Кладбище гусениц [На Мае] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Сегодня я, наконец, покажу Лизе музей своего детства. Мы зашли в закрытый дворик корпусов со стороны оживленной дороги. Слева был дом, в котором я вырос, справа ― детская площадка, вся в иссушенных маем лужах. Вид девушки здесь вызывал диссонанс: она выглядела, как инородный объект взрослой жизни в мире детства, как настоящий молоток в игрушечном наборе строителя.

В воздухе стоял запах нагретой земли, витало ощущение брошенности. Некогда оживленный квартал Петербурга выглядел, как город из вестерна: пыль, яркое солнце и пустота, запечатывающая все цвета. Она приглушала зелень деревьев, травы вокруг детской площадки, даже грибка над песочницей. Казалось, его покрасили только вчера ― он выглядел совсем новым, как десять лет назад. Но именно казалось, что-то было не так.

– Смотри, Лиза, почему вокруг так… ― я покрутил кистью, пытаясь подобрать слово, ― Так тускло. Сейчас же день, а двор выглядит, будто на него сепию наложили.

Лиза осматривалась несколько секунд, удивленно сдвинув брови. Пожав плечами, она равнодушно заметила:

– Ничего особенного, улица, как улица.

– Да ты посмотри внимательнее! ― не уставал я.

Она повернула ко мне обеспокоенное лицо.

– Не пугай ты так, ― она обхватила мою шею, ― мы только пришли. А вообще, дети ведь видят мир ярче. Может, у тебя меланхолия? Как раз в фильмах и играх ее показывают, накладывая сепию. ― предложила она со скромной ухмылкой.

Я смерил её скептическим взглядом и демонстративно неторопливо отодвинул от себя.

– Тоже мне, знаток поп-культуры. ― сказал я, подставляя ей локоть.

Она хихикнула и схватилась за меня. Мы продолжили идти вдоль дома моего детства. Давно я не был тут, в последний раз ― лет десять назад. И столько же мне тогда было.

Хотелось передать ей свой квартал, каким я его помнил. Действительно, показать детским видением. Но как это сделать, когда Лиза видит совсем не так, а я ― только различаю контраст между кварталом сейчас и в памяти? Мои мысли прервал первый экспонат, выглянувший из-за угла дома.

– О, видишь? Это наш теплоэлектроцентраль! ― я с гордым видом, будто возвел сам, указал ей на трубу, метрах в ста от нас, ― Он прямо через дорогу, за забором.

– Ого, так близко! ― Лиза остановилась и несколько секунд ползла глазами вверх по трубе.

Она устремлялась высоко, похожая на колонну для целого неба с такой близи, но ни в какое сравнение не шла с тем, какой я её помнил. Улыбка незаметно сползла с лица, я глазел на нее, как на что-то совсем новое, вернувшись к мысли, от которой был оторван.

– Точно, я видела её, когда мы подъезжали. ― я дернул головой, вырванный из задумчивости, ― Чего сразу не сказал?

– А, ну… Ну, не знаю, может, потому, что сам помню её именно с этого ракурса? ― мы всё разглядывали трубу, когда я продолжил, ― Подойдем поближе? ― шагнув вперед, я поманил её за собой.

– Кстати, ― она подбежала ко мне и вцепилась в руку, ― а ты когда нибудь пробирался на территорию? Вы, мальчики, любите такое! ― в её глазах прямо полыхал интерес.

– Ну, ― протянул я, отвернув голову, будто обжегся, ― вообще-то нет.

– Блин, ― погасла она, ― а почему? Это же так интересно!

Мы зашли за дом, нам открылся вид на забор, на другой стороне узкой улицы, метрах в двадцати.

– Я не знаю, в голову не приходило. ― я пожал плечами, изучая каменный забор, ― Мне вообще мама до десяти лет запрещала уходить из квартала, думала, не смогу сам перейти улицу по зебре. А ТЭЦ-то через дорогу.

Она застыла, не моргая. Я смотрел на неё, не зная чего ожидать. Неожиданно, она разошлась заразительным звонким смехом, окутавшим весь двор, отчего даже день стал ярче. Я стоял в бессильном возмущении, но ничего не мог поделать ― только улыбнулся сам.

Наконец, утерев выступившие от смеха слезы, еще сбиваясь на одышку и запинаясь, она ответила:

– Прости-прости, просто это так мило, про маму. Ты же у меня такой брутальный. ― я усмехнулся, она чуть отдышалась, ― Тем более, тут такая дорога опасная, целый Невский проспект!

Она чмокнула меня в щеку.

– Чудак ты.

Я повернулся к ней. Солнце играло на уголках мокрых глаз, вырисовывая веселые морщинки вокруг них, проходило насквозь её русое каре, оставляя часть сияния внутри волос. Я и правда чудак, что обижался на эту ехидную лампочку. Я посмеялся и чмокнул её в ответ. В голове снова прозвучал её вопрос. Мне было нечего ответить.

Я посмотрел на заколоченные изнутри окна второго этажа, на дерево под моей комнатой, на водосточную трубу у кухни, по которой я вечно устраивал побеги с домашних наказаний. Теперь это были просто окна, просто дерево и просто труба. Как и та, побольше, за спиной. Я отвернулся и побрёл вглубь корпусов, прочь от этого трупа.

С каждым шагом квартал всё больше походил на город-призрак.