Мотивы убивать [Рита Abies] (fb2) читать онлайн

Рита Abies Мотивы убивать

Тик-так, тик-так. Часы лучше людей.

В моей мастерской временно живут и реконструируются сотни часов со всего города, ни дня не обходится без разговоров с ними. И я, признаться, рада такому обществу. С людьми общаться бесполезно – они всегда лгут, а их ритмы, отсчитываемые тонкими механизмами – никогда.

Не знаю, может быть, где-то за стенами нашего всеми богами забытого жалкого мирка посреди скудных черных лесов у представителей рода человеческого и есть души, но здесь, похоже, искать их безнадежно. Будь моя воля, я бы повергла в хаос все находящиеся в моих руках судьбы-ритмы, поделом. Но будут страдать часы. Живые, в отличие от своих обладателей.

00:00 Внезапно за окном полностью исчезает освещение. Странно – это не поломка отдельного фонаря, в котором у светляков закончилась энергия, темнота разливается по всей улице и, по-моему, вообще по всему городу. Хорошо, что у меня собственный генератор, и можно продолжать работать.

01:00 Тик-так, тик-так, тик… тик-тик-ТИК-ТИК… Часы останавливаются одни за другими. Отсчитывают секунды в разы быстрее нужного, судорожно щелкают. Нервничают. А потом резко останавливают стрелки и затихают. Навсегда. И уже не починить, – прекращение их работы безжалостно свидетельствует о смерти владельца.

01:30 Осторожно смотрю в окно и ничего там не вижу! Мертвая улица, никакого движения или криков. Может быть, это тот самый конец света, к которому мы постоянно готовимся, и который все никак не наступит?

02:00 Часы продолжают умирать. Теперь они просто взрываются посреди ровного хода, выбрасывая наружу искореженные пружины и шестеренки с выбитыми зубцами. Не могу это видеть, страшно, страшно, страшно! Может, это сон, может, сейчас ущипну себя и проснусь?!

02:10 С инстинктом самосохранения не поспоришь, увы. Быстрее, быстрее, на второй этаж, закрыть дверь… Дрожат руки. Пара секунд… ХЛОП! Все, я в шкафу. Где Нарния, когда она так нужна, черт возьми?!

Не так давно мне впервые приснилось осознанное сновидение. Ощущение безграничных возможностей и исполнения самых безумных желаний было прекрасно, но сюжет сна оказался не столь безоблачным – передо мной стоял страшенный монстр, который явно не собирался мирно играть в шашки. Прекрасно осознавая, что могу уложить его одной левой или просто ткнуть пальцем – и он исчезнет, я избрала иной вариант спасения – убежать в дальнюю комнату и спрятаться там в шкафу. Вот он, твой идеальный план действия, Рима, молодец, так и продолжай. С – смелость и отвага.

04:00 Экипировка изучена и, увы, счет – не в мою пользу. В многочисленных карманах обнаруживается карандаш, пара печений, фонарик – Боже, неужели что-то полезное! – и часы. Часы Алистера. Они спокойно тикают, и мне становится еще страшнее от того, что это может прекратиться в любой момент.

Алистер… Единственный настоящий человек – несмотря на то, что он зомби – среди скользких тварей, нацепивших маски и всю жизнь фальшиво отыгрывающих бессмысленный спектакль. Его ритмы я особенно берегу.

05:00 Зажигаю фонарик – хоть какой-то источник света – и зажимаю его между коленями. Батарея, конечно, долго не протянет, но иначе и свихнуться недолго от этой давящей тьмы. Главное – дотянуть до утра.

07:30 От мастерской мало что осталось, такое ощущение, что по ней пробежался табун лошадей.

08:00 Тик-так. Знакомые звуки из-под обломков, сразу в нескольких местах. Часы в моем кармане в ответ начинают пульсировать. Значит, кто-то все-таки пережил эту ночь?

12:00 Снаружи все еще страшнее: почти все дома смотрят на небо выбитыми мертвыми глазами окон, улиц и дорог больше нет, все завалено и разрушено, разбитые фонари с дохлыми светлячками внутри валяются на земле. Единственными яркими пятнами на фоне всего этого серо-пыльного антуража являются брызги красного и черного цветов. Между прочим, довольно красиво.

15:00 Единственное, чего я не могу понять, так это то, как мне удалось прошляпить такую вакханалию?! Шкаф шкафом, но звуки падающих железных конструкций и звон стекла, хотя бы, я должна была услышать!

20:00 Город пуст. Вернее, не город уже – то, что от него осталось.

00:00 Часы Алистера, как и у всех зомби, ведут себя малоадекватно: отмерив полночь, стрелки сами собой откручиваются на 15 минут назад, и так по кругу, до бесконечности. Завораживающее зрелище! Как будто время таких, как он, заморозилось.

09:00 Отчаяние и паника. Никого нет! Вообще никого! Ни зомби, ни людей. Отсутствие последних, это, конечно, положительный момент, но не совсем так я себе представляла вожделенный отдых от их компании.

11:00 Что я буду делать, если встречу зомби? Не знаю. Помнится, когда-то наивно представляла себе, как протягиваю ему руку, мы знакомимся, потом сдруживаемся сильнее, вместе боремся со злом и восстанавливаем мировую справедливость…

14:00 Вдали замечаю пару Ходячих. Они выглядят и ведут себя почти как люди, даже общаются друг с другом! Только перемещаются странно – будто при каждом движении у них что-то внутри рвется или ломается.

16:00 Или дать ему себя съесть? Или позволить сделать себя зомби? В конце концов, есть ли смысл оставаться человеком, если вокруг тебя одни мертвецы?

23:00 Он находит меня сам. Хозяин тикающих у меня в кармане неправильных часов. Просто двигается мне навстречу, без малейшего намека на пафос или агрессию, будто мирно топает по своим делам. Его взгляд, вопреки моим опасениям, ясен и пронзителен. Обезумел ли он? Протягиваю ему полураскрошившееся в кармане печенье, когда-то он их поедал пачками. Усмехается. Берет кончиками сероватых пальцев. За его спиной, на расстоянии порядка сорока метров, в напряженном ожидании застывают другие Ожившие.

