Мастер мыльных пузырей [Анна Штомпель] (fb2) читать онлайн

Анна Штомпель Мастер мыльных пузырей

Всем, кто имеет смелость

быть странным, смешным, нелепым

и проживать СВОЮ жизнь

Мыльный пузырь, пожалуй, самое восхитительное и самое изысканное явление природы.

Марк Твен.

– Видишь ли, этого все равно не избежать, – сказал Кот, – ведь мы тут все ненормальные. Я ненормальный. Ты ненормальная.

– А почему вы знаете, что я ненормальная? – спросила Алиса.

– Потому что ты тут, – просто сказал Кот. – Иначе бы ты сюда не попала.

Льюис Кэрролл. Приключения Алисы в Стране чудес.

Часть 1. Любимый

1

.

Кто ест мыльные пузыри

Девочка была еще так мала, что верила: секунды длинные-длинные, а всё красивое – вкусно.

В воздухе перед ней висело Чудо.

Чудо было круглым и цветным, и не просто цветным, а меняющим свои краски и узоры как в калейдоскопе. Оно слегка колыхалось, словно дышало, и медленно (ведь секунды были длинные) опускалось вниз. Девочка хотела поймать его ладошкой, но передумала и поймала языком. Вместо фруктового желе, которым она лакомилась на завтрак и рассчитывала полакомиться сейчас, она ощутила легкий привкус шампуня, словно в ванне, когда мама моет ей голову. И все. Чудо исчезло.

Девочка удивилась и на одну длинную-длинную секунду задумалась, не разреветься ли.

– Эх ты, Дунька в ступе, – сказала мама. – Кто же ест мыльные пузыри?

Девочка, которую звали не Дунька, давно привыкла к маминой присказке. Гораздо важнее было другое: Чудо обрело название. Чудо обрело назначение! Его нельзя было есть (невкусно и нечего), им нельзя было играть (исчезает на ладошке), на него нельзя было обидеться (слишком красивое), а можно и нужно было им любоваться.

– Сама! – сказала девочка.

Она подула в колечко с мыльной пленкой и оказалась в хороводе радужных шариков. Чудеса окружали ее в таком знакомом – уже три весны знакомом Мире. Из воздуха и ее желания – легкие, дразнящие, манящие…

Девочка макала и макала колечко во флакончик, впервые познав страсть, в то время как ее Старшая Сестра спокойно наряжала куклу. Мама смотрела на них и думала, что Старшая никогда не поймет Младшую. И хотя она, мама, очень любит Младшую, но и ей было бы чуточку спокойней, если бы та больше походила на свою сестру и других знакомых детей.

– Алеська, не пищи! – потребовала Старшая, когда флакончик опустел.

«Ах ты моя Алеся в Стране чудес…» – подумала мама.

Алеся росла, и мыльные пузыри, которые она выдувала, росли вместе с ней. Алеся научилась ловко с ними управляться. Выпросив, выклянчив, получив в подарок заветный флакончик, она каждый раз заново открывала для себя это Чудо.

Вот в колечке растянулась тончайшая пленка, тоньше паутинки и совершенно бесцветная – откуда потом берется радуга?.. Если поднести ее к глазам, видно, что пленка живая: в ней что-то кружится и пляшет. Алеся выучила новое слово – «микроорганизмы». Возможно, это они есть, совсем маленькие, крохотные организмы? И это они, повинуясь ее дыханию, превращаются в такие прекрасные и большие – больше самого крупного апельсина – летящие шары?.. На улице они спешат унестись с ветром, но лопаются раньше, чем скроются из вида. Дома – быстро опускаются вниз (секунды уже не были такими длинными). И ловить их бесполезно: они словно бы и не лопаются, а просто исчезают с нежным щекочущим прикосновением, как бабочки, улетающие в иное измерение.

Она пробовала дуть медленно и плавно: пузырь вызревал овалом, отделялся под собственной тяжестью и, если успеть подставить колечко, вальяжно рассаживался на нем. Алеся дула в получившуюся половинку сферы: новый пузырь зарождался внутри своего старшего брата, прорастал наружу, и так, обнявшись, они отправлялись в полет. Алеся ловила сиамских близнецов и дула в них снова: теперь в полет отправлялись целые соты…

Как-то, посадив пузырь на колечко, она попробовала им поймать еще один. Забавно: второй отскакивал от первого, словно мячик! Некоторое время Алеся развлекалась новой игрой, потом решила проверить, что будет, если она намылит собственную ладонь. И тогда впервые в жизни мыльный пузырь дался ей в руки. Он был лишь чуть тяжелее воздуха, а ей так хотелось его погладить, поцеловать! Но губы чмокнули пустоту…

Алеся не увлеклась бы так мыльными пузырями, если бы имела возможность больше играть со своими ровесниками. Но и в детском саду, и на дворовой плантации она была явным дичком. Ее считали слабой и некрасивой, и сама она привыкла так считать. Зеркало говорило ей, что у нее две тощие косички, маленькие глаза в белесых ресницах и большой обиженный рот. Лет с двенадцати к обычным своим любезностям зеркало стало добавлять про угловатую фигуру, плоскую грудь, короткие ноги, неизящные руки… В общем, беседовать с зеркалом не хотелось.

Бывали минуты, когда Алеся становилась почти хорошенькой: когда теплое слово трогало душу, добрая книга погружала в мир странствий, интересная мысль завладевала ею; когда пробегающий мимо мальчуган дергал ее за косичку. Вот тогда она расцветала, вспыхивая каким-то удивленным светом. Но зеркало Алесю такой никогда не видело, а значит, и рассказать об этом не могло. Что касается объектива фотоаппарата, он запечатлевал лишь каменное изваяние с вымученной улыбкой, которое даже сама Алеся считала слишком некрасивым.

Сколько бы ни вглядывалась она в глаза своему отражению и фотокопиям, себя истинную она увидеть не могла.

К куклам и обычным девчачьим забавам она была равнодушна. Кроме пузырей, которые не переводились в доме, она владела еще одним сокровищем, и его-то можно было держать в руках и разглядывать, сколько хочешь. Главная прелесть его заключалась в неизвестности происхождения. А был это маленький (но тяжелый) стеклянный шарик, лимонно-желтый, с трещиной посредине. Вскоре после того как раскопала его в домашнем хламе, Алеся прочитала «Хрустальное яйцо» Уэллса, и этот волшебный и грустный рассказ послужил ей инструкцией к действию. Она и раньше знала, что, поднеся шарик к глазу, можно увидеть лунную поверхность (что же еще?) с ее тропинками, кратерами и неземной игрой света. Но это была ерунда в сравнении с тем, что, если всматриваться долго и умеючи, взгляду открывались Другие Миры!

Никто их больше не видел, даже мама. А сестра, когда они ссорились, грозилась выбросить шарик. Ничего страшнее этого Алеся представить себе не могла. Она сделала тайник: справа от двери под линолеумом расковыряла в дощатом полу ямку, и долгие годы (до очередного ремонта) тайник этот надежно хранил ее сокровище…

Была еще одна странность, которую Алеся в себе осознавала. Ее все время куда-то тянуло. Взрослый романтически настроенный человек назвал бы это «тягой странствий». Алеся говорила просто: «Хочу туда…» А зачем? Этого она объяснить не могла.

Как-то в детсадовском возрасте она подбила свою Лучшую Подругу отправиться в путешествие к Красным домам. Город еще не разросся так бурно, идти предстояло по чистому полю. Для двух кнопок, какими они тогда были, это казалось неслыханным приключением. Далеко-далеко, у самого горизонта, возвышалась пара новостроек из красного кирпича. Кнопкам было страшно, но они подбадривали себя песенкой про «танцующих утят».

Они очутились в чужом дворе, где не было ничего интересного, а главное, не было детской площадки, на которую они рассчитывали. По крайней мере, для Подруги это было главной мотивацией. Поковырявшись для порядка в куче песка и мусора, кнопки повернули обратно. Подруга упрекала Алесю в своем разочаровании и уже в пути успела «раздружиться». Но в тот момент Алесе (всегда болезненно реагирующей) было все равно: внутри приятно щекотало – я смогла…

Обе влетели во двор с придыханием: «Меня не звали?!» Кто помнит детство – это страшный вопрос. Для Алеси приключение закончилось благополучно, а вот Подругу действительно звали, и еще раз звали, а потом встречали – с хворостиной. Рев был такой, что содрогался весь дом.

Хворостина отбила у Подруги всякую охоту к дальним странствиям, да и на Алесю произвела тягостное впечатление. Ведь это она виновата, она подговорила «уйти со двора», почему же не ее отстегали?.. Назавтра в детском саду Подруга мстительно забросала ее колючками – из волос пришлось со слезами выдирать. Потом они снова помирились, и снова поссорились, все шло по-прежнему, только непонятная щекотка внутри так и осталась. Тоска по чему-то, чего не видела, тяга туда, где не была… Возможно, куда бы ты ни пошла, уткнешься в чей-то грязный двор, а потом тебя еще и накажут!

Но зуд не унимался.

Алесю радовали даже убогие школьные походы с учителями и кем-то из родителей, когда топаешь в горку, нагруженная вареными яйцами и компотом, а через полчаса устраиваешься на пикник. Дети резвятся на относительной свободе, взрослые отдыхают и сплетничают. Алеся – белая ворона среди сверстников – в такие дни чувствовала себя уверенней, и к ней все были добрей.

Лишь один такой поход омрачился. Она чуть отстала от одноклассников, пораженная красотой мелькнувшей в зарослях лужайки. Нежно-зеленая трава устилала землю идеально ровным ковром, а кое-где на нем росли цветы – такие крупные и яркие, каких Алеся в жизни не видела. Она потянулась – не достать. Цветы были совсем рядом, качали изумительными головками на длинных стеблях: «А вот и не сорвешь!» Алеся прыгнула на траву и… по самые щиколотки увязла в зловонной жиже. В липкой чавкающей ловушке.

Это было болото!

Цветов она так и не нарвала. Было уже не до цветов. Учительница, охая и неодобрительно качая головой, велела ей снять гольфы; Подруга помогла оттереть жижу с сандалий; никто в открытую не смеялся, но день, конечно, был испорчен. Алеся ревела не столько из-за запоздалого испуга, сколько из чувства глубокого разочарования. Обманщицы, предатели! Растут себе на болоте, притворившимся лужайкой, и заманивают таких дур, как она. Да еще дразнятся: «А вот и не сорвешь!» Почему она не сорвала хотя бы макушку?!

Она вспомнила Алису из Зазеркалья: «До самого красивого никогда не дотянешься».

Той же весной Алеся придумала тайную игру под названием «Я собираюсь в Путь».

Подругу она больше к такому ответственному делу не привлекала. Готовилась в одиночку: мастерила лук из цветной проволоки (вещь в походе необходимая), запасалась провиантом – сухарями и семечками, коробку с которыми прятала в бельевом шкафу. Впереди было лето – почти бесконечное для тех, кому восемь. Конечно, она отправится в Путь не завтра, и даже не на той неделе, но когда-нибудь она встанет рано утром, наденет свои новые сандалии, возьмет сумку с нарисованным котом Леопольдом и пойдет… куда-нибудь. Не к Красным домам, она уже большая! Может быть, на холмы, что видны из окна, – к огромным одуванчикам и стрекозам с радужными крыльями, похожими на мыльные пузыри.

Вот идет она, как взрослая, с сумочкой через плечо, и никто не скажет: «Не сиди на подъезде, там дует. Не лазай в «собачатник», подцепишь лишай. Со двора чтобы ни ногой!..» Никто не обзовет ее Леской, не придумает новых дразнилок, не заявит высокомерно: «А я с тобой сегодня не дружу!». Потому что никого с ней не будет, а дружить она станет со стрекозами и одуванчиками, с деревьями и теплыми камнями, на которых можно отдохнуть, со встречными собаками и кошками, и даже с коровами (тут она слегка поежилась). Мечты уносили ее вдаль; но никто из домашних об этом не догадывался: она вела себя как обычно, прилежно читала и пила молоко.

На самом деле Алесю распирало от желания поделиться. Но кто же откровенничает со Старшей Сестрой? Наживешь себе неприятностей. Один-единственный раз она попробовала довериться Лучшей Подруге:

– Это тайна. Я скоро иду в поход!

– А как же школа?! – спросила Подруга с круглыми от удивления глазами.

Алеся заверила, что школа не пострадает, так как поход рассчитан на лето, а к сентябрю она вернется и вместе со всеми пойдет во второй класс. После чего торопливо взяла с Подруги клятву молчать, уже жалея, что проболталась. К счастью, об этой грандиозной новости Подруга попросту забыла: с ее с практичным умом это было лишь глупой шуткой – мало ли странностей у Леськи!..

Лето прошло, поход не состоялся, но Алеся совсем не была разочарована: она столько раз мысленно прошла этот Путь, что сумела сполна им насладиться. Воображаемый Мир ничуть не менее реален, поняла она, и существует не только в тебе, но и вне тебя – где-то для кого-то…

Быть может, и она, Алеся, живет в выдуманном кем-то мире!

А это было уже в третьем классе.

Лучшая Подруга вместе с еще одной подругой пошли за семечками. Алеся и ее Мучитель остались сидеть на лавке.

– Сказать тебе что-то? – спросил Мучитель. – Нет, разболтаешь.

Алеся молчала. В таких случаях всегда лучше молчать.

– Сказать? – повторил Мучитель. – Только сеструхе моей не растрепи. Твоя Подруга вчера сказала нам, что ты ненормальная!

Алеся опустила глаза.

– Ты помешана на мыльных пузырях как младенец. Пачкаешь дома мебель и пол. И все хочешь выдуть такой, чтоб не лопнул…

«Лучшая Подруга… Ненавижу ее!».

Мучитель сидел смирненько, словно прилежный ученик, ответивший урок.

«Ненавижу их всех!».

– Это правда? – с любопытством спросил Мучитель.

– Да, – зло ответила Алеся.

И ушла домой.

Не так давно ей вздумалось самой изготовить мыльный раствор. Разумеется, в этом нет ничего сложного. Она добавит туда… ну, скажем, желтой краски, чтобы пузыри получились золотыми!

… Они не получились ни золотыми, ни радужными. Из Алесиного раствора, сколько она ни билась, пузыри рождались серыми и мертвыми, с противной каплей, которая тянула их вниз. Так Алеся узнала, что Предмет Страсти не всегда отвечает взаимностью. Она проплакала весь вечер. В детстве это очень много.

Утешила новая идея: что будет, если выдуть пузырь на морозе?.. Он выдувался и замерзал. Казалось, вот она, ее воплотившаяся мечта… Но, во-первых, он больше нравился ей радужным, «живым». Во-вторых, он по-прежнему был хрупким: неосторожное касание разрывало его на куски мутной пленки. И все волшебство пропадало.

Говорят, какому-то американцу удается годами сохранять мыльные пузыри под стеклянным колпаком. «Даже если это так, – думала Алеся, – что за радость – жить под колпаком?..». Пузыри по-прежнему были для нее живыми, как в раннем детстве.

Она вычитала, что при раскопках Помпеи были найдены фрески с изображением детей, выдувающих мыльные пузыри; подобные сюжеты нередки и на картинах фламандских художников XVIII века. Оказывается, секреты мыльных пузырей столетиями интересовали философов и ученых. А в Средних веках изображение ангела, пускающего пузыри, помещали на надгробья с надписью: «От этого никто не уйдет»…

2. Встреча

Девочка, влюбленная в мыльные пузыри, просто обязана была избрать делом жизни нечто совершенно иное. По совету мамы Алеся закончила экономический колледж и стала мелкой банковской служащей. Прошло три года, пять, а она все сидела за тем же самым окошком, вымученно улыбаясь скандалистам и терпя придирки Старшей. Вечером она срывалась на маме и сестре (пока та не вышла замуж), иногда рыдала среди ночи, время от времени встречалась в кафешках с подругами, тянула через соломинку коктейли, смеялась, жаловалась, выслушивала жалобы других, думая при этом о своем, – так же, как думали о своем те, кому она жаловалась.

Редкие хмельные посиделки дарили иллюзию свободы. «В конце концов, не так уж плохо… стабильная зарплата… а достанут – уволюсь… только куда идти, везде одно и то же… хоть бы этот банк лопнул совсем… лопнул… а все-таки какие они красивые, красивей цветов, бабочек, всего на свете… рождаются из пены, исчезают без следа, но перед смертью – летят!.. Ох, перебрала я сегодня, а еще домой добираться…»

Иногда ей хотелось мужской ласки. Тогда, стыдясь, она ласкала себя сама. С мужчинами дальше поцелуев не зашло, да и те, слюнявые, неумелые, были еще в школе. С тех пор ей никто не нравился.

– Сначала сходи замуж, а потом уже выбирай, – вразумляла Лучшая Подруга (сама успевшая там побывать и вернуться, не обремененная наследником). – Ценность женщины в том, сколько мужиков взглянули на нее с вожделением. Давать или нет – твой выбор. Но вожделеть обязаны! Когда последний раз тебя хотели затащить в койку?

– Да, собственно, никогда, – неловко усмехнулась Алеся.

Не считать же того слюнявого одноклассника, предел мечтаний которого был – пощупать грудь под кофточкой. Как, кстати, его звали?..

– Тогда ты скоро увянешь, – предрекла Подруга. – Или засохнешь. Как тебе больше нравится. Поблекнешь. Поникнешь. Пожухнешь. Пожолкнешь. Отцветешь. Еще можешь сгнить на корню.

Подруга закончила лингвистический факультет, работала переводчицей в какой-то фирмочке и с родным языком обращалась весьма вольно.

– А еще, – сказала Алеся, – я могу влюбиться. Втюриться. Втрескаться. Сойти с ума по. И тогда все получится!

– Ну-ну, – с сомнением ответила Подруга.

Плакат был наклеен наспех, слегка криво: «Шоу мыльных пузырей».

Сознание выхватило его из соседней рекламной шелухи, и Алеся затормозила прямо посреди лужи. За секунду до этого она была как все – усталая после долгого дня, больная от осенней простуды и нелюбви к работе, тупо и привычно раздраженная на жизнь, заставляющую годами бегать по одному и тому же маршруту. Теперь она чувствовала себя так, словно ее вместе с этим объявлением вырезали из серой Реальности.

«Веселый красочный спектакль – итог многолетних экспериментов известной международной компании Bla-bla-bla с использованием мыльных пузырей и специального реквизита. Комедийный дуэт мастеров никого не оставит равнодушным! Это спектакль-настроение! Он символизирует изменение взглядов людей, когда они перестают относиться к жизни пессимистически, обращают внимание на окружающую их красоту и начинают взаимодействовать друг с другом. Незатейливый жест, простой поступок изменяют мироощущение героев. Вместо ожидания страха неизвестного они начинают радоваться еще непознанному».

Как странно! Она привыкла узнавать все в интернете, а про это шоу прочитала на доске объявлений, словно по-прежнему была девочкой из XX века. Серый мокрый вечер стал радужным, как огромный пузырь на плакате. Пусть это детское представление, но она пойдет туда и увидит все своими глазами!

«Ну и что изменится в твоей жизни? – поинтересовался внутри кто-то скептический. – Посмотришь, как они рождаются и лопаются – сто раз уже видела. Ты откладывала деньги на новые сапоги (правая нога промокла), а вместо этого потратишь их на мыльные пузыри. Как мило!..».

– Пошел вон, – сказала Алеся вслух. И голос заткнулся.

Билет оказался недорогим. Место в третьем ряду – единственное из уже проданных в центральном секторе – словно ждало ее, Алесю. Горело на экране призывно и весело.

– Сколько лет ребенку? – спросила билетерша.

– Ребенок перед вами, – ответила Алеся, не испытывая ни малейшего смущения.

– А, понятно, – тетенька кивнула. И словно бы действительно поняла.

«Как же приятно быть самой собой, – подумала Алеся. – Ведь я могла наврать про ребенка и потом мучилась бы ворохом комплексов, а кто был бы в этом виноват? Только я сама».

В гардеробе тоже поинтересовались: «Вы одна?»

Да, она была одна – взрослая, которая пришла на детское шоу. Только по недоразумению за это не предусмотрена статья в административном кодексе. Ведь это так ненормально! Взрослая, которая осталась ребенком. Не карлик, не лилипут – с оболочкой все в порядке, хоть и мало от нее радости: ростом не вышла, лицом не удалась. Никто, блин, не смотрит с вожделением…

В зал долго не пускали. По фойе шумными волнами перекатывались дети. Прятались за колоннами, размахивали светящими и пищащими игрушками, каких не было в Алесином детстве, хвастались друг перед другом, ссорились, мирились, ныли: «Ма, ну когда?..» И все так и норовили врезаться в нее: взрослый, особенно чужой взрослый, – это всего лишь предмет, досадная помеха в игре. Алеся взирала на эти «волны» с холодным любопытством и все ждала, когда шевельнется внутри нежность или хотя бы зависть… нет, ничего. Ну не хотелось ей быть на месте одной из этих мамаш: приторно ворковать, кричать с истеричной ноткой, в десятый раз объяснять своему чаду, что «сейчас придет тетя и пустит нас», а потом усаживать, утихомиривать, вытирать носы, булькать водой и на самом интересном месте услышать: «Хочу пи-пи». Не ее это счастье!..

«Волны» прибили Алесю к выставке под названием «Советский образ жизни». От нечего делать она стала разглядывать стеклянную витрину. Как это часто бывает, туда напихали что ни попадя – от буденовок с красными звездами до книжки о Кашпировском. Был тут и транзистор, который Алеся сама крутила в детстве, и пионерские галстуки, которые она еще успела поносить, и тройной одеколон, которым когда-то пользовался папа, и олимпийские талисманы с улыбающимся мишкой, которые недолго собирала Старшая Сестра. Были тут и незнакомые предметы, назначение которых она никак не могла угадать.

Бок о бок с ней завис мужчина, вероятно, чей-то папа, а может, и дед: Алеся не смотрела ему в лицо.

– Интересно, что это? – пробормотала она, ни к кому конкретно не обращаясь, но смутно надеясь, что незнакомец подскажет ей.

