Осколки [Александра Эльданова] (fb2) читать онлайн

Осколки

Глава первая

Сергей.

Да уж… Я перелистываю очередную страницу портфолио — все на одно лицо, как из ксерокса. Где Вадим их берет? Клонирует, что ли? Мне нужно что-то необычное, чтоб глаз цеплялся, из толпы выделялась, а тут… Я досадливо захлопываю альбом, из которого вдруг выпадает несколько фотографий. Миловидная девушка, темные длинные волосы, лежащие волной, зеленые глаза. Стоит в пол-оборота к камере, смотрит куда-то мимо объектива, задумчивая, слегка мечтательная. Я закуриваю, стараясь не начать радоваться раньше времени. Неужели среди Вадькиных клонов есть что-то стоящее?

Следующая фотография. Это какие-то съемки — в кадр попало съемочное барахло, но девушка все та же, в компании двух парней. Здесь она не мечтательная, она смеется. Кладу снимки на стол, стараясь понять, что меня так зацепило в этой, пусть и хорошенькой, девушке? Что-то в ней есть… Настоящее, что ли? Это не пластиковая кукла, это живой человек. То, что мне нужно. Идеальная галлюцинация — на такой действительно задержишь взгляд в толпе.

Набираю режиссёра, наплевав на время. Все равно ведь не спит, богемный выпендрежник.

— Какая кудрявая? — не понимает Вадик.

Я был прав, судя по шуму в трубке он на какой-то вечеринке.

— Я тебе фотографию отправил, она не подписаны, откуда-то выпала.

— Момент, — в трубке тишина и снова голос Вадика, — увидел. Но я тебя разочарую, она не актриса. Да и фотки в альбоме не знаю, как оказались, я их, по ходу, не все отдал.

— Фотографии со съемок, если она не актриса, то кто?

— Да я им клип снимаю, она вокалистка. В кадре, конечно, неплоха, но не больше.

— Имя у нее есть? И записи остались у тебя? — спрашиваю я.

— Саша Лишина. Записи остались, конечно. Но если очень чешется, то завтра в два я их снимаю, приезжай, адрес скину.

— Скинь. Я приеду.

* * *

Александра.

— Лекса! Лекса, твою ж в помидорах! — кричат с улицы.

И так всегда!

— Не ори, я существо нежное, творческое! — отшучиваюсь я.

— Сашка, давай быстрее, пока горит, у нас полтора часа всего осталось!

— Черт! Иду! — я поправляю прическу и выхожу из вагончика.

Нет, я не актриса, не дай бог такое каждый день! Я вокалистка группы «EverNever» и сейчас мы снимаем первый клип. Надо сказать, что группа мы не особо известная, скорее это приятное хобби, потому что помимо EverNever у всех музыкантов есть основное занятие. Я, например, студентка факультета иностранных языков, а наш гитарист, и мой близкий друг — Андрей — айтишник.

Иду к площадке, мысленно проклиная момент, когда мы собрались это снимать. Конечно, нарисовать на компьютере все эти горящие декорации было бы проще, и мы бы все потратили меньше нервов, но бюджет у нас не резиновый и спалить что-то в кадре неожиданно оказалось дешевле.

Резкий окрик заставляет меня вздрогнуть:

— Шурка!

Так меня рискует звать только один человек. Кто-нибудь ответьте мне, как красивое имя Александра можно вообще сократить в убогое — Шура? Я этот вариант ненавижу всей душой, но Лешка, который сейчас стоит передо мной и ухмыляется, видимо, бессмертный. Ну а еще он мой большой друг, которому я много чем обязана.

— Привет, обормот!

— Ты классно смотришься! Эх, не был бы я тебе другом, я бы…

— Лёшка, тормози. Тебе еще меня на руках таскать, а тут такие мысли, что мне страшно! — смеюсь я.

Не страшно, конечно. Этот медведь один из немногих, кому я доверяю.

Леший улыбается:

— Шур, ну, я ж шучу

— Саш, хорошо горит, — Андрей материализовался рядом, как всегда, неожиданно. Это его суперспособность — бесшумно подкрадываться.

— Ага. Ветром на нас не сдует, надеюсь? — опасливо кошусь я на полыхающий фон.

— Неа, не должно, — успокаивает меня гитарист, — Пошли?

— Пошли.

По-хозяйски привычно поправляю микрофон. Опять выше поставили — я, конечно, высокая, но не настолько.

— Понеслась? — это я уже Вадику, режиссеру этого безобразия.

Хлопушка, вопль "мотор!" — все по-взрослому. Вдох, первые аккорды и…

Наверное, мы неплохо смотримся сейчас — шестеро в коже и темной джинсе на фоне полыхающих декораций.

— Молодцы! Снято!

— Переснимать надо что-то? — спрашиваю я на всякий случай.

Режиссер протестующе поднимает руки.

— Нет, нормально. Давайте, пока горит, концовку снимем, остальное не горит.

Я фыркнула.

— Ваше высочество, извините за тавтологию, — Вадим склонился в шутливом поклоне.

— Ты прощен, смертный! Мне переодеваться?

— Дуй! Полчаса тебе.

Когда я спустя тридцать минут вырвалась от Веры, нашего реквизитора и гримера в одном лице, декорации, естественно, еще не поставили. У нас по сюжету горящий дом, из которого герой выносит на руках героиню. Играть на камеру собственную смерть не особо приятно, если честно, но что делать? Тем более, что был единственный сценарий, который устроил всех.

Видок у меня был соответствующий предстоящей сцене. Белая (Лекса, так лучше кóпоть видно!), местами порванная футболка, синие перепачканные джинсы и любимые кеды. Лицо тоже слегка попачкали сажей, слава богам, до волос не добрались, решив их просто распустить. А что? Волосами я горжусь — я долго их отращивала заново, после того, как на нервной почве они стали выпадать как бешенные.

Я поежилась. Середина мая, а ветер холодный, у кого бы куртку свиснуть? В поле зрения попал Лешка, курящий недалеко от вагончика. Его я и окликнула.

— Лёш, дай куртку, а?

— Замерзла? — Леха стаскивает с плеч косуху, — Держи.

Я не удержалась и чмокнула его в плохо выбритую щеку.

— Лёшка, ты человек!

— Ну тебя… — байкер смутился.

— Сидите? — спросила подошедшая Надька — единственная моя подруга, язва, и автор наших текстов, — А чего вы одни сидите?

— А че еще делать? — спросил Леха, — Декораций нет, тренироваться ее носить Шурка не дает. Скучно.

— Хочешь потренироваться — носи на руках меня, мне этого в жизни очень не хватает, — заявила Надежда, присаживаясь рядом со мной, — Сань, а можно я у тебя сегодня переночую?

— Ты опять с родителями поругалась? — спросила я.

— Угу. Достали, сил нет.

— Оставайся. Хочешь — совсем переезжай, я теперь одиноко одинокий одиночка, — я затушила сигарету.

— Твоя мама совсем съехала? — поднял бровь Леха, — Скоренько.

— Не совсем еще. Ее мучает совесть и она разрывается на два дома, а я стараюсь донести до нее, что это нормально, что спустя столько лет после папиной смерти, она встретила хорошего человека. Я не знаю, как еще показать, что я за нее даже рада.

— Пригласи этого Валерь Палыча на семейный ужин, — хмыкнула Надька.

— Было уже. Нормальный дядька, я их почти официально благословила, чего людям надо? Пусть хоть кто-то в нашей семье будет счастлив в личном плане.

— Сань, ну… — Надя замялась, — У теть Нины чувство вины больше, наверное, что она тебя бросает, после всего…

— Ну, во-первых, сколько времени прошло, я же живу нормальной жизнью. Во-вторых, это не повод, ставить крест на себе.

— С домом теперь как? Продавать будете?

— Зачем? — удивилась я, — Буду жить. Мне этот дом дорог, как воспоминания о счастливом времени, ну и райончик хороший.

— И не страшно? Одной загородом? — спросил Леха.

— А я Надьку себе заберу, будем вместе жить, — хихикнула я, — у нас охрана же, Леш.

— Нет, я к тебе насовсем не согласна, — Надя насупилась, — из вашего Лугового не выберешься, если машины нет. Ты ж не будешь меня забирать и отвозить постоянно.

— А мы тебе кавалера с машиной найдем, — заржал Леха.

— Дурак! — Надежда стукнула друга по спине.

Веселая у меня компания, ничего не скажешь. Иногда мне кажется, что только мы с Андреем тут самые адекватные, но это спорно.

Декорации поставили только спустя еще сорок минут. Все это невеселое время я стреляла у Леши сигареты и слушала, как Дэн — второй гитарист, травит бородатые анекдоты. Так что, когда нас с Лехой позвали в кадр, я даже порадовалась, ну не могу я долго бездельничать, я слишком деятельная для этого.

* * *

Сергей.

— Привет! — я пожимаю руку режиссеру, — Ты, как всегда, на каких-то задворках снимаешь.

— Вот за ваш клип возьмусь и буду снимать в центре, правда, по подвалам. Я, кстати, думал, ты не приедешь. Охота тебе мотаться через весь город, в пробках стоять? Я б тебе и так все на электронку вечером скинул, ты б посмотрел, как все прогрессивные люди.

— Я несовременный, — усмехаюсь я и оглядываюсь.

— Тапки мои не смеши. Несовременный он, — Вадим зажимает сигарету в зубах и быстро что-то пишет в толстом блокноте, — Тебе ж не сто лет в обед, так, сороковничек, жить еще можно. Да не крути ты головой, Сергей Георгиевич, сейчас последний кусочек отснимем, и я тебе отдам твою Лексу.

— Кого? — не понимаю я.

— У Александры такой сценический псевдоним. Только я тебя прошу, на площадке не светись пока.

— Почему?

— А ты думаешь, что они не знают, кто ты? Вон, голову поверни, за вагончиком сидят, ржут, а тут ты к ним — здрасте, я легенда, гений, кумир, идеал, бог — как там тебя еще малолетние фанатки называют в интернетах?

Я посмотрел в указанном направлении — компания устроилась на каких-то коробках — два парня и две девушки — брюнетка и моя кудрявая.

— Стоять! — не дал мне даже шага к ним сделать Вадим, — Сначала доснимем, а потом делай что хочешь. У них там сцена трагическая, пусть о ней думают, а не о великом и ужасном Сереге Топольском.

Мне пришлось смириться. Чего я дёргаюсь, в конце-то концов? Ну хорошенькая девочка, нужный типаж, но это не повод переминаться тут с ноги на ногу от нетерпения. Закурив, я отошел сделать несколько звонков, а когда вернулся, на площадке уже было людно.

— Леха! — орет Вадик, обращаясь к высокому плечистому парню, — Что ты скалишься? Ты сценарий читал?

— Читал, — Леха очень старается быть серьезным.

— И что там? Там трагедия, у тебя девушка в огне погибает, ты не успеваешь, не можешь ее спасти. Вдумайся в это. Теперь ты! — поворачивается режиссер к Саше, — Тебя на руках не носили никогда, что ли? Что ты как полено напряженная вся? Посмотри на этого кабана, он тебя не уронит, даже если захочет!

— Да понимаю я! — фыркает девушка.

— Ну и что тогда? На репетиции все нормально было, а тут один ржет, вторая слишком живая. Я, не знаю, блин! Вспомни что-нибудь грустное! Что там у вас, баб, бывает? Ноготь сломала или как тебя парень бросил, что ли!

Ох, черт, перегибает! Вадик профессионал и талант, но, иногда, его заносит и надо осаживать, а я не уверен, что у этой девочки выйдет вернуть Вадьку в реальность. Посмотрим.

— Вадим, — недобро начал Леша, но девушка его остановила, мне, кажется, я даже услышала, как она медленно выдохнула, а потом ледяным тоном, тихо и спокойно сказала:

— Я сейчас схожу, покурю и подышу воздухом, а ты успокоишься, перестанешь орать на нас за наши же деньги и продолжишь работать.

Саша бросает уничижительный взгляд на режиссера и уходит к вагончикам. Невольно засматриваюсь — да, резковатые движения, но осанка и походка — это что-то. И не такая уж она романтичная и бесхребетная, как кажется на первый взгляд.

— Вадим, не надо так резко, — говорит блондин, стоящий у колонок. Он в этой сцене не занят.

— А как надо? Выходи, покажи! — огрызается Вадик.

— Вадим, — уже с нажимом повторяет блондин. Парень или безответно влюбленный в мою будущую галлюцинацию?

— Да понял я, — отмахивается режиссер, — иду уже. На вашу принцессу даже голос не повысишь — порвете!

— Она сама тебя порвет, — хохотнул Алексей, — сходи, извинись, что ли.

Вадик раздраженно смотрит на часы и уходит следом за Сашей. С одной стороны, встряхивать Вадика полезно, да и постоять за себя тоже нужно уметь, но вот не будет ли она так реагировать на любое, уже мое, замечание? Мне совершенно не улыбается бегать по площадке за взбалмошной девчонкой и извиняться.

Пока я думаю, возвращаются Вадим и Саша.

— Все нормально, — кивает она блондину, — просто все устали, все хотят, чтоб было идеально. Ребят, давайте соберемся и закончим так, чтоб не стыдно было.

Вот это мне понравилось. А еще я понял, кто здесь лидер. Интересно.

Я смотрю на монитор, где застыла девушка, вижу, как меняется выражение ее лица и мне становится не по себе.

Парень подхватывает девушку на руки, уже даже без тени улыбки, Саша расслабленно обвисает в его руках. Я смотрю уже на цельную картинку в декорациях и понимаю, что нашел, что искал.

— Надо еще или передумал? — спросил Вадим, когда съёмка закончилась.

— Надо, — кивнул я, — только познакомь нас, официально, так сказать.

— Пошли, — Вадим идет к трейлеру и уже на ходу продолжает, — но позволь мне это дело обставить.

— В смысле?

— В прямом, — Вадик заходит в трейлер и кивает мне на перегородку, — вон туда скройся, не будем девочку шокировать.

— Ты уверен? — скептично хмыкаю я.

— Да. Все скройся.

Не знаю, что на меня нашло, но идея режиссера показалась забавной. Если девушка оценит, то точно сработаемся.

— Лекса! Зайди! — рявкнул Вадим, высунувшись из трейлера.

— Что случилось? — девушка успела переодеться и собрать волосы в небрежный пучок.

— Заходи. У меня к тебе заманчивое предложение.

— На миллион? Последнее твое предложение нам вылилось вот это вот все, — Саша закрыла за собой дверь и вопросительно посмотрела на Вадима.

— Ну это немногим лучше. В клипе сняться хочешь?

— Я уже снялась вроде, нет?

— Погоди, я тебе еще не сказал у кого сняться.

— Вадь, да хоть у кого, я же не актриса, — отмахивается девушка, — что ты придумал опять? Или ты мне Тарантино сватаешь, как минимум?

— Тарантино… Лучше! Серега, выходи!

* * *

Александра.

Сказать, что я растерялась… Ничего не сказать!

— Саша, это Сергей. Сергей, это Александра.

— Здравствуйте, — с трудом выдавила я. Нет. Это не фанатский ступор, но Топольской последний, кого я ожидала увидеть.

— День добрый! — улыбается он в ответ, — Саша, простите нас за этот спектакль, это все Вадим.

— Это многое объясняет, — бормочу я, стараясь не разглядывать Топольского.

Его нельзя назвать красавцем, но в Сергее столько мужского обаяния и харизмы, что могло бы хватить на двоих. А внешне… Ну да, высокий, плечистый, но не мощный. Закатанные рукава светлой льняной рубашки, из-под которых виднеется затейливая вязь татуировок, часы с широким ремешком, синие джинсы и кеды. Светло-русые волосы, собранные в низкий хвост, карие глаза. Улыбка. Вот улыбка сногсшибательная просто, да. И, зуб даю, он об этом знает.

— Ну, общайтесь, а я пойду, — Вадим прихватывает со стола мобильник и выходит, а я остаюсь наедине с Топольским.

— Вадим же пошутил? — растерянно спрашиваю я.

— Нет, — Сергей кивает на небольшой столик с двумя диванчиками, — Александра, давайте присядем, я вам все расскажу.

— Но почему я? — я сажусь напротив Топольского.

— Типаж подходит. Мы долго искали девушку на эту роль, а тут я случайно увидел у Вадима ваши фотографии и решил рискнуть. Вот, — он протягивает мне папку, — можете посмотреть, там нет ничего сложного и страшного.

— Но я не актриса, у меня весь опыт в кадре — утренники в детском саду и наш клип, — слабо протестую я.

— Это не суть. Вадим говорит, что вы справитесь.

— Вадима убить мало за такую подставу, — ворчу я, пробегая глазами текст сценария. Действительно, ничего сложного — по сути быть красивой в кадре, пару раз удивиться, посводить с ума главного героя, ну и все, пожалуй.

Пока я читаю и взвешиваю за и против Топольский меня беззастенчиво разглядывает. И меня это, почему-то, не тяготит. Честно сказать, этот взгляд занимает меня даже больше сценария.

— А главного героя уже нашли? Или это вы? — я спрашиваю, понимая, что в кадр с Топольским точно не полезу — не доросла.

— Я — наблюдатель, а героем будет наш басист — Максим. Он не кусается.

Что ж, басист Оттиса меня устроит больше — молоденький, смазливый, но совершенно не мой типаж, от чего мне будет гораздо легче. Но я все равно никак не могу решиться на что-то. Работать с Топольским! Кто он, а кто я? Крутой музыкант, добившийся всего сам, талантливый, лидер собственной группы и я — девчонка, пишущая свои песни на коленке между парами.

— Саша, я тут немножко подглядел за съемками… — нарушает молчание Сергей.

— И?..

— Мне тоже кажется, что все получится. Соглашайтесь, Саша.

Я бы отказалась, я была к этому почти готова, если бы не встретилась с его взглядом. Не понимаю, что во мне вдруг екнуло, но я выдохнула:

— Хорошо.

Скорее всего, я об этом пожалею, но можно это будет не сегодня?

Глава вторая

Сергей.

Признаюсь — я знал, что эти съемки авантюра — сценарий, написанный собственноручно, непрофессиональная актриса, я — впервые вне кадра. Та еще команда мечты. Но сценарий оказался весьма неплох, вне кадра было достаточно комфортно, а актриса… Скажу одно — я не прогадал. Саша не боялась камер, не была капризна, выдавала нужные эмоции и в целом оказалась довольно приятным человеком. Девочка из хорошей детской — правильная речь, вежливость и хорошие манеры. Не дурочка, что тоже ценно — я успел перекинуться с ней парой фраз на первой съемке и был приятно удивлён.

Но я рано выдохнул.

— Совсем никак? — спросил я у гримера.

— Никак, — покачала головой девушка, — глаз заплыл, нос распух… Я же не могу ему новое лицо вылепить.

— Серег, я не специально, — по-детски проблеял Макс, — Я за сигаретами вышел, а их там трое — гопари типичные, хаер им мой не понравился….

— Руки хоть целы? — спросил я.

— Да нормально с руками, играть могу.

— Тебя только на сцену выпускать, — бормотнул я, думая, что же будет со съёмками клипа, график которых уже утвержден и вся аренда оплачена вперед.

— Здравствуйте, — услышал я Сашин голос, — о, господи, Макс, кто тебя так?

— Я на прошлом выступлении накосячил, Георгиевич меня воспитал, — с совершенно серьезным видом сказал Макс, прежде, чем я успел открыть рот, — а почему ты думаешь, у нас басисты не держаться?

— Клоун! — сигарета никак не хотела вылезать из пачки и меня это бесило, — Добрый день, Саша!

— Как ты сниматься будешь? — девушка кивнула мне и с сочувствием смотрела на басиста.

— А никак не будет, — что-то меня задело ее сочувствие к Максу, и я ответил чуть жёстче, чем нужно было, — этот шут своим ребячеством все съемки сорвал и как с гуся вода.

Макс обиженно засопел разбитым носом, а Саша внимательно посмотрела на меня:

— Сейчас я готова поверить, что вы действительно бьёте басистов, — с легкой улыбкой сказала она, — неужели никто больше не может?

— Люди! — подошел Вадим, — Привет, Саш! Люди, аренду студии перенести нельзя никак, все забито. Деньги нам тоже не вернут — имеют полное право. Надо снимать сейчас.

— С кем? — я все крутил в пальцах не в чем неповинную сигарету.

— М-м-м, — Вадим почесал затылок, — а вокалист твой? Олег? Староват правда…

— Угу, а сцену с гитарой мы чем потом заменим?

— Ну да… А второй гитарист?

— Вне зоны, — я вздохнул, — с дачи я его вытаскивать не поеду, да и не успею.

— Сергей Георгиевич, — вдруг сказала Саша, — а вы сами? Вы же знаете сценарий, сами его писали. Да и с гитарой потом сочнее получится.

* * *

Александра.

Сначала я сказала, а потом прикусила язык. С одной стороны, мне было жалко этого растерянного и злого человека, хотелось чем-то помочь, а с другой… Я тоже попала под очарование Топольского и понимала, что взаимодействовать с ним нужно поменьше. Понимала и сама сейчас усложнила себе жизнь.

— Серег, Саша дело говорит, — поддакнул Вадим, — больше некого. Да и шансов на успех больше — твои поклонницы клип до дыр затрут!

— А я не староват, значит? Мы с Олегом почти ровесники, между прочим.

— Серега, не кокетничай, серьезно больше некому, — сказал Вадим, — Саша права — ты знаешь сценарий, ты, как ни крути, лидер и лицо группы. Хватит перепираться, оплаченное время идет.

— Как я не хотел в кадр, — практически простонал Сергей, — Макс, тебе не жить, зараза!

— Вот и чудненько, — потер руки Вадим и позвал гримера, — Валюш, сделай нам красиво, пожалуйста!

— Саша, вы переживете такого партнера? — Сергей обернулся ко мне.

Я постаралась кивнуть как можно спокойнее, потому что на деле у меня тряслись коленки, а сердце колотилось где-то в горле. Странное чувство — я одновременно хотела с ним работать и меня одолевало предчувствие чего-то неизбежного.

— Хорошо, что мало отснять успели, — порадовался Вадим, — всего одну сцену переснять. А если бы этому бойцу лицо разбили на финалке? Все бы пришлось переделывать! Так, Серега, Лекса — пошли к зеленому фону, посмотрели друг на друга!

Вот так на меня мужчины не смотрели давно. Я даже не знаю, как это описать. Просто это совершенно мужской взгляд, которым тебя уже оценили и раздели. И, судя по всему, оценили достаточно высоко.

Тонна грима не скрыла, как я залилась краской — если этого не видел Вадик, то Сергей точно заметил. Ладно, хладнокровия мне не занимать, в руки себя я взяла быстро, отыграв все, что от меня требуется. Чего я разволновалась? Топольский окружен женским вниманием и такие взгляды у него на подкорке, не надо обольщаться, Александра. А теперь сходи на крылечко, покури и езжай домой, пиши свой треклятый диплом.

* * *

Сергей.

Я вышел из студии и заметил на крыльце Сашу — она еще не уехала, а стояла у перил с тлеющей сигаретой в пальцах и думала о чем-то своем.

— Огоньку не найдется, — пробасил я из-за спины девушки, отчего та чуть не подпрыгнула.

— Держите, — засмеялась Саша, протягивая мне тяжелую мужскую зажигалку. Рукав ее толстовки сползает, и я замечаю несколько шрамов на запястье. Подростковые попытки суицида?

— Не боитесь за голос? — спросил я, возвращая зажигалку.

— Не боюсь. Дурная привычка, зато своя.

— Резонно. Вадим сказал, вы моя фанатка, — спросил я, опираясь на перила рядом с ней.

— Грешна, — улыбнулась девушка, — но фанатка, это громко. Поклонница, скорее.

— А в чем для вас разница?

— Сергей Георгиевич, не выкайте мне, — попросила она, — мне неудобно. Просто Саша и на ты.

— Хорошо, Саша. Так в чем разница?

— Я не дежурю у вашего подъезда, не интересуюсь вашей личной жизнью, даже день рождения не знаю какого числа. Все, что мне интересно, это музыка. Вот это я не пропускаю.

— Настолько нравится? — мне вдруг очень захотелось услышать, что нравится.

— Да. Это тот случай, когда я в мелодии нахожу частичку себя. Что-то очень близкое.

— Приятно слышать. Саша, а мне не выкать у тебя никак?

— Никак. Не получается пока.

— Буду надеяться, что только пока. Не настолько я и старый. Так, лет на двадцать?

— Шестнадцать, — поправила Саша.

— Ну да, не такая и пропасть, — больше для себя говорю я, мимолетно заметив, что про день рождения она не знает, а вот разницей в возрасте поинтересовалась, — Саша, я вот о чем хотел… ты меня стесняешься?

— Есть немножко. Но я постараюсь как-то собраться к следующим съемкам. Я просто не думала, что все так… — она пожала печами, — сложится.

— У меня к тебе предложение — давай где-нибудь посидим, поговорим как люди, а не как музыканты? Нам еще сниматься вместе, наверное, стоит попробовать подружиться, чтоб не стесняться?

— Наверное, стоит, — улыбнулась девушка, — тут как раз недалеко есть кофейня очень тихая и уютная — можно пешком дойти.

— А вас часто на улице узнают? — спросила Саша, когда мы сели за столик и сделали заказ.

— Узнают. Но, не так часто, как ты думаешь — я все-таки по ТВ не мелькаю и известен в более узких кругах, так что девочки мне на шею на улице не вешаются, а жаль.

— Но и недостатка женского внимания у вас нет, — Саша ехидно улыбнулась. Подколола. Нет, это не та тема, которую я хочу с ней обсуждать. Но вот опять несостыковочка — ей неинтересна моя личная жизнь, но что-то она, видимо, поискала.

— Как у тебя с музыкой получилось? — спросил я.

— Просто, — пожала она плечами, — я еще в школе петь начала, сначала в хоре, потом что-то военно-патриотическое на всяких смотрах. Потом рок, захотелось гитару, притом больше, чем три аккорда.

— До сих пор играешь?

— Средненько, но играю. Потом я попала в свою первую группу — Скай. Мне тогда шестнадцать едва исполнилось, взяли меня почти с улицы. Хорошие ребята, мы чуть больше года по всяким ролевкам играли, они сейчас, кстати, достаточно популярны. А потом, уже попозже, получилось, что получилось — дрим-рок? Арт-рок? Черт знает, что мы играем, но нам нравится.

— То есть группе вашей почти шесть лет?

— Три. Я еще немножко училась, не до музыки было.

— Ты только поешь? Или пишешь тоже?

— Пишу, но больше в стол, там… личное, — по лицу девушки пробежала тень, — но что-то отдаю группе, что-то довожу до ума и играю на квартирниках — на них моей известности хватает.

— А послушать можно?

— Со стыда же сгорю, Сергей Георгиевич!

Я укоризненно посмотрел на нее.

— И даже если, то вы представляете, что будет, если вы на такой квартирник придете? Там-то почти все вас узнают. Сорвете мне ламповые посиделки.

— Я надену темные очки и накладной нос, — мне вдруг стало так легко и просто. Непозволительная роскошь — не думать на три шага вперед. Ох, зря, наверное.

— Ну если вы не шутите, то у нас через две недели выступление — мы полным составом будем играть, свое я тоже буду петь.

— Не шучу. Какое число это будет?

— Тридцатое.

— Клип уже снимем, и я еще в городе. Приду, — под ошарашенным Сашиным взглядом я заказал нам еще кофе.

— Ребята в восторге будут, — пробормотала девушка.

— А ты? — спросил я и тут же себя отдернул, что сказал лишнее.

— И я, конечно. Можно я вас тоже о чем-то спрошу?

— Давай.

Саша подождала пока официантка заберет пустые чашки и спросила:

— Почему вы клипом сами занимаетесь? Почему не сценарист, не директор группы?

— Хороший вопрос. Директора у нас пока нет, мы в поисках хорошего человека, а сценарист… Саша, ну давай будем честны — ты можешь назвать хоть один хороший клип у Оттиса? Вот и я не могу — мне ни один конечный вариант не нравился полностью, а ведь все их делали режиссеры, операторы, директора. В этот раз я решил ломать систему и влезть в это все самому.

— Сложно?

— Достаточно. Сложнее всего ту картинку, что у тебя в голове, объяснить чужим людям. Я вообще собирался руководить со стороны, а пришлось в кадр. Ненавижу сниматься, если честно.

— Но вы в кадре интереснее, чем Максим, — вдруг сказала Саша.

— Почему ты так думаешь?

— Харизма, — девушка пожала плечами, — не знаю, как объяснить, но у Макса все равно как-то неестественно получалось, хотя он старался.

— Лестно.

— Как будто вы этого не знали, — она улыбнулась чисто по-женски — лукаво и кокетливо.

От этой улыбки меня что-то екнуло внутри. Интересно…

* * *

Александра.

— Это был приятный вечер, — улыбнулся Сергей, проводив меня до стоянки.

— Взаимно, — я пожимаю протянутую руку. Я уже заметила, что у Топольского такая манера здороваться и прощаться.

— Мне давно ни с кем не было так легко, — вдруг признался он, задержав мои пальцы в своей руке чуть дольше, чем это позволяли приличия.

Я вдруг смутилась, смешалась, не зная, куда деть глаза и руки.

— До свидания, Саша, — улыбнулся он уголками губ и пошел к своей машине.

Я уехала не сразу — надо было чуточку успокоиться. И понять, почему я так разволновалась от вполне невинного жеста. Хотя ответ был, что называется, на поверхности, но верить в него… Фантастика это, что-то нереальное.

Дома я накормила собаку, налила себе чашку облепихового чая и пошла на веранду. Люблю свой дом, поэтому и не хочу его продавать. Здесь прошло мое детство — давно, когда вместо двухэтажного дома был летний домик-дача в полуживом поселке. Я еще в школу не ходила, а папа был обычным следователем. А потом умерла бабушка — папина мама. Я ее не помню совсем, но от нее осталась квартира — хорошая трешка в центре и родители решились. Трешку продали, папа ушел в бизнес, который неожиданно пошел в гору. Кто знал, что у него талант в грузоперевозках и две видавшие виды фуры вырастут в целую компанию с двумя филиалами в соседних городах? А когда я была уже классе в четвертом, началось строительство дома. Земля в этом районе неожиданно выросла в цене и на месте нашего дачного поселка, начали строить поселок охраняемый. Папа и не растерялся — сначала появился первый этаж — веранда, гостиная, кухня, и спальня для гостей, а на следующее лето добавился второй — с моей детской, спальней родителей, кабинетом и мансардой, где потом мы репетировали с EverNever. Гараж, соединенный с домом и раздвижные ворота папа успел отстроить незадолго до смерти. Почему-то ему было так важно закончить дом. Он еще шутил, что когда его не станет, то девочки должны быть обеспечены нужным уровнем комфорта. И ведь действительно — после него остался дом, который мне очень дорог, как воспоминание, и фирма, которая приносит хороший доход, а рулит ей теперь мама. А я помогаю, по возможности. Все-таки переводчик с английского в грузоперевозках по СНГ не самое нужное.

Кстати, наверное, именно после того, как папы не стало, у нашей компании все пошло наперекосяк. Надеждина тихая война с родителями стала открытой и идет по сей день, у Андрея погибли родители — взрыв в метро, Леша влез в не очень хорошую компанию, а я… я встретила Диму.

Четыре года назад я ненавидела тишину. В тишине я могла думать и эти мысли меня убивали, грызли изнутри, в тишине приходили воспоминания, которых я не хотела, которые я ненавидела.

Мне нужен был постоянный шум, что-то, что бы заглушало мои мысли, не давая остаться с собой наедине. Я слушала музыку постоянно, искала что-то новое, что-то, с чем не связано воспоминаний. И нашла Оттис, который стал для меня откровением. В этой музыке была надежда, которой мне не хватало. Я тогда скачала себе все альбомы, просто гоняя их по кругу. Я не лукавила, когда говорила, что не в курсе его личной жизни — мне вправду было все равно, я только бегло пробежала глазами статью на Википедии и то, только чтоб узнать где он еще играл.

Не помню, в какой момент я тогда начала жить. Не выживать каждый день, не ломать себя, а именно жить. Просто как-то все наладилось, вошло в свою колею — полностью забитый делами день тоже вошел в привычку, поэтому я хваталась за все, что-когда-то мне было интересно — учеба, музыка, рисование. Я даже влезла в дела родительской фирмы, где числилась совладелицей, научила отличать Вольво от Скании и разбираться в документообороте. Мой психотерапевт поощрял все, особенно мое творчество, да я и сама видела, что, так называемая, арт-терапия работает. Тогда же, сидя на моей кухне с Андреем, мы решили, что группа должна быть. Я вытрясла свои черновики, Андрей подобрал аранжировку, получилось сносно. А вот с текстом у нас возникла проблема — мои стихи либо не ложились, либо были слишком личными и болезненными, а Андрюшка вообще рифмует только кровь-любовь-морковь. Пока мы думали, где найти поэта, который бы писал то, что устроит нас всех, Надька принесла свои стихи — ужасно стесняясь и стараясь всем своим видом показать, что ей все равно возьмем мы их или нет. Мы взяли. Надежда, как оказалось, отлично чувствует ритм и музыку, а еще пишет прекрасные тексты.

И если с группой и социумом что-то получилось, то с отношениями… Сколько бы я это не прорабатывала с врачом, сколько бы не пыталась перешагнуть через себя — ничего. Только страх нового предательства, неприятие, недоверие — такой себе фундамент для отношений. И если раньше мне ничего и не хотелось, то последнее время я стала ловить себя на мысли, что очень хочется побыть живой. Вот чтобы точно знать, что тебя любят, без всех этих танцев с флиртом, недосказанность, неуверенностью в чужих чувствах. Но только так не бывает. Да и терпеть все мои страхи и фобии ни один нормальный парень не станет. Скорее, он просто сбежит сразу после того, как я все расскажу. И я даже не стану никого осуждать — кто знает, что бы я сделала в подобной ситуации.

И все бы шло, как идет — я бы глушила свои несбыточные мечты, сублимировала несмелое желание тепла и любви в музыку, готовила бы этот треклятый диплом и помогала Дашке, сестренке Андрея, готовиться ко вступительным экзаменам. Держала бы оборону, осаждая особо ретивых поклонников, которых в последнее время развелось как-то слишком много, если бы… если бы жизнь не свела меня с Топольским. С ним все идет к чертям — держать лицо не выходит, маски не работают, а чувства и вовсе выходят из-под контроля. И страшно даже не это, а то, что он ко мне относится так тепло, даже с нежностью, а в том, что я не хочу это пресекать, в том, что хочу в этих дружеских жестах видеть что-то большее.

Хотя бы сегодня — ну посидели в кафе, поговорили, для блага съемок, ну чуть дольше нужного он держал мою руку, так почему у меня даже при воспоминании об этом такой ураган эмоций?

Глава третья

Александра.

Обычный вечер и ничего не предвещало. Утром мне нужно ехать на съемки — с восьми утра до девяти мне предстоит изображать галлюцинацию в разных нарядах. Слава богу, что локация будет только одна — небольшое кафе. Это были уже вторые съемки с момента наших разговоров за кофе с Топольским. Я зря боялась — никаких больше попыток залезть ко мне в душу Сергей не делал. Хотя, может тому причина, что снимали мы в прошлый раз на улице, в достаточно дрянную погоду и все наше общение с Топольским уложилось в десяток фраз? Правда я несколько раз ловила на себе его странный задумчивый взгляд, но мало ли что это могло значить?

Мои мысли прервал звонок телефона:

— Александра Алексевна, это вас с поста охраны беспокоят. К вам курьер с цветами — пропустить или пусть тут оставит?

— Пропусти, — удивилась я, набросила на плечи шаль и пошла к воротам.

— Лишина Александра? — спросил невысокий парнишка с букетом каких-то темных цветов — в сумерках было не разобрать.

— Да, Здравствуйте.

— Распишитесь, — курьер протянул мне ведомость.

— А от кого это? — я черкнула в нужной графе свои инициалы.

— Заказали анонимно. До свидания.

Я закрыла за собой калитку и в свете мощного фонаря над гаражом разглядела, что за цветы мне принесли.

Розы… темные, крупные. От их запаха мне стало дурно. И количество… шесть, как на могилу. Меня передернуло, и я отбросила от себя цветы, будто они были ядовитыми.

Стало страшно, темные окна дома теперь казались зловещими, будто там что-то спряталось, а за каждым кустом словно пряталось чудовище. Нет, ну только не опять… Стараясь дышать ровнее я достала мобильный.

— Андрей, — заплетающимся языком проговорила я, — мне страшно…

— Снова? — спросил друг, — Я приеду сейчас. Ты дома?

— Дома.

— Зету позови, она никого не подпустит. Пять минут, Саш, я недалеко от тебя.

Андрей не обманул, действительно появился через пять минут. Охрана знает его машину, а ключи от дома у него есть последние несколько лет, как, впрочем, и у меня от их с Дашкой квартиры.

— Что случилось? — он присел перед скамейкой, на которой я тряслась как осиновый лист.

Я кивнула на розы, которые отшвырнула от себя подальше:

— Их шесть…

— Ясно. Иди сюда, — друг накинул мне на плечи сползшую шаль, — Саш, это не он. Его больше нет. Просто совпадение, кто-то не особо умный не умеет считать. Мало тебе цветов анонимно приносили?

— Такие — первый раз.

— Странно. Дима никогда оригинальным не был, цветочки банальные. Саш, он умер. Мертвые не присылают цветов.

— Я знаю, Андрюш. Меня просто как-то расшатало эмоционально последнее время.

— Бывает. Знаешь, Сань, собирайся, у нас переночуешь.

— А Дашка?

— Дашка будет счастлива, а ты дома все равно не заснешь. Пойдем, соберешься.

* * *

Именно из-за того, что я вчера не ночевала дома я сейчас приеду на площадку почти за час до начала съемок. Потому что не подумала, что добираться от квартиры Андрея гораздо быстрее, чем из Лугового, да и пробок таких нет. А еще я все же отвратительно спала — всю ночь снилась какая-то неприятная муть, даже вспоминать ее не хочу.

У черного хода кафе стоял микроавтобус из которого разгружали оборудование для съемок. Чуть поодаль, прислонившись к крылу своего кроссовера, стоял Топольский с телефоном в руке и скучающим видом.

— Доброе утро, — искренне улыбнулся он мне, — не любишь опаздывать?

— Доброе! Не люблю, — согласилась я, — да и когда живешь в пригороде быстро учишься выезжать с запасом на пробки.

— Сильно далекий пригород?

— Луговое. Это…

— Знаю, — Сергей кивнул, — у меня друзья в соседнем поселке. Луговое место с претензией, насколько я помню.

— Это место с пафосом, — фыркнула я, — много понтов, а на деле просто поселок со шлагбаумом и не очень умной охраной.

— Ты, похоже, не в восторге от всего этого.

— Почему тогда живу там, хотите спросить? Долгая история, но дом мне дорог, как память о детстве.

— Понимаю, — Топольский кивнул, мне показалось, что немного печально, потом бросил быстрый взгляд, на часы, — Саша, как насчет выпить кофе? Тут и без нас справятся, в запасе минут сорок, а я адски хочу спать, если честно. Составишь компанию?

— С радостью, — честно ответила я, — тоже спать хочу. Только все закрыто еще.

— Не все — на перекрестке кофейня открыта, насколько помню, варят они неплохо, но лучше с собой, потому что помещение у них — у меня кухня больше. Прогуляемся или подождешь?

— Подожду. Мне еще пару звонков нужно сделать, — соврала я.

Сергей кивает и уходит в сторону светофора, а я прислоняюсь к крылу своей Шкоды и закуриваю. Вроде пока все нормально, может и дальше обойдется? Я, конечно, успокоилась после вчерашнего, Андрей прав — цветы эти чистая случайность, но лишних потрясений бы хотелось избежать.

* * *

Сергей.

Мне редко бывает интересно. Да, в женщине должна быть загадка и у многих она есть, это добавляет шарма, но не у всех она такая явная, как у этой девицы с красивым именем Александра.

Почему явная? Потому что под мои определения она никак не укладывается. Сначала я думал, что Саша из тех самых золотых девочек, которые должны унаследовать бизнес семьи и выращены с соответствующими качествами — со слов того же Вадика выходило, что госпожа Лишина не терпит, когда что-то идет не по плану, требовательна и вообще вытрепала ему все нервы за съемки их клипа и держала всю группу в ежовых рукавицах. Конечно, его слова я поделил на два, но все же. Потом, когда пообщался с ней чуть больше, решил, что Саша просто карьеристка, с точным планом на жизнь, потому что от золотой молодежи и избалованной богатой девочки в ней не было ничего. Каюсь, я не интересовался состоятельностью ее семьи, но новая Шкода, изящные украшения, купленные явно не в переходе и шмотки, выглядящие обманчиво просто, говорили сами за себя. А еще мастерский неброский макияж, маникюр и укладка. Когда я поделился всем этим с Вадимом, чтоб он подтвердил мои догадки, тот заявил, что только настоящий бабник мог такое заметить. Почему бабник сразу? У меня всю жизнь перед глазами мама, которая и на своем седьмом десятке фору молодым даст. А еще была Настя, которая застала приход денег в мою жизнь. На кого мне их было тратить, кроме любимого дела и близкого человека?

Вот только под определение карьеристки Саша тоже не подходит. А еще я почти на сто процентов уверен, что ее холодность и спокойствие — это только камуфляж, а на деле под этой маской что-то гораздо более интересное.

И было еще кое-что. Почему-то дистанцию и обращение на вы Саша держала только со мной. Даже с Олегом, нашим вокалистом, они перешли на ты чуть ли не на первых съемках, хотя он, на минуточку, не многим меня младше. И тем не менее, на подкаты в лоб Саша не ведется, такое чувство, что она их вообще не понимает. Ладно, еще не вечер — смутить ее пару раз мне удалось, посмотрим, что будет дальше. Хотя… меня уже бесит, как неуловимо меняется поведение съемочной группы при Сашином появлении, хотя с ее стороны нет даже и намека на кокетство. Можно сказать, я её ревную, в какой-то степени. И мне с ней легко — будто я ее знаю не чуть меньше недели, а полжизни. И это очень опасная легкость, потому что я знаю, что бывает дальше. Не сказать, что мне этого не хочется — она красивая, зараза, но ведь совсем девочка.

Из чистого любопытства решаю потревожить Александру, которая сидит в самом углу зала и что-то быстро пишет в толстом блокноте. Заглядываю ей за плечо — нет, не пишет. Рисует — быстрыми и уверенными движениями, вся в этом занятии, словно нет вокруг шума и людей. А рисует она фактурную девчонку гримера, которая как из иллюстрации русских сказок — голубые глаза, румянец и русая коса до пояса.

— Есть то-то, что ты не умеешь? — спрашиваю я, появляясь в поле Сашиной видимости.

— Бесшумно подходить, — девушка поднимает голову.

— Я мог и не стараться, ты вся в себе, — не дожидаясь приглашения, я сажусь с ней рядом на узкий диванчик, — можно?

— Конечно, — девушка протягивает мне альбом.

Я перелистываю страницы и удивляюсь, какие там теплые рисунки — уютные, домашние. Вроде, ничего особенного, но атмосферно. Особенно лампа с тканевым абажуром и кисточками — у родителей была такая, когда я еще в школе учился — стояла, на отцовском столе. А в этом я бы жил — терраса, увитая виноградом, закатное солнце на досках пола, круглый стол со скатертью, свисающей почти до пола, плетеные кресла вокруг, две чайных чашки, от которых поднимается пар. Переворачиваю еще одну страницу и смотрю на себя.

— Вам нравится? — тихо и недоверчиво спрашивает она.

— Очень, — это правда, потому что она умудрилась поймать момент или поймать меня — настоящего. Таким я себя вижу по утрам в зеркале или с очень близкими друзьями — не музыкантом, не начальником, а человеком.

— Мы снимать будем сегодня? — спросил, подошедший так некстати, Олег.

— Будем, свет выставят только. Смотри, — я протянул ему альбом с открытым портретом, — красота же?

— Красота. Я бы сказал, художник к тебе неровно дышит, — ухмыльнулся Олег, — больно любовно ты нарисован. Но ты здесь ты.

Не я один заметил. Хотя мы с Олегом дружим лет пятнадцать.

— Александра, ты художник, оказывается? — Олег возвращает девушке альбом.

— Я просто балуюсь, — Саша прячет рисунки в рюкзак.

— Балуются на стенах в подъезде. Серега, пойдем насчет света поторопим, а то перерыв как-то слишком затянулся

* * *

Я поднимаю глаза от телефона, которым прикрываясь как щитом, чтоб можно было разглядывать щебечущую с Олегом Сашу. Что они там такого веселого обсуждают, интересно?

— Олег, ты в голове держи, что она девочка совсем, — сказал я вокалисту, когда девушка последний раз ему улыбнулась и ушла поправлять грим.

Олег уставился на меня в недоумении:

— Серый, ты о чем? У меня дочь на пять лет младше! У меня жена любимая, в конце концов!

— Мне просто показалось… — черт!

— Показалось. Саша хороший собеседник, я ей пару фишек вокальных показал, ну и все. А вот что у тебя в голове — это вопрос.

А правда — что? Не потому ли мне так интересно, что ее надо завоевывать? Конкуренция?

Саша вышла в дверь черного входа, а я, выждал пять минут и, как бы случайно, вышел следом.

— Не помешаю?

— Нет, — девушка прислонилась к перилам, держа в руках мобильный.

— Еще две сцены с тобой отснимем и можешь домой ехать. Я Вадика попросил тебя не держать.

— Спасибо. Вы так меня опекаете, что даже неловко.

— Я тебя во все это втянул, — отчасти это правда.

Девушка потрясла головой и зевнула.

— Что ты делаешь ночами, Александра?

— Дописываю диплом.

— У тебя второе высшее или магистратура? — спросил я, прикидывая.

— Нет, первое. Это долгая история.

Я чувствую, как она закрылась. Что я такого спросил, интересно? Опять загадки?

— Сергей Георгиевич, вам про рисунки правда интересно? — спросила она, глядя на меня снизу-вверх.

— Конечно. Очень интересно, — честно признался я. Рисунки — это повод и возможность ее разглядеть. А это уже немало.

— Тогда, можно вас пригласить на репбазу? Я бы альбомы привезла.

— Нужно. Когда?

— Хоть завтра. Мы после четырех начинаем по пятницам.

— Значит, завтра, — да, мне придется подвинуть кое-какие свои планы, но что-то мне подсказывает, что это того стоит.

* * *

Александра.

Добравшись домой под вечер, я снова устроилась на веранде, только в этот раз на ступеньках, закурила и спросила овчарку:

— Можно ведь просто дружить, да? Он, вроде, не против. Я просто не буду его провоцировать и все. И потом, шестнадцать лет разницы, я же девчонка для него.

Зета фыркнула, давая понять, что даже она не верит в мои слова.

— Ничего ты не понимаешь, — улыбнулась я, — хотя, я тоже. Понимаешь, ему все интересно — любимая книга, как тебя зовут, какой я люблю чай, откуда у меня шрам на коленке — заметь, что про запястья он тактично не спросил. Наверняка решил, что я психованная. Хотя, это недалеко от истинны. Знаешь, если он завтра приедет на репетицию, я буду очень рада. И мне страшно, собака. У меня ведь нет шансов ни на что.

* * *

Сергей.

Базу "EverNever" я нашёл без особого труда — маленькое полуподвальное помещение, придаток бывшего кафе. И зачем я тащусь на другой конец города, да еще и под вечер? Потому что любопытно, потому что не идет эта девчонка у меня из головы. Хотя именно что девчонка, а я старый любопытный пень.

Я приехал почти в семь (проклятые пробки). Двери в помещение открыты настежь, в глубине слышны голоса и гитара, так что на мои шаги никто не обращает внимания, и я останавливаюсь в небольшом темном коридорчике, откуда прекрасно видно маленькую комнатушку с инструментами и ободранным диваном. Честное слово, не хотел этого, но в последний момент вдруг захотелось подглядеть за живой Сашей. Обзор у меня просто прекрасный — помещении только сама Саша, светловолосый парень, которого я видел тогда на съёмках — он вступился за мою будущую галлюцинацию, и, очень похожая на него, девочка лет шестнадцати.

— Мама, мама, купи мне покемона! Мама, мама, я хочу — пикачу!^[2] — Саша размашисто била по струнам гитары, сидя на высокой табуретке.

Я очень постарался не засмеяться.

— Отдай гитару, — сказал парень — Андрей, кажется, — тебе выступать скоро, а ты…

— День дурацкий, — вдруг устало ответила девушка, — ну вот тебе посерьезнее:

— Иди к чертям, Александра, — парень забирает у нее инструмент, — с твоих песен удавиться хочется.

— А то ты этого раньше не знал, — девушка потирает переносицу, — ладно, подыграй тогда. Вот отсюда, — она что-то показывает на лежащих на стуле листах.

— Уже лучше. Это на твои квартирники люди рыдать ходят.

— Крокодил, играй!

Я заслушался, глядя на девушку и микрофона. Если это ее стихи, то все еще интереснее и глубже, чем я думал. Черт, это красиво! Это талантливо. Но не для всех, она права.

Я не удержался и зааплодировал. Саша вздрогнула, обернулась к двери, и я увидел, зачем отменял свои дела, зачем тащился на окраину — радость, которая, пусть только на мгновение, отразилась у нее на лице.

— Здравствуйте, — улыбнулась девушка, — а я вас уже не ждала.

— Добрый вечер! Зря, я не мог не приехать. Саша, я немножко подслушал… Кто автор?

— Много подслушали? Я автор. Некрасиво?

— Наоборот. Мне понравилось — задевает.

Есть! Смутилась, засуетилась.

— Сергей Георгиевич, это Андрей, — парень пожал мне руку, — талантливый человек и мой большой друг. А это Даша, сестренка Андрея — наша клавишница временно, — девочка кивнула, глядя на меня глазами классической фанатки.

— Сергей Георгиевич, я растяпа, — продолжила Саша смущенно, — обещала вам альбом привезти и забыла, и Андрею ноутбук не отдала. Да еще и безлошадная сегодня — машина в сервисе.

— Да? Жаль, я уезжаю завтра, ненадолго, но все же.

Она вздыхает. Расстроилась?

— Сашка, а чего вы дурью маетесь? — Даша перевела взгляд с меня на девушку.

— В смысле?

— Ну если ты без машины, то у Андрюшки она пока есть. Ну, с утра была. Сань, возьми ключи да съезди.

— О, как она уже машиной брата распоряжается! — развел руками Андрей.

— Ну, если у вас логика спит, или мозг чем другим занят, — не осталась в долгу Даша, — я домой и на метро доберусь, если что.

— А это идея… — задумчиво протянула Саша. — Только давайте проще, Сергей Георгиевич, я вас на чай приглашала? Ну, вот и возможность, заодно и то, что на компьютере покажу и Андрюшке ноут отдам. Если у вас время есть, конечно.

— Я только за.

Девушка кивает и улыбается уголками губ:

— Я только сумку возьму.

* * *

Александра.

— Зета! Место!

Куда там! Собака налетела на меня, чуть не сбив с ног ударом передних лап в грудь. Вот отучала же!

— Зета, зараза! Перестань! — смеясь уворачиваюсь от овчарки, пытающийся меня облизать.

— Вот это любовь! — Сергей наблюдает за всем этим с неприкрытым весельем.

— Скажите спасибо, что она только Саньку так встречает, — не меньше веселиться Андрей. — А то лежали бы, ровным рядком, зализанные до смерти.

Зета наконец угомонилась и тихонько зарычала на Сергея.

— Зета! Свои. Нельзя!

Собака вопросительно повернула голову. Пришлось потрепать её за ухом.

— Не бойтесь, теперь не тронет. Она просто обучена так — защищать хозяйку.

— Да я и не боюсь, — Топольский присаживается рядом с овчаркой. — Зета? Дай лапу?

Тут я удивилась. Зету я завела после того, как меня выписали. Заводила, как охрану, потом привязалась, и она платит преданной собачьей любовью. Дрессировали её для защиты, к чужим учили не подходить. Она только маму и Андрея с Надей признает. Даже на Лёшку рычит, а тут подошла, обнюхала протянутую руки и… дала лапу.

— Ох, и ни фига себе! — выдохнул Андрей. — Зетка ж не подходит к чужим.

— Собаки читают мысли, — тихо пробормотала я себе под нос.

От пресловутого чая Сергей отказался, сославшись на нехватку времени. Жаль, живая легенда отечественного рока на моей кухне, в домашних тапочках — это сильное зрелище. Я бы полюбовалась. Ну нет, так нет.

Андрей остался на крыльце, курить и звонить Дашке, а провела Сергея на второй этаж, в свою комнату. Я еще не успела свыкнуться, что теперь здесь живу одна и начать пользоваться кабинетом, поэтому Топольскому придется показать сокровенное — мою спальню, она же кабинет, она же студия.

— Внезапно, — Сергей увидел плакат со своим автографом, висящий у меня над столом.

— Ага, — я не сдержала улыбки, — раритет.

— Смешно тогда вышло с этими плакатами — опечатка идиотская и заметили ее слишком поздно, пришлось подписывать, что есть.

— Я помню, как уже в очереди за автографом разглядела это «гитараст» мелким шрифтом, — засмеялась я.

— Ты была на том концерте? Странно…

— Что именно? — я смахнула с альбома пыль и протянула Топольскому.

— Мне казалось, я должен был тебя запомнить.

— Я сильно изменилась за три года. Да и сколько там людей перед глазами было, — я постаралась не измениться в лице.

Я была на его концерте. Когда уже научилась быть среди людей, поборола свои приступы паники при выходе на улицу. Запомнить… Ха. Я была худее на семь кило — острые скулы, ноги-палочки, огромные несчастные глаза — выглядела как девочка-подросток. Шикарных волос тоже не было — растрёпанное жалкое каре из трех волосин, которое я состригла, потому волосы сыпались и в длине, которой я гордилась, не было больше смысла. Было бы странно, если бы он меня узнал. Забавно, что тогда на протянутом плакате он написал «Все неслучайно».

Пришел Андрей, открыл ноутбук и принялся ворчать, что у меня там слишком много всякого мусора и он бы тоже в таких условиях не работал.

— Саша, а как ты смотришь, чтоб продать одну свою работу, — неожиданно спрашивает Сергей, — протягивая мне открытый альбом.

Бросаю взгляд на страницу. «Страхи», угу. Банальный сюжет — девушка, забившаяся в угол, а из темноты к ней тянутся кривые мерзкие щупальца. Банальный, но этот рисунок был частью моей терапии, поэтому там частичка меня.

— Неужели на обложку альбома? — Андрей отрывается от открытого ноутбука.

— Не совсем. На сингл, на разворот. Очень в тему будет, я думаю.

— Денег не возьму, — предупреждаю я. Как-то не особо я верю, что картинка действительно окажется на сингле.

— И как мне быть?

— Я вам ее подарю, — щелкаю я застежкой альбома, доставая нужный лист.

— Только имя Санькино там мелким шрифтом на обороте напишите, — ухмыляется Андрей, — я буду гордиться, что я с ней знаком.

— А так, значит, не гордишься, — хихикаю я, отдавая папку с рисунком Топольскому.

— С авторскими правами разберемся. Но бесплатно я тоже не могу.

— Билет на ваш осенний концерт будет хорошей платой, — улыбаюсь я.

— Дешевишь, — комментирует Андрей и тут же добавляет, — Сань, ноуту, по ходу совсем плохо, я ребятам из сервиса позвоню сейчас, посоветуюсь, но ремонта не избежать.

— Да я как-то и не надеялась малой кровью отделаться, — пожимаю я плечами.

Андрей выходит звонить, а я остаюсь с Топольским наедине.

— Это какая-то легенда, да? — Сергей кладет передо мной альбом, а сам опирается одной рукой о стол, а вторую кладет на спинку моего кресла.

— Почти. Это Британская сказка о рыбаке и русалке. Русалка влюбилась в Рыбака. Приносила ему драгоценности из своего грота, но, в конце концов, в этом же гроте его и заточила, то ли из ревности, то ли от обиды. Точно уже не вспомню.

— Саш, ты меня поражаешь. Нет, я серьезно!

— Чем? — стараюсь не оборачиваться, делая вид, что увлечена рисунком.

— Легенды, сказки, книги, рисунки, стихи, голос… И так все красиво. Даже немножко несовременно.

— Плохого же вы мнения о современной молодежи, если мои интересы настолько вас удивляют, — усмехаюсь я.

— Одно дело, знать, что такое возможно, другое — увидеть.

Я оборачиваюсь, понимая, что избегать его взгляда больше нельзя.

Близко. Впервые так близко к нему вне кадра.

— А еще ты очень красивая.

От необходимости отвечать меня спасает звук сообщения на телефоне Топольского. Он отвлекается, что-то быстро набирая на клавиатуре, а я встаю из-за стола, пытаясь унять сердцебиение.

— Я, кстати, ни разу не видел, как ты играешь, — говорит Сергей, убирая телефон и кивая на лежащую на диване гитару.

— Мне будет неловко при вас, — отнекиваюсь я, — у меня это для больше хобби.

— Я не стану выискивать косяки, обещаю.

Я перебираю в голове все свои песни, стараясь выбрать что-то нейтральное, незатейливое, потому что я все равно собьюсь при нем, запутаюсь в аккордах. А Сергей воспринимает мое замешательство по-своему.

— Саша, пожалуйста, — он касается моего запястья кончиками пальцев, легко, мимолетно, но кожа вспыхивает, словно от ожога. Черт побери этого Топольского! Нет, не стану я выбирать ничего легкого, может быть, так будет даже лучше.

Беру гитару, сажусь на диван, а Сергей устраивается в кресле напротив.

Трогаю струны, вдох:

Я играю, пытаясь не смотреть на Топольского. Черт бы его побрал с его теплым внимательным взглядом и легкой полуулыбкой от которой сердце замирает.

Это правда личное, поэтому я и не отдаю ее группе, изредка играя на квартирниках и дружеских посиделках. Личное, сырое, написанное совсем недавно. И зря я ее выбрала, потому что Сергей явно что-то понял — посерьёзнел, задумался.

Последний аккорд и неловкое молчание.

— Это очень красиво, — нарушает молчание Топольский, — правда. Трогательно, красиво, нежно, грустно. Это нужно играть, Саша, такие песни должны вызывать эмоции, а не лежать мертвым грузом в ящике.

Я неловко пожимая плечами, вдруг засмущавшись:

— Преувеличиваете…

— Чистая правда, — Сергей поднимается, — можно? — кивает он на гитару в моих руках.

— Конечно.

— Она ведь на заказ? — Топольский присаживается рядом на диван, — Просто звук необычный, хороший инструмент.

— Да, на заказ. Мама на мой юбилей подарила, на двадцать лет, — я тут же пожалела — зря я так акцентирую на возрасте.

Сергей разглядывает гитару. Жениться он на ней собрался, что ли? Не выдержала, спросила. А кто бы удержался?

— Сергей Георгиевич, а….

— Что? — быстрый взгляд на меня и мягкая полуулыбка.

Набравшись наглости сказала:

— Сыграйте, пожалуйста?

— Хорошо, но у меня только одно условие, — Топольский был готов к моей просьбе.

— Какое?

— Ты постараешься мне не выкать, — говорит он.

Плата мне показалась приемлемой.

— Хорошо.

— Что тебе сыграть? Хотя, погоди.

Нервные пальцы привычно пробежались по грифу. Меня всегда завораживало это. Настоящий гипноз.

Мелодия… Я никогда ее не слышала раньше — грустная, но светлая, нежная, кружевная, невероятно прекрасная. Хотя, чего греха таить, мне вся его музыка нравится. Да, я точно знаю, что это именно его мелодия. Плюю на приличия, забираюсь на диван с ногами и разворачиваюсь к Сергею лицом. Откровенно любуюсь, другого слова я подобрать не могу. Это не так, как быть зрителем на концерте, сейчас он играет для меня и это больно и прекрасно одновременно.

Его краткий чуть насмешливый взгляд и вдруг понимаю, что не хочу, чтоб обрывалась музыка, не хочу возвращения Андрея. Хочу сидеть вот так, прядом с Сергеем, слушать, как сменяется мелодия за мелодией, смотреть на него, наслаждаться этим чувством защищенности и легкости…

Как завороженная смотрю на его пальцы, бегающие по грифу. Каждая нота, каждый звук отдаются во мне чем-то сладким, щемящим. Гений. Мне так никогда не научиться, это дар.

* * *

Сергей.

Я только на минуту задумался, что ей сыграть. Эта мелодия совсем сырая, сложившаяся буквально на днях, но такая похожая на девушку напротив. И мне, почему-то, было важно увидеть, поймет она это или нет.

Поняла. Я вижу, как меняется выражение лица и глаз. Саша чувствует именно то, что я вложил в эту мелодию. Ах, черт побери, как приятно играть для того, кто понимает, что ты хотел сказать, кому не нужно ничего объяснять. С кем так легко и просто. Кто смотрит на тебя так — с восхищением и теплом. Что мне нужно делать, чтоб именно эта девушка почаще на меня так смотрела?

Об этом всем я буду очень много думать.

Поток моих мыслей прерывает Андрей, появившийся в проёме двери. Очарование куда-то пропадает, волшебство было только для двоих.

— Я вам помешал? — гитарист явно прочел что-то лишнее в моем взгляде. Ревнует?

— Нет, конечно. Андрюш, что с ноутбуком? — Саша излишне суетлива и мне интересно, почему?

— Северному мосту каюк, сейчас в сервис закину, пока мне по пути, да у ребят время есть. Ближе к вечеру точно скажу, что там по деньгам выходит.

Спохватываюсь, что мне тоже пора.

Саша поднимается:

— Я провожу, а то Зета не выпустит. Она Андрея-то не всегда выпускает.

Уже выйдя за калитку, на миг замешкался. Хотелось сказать что-то теплое, напоследок. Чтоб она улыбнулась.

— Спасибо за компанию, — я протягиваю ей руку.

— Это… тебе, — не выкать мне Саше тяжело, — спасибо. Это было… Так красиво. Даже немножечко больно. Это ведь новая мелодия, да?

— Да, просто мне оказалось, что она подходит тебе и к моменту. Захочешь — повторим. Для тебя приятно играть, — ее пальцы еще в моей ладони, но я не тороплюсь их отпускать, а она не возражает.

— Это будет наглостью с моей стороны.

— Красивой девушке простительно.

— Вы… Ты меня смущаешь, — она опускает ресницы, и я вижу бледный румянец на щеках.

— Ничего не могу с собой поделать, — честно признаюсь я и понимаю, что прощание затянулось, — До свидания, Саша, — я, наконец, отпускаю ее руку.

— До свидания.

Уже открыв дверь машины, я не удержался:

— И все-таки ты очень красивая.

Глава четвертая

Пользуясь перерывом в съемках и отъездом Топольского, я решила, что самое время собраться и пожарить шашлыки. Отвлекусь, развеюсь, а то такое чувство, что свет клином сошелся на этом клипе и моих душевных переживаниях. Я так понимаю — небезосновательных.

— Сашка, — Надежда больше ест огурцы, чем режет их в салат, — а правда, что к тебе Топольский в гости захаживает?

— Андрей сказал? — хмыкаю я, — Да не захаживает, так — можно сказать, по делу заезжал.

— Живой Топольский, — вздыхает подруга, — сколько ты еще будешь видеть живую легенду?

— Не так долго — на днях последняя съемка.

— Мне кажется или тебе жалко, что последняя?

— Жалко, конечно, — не стала я спорить, — такой опыт, столько интересных людей.

— Сашка, а какой он в жизни, а?

— Кто?

— Топольский! Ты его хоть потрогала?

— Ты сдурела, — я смеюсь, — нет, ну в кадре трогала, но там в сюжете я навязчивая галлюцинация, так что трогать мне его особо не приходится.

— А хочется?

— Надя!

— Ну какой? Звездит поди?

— Неа, от слова совсем. Он хороший человек, внимательный. У меня сцена была, которая никак не давалась, я постоянно путалась, смущалась и из-за этого очень переживала. Другой бы на меня наорал, а Сергей в сторонку отвел, как-то отвлек, слова нужные подобрал и у меня все получилось.

— Это он только о тебе так заботиться? — хитро прищурилась Надя.

— Я тебя стукну сейчас. Просто он меня в это все втянул и чувствует ответственность.

— Блин, он такой классный! — умилилась Надюшка, поверив в мое объяснение, — Староват, конечно, но какой мужик!

— Надька, ему сорок всего, — смеюсь я, — на которые он не выглядит.

— Сань, возьми автограф! Я умру без автографа Топольского!

— Сама возьмешь, — я кидаю в Надьку яблоко, — я его на концерт в Цельсии пригласила.

— И он согласился?!

— Сама удивилась. Спросил, где можно меня послушать, я, больше в шутку, пригласила его на концерт.

— Санька, а если он тебя хочет на запись пригласить? — у Надежды загорелись глаза, — Ты бы согласилась?

— Конечно. У него нереальная музыка, но для меня он вряд ли напишет.

— Как знать, — хитро улыбнулась подруга, — на концерт же он зачем-то собрался.

— Может еще и не придет, — слишком преувеличено отмахнулась я, — который час лучше скажи, а то как провалились. Я мангал разжигать буду, что ли?

* * *

— Как твои съемки? — спросил Андрей.

— И ты туда же? — закатила я глаза, — Надька меня уже пытала — трогала ли я Топольского?

— Ну а че? — возмутилась подруга, — Может это моя жгучая мечта — пощупать красивого мужика?

— Надюха, я тоже ничего, ты присмотрись! — заржал Леха, колдующий над мангалом.

— Ой, Лешенька! Мы с первого класса дружим, где я тебя еще не щупала?

— Сань, а серьезно?

— Да нормально. В отличии от нас, там все как часы, ну и бюджет побольше, конечно.

— А сам великий и ужасный?

— Да не ужасный он. Простой, как ты. Ни разу не видела, чтоб даже голос на кого-то повысил.

— Ага, ты лучше скажи, что ты Топольского на концерт ваш пригласила! — влезла Надюшка.

— Че, правда? — Лешка даже картонку, которой махал над углями, опустил.

