Поминки [Бэлла Крымская] (fb2) читать постранично, страница - 2

стал?

Мухомор. Хай не лазит, когда мужик говорит. И ты не лазь.

Шмакей. Царствие небесное. (Пьет.)

Все пьют, кроме Гребешкова – тот жует капусту. Шмакей садится.

Ак Колак. Так ты, Шмакей, за что срок мотал?

Шмакей. Заколол мента, который приехал разнимать драку с одним гусем, что бабу мою ущипнул. Живым остался гад, а мне «десяточку» дали.

Зинаида (всхлипывает). Ой, горе!

Шмакей. Налейте водочки вдове.

Нина наливает Зинаиде водки.

Ак Колак. Меня кстати Ак Колак, а вообще Артур. Я тоже срок мотал. Трех гусей украл – мне пятак дали. Представляешь, – пятак! – за трех худых гусей! Фермерские оказались. А фермеры люди нынче не простые. С одним, я помню, когда-то мальчуганами яблоки воровали в соседском саду. А сейчас проезжает мимо на своей крутой тачке, и смотрит на меня, сморщив рожу…

Серега. А я тоже из-за этого гаденыша чуть не погряз. Кукурузу украл Крысеныш. (Пьет.)

Продавщица. Да коль жрать ему нечего, что ж ему делать-то? Что ж брал-то ты его… как это?.. в опекуны?

Серега. А бабки за него дают – вот и взял! И вообще – не подслушивай.

Продавщица. Душа болит за покойного Михайло, что сын голодает.

Серега. Коль душа болит – забирай себе.

Ак Колак. Кстати, о покойном. Я тоже хочу тост. (Встает.)

Нина (Мухомору). Положь на стол! Рюмку положь на стол говорю. Ты харю свою видел? Глаза по разные стороны разошлись, а тебе все мало.

Мухомор. Ты, баба, молчи. Здесь я мужик!

Нина. Я те покажу «мужик». Положь казала рюмку!

Ак Колак. Вы дадите мне слово сказать?! Я покойника хочу помянуть. Соседа нашего – Калу. Хороший был мужик. Давайте поднимем тост⁴ за упокой души. Не чокаемся.

Все пьют, кроме Гребешкова – тот все еще силится. Молчание. Слышен хруст огурцов, капусты.

Я тут подумал. А что, у Калы кроме Зинки родных и близких нет?

Нина. А мы шо? не родные ему шо ль? Мы соседи его. А Зинку мы в обиду никому не дадим. (Целует Зинаиду в висок.) Пусть спит спокойно.

Ак Колак. Родственники должны ведь быть?

Продавщица. Ой! так говоришь, будто он хоромы царские оставил.

Мухомор. Оно верно. Жил бы в хоромах – родственники как мухи на навозную кучу слетелись бы. А он кто?

Гребешков. Язва общества.

Зинаида. Его самоубийцей нарекли. Сказали, что сам себя угробил водкой.

Нина. В таком случае все мы самоубийцы: пьем каждый день и убиваем себя. Что же теперь? Нас тоже отпевать не будут?

Гребешков. С точки зрения медицины, человеческий организм…

Серега. Молчи, профессор.

Зинаида. У нас другой случай: самогон его же рук.

Шмакей. Так что же? Не отпели?

Зинаида. Нет. Священник так и сказал: «Коль денег нет, так похорони как самоубийцу».

Шмакей. Не хорошо. Не правильно.

Ак Колак. Я соглашусь со Шмакеем. Людей, от чего бы ни умерли, нужно по-человечески хоронить. И не важно, какой они веры.

Продавщица. Как же ты бессовестно поступила, Зинаида. Продала бы свою золотую цепочку – отпели бы его по-человечески.

Зинаида. Ах, оставьте! (Плачет.) Денег не было, говорю же! А цепочку оставь в покое – моя она.

Мухомор. Как денег не было? Я с Калой каждый вечер сидел пил – он меня всегда угощал и ни разу не отказывал. Деньги у него на водку были всегда.

Продавщица. Ха! А ты знаешь, сколько он бутылок водки взял у меня в долг? А я тебе скажу. (Достает бумажку, разворачивает.) На целых полторы тысячи и двадцать восемь рублей.

Мухомор. Да не гони!

Продавщица. Вот смотри сам. Я список должников всегда с собой ношу… Вот ты, Гребешков, мне до сих пор не занес два рубля. Эти… кондомы⁵ брал, а двух рублей не хватило – до сих пор не занес.

Все, кроме Зины и Гребешкова смеются.

Гребешков (встает и хочет вырвать бумажку из ее рук). Отдай… Отдай говорю!

Продавщица. Не занесешь – жене расскажу, как ты в ее отсутствие Наташу Мельникову в дом к себе приглашаешь.

Нина. Наташа Мельникова? Так она в дочери ему годится. Ой, не бреши!

Продавщица. Не брешу. Я все обо всех знаю. И об ней знаю, что собой торгует, – а иногда подарками берет. Приходят и рассказывают. Я в этой деревне заместо⁶ священника – так и валят ко мне исповедаться. Вот если купят вино за пятьсот рублей – самое дорогое, что есть в моем магазине, – значит, к этой шалаве идут. Так что, Гребешков, знай, что твоя любовница тебе рога наставляет.

Нина и продавщица смеются. Гребешков не выдерживает, и наливает водки.

Мухомор (пьяный). О! Вот это я понимаю, мужик! Ну их к лешему – этих баб. Не слушай их. Пей.

Гребешков пьет залпом всю рюмку.

Продавщица. А ты, Зинка, деньги заместо покойничка собираешься отдавать?

Зинаида. Ой, откуда? Я все на похороны потратила. Денег нет. Ни гроша. Вот – все на столе.

Нина. Да какие там похороны! Шо ты мелишь? А то я не знаю, как