Больше всего предмет напоминал инструмент из гаража.

– Не знаю, – мягко ответил сосед. – Я тут ничего не знаю.

Ну уж это враки! Алеся быстро глянула на него. Возраст угадывался с трудом – тридцать, сорок?.. Растительность на лице той стадии, когда еще рано говорить о бородке, но поздно – о небритости. Глаза серо-голубые, спокойные и добрые. А когда он улыбнулся, Алеся поняла, что никто еще не улыбался ей по-настоящему. Вот так, тепло и радостно, словно ей одной предназначенной улыбкой. Он был некрасив, и это тоже говорило в его пользу. Красивых мужчин она терпеть не могла.

Утром ей казалось, что главным событием дня станет шоу мыльных пузырей. Она ошиблась. Главным событием стала встреча с Любимым.

Художница Светлана Мищенко-Сапсай.

Аншлаг – это всегда приятно для артистов и публики. Но полный зал детей – отдельная история. Море, загнанное в бутылку…

Алеся сидела, стиснутая меж двух мамаш с трехлетками на руках. Впереди на отдельных местах восседали близнецы (родители наконец научились одевать их по-разному). Сзади устроилась еще одна семейка: мать, похожая на замученную Обезьянку из мультика, и двое сыновей. Старшему было лет двенадцать, и на комментарии он не скупился… Где же в этом зале растворился тот, кто ничего не знает о советском прошлом? Так ответить мог только иностранец, но этот вариант исключался, хотя она и не могла бы объяснить почему. И все же было в его лице что-то странное, что-то не от мира сего… И странная власть над ней: вот сказал он глупость, пошутил неудачно – а она поверила… Чей он папочка, интересно знать? Нет, совсем не интересно, какое ей дело!..

Клоуны на сцене смешили малышню, выдувая радужные пузырьки и колотя друг друга по головам.

– Ой, умора, оборжаться, – сказали сзади.

Алеся вынуждена была согласиться с вредным мальчишкой. Пока это напоминало примитивное увеселение ползунков, а не «итог многолетних экспериментов известной международной компании».

– Ма, носками пахнет, – пожаловался младший брат. – Этот придурок ботинки снял.

Мать, похожая на Обезьянку, не выдержала и шепотом всыпала обоим, что подействовало минуты на две.

Теперь из трубочек мастеров вылетали настоящие гиганты, похожие на арбуз, если бы арбуз был покрыт радужной оболочкой и колыхался в воздухе. Яркие, упругие, от прикосновения пальца они взрывались тысячами капель и орошали сцену. Малышня визжала от восторга. Алеся тоже смотрела зачаровано: вот такие ей никогда не удавались! У нее прямо руки зачесались самой обмакнуть трубку в зеленоватую жидкость, выдуть гигант и оказаться под его каплями… «Хоть бы со мной поделились! – думала она безнадежно. – Ну самым маленьким флакончиком!».

– Весело будет тому, кто станет это убирать, – заметили сзади.

Когда мастера начали фехтовать стаканчиками пенного «мороженого», очень похоже имитируя выпады, строгий критик сменил гнев на милость:

– Ну хоть это прикольно…

Тоном умственного превосходства он разоблачал брату все фокусы, чудовищно привирая, конечно, но кто бы его уличил? Замолчал и по-настоящему увлекся он, когда полетели матово-белые шары, которые не лопались, а буквально истаивали в воздухе.

«Никогда о таком не слышала», – думала Алеся. В интернете для праздных бездельников содержатся подробные инструкции, как сделать пузыри максимально яркими и долговечными, всунуть в них предмет, выдуть их на морозе, поймать на шерстяную варежку… Но вот как превратить их в дым – такого она не встречала!

Мастера жонглировали пузырями, катали их с горки, навешивали целые грозди, быстрым движением петель порождали радугу над головой – и все равно конец был один: пузыри лопались или истаивали… Никакой самый хитрый раствор не давал пузырю долгую жизнь!

Детвора с задних рядов толклась у сцены, тянула ручки к радужным сферам, лопала их и тянула снова… «Им ничуть не грустно – им весело, – думала Алеся. – Никого не терзают мои вопросы». А клоуны уже пускали пузыри прямо в зрительный зал, и даже взрослые тянулись к ним, чтобы лопнуть; даже тот противный мальчишка… Да какой он противный? Он просто стеснялся, потому что считал себя чересчур солидным для такого мероприятия… Напоследок в зал бросили золотое конфетти, и дети ловили его как утешительный приз: мыльные пузыри ведь не унесешь. А взрослые ругались: «Не бери эту дрянь!». Алесе никто не мог запретить, и три золотые штучки она взяла на память.

– У вас блестки в волосах, – сказал знакомый голос.

Естественным движением, словно уже много раз он касался ее волос, мужчина, не помнящий советского прошлого, протянул руку и убрал запутавшееся конфетти.

«Незатейливый жест, простой поступок изменяют мироощущение героев. Вместо ожидания страха неизвестного они начинают радоваться еще непознанному…».

– Спасибо, – ответила Алеся.

– Перед представлением я внимательно оглядел зал, – сказал мужчина. – Мы с вами – единственные взрослые, кто пришел сюда без детей.

– Вам интересны мыльные пузыри? – неловко спросила Алеся.

– Мне здесь все интересно, – спокойно ответил он и помог ей накинуть куртку.

Помолчав, он добавил:

– Еще мне интересно сразу переходить на «ты».

Алесе и в голову не пришло, что он к ней «клеится» (слово из лексикона Лучшей Подруги). Опыта в подобных делах у нее не было никакого, но женский инстинкт подсказывал: он не «клеится», тут что-то другое.

Может быть, она ему тоже интересна?..

К автобусной остановке они шли вместе. Глядя в его глаза, смеясь и обсуждая увиденное, Алеся выпала из Реальности. Он на миг вернул ее обратно:

– Посмотри-ка на этого мальчишку и его замечательную маму.

Мальчонка лет шести на карачках вез по грязи игрушечный самосвал, в то время как мать в дорогих сапожках дефилировала рядом по тротуару. Что же тут замечательного?!

– Малыш выбрал свой путь – не самый легкий и чистый, но самый важный для него. Все дети это умеют. Редко кому позволяют…

– Возможно, мать просто равнодушна, – сказала Алеся в смутном приступе ревности.

Человек, уже ставший Любимым, улыбнулся.

– Может быть. А кто придумал, что равнодушие хуже любви? Оно несет гораздо больше свободы. Я предпочитаю, чтобы ко мне были равнодушны.

И неожиданно добавил:

– Сегодня ночью я дежурю на складе. Хочешь – приходи.

Алеся пришла.

3. Ключ от собственных цепей

Он был не такой как все – как и она. У него были детские вкусы, его мечты дерзко зеленели, ему нравилось то, что у его ровесников вызывало усмешку и недоумение. Он не признавал узы брака, не считал, что детей непременно нужно «заводить» и «тянуть на себе», чтобы не остаться без «стакана воды в старости» – того самого стакана, к которому столько раз уже приложились, что давным-давно осушили… В первый же вечер он сказал ей, что бояться надо только двух вещей: умереть мучительной смертью (сама по себе смерть не страшна) и не пройти Своим Путем.

На жизнь Любимый зарабатывал сторожем при строительной фирме. Зарплата – в два раза меньше, чем у нее. Алеся как-то спросила (на полном серьезе, ибо была восхищенным его слушателем), считает ли он, что это и есть Его Путь. Тогда можно примириться со своим местом в банке и забыть о том зуде, что манит куда-то…

– Нет, – ответил Любимый. – Это временное пристанище. Я должен был как-то устроиться в вашем мире.

Конечно, Алеся давно уже догадалась, что он – не от мира сего; но до этой минуты не воспринимала сей факт буквально. Не поверить Любимому она бы не смогла, даже если бы очень старалась. Избегая напрасных усилий, она поверила сразу…

– Когда влюбляются, всегда говорят, что он не похож на других, – поделилась она с Лучшей Подругой. – Но он действительно не похож!

– Вы уже переспали? – спросила Подруга.

– Мы даже не целовались, – призналась Алеся.

Подруга закатила глаза.

– Так ты все еще девственница? В твои-то годы?

Алеся почувствовала себя униженной. От девственности принято избавляться почти столь же рано, как от молочных зубов. То, что потаенное местечко в ее теле до сих пор запечатано, почему-то выводило из равновесия всех осведомленных подруг. А вот знакомых парней ее физическая целостность оставляла в олимпийском спокойствии. Ее это тоже мало волновало, пока не волновали парни. Но теперь у нее появился Любимый. Этому мужчине она хочет раскрыться вся, развернуть свои лепестки, как цветок навстречу пчеле. А пчела жужжит вокруг да около, да что-то не садится…

– Чем же вы занимаетесь, когда вдвоем? – продолжала допрос Подруга.

– Мы… мы разговариваем, только это не обычная трепотня… и не только словами, а как бы… образами, – закончила она шепотом, чувствуя, что Подруга ее не понимает, понять не пытается, и каждое слово будет использовано против нее.

Да и как расскажешь о таком?..

В мире, который был родиной ее Любимого, все люди носили цепи. Добровольно. Цепи свисали с шеи до самых пят, бренчали на запястьях, лязгали на лодыжках, волочились по земле… Больше цепей – более высокое положение в обществе. Самые уважаемые граждане носили цепи из благородных металлов, с затейливым плетением, инкрустированные драгоценными камнями, модные цепи сезона, цепи от эксклюзивных дизайнеров, цепи на заказ… Они нанимали специальных носильщиков из люда попроще, и те в придачу к собственным железякам таскали цепи своих господ. За это им могли пожаловать… еще одну цепь.

– А дети?

Алесе представился младенец в люльке, поверх которой – златая цепь с соской.

– Маленькие дети, лет до пяти-шести, избавлены от цепей, – пояснил Любимый. – Хотя некоторые продвинутые родители уже в три года умудряются защелкнуть первый браслетик… Но обычно обряд Первой Цепи совершается в пять лет. Это очень красивый праздник, ребенок ждет его с нетерпением. Потом каждый год добавляют понемногу. Прыгать, бегать, играть становится все трудней, но если какой-то несознательный отрок вздумает жаловаться, родители объясняют ему (разными способами), что игры – это пустяк, свобода – вольнодумство, главное – занять достойное положение в обществе. «Глупый, кто же будет уважать тебя без твоих цепей? Учись, старайся, делай карьеру, и тогда цепи твои будут не железными, а золотыми – не это ли предел мечтаний?!» По крайней мере, мне родители говорили именно так. И я верил… Пока не узнал, сколько несчастий бывает от собственных цепей. Кто-то ими душится, кто-то наступает на цепь соседа и душит его… Не всегда нечаянно. В школе у нас есть предмет «Жить с цепями легко и радостно». Это элементарная техника безопасности плюс массированная идеология. А в вузах изучают предмет «Как выжить с цепями». Чувствуешь, меняется акцент? Теперь все по-взрослому. Ибо с цепями нельзя жить, тем более «легко и радостно», – можно только выживать. И основы этого искусства старательно вдалбливают в молодые головы…

– Наверное, я задам ужасно неприличный вопрос, – робко сказала Алеся. – А нельзя ли как-нибудь избавиться от этих цепей?

– Можно. Я же избавился, – Любимый улыбнулся своей безыскусной улыбкой, которую она так любила. – И стал изгоем.

– Как тебе удалось? Я хочу сказать, как ты избавился? Наверное, было ужасно тяжело?

– Нет. Я взял ключ, повернул в замочках – щелк, щелк – цепи спали…

– Но где ты взял ключ?

– Ключ от собственных цепей есть у каждого. В день совершеннолетия родители или опекуны торжественно вручают его своему чаду. Это тоже очень красивый ритуал. Он означает: «Ты стал взрослым, мы доверяем тебе настолько, что уверены: ты не станешь избавляться от своих цепей». У кого-то ключ висит над изголовьем, у кого-то – пылится в тумбочке, кто-то носит его на шее, добавляя себе тяжесть (это особенный шик). А некоторые горячие юнцы демонстративно бросают его в Реку. Но и вручение ключа, и отказ от него – просто формальность. В любой момент можно изготовить дубликат. Однако ни дубликатом, ни оригиналом почти никто не пользуется. Видишь ли… Тех, кто избавился от цепей, в нашем обществе называют сумасшедшими. Помещают в специальные учреждения. Это горе и позор родственников, ибо любой здравомыслящий человек знает, что без цепей жить нельзя. Иди куда хочешь, бегай пока держат ноги, прыгай сколько хватит сил – да это же просто анархия! А главная беда в том, что без цепей можно переплыть Реку и отправиться в Путь. Вот этого никакое общество не потерпит. Все разбегутся, на кого же тогда цепи вешать?!

Он смеялся, и Алеся смеялась вместе с ним. Она любовалась им и не скрывала этого. «Вот почему ни один мужчина прежде мне не нравился, – думала она. – Ни с кем я ничего не хотела. А с ним я хочу все…»

– Ты сумасшедший, – сказала она с нежностью.

– Да. Я всегда был трудным ребенком. Первое, что я сделал, получив в пять лет милый браслетик, – пошел к Реке и раздолбал его о камни. Родители ужаснулись. А я просто хотел по-прежнему плавать. Плавать – это у нас табу. Я тайком научился, потому что мечтал однажды переплыть Реку… За тот первый проступок отец наказал меня так сурово, что я усвоил: надо ждать совершеннолетия. Получив ключ, я на глазах у отца вскрою свои цепи, швырну ему под ноги и уйду к Реке… О, сколько раз я представлял себе эту сцену! Уже взрослым, совершеннолетним и таскающим на себе немало цепей, я узнал, что у многих моих друзей была подобная мечта. Но никто не осуществил ее. По разным причинам. Например, у меня накануне совершеннолетия внезапно скончался отец (Цепьеносец первой степени). Некому было швырять под ноги… Чтобы утешить мать, я претерпел церемонию Вручения Ключа. Глупо было на другой же день проявлять амбиции. Я отложил на месяц, потом еще на месяц… Жалко было прощаться с друзьями, мать было жалко, да и кто знает, что там, за Рекой?.. Дома тяжело, но привычно. Вот он, мой ключ, всегда под рукой, я волен в любой момент избавиться от своих цепей – я сам хозяин своему рабству. Почему бы не побренчать еще годик-другой?.. Вот так, незаметно обрастая цепями, я прожил ещё тринадцать лет после Вручения Ключа. Угадай, чем я занимался? Дизайном цепей. Разработкой новых моделей. Рабство на любой вкус!.. Я, ненавидевший цепи с самого детства, не только продолжал таскать их на себе, но и изготавливал для других, а почему? Потому что так делал мой отец, мой дед и мой прадед. Мы были уважаемой династией – элитой общества…

Алеся молчала. Ей было уже не смешно.

– Однажды я пришел на берег Реки, сел на тот камень, где сидел еще мальчишкой, и понял: рвать – сейчас или никогда. «Подходящий момент» не наступит. Всегда будет жаль кого-то или что-то, всегда будет повод подождать еще немножко… а потом с меня снимут цепи и положат в гроб. Как положили отца. Он был не многим старше, чем я сейчас, – он очень рано стал уважаемым членом общества… Хочу ли я повторить его судьбу? Нет. Я снял с шеи ключ и за одну минуту освободился от всего, что мне понавесили. Тому, кто этого не испытал, не расскажешь… Цепи я утопил, а ключ до сих пор ношу на шее под одеждой. На память. Так с ним и переплыл Реку. Пошел по Дороге и оказался в вашем мире. Таком, как я мечтал, – где никто не носит цепей, где жить легко и необременительно, где каждый волен идти Своим Путем…

Алеся вскинула глаза. Мысль о том, что ее мир, такой привычный, такой унылый, с одинаково протухшими радостями и горестями, мог быть миром чьей-то Мечты, – эта мысль потрясла ее.

– Значит, твоя мечта осуществилась?

– Я ошибся, – просто ответил он. – Не учел, что цепи могут быть и невидимыми. Вот на тебе, бедная моя девочка, так много цепей…

– Почему ты поверила мне? – с любопытством спросил он в другой вечер.

– Потому что запястья и лодыжки твои стерты, а под рубашкой ты носишь ключ, – ответила она.

Те, кто видел на его шее белую нить, возможно, думали, что это крестик. Но однажды Любимый потянул за эту нить и показал Алесе, что на самом деле носит.

– Ключ может быть от чего угодно. Он самый обыкновенный. Запястья и лодыжки я мог стереть на каторге. Там же и научился плести небылицы.

– Твои небылицы слишком похожи на правду. Мне все равно, где ты носил цепи, – на каторге или в своем неведомом мире. Цепи – реальность, а все остальное неважно.

– Алеся, – он так редко называл ее по имени, что сейчас она вздрогнула от наслаждения. – Ты замечательный человечек. Я таких никогда не встречал. Ты…

«Ну скажи: ты моя Любимая. Ведь это так просто!»

Но этих слов она так и не дождалась.

4. Есть такой тип мужчин

– Ясно, – вздохнула Подруга. – Ты влипла. Есть такой тип мужчин. У них, бедненьких, еще одна потребность, кроме половой: время от времени «изливать душу». Найдет такой молодец свободные уши и начинает… А ты еще и слушаешь с восторгом, да? Так зачем ему твое тело, дурочка? Ты для него – источник совсем другого удовольствия. Все прочее он получит на стороне. А тебя, глупыш, никогда не захочет. Ты для него не женщина, понимаешь?.. Только заведи с мужиком беседу по душам – и ты для него уже не Сосуд Желания, а всего лишь «замечательный человечек», «свой парень», «боевая подруга». Ты этого хотела?

– Разумеется нет, – ответила Алеся со всем возможным достоинством. – Твои представления примитивны. А он – особенный. Он из другого мира, как ты не понимаешь?!

– Он из другого сортира, – буркнула Подруга. – Который с буквой «М». Вот и вся разница…

Неделю они не разговаривали.

– Алеся, не привязывайся ко мне, – попросил Любимый в следующую встречу. – Теперь ты все знаешь. Твой мир – лишь этап на моем Пути. Скоро я пойду дальше.

«Мой мир – его забракованная мечта», – подумала Алеся с болью.

– Научи меня, как сбросить цепи, – взмолилась она. – Я не знаю, где мой ключ, и есть ли он. Но я хочу быть с тобой! Без колец, без рабства, просто быть вдвоем, ведь вместе и дорога веселей. Если ты не любишь меня, возьми меня просто попутчицей!

«Почему он так странно смотрит на меня? Неужели я не гожусь даже в Попутчицы?..»

– По этой Дороге не идут просто так, за компанию, – мягко ответил он. – У тебя есть мечта?

«Да, есть! Быть любимой тобой!..».

Но сказать это она не могла. Не из гордости – тут уже было не до гордости – просто она понимала, что говорить это вслух нельзя. Это лишит ее даже крохотного шанса.

Лихорадочно перебирая все свои желания, Алеся убедилась, что ни одно из них не тянет на мечту: все они жалки и ничтожны – плоть от плоти забракованного мира. И тогда, заранее краснея, она выпалила:

– На самом деле мне всегда хотелось только одного: выдувать мыльные пузыри и любоваться ими…

К ее стыдливому признанию он отнесся так внимательно, словно она доверила ему тему своей научной диссертации.

– Я понял это, еще когда мы познакомились, – сказал он. – В твоих глазах было больше радости и восторга, чем у всех детей в зале. Но эта мечта достижима и в твоем мире, раз здесь есть такие шоу.

Алеся помотала головой.

– Эти гиганты в руках у мастера все равно лопаются рано или поздно. А я хочу… удержать эту красоту, сотворить то, что не лопнет!

«Господи, – подумала она с изумлением, – а ведь я действительно этого хочу».

– В руках у мастера, – задумчиво повторил Любимый. – Смотря у какого Мастера…

Прекрасная легенда, в которую то ли веришь, то ли нет (как многие из нас то ли верят, то ли нет в Бога), не была тайной для избранных. Напротив, одна Алеся оказалась избрана, чтобы не знать.

– Эту сказочку про волшебника, который выдувает нелопающиеся пузыри, я помню еще с детского сада, – сказала Старшая Сестра. – А ты все детство была на пузырях помешана – и не помнишь!.. Что? Какая книжка? Разве я говорила про книжку? Эту сказку мы сами друг дружке рассказывали, пока не переключились на Страшные истории…

– Мастер мыльных пузырей – это Латинская Америка, – пошутила мама. – Оттуда все «мыло» к нам пришло… Да, я что-то такое слышала, но серьезно говорить на эту тему в твоем возрасте?.. Давай серьезно поговорим о том, что первого ребенка надо родить до тридцати…

– Нашла чем удивить, – фыркнула Лучшая Подруга. – Твой залетный каторжник не мог выдумать что-нибудь посвежее? Да, есть такой… мыльных дел Мастер. Еще есть Бермудский треугольник. Шансы добраться и уцелеть примерно равны. Если твой каторжник сгинет на пути к Мастеру, я лично выдую тысячу пузырей, потому что пора тебе уже найти нормального мужика. Этот тебя даже не хочет. И вообще, если честно, о Мастере мыльных пузырей обычно шепчутся импотенты и старые девы…

А потом настал тот день, когда она получила сполна за свою восторженность и некрасивость; за то, что позволила мужчине увидеть в себе «замечательного человечка».

– Не приходи больше, – прямо сказал он.

– Почему?

Она знала ответ, и потому выпытывала его с такой яростью.

– Я встретил женщину.

– А кто же я?!

Она засмеялась.

– Прости, – сказал он.

– Я тебя ненавижу, – сказала она.

– Я ее люблю, – сказал он.

– Любовь – это рабство. Ты вновь обрастешь цепями.

– Свобода – это миф. Нигде ее не найти. Я знаю, я пытался.

– Ты неудачник, – сказала она. – Сбежал с одной каторги на другую.

– Попробуй сбежать лучше, – сказал он.

– Счастливого рабства!

– Удачной погони за мыльными пузырями!

Любовь и Ненависть – две старые лесбиянки…

5. Грязнуля

Черная весна с чернильными лужами. На черном небе отдувается черное солнце. И одуванчики вылезли тоже черные…

Алеся долго болела.

