата власти. Я тогда еще думала, какая же у меня может быть власть? А выяснилось, что карты говорили прямолинейно. Император — это император, а Башня — это разрушение.

— А Смерть?

— Смерть означает изменение, трансформацию, как мне объяснили. Переход из одного состояния в другое. Контакт с Великим Осколком изменил меня, Миш… Ведь все одаренные зависят от своей силы. Связав себя с артефактом, я в какой-то степени трансформировалась… И это изменение превратило меня в Мага — человека, способного на свершения. Маг — это воля, управление и…

— И, собственно, та волшебная сила, которой мы обладаем, — улыбнулся я.

Ира пожала плечами.

— Может быть. А еще может статься и так, что Маг — это ты, Миша. Ведь сейчас все к тому идет. У тебя ведь тоже есть сила, есть воля и цель. И от тебя требуется действовать.

— Допустим. А остальное?

— Любовники, Тройка Мечей и Шут… Любовники имеют два значения — собственно, союз и выбор. Тройка Мечей — выбор разума вопреки сердцу.

— А Шут? Это то, с чем будет связан выбор?

Подруга покачала головой.

— Нет. Шут — это итог. Результат. К чему все придет.

— И что это означает?

— Хороший вопрос. Даже гадалку он поставил в тупик. Она решила, что это новое начало. Рождение чего-то нового. Что-то неизвестное, неизведанное. Ноль. Начало нового цикла жизни, некий радикальный шаг.

Забавное, конечно, развлечение. Люди смотрят на картинки и считают, что картон может как-то определить из будущее. Да только вот сова слишком удобная для натягивания на глобус. Уверен, что угодно можно приплести к выпавшим картам, и человек поверит. Это как гороскоп: каждый найдет в себе нужные черты для типичного знака Зодиака. Тельцам сегодня не рекомендуем бычить на начальство — иначе можно огрести немало проблем! Ну да, ну да. Знаем.

И все же что-то меня зацепило в словах Иры. Может как раз то, что она сама почему-то поверила этому предсказанию.

— Ладно, допустим, это все правда, — вздохнул я. — И что все это значит, Ир?

— Хотела бы я знать. Предположим, мы сейчас на самой середине этого расклада. Маг. Значит, дальше предстоит союз, выбор и… что-то неизвестное.

Я не удержался от насмешливой улыбки.

— Ну, союз — вот он, мы с тобой. Мы с Денисовым, мы с Корфом, мы с императором. Выбор… Да мы выборы каждый день делаем. И не знаем, к чему все это приведет, — я потушил окурок и взял руку Иры в свои ладони. — Хочешь, я расскажу, что будет дальше?

— Пророк?

— Нет, просто выстраиваю причинно-следственные связи. Так вот, дорогая. Мы с тобой разойдемся. Я отправлюсь внедряться, чтобы добыть для вас ценную информацию. Вы будете планировать тихую атаку на Великую княгиню, чтобы зацепило как можно меньше гражданских. А затем одно из двух: мы либо победим, либо нет. Если победим, перед нами откроются новые перспективы. Если проиграем… Какая разница?

— Как это «какая разница»? — возмутилась подруга.

— Если проиграем, то ни тебя, ни меня, ни даже самого императора на свете не будет. А будет Ксения Константиновна и тот порядок, который она установит. И это тоже новые перспективы, просто не для нас. Так что эти твои карты, конечно, может и говорят дело, да только рассчитывать мы с тобой можем только на себя. Воля и сила — вот наши друзья.

Ирка печально улыбнулась.

— И все же я вижу, что Маг сделал выбор, — шепнула она мне на ухо. — Я и не сомневалась, что ты согласишься. Ты вообще не умеешь тормозить, Миш.

— Если уж влетать в проблемы, то на полной скорости и с музыкой, — я выбросил бычок в высокую латунную пепельницу и подал Ире руку. — А теперь мне понадобится ваша помощь, коллега. Если император хочет, чтобы я внедрился, то мне понадобится очень мощный менталист…

* * *

— Расслабься, Миш. Если ты не угомонишь свою защиту, мне придется бить напролом.

Ира нависла надо мной так, что я волей-неволей видел прозрачные кружева ее лифчика через декольте блузки. Довольно трудно сосредоточиться, а тем более расслабиться, когда перед глазами маячит такая красота!

Всю романтику момента портило лишь присутствие Корфа. Так я оказался в руках сразу двух менталистов, решивших, что я отдохнул достаточно.

— Ир, это не только от меня зависит. У меня же щиты от родовой силы, — я попытался поудобнее устроиться на низком диване, пока девушка ползала вокруг меня, ища удачное положение.

Шеф терпеливо взирал на нашу возню, и когда Ирка наконец-то перестала ерзать, подошел ближе.

— Приготовься, что работать мы будем долго.

— Я даже в туалет сходил на всякий случай.

— Шут ты гороховый, Соколов, — вздохнул шеф.

Шут. Второй раз за день мне говорили о шутах. Ну, иногда поскоморошничать — милое дело. Больше мне ничего не оставалось.

— Все, начинаем потихоньку, — прошептала подруга. — Закрой глаза, постарайся оставаться в состоянии полудремы или транса — так будет проще всего.

Ее сюсюканье и порхание над моей персоной явно раздражало Пистолетыча.

— Слишком много любезностей ты ему оказываешь, Ирина. Обычная процедура. Просто в этот раз полезем немного глубже.

План был изящен в своей простоте. Поскольку у нас под рукой имелась Ирка, связанная с мощнейшим источником силы, решили не мелочиться. Обычно, когда требовалось создать личину для внедренца, использовали частичное замещение памяти или надстраивали некоторые события, осторожно внедряя их в полотно памяти.

Сейчас Ирка решила замахнуться на создание параллельной памяти на основе моей собственной. Сложная и кропотливая работа, но она вызовет меньше подозрений. Опытный менталист сможет найти даже мелкие спайки, а в данном случае спаек не будет — а будет единое полотно.

Долго, дорого, офигенно. Но грех не воспользоваться силой Великого Осколка, когда требуется обмануть саму Ксению Константиновну.

Я почувствовал аккуратное прикосновение силы подруги. Она меня щадила — снимала щиты слой за слоем, аккуратно запоминая их расположение, чтобы затем поставить все на место как было. Когда она принялась за родовые, меня забила дрожь.

— Спокойно, Миш, — голос Ирки был ласковым, приятным, как прикосновение перышка. — Впрочем давай-ка ты у меня посмотришь кино…

— Нет!

Я попытался сопротивляться, но было поздно. Зараза, не предупредила меня, что решит погрузить меня в гипноз. Это было похоже на анестезию, только для ментального плана. Только приготовишься считать до десяти, а уже пора просыпаться.

Только вместо глубокого сна я гулял по полям, лесам, садам, катался на Матильдином черном монстре по пустым улицам Петрополя, а затем…

Что-то шарахнуло мне в голову с такой силой, что я клацнул зубами и едва не откусил себе кончик языка!

— Что за…

Я вскочил с диванчика и огляделся по сторонам. Ни Иры, ни Корфа в комнате не было. Да и комната казалась странной — не походила она на мои покои в Константинопольском дворце. Светлые кирпичные стены начали медленно двигаться, сближаться друг с другом, норовя меня раздавить.

Откуда-то послышались крики и ругань, но это было так далеко…

Руки сами собой вспыхнули белым светом родовой силы. Я попытался пробить стену — ничего. Даже не опалило, хотя я от неожиданности шибанул по камню чистой неконфигурированной энергией. Должна была остаться если не дыра, то хотя бы подпалина.

Что-то внутри меня кричало, рвалось на свободу.

Я знал, что нужно было выбраться из этой комнаты. Успеть любой ценой, пока эти проклятые стены не схлопнулись и не раздавили меня окончательно.

— Твою мать! Твою мать! Твою маааааать!

Я со всего размаху ударил в надвигавшуюся стену — тщетно.

Нет, должен быть выход. Из любой ловушки всегда есть выход. Только что это за ловушка? Откуда она здесь? Ирка не стала бы наводить на меня кошмар — это помешало бы ее работе, а там требовалось колдовать с микронной точностью.

Тогда что пошло не так?

Так, тихо. Без паники. Я уставился вниз и попробовал ударить в пол — тоже ничего. Камень так и остался девственно-чистым. Даже полудрагоценные камни в мозаике — обычно хрупкие — не пострадали.

Блин!

Потолок? Если не он, то что тогда?

Я уставился наверх. Потолок был невысокий, сводчатый. И он, казалось, не принимал участия в этой пытке. Становилось душно, словно сдвигающиеся стены заодно выкачивали воздух. Лоб покрылся испариной, руки горели от использования чистой силы.

Оставалось всего пару метров…

Я быстро сконфигурировал некое подобие «Берегини» и со всей силы оттолкнулся от пола. Меня подбросило, и в этот момент я ударил обеими ладонями в потолок.

— Аааа, черт!

Что-то треснуло под моими пальцами, словно скорлупа. Стены подо мной схлопнулись, и все вокруг начало рушиться. Я карабкался по обрушающемуся потолку, пока чья-то рука меня не схватила.

— Сюда! Хватай!

Не думая, я вцепился в эту руку. Мимо меня падали обломки каменной кладки, рушились стены, сыпались разноцветным дождем куски мозаики. Все завертелось, закружилось, а я болтал ногами над пропастью, вцепившись в спасительную руку едва ли не зубами.

Затем рывок — и тьма.

Бесконечная черная тьма…

* * *

Я распахнул глаза и дернулся как от удара под дых. Из легких вырвался хрип, а я принялся судорожно хвататься за воздух вокруг себя.

— Ох…

Стены вокруг меня стояли твердо. Ничего не шаталось, не рушилось. Даже вода в бассейне была похожа на озеро в штиль — ни единого круга, ни ряби.

Потерев лицо руками и окончательно продрав глаза, я огляделся.

Место походило на древнеримские термы, в которых любила зависать тамошняя знать. Помещение с колоннами, в центре — прямоугольный бассейн с выложенным мрамором дном. На стенах — мозаики с сюжетами из мифов Древней Греции, в самом конце бассейна бил фонтан с горячей водой. По углам расставили статуи в виде обнаженных нимф.

Императорская баня, судя по всему?

Я лежал на скамье, заботливо переодетый кем-то в халат. Мягкий, кстати. На ногах — тапочки. Возле скамьи располагался столик, на котором меня ждал чайник и чашка. Я прикоснулся к чайничку — едва теплый, остывший. Но пить хотелось так отчаянно, что я тут же налил полную чашку и, сделав глоток, улыбнулся.

Черный таежный с мятой и можжевельником. Мой любимый.

Допив чай, я поставил чашку на блюдце, и стук фарфора отозвался эхом под сводами потолка. Никого, кроме меня, здесь не было. Над бассейном витал ароматный пар — видимо, в воду добавили какие-то драгоценные масла. Журчал фонтанчик с горячей водой.

А все мое тело ныло так, словно я пробежал полумарафон и в конце с кем-то подрался.

Чертовщина какая-то. Что же тогда случилось? Или происходило до сих пор?

Это сон? Наведенный морок?

Я разбил чашку о край скамьи и оцарапал осколком руку. Зашипел от боли, приложил оцарапанную руку ко рту, чтобы слизать кровь.

Как минимум, очень глубокая иллюзия, если так.

— Очнулся, слава богу, — выдохнул знакомый голос из-за колонны.

Я обернулся и застыл с разбитой чашкой. Сейчас я чувствовал себя идиотом и не нашел, что сказать.

Ира вышла из-за ряда колонн и улыбнулась. Она сама сейчас походила на нимфу. Длинные светлые волосы были высоко заколоты, открывая тонкую шею и изящные ключицы. Загорелая кожа блестела от пара, а лицо немного раскраснелось. Она была одета в белый полупрозрачный пеньюар длиной до пола, и тонкая ткань облепила все изгибы ее фигуры.

— Что это было? — тихо спросил я, снова почувствовав сухость во рту. — Стены, обломки, рука…

— Внезапно вылез один неучтенный блок, — ответила Ира. — Пришлось ломать его изнутри и снаржи. Мы все здорово испугались, но теперь бояться нечего. Все закончилось.

— Разве?

— По крайней мере, на сегодня, — пообещала Ира и опустилась на скамью возле меня. — Сегодня нас больше никто не побеспокоит.

Я вздрогнул от неожиданности, когда ее рука скользнула мне под халат. Черт. Все труднее было понять, иллюзия это или явь. Ира казалась такой настоящей, каждое движение подруги было… ее. Она не пыталась ничего приукрасить, хотя могла бы.

— Я не понимаю.

— Чего не понимаешь, — улыбнулась она.

— Это твои ментальные игры, или все происходит на самом деле?

— А это важно?

— Мне — важно.

Она отстранилась, и накидка съехала в сторону, обнажив точеное плечо.

— А если все по-настоящему, Миш? Это что-то меняет?

— Внебрачная связь может стоить тебе репутации.

— Выключи эту старую шарманку, Миш. Завтра тебя отправят в Петрополь. Мы можем больше никогда не увидеться. И если сейчас что-то и волнует меня, то это, а не моя репутация в обществе, которого больше не существует.

Она взяла меня за руку и подвела к бассейну. Нас мгновенно окутало паром, и сквозь ароматные клубы я увидел, как Ира развязала платье.

— Надеюсь, ты знаешь, что делать, — смущенно шепнула она.

Глава 5

Если это была иллюзия, то самая реалистичная из всех, с которыми мне доводилось сталкиваться. Все казалось настоящим — звуки, запахи, ощущения. И почему-то этот морок не исчез, когда все закончилось.

Ира улеглась на мраморном ложе, накинула длинное полотенце вместо насквозь промокшего пеньюара и потянулась к остывшему чайнику, а я окунул голову под струю холодной воды.

— Надо было велеть принести две чашки, — вздохнула подруга, уставившись на осколки фарфора. — Придется пить из носика. Не хочу звать слуг.

Я тоже не хотел. Во-первых, не хотелось портить такой редкий момент неги появлением чужих людей. Во-вторых, они точно примутся сплетничать. И хотя в императорском дворце было принято хранить тайны, я не желал, чтобы у Иры были проблемы из-за этого спонтанного решения.

Голова, к слову, прояснилась. Сколько бы ни шутил Денисов над моей верностью прекрасной даме, но в одном он был прав: пустые яйца таки способствуют сосредоточенности на работе. Ха, а я уже и отвык…

— Как ты? — я подплыл к мраморному борту и с тревогой взглянул на подругу. Это я кое-что помнил из прошлого мира, а вот для нее все произошедшее было впервые. Девушки-то по-разному реагируют…

Она улыбнулась и налила чай в блюдце.

— Буду пить по-купечески. Я в порядке, не волнуйся.

— Точно?

— Точно, — для убедительности она улыбнулась шире. — Все примерно так, как я и представляла. А еще нам с тобой нужно убраться отсюда через час — в Термы придет новая смена прислуги, а с ними у меня договоренностей не было. Лучше не попадаться.

Я вылез на сушу и озадаченно взглянул на девушку. На свою девушку… Теперь по-настоящему.

— Значит, все происходит наяву?

— Разумеется. Я хороша в ментальных практиках, но не настолько. Все по-настоящему, Миш. Реальнее некуда.

— Не жалеешь?

— С чего бы? — казалось, Ирка немного покраснела от смущения. — В принципе, все так, как я и предполагала. Чай, не в монастыре воспитывалась. Так что расслабься, Миш. Не нужно надо мной трястись, не стоит опекать и бояться за меня. Все хорошо.

А вот это была стопроцентная ловушка!

Когда после одного из самых ярких событий в жизни девушка подчеркивает, что все хорошо и волноваться не нужно, беспокоиться как раз нужно! Что бы она там ни говорила, как бы ни пыталась строить из себя непобедимую амазонку, я нутром чуял — все было совсем не так.

Ирка вечно пряталась за броней серьезности, знаний, долга и прочего — всего, что, как она думала, помогало ей быть сильной. Но я видел ее настоящую. Знал, что внутри, под этой титановой скорлупой было нежное и ранимое сердце. И сейчас любое мое неосторожное слово могло его разбить. Ведь, в конце концов, она отдала мне одну из главных ценностей. Оказала доверие. И хотя бы подсознательно желала получить подтверждение, что не ошиблась.

Так что ухо востро, Миха!

Я вылез из бассейна, поежился, когда ноги облизал сквозняк, и накинул на себя полотенце. А затем сел возле Иры и молча ее обнял. Девушка фыркнула и замотала головой.

— Ты сейчас меня всю намочишь! Только ведь высохла…

— Будет повод окунуться в бассейн еще раз. Говорят, в воде другие ощущения…

Она снова густо покраснела и отвела взгляд, но я осторожно взял ее за подбородок и заставил посмотреть мне в глаза.

— Я никогда не заставлю тебя пожалеть о том, что мы сделали. Даю слово. Я не опорочу ни твое имя, ни твою честь. И обещаю, что когда закончится этот кошмар…

Она приложила палец к моим губам.

— Миша, ну имей ты совесть! Сохрани хоть немного интриги!

Она смеялась, но глаза оставались серьезными. Мне даже показалось, что они увлажнились — и явно не от адской концентрации эфирных масел в воде. Ладно, я сделал главное. Шагнул навстречу — она умная девочка, все поняла.

Я обнял ее еще крепче, а она поднесла блюдце с холодным чаем ко рту и сделала глоток.

— Если бы кто-то мне сказал, что однажды я буду сидеть в бане у императора голая и пить чай по-варварски сразу после… Короче, я бы посоветовала этому человеку сходить в мозголому.

— Мозгоправу, Ир. Мозголом — это у нас ты.

Она расхохоталась и пролила весь чай мне на полотенце. Ну и пусть. Какая-никакая а романтика вышла.

А у меня появилась еще одна безмерно веская причина вернуться из этой переделки живым и сделать так, чтобы сама Ира уцелела.

Совсем ты адаптировался, Миха. Еще три года назад гонял гопоту на районе и считал шаверму от Артура и пельмени из «Ермолино» верхомгастрономического искусства. А теперь собрался перерыть фамильные драгоценности в поисках достойного подарка для девушки, которая… Да блин, с которой, пожалуй, будет что вспомнить в старости.

Себе-то не ври, Мих. Давно понимал, к чему все шло. Просто сегодняшний поступок Иры показал, что и она все для себя решила.

— Миш, — тихо сказала Ира, поерзав щекой у меня на плече. — Ты давно знал?

— Что знал?

— Что я ношу кровь Романовых.

— Да.

— И не сказал. Почему? Не знал, как я отреагирую? Думал, наломаю дров?

Я осторожно пожал плечами и прокрутил в голове события последних лет.

— Честно говоря, и возможности рассказать толком не было. Да и сам я узнал при таких обстоятельствах, что… Короче, решил довериться твоей тетке. Матильда не дура. Если она так долго держала это в тайне, значит, были причины, — я покосился на нее. — Обижаешься?

— Нет, как ни странно. Не уверена, что и я на твоем месте сказала бы. Все же тайна… слишком деликатная.

— Ага. И государственная, — улыбнулся я.

— Но знала не только Матильда, верно? Кто еще.

— Собственно, Радамант и… Корф. Потом и Александр Константинович выяснил, но вида не подал. Наверняка и остальные Романовы были в курсе, но решили закрыть глаза до поры до времени. С учетом того, какой недуг поразил детей государя, меня не удивляет решение оставить запасной вариант.

Ира отстранилась.

— Дядя Вальтер знал? Он все это время…

— Ага.

— И ни слова…

— Именно.

Меня всегда забавляла ее реакция на шокирующие факты.

— Только не расщепляй его на атомы, Ир, — попросил я. — Он тебя защищал. И рисковал карьерой все это время. Насколько я понял, жизнь у него и так не сахар. Пожалей дядьку.

— Да знаю. Просто… — Ира замялась. — Понимаешь, все это время я, выходит, была не совсем-то и собой. А теперь мне нужно понять, как жить дальше и что делать, когда все это закончится.

— Вот когда устаканится, тогда и будем думать, — сказал я и вдохнул аромат масел от ее волос. — А теперь марш в воду. У нас еще минимум полчаса!

* * *

К Петрополю я подъезжал с юга. Добрался из Константинополя до Москвы — на этот раз не роскошествовал с «Балканским экспрессом», а выбрал поезд попроще, зато тот, который отправлялся в нужное мне время.

В дороге прокручивал в голове внедренные воспоминания. Надстройка, надо сказать, получилась отменная. Ради такой работы даже было не жалко поскакать по обрушающейся комнате, убегая от норовивших раздавить меня стен.

Полагаю, даже Корф не смог бы раскусить такую хитрость. Но вот Радамант… Косиликий не раз переигрывал шефа на поле ментального искусства. Оставалось надеяться на то, что Иркино колдунство все же было уровнем выше.

— Так, собрался…

Город действительно закрыли, но меня это не остановило. Если уж следовать той легенде, что мы создали, то я должен был заявиться официально. И один.

Подъезжая со стороны Любани, я заметил почти что настоящий блокпост. Я сбросил скорость и остановился перед знаком. К моему автомобилю тут же подошли вооруженные патрульные. Но вместе с «гаишниками» здесь располагались и другие силы — я не знал такой формы. Какая-то ЧВК? Наемники?

— Добрый вечер, господин, — сухо поприветствовал подошедший полицейский, но представляться не спешил. — Прошу предъявить документы и выйти из машины.

Я разыграл искреннее удивление. И глянул на погоны. Лейтенант.

— Что-то случилось, офицер?

— Господин, пожалуйста, предъявите документы.

Я пожал плечами и достал портмоне с паспортом, водительским удостоверением и бумагами на арендованную тачку. Протянув все это через водительское окно, я специально замешкался, давая служивому возможность признать во мне аристократа. И лишь затем вышел.

— Соколов Михаил Николаевич…

— Сын графа Соколова из Петрополя, — добавил я с ноткой заносчивости. — Я пытаюсь вернуться домой.

«Гаишник» повернулся к «наемнику» и махнул рукой, призывая того подойти. Так… Кажется, концерт начинается. Я скользнул взглядом по новенькому автомату австрийского производства. Интересненько…

— Соколов, — шепнул полицейский. — Вы просили докладывать об аристократах…

Неужели плотвичка заглотила наживку?

— Благодарю, — кивнул «наемник», забрал мои документы и приблизился ко мне.

— Михаил… Николаевич, — он прочитал мои данные, — Ваше сиятельство, приносим извинения за неудобства, однако в столице объявлено чрезвычайное положение. Не сочтите за труд проследовать за мной.

— Это надолго? Я тороплюсь.

— Разумеется, нет, ваше сиятельство, — холодно улыбнулся наемник. — Всего лишь небольшая формальность. Вам нужно получить спецпропуск для перемещения по городу и за его пределами. Ведь, насколько мне известно, родовое имение вашей семьи находится за пределами Петрополя?

— Удивительная осведомленность. А вот мне ваши войска неизвестны. Кто вы, сударь?

— Подкрепление, ваше сиятельство, — ушел от ответа наемник. — Всего лишь усиление действующих войск.

Сохраняя спокойствие, я заглушил двигатель и оставил ключи в машине. Что-то мне подсказывало, что в этот момент мы расстались с арендованной машиной навсегда. Ну, невелика потеря: я взял надежный, но довольно простой «Руссо» среднего класса, чтобы привлекать поменьше внимания на трассе. Случись погоня, далеко все равно не уехал бы.

— Прошу за мной, — поторопил меня наемник.

Я осторожно коснулся наемника силой. Неодаренный, но при нем точно было несколько высококлассных защитных артефактов. Такому, как я, пробить их не составило бы труда, но для одаренного средней руки они могли стать серьезной помехой.

Меня повели в небольшое двухэтажное сооружение, которое в мирные времена занимал пост дорожной полиции. Сейчас все окна в домике горели, возле входа стоял вооруженный боец, еще двое дальнобойщиков курили чуть поодаль, видимо, ожидая разрешения на въезд.

За мной следили и, вероятно, даже держали на мушке — следовало отдать должное, ненавязчиво и так, чтобы лишний раз меня не нервировать.

— После вас, — наемник открыл передо мной дверь и обменялся кивками с охранником.

На посту царило оживление. Сотрудницы в форме дорожной полиции распечатывали и подписывали какие-то фиолетовые карточки. За соседним столом беспрерывно трещали по телефону их коллеги. Что-то уточняли, пробивали по базам, сверлись. Обстановка нисколько не паническая, а, наоборот, вполне рабочая.

У одной из стен располагался ряд стульев для ожидающих, но меня повели прямиком в какой-то кабинет. Едва за нами закрылась дверь, наемник жестом велел мне сесть на жесткий стул, а сам остался на ногах и принялся более вдумчиво изучать мои документы. Вскоре в кабинет зашел третий человек — одетый по гражданке, он казался мне смутно знакомым.

— Добрый вечер, ваше сиятельство, — сказал он.

Знакомое лицо. Точно где-то его видел… И вроде не раз. Почему-то вспомнился странный галстук, в котором я как-то его видел.

А затем до меня дошло — на Петропавловке. Ну точно, там! Видел этого типа несколько раз в курилке, но никогда не заводил с ним разговора. Вроде бы он работал там же, но в одном из отделов, с которыми подразделение Корфа редко пересекалось. Даже фамилии его не знал. И все же от него веяло Благодатью четвертого ранга. Не самый простой товарищ.

— И вам добрый вечер, — кивнул я. — Господа, у меня проблемы?

Ищейка сел на свободный стул предо мной.

— Жаль, что приходится представляться при таких обстоятельствах, Михаил Николаевич. Евгений Яковлевич Елин, дознаватель. Мы с вами уже встречались на Заячьем.

Я кивнул.

— Что ж, наконец-то приятно познакомиться, Евгений Яковлевич. Язык чешется осведомиться, что дознаватель Управления забыл на блокпосте при въезде в город, и надеюсь, что вы все же меня просветите.

Мне не было никакого смысла скрывать свою работу на Отделение даже без этого Елина. Не исключено, что на меня разослали ориентировки на все посты и обо мне выведали все, что можно. В конце концов, я мог представлять интерес для Великой княгини — собственно, на это я и рассчитывал.

И я не сомневался, что в Отделении нашлись охотники подружиться с новой правительницей и предоставить ей всю необходимую информацию.

— Насколько мне известно, вы сами только что из Константинополя, Михаил Николаевич, — сказал Елин. — Полагаю, вам известно о том, что там случилось, больше меня.

— Из Букурешта, если конкретизировать, — улыбнулся я. — Увы, мы с императорской семьей разминулись — в момент трагедии я уже отбыл в Новую Византию. Однако и в Константинополе произошли поистине впечатляющие и опасные события. По этой причине я так срочно вернулся домой.

Елин уставился на меня цепким взглядом.

— Об этом я и хотел бы с вами побеседовать, Михаил Николаевич.

— Тогда, быть может, обсудим это на Заячьем? Как ищейка с ищейкой.

— Увы, не имея понимания о ваших намерениях, сейчас я не могу допустить вас в город. Даже вас. Вы, очевидно, слабо представляете, что здесь происходило и продолжает твориться.

О, спасибо людям Корфа, я-то как раз знал! Только вот Елин Корфу не подчинялся — другой отдел, другие задачи. Так что откровенничать с ним у меня не было желания. Зато было намерение прорваться в Петрополь.

— Я везу из Константинополя сведения государственной важности. По прибытии в город намереваюсь подать запрос на встречу с Великой княгиней Ксенией Константиновной, поскольку данные сведения касаются ее безопасности. Я стал свидетелем… Ряда событий, которые могут быть ей крайне интересны. Но говорить буду лишь с самой Ксенией Константиновной.

Елин держался молодцом. Мягко, почти по-дружески улыбнулся.

— Боюсь, в ближайшее время это невозможно. У Ее Императорского Высочества сейчас крайне плотный график.

— Ничего, я подожду, — улыбнулся я не менее елейно. — Если вы мне не доверяете, согласен подождать в каземате. Поверьте, после дакийских приключений застенки Петропавловки покажутся курортом. Однако на правах аристократа я настаиваю на встрече и готов встать в очередь. И все же не хотелось бы затягивать. Поверьте, мне было бы куда проще отсидеться на юге, но я полез в самое пекло.

— Можете хотя бы в общих чертах обрисовать суть вопроса?

— В общих чертах? Среди приближенных Ксении Константиновны есть крыса, и я имел неудовольствие с ней встретиться. Так уж вышло, что я в курсе дальнейших шагов этого тайного недруга. И, насколько мне известно, эта личность все еще пользуется доверием милостивейшей государыни. Но имена озвучу лично Великой княгине — она поймет, почему. С учетом того, что за одни сутки род Романовых обеднел на двух потенциальных государей, я бы очень хотел, чтобы на них все и закончилось. А мы можем лишиться и госпожи, если я не успею ее предупредить.

Елин и наемник переглянулись.

— Михаил Николаевич, о вашей изворотливости ходят легенды, — вздохнул Елин. — И все же у меня пока что нет оснований вам доверять.

— Я связан клятвой службы Дому государеву. В Константинополе есть кому оберегать царскую семью. Но я здесь, ибо должен Великой княгине. Ведь именно она вывела меня в свет и оказала поддержку, когда я еще не вернул Осколок в семью. Я помню о долгах, Евгений Яковлевич. И дабы ускорить будущую встречу прошу вас передать тем, кто заведует распорядком милостивейшей государыни, что вопрос касается Великих Осколков.

Глава 6

При упоминании Великих Осколков лицо дознавателя вытянулось.

— Я не ослышался? — переспросил Елин. — Вопрос касается высших артефактов?

— Именно, — нахально улыбнулся я. — Я привез крайне важные сведения относительно этих объектов. Петропольский Великий Осколок в опасности, как и та, кто связала себя с ним. Пожалуйста, Евгений Яковлевич, выполните мою просьбу и устройте мне встречу. Уверен, вам это зачтется.

Наемник отступил на шаг, словно расписываясь в своем нейтралитете по этому вопросу. Дескать, он просто выполнил свою работу, а дальше разбирайтесь сами. И правильно, ибо нефиг. Елин же не на шутку задумался. Естественно, ведь я только что поднял ставки, и поднял очень высоко. Закинул удочку с очень сладкой наживкой. Вопрос — как глубоко заглотит крючок наша рыбка.

— Я вас услышал, Михаил Николаевич, — наконец сказал Елин. — Безопасность Великой княгини и Великого Осколка для нас сейчас в приоритете. Я выясню, что можно сделать.

— Спасибо.

— Но не думайте, что все будет просто, — добавил коллега. — Несмотря на то, что Петропавловка остается на связи с Малым кабинетом, даже высшим чинам приходится ждать.

— Понимаю, — кивнул я. — И вверяю себя в ваши руки. Если вы считаете правильным меня изолировать или подвергнуть проверке, карты вам в руки. Я никуда не убегу.

Елин что-то шепнул на ухо наемнику и вышел за дверь.

Мы остались наедине: мужик сверлил меня голубыми глазами-льдинками — жутковатыми, потому что они казались слишком светлыми, рыбьими. Я спокойно пялился в ответ. Ну хочется поиграть в гляделки — я не против. Делать все равно нечего.

— Ваше сиятельство, — обратился ко мне наемник. — Пока суд да дело, хочу напомнить вам основные правила для вашего сословия в условиях чрезвычайного положения. Перемещение внутри Петрополя не ограничено, однако въезд и выезд осуществляются по специальным пропускам.

— Полагаю, меня это пока что не коснется.

— Я не знаю. Ваша судьба вне моих обязанностей, и я лишь ввожу вас в курс дела. Согласитесь, будет обидно получить взыскание за нарушение по незнанию.

— И правда, — улыбнулся я. — Вы очень любезны. К сожалению, не расслышал вашего имени.

— Едва ли оно о чем-то вам скажет, ваше сиятельство. Особые правила установлены и для применения Благодати. Боевые и ментальные заклинания запрещены к использованию повсеместно. Создание артефактов строго регламентировано и допускается только в лицензированных помещениях. Разумеется, лицензированными специалистами. Разрешено к повсеместному использованию лишь целительство.

Да уж, жестко Ксения закрутила гайки. Производила впечатление такой хрупкой дамы, а на деле оказалась железной и беспринципной теткой. Видимо, процесс изъятия Осколков у неблагонадежных семей проходил не так гладко, раз пришлось ввести эти ограничения. Ладно боевые — но ментал-то полностью за что?

— Означает ли это, что я не вправе использовать ментальную связь для общения с родственниками?

— Боюсь, это так, — кивнул наемник.

И чего ради? Не хотели допустить утечек?

— Рискну спросить, каким образом власти намерены это отслеживать и проверять, — с сомнением отозвался я.

Наемник едва заметно пожал плечами.

— Детали мне неизвестны. Знаю лишь, что в городе усиливают сеть артефактов для отслеживания применения Благодати. Так что, видимо, спецы нашли способ.

Ага, ловушки, значит. Вероятно, решили добавить побольше, чтобы сетка накрыла весь город. Но для этого придется подкрутить чувствительность артефактов слежения. А это титаническая работа — ведь придется влить немало силы на настройку. Откуда Ксении Константиновне взять столько артефакторов?

Хотя, если вспомнить, что она патронировала Аудиториум…

Итак, даже если я попаду в Петрополь не под конвоем, работать будет сложно. Куча технических средств одаренным недоступна, а я так и не удосужился обзавестись секретарем. Что ж, это будет интересно.

Елина не было долго — настолько, что я успел захотеть в туалет, да и жажда замучила. Не пожелавший представиться наемник затих и ненавязчиво приглядывал за мной. Я пока что решил изображать законопослушного гражданина и колдунствовать не собирался. Вместо этого изучил вдоль и поперек стенды с перечислением дорожных знаков и ПДД.

Хотя не помешало бы заклинание на дополнительную прочность мочевого пузыря…

— Что-то долго его нет, — начал беспокоиться я. При этом в здании было тихо — ни намека на форс-мажор. Значит, либо Елин готовил для меня какой-нибудь неприятный сюрприз, либо…

Шум на улице отвлек меня от размышлений.

Я привстал со своего стула и с любопытством выглянул в окно. Наемник напрягся.

— Ваше сиятельство, я вынужден попросить вас вернуться на место. Находиться у окна может быть небезопасно.

Я снова плюхнулся на жесткую сидушку, хотя никакой опасности не чувствовал и не наблюдал. Просто со стороны города к посту на полной скорости подъехал, а вернее, подлетел роскошный итальянский «Монтанари». Торможение получилось эффектным, вполне в лучших традициях стритрейсинга. Обтекаемые изящные формы дорогущей спортивной тачки маняще блестели в свете мощных прожекторов.

«Монтанари» в этом мире было чем-то вроде «Ламборгини» или «Феррари» в моем прошлом. Ручная сборка, чуть ли не индивидуальные эскизы. Одна такая машина стоила как годовой бюджет какой-нибудь африканской страны.

Интересно, кто это заявился с такой помпой?

Я взглянул на наемника и вопросительно приподнял брови. Тот качнул головой и пожал плечами. Такой вот немой диалог получился. Вообще этот мужик начинал мне нравиться — помог, не хамил, пытался нормально выполнять свою работу. Только вот австрийский герб на его оружии не давал мне покоя…

Через пару минут в коридоре поднялся гвалт. До меня долетели женские возмущенные крики, какой-то голос настойчиво спорил с другим.

А затем дверь в нашу комнату распахнулась, и я едва не свалился со стула от удивления.

— Серега? — вытаращился я, сперва не узнав друга.

Молодой князь Воронцов, которого я помнил как трусишку Серегу Ронцова с первого курса Аудиториума, мягко говоря, изменился. Точнее, если превращение из гадкого утенка в лебедя можно назвать скромным словом «изменение».

— Привет, Миш, — бросил он и направился прямиком ко мне. Увидел наемника при оружии, нахмурился и наградил ворвавшегося в кабинет Елина неодобрительным взглядом.

— Я его забираю, — коротко сказал мой старый друг и кивнул в мою сторону. — Немедленно. У вас пять минут на оформление документов.

Я постарался стереть недоумение с лица. Ну ничего себе! Вроде же и виделись в последний раз совсем недавно, а Воронцов успел преобразиться.

Прежде вечно сомневающийся, норовивший спрятаться за спины сильных товарищей и все так же немного трусоватый, сейчас Серега вообще казался другим человеком. Откуда-то в голосе появилась твердость, от парня веяло уверенностью и властью. Да и костюмчик, надо сказать, был довольно смелый, хотя и стильный.

Рассмотрев его одежку детальнее, я понял, что это был не костюм. Мундир, только без погон — вместо них были какие-то непонятные мне опознавательные знаки. И что-то в этом лаконичном, но запоминающемся стиле перекликалось с формой наемника.

Серега, и ты туда же? Ну ек-макарек…

— Сергей Андреевич Воронцов, адъютант Ее Императорского Высочества, если вы забыли, — спокойно представился друг и постучал пальцем по шеврону на плече. — У меня высочайшее поручение забрать этого человека и сопроводить в Петрополь.

Забавно было видеть в Воронцове адъютанта. С одной стороны, мелковато для целого князя из могущественного рода. С другой — это говорило о том, что Великая княгиня явно его приблизила. А если приблизила, то, вероятно, доверяла. Эх, Серега…

Елин, казалось, едва не захлебнулся от возмущения. Что, ищейка, упустил добычу? Я наблюдал за тем, как на лице дознавателя удивление сменялось разочарованием, а затем на смену ему пришло смирение.

— Разумеется, ваше сиятельство, — сквозь зубы процедил он и вышел.

— Идем на улицу, подождем там, — Серега схватил меня за рукав и почти что рывком поднял на ноги. Вроде он никогда не был силачом… Да уж, чудны перемены.

Наемник не проронил ни слова — казалось, этому мужику не терпелось избавиться от нас обоих. Меньше аристократов поблизости — меньше проблем.

А вот мои перипетии, кажется, только начинались.

Воронцов вытолкал меня на улицу и кивнул на роскошную тачку.

— В машину. Быстро.

— А документы?

— Вынесут. Не хочу, чтобы подслушивали.

Серега нажал на кнопку брелока, и двери поднялись. Футуристично, однако. Не знал, что мой дружище был поклонником спортивных автомобилей.

Забравшись внутрь, он снова что-то нажал — пискнул сигнал, а окна начали темнеть. Интересная тонировка. Я обернулся к другу и в очередной раз поразился переменам.

— Служба Великой княгине тебе к лицу, — не удержавшись, съязвил я. — Или это княжеский титул дает такой эффект?

— Какого хрена ты здесь делаешь? — прошипел он в ответ. — На кой черт приперся в Петрополь?!

Но меня уже понесло.

— Добро пожаловать, Миша, — передразнивал я его голос. — Давно не виделись, Миша. Кстати, ты наверняка хочешь узнать, как дела у твоей сестры, с которой я встречаюсь. Как там поживает твоя семья… Да и вообще, вероятно, не против узнать, почему я одет как офицер СС. Да?

Ну, про эсэсовца я немного загнул, но что-то мне напоминало эту форму. И все же суть я передал верно.

Воронцов устало провел ладонями по лицу.

— Не представляешь, насколько не вовремя ты появился.

— Лучше другое скажи. Ты за чью команду играешь, Серый? Ты хоть в курсе, что устроила наша покровительница?

— Ты о том, что она забрала силу Осколка Романовых? Или об изъятии осколков у семей и аресте их глав?

— О том, что с ее подачи в Букуреште организовали покушение на императорскую семью. О том, что с ее ведома и явно ни хрена не молчаливого согласия Юсупов убил Великого князя Александра Константиновича! О том, что она стоит во главе и Аспиды, и Ордена Надежды!

Воронцов выслушал меня с завидным хладнокровием.

— А если скажу, что знал. Пусть не обо всем, но о многом. Что изменится?

— Тогда я перестану тебя понимать и не буду знать, друг ты мне или враг. Потому что тебе известно, на чьей я стороне.

В окно постучали. Серега опустил стекло, забрал протянутые Елиным документы — надо же, лично вынес. Небось, хотел подглядеть-подслушать. А затем сухо попрощался и дал по газам так резко, что я вспомнил первые строки «Отче наш».

— Фига ты водятел.

Мы выехали на прямую южную трассу. Перед нами сиял бледным куполом освещенный Петрополь. Серега втопил педаль газа, и автомобиль, кажется, перешел на сверхзвуковую.

— У меня был выбор: присоединиться или оказаться среди тех, кого лишили Осколка и отправили в отстойник, — прорычал друг и покосился на меня. — Убить меня они бы не смогли, но оставить гнить до наступления естественной смерти или тренировать на моей тушке различные виды губительных заклинаний… Короче, моей особенности нашли бы применение. Я решил, что от свободного меня будет больше толку.

— И дал клятву, да? — печально улыбнулся я.

— Конечно. Связал себя Словом. Иначе никак.

Я вздохнул.

— Что ж, винить тебя я ни в чем не буду.

— Если ты забыл, я дал кое-какие обещания твоей сестре, — зло процедил Серега. — Твоя семья на меня полагалась. Тебя не было, а я мог помочь им своим поступком. Служить Ксении Константиновне было единственным вариантом, чтобы отвести от твоего рода беду.

На всякий случай я взглянул на безымянный палец его правой руки. Кольца не было. Значит, все не настолько далеко зашло.

— Помолвлены?

— Да. В ноябре свадьба. Я едва успел… Мы с твоими все обговорили за пару часов до того, как за ними пришли… Мне повезло — позвонил куда следует, устроил выволочку, подключил авторитет. Пронесло. Но если ты сейчас начнешь подрывную деятельность… Миш, ты всех нас погубишь. Меня заставят выбирать между твоей семьей, между тобой и Олей и… И жизнью. И тогда я точно ничем не смогу помочь.

Да уж, блин. Смотался, что называется, в отпуск…

К Сереге никаких претензий не было. Наоборот, я чувствовал лишь благодарность за то, что он позаботился о моих. Да, все пошло не по плану, ведь мы не хотели торопиться связывать семьи. Но время играло против моих, и Воронцов все сделал правильно.

— Значит, я верно понимаю, что ты служишь и связан клятвой, но ценностей и методов тех, кто все это затеял, не разделяешь? — осторожно уточнил я.

Воронцов сбросил скорость, когда трасса перешла в широкий проспект.

— Знаешь, в чем-то мне эти ценности даже близки и понятны. Особенно когда я думаю, как бастард Ронцов, а не князь Воронцов. И все же я не ожидал, что все зайдет настолько далеко. Но я хочу понять, почему она… Зачем… Ведь должна быть железная причина, некое оправдание всем ее поступкам. И я решил стать как можно ближе к ней, чтобы это понять.

Что ж, у меня были кое-какие мысли, но все равно картинка пока не складывалась. Чего-то мы не знали о Ксении. Чего-то очень важного и, быть может, даже личного.

— Куда ты меня везешь? — хрипло спросил я, заметив, что Серега не въехал в центр, а взял восточнее. Еще немного — и начинались Пороховые. — К ней?

Воронцов покачал головой.

— Не сразу. Но потом — к ней. Обязательно. Потому что если ты хочешь заслужить ее доверие, а я достаточно хорошо тебя знаю и предполагаю, на кой ляд ты заявился в Петрополь…

— Что, я настолько предсказуем?

— Я давно тебя знаю, Миш. В отличие от госпожи. И будет лучше, если именно я тебя представлю. А там делай то, что задумал. Но меня в свой план не посвящай. И не впутывай.

Я задумчиво кивнул. Ну, ожидаемо. Не стоило лишний раз рисковать Серегой — если не станет меня, именно он сможет подхватить знамя нашего рода. Пусть не полностью, пусть через Олю, но сможет. Нужно его беречь, он и так сделал для меня слишком много.

— Так куда едем?

— К твоей семье, — ответил Воронцов. — Хочу, чтобы вы увиделись, пока не началось. А то знаю я тебя: как начнешь работать, вся столица на уши встанет. Там будет уже не до встреч — уцелеть бы.

Я усмехнулся. Ну да, почему-то именно так всегда и происходит.

— Спасибо, Сереж.

Он молча кивнул и свернул в переулок между двумя старыми заводскими корпусами.

— Видишь? — я заметил впереди небольшое сияние — не фонари, нет. Что-то небольшое, да и светилось бледнее.

— Нет, а что…

Он не успел договорить — машину подбросило, словно мы прыгнули с трамплина. Мы оказались в воздухе и, казалось, зависли. А затем весь мир навалился на нас, вколачивая в землю, словно пневмомолоток бил по консервной банке.

— «Лихо»! — Только и успел выкрикнуть я, натягивая «Берегиню».

И вовремя. Машина приземлилась, и мне показалось, что все внутренности решили вылезти наружу. Удар был такой силы, что даже щиты едва выдержали. Серега вскрикнул от неожиданности. В разные стороны полетел асфальт, тротуарная плитка, кирпичи.

Нас убивали.

Серега не успел активировать защиту. Машина воткнулась носом в разверзнутую землю, сработавшие подушки безопасности мало помогли делу. Я дернулся, придавленный сразу тремя мешками. «Берегиня» растворилась, не выдержав удара — и я почувствовал, что из носа потекло что-то горячее.

— Серега! — позвал я.

Он не ответил.

А затем новая вспышка — на этот раз яркая, сотканная из чистой силы, вырвала машину и отбросила назад. Я захрипел и принялся лопать «Косами» мешавшие двигаться подушки. Заново поставил «Берегиню», но…

Слишком поздно.

Мою пассажирскую дверь снесло мощным потоком силы, а через секунду надо мной возникла голова в шляпе. Слишком уж знакомая голова с кривой улыбкой на наполовину парализованном лице.

— Решил раньше времени сдать мои планы? — оскалился Радамант.

Глава 7

Я захрипел и сплюнул кровь.

— Убивать меня явился?

Радамант криво улыбнулся.

— Отвечаешь вопросом на вопрос?

— А нельзя? — нахально оскалился я и случайно задел языком шатавшийся зуб. Хорошо тряхнуло. Видимо, придется навестить дантиста, если косоликий хрен передумает размазывать меня по асфальту.

Радамант стер улыбку с лица и протянул мне руку, чтобы помочь выбраться. Я с недоумением уставился на его ладонь.

— Это еще что значит?

— Вылезай. Нужно поговорить.

Опять поговорить. Как показывала практика, ничем хорошим наши с Радамантом разговоры не заканчивались. Это уже становилось дурной традицией.

— Воронцова отпустите, — потребовал я и при помощи «Кос» вспорол подушки безопасности, в которых утопал мой друг. — Он ни при чем.

Серега был без сознания. Явно сломал нос, разбил губы, да и на лице медленно формировались припухлости — будут гематомы. Но вроде был жив, хотя в его случае и смерть не была окончательным делом.

— Как это ни при чем? Бессмертный адъютант самой Ксении Константиновны — и не замешан во всем, что она делает? — снова усмехнулся колдун.

Я устало вздохнул.

— Ну да, убить-то ты его не сможешь, вот незадача.

— Да пусть себе лежит. Пока придет в себя, нас здесь уже не будет. — Радамант помахал перед моим лицом рукой. — Выбирайся, Соколов. Пожалуйста. У меня спина начинает болеть, когда долго наклоняюсь.

Я был зол как черт. Угораздило же косоликого заявиться именно в тот момент, когда я ехал повидаться с семьей! Мало того, что испортил такую роскошную тачку — ее ведь можно было назвать настоящим произведением искусства — так еще и лишил меня возможности наконец-то увидеть родных.

Так. Вдох-выдох. «Берегиня».

Не помогло.

— Слушай, ну чего тебе от меня нужно, а? — крикнул я, пинком отправляя ставшую бесполезной дверь во тьму. — Сам оставил мне жизнь! Сам разболтал при мне о своих планах. Ты что думал, я стану молчать? Что не попытаюсь тебя остановить после всего, что ты устроил?

Радамант скривился, словно проглотил лимон.

— Спокойнее, Михаил.

— Какое к черту спокойнее? Ты втянул в это дерьмо собственную дочь! Подвел ее под все возможные удары! И чего ты ожидал? Что я стану сидеть сложа руки, ожидая, пока Ксения раскусит план государя с передачей силы? Нет! Для меня что ты, что Великая княгиня — две стороны одного зла. Я был бы рад, начни вы просто убивать друг друга, чтобы все это наконец-то закончилось! Но я знаю, что, сражаясь, вы утопите город в крови. Поэтому, если не хочешь, чтобы я и дальше путался у тебя под ногами, просто убей меня сейчас. Или хотя бы попытайся.

Я выпалил тираду и вылез из искореженного автомобиля. Пахло жженой резиной, ветер приносил с Невы сырость и запах осенней листвы. Пошатнувшись, я все же смог устоять на ногах и сконцентрировал силу в ладонях.

Не знаю, что он опять замыслил, но меня все это достало. Может уже и правда пора разобраться? Расставить все точки над «ё», и чтобы отсюда ушли двое из трех.

А что, момент подходящий. Оба Великих Осколка запитаны на конкретных людей, а остальным из рода Романовых достались крупицы. Радамант сейчас был уязвим, причем уязвим как никогда. И я мог попытаться его прикончить.

Другой вопрос, что и сам я был далеко не в лучшей форме. Источник очень медленно восполнял силу, а одной лишь Благодати для боя точно не хватит. Так что и мои шансы на победу были спорными.

Но если все же удастся убрать его с пути… Едва ли Ирина станет по нему скучать.

Радамант, видимо, догадался о моих прикидках.

— Я не хочу с тобой драться, Михаил, — тихо сказал он. — Лишь поговорить.

— Разумеется, не хочешь. Ты сейчас слаб.

— Ты тоже. Я знаю, чего тебе стоило затопить людей Юсупова в Цистерне. И не хочу мериться силой. Сейчас неподходящее время.

Я устало привалился к тому, что некогда было изящным капотом.

— О чем нам говорить? Ты уже и так наговорил достаточно там, в Базилике.

Радамант что-то тихо пробормотал себе под нос. Наверняка костерил меня за упрямство. Ничего, ты тоже меня бесишь, потенциальный тесть. Охренеть как бесишь, и всегда раздражал.

— Михаил, я здорово рискую, появившись здесь, — Радамант старался говорить спокойно, но я ощущал его тихое бешенство. — И я специально не хотел заявляться к твоей семье — чтобы у Ксении не было ни единого повода их подозревать в нелояльности. Я не хотел пугать ни их, ни тебя. А через десять-пятнадцать минут здесь будут сотрудники Управления — артефакт должен был засечь заклинание. Так что, пожалуйста, выслушай меня.

Конечно, артефакт должен был засечь этот всплеск силы! «Лихо» бахнуло так, что наверняка и в Кронштадте чайки вздрогнули!

— Тогда говори быстрее, — процедил я.

Косоликий подошел ближе.

— Этой аварией я оказал тебе услугу, Михаил. Пусть Ксения думает, что тебя пытаются убрать. Этот инцидент можно вполне подать как покушение — так и сделай. Этим ты докажешь свою ценность и сможешь приблизиться к ней. По крайней мере это точно приблизит вашу встречу. Ты ведь этого хотел, не так ли?

— А, так это была помощь? Ох, простите, сударь, не сразу сообразил.

— Не ерничай, Соколов. Желай я тебя прикончить, уже давно бы это сделал. Поверь, возможностей была масса.

— Так зачем оставил в живых, а?

— Потому что ты нужен. Не столько мне — Ирине.

Да ладно?! Неужели отцовское сердце дрогнуло, и он любезно решил не выпиливать кавалера своей дочурки?

— Поясни.

— И ты, и Ирина — два разных проекта. Два оружия. Обстоятельства складываются так, что вы можете друг друга уничтожить, но я не намерен этого допустить.

Чего, блин?!

— А попроще можно? Для контуженных.

— Я давно знаю, что твой дух был призван, — сказал Радамант. — Мне известно, что на это дал разрешение лично государь. Тебя замыслили как проект еще в тот момент, когда ты потягивал пивко на лавочке в своем мире и думал, как закрывать хвосты по учебе или что там у тебя было.

— Это я знаю, — сказал я, пытаясь вытереть кровь из-под носа. Болело неприятно. Кажется, тоже сломал. — Мне рассказали.

Косоликий снисходительно улыбнулся.

— А много ли ты об этом знаешь, Михаил?

— Достаточно, чтобы быть благодарным за второй шанс.

— Ну конечно, — кривая улыбка недотестя стала еще шире. — Они дали тебе этот шанс, но не сказали, чем придется расплачиваться. Тебя сразу после призыва бросили в водоворот, отвлекли и расписали радужные перспективы от обретения Осколка. И ты повелся. Пошел, как ослик за морковью. Но тебе не объяснили, когда ты должен будешь сыграть свою главную роль. И, что самое главное, не сказали, что будет с тобой и твоим родом после. Ты никогда не задумывался, почему именно твой род решили одарить такой честью?

— Мы подходили под требования для проведения ритуала. В смысле семья. Род выбрал меня сам — на это нельзя было повлиять извне.

— Уверен?

Я с тревогой уставился на Радаманта. Внутри, где-то в груди, предательски кольнула игла сомнения. Он сейчас был слаб. Он мог наговорить мне что угодно, особенно если я не смогу это проверить — лишь бы остановить. Он сейчас был готов сделать все, чтобы переманить меня на свою сторону или хотя бы просто вывести из игры.

Но что, если он говорил правду? Что если я — и правда одноразовый? Что род Соколовых был выбран как раз за то, что он угасал. Такой не жаль пустить в расход, над таким можно ставить эксперименты… Никто и бровью не поведет, если еще один наследник случайно погибнет в какой-нибудь магической заварушке, а последняя молодая носительница крови вольется в другой род, растворив Соколовых в вечности…

— Так что должно быть после того, как я выполню свою миссию? — хрипло спросил я. — И что это за миссия, по-твоему?

Радамант отряхнул плащ от пыли.

— Ты, Михаил, должен будешь умереть за государя. За его семью. Ты — их страховка от меня и от Ксении. И был ею даже от Александра, пока его не убил Юсупов. Носитель огромного потенциала силы, не зависящей от Осколков. Им было особо не из чего выбирать — в стране осталось всего несколько семей с родовой силой, но ваш обесчещенный род подходил идеально. Вас можно было легко подцепить на крючок и держать на нем очень долго, понемногу восстанавливая статус и даруя различные блага. С тобой они сработали безупречно — должен сказать, и я бы лучше не справился. Но… Не учли одного.

Возможно, я начал догадываться, к чему он вел.

— Иры? — тихо спросил я.

— Ирины, да. Ирина — это оружие, которое создал я. Сперва сам того не зная, когда вступил в связь с ее матерью. Впрочем, у меня до сих пор есть подозрения, что и это не было случайно. Но проверить уже невозможно, а единственный человек, который может пролить свет на ту историю, сейчас слишком силен — я не смогу достать Ксению ментально.

Я икнул от неожиданности.

— Так вы думаете, что она настолько давно все это замыслила?

— По крайней мере именно она смогла меня найти, дала поддержку и ресурсы для того, чтобы я начал свой крестовый поход. У нее были свои мотивы, а мной сперва двигала лишь жажда мести. Затем я понял, что Ксения на самом деле мало чем отличается от тех, кого я решил уничтожить. И чем дальше, тем яснее в этом убеждался.

— Но продолжал с ней работать, — добавил я.

— Это выгодно. И все же понемногу начал думать, как решать проблему, в которую со временем могла превратиться сама Ксения. Именно с помощью Ирины я смог бы сломать эту порочную систему, уничтожить тех, кто погряз в собственных грехах и держал власть лишь из-за камня, не будучи достойным этой силы. Ирина может перезапустить все это, Михаил. Она другая. Порядочная, с верно настроенным моральным компасом и силой духа. Ей будет под силу распоряжаться такой мощью справедливо.

— Но оставался я.

— Да. Так что я начал работать над вами обоими. Помог сблизиться, раскрыть зародившееся чувство. И заодно понял, что могу ее тебе доверить. Понял, что ты потянешь эту ответственность.

Я тряхнул головой.

— Стоп. Не понимаю. Хорошо, ты действительно подкрутил ей мозги. Ты знал, что она все это время носила нужную кровь и подстроил кое-какие обстоятельства, чтобы впоследствии блок с ее способностей был снят. Допустим, все так. Но почему ты решил передать силу Константинопольского Осколка именно ей? Ты ведь мог забрать ее сам, устранить Ксению — и все. Потом бы передал Ире, например, а сам исчез. Ну, Зимний бы заодно отстроили после вашей эпической битвы, не привыкать. Так почему ты сразу отдал силу дочери?

Радамант пожал плечами и улыбнулся.

— Потому что она достойна этой силы, а я — нет. Я всего лишь возвожу ее к истинному величию, но у меня нет права владеть такой мощью. Кто-то должен остаться в этой истории злодеем, а кто-то мучеником. Мученика из меня при всем желании не получится. Да и Ире сперва следовало научиться управлять тем, что ей досталось.

Ааааа! Черт, черт, черт! Хрень какая-то!

Окей, допустим, Ксения очень и очень давно решила заполучить трон. Предположим, к этому моменту она уже знала, что наследники поражены недугом. Она не торопилась — решила подстраховаться. Нашла Радаманта, организовала появление Иры на свет. И сделала так, что ни Радамант, ни Ира не были отсечены от рода.

Зачем ей понадобилась Ира?

Сдавалось мне, что не у одного Радаманта были планы на нашу золотую девочку… Только какие? Да и то, что она вцепилась в меня с первого курса Аудиториума, тоже становилось еще логичнее — за ружьем нужно следить, соблюдать технику безопасности и стараться, чтобы оно не убило тебя самого.

— И еще одно, — скрипучий голос Радаманта заставил меня вздрогнуть. — Ты не задумывался, почему тебя так тянуло служить? Не обращал внимания на то, что тебе так симпатичен император и его семья? Что ты и правда искренне готов полезть за них в пасть к львам…

Со стороны набережной доносился противный вой сирен. Видимо, ищейки среагировали быстро. Нужно было спешить.

— Есть такое, — торопливо ответил я. — Император мне и правда симпатичен. А еще я знаю, что такое долг.

Что, и это у меня отнимешь, козел хитроумный? Принципы? То, на чем я все это время держался?

Радамант шагнул еще ближе, но я вскинул руку.

— Не приближайся.

— Прислушайся к своим ощущениям, когда в следующий раз увидишься с императорской семьей. Если увидишься… С самого начала тебе поставили мощный даже не блок — тебе сконфигурировали сознание особым образом. Сформировали твою личность с учетом того, что им было нужно. Как собакам блокируют агрессию, так и тебе вшили в подкорку безоговорочную преданность правящей семье, принципиальность по ряду вопросов, обостренное чувство верности, желание служить и рыть носом землю ради того, что казалось тебе важным. Но этого больше нет. В нашу первую встречу, да и даже в Базилике я видел твое видоизмененное сознание. Но не теперь.

Я растерянно хлопал глазами, не зная, как переварить услышанное. Значит, все это время я был… Не собой? И ничего не почувствовал, и не удивлялся? Ведь все казалось таким естественным, на уровне рефлексов. Даже то, что я отказывал тем же девчонкам в ухаживаниях, предпочитая сосредоточенность на работе.

А оно вот как, Миха…

Мне почему-то сразу вспомнилась та комната с надвигающимися стенами, которая потом начала обрушаться. Сияющая рука, что вырвала меня оттуда в последний момент, когда я думал, что уже все… Ира ведь вскользь упомянула, что она снимала какой-то неучтенный блок. Может это был как раз тот самый?

Черт, Радамант ломал мне мозг, даже не используя силу. В голове творилась каша, мне требовалось время, чтобы все обдумать и сложить мозаику. И чуйка подсказывала — к этим словам стоило прислушаться, попытаться проверить, найти доказательства. Пусть верилось далеко не всему, но… Что-то в этом было.

— Прости, что вываливаю все и сразу. — Вой сирен становился громче, и Радамант занервничал. — Не уверен, что мы сможем встретиться в ближайшее время, поэтому решил сразу все рассказать честно, чтобы ты учитывал правду и знал, кому доверять нельзя.

— Значит, Ира не только изменилась сама, но и меня изменила, — шепнул я.

— Да. Она тебя освободила, Михаил. Она сделала тебя самим собой. И теперь ты можешь убивать даже императоров, ибо никто из этой семейки не достоин твоей верности, кроме Ирины. Встреться с Ксенией. Приблизься к ней, стань ее тенью, завоюй ее доверие — и ты поймешь, очень быстро поймешь, что она куда опаснее, чем я, а весь их род проклят пороками. Сейчас я ухожу — а ты обдумай все и реши, сдавать меня сразу или подождать более удобного момента. Ибо если подождешь, клянусь, у тебя откроются глаза. Ты увидишь, что они творили. Ты поймешь, что они не заслуживают того, чем обладали. А я помогу тебе их уничтожить и отдать все той, кого ты любишь.

Глава 8

Тревожный вой сирен нестерпимо бил по ушам. Судя по шуму, сразу несколько автомобилей свернули в заводской квартал, и меня замутило от этой истеричной полифонии.

— Подумай хорошенько, Михаил, — предупредил Радамант. — И внимательно выбирай друзей. Не все, кого ты считаешь таковыми, ими и остались.

— А конкретнее?

Он не ответил. Радамант отошел в сторону, на узкий тротуар, и шмыгнул в какой-то переулок. Он мгновенноскрылся в тенях — должно быть, решил уйти через заводские корпуса, оставив меня в полном недоумении.

Да какое, блин, недоумение? Я охреневал, и охреневал бесконечно.

Так, Миха, нет времени на рефлексию. А ну собрался! Нужно вытащить Серегу. Нужно придумать объяснение, что мы забыли в районе этих заводов — и так, чтобы моей семье это не аукнулось.

Я тряхнул головой. Нос и затылок мгновенно отозвались болью. Хрен с ним, и не такое на ногах переносил. Я обошел автомобиль и попытался вытащить Воронцова. Серега тихо застонал, разлепил сперва украшенный наливающимся бланшем глаз, а затем второй — здоровый. Под глазами проявлялась характерная для перелома носа синева. Да, не повезло тебе, дружище. Хотя все могло закончиться куда хуже.

— Дерьмо… — хрипло выдохнул Серега, осознав степень повреждения своей машины.

— Воистину. Ты бы выбирал тачки попроще, пока все не уляжется. Чую, это не последняя, с которой тебе придется расстаться, — я попытался дернуть дверь. Не поддалась. — Как ты?

Воронцов вытер рукавом начавшую засыхать кровь под носом и на губах.

— Да что мне сделается? Я же бессмертный.

— Но не неуязвимый. Опусти стекло, — велел я. — Будем тебя вытаскивать. Только сперва кое-что проверю.

Вспомнив, что правила разрешали применение спектра лечебных заклинаний, я прошелся диагностикой вдоль его тела. Для надежности — помнится, когда учили в автошколе блок с медицинской помощью, нам настрого запрещали перемещать пассажиров до приезда спасателей. Стращали переломами позвоночника и прочими увечьями.

— Хребет целый, шея в порядке… — шептал я, осматривая друга. — Позвоночник не задело. Попробуй пошевелиться.

— Да не хрустальный, все со мной в порядке!

Обычно трусоватый Серега на этот раз повел себя по-мальчишески. Отмахнулся и попытался самостоятельно вылезти. А хрен там! Дверь изнутри тоже не поддалась — видимо, примяло так, что механизм заклинило напрочь. Пришлось ему помочь и вытаскивать через окно, благо его выбивать не пришлось. Хорошо, что наш молодой князь не успел раздобреть на люксовых харчах и оставался худым и легким.

Низкое темное небо и серые стены заборов в конце улицы окрасились многоцветными огнями «люстр» автомобилей. Быстро отреагировали, мое уважение.

— Что это было-то? — спросил Серега, усевшись прямо рядом с машиной и привалившись спиной к помятому крылу, пока к нам спешил наряд.

Говорить ему или нет? Он ведь просил не впутывать его. Радамант наговорил много всего, но я не хотел верить ему на слово. Нужны доказательства, хоть какие-то подтверждения. Я со своей родовой силой сейчас был одновременно угрозой и лакомым кусочком для многих: для косоликого с его безумными планами, для Ксении Константиновны, для государя… Вот она, обратная сторона независимости.

— Видимо, меня решили предупредить, — отозвался я, решив не посвящать Серегу в детали. — Думаю, это демонстрация угрозы со стороны тех, кто не заинтересован в том, чтобы я сотрудничал с Великой княгиней.

Друг с надеждой на меня взглянул.

— Видел, кто это сделал?

— Нет. Но раз ударили «Лихом», да еще так мощно… В общем, круг можно сузить. Тебе виднее, кто в городе сейчас на это способен.

