Горизонтальная война. Снимая маски [Есения Маас] (fb2) читать онлайн

Есения Маас Горизонтальная война. Снимая маски

Пролог

Терпкий запах одеколона щекотал ноздри. Даже спустя полчаса, ненавистный аромат всё ещё витал в воздухе, напоминая о том, что произошло. Несколько раз сдержав рвотный порыв, она запахнула разорванный лиф платья и съехала по стене.

С такого ракурса комната смотрелась больше, чем была на самом деле. Приятный ранее полумрак, сейчас таил в себе тени страха и ненависти к братьям. К Глебу — за то, что пользовался своим положением и брал, что хотел, без её согласия. К Борису — за то, что предал, подложив под старшего брата.

«Когда всё это началось?» Она прижала ладонь ко рту, чтобы не плакать. Ведь ей всегда казалось, что Боря чувствует к ней тоже самое, а оказалось, что игра «на двоих» была всего лишь игрой. «Если бы я только не поехала на этот чёртов выпускной». Мелания всхлипнула, изо всех сил зажимая рот. «Если бы я только не пошла с ним на этот пляж…». И несколько лет спустя в её ушах стоял противный голос Глеба, хвалившегося перед братом, что сумел обмануть наивную дурочку и прикинуться другим человеком. Ведь сделать это было так просто… ему всего лишь надо было сыграть свою роль, учитывая, что внешность у братьев Домогаровых была одна на двоих.

Глаза Мелании беспорядочно перескакивали с одного угла комнаты на другой. В конце концов, взгляд остановился на середине. Удобный диван, на котором она раньше так любила читать, казался монстром, нечаянным свидетелем разврата. Стеллажи с книгами зловеще нависали, разрывая тенями небольшие круги света. А вылетевшие из причёски шпильки лежали тут же, на светлом ковре, мерцая в свете бра библиотеки.

В голове всё ещё шумело, запястья ныли, и чувство собственного достоинства медленно гасло.

«Тебе всего восемнадцать, а он взрослый мужчина, что ты можешь против него? Он партнёр отца и любимец матери, а ты?» Она задавала себе вопрос за вопросом, искала ответы и тихо взращивала ненависть.

Он никогда не остановится.

Первый день рождения дочери подошёл к концу, и гости уже разъехались. Мерный гул голосов тихо растворился в сумеречной дымке и липких хлопьях снега.

«Ты никогда не будешь принадлежать кому-то ещё. Ты моя».

Прикрыв глаза, Мелания стукнулась макушкой о стену и сжала зубы: она не сдастся.

Полгода назад кто-то рассказал Глебу о том, что Лиза его дочь. И с тех пор, он день за днём превращал жизнь Мелании в ад. Впрочем, она догадывалась, кто мог так поступить, но вслух произнести боялась — предательство самых близких было болезненней всего. Проще сделать вид, что это кто-то другой вложил козырь в руки этого урода.

Как такое могло случиться? Почему она не увидела разницы между братьями? Почему Боря это допустил? Одни вопросы без ответов, — горькая ухмылка скользнула по её искусанным, опухшим губам.

— Надо привести себя в порядок. Лиза может испугаться, — монотонно напомнила она себе.

Тяжело поднявшись, девушка прошла к дивану и взяв плед, завернулась в него, чтобы скрыть следы позора под мягкой шерстью. Испорченную причёску пришлось заменить распущенными волосами — так не будет видно синяков на шее. Тело едва её слушалось, бёдра ныли и между ног всё саднило, так что двигалась она осторожно, с трудом сдерживая всхлипы.

Встав перед закрытой дверью, Мелания несколько раз глубоко вдохнула и, натянув на лицо улыбку, вышла в коридор.

— Где ты была? — в голову ввинтился возмущённый голос матери. Она баюкала Лизу на руках, и с нескрываемой брезгливостью смотрела на дочь: — Ты что, шлюха, что ли, по углам отцовского дома прятаться, да ещё в таком виде?!

— Мама, тише. Ты разбудишь Лизу. — Мелания устало прислонилась к столешнице. — И если тебе всё же интересно, что произошло — это сделал Глеб.

— Глебушка? — вскинула тонкие брови женщина. — Никогда не поверю. Да и с чего бы ему к тебе приставать? Кожа да кости. Когда ты в последний раз у косметолога была? Самой-то не стыдно в таком виде на людях появляться? Приставал он, — хмыкнула она. — Как же.

— Кто-то рассказал ему о том, что Лиза его дочь, — всё же призналась Мелания, не в силах больше терпеть этот дурдом.

— Не понимаю о чём ты, — поджала губы Мария Звягинцева, и покачала захныкавшего ребёнка.

— Ну да, — кивнула Мел, тщетно пытаясь набрать в стакан воды из-под крана.

Её рука так сильно дрожала, что живительные капли влаги попадали куда угодно, но только не туда, куда требовалось. Сдержав тошноту, она всё же оперлась о раковину левой рукой и приникла к крану.

Смахнув холодные капли с лица, Мелания выключила кран и повернулась.

— Отдай.

— Нет. — Мария прижала младенца и отступила.

— Верни мне дочь, — с угрозой рыкнула девушка, едва сдерживая гнев.

Осторожно взяв ребёнка на руки, она бросила уничтожающий взгляд на мать и вышла из кухни. Уже в дверях её комнаты, их догнала Мария и зашипела:

— Куда это ты собралась?! Не смей забирать Лизу!

— Это больше не твоё дело. — Мелания положила девочку в кровать и стала собирать вещи, бросая их в небольшой чемодан. — Я ухожу и забираю её с собой.

— Ты не посмеешь!.. — Миниатюрная фигурка закрыла проход в комнату. — Неблагодарная дрянь! Паршивка!

— Ещё как посмею, — не глядя, ответила Мелания. — Это ты сказала Глебу, что Лиза от него, и ты заставила меня сохранить беременность в шестнадцать лет. Но больше я не собираюсь плясать под твою дудку. Достала.

Голос девушки всё же дрогнул, но быстро справившись с волнением, она застегнула молнию чемодана и скинула порванное платье на пол, оставаясь в нижнем белье.

Повернувшись к матери лицом, она показала на синяки и подтёки на шее, а также следы засосов на груди:

— Посмотри, что со мной сделал твой прекрасный Глеб. Ну же! Посмотри на меня, мама! Правда красиво?!

Мария отвернулась, но Мелания подскочила и подняла её голову за подбородок, заставляя смотреть в глаза:

— Не отворачивайся, смотри! Ты же этого добивалась, да?! Кто тянул тебя за язык? По какому праву ты всё рассказала Домогарову? Ты помнишь наш уговор почти два года назад, помнишь?! Я согласилась родить при условии, что ни он, ни его семья никогда не узнают, кто она такая! Но ты предала меня, мама… — Мелания уронила руки и отвернулась. — Я буду жить отдельно.

— Не смей, — будто не слыша всех откровений, яростно выпалила женщина. — Не смей забирать Лизоньку. Можешь катиться на все четыре стороны, но ребёнка ты оставишь здесь!

— Ты с ума сошла, да? — не веря собственным ушам сказала Мел. — Я никогда не оставлю дочь.

— Она моя…

— Кто? — горько усмехнулась девушка, подходя к кроватке и убирая тёмные волосы со лба на удивление крепко спящей Лизы. — Дочь ты хотела сказать? Я твоя дочь! Ты обо мне должна волноваться в первую очередь, обо мне! Но тебе плевать, и так было всегда.

Быстро одевшись и, взяв ребёнка на руки, Мелания пошла прочь из комнаты, таща за собой чемодан. Стук колёсиков по паркету эхом отдавался в груди.

— Сергей! — не своим голосом заверещала Мария, пытаясь остановить дочь. — Сергей!

Со стороны кабинета послышались тяжёлые шаги и голоса.

— Чего ты орёшь, Маша? — Из-за угла показалась седая голова хозяина поместья. — Глеб, подожди, — обернулся мужчина за спину.

Вмиг похолодев, Мелания собрала остатки мужества, и вскинула голову. Она не позволит этому зверю подчинить её собственным страхам. И пусть прямо сейчас её сердце разбито на сотни осколков, её гордость то единственное, что ещё удерживает на ногах.

— Эта чертовка хочет уйти из дома и забрать Лизу! — Острый ноготь воткнулся Мелании в запястье.

— Мел через месяц восемнадцать, — выдохнул мужчина, — и Лиза её дочь. Пусть делает, что хочет. — Повернувшись к Мелании, он окинул её странным, напряжённым взглядом с головы до ног и спросил: — Деньги есть?

— Есть, — кивнула она, внутренне ликуя. Отец себе верен. Его мало волнуют человеческие отношения, и чтобы решить тот или иной вопрос, он всегда использует деньги.

— Погоди. — Сергей Владленович прошёл к шкафу и открыл ящик. — На вот. — Связка ключей легла в ладонь Мелании, приятно холодя руку. — Ключи от квартиры. Я хотел подарить тебе на день рождения, но раз такая ситуация, то бери — владей. — Мягкая улыбка тронула пожелтевшее от болезни лицо.

— Спасибо, — едва не всхлипнула Мелания, но вовремя прикусила язык. Глеб стоял рядом и плакать при нём она точно не собиралась.

— Документы в этой папке, вместе с адресом. — Мужчина вновь протянул руку, теперь уже с документами на жильё.

Подавшись порыву, он поцеловал Меланию в щёку и шепнул:

— Я на твоей стороне. Береги себя и Лизу. — Отступив, он громко добавил: — Мелании пора жить собственной жизнью, Мария. Глеб, — Сергей Владленович повернулся к скучающему черноволосому молодому мужчине с ярко-голубыми глазами. — Нам ещё нужно договор подписать. Пойдём в кабинет.

Прижав к груди документы с ключами, Мелания едва не застонала от счастья. Уже выходя на улицу, она запнулась и посмотрела на застывшую статуей хозяйку теперь уже ненавистного дома:

— Несмотря на твоё скотское отношение, я всё-таки тебя люблю… мама.

Хлопья снега облепили маленькую, сгорбленную фигурку Мелании, пока она шла, прижимая к себе спящую дочь. Ей было восемнадцать, её дочери только что исполнился год. Никто не знал, чем обернётся эта выходка в будущем, никто не представлял ту ненависть, что обрушится на этих двоих спустя каких-то несколько лет.

В этот вечер Мелания получила долгожданную свободу, а вместе с ней и ответственность за судьбу маленькой девочки, что стала яблоком раздора между двумя могущественными семьями и двумя хрупкими на вид женщинами.

Глава 1

— Ром, я так скучаю… — шёпот сорвался с губ вместе облачком пара.

Холодный, шершавый камень подмораживал пальцы рук, но в общем-то мне было всё равно. Такой прекрасный, солнечный день хотелось разделить с кем-то очень близким. С кем-то, кто знал меня от и до, кто никогда бы не предал.

— Знаешь, она бы тебе понравилась. — Улыбнувшись, я смахнула снег со скамьи и присела на краешек, рассматривая крупный нос в веснушках. — Лизе уже восемь, но характер… как будто ты, только в юбке. Странно, да? — шмыгнула я носом. — Но весело. Что ни день, то цирк с конями.

Позади послышался хруст снега. Я выдохнула застрявшие в горле слова и подставила лицо солнцу, одновременно смаргивая слёзы.

— Мел, ты скоро? Лизу пора забирать.

Тёмная фигура Никиты закрыла свет и волшебство момента ушло. Осталось только глухое раздражение из-за того, что нас потревожили.

— Иду.

Поднявшись, я сунула руки в карманы куртки, и в последний раз взглянула на надгробие: с яркого, резкого снимка на меня смотрел рыжий мальчишка. На миг почудилось, что в навсегда застывших карих глазах промелькнула тоска.

Зажмурившись, я вздохнула и поправила новый букет.

— Пойдём. — Ник взял меня под руку, уводя прочь. — Твой родственник?

— Нет. Но он был самым близким и родным человеком. Он был моим домом. Когда-то.

Снова выдавив унылый вздох, я пошла вперёд оставляя далеко позади мёртвые стены Ваганьковского кладбища.

С Никитой мы познакомились меньше года назад, но он как-то быстро влился в нашу с Лизой маленькую семью, и занял в ней прочное место. Может, потому что напоминал мне его? Иногда я ловила себя на мысли, что Ромка вполне мог вырасти именно таким. Только у Ника волосы были гораздо темнее и жёстче и глаза зелёные.

Эта поездка на кладбище была первой за год, и как всегда на несколько часов выбила меня из сил, так что за руль сел Ник. Смахнув с пальто несколько снежинок, он завёл двигатель и повёз нас к школе.

Лиза уже второклассница, и закончит ту же частную школу, что и я когда-то. Поначалу мне было тяжело вернуться в знакомые стены, но, в конце концов, пересилив себя я сдалась — образование здесь было лучшим во всей Москве. А желать ребёнку лучшего — удел каждого родителя.

Сидя в холле первого этажа, я скользила взглядом по знакомым портретам и лозунгам. Вон там Ромка признался мне в любви, стоя у фонтана и переминаясь с ноги на ногу, словно младшеклассник. Сердце защемило от тоски и острой нехватки родной улыбки и веселого смеха. Как часто мы понимаем, что потеряли, лишь лишившись этого? Старая истина, которую сложно вдолбить в голову подрастающему поколению.

— Мам! — со спины раздался звонкий, укоризненный голос. — Я же просила не ждать меня в школе. Я уже взрослая.

Дочь шла в компании таких же второклашек. Судя по всему, за последний год она стала лидером своего класса. Вон как ребята ей в рот смотрят, — усмехнулась про себя, вспоминая молодость.

— Извини, — фальшиво понурилась я. — Никита хотел отвезти нас в ресторан. Ты помнишь, что у меня сегодня день рождения?

На бледные щёчки дочери набежал стыдливый румянец. Тряхнув копной чёрных волос и сверкнув тёмно-синими глазами, она подхватила меня под руку и потащила на выход.

— Мамуль, ну так нечестно, — заныла дочь. — Никто не будет воспринимать меня всерьёз, если меня мама будет со школы встречать. Пусть водитель приезжает, как у всех.

— Мы не все, Лиза. Не вижу ничего плохого в том, чтобы встретить любимую дочь. Тебе придётся смириться, Ириска.

— Ну не при всех же, — испуганно зашипела она, сделав большие глаза. — Не называй меня так.

— А как надо?

— Елизавета, — гордо вскинула дочь голову, — или Элла.

— Какая Элла? — споткнулась я.

— Принцесса Елизавета Гессен-Дармштадтская, мам, — укоризненно пояснила дочь. — Мы сегодня проходили по истории род Романовых.

— Давай ты будешь просто Лизой. Моей Лизой, а? — Я хлопнула её по плечу.

— Ладно, — сдалась дочь. — Но в школе Ириской не зови, не хочу, чтобы меня дразнили.

— Договорились, — шепнула я, распахивая дверь внедорожника.

Небольшой семейный ресторанчик на набережной Москвы-реки манил уютом и спокойствием. Кто спросит, почему я предпочитаю малолюдные места, богатым заведениям моего круга? Ответ простой — всё тот же Глеб Домогаров, который на сто процентов соответствует своей фамилии. Я избегаю его всеми доступными средствами.

За последние семь лет, со дня побега из родного дома, этот мерзавец чего только не делал, чтобы показать, кто в моей жизни хозяин. Он расстроил две мои свадьбы, избавился от всех ухажёров и изо дня в день напоминал о том, чего именно ждёт от «наших отношений».

Один Никита держался, и это был ещё один плюс в его пользу.

Подперев голову рукой, я рассматривала его, будто видела в первый раз. А ведь и правда. Каким человеком нужно быть, чтобы противостоять Домогарову?

— Ник, — протянула я, пока дочь была занята аквариумом с тропическими рыбами. — Как твой день прошёл? Всё хорошо?

— Нормально, — усмехнулся он, заправляя непослушную прядь за ухо. — Заключил несколько договоров с клиентами, купил тебе подарок и съездил на кладбище. А что?

— Ничего, — напряглась я. — Ты не заметил ничего необычного?

— Да нет, — пожал он плечами, которые так сводили меня с ума. — Твоя мать с утра звонила. Не знаю зачем, но разговаривала очень мило. Вы точно в ссоре?

— Что ты ей сказал? — мои пальцы побелели от напряжения. — Ник! Что ты ей сказал?!

— Ничего. — Он оторвался от меню и поднял голову. — Только назвал место ужина, и всё. Это ведь не тайна? Она, вроде, поздравить хотела.

— Бог мой, — простонала я, схватившись за голову. — Что же ты натворил. Лиза! — крикнула я дочери, наплевав на приличия. — Детка, иди сюда, мы едем домой. — Я протянула руку, подгоняя дочь, но опоздала. Со стороны двери на меня смотрели четыре горящих ненавистью одинаковых глаза.

Братья Домогаровы.

— Кто это? — Никита вырос передо мной, закрывая обзор.

— Мой самый страшный кошмар. Забери, пожалуйста, Лизу, — еле слышно прошептала я, набирая в грудь побольше воздуха. — Слышишь? Уведи её подальше! Ну же!

Краем глаза следя за сборами дочери и Ника, я наблюдала за Глебом и Борисом. Как в насмешку, они даже одеты были идентично. Синхронно двинувшись в мою сторону, братья распугали официанток, которых не выручил даже профессионализм.

Почти два метра ростом, с густыми длинными волосами цвета чёрного кофе, и тёмно-синими глазами. Они пёрли напролом, совсем не замечая бросившийся в рассыпную персонал и замолчавших, как по команде, гостей.

Когда Глеб и Борис были на расстоянии двух метров, я заметила шевеление справа, но мотнула головой, запрещая Никите подходить. Глеб не должен добраться до Лизы.

— Мелания, — в два голоса усмехнулись близнецы. — С днём рождения.

От этой синхронности у меня мурашки по спине побежали. Словно передо мной не два человека стояли, а один.

— Что вам нужно? — Я будто кол проглотила и сидела, боясь сделать лишний вдох.

— Как всегда, мне нужна ты, — сказал тот, что справа.

Ага, значит, это Глеб.

— А мне двойной виски безо льда. — Борис бесцеремонно уселся на место Никиты.

Подскочившая девочка, испуганно чиркнула каблуком и, едва не упав, помчалась выполнять заказ.

Сжав под столом руки, я замерла и села прямо, стараясь максимально расслабиться. С этими двумя нельзя казаться слабой. Они, как звери, слабость, как и страх нутром чуют.

— Глеб, Борис, спасибо за поздравление. Но я, всё же, хотела бы услышать ответ — что вам нужно именно здесь? У нас семейный ужин.

— Семейный?.. — напрягся Глеб. — Что это значит?

— Я, Лиза и Никита — семейный ужин, — как можно мягче пояснила я, понимая, что втягиваю ни в чём не повинного парня в свои проблемы. Но деваться некуда.

— Девчонка моя дочь, — прищурил глаза Глеб. — Да и этот дрыщ здесь ненадолго. Впрочем, как и все прежние. — Хохотнув, он подцепил ногтем меню, будто боялся запачкаться. — Мел, ты опускаешься всё ниже и ниже. Неужели, кроме этого убожества не нашлось никого более достойного? Он же на дешёвого актёра похож. Позёр.

— Это не твоё дело, — парировала я.

В этот момент официантка принесла Борису виски и испарилась. Медленно качнув бокал, он сделал глоток и брезгливо сморщился:

— Паршивенько.

Отставив почти нетронутый бокал в сторону, Домогаров щёлкнул портсигаром, и прикурил тонкую сигарету. До моего носа тут же донёсся запах ненавистного ментола. Выпустив струйку дыма, брат Глеба отвернулся к окну, намеренно игнорируя наш разговор. В последнее время, мне всё чаще казалось, что он стал тенью своего близнеца, его вторым Я.

А ведь когда-то он был тем, кто буквально вытащил меня из депрессии. Что же изменилось?

— Мелания, — начал Глеб, слегка склонив голову набок, и листая меню, — мне откровенно наскучила эта гонка. И ты и я знаем, что нужно делать. Так что давай, не будем тратить время попусту. Избавься от этого недоразумения и пошли с нами. Девчонку, так и быть, можешь взять с собой.

— Я за тебя не выйду, — мотнула головой. — Я лучше умру, Глеб, но женой твоей не стану, и не позволю Лизе войти в твою семью.

— И чем же он лучше меня, — напрягся Домогаров.

— Никита живой. — Я устала от этого. Просто устала. — А ты мёртвый Глеб. Тебя, кроме внешнего лоска и денег, больше ничего не волнует. Ты тратишь миллионы, содержа штат любовниц, и презираешь слабость. Я лишь трофей.

— Трофей? — Он вытащил ювелирную коробочку из пиджака и небрежным движением открыл. Внутри лежал инкрустированный синими сапфирами изящный ошейник. — С днём рождения, Мелания. Сегодня среда, через два дня я заеду за тобой и Лизой. Я даже даю добро на прощальный секс. Видишь? — довольно усмехнулся он. — Я добрый. Но только сегодня. Это мой тебе подарок на двадцать пять лет.

— Нет.

Подарок остался на месте. Ядовитое напоминание о том, кто на самом деле Глеб Домогаров.

— Значит, кто-то умрёт, — буднично ответил Глеб и поднялся, засовывая руки в карманы.

За ним последовал Борис, который скользнул по мне ничего не значащим взглядом, но я заметила, как он напрягся, когда увидел любопытную мордашку дочери. Лёгкое передёргивание плечами было заметно только мне. Замерев на несколько секунд, Борис повернулся и улыбнулся так, что у меня сердце сжалось от страха:

— Скоро увидимся… невестка.

Сжав зубы, я следила за мощными, тренированными спинами братьев. Скользящие вдоль позвоночника волосы напоминали хвосты тигров, затаившихся в предвкушении охоты. Светлые костюмы с серебряным отливом оттеняли цвет волос. На выходе Боря повернулся и окинув взглядом всё помещение, задержался на Лизе. Несколько долгих секунд, в течение которых я была уверена, что он что-то задумал, я не дышала. Но потом младший из близнецов отвернулся и вышел.

Дверь хлопнула, говоря о том, что кошмар исчез, люди расслабились и продолжили разговоры. Официантка, что приносила Борису виски, тихо всхлипывала неудачно пряча слёзы. Эк, её пробрало. Я перестала так реагировать на каждую встречу только год назад, когда в моей жизни неожиданно возник Никита.

— Что это было? — Ник сел напротив и взял Лизу на колени. — Почему ты запретила нам подходить?

— Мамочка. — Лиза смотрела сквозь окно, на улицу. — Почему у этих дяденек такие же волосы и глаза, как у меня?

Ахнув, я повернулась к окну и наткнулась на ядовитую ухмылку Бориса, который стоял рядом с джипом и курил очередную вонючую сигарету.

— В мире много похожих глаз и волос, Лиза. Не забивай себе голову, — устало ответила я, отворачиваясь. — Мне что-то не хочется есть, но может быть, вы хотите сделать заказ?

Компания «Штэрн», кабинет генерального директора тем же вечером

— Никогда не пойму, что ты в ней нашёл. — Борис сел в кресло брата. — Она всегда была гордячкой, а ты своим поведением лишь ухудшаешь ситуацию.

Глеб прохаживался по кабинету, играя небольшим ножиком, который ему подарил один из партнёров. Но вспомнить кто, он уже не смог бы. Всё так, брат прав. Но что-то держало его около этой девицы много лет подряд. Пожалуй, в какой-то момент простая заинтересованность в блондинке кукольного вида переросла в манию. Он желал заполучить её как приз, как трофей. Венец его коллекции, в конце концов.

— Может, мне скучно? — рассмеялся он, не желая признаться даже брату в своей слабости. Его бесил её страх.

— Даже для тебя, это слишком жестоко… — Борис нажал кнопку видеофона, вызывая секретаршу. — Мелани умная девушка, и с ней всегда можно было договориться. Если влюбился — так и сказал бы. Любая за тобой пойдёт, и мелкая не исключение. — Мужчина провёл рукой по волосам, и усмехнулся. — Она же не слепая.

— Да брось. — Глеб поморщился. — О чём ты говоришь, какая любовь? Деньги брат, деньги в нашем мире решают абсолютно всё. А когда к деньгам прилагается такая аппетитная девочка — грех не воспользоваться предложением. На сегодняшний день Мелания — самая выгодная невеста страны. А холдинг в качестве приданого — вообще сводит на нет все её попытки отказаться. Ты бы видел её лицо, тогда, на дне рождения Лизы. Уже в шестнадцать она была сочной, но после родов, её тело приобрело такие аппетитные формы, что я не смог сдержаться. И взял её прямо там, в библиотеке. — Довольный смех и радость от содеянного Борис не разделил.

Напротив, он смял листок бумаги и швырнул его в урну, снова прикуривая. Когда от сигареты осталась только половина, младший из братьев всё же ответил:

— Почему ты не можешь остановиться? Ты потратил на неё почти семь лет. Семь грёбаных лет! — взорвался он, отчего красивое лицо исказила гримаса ярости. — Семь лет, Глеб, семь чёртовых лет я только и слышу: Мелания то, Мелания сё. Я устал. Делай, что хочешь, но помогать в её завоевании я больше не буду.

Услышав эту тираду, Глеб замер и оскалился:

— Ревнуешь?

— Да пошёл ты, — горько ответил Борис и стремительно вышел из кабинета.

В распахнутую дверь заглянула испуганная секретарша:

— Глеб Викторович, вызывали?

Усмехнувшись ревности брата, Глеб окинул девушку плотоядным взглядом и, подозвав к себе, шлёпнул по попе:

— Рита, найди организатора свадеб.

— Хорошо, Глеб Викторович. А для кого будем организовывать свадьбу, и какой бюджет?

— Это будет моя свадьба, Риточка. Ну-ну, милая, не грусти. — Мужчина подцепил пальцами острый подбородок любовницы и поцеловал. — Наличие жены не говорит о том, что мы не будем видеться.

Опустив взгляд, он облизнулся, рассматривая тяжело вздымающиеся груди. Запустив одну руку Рите под юбку, а второй сжав набухший сосок, он резко притянул девушку к себе, потёрся пахом и потащил её на диван, специально купленный для таких целей.

Глеб Домогаров умел пользоваться шансом, как и прелестями всегда готовых девушек. Только одно омрачало его жизнь — отказ Мелании добровольно подчиниться. Резко задрав юбку и стянув кружевные трусики с секретарши, он расстегнул ширинку и вошёл, не особо заботясь о возможных неприятных ощущениях партнёрши. Сейчас ему нужно было сбросить напряжение и злость на одну упрямую блондинку.

Кончив, Глеб поднялся и привёл себя в порядок. Только после того, как Рита оделась и поправила причёску, он спросил:

— Ты же пьёшь таблетки, или что там вы ещё делаете, чтобы не забеременеть?

— Да, Глеб Викторович, — прошелестела девушка, вздрагивая от болезненных, но тем не менее приятных спазмов между ног. — Не волнуйтесь.

— Вот и ладненько. — Он приветливо улыбнулся. — Ты хорошо работаешь Рита. Надо бы выписать тебе премию.

— Спасибо, Глеб Викторович. С организатором вы встретитесь сами или это сделает ваша матушка?

— Отдаю бразды правления маман, — хохотнул мужчина, задерживая взгляд на короткой юбке. — Мне нет дела до организации этого балагана.

— Хорошо. Я могу идти?

— Иди, ласточка моя, иди. Загляни ко мне после шести. — Он подмигнул покрасневшей помощнице и взмахом руки отпустил.

Глава 2

Пятница

— Ник, включи новости. — Я залпом допила кофе и подхватила сумочку.

— Сейчас. — Он вышел из ванной, растирая в полотенце сосульки волос. — Ты уже уходишь? Лизу отвезти?

— Нет. — Я задержалась перед телевизором, смотря на бушевавшую стихию без звука. — Это какой канал?

— Не смотрел, — пожал Ник плечами, — а что там?

— Включи звук.

… — землетрясения магнитудой семь и девять десятых балла произошло у северо-восточного побережья Японии, сообщает местное метеорологическое агентство. Японские эксперты предупредили, что есть риск возникновения цунами. Согласно прогнозам, высота волн может достигать шести метров…

— Бедные люди, — вздохнула, отправляясь в коридор. — Вечно у них, то землетрясение, то наводнение. За Лизой приедет водитель матери, она хотела отвезти её на какую-то выставку. Договорённость со школой есть, — договаривала я, натягивая сапоги. — Ну всё, — поцеловала Ника, на секунду прильнув к горячей груди. Всё-таки он у меня потрясающий. — У тебя сегодня вечер свободен? Может, устроим дома романтический вечер? А? — подмигнув, открыла дверь и обернулась, окидывая его взглядом и словно невзначай задерживаясь на рельефных мышцах живота, и тонкой линии гладкой кожи над полотенцем.

— У меня встреча в шесть, а потом свободен. — Ник схватил меня в охапку и звонко поцеловал. — Удачных переговоров, детка.

Путь до офиса занял немногим больше часа, пришлось ехать через Ленинский, по МКАДу. И это мне ещё повезло жить в центре, а то неизвестно, сколько бы добиралась. Взгляд упал на циферблат часов: до приезда японской делегации оставалось полчаса.

Припарковавшись, вылезла из машины и быстрым шагом направилась внутрь. На входе меня задержала охрана:

— Мелания Сергеевна, вас ждут в переговорной.

— Дмитрий, — уставилась я на подтянутого мужчину, — с каких пор сообщения замдиректору передаёт охрана? Я чего-то не знаю?

Охранник вытянулся и отвёл на секунду взгляд.

Не нравится мне это.

— Дмитрий?

— Мелания Сергеевна, простите, что сую нос не в своё дело, но двадцать пять минут назад к Сергею Владленовичу приехали братья Домагоровы. И… — он замялся, подбирая слова.

— И?..

— И разговаривали они очень громко. Люду напугали. — Он встретился с моими глазами и поджал губы. — Напугали и выгнали.

— Кто выгнал? — похолодела я.

Отец никогда не позволял так обращаться с сотрудниками, да и Люда едва только институт закончила. Хорошая, способная девочка.

— Так это, Домогаров, — кивнул охранник на матовые двери справа. — Правда, я не различаю кто из них кто. Вы простите, что вмешался, но уж больно жалко отца вашего, у него и давление подскочило. Люда сказала, что скорую хотела вызвать, но её выгнали.

Папка с документами едва не вывались из рук. Покачнувшись, я схватила охранника за рукав и прошипела:

— Ты почему мне сразу об этом не сказал?!

— Так я это, — почесал он затылок, — и сказал вам, что ждут. В переговорной.

Папа!

Бросившись к кабинету, я распахнула двери и застыла, смотря, как один из Домогаровых хлопает отца по щекам.

— Пап! — кинулась к лежащему на полу отцу, в неестественно вывернутой позе, с закатившимися глазами и сине-фиолетовыми ушами.

О том, что всё плохо стало ясно, как только на глаза попалась лужа из рвоты.

— Вызывайте скорую, сейчас же! — заорала я в распахнутые настежь двери.

— Мелания, не надо, — меня подхватили под руки и насильно усадили на диван. — Сергею уже не помочь.

— Что? — Я смотрела на говорящего, но не могла осознать кто это. — Что вы говорите, у отца давление. Сейчас приедет скорая и поможет. Вы вызвали врача? — я подскочила, едва увидела входящего Дмитрия, за которым пряталась Люда.

— Д-да, Мелания Сергеевна. Но им нужно несколько минут, чтобы добраться.

— Ага, — кивнула, поправляя за спиной подушку и перекладывая папку на колени. — Конечно. Сейчас папу заберут и приведут в порядок, у нас ещё переговоры с японцами. Никак нельзя от них отказаться. Людочка, принесите, пожалуйста, воды, пить сильно хочется, — попросила я, находясь, будто в тумане.

— М-мелания Сергеевна, — расплакалась секретарша, — Мелания Сергее-внаа…

— Да-да, — я потёрла лоб. — Что там ещё, ах да. Люда, вызови Николая Петровича, в новостях сегодня сказали, что в Японии землетрясение и возможно будет цунами, пусть выделит деньги для гуманитарной помощи.

— Прекрати! — одёрнули меня.

Следом захлопнулась дверь переговорной, и перед моим носом оказалось холёное лицо одного из братьев. Он с шумом втянул воздух острым, хищным носом и прищурил глаза:

— Он мёртв, Мелания. Мне жаль.

— Я тебе не верю. — Я скосила глаза в сторону, лишь бы не встречаться взглядом с холодными глазами Домогарова. — Папа не мог умереть. Сейчас приедет скорая и всё будет как раньше.

Умом я понимала, что говорю что-то не то. Но разум отказывался принимать события за чистую монету. Не мог отец умереть, только не он.

— Глеб, да оставь ты её, не видишь, что ли, что мелкая ничего не соображает? — сказал тот что стоял поодаль, у стола, и перебирал небрежно брошенные документы.

— Заткнись, Боря, — рявкнул Глеб, пытаясь взять меня за руки.

Прикосновение холодной кожи его рук стало ушатом воды. Вздрогнув, я повела головой, пытаясь стряхнуть наваждение, но в этот момент в кабинет вошли врачи.

— Кому здесь плохо? — Строгая женщина в толстых очках и с фонендоскопом на груди, прошла к нам. — Вам, что ли? — кивнула, разглядывая моё лицо.

— Нет. — Глеб поднялся с корточек и показал рукой в сторону. — Ваш пациент здесь.

— Так. — Женщина прошла к отцу и присела, щупая пульс. — Ещё тёплый. Валя, иди сюда, заполняй бумаги, — позвала она щуплую девушку с чемоданчиком. — Родственники есть?

— Я, — ответила шёпотом.

— Фамилия, имя, отчество погибшего.

— К-какого погибшего? Это мой отец! Приведите его в порядок! Что вы сидите?! Реанимируйте! — я стонала как раненое животное. — Реанимируйте. Вы же можете. Пожалуйста.

— Так, здесь всё ясно. Валечка, дай ей успокоительное, видишь, в шоке девочка.

После этого она накрыла голову отца полотенцем. Откуда здесь полотенце? Сев за стол, врач сдвинула очки на кончик носа и набрала номер в телефоне:

— Да. Это Рогова, нет, труп. Вызывайте ребят. — Отключившись, она вздохнула и повернулась. — Кто был с погибшим на момент смерти?

— Мы, — хором отозвались близнецы.

— Вы можете описать всё произошедшее? — Врач сложила руки перед собой и взглянула из-под очков.

В это время ко мне подошла вторая, и попыталась сделать укол. Отшатнувшись, я отбросила её руку:

— Вы в своём уме?!

— Это для вашего блага, — начала частить она, — вам нужно успокоиться.

— А я спокойна, — прошипела отодвигаясь. — Я очень спокойна, по мне, разве, не видно?

— Пожалуйста, дайте сделать укол. — Бледное, напряжённое лицо девушки исказила гримаса.

— Разбежалась. — Ужас от потери отца помог организму встряхнуться. Если я буду не в состоянии соображать, то эти двое уйдут от наказания. А я была уверена в том, что виновны именно они. — Не надо мне никаких уколов. — Я поднялась и прошла к столу. — Эти двое, Глеб и Борис Домогаровы отказались вызывать скорую, когда это пыталась сделать секретарша. Так и запишите. Это они виновны в смерти моего отца.

— Эй, полегче, детка. — Борис сломал карандаш, который держал до этого. — Успокойся.

— Успокоюсь, как только вы окажетесь за решёткой, — бросила зло. — Дмитрий слышал, как вы здесь орали, и Люда подтвердит, что ты выгнал её, когда она хотела помочь. Так что это вы виновны! Что, вообще, вы здесь забыли сегодня?!

— Мелания. — Глеб дёрнул меня за плечо, разворачивая к себе лицом. — Мы с Сергеем заключали сделку…

— Достаточно, — перебила врач. — Виновных накажут по суду. В данный момент они свидетели, а не подозреваемые. Причина смерти ещё не установлена. Вы, двое из ларца, что было до того, как покойного вырвало?

— Ну, у него голова закружилась, — бросил Борис, катая по столу сломанные куски карандаша. — Потом пожаловался на то, что трудно дышать, его вырвало и он потерял сознание.

— Он болел? — спросила меня врач.

— Были проблемы с печенью несколько лет назад, но всё прошло. До сегодняшнего дня он даже не простужался. — Я ходила взад-вперёд по переговорной, чувствуя себя загнанным зверем.

Всё пошло наперекосяк. Я знала, что отец работает с Домогаровыми над каким-то проектом, но он держал меня подальше от всего этого. А теперь мне придётся вникать и разрывать договоры.

С улицы послышалась сирена.

Нестройные шаги с ударами тяжёлых ботинок по полу подсказали, что те самые ребята уже прибыли.

— Ну вот и приехали. — Врач по фамилии Рогова поднялась и встала рядом.

С лёгким дребезжанием двери распахнулись, впуская нескольких мужчин в униформе.

— Где труп? — спросил дородный мужчина, снимая фуражку и садясь за стол.

После того как тело отца снова осмотрели, составили протокол и записали показания, близнецов отпустили, попросив задержаться меня.

— Мелания Сергеевна, — начала дознаватель, молодая женщина с выбеленными волосами и светлыми, невыразительными глазами. — Какие отношения были у вас с покойным?

— Нормальные, — выдавила я, стараясь не смотреть на синие пальцы, выглядывающие из-под простыни. — Как у всех.

— Как ваш отец вёл себя накануне? — дознаватель чиркнула в блокноте, и снова уставилась на меня.

— На работе как обычно. У него был назначен поздний обед в четыре часа, мы не виделись с тех пор, как он уехал. Я готовилась к встрече с японской делегацией. Сегодня в одиннадцать должны были состояться переговоры.

Смяв руками край юбки, посмотрела на ногти и зажмурилась. Дурной сон. Просто дурной сон.

— Мелания Сергеевна? Вы меня слышите?

— А? — Я подняла голову, стараясь сфокусировать взгляд. — Вы что-то сказали?

— У вашего отца были враги?

— Враги? Не-ет, — помотала головой. — Конкурентов много, но всё решалось в пределах сделок. — Ему никто не угрожал, если вы об этом.

— Вы уверены? — Женщина вздохнула, почесав лоб ручкой.

— Конечно, — кивнула я. — А что?

— Ничего. Спасибо, мы закончили. Пока что вы свободны, но не покидайте город. У нас ещё появятся вопросы к вам.

— Подождите! А как же братья Домогаровы? Почему их отпустили, ведь именно они отказались вызвать вовремя скорую!

— Девушка. — Дознаватель устало выдохнула. — Идёт следствие. Мы работаем.

Когда тело унесли и все разъехались, я прислонилась головой к спинке дивана. Перед глазами вспыхнуло отстранённое лицо Глеба тогда, в ресторане. Он обещал, что кто-то умрёт. Неужели, ему хватило духа убить отца? Но зачем? Какая выгода?

Пока я, сглатывала слёзы и предавалась воспоминаниям, в дверь аккуратно постучали:

— Мелания Сергеевна? — в переговорную заглянула Люда. — Можно к вам?

— Проходи, — махнула я.

— Мелания Сергеевна, — Люда села рядом и спрятала руки под бёдрами. — Меня уже допрашивали, но я не сказала этим полицейским главного, — секретарша смотрела вперёд, не поворачивая головы.

— Чего же? — Я повернула, спрятанное в ладонях лицо.

— Сергей Владленович не назначал встречи Домогаровым. Он оставил для вас записку, перед тем как всё случилось.

— Что? — ахнула я. — Почему ты не сказала об этом полиции?

— Потому что директор взял с меня слово отдать её только вам в руки. И больше никому, — она понизила голос. — И вчера у него был обед с Глебом Домогаровым. Я им столик заказывала.

— Люда.

— Да?

— Где записка?

— Вот, — она вытащила смятый листок из декольте. — Спрятала там, где никто не найдёт.

Понизив голос до шёпота и воровато оглядываясь, она передала мне записку и сделала большие глаза, будто боялась слежки.

— Людочка, ты пересмотрела детективов, — покачала я головой.

Но через несколько секунд пожалела о том, что в этом кабинете не было камер.

Мелания, прости меня. Из-за меня, девочка ты попала в огромную опасность. К сожалению, я не смог убедить Глеба, и теперь он сделает всё, чтобы добраться до тебя и Лизоньки. Теперь только твоё упрямство отделяет его от холдинга. Вчера за обедом я разорвал партнёрство. Не позволяй Домогарову до тебя добраться и никому не верь. Его шпионы могут быть кем угодно.

Дочитав, я повернула ошалевшее лицо к секретарше:

— Ты читала?

— Нет! — возмутилась она. — Как можно, Мелания Сергеевна!

— Прости, ты права, — понурила я голову. — Ступай, Люда. И передай персоналу, что на сегодня все свободны.

— А вы?

— А мне надо побыть одной. Ступай.

Когда она была уже у дверей, я окликнула:

— Люда!

— Да, Мелания Сергеевна?

— Спасибо.

— Не за что, госпожа директор.

Вздрогнув, я заплакала.

Глава 3

— Да!

Усталость навалилась одновременно с апатией. Мысли роились в голове как осы в погожий день над гнездом. Трубка рабочего телефона всё ещё лежала на столе, взрывая мозг короткими гудками. Звонил Глеб, требовал встречи. На мой резонный ответ — нет, зло уточнил уверена ли я в этой глупости и швырнул трубку.

Бездумно листая записную книжку, остановилась на номере финансового директора и друга отца.

— Николай Петрович, вы ещё в офисе?

— Да, как раз домой собирался, Мелания. Я сейчас зайду, ты у себя?

— Нет. У отца.

— Сейчас буду. — Грубый голос мало подходил для этого милого, с виду, человека.

Николай Петрович Разумовский был хорошим другом семьи, и сколько себя помню, всегда был на стороне отца. Но в последнее время, где-то с полгода, они как с цепи сорвались, я часто становилась невольной свидетельницей ярких баталий. За пределы собственных кабинетов это, конечно же, не выносилось, но перебежавшая между старыми друзьями чёрная кошка давно дразнила пушистым хвостом.

Однажды я слышала, как Петрович сказал отцу, что тот себя в гроб загонит «этими» проектами. И теперь, мне хотелось бы знать, о каких именно проектах шла тогда речь.

— Мелания? — Дверь неслышно отворилась, впуская того, кого я ждала. — Прими мои соболезнования, милая. — Николай Петрович вытер платком залысину и нахмурился.

— Спасибо, вы проходите. — Я показала на место напротив, наливая в чистый стакан текилу. — Выпейте со мной. Пожалуйста.

— Хорошо. — Мужчина, больше похожий на сказочного Страшилу, чем на воротилу бизнеса сел в кресло, и бросил взгляд на заваленный бумагами стол. — Кто-то рылся?

— Не думаю. — Я качнула головой, глядя сквозь стакан. — Здесь со вчерашнего дня мало что изменилось. До отъезда на деловой ужин отец искал какие-то бумаги и перевернул весь кабинет вверх тормашками.

— Не могу поверить, что Сергея нет. — Петрович сделал глоток и откинулся на спинку. — Только утром говорили об отчёте и нате вам.

— Николай Петрович, — я решила не тянуть резину, — помните, вы как-то сказали папе, что эти проекты сведут его в могилу? О чём тогда шла речь?

Отвернувшись, он поджал сухие, бледные губы с едва заметной синей каймой и задумался, постукивая пальцем по подлокотнику.

— Ну хорошо, — подал он, наконец, голос. — В конце концов, наследница именно ты, тебе и разгребать. С моей помощью, разумеется. — Белесые глаза, такие светлые, что едва можно было разглядеть радужку, остановились на мне. — Год назад Сергей открыл новое направление, практически секретное. До управления были допущены лишь несколько человек: я, сам Сергей и Глеб Домогаров в качестве основного партнёра.

— Ничего не понимаю, я бы знала об этом! — резко перебила я.

— В том-то и дело, что это именно от тебя и скрывалось, — скривился он. — Сергей не хотел тебя беспокоить и втягивать, хотя я и был против.

— Втягивать во что? — прошептала, чувствуя, как волосы на руках встают дыбом.

— Оружие, Мелания. Производство и поставка высокотехнологичного оружия нашим войскам. Но… — Николай Петрович залпом осушил стакан и продолжил: — Запросы оказались непомерными.

— У кого? — Я уже начала понимать, что отец ввязался в какую-то авантюру.

— У Глеба. После того, как поставки пошли за границу, я отказался участвовать в этом напрямую. Это было полгода назад, а три месяца назад Сергей пожаловался, что Глеб ведёт себя странно.

— Помимо обычных странностей, вроде завышенного самомнения и мании величия? — вяло усмехнулась я.

— Да. Он нанял трёх личных охранников, понатыкал камеры по всему офису и дому, и ко всему прочему, вывел мониторы в свой кабинет.

— Зачем? — поперхнулась я. — Это даже для него слишком.

— Возможно, — кивнул Петрович. — Мальчишка уверен, что за ним кто-то охотится. Он даже мать заставляет телефон на охране оставлять.

— Что за бред? — скривилась я. — Совсем из ума выжил.

— Это полбеды, Мелания, — тяжело вздохнул Николай Петрович. — Помимо прочего Глеб поселил Бориса в соседнюю спальню и контролирует каждый его шаг.

— Мне всё равно, что он там с ним делает. Что вы хотите сказать? Что

Глебспятил? Ну так это не секрет, я давно отцу об этом говорила. Не может нормальный, здоровый человек так себя вести. Да и вообще, откуда вам всё это известно?

— Ну, — поскрёб Петрович подбородок, — я же должен знать, кто не даёт прохода моей любимой крестнице. Он даже мне успел пожаловаться.

— На что?

— На то, что ты изменяешь ему с Никитой.

— Чего? — открыла я рот. — Я никогда ему не изменяла! — накатила такая злость, что будь сейчас Глеб здесь — разбила бы ему бутылку об голову. — Не изменяла, потому что никогда ему не принадлежала. Уж вы-то должны знать, Николай Петрович!

— Тише, — поднял он руку. — Сергей заподозрил у него расстройство, возможно, всё на фоне стресса. В любом случае, держись от него как можно дальше и постарайся лишний раз не злить.

— Но всё это не помешало отцу продолжить сотрудничество с Домогаровыми, — прошипела я, пропустив мимо ушей предостережение. — С кем они работали? С частными лицами?

— Даже не знаю, что хуже. — Николай Петрович положил ногу на ногу и качнул носком дорогой туфли. — Последняя поставка была в Гонконг.

— Ч-что?! — у меня перехватило дыхание. — Это же государственная измена!

— То-то и оно, девочка, — отвёл он глаза. — Поэтому я и отказался.

— Почему вы никому не сказали?!

— Кому? — искренне удивился Николай Петрович.

— Мне, например! — крикнула зло. — Я бы поговорила с ним, заставила отказаться от этой идеи! Это же преступление, о чём отец, вообще, думал?!

— Не надо, Мелания, не кричи. Сергей мёртв, и теперь тебе нужно разорвать контракты и закрыть все каналы сбыта. Не доведёт это до добра. Таким, как мы прощают многое, но не измену, — сказал он куда-то вбок.

Апатию как рукой сняло. Во что отец ввязался и втянул меня?! Подскочив, я зашагала по кабинету, лихорадочно соображая, что же делать. В кармане брюк зашуршала записка. Отец написал, что разорвал сотрудничество с Глебом вчера за обедом. Если это так, то мне будет проще и одновременно сложнее, потому что Домогаров так просто не отстанет.

— Николай Петрович, мне нужны все документы по этому направлению. Вы знаете, кто ещё может об этом знать?

— Никто. Сергей держал всё в строжайшем секрете, поэтому бумаги хранятся в моём личном сейфе, чтобы не дай бог, никто их не увидел. Даже Мария не в курсе.

— Хорошо. — Мой взгляд прошёлся по заваленному столу. — Николай Петрович, когда отец заметил эти заскоки Глеба, он не захотел, случаем, расторгнуть сделки? Не знаете?

— Возможно, — кивнул он. — Сергей тогда говорил что-то о том, что тебя и Лизу надо защитить от Домогаровых.

— Так и знала! — я смахнула степлер и сжала кулаки. — Это они его убили!

— Кто? — вытаращил глаза Петрович.

— Глеб и Борис. Они Люду не пустили, когда ему плохо стало. Наверняка не хотели, чтобы ему помогли. Да и потом, — скрипнула зубами. — У только что умершего человека пальцы рук и уши не синеют. Уж насколько я далека от медицины, но это точно знаю.

— Это серьёзное обвинение, Мелания, — качнул он головой. — С чего ты взяла?

— Я просто уверена, что близнецы отравили отца, но доказать не могу. Нужно нанять частного детектива, Николай Петрович. — В этот момент моё лицо наверняка исказилось от горя и ярости. — Я хочу найти управу на этих выродков. Так просто убийцы моего отца не отделаются. Со свету сживу! — мой крик заставил вздрогнуть ещё моложавого директора.

— Я… не думаю, что это хоть что-то даст, — медленно сказал он. — Мне надо домой, Мелания. Я соберу всё, что у меня есть и найду человека, который займётся расследованием.

— Спасибо.

— Сейчас половина третьего, Марии уже сказали?

— Нет. Я просила следователя не звонить. Сама скажу. Вы правы, надо выдвигаться. До понедельника, Николай Петрович.

— Всего хорошего, — он оттянул узел галстука и вытер испарину. — Сообщи, когда будут похороны.

— Да, конечно. Всего хорошего.

Когда дверь кабинета закрылась, я сжала виски, чтобы унять пульсирующую боль. Мне подложили большую свинью. Гонконг, Домогаровы, оружие. — Мысли путались, а перед глазами всё ещё стоял труп отца. Так просто всё это решить не удастся. Один психованный Глеб чего стоит, а уж в совокупности с остальными проблемами…

— Ох, папа. — Я выдвинула ящик стола и бездумно уставилась на папки. — Что же за наследство ты мне оставил?

Помнится, у него был сейф в кабинете. Может быть, там что-то есть? Не мог же он всё Петровичу отдать?.. И почему отец так небрежно отнёсся к документам, разбросанным по столу? Мои пальцы пробежались по острым уголкам листов. Контракты, запланированные встречи, текущие бумаги — ничего интересного. Всё это я сама подготовила.

Взгляд скользнул по стоящим за монитором фотографиям. Мы с отцом встречаем делегацию из Японии. В первый раз.

— Кошмар! — я схватилась за голову. Во всей этой суматохе так и не выяснила, почему сегодняшняя встреча была отменена в одностороннем порядке.

Лежащий на столе телефон замигал беззвучным вызовом:

— Да, Никит.

— Твоя мать сама приехала за Лизой, — начал он. — Она собрала ей небольшой чемодан. Что-то произошло?

— Какой чемодан? — похолодела я. — Мы ни о чём таком не договаривались!

— Очень странно, — задумчиво ответил Ник. — Мария была какой-то дёрганой.

— Значит, сказали, — выдохнула, сжимая переносицу пальцами. В носу защипало. — Папа умер три часа назад.

— Как это умер? — рявкнул неожиданно Ник, и тут же сменил тон. — В смысле, как такое возможно?

— Думаю, его отравили. Помнишь встречу в ресторане? Глеб мне тогда угрожал и обещал, что кто-то умрёт. Но у меня нет записи того разговора, и никаких доказательств.

— Я сейчас приеду, собирайся.

— Не надо, — закусила губу. — Встретимся вечером, я сейчас поеду в родительский дом. Наверное, мама забрала Лизу, чтобы не так остро чувствовать утрату папы. Нужно её поддержать.

Вызвав такси, медленно пошла на выход. Пиджак болтался на плече, сумка почти волочилась по полу. Только половина третьего, а я уже пьяная. И как мне ребёнка в таком состоянии забирать?

Спустившись в холл, нашла Дмитрия на своём месте. Перегнувшись через стойку, заметила охранника с книгой на английском и удивлённо подняла брови.

— Дима, вы учите языки?

— Да, Мелания Сергеевна, — покраснел мужчина. — В отпуск хочу зимой поехать, вот и учу английский, чтобы не позориться в Европе. Закрыв учебник, он вздохнул и спросил: — Как вы?

— Сносно, — отвернулась, запахивая пальто. — У вас сегодня сутки или смена придёт?

— Нет, сегодня я дежурю.

— Хорошо. Дмитрий, с сегодняшнего дня ты отчитываешься только мне. Ни правлению, ни директорам, только мне. По всем вопросам звони в любое время. Если что-то покажется странным — сразу сообщай, я приеду. Все сотрудники покинули здание?

— Понял, Мелания Сергеевна. Простите, госпожа директор, — спохватился он. — Перед вами уехал Разумовский. Персонал покинул территорию ещё час назад.

Покачав головой, я накинула на голову платок и надела перчатки.

— Всего хорошего, Дмитрий.

— До свидания, — крикнул он вдогонку.

Выйдя на улицу, я прошла к подъехавшему автомобилю.

Пятница, 14:55

Компания «Штэрн», кабинет руководителя IT-отдела

В полупустом кабинете, где из мебели был только стол да два стула, раздался щелчок. Тонкая женская рука потянулась к телефону и, замерев, быстро дёрнулась обратно. Её хозяйка нервно облизнула губы и зажмурилась. Через два глубоких вздоха, женщина всё же сняла трубку.

