Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник [Леонид Резников] (fb2) читать постранично, страница - 3

выхватил из-под пиджака нож и воткнул его в столешницу. Рюмки подпрыгнули. – Сявка ты еще. Слушай старших да мотай на ус, когда отрастет.

– Ха! – усмехнулся во весь рот Косой.

– Ты вот тут выступаешь, – продолжал Лопух, поднимая рюмку и разглядывая ее на просвет, – а скажи: кто завалил нам дело? На корню испоганил, а?

– Так ведь… – Макс растерянно огляделся, словно ища поддержки.

– Вот именно! – Лопух выдохнул и опрокинул рюмку в рот. Поморщился, занюхал рукавом. – Какого хрена, спрашивается, тебя понесло помогать переходить улицу старой перечнице, когда ты должен был стоять на шухере?

– Но ведь она…

– Что – она? – Лопух скосил один глаз и пьяно икнул. – Сыча повязали, Батек расцеловался с такси – в реанимации валяется. А ты тут еще выступаешь!

– Но ведь… – Макс искал в себе оправдания, но никак не мог подобрать нужных слов.

– А в прошлый раз? – продолжал Лопух, пыхтя сигаретой.

– Что? – Макс глуповато моргнул, отмахиваясь ладонью от вонючего дыма.

– Не помнишь? – прищурился Лопух. – А я вот до сих пор помню! – потер он зашибленный дубиной бок. – Дело на две сотни косых было! А этому идиоту приспичило спереть кошелек и пойти покупать лимонад.

– А чего? В горле ведь пересохло! – попытался оправдаться Макс.

– В горле, говоришь, пересохло? – схватился за рукоятку ножа Лопух, но вдруг успокоился. – Барыга ушел, а мы как зайцы два часа по городу петляли. Это, по-твоему, как называется?

– Мне не дают развернуться! – гордо ткнул себя кулаком в грудь Макс. – Все какие-то дешевые роли.

– Слышь, актер! – подал голос сидящий на диване Косой. – Я таких игроков вертел пачками, – он сплюнул на пол и опять бросил монетку. Вновь мимо.

– Помолчи, Косой! – одернул его Лопух.

– А может, я устал быть на побегушках! – выкрикнул Макс. – Может, я тоже хочу нормального дела!

– А что ты могёшь, сявка? – опять поморщился Лопух.

– Я все могу, вот провалиться мне на этом месте!

Что произошло дальше, никто из воровской братии так и не понял. Пол под молодым человеком внезапно затрещал, и Макс со вскриком провалился. Ладно бы еще погреб был в доме, так ведь нет – не было погреба, а до земли – сантиметров тридцать, не больше. Но Макс ухнул в дыру с головой.

– Ха! – опять подал голос Косой, но сидящие за столом лишь недоуменно переглянулись.

– Не понял, это чё было? – хриплым от волнения голосом осведомился Лопух.

Он вскочил из-за стола, едва не опрокинув его, и бросился к дыре в полу. Остальные тоже повскакивали со своих мест и окружили Лопуха, упавшего на карачки и бестолково ощупывающего землю в дыре.

– Где Мах? – спросил Лопух, облизнув враз пересохшие губы.

– А-а, нечистая! – всполошился Бурый и кинулся к окну.

Звон разбитого стекла и возня застрявшего в перекошенной деревянной раме тела разорвали гнетущую тишину.

– Слышь, Лопух, – Косой медленно попятился к двери, – ты как хош, а я того… сваливаю.

– Да, – согласился Лопух. – Мах, видать, накрылся. Линяем отсюда.

Лопух отполз от дыры, поднялся и, отряхнув брюки, почесал затылок.

– Вот что бывает, когда много на себя берешь.

Сколько себя помнил Максим Коротков, ему всю жизнь не везло. Начать с того, что его перепутали в роддоме – достовернейший факт с печальными последствиями. Нет, сначала ему, конечно, повезло. Максим попал в отличную, заботливую семью, где прожил, не дуя в ус, счастливейших четыре года. А потом… Потом жизнь понеслась под откос: в роддоме выяснилось, что семье вручили не того, и он переехал в другой дом – дом ужасов и кошмаров. Мать с отцом пили, не просыхая, нигде не работали и ничего от жизни не хотели. Маленький Максимка целыми днями слонялся голодный, в потрепанной одежонке по улицам, выпрашивая даже не деньги, а еду, пока наконец не вмешались те, кому было положено вмешаться с самого начала – органы опеки, и Максимку препроводили в детский дом. Заведение, конечно, чистое и уютное по сравнению с тем свинарником, где он жил последние три года, да и кормили там сытно. Одно плохо – собралась там нехорошая компашка, не дававшая никому проходу.

С окрепшим десятилетним Максимкой связываться никто не хотел, особо после того, как тот от души навалял сразу двум своим обидчикам, но вот другим от компании заносчивых зазнаек доставалось изрядно. И надо ж такому случиться, что Максимка был втянут в эту компанию. Очень поздно он осознал, что катится по наклонной плоскости. Осознал и ужаснулся, когда его в четырнадцатилетнем возрасте доставили в отделение полиции за кражу. Ему бы одуматься и взяться за ум, но – увы! – страх прошел быстро, а безнаказанность подстегнула к следующим подвигам.

В девятнадцать лет Максим сел основательно, на полтора года, за кражу с мордобоем. Перевоспитаться не получилось, хотя Максим все полтора года сам себе клялся и божился, что завяжет с воровством и начнет новую жизнь. Однако желанная свобода не принесла ничего, кроме новых разочарований: Максим оказался никому не нужен, и никто не хотел брать его на работу. Одно