– Забирай всех, кто остался из людей, и топайте к Скину, – кивает, разворачивается и уходит, как всегда, не попрощавшись.

Собирать всех, спасать всех – оно мне надо? Однозначно, нет. Но Алистера я не могу ослушаться.

***

Мастер Скин соглашался со своим прозвищем ровно наполовину: своей кожи у него не было. Давным-давно он постепенно заменил ее на собственноручно выведенный аналог – постоянно циркулирующую вязкую субстанцию, которая обеспечивала своевременное обновление клеток тела, меняла свою структуру в случае сбоев в организме и выступала таким образом неким индикатором, а помимо всего прочего являлась превосходной защитой от, как минимум, проникающего ножевого ранения. Можно сказать, что Скин обрел бессмертие.

Поневоле отшельничающий ученый с крамольными по мнению большинства жителей города идеями, он с относительным комфортом устроился в невысокой полуразрушенной башне, что венчала отсеченный от города полосой кладбища мрачный Безумный холм. Местность позволяла проводить разной степени этичности эксперименты без опасности для людей и одновременно поддерживать тесные контакты с зомби. Условно он подразделял их на философов и неразумных. И если вторые представляли собой классический образ не одаренного сознанием трупа и встречались крайне редко, то с первыми ученый охотно общался, изучал их своеобразную «культуру», даже завел несколько друзей. Зомби, что философы, что неразумные, в большинстве своем демонстрировали стремление обособиться от людей и не вторгаться на их территорию, после долгих лет исследований Скин мог с уверенностью сказать, что их ключевая позиция – «Лишь бы не трогали».

Почти как люди – некоторые даже предпочитали обычные дома подземным склепам – они активно и весьма продуктивно коммуницировали между собой, заводили и воспитывали маленьких зомбят, играли в шахматы и периодически сдерживали особо разбушевавшихся неразумных.

Но и эта слаженная система не была застрахована от сбоев, Мастер застал один такой – внезапное, как по щелчку или резкому переключению рубильника, помешательство половины популяции Оживших. Они нападали на людей и друг на друга, в исступлении грызли корни деревьев, разрушали собственные дома и яростно разворашивали могилы, при этом те, кого безумие не затронуло, продолжали мирно существовать, как ни в чем не бывало. Это будоражило деятельный разум Скина и никак не давало ему покоя.

«Выяснить бы причину, – думал он, лихорадочно измельчая ингредиенты для очередного снадобья в ступке. – И жить стало бы намного – нет, может, не проще, но понятнее уж наверняка»

Но причина столь резкого изменения поведения зомби на протяжение многих лет так и оставалась невыясненной. Функциональных изменений в остатках их мозгов Скин не обнаружил, магнитных аномалий и редких астрономических явлений в тот день тоже не было, сами зомби на вопрос о том, а что, собственно, им взбрело в голову, и какие боги нашептали, разводили руками и утверждали, что ничего не помнят. В тот раз зомбипокалипсис привел к сокращению численности и без того небольшого человеческого населения вдвое, чем все закончится сейчас, Скин мог только гадать. Его самого эта волна бешенства не затронула – может быть, сказались старые знакомства, а, может, химические меры защиты башни, на всякий случай им предпринятые.

Он уже забыл, как общаться с живыми. И сейчас, глядя на них, напуганных и раненых, внезапно обретших безопасность в доме ими же провозглашенного безумца, Скин ощутил призрачную надежду.

«Может быть, сейчас получится хоть в ком-то увидеть союзников? Или хотя бы не увидеть врагов»

Мужчина вышел в центр комнаты и обратился ко всем присутствующим:

– Выжившие! Я рад предоставить вам свое скромное жилище в качестве временного укрытия во время нашествия Оживших и надеюсь, что в скором времени все вы сможете спокойно отправиться по своим домам.

Скин деликатно кашлянул.

– Но я вынужден озвучить вам некоторые правила пребывания на территории моего дома-лаборатории. По сути, правило всего одно, но если вы с ним не согласны, прошу не накалять обстановку и покинуть башню.

Итак. Я ученый, и ученый, отчасти специализирующийся как раз таки на Оживших. Я провожу эксперименты. Я общаюсь с восставшими. Да, даже сейчас. И я, несмотря ни на что, буду продолжать свою деятельность. По территории холма гуляют мертвецы – они будут тут гулять, это их территория. Отгонять или, еще хуже, убивать их без видимой причины, но только лишь из-за ваших страхов я не буду. Зомби иногда приходят ко мне в гости – и они будут приходить, потому что я их зову. В лаборатории постоянно что-то взрывается, кипит, странно пахнет, и вообще она у меня живет своей жизнью – и она будет ею жить. Даже если вам это не нравится.

Если вы, уважаемые горожане, готовы принять меня и мой дом без каких-либо изменений и возмущений, то милости прошу, если нет – дверь вон там.

Несколько крупных детин самого устрашающего вида синхронно плюнули себе под ноги и, набычившись и бурча что-то про «некрофила проклятого», ушли.

– Хорошо, – кивнул Скин, окинув присутствующих взглядом. – Надеюсь на вашу адекватность и понимание. Во избежание неприятных ситуаций постарайтесь со встреченными зомби в контакт не вступать, если все-таки это произошло, то, умоляю вас, никакой агрессии, это может спровоцировать вспышку ярости. Как бы вам ни было страшно и неприятно, общайтесь с ними, как с живыми людьми – вежливо и в меру ваших возможностей доброжелательно.

– Простите, – в гуще толпы осторожно подняла руку маленькая девочка. – Мистер Ученый, а вот вы сказали, что разбираетесь в зомбиках, а вы знаете, что с ними произошло? Почему они все напали на нас?

– К сожалению, не знаю, дитя. Я бьюсь над этой загадкой со времен Первого восстания и пока так ни к чему и не пришел. Но, – он поднял палец. – Не все так плохо. В настоящее время я разрабатываю средство, которое позволит лечить недавно укушенных, не позволяя им превратиться в неразумных зомби. Поэтому надежда хотя бы выжить есть. А еще есть потребность в добровольцах и помощниках, так что если у кого-то будет желание поспособствовать какому-то движению науки– милости прошу ко мне, на второй этаж, в лабораторию.