— Слушаю. — Густой, бархатный голос слегка подрагивал. В нём сквозили нотки паники.

— Звягинцев мёртв.

— Как? Когда?!

— Сегодня утром. Подробностей ещё не знаю. Ты что-нибудь нашла?

— Н-нет, — запнулась женщина, — то есть да. Один из братьев, по всей видимости, болен.

— Мне плевать, — резко ответил мужчина на другом конце провода. — По нашему вопросу что-нибудь есть?

— Пока нет.

— Ищи. Возможно, документы лежат в сейфе Сергея. Сегодня ночью можно попробовать.

— Ты сможешь уйти? — женщина щёлкнула ручкой, и бросила быстрый взгляд на стеклянную дверь, за которой туда-сюда сновали сотрудники.

— Да. Я позвоню.

— Будь осторожен, тебя не должны ни в чём заподозрить.

— Знаю, — недовольно буркнул мужчина и отключился.

В этот момент к двери кто-то подошёл. Едва хозяйка кабинета успела положить трубку и повернуться, как ручка наклонилась и дверь распахнулась.

— Марина? С кем вы говорили?

— С поставщиком, Глеб Викторович, — внутренне съёжилась она. Марина никогда не любила общаться с генеральным напрямую. От него за километр несло опасностью и психозом. — Вы что-то хотели? — Она улыбнулась, напряжённо следя, как директор идёт к её столу.

— О чём ты говорила с поставщиком?

— Одна из камер перестала работать — нужно заменить, и программисты просили новый сервер.

— Для чего? — отрывисто бросил он, прищурив синие, холодные глаза.

«Как рыба мороженая», пронеслось у Марины в голове.

— Для увеличения мощностей.

— Хорошо, — помедлив, ответил он. — Я хочу, чтобы ты проверила мой компьютер. Кажется, кто-то в нём копался…

— Это невозможно, Глеб Викторович, — широко улыбнулась она. — Я сама кодировала ваши файлы.

— Я об этом и говорю, — он склонил голову набок, сдвигая указательным пальцем маленькую фигурку на столе. Единственное украшение почти мёртвого и бездушного кабинета.

— Вы же не хотите сказать, что я… — покраснела Марина. Если он узнает — убьёт.

— Не хочу. — Взгляд исподлобья не сулил ничего хорошего. Марина сразу поняла, что Глеб играет, но зачем? — Зайди ко мне после шести, и не планируй никаких дел на эту ночь.

— З-зачем? — шокировано просипела она.

— Работать будем, Мариночка. Работать. — Красноречивый взгляд Глеба Викторовича прошёлся по её блузке, сквозь тонкую ткань которой просвечивало кружевное бельё.

Густо покраснев, она кивнула и натянула улыбку. Впрочем, та всё равно получилась вымученной и жалкой. В карих глазах женщины метались и не находили выхода искры гнева.

— Вот и ладненько, — довольно улыбнулся директор и быстро встал, откидывая длинный хвост назад. Волосы были гордостью братьев, и лишь один мастер удостоился чести за ними ухаживать.

Когда дверь за Домогаровым закрылась, и размытая фигура скрылась за спинами других сотрудников, Марина от души пнула корзину для мусора и прошипела:

— Сволочь мерзостная. Бабник проклятый, ну погоди, найду я на вас управу. Дайте только время.

Глава 4

«Я люблю тебя больше жизни и ещё чуть-чуть».

Ворота беззвучно распахнулись, повинуясь кнопке пульта. Где-то здесь рос дуб, на котором Ромка вырезал эту фразу.

Я нечасто заезжала в особняк. Прошлое не спрашивало разрешения, чтобы заполонить мои мысли. Перед глазами вереницей кадров скользили улыбки, смех, плач, сгорбленный профиль друга и первый робкий поцелуй, на который я отказалась отвечать. Гордая и самовлюблённая, я полагала, что достойна большего, чем рыжий паренёк, отец которого работал в «Штэрне». Жизнь научила ценить тех, кого уже давно не было рядом.

Приподняв голову, я смотрела в пасмурное небо, затянутое свинцовой массой облаков. Скоро пойдёт снег. Алкогольный дурман оставил после себя неприятное послевкусие. Думать на больную голову отнюдь не тоже самое, что на здоровую. Сегодня пятница, одиннадцатое марта. Ещё два дня назад я отмечала десятую годовщину смерти Белоярцевых и своё двадцатипятилетие там же, на кладбище. По иронии судьбы, их смерть и моё рождение совпали в одном дне. И вот, два дня спустя я лишилась отца. Пускай и не самого любимого, но отца.

Родители вообще были для меня чем-то эфемерным. Слово «мама» я произносила без должного уважения и любви, а «папа» — скорее, с благодарностью, потому что он был неким буфером между мной и матерью. В детстве, в мою голову зачастую лезли вопросы об их отношении ко мне. В особенности матери. Отчего-то, я ощущала себя приёмышем, ну, или мне так казалось на фоне бесконечных ругательств и столкновений. И поддерживали меня Ромка и его старшая сестра Саша. Рыжая фурия, но такая классная. Вечно вытаскивала нас из передряг, чтобы от родителей не досталось.

Ноги сами понесли на боковую дорожку, в обход дома. Припорошенная снегом, она едва выглядывала, смущённо демонстрируя то один красный бок плитки, то другой. Оголённые кусты вдоль сонного палисадника вытягивали узловатые ветви, норовя ухватиться за брюки. На часах было чуть больше трёх, но из-за нависших облаков казалось, что уже вечереет. Добравшись до рощи, я переступила ограничитель и пошла вглубь. Сама не знаю на кой чёрт.

Мы нередко носились здесь, устраивали засады и строили коварные планы по захвату домработниц, не дающих лишнего сладкого. Вот и оно. Старое дерево, ствол которого едва ли можно было обхватить одному человеку, нависало раскинув ветви как плети. Летом оно очень красивое, а сейчас смотрелось скорее ловушкой, чем уютным, потайным местом. Обойдя его по кругу, я отыскала заветную надпись и прижалась пальцами к рубцу на коре.

«Я люблю тебя больше жизни и ещё чуть-чуть». Неровные буквы, вырезанные обыкновенным перочинным ножом скакали то вверх, то вниз. И подпись: Рома Б. На глаза набежали слёзы, в груди защемило, закололо.

— Ромка, — всхлипнула я, гладя буквы. — Мне тебя так не хватает… так больно, Ромочка. Сил никаких нет, никто не сможет тебя заменить. Никто и никогда. И зашумевший в кронах ветер вторил моему отчаянию.

Лить слезы на холоде не очень хорошая идея, но я даже не пыталась остановить солёный поток. Глухая тоска снедала душу, и сколько бы ни миновало лет, в моей памяти был жив образ лучшего друга. Единственного человека, которому я вверяла все свои тайны и страхи. И пусть он погиб десять лет назад, я так и не смогла впустить в своё сердце кого-то ещё. Даже Ника, смирившись с тем, что я смогу дать ему только отголосок той любви, что он заслуживает, потому что самая сильная, и самая болезненная любовь навеки вечные заперта в изъеденный ржавчиной сундук.

Простояв некоторое время, я смахнула слёзы и двинулась в обратную сторону. Лиза, Лизонька, моя девочка, моя отрада. И пускай её папаша самый худший человек на земле, она моя яркая звезда, помогающая идти вперёд даже тогда, когда есть силы только ползти.

Остановившись перед входом, я постучала ботинками друг об друга, и нажала кнопку. Страшно подумать, в каком сейчас состоянии мама.

Из-за двери донёсся смех.

Смех?!

Округлив глаза, я следила за тем, как медленно и нехотя поворачивается массивная ручка, как взмахивает крыльями металлическая птичка над глазком. Смеялась не дочь.

— Да? — Из-за двери высунулась довольная мама и тут же скисла. — Что ты здесь делаешь?

— Мам, — я прочистила горло и перевела дыхание: — Тебе звонили?

— Мне много, кто звонит, — сощурилась она, отчего под глазами побежали тоненькие морщинки. — Я забрала Лизу на выходные, хотела съездить на лыжную базу, разве твой любовник тебе не сказал? Зачем ты здесь?

— Мы так и будем стоять на пороге? — начала издалека я.

Наклонив по-птичьи голову набок, мама ухмыльнулась и распахнула дверь. Ну надо же. Думала, до вечера продержит на улице. Шум голосов из гостиной подсказал, что у мамы гости. Они-то и смеялись. Один из голосов был смутно знаком, где-то я его уже слышала.

— Мам. — Стряхнув с пальто белые крупинки, я села на софу и сцепила руки в замок. — Папа умер.

Голос дрогнул, как будто только сейчас я осознала весь ужас нового положения. Не смея поднять на мать глаза, чтобы не столкнуться с истерикой, я поджала губы и отвернулась.

Через несколько секунд поняла, что плакать и рыдать мама не собирается. В недоумении посмотрев на неё, я заметила тень усмешки, которую она попыталась спрятать, да не успела.

— Ты слышала, что я сказала?

— Слышала, — невозмутимо ответила она. — Сергей умер. Мне звонили два часа назад. Ты за этим приехала? Так могла не торопиться.

Ни единый мускул не дрогнул на застывшем фарфорово-кукольном лице. В глазах мамы была усталость и… брезгливость? Она держалась спокойно, сложив на груди руки и поигрывая тонкими пальцами по плечу.

— Мам? — В голову закрались сомнения в её адекватности. Разве нормально никак не реагировать на смерть супруга?

— Мелания, — вздохнула она, поправляя безупречное каре, — поезжай домой. Видимо, теперь у тебя будет очень много забот. Лиза поживёт пока у меня.

— Нет. — Я поднялась и сняла ботинки. — Лиза поедет домой. Никакой поездки на базу.

— Ты не имеешь права запрещать нам видеться, — задрала она подбородок.

— Я не запрещаю. Я говорю о том, что жить с тобой она не будет. Мы проходили это уже не один раз. Где она? — Я высунулась в коридор, разматывая шарф.

Мама цыкнула и перегородила собой проход:

— Лиза останется здесь. Ты ничего не можешь ей дать. Такая же как отец — помешанная на работе. Оставь ребёнка в покое! — Она выталкивала слова сквозь сжатые зубы, шипела, разве что ядом не плевалась.

— Благодаря этому помешательству, — напомнила я, — ты сейчас имеешь всё, что хочешь. Отец из кожи вон лез, лишь бы угодить твоим капризам. Совесть бы поимела. И сделай вид, что тебе грустно, смех в день смерти мужа попахивает сумасшествием.

Отодвинув её в сторону, я пошла на голоса и у дверей в зал остановилась как вкопанная. Гостями матери оказались Домогаровы. Мать и отец близнецов, Лариса и Виктор.

— Мелания? — подняла тонкую, смоляную бровь Лариса Витальевна. — Что ты здесь делаешь?

Гостья придерживала за ножку высокий бокал, в котором плескалась соломенная жидкость. Пригубив вина, Домогарова растянула ядовито-красные губы в улыбке и кивнула.

— Папа скончался, — ровно откликнулась я, скользя взглядом по комнате и ища дочь. — Я приехала сообщить об этом матери и помочь. Но, видимо, в моей поддержке она вовсе не нуждается.

— Прими мои соболезнования, — густой бас Виктора Домогарова привлёк моё внимание.

Как необычно, а ведь они абсолютно не похожи, впрочем, как и я с родителями. Домогаров Виктор был высок, хорошо сложен для своего возраста, глаза у него были зелёные, а волосы светлые, практически белые. Этакий русский богатырь в костюме. Тогда как братья были жгучими брюнетами с синими глазами и чудились мне прямыми потомками Кощея. Да даже Лариса Витальевна была светлее, чем они. Высокий свитер крупной вязки прикрывал Виктору горло, ноги с броскими носками апельсинового цвета были поджаты. Очень тепло и по-домашнему, но что-то здесь было не так. Где слёзы матери? Почему они веселятся, если узнали, что отец умер?

— Я уже ей сказала, что Лиза останется здесь, — вмешалась мама. — Витя, освежи мой бокал. Не видишь, что ли, он совершенно пуст.

Пройдя мимо, мать опустилась в кресло перед зажжённым камином и сложила одну ногу на другую, поигрывая носком туфли. Надменная, как и всегда. Нос кверху, широкая бровь приподнята, тонкие губы поджаты и растянуты в ухмылке. Даже ямочки на щеках не скрашивали общего впечатления. Мать была стервой, и ничуть не стыдилась своего поведения и нрава.

— Цирк какой-то, — прошептала я, выходя. — Лиза! Лиза, ты где?

— Сучка маленькая, — шикнула громко мать и привстала. — Сказала же, что она останется со мной!

— Обойдёшься, — не поворачиваясь, обронила я. — Лиза моя дочь. Не устраивай скандал при гостях.

— Они мои родственники будущие, — осклабилась мать.

— С какого перепугу? — я даже застыла. — Присмотрела себе одного из братьев? Старовата ты для них, не находишь?..

— Вырвать бы тебе поганый язык, — поморщилась она. — Не я, а ты выйдешь замуж за Глеба. Я твоя мать, я так сказала, и так будет!

— Ха. Ха-ха-ха, — я согнулась пополам от истеричного хохота. — Милая матушка, крепостное право давным-давно отменили. Мне двадцать пять лет, и я не намерена связывать свою жизнь с этой семьёй. Без обид, Виктор. Но ваши сыновья исчадия ада, да я под страхом смерти не выйду ни за одного из них! — выпалив последнюю фразу, выскочила в коридор и помчалась искать дочь.

У матери явно что-то с головой не то. Отец уже сетовал на её перепады настроения и постоянные придирки, но это было и раньше. Но вот так… она что, серьёзно считает, что я соглашусь выйти за Глеба замуж только из ее прихоти? Ненормальная. Машинально покачала головой и проскочив мимо кухни, медленно вернулась.

— Это что? — выдохнула ахнув. — Лизок, что это?

— А меня бабушка подстригла! — гордо выпалила дочь, потряхивая таким же каре, как у матери. — Бабуля сказала, что мы теперь как мама с дочкой. Правда, весело?

— Оч-чень весело, — прошептала я, медленно подходя к Лизе.

И если бы это была только стрижка, но мать её ещё и покрасила. Пропустив между пальцами короткие прядки, от которых несло краской, я прижала дочь к себе и зажмурилась.

— Мам, ты чего? — спросила она.

Конечно, ребёнку было не понять моих страхов. Что я ей скажу, как я ей скажу? Что мне, вообще, теперь делать.

— Лиз. — Я зарылась носом в её волосы, тщетно ища родной запах, выеденный краской. — Поехали домой, а?

— Нет, скоро дедушка вернётся. И бабушка сказала, что мы все поедем на лыжную базу. Мам, я хочу остаться с бабушкой и дедушкой, можно?

На глаза навернулись слёзы. С трудом успокоившись, я погладила дочь по спине, и сообщила ужасную новость:

— Лиз, дедушка сегодня утром умер.

— Не-ет. Мам, ну как ты такие вещи говоришь страшные? Конечно же, нет. С дедушкой всё хорошо, он приедет сегодня вечером, и мы будем кататься на лыжах. Мне бабушка обещала!

— Ох, Ириска…

Как мне объяснить ребёнку? Ей же всего восемь, хотя, с другой стороны, ей уже восемь. Маленький взрослый человек. Поймёт она или нет…

— Лиз, утром дедушке стало плохо и его не смогли спасти. Поехали, пожалуйста, домой.

Дочь расплакалась, когда осознала смысл произнесённых мной слов. Но скрывать правду и врать, что дедушка уехал, что дедушка будет позже, что всё образуется я не стала. В конце концов, это могло привести к ещё большим проблемам. Я бы просто потеряла её доверие.

Лиза плакала, когда вошла мать. Увидев эту сцену, она попыталась вырвать дочь из моих объятий, но я двинула плечом, отодвигая её. Слава богу, матери хватило ума не устраивать скандал при ребёнке. Поджав губы, она отошла в сторону и бросила на меня взгляд полный ненависти. Господи, я уже и забыла, что она так на меня смотрит. За последние годы, то ли она успокоилась, то ли я выросла и перестала обращать внимание на это, но сейчас, я как никогда раньше почувствовала себя нелюбимой и нежеланной дочерью этой женщины. И упаси боже оставить ей Лизу, неизвестно что она с ней сделает позже.

Подхватив дочь на руки, я пошла в её комнату, чтобы собрать чемодан. Мать следовала за нами не отставая, и когда Лиза, всхлипывая, сказала ей, что дедушка мёртв, она всё-таки не смогла сдержаться и дождавшись, когда я отправлю Лизу складывать вещи в чемодан, дала пощёчину.

— Кто тебя просил сообщать ей об этом?! Не могла промолчать? Вечно из твоего мерзкого рта всякое говно лезет. Да, он умер, и что теперь? Зачем ты заставила ребёнка плакать и страдать? Так бы мы с ней уехали на базу, и она более спокойно восприняла эту новость.

Прижимая дрожащие пальцы к горящей щеке, я не знала, что сказать. То ли то, что она ненормальная и давным-давно сошла с ума, то ли то, что я уже много лет не считаю её человеком, достойным уважения и заботы и даже того, чтобы прислушиваться к её мнению. Я не знаю. Пальцы дрожали, и вставший в горле комок мешал ответить на обвинения. Мне в этот момент казалось, что я навсегда потеряла семью. Со смертью отца у меня осталась только Лиза, и отдавать дочь в руки сумасшедшей матери я не собиралась.

Как страшно, когда ребёнок становится предметом гонки желаний и закулисных игр. В том, что мать не остановится, чтобы забрать Лизу себе, я знала, как и о том, что она будет всеми способами бороться за право опеки. Почему? Потому что уже был такой прецедент. Тогда отец сгладил все углы и заставил мать извиниться и изменить решение. Это было около трёх лет назад. Видимо, со смертью мужа, она лишилась последних тормозов.

Бежать нельзя, у Лизы школа, да и бежать из собственного дома и города, из-за того, что мать возомнила себя невесть кем… матерью моей же дочери, не меня, а Лизы… Нет, я не буду бежать. Я буду бороться за право жить так, как мне хочется, за право воспитывать свою дочь, в конце концов. Хорошо ещё, что после родов я записала дочь на себя и отказалась доверить опеку матери. Не знаю почему, но на это мне хватило мозгов в шестнадцать лет.

После того, как Лиза собрала чемодан, мы ушли в коридор одеваться. Из гостиной слышались глухие бормотания матери и успокаивающие слова Домогаровой Ларисы. Я даже не вслушивалась. Единственным, кто решился нас проводить, был Виктор Алексеевич. Придержав пальто, он помог мне одеться.

— Мне жаль, — сказал он чуть помедлив. — Мне, правда жаль, что Сергей умер. Он был хорошим человеком.

— Спасибо, Виктор Алексеевич, — вздохнула я. — К сожалению, мы с отцом были не так близки, как хотелось бы. О матери я вообще молчу. Не знаю за что бог наказал меня ей, но видимо было что-то такое…

Поморщившись, Виктор Алексеевич вроде бы собрался что-то сказать, но в последний момент сдержался. Открыв дверь, он вытащил чемодан на улицу.

— Тебя подвезти?

— Да ну, бросьте. Вы только что выпили, а меня ждёт такси. Спасибо.

— Мелания! — Домогаров-старший придержал меня за руку, когда Лиза спустилась с крыльца. — Мелания, ты можешь рассчитывать на мою помощь.

— Спасибо, конечно, — удивилась я. — Странный вы, однако, но да ладно. Знаете, я совершенно не хочу связываться с вашей семьёй. Вы же понимаете, что просто так Глеб от меня не отстанет?.. Мама сказала, что Лиза его дочь?

— Да, — улыбнулся он. — Это видно. Елизавета очень похожа на Глеба, практически его копия.

— В том-то и дело. Уже сейчас у неё есть некоторые повадки и черты характера, присущие вашим сыновьям. Что будет дальше я не знаю, но входить в вашу семью я точно не намерена. Надеюсь, когда-нибудь, мать это примет. Не могу понять, почему она вцепилась в эту идею, но этого не будет. Спасибо, что проводили.

— Ты знаешь. — Он вновь остановил меня, едва моя нога оказалась на ступеньке. — Я был бы счастлив, стань ты членом моей семьи.

— Правда? Ну, что вы. У Глеба бесчисленное количество поклонниц, любовниц. Среди них наверняка отыщется достойная женщина, которая с радостью примет его предложение и войдёт в вашу семью в качестве дочери. Но это точно буду не я. Лиза никогда не будет носить фамилию Домогаровых.

— Что ж, — нахмурился он. — Мне жаль, что ты не нашла общего языка с братьями.

— Да, мне тоже жаль, — вторила я, но уже своим мыслям.

Жаль, что когда-то я сделала ошибку, доверившись матери, но Виктору Алексеевичу знать об этом не стоит. Несмотря на добрые отношения с моими родителями, он был чужим человеком, впрочем, как и вся его семья.

Усевшись в такси, я протянула водителю дополнительные деньги и поблагодарила за терпение. Вместо обещанных мной десяти минут, он прождал почти сорок.

— Пожалуйста, отвезите нас по этому адресу, — передав листок бумаги с адресом, я привлекла к себе дочь, всё ещё еле слышно всхлипывающую, и уставилась в окно.

Мне предстояло подготовиться к похоронам. К сожалению, мать, по всей видимости, заниматься этим не будет. А ещё, мне бы очень хотелось узнать реальную причину смерти отца.

Глава 5

— Лизок, подержи, пожалуйста, дверь, — попросила я дочь, когда мы оказались у подъезда.

В голове уже выстроился чёткий план действий. Первое, что я должна была сделать — это получить на руки все документы. Сомневаюсь, что отец доверил Николаю Петровичу всё. Обычно папа внимательно следил за работой всех подразделений, был в курсе предстоящих закупок и переговоров. Всё на себе тащил. Получается, Петрович мог быть не в курсе последних событий.

Мне нужно попасть в кабинет отца, и желательно не в рабочие дни, чтобы никто не смог помешать.

— Лиз, подержи дверь, — вновь попросила я, роясь в сумке в поисках ключей. — Лиза? — Подняв голову встретилась с пустым взглядом дочери.

— Мам, — бесцветным голосом позвала она, — а когда человек умирает, это же насовсем, да? То есть, — дочь шмыгнула носом, и потёрла варежками красные щёки, — то есть, после смерти ничего нет? И если мы забудем о дедушке, то его как бы и не было никогда, да?

— Нет. — Я оставила сумку в покое и присела на корточки. — Человек действительно жив, пока его помнят, но наследие дедушки — это ты, милая. А это значит, что он уже многое сделал в жизни. — Притянув её к себе, я потёрлась носом о холодную щёчку, и поцеловала. — Дедушка очень тебя любил, Лизок. И наша дань ему — это память. Пойдём домой, Ириска, я сделаю тебе горячего шоколада.

Шмыгнув носом, Лиза скривила губы и не сдержавшись, расплакалась. Сердце рвалось на части от её плача, но я понимала, что это нужно. Через слёзы придёт очищение и опустошение, которое поможет справиться с болью.

Открыв дверь, пропустила дочь вперёд и закатила чемодан. В носу защекотало знакомыми запахами, среди которых был аромат моего мужчины. Бросив сумку на пол, помогла Лизе раздеться и пошла на кухню, щёлкая по пути выключателями. Никиты всё ещё не было, хотя он и обещал приехать пораньше. Стрелки на кухонных часах замерли на восьми. Отправив Лизу умываться и принимать душ, принялась за шоколад и лёгкий перекус перед сном.

Помешивая в сотейнике коричневую пасту, я размышляла о том, что и как мне сказать Нику. Он, конечно, был безупречен, добр и внимателен, но посвящать сожителя в тайны своей семьи и жизни в целом я не собиралась. Но что-то сказать было нужно. Мы даже не определились со своим статусом. Вроде пара, живём вместе уже несколько месяцев, но что-то меня напрягало. Не знаю, что именно, но я ни разу так и не сказала ему, что люблю. Я даже не сказала, что благодарна за теплоту, что он дарит нам с Ириской. Всегда давала понять, что могу уйти в любой момент, потому что боялась привязываться.

Боялась сглазить? Возможно. Все мои предыдущие отношения отравил Глеб. Женихи бежали от меня, как от чумы, не звонили, не писали и даже не извинялись. И всё это накануне свадьбы, хорошо ещё, не в ЗАГСе. Я бы точно не пережила подобного позора.

Слизнув с лопатки шоколад, я зажмурилась и вздохнула: всё же, Никита отличался от моих бывших. На него всегда можно было положиться. Кроме сегодняшнего дня, он до сих пор не позвонил и не сказал, что задерживается. Такого раньше не было.

Лежащий на столе телефон завибрировал. На экране высветился номер Ника.

— Да. — Я прижала телефон ухом к плечу и сняла шоколад с плиты.

— Мел, я сильно задерживаюсь, — с каким-то волнением сказал он. — Вы с Лизой дома?

— Да. Всё нормально, — вздохнула я, ставя кружку с шоколадом на стол и укладывая горкой печенье. — Работа?

— Нет, — чуть помедлив признался он. — Близкому человеку нужна помощь, мне очень жаль, что сегодня придётся оставить тебя одну. Ты держишься?

— Ага. — Я села на стул поджав ногу. — А кто этот близкий человек? Я его знаю?

— Нет, ты с ней не встречалась.

— Ней? — в душе зашевелилось неприятное чувство. — Ник, сегодня пятница, утром у меня умер отец, твоя близкая подруга может отложить визит хотя бы до понедельника? Мне нужна твоя поддержка. Пожалуйста, — прошептала, и закусила губу, чтобы не реветь.

— Я… прости, Мел. Я, правда, не могу приехать. Ложитесь без меня. Постараюсь вернуться до утра.

— Вот оно что… — Огромный камень лёг на сердце, мешая вдохнуть. Грудь сдавили тиски. Собрав волю в кулак, я сглотнула комок и попрощалась: — Я всё поняла. Хорошего вечера.

— Мелания!

— Пока.

Отключив телефон и вытащив батарейку, я закрыла лицо руками и всхлипнула. Да что ж так не везёт-то! Всегда безупречный Ник оставляет меня одну в самый тяжёлый момент и едет помогать какой-то знакомой. Неужели, мои беды и проблемы не так важны, как её? Размазав по лицу слёзы вперемешку с косметикой, я продышалась и постаралась взять себя в руки. Нельзя раскисать, Лизе нужна моя помощь и поддержка. И если для Ника какая-то подруга важнее меня, то так тому и быть. Не в первый раз уже разочаровываюсь.

— Мам. — В кухню заглянула дочь с тюрбаном из полотенца на голове. — Ты с Никитой говорила? Он скоро приедет?

— Задерживается. Какие-то проблемы на работе появились. Он очень извинялся, что не сможет поужинать с нами. — Погладив Лизу по спине, я усадила её за стол и придвинула шоколад с печеньем. — Пей, пока не остыло. Я тоже пойду в душ, хорошо?

Как доползла до ванной, не помню. Вывернутый кран с горячей водой, из которого хлестал кипяток, и такой же вывернутый с холодной покрылись испариной. Ванна наполнялась быстро, излишне горячая вода погружала в сон, с которым я усиленно боролась. Мне просто нужно отдохнуть. Просто смыть всю грязь, просто стать собой. За Лизу я не волновалась. Дочь умная девочка, после того как допьёт шоколад — почистит зубы и пойдёт спать. Режим — наше всё.

Я так и не смогла нормально уснуть, забывалась беспокойным сном и просыпалась от каждого звука. Когда чехарда надоела, я просто сварила большую кружку кофе и села на кухне. Панорамные окна от пола до потолка позволяли насладиться ночными видами города. Эту квартиру подарил мне отец, даже нанял дизайнера, который учёл мои привычки и пристрастия. Когда я в первый раз вошла в дверь, катя перед собой коляску, просто ахнула. Двухэтажный пентхаус на Ленинском проспекте, с панорамными окнами по всему периметру и стеклянной лестницей на второй этаж. За всё время проживания я не изменила ни одной детали. Строгий, лаконичный стиль, без всякой лепнины и рюшей, от которых меня кидало в жар. Много места и воздуха.

Детали интерьера: вазы в полтора метра высотой, или кресла, стоящие у окон для лучшего вида, или занавески, меняющие цвет в зависимости от освещения — всё это выбирал папа. Даже кухня была небольшой и уютной. Её стены были из матового стекла с неброскими рисунками гор. Когда мы с Лизой только поселились здесь, я буквально витала в облаках от счастья. Конечно, какую девушку в восемнадцать лет поселят отдельно в таких хоромах?

А мать изводилась. И никогда сюда не приезжала, предпочитая видеться на нейтральных территориях или в родительском доме. И только спустя несколько лет я узнала, что эту квартиру она рассчитывала получить себе, а папа подарил её мне. Вот так и досталось огромное пространство в центре Москвы недавно родившей малолетке. И ведь, если бы мать себя не вела вызывающе, отец бы подарил квартиру ей, ибо мне собирался купить скромную двушку, вместо хором на четыреста квадратов, да с хамамом. Усмехнувшись, я посмотрела на часы, стрелка которых застыла на несколько секунд.

— Пять часов, а тебе всё нет, Никита, — простонала я в пустоту, сжимая замёрзшими пальцами холодную кружку.

Будто в насмешку, в замке входной двери тихо заскреблись. После нескольких поворотов ключа и щелчка, прозвучавшего словно гонг в тишине спящего дома, дверь медленно отворилась, впуская Ника. Увидев свет на кухне, он тихо разделся и прошёл ко мне:

— Мелания?..

Сидя напротив входа, я намеренно избегала прямого взгляда. Лицо, небось, уже опухло от бесконечных слёз. Поджав губы, я допила остатки холодного кофе и поставила кружку в раковину.

— Где ты был, Ник? — Мой голос даже не дрогнул, но сдержаться было сложно, очень сложно.

— Я же сказал, — нахмурился он, кладя связку ключей на стол и усаживаясь.

— Ты сказал, что твоей подруге нужна помощь, — кивнула я, понимая, что в душе вот-вот разгорится пожар ревности.

— Она… — Ник постучал пальцами по столу, отводя взгляд. — Не совсем моя подруга. Близкий человек.

— Я могу узнать, какого рода помощь ей потребовалась? — сглотнув, спросила я.

Он отрицательно качнул головой и промолчал, сжимая пальцами брелок от машины.

— Просто поверь мне, Мел, — Никита вскинул голову. — Я не мог иначе. Я не предавал тебя.

— То есть, — я зажмурилась и медленно выдохнула, — после года отношений и нескольких месяцев сожительства, я не имею права знать где и с кем ты провёл ночь? То есть, её проблемы важнее моих. Важнее того, что я нуждалась в твоей поддержке после смерти отца?

— Зачем ты выключила телефон? — спросил он, игнорируя мои вопросы.

Прижав ладошку ко рту, я съёжилась от внутренней боли. Мне всегда казалось, что я хорошо разбираюсь в людях. Я никогда не ждала такой подставы от Ника, сразу обозначив границы и пояснив, что, если ему приглянется другая — надо сказать правду и решать это как взрослые люди. А теперь получается, что самый болезненный удар я получила от того, кого не ожидала видеть в предателях.

— Мне нужно было подумать, — я оперлась спиной о столешницу и сложила руки на груди.

— О чём? — напряжённо спросил он.

— О жизни, работе и дочери. О себе, — всё-таки голос дрогнул. Но идти на попятную не в моих правилах, так что разговор я должна была закончить в любом случае.

— Что ты хочешь этим сказать? — глаза Ника вспыхнули непониманием и раздражением.

— Кто я для тебя, Ник?

— Любимая женщина, конечно. — Ему явно не нравилась тема разговора в пять утра.

— Полагаю, что так, — кивнула я, вспоминая проведённое вместе время. — Кто та женщина, с которой ты провёл эту ночь?

— Я не могу сказать, — покачал он головой, тяжело вздыхая. — Правда, Мел. Не могу.

— Кто твои родители? Чем ты занимаешься?

— Мои родители эмигранты, я же говорил. Почему ты задаёшь эти вопросы в пять утра? Давай пойдём спать, а? — его взгляд красноречиво прошёлся по моим ногам, задерживаясь на полоске кожи между распахнутыми краями халата.

— Чем ты занимаешься?

— Строительством, поставкой оборудования для заводов, — пожал он плечами. — Ты же знаешь.

— Нет, — качнула я головой и закусила губу, чтобы не взвыть. — Я никогда не интересовалась твоей работой. Сколько тебе лет? Когда твой день рождения? У тебя есть братья или сёстры, Ник?! — мой голос сорвался на крик. Я чертыхнулась и закрыла рот.

— Мелания. — Никита встал и подошёл ко мне, заглядывая в глаза. — Что случилось? Почему ты устроила мне допрос, да ещё в такое время? Разве я когда-нибудь давал тебе повод усомниться во мне?

Отвернувшись, я нахмурилась и разозлилась. Ну право слово, зачем всё портить? Почему просто нельзя сказать?!

— Никита, где ты был этой ночью?

Вздохнув, он обнял меня и опустил подбородок на голову. Я слышала, как сильно бьётся его сердце, чувствовала его запах, такой родной, такой близкий. Я не смогу остаться, если это измена. Не смогу.

— Я помогал старшей сестре.

— Сестре? — поперхнулась я. — Почему за весь год я ни разу о ней не слышала?

— Мел, я скажу это только потому, что вижу — без подробного объяснения ты не успокоишься и будешь себя изводить. — Он немного отошёл, чтобы видеть моё лицо и улыбнулся. — Марина работает в «Штэрне», а я знаю, что ты ненавидишь тамошнего директора. Поэтому и не говорил никогда, чтобы ты не сочла меня шпионом.

— Она занимает высокий пост? — сердце ухнуло вниз. Я же знаю, что отец торговал оружием с Глебом. И если Никита предпочёл скрыть от меня сестру, чем попасть под подозрение в шпионаже, стало быть, она…

— Марина Лебедева — глава IT-отдела.

Вздрогнув, я упёрлась руками в грудь Никите и заставила его отойти.

— Какого рода помощь ей потребовалась?

— Мел…

— Отвечай!

— Почему ты кричишь? — поднял он брови.

— Потому что ты пропадаешь на ночь глядя, в день смерти моего отца, — начала я перечислять. — Ты исчезаешь, чтобы помочь своей сестре, которая является правой рукой Глеба Домогарова, моего врага и человека, который отправил на тот свет моего отца!

Ой.

Чёрт бы всех побрал!

Круто развернувшись, я вылетела из кухни и помчалась в ванную, чтобы охладиться и привести себя в порядок. Может ли быть, что Ник человек Домогарова? Да нет, — отмела я мысль. Глеб бы никогда не нанял человека, чтобы тот со мной спал. Едва не влетев в стену, я остановилась как вкопанная и медленно повернулась к кухне, в проёме которой стоял Ник. Сложив на груди руки, он хмурился и исподлобья наблюдал за моими телодвижениями.

— Только не говори, что всё это было планом Глеба, — едва не теряя сознание, простонала я. — Пожалуйста, Никита, скажи, что ты со мной не из-за Глеба…

— Что за фантастический бред?! — рыкнул он.

— Я… я не знаю, — сжалась я, обхватывая плечи руками. — Я уже ничего не понимаю, мне везде мерещатся заговоры. Подбородок предательски задрожал и первые слёзы скатились по холодным щекам.

— Мел… — Никита подошёл ко мне, и крепко обнял. — Я люблю тебя, Мел. Больше жизни люблю, и даже чуть-чуть больше.

— Ч-что? — не поверила я своим ушам. — Что ты сказал?

— Что люблю, глупая. — Его губы коснулись кончика моего носа. — И ни за что никому не отдам.

Глава 6

Следующие несколько дней прошли как в тумане. Я плохо помнила саму поездку на кладбище и все процедуры оформления. В голове смешались цифры, договоры, обязательства и прочее, и прочее. Лиза всё время была рядом, я не отпускала дочь ни на шаг. Никита помогал чем мог, и старался облегчить боль потери нам обеим.

Первая, из бесчисленного множества, стычка с мамой произошла прямо на кладбище. Когда гроб опустили в промёрзшую дыру в земле, она прошла мимо, шипя:

— С этого момента ты больше не имеешь отношения к семейным капиталам. Открытый отцом счёт на твоё имя я заблокировала. До оглашения завещания ты не будешь иметь доступа к деньгам.

— Я давно сама зарабатываю, мама, — я смотрела вперёд, не желая встречаться с ней взглядом.

Передёрнув плечом, она быстрым шагом дошла до могилы, и не глядя бросила ком земли. Лиза дёрнулась к матери, но я остановила её лёгким сжатием плеча:

— Не сейчас, девочка моя. Мы встретимся с бабушкой позже.

— Но, мам. — Синие глаза дочки потемнели от слёз. — Я хочу к бабушке.

— Лиза, давай после похорон поговорим, хорошо?

— Ладно, — буркнула недовольно дочь, складывая на груди руки.

Только бунта мне не хватало. Я содрогнулась, наблюдая за довольной ухмылкой Глеба, что стоял по другую сторону могилы. Борис молча сверлил меня тяжёлым взглядом, изредка покусывая кончик ментоловой сигареты, вонь которой чувствовалась даже здесь.

Какая наглость, прийти на похороны человека, которого сами и убили. Мама подошла к близнецам и о чём-то разговорилась. Её взгляд то и дело скользил по мне и Лизе. И если в мою сторону она смотрела с ненавистью, то на Лизу с болью.

— Мел… Мелания, твоя очередь, — шепнул Никита, вырывая меня из раздумий.

Сжав ручку Лизы, я потянула её за собой, чтобы зря не тратить время. На краю могилы дочь немного замешкалась, но всё же набрала в руки холодной земли и несколько неуклюжебросила в яму.

Когда церемония подошла к концу, я поспешила назад, в тепло машины. Никита сел за руль, а Лиза ещё долго дула губы, смотря в окно. Поминки были организованы в ресторане, в центре. Нужно только потерпеть. Совсем немного. Когда машина выруливала на проспект, нас подрезал джип Домогаровых.

— Сволочь, — прошипел Никита, которому пришлось приложить массу усилий, чтобы не улететь в кювет.

Зал ресторана был украшен очень богато. Такое ощущение, что мама не горевала, а праздновала. Мерзкое такое ощущение. Столы ломились от еды и алкоголя, звучала классическая музыка в исполнении квартета. Ампельные растения свисали с потолка зала, тянули гибкие стебли к головам гостей. От сотен маленьких цветов разного окраса тянулся лёгкий аромат, кружащий голову после стылой улицы.

Нас с дочкой усадили за один стол с мамой и Домогаровыми, Никиту отправили подальше к выходу. Когда я возмутилась подобной рассадке, мама сухо ответила:

— Здесь сидят только члены семьи.

— Позволь узнать, — сжала я пальцы, — кто в этом случае нам Домогаровы?!

— Глеб твой будущий муж. Лизонька, детка, садись поближе ко мне.

— Через мой труп.

— Не закатывай истерики, Мелания. — Она и бровью не повела. — Мы на поминках, имей уважение.

— Это поминки?! Да здесь только фанфар не хватает! Ты будто празднуешь смерть отца!

Передёрнув плечом, мама отвернулась, что-то говоря внимательно слушающей Лизе. Задохнувшись от возмущения, я, не глядя на уже пьющего Глеба и как всегда равнодушного Бориса, встала, чтобы пойти к Никите.

— Не смей уходить, — не сдержала яда мать.

— Я иду к своей семье. Лиза ты останешься здесь или пойдёшь со мной?

— Она посидит с нами, правда, Лиза? — вкрадчиво спросил Глеб, привлекая дочь к себе. — Такая красивая девочка, твой папа, наверное, очень красивый и хороший человек?..

— Мой папа умер, — просто ответила она, поворачиваясь к бабушке.

Глаза Домогарова медленно налились красным. Повернув ко мне лицо, он приподнял бровь и откинул волосы назад:

— Умер, значит?

— Умер, — сделала я ударение и усмехнулась. — Погиб, защищая родину.

— Как печально, — протянул Глеб.

— Наоборот, — осклабилась я. — Он герой. В отличие от некоторых. Прошу меня извинить.

Как во сне я дошла до стола Никиты, за которым собрались какие-то незнакомцы. Сев на пустой стул, откинула голову и вздохнула.

— Поскорей бы домой попасть. Завтра на работу, разгребать оставленные отцом проблемы.

— Проблемы? — удивился Ник, наливая мне вина. Сам же он довольствовался соком.

— Неважно. Это всё рабочие моменты, которые не касаются наших отношений. Надо как-то Лизу оттуда забрать.

Гости за нашим столом усиленно делали вид, что им наша беседа не интересна. Устав, от постоянных подглядываний, я вышла на улицу подышать воздухом.

Сквозь мутно-серое небо с трудом пробирались лучи по-весенне холодного солнца. Голые скелеты деревьев расстилали свои покорёженные морозом ветви над подтаявшими аллеями. В воскресенье город практически вымирал. Кому охота выходить на улицу в небольшой плюс, когда сосульки грозят упасть на голову, или грязно-коричневая каша готова оказаться на твоей одежде, если какой-нибудь неосторожный водитель увеличит скорость? Кутаясь в шарф, я смотрела на одиноких прохожих натянувших шапки с шарфами по самые глаза, и думала над тем, что делать с Лизой и компанией.

Во-первых, мне нужно было ограничить свидания между матерью и дочкой. Не нравилось мне поведение матери. Конечно же, вреда она Лизе не причинит, но остановится ли, если поймёт, что Лиза не будет с ней жить и что дочь она всё-таки моя?

Вздохнув, я шаркнула ногой по голой, влажной брусчатке и обняла себя руками. Я не очень хорошая мать, признаю, но это не повод брать опеку над Лизой себе, тьфу, то есть матери. С тех пор как родилась Лиза я только и делала, что вкалывала, неважно, что именно это было: учёба или работа. Спасибо отцу, который помог с началом карьеры, пустив в свою компанию, хотя мать ему плешь проела за это. Мол, я должна была начинать с низов, чуть ли не дворником, чтобы познать жизнь, а тут отец, поставил менеджером на одно из направлений. Как же, слишком щедрый старт по её мнению.

Как же я ненавижу всё это.

Холод пробирал до костей, заставляя дрожать как осиновый лист. Почти бесшумно открывшаяся позади дверь, выпустила немного теплого воздуха. На плечи легло чьё-то пальто с неуловимо знакомым запахом. Я дёрнулась в сторону, и едва не упала, зацепившись за бортик пустого вазона.

— Спокойно, — хмыкнул Борис. — Ты же не хочешь получить воспаление лёгких?

Запах ментоловых сигарет щекотал ноздри, напоминая об аллергии на одного подонка.

— Не нужно этих широких жестов, — я сняла тёплое пальто и вернула владельцу. — Хоть на поминках меня не трогайте. Или вам двоим жизненно необходимо сводить меня с ума?!

— Почему ты нас ненавидишь? — спросил он, пуская струю дыма вверх.

— А это не очевидно? — я с трудом сдержала нервный смешок.

Хотелось наговорить как можно больше гадостей, уязвить, сделать если не больно, то хотя бы неприятно. Так, чтобы у него остался горький осадок. Но Петрович прав, злить Домогаровых себе дороже. У них куда больше влияния в этом мире, чем у меня, особенно после смерти отца.

— Для меня — нет.

— Значит, и не поймёшь, — пожала я плечами, обходя его.

— Мелания, — меня остановил его намеренно расслабленный голос, в котором всё же проскользнуло напряжение.

Я застыла на месте, не смея сделать шаг. Властный голос Бориса вгонял в ступор с тех пор, как мы познакомились много лет назад. Потом он стал для меня слишком желанным, ну а после истории с Глебом — ненавистным.

От продолжения разговора спас звонок. Боря нахмурился и слишком дёргано вытащил телефон из кармана брюк.

— Да!

Помолчав, он расплылся в довольной, я бы даже сказала, счастливой улыбке и подмигнул мне.

— Бумаги? Хорошо. Как будешь на месте — позвони.

Я сделала шаг, чтобы уйти, скрыться от этого давящего чувства собственной беспомощности.

— Мелания, я не договорил.

— Нам нечего обсуждать.

— О, ты как всегда ошибаешься, — его голос проник под кожу. Волосы на руках встали дыбом. — Нам есть что обсудить, но правила приличия требуют нашего присутствия на банкете. Так что отложим этот разговор на потом.

— Мне нечего с тобой обсуждать! — Я резко развернулась и прикусила губу. Боря нависал надо мной как скала с невыносимо мёртвыми, холодными глазами.

— Ты слишком уязвима, — улыбнулся он и, быстро склонившись, прошептал: — Держись от него подальше. Я никогда вас не приму.

Ноги стали ватными, но я заставила себя сделать шаг вперёд и молча дёрнула дверь. Звуки музыки и смех только прибавили ярости. От всего происходящего меня выворачивало наизнанку.

Я влетела в зал и нашла Никиту.

— Мы уходим.

Пока мама толкала речь, о том, как была счастлива в браке с таким бесподобным человеком, как Сергей Звягинцев, я высматривала Петровича. Хотела попросить его отдать документы уже сегодня, чтобы было с чем идти на собрание. В одиночку решить судьбу целого подразделения мне было не под силу. Конечно, рассказывать акционерам об оружии никто не собирался, но поднять вопрос о целесообразности нового направления я вполне могла. Кроме того, для войны с Домогаровыми мне как воздух нужны были союзники.

— Вы знаете, — мать сделала паузу, бросив мимолётный взгляд в нашу сторону. Будто с другого конца зала она могла меня разглядеть. — Серёжа был очень добрым человеком, он стал моей соломинкой. Помог вернуться к жизни, когда я уже утратила надежду на счастье. Я бесконечно благодарна за эти спокойные, наполненные его любовью годы брака. В нашей жизни были моменты, когда нам приходилось делать выбор, и не всегда тот, который желало сердце, — её глаза снова нашли меня, стоящую в арке, — но жизнь на то и жизнь, чтобы из раза в раз делать выбор и следовать этому пути. Мне будет тебя не хватать, Серёжа, — всхлипнула она, вытирая слёзы с уголков глаз.

Сотни бокалов поднялись над головами. Сияющая как медный чайник мама, с благодарностью принимала соболезнования. Улучив момент, когда она отвернулась, я скользнула мимо столов к дочери. Слава богу, Борис всё ещё был на улице, а Глеб куда-то отошёл.

— Лизок, нам пора.

— Сейчас? — дочь держала в руках маленькую серебряную сумочку, исследуя содержимое.

— Да, сейчас. Что это? — я кивнула на аксессуар.

— Бабуля подарила.

Лиза развернула нутро, показывая мне стопки купюр.

— Бабушка сказала, что я могу потратить деньги на что угодно. Я давно хотела собаку. Мам, давай, купим собаку, а?

— Мы поговорим об этом позже, — я схватила её за руку. — Нас ждёт Никита.

— Мам, бабушка сказала, что Ник плохой. Что он будет склонять меня ко всяким гадостям. Почему мы живём с ним?

Раскрыв глаза, я даже не нашлась, что ответить. Ну мать, ну дрянь!

— Никита никогда и ничего плохого тебе не делал. Почему ты веришь бабушке, когда она его толком и не знает? Разве одного её слова достаточно, чтобы перечеркнуть всё наше общение? Ну правда, дочь, — я обняла её, сдувая тёмную прядь со лба. — Поехали домой.

— Но собаку мы купим? — прищурилась она.

— Я подумаю.

Пустив Лизу впереди себя, я протискивалась сквозь толпу и столики, смотря за тем, чтобы рядом не оказалось кого-то из знакомых или родных. Уже на улице нас догнала запыхавшаяся мать.

— Ты куда ребёнка забрала?!

— Домой, мама. Завтра Лизе в школу, а время далеко за шесть.

Поджав губы, она недовольно проследила за тем, как Лиза села в машину и дёрнула головой.

— Завтра я приеду в офис, чтобы обсудить завещание.

— Адвокат сказал, что оглашение будет только в четверг, — вяло отмахнулась я.

— Я в курсе. Мне нужно обсудить с тобой кое-что. Ничего не планируй на день.

— Посмотрим, завтра у меня будет очень много работы. — Только я двинулась к своим, как кое-что вспомнила и обернулась: — Ещё раз скажешь Лизе, что Никита будет её домогаться или что-то подобное — больше её не увидишь.

— Она неправильно меня поняла.

— Ну да, — кивнула я. — Тебе же лучше, если это окажется именно так. До свидания, мама.

— Знаешь, — вновь остановила она меня. — Я тебя никогда не хотела. Никогда. — Выплюнув последнее слово, мать круто развернулась и шурша платьем пошла обратно.

— Кто бы сомневался, — выдохнула я, сдерживая слёзы. — Кто бы сомневался.

Воскресенье, 23:28

Клуб «XY»

— Тебе как обычно? — Высокий, худощавый бармен с неизменной улыбкой плеснул виски в пузатый бокал и поставил перед Борисом. — Впрочем, неважно, я уже налил, — хохотнул мужчина, игриво облизываясь.

— Павлик, тебе бы только поржать. — Борис поболтал виски, и придержав на долю секунды бокал у губ, сделал глоток.

Пустой взгляд Домогарова шарил по небольшому числу гостей, среди которых не было ни одной женщины. Бармен украдкой вздохнул, наблюдая за отвернувшимся мужчиной. Сколько он себя помнил, этот клиент всегда приходил и брал одно и тоже. Правда, в последующих развлечениях его фантазия играла новыми красками. Ещё никто не смог его переплюнуть, а уж в извращениях, он, Павел Морозов, знал толк.

Три зала клуба отличались обстановкой и музыкой. В одном была спокойная, почти классическая, в другом — попсовая, а в этом зале, где отрабатывал вторую смену подряд Павел, играл тяжёлый рок. Завсегдатаи были под стать интерьеру, и тем сильнее отличался этот почти родной, но такой чужой в своём костюме от Армани чувак. Длинные, бледные пальцы бармена дрогнули, когда он представил в руке пряди чёрных и гладких как шёлк волос, что сейчас висели плетью вдоль спины «Господина Никто». В выборе прозвища клиент не был оригинален, и тем страннее смотрелась маска, закрывающая половину его породистого лица. Иногда, в свете ламп, Павел ловил на себе оценивающий взгляд почти чёрных глаз. Но, скорей всего, это были линзы. Этот человек точно не хотел быть узнанным.

— Ваша комната готова, сэр. — Слуга в одном переднике и тонком ошейнике вынырнул из темноты коридора слева и, почтительно склонясь, передал в руки гостя пластиковую карточку.

Павел поморщился. Ещё бы чуть-чуть задержать этого холёного самца здесь, перед ним. Чтобы запомнить сводящий до дури аромат его тела и духов.

— Спасибо.

На барную стойку веером легли пятитысячные купюры. Господин Никто никогда не зажимал денег. Его чаевые превосходили стоимость напитков в несколько раз. Бармен знал почему. Это была плата за молчание, тишину и последующую уборку.

Сделав последний глоток, Борис промокнул губы салфеткой и пошёл в недра клуба, где скрывались «сады похоти и разврата». Здесь он мог сбросить напряжение, негатив и заставить своё тело слушаться ещё одну неделю. Но с каждым днём ему становилось всё тяжелее скрывать болезненную привязанность, которая из раза в раз толкала его на омерзительные, даже по его собственным меркам, поступки.

Длинный коридор был увит свежими цветами, запах которых перебивал все остальные ароматы, присущие этому месту. Последняя комната, в самом конце, была обита железом. Здесь не было и не могло быть камер. Звуки не проникали сквозь толщу стен. Взявшись за круглую ручку, он мгновение помедлил и отворил дверь.

— Мой господин. — Голый юноша потянулся и раздвинул ноги. — Меня зовут…

— Сегодня ты — Глеб. — Борис закрыл дверь на ключ и положил карточку на столик у входа.

— Как пожелаете, господин. — Молодой человек прикрыл на миг глаза, растягивая губы в сладострастной улыбке.

Молча стянув с себя костюм, Борис включил музыку и подошёл к стойке с игрушками. Возбуждение захватывало его всё больше. Внизу живота появилось томление, член подрагивал от напряжения, а сердце билось всё чаще, разгоняя по телу адреналин. Пробежавшись по тюбикам со смазкой, Борис выбрал нейтральный и закатил глаза, представляя, что именно сделает с этим суррогатом брата.

Да.

Под пальцами зашуршала обёртка презерватива, и Домогаров склонил голову набок, изучая тело новенького. Похож комплекцией и цветом волос, но и только. Что же, раз оригинал получить невозможно, он будет получать кайф от того, что есть.

В памяти вспыхнула ухмылка брата и вопрос. Определённо, — Борис стянул с крючка плеть и наручники, — он ревнует Глеба. Иногда даже сдохнуть хочется, но каждый раз слыша его голос, он сдаётся и продолжает эту сладкую и мучительную игру.

— Мой господин. — Юноша игриво пошевелил бёдрами и приподнял их.

— Зови меня — брат, — склонился над ним Борис и провёл языком по шее.