– Что с тобой? – спросила Лучшая Подруга.

– Ангина с осложнением на сердце.

Подруга с готовностью посочувствовала. Ангина – это понятно. От чего же еще может быть осложнение на сердце, как не от ангины?..

Один раз Алеся прошла мимо склада, гдеработал Любимый. Стройку заморозили, все ценное вывезли, двери заколотили. Сторож был больше не нужен.

Такие нынче времена: кризис.

Однажды ей приснился сон. Она увидела свою Соперницу – юную и красивую. Соперница смотрела на нее с веселым безразличием.

«О чем он говорит с тобой?» – спросила Алеся.

«Он меня целует», – был ответ.

«Что ты знаешь о мире, где люди носят цепи?»

«Ничего не знаю и знать не хочу».

«Что ты знаешь о Мастере мыльных пузырей?»

Соперница по-детски прыснула. Смех был искренен, как ее юность и очарование.

Ее хотелось целовать. Ее хотелось убить…

В свой выходной Алеся купила детский флакончик, села у подъезда и стала выдувать мыльные пузыри. Пусть соседи скажут: «Какая дура!» Потому что это – правда.

Но оказалось, соседям нет до нее никакого дела. И даже дети пробегали мимо, мельком глянув с любопытством. Тогда она заплакала. В ее детстве пена пахла не мылом, а волшебством, и пузыри были больше и красочней, и секунды длинные-длинные, не то что сейчас, когда дни летят – не заметишь. Она с раздражением глянула на флакончик. Вот этого в ее детстве тоже не было. Дизайн от фирмы-импортера являл собой двух «фей», слившихся в подозрительном объятии… А крышечка! Этот перекатывающийся шарик в примитивном лабиринте – как будто мыльные пузыри сами по себе не Чудо! Обязательно надо втиснуть сюда эту гремящую безделушку, чтобы отвлечь ребенка от главного. С этого все и начинается…

«Игры – это пустяк, свобода – вольнодумство, главное – занять достойное место в обществе».

Ей вспомнилось шоу, где она впервые увидела Любимого. Эти разноцветные огни, тающие в воздухе пузыри, радужные квадраты и все фокусы заезжих гастролеров – впечатляет, спору нет, но… Интуитивно она чувствовала: гигантомания вовсе не обязательна, а форма пузыря должна быть сферой. Почему? Она не знала. Так надо. Так правильно.

– Ты уже большая, – сказал ехидный детский голос. – Зачем тебе мыльные пузыри?

Наконец с нею кто-то заговорил. Алеся с благодарностью вскинула глаза – и слегка поморщилась. Ну почему этим «кем-то» непременно должна была оказаться Грязнуля?

Никто не помнил ее имени, так же как ее мать не помнила ее отца. Лет семь назад слабоумная Верка забеременела и категорично заявила, что родит. Какое-то время соседки принимали участие в ее судьбе: подкармливали, дарили детские вещи, встретили из роддома. Потом интерес пропал. У всех свои заботы, дети-внуки, а еще нескончаемый кризис, – кому, если честно, нужна эта юродивая со своим отродьем?.. Соседи были люди добрые, просто они были люди. И Алесю никогда прежде не занимала эта вечно грязная, сопливая, тощая девчонка, с трех лет гуляющая сама по себе, особняком от других детей (да и кто из родителей позволил бы с ней играть?). Привыкшая исподтишка наблюдать за взрослыми и подслушивать их разговоры. Усвоившая, что ею брезгуют…

– Зачем тебе мыльные пузыри? – повторила Грязнуля.

Под носом у нее висела сопля, которую она время от времени втягивала, руки были в болячках, на ноги – лучше не смотреть.

– Для радости, – ответила Алеся первое, что пришло на ум.

– Чего же ты ревешь?

– Потому что я дура.

– А почему?

«Вот привязалась», – с досадой подумала Алеся.

Потом ее кольнула совесть: Грязнуля, наверное, сама хочет поиграть пузырями. Кто ей такое купит?

– На, – сказала Алеся, протягивая флакончик с приятным чувством, что творит добро.

Грязнуля фыркнула. И даже руки в болячках за спину спрятала.

– Подумаешь, Мастер мыльных пузырей!..

Алеся вздрогнула. Потом вспомнила: о Мастере знают все. И никого это не волнует. У всех свои заботы, дети-внуки, а еще нескончаемый кризис… ну, вы поняли.

– Что ты можешь знать о мыле? – спросила Алеся, невольно улыбнувшись. – А тем более о Мастере?

– Дети до трех лет все знают, – важно ответила Грязнуля.

– Но тебе ведь, кажется, уже шесть?

– Да. Но я – особый случай. Я должна искупить…

Алесе стало так ее жаль, что на минуту она позабыла жалеть себя (а это очень непросто). Вот что она усвоила из пересудов взрослых, маленькая дурочка!

– Ничего ты не должна, – сказала Алеся и, преодолевая брезгливость, погладила ее по спутанным волосам. – Вот умыться тебе бы не помешало…

– Хочешь, я укажу тебе Путь к Мастеру? – перебила Грязнуля.

Алеся замолчала. Вытерла слезы. Заткнула флакончик.

– Он один умеет выдувать Вечные Пузыри, – продолжала Грязнуля с таким воодушевлением, словно за вранье ей полагалась сладкая булка. – Красивее их нет на всем белом свете! Они такие прочные, что их можно держать в руках, подкидывать и ловить, как мячик! Тот, кто выдует такой Пузырь, станет всемогущим, сможет повелевать Миром!

Глаза девчонки странно блестели. Скорее всего, она унаследовала психическую неполноценность матери, бедняжка…

– И ты знаешь Путь? – спросила Алеся, чтобы поддержать игру.

– У каждого Свой Путь. Но я могу подвести тебя к Началу…

«Бояться надо лишь двух вещей: умереть мучительной смертью и не пройти Своим Путем».

Алесе стало так больно, словно с ней вот-вот случится та первая неприятность, которой следует бояться. О Мастере знают все. Но откуда этому убогому дитя знать про Свой Путь, о котором говорил Любимый?..

Внезапно все это перестало казаться игрой. Была какая-то странная закономерность в том, что последнее время совершается в ее жизни.

– Я должна подумать, – сказала Алеся.

– Думай, – согласилась Грязнуля. – Уже восемь взрослых сказали мне, что подумают. И не рискнули. Ты будешь девятой.

– Я найду тебя завтра, – сказала Алеся.

– Ага, – вздохнула Грязнуля, ковыряя в носу.

Нелепая, жалкая, почти юродивая. Откуда она набралась этих историй? Не от матери же…

– Как тебя зовут? – спросила Алеся.

– Грязнуля, – девчонка лукаво улыбнулась.

– А что это ты должна «искупить»?

– Прошлую жизнь, – Грязнуля больше не улыбалась.

– Ты помнишь, кем была в прошлой жизни?

– Ага.

– Ну и кем же?

Грязнуля приблизилась к ней вплотную (пахнуло потом и заброшенностью) и прошептала в самое ухо, слегка по-детски шепелявя:

– Маньяком, садистом, убийцей маленьких девочек!

Странные фантазии для дошкольницы…

Наступило «завтра», потом еще одно «завтра». Болела мама, родила сестра, состоялась помолвка у Лучшей Подруги (третья, не закончившаяся браком). Потом долгожданный отпуск – не до Мастеров, какой там Свой Путь, нам и здесь неплохо… И снова банк, Старшая, надоевшие до тошноты лица, ссоры и примирения с мамой, смех за коктейлем в кафешках, рыданья по ночам, иногда ласки, приводящие к оргазму, но не дающие удовлетворения, – ласки одинокой девственницы… Да что уж там: старой девы. Ей исполнилось двадцать восемь.

«Однажды я пришел на берег Реки, сел на тот камень, где сидел еще мальчишкой, и понял: рвать – сейчас или никогда. «Подходящий момент» не наступит. Всегда будет жаль кого-то или что-то, всегда будет повод подождать еще немножко… а потом с меня снимут цепи и положат в гроб».

От воспоминаний о нем никуда не деться. Но неужели всю жизнь она обречена слышать его голос, стоит ей задуматься о чем-либо по-настоящему важном?

6. Неведомо куда и без Попутчика?..

– Ничего не понимаю, – сказала Старшая в отделе. – Куда ты уходишь?

– Никуда.

– Врешь!

Алеся не врала, ибо они говорили о разном. Старшая думала про конкурентов, она – о том, кто вне конкуренции.

Коллеги смотрели на нее как на сумасшедшую. С работой она справлялась, Старшая тиранила ее не больше остальных, и не было никаких видимых причин для увольнения.

– Ну рассказывай, чего там у тебя стряслось, – позвонила Лучшая Подруга.

На вопрос: «Что стряслось?» – не делятся радостью Свободы и Начала Пути. Но другого задано не было – пришлось отвечать на этот.

– Да ты что! – сказала Подруга. – У тебя такая классная работа. Что тебе еще надо – сейчас, в кризис?!

Алеся попыталась объяснить, что ей надо; и не станет она больше ждать, чтобы втиснуться между двумя «кризисами». Плевать ей на эти кризисы – она такой кризис пережила, что по-прежнему ей все равно не жить.

Когда она упомянула Мастера мыльных пузырей, Подруга временно заткнулась и возобновила атаку с другого фланга:

– А кто поведет тебя?

– Никто. Сама.

– Неведомо куда и без Попутчика?.. – ужаснулась собеседница. – Дался тебе этот Мастер. Ты знаешь хоть одного, кто бы к нему пошел и вернулся?! Подумай хорошенько. Ты умница. Я желаю тебе только добра.

Алесю очень огорчил этот разговор. Лучше бы Подруга сказала прямо (как говорят многие): «Забудь об этой сказочке, никакого Мастера не существует – он такой же мыльный пузырь, как миф о нем».

Но Подруга в Мастера как будто верила. Однако ясно дала понять: это не для нее, Алеси. И без Попутчика она, и возраст у нее уже не тот, и заблудится она, не дойдет, а если дойдет, так уже не вернется… Все опасности, все каверзы Пути, все слабые стороны ее положения, о которых по небрежности забыл бы упомянуть враг, – все это скрупулезно нанизала на нить заботы Лучшая Подруга.

А ведь могла бы сказать: «Пусть это безумие, но я верю в тебя». Или так: «Мне самой не хватает смелости, я тебе завидую, но все равно за тебя рада». Или промолчать. Но тогда она бы уже не была Лучшей Подругой, сами понимаете…

После этого разговора Алеся уже спокойно воспринимала все охи, ахи, увещевания и предостережения. Знакомые, узнав новость от третьих лиц, торопились ободрить ее по телефону и бывали обескуражены и почти оскорблены, когда она ясно давала понять, что в их сочувствии не нуждается; что не она «потеряла работу», а работа (корень – «раб») потеряла ее; что никогда еще она не была так уверена в том что делает, и если они будут столь любезны, с удовольствием примет их поздравления…

Довелось ей выслушать и такое:

– Тебе хорошо – ни семьи, ни детей. Ты можешь позволить себе такую роскошь.

Бесполезно было объяснять, что это не роскошь, а выбор, доступный каждому; что у нее были свои цепи; что ей тоже нелегко было решиться порвать их без ключа.

– Эх ты, Дунька в ступе, – сказала мама. – Когда в Дальний Путь отправляются за златом-серебром, за своим Суженым – это еще понять можно. Но за мыльными пузырями?!

Ну почему все они так убеждены, что жить надо по единожды утвержденному сценарию? Девушки должны стремиться замуж – замуж любой ценой! А не удалось – страдать. Работникам надлежит держаться за свою работу, за свое рабство, «ведь в стране кризис», а кризис – всегда. «… Будут внуки потом, все опять повторится сначала». Когда-то и она умилялась от этой песни. Она не мешает им жить так, как им хочется (хочется ли?), она просто выбирает Свой Путь. Ну, если зудит – ведь чешут, так?..

«Или идут к врачу», – сказал внутри кто-то скептический.

Но ведь все дети рождаются с этим зудом! К школьному возрасту их уже успешно подлечивают. С аттестатом зрелости – «практически здоров». С дипломом, дабы не возникло опасных рецидивов, чадо надо поскорее впихнуть на место раба. И женить, это самое главное, без этого по временам еще зудит; и ребеночка – лучше двух; и кредиты – лучше ипотеку…

Зуда как не бывало! По гроб жизни исцелен от самого себя.

У кого зудело нешуточно, так это у Грязнули: бедняжка все время чесалась. Она чесалась даже на ходу, и Алеся, хоть и вверила ей свою судьбу, старалась держаться подальше. Не хватало еще подцепить какую-то прозаическую заразу на границе Мира Мечты!

В обычный летний день, без долгих прощаний и торжественных ритуалов, подошла Алеся к Началу Пути. Она понятия не имела, как следует одеваться по такому случаю, но справедливо рассудила, что путь – это всегда путь, и оделась по-походному: джинсы, майка, кеды. Небольшой рюкзачок, который она приготовила, Грязнуля отобрала, заявив, что тащить что-либо туда из Реальности – излишне и даже опасно.

Сказать по правде, Начало было странное. Алеся озиралась с недоумением.

Они с Грязнулей стояли на унылом пустыре рядом с родной девятиэтажкой. С одного края к пустырю примыкали гаражи и чей-то сарай, с другого – начинался жидкий городской лесок. Его можно было обойти за пять минут. В Алесином детстве, когда он был чуть ухоженней и веселей, они играли там в «казаки-разбойники» (забытые поколением компьютерных вундеркиндов).

Ни справа, ни слева, ни прямо ничего похожего на Начало Пути Алеся не видела.

– Ну и куда мне?

Грязнуля привычно подтянула соплю и ответила:

– Щас.

Они снова помолчали. «Эта маленькая дрянь издевается! – подумала Алеся. – Откуда ей знать про Мастера и Путь к нему! Только я могла так купиться!..».

Краем глаза выхватила она неприметную тропку, ныряющую в колючие кусты, и удивилась, кому та могла понадобиться. С этой стороны лесок упирался в бетонную стену бывшего завода. Неужели там еще есть что тащить?..

– Интересно, куда она ведет? – вслух произнесла Алеся.

Грязнуля так и просияла:

– Она ведет к Мастеру!

Алеся редко злилась на детей. Но сейчас был повод.

– Ты думаешь, я совсем дура? Хоть бы врала умело! А я тебе почти поверила…

Грязнуля улыбалась, словно подарок получила:

– Но это действительно Твой Путь.

– Почему же ты не показала сразу?

– Ты и правда дура, Алеся, – хихикнула Грязнуля, отбежав на безопасное расстояние. – Разве я могла показать тебе твой путь? Тогда бы он был моим.

Алеся с сомнением посмотрела на ее чумазую рожицу и на едва различимую среди кустов тропинку.

– Хочешь сказать, эта тропа приведет меня к Мастеру?

– Да, раз ты выбрала ее.

– Но я…

Алеся умолкла. Глупо стоять и спорить. Надо пойти и проверить. Чем она рискует? Крахом Мечты? Переживет. Пережила же эту весну… Сейчас рядом с ней должен быть ее Любимый. Но он не захотел ее даже в Попутчицы. Он вновь сделал свой выбор – рванул ту хилую цепь, что их связала. Были дни, когда она его за это ненавидела. Никому прежде не желавшая зла, она жаждала его смерти – так велика была ее обида. Она даже не брошенная – отвергнутая. Как не слишком аппетитное яблоко. Ее и надкусить-то не захотели… Как жить с этим?

Постепенно что-то изменилось. Факты остались прежними, но они уже не причиняли такую мучительную боль. Да, ей предпочли юную и хорошенькую, «перспективную», как сейчас говорят, а ее, такую умницу, отвергли со всей ее душевной красотой, цена которой – пятак в базарный день. Ну и что? Одиночество – часть ее Предназначения. Лаз бывает тесен для двоих. Дорога будет принадлежать ей одной, и удивительные открытия рядом с Мастером – тоже.

– Даже не мечтай, – хихикнула Грязнуля (а она и не заметила, что рассуждает вслух!). – Это в своем окружении ты изгой. А со всего мира к Мастеру рвутся тысячи тысяч. Так что Попутчики у тебя будут.

– Правда? – обрадовалась Алеся.

– Угу. Это будут очень странные Попутчики. Но ведь и ты тоже странная. Ненормальная, как и они. Не-нормальная, понимаешь?..

Алеся согласилась быть ненормальной.

Тем более что ее уже не раз так называли.

Часть 2. Попутчик

7. Первая ловушка

Алеся раздвинула колючие ветки и протиснулась на едва приметную тропку, которая, если верить Грязнуле, была Началом Пути. Хорошенькое начало. Если это – ее Путь, почему же ступить на него так трудно?

Вслед донесся ехидный голос:

– А ты бы еще лет двадцать не шла. Тогда бы вовсе все заросло.

Как эта вредная девчонка умудряется читать ее мысли? А главное, откуда она все это знает? «Я должна искупить», – вспомнилось Алесе…

Ветки так и норовили хлестнуть по лицу. Интересно, если бы она пришла сюда в восемнадцать лет, а не в двадцать восемь, эти кусты были бы усыпаны цветами, а ветки раздвигались бы сами?.. Алеся не успела додумать эту щекочущую воображение мысль. Новое открытие захватило ее целиком: ведь она давным-давно должна была упереться в стену завода – а стены все нет… Да и Лес – не та жалкая рощица, что знакома с детства, а совсем-совсем другой, настоящий… сказочный! Значит, получилось? Она, Алеся, над которой все смеялись, в самом деле идет Своим Путем? А если так, что ей колючие ветки! Разве мало их было в ее жизни?..

Она стала петь. Сначала робко, потом все громче, ибо песня рвалась из нее, как первый крик новорожденного. Колючки уже не причиняли боль, она их попросту не замечала. И не заметила, как они исчезли вовсе. Тропа сделалась широкой, превратилась в Дорогу, по обеим сторонам которой росли деревья-великаны, кронами застилающие небо. И все равно света было достаточно: солнечные зайчики плясали на траве, играли в прятки между стволов, прыгали у самых ног и манили ее дальше, дальше… Она пела про солнечных зайчиков, про Путь, который ведет к Мастеру, про девушку, которая в Реальном Мире обречена была состариться в одиночестве, а здесь, в Мире Мечты, обретет все что ни пожелает. Она ждала чудес, жаждала их немедленно – и, конечно, чудеса начались.

Слева от Дороги Алеся увидела зрелище такой красоты, что стало не до песен – перехватило дыхание. Радужное озеро идеально круглой формы лежало перед ней на Лесной ладони – озеро, состоящее из пены… из мыльных пузырей! Руки сами стянули одежду, и Алеся нагая погрузилась в пенное чудо. Немыслимое блаженство охватило ее. Все прежние физические радости: приятно устать и лечь в свежую постель, вкусно пообедать, но при этом не переесть, испытать оргазм и забыть о моральных терзаниях, что занимаешься этим в одиночку, – все это казалось ей сейчас далеким и серым, как неудавшийся мыльный пузырь. Алеся так и не поняла, есть ли вода под радужной пеной, да и зачем ей это знать? Ей было тепло, комфортно, пена ласкала ее тело, не знавшее ласк любовника, и она понимала главное: это Озеро – ее. Ей и только ей предназначенное. Подарок Леса, награда за то, что пренебрегла привычными радостями и отважилась отправиться в Путь. Алеся тихо рассмеялась, зачерпнула ладонями пену, подула… и ввысь понеслись радужные пузыри. Как их много, какие они красивые!..

Алеся вышла из пены, как Афродита, чувствуя себя моложе лет на десять, и растянулась прямо на траве. Пена подсыхала, слегка щекоча кожу, испарялась без следа, не оставляя липкого ощущения. А вместе с ней испарялись все прошлые обиды, страхи, ранки. Радужное Озеро играло под лучами солнца, готовое вновь принять в свои объятья. Чудо, принадлежащее ей одной.

«Я могла остаться дома и никогда его не увидеть», – подумала Алеся. Потом: «Если я отправлюсь дальше, кто знает, увижу ли вновь?». Потом: «А зачем мне отправляться дальше?..». Она села на траве, подтянула колени к подбородку, склонила голову, размышляя. Не обидится ли Лес, если она пренебрежет его Подарком? Не разгневает ли она Судьбу, отказавшись от Чуда ради больших Чудес? «Дался тебе этот Мастер!» – донесся из Реальности голос Лучшей Подруги. В самом деле, не слишком ли большое значение придает она этой встрече, которая еще может не состояться? Мастер – он где-то там, за неведомыми испытаниями, а мыльные пузыри – вот они, полное Озеро. Что с того, что они лопаются! Зато здесь нет горя и страданий, мучительных вопросов и нескончаемых поисков – вот он, рай, бери, пользуйся…

Она посмотрела на Дорогу, которая скрывалась вдали за деревьями. Посмотрела на Озеро, лежащее у самых ее ног, у розовых, омытых пеной пяточек. И со вздохом (нелегко отказываться от рая) поднялась и натянула на себя одежду.

От всего лечило это Озеро – от физических болячек, душевных терзаний и даже сердечных ран. Одно было ему неподвластно: исцелить зуд, который звал в Путь.

Сначала появился странный запах. Не может быть, чтобы здесь, в Лесу, тянуло такой вонью! Но чем дальше Алеся продвигалась, тем отчетливей нос заверял: именно здесь, в Лесу, именно вонью – нереальной вонью. Тухлятиной! Нос вопил все сильней, и наконец к нему присоединились глаза.

Справа от Дороги лежало круглое болото, отвратительней которого и представить себе невозможно. Источая смердящий запах, на нем вспухали и лопались бурые пузыри; оно заросло тиной, похожей на желто-зеленые экскременты, и, казалось, самому себе было противно. А на берегу застыла человеческая фигура. Алеся осторожно обошла ее сбоку и заглянула в лицо. Это была уродливая старуха, под стать самому болоту, на которое она глядела неотрывно, словно любовалась. Нет… в глазах ее была тоска. Ничего, кроме тоски.