Серега кивнул, тут же скривился и схватился за голову.

— Черт! Что ж оно так болит-то… И что дальше? Достаточно тебя напугали?

Я пожал плечами.

— Не-а. Планы не изменились.

— Только я уже не смогу отвезти тебя к твоим, — виновато шепнул друг. — Тайно это сделать теперь не получится. Мы привлекли внимание, и здесь даже мой статус не поможет. Прости, придется отложить.

Жаль, но это стало понятно с самого появления Радаманта. Что ж, придется любить семью на расстоянии. Может и к лучшему. По-хорошему я бы и вовсе попробовал отправить их прочь из губернии. Хоть в Новгород, хоть в Псков — подальше, где поспокойнее.

— Понимаю. Просто позаботься о них, если я не смогу.

— Конечно.

Я обернулся на топот. Как назло, заморосил традиционный питерский дождь — не то водяная пыль, не то мелкие капли. Но хотя бы воздух посвежел, а ясная голова мне сейчас была ох как нужна.

Из остановившихся патрульных машин выскочили два наряда. Первые зачем-то взяли нас на мушку, а вторые осторожно приблизились. Надо же, не просто жезлы да дубинки — у одного я приметил даже автомат. Усилили их, однако. Действительно, все признаки чрезвычайного положения.

— Полиция! — хором крикнули два голоса. В спину им ярко светили фары, и я видел лишь силуэты. Мы с Воронцовым устало повернули к ним головы. Даже шевелиться сил не было. — Оставайтесь на местах!

Эти, в форме, как всегда — бегали, суетились, орали, пушками трясли. Но они угрозы не представляли — по крайней мере, для сколько-нибудь одаренного и грамотно обученного аристократа. Бояться следовало тех, кто шагал позади них. Тех, кто не торопился, шел тихо и помалкивал до поры до времени.

Тех, кто вышел из третьего автомобиля.

Мы с Воронцовым подняли ладони, демонстрируя отсутствие оружия. Показуха для неодаренных, внушавшая им ложную уверенность в безопасности. Все здесь прекрасно понимали, что нам не требовалось оружие, чтобы превратить окружающую реальность в ад. Скорее, это была просто демонстрация мирных намерений. Жест вежливости по отношению к тем, кто был слабее.

— Мы аристократы, — устало сказал Воронцов и потянулся к внутреннему карману не то пиджака, не то кителя за документами.

— Руки! — рявкнул патрульный. — Руки перед собой, чтобы я видел!

И чего они так распетушились? Я замер, продолжая изучать прибывшую группу. Одна машина — дорожная полиция, вторая — патрульные. Третья… Коллеги, ставлю сотку. Они же у нас следили за артефактами. И не просто они, а ведомство Корфа, к которому я какого-то рожна все еще был формально приписан, хотя де-факто выполнял совсем иную работу.

Один из полицейских хорошенько разглядел автомобиль Воронцова, нервно проглотил слюну и жестом велел остальным отступить. Видать, Серега-то с приобретением титула и правда стал весьма знаменит.

— Ваше сиятельство… — замялся полицейский. — Сергей Андреевич, просим прощения за цирк. Святые угодники, что здесь случилось?

Воронцов с пару мгновений насладился растерянностью полицейских и даже позволил себе немного желчи.

— На нас напали, — кисло улыбнулся он, — Если вы вдруг не заметили. И это нападение обойдется мне в круглую сумму.

Патрульные расступились, и к нам вышли по-настоящему заинтересованные лица. Один — повыше, помоложе, гладко выбритый и с явными чухонскими корнями, направился прямиком к нам. Весьма редкое явление, к слову — обычно финнам и ингерманландцам редко доставались Осколки. А тут крепкий такой пятый ранг…

Второй — тоже мне не знакомый, остался с полицией.

— Управление по контролю применения Благодати, — представился чухонец. — Господа, здесь был замечен мощный всплеск силы. Предположительно второго ранга.

— Да. Мерзавцы ударили «Лихом», — отозвался я. — Соколов Михаил Николаевич. Был пассажиром.

— Мне известно, кто вы, ваше сиятельство, — сдержанно ответил незнакомый дознаватель и обернулся к Воронцову. — И ваше, Сергей Андреевич.

Я криво улыбнулся.

— А вот вашего, сударь, я не расслышал.

— Боюсь, мы с вами не успели познакомиться. Впрочем, это легко исправить, учитывая обстоятельства, — незнакомец сделал паузу. — Платон Александрович Фредерикс, младший дознаватель Петропольского управления.

— В таком случае странно, что мы не встречались.

— Ничего странного, Михаил Николаевич. Меня всего неделю как перевели в Петрополь из Гельсингфорса.

Ага. Хельсинки по-нашему. Значит, относительно чухонца я был прав. И за какие такие заслуги его так повысили? Все же Гельсингфорс здесь считался той еще задницей мира. Городишко маленький по петропольским меркам, делать там решительно нечего, погода — еще хуже, чем в Петрополе. Тишь, тоска, болота да покой — хоть вешайся. А тут такой скачок… Быть может, господин Фредерикс загодя занял выгодную сторону?

— Что ж, поздравляю с переводом, — сухо ответил я. — Да только, видимо, в суровые времена вы здесь оказались.

— Уже освоился, — улыбнулся Фредерикс. — Господа, если у вас нет серьезных увечий, вынужден просить вас немедленно проследовать с нами в Управление. Артефакт зафиксировал мощную активность, вы подтвердили нападение. Сами понимаете, мы не можем оставить без внимания факт агрессии в отношении столь важных персон. Обещаю, долго это не продлится, и вы сможете вернуться к своим планам после полуночи.

— Не соглашайся, — едва слышно и сквозь зубы процедил мне Воронцов. — Тебя повезут в отстойник.

Что еще за отстойник такой? Какие-то нововведения Ксении Константиновны в отношении нелояльных или непроверенных аристократов? И тогда какого рожна Серега не предупредил об этом раньше?

Блин! А без ментальной связи совсем грустно. Слишком уж я привык к возможности переговариваться, не открывая рта. Сейчас бы очень пригодилось.

Серега украдкой взглянул на меня и едва заметно покачал головой. Я прочитал в его глазах злость и тревогу. Видимо, пора было начинать волноваться по-настоящему.

— Господа дознаватели. Платон Александрович, — опираясь на изувеченный капот, Воронцов поднялся и выудил из внутреннего кармана документы. — У меня срочнейшее предписание доставить его сиятельство к Великой княгине.

Темные чуть раскосые глаза Фредерикса остались серьезными, но он позволил себе улыбнуться.

— Тогда, полагаю, вы заблудились, Сергей Андреевич. Ибо Зимний располагается в совершенно другой стороне.

— Не ваше дело, какой дорогой я его везу.

— Боюсь, теперь наше. При всем уважении, ваше сиятельство, на применение боевой Благодати в городе полный запрет. Я понимаю, что Собственная служба безопасности Ее Императорского Высочества также будет стремиться разобраться в произошедшем и искать виновника. Однако сейчас, боюсь, вам все же придется последовать с нами.

Я кожей чувствовал напряжение, что повисло между Воронцовым и Фредериксом. Казалось, сейчас воздух заискрит, а дождевая вода начнет испаряться над ними. И мне очень не хотелось, чтобы у Сереги начались проблемы из-за его упрямства и желания меня спасти.

— Господа, — пошатываясь, я вышел вперед и постарался встать перед другом. — Мне скрывать нечего. Увы, много рассказать не смогу, так что протокол получится очень коротким. Но если вы так настаиваете, не вижу смысла препятствовать работе коллег. В конце концов, процедура хорошо мне известна.

— Что ты делаешь? — зло прошипел за моей спиной Серега. — Не смей…

Я покосился на него и пожал плечами. Он бессмертный, а меня будет сложно взять живым и даже мертвым. Этот Фредерикс наверняка был хорошо обучен, но в Источнике накопилось достаточно силы, чтобы справиться с парой карьеристов из Управления. Так что постоять за себя я смогу.

Но сейчас лучше усыпить бдительность и не дать повода ищейкам прицепиться к Сереге.

— Поехали с ними, — сказал я. — Хватит пререкаться.

— Ты не понимаешь…

Все я понимал. Полезу в самую задницу. Не в первый раз уже, привык. Найду, как выбраться.

— Идемте, господа, — улыбнулся я. — Мой друг очень щепетильно относится к службе. Все же быть адъютантом столь важной дамы — не только почет, но и большая ответственность.

— Смею вас заверить, у Сергея Андреевича будет уважительная причина для опоздания, — улыбнулся Фредерикс и жестом пригласил нас проследовать к автомобилю.

Полицейские с недоумением переглянулись.

— Так «скорую» отменять?

Дознаватель удивленно уставился на дорожный патруль.

— Вы зачем ее вообще вызвали?

— Так положено! Происшествие есть? Есть. Пострадавшие есть? Есть…

— Отменяйте и сами проваливайте на х… отсюда! — рыкнул на них Фредерикс. — Без вас разберемся.

— А машина…

— Я, кажется, указал вам точный адрес. Немного не дошли, — снова огрызнулся Фредерикс, и, кажется, я начал понимать, почему этот чухонец смог выбиться в Петрополь. — Сами вызовем бригаду, эвакуируют. Свободны, благодарю за службу.

Недовольно ворча, полицейские разошлись по машинам, но с явным облегчением устроились в теплых машинах. Вскоре они погасили «люстры» и выехали в сторону набережной.

— Миш… — Воронцов хотел мне что-то сказать, но его перебил подошедший к нам второй дознаватель.

— Так мы едем? — спросил он, обращаясь к Фредериксу. На нас толком и не взглянул.

— Да, сейчас.

Я пошарил по карманам. Документы, деньги, пропуск с собой. Ехал я налегке и все-таки надеялся заскочить в Ириновку. Но, видимо, не судьба.

— Я готов.

Чухонец вопросительно уставился на Воронцова. Серега всем своим видом показывал неудовольствие. Ну чего его так накрыло? Или уже привык к тому, что все двери были перед ним открыты, а тут взбеленился из-за необходимости подчиняться?

— Боюсь, мне придется об этом доложить вашему начальству, — сквозь зубы проговорил он.

Фредерикс спокойно кивнул и поправил воротник плаща.

— Непременно, — он обернулся к напарнику. — Пора.

Одним ловким и даже изящным движением безымянный ищейка выбросил руку вперед. Ни я, ни Серега не успели отреагировать. Да что там — я и глаза зажмурить не успел, а зря. Яркая вспышка ослепила нас обоих. Казалось, звезда взорвалась — нас окатило потоком безжалостного света, и я согнулся, прикрыв глаза руками.

Серега вскрикнул от неожиданности. Я собрал силу в ладонь и шарахнул перед собой. Тщетно. Кажется, ушло в молоко. В ушах трещало, в глазах рябило. Я полностью перестал ориентироваться в пространстве.

— А нам говорили, что вы вечно нарушаете базовое правило — сперва «Берегиня», затем все остальное, — сказал Фредерикс где-то рядом.

Я услышал звуки ударов — коротких, точных, затем что-то шмякнулось на асфальт. Снова что-то вспыхнуло. Сила внутри меня ощерилась на чужую Благодать.

— Сер…

Кто-то сбил меня с ног, но на этот раз я врезал точнее. И все же это не остановило противника.

— Не нужно! — сказал над моим ухом незнакомый голос. — Мы вам не враги.

Ага. Чисто по-дружески чуть глаза не выжгли!

Я зачерпнул еще силы и приготовился к удару. «Коса» почти сорвалась со моих пальцев, когда яркий свет резко потух, и все вокруг словно погрузилось во тьму. Чертово зрение.

Я заметил силуэт Сереги — он лежал навзничь на асфальте недалеко от своей машины. Фредерикс склонился над ним и копошился у головы моего друга.

— Отошел от него!

— Сейчас отойду, Михаил Николаевич, — спокойно отозвался финн и действительно выпрямился.

Я все-таки рубанул «Косой», но Фредерикс каким-то чудом увернулся. Ловкий хрен.

Рука легла мне на плечо.

— Михаил Николаевич, вам нужно поехать с нами. Немедленно.

А жеванной морковью в рот не плюнуть?!

— Хрена с два, — я развернулся так, чтобы держать обоих ищеек в поле зрения, и попятился, снова связывая заклинания. — Вы что с моим другом сделали?

— Он вам не друг, ваше сиятельство, — Фредерикс протянул руку и шагнул ближе ко мне. — Воронцов вез вас на погибель!

Я отшатнулся и на всякий случай сконцентрировал силу в ладонях.

— Чем докажете?

— Он ей служит. Он присягнул ей первым, — сказал незнакомец. — И лично принимал участие в изъятии Осколков. В том числе у тех, кто был вам дорог. И он действительно вез вас на уничтожение.

— Это не доказательство.

— Куда вас вез Воронцов? К семье, да? — недобро улыбнулся финн. — Сказал, что устроит вам тайную встречу, да?

Я не ответил. Но, черт возьми, да!

— Ваша семья в Ириновке, — продолжил Фредерикс. — Никуда и не уезжала. Они под охраной, за ними следят. Воронцов вас предал, Михаил Николаевич, но у вас все еще остались друзья. Они прислали нас вам помочь.

— Кто? — хрипло спросил я.

— Вам привет от госпожи Грасс. Пожалуйста, ваше сиятельство, идемте с нами! Мы давно вас ждали, и вы не представляете, чего нам стоило успеть вас перехватить.

Глава 9

Я замер, вытаращившись на Фредерикса. Грасс? Аня Грасс? Но ее же должны были изолировать! Хотя стоп. Если Радамант прознал о том, что Аннушку решили вывести из игры, он мог организовать ее побег.

Но почему тогда Радамант пришел ко мне один? Почему ничего не сказал о спешивших мне на помощь? Почему Фредерикс и этот безымянный псевдоищейка ни слова не упомянули о косоликом шефе? Неужели не знали, что он заявится?

— Чем докажете, что пришли от Грасс? — я снова попятился и на этот раз приготовился бить насмерть. Все это начинало меня раздражать.

Фредерикс хранил удивительное хладнокровие, и это бесило меня еще сильнее.

— Она предупредила, что вы не поверите. Попросила передать, что в тот день, когда вы их застукали, она была в платье. Кого «их» и почему это может быть для вас важно, я не знаю. Просто передаю все в точности так, как сказала Анна.

Я подавил нервный смешок. Да уж, установить такое воспоминание в качестве пароля могла только Анька. Но сработало. Я же, как назло, очень хорошо запомнил и само платьишко Грасс, и то, что было под ним.

Ха, а ведь их мутки-путки с Денисовым, казалось, происходили сто лет назад, но на деле не прошло и пары месяцев. И все тогда было почти по-нормальному, почти по-людски, почти как у всех. В какой-то момент я даже поверил, проникся этой почти нормальной жизнью…

Что ж, дам Фредериксу шанс. Если его действительно прислала Аня, это могло быть полезно.

— Поехали, — коротко сказал я.

— Тогда шевелитесь, ваше сиятельство. Потому что скоро здесь появятся самые что ни на есть настоящие ищейки и устроят нам не менее реальные проблемы.

Я обернулся на лежащего Воронцова.

— А с ним что?

— Оставьте, ваше сиятельство. Убить его нельзя. Точнее, можно, но бессмысленно — мы в курсе, что этот господин умеет воскресать. Поэтому пришлось отправить его в кому и заодно переломать позвоночник. Пусть лекари повозятся, приводя вашего друга в чувство, а мы выиграем время.

Меня пробил озноб. Мой внезапный спаситель сказал это таким будничным тоном, что я даже позавидовал хладнокровию этого Фредерикса. Если он вообще был Фредериксом.

— Едем скорее, — хрипло поторопил его безымянный спутник. — Пора.

Мы торопливо сели в машину, и чухонец рванул с места. Под скромным кузовом, как оказалось, прятался мощный мотор. Автомобиль шустро выехал на набережную, и я отметил, что машин в городе стало ощутимо меньше. Обычно по вечерам Петрополь стоял в пробках, а сейчас все словно попрятались по домам. Неужели в довершение ко всему в городе ввели комендантский час?

А я все думал о Воронцове. Жуткая… нет, не смерть. Жуткое состояние. Признаю — умный ход, и все равно мне стало не по себе. Да и в голове не укладывалось, как Серега, наш Серега, которого я знал с первого курса, которому вытирал сопли и которого научил столь многому, мог быть предателем.

С другой стороны, почему нет? В отличие от меня, у Сереги не было особых шансов возвыситься. Стартовые позиции оказались разными. Я был официальным сыном, у меня были титул и работа, которая позволила выслужиться и вернуть семье Осколок. А что мог один Серега Ронцов, не откройся у него дар бессмертия? Доучился бы в Аудиториуме, но ни в какое серьезное заведение его бы не взяли — мешало незаконное происхождение.

Ксения Константиновна, считай, его спасла. Уверен, это она устроила так, что единственным наследником Воронцовых оказался Сергей. Затем взяла под крыло, когда обнаружилась его суперспособность. А уж когда его признали официальным наследником, жизнь вообще очень круто изменилась. Дальше уже было дело техники: приемы, представления, новый статус… Видимо, Великая княгиня делала большую ставку на сына, чем на отца, раз не попыталась вызволить из каземата бывшего соратника. Ибо, насколько я знал, отец Сереги так и не получил помилования.

Вполне серьезные основания для верности Великой княгине, как по мне. Возвела из грязи в князи в прямом смысле слова.

Не знаю, как бы я повел себя на месте друга. Возможно, тоже чувствовал бы долг перед своей благодетельницей. Но смог бы я смотреть спокойно на то, что она делала? Смог бы помогать ей? Не уверен.

Мне очень не хотелось верить в то, что Воронцов вез меня на убой. Я считал его другом, доверял ему. Этому человеку я был готов вверить руку и судьбу своей сестры. Черт. Сперва Шувалов, затем Серега… Не везло Оле на ухажеров. Серьезно, лучше бы она просто занималась своими рыбками, как изначально хотела.

— Мне нужны доказательства того, что вы сказали о Воронцове, — сказал я, пока автомобиль гнал по набережной сквозь усилившийся дождь.

Меня везли куда-то на северо-восточные окраины, в сторону Мурино. Что в моем мире оно было задницей мира, что в этом. Здесь даже новостроек не было: только засеянные непонятно чем поля и низкие одноэтажные бараки.

— Будут вам доказательства, ваше сиятельство, — ответил чухонец. — И не просто доказательства, а свидетели. Например, я кое-что знаю из надежных источников.

— Вы буквально только что притворились ищейкой-аристократом из Отделения, обвели вокруг пальца правоохранительные органы и после этого всерьез рассчитываете на то, что я стану вам верить? — криво улыбнулся я.

Финн рассмеялся, обнажив ровные белые зубы.

— Меня действительно зовут Платоном Александровичем, а фамилия моя и правда Фредерикс, ваше сиятельство. Не солгал я и о том, что прибыл из Гельсингфорса. Только причиной был не перевод в Петропольское тайное отделение. Здесь я слукавил. Я все еще приписан к Гельсингфорсскому Управлению, но сейчас формально нахожусь в отпуске, просто тайно провожу его в Петрополе.

Интересно. Жаль, я в свое время не удосужился навести справки о финских коллегах. Впрочем, тогда и повода не было.

— Что же тогда вас сюда привело? — спросил я.

— Как и вы, я забочусь о своей семье. Мои отец и наследующий ему старший брат живут с семьями здесь, я же по долгу службы оказался в Финляндском княжестве. Моя матушка, вторая жена отца, происходит из старого шведско-финского рода, потому и обосновался на второй родине. Тихо, спокойно, рыбалка отменная и лыжи зимой… Когда здесь все началось, брат нашел способ передать мне весточку. Так я узнал, что моих родичей насильно заставили присягнуть на верность Великой княгине.

— А в противном случае отобрали бы Осколок?

— Полагаю, сперва бы поместили в отстойник хорошенько подумать, а затем, если бы они не согласились, то лишили бы Осколка, силы, титулов и выслали бы подальше. Поговаривают, в вологодских лесах выстроили особый острог для неугодных аристократов. Все как в старые добрые времена.

Что-то чем дальше, тем меньше я узнавал столь любимый сердцу Петрополь. Как же ловко смогла все провернуть Ксения Константиновна! Теперь становилось яснее, почему Аспида тогда пропала так надолго. Уверен, то была не инициатива Юсупова. Нет, это Великой княгине требовалось время, чтобы наладить связи, все продумать и подготовить к одному удару. В отличие от того же Юсупова, Ксения, судя по всему, не допускала для себя права на ошибку. Слишком уж высоки были ставки.

— Так зачем вы здесь, Платон Александрович? — спросил я.

— Затем же, зачем и вы явились в Петрополь.

— Уверены, что знаете мои истинные мотивы?

Фредерикс взглянул на меня в зеркало заднего вида и вздохнул.

— Михаил Николаевич, полагаю, все мы сейчас желаем только одного — уничтожить эту зарвавшуюся суку.

Да уж, в выражениях он себя не стеснял.

— Только, господа, теперь, благодаря вашим стараниям, я оказался в еще более затруднительном положении, — сказал я. — Я не могу добраться до своей семьи. Великая княгиня очень скоро узнает, что я в Петрополе и начнет охоту. И если вы сказали мне правду, то Воронцов, очнувшись, захочет мне отомстить. И он знает, куда бить. Если ваши слова верны и моя семья за городом, то, полагаю, мне будет сложно отсюда выбраться к ним.

— Это проще, чем кажется, — ответил безымянный спутник Фредерикса. — Придется сделать крюк, но лазейка есть.

— Но вы правы, ваше сиятельство, — добавил финн. — Ваша семья может стать мишенью. Придется принять меры.

Ага, только вот какие? Я надеялся, что удастся найти способ предупредить родных. Надо будет — сам поеду, и плевать на кордоны. Я здорово подставил своих, и теперь нужно было как-то выкручиваться.

Автомобиль подъехал к низкому темному зданию. На вид такой же барак, как и все, мимо которых мы проезжали. Свет в окнах не горел, но я заметил отделившийся от стены силуэт. Затем еще один — вышел из тени деревьев. Видимо, охрана.

— Выходите, Михаил Николаевич, — обернулся ко мне Фредерикс. Но двигатель не заглушил.

— А вы?

— Здесь обойдутся и без нас. Есть дела в Петрополе. Нужно кое-что прикрыть.

А вот это снова начало меня напрягать. На отстойник, конечно, это место похоже не было — по крайней мере, в моем представлении здесь точно должно было быть больше охраны. А меня привезли прямо в какие-то колхозные задворки. И все же было несколько странно, что мои спасители не решились заглянуть на огонек.

Ладно, разберемся. В конце концов, вся затея с моей поездкой в Петрополь была риском. И она с самого начала пошла не по плану. Как обычно.

— Тогда прощайте.

— Боюсь, прощаться рано, — улыбнулся Фредерикс. — До встречи, Михаил Николаевич.

Я выбрался с заднего сидения и едва успел захлопнуть дверь, как автомобиль моих спасителей тронулся и оставил глубокие борозды от колес на свежей размокшей земле. Ко мне сразу же подошли двое. И оба показались мне знакомыми.

Студенты Аудиториума! Ячейка, которую я раскрыл тогда. Ребята, что работали под руководством Мустафина.

— Ну здравствуй, Кречет, — недобро оскалился Федор Горе.

— Счастье? — удивленно прошептал я.

— Помнишь, оказывается. А мы все спорили, отложились ли наши имена и лица в твоей предательской жандармской башке.

— Щасть, не начинай, — шепнул Нерон и протянул мне испачканную чем-то темным руку. — Господь мне свидетель, в иных обстоятельствах я бы сам тебе зад поджарил. Но выбирать не приходится. Авария сказала, что ты один из немногих, кто реально может помочь.

Я пожал руку.

— Рад вас видеть, честное слово. И, к слову, я за вас очень просил. Потому вы отделались выговорами и мелкими отработками, а не ссылкой в какой-нибудь Магадан.

— Это где вообще?

— Далеко, — ответил я и осекся. Магадан-то основали уже после падения империи в моем мире… Опять едва не прокололся на мелочи. Штирлиц хренов. — Понимаю вашу обиду, но такова моя служба. Если полегчает, можете съездить мне по морде. Будем в расчете.

— Потом съезжу, — процедил сквозь зубы Счастье. — Обязательно съезжу. Ни один лекарь зубы обратно не вставит. Но сейчас — добро пожаловать обратно в ячейку.

Нерон повел меня внутрь. Пришлось обойти барак и зайти с торца. Внутри было темно как в склепе, и мой проводник зажег фонарик. Посветив на пол, он откинул крышку люка.

— Полезай вниз. Мне нужно возвращаться на пост. И здесь не колдовать — засекут.

— Понял.

Я принялся спускаться по шаткой лестнице, каждую секунду ожидая подлянки от Нерона. Мог, например, устроить мне веселое падение. С учетом того, что использовать силу сейчас было чревато, у парня все равно могли найтись способы испортить мне жизнь мелкими пакостями.

Но обошлось.

Подвал был залит уютным теплым светом. Источник был похож на костер, да и тепло от него исходило как от печки, но ни дыма, ни привычного запаха не было. Вокруг импровизированного очага сидели несколько женских фигур, все взгляды были обращены на меня.

Одна из девушек отложила какой-то механизм, что крутила в руках, и направилась ко мне.

— Привет, Миш, — улыбнулась Аня Грасс.

— Привет, Авария. Ужасно интересно, как вместо Петропавловки ты оказалась здесь.

Мы обнялись. Крепко, словно уже и правда не надеялись увидеть друг друга. От Ани несло знакомым до боли запахом. Я не сразу смог его определить, но потом осознал — WD-40!

— Опять подпольно мастеришь артефакты? — втянув воздух ноздрями, спросил я.

— Не совсем. Пока только заготовки, — она взяла меня за руку и повела к очагу. — Оценил мою гранату? Девочки, подвиньтесь.

Вот кто, значит, едва не лишил меня глаз.

— Хорошая граната, Ань.

Остальные поприветствовали меня молчаливыми кивками. Взгляды полные недоверия и презрения. Что ж, они были вправе. Я узнал Рыбу и Клико. Обе были в ячейке, обеих я в свое время сдал и за обеих же просил, ибо они не успели натворить дел. По сути, самой опасной из всех оставалась Аня, но у нее же были самые высокие шансы на выживание.

Едва я устроился и вытянул ноги к источнику тепла, Рыба протянула мне старую эмалированную кружку.

— Чай. Адмиральский.

— О как.

— Пей давай. Никому сейчас нельзя болеть.

— Это правда, — кивнула Аня. — Они утверждают, что за целебные заклинания не будет наказания, но умалчивают о том, что всплески целебной Благодати тоже отслеживаются. Если в этом месте засекут активность, точно отправят ищеек проверить. А мы пока не готовы идти в другое убежище. Так что пей и сделай так, чтобы стервят… твои коллеги сюда не налетели.

Я не стал пренебрегать гостеприимством. В конце концов, у наших людей в подкорке зашито почтение к гостям. Последнее зернышко отдадим заблудшему путнику, с себя одеяло стащим и укроем ночью. Нужно быть благодарным.

— Спасибо, Рыба, — кивнул я и сделал глоток.

Ох и ни хрена ж себе чаек заварили! Казалось, кипящий чифир смешали с семидесятиградусным самогоном. От одного глотка моя отвыкшая от экспериментов глотка загорелась, а глаза полезли на лоб. Я закашлялся.

Рыба, Клико и Аня дружно рассмеялись.

— Шалость удалась, девочки, — хрипло проговорил я и залпом допил это адское пойло. — Месть засчитана.

— Это не месть, это необходимость, — отозвалась Грасс. — Но действительно помогает, если промерз. Главное — не налегать. Есть хочешь или опять забыл, что тебе хоть иногда нужна еда?

— Каюсь.

Аня бросила мне половину лепешки.

— Извини, у нас тут негусто. Еще есть консервы. Скумбрия.

— Хлеба достаточно, спасибо, — я потрогал лепешку и приготовился глодать черствый хлеб по кусочку. — А где Шкура и Горький?

Девушки переглянулись.

— Горький с главным в Петрополе. А Шкура… — Аня покосилась на темный угол. — Хреново ему. Зацепило три дня назад, когда работал. Целителя рядом не было, в больницы сейчас нельзя — там долбаные австрияки. Пришлось тащить сюда. Но здесь лечить можно разве что святым духом. Ни бинтов, ни мазей. Даже если переживет эту ночь, все равно он уже одной ногой в могиле.

— Просто не хотим, чтобы он умер в одиночестве, — тихо отозвалась Клико.

Я угрюмо вертел кружку в руках. Аня закурила.

— Что случилось?

— Много чего случилось, — ответила Рыба. — Может начать с того, что протокол о нашем допросе попал в руки к этой суке, и наши семьи были среди первых, кого отправили в отстойник? По твоей милости, между прочим.

— Павлина, угомонись, — Аня выдохнула дым. — Мы все знали, что нас могут поймать. Знали, что однажды это случится. И вроде бы все тогда коллективно решили, что легко отделались. Что-то вы помалкивали, когда вам предложили свободу в обмен на информацию и выполнение пары легких поручений.

Рыба заткнулась, но продолжала сверлить меня внимательным взглядом. Я не реагировал. Пусть злятся, пусть обижаются — лишь бы, когда дойдет до дела, сделали все, что требуется. К слову о деле…

— Ань, где Радамант?

Грасс вздрогнула, а затем отвела глаза.

— Я знаю, что он в Петрополе, — продолжил я. — Видел его своими глазами меньше двух часов назад. Почему его нет с вами?

— Проще спросить у него самого, — Аня нервным жестом потушила окурок. — Потому что он нас бросил, Миша. Теперь мы сами по себе.

Глава 10

Я сделал последний глоток адского пойла и вернул кружку Рыбе.

— Как это возможно, Ань? Ты же столько лет верно ему помогала, была с ним связана.

Грасс пожала плечами.

— Я понимаю не больше твоего. Он помог вытащить меня и организовать побег, но после того, как привез меня сюда, сказал, что дальше пойдет на охоту один. Мы больше не нужны ему, — печально усмехнулась Аня. — Мы сделали все, что от нас требовалось, получили награду в виде того, что остались в живых и… Все.

Рыба смешала еще адмиральского чая и залпом выпила содержимое кружки.

— Он показался только Аварии, — хрипло сказала девушка. — Мы столько времени работали, так старались… А он даже не позволил на себя взглянуть.

— Не на что там смотреть, — ответил я. — Может это к лучшему, Ань? Если я все понял правильно, Радамант решил пойти ва-банк. Он хочет убить Великую княгиню.

— Здесь все желают ей смерти, — вмешалась Клико. — Пока она жива и сидит в Зимнем, пока она так сильна, она угрожает нашим родным. Они вынуждены плясать под ее дудку, а мы не можем пользоваться Благодатью! Она сделала нас беспомощными!

Хм, так теперь они оценили дар, которым обладали? Ох уж эти аристократы в хрен знает каком поколении. Родились с серебряной ложечкой в жопе и воспринимали все блага как должное. От нечего делать увлеклись революционными идеями, возомнили себя героями и защитниками пролетариата!

А как дошло до настоящей жести, так сразу распустили нюни и подняли лапки вверх. Настолько привыкли полагаться на Благодать, что когда не смогли ею пользоваться, оказались бесполезными. Из всех них и правда лишь Грасс представляла ценность без силы — разбиралась не только в артефактах, но и даже во взрывном деле. Словно с самого начала понимала, что на одной сверхъестественной силе далеко не уедешь.

— Может Радамант решил вывести вас из игры, чтобы уберечь, — предположил я. — Сами же говорите, что сейчас от вас толку мало. Полагаю, он просто не захотел пускать вас на мясо.

— Мало, но кое-что мы можем, — ответила Аня. — У нас есть глаза, уши и кое-какие связи в подпольном мирке Петрополя. Ну, по крайней мере, у меня. В свое время у меня заказывали артефакты весьма непростые люди, и я уверена, что им тоже не нравится все, что сейчас происходит в городе. Мешает бизнесу, знаешь ли.

Я жестом попросил у Ани сигарету и взглянул на остальных девиц.

— Я могу вам доверять?

— Точно такой же вопрос можно задать и тебе, Соколов. Ах, прости, Кречет, — наигранно спохватилась Клико. — Ты же прошел посвящение и стал одним из нас, а затем предал. Знаешь, говорят, предавший единожды сделает это еще раз. Так можем ли мы доверять тебе, псина цепная?

Грасс нахмурилась.

— Девочки, без оскорблений.

Что занятно, одного движения ее брови хватило, чтобы Клико и Рыба заткнулись.

— Полагаю, у нас нет иного выбора, кроме как довериться друг другу, — продолжила Аня. — Я знаю Михаила несколько лет, и ни разу он не проявил жестокости. Да, он ищейка, но он честен. В первую очередь, с самим собой. И потому я готова ему довериться.

Интересно, а знали ли эти девчонки, с кем крутила шашни моя подруга? С таким послужным списком Грасс и сама могла стать первой кандидаткой на порицание. Впрочем, пусть делает то, что считает нужным. Это были не мои люди, и вмешиваться я не собирался.

— Но и одного меня мало, — сказал я. — Правда, все зависит от того, чего именно вы все-таки хотите.

— Я хочу вытащить свою семейку из-под влияния Великой княгини, спрятать наш Осколок в надежном месте и сделать так, чтобы государь вернулся в Петрополь и разогнал весь этот балаган, — зло прошептала Аня. — Мы боролись не за это!

Ну что ж, настало время для неприятной правды.

— Вы боролись за то, что было удобно Радаманту. Радамант — брат государя и Великой княгини. Бастард, каким-то чудом не отрезанный от рода в младенчестве. Возможно, проявление его силы заблокировали на время, поскольку она пробудилась у него в экстремальной ситуации и уже во взрослом возрасте. Великая княгиня основала и ваш Орден надежды, и Темную Аспиду — организации, что должны были уничтожить друг друга и провести самоочистку в рядах аристократии, если вам угодно. Потому что на самом деле Ксении Константиновне не нужны заговорщики — полагаю, толь хитрым образом она вычислила тех, кто состоял в тайных обществах и обезвредила их. Или убила — кому как повезло.

Девушки слушали меня с вытаращенными глазами.

— Что ты такое говоришь? — моргнув, шепнула Рыба. — Радамант боролся за справедливое распределение Осколков. За то, чтобы силу получали те, кто мог принести пользу обществу, а не те, кому повезло родиться в знатной семье… А сейчас ты говоришь, что…

— Что вас все это время обманывали и использовали. Обидно, понимаю. Но факт остается фактом: Радамант работал с Великой княгиней и во многом помог ей добиться того, что происходит сейчас. Но у него свои планы на трон империи, и они не включают ни государя, ни его детей, ни даже саму Ксению Константиновну. Есть тайный наследник, которому ваш бывший шеф хочет передать власть. И сейчас Радамант вышел на финишную прямую: основная линия Романовых беспомощна и находится далеко, а Ксения… Ксения здесь. И ему осталось устранить лишь ее.

— Кто этот наследник?

Я не решился говорить. Доверие — это хорошо, но нельзя было раскрывать все карты.

— Дитя Радаманта. Оно унаследовало силу Романовых через него.

Аня слушала меня молча. Сосредоточенно обдумывала каждое слово, и я видел, как напряженно она сжимала кулаки. Аня снова потянулась к сигаретам, и я отдал ей свою, которую так и не успел зажечь.

— Одного не могу понять, Михаил, — прикурив, она выдохнула дым к потолку. — То, что ты рассказал, звучит невероятно, но я даже готова в это поверить. Кое-что заставляет меня прислушаться к твоим словам. В принципе, все сходится. Только… Только я не могу понять, зачем Ксения Константиновна решила забрать власть себе? У нее же нет детей, а она уже немолода и даже не замужем.

Клико приблизилась к очагу и заговорщически прошептала:

— Ходят слухи, что Ксения Константиновна так и не вышла замуж, потому что не может иметь детей. Свечку я, конечно, не держала, но не раз слышала такие толки в салонах. Великая княгиня отказывала многим поклонникам…

— Тем более, — отозвалась Грасс. — Тогда кого она видит своим наследником?

Настал мой черед кумекать. И правда, если Ксения не планировала вовсе упразднить монархию, тогда кому она могла бы передать трон? Александр Константинович мертв, как и слабый здоровьем Петр Алексеевич. Остаются три цесаревны и… Ирина.

Помнится, Радамант упомянул, что не считал связь с матерью Ирины такой уж случайностью. Если предположить, что и это было подстроено…

Что, неужели Радамант и Ксения метили в одну точку? Или Ирка оставалась для Великой княгини запасным аэродромом на случай, если дочери государя тоже окажутся больны? Но ведь болезнь передавалась по женской линии, а это означало, что все три девушки носили в крови эту дрянь. Могла не болеть сами, но точно бы передали потомкам.

Значит, все же Ира? Ира — конечная наследница?

— Миш, что с тобой?

Я вздрогнул и посмотрел на Аню. Она с недоверием взирала на меня и взволнованно крутила сигарету между пальцами.

— Ты чего? — повторила она. — На тебе лица нет.

— Просто… Кое-чего не понимаю. Пока не выходит уложить в голове.

Анька вздохнула.

— Мне самой порой кажется, что все это — какой-то абсурдный сон или наведенный морок. Но увы. Ты приляг пока, Миш. Мы очень на тебя рассчитываем, так что твоя сила понадобится. Иди поспи, рядом со Шкурой есть теплое местечко. А мы с девочками пока займемся кое-какими приготовлениями.

— Мне нужно передать весточку семье.

— Горький поможет. Но пока он не вернулся, отдыхай.

Сопротивляться Анькиному напору было бесполезно. Я откланялся и побрел в темный угол, где тихо постанывал Шкура. Был соблазн посмотреть на его раны, но рисковать с диагностикой я не стал. А внешний осмотр мал что мог мне сказать — все же у меня не было медподготовки. Поэтому я устроился на ватной подстилке и попытался заснуть.

Хрен там был. С одного бока страдал Шкура, с другого ворковали девушки и гремели какими-то мелкими железками да пересыпали порошки. Присмотревшись повнимательнее, я понял, что наши дамочки делали бомбы. Мило. Наверняка что-то простое, но неприятное.

— Да хорош уже ворочаться, — простонал рядом со мной Шкура.

— Извини.

Видимо, ему было настолько плохо, что он даже не отреагировал на мой, чужой, голос.

Итак, Миха, ситуация вот какая.

Во всех раскладах фигурирует Ирка. Она как джокер, который из колоды не выкинешь.

Все расклады предполагают устранение Ксении Константиновны — насколько жестко и громко, уже опционально.

Во всех раскладах Радамант будет играть по своим правилам.

С одной стороны, не настолько все и скверно. При должном желании и везении можно попытаться привлечь Радаманта на свою сторону, чтобы избавиться от Великой княгини. Главное — сделать так, чтобы Ирка смогла ее забороть.

А для этого нужно, чтобы Ирка не просто оказалась в городе, но и смогла прорваться в Зимний. Ксения там будет не одна — наверняка превратит дворец в цитадель и окружит себя сильными защитниками. Быть может, поэтому она и заставляла аристократов приносить клятвы — сдается мне, там были особые условия.

Поэтому для штурма Зимнего точно понадобятся люди. Осталось понять, где их взять…

От событий одного дня голова уже настолько опухла, что меня волей-неволей сморило. Толстое шерстяное одеяло пахло старьем и сыростью, но, как ни удивительно, под ним было тепло. Усталость заставила веки понемногу сомкнуться, женский шепот убаюкивал, и даже стоны шкуры больше не раздражали…

Чьи-то невидимые руки словно схватили меня, сжали, словно в тисках, и я почувствовал, что не мог пошевелиться. Издалека приближались крики — вокруг меня царила тьма, но эти вопли с каждой секундой становились все громче.

Я попробовал дернуться — тщетно. Меня так смяло. Что я перестал чувствовать собственное тело.

В темноте передо мной загорелась точка. Сперва маленькая, она росла, увеличивалась в размерах, и я видел какое-то движение перед собой. Черные тени, непонятные фигуры — вроде человеческие, всполохи огня. Крики, вопли, стоны, лязг металла, выстрелы, треск огня и взрывы искр.

Я попытался броситься вперед, но опять не вышло. Я ничего не мог сделать. Только смотреть.

Видение все расширялось, пока я не оказался чуть поодаль. Я узнал особняк нашей семьи в Ириновке — только он почему-то казался старым. Не было новых пристроек, в конюшнях еще ржали обезумевшие от страха лошади. Но над молодым леском на холме возвышался Дуб.

Уже налитый силой, крепкий, раскидистый… И Дуб горел. Пламя охватило мощный ствол и раскидистые ветви, над Родовым древом пылало зарево.

Внутри меня что-то скрючилось, и я завыл от боли.

— Отпусти! — рявкнул я. — Отпусти! Я должен…

То, что меня держало, было беспощадно. Уши разрывались от сотни криков, и я понял, что это вопили не люди — духи. Мои предки. Казалось, я сейчас сойду с ума от боли и отчаяния…

Я резко сел и только тогда понял, что все еще кричал от боли. Анька швырнула на пол пустой металлический цилиндр и бросилась ко мне.

— Господи, да что с тобой? Что случилось? Чего орешь?

Язык словно онемел. Я не мог говорить от боли — грудь сдавило, в голове все еще шумели невыносимые крики духов, а перед глазами плясало дьявольское пламя.

— Ир… Ириновка, — прошептал я, с трудом шевеля губами. — Дома что-то случилось. Что-то страшное.

Глава 11

Аня уставилась на меня во все глаза.

— Миш, это просто плохой сон. Неудивительно, что после такого дня ты…

— Это не сон! — оборвал ее я. — Это видение! Родовые духи пытались меня предупредить. Что-то случилось в усадьбе. Туда пришла погибель. Я должен…

— Спокойно, — Аня села возле меня на корточки, по привычке хотела дотронуться до моего лба и провести диагностику, но отдернула руку и чертыхнулась. — Я не отпущу тебя одного. Нужно дождаться Горького — он отвезет тебя. У него есть кое-какие подвязки на границе города, он знает тропы, через которые можно тайно выехать. Тебе нельзя светиться.

Боль никак не отпускала. Казалось, у меня сейчас разорвется сердце. Может так и происходит инфаркт? Давит на грудь, тяжело дышать, кажется, что умираешь…

Аня влепила мне пощечину.

— А ну собрался!

Шкура снова застонал.

— Сволочи… Подохнуть спокойно не даете.

Аня скользнула взглядом по силуэту раненого здоровяка, но в ее глазах не было сочувствия. Она нависла надо мной и взяла меня за грудки.

— Соколов, приди уже в себя! Даже если то, что ты видел, правда, мы не успеем. Видение было про будущее?

— Не знаю. Мне просто показали усадьбу и дали понять, что там что-то… Происходит? Произошло? Произойдет? Но я точно знаю, что сейчас я там нужен.

— Еще раз. Одного я тебя не отпущу — попадешься. Дождемся Горького — он тебя отвезет.

Аня говорила правильно, но внутри меня все протестовало. Меня не покидало ощущение, что видение было о настоящем. Что все происходило прямо сейчас!

— Сколько его ждать?

Она повернула маленькие наручные часики ближе к свету.

— Сейчас четыре утра. Ты продрых несколько часов. Скоро будет, он обычно возвращается под утро. У него прикрытие, что деревенское молоко возит в город. Сделал себе левые документы и обвешался блокирующими артефактами.

Меня все еще колотило, но я заставил себя выдохнуть. Как же я ненавидел это состояние беспомощности! Вынужденное бездействие, от которого становилось тошно. Зависимость от других людей, когда ты сам не можешь контролировать ситуацию. Слишком привык решать все сам. А сейчас должен был торчать в этом проклятом подвале и гадать, что случилось в усадьбе.

— Ладно, отпусти меня, — я разжал пальцы Грасс и отстранился. — Я спокоен. Все в норме. Глупить не буду.

Аня кивнула, но обернулась, когда заскрипела лестница. Через проем вниз головой свесился Счастье — отросшие волосы мешали рассмотреть его лицо, но по голосу я понял, что он был в ярости.

— Вы что творите, идиоты? — прохрипел он. — Совсем охренели?

— Больше никто не будет кричать, — ответила Грасс. — Обещаю.

— Да какое орать? Вы на кой хрен колдовали? У меня артефакт чуть не взорвался. Нас же сейчас засекут!

Мы с Аней переглянулись. Я бухнулся обратно на кровать и закрыл лицо ладонями. Видение вызвало всплеск силы. Иначе Род не смог бы ко мне пробиться из своего межмирья.

— Твою маааать…

— Быстро собирайтесь! — велел Счастье. — Пакуйте барахло, нужно уходить. Немедленно. Артефакт даже ранг не показал — было что-то очень мощное. Скоро здесь будут ищейки!

Аня кивнула. Спасибо ей за то, что не стала меня материть. Я надеялся, она понимала, что я не мог контролировать видение. И мне даже было бы стыдно, не касайся вопрос моей семьи.

Я покинул свое лежбище и проверил, не оставил ли там документы или любой другой след, который позволил бы меня выследить. Ни крови, ни бумаг. Ничего. Клико и Рыба тем временем аккуратно упаковывали готовые изделия и, оборачивая каждый цилиндр в плотную ткань, укладывали в рюкзаки. Аня носилась с фонариком по подвалу и уничтожала все следы нашего присутствия, а окровавленные тряпки, которыми перевязывали Шкуру, сложила отдельно к нему на импровизированную кровать.

— Горький приехал, — Счастье снова свесился через люк. — Бегом.

Аня замерла и посмотрела на девчонок.

— Все в машину не поместимся. Вы езжайте с Горьким, а мы с Михаилом на мотоцикле. Благо он заправлен.

Клико и Рыба встрепенулись.

— Но нельзя…

— Нельзя, чтобы ваш груз пострадал. Сперва закинем вас в другой схрон, потом разберемся с Михаилом. Пока так. Все, марш наверх. Обе.

Она жестом подгоняла девчонок, и вскоре в подвале остались только мы с Грасс.

— А Шкура? — спросил я.

— Я здесь останусь, — отозвался из угла раненый и с трудом приподнял бритую голову над одеялом. — Ань, давай. Как договаривались…

Анька выволокла из другого угла большую канистру и взглянула на меня тяжелым взглядом.

— Миш, иди. Мне нужно здесь все… прибрать.

— Ага, — вторил ей Шкура. — Пока, Соколов. Везучий ты хрен. В отличие от меня.

Я попятился к лестнице, стараясь не показывать ужаса. Значит, вот о чем они договорились. Если придется уйти раньше времени, а Шкура не встанет на ноги, то они избавятся от обузы. Чтобы не тормозил их, чтобы не мешал.

И в живых они его оставить не могли — менталист смог бы выяснить нужные сведения, даже будь Шкура без сознания.

Дерьмо. Жестоко. Грустно.

— Не бойся, Анют, — услышал я за спиной. — Ты же знаешь, что так нужно…

Я полез наверх и торопливо, подавляя тошноту, выскочил на улицу. Ребята из ячейки уже вовсю грузили вещи в автомобиль. Горький узнал меня, молча кивнул и не сказал ни слова. Не до этого.

— Мы поехали, — сказал Счастье. — Аня знает, куда. Там встретимся.

Я рассеянно кивнул, стараясь не думать о том, что происходило внизу. Господи, Аня, за что тебе все это? Какие же планы имела на тебя небесная канцелярия, если заставила пройти через такое дерьмо? Своими руками убить товарища, чтобы спасти остальных — я бы дрогнул. Наверняка сделал бы все как нужно, но никогда бы не смог это забыть.

Я нашел мотоцикл — колесница стояла возле сарая. Давно Анька меня не катала. Да и сама давно не ездила.

Аня тихо, даже немного пошатываясь, вышла из дома. Зачем-то повязала на хлипком заборе грязную тряпку и обернулась ко мне. У меня сжалось сердце, когда я увидел ее глаза. Лицо молодой девушки, а глаза трехсотлетней старухи.

— Поехали, — сказала она бесцветным голосом. — Сейчас рванет.

Я увидел нож у нее на поясе — чехол немного топорщился, впопыхах она неправильно застегнула кнопки. Поправлять не стал — сейчас не хотелось ей докучать. Анька подала мне шлем и сама надела.

— Он все равно был не жилец, — глухо проговорила она. — Ему просто не повезло.

* * *

Старый пикап Горького трясся по раскисшей грунтовке, чудом не утопая в жиже. Позади, в кузове, тряслись пустые бидоны. Ехали молча.

Дорога пролегала через место, которое я знал в своем мире как Пороховые и Ржевский полигон. Что здесь, что там ничего интересного здесь толком не было — лишь заболоченные луга, кое-как проложенные пути, которые и дорогой толком не назвать.

Когда-то эти земли принадлежали моему роду, но дед их продал, пытаясь поправить финансовое положение. Помогло не особо, ибо на эти болота нашлось немного охотников. Один энтузиаст, впрочем, осушил большой участок и даже возвел там усадьбу — симпатичный кирпичный особняк на живописном берегу реки. Даже беседку из белого мрамора поставил, чтобы все было, как у людей. Правда, местный климат быстро привел мрамор в негодность, и беседку перестроили.

— Сейчас объедем Большое озеро — там могут стоять эти гоблины, — сказал Горький и вцепился в баранку, когда машина подскочила на очередной кочке. — Больше постов быть не должно, но все равно поедем самыми ушкуйскими тропами.

Ребят забросили на какой-то хутор под Кузьмолово. Оттуда пришлось пробираться через болота — я диву давался, откуда Горкий так хорошо знал эти места. Затем следовало доехать до Лепсарей, где находились наши рыбные пруды, и уже оттуда тихо добраться до Ириновки. Дорога, что обычно занимала не более часа, растянулась уже на два с половиной.

Дурное предчувствие все никак меня не отпускало, но теперь оно трансформировалось в тупую боль в груди. Она ныла, сочилась горем, а я ничего не мог поделать с этим ощущением. Казалось, даже сила внутри меня стала другой — утихла, вместо бурной реки текла слабым ручейком.

Наконец, когда я окончательно перестал ориентироваться, сперва показались крыши домиков в Лепсарях, а затем, когда мы обогнули деревню по старой деревенской дороге, я заметил широкое поле, над которым нависало облако дыма.

Дым валил над усадьбой. Особняк и парк располагались на холме, и мы подбирались к этому возвышению со стороны болот. Горький остановился на краю маленького лесочка.

— Дальше пешком, я не хочу светить машину. У вас час. Успевайте как хотите.

Я вылетел из автомобиля и хотел пробежать напрямую через поле, но Анька схватила меня за рукав и потащила в сторону.

— Пойдем в обход, — велела она и указала на огибавший поле лес. — Обогнем для надежности. Там же есть тропа наверх?

Я кивнул, собираясь с мыслями. Чем ближе я был к Ириновке, тем сильнее меня разрывало на части.

— Да. Идем.

Анька шлепала по мокрой траве в высоких ботинках, а мои ноги мгновенно промокли. Недавно прошел дождь, но, видимо, он запоздал. Стараясь не думать о самом страшном, я торопливо прыгал с кочки на кочку, едва удерживая себя от желания перейи на бег.

— Вот тропа наверх, — сказал я и принялся карабкаться по склону, хватаясь за камни, корни деревьев и жирные коски осоки. Трава резала ладони, но я не чувствовал боли.

Пару раз Аня опасно заскользила по грязи, но я успел схватить ее за руку и вытащить. Подруга, казалось, нервничала не меньше меня, хотя у нее были свои причины для расстройства. Может, моя тревога передалась и ей?

Я вылез на холм первым. Солнце успело взойти, но небо плотно затянуло серыми облаками, и мир вокруг казался почти черно-белым, словно кто-то выкрутил насыщенность на минимум.

Первым делом я нашел источник дыма — темные клубы продолжали валить со стороны дома. Обычно в это время в усадьбе уже кипела жизнь, но сейчас не было слышно ничего, кроме карканья ворон.

У меня внутри все похолодело.

— Посмотрим? — предложила Аня.

— Погоди.

Я обернулся в другую сторону — туда, где на краю парка должен был располагаться Дуб. Сейчас его не было видно за еще не сбросившими листву деревьями, но я откуда-то знал, что мне следовало пойти именно туда. Сперва — к Дубу, а потом все остальное.

Не чувствуя ног, я брел по жухлой траве, спотыкаясь на каждом шагу. Что-то тянуло меня в ту сторону, но одновременно с этим тело сопротивлялось. Словно не хотело там оказаться, не хотело увидеть того, что там было.

Я продолжал упрямо идти, а Грасс брела вслед за мной. Мы прошли маленький лесок насквозь и вышли на поляну, на которой некогда все вместе ели шашлык и пекли зефир.

Сейчас здесь все было иначе. Чужое, недружелюбное, покинутое…

— О господи! — вырвалось у Ани.

Я же не мог проронить ни слова.

Обугленное Родовое древо было варварски срублено, обезображено. Ствол некогда мощного Дуба лежал на темной земле, а от его обгорелых ветвей шел слабый дым.

Глава 12

Я не помнил, как подошел к останкам родового древа. Аня отстала на пару шагов и шла осторожно, словно боялась лишний раз наступить на землю, что была священной для моей семьи.

Они не просто уничтожили Дуб. Над нашим древом надругались, цинично срубили и сожгли. Как-то один из дознавателей в Отделении говорил мне, что насильники и поджигатели нередко демонстрировали схожие отклонения в поведении. Кажется, так и было: я смотрел на поруганную реликвию и видел послание.

Кто бы это ни сделал, он хотел, чтобы я это увидел. Хотел продемонстрировать свою власть, словно самоутверждался за счет моей семьи. Эй, Соколов, смотри, что я могу! Смотри, как я уничтожаю то, что тебе дорого, а ты ничего не можешь сделать. Смотри, как я унижу тебя твоей же беспомощностью.

— Твари, — шепнула Грасс и торопливо вытерла проступившие слезы. — Как они посмели…

Я подошел ближе и преклонил колени перед погибшим деревом. Осторожно прикоснулся к обугленной коре. Дерево еще было горячим — все случилось совсем недавно.

Оно изменилось. Я не чувствовал потока силы, что раньше буквально сочился по стволу. Слабый ветер трепал остатки пожелтевшей листвы, но в этом шуме я больше не слышал голосов предков. Просто листья. Просто сгоревшее дерево.

— Что-нибудь чувствуешь? — спросила Аня за моей спиной.

Я покачал головой.

— Нет. Сила отсюда ушла.

— И как ты теперь… Что с твоей силой?

Сила… Почему-то сейчас это меня волновало меньше всего. На краткий миг я все же не выдержал и дал слабину. Был готов отдать и силу, и титул и все, чего достиг только за то, чтобы семья была цела. Чтобы не видеть горящую усадьбу, чтобы родовой дуб оставался цел, и чтобы вся эта война не коснулась семьи. Черт, а ведь если бы я не вернул Осколок, если бы вообще не попал сюда, то… Они не были бы никому интересны, их бы не тронули.

Они пострадали из-за меня.

Стоп. Хватит. Пятиминутка самобичевания окончена.

— Есть закурить? — я поднялся и обернулся к Ане.

Девушка кивнула и молча протянула мне мятую пачку. Она старательно отводила взгляд, словно боялась лишний раз смотреть мне в глаза. Боялась говорить, да и лишний жест сделать.

— Ты как, Миш?

— Нормально. Не меня же сожгли.

— А сила?

— Да что ты привязалась с этой силой?! — рявкнул я. Аня вздрогнула, и я осекся. — Извини.

Она отступила на шаг и обернулась в сторону парка, за которым располагалась усадьба.

— Если ты хочешь отомстить, а ты хочешь — я тебя знаю, Миш… То тебе нужны твои способности. Я помогу тебе отомстить. Клянусь, что помогу. Но сейчас нам важно понимать, что у нас осталось.

Она была права, да и я это знал. Поэтому попытался дотянуться до Источника. Закрыл глаза, по привычке начал выходить в то пространство без места и времени, где обитали родовые духи.

Вместо окутанного сияющим молочно-белым светом пространства передо мной предстал густой серый туман. Сперва было лишь это — я не видел ни шара в небе, ни дерева-дома, ни полупрозрачных духов. Я плыл, выискивая хоть что-нибудь, пока не наткнулся на брата.

— Здравствуй, Петя.

— Ты опоздал, — едва слышно прошелестел дух.

— Пришел, как только смог. Но… Где все?

Петр печально улыбнулся.

— Ушли. И я скоро уйду, мне тоже пора. Просто я хотел дождаться тебя. Хотел увидеться напоследок.

Напоследок? Но духи не могли выйти отсюда! И никаким уничтожением родового Древа нельзя было их уничтожить. Невозможно уничтожить дух, ибо это — энергия. А энергию можно лишь преобразовать или перенести.

— Куда ушли? — спросил я. — Разве отсюда можно уйти?

— После того, как напали на наш дом, многим пришлось уйти, — ответил брат. — Нужно экономить силы. Большинство из нас отдали себя Источнику, чтобы не дать ему окончательно иссякнуть. Ушли в него, превратились в силу.

— Но… Разве это возможно?

— Да. Помнишь своего предшественника? Он отправился в Источник. Предпочел в нем раствориться. Сейчас так нужно, Михаил. Если бы Источник высох, то ничего бы не осталось. Нужно было сохранить его, поэтому большинство из нас приносят себя в жертву. Оставшиеся здесь будут копить силы. Понемногу, потихоньку, многие годы. На то, чтобы все восстановить, уйдут поколения.

Я озадаченно уставился на брата.

— Неужели уничтожение Дуба так по вам ударило?

— Дело не только в этом. За последние годы мы отдали тебе слишком много силы. Когда на вас напали, то Кивернития, наша бабка, потребовала отдать силу ей для защиты дома. Мы отдали, но это не помогло. Этого оказалось недостаточно. Теперь нет ни силы, ни дома. Тебе придется сложнее всего, брат. Постарайся справиться, иначе все будет напрасно.

— Значит, и я теперь беспомощен?

Брат едва покачал полупрозрачной головой.

— Береги то, что у тебя осталось. Ты способен восстанавливать свое могущество благими поступками и праведной жизнью. Это не панацея, но поможет. Знай, Михаил, что теперь тебе придется куда тяжелее. Источник нельзя трогать какое-то время. Он слишком слаб, силы слишком мало, и если ты возьмешь из него снова, можешь попросту его уничтожить. Так что рассчитывай только на себя. Найди другой источник силы, если хочешь сохранить потенциал Рода. Мы приносим свою жертву, а ты — свою.

Дым вокруг брата становился плотнее, а сам он с каждой секундой словно угасал. Рассеивался, таял. Уходил.

— Но как мне его найти? — прокричал я. — Как спасти вас?

— Не здесь. Ищи не здесь. Прощай, Михаил.

Образ брата рассеялся, и лишь его шепот задержался на секунду.

— Прощай, Петя.

Меня выкинуло из родового пространства обратно в мир. Перемещение вышло резким, грубым, и я грохнулся на траву. Аня протянула мне руку, чтобы помочь подняться.

— Увидел что-нибудь?

— Да. Новости хреновые.

— Сила ушла?

— Почти. Я могу пользоваться только тем, что осталось у меня самого. Есть вариант это преумножить, но выйдет долго.

— Дерьмо, — отозвалась подруга.

— Идем к дому, — я поднялся и направился к заваленной пожелтевшей листвой тропинке. — Я хочу все увидеть. Должен все увидеть.

Не оглядываясь, я пошел первым. Вздрогнул, когда Аня положила руку мне на плечо. Обычно она избегала проявлений дружеской привязанности, но сейчас нам обоим было тошно.

Деревья еще не сбросили листву. Ярко-желтые липы, алые клены, зеленые ели — как назло, трагедия случилась в самое яркое и красивое время года. Я шел по запаху гари, все еще удивляясь звенящей тишине.

Почему не было людей? Где слуги? Где жители окрестных деревень? Даже когда мы были в отъезде, все равно в усадьбу приходило много местных. Почему никто так и не пришел сейчас? Почему не вызвали пожарных? Ведь деревенские наверняка видели, что дом горел!

Или им запретили?

Чем ближе мы подходили, тем тревожнее мне становилось. Казалось, дальше уже было некуда, но я ошибался. А когда мы вышли к дому, мое сердце окончательно упало.

— Чем же они били… Сволочи… — прошептала Аня.

Здесь явно работала группа одаренных. Наш небольшой особняк был уничтожен. Сгорела крыша, превратились в угли все деревянные пристройки и летняя веранда. Только почерневший кирпич остался цел. Стекла повыбивало, обломки горелой мебели валялись даже на аллее. И на ней же я увидел грязные следы автомобильных шин. Не пощадили даже кухню — хотя наверняка там взорвался газ.

Я молча шел по дому и внимательно запоминал каждую деталь того, что видел. Осколки любимой бабушкиной вазы из императорского фарфора, разбросанные по полу водоросли из аквариума Оли, обгорелые корешки книг из библиотеки отца. Каким-то чудом почти не пострадал мамин портрет, что висел в гостиной.

Аня неотступно следовала за мной, аккуратно ступала по испорченному паркету и покашливала от запаха гари.

— В-ваше сиятельство?

Мы резко обернулись. Аня выхватила нож.

— Ми… Михаил Николаевич, это вы?

С трудом я узнал в этом грязном оборванце нашего лакея.

— Егор! — Я бросился к нему и обнял как родного. — Егорушка! Живой!

Лакей испуганно отшатнулся.

— Господи смилостивился, хоть вас здесь не было… Горе случилось, господин. Горе великое…

— Вижу, Егор. Вижу, не слепой. Где все наши?

Лакей спрятал лицо в ладонях и разрыдался. То ли от облегчения, что смог найти хоть одну живую душу, то ли от всего пережитого.

— Лучше бы ему на воздух, — сказала Грасс.

Она осторожно взяла Егора под руку и вывела на улицу. Мы дошли до скамейки на аллее и усадили беднягу.

— Егор, мне нужно знать, что произошло, — попросил я, опустившись перед ним на корточки. — Знаю, вспоминать страшно, но прошу, помоги нам. Мы найдем тех, кто это сделал. Найдем и накажем.

Лакей вытер слезы и еще сильнее размазал сажу по лицу.

— Ночью это случилось, все уже спали. Еще даже Марфа с девчонками не проснулись, чтобы тесто замесить. У батюшки же вашего именины были, так собирались постный обед делать… Готовились.

— Кто приехал ночью, Егор?

Лакей смотрел в сторону, и его взгляд стал пустым, стеклянным. Руки дрожали, и Аня осторожно взяла его ладони в свои.

— Не бойся, Егор, — ласково сказала она. — Для тебя все страшное уже позади.

— Да какое позади, госпожа? — всхлипнул лакей. — Что же за жизнь без Ириновки? Я же здесь в третьем поколении служу!

Я тронул его за плечо.

— Егор, соберись, пожалуйста. У нас мало времени. Меня ищут, а здесь скоро наверняка будет полно народу, и мне лучше никому не показываться на глаза. Расскажи, кто приехал и куда делись отец, бабушка и Оля. Пожалуйста.

— Да… Расскажу. Сергей Андреевич это был. Воронцов, друг ваш. Не один явился. В его машине было трое, а следом за ними еще большой фургон подъехал. Черный. Номеров я не запомнил, простите…

— Не извиняйся.

— Я как раз в гараже кемарил… От отца старенькая «Руссо» в наследство досталась, так я ее ночами с Семенычем понемножку приводил в порядок. Вот и сморило прямо там. Меня как раз и спасло, что я в доме-то не был…

— Кроме Воронцова ты кого-нибудь узнал?

— Нет, ваше сиятельство. Но с даром они были. Семеныч первым проснулся, пошел справиться — они ему что-то с головой сделали. Какая-то женщина ручкой махнула — а он упал и дергаться начал. Потом затих. И все быстро так… Я как это увидел, признаюсь, струсил. Сразу понял, что что-то не то. Хотел в гараж вернуться, там телефон оставил, но тут они палить по дому начали. Огненные шары такие… Огромные!

— «Жар-птица», — выдохнула Аня. — А господа что?

— Они в доме были. Проснулись сразу. Люди выбегать начали. Сперва, как видели Сергея Андреевича, сразу к нему ломились. Он-то свой, уже почти член семьи… И гибли. Отец ваш, Михаил Николаевич, в окно увидел, что происходит. Хотел через черный ход людей вывести, но там уже тоже всех ждали. Никого не пощадили, даже господина.

У меня уже не было сил горевать и лить слезы.

— Значит, отец мертв? А бабушка? А Оля?

