Наст [Андрей Александрович Голубь] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

У костра двое. Пламя горит тускло, вздрагивая и забиваясь под камни при каждом сильном порыве ветра. Первый выбирает из-под снега мелкие веточки, отогревает их в ладони и бросает в огонь. Угли шипят, когда с веток на них падает розовый снег. В левый залитый кровью глаз светит раздражающий стоп-сигнал машины. Шёлк. Щёлк. Щёлк.


Потерял сознание от боли на несколько секунд и перестал держать руку на рёбрах, очнулся от ноющей боли внизу живота, понял, что рана опять открылась, зажал ее ладонью и выругался. С первого раза сделать это как следует не получилось, дешевая рубашка, не самого высокого качества, скорее всего синтетическая на все сто процентов, скользила по коже, заставляя тратить все силы на то, чтобы зафиксировать трясущийся локоть в сжатом положении. Подкинул еще одну веточку в костёр и посмотрел вниз на землю, туда, где лежали его наручные часы с лопнувшим ремешком. Чуть больше полуночи, секундная стрелка споткнулась о стеклянный осколок и замерла.


Что он сказал жене перед отъездом? Кажется, что-то про пироги и выпивку к званому ужину её родителей. Еще обещал приехать не позже трёх и поцеловал на прощание. Очистил машину от снега, включил печку и прослушал информационное сообщение о буране, потом посмеялся над новостью о ДТП с участием сразу нескольких автомобилистов, не успевших поменять резину, и резко с места рванул в сторону аэропорта.


Он хороший водитель, ответственный автомобилист, тщательно соблюдающий правила и не превышающий скоростной режим. Ему просто не повезло. Легкий занос и машина за долю секунды превратилась в груду металла, с одной единственной живой лампочкой. Вокруг лес, за спиной трасса с изуродованным, выкорчеванным и разорванным на части леером и длинными чёрными следами на темном подмороженном асфальте.


Сам он впрочем, выглядел под стать своему автомобилю. Длинная серебристая полоска металла застряла в руке, чуть выше локтевого сгиба, еще один такой же осколок в груди, он чувствует ладонью его острый тёплый край при каждом вдохе. Прямо между пальцами застрял, по всей видимости, шуруп, похожий на распухшую занозу, скрытую, чёрной от запекшейся крови, кожей. Ноги сдавливал оранжевый медицинский жгут. Ниже коленных чашечек сплошная мешанина из ткани, кожи и, бывшего когда-то белым, почему-то только одного кроссовка. Ещё веточку в костёр.


Второй здесь давно, уселся напротив, прислонившись спиной к стволу старого дуба, одетый в тёплый зимний комбинезон и дубленку. Обеими руками он придерживает на коленях голову, с любопытством наблюдающую за действиями первого. С лица практически сползла кожа, на щеках она надулась и лопнула, превратив физиономию второго в злобную ироничную маску. Длинная шея погибшего, лежала на плече, обрываясь где-то рядом с подмышкой тонкой лентой высохшей кожи. Над его бессильно опущенными вперёд плечами болтается петля, сделанная из шнура удлинителя, лишившегося от времени части изоляции.


Первый внимательно слушает, ловит каждый шорох и старается как можно чаще задерживать дыхание для того чтобы не пропустить звук автомобильного мотора или сирену скорой помощи. Кончиками пальцев руки, зажимающей рану, он чувствует холодный металл сигнального пистолета. Малейший шорох и свободная рука уже находится в миллиметре от кармана, готовая вырвать пистолет, направить его вверх и нажать на курок. Глазами он водит по темной пустоте впереди, фиксируя каждую тень. Вряд ли он промедлит хоть секунду, перед тем как выстрелить в того, кто разжег костер.


Ещё веточку. Кажется, глаза понемногу привыкли к аварийке и практически ее не замечают. Снова потерял сознание, очнулся и сразу же изучил окружающее пространство миллиметр за миллиметром. Ничего не изменилось. Второй по-прежнему сидел на своём месте в той же позе, глядя на него выпущенными чёрными глазами. Он видел много покойников в кино и сериалах, документальных фильмах, но никогда не подозревал, что они могут быть настолько мерзкими. Один только выпавший изо рта и вспухший до размеров бильярдного шара язык вызывал у него приступ тошноты. Пусть и с трудом, но он борол эти позывы, закрывал глаза и считал в уме до десяти. Один, два, три…


Уже десять раз по десять, дважды досчитал до сотни, потом обратно, но ни одной машины на трассе так и не показалось. Второй издевается, сидит тихий, спокойный, умиротворённый. Ничего не хочет, никого не ждёт. Первый даже немного ему завидует, у второго есть еда, прямо перед ним блюдо, в котором лежит что-то похожее на освежеванного кролика. Туша без кожи дымится, в руке второй держит кусочек розового мяса, едва заметно придвигает чёрные иссушенные пальцы без ногтей ко рту и прикасает плоть к губам, оставляя на них тонкую нитку подкожного жира. Свободной рукой первый сжимает в кармане рукоять пистолета. Ещё хоть одно движение, вот хоть одно…


Второй — что-то вроде тотема, он