— Брат…

— На этой неделе ты очень плохо себя вёл, любовь моя. За это тебя следует наказать… — Домогаров сбился и, шумно сглотнув, потянул замену на себя.

Глава 7

Утро понедельника началось с пробки и новостей. После сообщения о взрыве на Фукусиме и жертвах я дёрнулась и спешно переключила волну.

— Ты чего?

— …сегодня утром был обнаружен труп финансового директора холдинга «Мерис». Тело Николая Петровича Разумовского нашла домработница. Дело взял под свой личный контроль министр…

Я дёрнула руль вправо и едва не столкнулась с грузовиком.

— Эй, полегче! Что ты, чёрт возьми, делаешь?! Я на тот свет не тороплюсь!

— Петрович. Мёртв. — Я повернулась к Никите и распахнула глаза. — Это же не правда, да? Мне ведь послышалось…

— Разумовский, — нахмурился Никита. — Что происходит в твоей компании? Я могу помочь?

Я выключила двигатель и уронила голову на руль.

— Николай Петрович хотел помочь мне с расследованием смерти отца. А ещё он должен был привезти сегодня документы по одному из подразделений, в работе которого участвует Глеб Домогаров.

— Ты же не хочешь сказать, что он мог…

— Вылезай. — Я завела двигатель и открыла дверь с его стороны.

— Мелания, давай поговорим, я же вижу, что тебе плохо. Нельзя в таком состоянии вести машину.

— Вылезай! — рявкнула я и осеклась. — Прости, Ник. Мне надо срочно в офис, кто знает, что ещё сегодня случится, а я на грани. Просто в голове не укладывается вся информация. Мне же ещё совет успокаивать придётся. Наверняка они уже едут.

— После смерти отца ты ведёшь себя странно, — обиделся он, не спеша покидать салон. — Ты не Всевышний, Мелания, ты просто женщина. Маленькая, хрупкая женщина, у которой слишком много власти. Многие мужчины не любят таких, как ты. Позволь мне помочь. Я волнуюсь.

— Знаю. Прости. Сегодня я заберу Лизавету сама.

— Ладно, — наконец сдался он. — Я позвоню. Будь осторожна.

Ник коснулся моих губ холодными пальцами и заглянул в глаза.

— Если мне покажется, что ты не в порядке, я приеду. Поняла?

— Поняла.

Долгий поцелуй не смог избавить меня от плохого предчувствия. Вместо того, чтобы насладиться его вкусом, я нетерпеливо отсчитывала секунды. Мне нужно было как можно скорей попасть в офис. Всё шло к тому, что на меня и на «Мерис» открыли охоту.

— Всё-таки, я не хочу тебя оставлять.

— Ник, пожалуйста, — взвыла я. — Я уже большая девочка. Если так волнуешься, можем встретиться в обед, раньше не смогу.

— Хорошо, — после некоторой заминки ответил он, чем несколько озадачил. — Я позвоню. Мелания найди для меня время. Нам обязательно нужно поговорить.

Какая странная реакция, вскользь подумала я.

— Ладно. Встретимся в Небе в два.

Ещё раз чмокнув его в щёку, я дождалась пока салон машины опустеет и, взвизгнув шинами, помчалась в офис.

Петрович мёртв. Скорей всего его убили ещё вчера, и поэтому его не было на поминках.

— Дура! — скрипнула я зубами.

Он бы никогда не пропустил похороны лучшего друга.

Я осталась одна.

Кто следующий?

Добравшись до работы только через полтора часа, я припарковалась и пролетела сквозь вертушку на входе. Остановилась только перед стойкой охраны.

— Мне нужен Иннокентий Васильевич. Пусть немедленно зайдёт ко мне. — Смерив охранника взглядом, я нахмурилась. — Не помню, чтобы вы у нас раньше работали. Новенький?

Это человек Глеба?

Кажется, у меня паранойя развивается.

— Меня зовут Абдаллах, мэм. — Мужчина поднялся и неуклюже улыбнулся. — Я работаю вторую неделю.

— Абдаллах, меня зовут Мелания Сергеевна. Я генеральный директор. Вы подписывали внутренний устав?

— Нет ещё, мэм, сегодня должен.

— Абдаллах, я понимаю, что ваш внешний вид — это отражение устоев общества, в котором вы выросли, но будьте любезны сбрить бороду. Посетители могут испугаться. Где Дмитрий? Вы знаете Дмитрия?

— Если вы о том высоком мужчине с учебником, то он с сегодняшнего дня в отпуске, мэм.

Отпуск? Почему отпуск? Он мне не говорил.

Ах, да. Точно. Отпуск.

Как же не вовремя.

Выдавила улыбку, чтобы не показаться нервным истериком и пошла к лифтам.

О чём только Меркулов думает?! Почему он отпустил важного свидетеля в то время, как идёт расследование?

Нажав кнопку вызова, я прислонилась к противоположной стене, снимая шарф и поправляя причёску. Из-за нервного возбуждения руки ходили ходуном. В животе свернулся тугой узел из паники и страха, что жизнь меня вот-вот раздавит. Погребёт под обломками разрушенной карьеры и конвульсирующего холдинга.

Без потерь это болото не очистить.

Сигнал подъехавшей кабины ненадолго вывел из размышлений о превратностях судьбы. Не глядя зашла внутрь и нажала этаж отца. Если уж всё дерьмо так или иначе решило вырваться наружу, то мне нужно хоть что-то, что может спасти меня и Лизу от посягательств Домогарова и матери. Мне нужно было завещание отца.

Я знала, что часть акций он завещал мне.

В последний момент между дверей просунулась мужская рука и задержала лифт.

Кто там ещё? Кроме меня в холле никого не было.

— Доброе утро, Мелания.

Вздрогнув, я повернулась.

— Что тебе нужно?!

— Поговорить. Пожалуйста, не создавай лишних проблем ни себе, ни мне. Будь послушной девочкой.

— Мы уже всё обсудили, — хрипло ответила я, вжимаясь в стенку.

— Надеюсь, ты не станешь отрицать, что обстоятельства изменились, а потому, нам надо очень, очень много всего обсудить. Например, на какой день и час назначить свадьбу. Как считаешь, июль подходящий месяц? Надо выдержать траур, знаю. Но это та-а-ак долго. Может, мы по-быстрому распишемся, а для всех остальных разыграем представление летом?

— Ты же несерьёзно…

Я проглотила вязкий комок. Стало страшно. Он говорил без тени сомнения. Всё, буквально всё, выглядело так, будто мы обычная молодая пара на пороге семейной жизни. Это-то и пугало.

Глеб стоял напротив, не делая никаких движений, и всё же мне не хватало воздуха. Его присутствие давило ещё больше, чем брата. Глеб был квинтэссенцией всего порочного, что я могла только представить. Он никогда не отступал, не прятался и не отдавал то, что считал своим.

И сейчас этим чем-то была я.

Тем временем лифт нёсся ввысь, мерно отсчитывая этажи. Когда над головой вспыхнула цифра семь, стальная коробка замерла и двери плавно разъехались в стороны. Длинный коридор в конце которого располагался кабинет отца, был пуст, секретарши не было. Вообще никого не было. Будто вымерли все. Ужасное ощущение.

— Я вызову охрану, — предупредила я, выйдя последней.

— Опрометчиво, моя сладкая. — Домогаров растянул губы в холодной улыбке и приглашающе взмахнул рукой. — Не мне тебя учить, но всё же, ты совсем о ней не волнуешься?

— Волнуюсь о ком? — голова закружилась, и я ухватилась за стенку.

— О нашей дочери, разумеется. Ты не думала, что станет с девочкой, если ты исчезнешь? Ника я в расчёт не беру, хоть он и брат моей подчинённой. Это отродье быстро выпадет из её памяти. Всё-таки ребёнок.

Он знает о родстве Ника и Марины. Знает. Ну да. Глупо было рассчитывать на его неосведомлённость. Глеб, он везде Глеб. Как таракан.

— Молчишь? — рассмеялся гад. — Значит, ты в курсе того, что Мариночка моя правая рука, а раз её братишка рядом с тобой…

— Нет.

— Что нет? — Глеб обернулся и ухватил меня за руку, таща к кабинету.

— Я верю ему. Верю, что это не ты спровоцировал наши отношения.

— Ну да. — Домогаров вскинул подбородок и осклабился. — Не в моих правилах делиться игрушками.

Шаги гулко разносились по длинной кишке коридора. Серые плиты стен давили, редкие лучи солнца разливались по окнам светло-жёлтыми кляксами. Он пропустил меня вперёд, отстав всего на полшага. Руки давно мелко тряслись, а под тонкой кружевной блузкой стекал холодный пот. Дыхание замирало, в горле встал противный комок. Уже на подходе к кабинету в мой локоть впились ледяные пальцы.

— Сначала удостоверимся, что никто не сможет нас подслушать, — Глеб осторожно открыл дверь и вошёл внутрь, ведя меня на буксире и не ослабляя болезненный хват.

— Что тебе нужно? — снова повторила я вопрос, стараясь, чтобы голос не выдал страха, опутавшего меня липкими сетями.

— Поговорить.

Глеб захлопнул дверь и бросил меня в кресло.

— Сиди тихо, пока я буду проверять.

Он же на всю голову больной. Я мрачно следила за тем, как он проверяет мебель, телефон и ксерокс с помощью детектора. Добравшись до сейфа, Глеб помолчал и выдохнул.

— Ну вот, не так уж и сложно.

Кабинет остался в том же виде, в каком я оставила его в пятницу. Глеб упал в директорское кресло и небрежно сдвинул бумаги на край стола. Он явно чувствовал себя хозяином положения даже здесь, в чужой компании.

— Итак. — Домогаров сцепил руки в замок и откинулся на спинку. — Твой отец мёртв.

Я вздрогнула и прикусила губу, заставляя себя молчать.

— Молчишь? Ну ладно, если тебе так удобнее. — Он пожал плечами и гадко усмехнулся. — Твой отец мёртв. Разумовский тоже. Ты осталась одна и тебе нужна защита.

— Тебя беспокоит лишь собственная безопасность, — выдавила я. — Я в курсе тайного подразделения и продажи оружия. Тебе так просто это с рук не сойдёт. Я собираюсь его распустить, поэтому на сегодняшнем собрании подниму этот вопрос.

— Ну надо же. — Глеб будто и не слышал моей угрозы. — А ты решила зубки показать даже сейчас. Глупо, Мелания. Очень глупо. Как моя будущая жена ты обязана хранить верность моим принципам. Над этим стоит поработать, — глубокомысленно заключил он и нахмурился.

— Я не выйду за тебя!

Пальцы сжались на подлокотниках. Меня всю трясло от ярости.

— Это не обсуждается. Я пришёл выразить тебе соболезнования в связи с кончиной отца и крёстного. Ты потеряла обоих своих защитников. Это надо отпраздновать, как считаешь?

Его сумасшедшая улыбка выбила из лёгких воздух. Я потянулась к пепельнице, что стояла на краю кофейного столика и со всей силы швырнула её. Он даже не уклонился.

Хрусталь разбился о стену. Тонкий, острый кусок рассёк кожу под левым глазом Глеба. Он стёр алое пятно и облизнул палец.

— Не люблю тех, кто не слушается. Женщину красит послушание, а не истерика. Я заеду за тобой в шесть, будь готова. Лизу на время заберёт Мария.

— Нет! — вскрикнула я. — Не смей распоряжаться моей дочкой, как вещью!

— Я ещё думаю, что делать с этим ребёнком, возможно, мы просто отправим её за границу. Не убивать же её, в самом деле.

Меня будто ледяной водой окатили. Смотря на обходившего стол мерзавца, я следила за его пальцами, которые скользили по столешнице. Он будто проверял, как хорошо выполняет свою работу уборщица. Каждое спокойное и размеренное движение было насквозь фальшивым.

— Это угроза?

— Ну что ты. — Глеб присел на корточки и погладил мой подбородок.

— Тогда что?

— Разговор. — Он поднялся и поцеловал меня в макушку. — Между двумя влюблёнными. Ведь муж и жена должны разговаривать.

Волосы на затылке зашевелились.

— Я никогда не стану твоей, — процедила я в пол. — Никогда. Я тебя ненавижу. Ненавижу так сильно, что готова убить собственными руками. Ни ты, ни моя чокнутая мать не получите того, что хотите. Никогда. Я лучше сдохну, Глеб. Ты просто чудовище. Убирайся отсюда, пока я охрану не вызвала.

Его лицо превратилось в маску. Он ещё некоторое время молча сверлил меня взглядом, но услышав голоса со стороны коридора отмер.

— Ты пожалеешь о своих словах, Мелания, но будет поздно.

— Я каждую секунду своей жизни жалею о том, что произошло. Будь на то моя воля, я бы лучше со скалы спрыгнула, чем с тобой пошла.

Сцепив зубы, он схватил меня за блузку, оторвав несколько пуговиц, и поднял на ноги. Послышался треск ткани.

— Ты будешь моей. И ты не умрёшь.

Голоса звучали всё ближе, Люда и Меркулов обсуждали последние новости и смерть двух директоров. Глеб разжал пальцы и стремительно вышел, оставляя после себя запах страха и смерти. Ха… Едва его спина скрылась за дверью, мои ноги потеряли опору и некрасиво разъехались в стороны.

Когда я получу наследство, то смогу на правах держателя акций распоряжаться имуществом «Мерис». Я смогу избавиться от них всех.

С трудом собрав себя в кучу, я дошла до сейфа и набрала код. Потом обернулась на дверь и быстро распахнула дверцу.

Пусто.

— Нет… Только не это. Где всё? Где эти чёртовы бумаги?!

В груди закололо. Я тяжело оперлась на стену и прижала ладонь к глазам. Надо успокоиться. Наверняка отец просто переложил все документы в другое место.

Слабое утешение.

Я кинулась ко второму сейфу и едва попала по кнопкам.

Деньги, текущие договоры, несколько бумаг по обязательствам, и всё.

— Где же… Где же ты, чёрт возьми?!

— Мелания Сергеевна! С вами всё в порядке?

Я пропустила момент, когда Люда и Меркулов вошли. Скользнув по секретарше невидящим взглядом, впилась в начальника охраны.

— Иннокентий Васильевич, — голос дрожал, но я всё равно продолжила: — К-кто, кто здесь был?

— Только что? Глеб Домогаров.

— Нет. — Я захлопнула сейф. — На выходных, кто здесь был на выходных? Кто?! — рявкнула я.

— Что-то случилось? — Рука Меркулова, лежащая на ремне, дёрнулась в сторону рации.

— Уволю. Всех уволю. — Я тяжело опустилась на стул и сжала голову руками. — Здесь творится чёрт знает, что. Никому нельзя верить.

Люда ахнула и зажала рот ладошками.

— Найдите того, кто это сделал, — обессиленно прошептала я. — Вы начальник охраны, так найдите!

— Найти кого? — осторожно спросил Меркулов.

— Вора.

— Люда, оставь нас, — строго сказал он.

— Н-но соболезнования… Простите.

Дверь кабинета хлопнула, и я подняла голову. Глаза застилала пелена слёз. Показывать слабость перед подчинёнными было не в моих правилах, но и сдерживаться сил не осталось.

— Мелания Сергеевна, офис был закрыт все выходные, — напомнил он и с профессиональной цепкостью прошёлся по мне, задержав взгляд на порванной блузке.

В светло-серых глазах Иннокентия Васильевича читался вопрос, но он предпочёл его не озвучивать. Я же запахнула полы порванной ткани и вскинула голову.

— Покажите мне записи с камер, я хочу сама всё отсмотреть. Человек, который здесь был, не только смог вскрыть сейф, но и ушёл, не оставив следов. Я ничего не заметила.

— Что именно украли?

— Документы.

— Мелания Сергеевна, у вас сейчас непростое время. Возможно, вы просто забыли, куда их убрали?

— Я похожа на идиотку? — вскипела я. — Украли завещание и уставные документы, а также договоры по нескольким подразделениям!

— Вызову полицию. — Меркулов вытащил телефон и нажал кнопку.

— Нет! Ещё не хватало сплетен и журналистов. Мы сами найдём вора, а уж потом сдадим его органам. Мне нужны документы. Вы всё поняли?

— Так точно.

Удостоверившись, что простенький кнопочный телефон нырнул в карман, я вызвала секретаршу. Когда она вошла, Меркулов заторопился на выход.

— Задержитесь, Иннокентий Васильевич, — мрачно потребовала я. — Людмила, снимите платок немедленно, вы работаете в головном офисе крупнейшего холдинга России, а не на Востоке. Вы лицо компании. Что о нас подумают партнёры?!

— Так траур, Мелания Сергеевна, — побледнев, ответила девушка, и сделала неуклюжий шажок в сторону Меркулова.

— На работе не бывает траура, и вы не вдова, — отрезала я. — Наших клиентов и партнёров не должны волновать внутренние проблемы компании и чья-то смерть. Мы все должны работать в прежнем режиме, это понятно? — строго спросила я.

— Д-да, — глаза секретарши наполнились слезами. — Простите, я просто… простите.

— Мне нужны все рабочие планы отца и Разумовского, график встреч, вся деловая переписка. Оповести весь совет о скоропостижной смерти генерального и финансового директоров, подготовь конференц-зал… — Я постучала ногтем по лакированной поверхности стола и кивнула. — Скажем, сегодня в два. Потом вспомнив об обещании, вздохнула. — Нет. Пожалуй, завтра в двенадцать будет удобно всем.

— Хорошо, госпожа директор. — Всхлипнув, Люда открыла дверь и задержалась, буквально на долю секунды, но мне этого хватило, чтобы заметить поджатые губы и наморщенный лоб.

Неодобрение?

Что же, чтобы выжить, мне придётся стать жёстче, а может и злее. В борьбе с врагами все средства хороши.

Когда дверь тихо закрылась, и шаги секретарши стихли вдали, я отошла к окну:

— Иннокентий Васильевич, что вам известно о Люде и её отношениях с моим отцом?

— Я ничего об этом не знаю, — отвернулся в сторону Меркулов.

И будь я проклята, если он мне не врёт. Сколько ещё мне нужно узнать секретов, сколько змеиных гнёзд разворошить, прежде, чем я смогу нормально вздохнуть?

— Ваша падчерица на похоронах была весьма красноречива в своём горе, — едко заметила я. — Так не убиваются по собственному боссу. Поэтому я спрошу вас ещё раз: что вам известно об отношениях Людмилы с моим отцом?

В отражении были видны его бегающие глаза и пальцы, нервно теребившие воротник формы.

— Они встречались некоторое время, — наконец, признался Иннокентий.

— Сколько?

— Чуть больше года.

— То есть, с самого начала, — процедила я, не поворачиваясь. — А она весьма цепкая особа.

— Люда не такая, Мелания Сергеевна. Она чистый и добрый ребёнок. Неужели вам неизвестно, что такое любовь? Ну, влюбилась, что уж теперь, казнить её? Ведь и отец ваш её…

— Даже не заикайтесь об этом.

— Что вы намерены делать?

— Люди алчные. — Я вскинула подбородок и позволила слезам течь свободно. — Им всегда всего мало. Вы пришли к нам после службы, без гроша за душой и хоть какого-то видения своего будущего. Отец не только помог вам с работой, но и доверил свою жизнь. Вы не справились, Иннокентий Васильевич. — Я повернулась и печально улыбнулась. — Отца убили в вашем присутствии, важнейшие для моей семьи документы украли из-под вашего носа. Ваша дочь крутила шашни с моим отцом с начала трудоустройства, а теперь он мёртв. Так скажите мне, Иннокентий Васильевич, почему я должна вам верить?

Меркулов выглядел так, будто я только что сообщила ему о смерти родного человека. Весь лоск и блеск разом ушли. На посеревшем лице читались усталость и боль от разочарования. Во мне.

— Если вы считаете меня виновным в его смерти, то я ничего не могу с этим поделать, — глухо ответил он и мне стало стыдно.

Меркулов работал здесь ещё до моего прихода. Он всегда защищал отца, и я об этом знала. И всё же сделала ему больно.

— Мелания Сергеевна, если вам станет легче, я уволюсь после того, как расследование будет закончено. Но прошу вас не причинять вред Люде. Она ещё ребёнок. Своими неосторожными словами вы можете испортить ей всю жизнь.

— Смею напомнить, мы одного возраста, — язвительно фыркнула я.

Патетика его слов лишь взбесила. Такое ощущение, что здесь я монстр, а не те, кто меня окружают.

— Люда не такая, как вы.

Как хлыстом по спине.

— Свободны. Я жду отчёт в ближайшее время.

Чеканя шаг, Меркулов прошёл к двери и завис.

Что ещё?

— Ваш отец любил Люду. По-настоящему, и был счастлив весь последний год. Только этим она заслужила снисхождения.

— Это не вам решать.

Я села в директорское кресло, хотя первым порывом было протереть его дезинфицирующей салфеткой, покрутилась и включила компьютер:

— Что-то ещё, Иннокентий Васильевич? У вас есть какие-то сведения? Подозрения? Вы знаете, кто преступник? Нет? Тогда почему я вас всё ещё вижу?

— Примите мои соболезнования.

Дверь тихо закрылась.

Оставшись в одиночестве, я несколько минут бездумно смотрела на кипу бумаг и фотографию на столе отца.

— Старый дурак! О чём ты только думал, вовлекая девчонку в свои игры! — крикнула в сердцах и смахнула стеклянную рамку на пол. — Ты мне не наследство оставил, а трясину, которая того гляди и утащит на дно. Связался с ней, чтобы потешить собственное самолюбие, а мне теперь что прикажешь делать?! Простить? Принять? Как мне спасти её от матери?!

Выдохнувшись, я натянула пальцами волосы и сосчитала до десяти. Истерика не поможет. Только холодная голова и голый расчёт. Мать наверняка знала об их интрижке. Она же не успокоится, пока не сведёт дурёху с ума.

Пальцы нащупали кнопку телефона. Утопив пластмассовый кружок в корпус, я дождалась тихого «Да» и прошипела:

— В мой кабинет. Быстро!

Люда появилась через три минуты. Ровно столько потребовалось ей, чтобы открыть соседнюю дверь и доползти до отцовского кабинета. Сквозь матовое стекло я видела, как она нерешительно мнётся, но не утруждала себя тем, чтобы поторопить или подбодрить. Любовница отца, надо же. Да меня наизнанку выворачивало от мысли, что отец позволил себе шашни на работе.

— Можно? — Стукнув несколько раз, Люда всё же открыла дверь и просунула голову внутрь, всё ещё страшась переступить порог.

— Садись. — Я кивнула на стул, на котором недавно сидела сама, и нервно стукнула ручкой по столу.

Платок с головы она сняла, но вот это траурное выражение лица… бесит. Как будто она на самом деле что-то к нему чувствовала. Да что там может быть при такой разнице в возрасте и социальном статусе! Люда прошла мимо разбитой рамки, переступила через крошки стекла и села, смиренно сложив руки на коленях.

Бледная, едва дышащая от страха овечка. Да что она сможет противопоставить ЕЙ?!

— Как давно ты здесь работаешь? — начала я издалека.

— Второй год, Мелания Сергеевна, — прошелестела Люда.

Ей-богу, мне иногда кажется, что я гораздо старше, чем есть на самом деле. Ну почему все проблемы должна решать я? Чего проще было ноги не раздвигать?

— Как давно ты спишь… спала с отцом?

Поперхнувшись, она вылупила глаза и покраснела. И нечего так на меня смотреть. Сама виновата.

— Я задала вопрос.

— М-мелания Сергеевна, я… — она запнулась и замолчала, следя за движением ручки по бумажке, что попалась мне первой под руку. Кажется, это был договор.

— Я слушаю, Людмила.

— Полтора года, — всхлипнула она, вытирая глаза бумажным платочком.

— Совсем дура, да?

Так хотелось ей заехать, чтобы она, наконец, перестала таращиться своими коровьими глазами и начала думать головой. Вздрогнув, я сжала до боли ручку и продырявила нажатием бумагу, чиркнув по столу.

— Мелания Сергеевна, я… я правда не хотела, но ваш папа, он так ухаживал, он был таким хорошим, что я не смогла сопротивляться. Вы ведь женщина, должны понять, — расплакалась она.

— Женщина, а не потаскуха. — Я скорчила гримасу и отвернулась. — Я никогда не позволяю себе лезть в чужую постель. Неужели, ты надеялась получить его деньги? Или развести с матерью?

— Н-нет, никогда, — Люда отчаянно замотала головой. — Пожалуйста, Мелания Сергеевна, я бы никогда так не поступила с вами и Марией Александровной.

Она осунулась и сидела как мышка, всё время порываясь положить руку на живот. Заметив мой взгляд, Люда вздрогнула и поникла.

Да нет же.

— Ты беременна? — прошептала я в ужасе.

Она только кивнула.

— Т-ты… ты совсем дура, да?.. — Я ахнула и прижала ладонь ко рту. — Только не говори мне, что от… отца?

Новый кивок. Люда втянула голову в плечи и сидела не шелохнувшись. Так вот почему он доверил записку ей, он на самом деле… Кошмар.

— Какой срок? — Я вцепилась пальцами в стол и задержала дыхание.

— Третий месяц, — едва слышно прошептала она.

— Аборт. Делай аборт, ты поняла?!

— Н-нет! Не буду!

— Ты хочешь шантажировать нас?

— Я! Я не такая, как вы или Мария Александровна! — закричала она подскочив. — Это ребёнок Серёжи! Я ни за что не избавлюсь от него!

— И что? — Я нахмурилась. — Что ты намерена делать, Люда? Хочешь получить долю наследства? Рассорить нашу семью? Хочешь противостоять моей матери? Она же знает про вас, да? Я уверена, что уже знает.

— Не буду.

— Что не будешь?

— Я не буду шантажировать вас или Марию Александровну! Я просто хочу родить ребёнка от любимого человека! У вас же самой дочь, как вы можете говорить такие гадкие вещи?!

— У меня дочь, да. — Я кивнула и поджала губы. — Только теперь моя жизнь и жизнь моей дочери подчинены обстоятельствам, которые не все могут преодолеть, и ты в том числе. Отец, может, и был в тебя влюблён, но никогда бы не оставил мать. Он был слаб и предпочитал соглашаться.

— Не говорите так. Серёжа… он был самым замечательным, — всхлипнула Люда и всё-таки прижала руки к животу, словно защищала своё дитя. — Мне ничего от вас не нужно. Мы хотели уехать.

И тут меня накрыла истерика. Я смеялась сквозь слёзы и долбила ладонью по столу. Люда отскочила в сторону, смотря на меня как на сумасшедшую.

— Отец бы никогда в жизни не бросил холдинг. Ты такая… о, господи, — я взорвалась новым смехом, — уехать… Ха-ха-ха!

Люда упрямо вскинула подбородок, словно хотела сказать что-то ещё, но я опередила её и подняла руку, требуя молчания.

— Ты уволена. — Я стёрла выступившие слёзы и прокашлялась. — И только попробуй кому-нибудь рассказать о вашей связи, вообще обо всём, что здесь происходит или происходило. И не смотри так на меня. Я дочь своей матери, если будет нужно пройду по головам. Скажи спасибо, что уходишь так.

— П-пожалуйста, Мелания Сергеевна. — Поток слёз усилился. В какой-то момент мне даже стало её жаль, но сцепив зубы, я затолкала это чувство очень глубоко и процедила: — Пошла вон. За расчётом придёшь завтра.

Люда побледнела и едва не упала со стула. Я было дёрнулась ей помочь, но вовремя остановилась. Сожрёт её мать и не подавится. Да ещё и искалечит самым извращённым способом.

Поёжившись, я вспомнила последнюю любовницу отца, о которой узнала мать. Нет, я конечно, её не выгораживаю, в конце концов, она должна была осознавать опасность переходя дорогу Марии Звягинцевой. Но то, как поступила с ней мать… врагу не пожелаешь такой судьбы.

Задержав дыхание, я следила за тем, как эта девочка, сгорбившись словно древняя старуха, ползла к выходу. Она едва волочила ноги. Тёмные волосы рассыпались по спине, и солнце заиграло на них золотом. Прелестный ребёнок. Был.

Когда дверь кабинета в очередной раз была закрыта, я сжала виски и тяжело задышала. Мне нужно воздуха, хоть немного свежего воздуха.

Глава 8

После того, как меня оставили одну, я сбегала в свой кабинет и сменила блузку на запасную. Ловить заинтересованные взгляды сотрудников мне совсем не хотелось. Да и сама мысль о том, что пальцы Глеба касались моей груди, доводила до тошноты.

В течении нескольких часов я разгребала почту, папки и скрытые файлы на компьютере, которые мне не удалось открыть.

Вздохнув, я отодвинулась от стола и поднялась. Большое помещение, служившие отцу многие годы вторым домом, было почти пустым. Несколько стеллажей с папками, большой шкаф с документами, кофейный стол с креслами у окна, и несколько картин на пустых стенах. За одной из них и был ограбленный сейф.

Завещание. Я вновь осмотрела полки, будто за это время оно каким-то образом могло вернуться, возникнуть из воздуха. Сейф не повредили, а значит вор знал код. Это кто-то из своих или профессионал, которого наняли.

С размаху хлопнув дверцей, я стукнула кулаком по стене и прикрыла глаза. Потом вытерла тыльной стороной руки пот со лба и вернулась за стол. Растянула руки по столешнице, будто собиралась объять необъятное и, упёршись лбом в холодное дерево, завыла. Моя жизнь катилась под откос. Если не найду документы, мне конец.

— Мелания. — В дверь громко постучали.

Мама.

Поднявшись как пьяная, я поправила одежду и подняла ворот блузки. Нетерпеливый стук повторился. Бросив последний взгляд на стену, я залпом выпила стакан воды и закашлявшись пошла открывать.

— Проходи.

Мама стянула бархатные перчатки и размотав шёлковый шарф, прошла мимо, к кофейному столику. За ней в кабинет вошёл Домогаров. Второй. Ещё не выветрился запах первого, а тут уже второй нарисовался. Неужто разминулись?

Сглотнув, я посторонилась и малодушно дёрнулась в сторону рабочего стола. Сейчас он был единственным монументальным предметом в этом кабинете, и хранил остатки отцовской уверенности.

Странная парочка уселась в кресла.Сегодня на маме было тёмно-фиолетовое платье с небольшим вырезом, маленькая шляпка в тон и золотая брошка-колибри над левой грудью. На столик лёг внушительный портфель.

— Боря, покажи Мелании наше предложение. — Мама ласково потрепала Бориса по плечу, отчего у меня спёрло дыхание. — Не стой истуканом, Мелания, — резко сказала она. — У меня слишком много дел, я не могу тратить на тебя весь день. И где эта сука безродная?

— Какая сука? — нахмурилась я, усаживаясь напротив.

— Секретарша эта, — процедила мать.

Вовремя, значит. Мало приятного было в том разговоре с Людой, но это лучшее, что я могла для неё сделать. Пусть лучше я буду стервой и недочеловеком в её глазах, чем она наткнётся на мать. Нельзя допустить, чтобы она узнала о ребёнке. Не простит.

— Уволена. — Я расслабленно откинулась на спинку, снисходительно наблюдая за Борисом.

Этот был не таким страшным, как старший брат. По крайней мере, у меня не тряслись ноги при его появлении и не пропадал голос.

Изумлённо вскинув всегда идеальные брови, мама спросила:

— Отчего же?

— Она плохо справлялась со своими обязанностями.

— Молодец. — Впервые услышав от неё похвалу, я не нашлась, что ответить.

— Так зачем вы пришли. Вдвоём? — Я всё же повернула разговор в нужное мне русло.

— Слышала, Разумовский умер. — Мама провела пальцем по замку и снисходительно улыбнулась. — Как всё-таки мимолётна и суетлива жизнь. Был человек, и нет его. И никому до этого нет дела.

— Мне есть, — процедила я.

— Говорят, он упал с лестницы. У него были больные ноги, ты знала? Как оказывается легко может умереть человек. Всего-то и надо — споткнуться и свернуть себе шею.

— Его убили. — Я посмотрела прямо в глаза матери и буквально по слогам произнесла: — У-би-ли.

— Бог в помощь, — усмехнулась мать, кинув на Бориса многозначительный взгляд.

Домогаров тут же щёлкнул замком портфеля и повернул его ко мне.

— Что это? — Я уставилась на перетянутые резинками пачки денег.

— Твоя доля наследства. В денежном эквиваленте, разумеется. — Маму передёрнуло, но она нашла в себе силы взглянуть на меня. И на том спасибо.

— Я не понимаю. — Игнорируя Бориса, я смотрела ей в глаза, ища ответ.

— Понимаешь.

— Нет, не понимаю.

— Ну что же, раз ты настаиваешь, — фыркнула она. — Я хочу, чтобы ты взяла эти деньги и официально отказалась от наследства в мою пользу.

— И почему я должна это делать?

Говорить матери о том, что завещание украдено я не собиралась. Потому что она обязательно обратила бы это в свою пользу. А отдавать ей просто так заработанные отцом деньги я не хотела. Мария не заслужила из них ни копейки. И даже так, по закону она должна была получить почти всё. Но почти, её, конечно же, не устраивало.

— А это уже не твоё дело.

— Нет.

Я бросила взгляд на Бориса, который сегодня был одет в джинсы и свитер. В левом ухе братца Глеба блеснула серёжка. И сам собой с языка сорвался вопрос:

— Борис участвует в делёжке папиных денег? Вы настолько близки, что даже неприлично. Ты даже траур выдержать не можешь?..

— Я не собираюсь отчитываться перед тобой! — взвизгнула мать, враз теряя напускную аристократичность и интеллигентность. Но спустя секунду всё же снизошла до ответа: — Борис мне как сын.

— Забирайте деньги и уходите. — Я поднялась и пошла к рабочему столу. — У меня много работы. Завтра будет внеочередное собрание Совета директоров. Как исполняющему обязанности директора мне предстоит очень многое сделать. И прошу тебя соблюдать приличия. Мне бы не хотелось, чтобы по офису пошли сплетни о твоей неадекватности.

Подскочив, она схватила пачку денег и швырнула мне в голову.

— Это твои единственные деньги, мерзавка! Будь благодарной за мою щедрость. А насчёт этого места. — Она обвела рукой кабинет и ухмыльнулась. — Оно тебе не принадлежит. Я инициировала продажу акций.

— Что? — Выронив стакан с водой на пол, который едва только успела взять, я повернулась и замирая от ужаса, прошептала: — Ты не могла так поступить. Эта компания — всё что осталось от отца. Ты не имеешь права, в конце концов! Встреча с адвокатом только в четверг, ты не вступала в права наследования…

— О! — Она перешагнула через упавший шарфик и пошла на меня. — Ещё как имею. Видишь ли, дорогая, незадолго до своей весьма удачной смерти, Сергей собирался со мной развестись, в качестве отступных мне были предложены акции «Мерис». После смерти мужа я имею право на половину этого холдинга, плюс то, что он мне уже отдал. У меня, милочка, контрольный пакет.

— Нет. — Я оперлась рукой на стол тяжело дыша. — Невозможно…

Из-за Люды всё-таки решился. Старый дурак. Отобрал у меня всё в угоду своей похоти.

— Его смерть оказалась мне на руку, — хмыкнула мать, вглядываясь в моё лицо. Она будто наслаждалась моим смятением и каждой обронённой слезой. — Развестись мы не успели, как и подать заявление, а это значит, что я по-прежнему хозяйка поместья и наследница первой очереди. Так как ты уже давно совершеннолетняя и не нуждаешься в опеке, то получить достаточную для управления долю «Мерис» можешь только по завещанию, а без него ты всего лишь наёмный работник, которого можно уволить одним щелчком пальцев. Именно поэтому я и приехала сегодня. Эти деньги — всё, на что ты можешь рассчитывать. Здесь даже больше того, чего ты стоишь.

Она говорит так, будто завещания и вовсе не было, но ведь оно было! Я лично держала его в руках и прятала в сейф!

Где-то между рёбрами закололо. Боль толчками выбивала воздух из лёгких, пожирала единственное усилие — не поддаваться на провокацию. Не дать себя растоптать.

Я слышала собственный пульс ушах. В голове роились сотни вопросов, но главный — как отец мог так поступить? Зачем, зачем отдал ей акции? За девочку Люду, за нового ребёнка? За него?! Нет, я не рассчитывала на наследство, но, отдав компанию матери, он закрыл мне путь в директорское кресло. Лишил права голоса. Лицемер. Кто так заботится?

Ты хотел жить вечно папа. Ты должен был понимать, что отдавая акции подвергаешь себя опасности. Не только себя, но и нас с Лизой.

— Ты лжёшь, — сдавленно отрезала я.

Вспотевшая ладонь не давала как следует опереться. Я качнулась назад, ища опору для спины. На пол слетели ручки с карандашами, которые я зацепила в попытках не упасть.

— Да больно надо, — фыркнула мать, довольная произведённым эффектом.

Опустив голову, я дышала через раз, делая глубокие вдохи. Маленькая туфелька с острым носом надавила на вставший ребром осколок фоторамки. На моих глазах мать продырявила отцовское фото. Скотский жест. Прямо сейчас она давала понять, что защиты больше нет и не будет.

Моя жизнь в один момент сломалась так же легко, как стеклянная рамка.

— Кому ты продаёшь компанию? — выдавила я, смотря в пол.

— Глебу.

Это конец.

— Милая. — Мать вытерла солёную каплю на моей щеке и мягко улыбнулась. — Твой единственный шанс остаться в «Мерис» — выйти за Глеба замуж.

— Зачем ты так со мной, мама? — Слёзы покатились одна за другой, и мне уже было плевать, что это видел Борис.

— Ну кто-то же должен ответить за годы моих страданий, — ответила она, увещевая как маленького ребёнка. — Теперь у тебя есть чем заняться, не так ли? — Она поправила воротничок моей блузки, слишком сильно натянув ткань. — И Лизоньке нужна спокойная обстановка, а ты слишком нервная. — Узкие ладошки скользнули по моим плечам, стряхивая невидимую пыль. — Как женщина женщине — забирай деньги и уезжай. Или выходи за Глеба. Он с ума по тебе сходит уже много лет. А за Лизу не волнуйся, я воспитаю из неё настоящую леди. Прекрасную, умную, независимую женщину, как я.

В этот момент в голове щёлкнуло. Разум затуманила чудовищная волна ненависти и бессилия. Сбросив её руки, я размахнулась и ударила, что было сил. Из-за разницы в росте и комплекции мама упала на пол, прямо на битое стекло. Держась за покрасневшую щеку, она смотрела на меня снизу вверх. Именно в этот момент она перешла ту невидимую черту, что держала её у края, но я этого ещё не знала.

— Ненавижу тебя, лицемерная тварь. — Выплюнула я в лицо той, что меня родила. — Лучше бы вместо отца сдохла ты! Ты никогда, никогда не получишь Лизу! Убирайся и деньги свои забери, мне от тебя ничего не нужно!

Молчавший до этого Борис медленно подошёл к матери и помог ей подняться. Отряхнув её юбку от стекла, и вытащив осколок из рукава, он повёл теперь уже чужую мне женщину к выходу, прихватив по дороге портфель.

Отдышавшись, я посмотрела на устроенный мной бардак и поёжилась. Бог мой, что на меня нашло? Прижав ладонь ко лбу, я дышала, стараясь забыть взгляд матери. Но получалось паршиво. Никогда прежде я не испытывала такой ненависти к кому бы то ни было. Что ж, сама виновата. Давно пора было признать, что матерью мне Мария Звягинцева быть не хотела. И всё же… какая никакая, а она мать. Но всё внутри этому факту сопротивлялось.

Мать хочет забрать Лизу любой ценой, и всё это она делает только ради этого. Даже без психологов и экстрасенсов было ясно, что Лиза для неё больше, чем просто внучка. Она для неё всё. А для того, кто занял все места в твоих сердце и душе, человек совершит любой, даже самый низкий поступок. Учитывая власть, которой обладала мать, тягаться с ней самостоятельно у меня не получится. Лизку надо было прятать.

Вылетев из кабинета, я поймала на шестом этаже бухгалтершу и проорала:

— Немедленно рассчитайте Людмилу Овечкину!

— Что случилось? — Сухая женщина с мелированными волосами строго поправила стопку папок на руке. — Мелания Сергеевна, мне нужен приказ. Это документы…

— Вот вы приказ и напечатайте! — рявкнула я. — Немедленно! По собственному желанию, с сегодняшнего дня без отработки. Выплатите ей зарплату за три месяца вперёд!

— Мелания Сергеевна, я понимаю, у вас горе, но так…

— Я ведь могу и вас уволить, — прошипела я, — за неисполнение обязанностей. Хотите?

— Н-нет. — Женщина прижала бумаги к груди и охнула. — Всё будет готово через десять минут.

— Наличкой выплати. И нечего такие глаза делать, — нахмурилась я. — Я всё знаю про двойную бухгалтерию! Всё поняла? Через десять минут мне нужен документ. Я буду в кафе.

— С-слушаюсь, г-госпожа директор.

Кивнув, я полетела к лифту, надеясь, что Люда не успела далеко уйти. По дороге в кафетерий я набрала Ника и взмолилась всем богам, которых знала, чтобы он поднял трубку.

— Алло, — в ухе прозвучал уставший голос.

— Ник, Никита, — всхлипнула я, зажимая рот. — Родненький, забери Лизку из школы, прямо сейчас. Я не успею до неё доехать, сейчас пробки, а там…

— Мел? Что случилось?

— Ник, пожалуйста, — я едва сдерживала рыдания. — Моя мать, она… она чудовище, — в этот момент двери лифта разъехались в стороны, ожидавшие его девушки опустили головы и отошли на шаг назад.

Вытерев слёзы, я улыбнулась, и нажала кнопку закрытия дверей.

— Мелания! — громко позвал Ник, — что с Лизой? Кто ей угрожает?!

— Не ей. — Я вытерла нос. — Мне. Мать хочет забрать Лизу. Ты привезёшь её домой? Я тоже сейчас поеду.

— Да. Конечно, — поспешно ответил Ник. — Я в двадцати минутах езды от школы.

— Спасибо, встретимся дома.

Отключившись, я повернулась к зеркалу и быстро поправила потёкший макияж. Когда двери лифта снова открылись я была уже собрана и готова сражаться.

Зайдя в кафе, я сразу увидела плачущую Люду с которой сидел Иннокентий Васильевич. Он хлопал её по плечу и что-то говорил. Удостоверившись, что мы одни, я попросила официантку закрыть на десять минут кафе.

Усевшись напротив той, что лишила меня надежды, я дождалась пока она обратит на меня внимание. Меркулов молчал, но своё отношение показывал глазами. А будто я сама не знаю, как всё это выглядело. Но теперь уже молчать смысла нет.

— Люда, через десять минут будет готов приказ о твоём увольнении, ты должна пройти в кассу и получить зарплату наличными. Поняла?

— Можно было и не спешить так. — Она поджала губы и отвернулась.

Вот же ж овца благородная.

— Нужно было, — с нажимом ответила я. — Отец отдал часть акций Марии в качестве отступных.

— Отступных? — непонимающе повторила она и беспомощно посмотрела на Меркулова.

— Он хотел развестись, — выдавила я сквозь зубы. — Из-за тебя. Из-за вас.

На этом Люда удивлённо подалась вперёд, даже Меркулов рот открыл. Но говорить больше я не имела права.

— Поэтому вы меня уволили, в отместку?

— Я не настолько мелочна и безжалостна, как все обо мне думают. Просто твоё увольнение наилучший выход из ситуации, которую вы с отцом создали. Забирай деньги, трудовую и уезжай как можно дальше.

Поднявшись, я позвала начальника охраны:

— Иннокентий Васильевич, вы подготовили то, о чём я вас просила?

— Да, Мелания Сергеевна. — Мужчина повеселел, но всё ещё не спешил идти со мной.

Вздохнув, я мрачно сказала:

— Иннокентий Васильевич, мой отец вам доверял, так что буду и я. В конце концов, у меня просто нет выбора. Мне нужны эти записи. Сейчас.

Через пять минут мы стояли в кабинете охраны. По десяткам мониторов сновали офисные сотрудники и клиенты. Но Меркулов прошёл дальше, в каморку за стеллажами и поставил на компьютере запись камер с пятницы.

После трёх часов дня и до восьми часов вечера ничего не происходило. Дмитрий делал обход, как и положено. Но ровно в девять, в здание вошла маленькая фигурка, затянутая во всё чёрное.

— Это кто? — ткнула я пальцем в монитор. — В это время никого не должно быть. Откуда у неё пароль от чёрного входа?

— Я не знаю, сам удивился. — Меркулов прошёлся пятернёй по волосам и буркнул: — Вы дальше смотрите.

Нажав кнопку, я смотрела, как незнакомка преодолевает один лестничный пролёт за другим, в итоге оказываясь на седьмом этаже. Камера проследила её путь вплоть до кабинета отца. Услышав какой-то звук, взломщица замерла и настороженно оглянулась. Удостоверившись, что на этаже кроме неё никого нет, лёгким нажатием на ручку открыла кабинет и скользнула внутрь.

— Это всё? — повернулась я к Меркулову. — У кого столько наглости, чтобы прийти в охраняемое здание почти ночью и переть напролом? Она что, не знала, что везде камеры?

— Понимаете, — неожиданно замялся Иннокентий Васильевич, — по пятницам у нас перезагрузка системы. Обычно это происходит с девяти ноль ноль до девяти ноль пяти, но Дмитрий замешкался и перезагрузку включил на час позже.

— Смотрите. — Я снова ткнула в экран. — Она выходит.

Мы проследили обратный путь воришки. На втором этаже её спугнул Дмитрий, он как раз обходил кабинеты. Замерев, она поправила платок.

— Не может быть, — простонала я, упав на стул и схватившись за голову. — Этого не может быть!

— Вы её узнали? — Меркулов уткнулся носом в монитор и покачал головой. — Я не могу разобрать лица, оно скрыто платком и шапкой.

— Не её, — обречённо выдохнула я. — Её брошку. Это моя мать.

Это она украла завещание.

— Мелания Сергеевна, вы нашли то, что искали? — тихо спросил Иннокентий Васильевич.

— Да.

— Теперь я могу вызвать полицию и отдать им запись?

— Нет.

— Н-но…

— С этим я разберусь сама. Отдайте мне запись.

Если подключить полицию, то всё обернётся против меня. У мамы везде есть подвязки, как и у Глеба с Борисом. Никто просто не даст этому делу ход.

Через пятнадцать минут я сидела в машине с работающим двигателем. А в голове уже выстраивался чёткий план действий. Раз уж я не могла заставить мать отказаться от Лизы, то мне надо было её спрятать.

У отца в Америке был старый друг, которого Мария на дух не переносила. Кажется, его фамилия МакАлистер или что-то в этом роде. Спрятать дочь там, где она не станет искать, казалось мне лучшим решением, которое я только могла придумать. А когда я разберусь с наследством и Домогаровым, то и сама к ней присоединюсь, потому что нам жизненно необходимо время для передышки.

Мне необходимо.

Всю дорогу до дома телефон не смолкал. Звонили все: друзья, знакомые, партнёры, клиенты и даже Виктор Домогаров, что удивило меня больше всего.

Он тоже хотел принести соболезнования, а ещё…

— Мелания, я звоню не просто так.

Я кинула взгляд в боковое зеркало и перестроилась.

— Напомните, Виктор Алексеевич, разве у нас с вами были общие дела?

— Не язви. Я по поводу Лизы.

— Разговор закончен.

— Она моя внучка, если ты не забыла.

— Последние восемь лет вас это не волновало, так с чего такой интерес к моей дочери?

— Ты сама была против нашего общения, и я не хотел накалять отношения. Сейчас всё изменилось. Маша хочет увезти Лизу во Францию.

— Что?! — я поперхнулась и выровняла машину, попутно показав не самый лучший жест соседу. — Откуда вы знаете?

Виктор помолчал и признался:

— Лариса проболталась. Мелания, я не хочу, чтобы Маша увозила Лизу, ты слышишь?

— Слышу. Я разберусь.

— Я хочу помочь…

— Нет.

— Дай мне договорить! Я могу отправить её к своему хорошему другу. Сергей его тоже знал, и был бы не против. Сама понимаешь, у себя дома я оставить девочку не могу. Лариса не позволит, а прятать её по гостиницам не вариант, потому что это будет расцениваться как похищение, да и опека начнёт к тебе присматриваться, а в твоём положении это совсем ни чему. — От нехорошего предчувствия у меня пересохло во рту. — Ты слушаешь?

— Да.

— Так вот, Джон мог бы позаботиться о Лизе, пока не утихнет вся эта шумиха и твоя жизнь не вернётся в привычное русло. Можно устроить её отъезд как языковую практику.

— Почему? Я вам не верю. Вы дружите с Марией, стало быть, это может быть и её планом.

— Какая чушь.

— Я не верю в ваши чувства, Виктор, — отрезала я. — Поэтому, это предложение по меньшей мере странно. Я сама со всем разберусь. И Виктор, не звоните мне больше. Я ненавижу всё, что так или иначе связано с Глебом и никогда не приму от вас помощи. Потому что это вы его воспитали.

Отключив звонок, я ударилась затылком о подголовник и прикрыла глаза. Это никогда не кончится. Я как будто между молотом и наковальней.

У дома я позвонила Нику. Удостоверившись, что дочь в порядке, пообещала быть через несколько минут.

Но так и не смогла сдержать обещание.

Едва я захлопнула дверь и включила сигнализацию, всё изменилось. Трое мужчин вышли из тени и обступили меня со всех сторон.

— Надо было соглашаться, — правого уха коснулось горячее дыхание.

Я дёрнулась в сторону и закричала.

— Мы здесь одни, крошка. — Глеб выбил из моей руки ключи и ядовито улыбнулся. — Никто тебе не поможет.

— Ник! Помогите! Кто-нибудь!

— Тц. Ты как всегда делаешь всё наоборот.

Глеб кивнул и один из амбалов скрутил мне руки за спиной, мгновенно защёлкнув наручники. Сам же Домогаров выглядел пьяно. Его глаза блестели даже в полутьме подземной парковки. Он расстегнул ворот белоснежной рубашки и оттянул ткань.

— Ты не сможешь увезти меня. Кто-нибудь обязательно заметит.

— Кто? — расхохотался он и раскинул руки в стороны. — Мы здесь одни.

— Ублюдок.

Я плюнула ему в лицо и тут же получила пощёчину. Глеб брезгливо стёр мой плевок платком и вытащил из внутреннего кармана пальто футляр.

— Что, ещё один подарок на свадьбу? — осклабилась я, замирая от ужаса.

— Почти.

Он отщёлкнул крышку и продемонстрировал шприц, наполненный прозрачной жидкостью.

— Нет. Ты не посмеешь! Не смей меня трогать! — взвизгнула я, стараясь увернуться от укола.

Глеб молча сжал мой подбородок двумя пальцами и всадил иглу в шею.

Глава 9

Новгородская область, 02:32

Вдох-выдох.

Вдох… а-аах…

Выдох… хаа-а…

Успокоиться. Выбраться из машины.

Я ещё дышу.

Пальцы плохо слушаются. Шум в ушах не даёт сосредоточиться. Надо отстегнуть ремень. Щёлк. Звук замка повис в мёртвой тишине. Щёлк. Сердце сбилось с ритма. Щёлк.

С третьей попытки я смогла освободиться. За окном сплошная темень, ни черта не видно. Где я? Который час? Поворачиваться страшно, ещё страшнее неизвестность. Как я сюда попала?

Медленно повернув голову, я различила искорёженную пасть правой двери. Ошмётки стекла валялись в салоне. Среди торчащих осколков застряли куски ткани. Вытащив ноги из-под торпеды, я полезла на пассажирское сиденье. Неужели, со мной кто-то был? Подцепив пальцами кусочек ткани, поднесла его к носу и зажала рот. Острый запах металла въедался в ноздри, залезал под кожу и скручивал внутренности.

Вдох-выдох.

Нужно только успокоиться.

Ветер свистел в проломанной крыше, кружил перед лицом большие хлопья снега. Завывал, ища выход среди обезображенных кусков металла и лопнувшей обшивки. На глаза упала горячая капля. Растерев её между пальцами, я ощупала лоб и нашла глубокий порез над левой бровью. Зеркало заднего вида разбилось, наверное, им и поранилась.

Пассажир…

Лиза! — Сердце глухо стукнулось в горле.

Лиза… Лиза… Лиза…

На глаза навернулись слёзы. Нет, невозможно. Только не она.

Лиза.

Схватившись за крышу, выбралась наружу и упала носом в грязь. Сил встать не было, но лежать на земле совсем не вариант. Вдруг бак повреждён.

— Кто-нибудь. — Сжав пальцами ледяной комок, я расплакалась. — Кто-нибудь, пожалуйста…

— Я здесь, Мел, — голос Ника сорвался, — я здесь.

— Никита! — сжав зубы, заставила себя подняться и пошла на голос.

Его выбросило далеко от машины. Почти десять метров. Ник лежал в одной рубашке и джинсах, без обуви и куртки. Нащупав его ноги, я села и завыла в голос.