Она сидела так неподвижно, что казалась мертвой. Когда Алеся почти уверилась в этом, старуха заговорила.

– Не смотри на меня, – сказала она. – Иди себе дальше.

Голос ее был глух и невыразителен.

– Кто вы? – спросила Алеся. – Зачем сидите у этого болота?

Старуха ответила, не поворачивая головы:

– Кто я? Теперь, пожалуй, никто. А когда-то была Странницей, как и ты. Искала встречи с Мастером. Да нашла вот это…

– Не понимаю, – сказала Алеся.

– А тебе и не надо. Это мой выбор. Я захотела красоты и покоя у Радужного Озера; я решила, что нашла то, что искала, – я остановилась.

– Не понимаю, – повторила Алеся дрогнувшим голосом, потому что как раз теперь она начала понимать…

– И была счастлива, – продолжала рассказывать старуха трясине с бурыми пузырями. – Да, да, счастлива! Но постепенно Озеро стало рождать все меньше чудесной пены и заболачиваться, пока не превратилось в эту вонючую лужицу. В которой даже рук не ополоснешь. Мы состарились вместе.

Движимая не столько состраданием, сколько запоздалым страхом за собственную участь, Алеся сказала:

– Почему бы вам не уйти отсюда? Вместе со мной. Я как раз ищу Мастера.

Старуха повернула голову и глянула ей в глаза. Алесю опять обдало холодом чужой тоски.

– Поздно, – ответила старуха. – Мне уже не дойти. Я была бы жалкой Попутчицей. Да и не могу я… бросить его. Оно ведь еще живое, – дряхлой рукой она указала на пузырившуюся тину. – Оно страдает. Оно не виновато, что постарело и стало уродливым. Я свой выбор сделала. И была счастлива, – упрямо повторила она.

– До свидания, – сказала Алеся.

– Прощай. Надеюсь, ты найдешь Мастера. Только помни, как много здесь ловушек.

8. Не доверяйте рыжим

Лес кончился. Алеся стояла у подножья горы, вершина которой терялась в тумане. Задрав голову, Алеся смотрела в этот туман… и туда же смотрел указатель, прикрепленный к раскидистому дубу, – указатель с надписью «Мастер мыльных пузырей».

Дорога, по которой она шла, круто взбиралась вверх и еще прежде тумана пряталась в зарослях. Опять заросли?.. После купания в Радужном Озере (ой-ей, не надо вспоминать!) Алеся чувствовала в себе силы одолеть не одну такую Гору. Смущало другое. Цель оказалась гораздо ближе, чем она предполагала. Алеся настроилась на долгие скитания, борьбу с неведомыми чудовищами, «странных» Попутчиков, чьи мечты созвучны ее мечтам, – а все ограничилось одним испытанием у Озера и беседой с полубезумной старухой. Достойна ли она такой легкости?

Вероятно, главные испытания впереди. Путь наверх крут и – даже отсюда видно – тернист. А в тумане, возможно, сидит Главное Чудовище и ждет свежий обед. «Мечта – как приправа, – прогрохотал голос Чудовища. – Плоть человеческая становится гораздо вкусней!..».

Алеся вздохнула. Ей же все равно лезть наверх, так зачем порождать чудовищ? Лучше она подумает о том, что на вершине ее ждет Мастер. Ах, какие изумительные пузыри выдувает он своей волшебной трубочкой, стоя на самом высоком горном пике!..

Этой картины было достаточно, чтобы ноги ее сами собой побежали в гору.

Побежали, поплелись и, наконец, стали ползти.

В голове мелькали отголоски чужих истин: «Если тебе тяжело, значит, ты идешь в гору», «Мы не ищем легких путей», «Путь к мечте всегда тернист»…

«Значит, все правильно», – думала Алеся, тяжело дыша и цепляясь за колючие ветки, потому что больше цепляться было не за что. Одна предательская мысль все-таки затесалась: «Умный в гору не пойдет…» – но была изгнана с возмущением. В тумане она перестала различать собственные ладони. Внезапно вспомнилось, что Земля – такой же шар, как мыльный пузырь, и где-то там есть ее антиподы, у которых горы растут вниз, но сами они так не считают. Более того, с их точки зрения, это она сейчас лезет вниз… От этой мысли голова закружилась. Когда же кончится проклятущий туман?!

Он кончился неизбежно, как кончается все, и Алеся выбралась на небольшое горное плато, словно созданное для отдыха. (Почему «словно»? Тут нет места случайностям). Она уселась на краю, с наслаждением сняв кеды и болтая босыми ногами в белых клубах, как в невесомой реке. Отсюда туман был нестрашен и даже красив. Над ним крутой дугой сияла радуга.

Любуйся бесконечно. А наверх лучше не смотреть, ибо склон уходит в самое небо.

«Все-таки я в ловушке, – думала Алеся. – Мастер мыльных пузырей, кем бы он ни был, видимо, предпочитает небесную резиденцию. Я буду карабкаться всю жизнь. Пока не ослабею и не скачусь к изножью. После чего душа моя, как и положено, воспарит к небесам. Но там меня встретит уже совсем другой Мастер…».

Грязнуля уверяла, что будут Попутчики. Ну и где они? Не очень-то много желающих следовать ее Путем. Или все-таки она сбилась с Дороги?..

Ей послышалось чье-то прерывистое дыхание, из тумана на миг вынырнула рука.

– Я здесь! – крикнула Алеся (отметив про себя, что слова ее – глупее не придумаешь).

Но кто-то уже вцепился в ее протянутые руки. Из тумана показались спутанные рыжие вихры, белое от напряжения лицо с яркими веснушками, страдальческие глаза – голубые, как у сиамского котенка. И вот она сидит рядом и жадно дышит, эта тощая пигалица лет тринадцати, первая настоящая Попутчица, если не считать той старухи у зловонного болота, которое когда-то было Радужным Озером…

Алеся преисполнилась умиления. Отчаянная кроха! Не ждала, не тянула, решилась на Свой Путь в столь юном возрасте! Наверное, все дразнили ее, невозможно не дразнить такую вызывающе-рыжую; и невозможно такой рыжей прожить обычную жизнь среди блондинок, брюнеток, шатенок… «Ах ты мой гадкий лебеденочек, как я тебя понимаю!».

Алеся погладила ее рыжие вихры, улыбнулась ласково, но пигалица не спешила улыбаться в ответ. Вид у нее был замкнутый и целеустремленный. На радугу она глянула лишь мельком и, едва отдышавшись, спросила:

– Много?

– Что, прости?..

Веснушчатое личико скривилось.

– Много нас таких? Тех, что наверх? К Мастеру?

– Не знаю, – растерянно ответила Алеся. – В Лесу я встретила старуху, но она…

– А, эта! Влюбленная в свои вонючие пузыри! Она не опасна.

– А кто опасен? – спросила Алеся.

– Ты.

… Когда не ждешь нападения, с тобой справится и ребенок. Ребенок, который хладнокровно столкнет тебя в пропасть. И пока ты будешь катиться вниз, ломая ребра, раздирая лицо и руки, ты еще успеешь услышать смех этого ребенка, и будет не страшно, не больно – стыдно…

Жертва всегда виновна. Инициатива наказуема. Ах, оставь эти благоглупости. Когда ты в последний раз спасала мир? Не берись за это трудное дело без подготовки. По самоучителю – недостаточно, нужны как минимум курсы, слышишь?.. Помощь ближнему? И думать не смей! Это для корифеев, да и те берутся с опаской… Мама, мама, а почему мыльный пузырь такой мыльный?..

Она очнулась у самого подножья. Над головой шумел дуб, под носом снова был задранный вверх указатель с надписью «Мастер Мыльных Пузырей». И, конечно, она была жива, здорова, невредима – за исключением той нематериальной частицы, которая утратила веру в бескорыстных и добрых Попутчиков.

9. Чем платит женщина

Карабкаться по уже пройденному отрезку Пути помогало знание. Нет в тумане никаких чудовищ (раз она не пожелала, чтобы они там были), а за туманом есть радуга. Кроме того, Алесю подстегивала злость. Никакая не спортивная, а самая примитивная «злоба обыкновенная». Впервые с Начала Пути она злилась и презирала себя за глупость, доверчивость, розовые слюни… Грязнуля предупреждала ее! Старуха у болота предупреждала ее! Но она, как и положено Главной Героине, непроходимая идиотка, которая должна все шишки проверить собственным лбом. Особенно злило, что кеды остались наверху, и теперь каждая неровность на каменистой тропе бьет током в ее босые пятки.

Чьи-то сильные руки подхватили ее и вытащили из тумана к свету и радуге.

Еще один Попутчик… Мужчина.

Алеся вовсе не думала, что Мастер интересен только женщинам, но все-таки на миг она растерялась.

Он был самый обыкновенный, как ее злость. Крепкий, в меру привлекательный, глаза насмешливые. И он совсем не был похож на ее Любимого…

Они молча смотрели друг на друга, и взгляд его становился все веселей.

– Много? – неожиданно для себя выпалила Алеся.

– Что, прости?.. – Его левая бровь взметнулась в несколько наигранном изумлении.

– Много нас таких? – раздраженно пояснила она. – Тех, что наверх? К Мастеру?

– Не знаю, – ответил он все с той же усмешкой. – В Лесу у болота я встретил одну чокнутую, но она, судя по всему, свое уже нашла. Еще я видел тебя. Ты так живописно покоилась возле дуба! Просится сказать «дала дуба»… но ведь ты здесь.

Ах вот как! Он прошел мимо и даже не потрудился узнать, жива она или мертва. Разумеется. Попутчики ценятся здесь дешевле, чем там – конкуренты в бизнесе.

«Сейчас я его спихну», – подумала она хладнокровно. Таковы правила игры. Это ведь игра. Он не убьется. Он даже не покалечится. Только переживет стыд и унижение. Поделом ему. Перешагнул через нее, не задержался, не помог…

Великий Мечтатель, идущий к Высокой Цели.

Подлец.

«А когда я бросила у болота старуху? Ведь я могла звать настойчивей, и кто знает…».

Сомнение отразилось на ее лице, и почти тотчас он сказал:

– Даже не думай. Такой фокус удается лишь с теми, кто не ждет. У нас с тобой другой расклад, Попутчица. Слушай внимательно.

Его взгляд стал жестким и одновременно ласковым. Как у кота, любующейся птичкой, которую он сейчас сцапает. Он придвинулся ближе; она отодвинулась, попав на острый камень, но больше не смела шелохнуться.

– Чем меньше нас окажется наверху, тем лучше для каждого соискателя. Ничего нового. Вершина, на которой собралась толпа, перестает быть вершиной и превращается в рыночную площадь. Ты думаешь, это плато для отдыха? Черта с два! Оно для того, чтобы отсеять слабых. А ты – слабая, моя девочка. Я сразу это понял. С тобой справится и ребенок (она вздрогнула). Думаешь, раз отважилась бросить мамочку и пойти Своим Путем, ты такая вся из себя героиня? Ха-ха-ха!.. – Он смеялся со вкусом, и это было еще обидней. – Вундеркинд-детсадовец попадает… скажем, в Институт эмбриональных исследований. Что он смыслит в эмбрионах, хотя сам еще не так давно был одним из них?.. Ты пропустила школу, детка. Тот этап, на котором учат: чем возвышенней Цель, тем более низменных поступков она потребует. Хочешь воспарить к Мечте – спихни вниз ближнего своего. «Принцев мало, и на всех их не хватает». Слыхала эту песенку?.. А Мастер и вовсе один! Даже у Иисуса было всего двенадцать учеников, а лучше бы – одиннадцать… Поняла, Главная ты Героиня?!

Он откровенно издевался над ней. А хуже всего было то, что она действительно поняла.

– Зачем же ты помог мне?

– Поболтать с Попутчицей перед новым этапом Восхождения – это всегда приятно. Гораздо приятнее, чем одному пялиться на треклятую радугу, которую повесили тут до скончания веков. Что-то мне подсказывает: пока мы здесь вдвоем – третьего не будет. Это такой баттл: двое решают, кто сильней. В нашем случае и решать нечего. Я просто тяну удовольствие. Будь я пацан, несся бы к Вершине с выпученными глазами. Но я знаю – чем дольше к ней идешь, тем ярче наслаждение. Это как в сексе, детка. Понимаешь?..

«Сейчас он спихнет меня вниз, – думала она. – Я не убьюсь – все будет гораздо хуже. Снова унижение, еще одна жалкая попытка, туман и радуга, это проклятое плато, очередной Попутчик или Попутчица, которые пойдут вверх, а я – покачусь вниз… Он прав, прав! Если уж та пигалица со мной справилась, кого я сумею одолеть? Пятилетнего ребенка?.. Нет, даже зная, что это – игра, я не смогу спихнуть вниз ребенка. А чтобы не видеть, как очаровательный малыш своими слабыми ручками толкает меня к краю, я сама прыгну в пропасть. Добровольно. Я – слабая. Я… Что он там говорил о сексе?».

Она вдруг поняла, в чем ее шанс. Один-единственный.

– Хочешь, я отдамся тебе? – просто спросила она. И, набивая цену, добавила: – Я девственница.

Его взгляд изменился. Теперь он смотрел на нее как на самку. Оценивающе. И, пожалуй, с вожделением… Лучшая Подруга была бы довольна.

– Видно, ты и впрямь никогда не была с мужчиной, – сказал он, – если надеешься, что, получив твое тело, я не решусь спихнуть тебя вниз. Детка, и то и другое я проделаю с одинаковым удовольствием.

– А я из этих удовольствий не получу ни одного, – сказала она. – Просто хочу, чтобы было что вспомнить, когда я вновь окажусь внизу.

Из каких только побуждений не отдаются женщины!..

Он не был груб – он тоже был своего рода мастером, и не пуская ее к одной Вершине, искусно подвел к другой. Новые ощущения ошеломили Алесю, которая прежде предавалась любви лишь в одиночку, изредка, с чувством вины. Она лежала и думала (а над головой по-прежнему маячила радуга – перевернутая улыбка): «Эта Вершина стоит той! Но ведь я могла достичь ее, не отправляясь в Путь. Могла? Или на всю жизнь так и осталась бы закомплексованной девственницей?..»

– Не жалеешь? – спросил он.

Его голос был ласковым, и могло показаться, что он… Но Алеся знала, что это не так.

– Нет, – ответила она. – Одним мыльным пузырем меньше.

– Ты не глупа. Жаль, что нам по пути… Попутчица. Наверх пройдет лишь один из нас – таковы правила.

– Я уже была наверху, – сказала она, не думая в этот момент ни о чем, кроме наслаждения, которое он ей подарил. – Ты видел Радужное Озеро?

– Да. Я помочился в него с берега, и оно исчезло. Морок.

Она словно слышала его мысли. Здесь и сейчас это не удивляло.

«Очень удобно, что женщины – такие дуры, – думал он, и презрение легко совмещалось в нем с подлинной нежностью. – Любовь – вот главная их Вершина. Не Знания, не Богатство, не Власть. Они довольствуются малым. Поэтому побеждают всегда мужчины».

В сущности, ничего нового в его жизни не происходило. Все женщины, которых он целовал, рассчитывали на дальнейшее совместное Восхождение. Как показывал опыт – зря.

Он задремал, еще успев подумать: «Она не опасна…».

Алеся тихонько отстранилась, нащупала одежду, застегнула ворот до последней пуговки. Секунды две – не больше – смотрела она на того, кто подарил ей одну Вершину, но преграждал путь к другой.

Что можно ожидать от человека, способного помочиться в Радужное Озеро?

«Мне нечем его убить, – думала она. – Спихнуть в пропасть тоже не получится. Мы далеко от края, и он сразу проснется… Значит, мы встретимся снова. На Вершине. Если, конечно, он дойдет».

Быстро, не оглядываясь, продолжила она свое восхождение. Плато осталось позади.

Этот раунд она выиграла.

Заплатив, конечно, – не без этого. Что было, тем и заплатила. И ничуть не жалеет.

… Через полчаса с нее потребовали платы гораздо более экзотической.

10. Универсальная валюта

Алеся стояла на Вершине, пытаясь понять, что же она чувствует.

– Во всяком случае, я точно знаю, чего я не чувствую, – сказала она наконец.

Ни радости, ни гордости, ни торжества. Все оказалось совсем не таким, как она себе представляла. Впрочем, к этому пора привыкнуть.

Вершина была тесным пятачком – немногим больше того плато. И на этом пятачке, заросшем сорной травой, стояло маленькое одноэтажное здание, грубо размалеванное цветными шарами, которые, по всей видимости, должны были означать мыльные пузыри… Над дверью висела какая-то табличка. Подойдя ближе, Алеся вздохнула от удивления.

Там было написано: «Приемная».

В тесном тамбуре горела тусклая лампочка. За столом сидела Секретарша в деловом костюме и очках в модной оправе. Перед ней стоял ноутбук.

– Здравствуйте, – сказала Алеся. – Я…

Секретарша молча придвинула ей лист бумаги и ручку. На листе было написано: «Анкета».

– «Я, такая-то, – прочитала Алеся вслух, все больше удивляясь. – Возжаждавшая Истины номер…»

– Номер два – шесть – три – три – три – семь, – любезно подсказала Секретарша, по прежнему глядя в ноутбук. – Это ваш Личный Номер. Остальное заполните сами.

Алеся присела и взялась за ручку.

Анкеты всегда нагоняли на нее тоску. Пожалуй, это испытание будет похлеще, чем все предыдущие.

Итак…

«Почему Мастер должен хотеть Вас принять?».

«Кем Вы видите себя рядом с Мастером через 10 лет?».

«Как Вы оцениваете наш офис?».

Она мысленно застонала.

Но, по крайней мере, это были хорошо знакомые вопросы: она знала, как ответить на них, балансируя на тонкой грани правды и лжи.

Дальше – больше.

«Как часто Вы думаете о ежах (укажите периодичность)?».

Ну… если честно… не слишком часто… вообще не…

«Когда в последний раз Вы занимались сексом?».

Зачем это Мастеру?!

«Как Вы относитесь к исчезновению гуамского пастушока?».

Ой, а кто это?..

«Что для Вас холоднее: красное или круглое?».

Да пошли вы…

«Как Вы считаете, для чего миру нужно зло?».

Злая Алеся написала: «Чтобы заниматься с ним любовью».

Контрольный вопрос (для оценки честности) добил ее окончательно:

«Вы сейчас спите?».

«Да», – написала Алеся и, положив ручку, вызывающе посмотрела на Секретаршу.

Не отрывая глаз от экрана, та протянула руку и бросила ее анкету в стопку на углу стола.

– Благодарю вас, Возжаждавшая №263337. Осталась небольшая формальность…

– Вы даже не посмотрите? – перебила Алеся, недоумевая.

– Мне это ни к чему.

– А, понимаю, Мастер…

– Ну что вы! – Секретарша снисходительно улыбнулась. – Мастер не обременяет себя такими пустяками.

– Тогда зачем… – начала Алеся, совершенно сбитая с толку.

– Так положено.

В наступившей тишине было слышно, как пальцы с красными коготками шелестят по клавиатуре.

– Небольшая формальность, – любезно повторила Секретарша. – Вступительный взнос.

– Но у меня нет денег. Ничего нет…

– О, деньги нас не интересуют. И ваше «ничего» тоже. Что такое любая драгоценность суетного мира по сравнению с Высшим Знанием? Цена должна быть соразмерной.

Алеся в растерянности ждала.

– У любого, кто доберется сюда, есть чем расплатиться. Ваша… м-мм… скажем так: ваше Личное Время. Для начала взнос символический – одна неделя. Ну что такое неделя, посудите сами? Вы и не заметите. Какая разница, умереть 20 мая энного года или 13 мая того же года? Никакой!..

Алеся молчала.

Универсальная валюта. Время. Ее Личное Время.

Ее жизнь.

– А потом? – спросила она.

– Что «потом»?

– Какой взнос будет потом? И как часто?

– Возжаждавшая №263337, вам не о чем беспокоиться, – ответила Секретарша. – Цена всегда соразмерна. Не думаете же вы, что Мастер захочет вас ограбить?! А если вы так думаете, если вы так трусливы, скупы и нерешительны, зачем вы вообще отправились в Путь?

Последнюю фразу она произнесла, по-прежнему приятно улыбаясь.

– Я согласна, – сказала Алеся.

И ничего не случилось.

11. Вершина

Алеся – Возжаждавшая №263337 – сидела в коридоре вместе с другими «номерами» и ждала, когда их пригласят в аудиторию на лекцию Мастера мыльных пузырей. Как поведала ей Соседка справа, Сам не против, когда его называют просто ММП.

Алеся ни капельки не волновалась. Этот унылый коридор, это конторское ожидание навевали совсем другие эмоции. Бессмысленные вопросы, бессмысленные очереди, бессмысленные сплетни – стоило ли ради этого покидать Реальный Мир?.. Избегать искусов, торговать своим телом и своей жизнью, карабкаться вверх, сталкивая других, – и все ради того, чтобы Соседка справа поучала, что «пузыри лучше выдувать не в ясную солнечную погоду, а в тени или в слабо моросящий дождь» (Алеся знала это еще с детства), а Сосед слева нудно и многозначительно повествовал о том, как однажды ему удалось поместить внутрь пузыря фарфорового слоника, «предварительно смоченного в растворе, в этом вся соль, вы меня понимаете? Не в соляном растворе, а в мыльном, само собой, но соль именно в этом!..».

Возжаждавшая №26 (и так далее) давно перестала поддерживать разговор с обоими, но их это не смущало.

А она-то думала, что на Вершине ее ждет солнце и ветер, на худой конец – снег и метель, но никак не этот затхлый коридор и томительная неизвестность. А эти ужасные Соседи! Разве такими она представляла себе Попутчиков, единомышленников, друзей?..

«А какой я кажусь им? – подумала она. – Наверное, тоже ужасной…».

Наконец их запустили (словно рыб из банки в аквариум) в просторную, но такую же затхлую аудиторию с искусственным освещением и окнами, завешанными блеклыми плакатами. «Это называется наглядное пособие», – всплыло в памяти из ученического прошлого. На плакатах были изображены мыльные пузыри. В цвете и без, в натуральную величину и гигантские, со слоями в разрезе, к которым вели хищные стрелочки. Все это дополнялось увесистыми формулами. Алеся пялилась на них, пока не заболели глаза. Хоть они (пособия) и наглядные, но яснее ей не стало. Наоборот, она еще больше запуталась.

