Классический стиль. Стихи [Максим Фарбер] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Максим Фарбер Классический стиль. Стихи
I. АНТИПАФОСКаин
Я тебя убиваю во имя той веры, Что ворочает горы, взрывает пещеры, Заставляет нас делать ужасное зло, Чтобы семя, политое кровью, взошло.
Я сажаю в пустыне засохшее семя, Через силу терплю своё тяжкое бремя, А Господь меня снова зовёт ....... Да и мать обделяет последним куском.
Я люблю тебя, Авель… А Бог – обожает: Он даёт тебе всё, от себя не пускает… Говори, идиот: я твой брат или нет?! Если да – за тебя и держать мне ответ!
Сатана мне сказал, что родною рукою Помогу я тебе, ты достигнешь покоя… Ну, прощай, и забудем о нашей войне: Я твои семена не отдам сатане.
Целовать твой разбитый затылок – несладко… Я пойду по пустыне, а Бог мне украдкой: – Где твой брат? Он погиб! – Нет. Он вечно со мной. Не делю его с Евой! с Тобой! с сатаной!..
Муза
Этот душный постельный жар Мне обжег лицо, как пожар.
Этот взгляд твоих диких глаз Душу вывернул мне сейчас.
Разрывая твоё бельё, Раскрывая лоно твоё… -
Погружаюсь я всё сильней Прямо в бездну души твоей,
В лабиринт, на самое дно: Я-то знаю, что там – темно.
Я беру тебя, как сестру - В эту ночь я тебя беру!
…а потом на конце пера Выпускать мне тебя пора.
На листок, простившись с пером, Потечешь смоляным холмом…
Подожди, задержись, пока Ты не клякса на пол-листка!
Я б тебя в крови растворил, Хоть на час, а вновь полонил,
Перед тем, как забвенья лёд Синий взгляд свинцом закуёт.
Персей
Алмазный серп ударит по кости, Врезаясь в горло, чиркнет, сплющив жилы - И где последнее любовное "прости"? И бывшую красавицу уж силы Покинут… Вот – он вытер остриё. Старуха, поражавшая когда-то Чудесным обликом, теперь – гнильё. Другие здесь изведают булата: Ваш змей морской, – ну чем не претендент? Кто ест других, тот сам и будет съеден… Поднявшись в небеса, афинский мент Уже летел на помощь Андромеде. Она стояла нагишом, в цепях, Катились слёзы по худой лодыжке. И змей был тощ: от злости он зачах. И мент всея Эллады был – мальчишка, Влюблённый, глупый, ослеплённый сам Своим успехом первым у девицы… Вот так и началось, на зависть нам, То, что в наш век успело докатиться. Вот так и начинается всегда - С нахрапа, с алчных пыток самодойства - Военный подвиг. Юная ..... Обычно жаждет этого геройства. Серьёзный стиль оставьте вы, Лукан, А вы, мой Лукиан, своё ехидство - Ни то, ни то, поверьте мужикам, Всё в жизни видевшим, не очень-то годится. (А между тем, изрядно растрепав Курчавой абиссинке всю причёску, Герой наш ухмыльнулся. Тихо встав, Он смуглый зад похлопал, словно доску, И – прочь. Ушёл… Смотрела дева вслед… Что? "Пошленькое счастье им досталось?" Окститесь, господа. Ведь полный бред - Другим и этого не попадалось).
Метемпсихоз
Я – человек, и я же – лебедь. И я одна в лазурном небе, И, сбросив перья, вновь идёт Княжна, скрываясь в лоно вод. Чиста? Грязна? Гола? Одета? Я – тень; но я не вижу света. Я – день, и я не знаю тьмы, Что в небе, что в стенах тюрьмы.
А вы, не ведавшие яви, Вы обо мне судить не вправе, О тех рубашках, что плела, Как поутру роса взошла. Меня ль вы примете в объятья? Спешу к тебе, моё заклятье, Чтоб в чёрной бездне потонуть, Чтоб мне самой себя вернуть.
Пока не кончена работа, И дни мои бегут без счёта, Но где-то там, во мраке, Жнец Всё ждёт, когда придёт конец… Он не придёт, уж я-то знаю: Сама себя я обыграю. Сама себя я прокляла, Чтоб я сама себя спасла.
