Собачья жизнь [Ирина Петрова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Собачья жизнь

Утром пес приоткрыл глаза, вздохнул, снова закрыл. «Спит,» – решил он. Через секунду понял голову, услышав шорох, быстро поднялся и подошел к хозяйке. Прикоснулся носом к ее руке, коротко втянул воздух. «Спит.» Отошел, плюхнулся на место, загремев костями, шумно вздохнул.

«Ну, Дик, чего разбудил,» – сказала хозяйка, потягиваясь и гладя сопящую, улыбающуюся морду пса.

Так происходило каждое утро. Чуть свет хозяин и старший сын уходили на работу и в школу, а хозяйка и маленький оставались дома. Маленького Дик помнил сначала орущим свертком. Потом он начал ходить, но крику от него все равно было много. Сейчас ребенок чуть-чуть подрос и все более обнаруживал настойчивый и упрямый

характер. У пса щемило сердце от любви к маленькому, особенно, когда тот плакал.

А вот любимец хозяйки кот Серый маленького не любил, он совсем отнял у него ее любовь. Да и пса не очень жаловал. Сколько от него было неприятностей, когда он появился. Как все вокруг него прыгали! Как быстро он вырос в здоровую, громогласную собачину. А Серого все чаще прогоняли на улицу и совсем не разрешали подходить к ребенку. Только хозяйка иногда гладила его и позволяла сидеть с собой на диване.

А Дик слушался и уважал хозяина – большого, сильного, хотя тот иногда больно бил его поводком, воспитывал. Хозяин водил Дика гулять к другим собакам,

брал с собой на рыбалку. Дик обожал запах хозяйских сапог, любил свое место в машине, не терпел только, когда хозяин курил. Он тихо скулил, укоризненно поглядывая на хозяина. Когда тот бывал пьян, Дик терялся, переставал его узнавать и выполнять его приказы.

В тот вечер подвыпивший хозяин за что-то решил наказать старшего сына. Мальчик стал плакать, кричать:

«Не надо, ну пожалуйста не бей меня!» Но хозяин взял какой-то широкий и короткий поводок и стал его бить. Это же очень больно, решил Дик и с лаем бросился на защиту ребенка. Хозяин опустил ремень. «А ты чего? Сейчас и ты получишь!» – зло сказал он. Но Дик сел прямо перед ним, закрыл собой ребенка. «Бей меня! Его нельзя!» – коротко и грозно взлаивал он, когда голос хозяина становился особенно злым. «Не плачь, вон какой у тебя защитник,» – сказала хозяйка мальчику и приласкала пса. «Ишь ты, я тебе покажу!» – не успокаивался хозяин. Так что получается, Дик не был очень воспитанным псом.

Еще он очень любил гулять без поводка. Это знала хозяйка и иногда отпускала его. В тот день они гуляли с маленьким, уже темнело, надо было идти домой, но ребенок упрямился. Он садился прямо в пыль, размазывал слезы. У хозяйки лопнуло терпение, и она ушла, оставив плачущего ребенка на тротуаре. «Разве можно бросать своих?!» -подумал Дик и сел рядом с малышом, грозно оглядываясь по сторонам. Прохожие не решались подойти к ревущему ребенку, боясь воинственно настроенного эрдельтерьера. Так как никто не обращал внимания на крик, ребенок вскоре встал, держась за загривок пса, и они направились домой.

Дома вернувшуюся парочку ждал ужин. Дик оттолкнул от своей миски что-то там вынюхивающего кота, стал с жадностью есть, успевая коситься на кота и с благодарностью взглядывая на хозяйку. «Ешь, заслужил!» – сказала хозяйка. Быстро опустошив миску, пес подбежал к хозяйке, ткнулся мокрым носом ей в руку, напросился на ласку. Кот, завистливо следивший все время за собакой, опять подошел к его миске. Начал тереться о ноги подошедшей хозяйки. «Ну, а ты что? Свое не ешь, а к нему лезешь? Иди гуляй.» Кот меланхолично сидел, не реагируя на слова хозяйки в двух метрах от входной двери. «Гуляй, тебе сказали,» – объяснил глазами пес и легонько подхватив кота за шиворот, подтолкнул к двери. «Вот подхалим,» – обиделся кот и вышел в открытую хозяйкой дверь.