Некоторые женщины были беременны, по виду на девятом месяце, и мода здесь была очень странная: все носили балахоны с круглым вырезом, выставляя напоказ свои животы. Животы были раскрашены так, словно переливались всеми цветами радуги… как мыльные пузыри. Ну конечно. Красиво, но и жутковато одновременно.

Почему здесь нет ни одного младенца? Только эти огромные кичливые животы…

Неприметная дверца в углу распахнулась, и в зазвеневшей тишине вошел и неспешно устроился за кафедрой Мастер мыльных пузырей. Седобородый старец в радужном колпаке и балахоне, расшитом мыльными пузырями. Он был невысок ростом, но при этом казался большим и значительным, как и положено Великому.

Алеся почувствовала острое разочарование. Не потому, что ММП не оправдал ее ожиданий. Наоборот, он оказался в точности таким, каким она его представляла. Скукота!.. Она сердито одернула себя: что за глупости? Ей почти удалось войти в состояние Возжаждавшей, и она приготовилась внимать.

– В прошлый раз, дорогие друзья, – начал старец, окидывая свою аудиторию благосклонным взглядом, – мы с вами окончательно и бесповоротно убедились в том, что мыльный пузырь – тонкая многослойная пленка мыльной воды, наполненная воздухом. И какие бы инсинуации ни пытались породить враги науки и фантастики, а также научной фантастики – вы следите за мыслью? – пленка пузыря состоит из тонкого слоя воды, заключенного между двумя слоями молекул мыла!!! (Пауза для аплодисментов). Невзирая на злостные вымыслы и клеветнические измышления, а также тайное подстрекательство, нашептывание и преднамеренное сообщение заведомо ложных сведений, – невзирая на все это и многое другое, друзья мои, слои эти содержат в себе молекулы, одна часть которых является гидрофильной, а другая гидрофобной. Гидрофильная часть, как легко понять из названия,привлекается тонким слоем воды, в то время как гидрофобная, наоборот, – что делает? – правильно, выталкивается…

Это была пафосная нудная лекция без начала и конца. ММП включился на полувздохе, и было ясно, что он может продолжать так годами. Он тряс своей бородой, поправлял колпак, в возбуждении крошил о самую обыкновенную доску самый обыкновенный мел и усеивал ее какими-то жуткими формулами и диаграммами. Алеся быстро потеряла ту самую «нить», которая почему-то всегда теряется, когда нам становится скучно. Теперь ее сознание выхватывало только отдельные фразы:

– … Поскольку каждый проход света через пленку создает сдвиг по фазе, пропорциональный толщине пленки и обратно пропорциональный длине волны… Отражаясь, некоторые волны складываются в фазе, а другие в противофазе, и в результате белый свет…

Алеся, зевая, украдкой разглядывала аудиторию. Большинство Возжаждавших с восторгом внимали старцу. Некоторые конспектировали. В первом ряду Алеся заметила ту самую рыжую пигалицу, которая так хладнокровно столкнула ее в пропасть. Рыжая сидела прямо перед Мастером и ничего не записывала, а только смотрела на него. Глаз не видать, но даже затылок влюбленный… Кое-кто на галерке сладко спал; другие трепались о своем, словно студенты у глуховатого и близорукого «препода»…

«И эти люди вырвались из рутины, рискнули всем, заплатили своей жизнью?.. Они здесь, на Вершине, рядом с Мастером, но занимаются тем же, чем и раньше, – ничем. А я? Разве я стремилась сюда для того, чтобы слушать этот бре… блестящий научный доклад? Кипы бумаги, мел на носу – и ни одной, самой маленькой колбочки с мыльным раствором, ни одного, самого маленького пузырика, который бы хоть немного развеселил и придал смысл происходящему!..».

– Простите, – шепотом обратилась она к своей Соседке слева, которая сосредоточенно строчила в блокноте, – вы не знаете, когда будет практическое занятие?

Соседка отвлеклась с явным неудовольствием.

– Что вы имеете в виду? – строго спросила она.

– Ну, просто интересно, когда мы будем вместе с Мастером выдувать Нелопающиеся Пузыри.

Соседка была шокирована. Словно Алеся предложила ей съесть таракана или прямо здесь заняться сексом.

– Выдувать Пузыри! Вместе с Мастером!.. Я попала сюда гораздо раньше вас, милочка, но такая дерзкая мысль ни разу не пришла мне в голову!

– Зачем же вы сюда попали? – в свою очередь, удивилась Алеся.

Щеки соседки заполыхали, как сигнальные лампочки.

– Вы задаете странные вопросы. В приличном обществе на них не отвечают.

Алеся смотрела на нее во все глаза, и постепенно Соседка смягчилась.

– Попасть в число Возжаждавших, – произнесла она шелестящим шепотом, – подняться, лицезреть Мастера, по крупинкам вкушать Истину – ту ее часть, что доступна моему жалкому разумению, – вот для чего я здесь! И ты здесь именно для этого, дитя мое, что бы ты там себе ни воображала. Иного нам не дано.

– Разве вы никогда не мечтали…

– Неважно, о чем мечтала я там, внизу, – перебила Соседка совсем уж снисходительным тоном. – Высшее Знание вовсе не в том, чтобы разводить какой-то ужасный раствор, макать туда какие-то противные трубки, брать их в рот – брр! – и напрягать щеки, пока не заболит голова. А эти пузыри! – Ее передернуло. – То они слишком большие, то слишком маленькие, то лопаются с брызгами, то их уносит ветер…

– Простите, дамы, что вмешиваюсь, – прошептал Сосед справа. – Но самое ужасное в том, что они могут вдруг перестать лопаться. Вообразите: мир, населенный мыльными пузырями! На свете и так слишком много ненужных вещей. И мотал бы их ветер по земному шару, эти бессмысленные разноцветные шарики, мириады бессмысленных разноцветных шариков… Они бы лезли в рот, как мухи, как песок в пустыне, мы бы ими дышали, мы бы ими, извините, испражнялись. Моя задача, драгоценные дамы, – не допустить этого. Пресечь в зародыше с помощью Высшего Знания. Вот для чего я здесь. И будучи здесь уже относительно давно, я с удовлетворением отмечаю, что ни один опасный объект – вы понимаете, о чем я – так и не был сотворен!

Алесе открылась простая истина (не претендующая на Высшее Знание): одна и та же цель манит людей с разными намерениями. Ненависть мотивирует не менее – а то и более! – чем Любовь. Желание уничтожить порой вдохновляет больше, чем желание познать. Познать и уничтожить. Уничтожить, не познавая… И на это люди тоже готовы тратить свое Личное Время, свою жизнь.

Неужели все Возжаждавшие мыслят так же, как эти двое? Не может быть. Они – исключение, заблудшие овцы в стаде… Что-то царапнуло ее в собственной мысли, показалось важным для понимания. Но додумать она не успела: с галерки на нее в упор смотрели знакомые насмешливые глаза.

Попутчик. Итак, он тоже здесь.

Он подмигнул ей как ни в чем не бывало, и она отвернулась, злясь и все же понимая: как ни досадно, он здесь самый близкий ей человек…

«Не хочу про него думать. Не хочу про него думать. Не хочу про него… А зачем тогда думаю?..».

– Друзья мои, – вещал ММП с кафедры уже фальцетом, – мы с возмущением отметаем распространенное среди незрелых умов заблуждение, что мыло увеличивает поверхностное натяжение воды! Мы видим торжество истины в том, что сферическая форма пузыря получается за счет поверхностного натяжения сферы! Мы с благоговением приветствуем тот факт, что, соединяясь, два пузыря принимают форму с наименее возможной площадью поверхности! А главное, что у нас не отнять никому: мыльные пузыри – друзья мои, обратите внимание на этот важный, я бы даже сказал, определяющий момент – МЫЛЬНЫЕ ПУЗЫРИ ОБРАЗУЮТ ПЕНУ!!!

Грянули аплодисменты. Хлопали все: и кто конспектировал, и кто болтал о своем, и спавшие, которые вдруг проснулись. Хлопала ее Соседка слева и ее Сосед справа. Хлопал тот, о котором она решила не думать. И сама Алеся тоже хлопала – хлопала с восторгом, ибо в этот момент у нее родилась дерзкая мысль: обратиться прямо к Мастеру.

Почему бы и нет? ММП просто не подозревает, что творится в умах некоторых Возжаждавших, ибо он, как и положено Великому, всетерпим и чудаковат. Но ее он выслушает. Не для того же она проделала весь этот Путь, чтобы сидеть на скучной лекции. Хочется вновь увидеть радужное Чудо – пусть даже оно лопнет. Все лучше, чем скрипучий мел, непонятные формулы и два фанатика по соседству.

А может быть – о, как польстила ей эта мысль! – Мастер только и ждет таких учениц, как она. Может быть, это последнее испытание – среди Возжаждавших Истины выявить Истинно Возжаждавших. И только с ними Мастер по-настоящему творит и созидает, а то, что здесь, – чепуха, аттракцион, сито для отсева…

12. Странная беременность

Лекция кончилась внезапно, как туман. ММП оборвал себя на полуслове и скрылся за своей маленькой дверью, даже не задав сакраментальный вопрос о вопросах. Алеся, у которой вопросы были, решила не расстраиваться: раз она здесь, ответы никуда не денутся.

Она сидела на своем месте, дожидаясь, пока рассосется толпа (привычка, сохранившаяся со студенческих лет), и размышляла, как же ей приблизиться к Мастеру и попасть в число Истинно Возжаждавших. Очнувшись, она обнаружила, что аудитория пуста.

Не совсем… Она осталась наедине с Попутчиком.

– Браво, детка, – сказал он, лениво хлопая в ладоши. – Ты все-таки здесь. Аплодировать тебе приятней, чем этому старому пустобреху…

– Кого ты столкнул вниз? – перебила Алеся.

– О, не переживай. Он был мужского пола. И воспользоваться твоей уловкой не мог, даже если бы и захотел. Я, знаешь ли, приверженец традиционной ориентации, хоть мы с тобой и в Радужной стране… Там в анкетке был такой любопытный вопрос: «Когда в последний раз Вы занимались сексом?».

Алеся почувствовала, что краснеет.

– Тебе только этот вопрос показался любопытным? – холодно спросила она.

– Представь себе, да. Все прочие – чушь. Мне подумалось, а вдруг его следует читать буквально: «Когда в последний раз Вы занимались сексом?».

Он засмеялся.

– Интересно, что ответила на него та рыжая малышка в первом ряду?..

– Жаль, что мы снова встретились, – со всей искренностью сказала Алеся. – Я предпочла бы, чтобы в твоем поединке победил тот, другой.

– У него не было шансов, – спокойно ответил Попутчик.

– В самом деле? – Она постаралась произнести это со всем возможным сарказмом.

– Да. Ему было одиннадцать лет. Он успел сообщить мне это, прежде чем полетел вниз.

– Ты сволочь, – сказала Алеся.

– Разумеется. А не был бы сволочью – стал бы жертвой… этого сопляка.

Алеся вскочила на ноги.

– Я… я хочу на воздух!

– Дыши, кто тебе не дает? Ты же на Вершине.

– Замолчи!

Она с удивлением поняла, что плачет.

Попутчик сидел развалясь на соседнем столе и смотрел на нее с каким-то странным выражением.

– Детка, познав твое тело там, между Победой и Поражением, я немного познал и то, что в этом теле укрыто. Некоторые называют это душой… Ты надеешься, что есть некие Избранные и ты будешь одной из них. Все дураки, а ты умная. Все недостойны, а ты – не как все… Нет никаких Истинно Возжаждавших! Нет и не может быть. Здесь каждый сам по себе и за себя – неужели ты еще этого не поняла?!

Она глянула на него с ненавистью.

– А ты нашел то, что искал?

– Да, – ответил он.

Почему-то ей стало страшно. Гораздо страшнее, чем на плато, когда она боялась, что он сбросит ее вниз.

Попутчик продолжал в своей ленивой манере:

– Здесь каждый находит то, что искал. Даже ты, хотя еще не понимаешь этого. Там, откуда ты ушла, ты бы навсегда осталась девственницей. Ни себе ни людям. Здесь, судя по обилию расписных животов, плотские радости приветствуются.

– Но почему я не видела ни одного младенца? Что… что с ними делают?!

Он усмехнулся:

– Скоро узнаешь…

Мигнул свет. Большой лекционный зал куда-то исчез. Алеся снова сидела в унылом коридоре, в какой-то бессмысленной очереди, и на коленях ее лежало что-то округлое, тяжелое, цветное… О, нет!!!

Это был ее собственный живот.

Огромный, бесстыдный, в радужной росписи, он выпирал из выреза в балахоне – точь-в-точь как у виденных ею женщин.

– Красивый животик у вас получился, – с искренним восхищением произнесла Соседка. – Такой, знаете, идеально круглой формы. И узоры легли свежо и оригинально. В то же время традиционные переливы не попраны, а сейчас многие грешат этим. Не одобряю я новаторство, этот монотон в пику освященной веками радужности – вы понимаете, что я хочу сказать?.. До чего же приятно видеть молодую особу, которая не пренебрегла ни формой, ни размером, ни колером – все соблюдено, абсолютно все!.. Знаете, – вздохнула она по-бабьи, – я вам завидую. Ни разу не получилось у меня сотворить такой живот. Трижды пыталась, и все бестолку.

Алесе казалось, что она разговаривает с сумасшедшей. Но тогда они обе сошли с ума, потому что живот – вот он. Минуту назад еще не было, а теперь есть.

– Ничего не понимаю, – пожаловалась Алеся. – Живот… Откуда у меня живот?!

– Надо думать, ты была близка с мужчиной, – рассудительно заметила Соседка.

– Я? Да, но… По-моему, это было сегодня!

– Ах вот ты о чем, – улыбнулась Соседка. – Просто ты еще не привыкла, что время здесь идет по-другому. За Постижение Истины мы платим своим Личным Временем. Тебя ведь предупреждали об этом?

Алеся закусила губу.

– Но Секретарша сказала: «Одна неделя, вы и не заметите!»

– Увы, никто не читает договор до конца. Неделя – это вступительный взнос. Лекция Мастера стоит гораздо дороже. Месяцев на девять потянет… Ты ведь была на лекции?

– Это ужасно! – беспомощно сказала Алеся.

– К этому быстро привыкаешь, – успокоила Соседка. – В конце концов, и там мы жили так же. Недели, месяцы – кто видит их?.. Чтобы проживать каждый день, не расплачиваясь Личным Временем, надо быть поистине богачом. Некоторые рождаются в роскоши, но эти-то самые бедолаги и есть: они не тратят свое Личное Время – они его убивают. Или оно убивает их…

«Ничего не понимаю, – в отчаянии думала Алеся. – Я шла сюда, движимая Мечтой, с конкретной Целью, с конкретными Вопросами, в ожидании Чуда… Вместо этого я теряю куски жизни, так же легко и бездумно, как потеряла девственность, и скоро стану матерью, хотя понятия не имею, что значит быть матерью, и особенно – быть матерью здесь…».

И в этот момент соседка произнесла фразу, от которой вся ее кожа пошла пупырышками.

– Сегодня лопнет, – сказала она, с видом знатока разглядывая ее живот. – Созрел. Последний день любуешься.

– Что… что?!

Алесе представилась страшная картина: разверстые внутренности, кровавые ошметки того, что когда-то было ею. Это не живот, это «пояс шахидки»!..

– Ох, я и забыла, что ты в первый раз, – извиняющимся тоном сказала Соседка. – Не бойся. Это совсем не больно, даже приятно. И очень красиво. Тысячи мельчайших брызг, в каждой – крошечное солнце, и сразу легкость, словно паришь, и снова гладкий животик – до следующего пузырения. Разве это не чудо?

– А ребенок? – спросила Алеся.

Соседка засмеялась.

– Глупенькая, зачем же ребенок? Какое он имеет отношение к этому?.. Хвала Мастеру, здесь никогда не бывает детей. Только красота, только наслаждение! Но мы заболтались, дорогая, ведь тебе пора…

Чьи-то руки подхватили ее и заботливо, но неумолимо повели куда-то. Она сопротивлялась, кричала:

– Мой ребенок был зачат не здесь! Он не лопнет, он родится. Он живой! Вы слышите? Он живой! Я… я хочу видеть Мастера!

– Увидишь, – ответил кто-то, но Алеся продолжала кричать.

Она уже забыла, что узнала о ребенке лишь несколько минут назад. Она поговорит с Мастером, сумеет доказать ему, что ее живот – не мыльный пузырь, не ложная беременность, не пустоцвет, не красивый самообман. У других животы могут лопаться сколько угодно, но она родит, родит!..

Разве не за этим она сюда шла?

Сотворить то, что не лопнет.

13. Она лопнула!..

Яркий свет льется откуда-то с высокого потолка. Стены без окон. Просторный зал и длинный ряд женщин с неправдоподобно большими и круглыми животами, чья расцветка сейчас как нельзя более напоминает мыльный пузырь…

Алеся обнаружила, что замыкает строй, словно на каком-то фантасмагорическом плацу, и невольно подумала, что Соседка в коридоре была права: ее живот действительно самой совершенной формы и неожиданной игры цвета. Он переливается, краски сменяют друг друга, каждый миг – ослепительная красота! И женщины все как одна повернули головы и смотрят на ее живот: с завистью, грустью, вызовом… Это было приятно.

В отличие от них, у нее под радужной оболочкой – живая плоть, новая жизнь. Чувства переполняли ее, и она сообщила ближайшей Соседке:

– У меня там ребенок.

Соседка улыбнулась и подмигнула в ответ: мол, она оценила шутку.

Алеся возвысила голос:

– У меня там ребенок!

– Тише, – зашикали со всех сторон. – Мастер…

ММП, как и в прошлый раз, появился из неприметной боковой дверцы: седой старец, источающий медовую ласку и мудрость, жалящую невежд. Грозный Мастер, Обожаемый Мастер, Всезнающий, Всетерпимый… Тот, к кому они, и женщины и мужчины, рвались, продирались, карабкались, расплачиваясь любовью и жизнью…

Алеся ощутила трепет. Она будет говорить с Мастером!

В руках у старца была длинная округлая палочка. Присмотревшись, Алеся поняла, что это – обыкновенная трубка для выдувания мыльных пузырей. Только очень большая.

– Мастер, коснись меня! Я созрела! Хочу в полет! Взорваться! Тысячами капель! О-о!..

Все кричали разом, и Алеся очень скоро перестала различать голоса. В этом безумном оре ее слова про ребенка были никому не нужны, растаяли, как капля дорогих духов в сточной канаве. Она замолчала, положив ладони на свой великолепный живот. И впервые с испугом подумала: «А почему он не шевелится?..».

Первой в ряду, ближе всех к ММП, стояла хорошо знакомая рыжая пигалица. У нее тоже, как и у взрослых женщин, выпирал живот, который казался еще больше из-за ее по-детски худых ручек и ножек. И кричала она громче всех – что-то о своей любви к Мастеру, о том, что ей предстоит Первый Полет, что каждую свою капельку она посвящает Учителю и Возлюбленному…

«Вот почему она меня столкнула, – подумала Алеся. – Она столкнула бы любого. Ее вела страсть. А что, интересно, нашел здесь тот, чей ребенок сейчас во мне?..».

Додумать она не успела, парализованная ужасом.

Все с той же благодушной улыбкой ММП приблизился к рыжей пигалице, протянул руку и легонько коснулся концом трубки ее радужного живота. Словно доктор из старинных романов, прикладывающий стетоскоп: «Как там чувствует себя наш малыш?..».

И живот лопнул. В точности как и было предсказано: тысячами радужных капель, испарившихся через долю секунды под восторженное «ах!» десятков женских голосов. И по-прежнему на лице старца сияла добрая и мудрая улыбка, и рука с трубкой медленно опускалась… все было как раньше, вот только рыжей пигалицы больше не было.

Она исчезла вместе со своим животом.

На миг повисла неловкая пауза, словно на роскошном празднестве произошла маленькая досадная накладка.

– Она… она лопнула!

Алесе казалось, что она кричит; на самом деле ее шепот услышала лишь ближайшая Соседка.

– Бывает, – равнодушно ответила она. – Лопнула от восторга. Слишком молода и горласта. Пусть полетает… – И добавила: – Не понимаю, что ММП в ней нашел? В следующий раз он выберет меня, вот увидишь.

Праздник продолжался. Мастер шествовал вдоль шеренги женщин, любовно тянущихся к нему своими животами, и от прикосновения его трубки животы лопались водяными искорками. Это и впрямь было красиво, весело и, судя по всему, приятно той, что освобождалась от бремени. Алеся, наблюдавшая за приближением старца, заметила, что еще две женщины исчезли бесследно… Были ли они любовницами Мастера? Или их слишком захлестнули эмоции? Почему другим их не жаль? И не страшно за самих себя? Почему они так уверены, что с ними этого не случится?

А почему она так уверена, что этого не случится с ней?..

Вот уже Алеся осталась единственной, у кого выпирал живот. Она инстинктивно закрыла его руками. ММП остановился напротив и, впервые встретившись с ним взглядом, она куда-то поплыла: в радужной оболочке его глаз было что-то от мыльных пузырей.

– Опусти руки, – сказал он мягко, но так, что она мгновенно повиновалась.

Несколько секунд он молча созерцал ее живот, и постройневшие женщины тоже смотрели и молчали.

– Изумительная работа, – сказал ММП вполголоса, словно бы самому себе. – С кем сотворяла?

Алеся без запинки назвала имя Попутчика и лишь потом удивилась: «Разве я его знаю?..».

– В следующий раз будем сотворять вместе, – сказал Мастер.

Стон и ропот прокатился по залу. Женщины уже не стояли шеренгой, они окружили Алесю и старца. Они ей завидовали – ох, как же они ей завидовали!..