— Бабушка ваша колдовать начала. Никогда не видел, чтобы она такое творила! Страшные заклинания какие-то, свет яркий. Хотела, чтобы Оленька Николаевна сбежала. Но силы у вашей бабки кончились. Раз — и как свет выключили. Упала замертво.

— А Ольга? — приподняла брови Аня. — Что с Ольгой?

Лакей снова отвел глаза.

— Забрали ее. Живая была, когда Сергей Андреевич ее в машину затаскивал. Выбегала-то она своими ногами, а ей по лбу щелкнули — и обмякла вся. Тут ее Сергей Андреевич подхватил и понес в машину. Вот они-то уехали первыми, а люди из фургона остались и начали здесь все уничтожать…

Он снова разрыдался. Аня наградила меня тяжелым взглядом.

— Значит, Воронцов выбрал сторону.

Быстро же его привели в чувство. Не помогли хитрости Фредерикса и его безымянного коллеги. Я стиснул кулаки так, что ногти до крови впились в кожу. Но боли я уже тоже не чувствовал. Только холодную ярость.

Убил Патриарха и Кивернитию, похитил мою сестру. Зачем? Хотел таким образом на меня влиять? Задумал меня шантажировать ее жизнью, сволочь?

— Выбрал, — отозвался я. — И ответит за это.

Я поднялся и протянул руку Егору.

— Идем с нами. Отвезем тебя в безопасное место.

— Куда мы его повезем? — отозвалась Аня. — К нам нельзя!

— Нам нужен неодаренный. Работа найдется.

Егор поднял на меня глаза.

— Михаил Николаевич, ваше сиятельство… Оставьте меня здесь. Я в Лепсарях кров найду, там же все меня знают. Укроют, не волнуйтесь. Нужно же мертвых найти, похоронить, завалы разобрать… Лучше уж я привычной работой займусь на земле, где вырос.

— Уверен? — с сомнением спросил я.

— Уверен, ваше сиятельство. Если прикажете, пойду куда скажете — вы же теперь новый граф… Но хотел бы домом вашим заняться.

Насильно его тащить с нами я не хотел. И так на беднягу свалился такой ад ни за что.

— Ладно, Егор. Только береги себя и ищейкам старайся не попадаться, — вздохнул я. — Нам пора идти.

Лакей рассеянно кивнул.

— Прощайте, ваше сиятельство. Надеюсь, еще свидимся. Вы уж верните Оленьку Николаевну. У меня же больше нет никого, кроме вас да нее…

— Верну, Егор. Верну.

Я побрел к полю и услышал, как Аня задержалась рядом с лакеем.

— Ты нас не видел, помнишь?

— Конечно, госпожа. Вы уж помогите наказать этих извергов…

Странно, как изменилась энергетика этого места. Сперва оно не казалось мне родным, но чем больше времени я здесь проводил, чем дольше общался с семьей и узнавал домочадцев, тем роднее они мне становились. Сам не знаю, в какой момент они стали моей настоящей семьей, любимой, той, о которой я всегда мечтал.

У нас было почти все, чего мне так не хватало в моем старом мире: тепло, уют, поддержка, планы на будущее. У нас получилось преодолеть почти все невзгоды, мы снова возвысились и обрели статус… Было столько надежд. Мы почти что достигли всего, чего так хотели. Восстановили все, что так глупо потерял мой прадед.

Но теперь ничего этого не осталось, и я снова оказался почти что ни с чем.

Только Воронцов не учел, что чем меньше человеку терять, тем отмороженнее он становится. А у меня еще осталось кое-что и помимо жажды мести. Теперь я был не один в этом мире.

— Все хуже, чем я предполагала, — нагнав меня, сказала Аня. — Есть мысли, что делать дальше?

Мысли у меня были, и впервые за этот день я заставил себя улыбнуться. Вышло криво, почти как у Радаманта.

— Я должн найти другой источник для своей силы, и ты можешь мне с этим помочь.

— Как? — спросила Грасс.

Я взял ее под руку.

— Нужно найти хранилище Осколков, которые отняла Ксения у неугодных семей, — прошептал я ей на ухо. — А когда мы найдем их, то свяжем себя с ними. Подними все свои связи, Анют. Всех шпионов, всех агентов, все подполье. Друзей и врагов, ищеек и преступников. Обещай им что угодно — лишь бы впряглись за нас. Потому что без этих артефактов у нас нет шансов.

Глава 13

— Хорошее место, — Клико заглянула в погреб и принялась набирать продукты на обед. — Ты, Кречет, полон сюрпризов. Что это за место такое?

— Охотничий домик, — ответил я, подсвечивая полки в погребе фонариком. — Это место уединения нашей семьи. О нем почти никто не знает, а как сложно сюда добираться, вы сами видели. Скорее заблудишься и утонешь, нежели найдешь хутор. Так что переведи дух, Клико. Здесь можно прийти в себя и разработать план действий.

— Ага. Это хорошо, — рассеянно отозвалась девушка и локтем поправила косынку, которой прикрывала грязные волосы. — Только жаль, что со связью беда. И я видела здесь баню? Можно будет помыться?

Да уж, изменилась петропольская аристократия. По крайней мере, некоторая ее часть. Вместо балов и приемов в роскошных дворцах — попытки спрятаться в глуши. Вместо шампанского и тарталеток с осетровой икрой — тушенка, сухари и что Бог пошлет. Девушки, привыкшие благоухать лучшими духами и носить вечерние платья, теперь прятали локоны под платками, а вместо духов от них разило потом. Было заметно, что они к такому не привыкли и явно страдали. Особенно Клико — она-то была девушкой хорошенькой и тщательно за собой следила.

Ну, хотели организовать революцию и настоящее подполье — получите. Все же нам, парням, с этим было как-то проще. Хотя от бани я бы не отказался. Хотя бы для того, чтобы прогреть кости: на болотах осенью было холодно. Промозглая сырость забиралась под все слои одежды.

— Конечно, все помоемся, — ответил я. — Думаю, Кузьма Ильич уже затопил. Все собрала?

— Ага.

Я выключил фонарь и забрал у Клико тяжелый ящик. Она накидала туда пару мешочков гречневой крупы и мясные консервы. А еще нашлись прошлогодние закатки Марфы — любила кухарка делать заготовки. Так что можно было насладиться квашеной капустой, солеными огурцами и даже перцами в томатном соусе.

— Спасибо, что помогаешь, — Клико выдавила из себя улыбку. — Все-таки ловко ты придумал с этим домом в болотах. Не думаю, что кто-то подумает искать нас здесь. И, надеюсь, удастся выспаться. Если честно, уже не помню, когда я в последний раз спала нормально.

Если Род не решит предупредить меня об очередной жести, то шансы надежно спрятаться и перевести дух у нас и правда были.

Новое убежище предложил я, вспомнив о болотах, на которых любили охотиться мои предки. Домик там был, воды — в избытке. Да, удобства по-настоящему деревенские, но нам сейчас было не до жиру. Наоборот, чем проще быт, тем меньше вероятности, что нас бы засекли. Кроме того, местный егерь по просьбе отца регулярно пополнял запасы продуктов в погребе, поэтому сюда можно было привезти всех ребят — еды хватило бы почти на неделю.

Сразу после того, как мы покинули усадьбу, я попросил Горького разведать тропу на болота. Я помнил, где обитал егерь Кузьма Ильич, и хотел, чтобы он провел нас через болота. Анька сперва отнеслась к моему предложению скептически, а вот Горькому идея понравилась, и он настоял на перемещении.

В конце концов, остальные схроны могли быть скомпрометированы, а об этом никто из ячейки до сегодняшнего дня не знал.

А может так я просто пытался заполнить ту дыру в душе, которая образовалась после того, что Воронцов сделал с моей семьей и родовым гнездом. Ушел в болота, в последнее место, которое еще мог считать родным. Хотел прикоснуться к воспоминаниям о хороших временах. К воспоминаниям, большинство из которых даже не были моими…

— Пожалуйста, Клико, — тихо ответил я и повел девушку в дом, где уже топилась печь. — Мы теперь все в одной лодке.

Девчонки сварганили нехитрый обед, и уже после того, как Рыба разлила заваренный прямо в большом железном чайнике травяной чай, Аня постучала ложкой по столу.

— Понимаю, что всем здесь понравилось, но вечно отсиживаться среди болот мы не можем. Нужно действовать, так что кое-кому все же придется в скором времени выбраться в Петрополь.

— Все не сможем, — ответил Счастье. — Опасно.

— Все там и не нужны. Думаю, мы вдвоем с Мишей справимся. Разве что нужна помощь Горького, чтобы пробраться в город. Мустафин и так в Петрополе — я найду способ с ним связаться. Его помощь тоже не помешает.

Анька, видимо, всерьез решила взяться за поиск хранилища Осколков. И хорошо. Только я не совсем понимал, зачем ей понадобилась моя помощь. У меня же толком ни связей не осталось, ни силы. Так, пара полезных знакомых, лояльность которых старой власти еще предстояло проверить. И знать бы, как…

— Я навещу кое-кого из старых клиентов, — продолжила Аня. — Были у меня любители интересных запрещенных артефактов из мира… Скажем так, среди людей, чью деятельность законной не назвать. Кое-кто обещал помощь в обмен на индивидуальный подход и молчание. Посмотрим, умеют ли они держать слово.

Я с сомнением взглянул на Грасс.

— Уверена, что это безопасно? Они ведь могут сдать тебя в обмен на… Допустим, амнистию.

Грасс недобро улыбнулась.

— Могут, — сказала она и закурила. — Но тогда не получат новых интересных волшебных штучек. А ведь у меня есть мысль, как обустроить лабораторию в черте города, чтобы она не «светилась». Конечно, риск есть, Миш. Риск всегда есть, и мы к нему привыкли. Да и сейчас у нас выбор невелик. Или так или сразу сдаться.

За себя я уже не боялся. Себя мне уже было не жаль. Но рисковать Олей, Анькой, Ирой… Да даже Корфом и Матильдой и этими диванными революционерами я не хотел. Далеко не все они понимали, что стояло на кону. И я знал, что если мы пойдем до конца, то в самом конце этого пути, даже если у нас получится, живыми вернутся не все. А те, кто вернутся, уже никогда не смогут смотреть на мир по-прежнему.

Этого мне было в них жаль. Слишком много молодых людей должны были слишком быстро и жестоко повзрослеть. Не хотел я, чтобы для них это было вот так.

— Мустафин может разведать обстановку в Аудиториуме, — сказала Рыба. — Понятно, что вуз патронируется Великой княгиней. Но если нашлись мы, то может ему удастся заручиться поддержкой и других несогласных?

Аня кивнула.

— Да, об этом я и думала. У Саввы Ильича широкий круг знакомств, насколько мне известно. Надеюсь, к нашему появлению он уже сможет чем-то нас порадовать.

— А от меня тогда что требуется? — отхлебнув чаю, я поставил стакан на стол. — Ты же сама знаешь…

— Я не верю, что все Тайное отделение разом перешло под контроль Великой княгини. Это невозможно.

Я пожал плечами.

— Мы давали присягу, но эту клятву можно обойти. Там ведь сказано о служении не только государю, но и отечеству, и правящей семье…

— Именно. Работает в обе стороны, — сказала Аня. — Твоя задача — найти в петропольском Отделении того, кому ты еще можешь доверять. Того, кто сможет нам помочь. Если ищеек привлекают к отслеживанию активности Благодати, то могут направлять и на изъятие Осколков. А это поможет выяснить, где находится хранилище и как оно защищено. Дальше будем прорабатывать план захвата. Так что ты, Миша, должен делать то, что у тебя получается едва ли не лучше всего — добыть информацию. А мы позаботимся о людях. На войне нужны солдаты.

Остальные тихо перешептывались. Кого-то не радовала перспектива отсиживаться на болотах, пока мы с Аней рисковали своими шкурами. Другие не хотели идти на такой риск и настаивали на том, чтобы сперва скоординировать работу ячеек — а это тоже было непростой задачей с учетом того, что Радамант их не знакомил. Но в целом я был согласен с планом Ани. Сам поступил бы так же.

Да и мне не мешало бы выяснить хоть что-нибудь о Корфе и Ире. Так что все равно все мои дороги вели в Отделение.

И я даже знал, к кому следовало обратиться. Других вариантов у меня не было.

* * *

Гавриил Петрович Бестужев снимал небольшие апартаменты в крайне фешенебельной части Центра. Прямо на Фурштатской, где обитали и высокоранговые чиновники, и послы, и отпрыски знатных родов.

С учетом обстановки идти туда и представляться графом Соколовым для меня было самоубийством. Поэтому при помощи Горького и Ани я разжился несколькими блокирующими фон артефактами и формой пешего курьера.

Удивительно, каким невидимкой становишься, надевая комбинезон с логотипом транспортной компании и фирменную кепку. Люди словно смотрят сквозь тебя. Видят не человека, а функцию. Уборщики, курьеры, водители — люди без лица, без имени. Вхожие почти всюду, но незаметные.

Одна брендированная посылка в руках, как оказалось, могла открыть иные двери не хуже отмычки медвежатника.

— Добрый день, сударыня, — я широко улыбнулся консьержке. — Служба доставки «Сивка-бурка». Конверт под роспись для господина Бестужева.

Классическая пенсионерка в толстых очках отложила вязание и уставилась на меня сквозь стекло.

— Передавайте в окошко, сударь. И оставьте запись в книге визитов.

Я сделал вид, что сверился с записями на планшетке.

— О, сударыня, боюсь, здесь имеет место особая доставка. Посылка с объявленной ценностью, класс «люкс». Обычно такими отправляют особо ценные документы, а порой и ассигнации… Боюсь, я не имею права передавать пакет в третьи руки.

— Юноша, — дама приспустила очки на нос и уставилась на меня взглядом суровой учительницы начальных классов. — Я на этом месте восемь лет, и ни единой жалобы от жильцов. А до этого, да будет вам известно, работала секретарем у самого…

Я прижал пакет к груди.

— Ценю и уважаю, сударыня. Однако же вам доставку не передам! Если нужно, буду дожидаться получателя вот здесь. Прямо на этом месте! Дома ли господин Бестужев?

Консьержка взглянула на часы.

— Разумеется, нет. Человек же работает!

— Тогда буду ждать, — пожал плечами я. — Здесь такая объявленная ценность, что, случись что, мои внуки будут выплачивать страховку.

Вероятно, дама оценила мое упорство.

— Знаете, молодой человек… Без жильца внутрь я вас тоже не пущу. Однако у меня есть номер его рабочего кабинета и секретаря. Могу связаться и уточнить, во сколько Гавриил Петрович планирует вернуться домой. Что вам зря ждать? Может пока другие заказы развезете…

— Буду вам несказанно признателен, — улыбнулся я любезнейшей из улыбок.

Консьержка захлопнула окошко, набрала номер и, кратко переговорив, повесила трубку.

— Сегодня вам повезло, юноша. Гавриил Петрович прибудет примерно через четверть часа.

— Вы — моя спасительница, сударыня!

— Присядьте пока здесь, в холле.

Дама вернулась к вязанию, однако то и дело поглядывала на меня взглядом истинного цербера. Внешность она мою запомнила, но как опишет? В форме, в кепке, молодой человек приятной наружности и с не менее приятными манерами. Не было во мне ничего приметного — просто благообразная рожа. Удобно.

Едва Бестужев появился в стеклянных дверях, я вскочил с пакетом наготове.

— Гавриил Петрович! — позвала женщина. — Вот почтальон, о котором я говорила.

Бестужев скользнул по мне внимательным взглядом и, разумеется, мгновенно узнал.

— Посылка особо ценная, господин. Потребуется заполнить бумаги, — сказал я, кивая в сторону лестницы.

Старый коллега безупречно мне подыграл.

— Конечно, идемте наверх. Нужно сперва проверить целостность пакета. Я уже заждался, если честно. Говорили, привезут вчера…

— Небольшая накладочка, от лица компании приносим извинения. Сами понимаете, фуры стоят на границе города…

Мы наконец-то прошли сквозь турникет и, едва завернули за угол к лестнице, Бестужев припечатал меня к стене.

— Ты что творишь, Соколов? — прошипел он.

— Меня ищут. Как иначе к вам попасть инкогнито? — шепнул я.

— Наверх. Бегом!

Бестужев занервничал. Если бы не блокирующие фон артефакты, я бы наверняка почувствовал его страх и напряжение, но сейчас приходилось читать по лицу. Едва он захлопнул входную дверь квартиры и запер ее сразу на три замка, мы оба с облегчением выдохнули.

— У тебя мало времени. Минут десять. Иначе Аркадьевна зачнет задавать вопросы. Она раньше в Конторе работала, и у нее хобби писать доносы. Так что говори в темпе, Михаил.

— Хорошо, начну с важного, — кивнул я. — Мой друг Воронцов сжег мой дом, убил отца и бабушку и похитил мою сестру. Он служит Великой княгине, которая путем цепочки запутанных интриг устранила всех возможных наследников императорской семьи и явно планирует сконцентрировать власть в своих руках. Государь с супругой и дочерями были живы, когда я видел их в последний раз в Константинополе. Юсупов и Радамант работали на Великую княгиню, и обе организации — ее творение. Достаточно интересная выжимка?

Бестужев слушал меня, даже не моргая. На суровом лице не отразилось ни единой эмоции — у ищеек с этим вообще было туговато.

— Предположим, кое-что мне уже передали из Константинополя.

— Через Любань?

— Через Любань, — ответил Бестужев. — Я знаю, что Корф тебя послал.

— Как мы можем друг другу доверять, Гавриил Петрович? — севшим голосом спросил я. — Почему я должен вам верить? Вы можете хоть чем-то доказать, что не перешли на ее сторону?

Бестужев тихо усмехнулся и прислонился к стене.

— Тот же вопрос могу задать и тебе. Но я тебе верю, Соколов. Знаю, что случилось с твоими. Знаю, что Воронцов стал адъютантом Ксении Константиновны — я все же нахожусь здесь подольше твоего. Но раз ты здесь, значит, клятве не изменил. А я… Слово дворянина, что служу государю Алексею Константиновичу и отдам жизнь за него и его детей. Не знаю, что еще могу сказать, Соколов. Доверие — это всегда риск. И я рискую собственной головой, приняв тебя у себя дома.

Я не был уверен, что этого было достаточно, но Слово дворянина для меня значило многое. Что бы там ни говорили о моих блоках и формировании определенного типа личности, но обещание есть обещание.

— Я вам верю, — вздохнул я. — Больше все равно некуда было идти. Мне нужна помощь.

— Говори, какая.

Я быстро рассказал про потерю силы и идею связать себя с конфискованными Осколками. Бестужев внимательно меня выслушал.

— Этим занимается особая служба. Туда не брали дознавателей из Управления Корфа. Понятно, почему — Макарыч точно не стал бы плясать под дудку заговорщицы. Так что нас в это не пускают. Но я могу попробовать разузнать. Нужно пару дней.

— Спасибо.

— Послезавтра жди меня у Домика Петра на набережной, недалеко от Нахимовского училища, — дознаватель открыл небольшой шкафчик, взял оттуда связку ключей и бросил мне. — Отсидись пока там. Адрес на бирке.

— Это что?

— Это свободная квартира. Вроде той, где вы с Денисовым встречались с шефом перед отъездом. Там тихо. А теперь уходи, — он забрал у меня пакет. — Отсюда дуй сразу туда. Не светись и по городу лишний раз не разгуливай.

Я вышел обратно на Фурштатскую. На всякий случай осторожно оглянулся, направился в противоположную сторону и чуть попетлял по дворам, проверяя, не было ли за мной слежки. Глухо. Хорошо, хоть сейчас можно было выдохнуть.

«Здравствуй, Миша».

Я вздрогнул от внезапно установившейся ментальной связи. Успел немного привыкнуть к тому, что в моей голове звучал лишь один голос.

Воронцов. После всего, что он сделал, Сереге еще хватило наглости со мной связаться.

Я тут же свернул к Таврическому саду — в этот час там было полно народу — студенты, мамаши с детьми и прочие праздно шатающиеся. Я надеялся затеряться среди них, если засвечусь на артефактах.

«Спокойно, Михаил. Я буду краток — ищейки не успеют тебя засечь».

Успокоил, блин! Хотелось послать его самыми грубыми выражениями, но я усилием воли заставил себя сдержаться. У него моя сестра. До тех пор, пока она у него, я не должен делать резких движений. А потом… Потом расквитаюсь по всей стоимости.

«Где Оля?» — прошипел я.

«Твоя сестра в безопасности. Пока что. И останется цела и невредима, если ты поступишь правильно. Возможно я дажесмогу отправить ее подальше от Петрополя, чтобы ее случайно не зацепили наши разборки».

«Чего ты хочешь?»

«Мне нужен ты, Михаил. Предлагаю обмен. Тебя на Ольгу. Если согласен, приходи в полночь в заброшенный особняк Сан-Галли на Лиговском».

Глава 14

«Да пошел ты на…»

Голос Воронцова исчез из моей головы так же внезапно, как и появился. Моего ответа бывший друг уже не услышал.

Я растерянно застыл на перекрестке двух аллей Таврического сада. Здесь не затеряться. Нужно уходить, отсюда, срочно! Только куда?

С Аней мы условились встретиться вечером в одном баре на Апрашке, поэтому нужно было спрятаться на несколько часов. Пошарив в кармане, я ощутил успокаивающую тяжесть ключей, которые передал Бестужев.

Значит, проверим адресок.

Стараясь не привлекать к себе внимания, я направился к выходу из парка. Достал из нагрудного кармана смятую бумажку, развернул и сделал вид, что сверялся с адресом — в конце концов, униформа курьера превращала меня в неинтересного человека. Прохожие обходили меня стороной, даже не присматриваясь ко мне. Вот уж действительно кепка-невидимка.

Но сердце колотилось как бешеное. Не попадаться, не сейчас. Я едва успел выйти за ограду, перейти дорогу и шмыгнуть в арку, когда заметил двоих в штатском, но уж с очень характерными манерами. Ищейки как раз заходили в сад. Один что-то коротко сказал второму, тот кивнул, они разошлись по разным дорожкам.

— Фууух…

Колени предательски дрогнули, но я заставил себя собраться. Выдыхать рано. Пока не выйду из этого квартала, не расслабляться.

Я вытащил связку ключей и повернул бирку на свет. Камская улица, дом восемнадцать.

— Камская… Камская… — задумчиво шептал я, вспоминая город. — Васька что ли?

«Васькой» петербуржцы в моем старом мире пренебрежительно называли Васильевский остров. Место знаковое для истории города: и первое каменное здание — Меншиковский дворец, и Петербургский университет, и Академия Художеств. А кроме этого улицы, которые именовались линиями, куча промзон и заводов, ледокол «Красин» и дико неудобное сообщение с остальным городом.

Если я ничего не путал, Камская улица располагалась рядом с кладбищем — знаменитой «Смоленкой», где, по легенде, была похоронена няня Пушкина Арина Родионовна.

У Бестужева, однако, было своеобразное чувство юмора…

Ладно, мертвых бояться бессмысленно. Бояться нужно живых. Я поправил кепку, нырнул дальше во дворы и вышел обратно на Фурштатскую. Что ж, совершим прогулку.

Пройдя по Фурштатской, я перешел Литейный и двинулся к Фонтанке. Там, обогнув Летний сад, оказался на набережной Невы. Проходя мимо Зимнего, я почувствовал себя неуютно. Со стороны казалось, что дворец не особенно и охранялся, но я знал, что это впечатление было обманчивым.

Весь Зимний и раньше был напичкан защитными и сигнальными артефактами — даже публичная его часть, где располагался музей. А сейчас, когда к власти пришла параноидальная Ксения Константиновна, наверняка бдительность охраны выкрутили на максимум. С другой стороны, завладев силой Великого Осколка единолично, Великая княгиня могла испепелять толпы одним движением бровей.

Короче, каким бы ни казался дружелюбным Зимний в этот теплый осенний денек, я пытался пройти мимо как можно шустрее.

Оказавшись на Дворцовом мосту, я выдохнул. Осталось относительно немного, хотя после прогулки по набережной я начал подмерзать. Не спасал шерстяной рыбацкий свитер, надетый под комбинезон. Такая вот, блин, питерская золотая осень. Черт знает, где Горький вообще достал все это барахло…

Путь до Камской оказался чуть менее нервным: северная часть острова не была фешенебельной. Наоборот, стоило отойти от набережных или оживленных проспектов хотя бы на двести метров, и ты словно попадал в другой мир. Мир с обоссанными подворотнями, ржавыми решетками на окнах первых этажей, странными жильцами дешевых доходных домов и питейными заведениями, куда лишний раз поостережешься заходить.

— Почти как дома, — втянув ноздрями ароматы местной жизни, шепнул я.

Почему-то этот упадок сейчас успокаивал.

Пару раз пришлось отболтаться от желающих поживиться посылками. Как я понял, здесь обчистить курьера было в порядке вещей. Правда, демонстрация пустых рук несколько поумерила пыл начинающей гопоты. Да и физиономия у меня уже не тянула на лощеную аристократическую после всего пережитого.

— Камская четырнадцать, шестнадцать… — считал я дома, вырулив с набережной Смоленки. — Восемнадцать. Вот оно.

Зрелище передо мной предстало весьма колоритное. С одной стороны дома у давно не использовавшихся ворот старушки торговали венками, цветами и прочей траурной атрибутикой. С другой примостилась группка нищих, собиравших «на хлебушек». Все бы ничего, кабы не характерно опухшие лица и вывеска рюмочной в десятке шагов от них.

А сам дом-схрон оказался совершенно неприметным двухэтажным зданием традиционного светло-желтого оттенка. Из удивительного — отсутствовали решетки на окнах, правда, их заменяли стальные жалюзи-ролеты.

Я еще раз взглянул на бирку. Указания квартиры не было, а на самой связке болтались три ключа. Один явно от ворот или калитки, два других — от дверных замков. Ладно, сейчас разберемся.

Я как раз обошел дом со стороны торговок, когда одна из старух окликнула меня.

— Милок, ты наверняка адресом ошибся!

— Прошу прощения?

— Дом-то заброшенный. Ты б адрес перепроверил, паря! А то влетит по башке.

Какие бдительные, ты погляди. Сама забота. И вот эти бабуськи точно меня запомнят, если что.

— Так выкупили его, бабушка, — широко улыбнулся я. — Ремонт здесь делать будут.

— А хто купил-то?

Я не нашел ничего умнее, чем ткнуть в логотип курьерской службы у себя на груди.

— Контора доставки. Склад здесь будут делать.

— Ааа… — старушка обернулась к другой торговке. — Архиповна, слыхала? Дом купили! Погонят нас отсюда, как пить дать! А ты говорила развалится…

Кажется, я случайно переполошил местное торговое сообщество. Ну, зато им будет чем заняться. Правда, теперь я оказался под пристальным вниманием этого сарафанного агентства. Спокойно отсидеться могут и не дать. Оставалось надеяться, что старушки ограничатся только сплетнями и не побегут к местному главе округа за подробностями.

Ключ идеально подошел к замку калитки. Улыбнувшись и кивнув торговкам, я скользнул на территорию небольшого дворика.

Местечко и правда казалось запущенным. Гор хлама не было, но опавшие листья лежали ковром, в углах скопились кучки пыли, успевшей спрессоваться за время. В остальном довольно мило и, казалось, безопасно.

Только вот на крыльце кто-то недавно побывал. С определенного ракурса я смог заметить, что толстый слой пыли был стерт по форме подошв. Следы обуви на плоском ходу, но размер ноги не очень большой. Женщина? Или не очень крупный мужчина?

Так, дело принимает интересный оборот. Бестужев — человек крупный, и нога там размера сорок третьего. Точно не он. Мог дознаватель послать кого-нибудь проверить схрон? Мог. Могли местные удальцы попытаться вломиться в здание с целью поживиться цветметом? Могли, теоретически.

И все же я настроился на худшее. Например, на то, что следы показывали, что человек зашел в здание, но обратно не выходил.

Я огляделся по сторонам в поисках какого-нибудь подручного оружия. Ничего, кроме старого эмалированного ведра, когда-то использовавшегося как мусорка, не увидел. Ладно. Будем действовать по обстоятельствам.

Я тихо отпер наружную дверь — подошел ключ побольше. Сразу за ней обнаружилась еще одна — неприятный сюрприз для воров. Эта казалась более надежной. Но к ней подошел второй ключ. Значит, внутри не было запирающихся помещений или мне туда доступа не дали.

Осторожно, перехватив связку так, чтобы остальные ключи не звенели, я медленно открыл замок. Петли не скрипели, но, едва я открыл дверь, как мне в нос ударил хорошо знакомый запах покинутого жилья. Прелые вещи, затхлость, смешанная с повсеместной питерской сыростью. Дом явно не отапливался.

Бесшумно затворив обе двери, я осторожно шагнул вперед. Темно как в заднице. После областных приключений в компании друзей Грасс я завел привычку иметь при себе фонарик, но сейчас замешкался. Включу его — тут же себя обнаружу. С другой стороны, лучше уж попытаться разглядеть угрозу, если она вообще там была.

Я зажег свет и скользнул лучом по помещению. Нет, это место никогда не было жилым домом. Возможно, старое офисное здание. Облупившаяся краска на стенах, потолки в разводах, вымощенный кафелем коридор. На полу в пыли валялись старые газеты — луч выхватил дату «Вечернего Петрополя» — 1998 год, ноябрь. Ну, не так уж и давно в масштабах Вселенной.

В углу валялся молоток — небольшой, но я поднял его и, переложив фонарь в левую руку, приготовился бить правой. Ничего лучше пока все равно не нашел. Двинувшись дальше, я попал в коридор шириной пару метров, оттуда расходились в две стороны кабинеты. В самом конце с одной стороны был выход в зал побольше. Я направился туда, заглядывая в каждую дверь.

Сплошной хлам. Только казалось, что это помещение люди покидали в спешке. На письменных столах стояли печатные машинки, лежали в лотках для бумаги конверты, даже чашки побросали — все разные, каждая принадлежала определенному человеку. Странное место. Словно все люди исчезли в один миг или убежали по тревоге, еще не зная, что больше никогда сюда не вернутся.

Со стороны большого зала послышался шорох. Я тут же повернулся туда и посветил фонариком. Чисто. Показалось?

Да вряд ли.

— Выходи, — твердо сказал я, покрепче перехватив молоток. — Покажись. Не трону. Только без глупостей.

Ответом была тишина.

Ладно, не хочет по-хорошему, будет, как получится. Я двинулся вдоль стены, уже особо не прячась. А смысл?

— Обещаю, вреда не причиню, — снова вслух сказал я. — Но я хочу убедиться, что ты тоже не сделаешь мне ничего плохого.

Едва договорив, я метнулся в зал и резко развернулся к выходу из него, предполагая, что гость мог прятаться у дверного проема.

И увидел перед собой дуло пистолета. Рука женская, изящная. Фигура скрыта под темным костюмом, похожим на тот, в каком я рассекал по Лебяжьему, когда готовился к поступлению в Аудиториум.

— Твою ж лейку! — шепнула она. — Михаил, чтоб тебя!

Женщина опустила пистолет и стянула капюшон с головы. Могла этого не делать — я узнал ее по голосу. Да я бы из тысячи голосов узнал ее.

— И вам желаю здравствовать, Матильда Карловна, — выдохнул я. — Вот уж кого точно не ожидал здесь встретить, так это вас.

— Тише, — она приставила палец к губам. — Здесь безопасно, но лучше не шуметь. Фонарь выключи, чепушила. Ослепишь же!

Матильда отошла к стене, убрала оружие и зажгла свет. Под потолком загорелась тусклая лампочка. Но даже этого света мне хватило, чтобы удивиться.

Баронесса — та женщина, которую я знал как блистательную светскую львицу — исчезла. Вместо нее я видел перед собой… Кого-то другого.

Темный мешковатый костюм явно был с мужского плеча. На ногах — берцы, под курткой теплая толстовка с капюшоном. Роскошные волосы баронесса стянула в тугой узел. Ни украшений, ни косметики — без марафета она оставалась симпатичной, но уже выглядела не так молодо. Но главное — взгляд. Совсем другое выражение лица. Так глядит охотник, рыщущий в лесу. Так смотрит голодный зверь. Жажда и целеустремленность.

Такой резкий контраст с образом, к которому я привык. А может именно это и было ее истинным лицом. Лицом с тех времен, когда она служила в Управлении и вместе с Корфом ловила помешавшихся на собственной безнаказанности одаренных? Кто знает?

— Что вы здесь делаете? — отойдя от удивления, спросил я.

Матильда покосилась на меня и подтянула ремень.

— Работаю.

— Я имею в виду, что вы делаете в Петрополе? Вроде была договоренность, что вы с Корфом останетесь в Константинополе на время.

Баронесса пожала плечами.

— Императорскую семью доставили в безопасное место и окружили надежными людьми. Я добыла все, что могло быть нам полезно. Поэтому теперь я здесь.

— Значит, снова работаете на Корфа?

— Думала, ты давно уяснил очевидную мудрость — бывших сотрудников не бывает, Михаил, — усмехнулась бывшая наставница. — Только я делаю это не только потому, что дала клятву государю и дружу с Вальтером.

— Ради Ирины, — добавил я.

— Именно. Ради Ирины.

— Несмотря на то что она вам вовсе не родня.

— Да плевать мне, кто ее мать обрюхатил! — выпалила женщина, но осеклась. — В данном случае это, конечно, имеет значение, но скорее как вопрос государственной безопасности. Я всегда была и останусь теткой Ирины, ее опекуном и другом. Вот что важно, Михаил. Есть связи прочнее кровных.

В случае Матильды я в этом и не сомневался. Ира стала для нее дочерью, которой у баронессы не было. Я не знал, исцелил ли тогда Великий Осколок ее проблемы по «женской» части — все же вопрос был слишком деликатным, чтобы его задавать. Но точно я знал одно: Матильда фон Штофф пойдет на все ради своей любимой девчонки. И то, что я встретил ее именно здесь, в очередной раз доказывало эту истину.

Матильда вернулась в петропольскую игру. Осталось понять, как это могло нам помочь.

— Теперь моя очередь задавать вопросы, — нахмурилась баронесса. — Откуда ты узнал об этом месте?

— Бестужев дал ключи. Мы виделись. Он с нами. Сказал, здесь можно схорониться, а мне нужно где-то отсидеться до вечера.

Женщина вздохнула.

— Гаврила как всегда. Перестраховщик хренов.

— Не понимаю, о чем вы.

— О том, что это не простая конспиративная квартирка, Мишенька. Впрочем, чего рассказывать — сейчас сам все и увидишь. Иди за мной.

Она погасила свет, и небольшой зал снова погрузился во мрак. Я тут же почувствовал себя беспомощным, но баронесса взяла меня за руку и мягко потянула за собой. Я послушно ступал за ней, поражаясь, как ловко она ориентировалась в пространстве. Значит, была здесь не просто не в первый раз. Нет, Матильда провела здесь очень много времени.

Но зачем? Зачем ей было таскаться в это богом забытое здание?

Мы вышли в коридор и подошли к лестнице. Я включил фонарик и увидел, что еще один длинный пролет уходил вниз и упирался в массивную стальную дверь.

— Нам сюда, — Матильда достала из кармана ключи и отперла несколько замков. Я заметил, что пространство перед дверью было чистым. Значит, пользовались ею активно.

— Что здесь? Комфортабельное убежище?

Баронесса вздохнула и открыла передо мной дверь.

— Если бы… Заходи.

Проходя через проем, я ощутил действие блокирующих артефактов. Нечто вроде того, какими меня обвешала Анька, чтобы заглушить фон силы, но здесь, казалось, сами стены были обшиты особым сплавом. Прямо как в допросных в Отделении.

— Почувствовал?

— Ага, — удивленно ответил я. — Это что за место такое?

— Тайный подвальчик твоего начальника.

— Корфа?!

— Почему тебя это удивляет? Вальтер может позволить себе и не такие хоромы. Просто скромничает, да и вообще придерживается аскезы. Но место это крайне полезное.

Матильда включила свет, и я смог осмотреться. Да, на номер в гостинице не тянуло, но баронесса явно расположилась здесь с относительным удобством. Кровать, чайник, забытый пакет с лапшой быстрого приготовления — а в нас запихивала смузи из сельдерея, зараза такая! Могла же питаться как обычный человек.

— Так это тайная допросная? — уточнил я.

— Вроде того. Не всех задержанных целесообразно тащить прямиком в Отделение. Особенно если они могут помочь, но не особенно жаждут сотрудничать…

Вот, значит, как. Тайное местечко для воздействий любого рода. А толстые стены заблокируют и звуки, и силовой фон…

— Работаете с Благодатью, раз прячетесь здесь?

— Пока да, — ответила Матильда и потянулась к чайнику. — Разбираю архивы.

Я снова взглянул на стальную дверь.

— Но если вы были в подвале, то как поняли, что я пришел?

Матильда улыбнулась.

— У меня тоже есть сигнализация. Видел тех милых старушек с венками и букетиками?

— Ваши агенты?

— Помощники. Неужели ты думаешь, что мы в работе полагаемся только на Благодать?

Я усмехнулся.

— И правда.

— Но вернемся к задаче. Раз Гаврила отправил тебя сюда, значит, сможем поработать вместе. У тебя ведь есть в запасе несколько часов.

— Рад помочь. Вы говорили про какие-то архивы?

Матильда подошла к кровати и отбросила в сторону покрывало. На одеяле лежала целая куча тетрадей, блокнотов и папок.

— Кое-что досталось в наследство от покойного Великого князя, — пояснила баронесса. — Жаль, поздновато он решил это показать. Оказывается, его высочество давно следил за своей хитрой сестрицей…

Глава 15

Я покосился на то, что Матильда называла архивами.

— Это личные записи Великого князя?

— Его рабочие дневники там тоже имеются. Но кроме этого Александр Константинович успел собрать кое-какие занимательные материалы о деятельности своей сестры. Что удивило даже меня. Слежка-то, оказывается, длилась несколько лет.

Я пожал плечами.

— И все равно это ему не помогло. Его убрали раньше, чем он все это обнародовал.

— Зато может облегчить задачу нам, — ответила Матильда и взяла со стола банку с растворимым кофе. Чайник как раз закипел и с щелчком отключился. — Другого у меня нет, но хоть немного взбодримся и согреемся. С отоплением здесь, как ты понимаешь, туго.

Вместо батареи Матильда использовала подвешенные в нескольких местах огненные шары, сконфигурированные на обогрев. От огня там остался разве что внешний вид — шарики не обжигали, а распространяли тепло. Надо бы взять на заметку такую хитрость, а то я все спасался “Берегиней”, благо в этих стенах можно было позволить себе использовать силу.

Пока Матильда возилась с кружками — их она явно позаимствовала из покинутых кабинетов — я принялся осторожно перебирать папки и тетради. Здесь было намешано все подряд: и дорогие обтянутые кожей блокноты с вензелями, и толстые офисные папки, туго набитые бумагами, и почти что школьные общие тетради, исписанные торопливым почерком.

— Кофе готов.

Матильда придвинула к столу два табурета, и склонилась над дымящейся чашкой с вечной сигаретой в руках.

— Как вы заполучили это добро? — спросил я, подсев за стол. — Подарок-то во всех отношениях царский.

— Александр Константинович словно предчувствовал свою гибель, иначе я это объяснить не могу. Либо же все Романовы в параноики и неврастеники. Словом, вскоре после твоего отъезда на порог гостиницы, где располагался штаб, явилась уже известная тебе Мари Буайе-ле-Дюсон.

Я кивнул.

— Его любовница.

— Они не были любовниками, — выдохнув дым, пояснила Матильда. — Дружили, имели общие интересы, но у дивы и без того не было отбоя от поклонников. Да и, откровенно говоря, не были они во вкусе друг друга. Их отношения были платоническими и партнерскими в деловом понимании этого слова.

А мне так не показалось, когда Великий князь завалился в свою резиденцию под ручку с этой танцовщицей. Впрочем, если она действительно давно работала на империю, то ширма в виде любовной связи вполне неплохо работала как прикрытие для встреч. Да и какая теперь разница? Едва ли шашни с французской дивой могли разрушить и без того весьма противоречивую репутацию Великого князя. Ему уже все равно, а остальным не до этого.

— Значит, дива принесла эти документы? — уточнил я и отпил невыносимо горячий и мерзкий кофе. Без сахара и молока это было отвратительно. Да уж, расслабился я на мажорных харчах.

Матильда кивнула.

— Да. Дива получила посылку. На следующий день после гибели Александра Константиновича ей в отель просто привезли коробку с этими бумагами. Посыльный не сказал ни слова и быстро исчез. Заглянув в документы, Мари быстро смекнула, что к чему, и поспешила передать посылку нам.

— Значит, Великий князь решил перестраховаться на случай своей смерти, — задумчиво отозвался я. — Разумно.

— Полагаю, он просто хотел, чтобы кто-то продолжил его дело. Довел все до конца. Сейчас-то уже стало понятно, что Александр Константинович не ошибся в своих подозрениях относительно своей сестры. Но тогда, когда появились лишь первые звоночки, никто, очевидно, не воспринял это всерьез. Иначе бы уже давно развернули бурную деятельность.

Именно это и вгоняло меня в ступор. Почему император игнорировал предупреждения собственного брата? Почему не велел устроить тихую проверку? В его власти было вытрясти всю душу из сестрицы. Да и Ксения где-то бы наверняка дала бы маху, и за этот прокол смогли бы зацепиться, смогли бы предотвратить все, что случилось дальше.

Почему, почему, черт возьми, Александру Константиновичу никто не поверил? Неужели из-за его эксцентричности? Да чушь собачья! В приватном общении Великий князь демонстрировал полнейшую адекватность, да и все его заскоки на поверку оказывались в основном поверхностными.

Или мы чего-то не знали? В конце концов, император не поверил бы брату лишь в одном случае: если бы не имел причин доверять ему. Так где же накосячил Александр Константинович, если никто не услышал его криков о волках?

Ну и семейка! Тайна на тайне тайной погоняет. Осиное гнездо, блин, а не род. И сдавалось мне, что именно все эти тайны и довели род Романовых до грани падения. И меня не отпускало ощущение, что мы видели только верхушку этого айсберга. Должно быть что-то еще. Что-то страшное, постыдное. Что-то, что заставило Ксению Константиновну пойти ва-банк.

— Что ж, — я отставил чашку подальше и покосился на архивы, — тогда доведем начинание его высочества до конца. Ненавижу бросать дела на половине пути.

Матильда улыбнулась.

— Что мне всегда в тебе нравилось, Михаил, так это непробиваемая самоуверенность. Неважно, умеешь или нет, знаешь или не знаешь, просто берешь и делаешь, уповая на то, что главное — начать, а дальше как-то само собой разрулится.

— Это я после Аудиториума таким отморозком стал.

Усмехнувшись себе под нос, баронесса потушила свою вишневую сигариллу и взяла с кровати несколько папок.

— Начнем с этого.

Я придвинулся ближе, готовясь внимать.

— Так что мы ищем?

— Конкретно сейчас или вообще?

— То и другое.

— Мы ищем все, что может помочь обнаружить слабости Великой княгини. Ее уязвимые места, планы, тайные сделки, компаньонов и помощников.

— Весьма объемная задача.

— Именно поэтому я торчу здесь безвылазно уже несколько дней, — проворчала баронесса. — Приходится дополнительно проверять каждую бумажку на предмет шифровок, невидимых чернил и прочего. Вальтер не решился поручать это кому-нибудь другому, так что выходит медленно, но надежно.

Логично. Матильда свою верность доказала. И у нее во всей этой истории был шкурный интерес.

— Что от меня нужно? — спросил я.

— Меня долго не было в Петрополе, Михаил. Вальтер посвятил меня в основные события, но помощь их непосредственного участника мне пригодится, чтобы разложить все по полочкам. И, возможно, у тебя найдутся недостающие куски мозаики, которую все мы собираем.

Опять веселые картинки на пазле. Мое любимое, блин! Ну, видать, таков мой удел.

— Хорошо.

Мы быстро убрали все со стола, и Матильда принялась раскладывать бумаги.

— Это первая зацепка, — баронесса указала на стопку документов на немецком языке. Судя по форматированию, это была перепечатка переписки. Но были и другие документы — явно что-то, связанное с бухгалтерией. Таблицы, счета, куча цифр.

— Увы, немецкий я так не освоил.

— Здесь и так многое понятно, — Матильда придвинула ближе бухгалтерские бумажки. — Это отчет о перемещении личных средств Великой княгини со счета в Имперском банке на частный счет в Вене.

Вена… Опять Австро-Венгрия! Я поднял глаза на наставницу.

— Это то, о чем я думаю?

— Очень похоже на то. Уверена, Ксения Константиновна принимала участие в финансировании того бардака в Букуреште. Но чтобы это доказать, нужна выписка о перемещении этих средств со счета в австрийском банке, чего, как ты понимаешь, я сейчас добиться не смогу.

— Если Великая княгиня выступала как частное лицо, то да, с этим будут проблемы, — согласился я.

Баронесса устало вздохнула.

— Что еще хуже, все накопанное Александром Константиновичем обрывается как раз на таких важных моментах. Что эти бумаги сами по себе? Ничего криминального. Просто Великая княгиня держит яйца в разных корзинах и размещает личный капитал по всему миру. Другой вопрос, что в венгерский банк она зачастила с переводами.

— Формально в этом и правда нет ничего криминального, — кивнул я. — Можно придумать какое угодно невинное объяснение. Например, дворец собралась строить или финансировать какую-нибудь общественную организацию. Этого и правда мало для обвинений.

Матильда отодвинула немецкие документы в сторону и взялась за другую папку.

— А здесь у нас отчеты о слежке. Я успела их разобрать и проанализировать. Уже интереснее, хотя, уверена, здесь зафиксировано далеко не все. Александр Константинович поручил нескольким людям из личной охраны осторожно следить за своей сестрой.

Матильда принялась рыться в отчетах. Каждый представлял собой тонкую пластиковую папку не только с письменным описанием, но и с фотографиями. Большинство снимков делались тайно, и лишь совсем немного отчетов захватывали мероприятия, где Великая княгиня появлялась официально. В основном же это были частные встречи — в закрытых залах ресторанов, в офисах компаний, в резиденциях или отелях. Фотографировали чаще всего через окно, а для этого была нужна очень мощная оптика.

Да только опять придраться было не к чему.

На одном из снимков я увидел Ксению вместе с Юсуповым. Могла она встретиться с князем в частном порядке? Конечно. Точно так же она могла пересечься и с представителем австрийцев, и с какими-нибудь дельцами, и в Аудиториум она заезжала. Все это по отдельности ни о чем не говорило.

До поры до времени.

— Здесь вы нашли что-нибудь интересное? — спросил я, листая фотографии. Большинство собеседников Великой княгини были мне незнакомы.

Матильда неуверенно пожала плечами.

— Ну, на кое-какие концы мы вышли и без этой информации, — женщина вздохнула. — Очень жаль, что Великий князь не поделился результатами своего расследования раньше. Получи мы эти документы хотя бы год назад, можно было бы все предотвратить. Впрочем, какая теперь разница?

— Как вы думаете, почему он не отдал Корфу эти сведения? Насколько я знаю, они были если не друзьями, то…

— Приятельствовали во время учебы. Не могу сказать точно, Михаил. Но догадываюсь, что Александр Константинович очень не хотел, чтобы это дело вышло за пределы семьи. Причины понятны — это большой скандал. Скандал подобного масштаба мог бы усугубить и без того напряженную ситуацию. Быть может, Великий князь до последнего не верил, что у нее получится… А когда осознал, стало слишком поздно.

Я редко когда видел Матильду настолько уставшей. Было очевидно, что и ей здесь приходилось несладко. Другой вопрос, что, в отличие от меня, она наверняка отвыкла от такой полубродяжнической жизни. И все же баронесса продолжала добросовестно работать, хотя я до конца не понимал, в чем смысл такого самопожертвования. Морозить задницу в подвале ради… чего? Информации, которая уже и без того была известна? Чем нам это поможет?

Матильда потянулась к кружке, залпом допила напиток и поморщилась.

— Было ошибкой предположить, что за годы мы научились делать приличный растворимый кофе. — Она метнула взгляд на еще одну, самую тонкую, папку. — А это на десерт. Остальное я разобрала, и они терпят, а вот эти сведения вызывают у меня больше всего вопросов.

Я жестом попросил разрешения посмотреть содержимое. Матильда кивнула и снова закурила. Еще немного, и она начала бы клевать носом — до того измотанной мне казалась женщина. Словно призрак самой себя.

— Клиника профессора Цимлянского? — прочитал я первый документ. — Это вроде что-то очень дорогое.

— Да. Вся знать там подпиливает носики и подбородки своим дочерям. Частное заведение и редкий случай, где совмещены оба направления — классическая медицина и Благодать. Разумеется, такое сочетание стоит немалых денег. Но и эффект потрясающий.

Это окончательно сбило меня с толку. Пластическая хирургия? Это еще здесь при чем?

— Предположим, Великая княгиня исправила себе нос и откачала жир с попы, — сказал я, просматривая график посещения клиники Ксенией Константиновной. — Нет, выглядит она отлично, но, судя по записям, что-то она увлеклась процедурами…

— Ты дальше смотри, — криво улыбнулась Матильда. — Людям Великого князя удалось накопать только даты визитов. Но если свериться с расписанием приема специалистов, то окажется, что во все эти дни принимал главврач. И здесь начинается самое интересное.

— Не томите же, ваше благородие.

На миг глаза Матильды самодовольно загорелись.

— Дело в том, что профессор Цимлянский — не пластический хирург. В последние годы клиника бурно развивала направление… Эстетическое, скажем так. И все же я знаю это место как лучшую клинику в Петрополе для решения проблем с деторождением.

Мне сразу вспомнились слухи о странном целибате Великой княгини, о том, что она якобы имела проблемы по женской части и прочее. Неужели это было правдой?

— Думаете, Ксени Константиновна решила заняться своим женским здоровьем?

— Это вписывается в логику, — снова пожала плечами баронесса. — Если она хотела сохранять свои грандиозные планы в тайне, то с ее стороны было бы разумно обратиться за помощью не к дворцовым лекарям, а к стороннему специалисту. На условиях полной анонимности, разумеется. В этом аспекте у клиники репутация блестящая — костьми лягут, но имен клиентов выдавать не станут.

А вот это уже было печально. Особенно с учетом того, что попытка расколоть персонал ментально была чревата визитом ищеек.

— Значит, нам ничего не светит?

— Если идти официальным путем, то ничего, — ответила баронесса. — Было как-то даже громкое дело, когда Цимлянский отказался предоставлять сведения Тайному отделению. Собственно, по этой причине Цимлянский так уважаем в свете. Да и объяснить свои отлучки Великая княгиня могла очень легко — уехала на процедуры. Какие, зачем — никому не интересно.

Ну да, не все дамы готовы заявить публично о том, что их красота — не только дело рук природы, но еще и результат аккуратного и исключительно точного вмешательства хирургов. В конце концов, не всем так повезло, как Матильде или Ире. Хотя, с учетом того, насколько была информирована Матильда, теперь я начал подозревать, что и ее имя было в списке постоянных клиентов профессора Цимлянского.

— Уверяю тебя, Михаил, Великая княгиня — женщина совершенно иного масштаба, — продолжила Матильда. — Ей все эти подтяжки и шлифовки вообще индифферентны. Ее актив — не красота, а мозги. Ей не нужно убегать от наступающей старости, ей не угрожает неверность мужа, а морщины и целлюлит никак не повлияют на реализацию ее планов. Говорю тебе как женщина, которая немного разбирается в вопросе и в людях: если Ксения Константиновна зачастила к Цимлянскому в клинику, то это нечто куда более важное, чем внешность.

А вот это довольно серьезно меняло дело. Жаль, я ни черта не соображал в этом вопросе.

— Хорошо. Предположим, у Великой княгини действительно есть сложности с предоставлением миру наследников, — я почесал затылок и рассеянно уставился на документы. — Допустим, она решила попытаться исправить этот момент. Но почему сейчас? Насколько я понимаю, возраст у нее уже критичный для деторождения.

— Это меня тоже смущает. Но, судя по документам, Великая княгиня посещала клинику минимум на протяжении двух последних лет. Возможно, лечение затянулось. И наверняка она и бывала там и раньше — просто Александр Константинович не сразу взялся за слежку.

Разумно. Хоть я ничего и не соображал во всех этих детородных вопросах, но слышал, что вся эта терапия была сложным, рискованным и очень недешевым делом. Если предположить, что Ксения давно замыслила захватить власть, то логично, что ей требовалось кому-то ее передать. Тогда понятно, почему она пошла на риск и решилась лечиться. А уж от кого рожать, она разберется. Дама расчетливая, подберет кандидатуру.

Интересно, знал ли об этом Радамант? Если нет, то косоликого ожидал весьма неприятный сюрприз…

Глава 16

Я поставил локти на стол и зарылся руками в волосы.

— Думаю, это зацепка, Матильда. Но не представляю, как размотать этот клубок в нынешних обстоятельствах. Наверняка на разуме Цимлянского надежный блок — если это действительно больное место Великой княгини, то она наверняка надежно его защитила.

Матильда снова щелкнула кнопку чайника.

— У меня те же мысли. Однако можно попытаться выяснить подробности в обход Цимлянского.

— Выкрасть карту? — я приподнял брови. — Нет гарантий, что Ксения Константиновна лечится под своим именем. Да и в базе ее наверняка нет.

— Это уже детали, Миша. Главное — у меня есть соображения. Этот вопрос на мне.

Я кивнул. Ну еще бы. Мне там светиться точно нечего. Во-первых, быстро засекут. Во-вторых… Ну хреновый их меня пациент получится. Тут нужен кто-то более просвещенный. Вроде Матильды.

— Планами поделитесь? — Спросил я и стянул из портсигара баронессы сигариллу. Она удивленно на меня взглянула.

— Когда это ты пристрастился?

— Вы же сами сказали — давно вас не было в Петрополе. И я не пристрастился, просто балуюсь.

— Ну да, ну да.

— Полно вам. Так какой у вас план?

— Не стоит тебе забивать этим голову. У меня есть связи, есть люди — помогут. Ели вытащим из клиники что-нибудь по-настоящему ценное, ты узнаешь. Лучше сосредоточься на своих задачах.

Я затянулся крепким вишневым дымом.

— С этим как раз есть проблема. Боюсь, мои задачи резко изменились.

Сперва я не был уверен, рассказывать ли Матильде о сообщении Воронцова. Но пришел к выводу, что следовало с ней посоветоваться. Конечно, когда речь заходила о жизни и безопасности сестры, я был готов сорваться и бежать хоть на край света. Именно на это Воронцов и рассчитывал. Он, падла такая, прекрасно знал, как я дорожил сестрой. И решил воспользоваться этим.

— Что стряслось?

Я пересказал ей события последних дней. Про нападение на мою усадьбу, про разрушение Дуба, про проблему с использованием родовой силы. И про похищение Ольги и внезапное предложение Воронцова. Матильда слушала молча, лишь нервно курила.

— Что ж, — вздохнула она, когда я закончил, — ситуация явно не в твою пользу, Михаил.

— А то я не заметил.

— Что собираешься делать?

— Что бы я ни сделал, ничего хорошего из этого не выйдет, — мрачно отозвался я. — Не вижу ни одного удачного варианта.

— Верно. И ты не просто так решил мне это рассказать. Хочешь услышать мое мнение?

— Лишним не будет.

Матильда потушила сигариллу в пустой банке из-под растворимого кофе, которую использовала как пепельницу.

— То, что я сейчас скажу, прозвучит жестоко. Тебе не стоит принимать предложение и идти на встречу с Воронцовым. Сдается мне, Ольга все равно будет для тебя потеряна. Сам подумай, зачем ему ее отпускать? Она же свидетель, она может начать болтать.

— Если ей не сотрут память.

Матильда пожала плечами.

— Чтобы качественно стереть память, нужно постараться. Это тебе повезло водить дружбу с высококлассными менталистами, но на самом деле их не так много. Разумеется, Воронцов сможет добиться получения такой услуги, и все же…

— Почему вы думаете, что Ольгу устранят?

— Потому что так проще. Даже если она останется жива, ее ждет безрадостное будущее. В лучшем случае ей и правда сотрут память и выдадут замуж за какого-нибудь лояльного аристократишку. Правда, с приданым у нее проблемы, так что едва ли она будет кому-то интересна. А могут пойти по традиционному пути — подотрут воспоминания и отправят в монастырь в какую-нибудь глушь. Думаешь, она этого хочет? Думаешь, Ольга согласится на такую жизнь, особенно если она будет обменяна на твою?

— То есть вы советуете мне прямо сейчас попрощаться с сестрой и не соваться на встречу? — зло прошептал я. Эмоции скрыть не получилось, во многом еще и потому, что Матильда говорила правдивые вещи. Болезненные, но правдивые.

Баронесса провела ладонями по лицу и уставилась на меня в упор.

— Михаил, ты — последний мужчина в роду Соколовых. Последний носитель родовой силы и единственный человек, который вообще может продолжить род. Твоя сестра… Ты знаешь закон природы. Силу ей не передадут, ибо она по своей природе должна стать частью другого рода. За господина вышедшая станет госпожой, но за раба идущая рабой становится.

Как же я ненавидел эту фразу. На «Теории Благодати» нам ее постоянно талдычили преподы, объясняя основной фундаментальный принцип распределения силы в роду. Феминистки от такого бы просто обезумели, но силе не было никакого дела до этих криков.

Так уж вышло, что род продолжался исключительно по мужской линии. Дочери уходили из семьи, жены из других семей приходили в род и со временем могли стать Кивернитиями.

Кивернитии распределяли блага внутри рода и балансировали силу внутри семьи. Более способным доставалось больше могущество, менее надежным — остатки, а паршивых овец или нарушивших фундаментальные устои и вовсе могли отрезать. Патриархи действовали и всегда были на виду, но Кивернитии непременно стояли за их спинами, направляли эту энергию, и зачастую власти у них было ничуть не меньше.

У мужчин рода была одна задача, у женщин — другая, но все вместе работали на благополучие своих семей. Традиционные ценности во всей красе. Справедливо ли это? А хрен его знает. Так распорядилась природа или Бог — кому как удобнее думать.

Оле предстояло либо стать частью другого рода, либо стать последней в роду Соколовых. С точки зрения нашего рода она была… бесполезна. И это злило меня больше всего.

Я вышел из мира, где не было никакой силы. Где уже не имело никакого значения, кто в какой род уйдет и как будет распоряжаться своей жизнью. Но в том мире Ольги уже не было, зато были неизлечимые болезни. А здесь она хоть и была жива, но теперь все равно имела мало шансов на счастье.

— Я предупреждала, что это будет жестоко, — смягчившись, сказала Матильда. — Теперь ты глава своего рода, Михаил. Сам себе граф и сам себе наследник. У тебя и без того очень шаткое положение. Но если сейчас ты очертя голову бросишься спасать сестру, ваш род может пресечься. Навсегда. Уйти в историю, понимаешь?

— Да плевать мне на историю! — В сердцах рявкнул я. — Для меня Оля как для вас Ирина! Однажды я уже ее потерял и поклялся себе, что больше никогда ее не оставлю.

Лицо бывшей наставницы на секунду исказилось гримасой боли. Она понимала меня, понимала мои чувства. Но заставляла меня смотреть на ситуацию не как брата, а как нового Патриарха. В этом она была безжалостно права — просто я не успел до конца осознать, насколько теперь все изменилось.

— Миша, мне понятны твои чувства. Но, будем откровенны, сейчас они тебе лишь помешают. Да и как ты собрался спасать сестру? Растратишь остатки силы на человека, которого невозможно убить? И где гарантия, что он вообще приведет Ольгу? Это наверняка ловушка.

— Да понятно…

— Тогда, мой тебе совет, не иди туда. Воронцов хочет вывести тебя из равновесия, лишить способности мыслить хладнокровно. Покажи, что ты сильнее.

Сказать легко, а вот думать… Тут иной раз душа болит за чужих людей, а уж когда речь заходит о последнем живом члене моей семьи…

Впрочем, Матильда точно была права в одном — я не должен был позволять вывести себя из равновесия. На ум пришел разговор с Ирой про карты, которые ей раскладывала гадалка. Выбор разума вопреки чувствам. Уж не это ли тот самый выбор?

Я взглянул на часы. Достаточно насиделся, да и хотелось поскорее выйти на воздух. Пешие прогулки по холодному осеннему городу здорово ставили мозги на место.

— Мне пора, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Если что, мне искать вас здесь?

Матильда тепло улыбнулась.

— Приходи сюда в любое время. Здесь хотя бы можно нормально поспать и перевести дух. Только если снова нагрянешь, будь добр, принеси нормального кофе.

* * *

— Ну и местечко для встречи она выбрала, — проворчал я, озираясь по сторонам.

Знаменитая Апрашка только что открылась для меня с совершенно иного ракурса. Впрочем, фирменный стиль неряшливости, разухабистости и легкой недобросовестности здесь прослеживался точно так же, как и во всем квартале.

Сперва неоновая вывеска «Райские кущи», украшенная светящимися завитками, ни о чем мне не сказала. Но лишь спустившись в полуподвальное помещение и столкнувшись с гигантским вышибалой, я понял, что попал отнюдь не в простой кабак.

Мужик на входе усмехнулся, взглянув на мой комбинезон, и уже хотел было отправить меня на улицу, но протянутая ему купюра сделала его более сговорчивым.

Громкая, но тягучая музыка, полумрак, характерное расположение столов и непередаваемая смесь запахов — алкоголя, табака, духов и чего-то косметического… Полуголые девицы, танцевавшие вокруг шестов и официантки в коротких платьях.

— Стриптиз-бар, Ань? — я бухнулся на диванчик напротив потягивавшей какой-то коктейль Грасс. — Другого места найти не могла?

— Зато здесь безопасно, — отозвалась она и сделала еще глоток через трубочку. — Я знакома с владельцем этого заведения. Делала для него пару интересных вещиц в прошлом году.

К нам тут же подошла длинноногая девица в украшенном стразами лифчике и короткой юбке.

— Готов заказать, курьер?

Да, одежку пора сменить.

— Мне виски со льдом, — сказал я и откинулся на мягкую спинку диванчика. Все сидение было усыпано блестками — видимо, предыдущий гость заказывал приватный танец.

Аня жестом отказалась, и официантка исчезла.

— Ну что, встретился?

— Ага.

— Да ты прям само красноречие, — раздраженно проворчала Грасс. — Мне из тебя клещами вытягивать?

Вот умела она порой быть до зубного скрежета невыносимой. Просыпалась в ней мерзкая стервозинка, из-за которой хотелось стукнуть ее по голове, да покрепче.

— Дай дух перевести. Я сюда с Васьки перся пешком.

— Бедняга какой. Ну переводи. Только языком чесать тебе это не мешает. Так чтовыкладывай.

Зараза. Можно было повредничать и поставить ее на место, но мне было лень. Пусть наслаждается своим приступом стервозности.

— Бестужев поможет, — коротко ответил я. — Взял пару дней на подумать-порешать. И теперь у нас есть схрон на Васильевском, но проходной двор там устраивать не стоит.

Ан с любопытством пожалась вперед, позабыв о коктейле.

— Что за схрон?

— Надежный. Удобства минимальные, но перекантоваться можно. И, повторюсь, это на крайний случай.

О Матильде я пока что решил умолчать. Пусть спокойно занимается разматыванием истории с клиникой и анализом остальных бумаг.

Но Аню удовлетворило и это.

— Хорошо, — кивнула она. — Спасибо. У нас тоже есть парочка пустых подвалов и квартир. Надежных.

— А у тебя что?

— Меньше, чем хотелось бы, но больше, чем могло бы быть, — ответила Грасс и допила коктейль до дна. — Подняла кое-какие связи. Несколько человек согласились мне помочь. У нас будет полсотни неодаренных головорезов.

Я поперхнулся.

— Ты собираешься натравить на… нее полсотни уличных отморозков? Она же их на органы разберет за секунду!

— Погоди, Миш, — улыбнулась Аня. — Во-первых, сейчас любая помощь пригодится. Мы придумаем, какое применение им найти. Во-вторых, это еще не все. Я дернула за кое-какие ниточки и смогла выйти на две другие ячейки. Там все одаренные. Ранг не самый высокий, но потенциал можно будет увеличить за счет Осколков.