Оратор внимательно вглядывался в лица аудитории. Он боялся, что большая часть людей не разделит его порыва исследовать умертвий в рамках морали и хорошо если обойдется простым недовольством, а то еще, чего доброго, морду коллективно набьют. И он понимал их: когда все, что было тебе дорого, исчезает в пасти живого трупа, хочется идти и мстить, идти и убивать. Но проблемы это не решит: чтобы добраться до источника, нужно исследовать.

Осуждения не было. По крайней мере, явного. В глазах читалось лишь понимание и научный интерес. Люди знали, к кому они пришли.

Он усмехнулся. Искусственная вязкая кожа начала мерцать зеленоватым – первый признак обезвоживания и усталости.

– В таком случае, обустраивайтесь. Но сначала… Кто хочет чаю?

***

В кухне витал запах свежеприготовленных червей.

– Алистер, Мика! Все готово, идите ужинать.

– Все, дочь, заканчиваем игру, – пропыхтел я, аккуратно снимая Мику со своей шеи. Любимая дочкина забава – «лошадка», в роли оной лошадки – любимый папа.

– Фу, я не хочу червей! – сморщила носик Мика. – Можно мне лучше то сладкое сердечко?

– Милая, это сердечко мне папа подарил, скушай лучше мозг, – улыбнулась супруга.

– Ну ма-а-ма-а!

– Шшшш! Мика, не спорь! – шутливо погрозила пальцем Норан. – Сначала – питательные червячки, а потом уже сердце, мозг и другие внутренности.

*

Мы сидим с Норан на крыше склепа и смотрим на звезды. Точнее, она смотрит на звезды, а я – на нее. Более двухсот лет мы живем вместе, а я все не могу налюбоваться на ее тонкий профиль и слегка курносый носик, ее торчащие ежиком рыжеватые волосы и карие, с зелеными искорками, глаза.

Она любит запах хвои, долгие вечерние беседы – и чтобы обязательно был чай с васильками, хрустеть суставами и хихикать, глядя на мое перекошенное лицо. Во сне она неизменно сворачивается в трогательный клубочек, а c утра не может распутаться и забавно злится. Еще обожает укутываться в одеяло на манер личинки и в таком положении читать.

И терпеть не может, когда земля с червей скрипит на зубах.

– Мика уснула?

– Да, моментально, даже мозг свой не доела – так и обнимает его во сне, – засмеялась Норан и доверительно положила мне голову на плечо. – Алистер, спасибо, замечательный подарок. Давно мечтала попробовать засахаренного кролика.

– Все для тебя, родная, – с наслаждением зарылся супруге в волосы. Обожаю: они пахнут лавандой.

– Ну Алистер! – шутливо отпихнула меня Норан. – Я прическу час делала, а ты все испортил!

– Не хочу тебя обидеть, но что можно укладывать так долго из ежистых колючек?

– Да ну тебя! – внезапно подняла голову с плеча и прислушалась. – Младший проснулся, сейчас вернусь.

До сих пор не могу понять, как ей удается услышать плач новорожденного зомбенка за секунду до его пробуждения, ответить на еще не заданный вопрос Мики и с лету понять, что я сегодня настроен говорить об античной философии? Женская интуиция, не иначе.

– Любовь, глупый, – всегда отвечает Норан на это невысказанное предположение и щелкает меня по носу.

И, да, у нас, Оживших, могут появляться дети, вполне себе живо- простите, мертворожденным путем – почти как у людей. С той небольшой разницей, что вынашивать потомство до его появления на свет приходится мужчине.

Вообще, это довольно сложный, но забавный процесс: результатом соития пары зомби становится небольшая кладка м-м-м… яиц? Которые затем любовно помещаются… в кожную складку на спине избранника. Наподобие кармана кенгуру, я знаю, это всеобщая ассоциация.

И все – живите с этим. Год, минимум. Как раз есть время совместными усилиями обустроить дом и подготовиться к появлению потомства. Что, как спать? Да спите, как хотите, только не на спине. И не на боку. Нет, лучше вообще не спите.

Я в подробностях описал сие мероприятие Скину. Он был очень доволен, исписал и изрисовал весь блокнот и ушел с твердым намерением написать научный трактат. Так что, если он когда-нибудь попадет вам в руки и вызовет вопросы, можете смело приходить на Безумный холм и задавать их самому автору.

Когда зомбенок решит, что уже вырос, и пора бы перестать наглеть в отцовской спине, он прогрызает себе выход. Ага, зубами. А через три месяца наступает самое интересное.

– Он окукливается! – с радостным криком приземлилась рядом со мной Норан. – Я боялась, у него возникнут с этим сложности, потому что маленькому нужен полный покой, а его постоянно теребила Мика.

Я не дал ей договорить и молча обнял. Через месяц зомбик выберется из своего кокона, и начнется веселье. Снова будут крики, смех, наказания с отбиранием любимых игрушек, уговоры поесть «питательных червячков» и много чего еще.

Это – счастье?…

***

Ритмы – такая странная вещь. Необъяснимая словами, я бы сказала. Ну или у меня просто их недостаточное количество в запасе.

У каждого жителя города есть часы, которые показывают не только время, но и ритм своего хозяина. Некоторые предпочитают все время носить их в нагрудном кармане или прятать дома под подушку, но большинство отдает на хранение мне: в моей мастерской они в безопасности и хорошей компании друг друга, я тщательно слежу за состоянием механизмов и своевременно их ремонтирую. У меня часам хорошо, не все в это верят, но все это знают.

Они выдаются каждому при рождении вместе с пеленками, как само собой разумеющееся. Насколько мне известно, это Скин много лет назад ввел их в обиход – тогда же он написал работу о ритмах, назвав их «непроизвольными волновыми колебаниями неясной этимологии, производимыми ментальной, ауральной и физиологической составляющими человека» Он отслеживал – и продолжает это делать до сих пор – ритмические изменения, а часы служат ему своеобразными передатчиками этой информации. Скин вообще много чего странного изучает и отслеживает.

