Запутался в тебе [Ольга Вуд] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

в последний раз? Или что вообще произошло? Это уже не смешно».

«Привет, кстати».

Много правильных знаков препинания, много эмоций. Видно, действительно случилось непонятное, и она натерпелась его во сне настолько, что даже вон, не выдержала.

Он улыбнулся. Незнакомый номер стал что-то писать, но Ванька хотел ответить быстрее. Ему хотелось показать, что он понял и кто это, и почему пишет. Хотел показать, что знает о проблеме не понаслышке.

Ванька: «Привет, Лебедева, давно не виделись».

Не понаслышке, потому что Лера тоже ему снилась с завидной регулярностью. Снилась в ужастиках, где загоняла под ногти иглы, чтобы он дружил с ней. Снилась в эротических снах, где совращала его, и они занимались размытым сексом. Снилась в приключениях, где они убегали от глупой погони. Снилась и просто так. Её было слишком много в последнее время. И не только во снах.

ЛЛ: «Ага, давно. Хватит мне сниться!»

В: «Вообще эта тема звучит как предлог, чтобы написать мне. Тебе не кажется?»

Оповещение о том, что она печатает, висело долго, словно Лера перепечатывала бунинский роман, но она прислала только:

«Не обольщайся. Если ты как-то умеешь пробираться во сны, прошу тебя прекратить это».

В: «Мне лестно, что ты так думаешь обо мне. Но тогда я точно так же могу считать и о тебе».

Написал, но не отправил. Запнулся лишь на секунду. Да чего стесняться? Так и есть. Она ему снится. Он о ней думает. Отправил.

Лера замолчала. Была в сети, но не отвечала. Прошло десять минут. Она написала:

«Я тоже тебе снюсь? Правда?»

В: «А смысл врать?»

Ответил молниеносно и сам недовольно скривился от своей торопливости. Как бы не спугнуть пташку: Лебедева всегда опасалась, чуть ли не боялась его внимания. И только на выпускном дрогнула. Тогда ему казалось, что в мире никого кроме неё не существует. Это был лучший вечер в жизни Ваньки. Лера была так нежна, так преданна и доверчива. Конечно, могли сказаться вино и её хрупкость, но Ванька хотел верить, что тогда, когда она доверилась ему, – всё было искренне. Ну не может девушка так себя вести хоть и с хорошо знакомым, но не интересующим её парнем. Ведь так?

ЛЛ: «Действительно. Тогда как? И почему?»

В: «Не знаю. Может это судьба?»

ЛЛ: «Ага, конечно».

Она ответила за пару секунд, торопилась, но запятую всё равно поставила. Ванька улыбнулся: не зря она была учителем. Или уже нет?

В: «Ты ещё учишь детей?»

ЛЛ: «Учу. А что?»

Мама прошла мимо зала, глянула подозрительно, сощурилась. Ванька же не мог сдержать довольную улыбку.

В: «Просто. Как дела-то?»

ЛЛ: «Да как обычно. Работа, дом, дети. Не свои! Чужие. Но тоже угнетают. А у тебя как?»

В: «Что, теперь дети стали угнетать?»

ЛЛ: «Ты бы семь лет повозился с этими мелкими упырятами, я бы посмотрела, как ты запел. Теперь понимаю нашу классную. И сочувствую ей безмерно».

В: «А уйти?»

ЛЛ: «Ну дети детьми, а работать надо. Куда я пойду? Учителей русского и литературы, что грязи кругом».

В: «Да, наверно ты права. А я вот на удалёнке работаю. Из дома. Из тишины и спокойствия. Завидуй».

ЛЛ: «Хм, действительно завидую».

Она поставила скобку-смайлик. Ванька выдохнул. Напряжение уходило, он чувствовал, что разговор пошёл проще, не с теми наездами, – хоть и надуманными, – которые были до этого.

Но его позабавило, как открыто и легко Лера писала ему. И как свободно Ванька сам стал отвечать на сообщения.

Он вспомнил, как Лера сконфуженно разговаривала с ним тогда, весной, при встрече в магазине. Как она была неуверенна и тиха. Видимо, Лера из тех людей, кому проще выражать свои мысли и чувства через сообщения. И если бы Ванька об этом знал, начал бы писать ей письма и записки в школе, а не напирал личным присутствием.


*


На выпускном во время танцев, любых, так оказывалось, что Лера была всегда рядом с Ванькой. И он смотрел только на неё, видел только её счастливое и воодушевлённое лицо. В тот момент совсем не было мыслей, что это всё происходит от того, что она, вероятно, надеялась в будущем его больше не встречать. Тогда же в его голове взрывался фейерверк надежды и радости, шипел и блестел, озарял всё вокруг, как искрящиеся глаза Леры.

К ночи медленные танцы стали включаться реже. Ванька боялся, что на Леру позарится кто-нибудь ещё, но нет: она танцевала с ним. Прижималась сильно, будто хотела вдавить себя в него. Говорила: «Ваня, прости». А он спрашивал: «За что?» Но Лера не отвечала, улыбалась грустно и загадочно, словно Мона Лиза.

На последнем танце Лера поцеловала его – в шею. Но этого было достаточно, чтобы в Ванькиной голове стёрлись все мысли и одновременно запустилось желание никогда не отпускать Леру.

Ванька прервал танец, смело взял её за руку и вывел из зала. Они шли тёмными лестничными пролётами наверх, по сонному школьному крылу в раздевалку, подальше от лишних ушей и глаз. И когда он остановился, повернулся к ней, заметил опять то самое выражение скованности и страха на её лице: Лера была не уверена, что хочет