Десятью часами ранее

— Вот же насекомое надоедливое! — зло бросил Борис и пнул пленника в голову. — Следил от самого дома. Хорошо, что ты успел его отключить, иначе он бы нам все карты спутал.

— Борис Викторович, охранять вас моя работа.

— В «Мерисе» ничего не поняли?

— Нет. Я вернулся из отпуска и продолжил работу, — хищно улыбнулся Дмитрий, преданно заглядывая в рот Домогарову.

— Так, мальчики, у нас много работы. — Мария хлопнула в ладоши и показала пальцем на дочь. — Посадишь её за руль.

— Вот же тварь. — Борис будто и не слышал Звягинцевой. Он всё ещё сосредоточено пинал поверженного Никиту Лебедева. — А если бы его Глеб заметил?! Козёл! Мразь!

— Боря! Перестань впустую тратить время! — Мария повысила голос и топнула ногой. — Ещё раз: ты посадишь её за руль. Всё понял?

— Понял. — Борис затоптал только что выброшенный окурок и взвесил на руке связку ключей. — Что с этим делать? — кивнул он на лежащего без сознания Ника. — Может его так же как Петровича? Тихо, без шума.

— Нет, слишком много возни. Ты постоянно торопишься, Боря. Так не делают. К тому же, никто не поверит, что у него тоже были больные колени, а связывать два и два в нашей полиции умеют. Так что давай туда же. Дмитрий следи за тем, чтобы нам никто не помешал.

— Слушаюсь.

Охранник отошёл на несколько метров и осмотрелся.

— Боря, ты уверен, что ему можно доверять? — шепнула Мария, показав на мужчину.

— Можно. Дмитрий умеет держать язык за зубами. Уж вы мне поверьте. У нас другая проблема. Если Глеб узнает, убьёт.

Нервозность Борис прятал за очередной сигаретой, коих уже набралось больше пяти штук. Но каждый окурок он педантично тушил и складывал в маленький пакетик, который хранил в портсигаре.

— Ничего. Никто не узнает, Боря. — Мария Звягинцева ласково погладила мужчину по руке и улыбнулась. — В твоих же интересах сохранить это в тайне от любимого брата, не так ли? — В её глазах вспыхнули понимание и сочувствие.

— Не пожалеете? — Борис затушил едва начатую сигарету и спрятал окурок.

— Её-то? — Мария бросила взгляд на валявшуюся на холодном бетоне дочь и поморщилась. — Никогда не любила это отродье. С тех пор как Сергей притащил её в дом, заставив называть дочерью.

— Знаете, откуда взял?

— Не то чтобы, — помолчала она. — Догадываюсь, но пусть тебя это не беспокоит.

— Почему же Лиза для вас так важна? — Холодно улыбнулся Борис, подтягивая Меланию за ноги к машине и загружая в багажник.

— Потому что в ней течёт моя кровь, Боря. Моя и ваша. Передай маме, что я уеду на некоторое время. Нужно вывезти Лизавету из России, пока всё не уляжется. Хорошо, что твой брат жаден до денег, — усмехнулась Мария. — «Мерис» больше не моя забота. В права наследования я вступила согласно закону. Это, — она проследила за пыхтящим племянником, — последняя проблема. Не подведи меня, Боренька.

Замерев на долю секунды, Борис сложил ноги Никиты так, чтобы они не мешали закрывать багажник и обернулся к тётке. Вот уж кто зверь. Что его забавы по сравнению с чёрной душой этой женщины. Повезло ещё, что она родственница, не то и их бы не пожалела. Но для Марии Звягинцевой кровь значила всё. Ради неё она готова была идти по трупам.

— Не подведу. — Хлопнув багажником, он прошёл к водительской двери и обернулся. — Хорошей поездки, тёть Маш. Вы уж берегите себя в дороге.

Улыбнувшись, женщина молча проследила за отъездом чёрного внедорожника и вытащила телефон:

— Лизонька, к сожалению, я не смогла уговорить твою маму. Нам придётся ехать без неё, дорогая. — Выслушав ответ внучки, она рассмеялась: — Нет, малыш. Я уверена, что Мелания догонит нас. Она ведь никогда не бросит свою любимую доченьку… Не так ли, милая?..

Глава 10

— Лиза…

Мне снилось, что я бегу, изо всех сил пытаясь догнать дочь и цепляясь за её тонкие пальчики. Спотыкаюсь, падаю и снова бегу. А она оборачивается на несколько секунд, улыбается и вновь исчезает из виду.

Лиза. Я должна тебя поймать. Должна.

Сквозь сон я чувствую, что меня пытаются поднять, тормошат, бьют по щекам, но открыть глаза и упустить её я не могу.

— Да очнись же ты, наконец! — На этих словах образ дочери рассыпался на сотни маленьких бабочек, которые стремительно разлетелись кто куда.

— Нет, не уходи, Лиза… — сквозь зубы выдавила я.

— Хватит валяться на холодной земле, — раздалось сверху. — Боже, ты пострадала меньше, чем брат, а валяешься в обмороке, будто по тебе каток проехался.

Открыв глаза, я поморгала, пытаясь разглядеть лицо говорившей. Брат? Ах, да. Я же была с Ником…

Ник!

— Где он? Где Никита? — Чёрт, похоже я отключилась, пока ждала помощь.

Повертев головой, я вскользь отметила, что уже наступило утро. Голые деревья острыми пиками вспарывали пространство, пугали корявыми ветвями и скрипели в такт кружившему по верхам ветру.

— Его осматривает врач, — ответило тёмное пятно справа.

— Слава богу.

Сцепив зубы, чтобы не кричать, я растёрла затёкшую шею и размяла холодные руки. Каждая клеточка тела буквально взрывалась болью. Живот сводило, лёгкие горели, да и руки почти не слушались. Сквозь звон в ушах до меня донеслись чьи-то голоса.

— Кто вы? — хрипло спросила я.

— Марина, — резко бросила женщина. — Я сестра Никиты. А ведь я говорила ему не ехать за тобой. И снова из-за тебя у брата проблемы! Скажи спасибо, что он почти не пострадал, иначе я тебя удавила бы, — бросила она злобно. — Если бы не маячок, предусмотрительно мной поставленный, то вас бы не нашли.

— Проблемы из-за меня? — слова давались с большим трудом. Челюсть болела, и в горле першило, наверное, простыла лёжа на земле. — Как мы здесь оказались?.. Ничего не понимаю. — Я повернула голову и прищурилась, чтобы рассмотреть лицо Марины. — И на будущее, не стоит со мной так разговаривать. Мне плевать, что вы его сестра, и кстати, здесь — это где?

— Новгородская область, старая, почти не используемая трасса.

— Ах, — я согнулась от резкой боли в рёбрах. — Чертовщина какая-то. Где Ник?

— Подожди, — остановила она меня. — Пусть сначала врач тебя осмотрит, мне не нравится твой вид.

— Да плевать, — прошипела я. — Не больно то вы волновались, пока трясли меня как мешок с дерьмом. Я должна убедиться, что с Ником всё в порядке.

— Жить будет, — буркнула Марина.

Пригнув голову к коленям, я запоздало удивилась и со скрипом начала подниматься. Женщина продолжала что-то говорить, подставляя свои руки для помощи, но я слушала в пол-уха. С трудом повернув голову, нашла глазами сидящего на багажнике одной из машин Ника и, пошатываясь, пошла к нему.

Между нами было всего несколько метров месива из грязи и камней, но почему-то каждый шаг наоборот отдалял меня. Его глаза, смотревшие раньше с любовью, больше не искали меня, его голос, тёплый и бархатный звучал остро и резко. Он не был напуган или обеспокоен, на его лице читалась лишь усталость и скука. И это после аварии?

Окружающее пространство вытянулось в длинную линию, смешиваясь в грязно-серый цвет. Ветер сбивал с ног, забирался под тонкую мокрую кофту, выстуживал тело. Но сейчас меня волновало не это. Перед глазами стояло лицо Ника и кривая улыбка, расчертившая бледно-серую кожу с потёками крови, в ответ на реплику врача.

Меня будто и не было. Я брела к нему совсем как во сне за Лизой, стараясь догнать, заставить смотреть на себя. С трудом разлепив сухие губы с корочками, я выдавила его имя.

— Никита.

Я здесь, посмотри. Стянув края кофты, я поёжилась и упрямо пошла вперёд. Я никогда не сдавалась. Не сдамся и сейчас. Но в тот момент, когда наши глаза встретились, я поняла, что что-то изменилось. На месте улыбки осталась только упрямая линия рта, плотно сжатые губы и тень раздражения.

Никита?

— Ты очнулась.

Простая констатация факта, но это сбило меня с толку больше, чем все эти незнакомцы с бандитскими рожами, приехавшие по какому-то маячку, в глушь, с оружием и аппаратурой, назначение которой я так и не поняла.

Где мой Ник? Где моя дочь?

До тех пор, пока я не вцепилась дрожащими пальцами в его коленку, он даже не повернул головы.

— Что происходит? — поражённо спросила я.

Медленно повернув ко мне голову, он, с плохо скрываемым отвращением, отцепил мои руки и заставил сесть рядом. Прошло несколько минут прежде, чем Ник смог ответить.

— Авария.

Это что, шутка?

— Ты считаешь, что я сама не смогла этого понять? — нахмурившись, спросила я. — Я спросила, что происходит с тобой.

— Ничего. — Он выдохнул клубочек пара и усмехнулся. — Со мной ровным счётом ничего не происходит.

Мне определённо не понравился этот разговор. Вместо того, чтобы благодарить провидение за то, что мы остались живы, я всё больше ощущала безграничную пустоту, что с каждой секундой разделяла нас.

Пропасть. Чёрная дыра поглощала меня, разбивая вдребезги логику его действий. Мы попали в аварию, я пострадала меньше, чем он. Из-за этого такое отношение? Но почему? За рулём была я, неужели, не справилась с управлением? Это просто невозможно, меня уже лихорадило. Невозможно, я больше десяти лет за рулём, училась экстренному вождению, да и дорога без наледи.

Сердце глухо стукнуло.

— Ник, а где Лиза?.. — слова вырвались прежде, чем я смогла осознать их значение.

— Лиза?

— Да. — Я сжала руки в кулаки на коленях и поёжилась от пронизывающего ветра. — Ты же забрал её из школы, как я просила? — Потерев лоб, я обескураженно выдохнула: — Я совсем ничего не помню. Почему мы оказались за городом? Ехали на какую-то встречу?

— А Лизы нет. — Ник смотрел с недоумением.

— Что? — выдавила с трудом, чувствуя, как подгибаются колени. — Где мой ребёнок? — Замёрзшие пальцы дрожали и плохо слушались, но я упорно цеплялась за его куртку. — Никита?! Я… я ничего не понимаю, — всхлипнув, задержала дыхание и мотнула головой. — Пожалуйста, только не говори, что она… — слово застряло в глотке.

Ник замолчал, смотря в одну точку на земле. Сжав руки в кулаки, я ударила по машине:

— Отвечай!

— Хватит. Твоя дочь жива, если ты об этом. — Марина возникла из-за спины и положила руку на плечо Ника. — Нам пора, скоро здесь будет полиция.

— Жива. — Я упала на колени и схватилась дрожащими пальцами за промёрзшую землю. — Жива. Моя Лизонька жива. Господи…

— Всё готово? — Он тяжело поднялся и стиснул зубы. — Мелания, мы уезжаем.

— Да пошёл ты, — всхлипнула я, понимая, что только что избежала разрыва сердца. — Скотина бесчувственная! Да я за эти минуты едва не уверилась в том, что потеряла дочь!

— Её нет в городе, — холодно ответил он, заставляя меня согнуться как от удара.

Да что же это… Хватая ртом воздух, я пыталась вздохнуть, но лишь скривила лицо от раздирающей боли. Мать не могла так поступить, она бы никогда не посмела украсть ребёнка. А может это Глеб?

— А? — Вскинув голову, я вглядывалась в лицо мужчины, ставшего для меня когда-то опорой. Да только сейчас я видела перед собой лишь восковую маску. — Где же она? Никита?

— В Париже, — бросила Марина, подставляя плечо брату. — Её забрала твоя мать.

— Уходим, — отрывисто бросил он и отвёл глаза.

Все группы, что прибыли вместе с Мариной, быстро собрались, и словно муравьи поспешили к машинам. Меня подняли с земли и заставили сесть на заднее сиденье той, что послужила стулом для Ника. Какой-то парень с непроницаемым лицом пристегнул меня ремнём безопасности и устроился рядом, щёлкнув затвором пистолета. Следом в машину усадили Ника, правда, на переднее сиденье. Водитель заблокировал двери и завёл двигатель одновременно переговариваясь по рации. Когда «добро» было получено, машина взвизгнула шинами и понеслась вперёд, раскидывая комья грязи.

Через несколько минут со спины послышался оглушительный взрыв. Вздрогнув, я обернулась, пытаясь рассмотреть.

— Что это?

— Мы должны уничтожить все следы, — не поворачиваясь ответил Ник. Хотя было слышно, что говорил он с трудом.

— Следы? — прошептала я. — Я… я ничего не понимаю. Как мы здесь оказались, что происходит?..

— Нас пытались убить. — Ник бросил взгляд в зеркало заднего вида.

— Кто? — выдохнула я, забывая сделать вдох, и вцепилась в кресло.

— Твоя мать, — процедил он, поморщившись. — И Домогаровы.

— Не понимаю. — Я мотнула головой, всё ещё не веря. — Моя мать, конечно, та ещё дрянь, но она бы никогда не пошла на убийство, да и зачем близнецам это?

— Издеваешься, да? — прошипел он.

— Нет! — Я закашлялась и привалилась к двери, тяжело дыша. — Я правда ничего не понимаю.

— Посмотри на свои руки.

Опустив голову, я с трудом подвернула рукава кофты и застыла. На моих запястьях отчётливо виднелись яркие полосы и ссадины. Как от наручников. Руки опухли, в некоторых местах сияли тёмно-фиолетовые пятна.

— Что это? — ошарашено прошептала я.

Никита уставился на меня через зеркало заднего вида и нахмурился. Он долго молчал, как будто сражался с самим собой за право сказать правду. Наконец он открыл рот:

— Это последствия жизни с Глебом Домогаровым.

Его слова повисли в воздухе, а я почему-то стала задыхаться. В горле встал ком, и ни один глоток воздуха не попадал в лёгкие. Жизни с Глебом? О чём он говорит?

— Ник, — прохрипела я. — Какое сегодня число?

— Пятое апреля.

Нет.

Кажется, я забыла что-то очень важное.

— Эй-эй! Босс, она потеряла сознание!

Особняк Домогаровых

Кабинет Глеба, 05:40

— Сэр, мы не нашли её. — Мужчина в форме охранника встал в дверях и склонил голову.

Глеб Домогаров бесновался с самого вечера. Его любимая игрушка исчезла, оставив после себя шлейф ненависти и страха, стоило только уехать на два дня, чтобы решить некоторые проблемы с поставками. Услышав ответ охранника, он смял в руке пустую банку энергетика и швырнул в подчинённого.

— Меня не волнует где и как, но вы должны её найти! — закричал он, сверкая глазами. — Если только эта дрянь доберётся до Лебедева…

— Сэр. — Мужчина вытянул руки вдоль тела и сглотнул. — Мы обследовали каждый сантиметр особняка и близлежащей территории, Мелании Сергеевны нигде нет. Её сумка и документы также исчезли.

— Вон, — тихо произнёс Глеб, поднимая со стола тяжёлую статуэтку и швыряя её в подчинённого.

Молча шмыгнув за дверь, охранник облегчённо выдохнул и закрыл кабинет. Глеб прошёл к стене справа от двери и остановился напротив большого портрета.

— Ну же, Мелания, куда ты сбежала? — Проведя пальцем по золотой раме, он скрипнул зубами и сорвал картину, швыряя её об пол. — Сука!

Тяжёлое дыхание старшего близнеца сбилось, по телу прошла дрожь и подкосились ноги. Тяжело осев на пол, он вытащил из кармана пачку с таблетками и вытряхнув из блистера несколько штук, отправил в рот. Через несколько минут на его лице расцвела блаженная улыбка и глаза подёрнулись поволокой. Вяло махнув рукой, он откинулся головой на стену и рассмеялся.

— Сбежала. Из охраняемого особняка и запертой комнаты. Ты заплатишь за это. Я выжму из тебя все соки, девочка моя. — Взгляд Глеба задержался на лежащей картине. — Ты заплатишь мне за все эти годы. И начну я, пожалуй, с твоей драгоценной дочери.

— Я вернулся! — Дверь кабинета распахнулась, впуская Бориса. — Не понял. — Он хмуро осмотрел брата и поверженную картину. — Что здесь происходит?

— Она сбежала, — хихикнул Глеб, откидывая со лба распущенные волосы. — Сбежала.

Сохраняя невозмутимость, Борис присел на корточки и подцепил пальцем расколотый край рамы.

— Как?

— Не знаю. — Мутный взгляд Глеба остановился на брате. — Никаких следов не… нашл… — последние слова он произнёс с большим трудом, едва выталкивая их через приоткрытый рот.

Борис подхватил уснувшего брата и вздохнул. Наконец-то. Они свободны. Больше не будет этой сумасшедшей гонки за какой-то бабой, и Глеб станет прежним. И пускай, в его постели будут сотни женщин, но душа и сердце отныне принадлежат только ему, Борису. Удобно устроившись на полу, он аккуратно опустил голову Глеба на свои ноги, и проведя пальцем по мертвенно-бледной щеке, прошептал:

— Теперь ты только мой, брат. Нас больше никто не сможет разлучить. — По холодной щеке Бориса скатилась одинокая слеза. — Только мой.

Совсем скоро разбитую машину должны будут обнаружить. Он позаботился о том, чтобы раньше времени никто не проехал этой дорогой. В конце концов, это было старое направление, практически не используемое. Он специально рассчитал всё так, что если они и выживут каким-то чудом, то с ранами и на таком холоде всё равно сдохнут.

Подумать только. Борис довольно улыбнулся, ласково гладя Глеба по голове. Эта тварь наконец-то сдохнет. Сколько нервов она вымотала, сколько раз его сердце едва не останавливалось, когда он замечал взгляд брата, направленный на эту шлюху. Хорошо, что тётка помешалась на этом маленьком выродке и увезла её подальше, иначе Глеб, узнав о смерти возлюбленной, наверняка бы занялся этим ребёнком.

Брр. Бориса перетряхнуло. Этот мусор хоть и выглядел как ангел, но был прямым продолжением суки, так что совсем не жаль, что малявка отправилась за пределы страны. Даже имея чёрные, как бархат ночи волосы и такие же синие как у Глеба глаза, чертами лица она всё равно походила на мать. И если бы Мария не забрала девку с собой, то ему бы пришлось избавиться и от неё.

— Я избавлю тебя от всего, что может потревожить твоё сердце и мысли, — прошептал Борис, целуя Глеба в висок. — Ты единственный заставляешь моё сердце биться так быстро. Не отнимай у меня этого, брат.

Удостоверившись, что Глеб спит, Борис вытащил из внутреннего кармана своего пиджака помятый лист бумаги и развернул:

Для сравнения профилей ДНК были использованы следующие образцы:

Предполагаемый отец ____________

Ребёнок ___________

Пол: женский

Вероятность отцовства: 99,98148587 %

— Тупая шлюха, — Борис никак не мог убрать взгляд от процентов. — Я бы никогда не позволил тебе разрушить мою семью.

Через несколько часов перед особняком Домогаровых остановился лимузин. Изящная туфелька и полы длинной шубы гостьи не были испорчены слякотью благодаря спорой работе уборщиков, что вычистили двор к приезду Ларисы Витальевны. Поправив съехавший рукав, она быстро выскользнула из машины и прошла к дому, нервно сжимая маленькую сумочку в напряжённых пальцах. На голове всегда элегантной и свято соблюдающей собственный «кодекс внешности» женщины, сейчас был творческий беспорядок. Из макияжа мадам Домогарова успела наложить только помаду, да и с той промахнулась, выехав за контур. На щеках матери близнецов горел нездоровый румянец, а в глазах стояли слёзы. С силой вдавив кнопку звонка в корпус, она притопнула ногой и заколотила в дверь:

— Открывайте, сейчас же!

— Мадам? — Дворецкий отскочил в сторону от разъярённой женщины.

— Вы должны немедленно открывать дверь! — взвизгнула женщина, залетая в дом и проносясь мимо пожилого дворецкого чёрным вихрем. — Где мальчики?!

— В кабинете господина Глеба. — Склонил голову дворецкий.

— Приготовь чёрный кофе и фрукты. — Лариса Витальевна махнула рукой и немного сбавив шаг, направилась к сыновьям.

— Мама? — Борис поднял голову, придерживая Глеба. — Что случилось?

Лариса Витальевна смахнула прядь волос с глаз и уставилась на бумагу, которую всё ещё сжимал Борис.

— Я боялась этого. — Женщина вздохнула, и наклонившись, аккуратно высвободила листок, поднося к глазам. — Это ведь тест на отцовство Мелании? Как ты понял?

— Отец слишком волновался после её пропажи, — помрачнел Борис. — К тому же, он всегда искал повод поучаствовать в её судьбе.

— Я… должна была рассказать вам раньше, но не могла. Одержимость Глеба этой девицей выходила за все рамки. — Лариса Витальевна подвинула стул и села напротив братьев.

— Ты знала с самого начала, не так ли? — Глаза Бориса наполнились тьмой и ненавистью.

— Да. Мелания дочь Виктора и сводной сестры Марии. — Мать близнецов сложила пальцы в замок и вздрогнула.

— То есть, — Борис тихо рассмеялся, вскинув голову, — мы всё-таки родня.

— Ничего подобного, — поморщившись ответила Лариса Витальевна. — Мать Мелании умерла при родах, и Витя забрал её. Он отдал её на усыновление в семью Звягинцевых, потому что Маша не могла родить.

— Мам. — Борис усмехнулся и посмотрел на мать. — Зачем ты приехала?

— Ваш отец собрался признать Меланию, — пальцы женщины сжались ещё сильнее, натягивая кожу.

— Боюсь, — Борис довольно улыбнулся, глядя в потолок, — признавать уже нечего.

Глава 11

Лязг наручников вытягивает из чёрной, беспросветной мути, будто петля, накинутая на шею. Я барахтаюсь в собственных воспоминаниях, как висельник, которому неудачно затянули верёвку. Меня снова ждёт кошмар? Сколько я здесь? Голова такая тяжёлая. Не могу пошевелить рукой. Нашатырь… тошнит…

Уже сегодня, или ещё вчера?

Не помню.

— Просыпайся крошка. — Медленный тягучий голос проникает под кожу, словно едкий яд, вскрывая едва затянувшиеся раны. — Крош…ка. — Он пробует новое прозвище на вкус, забавляясь с каждой буквой. — Кро-оо-шка. Вкусно. Хочу ещё.

Моё измученное тело снова в его власти. Холодныеи жалящие, будто северный лёд, пальцы скользят по груди, собирая кожу.

Это не я.

Не хочу просыпаться. Если открою глаза, этот кошмар станет реальностью.

— Ну же, Мелания. — Он тянет каждую букву, смакуя их как гурман дорогое вино. От звуков его голоса дрожит каждая клеточка. — Посмотри на меня, девочка. Время отдыха закончилось, моя прелесть, настал черёд вознаграждения. Я был добр, как ты и просила. — Влажные губы накрывают мои, требуя ответа.

Я не просила.

Нет.

Остановись.

Он ненавидит, когда я сопротивляюсь.

Голос больше не слушается.

Не хочу.

Оставь меня в покое.

Не чувствую ног, это не я…

— Не плачь. Ну же, — он говорит жёстче, требовательнее. — Хватит! Заткнись! — От удара голова взрывается новой болью.

И снова он ласков, манит спокойствием и почти свободой. Но я знаю этому цену. Не хочу.

— Ты непослушная, Мелания, — шепчет в ухо Глеб, впиваясь пальцами в бёдра, но боль тупая, я научилась её не замечать. — Скажи.

— Ммм. — Моё горло горит, каждый звук рождается на пределе возможностей.

— Говори.

— Сдохни… тварь. Умри. — Я открываю глаза и не мигая смотрю в синюю бездну.

— Неправильный ответ.

Он бьёт наотмашь. Ему плевать на синяки и оставленные раны, потому что вечером зайдёт доктор и наложит мази. А я больше не плачу. Внутри пусто, если я буду послушной куклой, он перестанет меня бить?

Стена справа вся исчерчена полосами оторванных обоев. Это уже третья комната, которой потребуется ремонт. Но ему всё равно. Он лишь подписывает чек, платя за комфорт и молчание.

Глеб терзает меня каждый день, каждую ночь, словно ненасытное животное, чудовище без совести и чести. Мой самый страшный кошмар, то от чего я бежала, но не смогла спрятаться.

— Посмотри на меня, — рычит он, хватая за волосы.

Молчу.

— Посмотри. — Глеб с силой дёргает голову, заставляя повернуться. — Ты всё равно это скажешь. Я очень терпеливый, девочка моя. — Его улыбка похожа на оскал сумасшедшего. Даже зрачки сузились до точек, оставив лишь ненавистный синий океан, в глубине которого плещется безумие и жажда. А ещё ненависть. И всё это он прячет за красивой улыбкой и ласковыми речами, чтобы в один момент ужалить ядом, как ядовитая оса.

Я знаю эту жажду. Он хочет меня сломать.

— Я никогда этого не скажу, — шепчу из последних сил, слизывая с губы кровь. — Лучше умру.

— О, нет, милая. У меня на тебя другие планы. Ну же. — Глеб припадает ко мне, как к источнику в пустыне, жадно впиваясь в рот. От него несёт алкоголем. — Одно слово и всё закончится. — Оторвавшись, он смотрит мне в глаза, ища один ему известный ответ.

— Я ненавижу тебя. — Поднявшись на локтях, сплёвываю слюну и хрипло смеюсь. — Ты не заставишь меня сказать обратное.

— Упрямая сука! — кричит он, придавливая к матрасу. — Ну ничего, — и тут же смеётся приглушённо, — я всё равно получу то, что хочу. Скоро не только твоё тело, но и душа будут принадлежать мне. Ты сама виновата. — Некогда красивые губы уродует садистская усмешка. — Сама. Я же просил тебя быть послушной, посмотри, что ты наделала. — Он разводит руками, намекая на наручники и цепь на ногах.

— Никогда.

Молча встав, он достаёт из кармана телефон и подносит к моим воспалённым глазам. Я отворачиваюсь, но он давит на скулы, поворачивая голову.

— Смотри.

Не хочу, но глаза сами выхватывают знакомые черты из общей массы пятен. Моя Лиза… а рядом Домогаров.

— Не смей, — кричу, захлёбываясь страхом. — Не смей её трогать, падаль! Убью, убью же, мразь. — Волна ненависти поднимает меня над подушкой, но я вновь падаю на скользкое бельё, и кусаю губы от боли.

— Какие отвратительные слова появляются из твоего рта, — кривится Глеб. — Ты сама доводишь меня до неизбежного, чего теперь орёшь? — удивляется он и пролистывает картинки на экране одну за другой. \

Лиза… Лиза… везде Лиза с матерью или Домогаровыми. Они держат её своими грязными руками, касаются нежных щёк прогнившими губами. Она им доверяет.

— Она же ребёнок! — срываюсь на кашель. — Твой ребёнок! Неужели, в тебе ничего человеческого не осталось?!

— Тебе должно быть стыдно, моя девочка. Ты втянула такую кроху в наши дела из-за собственного эгоизма. За всё надо платить, Мелания… — Глеб будто не слышит и продолжает говорить, любовно поглаживая смартфон.

Глеб сошёл с ума, вынуждено признаю и сжимаю зубы. Как он смог скрывать это от общества? Неужели, его отец знал? Знал и всё равно отдал «Штэрн».

— Только тронь мою дочь. — Я дёргаю руки, и плевать, что прикована. Убью. — Если Лиза пострадает, я уничтожу тебя, Домогаров.

— Ты не в том положении, чтобы угрожать, — смеётся он. — Ты знаешь, чего я хочу. Думаю, это малая плата за безопасность нашей дочурки. Ты же знаешь, — он скользнул языком по своим губам, обнажая зубы, — насколько я алчен.

Не могу. Я повисла на наручниках, опустив голову. Больше не могу. Видит бог, я держалась изо всех сил. Прости меня, Лиза… Прости свою непутёвую мать.

— Что? — Он театрально приложил руку к уху и наклонился. — Ты хочешь что-то сказать?

— Люблю, — выдавливаю сквозь зубы, ненавидя себя за это.

— Не слышу, — ухмыляется Глеб.

— Я люблю тебя.

— И это всё?

— Я… ненавижу Никиту Лебедева. И никогда его не любила.

— Мне мало. — Глеб хватает меня за затылок и поднимает голову. — Я хочу услышать больше. — Его дыхание прерывистое, будто он захлёбывается.

— Я сказала то, что ты просил, — скривилась я, проклиная свою жизнь.

Зачем я родилась? Чтобы жить вот так? Говорят, что человеку даётся по силам. Враньё. Меня уже выпили до сухого остатка. Меня нет, больше ничего нет, только эта комната, призванная служить золотой клеткой для игрушки хозяина.

— Это было до того, как ты пожелала мне смерти. Пожалуй, я поверю тебе, если ты скажешь ему это лично. Не забудь сказать, чтобы вернул Лизу твоей матери. Девочке не стоит жить с чужим человеком. — Его язык заскользил по моей шее, заставляя съёживаться от отчаяния. — Этому ребёнку нет места в нашей с тобой новой жизни. Отдай её Марии. Отдай, иначе пожалеешь, что не сделала аборт, — шепчет он, наслаждаясь моим страхом.

Нет.

— Давай же. — Набрав номер, Глеб прижимает телефон к моему уху.

Раз гудок, два… три…

— Алло.

— Это я, — сглотнув комок, отзываюсь.

— Мел?! Где ты?!

— Я… это неважно, Ник. Я хочу, чтобы ты отвёз Лизу к моей маме. — Я должна защитить дочь любой ценой. Если её жизнь и счастье Глеб меняет на моё — я согласна.

Я же доверила её тебе, Ник… так почему? Слеза скатывается по щеке и падает на руку Глеба.

— Что происходит? Почему ты исчезла почти на две недели?! — закричал он зло. — Мелания, скажи мне адрес, я приеду, и мы со всем разберёмся!

— Нет, — улыбаюсь сквозь слёзы. — Мы ни с чем не будем разбираться. Прощай, Ник. Ключи от квартиры оставь в почтовом ящике.

— Я люблю тебя, Мел. Я сделаю всё, чтобы вернуть тебя домой, — в его голосе я слышу не то страх, не то отчаяние, и от этого ещё больнее.

— Я не люблю тебя. И никогда не любила. Просто исчезни.

Глеб забирает телефон и поднеся руку к лицу, слизывает солёные капли. А я… я надеюсь, что умру раньше, чем он придумает очередную игру.

— Давление падает.

— Ты можешь что-нибудь сделать?!

— Могу, если вы не будете мешать. От ваших криков и злости ей лучше не станет. Посмотрите, в каком состоянии её тело.

Не могу дышать, воздуха…

— Смотрите, ваша подруга очнулась.

— Мелания! Не трогай трубки, сейчас всё отключат, подожди!

Из горла вынимают длинный шланг, раздирая стенки гортани. Больно.

Вдох.

Выдох.

— Дыши. — Чья-то тёплая рука ложится на мой лоб.

Мои глаза всё ещё закрыты, но я отчётливо услышала, как хлопнула дверь и кто-то вошёл.

— Роман Владимирович, это последние показатели. В её крови немного наркотиков и большое количество транквилизаторов. Я удивлён, что она вообще очнулась после такой лошадиной дозы. Видимо, стресс от аварии и выброс адреналина помогли. Мы уже чистим кровь, но судя по всему, ей несколько дней придётся лежать под капельницами. Ах да, это результаты рентгена, лучевые кости обеих рук треснуты, четвертое и пятое ребро справа сломаны, нам повезло, что осколки не повредили лёгкое. Присутствует сотрясение мозга, так что возможна потеря памяти. Сопутствующие травмы после изнасилования, повреждения внутренних органов и мягких тканей. Порезы, ссадины и синяки я даже считать не берусь. Роман Владимирович, у этой девушки есть родственники?

— Послушайте! — возмутилась какая-то женщина. — Вам не кажется, что подобные разговоры не для её ушей?!

— Нет. Она должна знать, что с ней происходит. И нет, у неё нет родственников.

— Это значит, что за оплату лечения будете отвечать… вы?

— Да. Все счета направляйте на моё имя.

— Я понял. Пройдёмте в мой кабинет, вам надо подписать документы и разрешение на хирургическое вмешательство.

Дверь снова хлопнула. С трудом открыв глаза, я повернула голову и наткнулась на внимательный взгляд.

— Марина?.. Где я? — даже шёпот причинял боль.

— Прости. — Из глаз сестры Ника полились слёзы. Шмыгнув носом, она прижала платок к глазам и снова разрыдалась. — Прости, Мелания. Я не знала, что всё так… я была уверена, что вы встречаетесь. Прости…

— О чём вы говорите? — нащупав её руку, я легонько сжала дрожащие пальцы. — Никита, он не сильно пострадал?

— Нет, слава богу. Перелом ключицы и сотрясение. — Она растёрла влажную дорожку на щеке и уронила голову, шепча: — Как же так… я… я тебе столько гадостей наговорила, прости.

— Всё в порядке, я тоже не ромашка, — я попыталась улыбнуться, но вышло слишком кисло. — Марина, вы говорили о Глебе Домогарове? Кажется… Ник сказал, что я жила с ним, но я не помню этого. — Подняв правую руку, я уставилась на катетер. — Это просто невозможно, понимаете, Марина? Невозможно. Я ненавижу его всем сердцем, я просто не могла согласиться на это. Не могла… — повторила эхом и вздрогнула. Перед глазами встало перекошенное лицо Домогарова.

— Ты не помнишь? Да нет, не может быть. — Сестра Ника вцепилась в поручень кровати и нагнулась. — Врач, конечно, предупреждал, что из-за аварии ты можешь что-то забыть, но…

— Помню, как ругалась с матерью, — продолжила я и закашлялась, пытаясь подняться. Она приехала с Борисом, чтобы предложить денег, в обмен на отказ от доли в наследстве. — Потом… — Я наморщила лоб, силясь вспомнить. — Кажется мы с Меркуловым смотрели видеозаписи с пятницы.

— Зачем? — так же шёпотом спросила Марина.

— Кто-то проник в кабинет генерального директора на выходных.

В голове вспыхнула золотая брошка на кофте. Мама. Это она украла завещание, по которому мне доставалась одна треть наследства. Но говорить об этом правой руке Глеба я не собиралась. В конце концов, я до сих пор не знаю, каким образом оказалась здесь и что произошло после того, как я покинула «Мерис». Кажется я ехала домой и разговаривала с кем-то, а что потом?..

— Марин, Никита тоже здесь, в этой больнице?

— Он… да. — Она запнулась и прокашлялась.

— Понятно. — Я закрыла глаза, смаргивая слёзы. — Марина, я понимаю, что не нравлюсь вам, но пожалуйста, передайте вашему брату, что я хочу поговорить. Мне необходимо объяснить ему, что…

— Боюсь, что в ближайшее время он не сможет тебя посещать. — Марина встала и сжала руки в кулаки. — Мне жаль, Мелания.

— Вы мне солгали? Он пострадал сильнее, чем вы сказали, да?! Марина?! — я попыталась подняться и застонала.

— Мелания, успокойся. — Она мягко надавила на плечи, заставляя снова лечь. — С Никитой всё в порядке. Просто он… не может сейчас прийти. Это не в его силах. Доступ к тебе закрыт для всех, кроме меня и лечащего врача с медсестрой.

Только ей можно меня навещать? Но ведь она правая рука Глеба… при мысли об этом сердце зашлось в глухих ударах.

— Лиза где? Она же с ним, да? — В голове всё смешалось. Ещё вспыхивали остатки сна, от которого кровь стыла в жилах, и образ исчезающей дочери настойчиво стоял перед глазами.

— Н-нет. — Марина отвела взгляд и начала мять пальцами одеяло. — Лиза с твоей матерью в Париже. Насколько я знаю, она хочет оформить опекунство над твоей дочерью.

— Нет! — закричала я в ужасе. — Нет! Почему?! Мне надо лететь, — слова спутались и язык заплёлся точно у пьяной. — Моя девочка, как же так…

— Тебе нельзя сейчас никуда лететь. К тому же, Мелания Звягинцева пропала без вести после автокатастрофы. Все думают, что ты умерла. И Никита в этом вопросе не сможет тебе помочь.

— Да пошли вы все, — с ненавистью ответила я, выдирая из вены иглу от капельницы и срывая с груди датчики. — Я сама всё сделаю. Значит, я нужна была ему пока имела деньги, связи и красоту. Как только это было потеряно — меня выбросили. А ведь я доверила ему дочь, Марина. Я доверила вашему брату самое ценное, что у меня было, а он не может помочь?! Как так вышло? Уж не сам ли он отдал Лизу моей матери, а? — Гнев нарастал, подавляя остатки страхов.

— Что ты творишь, дурная! — крикнула она, с ужасом смотря на мои действия.

— Нахрен вас всех. — Пошатнувшись, я взялась за штатив капельницы и используя его как опору, двинулась в сторону выхода. — Я должна вернуть дочь любой ценой.

— Не всё так просто, Мел, пожалуйста. — Марина встала в дверях, мешая пройти. — Лиза сейчас в Париже, твой дом продан, как и квартира. «Мерис» принадлежит Глебу. Да пойми же, сейчас ты ничего не сможешь сделать!

— Я пойду в полицию и напишу заявление. Я всё ещё дочь своего отца, Мелания Звягинцева, и имею какой никакой, но вес в обществе. Я не могу прохлаждаться в больнице, пока моя дочь с этой психопаткой, — прорычала я, из последних сил держась вертикально. Перед глазами всё плыло и лёгкие раздирало от невыносимой боли.

— Это бесполезно. — Тёмные волосы взметнулись вверх, когда Марина вскинула голову. — За это время многое изменилось, Мелания. Сейчас ты никто. Пустое место. Придя в полицию, ты лишь поможешь им себя добить.

— В этом мире всё ещё есть закон, — прошептала я, уронив голову. — Даже если у меня нет денег, я гражданка этого государства и исправно платила налоги, они обязаны мне помочь.

— Как? Мария не чужой человек, она бабушка Лизы. К тому же, сейчас у неё есть то, чего нет у тебя.

— Чего же? — вяло уточнила я, уже зная ответ.

— Деньги и связи. Во всём мире это — ключ от всех дверей, даже тех, что обычно скрыты от глаз.

Звон в ушах усилился, зрение пропало, пальцы ослабили хватку и отпустили капельницу.

— Я должна вернуть дочь… — сквозь вату мой голос казался чужим. — Должна.

— Вернёшь, обязательно вернёшь, просто подожди. Чтобы сделать это, ты должна найти новые рычаги давления, а на это нужно время, милая. Отдохни.

Марина подхватила меня под руки и помогла добраться до кровати. Уложив меня и аккуратно накрыв одеялом, она хотела уйти, но я вцепилась в её дрожащую руку.

— Марина, кто оплачивает мои счета здесь?

— Рома, — очень тихо ответила она, сжимая мои пальцы.

— Рома?.. — Кто же он такой?.. — Пожалуйста, передайте ему, что я верну всё до копейки. Обязательно верну.

В этот момент дверь в палату распахнулась и вокруг забегали медсёстры, возвращая датчики на место и снова ставя капельницу, только теперь уже на другую руку. Зрение постепенно возвращалось, и когда я нашла глазами Марину, она стояла напротив кровати и смотрела на меня.

— Что?

— Ты помнишь Рому, Мелания? — Её пальцы побелели из-за сильного сжатия спинки кровати.

— Нет. А должна? Это один из друзей Никиты?

Эмоции на её лице сменялись быстрее вихря. Ужас, непонимание, даже опустошение. Странная женщина. Честно говоря, я старалась припомнить хоть кого-нибудь с таким именем, но всё оказалось бесполезно. В моём окружении точно не было такого человека. Повернув голову на шум в дверях, она нахмурилась и быстро выскочила из палаты, оставив меня в смешанных чувствах.

Глава 12

Так потянулись дни за днями, наполненные бессонными ночами из-за кошмаров, в которых Глеб мучил меня и втаптывал в грязь. На фоне постоянного стресса, вопросы Марины о потерянной памяти начинали раздражать.

— Ты можешь вспомнить хоть что-то? — в который раз спрашивала она. — Неужели ничего, что могло бы помочь?

А меня каждый раз скрючивало в судорогах из-за стоявших перед глазами синих глаз.

— Нет. Не помню, — равнодушно отвечала я, царапая ногтями ногу.

— Попытайся, Мелания, — в один из дней, попросила она. — Ты помнишь, чтобы в их доме кто-нибудь упоминал Белоярцевых? Нам нужны любые зацепки.

— Кому нам? — спросила я, уронив руку на одеяло. — Зачем ты меня мучаешь? Я ничего не помню, никогда не слышала такой фамилии, и не знаю, о ком ты говоришь.

— Быть не может. — Марина выронила ручку на пол и устало сжала переносицу пальцами. — Как же нам тогда быть? Я так надеялась, что ты сможешь помочь. Чёрт, Рома будет недоволен.

Вот, опять. Рома будет недоволен. Кто такой этот Рома, что тратит уйму собственных средств на моё восстановление? Неужели, мои потерянные воспоминания стоят так дорого?

— Марин. — Я подложила под спину подушки, устраиваясь удобнее. — Почему ты работаешь на Глеба? Ты всё время ищешь информацию о его семье, неужели влюбилась в него?

— С ума сошла? — Отшатнулась она, выпучив глаза. — Типун тебе на язык, Мелания! Никогда так больше не шути, — выдохнула Марина, растирая побледневшее лицо.

— Тогда что? Я не думаю, что это простое совпадение, — хмыкнула я.

— Нет. — Она отвернулась. — Не совпадение, я очень много работала, чтобы устроиться в его компанию и занять эту должность.

— Зачем?

— Когда-нибудь я расскажу тебе, — пообещала она. — Но сейчас ты ещё слишком слаба, прошло всего десять дней после аварии.

Возможно ли, что у неё есть какой-то план? Но зачем тогда ей эти загадочные Белоярцевы?

Должно быть, было что-то, что заставляло её так себя вести, и пока я этого не узнаю, доверять ей не могу и не имею права.

Вернуть Лизу в таком состоянии и с такими финансами просто невозможно. Мне нужно встать на ноги, избавиться от всех, кто будет нам мешать, и только тогда я смогу смотреть ей в глаза без сожаления и боли. Дочь сильная. Она справится и обязательно меня поймёт.

Дни превратились в скучное месиво из запахов лекарств, тошноты от бесконечных улыбок чужих мне людей, и чувства бессилия. Порой, подушка была для меня и средством от депрессии, и методом убийства одного известного психопата, и просто безмолвным другом, которому я выливала всю горечь.

Со временем я превратилась в скелет, обтянутый серой кожей. Еда не лезла в глотку, из-за постоянных кошмаров я перестала спать, урывками крадя минуты отдыха во время обхода врачей. Сил хватало лишь на то, чтобы доползти до окна и упасть в удобное мягкое кресло. Отсюда я могла наблюдать за редкими больными, гуляющими по больничному парку.

А к концу третьей недели в моей палате впервые появился он. Сев на стул рядом с кроватью, незнакомец открыл блокнот и вытащил из кармана ручку.

— Здравствуйте, Мелания. Меня зовут Андрей Кириллович, я психотерапевт.

— Вы мне не нужны. — Я отвернулась от ослепляюще белого халата, в вороте которого проглядывала чёрная водолазка, и упёрлась взглядом в мониторы.

— Понятно. — Чиркнув в блокноте, он зашелестел страницами и продолжил: — Меня нанял Роман Владимирович. Я здесь, чтобы помочь вам.

— Я же сказала, — зло бросила я, резко оборачиваясь, — вы мне не нужны. Я сама справлюсь.

— Справитесь с чем? — профессионально вцепился он.

— С последствиями моих травм.

— Так вы признаёте, что были травмированы. Это хорошо. — Мужчина улыбнулся и вздохнул. — Мы можем просто разговаривать, если вам так будет легче.

— Андрей Кириллович. — Я приподнялась на локтях, пронзая врача злобным взглядом. — Я привыкла справляться с трудностями и смогу пережить изнасилование и избиение. Не я первая, не я последняя. Это волнует меня в последнюю очередь.

— А что в первую? — Ясные глаза врача смотрели с теплотой и участием. По крайней мере, мне так казалось. Или только хотелось?

Психотерапевт сидел напротив окна, так что я не видела всех черт лица. Но в глаза бросались огненно-рыжие волосы, вспыхивающие красным в лучах пробравшегося сквозь занавески солнца.

Мне бесконечно везёт на рыжих. У Ника тоже такие волосы, только гораздо темнее.

— Дочь. В первую, вторую и последнюю очередь меня волнует только мой ребёнок, как и каждую мать, не так ли? — Взяв с тумбочки пачку сока, я потянулась губами к соломинке и втянула живительную влагу.

— Вероятно. — Кивнул он. — Видите ли, я не мать, не могу сказать с уверенностью, но полагаю, что вы правы.

— Вы пытались пошутить? — Впервые за всё время я улыбнулась. — У вас скверное чувство юмора, господин психотерапевт.

— Ничего, его хватило, чтобы вы улыбались и этого достаточно. Расскажите мне о дочери, Мелания. Какая она?

— Лиза? — Я прикрыла глаза, представляя образ малышки. — Потрясающая. Гениальная. Лучшая.

— Так скажет каждая мать, я уверен. — Андрей Кириллович постучал ручкой по блокноту и положил нога на ногу, покачивая носком дорогого ботинка. — Нынче врачи столько зарабатывают? — В чём проявляется гениальность вашей дочери?

— Знаете, я родила её очень рано, и в силу занятости учёбой, а следом и работой, уделяла ей мало времени, но этот ребёнок… — Я сжала пальцами простыню и вздохнула. — Лиза вела себя не так, как остальные дети. Вместо того, чтобы смотреть мультики как все, и играть со сверстниками, она запиралась в комнате и штудировала энциклопедии. Лиза рано начала говорить, а читать и подавно. Иногда я совершенно не могу представить, что у неё в голове. И если в пять она была маленькой взрослой девочкой, то в восемь начала вести себя как пятилетка. Не знаю, с чего бы такие перемены. Видимо, она просто устала от своей никчёмной, вечно работающей матери, — выдавила я, не обращая внимания на дорожку слёз.

— А что любит Лиза? — Врач сделал запись, и вновь повернулся ко мне, внимательно слушая.

— Ириски, — рассмеялась я. — Из всех лакомств — это самое любимое, у неё даже прозвище дома есть Ириска. А ещё она любит горячий шоколад перед сном, сваренный по моему рецепту. Знаю, сейчас вы скажете, что это вредно столько сладкого, но такие вечера, когда мы могли просто сидеть на кухне и пить шоколад, стали нашей традицией. И мне их очень не хватает, — добавила себе под нос, подтягивая коленки к подбородку.

— Ваша дочь всегда росла без отца? — спокойно спросил врач, совершенно не подозревая, что вывесил красную тряпку перед быком.

Холодный, склизкий, удушливый и безобразный — вот первое, что пришло на ум, едва вопрос отзвучал. Руки примёрзли к кровати, а кожа покрылась мурашками.

— Ты никогда не выйдешь за кого-то другого… ты принадлежишь мне, Крош-ш-шка…

— Мелания? — Голос врача вырвал из тёмной жижи страха и бессилия.

— У моей дочери нет, и никогда не было отца, — рявкнула я, подрываясь на месте и падая на подушки. — Эту мразь с червивой ямой вместо сердца даже человеком сложно назвать!

— Простите. — Андрей Кириллович, посмотрел на меня исподлобья, продолжая что-то писать. — Давайте поговорим о чём-нибудь другом. Например. — Мужчина постучал ручкой по заросшему подбородку и задумался. — Например о вашем детстве. Есть ли у вас какие-то яркие воспоминания? Школа, родители, друзья… что угодно.

— С родителями у меня были прохладные отношения. Единственное воспоминание о семье у меня осталось с пятнадцати лет.

— Да? Случилось что-то хорошее?

— Это был мой день рождения. — Перед глазами встала смазанная картинка гостиной. — Отец пригласил своих друзей и партнёров, кажется…

— Мелания! — Он схватил за руку и качнул головой. — Оставь её.

— Но папа!

— Нет. Ты знаешь, как твоя мать относится к подобного рода вещам. Собаке не место в нашем доме.

— Мне её подарили. — Я надулась и прижала белоснежного щенка к груди. — Не отдам.

— Мария ненавидит животных, — вздохнул отец, и аккуратно вытащил скулящую собаку из моих рук. — Я верну её тому, кто подарил. Кстати. — Он нахмурился и склонился, обнюхивая меня. — Почему от тебя несёт табаком?!

— Это не я, — прошептала, задохнувшись от ужаса. Я не могу признаться, что только пять минут назад давилась вонючками в парке. Отец взгреет нас обоих и запретит им сюда приходить!

— Это…

— Это была я, — звонкий девичий голос раздался с верха лестницы. — Сергей Владленович. — Высокая рыжеволосая красавица медленно спустилась, и взяв отца под руку, проворковала: — Это была я. Только не говорите моим родителям. Пожалуйста. — Карамельные глаза Сашки смотрели на отца с такой надеждой, что он в конце концов сдался.

— Ладно. Не скажу, и Александра, ты, конечно, уже совершеннолетняя, но курить женщине не только вредно, но и некрасиво. Что скажет Алиса, если узнает?

— Мама меня прибьёт, — доверительно шепнула Сашка и расхохоталась. — Правда, Сергей Владленович, я попросила Меланию составить мне компанию, вот от неё немного и пахнет. Но больше я ни-ни, честно-честно.

— Саша… — я смотрела в своё воспоминание, до боли сжимая пальцами простынь.

— Хорошо. — Отец развернулся и поднял щенка вверх. — Мелания, кто подарил тебе собаку?

— … — прошептала я. Буквы имени рассыпались, так и не сложившись в слово.

— Брат? — изумилась Саша и застыла, — но у него же аллергия. Как он до такого додумался?

— Просто я очень люблю собак, — потупившись, ответила я, стараясь не смотреть в голубые глаза прелестной девочки-хаски.

— Сергей Владленович. — Саша забрала щенка и чмокнула в чёрный нос. — Когда мелочь станет вашим зятем, Мелания из него верёвки будет вить. Серьёзно. Ну, что, пойдём, милаха? — Она послала мне воздушный поцелуй, подмигнула и вышла во двор.

Гости бродили по всему дому, переговаривались, смеялись, отдыхали. Из-за этого шума я не сразу заметила стоящую в проходе кухни мать. Сложив на груди руки, она прищурила глаза и поманила меня пальцем.

— Да, мама. — Я быстро подошла и встала напротив. — У тебя закончилось вино?

— Нет. — Она нервно дёрнула головой и процедила: — О чём говорила эта вульгарная девица? Ты что, намереваешься выйти замуж за младшего Белоярцева?!

— Мам, мне только пятнадцать.

— Я спрашиваю тебя, дрянь. — Она вцепилась мне в руку и больно дёрнула на себя. — Ты собралась замуж за это отродье?

— Не смей так говорить о его семье! — вырвалась я. — Сама тёте Алисе вечно в глаза улыбаешься и щебечешь, а за спиной гадости, значит, говоришь?! Даже если и соберусь за него замуж, то тебя это не касается, — выпалила я в сердцах, тяжело дыша.

— Никогда, — рыкнула мать, смотря на меня фурией. — Никогда Алиса Белоярцева не станет частью моей семьи, слышишь?

— Ненормальная, — скривилась я. — Тётя Алиса хорошая женщина, она никому, ничего плохого не делает. Наоборот, старается помочь всем, кому может.

— Грешки замаливает, мерзавка. — Мать царапнула ногтями по стеклу двери и скривилась. — Но кровь смывается только кровью.

— Мам. — Я отступила на шаг, со страхом смотря на неё. — О чём ты говоришь?..

— Что? — Она как будто очнулась и махнула рукой. — Уйди с глаз моих, Мелания. Не бывать этому, так и знай. Жених у тебя уже есть.

— Кто? — хрипло спросила, едва не падая с ног. Я и замуж то не собиралась, и про Белоярцева в сердцах сказала…

— Глеб Домогаров.

— Нет… — Я вспомнила ледяной взгляд сына маминой подруги. — Ни за что. Он же чудовище. Постоянно меня задирает, унижает, смеётся. — Слова рвались наружу одно за другим, не давая мне передышки.

— Я тебя и спрашивать не стану, — отмахнулась мать, прикладывая ладонь ко лбу, будто мигренью мучилась. — Я всё решила давным-давно, главное, что ему нравишься ты…

— Мелания? С вами всё хорошо?

— А? Что? — Я посмотрела на врача и вздрогнула. — Я вспомнила.