Ага. Которые еще нужно как-то найти и украсть… Но это уже кое-что. В случае удачи с кражей каждый одаренный нам пригодится, поскольку станет, по сути, вместилищем для силы. Замкнем каждый артефакт только на одного человека, а может и не один артефакт…

И все равно в лобовую на Зимний и Ксению идти было нельзя.

— А что с альма-матер?

Аня улыбнулась и взглянула в сторону зала поверх моей головы.

— Сейчас и выясним.

Я обернулся и увидел направлявшегося к нам Мустафина. Представляю, каково ему было здесь находиться — все же сотрудник вуза, должен быть образцом нравственности… Впрочем, Мустафин держался совершенно непринужденно и подсел к нам, держа в руке пузатый бокал коньяка.

И в этот же момент к нам подоспела официантка и поставила на стол мой бокал. Сверкнув натертыми маслом округлостями, она послала мне воздушный поцелуй и эффектно развернулась на высоченных каблуках, продемонстрировав всему столику упругую ягодицу в кружевном белье. Ну хоть в белье — и на том спасибо.

— Ирке я ничего не скажу. И, если что, встретиться здесь предложил Савва Ильич, — усмехнулась Грасс. — Я просто договорилась.

— Давно не виделись, Соколов, — Мустафин протянул мне руку, и я ее пожал. — Слышал о вашей трагедии. Соболезную.

Я кивнул.

— Спасибо. Но давайте думать о живых.

— Похвальный настрой, — бывший глава ячейки придвинулся ближе к столу. — Есть новости. Возможно, даже обнадеживающие. Далеко не весь преподавательский состав доволен сложившейся ситуацией. Разумеется, открыто никто не выступает — все помнят, что Великая княгиня уделяет особое внимание Аудиториуму. И все же изменения затронули и нас.

— Что изменилось?

— Много чего. Во-первых, нас коснулись ограничения на применения Благодати. Учебный процесс, считай, сорван. Начало учебного года сдвинули. Как проводить вступительные Испытания, и вовсе не очень понятно — ждем отдельного распоряжения. Так что гайки закрутили по полной программе. Люди в подвешенном состоянии, постоянно приходят новые распоряжения. Все раздражены и напуганы.

— А что Долгоруков? — спросил я.

— О, это отдельная история. Один секретарь из его свиты рассказал, что ректор встречался с Великой княгиней уже после того, как она взяла управление в свои руки. Содержание разговора, понятное дело, неизвестно — все происходило за закрытыми дверями и под куполом. И все же разговор явно проходил на повышенных тонах и не удовлетворил ни одну из сторон. Великая княгиня вылетела из его кабинета в ярости, а сам Долгоруков потом обращался к штатному лекарю за помощью. Сердце расшалилось.

Мы с Грасс переглянулись, и Анька нахально приподняла бровь.

— Значит, в раю штормит, — сказала она и потянулась за пепельницей. — Знать бы, о чем они говорили.

— Не уверен, что смогу это выяснить. Все же моя должность не предполагает возможности входить к нему в кабинет как к себе домой. Но попытаюсь разузнать по косвенным признакам.

Я отпил из своего бокала и поморщился. Моча пьяного ирландца, а не виски. Впрочем, чего еще ожидать от стрипбара на Апрашке?

А ведь переманить на нашу сторону Долгорукова было бы просто идеально. Честно говоря, о таком и мечтать страшно. Тайн у Аудиториума было полно — чего стоили только пробирки с кровью, позволявшие контролировать и студентов, и выпускников. Уверен, нашлись бы и такие тайны, которые могли сыграть нам на руку. Да только один разговор на повышенных тонах еще не значил, что Долгоруков будет готов пойти против благодетельницы.

Я поделился соображениями с остальными, и Мустафин кивнул.

— Нужно следить за ним и дальше. Есть основания полагать, что и ректор недоволен новыми распоряжениями. Но вот насколько велико его недовольство, еще предстоит выяснить.

— А ведь это было бы в высшей степени цинично, — мечтательно произнесла Аня и выдохнула дым в потолок. — Чтобы и ее предал тот, кому она доверяет.

— Не уверен, что она вообще кому-либо доверяет, — ответил я.

— Но Долгоруков давно с ней сотрудничает. Наверняка сможет рассказать много интересного.

— Я постараюсь что-нибудь выяснить, но, повторюсь, у меня не так много власти в заведении, — сказал Мустафин. — И на это потребуется время. Мы работаем, но вы знаете, насколько все подозрительны в Аудиториуме. Сейчас стало еще хуже.

Значит, будем планировать действия, не беря в расчет вуз. Получится договориться — хорошо. Не выйдет — у нас должны быть другие способы воздействия.

— К слову о доверии и сотрудничестве, — я дотронулся до руки Ани. — Мне нужна твоя помощь.

Грасс приподняла бровь и, словно стесняясь, отодвинула руку.

— Что нужно?

Я рассказал о сообщении Воронцова и своих опасениях.

— Да, это очень похоже на ловушку, — ответила Аня. — И тебе совершенно точно нельзя идти туда одному.

Я залпом допил свой хреновый виски.

— Именно поэтому мне нужна помощь, — хрипло сказал я. — У тебя же остались способы связаться с Радамантом? Я лишь хочу, чтобы ты передала ему о моей готовности помочь ему в обмен на помощь мне.

Глава 17

Мустафин с тревогой взглянул на Аню.

— Ты же говорила, он перестал тебе отвечать. Закрылся. Ты говорила, что ни ментально, ни другими старыми способами выйти на связь не вышло.

Аня пожала плечами.

— У вас тоже ничего не получилось. И все же я уверена, что мои послания до него доходили. По крайней мере те, что я отправляла тайной почтой. Другое дело, что отвечать он не потрудился. — Девушка сжала тонкую ножку своего бокала с такой силой, что стекло треснуло, а она от злости этого даже не заметила. — Говорю же, он нас оставил. Мы сыграли свою роль и больше ему не нужны.

Аня, Аня… Ну как всегда — сперва одни эмоции. Я тяжело вздохнул и поднял на нее глаза.

— Интересно, тебе когда-нибудь приходило в голову, что это не предательство, а попытка вас защитить? Куча надеждинцев лишилась силы, на всех несогласных объявлена охота пуще той, какую вело на вас Тайное отделение. На месте Радаманта я бы тоже не стал вести вас на смерть. Вы что, лемминги?

Мустафин встретился со мной взглядом и едва заметно кивнул. Спасибо за поддержку, конечно, но мне сейчас нужно было не это. Как Аня примирится с обстоятельствами — ее проблема. А мне нужно было спасти сестру.

Или хотя бы обезвредить Воронцова, и на этот раз понадежнее. Чтобы долго не очухался, а лучше — чтобы не очухался вовсе.

Грасс яростно потушила сигарету.

— У меня нет никакого желания снова долбиться лбом о стену, но Радамант отчего-то питает к тебе особую привязанность, — сказала она, и я услышал нотку старой, но хорошо скрываемой ревности. — Быть может, ради тебя он согласится выйти на свет. Но я просто отправлю сообщение. С тобой пойти не смогу. Да и не хочу, если честно.

— Я на это и не рассчитывал.

Знатно же она обиделась на Радаманта! Полагаю, не будь ситуация настолько запутанной и накаленной, могло дойти и до открытого конфликта. Зная Аню, я бы не удивился, реши она попереть на бывшего идейного вдохновителя с кулаками. Эта девка могла отколоть что угодно на эмоциях.

Но за что я ее уважал и любил, так это за то, что после кратких вспышек гнева она неизменно брала себя в руки.

Мустафин поднялся из-за стола.

— Вынужден откланяться. Мне нельзя здесь надолго задерживаться.

Аня кивнула, а я пожал ему руку на прощание. Девушка долго смотрела вслед удалявшемуся надеждинцу, а затем уставилась на меня.

— Не представляешь, как я зла. Зла и разочарована.

— Потом, когда все закончится, набей ему морду. Уверен, найдется много желающих это сделать, но у тебя точно будет право ударить первой.

— Все шутишь, — проворчала девушка.

— С чего ты взяла? Я серьезно. Старый добрый мордобой дает отличную эмоциональную разрядку.

Впрочем, я не был уверен, что Радамант к концу этой эпопеи останется в живых. Слишком уж жестко косоликий начал играть. Поставил все на кон и действовал грубо. Словно старался успеть сделать как можно больше грязной работы до появления Иры. Своеобразная отеческая забота, конечно. Как все же хорошо, что в этом мире пусть совсем ненадолго у меня была настоящая правильная семья.

— Не хочу навязываться, но встреча в полночь, — я взглянул на часы. — Сейчас девять. Осталось три часа. Аня, уже горит!

Она устало вздохнула и поднялась из-за стола, бросив рядом с разбитым бокалом пару купюр. Я потянулся было за кошельком, но она жестом велела мне его убрать.

— Напитки за счет заведения. Я заплатила за посуду. Идем.

Гардеробщик подал Ане пальто, а я вспомнил о манерах и помог ей одеться. Она снова покосилась за меня с подозрением.

— Чего это ты так стараешься? — фыркнула она. — Задобрить меня хочешь?

— Стараюсь вести меня как подобает моему статусу и воспитанию. Человек должен оставаться человеком, а джентльмен — джентльменом.

— Ну, джентльмен из тебя, прямо скажем, так себе, — улыбнулась она. — Но мне приятно. Спасибо.

Вообще-то я делал все это еще и потому, что хотел немного отвлечь Аньку. Ведь на самом деле она сейчас переживала самый настоящий кризис веры. Месть родным отошла на второй план, когда над ее семьей нависла угроза. Орден Надежды перестал существовать — остались лишь ошметки ячеек, которые было трудно скоординировать. А сама Аня… За что она теперь боролась? Ради чего жила?

Хотелось верить, что все, через что она прошла в последнее время, наконец-то поставит ей мозги на место. Пусть она выживет, и пусть, когда все это закончится, она обретет покой в душе. Она, в конце концов, это заслужила.

— Я смогу с ним связаться, — сказала девушка, когда мы вышли в темный переулок. — Есть быстрый способ. Точнее, я просто передам послание. Но этого будет недостаточно, даже если он тебе ответит. Я больше не могу доверять Радаманту так, как раньше, и тебе не советую. Надейся только на себя. Думай своей головой. И помни, что сейчас Воронцов сильнее тебя.

— Разумеется, — ответил я. — У него офигеть какое преимущество.

Аня плотнее запахнула пальто и завязала пояс узлом.

— И поэтому прежде, чем ты отправишься на ту встречу, мы зайдем еще кое-куда, — холодно и мстительно улыбнулась она. — Тебе понравится.

* * *

Мне не понравилось.

Правда, только поначалу. Чем подробнее описывала ситуацию Анька своему знакомому, тем ярче начинали сиять его глаза. Хорошо знакомым мне маньяческим блеском, который в лучшем случае был присущ фанатам своего дела, а в худшем — фанатикам.

Знакомый выглядел как типичный психиатр и на первый взгляд на фанатика не тянул. Мужчина неопределенного возраста, наполовину седой, с залысинами, неизменной бородкой, очками в тонкой оправе и вкрадчивым голосом. Не хватало только белого халата и медсестрички за спиной.

Правда, и помещение скорее походило на подвальную лабораторию Хайзенберга из «Breaking Bad».

— О, это весьма занимательная задача, Аннушка, — улыбнулся неназванный знакомец. — С удовольствием помогу.

— Нужно срочно. У тебя час.

«Психиатра» перекосило от возмущения, да так, что очки сползли на кончик носа.

— Аннушка, даже Господь почти неделю создавал мир! А ты предлагаешь мне за час…

— Хуже, чем получилось у Господа, уже не будет. Давай, дорогой. Поднапрягись и реализуй весь свой гений. С тебя причитается, если ты не забыл. — Внезапно Анька захлопала ресницами и изобразила сладчайшую улыбку. — Или ты хочешь, чтобы я обо всем рассказала Вепрю?

— Сучка ты, Аннушка, — нахмурился «психиатр», но явно сдался. — Вроде из благородных, а играешь грязно.

— Весь город тонет в грязи, и если не хочешь, чтобы и тебя накрыло с головой, просто сделай то, о чем я прошу.

Так у меня появилось оружие. Зависящее не от Благодати или родовой силы, а от ловкости и сообразительности. Оружие, которое я никак не ожидал получить. Но в этом был свой плюс — если даже я не предполагал, что это могло сработать, то наверняка к такому повороту не был готов и Воронцов.

Ну, Серега, сейчас посмотрим, кто из нас самый хитрый.

Я снова делал все по-своему. Опять пытался балансировать между призрачным шансом на победу и собственной смертью. Я учел все, о чем предупреждала Матильда, подстраховался везде, где смог в режиме цейтнота. И все равно не был уверен, что этого окажется достаточно.

— Как и договаривались, тебя будут ждать, — сказала Аня, когда такси остановилось на Лиговском. — Горький пришлет двоих на машине. Но они не статут тебе помогать. Только если у тебя получится…

— Я все понимаю, — кивнул я. — Спасибо за помощь.

Внезапно Аня потянулась ко мне и крепко обняла.

— Я хочу пойти с тобой. Хочу помочь. Но не могу.

— Позаботься о ребятах. И если вдруг все пойдет по худшему сценарию… Проваливай из города. Найди Денисова и бегите вместе. Ты хитрая, он сильный. Не пропадете.

Грасс горько усмехнулась.

— Береги карманы. Подарочки-то одноразовые. И не перепутай. Все, пошел к черту!

Это она так прощалась. Я улыбнулся и вышел в холодную ночь. Анька с громким хлопком закрыла дверь, и автомобиль шаркнул колесами по мокрому асфальту.

Опять дождь. Мелкая морось, дурацкий пронизывающий ветер, от которого ничего не спасало. И все равно я любил этот город. Он был прекрасен во всех мирах.

Без четверти полночь. У меня как раз было время, чтобы перекурить, собраться с мыслями и добраться до особняка. Я не стал переходить дорогу и остался в тени. Нашарил стащенную у Аньки сигарету, прикурил…

Интересно, повезет ли мне на этот раз? Если нет, вариантов несколько, но все хреновые. Воронцов мог просто меня убить. Мог серьезно ранить и сдать своей патронессе. Мог отдать в отстойник, где мне слегка отформатируют мозги и попытаются завербовать.

Что бы там ни говорила Матильда, я не мог смириться с необходимостью пожертвовать сестрой ради сомнительного будущего рода. Не мог, не попытавшись сперва ее вытащить.

— А там посмотрим, — выдохнул я и выбросил недокуренную сигарету в урну.

Дом № 62 на Лиговском проспекте был возведен владельцем Чугунолитейного и механического завода Ф. К. Сан — Галли. Похожий на дом в какой-нибудь Флоренции, двухэтажный особняк находился рядом со зданием главной конторы. От последней дом отделялся лишь въездными воротами на «малый» двор завода.

Я дотронулся до решетки чугунных ворот — не заперто. Значит, меня уже ждали.

Между особняком и домом был разбит сквер, украшенный металлической оградой в старорусском стиле. Я прошел через сквер мимо спящего фонтана со скульптурой то ли Афродиты, то ли другой богини. Сквер казался запущенным, да и в особняке свет не горел.

Парадные двери были гостеприимно распахнуты.

Не было смысла стараться идти бесшумно: в отличие от меня, Воронцов точно должен был прийти сюда с группой поддержки, и они наверняка срисовали меня еще за оградой. Поэтому я решил не скрываться и уверенно вошел внутрь.

— Я здесь, — сказал я, озираясь по сторонам.

Особняк хоть и считался заброшенным, но его явно грамотно законсервировали. На первом этаже находились парадные комнаты с отделкой в разных стилях, на второй я не поднимался, но, судя по всему, его отвели под жилые комнаты.

Пройдя через эту анфиладу, я оказался в аванзале — квадратном помещении со скругленными углами. В центре аванзала был установлен фонтан из итальянского мрамора в виде цилиндра с четырьмя мужскими головами, изо ртов которых должна была вытекать вода в чаши, расположенные у его подножия.

— Явился, — услышал я голос Воронцова издалека. — Иди сюда, Михаил, не бойся. Раз ты здесь, то все для себя решил. Отступать поздно.

Он еще нашел в себе наглость насмехаться. Черт возьми, неужели я все эти годы был слеп и не разглядел сволочь в Воронцове? Нет, ну я же прошел с ним нога в ногу четыре семестра! Ни разу за все это время он не показал себя тварью. Что с ним сделала Великая княгиня? Или я все-таки так и не научился разбираться в людях?

Воронцов ждал меня в столовой. Красивый зал, с двумя рядами окон, которые выходили во внутренний дворик с зимним садом. На окнах второго яруса были витражи, и свет уличных фонарей разбивал полумрак неуместными разноцветными бликами.

— Ну здравствуй, — Воронцов стоял у роскошного камина, скрестив руки на груди.

— Где Ольга?

— Ольга в безопасности. И раз ты сюда явился, то в безопасности и останется. Я рад, что ты сделал верный выбор. Зная твою несговорчивость, признаюсь, ожидал, что не придешь.

— Мы договаривались на обмен, — сухо ответил я, параллельно изучая помещение. Вроде никого, да и купол над нами висел крепкий. — И что-то я не вижу предмета торга.

Воронцов усмехнулся.

— Слышала бы Оленька, как ты ее называешь! Предмет торга, надо же. Может она была права, когда отпиралась от замужества и не хотела, чтобы ее продали, словно вещь?

Я пожал плечами.

— Но именно это ты и сделал. Поставил ее на кон. И поскольку моей сестры здесь нет, говорить нам не о чем.

Я резко развернулся в сторону выхода, прекрасно понимая, что будет дальше.

— Но-но-но! Стоять, Соколов! — воскликнул Сергей. — Когда я говорил, что гарантирую Оленьке жизнь и безопасность, я не обещал, что отдам ее тебе в руки. Уж извини, но ты и свою-то безопасность гарантировать не можешь. Крыть нечем, да? Да и куда ей возвращаться? На пепелище?

Сам не понимая, как так вышло, я в два прыжка оказался возле Воронцова и схватил его за грудки.

— На пепелище, которое ты и устроил! — прорычал я. — Говори, где она!

Воронцов улыбнулся, глядя мне прямо в глаза. Холодно, безжалостно. И в этот момент я понял, что теперь не было никакого смысла надеяться вернуть друга.

Что бы с ним ни произошло, по чьей бы воле это ни случилось, в нем не осталось ничего от того Сереги, которого я знал и любил. Он попытался отстраниться, но я придавил его спиной к стене.

— Полегче, костюм помнешь. Мне еще тебя конвоировать. Или хочешь, чтобы я применил силу? Заметь, Михаил, я даже сейчас стараюсь относиться к тебе по-человечески. Укрыл твою сестрицу. Сделал так, чтобы тебя взяли не отмороженные провинциальные ищейки или, не дай Боже, эти австрийские наемники, а я, знакомый тебе человек. И я даже окажу тебе последнюю милость…

— Много говоришь.

Ловкость рук и сила. Сила и ловкость рук. Я полчаса тренировался в подвале у нашего химика, чтобы сделать все правильно.

Резким движением я врезал ребром ладони по кадыку Воронцову. Грязный прием, но эффективный. И как раз давал мне нужное время, чтобы воспользоваться оружием.

— Хррр!

Он захрипел, скрючился, инстинктивно схватился обеими руками за горло. Не теряя ни доли секунды я сунул руку в правый карман и вытащил подарок «психиатра». Стянул зубами защитный колпачок и воткнул первый шприц в плечо Сергея. Поршень пошел легко.

Все еще хрипя, он вздрогнул и заскулил. А я поздновато вспомнил, что он боялся уколов. Ха, значит, выйдет еще циничнее.

Я приложил его головой к каминной полке. Черепно-мозговая сейчас только на пользу — усилит эффект.

— Ты всегда был слабаком и хиляком, — сказал я, когда он обмяк, а его взгляд затуманился. — Думал, раз стал князем, то теперь по морде не получишь? Зря.

Он закатил глаза, и мне пришлось его встряхнуть. Видать, сильно я его приложил. Лишь бы кони не двинул, а то обнулится.

— Это веселый коктейль от одного химика-затейника, — прорычал я. — Тебя нельзя убить, и ты не умрешь. Доза почти летальная, но я не подарю тебе роскошь умереть и воскреснуть. Нет, Серега, ты будешь платить за все, что сделал. Долгими днями.

Он хотел что-то мне ответить, но препарат уже начал действовать. Вместо внятных слов изо рта Воронцова вырвалось несвязное мычание.

Не знаю, что конкретно намешал в шприцы «психиатр», но там точно был атропин. Наверняка какие-то другие затейливые медикаменты, и все в такой дозировке, чтобы Сергея Андреевича Воронцова ожидал самый жесткий приход в его жизни.

Приход, который будет длиться несколько суток или пока я не захочу с ним поговорить. А для разговора у меня были припасены еще несколько неприятных сюрпризов.

— Сейчас тебя начнет трясти, — шептал я ему на ухо с удовольствием наблюдая, как его дергающиеся пальцы не могли связать простейшего заклинания. — Мозг начнет сходить с ума, станет подавать всему телу сигналы о скорой смерти. Но она не наступит, Сережа, нет. Твои глаза перестанут видеть, сердце станет колотиться как бешеное, ты будешь жадно хватать ртом воздух, но у тебя не получится надышаться.

Зрачки его глаз расширились так, что вся радужка оказалась черной.

— Потом будет делирий. Тело перестанет тебя слушаться, ты ослепнешь и будешь видеть самые ужасные и мучительные глюки в своей жизни. Самые мрачные воспоминания, самые дикие страхи — все это будет крутиться в твоей голове раз за разом, пока тело будет пытаться не погибнуть. Ты будешь бредить, но и сказать толком ничего не сможешь. Ты окажешься заперт в клетке собственного тела и не сможешь выбраться оттуда. И, поверь, уж я прослежу, чтобы ты не выбрался.

Глава 18

Воронцов забился крупной дрожью, и я крепче его перехватил. Все, теперь он беспомощен — сконцентрироваться не сможет даже для того, чтобы отправить ментальное сообщение. На то и был расчет. Этот неназванный Хайзенберг, приятель нашей Аннушки, действительно сотворил шедевр.

Но расслабляться было рано.

Меньше чем через минуту Воронцов затих, лишь слегка подрагивал. Все мышцы в его теле были напряжены и казались стальными — до того сильно подействовал яд. Я молился, чтобы не промахнуться с дозировкой: для одаренных требовалось снадобье посильнее, но и убивать его было нельзя.

Опустив бывшего товарища на пол, я огляделся по сторонам. Ни шороха. Ни звука. Судя по тому, что мне спокойно дали совершить задуманное, Радамант все же пришел на помощь.

— Не жалеешь, что попросил именно меня?

Я обернулся на голос косоликого. Неприятный, скрипучий. Но сейчас я был рад его слышать.

— Думаю, поздновато для сожалений, — пожал плечами я.

— Действительно, — усмехнулся Радамант. — Я свою часть сделки выполнил. Твой путь свободен.

Я кивнул и с кряхтением взвалил Воронцова на плечо. Пусть он все еще не отличался шириной плеч и ростом того же Малыша Рахманинова, но все равно был тяжелым. Был соблазн использовать «Берегиню» — все же здесь и так уже наследили использованием Благодати. Но сейчас следовало соблюдать особую осторожность.

— Я про свой долг помню, — сказал я. — Говори, что нужно сделать.

Радамант криво улыбнулся.

— Пока рано, Михаил. Когда настанет время, я найду тебя и скажу, как отплатить.

— Удобно.

— Никто и не говорил, что я потребую от тебя выполнить свою часть договора сию же минуту. Так что, пардон, придется какое-то время пожить с дамокловым мечом над головой. Советую тебе убираться отсюда поскорее. Я, скажем так, не был аккуратен.

Переводя на русский, Радамант вообще не заморачивался с сокрытием своей силы. Хреново, учитывая, что у него был полноценный Второй ранг. Ладненько, намек понятен. Ухожу.

Он посторонился, когда я прошел мимо него к выходу из красивого зала. Он сверлил мою спину тяжелым взглядом, и я обернулся.

— Зачем ты так с Анной, а? — тихо спросил я. — Она тебе доверяла.

— Знаю.

— Тогда мог хотя бы ей все объяснить.

Радамант криво усмехнулся.

— Анне? Объяснить? Нет, Михаил, это бы не сработало. Я знаю Аннушку получше тебя, и, поверь, никакой аргумент бы ее не убедил. Ее беда в том, что она действительно мне верила. Верила всему, что я говорил и делал. Не подвергала сомнению приказы. Она пошла бы за мной до конца и… наверняка бы сложила голову. Я этого не хотел и не хочу.

Значит, хоть в чем-то я оказался прав. Он просто решил ее уберечь, а заодно и остальных. Каким бы чудовищем ни был Радамант, у него иногда проскальзывали остатки человечности.

— Бережешь ее, значит.

— А ты бы не стал? Девушка выросла, посмотрела с разных сторон на все, что происходит. Наконец-то забыла о том, чья смерть привела ее ко мне, стала жить дальше и даже нашла нового спутника… Я бы и так ее отпустил. Собирался после Букурешта. Но решил, что будет проще ничего не говорить. Теперь она меня зла. Это к лучшему. Меньше шансов, что полезет на рожон.

— Она все равно решила сражаться, — ответил я.

— И пусть. Главное — сторону она выбрала правильную.

— Императора? — я удивленно приподнял брови.

— Твою, Михаил. Твою сторону. А теперь уходи, если не хочешь, чтобы тебя взяли.

Радамант словно растворился в тенях старинного особняка, а я, поудобнее перехватив Воронцова, направился к выходу так быстро, как мог. К счастью, Сергей пребывал в беспамятстве и не сопротивлялся, так что ноша мне досталась спокойная. Но тяжелая. Совсем я забил на свои тренировки…

В саду было тихо. Казалось бы, город был совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. И не просто город, а почти самый его центр. Но здесь, за решеткой в старорусском стиле, словно находился тайный уголок спокойствия. Густая растительность снижала громкость звуков, а птичье чириканье отвлекало от суеты.

Из кустов сирени торчали ноги в добротных берцах. Я подошел ближе, наклонился, придерживая Воронцова — в темной форме, очень похожей на ту, что носил Сергей. Молодой, лет двадцать пять. Вроде бы даже лицо знакомое. Только бледное. Я не сразу заметил здоровенную рану в груди — «Колобок» или что-то похожее ударило точно в цель.

Да уж, Радамант вообще не шифровался.

Я вышел за ограду, предварительно оглядев улицу. На противоположной стороне была припаркована скромная «Цирцея» от «Руссо-Балта». В автомобиле сидели двое, и я их узнал. Фредерикс с безымянным помощником, любители приезжать быстрее ищеек. Увидев меня, Фредерикс тронулся и развернулся, так что мне оставалось пройти всего несколько метров.

Неназванный помощник выскочил с переднего пассажирского, открыл передо мной заднюю дверь.

— Успешно?

— Как видишь.

Я затолкал Воронцова на заднее и сам устроился рядом, держа руку возле кармана на случай, если организм Сергея справится с ядом слишком быстро.

— Везите на Васильевский, — распорядился я.

Фредерикс покачал головой.

— Авария сказала, нужно на Пороховые…

— На Ваську! — рявкнул я. — Живо!

— Да не ори так. Ишь, нервных развелось… Куда на Ваську-то?

— Камская, восемнадцать. Напротив кладбища.

Помощники переглянулись.

— Ты его что, все-таки… Того?

— Живой он, расслабьтесь, — ответил я. — Просто лучше туда. Отсюда как раз недалеко ехать.

Фредерикс с подозрением покосился на меня в зеркале заднего вида.

— Ладно.

И дал по газам. Как раз вовремя: к тому моменту, как мы свернули на Невский, в сторону особняка Сан-Галли уже направлялась вереница спецмашин. Мы успели смешаться с остальными автомобилями, благо ночью их на главном проспекте города было в избытке.

— Фух… Вроде пронесло.

— Пронесло, если вы на камерах не засветились, — проворчал я.

— Слушай, ну хорош уже обижать, а? — безымянный помощник Фредерикса обернулся ко мне и продемонстрировал какие-то маленькие железяки на липучках. — Не первый год замужем.

— К слову, я не расслышал твоего имени.

— А тебе оно зачем?

— Надо же как-то обращаться.

— Тогда зови меня Климом, — пожал плечами он. — Короче, нет тебя на камерах. И нас.

Я откинулся на сидение и устало вздохнул.

— Что ж, рад знакомству, Клим.

Мы проехали Адмиралтейство и Дворцовую, а затем вырулили на мост. Огни Зимнего слегка приглушили. То ли Великая княгиня решила экономить на иллюминации, то ли отсутствовала во дворце — я слышал, иногда так поступали, если правителя не было в резиденции.

Проехав Стрелку со знаменитыми колоннами, мы долго ехали по набережной, пока не уперлись в реку Смоленку. Дальше уже было дело техники: набережная Смоленки плавно перетекала в Камскую улицу.

Я попросил помощников остановиться перед восемнадцатым домом. Бабок-торговок уже не было, зато возле питейного заведения царил аншлаг. Сдавалось мне, среди любителей заложить за воротник были наблюдатели Матильды.

— Свяжитесь с Аней и передайте, чтобы ехала сюда, как только сможет, — сказал я и открыл дверь. — Адрес запомнили?

— Обижаешь, — снова пробурчал Клим.

Я вытащил Воронцова и снова взвалил на плечо подобно мешку с сахаром. «Цирцея» Фредерикса тут же газанула, а я открыл калитку под внимательные взгляды парочки выпивох. Наверняка сейчас доложат баронессе.

Что ж. Извини, Матильда, придется отложить аналитику бумажек и вернуться к старой доброй допросной деятельности.

* * *

— Прошу простить за выражения, но какого хрена ты приволок его сюда?!

Матильда торопливо сгребла бумаги со стола и принялась распихивать их по папкам.

— Спокойно, ваше благородие, — я бросил ношу прямо на пол. Воронцов рухнул, подняв небольшое облачко пыли. — Он все равно без сознания. Ничего не увидит. Пока что.

— Зачем? — Продолжала шипеть баронесса. — На кой черт именно сюда?

— А куда еще? В Пороховые к Грасс? Будь он просто бессмертным и бесполезным, я бы так и сделал. Но его можно привести в чувство и разговорить.

Матильда все равно спрятала бумаги и свои записи подальше, а затем склонилась над пленником. Приподняла веки, открыла рот, прошлась легкой диагностикой вдоль тела, благо стены убежища позволяли колдовать.

— Что ты с ним сделал? — Нахмурившись, подняла на меня глаза баронесса.

— Накачал затейливыми медикаментами. Мне обещали, что сейчас его мучают такие кошмары и видения, которые и боги бы не вынесли.

— Наркотики?

— Нет, упаси Господь! Хотя не удивлюсь, если в составе той отравы были препараты строгой отчетности… Вроде бы автор этого коктейля работает в доллгаузе на Пряжке. Ну или точно как-то связан с психушкой.

Матильда тяжело вздохнула и вытащила из кармана портсигар.

— Ох, Соколов… За какие грехи ты на меня свалился, а?

— Да что я опять сделал не так? — вспылил я. — Он не просто бессмертный юноша. Он адъютант самой Великой княгини! Представляете, сколько всего он знает!

— В этом и проблема, Миша. Он слишком много знает и представляет большую ценность для Ксении Константиновны. Как только выяснится, что он пропал, весь Петрополь встанет на уши. А выяснится это, полагаю, очень скоро. Если уже не выяснилось…

Я глядел на валявшегося на полу Воронцова и чувствовал… Да ничего я не чувствовал. Ни ненависти, ни жажды отомстить, ни презрения. Сейчас он был для меня словно вещь. Но вещь полезная.

— Тогда нужно работать быстрее, ваше благородие.

— Ты что задумал?

— Как что? Нужно его допросить. Думаете, я его сюда умирать привез? Это, к сожалению, невозможно. А вот привести его в чувство и допросить обстановка позволяет. Вы же сами говорили, что здесь раньше была допросная.

— И ты хочешь, чтобы это сделала я, — скорее утверждала, чем спрашивала женщина.

— А какие варианты? У меня сил не хватит. А у вас и опыт, и знания, и Благодать. Кроме того, тот веселый доктор дал мне пару препаратов, которые способны несколько упростить процедуру допроса.

Матильда взирала на меня почти что с ужасом.

— С кем ты начал водиться, Михаил?

— С теми, кто может помочь, — отрезал я. — Выбирать не приходится, вы еще не заметили?

Баронесса хотела что-то сказать, но осеклась.

— Что за средство, чтобы развязать язык?

Я вытащил из кармана небольшую коробочку с тремя шприцами. Первый предназначался, чтобы вывести Воронцова из бессознательного состояния. Второй — чтобы помочь его разговорить. Третий… Третий должен был снова отправить его смотреть фильмы ужасов.

— Вот, — я протянул Матильде тонкий шприц. — Насколько я понял, это вытяжка из белены.

Матильда кивнула.

— Скополаминум, — сказала она. — Действительно, его применяют в отдельных случаях, хотя это не является законным. Это вещество не заставит говорить правду, Михаил. Оно применяется в медицине, часто для наркоза. Врачи давно обнаружили, что под слабым воздействием пациенты были склонны выбалтывать такие подробности о себе и близких, которые в здравом уме никто не отважится обнародовать. Скополаминум немного растормаживает.

— Значит, то, что надо, — улыбнулся я. — Значит, пустим в дело.

— Погоди. Дай хотя бы осмотреть его ментал на предмет блоков. Уверена, Великая княгиня защитила голову своего адъютанта.

А вот это хороший вопрос. Да, защита точно должна была стоять. Только в случае с Воронцовым беда была в том, что блок, который убьет его в случае воздействия на разум… Короче, бесполезен он. Помрет, очухается, снова помрет, очухается… И в промежутках между смертью и воскрешением уж точно успеет что-нибудь разболтать. А Ксении Воронцов уж точно зачем-то был нужен, раз она так к себе его приблизила.

Я поделился рассуждениями с Матильдой. Баронессу это не особенно убедило.

— Какие еще варианты? — давил я. — Ждать появления Ирины или Корфа? Так они черт знает где и непонятно когда появятся. А держать этого бессмертного здесь долго я не намерен — слишком опасно. Как допросим, я… Короче, позабочусь я о нем.

— Ладно, — вздохнула Матильда. — Вводи препарат, чтобы он пришел в чувство. И помни: я делаю это из почтения к твоему роду и из желания наказать его за то, что он совершил.

Я кивнул и снял колпачок со шприца. Пока я возился с приготовлениями, Матильда сама готовилась к допросу: отодвинула стол к стене, и я увидел, что один из стульев был натурально приварен к полу. На него мы усадили еще не очнувшегося Воронцова, связали прочным тросом такими узлами, о которых я до этого дня и не знал. Затем баронесса установила плотные барьеры вокруг стула.

— На всякий случай, — пояснила она в ответ на мой немой допрос. — Я действую по протоколу взаимодействия с особо опасными. Правда, сейчас не все пункты можно соблюсти. Но будем надеяться.

— Как скажете.

Ну, ей точно было виднее. Я закатал рукав и ввел в вену Воронцова тонкую иглу. Руки помнили, как я сотни раз делал уколы маленькой Оле в старом мире. Получилось не хуже, чем у процедурной медсестры.

Долго ждать не пришлось — Воронцов с трудом открыл глаза через несколько минут.

— Обхитрил ты меня, Миша, — он попытался улыбнуться, но мышцы плохо его слушались. Вместо улыбки получился оскал.

Не отходя от него, я ввел скополаминум и отошел. Едва я оказался возле Матильды, она снова поставила щиты и усилила их.

Воронцов сфокусировал взгляд на шприцах у меня в руках.

— Умно, Миша, умно. Используешь опыт борцов с аристократией против своих же? Имей в виду, что теперь мне будет гораздо труднее тебя защитить. Хотя вряд ли это уже вообще возможно.

— Ты и не собирался, — ответил я.

— Ой ли? — он снова косо улыбнулся. Зрачки расширились, мышцы снова расслаблялись, и Сергей растекся по стулу, словно желе — лишь путы удерживали его от падения. Возможно, скополаминум был чем-то усилен. — Ты что, и правда думаешь, что я хочу тебя убить?

— Я не думаю. Я знаю.

— Погоди, Миш, — знаком остановила меня Матильда. — Он говорит правду.

— Ну хоть кто-то в этой комнате понимает суть вещей! — расхохотался Воронцов и уставился на меня. — Я не убивать тебя вез, дубина ты стоеросовая! Мне нужно было вывести тебя из игры, чтобы уберечь!

— Моего отца и бабушку ты тоже уберег?

— Здесь, признаюсь, вышла заминка. Приказ отдавал не я. Я мог вмешаться, попытаться остановить их, и тогда лег бы рядом с ними. И с Олей в том числе. А так мне удалось спасти хотя бы ее.

— Кто отдал приказ?! — рявкнул я так, что задрожал барьер.

— Ну угадай с одного раза, кто, — Воронцов взглянул на меня как на идиота. — Ты был полезен, пока служил. Пока гонялся за призраками и ковырялся в мелочевке. Но как только ты полез выше, стал опасен. Поэтому в тебе больше не заинтересованы.

— Значит, Ксения.

— Чудеса дедукции, дружище, — расплылся в улыбке Сергей. — Знаешь, мне в какой-то степени жаль, что она выбрала меня, а не тебя.

— Для чего выбрала?

— Ей нужна кровь. Кровь и то, что она в себе несет. Она собирала необычную силу. Вывела и нашла несколько уникальных… Она называет нас объектами. Мы-то с тобой думали, что мы чуть ли не единственные уникумы с особыми способностями, а оказалось, что нет. Госпожа давно собирала коллекцию… Но ты в нее больше не входишь.

Так, стоять. Воронцов говорил о людях, способности которых в той или иной степени выходили за рамки Благодати. Я был одним из немногих носителей родовой силы в стране. Воронцов получил дар бессмертия. Ирина оказалась скрытой Романовой, у которой, несмотря на незаконное происхождение, отлично получалось манипулировать силой. Значит, были и другие люди с уникальными способностями.

Я вопросительно взглянул на Матильду, и она кивнула. Сергей говорил правду. Или как минимум сам верил в то, о чем говорил.

— Зачем ей все это? — тихо спросил я.

— Она же нам говорила, Миша. А ты плохо слушал. Будет новая аристократия. Теперь вообще все будет по-другому! Не будет императора. Не будет передачи Осколков по роду. Отныне будут только личные достижения и награда за них. А новая аристократия уже родилась. Новая аристократия — это те, кто выше Благодати. Кто может творить с ней такое, что остальным и не снилось, — тараторил Воронцов, завороженный собственными словами. — Ты не представляешь, каким прекрасным будет этот новый мир. И мне правда жаль, что тебя в нем не будет.

Глава 19

Воронцов снова расплылся на стуле. Закатил глаза, запрокинул голову с блаженной улыбкой. Видимо, действие скополаминума вошло в самую интенсивную фазу.

— Кажется, ему нужен перерыв, — сказала Матильда. — Дай парню передохнуть, а то он языком едва ворочает.

Я покосился на бывшего товарища. Теперь уже не знал, что о нем и думать. Признаюсь, как только я решил притащить его на допрос, у меня было вполне четкое понимание того, что делать с ним дальше. Жестоко, кроваво, но эффективно. Ибо я сомневался, что Воронцов сможет отрастить новую голову. Даже топор припас для такого случая — нашел в подсобке схрона на Камской.

Теперь же, когда Матильда подтвердила, что Воронцов именно что спас Олю, да и меня убивать не собирался… Вот как к этому относиться? Работает на врага, выполняет для него всю грязную работу, но иногда делает что-то хорошее. Идиотская ситуация.

В одно ухо шептал дьявол. Требовал оставить все как есть, вернуться к изначальному плану и окончательно избавиться от Сергея. Ну и что, что он спас Олю от смерти в родном доме. Зато позволил умереть моим отцу и бабушке, да и кучу невинных слуг угробили зря.

Работая на Великую княгиню, он не мог остаться с чистыми руками. А раз так, то заслуживал кары.

Ангел требовал оставить его в покое. Умолял учесть, что Воронцов изворачивался как мог. Пытался помочь, но не был всесилен. В этом конфликте каждый оказался сам по себе, и Сергей просто старался не пропасть. Можно ли было его за это осуждать? Отрубленную голову назад не пришьешь — разве что можно сделать аналог Леньки Пантелеева.

— Что думаете? — я тряхнул головой, отогнал размышления и уставился на Матильду. — Вы ему верите?

Баронесса устало провела ладонями по лицу и закурила.

— В отношении тебя он говорил правду. Я не уловила ни единого признака лжи. Однако я давно не практиковалась, да и Сергей может транслировать внедренные воспоминания…

— Не думаю, что Великая княгиня стала бы тратить на это время.

— Аналогично, — кивнула Матильда и протянула мне портсигар. Я отказался. — Так что, Миша, судя по всему, он действительно не знал, что твою семью было приказано убить. Это могла быть проверка на верность: Ксения уж точно была осведомлена о связях Сергея с твоей семьей. Возможно, она хотела убедиться, что Воронцов готов идти до конца…

В таком случае жестокие же у нее проверки. И, честно говоря, не хотел бы я оказаться на его месте. Такой выбор кого угодно сведет с ума. Это как если бы государь приказал мне убить Матильду…

— Как долго будет действовать скополаминум? — спросил я. — Сколько у нас времени?

Баронесса пожала плечами.

— Зависит от концентрации, дозировки… Я же не знаю, что за препарат ты ввел. Но, думаю, еще час точно есть в запасе.

— Тогда продолжим.

Я проверил, была ли воды в чайнике. Нашлась, хотя и не больше литра. Зато остывшая и даже прохладная — то, что надо.

— Подъем! — я выплеснул содержимое чайника на лицо Воронцову.

Сергей лениво выпрямился и посмотрел на меня едва ли не влюбленными глазами. Жуткое средство этот скополаминум. Как представлял, что и меня могли бы накачать такой дрянью, аж мурашки пробегали. Хорошо, что когда нас с Бестужевым схватили, обошлось просто наркотой.

Воронцов с усилием подтянулся, поудобнее уселся на стуле и взглянул на свои путы.

— Вообще-то я немного не по этой части, но если ты, Миша, выйдешь, я буду не против поддержать столь пикантную игру в компании с ее благородием… Всегда любил опытных женщин.

Да уж, язык это снадобье действительно развязывало. И даже слишком.

— Нет, дорогой, у нас сегодня тройничок, — я уселся напротив старого товарища. — Ты ведь так мне и не сказал, почему Ксения Константиновна всеэто затеяла. Зачем ей нужны эти перемены? Почему она решила все изменить, да еще и такой ценой? Неужели только потому, что в обществе назревал запрос на перемены? Так я не поверю, что лишь ради этого она угробила столько сил и ресурсов. Ведь ее замысел реализовывался многие годы…

Воронцов слизал несколько капель, что стекли в рот со лба.

— Сушняк адский, вы бы хоть попить дали…

— Обойдешься.

— Нууу… Я так не играю.

Я достал из коробки шприц.

— Мы в любой момент можем вернуть тебя обратно в ад. У меня, знаешь ли, есть запасы., и мне их не жалко — друзья еще приготовят. Ты этого не хочешь, я этого не хочу… Хотя мне было бы интересно посмотреть на твои самые жуткие страхи. Всегда задавался вопросом, чего ты на самом деле боишься. Особенно сейчас, когда тебе наконец-то есть что терять.

Лицо Воронцова всего на миг исказилось отчаянием.

— Не нужно. Я туда больше не хочу. Лучше убей.

— До этого может тоже дойдет, — невозмутимо ответил я и взглянул на шприц. — Так мы договорились?

— Да не знаю я, зачем ей все это! — почти по-девичьи взвизгнул Воронцов. — Я же при ней недавно, и она со мной интимными подробностями своей жизни не делится. Вроде что-то личное, семейное. Она как-то вскользь упомянула, что если бы не отец и братья, то ничего этого бы не было. Когда она об этом говорила, казалась злой. Ярилась, как фурия. Видимо, там произошло что-то серьезное. Много лет назад, а болит до сих пор. Но я не знаю подробностей, клянусь! Я ведь для нее точно такой же объект, как ты или остальные. Просто мои способности показались ей наиболее привлекательными, потому она меня к себе и приблизила.

— Для чего? — вмешалась Матильда. — Что она хочет сделать с твоей помощью?

Воронцов стыдливо отвел глаза.

— Хочет укрепить род. Представляете, что получится, если соединить силу Романовых и мою мутацию, дающую бессмертие?

Я едва не выронил шприц.

— Так ты…

— Я просто источник биоматериала, Миш, — невесело улыбнулся Серега. — Донор с привилегиями. Только эти привилегии позволили мне спасти Ольгу! Таковы были условия сделки: я отдаю себя на их опыты, получаю теплое место, покровительство и немного власти среди новой аристократии. А Оля остается жива, пусть никогда и не будет со мной. Но она будет жива! Я и тебя хотел попытаться вытащить. Отправить куда-нибудь подальше, чтобы ты отсиделся и переждал бурю. Там, быть может, со временем ветер-то и поменялся бы… Либо визирь, либо ишак, как говорится. А ты, дубина, сам все испортил!

Я слушал сбивчивую речь Воронцова, не веря собственным ушам.

— Ты же был в особняке с людьми Ксении… Ты пришел за мной с ними.

Сергей хотел было ударить рукой по стулу, но смог лишь дернуться. Путы держали крепко.

— Они были мне верны, идиот! — вскричал он. — Все должно быть подстроено так, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что я от тебя избавился. А теперь весь план пошел в жопу! На тебя и так объявили охоту, а теперь и вовсе назначат огромную цену за твою голову.

Да хрен с ней, с моей головой. Не в первый раз.

— А Оля? — прорычал я, вплотную придвинувшись к барьеру. — Где Оля?

— Твоя сестра в Зимнем. Великая княгиня взяла ее под свою опеку, когда узнала, что я ее вытащил… Ольга теперь ее заложница, понимаешь? Да, она в безопасности. Убивать ее никто не планирует. Но теперь хрен ты ее оттуда вытащишь. А если прикончишь меня, то вообще без шансов.

Матильда затушила сигариллу о край жестяной банки и с упреком на меня взглянула. Дескать, а я тебе говорила, что не стоило туда идти.

Хотел, как лучше, называется. Проклятье…

— И это еще не все хреновые новости, — продолжил Воронцов. — Убирались бы вы отсюда, да поскорее. У Ксении моя кровь, очень много моей крови и других… материалов. Она без труда отследит меня, как только выяснит, что я пропал. Так что валите отсюда, пока ветер без сучков.

Матильда тихо выругалась и принялась закидывать папки в большую дорожную сумку. Я остался возле Воронцова. Теперь нас разделял лишь начавший терять силу барьер. Реши он напасть, эта преграда его бы не сдержала. Сергей не собирался нападать — не мог или не хотел, а может то и другое разом.

Черт, я ведь вообще перестал понимать старого товарища.

— Почему ты примкнул к ней? — хрипло спросил я. — Неужели не было других вариантов?

— Были, — слабо пожал плечами Воронцов. — Пожизненное заточение, пока не придет срок умирать. Неоднократная гибель за идеалы, которые никогда не были мне близки… Вариант, который предложила Великая княгиня, показался мне самым лучшим.

Я насмешливо приподнял брови.

— Так ты действительно ей веришь? Во все эти разговоры о новой аристократии, о смене порядков, о великом будущем, построенном на крови прежних владельцев Осколков? Самому не смешно? Это даже звучит как фантазия!

— А в чем она неправа? — с вызовом ответил Воронцов. — Как быстро ты, Миша забыл о том, что сам еще недавно был изгоем! Забыл, кем тебя считали, как к тебе относились. Забыл презрение в глазах и ядовитый шепот в спину.

— Не забыл.

— А, ну конечно. У тебя же проснулась родовая сила, и ты нашел, как заткнуть им рты. Но что ждало бы меня, не останься у отца других наследников, ты не думал? Я все это время был изгоем среди всех сословий! Второсортным продуктом, что никому не нужен. Незаконнорожденных не жалуют ни среди аристократов, ни среди черни. Мне просто повезло. А вот моей матери — не особо. Ты в курсе, что с ней стало?

Я покачал головой.

— Нет. Думал, ты о ней позаботился.

Симпатичное лицо Сергея, в котором с каждым годом оставалось все меньше материнских черт и прибавлялось отцовских, вновь перекосило от боли.

— Когда стало слишком поздно! — с трудом сдерживаясь, сказал друг. — После моего появления на свет ей пришлось уйти из театра — слухи расползлись слишком быстро. Это стало для нее ударом. Она утратила свою красоту и работала где придется, лишь бы прокормиться. Это потом начали приходить деньги от отца, а в первые годы было тяжело. И даже когда нам выделили содержание… она уже не могла радоваться жизни. И она во всем обвиняла меня! С самого малолетства я только и слышал, что лучше бы не рождался! Ведь тогда она так бы и продолжала блистать в театре. А из-за меня она всего этого лишилась. И понемногу сходила с ума…

Серега прежде никогда не рассказывал о матери в подробностях, но лишь сейчас, когда его прорвало под действием скополаминума, я понял, почему. Нежеланный, ненавидимый, ненужный ребенок. А ведь в Аудиториуме он рассказывал совсем другие сказки о семье. Стыдился? Нафантазировал истории о доброй матушке и заботливом отце, а на поверку все оказалось гораздо печальнее.

Черт. Если бы я знал раньше…

— Когда ко мне перешел титул, она окончательно перестала владеть собой, — севшим голосом рассказывал Серега. — Не смогла простить мне моего везения. Я был готов помириться, стать семьей. Даже купил красивый дом на набережной Мойки, нанял слуг, лучших врачей. Все же мать, а родителей не выбирают… Но она отказалась и от этих подарков, и от меня. А потом и вовсе стала опасна.

— Безумие?

— Да. Оно ею овладело. Хотя на самом деле оно всегда в ней было. Просто ненависть съела ее изнутри. Ничего не осталось, Миш. Она это понимала и несколько раз пыталась уйти из жизни. Травилась, бросалась под машину. Когда прохожие чудом вытащили ее из Мойки, мне пришлось отправить ее в закрытый доллгауз под Тихвином. Полный пансион, сиделки и горы таблеток до конца ее дней. Сейчас она даже не узнает меня. Может и к лучшему. Если она меня забудет, перестанет ненавидеть и страдать…

Я снова плюхнулся на стул, потрясенный рассказом Сергея.

— Почему ты никогда не говорил?

— А зачем? — грустно улыбнулся князь. — Что бы это изменило? Но я вдоволь насмотрелся на то, как старые порядки калечат людей. Как перемалывает их общество в своих жерновах. Одна ошибка, одна слабость — и ты изгой. Дети отвечают за грехи отцов и матерей. В твоем случае — даже правнуки. Когда Великая княгиня впервые вызвала меня к себе и немного рассказала о своем замысле, я ее поддержал. И все еще поддерживаю, Миш. Она хочет стереть границы и сделать людей равными. Хочет, чтобы аристократами становились лишь достойные, талантливые и благородные люди. И плевать, из каких сословий они вышли. Так будет лучше для всех.

— Равными? — усмехнулся я. — А ты? Ты в этой касте за какие заслуги окажешься? За то, что удачно мутировал в бессмертного? Или за то, что поделился своей кровью и прочими жидкостями во благо евгеники?

— Я уйду в тень. Со временем. Сделаю все, что от меня требуется, и уйду. Потому что через пару поколений таких, как я, будут десятки.

Я тряхнул головой.

— Так, погоди. Ксения что, людей в пробирках выращивает?

— Не совсем, — Серега поднял на меня глаза. — Что, только сейчас дошло? Она уже давно создает новых аристократов искусственно. Все мы — плоды экспериментов, просто над каждым поработали по-разному. Кроме тебя, Миша. Тебя создали, чтобы нас убивать.

Глава 20

Матильда закончила сборы и подошла к барьеру.

— Если он прав, нужно уходить как можно скорее, — сказала баронесса. — Мы в этом подвале как в консервной банке. Запасного выхода нет.

Я стиснул кулаки. Черт. Только наладил нормальный контакт с Воронцовым, только он начал говорить не из-под палки, а искренне… Я потянулся в карман, и Сергей отпрянул.

— Сам пойду куда скажете. Только не вкалывай в меня эту дрянь! Пожалуйста… Ты хотел знать, что за кошмары меня мучают? Воспоминания из детства. Как мать, рыдая, бьет меня головой о стену и кричит. Кричит, что ненавидит меня. Обещает убить. Раз за разом, как закольцованная пленка…

Я вопросительно взглянул на Матильду.

— Нет, дружок, на меня не смотри, — проворчала она. — Ты его сюда приволок, ты скомпрометировал убежище — тебе и расхлебывать эту кашу. Делай с ним что хочешь, лишь бы он не привел своих гончих за нами. Я пока уничтожу следы.

Она отвернулась и принялась короткими вспышками силы выжигать бумаги, какой-то мусор, даже одежду. Замкнутое помещение наполнилось дымом, и Воронцов закашлялся.

— Что же мне с тобой делать…

— Отпусти, — взмолился пленник. — Подотри память и отпусти. Может тогда она успокоится и не поднимет на уши весь Петрополь. Тогда у вас будет время на… На то, что вы задумали.

— Если я тебя отпущу, мы снова встретимся по разные стороны баррикад, Серега, — вздохнул я. — Я этого не хочу.

Воронцов устало улыбнулся.

— Я тоже не хочу. Но по-другому, видимо, никак.

Он снова закашлялся, да и у меня начало мерзко щипать в носу от дыма. Может все же отпустить? Может у него хватит мозгов и изворотливости просто сбежать из города и отсидеться? По сути, проделать все то же, что он хотел сделать со мной. Олю он сам все равно не вытащит, и ее судьба будет на моей совести. А Ксения… Против Ксении мне сейчас все равно не выстоять. Пока не появится Ира, нападения на Зимний не будет.

И все же мы могли подготовить кое-что еще…

— Ты же был среди тех, кто занимался изъятием Осколков у аристократов? — спросил я.

— Да. Не всюду, но был у нескольких семей.

— Где прячут изъятые Осколки?

Глаза у Воронцова забегали. Видимо, действие скополаминума еще больше слабело, и разум понемногу брал тело под контроль. А на разуме наверняка были какие-то надстройки — я чувствовал, что он сопротивлялся.

— Серега, говори, — низко прорычал я. — Если не скажешь, мне придется вколоть тебе то страшное дерьмо.

— Грязно играешь, Миша.

— Время для чистых рук прошло. Говори. Пожалуйста. Я не хочу тебя мучить.

Воронцова аж перекосило от внутренней борьбы. Несколько секунд он стискивал зубы и трясся, а затем припал к барьеру и зашипел от боли — с его стороны он был горячим, обжигал.

— В кронверке Петропавловской крепости, — хрипло ответил Сергей. — На Петроградской стороне, где бывший цейхгауз.

Кронверком называлось наружное вспомогательное укрепление, служившее для усиления крепостного фронта и состоявшее из одного бастиона и двух полубастионов на флангах, придававших ему вид короны. При основателе Петрополя Петре Первом это сооружение решало две тактические задачи: мешало нападающим сосредоточить силы в атаке на главный вал крепости и служило плацдармом для контратак.

Сама Петропавловская крепость занимала относительно небольшой Заячий остров практически целиком, а вот подходы к ней с севера как раз были прикрыты земляным кронверком. Кронверк располагался на небольшом искусственном острове, омываемом Кронверкским проливом и Кронверкским протоком. На этом острове был построен краснокирпичный форт, некогда служивший арсеналом крепости — цейхгаузом.

Арсенала там уже давно не было, поскольку сама Петропавловка давно утратила первостепенное военное значение. А цейхгауз, видимо, переоборудовали под склады других полезных вещей…

— Спасибо, — кивнул я.

— Отпусти меня, Миш. Я рассказал тебе все, что знал. При другом раскладе я бы попросился пойти с тобой, но… Есть связи, которые не разорвать. Я к ней привязан. И лучше мне остаться подле нее.

— О чем ты говоришь?

— Все не так просто. Прошу, дай мне вернуться к ней.

Я уже почти согласился на его просьбу. Как раз обернулся к Матильде, чтобы попросить ее поработать над памятью Воронцова, но в эту же секунду в зале раздался противный сигнал. Длинный протяжный звук резанул по ушам, и я замер с распахнутым ртом.

Матильда нахмурилась и взглянула в сторону выхода.

— Проклятье. У нас гости.

Я огляделся по сторонам — Воронцов так и сидел за барьером — баронесса не успела его снять. Оружия здесь не было, а топор, что я припас для казни Сереги, остался наверху. Впрочем, какой от него толк, если сюда завалились его одаренные товарищи?

— Снимите «Покров» и спрячьтесь! — потребовал пленник. — Я смогу их отвлечь. Уведу их отсюда.

Матильда скользнула взглядом по Воронцову.

— Я ему не доверяю. И думать не смей, Миша.

— Это ваш шанс! — возражал Серега. — Вы же читали меня. Вы знаете, что я не лгал!

— Нет! Полагаться будем только на себя, — сказала баронесса, активировала «Берегиню» и зажгла в левой руке «Косы». В правой за несколько секунд вырос «Кладенец» — меч, сотканный из чистой силы. Меч, способный перерубить сталь. — Михаил, держись позади.

— Ну уж нет.

Одним резким движением я деактивировал барьер. Стены «Покрова» погасли и словно опали к полу за секунду — Матильда даже не успела начать на меня орать. Воронцов взглянул мне в глаза, кивнул и мгновенно испепелил путы.

— Я мог сделать это в любой момент, ваше благородие, — сказал он. — Не стал лишь из уважения к вам. Я не прошу вас мне верить, я прошу дать возможность вам помочь.

Я потянулся к силе из резерва Благодати. Хватит, чтобы связать несколько неприятных для противника цепочек. Марафонцем в бою мне не стать, но спринт смогу выдать неплохой. И все же что-то мешало, словно я наткнулся на прозрачную стену. Сила добывалась с трудом.

Наш родовой Осколок отвязали? Деактивировали?

Времени размышлять об этом не было. Я припал к стене сбоку от двери. Толку от меня в сражении будет немного, но помочь смогу. Матильда вскинула «Кладенец» как раз в тот момент, когда дверь распахнулась.

— Не двигаться, — прошипела Матильда.

— Хм… И вам доброго дня, — услышал я голос Ани Грасс и шумно выдохнул. Казалось, из меня вышел весь воздух.

— Черт… Анна!

Грасс с недоумением уставилась на вполне функционирующего Воронцова. Затем на меня, когда я вышел из тени.

— Кажется, я что-то пропустила.

— Потом, Ань, — ответил я. — Ты за рулем?

— Твое счастье, что не на мотоцикле.

— Отвези нас.

Матильда же обернулась ко мне и развоплотила силовое оружие.

— Ты превратил схрон в проходной двор, Михаил. Все, уходим.

Аня удивленно выгнула бровь.

— Допустим, спрашивать, как вы здесь оказались и вообще с какой радости вы в Петрополе, неуместно. Но могу я хотя бы знать, какого черта этот, — она кивнула в сторону Воронцова, — жив и здоров? И куда вы вообще собрались?

— По дороге расскажу, — я потянул ее в сторону выхода. — Нужно торопиться.

Аня пошла первой, за ней Матильда, а я задержался возле Воронцова.

— Оставь меня здесь, — попросил он. — Клянусь, я вас не сдам.

— У меня есть идея получше, — ответил я. — Ты идешь с нами.

* * *

— Что ты творишь, Михаил? — взревела Матильда, когда я открыл перед Воронцовым дверь автомобиля. — Он нас сдаст!

— Не сдаст, — ответил я и взглянул на Аню. — Пусть ведет баронесса. Ты нужна мне на заднем сидении.

Аня выгнула темную бровь.

— На кой черт?

— Нужно провести ритуал смешения крови. Ты уже делала это в Букуреште, сейчас придется повторить. Это отвяжет Серегу, и его не смогут отследить по крови.

Матильда, Грасс и Воронцов уставились на меня во все глаза.

— Ты в своем уме? — спросила баронесса.

— Как ты себе это представляешь? — воскликнула Аня.

— О чем… о чем ты говоришь? — побледнел Воронцов.

Все это они произнесли одновременно. Я тряхнул головой от этой какофонии в ушах.

— Матильда, садитесь за руль, прошу вас. Аня, скажи ей адрес схрона, где остановились ваши. Нужно будет отсидеться до завтра. Желательно, с глубоким подвалом или под водой, чтобы глушило… Ну, ты помнишь. И полезай сюда.

Грасс замялась.

— Набережная Адмиралтейского канала, двадцать третий дом, — сказала она. — Доходник купца Игнатьева. Напротив Новой Голландии. Там глубокий подвал, бомбоубежище. Не наша ячейка, нос ними наладили связь. Пустят.

Матильда кивнула.

— Знаю это место, — она повернула ключ зажигания, и мотор отозвался. — Лезь назад, Аннушка. Надеюсь, Михаил понимает, что делает.

— Только езжайте с большим крюком. Нужно запутать следы. Я же жахну Благодатью для ритуала.

— Поняла, — отозвалась Матильда.

Я не был уверен, что поступал правильно, и все же это было неочевидное решение, которое прихвостни Ксении Константиновны вряд ли предусмотрели. Быть может, ритуал смешения крови немного поставит на место мозги Сергею. Если там осталось что-то, кроме идеологии Великой княгини. Нагадили ему в голову, ох как нагадили…

Аня завалилась назад, и Воронцову пришлось потесниться. Девушка тут же принялась шарить по карманам сидений в поисках чего-нибудь, что могло служить чашей.

— Подойдет, — она открутила крышку термоса, которую можно было использовать как стакан. Затем принюхалась к содержимому и скривилась. — Ладно, хотя бы крышка чистая.

Матильда тронулась и сразу взяла нехилый разгон.

— Можно помедленнее? — проворчала Грасс. — Я тут людей сейчас буду резать…

Баронесса кивнула ей, глядя в зеркало заднего вида, и немного сбросила скорость. Но особо не помогло: дорожное покрытие, если его вообще можно было таковым назвать, заставляло нас подпрыгивать на каждом ухабе. Аня тихо ругалась, но начала ритуал.

Серега взирал на происходящее с ужасом.

— Что ты придумал?

— Что ты слышал. Это поможет отвязать тебя от поиска по крови. Эффект временный, и вступит в силу не сразу, но других вариантов у меня нет.

Воронцов сокрушенно покачал головой.

— Я буду полезнее, если отпустишь. Разве только если ты не решишь взять меня в заложники и торговаться моей головой с Ксенией…

— Именно это я и собираюсь сделать, — улыбнулся я. — Аня?

— Почти готово.

Она шептала по-гречески над крышкой термоса, зачаровывая ту и превращая в священный сосуд. Ну, после кепки Желудя можно уже не удивляться, что Грасс могла превратить в артефакт любой предмет.

Чаша вспыхнула теплым золотистым сиянием, и я заметил, как Матильда покосилась в нашу сторону. К счастью, дама решила ничего не комментировать, но и участвовать в ритуале явно не собиралась.

Сергей уставился на чашу.

— А теперь что?

Мы с Аней переглянулись. Я закатал руку и решил отдать кровь первым, как и в прошлый раз. Девушка ловко отцепила кулон с длинной цепочки, что носила, не снимая, полоснула мне по запястью тонким лезвием, и кровь заструилась в крышку.

Серега нервно проглотил слюну.

— Кровавое колдовство?

— Оно самое, — ответил я и убрал руку, когда Аня жестом показала, что крови вытекло достаточно. — Теперь ты, Серега.

— Просто вытянуть руку?

— И позволить надрезать. Над чашей.

— Хорошо…

Воронцов торопливо задрал рукав потрепанного костюма и протянул ее над крышкой. Аня, явно решив его пощадить, сделала аккуратный надрез, но парень все равно вздрогнул и отвел глаза. Я опять забыл, что он боялся медицинских манипуляций и всего, что было отдаленно на них похоже.

— Держи руку прямо, — раздраженно велела Грасс, когда мы в очередной раз подпрыгнули на дороге.

У Денисова, когда он впервые участвовал в этом ритуале, кровь была светлой. Моя становилась темнее с каждой новой попыткой. А вот у Воронцова и с первого раза лилась темная, что удивило Аньку.

— Тебе как будто лет девяносто, — проведя ладонью над его кровью, сказала она. — Кровь как у глубокого старца.

— Так меня разной дрняью накачивали, — огрызнулся он. — Впрочем, не только вы…

Закончив с Воронцовым, Аня добавила своей крови. Торопилась, сделала кривой надрез, и крови вылилось больше, чем хотелось.