– Мастер, – робко начала Алеся, сомневаясь, дозволено ли ей вот так запросто к нему обращаться, – благодарю за высокую честь. Но сейчас я прошу лишь об одном: позволь мне родить этого ребенка.

Снова возмущенное «ах» и нелестные эпитеты в ее адрес.

– Ребенка, – задумчиво повторил ММП, словно он забыл значение этого слова. – Так ты утверждаешь, что у тебя внутри, за этой эфемерной красотой, что-то есть? Творение, которому ты даруешь жизнь?

– Да, да, – кивнула Алеся вне себя от радости, что ее так быстро и правильно поняли. Она посмотрела на Мастера почти влюбленно, как прежде рыжая пигалица.

И осуждающие языки примолкли. Все жадно ждали развязки. «Да они же сами только об этом и мечтают! – внезапно поняла Алеся. – Что за радость вновь и вновь давать пустоцвет? Что бы они там ни говорили – это лишь жалкие попытки убедить самих себя. Беременеть, нести миру красоту, и все для того, чтобы лопнуть, не родив, а однажды совсем исчезнуть!.. Живое Творение – вот чего они хотят страстно, в каждой своей попытке, хотят и не могут получить…».

– Итак, ты утверждаешь, что сотворила что-то настоящее? – продолжал ММП тоном школьного учителя.

– Дитя.

– Назовем это так. Но это невозможно, увы, никак невозможно.

– Почему?

– Она спрашивает, почему! – голос старца стал саркастическим, как на лекции, когда он обрушивался на «завистников и клеветников». Теперь он обращался ко всей женской аудитории: – Вам тоже интересно знать, почему? Посмотрите на нее. Где она сотворяла? Как она сотворяла? О чем она думала, когда сотворяла? А тот, с кем сотворено, – о чем думал он?.. А теперь она стоит здесь и заявляет, что создала Живое Творение. Да с чего бы ему взяться там, под красивой оболочкой? Из противоборства, лжи, хитрости, коварства, из нескольких судорог наслаждения?.. Все вы, глупые создания, были зачаты именно так – там, откуда вы сбежали. Ибо только там и только такие как вы могут быть сотворены из столь примитивной смеси. Вы – мыльные пузыри самого дешевого разлива: мелкие, блеклые, с унылой каплей, тянущей вас вниз, и лопаетесь вы так быстро, что ваше счастье, если вы не знаете другого!.. Но здесь – здесь все иначе. Как мыльный пузырь не может породить сам себя, так и вы, жалкие создания, не способны на Живое Творение.

Некоторые женщины заплакали. Алеся упрямо молчала. Слова ММП исхлестали ее так же как других, но она снова защищала руками свой живот и оттого чувствовала себя сильнее.

– Да, противоборство и коварство, – тихо сказала она. – Но еще руки, которые вытянули из тумана, и благодарность, потому что он был со мной нежен, хотя мог быть груб. Да, ложь и хитрость – хитрость в том, что он позволил себе уснуть, зная, что я воспользуюсь этим и сбегу, а ему предстоит новое противоборство…

Глаза ММП так выкатились из орбит, что казалось – его радужка сейчас лопнет.

– Дерзкая девчонка! Тебе мало, что твои узоры удостоились высшей похвалы; тебе безразлично, что сам Мастер пригласил тебя к совместному творению!..

– Я видела, что произошло с рыжей девочкой после вашего «совместного творения», – ответила Алеся, поражаясь собственной смелости. – Только попробуй коснуться меня своей гнусной палкой!

Она отступила на шаг.

– Хорошо, – неожиданно спокойно произнес старец. – Хочешь родить и увидеть свое дитя? Будь по-твоему. За все свои дерзости ты вполне этого заслужила!..

14. Розовая кукла

Снова скачок времени. Сколько же украдено… простите, сколько же она заплатила по самому странному в мире договору – минуту, час, день, год?..

Первым инстинктивным движением Алеся схватилась за живот.

Живота не было.

То есть он был, конечно, чуточку округлый, как и прежде, – но совсем не тот вздутый пузырь, который так напугал ее поначалу. И одежда на ней была прежняя. Что же случилось в это украденное – простите, заплаченное – время?

Где ее Творение?!

Толпа женщин исчезла вместе с залом. Они со старцем были вдвоем в какой-то тесной комнате, похожей на лавку старьевщика. Алеся никогда не была в лавке старьевщика, понятия не имела, сохранились ли они в Реальности, но в голову пришло именно это сравнение. Даже затылок видел, сколько здесь странных и ненужных вещей… ММП сидел в кресле-качалке и неспешно раскачивался, словно обычный старикашка, которому нечем занять досуг. Алеся стояла перед ним, как провинившаяся внучка, которая пришла за наказанием.

– Где мое дитя? – спросила она уже отнюдь не таким смелым тоном.

– Вон, – ММП равнодушно махнул рукой на почерневшую столешницу. – Любуйся.

Ей вдруг стало страшно до обморока. Лавка старьевщика закачалась перед глазами.

«Он бы кричал… если бы был жив».

С этой мыслью она заставила себя повернуть голову и взглянуть на то, что лежало на столе. На миг она отчетливо увидела голенькую розовую куклу с пальчиками без ногтей. Кукла была прекрасна и уродлива одновременно, как и положено новорожденному. Но для нее (это была девочка) существовало другое название – мертворожденная.

– Хватит обманывать себя, – сказал старец с брезгливой ноткой. – Ты все еще мыслишь стереотипами своего мира. Ты так и не поняла, где находишься. Требовала свое дитя – получай. Вот оно, твое мертвое Творение!

Не было никакой розовой куклы. Это упрямое подсознание подгоняло немыслимую истину под привычные образы…

На столе лежала книга.

Тощенькая брошюрка в дешевом розовом переплете. На обложке написано: «Мастер мыльных пузырей». Ниже – «Опера» (перечеркнуто). Еще ниже – «Сказка для взрослых»

Алеся медленно взяла в руки свое Творение и раскрыла на первой странице.

– Девочка была еще так мала, что верила: секунды длинные-длинные, а все красивое – вкусно… – прочитала она вслух и замолчала, глядя на Мастера.

Тот закивал, затряс своей седой бородой.

– В воздухе перед ней висело Чудо. Чудо было круглым и цветным, и не просто цветным, а меняющим свои краски и узоры, как в калейдоскопе… – продолжил он с ленцой человека, который знает текст наизусть, и рад бы забыть, да не может, словно вдолбленное с детства стихотворение. – Сравнить мыльный пузырь с калейдоскопом! Но чего не напишешь ради красного словца!.. Твой таинственный стеклянный шарик – обычный полуфабрикат для выработки стекловолокна, стыдно не знать об этом в XXI веке. И про встречу с Любимым ты наврала. Человек такой был, но познакомилась ты с ним не на шоу – тебе просто хотелось, чтобы это было там… Полистай, полистай свое Творение! Видишь белые страницы? Это те места, где фантазия твоя дала сбой, а реальность не смогла прийти к ней на помощь, потому что в таких книжицах она не приживается. Видишь, страницы перечеркнуты крест-накрест? Это то, что не нравилось тебе самой. То, что молило: «Дай мне созреть, напитаться правдой, ведь и в сказках есть своя правда!». Но ты торопилась, ты решила: и так сойдет. А страницы, где буквы то огромные, то крохотные, – что, по-твоему, это означает? Корявость фразы, небрежность стиля, если тут вообще можно говорить о стиле!..

Сухо и методично указывал старец на все недостатки и слабые места – никакой другой критик не мог быть более зорким и безжалостным. Алесе было больно, она все собиралась возмутиться, объяснить… Но почему-то молчала.

– Ты отправилась в Путь и гордилась собой так, словно возвысилась над всем миром. А ведь твой хваленый зуд – это просто болезнь, иногда врожденная, иногда приобретенная. Ее можно сравнить с недержанием. Приходится бежать под кустик, пока остальные спокойно пьют чай на веранде, но чем же тут гордиться?! Ты и такие, как ты, – о, если бы ты знала, как вас много! – с чесоткой, недержанием, припадками, которые вы зовете вдохновением, – все вы являетесь сюда как Главные Герои и Творцы одновременно. И где же ваши Творения? Вот они, – старец брезгливым жестом обвел комнату, – выкидыши ваших творческих мук: книги, которые никто не захочет читать, симфонии, которые никто не станет слушать, картины, на которые способен любоваться лишь слепец… Вот они – ваши дети: недоношенные, мертворожденные, испустившие дух в первый день Творения, заброшенные, жалкие, никому не нужные!.. Ты отправилась в Путь, но сумела увидеть так мало, понять – того меньше, а описать почти ничего не сумела. Я уж не говорю о том, каким ходульным и примитивным получился у тебя я сам: седая борода, радужный колпак, балахон, расшитый мыльными пузырями, – надо совсем не иметь вкуса, чтобы вообразить меня таким!..

Впервые Алеся нарушила молчание.

– Но ты такой и есть, – сказала она.

– Я такой для тебя. Это ты, со своей убогой фантазией и отсутствием всякой свежести восприятия, увидела меня таким. Твоя сказка – мыльный пузырь, один из многих, лопающихся на ветру. Ты шла ко мне, чтобы я вдохнул жизнь в этот пузырь, но я бессилен помочь бездарности. Все, что я могу сделать, – дать вам иллюзию Творчества. И лопать, лопать то, что обречено родиться мертвым! Большинство рады и этому. Но время от времени я сталкиваюсь с такими упрямыми невеждами, как ты, и тогда появляется новый хлам для этого хранилища. Все вы рветесь увидеть свое дитя, а увидев – бросаете с отвращением. Почему ты держишь свое Творение так, словно это склизкий мокрец?

Алеся действительно держала книжку двумя пальцами на вытянутой руке, но после этих слов взяла ее как следует и раскрыла на последней странице.

– На живое и мертвое Творение налог одинаковый, – прочитала она финальную фразу, и ей самой она показалась столь дикой, что стыдом полыхнули щеки. Она даже не стала смотреть, к чему эта фраза относится. Если сказка заканчивается такой гадостью, зачем было ее начинать?..

– Уходи, – сказал старец. – Ты все поняла.

Алеся кивнула и медленно пошла к двери. Она знала, что будет за дверью: родной захолустный двор, серая девятиэтажка, нелюбимая работа… Реальность, из которой она так неудачно сбежала.

«Ты неудачник. Сбежал с одной каторги на другую». – «Попробуй сбежать лучше».

Гордыня и бездарность. Тут нечем оправдаться.

– Книгу оставь, – сказал старец ей в спину.

Алеся обернулась:

– Зачем?

– Так положено.

Однажды ей уже сказали: «Так положено». Когда она промучилась над анкетой, которую никто не станет читать (в точности как ее книгу). И она послушалась. Реальность приучила ее слушаться этой бессмысленной фразы.

– Зачем? – повторила Алеся.

– Ваши жалкие Творения остаются у меня, дабы не засорять мир. Или ты по-прежнему станешь упорствовать, что у тебя живое дитя?

– Нет, не стану. Но оставлять ее тебе и не подумаю.

Почему старец вдруг так разволновался? Вскочил с кресла-качалки, шагнул к ней.

– Ты обрекаешь себя на смех и презрение!

– Пусть, – сказала Алеся.

С этой минуты к ней стала возвращаться уверенность.

– Какая бы она ни была – она моя, и я с ней не расстанусь.

По реакции ММП было видно: происходит что-то неожиданное и вопиющее. Он суетливо обежал вокруг Алеси. А она лишь крепче прижала к себе книгу – свое дитя.

Художница Светлана Мищенко-Сапсай.

– Ты… Ты… – Старец разразился визгом: – Мало того, что породила уродца, ты еще упорствуешь в своем желании явить его миру!

– Есть же те, кто добры к увечным детям.

– Она – мертва! Она – труп! Что это вообще за сюжет?! «Иди туда – не знаю куда…». Старо, старо! Тысячи до тебя стерли ноги на этом Пути. Что нового в твоем Творении? Что интересного, кроме подражания не лучшим образцам?

– Почему ты так разволновался… Мастер? – Алеся сделала крошечную паузу перед обращением. – Почему для тебя так важно не дать мне унести дитя в мир? Зачем ты хочешь присовокупить ее к своей унылой коллекции? Что наплел ты остальным Творцам, заставив их бежать в ужасе, в то время как их дети, пусть недоношенные, были еще живы и не так уж плохи?

Он побагровел, этот старик в дурацком колпаке. Никто еще не осмеливался говорить с ним так. Ясно, что она угадала.

– Что бы там ни было у других, твое дитя мертво с самого семени. Подражательность, претенциозность, намеки на Великую Истину, которая вот-вот будет открыта, а в результате – пшик! Мыльный пузырь! Мыло!.. Твоя история о Поиске Себя, Предназначении и Мастере отвратительно БАНАЛЬНА!

– Может быть, – тихо ответила она. – И ничего банальнее Бога еще не придумано…

– Я не Бог, – скромно возразил старец.

Казалось, он был не против, если бы его вдруг начали разуверять.

Алеся засмеялась.

– Конечно, нет, – сказала она. – Ты даже не Мастер. Ты – моя ошибка, фальшивый поворот сюжета. Мое сознание было замусорено ложными представлениями о Вершине, на которую надо вскарабкаться. Путь к Мечте – всегда наверх? Какая чушь! Если бы я сразу сообразила, что Свой Путь – тот, по которому идешь с удовольствием!.. Прощай, Лжемастер. Спасибо за науку. Теперь я знаю, что мне делать. И не тяни ко мне свои костлявые руки. Ведь ты – моя выдумка, не так ли? Тогда что мне стоит ткнуть тебя пальцем и превратить в тысячу радужных брызг?..

– Ты дорого заплатишь за это, – произнес Лжемастер со скорбным удовлетворением.

– Как всегда, – ответила Алеся и вышла, прижимая к себе брошюру с неудавшейся сказкой.

В коридоре ее ждал Попутчик.

15. Последний взнос

Не так уж долго они не виделись, но время в привычном понимании не имело здесь смысла. Жизнь измерялась Личным Временем, а его Попутчик, видимо, заплатил немало (интересно, за что?). Выглядел он лет на десять старше, чем Алеся его запомнила.

– Аудиенция у Мастера, – сказал он с привычной насмешкой. – Пользуешься успехом.

– Это не Мастер, – ответила она равнодушно.

Попутчик ничем не выказал удивления. Словно бы он сам пришел к этой мысли. А может, знал с самого начала.

– Она спит? – спросил он.

Алеся увидела себя его глазами: запоздалая девственница, любовница на раз, прижимающая к себе крохотного младенца в розовой пеленке…

– Она мертва, – сказала Алеся.

Они помолчали.

– Мне жаль.

– Мне тоже.

Алеся грустно улыбнулась, глядя на свою тощенькую книжицу в розовом переплете.

– Хочешь почитать?

Он вздрогнул.

– Нет, пожалуй. Была бы живая… Но ты не расстраивайся. Родишь другую. У тебя еще много Личного Времени.

Алеся отрицательно покачала головой.

– Рядом со Лжемастером не сотворишь ничего живого.

– Это я понял. Просто не знал, как тебя утешить. Я ведь тоже… гм… причастен.

– Ты не виноват. Ты дал мне наслаждение. Но вдохновения дать не мог. Вдохновение может дать только Любимый… Я создала грустную и глупую сказку. Зачем нужна эта Гора, этот Лжемастер, женщины с радужными животами? Зачем нужен ты?.. До сих пор не могу придумать, какого рожна тебе здесь понадобилось. Зачем ты искал ММП? Иначе вся твоя функция – лишить меня девственности. Притянуто за уши… Лжемастер прав – я бездарность.

Он выслушал и вдруг рассмеялся:

– Значит, это ты меня придумала? Забавно… До сих пор я был уверен, что это я тебя придумал. Тебя и всех остальных. Видишь ли, детка, это моя сказка…

– Не хочу! – перебила она с презрительной улыбкой. – Это тоже старо. «Если бы он не видел тебя во сне, где бы, интересно, ты была?..».¹ Опять чужое, опять банальности. Опять красиво и мертво!

Он замолчал. И его внезапная покорность преисполнила Алесю уверенностью в себе, как в ту минуту, когда она разоблачила Лжемастера. Пусть она бездарность, но она останется хозяйкой в собственной сказке – уж этого у нее никто не отнимет.

Как выбраться из лабиринта тусклых коридоров? А как обычно выбираются из незнакомого помещения? Ищут табло с надписью «Выход»… Едва она подумала об этом, как в дальнем конце коридора зажглись зеленые буквы.

– Вот так, – зло сказала Алеся. – Банально, зато надежно.

Попутчик, о котором она забыла, догнал ее через несколько шагов.

– Может, все-таки хочешь узнать, зачем я искал Мастера?

– Нет, – ответила она на ходу. – Ты искал не Мастера. Иначе бы ушел отсюда, как ухожу я. Ты искал именно Лжемастера. Помнишь, ты сам сказал мне после лекции: «Я нашел, что искал»!

Он схватил ее за плечо.

– Это ты спросила, а я…

Алеся стряхнула его руку.

– Пошел вон!

Здесь она была на высоте: попользовалась своим героем и безжалостно с ним расправилась.

Как и положено Творцу.

Справа от зеленого табло стоял канцелярский стол, за которым сидела уже знакомая Секретарша. Она встретила Алесю прежней непроницаемой улыбкой.

– Небольшая формальность. Последний взнос… Будьте любезны.

Алеся глянула на лист.

– Девять лет Личного Времени? За что?! Если Истина в том, что ваш «Мастер» – такой же Мастер, как я – Творец, то дерете вы немыслимо!..

– Разоблачение Лжемастера почти ничего не стоит, – невозмутимо ответила Секретарша. – Всего одну минуту Личного Времени. Она заранее включена в счет. Вы ведь даже не заметили потери, когда шагнули из комнаты в коридор?.. А девять лет с вас причитается за то, что вы уносите отсюда свое дитя. Редко кому это удается.

– Она мертворожденная, – сказала Алеся.

– На живое и мертвое Творение налог одинаковый.

Алесю вновь окатило стыдом, как тогда, когда она подглядела эту фразу в конце собственной книжки. Больше не споря, она схватила ручку и подписала самый дорогой в мире чек – на девять лет жизни.

«Ты дорого заплатишь за это…».

Что-то тут не так!

– Я же сама сотворила все это: и дурацкую Гору, и Лжемастера, и твой стол, и тебя за этим столом, – сообщила она Секретарше. – Почему же я безропотно плачу тебе?

– О! – деловито ответила собеседница. – Задавшаяся Вопросом №8, вам следует искать Ответ в другом месте.

– У настоящего Мастера?

Молчание.

Алеся протянула ей свое Творение:

– Не хотите ли взглянуть?..

– Нет, – Секретарша откинулась на стуле. – Меня это не касается. Мы в расчете. Приятной Дороги.

Часть 3. Мастер

16. Отбракованные

Эта сторона Горы была более пологой и приветливой. Алеся и не заметила, как вновь оказалась у подножья и ступила на потерянный Путь. Дорога вилась вокруг Горы Лжемастера, и можно было с самого начала обогнуть этот приют амбициозных пустоцветов. Пусть она – одна из них, но у нее, по крайней мере, хватило мужества понять это и больше не расплачиваться жизнью за радужный обман.

Теперь ей уже тридцать семь лет.

Алеся не знала, сильно ли подурнела, но внешней красоты ей всегда было отмерено так мало, что она привыкла относиться к этому с пренебрежением. Новый возраст ей даже нравился: чувствуешь себя уверенней и защищенней от иллюзий. Она по-прежнему несла в руках свое Творение, не питая к этой книге в мягкой обложке, этой кукле в розовой пеленке, особой нежности, но и не стыдясь ее. Это была ее часть. А при мысли о том, что она не бросила ее в затхлой кладовой Лжемастера, Алеся испытывала даже что-то вроде гордости, словно одержала какую-то важную победу.

«Мы не ищем легких путей» – как нравилась ей раньше эта фраза! И какой напыщенной, идиотской казалась теперь! Вершина – это замаскированное поражение. Все пути с нее ведут вниз. Или ты так и застрянешь на пике, далекий от подлинной жизни. Только ровная дорога способна вести бесконечно. И бесконечной будет смена пейзажа, и будут новые лица, встречи, открытия…

Алеся шла и наслаждалась ветром, разнотравьем, стрекозами с радужными крыльями, прогретой солнцем землей под босыми ногами. Иногда в пятку впивался сучок, но она встречала эту боль с улыбкой, и сучок отскакивал, не причиняя вреда… Много лет прошло – гораздо больше, чем девять! – с тех пор, как она впервые помечтала об этой Дороге, но все-таки она идет по ней. И пусть у нее нет лука из разноцветной проволоки и сумки с котом Леопольдом, зато есть главное – Свой Путь…

Вскоре Алеся увидела Игроков. Двое мужчин, постарше и помоложе, сосредоточенно гоняли шары на бильярдном столе. Казалось, они находят вполне естественным, что стол стоит у обочины Дороги. Они были так увлечены игрой, что ничего не замечали.

Алеся вздрогнула, разглядев, что именно они гоняют по лузам…

Бильярдными шарами служили мыльные пузыри!

Да-да, настоящие пузыри, не подделка, не стилизация – уж в этом ее не проведешь. Точным движением кий отправлял их в скользящий полет над поверхностью. Сталкиваясь между собой, пузыри издавали едва слышный приятный звук, похожий на шелест шампанского. Они послушно ложились в лузы, коварно крутились в винтах, меняли направление друг друга – словом, вели себя как обычные бильярдные шары.

И не лопались.

Алеся застыла в двух шагах от стола. Могло показаться, что она завороженно следит за игрой, и через некоторое время ее соизволили заметить.

– Какой эффе, а? – хвастливо сказал Младший Игрок.

– Результативный «дурак», только и всего, – буркнул Старший.

Оба ожидали от Алеси какой-то реакции.

– Я была у Лжемастера, – сказала она.

– А, этот, – проворчал Старший, примериваясь для нового удара. – По-прежнему в своем дурацком колпаке? Читает лекции о натяжении поверхности мыльной пленки и лопает палкой беременные животы?