Как Дик любил жизнь, совместные выезды на природу. Любил до свиста в ушах набегаться в лесу, прислушиваясь к хрусту веток и шороху лесных обитателей, разрыть норку неведомого зверька, спугнуть птичку или бабочку с куста, сунуть любопытный нос в дупло или щель в коре, ловить чутким носом разные знакомые и незнакомые запахи. Или купаться вместе с людьми, радуясь их радости. Каким нужным он себя чувствовал, когда приходилось охранять людей в мрачном осеннем лесу. Он безошибочно находил каждого члена семьи и не позволял никому заблудиться.

И вдруг хозяин пропал. А так как хозяйка все чаще отпускала его с поводка, он убегал, скитался до темна, ища хозяина. Он его нашел на другом конце города. «Дик, собака, что ты тут делаешь? Иди домой, дурашка!» – хозяин обрадовался Дику, вынес ему поесть, но в подъезд не пустил. Ночь просидел пес у знакомой красной машины, утром провожал хозяина на работу. «Что с тобой делать?»– озабоченно говорил хозяин и вел по телефону скучные разговоры. Дик не знал, что он искал для него нового хозяина.

Через несколько дней, открыв дверь, хозяйка увидела Дика. Он был худой и грязный. Она впустила его в квартиру, дала поесть и строго настрого запретила детям его трогать, вдруг он заболел чем-то, больно уж вид у него был плохой.

Пес стал тихий, послушный, почти не играл, не веселился, тихо гулял на поводке, оживлялся только при виде любой красной машины, бежал к ней и долго обнюхивал колеса.

«Не вернется он, Дик,» -говорила хозяйка. Иногда она ругалась по телефону с бывшим мужем. «Здорово!-говорила она.– Мне дети , тебе машина. Еще собаку корми!» «А мне на х… нужна собака, я на работе целыми днями,»– отвечал хозяин. Он предлагал отвезти собаку подальше в деревню, якобы знакомому нужен дворовый пес. Дик понимал, что разговор идет о нем, что он стал обузой, он вжимался в коврик, не хотел слышать с раздражением произносимое слово «собака».

Дик все чаще уходил от хозяйки, если вдруг оказывался без поводка, она даже не звала его. Зимой он ушел совсем. Его видели дети на улице, но он не подходил к ним. Появлялся он и во дворе бывшего хозяина, но больше не бежал ему навстречу, потому что хозяин часто бывал пьян и иной раз вообще не видел ничего вокруг. С Диком играли чужие дети, подкармливали чужие люди, своим он перестал быть нужен. Он стал забывать прежние адреса, голоса, так было легче, и все же ноги сами вели на собачью площадку, где гуляли с хозяином, на детскую площадку, где озабоченная             хозяйка катала коляску с маленьким, а вот двери были для него закрыты. Он видел, как у двери бывшей квартиры мяукал кот и его пустили в дом, но никто не звал Дика. Он не мог понять своим собачьи умом, что случилось, куда делась его семья, почему люди разлюбили его, ведь он-то не разлюбил их. Ему снились они, особенно маленький, он натурально ощущал на себе прикосновение маленьких ладошек, лизал соленые слезы с его лица и сердце плавилось от любви.

Он превратился в бродячего пса, забывшего свое имя и никто из тех, кто кормил его или гнал, не знали как болит его большое верное сердце.


                  Поздняя любовь

Полковник в отставке Иван Иваныч пять лет назад потерял жену и остался с двумя внуками. Светлана, их мать и дочь Ивана Иваныча, еще школьниками оставила их бабушке с дедушкой. Вроде на время, уехав устраивать свою жизнь, да так за ними и не вернулась.

Давно уж перестал осуждать дочь Иван Иваныч, да и внуки уже выросли – Марина учится на третьем курсе университета, а Игорь заканчивает школу, но дед все ждет дочь: хоть бы весточку прислала.