— Надь, да он не придет, скорее всего. Ну пригласила…

— А может и придет, — хихикнула Надька, — кто его знает?

— Да он вообще занятная личность, — Андрей отложил готовый шампур и потянулся за новым, — работоспособный, как не знаю кто. Фанатичный трудоголик, может поэтому бывшая жена с ним не ужилась, а вовсе не потому, что он ей изменил?

— А кто у него бывшая жена? — спросила Надя.

— По имени не вспомню, но она у них директором группы была. Да они недолго прожили — года два.

— А дети? — не унималась подруга.

— Не случилось детей.

— Ты откуда знаешь? — спросила я.

— Любопытно было, — пожал плечами Андрей, — я всегда интересуюсь, кого слушаю. Кстати, говорят, что он настолько фанатик, что в студии жил одно время.

— Жуть какая, — поежилась Надя, — это насколько надо любить музыку? Я бы точно не смогла.

— Я бы тоже, — согласился Андрей, — а вот Сашка бы жила, если б я ее домой не выгонял.

Надька хитро посмотрела на меня и хихикнула. Убью, язву!

Слава богу, друзья заспорили о любви к работе, а потом разговор и вовсе свернул к более безопасным темам.

Только когда уже стемнело, Надька с Лешкой ушли спать, мы с Андреем уселись на ступеньках веранды курить. Друг спросил:

— Сашка, мне показалось или он тебя клеит? — спросил Андрей, закуривая.

— Кто? — прикинулась я валенком.

— Топольский. Взгляды эти, улыбочки, как он на меня среагировал, когда я вашу идиллию порушил. Клеит?

— Фу, какие выражения. А ты ревнуешь, что ли?

— Нет, интересуюсь, не напрягает ли тебя это. Ты скажи, я если что, на его статус легенды не посмотрю, если приставать станет.

— Герой, — я улыбнулась, — нет, все нормально, никто ко мне не пристает и не клеит. Скорее, оказывает знаки внимания.

— И тебя не раздражает?

— Нет. У него как-то получается не переходить черту своим вниманием. Пока не переходить. А я, почему-то, не хочу это обрывать. Даже странно. Ведь ничего не будет.

— Не зарекайся. Полгода назад ты и внимания бы не приняла.

— Ну да. Я не знаю, что делать, Андрюш. Буду пока плыть, а там и съемки кончатся. Это же не всерьез у него.

— Увидим. Ты только пообещай, что если совет нужен будет — ты придешь.

— Обязательно. Надюшке пока не говори, я сама попозже. Пойму что-то сначала. Может, мне вообще все показалось.

— И мне тоже, да? Ох, какой взгляд был у Топольского, когда я ввалился — сожрать меня был готов, — засмеялся Андрей.

— Ну вот пусть и остынет, пока не в городе. Может, новый интерес себе там найдет.

— Если найдет — то поверхностный дурак, но он что-то понял про тебя, мне кажется.

— Ты о чем?

— Ты необычная, Сань, а Топольский, как любой мужик, ведется на необычное.

— Я бы свою необычность с радостью променяла на нормальную жизнь, — нуда, только уже не получится.

— Я не это имел в виду. Ты всегда такая была, если что. Сколько я тебя знаю.

— Захвалишь, — я фыркнула, — пошли спать.

* * *

Сергей.

Рейс второй раз переносили из-за дрянной погоды. Мне было адски скучно, потому что все дела, которые возможно было закончить удаленно я закончил, в голове какая-то белиберда и госпожа Лишина.

Шестнадцать лет… Была бы она поглупее и попроще, я бы так не колебался, но Саша ведь не кукла. И одно дело легкий флирт, для поднятия настроения, и совершенно другое, что-то посерьезнее. Легкого флирта без продолжения мне уже было мало, и почему-то я убежден, что маленькая интрижка не устроит ее. Но, чет возьми, хочется этой интрижки. Именно потому что нельзя и хочется. Вот свались Саша мне спелым персиком прямо в руки, стал бы я так о ней думать?

Но, черт, шестнадцать лет… В дочери она мне не годиться, конечно, но что-то смущает. Остатки моей совести, что ли?

Подумав, открыл ноутбук и вбил в строку поиска — «Александра Лишина»

Первой выпала ссылка на группу ВКонтакте. Неудивительно. Так — выступления, фотографии, музыка — нет, послушаю я вживую. Аккорды, обсуждения. Стихи. А вот это уже интересно.

Первым попался текст той самой песни, что я подслушал на репетиции. И комментариев под стихотворением больше, чем под другими. Я наскоро пробежал их глазами:

«Саша у себя писала, что теперь это песня и можно будет послушать на концерте в Цельсии»

«Это новое? Мне кажется или кто-то влюбился?»

«А разве они с Андреем Смирновым не пара?»

«Андрей друг детства же»

«А как это мешает?»

Ладно, треп девочек-фанаток меня не особо интересует, я здесь не за этим. Подробности личной жизни госпожи Лишиной я узнаю из первых рук, так сказать. Да и то, если мне это сильно зачешется. Я здесь не за этим, в конце концов.

Чем дальше я читал, тем интереснее мне становилось. Саша вообще уже синоним слова интересно. Стихи у нее — абсолютная противоположность рисункам. Если последние это свет, тепло и сказка, то большинство стихов — тоска и боль, причем не поэтическая, а настоящая. И судя по датам, последние года три-четыре. Более ранних стихов я просто не нашел. Какая трагедия может случится в двадцать с девочкой из хорошей семьи? Жених бросил? Или умер кто-то близкий? Но четыре года это переживать… Либо она слишком зацикленная, либо там действительно что-то страшное. Я вдруг вспомнил — протянутая рука, сползший рукав, белые шрамы на запястье. Вдоль. Нет, кто не без греха, конечно, но если из моих знакомых кто и пытался свести счеты с жизнью, то резали по-дилетантски — поперек.

Пролистав страницу чуть ниже, я зацепился взглядом за сочетание слов, потом прочел целиком. Что-то в этом есть… Я перечитал еще раз. И еще. Быстрее, пока не забылось, пока не растерялось, раскрыл блокнот, набросав несколько аккордов — канва, мотив, потом я из него слеплю что-то приличное. Нет, я хочу эту песню! Именно в таком варианте, с этим текстом, на женский голос. Даже знаю, чей голос.

У значка ее контакта я увидел зеленый огонек. Весьма кстати.

«Добрый вечер, Саша!», — я нажал enter и сообщение ушло.

И почти мгновенно на экране появилось:

«Здравствуйте! Вы уже вернулись?»

«Нелетная погода. Но ночью должен улететь. По крайней мере, так обещают. Саша, я полюбопытствовал — прочел твои стихи. Скажи, пожалуйста, я правильно понял — это не песня, а именно стихи, без мелодии?»

«Да, правильно. Мелодия никак не подбирается»

«А если я подберу?»

Несколько минут молчания и:

«Два вопроса можно?»

«Давай»

«Зачем вам это?»

«Стихи понравились. Знаешь, так бывает — пока читал, мелодия сама легла. Это долго писать — приеду, покажу. А второй вопрос?»

«Вас ничего не смущает?»

«А должно?»

«Забавно выходит — я, малоизвестная девочка с гитарой, внезапно снимаюсь в вашем клипе, потом мой рисунок появляется на сингле (если вы не передумаете, конечно) теперь вы предлагаете мне мелодию на мои стихи. На что это похоже? А еще мне интересно, как скоро меня сожрут ваши фанатки? Они точно не станут стесняться в своих домыслах»

«Это смущает тебя?»

«Хотите честно?»

«Конечно»

«Нет. Я корыстно полагаю, что это будет хорошая реклама моей группы»

Я немножко оторопел от такой непосредственности. Реклама, значит? Хорошо.

* * *

Я отчего-то нервничал. Пытался отвлечься, но все равно начинал смотреть на часы, где минутная стрелка никак не хотела идти быстрее. Саша должна была приехать ко мне на студию, послушать, что я натворил на ее стихи (а творил я, на минуточку, почти полночи), попробовать, как это все будет звучать.

И все равно я пропустил момент, когда хлопнула дверь.

— Добрый вечер! — она сама протянула мне руку, — Я начинаю привыкать так здороваться.

— Ты видишь в этом что-то плохое? — я вдруг понимаю, что всю неделю мне не хватало не города и студии.

— Я не очень люблю, когда меня трогают чужие люди, — признается девушка.

— Извини, я не знал, — отпускаю я ее ладонь.

— А кто сказал, что вы чужой?

— Мы перешли на ты, Саш.

— Точно, — Саша улыбается.

— Вот и не выкай мне, если я не чужой.

Вместо пары часов мы засиделись до почти до полуночи. И это было чистое удовольствие, потому что не смотря на то, что Саше не хватало технических знаний, мелодию она чувствовала хорошо и не боялась спорить.

— Тебе утром надо куда-то? — спросил я, глядя на часы.

— К сожалению, — девушка потянулась, совершенно беззастенчиво, не замечая моего взгляда. Наверное, к лучшему, что не заметила.

— Тогда давай последний раз прогоним и все, разбегаемся. С записью потом разберемся, но это точно не раньше конца съемок будет — сейчас банально не до этого.

— Да не вопрос, — Саша пожала плечами, — мне даже лучше — пробок сейчас точно нет.

— Давай я тебя отвезу? — предложил я, — Темень такая, поздно.

— А моя машина? Я утром из поселка не выберусь — у нас такси заказать целая история ценой в состояние. Нет, плохая идея.

— Я буду беспокоиться.

— Просто держи в голове, что по этой дороге я езжу почти каждый день и иногда даже позднее.

— Послушать хочешь?

— Хочу, — Саша забрала у меня наушники, наклонилась над пультом, чтоб не натягивать провод.

И я вдруг засмотрелся. На сосредоточенное лицо, которое не уродует холодный свет монитора, на опущенные ресницы, упрямые губы, непослушные пряди, падающие на лицо, две родинки на щеке. Тонкая, почти прозрачная кожа, спорить готов — ни грамма тонального крема.

Я коснулся ее щеки кончиками пальцев, снял наушники, глядя в растерянные зеленые глаза.

— Не надо, — Саша выпрямилась и сделала шаг назад, словно очнулась.

— Саш… — я тоже поднялся.

Она меня оборвала:

— Чтобы больше никогда. Я не хочу в тебе разочаровываться.

— Даже сказать мне ничего не дашь?

— Не дам, потому что знаю, что ты скажешь. Я не хочу быть одной из многих. Все, забыли, разбежались, дальше дружим домами.

Прощание вышло скомканным, вечер теперь казался испорченным. Я закрыл студию и, уже спускаясь по лестнице, усмехнулся, что я как ребенок, которому пообещали под елку огромный конструктор Лего, а вместо этого там обнаружились зимние ботинки. Поспешил, дурак.

* * *

Отъехав пару кварталов, я припарковалась и закурила — не с первой попытки — руки у меня ходили ходуном. Нет, надо успокоиться, подышать, отрезветь, потому что иначе я просто вернусь. Чем я так нагрешила, что мне встретился Топольский? Может быть, я в прошлой жизни ела младенцев на завтрак? За что иначе мне встретился человек, у которого таких как я — орда просто, для которого я очередная победа, легкое увлечение. И можно было бы наплевать, забить, если бы я с ним рядом не чувствовала себя живой. Черт бы его побрал, этого Топольского…

Глава пятая

Александра.

Спала я отвратительно — сначала ворочалась до двух часов, пытаясь договориться с собой, потом провалилась в беспокойный сон и проспала будильник. Ладно, волосы чистые, а накрасят меня и на площадке. Снимать, кстати, будем в любопытном месте — подвальные помещения почти в центре города, но выглядят они, как после бомбежки.

По классике жанра, первый, кого я увидела, был Сергей.

— Привет!

— Утро доброе, — кивнула я, отчаянно соображая, что мне делать, — извини, я проспала.

— Мы поздно разошлись вчера, так что это я виноват.

— Никто не виноват. Я пойду? А то Вадик меня сожрет.

— Я его сам сожру. Подожди минутку, — лишил меня возможности сбежать от разговора Топольский.

— Если ты насчет вчера… — начала я.

— Да. Извини дурака, я не хотел тебя обидеть.

Я растерялась. Извинений я, почему-то, не ждала.

— Мир? — спросил Сергей.

— Мы не ругались.

— Саш, я вот еще что хотел… Можно тебя после съемок украсть? Ненадолго, поговорить?

— О чем?

— Обо всем, — Топольский коротко улыбнулся.

— Александра! — раздалось из-за моей спины, — Ты идешь к гримерам или где? Хватит лясы точить уже!

— Иду, — я бросила взгляд на Топольского, — потом, хорошо?

Пока меня гримировали, я пыталась разложить мысли по полочкам — извинился, это плюс, но и сильно расстроенным Топольский не выглядит, значит я, все же, права, и я действительно больше для коллекции. Или нет? Что-то мне подсказывает, что это еще не конец, да и о чем-то ведь он со мной разговаривать, собрался. Господи, почему так сложно-то все!

Все было прекрасно, отнялись быстро, уложившись в полтора часа, вместо запланированных трех. Все было прекрасно, пока мне не принесли цветы.

— От кого? — спросила я.

— Не знаю, — пожал плечами парнишка — помощник оператора, — какой-то парень просил передать.

— Спасибо, — я заметила с каким интересом за мной наблюдает Топольский. Только меня не это сейчас заботило, а букет.

Темно-бордовые розы. Снова. Господи, как же я их ненавижу — Дима всегда таскал мне именно эти дурацкие розы, зная, что я их не люблю. Тогда я списывала это на его рассеянность. Глупость какая, да? Глубоко вдохнула, пытаясь справиться с волной липких и неприятных воспоминаний. Все хорошо, просто совпадение, Андрей прав. Просто кто-то шутит неудачно. Я вытащила из цветов небольшой белый конверт, открыла и едва не заорала. Огромным усилием воли я собрала себя кулак и дошла до маленькой комнатки, где была моя гримерка. Главное, дышать ровно. Я сильнее, я смогу, я не стану устраивать истерику на людях. Заберу сумку, дойду до машины, а там хоть трава не расти… Только я себя переоценила. Едва я закрыла дверь, как в глазах потемнело и стало до одури страшно. Тихо заскулив я сползла по стене на пол и забилась в угол. В легких кончился воздух, на глазах выступили слезы, а сознание начало путаться.

В дверь постучали, вызвав у меня очередную вспышку паники. Щеколду я не закрыла, поэтому после очередного стука дверь приоткрылась и в комнату заглянул Топольский. Как раз в тот момент, когда я пыталась заново научиться дышать.

Я не знаю, как он понял, что нужно делать. Просто присел передо мной, поднял мое лицо за подбородок.

— Смотри на меня. Дыши и считай, я буду вместе с тобой считать. Саша, на меня смотри!

— Раз, два, молодец, — Топольский взял меня за руки, — давай раз, два, три. Не надо бояться, я с тобой, все хорошо. Дыши. Вдох-выдох. Умница. Дыши, я не уйду, я с тобой.

Минут через десять мне действительно стало легче, только вдруг температура в комнате будто резко упала.

— Скорую вызвать? — спросил Сергей, когда я стала воспринимать действительность.

— Не надо, — хрипло выдавила я и только сейчас увидела, что вцепилась в его руку так, что оставила отпечатки ногтей, — все нормально.

— Сомневаюсь, — покачал головой Сергей и сел прямо на пол рядом со мной, — часто с тобой такое бывает?

— Уже нет, — ляпнула и прикусила язык. Нет, надо домой, а то я наговорю лишнего. И надо вызвать такси, потому что сама я за руль не сяду сейчас. Черт, как холодно…

Сергей вздохнул, снял свою ветровку, накинул мне на плечи, мягко притянув к себе. Абсолютно невинный жест, в котором только желание поддержать.

— Все хорошо. Дыши ровно. Что тебя испугало?

— Цветы… это долго объяснять, — осознанности уже хватило, чтоб не говорить всего, — и я не сумасшедшая, это просто приступ паники.

— Я знаю. У младшей сестры были панические атаки, я видел, как это бывает.

— Я не знала, что у тебя есть сестра, — вот что значит не интересоваться чужой биографией.

— Была. — поправил меня Сергей, — Глупо погибла — уехала с парнем кататься, гололед, разогнались сильно, не вписались в поворот.

— Извини, я не хотела…

— Все хорошо, уже много времени прошло. В голове прояснилось?

— Еще не совсем, — призналась я.

— Посидим еще. Или тебе на улице легче?

— Наоборот, — я осторожно повернула голову, утыкаясь носом в его плечо. Теплое и надежное.

Мне почти не страшно и это странно. Странно, что не хочется отстраниться, странно, что мне спокойно слушать чужое дыхание и нравиться запах — Сергей пахнет… Морем? Или океаном? Чем-то свежим, холодным и прозрачным. Приятно.

* * *

Сергей.

Саша повернула голову, спряталась, уткнулась в мое плечо. Беззащитная испуганная девочка. Я осторожно поправил ветровку на ее плечах, обнял чуть крепче. Странно, что только сейчас я понял, как она напомнила мне Настю. Такая же светлая, ироничная, легкая на подъем. Может еще поэтому Саша и показалась мне такой родной — привет из детства и юности. Я, наверное, больше не для кого никогда и не был таким всесильным и взрослым, как для сестры. И никогда никакого так не больше не защищал и не заботился, даже желания такого не испытывал, если честно. До того, как не встретил Сашу.

Первый раз мои догадки и выводы насчет нее оказались правильными — в лоб не выйдет, легкой интрижки не будет — завоевывать, очаровывать и всерьез. Принцесса в замке. Спорить готов, что и дракон имеется.

— Надо выходить, — тихо сказал я, посмотрев украдкой на часы.

— Да, конечно… — Саша смутилась, отодвинулась. Даже жаль.

Я встал, протянул ей руку.

— Забери, — она сняла куртку, — а то неловко получится.

— Да плевать я хотел, — сказал я, но куртку забрал, потому что еще чуть-чуть и она бы ее впихнула мне насильно.

— Саш, — позвал я, пока девушка суетливо собирает рюкзак.

Девушка вздрогнула, но суетится перестала.

— Все хорошо. Мое отношение к тебе не изменится. Не накручивай, ладно?

Попал.

— Спасибо. Я не люблю быть беспомощной… — она вымученно улыбнулась.

— Я понял, — кивнул я, открывая перед ней дверь, — пойдем, отвезу тебя. Машина нормально припаркована?

— Вроде да. Сереж, не надо, я такси вызову, ты и так много сделал.

— Ты меня первый раз по имени назвала, — заметил я, — с того момента, как мы на ты перешли. И не спорь, пожалуйста.

— Потому что говорить тебе ты я еще могу, а вот фамильярное «Сережа» в отношении легенды — это наглость.

— Тебе точно лучше, — я завожу мотор, — только пожалуйста, не надо вот этого — легенда.

— Почему?

— Не хочу с тобой этого, — честно сказал я, — все шелухой какой-то кажется. Я с тобой человек, музыкант, но все эти ярлыки и титулы — лишний хлам. Никогда не считал, что это про меня.

— Мне приятно, — признается она, — только разве это все неправда? Да еще и без больших чужих проектов и скандалов.

— Если бы ты читала мою биографию не по диагонали, то знала бы, что в большой проект меня звали, но не сложилось. Не люблю рамки, условности, не люблю, когда творчество подгоняют под стандарт.

— Я заметила. А насчет биографии… Ты же со мной человек, так зачем мне где-то что-то целенаправленно искать?

— А я поискал про тебя.

Ее реакции я не понял — редко когда люди так резко бледнеют, что даже губы стали синеватыми.

— И что ты нашел? — голос у Саши был спокойным, но вот бледность…

— Группу Вконтакте, страничку со стихами, немножко рисунков. Больше особо ничего и нет.

— Ну я же не ты. У меня даже интервью никогда всерьез не брали, — натянуто улыбнулась девушка. Что ее так испугало, интересно?

— Интервью интересно только первые несколько раз. А потом все идет по кругу и редко задают интересные вопросы.

Выезд из города в пятницу вечером — тот еще аттракцион. Мне кажется, что пробка была километровой.

— И тут, как назло, никак не объехать, — расстроилась Саша, — надо было такси вызывать — ты сейчас только время зря потратишь.

— Зато я буду спокоен, что с тобой все нормально. Ты каждый день так стоишь?

— Нет, стараюсь раньше проехать или в городе задержаться. Тем более, что у Дашки скоро экзамены.

— Вы давно дружите?

— Мы дружим вчетвером. Я, Андрей, Леша и Надежда — наша поэтесса. Ты их видел, наверное, тогда на съемках. Леша друг детства — наши отцы дружили, мы буквально в одной песочнице выросли, с Надькой мы в одном классе учились, а Андрей в классе в шестом в наших муз кружок пришел.

— Я думал, что Андрей безответно влюбленный, — признался я, — он на ваших съемках так за тебя огрызался.

— Вот за чем ты подглядывал, значит. Нет, просто он нас с Дашей уровнял в какой-то момент. И дело даже не в том, что Андрюшка старше всех нас, просто, когда их с Дашкой родители погибли, ему пришлось быстро повзрослеть. Сложно в двадцать лет остаться с маленькой сестренкой на руках.

— И он ее сам вырастил?

— Мы все руку приложили. Андрюшка работал, как проклятый, и учился, а мы ему помогали, как могли. Ну, как можно помочь в семнадцать лет — кто-то с Дашкой сидел, кто-то по дому помогал, Лешка ему Андрею работу подкидывал — у него знакомых полгорода.

— Редко кто так дружит. Это большое счастье — друзья.

— Мне повезло, —она улыбнулась чему-то своему, — а у тебя с друзьями? Про это википедия ничего не говорит.

— И слава Богу, — я усмехнулся, — приятелей много, а друзей можно по пальцам пересчитать. Олега ты знаешь — мы с ним познакомились, когда я только из своей провинции в большой город перебрался. Считай, полжизни дружим почти. Напомни, куда здесь сворачивать?

— Вон туда, где два бетонных столба. Значит, ты тоже делишь знакомых людей на друзей и приятелей?

— Есть такое, — я не стал спорить, — но я хоть циничный старый пень — имею право, а ты почему?

— Что-то я ни цинизма, ни старости особо не вижу, — Саша фыркнула, — а то, что я тоже могу быть циничной ты не допускаешь?

— Нет. Но границы ты свои хорошо оберегаешь, — я свернул на нужную улицу. Жаль, что пробка не растянулась еще на час.

* * *

Александра.

— Можно тебя хотя бы чаем напоить? — спросила я у дома. Я была действительно ему благодарна.

— Уже не получится, — покачал головой Сергей, — я очень не хочу тебя одну оставлять, но у меня еще есть дела сегодня. Хотя, кажется, не одну.

У моих ворот, попинывая колеса мотоцикла, слонялся Леша. И слава богу, потому что в большом доме одна… Бррр.

— Нифига у тебя личный водитель, — присвистнул Леха, когда машина Топольского скрылась за поворотом.

— Так получилось. Лешик, пойдем я тебе кое-что покажу, а ты мне подскажешь, что с этим всем делать.

— Что случилось?

— Мне сегодня цветы передали. Двенадцать темно-алых роз, — сказала я, наливая Лешке чай.

— Неприятно, конечно, Шур, но, возможно, кто-то просто тупой и не умеет считать.

— Андрей и про первый букет тоже самое сказал. Нет, фишечка была в том, что я из них достала, — я порылась в сумочке и протянула Лешке смятую фотографию.

— Блядский случай… — Леха никогда при мне в выражениях не стеснялся, — Шура, что за хрень?

— Ты меня спрашиваешь? Я себе на фотографиях глаза не выкалываю. Да и цветы приносили уже, правда шесть и без фотографий.

— А фотка ведь старая — у тебя еще эти дурацкие белые пряди здесь. Не помнишь, когда и кто снимал?

— Фотография обрезанная, я на ней с Димой, это его день рождения.

— И как такая херня могла получиться? У тебя фоток этих не осталось? Может кто-то спер?

— Я все его фотографии сожгла, старые страницы все удалила, помнишь? Но они ведь могли где-то в социалках остаться. Страницу Димину никто не удалял, а там были наши фотки. Но я не знаю, какие именно. И смотреть не хочу.

— Я бате покажу, пусть озадачится, — Леша забрал со стола фотографию.

— Может просто совпадение? Например, кто-то из ярых фанаток Топольского решил мне настроение испортить? На съемки ведь принесли.

— Может быть. Шур, может, тебе пока в городе пожить? Я могу потесниться, в конце концов.

— Ольшанский! — не удержалась я и хихикнула, — Я сбегу от тебя на второй же день, когда ты домой очередную девицу притащишь — мне тишина нужна, я диплом пишу.

— Купила бы ты этот диплом давно и не выносила мозг себе и людям, — пожал плечами Леша, — ну и я могу не водить девиц, пока ты у меня живешь.

— Иди в баню, — посоветовала я, — в таком раскладе я лучше к Андрюшке набьюсь, он баб не водит, любит тишину и у него Дашка со вступительными экзаменами. Ну или Надька пока ко мне переедет.

— Потому что Андрей монах у нас, живущий скучной серой жизнью айтишника. А я предлагаю тебе увлекательный мир развлечений. А из Надюхи охрана — разве что она заболтает до смерти.

— Доболтаешься, — предупредила я, — но, если ты сегодня откажешься от своих увлекательных развлечений и останешься у меня ночевать, я буду безмерно благодарна.

— Чего не сделаешь ради тебя, Шурятина. Но про город ты подумай. Я понимаю, что у тебя тут крепость, оружие в сейфе и прочее, но ты подумай.

— Хорошо, Леш, если еще хоть что-то подобное случится, то я соберу вещи и перееду. А пока пойдем, выберем какую-нибудь киношку.

А около десяти позвонил Топольский.

— У тебя все хорошо?

— Да. Леша согласился меня охранять сегодня, — ляпнула я и прикусила язык.

— Леше повезло, — усмехнулся на там конце провода Топольский, — завидую.

— Нечему. Посмотреть со мной тупой сериал не такое и большое счастье.

— Это как посмотреть, — я буквально почувствовала, как он улыбнулся. Точнее, как он это сделал.

— Сереж, я хотела… Спасибо, что… — я запуталась, подбирая слова. Почему с ним это так сложно?

— Госпожа Лишина, — перебил меня Сергей, — что мне делать, чтоб вы меня по имени чаще называли? Тоже выторговывать, как и переход на ты? Так я готов рассмотреть варианты. А насчет сегодня… забей, я понимаю, что тебе некомфортно, напоминать не буду. Просто сделал, что был должен. Забыли.

— Все равно спасибо.

— Лучше подумай над вариантами обмена, — посоветовал мне Сергей, — так у тебя мое имя мягко и уютно получается, что я готов к любым предложениям. Спокойной ночи, Саша.

Вот что за человек… И что делать бедной мне, когда с одной стороны у меня какая-то дичь, а с другой Топольский, который не привык сдаваться. Которого не испугало мое сегодняшнее состояние. Кто вообще знал, Сергей может быть таким заботливым? Если так пойдет дальше, то я просто сложу лапки и сдамся.

Глава шестая

Сергей.

Концерт получился не самыми лучшими, потому что организаторы накосячили буквально во всем и домой я возвращался с единственным желанием — выспаться. Только буквально на пороге меня застал звонок матери. Все, что я понял из ее сбивчивого рассказа, это то, что отца увезли на Скорой. Конечно через двадцать минут я уже был на вокзале, потому что поездом до Жуковска, где живут родители, добраться быстрее, чем на машине — восемь часов, против двенадцати.

А дальше началось самое интересное, потому что, когда я уже из вагона поезда дозвонился до мамы, то узнал, что у отца перелом руки, на которую он упал, пока лазил на крышу, поправлять трубу. Да даже не перелом, а трещина в кости и вообще уже все нормально и не стоило срываться к ним. Ну не прыгать мне из поезда, правда? Хорошо, что хоть съемки не успел перенести, как хотел. Ладно, зато родителей увижу, развеюсь.

Родителей люблю и всеми силами стараюсь убедить, переехать поближе, но они единодушно против этой затеи, им нравится их Жуковск, куда они переехали после Настиной гибели. Я иногда себя ловлю на мысли, что на старости лет, наверное, сам куплю такой домик в далеком пригороде, с большим садом и высоким крыльцом. А пока меня вполне устраивает большой и шумный город, стоящий в пробках.

С родителями, кстати, у меня достаточно интересные отношения. Мама мягкая и понимающая всю жизнь, а вот отец… Я его боготворил все детство — папа строит самолеты, инженер-конструктор! А вот в старших классах что-то пошло не так. Появилась гитара, против которой отец был против категорически — баловство это все, репетитор по физике куда важнее и в институт надо идти на мужскую профессию, как все мужчины в семье! Я бунтовал, но поступил, правда гитару не бросил — она мне приносила куда больше радости, чем учеба. Меня хватило ровно на то, чтоб получить треклятый диплом, принести его домой и больше никогда о нем не вспоминать. Хотя техническая специальность мне немножко облегчила жизнь в свое время, но и только. Правда, когда не стало Насти, мы с отцом как-то снова сблизились — у нас было общее горе. Собственно поэтому я и не выспался, потому что мы разговорились почти до трех утра, а утром я привычно вскочил в восемь и полез помогать по хозяйству, как единственный двурукий мужчина на ближайший месяц. Душой отдохнул, но спать хотелось. Хрупкая надежда выспаться по дороге домой разбилась, едва я увидел своих соседей по купе: просто как в анекдоте — общительная активная бабулька и такой же активный ребенок лет трех с уставшей и аморфной матерью. Поспать мне не дали, впереди съемки на всю ночь, на которые еще надо как-то добраться, потому что домой за машиной я не успеваю уже никак. Ладно, сейчас найду место потише и поищу каршеринг — таксист в такую глушь, где мы снимаем, вряд ли согласится ехать.

Единственное, что меня сейчас хоть как-то радует. Это перспектива увидеть Сашу, которая не идет из моей головы. Настолько меня заклинило, что родная мать осторожно поинтересовалась, не влюбился ли я. Особенно забавно, что таких вопросов она мне с первых курсов института не задавала.

Я закинул рюкзак на плечо и, повернув голову, даже замер. Мысль материальна, да?

Ну не бывает таких совпадений — у рамки металодетектора стоит высокая стройная женщина, почти моя ровесница, а рядом — Саша. И так они похожи, что у меня даже сомнений нет, что это мать и дочь. Как-то неловко осознавать, что у нас с ее матерью разница в пару лет. Саша почувствовала мой взгляд, обернулась, кивнула, едва заметно улыбнувшись. Я кивнул в ответ. Не буду я лезть в семейное прощание, все равно увижу Сашу на съемках. Если доберусь до них, конечно. Вот самое поганое, что мне вполне хватит подремать минут сорок хотя бы, чтоб мыслить трезво, но уже никак не получится эти минуты выкроить.

Выбрав себе угол у киоска, я попытался найти такси. Все-таки, мысль подремать хоть чуть-чуть и не следить за дорогой, меня не покидала.

Меня тронули за плечо. Саша, конечно.

— Здравствуй, ты как тут?

— Здравствуй! К родителям ездил. — не стал я вдаваться в подробности, — А ты?

— А я маму провожаю в командировку. С корабля на бал? — она кивнула на рюкзак.

— Получается, что так. Хотел такси, но в глушь пока никто не хочет.

— Подвезти? — спросила она.

— Было бы прекрасно, — честно сказал я, — не напрягу?

— Ни разу. Скрасишь мне дорогу интересной беседой. Хотя… — девушка внимательно посмотрела на меня, — я бы тебе посоветовала подремать.

— Настолько все плохо?

— Синяки под глазами, как у зомби, — сказала Саша, щелкнув брелоком. Синяя Шкода приветливо мигнула фарами.

— Гримеры поправят. Надеюсь, ты права сама получала?

— Сомневаешься в способности женщин водить? Сама, с первого раза, без взяток. У меня стаж вождения шесть лет и ни одной аварии. Но если что, — ехидно улыбнулась она, — то можешь дальше искать каршеринг или вызвать такси.

— Я не хотел тебя задеть, в голове реально каша, — устыдился я.

— Насчет поспать я серьезно. Правда, на заднее ты не поместишься, но хоть подремлешь. Ехать часа полтора все равно.

— Не помещусь, но предложением воспользуюсь. Заднее сидение безопаснее при аварии.

— Язва, — усмехнулась Саша, — ты всегда невыносим, когда не выспишься?

— Да. Язвительность и сарказм поддерживают мои жизненные силы.

Мне вдруг стало так спокойно. Как будто я дома, а не посреди шумного города. Как мне не хватало этой рассудительности, тихого голоса, мягкой улыбки. Вляпался я по уши, но мне это нравится и мне хорошо. И когда я немножко отдохну, я обязательно додумаю, как бы прибрать госпожу Лишину к своим загребущим рукам насовсем. Я не заметил, как глаза закрылись и я провалился в сон.

* * *

Александра.

Я посмотрела в зеркало заднего вида. Сергей правда задремал. Это как же нужно было измаять человека, привычного к жестким графикам, чтоб он заснул на полуслове сидя? Даже хорошо, что на съезде с кольца затор и машины плетутся еле-еле. Девятка впереди двинулась проехала еще метров двадцать. Постойте подольше, ребят, пусть человек выспится.

Э, да ты о нем уже заботишься, Александра. Как так вышло, что он тебе уже не чужой, а? Добром это, конечно, не кончится, я уже крутила ситуацию, как могла, понимая, что продолжения не будет в любом случае, но червячок сомнения все равно меня грыз.

Звякнуло уведомления на моем телефоне — я инстинктивно прикрыла динамик ладонью и бросила взгляд в зеркало, но Топольский даже не шелохнулся.

Сообщение было от старшего Ольшанского, с которым я успела побеседовать буквально пару часов назад. Дядя Игорь разделял точку зрения Лешки, по поводу цветов и настаивал, что так просто это все спускать нельзя, но заезжала я не за этим, а воспользоваться его служебным положением. Вообще-то, я это делаю крайне редко, но тут особенный случай, в котором, я отчасти, виновата сама, потому что билеты на концерт Ловера Рени надо было бронировать заранее. Но… Когда я только узнала о гастролях талантливого пианиста заказ билетов еще был недоступен, а когда вспомнила, то все уже было раскуплено. Победитель по жизни. Поиск билетов по знакомым результатов не принес, разве что мне предложили выкупить билет, заплатив в десятикратном размере, но, знаете ли, я не настолько люблю классическую музыку и Рени. Поэтому пришлось просить дядю Игоря — в силу должности у него много знакомых в самых разных кругах, так что план вполне мог сработать. В теории. На практике у Ольшанского старшего результаты были ничуть не лучше моих. Значит, не судьба.

Машины впереди, наконец, двинулись и я прибавила скорость. Судя по карте, мы почти приехали, а мне как-то даже жалко будить Сергея. Да и как? По сценарию спящей красавицы, что ли? Я не удержалась и фыркнула — ну да, ну да, Топольский будет только за! Словно в ответ моим мыслям, в кармане Сергея противно и громко заверещал мобильный.

— И какого черта тебе от меня надо, Вадим? — спросил Сергей обреченным тоном, ответив на звонок, — А сам ты вот совсем никак? Ну да, ну да. Все, утомляешь. Приеду, поговорим.

А сонный и растерянный Топольский это что-то новенькое. И довольно милое, даже когда ворчит.

— Вадик не может без тебя прожить? — спросила я.

— Угу. Иногда мне кажется, что у него ко мне что-то большое и светлое, — усмехнулся Сергей, — так бы и придушил, засранца, но режиссер он талантливый, это его пока спасает. Но я хоть немножко поспал и готов спасать Вадика, у которого там все пропало, — выглядел Топольский правда куда бодрее.

— Мало ведь, — я посмотрела на часы, — меньше часа.

— На ближайшие часов восемь мне хватит, я привычный к такому, — он перехватил мой взгляд в зеркале, — спасибо тебе. Я на вокзале убивать был готов уже.

— Было бы за что. Скажи лучше, куда поворачивать, а то навигатору я тут не особо верю.

— На право, там сразу увидишь деревянную башенку и сруб.

— Где вы только нашли такое?

— Это старые киношные декорации. Добротные, на них иногда еще снимают, поэтому они в хорошем состоянии — ничего на голову не грохнется.

— Радует. Мне там по балконам каким-то лазить, с которых мой тряпичный двойник падать будет. Вадик обещал мне показать эту куклу — боюсь представить, что они там накрутили.

— Надеюсь, что-то похожее.

Я свернула с проселка и увидела эти самые срубы и достаточно высокую башню с балкончиком. На вид правда надежно.

— Мы только что дали повод для сплетен, — сказала я, когда Топольский доставал из машины рюкзак под любопытными взглядами двух девочек из съемочной группы.

— А не все ли равно? Да и съемка последняя, пусть болтают. Разбегаемся?

* * *

Суета, все чем-то заняты, у всех дела, а я не занята пока, потому что снимают Сергея — на проселке стоит черный внедорожник, к крылу которого прислонился Топольский. Он курит, а вокруг суетится оператор и дает указание Вадим. Все слишком красиво, что я не разглядывала Сергея украдкой. Рок-герой — кожанка, темная футболка, распущенные волосы. Кто ему даст его сорок? Когда я его рисовала в самый первый раз, зацепилась за то, как он сложен — гармонично, без перебора. Никаких перекаченных мышц, но и не скучный холодец. Всего в меру. Грациозный — плавные движения, перетекающие одно в другое. И от этой плавности у меня коленки подкашиваются.

Топольский поймал мой взгляд и подмигнул, а я смутилась, что меня застали за таким откровенным разглядыванием.

— Красивая картинка, — подошедшая Валечка протянула мне картонный стаканчик с чаем, — хоть смотреть приятно, а то иногда на такой дичи работать приходится.

— Я боюсь представить даже.

— И не представляй. Саш, я спросить хотела, — девушка замялась, — ты не знаешь, у Топольского есть кто-то?

— В смысле? — что-то меня царапнуло, только вот что именно я пока до конца не поняла.

— Ну подруга, жена?

— Нет, не знаю. А тебе зачем?

— Красивый мужик, почему не рискнуть? — лукаво улыбнулась Валя, — это тебе он, поди старым кажется, а я-то постарше.

Ревность, вот что меня царапнуло. Самая обычная женская ревность. И что с этим делать теперь? Я же даже вежливо послать милую Валечку не могу, потому что у меня самой прав на Сергея никаких. Наверное…

Пока я терзалась, от кучки людей на площадке отделился Вадик и подошел к нам.

— Чаевничаете? Давайте, руки в ноги и на грим, мы свое отсняли. Валюша, я надеюсь, ты платье для этой занозы не забыла?

* * *

Сергей.

Я смотрю на девушку — хрупкая, прозрачная. Не отсюда. Тонкая талия, открытые ключицы, в ямке между которых лежит серебряный кулон на тонкой цепочке и она дает неверный отблеск при каждом вздохе. Светлый лен, подчеркнувший золотистый первый загар и цвет волос. Сказка. Я ведь видел это платье раньше и ни за что бы не поверил, что оно может так сидеть.

— Как приведение, да? — спросила Саша.

— Нет. Ты как из сказки. Тебе идет, — честно ответил я.

— Надо было тебя тоже во что-то похожее приодеть, чтоб мне было не одиноко.

— Мне не надо красиво падать с балкона. И вообще, мужские средневековые костюмы это же мрак.

— Вот я с тобой посмотрю, там много чего хорошего было, это я тебе, как человек, который с реконструкторами и ролевиками очень тесно общался, говорю.

— Я согласен только на доспехи, — усмехнулся я, — но найти сложно и носить тяжело.

— А жаль. Я бы на это посмотрела. Сереж, а что там с лестницей? — задала она вопрос, которого я побаивался, — Почему меня ей все пугают?

Лестница в этих декорациях была криминальная — узкая, с неровными узкими ступеньками, без перил. Я туда поднимался, конечно, но я, во-первых, не боюсь высоты — спасибо горному туризму в школе еще, а во-вторых, я не хрупкая девушка в длинном платье.

— Все плохо, да? — поняла мое молчание по-своему Саша.

— Не совсем. Она крепкая, но достаточно неприятная, — как можно деликатнее обрисовал я.

— Пойду смотреть, — девушка подобрала подол, и я заметил, что он длиннее нужного где-то на ладонь.

— С длиной не угадали, — объяснила Саша, проследив мой взгляд, — но мне в нем не бегать.

— Миледи, — я шутливо склонился в полупоклоне и подставил ей согнутый локоть.

Девушка мое шутовство поддержала — присела в реверансе. И, черт побери, так естественно! Она точно не из этого века.

* * *

Александра.

Я запрокинула голову:

— Метров пять, да? — спросила я обреченно. Лезть на кое как сколоченную лестницу мне не особо хотелось.

— Почти. Ты боишься высоты?

— Лестниц. В детстве упала, с тех пор большой любви между нами не наблюдается.

— Если я с тобой поднимусь, будет не так страшно? — спросил Сергей.

— А лестница выдержит? — я с сомнением посмотрела на узкие доски ступенек.

— Сюда Жорик залезал, мы вдвоем как он один весим, — Жорик — это оператор. Два метра роста и сильно за сто килограмм веса.

— Вы умерли там, что ли? — заорал с улицы Вадик. У этого паршивца сегодня на редкость хорошее настроение.

— Пойдем, — Сергей протянул мне руку, — только если будешь бояться, меня не урони. Я тебе еще пригожусь.

Теплая сухая ладонь. Я не заметила, как пролет остался позади, все мое внимание и мысли были о том, что он меня держит за руку и мне так спокойно…

— Залез-таки, зараза! — отреагировал на наше появление на балкончике Вадим, — Молодец! А теперь скройся, чтоб тебя видно не было.

— Я за стеночкой, — улыбнулся Сергей и вышел.

Хорошо ему, а мне надо как-то себя в руки взять. Ладно, вдох, выдох, работаем!

На втором дубле я наступила на подол. Корсет предательски расстегнулся — сзади не шнуровка, а сложная система крючков, и из-за двух расстегнутых весь мой четкий силуэт поплыл.

— Серега, раз ты там все равно торчишь, застегни ты этот корсет, не гоняй Валюшу, — попросил Вадик.

— Ты позволишь? — очень тихо спросил Сергей, появляясь за моей спиной.

— Да, — не очень уверенно кивнула я и перестала дышать.

Спина мое слабое место — как будто большая часть нервных окончаний, отвечающих за тактильное восприятие, собралась у меня на лопатках и плечах. А у платья нет спины, как таковой — там огромный вырез, прикрытый корсетом… Я знала, что сейчас будет и все равно вздрогнула, когда Сергей коснулся моей обнаженной кожи. Случайно ли? И тут же меня пронзило таким четким осознанием того, что я хочу еще — хочу этот голос над ухом — низкий, тихий, бархатный, хочу его руки на своем теле… Кровь бросилась к лицу, а внизу живота сладко заныло — я совершенно забыла, что значит быть женщиной и только этим могу оправдаться.

— Саша? — я чуть снова не забыла, как дышать, потому что в голос Топольского хочется завернуться, как в кашемировый свитер, — Все хорошо?

— Да, — усилием я собрала себя в кулак — потом буду анализировать свои чувства, — все нормально.

Гордиться я собой могу — мы сняли, и я услышала долгожданное:

— Молодец, снято! Серега, тебя еще доснимаем, Сашка — до утра перерыв, переодевайся пока.

— Ты — умничка, — Сергей протянул мне руку, — вниз, миледи?

— Вниз страшнее, — призналась я.

— Тогда не дергайся.

— В смысле? Ай, отпусти! — я взвизгнула.

— Вниз не смотри, лучше на меня смотри, — Топольский, который сейчас нес меня на руках вниз по чертовой лестнице, был явно доволен своей выходкой.

— Отпусти, это неприлично, в конце концов! — сопротивлялась я. Больше для вида, если честно.

— Лестница, Саш. Страшная лестница, а так быстрее, — тихо засмеялся Сергей, — за шею меня обними — удобнее будет.

У меня закружилась голова. Запах его, близость, сильные руки… Такая банальщина, да? А я плыву, как мороженое на июньском солнышке и не хочу, чтоб лестница кончалась.

— Вот и все, — Сергей поставил меня на землю, — ты больше возражала.

— Предупреждать надо.

— Извини, но я ни о чем не жалею, — он смотрит на меня с легкой улыбкой, давая понять, что у меня все на лице написано.

— Пойдем, а то Вадим нас потеряет, а тебе еще сниматься.

— Увы. Саш, доснимать все равно будем только на рассвете, попросись к гримерам, у них есть диван — поспишь, как человек.

— Я подумаю. Пойдем, а то Вадик будет страдать без тебя.

— Может у него ко мне правда какие-то чувства? — проворчал Сергей, выходя за мной.

* * *

Мне надо было отвлечься и упорядочить свои мысли, поэтому я переоделась, отказалась от повторного предложения поспать у гримеров в вагончике и ушла подальше от шума площадки. Если сильно захочется, я и в машине подремлю. А вот подышать и отвлечься мне надо. Слишком много Сергея, слишком много моих эмоций. Слишком большое желание, чтоб все это не кончалось. Всего слишком. И это плохо и опасно для меня. Я не переживу еще одного предательства.

Я нашла вполне приличную коряжку, подальше от людей, но и не слишком в глуши, постаралась максимально отвлечься от всех своих терзаний, с удовольствием выкурила сигарету, убавила яркость планшета до минимума и настроилась на работу. Только работать не получалось, потому что сначала вместо правок диплома у меня получился куплет, который я начал мурлыкать, стараясь понять, что с ним делать дальше, а потом меня нашел Топольский. Впрочем, чего-то такого я и ждала.

— Помешал? Испугал? — спросил он, когда я вздрогнула и обернулась на хрустнувшую ветку.

— Испугал, — призналась я, — не ждала людей из-за спины.

— Не хотел. Да и вообще не думал, что кто-то еще в лесу, — он посмотрел на планшет, — работает?

— Да нет… так, балуюсь, — я отложила планшет — без тусклого света экрана стало совсем темно.

— Можно? — Сергей кивнул на коряжку, где я сидела, — Или я все же помешал?

— Садись, — я подвинулась, но, когда Сергей сел, все равно оказалась к нему достаточно близко, — не помешал, я ни на что серьезное сегодня не надеялась.

— Работаешь, вместо того, чтоб спать?

— Осуждаешь?

— Я трудоголик, Санечка. Мне было чуток поменьше чем тебе, когда я приехал покорять столицу. И я тогда куда отчаяннее был. Так что не мне кого-то осуждать.

— Как это — собрать группу в чужом городе? — спросила я.

— Сложно. У меня в родном городе уже была группа, мы по летним площадкам да мелким кафешкам играли в основном. Были известны, так сказать, в узких кругах. Только мне стало тесно. Пока я еще свой разгульный образ жизни сочетал с институтом, было терпимо, а после диплома… Инженером я быть не желал и точно знал, что по профессии работать не буду, поэтому решил попытать счастье и уехать в большой город. Только вот из группы, в которой я играл, никто больше моей идеи не разделял, — Сергей усмехнулся и достал сигарету.

— Я представляю, как они жалеют. А дальше?

— Как я тут с небес на землю спустился, рассказывать не стану — стремно. Оказалось, что я, со своей сырой музыкой никому не сдался, а домой мне ой, как не хотелось. Машина меня спасла — таксовал, заодно и город выучил, обжился, избавился от своего провинциального говора, но амбиций не убавилось. Успел с местными ребятами поиграть, влиться в тусовку, так сказать. Только все равно не то. А потом чисто случайно познакомился с Олегом. У него знакомых музыкантов было до черта и, если упускать подробности, то через какое-то время сложился первый состав Оттиса. Сколотили группу, играли по задворкам. Первый альбом записали на коленке, на последние копейки. В нулевых еще интернет так не был распространен, если помнишь, так что пришлось еще и на выпуск тиража дисков наскрести, в долги влезть. Я даже думал, машину продать, но это средство основного заработка было. Не скажу, что на утро мы проснулись знаменитыми, но на наши концерты стали ходить. Потом еще один альбом — объективно лучше, начались концерты, деньги появились. У всех, кроме меня, — он улыбнулся, — я просто все спускал на обустройство своей студии. Чуток на шмотки, чуток на барахло разное, а остальное все в аппаратуру и ремонт и Настю баловал — сестру. Страшно сказать, у меня не было своего жилья, ездил я на старой девятке, зато гитара была — лимитка с офигенным звуком. Посмеяться хочешь? Я свою квартиру купил лет пять назад только. И то, только потому, что надоело снимать. Вот машину поменял, как студию закончили, а жилье… как-то оно меня не тяготило никогда.

— Ты правда на студии жил? Или это все слухи?

— Было такое. Так получилось, что с одной квартиры меня выселили, а новой я еще не нашел. Вот и жил там полторы недели, среди инструментов и комбиков. Наташка, жена Олега, меня тогда подкармливала, чтоб я коньки не отбросил на бич-пакетах и бутербродах. Она у него вообще уютная такая, хозяйственная. Где этот раздолбай-рокер ее нашел только? Это сейчас он тоже такой спокойный дядечка, а пятнадцать лет назад это был патлатый металлюга.

— А фотографий не осталось? — мне стало интересно.

— Обижаешь, — Сергей достал смартфон, покопался в нем и протянул мне.

— Какие вы забавные, — я улыбнулась, — Олега не узнать совсем. А ты лохматый такой!

— Я ведь так по улице ходил, Саш, — трагично заявил Сергей.

Я фыркнула и, не удержавшись, рассмеялась.

— Сколько тебе здесь?

— Двадцать пять где-то. Мы только собрались тогда, это первые репетиции.

— У вас только басист и ритм гитарист сменились? Кстати, почему Оттис?

— Олег, Томас, Тимофей, Игорь, Сергей — мы были самые хитровыдуманые, по нашему мнению. А когда Том ушел, менять название было поздно. А почему EverNever? Никогда что?

— Никогда-никогда не называть группу нормально. Да как-то так получилось, что собрать мы собрались, что-то написали, а перед первым выступлением надо было придумать, как нас объявить, вот мы за полчаса на коленке название и придумали. Тоже потом менять было уже поздно.

— Знаешь, у меня были знакомые, которые собирались назвать группу Полумертвый Хомяк. Серьезно. Так что, я считаю, все что хоть каплю благозвучнее — прекрасно.

Я фыркнула, не сдержавшись, и спросила:

— Врешь ведь?

— Ни капли. Но это было очень давно.

Я подперла рукой подбородок, плотнее запахнув куртку. Не знаю, что изменилось, но Сергей сейчас такой искренний, открытый, без подвохов и флирта. Такой он мне нравится еще больше. С таким Топольский мне невероятно легко и уютно.

— Как ты это делаешь? — мне показалось, что он как-то смущенно усмехнулся.

— Что? — спросила я.

— Слушаешь так, что хочется рассказывать.

— Я не специально. Оно само.

— Что бы такого придумать для досъемки? — то ли шутя, то ли всерьез спросил Сергей, — С кем я потом буду так беседовать?

— Я же еще на запись приеду, Сереж, — признаваться, что мне тоже невероятно уютно я не собиралась, — да и такая проблема разве — разговаривать с кем-то?

— А я на концерт приду. Только поговорить нам ни там, ни там не дадут. Проблема, Санечка. Вот чтоб так слушали… — он повернул голову и посмотрел на меня долгим странным взглядом, от которого у меня по спине пробежали мурашки.

А потом, словно уже очнувшись, спросил:

— Будем торговаться?

— Тебе это так надо? — этот торг меня тоже развлекал, да и хороший повод сменить опасную тему. Слишком я расслабилась.

— Надо. Нравиться уж очень. Что хочешь взамен? Я открыт для предложений.

— А если я захочу чего-нибудь из ряда вон? — улыбнулась я.

— Стриптиз танцевать не стану, продажную любовь не приветствую, прости, даже ради того, чтоб ты меня звала по имени. Остальное готов рассмотреть!

— Вот ты же взрослый, серьезный человек, — рассмеялась я.

— Я и делаю серьезное предложение, а ты все никак ничего не решишь.

— Не зна-а-аю… я еще подумаю.

— Не-не-не, достаточно подумала. Вспоминай, какие у тебя были желания в эту неделю?

— Это нереально, — вспомнила я о билетах.

— Рассказывай. А я уже решу, что реально.

Я вздохнула и выложила ему про концерт.

— И в чем проблема?

— Все билеты раскупили. Выкупить тоже не у кого, я пыталась.

— У меня такой вопрос, — Топольский достал сигареты, — если я тебя приглашу на этот концерт, ты пойдешь?

— Билет уже не достать, — напомнила я.

— А если все-таки?

— Наверное, — я задумалась, — нет.

— Почему? Слишком старый и нудный? — взгляд цепкий, он ловит каждую эмоцию, отразившуюся на моем лице.

— Нет. Просто я не хочу, чтоб наши отношения выходили за рамки рабоче-дружеских, — покривила я душой.

— Так я ведь тебя по-дружески приглашаю, никакого криминала, — лукаво улыбнулся Сергей.

— Вот если будут билеты, тогда поговорим, — хмыкнула я.

— Но все-таки?

— Если будут, то пойду, — сдалась я. Угу, конечно. Старший Ольшанский не смог достать билеты, значит и Топольский в проигрыше, я ничем не рискую.

— Другое дело.

* * *

Домой я попала только ближе к восьми утра. Доснимали мы уже без волнений и томных взглядов, очень быстро и достаточно легко.

— В город подвезти? — спросила я у Сергея.

— Да нет, я с Вадиком уеду, ему по пути, а тебе лучше домой и выспаться.

— Тебе тоже, — напомнила я.

— Я привычный.

Я кивнула и, последний раз бросив взгляд на сворачивающуюся площадку, не выдержала:

— Грустно как-то, что все кончилось.

— Ты не представляешь, как мне жаль, то все кончилось, — Сергей серьезно смотрел на меня, — я уже привык.

— Интересный опыт, — прикинулась я дурочкой, — я поеду?

— Да, конечно, — он чуть отступил, — но ты обещала пойти со мной на концерт.

— Билетов все равно еще нет, — я уже открыла дверь машины, но что-то мне мешало сесть и уехать.

— Ключевое слово — еще. Я позвоню, Санечка. До свидания, — улыбнулся Топольский и, развернувшись, ушел к машине Вадика.

А дома меня ждала Надежда, вызвавшаяся покараулить дом и Зету, пока я шатаюсь по лесам в компании шикарного мужика. И это не мои слова, а ее.

— Ну и как? — налетела на меня подруга, едва я переступила порог.

— Грустно, что все кончилось, — честно сказала я, — пойдем, чай попьем? Тебе, кстати, на работу ко скольки?

— Мать, ты совсем? Сегодня суббота, у меня выходной!

— Я совсем выпала, — усмехнулась я.

— Ты странная какая-то, — подозрительно уставилась на меня Надя, — уж не Сереженка тому виной?

— Коза проницательная, — вздохнула я, наливая две чашки чая — зеленый себе и черный Надежде.

— О-о-о, я хочу подробностей! Подкатывал, что ли?

— Садись, — кивнула я на стул, — я тебе сейчас все расскажу, а ты мне скажешь, что делать.

— Офигеть… — сказала Надька, когда я закончила, — и тебя от него не воротит?

— Наоборот. С этим корсетом вчера… — я покачала головой, — я, кстати, и его билетами заморочила.

— Думаешь, не достанет?

— Дядя Игорь не смог. Да и сдалось Сергею это?

— По-моему сдалось. Саш, он же на тебя глаз всерьез положил, признавайся?

— Какой глаз? Так, флиртует, между делом, мне кажется, это для него как дышать.

— А ты — снежная королева, — Надька покачала головой, — я тебе завидую даже иногда. Все мужики твои, ты с ними так ненавязчиво дружишь, а они балдеют.

— А Андрей? Лешка?

— Андрей бесполый монах, — фыркнула Надя, — а Леха не в счет, он с тобой в песочнице куличики лепил.

Звякнуло уведомление мессенджера. Сообщение от Топольского было простым и лаконичным — фотография двух билетов и приписка:

«Не первый ряд, конечно, но и не последний. Куда за вами заехать, госпожа Лишина?»

Я беспомощно посмотрела на Надежду и протянула телефон.

— Сходи, — хихикнула Надька, — ты обещала.

— Когда я обещала, я не думала, что он их достанет! — возмутилась я, — да еще так быстро! Концерт-то уже завтра!

— Поздно! Платье есть у тебя?

— Угу.

— Если ты про то, невозможное зеленое, то ты рискуешь!

— Надь, что мне делать? — спросила я, — Одно дело, какие-то рабочие предлоги, а другое, поднять на уши город, ради билетов на концерт, который ему самому не особо интересен.

— Ты меня спрашиваешь? Это у тебя талант — переводить ухаживания в здоровую крепкую дружбу.

— С ним не работает.

— Вижу цель, не вижу препятствий! Мне б такого мужика, — мечтательно вздохнула Надька.

— Давай серьезно?

— Я бы рискнула.

— Я же только поиграть, Надь. Это не всерьез. Ему интересно, потому что я не ведусь. Точнее, пока я не ведусь.

— Ну и хрен с ним! Но если ты потом станешь на мужчин смотреть ни как на потенциальных мерзавцев и уродов, это же прекрасно! Что твой психотерапевт сказал? Это блок, с ним надо работать. Вот и используй Топольского, как лекарство. Сходи, расслабься, побудь, наконец, красивой девушкой, за которой ухаживают. Не потащит же он тебя в постель сразу — ему тебя обаять надо сначала. Если Топольскому интересно охотиться — дай ему такую возможность. Тем более, если он такой дамский угодник, то ухаживать должен красиво. Да и любовник, наверное, неплохой.

— Надя, — укоризненно посмотрела я на подругу.

— Что? Секс — это нормально, это приятно и прекрасно — фыркнула Надька, — но об этом мы потом поговорим.

— А если я влюблюсь?

— А ты разве не уже? Надо пробовать, Сань. Ты уже как-то все неправильно решила, ярлыки наклеила и оплакиваешь то, чего еще не случилось даже. Сходи ты с ним на свидание, расслабься.

Я вздохнула и отложила ложечку, которой все это время терзала пирожное.

— Чего ты? К ней тут шикарный мужик клинья подбивает, а она вздыхает! Я б на твоем месте и думать бы не стала.

— И чтоб ты делала на моем месте? — улыбнулась я.

— Честно? Это ж ходячий концентрат харизмы и сексуальности! Переспала бы и либо разочаровалась, либо закрутила с ним страстный роман, о котором было бы стыдно рассказать, но приятно вспомнить. Но это не твой случай, ты правильная слишком.

— И слава богам! — рассмеялась я, — Ладно, Надь, я посплю немножко, а то у меня голова кругом уже.

— Да у меня, вообще-то тоже, — хихикнула Надька, — иди, я сама со стола уберу.

* * *

Я решилась. Во-первых, я хотела на этот концерт просто безумно. Во-вторых, вдруг Надя права? Ведь не вызывает же Сергей у меня паники и желания отгородиться. Скорее, наоборот — тянет меня к нему. Во всех возможных смыслах.

Я посмотрела в зеркало и осталась довольна. Платье у меня правда невозможное, я когда-то сшила его на заказ у очень хорошего портного. Само платье было чуть выше колен, обтягивало все, что было выгодно обтянуть, подчеркивало все, что нужно подчеркивать и имело открытые плечи. Честно сказать, я бы не рискнула в нем одном выйти в люди, но в комплекте шла красивая серебристая накидка, почти одной длинны с платьем, невесомая и создающая интригу. Лодочки я выбрала совершенно классические, но на высоком каблуке — рядом с Топольским я могу себе такую роскошь позволить. Волосы заколола наверх, выпустив пару локонов. Долго возилась я только с макияжем, но решила, что скромничать не стоит и краситься надо.

Проще говоря, увиденное в зеркале мне понравилось. А еще я решила не лезть в таком виде за руль и вызвать такси. Заезжать за мной я Сергею запретила.

Я вышла из такси и сразу его увидела. Темный строгий костюм, который сидит безупречно, две верхние пуговицы рубашка расстегнуты, букет белых цветов на капоте машины… Господи, дай мне сил пережить такого шикарного мужика! И не наделать глупостей. Хотя бы непоправимых.

Чтоб хоть чуть-чуть успокоиться, я спряталась за колонной, но соблазн оказался велик, да и угол обзора позволял наблюдать за Сергеем. Он постоянно оглядывается, нервно крутит в пальцах зажигалку и то и дело смотрит на часы. Неужели боится, что я не приду? Приятно. Ладно, надо уже появиться, а то становиться неприлично. Опоздала на три минуты и достаточно.

— Добрый вечер, — реакция Топольского мне понравилась — мой вид он оценил по достоинству.

— Добрый, — Сергей взял меня за руку, но вместо, привычного уже, рукопожатия, склонился и коснулся губами пальцев, — ты очень красивая.

— Спасибо, — я смущенно опустила глаза, чувствуя, как пылают щеки.

— Это Вам, госпожа Лишина, — протянул мне букет Топольский, — надеюсь, не ошибся.

— Откуда ты знаешь? — удивилась я, забирая у Сергея букет белых пионов. Роскошных, пышных, в капельках воды.

— Угадал? — он явно был доволен тем, что меня удивил.

— Угадал. Только завянут за два часа…

— Значит, подарю новые, — Топольский подставил мне локоть, — Нет, мне сегодня определенно повезло — ты не просто красивая, ты здесь самая шикарная.

— Не преувеличивай.

— Я предвкушаю завистливые взгляды, Санечка, — Сергей открыл передо мной дверь.

Как только в зале приглушили свет и зазвучали первые ноты, я расслабилась, наслаждаясь музыкой. Действительно, чего я боюсь? Никто меня не съел ведь. Как только я об этом подумала, как в темноте зала его рука нашла мою. Совершенно невинный жест — всего лишь касание пальцев на подлокотнике кресла, но я уже не могу думать о чем-то другом.

Нет, надо признать, что больше никаких покушений на мое личное пространство Сергей не делал, наоборот, был почти идеальным, внимательным и галантным. Даже когда в антракте я умудрилась вылить на себя сок. Сколько бы я себя не успокаивала, а руки дрожали все равно и как следствие…

— Черт… — сказала я, глядя, как на накидке расплывается пятно.

— Хочешь, уйдем?

— Нет, есть другой вариант, — я сняла испачканную вещь и поймала взгляд Топольского. Стало жарко. Очень. Чертово платье…

— Давай я отнесу в машину, — Сергей забирает у меня накидку, а я радуюсь передышке. Не буду думать, к чему меня приведут мои игры, не хочу.

И о взглядах его думать не хочу. Будь что будет! Я умирала рядом с ним. Умирала и мучительно хотела, чтоб все это не кончалось. Я совсем забыла, что такое быть женщиной, забыла, что мужчины могут нравиться, забыла, что это приятно, когда за тобой ухаживают и смотрят на тебя таким взглядом, что мурашки по спине….

— Домой очень торопишься? — спросил Сергей, когда мы вышли из театра.

— А ты нет? У тебя самолёт завтра, если я не ошибаюсь.

— Не ошибаешься. Но очень не хочется, чтобы этот вечер кончался.

— Все хорошее имеет обыкновение заканчиваться, — пожала я плечами. Нелегко мне дается мое спокойствие.

— Жестокая, — усмехнулся Сергей, открывая передо мной дверцу машины, — но красивая.

— Все красивые — злые.

— Стереотип, — парировал Сергей, заводя мотор, — или миф, как любовь с первого взгляда.

— Ты в нее, конечно, не веришь? — спросила я.

— В симпатию, легкую влюбленность, в очарование — да. Но по-настоящему любят не обертку. Влюбляются в человека, в душу.

— А как же упаковка? Внешность?

— Это именно упаковка. Но вот только если под обложкой не увлекательный роман, а сказка для детей до трех лет — неинтересно.

— Тогда почему все ведутся на внешность, если любят душу?

— Внешность — это реклама. В толпе скорее обратишь внимание на красивую женщину. Но, опять же, если под обложкой пусто, то ничем больше интрижки это не станет. Любят не за красивые глаза, длинные ноги и хорошую фигуру. Любят человека. А внешность… когда хочу, потому что красивая — это не любовь, а страсть. А вот когда хочу, потому что моя, потому что хорошо, легко, когда все для нее — это любовь.

— Но не все же влюбляются сразу. Говорят же, что любовь можно вырастить.

— Можно, если есть фундамент, искра. Из искры можно раздуть пламя. Нельзя прожить с человеком десять лет и вдруг поверить, что ты его безумно любишь. Если так случилось, то это притирка характеров, привычка, дурость, если хочешь, но не любовь, нет.

— Ты так рассуждаешь…

— Я знаю, о чем ты спросишь, — сказал Сергей, — любил. Но очень давно, еще в юности. А может, только казалось, что любил.

— Ты ведь был женат, — не удержалась я.

— Был. Вот эта была та самая дурость — принять привычку за любовь. Как видишь, ничего хорошего не вышло. Могу я задать аналогичный вопрос?

— Можешь. Но я вряд ли на него отвечу, — честно сказала я, — тогда казалось, что люблю, а теперь я уже даже не знаю.

— Ты сплошная загадка, Саша. Но мне это нравится.

И так это было сказано… По-мужски. Не знаю, как иначе описать такие интонации. Будто он уже все решил.

* * *

Сергей.

Черт… Полумрак салона, блики фонарей и фар, обнаженные плечи, непослушный локон, падающий на шею. И что-то в ее взгляде, чего раньше не было. Что-то, что тянет и заманивает. А она словно не понимает ничего — смущается, как школьница. Самое страшное для меня то, что это не игра. Она действительно такая — нежная, хрупкая, неиспорченная, если хотите. Но я с ней рядом голову теряю.

А еще с ней невероятно хорошо. Будто мызнакомы тысячу лет и можно быть, а не казаться. Можно не думать о том, что говорить и как. Тебя все равно поймут.

Если я ее сейчас не поцелую, то буду последним дураком.

Я подал ей руку, подождал, пока девушка шагнет на асфальт и мягко притянул к себе. Она замерла, даже дышать стала реже, мне кажется. Узкая ладонь на моем плече, широко распахнутые глаза,

— Сережа, — тихо начинает девушка. Ах, как у нее звучит мое имя — мягко, нежно, волнующе.

