ОставШИЕСя [Анастасия Дмитриевна Яковлева] (fb2) читать постранично, страница - 3

охранников. Чаще всего мы дежурили на насыпи около станции Шиес: оттуда было видно стройку и наш лагерь. Там меня одолевало настоящее безумие. Я крутился вокруг Ивана Иваныча, желая в этом зернистом сумраке найти хоть крупицу правды; забирался под его тулуп, ощущая своё бессилие.

– Тише-тише, – успокаивал он меня, и я затихал на минуту, а потом вновь уносился к железной дороге.

Я нес двойную вахту: дежурил с каждым активистом и приглядывал за Иван Иванычем: здоровье-то у него не очень. С последним мне помогали волонтёры. Сейчас, стоя за окном вагончика, я видел, как ему наливают горячий, свежезаваренный иван-чай, и безмолвно радовался их находке. Ведь разве может быть что-то лучшее для Иван Иваныча, чем иван-чай? Тёплое стёганое одеяло укрыло его от меня, и я отправился к посту с новыми активистами.

Той ночью их было несколько. Они шли по лесной дороге, молча смотрели по сторонам и лишь иногда, с улыбкой кивая друг другу, шепотом говорили: «Шиес наш». Я видел их глаза – они единственные не были закрыты от морозов – и по ним догадывался, что в этой фразе нет ни капли собственничества, но есть безграничное уважение к той земле, по которой они ступали, которую называли родиной.

Я притих, заслушался их тихим перешептыванием друг с другом и с природой: та отвечала покачиванием деревьев: «Наш, наш». Вдруг – вспышка. Сразу за ней – гром. Я устремился вперед и тут же налетел на экскаватор. За ним тянулась вереница грузовиков с гипнотически-зелеными фарами, которые то и дело мигали в темноте. Я метнулся назад – лишь бы успеть предупредить людей – но они уже знали.

– Скорее, назад! Я задержу! – Я устремился к экскаватору, уперся в ковш и принялся толкать его в обратную сторону. Из-под скрипевших гусениц осколками вылетала промерзшая земля, разрезала чистый лесной воздух, и в эти порезы вливался запах выхлопных газов.

Техника не слушалась меня. Я обернулся и с ужасом обнаружил, что меня не послушались и люди. Они шли прямо на экскаватор. Сначала они ступали медленно, затаив дыхание. Мягкие подошвы валенок будто успокаивали землю, практически не оставляя следов на ней. Но уже здесь, под ногами у активистов, она начала дрожать, испугавшись приближающейся машины.

Вдруг экскаватор остановился: заглох двигатель. Мне показалось, что всё закончилось. Но закончилось всё лишь на секунду и только для того, чтобы возобновиться с удвоенной силой. Зарычала техника, ей в ответ – люди. «Убирайся отсюда!», «Куда ты прёшь?», «Везите свой мусор обратно!».

Никто уже не думал о земле. Я бессильно опустился и лег на нее: теперь мы вместе переживали весь ужас происходящего. Сквозь пелену шума до нас изредка долетало: «Разве ж так можно?». Эта фраза повторялась всё громче и громче, она шла к нам до тех пор, пока вдруг не упала рядом.

«Разве ж так можно?» – произнес человек, упавший к нам, и закрыл глаза. В это время раздался треск. Я увидел, как экскаватор, гусеницы которого тряслись в конвульсиях, замер. Сломанное пополам дерево зажало его мертвой хваткой так, что капот испустил последний вздох, наполнив воздух тяжестью горелого масла. Грузовики не двигались. Выпучив немигающие фары, они смотрели на то, как из открывшейся кабины экскаватора падал – сначала медленно, а потом совсем быстро – водитель.

Меня помутило от резкого запаха алкоголя, когда я приблизился к нему. Едва ли он почувствовал боль: спиртное стало хорошим анестетиком, но плохим помощником в вождении. Я отошел от него, стараясь мелкой поземкой очистить себя от этого запаха. Нашего активиста окружили люди, я с трудом протиснулся к нему. Он был в сознании, но едва ли ему было лучше от этого.

Из грузовиков повыпрыгивали водители. Шатаясь, они подошли к своему коллеге. Постояли. Помолчали. Наклонились. Я отвернулся от них: противно смотреть. Через несколько часов приехала скорая. Не помню, что творилось в это время. Я был измотан. Медленно добрались мы до поста, где я, спрятавшись под вагончик, совсем стих, замолчал, прислушиваясь к разговорам людей.

Я не сразу понял, что не все голоса, которые я слышу, знакомы мне. Где-то (или это были галлюцинации?) хмурились малознакомые мне бранные слова. Я вылетел из-под фургончика, в панике затушил костёр и устремился в лес. Мне не пришлось долго искать: по одной из тропинок шли закутанные в каски и бронежилеты военные. Они приближались – специально или случайно – к нам.

Я выхватил у них несколько слов, грубых и колючих (других у них не имелось), и понес их к Костру. Я ворвался на пост и неаккуратно, торопливо бросил их прямо в воздух. Слова порезали чей-то слух.

«Аййй, бестолковый», – я закрутился на месте, досадуя на себя и свою неосторожность, но люди, кажется, были рады узнать о приближении военных до того, как те окажутся на посту. Если, конечно, такой новости можно обрадоваться. Среди активистов распространялось напряженное и вместе с тем приятно-взволнованное настроение: зачем они идут сюда? Может, в этот раз скажут что-то хорошее?

– Говорим вам по-хорошему, – обращался к