— Что именно? — Он наклонился чуть вперёд, с интересом следя за моим лицом.

— У знакомой девушки из моего прошлого были такие же волосы как у вас. Редкий цвет.

— Ах, это. — Андрей Кириллович рассмеялся, вороша пряди. — Это фамильная ценность. У моей мамы были очень красивые рыжие волосы.

— А почему были?

— Она умерла много лет назад, — просто ответил он.

— Простите.

— Нет, ничего, я всё равно не мог ей помочь. Давайте поговорим о вас, Мелания. Расскажите об этом дне, что запомнилось сильнее всего?

— Собака. — Я смяла пустую пачку из-под сока и швырнула в урну. — На день рождения мне подарили щенка хаски, но отец вернул его дарителю.

— Почему? — Врач снова сделал пометку и качнул ногой.

— Мать ненавидела животных, а отец не хотел с ней ругаться. Впрочем, это всё равно щенку не помогло.

— Не помогло? — Андрей Кириллович кашлянул и повернулся боком, отчего его лицо полностью утонуло в тени.

— Нет. Он погиб в тот же день.

— Этот щенок был вам дорог? Как он погиб?

— Да… нет… я не помню… — При попытке воскресить в памяти дальнейшие события, голова просто взорвалась болью. Съехав по подушкам на простынь, я завыла и сжалась в комок.

— Мелания! — Врач подскочил и оторвал мои руки от головы, заглядывая в лицо. — Что с вами?!

Обернувшись, я наткнулась на карамельные глаза, смотревшие с неподдельной тревогой. Рука сама потянулась к лицу Андрея Кирилловича.

— Саша… — Я провела большим пальцем по его щеке и заплакала. — Саша! Саша! Саша!

— Мелания, прошу вас успокойтесь. — Врач старался остановить нарастающую истерику, но без толку.

Перед моими глазами стояли оранжевые языки пламени, и запах горелого мяса заполнил весь нос. Меня подбросило вверх.

Взрыв. Саша. Щенок.

— Саша! — заорала я во всё горло, и забилась на кровати как пойманная птица. — Саша! — новый крик взрезал воздух в палате, и ударил по моим же барабанным перепонкам. — Саша!..

— Два кубика аминазина в вену, быстро! — лечащий врач Мелании стремительно вошёл в палату и сев рядом, прижал ей руки. Вбежавшая следом медсестра суетливо вскрыла ампулы, смешивая лекарство, и встала рядом, не зная, с какой стороны подойти. — Роман Владимирович, чего вы стоите?! Держите её за ноги! К тому же. — Мужчина повернулся к психотерапевту и осуждающе покачал головой. — Я ведь просил вас не делать этого. У девочки полнейшая каша в голове, мозг блокирует воспоминания, которые хоть как-то могут навредить. Вероятно, она и не сможет ничего вспомнить, не насилуйте её.

— Я принял меры предосторожности. — Психотерапевт отпустил обмякшую Меланию, и отошёл в тень, помахивая блокнотом. — Представился другим именем, постарался не открывать лица. Да и не узнает она меня спустя столько времени, а вот воспоминания мне её очень нужны. От них зависит успех операции. Мелания была там, когда взорвался дом, и могла видеть преступника.

— Наймите профессионала, — простонал врач, с сожалением смотря на бледную пациентку.

— Невозможно. Врачебная этика не позволит ему рассказать о том, что она вспомнит, да и допускать лишних людей не хочу. Вы здесь только потому что были врачом нашей семьи, я вам верю. Всем остальным — нет.

— Тогда действуйте деликатнее! — не выдержал врач. — Вы же знаете, что с ней произошло, неужели, совсем не жаль?

— Для жалости, Богдан Игоревич нет места. У нас каждая минута на счету. Что показало последнее обследование?

— Физически она почти здорова, но из-за проблем вот здесь, — доктор постучал указательным пальцем себе по лбу, — девочка совсем себя истощила. Мы даём витамины и глюкозу, но нормальная пища просто необходима. Если она не начнёт есть, то начнётся анорексия. Никогда не понимал, как женщины справляются с этим… — добавил он тихо и вздохнул.

В глазах Богдана Игоревича была тоска. В любой молоденькой женщине он видел своих дорогих внучек, и каждый раз, имея дело с подобными случаями, сломя голову нёсся домой, чтобы обнять и прижать к себе девочек. И будь его воля, он бы лично лишал этих тварей возможности причинять подобную боль.

— Последствия… — Роман Владимирович помолчал, подбирая слова, — заточения и аварии будут?

— В аварии она почти не пострадала, в том числе, благодаря вам. — Богдан Игоревич многозначительно посмотрел на грудь Романа и укрыл Меланию лёгким одеялом. — А вот то что было перед этим… Тело восстанавливается, родить ещё она сможет. Но вот захочет ли… это уже вопрос психиатрии.

— Ясно. Что ж, в таком случае, выписывайте. Я заберу её завтра. Когда приедет сестра, пусть зайдёт ко мне.

— Хорошо.

Глава 13

— Мелания Сергеевна. Мелания Сергеевна, просыпайтесь, пожалуйста. — Медсестра дождалась пока я окончательно не проснусь и помогла одеться. — Мелания Сергеевна, сегодня вас выписывают, вам надо поесть. — На кровати появился столик с кашей, чаем, фруктами, и водой. Кофе здесь не давали, ибо не положено.

— Выписывают.

— Да. Вы уж покушайте, пожалуйста, а то Богдан Игоревич расстроится, очень уж он переживает за ваше состояние.

Выписывают. Я молча отхлебнула воды и отодвинула поднос. Куда мне теперь идти? Вчерашний сеанс оставил мерзостное впечатление. Перед глазами всё ещё стоял горящий дом, а в ушах звенели крики горящих заживо людей. Я там была, но почему забыла? До сих пор в моей памяти был лишь кусочек со дня рождения, и как я ни старалась, но имя дарителя щенка оставалось за пределами моего восприятия. Оно вроде и было, витало в воздухе, но сложить буквы воедино я не могла.

Но Саша, в глазах снова защипало, и я отвернулась от любопытной медсестры, которая никак не желала уходить, следя за тем, чтобы я поела. Зачерпнув кашу, я машинально сунула ложку в рот и подавилась. Не могу. Не лезет. С тех пор, как стал сниться Глеб, я не могла есть. Моё тело протестовало.

— Мелания Сергеевна, вам не нравится? — Медсестра взяла поднос и вздохнула. — Возьмите хотя бы фруктов. Вам надо кушать, иначе вы себя в гроб загоните, и все наши усилия пропадут.

— Я не хочу есть, — ответила отрешённо, и бросила взгляд в окно.

Какой сегодня день? А месяц… всё ещё апрель? Куда мне идти, где искать помощь?

— Мелания Сергеевна. — Медсестра застыла в дверях и обернулась. — Вам нужно поторопиться. За вами уже приехали.

— Кто? — уставилась я.

— Роман Владимирович. Вчера он отдал распоряжение о вашей выписке после консультации с лечащим врачом.

— Роман Владимирович… распоряжение… погоди, — голос от неожиданности сел. — А он кто?

— Хозяин клиники. Он взял на себя все расходы по вашему содержанию. Вы же с его сестрой постоянно общались.

— С сестрой? — Сунув ноги в больничные тапочки, я накинула больничный же халат и пошла к двери. — Какой сестрой?

— Возможно, вас ещё рано выписывать, — пробормотала она и распахнула дверь, показывая пальцем. — С ней.

Марина?

У меня галлюцинации не иначе. Высокий мужчина в чёрном костюме стоял ко мне спиной, но ярко рыжие волосы, отливающие на солнце красным я запомнила. Значит, он соврал, и совсем не психотерапевт, а хозяин клиники. Чего он хотел этим добиться? Видимо, ничего нового не узнал и решил избавиться от меня, чтобы не тратить лишних денег. А вот стоящая рядом Марина выглядела несколько иначе, чем раньше. Сейчас на ней был строгий брючный костюм зелёного цвета и туфли на умопомрачительных каблуках. Чёрный продолговатый клатч, который она придерживала локтем и небрежно наброшенное на плечи пальто чёрного цвета. Она и не она.

Роман Владимирович обернулся и махнул рукой.

— Ты готова? Мы выезжаем, все бумаги я уже подписал.

— Мелания. — Марина подняла с пола внушительных объёмов бумажный пакет и пошла ко мне. — Я вещи привезла. Помочь одеться?

— Что происходит? — выдавила я сквозь зубы, когда она подошла вплотную.

Обернувшись на «брата», она прижала кулачок к голове, и пробормотала:

— Не здесь. Давай поговорим в машине, здесь не время и не место подобным темам.

— Ты мне расскажешь как Ник? Он точно твой брат?

— Точно, — вздохнула она. — Нам надо торопиться.

— Мы… — Я нервно покусала губу и опустила глаза. — Мы сможем с ним встретиться? Я хочу знать, почему он отдал Лизу моей матери.

Возможно, у неё два брата, и Никита просто не счёл нужным рассказывать о своей семье. Если так подумать, я ничего не знаю о Никите Лебедеве. Абсолютно ничего. И только моя вина в том, что я ему доверилась.

Снова украдкой посмотрев на Романа Владимировича, она задумалась на несколько секунд и кивнула.

— Ладно. И я не откажусь от помощи. — Развернувшись, я побрела обратно в палату, спиной чувствуя на себе пристальный взгляд моего благодетеля.

Ничего не бывает просто так и бесплатно. За всё надо платить. Просто кому-то нужны твои воспоминания, а кому-то тело. Здесь нет места сочувствию, только бартер.

Пока я натягивала джинсы и рубашку, Марина стояла у окна, нервно сжимая пальцы. От меня не ускользнули ни её настороженность, ни мандраж, ни беспокойство. Что-то терзало Марину Лебедеву, что-то явно связанное с младшим братом, и мне это не нравилось.

— Большие, — со вздохом резюмировала она, повернувшись. — Я взяла самый маленький размер, но даже он висит на тебе мешком. И ремня нет.

— Нормально всё. — Я вытащила из халата пояс и продела в петли джинсов, туго затягивая. — Так сойдёт.

— И где же та Мелания Звягинцева, что одним взглядом сводила мужчин с ума?

— Сдохла где-то по дороге. Мы идём?

— Как всегда острая на язык. И снова ничего не ела?

— Не хочу.

— Тебе надо есть, Мел. Чтобы вернуть дочь ты должна быть полна сил, а сейчас в тебе и сотой доли их нет. Ты больше похожа на ходячий труп.

— Странно, что это волнует именно тебя. — Пройдя мимо, я открыла дверь и вышла в коридор. — Разве правая рука Глеба имеет право на сочувствие?

— Ты опять об этом? — поморщилась она. — Моя работа — это просто работа, она не имеет никакого отношения к чувствам. Ты же работала в «Мерисе» мозгами, а не сердцем, не так ли?

— Так, — кивнула я, подходя к Роману Владимировичу. — Но мой начальник не был чудовищем, в отличие от твоего.

— Поехали. — Ещё один брат отложил в сторону бумаги и двинулся к выходу.

Моя палата располагалась на третьем этаже, так что сперва мы воспользовались лифтом и лестницей, и лишь потом оказались на улице. Смотря на широкую спину «психиатра» я размышляла о том, что он хочет от меня получить, и каким образом связан с тем пожаром.

А ведь точно. Я замерла в дверях. Марина спрашивала о семье Белоярцевых, и в моём воспоминании мать упоминала младшего сына этой семьи. И Саша… она носила эту фамилию? Чёрт… не помню.

— Ну чего ты? — подтолкнула Марина, вынуждая ступить на холодную плитку.

— Холодно. — Я растёрла руками плечи и поёжилась.

— Машина в двух шагах, — бросил Роман и нажал кнопку брелока.

Ничем не примечательный внедорожник, коих на дорогах Москвы и Питера больше тысячи. Чёрные окна, чёрные диски, обычные номера, такая проедет и не запомнишь, где и при каких обстоятельствах видел.

— Куда вы меня везёте? — Обернулась я к севшей рядом Марине. — Если обратно к Глебу, то можете просто выкинуть из машины, я лучше сдохну, чем вернусь, — предупредила я на всякий случай.

— Мелания. — Марина потёрла устало лоб и повернулась. — Ты больше не вернёшься туда, не бойся. Я понимаю твою настороженность, но поверь ничего плохого мы не задумали. Тебе всё равно некуда возвращаться, ты даже еды не сможешь купить, поэтому мы отвезём тебя к нам домой.

Сунув руки между коленей, я кивнула и отвернулась к окну. Никогда в жизни я ещё не была столь бесполезной как сейчас. Бесит просто. И всё из-за Домогарова. Вспомнив его похотливый взгляд и руки, я вздрогнула и скрипнула зубами.

Погоди, сволочь. Ты мне за всё ответишь. За всё.

Роман Владимирович сделал погромче музыку, и мягко тронувшись, выехал за пределы территории, которая раскинулась на нескольких гектарах леса. Оказавшись на трассе, мужчина прибавил скорости и приоткрыл окна, в которые тут же ворвался свежий весенний ветер. Солнце светило прямо в глаза, так что я прикрыла их, и задремала.

Мне снова снилась мама. Не такая, как обычно: злая, вечно раздражённая моим присутствием, а добрая. МАМА. Именно такая, какой я хотела стать для Лизы, но не смогла. Пока что не смогла, но обязательно стану и подарю моей девочке настоящую семью, ту, что она заслуживает.

Сквозь дрёму я услышала разговор Марины и Романа.

— Что ты намерен делать? — тихо спросила она, думая, что я ещё сплю.

— Мы уже говорили об этом, — отрезал он недовольно. — Мне нужны её воспоминания.

— И всё, только это?

— Не лезь не в своё дело, сестрёнка, — с усмешкой посоветовал он, но мне показалось, что это было сказано нарочито весело. На самом деле, Роман злился.

— Я не так тебя воспитывала, — шикнула Марина. — Собираешься выкинуть её из своей жизни, как только получишь желаемое?!

— Я с самого начала собирался сделать именно это. — Он резко затормозил, так что мне пришлось приложить усилия, чтобы не выдать себя. — Всё, что я делаю направлено только на поиск виновных и месть. Всё. После того, как я закончу все дела, мы вернёмся в Лондон. Ненавижу Россию и всё, что с ней связано.

— Но Рома…

— Заткнись. Не хочу больше ничего слышать. В конце концов она тоже часть этой семьи и прекрасно жила после нашего исчезновения. Даже ребёнка умудрилась родить.

— А как же Домогаров? — Марина прикрыла меня чем-то, окутав слабым запахом своих духов. — Тебе плевать, что он с ней сделал?

— Меня это не касается.

— Ты становишься злобным засранцем, когда речь идёт о Мел. Девочка не заслужила подобного отношения, да и потом, что ты будешь делать, когда поймёшь, что исправить ничего уже нельзя? Кстати, она спрашивала о Нике, хотела с ним встретиться.

— Зато Ник её не хочет, — громыхнул Роман и заглушил двигатель. — Когда она это поймёт, всё вернется к тому, что было до их знакомства.

— Иногда, я ненавижу то, что ты мой брат. Не будь ты им — прибила бы и не поморщилась, — процедила Марина и легонько меня потрясла. — Мелания… Мел, просыпайся, мы приехали.

Посидев ещё несколько секунд с закрытыми глазами, я потянулась и спросила:

— Уже?

— Ты долго спала. — Марина печально улыбнулась и помогла мне выйти. — Пойдём, твоя комната уже готова.

Мыоказались во дворе, окружённом трёхметровым забором. Он был совершенно непроницаем для чужого глаза. На территории располагались разные постройки, просторное поле и пустой бассейн. Дом был меньше родительского, но явно не дешевле, судя по отделке фасада. Он был в стиле модерн: плоская крыша, разные уровни и кубические формы. На первом этаже свет не горел, но в пристройке рядом с воротами раздался голос.

— С возвращением.

На улицу вышел молодой мужчина смутно знакомой наружности. Где же я могла его видеть? Высокий, с тёмными волосами и бородой…

— Ты. — Я уставилась на него, не веря своим глазам. — Ты тот новый охранник… Я была права насчёт шпионов! Как тебя только Меркулов пропустил?

— Мадам, простите. — Мужчина улыбнулся и посмотрел на Романа с Мариной.

— Тебя хоть Абдаллах зовут? — процедила я.

— Да, — он улыбнулся. — Вы запомнили.

— Так вы шпионили в «Мерисе». — Я повернулась к Роману и нахмурилась. — Кто ещё из персонала работает на вас?

— Только он, — откликнулась Марина, и махнула охраннику. — Аба, ты свободен, следи за периметром. Пошли, Мелания. — Она взяла меня под локоть и потянула за собой.

— Не трогай меня. — Я выдернула руку и медленно побрела к двери.

Если бы не эта встреча… за время нахождения в больнице я привыкла к Марине и нашему общению. Честно говоря, я надеялась, что сестра Ника несмотря на её работу, окажется хорошим человеком. Но все чаяния и надежды канули в Лету, как только я ступила на порог чужого дома.

На первом этаже была маленькая кухня с проходным залом и туалет. На втором, куда меня повели было три спальни, кабинет и ванная с туалетом.

Моя комната находилась между кабинетом и спальней Марины. Комната Романа Владимировича была после кабинета и последней на этаже. И пока мы шли я не встретила больше ни одной живой души. Распахнув дверь, Марина подождала пока я зайду и прикрыла за собой.

— Сядь, пожалуйста, — попросила она, указав на узкую кровать.

— Никита здесь? — Я присела на краешек, осматриваясь.

— Да забудь ты сейчас о нём! — неожиданно взорвалась она и зашагала нервно по комнате. — Ты просто не понимаешь!

— Так объясни.

— Не могу. — Она резко остановилась и уронила голову. — Сейчас не могу. Нам многое нужно будет обсудить, так что ты пока переоденься или прими ванну, если хочешь, а потом спускайся. Я приготовлю обед.

— Здесь нет повара? — удивилась я.

— Мы живём вдвоём, — ответила Марина и вернулась к двери, не поднимая головы.

— Марина. — Я схватилась за покрывало, в поисках опоры. — Что происходит? Ты говорила, что Никита твой брат, но он никогда не упоминал Романа, и о том, что ты его сестра я узнала только накануне похорон отца. А теперь ты говоришь, что вы с Романом живёте здесь вдвоём… — неожиданно стало очень страшно, дыхание спёрло, и целая комната сузилась до одной Марины, замершей в нерешительности перед кроватью.

— Почему ты так хочешь с ним встретиться? — вдруг спросила она. — Он же не навещал тебя после аварии, не звонил и даже смс не сбросил. Так почему ты упорно ищешь с ним встречи?

— Потому что он живой, — ответила я, смотря ей прямо в глаза. — Мы встречались год, из которого полгода жили вместе. Он был настоящим и тёплым, он создал для меня и Лизы дом. Не в буквальном смысле, конечно. Именно поэтому я хочу знать, какого чёрта он просто бросил меня на произвол судьбы, и отказывается помогать в возвращении Лизы, он же к ней как к родной относился всё это время! А теперь исчез, без объяснений. Хочу знать причину. Имею право, в конце концов.

— Понятно. — Марина открыла дверь и вышла, оставив меня одну.

Он не придёт. Роман сказал, что Ник не хочет меня видеть. Упав на кровать, я растянулась на покрывале и выдохнула. Когда всё стало так сложно и изменилось? Когда мой мир успел так пострадать от алчности нескольких человек?

— К чёрту всё. Ненавижу, — прошептала я тихо в потолок. — Я ненавижу тебя Глеб, я уничтожу всё, что тебе дорого, и сотру довольную улыбку с твоей рожи. Ты будешь проклинать тот день, когда решил, что я должна принадлежать тебе. Терять мне больше нечего. Достоинства и того не осталось. Так что…

Поставив ноги на пол, я сползла с кровати и подошла к зеркалу, встроенному в шкаф. Глаза запали и утонули в черных пятнах, кожа высохла и натянулась, даже морщины появились около губ и под глазами.

— Паршиво, Мелания. — Я подцепила пальцами прядь волос и поднесла к глазам. — Отрезать всё надо.

Стянув рубашку, ужаснулась впалому животу и торчащим рёбрам, а уж когда на пол упали джинсы, я только и смогла, что уставиться на своё отражение не веря глазам. Кости на бёдрах торчали, попа почти исчезла, да и весила я сейчас меньше, чем в подростковом возрасте.

— Хуже наркоманки, — обречённый шёпот повис в тишине комнаты. А привычка разговаривать сама с собой тоже не предвещала ничего хорошего, так и крышей поехать недолго.

— Мел, я тут… — Марина ворвалась в комнату и застыла. — Вещи принесла на смену. Слушай. — Она подошла сзади. — Не переживай, всё образуется и красота твоя вернётся. Вот увидишь, всё будет хорошо.

— Мне всё равно. — Я отвернулась от зеркала, смотря ей прямо в глаза. — С некоторых пор мне нет дела до своей внешности, но вот перед дочкой я в таком виде показаться не могу. Испугается.

— Спортивный костюм. — Марина протянула стопку бордового цвета. — Штаны на завязках, так что должны держаться. Я дам тебе мои вещи на первое время, а когда ты поправишься, съездим и купим новые.

— Зачем?

— Потому что ты не сможешь всё время ходить в моих старых вещах, — терпеливо объяснила она.

— Зачем ты всё это делаешь, Марин? — глухо спросила я, попутно одеваясь. — Тебя гложет чувство вины за брата, или вам с Романом от меня так много нужно, что вы готовы даже приютить оборванку на время? Зачем эта показная доброта?

— Показная? — поражённо переспросила она.

— Фух. — Устав от простых действий, я оперлась рукой о подоконник. — Я слышала ваш разговор в машине, можешь не притворяться. Передай Роману, что я согласна вам помочь, в обмен на услугу.

— Какую? — Марина выглядела ошеломлённой, даже расстроенной, что в общем-то было странно.

— Я хочу, чтобы он помог вернуть мне дочь, тогда я сделаю всё, что потребуется. И условия сделки я хочу обговорить без свидетелей.

— То есть без меня, — прищурившись, протянула она.

— Ты всё правильно поняла, — кивнула я, затягивая шнурок. — Я до сих пор не знаю в каких ты отношениях с Глебом, поэтому доверять тебе свой замысел не стану.

— А Роме, значит, станешь… — прошипела она, поджав губы.

— Да. Это просто сделка, и как я понимаю, именно от меня зависит исход его замысла.

— Ясненько. — Марина резко развернулась, едва не хлестанув меня по лицу волосами. — Как будешь готова, спускайся вниз, я покажу тебе Никиту.

Ник. Сердце глухо стукнуло и замолчало. Всё правильно, я научилась отпускать людей быстрее, чем привязываться. И всё благодаря Домогарову, который получал невероятное удовольствие, портя мои отношения и наблюдая за страданиями либо меня, либо моего мужчины. Но я всегда знала причину расставания, и неизвестность в случае с Ником тяготила душу. Чтобы отпустить, я должна была знать «почему».

Попытавшись пригладить волосы перед зеркалом, я плюнула и стянула остатки некогда роскошной гривы простой резинкой. Мумию ничем не украсить. Только взявшись за дверную ручку, поняла, что мне страшно услышать ответ, потому что наверняка будет больно. Сколько бы я ни гнала от себя его образ, но Лебедев продолжал мне видится в мечтах о будущем.

Непростительная бесхребетность.

Мягкий ковёр в коридоре первого этажа скрывал неуклюжие шаги. Держась рукой за стену, я тихо ползла вперёд, придумывая вопросы и прогнозируя заранее известные ответы.

— Ты покажешь ей, — тихо рявкнула Марина из-за угла.

— Нет. — Роман был непреклонен.

— Бессовестный засранец! Сколько ты собрался морочить ей голову?! Мне с самого начала не нравилась эта идея, но разве ты когда-нибудь меня слушал?! Мелания сейчас спустится. Возьми свои яйца в кулак и скажи правду, наконец!

— Тебя это не касается, — угрожающе рыкнул Роман, и это заставило меня остановиться.

— Нет, касается. Ты мой брат, Рома, и меня волнует всё, что с тобой связано. В конце концов, кроме тебя у меня никого нет.

— Как и у меня, — неожиданно ласково ответил он.

— Неправда, — шикнула Марина, но уже не так зло. — У тебя есть Мелания, ты же любишь её!

— Нет. Не люблю.

— И ты что же, так всё и оставишь? И что мне ей сказать? Я обещала, что покажу Никиту…

— Скажи ей, что он уехал из города и не намерен с ней встречаться.

Сделать вид, что ничего не слышала? — вялая усмешка скользнула по губам. Но это глупо, потому что я здесь и собственно всё слышала. Почему Марина говорит, что Рома меня любит? Кто он такой? Вообще не помню таких людей в своей жизни. Уж не тот ли это Рома, про которого она спрашивала с упорством барана? Рома, которого я забыла…

— Так нельзя, — Марина вздохнула. — Неужели ты надеешься просто забыть её после возвращения в Лондон? Но ведь за все эти годы так и не…

— Если ты не закроешь рот, — прошипел он, — я тебе врежу. Последний раз повторяю — это не твоё дело. Всё, о чём ты должна думать — как найти доказательства виновности Звягинцевых.

Вина? Я вжалась в стену, чтобы не дай бог не выдать своего присутствия. О чём они говорят?

— Знаю, — ответила Марина. — Всё, что я нашла в компьютере Глеба на твоей флешке. Торговля оружием и финансовые махинации. Это всё. По убийству родителей ничего нет.

— Вот поэтому мне нужна Мелания. Она была там, понимаешь? Я видел, как она заходила в дом перед взрывом, но почему-то осталась жива. Значит её спасли, и это мог сделать только тот, кто был в ней заинтересован.

— Может, Глеб?

— Нет. Близнецов не было в городе, я проверял. Они вернулись из Швеции только через неделю. Пока я не выясню, что именно знает Мелания, она отсюда никуда не выйдет. Твоё дело за ней смотреть.

— Слушай, вот что ты будешь с ней делать после того, как всё закончишь? Не боишься, что она расскажет?

— Нет, — усмехнулся Роман. — У меня есть нечто, чего всем сердцем желает Мелания, ради этого она даже убьёт, я уверен.

— И что это?

Мне вот тоже интересно. Я сделала шажок, чтобы быть ближе и не пропустить ни единого слова.

— Способ вернуть себе дочь раз и навсегда, — победно ответил он. — Поверь мне, зная это, Мелания как миленькая сделает всё, что я ей скажу.

— Ты пугаешь меня, — сказала Марина так тихо, что я едва смогла расслышать. — Ты же не хочешь толкнуть её на преступление?

— Нет, — раздражённо бросил он. — За кого ты меня принимаешь? Мария Звягинцева в прошлом уже совершала преступления, за которые полагается немалый срок. Если Мелания сможет найти этому доказательства и предоставить их суду, то вместе с нашими обвинениями её посадят пожизненно без права на досрочное освобождение.

Мама? Из-за голода сознание начало уплывать. Вцепившись в выступ на стене, я заскользила по полу, чтобы не упасть и не выдать себя, но промахнулась. Выступом оказалась картина, которая сорвалась сразу, как только я на ней повисла. Грохот скрасил пушистый ковёр, но даже такой шум привлёк внимание заговорщиков. Чертыхнувшись, я попыталась подняться.

— И давно ты подслушиваешь? — надменно спросил Роман, сложив на груди руки.

— Сколько надо, — с вызовом ответила я, всё ещё собирая ноги с пола.

— Совсем бесстрашная, да? — он оперся плечом на стенку, и продолжил смотреть, как я поднимаюсь.

— Да я в жизни столько дерьма видела, что тебе и не снилось. Куда тебе до Домогарова с его… — выдохнула я и замолчала.

Кро-о-ошка…моя девочка…

Зажмурившись, я помотала головой, чтобы избавиться от наваждения.

— Мелания? — Марина вышла из-за спины брата и протянула руки. — Мел, прости, мне жаль…

— Хватит. — Я отбросила её руку и поднялась, держась за стену. — Я хочу знать правду. Всю правду. — Я смотрела то на одного, то на другого и не понимала, что меня так беспокоит в их внешности? Словно что-то ускользало от моего внимания, но было таким явным, что раздражало.

— Какую? — снова выступил Роман.

— Например, почему вы о Никите говорите, как о ком-то несуществующем. Или, в чём именно вы подозреваете мою семью. А ещё, что за пожар, который вас так волнует? И Белоярцевы. — Я нахмурилась заметив, как побледнела Марина и напрягся Роман. — Я вспомнила, что говорила мне мама на дне рождении десять лет назад.

— Мел, не надо, а? — Марина встала между мной и хмурым братом. Её глаза странно блестели. — Пойдём, надо поесть и отдохнуть, эти месяцы нам всем дались тяжело.

— Да что ты говоришь, — рассмеялась я. — Серьёзно? Вам было тяжело? Да ты хоть знаешь, что это такое — знать, что твоего ребёнка могут убить в любой момент или покалечить, и платой за его жизнь являются твои свобода и тело? И что человек, которому ты доверила самое драгоценное, может умереть, если ты попытаешься сопротивляться?! Знаешь? — сорвалась я. — Да нихрена ты не знаешь! Так что не строй из себя сочувствующую, мне не нужны ни ваша доброта, ни жалость. Мне нужна только дочь, и если для её возвращения мне снова надо будет продать себя или душу вывернуть наизнанку — я это сделаю, понятно тебе? — Я с ненавистью посмотрела на неё и не дождавшись ответа — отвернулась.

Какого лешего я здесь распинаюсь? Ведь давала себе зарок никому ничего не рассказывать.

— О чём ты говоришь? — Рома уронил руки и качнулся вперёд.

— О том, что я не сама пошла к Глебу. — Мне было мучительно стыдно говорить об этом, но держать в себе всё это больше не было никаких сил. — Меня похитили, когда я ехала домой, и держали в клетке. И то, что я тогда сказала Никите…

— Что? — Рома встряхнул меня за плечи, и поднял голову за подбородок.

— Неважно. — Я прикрыла глаза, смаргивая слезу. — Он всё равно не хочет меня видеть, так какой толк распинаться здесь перед вами?

— Эм… думаю, нам всем надо успокоиться, — Марина попыталась оторвать руку Романа от моей головы, но у неё ничего не вышло.

Взгляд, которым он меня прожигал, был наполнен злостью, я бы даже сказала яростью. И в этот момент мне очень захотелось спрятаться в какую-нибудь нору, где никто не сможет меня достать и тронуть. Прикосновение его рук обжигало кожу, вызывая дрожь и тошноту.

— Что ты хотела сказать? — он повторил свой вопрос сквозь зубы, заставляя меня снова сжаться от страха. — Говори!

Не могу. Противно от самой себя. Я же никогда не была трусихой, так почему позволяю так с собой разговаривать? Кажется, что часть меня просто рассыпалась на сотни осколков, которые разрывают меня изнутри.

— Рома, ты перегибаешь палку. — Марина выступила вперёд и тронула брата за плечо. — Так нельзя, она только что с больницы. Ей нужно время, чтобы прийти в себя и адаптироваться. Отпусти.

Замедлившись на несколько мгновений, он нехотя разжал пальцы и отпустил мою голову. После этого Роман просто развернулся и ушёл. Из дома. Хлопнула входная дверь, и мне показалось, что где-то даже осыпалась штукатурка, а может быть и лопнула дверная коробка. С такой силой он приложил.

— Марина… — Я захлебнулась от страха и сжалась в комок. — Марин, мне страшно, он… я… я боюсь его, пожалуйста, отпустите меня.

— Девочка моя, — дрожащим голосом сказала она, гладя меня по голове. — Бедная. Прости, он не со зла. Он сейчас просто на взводе и… поверь, он не злой. Пойдём, я что-нибудь приготовлю, тебе нужно перекусить, да и мне в общем-то тоже — я с самого утра ничего не ела.

Подставив плечо, чтобы я поднялась, она буквально взвалила меня на себя и привела на кухню, усаживая за стол. И если бы не высокая спинка стула, то я возможно бы упала, потому что та аура, что витала вокруг Романа Владимировича, подавляла любое желание сопротивляться и убивала все ростки моей самозначимости.

Глава 14

С того дня я Романа Владимировича больше не видела. Слышала, как приходил, как уходил или сидел на кухне, но лично мы не встречались. Иногда проскальзывала мысль, что он меня избегает. Но каждый раз ловя себя на этой мысли, усмехалась: где сейчас я и где он? Чего бы этому могущественному, насколько я поняла, человеку избегать встречи со мной?

Марина ещё некоторое время пыталась как-то сгладить произведённое им впечатление, но потом плюнула и занялась своими делами, надолго зависая в компьютере. Мне же был отдан стеллаж с книгами на первом этаже. Мол, развлекайся, ни в чём себе не отказывая.

Отныне каждый мой день начинался с часового отмокания в ванне, где я до крови растирала кожу жёсткой щёткой, стараясь смыть всю грязь, в которую от души обмакнул меня Домогаров. Даже видя ссадины от бесконечного мытья, я не могла остановиться. Иногда мне просто хотелось снять кожу и выстирать её в машинке. Возможно тогда я бы не чувствовала себя столь ущербной и заплёванной.

Вес постепенно возвращался, хотя волосы и пришлось состричь почти под корень. Будь моя воля, я бы их сбрила, но Марина не позволила, заявив, что я женщина в конце концов, а не панк. Она старалась готовить вкусно и разнообразно, так что мне совесть не позволяла отказаться от завтрака или обеда. Редко она баловала меня итальянской или французской кухней, но каждый раз когда готовила пирог с лимоном, я будто возвращалась в детство.

Всё свободное время я старалась посвятить тренировкам. Первое, что пришло на ум это йога, ибо моё измученное тело было просто не способно пережить другие нагрузки. Кошмары продолжали преследовать, не давая сомкнуть глаза по ночам. И если две недели назад мне ещё снился тот Глеб, что держал меня в клетке, то с тех пор, как я поселилась в этом доме, мне снилось, что я жестоко убиваю Домогарова, перед этим тщательно его помучив.

Тяжёлые, пропахшие кровью и страхом сны выматывали больше, чем вопросы Марины о забытой семье. Как-то, я попросила её дать мне доступ к компьютеру, чтобы почитать последние новости, на что мне было в довольно жёсткой форме отказано, причём газеты я тоже не могла читать, потому что почту сюда не возили.

Мобильный у меня забрал ещё Глеб, денег не было, документов тоже, доступ к миру закрыли. Я снова была пленницей.

— Мелания. — Марина без стука вошла в комнату, придерживая одной рукой шарф. — Мне надо отлучиться на пару часов, скоро подъедет Рома, так что не бойся, одну тебя не оставим. Да и Аба постоянно на территории. Потерпишь?

— Всё нормально, — скривилась я. — Я же не ребёнок, смогу несколько часов побыть одна. Спать вот собиралась, всё равно делать нечего.

— Мел. — Марина обернулась на коридор, и сделала шаг вперёд, ко мне. — Ты прости, что мы пока не даём доступ в сеть, это для твоего же блага. Когда ты полностью восстановишься, я и брат сделаем всё, чтобы вернуть Лизу, обещаю.

— Хорошо, — равнодушно отозвалась я, удобно устраиваясь на кровати и подкладывая под голову подушку.

— Вот и ладненько. — Она улыбнулась и накинув лёгкий шарфик на голову, надела тёмные очки, скрывающие половину лица. — Рома будет дома через сорок минут. Мне пора, Мелания. Не скучай.

— Ага, — я махнула рукой, отворачиваясь к стене.

Дождавшись, когда хлопнет входная дверь, я соскочила с кровати, и подбежала к окну. Машина Марины как раз выруливала из ворот. Абдаллах отсалютовал начальнице и, включив сигнализацию, пошёл в свой домик.

— За идиотку меня держите, да? — процедила я сквозь зубы. — На дворе давно лето, а я ни разу в город не выбиралась, даже не знаю, где мы сейчас.

Обойдя дом, подёргала ручку входной двери, ручки на окнах, и навесила цепочку на дверь чёрного входа. На втором этаже закрыла все окна занавесками и пошла в кабинет Романа. Только полная дура не воспользуется ситуацией, когда можно что-нибудь вызнать про своих похитителей. На первый взгляд я была здесь дорогой гостьей, которую холили и лелеяли, но лишь на первый. На деле же, меня откармливали словно поросёнка на убой, ведь Роман так и не получил то, что хотел. А я прекрасно помню, что он тогда сказал. Выкинет при первой же возможности, поэтому заботу о себе и своей дочери я должна возложить только на свои плечи. Нет больше никого, кому бы я могла довериться.

В комнате, которую гордо именовали кабинетом, стоял рабочий стол и ноутбук, и всё. Ах да, ещё кресло.

— Что за дела… — Я обалдело обвела пустую комнату взглядом, и прошла к столу.

Сев на край стула, нажала кнопку пуска и приготовилась ждать загрузку. Секунда, две, три, минута… Ноут как будто умер. Вообще не реагировал ни на какие команды. Выдвинув один за другим ящики стола, я упала на пол и рассмеялась.

— Суки. Сплошная бутафория.

Липовый кабинет, мёртвый ноут и пустой стол. Так почему меня сюда не пускали под страхом смерти? Если здесь ничего ценного нет, стало быть, это в его спальне?..

— Тебя снова обвели вокруг пальца, натуральная идиотка, — всхлипнула я. — Как можно было поверить в то, что эти люди говорят тебе правду?

Мела-а-ания-я…

— А? — Я подскочила и вцепилась пальцами в плечи. — Кто здесь?!

Крош-ш-шка…

— Нет! — Хлопнув себя по щекам, помотала головой. — Глюки. Самые настоящие. Спальня… спальня… мне нужно попасть в его комнату.

Вылетев в коридор, я оперлась рукой о стену и часто задышала. Невозможно, он преследует меня даже здесь. До сего момента в одиночестве меня не оставляли, всегда кто-то из них был в доме, и если Марина составляла мне компанию, то Роман запирался в кабинете, либо спальне и не выходил. Просто номинально был.

Ш-ш-ш… Где-то дёрнулась занавеска и хлопнуло окно. Да нет же! Я точно всё закрыла! Закрыла же? Обернувшись, посмотрела в конец коридора, там где была лестница, и сжала голову руками.

— Я закрыла дверь… я закрыла дверь… я…

Хлоп.

Оконная рама ударилась о стенку и видимо, распахнулась настежь. Хлоп.

Хлоп.

Хлоп.

— Изыди, дьявол. — Я села на корточки и зажмурилась. — Здесь никого нет, я одна. Одна.

Я найду тебя, моя девочка…

— Убирайся прочь! — заорала, что было сил, и бросилась бежать в комнату Романа.

Захлопнув за собой дверь, я съехала на пол и расплакалась. Страх парализовал душу, любой шум воспринимался как возможная атака.

— Я не хочу сходить с ума, только не из-за тебя, падаль. Я справлюсь. Справлюсь.

Поднявшись, нащупала выключатель и щёлкнула. Комнату залил яркий белый свет. Белые стены неплохо гармонировали с круглой серой кроватью, застывшей посреди комнаты. Большой зелёный ковёр с толстым ворсом покрывал всю оставшуюся часть пола, справа от двери стояло кресло со столом, слева металлическая стойка для книг. Скомканное покрывало валялось почти у изголовья, небрежно брошенный жакет как-то странно топорщился.

Несмело подойдя, я подцепила пальцами мягкую ткань и потянула на себя. Так и есть, ноутбук.

— Ну и кто из нас идиот? — хмыкнула, потирая руки. — Тот, кого держат взаперти, или тот, кто оставил для пленника возможность сбежать?

Нажав кнопку, постучала пальцем по крышке и задумалась. Кажется, Марина говорила о флешке. Вот если бы я смогла её найти и прочесть, тогда я точно смогла бы надрать Домогарову задницу.

Ноутбук тихо зажужжал стоило моему пальцу коснуться кнопки. На экране вспыхнуло окошко: введите пароль.

— Вот чёрт.

Перебрав с десяток разных комбинаций, я плюнула на сложность и ввела несколько цифр. Ведь не просто так он хочет знать именно об этом дне. Да?

09032001

День моего пятнадцатилетия.

Ошибка.

09031986

Дата моего рождения.

Ошибка.

Марину и Романа интересует семья Белоярцевых, возможно ли, что пароль связан с ними? Саша. Я не помню дня её рождения, даже года. В день, когда мне исполнилось пятнадцать, ей было около двадцати.

— Какой же тут пароль? Чёрт.

Перед глазами снова встала мордочка подаренного щенка. Как бы я назвала её, если всё повернулось по-другому?

— Сапфир. Я бы назвала тебя Сапфир. — Голубые глаза идеально соответствовали возможному имени.

Руки непроизвольно нажали несколько клавиш.

Сапфир.

Доступ разрешён.

— Что?! — вскрикнула я от неожиданности. — Серьёзно?

На рабочем столе было всего несколько папок. Потянувшись мышкой к первой из них, я дёрнулась и открыла браузер. Сначала новости.

По мере просмотра веб-страниц, я начинала паниковать. Середина июля. Тринадцатое, мать вашу, июля!

Яндекс как всегда вещал о последних событиях в России. Кто-то где-то умер; родился; женился; взорвался нефтяной танкер; беженцы снова атакуют резиновые берега Евросоюза; компания «Штэрн» на грани банкротства…

— Что-что?!

Щёлкнув мышкой, нетерпеливо дёрнула ногой.

«… сегодня стало известно о задержании главы компании «Штэрн». Домогарову Глебу Викторовичу вменяются растрата, финансовые махинации, в том числе и с государственными контрактами, а также торговля оружием за пределы Российской Федерации. Адвокат обвиняемого делает всё возможное, чтобы главу крупнейшей корпорации России отпустили под залог. Судебное слушание будет проходить в закрытом режиме…»

— Какого хрена… — Уставившись на заросшее щетиной лицо своего врага, я яростно прошипела: — Если тебя посадят за финансовые махинации, я не смогу тебе отомстить. Твою мать!

Вовремя остановившись, чтобы не выбросить ноут в окно, я выдохнула и открыла следующие вкладки:

«… слияние «Мерис» и «Штэрн» сорвано из-за уголовного расследования. В деле о смерти предыдущего генерального директора Звягинцева Сергея Владленовича, а также финансового директора Николая Петровича Разумовского появились новые факты…»

«… Борис Домогаров был замечен в драке с посетителями клуба «XY». Звонок в полицию поступил от анонима. Нам стало известно, что младший брат Глеба Домогарова избил постоянного работника закрытого клуба…»

«…за данные о местонахождении пропавшей несколько месяцев назад Мелании Звягинцевой, дочери погибшего Сергея Звягинцева, объявлена награда в десять миллионов рублей… всех, кто может сообщить хоть какую-то информацию просят связаться по этому номеру: 8-495-***-**-** личный секретарь Домогарова Виктора…»

«… Домогаров Виктор Алексеевич после двадцати пяти лет брака разводится с женой. Адвокат бизнесмена подтвердил новость о разрыве. В качестве причины развода указаны непреодолимые разногласия. Как нам удалось выяснить, Лариса Домогарова получит отступные по брачному контракту. Что будет с их общей собственностью, в которую входит гольф-клуб, три яхты и два загородных дома в Подмосковье, а также вилла в Италии, пока неизвестно. Согласно заявлениям источников, близких к этой семье, Лариса Домогарова практически раздавлена решением своего супруга подать на развод…»

— Мир сошёл с ума, — простонала я, закрыв лицо руками.

— А по-моему, здесь только ты сошла с ума, — медленно проговорил незаметно вошедший Роман. — Если решилась на взлом и кражу, будь готова к последствиям.

Испугавшись, я отдёрнула руки и обернулась. Роман стоял в дверях, облокотившись на косяк и сложив на груди руки. Небрежно закатанные рукава лёгкой рубашки и брюки лишь подчёркивали грацию хищника. Что-то в его позе мне показалось очень знакомым, но вот что именно я никак не могла сообразить. Мне ещё тогда, когда он представился психиатром, показалось странным выражение его глаз, да и мимика кого-то напоминала.

Я даже не могла понять зол он или нет, абсолютно бесстрастное выражение лица, как будто ничего и не случилось. Сглотнув, я скосила глаза на открытые страницы интернета, и отодвинула ноутбук ногой.

— Я просто смотрела новости.

— И ради этого подобрала пароль? — усмехнулся он. — Правда?

— Он не такой уж и сложный, — соврала я.

— Да что ты говоришь! И что же тебя навело на мысль, о том, что именно это слово может быть паролем?

— Вам правда интересно знать? — Я медленно отступила к стене и смяла пальцами низ рубашки.

Роман по-прежнему стоял в дверях, не делая попыток приблизиться.

— Так что, что именно навело тебя на мысль об этом слове?

— Собака, — ответила я, отводя глаза. Ненавижу сдаваться.

— Какая собака?

— В моих воспоминаниях есть щенок хаски, и у этого щенка были голубые глаза.

Мне было неловко, стыдно и страшно — ужасная смесь чувств, но и не ответить я не могла.

— И? — подтолкнул он меня.

— Я подумала, что назвала бы её Сапфир.

— Понятно.

Зайдя в комнату, он поднял ноутбук с пола и мельком просмотрев открытые вкладки, закрыл его и положил на тумбочку, стоящую рядом с кроватью. Я была всё ещё прижата к стене и подавлена его аурой. Даже шага сделать не могла, пальцы беспомощно скользили по стене в поисках опоры. Разогнувшись, Роман сделал шаг вперёд и навис надо мной. В этот момент мне стало очень страшно, я сжалась, зажмурившись и ожидая удара. Когда его не последовало, я приоткрыла глаза и посмотрела на него снизу вверх.

— Вы не злитесь?

— Да нет, я в бешенстве, — ответил он, опираясь рукой на стену и наклонив ко мне голову. — Я в таком бешенстве, что боюсь слово лишнее сказать, и тебе не советую.

Комок в горле никак не хотел проходить. Поведя головой в сторону, я пригнулась, чтобы проскользнуть под его рукой, но была остановлена:

— Ты полагаешь, что можешь уйти? Разве я разрешал уходить?

— Вы же сказали, что в бешенстве.

— Именно так.

— Я… не хочу видеть вас в этом состоянии. Пожалуй, пойду к себе в комнату.

— Что ты искала?

— Я же вам уже сказала — смотрела новости, — со вздохом повторила я. — Вы меня заперли без возможности узнать что-либо о внешнем мире и сегодня тринадцатое июля. Оказывается. Я здесь уже больше месяца, и не знаю, что происходит даже с компанией, и я хотела…

— Что? Что ты хотела?

— Я хотела найти информацию о Лизе.

— В новостях?

— Отсутствие новостей тоже новости.

Он замолчал, как будто что-то обдумывал напряжённо. А я ещё была всё в той же позе, и с тем же страхом и готова бежать при первом же шансе.

— Послушай. — Он опустил руку на моё плечо и сжал пальцы. — Нам надо поговорить.

— Нет… п-пожалуйста, — задыхаясь прошептала я. — Уберите руку.

— Чего?

— Руку. Уберите.

Тошнота накатила волной. Меня бросило в дрожь, скрутило и начало ломать лишь от одного прикосновения. Я физически ощущала липкий взгляд Глеба на себе и его ледяные пальцы, что обжигали кожу хуже кипятка.

— Да что с тобой происходит?! — рыкнул он, напряжённо всматриваясь в моё лицо.

— Отпустите, — просипела я. — Пожалуйста… — На глаза набежали слёзы. Я подняла голову и встретилась с его глазами. — Пожалуйста.

Кажется, до него дошло. Разжав пальцы, Роман убрал руки за спину и хмуро спросил:

— Ты боишься меня?

Кивнула.

— Почему? Разве я давал повод?

— Нет. — Я снова отвела взгляд. — Это не ваша вина. После заточения у Домогарова, я не могу выносить чьих-либо прикосновений. Простите.

Стянув ворот рубашки дрожащими пальцами, я сделала шажок влево и разорвала невидимую связь. Дышать сразу стало легче. Растерев лицо, я повернулась.

— Роман, я не могу больше здесь находиться. Если вы снова меня запрёте и лишите средств связи с миром, я сбегу. Так и знайте.

— Ты вспомнила?

— Я даже не знаю, чего именно вы ждёте! — разозлилась я.

— Пожар. Я хочу, чтобы ты сказала мне, кто тебя спас.

— Пожар? — у меня челюсть упала. — Но я не помню ничего такого.

— Врёшь, — прошипел он, делая шаг вперёд и резко замирая. — Ты звала сестру, я сам слышал!

— Сестру? Я не понимаю… всё, что я смогла вспомнить это лицо Саши Белоярцевой и щенка. А потом был огонь и крики. — Я сжала виски, зажмурившись. — Там кричали. Люди горели заживо… не могу…

— Вспоминай. Большой, красный дом. После дня рождения ты отправилась в гости к этой семье. Через час после этого в доме взорвался газовый котёл, никто не спасся, кроме тебя. Почему?

Никто не спасся, кроме меня? Расширив глаза, я смотрела на этого мужчину и крутила в голове пазлы из разрозненных картинок.

Глава 15

Я дома.

Иду мимо кабинета отца и слышу, как кричит мама. Она ругает папу за то, что тот привёл меня в дом, за то, что заставляет её страдать столько лет подряд.

Привёл в дом?

Я подхожу ближе и сажусь на пол, чтобы было удобнее подслушивать.

— Она же ребёнок, Маша. Наша дочь, — как будто оправдывается папа, но как-то вяло, с такой тоской и усталостью, что у меня щемит сердце.

— Она не моя дочь, — шипит мать и сминает какие-то бумаги в кулаке. — Не моя! Она дочь любовницы Виктора!

Дочь любовницы? Виктора? О чём мама говорит?

Я вытираю потные ладошки о мятый подол платья и боюсь дышать, чтобы не выдать себя. Мне страшно услышать, но и просто уйти не в моих силах.

— Не говори так. — Отец делает большой глоток из стакана и поворачивается к горящему камину. — Катя была твоей сестрой.

— Сводной! Она дочь новой жены отца, и не имеет ко мне никакого отношения! Эта дрянь встряла в отношения Ларочки и Вити. Эта паскуда даже родила, и ты притащил это отродье к нам! Да как ты только посмел!

Всхлипнув, я зажимаю рот со всей силы, чтобы не кричать. Мне помогает треск дров в камине. Он скрывает немой крик.

— Почему же ты говоришь это только сейчас, спустя пятнадцать лет, Маша? — с болью в голосе спрашивает отец. — Мы не можем выкинуть девочку на улицу, к тому же, у нас нет своих наследников…

— Заткнись! — орёт она. — Не смей напоминать мне об этом! Ненавижу… ненавижу эту дрянь, ненавижу… — Мать падает на колени и плачет, размазывая косметику по лицу.

Гости уже ушли, так что не страшно, если она это сделает сейчас. Кроме отца, она больше никому не позволяла видеть себя такой. Даже мне.

— Ты так сильно ненавидишь Меланию? — со вздохом спрашивает отец. — Полагаю, у меня нет выбора. Как только она закончит школу, мы отселим её в квартиру. Я присмотрю что-нибудь. Надо будет подобрать ей подходящего жениха, как насчёт Ромы Белоярцева? Что думаешь? Мальчик хороший, воспитанный, умный. Судя по всему, пойдёт далеко, да и с Меланией дружит с детства…

Говоря это, папа смотрит в сторону и не видит меняющегося выражения на лице матери.

— Белоярцева? — тихо переспрашивает мама и хватает папу за брюки. — Белоярцева?! Никогда эта сука не станет частью моей семьи, никогда! — мать кричит во всю глотку, забывая вдохнуть и срывается на плач. — Никогда Серёжа… никогда… я лучше убью её. Всех убью.

Мама?

— Машенька, у тебя же нет доказательств того, что то зверство было совершено с подачи Алисы. — Отец садится на корточки и гладит мать как ребёнка. — Отпусти прошлое. Ты страдаешь много лет, мне больно на тебя смотреть.

— Я терпела весь этот цирк только потому, что её муж твой партнёр, Серёжа, — зло бросила мать. — Не смей унижать меня больше этого. Если Мелания выйдет замуж за Белоярцева, я покончу с собой, так и знай.

— Не выйдет, — успокаивает её отец. — Не выйдет, я обещаю. Успокойся, милая. Я здесь, с тобой. Тебя больше никто и никогда не обидит, ты же знаешь, как сильно я тебя люблю. Знаешь ведь? — Он целует её в лоб и снова гладит, притягивая к себе.

— Знаю, — плачет мать. — Знаю, Серёжа, и благодарю тебя за это.

— Я принесу воды, подожди меня здесь.

Отец встаёт и идёт к двери, а я падаю на руки и ползу в сторону тяжёлых бордовых гардин, скрывающих двери в картинную галерею. Успеваю спрятаться до того, как выйдет отец. Дрожу как осиновый лист, и плачу. Плакать громко, так же сильно, как болит сердце и душа я не могу. Меня услышат. Поэтому кусаю до крови кулак.