Жили Семеновы дружно, всего им хватало, а тут нежданно семейство их пополнилось. Чапу принес Игорь зимой. Собачонка была маленькая, жалкая, непонятной породы. Длинная шерсть коричнево-черного цвета спуталась, так, что глаза были едва видны, зато нос был весьма внушительных размеров. Собака была напугана, дрожала, как потом оказалось, совсем не умела лаять.

Два одиноких существа: пенсионер и собака полюбили друг друга. Чапа научилась выражать свой восторг тихим повизгиванием, сопением, всеми движениями своего маленького тела – глаза и нос ее начинали блестеть, а все пространство вокруг заполнялось тихим ликующим журчаньем ее отсутствующего голоса.

Многие уже заметили в сквере высокого пожилого мужчину с маленькой собачонкой. Бывало, люди интересовались у него, что за порода у его собаки. «Карликовый кольтерьер,»– отвечал Иван Иваныч несведующим и чересчур любопытным.

Однажды осенью Иван Иваныч был в сквере, сидел на лавочке и любовался цветами на клумбах, а Чапа гоняла голубей неподалеку. Он ненадолго потерял собаку из внимания, а потом увидел, что ее гладит незнакомая женщина. Она звала собаку Джулей, а та вела себя как-то странно, позволяя себя гладить и одновременно оглядываясь на Ивана Иваныча.

Женщина подошла к недоумевающему Ивану Иванычу.

Рыжеватые волосы, золотистый загар, розовая помада на губах – вначале она показалась ему молодой, но потом он разглядел лучики морщинок у глаз и сухие руки.

– Простите, давно у вас эта собака?– спросила она.

– С прошлой зимы. Внук нашел ее на улице, – ответил Иван Иваныч. Чапа поджала хвост и жалась к Ивану Иванычу, как провинившаяся.

– Она моя. Пропала в январе прошлого года. Я и объявление давала в газету.

Так они познакомились. Гуляли вместе в лучах заходящего солнца, говорили о собаке, погоде и бог знает о чем. Им было хорошо вместе. Расставаясь, решили позвать собаку, к кому пойдет – тот и хозяин. Чапа выбрала Ивана Иваныча.

– Придется вам теперь, Клавдия Сергеевна, гулять с нами чаще,– сказал Иван Иваныч.

И они стали встречаться в сквере. Теперь и Клавдия Сергеевна звала собаку Чапой. Оказалось, что и в жизни у них было много общего. Клавдия Сергеевна тоже была не замужем, а единственный сын жил с семьей на севере. Клавдия Сергеевна жаловалась, что никогда не видела ни снохи, ни маленького внука, сын писал скупо, а материально помочь она им не могла, какая пенсия у библиотекаря.

В ноябре у Клавдии Сергеевны был день рожденья. Она в своем новом зеленом платье была необычайно хороша. Под стать ей был статный седовласый Иван Иваныч.

За окном лил дождь, а в квартире пахло духами, из кухни доносились запахи томленого мяса, в центре стола на крахмальной скатерти отдыхали в прозрачной вазе продрогшие хризантемы. В месте с гостями – еще одной пожилой парой- пили виноградное крымское вино из пузатой бутылки. Было так хорошо! Пели старинные песни под заказ – у кого какие любимые. И переборов робость

Клавдия Сергеевна запела свою любимую:

                  Подари мне платок – голубой лоскуток,

                  И чтоб был по краям золотой завиток.

                  Не в сундук положу, на груди повяжу,

                  А что ты подарил, никому не скажу…

Ее низкий голос то дрожал, то набирал полную силу, словно крылья птицы, стремящейся в небо. «Ну, брат, на такой и я бы женился, будь холостой,»– шепнул бывший сослуживец Ивану Иванычу. В конце вечера ко всеобщему удовольствию Иван Иваныч сделал Клавдии Сергеевне предложение. Еще через два месяца они поженились, и Иван Иваныч вместе с Чапой переехали к Клавдии Сергеевне.