Только раньше он использовал чисто механические показатели – изменение скорости стрелок, их расщепление, равномерность тиканья и так далее. Ну а потом появилась я, и теперь Мастеру больше нужно самому снимать все показатели и наугад анализировать их.

Я чувствую, слышу ритмы. Прикасаюсь к часам, и как будто меня невидимыми нитями связывает с их обладателем. Нельзя уловить конкретные события или мысли, но эмоциональный окрас чужих мыслей, чувств, намерений накрывает меня свинцовым одеялом. Что самое интересное – и одновременно мерзкое и пугающее – возможно уловить отголоски существующих ритмов в недалеком прошлом или будущем – только секретные шестеренки нужно правильно и аккуратно выставить. Раньше мне нравилось так играться, но потом, пару раз заглянув, куда не следовало, и увидев истинные червоточащие натуры людей, я зареклась это делать.

В моих руках побывали практически все существующие в этом городе часовые механизмы, я внимательно слушала ритмы их обладателей. И ненавидела все сильнее.

Практически каждый человек прогнил и очервивел изнутри чуть ли не сильнее всего зомбиного общества.

Мои часы сломались во время падения на каменистую мостовую, когда соседские дети в очередной раз избрали меня идеальной жертвой избиения – я же никогда не могла ответить. А вокруг ходили люди. Прятали глаза. И ничего не делали. Каждый день одно и то же.

Рука помощи принадлежала нелюдю, мертвецу. Алистеру. И я с благодарностью ухватилась за нее. Эта рука – вместе со своим обладателем, естественно – с тех пор была рядом со мной. Гладила по голове, трясла за плечи в минуты истерик, подталкивала к действию – во всех смыслах. Именно она открыла мне дверь в башню Скина.

Я утратила свои часы. И возникновение связи со всеми остальными считаю своеобразным искуплением.

***

Самое главное – убедить себя в правомерности своих же действий.

Рима появилась в лаборатории Скина намного позже назначенного времени – полчаса она не могла сдвинуться с места, доказывая внутреннему «Я», что имеет право войти.

– Вы звали меня?

Мастер, казалось, не заметил девушку. Он лихорадочно расхаживал из угла в угол, что-то без конца бормотал себе под нос и периодически воздевал руки к небу.

– В чем наша основная проблема? – внезапно вопросил он.

Рима промолчала, она давно поняла – в моменты, когда Скин в научном экстазе действительно напоминал сумасшедшего, можно не отвечать на его вопросы. Ведь за ними незамедлительно последуют ответы.

– Наша главная проблема в том, – торжествующе провозгласил ученый. – Что мы не прислушиваемся к народным приметам!

И не смотри на меня так! Наш город – идеальная приманка для сошедших с ума мертвецов. Из-за чего? Да из-за того, что рядом с ним нет никаких водоемов, все в гуще лесов! Само его основание идет вразрез с одной из вековых примет: "Дабы не встретить смерть мучительную в лапах умертвий неупокоенных, построй дом свой от воды близко, ибо мертвецы воды стоячей пуще огня сторонятся".

– Но это ведь всего лишь примета, суеверие.

– Все суеверия на чем-то основаны, – назидательно поднял палец Скин. – И почти каждое из них можно объяснить научно. Кого больше всего боятся Ожившие? Кто является причиной их естественной повторной смерти?

– Глоссы? – содрогнулась Рима.

– Именно! От укусов этих мерзких маленьких мух окончательно упокоилось немало тех, кто рискнул сунуться на водоем, который они облюбовали.

Но смерть несут не сами глоссы, – продолжал он. – А переносимые ими трипы – микроорганизмы, для которых основным деликатесом является трупный яд в венах Воскресших.

Мне удалось добыть трипов и рассмотреть их. Девочка, они прекрасны, такие грациозные! И кровожадные. Попав в кровь Ожившего, трипы начинают активно делиться и пожирать кровяные элементы. Они не успокоятся, пока не съедят своего «хозяина» изнутри полностью.

Если трипозного зомби кусает глосс, то сытые трипы, попав в насекомое, проходят несколько фаз перерождения в нем, и новые особи снова готовы атаковать. Безумная выдумка природы: даже для зомби у нее найдется оружие.

– Прекрасно, но как можно использовать это для людей? Напускать на них глоссов, что ли?

– Почти, мой сообразительный друг! Нужно уменьшить число промежуточных звеньев, и вводить в кровь самих трипов. Если человек был заражен недавно, то они выедят трупный яд и погибнут за неимением пищи.

Рима уже догадывалась, что за этим последует, и точно:

– Ближайший водоем с глоссами находится в тридцати милях от города. Чтобы раздобыть мух, необходимо добраться до лесного озера и обратно через толпу обезумевших зомби, и как можно скорее. Я хочу доверить это дело тебе. Алистер бы со мной согласился, он очень ценил тебя.

– Я не понимаю! Вам эта идея явно не вчера пришла в голову, почему же вы заранее не изготовили вакцину?

– Изготовил, – тихо ответил Скин. – Несколько лет назад, и она действительно работала, но ее побочные эффекты… Пациенты не становились зомби, но теряли рассудок и умирали в страшных мучениях, разрывая собственную плоть. Незараженные, которым я давал сие снадобье в качестве профилактики, тоже умирали, правда, намного спокойнее – они просто навсегда засыпали. Тогда я решил до последнего не использовать его, пока не доработаю, как следует, и к настоящему моменту, кажется, понял, как сделать сыворотку относительно безопасной. Более того – теперь ее не обязательно вводить прямо в кровь – можно и перорально. Но для окончания фазы эксперимента мне нужны глоссы. Ты согласна помочь?

*

Кладку яиц Рима заметила почти сразу: будто белое облако, уютно примостившееся на поваленном бревне. Как говорил Скин, обычно глоссы оставляют одну кладку с тысячами яиц, Риме надлежало взять только часть из них.

Она уставилась на воздушную "вату" остекленевшими глазами. В этой "вате", возможно, кроется спасение человечества или, по меньшей мере, предотвращение его полного вымирания. А нужно ли это человечество?