— Проклятье… Ладно.

Закончив изливать кровь, девушка облизала рану и залепила ее целебным заклинанием — с учетом того, что ритуал и так поставит на уши все артефакты слежения в округе, можно было не мелочиться.

— …Και αφήστε τα ρεύματα να ενωθούν. Αφήστε το αίμα να αναμειχθεί και να σχηματίσει ένα νέο… — произносила Аня заклинание.

Импровизированная чаша вспыхнула ярким оранжевым светом. Девушка зашипела не то от боли, не то от напряжения, но продолжила вязать заклинание. Внутри крышки все забурлило. По салону разнесся запах металла.

Едва сияние погасло, Аня тут же приложила крышку к губам и сделала три небольших глотка. Как и в прошлый раз, на миг ее глаза застелила тьма, но это быстро прошло.

Я взял чашу из ее рук и выпил следом. Горячая субстанция драла горло, но к третьему глотку стала по вкусу как нектар. На меня накатила волна блаженства, и я с трудом сохранил способность трезво мыслить. Колдовство было мощным.

— Теперь ты, — я протянул кружку Воронцову. — Выпей все в три глотка.

— Кровь?! Но…

— Быстро выпил! — рявкнул я.

Сергей вздрогнул, на миг в нем проступили черты и повадки того самого забитого первокурсника, и послушно приложился к чаше. Принюхавшись, он зажмурился, но решил выпить залпом в три глотка.

Когда он опустил пустую емкость, его глаза заволокла тьма. Но спустя секунду это прошло.

— Что теперь? — хрипло спросил он.

— Теперь ты снова один из нас, — ответила Аня.

Матильда обернулась к нам.

— Господа, не хочу прерывать момент единения, но, кажется, на набережной что-то случилось.

Я опустил стекло и выглянул наружу. Несколько карет «Скорой», автомобили полиции. Из подворотни выносили накрытые мешками тела. Всюду крутились люди в штатском — явно ищейки.

— Разворачивайтесь, — почти что теряя сознание от потери сил, сказала Аня. — Схрон скомпрометирован…

Глава 21

Матильда напряженно следила за происходящей на набережной суматохой.

— Погодите, — сказала она. — Попробую проехать мимо — посмотрим, что там. Анна, гляди во все глаза. Может это и не твои.

Но интуиция подсказывала мне, что как раз «ее». Баронесса сбросила скорость, а я поблагодарил предусмотрительного владельца этой тачки за тонировку окон — наши лица были скрыты. Воронцов чуть отодвинулся, давая Ане возможность разглядеть происходящее у нужного дома.

— Кажется, мои, — севшим голосом сказала Грасс. — Вон, выносят из подвала. Мы должны были идти именно туда.

Она замолчала. Матильда кивнула и попыталась объехать карету «скорой», куда как раз затаскивали носилки. Пришлось остановиться и пропустить врачей, но к нам тут же подошел совсем юный паренек в полицейской форме.

— Сударыня, здесь работают службы. Вы живете в этом доме?

— Нет, просто хотела проехать по набережной.

— Боюсь, вам придется сдать назад и следовать в объезд. Приносим извинения за неудобства, но сейчас движение будет перекрыто.

Судя по запаху гари и свежей крови — смесь, которую ни с чем не перепутаешь, — все случилось совсем недавно.

Матильда состроила озабоченное лицо.

— Что-то серьезное, сержант?

— Просто взрыв газа, сударыня. Не стоит беспокоиться, мы уже работаем. Пожалуйста, езжайте в объезд через Галерную. Там свободно.

Взрыв газа, как же… Матильда выдавила идеальную тревожно-понимающую улыбку и кивнула полицейскому.

— Спасибо. И… удачи.

— Хорошего дня, сударыня!

Мы дружно затихли и даже задержали дыхание, пока баронесса вела беседу. Играла она не хуже тех актрисок, за которыми ухлестывали графы да князья в театрах. Идеально изобразила напуганную горожанку.

Полицейский даже помог ей развернуться: жестами показал наиболее удобное пространство для маневра. На счастье, разворот получился сложным, и Аня припала к стеклу, рассматривая место нападения. Никт не сказал это вслух, но все мы были уверены, что никакого взорвавшегося газа в подвале не было.

Но точно что-то горело, и горело хорошо. Словно из подвала вырвалось пламя — стена в арке напротив спуска была закопчена. Возможно, работал отбитый на всю голову стихийник. Из подвала выносили еще одно тело. От порыва ветра черную пленку сдуло, и Воронцов вздрогнул — у жертвы не было лица.

Аня взирала на это побоище, не проронив ни слова. Лишь из уголка глаза выкатилась крупная слезинка. Всего одна. Дрожащей ладонью девушка смахнула ее и обернулась к нам.

— Нужно найти другое место. Новое. Потому что если вычислили это, могут навестить и остальные.

Матильда набрала скорость и быстро свернула на набережную Ново-Адмиралтейского канала, а затем скользнула на Храповицкий мост.

— У меня есть место, которое с натяжкой можно назвать схроном, — сказала она, когда мы проезжали над водой. — Здесь совсем рядом. И туда вряд ли сунутся.

Я вопросительно взглянул на баронессу в зеркале заднего вида.

— Что за место?

— Там живет мой старый друг. Вернее, мой наставник.

— Уверены, что он не… Не присягнул?

Матильда лишь нервно усмехнулась.

— Ну уж нет. Этот старый брюзга точно не станет менять хозяев на старости лет… Доверьтесь мне, он надежный человек.

Аня, казалось, даже не слышала нашего разговора. Совершенно потерянная, сбитая с толку, она молча пялилась в пространство перед собой. Воронцов помалкивал от греха подальше. А я… А я предпочел довериться бывшей наставнице. В конце концов, она никогда меня не подводила. Даже когда казалось, что поменяла сторону.

— Хорошо, — выдохнул я. — Делайте все, что считаете нужным.

Мы выехали на Шафировскую улицу, которая в моем мире носила название улицы Писарева. Длинная, на слуху, с большим количеством исторических памятников — доходные дома на любой вкус и цвет.

В этом же мире улица явно сохранила колорит старой Коломны. Каждый дом был бережно отреставрирован, в садах росли идеально подстриженные кусты и деревья, улицы тщательно убирались. Словом, район активно намекал на то, что люди здесь селились непростые.

Матильда остановила автомобиль возле массивных чугунных ворот. Через дорогу располагался публичный сад, где воспитательницы прогуливались с детворой в одинаковой школьной форме.

— Что это?

— Дом. Особняк, — коротко ответила баронесса. — Придется немного подождать. Этот сварливый старых хрен помешан на безопасности. Оставайтесь в машине.

Оставив ключи в замке, она вышла, подошла к воротам и нажала кнопку звонка на небольшом аналоге интеркома. Что-то сказала, подождала… Пока тянулось это непонятное ожидание, я смотрел на непривычный глухой забор, которым был обнесен особняк. Обычно владельцы заказывали изящные ограды с ажурными узорами, но здесь вместо чугунных завитков была глухая стена, выкрашенная в традиционный петропольский бледно-желтый цвет.

Над забором возвышалось симпатичное двухэтажное здание — вероятно, тот самый особняк. За территорией высились еще два дома — один трехэтажный, другой — пятиэтажный, выстроенные в том же стиле. Эти дома явно выполняли функцию доходных. А что, даже аристократам не чуждо желание подзаработать, если есть лишняя земля в черте города.

Над весьма скромными глухими воротами красовался родовой герб хозяина. Цветной, с эмалью. В верхней половине щита, в голубом поле, в середине серебряной подковы был изображён золотой крест. В нижней половине, в красном поле из облаков выходила рука, державшая тетиву натянутого золотого лука и две стрелы. На щите был дворянский коронованный шлем с тремя страусиными перьями на нашлемнике. Намёт на щите имел голубой и красный цвета, подложенные золотом. Щит держали единорог и лев.

— Герб Козляниновых, — присмотревшись, сказал Воронцов. — Ничего себе.

Я хмыкнул. Да уж. Эту фамилию я не раз слышал в Отделении. Предшественником Корфа на посту начальника Управления был Николай Федорович Козлянинов, ныне генерал-адъютант в отставке.

Да уж, Матильда пошла с козырей…

— Знаешь что-нибудь о них? — спросил я Воронцова, чтобы отвлечь его беседой.

— Немного. Козляниновы — древний дворянский род, происходящий от новгородских бояр, еще с шестнадцатого века. Одни из ста древних семей, получивших Осколки после Великой войны. Меня, помнится, заставляли зубрить все сто фамилий в гимназии — потому и запомнил. А вот герб появился позже, лет двести назад обновили.

Я рассеянно кивнул. Род древний, значит, снобизма и заносчивости будет хоть отбавляй. Но с учетом того, что я слышал о бывшем начальнике Корфа… Ох, не зря ему за глаза дали кличку Булат.

Если все рассказы, которыми делились сослуживцы в курилке, были хоть вполовину правдивы, то нам предстояло познакомиться с крайне жестким и сварливым стариканом. Моя покойная бабушка и в подметки ему не годилась, а уж она порой выдавала поистине дьявольские фокусы и могла вывести из себя кого угодно.

Матильда тем временем вернулась к машине и завела двигатель. Глухие ворота медленно распахнулись, и мы заехали во двор.

— Так, господа, — Матильда обернулась к нам. — Генерал — человек во многом простой, если не сказать грубый. Я у него была на хорошем счету, и он многому меня научил. Лести не терпит, этикет и всякие ажурные выражения презирает, поэтому держитесь с ним скромно, но просто. Поняли?

Мы одновременно закивали.

— Хорошо, — сказала Матильда. — Николай Федорович сейчас нас примет. Говорить буду я. Спросит — отвечайте, но сами в беседу не лезьте. А если спросит, то говорите все четко и по делу, мысью по древу не растекайтесь.

Баронесса жестом велела всем выходить из автомобиля. Оказавшись на воздухе, я сперва поежился, а затем улыбнулся. От глухого забора очень знакомо фонило — как от стен Аудиториума. Ах, старикан, браво! Обнес имение блокирующими артефактами! Вроде и паранойя, но как удачно мы попали…

— За мной, в дом.

Слуги к нам не вышли, зато можно было спокойно пройтись до крыльца.

Дом Козлянинова притягивал внимание — казался странноватым, неправильным. Всего в нем было намешано с избытком: и классики, и эклектики, и даже проскакивали элементы барокко. Но вместе с тем это здание получилось истинно питерским — уютным, душевным, очаровательным в своей странности.

Здание располагалось узкой стороной по улице, а длинной выходило во двор. Такое решение редко встречалось в городе, зато отлично демонстрировало характер владельца — плевал он с высокой колокольни на традиции, общественное мнение и критику. А еще все фасады как со стороны улицы, так и со стороны двора были украшены одинаково богато, что лишний раз напоминало о достатке семьи.

Я шел, взяв Аню под руку. Сердце сжималось при взгляде на девушку. Не знаю, почему, но случившееся в схроне явно стало для нее ударом. Может, она всерьез боялась, что остальные убежища постигла та же участь. Может, предполагала, что кто-то из своих сдал адрес ищейкам. Может, в той ячейке был кто-то важный или ценный, на кого она возлагала надежды.

Вроде и пора привыкнуть терять людей, но доброе сердце Ани Грасс так и не смогло к этому приспособиться. Каждый раз боль и горе.

Нас все же вышли встречать — на низком крыльце ожидал лакей в скромной коричневой ливрее с гербом господина на груди. Компания у нас, конечно, вышла колоритная: Матильда, похожая на тень самой себя, да еще и почти что в камуфляже, оборванный Воронцов, Аня в привычном готическом прикиде и я в курьерском барахле.

Лакей, впрочем, и бровью не повел. Поприветствовав нас как подобает, он тут же проводил нас в холл.

— Его благородие будет ждать вас в библиотеке, — обратился слуга к баронессе. — Позвольте вас проводить.

Внутри особняк выглядел не менее забавно, чем снаружи. Мне казалось, что в доме Булата будет царить армейская аскеза, но, надо же, все оказалось совсем наоборот. Старинная мебель с коллекционной посудой была украшена кружевными салфетками ручной вязки. На стенах с портретами знаменитых предков соседствовали вышитые крестиком картины, изображавшие псовую охоту, деревенские пейзажи и бытовые сценки. Нашлось место даже котятам, игравшим с цыплятами на деревенском дворе.

Мне начинало казаться, что ко всему этому приложила руку женщина. В конце концов, за каждым выдающимся мужем стоит не менее выдающаяся жена.

И когда перед нами распахнули двери библиотеки, я увидел одну едва ли не самую колоритную семейную пару из всех, что мне доводилось встречать.

Генерал-адъютант восседал в кресле, попыхивая трубкой. Пряный аромат табака заполнил все пространство. На столике перед хозяином лежала раскрытая книга — на развороте красовалась роскошная гравюра.

Сам Николай Федорович Козлянинов оказался мужчиной лет семидесяти, но, несмотря на возраст, телосложение имел подтянутое, а густым белоснежным усам и бороде мог позавидовать любой молодчик. Что удивительно, очками генерал-адъютант не пользовался и уставился цепким взглядом прямо на нас.

— Матильда Карловна, — вставая, проскрипел он. — Постарела ты, Мотя.

— С тебя, старый, и вовсе песок сыпется, — проворчали из соседнего кресла.

Дама почтенных лет восседала боком к нам. Грузная, с волосами, убранными под чепец, она внимательно сверялась со схемой и вышивала на пяльцах. Вот кто был автором этих затейливых гобеленов!

Матильда улыбнулась и шагнула навстречу бывшему начальнику.

— Николай Федорович, — робко улыбнулась она и покосилась на нас. — Позвольте представить вам…

Впервые я видел, чтобы Матильда кого-то застеснялась. Покраснела почти что как школьница перед строгим учителем! Да уж, ну и денек…

Старик сверкнул влажными глазами.

— Да кого ж тут представлять, Мотя? Все знакомые лица, сплошь знакомые… Грасс Анна Петровна — первое место среди аристократии по штрафам за превышение скорости. Воронцов Сергей Андреевич, из грязи в князи перепрыгнувший. Флюгером крутящийся. Ну и куда же без Михаила Николаевича Соколова, — едко улыбнулся хозяин дома. — Самый дорогой сотрудник Управления. Ибо столько денег, сколько Отделение потратило, чтобы залатать дыры после ваших приключений, не влезет ни в один бюджет!

— Вижу, вы великолепно осведомлены, — не удержался я. — Это у вас такое хобби на пенсии?

Матильду перекосило.

— Миша!

Но генерал-адъютант лишь каркающе рассмеялся.

— Дерзкий мальчишка. Теперь понятно, чего Вальтер так с ним носится. Макарыч у нас всегда любил ребят с характером.

Грузная дама отложила вышивку и поднялась с кресла.

— Этот старый хрыч уже и свое имя забыл, так что я сама представлюсь, — она медленно поплыла к нам, сияя добродушной улыбкой. — Катерина Васильевна Козлянинова. Видно, за грехи свои уже шестой десяток лет как супруга Николая Федоровича.

Мы поклонились, но женщина лишь отмахнулась и оценивающе на нас уставилась.

— Да, ребятки, вы явно в передрягу попали. Ну расскажите все его благородию, а я пока что похлопочу о чае. Время позднее, повара будить не будем. Но чем согреться точно найдем. Давайте-давайте, не толпитесь на проходе. Сейчас все организуем, — она зыркнула на супруга. — И не смей пугать юнцов, старый деспот! И так дрожат, как листы осиновые.

Она вышла за дверь, двигаясь с удивительным изяществом для женщины ее возраста и комплекции. А генерал-лейтенант жестом велел нам рассесться. Пыхтя трубкой, он выслушал короткий рассказ Матильды. Как и предупреждала, баронесса старалась говорить по делу и с минимумом деталей.

— Дела… — выпустив колечко дыма, проговорил Козлянинов. — И ты, Мотя, значит, решила приплести меня, старика? Знаешь же, что после отставки я в стороне остался.

Матильда насмешливо на него взглянула.

— Не вы ли, Николай Федорович, вдалбивали мне в голову, что бывших сотрудников не бывает?

Генерал-адъютант усмехнулся в роскошные усы.

— Так от меня чего хочешь? С шашкой наголо на Зимний не пойду — чай, возраст не тот. Права моя Катерина — песок с меня уже сыпется.

— Нам нужно просто где-то укрыться, — выпалил я, забыв о предостережении баронессы. — Ваше благородие, мы вас приплетать не хотели. Да место, где планировали отсидеться… В общем, нет его больше.

Аня стиснула кулаки, но ничего не сказала. Матильда укоризненно на меня взглянула, но подтвердила мои слова.

— Только укрытие, Николай Федорович. На день, не более. Потом найдем, куда пойти и как связаться с остальными.

— С остальными — это с кем? — лукаво улыбнулся хозяин.

— С Бестужевым — для начала. Может он получил весточку от Вальтера. Без него все равно никаких планов строить нельзя.

Козлянинов отложил погасшую трубку на столик и поднялся, опираясь на трость с массивным набалдашником.

— Ну, Макарыча я тебе не обещаю, но как-то помочь смогу. Останетесь у меня — сюда уже совались да ушли с носом. Больше не придут. А если и придут, то удачи им… — генерал-адъютант медленно доковылял до небольшой, едва заметной двери, что располагалась в стене, от пола до потолка занятой книжными шкафами. — Выходи, дочка. Хватит прятаться, дела зовут.

Дверь медленно отворилась, и на свет вышла Ирина фон Штофф.

Глава 22

Ира улыбнулась, а в следующую секунду бросилась в объятия Матильды. Я не ревновал — понимал, что баронесса имела все права поприветствовать девушку первой. И все же Ирка взглянула на меня из-за плеча тетки. Улыбнулась, хотя глаза оставались серьезными.

Матильда отстранилась и взглянула на хозяина дома.

— Как это понимать, Николай Федорович?

Козлянинов вернулся к своему креслу и жестом велел Ирине сесть.

— Так и понимай, Мотя, — проворчал он. — Не одна ты решила, что раз я в отставке и не участвую в делах государственных, то можно у меня кое-что припрятать. Или кое-кого…

Мы с Матильдой переглянулись, и она кивнула.

— Вальтер привез, значит. И мне не сказал… Где же тогда он сам?

Ира по очереди поприветствовала остальных, задержала недоверчивый взгляд на Воронцове и села подле меня на диванчике. Словно случайно дотронулась пальцами до моей ладони — единственная нежность, которую мы могли позволить себе на людях. И все равно на душе стало чуть светлее.

— Привет, — едва слышно шепнула она.

Козлянинов поставил трость у кресла и грузно, как-то неуклюже опустился. Было заметно, что он испытывал боль, когда менял положение тела. Старая рана? Или рана, которую он не мог или не хотел лечить? Рана-напоминание?

— Разрешите мне все объяснить, — улыбнулась Ирэн, и генерал-адъютант кивнул. — Я здесь всего пару дней. Дяде Вальтеру нужно было меня где-то спрятать ненадолго, и так, чтобы меня уж точно не отследили. Решили, что здесь — самое подходящее место. А сам Вальтер Макарович… Полагаю, все еще где-то в городе. Знаю, что он собирался увидеться с Бестужевым и еще кое с кем.

Глаза Матильды негодовали, но она сдержалась, позволив себе лишь тяжкий вздох.

— Ну Гаврила… Все же знал, зараза такая.

— Мы решили, что пока что никто не должен знать, — виновато улыбнулась Ира. — Прости, тетушка. Сама понимаешь, теперь все иначе…

— Понимаю, — отозвалась баронесса, и вряд ли ее это радовало.

— Ну, особняк у меня большой, но не резиновый, имейте это в виду, — вмешался Козлянинов. — Так что если еще кто-нибудь решит искать здесь убежища, то знайте, что уже не поместится. И все же я помогу по старой памяти. Не нравится мне то, что Ксеня Константиновна устроила. Всегда была бабищей себе на уме да многовато дружила с иноземцами… Но пока сидела тихо, это никого не волновало. А ведь братец ее, Александр Константинович, царствие ему небесное, ходил ко мне. Предупреждал, что мутила она воду. Только государь хода делу не дал — не поверил. Приказал оставить ее в покое и давил на неприкосновенность рода. Мне отставкой грозил. Сейчас, думаю, пожалел сотню раз… Страшно ведь не то, когда не видишь чего-то. Страшно, когда видеть не хочешь.

— Простите, Николай Федорович, я не совсем понимаю, о чем вы, — сказал я. — Чего государь не хотел видеть? Почему наступил снова на те же грабли?

— Это фигура речи, — поспешил ответить генерал-адъютант. — Не берите в голову.

Но я так не думал. Козлянинов проболтался. Точнее, случайно выдал нечто, чего выбалтывать не хотел.

— Выходит, вы давно знали, что Великая княгиня была в чем-то замешана, — Матильда подняла глаза на бывшего шефа. — И раз государь оказался в курсе, значит, работали долго и что-то да нашли. Но почему вам запретили продолжать, да еще и с угрозами?

Николай Федорович нервно барабанил сухими, в старческих пятнах, пальцами по подлокотнику.

— Романовы всегда тщательно охраняли свои секреты, — сухо ответил он. — Особенно если раскрытие их тайн могло повредить семье. Впрочем, как и всякий влиятельный род. Александр Константинович пришел ко мне как частное лицо. Поделился кое-какими подозрениями, просил аккуратно поискать подтверждения или опровержения. Но довольно быстро я понял, что полез не туда. Не по Сеньке шапка оказалась.

Это главе Управления шапочка оказалась не по размеру?! Что же Козлянинов нашел?

— А Вальтер? Он тоже работал над этим?

— Не знал он ничего. По крайней мере, тогда. Не до того ему было, да и я не хотел бы ничего знать. Не мое это дело — соваться в дела правящей семьи.

— И все же вы сунулись, — возразил я. — Раз получили запрет от государя. Значит, все же до чего-то докопались.

Козлянинов молчаотвел глаза.

Знал! Дед точно что-то знал! Нечто важное, ценное, что могло сейчас пригодиться. Но почему не хотел говорить? Боялся? Был связан клятвой?

Для Ирины его заявление тоже явно стало сюрпризом. Девушка подалась вперед и прикоснулась к подлокотнику его кресла.

— Николай Федорович, милый… Я же знаю, что эта тайна вас тяготит. Чувствую, как она давила на вас многие годы. Может дядя Вальтер как раз и прислал меня к вам затем, чтобы вы сбросили эту ношу?

Лицо старика исказилось злой гримасой, но под этой злостью была боль. И… стыд.

— Не все тайны стоит раскрывать даже после смерти тех, кого они касаются, — прошелестел бывший глава Управления. — Особенно если эти тайны могут опорочить тех, кого считают непорочными. Мы ведь говорим о правящей семье!

Ира взмахнула рукой, и над нами повис толстый непроницаемый купол. Жест бессмысленный — наверняка в доме Козлянинова не было лишних людей, да и подслушивать никто бы не стал. Все же кадры генерал-адъютант наверняка умел выбирать. Но так Ира хотела показать, что уважала само понятие тайны и хотела защитить хозяина дома.

— Но если эта правда нам поможет, какой бы страшной она ни была, ее стоит знать. Стоит знать тем, кто идет на смерть за тех, кого считают непорочными, — ответила Ирина и взглянула на нас. — Я оказалась замешана в эту историю против своей воли, как и все, кто здесь присутствует. Но нам нужно нести этот крест, нужно остановить Великую княгиню. Так помогите, Николай Федорович. Скажите, что вам известно. Почему вам запретили копать под Ксению Константиновну? Что вы выяснили?

Вероятно, Корф был далеко не так прост, каким его считал бывший начальник. Может и правда не зря он отправил Иришку именно к Козлянинову, да еще и тайно. Рассчитывал, что Ира что-нибудь выяснит, пока будет у него гостить? Значит, тоже до чего-то докопался, пока работал над делом с покойным Великим князем. Не зря же Александр Константинович не сдавался…

Да и, если подумать, удивительно, что генерал-адъютанта не тронули. Могли ведь убрать, выслать или лишить Осколка, а то и все вместе. Реши Ксения, что он представлял для нее угрозу, она бы так и сделала. Но раз этого не произошло, она не считала Козлянинова опасным для себя. А вот почему — вопрос хороший…

Старик выглядел напуганным, причем собственная судьба его не так волновала. Нет, было что-то другое. Не зря же он завел речь о пороках непорочных. Значит, тайна была связана с какой-то грязью.

— Ладно. Того, кому я давал клятву, в живых уже нет, — устало вздохнул Николай Федорович и обратил на Ирину слезящиеся глаза. — Я расскажу то, что помню. Документы и все свидетельства, все результаты моей работы уничтожили. Никаких вещественных доказательств не осталось. Так что верить ли мне на слово, решать вам.

Матильда кивнула.

— Конечно, ваше благородие.

— Примерно двадцать лет назад это было. Еще при прежнем государе, — начал рассказ генерал-адъютант и занялся трубкой. Очистил ту, что курил, затем взял другую и набил ее табаком. Едва он раскурил ее, комната наполнилась фруктовым ароматом. — Я тогда о пенсии даже не помышлял. Мы с Катериной Васильевной только сыновей поженили, дочерей пристроили… Можно было наконец-то и о себе подумать. И только собрались месяцок отдохнуть в Таганроге, как ко мне заявился Великий князь. Молодой он тогда был, четвертый десяток еще не разменял. Форму носил, подкову голыми руками разгибал. Словом, совсем не был похож на того себя, каким его знали в последние годы.

Мы слушали, затаив дыхание. Голос предающегося воспоминаниям старика казался глубоким, бархатным, и струился, как дымок из его трубки. Ира придвинулась ко мне поближе, воспользовавшись тем, что остальные были сосредоточены на рассказе Козлянинова.

— Александр Константинович принес кое-какие бумаги. Был обеспокоен сверх меры, выдержка то и дело его подводила. Беспокоился о сестре. Говорил, что Ксения Константиновна сильно переменилась в характере и поведении. В чем заключалась причина, Великий князь не знал. Это беспокоило его как брата, но был и другой повод для визита ко мне. Бумаги, что он принес, оказались выписками со счетов Великой княгини. Тут стоит уточнить, что счета царской семьи, да и все личные активы традиционно обслуживаются в Имперском банке. Что логично.

— Логично, — кивнула Матильда.

— А вот Ксения Константиновна с некоторых пор начала понемногу выводить средства на счета зарубежных банков. Формально она имела права это делать, поскольку достигла совершеннолетия — таков закон. Однако традиционно женщины семьи Романовых берегли средства на своих счетах и не выводили их до замужества, поскольку это было частью их приданого при вступлении в брак. Кого-то выдавали заграницу, иные девушки оставались в Империи. Разумно хранить все до того момента, пока не определится судьба девушки.

— Но Ксения Константиновна никогда не была замужем, — сказала Аня Грасс.

Козлянинов кивнул.

— Именно. Замужем не была, даже помолвки ни с кем не объявили. А деньги начала выводить.

— Куда?

— В Австро-Венгрию. Венский банк.

Я покосился на Матильду. Значит, корни австро-венгерской истории тянулись совсем уж из далеких времен.

— Великого князя беспокоило, что сестра растрачивала состояние? — уточнил я. — Но почему он обратился именно к вам?

— Хороший вопрос, — отозвался генерал-адъютант — Полагаю, дело было в том, что он знал моих сыновей. Служили вместе, квартировались в Риге какое-то время. Возможно, я просто показался его высочеству надежным человеком. Быть может, сыграла роль и моя репутация — Булатом меня уже тогда величали за спиной. Со мной всегда было трудно договориться. Словом, я взялся изучать эти бумаги и выписки. Связался с парочкой надежных людей в банках, попросил осторожно выяснить, сколько и куда ушло. Параллельно с этим организовал ненавязчивую слежку за Великой княгиней. Она и сейчас дама видная, а уж тогда и вовсе была прелестницей. От знатных ухажеров отбоя не было.

Забавно. Нет, Ксения Константиновна действительно была женщиной эффектной. Но замужества явно сторонилась. Мне раньше казалось, что ей просто это не было интересно. Ну не всем же видеть смысл жизни в походе под венец. Но неужели она не могла выбрать среди множества поклонников того, кто был бы ей симпатичен и удобен? Того, кто смог бы поддержать ее деятельность. Глядишь, тогда бы вся энергия пошла бы в другое русло…

— И что вы нашли? — спросила Ира.

Старик дернулся, словно она вытащила его из полудремы.

— Не что — кого. Поклонника ее мы нашли. Гостил у нас тогда австрийский кронпринц со свитой — весь Петрополь выл и на ушах стоял, но приходилось улыбаться и спины гнуть. Государь решил во что бы то ни стало отношения наладить, потому и принимал со всеми почестяими. Как по мне, так с излишними, ибо не друзья нам австрияки. А вот Ксения Константиновна оказалась иного мнения. И если бы внимание ее привлек сам кронпринц, не было бы никакой беды — организовали бы все по первому разряду да спровадили бы их в Вену. Но Ксения выбрала какого-то мелкого баронишку. Служил в личной охране кронпринца.

Я невольно взглянул на Аню. Больно уж похожей была завязка у этой истории. И, видимо, ничем хорошим она тоже не закончилась.

— Красавцем был паренек — спору нет, — продолжал генерал-адьютант. — Нрав имел приятный, боевые отличия, а что с огнестрельным оружием творил… Словом, ясно, чем он красавицу нашу зацепил. Ей бы выйти за того кронпринца да спокойно гулять налево, благо Благодать позволила бы супружнику глаза отводить. Я подобное не поощряю, но тут это было бы наилучшим вариантом. А Ксения оказалась девушкой честной. Ну, когда я передал находки да записи Александру Константиновичу, отпираться ей было поздно. Как я понял, застукали их на горячем — там уж было бы сложно объяснить все как-то иначе.

— И что было дальше?

— А это я уже со слов дворцовых агентов знаю. Я же перестраховался, даже все мои бумаги писал секретарь. Я же как понял, что влез в грязные дела царской семьи, решил, что нужно отстраниться от этого. Так что даже психометрист бы ничего не нашел. А сломать голову Александру Константиновичу сестрица бы не смогла — сильнее он был ментально. Наверное, лишь благодаря этой своей хитрости я все еще живой здесь сижу. Знай я, во что все это выльется, бежал бы от Великого князя со всех ног.

— Так что случилось? — переспросила Ирина.

— Кара случилась. Государь, отец Ксении Константиновны, рвал и метал. Она ж возьми и признайся, что да, любовь. Что уже и дитя зачали, что в Вене поселятся. Она же даже дом там тайно купила, обои выбирала… Как вы понимаете, ничего этого не случилось.

— Что с ней сделали? — упавшим голосом спросила Грасс. — Что?

Николай Федорович опустил глаза.

— Ну, активы конфисковали, ясное дело. Их потом только новый государь ей вернул. А так, пока отец ее не умер, жила она под полным контролем целого штата слуг. Но не в этом беда — клетка-то золотая была, а отец не вечен. Беда была в том, что он заставил ее от дитя избавиться. Работал через Осколок, и что-то там пошло не так. Ксению вытащили, живой осталась. Но… Замуж ее бы уже никто не взял. Девки комнатные говорили, что кровь у нее после этого идти перестала.

Аня прерывисто вздохнула и стиснула обеими руками подушку, да так, что костяшки пальцев побелели. В глазах девушки стояли слезы. Наверное, никто, кроме нее, не мог в полной мере понять, через что пришлось пройти Великой княгине.

— А поклонник? — тихо спросил я. — С ним что сделали?

— Ничего. Нашли повод отправить его вместе со всей австро-венгерской делегацией восвояси. А ничего сделать-то с ним было и нельзя! Лишнее слово — скандал. А скандалов прежний государь боялся как огня, особенно с австрияками. Эти-то чванливые и злопамятные. И через сто лет припомнят, как им приборы на обеде положили не в том порядке.

— Так что за все пришлось расплачиваться Ксении, — подытожила Ирина. — Значит, эту тайну вы храните столько лет?

Генерал-адъютант уставился на девушку немигающим взглядом.

— Да, дочка. Хранил. Не знаю, за какие другие грехи господь так решил наказать эту семью. Правда, не знаю. Ведь и государь-то не хотел, чтобы так вышло. Да только она не забыла и не простила. И никто бы не забыл и не простил. Мстит она, господа. Пока сидела под замком да ходила под конвоем фрейлинским, время придумать, как отыграться, было. Да только злость оказалась сильнее разума. Она же решила все разрушить — камня на камне не оставить, чтобы больше никто не сделал подобного.

Я рассеянно пялился на ряды книг. В повисшей тишине было слышно, как потрескивали дрова в камине. Сизый дым вихрился затейливыми фигурами.

Мстительная женщина. Все это произошло потому, что один разъяренный батя решил радикально решить проблему. Может об этом говорил Радамант? Что в этой семье и правда не было невиновных? По крайней мере, в старшем поколении.

— Хорошо, — я тряхнул головой, отгоняя мысли о Радаманте. — Допустим, она делает все это ради мести. Из искаженного чувства справедливости. Допустим, у нее просто нет тормозов. Но почему она просто не отомстила отцу? Зачем она допустила гибель Александра Константиновича и цесаревича?

Генерал-адъютант покосился на меня.

— А как вы думаете, юноша? Потому что они знали. Они знали, что с ней собирались сделать. Знали и позволили этому случиться. Потому что никто из братьев не заступился за нее, рискуя потерять расположение отца. Ведь на кону стояла корона, а у прежнего государя нрав был суровый. Испугались братья. А она им этого не простила.

В комнате снова воцарилась тишина. У Иры глаза были на мокром месте, Матильда мрачно смотрела себе под ноги. Воронцов задумчиво глядел на огонь в камине.

И лишь Аня нашла в себе силы сосредоточиться.

— Где сейчас этот бывший поклонник? — спросила она.

Глава 23

Козлянинов снова выпустил идеальное колечко дыма и взглянул на Аню Грасс.

— Что, дочка, хочешь задобрить Великую княгиню головой бывшего поклонника? Думаешь, если она его получит в свое распоряжение, то угомонится?

Аня невесело улыбнулась и покачала головой.

— Сдается мне, это невозможно, — ответила она. — Иначе ваш рассказ был бы несколько иным.

— Верно, — кивнул генерал-адъютант. — Думаешь, не искала она его? Искала, и не только она. Мы-то на всякий случай тоже решили приглядывать, как там поживал все это время тот рыцарь печального образа.

— И как? Не нашли? — спросил я.

— Нашли, конечно, — оскорбился Козлянинов. — Могилу его на Центральном кладбище Вены в Зиммеринге. Видимо, информация о случившемся все же дошла до императора, так что ловеласа этого выслали как можно дальше — в Цинскую империю. Там как раз очередной конфликт назревал, никак бриташки угомониться не могли. Вот в Китае-то он и погиб через несколько лет. Говорят, геройски. Великая княгиня узнала о его судьбе уже после смерти отца. Тогда и оплакивать было поздно, десять лет прошло…

— Жаль, — процедила Грасс. — А я и правда надеялась попробовать действовать через него. В конце концов, этот кавалер тоже в своем роде виноват. Нечего было брюхатить.

Не знаю, на что рассчитывала Аня, даже окажись этот австрийский кавалер живым. Хотя наверняка в таком случае Ксения Константиновна уж как-нибудь извернулась бы и нашла способ с ним встретиться. А вот что бы случилось дальше…

Ну, нынешний государь Алексей Константинович был человеком мягкого нрава. Возможно, чрезмерно. Глядишь, кабы тогда вступился тогда за сестру, ничего этого сейчас бы и не было. Может смогла бы она уговорить братца дозволить морганатический брак. Да, с потерей кучи привилегий, зато может и оторвала бы свой кусок счастья да провела остаток дней на какой-нибудь роскошной вилле на Сицилии в компании первой любви.

А может оба уже и остыли бы к тому моменту — тогда просто закрылыи бы гештальт этой встречей и разошлись каждый своей дорогой.

Но, как говорится, если бы у бабушки были яйца, то она была бы дедушкой. Чего гадать о том, что уже никогда не произойдет?

Так что имели мы изощренную в своей жестокой мести даму, которой и предложить-то было нечего. Мне было трудно придумать, что могло бы теперь унять ее гнев и жажду мести. Слишком много времени прошло, рана уже зарубцевалась, но болеть теперь будет до самого конца.

И если бы Ксения решила отомстить только тем, кто был виноват в ее трагедии, я бы это понял. Поддержать бы не смог, но понял бы. Однако Великая княгиня пошла дальше и решила развалить всю страну. Словно желала не оставить ни единого напоминания о том, что эти люди вообще когда-то существовали. Пусть даже они были связаны с ней кровью, а цену пришлось заплатить чудовищную.

— Это ничего не меняет, — сказал я. — Да, мотивы Великой княгини стали понятнее. Но наша миссия остается все той же. Нужно ее обезвредить. По возможности тихо, правда я сомневаюсь, что получится без шума.

Матильда уставилась на Воронцова.

— Есть что добавить, достопочтенный князь?

Сергей, казалось, смутился.

— Таких подробностей я не знал, и она мне никогда не рассказывала. Да, кое-что в ее поведении стало понятно — как минимум то, почему она создает новых аристократов в пробирке. Понятно, зачем я ей нужен — я же все-таки удачный эксперимент. Со мной получилось вывести новый дар.

— И каково, ребят, ощущать себя результатом селекции? — съязвила Аня.

Воронцов наградил ее тяжелым взглядом, а Ира просто закатила глаза к потолку.

— Скверно, — ответила она за всех. — А тебе, Анют, понравилась история о том, до чего может дойти женщина, если решт отомстить отцу? Все еще хочешь отплатить своей семье.

Грасс дернулась как ошпаренная.

— Откуда ты…

— Я теперь многое знаю и многое вижу, — сухо отозвалась Ирина. — К сожалению. Впрочем, у нас здесь почти что клуб людей с проблемными отцами.

— Да хрен с ним, — отмахнулся я. — Дальше-то что делать?

Генерал-адъютант отложил погасшую трубку на столик.

— Спать идти, юные дарования. Катерина моя наверняка уже распорядилась, чтобы вам постелили. Благо комнат в этом доме достаточно — нам с тех пор, как птенцы разлетелись, много места не нужно. Завтра ждем гостей и новостей, так что завтра и решим.

Тем временем слуги принесли чай. Пока мы отогревались напитком и уплетали печенье — изумительно вкусное курабье, лучшее в моей жизни — старик занимался своими трубками, а Матильда пыхтела своими вишневыми сигариллами, рассказывая о приключениях в Букуреште.

Когда все было выпито и съедено, а усталость легла на наши плечи свинцовыми плитами, старик поднялся, опираясь на трость.

— Все, гости дорогие, по кроватям. Матвей вас проводит.

* * *

Я засыпал в комнате, которая явно когда-то принадлежала одному из сыновей генерал-адъютанта. Причем все здесь осталось со времен детства: судя по всему, отпрыск довольно рано покинул отчий дом и отправился на учебу в какой-то пансион.

Я лежал на перине и глядел на светящиеся точки. На потолке с достойной восхищения точностью было изображено звездное небо — пялясь в него, я видел Млечный путь, Большую и малую Медведицы, Южный Крест, Пегаса, Лебедя… Звезды светились, словно были нанесены на потолок фосфоресцирующей краской, но сделано это было так искусно, что в полной темноте казалось, что я лежал не на перине в кровати, а где-нибудь на лугу вдали от города.

Хозяин этой комнаты вообще любил звезды: у окна стоял роскошный дорогущий телескоп, на стенах красовались старинные карты звездного неба, да и редкие атласы в шкафу тоже говорили о многом. Ну, достойное хобби.

Выискивая Змееносца, я вздрогнул и резко повернул голову на тихий дверной скрип. Тут же пахнуло духами — весенним цветочным букетом.

Ира.

— Еще не спишь? — почти бесшумно шепнула она.

— Нет.

Я приподнялся на локте и уставился на подругу — в длинной белой рубахе она походила на привидение из готических рассказов. Войдя, Ирка заперла дверь и тут же взмахнула рукой, повесив непроницаемый купол.

Как же легко теперь ей давались заклинания, над которыми мы неделями и месяцами бились в Аудиториуме! Дело было не только в силе, которую она обрела. Вместе с энергией Константинопольского Великого Осколка к Ире, казалось, пришла зрелость. Девушка неуловимо изменилась, и даже «фонило» от нее теперь иначе. Ощущалось это как если из душной городской квартиры мгновенно переместиться в лес — сила, уверенность, даже умиротворение.

— Партизанка, — проворчал я, откинув теплое пуховое одеяло. — Никому ж ничего не сказала. Я бы так и болтался в городе, не зная, что ты здесь… Кстати, что это за антиквариат на тебе надет?

Ирка облачилась в ночную рубашку времен молодости бабки хозяйки дома. Длиной до пола, из плотной ткани, украшенная кружевами на скромном воротнике. Ну прямо само целомудрие!

Подруга рассмеялась и забралась ко мне под одеяло, заставив меня вздрогнуть, когда ее ледяные пятки прикоснулись к моей нагретой коже.

— Ай! — я резко отдернул ноги. — Нет уж, сначала размораживай свои ледышки!

Дурачились как дети, ей-богу. Но почему-то сейчас я получал от этого настоящее удовольствие. Ирка специально потянулась холодными пятками ко мне, норовя снова обжечь холодом. Ага! Щас тебе! Я быстро набросил ей на голову одеяло, замотал в него девушку как шаверму в лаваш — только босые ноги торчали, и принялся растирать ей ноги.

— Щщщщекотно! — взвизгнула она, но одеяло почти заглушило ее голос.

— Будешь знать, как вламываться в чужие комнаты.

— Ааа, хватит!

Ладно, так и быть. Пощажу.

Я размотал одеяльный кокон. Выбравшись, Ирка тряхнула взъерошенными волосами и повалила меня на подушки.

— Я скучала, — шепнула она и дотронулась до моей щеки холодными пальцами. — А еще я замерзла. Если меня вовремя не согреть, вся превращусь в ледышку. Но, говорят, трение способствует нагреву…

Я не дал ей договорить. Притянул к себе, жадно поцеловал и под протестующее мычание девушки поменялся с ней местами. Накинув одеяло сверху, принялся копошиться с ее старинной ночной сорочкой.

— Господи, да где же она заканчивается…

— Только не порви, — попросила Ира.

Я усмехнулся.

— Что конкретно?

Она захихикала, а я наконец-то выудил из этой горы ткани и кружева ее ноги. Смех Ирки вскоре сменился стоном, и я поблагодарил подругу за предусмотрительно установленный купол, благо колдовать в стенах особняка можно было без риска. Впрочем, купол следовало бы сделать и потолще…

Большая и Малая Медведицы взирали на нас с легким упреком.

* * *

Ира ушла под утро — выкроила момент, когда слуги еще не проснулись, и украдкой вернулась к себе. Дом начал понемногу выстывать, я сонно поежился и провалился в сон — глубокий, но, увы, недолгий.

Поэтому когда слуга настойчиво забарабанил в дверь и оповестил о приглашении на завтрак, я проклял все на свете. Впрочем, оно того стоило. Недосып у меня уже и так принял хроническую форму, а вот Ирина посещала мое ложе слишком уж редко.

— Ты чего это сияешь, как медный таз?

Грасс встретила меня на первом этаже у дверей в гостиную. В отличие от меня, Анька явно выспалась: немного посвежела, синяки под глазами стали не столь темными, да и держалась она бодрее.

Я кивком поприветствовал ее и остановился на ступенях лестницы.

— Что, прямо так и сияю?

— Да от тебя лампочки зажигать можно, — девушка многозначительно приподняла брови и перешла на шепот. — Что, кобель, дорвался?

— Ну, одну суку я уже встретил этим утром, — проворчал я и направился в столовую.

Грасс расхохоталась мне вслед. Разумеется, не обиделась — мы друг друга и не так костерили, привыкли не стесняться в выражениях. Пожалуй, из всех моих друзей именно с Аней можно было вообще не заморачиваться на подбор фраз и говорить прямо. Даже Денисов и тот понежнее был, хотя общение с Аней сделало его значительно терпимее к крепким выражениям. Половым путем это передается что ли…

— Нет, Миш, правда, — отсмеявшись, сказала Грасс. — Рожу помрачнее сделай, а то у тебя все на лбу написано. Не подставляйся уж настолько явно. Тоже мне, шпийон.

Черт, а ведь улыбка и правда расползлась на лице до самых ушей. Уж больно настроение было хорошее. Так-то, конечно, ни одного повода для радости, но я сейчас просто старался брать от оставшегося времени по максимуму. Ибо лафа могла закончиться в любой момент.

Она, собственно, и закончилась — ровно в тот момент, когда я вошел в столовую.

— Давно не виделись, ваше превосходительство, — поприветствовал я шефа.

Пистолетыч невозмутимо пил кофе из фарфоровой чашечки с кобальтовой сетки вприкуску с пирожком, роняя крошки на свежую газету. Увидев меня, он деловито кивнул и указал на свободный стул.

Рядом с Корфом восседал Бестужев — Матильда как раз передавала ему сахарницу. Чета Козляниновых расположилась на противоположном конце стола. Мы с Аней расселись, и слуги тут же поставили пред нами тарелки с овсянкой. Иры и Воронцова еще не было.

Матильда удостоила меня внимательного, почти сверлящего насквозь, взгляда.

— Меду в кашу? — предложила она.

— Благодарю.

Корф разделался с пирожком, вытер руки салфеткой и налил себе еще кофе. В этот момент в дверях как раз появилась Ирина — в отличие от меня, вполне отдохнувшая. Как, блин, женщины это делают?!

А вот шедший следом Воронцов явно провел ночь без сна. Очевидно, прикидывал, какое будущее его ожидало после его, с позволения сказать, похищения.

— Слава богу, собрались наконец-то, — проворчал Николай Федорович и жестом велел слугам удалиться. Две девушки в передниках и старомодных чепчиках тут же ретировались, плотно прикрыв за собой двери.

Корф поставил купол — значит, наконец-то поговорим о деле.

— Как добрались, Вальтер Макарович? — с ноткой язвительности спросила Грасс.

— Полагаю, с меньшими приключениями, чем вы, Анна Петровна, — сухо отозвался шеф. — Впрочем, с учетом обстоятельств я рад видеть вас здесь. Деятельность, которую вы начали проводить, очень нам поможет.

Анька стиснула ложку так, что едва не погнула старинное серебро.

— О, рада быть полезной, ваше превосходительство, — ядовито улыбнулась она. — Интересно, в качестве благодарности вы предоставите мне выбрать себе темницу? Или сразу в Шлиссельбург?

«Аня, хорош!» — одернул ее я. — «Не лезь в бутылку».

Корф в упор уставился на провокаторшу.

— Будь моя воля, я бы еще пару лет назад предложил вам острог под Тобольском. Хорошая экология, чистый воздух, суровая природа — хоть картины пиши. Река красивая, в конце концов. Удобства, правда, так себе, но вы, как я понимаю, не особо требовательны.

— Отставить перепалки! — Козлянинов грохнул кулаком по столу так, что приборы подпрыгнули. — Не в моем доме, господа.

— Прошу прощения, — тут же среагировал Корф и покосился на Бестужева. — Действительно, перейдем к делу. Гаврила?

Дознаватель поставил чашку на блюдце и подался вперед.

— Мне удалось выяснить, где хранят конфискованные и деактивированные Осколки.

— Цейхгауз Кронверка, — улыбнулся я.

Бестужев и Корф переглянулись. Гавриил Петрович тяжело вздохнул, достал из внутреннего кармана пиджака купюру и положил ее перед Корфом.

Матильда вскинула брови.

— Это что сейчас было?

— Поспорили, — ответил шеф. — Когда узнали, что вы взяли Воронцова, разошлись во мнениях. Я был уверен, что вам удастся его расколоть и выяснить, где хранятся Осколки. Потому как уж Воронцов должен был владеть такой информацией. Гаврила считал, что нашему князю ее не доверят.

— Ладно, десять рублей всего, — отмахнулся Бестужев. — Но рад, что наши сведения совпадают. Среди моих информаторов есть человек, которого туда перевели. В охранке служит, сам видел, как привозили артефакты. Более того, этот человек может провести небольшую группу. Придется приложить усилия, да и вообще озаботиться маскарадом. Но он уверяет, что в определенные часы определенных смен это возможно.

Матильда задумчиво постучала ногтями по чашке.

— Ты ему веришь, Гаврила? А не сдаст ли часом?

Бестужев пожал плечами.

— Моть, сейчас никому на сто процентов верить нельзя. Человечек раньше не подводил. Информатором у меня числится уже четыре года — поймал в свое время на должностном преступлении, предложил замять в обмен на добычу сведений. Как обычно, в общем. До сегодняшнего дня сотрудничали честно.

— Все равно нужна подстраховка, — сказал я. — Нам ведь, по сути, что надо? Попасть внутрь и знать, в каком помещении находятся Осколки. Быстро их забрать и вынести. Привязывать же все равно на месте не будем.

— Только хранилище надежно защищено и хорошо охраняется, — добавил дознаватель. — Если не добыть ключ, то не всякая взрывчатка поможет. А ключ достать практически нереально.

— С этим разберемся, — сказал Корф.

— Как? — нахмурилась Матильда. — Шарахнем из гранатомета?

— Необязательно, — улыбнулась Ира. — Если я смогу пройти туда, то смогу помочь.

Воронцов откашлялся.

— Как только ты применишь силу, все артефакт слежения в округе сойдут с ума. Тихо не получится. А если артефакты зафиксируют, то в Кронверк слетятся все бригады ищеек.

— Вот мы и подошли к еще одному элементу плана, — удовлетворенно улыбнулся Корф и взглянул прямиком на Аню Грасс. — Чтобы они быстро не слетелись в Цейхгауз, нужно, чтобы в этот момент ищейки были заняты где-то еще. Чем-то очень громким и эффектным. Помнится, Анна Петровна, вы и ваши надеждинцы питали слабость к эффектным выступлениям. На этот раз вам придется превзойти самих себя и устроить по-настоящему громкое отвлекающее шоу.

Глава 24

Аня выслушала Корфа с кривой улыбкой. Стрельнув у Матильды сигариллу, она закурила и небрежно поставила локти на стол под неодобрительные взгляды хозяев.

— Значит, опять нас под пули бросаете? — она выдохнула дым в потолок и уставилась на Пистолетыча. — Что ж, ожидаемо.

— Напротив, — возразил шеф. — Самое пекло будет в Цейхгаузе. Там серьезно подготовленная охрана, да и строили хранилище на века. Очень рискованное мероприятие намечается. Вас же мы как раз отправляем подальше — похулиганьте вдоволь, оторвитесь, как вы умеете. Да, вас задержат. Да, будут травмы. Возможно, кому-то достанется очень серьезно. И все же ваши ребята отделаются легким испугом по сравнению с тем, что ждет группу в Цейхгаузе. Я бы не хотел напрасно жертвовать жизнями ваших людей. Особенно после того, что случилось вчера.

— Как будто вам есть до этого дело, — огрызнулась Аня.

— Есть, Анна Петровна, — спокойно ответил Корф. — Мне жаль, что часть ваших попала под раздачу. По-человечески жаль.

Казалось, Аню этот ответ удовлетворил. Грасс отхлебнула кофе и кивнула.

— Хорошо, я согласна. Если вы видите это так…

— Именно так и вижу, — не терпящим возражений тоном сказал Корф. — Полагаюсь на ваши фантазию и опыт.

— В таком случае мне понадобится выйти отсюда. Нужно незаметно нанести несколько визитов. Неплохо бы понять, кто вообще остался после вчерашних событий. Не исключено, что другие убежища тоже пострадали. Хотя сразу предупрежу, что мыслить нужно шире: если вы хотите устроить по-настоящему веселое представление, то одними нашими не ограничится.

Я рассеянно слушал разговор. В голове зудела зарождающаяся идея — щекотала мозги, билась о стенки черепа, но никак не оформлялась в предложение. Дурацкое состояние. Все-таки спать нужно больше.

Наконец я жестом попросил у Корфа утреннюю газету.

— Сегодняшняя?

— Да, пятничная. С блоком на выходные.

— Отлично.

Я схватил хрустящую и еще пахшую типографской краской газету. Не удержался и с удовольствием вдохнул этот запах — в моем старом мире почти перестали читать бумажную прессу.

— Что ты ищешь? — удивленно подняла голову Ира.

— Погодите… — я торопливо переворачивал страницы, ища нужный раздел. — Есть идея…. Сейчас…

Нашел!

Я развернул газету и разгладил листы на разделе спорта. Корф удивленно приподнял брови.

— Это еще зачем?

— Футбол! — я ткнул пальцем в таблицу с расписанием матчей. — В это воскресенье «Андреевский» принимает у себя московскую «Волхонку». Стадион будет забит под завязку. Это почти идеальное место, чтобы стянуть много сил правопорядка.

Грасс посмотрела на меня с уважением.

— А ты хорош, Соколов. Идея прекрасная. Только матч еще могут и отменить: в городе все же объявлено особое положение.

— Если отменят, тогда уж точно начнутся беспорядки, — отозвался Бестужев — кстати, ярый болельщик. — Матч-то ключевой… Еще и домашний. Если «Волхонка» выиграет, не видать нашим кубка. Так что отменять не станут, но контроль ужесточат. Пропуск по билетам, обыск, строгие правила поведения на трибунах…

Гавриил Петрович разочарованно вздохнул — видимо, мечтал попасть на этот матч, да теперь уже и не помышлял о такой удаче. Ну ничего, если Корф определит его приглядывать за Грасс и компанией, то может одним глазком и глянет на игру.

А футбол у нас в столице любили. Да и не только в столице — во всей империи. В Петрополе было три футбольных клуба, но всенародной любовью пользовался именно «Андреевский». Старейший, образованный Военно-морским университетом апостола Андрея Первозванного.

Футбол вообще интересно развивался в империи: все начиналось с соревнований команд высших учебных заведений, а затем переросло в большой спорт. Но бело-синие цвета Андреевского флага, в которые облачались игроки, стали одним из символов Петрополя. Так что «С нами Бог и Андреевский флаг!»

Корф улыбнулся.

— Если удастся привлечь самых хулиганистых фанатов к этому отвлекающему маневру, я вас в обе щеки расцелую, Анна Петровна. Мне известно, какие беспорядки способны устроить эти сорвиголовы.

Аня многообещающе улыбнулась.

— Ваше счастье, что я знакома с парочкой отморозков из движения.

Я с опаской покосился на подругу. Где, блин, у нее не было друзей, приятелей, заказчиков или иных знакомцев? И как она в свои столь юные годы умудрилась обрасти такими связями? Может и хорошо, что Анька в свое время выбрала для себя пусть и подпольную, но революционно-политическую деятельность. Ибо подайся она с такими талантами в криминал…

— Коней не гоните, Анна Петровна, — предостерег ее Корф. — Если удастся заинтересовать ваших отморозков, я желаю присутствовать на встрече. Мне есть что им предложить.

— Даже так? — хмыкнула Грасс. — Умеете вы удивлять, Вальтер Макарович.

— Отчаянным временам — отчаянные меры.

Да уж, кто бы мог подумать. Ну да ладно, пора уже привыкнуть, что шеф мог переходить черту дозволенного, когда вопрос касался достижения цели. На войне все средства хороши — так говорят?

Матильда слушала все это с выражением полнейшего недоумения на лице. Да, видать, отвыкла баронесса от того, как у нас нынче дела делались. Но в этот вопрос она не полезла. Значит, наметила для себя иную цель. И, кажется, я догадывался, какую.

Аня поднялась из-за стола и обернулась к хозяевам.

— Благодарю за гостеприимство. Если никто не возражает, я начну работать немедленно. Если кто-нибудь одолжит мне автомобиль, будет восхитительно.

Корф взглянул на Бестужева. Тот обреченно вздохнул и вытащил из кармана ключи.

— Это личный автомобиль, — он бросил связку девушке, и та ловко ее поймала. — Пожалуйста, постарайтесь не угробить его.

— Обижаете, Гаврила. Вечером верну.

Она удалилась, и лишь после этого Корф перевел взгляд на Матильду.

— Ты обдумала ту идею? Получится?

Баронесса пожала плечами.

— Нужно провести разведку. Не факт, что они действительно занимаются этим именно в клинике. С другой стороны, там наиболее подходящие условия…

— Что вы задумали? — дрожащим голосом прошептал Воронцов. — Вы хотите уничтожить проект?

— Он в любом случае будет уничтожен, как только о нем прознает Синод, — отозвалась Матильда. — У нас запрещены искусственные манипуляции с зачатием и плодами. Да, закон несовременный. Да, его обходят. Но если работа Великой княгини над выведением нового поколения аристократов всплывет, всю клинику сровняют с землей вместе с теми, кто в ней работает. Я лишь предлагаю ускорить процесс и использовать уничтожение проекта как один из вариантов деморализовать врага.

Я внимательно глядел на бывшую наставницу. А ведь она сама не могла продолжить род. Насколько же, должно быть, соблазнительной казалась для нее эта лаборатория, да и весь проект… Ведь Ксения могла дать ей то, чего Матильда не смогла бы получить при государе. Да, она любила Иру, любила всей душой, но Ирка была не ее крови. И сейчас Матильда намеревалась собственными руками уничтожить единственный призрачный шанс на продолжение рода Штоффов.

Долг и воля оказались сильнее. За это я ее и уважал. Долг и воля превыше всего.

— Действуй, — согласился Корф.

— Мне нужна Ирина. Одна не справлюсь.

Ирка не успела и рта открыть, как шеф перебил ее.

— Исключено. Нельзя светить ее раньше времени. Еси нужна молодая девица, возьми кого-нибудь другого. Хоть с Фросей своей свяжись.

Интересно, зачем ей была нужна именно Ирка? Силой на разведке она воспользоваться не сможет — мгновенно засекут. Для чего тогда? За компанию?

Матильда на удивление быстро сдалась.

— Хорошо. Сейчас это не обязательно. Но если мы решим действовать, то Ирина не все же понадобится.

Сама Ирка откинулась на спинку стула и хмуро взирала на старших. Наверняка тихо негодовала из-за того, что ей не давали помогать. Ничего, перевернется и на твоей улице грузовик с противниками, которых нужно уничтожить.

Бестужев залпом допил остывший кофе.

— Тогда с меня подробности по Цейхгаузу. Попробую раздобыть в архивах подробную карту — нужен детальный план.

— А я? — озадаченно спросил Воронцов. — Мне что делать? Я же теперь ни свой, ни чужой ни для тех, ни для других.

Корф и Матильда переглянулись.

— Формально вы — наш заложник, ваше сиятельство, — улыбнулась баронесса. — Темница, правда, у вас весьма символическая.

— Он мой заложник, — вмешался я. — У Ксении моя сестра, у меня он. И пока он у нас, я могу надеяться на то, что Ольга жива. Как только сестра вернется ко мне, пусть Сергей гуляет на все четыре стороны.

Воронцов дернулся как от пощечины.

— Ты это серьезно? Я же и правда пытался помочь. Как мог.

— Хочешь помочь — сиди тихо и не отсвечивай, — раздраженно ответил я.

Возможно, это было слишком жестоко. Возможно, я был с ним несправедлив. Но сейчас у меня не было ни времени, ни желания с этим разбираться. Когда все кончится, и если все кончится, тогда и будем выяснять отношения. Я даже извинюсь, если пойму, что иначе было невозможно. Но пока — так.

Воронцов молча поднялся из-за стола и направился к выходу.

— Буду у себя.

Когда он скрылся за дверью, остальные тоже засобирались. Бестужеву требовалось вернуться на службу и действовать, не вызывая подозрений. Корф тоже планировал отправиться в город — обкашлять пару вопросиков с какими-то мутными личностями. Я не вникал, да и он не посвящал в детали. Матильда намеревалась записаться на прием в клинику и провести разведку.

А я, видимо, должен был сторожить Воронцова и Ирину, чтобы не давали хода своему энтузиазму.

Вскоре все разошлись, и лишь Матильда осталась на перекур. Я направился было на выход, но баронесса тихо меня окликнула.

— В чем дело? — спросил я, вернувшись к столу.

Она пристально на меня уставилась, словно пыталась что-то прочесть на моем лице.

— Михаил, после всех приключений, что свалились на твою голову, у тебя не было проблем с памятью?

— Вроде нет, — озадаченно ответил я и почесал затылок пятерней. — Не замечал. А в чем дело?

Матильда криво улыбнулась и сделала глубокую затяжку.

— В таком случае, очевидно, ты просто оборзел, раз сознательно проигнорировал предупреждение, что я некогда тебе сделала, — она уставилась на меня ледяными голубыми глазами. В них плескалась неистовая ярость, но голос баронессы оставался обманчиво спокойным. — Я предупреждала, что голову тебе откручу, если ты посмеешь тронуть Ирину. Предупреждала и слов на ветер не бросала. У нас был уговор, Михаил — ты пообещал держать чресла в узде. И ты даже на это согласился.

А, понятно. Кажется, Ирка все же спалилась, когда думала, что незаметно пробралась ко мне в комнату. Недоработка вылезла: следовало отвести глаза или наложить иллюзию пустого коридора. Почему Ирка об этом не подумала? Или она хотела, чтобы Матильда узнала? Если так, то как-то жестко все вышло…

Что ж, однажды это все равно бы вскрылось. Разве что я собирался сделать все по-человечески, если повезет остаться в живых. Давно следовало расставить точки над «i», просто Матильда несколько ускорила события.

— Это обоюдное желание, ваше благородие, — я выдержал ее взгляд и не собирался сдаваться. — К вашему сведению, это уже не впервые. Другое дело, что я честно ждал ее совершеннолетия и никогда не настаивал на близости. Да и в связях с другими особами замечен не был. И, разумеется, я готов делать все дальнейшие шаги, какие положены в данном случае. Только бога ради, давайте сперва разгребем все дерьмо, что устроила императорская сестрица!

Вероятно, Матильда ожидала от меня другой реакции. Может привыкла считать себя старшей, привыкла руководить и отдавать мне приказы. Только обстоятельства изменились. Теперь я был главой рода и держался соответствующе. И хотелось бы снова стать тем сбитым с толку Михой, каким я впервые попал в Лебяжье. Но с тех пор изменились не только мы, но и сам мир вокруг нас.

— Что бы ты себе ни думал, я никогда не дам разрешения на ваш союз, — ответила женщина. — Особенно сейчас, когда Ирина стала той, кем стала. У нее должно быть другое будущее. Яркое, в котором она сможет реализовать всю себя. Ты не сможешь ей этого дать, Михаил. У тебя ничего не осталось.

Я понимающе улыбнулся. Ох уж эта гиперопека…

— Может все же предоставите ей право решать? При всем уважении, Ирина уже не просто достигла совершеннолетия. Она де-факто и не Штофф вовсе. Связав себя с Константинопольским Осколком, она это подтвердила. Теперь она принадлежит роду Романовых, Матильда Карловна. И не думаю, что ваше мнение будет решающим.

Баронесса насмешливо на меня взглянула.

— Я и правда тебе поражаюсь, Михаил. Вроде и не самый глупый парень, а порой оказываешься ну настолько наивным, что не знаешь, куда деваться. Поверь, договориться с императорским домом у тебя еще меньше шансов. Ирина для них сейчас — надежда и спасение. Ты всерьез думаешь, что они отдадут ее тебе? Графу без родового гнезда и со спящим источником силы? Поразительная самоуверенность, Соколов. Просто восхитительная.

— Закончили издеваться?

— Я не издеваюсь, Михаил. Я говорю все как есть.

— Раз мы заговорили о том, как есть, позвольте напомнить, что ни вас, ни меня прямо сейчас в Петрополе видеть не рады. И прежде чем разговаривать о будущем вашей подопечной, сперва нужно отбить город и Великий Осколок у Ксении. В этой мясорубке можем погибнуть мы все, и тогда ваши страхи не реализуются. Вы же понимаете, что Ирина сейчас самая большая угроза для Великой княгини?

— Разумеется, понимаю, — раздраженно бросила Матильда.

— В таком случае прошу вас, давайте решать проблемы по мере поступления. А дальше протестуйте сколько влезет.

Баронесса оскорбленно поджала губы, но быстро вернула самообладание. Лишь то, как яростно она ткнула окурком в пепельницу, выдало ее истинные чувства.

— Перемирие, Соколов, — тихо сказала она. — Я не стану тебе врагом, пока мы не вернем Петрополь государю. Но не думай, что я забуду. Не думай, что позволю тебе испортить ей жизнь. Когда все закончится, если Господу будет угодно, я взыщу с тебя по всем счетам, Михаил. Сейчас я оставлю тебя в живых лишь потому, что ты можешь быть полезен. Но позор ты смоешь кровью.