Я – Брахма, Будда, Шива, Вишну… Когда другим меня не слышно, Я понимаю: это – зло. И всё же… что меня спасло? Да то, что "может быть и хуже": Вдруг горизонты станут уже? Ведь если Я не слышу ИХ - Куда годится этот стих?..
Неразгаданная тайна
Суров с врагом, с сестрою ласков - И дерзок, и силён; Но всё же с некоей опаской Идёт на битву он, И лихорадочно по телу Проходит дрожь, А в глазах блестит несмело: "О, не трожь!"
И было так: взрывались ночью Жёлтые шары, А дальше – тени рвались в клочья По правилам игры, А дальше – снова нефть горела, Озером лиясь, И дрожало чьё-то тело, Вдавленное в грязь.
В бою, среди песков горящих, В овраге и в пыли, Где копоть от озёр горящих Скрыла лик земли, Где кость от кости, плоть от плоти - Солдат и пулемёт, Какой таинственной заботе Он мысли доверяет гнёт?!
Он не ответит, не ответит, Но, идущий в бой, Он знает, что спокойно встретит Приступ свой очередной. И пусть смертельно бледны щёки, И лоб горяч, Но сердце… словно конь жестокий… Вновь несётся вскачь.
А если ночью небо видишь Вместо потолка, И под открытым небом – видишь? - Лежит твоя рука, Ты не пугайся, это значит - Здесь не нужен страх, Ты просто видишь жизнь иначе: Сразу в двух мирах.
Последний день, когда мы вместе…
Последний день, когда мы вместе, На этой маленькой фиесте, Но если говорить по чести - Несовместимы ты и я: Святее нежного инцеста Была ли на земле фиеста, И был ли танец – в темпе "престо" - Двух душ на грани острия?
Тот, у кого мозги не гладки, Найдёт решение загадке: Такие новые порядки - На нас орут со всех сторон, А мы (себе же зная цену) Вдруг загораемся мгновенно, Как то сосновое полено: "А ну, пошел отсюда вон!"
Я сам хожу, небритый Каин, И ни к одной я не припаян, И до сих пор себя ругаю - Сестры со мною рядом нет! Будь ты бедна или богата, И будь твоя роскошна хата - Тебе я буду …только братом. На тёплом ложе. Сотни лет.
Я ем чернобыльский картофель, Смеюсь, гляжу на женский профиль, Но знаю – здесь, нахмурив брови, В одной из вас таится чёрт! Остановившееся время Я пережить готов со всеми… Но втайне жду, что Мефистофель Из-за спины мне крикнет: "Счёт!"
Письмо с того света
Вырву сердце из груди. Взойду на крышу. Положу его, дрожа, перед собой. Так хочу я, чтобы кто-нибудь услышал!.. Тот, кто нужен – тот не здесь и не со мной.
Вырву сердце… ни на миг не пожалею, Всю себя я в боль вложу, в один призыв - Чтоб услышала меня Пенфесилея! Чтобы… ткань кровоточащая, разрыв -
Рана к ране! Чтоб и дальше эта кожа, Помня вкус рубца последнего и цвет, Поцелуй другого шрама помнить тоже Не отказывалась больше много лет.
Кто-то глянет сквозь сгустившиеся тени, Кто-то ищет, чей-то взгляд насторожён, Кто-то знает: в эти чуткие мгновенья Дух тревожный – стая вспугнутых ворон.
Знаю цену я потерянной свободе И холодному спокойствию ночей… И Камилла одиночкой бродит-бродит В бледном сумраке, в безмолвии полей.
Плечи гнутся, тяжесть давит отовсюду, Вновь сомкнулась паутина пустоты. Я, наверно, только это не забуду: Даже здесь меня увидеть можешь ты.
II. ПАФОС (раннее, незрелое и романтическое)
Баллада
Упал на землю мрак ночной, И я теперь покрыта тьмой, И в жилах – огневица… Но всё же – рядом ты со мной, И вновь в душе моей покой, Мой милый друг, мой нежный рыцарь.
А если солнце вдруг взойдёт, То кто со мною запоёт И в танце закружится? Кто навсегда товарищ мой? Кто не расстанется со мной? Мой милый друг, мой нежный рыцарь.