Мы на втором этаже, отцу понадобится некоторое время, чтобы дойти до кухни и вернуться. Я снова подхожу к двери и смотрю на мать, которую столько лет считала своей и любила. Даже тогда, когда получала очередную оплеуху или колкое слово, всё равно любила. Почему же я никогда не удивлялась, что не похожа на родителей? Почему? Мама маленькая, миниатюрная, натуральная шатенка, а папа лысеющий, полноватый брюнет с седыми нитями на висках. Я даже рядом с ними не стояла. Почему я никогда не задавалась вопросом: как у двух кареглазых людей могла родиться голубоглазая блондинка? Почему?..

— Тварь безродная, — громко шепчет мать, разрывая на куски мятую бумажку.

Это мама обо мне говорит? Сердце замирает и начинает учащённо биться. Безродная тварь — это я?

— Мама…

— Алиса Белоярцева, — продолжает мать глядя на фото, что стоит в рамке на камине.

На ней родители со старшими Белоярцевыми в день празднования пятилетия компании «Мерис», это уже потом она превратится в огромный холдинг, а пока что это скромная компания по производству бытовых товаров.

Мама берёт рамку в руки и яростно бросает её в огонь.

… — я уничтожу тебя, Алиса. Ты отплатишь кровью за кровь. Много лет я терпела, но всему приходит конец. Твоему сыну не стоило сближаться с Меланией. Я могла бы стерпеть твоё присутствие где-то там, но только не в своей семье. Никогда. Я знаю, что эта девчонка столь же упряма, как и её отец. Она не позволит мне встать между ними.

— Ах! — Едва держась на ногах, я бегу в библиотеку. Через неё можно попасть на лестницу, ведущую к чёрному выходу. Я должна их предупредить. Должна.

Мои ноги скользят по гладкому мрамору, несколько раз я срываюсь, удерживая себя лишь с помощью рук. Мамочка… мамочка сошла с ума. Она выглядит как сумасшедшая с трясущимися рукам и блестящими глазами. Она сделает это, я знаю. Точно сделает. Мама никогда не бросает слов на ветер, и если она говорит, что будет мстить… Я вспоминаю обожжённое лицо папиной любовницы. Мать толкнула её в камин и даже скорой не вызвала. Я… я видела это, но старалась забыть. Мне тогда было всего девять лет.

Спустившись, я кидаюсь к гардеробной и натягиваю горнолыжный костюм, ботинки, шапку. Хватаю ключи и мчусь на улицу. Ветер бросает в лицо снег и заставляет пригнуться — сегодня метель, и это несмотря на начало марта.

Как же мне добраться до них? Дом Белоярцевых в получасе езды на машине, я не смогу дойти пешком по таким сугробам. В гараже стоит отцовский снегоход, он учил меня на нём ездить месяц назад. Только бы бензина хватило. Выкатив его на улицу, оглядываюсь на окна — слова Богу, отцовский кабинет на другой стороне. Родители при всём желании не увидят меня.

Выехав через вторые ворота, поворачиваю и пру напролом, через лес. Так быстрее. Хорошо ещё, что не так темно, иначе точно бы угодила в канаву какую.

Сколько ещё мне ехать? По бокам мелькают высокие сосны и ели, это место днём очень красивое. Но сейчас красота природы лишь тормозит меня. Зачем я еду? Что хочу сказать? Разве тётя Алиса поверит, если расскажу? Мне нужно узнать правду, почему мама её ненавидит, что такого было в их общем прошлом, что мать едва не с катушек слетает, если слышит имя Белоярцевой.

Снегоход останавливается, и сколько я не стараюсь, завести снова не получается.

Я иду сквозь чащу леса, по метровым сугробам и шарахаюсь от каждого скрипа и шороха. Говорят, в наших местах волки не водятся, я очень на это надеюсь.

Вот и дом Белоярцевых. Чтобы попасть внутрь, надо обойти его кругом, с внутренней стороны есть калитка, но что-то не так. В окнах не горит свет. Тётя Алиса должна быть дома, ведь маленькому Арсюшке всего несколько месяцев, да и дядя Вова давно уже дома, если только не уехал в очередную командировку. Парадный вход ближе.

Поздоровавшись с охранником, вхожу на территорию и бегу сквозь широкий двор. Я должна узнать! На звонок открывает дворецкий и пропускает внутрь. Меня здесь все знают с детства, так что представляться нет нужды. Тётя Алиса с младшим сыном в игровой на первом этаже правого крыла. Быстро раздевшись, я несусь к ним и врываюсь в комнату.

— Тётя Алиса!

— Мелания? — Она удивлённо оглядывается и поправив малыша в манеже, идёт ко мне. — Милая, что случилось?

Я вижу её прекрасное лицо, не омрачённое болью и страхом, её красивые рыжие волосы спускаются волнами по спине и плечам, а в карих глазах таится улыбка.

— Тёть Алиса! — Я хватаю её за руку и падаю на колени от усталости. — Вы в опасности!

— Что случилось, дорогая? — Она гладит меня по мокрым волосам и стирает растаявший снег с лица. — Разве сегодня не твой праздник? Почему ты плачешь?

— Потому что… потому что… — Слова никак не идут, но мне просто необходимо ей сказать.

— Что детка?

— Мама! Мама сказала, что я им не дочь. — Слёзы катятся по замёрзшему лицу, но я не могу их остановить. Грудь разрывает глухая тоска. — Мама сказала, что ненавидит меня, — всхлипываю, утираюсь рукавом платья и роняю голову тёте Алисе на грудь.

Она молчит и просто крепко меня обнимает. Маленький Арсюшка гулит облизывая любимую погремушку.

— Даже если ты им не родная дочь, они тебя воспитали, солнышко. Поэтому, они самые настоящие родители. Не бери в голову слова Маши, она очень несчастная женщина, в её сердце полно боли, поэтому слова бывают резки. Наверняка завтра она об этом даже не вспомнит. Не плачь. Скоро приедут ребята, они поехали выбирать тебе новый подарок, ты знаешь? У Ромки хоть и аллергия, но он так надеялся, что щенок тебе понравится.

— Это из-за мамы, — снова плачу, — она ненавидит животных, и папа вернул щеночка. Простите.

— Ты не виновата, солнышко. Пойдём, я приготовлю чай, и мы съедим пирог, хорошо?

— Нет! — вскрикиваю и трясу её за плечи, пугая малыша. Его крик звучит одновременно с моими словами: — Мама сказала, что вы заплатите кровью за кровь! Она хочет вам навредить!

— Кровь? О чём ты? — Она с тревогой оборачивается на младшего сына и мягко меня отстранив, берёт его на руки.

— Мама сказала папе, что ненавидит вас, и что наша дружба с Ромой стала последней каплей, — зачастила я, стараясь побыстрее всё рассказать. — Она предупредила, что мы никогда не поженимся, и вы не станете частью нашей семьи. Сказала, что вы причинили ей много боли. Я в это не верю, тёть Алис, но ведь мама… вы же её знаете…

Я смотрю как эта прекрасная женщина испуганно отступает от меня и прижимает сына. В её глазах стоят слёзы.

— Боже мой, Маша… неужели она до сих пор считает, что причиной той страшной беды стала я?

— Какой беды?

— Это… — она смотрит в сторону и выдавливает: — Когда твоя мама была студенткой, она дружила с нами, старшекурсниками. Лариса Домогарова была моей лучшей подругой и тесно общалась с твоей мамой. Так получилось, что Маша быстро влилась в нашу компанию, но беда была в том, что выбрала она себе уже занятого мужчину, моего мужа. Мы с Вовой были на последнем курсе, и в тот Новый год устроили вечеринку. Маша его… в общем, это не длядетских ушей. Я только могу сказать, что на летних каникулах, после нашего выпуска кто-то напал на Машу и причинил ей много боли. Почему-то она решила, что я стала инициатором. С тех пор мы не общались, пока наши мужья не стали партнёрами. А тут волей-неволей пришлось общаться, в рамках вежливости. Но я думала, что спустя столько лет она поняла нелепость своих предположений… оказывается, нет.

— Тётя Алиса…

В этот момент раздаётся трель входного звонка. Едва дворецкий впустил гостя, как слышится цокот каблуков и раздражённый голос мамы.

— Мелания, возьми Арсения и ступайте наверх, — испуганно говорит тётя Алиса. — Боюсь, твоя мама разозлится ещё больше, если увидит тебя здесь.

Отдав мне сына, она выпускает нас через боковую дверь, чмокнув напоследок ребёнка. Но я не ухожу. Сунув соску в рот Арсюшке, я качаю его, чтобы успокоить. Я должна знать, чего хочет мама. Прильнув ухом к двери, задерживаю дыхание и слушаю.

— Маша? — Тётя Алиса взволнована, поэтому её голос звучит надломлено и резко. — Что ты здесь делаешь?

— Я пришла попрощаться, Алиса, — смеётся мать, и мне становится страшно.

— О чём ты говоришь?!

— Ты одна? — Мама не слушает вопроса или делает вид, что не слышит. — А где младшее отродье?

— Не смей так говорить о моих детях! — резко кричит тётя Алиса. — Убирайся из моего дома, если пришла оскорблять!

— О нет, я пришла сюда не за этим. Я пришла вернуть должок, стерва двуличная. Ты заплатишь мне за годы страданий и за бездетность.

— Маша. — Тёте Алисе страшно, я слышу. У меня наворачиваются слёзы, но плакать нельзя, Арсюшка испугается и выдаст нас. — Маша, неужели ты до сих пор считаешь, что это я наняла тех парней?

— А кто ещё? — мама говорит спокойно, но от этого ещё страшней. — Ведь только ты знала, что было в ту новогоднюю ночь и что мой ребёнок от твоего драгоценного Вовочки.

— Нет. — Тётя Алиса прислоняется к двери, будто хочет защитить. — Я никогда бы так не поступила! И с Вовой мы тогда всё выяснили! — она уже кричит, не в силах сдерживать страх. — Я никогда бы не убила!

— Я тебе не верю. Я получила от тебя записку, с просьбой прийти в тот сквер. Я думала, что ты хочешь обсудить варианты, но вместо этого, — мама тоже сорвалась на крик, — но вместо этого на меня напали двое амбалов, изнасиловали и бросили подыхать! Ты хоть знаешь, каково это родить ребёнка на грязной земле… Мёртвого ребёнка?! И хоронить его мне пришлось самой, а потом эти твари снова пришли и уже избили меня, пообещав, что, если я расскажу, меня просто убьют. Ты хоть знаешь, каково это, потерять всё в девятнадцать лет?!

— Маша, это не я! Не я!

— Но ведь записку написала ты, и я храню её все годы как напоминание о предательстве и боли. И ты познаешь это, Алиса. Ты узнаешь каково это — терять детей.

— Нет. — За дверью она падает на колени и плачет. — Не трогай их, Маша. Я умоляю тебя, не трогай детей. Ты же не убийца.

— О, мне пришлось измениться, дорогая. — Мама подошла поближе и усмехнулась. — Мне пришлось испепелить своё сердце, чтобы выжить. Прощай.

Я слышу, как она уходит. Тетя Алиса плачет и стонет, клянет мать и кричит, что она невиновна. Но, что она может ещё сказать? Я знаю маму, если она решила, что кто-то виновен, то её танком не сдвинешь с этого пути, она уничтожит человека.

Постучав, я открываю дверь и перешагиваю через ноги тёти. Арсюшка сосёт соску причмокивая. Присев, я заглядываю в заплаканное лицо.

— Тётя Алиса, где дядь Вова? Позвоните ему, пусть едет домой. Вам нельзя оставаться одной. И ребятам позвоните, пусть возвращаются, лучше всего будет на время уехать. У вас же есть дом за границей? Тёть Алис, вы же знаете маму, она может быть страшным человеком. Пожалуйста. — Я тоже плачу. — Уезжайте!

— Что? Да, точно. — Она вытирает слёзы и забирает сына, прижимая к груди. — Где мой телефон? Ах. — Она оглядывается в поисках сотового и замечает его на полу, рядом с манежем.

Её руки дрожат, пока она набирает мужа и слушает гудки. Когда же раздаётся громкое да, тётя Алиса начинает кричать и плакать, бессвязно объясняя ему проблему. Я забираю телефон и рассказываю всё, что услышала. Дядя Вова говорит, что ему нужен час, чтобы добраться до дома. Он говорит запереть все двери и никого не впускать. Требует позвонить в милицию и обрисовать ситуацию.

Передаю сообщение тёте Алисе, она кивает и даёт распоряжение дворецкому. Но из-за метели городской телефон не работает, и сотовая связь постоянно барахлит. Она бросает трубку на диван и бежит на второй этаж.

— Мне надо собрать вещи. Мелания, ты можешь подержать Арсюшку?

— Да, конечно. — Я забираю ребёнка и иду следом, чтобы сын видел маму, ведь ему и так страшно.

Через пятьдесят минут, уложив несколько чемоданов вещей и документы, мы спускаемся на первый этаж, чтобы попить чай. Уже в дверях кухни мне кажется, что в воздухе чем-то пахнет. Слышен тихий щелчок за дверью. Тётя Алиса роняет сумку и толкает меня в коридор:

— Беги! Здесь газ!

Мы несёмся к чёрному входу рядом с кухней, через него ходят работники. Едва открыв замок и сделав шаг на улицу, одновременно слышим взрыв и оборачиваемся на дом. Тётя Алиса успевает отдать мне сына и толкнуть на снег. Я падаю и кричу, и вижу, как пламя охватывает мою любимую тётю, женщину, что заменила мне мать.

От страшного грохота я теряю на время слух, в голове стоит гул, поэтому не сразу замечаю, что с Арсением что-то не так. Опускаю голову, и упираюсь взглядом в его застывшие глаза.

Мой крик нем, я его не слышу, но спину обжигает жар и сознание уплывает…

Глава 16

Меня вырвало.

Я всё ещё там, на пожаре, и моё лицо горит. Одежда тлеет от падающих на нас кусков горящего дома, где-то кричат люди, орёт сирена и слышится дикий вой, от которого кровь стынет в жилах. То кричу я. И глаза маленького Арсюшки, которому я должна была стать крёстной, навсегда останутся в моей памяти, как и страшные мучения сгорающей заживо тёти Алисы.

— Тише, вот так. — Кто-то погладил меня по спине и прижал к груди. Кто? — Успокойся, девочка, сейчас ты здесь, всё хорошо. Это случилось давно, это просто воспоминания.

— Тётя Алиса, Арсюшка… — Я разрыдалась, прижимая дрожащие руки к груди. — Больно, очень больно. Больше не хочу их слышать! — Я зажала уши, стараясь избавиться от криков в голове, но без толку.

— Знаю. Знаю милая. — Ах, кажется это Марина.

Я обняла её со всей силы и уткнулась в плечо, продолжая плакать. Мне страшно поворачиваться, кажется, что сделай я хоть одно лишнее движение и меня вновь выбросит в кошмар, где полыхает поместье и на почерневшей лестнице лежит обугленное тело Алисы Белоярцевой.

— Идиота кусок! — орёт Марина куда-то в сторону. — Если бы знала, что ты с ней сделаешь, никогда бы не позволила остаться вдвоём! Чем ты думал?!

— Она вспомнила, — Роман оправдывается, и садится на кровать, заглядывая мне в лицо. — Вспомнила.

— Ты её убьёшь когда-нибудь. Богдан Игоревич, дайте ей успокоительное, пожалуйста. Боюсь, что ей может стать хуже.

— Я бы не хотел лишний раз травить организм химией, — отозвался доктор. — Ей нужно пережить это, Александра Владимировна.

Кажется, у меня до сих пор галлюцинации. Он же сказал Александра Владимировна?

— Саша? — Я медленно отодвинулась в повисшей тишине, чтобы рассмотреть Марину.

— Богдан Игоревич, кто же вас за язык тянул, — обречённо прошептала она.

Марина выглядит усталой и недовольной. А я ищу в её лице… что? Что я хочу увидеть?

— Мелания. — Роман протянул руку, но замерев, отдёрнул её. — Расскажи, что ты вспомнила?

Тёмные носки маячат перед моими глазами. Врач опустился на корточки, и светит фонариком в глаза.

— Думаю, что вам нужно поговорить наедине, — он кашлянул и вздохнул: — Роман Владимирович, помните о том, что я вам говорил.

— Да-да. — Роман кивнул не отводя от меня напряжённого взгляда. — Подождите нас в гостиной, пожалуйста. А вообще, чувствуйте себя как дома. В холодильнике есть напитки и закуски.

Как только дверь закрылась, Марина подняла меня с пола и посадила на кровать. Брат и сестра сели напротив, прямо на пол.

— Спрашивай, — первой начала Марина. — Я ведь вижу, что ты нам не доверяешь, и не расскажешь ничего, пока не узнаешь всю правду. Так что, спрашивай. Обещаю говорить откровенно.

— А он? — Я вытерла лицо и показала на Романа. — Он будет говорить правду или снова навешает лапши на уши?

— Когда это я тебе врал? — вскинулся он.

— Психиатр, уехавший внезапно Никита, — начала я загибать пальцы, — мне продолжить?

— Не надо.

— Первый вопрос. — Я посмотрела на Марину. — Никита и правда уехал из города?

— Нет, — она качнула головой.

— Хорошо. Второй вопрос: кто вы такие на самом деле?

— Ох, это сложнее. — Она поднялась и вышла в коридор. — Погоди немного.

Через минуту Марина вернулась, неся в руке футляр для линз.

— Я специально не стала делать это в коридоре, чтобы ты больше не сомневалась.

Она отодвинула веко и сняла первую линзу. Когда вторая оказалась в коробочке, Марина подняла голову.

Карамельные глаза.

Александра Владимировна.

Сестра.

— Саша?.. — Я зажала рот рукой, чтобы не кричать. — Саша Белоярцева?

— Да. Прости, что не сказала сразу, но…

— Ты жива, — всхлипнула я. — Сашенька, ты жива!

— Мелания? — Она успела меня подхватить и обняла в ответ. — Ты чего?

— Мне сказали, что вы все погибли. — Я разрыдалась, гладя её по голове. — Что вся ваша семья погибла при взрыве. Это было ужасно, Саш, так страшно… и тётя Алиса, и Арсюшка… — я резко замолчала. — А правда, как ты выжила?

— Не только я. — Она вздохнула. — Мелания посмотри на Рому, неужели, ты до сих пор его не вспомнила?

Отодвинувшись, я повернулась к Роману. Он следил за мной со сдвинутыми к носу бровями. Руки были сжаты в замок. Мне понадобилась целая минута, прежде чем в голове калейдоскопом замелькали отрывки из прошлого: вот мы бесимся в детской, а это лезем на яблоню, точнее, лезу я, а он страхует. Первый класс и долгожданная линейка; пятый класс и первое признание в любви; десятый класс и вырезанные на старом дубе слова:

— Я люблю тебя больше жизни и ещё чуть-чуть, — шепчу я, подползая к нему.

В глазах стоят непролитые слёзы. Столько лет я ходила на кладбище, и говорила ему, что люблю. Столько лет я страдала от одиночества, сколько раз искала в толпе знакомую макушку, и бесчисленное множество раз я оборачивалась на имя Рома.

Он сидит неподвижно, даже голову отвернул. Но я не хочу больше страдать. Я устала страдать. Ромка, мой Ромка… Живой.

— Рома! — Я бросилась на него, повалив на пол и зарывшись лицом в рубашку. — Рома… почему же ты не сказал, что жив?! Почему? Я так по тебе скучала, слышишь? Ром, я очень скучала. Ты так сильно изменился, я бы никогда в жизни не узнала…

— Успокойся и сядь. — Он оттолкнул меня и тяжело поднялся, поправляя рубашку.

Рома? Мне стало очень неловко за эти чувства. Ведь прошло столько лет, наверняка он уже и не помнит, что любил меня. Прошло много лет.

— Вы! — Я подскочила как ошпаренная. — Сколько вы в России?

— Три года, — ответила Саша печально.

— Почему же вы только сейчас нашли меня?

Ах.

Я зажала рот ладонью.

Они ведь и не искали. Всё верно, как сказал тогда Рома в машине, они здесь только для расследования и мести, всё остальное не имеет значения. Но тогда каким образом они нашли меня после аварии? И кем приходится для них Никита?

— Мари… Саш. — От волнения и неловкости я сжала пальцы и опустила голову. — Как ты оказалась там, на дороге? И почему Никита сказал, что ты его сестра. Это была ложь? Вы встречаетесь?

Рома на этих словах поперхнулся и закашлялся. Саша округлила глаза и прижав руку ко лбу, рассмеялась.

— Нет, глупая. Никита — это…

— Закрой рот, — рявкнул вдруг Рома. — Больше ничего не говори.

— Но братик, — она странно усмехнулась. — Я ведь предупреждала тебя, Мелания так или иначе узнает правду, и ты должен быть к этому готов. Ведь это была именно твоя идея.

— О чём вы говорите? — Мне стало вдруг холодно и неуютно.

Я ведь больше их не знаю, мы были разделены столько же, сколько и дружили. Теперь они для меня почти чужие люди. Но при виде Ромы странно щемило сердце. И пусть он мне не нравился как настырный и пугающий Роман Владимирович, хозяин клиники… как Рома Белоярцев, первая любовь и лучший друг — он был мне знаком как никто другой. И именно ему я была несказанно рада, тому доброму и отзывчивому человеку из прошлого.

Но ведь… покраснев, я прижала руки к груди. Он знает, что со мной сделал Домогаров. Именно Рома оплатил моё лечение, и именно ему я рассказала о дочери. Жгучий стыд накрыл с головой. Стоять перед ним в таком виде, после всего, что произошло было страшно и неприятно. Захотелось снова залезть под душ и до кровавых корок стирать следы Глеба со своего тела.

— К-как вы смогли выжить? И где дядя Вова? — выдавила я через силу, смотря теперь только на Сашу.

— Папа погиб. — Опустила она глаза. — Он заходил в дом, когда произошёл взрыв. — Мы только въезжали в посёлок, поэтому и выжили.

— Но почему тогда и вас объявили погибшими?! Ведь по всем каналам крутили новости о том, что умерла вся семья! Почему вы не сказали мне?! Вы знаете, сколько раз я приезжала на кладбище, чтобы удостовериться в том, что всё ошибка? — голос сорвался от крика. — Как вы могли так поступить?!

— Но ведь именно после твоего визита всё произошло, — убито сказал Рома. — Ты зашла в дом, тебя видела охрана, после чего и погибли мама, брат и отец.

— Ты же не думаешь, что это я виновата? — ошарашенно прошептала я, падая на колени. — Рома, ты же на самом деле так не думаешь?

— Я не знаю, что думать, — отвернулся он. — Мы уже три года следим за твоей семьёй. Я уверен, что к этому причастен кто-то из Звягинцевых…

— Идиот! Ты… — прорычала я, стирая новые слёзы, — ты хуже всех! Как ты мог подумать, что это я?!

— Именно поэтому мне и нужны твои воспоминания! — взъярился он. — Я знаю, что ты не могла так поступить! Но раз ты единственная выжила, то должна была видеть преступника!

— Я не видела, — обречённо прошептала я. — Я только слышала, как моя мать угрожала тёте Алисе. И взрыв произошёл со стороны кухни, ваша мама успела крикнуть — там газ! — и мы побежали к чёрному выходу. Она толкнула меня на улицу, но сама не успела и… Арсений тоже погиб.

— Что? — Саша схватила меня за руку и потянула на себя. — Мелания, расскажи всё, что помнишь, пожалуйста.

И я начала говорить. Я вспоминала любые мелочи, которые приходили на ум. Почему я выжила? Почему в новостях об этом не сказали? Потому что от взрыва меня контузило и часть воспоминаний пропала. Отец сказал, что я попала в аварию на снегоходе, замерзала в лесу. Меня нашли и отвезли в больницу. А через несколько дней сказали, что в доме Белоярцевых взорвался газовый котёл и никто не смог спастись. Помню, я тогда умерла вместе с ними, ходила как привидение, постоянно плакала и смотрела на фотографии. После выписки я почти поселилась на кладбище, меня оттуда выволакивали обессиленную. Мать с тех пор стала вести себя тише, почти как нормальная мама. В нашем доме стали чаще появляться братья Домогаровы, и я влюбилась в Бориса, а через год на выпускном мы договорились поехать на острова, чтобы отметить. Там у родителей близнецов была своя вилла. В одну из ночей всё и произошло, но на следующее утро я услышала, как Глеб Домогаров хвастался перед братом, что смог меня обмануть.

Не выдержав позора, я попросилась учиться за границей и уехала в Лондон.

— Лондон? — воскликнула Саша, поворачиваясь к Роме.

— Да. Я поступила в университет и по настоянию матери родила.

— То есть, это твоя мать настояла на родах? Но почему?

— Откуда мне знать, — отозвалась я. — Тогда она мне сказала, что убивать невинного ребёнка абортом совершенно невозможно. Она обещала помочь с воспитанием. Я согласилась, но при условии, что семья Домогаровых никогда не узнает, что Лиза имеет к ним отношение. В конце концов, мы прожили в Лондоне почти два года, а потом вернулись в Россию, ко дню рождения Лизы. В тот год, Глеб впервые меня изнасиловал.

— То есть, — Рома сжал руки в кулаки, — это случалось раньше?

— Да, — кивнула я. — Мама… она всё знала на самом деле, но всегда закрывала на это глаза. Она очень хотела, чтобы я вышла замуж за Глеба, поэтому я ушла из дома в квартиру, которую купил мне отец. Мы стали жить с Лизой вдвоём, после окончания учёбы я пошла работать в «Мерис».

— Неужели ты никогда не заявляла на него? — изумилась Саша. — Почему?

— Он больше меня не трогал, только доставал периодически. Сорвал две свадьбы, отвадил всех, с кем я встречалась. Только Никита продержался целый год, я уже надеялась, что смогу обрести настоящую семью, но случилось то, что случилось. — Я равнодушно пожала плечами, хотя мне очень хотелось кричать и крушить всё подряд.

— Ты слышал? — Саша повернулась к брату.

— Слышал, — пробормотал он и, резко подорвавшись, выскочил из комнаты.

— Саш. — Я оторвалась от созерцания пустого прохода и повернулась к ней. — Я всё рассказала, теперь ваша очередь.

— Нет, милая. — Она вздохнула, и коснулась пальцами моей щеки. — Ты ещё не поделилась своей болью. Расскажи мне.

— Не хочу.

— Это нужно сделать, пока ты носишь на сердце такой груз, никогда не сможешь отпустить ту ситуацию. Ты же кричишь ночами, я слышу. Поэтому и привезла Богдана Игоревича, хотела, чтобы он помог тебе. Ты кричишь и плачешь ночи напролёт, тебя постоянно мучают кошмары. Мне больно на это смотреть.

— Тогда закрой дверь. Я не хочу, чтобы Рома слышал про эту грязь.

— Почему?

— Потому что он был когда-то моим домом, а я не хочу пачкать свой дом, даже если от него осталось только воспоминание. Не хочу, чтобы он слышал, как я стала грязной и опустилась на самое дно.

— Хорошо, — она поднялась и прикрыла дверь. — Я слушаю.

— Всё началось с того, что я узнала о тайном направлении в фирме отца. А, нет, ещё раньше. В день смерти вашей семьи, я всегда в это время хожу на кладбище. После посещения, мы втроём поехали в ресторан, чтобы поесть и символично отметить. Но именно тогда Ник сделал первую ошибку — он взял трубку, когда звонила мать и сказал, где мы будем отмечать. Но я-то знала, что она не для себя узнавала. К сожалению, мы не успели уйти и встретились с близнецами. Глеб сделал предложение, ну как сделал, — вяло усмехнулась я. — Просто предупредил, что заберёт нас с Лизой через два дня, а если я буду артачиться, то кто-то умрёт. А после этого, в пятницу умер отец и я до сих пор не знаю причину смерти. Прочла в новостях, что появились какие-то новые факты…

— Его отравили, — перебила Саша. — Нитробензол, в такой дозировке у него просто не было шанса выжить.

— Откуда…

— У меня есть знакомые в этой структуре, пришлось напрячь их. Пока неизвестно кто виновный, мы выясняем. Ты продолжай.

— Ладно, но ты мне потом всё обязательно расскажи, — попросила я. — В общем, в день смерти с ним виделись Домогаровы, я застала их прямо на месте. После того, как уехала полиция, я распустила всех сотрудников и пошла в кабинет отца. Не знаю, что хотела там найти. Потом встретилась с Петровичем, мы с ним выпили и попрощались.

— А Петрович — это?..

— Николай Петрович, финансовый директор и давний друг отца. Он рассказал мне о том, что в «Мерисе» есть узконаправленное подразделение, данные о котором были закрыты даже для меня. Торговля оружием, в чём обвиняют Глеба, шла через холдинг, управляли всем этим Петрович, отец и Глеб Домогаров на правах партнёра. Но за полгода до этого Разумовский испугался возможных последствий и отказался над этим работать. Ещё и отец накануне смерти разорвал партнёрские отношения с Глебом и предупредил меня в записке.

— Какой записке?

— Люда, секретарша и любовница отца, передала мне её после смерти.

— Но в деле об этом ничего не было, — удивилась Саша.

— Правильно, — кивнула я, — потому что я не отдавала её полиции. В общем, отец просил быть осторожной, предупреждал, что Глеб сделает всё возможное, чтобы получить холдинг в свои лапы.

— А ты находила какие-нибудь странные документы у отца?

— Да нет, ничего необычного не было. В понедельник ко мне завалился Глеб, и главное, приехал в то же время, что и я. Такое ощущение, что у него глаза на затылке. Как обычно, угрожал, требовал отказаться от дочери и стать его женой. Я сказала, что он может катиться на все четыре стороны. Знаешь, — я постучала пальцем по губам, — как-то странно всё. Никита исчез в пятницу, и заявился только под утро, сказав, что помогал сестре. В тот момент, когда мне была нужна поддержка, он просто свалил и вернулся под утро, как будто так и надо.

Саша на этих словах как-то странно на меня посмотрела, но промолчала. И я продолжила. Смысла скрывать всё больше не было. «Мерис» мне уже не принадлежал, я потеряла все деньги и связи. И если эта откровенность заставит Белоярцевых помочь мне с дочкой, то я готова продать даже память об отце.

— А дальше?

— Ну что дальше… дальше я уволила любовницу отца, чтобы она не попалась под руку матери. Ах, да. Я пошла смотреть видеозаписи с пятницы с Меркуловым. Начальником безопасности.

— Зачем?

— Завещание отца пропало из сейфа, как и все уставные документы. Да и мать приходила с Борисом, представляешь? — я усмехнулась. — Они привезли мне чемодан денег, чтобы я отказалась от наследства в пользу матери.

— А ты? — шёпотом спросила Саша.

— А что я? Выгнала их, конечно. Зря, наверное, — я потёрла шею и отвернулась к окну. — Я всё время думаю, что если бы тогда согласилась и взяла те деньги, то возможно, всего этого дерьма бы и не случилось. Всё моя гордость и обида на мать. Я её оскорбила, а она этого никому не прощает. Вот и мне не простила. Забрала всё, до чего смогла дотянуться.

— Ты не виновата в том, что она с катушек съехала, — зло бросила Саша. — Эта баба совершенно ненормальная. Так и что в итоге ты видела на камерах? — как-то нервно спросила она.

— Мать. Она же и выкрала завещание. В общем, последнее, что я помню, это как я парковалась у дома, обещая Нику и Лизе быть через несколько минут, а потом там появился Глеб и накачал меня какой-то дрянью. После этого провал. Я торопилась домой, потому что хотела увезти Лизу подальше.

— А как же компания? Неужели, ты бы её бросила?

— А она мне больше не принадлежала. Оказывается, отец хотел развестись с матерью из-за любовницы, и в качестве отступных отдал ей часть акций холдинга. Но они не успели подать заявление на развод, так что мать заграбастала себе контрольный пакет. В тот день она сказала, что у меня есть только два пути сохранить свою обычную жизнь: выйти замуж за Глеба и остаться работать в «Мерисе», или взять предложенные ею деньги. Но так как я отказалась от всего, то и вышло всё так, как вышло.

— Мел, скажи, — Саша взяла меня за руку и вздохнула. — Ты помнишь, что с тобой делал Глеб?

— Помню.

— Расскажи. Не обязательно вдаваться в подробности, но сбросить этот груз ты должна.

Перед глазами встала комната и потное тело Домогарова. Поёжившись, я обхватила плечи и начала рассказывать:

— Я очнулась в небольшой комнате. Перед глазами всё плыло, так что я плохо помню тот день. Сначала меня не привязывали, да и вообще, была какая-никакая, но свобода…

— П-привязывали? — ошарашенно прошептала Саша.

— Скорее пристёгивали, наручниками. И ноги, и руки. После первой попытки побега были только наручники, а вот через три дня он мне уже и кандалы надел.

— Мелания, — в глазах Саши появились слёзы, — что этот изверг с тобой делал?

— Подчинял. Знаешь, через неделю я уже хотела умереть, если честно. Держалась только ради Лизы. В-принципе, для меня подобное не было шоком, потому что я предполагала, что именно так и будет, если он до меня доберётся. После того, как я кусала или пыталась пнуть, он меня бил, не сильно, так чтобы рыпаться перестала. Раз в два-три дня приходил врач и ставил мне компрессы или мази накладывал. А через две недели, Глеб заставил меня отказаться от Ника, — глухо сказала я, сцепив руки вокруг коленей. — Он показал мне фото на телефоне, где он обнимается с Лизой, понимаешь? Я доверила Нику самое дорогое, что у меня было, он знал, что я до смерти не хотела их контакта, но каким-то образом, Лиза оказалась в руках Домогарова. Глеб предупредил, что если я не скажу Нику то, что ему нужно, то он убьёт Лизу, а заодно и Никиту… — на этом мой голос сорвался, и я снова начала плакать. — Понимаешь, Саш? Я сдалась. У меня больше не было сил бороться с этим чудовищем, и я просто искала возможность умереть. Даже таблетки глотала однажды, но мне быстро промыли желудок. Глебу всё-таки удалось меня сломать. Если бы я могла, то удавилась прямо там же, но из-за скованных рук и ног это было невозможно сделать. Для меня дни слились в одну линию, я больше не понимала где день, а где ночь. А перед тем, как попасть в аварию я усыпила бдительность Глеба и вытащила у него таблетки из рубашки. Он всегда их с собой носит. Сожрала почти всю пачку и так меня торкнуло, что я больше ничего не помню. Даже не представляю, как оказалась в машине, да ещё и за рулём. Вот так.

— Прости, — уронила Саша, стирая слёзы ладошкой.

— Ты здесь не причём. — Спасибо, что выслушала.

— Нет-нет, — она помотала головой. — В этом есть доля и нашей вины, мы были уверены, что ты в конце концов решилась на брак с Домогаровым.

— Но почему? — воскликнула я. — Разве я давала повод так думать?! Погоди… а кто это мы? И Саш, почему я оказалась в машине с Никитой?

— Чёрт, так и знала, что всё так выйдет, — она поднялась и пошла к двери. — Заходи.

Глава 17

Открыв дверь, Саша посторонилась. В коридоре стоял Рома, его руки были засунуты в карманы, а грудь тяжело вздымалась. Как будто он марафон бежал. На одном месте.

— Обманщица, — прошептала я. — Я же просила…

— Прости, Мел. Но брат должен был это услышать, иначе ничего не изменится.

— Ты… ты очень изменилась Саша, — прошипела я, поднимаясь и отходя в сторону.

— Десять лет прошло, Мелания. Все изменились.

К горлу подступил комок. Стало так обидно, что хоть волком вой, но снова плакать я не стану. Всё правильно. Рома с самого начал знал, кто я и что я. И именно он сказал Саше в машине, что избавится от меня сразу, как получит то, что ему нужно. Видимо, за эти годы растаяли как дым все чувства, что он когда-то испытывал. Здесь только я ещё храню воспоминания. Сжав руки в кулаки, я на миг опустила голову и процедила:

— Вы услышали то, что хотели. Теперь ваша очередь.

— Мелания, давай поговорим, — Саша взяла меня за локоть и развернула к себе. Мне пришлось приложить массу усилий, чтобы не сжаться в комок. Лишь вырвав руку, я смогла вздохнуть. — Я же не просто так позволила брату слушать.

— Прости. — Я посмотрела ей в глаза. — Это моя ошибка, тебе не за что извиняться.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась она.

— На какой-то миг я позволила вообразить себе, что вернулась домой. Но ты абсолютно права, прошло десять лет, изменился каждый из нас. Ты обещала, что расскажешь о том, что вы затеяли. — Я, наконец, взяла себя в руки и перестала дрожать. — Если вы не против, то поговорим на кухне. Этому врачу вы доверяете полностью?

— Абсолютно, — хрипло ответил Рома, рассматривая меня. — Но даже так ему не стоит знать, чем мы занимаемся. Я не хочу подвергать жизнь Богдана Игоревича опасности.

— Тогда отвези его в клинику, или пусть Аба отвезёт, — сказала Саша.

— Это опасно. Сегодня поступил запрос на всех пациентов.

— От кого? — ахнула она.

— От Домогарова. Старшего, — уточнил Рома, смотря мне прямо в глаза.

— А я здесь при чём? Что Виктору от меня нужно?!

— По слухам, он разыскивает дочь. — Он продолжал сверлить меня взглядом.

— Ты с ума сошёл?! Какая, к чёртовой матери, я ему дочь?! У тебя ни капли совести и стыда нет, раз смеешь говорить при мне такое! — психанув, я пролетела мимо него, и быстрым шагом пошла на кухню.

— Нет, ты точно идиота кусок, — рявкнула Сашка и хлопнула со всей силы дверью, следуя за мной. — Мелания, подожди!

— Что? — равнодушно спросила я, стоя у подножия лестницы.

— Не записывай нас во враги, я же вижу, что ты снова закрылась, — запыхавшись, сказала она, почти бегом спустившись.

— Да какая разница, Саш. Когда всё разрешится, вы в любом случае уедете в Лондон, ведь так? Кстати, получается, что мы и там не встретились, хотя жили в одном городе, — я печально усмехнулась. — Видимо, действительно не судьба.

— Ты про что? — нахмурилась она.

— Незадолго до взрыва Рома сказал, что женится только на мне, — истерично хихикнула я. — Он ещё на дереве тогда слова вырезал: «Я люблю тебя больше жизни и ещё чуть-чуть». Смешно. — Я в последний раз хихикнула, вытирая выступившие слёзы. — Смешно и глупо, Саш. Вся моя жизнь одна сплошная ошибка. Как и сказала когда-то мать — я должна была сдохнуть на родовом столе.

— Дура, — отрезал Рома, незаметно появившись за спиной. — Идите в гостиную, я сейчас.

В полном молчании мы уселись на широкий угловой диван и уставились в мёртвый телевизор. Я крутила в голове фразы из воспоминаний. Мама говорила отцу, что её сводная сестра Катя крутила роман с Витей, встряв при этом между ним и Ларисой. Неужели, она говорила о Домогарове? — ахнула я. А ведь и тётя Алиса упоминала свою дружбу с Ларисой Витальевной. Как же так?.. Получается, что я дочь этой Катерины и Виктора Домогарова и близнецы мне родные братья?

Зажав рот, я бросилась в ванную. Меня выворачивало долгих пять минут, пока в желудке не осталось даже желудочного сока. Вот дерьмо собачье. До какой же степени ты меня ненавидела мама, что готова была подложить под брата? А ведь она точно знала, что мы родня. Как же Лиза тогда родилась здоровой?

— Мелания? У тебя всё в порядке? — Саша зашла и закрыла дверь, щёлкнув замком. — Что случилось?

— Я опустилась на самое дно этого мира, — просипела я, полоща рот под краном.

— Это как?

— Рома упомянул, что Виктор ищет дочь. Так вот, его дочь, по всей видимости, я.

— С ума сошла? — она схватилась за сердце и села на край ванны.

— Нет. — Я ополоснула лицо и вытерла воду полотенцем. — В день рождения десять лет назад, я подслушала разговор родителей, именно поэтому я и побежала к вам домой, чтобы предупредить вашу маму об опасности. Мама сказала, что я дочь её сводной сестры Екатерины и Виктора. И что моя биологическая мать встала между Витей и Ларисой. А я знаю только одну такую пару… это Домогаровы.

— То есть… ты хочешь сказать… — в её глазах отразилось понимание, и она скривилась. — Мария — полоумная стерва.

— Не буду отрицать. — Я села на пол и прижалась головой к холодному кафелю. — Лиза результат инцеста.

— Твою-то мать, — простонала Саша, закрывая лицо. — Вот ублюдок!

— Эй! — крикнул из-за двери Рома. — Чего застряли?!

— Не говори ему! — Я схватила Сашу за руки и сжала со всей силы. — Слышишь? Не говори! Я в могилу с собой унесу этот секрет. Рома не должен знать! Обещай!

— Хорошо. — Саша уронила голову и открыла щеколду, впуская брата.

— Разговор есть. — Он отошёл с прохода и поторопил: — Ну! Чего ждём?

Вывалившись, а по-другому это и нельзя было назвать, из ванной, мы доползли с Сашей до дивана и одновременно на него рухнули. У меня же жизнь перед глазами пролетела. Если Рома узнает об этой порочной связи, об этом позоре… лучше умереть, чем открыть правду.

— Сегодня пришли результаты тестов, — Рома вытащил из сумки папку с документами и протянул мне. — Тебе нужно ознакомиться.

— Каких тестов? — опешила я. — Когда их заказывали?

— Кровь для этого теста была взята при последнем обследовании, — терпеливо ответил он.

Открыв папку, я уставилась на белый лист, испещрённый множеством незнакомых символов и букв.

Отчёт ДНК исследования

Предполагаемая мать: Звягинцева Мария Александровна (белая)

Ребёнок: Звягинцева Мелания Сергеевна

Предполагаемый отец: Домогаров Виктор Алексеевич (белый)

Результаты:

Вероятность материнства: 0 %

Вероятность отцовства: 99,999996 %

Вывод: Предполагаемая мать исключается как биологическая мать тестируемого ребёнка. Предполагаемый отец не исключается как биологический отец тестируемого ребёнка.

— Что это? — Папка выскользнула из рук, упав на пол с глухим стуком. — Как это? Почему?

— Всё просто, — Рома поднял документ и отряхнул невидимую пыль. — Ты дочь Виктора, но не дочь Марии.

— Зачем?.. — Опустошённая я подняла на него глаза и прошептала: — Зачем же ты это сделал? Рома?..

— Я заинтересовался этим вопросом, когда впервые увидел объявление о твоих поисках и сумму награды. Меня очень удивила ставка в десять миллионов. К тому же, тебя искал Виктор, а не один из братьев. — На этих словах меня ощутимо передёрнуло и желудок снова свело. — Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы достать биоматериал Марии, но Виктор сдал кровь добровольно.

— Зачем тебе это?

— Ты никогда не обращала внимания, Мелания, но вы с Виктором очень похожи.

— Боже мой. — Я зарылась пальцами в волосы и оттянула их, чтобы прийти в себя. — Боже мой… что же я натворила… Лиза, девочка моя…

— Ты не все документы посмотрела. — Рома спокойно вынул из папки новые листы и протянул мне. — Прочти.

Свидетельство об усыновлении

Власов Глеб Даниилович

Дата рождения: 19 ноября 1980 года

Место рождения: Москва

усыновлён Домогаровым Виктором Алексеевичем…

с присвоением ребёнку фамилии Домогаров имени Глеб отчества Викторович

дата 7 декабря 1985 года

ЗАГС ______

Подпись _______

Трясущейся рукой, я открыла второй листок и прочла то же самое про Бориса.

— Что там? — Саша заглянула через плечо и вопросительно уставилась на брата. — Ром?

— Они не братья, — всхлипнула я. — Виктор усыновил их в пятилетнем возрасте. Усынови-и-ил, — завыла я в голос.

Усыновил… они мне не родня. Господи, какое счастье. Я заплакала от облегчения.

— Откуда эти документы? — строго спросила Саша. — Это копии, где ты их взял?

— Мне их дал Виктор Алексеевич, — Рома сел в кресло и сложил нога на ногу. — Для того, чтобы Мелания поверила.

— Что? Нет! Ни за что! Я никогда не стану частью этой поганой семьи, никогда!

— Извини, Мелания. — Рома откинулся на спинку и сцепил руки в замок. — Но у тебя просто нет выбора. Чтобы вернуть дочь и бороться на равных с Марией, тебе нужны деньги и связи, равные её. У нас, конечно, деньги есть, но вот связей нет. Мы здесь сами по себе барахтаемся, — он развёл руками. — Я обещал помочь с возвращением дочери в обмен на воспоминания, и сдержал обещание.

— Ты сволочь. — Шатаясь, я поднялась на ноги и окинула его презрительным взглядом. — Никогда бы не подумала, что ты превратишься в это.

Бросив бумаги ему на колени, я не оборачиваясь пошла наверх. Мне нужно было одеться и уходить. Здесь мне больше нечего делать.

— Это война, Мел, — крикнул он вдогонку. — Если ты ещё не поняла, то это — война. А на войне все средства хороши, когда до тебя это дойдёт — приходи. Мы обсудим варианты.

— Гори в аду, засранец, — тихо прошипела я.

Глава 18

Что за извращённая идея свести меня с Виктором Домогаровым?! В сердцах я швырнула на кровать расчёску, и пригладила несколько торчащих волосков. Такое ощущение, что Роме не двадцать пять, а всё те же пятнадцать, и в его сердце ещё осталось место для чуда.

Всё-таки мы очень разные, и то время, что он жил в своё удовольствие за границей, я училась быть мамой и искала способ противостоять разрушающему желанию Глеба. Рома никогда не поймёт моей ненависти, пока сам не проживёт подобную жизнь.

— Мелания. — Саша постучалась в дверь и заглянула. — Что собираешься делать?

— Не знаю. — Я с размаху села на кровать и уронила голову на руки. — Твой брат извращенец и идиот. Только в его голову могла прийти такая больная идея.

— Не надо так. — Она вошла и прикрыла за собой дверь. — Ему тоже нелегко. Думаешь, Роме было так уж просто пойти на контакт с Виктором? Или найти биологические материалы Марии? Он же для тебя старается.

— Серьёзно? — хмыкнула я. — Да вы оба готовы пойти на что угодно… ай, — махнула я рукой. — Проехали. Всё равно мне до вас не достучаться. Если уж у вас хватило наглости и ума проникнуть в «Мерис», чтобы следить, то что говорить о подобных контактах, — сморщилась я, имея в виду Домогарова старшего. — А кстати. — Я вскинула голову и прищурилась. — Что именно вы искали в холдинге? Ты мне так и не рассказала, чем вы занимаетесь, и откуда ты знаешь Ника…

— Кхм, — закашлялась она, — как раз об этом я и хотела поговорить, но Рома опередил с документами. В общем, Мел… Никита это…

— Замолчи.

— Что? — хором спросили мы, повернувшись к двери.

Рома выглядел очень злым и раздражённым. Войдя в помещение размашистым шагом, он схватил сестру за руку и выволок её за дверь.

— Что ты делаешь?! — крикнула Саша, пытаясь вырваться. — Совсем с катушек съехал?!

— Больше никогда не говори о Нике, — рявкнул он, захлопывая дверь перед моим носом. — Слышишь? Дура болтливая, сказал же тебе молчать!

Приникнув к замочной скважине, я слушала их ругань и пыталась понять, что за хрень происходит. Неужто они наняли Никиту Лебедева, чтобы тот держал меня под присмотром? Если подумать, то это было бы логично. Сама Саша под видом его сестры Марины Лебедевой устроилась в «Штэрн» и следила за Домогаровыми, имея доступ к секретным документам, а так как Рома не хотел себя афишировать, то нанял Ника как актёра… меня будто ледяной водой окатило. Это же насколько нужно быть беспринципной сволочью, чтобы сыграть вот так. Я вспомнила день смерти отца, когда Ник срочно уехал на встречу с Мариной. Вернувшись под утро, он сказал одну фразу, которая выбила меня из колеи…

Я люблю тебя, Мел. Больше жизни люблю, и даже чуть-чуть больше.

Он почти слово в слово повторил то, что говорил мне когда-то Рома, и только тот, кто знал нас очень хорошо мог сказать это. Неужели, Рома сам поделился подобным? Я распахнула глаза, в ужасе смотря в стену. Белоярцев дал Нику способ мной манипулировать, надавил на самое болезненное и тяжёлое. Ведь услышав именно эти слова от Лебедева я сдалась и решила, что буду ему верить, ведь это точно должна была быть Судьба. Если близкий мне мужчина говорит слова, которые я столько лет хранила в сердце, то он должен быть тем, кто заменит мне потерянное.

— Ублюдок.

Поднявшись с колен, я рывком распахнула дверь и побежала вниз, туда, где всё ещё ругались Рома с Сашей. Застав их в гостиной, у искусственного камина, я выдохнула и, задержав дыхание, спросила:

— Где Никита?

— Что? — Саша замерла с поднятой рукой, которой отвешивала оплеухи младшему брату.

— Ведь на самом деле, это была ваша идея, да? Вы создали Лебедева, чтобы контролировать меня?

— Как ты… — Она захлопнула рот и посмотрела на брата, лицо которого сейчас было скорее маской.

— Было не сложно догадаться, — рыкнула я, опираясь дрожащими руками на спинку дивана. — Ведь только так можно объяснить его холодность и равнодушие после аварии, и нежелание помогать с поиском Лизы. Он ведь просто играл свою роль, как Абдаллах — охранника в «Мерисе», ты — Марины Лебедевой в «Штэрне», а Никита Лебедев — моего возлюбленного? Да?!

— Да, — спокойно ответил Рома, отчего у Саши упала челюсть.

— Ты идиот или притворяешься? — набросилась она снова на брата.

— Заткнись, — резко бросил он, смотря на меня. — Мелания сама догадалась. Кто я такой, чтобы продолжать держать её в неведении?..

— Это была твоя идея, — дошло до меня. — Это ты придумал?

— Всё верно. Ты уже говорила, что Глеб Домогаров расстроил два твоих брака и отваживал ухажёров. Вот я и подумал — почему бы не создать образ такого мужчины, который будет не по зубам Глебу и понравится тебе?

Это мой Ад.

Его слова хлестали больнее плети. Человек, которого я любила, боготворила и желала снова увидеть, создал идеальный театр одного актёра.

— Кто он? — с трудом выдавила я. — Кто он такой, чёрт возьми?! — мой крик разнёсся по комнате.

— Профессиональный актёр и психолог, — ответил Рома, зажимая рот Саше.

— Актёр. — Я покачнулась, изо всех сил цепляясь за диван. — Актёр…

— Мел! — Саша укусила Рому за палец и крикнула: — Не верь этому идиоту, всё не так!

— Ты слишком надоедлива сестра, — усмехнулся он. — Не вмешивайся. Это не твоё дело.

— Ты так сильно меня ненавидишь? — прошептала я.

— Да.

И снова мне хочется умереть и не чувствовать пустоту.

— Почему?

— Потому что ты принадлежишь семье, которая уничтожила моих любимых родителей и младшего брата. Лишила меня всего, даже надежды на будущее.

— Мел, нет, — расплакалась Саша. — Не верь этому остолопу… не надо, девочка…

— Я… простите, мне надо побыть одной, — уронила я и, отодрав себя от дивана, пошла наверх.

Актёр, билось в ушах, психолог.

Ненависть. Меня всю жизнь окружала одна только ненависть, и единственный луч света стал мне недоступен.

Провалявшись на кровати до самого вечера, я, наконец, смогла определиться с тем, что мне нужно. В первую очередь и безусловно это — дочь. Во-вторую — свобода. Как бы мне ни хотелось признавать, но Рома был прав. Чтобы бороться с матерью я должна быть на одной с ней ступеньке, но одна только мысль, что мне придётся взять фамилию Домогаровой вызывала рвотный рефлекс. К тому же, как отреагируют на такой финт Глеб и Борис? Почему Виктор разводится с Ларисой, и когда мать вернётся в Россию? Не может же она всю жизнь прятаться за границей, да и не станет. Вероятно, она ждёт результатов моих поисков.

А ещё мне надо наказать Глеба. Оставить всё как есть и позволить ему избежать наказания за мои страдания я просто не могла. Душу жгла сильнейшая ненависть. Я готова была собственноручно убить его, и это-то больше всего и пугало. Что если я не смогу сдержаться и причиню ему физический вред? Тогда я стану такой же, как он. Но и доказательств плена и изнасилования у меня не было, кроме результатов обследований. К тому же, он всегда пользовался контрацептивами.

Все, кто служит в его доме, никогда не станут свидетельствовать в суде, потому что в этом случае их жизнь будет подвергнута опасности…

— Мелания. — В дверь аккуратно постучали. — Ты ещё спишь?

— Нет. Погоди минуту.

Натянув футболку, я быстро влезла в джинсы и открыла дверь. Лицо Саши опухло и глаза были красные. Плакала, чтоли?

— Что ты хотела? — вздохнула я, пропуская её в комнату и на всякий случай оглядывая коридор.

— Его здесь нет, — тихо сказала она, опуская голову. — Мел, прости, он врёт, на самом деле…

— Мне всё равно, — равнодушно ответила я.

— А?