Глава 25

Когда все разъехались, Воронцов остался дуться наверху, Ирка наслаждалась гостеприимством четы Козляниновых, а я окончательно распрощался с идеей выспаться. Не хотелось мне дрыхнуть, пока Серега в доме. Вряд ли он выкинул бы какую-нибудь глупость, но так мне было спокойнее.

Стараясь убить время, я прогуливался по залам первого этажа: из столовой вышел в гостиную, перешёл холл с лестницей и оказался в еще одной гостиной поменьше, что соседствовала с библиотекой. Планировка немного напоминала наш погибший дом в Ириновке, и я почти что на автомате потянул ручку на себя.

И лишь затем осекся. Всеже библиотека — место не всегда публичное. Некоторые хозяева предпочитали включать ее в перечень личных комнат.

— Вас что-то смущает, Михаил Николаевич? — услышал я голос Козлянинова за спиной.

Я резко отдернул руку и обернулся.

— Прошу прощения. Мне следовало спросить разрешения.

— Полно вам, ваше сиятельство! — улыбнулся старик. — В наше время если молодежь проявляет хоть какой-то интерес к книгам, это нужно поощрять.

— В таком случае вас не затруднит провести для меня небольшую экскурсию? Наверняка у вас прекрасная коллекция.

Козлянинов лихо подкрутил седой ус и жестом велел мне заходить первым. Все еще испытывая неловкость, я открыл дверь. Накануне я толком и не разглядел это помещение в полумраке, а здесь было на что посмотреть.

Шкафы со стеклянными дверцами, что должны были предохранять книги от пыли, явно были сделаны на заказ. Вся библиотека была выполнена в стиле английской аристократии, и эта комната, пожалуй, была единственной, где на стенах не было обилия вышитых картин.

Зато здесь имелся неплохой бар, к которому по прямой траектории направился генерал-адъютант.

— Наслышан о вашем горе, Михаил Николаевич, — сказал хозяин и, пробежавшись пальцами по гладким бокам графинов, словно выбирал книгу на полке, достал бутыль с янтарной жидкостью. — Я знал ваших отца и бабку, царствие им небесное.

— Неужели? — удивился я.

Козлянинов улыбнулся.

— К счастью для них, знакомство не было близким — все же я заведовал Управлением. И все же несколько раз мы встречались. Николай Владимирович произвел на меня хорошее впечатление. А ваша бабушка в молодости была крайне привлекательной женщиной. Помянем?

Он плеснул совсем немного напитка в бокалы и протянул один мне.

А ведь я и правда даже не помянул своих родных. Не было случая, да и как бы это помогло? Но раз хозяин дома предложил, почему бы не поддержать инициативу?

— Спасибо, Николай Федорович, — отозвался я и поднял бокал в воздух. — Земля пухом.

— Да упокоит Господь их души.

Я залпом выпил напиток. Кажется, это был крепкий скотч. Не островной, но явно шотландский. Ирландские казались мне более мягкими.

Поставив пустой стакан на стол, я обернулся к стене, большую часть которой занимал многоярусный шкаф хитрой конструкции.

— Должно быть, не одно поколение вашей семьи ее собирало, — сказал я.

Козлянинов хоть и был сварливым стариком, но подобрел, почувствовав мой интерес.

— По большей части это заслуга моего отца — основную коллекцию собрал он, благо занимаемый пост позволял. Он был главой Императорской публичной библиотеки, лично знал многих известных писателей и поэтов. Да и меня изначально готовили отнюдь не в Тайное отделение. Но судьба распорядилась иначе. Тем не менее книги — можно сказать, наше семейное увлечение.

— Как же так вышло, что вы стали ищейкой?

Козлянинов жестом пригласил меня сесть и сам опустился в свое любимое кресло. На столике его уже ждали готовые трубки и ароматный табак. Когда старик принялся набивать трубку, я почувствовал яркий фруктовый запах. Словно он клал туда настоящий чернослив.

— Вы ведь тоже не думали, что ваша судьба сложится таким образом, Михаил Николаевич, — улыбнулся генерал-адъютант. — Вам-то как раз не нужно объяснять, как это бывает.

Я пожал плечами.

— Бывает по-разному. Одни стремятся служить, а их не берут. Другие не хотят идти в Отделение ни за какие коврижки, и их буквально силой привязывают к службе. Кто-то помогает из принципа, ради идеи. Кто-то — ради денег или защиты. По-разному бывает, ваше благородие. Для кого-то работа ищейкой проклятье, а для иного — спасение.

Козлянинов кивнул и уставился на меня в упор.

— А что она для вас, Михаил Николаевич?

Я усмехнулся.

— Выбора у меня, прямо скажем, не было. Сперва не хотел, затем втянулся… А теперь уже и не представляю жизни без этого. Хотя от отпуска бы не отказался.

Видимо, мой ответ удовлетворил старика, поскольку тот выпустил струйку дыма и добродушно рассмеялся.

— Да уж, служба — она как цирк. Один раз попал под купол — всю жизнь скачешь. Это затягивает. Знавал я одного врача. Простолюдин, но хирург с золотыми руками. Так он то же самое говорил о своем ремесле. Нужно иметь определенный склад характера, чтобы выдерживать эту работу. Но без нее такие, как мы, чахнут.

Видимо, поэтому Козянинов даже после отставки продолжал собирать сведения о происходящем в городе. Не мог смириться с вынужденным бездельем. Привыкший развивать бурную деятельность, на пенсии он, должно быть, едва не зачах.

Трубка погасла, и Козлянинов положил ее на столик.

— Мой вам совет, Михаил Николаевич. Если все закончится успешно, вам будет положена награда. Щедрая, не сомневаюсь. Будет соблазн почивать на лаврах и отойти от дел. Непременно будет, уж я-то знаю. А это болото затягивает… Не позволяйте себе расслабляться. Займитесь делом, да таким, чтобы череп трещал от нагрузки. Иначе начнете сходить с ума. Вот разменяете восьмой десяток — тогда и отдохнете. А до тех пор не давайте себе спуску. И жену себе выбирайте правильную: не будь рядом моей Катерины, я бы до генерала не дослужился.

Я улыбнулся.

— Спасибо, ваше благородие. Правда, если победим, полагаю, мало кто сможет позволить себе роскошь расслабиться. Слишком много дел наворотила Ксения Константиновна…

* * *

Наша компания воссоединилась лишь после ужина. Первой вернулась Матильда, но сразу же поднялась в свою комнату и спустилась лишь к трапезе. Насколько я понял, с Ирой она отношения не выясняла. Значит, предпочла излить гнев только на меня. Спасибо, конечно. Нам всем это сейчас так поможет…

Да и вообще я не понимал до конца, чего это она так взвилась. Ладно бы я поматросил и бросил, так нет же. Хотя, судя по всему, бесилась она именно из-за того, что мы с Ирой намеревались пойти дальше… Уж не знаю, какую судьбу тетя Мотя пророчила подопечной, но мне в ней места точно не было.

Ладно, сейчас все равно было не до этого. Может перебесится.

Корф и Бестужев заехали, когда уже подавали чай. Дольше всех по городу болталась Грасс. Я уже начал беспокоиться, когда она все же появилась на пороге — мокрая от дождя, уставшая и мрачная.

— Три из пяти наших убежищ уничтожили, — сказала она, согревая ладони о чашку. — Хорошо, что мы не успели наладить связь между всеми ячейками. Нашли не всех. Но теперь у меня остался всего полтора десятка одаренных.

— Мало, очень мало, — отозвался я. С такой армией Зимний штурмовать бессмысленно. Разве что придется заручиться поддержкой «массовки». — А футболисты и остальные?

— С этим получше. Мне удалось договориться о встрече с некоторыми петропольскими подпольщиками. Она состоится сегодня, нас будут ждать на Апрашке. Нас будут ждать к одиннадцати.

Матильда недоверчиво покосилась на Анну.

— Нас?

— Да, — кивнула девушка. — Обязательным условием для встречи они обозначили присутствие Вальтера Макаровича и… Михаила.

Я чуть не выронил ложку, которой размешивал сахар.

— А я-то им зачем?

— Понятия не имею, — продолжала бухтеть Анька. Видимо, с утра настроение у нее лишь ухудшилось. — Мне это не нравится, но без вас говорить они отказываются. И это правильно. Я — лишь посредник, а договариваться и обещать должны вы. Точнее, господин Корф.

Шеф и Бестужев переглянулись. Пистолетыч пожал плечами, давая понять, что сам не знал ответа на этот вопрос. Гавриил Петрович исподтишка взглянул на меня.

— Может ты кому-то из местных хвост прижал? Вспоминай, Михаил.

На Апрашке? Нет. Я там и появлялся-то редко, а если уж и совался, то либо в сопровождении лиц из внутренних органов, либо инкогнито, если требовалось пересечься с информатором в каком-нибудь кабаке. Да и это было всего пару раз. Да, была однажды буча, когда мы искали Аспиду, но тогда все закончилось довольно быстро и безболезненно.

— Это вряд ли, — я покачал головой. — Не было у меня конфликтов ни с кем из этой братии. Да и не работал я с ними толком — вы же меня на Аспиду бросили. Ею и занимался. Так что не имею понятия, на кой черт я им понадобился. А ты, Ань, что думаешь?

— Я думаю, что если они требуют твоего участия, то идти стоит. В конце концов это вам нужна их помощь, а не наоборот. Предполагаю, торговаться они будут по полной программе. Выжмут из вас как можно больше. Так что еще большой вопрос, договоритесь ли по условиям сотрудничества.

Корф молчал, обдумывая полученную информацию. Но Аня была права: это нам была нужна помощь, так что лучше не выпендриваться, хотя бы поначалу. А там либо договоримся, либо вспомним, что среди нас есть менталисты… Хотя я бы не хотел использовать силу. Рискованно, да и нечестно.

— Хорошо, поедем, — наконец сказал Пистолетыч. — И раз хотят Михаила, будет им Михаил.

Аня кивнула.

— На этом у меня все. И можно мне чего-нибудь покрепче чая, а то я весь день на ногах, а в схронах холодно и сыро. Чую, завтра буду в соплях по пояс.

Воронцов вызвался поработать лакеем и с разрешения Козлянинова налил Ане бокал коньячку. Пока она переводила дух, слово взял Бестужев. Он достал из портфеля толстый пакет.

— Сходил в наши архивы и добыл актуальную карту Кронверка, снял копию. Изучите планировку Цейхгауза. Я уже отметил некоторые посты, но завтра получу полную информацию о разнарядке и расположении.

Он положил пакет в центр стола возле вазы с фруктами. Матильда выгнула тонкую бровь.

— Браво, Гаврила. Надеюсь, в архиве следов не оставил?

— Обижаешь, мать. Если что, я своей пятой точкой сейчас рискую похлеще вашего: в отличие от вас, я не могу отсидеться в особняке и должен ходить на службу. Не попадаться дорогого стоит.

— Да не кипятись ты так, — примирительно улыбнулась Матильда. — Я же исключительно из лучших порывов. Значит, завтра у нас будет расклад по Цейхгаузу?

— Да. Уже договорился со своим человечком.

— Прекрасно, — сказал Корф и поднял глаза на Козлянинова. — Я воспользовался вашим советом. Съездил, мы поговорили. Сразу согласия я не получил.

Генерал-адъютант кивнул.

— Конечно, они сразу не согласятся, — проворчал он. — Это подставит их под мощный удар в случае нашего поражения. Но если ты все сделал правильно, а я в этом не сомневаюсь, то лед треснет.

Мы с Ирой одновременно взглянули на старика.

— О чем вы говорите? — спросила подруга.

Корф вопросительно посмотрел на Козлянинова, словно спрашивал у того разрешения. Генерал-адъютант махнул рукой, дескать, ладно уж, говори.

— Аудиториум, — сказал шеф. — Я ездил к Долгорукову.

Я чуть не свалился со стула. Воронцов закашлялся.

— Вы с ума сошли? — прошептала Ира. — Он же с ней! Он на нее работает. Зачем вы так собой рисковали? Он ведь мог сдать вас…

— Но не сдал, — вмешался я. — Потому что, очевидно, сам недоволен тем, какой оборот приняло дело. Мы с Аннушкой слыхали, что в Аудиториуме нынче даже преподавателям приходится несладко. Там тоже началась своя охота на ведьм, гайки закрутили так, что дышать невозможно. И, сдается мне, Долгорукова никто не спрашивал. Просто спустили сверху приказ.

Аня криво улыбнулась.

— Со стороны ректора было бы очень любезно всадить Великой княгине нож в спину.

— Погодите радоваться, — хмуро сказал Корф. — Я лишь закинул удочку. Просто поговорил и обрисовал ситуацию. Но нет никаких гарантий, что Долгоруков примет нашу сторону. Впрочем, если Аудиториум выберет нейтралитет, это тоже будет неплохо. Не станут вмешиваться — нам меньше забот.

Надо бы дернуть Мустафина, если получится. Он обещал немного помутить воду изнутри. Посмотрим, прорастет ли посеянное зернышко…

— А ты? — Корф посмотрел на Матильду. — Смогла разведать, что в клинике?

Баронесса кивнула.

— Выяснила немного, но этого уже достаточно, чтобы сделать кое-какие выводы. Мне удалось стянуть пропуск у медсестры, которая проводила мне процедуру. К сожалению, у врача украсть не получилось. В общем, здание интересное. Оно уходит на три этажа вниз. На три этажа! Но доступ по карте был только на минус первый.

— Зачем обычной, пусть и дорогой, клинике строить такую подземку? — Рассуждала Ира.

— Если они не помешаны на идее, что всех нас разбомбят, то лишь для одного — спрятать нечто, чего не должны увидеть непосвященные.

Ну, ядерный бункер они там вряд ли построили, так что наверняка именно на тех подземных этажах располагалась лаборатория имени Ксении Константиновны.

— Это оставим на потом, — распорядился Корф. — Сейчас это второстепенная задача. Да и хочется не просто уничтожить это место, а собрать сведения о том, над тем и как там работали.

— Хорошо.

Шеф поднялся и поманил нас с Аней за собой. Грасс только согрелась и явно с неудовольствием восприняла необходимость снова возвращаться на холод и сырость. Погода сегодня не баловала. Но проследовала с нами в холл.

* * *

Что-то зачастил я на Апрашку. Хотя в какой-то степени мне даже нравилось это место. Вроде и гадюшник, но со своей особой атмосферой. Да и народ хоть и подозрительный к чужакам, но за неосторожный косой взгляд пером в ребро не тыкал. Жить можно.

Аня привела нас в самую пустынную часть этого мини-города. Здесь явно располагались склады. С одной стороны был ряд ангаров, с другой — парковка для грузовых машин. Пахло тухлыми овощами, гарью и чем-то химическим. Почти как на свалке, но чуть приятнее.

Мы прибыли первыми и курили возле машины. К счастью, дождь утих, и уличные фонари отражались в лужах, образованных раздолбанным асфальтовым покрытием. За нами наблюдали — «хвост» мы срисовали еще на самом въезде в переулок. Ну и на здоровье.

— О, явились.

Анька как раз докурила, когда из-за здоровенного ангара выехал целый кортеж — три навороченных внедорожника, размер которых намекал на компенсацию каких-то комплексов их владельцев.

Автомобили остановились напротив нас. Из первого вышел интеллигентного вида мужчина средних лет в дорогом шерстяном пальто, элегантном шарфе и очках в тонкой золотой оправе. Выглядел он скорее как начальник отдела в каком-нибудь банке, недели как главарь уличной банды.

Грасс улыбнулась, заметив мой культурный шок.

— А ты что думал, здесь все ходят с битами и в наколках? — хмыкнула она. — Позвольте представить Кушнарева Валерия Аркадьевича. Он новый хозяин этого места.

— А что случилось со старым?

— С Юсуповым дружил, — отозвался Корф.

Из второго джипа вышли бойцы — явно охрана Кушнарева. А вот из третьего вывалилась весьма колоритная компания.

Ну хоть что-то соответствовало моим ожиданиям. Фанаты — а это, судя по виду, были именно поклонники футбола, подошли к нам втроем. Несмотря на простецкий внешний вид, я отметил, что ребятки-то простыми не были. Наверняка и они имели дополнительные источники заработка, причем не самые легальные.

— Добрый вечер, — Кушнарев кивками поприветствовал собравшихся и задержал взгляд на Грасс. — Анна, благодарю.

Даже голос у этого мужчины был каким-то клерковским: ровный, безэмоциональный, а вот манеры делали честь.

— Господа, — он по очереди протянул руку Корфу и мне, мы ответили пожатием. — Рад знакомству. Как ни странно, в какой-то степени стоит поблагодарить сложившуюся обстановку за возможность говорить с людьми вашего круга. Обычно вы редко до нас снисходите.

— Мое Управление занимается вопросами контроля применения Благодати, — ответил Корф. — Если вы не наделены силой, то нам незачем вас беспокоить.

— Что не может не радовать, — тускло улыбнулся Кушнарев и обернулся к фанатам. — Господа Урал, Дикобраз и Чех любезно согласились участвовать в переговорах от лица их многочисленного сообщества.

— Очень приятно, — отозвался я, разглядывая фанатскую братию.

Из-за атрибутики, одинаковых похожих на мартенсы ботинок и темных курток их было трудно различать, особенно ночью. Ну прямо как на матч «Зенита» в каком-нибудь 2005 году попал, ей-богу. Только у этих машина была крутая.

— Анна передала мне суть вашей просьбы, — продолжил Кушнарев. — Итак, вам необходима помощь неодаренных в весьма рискованном деле. Не стану брать на себя смелость вопрошать, почему государь просто не направит сюда войска, скажем из Москвы — наверняка у него есть веские причины этого не делать. Насколько я понимаю, имел место настоящий дворцовый переворот, и вам поручили замять дело максимально тихо.

Корф растянул губы в улыбке.

— Восхищаюсь вашей проницательностью, Валерий Аркадьевич.

— Дабы сэкономить ваше время, дам ответ сразу. Я согласен на определенных условиях. Причины помогать вам у меня есть: судя по тому, как Великая княгиня расправляется с неугодными аристократами, нас, плебеев, ждет еще менее завидная участь. Все же при Алексее Константиновиче жилось спокойнее: стабильно, понятно, были правила игры и, если позволите, даже свои принципы. Сейчас начинается хаос, а такой хаос вредит моему бизнесу. Поэтому я готов помочь и предоставить вам людей. Разумеется, при определенных условиях.

— Внимаю.

— Нас оставляют в покое и дают делать наше дело. Мы сами разберемся с головорезами, отморозками и опасными одиночками. Вы будете довольны, государевы службы будут избавлены от необходимости за нами гоняться, поскольку мы сами будем следить за порядком в нашем маленьком королевстве. Но своим королевством я хочу править сам. Ресурсы и рычаги давления у меня есть.

— Не сомневаюсь, — ответил Корф. — Значит, только спокойствие?

— Еще я бы не отказался от поста в городской Думе. Должен же кто-то защищать интересы маргиналов. Обещаю, позорить должность не стану. Мне лишь нужны связи и выход на ряд влиятельных людей.

— Если все получится, вам еще и орден дадут, — вздохнул шеф.

— К счастью, я не тщеславен, Вальтер Макарович. Орден — это лишнее.

— А вот мы не откажемся, — сказал один из фанатов. — У нас все иначе устроено. Это у Валерия Аркадьича деньги тишину любят, а у нас народ другой. Нам нужно ярко и громко. И все ребята у нас патриоты, вы не думайте. Большая часть вообще служивые — долг Отчизне отдавали и еще отдадут, если надо. Так что и требования у нас будут другими.

— Я слушаю, господин…

— Чех я, — представился фанат. — Чехов фамилия. Саня.

— Так чего вы хотите?

— Признания и славы. Чтобы наш вклад оценили почетом. Пусть государь выступит на стадионе, когда все закончится. Пусть отблагодарит наших ребят, даст нашему клубу почетное звание, фонд благотворительный для детей учредит хотя бы… А то сколько пацанов из бедных семей по дворам мячи гоняют — пусть учатся играть, а не болтаются зря. Мы-то помогаем как можем, но на всех денег не хватает.

— Короче, к народу надо быть ближе, — добавил то ли Урал, то ли Дикобраз. — А то народ сейчас поможет, а о нас опять вспомнят только после матча, когда в кутузку потащат.

Судя по выражению лица Корфа, ему стоило больших усилий не выражать эмоций. Просьба была, мягко говоря, странная. Но настолько наивная и даже душевная, что лично меня проняло. Могли бы просто денег попросить, например. А тут вроде даже и не ради своей выгоды старались…

— Насчет личной благодарности императора… — Корф замялся. — Этого обещать не могу, но обязательно попрошу его об этом. Даст Бог, будет здоров — не откажет. А остальное — не проблема. Что до требований господина Кушнарева, это тоже можно устроить. Потребуется время, чтобы все утрясти, но это возможно, хотя и против наших правил.

Кушнарев удовлетворенно улыбнулся.

— Я подозревал, что мы непременно договоримся. Благодарю, Вальтер Макарович. Однако у меня будет еще одна небольшая просьба. Скажем так, хочется убедиться в том, что договоренности будут соблюдены. Поэтому мы будем рады принять гостем вашего сотрудника Соколова на время, что потребуется вам для решения всех вопросов.

Аня вытаращилась на дельца, а у меня засосало под ложечкой.

— Так, стоп, — пробормотал я. — Вы что, хотите взять меня заложником?

— Если вам угодно, Михаил Николаевич, — любезно улыбнулся Кушнарев.

Глава 26

Корф решительно мотнул головой.

— Исключено.

— В таком случае сделки не будет, — Кушнарев развел руки в стороны. — Ибо, при всем уважении, ваше превосходительство, особых причин вам доверять у меня нет.

— Вы разговариваете с офицером, — процедил шеф. — Если мое слово для вас ничего не стоит…

— Увы, слово — вещь нематериальная, Вальтер Макарович. Его в карман не положишь, в суд не понесешь, на хлеб не намажешь. Мне известно, что у дворянского сословия особое отношение к обещаниям. При этом, к сожалению, я не раз лично сталкивался с тем, как родовитые особы своих обещаний не выполняли.

— Сожалею, что у вас такой опыт.

— В таком случае вы меня понимаете, — Кушнарев склонил голову набок, и стекла его очков блеснули в лучах фонаря. — Поэтому и прошу предоставить нам своего рода подстраховку. Со своей стороны гарантирую, что господину Соколову ничто не будет угрожать, а содержаться он будет в прекрасных условиях и полной безопасности.

— Почему я, а не, например, Анна? — вмешался я.

Грасс зыркнула на меня с яростью и украдкой показала кулак.

— Потому что вы явно представляете большую ценность для его превосходительства. Аннушка, без обид.

— Никаких обид, Валерий Аркадьевич. Это же очевидно.

— У господина Соколова будет особая роль в грядущих событиях, — сказал Корф.

— Значит, в ваших интересах как можно скорее уладить мою проблему.

Все жилы из Корфа тянул, зараза такой! Вообще, мне был симпатичен подобный тип дельцов: брал не силой и страхом, а хитростью. Умные в подпольном мире жили намно-о-ого дольше. И вот, пожалуйста, живая иллюстрация того, почему Апрашка досталась именно этому товарищу. Он умел играть в эти игры.

— И почему я должен верить вам? — Криво улыбнулся Корф. — Где гарантия, что вы не избавитесь от Соколова, если что-то пойдет не так.

— Во-первых, я осведомлен, что Михаил Николаевич — весьма опасный противник, поэтому рассчитываю на его благоразумие и сотрудничество. Во-вторых, у меня нет ни единого резона его убивать или калечить. Иначе все мои усилия по налаживанию добрососедских отношений с государевыми людьми пойдут насмарку. А я, знаете ли, дорожу потраченным временем.

Я оглянулся на шефа, а затем перевел взгляд на «авторитета».

— Могу я украсть его превосходительство на пару минут?

— Разумеется.

Я потащил Корфа в сторону.

— Отдавайте меня, — шепнул я.

— С ума сошел? У всего есть предел, я не…

— Отдайте меня им, и они успокоятся, — настаивал я. — Согласитесь, я сейчас самое бесполезное звено среди наших. Родовой силой пользоваться не могу, Благодати как кот наплакал. Я это знаю, вы знаете, а они — нет. И Кушнарев вряд ли станет рисковать.

— А если он решит выдать тебя Ксении?

— И что тогда? У меня сейчас примерно одинаковые шансы погибнуть что от ее руки, что вместе с остальными при штурме того же Цейхгауза. Не дурите, Вальтер Макарович. Это хороший вариант. Пойдете навстречу Кушнареву — получите людей. Толпа бойцов сейчас ценнее одного бесполезного графа.

— Не нравится мне это условие.

Я пожал плечами.

— Кушнарева тоже можно понять. Он — король, но его королевство у многих как заноза в заднице. Такой кусок земли в самом центре города — это же сколько народу на него слюни пускает! Так что Кушнарев понимает, что пойдет в расчет первым вместе со всей Апрашкой. По ним точно мало кто будет скучать. Причем подставить его можете и вы, и приспешники Ксении. Желающих заграбастать себе район много.

— Я это понимаю, — отозвался шеф. — Просто не хочу тебя терять из виду. Когда все начнется…

— Когда все начнется и если пойдет так, как запланировано, я смогу связаться с вами ментально. Будем живы — найдемся, — пообещал я. — Так что соглашайтесь и дайте Кушнареву какие-нибудь гарантии. Кстати, у меня есть идея…

Но поделиться планом я не успел. Нас окликнули, и пришлось возвращаться.

Когда мы оказались напротив Кушнарева и фанатов, я сам направился к «авторитету». Его бойцы тут же ощетинились, но Валерий Аркадьевич знаком приказал им опустить оружие.

— Оставьте, — сказал он. — Вы все равно не остановите его сиятельство, если он пожелает причинить нам вред. Предпочитаю попробовать друг другу доверять.

Я улыбнулся.

— Уверяю вас, я не склонен применять силу без крайней необходимости. Его превосходительство принимает условия сделки.

Кушнарев взглянул на Корфа из-за моего плеча.

— Значит, договор.

— Договор, — кивнул Корф, игнорируя ошарашенный взгляд Ани. Девушка таращилась на нас, не понимая, как шеф мог меня отдать. Но говорить против не посмела — в конце концов, это была не ее сделка. — Первые плоды нашего соглашения вы получите к завтрашнему вечеру.

— Как и вы, господин Корф, — любезно улыбнулся Кушнарев.

— А нам? — вмешался Чех. — Нам какие гарантии? Или ограничитесь честным словом?

— Расписка вас устроит? — съязвил терявший терпение шеф.

— В этом нет необходимости, — сказала Аня и шагнула к фанатам. — Будем работать вместе. Вам понадобится помощь моих людей, чтобы устроить самое яркое шоу за всю историю стадиона. Надеюсь, вы найдете, где разместить пару десятков человек. Не бойтесь, мальчики. Со мной весело.

Покачивая бедрами, она без разрешения забралась за заднее сидение их тачки.

— Ну? — она высунулась. — Поехали!

— Мы пришлем координаторов, — сказал Кушнарев и пригласил меня сесть в свою машину. — Прошу, ваше сиятельство.

Я напоследок обернулся к оставшемуся в одиночестве Корфу. Усилившийся ветер слегка трепал полы его вечного кожаного плаща, а тусклый свет старых фонарей сделал его лицо еще более суровым. Шеф молча смотрел нам вслед, а затем закурил и направился к машине, не сказав ни слова.

Когда я подошел к внедорожнику, один из бойцов протянул мне что-то темное.

— Не сочтите за оскорбление, ваше сиятельство, но я предпочту, чтобы вы не знали, куда мы поедем, — сказал Кушнарев. — Прошу, наденьте, пожалуйста, мешок.

* * *

Дорога не показалась мне долгой, хотя ощущения в мешке были не из приятных. Впрочем, ради моей персоны все же расстарались: Кушнарев приказал водителю усилить обдув в кондиционере и снизить температуру на пару градусов. После этого дышать стало легче.

Судя по времени, что мы провели в дороге, вряд ли отъехали далеко от центра Петрополя. Кушнарев за это время сделал пару звонков, содержание которых было неинформативным. А я молча сидел и гадал, чем закончится эта авантюра.

— Все в порядке, ваше сиятельство? — повесив трубку, спросил «авторитет». — Вы нормально себя чувствуете?

Бог ты мой, какая забота!

— Валерий Аркадьевич, я не хрустальный, — глухо пропыхтел я из-под мешка. — Не стоит беспокоиться. Тем не менее благодарю за заботу.

— Право слово, мне этот перформанс тоже не доставляет никакого удовольствия. Однако я везу вас в место, которое в какой-то степени считаю своим домом, поэтому озабочен вопросами собственного покоя и безопасности. Обещаю, когда мы прибудем, вы быстро забудете обо всех неудобствах.

Даже так? Неужели небушко расщедрилось и предоставило мне небольшой отпуск? Вот уж воистину бойся своих желаний. Вселенная или что там у нас наверху отвечает за судьбу, имеет весьма своеобразное чувство юмора. Сколько я мечтал отдохнуть от этой бесконечной череды бед — и вот, пожалуйста, Соколов. Распишись и получай удовольствие.

Пальцами я чувствовал легкую шероховатость натуральной кожи, которой был обит салон. Двери были обиты чем-то гладким — скорее всего, отполированное дерево. В самом автомобиле пахло не освежителем воздуха «елочка», а какой-то сложной парфюмерной композицией, похожей на французские духи. Словом, Кушнарев знал толк в комфорте.

— Приехали, шеф, — сказал водитель, и через несколько секунд автомобиль плавно затормозил.

Первым переднее пассажирское сидение покинул охранник — открыл дверь главному. Затем, видимо, сам водитель помог мне выбраться, аккуратно поддерживая под локоть. Люди у Кушнарева были вышколенные — немногословны, вежливы, каждое движение только по делу. Пока что плен и правда походил на передышку.

— Прошу, ваше сиятельство.

Мы прошли не по асфальту — ногами я чувствовал неровные края вымощенной брусчаткой улицы. Значит, все же центр: за его пределами так дороги не мостили. Улочка, впрочем, казалась тихой: я слышал звуки дорожного движения, но словно вдали.

Лишившись возможности видеть, я ощутил, как обострились остальные органы чувств. Нос уловил странную смесь ароматов: шоколад, какие-то цветы, прелость осенних листьев и… средство для мытья полов. Значит, рядом кофейня или кондитерская. Возможно, цветочный магазин или клумба. Еще парк или деревья. И кто-то мыл пол в столь поздний час. Причем совсем рядом.

Про полы я был полностью уверен — средством с таким же запахом пользовались в Аудиториуме. По воскресеньям все корпуса им пахли, когда мы возвращались с церковной службы. Да и сам я пару раз замывал пятна, когда Воронцов еще только учился пить. Даже вспомнил здоровенные пятилитровые канистры с концентратом и название мануфактуры — «Абрамов и Левин», с ароматом лимона и мяты.

Все это не имело бы никакого значения, кабы не один занятный факт: средства этой фабрики не встречались в свободной продаже. Их заказывали только оптом. А это означало, что, скорее всего, меня привезли в какое-то крупное здание. Торговый или бизнес-центр?

— Осторожно, ваше сиятельство, двери.

Судя по тому, как меня вели, мы прошли через двери-вертушки. Внутри было относительно тихо, а шагали мы по ковру. Значит, точно не торговый центр. И судя по механическим трелям звонка и приятным женским голосам, я бы сказал, что меня привезли в гостиницу. Либо в какой-то очень элитный жилой дом.

Ковры были везде, кроме лифта, в который меня заботливо проводили. Сам Кушнарев снова разговаривал с кем-то по телефону, но довольно быстро сбросил звонок. Лифт ехал долго, но плавно, и внутри играла приятная музыка. Затем несколько десятков шагов, ожидание…

Я зажмурился от света, который показался мне невероятно ярким после непроницаемой темноты мешка.

— Прошу прощения за неудобства, ваше сиятельство, — улыбнулся Кушнарев.

Я оглянулся по сторонам и едва удержался от того, чтобы присвистнуть. Такие президентские люксы я видел только в кино — просторно, с дорогой мебелью и дизайном, над которым работал какой-нибудь специалист с мировым именем. Жаль, шторы были плотно задернуты — вид из окон мог бы здорово помочь понять, где я находился.

На столе благоухала ваза с дорогущим букетом. Рядом расположилось ведерко со льдом, из которого соблазнительно торчало горлышко бутылки французского шампанского. «Вдова Клико», однако. Хм…

— Месье Кушнарев знает толк в отдыхе, — улыбнулся я.

«Авторитет» усмехнулся и жестом отпустил охрану. Бойцы послушно удалились, но ушли не особо далеко. Слуга в красно-золотой ливрее и забавной шапочке одним взглядом спросил разрешения открыть бутылку и, получив кивок, ловко наполнил бокалы шампанским.

— Прошу, Михаил Николаевич, — Кушнарев протянул мне высокий хрустальный бокал на тонкой ножке. — За знакомство. Хочется верить, перспективное.

Я принял подношение и приподнял бокал, поддерживая тост.

— Весьма впечатлен столь радушным приемом, Валерий Аркадьевич. Позвольте осведомиться, с чем связано это радушие? Неужели лишь с самим фактом моего происхождения?

Кушнарев кивком отпустил слугу и предложил мне сесть. Я занял место в кресле между столом и камином, хозяин торжества расположился напротив.

— Ваше происхождение, разумеется, обязывает, и все же дело не в этом, Михаил Николаевич. Ваша слава идет впереди вас.

Я приподнял брови.

— Неужели?

— Полно вам скромничать. Вы в свои весьма юные годы уже оставили след в истории. Наследник падшего рода, вернувший ему престиж. Обладатель уникального дара, один из самых перспективных студентов Аудиториума. И это я еще не начал перечислять ваши заслуги на поприще государственной службы… Согласитесь, прием столь выдающегося гостя стоит того, чтобы ограбить погреб на одну хорошую бутылку.

Я пригубил восхитительное шампанское и поставил бокал на столик.

— Восхищен вашей осведомленностью.

— Вы не особенно и прятались. С некоторых пор.

— Полагаю, одной бутылкой не обошлось, — улыбнулся я. — Едва ли эти покои — ваши личные.

— Здесь все можно назвать моим личным. Здание полностью принадлежит мне. И вы вольны чувствовать себя как дома в этих стенах. Это, разумеется, не Ириновка, но комфорт вы оцените.

Многовато знал этот загадочный товарищ. Причем, что интересно, он действительно не был одаренным — я чувствовал вполне обычный фон лишенного силы человека. Разве что он мог пользоваться артефактами, влияющими на проекцию фона. Но все-таки я склонялся к тому, что Кушнарев и правда был самым настоящим простолюдином.

— Так чего же вы ждете от моего пленения, Валерий Аркадьевич?

— Эх, ищейки, — вздохнул он. — Вечно всюду ищете подвох. Стоит чему-то пойти по хорошему сценарию, как вы сразу же бросаетесь искать, а чем же придется платить за это благо. Поверьте, мое желание оказать вам достойный прием вполне искренне: все же я не чудовище и прекрасно понимаю, что поставил вас в затруднительное положение.

— Но?

— Но своего рода подвох имеется. Несмотря на личный интерес к вашей персоне, я действительно рассчитываю заручиться вашим расположением, — признался «авторитет». — Если у вас получится вернуть Петрополь государю, а я продолжаю думать, что имел место именно переворот… Мне понадобятся друзья при дворе.

Ну… Как только дело дошло до шкурного интереса, я даже слегка расслабился. Кушнарев был прав — я всюду искал подвох. Профессиональная деформация, если угодно. И, убедившись в том, что подвох таки был, я вздохнул с облегчением.

— Зачем?

— Хочу титул. И Осколок. Буду честен, потолка как простолюдин я достиг. В определенный момент деньги как самоцель уже перестают быть интересны. Появляются другие желания, любопытство, стремление достичь недостижимого.

Я улыбнулся.

— А зачем вам Осколок, Валерий Аркадьевич? Уверен, вас с вашими активами будут готовы принять почти в любом доме. Так зачем вам сила? Неужели ради того, чтобы войти в общество, от которого теперь мало что осталось? Ради того, чтобы отказаться от привычной жизни — к слову, во многом более удобной, чем у одаренных. Или ради того, чтобы ваши сыновья скакали на балах с избалованными курицами в кружевах, а дочери выбирали кавалеров с фамилией погромче? Так этого уже не будет. Я теперь вообще не знаю, что будет дальше.

Кушнарев допил свой напиток и задумчиво вертел пустой бокал его в руках.

— Дело в том, ваше сиятельство, что сам по себе титул мне неинтересен. Я бы уже давно мог купить себе мелкое дворянство без права на Осколок, но какой в этом смысл? Меня интересует не внешний антураж, а сама природа силы, которой вы наделены. Ее связь с этими завораживающими камнями, ее способность изменять окружающий мир. Это за гранью моего понимания, и я хочу приблизиться к этой тайне. Но чтобы приблизиться, нужно обладать этой силой. И я рассчитываю на то, что вы поможете мне в этом.

— То есть вы предполагаете, что я с ноги вышибаю дверь в кабинет императора?

— Разумеется, я не настолько наивен. Но вас с вашими заслугами непременно примут. И наверняка прислушаются. Полагаю, если вы поможете императору вернуться, ваше слово будет иметь большой вес.

— Допустим. Но почему вы не сообщили о своем желании тому же Корфу?

— Во-первых, это желание слишком интимно. Я не готов говорить об этом открыто. Во-вторых, судя по тому, что я знаю о вашем руководителе, он точно не согласился бы ходатайствовать о награждении Осколком человека, который замешан в преступной деятельности.

— С чего вы взяли, что я буду?

— С того, что на ваших глазах я эту деятельность уничтожу, — Кушнарев сверкнул стеклами очков. — Причем сделаю это так, что это поможет вашему делу уже сейчас.

Глава 27

Я озадаченно вертел в руках хрустальный бокал. Что это значит — уничтожить на моих глазах? Это еще как понимать?

И, что важнее, зачем он рассказывал мне об этом?

— Боюсь, я не успеваю за вашей мыслью, Валерий Аркадьевич, — стараясь сохранять невозмутимость, сказал я. — Вы говорите загадками.

Кушнарев потянулся за бутылкой и снова наполнил наши бокалы шампанским. Пузырьки весело прыгали в стеклянных сосудах, а вот мне было не до веселья. Кушнарев явно затеял хитрую многоходовочку. Когда к нему обратилась Грасс, наверняка она упомянула о Корфе. Кушнарев связал Корфа и меня — что логично, ведь уже не было секретом, что я работал на Отделение. И — вуаля, таким образом решил заполучить меня для этого разговора.

Видимо, весь этот фарс с мешком на голове был скорее для Корфа или просто, чтобы проверить мою готовность играть по установленным правилам. Потому что, чуяла моя задница, Кушнареву был нужен именно я.

Не нравилось мне все это, хотя к подобному повороту следовало быть готовым. Ясное дело, что делец вроде Кушнарева не откажется выжать из ситуации всю выгоду. Но требовать от меня ходатайствовать о награждении Осколком? Не переоценивал ли он мое влияние на государя?

Да, я был посвящен во многие тайны. Да, делал грязную работу во имя императорской семьи. Но рассчитывал ли я на благодарность венценосной фамилии? Не особо. Потому что, во-первых, мог и не выйти из этой передряги живым, а во-вторых, слишком уж много я знал. И, если быть совсем честным, то на месте государя я бы постарался от меня изящно избавиться.

Не факт, что меня устранят физически, но вот закрыть рот вполне могут. А уж чем его заткнут — деньгами ли, титулом ли или же чем-то менее гуманным — увидим.

— Признаюсь, есть за мной такой грешок, — улыбнулся Кушнарев и откинулся на спинку кресла. Он глядел на огонь в камине, и всполохи пламени отражались в стеклах его золотых очков. — Люблю употреблять поэтичные формулировки и различные метафоры. В жестком бизнесе, особенно полузаконном, порой не хватает изящества.

Я пожал плечами.

— Какие метафоры ни используй, законнее он от этого не станет.

Я глотнул еще немного восхитительного и прохладного напитка. Все же вдовушка Клико и ее наследники свое дело знали. Правда, то ли я отвык от шампанского, то ли просто вымотался — волшебная сила пузырьков начинала немного давать в голову. Хотя, скорее всего, виной тому был голод — на ужин у Козлянинова подавали печеную треску, а я никогда ею не наедался.

— Разумеется, не станет, ваше сиятельство, — задумчиво кивнул Кушнарев. — Суть не изменится. Однако моя цель — полностью вывести свою деятельность на белый свет. Полная легализация всех бизнесов, если вам угодно.

Интересный поворот. Подпольный король решил выйти в люди? Подходящее же, блин, время он выбрал.

— Не поверю, что спрос на запрещенные развлечения упал. Неужели вам надоело прятаться? — спросил я.

Кушнарев повернулся ко мне всем корпусом. Интересный все-таки мужик. Не будь на нем дорогущего костюма и стильных золотых очков, он был бы ну типичным таким банковским клерком. Лицо невнятное, каких на улицах тысячи. Фигура слегка поплывшая, хотя небольшая дряблость мышц удачно скрывалась ладно скроенным костюмом.

Словом, переодень Кушнаерва в шмотки попроще, и в жизни не признаешь в нем короля Апрашки. Разве что глаза были цепкими, колючими, а за подчеркнутой вежливостью в речи скрывалась едва уловимая угроза.

— На самом деле чем дольше работаешь, тем накладнее становится прятаться, — вздохнул Кушнарев. — Хочется расширить круг общения, знаете ли, получить новые возможности. И хотя я несколько подустал от бизнеса, но остановиться уже сложно. Это затягивает и не дает расслабляться. Поэтому хочется перевести всю эту энергию в мирное русло. Часть активов уже стали открытыми — например, это здание и все, что в нем находится. Но впереди много работы. В том числе поэтому я заинтересован в том, чтобы государь вернул контроль над столицей. Ведь о какой работе в белую может идти речь, когда никто не знает, что будет завтра? Когда люди попрятались по домам и лишний раз боятся нарваться на австрийский патруль… Нет, Михаил Николаевич, официальная деятельность требует стабильности., ибо стабильность дает возможность прогнозировать. Старого правителя мы знаем и предполагаем, чего от него ожидать. А вот Великая княгиня… Сдается мне, у ее императорского высочества железная рука в бархатной перчатке. Я бы не хотел напороться на этот кулак.

— Разумно, — согласился я. — А чем вы занимаетесь сейчас, если не секрет?

Хозяин тихо рассмеялся.

— Не скромничайте, ваше сиятельство, — сказал он. — Полагаю, уж вы-то догадываетесь.

Разумеется, я догадывался — в общих чертах. Апрашка-то была тем еще злачным местом. И контрабанда, и запрещенные товары, и целые магазины поддельных брендовых вещей — бессмертный бизнес во всех мирах, судя по всему.

А еще несколько борделей, стриптиз-клубов, кафе и рестораны, за вывесками которых скрывались подпольные казино… И все эти заведения — каждый владелец, каждый торговец — отдавали небольшую дань Кушнареву за право вести дела на территории Апрашки, охрану и покой. Причем справедливости ради люди Кушнарева действительно соблюдали условия этого договора. Любые разборки проходили через местный «суд», маргиналы с других районов не совались… Этакий уголок романтизированных лихих «девяностых», где все получилось держать под контролем.

— Меня в большей степени интересует легальная сторона вашей деятельности, — улыбнулся я.

— А, вы об этом… Недвижимость и сервис. Два деловых центра, ресторан традиционной русской кухни и, например, этот отель, в котором я имею удовольствие вас принимать.

Значит, я не ошибся с предположениями. И, видимо, отель как раз был любимой игрушкой Кушнарева. Либо же «авторитет» просто хотел меня впечатлить убранством президентского люкса. Что ж, оказывается, у моей славы были и плюсы.

— Полагаю, все это приносит вам скромный доход относительно того, что вы имеете с Апрашки, — отозвался я.

— Понимаете ли, Михаил Николаевич… Самое ценное в Апрашке — не то, чем там занимаются и что там можно найти. Самое ценное — земля, на которой расположен этот квартал. Впрочем, что я просто говорю? Можно ведь показать!

Кушнарев поднялся, накинул пальто на плечи и, взяв бокал, указал на одно из окон.

— Сейчас вы сами все увидите.

Он распахнул тяжелые светонепроницаемые шторы, и перед нами оказалось красивое арочное окно с выходом не то на балкон, не то на террасу. Кушнарев толкнул створки, и те распахнулись, явив нам восхитительный вид на ночной Петрополь.

Я покинул свое кресло и покачнулся. Да, забористый «шампунь». Может на воздухе хмель выветрится…

Кушнарев первым вышел на балкон и поманил меня за собой:

— Глядите, какая красота.

Судя по виду, что мне открылся, отель располагался на Фонтанке. Вид на реку, парадные фасады фешенебельных домов, а за ними — на саму Апрашку. Отсюда можно было увидеть, насколько большим на самом деле был этот район. Действительно, город в городе. Там даже были собственные котельные.

— Видите, ваше сиятельство? — Кушнарев указал в сторону своего «королевства». — Такой гигантский кусок земли — и совсем рядом с дворцами князей, соборами и прочими достопримечательностями. Знаете, сколько лет это место свербит у городской управы?

— Уверен, давно.

Местечко-то и правда козырное. Совсем рядом Невский, Казанский собор, Екатерининский канал и множество других символов Петрополя. Здесь и жилье-то стоило безумных денег, а уж такой здоровенный кусок земли…

Кушнарев пристально на меня уставился поверх очков.

— Как, по-вашему, Михаил Николаевич, смог бы я грамотно распорядиться этой землей, окажись она у меня в собственности?

Я хмыкнул. А он хорош.

— Не сомневаюсь, — ответил я. — Разве что почти все придется пустить под снос, кроме, разве что, зданий с исторической ценностью.

— Именно так, Михаил Николаевич, — улыбнулся Кушнарев. — Чтобы построить что-то новое на месте старого, нужно сперва разрушить это старое. Уверен, найдутся люди, которые будут скучать по Апрашке в том виде, в котором все знают ее сейчас. Однако я намерен превратить это место в нечто совершенно иное. После всех этих событий городу не помешало бы обновление, вы не считаете?

— Допустим. Но для этого вам нужно иметь землю в собственности, — догадался я.

— Либо в сверхдолгосрочной аренде у ее владельцев. Вижу, вы начали понимать, к чему я веду.

Черт. А ведь его план был стар как мир, но от этого не терял актуальности. До меня начало доходить, как именно Кушнарев собирался заполучить землю в свое пользование.

Это как если большая строительная компания решает купить землю, на которой находятся маленькие участки в собственности обычных горожан. Сперва приходят, предлагают выкупить по некой фиксированной ставке. Если хозяева соглашаются, подписывают бумаги и все хорошо.

Но находятся и те, кто ни в какую не желает расставаться со своей собственностью. И тогда начинают прижимать. Дойти может и до поджога дома — я знал несколько таких случаев еще в старом мире. После такого собственник чаще всего соглашается отдать землю почти что за бесценок. И напуган, и расстроен…

— Значит, я правильно вас понял, Валерий Аркадьевич? ВЫ готовы принести в жертву львиную долю своего текущего дохода ради…

— Ради новых возможностей, конечно же. Это ведь не только шкурный интерес. Могу же я позволить себе сделать подарок родному городу?

Мне к горлу подкатила тошнота. Нет, Апрашку было не жаль. Действительно, бельмо на глазу, а не квартал. А вот то, что Кушнарев собирался заграбастать такую площадь в собственность, уже было серьезнее. Значит, вот что он на самом деле хотел от Корфа — чтобы Пистолетыч воспользовался связями и надавил на кого следует, когда ценность квартала резко упадет…

Я слабо улыбнулся и поставил бокал на парапет. Как бы ни было обидно это признавать, но напиток сегодня не пошел. Лучше не допивать.

— Что ж, теперь мне стало понятнее. И вы рассчитываете, что я, впечатлившись вашим планом, замолвлю за вас словечко, когда придет время.

— Конечно же, я бы не стал этого требовать, кабы не был уверен, что буду этого достоин. Поэтому я пойду дальше — представьте меня государю человеком, который действительно помог в возвращении Петрополя владыке. Вы же хотели рассредоточить силы Ксении Константиновны — вам ведь за этим нужен стадион. Так идите дальше. Сделаем несколько очагов одновременно, чтобы люди Великой княгини сбились с ног.

Я поперхнулся.

— Предлагаете устроить провокацию на Апрашке?

— Почему нет? Это удобно мне и полезно вам. Уж поверьте, мы точно знаем, как и что обставить, чтобы в этот квартал оттянул значительные силы. Вы получите то, что хотите, а я расчищу дорогу к реализации замыслов.

Звучало разумно.

— А вопрос с собственностью?

— Один из моих юристов уже подготовил список необходимых действий, и в самое ближайшее время он будет передан вашему начальнику. Дальше дело за ним — дернуть кое-какие ниточки, уговорить кое-кого… Сами понимаете.

— Понимаю, — кивнул я и ухватился за парапет.

Кушнарев застыл с поднесенным ко рту бокалом и с тревогой на меня взглянул.

— Михаил Николаевич, с вами все в порядке? Как вы себя чувствуете?

Меня натурально мутило. Надежда на то, что голова проветрится после выхода на воздух, быстро угасала. Лучше не становилось.

— Кажется, я отвык от коллекционных шампанских вин, — сказал я, продолжая держаться за парапет. — Не заметил, какого года был бутылка…

— Восемьдесят второго. Отличный был урожай. Пойдемте, ваше сиятельство. Думаю, вам лучше присесть. Вы ведь так и не притронулись к закускам…

Кушнарев осторожно взял меня за плечи и, придерживая, вывел с балкона. За нашими спинами в глубокой осенней ночи полыхал неоном и фонарями центр Петрополя.

Проводив меня внутрь люкса, хозяин отеля подвел меня к кушетке в римском стиле.

— Присаживайтесь, ваше сиятельство. Может, воды? Или позвать врача?

— Нет, я в порядке. Но от стакана воды не откажусь.

Пока Кушнарев возился с графином, я откинулся на спинку кушетки и медленно сполз набок. Хрень какая-то. Неужели отрава? Но мы оба пили это вино, а «Авторитет» был в полном порядке.

Что за…

Я с трудом держал глаза открытыми. Веки словно стали свинцовыми и неумолимо опускались, все тело расслабилось в сладкой сонной неге. Не похоже на отравление, если честно — слишком уж приятные ощущения. Может все-таки паранойя и я просто перебрал?

Кушнарев подошел ко мне и встал напротив, держа в руках стакан воды. Он улыбался.

— Сморило наконец-таки, — вздохнул он. — Вот уж действительно крепкие организмы у одаренных.

Меня охватила паника, но было слишком поздно — тело и мозг сдались.

— Что вы… Зачем…

— Спите, Михаил Николаевич. Все будет в порядке и вам никто и ничто не будет угрожать, — вкрадчивый голос Кушнарева с каждой секундой казался все более далеким. — Вы проспите около двух суток — как раз к самому финалу. Надеюсь, вы понимаете, что такой человек, как я, не мог не подстраховаться. Вне зависимости от того, чем закончится противостояние, я должен получить свое. И для этого я должен вас уберечь.

Глава 28

Значит, Кушнарев и правда решил сделать меня гарантом собственного успеха.

— С… сволочь… — выдохнул я.

— В какой-то степени. Но я прагматик, Михаил Николаевич, — Кушнарев склонился надо мной и аккуратно уложил мою свесившуюся на пол руку. — Вы мне нужны, а я нужен вам. Не только вашим соратникам, но и вам лично. Ведь я обеспечиваю вашу маленькую армию ресурсами, я помогу вам совершить возмездие. Да что говорить, я помогу вернуть город государю!

Роскошный люкс плыл у меня перед глазами. Прямые линии становились кривыми, мебель превращалась в пятна, как на полотках художников-абстракционистов. Я больше не мог сфокусироваться на лице Кушнарева, да и расслышать его получалось с трудом.

— Но лично для вас я готов сделать больше, — шепнул он не на ухо. — Я могу отстроить заново ваше родовое гнездо, и превратить Ириновку в настоящий дворец, в место паломничества всей петропольской знати. В моей власти наладить ваш бизнес или даже создать для вас новый, чтобы впредь вы не так зависели от аристократии и могли рассчитывать лишь на себя. Я хороший друг, Михаил Николаевич. И вскоре вы в этом убедитесь.

— П… пош…

Но договорить я уже не мог. Губы перестали слушаться, так что даже послать его у меня не вышло. Глаза закрылись, тело охватила расслабляющая нега.

И уже сквозь сон я едва расслышал гудки соединения телефона, а затем короткую команду.

— Да, подтверждаю. Приступайте.

* * *

Это беспамятство было каким-то странным. Похоже на сонный паралич — тревожные то ли сны, то ли галлюцинации. Невнятные голоса, расплывчатые образы. То ли снотворное в сочетании с шампанским так подействовало, то ли это была какая-то хитрая отрава.

В какие-то моменты я вроде бы просыпался, но не мог двигаться, говорить и даже открыть глаза. Это длилось несколько секунд или минут, а затем я снова погружался в сон — но лишь для того, чтобы вновь вынырнуть и испытать этот ужас беспомощности.

Да и снилась мне какая-то абсурдная чертовщина. Знакомые лица разговаривали голосами других людей, а город, в котором я оказался во сне, был мешаниной из всех мест, где мне до этого случилось побывать. На Невском проспекте стоял Русский дом из Букурешта, а вместо Казанского собора высился купол константинопольской Святой Софии.

Я снова куда-то бежал с Иркой — почему-то говорившей голосом Ани Грасс. Мы спешили, старались куда-то успеть и сделать что-то очень важное, но сколько бы ни бежали, ближе к цели не становились. В голове кричала Матильда — сыпля благим матом, торопила нас. Мы сбивались с ног, но опаздывали.

Тревога, сплошная тревога и беспокойство, но я даже не мог проснуться.

Сколько это длилось, я не понимал. Иногда, когда я выныривал, мне казалось, что кто-то шагал по комнате, я даже слышал треск дров в камине. Никакой боли я не чувствовал, но невозможность контролировать собственное тело пугала и злила.

Наконец воздух вокруг меня словно изменился. Я в очередной раз вырвался из сна и вздохнул глубже. Пахло иначе. Кожа, какой-то ароматизатор, бензин, гарь…

Я был в машине?

— Там не проедем, — донесся незнакомый мужской голос и откашлялся. — Давай в объезд через Урожайный. Ну на кой черт они так рано начали?

Издалека доносился шум. Вероятно, на самом деле это был настоящий грохот, и он должен был оглушать, но я слышал его словно из-за толстой стены. Шумоизоляция в салоне?

— Урожайный перекрыт, — ответил другой мужчина. — Там будут взрывать. Сейчас вырулю через дворы. Может Михалыч на месте — откроет.

Нет, это вроде был не сон. Я попытался открыть глаза и, не веря своему счастью, уставился в потолок.

Действительно, меня куда-то везли в автомобиле. Я лежал на заднем сидении просторного внедорожника и первым делом увидел светлую обивку. А затем мой взгляд переместился в окно…

Твою мать.

Кушнарев и правда это сделал! Господи, да сколько же я был в отключке? Сутки? Больше?

Мы ехали по окраине Апрашки — я узнал эти места. Еще вполне приличные, открытые для всех горожан. Здесь каждое утро возникал стихийный рынок, на котором жители пригородов торговали собственными продуктами — яйца, овощи, молочное, всякие безделушки. Это местечко даже кое-как облагородили, сколотив деревянные ряды палаток.

Но сейчас его было не узнать.

Мир вокруг нас, казалось, встречал Апокалипсис. Солнце только закатилось, но в этом месте было темно от дыма. Деревянные палатки полыхали, какие-то вооруженные люди неслись по узким проездам, выкрикивая какие-то девизы и распевая боевые песни. Кто-то стрелял в воздух. В соседнем переулке явно что-то взорвалось — я увидел столб жирного черного дыма.

В уцелевших стеклах высоких зданий отражались огни «люстр» пожарных и полицейских автомобилей, но они не могли проехать на территорию квартала — судя по всему, некоторые подъезды завалили баррикадами. Всюду царил хаос.

Король уничтожал собственное королевство и делал это с помпой.

— Давай быстрее, — торопил мужчина, сидевший на переднем пассажирском. — Если застрянем здесь, башку открутят. Свои же.

— Я что их давить должен? — раздраженно бросил водитель и объехал группу мрачных молодых людей, вооруженных дубинками. Один из банды шутливо взял под козырек, увидев нашу машину.

Я попытался пошевелиться. С трудом сжал и разжал затекшие пальцы. Мышцы ломило так, словно все время, что я был в беспамятстве, меня били, причем ногами.

Соберись, Миха. Давай, пора.

Судя по всему, меня перевозили по приказу Кушнарева. «Авторитет» хотел спрятать свой ценный актив. Только, видимо, я проснулся чуть раньше ожидаемого. К моему счастью.

— Куда едем, господа? — я с широкой улыбкой влез между сидениями и обнял оба подголовника. Мои сопровождающие успели лишь вздрогнуть, когда возле шеи каждого из них возникли «Косы». К черту конспирацию и артефакты слежения. Теперь, когда все началось, прятаться уже бессмысленно.

Водитель резко ударил по тормозам.

— Какого…

— Такого, — спокойно ответил я и взглянул на руки водителя. На его левом запястье светился циферблат часов. Я увидел дату — воскресенье, половина шестого вечера.

Я проспал слишком долго. Вся операция уже наверняка была в самом разгаре. Проклятье!

— Куда вы меня везете? — спросил я, переместив «Косу» еще ближе к горлу водителя. Тот нервно сглотнул слюну и покосился на меня.

— Пожалуйста, не нужно этого делать, ваше сиятельство — стараясь говорить ровно, ответил он. — Нам всего лишь приказано доставить вас в безопасное место. Вам ничего не угрожает.

Я снова взглянул на полыхающие улицы Апрашки. Ну, с отсутствием угроз это он слегка недогнул…

— Куда приказано везти?

— В Лахту, — ответил сидевший на пассажирском мужчина. — Там сейчас будет тихо. Беспорядки не должны туда добраться. Нам приказано всего лишь сопроводить вас, и вас там уже ждут люди Валерия Аркадьевича. Мы не ожидали, что вы проснетесь…

— Сам Кушнарев где?

— Здесь, — прохрипел водитель. — Ну, не прямо здесь, но рядом. Управляет всем… этим. Мы как раз ехали от него.

Судя по всему, мои сопровождающие сами не ожидали, что их шеф решит устроить такой ад на Апрашке. И наверняка были рады, получив приказ убраться отсюда подальше.

Даже жаль, что придется их разочаровать.

— Выезжай из квартала, — тихо велел я, не убирая заклинания. — Если жить хочешь.

— Но…

— Трогай.

Занятно, что меня повезли именно через этот бардак. Не самый безопасный путь. Неужели соседние улицы перекрыли? Или беспокоились, что машину тормознут раньше времени?

Водитель медленно поехал, позволяя толпам уличных голворезов обходить автомобиль, как вода обтекает камень в реке.

— Вам правда ничто не угрожает, — попытался успокоить меня второй, но заткнулся, когда я слегка щекотнул кожу на его шее «Косой».

— Просто выезжайте из квартала, — сказал я. — Пожалуйста. Я не хочу вас калечить, но у меня другие планы. В Лахту я не собираюсь.

Да, Кушнарев, видать, забыли тебя предупредить, что организмы одаренных крепче, чем у простых смертных. Что ж, тем лучше. Теперь у меня была машина, и я очнулся в удобном месте.

Мы проехали еще пару переулков и уперлись в ворота. Второй опустил стекло.

— Михалыч! Михалыч, здесь?

Ему никто не ответил. Водитесь с опаской взглянул на меня.

— У меня нет ключей от ворот. Разве что только таранить, но тогда…

— Этого не потребуется, — ответил я. — Выходите из машины.

Оба сопровождающих обернулись ко мне. Забавно, что они меня боялись. Боялись до чертиков.

— Ваше сиятельство… Вам нельзя…

— Оба на выход. Ключи оставьте. Дальше наши с вами дороги расходятся. Бегом, господа, у меня мало времени.

Видимо, «Косы» оказались более убедительной угрозой, чем наказание от Кушнарева. Оба мужика помедлили всего с секунду, а затем почти одновременно открыли двери.

За что я любил «Косы», так это за удивительную способность впечатлять неодаренных. Острые, жгучие, эффектные. Не отпуская заклинания, я перелез с заднего сидения на водительское и захлопнул двери. Хорошо, что салон оказался просторным.

— Я очень прошу вас не связываться с хозяином какое-то время, — сказал я, опустив стекло. Машина тут же наполнилась запахами пожарища. — Лучше просто уходите отсюда. Скажите, что я вас вырубил.

— Спасибо, ваше сиятельство.

Я удивленно вскинул брови.

— За что?

— За то, что не убили.

Ну ничего себе. Это ж какими отморозками они считали аристократию, если приготовились помирать?

— Отойдите подальше.

Я закрыл окно и чуть сдал назад. Машинка оказалась навороченная электроникой, поэтому экраны начали сходить с ума. Но внедорожник остался на ходу, а это главное.

Я зачерпнул немного Благодати и сформировал клиновидный «Покров» перед машиной. Барьеры можно было использовать не только как средство защиты — сейчас я выставил твердую силовую конструкцию, что должна была вынести ворота.

— Ну, с богом!

Я тронулся, одновременно усиливая барьер. Силы Благодати могло не хватить, так что я решил бить одновременно заклинанием и кенгурятником джипа. Затаив дыхание, я взял небольшой разгон и…

Ворота разлетелись, рванулась цепь, что их скрепляла. Здоровенный амбарный замок отлетел куда-то в сторону, а я едва успел затормозить перед стеной. Переулок был узковат и завален каким-то барахлом.

Пожарные и полиция сюда проехать не смогли — не развернуться, да и хлама много. А вот мой внедорожник с трудом протиснулся. На панели все же замигали какие-то красные значки, видимо, предупреждая о повреждениях. Плевать. Едем дальше.

Я вырулил на ближайшую улицу и нос к носу столкнулся с полицейским автомобилем. Был соблазн ударить по газам, но не стоило: дальше их было больше, меня бы точно остановили.

— Совсем охренел?! — рявкнул на меня какой-то мужик в вымазанной сажей форме. — Здесь пожар и беспорядки, чего по району шаришься?

Я быстро сделал испуганное лицо.

— Так я это… С Апрашки… Магазин у меня там. Пришлось ворота выбить…

Полицейский взглянул на повреждения внедорожника.

— Уезжай отсюда к чертовой матери! Не видишь, здесь полный пи… творится!

Он махнул остальным и знаком велел меня пропустить. Таращась по сторонам во все глаза и стараясь не зацепить патрульные машины, я выбрался за кордон.

И лишь после этого остановился и выдохнул. Руки тряслись, позади грохотали взрывы, кричали люди, выли сирены… Кошмар наяву. Гораздо хуже тех, что я видел в своих снах.

— Спокойно. Думаем.

Я нашел часы на панели. Около шести вечера. Футбольный матч начинался в пять. Значит, либо сейчас, либо в самое ближайшее время фанаты внесут свою лепту. И где-то еще должны оттянуть внимание ребята Грасс.

Я не нужен ни Ане, ни фанатам. Мало чем помогу. А вот Цейхгауз…

С Корфом связаться не удалось — шеф, видимо, поставил блок, чтобы не отвлекали. Бестужев тоже молчал.

Продолжая попытки связаться, я сунулся на Невский и чертыхнулся. Проспект перекрыли. Значит, и мост наверняка тоже заблокирован. Придется ехать в объезд.

«Аня!» — звал я, пытаясь достучаться хоть до кого-нибудь. Центр города встал в безнадежной пробке — на Ваську теперь вел только один мост, и движение остановилось намертво еще на Гроховой. — «Аня, ответь!»

«Миша?»

«Нет, блин, дух святой! Что у вас там?»

«Адок. Ты где?»

«Пытаюсь добраться до Цейхгауза. В центре все встало».

«Ты на колесах?»

«Да».

«Бросай и беги пешком. Здесь все перекрыто. Прости, не могу говорить. У нас тут жара».

Грасс разорвала канал и тут же поставила блок. Видимо, фанаты тоже перешли в активную фазу.