Я не дал договорить, склонился к ней, коснулся ее губ своими, невесомо, намечая место поцелуя. Тихий вздох, девушка вздрогнула и ответила. Как-то неуверенно, неумело.

Такой коктейль из эмоций… даже дыхание перехватило и сердце замерло, как на крутом повороте. Мир схлопнулся — ничего кроме нее. Времени тоже не стало — остались только касания губ, тепло ее рук, легкий запах духов. Последний раз так я с девушками целовался в далекой юности, только тогда это было так ярко.

Глава седьмая

Александра.

Я последовала Надькиному совету — расслабилась и перестала себя накручивать. Не совсем, конечно, но частично. Да, я не проснулась другим человеком, да я, не перестала бояться и переживать, но что-то определенно изменилось. И дело не только в том, как фантастически целуется Топольский (хотя, в этом тоже, да). Самое интересное, что мне понадобился один вечер, чтоб признаться себе, что проблема даже не в том, что я ему не верю, а в том, что я хочу ему верить и не знаю, насколько у меня получится. А значит, единственный выход из этого — поговорить с Сергеем честно. Не самый приятный вариант, но по-другому, наверное, никак.

Хотя, иногда мне начинало казаться, что Сергей сам о чем-то догадывается. Взять хотя бы наш последний телефонный разговор.

— Знаешь, у меня такое чувство, что у тебя давно не было романов, — сказал Сергей и я услышала, как щелкнула зажигалка.

Я сидела на крылечке, с телефоном, и слушала такой далекий теплый голос.

— Ты прав, — смысл спорить? По мне и так понятно, что я совершенно забыла, как себя вести с мужчиной, который нравится.

— Ты разборчивая невеста? — шутливо спросил он, — Я могу гордиться, что покорил твое сердце?

— Можешь, — разрешила я, — Сережа… Мне бы поговорить с тобой серьезно.

— Мне начинать беспокоиться?

— Нет, просто… как-то все скомкано, а у меня действительно очень давно не было романов.

— Понял. Виноват. Исправлюсь. А вообще я уже в субботу утром вернусь, так что на вечер никаких планов не строи. Я буду тебя очаровывать.

— Вот так сразу?

— Не сразу. Постепенно. Тебе понравится.

— Обещаешь?

— Обещаю, моя хорошая. Ты играешь сегодня?

— Ты помнишь? — я даже удивилась.

— Конечно.

— Играю. Даже прямой эфир будет. Правда в инстаграме, увы.

— А ты хочешь по федеральному каналу?

— Боже сохрани.

— Ладно, Санечка, я не буду тебя отвлекать, позвоню еще сегодня.

— Я буду ждать.

* * *

На квартирник со мной поехал Андрей — у него это крест быть моим сопровождающим, носильщиком, вторым гитаристом, иногда охранником. В этот раз ему пришлось еще слушать про мои сомнения касаемо Сергея. Раз в пятый, наверное. Потому что с Лешкой я свои сердечные дела не обсуждаю, а Надежда уехала в командировку. Андрей терпел стоически, надо отдать ему должное.

Отыграли мы тоже хорошо, без накладок и с очень хорошей публикой. Тридцать человек это, по меркам моих сольных выступлений, немало.

Когда мы вышли из кафе, где сегодня играли, уже совсем стемнело. Стоянка у черного хода освещалась парой тусклых фонарей, но этого вполне хватило, чтоб разглядеть коробку на капоте моей Шкоды.

— Это что за хрень? — спросил Андрей, указывая на коробку.

— Надеюсь, там не бомба.

— Учитывая предыдущий опыт, там либо дурацкие розы, либо кучка дерьма, — Андрей отдал мне чехол с моей гитарой, подошел к машине и поднял крышку.

Вонь учуяла даже я, стоящая значительно дальше Андрея и, конечно же, подошла, чтоб заглянуть внутрь. В коробке лежал дохлый, уже начавший разлагаться, голубь, а сверху моя фотография в крови, с выколотыми глазами.

— Что за порнография? — Андрей брезгливо поморщился.

— Кому-то не нравятся мои фотографии, — пробормотала я.

— Так, — недобро посмотрел на меня Андрей, — это которая уже?

— Вторая. Надо Леше позвонить, — я поежилась и отвернулась, — дядя Игорь вроде обещал меня со следователем познакомить, если еще что-то похожее будет.

— Иди в мою машину, там точно сюрпризов нет, а я сам позвоню и договорюсь. Иди, Сань.

— Что бы я без вас делала? — спросила я, уже сидя в машине и пытаясь закурить.

— А без нас нельзя, — щелкнул зажигалкой Андрей, — мы твой крест.

— Иди ты. Мне жутко… Розы мне просто на нервы действовали, а вот тухлятина с кровью это прям бррр, — меня передернуло.

И тут ожил мой телефон. Сергей выбирает совершенно неподходящие моменты для звонков.

— Ответь, — сказал Андрей, — может, спокойнее станет

— Я хотел узнать, как у тебя дела, — сказал Топольский, когда я сняла трубку.

— Ты сегодня очень красивая, — я почувствовала, как он улыбнулся.

— Откуда ты знаешь? — удивилась я.

— Я смотрел эфир в инстаграме, правда, не весь, — признался Сергей, — все-таки на следующий твой квартирник я приду, пусть и с накладными усами.

— Обязательно, — я вдруг выдохнула и поняла, что действительно немного успокоилась, — Сереж, я в машине, давай я из дома сама позвоню?

— Да, конечно. Я буду ждать, Санечка.

— У тебя даже глаза меняются, когда ты его слышишь, — покачал головой Андрей, — дай бог, чтоб у него так же было.

— Говоришь, как моя бабушка, — фыркнула я, убирая мобильный, — я сама бы этого очень хотела.

— Я так понял, Топольский про эти подарочки не знает?

— Нет, он только букет на съемках видел, после которого меня накрыло, вот и все. Ты ведь понимаешь, что если я расскажу про все эти цветы и фотографии, то придется рассказывать и про все остальное.

— А ты этого очень не хочешь?

— Я этого вообще не хочу. Знаю, что нужно, но не хочу. Понимаешь, это настолько дико — совместить Сергея и мое прошлое… В его мире такого случится не могло, и я боюсь, что он не поймет и не примет.

Андрей вздохнул и вытащил из моей пачки сигарету.

— Вот как тут бросишь? — спросил он, — Сашка, я понимаю, что такими трагедиями делиться непросто и больно, я все это видел и даже со стороны было жутко, но, если у тебя к Топольскому что-то серьезное, то придется быть честной. Какие тайны между влюбленными людьми?

— Я-то влюбленная, а он? Я до сих пор сомневаюсь. Что-то, видимо, должно случиться, чтоб я до конца поверила.

— Вот и поговори с ним. Если примет, а я, почему-то, в этом не сомневаюсь, значит у него тоже все всерьез. Решайся, Сань. Чем дольше тянешь, тем страшнее.

— Да, ты прав, наверное. Просто моя установка, что я никому такая не нужна, слишком сильная.

— Эта тварь из-за решетки тогда много чего орала, но в голове у тебя, почему-то, отложилось именно это.

— Наверное, попал удачно. Психотерапевт мой тоже сильно удивлялся. Ладно, прости, я уже всех достала своими сомнениями.

— Забей. Все мы понимаем, что ты выстроила для себе определенную систему, мир, в котором можешь жить, а теперь это все идет не по плану и ты нервничаешь. Для этого и нужны друзья, чтоб можно было на них положиться. И не забывай, что ты мне сестру вырастила почти.

— Дашка к тому моменту уже большая была.

— Переходный возраст — самое ужасное что может выпасть старшему брату, — закатил глаза Андрей.

Я как раз докурила, когда появился Лешка, в сопровождении старенькой Ауди из которой вышел немолодой мужчина в светлом костюме и парень с чемоданчиком.

— Привет! — Леха кивнул мне и пожал руку Андрею, — Это Михаил Семеныч — следователь, я ему ситуацию обрисовал, как успел. А это Тимур — помощник.

— Бывший следователь, теперь частный сыщик, — поправил Михаил Семенович.

— Саша, — я кивнула, — это из-за меня весь сыр-бор.

— Да, Алексей рассказал, — мужчина посмотрел на часы, — ребята, покажите эту коробку Тимуру, а я бы с Александрой побеседовать хотел.

— Если что — можно в моей машине, — сказал Андрей, уже на ходу.

— Да мы и так побеседуем, — Михаил Семенович достал диктофон, — не смутит?

— Нет, — покачала я головой, — спрашивайте.

— С врагами как у вас?

— Явных и пакостных нет, — пожала я плечами, — даже не знаю, кто мне может так гадить неприятно.

— Алексей мне говорил, у вас какой-то проект громкий?

— Леша не так выразился, — я поежилась и как могла объяснила специфику съемок.

— Топольский? — переспросил следователь, — это тот самый?

— Оттис, да. Интересуетесь?

— Сын интересуется. Ну тут понятно — резкая популярность или бывшая пассия. Мне бы с ним тоже побеседовать.

— Если честно, я бы не хотела, чтоб он об этом знал, — честно сказала я, — у меня есть на это очень веские личные причины.

— Я не думаю, что получится. Про причины расскажете?

— Тогда давайте оттянем этот момент, как можно дальше — он все равно не в городе. А причины… Наши отношения не просто рабоче-дружеские и я хотела бы сначала сама с Сергеем поговорить, потому что о цветах и фотографиях он не знает.

— Роман, значит, — мужчина быстро улыбнулся уголками губ, — я вас понял, но побеседовать придется все равно, пусть и немного позже. Саша, мне Леша еще кое-что рассказал…

— Вы про Диму? Да. Но он погиб два года назад, я видела выписку из дела.

— Хорошо. Но запрос я все равно сделаю, от греха, как говориться.

— Ваше право, но если это кто-то из этих… То мстили бы мне не цветами и голубями, поверьте.

— Я верю, — не стал спорить Михаил Семенович, — слышал про это дело. Саша, я вам номер телефона оставлю — если еще сюрпризы будут — звоните сразу мне. А теперь Тимур пальчики ваши откатает, не против?

— Нет. А зачем? — спросила я, — глядя, как Андрей уже оставляет свои отпечатки на листе бумаги.

— Мало ли что там на коробке любопытного. Саша, вы точно все мне рассказали?

— Да вроде бы… — я пожала плечами, — но, если я что-то вспомню, то позвоню.

— Тебя отвезти? — спросил Андрей, когда мы остались одни — у Лешки были какие-то очень важные дела, как я предполагаю — женского пола, поэтому он очень быстро ретировался, извинившись.

— Лучше оставайся ночевать. Поехали, Дашку заберем.

— Топольский когда возвращается, — Андрей отодвинул сидение в моей Шкоде, — а то он поутру заявится к тебе, а там я в трусах на кухне — неловко.

— Это когда, прости пожалуйста, ты у меня в трусах на кухне был? Я чего-то не знаю?

— Тссс, это моя маленькая тайна.

* * *

Из-за стресса меня снова начала мучить бессонница. Бывает, не страшно. Честно говоря, лучше она, чем кошмары. Вообще вся эта чертовщина с цвета и фотографиями, ощущение чужого взгляда и неизбежная необходимость разговора с Сергеем здорово на меня давили. Надо будет съездить к своему врачу, возможно она мне либо что-то выпишет, для спокойствия, либо порекомендует хорошего психолога. Меня, в принципе, устроят оба варианта, лишь бы помогло.

Звякнул домофон — начало восьмого утра, а я, вроде, никого не жду… Стало как-то неуютно, но я подошла и включила экран. У ворот стоит машина Топольского, а сам он стоит у калитки. Я больше обрадовалась, чем удивилась. Ни одна я соскучилась, да?

— Привет! — я улыбнулась, открыв калитку, — Ты же собирался меня вечером очаровывать?

— Я поговорить, — на лице Сергея даже тени улыбки не было.

Мне вдруг стало не по себе. Ощущение чужого взгляда будто усилилось и к нему прибавилось предчувствие чего-то неизбежного. Нет, это я себя накручиваю опять. Но Сергей совершенно не выглядет как человек, который рад меня видеть.

— Что-то случилось? — спросила я.

— Да, — кивнул Сергей, — на пороге будем разговаривать?

— Заходи, — я посторонилась, пропуская его во двор.

Сергей молча поднялся со мной на веранду. Достал из кармана длинный белый конверт, положил его на кофейный столик и спросил:

— Это что?

Я вытряхнула из конверта с десяток фотографий. Я и Андрей. Половина из них была обычным — во мы за столиком в кафе — судя по одежде, на этой неделе, вот у клуба, после квартирник — как раз тот момент, когда коробка уже открыта и он меня обнял, чтоб успокоить. А дальше… Это совершенно точно была моя спальня, снятая через окно. Моя голая спина, полупрофиль, и Андрей, сжимающий меня в страстных объятьях. Бред какой-то… Только вот Сергей так не считает, похоже.

— Откуда? — я машинально вытерла о джинсы правую руку, будто перебирала не снимки, а что-то склизкое.

— На последнем концерте передали за сцену. Ничего сказать не хочешь?

— Ты этому веришь? — спросила я, пропуская банальные вопросы, которые обычно задают в мыльных операх. На кой черт я буду спрашивать трагическим шепотом «Что это?», если и так все понятно?

— А ты бы не поверила?

— Я бы тебя выслушала, как минимум.

— Не надо, — Сергей поморщился, — я сразу должен был понять, что он не просто друг — все эти ваши улыбочки, перегляды, нежные отношения. Я идиот слепой — видел же, что этот парнишка за тебя любому горло перегрызет!

— Потому что он, в первую очередь, мой друг, — я вдруг как будто замерзла изнутри — ни гнева, ни обиды.

— А во вторую — любовник? Он для души, а я для рекламы? Старый дурак, который повелся на расчётливую молодушку?

Как-то отстраненно, краешком сознания, я поняла, что он не хочет меня обидеть, он сам обижен, ему, возможно, даже больно. Только это Сергея не оправдывает.

— Все сказал?

— Я прав? — он мое спокойствие истолковал как-то по-своему, — Я должен был задуматься, когда ты мне прямо сказала о рекламе. Идиот.

— Дурак, — я покачала головой. Если я начну повышать голос и тоже поддамся эмоциям, ничего хорошего не будет.

— Я хотя бы был честным. И действительно влюбился, а вот ты… Поворковала со мной и с другим в постель?

— Не думала, что ты такой неуверенный в себе, — отбила я, выбрала самую похабную раздетую фотографию и подвинула ему, — Татуировку видишь?

Под недоумевающим взглядом Топольского я начала расстегивать пуговицы своей рубашки.

— А здесь ты ее видишь? — спросила я, повернувшись спиной и спустив с плеча рубашку — там, на лопатке, едва заметный шрам от выведенной татуировки. Я не хотела ее перебивать, а именно избавиться навсегда. Лучше шрам, чем ненавистная буква.

— То есть… — до него начало медленно доходить.

Я застегивала пуговицы, глядя, как меняется выражение его лица. Думала я все так же отстраненно, будто смотрела фильм.

— То есть — монтаж? — наконец спросил он. Для осознания всей ситуации Сергею потребовалось не меньше минуты.

— То есть это, — я кивнула на стол, — фотошоп, ты — дурак. А дверь открывается на себя.

— Саш…

— Пошел вон, — я вдруг так устала, — видеть тебя не хочу.

— Оправдаться мне не дашь?

— Если ты можешь поверить любой грязи больше, чем мне, то оправдываться смысла нет. Вообще больше ни в чем смысла нет.

— Но поговорить-то мы можем?

Я посмотрела на него, как на умалишённого.

— О чем? Ты пять минут назад считал, что я с тобой только ради выгоды, о чем поговорить, Сереж?

— Я дурак, не спорю. Собственник и старый неуверенный пень. Выслушаешь меня?

— Скажи, если бы не татуировка, то ты бы мне вообще поверил?

Топольский отвел глаза.

— Ясно, — кивнула я, — уходи, пожалуйста, продолжать бессмысленно.

— Саш… — начал было он, но встретился со мной взглядом и что-то понял, наверное, — мы к этому еще вернемся, — пообещал он, — закроешь за мной?

— Замок захлопывается.

Он кивнул и пошел по дорожке к воротам.

Как только хлопнула калитка, я опустилась прямо на пол. Пусто и больно. Вот тебе и герой — взвешенный, спокойный, мудрый. Даже смешно. Только сейчас я поняла, лицо у меня мокрое от слез. А чего я хотела? Я влюбилась, отчаянно, как утопающий за соломинку, цепляясь за это чувство, которое доказывало, что я не до конца сломалась, что я живая. Дурочка. Дурочка, которая так ничему не научилась. Которая снова выбрала не того.

* * *

— Ты почему трубку не берешь? — спросил Андрей, появившийся на моем пороге, когда совсем стемнело.

— Не хочу, — я смотрела сквозь стекло бокала на тусклый свет ночника. Ковёр в гостиной был мягким, а я уже не совсем трезвой, — ты опять подглядывал за мной?

Во дворе вила камера, к которой можно было подключиться удаленно, что Андрей и сделал, когда я перестала отвечать на звонки.

— Опа! Да ты хорошенькая уже! По поводу чего кутеж?

— По неудавшейся личной жизни.

Андрей прошел в комнату, сел передо мной и спросил:

— Что случилось?

— На столе в кухне посмотри.

Друг ушел, я услышала шорох и злое:

— Твою мать… откуда художества?

— Сергей принес. Ему их передали на последнем концерте.

— Зуб даю, эта та же с… тварь, — при мне Андрей старался не материться, — которая тебе цветочки присылает. И он в это поверил?

— Представь себе, — я отпила виски и поморщилась.

— Ты б хоть разбавляла, — сочувственно посмотрел на меня друг, — я так понимаю, он к тебе заявился с фотками и устроил некрасивую сцену?

— Почти. На эмоциях наговорил, конечно, но я не повелась. Наверное, у меня бы такая же первая реакция была.

— Ну в тебе я не сомневался, ты кремень и скала. Не извинялся потом?

— Попытался. Знаешь, я была не права, у него действительно какие-то чувства есть, если его так задело. Хотя, возможно это просто уязвленное самолюбие.

— Ладно, — вздохнул Андрей и поднялся, — все выжрала уже или оставила боевому товарищу?

— А ты собрался пить со мной? — удивилась я. В любой другой ситуации друг бы потащил меня умываться и баеньки.

— Ты будешь тут страдать, а я сидеть трезвым дундуком и читать морали? Да и пока мы с тобой в разных состояниях — диалога не получится, — он вернулся с бутылкой виски и вторым бокалом.

Я вытянула ноги и привалилась спиной к дивану, стоящему за мной. Да уж, последний раз я напивалась слишком давно. Антидепрессанты нельзя мешать с алкоголем.

Андрей долил виски в мой бокал и звякнул о его край своим. Мы оба молчали — я продолжала разглядывать ночник, а Андрей бросал взгляды на то и дело загорающийся экран моего телефона.

— Не молчи, — попросил Андрей, — я не могу, когда ты молчишь и смотришь в одну точку. Боюсь не успеть в этот раз.

Тот случай, когда мы оба понимаем, что он имел в виду.

— Я не буду, — на дне бокала еще что-то осталось, и я допила, — долей? Сергей того не стоит, а я стала умнее.

— Я очень на это надеюсь. Ты помни, пожалуйста, что ты мне очень дорога. Мне и Дашке.

Дурак он, что ли? Я покачала головой:

— Не для того я так долго выкарабкивалась, чтоб из-за очередного мужика все пошло по одному месту. Мне больно, да. Очень больно и обидно, но я смогу, наверное. Просто не стоило ничего начинать, все было с самого начала понятно, а я…

— А ты влюбилась. В этом никто не виноват, Сань. Но тварину, которая это устроила, я найду. Ты следаку не звонила?

— Нет. Не хочу копаться в этом сегодня, хочу напиться. Потом возьму себя в руки, ударюсь в работу, возможно, схожу к психологу. Только пусть это все завтра? Мне осточертело быть хорошей девочкой.

— Его не простишь? — спросил Андрей, — Даже если каяться будет и на коленях приползет?

— Смысл нет, Андрюш. Если Сергей способен поверить кому угодно, но не мне, то зачем это все продолжать? А если бы не было этой татуировки, поверил бы он мне вообще? А представь, что будет, если я ему расскажу про Диму? Я теперь вообще не представляю его реакции. А потом… Он не верит мне, я не верю в его чувства… Что из этого может получиться хорошего? Только больнее станет. Померла, так померла.

— Однако, телефон он тебе обрывает, — Андрей кивнул на снова засветившийся мобильный.

— Зачем только? — я протянула другу пустой бокал, — Долей?

— Алкоголик, — усмехнулся друг, но виски долил, — хочешь, я с ним поговорю?

— Во-первых — зачем? Во-вторых, после этих фотографий? Серьезно?

— Ну да. А с песней что теперь?

— Не будет, скорее всего. Смысл? Сейчас он поймет, что прощать я не собираюсь и успокоиться, остынет. Охмурять некого, смысл в песни?

— Топольский не дурак и я сильно сомневаюсь, что он взял бы тебя сниматься, а уж тем более, писал бы музыку на твои стихи просто для того, чтоб, тебя «охмурить», как ты выражаешься. Что касается творчества, тут искренне все, — покачал головой Андрей, — не отказывайся сама, дурой будешь.

— Как-то это все равно некрасиво будет…

— Сань, ну может это еще не конец? Посмотри, что будет, подумай.

— А ты личный адвокат Топольского теперь? Почему ты вообще его защищаешь?

— Да я сам не знаю, — пожал плечами Андрей, — просто как-то не складывается у меня. Не похож он на мудака, да и вообще… Почему-то верю, что тот, кто смог тебя тронуть, не может быть подонком.

— Особенно Дима был святым просто, — язвительно отбила я.

— Он был пакостным трусливым клопом, и мы все это проглядели. Искренне рад, что подох сам, а то бы удушил тварь. Посадили бы правда, как за человека, но это уже мелочи. Так я про Топольского… мутно, как-то. И все эти цветы, дохлятина и сразу эти фотографии… Прости, но я жопой чую, что это все как-то связано. Хотя бы из-за твоей татуировки. Много человек знало, что ты ее свела?

— Вы. Мастер. Все. Я свою спину особо не показываю, а даже в открытой одежде шрамик не видно, ты знаешь.

— То-то и оно, Сань, — значит делал эти художества человек, который про татушку знал, а вот про ее сведение — нет.

— Ты сам сказал — мертвые не воскресают, — я залпом опустошила бокал, — это кто-то из старых знакомых, но точно не Дима или кто-то из тех…

— Ну да. Хотя на таракана Диму это похоже больше всего — совершенно мерзкий поступок.

— К черту, а? Не хочу я про это думать, к черту Диму, к черту все эти фотки. И Топольского туда же! — с чувством сказала я, — Вот все же было нормально, нет, мне понадобилось вступить в очередного мужика!

* * *

Утром, когда я сидела на кухне, морщилась от головной боли и пила заботливо сваренный Андреем кофе, мне принесли цветы — охапку нежно розовых пионов.

— Я даже знаю, от кого они, — сказал Андрей, когда я вернулась с цветами на кухню.

— Капитан Очевидность, — огрызнулась я.

— Пошарься в них, зуб даю, что там записка. Кофе будешь еще? — спросил он, ополаскивая чашку.

— Буду. И покрепче, — я запустила руку в цветы — записка там действительно была, — слушай, может тебя на «Битву экстрасенсов» отправить?

— Не, просто я, вообще-то, тоже мужчина. И хорошо воспитанный, прошу заметить! А охапка цветов и записка с извинениями это классический вариантов, когда девушка не берет трубку.

— И много ты записок в цветах отправлял? — усмехнулась я, доставая из небольшого конверта кусочек плотной бумаги.

«Прости, я дурак. Возьми трубку, пожалуйста, мне нужно знать, когда тебе удобно приехать на запись.»

— Ну, самокритика — это плюс, — сказал Андрей, ставя передо мной чашку кофе, — трубку возьми. Не надо мешать творчество и личное и Сергей это понимает, хотя бы за это его можно уважать.

— Нет, ты все-таки записался в адвокаты Топольского!

— Я просто оцениваю ситуацию со своей точки зрения. Я же в него не влюблен.

Огрызнуться в ответ мне не дал зазвонивший телефон.

— Зачем тебе это? — прямо спросила я, сразу после того, как Сергей поздоровался, — Лишняя реклама ведь для меня.

— Саша, — на том конце провода послышался тяжелый вздох, — я — идиот, я это признаю. Все свои слова готов взять обратно. Просто меня… Очень сильно задели эти фотографии, я не смог сдержаться и промолчать там, где нужно было.

— Мы не об этом сейчас.

— Хорошо, — он не стал спорить, — затем, что я не имею привычки смешивать работу и личное. Я по-прежнему хочу, чтоб эта песня была. Ты, естественно, можешь отказаться, я не имею права тебя заставлять, но если честно, то этого делать не стоит.

— Почему?

— У нас получился красивый совместный проект, если мы его закончим, все останутся в плюсе. А наши личные отношения… Мне кажется, что они должны быть только личными.

— Масло масляное, — поморщилась я, — хорошо. Я что-то буду тебе должна?

— Нет. Я хочу закончить не для этого, а потому что мне действительно нравится то, что получилось.

— Ладно, я тебя услышала. Когда мне приехать?

— Скажи, когда тебе удобно, сориентируемся.

— В среду, — я задумалась, — точно после двенадцати.

— Погоди, — я услышала, как шуршит бумага, — в принце, нормально. В пять устроит?

— Вполне.

— Я буду ждать. Саша?

— Что?

— Шансы на прощение у меня есть?

Я положила трубку. Что я отвечу?

Глава восьмая

Сергей.

— Господи, святая женщина! — Макс заглянул в пакет, принесенный Сашей.

— Ну что я, не музыкант? — улыбнулась девушка, — я знаю, что на студии никогда нет ничего к чаю.

— Это кто у вас так сладкое пожирает? Ты, небось? — прищурился басист

— Нет, у нас соло-гитарист сладкоежка и басист не отстает. Вот и таскаю сладкое килограммами.

— Так. Нафиг! Брошу все уйду в EverNever, там меня будут кормить, хотя бы. Саш, возьми меня!

— А своего я куда дену? — засмеялась Саша.

— В Оттис его, пусть страдает вместо меня. Саш, ну возьми!

— Так тебя и отпустили, — проворчал я, — работать давайте, время идет.

Я наблюдал все это веселье со стороны, потому что мне от госпожи Лишиной внимания доставалось ровно столько же, сколько, например, табуретке. Нет, она меня не игнорировала демонстративно, но холодность и подчеркнутая вежливость меня убивала. Ни шуток, ни улыбки, ничего. В принципе, заслужил. Мнительный ревнивый идиот.

Чтоб не сорваться на кого-нибудь, я объявил перерыв и вышел покурить.

— Бесишься? — вышел на крыльцо Олег.

— Нормально все.

— Что у тебя с ней?

— В том-то и дело, что ничего. Уже.

— Тебя отшили, что ли? Серёга, теряешь навыки, девочки уже не твой уровень.

— Да иди ты… Там Санта-Барбара какая-то, — нехотя, в общих чертах я обрисовал Олегу ситуацию.

— Ну, — протянул Олег, — это точно кто-то из твоих баб.

— А я вот в этом так не уверен. Мне кажется, у нее тоже пара скелетов в шкафу есть, — я впервые с кем-то поделился своими сомнениями.

— Есть основания так думать?

— Есть, но больше пока не скажу.

— Резонно. Серега, только… Она ведь девочка совсем. Ты уверен, что оно тебе надо?

— Уверен. Ты думаешь, я об этом не задумывался и не сомневался? Только я с ней другой совсем и это как наркотик. И пишу я, как заговоренный — давно столько не писал, как в эти две недели.

— Ты притормозить решил, что ли? Так и до семьи недалеко.

— Все возможно.

Олег присвистнул.

— Денег не будет, — я затушил окурок.

— Серега, у вас реально ничего не было? А если будет? Ты ее наутро в загс потащишь?

— Тебя еще раз послать?

— Спасибо, я с первого раза запомнил.

— Вот и помолчи.

— Ну удачи тебе. По ходу, будет нелегко.

— А когда я искал лёгких путей? — усмехнулся я.

* * *

Со студии я уходил последним. Странный день, за который я надеялся что-то понять. Понял только, что легко не будет, это точно.

На парковке перед зданием было три машины — одна из них моя, а вторая — синяя Шкода. Интересно. Саша ушла одной из первых, почему не уехала?

Почти тут же я услышал шаги и обернулся.

— Что случилось? — спросил я, глядя на ее испачканные джинсы и, уже не белые, кеды.

— Я искала того, кто пищит, — тут я увидел наконец котенка, которого девушка держала в руках — настолько он маленький, что помещался у нее в ладонях.

— И что теперь будешь с ним делать?

— Искать ему новый дом. У меня неконтактный кот-социофоб, оставить не смогу. Правда я не знаю, кому такой заморыш нужен.

— Я могу забрать.

Недоверчиво, снизу-вверх, она смотрит на меня:

— Не шутишь?

— Я понимаю, что в твоих глазах я не тот человек, кому можно доверить кота, но родители давно хотят второго — мыши, все дела. Кстати, оно кто?

— Кажется, кот. У тебя котята были вообще?

— Очень давно, — признался я.

— Ясно. Тогда так, я его заберу, покажу ветеринару, приведу в кошачий вид, а потом ты его заберешь. Если не передумаешь.

— Не передумаю. Как ты его повезешь? Надо коробку какую-то, а то испугается и будешь по всему салону искать.

— Надо. Только где ее взять?

— Студии была вроде, — вспомнил я, — от бесперебойника. Поднимешься?

— Придется, — он показала глазами на перемазанные джинсы, — мне бы себя хоть минимально в порядок привести и умыться.

— Пойдем, — я сделал шаг назад, пропуская девушку вперед.

— На диван посади, вряд ли он оттуда убежит, — посоветовал я, когда уже в студии Саша стала оглядываться в поисках места для заморыша, — а умыться прямо по коридору и налево.

— Спасибо. Присмотри, пожалуйста, чтоб этот скелет не убился, пока меня нет.

Саша ушла умываться, а я, превращал крышку коробки в решето и лихорадочно придумывал, как бы мне воспользоваться этим временем наедине с ней. Что-то нужно сделать, чтоб она перестала смотреть на меня таким равнодушным взглядом. Что-то большее, чем усыновление бездомного кота и заваливания ее букетами. И надо постараться все не испортить ещё больше.

Я пропустил момент, когда вернулась Саша — задумался.

— Сережа, — я поднял голову, — не нужно больше цветов, — девушка взяла пискнувшего котенка на руки, — это ничего не изменит и жест достаточно избитый.

— Хорошо, я придумаю что-то более оригинальное.

— Ты всегда такой упертый? Не все женщины любят настойчивых.

— Я просто пытаюсь загладить вину и быть чуточку меньшим мудаком в твоих глазах, — да, меня спасет только честность, хоть это и неприятно.

Она подняла на меня глаза. Какие-то больные и несчастные. Правда я это увидел только на мгновение, на секунду, будто она отвлеклась и не успела от меня отгородиться. И так мне захотелось ее обнять и спрятать от всех проблем. Аж скулы свело от желания.

— У тебя все хорошо? — спросил я, вместо этого.

— Да. Все замечательно, — прозвучало как-то иронично.

— Мне просто показалось… — дурак, даже слов найти не можешь!

— Я устала, время позднее, — отстраненно пожала плечами Саша, — ты закончил?

— Да почти. Давай котейку.

Минутное касание рук, а у меня, как у мальчишки, замирает сердце. А, к черту!

— Саша… — начинаю я.

— За коробку спасибо. Я напишу, как можно будет его забрать, — она делает вид, что ничего не случилось.

— Подожди, — я ловлю ее за руку, — поговорим?

— О чем? Снова будем переливать из пустого в порожнее?

— Простить меня никак?

— Строить отношения на взаимном неверии — такая себе идея, — девушка осторожно освобождает кисть из моих пальцев.

— А завоевать твое доверие еще раз у меня шансы есть?

— Сильно вряд ли.

— А если я попытаюсь?

— Я не могу тебе запретит, — Саша пожимает плечами, — но это пустая трата времени. Как твоего, так и моего.

Так, ясно, юношеский максимализм и женская обида. Ядреная смесь, однако. Попробуем с другого края зайти.

— Хорошо. Но попробовать сохранить какие-то дружеские отношения мы можем?

— Зачем? — она смотрит мне прямо в глаза.

— Ты интересный человек, с тобой приятно работать. И терять я тебя совсем не хочу.

— Ты ведь понимаешь, что в этой дружбе нам обоим будет некомфортно?

Умная женщина — это прекрасно, но как же сложно!

— То есть — все? Вот так сразу и никаких поблажек?

— Еще раз — смысл?

— Нравишься. Безумно нравишься и из головы у меня не идешь, — честно сознался я, — Было бы все равно, меня бы эти художества так не задели. И я сам себя уже сожрал за то, что тебе наговорил. Я не то что промолчать был должен, я думать так не имел права.

Она молча смотрит на меня.

— Саш, за чистосердечное и признание вины даже уголовный кодекс предусматривает смягчение приговора.

— Уголовный кодекс во многом несовершенен, — криво усмехается она.

— Саш?

— Что ты хочешь от меня услышать? — устало вздыхает она.

— «Ты мудак, но я посмотрю на твое поведение».

— Я не могу тебе ничего обещать, ты понимаешь?

— Да. А еще я понимаю, что мне без тебя плохо.

— Сережа…

— Я не настаиваю. Но пообещай хотя бы подумать?

— Хорошо, — мне кажется, она согласилась, чтоб я наконец отстал, — я пойду, мне еще домой добираться.

— Я позвоню?

— Я сама позвоню, как кота ветеринару покажу. До свидания.

Я гашу свет, и смотрю окно, как девушка ставит коробку на переднее сиденье, обходит машину, и я на минуту вижу ее лицо в тусклом свете фонаря. Будто на пару лет старше — усталое и замученное. Меня царапает чувство вины — всего-то надо было засунуть свою ублюдскую ревность куда подальше и всем было бы лучше. А еще ты бы не страдал сейчас тут, а был бы с ней рядом, и она бы не смотрела на тебя, как на предмет интерьера — холодно и равнодушно. Идиот.

* * *

Александра.

Пока я добиралась до дома, пока мыла котенка и приводила себя в порядок я старательно гнала от себя назойливую мысль, крутящуюся в голове. Только на меня все равно догнала, когда я потушила свет и осталась один на один с собой. Мне было больно. И тоже очень плохо без него. Без звонков по вечерам, без теплого голоса, без внимательных глаз. Плохо. Случайного касания пальцев сегодня хватило, чтоб у меня все внутри перевернулось. Я успела по-настоящему влюбиться. Верить ли? Действительно все так, как он говорит? Ревность ничего не доказывает, это может быть банальное чувство собственности, уязвленное самолюбие. Но вот взгляд… Тот самый, который я выхватила случайно, через отражения в зеркале — столько там было печали и нежности… Плохо. Но я ведь не могу сделать вид, что ничего не было? И простить не могу. Наверное, самым правильным будет подумать об этом завтра, когда я чуть остыну и успокоюсь.

* * *

Звонок Топольского застал меня в саду — клубника сама себя не соберет, а овсянка с ней в разы вкуснее.

— Привет! Не разбудил?

— Нет, — я присела на траву и медленно выдохнула.

— Это хорошо. Саш, я насчет кота…

— Да, я помню, можешь заехать.

— Десять минут, — пообещал он и отключился.

Я положила трубку, встала и одернула свой видавший виды мятый льняной сарафанчик. Когда-то он был нежно голубым, а теперь вылинял до белизны, но в жару ему нет цены, поэтому пока он не расползется по швам я буду его носить. И если, по мнению кого-то, встречать в нем мужчину, неприлично, то можно пойти со своим мнением куда подальше. Тем более, что долгих разговоров я вести не собиралась — отдам кота, перескажу рекомендации ветеринара и в добрый путь.

Мы с Сергеем не виделись неделю, пока я доводила кота до того состояния, когда его было бы не стыдно отдать. Котенок, кстати, был очень славным, если бы не черный социопат Майбах, который бил всех других котов смертным боем, я бы, наверное, оставила себе кошачьего ребенка.

Я успела почистить всю клубнику от листьев, когда застрекотал домофон.

— У тебя что-то случилось? — как — то странно глядя мимо камеры, сказал Сергей.

— Нет. А почему ты спрашиваешь? — удивилась я.

— Выйди, посмотри. Может по ошибке к твоим воротам поставили.

Я чертыхнулась, и, не найдя второй шлепанец, прямо босиком отправилась к воротам. Хорошо иметь чистые каменные дорожки — могу позволить себе не искать обувь.

— Что… — начала я, открыв калитку и запнулась, увидев, что имел в виду Сергей.

Похоронный венок. Земля качнулась, я схватилась за стойку ворот.

— Саша? — Топольский сделал шаг ко мне, но я его остановила.

— Все нормально, — я старалась быть спокойной, но просевший голос выдал меня с потрохами — я разглядела надпись на ленте.

— Так, — Сергей переставил венок по другую сторону забора, — пошли.

— Я сама, — слабо сопротивлялась я.

— Ну конечно, — Сергей наклонился, подхватывая меня на руки, — ты одна?

— Одна. Отпусти меня, пожалуйста.

— Чтоб ты прямо тут упала в обморок?

Сергей опустил меня на диван в гостиной и спросил:

— Воды? Сигарету?

— Не надо ничего, — я попыталась подняться.

— Сиди, пожалуйста, — он поморщился и вышел из комнаты, и почти сразу вернулся со стаканом воды, — пей и дыши. А потом расскажешь мне, что это все значит.

Я бы поспорила о последнем, но меня трясло так, что стакан в руках ходил ходуном и стучал о зубы.

— Тише, — Сергей придержал мою руку, подождал, пока я сделаю несколько судорожных глотков и забрал стакан, поставив его на столик, — Совсем плохо?

— Страшно, — не стала я врать. Именно близость очередного подарка к дому меня пугала больше всего.

— Иди сюда, — он присел рядом, обнял меня за плечи.

Наверное, это неправильно, но я не отстранилась. Мне страшно, я ищу защиты, что в этом такого, да? Кроме того, пожалуй, что я хочу сейчас прижаться к нему еще ближе.

— Тише, моя хорошая, — Сергей погладил меня по волосам, как маленькую, — я с тобой, не бойся. Ничего не бойся. Все решаемо, Санечка.

Меня правда слегка отпустило — голос Сергея имеет на меня какое-то магическое влияние. Особенно, когда он такой тихий и спокойный.

— Легче? — спросил он, когда я отстранилась.

— Немножко. Спасибо. Просто это жутко, когда находишь такое у дома.

— Это как-то с тем букетом связано?

— Я сейчас звонок один сделаю, потом поговорим, — я поднялась — земля больше не уходила из-под ног.

Телефон так и лежал на столике в кухне. По-хорошему, мне бы выйти на улицу, чтоб Сергей не слышал, но какая уже разница?

Я набрала номер Михаила Семеновича

— Доброе утро, Саша! — он снял трубку после первого же гудка, — Опять подарки?

— Опять, — согласилась я, краем глаза замечая, как хмурится Топольский, — теперь под дверь принесли. Похоронный венок, а на ленте надпись: «Вечная память Александре».

— Занятно. Адрес продиктуйте, мы минут через тридцать будем. Венок не трогайте пока.

— Что значит «опять»? У тебя проблемы? — спросил Сергей, едва я положила трубку.

— Есть такое, — не стала я спорить, — но это мои проблемы.

— Хватит! — в голосе Сергея лязгнул металл, — Потом будешь гордой и неприступной, в чем-то более безопасном и я тебе даже подыграю. Рассказывай!

Он действительно был зол. Очень. Хотела бы я знать — почему?

— Вот орать на меня не нужно, — голос дрогнул, и интонация вышла жалобная. Не этого я хотела.

— Извини. Я просто за тебя переживаю, — виновато улыбнулся, — расскажи, вдруг я помогу?

Я вздохнула и начала с букета. Я ведь не обязана ему рассказывать все? Когда я дошла до голубя, меня передёрнуло.

— Саш, — Сергей присел перед диваном, глядя на меня снизу-вверх, — все нормально?

— Да, — я глубоко вздохнула, — просто все это на нервы действует.

— Ну для этого все это и делается. Я могу чем-то помочь?

— Дождись со мной Михаил Семеныча, — наступила я на горло собственной гордости. Мысль, что я останусь одна была невыносимо страшной.

— Ты действительно считаешь, что я могу тебя бросить тут одну на грани истерики? Кем ты меня считаешь, Санечка? — покачал он головой.

— Извини. Встань, пожалуйста, тебе же неудобно.

Сергей поднялся.

— Я сейчас гадость скажу, — достал зажигалку и похлопал себя по карманам, — но ты не допускаешь мысли, что фотографии тоже могут быть присланы тем же человеком?

— А смысл? — спросила я, пододвигая ему пепельницу и пачку сигарет. Топольскому думается что ли лучше, глядя на дым? Он же может даже забывать затягиваться, но закурить в процессе размышлений это святое.

— Напакостить? Если за твоим домом следят, то это вполне себе вариант.

— Леша считает, что это кто-то из твоих фанаток.

— Не лишено смысла.

— Были случаи?

Сергей поморщился:

— Неприятно с тобой об этом говорить. Было, но давно — я еще женат был. Правда не фотографии и цветы, а угрозы и истерики в подъезде.

— Насколько давно?

— Лет семь назад. Но у девушки, которая тогда Оксане угрожала, справка была, диагноз. Сезонное обострение и навязчивая идея, что я ее судьба. Ненормальная, одним словом.

Последнюю фразу Сергей произнес с легкой брезгливостью и пренебрежением. Меня кольнуло — я ведь тоже ненормальная, просто без навязчивых идей.

— Как ее звали? Ту девушку? Или ты не помнишь? — спросила я.

— Помню. Просто сочетание было адовое — Вирджиния Иванова. Классика просто. Но я ее с того времени не видел, так что сильно вряд ли, что это она тебя достает сейчас.

— У тебя время есть? — спросила я, смирившись с неизбежным

— Сейчас Михаил Семеныч приедет, можешь его дождаться и про эту девушку ему рассказать?

— Могу. Если что, Саш, у меня много знакомых, я тоже могу помочь.

— Не больше, чем у прокурора области, — пожала я плечами, — спасибо, но я сама разберусь.

— Зря. Я без подтекста.

— Верю. Но не нужно. Чай будешь?

Топольский удивленно поднял бровь. Я сумела его огорошить.

— Буду. Ты меня иногда в тупик ставишь своим поведением.

— Я могу, — не стала я спорить, доставая еще одну чашку.

— Саш, у тебя регистратор камер в доме? — спросил Топольский.

— Да, — спохватилась я, — думаешь…

— Не знаю. Давай посмотрим?

— Пошли.

— Это я приехала — полдесятого, — показала я на экран, где моя шкода въезжала в ворота, — потом я все закрыла и больше не выходила, значит, смотреть нужно отсюда.

Он наклонился к экрану, пытаясь разглядеть фигуру лучше. Ткань его рубашки коснулась моего плеча, и я покрылась мурашками. Слишком меня раскачало сейчас, чтоб хладнокровно держать себя в руках. А еще очень живо я помню, какие у него губы и руки.

— Отмотай еще раз, — попросил Сергей.

«Господи, да отодвинься ты уже от меня…» — мысленно взмолилась я, но видео перемотала.

— Черт, правда ничего не разглядеть. Смотри, вон там в углу как будто движение. Это который час?

— Половина четвертого. Самая темень.

— Вот и я о том же, — Сергей повернул голову и оказался со мной нос к носу почти.

Классика — слишком близко темные внимательные глаза, слишком явно читается по моему лицу то, что я думаю. И я в своих эмоциях сейчас даже слова против не скажу.

Но Сергей меня удивил.

— Не бойся, — он протянул руку, заправив мне за ухо прядь, выбившуюся из косы, — сейчас приедет следователь, скажет что-то конкретное. И я тебя одну не оставлю, не бойся.

— Спасибо тебе, — да, я могу обижаться сколько угодно, но его заботы обо мне это не отменяет.

— Глупости. Так что там с чаем?

Вприхожей зазвонил домофон.

— У тебя совершенно не складывается с чаем в моем доме, — улыбнулась я и пошла открывать.

После стандартных приветствий Михаил Семенович спросил:

— Сергей, вы венок трогали?

— Да, — кивнул Топольский, — переставил во двор. А что?

— Пальчики ваши снимем, не против? Саша, где можно с вами наедине поговорить?

— Пойдемте наверх, в кабинет, — я кивнула на лестницу.

Михаил Семенович выбрал одно из кресел у кофейного столика, я село напротив и спросила:

— Порадуете меня чем-то?

— С удовольствием, но пока нечем. Неуловимый Джо какой-то — на всех камерах только силуэт — ни лица, ни каких-то примет.

— Ясно. Мы успели мои записи посмотреть — там то же самое.

— Записи я заберу, у меня есть специалист, может что выудит оттуда. Больше ничего в эти дни не было подозрительного?

Я встала и достала из ящика стола конверт с фотографиями:

— Вот это. Передали Сергею, как вы понимаете — все это голимый фотошоп.

— Кто передал, он, конечно, не в курсе?

— Увы.

— Саша, а ведь кто-то снимал вашу спальню. У вас же нет там соседей?

— Нет, там лес. Хотите сказать, что кто-то лазил по деревьям напротив окна?

— Саша, — мужчина даже поморщился, — двадцать первый век, совсем не обязательно сидеть на елке, чтоб сделать фотографию помещения. Камер в ту сторону, конечно, нет.

— Есть, я отдам вам запись.

— Уже замечательно.

— С этими фотографиями тоже не все гладко, — я нашла ту, где видно спину и рассказала Михаилу Семенычу про сведенную татуировку и наши с Андреем догадки.

— Не лишено смысла, — мужчина разглядывал фотографии, — я, кстати, запрос сделал, в колонию, где Марков отбывал наказание. По документам у них все чисто, даже акт вскрытия мне прислали.

От последней фразы я поежилась, но все же сказала:

— Гроб ведь был закрытый.

— Неудивительно — многочисленные повреждения лицевых костей, травмы черепа. Если верить заключению, то там месиво вместо головы. Простите за подробности, Саша.

— И это меня тоже настораживает. Для душевного спокойствия я бы его откопала и сделала анализ ДНК, но для эксгумации нужно что-то большее, чем мои подозрения и цветы. Это все ведь даже на «Доведение до самоубийства» не тянет.

— Зря вы юридический бросили, Саша, — покачал он головой, — светлая голова.

— С моей психикой там делать нечего.

— Все равно жаль. У нас там вечная нехватка таких принципиальных. Хорошо, Саша, я вас услышал, попробую что-то еще вытрясти про смерть Дмитрия.

— Спасибо. Не сочтите это за паранойю, но чем дальше, тем больше у меня сомнений. Если в итоге это окажется просто психопат, который пытается прикрыться чужим именем и заставить всех поверить, что Марков жив, я буду даже рада, если так можно выразиться.

— Я вас услышал. Саша, поправьте меня, если я не прав, но Топольскому я ведь не должен рассказывать всего?

— Да, — я кивнула, — о Диме он не знает, и я вообще не хочу, чтоб знал.

— Поверил фотографиям? — Михаил Семенович посмотрел на меня поверх очков.

— Поверил. Но, мне кажется, что это к делу не совсем относится.

— Простите, Саша. Я вас понял.

— Я могу идти?

— Сергея не проводите сюда? — попросил мужчина, — Я все-таки хочу с ним тоже побеседовать.

— Да, конечно, — я кивнула вышла.

Прежде, чем спуститься, я немного постояла в коридоре, сделав несколько глубоких вдохов. Спокойно, Саша, это все только твои догадки, которые больше похожи на сюжет какого-то третьесортного сериала. Не воскресают покойники в обычной жизни, бред это.

Едва услышав мои шаги на лестнице, Топольский поднял взгляд от экрана телефона:

— С тобой все хорошо?

— Да, нормально. Пойдем, я тебя провожу до кабинета, Михаил Семеныч хотел с тобой тоже побеседовать.

Пока Топольский разговаривал со следователем, я отдала Тимуру записи с камер, показала двор и лес за домом, откуда сняли мою спальню. Помощник Михаила Семеновича оказался парнем серьезным и немногословным, это даже плюс, потому что вести долгие разговоры мне сейчас не хотелось.

Мы как раз вернулись в дом, когда мужчины наверху закончили разговаривать. Интересно, о чем они так долго беседовали?

— Все сделал? — спросил Михаил Семенович у Тимура и получив в ответ короткий кивок обратился уже Топольскому, — Сергей Георгиевич, пальчики ваши откатаем?

— Да, конечно.

Следователь пожал руку Сергею:

— Рад был познакомиться! Тимур, займись пальцами. Саша, до ворот меня не проводите?

Мы вышли на крыльцо, и мужчина сказал:

— Будьте, пожалуйста, осторожнее и внимательнее. У вас ведь есть разрешение на оружие?

— Да. Думаете, все настолько серьезно?

— Лучше подстраховаться. Я позвоню, если что-то новое выяснится. Всего доброго, Саша.

— До свидания.

Я проводила Тимура и прислушалась — в ванной журчала вода, дверь открыта. Усмехнулась и, прихватив бутылку с остатками виски, пошла спасать легенду.

— Это так не отмоется, — предупредила я. Сергей действительно тщетно пытался оттереть серые ладони.

— И что мне делать?

Я потрясла бутылкой.

— Нет, ну я так не могу. Мне еще за руль, давай я вечером вернусь тогда, — засмеялся он.

— Дурень, — я не выдержала и улыбнулась, — руки оттереть!

— Да? Жаль, я уже настроился на нескучный вечер. Но руки, так руки, уговорила. Вискарик хороший, не жалко?

— Не жалко. Да и другого спирта у меня дома нет.

— Саша, — уже другим тоном сказал Сергей, терпеливо оттирая краску, — можно я тебя кое о чем попрошу?

— Смотря о чем, — насторожилась я.

— Если еще что-то подобное случится — цветы, фотографии, странные люди у ворот — пожалуйста, позвони мне.

— Зачем? Если ты переживаешь, что это действительно кто-то из твоих фанаток, то не нужно, ты не при чем.

— Нет, я переживаю за тебя, — серьезно ответил он, забирая у меня полотенце, — боюсь, что с тобой что-то случится.

— Сереж… — я вдруг даже растерялась. Я не ждала от него таких слов.

— Не буду, — оборвал он меня, — но только ты мне очень дорога и я правда боюсь за тебя. Обещаешь?

— Хорошо, — вздохнула я, — но я надеюсь, больше ничего такого не будет.

— Я тоже. И если нужно помочь — не стесняйся. Взамен ничего просить не стану, не бойся. Хоть ты и считаешь меня вспыльчивым идиотом, но корысти у меня нет, поверь.

— Я не считаю тебя идиотом, — поморщилась я, — хорошо, если что — я позвоню.

— Не позвонишь, — покачал он головой, — ты гордая. Ладно, я сам виноват. Санечка, я что-то могу для тебя ещё сегодня сделать?

— Подожди минутку, я переоденусь. Не хочу здесь одна оставаться.

— Конечно. А вечером как?

— Андрея с Дашкой позову, — я следила за выражением его лица. Ничего.

— Лучше бы тебе вообще в городе пожить, — сказал Сергей, — все-таки охрана у вас достаточно посредственная, а ты одна в большом доме, где даже решеток нет.

«Зато есть оружие», — подумала я.

— Я подумаю над этим, — пообещала я.

Из спальни я позвонила Андрею.

— Черт! Конечно приезжай, Сань. Дарья правда поздно из школы придет — у них там какие-то дополнительные курсы, что ли.

— Я ее заберу тогда, не переживай.

— Сань, может тебе вообще пока у нас пожить? Места хватит.

— И ты туда же?

— И я. А кто ещё?

— Лешка. Сергей.

— Оба правы. Страшно у тебя.

— Ладно, я подумаю. До вечера, Андрюш.

Кинув телефон в рюкзак, я достала из шкафа рубашку и джинсы, покидала в рюкзак всякие нужные мелочи, засунула в переноску кота и спустилась вниз.

— Держи. Он, вроде, откормился, вполне живой и веселый, — я протянула Сергею переноску. Специально выбирала в магазине самую сумасшедшую расцветку.

— Приглашение на концерт еще в силе? — спросил Сергей, забирая у меня сумку ядовито-кислотного цвета с какими-то инопланетными цветами.

— Почему нет? Приходи, ребята будут рады.

— А ты? Хотя, подожди, где-то уже был такой диалог у нас.

— Именно. Переноску не возвращай, это приданное. В пакете миски, корм и лоток.

— Лоток, — обреченно вздохнул Сергей, — ясно.

— Трудно только первый раз, — я хихикнула, — когда ты его повезешь и как?

— Хотел завтра. Он высидит двенадцать часов в машине и проще поездом?

— Высидит, только из переноски не выпускай, а то в салоне дел наделает, ты меня проклянешь потом. Пойдем?

* * *

Сергей.

Я проследил в зеркало, как Шкода свернула в сторону набережной. Что-то они оба недоговаривают — и следователь-детектив и Саша. Версия с фанаткой настолько шаткая, что развалить ее можно, как карточный домик. И что-то мне подсказывает, что я могу хоть в лепешку разбиться, но она мне ничего не расскажет. Упрямая девчонка!

Только вот страшно за нее. Мало ли какие еще пакости ей устроят? Подкараулить у дома и напугать до полусмерти вполне реально. Страшно. Но я же не могу ее украсть и спрятать? Во-первых, это незаконно, во-вторых, она не оценит. Но способ действенный.

А я с ума схожу, когда она рядом. Заново влюбился, когда она открыла калитку — хрупкая, тонкая, в этом своем сарафанчике, с косой и босая. Сколько у госпожи Лишиной еще образов? И как бы ты не переживал, старый пень, но тянет тебя к ней не только душой, но и телом. И бархатная кожа с золотистым загаром и лёгкий запах духов, в которых явственно слышится черная смородина и красиво очерченные пухлые губы. А еще вредность, гордость и упрямство. Мозги, шарм и язвительность. Боже, дай мне сил. И ума, не сделать хуже.

Глава девятая

Александра.

— Андрюха сказал, ты обещала ужин, — заявил Лешка с порога.

— А твои пассии тебе не готовят что ли? — я посторонилась, чтоб парни поместились в узкой прихожей Андрюшкиной квартиры.

— Шур, я б пошутил, но меня тут прикапывают за такие шутки, — Лешка покосился на Андрея.

— Правильно думаешь. Санечка у нас леди, а ты чурбан байкерский. Дашка где? — спросил меня Андрей.

— По телефону треплется, она поужинала уже. Руки мойте, кормить вас буду.

Когда я уже разливала чай, не удержалась и сказала:

— Неуютно мне. Пока дом был вне всего этого, было проще.

— Поживи пока у нас, в чем проблема? — Андрей

— А живность? Майбах псих, ему можно воды в ванну налить и корма в таз насыпать, и он будет только рад, что меня нет, а Зета? Ну сегодня я ее в вольере оставила, но утром надо будет с ней что-то решить — ее надо гулять, кормить и без меня она долго не любит.

— Забирай. Только гулять будет Дарья. Она хочет собаку, пусть будет лайт-версия. Да и кота можно. Я думаю, в трешке мы поместимся.

— Можно и ко мне, я предлагал уже, — Леха устроился на подоконнике открытого окна и закурил.

— У меня диплом, Дашка и концерт через три дня. А ещё расшатанная психика и прием у психотерапевта завтра. Лешик, я не выживу в твоем дурдоме.

— Там никто не выживет, — хмыкнул Андрей, — я тебя утром отвезу, заберёшь Зету с Майбахом и поживете у нас. Хотя бы до концерта.

— Ты думаешь, за три дня что-то измениться? — Лешка выпустил колечко дыма. Выпендреж у него в крови, он еще в песочнице этим грешил.

— Не знаю. Тут каждый день что-то новое. Саш, ты что скажешь?

— Если я вам с Дашкой не помешаю, то я не против.

— Дашка только рада, а мне так спокойнее.

— Шур, а мне на один вопрос ответишь? Чешется очень, — Лешин сварливый тон мне не понравился.

— К венерологу сходи, если чешется, — посоветовала я.

— Язва. Шурка, а этот пень старый на тебя глаз что ль положил или мне кажется?

— Какой пень?

— Топольский. Чет он так помогать Семенычу рвется, явно ж неспроста.

— Допустим положил, но это к делу не относится, — я пожала плечами. Еще Леша мне мозги не вправлял, ага.

— Он же старый, Шур.

— Мне его не варить. И чего тебя так моя личная жизнь озаботила?

— Тем, что она появилась, наконец, а отдавать тебя первому встречному деду как-то стремно.

— Отстань от Сашки, — Андрей тоже вытряхнул из лежащей на столе пачки, сигарету, — лучше скажи, чем он помогать собрался?

— Да там скучно, мол знакомых у него много, то-се, если надо готов посодействовать. Шур, ты одобряешь?

— Одобряю. Я хочу, чтоб все это кончилось, а каким способом, это уже не так важно.

— То есть, если что — бритвой по горлу этого дарителя, и в колодец?

— Посадят, — покачала я головой.

— Если найдут, — улыбнулся в тридцать два зуба Леха.

— Батарейки — «Дети прокурора». «Дети прокурора» — никогда не сядут! — хмыкнул Андрей.

— Мне этот анекдот еще в детском саду рассказывала, — скривился Леха, — и, зная моего принципиального батю, я первым по этапу пойду и на максимальный срок.

— Не кокетничай, дядя Игорь тебя любит, дурака, поэтому все твои выходки терпит, — я поставила чашку в раковину и тоже закурила.

— Ой, какие вы все умные и правильные, — закатил глаза Лешка, — ладно, пойду я, у меня там нескучный вечерок, а я тут с праведниками тухну.

— Когда ты повзрослеешь уже? — спросил Андрей, — пошли, я тебя провожу, а то бабайка в подъезде скушает.

Вот и ладненько, пусть вне квартиры петушатся, а я пока посуду помою и к Дашке загляну.

Едва я открыла дверь, как Дарья суетливо свернула окно браузера.

— Если у тебя там порнушка, то поделись, — сказала я.

— Фу, Саша! — возмутилась девочка, — Не порнушка, но тебе будет неприятно, наверное.

— Почему?

— Там про тебя. Я в это все не поверила, конечно.

— Про меня и?.. — спросила я, догадываясь, что она ответит.

— Про тебя и этого, гитариста Оттиса. Врут ведь?

— Покажешь? — я взяла стул и переставила к столу.

Дашка щелкнула мышью по вкладке. Ну, ничего необычного, форум фанатов, где моют мне кости. В принципе, если здесь даже что-то не то всплывет, то до Сергея даже не дойдет, бояться нечего. А сплетни… как будто я не понимала, что они будут? Даже поздновато как-то.

— Так это правда? — спросила Дашка.

— Наполовину. Я не его девушка и тем более — не любовница. Просто он за мной ухаживал. Ну и пытается ухаживать.

— Он же старый совсем!

— Думаешь? — я красноречиво посмотрела на плакаты над Дашкиным столом. — Напомни мне, сколько Хиддлстону?

— Это другое, — фыркнула Дашка, — Топольский поэтому тогда на репетиции был?

— Да и поэтому тоже. Но, вообще-то, мы работали вместе, ты знаешь.

— И он тебе нравится? — Дашка взялась за меня всерьез.

— Есть такое, — мелкой я старалась не врать, ее доверием я дорожила.

— И что теперь?

— Ничего. Не получается у нас, так что обсуждать скоро перестанут.

— Почему не получается?

— Сказала бы, что мы разные, Даш, но нет. Просто мы друг друга не понимаем. Так бывает.

— Не хочешь рассказывать?

— Попозже. У меня диплом, концерт и твои экзамены, давай, когда это кончится, устроим девочковые посиделки и я все тебе расскажу, обещаю.

— Саш… А если у вас получится…. Как мы?

Мне понадобилось несколько секунд, чтоб понять, что Дашка имеет в виду. Дима в свое время убрал от меня всех близких друзей, как-то очень аккуратно, что я сама не поняла, как в моей жизни остался только он. Дашка, оказывается, помнит и переживает до сих пор. Да и то, что случилось потом… Мы особо ей не рассказывали ничего, но у Дашутки длинные уши и думать она умеет.

— Даш, вот давай сейчас серьезно, как взрослые люди, — я взяла ее за руку и серьезно посмотрела в серые, как у Андрюшки, глаза, — вы тоже моя семья и я вас обоих очень люблю. И если у меня появится мужчина, то мое отношение ни к тебе, ни к Андрею не изменится. Не переживай так, Дашик, больше ничего плохого не случится.

— Я знаю, что это глупо, — Дашка опустила глаза.

— Нормально. Я понимаю, почему ты переживаешь. Но мы теперь все старше и умнее, не надо бояться, Дашик.

— Дарья, — заглянул в комнату Андрей, — перед сном наболтаетесь, верни мне Сашу.

— Идите, — кивнула Дашутка, — мы потом договорим.

— Садись, — кивнул Андрей на стул у кухонного стола, достал из холодильника апельсин, отрезал кружок и бросил в чашку. Не пьется ему с лимоном.

— Мозги вправлять будешь? — спросила я.

— Для этого у тебя врач есть. Ты знаешь, что у нас все билеты проданы?

— Дашка мне уже показала из-за чего. Как-то обидно, что придут слушать не нас, а посмотреть, с кем Топольский крутит очередной роман.

— Ну и пусть. Главное, у нас будет не полупустой зал и кто-то из этих любопытных вернется. я тебя, вообще-то по другому поводу позвал, тут бумажки накопились, давай разберем, чтоб еще больше не стало.

— Что там хоть? — спросила, пододвигая папку, — И чаю мне налей, только без апельсина.

— Никто не понимает моих гастрономических пристрастий. Да там авторское, аренда студийная, платежки. Рутина.

— Вот рутины мне сейчас и не хватает, — вздохнула я, открывая папку.

* * *

Надо признать, что после визита к моему, как говорит Лешка, мозгоправу, стало лучше. Не очень, но упорядочить тот сумбур, что у меня в голове и душе, Алевтина Григорьевна мне помогла, а еще выписала хорошее снотворное. Последнему я была очень рада — бессонница меня измучила, а с таблетками еще был велик шанс не видеть снов. Ты просто проваливаешься в темноту — не мыслей, ни чувств, ни переживаний — красота.

— Голова квадратная просто, чем я думала с этим концертом? У Дашки экзамены, а она с нами играет! — жаловалась я Андрею по пути в Луговое.

— Ну, можешь успокоить себя тем, что на ее учебе это не сказывается.

— Вот только это и осталось, — я щелкнула брелоком и ворота медленно открылись, — никогда бы не подумала, что буду бояться своего дома.

— Все пройдет, Сань. И боишься ты не дома, а своей беспомощности в нем. Ты же привыкла, что у тебя тут бастион — камеры, охрана, собака, оружие в сейфе, а оказалось, что к твоим воротам подобраться ничего не стоит.

— А еще ничего не стоит заглянуть в окно моей спальни, — я вышла из машины, — поставь чайник, я после всех этих задушевных разговоров с Алевтиной Григорьевной голодная, как волк.

— У тебя в холодильнике-то что-то есть?

— На бутерброды хватит.

Зета мне порадовалась — зализала до полусмерти и не отходила ни на шаг. Все она понимает, только сказать не может.

— У тебя в холодильнике набор умалишенного, — проворчал Андрей, когда я зашла в кухню, — Держи, это, вроде, не твое.

На ладони у друга лежала металлическая зажигалка, со оцарапанными углами.

— Топольский забыл, — я забрала зажигалку и покрутила в руках. На обратной стороне гравировка из двух тополиных листочков на одной ветке — один большой и второй поменьше.

— Так позвони, — сказал Андрей.

— Боюсь. У нас последний разговор и так был какой-то слишком…. Не могу я с ним быть холодной стервой, короче. И это бесит.

— Ты ведь понимаешь, что так, на раскоряку, ты долго не простоишь? Надо шагать куда-то — либо все, либо пробовать еще.

— Со стороны виднее, — скривилась я.

— Не хотел я тебе мозг вправлять, — вздохнул Андрей, — да вижу, иначе никак. Саш, Топольский ведь не отступится, ему конкретика нужна, тот самый шаг, который ты никак сделать не можешь.

— Откуда такая уверенность?

— У тебя есть интересная способность, — усмехнулся Андрей, — забывать, что я мужчина. И да, я тоже люблю конкретику. Саш, для него твое поведение сейчас выглядит как: «Ну я в нерешительности, ты меня подобивайся, а я уже решусь на что-нибудь. Может быть».

— И ты снова прав. Но я не могу его, как ты выразился, послать. Казалось бы, да? Я думала поболит и все, что я, наверное, и не захочу ничего больше с ним, а только все совсем наоборот и что с этим делать, — я покачала головой, — Вот если бы он выкинул что-то такое, чтоб я разочаровалась совсем.

— Или выкинул что-то такое, чтоб ты простила, да?

— Да. А то у меня никак не перевесит ни в одну сторону — действительно, ни послать, ни простить. Только вот у Сергея нейтралитет, возможно, он того же ждет.

— Два дурака, — вздохнул Андрей, — позвони, повод-то невинный. А я пойду Зету почешу, цветочки понюхаю.

Друг вышел, а я достала телефон и замерла в нерешительности. Зажигалку действительно нужно вернуть и узнать, как котенок на новом месте.

Трубку Сергей поднял почти сразу — после второго гудка.

— Да? — судя по тону, Топольский был удивлен, что я позвонила сама, — Что-то случилось?

— Нет, все хорошо. Просто хотела спросить — ты ничего не терял в последние время?

— Зажигалка, — облегченно вздохнул он, — у тебя оставил?

— Ага.

— Это хорошо, я думал, где-то выронил. Это подарок, было бы жаль потерять.

— Я могу на студию завезти, если там кто-то есть, — предложила я.

— Нет, я завтра вернусь, сам заберу. Если тебе удобно.

— Удобно. Я как раз по делам в городе буду. Как кот?