— Я говорю, что мне всё равно, — терпеливо повторила я. — Ты можешь просить за него сколько угодно, но мне достаточно того, что я слышала.

— Но подожди! — Саша схватила меня за запястье, заглядывая в глаза. — Он правда, такой ещё ребёнок! Сам не знает, что говорит!

— Да плевала я, Саш. Надоело постоянно выслушивать дерьмо. Надоело. У тебя нет причин защищать передо мной брата, мы давно уже чужие друг другу. Ты сама сказала, что вы здесь уже несколько лет, и за это время он ни разу не показался, не сказал, что жив, что ты жива. Да и ты тоже. Мы с тобой виделись несколько раз, но ты упорно играла свою роль, так что не проси меня о понимании. Я никогда этого не пойму и не приму.

— Прости, — прошептала Саша, отпуская меня и проходя к окну. — Мы действительно заигрались в конспирацию. Думали, что если ты будешь знать, что мы — это мы, то в конце концов выдашь. Не сможешь сдержаться, а этого нельзя было позволить. Иногда решение, которое ты принимаешь, причиняет много боли, но от последствий этого решения никуда не сбежать. Я поговорила с братом. Он согласился помочь вернуть Лизу, но при одном условии.

— Каком?

— Ты поговоришь с Виктором.

— Совсем с ума спятил, — опешила я. — Можешь передать ему, что я верну все деньги, потраченные на моё лечение, так быстро, как только смогу. Ненавижу быть должной. Но о Домогаровых пусть больше даже не заикается, иначе я ему врежу. Я благодарна вам обоим за то, что вы спасли меня после аварии, но на этом всё. Я рассказала всё, что знаю о пожаре. Я считаю, что это моя мать Мария Звягинцева подстроила взрыв, пустив на кухне газ. За то время, что мы собирали с тётей Алисой чемоданы, газ собрался в помещении и произошёл взрыв. Что именно вызвало искру — выясняйте сами. Это всё, чем я могу вам помочь.

— А ты? — Она повернулась к окну спиной, сложив на груди руки.

— А я попробую сделать себе новые документы и подам на Глеба в суд, это всё, что я могу в данной ситуации. Дальше буду думать по мере того, как дело будет двигаться.

— Но ведь Виктор может помочь.

— И ты туда же. Саш, я никогда не стану прибегать к их помощи. Никогда. Даже если всё правда, и этот человек мой биологический отец, то каким же он должен быть мерзавцем, что воспитал своих сыновей так? Хотя, Борис вроде нормальным кажется, по сравнению с Глебом. Я никогда не стану дочерью человека, чей сын меня насиловал и бил на протяжении месяца. У меня есть только два желания: вернуть себе Лизу и упечь за решётку Домогарова, но если дочь я ещё могу в теории вернуть, если докажу, что я это я, то Глеб избежит тюрьмы. Их мать не позволит любимому сыночку томиться за решёткой. Лариса Витальевна на дух меня не переносит, ей плевать, что делал со мной этот мерзавец.

— Насколько я знаю, — осторожно начала Саша, — Виктор Домогаров разводится с женой. К тому же, по моим данным он много лет назад отошёл от управления «Штэрном» и не имеет отношения к компании. И родители не всегда могу узнать, что творится в душе их детей. Он, может, и сам не знает, что его сын такое чудовище.

— Ты сейчас его защищаешь? — я уронила челюсть. — Саш, ты серьёзно, или шутишь?

— Мелания, но ведь у тебя больше нет родных! — в отчаянии сказала она. — А здесь родной отец! Почему ты не хочешь дать ему шанс? Быть сиротой совсем не тоже самое, что жить, зная, что они где-то там есть.

— Не сравнивай, — вспыхнула я. — Ваши родители были замечательными людьми, и мама ваша мне была так же дорога, как и вам. А семья, с которой я росла — это… это не люди. Только отец иногда проявлял отцовские чувства, но скорее из жалости, чем от любви ко мне. А этот Домогаров жил себе вполне припеваючи, воспитывая пасынков, наблюдая как его родная дочь растёт в другой семье. И если он был близок к Марии и Сергею, то безусловно был в курсе их тараканов, и всё равно ничего не изменил. Избавился от меня, как от ненужной игрушки, точно так же, как от любовницы, которая дала мне жизнь. Я уверена в этом.

— Катя умерла на родильном столе, Мелания.

Глава 19

По спине пополз неприятный холодок, руки моментально вспотели и задрожали. Не может быть. Пусть это окажется ещё одной галлюцинацией. Пожалуйста. Я заслужила хотя бы это…

— Саша…

Не поведя и бровью, она отошла от окна и поджала губы:

— Иногда, с тобой можно только так. Ты совершенно разучилась думать головой и просчитывать ходы. Когда нет выбора — из двух зол выбирают меньшее, а не тешатся остатками гордости. Своё фи сможешь высказать после того, как Лиза вернётся под твою опеку.

Когда она проходила мимо, я схватила её за запястье и дёрнула на себя, заставляя наклониться:

— Что ты, что Рома перешли все мыслимые границы, — прошептала я, стараясь сдерживаться. — Вы не лучше тех тварей, что пользовались мной.

Отбросив её запястье, я резко развернулась и вышла из комнаты, не смотря на старшего Домогарова. Стоящий за ним Рома придержал меня за плечи, сильно сжимая пальцы.

— Не уходи.

Вздрогнув, рефлекторно двинула ему между ног, по самому святому. Не ожидавший такой подставы, он охнул и ослабил хватку. Этого хватило, чтобы рвануть вперёд и выбежать из дома.

— Заррраза! — услышала я до того, как хлопнула входная дверь.

Перед домом стояли две машины. Одной из них была та самая, на которой меня увозили с места аварии. Дёрнув дверцу, с облегчением села и завела двигатель. Самый настоящий идиот, кто же оставляет ключи в зажигании?! В тапочках было не очень удобно жать на педали, но взвизгнув шинами, машина резко остановилась у закрытых ворот. Из домика охраны выскочил Абдаллах.

— Мадам?

— Открывай! — рявкнула я, трясясь от страха и злости.

— Простите, но не имею права, — он опустил руку на дверь и нажал ручку. — Мадам, откройте.

— Т-ты верно не понимаешь ситуации, — яростно прошипела я. — Если сейчас же не нажмёшь кнопку, я снесу их к чёртовой бабушке!

— Не сможете. Только убьётесь.

В зеркало заднего вида я заметила бегущих Рому и Виктора.

— Твою мать.

Сдав назад, резко развернулась и поехала в сторону полей, раскинувшихся позади дома. Не могли же они обнести забором всё? Через несколько минут справа замаячил густой лес.

— Так вот, как вы скрываетесь, — усмехнулась я.

Сжав руль, я дёрнула его вправо и охнула, наехав на кочку. Послышался глухой хлопок, и одно из задних колёс лопнуло. Машину повело в сторону, и если бы не удача, то я наверняка бы перевернулась.

— Сука! — закричала я, отстёгивая ремень безопасности и открывая дверь.

Оглянувшись, заметила пистолет в руке Ромы. Так это он стрелял? Совсем больной, — скрипнула я зубами.

— Лучше бы тебе остановиться, — крикнул он. — Не зли меня, Мелания.

Псих. Натуральный псих. Глазам своим не верю. Рома шёл уже размеренно, держа меня на прицеле. Шагах в пятнадцати от него отвечал на звонок Виктор Домогаров. Саша бежала от дома, спотыкаясь и что-то крича. Сжав зубы, я сосчитала до десяти и выдохнула. Бороться против оружия не стану. Не дура же я, но вот такого развития событий совершенно не ожидала. Вот интересно: он реально бы выстрелил? То, что пробил шину, чтобы остановить машину — это понятно, но вот в человека… меня, выстрелил бы?..

— Идиотка, — ругнулся Роман и положил пистолет на крышу машины.

— Сволочь трусливая, — рявкнула я. — Ты со мной только с помощью этого справиться можешь?! — Я кивнула на оружие. — Да ты с ума сошёл махать перед моим носом пистолетом! — Сжав руки в кулаки, я смотрела исподлобья на Белоярцева.

— Да рядом с тобой невозможно не сойти с ума! — крикнул он зло. — Что за бабы пошли! — Он от души пнул колесо и взъерошил волосы на затылке. — Дура ты, мелкая! Дура!

— Чё? — опешила я. — Это ты меня дурой назвал? Да с какого хрена я дура-то? Если ты идиот безмозглый притащил сюда это?! — Я ткнула пальцем в остановившегося Домогарова. — Совсем больной?!

— Мелания, — медленно прорычал Рома, — с тобой, как и раньше, просто невозможно оставаться спокойным. Ты даже сейчас меня выводишь из себя. Заткнись, женщина, пока не получила!

Уронив челюсть, я на секунду забыла о том, что в общем-то боюсь и его, и его прикосновений. Нахлынувшая злость стёрла остатки разума, и развернувшись, я залепила ему пощёчину. Как быстро в памяти притупляются плохие моменты, ведь мы часто ссорились именно так. Дня не проходило, чтобы мы не поорали, правда, расходились и остывали быстро. Спустя десять лет, и пройдя через такие испытания рядом с ним я становлюсь такой же, как в детстве. Моя рука провалилась в его лицо и съехала на губы. Зачарованно отлепив пальцы от искривлённого рта, я посмотрела на ладонь и прошептала:

— Что это?

Часть кожи на лице оказалась ниже линии подбородка, а на лбу появилась тёмная полоска кожи. Как во сне, я сковырнула часть массы и потянула на себя.

— Рома? Это что?

— Не смотри, — он закрыл рукой лицо и гаркнул: — Саша, тащи её в дом!

— Ээ, нет. — Я прижала его к машине и попыталась снова дотронуться до лица.

Но Рома лишь сильнее прижал ладони и напряг плечи. Сумасшедший дом, — содрогнулась я. Может, это всё сон, и Саша ко мне не заходила?

— Братик. — Запыхавшаяся Саша встала рядом и согнувшись, тяжело вздохнула. — Я ведь предупреждала, что получится именно так.

— Я сказал — забери её!

— Саш. — Я показала на своё лицо и уточнила: — Я правильно понимаю, что это маска? Искусственная кожа? Вы меня обманули, и всё-таки пострадали при пожаре, да?

Хлопнув себя по лицу, она покачала головой и склонила её набок.

— Нет, милая. Лицо брата не пострадало, ну почти. В Лондоне он как-то ввязывался в драку, и не единожды, поэтому ему вправляли нос, ну и зашивали кое-какие шрамы. Чтобы избавиться от следов, ему пришлось сделать пластику. Но ничего страшного там нет, поверь.

— А что тогда? — я снова посмотрела на замершего Рому.

— Так и будешь прятаться? — Саша пнула его по ноге и прошипела: — Ты мужик или девка малолетняя?! Где яйца успел потерять?

— Эм, Саш, не стоит, — покраснела я.

Давно я не слышала подобных разговоров. Сестра Ромы всегда грешила подобной лексикой, за что её постоянно ругала тётя Алиса. Прошла минута, прежде, чем Рома сдвинулся с места, и опустил руки. В его глазах сверкали злость и ещё что-то. Что-то, что я не могла распознать.

Как во сне, я протянула подрагивающие пальцы к нему и коснулась шеи. Складка искусственной кожи легко поддалась, поэтому я без труда смогла поднять её. Сначала показались губы и твёрдый подбородок с маленькой ямкой. Потом открылись загоревшие гладко выбритые щёки. Крылья носа трепетали и были уже, чем в силиконе. Когда оставалась только верхняя часть, он резко поднял руку и убрал остатки грима.

— Никита?

Несколько секунд я просто смотрела, не веря своим глазам. Ноги подкашивались и не желали держать вдруг ставшее очень тяжёлым тело. Опустившись на сухую землю, покрытую рваными островками травы, я вцепилась в неё, как последнюю опору, и подняла голову.

— Что же это, ха-ха… не может быть, — на глаза навернулись слёзы. Прижав тыльную сторону руки ко лбу, я улыбнулась и расплакалась. — Актёр, ха-ха-ха, — смех получался каким-то вымученным и истеричным. — Психотерапевт. Парень, от которого я не смогу отказаться. — Смахнув с подбородка солёные капли, я поднялась на ноги, и сделала шаг назад.

Вся компания стояла в полном молчании. Домогаров даже бровью не повёл. То есть, он-то как раз и знал, кто скрывается под маской или кто носит маску? Саша вытащила пачку сигарет и нервно щёлкая зажигалкой, попыталась прикурить. А вот Рома, или Никита, смотрел прямо на меня, выжидая.

— Обманщик, — смогла, наконец, выдавить я. — Ты мне врал столько времени. Целый год водил за нос, — я громко рассмеялась. — Боже мой… я такая дура, что поверила в тебя, в эти отношения. Наверное, на мне с рождения висит какое-то проклятье. Интересно, в моей жизни была хоть капля правды?

Я чувствовала, что ещё немного и всё, больше не смогу ни стоять, ни смотреть, даже говорить не смогу. Подбородок предательски задрожал, и когда он наклонился, я инстинктивно схватила пистолет и направила прямо на него.

— Н-нет. Пожалуйста, — я улыбнулась сквозь слёзы. — Не двигайся.

— Мелания! — испуганно вскрикнула Саша.

— Не делай этого! — Виктор опустил руку с зажатым телефоном и уставился на нас.

Но ему было как будто всё равно. Равнодушно посмотрев на дуло, он сделал шаг вперёд, почти упираясь в оружие.

— Не надо, — скривилась я, с трудом держа руки ровно. — Не двигайся, не заставляй меня это делать. Пожалуйста.

— Я не боюсь тебя, — тихо сказал он. — Прости.

— Н-нет, — я отвела глаза. — Невозможно. Я устала. Отпустите меня. Я так больше не могу.

— Нет. — Он провёл пальцами по моей мокрой щеке. — Прости, Мелания. Я знал, что тебе будет больно и не хотел показываться. Прости.

— Все лгут. Вокруг меня все лгут. Ненависть даже просто дышать мешает. Я будто тону. Каждый грёбанный день барахтаюсь в этой зловонной яме. Больше не могу. Хватит. Отпусти.

— Нет.

— Как ты не понимаешь. — Я пошатнулась. — Я пустая. Просто оболочка. А-а-а-а! — мой крик разнёсся по округе. — Ненавижу, я всех вас ненавижу!

— Знаю. Прости. — Рома аккуратно освободил мою руку от пистолета и прижал к себе, гладя по волосам. — Прости, малышка. Я думал, что смогу сдержаться и доиграть роль до конца. Так было бы лучше, но рядом с тобой невозможно оставаться равнодушным. Это больно.

— А?

— Саш, Виктор Алексеевич, я заберу Меланию ненадолго. Вы пока можете обсудить детали.

— Без вас? — удивилась Саша.

— Да. Времени мало, так что нужно всё подготовить до того, как они вернутся.

— Понял. — Домогаров печально улыбнулся. — Мелания, я надеюсь, что ты найдёшь в себе силы поговорить со мной. Мне бы этого очень хотелось.

Я лишь сильнее вжалась в Рому и зажмурилась.

Ничего не вижу.

Ничего не слышу.

— Чёрт. — Рома поднял меня на руки и встряхнул. — Как же всё это не вовремя. Только попробуй ещё раз ударить. — Он гневно на меня посмотрел.

— Отпусти. — Я заёрзала, дёргая ногами. — Сама дойду!

— Нет уж, — хмыкнул Рома. — Я должен убедиться, что ты больше не совершишь никакой глупости. Тебя из виду-то выпускать нельзя, постоянно влипаешь в неприятности.

Зайдя в дом, он захлопнул дверь ногой и опустил меня на стул в кухне. Воздух был полон напряжения, и я всё ещё не знала, как себя вести и что делать. Силы закончились разом, так что я просто опустила голову на спинку стула и стала следить за Белоярцевым… Лебедевым. Как теперь к нему обращаться?

— Ты сменил имя, и теперь Никита Лебедев, или это была фикция?

— Второе, — бросил он, вытаскивая из шкафа две чашки и пачку с какао. — Горячий шоколад сделать не могу, но какао сойдёт.

— Мне на молоке.

— Нет молока, — он проверил холодильник и вздохнул. — Чай?

— Давай.

— Слушай, — начал Рома, не оборачиваясь. — Я… ах, чёрт, как же сложно объяснить.

Я промолчала. Ну сложно и сложно. Мне теперь всё равно.

— Ты не спрашиваешь. — Он скосил на меня глаз и вернулся к заварке.

— Да мне в общем-то плевать. — Я подтянула колени к подбородку, и уткнулась в них лицом. — Можешь придумать очередную байку, запереть меня в комнате или даже привязать.

— Ты… — Он замер на мгновение и вернулся к приготовлению. — Заслужил. Баек больше не будет, смысла скрывать нет, раз уж ты всё видела. Да и мне врать не нравится, чтобы ты там себе не думала.

Ну да. Хмыкнув, я уставилась на его широкую спину, и мелькающие руки. А ведь когда-то этими руками он обнимал меня и дарил спокойствие. Теперь вот, чай заваривает, а до этого в этих же руках был пистолет, направленный на меня. Однако, какая интересная у меня жизнь получается.

— После гибели родителей, нас вывез из России друг отца, англичанин. Мы получили новые имена, паспорта и шанс на жизнь. Саша всерьёз увлеклась компьютерами, в этом ей помог сын того человека. Я же решил начать всё с нуля. Около пяти лет назад Саша впервые наткнулась на сообщение о тебе в прессе. После этого она с упорством маньяка начала следить за жизнью твоей семьи и Домогаровыми. Мы видели сообщения о свадьбах и расставаниях, а также о том, что тебе в женихи пророчат Глеба. Вот после этого она и заставила меня дать слово вернуться в Россию.

— Для чего? — равнодушно спросила я, покачиваясь на стуле.

— Она решила, что взрыв в доме подстроил Домогаров-старший. Я же был склонен верить, что это твоя семья постаралась.

— Вот как.

— Дело в том, что наш отец был партнёром Сергея Владленовича, и общая сумма его акций превышала пятьдесят процентов. Логично было считать, что нашу семью убрали для того, чтобы завладеть холдингом.

Я не знала этого. Мне всегда казалось, что отец имеет больший вес в «Мерисе», чем кто-либо из акционеров.

Рома замолк и поставил дымящуюся чашку передо мной, пододвигая сахарницу с рафинадом. Устроившись напротив, он сделал глоток и продолжил, смотря в стол:

— Мы разработали план возвращения, сделали новые документы, купили больницу и этот дом. Чтобы нас не смогли узнать, создали новые личности Марины и Никиты Лебедевых. Сестре пришлось очень постараться, чтобы устроиться в «Штэрн». Только так она могла получить доступ к секретным документам и следить за Домогаровыми. После этого два года я посвятил работе в больнице, впрочем, только номинально: приезжал, подписывал документы — и всё. Всем заправлял Богдан Игоревич, который тебя лечил. Он главврач клиники.

Перестав качаться, я отхлебнула чай и уставилась в окно. Слушать историю их жизни и возвращения мне не очень хотелось. Я будто оцепенела, а внутри меня образовался большой кусок льда.

— Чуть больше года назад на меня вышел Виктор Домогаров. — Вздрогнув, я тем не менее не стала поворачиваться и продолжила бесцельно смотреть на двор. — Я не сразу ему поверил. — Рома обхватил чашку ладонями, наблюдая за чаинками. — Прежде, чем мы поняли, что происходит, за нами была установлена слежка, и, так как Виктор давно уже следил за деятельностью сыновей, он предложил нам сделку: мы получаем посильную помощь и прикрытие в случае разоблачения, а ты — меня.

— Что? — Меня окатило волной холодного безразличия. — Наши отношения были сделкой?

— Да. — Рома отвернулся и нахмурился. — Я с самого начала не планировал с тобой видеться. Хотел решить здесь все дела и вернуться в Лондон.

— Зачем это Виктору? — хрипло уточнила я, вцепившись пальцами в стол.

— Он нашёл свидетельство того, что его пасынки и жена ведут двойную игру. К тому же, Лариса Витальевна скрыла от него тот факт, что Глеб болен, чтобы его не отстранили от управления «Штэрном».

— Чем болен? — я с трудом сдержалась, чтобы не кричать.

— У него шизофрения.

— Не может быть, — прошептала я. — Моя девочка… она не заслужила этого…

— Рано записывать её в больные! — хлопнул по столу рукой Рома. — Вероятность наследования слишком мала, к тому же, даже если вдруг, внутри неё и сидит эта гадость, то в условиях спокойной обстановки и хорошей жизни, болезнь может и вовсе не проявиться.

— Почему ты согласился? — тихо спросила я. — Помощь от Виктора — это не та плата, на которую ты бы пошёл. Точнее, прошлый Рома.

— Глеб просто помешан на тебе.

— Чего? — я чуть не упала.

— У него весь дом завешан твоими фотографиями и портретами. Виктор Алексеевич показал мне это. К тому же, близнецы балуются наркотиками и пьют, что влияет на течение болезни.

— Борис тоже болен?

— Не знаю. Документы по обследованию есть только на старшего. В общем, Виктор фактически нанял меня, чтобы обезопасить тебя от сына. Как-то так.

Опустив руки под стол, я смяла футболку, вытирая пот.

— А маска эта? Зачем?

— Я работал и жил под этой маской, но из-за того, что мы с тобой начали встречаться, а потом и жить вместе, пришлось открыть лицо.

— А Саша?

— У неё была сделана пластика. Форму носа и глаз изменили, чтобы не попасться.

— Вы зашли так далеко, — отрешенно сказала я. — И всё ради того, чтобы обвинить мою семью?

— Чтобы найти виновного, — поправил меня Рома. — Но да, я оказался прав, убийца — твоя мать. Осталось только найти доказательства.

— Ты для этого в пятницу встречался с Сашей? — вдруг вспомнила я. — Чтобы найти доказательства?

— И да, и нет. — Он опёрся щекой на ладонь и посмотрел мне в глаза. — С помощью Абы мы попали в «Мерис» в ту ночь.

— Для чего? — Я уже почти не удивлялась. Устала, наверное.

— Мы хотели найти Устав и прочие документы по владельцам акций. Ведь если доказать, что это был рейдерский захват, то право на управление холдингом принадлежит нам с Сашей.

— Ничего вы не докажете, — усмехнулась я. — Прошло десять лет после смерти вашего отца, и даже если вы и правы, то все документы давным-давно переоформлены, и к ним не подкопаешься. К тому же, Разумовский просто гениальный финансист, и, если он занимался всеми документами, у вас и шанса не было что-либо доказать. Впрочем, мне уже всё равно. Я не имею больше отношения к холдингу.

— Разумовский? — как-то напрягся Рома.

— Да, Николай Петрович Разумовский, финансовый директор «Мерис» и давний друг отца. Это он мне рассказал о том, что отец с Глебом занимались продажей оружия через нашу компанию. Его тоже убили. Ты же сам слышал тогда новости. Знаешь, мать в последний раз очень странно об этом говорила, будто у него были больные ноги, и он упал с лестницы. Но мне в это слабо верится. Петрович хотел отдать мне документы по тайному подразделению и нанять детектива для поиска виновного в смерти отца. Наверное, его убрали как свидетеля.

— У тебя есть доказательства? Хоть что-нибудь? — Рома подался вперёд и почти лёг на чашку.

— Откуда? — вяло отозвалась я. — Всё, что я могла… Погоди, — я наморщила лоб. — Я уже говорила раньше, что осматривала пятничные записи с камер. На них была моя мать.

— Эти записи невозможно получить, всю охрану сменили ещё до начала слияния компаний, — разочарованно протянул Рома и снова нормально сел.

— Да, но Меркулов делал мне копию записи, эту CD карту я спрятала в сумочке. Ах да, её тоже забрал Глеб. Ну, значит, у меня совсем ничего нет.

Рома молча вышел из-за стола и куда-то ушёл, а потом вернулся с моей сумкой. Подранной, обожжённой, но не узнать её было невозможно.

— Откуда?!

— Ребята Виктора её нашли, в багажнике.

— Дай! Дай её сюда!

У меня тряслись руки, пока я расстёгивала молнию и шарила рукой по подкладке. В этой сумочке был потайной кармашек под подкладкой. Я там периодически хранила всякие флешки с договорами. В тот день, Иннокентий Васильевич дал мне вместо толстой флешки CD карту, Глеб мог просто её не заметить, потому что сверху было навалено множество других вещей и документов.

В какой-то момент я нащупала твёрдый уголок карты.

— Нашла, — выдохнула я и выложила на стол чёрный прямоугольник. — Если мы сможем её открыть, то доказать хищение завещания…

Рома повертел в пальцах карту и вздохнул.

— Ты видела, что именно выносила Мария?

— Н-нет, но…

— На записи видны документы? Папки? Хоть что-то есть, кроме самой Марии?

— Нет.

— Это доказательство для тебя, что ты имеешь право на долю. Несколько месяцев назад с помощью этого можно было бы вести переговоры с твоей матерью, но сейчас эта карта ничего не значит. Прости.

Ну да. Если бы я сразу вызвала полицию и предоставила эту запись, то всего этого могло и не случиться. Мать бы просто испугалась огласки. Наверное.

— А вы зачем туда влезли? — перевела я разговор. — Что-нибудь нашли?

— Мы пришли после того, как там побывала Мария. В сейфе ничего интересного не было, вероятно, твой отец держал все документы дома.

Значит, о втором сейфе они не знали? Да и какая теперь, собственно, разница?..

— Как думаешь, кто их убил? — тихо спросила я.

— Близнецы, кто же ещё. Только вот доказать это практически невозможно.

— Саша сказала, что отца отравили, а дома у Глеба множество разных препаратов, — вспомнила я. — В его кабинете медицинский склад. Там же он хранит и все документы, которые даже в сейф не прячет. Он совсем нелогичен. Петрович говорил, что Глеб перестраховывается с охраной, но дома всё по-другому. Там полная свобода. Вся охрана сосредоточена снаружи. Внутри дома только несколько слуг.

— Глеб не мог убить Разумовского, — мотнул головой Рома и снова включил чайник. — За ним постоянно следили.

— Тогда кто?

— Борис. Больше некому. Твоя мать бы просто не справилась с мужчиной.

— Надо обыскать их дом! — я вскочила и подошла к нему. — Ведь именно близнецы выгнали Люду из конференц-зала, когда она пыталась помочь. У них точно было время отравить отца, а среди медикаментов Глеба наверняка найдётся нужный! Охранник говорил, что они там ругались, и пробыли больше пятнадцати минут! Это они!

— Хорошо, хорошо, только успокойся. Не кричи. — Рома нажал мне на плечи, заставляя сесть. — Всё проверим, виновный будет наказан в любом случае, так или иначе.

Практический упав на стул, я провела рукой по лицу, не веря, что это всё взаправду. Мой биологический отец Виктор Домогаров, а мать — его любовница и по совместительству сводная сестра Марии. Мои братья по биологическому отцу не братья, а неуравновешенные психи, у которых с головой проблемы.

— Ром, а почему Виктор Алексеевич сам с сыновьями-то не разобрался? Зачем было подключать тебя?

— Ну, проблема в том, что Глеб имеет очень большое влияние и за то время, что Виктор не касался дел «Штэрна», подмял под себя всю организацию. У него своя охрана, которая состоит из отморозков, да и главное это — Борис.

— А он тут при чём?

— Как ты думаешь, почему «Штэрн» на грани банкротства? — ушёл от вопроса Рома.

— Я откуда знаю?

— Ты же читала новости, Глеба подозревают в торговле оружием…

— Прочесть-то я прочла, но кто слил информацию?

— Саша, — гордо улыбнулся Рома. — Она собрала все доказательства и отправила их в ФСБ, дальше они уже сами начали работать. А ещё, вышла статья о том, что Глеб Домогаров болен шизофренией и употребляет наркотики. Из-за всего этого акции «Штэрна» сильно упали в цене.

— Но при чём здесь Борис?

— А с ним куда интереснее, — скривился Рома. Мне даже показалось, что его передёрнуло. — Когда колесо возмездия завертелось, за ним установили слежку, и поймали в клубе «XY». Он избил журналиста, который пришёл туда под видом посетителя.

— А что за клуб?

— Как бы поскромнее выразиться… это клуб для любителей нетрадиционного секса, так скажем.

— Голубых?! — выпалила я. — А что ему там делать?

— А что там может делать взрослый мужик в три часа ночи?

— Борис — гомосексуалист? — я ушам своим не поверила. — Да быть не может, он никогда не был замечен в подобных связях, всегда за братом таскался… то есть, у Глеба точно было полно любовниц, но Боря на его фоне смотрелся агнцем божьим.

— На самом деле, не так значима его ориентация, — нахмурился Глеб. — Куда важнее то, что он всегда был тенью Глеба, и устранял всё, что могло помешать брату.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мел, ты помнишь, что я сказал тебе после аварии?

— Что нас хотели убить?

— Да. Дело в том, что это не я выкрал тебя из-под носа Глеба. Это сделал Борис.

— Что? — ахнула я, прикрыв рот дрожащей рукой. — Зачем?

— Чтобы убить.

— Боря? Поверить не могу… Тогда, каким образом в машине оказался ещё и ты?

— Видишь ли, всё это время мы не могли попасть на территорию их имения. И каким бы хорошим хакером не была Саша, но система охраны у Глеба похлеще, чем у военных. Мы следили за домом и перемещениями братьев, но тебя никогда не было видно. В один из дней, когда Глеба не было дома, мы заметили Бориса и Марию, они встретились в ресторане, недалеко от имения. Нашему человеку удалось подслушать часть разговора, из которого выходило, что Мария планирует с Борисом избавиться от тебя и уехать в Париж с Лизой.

Я созвонился с Виктором и обрисовал ситуацию, он подключил своих людей, но они не успели. То ли Борис что-то заподозрил, то ли просто решил всё поменять, но операцию они начали на день раньше. Я пытался ему помешать, проследил до места встречи, но как ты уже поняла, у меня ничего не вышло. Борис и Мария были не одни, их сопровождал охранник. Он-то меня и вырубил какой-то дрянью, а потом нас вместе пустили по трассе. Всё, что я успел сделать, это пристегнуть тебя за несколько секунд до аварии.

— Ты… — Я всмотрелась в его почерневшее лицо и сглотнула. — Спасибо.

Мои пальцы неосознанно потянулись к его руке, но в этот момент в дверь постучали, и я поспешно отдёрнула руку, пряча её под стол.

Глава 20

До дня Х, назначенного Виктором, это был первый и последний серьёзный разговор с глазу на глаз с Ромой. После того, как в дом вернулись Саша и Домогаров, Рома поднялся к себе, и больше я его в этот день не видела.

Думаю, здесь была и моя вина. Отчасти. Когда Виктор вошёл в кухню, Рома уже был в коридоре, но всё ещё в зоне досягаемости. При взгляде на расслабленное лицо новоиспечённого «родителя», я вспомнила его слова: «Мы получаем посильную помощь и прикрытие в случае разоблачения, а ты — меня». В этот момент все эмоции, какие ещё оставались, заменили досада и разочарование.

— Мелания, — начал Виктор, — вы поговорили?

— О, да. — Я кисло улыбнулась и съязвила: — Спасибо за секс из жалости.

— Что?

— Интересно. — Я постучала пальцем по верхней губе, будто размышляла. — Какой же он у него тогда по любви?

Саша охнула, Виктор закрыл рот, отчего он превратился в тонкую полоску и сощурил глаза.

— Следи за языком, Мелания. Даже если ты моя д…

— Дочь? — Я рассмеялась ему в лицо. — Побойтесь Бога, Виктор Алексеевич. Вы для меня чужой человек, меня вырастил Сергей Звягинцев, и только он может быть моим отцом. Сдача биоматериала ещё не повод…

Громкий хлопок от затрещины прервал мою речь. Прижав ладонь к горящей щеке, я сглотнула ком, подавила злые слёзы и улыбнулась:

— Я больше не сомневаюсь в кого пошёл Глеб. Это всё, Виктор Алексеевич, или мне подставить вторую щёку?

Не дождавшись ответа, я прошла мимо, задев его плечом. В коридоре никого не было, как и на лестнице, но сквозь перила я заметила знакомый силуэт у окна в гостиной.

Он всё слышал, вяло напомнила совесть.

Это к лучшему, уверенно ответила я, сжигая позади все пути к возвращению.

Разработанный Белоярцевыми и Домогаровым план гласил, что меня должны официально признать погибшей, иначе Марию из Парижа было не выкурить. Ставили на то, что она захочет своими глазами увидеть меня в гробу, чтобы больше не волноваться о том, что кто-то заберёт её драгоценную внучку. Меня во всей этой ситуации волновала только дочь. За возможность увидеть Лизу и обнять её я была готова на всё, даже на убийство своей личности.

В конце августа были устроены пышные похороны единственной дочери Звягинцевых, которую нашли замерзшей в лесу, после аварии. Чей труп был использован для фальсификации мне не сообщили, но Саша как-то сказала, что это была женщина с улицы. Фактически — бомжиха.

Мария прилетела с Лизой в Москву, как только об этом напечатали. Как же, проститься с любимой дочерью, промокнуть сухие глаза платком и скорчить гримасу скорби в ответ на соболезнования… Под чёрной вуалью я тихо давилась смехом, глядя на это представление. Пришлось пойти с Виктором в наглухо закрытом чёрном костюме и шляпке с плотной вуалью. Маскировка позволила скрыться, но всем было сказано, что я его новая пассия.

Лиза была бледной и тоненькой, как будто плохо питалась. Моя девочка. Видеть своего ребёнка и не иметь возможности его коснуться — самая тяжёлая пытка. Собрав всё мужество, я стояла позади Виктора и кусала губы, чтобы сдержать порыв и не кинуться к дочери.

Репортёры обнаглели до безобразия, пытаясь выяснить кто же я такая. После похорон меня то и дело дёргала какая-нибудь дамочка, чтобы высказать своё фи, сказать, что я чёртова приживалка, которая разбила такой крепкий брак. Пару раз с меня пытались содрать шляпку. Вроде бы нечаянно, но такие случайности надоели до зубовного скрежета.

Борис и Глеб приехали одними из первых. Держались рядом с отцом, но судя по виду Глеба, он был под чем-то. Мёртвые глаза, пустой взгляд и иногда потеря ориентации. В такие моменты его поддерживал Борис, у которого на лице было написано вселенское счастье. Не умеет он играть. Совсем не умеет. Это ж как он меня ненавидел, что даже у гроба не смог скрыть улыбку? По слухам, Борис внёс за брата залог больше миллиона рублей, чтобы того выпустили, пока длится следствие.

Поминки проходили в том же ресторане, где провожали отца. Думаю, Борис некоторое время ещё сомневался в моей личности, но когда ко мне подошёл Глеб — сомнения развеялись.

— Вы сегодня захватили умы гостей, даже несмотря на то, что мы на похоронах. — Его язык слегка заплетался, а взгляд шарил по моей фигуре. — Могу я узнать ваше имя?

— Аделина, — мягко ответила я, сдерживаясь, чтобы не врезать. — А вы старший или младший сын?

— Старший, меня зовут Глеб. У вас очень красивое имя. Редкое. — Он улыбнулся своей самой лучшей улыбкой и приобнял меня за плечи. — Знаете, нам всем было очень трудно смириться с её кончиной. В какой-то момент я даже подумал, что всё это, — он вскинул руку и рассмеялся, — лишь игра. Мне бы очень этого хотелось. Да. Но как оказалось… — Глеб судорожно вздохнул и с силой сжал моё плечо, — как оказалось, это всё-таки правда. Горькая, жестокая правда.

— Вы хотите сказать, что нашли способ убедиться?

Одному Богу известно сколько сил мне понадобилось, чтобы остаться в таком положении и не выдать себя дрожью. Ведь для того, чтобы убедить Марию, Виктору пришлось выложить немало денег за фальшивый генетический анализ. А для всех остальных был найден донор, которую гримировали несколько часов. Мы постарались учесть всё, и всё же…

— Есть только один способ убедиться в том, что она мертва, — осклабился Глеб.

— Какой?..

Но Глеб проигнорировал мой вопрос и резко отошёл в сторону. Я старалась не потерять его из виду, но он будто специально маячил перед самым носом.

Что он делает?!

Глеб быстрым, нетвёрдым шагом дошёл до Марии и присел перед Лизой на корточки. Потом так же быстро поцеловал дочь в щёку и бросил на меня победный взгляд.

Нет. Не трогай её! кричало всё внутри меня, но внешне я старалась оставаться спокойной. Пришлось даже вцепиться ногтями в запястье второй руки, чтобы не позволить себе лишних действий. Если я сейчас сорвусь, то весь наш план полетит к чертям, и я никогда не смогу вернуть дочь.

Маленький спектакль закончился так же быстро, как и начался. Не видя с моей стороны никакой реакции, Глеб поспешил отстраниться от Лизы и вернулся ко мне.

— Вы были близки с покойной? — Я с трудом перевела дыхание и заставила себя не смотреть на другой конец зала. — Витя говорил, что эта девушка была вашей близкой подругой. Примите мои соболезнования, очень тяжело терять близких людей. Я тоже в своё время хоронила.

— Витя… ах, да. Папа. Мелания… Мелания была мне очень близка. — Глеб слегка пошатнулся, но смог удержать равновесие и приблизился ко мне почти вплотную. — Эта женщина была мне очень дорога, но к сожалению, оказалась глупой, что и привело её к такому концу. А вы, должно быть очень искусны, раз отец решился на развод. — Глеб похабно хмыкнул и погладил мою спину.

Вот же, сволочь. Меня перекосило. Я почти месяц готовилась к этой встрече и репетировала, чтобы не дай бог себя не выдать и не скатиться в истерику. Курсы актёрского мастерства мне преподавал Рома. Он работал со мной день и ночь, чтобы добиться желаемого результата. Во многом мне помогало то, что во время занятий он использовал чёрный парик и синие линзы. А эта тварь как будто специально делала всё, чтобы сорвать нашу операцию и вынудить меня действовать.

— Боюсь, вас неправильно информировали. — Я аккуратно отстранилась и улыбнулась. — Мы с Витей встретились позже начала бракоразводного процесса.

— И где же?

— На одном из форумов, посвящённых проблемам современного бизнеса. Я переводчик.

— Даже так. Какая интересная женщина. — Его взгляд стал более осмысленным. — Я как раз ищу себе переводчицу. У меня очень хорошие условия работы, подумайте.

— Обязательно, а сейчас прошу меня извинить.

— Вы знаете, — остановил он моё бегство. — Эта встреча очень знаменательна в каком-то смысле.

— О чём вы?

— Ваше имя, — Глеб ухмыльнулся. — Оно очень подходит вашей будущей жизни, знаете ли.

Сердце глухо стукнулось где-то в районе горла. Он узнал? Да не может быть, эту маску мне накладывали добрых два часа. Голос? Но его я тоже тренировала, чтобы изменить интонацию и высоту. Походка, одежда? Что?!

— Я не понимаю вас, Глеб. — Я выдавила улыбку, ища глазами Виктора.

— У покойной. У неё тоже было весьма интересное имя. Прошу меня простить за задержку. — Он кивнул. — Вы хотели куда-то идти.

— Д-да. Всего хорошего, Глеб Викторович.

— И вам, прекраснейшая Аделина. И вам.

Найдя старшего Домогарова, я отвела его в сторонку и шепнула:

— Глеб что-то затевает.

— О чём ты? — Виктор Алексеевич, прошёлся взглядом по толпе.

— Он… в общем, мы с ним говорили, и он как-то странно выражался. Я больше не могу здесь находиться, Виктор Алексеевич. Мне уже дурно, да и кожа под этим слоем грима очень чешется.

— Я понял. — Он обхватил меня за талию и повёл на выход. — Мария только что отвела Лизу в машину. Они собираются уехать в отель.

— Что мне делать? Я хочу забрать дочь из лап этой ведьмы.

— Нельзя. Так мы привлечём лишнее внимание. — Домогаров ускорил шаг, поглядывая в сторону братьев, внимательно нас изучающих. — Подожди до Дня города. К этому времени всё будет готово и придут ответы на запросы.

Ах, точно. Я ведь рассказала Саше про разговор тёти Алисы и Марии. Что-то, что произошло в прошлом, послужило отправной точкой всех бед этой семьи. Виктор Алексеевич поднял свои связи в полиции и выяснил, что в начале восьмидесятых годов произошло зверское убийство двух молодых людей. Преступника так и не нашли, но цепочка связей и признание Марии помогли напасть на след. И вот теперь, Виктор собирал улики, чтобы разговорить Марию. За давностью преступления, её никто бы не стал судить, прошло больше двадцати пяти лет, но вот подорвать её невозмутимость, чтобы вывести на разговор об убийстве Белоярцевых вполне возможно.

— Хорошо. — Я улыбнулась, как если бы он мне сказал приятную вещь, и вышла к гардеробу.

— Ты верно устала, милая. — Виктор невесомо поцеловал меня в щёку и отстранился, принимая пальто из рук гардеробщицы. — Водитель отвезёт тебя.

— Спасибо. — Я кивнула и повернувшись к зеркалу, поправила платок на шее. В этот момент, мои глаза встретились с глазами Глеба. Он стоял в дверях зала и слушал наш разговор. — Жду тебя сегодня. — Я повернулась к Виктору Алексеевичу и поправив узел галстука, шепнула: — Сзади Глеб.

— Потерпи, — сказал он одними губами и поцеловал.

Поцелуй получился весьма целомудренным, без всяких пошлостей, но он уверил Глеба в том, что я здесь не как декорация. Хмыкнув, он махнул мне рукой и вернулся к гостям.

— Я надеюсь, что это была действительно вынужденная мера, — прошипела я Виктору на улице. — Иначе меня от вас тошнить будет.

— Ты действительно веришь, что я настолько испорчен. — Он вскинул светлые брови и нахмурился. — Это было сделано для того, чтобы Глебу не хватило ума сегодня искать с тобой встречи. Я видел, как он на тебя смотрел. Этот же взгляд у него был, когда он смотрел на Меланию. Боюсь, что Аделина станет его новой целью, тем более, что у нас с ним испортились отношения, и чтобы задеть меня и отомстить он вполне может использовать твой новый образ.

— Мстить? Но зачем?

— Лариса сказала ему, что ты моя дочь и что я собираюсь тебя признать.

— А вот этого не надо, — поёжилась я. — Не надо меня признавать. Не хватало ещё, чтобы Лиза пострадала от такого родства.

— Мы ещё поговорим об этом, — пообещал он, распахивая дверь машины. — Сегодня с тобой будут Рома и Саша.

Захлопнув дверь, я стянула шарф и сняла шляпку.

— Чуть не сдохла, — пожаловалась я Роме, который сегодня играл роль водителя. — Мария уже увезла Лизу?

— Да. Их номер оплачен на две недели. Не могу понять, почему она здесь задерживается. — Он вырулил на дорогу и убавил музыку. — По идее, её имущество продано, «Мерис» занимаются в рамках уголовного дела по продаже оружия, Меланию похоронили. Чего ей надо? Есть идеи?

— Идея есть, но довольно странная, если честно, — призналась я.

— Выкладывай.

— Когда я рассказывала Саше о разговоре Марии и отца, была упомянута Лариса Витальевна.

— И?

— Проблема в том, что усыновлены близнецы были всего за полтора года до моего рождения. Получается, что Виктор и Лариса поженились за полгода до встречи Виктора и Екатерины. Так?

— Допустим, — кивнул Рома, ещё не понимая к чему я клоню.

— Но как они познакомились? Виктор и Катя? Если она была ненавистной сводной сестрой Марии? Можно как-нибудь узнать, какие на самом деле отношения связывают Марию и Ларису? Я так поняла, что ваша мама и Лариса вместе учились и дружили. Даже были лучшими подругами. И Мария училась несколькими курсами младше, и у неё был ребёнок от вашего…

— Нашего?..

— От вашего отца.

— Чего?! — взревел Рома и резко взяв вправо, остановился у обочины. — Что за бред ты несёшь?!

— Не бред. Я слышала это, когда пряталась за дверью с Арсюшкой. Мария обвиняла тётю Алису в том, что та, узнав об измене, наняла двух парней и те изнасиловали её. Она потеряла ребёнка в ту же ночь, — я поёжилась, вновь вспоминая услышанное. — Упоминала какую-то записку, которую якобы ваша мама ей послала с просьбой о встрече в тот день. И что она хранит её… до сих пор… как дань памяти, — тихо закончила я.

— Кошмар, — он взъерошил волосы. — Я уже ни хрена не понимаю.

— Рома. — Я схватила его за плечо и дёрнула на себя. — Если Мария до сих пор хранит эту записку, то мы сможем доказать, что её писала не ваша мама, если сравним почерка!

— Но где её взять? Она же переехала в Париж.

— Ты не понимаешь, у неё с головой проблемы. А такие люди все значимые вещи всегда носят с собой. Если эта записка имеет для неё такое большое значение, то она может быть в отеле!

— И что это даст? — устало спросил он.

— Ты никак не можешь понять мою мысль, — азартно выпалила я. — Ведь Лариса была подругой вашей мамы! Она должна была быть на её стороне, понимаешь? Но как такполучилось, что десять лет назад Лариса и тётя Алиса уже не общались, и маман Домогаровых везде таскалась с Марией? Надо выяснить, что их связывает. — Я нервно щёлкнула пальцами и откинулась на сиденье. — Здесь явно какая-то тайна.

— Я понял, Саша займётся. Ты мне лучше скажи, как прошли похороны, видела дочь? — Рома бросил взгляд в зеркало заднего вида и завёл машину, встраиваясь в поток.

— Видела. Она очень измождена, похудела, да и не скажешь, что отдыхала в Париже всё это время.

— Ну, она можно сказать мать потеряла. Отсюда и внешний вид, и тревожность.

— Да, но… мне показалось, что Мария не очень хорошо с ней ладит. Пока они виделись только по выходным и праздникам — всё было замечательно, но сейчас… они как будто чужие друг другу. И я очень хочу скрыть от Лизы всю эту грязь. Даже Виктора просила не признавать меня, чтобы не травмировать её.

— Не выйдет, — отрешённо сказал Рома смотря на дорогу.

— Это почему ещё?

— Он уже начал процесс. Восстанавливается твоё свидетельство о рождении, где матерью указана Катя, а отцом Виктор.

— Не может быть, — простонала я. — Но как так-то? Чёртов старикан! — Я ударила переднее сиденье кулаком и фыркнула. — Кто ему разрешил? Тем более, что он сразу же отдал меня в семью Звягинцевых, процесс усыновления был запущен, так что…

— Не хочу тебя расстраивать, но всё совсем не так.

— То есть?

— Думаю, он сам тебе сказал бы об этом. Когда ты родилась, Глеб и Борис уже были усыновлены официально, и о том, что твоя мать беременна, он узнал в последнюю очередь. Лариса Витальевна из старой, интеллигентной семьи, уходящей корнями в Царскую Россию. Связи её родителей были важны для начинающего бизнесмена. Это был брак по расчёту, если можно так выразиться. Да и тесть с тёщей многое ему дали, когда он официально усыновил детей Ларисы.

— А кто их отец, ты знаешь?

— Неа, — откликнулся Рома. — На момент знакомства с ней Виктора, Лариса уже была вдовой, и о первом муже в их семье не говорили. А как он познакомился с Катериной он обрисовал в общих чертах. Кажется, на каком-то празднике, Мария, тогда уже жена его друга Сергея Звягинцева познакомила его со своей сводной сестрой. Катя так-то хуже выглядела, чем Мария или Лариса, и чего она хотела этим добиться неизвестно. Но вот запала эта девушка в душу Виктору и всё тут. Влюбился, как мальчишка. Времени много с ней проводил, но в какой-то момент она сама его бросила, стала инициатором разрыва. А потом, он узнал, что она беременна, хотел разойтись с Ларисой и жениться на Кате, но та умерла во время родов. Вот так ты и осталась без матери.

— Но почему же он не забрал меня в свою семью, а отдал Звягинцевым? — обиженно спросила я.

— Как ты себе это представляешь? Он не мог принести новорождённую дочь к жене и сказать — вот, это мой ребёнок от любовницы. О том, что ты его дочь знали только Звягинцевы и сотрудники роддома, потому что он дежурил всю ночь перед род залом. Было всего два варианта: отказаться от тебя и отправить в Дом Ребёнка или забрать и отдать Звягинцевым. Сергей и Мария забирали тебя из роддома как родители. Чего им это стоило — другой вопрос.

— Зачем же папа это сделал? — схватилась я за голову.

— Мария не могла иметь детей и страдала, вот он и решил убить двух зайцев сразу — помочь другу, и дать жене то, что она хотела больше всего.

— Но как они смогли забрать меня? Им никто бы не отдал меня просто так, со слов.

— Вот это нам и надо выяснить. — Мы выехали за город и Рома увеличил скорость. — Тут тоже не всё понятно.

— Взятка?

— Возможно. Нужно будет спросить самого Виктора. Он обещал заехать завтра.

Глава 21

На следующий день Виктор приехал с новостями. После череды допросов и следственных экспериментов, охранник Дмитрий Копылов признался в умышленном убийстве генерального директора холдинга «Мерис», Сергея Звягинцева. На вопрос о мотиве он ответил нечто невразумительное. Да и к его состоянию у следователей были большие вопросы.

— Дима? — ахнула я. — Тот самый Дмитрий, что ушёл в отпуск во время расследования?

— Да.

— А мотив?!

— Непреодолимая ненависть. Нитробензол он якобы купил у неизвестного лица, который ему не представился.

— Какой бред! — возмутилась я. — Отец никогда не касался работы Меркулова и не следил за ротацией охраны!

— На данный момент лучшей версии у следствия нет, — ответил Рома, — Дмитрий был на посту в день смерти Сергея Владленовича. Предполагаю, что он шпион из «Штэрна».

— Но ведь это Дима обратил моё внимание на ссору близнецов и отца, и даже рассказал, что они не допустили в конференц-зал Люду…

— Весьма удачно отвёл от себя подозрения. Людмила не при чём, а найти мотив для близнецов хоть и не составляет труда, но подкрепить его чем-то существенным невозможно. К тому же, Дмитрий сам пришёл в отдел и признался. Сказал, что совесть замучила, ведь из-за этого пострадала и ты, а он не хотел причинять вред кому-либо кроме директора.

— Это близнецы его заставили. — Я хлопнула рукой по столу и напряглась. — Смерть Разумовского тоже их рук дело, я уверена.

— Вероятнее всего. Смотри. — Рома начал загибать пальцы. — За полгода до смерти Разумовский выходит из игры и его прикрывает твой отец. Накануне смерти Сергей Владленович разрывает договор с Глебом и отказывается дальше предоставлять «Мерис» в качестве канала поставки оружия. Да ещё и записку тебе оставляет, что теперь только ты держишь Глеба на расстоянии. Оставшийся вариант Глеба — это женитьба на тебе, но и с этим он пролетает. Единственные, кто стоял на его пути — это твой отец и крёстный. Избавившись от них, он смог получить всё.

— Думаешь, Глеб собственными руками убил их? — прошептала я в ужасе.

— Нет. — Молчавший до этого Виктор включил кофемашину и вытащил с полки печенье. — У Глеба кишка тонка, и он не в состоянии провернуть такой хитроумный план. Вот похитить, угрожать, избить — да. Убить — нет.

— Но кто?

— Думаю, это был Борис. — Саша вошла в кухню, наматывая полотенце на мокрую голову. — Он уже спланировал убийство Мелании и твоё. — Она посмотрела на брата и сунула в рот печенье. — К тому же, организация была проведена на высшем уровне, и если бы не чудо, то вы бы здесь уже не сидели. Скорей всего, он связывался с Дмитрием по одноразовому номеру. О, Виктор Алексеевич, и мне кофейку налейте, будьте любезны. К чему я всё это? — Она подпёрла щеку ладонью и задумчиво пожевала губу. — В общем, привязать его к себе ему ничего не стоило, наверняка нашёл какой-нибудь рычаг.

— То есть… — Я сжала горячую кружку и сглотнула. — Хочешь сказать, что он ему угрожал?

— Нет. — Саша покачала головой. — Мне удалось выяснить, что Дмитрий — старший брат одного из барменов клуба «XY», где частенько тусовался Борис. — Либо секс, либо деньги и покровительство, или какая-нибудь грязь, на худой конец. И если он до сих пор его не сдал, то только потому, что уверен, Борис не бросит его в беде.

— Наивный, — злобно хмыкнула я. — Эти близнецы — дьяволы во плоти. Им неведомо сострадание, и плевать на чувства других людей.

— Не буду спорить, — встрял Виктор, ставя перед Сашей дымящуюся чашку. — Им обоим с детства была присуща жестокость, но несмотря на то, что Борис в тени Глеба, он гораздо умнее брата. Именно поэтому я и допустил Глеба до управления «Штэрном», потому что вместе с ним компанией занимался Боря.

— А почему вы сразу не назначили Бориса? — спросила Саша, дуя на горячую жидкость.

— Он отказался, причём в ультимативной форме: или Глеб станет президентом, а Боря его помощником, или ни один из них не будет заниматься компанией.