Младший произнес неприличное слово. Неизвестно, к чему оно относилось – к порядкам у Лжемастера или тому, что он стал проигрывать.

– Откуда у вас эти шары? – спросила Алеся.

– Шары как шары, – ответили ей.

– Но это же мыльные пузыри. И они не лопаются!

– Ну и что?

Алеся открыла рот… и закрыла.

Невозможно ничего объяснить человеку, который на Чудо говорит: «Ну и что?».

– Значит, настоящий Мастер существует, – сказала она наконец. – И я на верном Пути. (Ей не ответили). Эх, вы! Так близко от Мастера, пользуетесь его Творениями, тычете палкой в Чудо… ну прямо как тот идиот в колпаке. И не хотите ничего понять! Туда-сюда, сюда-туда… На обочине Дороги, и так всю жизнь! Почему тогда вы не остались там?

– Ну, чего расшумелась? – добродушно сказал Старший (он только что выиграл партию). – Дай взглянуть на свое дитя-то.

От неожиданности Алеся безропотно отдала Творение и, спохватившись, предупредила:

– Она мертвая.

– А по виду не скажешь. Будто спит…

Он начал читать с середины, перелистнул несколько страниц и заметил:

– Круто ты обошлась со своим Попутчиком. И этой стерве у выхода переплатила. Почему было не поторговаться? Девять лет жизни за мертвое Творение!

– Я не жалею, – сказала Алеся.

– Вот еще чего не понимаю. Ты когда-нибудь ешь-пьешь и, извиняюсь, э-э… или так обходишься?

Алеся вспыхнула и выхватила у него книжку.

– Я – так обхожусь, – мстительно сказала она. – А вот у вас теперь будут новые потребности. Новые-старые. Спасибо, что напомнили.

Не хватало еще, чтобы собственная выдумка учила ее, как нужно писать! (И пИсать).

Игроки бросились к ближайшим кустикам.

А облегчившись, они почувствуют дикий голод. Придется им заняться «охотой и собирательством» (так, кажется, это называется?) и оторваться наконец от своего дурацкого стола.

– Так что с Попутчиком я обошлась еще не столь круто, – сказала она и взяла в руки мыльный пузырь.

Он лежал на ладони, словно наливное яблочко: прохладный, гладкий, нежный. Невесомый. Алеся чуть сжала ладонь. Пузырь и не подумал лопнуть. Она подкинула его и слегка подула:

– Лети…

Он послушно полетел. Алеся наблюдала за ним, пока он не скрылся из вида.

– Летите все!

Мыльные пузыри на столе словно только этого и ждали. Они взметнулись в воздух разноцветной стайкой.

Алеся засмеялась.

Ей показалось, что дитя в ее руках шевельнулось.

Но это ветер перебирал страницы…

Следующая, кого она встретила, была Отрешенная.

В отличие от Игроков, поглощенных своей игрой, эта женщина была сосредоточена на себе самой. Она сидела в траве у обочины, вытянув ноги, ступни которых загорели до черноты, – так долго она подставляла их солнцу. Голову ее, наподобие скафандра, плотно обхватывал прозрачный радужный шар. Алеся коснулась его. Мыльный пузырь не рвался и не пускал внутрь.

За тонкой на вид пленкой легко можно было разглядеть лицо: женщина блаженствовала. Полуприкрытые веки подрагивали, губы были приоткрыты, шея сладострастно изогнулась. Она пребывала в каком-то затянувшемся экстазе, бесконечном оргазме, высшейточке слияния с Мирозданием. Так счастлив идиот, пускающий слюни, и крыса с электродом в голове, жмущая на кнопку, пока не сдохнет…

Алеся почувствовала брезгливость – и зависть. И в тот же миг увидела еще один радужный «скафандр». Минуту назад его не было. А сейчас он услужливо лежал у ее ног, готовый к употреблению, – ее «скафандр». Как просто! Отрешиться от всего: серых будней прошлого, несостоявшейся любви, ложной вершины, мертворожденного дитя и так бездарно растраченной жизни. Поймать волну удовольствия и плыть, плыть…

Она вспомнила Радужное Озеро и старуху у вонючего болота. Если сейчас она наденет этот пузырь, то когда-нибудь на обочине Дороги будут сидеть две высохшие мумии с шарами на головах. Только и всего.

Алеся потрясла женщину за плечо, но та не реагировала. Алеся попробовала снять «скафандр». С таким же успехом она могла пытаться оторвать этой блаженной голову.

– А ведь у тебя тоже были мечты, когда ты отправлялась в Путь, – сказала она. – И вряд ли твоей мечтою было сгнить заживо под этим пузырем. Какое неудавшееся Творение оставила ты у Лжемастера? Какой Любимый бросил тебя, какого Попутчика бросила ты? Что причинило тебе такую боль, что ты предпочла отрешиться от всего в двух шагах от цели?..

Женщина не могла ее слышать. Или не хотела. Она сделала свой выбор.

Алеся пнула пустой «скафандр» и впервые пожалела о том, что мыльные пузыри здесь не лопаются.

Теперь они попадались все чаще: такие крохотные, что она боялась вдохнуть их вместе с воздухом, и гигантские, в которых мог бы поместиться дом. Маленькие пузыри весело неслись по ветру, играя всеми цветами радуги; Алеся ловила их, прижималась щекой к нежной скользкой сфере, в которой отражался ее удивленный глаз. Большие пузыри плыли низко над травой, похожие на перекати-поле… нет, ни на что не похожие, кроме самих себя – вымечтанного Чуда.

Каждый шаг приближал ее к Мастеру. Она радовалась Концу Пути так же, как радовалась Началу, но не забывала остерегаться ловушек. В больших радужных сферах, лежащих на земле, иногда можно было увидеть совокупляющихся мужчин и женщин. Алеся именно так думала про них: «совокупляющиеся». Не занимающиеся любовью и уж тем более не Творящие. Голые пары совокуплялись: жадно, бесцельно, бесконечно; они даже не были парами – каждый из них был сам по себе, замкнутый на своем собственном удовольствии, как та Отрешенная, и Алеся брезгливо ускоряла шаг, проходя мимо.

«Все-таки любопытно, – думала она, – почему самой верной ловушкой считается страсть? Игроки, страстно увлеченные игрой, сошли с Дороги, позабыли о Цели, и, я уверена, первое, что они сделают, утолив физические нужды (которые я им навязала), – наловят новых шаров и продолжат игру. До Отрешенной я так и не смогла достучаться. Эти пары мне еще менее симпатичны… Почему я так презираю всех этих людей? Может быть, наслаждение – это и есть Высшая Цель? Может быть, Мастер учит именно этому?.. Нет, нет, настоящий Мастер учит творить, а не потреблять! Эти же люди довольствовались потреблением, приспособили чудеса под свои примитивные радости, сошли со Своего Пути – им никогда не стать Творцами… А я? Какое право имею я осуждать их, если породила мертвое и никому не нужное? Почему я решила, что Мастер примет меня и научит творить живое, только потому, что я до него доберусь?».

Следующая мысль ее ужаснула: «А если эти несчастные не отказались от цели, не предали мечту? Если все они добрались до Мастера – и были отбракованы?.. Что я вообще знаю о Мастере? Мое жалкое воображение сумело породить лишь Лжемастера, и он сам посмеялся над этим. Почему я так боюсь собственной сказки?.. Я должна быть сильной. Может, весь секрет в том, чтобы идти вперед, не думая о поражении: шаг за шагом, шаг за шагом. Ведь это так просто… Да?».

Большой пузырь перегородил ей Дорогу. Он был пуст, он приглашал внутрь (вытянуть усталые ноги, охладить спекшуюся голову). А за ним угадывался чей-то силуэт.

Мастер?..

Алеся замерла. Сердце выбивало под ребрами песнь. Потом, решившись, она толкнула пузырь, и он легко отлетел прочь.

Теперь ничто не преграждало Путь.

Кроме ее Любимого.

17. Вот и вся любовь

Они молча смотрели друг на друга. Он совсем не изменился. «А мне уже тридцать семь», – напомнила она себе. Она искала глазами Соперницу, которая когда-то доставила ей столько горя. Но Любимый был один. И он все еще – да-да, она призналась себе в этом сразу – он все еще был Любимым…

– Я ждал тебя, – просто сказал он.

– Я была с другим. И родила мертвое дитя, – ответила она с ненавистью.

– Я тоже был с другой. И ничего не сумел породить. Мне нужна ты.

Он подошел к ней, оцепенелой, ласково взял за плечи.

– Положи дитя в траву. Ей это уже не повредит.

Алеся повиновалась. Теперь руки ее были свободны, и она обвила шею Любимого… Все вдруг стало просто и ясно. Не надо терзаться, не надо никуда идти, и Мастер ей больше не нужен. Да и не был он ей нужен, этот Мастер мыльных пузырей: она выдумала свою мечту, чтобы быть с Любимым. Любимый – это и есть Мастер!

Большой радужный шар вернулся к ним – это был их шар, их дом, их вселенная. Вместе они сотворят живое… А зачем? Не хочет она больше ничего творить. Ведь она бездарность. О, как приятно осознать это до конца, как сладостно поражение! С ней Любимый – она победила. И хочет теперь лишь одного: наслаждаться. Она это заслужила.

Наслаждаться. Вечно…

Над поверхностью сферы оставалась лишь ее голова, когда Алесе показалось, что она слышит странные звуки: словно бы котенок мяукал. Шар затягивал ее внутрь, но звуки эти заставили воспротивиться.

– Ты слышишь? Слышишь?!

– Ничего не слышу, – гулко донесся до нее из сферы голос Любимого.

– Это плачет ребенок!

– Чепуха! – Его голова вынырнула на поверхность. – Она мертва! А я столько ждал тебя…

Алеся вырвалась из его рук и с трудом, словно из болота, вытянула себя из шара. Она знала: у нее никогда не достало бы на это ни сил, ни желания, если бы не безумная надежда, что дитя ее ожило.

Она присела на траву. И сама заплакала. По милому кукольному личику ползали муравьи… Если это ее сказка, почему не произошло Чудо?!

– Все равно я люблю тебя, – прошептала она, поднимая книжку с земли и сдувая муравьев с переплета. – Пусть ты нужна одной мне, но я люблю тебя, слышишь?

Она медленно выпрямилась с Творением на руках. Любимый стоял рядом. Радужная сфера, слегка покачиваясь, по-прежнему ждала их, чтобы поглотить в вечном бесплодном наслаждении.

– Ты обманул меня, – тихо сказала Алеся.

– В чем? – спросил Любимый, виновато отводя глаза.

– Ты ждал здесь не меня. Про меня ты давно забыл. Ты ждал любую женщину – первую встречную, чтобы замуровать ее вместе с собой в этом радужном гробу. Так случилось, что это я. Тебе было все равно. Ты даже на меня был согласен…

– Неправда, – перебил он. – Я люблю тебя.

Алеся поймала проплывавший мимо пузырь размером с яблоко, поднесла к его губам, словно предлагая угоститься.

– А ну-ка повтори.

– Я люблю тебя…

Пузырь мгновенно стал серым и безжизненным. На нем повисла отвратительная капля, и, едва Алеся разжала ладонь, он камнем полетел вниз и затерялся в траве.

– Вот и вся любовь, – сказала Алеся. – Я знаю, что с тобой произошло. Ты опередил меня. Добрался до Мастера. Но он тебя не принял. Или ты оказался бездарным учеником. Ты ведь и впрямь неудачник. С героями такое случается. Подумаешь, сбросил цепи и пошел навстречу Мечте! Таких дураков пруд пруди. А потом Мечта оказывается так же скована, опутана предрассудками, как та Реальность, от которой бежал. И готово: к одному миру, не слишком совершенному, добавляется еще один, столь же несовершенный. В глубине души ты не веришь в мир вообще без цепей… А что ты сделал с моей Соперницей? Бросил ее в моем мире, когда бежал к новой Мечте? Или взял с собой, чтобы скинуть вниз на плато?..

– Я не был у Лжемастера, – сказал он. – Я сразу попал к Мастеру.

Это были его первые слова после фальшивого признания в любви.

– Ты во многом права, Алеся. Да, и в этой Мечте я разочаровался. Ты тоже разочаруешься. Мастер – он совсем не такой, каким ты его себе представляешь. И занимается не тем, чем ты думаешь. Он меня не отбраковывал – я сбежал сам. И ты сбежишь. Как сбежали все, кого ты встретила на Пути и кого так презираешь. Я тоже презирал их и думал, что я сильнее, смелее, готов к любым неожиданностям. Это не так. У сказки, что ты придумала, не может быть счастливого конца. Если ты получишь желаемое, то потеряешь так много, что и вообразить невозможно. За мертвое Творение с тебя взяли девять лет жизни. А что потребуют за живое?..

Алеся выслушала его с презрительной улыбкой.

– На живое и мертвое Творение налог одинаковый.

– Не повторяй эту чушь!

– Я тебе не верю. Мастер не может быть таким монстром.

– Разве я сказал, что он монстр? Он…

Алеся обогнула Бывшего Любимого и зашагала дальше по Дороге.

– Тебе не интересно, какой он?

– Из чужих уст – нет. Хватит лжи! Я увижу все собственными глазами.

– Я буду ждать тебя, – кричал вслед Бывший. – Теперь я действительно буду ждать тебя!

«Забавно, – подумала Алеся. – Вот сейчас он не врет. Когда я обошла его, когда узнала ему истинную цену, а проще говоря – разлюбила… он будет ждать меня».

Но, перестав быть Любимым, он стал просто Попутчиком.

А с Попутчиками не церемонятся.

18. На границе двух Миров

Дорога, по которой она шла, вдруг стала изгибаться петлей. Солнце над головой, зависшее в зените, совершило немыслимый скачок к востоку. Алеся подумала, уже не расплачиваются ли и тут Личным Временем, только, как бы это сказать… в обратном направлении? Но развить эту волнующую мысль времени-то и не хватило: при очередном повороте редкие деревья расступились, и Алеся увидела…

… свой собственный двор, размокший от дождей, родную девятиэтажку, где маленькая девочка пробовала на вкус мыльные пузыри. (Теперь-то она точно знает, какой у них вкус, – совсем не тот, что казался в детстве).

Позади над зеленым лугом, словно тысячи радужных стрекоз, летели вечные пузыри. В гигантах предавались иллюзии Любви, в «скафандрах» – иллюзии Познания, за бильярдными столами – иллюзии Остроты Жизни. Где-то там осталась Гора Лжемастера, куда по-прежнему карабкались заблудшие странники; там был Попутчик, мотивацию которого она так и не пожелала узнать; на изгибе Дороги ее ждал Бывший Любимый…

А впереди начиналась Реальность. Огромная лужа у подъезда – в том месте, где она была всегда. Перевернутая мусорка. Неприличная надпись на стене (надпись новая, смысл старый). Грохочущий трамвай. Машина, колесом въехавшая в лужу и обдавшая жидкой грязью соседа Кольку, который немедленно высказал наилучшие пожелания всей родне водителя до седьмого колена… Была там и парочка, целующаяся под козырьком подъезда, и детская коляска, над которой склонилась мать; и за одним из окон на третьем этаже ждала ее собственная мама. И где-то там была Старшая Сестра, и Лучшая Подруга, и многие другие, по которым она, оказывается, соскучилась!

Дорога изогнулась лентой Мебиуса и привела ее к дому. А на границе двух Миров на перевернутом ящике как ни в чем не бывало сидела девчонка лет пятнадцати и выдувала мыльные пузыри. Самые обычные, из детского флакончика.

Те, что попадали в Реальность, – лопались. Те, что залетали к Алесе, – продолжали парить…

– Привет, – сказала девчонка. – С окончанием Пути!

Было что-то очень знакомое в том, как хитро она улыбнулась, как неряшливо причесаны ее волосы, как теребит она болячку на носу…

– Привет, Грязнуля, – сказала Алеся. – Я должна вернуться домой?

– Если хочешь, – беззаботно ответила девчонка и выдула новую порцию шариков.

– Назад я точно не вернусь, – размышляла Алеся. – А значит… значит, придется назад. Такая у меня альтернатива.

– Разве ты не хочешь увидеть Мастера мыльных пузырей?

– Мне кажется, я его уже увидела, – тихо сказала Алеся. – Если круг замкнулся и я не нашла никого, кроме тебя, значит ты и есть Мастер мыльных пузырей. Это твоя сказка. Твоя игра, которую ты выдумала от скуки, от обиды на мать, которая тебя не любит, и отца, которого ты никогда не видела. Выдумала, как то, что в «прошлой жизни» была маньяком и убийцей… Ты мстишь миру взрослых, поэтому сказка твоя вышла такой странной. Не для детей и, пожалуй, не для взрослых, а исключительно для тебя самой.

Грязнуля выдула последние пузыри и отшвырнула флакончик.

– Забавно, – сказала она, теребя свою болячку. – А почему не предположить, что Мастер мыльных пузырей – это ты сама?.. Не я, а ты сотворила эту сказку. Ты держишь ее в руках!

– Мертвое дитя…

– Кто тебе сказал? – насмешливо спросила Грязнуля.

– Лжемастер.

– Вот именно. Если бы она была мертвой, все закончилось бы там, в его вонючем логове. Что написано в конце?

– На живое и мертвое Творение…

– Открой и прочитай, – перебила Грязнуля.

Книжка вдруг сделалась непослушной в Алесиных руках. По правде сказать, не книжка – это руки дрожали. Кажется, она… стала толще?

Алеся прочитала вслух фразу, что теперь была заключительной:

– Так я и стал Мастером мыльных пузырей, хотя теперь ты знаешь, что это не совсем верное название…

– Поверила лживому старикашке, – фыркнула Грязнуля. – Хоть ума хватило забрать ее с собой. Она не мертвая – просто недоношенная. Если бы ты ее бросила, она бы умерла. Но в твоих руках, пока ты шла к цели, она медленно дозревала. Обычное дело. Сколько Творений остаются мертвыми только потому, что их бросили на полпути!..

Теперь Алеся видела: то, что она принимала за сон смерти, было просто глубоким сном. Щечки девочки округлились и порозовели, и сама она явно прибавила в весе.

– Значит, я встречусь с Мастером? – прошептала Алеся. – И это будет финальной фразой?

– Финальная фраза еще не дописана. Ты сама ее еще не знаешь. А когда узнаешь, дитя проснется, сказка закончится, а книга – начнет свой собственный Путь…

– И я должна буду расстаться с нею? – с болью спросила Алеся.

Казалось немыслимым отдать дочь теперь, именно теперь!

– «Именно теперь», – передразнила Грязнуля. – Разумеется, ты ее отдашь. Для начала – мне. Я еще не все искупила, но руки у меня уже чистые. Пойми, только когда к ней прикоснутся чьи-то руки, она по-настоящему оживет! И во что-то вырастет. А если ты оставишь ее у себя, то обречешь на гибель.

Алеся медлила. Ей было страшно, и ей было приятно; она радовалась и горевала. Руки держали живую тяжесть. Хотелось продлить эти мгновенья, прежде чем в них опять будет пустота.

– Ты создашь новое Творение, – сказала Грязнуля. – Вместе с Мастером.

Тогда Алеся бережно передала ей дочь.

– Она не всем понравится, – предупредила несносная девчонка, которой словно бы доставляло удовольствие говорить неприятную правду. – Помнишь, как раскритиковал ее Лжемастер? Живым Творениям достается еще больше ругани и насмешек. Но она забавна и, думаю, сумеет за себя постоять… А тебе пора встретиться с настоящим Мастером и закончить сказку. Тебе туда, – она указала вдоль линии, разделяющей два Мира.

Теперь, когда исполнение Мечты было неизбежно, Алеся ощутила страх.

– Почему от него все уходят? Почему мой Любимый… Бывший Любимый… сказал, что счастливого конца быть не может, а я потеряю так много, что и вообразить невозможно?!

– Не знаю, – нетерпеливо ответила Грязнуля. – И никогда не узнаю, если ты будешь стоять тут и ныть. Иди скорее и сотвори какой ни на есть конец. Дурной или счастливый – все равно, но чтобы мне было интересно, слышишь?

– Да, – сказала Алеся.

Она задержалась только на мгновенье.

– Все-таки как тебя зовут?

Девчонка улыбнулась:

– Люба…

– Конечно, – сказала Алеся. – Теперь я вспомнила.

Алеся шла по границе между Мирами. С непривычной пустотой в руках и умиротворением человека, осознавшего, что проиграть нестрашно, умереть нестрашно: что-то важное уже сотворено.

В чистых руках девушки Любы посапывала ее дочь.

Шелестели последние страницы…

19. Планета

Со стороны Реального Мира это был чей-то сарай, примыкающий к гаражам. Алеся помнила его еще с детства. Ничего не было в нем загадочного и привлекательного: грубо сколоченные доски и амбарный замок. В таких сараях обычно хранится рухлядь, которую дома держать неприлично или метры не позволяют, а выкинуть – жалко. Алеся увидела, что замок проржавел: в нем давно не поворачивался ключ…

Со стороны Мира Мечты это был маленький бревенчатый домик. Из тех, что иногда встречаются в деревнях: глянешь на него – и сразу чувствуешь, что внутри уютно. Вот ничего в нем особенного, а понятно.

Дверь была приоткрыта, и Алеся вошла без стука. Вошла уверенно, ни на секунду не задержавшись на пороге. Вошла как к себе домой…

И очутилась в собственной детской.

Эта комната никак не могла существовать здесь. Более того, она вообще не могла существовать. Она исчезла вместе с ее детством. Перед тринадцатилетием Алеси в ней переклеили обои, повесили новые занавеси, поставили современный письменный стол, и кровати для нее с сестрой тоже купили новые. Плюшевые зайчики с потертыми спинками и куклы, хранимые из сентиментальных соображений, уступили место постерам модных певцов, первой косметике и чуду из чудес – кассетному магнитофону… Потом комната еще не раз менялась, но ту свою детскую Алеся помнила до мелочей.

«Твой таинственный стеклянный шарик – обычный полуфабрикат для выработки стекловолокна, стыдно не знать об этом в XXI веке».