— Обласкан, накормлен и доволен жизнью, ему тут даже больше меня внимания, — засмеялся Сергей. У него, судя по тону, вообще было хорошее настроение.

— Это хорошо, — я не знала, что еще сказать, трубку вешать не хотелось.

— У тебя все нормально?

— Относительно. Нового ничего, но дома я пока ночевать боюсь.

— И правильно. На вашу охрану надежд мало. Саш, еще раз — если нужна будет помощь, не стесняйся. Взамен я ничего просить не стану.

— Я помню, но пока не нужно. Не буду тебя отвлекать, отдыхай.

— Ты не отвлекаешь, я рад, что ты позвонила. Не ждал, честно сказать.

— Если бы не зажигалка, я бы не позвонила.

— А спросить о здоровье кота? — я точно знаю, что он сейчас улыбается, — его, кстати, назвали Пряником.

— Главное, что все довольны. Позвони мне завтра, договоримся, где встретиться.

— Хорошо. До свидания, Саша.

* * *

Я его увидела в огромное окно, у которого заняла столик. Интересно, это дурацкое радостное чувство когда-нибудь пройдет? Был бы у меня хвост, как у Зеты, я бы им уже колотила.

— Привет! — Сергей присел на диванчик напротив.

— Привет. Держи и не теряй больше, — я подвинула ему зажигалку.

— Спасибо. Сильно торопишься?

— Не особо, а что?

— Кофе выпьешь со мной?

— Почему нет? Я только пришла, — пожала я плечами.

— Не думал, что ты согласишься, — признался Топольский, когда официантка отошла, приняв заказ.

— Тут вкусный кофе и красивый вид из окна.

— Это что-то типа — не обольщайся? — улыбнулся он.

— Что-то вроде.

— Иногда я тебя совсем не понимаю, — покачал головой Топольский, — и меня это ставит в тупик.

— А другие для тебя просто открытая книга?

— В моем возрасте просто стыдно не разбираться в людях. Как твои даритель?

— Никак. Больше ничего пока не приносили, но это не показатель.

— Я даже не знаю, хорошо ли это.

— Да, я бы тоже хотела, чтоб все закончилось уже, — кивнула я.

— Быстро, к сожалению, заканчивается только хорошее.

— И иногда мы в этом сами виноваты, — не удержалась я.

— Это не просто камушек в мой огород, это валун.

— А тебе, значит, можно?

— Извини. Я просто устал, вот и лезет моя колючесть. Конец сезона всегда тяжелый.

— Потом в отпуск?

— Потом альбом, — улыбнулся он.

— Я должна была догадаться.

— А у тебя по-другому?

— Нет, — я покачала головой, — я уже так привыкла. Не знаю, что буду делать, после диплома.

— Делай музыку. У тебя прекрасные песни.

— Льстишь?

— Ни капли, я же говорю, что работу и личное не смешиваю. Просто тебе есть что сказать, почему не попробовать?

— Я задумаюсь. Извини, — я достала из сумочки зазвонивший мобильный.

— Саш… — голос Андрея в трубке был растерян, — тут такое дело… Цельсий затопило, нам выступать негде.

— Как затопило?

— Кипятком. Труба лопнула, там все в пару, аппаратуру они уже похоронили. Деньги вернут, конечно.

— Когда не нужно горячая вода есть, — пробормотала я, лихорадочно соображая, кто бы нас взял с концертом завтра.

— Я в Кинг позвонил, — продолжил Андрей, — все, что нам могут предложить, это следующий понедельник.

— Понедельник нас не устроит, половина не придет.

— Я о то же. Черт, еще и все билеты проданы, как назло!

— Не паникуй, я сейчас подумаю и перезвоню, — пообещала я.

— Что случилось? — спросил Сергей, когда я положила трубку.

— Нам играть негде, — я посмотрела на Топольского, лихорадочно соображая, что нам делать, если концерт уже завтра.

— Перенос?

— Клуб в кипятке — перенести нереально, а другая площадка нас берет только в понедельник.

— А в понедельник половина не придет, — закончил за меня Топольский, — сколько билетов продано?

— Все, — я назвала цифру.

— Не уходи никуда, — Сергей встал, забрал со стола телефон и вышел на улицу

Вернулся он меньше, чем через десять минут и, практически сразу, меня огорошил:

— Знаешь Иллюзион? Возле площади?

— Я там была, — кивнула я.

— У них есть свободная дата — суббота, правда через неделю. Устроит?

— Шутишь?

— Нет. Если устроит, то вот тебе номер администратора, звони. Сразу говорю — никаких скидок я не просил, ни на чем не настаивал, просто владелец мой знакомый, а с датой повезло.

— Я что-то тебе должна?

— Ничего ты мне не должна, — он поморщился, — я мог помочь, я помог. Звони.

— Договорились? — спросил Сергей, когда я положила трубку.

— Да, сейчас поеду, бумажки подпишу. Спасибо тебе, — искренне поблагодарила я, — если бы не ты, то пришлось бы отменять, а мы давно готовились и….

— Я понимаю, Санечка. Не за что.

— Есть. Ты правда очень нам помог.

— Я только об одном жалею, — он посмотрел на меня, очень внимательно, отмечая малейшее изменение в моем лице, — меня не будет в городе через неделю.

— Значит, не судьба, — я постаралась улыбнуться спокойно.

На самом-то деле мне обидно и грустно. Я хотела, чтоб он пришел нас послушать. Даже программу поправила так, чтоб он… что-то понял? Да, глупый поступок, детский, но… я сама через себя не переступлю, не начну этот разговор. А Топольский никогда не спросит меня в лоб, потому что просто не догадается. В его мире с хорошими девочками не случается ужасных вещей.

— Это мы еще посмотрим. Надеюсь, за кофе ты мне заплатить позволишь? — спросил Топольский.

— У меня нет времени с тобой спорить, а спорить ты будешь однозначно.

— Буду.

— Ну вот. Сереж, извини, мне действительно пора, а то я ничего сегодня не успею.

— Да, конечно. Если что, звони, я всегда рад.

* * *

Сергей.

Я, в отличие, от Саши, в судьбу не верю, поэтому билеты на следующую субботу купил заранее — прилечу как раз перед концертом, с четырьмя часами в запасе, на случай, если она оценит мою выходку. А она оценит, я, почему-то в этом уверен. И, надеюсь, никогда не узнает, что разницу в аренде клубов я оплатил. Кто виноват, что Иллюзион немного больше затопленного Цельсия?

Конец этого сезона правда давался мне не очень легко, надо бы правда в отпуск, выбросить все из головы и расслабиться. Только вот будет ли он у меня, зависит исключительно от следующей субботы, потому что я устал от неопределенности и недосказанности, я для этого старый уже, наигрался в кипучие страсти.

Только вот интриги никак не кончатся.

Я бы и не заметил это письмо, если бы не ждал платежки и не проверял ящик время от времени. Незнакомый адрес, а в теме письма два слова: Александра Лишина. Недолго думая, я его открыл. Несколько отсканированных документов, половины из которых я сначала даже не понял, пока не увидел самый последний — протокол заседания суда.

Наученный горьким опытом я позвонил Михаилу.

— Перешли, — попросил детектив, — я посмотрю и перезвоню.

Ждать мне пришлось недолго, телефон зазвонил буквально через пять минут.

— Кто-то очень хочет, чтоб твое отношение к Александре поменялось, — не дожидаясь моего вопроса сказал детектив.

— Но это правда? То, что в документах?

— К сожалению, — не стал отпираться мой собеседник.

— Может ты мне объяснишь, что это все значит? Я больше половины из этого протокола не понял.

— Это даже хорошо. Тебе самую грязь из этого дела выбрали.

— Из дела?

Михаил помолчал, раздумывая.

— Саша просила мне не говорить? — спросил я в лоб.

— Просила.

— Ты ведь понимаешь, что я все равно узнаю? Просто это будет чуть дольше.

— Это не телефонный разговор.

— Понимаю. Но поделать ничего не могу, либо ты, либо я пошел искать варианты.

— Ладно, — сдался Михаил, — прислали тебе не все, есть предыстория. Этот Марков Дмитрий Юрьевич, Сашин жених. Насколько я знаю, она за него замуж собиралась, всерьез — то есть и заявление в ЗАГСе было, и платье куплено и все дальние родственники созваны. Ну не знала девочка, что вежливый интеллигентный Димочка — игроман со стажем, у которого все уже проиграно, кроме квартиры, которая вообще тетке принадлежала, но та где-то на севере работает и пустила племянничка по доброте душевной. Ну а дальше у тебя все есть, если на человеческий с протокольного — Марков проиграл свою невесту. Не спрашивай, как ему такое в голову пришло, наркота странные вещи с мозгами иногда творит, да и не так редко похожее случается. Единственный плюс, что нашли ее быстро — меньше, чем за сутки, потому что девочка домашняя и всегда отзванивалась, если дома не ночевала, а тут не отзвонилась, мать переполошилась, обзвонила друзей, потом до Игоря Ольшанского дошло, а дальше не сложно догадаться. Хочешь совет?

— Какой?

— Если у тебя там есть акт судмедэкспертизы — не читай. И показания Лишиной — тоже.

— Все так плохо?

— Неприятно. Жертвы насилия дают очень подробные показания.

— Поэтому именно это мне и прислали?

— Видимо, да и именно поэтому в таком порядке. Так вот… Нашли быстро, потому что оба Ольшанских город на уши поставили — старший официально, а у младшего слишком много знакомых. Причем большинство его отец не одобряет, если ты понимаешь, о чем я. Повязали всех, девочку в частную клинику. Суд тоже быстро очень случился, но слушание было закрытое, журналистов не пускали.

— Почему я ничего не нашел, если были журналисты?

— Потому что старший Ольшанский уже был прокурор области и вполне смог себе позволить журналюг взять за задницу, вот ты и не нашел. Пара статеек все же вышла, но без имен, но искать тоже не советую.

— А дальше?

— Сам как думаешь? Психиатрия. ПТСР, психика по одному месту, две попытки суицида. Этот парнишка, Андрей, в палате у нее ночевал, за руку держал, чтоб не натворила ничего. Правда надо сказать, Лишина как в себя пришла — начала бывшего жениха топить просто мастерски. У тебя там протокол есть, где белый порошок фигурирует, так это Маркова Лишина сдала. Вспомнила про тайник и сдала, когда он уже почти сухим из воды вышел. Ему же предъявить ничего не могли — ну привез на дачу, да, но не насильно, она сама в машину села, насилие тоже мимо — Марков уехал и никого не насиловал. Отмазался, если б не наркота. Его адвокат даже пытался всех убедить, что это Александра Маркову наркоту подбросила, но кто б ему поверил? На девчонку смотреть-то страшно было, что она там могла подбросить, если из дома боялась выходить, ее с охраной на заседания возили.

— Ты как о другом человеке говоришь, — не удержался я.

— Да я тоже, когда узнал, что там за история, так же подумал. Реабилитация у нее хорошая была и характер в отца — я его знал шапочно, но об его принципиальности легенды ходили.

— Я надеюсь, урода посадили надолго?

— Прилично, но вот только он не досидел, его два года назад убили в драке, мне пришлось справки наводить, в связи со всеми этими подарками, с матерью Маркова общаться. Она до сих пор, кстати, уверена, что ее сын оклеветанный ангел и во всем виновата Саша.

— А с розами что? Почему они?

— Марков их Саше дарил. Только розы и только красные.

— Спасибо.

— Доброй ночи.

И что мне с этим делать? Нет, к ней я поеду, это не обсуждается, но как о таком говорят?

Какой я идиот, все-таки, все ведь на поверхности лежало, копни только поглубже, подумай! Но я слепой эгоист, да и не случается с хорошими девочками таких ужасных вещей. В моем мире не случается, не в ее.

Интересно, она его любила? Любила, наверняка. Первая любовь, большая и светлая и такая мразь… Поэтому и не разглядела, потому что наивная чистая девочка, влюбленная по уши, не способна что-то трезво оценивать. Конечно она тебе не верит теперь, старый пень, потому что ты тоже сначала очаровал, пробился через ее недоверие, а потом повел себя, как мудак — поверил не ей. Сделал больно, предал. Конечно она тебя никак не может простить, даже если и хочет. Хочет ли? Вот поеду завтра и узнаю.

* * *

Я приехал буквально за десять минут до начала, за сцену, конечно, уже не пойду. Иллюзион я знаю достаточно хорошо, так же хорошо в нем знают и меня, поэтому за концертом я буду наблюдать с технического балкончика. Идеально, потому что со сцены не видно кто на нем, а значит у меня еще есть шансы на эффектное появление. Ребячество, согласен, но поделать с собой ничего не могу. Нравится мне это неподдельное восхищенное удивление в ее глазах.

Стройная фигурка во всем черном четко выделялась на светлом фоне сцены клуба. Саша меняется на сцене, никакой холодной сдержанности и отстраненности.

Голос, усиленный колонками, разбивался о стены. Я могу поспорить, что точно знаю, что из сегодняшних песен ее, есть в них что-то особенное, и дело не только в тоске, которая есть почти в каждом тексте. И у этой особенности действительно есть все шансы на успех, при правильном подходе и хорошей рекламе. Я усмехнулся — заглушить во мне музыканта-трудоголика не может даже влюбленный пень.

Уже совсем под конец госпожа Лишина меня удивила.

— Эту песню я очень хотела сыграть для человека, который, к сожалению, не смог присутствовать из-за переноса концерта, — сказала она в микрофон, когда в зале наступила тишина.

Вот как… Меня, значит уже списали, решив, что толстокожий Топольский никогда ни о чем не догадается. Странно, но сейчас я даже благодарен этому анониму с дурацким письмом, без него бы я действительно не понял и не увидел это посыл, идущий красной ниткой через все ее песни — жажда любви, тоска и отчаяние, что уже ничего и никогда не случится. А еще мне никогда не писали песен. Я — да, мне — никогда.

Однако, выступление подходит к концу, мне пора вниз, иначе я ничего не успею.

* * *

Александра.

Концерт я отыграла на тройку. Ребята молодцы, а собой я особенно недовольна. Не нужно было выглядывать в зале знакомое лицо, ясно ведь, что Надежда ошиблась и никакого Топольского видеть не могла, у него гастроли свои дела и надо научиться отпускать мысли о нем.

Гримерка оказалась не заперта.

— Дурни невнимательные, — чертыхнулась я, — пока не обнесут, дверь закрывать не научатся.

— Не надо ругаться, Санечка, — с диванчика мне навстречу поднялся Топольский.

— Ты как здесь? — я растерялась.

— Я обещал прийти тебя послушать, — улыбнулся он, довольный произведенным эффектом, — это тебе. Пионы найти не успел, прости.

Зато букет нежно-голубых гортензий нашел. Надо признать, вкус у Топольского отменный, каждый его букет это что-то роскошное, но при этом совершенно не пошлое. Никаких алых роз в целлофане.

— А прятаться было обязательно?

— Я поздно приехал, решил тебя не отвлекать перед выходом.

— Тебя Надежда видела, но я не поверила.

— Я произвожу впечатление серьезного человека, — Сергей улыбнулся уголками губ, продолжая не сводить с меня взгляда.

— Ты только поэтому приехал?

— Не только. Саш, извини, у меня не так много времени, поэтому сразу прямо — мне вчера на почту пришло интересное письмо. Я научен горьким опытом, поэтому решил узнать, стоит ли верить.

— И что там?

— Протокол заседания суда, — ответил он.

Мне будто воды холодной в лицо плеснули. Надо было догадаться, что дело не кончится фейковыми фотографиями….

— Почему ты мне ничего не рассказала? — спросил Сергей.

— Я не успела, — не стала я врать, — фотографии случились раньше. А потом уже и смысла не было.

— Теперь я себя еще большим дураком ощущаю. Тебе не кажется, что нам надо поговорить? И не здесь.

— А нам есть о чем разговаривать? — я действительно не понимала, что он тут делает, если знает. Теперь-то точно конец.

— А разве нет?

— Я не понимаю, зачем, — я сжала кулак, впиваясь ногтями в ладонь, до боли, стараясь, чтоб голос не дрожал.

— Затем, что я старый для всех этих игр и недосказанности, Саш. Определенности хочу, ясности. Ты ведь и послать меня по-настоящему не можешь и простить не хочешь, а я, дурак, ни о чем больше думать не могу, кроме тебя, и чтобы мне сделать, чтоб ты не считала меня ревнивым мудаком. Давай уже поговорим честно. Пусть уже будет точка, а не запятые и многоточия.

— Ты приехал эту точку поставить? — меня вдруг царапнуло.

— Я бы этого сильно не хотел.

Нельзя не верить человеку, который так на тебя смотрит.

— Ты прав, — сдалась я, — пусть будет определенность.

— Есть идеи где можно спокойно побеседовать?

— Луговое. Я не хочу таких разговоров на людях, извини.

Он кивнул:

— Я на улице подожду. Сбежать не получится, я припарковался рядом с твоей машиной.

— Сережа… — окликнула я его уже у двери.

— Да?

— Обещай мне кое-что.

— Что? — он вопросительно склонил голову.

— Мы поговорим, как ты хочешь, честно, но, если для тебя все это будет слишком — ты оставишь меня в покое. Без попыток попробовать побыть рыцарем. Если поймешь, что не потянешь, если хотя бы тень сомнения будет…

— Я не ищу легких путей, Санечка. Вряд ли ты меня напугаешь.

— Пообещай.

— Обещаю. Ты довольна?

— Да.

— Я тебя жду, — напомнил он и вышел.

Я опустилась на стул. "Выкинуть уже что-нибудь, чтоб я разочаровалась. Или простила". Выкинул. Надеюсь, хоть свои гастроли не сорвал. Только зачем это все? И почему зная о Диме, Сергей все равно здесь? Не понимаю.

— Мне сейчас показалось или?.. — вошедший в комнату Андрей оглянулся на дверной проем.

— Не показалось. Андрюш, ты сам закончишь?

— Без проблем. Ждет?

— Да.

— Понял, вещи заберу. Иди. Глупостей не наделай только.

— Ты самый настоящий друг, а не поросячий хвостик, — улыбнулась я, наконец вставая.

На крыльце черного хода меня остановила стайка девочек подростков.

— Ой! А мы вас ждем! — сказала та, что оказалась посмелее, — а можно сфотографироваться?

— Можно, — меня не часто о таком просят, а я стараюсь не отказывать. Только вот сейчас я просто кожей чувствую взгляд Топольского, чья машина стоит напротив.

— А Андрей уже ушел? — пискнул кто-то из девочек.

Ага, вот оно что, высокий серьезный соло-гитарист пользуется спросом у женской части наших поклонников, это не секрет, но вот то, что эти поклонницы настолько юные я не знала.

— Нет, если подождете полчасика, вполне можете дождаться, — сказала я, с трудом сдерживая улыбку.

— Спасибо! — девочки смотрели на меня, с искренней благодарностью.

Жаль, я не увижу, как Андрей попадет в лапы своих фанаток. Надеюсь, Топольскому хватит ума не выходить из машины и не подкидывать поводов для обсуждения?

Ума у него не хватило. А может ему уже просто все равно на мнение окружающих и это заботит только меня?

— Я боялся, ты все-таки сбежишь, — Топольский открыл передо мной дверь машины, девчонки у крыльца моментально затихли.

— Не надейся. Ты прав, надо определяться. Поехали, хватит светиться и так уже на каждом углу обсуждают.

— А не все ли равно? — Сергей завел мотор и стал медленно выезжать с неудобной стоянки, — Или удар по имиджу хорошей девочки? Легче, Санечка, поболтают и забудут, а реклама останется.

— Вот такой популярности я и не хотела.

— Честолюбие — это прекрасно, но не в нашем ремесле.

Я молча смотрю в окно. Не знаю, что сказать. С чего вообще начинают душевный стриптиз? Растерянность и необходимость играть по чужим правилам меня злит. Вот зачем ему в это лезть? Зачем все эти игры в рыцаря на белом коне, который придет и спасет принцессу из лап ее прошлого дракона? Бред!

— Не надо об этом думать, — я вздрогнула.

— Ты о чем?

— О том, о чем ты сейчас думаешь — не надо.

— Ты мысли читать умеешь?

— У тебя на лице все написано. Сил нет смотреть.

— Не смотри. Мне все равно об этом говорить сейчас, никуда не денешься, — я вдруг разозлилась. Больше всего — на себя, но досталось Сергею.

— И я был бы рад, если б можно было без этих разговоров. Я понимаю, что это больно. Но иначе никак?

— Никак. Не волнуйся, подробностей не будет. Тебе ведь не обязательно знать сколько раз и как…

— Хватит! — Сергей меня оборвал, — Зачем ты это делаешь?

— Хочу, чтоб ты понял, что все это не похоже на сопливые мелодрамы — появился мужик, любовь и все проблемы прошли, психика восстановилась. Это так не работает, я теперь такая навсегда. Сломанная, бракованная, с кошмарами, страхами, паническими атаками. И тебе придется с этим мириться, возможно даже подстраиваться, прогибаться.

— Вот оно что… Саш, я никогда легких путей-то и не искал, повторюсь. А потом…. Я влюбился по уши! Мне без тебя хреново, понимаешь? Пусто. Не хочу так.

— Это пройдет.

— Не пройдет. Это всерьез. Всерьез и поэтому меня так клинит на тебе, а ты этого в упор не видишь. Ты уже все решила — Топольский бабник, я навечно одинока, все, занавес! Только не так, Саш, совсем не так.

— Расскажи мне тогда, как?

— Я — пень, который на старости лет крепко влюбился и не понимаю, что мне сделать, чтоб ничего не испортить. Ты права, я в себе не уверен, мне эти шестнадцать лет разницы костью в горле. Хотя. я рядом с тобой вообще ни в чем не уверен, кроме того, что ты мне безумно нравишься. А ты… Я в точку попал — иллюзия, мечта, сказка, — он повернул руль, сворачивая в сторону Лугового, на меня Сергей по-прежнему не смотрит, — я когда эти фотографии увидел, такая злоба вперемешку с болью, до темноты в глазах. Я не думал, что меня настолько заденет, поэтому и повел себя как последний мудак, но я сам себе сожрал уже за это, Саш!

— Мне тебя пожалеть?

— Можешь выматерить, — предложил он.

— Обойдешься.

— Зря отказываешься.

— А откуда такая уверенность, что мне это нужно? Может у меня уже нет ничего к тебе?

— Я был на концерте, — напомнил Сергей.

— Так я имен не называла, — отбила я, — может у меня все перегорело уже и это так, прощальный аккорд? — наверное, мне пора запомнить, что Топольского не стоит провоцировать и брать на слабо.

Мы как раз остановились на светофоре, и он вдруг перегнулся ко мне, касаясь моих губ своими. Тело откликнулось раньше, чем я успела опомниться и себе что-то запретить. Сердце рухнуло вниз, бешено забившись. Господи, как я соскучилась! По нему, по глазам, рукам, голосу, губам, запаху…

— Перегорело? — спросил он, так и не отстранившись.

— Сережа… — беспомощно начала я. Что я скажу? Все и так понятно.

— Плохо мне без тебя, Санечка. Очень плохо, — он выпрямился — на светофоре как раз загорелся зеленый.

Машина тронулась. Теперь Сергей тоже молчит, глядя на дорогу. Я только сейчас замечаю, что на нем та же льняная рубашка, что была в первую нашу встречу. Как символично, да?

В горле неприятный колючий ком, но плакать нельзя, и дело тут даже не в то, что smoky eyes старательно нарисованный Надюшкой превратится в грустную панду, а в том, что слезы — это слабость, а слабой я сейчас быть не могу. Беседовать с Топольским нужно на равных, чтобы он меня услышал. И у меня получится, наверное, если он больше не станет меня целовать.

На лобовое стекло упали первые капли дождя, Топольский включил дворник, все так же, не глядя на меня. Молчание становится все более натянутым. Интересно, о чем он думает?

— Сережа, — не выдержала я, когда тишина стала такой вязкой и тяжелой, что ее можно было потрогать руками.

— Да?

— Ты понимаешь, что у меня шанса на ошибку нет, я не хочу снова себя собирать из кусочков.

— Я тебе это и не предлагаю. Я уже сказал, что у меня все всерьез, самому страшно, насколько всерьез. Стал бы я срываться с гастролей ради твоего концерта, если бы хотел только поиграть?

— Кто знает, как ты за девушками ухаживаешь, вдруг это для тебя в порядке вещей?

— Ревнуешь? — Сергей наконец посмотрел на меня, — Зря. Саш, прости, но у меня между отношениями и работой обычно перевешивает работа. Обычно, но не с тобой.

— Могу гордиться?

— Можешь. Но меня это пугает, если честно. Напомни, куда сейчас сворачивать?

— Направо и до конца.

Если бы Топольский начал увиливать и клясться мне в верности я бы не поверила, а вот эта его честность меня обезоружила. Он, в отличие от меня, был готов душу вывернуть, если понадобится.

Пока я думала, мы добрались до Лугового. Лениво шурша дождевиком подошел охранник. Имени я его не помню, лопоухий парнишка появился совсем недавно.

— А Александры Алексеевны… ой, здрасти! — это он увидел меня на пассажирском кресле.

— Вечер добрый. Шлагбаум поднимите, пожалуйста, — ответил за меня Топольский. К нашей охране теплых чувств у него так и не появилось.

— Зря ты так, — усмехнулась я, — парень вон под дождь вылез ради тебя.

— Лучше б он за твоими воротами смотрел, чтоб туда ничего не подкидывали.

— Видишь, вроде ничего больше не подкидывают, — я нажала на брелок и ворота послушно разъехались.

— Неисправимая оптимистка, — покачал головой Сергей, глуша мотор.

— А где собака? — уже на крыльце спросил Топольский.

— У Андрея. Я ведь дома не живу.

Краем глаза я проследила за реакцией на мои слова, но ревности я не увидела. Одумался?

* * *

Сергей.

— Подождешь? — спрашивает Саша, открывая входную дверь, — Я чайник поставлю и переоденусь.

— Я покурю пока.

Дождь все еще льет, а мне не по себе. Я сейчас тот самый палач, который будет загонять иголки под ногти, заставляя вспоминать то, что очень хочется забыть. Неприятная роль, не таким я хотел быть в глазах любимой женщины.

Я оборачиваюсь на шаги.

— Теперь ты никуда не денешься, — улыбается она уголками губ, ставя на столик две чашки с чаем.

— Ты не представляешь, как мне иногда хочется, чтоб кто-то наливал мне чай не спрашивая.

— Это такая же проблема, как и поговорить? — она подошла к перилам достала из кармана большой толстовки, накинутой на плечи, пачку сигарет. Суетливым движением вытряхнула одну и заозиралась в поисках зажигалки.

— Проблема, — я щелкнул своей, слабый огонек на мгновение осветил ее лицо.

— Спасибо. Начнем душевный стриптиз? Правда я никому не рассказывала кроме врача и в суде. Вряд ли с тобой будет легче.

— Я знаю достаточно, чтоб не заставлять тебя вспоминать.

— Что конкретно ты знаешь?

— Что ты любила, а он мудак. Что играл, что подставил тебя, откупился. Про клинику знаю, про шрамы.

— Действительно, почти все. Как интересно у тебя все в три предложения вместилось. А шрамы…Это вторая попытка была, если бы не Андрей, то, наверное, с первого раза бы получилось.

— Вторая?

— Да, первый раз я хотела в окно. Пятый этаж, внизу асфальт, вряд ли бы спасли. Не надо меня жалеть, уже все сгорело давно, обида только осталась, что нормальной жизни у меня не будет.

— Знаешь, — она помолчала, — я всегда хотела, чтоб как у родителей — семья, посиделки вечером на крыльце, любовь, доверие, дом, где любят гостей, пахнет сдобой и кофе. Я так радовалась, когда это платье дурацкое выбирала, представляла, как все потом будет — дом, семья, дети… а потом… потом он мне жизнь сломал. Клиника, экспертиза, суды. На последнем он уже не стеснялся, проклял меня, орал, что я хуже шлюхи и никому теперь не нужна, потому что меня даже трогать противно. А я ведь просто рассказала, где у него тайник с наркотой.

— И ты поверила?

— В голове тогда щёлкнуло, и установка осталась. А потом… у меня ведь не было никого, чтоб опровергнуть.

— И не ухаживал никто?

— Пытались. Но не все такие настойчивые, как ты. Остальные либо дружат со мной, либо просто решали, что у меня характер не сахар и я стерва. А ты мне систему сломал.

— Со мной твой дурной характер не работает?

— Влюбилась, потому что. И испугалась, потому что не знала, что с этим делать — будущего ведь со мной нет.

— Есть. И я очень на него надеюсь.

— Я не хочу быть чемоданом без ручки — бросить совесть не позволяет, и нести тяжело. Да и разве что-то серьезное будет?

— Будет. Иначе бы меня здесь не было.

— Ты не понимаешь — во что лезешь, — она покачала головой, — рыцарь в сияющих доспехах.

— Я знаю, что без тебя очень плохо, а твое безразличие — больно.

— Больно… — она вдруг зло усмехнулась, — а мне не больно понимать, что шансов у меня нет ни на что? Довериться и понять, что ошиблась, что ты в глазах человека, которому ты решилась что-то рассказать, в которого влюбилась по уши, та самая шлюха? Не больно пить таблетки и реветь по ночам в подушку, потому что все, чего ты хочешь, чтоб последних четырех лет просто не было. И это навсегда, понимаешь? На всю жизнь. Вечный страх, кошмары. Воспоминания. И я уже смирилась с этим, свыклась. А тут ты… — девушка судорожно вздохнула, — а я с тобой живая. Я могу нравится, могу влюбиться, мне с тобой хорошо и в то же время ужасно страшно! Страшно, то все это игра, что все обман… Верить страшно… — она вдруг затихла и продолжила спокойнее, — А ты не понимаешь, чего хочешь. Не понимаешь, что тебя со мной ждет. Зачем я, если есть нормальные, Сереж? Те, кто не просыпается с криком от кошмаров, у которых нет панических атак, кто не боится воспоминаний?

— Саша…

— Я ведь даже не знаю, можно ли со мной спать, — она меня не слышит, — я ведь так и не попробовала. То есть у тебя даже трахнуть меня и бросить не получится…

Мне это надоело. Я подошел, притянул ее к себе, прижал, хотя Саша сопротивлялась, подождал, пока она обмякнет, расслабиться и сказал:

— Маленькая глупая девочка. Неужели тебя никто никогда не любил?

— Иди к черту, — она уткнулась мне в грудь, спрятав лицо — я так устала от этого всего…

— Вот и перестань меня прогонять.

— А смысл? Что я тебе дам, кроме проблем? Зачем я тебе?

— Люблю, — просто ответил я, — хочу просыпаться и знать, что у меня есть ты.

Девушка всхлипнула, задрожала и разрыдалась.

— Хорошая моя, — она рыдала не сдерживаясь, взахлеб, как плачут маленькие дети, а я гладил ее по волосам и говорил, говорил, — я все сделаю, ты только не гони меня. Невыносимо без тебя, Санечка. Как ты сказала? Живая со мной? А я счастливый с тобой. Настоящий. Да все это говорил уже… Саш, услышь меня сейчас, пожалуйста.

Я прижал ее крепче, поцеловал в макушку, а в голове только одна мысль — защитить, утешить, обожать, боготворить… И не отдавать никому.

— Хорошая моя, — девушка выплакалась и затихла, боясь пошевелиться, — что я должен сделать, чтоб ты мне поверила?

— Это очень страшно — верить, — прошептала он, поднимая глаза, — я совершенно не понимаю, что мне делать, я думала, ты узнаешь и все закончится, а ты почему-то ещё здесь.

— Ничего не кончится, если ты этого сама не захочешь. Тебе нужно время?

— Отрезветь. И тебе тоже.

— Хорошее предложение. Думаешь, получится?

— Я серьезно, — она осторожно отстранилась, вытирая потекшую туш, — Конечно прекрасно было бы если бы все сейчас красиво закончилось, и мы бы жили долго и счастливо, но не получится.

— Я понял, — отпускать я ее не собирался, поэтому снова притянул к себе, — Тебе нужен четкий план, и точно знать, чего ты хочешь.

— А еще чего хочешь ты. И чего ты ждёшь от таких странных отношений. Сереж, отпусти, я и так тебе рубашку испачкала.

— К черту рубашку. Я тебя услышал. Только четкого плана не получится, это так не работает.

— А я не знаю, как это работает, Сереж. И отношения строит я не умею совершенно, опыта нет.

— Я умею. Как-нибудь разберемся.

— Ты ужасно упрямый.

— Да, — не стал я спорить, — Санечка, меня не будет почти неделю, тебе хватит, чтоб разобраться в себе?

— Не знаю, должно, наверное.

— Тогда так — я вернусь, приглашу тебя на свидание, чтобы по всем правилам и ты мне расскажешь, что ты надумала и чего хочешь и ждешь дальше.

— Свидание обязательный пункт?

— Да. Нас уже все свели вокруг, кости моют на каждом углу, а я за тобой толком и не поухаживал.

— А до этого что было? — она улыбнулась.

— Пробная версия, — мне от этой ее улыбки стало так спокойно. Все она правильно решит и додумает, потому что не может быть иначе.

— А в полной кони в шампанском и соболя в грязь?

— Не скажу, не интересно будет.

— Сережа, — сказала она как-то тише и мягче, — я рада что ты приехал. И даже этому разговору рада.

— Легче стало?

— Да. Ненавижу неопределенность. Главное теперь не ошибиться. Я так не хочу ошибиться в тебе.

— Можно я тебя поцелую? — спросил я, невпопад.

— Раньше ты не спрашивал.

И я ее поцеловал. И это не было похоже ни на что, потому что робкая девочка в моих руках вдруг прижалась ко мне всем телом, а меня бросило в жар. Мало! Целовать ее, прижимать — мало. Мне надо ее всю. Себе. Со всеми тараканами, страхами, кошмарами, прошлым. Насовсем.

* * *

Александра.

— Я буду волноваться, — мои пальцы еще в его ладони, — дорога мокрая…

— Я постараюсь осторожнее.

— Напиши мне, — прошу я, — как доберешься.

— Хорошо, — мою руку он так и не отпустил.

Я ищу, что сказать еще, чтобы чуточку оттянуть момент его ухода. Последний час мы не разговаривали, мы сидели на ступеньках крыльца, и я пыталась ни о чем не думать, пока Сергей меня обнимает. Получилось хорошо, потому что он не только обнимал, но и целовал время от времени, а думать после поцелуев Топольского практически невозможно.

— Решай, Санечка. А я подожду. Я терпеливый.

— А оно того стоит?

— Ты — стоишь. Все, а то я не уеду, а останусь с тобой.

— А ты можешь?

— Могу. Это и страшно. Все, моя хороша, прощаться не стану, — он улыбнулся, одной из самых своих обворожительных улыбок и, быстро коснувшись губами моей щеки, пошел к машине.

Я смотрела, как закрываются ворота и думала, что все уже решила. Только теперь надо самой привыкнуть к этой мысли.

Глава десятая

Александра.

— Ну, — Андрей закинул на плечо лямку рюкзака, — не скучайте тут, вернусь поздно. Надюх, засидитесь — оставайся, мой диван — твой диван.

— Спасибо. А теперь иди и не мешай нашему девичнику!

— Квартиру не разгромите, — попросил Андрей и ушел.

— А теперь давай колись, — Надежда устроилась напротив меня, пододвинув чашку с чаем и явно настроилась на интересную беседу.

— О чем?

— О ценах на урожай, — скривилась Надежда, — про Топольского, конечно! Ходит такая загадочная и задумчивая. Предупреждаю, Сань, если ты его снова пошлешь, то я тебе что-нибудь откручу!

— О, еще один адвокат Топольского. Объединитесь с Андреем, он тоже спит и видит, как меня пристроить в надежные руки.

— Мы счастья тебе, дурынде, хотим!

— Топольский, значит, счастье?

— Да ты светишься вся, как про него говоришь! Думать она будет, ага. Скажи честно, время тянешь, над мужиком издеваешься, а сама все сразу поняла?

— Не издеваюсь я, просто привыкаю к тому, что скоро моя жизнь немножечко изменится. И не сразу. Я поэтому с Сергеем и не поехала, а в Луговом осталась, сидела на кухне, думала, взвешивала за и против, голос разума и сердца, так сказать.

— Взвесила?

— Взвесила. Надо попробовать. Даже если у нас ничего не получится… Я его люблю, кажется.

— Кажется или любишь?

— Надь, я сама не понимаю пока, но мне… Не знаю, как объяснить, но так еще не было. Даже сравнить не с чем.

— Это ты про поцелуи до рассвета сейчас? — фыркнула Надюшка.

— И это тоже.

— Опочки! А вы там только целовались?

— Надя!

— Ну все-таки?

— Только. Все, отстань от меня, невозможная женщина!

— Это я-то? Шикарный мужик, прискакал к ней через полстраны, чуть не сорвал свои гастроли, а они там просто целовались! И я же невозможная женщина!

— Мне интересно, почему ты меня так упорно толкаешь к Сергею в постель? — я долила Надьке чаю.

— Потому что четыре года воздержания в твоем возрасте вредно сказываются на здоровье. Неужели у тебя не ёкает ничего?

— Ёкает. Но у меня по этому поводу есть сомнения.

— Сомнения в компетентности Сергея Георгиевича, как любовника? — хихикнула Надька. Ну да, такой шанс поиздеваться над любимой подругой!

— Сомнения, что он мне вообще будет интересен как любовник. Вдруг я флешбек словлю? Или у меня истерика начнется, при попытке зайти дальше? Да мало ли что! Я вообще ничему не удивлюсь уже.

— Но после жарких поцелуев на крылечке ничего же не было? Ты наоборот непривычно счастливая была.

— Так на крылечке никто не делал попыток меня раздеть.

— Но, хм, — Надька сжалилась и решила подбирать слова, — волнует же он тебя? Как женщину?

— Вот это меня и смущает. Я думала, что все — я дерево.

— Дурында ты, — вздохнула Надя, отодвигая чашку с чаем, — просто….

— Мужика у меня нормального не было, — закончила я.

— А вот да!

— Делать что? Я в соблазнении и намеках — ноль.

— В намеках ты не ноль, ты дно. Флирт вообще не твое, язвить начинаешь.

— Стебаться будешь или дельное что скажешь? Дашка придет сейчас, при ней нехорошо такое.

— Говорит мне человек, который ей о контрацепции рассказал, когда?

— В одиннадцать. И лучше я, чем улица и ересь с форумов интернета. Мне не надо, чтоб Дашка потом лимоном предохранялась.

— Мою психику пожалей, не продолжай. У тебя завтра свидание?

— Да. Господи, Надька, я даже не знаю в чем пойду, — спохватилась я, — такая каша в голове.

— Время завтра есть?

— Часа два, после двух.

— Съездим, выберем. Сань, а свидание с каким финалом ты хочешь?

Я хотела огрызнуться, но вместо этого сказала:

— А ты как думаешь?

— А ты не торопишься? — подколы кончились, включилась Надькина заботливость.

— Нет. Разведка боем, все дела. Да и, если вспомнить, сколько Сергей за мной ухаживает, я, скорее, опаздываю, а не тороплюсь.

— Ладно, ты девочка взрослая, сама разберешься, а что до свидания…. Выберем платье, многообещающее, бельишко поразвратнее, я знаю, у тебя такого нет, ну и в добрый путь. Почувствуешь, что тебе продолжения хочется — приглашай Топольского на чай, в Луговое. Банааально, но прямее некуда.

— Какой стыд, — я со вздохом закатила глаза.

— Это не стыд. Это жизнь. И он не вчера родился — если от радости не умрет по дороге, будет у вас мир, май и секс. Ой, простите, не хотела ранить вашу нежную душу!

Хлопнула дверь — пришла Дашка.

— Все, мы чинно пьем чай и говорим о погоде.

* * *

Сергей

Я смотрю в иллюминатор и думаю о том, что меня ждет вечером. И мысли эти приятные, сладкие, тягучие, как сироп. Она решила все действительно правильно, хотя и не сказала еще, но выдала себя ожиданием, голосом, неумелыми заигрываниями. Госпожа Лишина совершенно не умеет флиртовать. Прямолинейная, без всех этих женских хитростей, зато с четким планом на отношения. С железным характером, нежной душой и таким вулканом эмоций под внешней холодностью! Этот-то вулкан меня и интересует больше всего. Грешен — давно думаю, как бы мне ее… черт, почему в русском языке так мало подходящих слов? Соблазнить? Совратить? Но после жарких поцелуев на веранде Лугового не думать об этом почти невозможно. Слишком она… слишком!

Аэропорт, дом, душ, свежая рубашка и вниз, по лестнице, потому что ждать лифт невыносимо долго.

Букетом я решил выпендриться — фиолетовая бледная сирень и нежно-розовые пионы. Пахла эта охапка на весь салон.

Ёкнуло что-то, когда она вышла из подъезда.

Обманчиво простое платье. Всполохи серебра в глубоком вырезе. Глаза от этих всполохов я отвел. Не скажу, что мне этого хотелось.

— Госпожа Лишина, — я отдал девушке букет и, взяв ее за руку, коснулся губами тонких пальцев.

— У тебя очень хороший вкус, — она старается спрятать свое смущение.

— Я бы пошутил, но это будет слишком банально.

— Если ты про то, что хороший вкус у тебя не только на цветы, но и на женщин, — Саша иронично усмехнулась, — то да, комплимент пошловатый и избитый.

— Язвительная вы девушка, госпожа Лишина. Чувствую, выйдет мне это еще боком.

— У тебя всегда есть выбор.

— Нет у меня выбора уже. Я очарован и погиб.

— Ты болтун. Но мне приятно, — она поправила юбку. Зря. Я собирался всю дорогу кидать взгляды на ее коленки. Это преступление иметь такие совершенные ноги.

Столик я заказал еще за четыре дня назад. Уютно, приглушенный свет, тихая ненавязчивая музыка, фарфор и серебро. Саше должно понравиться.

— У тебя не только на цветы и женщин хороший вкус, — сказала она, когда официант, принявший заказ, отошел от столика.

— Я боялся, что ты посчитаешь это банальщиной.

— Это не банальщина, а классика. А против классики я ничего не имею.

— И я этому безмерно рад.

Я действительно расслабился. Разрешил себе немножко больше, чем обычно — не думать, наслаждаться моментом и обществом красивой девушки напротив. По-особенному красивой сегодня. Или просто я соскучился?

— У меня защита через неделю, — Саша отложила вилку. Серебро деликатно звякнуло о край тарелки.

— Ты не выглядишь как человек, который собирается защищать диплом.

— Не похожа на зомби?

— Ну, когда я защищал свой, я был именно зомби. Как и мои сотоварищи.

— Я его просто писала не в последний день, — улыбнулась она, — и у меня хороший дипломник. Святая женщина.

— Последнее очень ценное уточнение.

— А, да, ты же Отелло, — девушка усмехнулась, — и хвалить в твоем присутствии нельзя хвалить других мужчин.

— Точно. Иначе я зверею, покрываюсь шерстью и бегу грызть соперника.

Саша тихонько хихикнула.

— Я к чему… Тебя можно пригласить? Если не на саму защиту, то потом мы будем праздновать.

— Мы — это?..

— Лешка, Андрей, Дашка, Надюшка. С однокурсниками у меня не слишком теплые отношения.

— А я не буду лишним?

— Нет. Надюшке ты нравишься заочно, остальные не кусаются. И потом, со мной же тебе не скучно?

— Вы, госпожа Лишина, исключение почти во всем. Не надо сравнивать.

— Лестно. Но ты придешь?

— Приду.

* * *

Александра.

У Топольского сегодня слишком хорошее настроение. Он весь вечер шутит и сыплет комплиментами. Познал дзен? Впрочем, неважно. У меня впереди нескучный вечер, однако самой скользкой темы мы еще не касались.

— У тебя обувь удобная? — спросил он, когда мы вышли на улицу.

— В смысле?

— Погода хорошая, прогуляемся?

— Почему нет? — я положила руку на его согнутый локоть. Очень хотелось, почему-то, постоянно касаться Сергея. Странное для меня желание.

— Ты про меня знаешь почти все, а я про тебя? — спросила я, когда мы вышли к набережной.

— Что тебе рассказать? Как в школе окна бил или как диплом защищал?

— А ты бил стекла? Ты ведь положительный?

— Это я сейчас положительный, перебесился вовремя. Соскучишься ещё со мной.

— С чего ты взял? Может я как раз хочу спокойствия и размерности?

— Спокойствия и размерности с музыкантом? — он улыбнулся.

— Ты ведь перебесился? — поддела я.

— Туше́^[7]. Но концерты и туры никуда не делись. А ещё я работаю запоями. Но это такая рутина, что ты рискуешь заскучать.

— Да, я помню, что ты трудоголик. Только пока этого не увидела.

— Я запойный трудоголик — если чем-то загорается, то жить буду на студии. Раньше не умел отдыхать вообще, только в последние несколько лет научился паузы брать.

— Можно вопрос?

— Конечно.

— Я тоже "загорелась"?

Топольский улыбнулся.

— А с тобой опасно беседовать. Да, в каком-то смысле. Но паузы брать не получается, слишком они болезненные. Впрочем, я об этом уже говорил, повторяться не будем.

— Я бы очень хотела верить, что все так.

— С этим проблема? Я все ещё абсолютно ненадежен в твоих глазах?

— Не совсем. Безоговорочно я тебе пока не верю, прости, но ты уже не чужой, — честно ответила я.

— И это уже хорошо. Что от меня нужно, чтоб ты стала верить безоговорочно?

— Время и терпение.

— Второго у меня в достатке. А время… надолго не затягивай, а то я совсем состарюсь — ты что-то решишь, а мне уже не надо, я ищу свою вставную челюсть.

Тут я наконец поняла. Ему хорошо, он перестал ждать от меня подвоха, расслабился. И сразу стал значительно ближе.

— Не хочу, чтоб вечер кончался, — вдруг сказал Сергей, — и отпускать тебя не хочу.

Я тоже не хочу. И даже если ничего не случится дальше сегодня…

— Может, пригласить тебя на чашку чая? — я склонила голову, стараясь не показать, как напряженно я слежу за его реакцией.

— У меня очень сложные отношения с чаем в твоем доме. Думаешь, в этот раз будет иначе?

— Ты же не ищешь легких путей.

— Тогда нужно поворачивать назад к машине.

Уже на полпути к Луговому я вдруг поняла, что главный вопрос вечера так и не был задан.

— Мне вот интересно, ты за весь вечер не спросил, что я решила.

— А надо было? — наигранно удивился Сергей.

— Хотя бы из вежливости? — я с трудом отвела глаза от его рук, лежащих на руле. Почему-то именно именно руки, с длинными нервными пальцами вызывали во мне смущение и завораживали плавностью движений.

— Если бы ты решила, что тебе ничего не нужно, то вряд ли бы согласилась на свидание. Однако, я везу тебя домой. На чай, — на последнем слове он улыбнулся.

— Я настолько предсказуема?

— Нет, скорее, бесхитростная. Это подкупает.

— Я боялась, что ты остынешь за неделю, — призналась я.

Свет фар выхватил указатель на повороте в Луговое и у меня в груди проснулся неприятный холодок. Хочется и колется это называется.

— Всё-таки плохого вы обо мне мнения, госпожа Лишина. Так, а почему ваша охрана меня не тормозит больше? — удивился Сергей.

— Я попросила твою машину внести в список тех, кого пропускают.

— Я польщён. Нет, правда. Я понимаю, что для тебя каждый шаг немножко сложнее, чем для других. Я прав?

— Прав. А ещё я застряла на уровне подростковых отношений. Делай на это скидку, пожалуйста?

— Ты слишком к себе строга, — он подал мне руку, помогая выйти из машины.

— Я пытаюсь трезво оценивать ситуацию, — не об этом я хочу разговаривать стоя к нему так близко.

— Ты хочешь заниматься самокритикой и терзаться, а не оценивать ситуацию, — отступать Топольский не торопится.

Темно, тихо, одуряюще пахнут цветы на клумбах вдоль дорожки, на которой мы стоим. Светильник у гаража, срабатывающий на движения, потух и… идеальный момент, которым я не знаю, как воспользоваться. В моей голове все выглядело так гладко!

В кармане Топольского пропищал телефон.

— Ай, черт… — он посмотрел на экран и нахмурился, — Саша, я понимаю, что все не вовремя, но можно твоим компьютером воспользоваться? Десять минут, буквально.

— Да, конечно, — я мысленно выдохнула — слишком сейчас между нами искрило, с непривычки это почти страшно.

Поднимаясь на второй этаж, я пыталась унять волнение. Ничего сверхъестественного не произошло. Пока, не произошло.

Но, едва Сергей сел за компьютер, я малодушно попробовала сбежать:

— Пойду чайник поставлю, не буду тебе мешать, — я сделала шаг к двери.

— Не уходи, — остановил он меня, — это не долго. Действительно пять минут.

Я прислонилась к подоконнику. Верхнего света у меня в спальне нет, он никогда не был нужен. Нескольких настенных светильников вполне хватало, чтоб чувствовать себя комфортно. Только сейчас этот мягкий жёлтый свет добавляет какого-то… уюта, что ли.

А ведь если у нас что-то получится… Как это — жить с Топольским, интересно? Просыпаться с ним?

— Все, теперь я весь твой, — Сергей отодвинул кресло и подошел ко мне.

— Весь? — я завороженно смотрела на его движения.

Он оперся руками на подоконник, с двух сторон от меня, так, что лицо вровень с моим. В полумраке комнаты глаза у него почти черные.

— А у вас, госпожа Лишина, есть какие-то планы на всего меня?

От такого тона у меня не просто мурашки пробежали, я вся теперь огромная мурашка. А он смотрит на меня с легкой насмешкой и интересом.

— А есть встречные предложения? — играть в предложенную игру страшно и интересно.

— Есть.

Я забыла, как дышать. Интересно, так и будет каждый раз, когда Сергей меня целует, или потом будет проще? Пол качнулся, я схватилась за его плечи, чтоб не упасть. Так он меня еще не целовал — все что было до, это детский сад "Солнышко". От того, что было до этого, не сжималось все внутри, не становилось жарко, не сбивалось дыхание с первой секунды.

И если бы не чувство тревоги… Его я не боюсь, я боюсь сделать неверный шаг, запустить необратимый процесс ассоциации и ужаса. Не могу отпустить себя.

— Саша? — он чуть отстранился и в ту же секунду раздался звон стекла.

За какую-то долю секунды Сергей успел закрыть меня от осколков.

— Что за?.. — я растерянно смотрю на стекло на полу и обломок кирпича у кровати.

— Камнем кто-то запустил. Пойду посмотрю.

— Погоди, — я придержала его за локоть, взяла телефон и позвонила пост охраны, потом вышла в кабинет и открыла сейф.

— Слушай, в этом есть что-то дикое, — Сергей со странным выражение лица наблюдал, как я проверяю заряжен ли пистолет и снимаю его с предохранителя.

— Зато с этим не страшно выходить на улицу.

Когда охрана добралась до нашего участка, мы успели обшарить все кусты и обойти двор. Ничего не нашли, конечно.

— Да хулиганы, Алексан Лексевна, — лениво отбивался от моих нападок начальник смены.

— Хулиганы в десятом часу вечера охотятся на мои темные окна? Из леса эти хулиганы выходят, видимо, — поджала я губы.

— Ну я вам оставлю пару парней у забора, пусть проследят, но я вам отвечаю, что это хулиганы. Мало ли шантрапы вокруг.

— Вообще-то ваша работа, чтоб этой шантрапы не было, — напомнила я.

— Так через пост чужие не заезжали, а свои окна бить не станут.

— Хорошо, — сдалась я, — оставляйте своих парней — надеюсь, за домом приглядеть они в состоянии?

— Обижаете, Александра Алексеевна. Полицию вызывать будете?

— А смысл? — пожала я плечами.

— За что только мы им платим? — спросила я, Сергея, уже глядя вслед охране.

— За шлагбаум, — фыркнул рядом Топольский, — Михаилу будешь звонить?

— Есть выбор? Да и вечер уже испорчен.

— Возможно этого и добивались.

— Очень на то похоже. Пойдем в дом, что я тут, как красный командир с наганом наголо.

— Ты действительно умеешь стрелять? — спросил Топольский, поднимаясь за мной по лестнице.

— Да. Достаточно хорошо, кстати. В человека вряд ли смогу выстрелить, но зная, что у тебя есть весомое преимущество начинаешь меньше бояться.

— Как-то это дико. Никогда тебя бы с оружием не представил.

— У меня имидж хорошей девочки, — я усмехнулась, — чтоб ты знал — в машине, в бардачке, лежит травматика. Я за городом живу, возвращаюсь одна поздно, странно было бы надеяться на удачу.

Топольский повернулся ко мне боком, и я тихо ахнула.

— Что?

— У тебя кровь. Не больно?

— Где? — Сергей провел рукой по шее, под волосами и с удивлением посмотрел на пальцы, где осталась кровь, — Нет, не больно.

— Пойдем вниз, я хоть перекисью залью.

— Ерунда, — он поморщился.

— Пойдем, стекла не стерильные. Или пока копье в спине воина не мешает ему спать, то все нормально?

— Ладно, мучай меня, — сдался Сергей.

Уже копаясь в аптечке, я заметила, как трясутся руки.

— Я постараюсь не больно, — быстро улыбнулась я, оттирая кровь вокруг рассеченной кожи. И, конечно, промахнулась, влезла ватой прямо в порез.

Сергей зашипел, а я машинально подула.

И оказалась у него на коленях.

— Не удержался, — Сергей скользнул взглядом по моему лицу, задержавшись на губах.

— Сейчас Михаил приедет, — прозвучало неубедительно.

— Ты меня боишься?

Приехали. Хотя, он это ещё до разбитого стекла собирался спросить, наверняка.

— Себя, — поправила я, — боюсь, что вспомню что-то не то. Головой понимаю, что ты совсем другой, но…

— И зачем торопишься? Доказать себе что-то? Саш?

— Я ведь не пробовала… я не знала, что будет. А лезть в отношения, когда ты неполноценная, нет смысла.

— Глупенькая… Кто тебе сказал, что так будет лучше? Кто тебе сказал, что ты неполноценная?

— Никто. Но лучше сразу, чем потом делать больно нам обоим.

— Что у тебя в голове? Ты же не дурочка, откуда столько бреда?

Я молча опустила глаза. Мне нечего сказать и все, чего я хочу, это провалиться сквозь землю. Идиотка.

Спас меня звонок домофона.

— Как вовремя, — вздохнул Сергей, — открывай, но мы договорим. Потом.

Михаил Семенович выслушал мой рассказ, прошел по двору, обшарил кусты и явно остался недоволен, что ничего там не нашел.

— Саша, а почему стекло? У вас же стеклопакеты во всем доме, — спросил он, глядя на разбитое окно второго этажа.

— Рама полукруг, механизм открытия сложный, он просто не выдерживал тяжесть стеклопакетов, когда все это строили. Сейчас уже можно все это заменить, но десять лет назад просто застеклили, а мне не хотелось возиться с заменой.

— Кто-то ведь про это знал? — спросил Сергей.

— Да много кто. Те же стекольщики, которые разбитую ячейку окна ставили в прошлом году. Это не такая большая тайна.

— Тем не менее бросили камень именно туда. Пойдемте, Саша, я вам еще пару вопросов задам.

Михаил Семенович сел в кресло в гостиной, а я на диван напротив, рядом с Сергеем, который тут же накрыл мою ладонь своей.

— Саша, я хотел вот что уточнить, — начал детектив, — вы знали, что у Маркова была любовница, параллельно с вами? Я не нашел в материалах дела, что вы об этом говорили.

— Нет, не знала, — ошарашенно ответила я, — мне и не говорил никто.

— Интересно… Я сделал запрос, еще когда вы ко мне только обратились, кто к Маркову приезжал в колонию на свидания. Ответили мне только сейчас, бюрократы чертовы. Так вот — помимо матери там есть такая Прохорова Наталья Юрьевна. Вот, — он достал из папки фотографию, — не знакома?

— Вроде нет, — с фотографии на меня смотрела блондинка, чуть старше меня, хорошенькая, если бы не затравленный тяжелый взгляд, — А почему вы сказали — параллельно со мной?

— Я покопался. Про Прохорову мало кто знал, Марков ее хорошо скрывал, видимо, не хотел, чтоб до вас дошло, но из надёжных источников знаю, что отношения у него были с двумя одновременно. Другой вопрос, почему следователь, который ваше дело вел, ее не нашел.

— Потому что не искал? Но да, странно.

— Странно. Но не очень важно, на самом деле.

— А сейчас с ней что? — спросил Сергей.

— Тут еще интереснее, после смерти Маркова она, как бы помягче… с ума сошла.

— В каком смысле?

— В прямом. Нервный срыв, потом ПНД^[8], там сломали окончательно. Недееспособной не признали, но по рассказам бывших коллег, с головой у Прохоровой стало не совсем хорошо — навязчивые идеи, вспышки агрессии. Ее поэтому и уволили, что она с коллегой сцепилась и нос ей сломала. О стол.

— Кошмар какой… Ей что-то было?

— Нет, примирение сторон. За последний год я про нее мало что нашел, официально она не работает, по месту прописки не живет, у родителей не появляется, они про нее тоже почти ничего не знают.

— Как так? Родной ребенок ведь…

— Кроме Натальи еще трое детей в семье, младший школьник, пятиклассник. Зачем там непутевая дочь?

— Не повезло…

— На себя проецируете? — спросил детектив.

— Не без этого. А кем она работала?

— Дизайнер. Это, кстати, фотографии объясняет.

— Думаете, весь этот цирк дело рук Диминой любовницы?

— Очень много сходится, Саша. И информацией она могла располагать и фотографии состряпать. В любом случае нужно с ней побеседовать.

— А ведь если все действительно так… — я перестала нервно барабанить пальцами по колену, — то все складывается — Дима вполне мог с ней делится чем-то, а может у них был какой-то план, кто знает.

— Насчет плана… Марков знал, что вам юридически принадлежит? Кроме машины?

— Дом, он мой по завещанию, я этого не скрывала никогда, про долю в фирме он тоже знал, но я тогда в эти дела не лезла, просто бумажки подписывала по необходимости, он видел. Да и я за него замуж собиралась, конечно Дима все знал.

— Да я вот к чему… Был у меня в практике подобный случай, только там новобрачная прожила чуть больше полугода. Вдовец, он же наследник, быстро женился на любовнице, которая ему и помогла.

— Банальщина какая, — поморщился Топольский, внимательно слушавший наш диалог.

— Да, я тоже чего-то большего от Димы ждала. Человек даже после смерти не перестает меня разочаровывать.

— Вот именно, что после смерти, — Сергей приобнял меня за плечи, — какая выгода сейчас тебя пугать? Спустя время?

— Жизнь испортить? — спросила я.

— А почему только сейчас?

— А что в вашей жизни изменилось, Саша? — спросил Михаил Семенович.

Мы с Сергеем переглянулись.

— Все началось с началом съемок клипа. Ну и…

— Усилилось, когда у вас начался роман, — продолжил детектив. Кто-то не хочет вашего счастья. Чисто бабский подход — нагадить. Простите, Саша.

— Я себя к бабам не отношу, Михаил Семенович, — получилось слишком резко.

— И еще раз простите, — Михаил Семенович смутился.

— Саша, а как так вышло, что при таких друзьях, как Ольшанские, этот… — Сергей помолчал, подбирая определение для Димы, — Клоп, не побоялся тебя подставить и такие планы строить?

— А он не знал, — я усмехнулась, — Лешка никогда не хвастался, кто его отец — не хочет, чтоб дружили ради выгоды. Поэтому Диме, который Лехе не нравился, никто ничего не сказал. Не врали, просто не сказали. Ты ведь знаешь, что есть такой Эдуард Ольшанский, ресторатор и меценат? Они с Лешкой однофамильцы, не родственники, но все, почему-то считают, что Леха его сын. Не тянет этот валенок на сына прокурора в глазах общественности, да и по отчеству не представляется. Вот и Дима не сложил два и два. Со старшим Ольшанским они не пересекались у меня в гостях, по какой-то глупой случайности. Возможно, если бы знал, то ничего бы и не было.

— А может, он бы просто следы лучше заметал.

— Может. Но ситуация абсурдная.

— Здесь, я так понимаю, — Топольский повернулся к Михаилу Семеновичу, — лучше не оставаться?

— Бомба дважды в одну воронку не падает, так что на ваше усмотрение. Как только что-то про Наталью станет известно — я позвоню. Можете не провожать, Саша. Доброй ночи.

Едва за Михаилом Семеновичем закрылась дверь, как Сергей сказал:

— Собирайся. Переночуешь у меня, здесь ты точно не уснешь.

— Усну. Внизу охрана, да и в одну воронку действительно… и поздно уже.

— Ты утром куда-то торопишься?

— У меня дело в институте.

— То есть ты собиралась утром тихонько уйти и оставить меня в недоумении? — улыбнулся Сергей

— У меня вообще не было четкого плана, — я сдержала зевок — спала я прошлой ночью плохо.

Сергей присел перед диваном — нравится ему такое положение относительно меня? А меня пробирает от этого взгляда снизу-вверх. Не спрашивайте почему, я сама не понимаю.

— Шли бы вы спать, госпожа Лишина. Вам сегодня снова досталось.

— Да нет, я давно привыкла к мысли, что мой бывший конченый урод. Просто каждый раз удивляюсь — насколько конченный.

— Я тоже не перестаю удивляться. Спать ты идешь?

— Да, надо. Ты же останешься? — спросила я и выдала свою нервозность интонацией.

— А я похож на человека, который может тебя бросить одну, ночью, с туповатой охраной и разбитым окном?

— Не похож. Я тебе в гостевой внизу постелю, подожди немного.

Сергей поднялся одновременно со мной и придержал за плечи:

— Постой.

Теперь уже я посмотрела на него снизу-вверх.

— Ты могла сказать сразу, — сказал он и я сразу поняла, к чему это относится.

— Не могла. Сереж, я и так одна большая про…

— Тсссс, — он легко коснулся моих губ своими, — я виноват. Не разглядел, не понял, хотя ты говорила. Хорошая моя, пожалуйста, говори прямо, я не всегда могу быть мудрым и спокойным.

— Хорошо, я постараюсь. И ты не виноват.

— Постарайся. И можно нескромный вопрос? Где ты будешь спать, не с разбитым же окном?

— Дом большой, — ага, только в родительскую спальню мне не хочется совсем, как только мама переехала, там все такое нежилое, — а что?

— Кровать широкая. Приставать не буду. А тебе страшно и это видно.

— Мне не страшно. И я, все-таки, наверх, извини.

Моя бравада кончилась, когда я выключила свет. Я вздрагивала от каждого шороха, дважды выглядывала в коридор и никак не могла уснуть. Через час безуспешных попыток я решила спуститься вниз и поискать что-то успокоительное. Да, мне утром будет плохо, скорее всего, и соображать я буду туго, но я усну, хотя бы.

— Не спится?

Я вздрогнула, выронила блистер и обернулась.

— Прости, я не хотел, — Сергей поднял упаковку, бросил быстрый взгляд на название и покачал головой, — все так плохо?

— Заснуть не могу, — я не стала юлить, — постоянно кажется, что в окно кто-то влез и ходит по этажу.

— Саш, еще раз — кровать большая.

Я заколебалась. Сложно отказать голому по пояс мужчине. Да и перспектива заснуть без таблеток такая заманчивая…

— Это не попытка тебя соблазнить. В конце концов, могу в кресле доспать, если тебя так пугает сон в одной постели.

Сгорел сарай, гори и хата, как говорит Надежда.

— Не надо таких жертв. Не пугает.

— Правильно, меня вообще не надо боятся. Иди спать, я покурю и приду.

Как у него все просто.

Я забралась под одеяло, устроившись на самом краю. Можно ли считать, что я напросилась к Топольскому в постель? И совсем не в том смысле, в котором ему бы хотелось (а в том, что хотелось бы, я уверенна). И не лучше ли было выпить снотворное и провалиться в липкий кисель, а не испытывать сейчас странную неловкость?

Я терзалась и почти себя убедила, что надо все-таки идти наверх и не устраивать детский сад, как дверь спальни открылась.

Оправдать то, что я решила прикинуться спящей, можно только моей беспросветной глупостью.

Щелкнул, включаясь, ночник, прогнулся матрас, с другой стороны кровати.

— Я знаю, что ты не спишь, — сказал Сергей вполголоса.

— Не сплю, — придуриваться дальше было глупо, — Я такая плохая актриса?

— Спящие люди так не дышат. Иди поближе, места ещё много.

— Мне нормально.

— Придет серенький волчок и укусит за бочок, — я почувствовала, как Сергей улыбнулся.

— Серенький? Тогда мне надо за другой бочок опасаться.

— В смысле?.. — сначала не понял Топольский, а потом тихо засмеялся, — у меня нет интереса к чужим бочка́м, поверь.

— Точно? — я чуть отодвинулась от своего края, где правда было не особо удобно.

— Честное слово. Больше не страшно?

— Здесь точно никто в окно не влезет, — я помолчала, — И… с тобой не страшно.

— Вот и пришла бы сразу.

— Это неприлично, — фыркнула я, — я так не умею.

— Неприлично с… Неважно. Ладно, сам дурак.

Движение и я уже оказалась в объятьях Топольского.

— Так гораздо лучше, — заявил он довольным голосом, — теперь спи.

— Я не соглашалась на роль плюшевого мишки, — я завозилась, удобнее устраивая голову у него на груди. Да, так действительно гораздо лучше.

— Но и против ничего не имеешь. Спи, моя хорошая.

Вот за это я действительно была благодарна. За близость, чуткость, за то, что моя неловкость осталась тактично незамеченной, за то, что Сергей все свел к шутливому тону. А еще за ту нежность, которую я почти чувствую кожей.

* * *

Сергей.

Она спит, а я боюсь пошевелится. Будто от этого зависит что-то очень важное. Хотя, может так и есть?