Я взглянул в сторону бесконечной очереди автомобилей и согласился с Аней — пешком будет куда быстрее.

Впрочем…

Я едва успел остановить какого-то парня на велосипеде. Тот лихо чесал прямо по узкому тротуару под возгласы растерянных людей.

— Эй! — Велосипедист едва не сверзся со своего железного коня, когда я его схватил. — Совсем охренел?!

— Извините, — я стащил паренька и увернулся от попытки меня ударить. — Тихо ты, блин!

— Отдай!

Я умудрился вытащить кошелек и сунул его парню.

— Возьмите деньги. Мне и правда нужен ваш транспорт. Еще раз извините.

Он снова замахнулся на меня. Пришлось слегка врезать под дых, чтобы угомонился. Я сунул кошелек ему за пазуху и оседлал велосипед.

— Сука! — прохрипел он мне вслед.

Ничего, меня еще и не так называли.

Исступленно крутя педали и уворачиваясь от прохожих, я вылетел на набережную. Благовещенский мост не перекрыли, но и он, и набережные Васьки стояли. Под завистливые взгляды водителей я летел по тротуару, мечтая лишь, чтобы ноги не отвалились раньше времени — мышцы сводило, но я продолжал крутить педали.

Картина маслом. Ищейка из Тайного отделения едет на задание. Тьфу ты.

Выехав на мост, я снова попытался связаться с Корфом. Тщетно. Что хуже, за все это время не получалось дозваться и Ирины. Зато наконец-то ответила Матильда.

«Михаил, черт тебя дери, где ты?»

«Еду в Цейхгауз».

«Они уже внутри. Я у Кронверка, пытаюсь расчистить путь к отступлению. И мне нужна помощь».

«Скоро буду», — пообещал я. — «Еще минут пятнадцать».

Матильда непечатно выругалась.

«Слишком долго. И они там уже слишком долго, давно должны были вернуться. Я начинаю волноваться. Приезжай быстрее. Отбой».

Баронесса исчезла из моей головы, оставив ощущение тревоги. Не нравился мне ее голос. Обычно она держала себя в руках, но сейчас не могла скрыть паники. Черт, проснись я на час раньше, мог бы успеть пойти с ними…

Мост остался за спиной, и я во весь опор понесся дальше, параллельно пытаясь достучаться хоть до кого-нибудь из них. Ира должна была пойти с ними. Почему они все молчали, черт возьми? Что пошло не так?

Перед глазами маячил шпиль Петропавловского собора в крепости. Справа от него небо заволокло дымом из Центра. Проезжая Зимний, я заметил, что дворец явно перешел в режим обороны. Все оцепили, отрезали подступы. Само здание светилось тревожными красными огнями.

«Здравствуйте, ваше сиятельство».

Я вздрогнул, услышав в голове мелодичный голос Великой княгини. Ксения Константиновна явно насладилась моментом и ждала ответного приветствия.

«Добрый вечер, ваше императорское высочество».

«Вашими стараниями и стараниями ваших друзей он перестал быть добрым. Но должна признать, план интересный. Почти что настоящая партизанская война. Где вы понабрались всего этого, Соколов?»

Я остановился, немного не доехав до Кронверка.

«Вы связались со мной, чтобы спросить об этом?»

Ксения Константиновна позволила себе легкий смешок.

«Конечно, нет, ваше сиятельство. Я лишь хочу предложить вам последнюю сделку. Мое терпение на исходе, и если вы хотите спасти хоть кого-нибудь из тех, кто вам доверился, самое время оказать мне одну небольшую услугу».

Глава 29

Я вцепился обеими руками в руль велосипеда.

Что она задумала? Зачем Ксения вышла на связь именно сейчас? Едва ли она решила спасти мою шкуру — трудно было рассчитывать на такой поворот после всего, что я устроил. Значит, ей было что-то от меня нужно. Вопрос — что?

«Чего вы хотите?» — ответил я, инстинктивно озираясь по сторонам. Я затормозил как раз между Кронверком и протокой, отделявшей Петроградку от Заячьего острова. Место простреливалось великолепно, и я чувствовал себя неуютно.

«Разве вы сами не догадались, ваше сиятельство?» — усмехнулась Великая княгиня. — «Мне нужна ваша подружка. Ирина фон Штофф. Слышала, с некоторых пор вы с ней стали очень близки».

«Осведомленность, достойная восхищения», — съязвил я. — «Однако я понятия не имею, где она сейчас».

При этом я даже не солгал. Когда при мне обсуждали план действий в Цейхгаузе, предполагалось, что Ирина пойдет с основной группой. Но все могло измениться, Корф мог все переиграть в последний момент. Так что даже реши Ксения меня пытать, я бы не сказал ничего конкретнее.

«Это уже ваши заботы, Михаил Николаевич», — промурлыкала женщина. Ее голос был поразительно спокойным, и это не столько раздражало, сколько беспокоило меня. Неужели она не считала угрозу серьезной? Вряд ли. Кто-кто, а уж Ксения Константиновна точно должна была понять, что вспышки ультранасилия по всему центру не были случайностью. И она наверняка связала все это в единое полотно.

Значит, не хотела показывать свое беспокойство. Или же у нее в рукаве был козырь, о котором мы не знали.

Беда в том, что Великая княгиня точно узнала о нашем козыре, раз пожелала увидеть Ирину.

«Мое предложение таково», — продолжила она. — «Найдите Ирину Алексеевну и приведите ко мне. Не тащите с собой всю честную компанию — только вы и юная госпожа Штофф. Я буду ждать вас в Зимнем. Подходите со стороны Дворцового моста, вас пропустят и сопроводят. И, умоляю вас, Михаил Николаевич, довольно глупостей. В отличие от Воронцова, ваша сестра не бессмертна. Вам все ясно?»

Вот, значит, как она разыгрывала карты. Приберегла мою Олю как последнее средство давления на меня. Что ж, этого я ожидал. Но ждать-то ждал, да так и не придумал, что с этим делать. Если мы с Иркой сунемся туда вдвоем, шансов выкосить всю охрану узурпаторши были невелики — Великий Осколок дело хорошее, но у всякой силы есть предел. Наверняка дворец был полон неприятных сюрпризов.

«Ясно», — отозвался я. — «Сроки?»

«Скажем, у вас есть три с небольшим часа на размышления. Если к десяти я не получу желаемого, буду считать, что вы свой выбор сделали».

Я оборвал ментальный канал и на всякий случай поставил блок. Значит, этот момент настал — меня поставили в коленно-локтевую позу, заставляя выбирать между родной сестрой и любимой женщиной. Интуиция и раньше подсказывала, что Ксения может на это пойти. Только я не предполагал, что ей так быстро станет известно о способностях Ирины.

Кто ее сдал? Кто слил информацию?

Воронцов? Бестужев? Корф? Матильда? Или генерал-адъютант Козлянинов, в чьем особняке мы так удачно устроили штаб? Но точно вряд ли Аня.

Ладно, сейчас-то какая разница? Точнее, разница была еще какая, да только я не мог выявить предателя. Ни инструментов, ни сил, ни времени.

И все же следовало быть осторожным впредь. Если предатель был среди группы в Цейхгаузе, угрозы Великой княгини приобретали совершенно другой уровень серьезности…

У меня было три часа, чтобы придумать выход. Но сначала — вытащить людей и Осколки.

Я снял блок, и буквально в следующую секунду в моей голове рявкнула Матильда.

«Соколов, ты в своем уме? Зачем блок?»

«Простите».

«Где ты?»

«Почти на месте».

«Обходи Кронверк, они должны выйти со стороны Кронверкского проспекта и парка. Там протока, примерно пару метров шириной. Остаток старого рва. Все убрано решеткой, но под водой дыра ровно в том месте, где протока с территории Кронверка впадает в большой общий ров. Наши выйдут оттуда, нужно их встретить. Помоги мне с этим».

Звучало более-менее стройно, но для того, чтобы быстро забрать группу, нужна была машина. Причем немаленькая.

«Матильда, я на велосипеде!»

«Бросай все и беги сюда, дурень! Я за рулем, прикрой ребят у протока. Белый фургон».

Я прислонил велосипед к кованной ограде набережной. Быстро перебежал дорогу и дошел до перекрестка — здесь Кронверкский проспект упирался в Кронверкскую набережную. Да, иногда у городской управы было туго с фантазией.

Белый фургон я приметил быстро, хотя он не особо выделялся среди других припаркованных автомобилей. В моем родном мире здесь рядом располагался Ленинградский зоопарк, но здесь на его месте было продолжение Александровского парка.

Заметив меня, Матильда кивнула в сторону парка — дескать, бегом к протоку. Мотор она не глушила. Видимо, ее предупредили о полной готовности.

За решеткой, отгораживавшей территорию Кронверка от улицы, что-то точно происходило. Я слышал топот, голоса. Кажется, даже стреляли. Съехав одной ногой в ров, я зачерпнул ботинком воды и поморщился.

И в этот момент куст, что прикрывал часть протоки за решеткой, зашевелился.

— Ты? — вытаращился Корф. — Ты как здесь оказался?

Надо же, шеф решил пойти на дело сам. С другой стороны, когда еще выдастся случай легально обчистить государево хранилище…

— Несвоевременный вопрос, — шепнул я. — Я помогу выбраться, если нужно.

Шеф вытащил из-за спины небольшой брезентовый рюкзак и перебросил через ограду. Ноша едва не шлепнулась в воду, но я изловчился и поймал лямки.

— Беги, — велел Корф. — Все объясню ментально.

— Куда бежать?

— На х… отсюда!

Я вздрогнул. Редко доводилось видеть шефа таким взбудораженным. Возможно, кое-что и правда пошло не по плану.

— Адресок уточните, а то в этом направлении многих посылают.

«Провиантскую улицу знаешь? Здесь рядом».

Я мотнул головой. Шеф указал сторону, куда следовало идти, и я тут же сорвался с места. Шеф продолжал давать инструкции.

«Сейчас направо, первая улица — Малая Никольская, сворачивай на нее. Дойдешь до первого перекрестка, слева будет Провиантская. Первый дом, вторая арка, бурая дверь. Квартира на первом этаже, ключи в рюкзаке. Номер не помню, сам подбери ключом».

Ноги уже несли меня в нужном направлении. Хоть в школе нам и вдалбливали кучу информации по истории города, но в этом мире я постоянно путался. Благо шеф был в курсе моих сложностей и все объяснил.

«А вы?» — озадаченно спросил я. — «Все успешно?»

«Тащи осколки куда я сказал и жди нас там», — сухо отозвался Пистолетыч. — «Прошло не очень гладко, за нами будут гнаться. Нужно оторваться».

Я как раз торопливо шагал мимо фургона Матильды. Баронесса увидела рюкзак на моем плече, непонимающе выгнула брови, но в следующий миг ее взгляд сделался пустым — видимо, теперь Корф объяснял задачу ей.

Уже за моей спиной фургон развернулся и подкатил к месту, где я распрощался с шефом.

Почему они не отправили со мной кого-нибудь из группы? Слишком приметные? Или случилось что-то еще?

Я ускорил шаг и, как только свернул на Малую Никольскую, перешел на бег. Машин почти не было — видимо, все застряли в пробках. Воспитательница как раз переводила через дорогу группу гимназистов, и я использовал их как прикрытие, чтобы возможный преследователь не понял, куда я свернул дальше. Так себе хитрости, конечно.

Нужный мне дом оказался угловым. Напротив располагался «Магазин провианта Мытного двора» — иными словами, там официально торговали конфискатом с таможни. Я увидел вывеску на своем здании — доходный дом Бурцева — и влетел во вторую от угла арку.

Нужная дверь нашлась не сразу: в классический двор-колодец выходило сразу три подъезда, но у всех них двери были выкрашены в серый цвет. И лишь присмотревшись, я увидел еще одну. Судя по всему, это был вход в подъезд для слуг.

Была такая особенность у некоторых домов — архитекторы разделяли господские и «людские» помещения, но они были объединены черной лестницей с отдельным входом. Видимо, квартира, ключи от которой дал Корф, изначально предназначалась для прислуги. Это потом их начали расселять и сдавали отдельно студентам и тем, кто не мог позволить себе большую жилплощадь. Но поначалу хоромы сдавались одним комплектом.

«Добрался?» — прозвучал в голове голос шефа.

«Почти. Вы там как?»

«С переменным успехом».

Да что же там случилось-то?! Пистолетыч не раскалывался ни в какую. Хоть бы предупредил или сказал, как подготовиться к счастливому воссоединению. Впрочем, если все пошло по наихудшему сценарию, то в интересах шефа, чтобы как можно меньше людей знало, где я находился и что произошло.

Дверь была закрыта на кодовый замок, но настолько старый, что нужные кнопки стерлись от времени. Нажав комбинацию, я проник в полутемный подъезд. Горела лишь одна лампочка, да и та была явно на последнем издыхании.

Сам подъезд являл собой образец депрессивной питерской парадной из лихих «девяностых»: битая кафельная плитка на полу, обшарпанные стены, потолки в разводах и колоритные надписи на стенах.

На первом этаже я приметил только две двери — одна, судя по всему, использовалась активно, и там кто-то находился. Судя по незабываемому отвратительному запаху, кто-то жарил масло и немного рыбы. Воняло так, что я кашлянул в локоть. Нашарив в полутьме карман и ключи, я попытался открыть замок. Здесь их было два, но ключ подошел к нижнему.

Значит, квартира номер два.

Когда я вошел, на меня пахнуло спертым воздухом. Давно не проветривали, да и запах старой местами отсыревшей и подгнившей древесины тоже не говорил в пользу обитаемости этого жилища.

На ощупь я принялся шарить по стенам и нашел клавишу выключателя. Небольшая прихожая с кучей старого тряпья на вешалке, коридор, две двери. В конце коридора, видимо, находились совсем небольшая кухня и санузел.

Да уж, словно в декорации «Брата» попал. Только все было еще запущеннее.

Я осторожно проверил каждую дверь — никого. Это и с самого начала было понятно, но я решил перестраховаться. Решеток на окнах не было — и хорошо, не придется гнуть металл, если случится срочно искать способы смыться отсюда.

— Фух.

Я опустил рюкзак на древний линолеум и уставился на газовую колонку в коридоре. Видимо, раковина под ней, плита и маленький стол должны были служить слугам кухней. Ну хоть спасибо за горячую воду, господа аристократы. Ванны, к слову, я нигде не обнаружил — очевидно, слугам предлагалось мыться в бане. Старый фонд, однако.

Поддавшись любопытству, я осторожно открыл рюкзак. Торба была почти что под завязку набита небольшими деревянными коробочками. На каждой я тусклом свете лампы я разглядел фамилии. Все принадлежали знати.

Осторожно открыв одну из них, я охнул, ощутив пульсацию силы. На бархатной подушечке покоился совсем небольшой Осколок, величиной с большой палец. Но Благодатью от него фонило люто.

— Получилось, — выдохнул я и улыбнулся, глядя на многочисленные разводы на потолке. Пусть все пошло не по плану, но главное группа сделала. Они вынесли чертовы Осколки. Теперь мы сможем как следует вооружить наших одаренных.

Был соблазн сразу связать себя с парочкой артефактов, но я решил дождаться остальных и разделить все по-честному, исходя из задач, которые предстояло выполнить.

Был соблазн привязать к себе сразу все эти Осколки и пойти на Зимний в одиночку. Совершенно безумная идея, она проскользнула всего на мгновение, и я тут же отмел ее прочь. Один в поле воин, но не в этом случае. Да и где гарантии, что этого хватит, чтобы вызволить Олю?

Может настало время попрощаться? Смириться с тем, что судьба все равно возьмет свое, как ни изворачивайся? Поблагодарить фортуну за то, что на несколько лет вернула мне сестру, подарила много славных воспоминаний, радости и любви. Ведь ничто не может длиться вечно. А сейчас, когда на кону Петрополь, а Ира — единственная, кто может дать по зубам Ксении…

— Нет. Не могу.

Я захлопнул шкатулку и сунул обратно в рюкзак. Все нутро разрывалось. Я должен был выбрать, но не мог. Я знал, как поступить правильно, но это шло вразрез с моими принципами. Казалось, я перестану быть человеком и превращусь в чудовище. Вот где была эта грань, и я понимал: если перейду ее, от меня, прежнего Михи, совсем ничего не останется.

А Ира? Сможет ли она когда-нибудь меня простить?

Я не успел подумать об этом — стук в дверь отвлек меня от размышлений. Я толкнул рюкзак под шатающийся стол и выглянул в окно одной из комнат. Никого. Зато за дверью шептались сразу несколько голосов.

Жаль, глазка не было. Но едва я подошел, Корф открыл ментальный канал.

«Открывай, свои».

Я отпер дверь. Шеф тут же отодвинул меня в сторону. Места было мало, я завалился на вешалку, запутался в старье и едва не уронил ее вместе со всем барахлом.

— Быстрее, — торопил Корф. — Несите ее в комнату.

Мимо проскочили Бестужев и Воронцов. Дознаватель нес на себе кого-то, и в этом хреновом освещении я не разглядел, кого именно. Казалось, женщина. Сердце екнуло, но тут в дверях появилась Ира.

— Матильда? — Шепнул я.

Девушка покачала головой.

— Аня. Мы должны были забрать ее. Попали под огонь.

Следом за Ирой в прихожую протиснулась Клико — вся в крови и саже, со страшным ожогом на щеке. И с совершенно пустыми глазами.

— С ней что? — Я кивнул на соратницу Ани.

— Задело «Птичкой». Я ввела ее в транс, чтобы не кричала от боли.

— А Матильда где?

— Заметает следы. Миш, идем.

Ира повела введенную в состояние зомби Клико в комнату, а я, оглядевшись в подъезде, запер дверь на все замки и щеколды. Тем временем мужчины отнесли Аню в комнату. Судя по всему, Грасс была без сознания, потому как ни единого стона я не услышал. И это пугало. Я хотел было зайти к ним, но Ира поймала меня в коридоре.

— На пару слов, — сказала она, плотно закрыв за собой дверь в комнату.

— Что случилось?

— Все и сразу. Потом расскажу детали. Миша, кто-то нас выдал.

Я пристально на нее уставился.

— Уверена?

— Были звоночки. По крайней мере мне начинает казаться, что у нас крот.

— Почему мне говоришь?

— Потому что ты не знал всего плана и слить не мог, — отозвалась Ира. — Но хуже всего не это. С Аней беда. Ее насквозь прошило, Миш. Я сама видела. Половины ее одаренных просто нет. Оставшиеся укрылись в другом месте. Мы не справимся таким составом. И… Я не знаю, что делать.

— Погоди, давай по порядку. Насколько все плохо с Грасс?

Ира отвела взгляд.

— Даже моих сил хватило только на то, чтобы остановить сам процесс умирания. Я буквально успела в последний момент. Еще несколько секунд — и все. Но, Миш, я не могу держать ее в этом состоянии вечно. Нужно либо отпустить Аню, либо…

— Понял, — хрипло сказал я.

Ира вцепилась мне в руку обеими ладонями.

— Если бы я смогла добраться до другого Великого Осколка, можно было бы попытаться ее вытащить. Гарантий нет, но теоретически может сработать. Ведь тогда с государем получилось, правда, у него и раны были легче. Но он тоже был на грани жизни и смерти…

Я мотнул головой и с досадой пнул рюкзак под столом.

— Ира, это бред. Ты сама говоришь, что тебе нужно постоянно тратить силу, чтобы ее поддерживать, — я кивнул в сторону двери. — Значит, в Зимний ты пойти не сможешь или не сможешь нам там помогать. А без тебя нам туда соваться нечего даже сов семи этими артефактами. Не сдюжим. Это теперь крепость, а нас… Сколько нас осталось, да еще и без твоих сил?

— Я ее не брошу, — тихо прорычала Ирина. — Думай что хочешь. Аня много раз рисковала ради нас, и я не стану отплачивать ей предательством. Нужно быстро придумать, как попасть к Осколку. Любой ценой.

Нет, ну она издевалась!

— Есть вариант, но он точно тебе не понравится, — ответил я.

Глава 30

— Говори! — острые коготки Ирины впились мне в руку, и я поморщился от боли. — Что за вариант?

Видит Бог, я хотел этого избежать. Надеялся, что до этого выбора не дойдет.

«Со мной связалась Великая княгиня», — я перешел на ментальную связь. — «Предложила сделку. Хочет обменять тебя на мою сестру».

Глаза девушки округлились от удивления.

«И ты совершенно невзначай решил об этом упомянуть? Словно это не имеет никакого значения? И когда ты с ней говорил?»

«Ты только что задала три вопроса подряд. Хреновый из тебя выйдет дознаватель», — огрызнулся я. — «Ксения вышла на связь около часа назад. И у меня есть еще два часа, чтобы согласиться или отказаться».

«Я согласна», — тут же заявила Ира.

«А я — нет».

Конечно, она была согласна! Сколько бы Ирка ни корчила из себя в Аудиториуме избалованную стервозную девицу, а все равно первая лезла снимать с деревьев котят. Я все гадал, когда ее тяга к альтруизму вылезет наружу — и вот, в самый ответственный и неподходящий момент она проявилась.

«Я не пойду на поводу у Ксении», — пытался объяснить я, но не нашел понимания в глазах Ирины. — «Она играет со мной, хочет вынудить выбирать между вами. Хочет, чтобы я корчился. Но я не стану плясать под ее дудку».

Штофф фыркнула.

«Хреновый момент ты выбрал, чтобы тешить свое эго, Миша! Плевать. Я пойду к ней. Сама пойду, только выторгуй возможность исцелить Грасс».

«И с чего ты решила, что Ксения согласится?»

«С того, что Грасс мы обменяем на Воронцова».

Я усмехнулся. Попахивало двойными стандартами, однако. Значит, позволить Ане погибнуть, не попытавшись воспользоваться силой Великого Осколка — это предательство, а сдать Ксении Серегу со всеми потрохами, несмотря на то, что он нам помогал — это в ее понимании было нормально?

«Ну да. Это, конечно, будет очень справедливо».

Ира бросила взгляд на рюкзак с артефактами и печально усмехнулась.

«Ты меня не понял, Миша. Я тоже не собираюсь играть по ее правилам. Ни по ее, ни по чьим-либо еще. Надоело. Я просто хочу все это закончить».

Поздновато Ирка спохватилась. Что-то я и правда перестал ее понимать.

«Поясни, милая».

«Я не хочу, чтобы пострадал еще кто-то из наших. Государь хотел сделать меня оружием — вот я, вот моя сила. Я сделаю то, что он хочет, или хотя бы попытаюсь. Аня пошла бы с нами — она все это время нам помогала и рисковала собой множество раз. А я просто хочу отплатить ей шансом на жизнь. Сергей… Воронцов свой выбор сделал. Да, может где-то оступился, но сейчас он за нас».

«Уверена?»

«Я немного покопалась у него в голове. Когда решила, что у нас крот, первым делам подумала на него, но он чист. Сергей ошибся, но готов попытаться все исправить. А что до тебя…» — Ира снова улыбнулась. — «Я знаю, что ты меня не бросишь. И знаю, что ты никогда не простишь мне, если я хитростью или грубой силой оставлю тебя здесь. Я не хочу оскорблять тебя излишней заботой, поэтому прошу пойти со мной. Даже если проиграем, хоть помрем вместе. Какая-никакая, а романтика».

Про оскорбление излишней заботой — это она попала в точку. Выруби она меня сейчас и уйди одна, я бы и правда не смог бы ей этого простить. Дело не в заботе, а в том, что это я должен был защищать и беречь свою женщину, а не наоборот. Так было и так должно быть.

Оказывается, Ирина знала меня куда лучше, чем я предполагал.

«Значит, вчетвером», — кивнул я. — «Ксения ставила условия, что мы пойдем вдвоем».

«Поверь, если она требует меня, значит, знает о моей силе. А раз так, то пойдет на уступки, лишь бы меня заполучить. Не тупи, Миша. Это единственный шанс попасть в Зимний без лишних жертв. И нам нужно торопиться».

Ну, в какой-то степени мне даже полегчало. Чем меньше народу пойдет, тем проще контролировать группу. Возможно, Ирина задумала какую-нибудь хитрость. Хорошо бы, если так.

— Бери рюкзак, — велела она и направилась кдвери. — Будем работать. Времени мало.

Я едва успел подхватить драгоценную ношу, когда на меня накатила тошнота. Собственная сила вздыбилась и тут же утихла, под ложечкой мучительно засосало, словно я слетал вниз на американских горках.

Ира не церемонилась.

Я сунул голову сквозь дверной проем как раз в тот момент, когда моя подруга вырубила одновременно Корфа и Бестужева. Оба внезапно повалились на пол как подкошенные, меня чуть не стошнило от резкого выброса энергии, а Воронцов охнул от неожиданности.

— Что ты делаешь? — вытаращившись от ужаса, он попятился и напоролся спиной на кровать, куда положили Аню. — Зачем…

— Нет времени, — сказала Ира и взглянула на меня. — Матильда может вернуться в любой момент. Активируйте осколки, быстро. Привязывайте все, сколько сможете. Скорее!

Я замер, уставившись на Воронцова.

— Ты точно в нем уверена?

— Я же сказала, — раздраженно ответила Ира. — Он с нами.

— Да что вы, мать вашу, задумали? — в крике Сереги зазвучали истерические нотки. — Объясните уже наконец, что происходит! Зачем ты ударила по ищейкам? Зачем…

Я подтащил рюкзак к середине комнаты.

— Заткнись и делай, что она говорит, — огрызнулся я и разомкнул застежку. — Мы идем в Зимний. Мы вчетвером, с Аней. И нам нужна вся эта сила.

Воронцов замер, явно не веря собственным ушам.

— Да вы совсем с ума сошли?!

Ира как раз склонилась над Грасс, провела ладонями вдоль ее тела и на пару секунд прикрыла глаза. Хмуро кивнула своим мыслям и уставилась на Воронцова.

— Делай, что велено. Я за тебя поручилась. И ты нам нужен.

Возможно, она добавила пару фраз ментально, потому как уже через несколько мгновений Сергей молча вытащил из рюкзака первую шкатулку с Осколком и принялся связывать себя с артефактом.

Мне тоже следовало поторопиться. Я выгреб из рюкзака сразу с десяток шкатулок и открыл каждую. Вообще ритуал связывания был, можно сказать, священным, и к нему надлежало относиться с особым почтением. Но сейчас времени на церемонии не было.

Я вытащил кусок покрывала из-под Ани, осторожно вытряхнул каждый Осколок на ткань, а затем потянулся к шее раненой подруги.

— Не трогай ее, — предупредила Ира. — Это может ей навредить.

— Не бойся. Мне не она нужна, а ее талисманчик.

Кулон с маленьким ножичком, которым Грасс пользовалась в ритуалах и для работы над артефактами. У меня возникла идея, как сэкономить время на привязке, но для этого требовалось что-нибудь острое. Просто Анькина подвеска первой пришла на ум.

Под пристальным взглядом Иры я осторожно открутил часть кулона и вытащил тонкое лезвие. Штофф приподняла брови.

— Интересно…

— Анька полна сюрпризов и находчивости, — я полоснул ножичком по ладони. Немного не рассчитал, и порез вышел глубоким и болезненным. Зато кровь проступила мгновенно, даже слишком много. — Даже сейчас, в беспамятстве, она нам помогает.

Я вытянул руку над Осколками так, чтобы на каждый камушек пролилась моя кровь. Только сейчас я заметил, что артефакты, хотя и были частью Великого Осколка, здорово друг от друга отличались. Почти как снежинки — каждый кусочек был уникальным, и их невозможно было перепутать.

На старом покрывале сияли, искрились и излучали свет разноцветные полупрозрачные камни неправильной формы — янтарный, рубиновый, изумрудный, хрустальный, сапфировый… Но когда на них пролилась моя кровь, все они разом вспыхнули ярким алым светом.

За моей спиной ахнул Воронцов, но Ира тут же на него шикнула.

А я завороженно наблюдал за тем, как все эти камни срастались в один. Они словно теряли твердую форму, вплавлялись один в другой, перетекали друг в друга, и внутри этой странной породы конфигурировалось нечто совершенно новое. Всего несколько мгновений — и на покрывале очутился крупный фиолетовый с белыми прожилками осколок, источавший бледно-сиреневое сияние.

— Ничего себе… — с благоговением выдохнул Воронцов. — Не знал, что подобное вообще возможно!

Я не ответил. Теперь оставалось самое главное.

Осторожно, даже с опаской я протянул руки к новорожденному артефакту и дотронулся кончиками пальцев до его неправильных граней. Рану на ладони начало жечь, словно моя кровь превратилась в жидкий огонь, и я с трудом заставил себя не отдернуть руки.

А затем крепко схватил камень, пропустил всю его силу через рану в себя. Тело словно пронзило тысячей игл — так больно, что я даже не смог закричать. Горло сдавило, из меня вышел весь воздух, а ноги пригвоздило к полу. Потенциал всех осколков обрушился на меня разом и едва не размазал по полу. Наверное, если бы не опыт с родовой силой, я бы не выдержал.

Но я справился.

Дрожащими руками я опустил новый Осколок на покрывало. Следов крови на нем не было, да и рана больше не зудела.

— Миша! — удивленно воскликнула Ира. — Твоя рука…

Я взглянул на раненую кисть — ничего. Но когда повернул ее ладонью вверх, не поверил своим глазам.

На месте раны зиял тонкой полосой шрам светло-аметистового цвета.

— Что это такое? — я поднял глаза на Иру. — Видела подобное когда-нибудь?

Девушка растерянно замотала головой.

— Впервые вижу. Но… Ты его чувствуешь?

Нет. Я ничего не чувствовал — никакого инородного тела, никакой боли. Ладонь как ладонь, только слишком уж быстро зажила. Воронцов поднял оброненный мною кулон-ножичек.

— Ну, от этого я вряд ли умру…

Он принялся доставать остальные шкатулки и повторять то, что делал я. Ира тем временем внимательно глядела на созданный мной артефакт.

— Он какой-то странный, Миш. Ты знал, что делал?

Я пожал плечами.

— Нет. Как обычно, положился на интуицию. Я же видел, как ты связывала себя с Константинопольским Осколком. Решил сделать примерно то же самое…

— А что с силой? Что чувствуешь?

Я прислушался к ощущениям. Голова была немного пьяной от мощного потока Благодати, еще недавно опустошенное тело заново привыкало к обилию энергии. Я чувствовал себя севшим после стирки шерстяным свитером, в который пытался втиснуться кто-то очень тучный. Но сила была, она распирала меня, и ее было много. Уже почти забытое ощущение, и оно вселяло надежду.

Только вот ранг обретенного потенциала я определить не мог.

— Чувствую, что получилось, — ответил я. — А вот что именно, выясним на практике.

Пока Серега складывал Осколки и возился с лезвием, Ира выгребла со дна сумки оставшиеся шкатулки.

— Это для Ани, — пояснила она. — Если добавить ей немного силы, возможно, она протянет подольше или мне понадобится меньше усилий, чтобы ее удерживать. Сделаешь такой сросток для нее?

«Сросток»… Забавное слово. Но Осколки и правда срастались. Что же это была за порода? Не металл, не самоцвет… Что-то настолько непонятное, что от этого становилось не по себе. Мы ведь все это время пользовались силой, толком не понимая, откуда она взялась, кому принадлежала раньше и для чего была предназначена. Сколько бы умов ни бились над разгадкой, никто не преуспел.

Может мы делали все лишь хуже. Может не использовали и одного процента истинных возможностей Осколков. Но все больше я убеждался в одном: возможно, без них миру будет лучше.

Люди, даже, казалось бы, самые достойные, оказались не готовы к владению такой грозной силой. Превратили ее в оружие, в предмет желаний. Топили друг друга в крови за нее и добивались власти.

Впрочем, не Осколки, так что-нибудь другое обязательно станет предметом всеобщего вожделения. Золото, власть, ресурсы — всегда найдется тот, кто будет обладать ими и тот, кто станет завидовать и желать чужих благ.

Самое нелепое убеждение — что люди равны. Ничего подобного. Не равны, не были и не будут. И сколько бы отдельные энтузиасты ни пытались искусственно нас выровнять под одну гребенку, ничего путного не получалось. Гены, среда, родители, статус, образование — все это на нас влияло и разделяло нас. Природе выгодна несправедливость, ибо по закону эволюции выживает сильнейший и хитрейший. Или везучий.

Но идея всеобщей справедливости была слишком уж соблазнительна. Поэтому Радамант так легко набирал соратников. Поэтому за ним в свое время пошла Грасс. И поэтому так разочаровалась, когда убедилась в том, что была лишь очередным инструментом для достижения цели.

Не будь Осколков, история давно пошла бы иным путем. Но какова вероятность, что тогда было бы лучше?

— Миша!

Я вздрогнул и с трудом вырвался из потока мыслей. Странно, что меня унесло в философские дебри в такой ответственный момент. Как-то это на меня было не похоже. Я снова взглянул на свою ладонь, на слабо светящийся шрамик.

Дурацкая идея — но может я начал понимать про эту силу чуть больше? Может она пыталась что-то мне сказать?

Да ну, вряд ли. Если уж кто и мог услышать «голос» Благодати, так наверняка Ира.

— Миш, поспеши, — взмолилась подруга. — Нас легко засекут, привязка дает много выброса энергии. Если рядом «следилка», скоро здесь будет толпа ищеек.

Да какая, собственно, разница, если мы и так собирались в гости к Великой княгине? Впрочем, я бы предпочел войти в Зимний на своих условиях и своими ногами.

Я быстро вывалил оставшиеся Осколки прямиком на грудь Ани. Ира подала мне ее ножичек, и я осторожно надрезал ладонь девушки. Она не вздрогнула, не открыла глаз. Но кровь пошла.

Осколки начали собираться в один. Как-то в музее я видел друзы камней — когда множество малюсеньких кристаллов горной породы красиво вырастали в одном месте. Сейчас Осколки сплавлялись друг с другом более плавно, но этот процесс завораживал. А результат — камень чуть поменьше моего — засиял бледно-голубым свечением.

— А у меня зеленый, — подал голос Воронцов из-за моей спины.

Я обернулся. В руках у бессмертного бледно светился кристалл неправильной формы. Серега глядел на него с ребяческой искренней радостью. Неудивительно. Только что на наших глазах произошли настоящие чудеса.

— Видимо, мы закончили, — сказала Ира. — Осколки нельзя брать с собой. Нужно припрятать.

— Они все равно будут фонить и светиться как рождественская елка, — отозвался я.

— Спрятать нужно, чтобы их от вас не отвязали раньше времени.

— Погоди-ка…

Я взял свой Осколок и вернулся на крохотную кухню. Приметил я там старую антресольку над раковиной…

Осторожно встав на древнюю табуретку, я пошарил руками в нише и кивнул. Места хватит.

— Несите их сюда. Припрячем.

Пока я устраивал схрон, Воронцов проверил Корфа и Бестужева.

— Живы, но врезала ты им знатно.

— Просто немного поджарила, — сказала Ира. — Времени не было работать тонко. Да и, признаться, желания.

Значит, она все же была обижена на дядюшку Вальтера. Ох уж эти мстительные женщины…

* * *

Дворцовый мост встречал нас тревожными красными огнями, сигнализировавшими об особом положении. Старая традиция — зажигать алые прожекторы, когда в город приходила беда.

Мы не скрывались. Чтобы довезти Аню, пришлось обзавестись транспортом. Я угнал древнюю «Ласточку», которая считалась старой еще при наших дедах. Машина чудом оказалась на ходу, но бензин закончился за сто метров до моста.

Казалось бы, следовало бояться и ужасаться грядущей участи, но почему-то у меня на сердце было легко. Может от осознания, что все это наконец-то скоро закончится. Как — неважно, лишь бы прекратилось.

— Аккуратнее, пожалуйста, — зашипела на нас Ира, когда мы с Воронцовым вытаскивали Аню с заднего сидения. Под укоризненные взгляды Ирки я закинул Грасс на плечо, но вслух никто ничего не сказал.

И лишь когда мы подошли к оцепленному австрийскими наемниками мосту, когда мне в лицо дунул ледяной ветер с залива, а рука Иры словно напоследок сжала мою, тогда на меня наконец-то накатил… Нет, не страх. Что-то другое.

Печаль.

Маленькие самонадеянные человечки пошли вчетвером брать Зимний. Звучало почти как начало скверного анекдота. Ну что ж, развлечемся напоследок.

Я остановился примерно за десять метров до оцепления. Не сказал австрийцам ни слова, но воззвал к Великой княгине ментально.

«Мы на мосту, ваш императорское высочество».

«И вас вдвое больше, чем договаривались».

«А я с подарками», — усмехнулся я. — «Негоже приходить в гости с пустыми руками. Правда, я рассчитываю на ответную любезность с вашей стороны».

Великая княгиня оборвала канал. Я переглянулся с Воронцовым и Ириной. Говорить не хотелось, но Серега напоследок улыбнулся.

— Я тебя не виню, Миш.

— Это за что такая щедрость?

— За то, что ты мне не веришь.

— А.

Оцепление расступилось перед одиноки человеком. Придерживая рукой шляпу, которую норовил сдуть ветер, он прошел по мокрому асфальту. В лужах отражались красные всполохи.

— Что б я сдох, — сказал Воронцов, узнав человека, который вышел за нами.

— Это вряд ли, ваше сиятельство, — криво улыбнулся Радамант. — Господа, прошу за мной.

Глава 31

Я медлил, внимательно разглядывая Радаманта.

На косоликом папаше Ирины была та же четная форма, какую носила гвардия Ксении Константиновны. Интересно, его теперешнее появление было санкционированным или он, как это часто случалось, умудрился тайком проникнуть на важный объект.

Ира таращилась на него во все глаза, и я заметил, как ее лицо перекосилось от гнева. Кулаки инстинктивно сжались, ветер набросил ей на лицо несколько светлых прядей, и она раздраженно откинула их назад.

— Ну, чего же вы ждете? — Радамант поманил нас к себе и жестом велел вооруженным бойцам расступиться. Те послушно отошли в стороны, давая нам дорогу к мосту.

— Да вот думаю, какого черта ты здесь забыл, — ответил я.

Косоликий пристально на меня взглянул, и я услышал в голове его голос:

«То же, что и ты. Как и вы, я хочу, чтобы все это поскорее закончилось. Сдается мне, все заигрались, и вечеринку пора сворачивать».

«Тогда хотелось бы понимать, друг ты нам или враг», — ответил я.

«Я не причиню вреда Ирине. Остальное зависит от вас».

Вот как. Что ж, уже одна хорошая новость.

Я шагнул к мосту, бережно придерживая Аню на плече. Ира стояла не шелохнувшись. Воронцов вопросительно на нее уставился.

— Что-то не так?

Девушка нервно рассмеялась.

— А что — так?

Она смотрела на отца взглядом, не обещавшим ничего хорошего. Ненавидела его, презирала, стыдилась этого родства. Возможно, попыталась бы его убить, кабы не необходимость копить силы. И все же Ира взяла себя в руки.

— Идем, — отозвалась она и шагнула к Радаманту. — Первым делом нужно решить все с Аней.

Мы шли по совершенно пустому Дворцовому мосту, и меня преследовало ощущение нереальности происходящего. Иронично и символично, что это была одна из визитных карточек Петрополя. Разведенный пролет моста, а на его фоне шпиль Петропавловского собора — этот вид знали все в империи.

Но сейчас все это выглядело как декорации к мрачному, но высокобюджетному кино.

Ветер с залива трепал наши волосы, свистел в ушах и забирался под одежду. Внизу под нами плескались воды Большой Невы и шумно бились о каменные опоры. На волнах отражались всполохи прожекторов.

Перила отбрасывали мрачные тени на мокрый залитый алым светом асфальт. Украшенные скульптурами, орнаментами и императорскими орлами фонари — всего их было восемь штук, и каждый казался произведением искусства — и все горели красным. Цвет опасности. Цвет войны. Цвет крови.

Ряды красных фонарей помельче напоминали аварийную дорожку в самолете, и мы шли по ней прямиком в логово врага.

Зимний дворец, к слову, в этом мире выглядел совсем не так, каким я привык его видеть.

В моем мире фасады Зимнего множество раз меняли цвет. Казалось, почти каждый император считал своим долгом обязательно перекрасить главную резиденцию на свой вкус.

Первоначально Зимний выкрасили в светло-желтой гамме с белыми элементами. Потом, после пожара 1837 года, стены приобрели оттенок охры, а декор в виде колонн и прочих портиков выделяли цветом слоновой кости.

При Александре II охра на фасаде стала еще более темной, а элементы декора почти не окрашивались дополнительным цветом. Фасады стали монохромными. При Александре III расколеровка тоже изменилась: плотная охра с добавлением красного пигмента как основа и более слабая терракотовая тональность для украшений.

С воцарением Николая II Зимний снова перекрасили. На этот раз в цвет красного песчаника без какого-либо выделения колонн и декора. В такой же цвет были окрашены все здания на Дворцовой площади — штаб Гвардейского корпуса и Главный штаб.

Можно сказать, все политические изменения так или иначе отражались на дворце. Зимний словно стал неким символом, который каждый правитель менял под себя, отражением происходящего в городе и стране. И все же в имперский период сохранялось какое-никакое единство вкусов.

А в XX веке все пошло вразнос.

После Революции новая власть начала экспериментировать с поиском подходящего цветового решения. Сперва предпринималась попытка окрасить Зимний в серый цвет, затем — в коричнево-серую гамму.

С началом Великой Отечественной войны в целях маскировки дворец покрасили серой краской. После войны было решено выкрасить стены дворца окисью хрома с добавлением изумрудного пигмента; колонн, карнизов, междуэтажных тяг и обрамлений окон — белым; лепного декора, картушей, капителей — охрой.

И лишь в XXI веке сотрудники Эрмитажа предложили воссоздать цветовое решение фасадов, максимально приближённое к изначальному замыслу архитектора Растрелли. Так Зимний обрел свой текущий облик: светло-зеленые стены и богатые бело-золотые украшения.

А вот здесь, в Петрополе, Зимний выглядел вообще иначе. Бело-золотое оформление весьма походило на «наше», но стены покрасили вырвиглазным красно-оранжевым суриком. И сейчас, в алых огнях, дворец выглядел почти полностью красным на фоне черного неба.

Наверное, тоже символично.

Мы пересекли мост и, пройдя мимо еще одного кордона, оказались возле стен дворца. Ира исподлобья косилась на Радаманта, а Воронцов заметно побледнел. Видимо, боялся встретиться с бывшей госпожой. Или все-таки не бывшей?

— За мной, — сказал косоликий проводник и направился к скромным воротам, расположенным с торца здания.

Увидев Радаманта, охрана расступилась. Когда мы проходили через ворота, тревожно вспыхнули сразу несколько артефактов слежения, но сейчас на это никто не обратил внимания.

Перед нами раскинулся внутренний садик, но Радамант тут же свернул в сторону главного входа. В обычное время здесь наверняка дежурили гвардейцы, но сейчас вместо красавцев-караульных на нас хмуро взирали люди в черной форме и без опознавательных знаков. Когда мы приблизились, они вояки вытянулись по струнке, причем это почтение было оказано именно Радаманту.

Вряд ли он пудрил им мозги. Нет, я все больше убеждался в том, что Радаманты во дворце знали, и знали очень хорошо.

— Вперед, господа. По Иорданской галерее, — сказал косоликий, когда роскошные золоченые парадные двери распахнулись перед нами.

Внутри царил… Не полумрак, но внутри здания освещение тоже перевели в аварийный режим. Роскошные залы превратились в собственную тень, и лишь мелкие блестящие детали отражали красные блики аварийных ламп.

— Она что, электричество экономит? — проворчал я, едва не споткнувшись о небольшую ступеньку.

Радамант обернулся ко мне с улыбкой.

— Ее императорчкое высочество — женщина бережливая. Но, полагаю, она хотела создать особое настроение. Все-таки и ночь особенная.

Я тихо бесился от невозможности его просчитать. Никак не мог понять, какого рожна Радамант появился именно сейчас, да еще и расхаживал по Зимнему как по собственному дому. Неужели он сохранил доверие Великой княгини? Или все-таки передумал от нее избавляться?

Пройдя через Главный вестибюль, мы быстро прошли по Иорданской галерее. Наши шаги отдавались эхом под сводами высоченных потолков. Кроме нас здесь, казалось, не было ни единой живой души, и от этого становилось не по себе.

За величественными арочными пролётами галереи и первым, затенённым, лестничным маршем на нас внезапно выскочило огромное, сияющее красным светом пространство парадной лестницы.

Ира остановилась и невольно издала восхищенный вздох. Да, это было красиво. Очень красиво. Все-таки архитектор Растрелли был гением.

Аня с каждой минутой становилась все тяжелее на моем плече. Спина молила о пощаде, но пока что я держался.

Поднявшись по ступеням лестницы, мы попали в большое золоченое помещение. Здесь начиналась Невская анфилада, и главный вход в нее был оформлен пышным порталом с колоннами. По обеим сторонам от него располагались ниши со статуями Марса и Аполлона.

В самом конце зала, в дверях, нас встретила одинокая фигура Великой княгини. Хрупкая черная тень на фоне алого света.

— Вижу, вы сделали верный выбор, ваше сиятельство, — проворковала она. — Подойдите ближе, господа.

Воронцов побледнел так, что даже в аварийном освещении это было заметно. Мы с Ириной переглянулись, и она решительно кивнула. Даже слегка улыбнулась.

— Идем, Миш.

Ксения Константиновна развернулась в дверях и направилась вглубь Большого зала. Окна выходили на Неву, и сейчас через них лились сотни ночных огней. Огромные хрустальные люстры с множеством подвесок отражали этот свет, превращая его в веселую пляску бликов.

Великая княгиня остановилась в центре зала и повернулась к нам. Радамант подошел к ней, и когда он оказался рядом с Ксенией, та взяла его под руку. Косоликий поймал мой шокированный взгляд и криво улыбнулся.

— Ирина Алексеевна, вы пришли сюда по своей воле, я верно понимаю? — негромко спросила Ксения. Кричать здесь не было смысла: акустика в зале была превосходная.

Ира кивнула и бесстрашно шагнула вперед.

— Да, ваше императорское высочество.

Великая княгиня усмехнулась.

— Вот что значит воспитание. Даже в подобных обстоятельствах девушка не забывает об этикете. Что ж, это радует, — она подняла глаза на Радаманта, который возвышался над ней на полголовы. — Думаю, ты был прав.

Улыбка косоликого стала еще шире.

— Точнее, ты была права, — проскрипел он. — Когда все спланировала.

— Отпустите Ольгу Соколову, — перебила их Ира, и в ее голосе я услышал едва скрываемую злобу. — Михаил выполнил вашу волю, он принял ваше предложение. Я здесь. Отдайте его сестру и отпустите обоих.

— Дерзкая барышня, — хохотнула Ксения, не отпуская руки Радаманта. Я так и не мог понять, какого черта происходило. — Что ж, я обещала — я выполню.

Она взмахнула рукой, и створки боковых дверей распахнулись. Двое мужчин в форме вышли, придерживая мою сестру за плечи.

— Оля!

Я хотел было рвануть к ней, но словно прирос к полу. Аня застонала на моем плече. Серега сорвался и подскочил к ней, вырвал ее из рук конвоиров и отбросил волосы с ее лица. Она даже не вздрогнула, не издала ни звука и смотрела на Воронцова так, словно совсем его не узнавала.

— Что ты с ней сделала, ведьма?! — рявкнул я.

Оля повернула голову на мой крик и смотрела на меня невидящими пустыми глазами.

— Это всего лишь глубокий транс, не нужно так орать, — ответила Великая княгиня. — И технически это сделала не я, а мои помощники. Девица скоро придет в себя, не стоит беспокоиться.

Воронцов отвел Олю к стене и усадил на один из стульев. А Ксения вновь уставилась на Иру.

— Что ж, свою часть сделки я выполнила — Ольга Николаевна вольна идти отсюда куда пожелает.

— Ага. Только идти нам особо некуда. Вашими стараниями, — огрызнулся я.

— А вас, Михаил Николаевич, я так быстро отпускать не намерена, — улыбнулась Ксения. — Боюсь, вы мне еще пригодитесь.

Ира оглянулась на меня.

«Уходи, Миша. Бери Олю и уходи. Я постараюсь ее задержать».

Ну да, конечно. Стоило мне хоть попытаться рыпнуться, как наверняка из-за каждой колонны повылезают прихвостни Великой княгини… Нет, это была ловушка. Да и я, в принципе, не особо рассчитывал уйти отсюда целым.

Ира сделал еще шаг, словно инстинктивно пыталась закрыть меня собой.

— Не знаю, что конкретно вам от меня нужно, но у меня есть условие, — сказала она. — Мне нужна сила Великого Оскола для исцеления подруги. Позвольте мне использовать Петропольский артефакт — и делайте со мной что хотите. Раз я здесь, нет смысла притворяться. Вы знаете, кто я и что я могу. И я понимаю, что вам, Ксения Константиновна, я неудобна. Так что если хотите лишить меня силы, отрезать от рода или вовсе убить, я согласна. Но сперва, прошу, дайте мне спасти друга.

Великая княгиня отпустила руку Радаманта и вплотную подошла к Ире. Взяла девушку за подбородок, чуть приподняла и пристально посмотрела ей в глаза. Отпустив, она обошла вокруг Ирины, словно внимательно оценивала товар на рынке.

— Значит, вы готовы принести себя в жертву ради… Ради чего, Ирина Алексеевна? Правда, это отчество не ваше, но так уж привычнее. Так ради чего вы готовы предать миссию, которую на вас возложили? Ради девицы, вилявшей задом перед вашим избранником? Революционеркой, по которой плачет каторга?

— Ради принципов, милостивейшая государыня, — спокойно глядя в глаза Ксении, ответила Ира. — Ради чести и долга. Заклинание, что почти убило Анну, направили против меня. Я должна была стать жертвой, и если бы не Грасс, то сейчас бы не стояла здесь перед вами.

Что-то не складывалось. Ира об этом не упомянула, зараза такая. Значит, они полезли в заварушку? Или Ирка проявила ненужную инициативу и полезла под огонь?

Тонкие губы Великой княгини изогнулись в понимающей улыбке.

— Значит, вы до последнего держитесь за благородство, Ирина Алексеевна. Что ж, похвально. Этот порыв в какой-то степени меня даже тронул, — она прикоснулась кончиками пальцев ко лбу девушки. — Что ж, считайте это моим небольшим подарком. Своего рода задаток или аванс перед тем, как я озвучу свои планы на вашу персону. Прошу за мной, господа.

Она направилась к боковым дверям, но резко развернулась на каблуках, словно спохватилась и о чем-то вспомнила в последний момент.

— И имейте в виду: Воронцова я не отпущу. Юноша понесет наказание, и его место отныне здесь.

Что ж, логично. Если я толком и не присягал Ксении и потому воевал открыто, то Воронцов ее все-таки предал. Хотя что-то мне подсказывало, что Великая княгиня предвидела его предательство. Воронцов здорово изменился у нее на службе, но все же не впитал достаточно ее яда… И теперь пострадает за это.

Ксения Константиновна взмахнула рукой, и Воронцов застыл, словно живая статуя. Лишь глаза оставались живыми — все видел, все слышал, а пошевелиться не мог.

— За мной, — велела новая хозяйка дворца и вышла из зала.

Мы оказались в знаменитой Помпейской галерее. В моем мире она была утрачена, но здесь сохранила первозданный вид и помпейскую роспись, в честь которой получила свое название.

Никуда не сворачивая, Ксения взмахом руки заставила открыться следующие двери, и перед нами возник Зимний сад. Помещение было разделено на две половины низкой решеткой. Передняя часть располагалась ниже, и к ней вела увитая растениями мраморная лестница. Впереди расстилалась площадь, вымощенная мелкими кусками мрамора. Посредине бил изящный фонтан.

Всюду благоухали цветы и растения, а в дальней части, в углублении расположился грот — именно там сейчас спал Петропольский Великий Осколок.

Увидев нас, шестеро людей в длинных балахонах, похожие то ли на адептов какого-то культа, то ли на монахов, поклонились. Великая княгиня приподняла брови в немом вопросе.

— Ваше императорское высочество… Осколок функционирует в обычном режиме, — отчитались люди. Видимо, хранители или ученые.

— Благодарю. Теперь пошли вон.

«Культистов» как ветром сдуло — видимо, не горели желанием присутствовать при очередных экспериментах госпожи. Я осторожно опустился возле бортика фонтана и усадил на него Аню. Грасс тут же завалилась набок, и мне пришлось подхватить ее на руки.

— Не так быстро, ваше сиятельство, — пригрозила мне пальчиком Ксения Константиновна. — Хотя я и делаю небольшой подарок, но у всякой услуги должна быть цена.

— Я плачу недостаточно? — нахмурилась Ирина. — Я здесь, сама пришла, сама сдалась! Чего вам еще от меня нужно?!

Встревоженные ее криком, разноцветные птички разлетелись в разные стороны.

— Тише, дитя, тише… — сказал Радамант. — Ты еще не знаешь, что именно тебе предложат. Но у всего есть цена, и за все нужно платить.

— Тогда называйте цену.

Ксения Константиновна криво улыбнулась, и это ее выражение лица было поразительно похоже на ухмылку Радаманта. Значит, он не солгал, когда говорил, что приходился братом государю и Великой княгине. Сходство почти что портретное.

— Вот ваша цена, — женщина указала на меня.

Глава 32

Мы с Ириной непонимающе вытаращились на Великую княгиню. С какой стати я был платой Ирки за… За что? Ничего не понятно. Ксения Константиновна, вероятно, хитрила даже сейчас. Ожидаемо хитрила.

— При чем здесь Соколов? — с вызовом спросила моя подруга, шагнув к Великой княгине. — Его смерть ничего вам не даст.

Ксения Константиновна отступила и, поравнявшись с Радамантом, вновь взяла его под руку.

А они даже неплохо смотрелись вместе. Никакого намека на инцест — не думаю, что их отношения могли зайти в такое русло. Нет, всякое, конечно, могло быть — после истории о том, как отец Ксении обошелся с собственной дочерью, от Романовых я уже ожидал чего угодно. Но что-то мне подсказывало, что самому Радаманту такой поворот был бы противен.

Просто вместе они идеально дополняли друг друга. Почти одного возраста, похожие внешне, но при этом они различались как день и ночь. Стильная холодная блондинка Ксения — этакая Ледяная королева с пронзительным взглядом ярких глаз, идеально вылепленными хирургами чертами лица, пусть и тронутыми возрастом. Величественная до недосягаемости, и строгие линии одежды да тонкие каблуки-шпильки это лишь подчеркивали.

И Радамант — некогда импозантный мужчина, а нынче — урод с жуткой улыбкой и мастерством внезапно появляться в самых неожиданных местах. Человек-тень. Чудовище, что в любой момент может быть у тебя за спиной.

Впрочем, оба претендовали на звание чудовища. Вот только кто из них был более страшным?

— Все просто, Ирина Алексеевна, — улыбнулась Ксения. — Дело в том, что в настоящий момент вы — единственная из потомков нашего рода, кто заслуживает наследовать право управлять империей. Я не смогу продолжить род, мой брат, — она взглянула на Радаманта с подобием нежности, — Что ж, он предпочитает оставаться в тени, и на то есть веские причины. Другой же мой брат, помазанный елеем… Трона недостоин, ибо дважды проявил слабость. В первый раз, когда не защитил членов собственной семьи. Во второй…

— Когда женился по любви, — мрачно усмехнулся я. — Ведь он наверняка знал, что его избранница носила в крови потомственное заболевание. Я не ошибаюсь?

Великая княгиня устало прикрыла глаза и кивнула.

— Знал, — тихо ответила она, и журчание воды в фонтане почти заглушило ее голос. — Знал прежде всех остальных. Тайно поделился со мной, и я отговаривала его от этого брака. Господь свидетель, в тот момент я думала не только о будущем семьи, но и о том, что этот шаг сулил для всей империи. Я взывала к рассудку, но…

— Но Алексей Константинович не прислушался.

— Разумеется, нет! — презрительно процедила Ксения. — У него всегда отключалась голова, когда речь заходила о его ненаглядной Лизетт. По-хорошему послы должны были предоставить эти сведения нашему отцу, но умолчали. Не верю, что они не раскопали такой важный факт. Видимо, золото хорошо заткнуло им рты.

Ира тряхнула головой.

— А вы почему ничего не сделали?

— Что я могла сделать, сидя в Покровском монастыре? — яростно вскричала Великая княгиня. — В Суздале! Меня же в то время как раз туда упрятали, чтобы я не сбежала или не выкинула какую-нибудь глупость. Так боялись публичного позора! А монастырь-то не простой, с Шестнадцатого века дворяне туда неугодных жен сажали. Все по старинке, там и сейчас даже электричества нет. И Благодать не использовать — все заглушено. А брат… Все Лешка знал уже тогда, знал обо всех рисках. И хотелось, и кололось. Потому ко мне в монастырь приехал, решил излить душеньку. Знал же, что я не смогу никому рассказать. Был у него выбор между личным счастьем и будущим империи, и выбрал он неправильно.

Ирина слушала Ксению с каменным лицом. Радамант молча улыбался — очевидно, для него все сказанное уже не было новостью. Значит, кое о чем в своей версии событий государь умолчал. И понес наказание. Есть ли кара страшнее, чем видеть гибель собственных детей?

— Но остались дочери, — тихо ответила Ира. — Три девушки. Все одарены, умны, все в подходящем возрасте…

— И все несут поганую кровь, — Ксения круто развернулась на каблуках, и удлиненный подол ее платья взметнулся хвостом. — Думаете, я не проверяла? Думаете, сидела сложа руки все это время, зная, под какую угрозу нас подвел эгоизм моего брата? Нет, я отчаянно искала способы решить проблему безболезненно и для империи, и для рода. Но такого варианта не существует. Все три девушки носят в себе нежелательную наследственность, множество анализов в моей лаборатории это подтвердили. Мы искали способы исцелить это, даже были готовы пойти на богохульство и создавать искусственные варианты… Не вышло.

Я замер, продолжая бережно держать Аню на руках. Она пришла в себя, приоткрыла глаза, но, кажется, не узнала меня. Ее кожа была горячей — жар. Сильный.

— Значит, все три Великие княжны — поражены, — обреченно выдохнул я.

— Не проявится у них — перейдет к потомкам. Это не лечится, господа. Даже Осколок эту хворь не берет. Мы просто оттянем неизбежное, но проблему не решим, если посадить одну из тех девиц на трон.

— Пока не лечится, — возразила Ирэн. — Наука не стоит на месте…

— Значит, вы предлагаете нам надеяться на авось? — усмехнулась Ксения Константиновна. — Я ожидала от вас большей дальновидности. Нет, Ирина Алексеевна, когда вопрос касается интересов государства, никаких надежд быть не может. Только сухие факты. А факт в том, что пораженная страшной болезнью ветвь должна быть пресечена.

Я слушал Великую княгиню и уже толком не знал, что и думать. Если принять ее версию за абсолютную истину, то во многом она была права. Да, методы Ксении были жестоки. Да, наверняка эта жестокость была обусловлена еще и желанием отомстить за старую обиду. И все же, по сути, Ксения была права: если дерево болеет, то больную ветвь отсекают. Если конечность поражает гангрена, конечность ампутируют. Она просто перенесла этот принцип на собственный род.

И, должно быть, требовалось обладать немалой силой духа, чтобы так хладнокровно расправиться с собственными родичами.

— Вы могли передать все Александру Константиновичу, — сказал я. — Он же подходил по всем пунктам на роль наследника. А вы допустили его смерть.

Радамант взглянул на сестру, словно спрашивал разрешения взять слово.

— Не по всем, Михаил, — скрипуче ответил косоликий. — Александр Константинович… Как бы выразиться поделикатнее… Имел определенные извращенные склонности. С учетом его образа жизни в последние годы нашлось бы немало свидетелей его неподобающего поведения.

— Когда это кого-то останавливало? — фыркнул я. — Или может быть все дело в том, что Великий князь ближе всех подобрался к разгадке вашего замысла? Что он чуть было не разрушил ваши планы?

Ксения посмотрела на меня с такой яростью, что, казалось, под моими ногами начал плавиться мрамор.

— Александр годами позорил наш род, — отчеканила она. — Пусть в Европах сажают на трон любых скоморохов, но я не дам превратить трон империи в ярмарочный фарс. Будем честны: из нас лишь Ирина Алексеевна сохранила относительную чистоту. Если не считать слабости к вашему сиятельству. Впрочем, это не проблема.

— Но как же ваши остальные родственники? — в голосе Ирки читалась мольба. — Есть же ветвь Романовых-Филаретовых, есть герцог Глостерский, он приходится двоюрод…

— Седьмая вода на киселе, — отрезала Ксения. — Слишком мало крови, чтобы взять под контроль Осколок.

Ирэн усмехнулась.

— А во мне, стало быть, достаточно?

— Полагаю, все поняли это еще в Константинополе. Поэтому другого варианта нет. Вам, Ирина Алексеевна, надлежит унаследовать все это, — Великая княгиня обвела руками пространство вокруг себя. — И, возвращаясь к вашему вопросу, увы, Соколов в этот сценарий не вписывается. Один государь уже выбрал сердцем — и вот к чему все это привело.

Ирина замотала головой и попятилась.

— Нет, нет… Это невозможно! Я не могу стать наследницей. Ведь я рождена незаконно, я бастард бастарда! Да хотя бы потому, что указ Павла Петровича запретил женщинам наследовать престол!

Ксения Константиновна переглянулась с Радамантом, и оба дружно рассмеялись. На удивление добродушно, с легким оттенком снисхождения. Это так контрастировало с обстановкой, что мне стало жутко, а по позвоночнику пробежал холодок.

— Это единственная причина, по которой мой венценосный братец все еще жив, милая моя, — отсмеявшись, сказала Великая княгиня. — Что повелел один государь, может отменить другой. Да и закон о наследовании только по мужской ветви, будем откровенны, потерял всякую актуальность. Родовая сила за редкими исключениями более не в ходу, а пол наследника имел значение только для этого. Осколки можно привязать к любой персоне, так что пол более не важен. Ну и Павел Петрович слишком уж невзлюбил мать и боялся новых переворотов, так что решил одним махом осложнить жизнь всем потомкам. Честно говоря, давно следовало упразднить этот архаизм.

С лица Ирины отхлынули все краски. Нет, она девка умная, должна была хотя бы теоретически прокручивать подобный вариант в голове. Но точно никогда не воспринимала его всерьез. Наверняка, как и я, надеялась, что хотя бы одна из трех дочерей Алексея Константиновича окажется «чистой».

— Пока вы меня не убили, один вопрос, — я осторожно опустил Аню на мраморный пол и направился к Великой княгине. — Насколько мне известно, причиной ваших бед стал австриец. И как же вы после этого решились просить у них помощи для своей авантюры?

Ксения изогнула губы в легкой улыбке.

— Деловое соглашение, не более того. Австрийцам была нужна западная часть Дакии. Нас устроит коридор вдоль моря до Новой Византии. Что до самой Дакии, то это искусственное буферное государство, и его судьба всегда виделась мне предрешенной.

— Разделом Дакии вы заложите бомбу замедленного действия, — ответил я. — Австрии нужен выход к морю, и они попытаются это обеспечить. Отдав им западные области, вы облегчите эту задачу.

— Не совсем, — отозвалась Ксения. — Впрочем, с вами, Михаил Николаевич, я не намерена обсуждать вопросы внешней политики. Я жду ответа Ирины Алексеевны.

Внезапно Ирка расхохоталась — да так, что я подумал, что она впала в истерику, не выдержав напряжения.

— Какого ответа вы от меня ждете?! Да и есть ли мне смысл вообще отвечать? Ведь вы спланировали мою судьбу задолго до того, как я вообще что-то заподозрила! Что мне вам сказать? Что я не хочу? Так вас это вряд ли остановит.

— Ирина, ты станешь императрицей, — мягко сказал Радамант. — Тебя официально объявят наследницей. Будет придумана красивая история с объяснением для народа. Ты успеешь научиться премудростям правления…

— Я не хочу править! Никогда не хотела и не…

Ксения метнулась к Ире и схватила ее за руку так быстро, что та даже не успела вскрикнуть. А я почувствовал, как что-то тонкое, холодное и очень, очень крепкое начало обвиваться вокруг моей шеи.