Твой поцелуй так сладок был, Когда ты кров со мной делил, И голос – звонче птицы… И он мне долго песню пел, Когда мой лоб огнём горел, Мой добрый друг, мой нежный рыцарь…
Любимый, самый дорогой, - Хочу я вечно быть с тобой! Пусть будет пламя литься Из сердца юноши в моё, Из сердца девушки в твоё, Мой милый друг, мой нежный рыцарь!
Два голоса
1
Надо мною коршуны кружатся, Гибель чуя близкую мою. Если бы сумел ты догадаться! (Бога лишь об этом я молю). И сюда на лошади примчался, Раны бы мои перевязал, Над кровавым телом бы склонялся, Руки, ноги, губы целовал! Я б тогда вздохнула полной грудью, Кровь к моим ланитам прилила, Коршуны исчезли прочь отсюда, Я бы вновь для счастья ожила! Что я; нет; тебе не догадаться! Вот уж близок мой последний миг, Надо мною коршуны кружатся, Разрывает сердце хриплый крик.
2
Надо мною голуби кружатся, На балконе вечером стою, В свете предзакатном, может статься, Вспоминая милую мою. Знаю, наша свадьба будет скоро, Знаю, ты спешишь издалека. Ты успеешь; я уверен, впору Будет нам та встреча и легка. Поспеши, мой друг, и ты успеешь. Срок подходит; вечер близок наш. Окончанье дня со мной разделишь, Выпьем ночь мы из бездонных чаш. Ты успеешь. В солнце их круженье Предвещает свадьбы суету. Не предам я этого сомненью, Не предам ни счастье, ни мечту.
Желание
Если бы я латами была! Тело бы твоё я облегла. Ты не разлучался бы со мной, Даже отправляясь в жаркий бой. И пускай ударит меч меня - Счастлива я, милого храня! Ты герой, зовёт тебя война - Тихо плакать дома я должна. Не могу доспехами я стать, Тихо дома я должна рыдать.
Плывёт Корабль…
(навеяно произведениями Н. Осояну, А. Мерритта и М. Муркока)
Плывёт Корабль… И в темном мире Ни звука, ни души, лишь плеск Волны случайной в темном море; Лишь ветерок, как на насест, На мачту спустится; и парус Он еле-еле шевельнёт… Так мало нас уже осталось На Корабле… а всё ж плывёт. Зелёный парус задевает В моей измученной душе Струну, что мне напоминает О подвигах, о кураже, О ярости, владевшей нами, Сраженьях славных на земле… Но здесь не так. Живём лишь снами, Цель жизни позабыв во мгле. (Простите мне плохую рифму, Я никудышный острослов). На суше мёртв пират из мифа - И в море умирать готов.
На берегах Эмайн
Ещё виднеется вдали За горизонтом что-то, Но что там, на краю земли, Мелькает в водяной пыли - Уж не твоя забота. Эмайн, Эмайн, простишь ли нас, Ведь мы твои же дети, И удалились лишь на час, Но нет тебя… и уж сейчас Нас, прежних, нет на свете.
1
Здравствуй, Инеза… Бедный мой скальд. Долго ждала ты меня? Арфу возьми И у ног моих сядь. Вместе мы с этого дня.
В сердце – один Тихий восторг. Молча ликует оно. Но на глаза Снова слеза Просится мне всё равно.
Я лишь душой Связан с тобой, Но эта связь посильней Ласки любой, Страсти больной, Нежности горькой моей…
2
Шелестит океан - Вынимает душу; Я одна. Сон-капкан… Клятвы не нарушу. За окном так горит Полдень летний, ясный. Сколько в сердце обид - Столько сердце и болит, "Станешь ты, – говорит, - Жертвою прекрасной".
Нет, о нет, я вернусь - После смерти даже, Смутной тенью явлюсь, В тёмном экипаже. Обнимает чёрный бог Талию девичью, И шипит: – Ещё не сдох? Ничего… покроет мох Твоё тело; ты уж плох; Память твоя птичья.
Лучше лиру я возьму, Ей себя и вверю. То, что я уйду во тьму - В это только верю. (Волны бьются о брег, Солнце нежит кожу…) Жизнь моя, летучий бег: Что ни миг, то целый век. Я уже не человек. Кто б меня стреножил?!