Израненная и запутавшаяся девочка, готовая с ходу в омут с головой. А я это проглядел. Рано расслабился, а Саша ведь предупреждала. Ничего, по носу я получил, информацию усвоил, теперь надо думать, что с этой информацией делать. И думать быстро и правильно, пока никто из нас ничего не натворил — она из импульсивности и желания что-то себе доказать, а я… А я просто потому, что хочу ее до дрожи. Вот именно так, да. Но еще у меня к ней безграничная нежность и обожание, которые не дадут наделать глупостей, надеюсь, потому что в омут с головой это точно не Сашин вариант. Не честно будет им воспользоваться, неправильно. Одна надежда на то, что она быстро загорается — слишком пылкая. Поэтом я подожду, пока упрямая вредина договориться сама с собой. Ну и помогу, чем смогу, куда без этого.

Саша вздохнула, удобнее устраиваясь. Я чуть крепче ее обнял и прижал к себе. Хорошая моя… все сложится, ятерпеливый. Очень терпеливый.

* * *

Разбудил меня запах кофе. Что-то неправильное есть в этом, потому что обычно дома его варю я. Но я не дома.

Саша действительно была на кухне и обернулась на мои шаги.

— Доброе утро.

— Доброе. Будешь кофе?

— Буду, — ее легкомысленные шорты сбивали меня с мысли.

— Хозяйка из меня ленивая, поэтому завтрак незатейливый, извини. Сереж?

— Я тут. Пытаюсь вспомнить, когда обо мне так заботились с утра.

Саша фыркнула, но все же не удержалась:

— Неужели никто, из той вереницы романов, что тебе приписывают, не хотел о тебе заботиться утром?

— Булыжник в мой огород и прощупывание почвы? — хмыкнул я в ответ, — Половина приписанного ложь, я говорил уже.

— Сложно было удержаться, чтоб этот булыжник не кинуть, садись, — Саша кивнула на стул, — у меня времени как раз, чтоб неторопливо позавтракать.

— Я тебя отвезу, — я притянул ее за руку к себе и обнял.

— Спасибо.

— И заберу. Ко скольки?

— Я надолго. Часов в пять. Только зачем?

— Затем, что я соскучился. Затем, что мне мало одного вечера с тобой. Смирись с этим.

— Нужно? — она обняла меня за шею. Новый и такой приятный жест.

— Смиряться? Обязательно.

— Я опоздаю, Серёж.

— Что ты вообще так долго там делать собиралась? — я отпустил ее не без сожаления.

— В библиотеке сидеть. И нет, нагуглить нельзя.

— Жаль. Саша, скажи пожалуйста, а твою машину не проверяли? — спросил я. Ночью хорошо думалось не только про способы соблазнения госпожи Лишиной.

— Зачем? — не поняла она.

— За тобой ведь следят. И делают это так, что не ты, ни твои знакомые этого не видят. GPS трекер подкинуть минутное дело.

— Но вчера моя машина стояла у Андрея во дворе.

— Вот это меня и смущает.

— Хочешь сказать, как в плохом шпионском фильме —

телефон?

— Имея деньги и нужные знакомства — это не так уж и сложно. Надо Михаила спросить. Кстати, что с окном? Его ведь стеклить надо.

— Завтра мастер придет, сегодня никак. Охрана пообещала обходить участок — я ведь сегодня здесь ночевать не буду.

— Нехорошо это… любой может влезть, если захочет.

— Там сигнализация. Стекла нет, но контур замкнут, так что сработает. Все, я собираться.

* * *

Александра.

Вместо того, чтоб заниматься делом я то и дело проваливалась в воспоминания вчерашнего вечера. Сергей меня удивил. Нежностью, вниманием. Уважением, если хотите.

Об учебе надо думать, Саша, а не о том, как приятно спать с Топольским. Только вот о Сергее думать куда приятнее. Кто бы в этом сомневался, да?

Я проснулась рано, за двадцать минут до будильника. Сергей спал рядом, ничком, обняв одной рукой подушку. Почему-то меня это умилило и еще минут десять я провела за разглядыванием спящего мужчины. Наглым и жадным разглядыванием. Могу себе позволить, в конце концов

Я подняла глаза от книги. Слишком живо вместо текста мне привиделась Сережина спина, по которой мне жутко хотелось провести пальцем, вдоль позвонков, чтоб он сонно завозился и… Дальше я думать боялась. Нельзя дальше думать.

Нельзя-то нельзя, но… Что-то изменилось. Кокон, в котором я привыкла жить и который и так покрылся сеткой трещин, разваливался. Интересно, кем я из него выберусь? Окукливалась я кровавым месивом из боли, страхов, ужаса, нежелания что-то чувствовать, а сейчас… Собственная жажда любви меня озадачивает. И еще больше озадачивает готовность Топольского эту любовь мне дать.

С горем пополам, но дела я закончила. Набрала смс Сергею, сдала книги и, спустившись по широкой лестнице вниз, вышла на крыльцо родного института.

— Привет, — улыбнулся мне Топольский.

— Привет! Ты реактивный?

— Тут десять минут до моей квартиры, вот и все. Устала?

— Устала и голодная — у столовой сегодня санитарный день, — пожаловалась я.

— Какую кухню ты предпочитаешь вечером среды? — спросил он, открывая передо мной дверь машины.

— Увы, мне светит только доставка в Луговое. Из администрации звонили, к шести придут газовики с проверкой.

— Жаль. Послать ты их не можешь?

— Не могу, у нас проблемы в поселке с газопроводом — давления не хватает в трубах, поэтому в кладовке резервуар накопительный. Вот его для спокойствия и проверяют дважды в год.

— Я с тобой съезжу, мало ли.

— Поехали, — я мысленно выдохнула — одной было как-то не по себе.

— Но потом мы нормально поужинаем. Не на три часа ведь эта проверка?

— Обычно в полчаса укладываются.

Наверное, сегодня слишком удачный день, но до Лугового мы добрались без пробок.

— Да не разувайся, пол все равно после вчерашнего, — сказала я, когда Сергей замешкался в прихожей.

— Репей где-то поймал, — Топольский выпутывал из кроссовочных шнурков колючку, — у тебя телефон звонит?

— Мой в машине, — теперь я тоже услышала настойчивую вибрацию.

— Мой тоже, — Сергей выпрямился и прислушался, — там что? — кивнул он в конец коридора.

— Кладовка. Там газовое оборудование.

— Звук оттуда.

Я шагнула к лестнице, ругаясь про себя, что оружие надо хранить на первом этаже.

— Стой, — придержал меня за локоть Топольский, — если там кто-то есть?

— А если там кто-то есть? — кивнула я на кладовку, — и если у него оружие?

Сергей огляделся и поднял с пола увесистую бронзовую лягушку. Этот ужас мне притащил Леха на какой-то праздник — такие подарочки вообще в его стиле. Лягушка была стопором для входной двери и повергала в шок своей внушительностью.

С этой лягушкой наперевес Сергей и распахнул дверь в кладовку.

* * *

Сергей.

Не надо быть специалистом, чтоб понять, что коробка с торчащими проводами и прикрученным синей изолентой кнопочным телефоном тут лишняя. Разглядывать, как она закреплена на газовой трубе, тоже не стоило.

— Это что? — я не услышал, как Саша подошла.

— Ничего хорошего. Давай в машину, быстро.

Надо отдать ей должное — повторять не пришлось.

— Может, объяснишь мне что-то? — спросила Саша уже в машине.

— Михаилу звони, у тебя дома что-то очень похожее на самопальное взрывное устройство.

Девушка нервно сглотнула и набрала номер. Пока она говорила, я лихорадочно соображал, что делать дальше. Не придумывалось ничего хорошего.

— Меня хотели убить, — прошептала Саша, уже закончив разговор и опуская руку с телефоном.

От этого шепота мне становится жутко. Лучше бы она плакала или кричала.

— Саш…

— Убить, понимаешь? — она меня не слышит, продолжая таким же ровным бесцветным тоном, — Сейчас из нас был бы фарш. Или пыль — взрыв ведь должен был быть…

— Все обошлось, моя хорошая.

Саша судорожно вздохнула, еще сильнее сжав кулаки.

— Если был звонок, то следили. А если бы я приехала одна? — голос сорвался. Еще чуть-чуть и ее накроет, и я уже ничего не сделаю.

С трудом разжал ее пальцы, взяв за руку.

— На меня смотри. А теперь давай — вдох, выдох. Глубоко. Давай — вдо-о-ох. Я с тобой, я тут. Дыши.

Саша всхлипнула, сжала мою ладонь, замерла на несколько секунд, потом медленно выдохнула и посмотрела на меня уже осмыслено. Железный характер, да.

— Спасибо, — Саша устало потерла переносицу.

— Легче?

— Могу дышать и думать.

— Если сейчас никто ничего внятного не скажет, я тебя увезу, — пообещал я, — Завтра же. Не потащится же этот психопат за тобой?

— Куда?

— Куда билеты будут. Мне это тоже надоело, пусть разбираются без тебя. Давно надо было так сделать.

— А диплом?

— Придумаем что-то. Живая ты важнее диплома.

— Мне страшно, Сереж… мне очень страшно.

Характер характером, но она живая и ей действительно очень страшно. Если уж мне было страшно до одури, когда… А, не важно.

Злит собственная беспомощность, невозможность ее спрятать от всего этого. Злит, что не находятся нужные слова.

— Санечка, — я пытаюсь отвлечь ее, как могу, — все обошлось. Сейчас нам скажут что-то конкретное, а потом мы с тобой улетим. Ты была в Черногории?

— Нет.

— Тебе понравится — Адриатика, домики, как с открытки, мостовые, такое все сказочное. И ничего опасного. Согласна? — я глажу ее по волосам, стараясь не делать резких движений. Переднее сидение не самое удобное место для объятий, но если я сейчас пошевелюсь, то все разрушится.

— Да.

Односложные ответы очень плохо, я успел это понять.

— Хорошая моя…

— Не надо, а то я разревусь.

— Ну и хорошо, отпустит.

— Нет. Сейчас полиция, протоколы, показания — мне надо быть вменяемой.

Железный характер, что я хотел?

* * *

Александра.

Топольский поднял голову на шум мотора.

— Началось? — я не хочу выходить из машины, мне страшно так, что снова трудно дышать.

— Да. Хочешь, я сам?

— Нет, меня все равно вытащат, без меня никак.

— Тогда пойдем.

— Сереж… — мне нужно это услышать.

— Я рядом, — в этот раз ни тени улыбки.

Попал. Почему он вообще всегда понимает, что нужно сказать?

Всполохи мигалок, распахнутые ворота, любопытные взгляды соседей. И чувство неизбежной беды.

Из ближайшей машины вышел старший Ольшанский. В сумерках их с Лешкой можно было бы легко спутать — похожие фигуры, одинаковые движения.

— Ты как, мелкая?

— Не очень. Дядь Игорь, познакомьтесь, — я вздохнула — не так это должно было быть, — это Сергей. Сергей, это Игорь Дмитриевич, Лешкин папа.

— Лешкин папа, — Ольшанский фыркнул, — дожил! Игорь, — он пожал руку Сергею, — а теперь расскажите толком, что случилось, пока ребята работают.

— Мне позвонили из администрации поселка — газовая проверка, надо в шесть встретить мастера.

— И ты не удивилась?

— Нет, каждые полгода проверяют, как раз должны были. В прихожей Сергей услышал телефон. Все.

Дядя Игорь помолчал, я-то знаю, что он сейчас очень быстро думает, но со стороны это выглядит так, будто он завис.

— Так, пока спецы ничего не скажут — гадать не буду, но за домом следили, раз позвонили ровно тогда, когда вы вошли. Это раз. Два — этот твой взрыватель слишком много мелочей знает о твоей жизни. Слишком, будто дружит с тобой.

— Нет. Это точно исключено, кроме своих я никого так близко не подпускаю, а свои вне подозрений.

— Не ершись, я твоих и не трогаю, вы у меня все почти на глазах выросли. Но не Димка же это воскрес?

— Еще немного, я его сама откопаю, — пообещала я, — чтоб точно знать, что не воскрес.

— А я помогу, — невозмутимо добавил Топольский.

— Вот не надо — мне потом отмазывать вас. Погоди минутку, — дядя Игорь отошел к группе людей в камуфляже.

— Дай сигарету, — попросила я у Сергея.

Руки дрожали и мутило. Больше всего мне хотелось оказаться подальше отсюда, спрятаться под одеяло с головой, чтоб никакие монстры из прошлого не нашли.

Все-таки следили… значит, если ли бы я приехала одна, то могло быть что угодно… К горлу подкатил ком тошноты, я с отвращением отбросила сигарету и растеряла ее в пыли носком туфли.

— А то я не знаю то ты куришь! — старший Ольшанский истолковал мой жест по-своему, — Сашунь, новости такие — взрывное, мать его, устройство, собрали топорно, но оно бы взорвалось, если бы тот рукожоп, что его собирал, контакты паял нормально — один отошел, не дал искры, слава богу. Мне вся эта х… ситуация, — поправился дядя Игорь, — совершенно не нравится. А еще мне не нравится, что мимо вашей, так называемой охраны можно ходить как к себе домой. Ты, кстати, ключи не теряла?

— Нет. А что — дверь своими открыли?

— Неясно пока, ребята работают. Когда камеры последний раз проверяла?

— Не помню уже… кажется, когда венок подкинули. Я ведь дома не живу.

— У тебя две, в сторону леса, не работают. Одна в краске, вторая просто разбита.

— Чего-то такого я и ждала.

— Сашуль, прогуляйся вон до той машины, пожалуйста, подпиши бумажки.

* * *

Сергей.

— Давай на ты? Родственники почти, — сказал Ольшанский, когда Саша отошла.

— Давай.

— Есть мысли, что дальше делать?

— Уехать пока психа этого не поймали. Мне кажется, для Саши это лучший вариант.

— Ей страшно и жутко, — кивнул Игорь, — лучшее, что можно сделать это действительно увезти ее куда-нибудь к морю. А я поставлю город на уши и достану этого ублюдка из-под земли.

— Это реально вообще? Найти? — спросил я.

— С теперешней информацией да, эту Наталью и так ищут. Сашке покой нужен, она же опять сорвется, — он досадливо махнул рукой.

— Я понимаю.

— Береги девочку. Она все думает, что железная.

— Дядя Игорь, — мы оба не заметили, как Саша подошла, — это надолго все?

— Устала?

— Да, — девушка поежилась, — и я не понимаю, для чего я тут могу быть еще нужна.

— В принципе, права, — согласился Ольшанский, — показания сняли, бумажки подписали. Езжайте-ка домой.

— А… — начала Саша.

— Я дождусь, мне мнение спецов нужно. Езжай, я тут пока начальство, и я тебя отпускаю.

— Спасибо, — я пожал ему руку.

— Пока не за что. Сашунь, позвони, как доберетесь.

— Спасибо, дядя Игорь. Позвоню.

С неестественно прямой спиной она пошла к машине.

— Саш, может, все-таки, к медикам? Успокоительное и поспишь? — спросил я.

— Нет. Мне плохо потом, не хочу.

— Завтра же улетим, — сказал я, заводя мотор.

— Это временная мера.

— Но, вполне возможно, что твоего психопата успеют поймать.

— А если его не поймают? Что дальше? Машина собьет? Или застрелят на выходе из дома?

— Так. По мере поступления давай, я сейчас куплю билеты неважно куда, главное — подальше. У тебя как с визами?

— Никак. Загран есть.

— И то хорошо. С собой?

— У Андрея, я документы еще после венка забрала и у них с Дашкой оставила, — она слишком спокойная. Обычно после такого спокойствия наступает катастрофа.

Она молчала до самого города. Только бросала на меня странные взгляды. Будто о чем-то раздумывала. Это потом я понял, о чем, а сейчас слегка занервничал.

— Ночуешь у меня и это не обсуждается.

— Хорошо, — безразлично ответила Саша и снова замолчала.

Напряженная, холодная, вытянутая, как струна.

Пока лифт поднимался на мой восьмой я придумал целых три варианта, как стряхнуть с нее эту молчаливую холодность. Лучше истерика, лучше пусть выплачется, чем вот этот пугающий ступор.

— Кухня прямо и налево, проходи, — я зажег свет в прихожей, — курить можно, только окно открой. И не молчи, пожалуйста.

— Ты хочешь, чтоб я истерику устроила? — спросила она, нервно усмехнувшись.

— А по-твоему, молчать и переживать все в себе лучше?

— Не хочу быть в твоих глазах законченной психопаткой.

Слишком много нервозности, слишком резкие и суетливые у нее движения. Баланс на тонкой грани внешнего спокойствия, сжатая до упора пружина. Страшно подумать, что будет, если ее отпустит. Времени на долгие и деликатные планы у меня нет, остаётся план примитивный, быстрый и действенный.

Я открыл шкафчик, достал пузатую бутылку, налил на два пальца коньяка — более женского алкоголя у меня в доме не водится, поставил перед ней стакан:

— Пей. Либо отпустит либо выревешься.

— Тебе действительно это все нужно? — она серьезно смотрит на меня, — Ты погибнуть со мной сегодня мог.

— Нужно. Я сказал, что все решил, хватит.

Она со стуком поставила пустой бокал на столешницу, встала и сделала шаг ко мне. Было в этом какое-то отчаяние, как будто это шаг к амбразуре вражеского дзота.

— Саша… — это остатки здравого смысла. Я понял, что будет дальше. И, черт побери, я так этого хотел!

Она качает головой.

— Я тоже решила.

Теплые губы, пахнущие коньяком, коснулись моих и что-то оборвалось. Я не выдерживаю рядом с ней. Слишком большой соблазн — никакой здравый смысл не докричится.

Мои руки под ее блузкой, ее раскрытая ладонь скользит вверх по груди, шее, зарываясь пальцами в волосы на затылке, от чего по позвоночнику озноб и сердце начинает биться как сумасшедшее.

Коснуться, прижать, раздеть… Захлебнуться в этом желании.

Мира нет. Он снова сжался и сосредоточился в ней, в нежной коже, в изгибах тела. В запахе черной смородины, в робких прикосновениях рук, сбившемся дыхании, неожиданно жадных поцелуях.

Никто никогда не был так важен и нужен. Так, что ты прижимаешь ее к себе до боли в ребрах, пытаясь срастись в одно целое, поэтому что отпустить нельзя, невозможно.

— Люблю… — полувыдох, полустон.

Остатки мира рушатся. Нет больше ничего за пределами спальни. И тут ничего скоро не останется, потому что пожар и катастрофа. Потому что я уже ничего не контролирую. Даже себя.

* * *

Александра.

Разбудил меня звонок телефона.

— Мы ее нашли, — каким-то странным голосом сказал старший Ольшанский.

— Где? Я приеду, в глаза ей хочу посмотреть, — я постаралась закрыть за собой дверь спальни как можно тише.

— Не получится, Саш. Она вены вскрыла у себя дома. Соседи снизу позвонили в полицию, что их топит, участковый пришел, дверь вскрыли, а там труп в ванной и паспорт на столе. Мне как доложили, так я тебе и звоню.

— Она точно… сама?

— Предсмертная записка есть, точнее письмо, я тебе фото пришлю, если хочешь. Она там объяснила, почему все это начала.

Пять утра. Рассвет.

Я открыла окно кухни. Прохладный воздух немножко трезвил.

Пропищало уведомление. Странное чувство, я Наташу жалею, наверное, больше, чем боялась или ненавидела. Еще одна сломанная Димой жизнь.

— Ты всегда так рано встаешь? — я не услышала, как Сергей подошёл. От теплых рук на моих плечах стало спокойнее.

— Наташа с собой покончила, — выпалила я, — Мне только что дядя Игорь звонил.

Топольский встал рядом, вытянул из моей пачки сигарету, закурил и поморщился.

— Думаешь, это из-за тебя?

— Из-за меня тоже, — я протянула ему телефон с фотографий письма.

— Не смогла видеть твое счастье. Странная причина.

— Если она считала, что я во всем виновата, то не странная.

— Но ты ведь не виновата, он бы все равно сел.

Я усмехнулась и сказала:

— Я ведь тогда оправдывала его. Дима жертва обстоятельств, Диму заставили, Дима мучается. А когда его увидела тогда, на первом заседании… поняла, что не смогу, если его отпустят. Это я ему наркоту подбросила, — каждое слово давалось тяжело, — Никто не знает, кроме Лешки, он мне помогал. Лампочки выкрутил в Димином подъезде, наркотики достал, я страшные деньги тогда отдала, но это мелочь была, в сравнении с остальным. И мы ночью, перед рассветом, поехали вскрывать опечатанную квартиру. Где тайник знала только я, Лешка бы не нашел где открывается. Потом нужно было только "вспомнить" про эту нишу в кухне. Собственно, никто не удивился, у меня же психика поломана, две попытки суицида, конечно я могла "забыть". Поэтому я так перепугалась, когда эти приветы из прошлого начались. Ему есть за что мне мстить, он точно знает, что тайник был пустой. Осуждаешь? — я подняла голову и посмотрела на него снизу-вверх.

— Нет. Ты сделала то, что посчитала нужным. Я представляю, как невыносимо было бы знать, что этот клоп остался на свободе.

— Почему клоп?

— Мелкий, противный, вонючий. Кто еще?

— Сережа…

Он понял.

— Все наладится. Я помогу. Я с тобой.

Месяц спустя.

Александра.

— Как дела у тебя? — спросил старший Ольшанский, когда я села за столик.

— Замечательно, — я не смогла сдержать улыбку, — но вы же меня не за этим пригласили? С Лешкой снова что-то?

— Как ни странно, нет, хотя егозит, зараза, пить снова начал, — дядя Игорь покачал головой, — может, женить его?

— А смысл? Была ведь у него Эля, не сложилось. Леша не дозрел, мне кажется. Придет время, сам женится.

— Когда он дозреет? Двадцать четыре года, здоровый лоб, я в его возрасте уже карьеру делал, а он все дурака валяет.

— Мне с ним поговорить?

— А поможет? Хотя он к тебе всегда прислушивается.

— Да, честно сказать, у меня такое чувство, будто Лешка на меня обиделся, — поделилась я, — не знаю, за что.

Ольшанский опустил глаза и, немного помолчав, сказал:

— Ревнует он, Сашуль. По-братски, по-дружески, но ревнует. Ты же знаешь, что он колючий, но ранимый.

— Знаю, — Лешкина ревность была слишком очевидна. Вся компания приняла Сергея настороженно, но обаятельный Топольский нашел общий язык даже с Дашкой. Да что с Дашкой — моя мама после официального знакомства (а вот не надо приезжать к взрослой дочери без звонка!) одобрила. А Леха… Леха показывал характер. Да, откровенного противостояния не было, но Сергея он избегал и меня это огорчало.

— Я же говорю — женить надо балбеса, — вздохнул дядя Игорь, — может, серьезности добавится и времени на глупости не будет.

— А может, лучше вас женить? — хихикнула я.

— Я старый уже, Сашуль.

— Мама тоже говорила и что?

— Да нет, Сашуль. Я попробовал, не вышло, — помрачнел старший Ольшанский.

— Жаль. Инга мне нравилась.

— Лешка… Инга детей хотела, а я… у меня один сын — шалопай, побоялся что он из вредности и ревности во все тяжкие ударится.

— А так не ударился?

— Так он хоть по грани закона ходит, с… шалопай. Сашуль, донеси до него, что кресло подо мной не вечное, а пенсия не за горами, пора за ум браться.

— Я постараюсь, — пообещала я, — но это Леха — он упрямый и на меня обижен.

— Как обиделся, так и разобидится. Ладно, я тебя не из-за этого позвал.

— А зачем?

— Держи, — он достал из портфеля папку, — дома почитаешь, а я тебе на словах объясню сейчас кратко. Попало мне тут на глаза дело… Погиб человек, там же, где Дима сидел. Да так интересно — сценарий тот же — драка, лица нет. Только вот этот голубчик всплыл, правда, в прямом смысле, в реке. Надо говорить, что официально мертвым уже год как числился, а фактически ласты склеил дня три назад?

— Думаете, что Дима тоже… — мне вдруг стало страшно, будто если я скажу вслух. то это станет правдой.

— Не знаю. Пока, Саш, не знаю. Но вся эта история с цветами твоими… Да и Прохорова странно погибла.

— Почему странно?

— В легких вода. Тебе же не надо объяснять, почему она там появляется?

— Спасибо, это я пока помню. То есть сначала утопили… — я помешала кофе, уничтожая рисунок на пенке, — а почему я сейчас только об этом узнаю?

— Откровенно? Пугать не хотел. У тебя только все наладилось, ты же светишься буквально, зачем тебе лишнии страхи? Дело в работе, мы копаем. Накопали вот, рассказываю.

Я осуждающе посмотрела на старшего Ольшанского.

— Ну прости старика, хотел, как лучше.

— Я не злюсь, просто больше так не надо, я не стеклянная, чтоб так носится.

— Да не в этом дело.

— Ладно, я поняла, — вы хотели как лучше. Дядя Игорь, а Дима теперь… Это значит… Эксгумация? — я с трудом это произнесла.

— Да, разрешение я выбью в ближайшие дни. Как будут результаты экспертизы, я тебе позвоню.

— А это… реально, что Дима жив?

— Пятьдесят на пятьдесят.

— Вы к каким пятидесяти склоняетесь?

— Я думаю, что жив. Слишком похожие истории, таких совпадений не бывает.

— И что теперь?

— Ночью не шатайся, оружие носи и будь внимательнее. Это раз. Два — сейчас езжай в свое Луговое, собирай вещи и в город, в глуши и одной тебе опасно, мы в прошлый раз это все поняли. Хочешь, Леху попрошу, он потесниться, ты приглядишь за ним.

— Дядь Игорь, мне есть у кого пожить, не надо Лёшу дергать.

— У Андрея?

— Не совсем, — я опустила глаза. Ни к какому Андрею Сергей меня не отпустит, я это точно знаю.

— Ааа, я старый дурак никак не привыкну, что обе Лишины теперь устроены. Ему тебя доверить точно можно?

— Можно. Мама одобрила.

— Ну если Нина одобрила, — он многозначительно кивнул.

— Дядя Игорь!

— Да ладно, мне твой музыкант тоже серьезным показался. Если так и есть, то счастья вам. Сашуль, а может тебе вообще уехать?

— Я вернулась неделю как. Снова в бега?

— Спокойнее бы было.

— Дядя Игорь, — запаздало опомнилась я, — А записка Натальи — она сама писала?

— Да, графолог подтвердил. Мутно все, Сашуль. Очень тебя прошу, не рискуй без нужды. Надо будет — я тебе охрану организую.

— Я постараюсь. Надеюсь, что Дима все-таки погиб и охрана не понадобится.

— Я тоже. Все, мелкая, дела, извини. Вещи заберешь — хоть напиши.

— Хорошо, дядя Игорь. И спасибо.

— Не за что. Нине привет!

Я проводила старшего Ольшанского взглядом. Вот только ведь все наладилось…

После защиты диплома, Сергей буквально сгреб меня в охапку и увез отдыхать в свою любимую Черногорию. Перед этим сходил на беседу к моему врачу, не знаю, что уж он там делал, но Алевтина Григорьевна потом очень уважительно сказала, что таких серьезных мужчин сейчас мало.

В Черногории меня ждали десять дней рая. Без преувеличений. Абсолютного счастья. Тогда, ночью на его кухне я и не думала, что такое возможно. Я думала только про то, что я могу умереть и так и не узнать, насколько живая и как с ним хорошо. И что только этого и нужно бояться.

А теперь нужно снова бояться воскресшего Димы.

Я достала телефон и набрала номер Сергея:

— Ты на студии?

— Да, все разошлись уже, скоро домой. А что? Есть предложения? — голос в трубке был такой родной и теплый, что я даже пожалела о том разговоре, что сейчас случится.

— Можно я приеду? — спросила я.

— Случилось что-то?

— Да.

— Приезжай. Ты далеко?

— Минут через двадцать буду, — пообещала я и положила трубку.

Надеюсь, Сергей не сбежит, узнав, что его ждет вторая серия увлекательного сериала “Саша и ее урод-бывший”.

Очень надеюсь.

Глава одиннадцатая

Сергей.

Я положил трубку и постарался унять неприятный холодок в груди. Мне нужно перестать за нее бояться. Все закончилось, никто у меня ее больше не отнимет, нужно перестать трястись над Сашей, иначе задушу своей заботой. Страх снова потерять близкого человека оказался слишком сильным. Настина смерть задела не только родителей, я очень долго не мог свыкнуться с мыслью, что сестры больше нет. Несмотря на разницу в семь лет, мы были друзьями. Я защищал ее от хулиганов в песочнице, она, став постарше, таскала подруг на мои концерты и восхищенно говорила: "Смотри! Это мой брат!". Более преданной поклонницы у меня не было — Настюха собирала все: диски, журналы, первую коллекцию мерча^[9], набор которой я ей подарил, потому что Настя помогала ее создавать — денег лишних на художника у нас не было, а Настя всегда хорошо рисовала.

За две недели до двадцать второго дня рождения Насти не стало. Вечер, гололед, машина снесла ограждение моста и рухнула вниз. Водитель и пассажир утонули — не смогли выбраться.

Хорошо помню, как мне позвонил отец. Я как раз вышел с репетиции, стоял с Олегом у машины, обсуждали, что нужна новая репбаза, потому что из этой мы "выросли", шутили ещё по этому поводу. И вдруг: "Насти больше нет".

И я начал бояться. Оказалось, что люди не вечные, что все совсем не так, как кажется. Почему-то такого не было, когда не стало бабушек — наверное, это какие-то механизмы психики — мы подсознательно понимаем, что старших не станет раньше.

Если раньше я боялся только за родителей и близких, то теперь до ужаса боюсь за Сашу. Наверное, даже сильнее, чем обычно. Если бы еще не было причин и этот страх был бы только моим заскоком…

Никогда не думал, что возможно так прикипеть к человеку за такой короткий срок. Отпуск этот… самое лучшее что случалось за последние несколько лет. Я увозил ее с определенными целями — отвлечь, дать передохнуть и не с кем не делить, хотя бы десять дней. И последнее было просто восхитительно.

Дверь открылась.

— Что случилось? — я поднялся Саше навстречу.

— Ничего хорошего, — девушка привычным уже движением, бросила сумку на диван и подошла ко мне, — я встречалась со старшим Ольшанским.

— И?

— Честно сказать, я не знаю с чего начать — с того, что Наталья не сама умерла или с того, что Дима действительно может быть жив.

— Давай по порядку.

— Дядя Игорь сказал, что у Натальи в легких была вода. Значит тонула она еще живая, вены вскрыли уже потом, это реально — кровь не сразу сворачивается.

— И у тебя только одна кандидатура на роль убийцы? — я смотрел, как она нервно ходит от одного края ковра до другого.

— Ты дослушай, — и Саша вывалила на меня то, что сама услышала полчаса назад. И если я надеялся, что это все просто легкая паранойя, то теперь… Слишком гладко и правдоподобно.

— Ольшанский пообещал выбить разрешение на эксгумацию, — сказала Саша, — в течении пары дней позвонить. Просил пока в городе пожить, — она устало вздохнула, — снова.

— И какие мысли по этому поводу?

— Сниму квартиру в городе, кто знает, насколько все это затянется.

— Квартиру? — я посмотрел на нее, — Серьезно?

— А что?

— Одна ты там будешь в безопасности, конечно, — я неодобрительно покачал головой, — Поехали, соберешь вещи, поживаешь у меня. И прежде, чем ты возразишь — у меня охраняемый подъезд и в окно восьмого этажа точно никто не залезет. А ещё мне будет гораздо спокойнее, если ты будешь рядом.

— У меня собака, — напомнила Саша, — и кот.

— Зета мне нравится, коту придется смириться.

— Не хочу тебя обременять зоопарком.

— Глупости не болтай.

— Я серьезно.

— И я серьезно.

Она посмотрела на меня, потом подошла, подняла руку, касаясь виска.

— Я знаю, что ты скажешь, — я потерся щекой о ее ладонь, — "Ты понимаешь, что это ответственность? Тебе точно это нужно?". Нужно. Мне вообще нравится мысль не отпускать тебя по утрам.

— Давно нравится? — она не смогла сдержать улыбку.

— С Черногории. Это оказалось так хорошо, когда ты никуда не уходишь.

— Торопишься, — покачала головой Саша.

— Нет. Чего ждать? Есть какие-то общепринятые официальные сроки и я их нарушаю?

— Быстро очень.

— Боишься?

— Опасаюсь. Я никогда не с кем не жила.

— Вот и попробуешь. Поехали? Вещи соберёшь?

— Сейчас.

Только она меня так и не отпустила, а я не возражал.

— Хорошая моя?

— Сейчас, — это уже зарываясь носом в шею. Щекотно, но я терплю, — Сереж, почему так? Я сюда ехала, руки тряслись, а с тобой рядом почему-то не страшно.

— Я очень положительный и надежный. Лучший вариант для совместной жизни. Поехали, а то потом по темноте таскаться мало хочется.

* * *

Александра.

Я немножко лукавила, говоря, что мне спокойно. Действительно все слишком как-то быстро и вынуждено. Я про переезд. Да, никто не мешает, когда все закончится, вернуться домой, вот только захочу я этого? А Сергей? Я ведь никогда ни с кем не жила, кроме родителей. С Димой мы собирались съезжаться после росписи, квартира в городе должна была стать моим свадебным подарком, я даже ездила ее смотреть. Хорошо мама не успела внести залог.

И вот теперь я раскладываю свои вещи в чужом шкафу и мучаюсь дурацким мыслями и опасениями, борясь со странным чувством неловкости.

В Черногории мы тоже почти жили вместе, потому что Топольский снял не номер в гостинице, а маленький домик на две комнатки, но в двух шагах от моря и с большим пышным садом. Вот только быта как такового у нас там не было — еда из ресторанов, раз в два дня заглядывала помощница хозяйки и прибиралась. Сейчас все будет иначе. Честно сказать, я вообще не планировала съезжаться в ближайшее время, потому что меня полностью устраивал сценарий, где мы ночуем друг у друга, хотя, когда Сергей оставался в Луговом было даже лучше — большой дом, сад, разговоры на крыльце, все это было слишком прекрасно. Даже в перспективе какой-то совместной жизни я рассчитывала, что не я перееду к Топольскому, а он ко мне — переделать мою комнату под второй кабинет достаточно просто. Да, я уже распланировала, но это ничего не значит… Или нет?

— Что-то не так? — спросил Сергей. Я не слышала, как он вошел и остановился на пороге, прислонившись к дверному косяку.

— Да нет, нормально.

— А честно? — я до сих пор не поняла, как он понимает, о чем я думаю на самом деле.

— Не в своей тарелке себя чувствую, — созналась я, — Вроде все как-то наладилось, и вдруг снова надо бояться.

— Не надо. Еще никто ничего конкретного не сказал, — Топольский подошел ко мне, притянул поближе за плечи, обнимая.

— По-твоему, Наталью могло много людей утопить?

— Саша, мы всего все равно не знаем, давай дождемся результатов… экспертизы.

— Это почти неделя. Я с ума сойду за это время.

— Не сойдешь. Хочешь, съездим куда-нибудь?

— Нет, у тебя студия, альбом, куда мы сейчас? Да и вечно бегать не будешь.

— Вот и не накручивай. Или еще что-то есть?

— Я боюсь таких резких перемен, — сказала и выдохнула.

Сергей отстранился, посмотрел мне в глаза.

— Ты мне веришь?

— Да. Но…

— Вот и расслабься. Демоверсия совместного быта, как ты говоришь. Попробуем, притремся. Думаю, мне хватит ума не скатиться в бытовуху и сгладить острые углы, по крайней мере, пока получается. Что еще? Боишься, что увидишь раскиданные носки и разлюбишь меня? Или это ты носки раскидываешь?

— Что ты привязался к носкам? Нет, просто конфетно-букетный период кончился как-то слишком быстро, я не успела его распробовать, а жизнь под одной крышей к чему-то уже обязывает.

Сергей вдруг тихо засмеялся:

— Глупышка ты. Кто сказал, что кончился? А насчет обязывает… К чему? К серьезным отношениям? Так мы уже, нет? К бытовому рабству? К борщам? Я, моя хорошая, собираюсь жить с тобой, потому что мне это нравится и мне так спокойнее, а не потому что хочу навесить на тебя какие-то обязательства.

— Смешно тебе, да?

— Нет, я все понимаю, но иногда ты правда такая глупышка. Давай к этому разговору вернемся, когда все закончится? А пока расслабься, ладно?

— Думаешь?

— Уверен.

* * *

В подъезд я прошмыгнула в обход домофона — придержала дверь бабушке с собачкой и, дождавшись, пока они выйдут, зашла. Лифт у Лешки похож на капсулу смерти, поэтому проще пешком — всего три этажа по широкой лестнице.

В глазок младший Ольшанский не смотрит принципиально, поэтому дверь распахнулась почти сразу.

— Привет.

— Привет. Батя звонил?

— И батя тоже, — я протиснулась мимо Лехи в квартиру и поморщилась. Вот уж у кого холостяцкая берлога!

— Лечить будешь?

— Неа, я поговорить. Ты ж меня игноришь, друг, товарищ и брат.

— Не игнорю я.

— Вот и не игнорь. У тебя чай есть? Или только то, что горит?

— Батя нажаловался?

— А я сама не вижу? — я кивнула в сторону мусорного ведра, из которого торчали горлышки бутылок.

— Шур, вот че ты приехала?

— Соскучилась. Чай мой где?

Лешка со вздохом щелкнул чайником, а я внимательно рассмотрела голую спину. Синяков нет, может в этот раз без историй обошлось?

— Ты б оделся.

— А что? Я такой красивый?

— Ой, Леха, я тебя в детстве без штанов видела, что мне твоя тушка?

Леха состроил мне рожу и ушел за футболкой, а я нашла в его бардаке чистую кружку и пачку чая.

— Ну и чего хотел батя? — спросил уже одетый Леха, появляясь на кухне.

— Переживает за тебя. Отмазывать тебя устал, про пенсию думает.

— Я ж сказал — лечить будешь, — Леха закатил глаза.

— Не перебивай. Я не поэтому приехала. Есть большая вероятность, что Дима, все-таки, жив.

— Приплыли!

— В его колонии есть ещё случай с таким же сценарием — драка, обезображенное лицо, смерть, а человек жив, на свободе, просто выглядит иначе.

— А как его опознали тогда?

— Отпечатки в этой схеме менять не научились. Прозаично все.

— То есть лицо… пластика, что ли?

— Видимо. Знаешь, нам рассказывали, курсе на втором, что чтоб изменить лицо его не обязательно перекраивать, можно форму бровей изменить и уже другой человек. Так что Дима мог кости и не ломать, а так, слегка подправить — разрез глаз, форму носа, например.

— Жалко, наверное, свою рожу смазливую было, — скривился Леха, — И делать что, если он живой?

— Не знаю, но я за тебя тоже боюсь. Андрей и Надька так активно в это не лезли, ну показания и все, а ты?

— Думаешь, будет гадить?

— Его любовница меня убить хотела, — напомнила я, — Лех, ты осторожнее. Дима более отбитый, ему терять нечего.

— Да бред это…

— Не бред. Я редко что-то прошу.

— Ладно, — сдался Леха.

— Дядя Игорь переживает. Прозвонил бы ему?

— Не хочу.

— Что опять не поделили?

— Взгляды на жизнь.

— Леш…

— Шур, не лезь, посремся.

— Пусть так, — я достала сигареты и закурила, — что со взглядами на жизнь?

— Шура… — недобро начал Леха.

— Я не отвяжусь, — предупредила я, — ты это знаешь.

— А ты знаешь, что я тебя не пошлю, — Лешка присел на подоконник, — и пользуешься этим.

— Я жду?

— Да к матери я ездил. Батя узнал — взбеленился.

— Как она? — Лешкину мать, тетю Лилю, я помнила плохо — с дядей Игорем они развелись, когда мы с Лехой еще ели песок. Ну, нормальную помнила плохо.

— Так же, если не хуже, — Лешка вздохнул.

— Узнала хоть тебя?

— Нет, — друг нахмурился и отвернулся.

— Леш, ну ты же понимаешь, что это ее выбор. Ты ведь и кодировал и по врачам таскал, а сколько до этого дядя Игорь пытался? Ну не хочет она жить иначе, ты не виноват в этом.

— Но я-то ее нормальной помню. Если б они не развелись, может и не было бы все, как сейчас!

— Леш, отца пожалей. Ему тоже тяжело, он ведь ее любил, не женился после. Ты забыл из-за чего они развелись?

— Не забыл. Но он рано сдался. Маму можно было вытащить тогда, он просто не хотел!

— Зато остаться одному с тобой, который еще даже в школу не ходит, он хотел. Леха, ему было чуть больше тебя! Лех, двадцать шесть!

— Я все равно большую часть времени у вас тусил. Это тете Нине я надо спасибо говорить.

— Потому что, если б дядя Игорь с тобой сидел, у тебя бы сейчас не было ничего из того, что есть. И жопу твою бы тоже никто не прикрывал, потому что он так бы и остался капитаном, в лучшем случае.

Леха набрал воздуха для очередной тирады, но только рукой махнул.

— Злая ты, Шура.

— Я добрая. Но честная.

— Во-во.

— Отцу позвони, — я встала, — он не молодеет, не трепи нервы.

— Ладно, позвоню. Почему я тебя не прибил ещё?

— Из братской любви, исключительно. И дверь закрыть не забудь!

* * *

Вечером, сидя у Сергея на кухне, я жаловалась:

— Лешка хороший, но немножко инфантильный. Что-то недодали, наверное. А дядя Игорь мучается, что единственный сын… шалопай, — подобрала я слово, — он мировой мужик, всю нашу компанию любит, как своих, а Лешка вот…

— Мать пьет? — спросил Топольский.

— Не только. Там и наркота. Я ее плохо помню, пару раз ездила с Лехой к ней, он просил. Там спасать нечего, на мой субъективный взгляд, но Леха не понимает.

— Не хочет понимать, — поправил Сергей.

— Да, наверное. Застрял в своих обидах на отца. Может, повзрослеет еще.

— Да пора бы. Саш, поправь меня, у вас у всех личная трагедия есть?

Я отставила чашку.

— Да. У Лешки — мать, у Андрея ты сам знаешь, а Надюшка… У Надюшки мать-сектантка. Фанатичка классическая, извела всю семью. Съехать Надька не может, потому что боится за квартиру и за мать, папа у нее… После инсульта совсем плох и его бросить Надька тоже не может, потому что без нее мать дядю Гену доведет до еще одного инсульта и тот станет последним.

— А как-то решить? Пансионат, сиделка?

— Сама Надя не потянет, а от нашей помощи она отказывается. Она очень… сложный человек. Такая вся разухабистая, легкомысленная, но все бросить не может.

— Никогда бы не сказал.

— Она не любит. Ей проще балаган устроить, чем всерьез о своих проблемах говорить. Гордость, или, как Лешка сказал, дурость и веселый идиотизм.

— Защитная реакция. Ты же знаешь, почему так любят шутки про смерть?

— Потому что если шутить о чем-то страшном, то меньше боишься?

— Именно.

— Да, наверное.

— Занятные вы, — Сергей покачал головой, — Даже завидую немного — у меня таких друзей не было.

— А Олег?

— Я детство имею в виду — с кем вырос, все растерялись куда-то. Хотя наше поколение вообще невезучее — перестройка, развал Союза, Чечня, опять же.

— Я только сейчас задумалась, что ты, по сути, в другой стране родился…

— Несуществующей. Топольский — динозавр, — фыркнул Сергей.

— Я все спросить хочу, но повода не было, — меня правда этот вопрос несколько недель мучил — как только начала анализировать произошедшее, — Сереж, а откуда ты знаешь, как выглядит самодельная бомба?

— Боевиков много смотрел в свое время, — слишком быстро ответил он.

— А теперь серьезно? Лихие девяностые?

Сергей поморщился.

— Какие стереотипы вашей хорошенькой головке, госпожа Лишина.

— Ты от вопроса не уходи.

— Героики не будет. Просто дурак, просто чуть не вляпался, просто захотел легких денег. Мозгов хватило не лезть дальше, а то бы закрыли за разбой.

— О как…

— А ты думала? Неприятный эпизод моей биографии, честно говоря. В моей провинции тогда достаточно распространенный сценарий был, так что ничего из ряда вон, — он пожал плечами.

— Никогда бы не подумала.

— Положительный слишком?

— Сереж, ну какой из тебя гопник?

— Вот в том-то и дело, что никакой и это большой плюс. А то, кто знает, кочевал бы сейчас по тюрьмам и каторгам.

— Хорошо пошутил, ага.

— Во времена моей юности, госпожа Лишина, это было почти престижно, между прочим.

— Знаю. Я в кино видела, — хихикнула я.

— О, господи, — Топольский закатил глаза к потолку, — Саша!

* * *

Следующим, с кем нужно было поговорить, был Андрей. На мое счастье, Дашка наслаждалась свободой и сбежала гулять с подружками, поэтому нашему разговору на кухне никто не мешал.

— Ясно, — сказал Андрей, когда я закончила пересказывать то, что узнала от старшего Ольшанского, — буду осторожнее и за Дашкой пригляжу. Ты тоже по ночам не шляйся, даже если и не одна.

— Кто бы меня еще отпустил ночью одну, — улыбнулась я.

— Точно, ты же теперь… Как в целом-то? Уживаетесь?

— Да мы и в Черногории хорошо уживались. Я боюсь загадывать, но пока все хорошо складывается.

— Вот и славно.

— Андрюш… я спасибо хотела сказать, — на самом деле эти слова давно крутились у меня в голове, — Ты снова оказался умнее. Хорошо, что я тебя послушала.

— Главное, что у тебя все хорошо. Сейчас Диму откопают, скажут, что там точно он и ты выдохнешь.

— Ты так уверен, что он мертв?

— Я очень хочу в это верить, Сань, — серьезно сказал Андрей, — тем более, шансы есть.

— Пятьдесят на пятьдесят. Так что все нервничаем и ждем, что скажет дядя Игорь. Вот и он, кстати, — я достала звонящий телефон и смахнула вверх зеленый кружок, — Да?

— Лешка разбился, — сказал старший Ольшанский глухо.

— Живой? — сердце неприятно жалось и подкатилось к горлу.

— Да. В сознании.

— Адрес скажите, я приеду.

— Саш? — Андрей настороженно смотрит на меня.

— Лешка в аварию попал, дядя Игорь звонил, — я автоматически убрала телефон в карман.

— Жив?

Я кивнула.

— Поехали, — Андрей взял ключи от машины, — надеюсь, пока доедем, дядя Игорь Леху не добьет.

— Мне кажется, он сам там едва живой.

— Не нервничай, Саш. Леха без защиты редко, если жив, то обошлось.

— Надеюсь.

Старший Ольшанский, как-то сразу постаревший, нашелся на втором этаже больницы.

— Как Лешка? — спросил Андрей, пожимая ему руку.

— Сотрясение, рука сломана — тормозил ей, что ли? Ссадины, ушибы.

— Как так получилось? Он же хорошо водит?

— Тормоза отказали. По асфальту протащило метров десять, если не больше, ладно ума хватило в защите быть.

— Трезвый? — тихо спросила я.

— Да, абсолютно. Действительно тормоза виноваты.

— К нему можно?

— Надо у врача узнать, — растерялся старший Ольшанский, — меня пустили.

— Я узнаю, — Андрей кивнул и ушел по коридору.

— Вы не переживайте только. Лешка же здоровый, как лось, — я тронула дядю Игоря за локоть.

— Дурак он здоровый. Сколько просил не гонять, как об стенку горох! А если бы в городе под фуру влетел?

— Но обошлось же, теперь внимательнее будет.

— Сама веришь, что будет? — вздохнул дядя Игорь.

— Верю. Он дурной, но, если по носу получит, понимает. Помните, как он с велика упал?

— Это когда на камень наехал? Помню, конечно, я тогда чуть не поседел, когда в травм пункт его вез.

— Я тоже. Это же я тогда Лешке догонялки эти предложила, думала вы с папой меня убьете — Лешку убивать было нельзя, он и так был весь израненный, одни колени в мясо чего стоили! — улыбнулась я, — Так он ведь после этого аккуратнее стал и на дорогу смотреть.

— Да, я потом и не помню, чтоб он так бился… — старший Ольшанский тоже слабо улыбнулся, — причинно-следственные связи у Лешки хорошо развиты.

— Ну вот. Главное, живой, остальное срастется, — я посмотрела в другой конец коридора, — вон Андрей кого-то нашел, сейчас нам что-то конкретное скажут.

Врач, пожилой и усталый, оглядел нашу компанию и вздохнул:

— Ну что вам сказать… молодой, здоровый, отделался легко, но понаблюдать надо, минимум пару дней.

— К нему можно? — спросила я.

— Кто-то один. И не долго.

— Иди, — кивнул мне Андрей, — тебе он больше обрадуется.

Леха сидел на постели. Взъерошенный, рука в гипсе на перевязи, голые ноги в синяках и бинтах.

— Привет! Батя сдал? — спросил он.

— Привет! Он переживает, Леш, — я подвинула стул поближе к нему и села, — Ты как?

Леха кивнул на загипсованную руку:

— Сломал. Говорят, еще сотряс есть — на хрен мне шлем тогда?

— Чтоб башку не оторвало! — не сдержалась я.

— Ток не бей! У меня еще ноги в мясо содраны — штаны на асфальте оставил, — заржал Леха.

— Придурок, — я отвернулась, потому что в носу защипало — я за этого родного дурака всю дорогу переживала.

— Шурка, — Лешка криво усмехнулся и поморщился, — ты че, я живой. "Черепашку"^[10] не зря ж ношу, пригодилась.

— Как тебя угораздило, дурака?

— Х… Фиг знает. Да ладно, че ты! Прикольно — никогда в аварии не попадал!

— Прикольно ему! Мы тебя похоронили уже, пока ехали! — я не сдержалась — злая слезинка скатилась по щеке.

— Шур, не реви, ты че. Я так, поломатый чуть.

— Дурака кусок!

— Шур… — Леха смущенно теребит уголок одеяла, — ну я проверял же недавно….

— Что ты проверял? — насторожила я.

— Мотоцикл. Нормально было все.

— Давно проверял?

— С неделю. А что?

— Лех… Честно ответь — никто тебе так подгадить не мог?

— Да я ж божий одуванчик, Шур!

— Серьезно давай, — я смотрела на друга в упор.

— Да нет. А ты все переживаешь, что Димон воскрес?

— Да нет, — соврала я, — за тебя переживаю больше. Ты же вечно приключений на задницу находишь!

— Шур, я, это — пострадавший, меня жалеть надо, а не наезжать.

— Извини. Просто я перепугалась и разнервничалась. Ты же мне не чужой.

— Правда испугалась? — Лешка будто собрался изнутри и стал серьезнее.

— Правда.

— Шур, ты это… — начал Лешка опустив глаза.

— Время, молодые люди, — заглянул в палату врач.

— Поправляйся, ладно? — я чмокнула Лешку в щеку и вышла.

У палаты был только Андрей.

— Дядя Игорь где?

— С врачами общается. Леха как?

— Лучше, чем могло быть — ни грамма серьезности.

— Обычное дело. Саш, прости, я тебя отвести не смогу — Дашка звонила, ее от подруги надо забрать.

— Я сама доберусь, не страшно.

— Сергей сейчас приедет, — смутился Андрей, — извини, но мне так спокойнее.

Вот мне и вышли боком хорошие отношения Сергея и Андрюшки. Теперь меня с рук на руки уже сдают, как ценный груз.

— Не злись, — попросил друг, — мы переживаем.

— Ты — да, а Сергей, мне кажется, скептично настроен к Диминому воскрешению.

— И его можно понять. Вон Ольшанский, кстати, — Андрей кивнул, — все, Сань, я побежал, напиши мне, как дома будешь?

— Хорошо. Дашке привет.

— Куда Андрей поскакал? — спросил дядя Игорь, подходя.

— Дашку забирать. Экзамены она сдала, свобода.

— Как оболтус?

— Выпендривается и храбрится. Дядя Игорь, мне бы поговорить с вами?

— Ну пойдем, покурим, расскажешь, — старший Ольшанский кивнул в сторону лестницы, курилка там.

— Врачи что говорят? — спросила я, прислонившись к красному ящику с надписью "Песок" и закурив.

— Говорят, что дурак, но жить будет. Обещают, к пятнице отпустить домой.

— Не такой и дурак, если защиту носит. Лешка сказал, шлем в мясо был.

— Предусмотрительный дурак.

— Да ладно вам, дядя Игорь. Главное, что живой, перелом срастется. Водить не сможет месяца полтора, все вам спокойнее.

— Как бы пить не начал, — Ольшанский покачал головой, — руль этот его хоть как-то держит.

— Не начнет. Мне кажется, ему последняя поездка к матери что-то в мозгах поменяла.

— Твои бы слова, Сашуль… так о чем ты поговорить хотела?

— Авария странная. И по времени и причины.

— Почему так думаешь?

— Лешка обожает мотоцикл, дядь Игорь. Он каждый болтик знает, и вы всерьёз думаете, что он прохлопал бы проблемы с тормозами? Тем более, говорит, что неделю назад все проверял.

— Не прохлопал бы. Кому он дорогу перешел? Это же знать надо, что портить, вряд ли девчонка.

Я затушила сигарету и усмехнулась:

— Я знаю, что портить, например, значит и еще есть "девчонки". Если из его тусовки, то точно знала. Но мне кажется, тут не девушка.

— Лишь бы не наркота, — дядя Игорь покачал головой и нахмурился.

— И не Дима.

— Он может и не появится, Сашуль. Сидит где-нибудь в глубинке, дышать боится, чтоб не нашли.

— Меня успокаиваете или себя?

— Обоих, — признался Ольшанский.

— Насчет наркоты… Не похоже. Но если есть возможность, запихните Лешку на пару недель в санаторий какой-нибудь. Ему срастаться все равно, будет на глазах хотя бы.

— Я сам подумывал. Думаешь, согласится?

— Вроде не против. Если что, я поговорю.

— Что я делал бы без тебя, — старший Ольшанский покачал головой, — он же меня не слышит или не хочет слышать.

— Он упрямый. Но хороший. Кто-нибудь поймет, что не все кругом враги.

— Твои б слова, Сашуль…

— Дядя Игорь, а… — я нервно сглотнула, — заключение не пришло еще?

— Нет, его только завтра откопают — не доверяю местным спецам, послал своего. Я тебе сразу позвоню, не переживай.

— Я надеюсь в гробу Дима. Никогда никого так не хотела видеть в гробу.

— Понимаю. Все, беги давай, а то тебя ждут, — он перехватил мой взгляд, брошенный на часы.

— Вы мне только позвоните, — попросила я.

— Как заключение получу — обязательно. Спасибо, Сашуль.

Я поднялась на первый этаж и быстрым шагом вышла на крыльцо. Ненавижу больницы, мне в них холодно и трудно дышать. Стены давят, что ли?

На крыльце я почти налетела на Сергея.

— Ты ко мне так торопишься? — придержал он меня, — Как твой друг?

Неприязнь, похоже, распространилась уже в обе стороны, раз Сергей Лешку даже по имени не называет.

— Живой, — ответила я, — язвит. По асфальту его протащило прилично, конечно и рука со сложным переломом, но живой.

— Отец переживает?

— Очень. Сереж, мне это не нравится. Леха не мог не заметить, что с мотоциклом что-то не так.

— Саш, это уже мания преследования, — досадливо поморщился Сергей, — неужели твой друг не мог просто в аварию влететь по невнимательности?

— Не мог. Ты услышишь, что с гитарой что-то не так?

— Конечно. Только это причем?

— А Лешка слышит мотоцикл, он по ним уносился еще в школе, свой вылизывает и обожает, а тут такая глупость — тормоза.

— Не такая и глупость… экспертиза какая-то будет?

— Да, должна, страховка, кажется, есть.

— Дождемся, что они скажут, потом будешь накручивать, хорошо? Поехали домой.

* * *

Сергей.

Она лежит рядом, сонно дышит, а я думаю. О том, что мне тоже совсем не нравится то, что происходит вокруг. Может быть, ее друг и случайно влетел в аварию, этого нельзя исключать. Как и того, что с этой аварией могли помочь. И если это действительно так…

Я закрыл глаза и глубоко вздохнул, стараясь не подкармливать свои страхи. Мне нельзя, я должен быть спокойным и здравомыслящим, это единственный правильный вариант поведения. конечно, я бы с удовольствием закрыл Сашу дома до момента, когда хоть что-то станет понятно, но жизнь мне еще дорога.

Я скосил глаза, будто в темноте комнаты мог разглядеть Сашино лицо. Про жизнь я не шучу — этот вулкан эмоций может устроить мне маленький апокалипсис при попытке посягнуть на ее свободу. Я это понял еще в Черногории и проверять наверняка не хотел. Я вообще там много понял и про Сашу и про себя, в какой-то мере. Странно это, обнаружить на пятом десятке, что не все про себя знаешь. Странно, но интересно.

Никогда мне не было так хорошо. Даже просто разговаривать. Пересказывать жизнь, как смеялась Саша. Никогда бы я не подумал, что во мне может быть столько нежности. Никогда до.

* * *

Александра.

Я проснулась среди ночи одна. Из-под двери пробивалась тусклая полоска света с кухни. Было в этом что-то тревожное и неприятное. Я накинула на плечи плед из кресла и, прямо босиком, пошла на свет.

Сергей сидел за столом, курил и сосредоточенность смотрел на дым. Слишком сосредоточенно.

— Не спится? — я остановилась за его спиной и положила руки на плечи.

— Сны дурные, — он поморщился.

— Расскажи? Если рассказать, то не сбудется.

— Коридор — длинный, с подъездными панелями, знаешь, вот этого ядовитого зеленого цвета? И двери — куча разных дверей, они все одинаковые обшарпанные, выщербленные. Я толкаю первую попавшуюся… — Сергей помолчал, слишком сосредоточенно стряхивая пепел с сигареты, — а там твоя ванная в Луговом, и ты на полу сидишь. И кровь. Много крови — у тебя все руки в ней. А воздух такой твердый, как желе — я не то что пошевелиться и что-то сделать, я вздохнуть не могу, — он снова помолчал и попросил, — Сядь пожалуйста, я хочу тебя видеть.

Я подвинула стул и села рядом. Впервые вижу Сергея таким — растерянным и подавленным.

— У тебя свои триггеры, да? — догадалась я.

— Да. Мой страх — это потерять близких. Это очень страшно. Такая дыра в груди потом — ты ее пытаешься — работой, другим человеком, чем-то еще, но туда только все проваливается и заткнуть эту дыру нельзя.

— Я знаю. Не получилось и ты научился с этим жить, а потом дыра стала не такой огромной, но все равно никуда не делась?

Сергей поднял на меня глаза. Мне показалось, что уже не такие больные, а скорее удивленные.

— Да. Научился. Время и работа помогают. Знаешь, мне иногда даже страшно, насколько ты меня понимаешь.

— Разве это плохо?

— Это большое счастье, но я безумно боюсь тебя потерять. Нет, ты не думай, — он виновато улыбнулся, — это не игра на твоих чувствах…

..

— Я не собираюсь умирать, — я накрыла его ладонь своей, — Все будет хорошо.

— Будет. Но я за тебя боюсь.

— Сережка…

— Тссс, хватит. Иди ко мне.

Глава двенадцатая

Сергей.

— Там от кинотеатра идти десять минут по людной улице, — поморщилась Саша, — заберешь от Андрея, если тебе так спокойнее.

— Спокойнее. Напиши, как из кинотеатра выйдете, я освобожусь как раз.

— С одной стороны, ты сам нагнетаешь, — Саша улыбнулась и вдруг звонко чмокнула меня в нос, — а с другой — мне приятно.

— Я лучше нагнетаю. До вечера, моя хорошая.

Нагнетаю, да. Но лучше я буду нагнетать, чем жалеть.

* * *

Александра.

— Ты сама-то в этот лагерь хочешь? — спросила я, когда мы с Дашей вышли на улицу. Андрей достал какие-то очень крутые путевки в молодежный лагерь и запоздало стал переживать, что Дашка от его затеи не в восторге, вот я и вызнаю окольными путями.

— Хочу. Там программа интересная и Маринка тоже поедет. Ну, Хрусталева, помнишь?

— Помню, конечно, — Марина была Дашкиной школьной подружкой.

— Давай Андрею позвоним, чтоб не волновался?

— Позвони. Все вокруг только и делают, что волнуются, в последнее время.

— Ты это из-за Леши, да? — спросила Дашка, набирая номер брата.

— Ты откуда знаешь?

— Уши длинные, — показала мне язык Дашка и сказала уже в трубку, — Да, домой идем. Угу. Хорошо.

— Сказал, у подъезда подождет, — Дашка убрала мобильный.

— Еще один паникер. А уши длинные, я тебе подстригу когда-нибудь.

— Ой, да вы достали со своими тайнами! Мне не пять лет уже и даже не десять!

— Даш, не в возрасте ведь дело, просто мы тебя любим и не хотим пугать лишний раз. Это называется забота, вредная ты девчонка.

— Это называется — Дашка маленькая и ничего не поймет, — фыркнула девочка. А я уже школу закончила, между прочим.

— Никто тебя маленькой не считает. И не считал никогда, просто мы хотим тебя защитить, мы же тебя любим, Даш.

— Ладно, я вас тоже. Но какой смысл скрывать, если я все равно все узнаю?

— Мы забываем, какие у тебя длинные уши.

— Вон Андрюшка, — Дашка помахала, — видит, что ли?

— У вас близорукость семейная, — отшутилась я и вдруг напряглась — как-то странно мой друг сидел на лавочке, — Даш, постой тут, только из-под фонаря не уходи.

— Саш?

— Просто постой.

Еще подходя, я поняла, что именно не так — неестественная поза, Андрей никогда так не разваливается и никакой реакции.

— Андрюш? — позвала я, когда до скамейки оставалось пару шагов и тут же чуть не заорала — на светлой толстовке расплывалось темно-красное пятно.

Воздух вокруг вдруг стал твердым, как желе. Я лихорадочно соображала, что делать, но почему-то продолжала стоять, боясь дотронуться до Андрея.

А потом закричала Дашка и я как будто включилась.

Нужно что-то делать, пока не стало поздно. Я нашла у Андрея пульс, который меня порадовал, и вызвала Скорую. На бледную плачущую Дашку я старалась не смотреть — я сама разревусь иначе, от ужаса и беспомощности. Надо действовать, пока меня держит это отстраненное холодное состояние.

Я расстегнула Андрею толстовку, нашла рану, попросила Дашку помочь уложить его на лавочку. Надо отдать Дашке должное — носом шмыгала, всхлипывала, но меня слушалась и не мешала, даже принесла мне аптечку из Андрюшкиной машины.

Кроссовер Топольского вполз во двор одновременно со Скорой. Я к этому моменту уже была готова разреветься сама, потому что кровь все не хотела останавливаться и бинт уже был насквозь пропитан кровью.

— Кололи что-то? — спросила фельдшер.

— Нет, я знаю, что нельзя. Куда его?

— В восьмую, ближе всего.

— Можно я с ним? — спросила Дашка.

— С нами поедешь, — Сергей развернул ее за плечи в сторону своего кроссовера, — давайте обе в машину.

— Как это получилось? — спросил Топольский, выруливая из двора следом за Скорой.

— Не знаю. Андрей должен был нас дождаться у подъезда, но когда мы подошли он уже…

— Ольшанскому звонила?

— Не успела, — я перехватила его взгляд в зеркале заднего вида и меня чуть отпустило. Все будет хорошо. Нельзя думать о плохом.

— Набери. Хотя Скорая все равно в полицию сообщит, но лучше напрямую.

Лешкин отец поднял трубку почти сразу, выслушал меня, задал несколько коротких вопросов и отключился. Дашка, все пытавшаяся услышать, что отвечает мне старший Ольшанский, шмыгнула носом.

— Обещал приехать. Даш, все будет хорошо, ты не бойся, — я сжала узкую ладошку, — мы с тобой.

— Саш, он же выживет? — Дашка смотрит на меня, как будто я точно знаю ответ.

— Выживет, Андрюшка сильный. Все будет хорошо, Даш.

Ждать около операционной нас почему-то не хотели пускать, но тут я оценила все обаяние Топольского — ему хватило буквально пять минут побеседовать со строгой женщиной в хирургической робе, чтоб она нас пропустила и даже подсказала, что в конце коридора есть умывальник. Последнее я сначала не поняла, пока не посмотрела на свои руки, а потом и на джинсы. Ясно почему Дашка так старательно отводит глаза — я вся в крови Андрея.

— Посидишь? — спросила я девочку, когда мы поднялись на нужный этаж, — я умоюсь.

— Можно я с тобой?

— Я с тобой побуду, — Топольский приобнял Дашку за плечи, — посиди, вдруг нам скажут что-то? — он посмотрел поверх Дашкиной головы и едва заметно кивнул.

Закрыв за собой дверь санузел, я глубоко вдохнула и постаралась как можно медленнее выдохнуть. Мне нельзя плакать, у меня Дашка, которой дико страшно, если я сейчас разревусь или раскисну, будет только хуже. Я обязательно выревусь потом, когда мелкая не будет видеть, а пока нельзя. Как бы мне не было жутко за Андрея, нельзя.

Я посмотрела на себя в мутное зеркало, где амальгама пошла трещинами. Да, интерьер, конечно… как-то только будет можно, надо перевести Андрея куда-нибудь в частную клинику. Я верю, что здесь отличные врачи, но мне будет спокойнее, если поправляться он будет в комфорте. Тем более, что обеспечить этот комфорт я в состоянии.

Главное, чтоб спасли.

Кое как я привела себя в порядок — смыла кровь с рук, собрала волосы в хвост, подумала, сняла рубашку и выбросила в мусорное ведро, майка под ней, почему-то пострадала гораздо меньше. Надо попросить Сергея принести плед из машины, прикрыть испачканную одежду, чтоб Дашка лишний раз не видела.

На звонок телефона я ответила автоматически.

— Что случилось? — спросила Надя, услышав мое просевшее “Да”.

— Андрей, — я сглотнула колючий ком.

— Что? — у Надюшки тоже голос изменился, — Жив?

— Да, операция идёт. Его у подъезда ножом ударили, я буквально пару минут не успела.

— Господи… — прошептала Надя, — Саш, ты бы и не сделала ничего. Дашка?

— Со мной.