Рима вспомнила свою уютно тикающую мастерскую, вспомнила Алистера, его слегка вытаращенные глаза и открытую улыбку, мерное дыхание спящей подруги, тихий гул ночных сверчков.

Вспомнила она и презрение в глазах прохожих, клеймо странной, которое тащилось за ней с детства, ненавистные крики детей, глаза насильника, с которым ей не повезло встретиться на освещенной солнцем улице, вспомнила собственное отражение в зеркале.

Алистер всегда говорил, что ее любовь к часам нездорова, и сама ткань времени рано или поздно полностью поглотит человеческую сущность. Может, и так, может, и так, так-так, тик-так.

Тик-так. Часы лучше людей. Только часов больше нет. А вата прекрасно горит.

*

Самое главное – убедить себя в правомерности своих же действий.

Рима появилась в лаборатории Скина намного позже назначенного времени – полчаса она не могла сдвинуться с места, доказывая внутреннему «Я», что имеет право войти.

Поднявшись по крепкой деревянной лестнице к кабинету ученого, она осторожно приоткрыла дверь.

– Простите, Мастер, – сказала девушка, глядя Скину прямо в глаза. – На озере не было глоссов.

***

Взрослые зомби предпочитают черный кофе. И круассаны с шоколадом внутри.

Удобно устроившись в самом углу маленькой кухни, Норан и Алистер неспешно попивали васильковый чай, закусывая крохотными витками шоколадной стружки, за неимением большего.

– Давай помечтаем, – вдруг предложила Норан. – Давай представим, что нет всего этого ужаса, грязи, крови и страха, а мы спокойно живем в открытую среди людей.

– Это, без сомнения, было бы замечательно, – аккуратно согласился Алистер. – Но это утопия, как и пресловутый «мир во всем мире».

– Но почему?

– Потому что мы от людей отличаемся разительно, как ни крути, а они не любят выделяющихся. Равенством тут и не пахнет, уж прости, это будет как третий пол: «мужчина, женщина, зомби». Есть дискриминация расово-половая, а будет еще и «зомби-не-зомби», а то еще и по степени разложения.

– Ты безбожный скептик, – она отпила немного чая из чашки с незабудками. – Человечество же эволюционирует. Я думаю, рано или поздно оно избавится от этих архаичных идей.

– А ты – безнадежный романтик. Хорошо, допустим, нас приняли с распростертыми объятиями. Нет предрассудков, человек зомби друг, товарищ и брат.

Как новым членам социума, нам нужна будет работа, и вот тут – хо-хо! – думаешь, нам позволят занять какие-то нормальные должности? Оживших обеспечат самой тяжелой деятельностью, вроде работы в шахтах. Придавит камнем, руку взрывом оторвет – ничего, обратно пришьется. А потом дойдет до абсурда: это ж зомби, что ему будет, он ничего не чувствует.

Нет, Норан, нам нельзя жить вместе с людьми – нам же хуже. Они боятся нас – и это понятно. Чтобы принять воскресших, прости, мертвецов, которые еще и периодически не контролируют себя в вопросах куся, им нужно преодолеть серьезные внутренние барьеры.

– Допустим, преодолели! – упрямо тряхнула головой Норан. – А если это будут две отдельные цивилизации: людей и нас? Мы не будем вмешиваться в дела друг друга, не будем воевать, а, наоборот, станем осторожно налаживать контакты, изучать культуру. Ходячие ведь тоже о живых мало что знают.

– Хм, а вот это вполне может быть, – задумался Алистер. – Если воспринимать друг друга, как два разных самостоятельных вида, но постоянно обмениваться информацией, то вполне может получиться мирно сосуществовать.

– Только подумай! – возбужденно заговорила Норан. – Мы же сами строим свою жизнь, и будет здорово, если рано или поздно сотворим, как в той книжке, «дивный новый мир»! Мы можем устраивать массовые чаепития с людьми, проводить взаимные экскурсии, помогать, да, даже в шахтах, но добровольно, а не по чьей-то указке, как ты говоришь.

– Норан, если ты внимательно читала Хаксли, то должна была заметить, что его мир не так уж идеален.

– Да знаю я, – отмахнулась она. – Это уворованная метафора, только и всего. Ну дай пофантазировать спокойно! Я думаю, чисто теоретически, мы можем достичь этой гармонии. Если живые поймут, что мы не собираемся посягать на их жизнь, свободу и личное пространство, то охотнее пойдут на контакт.

– А дети? Им же нужно свежее мясо, они могут действительно представлять опасность.

– За детьми будем тщательно следить, – упрямо тряхнула головой Норан. – В конце концов, их не заводят не готовые к ответственности несознательные личности.

Ну вот представь: ты открываешь сейчас дверь, а там – никакого голода, страданий и т.д., и т.п. Алистер, за вот этой деревянной дверью – тот самый дивный новый мир!

– Ага, – хмыкнул Алистер, выглядывая на улицу. На расстоянии десяти метров двое детин сладострастно откручивали случайному зомби голову и конечности. просто так, для профилактики. Просто потому, что он шел мимо, а им захотелось. – Дивный новый мир, в котором обитают такие люди.

***

Оказывается, массовое помешательство Оживших – не самая большая проблема. Основную опасность для себя каждый осознал только теперь, когда на исходе были все пищевые ресурсы, и твой друг-сокомандник так странно поглядывает…

Когда Скин объявил о всеобщем сборе, даже прежде избегавшие его башню, теперь с надеждой потянулись туда.

– У меня для вас две новости! – начал Мастер, когда все расселись. – По традиции: хорошая и плохая. С какой начать?

– Хватит с нас плохих новостей, давай хорошую! – крикнул кто-то.

– Хорошо, – кивнул глаголящий. – Не стану ходить вокруг да около, все мы прекрасно видим, что вот-вот уподобимся зомби в своем стремлении заполучить кусок мяса. Так вот: я нашел способ искусственно синтезировать его… – дальнейшие слова потонули во всеобщем ликующем ропоте.

Когда шум немного поутих, Скин продолжил:

– Мне жаль портить вам настроение, но вы забыли о плохой новости.