— Ого, — присвистнула я. — Виктор Алексеевич, а кто их отец?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Всё, что мне разрешили узнать родители Ларисы, так это то, что он повесился, когда ребятам было около двух с половиной лет.

— А как вы познакомились?

— Да просто. Маша уже тогда была женой Сергея, с которым я дружил, так что, она же и познакомила на каком-то празднике.

— То есть, они подруги? — осторожно спросила я. — Со времён института?

— Подруги? — Виктор удивлённо поднял брови. — Разве ты не знаешь?

— Чего не знаю? — запнулась я.

— Маша и Лариса двоюродные сёстры.

— Вот это клоповник, — протянула Саша. — А мать Мелании стало быть…

— Сводная сестра Маши по отцу. Она была дочерью второй жены Александра Петровича.

— Вы неразборчивы в связях, — обалдело прошептала я. — Кто же любовницей делает сестру жены?

— Ну по факту, она Ларисе была совершенно чужим человеком, да и сердцу не прикажешь. Так ведь говорят? — он печально усмехнулся. — Катя так прочно засела в моих мыслях, что я просто не смог сопротивляться, да и не хотел. С Ларисой у нас большой любви не получилось.

— Жесть какая, — высказалась Саша и пошла к холодильнику. — Кто-нибудь голоден? А то у меня от всех новостей аппетит разыгрался.

— Готовь на всех, — махнула я. — Какие наши дальнейшие действия? — спросила я, смотря на Рому.

— Неофициальный приём в моём доме, — ответил вместо него Виктор. — Перед самыми близкими и значимыми людьми, я признаю тебя своей дочерью и соответственно наследницей. Маша и Лариса тоже там будут. По крайней мере, я надеюсь на это, так мы сможем сбить их с толку и вывести из равновесия.

— Ни за что! — Я вскочила, уронив стул. — Вы сошли с ума! Для чего тогда было разыгрывать этот спектакль с моими похоронами?!

— Ну. — Он хитро улыбнулся и нарочито медленно открыл коробку конфет, которую мы планировали с Сашей съесть на двоих. — Звягинцева Мелания Сергеевна действительно погибла в аварии, моя дочь это Домогарова Миа Викторовна.

— Да что за бред! — Я хлопнула ладонями по столу, едва сдерживаясь, чтобы не зарычать.

— Между прочим, Катя просила назвать тебя именно так, но Маша отказалась, и после давления со стороны мужа согласилась на имя Мелания.

— Виктор Алексеевич — это просто фарс.

— Ничуть, новое свидетельство о рождении у меня уже на руках, остался вопрос с паспортом и остальными документами.

— Вы не можете лишить наследства своих сыновей, — выдохнула я, поднимая стул и садясь. — Какими бы тварями они не были, но вы жили с ними бок о бок больше двадцати лет, вы их вырастили и отчасти, это ваша вина, что они стали монстрами. Не всё от генов зависит, знаете ли. Мне не нужно новое имя, так же, как и ваша фамилия, и дочь моя не будет её носить. Да и наследство своё поделите между своими родственниками. Впрочем, Лиза и так сможет на него претендовать, если захочет, конечно.

— Почему ты так упорно отрицаешь наше родство? — нахмурился Домогаров. — Это обидно, знаешь ли.

— Как бы вы себя ни чувствовали, но это мой последний ответ. Я не приду на эту церемонию или обед, называйте как хотите. Возможно, когда-нибудь я и сменю фамилию, после замужества, но только не таким образом. А уж отчество отца я и подавно менять не буду. Он, конечно, не был примером лучшего родителя, но именно он занимался мной и помог встать на ноги, после всего, что было. Он меня любил, чтобы вы не говорили об этом. Я ни за что не предам память о нём таким пошлым и ужасным способом. Не всё в этом мире, Виктор Алексеевич, меряется деньгами.

— Веско, — рассмеялась Саша. — Виктор Алексеевич, лучше сдайтесь. Она с детства упрямая была, чем всегда бесила Марию Александровну.

— О замужестве, — вновь начал Виктор. — У тебя есть кто-то на примете?

— Нет. — Я бросила мимолётный взгляд на хмурого Рому и сцепила за головой руки, раскачиваясь на стуле как подросток.

— Тогда, я бы хотел выбрать тебе мужа, — спокойно сказал Домогаров. Рома после этих слов захлебнулся чаем, а Саша вскрикнула, роняя крышку сковороды. — Раз уж ты от удочерения отказываешься.

Уронив челюсть, я молча хлопала глазами, не зная, как реагировать на подобное предложение. Я даже разозлиться не смогла, потому что эта идея мне казалась полнейшим абсурдом, который и обсуждению-то не подлежит.

— Обойдусь, — я закрыла рот и поднялась. — Мне уже третий десяток пошёл, сама в состоянии найти себе мужчину. Если захочу, конечно.

— Ладно-ладно, — хохотнул Виктор. — Я знал, что ты откажешься. Значит так. — Он резко подобрался и сложил пальцы на столе домиком. — У нас очень много дел. Первое, что мы должны решить, это каким образом вывести на чистую воду Марию? Она умная баба, не станет себя топить просто из-за слухов.

— Ну, перед ней я как раз могу показаться, — задумалась я. — Её это однозначно выведет из равновесия и взбесит. Возможно тогда, она и разговориться. Но нужно, чтобы кто-то всё записал. Моих слов будет слишком мало, а следы взрыва в доме Белоярцевых давно стёрты временем.

— Второе, где устроим встречу? Ты после всего хочешь уехать из страны?

— Безусловно, — я кивнула. — У ваших сыновей слишком большие связи, количество их денег превышает все разумные пределы, они откупятся от тюрьмы, а я не смогу спокойно жить с ними не то, что в одном городе, даже в стране.

— И куда махнёшь? В Европу?

— Нет, в Америку.

— И чем же займёшься?

— У меня прекрасное образование, — хмыкнула я. — Есть ещё связи, я найду себе работу. Не волнуйтесь.

— А как же Лиза? Ей будет сложно адаптироваться.

— Вы плохо знаете мою дочь. Она прекрасно владеет двумя языками, на том уровне, что потребуется для обучения, конечно, — поправилась я. — Лиза сможет пережить этот кошмар.

— Хорошо, — подытожил Виктор Алексеевич. — Значит, операцию назначим на четвёртое сентября. Праздник города прекрасно подойдёт для этого.

— Для чего? — подалась я вперёд.

— Похищения Лизы у Маши, разумеется, — ответил Рома, хрустя костяшками пальцев и бросая взгляд в окно. — Они наверняка пойдут на представление, в этом году шоу начнётся на Красной площади. Там и провернём всё. Виктор, с вас новые документы для Мелании.

— Но я же умерла, как Звягинцева!

— Не проблема, — отмахнулся Домогаров. — Поменяем табличку на надгробии и удалим из базы все документы о смерти. Недели как раз хватит на всё про всё. Ладно, детишки, мне пора ехать, вы уж тут не высовывайтесь лишний раз. И Мелания, не смей ездить в город до выходных, поняла? — сказал он строго.

— Но я хочу увидеть Лизу! — возмутилась я.

— Именно поэтому. Думаю, Глеб будет искать Аделину, мою новую переводчицу, — хмыкнул он. — Вчера вечером уже справки начал наводить. Не нужно лишний раз рисковать.

— Хорошо. — Я уронила голову, злясь из-за бессилия.

После того, как Виктор ушёл мы остались втроём на кухне. Говорить особо не хотелось, так что все уткнулись в тарелки и молча жевали, каждый думая о своём. Через полчаса Саша не выдержала и стукнула по столу стаканом.

— Ты правда собираешься жить в Америке?

— Да. — Я убрала посуду в раковину и встала спиной к окну, опираясь на подоконник. — В России эти твари мне жить не дадут, это точно.

— А если их посадить? Найти доказательство того, что Борис подстроил аварию — это же покушение на убийство!

— Да ничего ты не найдёшь, — с раздражением ответил Рома. — Нет свидетелей. Я уже искал. Эта мразь как уж скользкий, хрен подкопаешься.

— Слушай, Мел. — Саша глотнула воды. — А давай с нами в Лондон, а?

Рома на этих словах замер и напрягся. Я же качнула головой, и вздохнула.

— Не зачем. Ни к чему хорошему не приведёт. В Лондоне у меня никого нет.

— А мы?! — возмутилась она.

— А вы, итак, собирались оставить меня здесь и укатить домой. Не так ли? Не меняйте своих планов ради сиюминутной блажи. С меня уже хватит предательств, я просто хочу спокойно прожить свою жизнь. Разве я многого прошу?

— Я тебя никогда не предавала, — обиделась она, надувшись. — И я хочу с тобой общаться.

— Да никто же тебе не запрещает, — рассмеялась я. — Если хочешь общаться — будем. Просто по скайпу, или телефону. Всего и делов.

— Когда поедешь? — тут же деловито уточнила она.

— Как только получу визу и куплю билеты. Думаю, мне всё же придётся воспользоваться желанием Виктора участвовать в моей судьбе и занять у него денег на первое время. Всё же, мать лишила меня всех денег, а все карты на моё имя наверняка уже заблокированы. Требовать пересмотра наследства и прочего я не хочу, нет сил бодаться. Да и деньги эти — кровавые. Из-за них папа и умер.

— Да, думаю, так будет лучше всего, — хмыкнула Саша, следя за братом, похожим сейчас на колючего ежа. Не выдержав взгляда сестры, он встал и вышел. — Как ребёнок, всё ещё не научился управлять своими эмоциями, — победоносно улыбнулась она, возвращаясь к еде.

— А ты вместо того, чтобы помочь, постоянно его подкалываешь. — Я отвернулась к окну, сунув руки в карманы.

Сколько мне ещё осталось довольствоваться их обществом? Как быстро он забудет всё, что нас связало? Как часто в его мыслях буду я?

— Вот. — Рома тихо подошёл и протянул пластиковую карту.

— Что это? — Я удивлённо уставилась на золотые блики.

— Здесь три миллиона, это вам на первое время. Распорядись деньгами с умом и не занимай у Домогарова. — Говоря это, он смотрел в сторону.

— Ром. — Я накрыла его руку вместе с картой. — Вы много для меня сделали. Не нужно этого, я уже задолжала за клинику и помощь с Лизой.

— Я так хочу. — Он наконец посмотрел на меня в упор, не отводя глаз. — И делаю это для Лизы в первую очередь, потому что ребёнок не должен страдать от всей этой ситуации. Если уж собралась в Америке жить, то должна знать, что всё, абсолютно всё для вас будет платно. А Лизе ещё в школу там ходить, и жить девочка должна не на съёмной квартире в десять квадратов, а в нормальном доме.

— Ром, не надо. — Я улыбнулась печально, рассматривая каждую чёрточку его пасмурневшего лица. — Я точно не знаю, когда смогу отдать такую сумму, а ты ясно дал понять, что не хочешь больше связываться ни со мной, ни с Россией.

— Не делай из меня монстра, — рыкнул он. — И не надо унижать меня ещё больше! Если сама не возьмёшь, силой заставлю. — И сказал он это так серьёзно, что я без слов взяла карту и сунула в карман. — Молодец, — довольно сказал он и ушёл к себе.

Проводив Рому взглядом, я повернулась к Саше и сморщила нос.

— Тебе не кажется, что он ведёт себя как эгоист и собственник?

— Неа. — Саша облизнула чайную ложку и рассмеялась. — Но мальчик растёт, что не может меня, как его сестру, не радовать. В такие моменты ему лучше не перечить, и вообще, женщина, ты радоваться должна, когда мужчина бескорыстно что-то делает для тебя и твоего ребёнка, а не нос воротить и гордячку из себя строить.

— Да я не из-за гордости. Несмотря на то, что он встречался со мной, а потом ещё и жил по просьбе Виктора, он всё равно никогда не давал мне понять, что его что-то гложет. Я была за ним как за каменной стеной, Саш. Он подарил мне счастье, и я не хочу, чтобы он чувствовал за это ответственность. Если Рома счастлив без меня, этого достаточно.

— Ну вот. — Саша уткнулась носом в чашку и буркнула: — Ещё один ребёнок, а я только понадеялась, что больше не придётся возиться с вами двумя…

— Я пойду наверх, — тихо ответила я, сжимая в кармане карту. — Вещи… которые ты мне покупала, я могу их оставить?

— Конечно, дорогая. Они для тебя и были куплены. В кладовке, у двери возьми чемодан, и начни собираться. Осталось пять дней до начала, неизвестно, к чему это всё нас приведёт.

Кивнув, я сделала, как она сказала и пошла к себе. Усевшись на кровать, сдавила пальцами виски, стараясь удержать слёзы. Вот и всё. Осталось меньше недели до того, как всё закончится. Может, намекнуть Виктору, чтобы и загран сразу сделали с визой? Ведь это не большая проблема, чем вернуть меня к жизни.

Распластавшись на кровати, я уставилась в потолок, на маленькую едва заметную трещину и закрыла глаза, вспоминая. Да. Этот мужчина умел дарить счастье. Несмотря на все ограничения он был моим, как и обещал Виктору, соглашаясь на сделку. Вытянув руку, я посмотрела сквозь пальцы на люстру. Когда-то я мечтала, чтобы один из пальцев этой руки украшало колечко.

— Я всё равно тебя люблю, даже если это больно. И… я отпускаю тебя на все четыре стороны. Просто обещай быть счастливым.

Шорох за дверью сбил с настроя, так что я покидала вещи в чемодан и задвинула его под кровать. Сашка наверняка тоже собирается, ходит по коридору как слон.

Глава 22

В следующую субботу, вечером накануне праздника, Виктор приехал не один. Помимо его машины было ещё три, и в каждой сидело несколько человек. Одевшись, я вышла на улицу и остановилась в двух шагах от суетящегося Ромы.

— Чего происходит-то? — тихо поинтересовалась я у напряжённой Саши.

— Как я поняла, Глеб под капельницами из-за передоза. Сейчас он в доме Виктора, и за ним ухаживает Лариса.

— И что теперь делать? — Я нахмурилась и посмотрела в сторону Домогарова, что-то доказывающего Роме.

— Не знаю. — Она чиркнула ногой по плитке и плотнее закуталась в шарф. — Рома отказывается везти тебя в тот дом, пока там один из близнецов. Говорит, что мы договаривались только на Марию. Проблема в том, что по плану, Лизу должны забрать с площади и отвезти в его имение, чтобы Мария ничего не предпринимала. Иначе поднимется вой, и вся полиция города будет нас искать.

— Ясненько.

Я застегнула олимпийку и, сунув руки в карманы, пошла к ним. При моём приближении они сбавили тон, а потом и вовсе замолчали, сверля друг друга глазами.

— Что решили? — деловито уточнила я.

— Нам нельзя туда ехать, — ответил Рома. — Пусть этот мерзавец и под капельницами, но доверять ему нельзя. К тому же, там ещё Лариса.

— О, она нам всё равно была нужна, — улыбнулся Виктор. — Пришли ответы на мои запросы. Только Лариса способна разговорить Машу.

— Почему? — Я уставилась на него в недоумении. — Она не станет этого делать, потому что мать её сестра.

— Лариса поможет, — жёстко ответил почему-то уверенный в этом Виктор Алексеевич. — Я пошёл с ней на сделку.

— Какую? — у меня ёкнуло в груди.

— Наследство. Я не буду лишать их денег и никогда не скажу Глебу, кто ты есть на самом деле. Как оказалось, эта часть её очень волновала.

— Вот как. Ну, я не удивлена, на самом деле. — Я поёжилась от пронизывающего ветра и постучала ногой об ногу. — Кто захочет узнать о том, что тот, кого ты ненавидишь больше всего на свете на самом деле твой родственник, в каком-то плане… Жесть. До сих пор зубы сводит, когда произношу эту ересь вслух. — Сморщившись, я прикрыла глаза и помотала головой. Ну его.

— А ты всё продолжаешь меня обижать, — хмыкнул беззлобно Виктор. — Впрочем, винить тебя в этом я не смею. Роман, по поводу завтрашнего дня…

— Я сказал — нет. Мел не поедет туда, где будет находиться эта падаль.

— Послушай, — Виктор скорчил усталую гримасу. — Ты даже не даёшь мне договорить, не будь мальчишкой! В конце концов, от этого зависит успех всей операции! — рявкнул он, не выдержав. — Потешишь своё самолюбие и гордость в другом месте. А теперь к делу. О том, что Мелания жива и будет в особняке не знает никто, кроме меня. Лариса в том числе. Всё будет вот так…

— Мне кажется, вы выбрали неудачное место. — Я смотрела на заполненную народом площадь, не представляя, как в таком хаосе искать дочь.

— Два человека ведут её от самой гостиницы, — не отвлекаясь от наблюдения, ответил Рома. — После того, как Мария и Лиза покинули номер, туда пробрался ещё один человек и теперь ищет ту самую записку. Вот лажа-то будет, если не найдёт. — Он лёг на руль и посмотрел на меня. — Будем надеяться, что твои предположения верны, иначе нам просто нечем будет её расшатывать.

— Я сделаю всё, что смогу, чтобы заставить её признаться, — тихо ответила я, глядя в окно.

— Мел…

— Чего? — Я повернулась с вопросом в глазах.

— Да нет. — Рома отвернулся. — Ничего. О, смотри! — Он выбросил руку вперёд, стукнув по стеклу. — Вон же Лиза!

— Где? — Я прилипла к лобовому окну, ища глазами дочь, а когда нашла, ахнула. — Да что же эта тварь с ней делает… ты посмотри, как она исхудала. Одни кожа да кости. Вот дрянь. — Я сжала кофту подрагивающими пальцами. — Никогда не прощу ей, если она над Лизой издевается так же, как надо мной когда-то.

Дочь и впрямь выглядела плохо. Запавшие глаза на фоне чёрных кругов, заострившиеся скулы и потухший взгляд… Ни за что бы не подумала, что моя Ириска может выглядеть так.

— Я пойду к ней!

— Нет. — Рома перехватил мою руку и покачал головой, показывая куда-то пальцем. — Смотри.

За Марией и Лизой шли люди Виктора. Отставая на несколько шагов, они преследовали свою добычу не привлекая внимания.

— Ровно в двенадцать начнётся бой курантов, вот тогда и заберём Лизу. В этом грохоте и суматохе нам будет проще улизнуть. Пошли, дальше только пешком.

Выбравшись из машины, мы последовали за людьми Виктора, стараясь оставаться в тени, чтобы не дай Бог Мария нас не заметила. У нас оставалось всего несколько минут. Сегодня я была без маскировки, что существенно осложняло дело, потому что если меня увидят до нужного момента, то всё может пойти крахом.

— Две минуты, Мел. — Рома дёрнул меня в сторону и прижал палец к губам. — Они остановились в трёх метрах от нас. За две минуты мы должны пройти эту толпу и привлечь внимание Лизы. Это должна сделать ты.

Сердце отчаянно забилось, и я едва не сбилась с шага. Столько месяцев не могла обнять свою девочку… Бросив взгляд на часы, я чертыхнулась и начала активнее работать локтями. И зачем она только повела ребёнка в такую толпу? Отсюда же представления не видно.

Тридцать секунд.

Вот её фиолетовая курточка и ненавистное каре, так похожее на материнскую причёску.

Пять.

Четыре.

Три.

Два.

Один.

Бом. Бом. Бом. Тверская взорвалась аплодисментами и восторженными криками. Я дёрнула Лизу за рукав, ощущая невероятный подъём духа.

— Не дёргайся! — Резко сказала ей Мария, и вскинула голову следя за шариками.

— Но бабушка! Ты держишь слишком сильно, мне больно! — заныла Лиза, пытаясь вырваться из крепкой хватки.

— Если ты потеряешься, то я не смогу найти тебя в такой толпе, — бросила Мария.

— Я вообще не хотела сюда ехать, что за радость в толпе как в стаде торчать? — Лиза надула губы и отвернулась.

Чёрт, если так пойдёт и дальше, то я не успею. Сделав ещё один шаг, я встала позади них и снова потянула дочь на себя, шепча в ухо:

— Лиза.

— А? — Она обернулась и уставилась на меня полными ужаса глазами.

— Тсс. — Я прижала палец к губам и поманила её, стараясь задвинуться за высоко дядьку, стоящего рядом.

— Мама? Мама! — Закричала Лиза, нервируя меня всё больше.

— Ну что у тебя там? — занервничала Мария.

— Бабушка, я только что маму видела! Я видела! — закричала Лиза, показывая пальцем в мою сторону.

Вот блин, я сжалась за мощной спиной нежданного помощника.

— Не мели чепухи, — резко оборвала её Мария. — Она давно в земле лежит. Тебе просто показалось.

Ну стерва! Я аж ногой притопнула. Остался последний удар, и всё провалится. Простите, дяденька. Толкнув мужчину, что есть силы, я воспользовалась возникшей суматохой и схватила дочь за руку.

— Пустите! Не трогайте меня!

— Лиза! — Я оттащила дочь за несколько метров и обняла. — Лиза, это я. Это мама, дочь, мама. Не бойся. — Проведя холодными пальцами по её лбу, я убрала чёлку и заглянула в синие глаза. — Лиза.

— Мама? — Она едва разлепила губы и заплакала. — Мамочка, это правда ты? Мама?

— Я, детка. Не плачь, ну же. Я здесь, я не умерла. Я здесь. — Меня саму затрясло от нахлынувших чувств. Вдохнув родной запах, я заплакала от счастья и переполнивших меня эмоций.

— Нам пора. — Рома возник из ниоткуда и подхватил меня под локоть. — Мария уже голос сорвала в криках, пошли.

— Никита? — Лиза уставилась на Рому и ткнула его в живот. — Предатель! Как ты мог меня бросить?!

— Лиза, детка, у нас очень мало времени, пошли скорее, — зачастила я, оглядываясь. — Он не бросал тебя, так сложились обстоятельства.

— А как же бабушка? — Лиза обернулась, безрезультатно ища Марию.

— Мы ей уже сказали, что ты у нас, не волнуйся, — хмыкнул Рома и поднёс телефон ко рту, чтобы перекричать толпу: — Всё в порядке, через пять минут будем в машине. Ей передали записку? Хорошо, встретимся на месте. — Он сунул телефон в карман и повернулся. — Мел, мы двигаемся очень медленно, не успеем вовремя. Давай её сюда.

Подхватив Лизу, он усадил её на плечи и размашисто зашагал.

— Эй, что если она увидит? — шикнула я.

— Неа, невозможно. С её ростом она даже тебя не рассмотрит.

Всю дорогу до дома Виктора Лиза не отпускала моей руки, как будто боялась, что я исчезну, стоит ей только разжать пальцы. Я пообещала, что всё расскажу, как только мы окажемся дома. В своём доме, где никто и никогда больше нас не разлучит. Только надо решить последний вопрос, и мы сможем уехать далеко-далеко, за океан.

— Подъезжаем, нас встретит Виктор. Диктофон не забыла?

— Нет. — Я погладила дочь по голове и поцеловала в макушку. — Только не понимаю зачем он нам, если у Виктора есть камеры в доме.

— Мы не можем быть уверены на сто процентов в его лояльности, поэтому диктофон — это подстраховка для нас. Поняла?

— Поняла.

Остановив машину у соседнего дома, Рома вышел первым и помог выбраться нам. Посёлок был хоть и небольшой, но количество домов перевалило за несколько десятков, если не больше. Шанс, что Мария что-то заподозрит был крохотным, но всё же был.

— Быстрее, она будет здесь с минуты на минуту, — нервно поторопил нас Виктор, открывая дверь на веранду со стороны двора.

Застеклённое помещение было полно различных растений и картин.

И зачем в такой температуре держать произведения искусства? Невпопад подумала я.

— Так, Роман, ты останешься здесь с Лизой, мы будем в гостиной окна которой выходят сюда. Мария будет видеть вас, но не слышать, если кричать не надумаете.

— Зачем? — вскинулся Белоярцев.

— Затем, что она должна видеть Лизу. Иначе откажется говорить. Мелания, ты будешь в нише у дверей в спальню, там есть портьеры, так что тебя не заметят, да и ниша за колонной находится. Глеб сейчас на другом этаже вместе с Ларисой, но она сейчас спустится.

— А Борис? — встряла я, прижимая к себе дочь.

— Он сейчас на деловой встрече, так что мешать нам не будет. Я не знаю сколько продлится разговор, так что есть смысл снять куртки, чтобы не упариться.

Едва я выпустила Лизу, передавая её Роме, как она закричала:

— Нет! Я никуда не пойду! Мамочка, ты опять пропадёшь?! Не хочу, пустите! — по её бледному лицу катились крупные горошины слёз. Во взгляде читался такой сумасшедший страх, что я на мгновение заколебалась, но всё же смогла сдержаться. Присев на корточки, притянула Лизу к себе.

— Милая, я буду в гостиной, а ты здесь, с Ником, между этими комнатами стёкла — ты будешь видеть меня, а я тебя. Не волнуйся, я больше никуда не пропаду. Обещаю.

Расцеловав её в обе щеки, я встала и вытерла лицо. Нужно успокоиться, иначе толкового разговора не выйдет. Лизкины слёзы, как обычно, выбивали из колеи.

— Пошли. — Виктор потянул меня к двери и буквально втолкнул внутрь. — Вот здесь ты будешь стоять, пока всё не закончится, и ради всех святых держи себя в руках, чтобы ничего не натворить. Камеры записывают постоянно, так что не волнуйся. Лариса выступит свидетелем, если понадобится.

— И всё же, я никак не могу понять, почему она согласилась предать собственную сестру. — Я покачала головой.

— Ты просто не знаешь корня всей проблемы, милая, — Виктор усмехнулся и оттянул узел галстука. — Большие деньги и связи развращают людей. Порой, они забывают о том, что они тоже люди и подвержены многим слабостям. История Марии началась ещё тогда, когда ей было всего семнадцать. Знал бы я всё это раньше, ни за что бы не связался с этой семейкой, но теперь имеем то, что имеем.

Кивнув, я сжала пластмассовую коробочку и шагнула в нишу, Виктор тут же задёрнул портьеру. Узкое место, в котором мне надо было простоять не менее получаса, а то и больше было чистым.

Хорошо, хоть пыли нет, с облегчением подумала я. Из-за спешки и суматохи, я даже гостиную толком не разглядела. Множество картин и небольших диванчиков с шёлковыми сидушками — вот и всё, что бросилось в глаза.

Господи, пусть сегодня ничего не случится. Я прикрыла глаза и вздохнула. Рома сможет защитить Лизу в случае чего. Минуты шли одна за другой, но так медленно, что я уже решилась на то, чтобы сесть боком.

Но не вышло.

Глава 23

— Где она?! — крик матери разнёсся по дому. — Куда ты её дел, сволочь?!

Кажется, она задыхается от собственных вопросов. Не пешком же шла, так почему так тяжело дышит?

— Снизь громкость, дорогая, — усмехнулся Виктор.

Отсюда мне не были видны их лица, так что приходилось только тщательно слушать. Палец сам собой нашёл кнопку и вжал её в корпус.

— Где Лиза? Где моя девочка?

— Вон там. — Видимо, Виктор показал на веранду.

— Кто с ней? — Отрывисто спросила Мария, опускаясь на диван.

— Один из моих людей. В данный момент, он отвечает за девочку головой.

— Ты… ты чуть не убил меня, негодяй. — Мать немного расслабилась, из голоса стало пропадать напряжение. — Зачем был нужен этот спектакль?

— Лиза моя внучка, а ты совсем не даёшь нам видеться, — начал спектакль Виктор.

— Лиза моя девочка, я никому её не отдам!

— Дорогуша, — усмехнулся Домогаров, — не забывайся. Ты ей никто. А вот я — родной дед, это докажет любая экспертиза.

— Ты не посмеешь её забрать! — взвизгнула Мария. — Я заслужила спокойную жизнь после того, как столько лет терпела твоё отродье! Так что Лиза моя. Моя!

— Не смей так говорить о Мелании, — угрожающе сказал Виктор, и даже у меня поползли мурашки. — Ты её всю жизнь гнобила, и не заслужила зваться её матерью.

— Больно то хотелось, — усмехнулась она.

— Маша, я же отдал тебе самое драгоценное, что у меня было, хотел, чтобы ты познала счастье материнства, которого была лишена, и которое не успела познать Катя. Почему ты не смогла её принять? — устало спросил Виктор.

— Да лучше бы ты её в детдом сдал! — рявкнула мать. — И почему я должна была заботиться о выродке этой оборванки? Катерина была мне никем, лишь подобранной отцом выскочкой. Ни она, ни её мать не заслужили моего отца, так почему, я ещё и об ублюдке должна была беспокоиться? У неё была крыша над головой и наша фамилия, полагаю, я сделала достаточно. Я даже няню ей наняла. Так когда я смогу забрать Лизавету? У нас самолет через два дня, мы возвращаемся в Париж.

Я живо представила, как во время этого монолога она поправляет волосы и осматривает пальцы, в поисках мельчайших сколов лака. Как только отзвучало последнее слово, раздался хлопок. Мать завизжала и начал крыть Виктора матом.

— Как ты посмел меня ударить?!

— Ты не заслужила ничего, что было в твоей жизни, мерзкая тварь, — выплюнул Виктор. — У тебя был шанс. Один, но ты потеряла и его.

— Что ты хочешь сказать? — испуганно спросила Мария.

— Лиза больше не будет жить с тобой, ты имеешь на неё столько же прав, сколько и я.

— Нет-нет, ты не понимаешь, я её бабушка, Мелания была моей дочерью, а это значит…

Как же быстро она сменила тактику, сморщилась я.

— Мелания моя дочь, я не поленился обзавестись доказательствами, которые даже суд не сможет не учесть.

Зашуршала бумага. Неужели, показывает результат теста?

— ДНК-тест? — ошарашенно спросила Мария. — Как ты посмел?! Она всё равно сдохла, лежит в земле, и никогда не станет твоей дочерью!

— Как бы там ни было, эта бумага доказывает, что ты Лизавете никто. Ты не сможешь вывезти её из страны, я уже позаботился об этом.

— Сволочь! — Она наверняка накинулась на него с кулаками. — У меня есть деньги, много денег. Я всех куплю! Заплачу столько, что даже ты не сможешь ничего противопоставить!

— Идиотка. Ты хоть видишь, что превращаешь ребёнка в привидение? Она же похудела, осунулась и выглядит старше своих лет. Не жалко?

— Это потому что у неё гены этой мерзавки. Лиза сопротивляется моей любви, но я всё преодолею. Обязательно. Это мой ребёнок, мой. Никто не сможет её забрать!

— У тебя совсем с головой плохо стало, — сокрушённо сказал Виктор и вновь прозвучали шаги. — Заходи, Лариса.

— Лара? — опешила мать. — Что ты здесь делаешь?

— Я пришла, чтобы дать Виктору то, что он просит, — равнодушно отозвалась та.

— Что ты такое говоришь? — истерично рассмеялась Мария. — Ларочка?

— Ты принёс документ? — обратилась Лариса к пока ещё мужу.

— Да. Спасибо.

— Пока не за что. Ты должен помнить об уговоре, Виктор, мои мальчики не должны пострадать.

— Лариса? — В голосе Марии всё больше слышался страх.

— Прости, Маша. Любая мать будет защищать своих детей, и я не исключение.

У меня уже всё зудело, так хотелось выйти и посмотреть на всё лично, но нельзя. Если я не запишу признание, то мы не сможем получить доказательство.

— Ларочка? Что… что ты такое говоришь?

— Ты же узнаешь этот листок? — Виктор зашуршал бумагой.

— Откуда он у тебя? — просипела Мария.

— Так получилось, что главный свидетель решился открыть тайну, хранимую тобой много лет. И конечно, нам понадобилось вещественное доказательство. Ты не самая умная женщина, Маша. Такие вещи нельзя оставлять, если не хочешь потом пострадать. Ну, нам это только на руку.

— Нет. Это память… это просто память, — она расплакалась. — Отдай мне его.

— Маша, — Виктор заговорил ласково-ласково, как с ребёнком. — Ты же не думала, что тайна смерти Белоярцевых останется с тобой до конца дней?

— Белоярцевых? А при чём тут они?

— Ты же помнишь, как они погибли, Маша?

— Дом взорвался, — монотонно ответила та, будто погрузилась в воспоминания.

— А почему он взорвался?

— Говорили, что газ. Я не пойму, при чём тут эта записка, которой больше двадцати лет?!

— Маша, ты же всегда считала, что это написала Алиса? — спокойно спросила Лариса Витальевна.

— Я знаю, что это была она. Из-за своего драгоценного Володи, — неожиданно прошипела Мария.

— Нет, Маша. Это писала я. Виктор, ты помнишь, что ты мне обещал? Мои мальчики не должны пострадать.

— Я помню. Всё будет хорошо.

— Ты? Ларочка, что ты такое говоришь?

У меня задрожали от возбуждения руки, я никак не могла унять бешеный ритм сердца. О чём они говорят? О той записке, которой мать упрекала тётю Алису в день смерти?

— Я, Маша. Тем человеком, что испортил твою жизнь была я.

— Зачем? — Мария говорила уже так тихо, что мне пришлось выйти из укрытия и спрятаться за колонной, молясь, чтобы меня не заметили.

— Из-за Дани, Маша. Из-за моего любимого мужа и отца моих детей, которого ты убила.

— Я его не трогала!

— Я знала, что ты стала его любовницей, но тебе оказалось мало просто забрать моего любимого, ты вертела им как хотела, а потом бросила. А он не смог смириться, Маша, и повесился. Из-за тебя. Так что эта записка моя месть, просто я осуществила её позже. Ты на себе познала, что такое потерять самое дорогое, что у тебя есть.

— Не-ет. — Я выглянула из убежища и зажала рот руками, чтобы не кричать. Мария сидела на коленях и плакала, на её лице была такая боль, что мне даже жалко её стало. Всего на мгновение. — Ларочка, нет. Он же сам, сам ушёл, а мой ребёнок даже не успел родиться и пожить. Лара-а-а!

— Ты убила не ту, Маша. Алиса никогда не желала ни тебе, ни твоему ребёнку зла. У неё было доброе сердце и чистая душа. А ты не только убила её и мужа, но и детей их погубила.

— Ты же была мне самым близким человеком, Лара, — рыдала Мария, держась за волосы.

— Это была моя плата за твоё дитя, — голос Ларисы по-прежнему звучал монотонно, как будто робот говорит. — Я себя так наказала.

Чёрт. Если так продолжится, то эта запись не поможет её арестовать. Пока Мария не скажет: я убила Белоярцевых, всё будет без толку.

— Ты не сможешь доказать, что это была я, — зарычала Мария, сходя с ума. — Ни за что. Там не было свидетелей!

— А вот здесь ты ошибаешься, — рассмеялся Виктор, видимо, довольный произведённым эффектом.

Да он же издевается над ней!

— Есть как минимум три человека, что выжили. Один из них смог сбежать в последний момент, а двое были за несколько сотен метров.

— Нет-нет. — Мария стала дёргать волосы из своей причёски, всё больше походя на пациента психбольницы. — Я видела, Алиса сгорела, а её младший лежал на земле. Я видела!

— Витя. — Лариса Витальевна подошла к мужу и вытащила из сумки видеокассету. — Вот запись охраны. Она не оцифрована, но уверена, что с этим ты справишься без меня.

— Ты её сохранила! — Мария взвилась в воздух и замахнулась на сестру. — Ты обещала её уничтожить!

— Я и уничтожила, — усмехнулась та, становясь один в один как Глеб. — Это копия.

Я зажмурилась и снова открыла глаза. Я знала, что они похожи на мать, но в такие моменты, они словно сливались в одно целое. Тот же надменный взгляд и ядовитая усмешка, те же скрещенные на груди руки и постукивание пальцем по второй руке. Женщина-дьявол.

— Маша. — Виктор Алексеевич положил руку на её плечо и погладил. — Скажи, как ты это сделала?

— Газ, — забормотала та, смотря в никуда. — Я проткнула на кухне шланг и ушла.

— Когда это случилось?

— В день рождения Мелании, ровно десять лет назад. — Мария покачнулась и начала заваливаться.

— Э, нет, дорогая. — Виктор похлопал её по щекам. — Мы ещё не закончили. Милая, ты всё слышала? — сказал он громко.

Ух. Вот и мой выход.

— Да. — Я вышла из-за колонны, пряча руку с зажатым диктофоном за спину. — Всё отлично слышно.

— Т-ты! — Лариса переводила яростный взгляд с меня на мужа и обратно. — Ты жива?!

— Вашими молитвами, тётушка, — усмехнулась я.

— Виктор! Ты обещал, что Глеб не узнает!

— Она не скажет, ведь так, Мелания?

— Если вы о том, что я дочь Виктора, то да, я ничего не скажу, можете не волноваться, — фыркнула я. — В любом случае, спасибо за помощь.

— Условия меняются, — шикнула Лариса Витальевна, смотря в сторону веранды.

— Лариса, не надо. — Виктор опустил Марию на диван и налив в стакан воды из графина, выплеснул на её лицо. — Я ненавижу шантажистов.

— О, нет, дорогой. Это условие не для тебя, — хмыкнула она, вмиг превратившись в злую ведьму. — Я буду свидетельствовать против Маши только в том случае, если она, — Лариса ткнула в меня острым ногтем синего цвета, — не будет выдвигать против Глеба обвинений.

— Что? — Я поперхнулась. — Вы сошли с ума?! — крикнула, уже не заботясь о том, что кто-нибудь услышит. — Вы хоть знаете, что он делал со мной? Этот убогий наркоман держал меня на привязи и насиловал день ото дня! И вы хотите, чтобы ему сошло это с рук?

— Полегче. Это мой сын, и да, я знаю, что произошло. Но он моё дитя, и я буду его защищать, чего бы мнеэто не стоило.

— Но ведь на моём месте может оказаться любая другая! — У меня даже руки затряслись.

— Я позабочусь, чтобы этого больше не произошло, — хмыкнула она. — Я собираюсь увезти мальчиков в Швейцарию. Они начнут там новую, счастливую жизнь. Как и ты. Это равноценная сделка.

— Нет же. — Я закусила губу, чтобы не разреветься от досады.

— Хорошо. Подавай на него заявление, но он всё равно в тюрьму не сядет. Я не позволю. Зато имя Алисы никогда не очистится от грязи, и Мария не понесёт за её смерть заслуженное наказание.

— Вы отвратительны, — отшатнулась я.

— Решай. У тебя есть минута.

Обернувшись на веранду, я смотрела как Рома с Лизой играют и весело смеются. Моё желание против его. Моя месть, против его правды. На миг мне показалось, что я захлёбываюсь холодной водой и вот-вот утону. Но сморгнув выступившие слёзы, я сжала руки в кулаки и выдохнула. Я не могу так поступить. Не могу. Руки повисли вдоль тела. Повернувшись к Ларисе, я прошептала:

— Я согласна.

— Вот и хорошо, — с омерзительным облегчением сказал Виктор, о котором я совершенно забыла.

И в этот момент раздался визг, от которого заныли уши.

— Призрак!

— А? — Ох, блин. Мария пришла в себя и отплёвывалась от руки, которой Виктор зажимал ей рот. — Сама ты призрак, дура бестолковая.

Мария укусила Виктора за палец и отбросив его руку, поднялась, целясь ногтями мне в лицо.

— Когда же ты сдохнешь, наконец?! — Она шла на меня, сверкая глазами и кривя рот. — Когда ты очистишь мою жизнь от своего присутствия? Я убью тебя. Сама убью, раз Борис не справился с такой простой задачей. Удавлю, как животное, выпотрошу и брошу подыхать на дороге, — её голос звенел от напряжения и ненависти.

Мне стало страшно. В таком состоянии, она, чего доброго, действительно убьёт. Но тут помог Домогаров-старший, он скрутил её руки за спиной и оттащил от меня, пока она не переставала визжать и плеваться, что всё равно добьёт меня.

— Что за шум? — Дверь открылась, пропуская Глеба? Или это Борис? — Я только прилёг отдохнуть… — Потерев лицо, он поднял глаза и споткнулся. — Ты? Не может быть, тебя хоронили, я сам проверял отчёт патологоанатома…

— Боря, — прошептала в ужасе Лариса Витальевна. — Боречка, что ты здесь делаешь, сынок? Ты должен быть на встрече.

— Я так понимаю, что ты знала, о том, что эта сука жива? — Первый шок у него уже прошёл, так что он начал вести себя как обычно. — И решила скрыть это от меня? Не надо так делать, мамочка, ты всё только усложняешь.

— Б-боря… — Лариса Витальевна захлебнулась словами и посмотрела на сына со страхом. — Я сама только что узнала.

— Так значит, это твоих рук дело, отец? Ты никак не хочешь успокоиться и признать, что только мы с братом достойны твоего имени? Ты действительно хочешь смешать наш род с грязью, позволив этой безродной стать частью нашей семьи? — Борис посмотрел на Виктора холодными глазами в которых была пустота.

Боже, он такой же сумасшедший, как и его брат!

Я незаметно сунула диктофон в карман и натянула кофту, чтобы он не выделялся.

— Ты знаешь, кто она? — удивился Виктор, пропустив мимо ушей оскорбления.

— Знаю. Сделал тест. Ты слишком опекал её, слишком беспокоился. Всё было слишком. Сам виноват.

— Где твой брат? — нахмурился Виктор Алексеевич.

— Последний раз спал, когда я заходил. Ну и как мы будем решать эту проблему? — Борис встал напротив меня, в нескольких метрах. — Полагаю, что в новую автокатастрофу никто не поверит, да?

— Это был ты? — Я незаметно включила запись, немного выдвигая диктофон из кармана. — Ты всё устроил?

— Аварию-то? — усмехнулся Борис. — Не то, чтобы. Это были мы. — Он показал на всё ещё брыкающуюся Марию. И если бы у неё сейчас пошла пена изо рта, я бы нисколько не удивилась. — Дмитрий только помогал, но весьма удачно взял всю вину на себя. Идея тётушки, а вот реализация моя. Тебе понравилось? — Он облизнулся, обнажая зубы. — Скажи, когда ты поняла, что вот-вот разобьёшься, у тебя действительно пролетела вся жизнь перед глазами? А этот Лебедев сдох же, да? — Борис выглядел самодовольным, явно наслаждаясь вопросами.

Едва я открыла рот, как со стороны коридора послышалось шарканье и стоны. Только не говорите, что это…

— Мам, у нас есть что-нибудь от головной боли? — В гостиную, шатаясь, зашёл Глеб, не обращая на нас внимания. — А ещё так пить и жрать охота… э? А чего это вы здесь… — Он обшарил комнату глазами и остановился на мне. — Мелания? Ты жива?!

У меня ноги подкосились от страха. Руки онемели и перестали слушаться, по спине потёк холодный пот. Одно дело играть роль, скрывая своё лицо под маской, а другое встретиться вот так.

— Не подходи. — Я выставила перед собой руки, делая шаг назад. — Не подходи ко мне… — голос задрожал от ужаса.

— Это ты. — Его лицо украсила счастливая улыбка. — Это ты. — В заплывших глазах появился огонёк сумасшествия. Отбросив руку Ларисы и пихнув брата, он пошёл на меня, раскрыв объятия. — Крошка моя, я так волновался. Ты знаешь? Я столько вытерпел, когда узнал, что ты разбилась с этим никчёмным придурком. Ты пришла, чтобы сказать, что жива и вернуться ко мне, да?

— Нет. — Я отчаянно мотала головой, спотыкаясь о мебель. — Не подходи ко мне, не надо…

— Ну же, красавица моя. Ты стала ещё прекраснее с тех, пор, как я тебя видел. Пойдём домой, моя ласковая девочка, я хочу снова касаться твой нежной кожи…

Краем сознания я улавливала крики и грохот, но видела лишь его фигуру. Его глаза, его руки, и слышала только его голос.

Крош-ш-шка…

— Нет! — Я вскрикнула и вжалась в стекло, ища опору. — Прочь! Прочь! Уходи! — Сжавшись, я надеялась, что сейчас кто-нибудь его оттащит, освободит меня из цепких лап тьмы, в которую я снова начала проваливаться.

Но никто не шёл мне на помощь. Никто не оттащил его и не дал мне глотнуть свежего воздуха. А тот, что был между нами, превратился в вязкую массу, дышать которой было невозможно.

Протянув руку, он схватил меня за запястье и прижал к себе. Я почувствовала, как он дрожит и трётся об меня своими бёдрами. В его глазах не осталось и проблеска разума, сейчас передо мной стояло животное.

— Ахх, ты пахнешь несколько иначе, но твоя кожа столь же нежна, — прошептал он в ухо, и провёл языком по шее.

— …ись!

Обмякнув, я повисла на его руках, не в силах сопротивляться. Тело снова стало чужим.

— Брат, нет! Не трогай её, не говори! Глеб! — с надрывом заорал Боря во всю глотку, и в его голосе слышалось отчаяние утопленника.

— Я люблю тебя, Мелания. Люблю только тебя, хочу только тебя, и мой член встаёт только на тебя. Тебе больше не удастся сбежать.

Влажная дорожка на моей шее покрылась мурашками. Сердце стало биться медленнее и закружилась голова. Голоса опять отдалились, и слышались как сквозь вату.

— Нет! — Крик боли вернул меня в сознание.

Раздался хлопок, и Глеб удивлённо обернулся, а потом посмотрел на свою грудь, по которой расплывалось алое пятно. Его руки ослабли, он сделал шаг назад и начал падать. Освободившись, я оперлась на подоконник, потому что не держали ноги, и как во сне следила за разворачивающимися событиями.

Борис выронил пистолет и упал на колени, закрыв мокрое от слёз лицо. Лариса кричала, держа голову Глеба, глаза которого уже смотрели во тьму. Мария раскачивалась из стороны в сторону и бубнила что-то несвязное.

— Мелания! — Виктор дёрнул меня на себя. — Беги, девочка!

— Почему… зачем?..

— Сюда едет полиция, — нервно ответил Виктор, вытаскивая из кармана пиджака конверт. — Здесь твои новые документы и билеты на вечерний рейс.

— Но я же не смогу без визы, — в прострации ответила я.

— Там всё есть, забирай Лизу и улетай отсюда! — рявкнул он в ухо, встряхивая меня за плечи. — Слышишь меня?!

— Д-да, — я кивнула. — Слышу.

— Камеры всё записали, с остальным я разберусь сам.

Я сжала коробочку диктофона трясущимися руками, всё ещё плохо соображая, чего от меня хотят. Под телом Глеба расплывалось огромное пятно, но я никак не могла поверить в то, что его убил Боря.

Боря? Его убил Боря. Борис плакал навзрыд, как ребёнок, отчаянно и от всего сердца.

— Уходи, девочка, и вот ещё. — Виктор повернул мою голову к себе и протянул карту. — Здесь деньги для вас обеих. Это всё, что я могу дать тебе как отец. Прости меня, Мелания. Прости и уходи. Ну же! — он снова рявкнул, выталкивая меня на веранду и закрывая перед носом дверь.

Всё остальное слилось в одно пятно.

Мы бежали к машине, и Роме потребовалось много сил, чтобы нести и Лизу и меня. А пристегнув по очереди нас, он резко дёрнул рычаг скоростей и полетел по дороге, не особо заботясь о скорости.

Я не помнила, как собиралась или приводила себя в порядок. Очнулась только в аэропорту, когда оказалась в зоне посадки с Ромой и Лизой.

— Что? Как мы здесь оказались? — Я обернулась на дочь, с тревогой смотря в её глаза. Она же видела, как падал Глеб. Моя девочка… — Лизок, ты в порядке?

— Всё хорошо, мам. — Она прижала мою ладонь к своей щеке. — Всё хорошо. Мам, а правда, что Рома специальный агент как Джеймс Бонд, и жил с нами под прикрытием?

— Рома? Как ты?..

— Я ей всё рассказал. — Рома прижал меня к себе и поцеловал в макушку. — Рассказал, что по спец заданию мне пришлось покинуть вас ненадолго, но теперь я в отставке и больше не уйду.

— Чего? — Я уставилась на него в онемении.

— Тсс. — Он прижался ко мне губами, закрывая рот. — Не пали меня, мелкая. Вот. — Он отодвинулся и показал билет. — Мы летим вместе. В Лос-Анджелес.

— Какого?..

— И почему ты вечно встреваешь в неприятности, пока меня нет рядом? — задумчиво пробормотал он, глядя в потолок. — Тебя определённо нельзя оставлять одну. Так и быть, — Рома грустно улыбнулся, — я буду твоим личным Джеймсом Бондом. Можно?

В его глазах плескалось счастье. Я видела это раньше. Тогда нам было всего по пятнадцать лет. А потом, под рёв двигателей, в салоне самолёта, я услышала заветные слова.

Я люблю тебя…

Эпилог

Время не лечит. Оно лишь притупляет боль от потерь, разочарований и понимания, что всё в этом мире не обязано идти по одному лишь тебе известному плану.

Когда говорят, что любовь может всё пережить, подразумевают, что где-то там, во Вселенной, есть большой мешок счастья, из которого иногда, на головы отчаявшихся просыпается звёздная пудра.

Любил ли Глеб меня? Кто знает. Он считал, что любил. И его любовь была нормальной, в его понимании. Любил ли Борис Глеба? Безусловно любил. Любил так, как нельзя было любить. И Мария любила Лизу, отчаянно, с надрывом, как в последний раз.

В той истории пятилетней давности все кого-то любили, и почему-то все кого-то теряли. Кто-то из нас смог справиться с потерей и продолжить жить, а кто-то так и остался там, в богатой гостиной, пропахшей кровью и сумасшествием.

Говорят, что всем воздаётся по заслугам и Бог не даёт испытаний не по силам, но это лукавство. Так люди оберегают своё сердце и душу от разрушений, веря, что когда-нибудь обязательно станет лучше.

Так что же осталось нам? Тем, кто сбежал в тот день из страны, бросив всё и поставив даже жизнь на кон? Нам осталась вера, что когда-нибудь мы сможем простить и отпустить.

После того как самолёт приземлился в Лос-Анджелесе, я немедленно включила новости, чтобы убедиться в том, что Виктор не солгал.

Так как камеры записали абсолютно всё, ему удалось доказать вину Марии в смерти семьи Белоярцевых, а также в покушении на убийство меня и Ромы. По всем каналам шла новость об убийстве Глеба Домогарова его собственным братом.

— Ну что там? — устало спросил Рома, держа на руках уснувшую Лизу.

— Вроде не соврал. Марию и Бориса забрали на допрос.

— Ну вот, а ты переживала. Все будут наказаны, — печально улыбнулся Рома.

— Не все. Глеб отделался смертью, а это слишком просто для того, что он успел совершить за свою недолгую жизнь. Я бы очень хотела, чтобы он страдал как можно чаще, и как можно дольше. Желательно, так же, как и я.

— Не опускайся до его уровня. Лучшей местью будет стать счастливыми. Лариса потеряла сына, которого убил второй, ей сложно будет не сойти с ума.

— Мне плевать, — я злорадно ухмыльнулась и сделала большой глоток кофе. — Пусть хоть все передохнут.

— Не такому ты должна учить Лизу. Пошли, рейс Сашки через три дня, нам надо за это время найти дом и устроиться.

— Она тоже хочет сюда?

— Она не может одна. Совсем. Поэтому некоторое время поживёт с нами, если ты не против.

— Нет, конечно. Буду только рада…

А через месяц пришло сообщение от Виктора. Бориса признали невменяемым и отправили на принудительное лечение. Ухаживать за ним стала Лариса, которая за эти дни постарела лет на десять, а то и двадцать.

Жизнь постепенно возвращалась в привычное русло. Остатки компаний ушли с молотка, их акции обесценились, и чтобы покрыть многомиллионные долги, пришлось всё продать. За убийство отца сел Дмитрий Копылов, бывший охранник, которого как следует обработал Борис. Дима так и не дал показаний против Домогаровых. А за Разумовского отомстить не получилось. Петрович погиб зазря, так и не успев отмыться от работы с Глебом. Матери были предъявлены обвинения в умышленном убийстве семьи Белоярцевых, как сказал Виктор, привязать к ней смерть тех насильников так и не удалось. Единственная зацепка — бумажка с просьбой встретиться исчезла.

Может, её просто потеряли, а может, и украли. Веса в расследовании она не имела, поэтому на это закрыли глаза.

Много позже Виктор несколько раз пытался завести разговор о моём признании, но в конце концов сдался и пообещал оставить всё Лизе.

А ещё через три года Мария умерла. В тюрьме она заработала плохую репутацию и своим несносным характером нажила себе врагов. Так что никто не удивился, когда однажды утром её нашли в камере с самодельной заточкой в груди. Надо сказать, что в этот миг я вздохнула свободно и жизнь за какие-то мгновения заиграла новыми красками.

Когда-нибудь, я обязательно смогу простить и отпустить, но сейчас, смотря на счастливую дочь, веселящуюся в бассейне с друзьями и работающего в саду Рому, я могу только благодарить того, у кого не дрогнула рука.

И возможно однажды я смогу выбросить маленький диктофон в серебряном корпусе, а пока, каждый год в день моего нового рождения я слушаю запись и молюсь, чтобы подобного больше не повторилось ни с кем.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Эпилог