— Видела? — ахнула подруга, — Бедный ребёнок.

— Надюш, ты прости, я пойду узнаю, вдруг операция кончилась.

— Позвони, ладно? Я Лешке напишу, он час назад онлайн был.

— Кто ему телефон дал?

— Кто его знает. Саш, позвони потом обязательно. И, если что, я с Дашкой побуду.

— Она пока со мной. Но спасибо, Надь.

Выйдя в коридор, увидела, как по лестнице поднимается дядя Игорь.

— Здравствуй, — обнял меня старший Ольшанский, — ты как?

— Нормально. Дашка перепугалась.

— Это понятно, — понимающе кивнул он, — Что-то-то видели?

— Нет, я подошла Андрей уже… один был. Навстречу никто не шел, двор проходной, камеры должны быть у аптеки.

— Сейчас следователь приедет — сама понимаешь, это не шутки уже, расскажешь ему под протокол.

— Даша несовершеннолетняя, ее только со мной.

— Конечно. Проводишь?

— Пойдемте. Дядя Игорь…

— Нет, пока ничего. Эксперт работает, но это не быстро. Только уже понятно, что откопали не Диму.

— Да. Я боюсь в это до конца поверить, но сначала Лешка, потом Андрей… Хорошо что Надя уехала.

— Да, только вы с Сергеем на виду, — дядя Игорь поморщился, — надо с этим решить что-то. Пойдем, Сашуль.

Дальше была беседа со следователем. Профессионал он может и хороший, но черствый сухарь. Не могу никого осуждать, это профдеформация, но для Дашки я бы предпочла другого собеседника.

Еще два часа мы просидели под дверью операционной. Дашка вздрагивала и с надеждой смотрела на каждого человека в белом халате. Мне было больно это видеть, и я всячески пыталась не думать, что мы станем делать, если сейчас дверь операционной откроется и нам скажут самое страшное.

А еще я была безмерно благодарна Сергею, за то, что он просто был. Не пытался никого отвлечь нелепыми разговорами, не вздыхал сочувственно, а просто был рядом и мне от этого становилось немножко легче. Одна бы я не смогла.

Мы все подскочили, когда дверь наконец открылась и вышел невысокий лысый дядечка средних лет.

— Тяжелый, но стабильный, — сказал он, не дав нам ничего спросить, потом посмотрел на заплаканную Дашку, — брат?

Дашка кивнула.

— Парень молодой и сильный, сердце здоровое.

— Когда к нему будет можно? — спросила я.

— Как из реанимации в палату переведем, не раньше. Позвоните завтра, вам скажут о состоянии. Но, думаю, не раньше четверга.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я.

Мелкая вдруг разревелась.

— Даш, все хорошо, уже не надо бояться, Дашик. Ну ты чего?

— Ребенок устал, — сказал Сергей, — Саш, идите в машину, я догоню.

— Правда поправится? — спросила Дашка, когда я устроилась рядом с ней, на заднем сидении и прикрыла нас обоих пледом.

— Правда. Самое страшное кончилось, Дашик. Сейчас выспишься, утром позвоним и узнаем, как Андрей. Может и пустят к нему.

Хлопнула водительская дверь, Сергей сел, завел мотор.

— Много дал? — спросила я.

— Откуда такой интерес, госпожа Лишина? Пожалели районному хирургу денег?

— Отдам тебе потом, ты не должен был.

— Саш, иди в баню, — с чувством посоветовал Топольский, — мы уже живем вместе, а ты все делишь твое-мое.

В темноте салона я увидела, как заблестели любопытные Дашкины глаза. И эту отпустило, слава богу.

— Дома поговорим, — пообещала я, тоже мысленно выдохнув.

— Ужинать будем? — спросил Сергей уже в лифте.

— Я хочу чай и курить. Даш?

— А можно я спать?

— Можно, — Сергей открыл дверь квартиры и щелкнул выключателем, — В кабинете диван, так удобнее будет.

— Пойдем, Дашик, — я легко подтолкнула засыпающую девочку.

— Все ведь правда будет хорошо?

— Конечно. Врач сказал — стабильное состояние.

— Тяжелое, — вздохнула Даша.

— Крови много потерял, поэтому тяжелое. Надо думать о хорошем, Даш. С тобой посидеть, пока не заснешь?

— Не надо, — мелкая слабо улыбнулась, — спасибо, Саш. Я бы не сообразила, что нужно делать.

— Сообразила бы. Все, ложись. Могу успокоительное что-то поискать, если нужно, у меня в сумке есть, вроде.

— Не, я сама, — Дашка красноречиво зевнула.

— Вот и спи. И думай о хорошем.

Я закрыла за собой дверь и пошла на кухню. Топольский курил, по-мальчишески сидя на подоконнике.

— Мало тебе было меня, так еще и Дашка, — вздохнула я.

— Она смешная, — вдруг улыбнулся Сергей, — Пока ты умывалась, Даша мне рассказывала, какой Андрей хороший и как он ей маленькой жуков ловил и вообще. Они ссорятся хоть иногда?

— У них разница большая — одиннадцать лет. Он Дашке как третий родитель. Не знаю, почему у них ревности нет, может потому что Андрюшка вообще такой — защитник, рыцарь, мать Тереза. Ты же должен понимать.

— Я потому и спросил. Третий родитель, да, ты права. И мелкая к Андрею очень привязана.

— У нее больше нет никого. Точнее есть там тетки какие-то, даже бабушка, но их уже давно никто не видел.

— Бабушка? — удивился Сергей, — А почему Андрей опеку оформлял?

— Потому что бабушка у них… Была очень против брака своей дочери с дядей Ромой — отцом Андрея. Он сирота, из детского дома, поэтому сам понимаешь, почему с его стороны нет родни.

— И почему была против?

— Детдомовец, ни кола, ни двора, да еще и не русский, — я заметила удивленный взгляд Сергея и пояснила, — он татарин, наполовину. Гены интересная штука, Дашка с Андреем оба русые, светлоглазые, только в чертах лица что-то есть.

— Мда… и даже внуков не признала?

— Даже. Она их и не видела никогда. Такая вот интересная женщина.

— По вашей компании можно кино снимать — любого бери и готовый сюжет.

— Когда все кончится, продам идею на какой-нибудь мыльный канал, — усмехнулась я, — чайник поставь, а я в душ, смою кровищу, ладно?

* * *

Сергей.

Андрей мне нравился. Несмотря на то, что я дико к нему ревновал в самом начале. Спокойный, гораздо взрослее всей этой разношерстной компании, рассудительный. Когда меня перестало царапать глупой ревностью я разглядел интересную вещь — между ним с Сашей отсутствовала напрочь какая-то химия, да и в отличии от Алексея с шутками на грани и приколами, которыми он меня откровенно бесил, Андрей не пытался никого задеть. После Сашиной защиты у нас с ним и вовсе состоялся интересный разговор. Не только госпожа Лишина с характером, как оказалось. Так грамотно меня ревнивым дураком не выставляли никогда, я парня даже зауважал и проникся какой-то дружеской симпатией.

Вот вся ситуация очень плохо складывается, такое чувство, что Саше пытаются выбить почву из-под ног и оставить одну, без поддержки. И дело даже не в том, что некому ее будет защитить — старший Ольшанский организует охрану, это ежу понятно, а вот морально поддержать… Да и Саша сама измучается чувством вины, что близкие из-за нее пострадали, а это тоже сильный удар. Ай, как все плохо…

Я обернулся на шаги.

— Я больше не в крови и чувствую себя человеком, — Саша приоткрыла окно и устроилась на подоконнике. Это я у нее нахватался или она у меня?

— Сейчас твою мокрую голову как продует…

— Не ворчи. Это сейчас последнее, что меня беспокоит.

— Вот и поделись со мной. Чай какой налить?

— Зеленый. Чем делиться? Сначала Леша, и если там все можно было на случайность свалить, то Андрей явно не сам на нож упал. Кто следующий? Надя? Или ты?

— Или ты?

— Меня Дима не тронет. По крайней мере — сразу. Не спрашивай, откуда я знаю.

— Убрать от тебя всех, кто может что-то сделать, а потом добить? Дешевый какой-то сценарий.

— Он никогда оригинальностью не отличался, только почему переобулся? Зачем нужна была Наталья и весь этот цирк?

— Я сам не понимаю. В любом случае, тебя я одну никуда не отпущу больше. Даже “Ну тут недалеко и быстро”.

— А я больше чем уверена, что бояться нужно не мне, — Саша затушила сигарету, и забрала у меня чашку с чаем.

— Да плевать мне, в чем ты уверена! — не удержалась я, — Можешь считать меня кем угодно, но вот так сидеть под дверью операционной и ждать, выживешь ты или нет… Я не смогу. Я там же свихнусь от страха за тебя.

— Не ори, Дашку разбудишь, — Саша спустилась с подоконника, подошла ко мне и обняла, — я тоже за тебя боюсь. Он этого и добивается, чтоб мы боялись, понимаешь?

— Понимаю. Поэтому я сейчас уже согласен на охрану, оружие и черте что еще, если это поможет.

— Хуже всего, что все это из-за меня, — девушка вздохнула, — а я ничего не могу сделать, даже близких защитить. Дядя Игорь обещал с мамой поговорить, она ведь ничего не знает, и тоже рискует, хотя у Димы почему-то счеты именно к моим друзьям.

— Потому что они активно его топили в суде, возможно?

— Возможно. Сереж, что мне делать? Я совсем ничего не понимаю сейчас.

— Не подставляться. Остальным Игорь обещал охрану.

— Ольшанский уже просто Игорь? — Саша Слабо улыбнулась.

— Полезные знакомства всегда не помешают. Пойдем спать, моя хорошая? Мы до утра все равно ничего не сделаем.

— Мы?

— Мы. Ты же не думаешь, что я просто стану на все смотреть?

— За что мне такое счастье, как ты?

— У меня аналогичный вопрос. Пей свой чай и пойдем спать, время — два часа ночи.

Глава тринадцатая

Александра.

Дашка с Топольским отлично ладили. Утром, выйдя на кухню, я умилилась идеальной картинке — Дашка взахлеб рассказывает про какой-то фильм и зверски кромсает помидор, а Сергей варит кофе и задает Даше уточняющие вопросы. Милота. Реклама, как она есть, прям хоть сейчас бери и рожай от него.

— Доброе утро!

— Доброе! В больницу не звонили?

— Звонили, — Сергей снял турку с огня, — в себя пришел, но пока не пустят, посоветовали после обеда ещё раз позвонить. Но динамика положительная. Садись, собаку мы уже тоже погуляли и накормили.

— Уже хорошо. Даш, давай после завтрака к вам съездим? Вещи соберёшь?

— Да я могу вообще домой вернуться, я не маленькая.

— Даш, — я вздохнула. Очень не хочу ее пугать, но мелкая тоже под ударом это мы еще вчера с Сергеем обсудили, — не надо домой. И не потому что ты не самостоятельная и маленькая, нет.

— А почему? Это из-за Андрея?

— Это из-за меня.

— И Леша? — спросила Дашка.

— Да. Ты только не пугайся.

— Ты объясни Даше нормально, — Топольский, поставил передо мной чашку кофе, — а от того, как ты темнишь, даже мне страшно.

Дашка молча переводила взгляд с Сергея на меня. Она умеет требовательно молчать — не знаю, как еще описать весь ее вид.

— Ладно. Даш, есть человек, которому мое счастье поперек горла. Бывает так…

— Это Дима, да? — перебила меня девочка.

— Снова уши?

— Я не дура.

— Не дура, — кивнул

Сергей, пряча улыбку — Дашка ему определенно нравится.

— Вы говорите громко. И Андрей… — Дашка опустила глаза, краснея, — вкладки с перепиской не закрывает. Я не про тебя искала, а про ту козу, которую он подвозит…

— Так, — теперь уже я недоуменно посмотрела на Дашку — какую козу?

— Мы с Маринкой гуляли, увидели, как из Андрюшкиной машины дев… — Дашка запнулась, — девушка, выходит. Такая вся…

— Не понравилась?

— Вообще, — Дашка фыркнула, — ну я и полезла в комп, вы мне ничего не ответили потому что.

— Я не знала даже, Даш. Но это может быть просто знакомая, да и Андрей взрослый мальчик, разберется.

— Не знакомая, — мелкая скривилась — девушка ей явно не нравилась, — дальше рассказывай?

— А что дальше, Дашик? Леша переломался, Андрей в больнице, я не хочу, чтоб еще что-то случилось. Дядя Игорь организует охрану, ничего не надо бояться, но и рисковать тоже. Вопросы? Или ты из наших переписок и так все знаешь?

— Один раз всего залезла, — Дашка снова опустила глаза.

— Ревнуешь?

— Нет, просто она коза!

— Просто, по мнению Даши, — сказал Сергей, — эта… хм, коза, не подходит ее брату. Коза не их круга.

— Ты туда же? — я укоризненно посмотрела на Топольского, — Девушку никто не видел еще, а она уже коза! Нехорошо, товарищи!

— Да нормально, Настя тоже моих подруг браковала. Жесткий сестринский отбор. Кофе стынет, дамы! Давайте потом разберемся с козами, когда за вещами поедем.

* * *

— В лагерь я не поеду, да? — спросила Дашка, устраиваясь на заднем сидении.

— Честно? Не знаю. Поговорю с дядей Игорем и скажу, ладно? Может быть так безопаснее будет.

— А Андрей тут как?

— А я на что? Как телефон разрешат, будешь ему звонить. Ты ведь, хотела?

— Когда я хотела, все было хорошо.

— Все и так уже более-менее хорошо, Даш.

Дарья притихла, и в наш разговор с Сергеем не о чем не влезала — думала о чем-то, глядя в окно. Переживает ребенок. Так переживает, что молчала почти до самого дома.

— Даш, — сказала я, открывая дверь в их с Андреем квартиру, — ты, наверное, ту большую зеленую сумку собирай. Если ты все-таки едешь в этот лагерь, то завтра времени заехать собраться не будет.

— Ладно, — вздохнула девочка, — сегодня-то хоть время есть?

Я посмотрела на Сергея.

— Есть. Не торопись, ладно? — ответил тот.

— Пойдем на кухню, — сказала я, когда Дашка скрылась в своей комнате, — это надолго.

— Курить можно?

— Можно. на подоконнике пепельница, только форточку открой.

— Первую помощь ты где научилась оказывать? — спросил Сергей.

— Это папа. И меня и Лешку заставил вызубрить порядок действий, даже практику устраивал, — я усмехнулась, — бинтовали друг друга.

— Пригодилось?

— Вчера. Вообще по мелочи да, даже палец как-то вправляла знакомому. Лешке больше — они в своем мото-братстве постоянно что-то калечат.

— Стрелять тоже отец учил?

— Леха. Папа не хотел, я же девочка, зачем мне? Рассуждать, думать, уметь отстаивать свое мнение, это да, а оружие принцессе не нужно.

— Для самообороны?

— Для самообороны я могу в челюсть дать. Ну, раньше могла.

— Правда что ли? — поднял бровь Топольский.

— Я с Лешкой росла, не забывай. Мы постоянно что-то делили — совочек, медведя, шоколадку, яблоко. Это не Андрей, который все пополам делит, а то и вовсе уступает, это — вредный собственник, которому надо было меня выбесить и устроить гонки по участку, так что драться я научилась. Надо было же с Лешкой что-то делать, когда я догоняла.

— Суровая вы дама, госпожа Лишина.

— А ты прямо никого не дразнил и тебя девчонки не били?

— Дразнил. Били. В основном подручными средствами.

По коридору в ванную пронеслась Дашка с рюкзаком, на нас даже не посмотрела.

— Она сейчас полдома соберет, — предупредила я Сергея.

— Я был к этому готов. Отстань от ребенка, половину она потом в лагерь заберет, если поедет.

— Дашке не говори, что она ребенок. Оскорбится.

— Юношеский максимализм.

Телефоны заверещали одновременно. Сергей мельком глянул на экран своего и вышел с кухни. Скажите, какие тайны! Я пожала плечами и смахнула зеленый кружок со скалящейся Лешкиной физиономии на дисплеи.

— Как Андрюха? — спросил Лешка, игнорируя приветствия.

— И тебе добрый день, Леш.

— Привет. Так как?

— В себя пришел, больше пока ничего не говорят. Тебе кто телефон разрешил, у тебя сотрясение!

— Ой, Шура, меня батя лечит, давай ты хоть не будешь!

— Правильно, я б тебя вообще на опыты сдала, дядя Игорь на редкость терпелив.

— Батя обещал в армию, — заржал Леха.

— Тоже вариант, кстати.

— Ты сама-то как? Надюха сказала, что ты Андрея нашла. Вчера хотел позвонить, Надька отговорила, — голос друга стал виноватым.

— Хорошо, что не позвонил, Леш, мне вчера не до разговоров было — нас с Дашкой допрашивали под протокол, потом мы конца операции ждали, домой только около двух попали, плохо помню, как.

— Помощь нужна, Шур?

— Дядя Игорь помогает, спасибо ему, а ты поправляйся давай, оболтус!

— Нет, Шур, батя там по-своему, может так что надо?

— Спасибо, Леш, но все, что ты можешь сделать, это не подставляться больше и лечиться.

— Ты звони, ладно? — попросил Лешка, — Я тут как рыбка в аквариуме — все вижу, сделать ничего не могу.

— Хорошо, Леш. Если что узнаю — я напишу, ладно?

— Хорошо, Шур.

Я положила мобильный на край стола и подошла к окну. Как бы я себя не успокаивала, но сердце все равно не на месте. Положительная динамика, хорошие прогнозы — это замечательно, но…

Что мне мешало появится у него во дворе на десять минут раньше? Всего десять минут и ничего бы не было, мы бы собирали Дашку в лагерь сейчас вместе, Андрей бы нудным голосом зачитывал список необходимого, переживая, как курица-наседка, Дашка бы фыркала и возмущалась.

Десять минут…

— Есть две новости, — сказал Сергей, входя в кухню.

— Хорошая и не очень?

— Обе ничего так. Даша!

— Что? — взлохмаченная Дашка появилась на пороге. Целиком она в шкаф заныривает, что ли?

— Новость первая — у Андрея был следователь, они побеседовали. Ничего конкретного, к сожалению, он не вспомнил, но одежду нападавшего описал, теперь по камерам будут искать.

— А вторая? — я обняла заметно повеселевшую Дашку.

— Вторая — я нашел в больнице, где он лежит, блат — так что тебя могут к нему пустить после трех.

— Может, лучше Дашку?

— Дашку пустят, как только можно будет, это завтра-послезавтра. Поедешь, нет?

— Поеду, конечно. Ты не обидишься? — спросила я мелкую.

— Нет, так, наверное, лучше, — кивнула девочка, — только я уеду завтра…

— Ладно, это вечером Игорь заедет, поговорим, может что-то придумаем.

— Может, я не поеду, а? — спросила Дашка.

— Даш, давай это все вечером, ладно? Я тебе ничего сейчас не скажу.

— Ладно, вечером так вечером, — вздохнула она.

— У тебя везде блат? — спросила я Топольского, когда мелкая ускакала собираться дальше.

— У меня много знакомых, Санечка. Как видишь, в этом есть плюсы. Закинем ребенка домой и поедем в больницу?

— Да, как раз по времени уложимся — Дашка еще час копаться будет, не меньше.

* * *

В этот раз нас пустили без проблем. Коридор, почему-то, был пустой и каждый шаг отдавался глухим эхом. Как я буду Андрею в глаза смотреть?

— Давай, я подожду, — остановился перед палатой Сергей.

Я молча кивнула, постояла в нерешительности еще пару секунд и, вдохну поглубже, как перед прыжком в холодную воду, открыла дверь.

— Сашка, — Андрей попытался улыбнуться.

— Привет, — я придвинула стул поближе к его кровати и села, — ты как?

Было страшно смотреть на почти черные тени под глазами, заострившееся лицо и, почему-то, желтую кожу.

— Живой, — говорил он тихо и нарочито четко, — Дашка?

— Со мной. Испугалась, но я обещала, что с тобой все будет хорошо.

— Спасибо, — друг устало прикрыл глаза, помолчал и сказал, — ты ни в чем не виновата.

— Андрюш… — Погоди, — он поморщился, — мне сказали, ты меня спасла.

— Если бы не я, то и спасать бы не пришлось.

— Давай я хотя бы встану, и мы поспорим, ладно?

— Обязательно. Ты только поправляйся.

— Спасибо, Саш. И за Дашку тоже.

— Иди ты, — я отвернулась. Второй раз за неделю плачу в чужой палате.

— Саш…

— Нормально все, — я вытерла слезы неловким нервным движением, — Меня выгонят сейчас, так что скажи — ты против, если Дашка все-таки уедет в свой лагерь? Дядя Игорь говорит, там нормальная охрана, можно ребенка доверить.

— Не против, я поправлюсь как раз. Не надо, чтоб мелочь видела.

— Она переживает и не уедет, если тебя не увидит.

Друг закрыл глаза и вздохнул — тяжело ему даются разговоры еще.

— Ладно, если пустят, пусть.

— Ты не видел, кто тебя ударил? — спросила я.

— Нет. Там темно, а он в капюшоне, — Андрей помолчал, — голос тоже не узнал.

— Он с тобой говорил?

— Да, закурить попросил… пока я зажигалку доставал, он и ударил.

Я молчала — слова не находились.

— Саш… Он ведь этого и добивается, чтоб ты страдала. Не надо, сделай назло.

— Как у тебя просто.

— И об этом я тоже поспорю… — Андрей вздохнул, — когда встану.

— Хорошо, — я попыталась улыбнуться, — я пойду, ладно? Пустили всего на десять минут. Как разрешат, я тебе вкусняшек и телефон притащу.

— Лучше ноутбук. И не терзайся.

— Попробую, — я поцеловала его в горячий лоб, — все, поправляйся.

— Все нормально? — спросил Сергей, когда я вышла в коридор.

— Да. Мне надо врача найти, поговорить о возможности перевода. Не хочу, чтоб Андрей здесь лежал. Врачи тут, может, и хорошие, но вот остальное…

— Пошли искать.

— Ты мне хоть поговорить с ним самой дашь? — получилось резковато. Зря, Сергей ни в чем не виноват, злиться я могу только на себя.

— Считаешь, что я тебя слишком опекаю?

— Есть немножко. Никто меня здесь не съест, можешь внизу подождать.

— Не могу. Лучше я у кабинета подожду, пока ты будешь с врачом разговаривать. Все, пошли.

Ну да, кто бы сомневался, что Топольский так легко сдастся?

* * *

Сергей.

— К чему пришли? — спросил я, когда Саша вышла от главврача.

— Через три-четыре дня продолжим, но, в принципе, перевезти Андрея можно. Пойдем на улицу, пожалуйста, мне в этих коридорах дышать трудно.

— Пошли, за кустами лавочка есть, во дворе — посидишь, успокоишься.

— Так заметно, что нужно успокоится? — нервно улыбнулась она.

— Пошли, — я приобнял ее за плечи.

— Не бойся, плакать не буду, — она натянуто улыбнулась.

— Плачь. Ты со вчера как замерзла — так нельзя, Саш.

— Можно. Я всю жизнь такая.

— Если долго сдерживаться, потом прорвет в самый неподходящий момент.

— Да понимаешь… Он меня спасал, а я не успела. Десять минут, Сереж, и Андрей бы не сидел в этом дворе.

Можно было вообще не ходить в кино вчера, в конце концов. Если с Лешкой я ничего не могла сделать, то Андрей…

— Ты думаешь, эти десять минут бы решили что-то? Давай логически, Саш — если Клоп этот, все же жив и начал охоту на твоих друзей, то просто выбрал бы другое место и время. Андрей для тебя близкий друг и сильная опора, его нельзя оставлять, если нужно тебе почву из-под ног выбить.

— Но в другой раз могло тоже не получится!

— Если бы у бабушки… Прости. Саш, это уже случилось, уже ничего не сделаешь, только разбираться с последствиями. Ты ведь сама это все понимаешь.

— Понимаю. Просто я устала бояться и… Да, Андрей правда для меня поддержка и близкий друг.

— Саш, а как вы с ним познакомились? — задал я вопрос, который, как казалось, должен ее отвлечь, — Двенадцать и пятнадцать — это же пропасть.

Девушка едва заметно улыбнулась:

— Андрей любил читать, а у меня была большая библиотека и схожие вкусы. Сначала просто книжки брал, потом мы стали их обсуждать, а дальше он как-то втянулся в наш дурдом, какие-то пацанячьи движухи с Лёшкой начались — у них-то разница уже не три, а два года. Знаю, что ты скажешь, нет. Мы очень быстро сдружились, без кокетства заигрываний — он друг и все. Мама меня подкалывала, что жених, а я не понимала, как нас вообще можно сводить, мы же почти родственники? Он мне сопли вытирал, когда моя большая любовь кончилась. Ну знаешь, та самая, которая у всех лет в пятнадцать бывает? На выпускном у меня был — одноклассницы завидовали, а он ржал весь вечер и какую-то дичь мне на ухо рассказывал. А дальше папа умер, Андрей рядом был — он тогда у меня личным водителем стал и психологом. Я  не просила, он сам, говорил, что зачем друзья, если их нет, когда плохо? Потом его родители… Да ты знаешь. А еще Андрей меня водить учил — папа умер уже, Лешка орал, как потерпевший, когда лбом в смотровое прилетал, а у Андрея терпения хватало. Ну, еще он пристегивался.

— И никогда и ничего?

— Царапает еще, что ли? Не ревнуй. В Андрея Надюшка была влюблена, всерьез, но он… сначала не замечал, а потом вовсе не до того стало, Надя тоже перегорела, безответные страдания это не ее. Да и разные они, хотя я бы искреннепорадовалась, если бы сложилось.

— Зато у Андрея есть «коза», — улыбнулся я.

— Сережа! — Саша укоризненно уставилась на меня, — Ладно Дашка, но ты-то куда?

— Давай кофе где-нибудь попьем? — предложил я, радуясь, что у Саши появились какие-то эмоции, кроме безысходного отчаяния и чувства вины.

— Это с чего такие предложения?

— Тебе успокоиться и отвлечься надо, иначе ты себя сейчас с потрохами съешь.

— Уже. Отвлекаешь меня, да?

— Не без этого. Но успокоиться тебе правда надо. Дома Дашка, ей завтра уезжать, не будем пугать ребенка.

— Не будем. Сереж, за что ты мне? Что я такого хорошего сделала?

— Я тоже не подарок, просто мы с тобой удачно сложились — как пазл.

— Я очень тебя люблю, — она прижалась ко мне поближе, взяла за руку, переплетая пальцы, — надо чаще это говорить, да?

— И я тебя. Домой или кофе пить?

— Домой. Просили же нас не подставляться.

* * *

Александра.

Я рано обрадовалась, что все как-то устаканилось — Дашка решила покачать права. В целом, я ее понимала — единственный любимый брат в больнице, а она поедет развлекаться. Конечно, с ее точки зрения, это нечестно. Понимать-то понимала, но моего хладнокровия на всех уже не хватает. Тем более что на все мои аргументы у Дашки был один — упрямство.

— Даш, — я вздохнула, понимая, что сейчас будет новый виток спора, а у меня почти нет на это сил — еще немного и я сорвусь.

Спас меня Топольский.

Наверняка мы спорили достаточно громко, чтоб он слышал все, при закрытой двери.

— Саша, — Сергей стоял на пороге, — выйди, пожалуйста.

Я на минуту задумалась, а потом решила, что это не такая и плохая идея — Топольский умеет убеждать, Дашка при нем постесняется истерить, а я устала. Даже не спала нормально — полночи просыпалась от того, что снилась какая-то муть.

Поэтому я, под озадаченным Дашкиным взглядом, встала и молча вышла. Я всех пойму и снова начну подбирать слова и искать компромиссы, когда все закончится. Когда я перестану за всех бояться.

Не включая свет, я села, легла на край кровати. Окно закрыто, стеклопакет сдерживает шум проспекта, куда выходят окна спальни, и все, что я слышу, это тиканье часов на полке с фанатскими подарками. Когда первый раз увидала эту полку со всякими фигурками, игрушками, значками и сувенирами, искренне удивилась — не думала, что Сергей так трепетно к этому относится. Кстати, да — тихо. Дашка действительно стесняется истерить или Топольский нашел к ней подход?

Я не заметила, как задремала. Просто провалилась в темноту, где ничего не снится. Но, провалилась неглубоко, потому что разбудил меня звук открывшейся двери.

— Поговорили? — спросила я у севшего у меня в ногах, Сергея.

— Объяснил, что в городе опасно, двоих охранять сложно, даже троих, потому что есть ещё Надя, и, если она поедет, будет гораздо проще. Обещал завтра ей свидание с братом. Все.

— У тебя талант общаться с детьми, — подниматься не хотелось, но я все-таки села.

— Да не ребенок она уже,

— усмехнулся Сергей, — взрослая барышня. На редкость здравомыслящая, полагаю, без тебя тут не обошлось.

— Это у них семейное, я так, мимо пробегала, — я поморщилась — голова по-прежнему раскалывалась, и тяжелый узел волос на затылке нещадно тянул. Шпилька, которую я потянулась достать, как назло запуталась.

— Можно? — спросил Сергей.

Я не сразу поняла, о чем он, но отпустила злосчастную шпильку.

— А ты умеешь?

— Санечка, я старший брат — я и косы плести умею и банты завязывать.

Прядь за прядью, осторожно и бережно, Сергей разбирал мою прическу. Если бы я знала раньше, что это так приятно, даже усталость и головная боль куда-то делись.

— Вот и все. И не обязательно было волосы драть, — он ссыпал шпильки на прикроватную тумбочку.

— Спасибо. Дашка своей вредностью буквально по краю прошла, если бы не ты — я бы на нее сорвалась.

— Я понял. Санечка, что для тебя сделать?

— Посиди со мной? Скоро дядя Игорь приедет, опять какие-то новости.

— Может быть, это хорошие новости?

— Было бы прекрасно. Но честно сказать, я уже согласна на любые, только бы определенность появилась. Посиди со мной, а то за прошлые сутки тебя как-то слишком мало было.

— А тебе нужно много? — Сергей обнял меня за плечи, — Как ты меня в туры будешь отпускать? Или, как жена декабриста — за мной по поездам-гостиницам?

— А вдруг?

— Ты в туре была хоть раз?

— Нет. Ну, если ближайшие города не брать во внимание, но мы туда одним днем мотались.

— Убедила, поедешь со мной — почувствуешь всю романтику, — Сергей тихо засмеялся.

— Ну тебя, — я не удержалась и тоже хихикнула.

* * *

Дядя Игорь приехал только к девяти.

— Как Лешка?

— Срастется — в армию сдам, как раз осенний призыв!

— Достал уже? — улыбнулась я.

— Ой, Сашуль, — старший Ольшанский только рукой махнул.

— Чай будешь? — просил Сергей.

— Я бы хотел не чай, но сегодня только среда и мне еще домой. Так что давай чай.

— Новостями поделитесь?

— Поделюсь, — дядя Игорь забрал у меня чашку с чаем, и устроился поудобнее, — но там такие новости, что я не знаю с чего и начать.

— Случилось что-то?

— Да голову морочат мне! То техники нет, то разрешения, то начальника! Еще сегодня днем должны были выкопать и дело с концом!

— Странно это, — не сдержалась я.

— Не странно, Сашуль. Бардак там в их провинции! Сонное царство, эксгумацию в последний раз при царе горохе проводили, вот суетятся без толку, как тараканы. Ничего, я им своего эксперта отправил, он там быстро разберется.

— Надеюсь. А вообще новости есть?

— Есть. Любопытные новости. Сашуль, — Ольшанский достал из папки лист бумаги фоторобот, — посмотри, похож на Маркова?

— Не знаю… — я вглядывалась в черные грубые линии, — что-то вроде есть, но вот брови, нос… нет, не скажу. А откуда это?

— История, Саш, любопытная. Приехали место происшествия осматривать, на камерах аптеки на углу есть человек — по времени и одежде, которую Андрей запомнил, подходит. Довели мы его два квартала по камерам, а дальше все. Совпадение такое — камеры на перекрестке — ни одна не работает. Начали искать-копать, оказалось пацанята нем баловались рогаткой. Лаааадно, нашли пацанят, те в отказ, мол случайно, дяденька, но у участковый там не зря хлеб ест — детишки раскололись.

— Камеры не случайно побились? — спросил Сергей.

— Конечно. Оказалось, днем раньше какой-то мужик пообещал этим пацанам пятихатку, за то, что они камеры побьют. Даже сказал, какие именно — готовился, видать. Вот со слов детей и фоторобот.

— Хреново, — покачал головой Сергей, — но похож или нет, Саш?

— Я не знаю, — с нажимом повторила я, — глаза похожи, подбородок, но все остальное…

— Так. Значит план такой, — дядя Игорь убрал фоторобот и захлопнул папку, — завтра уезжает мелочь, провожатого я ей нашел, у меня этого добра много. Довезет, сдаст с рук на руки и отзвонится. Вы двое — сидите тихо и не представляетесь. Можете?

— Дашку проводить хоть можно?

— Можно. А потом домой, сидеть тихо и не высовываться, как минимум сутки.

— Собака на балконе будет гулять? — спросил Сергей.

— Она ведь на охрану обучена, — я поежилась, — думаю, за пять минут со мной ничего не случится.

— Тем не менее, застрелить Зету не так сложно. Давай так, я знакомому звоню, собака едет со мной, ты сидишь дома. Ты тоже, — это уже Сергею.

— Куда? Кто сказал, что я Зету отдам?

— Цыц! В кинологический питомник. Работать будет, заботиться о ней тоже будут хорошо. Это не обсуждается. На днях тоже найду вам человечков, чтоб по пятам ходили, сама понимаешь, абы кому доверить не могу, это не ребенка до лагеря сопроводить.

— Думаешь, Дашу не тронут? — Сергей крутил в пальцах сигарету, которую достал из пачки, но так и не прикурил.

— Охотиться в открытую на нее вряд ли будут. В отличие от вас. Прости, Серег, но ты первый кандидат на покушение. Стрелять умеешь?

— Лет двадцать назад из травмата по банкам последний раз, так что считай, что не умею.

— С Сашки толку больше. Сашуль, когда твоя Надя из своей командировки возвращается?

— В пятницу, но она пока сама не знает точно.

— Значит, еще одного человечка надо, — вздохнул дядя Игорь, — с Ниной я не разговаривал, только с ее Валерь Палычем, кстати.

— А что так? — подняла я бровь.

— Он человек серьезный и обстоятельный, вполне может жене охрану выделить, чтоб она ни сном ни духом не о чем.

— Ну да, если мама узнает, она испереживается вся. Спасибо, дядя Игорь, я сама не догадалась.

— Да не за что. Так, ну, чаем меня напоили, на вопросы я на все ответил, пора домой. Доброй ночи, Сашуль. Серега, на пару слов?

Мужчины вышли, а я откинулась на спинку стула. У них там уже тайны и Топольский «Серега». Вот уж не думала, что дядя Игорь будет дружить с моим… А кем? Русский язык как-то не располагает нужными словами. Любовник? Фу, какая пошлость. Молодой человек? Ну да, ну да. Мужчина? Жених? Хотя предложения мне никто не делал, какой жених? Бойфренд? Тут я не выдержала хихикнула. Из всего пришедшего мне в голову не годилось ничего.

— Ты чего? — заглянула на кухню Дашка.

— Да так, ерунда в голову пришла. Хочешь узнать, до чего мы договорились?

— Нууу… вообще да.

— Да ничего нового, Даш. Завтра сначала к Андрею, потом на вокзал, дядя Игорь тебе провожатого нашел.

— Провожатого, — Дашка скривилась.

— Я же не могу с тобой поехать. Не бойся, за руку тебя никто водить не будет, считай, что это личная охрана.

— Ладно, — Дашка как-то легко согласилась. Интересно, о чем они с Сергеем разговаривали, все-таки?

— Хочешь, посмотрим что-нибудь? — предложила я, — Помнишь, ты мне про какой-то фильм рассказывала?

— А… — Дашка посмотрела на дверь.

— Сережу тоже возьмем. Всем отвлечься надо. Дашка, у тебя проблема, как к нему обращаться, что ли?

— Угу, — мелкая кивнула, — дядя Сережа как-то стремно — он не старый.

— Ясно, — я постаралась сдержать улыбку, — вернется, проясним этот момент. Пойдем, фильм найдем и разберемся как его на телек вывести.

Глава четырнадцатая

Александра.

Фильм мы не досмотрели — Дашка начала клевать носом где-то после половины, и я выпроводила ее спать. Когда вернулась в спальню, застала Сергея, сидящим на краю кровати с телефоном в руках

— О чем переживаешь? — я села рядом.

— Запись. Я, конечно, все отложил, подвинул, но в группе я не один, люди работать хотят и сроки есть. Пытаюсь придумать, как быть.

— Записываться. Завтра Дашку проводим, дядя Игорь обещал охрану — я думаю, на студию ты вполне сможешь ездить.

— Ладно, разберемся. Это неприятно, но не критично.

— Неприятно, но ты хочешь в рабочий запой, — поправила я.

— Хочу. Там не альбом, там конфетка и ты к этому причастна.

Я вопросительно подняла бровь.

— Трепала мою творческую душу, вот я и сублимировал.

— Нууу, — протянула я, — это не специально. Я же не Лиличка.

— Ой, не надо. Никогда не понимал романтизации этой больной привязанности Маяковского, — Сергей поморщился, — драма имеет место быть в жизни, но добровольно жить в драме — это что-то за гранью для меня.

— Он тоже сублимировал, видишь.

— Лихо ты меня сейчас в один ряд с Маяковским поставила. Дай бог, доживу, когда это потомки сделают, — Сергей засмеялся, — ладно, время позднее, вставать рано.

* * *

Утро было нервным и сумбурным — Дашка переживала и волновалась, я переживала вместе с ней, Сергей переживал за меня. Отчасти правильно — я действительно как- будто замёрзла. За всех боюсь, пытаюсь все контролировать, но себя отпустить не могу и контролирую каждое слово и движение. До того, как проснулась Дашка, я позвонила Алевтине Григорьевне, она тоже обеспокоилась и взяла с меня обещание прийти на прием как можно скорее.

— Саша, вы же понимаете, что все это ваша реакция на стресс? — голос врача в телефонной трубке был больше понимающим, чем строгим, — Вы сейчас живете в стрессе и максимально собраны, на пределе, но когда вас, что называется, отпустит…

— Знать бы когда и как, — я слушала и смотрела в окно. С восьмого этажа виды интереснее, чем в Луговом.

— Триггером что угодно может стать, Саша. Поэтому я вас жду в ближайшее время на прием.

Сошлись мы на том, что как только с нашей безопасностью что-то решится, я приеду на побеседовать. Надеюсь, раньше меня не накроет.

Когда кавардак со сборами закончился, мы запихнули Дашку в машину и, дозвонившись дяде Игорю, поехали к Андрею.

Старший Ольшанский ждал нас у крыльца больницы, в компании приятной светленькой девушки, на вид ей было немногим больше, чем мне.

— День добрый, — дядя Игорь кивнул на блондиночку, — знакомься, Даш, это твое сопровождение.

— Лейтенант Матвеева, — девушка кивнула.

Мы в разнобой представились.

Дашка недоуменно разглядывала свою провожатую.

— Алена мастер спорта по боксу, — продолжал старший Ольшанский, — место службы не скажу, обойдетесь.

— Ребенка мне доверить можно, — кивнула Алена и улыбнулась.

— Я не ребенок, — фыркнула Дашка.

— Хорошо, не ребенка тоже доверить можно, — легко согласилась девушка.

Дашка обескураженно вздохнула. Спорить чертенок любит — возраст такой.

— Пойдемте? — дядя Игорь посмотрел на часы, — Еще на вокзал нужно успеть. Алена, в машине подожди, пожалуйста.

— Где вы ее нашли только? — спросила я, поднимаясь по лестнице, — Ей бы в модели, а не под погоны.

— Даже тебе не скажу, где. По большому знакомству.

— К Смирнову? — встретил нас на этаже врач — видимо мы уже примелькались и стали узнаваемы, — Сразу говорю — пущу только одного!

— Иди, Даш, — я легко подтолкнула мелкую к двери.

— Десять минут, не больше, — строго сказал врач и скрылся в соседней палате.

Дашка открыла дверь и нерешительно вошла. Ладно, она действительно уже не маленькая, а Андрей постарается ее не пугать.

— Не думал, что девушки служат, — Сергей покачал головой, — связисты, медики, картографы, но чтоб вот так…

— Служат, Серега, еще как служат! Сашка вон тоже стремилась в форме ходить, правда в нашей.

— Это другое, дядь Игорь.

— Может и другое. Да не переживай ты, девочка хорошая, довезет нашу мелкую.

— Я не переживаю, даже хорошо, что девушка — Дашка же с Мариной едет, а там такой скромный котенок, что чужого дядьку бы стеснялась до обморока.

— Вот и я так подумал, — кивнул Ольшанский.

Позади скрипнула дверь и я обернулась.

— Саш, зайди, Андрюша просит, — сказала притихшая Дашка. Ей тоже сложно видеть брата таким.

Хотя, мне тоже сложно, хотя и чуть проще и легче, чем в прошлый раз.

Сегодня друг выглядел живее — синяки под глазами все еще черные, но желтоватый оттенок кожи сменила болезненная бледность. Вот не думала, что когда-то этому обрадуюсь.

— На мне, как на собаке, — Андрей попытался улыбнуться, — привет!

— Привет! Тебе лучше?

— Немножко. Дашка сказала, надолго тебя не пустят.

— Меня вообще пускать не должны, я нелегал.

— Тогда быстро и по делу — тебе мой телефон не отдавали?

— Нет.

— Я тебе пароль дам, в облаке найдешь контакты, позвонишь хорошему человеку?

— Конечно. Девушка, да? — я улыбнулась. Вот и “коза” нашлась.

— Да. Лиза. Она так и записана — просто Лиза.

— Хорошо. Но врать не буду, скажу, как есть, что с тобой.

— Ладно, — обреченно сказал Андрей, — только скажи, что это не я скотина — пропал и не звоню, а обстоятельства. С последствиями я разберусь, как выпишут.

— Андрюш, а она красивая? — не удержалась я.

— Очень. Я тебе все расскажу потом, обещаю, — мне показалось, что друг смутился.

— Поправляйся, ладно? А я пошла, пока не спалили — я быстро чмокнула Андрея в лоб.

Когда я вернулась в коридор, дядя Игорь подозрительно спросил:

— Что у вас там за тайны?

— Нет тайн, просто попросил позвонить одному человеку. Это личное, дядь Игорь.

— У всех-то у них личное, аж завидно.

— Давайте вас женим? — хихикнула я.

— А давай. Леху в армию отдам и женюсь!

— Опять не поделили что-то?

— Его выписали вчера, он не сказал?

Я отрицательно покачала головой.

— Один он не может, но и со мной не хочет, буду думать. Не сиделку же ему нанимать?

— Я могу номер Дины дать, она мне по хозяйству в Луговом помогает. Лешку она видела, понимает, чего ждать.

— Дай, я тогда оболтуса выселю, пусть один сидит, как сыч.

— Не будет он сидеть — одна же нога сломана, на костылях сбежит.

— Да понимаю я, Сашуль. Но не наручниками же к батареи его приковывать?

— Перегрызает или взломает.

— Погоди, — это зазвонил мобильный, — Ольшанский. Когда? Хорошо, жду, — и уже снова мне, — откопали. Заключение обещают до вечера.

— Ну, зато хоть в этом ясность появится.

— Мне нравится твой оптимизм. Все, давайте по машинам, а то на поезд опоздаем. Даш, давай ко мне, я по дороге вам с Аленой инструктаж проведу.

В машине Сергея я достала телефон и, вбив чужой пароль, начала искать в облаке нужный номер телефона.

— Даже мне не скажешь, что у вас за тайны? — спросил Топольский.

— Нет никакой тайны — Андрей попросил звонок сделать, сам-то он не может.

— Дай угадаю — Даша не зря ревнует и звонить нужно девушке?

— Это и так ясно, как белый день, — фыркнула я и набрала номер.

— Алло? — сказал бархатный женский голос.

— Лиза?

— Да, а кто это?

— Мы с вами не знакомы, меня зовут Александра, я подруга Андрея Смирнова.

— Что-то случилось? — девушка забеспокоилась.

— Андрей в больнице, на него позавчера напали возле дома, ударили ножом.

— Господи, — Лиза задохнулась, — он…

— В себя пришел, все хорошо, но телефон ему пока не разрешают, да и посетителей тоже, поэтому он меня и попросил вам позвонить.

— Спасибо. А в какой больнице? Вдруг у меня есть знакомые?

— А вы?..

— Я медсестра. В реанимации, — зачем-то уточнила она.

— В восьмой. Как только можно будет я передам телефон.

— Саша, а его сестра? — я услышала какую-то неловкость в тоне собеседницы.

— Со мной, все хорошо.

— Если нужно помочь, я с радостью.

— Спасибо, — предложение девушки мне понравилось, — пока не нужно. Андрею что-то передать?

— Да. Передайте, чтоб поправлялся. Остальное я сама, потом.

— Хорошо. До свидания, Лиза.

— До свидания. Спасибо вам.

Сергей дождался, пока я уберу телефон и сказала:

— Коза, видимо, вовсе не коза, а приятная барышня?

— Твое общение с Дарьей надо ограничить — она плохо на тебя влияет. Да, вполне, только неуверенная.

— Ей звонит незнакомый человек с такими вот новостям, еще бы она уверена была.

— Да, ты прав, наверное. Мне тоже странно все это.

— Почему?

— У Андрея может кто-то и был, но не всерьез и ненадолго, так что я рада за него всей душой, но мне немножко странно… Дашка уже не маленькая, поймет.

— У Дашки скоро свои женихи пойдут.

— Уже. Только у нее пока это на уровне баловства и поднятия самооценки.

Прощание на вокзале вышло быстрым и скомканным.

Мелкая не удержалась, обняла меня и шмыгнула носом. Я еще раз пообещала не бросать Андрея и что он обязательно будет звонить, как только разрешат.

Когда поезд двинулся, старший Ольшанский сказал:

— Попросить хочу, — завтра человечка пришлю, а сегодня дома посидите. Дверь никому не открывайте, займитесь чем полезным.

— Обязательно, — серьёзно пообещал Сергей, — Человека во сколько ждать?

— Я утром позвоню. А ты намылился куда-то, что ль?

— На запись. У меня работа есть.

— У всех работа, — вздохнул дядя Игорь, — ладно, постараюсь пораньше человечка прислать. А теперь марш домой и не высовываться.

— Чем полезным займёмся? — спросила я, когда Топольский вырулил со стоянки.

— Есть у меня пара идей, госпожа Лишина.

— Поделишься?

— Покажу, — пообещал Сергей.

— Интрига! Тебе к завтрашней записи готовится не надо?

— Моя партия записана уже. Могу себе позволить немножко расслабится. Но сначала более приоритетные задачи.

— Какие?

— Тебя надо накормить, иначе скоро ветром будет уносить, будешь кирпичи в карманы класть.

— Сережа-а, — протянула я, — Дашка уехала, выходи из роли родителя, я взрослая девочка уже.

— Есть, тем не менее, забываешь.

— Ты вредный и ворчливый.

— Старый пень, ты хотела добавить, — он усмехнулся.

— Не кокетничай. Откуда у тебя вообще такое умение с детьми ладить?

— Идет в комплекте с навыком "Старший брат". Прокачивать можно, когда у твоих друзей появляются дети.

— Интересная история будет?

— Олега спроси — тогда студии еще не было, мы постоянно оказывались без базы, собирались у него репетировать, Инке лет шесть-семь было, поэтому историй вагон и маленькая тележка. Не удивлюсь, если и фотки есть.

До дома мы добрались без приключений. Я разбирала пакет купленных по дороге продуктов, когда позвонил дядя Игорь.

— Предварительные результаты готовы, Саша.

В принципе, он мог и не продолжать — я уже по голосу поняла, что ничего хорошего меня не ждет, но все-таки спросила:

— Не он, да?

— Нет. Не знаю, кого закопали, но по костям значительно старше.

— Спасибо. В принципе, я так и думала.

— Сашуль, ты только не накручивай себя, — попросил старший Ольшанский, — ребята ищут, успехи есть.

— Хорошо, дядя Игорь, я постараюсь, — пообещала я и положила трубку.

— Не он? — задал тот же вопрос, что и я, Сергей.

— Нет. Как-будто кто-то в этом сомневался.

— Я.

— Ты слишком оптимистичен, — усмехнулась я.

Я тоже сомневалась. Надеялась, что это еще одна Димина любовница все устроила, или мать, или инопланетяне, да кто угодно! Кто угодно, лишь бы не Дима. Лишь бы не было доказательств того, что он жив.

Я жираф, я осознала до конца с какой-то заминкой. Не просто услышала, а поняла, что человек, которого я ненавижу, которого когда-то любила, который обещал мне счастливую жизнь, а потом эту жизнь сломал, человек, который бросил меня, расплатившись со своими долгами — живой. Ходит по тем же улицам, что и я, наблюдает за мной. Что именно этот человек чуть не убил Лешку и Андрея.

Это и стало триггером.

Моя истерика правда была похожа на стихийное бедствие. Я рыдала в голос, тряслась и несла какую-то несвязную чушь. Сергей пытался меня обнять и успокоить, достучаться до меня, но я вырывалась и снова захлебывалась слезами. Окончательно я его напугала, когда начала задыхаться.

Хорошего и заботливого Сережу я не слышала, в вот жесткого, способного сунуть меня головой под струю воды, не услышать тяжело. Спасибо, хоть вода не ледяная, а едва теплая — пожалел меня.

— Нормально? Понимаешь кто ты и где?

Мир начал возвращаться в обычное состояние. А вместе с ним неловкость и стыд.

— Холодно, — голос был хриплый и чужой.

— Прости, у меня не было выбора.

— Выйди. Я мокрое сниму, — вода с волос залила футболку и она неприятно липла к телу.

— Принести что-то?

— Нет. Сереж, выйди.

Топольский поколебался, но вышел, а я села на пол. С волос капало, теперь и джинсы вымокли, но вставать я не торопилась — холод воды и кафеля трезвил. Думать не хотелось. О чем? Я пустая, голова пустая и тяжелое чувство отчаянной безысходности. О чем тут думать? Зато можно бесцельно разглядывать швы затирки между узорчатой напольной плиткой — отвлекает и позволяете тянуть время, чтоб не выходить и не смотреть Сереже в глаза.

Я бы так долго сидела, если бы не Топольский, который так и не дождался, и начал опасаться, как бы я чего не натворила.

— Плохо? — спросил он, садясь рядом со мной прямо на мокрый кафель.

— Стыдно, — голос я сорвала, кажется, — ты не должен был вот это все видеть.

— Дурочка, — Сергей вздохнул и притянул меня к себе, — маленькая, глупенькая.

— Все равно стыдно.

— Саш… Я устал повторять — я был у твоего врача, я читал, я консультировался, я целиком и полностью понимал, что будет. Я тебя люблю и принимаю такой, какая ты прямо сейчас, здесь. А ты себя, кажется, никак принять не можешь.

— Не могу, — я уперлась лбом в его плечо.

— И я догадывался, что вся эта неделя по тебе ударит, но я не думал, что так сильно.

— Я тоже.

Топольский вздохнул снова и замолчал. Чем больше я приходила в себя, тем больше понимала, как его напугала. Желание провалиться сквозь землю тоже крепло.

— Саша… — как-то глухо начал Сергей.

Я подняла голову и посмотрела на него.

— Ты… я понимаю, что это эмоции, ты не понимала, что говоришь, но не надо так. Пожалуйста.

— Я тебя обидела?

— Не помнишь?

— Нет. Помню, что-то несвязное несла.

— Ты сказала, что боишься и не будешь без меня жить, — мне показалось, у него даже голос дрогнул.

Я молчала. Мне действительно до одури за него страшно. И жить без Сережи… зачем?

— Не надо об этом думать, хорошо? — продолжал Сергей.

— Я не могу об этом не думать, когда Дима жив. Не мо-гу. Но я не хотела делать тебе больно.

— Ты не сделала. Просто, — на меня он больше не смотрит, теперь Сергея тоже больше интересуют затирка и плитка, — просто сны дурацкие снятся. Никогда раньше не умирал во сне. Вроде, это к долгой жизни, да?

— Сережа, — в груди вдруг похолодело, — это просто сны.

— Да, сны, но на нервы действуют — яркие такие. И твои слова просто на них сверху, вот я и… Ты так и будешь на полу сидеть?

— Удобно, — пожала я плечами.

— Холодно. Давай вставать.

Я встала слишком резко — в глазах потемнело, пол качнулся под ногами.

— Давление упало, — пробормотал поймавший меня Сергей, — пойдем, поспишь немножко. Я с тобой посижу.

— Нет, я не усну. А если усну, то потом буду жалеть.

— Успокоительное?

— Сутки в киселе? Нет, спасибо.

— И что мне с тобой делать? Напоить? — он криво улыбнулся.

— Разве что чаем.

— Пойдем.

Я села за стол, глядя, как Топольский достает с сушилки мою кружку. Меня это в свое время тронуло, что не особо любящий чай Сергей, купил специально для меня полулитровую кружку и чай с мятой.

— Если ты так и будешь смотреть на меня виноватыми глазами, я тебе что-нибудь откушу, — пригрозил Топольский, ставя передо мной чашку с чаем.

— Я и не смотрю.

— Значит, так, — он отошел к подоконнику, вытряс из пачки сигарету и закурил, — ничего сверхъестественного не произошло. Ты устала, я вовремя не понял, что делать. Ты не умеешь просить помощи, а я не всегда принимаю, как именно помочь. Все. Не надо себя грызть, хорошо?

— Хорошо.

— Вот и славно.

— Я тебя тоже попрошу.

Сергей вопросительно посмотрел на меня.

— Ты завтра ничего не будешь отменять. Поедешь, как договорились, доделаешь альбом, хорошо?

— Саш…

— Дослушай, пожалуйста. Не надо жертвовать своим делом. Я не тяжело больная, чтоб сидеть рядом и держать за руку. Мне не будет легче, если ты будешь разрываться между мной и работой, потому что понимаю, что это для тебя значит. Договорились?

— Договорились, — кажется, Топольский вздохнул с облегчением, — самообладание ваше, госпожа Лишина, пугает и восхищает.

— Я пятнадцать минут назад в истерике была, где самообладание?

— Ты сейчас со мной совершенно спокойно разговариваешь и думаешь.

* * *

Сергей.

Я действительно не понимал, как она это делает. Если бы не заплаканные глаза и мелкая дрожь в руках, я бы решил, что мне все предвиделось.

Перепугался я страшно. Как-то так сложилось, что я всегда мог сгладить, успокоить, отвлечь, но не в этот раз. Слишком долго она себя держала в руках.

Я совру, если скажу, что страшно только за Сашу. За себя тоже страшно. Как-то так сложилось, что настоящих опасностей в моей жизни и не было. Максимум — остаться без гроша — не надо у мутных людей денег занимать потому что, ну или быть отпинанным за гаражами, но это еще моменты бурной молодости. Убивать меня никто никогда не собирался. Признаться честно, я вообще не верил, что будут собираться, пока Андрея не ранили. Алексей, все же, мог и сам в аварию попасть, а вот упасть на нож во дворе своего дома достаточно сложно.

Может, я и не прав и поступаю неправильно, но я действительно вздохнул с облегчением, после ее слов. Я не врал про сроки, да и в группе я не один, а альбом, это деньги, это новая программа для осеннего тура, эта мерч, в конце концов, а значит, снова деньги. При моей принципиальной позиции касательно совмещения проектов, прерывать и переносить процесс записи — свинство.

Саша встала, подошла ко мне и молча обняла, уперевшись лбом в плечо.

— Саш?

— Ммм? — она даже не пошевелилась.

— Все нормально?

— Угу.

— Саааш.

— Обними меня просто, что ты пристал с вопросами?

— Наглёж, — я улыбнулся, но обнял, поцеловал в висок.

— Не наглеж. Просто не хочу сегодня больше ни о чем плохом думать. Завтра опять что-то поменяется, опять надо начинать бояться.

— Я понял. Давай я тебе что-нибудь хорошее расскажу?

— Расскажи. Например, как все будет замечательно, когда этот маразм закончится.

— А у тебя есть сомнения, что будет? Будем вести скучный быт, ты обещала, как жена декабриста, со мной в тур съездить. Развлечение!

— Что ты так меня туром пугаешь?

— Поезда, гостиницы, чужие постели, недосып, косячные орги — ммм, действительно, чем тут пугать?

— Но ты все равно ездишь.

— Потому что мне есть что сказать и мне нужна отдача. А отдача на концертах это что-то феерическое. Ты же понимаешь, да?

— Понимаю. Сереж…

— Что, моя хорошая?

Она потянулась, коснулась моих губ своими, едва-едва, а я забыл, как дышать.

— Не хочу ни о чем думать, — очень тихо сказала Саша.

А я хочу? Или могу?

Медленный тягучий поцелуй, никаких пожаров и страстей, только безграничная нежность и желание передать то, что словами не получится.

Хотя кого я обманываю? Я так по ней соскучился за эту неделю, что поцелуй неизбежно перешел и в пожары, и в страсть, и в легкое сумасшествие. Зато думать действительно не получалось. Как думать, когда прямо в эту секунду ты живешь? Живешь, а все что было пару минут назад абсолютно нереально и как будто из другой жизни.

* * *

Колышется занавеска открытого балкона, приглушенный шум проспекта внизу.

Она лежит головой у меня на груди, и водит пальцем по линиям татуировки. Жизнь все еще кажется нереальной — в суматохе, страхах, этот кусочек спокойствия как украденный, но хуже он от этого не стал точно.

— Набью твой профиль на груди, будешь знать, — пригрозил я.

— Не надо. А кроме шуток — есть какая-то со значением?

— Птичка на плече, ага, вот эта. Самая первая, в ней какой-то смысл, наверное. Остальное потому что захотел.

— Я думала шрамы забить, но испугалась в последний момент.

— Чего испугалась?

— Что больно будет, — она улыбнулась, — плохо представляю, как в меня будут тыкать иголкой.

— Это не больно, на самом деле. Если передумаешь, познакомлю со своим мастером.

— А парные слабо?

— Саааша, — я не удержался и засмеялся, — если это не сердечки или пошлые обручальные кольца, то я подумаю.

— Кольца рановато.

— Думаешь?

— Серёж, — она приподнялась на локте и серьезно посмотрела на меня.

— Не пугайся. Я пока только о совместной жизни. Понимаешь, мне нравится возвращаться домой, где ты. Нравится варить по утрам две чашки кофе, нравится просыпаться с тобой. Жить с тобой нравится. В конце концов, нравится, что можно просто прийти в соседнюю комнату и тебя обнять, — эти слова давно крутились у меня на языке, но набрался храбрости я только сейчас.

— Мог просто сказать, что любишь, — она улыбнулась так тепло, что у меня даже сердце замерло.

— Люблю.

— Дальше ты меня всерьез замуж позовешь?

— Не исключено.

— Снова торопишься.

— У меня такое чувство, что опаздываю. Состарюсь совсем и ты за меня замуж не пойдешь.

— Дурной ты что ли?

— Дурной. Сашка, я так тебя люблю!

* * *

Александра.

Я проснулась отвратительно поздно и неприлично счастливой.

Залитая светом кухня, запах кофе и любимый мужчина. Я надолго это запомню и часто буду вспоминать потом.

— Ты принципиально кофеварку не покупаешь?

— Кофеварка — это без души, — Сергей снял турку с плиты, ровно в тот момент, когда пена добралась до краев, — а так — это творчество.

— Это время.

— Это несколько минут для себя. Подумать. Иногда это нужно.

— Как я люблю, когда ты такой…

Сергей вопросительно посмотрел на меня.

— Домашний, задумчивый. Заново влюбиться можно.

— Влюбляйтесь, госпожа Лишина, я только за.

— На студию поедешь?

— Да, к трем.

— Вот и хорошо.

Телефон зазвонил ровно через полчаса, как я проводила Сергея на студию. Дядя Игорь не обманул и обеду приехал в компании коренастого серьезного мужчины, который представился Василием, оказался немногословен и вообще произвел на меня впечатление серьезного человека, с которым не страшно отпустить Сергея.

Телефон зазвонил, и если бы не определившийся Надеждин номер, я бы вряд ли ответила.

— Саша, ты можешь приехать? — голос подруги в трубке дрожал,

— Надь, все хорошо?

— Нет, то есть, да. Саш, приезжай, пожалуйста!

— Куда? Надь, объясни по-человечески.

— Саш, пожалуйста!

Тут трубку забрали, и я услышала:

— Привет.

Дышать стало нечем. Этот голос я ни с кем не спутаю и меньше всего я бы хотела его услышать.

— Если Надюша тебе не дорога, можешь позвонить своему музыканту. Я как раз на него смотрю. Машинка хорошая у дядьки и студия в хорошем районе. Позвони, спроси, не холодно ему в рубашечке курить-то?

— Зачем тебе это? Нади мало? — приходилось контролировать каждое слово, чтоб он не понял, что мне страшно.

— Мало. Сразу говорю — позвонишь кому-то, хоть слово скажешь, можешь с обоими попрощаться. Телефон я твой слушаю.

— Я тебе не верю.

— Хочешь три последних номера скажу, на которые ты звонила? А вообще, я сейчас трубочку положу, а ты позвони, как его? Топольскому? Спроси, чем он занят, сразу и поверишь.

Звонок оборвался. Дрожащими руками я набрала номер Сергея.

— Соскучилась? — спросил он, едва сняв трубку.

— Спросить хотела, что ты делаешь, — я до боли впилась ногтями в ладонь, чтоб он ничего не понял, не услышал, как я боюсь услышать ответ.

— Олега жду, стою вот у студии, курю.

— Не холодно?

— Саш, что-то не так? — голос Топольского стал тревожным.

— Нет, всё хорошо. Переживаю за тебя немножко.

— Все нормально, моя хорошая. Постараюсь не долго. До вечера.

Звонок оборвался, и я снова осталась одна, беспомощная, с бьющемся в горле сердцем и липким страхом.

Мобильный снова завибрировал, я смахнула зеленый кружок наверх.

— Позвонила, — он не спрашивал, он знал.

— Что ты хочешь?

— Приедешь, куда я скажу. Одна. Хоть кому-то вякнешь, куда собралась — со своим музыкантом попрощаешься, поверь, никакая охрана не поможет. Пока в ТЦ на Ленина, дальше позвоню. Давай, двадцать минут у тебя.

Что я сделала? Правильно, поступила как настоящая идиотка — взяла ключи и вышла из квартиры.

* * *

Сергей.

“Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети”, - в который раз сообщил мне бездушный голос.

— Случилось что? — спросил Олег.

— Саша трубку не берет.

— Домой позвони.

— Она и к домашнему не подходит. Давай сворачиваться, а то мне неспокойно.

Штрафов я собрал почти наверняка, потому что гадкое чувство тревоги заставляло выжимать газ. Уговоры, что Саша просто не слышит телефон, что она в ванной или спит не работали.

Я открыл дверь квартиры и сразу понял, что в ней никого. Так бывает — с порога чувствуешь эту звонкую пустоту и будто внутри на пару градусов ниже, чем в подъезде.

— Саша!

Тихо.

Я зачем-то прошелся по комнатам, наверное, пытался унять нарастающую тревогу.

Телефон старшего Ольшанского найти было несложно — четвертый в списке недавних вызовов. Он выслушал, задал несколько коротких вопрос, выругался и пообещал перезвонить.

А я остался. С осознанием того, что если бы не уехал и не оставил ее, то ничего бы не произошло. Чтобы забить эту навязчивую мысль стал терзать телефон — я не знаю, чего я хотел добиться этими звонками, с самого начала было ясно, что помощи можно ждать только от старшего Ольшанского.

У меня действительно много знакомых, но, как когда-то сказала Саша, круче прокурора области нет, так что мои трепыхания были, скорее, попыткой не сидеть сложа руки, чем приносили реальный результат. Но номера, по которым стоило звонить, в мобильном кончились, и я снова остался наедине с собственной беспомощностью. Беспомощностью и страхом.

Курил, мерил шагами кухню, снова курил, проверял телефон и снова ходил из угла в угол.

И постоянно, как заклинание, повторял "Пожалуйста, пусть найдется живая!".

Игорь перезвонил, когда уже стемнело.

— Приедешь или мне к тебе?

— Приеду. Новости есть?

— Да. Приезжай, адрес напишу. Дежурному внизу скажешь, он проводит.

Лифт я ждать не стал — слишком медленно он ползет на седьмой и ещё медленнее вниз.

Здание районного РОВД, адрес которого назвал мне Игорь, было серым, обшарпанным и наводило тоску.

Молоденький сержант проводил меня на второй этаж и показал на старую деревянную дверь с разболтанной ручкой.

— Садись, — Игорь кивнул на свободный стул, — у нас тут самое интересное началось. Не лезь только.

Кабинет маленький, неудобный — в нем и втроем уже было тесно, а со мной вообще не развернуться, но я втиснулся. Садиться, почему-то, не стал, так и остался стоять рядом с Алексеем, опирающимся на костыль.

— Ты понимаешь, что он ее убьет? — спросил Игорь, у сидящей перед ним Нади.

— Не убьет, он обещал… — девчонка шмыгнула носом.

Младший Ольшанский стоял к ней достаточно близко, чтоб ударить. Пощечина получилась звонкая и злая.

— Охренел?! — я сгреб его за шиворот и встряхнул, как щенка.

— Охренела здесь только она, — процедил Леша, сверля Надю глазами, — всегда Шурке завидовала, всю жизнь! Чего тебе не хватало, а? Она для тебя мало делала? Не предлагала твои проблемы решить?!

— А мне подачки вашей Сашеньки не нужны! — истерически выкрикнула Надя, — Это вы — два павлина, вокруг нее вьется, все надеетесь, что перепадет, а она вами крутит, как удобно! Хитрая, подлая дрянь!

— Завались!

— Тихо оба! — ударил по столу Игорь, — в обезьянке закрою!

— Зачем? — спросил я, глядя на Надю в упор.