В мае Клавдия Сергеевна получила долгожданное письмо от сына, уехавшего десять лет назад на заработки. Сын писал, что едет домой с женой и сынишкой. Очень хотелось женщине увидеть сына, внука, которого она никогда не видела. Необходимо было решать квартирный вопрос. Иван Иваныч, привыкший во всем видеть позитив, сказал:

– Ну, что ж у тебя пожили, теперь пойдем ко мне. Игорь в армии, его комната пока пустует. Он против не будет. Да и Маринка того гляди замуж пойдет, а жених у нее будущий офицер, отправится с ним куда Родина пошлет.

– Как то неудобно, – сомневалась Клавдия Сергеевна.

Но решилось все в один месяц. Игорь дал добро и Марина после регистрации домой возвращаться не планировала.

В жаркий летний денек счастливая Клавдия Сергеевна встречала на вокзале сына Николая. Иван Иваныч естественно был с ней, и каково же было его удивление, когда в жене Николая, он узнал свою беглую дочь – Светлану. «Да, тесен мир,»– подумал он, все же радуясь встрече с дочерью и так неожиданно появившимся новым внуком. Встреча получилась скомканной, разговора не получалось, но любознательный и умненький Алешка взял дедушку за руку:

–Ты теперь мой? А жить я буду где?

Все засмеялись.

–Это твои дедушка и бабушка,– подтвердила Светлана.

– Сейчас поедем домой. У вас с мамой и папой будет своя квартира. Мы все приготовили, даже игрушки там есть. Едем?

Алешка взял за руку и бабушку.

–Я машинки люблю и роботы, -сообщил он ей.

– А мы так и подумали!– сказали старики хором.

Началась новая жизнь, в которой не было порядка, а все было поставлено с ног на голову. Через пару месяцев уютная квартира захламилась, Светлана убираться не любила, несмотря на то, что не работала, а сидела дома. Она обожала пиво, разные ток-шоу по телевизору. Николай тоже почему-то не устраивался по трудовой, а подряжался на сезонные работы. Лето подходило к концу, Алешку нужно было устраивать в школу, бабушка с дедушкой одели внука, купили ему ранец и школьные принадлежности. Более благодарного ребенка они не встречали. Алешка, будучи еще совсем малышом, ходил за продуктами, мыл посуду, подметал пол, выносил мусор.

– Почему это делаешь ты, а не мама?– спросил дед.

– Мама- слабая, а я – мужчина, – ответил он.

– Какой ты молодец, – немного озадаченно проговорил дед, а Клавдия Сергеевна качала головой, все же он был ребенок, и это было как-то неправильно.

Все чаще по выходным Алешка был у бабушки с дедушкой, родители порой совсем забывали о нем. Случайно однажды застав сына с невесткой навеселе, Клавдия Сергеевна вскоре убедилась, что это у них не случайно. Соседи стали жаловаться на шум и мусор у их дверей, в квартиру зачастила полиция. Николай был болезненно ревнив, распускал руки, а Светлана в короткий срок заработала себе репутацию женщины без комплексов. Живя на первом этаже, она до обеда могла проходить полураздетая, при том окна у нее не закрывались и не зашторивались. Алешка бы пропал в нездоровой обстановке улицы, если бы был другого склада. Но он отчаянно любил мать, привязался к старикам. Откуда в этом худеньком мальчике столько любви?

Когда многие негативные вещи открылись Ивану Иванычу, его сразил инфаркт. Клавдия Сергеевна надрывалась, но и ей порой было не сладко, она чувствовала свою вину за сына Николая.

– Хоть глаз на улицу не кажи, так стыдно, -говорила она Иван Иванычу.

– Все будет хорошо, Клава, Алешка нас спасет. Не могут они не понимать – ангел им послан.

Темная полоса все длилась и длилась, только Алешка светился , как солнышко, и освещал им жизнь.

Осенью в самые холода их сразил грипп. Заболели все. Алешка не смог пойти в школу. Врач назначил всем постельный режим. Клавдия Сергеевна плакала от отчаяния и бессилия что-либо изменить в данный момент. Сил хватало только поставить чайник и напоить всех горячим. В доме как-будто все вымерло, ни звуков, не разговоров не слышно было, это действовало на нервы. Пережить бы!

Вечером в дверь позвонили. Клавдия Сергеевна еле доползла открыть. Это были сын с невесткой.