Я пытался воссоздать в лабораторных условиях не только мясо, но и растительную пищу, и просто питательный гомогенат вроде тофу, и много чего еще. Мясо оказалось наиболее легко и быстро воспроизводимым продуктом. Но для его изготовления мне нужен один ингредиент. Особый ингредиент.

Нужна мышечная ткань. От живого на момент ее взятия существа. Мне подошел бы любой зверь или птица, но я не смог найти ни единого экземпляра – все были вами съедены и успешно переварены. Поэтому биоматериал придется брать от человека.

Начался ад. Если до этого в воздухе витала надежда, то теперь там запахло жареным. Гневные вопли и угрозы смешались в единую сумасшедшую какофонию, и Шляпнику удавалось вычленить лишь немного реплик.

– И какая тогда разница! – истерично кричали в толпе. – Живого убить и пожрать или кусочки от него отрезать. Все едино: каннибализм!

– Так первым способом еще и гуманнее, глядишь, будет!

– Не будем вечными донорами!

– Прошу всех успокоиться! – возопил Скин. – Ткани мне нужно совсем немного, это разовая процедура, вам не нужно становится постоянным донором – это во-первых! А во-вторых, конечно же, полученный биоматериал не будет использоваться непосредственно для еды!

– Зачем он тогда нужен?!

– Для считывания структуры волокон моими машинами. И воссозданию этой структуры.

– То есть, в итоге все равно получится кусок человеческого мяса! И мы должны будем это есть?! Это отвратительно!

– Господи, – Скин измученно закрыл лицо руками. По его телу распространилось красноватое сияние – свидетельство резкого возрастания в крови норадреналина из-за сильного раздражения. –Никто. Не заставляет. Вас. Принимать. Эту пищу. – В голосе появился металл. Безобидный свихнутый ученый вдруг стал страшен в своем негодовании. – Друзья, я не понимаю вас! Вы противоречите сами себе: согласны убивать друг друга ради куска, но предложенную, почти бескровную, альтернативу яростно отвергаете! Вы правда думаете, что вынужденное питание синтезированным якобы человеческим мясом более отвратительно, чем, как вы выразились, "пожирание живого"? Что человек – это только мясо, и ничего больше? Если вы действительно так думаете, то мне вас искренне жаль!

Он резко развернулся на каблуках и унесся на второй этаж.

*

Тогда, во время первого зомбипокалипсиса перед оставшимися людьми тоже стояла дилемма: выживать зверем или умереть человеком. Эти коллективные муки выбора Скин запомнил навсегда.

«Времена другие, а проблема одна» – с тоской подумал он.

Пошли ли они в прошлый раз по пути нравственности? И да, и нет. Не у всех моральные принципы и сила воли высоки, без нападений, конечно, не обошлось. Другое дело, далеко не все стычки логично завершились собственно актом каннибализма.

«Конечно! – самодовольно думал он тогда. – Если у тебя духу не хватает, чтобы не начать превращаться в нелюдя, алкающего мяса, то и завершить этот процесс кишка тонка!»

Сейчас, сидя в своем кабинете, откинув голову назад под таким углом, что пейзаж за окном виделся перевернутым, он понимал, что те нападения, были, скорее, способом выражения отчаяния, нежели предполагали «завершение процесса". И то, что произошло несколько минут назад, это тоже было просто отчаяние.

В прошлый раз люди не выдержали этого отчаяния, собрались единой кучей и ушли в леса. До них внезапно дошло, что они за все это время за стены города не выходили ни разу. А там – природа-матушка, которая только и ждет, когда же ее неразумные дети про нее вспомнят. Вот они и вспомнили, странно, что не поздно.

Он пошел с ними, хоть и не боялся зомби – помогал адаптироваться к жизни на природе. Отличное было времечко! Все так привыкли к своим каменным клеткам, что не хотят их покидать, даже когда они открыты.

А в лесу можно глубоко дышать. Там есть вода – дополнительная защита от умертвий. Есть грибы, ягоды, орехи… И кров легко найти или построить самому. Есть, конечно, и законы. В отличие от человеческих, они имеют силу, придерживаться их нужно неукоснительно, ибо лес не прощает нарушителей.

Жаль, сейчас нет такой возможности – кругом пустырь, трава выше одного сантиметра не растет. Все уничтожили, выжгли сменяющиеся поколения. Да и согласились бы они? Если даже «скопированное» с человеческого мясо есть не могут, пошли бы они на куда более опасную авантюру?

«Проблема одна, а люди – другие»

В дверь осторожно постучали. Он сразу узнал эту манеру здороваться.

– Входи, Рима!

– Скин, – девушка неуверенно переминалась с ноги на ногу, но взгляд ее был решителен. – Я хотела бы поделиться своим биоматериалом. Скажешь им, что поймал крысу. Или свинью.

***

– Скин, – Алистер прислонился спиной к стене, скрестив руки на груди. – Что ты скажешь мне о Риме?

– Да как – что? – ученый пожал плечами и налил себе еще чая. – Смышленая девчонка, все требуемое от нее выполняет.

– Она становится одержимой своими часами, неужто не заметил? Да не ври. Эта зависимость от ритмов слишком нездорова, чтобы ее и дальше игнорировать. Кроме того, немотивированная агрессия усиливается.

– Усиление агрессии? Не фиксировал такого, признаюсь, при мне она всегда держит себя в руках, расскажи подробнее. Нет, подожди, дай угадаю – люди?

– Люди. Это перешло уже в фазу холодной ненависти. Мне кажется, еще чуть-чуть – и она готова будет идти собственноручно их убивать. Причем ее саму пугает такой негатив без видимых на то причин, и от этого Римка переживает и злится еще сильнее. Подожди, ты что, записываешь за мной?!

Скин, оторвавшись от строчения в блокноте, быстро и сердито взглянул на собеседника.

– Ну естественно! Ведь тут каждую мелочь надо учитывать для дальнейшей модификации препарата, это важно.