— Помолчи и послушай меня, девица, — прошипела Великая княгиня и указала на меня. — А затем начни думать головой. Ты права. Твоя судьба была спланирована. Это величайшая ответственность, но ты запишешь свое имя в историю целых народов! То, что тебе суждено пережить, способно переломить хребет и матерому управленцу, так что лучше бы тебе поскорее обрести внутренний стержень. Но со всем этим тебе помогут — только дай согласие. Иначе ты, как и я, лишишься любимого человека.

Я с хрипом проглотил слюну, когда силовая нить туже затянулась на моей шее. Зараза! Я пытался разбить ее и Благодатью, и родовой силой — не получалось. Судя по всему, Ксения плела это заклинание, пользуясь чистой силой Великого Осколка. Против такого у меня приемов не было…

— Ира… Не надо…

Я видел, что она все решила. Видел и безуспешно пытался дать ей понять, что оно того не стоило. Мы не вправе в это лезть. Я не вправе. Ира — Романова. Пусть не по имени, но по крови и силе, она — часть их рода. И она должна принять решение добровольно.

А Ксения, сучка такая, не постеснялась посягнуть на святое! Сама лишилась дорогого человека — и теперь повторяла путь собственного отца. Только еще циничнее. Потому что это был осознанный шантаж.

Правда, по ее мнению, в интересах государства.

— Хорошо, — Ирка стиснула кулаки, и с ее пальцев посыпались искры. — Я согласна. Только отпустите Соколова. Сделайте это — и я выполню все, что скажете.

— Дура! — прохрипел я, когда тугая нить ослабла. — Что ты надела…

— Долг жизни, Миша, помнишь? — грустно улыбнулась Ира. — Он все еще висит на мне. А он выше всего. Он бьет все клятвы, он связан с небом и землей, воздухом и водой. Долг священен. Я не могу позволить тебе погибнуть.

Я сорвал с шеи остатки заклинания, зашипел от боли, когда силовая нить прожгла ладонь до мяса, и рванул к ней. Но Ира, даже не глядя на меня, выставила между нами барьер такой силы, что я врезался в него со всего размаху и отлетел к фонтану.

И лишь сейчас я почувствовал, как что-то изменилось. Словно лопнула одна из пружин внутри. Ира выплатила долг полностью, принеся себя в жертву ради меня. Клятва была исполнена. И теперь она была свободна.

Сквозь серую полупрозрачную стену я видел, как девушка шагнула к Великой княгине. Ксения протянула к ней обе руки.

— Что нужно делать? — тихо спросила Ира.

— Прямо сейчас ты дашь мне клятву послушания. Ты свяжешь себя кровью со мной, и это будет подкреплено силой Великого Осколка.

Ира равнодушно пожала плечами.

— И что это со мной сделает?

— Физически — ничего. Но ты не сможешь причинить мне вред. Я старше тебя по крови, и эта связь будет доминирующей. А сама клятва лишь подчеркнет твои намерения подчиняться и исполнять свой долг.

— Хорошо. А затем?

— Затем мы приступим кфинальному аккорду. Отрежем Алексея и его отпрысков от рода. Вернем их силу в Осколок. Император уже получил мое предложение и направляется в Петрополь. Он изменит указ, объявит тебя наследницей, а меня — регентом. И отречется.

Лишь в этот момент самообладание на секунду покинуло девушку и плечи Ирины напряглись.

— Что с ними станет?

— Белозерский монастырь — место надежное, — улыбнулась Великая княгиня. — Больше я не стану убивать родичей. Эти сами вырыли себе могилу. Нам останется лишь подождать. А пока они будут доживать свой век в спокойствии, безвестности и молитвах, нам предстоит много работы.

Что-то мне не верилось, что Ксения оставит государя и его семью в живых. Нет, наверняка то была просто красивая сказочка для Иры, чтобы быстрее заручиться ее согласием.

Ира помедлила.

— Я согласна. Но сперва нужно помочь моей подруге. Без этого никаких клятв. Я отказываюсь от Соколова, посвящаю себя служению, приношу все нужные жертвы. Но пойдите навстречу и мне. Помогите Анне.

Великая Княгиня взяла Иру под руку и повела к гроту, где мерцал всеми оттенками дыма и мириадами искр Великий Петропольский Осколок.

— Гляди, какая красота, дитя, — проворковала женщина, подведя подопечную.

Я заметил, как свободной рукой она достала что-то из-за пояса и передала Радаманту.

— Помоги нашим гостям, дорогой.

Косоликий взял предмет и направился к нам. Он взмахнул рукой и вспорол полотно барьера. Я даже не успел удивиться. Потому что слишком быстро понял — помощь в понимании Великой княгини означала окончательное избавление.

В руках Радаманта был проклятый клинок. Единственное оружие, которым нас легко убить.

— Приложи к нему руки, дитя, — голос Ксении глухо звучал из грота, пока она отвлекала Иру от того, что разворачивалось возле фонтана. — Ощути силу. Почувствуй, что она отличается от той, с которой ты работала в Константинополе. Здесь нужна немного иная конфигурация…

Я подполз к фонтану и инстинктивно закрыл Аню собой. Призвал всю силу, на которую был сейчас способен.

— А ведь я тебя предупреждал, Михаил, — печально улыбнулся Радамант и поднял кинжал.

Глава 33

Косоликий медлил.

— Ну, чего ждешь? — прорычал я, зажигая сразу несколько «Кос» и пуская их в бешеную пляску между собой и Радамантом. — Давай, рискни здоровьем.

Он сделал шаг. Второй… Аня вздрогнула у меня за спиной. Застонала, попытавшись натянуть «Берегиню».

«Я не могу причинить ей вреда», — раздался скрипучий голос Радаманта у меня в голове. — «Когда все только начиналось, я принес Ксении клятву подчинения. Она — законная дочь, я — бастард. Пусть по силе мы были почти равны, но ее кровь сильнее моей. Поэтому я не смогу ее убить — узы не позволят. Но сможешь ты».

Он ловко крутанул кинжал в руке и передал его рукоятью ко мне. Сперва я инстинктивно отшатнулся от проклятого оружия, но Радамант протянул руку ближе ко мне.

«Я постараюсь отвлечь ее. Но не медли, Михаил. Не медли!»

Ох ты ж черт…

Я метнул взгляд в сторону грота. Ира и Ксения стояли перед Великим Осколком спиной к нам. Идеальный момент, чтобы попытаться…

Я не заметил, что именно сделал Радамант, но бахнуло знатно. Кажется, он долбанул «Лихом» — заклинание прочертило борозду от фонтана к гроту. Вздыбились мраморные плиты, повалились растения, птицы с испуганным чириканьем бросились под потолок.

Радамант не мог ударить Ксению, но мог бить по предметам вокруг нее.

«Давай же, Михаил! Бей!»

Мне казалось, время замедлилось. К моим ногам прилила кровь, стопы словно сами подпрыгнули — а может так совпало с ударом Радаманта по полу. Я рванул к гроту, а за моей спиной расцветало новое смертоносное заклинание — яркий свет гигантского «Колобка» на пару секунд наполнил помещение ярким светом. Великая княгиня вскрикнула — она как раз обернулась, и ее глаза встретились с ослепляющим зарядом.

Кажется, застонала и Ира. Лишь бы она все поняла правильно. Времени связываться и объяснять не было.

Я бежал не останавливаясь. Пролетел над полом, перепрыгивая через торчавшие осколки мраморных плит, цепляясь за опавшие лианы. Торопился, стараясь не упустить момент.

Но в следующий миг на полной скорости врезался в выросший барьер.

— Ы-ых!

Удар выбил из меня весь дух. Меня отбросило, но я тут же вскочил на ноги и крепче схватил кинжал.

Ксения глядела на Радаманта из-за полупрозрачной серой стены.

— А я все гадала, попытаешься ли ты меня предать, — тихо сказала она. — И чего тебе не сиделось? Я нашла тебя и дала все, чего ты желал. Стабильную силу, средства, эту дурацкую игрушку — Орден Надежды… Да ведь я даже твою дочь возвожу на трон. Так почему, братец? Ты ведь был единственным, кто меня понимал.

— Именно поэтому, — прошептал Радамант. — Потому что я понял, к чему это приведет. Все, что ты делаешь, ты объясняешь необходимостью. Уверяешь, что это — вынужденные меры. Но на деле ты лишь тешишь свою жажду мести. Тебя нельзя и близко подпускать к власти…

Радамант не договорил — не смог. Он смертельно побледнел, узловатые пальцы потянулись к горлу — видимо, его настигала расплата за данную клятву. Или Ксения незаметно что-то с ним делала.

— Довольно, — вздохнула Ксения. — Впрочем, теперь это не имеет значения. Я все равно добилась своего. А ты умрешь, зная, что помог мне.

Я снова развернулся к барьеру. За моей спиной что-то упало на пол. Я вздрогнул. Нет, вряд ли Аня. Наверняка Радамант. Ксения проследила за мной взглядом и улыбнулась.

— Подхватываете знамя, Михаил Николаевич? Учтите, что вы можете уйти отсюда вместе с сестрой своими ногами. Если сделаете это немедленно.

Я покачал головой и улыбнулся.

— Боюсь, поздновато для сделок, ваше императорское высочество. Ирину я не оставлю.

Ира, Ира, Ира, давай! Сделай что-нибудь! Придумай выход. Ты ведь наверняка что-то задумала. Не просто же так ты уговорила Ксению пустить тебя в зал с Осколком… Не верил я, что она так легко согласилась на условия Ксении, не имея в голове плана. Не верил!

Молчание повисло всего на несколько мгновений — и прервалось тихим мерным стуком.

Мы с Ксенией одновременно обернулись на звук.

Ирина стучала ноготками по поверхности Великого Осколка.

— Предупреждаю, Ксения Константиновна, угрозы в адрес Михаила я расцениваю как посягательство и на мою собственную безопасность. Когда я соглашалась на ваше предложение, речь шла о том, что я разорву с ним связь. Но убивать его я вам не позволю. Вы знали, что Соколов — мое слабое место. Вы знали, что ради него я пойду на все. Но вы перегнули палку.

Руку Ирины охватили клубы густого темного… дыма? Это было похоже на черный туман — маленькие вихри поднимались от ее пальцев по запястьям к предплечьям и плечам. В этой субстанции вспыхивали, мерцая, разноцветные искры. Чистая сила Осколка.

Ксения покачала головой.

— Ирина Алексеевна, не стоит усугублять ситуацию.

— А какая теперь разница? — улыбнулась Ира, но ее глаза заволакивала темная пленка. Я уже видел этот эффект — тогда, в подземелье Базилики в Константинополе…

Ксения отступила на шаг, оказавшись между Осколком и барьером. Ее тело мгновенно окутал толстый слой защиты, по рукам потек темно-фиолетовый, почти черный туман…

А Великие Осколки и правда отличались. Видимо, сила в Петропольском и Константинопольском то ли имела разную конфигурацию, то ли различный потенциал. Но Ирина, которая была связана с Константинопольским артефактом, пользовалась силой, физическое проявление которой имело глухой темно-серый оттенок. У Ксении, связанной с Петропольским, она казалась темно-фиолетовой, как очень густые чернила.

— Не нужно со мной драться, прошу, Ирина…

Девушка пожала плечами.

— Я и не собираюсь.

А затем она ударила обеими руками по Великому Осколку.

Меня оглушило. Удар был странным — он словно сотрясал и разрывал меня изнутри. У меня перехватило дыхание, словно в оранжерее резко выжгли весь кислород. Выпучив глаза и бессильно ловя ртом воздух, я видел, как Петропольский артефакт раскололся. И когда это случилось, начался настоящий ад.

— Ира! — прохрипел я, но она меня не услышала.

Ударная волна отбросила меня в стену. Зазвенели, раскалываясь, стекла — потолок обвалился, осыпав все пространство смертоносным дождем. Я пролетел через кроны лимонных деревьев и врезался в мраморный портик, в последний момент успев поставить слабый щит. «Берегиня» не защитила меня от удара, и спина взорвалась невыносимой болью.

Я рухнул на развороченный пол, выронив андомский клинок.

Кто-то закричал. Это был даже не крик — вопль. Вопль боли, отчаяния и ужаса.

Ира уничтожила Петропольский Великий Осколок. Но как? Как это было возможно? Или сила Константинопольского его перевешивала?

— Ира! — снова прохрипел я и закашлялся. В рот набилась мелкая крошка вперемешку с листьями и землей из кадок.

В оранжерее стало устрашающе тихо — лишь вода из разбитой фонтанной чаши продолжала весело журчать. Правда, теперь она вытекала на пол, и вскоре лужа добралась до меня.

Кое-как я поднялся, заметил торчавший из бока кусок стекла. Хреново, но лучше пока не вынимать. Пошатываясь, огляделся в поисках кинжала. Болела не только спина. Кажется, крепко приложился головой. На загривок капнуло что-то теплое. Я провел рукой по голове — кровь.

«Ира!» — позвал я ментально. — «Ответь, если слышишь! Пожалуйста!»

Андомский клинок тускло блестел в груде камня и стекла под уничтоженной фруктовой рощицей. Несколько шагов до него показались мне ужасно трудными, словно я взбирался на гору, но я все же наклонился и сжал окровавленные пальцы на рукояти кинжала.

«Ира!»

Она не отвечала. Голова гудела, и я уже даже не понимал, поставила ли она блок, была ли в отключке или это я хреново пробросил ментальный канал.

Выпрямившись, я раздвинул свободной рукой остатки зарослей. В плече тоже застряло стекло. Кажется, еще несколько мелких стекляшек впились в щеки. Да наплевать. Мной можно пренебречь. Лишь бы у Иры получилось то, что она задумала. Лишь бы она понимала, что делала. Лишь бы не стало еще хуже.

Ирки я не увидел. Зато мог наблюдать, как Великая княгиня ползла к постаменту, на котором еще с минуту назад покоился поражая своей величественностью, имперский артефакт. За Ксенией тянулся кровавый след. Каким-то чудом часть пола уцелела, и эта алая полоса на белом мраморе казалась особенно жуткой. Словно фрагмент картины какого-нибудь из мастеров эпохи Ренессанса. Одна туфелька слетела с ноги Великой княгини и сиротливо дополняла этот жуткий образ.

Она ползла, цепляясь руками за обломки каменных плит. Даже сейчас Ксения тянулась лишь к Великому Осколку. Не к наследнице, которую выбрала для государства и которую намеревалась опекать. Не к брату, которого хотела убить. К Осколку. К власти, до которой дорвалась, принеся столько жертв, которую вкусила, но ненадолго. И которую даже сейчас не желала отдавать.

Теперь я увидел достаточно, чтобы согласиться с Радамантом. Он был прав. Ксенией двигала лишь месть, лишь жалость к себе, неутолимая жажда заполнить пустоту в душе. А все, что она сделала параллельно с этим… Лишь удачная декорация, которой просто повезло вписаться в обстоятельства.

Я выискивал Ирину, но нигде ее не видел. Сколько ни звал, не мог к ней пробиться. Лишь бы ее не завалило!

Добравшись до постамента, Ксения Константиновна принялась сгребать в охапку обломки артефакта. Великий Осколок взорвался на десятки крупных камней и сотню мелких. Рыдая, Великая княгиня дрожащими руками пыталась собрать их в кучу. Снова и снова сгребала их, словно надеялась, что они вновь соединятся в Великий Осколок.

— Нет… Нет… Нет!

Я крепче перехватил рукоять кинжала.

В какой-то момент промелькнула мысль оставить ее в живых. Предать суду — пусть государь распоряжается ее судьбой. Заточить в монастырь — быть может, в тот самый, суздальский, где она уже проводила кошмарное время…

Соколов-ищейка так бы и поступил. Но сейчас я был не ищейкой. Сейчас я был замученным усталостью человеком, который хотел лишь одного — закончить это раз и навсегда.

А еще я желал мести за семью. За гибель отца и бабушки, за страдания, которые причинили Оле. За разрушенную Ириновку и погубленный Дуб.

Ксения даже не обернулась, когда я, хрустя ботинками по обломкам, подошел к гроту.

— Вы отдали приказ убить моих родных, — я даже не спрашивал, а утверждал.

Ксения кивнула.

— Да. И отправила Воронцова, чтобы он вытащил свою зазнобу.

— Чтобы манипулировать мной, конечно же.

— Не только. Сергей Андреевич тоже имел свой интерес, — женщина обернулась, и я увидел, что почти все ее лицо было залито кровью. Множество мелких порезов. Стекло с крыши или осколки артефакта. Страшно. Особенно страшно видеть такое уродство на некогда прекрасном лице. — Что, он вам не сказал?

— О чем не сказал?

— Я разрешила ему пощадить Ольгу Николаевну в обмен на услугу.

— Что за услуга?

— Дар Воронцова уникален, — выдохнула Ксения. — Сколько ни пытались мои люди воссоздать его, не получалось. Не удалось ни в Аудиториуме, ни в моей лаборатории. Ученая группа пришла к выводу, что этот дар можно лишь унаследовать по крови.

— Допустим, — отозвался я. — И в чем дело? Я в курсе, что он отдавал свои… жидкости на благо науки.

— Вы так и не поняли моего замысла, Михаил Николаевич, — руки Великой княгини перебирали кусочки Осколка, взгляд был отстраненным, а голос — тихим. — Я не просто хочу возвести на трон «чистую» представительницу нашего рода. Я хочу основать новую династию. Династию, которая обладала бы способностью управлять самой неукротимой силой и была бы неуязвима для покушений и случайных смертей…

Клинок едва не выпал у меня из рук.

Она что, собиралась в будущем скрестить Иру и Серегу? Как на конюшне. Племенное разведение, мать вашу. Нет, аристократия всегда обращала внимание на потенциал и происхождение, но до таких крайностей никогда не доходило. Даже для одаренных оставались актуальными вопросы приданого, титулов и прочих атрибутов статуса.

А тут — ну чистой воды заводчица-экспериментаторша, решившая вывести новую породу. Мне стало так противно, что к горлу подкатила тошнота.

— Значит, план и правда давний — о даре Воронцова и потенциале Ирины вы знали давно. Меня-то вы зачем возвысили? — спросил я. — Зачем меня взяли под крыло в Аудиториуме?

— Не могла же я пройти мимо результата работы свиты моего братца. В конце концов, вас создали как оружие, и ваша сила очень интересна. Вы тоже могли пригодиться, Михаил Николаевич. И как видите, кое для чего сгодились. Как минимум для того, чтобы привести сюда Ирину.

— Ясно.

Ксения выгнула окровавленную бровь.

— И все? Никакой реакции?

— А зачем? Все, что хотел, я услышал.

— Что ж, тогда делайте то, что должны, — пожала плечами женщина. — В тюрьму не пойду, и удовольствия лицезреть мою казнь на эшафоте черни не доставлю. Но знайте, Михаил Николаевич, я все равно выиграла. Жива я или нет, уже не имеет значения. У Алексея не останется иного выбора, кроме как объявить Ирину наследницей. И он объявит. Потому что другого способа задержаться на троне у рода нет. Если Алексей хочет сохранить империю, он пойдет на это. А я знаю этого слабака. Он пойдет.

Она повернулась спиной и снова сгребла осколки в ладони, словно не желала принимать участия в собственной казни. Даже сейчас не хотела признать поражения. Впрочем, в какой-то степени она и правда выиграла. Теперь история пойдет по написанному ею сценарию.

— Прощайте, ваше императорское высочество.

Чтобы научиться достойно владеть холодным оружием, требуются годы. У меня был очень краткий курс от профессионалов и много тренировок с такими же профанами. Но андомская сталь облегчала задачу. Рада не заживет, если не начать исцелять как можно скорее. Будет кровоточить, вывернет одаренного наизнанку.

Я обошел ее спереди и ударил. На этот раз я должен был смотреть ей в глаза. За род. За семью. Хотел, чтобы они увидели моими глазами, что были отмщены.

Ксения вздрогнула, когда клинок вошел ей в живот. Я выдернул оружие и бросил рядом.

Все.

— И что теперь?

Я обернулся на голос. Ира стояла позади меня — бледная, словно призрак. Уставшая, обескровленная. Кожа стала полупрозрачной, на руках ярко проступали вены. Отдала слишком много силы, опустошила себя почти что до самого дна.

Не знаю, как она держалась на ногах в таком состоянии, но внешне девушка выглядела невредимой. Возможно, успела как следует защититься от взрыва.

Ира подошла и взяла меня за руку. Я кивнул на лежавшую возле груды камней Ксению.

— Ты слышала, что она говорила о вас с Воронцовым?

— Ага.

— И как тебе перспективка?

— Фамилия Романова-Соколова мне нравится больше, — устало отозвалась Ира. — Нужно помочь Ане. И посмотреть, что с отцом.

Она впервые признала Радаманта своим. До этого момента старалась лишний раз не касаться темы своего истинного происхождения. Стыдилась или не знала, как к этому относиться. Но сейчас назвала отцом. Значит, приняла истину.

— Ты говорила, что Великий Осколок нужен, чтобы исцелить Аню, — возразил я. — Но он же…

— Я солгала, — улыбнулась Ира. — Точнее, сказала не все. Мне просто было нужно, чтобы ты поскорее отвел меня сюда.

Почему-то сейчас на меня накатила злость. Не бурная ярость, а, скорее, просто раздражение. Ну ежкин кот, не могла по-человечески объяснить?

— Иначе ты бы вряд ли согласился, — словно угадала мои мысли девушка. — Прости. Я знала немного больше. Знала, что здесь будет Радамант. А еще Ане действительно нужна серьезная помощь — с этим я не обманула. Пока я не исчерпала свой резерв, могла спокойно поддерживать ее состояние. Но сейчас у меня почти не осталось силы, и нужно что-то предпринять.

— Почему ты сначала не вылечила Аню?

— Потому что тогда Ксения была бы готова к атаке, — ответила Ира, и мне показалось, что она сама устыдилась этого объяснения. — Ты меня идеализируешь, Миш. Я тоже умею принимать тяжелые решения.

— Выбор разума против сердца, как в картах нагадали? — Улыбнулся я.

— Именно. И ведь гадалка-то, к слову, не солгала…

Мы нашли Аню и Радаманта чуть дальше фонтана. Аня снова впала в забытье — лежала на руках у косоликого с закрытыми глазами и не отреагировала на наше появление. Вокруг валялись стволы деревьев, вывернутые вверх корнями растения, ботинки хлюпали по луже, вытекшей из фонтана.

Сам Радамант — бледный, раненый, измученный — баюкал Грасс на коленях, как малое дитя. Я чувствовал силу, что исходила от него и тянулась к его бывшей подопечной.

Он ее поддерживал. И, судя по его состоянию, поддерживал ценой собственного исцеления. Под косоликим медленно растекалась алая лужа, и ее размер не сулил оптимизма.

— Хитрюга, — нежно улыбнулся он, когда Ира присела на корточках возле них с Грасс. — Кто надоумил?

— Сама догадалась, но кое-какие мысли кое-кто и раньше подкинул.

— Что ж, я горд.

Ира провела руками вдоль тел раненых и нахмурилась.

— Дело дрянь. Аня теряет силы, ты тоже. Мой резерв исчерпан. А если привязывать себя к мелки осколкам по очереди, или даже если пытаться их сплавлять… Слишком долго. У вас обоих мало времени.

Радамант криво улыбнулся.

— Тогда ты знаешь, кого выбрать.

— Знаю, — кивнула Ирина. — Прости.

— Без обид, Ирина Алексеевна. Она заслужила шанс прожить жизнь достойно. Только не позволяй ей идти в психометристы.

Звучало как последняя воля. Почему-то этот диалог звучал так буднично, словно две соседки зацепились языками возле булочной. А ведь говорили о жизни и смерти — в самом прямом смысле. Чтобы жила одна, должен умереть второй.

— Обещаю, — кивнула Ира. — Никакой психометрии. Если понадобится, издам указ. Если, конечно, государь решит, что мне надлежит ему наследовать.

Радамант слабо улыбнулся. Я ощущал, что нить силы, которой он делился с Аней, с каждой секундой становилась все тоньше.

— Куда он денется? — выдохнул он, а затем взял Иру за руку.

Я вздрогнул, почувствовав, как незримый поток охватил их троих — Аню, Иру, Радаманта. Сила перетекала от одного к другому, и это казалось хаотичным движением, но потоки распределялись упорядочено. Радамант передавал весь свой резерв Ирине, чтобы она распорядилась полученным потенциалом.

Когда все закончилось, и лишь тогда, Ирина позволила себе заплакать.

— Не горюй, — Радамант дотронулся до слезы на щеке дочери и с трудом заставил улыбнуться обе половины лица. — Ирина Павловна.

— Что?

— Павловна ты. Павловна.

Он опустил веки, а мгновением позже Аня распахнула глаза.

Глава 34

Роскошный «Руссо» эксклюзивной серии, созданной по спецзаказу императорского двора, мягко вез меня по утреннему Петрополю. Часы показывали начало десятого — до аудиенции почти целый час. Успеем, даже если встрянем в пробку.

А пробок в городе сейчас было в избытке. И дело не столько в спешивших на работу горожанах, сколько в последствиях ночных беспорядков. Пока мы сражались с Ксенией Константиновной в Зимнем, на улицах творилась полная дикость. Разгоряченные победой «наших» болельщики, обезумевшие от адреналина бойцы Кушнарева, поддавшиеся общему настроению маргиналы — все это превратилось в гремучую смесь. И первым делом негатив вылился на австро-венгерских наемников.

Ну не любили у нас австрияк, так уж исторически сложилось. Пуще них не жаловали только бриташек.

Словом, столкновения захлестнули весь центр города. Пожар на Апрашке полыхал до рассвета, уличные бои велись от Петроградки до Обводного канала. И лишь когда на следующий день в город вошли войска государя, все более-менее улеглось.

— Желаете, чтобы я включил радио, ваше сиятельство? — спросил водитель.

— Да, пожалуйста. Новостную волну.

О событиях следующих дней я узнавал из газет. Когда в Зимнем все было кончено, подоспел Аудиториум. Забавно, что ректор Долгоруков решил переметнуться в последний момент, и все же свою шкуру он спас. А если и не спас, то уж точно прикрыл задницу: как-никак его люди помогали зачистить Зимний.

Подоспевшие с Долгоруковым лекари немного подлатали нас с Аней. Долгоруков чуть не впал в истерику, когда увидел, во что превратился Петропольский Великий Осколок. А Ира просто грохнулась в обморок, лишившись последних сил.

Корф к тому моменту уже давно пришел в себя и успел добраться до дворца. После словесной взбучки всех нас с Ирой, Олей и Аней было решено отправить в Лебяжье. Воронцова взяли под стражу несмотря на мои возражения.

Как мы добрались до усадьбы Штоффов, я помнил смутно. Зато хорошо запомнил разговор, который состоялся у нас с Матильдой на следующее утро.

Хорошо знакомый мне особняк все еще выглядел покинутым. Немногочисленные слуги не успели подготовиться к возвращению баронессы, поэтому дом оставался законсервированным: любимый рояль Ирины был укрыт тканью, шкафы, картины, прочая мебель тоже прятались под чехлами.

Матильда ждала меня в Малой столовой. Ира, Оля и Аня отсыпались, а я по привычке проснулся раньше них.

— Кофе? — предложила баронесса, когда я поприветствовал ее кивком.

— Если не затруднит.

Матильда налила мне полную чашку горяченного черного напитка, и я с наслаждением вдохнул аромат хороших зерен. Этот запах напомнил мне о былых временах, когда мы собирались за этим столом большой компанией: сама баронесса, мы с Иркой, Сперанские… Невозмутимый Василий, внезапные визиты Корфа. Тогда нам казалось, что самым тяжким испытанием станет поступление в Аудиториум. Как же мы ошибались.

Матильда словно прочла мои мысли и выложила на стол портсигар.

— Пустовато здесь стало, — шепнула она.

— Боюсь, скоро станет еще хуже, — отозвался я. — Вряд ли Ирина теперь сможет здесь остаться.

Тем утром баронесса была особенно молчалива, и, что удивило меня еще больше, даже не пыталась меня отчитать за множество ошибок и рисков, которым мы с Ириной себя подвергли. Может, она не видела в этом смысла. Может, у нее на уме было что-то иное.

Я бросил взгляд на свежую газету.

«ВНЕБРАЧНАЯ ДОЧЬ ИМПЕРАТОРА ПРЕДОТВРАТИЛА ДВОРЦОВЫЙ ПЕРЕВОРОТ» — гласила первая полоса. Под заголовком на добрую половину листа красовался портрет Ирины, сделанный на балу в Екатерининском дворце. По иронии судьбы, фото было совместное: Ира и Великая княгиня Ксения на террасе летней резиденции. На том балу Ирка была дебютанткой. Совсем юная, совсем другая.

— Вот, значит, как все повернули? — я кивнул на газету. — Внебрачная дочь императора? А что, даже отчество менять не нужно…

Матильда печально улыбнулась и закурила.

— Как ты понимаешь, я больше ничего не решаю. Мне лишь приказано не разговаривать с журналистами. Дворец сам разберется. Кстати, в той газетенке и о тебе прилично написано.

И действительно, ниже располагалась наша с Олей совместная фотография — тоже с дебюта. Еще и подпись: «Михаил и Ольга Соколовы дорого заплатили за верность государю. Патриарх и Кивернития рода убиты, поместье в Ириновке превращено в руины. Но Соколовых это не сломило…»

Да уж, попахивало заказной статейкой. Интересно, сколько таких еще будет в ближайшее время?

На следующей странице я нашел портреты Воронцова и Грасс. Большой материал, на целый разворот. Только история, которую рассказывал журналист, имела мало общего с реальностью. Все перевернули. Официальная версия обвиняла во всем Радаманта: дескать, он взял под контроль Ксению и действовал ее руками.

Ну конечно. Радамант — идеальный козел отпущения. Только об Ирине сообщили уж очень резко. Я бы на месте дворцовых пиарщиков подавал такую скандальную новость как-нибудь помягче. Впрочем, наверняка у них был план. Я в формировании общественного мнения уж точно ничего не смыслил.

— Значит, начали представлять Ирину людям, — рассеянно кивнул я и отложил газету. — Сперва пресса, затем приемы, потом начнутся официальные мероприятия… Выходит, государь действительно согласился сделать ее наследницей? Но как объяснят исключение законных дочерей из линии наследования?

Матильда выдохнула вишневый дым и пожала исхудавшими плечами.

— Не знаю, Михаил. Не знаю. Все, что меня волнует — чтобы Ирина была здорова и по возможности счастлива. А уж как она это устроит — уже не моя забота.

Я отпил чуть остывший кофе и недоверчиво покосился на баронессу.

— С чего это такие перемены, ваше благородие? Помнится, вы мне обещали голову оторвать за…

— И все еще хочу ее оторвать, — строго перебила меня женщина. — Просто на фоне остальных событий ваш позор будет легко скрыть. Правда, ненадолго. Ирину теперь станут разглядывать под микроскопом. И обязательно накопают что-нибудь о ваших отношениях. Но теперь пусть об этом заботится дворец.

Да уж, ну и новости. Матильда что, наконец-то решила оторвать Ирку от своей юбки?

— Неужели вы собрались на покой?

— Разве я его не заслужила? — улыбнулась баронесса.

— Разумеется, заслужили. Просто… Не думал, что вы так легко ее отпустите. Вы ведь жили ради Ирины. Все это время…

— Я всегда буду рядом и поддержу ее, если Ире потребуется помощь, — помолчав, ответила Матильда. — Но сейчас ей будет не до меня, и я воспользуюсь этим, чтобы перевести дух. А как будет дальше… Не знаю, Михаил. Никто не знает. Но это, определенно, будет интересное время…

Автомобиль подъехал к Зимнему со стороны Миллионной улицы. Сейчас у парадного въезда было неспокойно: писаки караулили всех гостей дворца, а меня явно не хотели светить перед журналистами. Как и Матильде, мне запретили давать комментарии, а всякое интервью со мной должно было согласовываться с пресс-службой Зимнего.

Въехав через служебные ворота, водитель остановился во дворе Малого Эрмитажа. Здесь меня уже ждали слуги в ливреях и служитель императорской канцелярии.

Передо мной открыли дверь, и я вышел, поежившись от налетевшего с Невы ветра. Хорошо хоть, что в каморке Фроси нашлись заготовки костюмов, которые некогда готовила для меня модистка. Всего за ночь эта волшебница успела сделать для меня приличный выходной наряд, и это с учетом того, что за пару лет я хорошенько раздался в плечах.

— Михаил Николаевич, ваше сиятельство, — учтиво поклонился сотрудник канцелярии. Я заметил траурную повязку на рукаве его костюма и на ливреях слуг. — Прошу следовать за мной.

Мы прошли через небольшой внутренний двор, затем, уже оказавшись внутри, принялись петлять по многочисленным коридорам и лестницам, обычно скрытым от глаз важных гостей

Частные апартаменты располагались в западной части дворца. Секретарь остановился у порога круглой комнаты и снова мне поклонился.

— Ваше сиятельство, прошу вас подождать. Его императорское величество скоро вас примет. Если вам что-нибудь понадобится, пожалуйста, обратитесь к слугам.

— Благодарю, — улыбнулся я и прошел вглубь помещения, чтобы как следует осмотреться.

Это была знаменитая Малахитовая ротонда. Круглую комнату украшали восемь колонн из уральского камня. Основание тоже сделано из российских самоцветов — мрамора, гранита и других пород. Ротонду богато украсили позолоченными деталями, но больше всего меня поразил купол. Он был искусно выложен синим камнем, а в его центре на самой вершине было круглое отверстие. Такие я не раз видел в Контантинополе. Купол венчал орел, державший в когтях семь знамен.

В Ротонду выходило несколько дверей, и я знал, что этот зал связывал парадную и частную части дворца.

Шагая по мозаичному паркету, я замедлился, услышав разговор на повышенных тонах из-за закрытых дверей.

Спорили мужчина и женщина, причем фонтанировала эмоциями именно дама. Я не смог разобрать слов, да и подслушивать на глазах у лакеев было бы совсем нагло, так что отошел подальше.

И все же в Зимнем кипели страсти. Ну еще бы.

Я едва успел вернуться под купол Ротонды, когда двери распахнулись, и из них вышли Ирина с Матильдой. Мило, однако. А я все думал, куда они запропастились с раннего утра…

Матильда наградила меня суровым взглядом и зацокала каблуками по паркету. Шедшая за ее спиной Ирка лишь подмигнула мне.

«Потом найди меня», — бросила она ментально и поспешила за баронессой.

Секретарь пригласил меня войти и объявил о моем прибытии.

— Михаил Николаевич Соколов.

Уже отсюда я видел красоту, поражавшую воображение.

Это была Малахитовая гостиная. Самая парадная комната из личных покоев императорской семьи. Что ж, жест я оценил: мне оказали честь и подчеркнули мой статус, пригласив в частные покои, однако дали понять, что борзеть не следовало.

Как только я вошел, двери за моей спиной закрылись с тихим стуком.

Да уж, малахита не пожалели. Колонны, пилястры и камины были убраны уральским камнем. Сочетание зеленого с обильной позолотой свода, дверей и других элементов вызывало восторг. Окна и стены были задрапированы алым бархатом, и все вместе создавало ощущение торжественности.

Император стоял у окна возле массивной малахитовой же вазы. За его спиной стену украшала искусная роспись в виде трех женских фигур. Услышав мои шаги, государь повернулся ко мне и направился мне навстречу.

— Ваше императорское величество, — я поклонился по всей форме.

Но государь явно пренебрег этикетом и дотронулся до моего плеча.

— Поднимитесь, Михаил Николаевич. Полагаю, после всего, что вы для меня сделали, кланяться вам не пристало.

Я чуть не закашлялся от такой демократичности. Тем временем государь жестом пригласил меня сесть в гостевое кресло у письменного стола. Сам он устроился напротив и положил руки на суконную обивку.

Немного помешкав, я все же сел в кресло. Почему-то стало немного не по себе.

С последней нашей встречи Алексей Константинович серьезно сдал. Залысины стали больше, синяки под глазами были такой глубины, что их не скрыл бы никакой грим. А еще он исхудал — костюм, что должен был сидеть на нем как влитой, болтался так, что можно было засунуть еще половину императора.

Судя по всему, он был плох. Не выглядел здоровым, да и худоба казалась чрезмерной. А еще кожа — тонкая, потерявшая упругость. Как бумага. Неужели потеря Петропольского Осколка так по нему ударила?

Алексей Константинович взглянул на мою побитую осколками физиономию и улыбнулся.

— Должен признать, шрамы порой и правда украшают мужчину. По крайней мере в вашем случае, Михаил Николаевич.

— Весьма польщен, ваше императорское величество. Как я понял из сегодняшней статьи в «Петропольских ведомостях», мне создают образ героя.

— Вам к лицу, — отозвался государь. — К тому же вы и правда совершили подвиг. Спасли законного императора, уберегли нас от переворота. И жертвы принесли немалые. Я очень сочувствую вашей утрате, Михаил.

Голос государя сорвался. Он бросил взгляд на стоявшую на столе фотографию — на ней был изображен покойный цесаревич в парадном мундире.

— Оба наших рода многое потеряли, — сказал я. — Я рад тому, что смог выполнить вашу волю и сберег сестру.

Государь рассеянно кивнул.

— Да, конечно… — но он тут же взял себя в руки. — Итак, Михаил Николаевич, теперь наше будущее далеко от того, какое мы планировали. Обстоятельства внесли свои корректировки.

— В вашем случае — да, — согласился я. — Но разве моя миссия не закончена? Ксении Константиновны больше нет, Радаманта — тоже. Аспида и Орден Надежды развалены и уничтожены. Увы, многие аристократы пострадали или и вовсе погибли, но, уверен, свято место недолго будет пустовать…

— Разумеется, ваше сиятельство. Но я пригласил вас сюда не только затем, чтобы обсуждать возрождение города и сословия. К счастью, с этим мне помогут. Я хочу поговорить о вас, Михаил. О вашем будущем. Какие у вас планы?

Я смущенно отвел глаза в сторону.

— Нужно привести сестру в чувство — произошедшее серьезно на нее повлияло. Хотелось бы нормально похоронить семью. В Ириновке, в родовом склепе. Затем нужно провести ревизию активов и понять, смогу ли восстановить усадьбу. Это знаковое место для моего рода, и оно должно остаться за нами…

— Я имею в виду более отдаленную перспективу, — улыбнулся император.

— Сложно сказать, ваше императорское величество. Чтобы разыграть карты, сперва нужно увидеть, что на руках. Но я уж точно не намерен долго гостить у Штоффов. Матильда Карловна имеет на меня острый зуб.

— Это я уже понял, — усмехнулся государь. — А что насчет образования? Службы…

Хороший вопрос.

— Ну, в идеальном варианте я бы хотел закончить обучение в Аудиториуме. Нужно получить хотя бы базовую квалификацию. Да и служба мне, признаюсь, нравится. Уже привык, втянулся…

Император слушал меня, лениво барабаня тощими пальцами по столу.

— Что ж, Корф отзывался о вас высоко, что само по себе редкость. Вальтеру Макаровичу сложно угодить, но вам удалось заслужить его искреннюю симпатию. Да и ваши успехи в Аудиториуме весьма впечатляют — грешно бросать учебу с таким потенциалом. Учитывая рекомендации вашего руководства, я благословляю вас на учебу и дальнейшую службу. Впрочем, если однажды вы надумаете оставить Отделение, уверен, будете нарасхват в любом государственном учреждении.

— Я тронут, — искренне признался я. — Правда, наравне с заслугами у меня было и немало промахов.

Алексей Константинович пожал плечами.

— Вы человек, Михаил. Не промахивается лишь Господь, да и то некоторые личности готовы поставить это утверждение под вопрос.

— Ваше императорское величество, — начал наглеть я, — неужели вы прислали за мной лишь потому, что хотели уговорить не бросать учебу? Я польщен вниманием, но уверен, что вы бы не стали тратить время лишь на это.

Государь добродушно усмехнулся и потянулся к тяжелой кожаной папке, что лежала под рукой.

— Все верно, Михаил. Я хотел поблагодарить вас лично. Все, что возможно было сделать, вы сделали. Я допустил ряд непростительных ошибок, но за это и отвечать мне. К вам у меня нет претензий — лишь благодарность. И я намерен облечь ее в материальную форму.

Он придвинул ко мне папку, и я вопросительно приподнял брови.

— Что это?

— Это теперь ваше. Ознакомьтесь.

Я осторожно раскрыл папку и едва не подпрыгнул в кресле.

— Княжеский титул? — вытаращился я. — Князь Соколов?

— Удивлены?

— Немного.

Я перевернул документ с указом и обнаружил следующий. Мне во владение передавалась значительная часть богатств опального Юсупова — в основном земли и недвижимость. Также казна выделяла мне миллион рублей. И как вишенка на торте — одна из романовских резиденций, тот самый Александровский дворец на набережной, где прежде обитал покойный Великий князь Александр Константинович — теперь тоже была моей.

Всему имелись соответствующие доказательства. Папка была набита указами и дарственными под завязку.

Я медленно закрыл ее, не чувствуя пальцев.

— У меня нет слов, ваше императорское величество.

— Достаточно вашей верности, Михаил. Вы через многое прошли, чтобы стать тем, кем вы сейчас являетесь. Вам предстоит позаботиться о сестре, восстановить имение, укрепить род. Это ваша задача как Патриарха, и выполнять ее будет куда проще, когда за душой есть средства. Кроме того, — император вздохнул и взял со стола какую-то небольшую обитую черным бархатом коробочку, похожую на шкатулку, — есть еще один вопрос, который придется обсудить. И тема, признаюсь, неприятная.

— Что вы хотите знать?

Император вертел коробку в руках.

— Ирина Алексеевна, ваша давняя подруга, сегодня сделал весьма скандальное заявление. Она утверждает, что вы едва не поженились. И хотя брак не состоялся, она клянется, что связь была… консумирована. Это так?

Ну говорил же я ей, что нам еще аукнется та авантюра. А Ирка вместо того, чтобы сидеть тише воды, наоборот, с ноги открыла дверь в скандал.

— Да, ваше императорское величество, — кивнул я. — Ирина Алексеевна сказала правду. Вину не отрицаю. Правда, если это как-то подсластит пилюлю, в тот момент, когда все случилось, мы были искренне убеждены, что не доживем до мирного времени.

Император задумчиво уставился куда-то под стол.

— И снова женщина заставляет меня идти на уступки, пользуясь моей слабостью. К черту! — Он ударил коробкой по столу так, словно хотел объявить о «рыбе» в домино. — Пусть так и будет. Здесь ситуация иная, может и повезет.

Я удивленно глядел на государя, глаза которого блестели от азарта.

— Это тоже вам, Михаил. Но не для вас.

— Позволите? — я потянулся к коробочке. Император кивнул.

Еще не открыв ее, я уже понял, что это было. Ну дает Алексей Константинович. Удивил.

Когда я открыл тугую крышку, издал восхищенный вздох.

— Какая красота. Что это за камень?

На подушечке лежало кольцо. Изящное, словно созданное под Ирину — под ее тонкие пальцы и утонченную внешность. Узкий витой золотой ободок, словно веточка, обхватывал необычный камень дивной красоты.

При каждом движении цвет этого камня менялся от зеленого к красновато-розовому.

— Ни одно явление, связанное с драгоценными камнями, не поражает больше, чем оттенки, излучаемые ограненным александритом, когда свет проходит через камень в определенном направлении, — улыбнулся государь. — Этот камень был обнаружен в позапрошлом веке в Уральских изумрудных копях. По ценности он равен алмазу, и даже выше его. Но для нас, Романовых, он стал родовым талисманом. Этот драгоценный камень назван в честь моего предка, александритом.

Я с трудом оторвал глаза от кольца и завораживающего самоцвета.

— Благодарю, ваше…

— Сперва условие, Михаил Николаевич. Доучитесь, получите звание. Ирине бы тоже неплохо закончить образование. За это время она будет представлена народу — нам еще придется разбираться с Синодом, как узаконить ее статус. Словом, коней не гоните. Но главное — мое благословение вы уже получили, ваша светлость.

Эпилог

Из письма князя Михаила Николаевича Соколова князю Сергею Андреевичу Воронцову:

От мыслей обо всех этих несносных празднествах, балах и торжествах, что предстоят в ближайшие дни, меня начинает мутить. Но ладно я — страшно представить, каково будет Ирине. Не знаю, как она выдержит эти мучения. Даже в такие минуты ее не оставляют в покое и дергают уже целых две недели.

Все эти платья, примерки, согласования… Им нет конца. Это просто безбожно!

Сереж, ты не представляешь, как я буду рад, когда все кончится, и, наконец, можно будет вздохнуть спокойно и сказать себе: теперь можно пожить тихо и как хочешь. Но будет это когда-нибудь или нет?

Из письма Великой княжны Софии Алексеевны, дочери Его Императорского Величества:

Господь свидетель, никогда прежде я не видела такой дивной церемонии!

Знаю, в светских кругах до сих пор слышны шепотки о том, что моя дорогая сестрица Ирина Алексеевна — неудачный выбор для наследницы. И пусть мы с сестрами приняли решение государя-батюшки не сразу, позже, узнав Ирэн поближе, я убедилась, что отец сделал верный выбор.

За прошедшие четыре года я лишь укрепилась в этой вере.

Пусть это прозвучит эгоистично из моих уст, но лишь сегодня, увидев тяжесть всего одной церемонии, я окончательно осознала, что не выдержала бы нести такой крест годами напролет. И нынче я от всей души благодарю Бога за то, что избавил меня от правления.

В первые дни за Ирэн наблюдало множество любопытных глаз. Но по отношению к будущей императрице внимание было особым — Ирэн сдавала строгий экзамен на соответствие своему новому положению. И оказалась на высоте.

Она необыкновенно мило и непринужденно держалась, элегантно выглядела, прекрасно танцевала. На охоте Ирина выделялась своим умением держаться в седле. Она профессионально музицировала, отлично пела, знала несколько языков. Да и взгляд Ирэн, ее большие, темные, необыкновенно живые, излучающие внутренний свет глаза, западали в душу многим. А уж что Ирэн вытворяла с Благодатью…

Она ждала этого четыре года. Мы все ждали, затаив дыхание, болели за нее. И свадьба наследницы престола была по-настоящему волшебной.

В этот сентябрьский день в Петрополе стояла необыкновенно ясная и теплая погода, что для осенних дней большая редкость.

Важной частью была церемония одевания невесты, которая проходила в Малахитовом зале Зимнего дворца.

Платье Ирэн было богато вышито серебром и разукрашено бриллиантами. На плечи ей накинули обшитую горностаем пурпурную бархатную мантию. Наряд был настолькотяжелым, что Ирэн не сразу смогла шагать без помощи фрейлин.

Ее шею украшало колье из больших бриллиантов. Корсаж платья был покрыт бриллиантовыми украшениями. Невеста сидела за туалетным столом, на котором стоял золотой прибор Императрицы Елизаветы Петровны. Этот прибор всегда ставился на туалетный стол, за которым причесывались перед свадьбой великие княжны и принцессы, выходящие замуж.

Два длинных локона спадали с обеих сторон лица. Кроме короны, ей надели бриллиантовую диадему и вуаль из старинных кружев. Корону эту, колье, диадему и бриллианты надевали на великих княжон и принцесс в день свадьбы. Каждая из нас, сестер, должна была подать булавку, чтобы прикрепить вуаль.

Ирэн казалась такой величественной в своем наряде, и выражение торжественной серьезности на ее лице прекрасно гармонировало с красотой ее фигуры…

Из дневника Великой княжны Ирины Алексеевны Романовой:

Никогда я не смогу забыть ту сердечность, с которой все члены семьи приняли меня. Я не чувствовала себя ни чужой, ни незаконнорожденной, а чувствовала себя равной им, и мне казалось, что то же чувствовали и они ко мне.

Сперва дочери Алексея Константиновича отнеслись ко мне настороженно, но даже тогда не сказали мне ни единого резкого слова. И позже, когда Великие княжны узнали истинную причину решения государя, когда им открылась истина о том, что совершила их тетка…

Можно сказать, мы подружились. И мне даже показалось, что девушки были рады этому вынужденному отречению: их не готовили к правлению, и они желали для себя иного, более свободного, будущего.

Что до меня… Пока рядом со мной Михаил, мы выдержим все.

Когда меня закончили одевать к церемонии, император благословил меня иконой и, положив ее на стол, взял меня под локоть и помог мне встать. Затем образовалась свадебная процессия. Я следовала позади об руку с государем.

Из дневника княжны Ольги Николаевны Соколовой, фрейлины Великой княгини Ирины Алексеевны

Перед бракосочетанием нас отвели в комнату, где с надлежащими церемониями одевали невесту, и, согласно старому обычаю, я незаметно положила золотую монетку в ее туфельку.

В Малахитовой гостиной, среди «своих», государь благословил невесту иконой. Ирэн с трудом опустилась на колени, и после благословления не смогла подняться сама, настолько тяжелы были эти «брачные доспехи».

После церемонии бракосочетания пришла пора традиционного парадного обеда.

К предстоящей свадьбе государь подарил Ирине Алексеевне Аничков дворец — уютную резиденцию в самом центре столицы. На шумный Невский проспект выходит только боковой фасад дворца, а основная часть здания прячется в тенистом саду, что тянется вдоль набережной Фонтанки. Эта относительная уединенность, «спрятанность» от чужих любопытных взглядов пришлась Ире и Мише особенно по душе.

Императрица Елизавета Федоровна занялась ремонтом, реставрацией дворцового убранства, с наслаждением обустраивая будущее семейное гнездышко… Это немного отвлекало ее от тоски по умершему сыну.

Когда парадная часть свадебных торжеств закончилась, молодоженов повезли в Аничков дворец, где должна была пройти их первая ночь. Там по традиции их встретила императрица Елизавета Федоровна с хлебом и солью.

Из письма графини Анны Петровны Денисовой (в девичестве Грасс):

Венчание проходило в Домовой церкви Зимнего дворца. Редко туда пускают посторонних, но нас с Костей пригласили. И будь храм побольше, для сотрудников Тайного Отделения можно было выделять отдельную ложу.

Из «ищеек» были мы с Костей, Корф, Гаврила Бестужев и еще несколько высоких чинов из Отделения.

Как выяснилось, для того, чтобы на тебя таращились во все глаза, совершенно необязательно наряжаться в пух и прах. На меня постоянно пялились, и я так и не смогла понять, привлекала ли зевак дама в форме или они удивились тому, что бывшая революционерка Аня Грасс поступила на службу к тем, кто столько за ней гонялся.

Хотя какая разница? Главное — все закончилось хорошо. Костя растет по службе, в следующем году обещают новое звание. Я с удовольствием ковыряюсь в артефактах. После всего, что мы устроили под началом Радаманта это — моя попытка загладить вину.

А в церкви было отвратительно душно.

За все это время я надевала парадный мундир от силы раза три. В своем черном кителе я чуть не сварилась, но Ирине всяко было хуже. На нее навешали столько драгоценностей, что удивляюсь, как она вообще могла ходить. Надеюсь, сев на трон, она упразднит к черту эти садистские традиции. Ну нельзя так девчонок мучить!

После церемонии бракосочетания в Зимнем дворце и визита в Казанский собор к чудотворной иконе молодожены отправились в Аничков дворец. Во дворце новобрачных встречали родители и отводили их «во внутренние покои». Мы же остались пировать и предавались возлияниям до глубокой ночи: когда еще увидишь собственного начальника во хмеле?

Корф, к слову, едва не прослезился на венчании. Лишь присутствие Матильды заставило его сдержаться. И говорю тебе: между этими двумя точно что-то есть. Шифруются они великолепно — никто ни разу не смог застукать, но точно тебе говорю — они как минимум спят вместе. Не удивлюсь, если в скором времени тайно умотают в отпуск куда-нибудь в Констанцу.

Короче говоря, гулянка удалась. Жаль, не всем было суждено увидеть этот красивый финал. Зато теперь у людей наконец-то появилась надежду. Иринку очень полюбили в народе, и не без помощи нашего Миши. Как ни странно, брак с родным русским князем, да еще и героем, здорово поднял императорской семье рейтинг среди неодаренных.

Однако не все готовы разделить счастье молодых. В аристократических гостиных Петрополя помолвка Иры вызвала множество разговоров, и, как всегда, не обошлось без сплетен, домыслов и злословия. Но с этим мы разберемся…

Из дневника императрицы Елизаветы Федоровны:

Свадьба, как и положено, была пышной, со всеми атрибутами брачных церемоний, проводимых в Доме Романовых: золоченые кареты, артиллерийские салюты, военные конвои, море цветов, лучшие музыканты, тысячи гостей и, прежде всего — венценосные родственники со всех концов Европы за роскошным праздничным столом…

Отличало эту свадьбу одно — искреннее счастье жениха и невесты, которое они не могли скрыть, их сияющие радостью глаза и горячие поцелуи — такое на королевских бракосочетаниях случается далеко не всегда.

Сейчас я молю Бога лишь об одном — чтобы эта любовь принесла долгожданное обновление нашему Роду и здоровое потомство.

Пусть жертва, которую мы принесли, будет оправданной.

Из письма баронессы Матильды фон Штофф, доставленного Великой княгине Ирине Алексеевне в вечер после венчания:

«…Тебе придётся собрать все свои силы, чтобы пройти через грядущие события, когда все присутствующие будут с удвоенным вниманием смотреть на тебя! Господь да не оставит тебя! Ты начинаешь новую жизнь, и я горжусь тем, что ты вырвала когтями право на собственное счастье.

Я никогда не оставлю тебя и всегда буду на твоей стороне.

Доброй ночи! Самые горячие молитвы за тебя возносит твоя Мотя.

P.S. Передай Михаилу, что я все еще могу открутить ему голову, если он тебя обидит».

Из записей Великого князя Михаила Николаевича Романова-Соколова

«Я не могу дождаться момента, когда можно будет наконец-то освободиться от этого дурацкого платья, — шепотом пожаловалась мне молодая жена. — Мне кажется, что оно весит несколько пудов!»

После всех церемоний, поездок и целований икон был праздничный ужин в узком кругу. Здесь нам удалось немного перевести дух. Задушевные разговоры с государем и государыней, последние благословения и наставления…

Только глубокой ночью мы остались одни. И я к этому моменту уже просто валился с ног.

Я вошел в спальню, где по старинке горела лишь одна свеча. Ира уже ожидала меня на брачном ложе. И хотя для нас это было не в новинку, я почему-то снова почувствовал себя неопытным школьником. Но Ира улыбнулась, осыпала меня шуточками, и это помогло справиться с волнением.

Из газеты «Вечерний Петрополь» от 17 сентября:

Никто не думал о том, что испытывает невеста в подобном «пудовом» наряде — одно только платье, вытканное серебряными нитями, было таким тяжелым и негнущимся, словно рыцарские доспехи, что бедные невесты с трудом передвигались. А прочие аксессуары делали вес праздничного убора буквально неподъемным для слабых девичьих плеч и всю долгую церемонию превращали в пытку.

Невеста не могла ни самостоятельно подняться по лестнице, ни преклонить колени при благословении, ее сопровождали шаферы — сильные молодые мужчины, которые порой просто вносили обессилевшую невесту в парадные покои как разряженного недвижимого идола. Особенно досаждали «свадебные» серьги с огромными бриллиантами грушевидной формы. Они были такими тяжелыми, что нуждались в дополнительных креплениях, иначе разорвали бы мочку уха. Поэтому их закрепляли специальной золотой проволокой, обмотанной вокруг ушной раковины; проходить с таким сооружением целый день было совсем не легко — сначала краснели и отекали уши, потом из-за нарушения кровообращения начинала мучительно болеть голова, сжатая обручем диадемы и увенчанная тяжелой короной.

Но все романовские невесты безропотно терпели, даже впадая в полуобморочное состояние, и считали эту муку неизбежной на пути к счастью.

Ирина Алексеевна, хрупкая девушка, вытерпела всю церемонию стоически, и ни словом не обмолвилась, как ей было нелегко. Она готова была вынести на своих плечах не только тяжесть пудового парчового платья и парадной мантии, но и гранитную скалу, лишь бы Господь благословил ее брак…

Из письма князя Сергея Андреевича Воронцова Великому князю Михаилу Николаевичу Романову-Соколову:

Не представляешь, как я за вас счастлив. Годы терпения наконец-то вознаграждены, но что-то мне подсказывает — самая жесткая жесть впереди. Все только начинается, и хорошо бы тебе привыкнуть к новым обязанностям поскорее.

И все же если у вас получится выделить время, буду счастлив принять вас на своей вилле под Неаполем. Это потрясающее место: вулкан, скалы, лазурные воды и особый целебный воздух. Всем бы такое изгнание.

Выбирайтесь ко мне, и мы организуем вам прием по высшему разряду!

Пожалуйста, передай Оле мои искренние поздравления с поступлением в Королевскую академию. Надеюсь, опыт, который она приобретет в Норвегии, поможет ей наконец-то вывести идеальную рыбу мечты.

И… Я очень скучаю по ней. Как только государь позволит вернуться, я бы хотел с ней встретиться. Она отвечает на мои письма, но по ее тону не поймешь, простила она меня или нет. И все же я хочу побороться за ее сердце, пусть и понимаю, что шансов у меня немного.

Ире — мои наилучшие пожелания!

Из записей Великого князя Михаила Николаевича Романова-Соколова

Едва проснувшись, мы уже принимали поздравления от явившихся спозаранку многочисленных родственников из Дома Романовых. Затем отправились с визитом к государю и его семье в Зимний дворец, оттуда — Матильде и Корфу, и так далее, далее, далее… И везде поздравления, благословения, пожелания, подарки…

Лишь после обеда нам удалось остаться вдвоем.

Ира отпустила фрейлин и прочих сопровождающих, а затем повернулась ко мне.

— Мы забыли еще об одном визите, — улыбнулась она и похлопала по водительскому сидению. — Пожалуйста, отвезите нас в Ириновку.

Я удивленно приподнял брови.

— Ехать час в одну сторону. Уверена, что сегодня это уместно? Я готов подождать.

— Это не просто уместно, это необходимо, черт возьми! В Ириновку, пожалуйста.

Вот это сюрприз. Нет, правда. За последние годы я настолько привык быть в тени своей второй половины, что действительно в первую очередь мыслил интересами императорского рода. И сейчас меня растрогало желание Ирины навестить мои родные места.

Автомобиль тронулся, и супруга положила голову мне на плечо.

— Боже, как же хорошо в тишине…

Я усмехнулся. Это да. В тишине и наедине. Как же редко, черт возьми, нам теперь удавалось уединиться.

Но я знал, на что шел, с самого начала. С того самого дня, как государь вручил мне перстень с александритом. Сейчас он красовался на безымянном пальчике Ирины вместе с простым золотым обручальным кольцом. Ира не пожелала его снимать после свадьбы — считала своим талисманом.

«Еще не пожалел, что вышел за меня?» — спросила она ментально.

«Признаюсь, вчера пару раз были такие мысли».

«Вчера я жалела, что вообще родилась на свет. Это не считается».

«Нет, и вряд ли когда-нибудь пожалею. Мы отличная команда. Ты торгуешь лицом, я тебя прикрываю».

«Забавно, что ведь раньше было наоборот», — улыбнулась Ира. — «Раньше ты был на виду, а я была твоим штурманом».

Я пожал плечами.

«Если честно, мне так даже больше нравится. В конце концов, я все еще служу в Отделении, что приводит в восторг твоих пиарщиков. Жаль только, что оперативной работы больше не видать».

«Ничего, еще дорастешь, наберешься ума и выпинаешь дядю Вальтера из кресла. Ему давно пора как следует отдохнуть».

Болтая о всякой чепухе, мы не заметили, как выехали за город. Окраины Петрополя здорово изменились за эти четыре года: вырастали новые жилые кварталы, пошла мода на частные дома, и теперь коттеджные поселки для среднего класса вырастали вдоль дороги как грибы.

Лишь когда мы въехали на земли моей семьи, глаза смогли отдохнуть от мельтешения домиков — родное болото почти не было заселено.

— Скоро сворачиваем на аллею, ваши императорские высочества, — предупредил водитель.

— Остановитесь, пожалуйста, у самого поворота. Мы с супругом хотим прогуляться.

Водитель бросил на нас встревоженный взгляд в зеркало заднего вида.

— Ваше императорское высочество, ведь это не положено… Вы и так без охраны…

— Не волнуйтесь, с нами точно ничего не случится, — заверила Ирина. — Все страшное, что могло здесь произойти, было четыре года назад.

— Но я должен вас сопровождать, — настаивал водитель.

Я кивнул.

— Мы не против. Это всего лишь простая прогулка.

Сторговавшись, мы вышли из автомобиля. Водитель, следовало отдать ему должное, держался на почтительном расстоянии, чтобы не нарушать наш интим, но был готов в любой момент долбануть по незваным гостям «Косой».

Не сразу я привык к тому, что личные слуги Романовых были сплошь одаренными. Ну ладно, пусть гуляет себе, если ему так спокойнее. Моя жена уничтожала огромные волшебные камни прикосновением пальца, да и я не лыком шит. Полагаю, с парочкой гостей мы бы тоже справились.

Усадьба изменилась, но аллея оставалась прежней. Мы медленно брели под сенью деревьев с пожелтевшей листвой. Самая красивая пора осени — все желтое, оранжевое, багряное. Еще не так холодно, но уже чувствуется приближение зимы.

— Красиво ты все-таки отстроился, — Ира указала на видневшиеся в конце дороги башенки новой усадьбы. — Хочу, чтобы этот дом стал местом нашего уединения.

Восстанавливая усадьбу, я не стал повторять старый проект. Чертежи были давно утрачены, да и мне не казалось это правильным. Если уж обновляться, то по полной программе. Поэтому новая Ириновка была выстроена в стиле английских поместий девятнадцатого века.

По кирпичным стенам уже понемногу вился плющ, острые башенки и сводчатые окна навевали мысли о старинных романах. Знал, что Ире понравится — она всегда была романтичной в глубине души.

— Давай зайдем в дом позже, — попросила Ира. — Хочу прогуляться к нашему месту.

— Идет.

«Нашим местом» была поляна, на которой прежде возвышался наш родовой Дуб. После нападения на поместье спасти дерево так и не удалось. Но даже это не остановило меня от желания все здесь восстановить. Не зря же предки говорили о важности Ириновки в жизни нашего рода.

А потом случилось маленькое чудо.

Как выяснилось, желуди обладают хорошей всхожестью. Жаль лишь, что растут дубы очень медленно.

— Гляди-ка, а наш малыш еще немного подрос, — улыбнулась Ира и ускорила шаг.

Недалеко от места, где погиб старый дуб, вырос его потомок. Сперва малюсенький побег — настолько хрупкий, что я особо и не верил в его жизнеспособность. Но малыш оказался упрямым, и уже на следующий год подрос еще сильнее.

Мы огородили это место, попросили слуг присматривать и даже провели небольшой ритуал, чтобы укрепить связь с этим деревом. Потомки с потомками — символично.

— Интересно, когда он начнет плодоносить? — задумчиво спросил я, глядя на совсем небольшое деревце. Меньше метра в высоту.

— До восьми — десяти лет сеянцы растут медленно, — ответила Ира. — Позже средний прирост в высоту составляет тридцать сантиметров см в год. Рост в высоту продолжается до двухсот лет. Одиночно стоящие деревья начинают плодоносить с сорока и даже шестидесяти лет…

— Значит, если мы и увидим его желуди, то лишь под старость, — вздохнул я. — Зато, даст Бог, простоит так же долго, как и его батя. Ведь для дуба и четыреста лет — это возраст рассвета сил. Так что во всей красе его увидят лишь наши дальние потомки.

Ира обняла меня за талию и уткнулась носом мне в плечо.

— Ничего. Главное — начало положено. Ириновка возродилась, а вслед за ней и дубок вырос. Значит, все идет по плану. И пока твой Источник копит силу, мы будем пользоваться Благодатью. Но передадим все знания потомкам. Они будут заботиться об этом дереве.

Я покосился на Иру, с нежностью глядевшую на дубок.

— Что-то ты зачастила с разговорами о потомках.

Она усмехнулась.

— Это я пытаюсь морально тебя подготовить к еще одной новости…

Оглавление

Алекс Хай В интересах государства

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

Алекс Хай В интересах государства. Аудиториум

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

Алекс Хай В интересах государства. Аудиториум, часть 2

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

Алекс Хай В интересах государства. Орден Надежды

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

Алекс Хай В интересах государства. Возвышение

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Интерлюдия

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Интерлюдия

Алекс Хай В интересах государства. Дакия

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Интерлюдия

Алекс Хай Величие. Книга 7

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Эпилог