— Я скажу, зачем, — младший Ольшанский не дал Надежде ничего сказать, — Шурка добрая и наивная, она этой, — он с отвращением кивнул на девушку, — помогала, хоть она отказывалась. Шурка же не может, когда кому-то плохо, вот чуть не насильно деньги переводила — то на сиделку, то на лекарство дяде Грише. А Димон обещал рассказать Шуре, что Надюха с ним спала. Прикиньте, какая у Шуры реакция была бы? А Надька кормушку терять не хотела, вот и согласилась жертвой прикинуться, Шурку выманить и прямо этому тупорезу в руки отдать.

— А смысл в, как ты говоришь, кормушке, если этот Клоп может что угодно вытворить?

— Так он же обещал Надюше Шурку не убивать и, если Надька поможет, ее не сдать. Удобно ведь потом сидеть, держать Шурку за руку, сочувствовать. Да, убогая?

— Пошел ты!

— Шипи-шипи, подельницей пойдешь. Да, бать? — злорадствовал Леша, неловко устраиваясь на стуле.

— За содействие привлеку, не переживай.

— Давайте! — Надя с вызовом посмотрела на Игоря, — Давай, сажайте! Папу моего сами хоронить будете, он без меня долго не проживет! И матери с переездом помогите, когда она квартиру своей секте отпишет! Ничего Дима вашей Сашеньке не сделает, он мне обещал!

— На жалость мне не дави — тут каждый второй безвинно осужденный и родня без него по миру пойдет. Раньше головой думать надо было, девочка, — Игорь нажал кнопку селектора, — уведите.

— А ты чего ждешь? — посмотрел он на сына, когда Надю увели.

— Я не уйду, — Леша набычился, — в обезьянке закроешь?

— Сиди, — вздохнул Игорь, — баран упертый.

— В тебя.

— Цыц, — устало отмахнулся Игорь.

— С Сашей что? — прервал я их перепалку.

— Ищем. Телефон нашли, в урне тц, машина двумя кварталами дальше, на стоянке. Окраина города, камер почти нет.

— Будем просто сидеть?

— Если все так, как эта овца сказала, — встрял младший Ольшанский, — то Димон вот-вот появится. Ему деньги нужны, а не Шурка.

— Месть ему нужна, — покачал головой Игорь, — помимо денег, иначе этого цирка в начале бы не было.

— Он чмо нищебродское, бать, деньги больше нужны.

— Хорошо, если так, — я достал сигареты и, спохватившись, посмотрел на Игоря.

— Кури, — кивнул тот, — Да, хорошо если Леха прав, а еще лучше, если мы Сашку найдем раньше.

— Надо тете Нине как-то сообщить.

— Она не знает? — удивился я.

— Да, я побоялся, — признался старший Ольшанский, — у Нины со здоровьем последнее время…

— Хоть кого-то ты боишься, бать, — усмехнулся Леша, — но я повторюсь — сидеть ждать будем?

— Почему ждать? Люди работают.

— А мы сидим, — парень подтянул костыль и с трудом поднялся, — пойду я, делом займусь, а вы сидите.

— Каким делом? — спросил Игорь подозрительно.

— У меня свои методы, — оскалился сын, — все, будут новости — звони.

— Давай только в рамках закона, еще твою задницу прикрывать не хватало сейчас.

— Да все окей будет, — ответил Леша уже из коридора.

— Вот как с ним? — Игорь досадливо вытряхнул сигарету из пачки, лежащей на столе.

— А он прав — просто сидеть будем?

— Тебе тоже на пальцах объяснить? Люди работают, город на ушах. Ты все что мог сделал, теперь жди.

— Если не нашел, значит не все.

— Еще один баран упертый!

— Да не могу я просто сидеть, понимаешь? Она там одна с этим клопом, хорошо если живая и целая, а я тут жду?

— А что ты сейчас сделаешь? — устало спросил Игорь, — Нет зацепок, понимаешь? Все что есть в работе. Ты мешать будешь больше, чем помогать. Совет хочешь?

— Ну?

— Езжай домой, поспи. Что изменится, я позвоню. И не смотри на меня волком, я за нее тоже переживаю, мне Сашка как дочь, она у меня на глазах выросла, Алексей мне другом был, в конце концов!

— Да понимаю я, — гадкая тревога снова заворочалась и потянула щупальцы к горлу, — все понимаю, Игорь, но не легче.

— Знаю. И мудак этот тоже знает, поэтому крови нам попьет, будь уверен.

В дверь постучали, в кабинет заглянул парнишка, который провожал меня.

— Игорь Михалыч, там женщина снизу…

— Лишина? Пропусти, — Игорь развернулся ко мне, — ханамне, Серега.

С Сашиной мамой я знаком весьма весьма шапочно — да и знакомство получилось неловким. Каким может быть знакомство с матерью, которая без предупреждения заехала в гости ко взрослой дочери?

— Где мой ребенок? — спросила Нина Альбертовна, едва переступив порог кабинета.

У них с Сашей одинаковые интонации. Я даже вздрогнул.

— Нина… — начал Игорь.

— Что Нина?! — женщина в сердцах ударила ладонью по столу, — Крестный, твою мать! Если б Лешка не сказал, то я бы ни сном, ни духом, да?!

— Нина, сядь, а? Я объясню все.

— Быстро и по существу, — женщина села на стул напротив, где до этого сидела Надя, — я жду.

Игорь достал новую сигарету, вздохнул и начал с самого начала. Про цветы, про воскресшего Диму, про любовницу, про попытку убийства. Нина слушала и мрачнела.

— Мне почему никто даже не намекнул? Я не имею права знать, что твориться с моим ребенком? Совсем за дуру меня держите?

— Никто тебя за дуру не держит. Сашка не хотела — у тебя личное счастье сложилось, медовый месяц. Ну не хотела она, чтоб ты переживала. Ты же знаешь, что Санька она…

— Упрямая. Но Надя… — Нина покачала головой, — как совести хватило только. Сашка же ей помогала и не раз, не два.

— Ты знала?

— Конечно. Я все крупные транзакции по счетам смотрю.

— Не доверяешь дочери, — неодобрительно покачал головой Игорь.

— Лучше я не буду доверять, чем из какой-нибудь зависимости ее вытаскивать. И потом, я прямо спросила, она ответила.

— Гиперопека, — поморщился Ольшанский, — Андрей над Дашкой дохлопался крыльями — вообще не самостоятельная девица.

— Игорь, иди сыну нотации читай.

— Я читаю, не переживай.

— Это я виноват, — вмешался я, — не нужно было Сашу одну оставлять.

— Да вы причем, — Нина усталым жестом убрала волосы за ухо, — я свою дочь не знаю разве?

— Нин, езжай домой. Езжайте оба уже — толку что здесь третесь? — Игорь закурил.

— А дома мне легче будет? — женщина подняла на Игоря глаза. Нет, они очень похожи с Сашкой.

— Дома ты мне мешать не будешь. Я работаю, Нина — один раз нашел, найду второй.

— Наде что-то будет?

— Жалеешь, что ли?

— Они же все мне не чужие, Игорь. И Надюшка, и Лешка, и Андрей с Дашей.

— Будет. Прикрывать не буду, не пять лет, должна была головой думать. Даже если Сашка попросит.

— Не попросит. Она в Лешу принципиальная.

— Езжайте домой, — повторил Игорь, — или мне Валерь Палычу позвонить, чтоб забрал тебя?

— Долго ждать будешь, он в Питере.

— Я тебя с конвоем тогда домой отправлю.

— Ты мне обещаешь, что с Сашкой все будет хорошо? Можешь дать гарантию, что она назад не откатится? Что ты ее целой найдешь?

— Ты же понимаешь, что я не могу таких гарантий дать? Сделать все для этого — да, Гарантий — никаких.

— Спасибо, что честно, — Нина поднялась.

— Проводить? — спросил я.

— Нет, я сама. Вы звоните если что-то изменится, а то я с ума сойду. Игорь, может, что-то нужно? Деньги?

— Нин, езжай уже. Ты действительно здесь только панику сеешь и на совесть давишь.

Женщина кивнула, еще немного задержалась на порог, словно хотела что-то сказать, но потом молча вышла.

— Ты бы тоже ехал, — уже мне сказал Игорь, — как понятно будет — наберу.

— Я тоже панику сею?

— На совесть давишь. И твое самобичевание мне здесь лишнее. Случилось уже, потом будешь терзаться, сейчас не мешай. Всем позвоню, обещал же. И вообще, Леха может и прав, насчет денег, езжай домой, карауль домашний телефон.

— Думаешь, этот Клоп действительно позвонит?

— Я пока ничего не думаю, но это вариант. Всё, вали уже, Серёг.

Не скажу, что мне стало легче после разговора с Ольшанскими. Да, какая-то смутная картинка вырисовывалась, но толку, если я все равно не знаю, где Сашка и что с ней? И сделать тоже ничего не могу.

— Вас тоже выгнал? — я обернулся. На косой лавочке у крыльца сидела Нина.

— Да. Хотя, Игорь знает, что делает, наверняка это правильно.

— Я через это проходила уже, к сожалению. Поэтому и ушла так легко, потому что знаю что будет, если у Игоря под ногами путаться. Он потом извинится, конечно, но мешать действительно не стоит. Возьмите, — она протянула мне пачку сигарет, заметив, как я хлопаю по карманам, — все никак бросить не могу, после смерти мужа.

— Спасибо.

— Сергей, я хотела только одно сказать — себя не вините. Сашка она… Дима знал, на что давить.

— Я мог просто не уезжать.

— Я больше чем уверена, что он бы нашел момент.

Иронично, но Сашина мать сейчас успокаивала меня ровно теми же словами, какими я успокаивал ее дочь несколько дней назад. Только тогда я в них верил.

— Саша в Лешу. Это он ей привил эти принципы, что семья главное, что родные не обязательно должны быть кровными, что дружить нужно по-настоящему.

— Разве это плохо?

— Это не всегда работает. Леше повезло, у него Игорь как брат, даже сына в честь моего мужа назвал, но это ведь не у всех так бывает. Но она даже мысли такой не допускала, кажется, вот результат. Я пыталась до Сашки это донести, но, — женщина покачала головой.

— Саша упрямая.

— А друзья — это священная корова, — вздохнула Нина и встала, — мне пора. Возьмите, — она протянула мне визитку, — Игорь, конечно, обещал позвонить, но вы-то, если что-то поменяется, хорошо?

— Обязательно.

Женщина кивнула и пошла по дорожке к стоянке. Я докурил и с тяжелым сердцем пошел к машине.

Домой. Ждать возможного звонка, надеяться, что найдется, снова мерить шагами кухню. Не винить себя… как, если все, что мне было нужно сделать — остаться дома?

Глава пятнадцатая

Александра.

Я открыла глаза. Темно, пахнет сыростью и землей. Под потолком цель — то ли было вентиляционное окошко, то ли пара кирпичей выпала. Других окон нет. Подвал?

Что я вообще помню? Как уехала из дома, бросила машину на стоянке, выкинула телефон, дошла до промзоны, а дальше темнота. Судя по тому, как голова гудит, меня по ней ударили.

Я пошевелилась. Руки скованные за спиной, кисти и плечи затекли, значит сижу я тут давно.

В супермена играть я не стала — выкрутиться из наручников можно только будучи каким-то подготовленным Рембо, но никак не моей. Зато я встала. По стенке, неловко, но встала и подошла к стене с щелью. Нет, высоко, не выглянешь, но тянет прохладой, совсем не городской. Я где-то в пригороде?

Обошла помещение, не нашла ничего заслуживающего внимания — трубы, горка битого кирпича внизу, тряпье какое-то. Опустившись на пол, по той же стене я принялась думать. На самом деле хотелось курить и пить, но ни то, ни другое мне пока не светит, поэтому думать. Если я живая и, относительно целая, значит убивать меня смысла нет. По крайней мере, я на это надеюсь. Либо Дима хочет поглумится перед моей смертью — на этой мысли меня пробрало холодом, либо хочет денег? Второй вариант мне нравится больше.

Серёжка… надеюсь, я все сделала правильно.

Скрипнула дверь и темноту разрезал луч фонарика. Шаги по бетонному полу. Я знаю кто пришел.

— Привет, — передо мной на корточках сидел Дима и мерзко ухмылялся, — скучала?

— Да пошел ты… — выдохнула я.

— Ты не меняешься. А я вот скучал. Особенно на зоне люто по тебе скучал. Показать, как?

— Псих. Зачем ты меня украл? — спросила я, пытаясь не показать ему, как мне страшно.

— Да банально — денег хочу. Сначала думал тебя убить, но пожалел — деньги мне нужнее. Тем более, что твой нынешний хахаль жадничать не станет, я уверен, да и Наташки нет больше, мне надо как-то устраиваться, а на богатого жениха девки лучше ведутся.

— И сколько? — страх прошёл, пока он не получит денег, меня не тронет. Слишком Дима корыстный.

— Я бы сказал миллион, но боюсь, твой дедушка столько не соберет. А ты герантофилка, оказывается, Сашенька. На дедушек тебя тянет. И как оно? Со старичком спать?

Я не реагировала. Он меня специально доводит.

— Милая, а он челюсть, на ночь, в стакан кладет?

— Дим, заткнись, а? Утомляешь.

Пощечина обожгла щеку.

— Не наглей! Здесь я главный, поняла?

Он резко поднял мое лицо за подбородок, заставляя смотреть на него.

— Поняла, я спросил?

— Пошел ты… — прошипела я, — Ублюдок!

Второй раз он ударил всерьез — кулаком. Во рту появился металлический привкус крови, а на глаза навернулись слезы. Но плакать при этом мудаке нельзя, совсем нельзя!

— Ну? — Дима навис надо мной и оскалился.

— Поняла, — через силу процедила я.

— Вот и молодец, всё же поддаешься воспитанию.

— Как ты Надю заставил себе помочь? — пока он треплется надо успеть побольше узнать. Пригодится.

— Я не заставлял, она сама, почти добровольно. Она со мной спала, Сашуль. Ты вообще ничего не замечала, что ль? Она сама меня соблазнила, между прочим. Она всю жизнь тебе завидует, а за Смирнова так вообще обиду затаила.

— Он-то тут причем.

— Он разве в тебя тайно не влюблен? А что ж тогда на Надюшу не повелся? Она-то девка-огонь!

— Может потому, что ему она не нравилась. Чушь какая-то.

— Чушь не чушь, а Надюша считает, что это ты его отговорила.

— А ты на это надавил, да?

— Нет, я пообещал, что расскажу тебе про наши постельные приключения и Надюша лишится кормушки.

— Так, значит?

— Конечно. Все максимально просто. Это ты все усложняешь всегда, душу ищешь, а люди примитивные и скучные.

— И ты?

— И я. Видишь, не убил тебя за идею, хотя мог — ты не представляешь сколько раз я тебя мог убить, Сашуль!

— Один раз даже чуть не убил.

— Ты про бомбу? Это Наташка, перемкнуло что-то в ее поехавшей головушке, потом пришлось от нее избавляться. А жаль.

— Ты вообще хоть кого-то любил, Дим? — спросила я, — Или у тебя все только средство?

— О, начались беседы за жизнь? Нет, Сашуль, тут я пас. Посиди пока, утром договорим.

Снова заскрипела дверь, это Дима ушел. Утром, значит? А который сейчас час? Из щели тянет прохладой, значит за полночь?

Кое как устроившись у стены, я закрыла глаза. Вряд ли усну, конечно, но что мне еще делать? Паниковать? Я это уже делаю. Ходить из угла в угол со скованными руками неудобно и даже больно, потому что метал кое где натер кожу на запястьях.

Завтра. Он завтра что-то планирует? Звонок? Обмен? Знать бы.

Я все-таки задремала. И даже увидела сон. Чудной.

Коридор. Панели, выкрашенные зелёной подъездной краской, облупившаяся побелка и двери. Много разных деревянных дверей, но все они старые, потрескавшиеся. Кое где краска облупилась и из-под нее проступил прошлый слой другого цвета. Я толкнула ближайшую к себе дверь и увидела кухню Сережиной квартиры. Все там было как вчера — и открытое окно с занавеской и чашка на углу стола и пепельница на подоконнике. Сергей сидел за столом, когда я толкнула дверь и оказалась на кухне, поднял на меня глаза и сказал:

— Ты дождись, моя хорошая. Я ненадолго совсем.

— Серёж, откуда тебя дождаться?

— Дождись. Обещаешь?

— Конечно, только…

Картинка исчезла. Вместо нее появился металлический скрежет открывающейся двери.

— Скучала?

Я молчу. На кой черт мне с ним разговаривать. В подвале стало значительно светлее — в щель под потолком пробивалось солнце и, видимо, стояло оно уже достаточно высоко. Это сколько же я проспала?

— А я поговорить пришел, — Диму мое молчание не смущало.

— Больше не с кем?

— Я думал, тебе скучно.

— И о чем ты хотел… поговорить? — спросила я.

— О светлом будущем.

— Твоем? Ты самоуверен.

— Раньше тебе это нравилось.

Я фыркнула.

— Раньше я считала, что люблю тебя. Глупая я была.

— А сейчас поумнела?

Тон был издевательский, но я правда поумнела, чтоб не вестись.

— Да. Сложно оставаться наивной дурочкой, когда твой жених откупается тобой от своих долгов.

Парень усмехнулся и вдруг резким, быстрым движением достал откуда-то охотничий нож. Тяжелый, с широким лезвием.

— Хочешь, я расскажу тебе, что было бы дальше? Если бы не долги?

Он присел передо мной и начал, не дожидаясь ответа:

— Дальше я бы на тебе женился и жил спокойно. У твоей матери стабильное дело, ты — будущий юрист, понятно, что без работы ты бы не осталась — теплое местечко бы подыскали, да и совладелицей ты числишься. Твоих друзей, которые лезли не в свое дело слишком часто, я бы отвадил, и ты бы была только моя. Понемногу бы рассчитался с долгами и жил бы в свое удовольствие не особо напрягаясь.

— Ну и на черта ты порушил такой красивый план?

— Карточный долг святое дело — слышала такое выражение? Не отдал бы… Короче проще было отдать тебя, чем найти такую сумму. В конце концов обеспеченных дурочек много, а жить хочется.

— Какая же ты тварь, — покачала я головой, — бог отвел от тебя, не иначе.

— Ну что ты, Сашенька, раньше я тебе таким не казался, спать со мной тебе это не мешало. Правда в постели ты, — он скривил разочарованную физиономию, — не огонь. Но у меня уже тогда была Наташа — компенсировалось.

— Да нет, Дим, — не я осталась в долгу, — это ты хреновый ленивый любовник, оказывается. Хотя, может тебя просто на двоих не хватало? А, нет, с Надькой даже на троих.

Как его это задело!

— Сука! — в этот раз он меня ударил в солнечное сплетение и пока я хватала ртом воздух, держал за волосы и выговаривал, — Я смотрю, ты опыта набралась? Пока я сидел, ты по хуям скакала? Сравнивала, шалава? И кто первый был? Андрюшенька или Ольшанский? Они оба на тебя как коты на сметану смотрели всегда. А может оба, а?

— Чушь не неси, — с трудом выдавила я, — они не ты.

— Ну да, они ангелы бесполые, — заржал Дима, но меня отпустил, — дрянь! Все пытаешься выпендриться, что не такая, как все — ах, Сашенька наивная чистая девочка! Ах, у Сашеньки талант!

— Завидуешь?

— Бездарной шлюшке? — скривился он.

Я промолчала. Говорю же, поумнела.

— Ладно, я не за этим пришел, — Дима достал телефон, — сейчас будем с тобой звонить, свидание назначать.

— Кому?

— Заткнись и слушай. Когда я трубку дам, скажешь, чтобы делал, что я говорю. Орать не вздумай, ясно?

— Ясно, — я догадалась, что звонить он собрался Сергею.

* * *

Сергей.

Я задремал под утро, пройдя путь от безысходного отчаяния до надежды и обратно. Провалился в тяжелую тревожную дрему, просыпаясь на каждый шорох и каждое уведомление телефона. Почему-то сейчас их было особенно много — бесполезных и бестолковых.

Разбудил меня Игорь.

— Никаких новостей?

Игорь покачал головой:

— Как в воду провалилась.

— Который час вообще? — я действительно плохо соображал.

— Одиннадцать. Ты спал что ли?

— Можно сказать, что нет. Кофе будешь?

— Буду. Я тоже не спал, да только толку ноль. Как спецагента ловим, ей богу.

— Он такой умный или так хорошо подготовился? — я поставил на огонь большую турку.

— Ставлю на то, что подготовился. Времени у него на это было достаточно. Но нигде не накосячил и это очень-очень для нас плохо. Если Лешка прав, то играть придется по правилам Маркова.

Я снова бросил взгляд на телефон и в этот момент он засветился, показывая плашку «Неизвестный номер».

— Громкую поставь, — попросил Ольшанский.

— Доброго дня, Сергей Георгиевич, — тон в трубке был издевательский, — как вам спалось в одиночестве?

— Где Саша?

— Ну зачем так сразу? А поддержать светскую беседу? Нет?

— Где? — повторил я, — И что тебе надо?

— Денег, — просто ответил сучонок, — скучно, правда?

— Допустим. Где доказательства что Саша у тебя и жива? — я посмотрел на Игоря, тот кивнул.

— Скучный вы, Сергей Георгиевич, — в трубке зашуршало, и я услышал тихий голос, от которого все внутри сжалось, — Привет.

— С тобой все нормально? — я жадно вслушивался в каждый шорох.

— Да. Делай как он говорит, хорошо?

— Хорошая моя, ты не бойся только.

— Надо же, какие нежности, — трубку Дима забрал, и я не понял, услышала Саша мои слова или они достались мелкому ублюдку, — деньги. Позвоню позже, скажу куда привезти. И глупостей не делайте.

— Леха был прав, — сказал Игорь, когда звонок оборвался.

— У меня столько нет, но я найду.

— Тсс, притормози. Сколько есть?

— Треть. Сученыш много хочет.

— Нормально. Поехали, по дороге объясню, потом отдам тебя суровым дядькам, они тоже инструктаж проведут. Не паникуй, одного тебя никто туда не отправит.

* * *

Тишина такая нереальная. Обычный день, солнышко светит, а я иду по гравию к разрушенному цеху бывшего завода с сумкой наполовину фальшивых денег. Игорь и «суровые дядьки» вселили в меня какую-то уверенность, что все закончится хорошо. Дай бог, чтобы это было правдой.

Я услышал хруст кирпича и обернулся. Вот и клоп. Его бы можно было назвать симпатичным, если бы не неприятная хищная усмешка — люди не должны так улыбаться, даже приставив пистолет к чужому виску. Сашей он прикрывался именно так. Они сделали шаг, свет упал по-другому, и я увидел синяк у нее на скуле и разбитую губу. У меня от ярости потемнело в глазах. С каким удовольствием я бы сейчас возил его мордой по стене!

— Вы не нервничайте, Сергей Георгиевич, — посоветовал мне сучонок, верно растолковав мои мысли, — вам, наверное, вредно.

Сашка смотрела на меня такими глазами, что я проглотил брошенную колкую фразу и присел, открывая сумку. Как только я заберу Сашу этот клоп получит по полной, поэтому надо придушить свою гордость и сделать все, чтобы он мне отдал мою женщину живой и целой.

* * *

Александра.

— Там все? — Дима толкнул меня вперед и заглянул в сумку.

— Пересчитай, — невозмутимо предложил Сергей. Если бы я его не знала, то тоже бы купилась на это напускное спокойствие. Но я вижу, как он переводит взгляд с меня не Диму. Страшно. Первый раз вижу, чтоб Сергею было так страшно.

— Надеюсь на вашу честность. Шагай! — Дима толкнул меня в спину, я по инерции сделала несколько шагов и не упала на колени только потому, что Сергей меня подхватил.

Подхватил и тут же заступил так, чтоб я оказалась у него за спиной.

— Ты же не думала, что я вас так отпущу? — он поднялся с сумкой и навел на Сергея пистолет, — Чтобы вы жили долго и счастливо?

— Дима… — начала я.

— Заткнись. Я все просчитал. Не будет никакого долго и счастливо, Сашуль. У меня ведь не было, потому что ты мне наркоту эту подкинула, так почему у тебя должно быть?!

Я не успела на какую-то долю секунды — мозг слишком поздно понял, что сейчас будет что-то страшное и слишком долго отдавал приказы телу.

Выстрел. Мир замедлился, я увидела, как медленно оседает на землю Сергей, как расползается по его футболке алое пятно. Справа. Помню, как закричала. Никогда в жизни я так не кричала.

Помню, как меня оттаскивали от Сергея какие-то люди в камуфляже, дядю Игоря, прячущегося глаза, помню. Потом Скорая и темнота.

* * *

Совершенно белый потолок. Мысли путались, так бывает всегда после успокоительных. Кисель, в котором вдруг всплыла строчка Наутилуса. Интересно, а у меня право на надежду есть? Мысль отдалась такой болью, что захотелось завыть.

— Шур?

Я медленно повернула голову на голос. Лешка.

— Шурка, — друг неуклюже поднялся, помогая себе костылем, — ты как, а?

— Сережа?.. — губы пересохли, потрескались и с трудом двигались.

Леха отвел глаза. Нет… пожалуйста…

— Он?.. — договорить было страшно. Если я скажу вслух, то это станет реальностью.

— Он в коме, Шур.

* * *

Меня выписали почти сразу. Правильно, у меня кроме синяков и ссадин ничего нет, смысл занимать палату? Забирал меня Лёха. Я не думала и не просила. Просто больше было некому и Леха появился. Ворчливый, наглый, в гипсе и с костылем, хромал рядом и «решал вопросики». Я ещё не совсем поняла, не совсем была готова бороться, а Леха мог.

— Шур, батя договорился — тебе вещи Топольского отдадут. У тебя же ключей от его квартиры нет?

— Нет, — покачала я головой, — они выпали где-то

— Ну вот. А там кот, да и вообще… — Лёха отвел глаза.

— Я поняла. Еще машину надо забрать, она ведь у тех цехов так и осталась. Пойдем, я хочу с Сережиным врачом поговорить.

— Топольский? — спросил замученный мужчина в белом халате, — Да, огнестрельное и кома. А вы ему?..

— Невеста, — ответил за меня за меня Лёха.

— Ну что вам сказать… Шансы есть, конечно, организм здоровый. Но тут есть два аспекта. Первое: для хорошей динамики лежать он должен не у нас, а где-то в более профильном месте. Есть у нас в городе хорошая клиника, естественно, не бесплатная.

— Деньги не проблема, — кивнула я, — а что еще?

— Время. Вы понимаете, чем дольше он в коме, тем меньше шансов. Я даю две недели — если за это время Топольский не очнется, то, — врач развел руками, — дальше шансов мало. Да и если придет в себя, то вряд ли останется прежним.

— Ясно, — я кивнула, — адрес клиники подскажете?

— Шур, давай я съезжу? В клинику эту? — сказал Леха, когда мы вышли на улицу.

— Почему ты?

— Потому что даже если откажут, я договорюсь. А тебе бы отдохнуть.

— Нет, Леш, спасибо, я сама. Если хочешь помочь, поехали сейчас домой, я не знаю… не знаю, как я туда одна вернусь.

— Такси вызову. За руль не надо, Шур.

Рациональность меня догнала — всю дорогу я думала и крутила, как мне лучше все устроить и сколько у меня есть на это денег. Денег получалось нормально — я не тратила те проценты, что падали на мой счет с прибыли фирмы, крупных покупок не делала давно, так что с этих проблем не будет. Даже если через две недели Сергей не придет в себя. Про это думать было больно и не хотелось.

Косьержка внизу поздоровалась со мной, будто я своя. Или я уже своя?

Путь до седьмого этажа был почему-то очень длинным, будто лифт специально оттягивал момент, когда мне нужно будет зайти в пустую квартиру.

Лешка что-то понял, отобрал у меня ключи и открыл дверь сам.

К порогу выкатился кот и недовольно мяукнул.

— Оголодал, что ли?

— Наверное, обычно Майбаху все равно на людей, — я никак не могла заставить себя перешагнуть порог.

— Не можешь, не заходи. Скажи, что забрать просто.

— Нет, Леш, надо.

Вроде, ничего не изменилось и все другое. Блокнот на столе, где торопливо записан какой-то адрес, пепельница полная окурков — Сергей всегда, когда нервничает растирает окурок в труху, так, что остается только фильтр.

— Вещи собери, — вывел меня из ступора Лешкин голос, — сегодня у меня переночуешь, дальше придумаем.

— Меня мама звала.

— А то ты поедешь?

— Нет, — я вдруг улыбнулась, — не хочу своей постной рожей портить людям настроение.

— Вот и собирайся, у меня рожа тоже не особо.

Леха вырос. Я не замечала раньше — Лешка же шут. А тут… взрослый, надежный, неловко пытающийся меня поддержать. Что бы я сейчас делала одна? Выла бы, а так держусь, даже улыбаюсь иногда.

Я открыла шкаф и достала сумку, с которой пару недель назад сюда перебралась. Почему-то кажется, что это было очень давно, будто я сто лет назад раскладывала в этом шкафу вещи, переживая, что Сергей торопится и что я ни с кем никогда не жила.

Зазвонил мобильный и я удивилась, увидев на дисплее телефон Олега.

— Саша, извини, что беспокою, но мне сейчас звонила Сережкина мать, они завтра будут в городе, ближе к вечеру. Я что хотел… ключи от Серегиной квартиры ведь у тебя?

— Да, мне его вещи отдали… Олег, ты встречать поедешь?

— Поеду, конечно.

— А можно с тобой? — спросила я.

— Ты думаешь, это хорошая идея? — в голосе вокалиста слышалось сомнение.

— Я думаю, что отсиживаться плохая идея. Я к этому всему причастна, в конце концов.

— Да ты-то причем… Ладно. К пяти на вокзале. Поезд в пятнадцать минут пятого прибывает.

Глава шестнадцатая

Александра.

Встреча с Сережиными родителями далась мне очень тяжело.

И дело не только в чувстве вины, нет.

Отец… тяжелый. Я физически чувствовала его неприязнь на себе. Но осуждать его за это не могла.

Как и Сережину мать, Татьяну Викторовну, которая совсем терялась в тени мужа и тоже держалась максимально холодно.

Я не осуждала никого. Просто я должна была их встретить и честно про все рассказать. Потому что виновата во всем только я.

Интересно, что ситуацию как-то пытался сгладить Олег. Из уважения ли к Сергею или из жалости ко мне — не знаю. У него даже немного получилось — меня перестали игнорировать.

Уже в клинике, когда к Сергею разрешили зайти, Татьяна Викторовна вдруг осталась в коридоре со мной и сказала:

— Не обижайтесь на Геру, он всегда за детей очень остро переживал.

— Я не обижаюсь. В конце концов все из-за меня и Георгий Борисович имеет полное право.

— Вы тут не при чем, просто наш сын иначе не мог.

— Все-таки, при чем. Поверьте, я действительно не хотела, чтобы все так обернулось.

— Вы правда его любите?

В другой ситуации меня бы такой вопрос задел, но сейчас я ее понимала и искренней жалела.

— Да. Я понимаю, как все выглядит со стороны, Татьяна Викторовна. Но нет, я не молоденькая меркантильная дурешкая, которая охомутала и втянула во что-то мерзкое известного музыканта. Все совсем иначе.

Женщина подняла бровь, совсем как Сережа.

— Скажем так, — продолжила я, — доход моей семьи позволяет мне не искать мужчин для того, чтоб они обеспечивали мой комфорт. Это раз. Сергей знал с самого начала всю мою историю, я несколько раз предлагала ему выбор, но он остался. Это два. И три — я действительно его очень люблю, что бы вы не думали.

Сережина мать посмотрела на меня как-то иначе.

— Не злитесь, Саша. Я не понимаю, что говорю. Я же ничего о вас не знаю, кроме того, что вы прекрасная девушка со слов моего сына.

— Да, я ни в чем вас не обвиняю. Сейчас все очень напряжённо и непонятно, мы нервничаем, и я это понимаю.

— А вы старше, чем кажется…

— Я умею принимать решения и нести ответственность, вот и все.

— Не ершитесь, Саша, я не хотела вас обидеть. Просто мы на нервах, врачи ничего не обещают, только какие-то туманные прогнозы.

— Это здесь они ничего не обещают, послезавтра я переведу Сергея я другую клинику. Кома их профиль, так что и прогнозы там получше.

— Это дорого?

— Я потяну, не бойтесь.

Мы помолчали. Я — потому что совершенно не понимала, что от меня хочет услышать эта маленькая женщина. Почему молчит Сережина мать я не понимала. Переваривает сказанное? Радуется, что я не распродам имущество ее сына, пока он в коме?

— Саша, — Татьяна Викторовна сменила тон. Действительно переварила сказанное? — вы правда простите меня, я на вас накинулась. Не думала, что вы еще девочка совсем, вот и нафантазировала невесть что. Сережа толком ничего не рассказывал, я только по голосу понимала, что он счастлив и у него все хорошо.

— Он хотел нас познакомить, когда все закончится.

— Сережа отца переполошил неделю назад, позвонил, спросил есть ли у Геры костюм. Ворчал, что нужно обязательно купить, а то в чем он будет сына женить.

Наверное, я слишком явно побледнела, если Татьяна Викторовна вдруг прикрыла рот ладонью и почти прошептала:

— Вы не знали?

— Нет. Сережа не успел.

— Простите, Саша. Может быть он так шутил, конечно, но… Я видела какой он приезжал последний раз, как по телефону, видимо с вами, разговаривал — у него взгляд сразу другой становился, — женщина помолчала и продолжила, — Знаете, Саша, мне ведь совсем не с кем о Сереже поговорить. Гера закрылся как всегда, ему проще все в себе пережить, а я так не могу. Когда Настюши не стало мы с Серёжей разговаривали, а сейчас мне даже поделится не с кем.

Мне стало ее искренне жаль. До этого я ее жалела как-то дежурно, потому что нужно, потому что это не чужие Сергею люди. А теперь я поняла, что даже ее невысказанные обвинения в начале продиктованы только страхом за любимого сына и болью. А ещё одиночеством.

— Татьяна Викторовна, — я достала блокнот и быстро нацарапала свой номер, — если вам нужно будет поговорить с кем-то о Сереже, вы звоните.

— Спасибо, Саша, — она сложила листок и аккуратно убрала его в сумку, — я обязательно позвоню. Вы нас тоже в курсе держите.

— Ещё один момент. Я знаю, что Сережа вам финансово помогал. Скажите, сколько, я буду переводить.

— Не стоит, — Татьяна Викторовна улыбнулась, — мы не все тратили, кое-что скопили.

— Я просто хочу, чтоб все было как он привык, когда Сережа очнется. Врачи прочат реабилитацию, а я думаю, что в привычном мире ему будет легче.

— Если все действительно так, как вы говорите, то Сереже очень повезло. Я пойду проверю, как там Гера, что-то он задержался.

* * *

День дался мне большой кровью. В Лешкину квартиру я почти ввалилась, присела на пуфик в прихожей и не нашла сил встать.

Если бы Сережкины родители были другими, мне было бы легче? Очень вряд ли.

— Вернулась, — в прихожую прихромал Лешка, — ужинать будешь?

— Тогда приготовь, да? — сил оторвать голову от такого удобного шкафа не было.

— Я зверь что ли? Я доставку заказал. Через пятнадцать минут привезут.

— Спасибо, Леш.

— Они совсем упыри?

— Кто? Родители? Нет, ты что. Просто они сейчас потерянные и им больно.

— Ты всех можешь понять, Шурка. А они тебя поняли?

— Не знаю. Да и не важно. Хватит, Леш.

— Если хватит, то вставай. Я тебя не подниму, я инвалид.

— Это временно. Ты быстро затянулся, к тебе же в мясо ноги были буквально.

— На мне как на собаке. Зубы не заговаривай.

Конечно мне пришлось встать, пойти умыться. Пока я разглядывала в зеркале свою унылую физиономию привезли ужин. Я могу поспорить что там есть греческий салат, нежно любимый мной и какая-нибудь противная жутко острая лапша, обожаемая Лешей.

Вода была ледяная, от нее ломило пальцы, но я, почему-то, не могла убрать руку из-под бьющей из крана струи.

Все-таки, хорошо, что Леха меня тормошит и заботиться, бы одна сейчас точно не смогла. С мамой мы все же сильно отдалились, хотя я это никак не хотела признать. Она переживает, конечно, хочет помочь, но у меня постоянно такое чувство, будто ей неловко или она меня стесняется. Это не вчера началось, но я этого старалась не замечать, до последнего времени.

А Лешке все равно. Он валенок и ел со мной песок одним совочком. Не умеет сочувствовать, но умеет обеспечить тылы. Чудо, а не мужик.

Я фыркнула. Ну да, четвертак, уже мужик, можно сказать.

— Шура!

— Иду.

Тяжелый длинный день и к Сергею так и не пустили. Я этого и хочу, и очень боюсь. Я никогда не видела людей в коме, вдруг он там совсем другой? Не живой. Это во всяких фильмах люди лежат под простынкой в реанимации и как будто спят, но кома ничего общего со сном не имеет, как в фильмах тут не будет. А как будет?

Я наконец закрыла кран и сняла с хромированного сушителя полотенце. Хорошо, что есть Лешка. Я не знаю, как сейчас без него бы жила.

— Я думал ты утонула там, — проворчал Леха, распаковывая пакет с контейнерами из доставки, — садись. Траву твою тебе заказал, нормально?

— Это не трава, — я вскрыла упаковку греческого салата, — там еще сыр и маслины.

— Трава, — припечатал Леха, — если что, мясо на двоих.

— Спасибо.

— Дина заезжала днем, испекла кекс, будешь? С яблоками?

— Шарлотку? Да, наверное.

— Шура? — Лешка отложил вилку, — С тобой нормально все?

— Не очень, — призналась я, — надо как-то жить дальше, а у меня сейчас даже дома нет.

— Оставайся у меня.

— Нет, Леш, спасибо. В Луговом опасно, конечно, но еще есть Сережина квартира, вряд ли его родители будут против.

— Чтоб каждый день в этой квартире на стену лезть? Ты туда даже зайти сразу не смогла.

— Лёш…

— Хватит, Шур. Оставайся, да и не вожу я никого, че ты преувеличиваешь всегда, как будто у меня не хата, а бордель?

— Почему — бордель? Просто ты гостеприимный, а я люблю тишину.

— Тишина тебя добьет. Нельзя тебе тишину.

— Андрея выписывают скоро, если что к нему переберусь, ему кто-то помогать пока должен.

— Тебе самой пока кто-то помогать должен. Шурка, ты не вывезешь.

— Вывезу. Я всегда справляюсь.

— Ты уже не вывозишь. Дурака не валяй, дай тебе помочь. Ты сильная, ты охренеть какая сильная, но тебе нужна пауза.

— Тылы и сильное плечо?

— Плечо у меня здоровое, тылы не дам!

— Иди ты, — я не удержалась и улыбнулась, — Леш, я ценю, что ты помогаешь и поддерживаешь, но в тягость…

Леха недослушал, с грохотом отодвинул стул и поднялся настолько быстро, насколько позволял его гипс.

— Значит так, — он оперся руками на стол и в голосе проскочили нотки очень похожие на дядю Игоря, — я тут не в благородство играю и не из вежливости тебе такие предложения делаю. Тягость-шмягость, придумала тоже! Если бы я не хотел и не мог, я бы молчал в тряпку и срать я хотел, что обо мне люди подумают, поняла? Если я говорю, переезжай пока ко мне, я буду тебе помогать, значит я этого хочу и я это могу.

— Лешик, сядь. Я поняла. Давай пока попробуем. Выбора у меня, похоже, нет.

— Сразу бы так, — Лешка подтянул назад стул и сел, — посуду не мой, иди ложись лучше.

От такого предложения я не стала отказываться. В Лешкиной двушке я заняла диван, не смотря на все возражения и благородные Лехины порывы. Надо бы этот диван расстелить, но как же лень… Ничего не случится, если я минут десять полежу, а потом займусь диваном.

Конечно, ничем я не занялась, а почти сразу отключилась, как только положила голову на подушку.

Сквозь сон услышала, как прихромал Леха, но открыть глаза не смогла — веки никак не хотели размыкаться.

Неумело и неуклюже друг накрыл меня одеялом. Медведь он и есть медведь, но есть в этом что-то очень ценное и трогательное.

* * *

Две недели прошло. Потом ещё две. Ничего не менялось. Как я пережила это время я не буду говорить — слишком сложно. Сергея я перевезла вовремя, потому что потом его состояние резко ухудшилось и транспортировать бы было нельзя.

Весь месяц я искала врача, хоть какого-то, который бы дал утешительный прогноз или предложил решение. Но, максимум, что мне предлагали, это дождаться стабильного состояния и вывезти Сергея в Штаты, Израиль, Германию, Швецию… Вариантов была масса, но прямо здесь и сейчас никто ничего не обещал и не мог. А время уходило.

За этот месяц выписали Андрея, Дашка вернулась из лагеря и отправилась на свой первый курс, а у Лешки срослась нога и он сокрушался, что поганая погода не дала ему закрыть мотосезон.

А ещё у нас появилась Лиза. Та самая Лиза, которой я когда-то звонила, а Дашка считала козой. По иронии судьбы, работала Лиза в той самой клинике, где сейчас лежал Сергей. И надо признать, она нам здорово помогла, потому что я действительно не справлялась со всеми делами, а Лиза ухаживала за Андреем, в свои дежурства следила за санитарками, чтобы все сделали как надо и искала ключики к Дашке. Мы и сдружились на почве того, что Лиза попросила у меня совета, как задобрить будущую золовку. Что эти нежные отношения с Андреем у них кончатся свадьбой я вообще не сомневалась.

Я не могла пожелать другу более подходящей девушки. Спокойная, тихая, рассудительная Лиза была очень похожа на Андрюшку. Я украдкой подглядывала за их отношениями, когда заезжала в гости и от всей души была рада за Андрея.

Про Надю мы старались не говорить. Это оказалось внезапно просто — был человек в твоей жизни и его не стало — будто ластиком стерли, и никто о нем не помнит.

Когда исполнился ровно месяц, как Сережа в коме, мне позвонил нотариус.

— Лишина Александра Алексеевна?

— Да.

— Меня зовут Яков Михайлович Ясенев. Я нотариус Сергея Георгиевича Топольского.

— Я не совсем понимаю…

— Сергей Георгиевич просил вам кое-что передать. Вам удобно подъехать сегодня?

— В течении часа устроит? — спросила я, посмотрев на часы.

Нотариальная контора была в тихом центре, в старом доме с высокими потолками и широкими каменными лестницами.

— Александра Алексеевна, — поднявшийся мне на встречу из-за массивного дубового стола мужчина не спрашивал, а утверждал.

— Да, а как вы…

— У Сергея всегда был хороший вкус на женщин.

— Странный комплимент, — я села и почти утонула в мягком кресле.

— Теряю сноровку. Александра Алексеевна, вот, — он подвинул ко мне два конверта — один толстый, второй совсем тонкий и бархатную коробочку.

— Вы знаете, что там, — кивнула я на конверты.

— Сергей говорил, что в письме все объяснит, это в том, что поменьше, но если хотите, я могу на словах.

— Хочу. Я действительно не понимаю, что происходит.

— Сергей приехал месяц назад, в попыхах, очень быстро, спросил меня, можно ли оформить одновременно завещание и что-то на случай недееспособности. Я предложил доверенность. Собственно, в этом конверте они и есть — на машину, на песни и на половину студии.

— А я тут при чем?

— Доверенности на вас.

Меня как пыльным мешком ударили. На меня?

— Я уже сказал, есть еще завещание. Вообще это нарушение, но Сергей разрешил вам сказать, если спросите — там мало что отличается. Квартира и счета родителям, машина и интеллектуальная собственность вам.

— Почему он так решил?

— Не знаю — нотариус развел руками, — возможно, в письме есть объяснение.

Я взяла тонкий конверт, распечатала, развернула сложенный вдвое лист бумаги и поняла, что здесь читать не смогу. Не при чужом человеке.

— Вы меня извините, но, — я поднялась.

— Конечно-конечно. Если что-то будет нужно, звоните, я подскажу.

Выйдя из конторы, я положила конверты и коробочку на пассажирское сидение и в нерешительности постояла у машины. Мне нужно было побыть одной. Я почти уверенна, что это письмо ударит по всем больным местам и мне нужно это пережить одной. Если я буду плакать, я хочу делать это искренне, без чужого сочувствия.

Подумала, открыла бардачок и переложила в карман плаща связку ключей от Сережиной квартиры. Не знаю, правильно ли я поступаю, но мне кажется, что так будет лучше.

По дороге пришлось заехать в супермаркет, потому что у Топольского никогда нет ничего кроме коньяка, а я совсем не уверенна, что смогу отважиться на это письмо без наркоза.

Квартира была пустой и осиротевшей. Ничего в ней не изменилось, все вещи на своих местах, вот, даже толстовка так и осталась лежать на спинке кресла — никто не убрал, но что-то, что делала ее домом, исчезло.

Сергей делал ее домом, вот и все. А теперь это просто кирпичная коробка с его вещами.

Я прошла на кухню, поставила на стол купленную по дороге бутылку виски, достала из шкафа низкий бокал.

Сейчас мне будет больно. Очень больно. Но это как с свидание с ним — короткое, неполноценное, но свидание. И на трезвую голову я этого не переживу — буду рыдать до хрипоты, пока не перестану соображать от боли и отчаяния.

Лёд в холодильнике нашелся. Почему-то никто не доломался выключить холодильник — он так и стоял пустой, но работал.

— Так и спиться недолго, — усмехнулась я, наливая виски в стакан, — а женский алкоголизм не лечится.

На письмо я отважилась не сразу, только когда в голове защемило, а чувства немного притупилась.

Обычный лист офисной бумаги исписанный ровным острым подчерком.

Хорошая моя, я совершенно не знаю, что пишут в таких письмах, но, почему-то, чувствую, что нужно тебе его оставить. Будет замечательно, если уже послезавтра я заберу его у Яши и сожгу к чертовой матери, но несли все пойдет не так, я хочу что-то сказать напоследок.

Санечка, я не знаю, что сейчас со мной. Может меня уже и нет совсем, может я просто тело и совсем не я. Но ты не вини себя ни в чем, ладно? Ты точно в этом не виновата, все что я делал, я делал сам.

Я перечитала абзац ещё раз и похолодела. То есть он с самого начала был готов не вернуться. Хотя, я должна была это понять еще у нотариуса — есть ведь завещание.

Там конверт. В нем доверенность на машину и права на песни. Это твое. Делай, что посчитаешь нужным, я тебе верю.

Веришь… А зачем мне все это без тебя, Сереж? Зачем что-то без тебя, вообще?

Самое сложное, Саш. Яша передал тебе, посмотри, если еще не смотрела. Я хотел, чтоб колечко было обручальным. Сейчас ты не станешь на меня ворчать что рано и я тороплюсь, правда? Мне все кажется, что не успеваю и если ты это читаешь, значит, не успел.

Я открыла крышку — кольцо, очень изящное, тонкое, из белого металла с россыпью зелено-синих камней и такой же кулон.

Посмотрела? Я помню, что ты не любишь золото — это платина. А александрит мне просто показался символичным, но, оказывается, его нельзя носить без пары, ты знала?

Не знала, Сереж. Я и про твои планы-то только догадывалась.

Хорошая моя, живи. За себя и за того парня — живи за обоих. Ты замечательная, ты должна жить, понимаешь? Да, будет больно, очень больно. Прости меня за это. Но боль не вечная, она потом притупится, я тебе обещаю.

Сашка, прости, но я должен это написать. Обещай мне, если тебе встретить человек, которого ты сможешь полюбить, то ты попытаешься жить обычной жизнью. Попытаешься быть счастливой. Ты сможешь, я знаю, ты это заслужила. Не надо меня канонизировать, хорошо? Просто живи, у тебя на это еще много времени.

Слезы я уже не вытирала, они просто катились по лицу, некрасиво капая с подбородка.

Знаешь, Санечка, я совсем не верю в загробный мир, но, если там что-то есть и мы встретимся, я уверен, я тебя узнаю.

Ты лучшее, что было в моей жизни. Люблю.

Я рыдала в голос, закрыв лицо руками и судорожно всхлипывая. Никакой алкоголь не смог бы справится с тем, что на меня сейчас навалилось. Я рыдала с каким-то садистским удовольствием, за весь тот месяц упрямой борьбы и поисков выхода. За каждую бессонную ночь. Больно. Почему так невыносимо больно и совсем не становится легче?

За что? За что нам вот это все? За то, что просто хотели быть счастливыми?

Полностью разбитой я доползла до дивана, завернулись в его толстовку и свернулась калачиком. Как банально, но толстовка до сих пор им пахнет. От этого должно быть больнее, но сейчас наоборот, чуточку легче и если закрыть глаза, то кажется, что он рядом.

* * *

Я проснулась очень рано, как будто кто-то толкнул. Или как будто кто-то на меня смотрел?

Квартира пустая, на телефоне ничего, так что звук сообщения тоже разбудить меня не мог. Чертовщина какая-то.

Я села, удивительно, но голова не раскалывалась и из всех симптомов похмелья только дикий сушняк.

Чертовщина. А ведь это не первый такой случай. Как-то много у меня этой чертовщины в последнее время. Какие-то мелочи, несерьёзные, но есть ведь. Ладно, я об этом обязательно подумаю потом.

Пока шумел закипая чайник, я смотрела в окно и думала, что надо съездить в Луговое, забрать оттуда теплые вещи. Осень наступила очень быстро и была холодной, в плаще я жутко мерзла, но никак немогла найти времени съездить домой. Сейчас у меня есть и время, и желание побыть одной и пережить все вчерашнее до конца. Да, наверное, так будет правильно. А еще надо подумать о том, чтобы снять квартиру в городе, с собакой это будет не просто, но и жить у Лешки уже неприлично, а уж вешать на него выгул Зеты, как вчера, вовсе свинство. Зато с Майбахом у Лешки случилась внезапная любовь и, видимо, кот останется у него.

Луговое встретило меня тишиной и запустением. Смотреть на любимый дом таким у меня не было сил.

Я прошла в тех помещение, включила отопление и вымерзший дом стал потихоньку наполняться теплом. Как будто оживать. Нет, никакую квартиру я не стану снимать, я вернусь к себе, домой. У меня есть дом, а я совсем об этом забыла. Если Дима действительно где-то рядом и попытается меня убить, что вряд ли, я его просто пристрелю как бешеную собаку. Я ради этого даже спать с пистолетом под подушкой буду.

Завтра нужно пригласить клининг и дворника — весь двор в листьях, дорожек не видно.

Зачем-то прошлась по дому, заглянула в каждую комнату. В своей задержалась у стола — на нем в простой деревянной рамке стояла фотография. Я сама ее туда поставила, тогда это казалось милым — то и дело натыкаться на нее взглядом и улыбаться.

Черногория. Если бы я знала, что случится через месяц… а там, в этой фотографии, мне хорошо. Я счастлива. Я хорошо помню и этот ветер с моря, и улыбчивого фотографа с пирса, и Сережины глаза. Как он на меня тогда смотрел…

А еще я помню, какой замечательный там был сад с мягкой травой, на которой так прекрасно пился местный вранац^[11]. И на которой было так упоительно целоваться.

Я грустно улыбнулась и перевернула рамку, чтобы она лежала стеклом вниз. Больно. Всегда будет больно, я знаю. Но это был кусочек такого светлого и незамутненного счастья, которым, наверное, мало кто может похвастаться.

Дом прогрелся, я спустилась вниз, чтобы помыть руки, и уехать в город. Надо собрать вещи там, сказать Лешка, что он снова свободный холостяк и волен водить девиц домой. Они с Андреем, конечно, мое решение не одобрят, но когда они что-то одобряли?

В ванной я неловко задела широким рукавом свитера органайзер для всяких дисков и палочек.

Красивая стеклянная банка упала на пол и разлетелась дождем осколков. Я присела над ними, начала собирать и, конечно же, порезалась.

Кровь капала на кафель, а я завороженно смотрела. Я такое уже видела — тогда каждая капля упавшей крови прибежала избавление от всего того, с чем приходилось жить. Каждая капля приближала меня в мягкой уютной темноте, в которой нет ни боли, ни страха, вообще больше ничего. Может быть…

И тут я вспомнила — кухня, больные глаза Сергея «Ванна в Луговом и у тебя все руки в крови, а я ничего не могу сделать».

Я вздрогнула, отбросила осколок и посмотрела на дверь.

Конечно, там никого не было, глупости это… Или нет? Вдруг правда есть какая-то грань этого мира?

— Я тебя не брошу, — зачем-то сказала, — Слышишь? Я все сделаю, чтобы ты очнулся. Сереж, если что-то есть и ты слышишь… Я ужасно по тебе соскучилась, возвращайся, а?

* * *

Следующим пунктом на сегодня была студия. Раз уж у меня теперь есть права, то разумно обсудить это с Олегом. Тем более, что половина студии принадлежит ему.

Теплого приема я не ждала. Олег мне симпатизировал, но не более. Авторитета в его глазах у меня пока не было, так что предстояло его заработать, чтоб меня слышали.

— Привет, — студия тоже выглядела как-то иначе, но тут хотя бы была какая-то видимость жизни.

— Привет, — Олег поднялся с диванчика, на котором сидел до моего прихода, — чай будешь?

— Давай сразу к делу, хорошо? — я положила пальто на спинку кресла, — со мной вчера связался нотариус Сергея, передал мне вот это.

Олег взял протянутую папку, куда я переложила бумаги из конверта. Открыл, пробежал глазами несколько страниц и помрачнел. Ну да, чего-то такого я ждала.

— Что будешь делать?

— Сергей говорил, что его партия для нового альбома записана.

— Да, там вокал остался. Ты к чему это?

— Хочу у тебя спросить, насколько реально дописать и свести альбом без Сергея.

— Сложно, но можно. Только…

— Зачем, да?

— Да. Хотя, у тебя теперь права, можешь с материалом что угодно делать.

— Вот именно, что могу. И я собираюсь доделать альбом.

— Почему? — Олег никак не мог понять очевидной вещи. Неужели правда так плохо обо мне думает?

— Потому что я не дура. Альбом — это деньги, а, насколько я знаю, Сергей был категорически против совмещения, поэтому группа это единственный доход.

— Нет, я просто хочу понять, зачем ты в это лезешь?

— Потому что непонятно на сколько все затянется, уже прошел месяц, ничего конкретного ни один врач пообещать не может, сезон начался, вы не выступаете. Я боюсь, что музыканты просто разбегутся.

Вокалист смотрел на меня и молчал. Ждет, что я еще что-то скажу?

— Не веришь? — я вздохнула, села в кресло и закурила. Помолчала, взвешивая слава и продолжила, — Оттис дело всей жизни. Сереже и так будет тяжело возвращаться, неизвестно, что с реабилитацией и какие последствия, — слова дались мне нелегко, — а если он очнется и того, что он строил нет, я не знаю, что будет. Поэтому я должна это сохранить, если мне он доверил права. Понимаешь, я просто хочу, чтоб ему было куда вернуться.

Олег посмотрел на меня как-то странно, тоже выдержал паузу:

— Мощно. А сумеешь?

— Если поможешь.

— Ну давай попробуем. Может ты и права… Но я удивлен.

— Что я не сбежала и не кинулась все распродавать?

— Саш, я не хочу тебя обидеть, но сколько среди нашего брата таких, кто женился на молоденькой, а она все наследство по ветру? У вас разница дай боже — Серега влюбился по уши, писал, как проклятый — почти половина альбома чуть ли не за полтора месяца сделана, но, положа руку на сердце, насчет тебя я сильно сомневался.

— Спасибо, что честно. А почему, расскажешь?

— Серега почти легенда, талантливый, с именем, при деньгах, мало кто не поведется. Я не знаю, что у вас там было, он не рассказал, но пока он за тобой бегал это все на набивание цены было больше похоже.

— Люблю прямолинейных людей, — я затушила сигарету, которая почти истлела, — но я тебя понимаю. Сразу обговорим, я в альбом с правками не лезу, мне важно его закончить и, желательно, что бы он получился максимально похожим на то, как это видел Сергей. Все. Но присутствовать, по возможности, на студии, я буду. Считай, что это блажь правообладателя.

— А если серьезно, то зачем тебе присутствовать?

— А есть смысл серьезно? Поверишь?

— Саш, — Олег поднял руки, — я уже понял, что ошибся. Честно сказать, очень этому рад.

— Хочу посмотреть на то, что он делал. Мне это очень важно, вот и все. Никакого подвоха и умысла.

— Понял, — Олег посерьезнел, — Когда начнем?

— Чем быстрее, тем лучше.

— Ребят обзвоню сегодня, потом тебе скажу, как договорились.

— Спасибо.

Глава семнадцатая

Александра.

— А в целом все хорошо, Сереж. Мама твоя звонит, часто. Ей правда поговорить не с кем. У меня уже столько компромата на тебя есть, ты не представляешь, — я грустно улыбнулась и чуть крепче сжала его ладонь, — Сереж… ты приснись мне, а? Ты же ни разу мне не снился.

За моей спиной скрипнула дверь палаты.

— Прости, я не хотела помешать, — Лиза теребит рукав халата.

— Ты не помешала, Лиз. Да и мне пора уже.

Девушка вышла вместе со мной и спросила:

— Ты как?

— Нормально. Лиз, я что хотела… Приезжайте в гости с Андрюшкой в пятницу?

— А повод? — Лиза смущенно улыбнулась. Все-таки она еще стесняется меня. Зря, мне Андрюшкина девушка нравится.

— Да нет повода, — я вздохнула и созналась, — я в среду вечером к Сережиным родителям поеду, вернусь только в четверг вечером. Сильно сомневаюсь, что мне будет хорошо после этой поездки, а с вами отвлечься можно. Да и вообще давно у меня гостей не было.

— Я поняла, скажу Андрюше. Саш, а зачем ты едешь? Случилось что-то?

— Татьяна Викторовна позвонила — у Сережиной сестры годовщина, а Татьяну Викторовну на кладбище отвезти некому. Ну я и предложила, мне же больше всех надо.

— А муж ее?

— Он не любит в годовщину смерти на кладбище бывать, так что без вариантов.

— Понятно. У вас с ним отношения не наладились? — Лиза знала почти все и, кажется, действительно переживала.

— Чтобы наладилось — надо общаться.

— Печально. Хорошо, Саш, мы приедем.

— Спасибо. Тогда до пятницы.

* * *

Ехать я правда не горела желанием. Дело не в Сережином отце или в восьми часах за рулем. Проблема в упаднических настроениях Татьяны Викторовны, которая начала отчаиваться и все меньше верить, что Сергей очнется.

Пока я добиралась до Жуковска, все крутила в голове, как бы мне вселить в Сережину маму хоть немножко надежды. Ничего хорошего не придумывалось, потому что это у меня есть только упрямство и не убиваемая вера в то, все наладится, а вот аргументов нет никаких.

Навигатор подсказал, где нужно свернуть. Уютный деревянный домик в глубине сада, высокое крылечко, несмотря на стеклопакеты, ставни. Что-то такое я себе и представляла.

Калитка была открыта, но во дворе на меня кинулась мелкая лохматая собачушка.

— Дуся, фу! Фу, кому говорят! Саша, не бойтесь, она только брешет, — с крылечка мне на встречу спускалась Татьяна Викторовна, — сейчас ворота открою, загоните машину. Хорошо доехали?

— Да, нормально. Вы скажите как, я сама открою.

— Да это не сложно, Саша, — она завозилась с задвижкой, — я же не бабка еще. Загоняйте.

Когда Шкода вползла во двор собачушка зашлась в новой истерике.

— Иди сюда, — я захлопнула за собой дверь машины и присела, — Иди, я не обижу.

Мохнатый зверь недоверчиво подошел поближе.

— Это едят, — доверительно сообщила я, протягивая раскрытую ладонь, на которой лежала собачья вкусняшка, — возьми, моя такое любит.

— У вас есть собака?

— Да, немка. Умнейшее создание и охранница.

Дуся наконец отважилась и забрала лакомство с ладони.

— Все, теперь мир? — спросила я ее.

— Продажная душа, — засмеялась Татьяна Викторовна, — пойдемте, Саша. Вам умыться с дороги надо и отдохнуть.

— Георгий Борисович не очень рад, что я приехала, да? — спросила я, зайдя в дом.

— Не обращайте внимания, Саша. Ему тяжело сейчас.

— Всем тяжело, — пробормотала я, разуваясь.

Комната, в которой мне предстояло ночевать, оказалась светлой и уютной.

— Это, можно сказать, Сережина комната. Он часто приезжал, если концертов нет, а нам зачем столько комнат? Вот и выделили.

Гора подушек на кровати застеленной веселым пледом, шкаф с книгами, полка с фотографиями и медалями.

Я обернулась на Татьяну Викторовну.

— Сережины, — пояснила она, — горный туризм в школе, потом бросил — гитара стала интереснее.

— Интересно, он мне про школьные годы как-то и не рассказывал почти. Про студенчество больше.

— Там, наверное, есть чем бравировать. В школе он тихий мальчик был. Хулиганил, конечно, как все мальчишки, но в пределах разумного.

— Татьяна Викторовна, а фотографии есть где Сережа маленький?

— Есть. Чай попьем и покажу.

* * *

С Георгием Борисовичем я столкнулась вечером на кухне. В его планы общение со мной явно не входило, я это поняла по раздраженному выражению лица.

— Не волнуйтесь, я утром уеду.

— Кто вам сказал, что я волнуюсь? Таня хочет с вами общаться — ради бога.

Наверное, в другое время я бы промолчала. Опустила глаза и извинилась, но что-то поменялось.

— Я знаю, что что бы я сейчас не сказала и не сделал, это не подействует. Я в ваших глазах легкомысленная дурочка, которая чуть не свела вашего сына в могилу. Справедливо, не могу с этим спорить. И я каждый день себя за это виню. И весь этот месяц я борюсь, чтобы хоть как-то сдвинуть дело с мертвой точки.

— Рано или поздно вам это надоест.

— Вы фаталист или пессимист? — спросила я, пытаясь не раздражаться, — Откуда такая уверенность?

— Вы кого-нибудь хоронили? — вдруг спросил он.

— Да. Отца.

— Родители должны умирать раньше детей, это нормально.

— Я понимаю, что вы пытаетесь меня задеть, обесценить мои слова, видимо, такая у вас защита. Обижаться не стану. Откровенно говоря, у меня вообще нет цели с вами подружиться, Георгий Борисыч.

— А зачем же вы тогда приехали? — он так подчеркивал это «вы», будто оно было оскорблением.

Я устало вздохнула — ну почему им всем нужно объяснять, а?

— Мне искренне жаль Татьяну Викторовну — ей сейчас плохо, а вы ее почти не поддерживаете. А ещё из-за Сергея.

— Боитесь, что он вас бросит, если не станете нам помогать? Если вообще очнется, конечно.

— Из уважения.

— О, как.

— Думайте, что хотите, — бессмысленный спор меня утомлял, — Но я его люблю. И не брошу.

— Любого?

— Любого. Я понимаю, что Сергей может очнутся другим человеком. Но он все равно мне нужен. А вот вы похоронили живого сына, как вам жить с этим?

Продолжать смысла не было, и я вышла из кухни. Действительно, как живет человек, который похоронил живого ребенка? Неужели совсем не надеется? Или это такая защитная реакция, а? Я вот собралась и цепляюсь за Сережин мир, пытаясь его сохранить, а Георгий Борисович просто надежду потерял уже? Нет, все равно я этого не пойму, это где-то за гранью.

* * *

Пасмурное осеннее утро. Туманно, сыро и холодно. Я вышла пораньше, чтобы дойти до цветочного. Видела тут на углу, надеюсь, он открыт.

Еще с порога мой взгляд упал на темно-бордовые крупные георгины. Я уже собиралась попросить собрать мне из них букет, как вдруг меня словно толкнул кто-то и я увидела снежно-белые орхидеи.

— Свежие, стоять долго будут, — пообещала цветочница. Или правильно — флорист?

— Давайте их. Двенадцать.

Девушка перестала улыбаться, кивнула и стала собирать цветы.

Вернувшись, я убрала букет на заднее сидение — час без воды должен пролежать.

— Саша, может, хоть позавтракаете? — спустилась с крыльца Татьяна Викторовна. Я попросила ее собраться, когда ушла за цветами.

— Спасибо, не хочется. Давайте съездим, пока пробок нет, — по привычке сказала я.

— Какие у нас пробки, Саша, — Сережина мама улыбнулась, но в машину села.

Не то, чтоб я хотела побыстрее всё закончить и уехать, просто лишний раз пересекаться с Георгием Борисычем мне не очень хотелось. В конце концов, мне действительно не обязательно с ним дружить.

— Раньше со мной Сережа ездил, — вздохнула Татьяна Викторовна, — когда мы выехали на дорогу ведущую загород, — Гера кладбища не любит и ездит один, без нас, а Сережа Насти и памятник поставил и катается со мной каждый год…

— Он почти про Настю не рассказывал.

— Больно ему. У них хорошие отношения были, они дружили, поддерживали друг дружку. Семь лет большая разница — Настюша в первый класс пошла, Сережка школу заканчивал почти, что вот у них общего, да? А он ее с продленки забирал, уроки делал — мы ведь работали оба. Потом она к нему на концерты бегала, подружек таскала с собой. Сережка шутил, что половину зала Настя приводит.

— Теперь я понимаю, почему он с детьми так легко общий язык находит.

— Серёжка семейный очень. По нему не скажешь, но мне кажется, что последние несколько лет ему очень хочется, что называется, остепенится. Я рада, что он вас встретил, Саша. Вы с ним… нет, не похожи, просто смотрите в одном направлении.

— Мне бы очень хотелось, чтоб так было.

— Честно сказать, Саша, мне тоже. Как-то мы с вами за этот месяц сроднились. Вот здесь налево и как раз ворота будут.

Припарковавшись у высоких кладбищенских ворот, я достала с заднего сидения букет.

— Сережа сказал? — спросила Татьяна Викторовна, увидев букет.

— Нет, я случайно купила. А что-то не так?

— Орхидеи Настюшины любимые. Она их выращивала.