– Рима – вот что важно, а не твои препараты! Признавайся: ты знал о таких побочных эффектах? Почему это с ней происходит, она раньше такая жизнерадостная была, а теперь знай себе твердит под нос: «ритмы, часы, ненавижу людей»

– Естественно, – пожал плечами Скин. – Я же сделал из нее, по сути, хранительницу ритмов. Это тонкие материи, дабы как следует понимать их, ей нужно отречься от всего остального, что мешает сосредоточиться, в частности – от ритмических обладателей. Ну а сопровождение трансформации сознания агрессией – процесс, действительно, побочный. Вероятно, это проявление индивидуальных свойств – у Римы, судя по всему, пробудились и усилились какие-то детские неприятные воспоминания, нынешние страхи, предрассудки – все это сейчас гиперболизировано и способствует более яростному отречению. Сама суть ее существования меняется, а тебя смущает усиление раздражительности?

– Экспериментатор хренов! И даже в нос ведь тебе не дашь – без толку, псевдокожа защитит, – Алистер с силой сжал руки в кулаки.

– Да, – Скин погладил себя по щеке. – Удачное изобретение, надо патентовать. А теперь серьезно – моральные нормы и этические рамки стерты для меня уже очень давно, ты знаешь. Я просто исследователь, и действую беспристрастно. Если мне понадобится в целях получения результата кого-то убить – что ж, иногда жизнь коротка, так бывает. Сострадание, чувство вины, любовь – я давно забыл, что это, отшельничество хорошо вычищает эмоции, знаешь ли. Существует только научный интерес.

А кроме того, Алистер, не потому ли ты так злишься, что сам привел ее ко мне?

– Я хотел помочь, – буркнул зомби, глядя себе под ноги. – Она искала работу, а ты – помощника. Помощника, Скин, а не объект для исследований!

– И она помогает! И очень хорошо справляется со своей задачей. Друг мой, я же не просто так выдернул первого попавшегося подростка из толпы и усадил его к часам, ты не представляешь, сколько я их пересмотрел, сколько перепробовал – ни один не вписывался так хорошо. Как скрупулезно мы готовили ее к трансформации, вспомни. Изначально это и для тебя был просто интересный эксперимент, кто ж знал, что внезапно прорежутся отеческие чувства к подопечной?

Рима – не случайный выбор. Она наконец-то нашла свое место, сама ткань времени обнимает ее.

– Главное, чтобы не задушила.

***

Бум! Дзынь-дзынь-дзынь! Шмяк!

Подобные звуковые эффекты в лаборатории Скина обычно сопровождают либо провал, либо триумф. В первом случае еще доносятся проклятья.

Я осторожно приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Меня тут же схватили и закружили в вальсе.

– Радость моя, – напевал Скин. – Я создал, я сделал, у меня получилось!

Мне наконец удалось вырваться из его объятий. Потирая замотанное раздраконенное плечо, я отступила в дальний угол. На всякий случай.

– Теперь, по крайней мере, голодная смерть нам не грозит. Прекрасное вышло мясо, и не скажешь, что искусственно синтезированное: какой цвет, какая идеальная волокнистость, а запах – мммм! Вот, посмотри, понюхай! – он подлетел ко мне и стал совать в лицо металлическую кювету, наполненную фаршем.

– Фу, Скин, убери это, меня вырвет сейчас!

Прекрасно понимаю, что лежащее в кювете, формально, не мое, но фактически оно – от меня. И сей факт не добавляет аппетита.

– Ну и зря, – он как будто бы даже обиделся. – Я рассчитывал на гораздо менее позитивный результат. Самое главное – это скорость синтеза! За час, девочка моя, за час я изготовил несколько десятков килограммов. Настало время готовки!

Он отставил кювету, ухватился обеими руками за надежно закрытый здоровенный жбан и, страдальчески согнувшись под его тяжестью, направился к выходу.

– Я займусь кулинарией, – донеслось до меня уже из коридора. – Это не требует отлагательств, ибо народ жаждет и алкает. А ты, будь добра, приберись тут.

Ничего нового. Раньше подобная эксплуатация вызвала бы очередной виток ненависти, но сегодня я очень рада внезапному шансу порыться в Скиновских закромах.

Руки привычно возвращали на полки сброшенные инструменты, протирали рассыпавшиеся порошки и пролитые суспензии, подметали осколки колб. Мне не впервой ликвидировать последствия очередного всплеска ученого восторга или печали, это дало мне некое понимание того, как тут, где и зачем лежит – у Скина была своя логика размещения. Вот, например, этот шкаф мне без надобности, там только кислоты, щелочи и волосы с трупов. На полках тоже нет ничего интересного – инструменты, горки ногтей, какая-то шевелящаяся желеобразная масса, колбы.

Я в отчаянии закусила губу. Осталось каким-то образом осмотреть около двадцати под завязку забитых стеллажей, примерно столько же ящиков и коробок, и это если опустить рабочий стол и всякие потайные закрома под потолком.

Где же? Где же ты? На месте Скина я хранила бы тебя в «матрешке» из сундуков, каждый из которых был бы заперт на три амбарных замка. Во избежание нашествия всяких любопытных Рим.

«Если хочешь что-то спрятать – положи на самое видное место» – внезапно всплыло в голове. Любимое, и никогда не нарушаемое правило Скина.

– На самом видном, на видном месте, где же, – бубнила себе под нос, осматривая его письменный стол. – Подождите, ну конечно!

Прямо над столом в качестве декора пару лет назад Скин прибил олений череп. Декор оказался весьма функциональным: на рогах теперь все время что-нибудь висело, из глазниц торчали писчие принадлежности, а в ноздри мужчина обожал засовывать свернутые в свитки рецепты.

Прости меня, олений череп, мне пришлось выломать тебе пару зубов, чтобы вытащить зажатый между ними крохотный пузырек. «Anti-zombie serum»

– Скииин! Я все убрала, помочь тебе на кухне?

*

Было вкусно. Внезапно. Похоже на кроличье мясо.

Люди вокруг тоже были довольны. Еще недавно вопившие о неэтичности поедания пищи на основе человеческой «матрицы», сейчас они с радостью за обе щеки уписывают ее. Правда, Скин на вопрос о доноре ответил что-то о последней, случайно выжившей лабораторной мыши, но исключительно здоровой, жирной и наваристой.