3
Босоногая девушка с лирой исчезнет навек, растворившись в потоке видений, Светлокудрая девушка с лирой, потомок былых наваждений… Чернокудрый мой демон, в объятья твои по ночам упадаю, Исцеленье от этого сна в них мечтая найти (но найду ли – не знаю), Ибо страсть твоя дарит теперь еженощно мне болей смягченье, Только это не то, что хотелось бы мне… Этот жар – в нем ведь нет исцеленья; Только кто эта девушка, я не пойму – слишком юн я, немудрый… Что ты скажешь, меня принимая в ту жаркую тьму, демон мой чернокудрый? Знаю, знаю, ты скажешь – не думай: всё будет, поверь мне, и так хорошо, мол, Только я не уверен… я знаю – отныне, покуда не помер, То виденье со мной… и боязнь потерять… я, увы, догадался: Эта девушка – ты. Тоже ты. Лучше б век я с тобою не знался - Не болело бы сердце. Боязнь за любимую душу - Это хуже, чем страх за себя, страх за родину… хуже, Чем опасность случайно кузена убить в поединке шутейном; Но из южных купцы городов, что торгуют прекрасным портвейном, Говорили – у них, на больших островах, зной-жара пребывает, Злое солнце лучами траву и цветы всё к земле прибивает, - Вот туда я уеду. Где плавится мозг от жары – там не будет мечтаний, Там не будет и снов о спасеньи (крушении?) ста мирозданий, - Так тебя сберегу. И не смей, – о, ты слышишь?! – не смей мне перечить. Эти раны ведь время ни мне, ни тебе не залечит.
4
Молода… и немолода. Некрасива, собой горда - И я не сгорю со стыда, Изучив этот свет.
Смерть приходит, когда не ждёшь. Быстрый вскрик режет слух, как нож. Не успеешь сказать, всплакнёшь - И тебя уже нет.
Боль сердечную заглушу, Душу пред тобой обнажу, В жертву я себя приношу Твоему мечу,
Потому что ты – моя суть, Ты – мой свет во мгле, ты – мой путь, Ставши частью тебя, отдохнуть - Этого хочу.
Я люблю тебя… тихий вздох - Да простит меня тёмный бог, Что меж вами я встану… Ох, - Не ревнуй, молю.
Ухожу… Прощай – и привет. Вспоминай через много лет. Над землёю вечерний свет…
Ибо я люблю.
5
(спонтанное подражание Алексею Грибанову)
Бесцветные волосы… Адские свечи Горят у входа в храм под землей. Сюда я приду – все потери лечит Время, которое вечно со мной.
И ты, мой Господь, моя боль и проклятье, Вручивший мне жаркую чёрную сталь - Тебя утомился теперь призывать я… Я старше… мудрее… скучнее стал.
Грустить о любимой, потерянной в прошлом, Я буду один за бокалом вина, А после – лишь мысли о мрачном и пошлом, Когда уж совсем я напьюсь допьяна.
Я здесь, в подземельях, часы коротая, И сам не замечу, как кончится день… Бесшумно ступая, уж Ночь босая Пройдёт по земле… но всё же мне лень
Покинуть храм, во дворец вернуться… И вновь жена моя спит одна - Уж вряд ли позволю я боли проснуться, Пусть не тревожит меня она.
Страсти по…
Я прохожу, как Данте, по мирам, Но без Вергилия и Беатриче – сам… Дороги нет. Один туман болотный. Я не иду ни в Ад, ни к Небесам.
Нет я не Данте – страждущий поэт, Я просто в капюшон его одет; Скитаюсь вечно по мирам без цели, И я доволен, что дороги нет.
Хоть этот мир был сотворён не мной, Но всё же мой он, – мой, и только мой. Свои я мысли часто здесь встречаю (Как люди, говорят они со мной).
И до других миров мне дела нет: Мне нужен только блёклый солнца свет, И этот мир коричневых туманов, В котором я брожу уж много лет.
Эней
Он вернулся, он вернулся, чёрной птицей обернулся, Он летучей мышью снова пронесётся… В шуме бури, в крике боя снова узнаю его я - Это та же тень Градива* надо мною вьётся.
Свет багряно-золотистый, солнца луч, горячий, чистый - Я стою на одиноком камне, и вкушаю Радость от того, что битва – позади, и что ловитва На меня не началась ещё – я это знаю…
Облака нальются мраком, но не служит это знаком, Что приблизилась кончина: не моя, уж верно! Только всё же… тень мелькнула… словно вся земля заснула, Словно я один, и призрак, дерзкий беспримерно,
В душу вкрасться мне желает, дикой птицею стенает, Снова плачет, умоляет: "О, меня прими ты!" …Но тебя и не гоню я. Знаешь сам – тебя люблю я. И в душе моей, как прежде, двери не закрыты. ____________________________________
* Градив – другое имя Марса, бога войны.