– Ложитесь, Клавдия Сергеевна. Я сейчас ужин сварю и пол помою.

– Коля, в магазин сходи,-услышала сквозь шум в ушах Клавдия Сергеевна. На кухне закипела работа.

«А ведь она не плохая,-вспомнив сочувствующий взгляд невестки, подумала Клавдия Сергеевна. -Может, все наладится у нас.»

Спустя время в семействе появилось пополнение. Марина родила дочку Анечку.

– С внучкой тебя, бабушка, – поздравила Клавдия Сергеевна любимую невестку. Светлана похорошела за последнее время, подтянулась, -каждый день на работу надо ходить. Николай счастливый, ему вдруг открылось, что Светкины дети и его тоже дети, значит, он многодетный отец. За столом на чаепитие собрались и стар, и мал. Только Игорь был в отъезде.

– За третье поколение красавиц! – сказал Иван Иванович.– Алешка, режь торт!

Вечером супруги были одни. Сумерничали на кухне.

– Спой, Клава.

И, просветлев лицом, Клавдия Сергеевна запела:

Если в темную ночь иль средь ясного дня

Ни за что ни про что ты разлюбишь меня,

Ни о чем не спрошу, ничего не скажу,

На дареном платке узелок завяжу…

В глазах супругов блестели слезы, и это не были слезы горя. Это были слезы любви.


                        Лиля

      Выпускные экзамены были позади. Лиля лежала на мягком песке, и распахнутое небо над ней кружило ей голову. С другой стороны кучи отдыхали парни, слышались нелитературные выкрики. Но ничто не могло испортить ее счастливого настроя, ведь с ней был он. Ей было приятно легкое покалывание летящих песчинок, ласковое солнце, его тихий голос. «Самая красивая, самая любимая, самая…желанная»,– скорей услышала, чем угадала она последнее его слово. Она не взглянула на Андрея, завороженная голубизной неба, которое… вдруг двинулось на нее всей сияющей яркостью и чистотой первой запретной радости. Она опустила ресницы, это надо было скрыть. Тут же ощутила на губах его поцелуй. «Не тронь, уйди,»– пыталась вырваться она, но это ей не удалось. Поцелуи его были умелыми и сладкими , а объятия крепкими.

«Андрюх, ты ее там еще не…» – послышалось ей. Слова потонули во взрыве хохота и нецензурщины.

Лиля встала, стряхнула с купальника песок. « Я счас,»– сказал Андрей и отошел к парням. Стало тихо, как по мановению волшебной палочки.

Несколькими минутами позже они шли по мелководью реки, купались, целовались по сенью деревьев в нескольких метрах от пляжа. А день все длился, длился, рассыпался на сотни блестящих брызг и гладил влюбленных шершавой горячей лапой, не предвещая никакой беды… Беда над ними стрясется позже, но они были счастливы тем, что не знали об этом.

Лиля была пай-девочка, а Андрей мальчик-хулиган. Девяностые годы вечной любви не берегли, они ломали людей и переплавляли по-своему. Андрея закружили дела, разборки, стрелки, Лилю учеба, они все дальше уходили друг от друга. Однажды после одной вооруженной разборки Андрей угодил в тюрьму по самой жестокой статье. Лилина жизнь оборвалась, она чуть не умерла от переживаний, проболела десять дней, стала внешне пугливой, ранимой до предела, но тогда же появился в ее душе стальной тросик, позволивший выжить в двухтысячные. Итак, она осталась одна, кое-кто избывших «друзей» Андрея пытались оказать ей покровительство, но она знала цену этой дружбы. Мир катился в тартарары. Не работала полиция. Кто-то кого-то крышевал, убивал, уголовные элементы правили бал. А жить-то надо было. Лиля не стала женой декабриста, не смогла разделить ни взглядов, не чаяний Андрея, но стала молиться за него, и надо отдать ей должное, молилась за него все долгие годы, пока он сидел.

Лилия Ивановна сидела над кипой тетрадей, аккуратно и быстро делая пометки, но мысли были неспокойны. Дома не ладилось. Денис, ее сын, недавно привел в дом девочку, но жизнь их шла не очень гладко. Муж был против, чтобы девочка у них жила. Вот и сегодня Денис пришел один.