– А знаете, кто обнаружил эту мышь, принес мне и тем самым обеспечил нас всех едой? Кого надо благодарить? Риму! – торжественно провозгласил Скин, отсалютовав мне тарелкой. По его коже пробежала еле заметная рябь. Не заметил?

Мне вяло поулюлюкали, махнули кулаками, дескать, вперед, боец, и воцарилось сосредоточенное жевание.

– Ну что ж, после вкусного обеда, по закону Архимеда, полагается поспать, – зевнул суровый рыжебородый лесоруб. Раздалось согласное сонное гудение.

– Подождите, всем спать нельзя! – всполошился Скин. – Башня защищена, но все может внезапно пойти не так, нужны бодрствующие и бдящие, эй, просыпайтесь! Вы что, издеваетесь?

Он перебегал от одного жителя к другому, тормошил их, поливал водой, насильно пытался открыть глаза – бесполезно. Живые остатки города все, как один, крепко спали.

– Да что же это, – в растерянности повернулся ко мне ученый. И только тут заметил уже очевидное волнение кожи. рябь превратилась в бурлящий и пузырящийся шторм.

Он медленно осел на пол. Взглянул мне в глаза.

– Реакция отравления… Ты нашла… Сыворотку?

Я кивнула.

– Меня… моим же изобретением, – он из последних сил изобразил некое подобие улыбки. – Не разочаровала… Ученик… превзошел… учителя…

Кожа Скина подернулась мутной белой пленкой. Я дотронулась до нее – вязкое вещество отвердело. Навсегда.

Знаете, кто вас обеспечил отличным мертвым сном? Кого надо благодарить? Риму!

***

Чувство вины и жажда мести – одни из самых главных двигателей человеческой деградации.

Когда я сжигала глоссиную кладку, мною двигали эгоизм и обида. Яосознанно лишила пострадавших от укуса зомби людей надежды на излечение. Это была очистка мира от паразитов.

Но потом, после далеко не символического акта сожжения надежды, ноги сами понесли меня домой. Многие выжили, может быть, и их часы смогли сохраниться. Мне хотелось еще раз дотронуться до них, это успокаивало.

И, да, несколько экземпляров все-таки спаслись и продолжали спокойно делать свою работу, отмеряя секунды. Мне стало любопытно, как изменились ритмы людей после всего произошедшего, но еще больше почему-то волновали их дальнейшие колебания.

Я наугад взяла один из сохранившихся атрибутов времени, отодвинула заднюю крышку, повернула маленькую, незаметную несведущим, шестеренку, переводя прибор в «режим будущего», и тут же с криком выронила его. Меня буквально обожгло неистовым пламенем отчаяния и страха, которое внезапно обрывалось на тонкой, жутко звенящей ноте. То же самое с другим ритмом, и с третьим, и с шестым. Всех их обладателей ждала мучительная гибель в ближайшее время. Страшная настолько, что даже я при всей своей непереносимости людей никому бы такого не пожелала.

И я решила спасти их всех. По-своему.

И вот передо мной – комната, полная навеки уснувших. Не самый плохой конец, по-моему. Тем более, что одна – моя – доза Скинового зелья зажата в кулаке. Вина отчасти искуплена, месть свершилась. Пора останавливать и собственный ритм.

Сзади раздался стук и деликатное покашливание. Алистер.

Вы когда-нибудь видели плачущего зомби?

– Не знаю, проклинать тебя или благодарить, – сказал он, безумно улыбаясь сквозь слезы. – Одним и тем же поступком ты погубила город и спасла мою дочь. – Девочка-зомби осторожно выглянула из-за его спины. У нее на руках копошился какой-то крупный сверток.

– В силу своего возраста Мика чрезвычайно любопытна и непослушна. Ей стало интересно погулять возле озера, и она побежала к нему, мы с Норан не успели ее остановить. Когда я прибежал туда, то ожидал увидеть рой глоссов, сладострастно впивающихся в кожу Мики, но обнаружил только спаленную кладку их яиц.

Мне известно, кого Скин послал за ними. Я не рассказал ему, не бойся, так что по крайней мере об одном предательстве с твоей стороны он не знал, считай это моей благодарностью. Но видеть тебя я не могу.

Он помолчал, задумчиво рассматривал мною устроенное кладбище внутри башни. Мика ковыряла носком рваного кеда землю, из ее свертка раздалось кряхтение, и Алистер будто очнулся.

– Знаешь, ты ведь сейчас на ближайшие пару километров – единственное живое существо из плоти и крови. А маленьким зомби, как ты знаешь, нужно свежее мясо.

Резким движением он повалил меня на землю.

– Твой поступок противен мне, – пропыхтел Алистер, всем весом наваливаясь на меня и не давая пошевелиться. – Временная ткань почти поглотила тебя, Рима, ты стала слишком опасной даже для самой себя.

Из свертка на руках Мики вылезло нечто среднее между пауком с оторванными четырьмя лапами и зубастой гусеницей, и быстро поползло ко мне. Отец семейства удерживал добычу, а Мика и это маленькое создание принялись за еду. Последнее, что я запомнила перед смертью, это как зомбята вытягивают и разрывают мои кишки длинными лапками, и весело скалятся.

*

Руки – стрелочный механизм, сердце – двигатель, мысли – движение зубчатых колес.

Я стала часами нового мира. Мира, в котором не осталось людей, теперь бал правят разумные зомби, зомби-философы, как их называл Скин. Наконец-то природа вздохнет спокойно.

Может быть, все повторится: механизм истории – это, по сути своей, тоже часовой механизм, он зациклен, и ему плевать на тех, кто крутится на его кругах – люди, зомби, да хоть говорящие папоротники. И, вполне вероятно, когда-нибудь зомби постигнет судьба любой развивающейся цивилизации – их численность возрастет, возникнут корпорации, разовьется культ материального блага, начнутся войны, расслоение общества и бездумное уничтожение всего вокруг.

Но я надеюсь, что нет.

В противном случае, я всегда могу остановиться. Тик-так.