Почти по Сервантесу
Хоть мельницы, а не драконы, Но здесь одни и те ж законы: Идёшь, ударишь по крылу, Летишь, кричишь "Не сдамся злу!", И – падаешь… Иль побеждаешь; Да в том и суть, что ты не знаешь, И если кто ответ найдёт, То это – книга. "Дон-Кихот".
Я – книга "Дон-Кихот". Я – чтиво! И развлеку вполне учтиво: Вот Дон-Кихот, в который раз, Принцессу от дракона спас, А вот – соседи Дон-Кихота За ним устроили охоту… Смешон печальный монолог! Я – рыцарский, лубочный бог, И если стал для вас трагичным, То, значит, стал давно привычным. Сервантес, в общем, не дурак, Но вышло так, что всё не так.
Страсти по Шекспиру
И мне приснился сон под Новый год: всё та же пьеса – задом наперед, но что сейчас встаёт перед глазами, определяет не Шекспир – мы с вами; а за кулисами, там, где горит зелёный с фиолетовым софит – Отелло с режиссёром всё гадают, и нескончаемый пасьянс кидают… Да будет красный день календаря: театр, где все мы плесневеем зря, бинокль, испорченный, как по заказу! Конечно, жаль уйти отсюда сразу. Мы остаёмся посмотреть на то, о чём не должен был бы знать никто: всё это закулисные раздоры… "Нет, это классика!" – "Отставить разговоры!" И даже Яго нам вполне знаком – длинноволосый, ходит босиком, и – (палачу как раз и подобает) – до пят его кровавый плащ спадает. Он сам чуть-чуть на женщину похож, когда из бледных губ вылазит Ложь, и извивается, змея-красотка, вся соблазнительная, чувственно, но кротко. Избитой фразой "быть или не быть", увы, нельзя страдание избыть! И нам известен весь финал заране, и ржавый нож торчит в кровавой ране, и каждый раз одна и та же роль… Вот почему Отелло нынче – ноль. А Яго торжествует. Он свободен. Его исход совсем не безысходен.
Я, Вельяр
…Я, Вельяр, создам живое, Пусть служить не будет мне.
Сатана не правит тьмою - Жизнь рождает он во тьме!
Жизнь – чтоб жить и наслаждаться, Чтобы радость получать.
Жизнь – чтоб я, её создатель, Мог смотреть и изучать.
III. РАЗНОЕ
Фалькенштейн
Чёрные глаза Эриха Фалькенштейна – рыцаря Тридцатилетней войны! Большие, блестящие, тёмные, как мантия князя тьмы, вьющаяся на ветру и озарённая тем холодным светилом, которое не признаёт Ада, но даёт ему свет, дабы Отверженные могли видеть свою жизнь…
Чёрные глаза Эриха Фалькенштейна – прекрасные, как алый бархат, лежащий на плечах короля и подчёркивающий его фигуру, делающий её одинокой на фоне других людей, хоть он сам и не хочет этого.
Чёрные глаза Эриха Фалькенштейна – вечного странника, покинувшего свой родной город на Рейне когда-то давным-давно, и с тех пор забывшего туда дорогу. Холодные, как сталь кинжала, красивого, но уже озлобленного на мир и желающего наложить печать на лица людей…
Чёрные глаза Эриха Фалькенштейна. Глаза, которые зарождают в молодых красавицах страсть, – страсть саму по себе ясную, как солнечный свет летом на лугу, делающий кусты ещё зеленее, а небо ещё необъятнее, заливающий всё пространство, и нет этому свету предела… Но холод глаз рыцаря превращает его в бледный свет, который виден словно бы сквозь призму, и не приносит никакой радости, а только навевает грусть. Правда, в призме его глаз видна красивая радуга, но от этой холодной красоты становится ещё горше: ведь всем давно известно, что радуга не согревает!