Алеся наклонилась, чтобы проверить тайник. Шарик был на месте! А ведь он потерялся, когда делали ремонт, и сколько слез она тогда пролила…

Она выпрямилась с шариком, зажатым в ладони (маленький и тяжелый, он придавал ей уверенность).

И только тогда поняла, что в детской не одна.

Оседлав стул задом наперед, словно лошадку, в углу сидел мальчик лет девяти и смотрел на нее со спокойным доброжелательным любопытством. Светлые волосы, вихор на макушке, майка, шортики, сандалии, острые локти и коленки – обычный мальчишка, каких тысячи. Он слегка побалтывал ногами.

– Привет, – сказал он Алесе и улыбнулся.

– Здравствуй, Мастер, – ответила она.

Художница Алла Фишбейн.

Страх давно прошел, а удивление так и не наступило. Если честно, таким он и должен был оказаться, Мастер мыльных пузырей, – не спесивым старцем и не волооким юношей, а маленьким мальчиком. Вот таким.

– Я подумал, что в этой обстановке тебе будет приятней, – сказал Мастер и снова дрыгнул ногами.

Несмотря на этот детский жест, конечно же, он не был обычным мальчиком. Он походил на вундеркинда, который легко и свободно общается со взрослыми (а тем, как правило, с ним неловко). Но Алеся не испытывала ни малейшей неловкости. Наоборот, никогда еще не чувствовала она такого комфорта, такой абсолютной уверенности, что будет понята, – даже с Любимым в их лучшие минуты…

– Спасибо, Мастер, – ответила она и без приглашения, ибо это было не нужно, села на свою детскую кровать. – Скажи, а можно было попасть к тебе напрямую, без этой петли? Зачем нужен долгий Путь, если все равно возвращаешься к исходному?

Он ответил вопросом:

– Ты жалеешь, что прошла его?

– Нет. Но я совершила много ошибок.

– И создала Творение.

– Да, – она слегка вздрогнула от гордости. – Но мне хочется большего.

– Конечно, – сказал Мастер. – Потому ты здесь.

Он легко вскочил со стула и встал перед ней – ладный, стройный мальчуган с улыбчивыми глазами. «Радость мамы». Великий Волшебник. Дитя. Творец.

– Зачем ты создал ловушки? – спросила Алеся. – Это жестоко.

– Я не создавал ловушек. Я просто экспериментировал. То, что ты встретила на Пути, – это материально воплощенные Пробы. Художник делает эскиз за эскизом, пока не родится картина. Поэт перебирает тысячу слов, чтобы найти единственное. Да ты и сама все это знаешь. Ведь ты тоже Творец.

– Те люди, которых поглотили сферы…

– Они были Творцами – почти каждый из них. Вернуться в Реальность для них оказалось немыслимо. Остаться со мной и развиваться в своем мастерстве – тоже. Они предпочли уйти в иллюзии. По-своему они счастливы.

– Видела я это счастье… Если оно лучше, чем остаться с тобой, то я предпочту Реальность.

– У тебя будет выбор, – спокойно сказал Мастер.

Он протянул ей теплую ладонь. Вместе они подошли к окну, задернутому занавеской с белочками. В ее детстве это окно выходило во двор. Здесь, судя по расположению домика, оно должно выходить прямо в тот сарай…

Сначала Алеся решила, что так оно и есть, потому что за окном было темно. Стекла не оказалось вовсе. Веяло холодом. Через несколько секунд, когда глаза привыкли к темноте, Алеся поняла, что за окном – ночь. Небо было усыпано звездами. Но ни одного знакомого созвездия она так и не нашла. Более того: она не обнаружила ни огней города, ни светлячков деревни, ни мерцающей глади моря, ни черноты ночной пустыни – ничего, кроме этих ярких звезд. Они были вверху, они были внизу, и потому никакого «верха» и «низа» не существовало. Алеся схватилась за подоконник, чтобы не упасть.

Мальчишеская ладонь сжала ее локоть, и дурнота схлынула, уступив место восторгу. Алеся не чувствовала ни страха, ни удивления. С этими эмоциями покончено. Они – плоть от плоти Реального Мира. Было столько других прекрасных эмоций: Восторг Открытия, Жажда Познания, Радость Творения… Ей казалось, что вот-вот она найдет ответы на все вопросы, когда-либо ее мучавшие, – ее и все несчастное человечество.

В чем смысл жизни? Откуда мы на Земле? Если Бог есть, почему столько горя? Если Бога нет, откуда взялся дьявол (уж с ним каждый из нас хорошо знаком)? Почему одних любишь и ненавидишь, а к другим – равнодушен? Почему к тебе смеют быть равнодушны, когда ты любишь и ненавидишь? Кто придумал величайшую на свете несправедливость – «распределение» детей? Почему Творения одних прекрасны и жизнеспособны, а других – чахлы и мертвы, хотя в них вложено столько усилий?..

В руках у Мастера уже была колбочка с пенным раствором и трубка, похожая на флейту. Алесю охватил еще больший восторг. Наконец ей будет явлено чудо из чудес: Мастер мыльных пузырей продемонстрирует свое искусство! Когда колбочка и трубка оказались у нее в руках, она еще ничего не успела сообразить. Маленький волшебник смотрел на нее и улыбался.

– Но я не умею, – сказала она.

– Умеешь, – ответил он.

Алеся обмакнула трубочку в пену. Поднесла к губам другой конец. Перед глазами была вся Вселенная. За спиною – весь пройденный Путь. Она зажмурилась и вместе с дыханием перенесла в трубку все, чем жила и дышала до этого: свои детские слезы, смех и болячки, неистовый зуд, который тоже был болячкой, заставившей ее найти такое странное увлечение, а позднее – Любимого не от мира сего, а еще позднее – отправиться в Путь за мечтой, которая, казалось, создана для того, чтобы лопнуть… Она дула в трубку медленно и любовно. Все, что было недосказано в Реальности, что заставляло ее задыхаться от боли и радости, к чему она неровно дышала, – все это легко и естественно выходило из нее теперь, даруя почти физическое наслаждение и наполняя собой то, что росло, округлялось и расцветало на том конце трубки…

Мастер не говорил ни слова. Она сама поняла, когда нужно остановиться, ибо открыла глаза в тот миг, когда Пузырь отделился от своего черенка, словно созревший плод. Меньше тех гигантов, что встречались ей на Пути, всего около метра в диаметре, он висел за окном на фоне черного неба и звезд – прекрасный, невесомый и очень настоящий. Он жил своей жизнью – он менялся. Алеся завороженно наблюдала, как дрожащие линии на сфере складываются в четкие узоры, радужный перелив расщепляется на отдельные цвета… как очерчиваются материки, лепятся горные хребты, наполняются синевой океаны… Шар медленно вращался вокруг своей оси, словно огромный живой глобус, но одного его витка хватило, чтобы Алеся поняла: материки и океаны не совпадают с земными. А потом Шар (называть его мыльным пузырем теперь было бы просто глупо) засиял жемчужно-голубым светом: это атмосфера окутала планету…

– Что это? – шепотом спросила Алеся.

– Твое новое Творение, – ответил Мастер, едва достающий ей до плеча. – Собственно, этим я здесь и занимаюсь. Создаю Миры.

– Он… он обитаемый?

– Конечно. Иначе не стоило бы стараться.

– И что мне с ним делать? – испуганно спросила Алеся.

– Ты уже все сделала. Теперь просто отпусти его.

Она не совсем понимала, как ей следует «отпустить» Шар, ведь он свободно висел в пространстве. Но чем-то, видимо, она все-таки его держала: он был словно вставлен в раму окна и слегка покачивался, как резвое дитя, которому не терпится сбежать от мамы на свободу.

– Это не может быть планетой, – сказала Алеся в жалкой попытке снять с себя ответственность. – Она… она такая маленькая!

Мастер засмеялся, и Алеся поняла, сколь нелеп ее довод: что значит «маленький» или «большой» для Вселенной?..

– Не бойся, – сказал он. – Ты прекрасно справилась. Первый Опыт обычно всем удается: на впечатлениях пройденного и энергии нерастраченных эмоций. Каждый новый Мир творить труднее…

Алеся подула на Шар, и этого оказалось достаточно, чтобы он медленно поплыл прочь и затерялся среди звезд.

– Он не лопнет, – успокоил Мастер. – Не ручаюсь, что он вечен, но срок ему отпущен такой, чтобы желтая звезда, чью орбиту он выберет, согревала его до тех пор, пока не станет красной. А это очень и очень немало…

Алеся стояла и смотрела в окно, распахнутое во Вселенную.

«Я чувствую себя божественно», – подумала она и усмехнулась. А как еще может чувствовать себя тот, кто творит Миры?..

Никогда за всю свою не слишком удачную жизнь она не чувствовала себя такой счастливой, такой красивой, такой значимой. Вот вам и «мыльные пузыри»!.. Вот вам всем – потешавшимся, не верившим, отвергшим, смевшим ее не любить, не желать… Бедные людишки, погрязшие в серости Реального Мира; бедные творцы, малодушно отказавшиеся от божественного дара; бедный старик Лжемастер, заплутавший в своих мертвых формулах, вместо того чтобы искать и найти формулу Живого Творения!..

Почему же Мастер смотрит на нее так странно, с такой печалью? А, пустяки, он хоть и Мастер, но всего лишь мальчишка. Он изобрел эту чудесную пену (после многих неудачных попыток), но вряд ли… гм… вряд ли его Миры лучше созданного ею. Да он и сам это понимает – вот и загрустил. Что он там плел про трудности Творения? У нее нет и не может быть никаких трудностей!

Энергия бурлила в ней, с шумом заливая уши, и зуд – тот самый – наполнял тело жаром. Губы горели от желания вновь слиться с трубкой, опалить ее своим дыханием и увидеть, как голубым светом пеленает себя новорожденный Мир…

– Дай мне колбу и трубку, – не попросила, а потребовала она.

Мастер коротко покачал головой. Да что он себе позволяет, этот мальчишка!

– Ты не смеешь, – злясь, воскликнула она. – Ты губишь во мне Миры.

– Нет, я их спасаю. В таком состоянии ты не создашь ничего жизнеспособного.

– С чего ты взял? – высокомерно заявила она. – Я могу выдуть десять, двадцать Миров!

– И все они будут серыми и мертвыми. Сейчас в тебе говорит не Энергия Созидания, не Любовь Творящая, не Самоотречение и Смирение – а Гордыня Всевластия. Как у многих и многих до тебя, кому удался Первый Опыт и кто теперь проводит остаток жизни в радужных пузырях…

– Да как ты смеешь сравнивать меня с этими неудачниками?! Вспомни еще тех идиотов, что слушают лекции Лжемастера!.. Я прошла там, где остальные сгинули. Я всю жизнь к этому шла! А теперь ты хочешь помешать мне… Да ты просто боишься, что я окажусь куда лучшим Мастером!

Даже в том ослеплении, что владело ею сейчас, она немного испугалась последних слов.

– Алеся, посмотри на меня, – тихо и серьезно сказал мальчик. – Я навсегда останусь ребенком. Я прикован к этому окну во Вселенную. Меня преследуют навязчивые мысли: как улучшить раствор, какие краски в него добавить, как вдохнуть еще больше жизни в каждое новое Творение… Люди плетут про меня небылицы: «Всемогущий повелитель Миров». Все наоборот – это Миры мною повелевают. Вне созданного моей фантазией я не существую. У меня нет ни радостей других, ни желаний. Поверь, Алеся, это слишком дорогая цена за то, чтобы быть Творцом и даже Мастером. Оставшись здесь, ты разделишь мою участь. Вновь станешь ребенком. Будешь создавать Мир за Миром, но жить и любить в них будут другие!

Алеся пренебрежительно улыбнулась.

– О, я уже перешагнула это. Как ничтожно плотское наслаждение в сравнении с тем, что я испытала, творя новый Мир!.. А у одной из радужных сфер меня ждет Любимый – Бывший Любимый. Но я к нему никогда не вернусь.

– Твой Любимый, – сказал Мастер, – не ждет тебя у сферы. Твой Любимый – не бывший, а тот, кого ты по-прежнему любишь, – остался в Реальности и в эту минуту ласкает твою Соперницу.

20. Истина

Почему ее так обожгла эта ложь? Почему она вдруг перестала чувствовать себя богиней?..

Она искала в глазах Мастера намек на то, что он ей солгал, или хотя бы сочувствие, но Творец Миров сейчас был ребенком больше, чем когда-либо: он говорил то, что думал.

Просто и безжалостно.

– Алеся, в этой истории твоя выдумка переплетается с реальностью. Точнее так: твоя выдумка переплетается с чьей-то еще выдумкой, которая для тебя – реальность. Они равноценны для Вселенной, ибо она сама – грандиозная выдумка Мастера Мастеров… И только тебе решать, какую выдумку считать за правду. Если ты вернешься к тому месту на Дороге, где вы встретились, то действительно найдешь там того, кто тебя ждет. Но он – не твой Любимый. Он – всего лишь образ. Проекция. Любимый бросил тебя, ушел к другой. Ты не смогла с этим смириться. И создала ситуацию, при которой уже ты бросаешь его… Стало легче, правда?

– Я тебе не верю, – прошептала она.

Мастер протянул Алесе стеклянный шарик ее детства, который она кинула на кровать, перед тем как взять в руки колбу и трубку.

– Годится не хуже любого другого, – сказал он так, словно это все объясняло.

– Что мне с ним делать?

– То же, что и раньше. Тогда ты была в Реальном Мире и при помощи этого шарика переносилась в Мир Воображаемый. Теперь будет наоборот… только и всего.

С неприятным предчувствием Алеся поднесла шарик к правому глазу, зажмурив левый. И почти сразу увидела…

Они стояли на автобусной остановке – Любимый и Соперница. На грязной автобусной остановке со сломанной лавочкой и разбитым стеклом. Окурки и скомканные билетики валялись под ногами… Серая отвратительная Реальность. Но вокруг этих двоих мир странным образом не был серым.

Алеся жадно вглядывалась в их лица. Любимый был все такой же небритый, с добрыми глазами и безыскусной улыбкой, в нелепой дутой куртке, которая делала его еще милей. Счастливая Соперница едва доставала ему до плеча. Студенточка в куртке-коротышке и обтягивающих попку джинсах. Легкомысленные кудряшки треплет ветер. Ей явно холодно – щеки и ушки порозовели. Но шапку она ни за что не наденет… Хорошенькая дура из разряда «на кого ты меня променял»; но недаром Алеся смотрела на нее с необычного ракурса, где видно не только внешнее. Она сразу поняла то, что в Реальности не смогла и не пожелала бы понять: девчонка не только хорошенькая – она хорошая… Умненькая. Добрая. Верная. Порожденная той прихотью математической вероятности, по которой нотные знаки самопроизвольно складываются в гениальную композицию… Соперница? Да какая она ей Соперница! Соперничество предполагает примерно равные возможности. Разве по силам выиграть партию, когда у тебя – «шестерки» да худой Валет, а у нее – все козыри, Короли и Королевы?..

Девчонка что-то сказала; таким знакомым жестом Любимый склонил к ней голову. Они не целовались, не обнимались, просто стояли рядышком и, судя по всему, болтали о каких-то милых пустяках (а с ней он говорил только о серьезном), – но Алесе было так больно, словно она увидела их в постели. Наверное, она могла бы увидеть и это, только пожелай, – заглянуть в каждый день и час их жизни: и как они спят, и как зачинают первенца, и как ведут его в первый класс, и как сидят за столом на золотой свадьбе… Но зачем? Все это она знала и так. Она могла бы утешить себя, подглядев их ссоры, дни размолвок, ее болезни, когда Соперница не так хороша, и даже день ее смерти, – но что это изменит? Они вместе, и они будут вместе. Их окружала такая сияющая аура Взаимной Любви, что даже Реальность становилась чуточку светлей и добрей…

Шарик выпал из ее руки, закатился под кровать. Со всхлипом Алеся уткнулась лицом в ладони. Только что она была всемогущей и высокомерной богиней. А сейчас эта богиня, которой дано так много, рыдала от боли и зависти к тому, что зовется «простым человеческим счастьем».

Мастер не делал попыток ее утешить.

– Ты пришла сюда, мучимая своей исключительностью, исполненная презрения к тем, кто не ищет Свой Путь, а просто живет. И как же горько все вы плачете, стоит чуть-чуть приоткрыть вам истину!..

Алеся прерывисто вздохнула, отерла слезы.

– Могу я вернуться в Реальность? – спросила она.

– В любой момент до Окончательного Решения. Потом – нет. Время для тебя будет идти по-иному…

– Я ухожу, – перебила она. – Открой дверь, я хочу в свой серый слякотный двор!

– Это твой выбор. Но знай: ты не вернешь Любимого. И потеряешь способность Творить. А без этого от серости и слякоти быстро сходят с ума.

Мастер распахнул дверь.

– Ты такой же, как все, – с горечью сказала Алеся. – Спешишь отделаться. Даже не попробовал удержать!

– Раньше пробовал. Потом понял, что это бессмысленно. Еще никто не остался.

Алеся медлила на пороге, глядя на мальчика в коротких штанишках, который вдруг показался ей таким же печальным и одиноким, как она сама.

– Сколько тебе на самом деле лет?

– Здесь нет возраста. Когда я сюда пришел, мне было тридцать три. Как и ты, я познал многое, кроме Любви Взаимной. Как и ты, я плакал от боли, что терзает отвергнутого, по сравнению с которой боль физическая – ничто. А потом меня увлекла Мечта. Я занялся изготовлением раствора. Наполнил Первый Мир собственной болью и радостью – чем же еще мне было наполнять? Так я и стал Мастером мыльных пузырей, хотя теперь ты знаешь, что это не совсем верное название…

Алеся все стояла на пороге. Боль притихла, но осталась в ней, бежала с кровью по сосудам и капиллярам, внедрялась в каждую клеточку, каждый нерв… и не боль это была, а болезнь, и не просто болезнь, а болезнь неизлечимая – до самого последнего вздоха… и выдоха.

Дрогнули пальцы от знакомого зуда. Снова захотелось взять в руки колбу с пеной, поднести к губам трубку… Это было совсем не похоже на Гордыню Всевластия. И даже на Первый Опыт. Все дело в боли. Да, да! Боль переплавилась во что-то иное… разлилась по жилам драгоценным вином.

– Скажи, – медленно произнесла она, – эта боль… она может… помочь мне творить?

Мастер ответил не сразу. Он смотрел на Алесю каким-то новым взглядом.

– Ты поняла!..

В его глазах вспыхнула мальчишеская радость.

– Да, поняла. Я остаюсь. Мне есть что вдохнуть во Второй Мир… Но взрослое тело мешает мне, Мастер. Я слишком устала, мне слишком больно – у меня не получится вновь стать ребенком…

Мастер улыбнулся:

– Посмотри на себя.

И она увидела тонкие руки с коротко обрезанными детскими ноготками, русые косы с синими бантами, сбегающие по плоской груди девятилетней девочки.

Она увидела, что комната стала больше.

И еще она увидела, как закрылась дверь…

– Тебе не раз еще захочется уйти, – сказал Мастер, который теперь был чуточку выше ее. – Но сделать это можно будет, только прыгнув в бездну за окном.

– Ты же не прыгнул, – возразила Алеся тонким голосом, потихоньку осваиваясь в теле, носимом ею когда-то, привыкая к нему заново, как к любимому платью после сброшенных весной килограммов. – А теперь нас все-таки двое. К тому же, если я правильно поняла, дверь закрылась только в Реальность. Мир Мечты всегда открыт, не так ли?

Она толкнула дверь, и та легко подалась. В проеме виднелся залитый солнцем луг и мыльные пузыри, носимые ветром, словно тополиный пух. Здесь был нескончаемый день, за окном – нескончаемая ночь. Алеся некоторое время постояла, дыша свежим воздухом и радуясь летнему дню, потом притворила дверь.

Надоест лето – будет осень, зима, весна и даже пятое время года, если она пожелает…

– Хочу немного поспать, – сказала она, забираясь в кровать, которая теперь была идеально по росту. – Я должна отдохнуть, прежде чем стану творить свой Второй Мир. Мастер, а здесь снятся сны?

– Скоро узнаешь, – ответил он.

Художница Светлана Мищенко-Сапсай.

… Здесь снились сны.

Во сне она стояла с Любимым на остановке и ждала автобуса, который отвезет их домой. Они были близко-близко, а впереди была ночь, когда станут еще ближе, а внутри ее созревало дитя – их совместное Творение. И скучное ожидание казалось ей радостным, а грязная остановка – уютной.

Какой-то малыш пускал мыльные пузыри, которые тут же со смехом лопал. Один из них Алеся поймала сама, на миг ощутив щекочущие брызги, и засмеялась, и Любимый тоже засмеялся: «Ты как малое дитя». На безымянном пальце у нее было кольцо, и у него тоже было кольцо, и между кольцами этими пролегла цепь – невидимая, но весомая, ключи от которой они, не сговариваясь, бросили в Реку. А мальчик все выдувал свои пузыри, и они лопались о замшелые стены и унылые лица прохожих; автобус все не шел, и кто-то матерился, кто-то курил, кому-то было все равно; Любимый нащупал ее руку и сказал: «Отойдем, тебе вреден дым…»

Это была чудесная Реальность, которая Алесе только снится.

© Штомпель А. И.

март 2016 г.

Примечания

1

Льюис Кэрролл. Алиса в Зазеркалье.

(обратно)

Оглавление

Часть 1. Любимый

  2. Встреча

  3. Ключ от собственных цепей

  4. Есть такой тип мужчин

  5. Грязнуля

  6. Неведомо куда и без Попутчика?..

Часть 2. Попутчик

  7. Первая ловушка

  8. Не доверяйте рыжим

  9. Чем платит женщина

  10. Универсальная валюта

  11. Вершина

  12. Странная беременность

  13. Она лопнула!..

  14. Розовая кукла

  15. Последний взнос

Часть 3. Мастер

  16. Отбракованные

  17. Вот и вся любовь

  18. На границе двух Миров

  19. Планета

  20. Истина

*** Примечания ***