– А где Лена? – спросила мать, выйдя в прихожую.

– Что я ей сторож! Захочет – придет,– резко ответил он.

«Опять поругались,»-подумала Лилия Ивановна.

– Не обижал бы ты ее, ведь ей привыкнуть к нам надо, а вы с отцом…

– Обойдется… Капризы бы свои поубавила… Вот как их надо держать! – сжал он кулак.

«Господи, весь в Петра,» – подумала Лилия Ивановна, поймав его недобрый взгляд.

– Что ты такой жесткий. Лена – женщина. С женщинами так нельзя. Потеряешь, пожалеешь.

– Да куда она денется!

Петр Васильевич и Лена пришли почти одновременно. Хозяин хмурился, раздражался, выругался, наступив на Ленины сапоги.

В кухне состоялся привычный разговор.

– Ну кто она ему? Что ей надо? Ты представляешь, мы бы так себя вели?

– Что ты хочешь? Решили – пусть живут,– высказала свое мнение Лилия Ивановна.

– Смотри, сделают тебя бабушкой. Девчонка-то курит! и пьет небось! Да и первый ли он у нее?

– Что уж будет!

– Хороша философия! А еще учительница! – упрекнул жену муж.

Лилия Ивановна задумалась. Права ли она, что защищает Лену, Дениса в этой ситуации. Она защищает их зарождающуюся любовь, в нее она верит. Она воспитана на книжных идеалах в отличии от мужа. Тому лишь бы все правильно, все по полочкам и все в свое время.

Между тем из комнаты Дениса раздавался шум ссоры.

– Ну вот как мы теперь живем, и все благодаря твоей бесхребетности.

Петр Васильевич со звоном бросил ложку и ушел к себе, хлопнув дверью.

– Ну что ты, Петя, не все так плохо!

– Да прекрасно! Не ходи за мной. Иди целуй свою Леночку, ее наверно обидели.

Лилия       Ивановна перемыла посуду, протерла пол, но успокоиться так и не смогла. Ссора не утихала.

Был уже двенадцатый час, когда всхлипывающая Лена выскочила в прихожую и стала собираться.

– Лена, ночь уже, останься.

– Пусть идет. Ее подвезут. Она такая, махнет рукой, всякий остановится.

– Что так всякому и отдашь? – спросила Лилия Ивановна.

– Да ладно, мам, какие нежности! Не такая она цаца! Знаешь, кто она? Б…, вот кто!

– Разве так можно, Денис! – ужаснулась мать.

Лену трясло. Чувствовалось, ей хотелось вырваться отсюда и побыстрее. Через секунду ее каблучки уже стучали по лестнице.

– Ну, чего ты добился?– спросила мать устало.

– Молодец, сын, – сказал Петр Васильевич.– А эта… в чужом доме скандалы устраивает. Ишь ты! Прибежит, вот увидишь, а нет, так еще лучше. Будь мужчиной, не ходи за ней.

Лилия Ивановна стояла у окна, кусая губы. За окном стучал дождь, было холодно, качались деревья, и даже фонари не давали уюта.

– Сын, пойди за ней, – не оглядываясь, сказала мать. Она чувствовала смятение сына. Он молчал. Лилия Ивановна решилась, стала собираться.

– Зонт хоть ей отнесу. Деньги то у нее есть ли? Это мы виноваты, что ей так плохо в нашем доме. Мы, мы все.

– Мам, я сам.

Лилия Ивановна кивнула, скинула пальто и сунула сыну в руки зонт.

–Побежал за ней? – спросил с сарказмом Петр Васильевич.

– Так правильно. Просто мы все устали отчего-то, погода что ли действует? Давай, Петр, спать. Завтра на работу. Зачем ты воюешь с ними, нервы свои тратишь?

Через полчаса Лилия Ивановна услышала звук открывающейся двери и тихий шепот молодых. Она почувствовала себя той самой Лилей, которая так ждала любви, купалась в ней. Погрузилась в сон счастливая.

Так правильно! Если это любовь, пусть будет жива, не надо ее губить.