Рассказ старого меча
" – …Итак, мы снова с вами, дорогие мои друзья… читатели… почитатели, – шепчет сладостный, льстивый, подобно мёду льющийся голос (и мы пока что не видим, откуда он исходит, потому что взгляд наш скользит длинными, пыльными и полутёмными коридорами – только, бывает, вырвется откуда-нибудь справа, из приоткрытой двери полоса света, мелькнёт и – исчезнет, ибо мы уже прошли дальше… Но вот наконец взгляд застывает перед плохо различимой в темноте витриной. В ней покоится длинный прямой меч, наполовину скрытый от нашего взора кожаными ножнами. Несколько секунд спустя он сам – САМ!!! – начинает двигаться, всё больше и больше выходя из ножен. На ребре его клинка обозначается косая щель; она раскрывается, и мы видим ряды острых зубов, усеявшие пасть меча). – Рад вас приветствовать. Сегодня мы поговорим обо мне. Люблю, знаете ли, вспомнить иногда золотую пору юности, ибо я ещё тогда был нужен людям (и не только людям), а сейчас-то… сейчас всё наоборот – они мне нужны. Ибо здесь, в девятом круге Ада, в заброшенном пыльном музее, проклятому мечу остаётся только одно: прозябать внутри стеклянного ящика… И единственная отрада, как бальзам на душу – вспоминать… Итак. Я родился… Не помню точно, какой это год был по счёту от возникновения собственно мироздания, но помню точно, что Солнце… Да-да, ваше Солнце, – вокруг которого вращается эта планета и восемь других. А вы что подумали? Что я не о том каком-то светиле? …так вот: Солнце в то время ещё не достигло своих нынешних размеров: оно было как крупная, переливающаяся золотым пламенем "горошина" во тьме космоса. Но, если так вспомнить, в мире были иные солнца… Припоминается мне, что до того, как меня выковали, я уже кем-то был в этой вселенной. Но кем? Одним из адской свиты? Драконом? Кем-то ещё?.. Впрочем, неважно. От той личности уже давно ничего не осталось; нам важно только то, что я стал мечом. Меня, разумеется, долго не выпускали на свет божий из Межвременной кузницы, держали то в жаре, то в холоде (испытывая на прочность, разумеется!) – но куда чаще я отдыхал, после погружения в лавовую или ледяную купель, на шёлковом полотнище, и мой клинок отражал блики огня в кузнечном горне… я видел, как создавались доспехи, – шлемы, кирасы, щиты, ятаганы и кастеты, – только не знал ещё, для кого (это теперь я понимаю, что для моих будущих хозяев, а тогда – откуда мне было это знать?) Но я не только созерцал огненные сполохи – мой дух часто воспарял за стены этого скрытого в глухом уголке преисподней помещения, и отправлялся путешествовать по Дорогам-меж-мирами. Многое я видел, но не обо всём из этого стоит рассказывать, тем более – сейчас. А потом пришёл ОН, синегубый и синеволосый демон. Почему-то я сразу понял, что он – демон. (Уж не сам ли Азазель это был?..) Проверив, остро ли моё лезвие, этот Князь тьмы повертел меня так и эдак, примериваясь, сделал несколько пробных выпадов, и сказал карликам, что породили меня: "Да. Думаю, этот сгодится. Вольно же вам было всякую дрянь до сего дня делать, если вы ТАК можете!" Что было потом, не помню. Кажется, я спал, а чьи-то руки подхватили меня, завёрнутого по-прежнему в шелка, и понесли куда-то (разумеется, туда, туда – в Большой мир). И так я начал знакомиться с Ними – теми, кто меня в дальнейшем носил. Безрассудный смельчак Артос; его названый брат – сэр Джон Нард-Ронго; Хеодульф… После смерти Альбойна Прекрасного, помнится, я служил его сестре: такой же вздорной и склонной к пафосу. Да, много их было – очень много. Проходила эпоха за эпохой, миры рушились во прах, и, наконец, ни одного не осталось. Теперь я в девятом круге Ада. Уже порядком устав от жизни, я чувствую всё же горькую тоску по временам моей молодости. Если бы нашёлся кто-нибудь, снова способный поднять меня… Если бы! Мечты, мечты… Что ж, буду мечтать – это всё, что мне осталось. Или ещё лучше: грезить. Спать, лёжа тут, в этом стеклянном ящике, и видеть цветные сны. До свиданья, мои дорогие… до свиданья" .
(Затемнение)
Последние комментарии
1 день 3 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 10 часов назад