— Угадала значит.

Ага, угадала. Скорее, подсказал кто-то. Снова чертовщина.

Кладбище было небольшим и аккуратным. Мы шли по асфальтовой дорожке — она тут была одна и, видимо, считалась главной.

— Место у Насти хорошее, — тихо сказала Татьяна Викторовна, открывая калитку кованной оградки, — и от входа недалеко и спокойно.

Я зашла следом и замерла. С мрамора на меня смотрела девушка.

— Сережины глаза, — вырвалось у меня.

— Да, они очень похожи. И взгляд этот внимательный одинаковый. Это в Геру, от меня детям мало что досталось.

— Фотография такая… живая. До мурашек.

— Сережа выбирал. Мы в годовщину еще не смирились, это он все — памятник, фотографию, яблоню посадил. Любимая сестра. Он так переживал, что не успел Настю к себе забрать.

— Да, я знаю, он говорил. Но тут никто не виноват, так получилось.

— Да, судьба.

Я подошла к могиле и аккуратно положила букет на надгробие. Орхидеи, ничем не скрепленные, рассыпались по мрамору.

«Я тебя, конечно, не знала, но Сергею было бы приятно знать, что в этот день к тебе кто-то приехал».

Я выпрямилась.

— Татьяна Викторовна, вам если нужно одной побыть, я пойму.

— Ох, Саша… если вас это не обидит…

— Не обидит. Я к папе одна поэтому и езжу, что мне поговорить с ним нужно. Я у машины буду.

По кладбищу гулять я, конечно, не стала, вернулась к машине, достала сигареты и, прислонившись к крылу, с наслаждением закурила. Интересно, обычно тяжело в таких местах, мысли противные всякие лезут, а тут спокойствие такое.

Татьяна Викторовна появилась через полчаса.

— Спасибо вам, Саша. Мне теперь спокойнее стало.

— Не за что. Если нужно, вы звоните, мне действительно не трудно помочь.

— Сереже с вами повезло, — она грустно улыбнулась.

— Мне иногда кажется, что он рядом, — призналась я. Давно хотела с кем-то поделится этим ощущением чужого присутствуя, — Помогает мне в чем-то.

— У всех так, Сашенька. Все мы не хотим, чтоб близкие уходили. Мне тоже кажется, что Настя где-то рядом. Теперь вот и Сережа.

— Сережа жив, не надо так, Татьяна Викторовна.

— Да, конечно, — поспешно согласилась женщина, но мне хватило, чтобы что-то понять.

Они, оказывается, уже смирились, что сын почти мертв. Отчаялись. Почему я никак не могу ли тогда? Почему бьюсь и ищу выход, а? Я ведь не могу сказать, что люблю Сережу больше, правда? Просто я упрямее и… злее? Да, наверное, злее, из этой злости и обиды так удобно черпать силу, как оказалось.

* * *

Он всё-таки мне приснился. Я вернулась от Сережиных родителей, и в ту же ночь он мне приснился.

Снова коридор. Я буду сюда каждый раз попадать? Опять поиск нужной двери, но в этот раз я угадала со второй попытки. Толкнула рассохшуюся дверь на перекошенных петлях и оказалась в летних сумерках на веранде Лугового.

— Сережа… — я не верила. Даже подойти к нему и коснуться боялась — вдруг он рассыплется и исчезнет?

— Привет, — он поднялся со ступенек, — иди ко мне, моя хорошая?

Я понимаю, что сплю, что все это не настоящее, но почему тогда он такой реальный, а? Почему я сейчас его обняла, уткнулась в грудь и у меня нет ощущения, что это не на самом деле? Странный сон.

— Санечка…

— Почему ты раньше мне не снился? — тут я похолодела и отстранилась, — ты… Ты ведь жив, да?

— Жив. Саш, не надо пугаться, пожалуйста. Я не знаю почему. Наверное, в этот раз ты очень сильно этого захотела.

Я подняла руку и погладила его по лицу. Почему все такое настоящее…

— Я так по тебе скучаю.

— Я тоже, моя хорошая. Безумно просто. Это все скоро кончится.

— Обещаешь?

— Конечно. Ты чуть-чуть подожди еще.

— Я жду. Только без тебя очень плохо.

Я никак не могу разжать пальцы, которым вцепилась в его руку, не могу отвести глаз от лица. Мне надо запомнить все, до мельчайших подробностей, каждый жест, каждую полуулыбку, чтобы потом вспоминать. Набраться впрок его тепла и нежности, хотя это и невозможно.

Он первым сдался — обнял, прижал к себе, так, что я слышу, как колотится его сердце. Я догадываюсь, что Сергей молчит по той же причине, что и я — боится, что голос сорвется и выдаст.

— Спасибо тебе, — Сергей отстранился.

Я вопросительно посмотрела на него.

— За альбом, за родителей, за Настю.

— Ты все видишь, да?

— Почти, это как сны. Кусочки, обрывки — я в них проваливаюсь и вижу, но сделать ничего не могу. Сашка, это все так неправильно, что я здесь, а ты там одна.

— Это же ненадолго, — я улыбнулась максимально спокойно, — я дождусь. Ты просил.

— Когда?

— Ты мне приснился, — я не удержалась и провела кончиками пальцев по его щеке, — перед тем как все случилось. Просил тебя дождаться.

— Я очень за тебя тогда боялся. Наверное, это как-то всё связано.

— Наверное, — я снова его обняла, — может это и не сон вовсе, поэтому все такое настоящее.

— Знаешь, мне вот интересно, тут все такое настоящее? — он очень хитро улыбнулся.

— Ты о чем?

— Иногда до тебя очень тяжело доходит, — вздохнул Топольский, склонился и поцеловал.

Все тут настоящее. И сердце замирает как в первый раз, хотя губы такие знакомые и теплые. И дыхание сбивается и земля из-под ног.

И если бы не болезненное понимание, что все это сон и он закончится…

— Ты дождись, — Сергей уперся своим лбом в мой и смотрит мне в глаза, — я очнусь и все будет хорошо. Замуж за меня теперь придется идти.

— А я против?

— Раньше была.

— Раньше было по-другому.

— Не о том мы говорим. Хорошая моя…

Я не помню, чтобы в жизни мы так отчаянно обнимались. Как будто от этого что-то изменится или сон не закончится.

— Я тебя люблю.

— И я. Санечка…

Дальше я не услышала.

Просыпаться не хотелось совсем, может быть, если я сейчас укроюсь одеялом с головой и усну мне приснится продолжение? Почему нет, если вдруг это правда не совсем сон? Может быть, если сильно захотеть, получится? Почему-то у меня совсем нет чувства грусти, отчаяния и желания завыть, хотя оно должно быть, я головой это понимаю. Очень странный сон. Или все-таки не сон?

Будильник над ухом снова противно запищал. Черт его возьми!

Нет, нужно вставать, потому что сегодня у меня встреча с Белозеровым. Его мне сосватал дядя Игорь и я, если честно, не понимала, почему. Военный хирург мне может чем-то помочь? Но съездить стоило, потому что это хоть маленький, но шанс. А помимо Белозерова еще куча мелких, но обязательных дел, которые просто нельзя больше откладывать.

В гараже меня ждал сюрприз — Шкода не завелась. Такси вызвать я не успевала и поколебавшись, взяла ключи от Ауди. Кроссовер Топольского отогнали в Луговое почти сразу, потому что гаража у него нет, а бросать машину во дворе мне показалось неправильным. И я старалась не замечать еще одну машину в своем гараже — даже брезентом накрыла, чтоб не натыкаться взглядом лишний раз.

Габариты не мои и шины еще лысые — я-то переобулась уже. Но выбора нет, завтра вызову мастера, наверное. Слава богу, благодаря Лехе, автомехаников с руками из плеч у меня на любой вкус.

Я сняла с машины брезент, открыла водительскую дверь и постаралась дышать медленно и спокойно. Только вот запах салона, забытые на панели темные очки, плед на заднем сидении. Все это как привет из прошлой счастливой жизни — очень короткой и очень счастливой.

Еще немного постояв, я подвинула водительское кресло под себя, села и завела мотор. Несмотря на простой, кроссовер завелся сразу, сыто и низко зарычал.

* * *

Тимофей Ильич Белозеров выглядел совсем не так, как я представляла. Крепкий, высокий, ни единого седого волоска.

— Александра Алексевна, не совсем понимаю, почему Игорь так хотел, чтоб я вас консультировал. Сразу оговорюсь, что это немного не мой профиль — я военный врач, хирург.

— Я знаю, Тимофей Ильич, но я сейчас в таком положении, что хватаюсь за соломинку. Если вы хоть что-то сможете сказать — уже хорошо. Нет, я продолжу искать дальше.

— Рад что мы друг друга понимаем. Бумаги принесли?

Пока он листал увесистую папку анализов, заключений и исследований, я украдкой разглядывала кабинет. Вот кабинет был классический — стеллажи с медицинскими справочниками, тонны профессиональной литературы, массивный стол с таким же добротным тяжёлым креслом. На столе фотографии, одну из них видно с того места, где я сижу — три улыбающиеся детские мордашки — двое постарше — мальчик и девочка, двойняшки и мальчишка помладше, щекастый и потешный.

— Это внуки, — Белозеров проследил мой взгляд и улыбнулся, — я многовнучатый дед.

— По аналогии с многодетным отцом?

— Именно так. Александра Алексеевна, может, всё-таки, чаю?

— Нет, спасибо.

— Воля ваша. Ну что вам сказать, — мужчина поправил очки и достал из папки снимок МРТ, — я не могу сказать, что все безнадежно. Да, время не на вашей стороне, но, на мой взгляд, шансы есть. Увы, что-то более весомое сказать не могу, повторюсь — не мой профиль. Но могу вас свести с коллегой, который как раз-таки интересуется темой мозга в коме и ее последствиями.

— Это было бы просто замечательно.

— Погодите радоваться, коллега давно живёт не в России.

— Я оплачу билет, любую гостиницу и консультацию. Финансы пока позволяют.

— Это большой плюс, — Тимофей Ильич кивнул, — болеть у нас, к сожалению, очень дорого. Сейчас напишу вам контакты. Понимаете, я бы позвонил при вас, но часовые пояса, Александра Алексеевна, увы.

— Вы и так много сделали, Тимофей Ильич. У меня теперь есть какая-то надежда, а то все советуют только ждать.

Белозеров внимательно посмотрел на меня поверх очков.

— А вы, значит, не хотите ждать, Александра Алексевна?

— Не хочу. Не привыкла.

— Понимаю. Вот, — он протянул мне прямоугольник плотной бумаги с номером телефона и именем, — только помните, что у нас разница почти в пять часов.

— Спасибо вам.

Я вышла из подъезда и медленно выдохнула. Впервые за месяц я услышала что-то кроме совета подождать.

Морось понемногу превратилась в жесткие мелкие крупинки снега. Черт, вот как назло, когда у меня шины лысые… ладно, до дома постараюсь добраться максимально аккуратно, в конце концов, у Андрея есть ключи и если они с Лизой приедут раньше меня, то под дверью сидеть не будут.

Когда я почти доползла до Лугового, дорога обледенела совсем. На повороте я не вписалась — отвлеклась на фары едущего по встречке Камаза и потеряла управление.

Меня несло по обледенелой дороге прямо на бампер грузовика. Лысые шины и непривычные габариты сыграли со мной злую шутку, я потерялась и упустила момент, когда могла как-то вывернуть. Скорость у меня была приличная и когда водительскую сторону впечатает в махину грузовика, от меня мало что останется.

Как глупо умереть сейчас, когда появилась надежда…

Тут я увидела то, чего не было еще минуту назад — человека на дороге, между мной и истерично гудящим грузовиком. Увидела и будто очнулась — каким-то чудом вывернула руль и съехала на обочину. Руки дрожали, а сердце колотилось так, будто сейчас выпрыгнет.

А откуда там взялся человек и куда он делся? На подгибающихся ногах я выбралась из машины и дошла до другой стороны дороги. На свежем снегу не было ни следа. Ну конечно….

В кармане завибрировал телефон, заставив меня вздрогнуть.

— Сашка, ты где? — спросил Андрей, — А то мы приехали, тебя нет.

— Я на дороге. Только что чуть не впечаталась в Камаз, — голос был чужой.

— Ты целая?

— Да, руль вывернула, успела. Но домой не доеду.

— Километр какой? Я приеду сейчас.

— Семнадцатый, тут у указателя — знаешь, где грунтовка от шоссе идет?

— Понял. Жди.

Я вернулась к машине, но садиться в нее не стала, достала из сумки сигареты и закурила, глубоко вдыхая дым вперемешку с холодным воздухом. Интересно, но больше меня волновало не то, что я только что чуть не погибла, а откуда все-таки взялся человек? Я точно знаю, что мне не почудилось. Очередная чертовщина? Почему ее так много, последнее время?

Я скурила вторую сигарету до половины, когда рядом затормозила старенькая девятка из которой выбрался Андрей.

— Попутку поймал, — объяснил он мне, — Лизка же не водит, куда мою потом. Ты как?

— Осознаю.

— Сильно испугалась?

— Сам как думаешь? Не понимаю, как я успела увернуться.

— Водишь хорошо, я всегда говорил. Где твоя?

— Дома. Не завелась утром. Поехали, там Лиза одна. Дашка не с вами?

— Дашка у Маринки ночует. Саш, ты правда нормально?

— Да. Андрюш, — спросила я, уже сев в машину, — ты в мистику веришь?

— Нет, я реалист. А что?

— Ерунда твориться какая-то, то взгляд чужой, то подсказки какие-то, сны Сережины сбываются. Теперь вот человек…

— Какой человек?

— Между мной и грузовиком был человек. Я точно знаю, что его там не было, но я его видела.

— Саш, ты давно выспалась?

— Не веришь? Ладно, я бы тоже не верила. Только мне не показалось.

Андрей вздохнул, сделал вид, что сосредоточен на том, что сбавляет скорость перед поворотом.

— Я знаю, о чем ты думаешь. Не съехала у меня крыша.

— Да я не о том — ты устаешь, не спишь, на кладбище это ездила, конечно что угодно могло почудится.

— Тебе после смерти родителей разве не казалось, что они рядом? — я никогда раньше его об этом не спрашивала.

— Нет. Я сразу понял, что теперь один. Дашка разговаривала с фотками, но она маленькая была. Я понимаю, что тебе это тяжело принять, Саш, вот ты и ищешь знаки какие-то.

Я отвернулась к окну. Ну да, тяжело принять, ищешь знаки… Нормальное логичное объяснение обычного человека.

— Не обижайся, пожалуйста. Просто так действительно крыша поедет, Саш.

Обижаться я не стала, хотя царапнуло — раньше Андрей всегда меня понимал, но тут, наверное, своя больная тема. Я хорошо помню, как мы сидели на его кухне, а в комнате спала мелкая Дашка, которая ещё не знала, что сирота. Первый и последний раз я тогда видела, как Андрюшка плачет.

У всех больная тема, у всех свои способы защиты, а как мне быть?

Нет, мы хорошо посидели, я действительно была рада видеть и Лизу и Андрюшку, отвлечься немножко.

Засиделись мы далеко за полночь, поэтому ребят я уломала остаться на ночь.

Только вот мне не спалось. Одевшись, я прихватила старую куртку и вышла на крыльцо.

Тишина, холодный влажный воздух. Посижу, проветрюсь, может быть, наконец засну.

Зета подошла к крыльцу и ткнулась носом мне в ладонь.

— Чего тебе, собака?

Сигаретный дым в свете фонаря был почти белым и я, почему-то, никак не могла отвести от него взгляд. Очнулась, только когда входная дверь открылась.

— Саш? — это тихонько вышла Лиза, — Хорошо все?

— Да, нормально.

— И поэтому ты ночью на улице с собакой разговариваешь?

— Лиз, иди в дом, я приду сейчас.

Девушка подошла ближе и села рядом на ступеньки.

— Плохо, да?

— Да нет, просто не спится что-то.

— Новости какие-то есть?

— Да, я сегодня с врачом общалась, он мне дал контакты, завтра буду звонить. Послушаю, что он скажет. Надеюсь, что-то больше, чем посоветует ждать. Мне это «ждать» уже поперек горла. А сколько я жду уже? И ничего не меняется.

Лиза помолчала, почесал Зету за ухом и сказала:

— Я в реанимацию попала сразу после училища, сама посчитай, сколько лет уже работаю. Я не врач, конечно, не академик, но поняла самое главное — ждать надо всегда. Те, кого действительно ждут, выбираются, иногда даже без последствий.

— В смысле — действительно?

— По-настоящему. Как ты. Бывают такие, кто просто устает ждать и сдается, бывает, кто ждёт из чувства долга или жалости, а бывает вот так, как у тебя, когда человек действительно нужен и нужен любой, только бы очнулся. Я всегда таким немножечко завидовала, хотя это ужасно звучит, да?

— Нет. Почему завидовала?

— Я. я, как Даша, Саш. Только у меня не было взрослого старшего брата, который бы заменил семью — когда мамы не стало, меня тетка под опеку взяла. Не из любви, просто «что люди скажут?». Не обижала, но и любви я не видела. Спасибо ей, что квартиру не продала, что в детский дом меня не дала сдать, но вот любви мне не хватило. Меня некому было всерьез ждать.

— Прости, я не знала.

— Не извиняйся, я уже взрослая девочка. Просто незакрытый гештальт или как правильно?

— Андрей знает?

— Конечно. Даше мы не сказали, чтоб ее решила, что я на жалость ей бью.

— Дашка перегибает уже в своей ревности.

— Имеет право, Андрей у нее один.

— Не имеет, Лиз. Это эгоизм, а не какие-то детские страхи. Я с ней поговорю обязательно.

— Послушает? — улыбнулась Лиза.

— Должна. Хотя у Серёжи с ней лучше получалось — Дашка стеснялась при нем истерить.

— Если тебе нужно с кем-то о нем поговорить, я послушаю, — предложила Лиза.

— Нет, это перебор с моей стороны. Но за предложение спасибо. Лиза, можно я странный вопрос задам?

— Конечно. Почему странный?

— У меня чертовщина какая-то, то сны Сережины сбываются — он мне рассказывал еще до… Давно, и это в точности сбылось, то у меня такое чувство, что рядом кто-то есть. Потом цветы — выбирала на кладбище его сестре, хотела взять георгины, а у самого прилавка вдруг толкнул кто-то к орхидеям. Оказывается, любимые цветы Сережиной сестры. Сейчас на дороге… Андрей не поверил, но я голову на отсечение даю, что был человек между мной и грузовиком! Взяться ему неоткуда было, но он точно был!

— Сергей тебе снится?

— Один раз, странный сон. Понимаешь, он как будто настоящий и это не сон вовсе. Говорил, что видит обрывками, что происходит здесь, но это может быть просто игры моего подсознания. И до того, как все случилось, снился, просил его дождаться. Тоже странный сон очень.

— Странно. Обычно, когда, как ты сказала, чертовщина, они снятся. Мне часто родственники подобное рассказывают. Раньше думала, что это какая-то защитная реакция и они выдумывают, чтобы потеря не так остро ощущалась, а потом сомневаться начала.

— Думаешь, там что-то есть и они действительно понимают, что здесь происходит?

Девушка спрятала руки в рукава куртки.

— Не знаю. Но очень хочется верить, что есть.

— Спасибо. За честность и за беседу.

— Не за что, Саш. Я понимаю, что тебе сейчас нужно с кем-то обсудить. И ты мне нравишься.

— Ты мне тоже. Хорошо, что вы с Андрюшкой встретились, — искренне призналась я, — Честно сказать, боялась, что ты ревновать будешь.

— Сначала ревновала немножко. А потом тебя у Сергея увидела и поняла, как это глупо. Вы такие интересные… Он тебя обожал, да?

— Да. Хорошее определение. Он… все для меня — мир, луну с неба, что захочешь. Ему это нравится, почему-то — поражать, восхищать, — меня вдруг прорвало, и я никак не могла остановиться, — даже сейчас — кольцо это обручальное. Он ведь мне письмо оставил. Просил его не канонизировать и жить дальше. А как я буду жить? Зачем? Сейчас живу, чтобы его вытащить, у меня надежда есть, а если этого вдруг не станет, что я буду делать? Для чего? Я без него зачем?

— Иди сюда, — Лиза обняла меня как маленькую, — ты устала, да?

— Ужасно. Прости, пожалуйста, не хотела на тебя все это, просто родители Сережины, кладбище, потом вот машина…

— Тсс, я знаешь сколько на работе вижу? У тебя так, немножечко. Вообще не понимаю, как ты тащишь на себе все это, я бы не смогла.

— Я тоже думала, что не смогу. Но кто-то должен.

— Ты очень сильная. Просто сейчас ты устала. Тебе выспаться надо хорошо. Хочешь успокоительное поищу? У меня в сумке всегда что-то есть.

— Нет, спасибо, я потом соображаю плохо. Но ты права, пойду, попробую заснуть. Спасибо что выслушала. Мне это правда было нужно.

— Если еще понадобится, я с радостью, — девушка улыбнулась, — Спокойной ночи?

— Спокойной ночи.

Да, мне действительно просто нужно было чтоб выслушали и не спорили, не говорили про то, что мне чудится и я не высыпаюсь, не просили подождать. Андрею определенно повезло с Лизой.

Глава восемнадцатая

Александра.

Врачу, которого мне посоветовал Белозеров, я позвонила как только это стало прилично по его часовому поясу. У меня это было уже за полдень и я с утра смотрела на часы. Не знаю, чего я ждала от этого звонка. Головой понимала, что ничего не изменится моментально и этот Степан Фёдорович вообще может мне отказать. Кто потащится из Швейцарии в Россию для консультации? Головой-то понимала, но всё равно надеялась.

Но он не отказал. Наоборот, попросил прислать сканы истории болезни и пообещали перезвонить в течении часа.

Этот час я буквально себе места не находила, вздрагивала на каждый звук телефона. И когда он наконец зазвонил, подняла трубку с половины гудка.

— Александра?..

— Александра, — я села, стараясь дышать и говорить спокойной, — просто Александра.

— Я посмотрел, то, что вы мне прислали. Сразу скажу, я не настолько оптимистичен, как Тимофей. Но шансы есть.

Здесь я выдохнула.

— Вы возьметесь?

В трубке помолчали, Степан Федорович явно взвешивал за и против.

— Возьмусь, — наконец решил он, — но перелет и гостиницу оплачиваете вы.

— Конечно. Все что скажете.

— Откровенно говоря, — вдруг признался он, — я бы не взялся, но вам очень повезло что я сейчас пишу масштабную работу на тему реабилитации. Поэтому мне нужно разрешение на использование материалов. Нужен близкий родственник.

— Нет, я могу дать согласие, Сергей оставил нужные документы.

— Как интересно, — тут я поняла, что врач гораздо старше, чем мне показалось вначале, — На моей практике такое большая редкость. Любопытно, при каких обстоятельствах здоровый человек оставляет такие бумаги?

Меня царапнуло и врач спохватился.

— Да, бываю бестактен, простите. Вечером я вам позвоню еще раз, назову точную дату, на которую нужно заказать билеты и гостиницу.

Я опустила руку с телефоном и еще минут десять сидела, глядя в одну точку. Что-то сдвинулось. Наконец-то что-то изменилось и теперь можно не просто ждать чуда.

* * *

Теперь мне нужна Дашка. Меня порядком достали ее показательные выступления по поводу Лизы. Андрей пытался с сестрой поговорить, но успеха это не возымело. Подозреваю, что Андрей не чувствует, что прав в этой ситуации, поэтому в спорах с Дарьей весьма неубедителен.

На кухне в квартире Смирновых нашлась Дашкина подружка — Марина. Сама Дашка отсутствовала.

Наверное, тут надо уточнить, что я никогда не имела ничего против мелких Дашкиных подруг. Скорее, наоборот, они такие наивные, забавные, трогательные.

— Дашка где? — спросила я.

— По телефону разговаривает.

— А тебя бросила? Гостеприимная она наша.

— Нет, просто… — Марина помялась. Господи, ну почему меня все стесняются!

— Она с мальчиком трепется? — догадалась я.

— Да.

— Еще веселее, — я налила воды в чайник и щелкнула кнопкой.

Марина мне мне нравилась. Девочка из хорошей семьи, тихая, уравновешивающая Дашку. Собственно, Дашка когда-то отбила ее у девчонок, которые учились классом старше, так они и познакомились с Мариной. Обычный, к сожалению, случай, когда новенькую девочку из небогатой семьи сначала просто задирали, а потом стали травить. А у Дашки обостренное чувство справедливости. Потом, правда, мне пришлось отбивать Марину с Дашкой у директора, а Андрею устроить маленький ад администрации, чтобы ситуацию не спустили на тормозах.

— Саш, а можно тебя спросить? — Марина старательно разглаживала салфетку.

— О чем, Мариш?

— Водить очень сложно?

— Да не сказала бы. А что?

— Мне восемнадцать скоро, папа предлагает машину купить, чтоб я сама добиралась до института. А я боюсь.

Несколько лет назад Маринин отец пошел в гору и занял руководящую должность, поэтому я понимаю его желание обеспечить жену и дочь тем, что до этого было сложно даже представить.

— Попроси Андрея, он меня водить учил, пусть пару уроков тебе даст, потом в автошколу не так страшно будет.

По лицу Марины было ясно, что она скорее всю жизнь будет ездить на метро, чем попросит о чем-то Андрея. Ну да, для нее-то он взрослый старший Дашкин брат.

— Если потерпишь, то в выходные могу вас с Дашкой забрать, порулишь. Только машину мне не разбей.

— Правда? — девочка смотрела на меня не верящими глазами.

— Правда. Я сама так училась — страшно было ужасно.

— Ты же хорошо водишь.

— Но страшно было. Особенно в городе, когда поток машин, а тебе сворачивать.

— Саш, — Марина быстро оглянулась на дверь, — ты про Лизу хочешь с ней поговорить, да?

— Почему ты так думаешь?

— Дашка перебарщивает, — Марина смутилась, — я понимаю, что Лиза ей не нравится, но это же выбор Андрея.

— Хорошо бы Дашка это понимала. Тебе тоже пожаловалась, что брат посмел наконец о себе подумать?

— Ну… не совсем.

— Да не выгораживай, я Дашку не убью. Я вообще хорошая.

— Сашка! — на кухне появилась Дарья, судя по довольной физиономии телефонный разговор завершился чем-то приятным, — А ты чего не позвонила?

— Для начала, здравствуй, Даш. Я мимо ехала, думала Андрея застать, — раскрывать карты сходу лишнее.

— Ага, конечно, — по тону мелкой было понятно, что не особо она верит.

— Я пойду, наверное, — Марина поднялась.

— Погоди. Даш, на субботу планы есть?

— Неа. А что? — тут же спросила любопытная Дашка.

— Заберу вас, Марину учить водить будем.

— А меня?

— Тебя — нет, у тебя брат есть.

— Это не честно.

— Нифига! У тебя Андрей есть, если у него хватило терпения меня научить, то тебя вообще как нечего делать.

— Я пойду, все-таки, — Марине явно было неловко. Бедный стеснительный котенок, — До выходных?

— Ага, я позвоню, — Дашка покосилась на меня, — Пойдем, я дверь закрою.

— Пока, Саш.

— Пока.

Я дождалась, когда возня в прихожей кончится и Дашка вернется в кухню.

— Я тоже хочу попробовать, — заявила она с порога, — Андрей мне не разрешает за руль.

— Хочешь, я его попрошу?

— Не хочу, — Дашка вдруг надулась.

— Так. Что вы не поделили?

Дарья молчала. Ну да, тут несложно догадаться.

— Садись, — я кивнула на стул напротив, — расскажешь мне.

— Смысл? Ты тоже будешь мне мозги вправлять, — девочка дернула плечами, но села.

— Не буду, Даш. Зачем? Я просто поговорить с тобой хочу.

Дашка настороженно молчала, пока я разливала чай в кружки, а я продолжила:

— Ты же знаешь, что вы с Андрюшкой мне родные и мне плохо, потому что вы цапаетесь весь последний месяц. Чем тебе так Лиза не нравится?

— Не нравится и все, — Дашка ещё больше насупилась.

Ладно, спросим прямо и в лоб:

— Ты боишься, что у Андрея на тебя любви и времени не хватит?

Мелкая молчала. Да, попала я верно.

— Даш, давай всерьез, — я взяла стул и села рядом, — ты уже взрослая, скорозахочешь самостоятельности, да ты уже её отвоёвываешь, у тебя свои отношения появятся, а Андрей? Он все твое детство был один, потому что любит тебя жутко и боялся, что ты начнёшь ревновать. И ты начала, конечно. Но Даш, ты о нем подумала? Андрюшка живой, он тоже хочет нормальной человеческой жизни, неужели не заслужил?

— Лиза мне не нравится, — уже не очень уверенно сказала Дашка.

— Зато ему нравится. Даш, Лиза хорошая девушка, она переживает, что ты ее так принимаешь. Может, ты попробуешь на все немножко иначе посмотреть? Я же не прошу сразу все и кардинально менять? Ты взрослый умный человек, я знаю, что кроме упрямства у тебя ещё и здравомыслие есть.

— Были у него девки, — фыркнула Дашка, — я не слепая.

— Только не говори, что ты как ревнивая жена его обнюхивала, — тяжело вздохнула я.

— Нет, Андрюшка сам палился. Но это все не по-настоящему было!

— А Лиза по-настоящему и ты переживаешь?

Дашка сопела. Господи, почти семнадцать лет человеку, немножко серьезности должно быть?

— Дашик?

Девочка шмыгнула носом.

— Иди сюда, вредность мелкая, — я обняла ее за плечи, — чего ты устраиваешь? Разве плохо, если кроме Андрюшки у тебя еще кто-то будет?

— У меня уже есть. Ты.

— Дашик, я никуда не денусь. И Андрей тоже. Ты же наша мелочь, Даш. Чтобы не поменялось, я тебя все равно люблю и Андрей любит. Но у нас у всех, и у тебя, есть своя жизнь, понимаешь? Это другое и не взаимозаменяемое, Даш.

— Угу, — Дашка вдруг согласилась, — вы такие взрослые оба, а что мне делать, если я боюсь?

— Я понимаю, Дашик. Прекрасно понимаю. Только ты подумай, что ты для Андрюшки тоже самый близкий человечек. Не бывает так, чтобы в одну секунду что-то поменялась, маленькая.

Мелкая расплакалась. Ребенок она совсем ещё, вредный ребенок.

— Самостоятельная ты, Дарья, — я вытирала слезы с Дашкиной мордашки, — сама себя накрутила, сама расплакалась.

— Не правда.

— Правда-правда. Полегчало хоть?

Дашка шмыгнула носом и промолчала.

— Котенок, ну ты чего такая неуверенная, а? Мы же тебя никогда не бросали, — и тут у меня как-будто свет в голове включился — Дима. Черт бы его побрал, сколько я ещё буду все это расхлебывать?

Я несколько раз глубоко вздохнула и выдохнула, потом ровным голосом сказала:

— Даш, Андрей не наивная девочка, чтобы задурить ему голову и задвинуть всех близких на задний план. Мы все это уже проходили, мы выросли, поумнели. Если что-то пойдет не так то мы сможем тебя защитить и решить всё до того, как станет поздно. Я тебе обещаю.

— Правда?

— Я тебя хоть раз обманывала?

Дашка задумалась и покачала головой.

— Ну вот. Обещаешь подумать?

— Обещаю, — мелкая кивнула.

— Вот и ладушки. Ты умничка, я даже не сомневалась.

* * *

Домой я попала уже в сумерках. Совершенно не представляю, чем забить вечер. Сплю я отвратительно, несмотря на то, что Алевтина Григорьевна выписала мне чудесные таблетки от бессонницы, после которых я не плаваю в киселе и нормально соображаю. Хотя, может поэтому они и не работают?

На людях проще, на людях я собираюсь и держусь, меня это отвлекает, а одна в пустом доме… Одна я расклеиваюсь.

Зета кинулась к воротам, когда я вошла. От попытки поставить лапы мне на грудь, я увернулась, тогда овчарка лизнула мне ладонь и принялась скакать вокруг.

— Скучно тебе, собака? Тебя тоже в выходные возьму, побегаешь с девчонками.

Зета остановилась, наклонила голову, внимательно слушая.

— Позвонил бы кто, — я вздохнула, — а то как-то погано. Ну что ты смотришь? Я рада, что что-то сдвинулось, но это еще не конец. Пошли в дом, накормлю тебя. Скучно тебе одной, да? Майбаха Лёшка сманил, хоть какая-то кампания была.

Вслух я разговаривать начала, когда вернулась в Луговое. Иногда с Зетой, иногда просто так. Да, это мой дом, я его безмерно люблю, но это не меняет того, что в нем невыносимо тихо и пусто.

— Давай тебе друга заведем? — предложила я, ставя перед собакой миску.

Вселенная решила надо мной сжалится — на столе завибрировал телефон.

— Шурка, — проникновенно начал Леха, когда я ответила, — Шурка, можно я приеду?

— Лешик, оно, конечно, можно, — я хмыкнула, — но я тебе могу налить только чай.

— Иди ты… — грустно вздохнул Леха. Судя по голосу он был в дрова.

— У тебя случилось что-то?

— Типа того. Приеду?

— Давай. Только такси вызови, я тебя очень прошу.

— Шур, я бухой, но я не придурок, — обижено заявил Леха и выключился.

Минут через десять зазвонил домофон. Но на экране не Леха. Я постояла в нерешительности — выходить и разговаривать, даже смотреть на этого человека мне совершенно не хочется, но если они с пьяным Лешкой столкнуться у моих ворот, то, боюсь, даже старший Ольшанский никого не отмажет потом.

Чертыхнувшись я накинула куртку, сунула мобильник в карман и пошла к воротам.

— Что тебе нужно? — спросила я, даже не думая здороваться.

— Привет, Саш, — Надежда смотрела на меня глазами побитой собаки.

Я тоже смотрю на нее в упор. Как только наглости хватило заявится, а? Ведь если бы эта дрянь не помогала Диме, то все могло быть иначе…

— Саш…

— Тебя кто отпустил?

— Под подписку. Папа плохой совсем, врачи говорят, готовится, потому что шансов нет почти.

— Мне тоже говорят, что шансов мало, Надя, — я старалась говорить как можно спокойнее, хотя в груди жгло и горело. Ненавижу!

— Саш…

— Что ты хочешь? Денег? Я не дам, Надь. Мне твоими стараниями есть кого спасать и куда тратить.

У дома остановилось такси из которого выбрался Лешка.

— Уходи, — сказала я Наде, — охране скажу, чтоб тебя не пускали больше.

— Саш, мы же столько лет дружили, я ошиблась один раз и всё? — она Леху не видела.

— Именно, Надя. Столько лет дружили, а ты оказалась такая мразь.

— Опа! — Это Лешка дошел и разглядел, с кем я разговариваю, — ты тут, блядь, откуда? Сбежала, что ли?

— Ее под подписку выпустили, — я поплотнее запахнула куртку, — но это ненадолго.

Вот на Лешку Надя смотрит уже по-другому, никаких щенячьих глаз.

— Батя мышей совсем не ловит уже. Че те надо, а?

— Я не к тебе пришла, — огрызнулась бывшая подруга.

— Вот и вали, — пожал плечами Леха, — тебя сюда не звали. Пошли, Шур, пусть под воротами ночует, если хочет.

— А ты я смотрю уже у нее ночуешь? Дождался? — выкрысилась Надя.

Как я раньше в ней этого не замечала?

Леха дернулся в Надину сторону, но я успела влезть между ними и вцепилась в отвороты его куртки.

— Шура, пусти!

— В дом иди. Не марайся о нее.

— Ещё раз увижу, даже менты не найдут, — пообещал Леха таким тоном, что меня пробрало, — пшла отсюда!

— Леш, пойдем, — я потянула его от Надежды, — не надо.

— Саш… — я не понимаю, на что Надя рассчитывала своим жалобным мяуканьем. Вообще не понимаю, зачем она пришла.

Но теперь перемкнуло уже меня. Лешку я отпустила и пошла на бывшую подругу четко и негромко выговаривая;

— Что Саш? Ты подлая, трусливая, двуличная дрянь. Ты спала с моим женихом у меня за спиной, ты не стеснялась потом брать у меня деньги и улыбаться мне в глаза. Ты подставила меня, разрушила жизнь, которая у меня только наладилась, из-за тебя сейчас Сергей в коме. Я тебя ещё не придушила только потому что меня посадят и тогда ему уже никто не поможет. Так что молись, Надь, чтобы Сергей очнулся, потому что иначе меня уже ничего не остановит — я найду и тебя и Диму и пристрелю обоих, поняла? А дядя Игорь меня отмажет, не переживай, так что дадут по минимуму, даже никак за людей, потому что вы оба не люди, вы твари.

Надя попятились, Лешка за моей спиной молчал и никаких попыток остановить не делал.

Я стояла к Наде достаточно близко и смотрела на нее в упор. Не знаю, чего я хотела. Чтобы она что-то поняла и извинилась? На кой черт мне ее извинения? Они что-то исправят? Скорее просто выплеснуть свою ненависть к человеку, который во всем виноват.

— Ещё раз появишься, я собаку спущу, — равнодушно предупредила я, развернулась и пошла к воротам, на ходу бросив Леше, — пойдем.

Надя промолчала. Переваривала сказанное, что ли?

— Говорил я, что тебе рано сюда возвращаться, — Леха шел за мной по дорожке к дому, сосредоточенно и максимально прямо, — Димон на свободе не пойманный, эта вот приперлась.

— К чёрту, Лёш. Там карма и суд разберется, — вспышка ненависти прошла.

— Веришь в карму?

— Дядю Гену жалко, конечно, но…

— Но он сам такую дочь воспитал, — припечатал Лёха, — заходя в кухню.

— Да. Ты чего так нажрался вообще?

— Элю видел…

Я молчала. Слишком красноречивая пауза, должно быть продолжение. С Элей у Лешки были самые серьёзные и дорогие отношения. Они встречались почти два года, съехались, что-то планировали. А потом на голом месте разбежались и Леха на все вопросы отвечал просто, что не сошлись характерами.

— Не одну, — уточнил Лешка.

— Ну ты же не думал, что она станет тебе верность все это время хранить.

— С ребенком, — Леха посмотрел на меня.

— Опа… думаешь, твой, что ли?

— Не, — помотал головой Леха, — ему года два, а мы расбежались почти три прошло.

У меня с математикой лучше, чем у пьяного друга.

— Леша-а, — я приоткрыла окно и вытряхнула сигарету из пачки, — наверное, я тебя удивлю сейчас, но детей еще девять месяцев вынашивают.

Леха завис, похлопал глазами и простонал:

— Бля-я-я…

— Ага.

Мы помолчали. Я курила, Лешка осознавал.

— Рассказывай, — я села напротив Лешки, — мне можно.

— Я ее до сих пор люблю, Шур.

Шестым чувством, что ли, я поняла, что ему очень плохо. Настолько плохо, что он не постеснялся этим поделиться со мной.

— Бедовый ты. Ты с ней говорил?

— Нет. Я ей изменил. По пьяне, тупо, как с… козел. Она не простила.

— Я бы тоже не простила, Лех.

— Вот и она не простит. Я даже подходить не стал.

— Поэтому нажрался, да?

— Шур, не лечи меня ток, а? И так хреново.

Вот уж не думала, что у Лешки такая драма. Он ведь никогда ничего не говорил, а догадаться по его непробиваемой морде нельзя.

— Я козел, да? Мы просто посрались — часто ругались из-за фигни, я психанул, ушел к пацанам, там где пьянка там и бабы…

— Козёл, — не стала я спорить, — но если правда твой? Ты как? Готов к роли бати?

— Шутишь?

— Почему? Я на себе прочувствовала, что позаботиться и взять ответственность за кого-то ты можешь. Ты совсем не такой раздолбай, как хочешь казаться.

— Да какая ответственность, Шурка, — Лешка потер лицо, — какой из меня отец?

— Лёх, я не хочу сейчас твои страдания прерывать, но не факт что ребенок вообще твой. Ты бы Эле позвонил?

— Ага, привет, я тут тебя с бебиком видел, это не мой, случайно? Нет, ну и ладненько, хорошего дня. Так, что ли?

— Можно и так. Мне кажется, она не удивится.

— Шурку, не подкусывай, я тебе тут душу выворачиваю. Между прочим, я в тебя тоже влюблен был.

— Леха, — начала я.

— Да помолчи ты, Шур. А начальной школе еще. Ты моя первая любовь, короче, — Леха засмеялся.

— У меня от сердца отлегло сейчас.

— Шурка, ну я же не дебил. Если б что, я б сказал.

— Кто тебя знает, что в твоей бедовой голове творится.

— Дура ты, что ли? Я ж тебя ревную-то больше как сестру, а то вдруг уволочет кто, а меня лечить тогда кто будет? Я ж бедовый, — Лешка состроил рожу, — я ж пойду по кривой дорожке и отмазывать никто не будет.

— Дядю Игоря передразниваешь?

— Кого еще?

— Позвони Эле. Ты же можешь ее номер найти, если захочешь.

— Я все могу. А надо?

— Ты ее любишь, значит надо.

— Я козёл, — грустно вздохнул Леха.

— Да нет, Лешик. Ты просто неприкаянный. На самом деле ты очень хороший.

— Шур…

— Цыц!

Леха поднял руки ладонями вперед, сдаваясь.

— Ты большое счастье, Леш. Позвони ей, иначе жалеть будешь, что тупил.

Лешка внимательно посмотрел на меня, совершенно трезвыми глазами. Потянулся, вытащил из лежащей на столе сигарету, закурил и сказал:

— Шур, я… спасибо. Хрен знает, как ты это делаешь, но почему-то мозги на место встают, когда я с тобой разговариваю.

— Я тебя знаю просто хорошо. Спать пойдешь?

— Давай посидим, а?

— Чай налить?

— Хрен с тобой, Шур, наливай, — Леха обреченно вздохнул.

Глава девятнадцатая

Александра.

Это не мой сон, я как будто вижу чужими глазами и проживаю чужие эмоции.

Пустой берег с серым песком, свинцовое море, серое пасмурное небо. Словно кто-то выкрутил все цвета в ноль. Откуда-то я знаю, что если долго идти прямо, то все равно вернешься назад. В какую бы сторону не пошел.

Мне больно и страшно. Такая тоска, что хочется кричать. Отпускает только когда в этот серый холодный мир врывается запах черной смородины. А потом кто-то берет меня за руку. Я точно знаю, что вот так, гладя большим пальцем ладонь, за руку меня может держать только один человек. И этот человек мне бесконечно дорог. Я жду этих приходов, как самого большого счастья.

Тяжелый сон.

Я (теперь уже совершенно точно я) села на кровати. За окном начинает светать, снова ложится спать нет смысла, я буду дольше ворочается. Сегодня прилетает Степан Федорович, мне нужно его встретить, по возможности, отвезти сразу в клинику. Я устала ждать. Если нет никаких вариантов, то пусть скажет сразу, я буду искать дальше.

Сунув ноги в тапочки, я спустилась вниз. Без кота дома стало совсем тихо, может Зету в дом на ночь загонять? Так она этого не любит, теплая будка в вольере ей больше нравится.

Я постояла на кухне, раздумывая, потом открыла шкафчик и достала с верхней полки турку. Ей давно никто не пользовался, а мне вдруг сегодня стукнуло в голову. Понадобились несколько минут для себя. Подумать.

О чем-то кроме рутины, больниц, поиска выхода. О чем-то хорошем, ведь есть же надежда на то, что все кончится хорошо.

Например, о том, что скоро гулкая пустота в доме закончится. Вместо этого будут бесконечные уведомления телефона, звук гитары, препирательства с Олегом по телефону.

— Как так получилось, что я вижу твоими глазами, Сереж? — мне никто не ответит, но я всё равно говорю, — Одна душа на двоих, да? Если тебе там действительно так одиноко, я разобьюсь, но я тебя оттуда вытащу, слышишь? Я пока не знаю как, но я это сделаю. Ты только не уходи совсем, пожалуйста. Мне тогда совсем незачем будет жить.

Пена в турке поднялась слишком быстро, я едва успела снять ее с огня.

— Я не буду больше, — пообещала я, в пустоту, — просто очень плохо без тебя. Слишком долго тебя нет.

Тут я не лукавила. Я действительно очень устала. Ни трепыхаться, ни бороться, нет. Устала без него. Устала от бесконечной не проходящей боли и пустоты.

* * *

Голос ему совершенно не подходил. По телефону я решила, что Степан Федорович маленький пузатый дядечка, который зачесывает волосы так, чтобы не видно было лысины. Поэтому, когда ко мне подошел ладный мужчина, как говорила моя бабушка "с заграничным лоском" я не сразу поняла, что это и есть Степан Федорович.

Ему было где-то под пятьдесят, но никакой лысины и живота. Густые, пусть и с сединой, волосы, черное кашемировое пальто без единой пылинки и абсолютная непробиваемость. До самой клиники я не могла понять, чего мне ждать от этого человека и захочет ли он нам помочь.

В клинике Степан Фёдорович сразу ушел к лечащему, а потом и к главному врачам. Мне оставалось только мерить шагами кабинет, в котором меня оставили ждать. Час, которые они совещались, был невыносимо долгим. Когда Степан Федорович наконец появился я была взвинчена до предела.

— Просто скажите, что всё не безнадёжно, — попросила я.

— Не безнадёжно. Но шансы… шансы небольшие, — честно признался врач.

— Но есть?

— Есть. Рискнёте?

— Да, — я не думала, — я за эти месяцы обошла всех, кто мог помочь. Вы второй, кто что-то мне пообещал.

— Доверяете второму встречному? Кстати, кто первый?

— Белозёров. Да, доверяю. Но это точно лучше, чем бездействие. Время уходит, Степан Федорович.

— Да, со временем действительно тяжело. Хорошо, список документов есть у вас?

— Лечащий врач обещал подготовить в течение часа.

— Отлично, тогда я завтра улечу, подготовлю всё и мы с вами созвонимся, согласуем дату. Пройдетесь со мной? Тут до гостиницы недалеко.

Мы вышли на улицу. Для ноября погода была вполне сносная. Сыро, мерзко, но хотя бы без ветра, который продувает даже шерстяное пальто.

— Как все изменилось за десять лет, — Степан Федорович огляделся.

— Вы здешний?

— Да. Уехал по приглашению. В Швейцарии специалисты ценятся куда больше. Саша, расскажите мне, при каких обстоятельствах совершенно здоровый — не считая дальнозоркости и шейного остеохондроза, человек, мог оставить такие интересные документы? Он ведь не бандит — музыкант.

— Вам так важно знать? — по привычке ощетинилась я.

— Нет, совершенно праздный интерес и вы имеете полное право не отвечать.

— Да нет… я попросила у вас помощи и вы не отказали, будет честно утолить ваше любопытство, — я сделала паузу, прикидывая, с чего начать и как бы обойтись без подробностей. Да, у Сергея с этим всегда было лучше.

— Однако… — протянул врач, когда я закончила, — Два месяца всего, а вы так за него бьётесь.

— А разве есть какие-то общепринятые сроки, раньше которых биться нельзя?

— Что вы такая колючая, Саша? Ну циник я, работа такая. Знаете, сколько я видел ушедших жен, бросивших девушек? Вы такое любопытное исключение, что я не стесняюсь лезть к вам со своей прямолинейностью.

— Вы не первый это говорите. Я не считаю, что-то, что я делаю, это подвиг.

— Это не подвиг, — согласился Степан Федорович.

— Хотя бы вы согласны.

— Я циник. И врач. Хотя это почти синонимы. Но я хочу, чтобы вы понимали все возможные исходы.

— Это вы про то, что Сергей может очнуться другим человеком? Меня пугали этим уже.

— Инвалидном, Саша. Очнутся он может инвалидом, давайте называть вещи своими именами. Вы готовы к такому исходу?

— Вы так говорите, будто у меня есть выбор.

— Есть. Сколько вам? Чуть за двадцать?

— Двадцать четыре.

— Двадцать четыре… и вы положите жизнь на служение инвалиду? Хорошо если он будет в своем уме.

— Чего вы от меня хотите? — я устала от этого разговора, и он становился мне неприятен.

— Чтобы вы понимали на что соглашаетесь. И понимали все последствия. Подозреваю, что вы верите только в стопроцентно хороший конец, но практика показывает, что он случается далеко не всегда.

— Вы всерьёз думаете, что я об этом не знаю? Что я не рассматривала варианты? Только я не могу по-другому.

— Любовь, стало быть? — мне послышалась ирония в голосе врача.

— Думайте что хотите.

— Не обижайтесь, Саша.

— Не обижаюсь. Я понимаю, что вы циник и врач, и это почти одно и то же.

— А вы языкастая. Буду думать, что говорить, — мужчина впервые улыбнулся.

Мы почти пришли, до гостиницы от клиники было минут пятнадцать неспешным шагом.

— Саша, такой момент. У вас виза есть?

— Нет.

— Тогда нужен сопровождающий с визой. На оформление времени нет, сами знаете, что такие вопросы за день не решаются.

— Надо, значит будет, — кивнула я, соображая, где быстро найти человека, которому буду доверять. Очень быстро найти.

— Очень надеюсь. До завтра, Саша.

Я вернулась назад. Я ведь не могу не зайти к нему. Пока я нервничала и ждала вердикт Степана Федоровича к Сереже зайти не могла. Почему-то казалось, что он поймет мои переживания, почувствует их, а я совсем этого не хочу. Одно дело, что мне без него плохо, а другое шансы на счастливый конец. Не хочу, чтоб Сергей понимал, насколько этих шансов мало.

Всей душой ненавижу эту палату, противный писк мониторов, холод, стерильность. Ненавижу.

— Привет, — голос в полупустом помещении звучит странно, — знаешь, я так боялась, что врач откажет, что скажет, что шансов нет и он не возьмется, что сейчас еще не верю что что-то сдвинулось. Но теперь все будет хорошо, я тебе обещаю.

Я помолчала, и, вспомнив свой сегодняшний сон, взяла Сергея за руку. Вдруг это не сон? Вдруг он действительно все чувствует?

— Так устала без тебя, — я провела пальцами по его открытой ладони, — вроде все то же самое, я не одна, ребята меня не бросают, скорее, наоборот, а так тяжело… такая тоска, Сереж. Ты прости, я своим нытьем тебе уже надоела, а ты даже попросить меня замолчать не можешь, — я грустно усмехнулась, — прости. Приснись мне, ладно? Только не как сегодня, иначе я с ума сойду от собственного бессилия.

— Саш? — в палату заглянула Лиза, — на пару слов?

— Да я уже ухожу, — я с сожалением посмотрела на часы.

— Я помешала, да? — спросила Лиза, когда я вышла в коридор и закрыла за собой дверь палаты, — извини, просто у меня перерыв короткий…

— Нет, все хорошо. Мне не стоит долго у Сережи сидеть — расклеиваюсь. Врача видела?

— Не особо он мне понравился, призналась Лиза, — хлыщ холеный.

— Мне тоже. Слишком не в свое дело лезет. Но он обещает результат, ради этого я потерплю. Только теперь есть проблема.

— Какая?

— Для сопровождающего нужна виза, у меня ее нет и делать будут не один день, а время уходит.

Лиза опустила глаза, зачем-то поправила и так безукоризненно выглаженный воротничок халата и сказала:

— Если ты согласишься, я могу быть сопровождающей. У меня есть шенген.

— Откуда? — оторопела я.

— Должна была ехать на курсы, но не сложилось.

— Лиза… конечно я не против! Мне спокойнее будет, если рядом с Сережей будет кто-то свой.

— Я тоже подумала, что так лучше. И я могу тебе звонить и все рассказывать.

— Спасибо. Лиз, не только Андрюшке повезло с тобой. Нам всем повезло.

— Брось, а? — девушка смутилась.

— Нет. Ты не понимаешь, что сейчас сделала. Я не знаю, как тебя благодарить.

— Не надо никак. Просто ты ко мне хорошо отнеслась, с Дашей поговорила и для Андрея близкий человек, поэтому я хочу тебе помочь и могу это сделать. Вот и все.

— Ты — золото. Лиз, расходы все с меня, если что-то нужно в дорогу, скажи, я переведу. Или наличкой лучше?

— Еще чего!

— Того. Если все как этот Степан Федорович говорит, то ты туда не на неделю едешь, а мне визу могут дать не сразу, если вообще дадут.

— Дадут, — уверенно кивнула Лиза, — мне же дали, а я вообще опасна была на тот момент — вдруг бы в Швейцарии жениха нашла или нелегалом осталась?

— Да вот знать бы… Есть у меня пара причин, по которым могут отказать. В любом случае не отказывайся и подумай, мне не в тягость, я на твой шоппинг не последние копейки отдаю.

— Ладно, — сдалась Лиза, — Саш, я побегу, перерыв правда короткий. Ты завтра заедешь?

— Конечно. Ты опять дежуришь?

— Ага. Я же незаменимая. Все, до завтра.

Девушка быстрым шагам пошла к лифтам, а я вышла на крыльцо клиники. Сейчас все так хорошо складывается, что я боюсь сглазить. Осталось совсем немного — собрать документы и дождаться, когда революционная программа Степана Федоровича даст свои плоды. Ведь не может же всё это быть зря, правда?

* * *

Я собрала бумажки до конца недели, теперь оставалось только ждать. При хорошем раскладе Сергей и Лиза улетят уже в четверг, а я останусь ждать визу. Хоть Лиза и обещала звонить мне каждый день и все рассказывать, но я все равно не представляла, как останусь тут одна. Как Сергей придет в себя в другой стране, а меня не будет рядом? Хотя лишь бы очнулся. Наверное, только сейчас я начала до конца понимать, что хэппи энда у нас действительно может не быть. Эти мысли я старалась гнать от тебя, потому что от них становилось страшно до тошноты.

Чтобы как-то отвлечься, я, как и обещала, забрала Марину и Дашку. Надеюсь, машину мне эти две обезьянки не разобьют.

Обезьянки были в восторге, особенно Дарья, над которой я сжалилась и пустила за руль тоже. Честно сказать, только потому, что на огромной заасфальтированной площадке перед бывшим заводом, врезаться было просто не во что, иначе свою машину я бы мелкой не доверила ни за что.

Вечером я развезла их домой. У Смирновых задержалась — последнее время мы с Андреем пересекаемся не так часто, как хотелось бы.

— До машины меня проводишь? — спросила я, когда уже стемнело.

— Дашкиных ушей не хочешь? — спросил Андрей, когда мы спустились.

— Не хочу. Она замечательная, но очень любопытная.

— Случилось что?

— Переживаю, — честно призналась я, — бумаги собрала, на визу тоже все сдала, а вдруг мне ее не дадут?

— Сашка, не нагнетай. Нет причин не давать тебе визу, ты даже в суде потерпевшей была, не подозреваемой.

— Вроде нет, но мне тревожно. А если вообще все без толку? Если вся эта чудесная новая программа не сработает?

— Ты так долго и упрямо верила, — покачал Андрей головой, — что-то случилось?

— Ничего, просто предчувствия какие-то нехорошие.

— Это тревожность, Сань. Ты устала, вымоталась, ты переживаешь и отсюда все предчувствия.

— Хорошо если так. Ты поедешь Лизу провожать?

— Конечно. Если честно, я бы и тебя забрал, чтобы ты тревожная за руль не садилась, но не успею никак, у меня встреча по работе не перенесешь.

— Я доеду, не надо. А с Лизой тебе повезло, она такое чудо.

— Если честно, то я очень рад, что вы подружились. Мне хватает между Лизой и Дарьей метаться.

— У них без изменений?

— Ну как… — Андрей задумался, — мне кажется Дашка как-то… спокойнее стала. Сама Лизу не задирает, приглядывается что ли?

— Может быть, — ага, значит мелкая меня услышала.

— Дай бог. Саш, ты в аэропорт сама не езди, все-таки. Лёшку попрошу, пусть заберёт тебя. И не спорь, ты переживать будешь, не надо одной. Честно сказать, тебе бы вообще не надо в таком настроении назад в Луговое. Может, останешься?

— Нет, Андрюш. Все нормально, просто мандраж. Я соберусь к четвергу, не переживай, ладно? Кстати, о Лешке. Я ему звонила вчера, он отбрехался чем-то и разговор свернул, ты не в курсе, он ни во что не вляпался?

— Вроде нет. Я с ним на днях разговаривал, он загруженный, но вменяемый.

— Ты чего на часы смотришь? — спросила я, — опаздываешь?

— Свидание у меня. Годовщина — полгода со дня знакомства.

— Партизаны. Беги, я поеду, бумажек дома набралось — разгрести надо.

— Ты опять в фирму залезла, что ли?

— Чуть-чуть. Надо как-то отвлекаться и деньги отрабатывать, которые уходят просто космически.

— Справляешься?

— Отвлекает хорошо. Ладно, Лизе привет передавай, она у нас золото.

— У нас? — Андрей не выдержал и расплылся в улыбке.

— Да, я ее уже уроднила. Беги, а то опоздаешь.

Не сказать, что я особо хотела домой. Никак не могла избавиться от чувства тревоги. Будто кто-то темный и нехороший ходит за мной по пятам. Бред, да?

Я загнала машину, немножко постояла у гаража, глубоко и размеренно вдыхая холодный ноябрьский воздух. Только спокойствия мне это не принесло.

Подошла Зета, ткнулась носом в ладонь и повиляла хвостом.

— Скоро все закончится, — сказала я, пытаясь успокоить себя, — пойдем, ты голодная.

Ощущение чужого пристального взгляда не отпускало. Я едва сдержалась, чтобы не побежать к дому. Все это глупости. Просто моя тревожность и воображение.

— Нам ведь все кажется, да? — спросила я собаку. Уверенности в голосе не было. Надо было остаться в городе!

— Пошли, — позвала я Зету, давя в себе желание оглянуться и посмотреть в сторону леса, — Зета, домой!

Свет я включила везде, а дверь спальни заперла изнутри. Спать я буду отвратительно, я знаю. Если вообще буду.

Пролежав почти час, прислушиваясь к каждому шороху и вздрагивая, я сдалась и набрала Лешу.

— Спишь?

— Я даже еще не дома, — рассмеялся Ольшанский, — одиннадцать, время детское.

— Приехать можешь?

— Что случилось? — Леша моментально стал серьёзнее.

— Ничего. Просто мне дико страшно, — голос почему-то дрогнул. Вот только расплакаться Лешке в трубку не хватало.

— Минут двадцать, — пообещал Леха, — дождешься?

— Да.

Когда Лешка появился на моем пороге, я буквально бросилась ему на шею.

— Шурка, ты чего? — спросил он, неловко обнимая меня в ответ.

— Страшно, — пожаловалась я.

— Шур, давай назад ко мне, а? Что ты вцепилась в этот дом?

— Он мне дорог. Столько в нем хорошего было, ты же помнишь?

— Помню. Не поедешь? — я его наконец отпустила.

— Поздно, Леш. Мне одной страшно, понимаешь? Я не дома боюсь, ни того что Дима по кустам прячется. Просто дико страшно. До панической атаки не дотянуло, но и заснуть я не могу. Прости, не надо было тебя дергать, я просто сначала сделала, потом подумала.

— Фигню не неси. Кому тебе еще по ночам звонить? Андрюха теперь жених, а чужого жениха из постели плохо вытаскивать, непорядочно.

— А тебя порядочно?

— Шур, нет такой постели, которая мне была бы дороже…, - он вдруг очень серьезно посмотрел на меня, — тебе совсем плохо, да?

— Да. Поэтому я не понимаю, что делаю.

— Давай как в детстве? Диван у тебя раскладывается?

Мелкий Лешка часто оставался у нас и боялся спать один, поэтому в моей детской был раскладной диван. На самом деле один он спать не боялся, это был тщательно спланированный и сыгранный не один раз спектакль, чтобы ночами болтать и втихаря играть во что-то на компе. А потом, все реже стал оставаться, да и вообще спать в одной комнате оказалось как-то неловко и неприлично.

— Да.

— Вот и ладненько, — Леха подтолкнул меня к лестнице, — пошли, кошмарик.

— Кошмарик — это ты.

— Я — оболтус. Шур, ты завязывай с подвигами, а? Я уже говорил, но ты не вывозишь.

— Не вывожу, — согласилась я, — Знаешь, Леш, мне казалось я все смогу, я сильная, я выдержу. А чем дальше, тем мне хуже, тем меньше я что-то могу. Сейчас так вообще ничего не могу, только ждать.

— Шур, ты сильная. Просто ты задолбалась.

— Видимо. Еще паранойя эта, что кто-то на меня все время смотрит, — я поежилась.

— Ладно, не хочешь ко мне, может мне у тебя пожить?

— А можешь?

— Че б нет? Спать есть где, кормить только будешь. А жру я много.

— Это я знаю. Полкоровы сразу покупать?

— ЦЕлую, — засмеялся Лешка, — чего мелочиться? Как это разложить? — кивнул он на диван.

— Вверх и на себя.

— Шур, давай так, — Лешка сосредоточено раскладывал диван, — сегодня я у тебя ночую, завтра в аэропорт отвезу и дальше по обстоятельствам. Захочешь — поживу у тебя, мне не влом.

— Это было бы хорошо, — согласилаь я, опускаясь на кровать. Как только приехал Лешка, страх отпустил и я поняла, насколько устала.

— Что именно, Шур?

— Всё. Леш? — позвала я.

— Шурк, ты же знаешь, что я все это не умею, — Лешка со вздохом сел рядом и протянул к себе за плечи, — плакать будешь?

— Нет. Посиди просто. У меня острая необходимость в сильном плече.

— Задолбалась ты, у тебя в отдыхе необходимость.

— Леш, какой отдых… я же не физически устала.

— Я б тебе напиться предложил, но с тобой неинтересно.

— Я ведрами пить не умею, Леш. Да и на мои таблетки нельзя.

— Снова что ль?

— Да. Иначе совсем тяжело. Я не хочу обратно в психушку, мне нельзя. Ты потерпи меня сегодня, ладно? Я сама себя раздражаю — ною и ною, но что-то мне совсем тошно.

— Надо — ной. У дядь Леши годовщина скоро, вот тебя и размазывает.

— И это тоже. Ты со мной на кладбище поедешь? Я всегда сама, но в этот раз, наверное, лучше не надо.

— Съезжу. Батя тоже поедет. Тетю Нину возьмём.

— Нет, мама точно одна захочет. Она с папой разговаривает, я случайно услышала как-то.

— А ты не разговариваешь?

— Разговариваю. Как ты думаешь, если бы папа был жив, все было бы по-другому, наверное?

— Димаса бы не было. Дядь Леша людей насквозь видел, — Лешка пощупал меня за плечо, которое обнимал и спросил, — ты чего тощая такая? Шур, ты ужинала?

— Нет.

— А обедала?

— Кажется.

— Ясно. Пошли.

Плавно и незаметно тему Леша менять так и не научился. Зато мясо, зараза, жарит божественно, даже замороженное.

— Чай налить? — спросил Ольшанский, когда я расправилась с огромным стейком.

— Да. У тебя сигареты есть? Я забыла купить.

— Я запасливый, — Лешка выложил из кармана на стол пачку, — держи, в бардачке ещё есть, я схожу потом. Только крепкие для тебя.

— Пофиг. Вообще это ты меня курить научил, не жалуйся.

— Ну блин, ты вспомнила. Сколько нам было?

— Мне двенадцать, тебе тринадцать. Мы еще листья тогда жевали, чтоб запах отбить.

— Фу, — Лешка скривился, — от бати я все равно получил. Правда, хватило ненадолго.

— Тебе всегда ненадолго хватало.

— Почему? Тетю Нину я слушался, — Лешка вытряхнул из пачки сигарету и тоже закурил, — с женщинами себе дороже спорить.

— Обормот.

— Еще какой. Шур, пошли спать? У тебя завтра сложный день.

— Вылет только в восемь. Я буду маяться весь день, скорее.

— Тем более. Пошли. Мне завтра надо будет днем уехать, а вечером я тебя заберу.

— Спасибо. Я не знаю, что бы я без тебя делала, Леш.

— Правильно, хвали меня.

Я заснула быстро. Оказалось, что когда ты не одна и в комнате еще кто-то дышит, совсем не страшно. Только царапнуло вдруг воспоминание, как Сергей первый раз ночевал в Луговом. Глупый этот балаган с засыпанием в одной постели… я бы все сейчас отдала, чтобы утром проснуться, а Сережка рядом.

Дай бог, что все еще будет. Что хваленая программа поможет.

* * *

Следующим вечером я сидела за столом в кабинете, перебирала документы складывая в папку те, что теоретически могут пригодится Лизе. Скорее всего они и не пригодятся, но мне так спокойнее.

Переложив очередную бумажку в папку я прислушалась. Лестница скрипит?

Я открыла ящик стола, осторожно, стараясь не шуметь. Достала пистолет, сняла с предохранителя. Почему-то я не подумала про тревожную кнопку. Если бы я ее нажала, ничего бы не было, но я не вспомнила вовремя.

В коридоре было тихо и темно. Чтобы включить свет надо подойти к самой лестнице, надо потом что-то сделать с этим дурацким выключателем и перенести его поближе к кабинету.

Я немножко постояла на пороге кабинета, прислушиваясь. Кажется, тихо. Показалось? Мягкий ковролин заглушил несколько шагов до лестницы. Выключатель щелкнул, но свет не вспыхнул. Четыре лампочки перегореть одновременно не могут и происходящее мне нравится все меньше. Верхняя ступенька скрипнула под моей ногой и тут я краем глаза заметила силуэт. Человек все это время стоял у кабинета, за дверью и ждал пока я выйду. Жалко что я это слишком поздно поняла и не успела ничего сделать.

Оружие он у меня выбил, приложив головой о перила так, что сознание я на какое-то время потеряла.

В себя пришла уже сидя на стуле, посреди кухни. Руки связаны за высокой спинкой.

— Не бойся, убивать не буду, — пообещал Дима, — просто посидишь чуток и я тебя отпущу.

Я посмотрела на часы, которые висели как раз напротив. Двадцать минут восьмого… Вылет! Ему зачем-то надо, чтобы я не успела к вылету.

— Что ты хочешь? — спросила я.

— Ничего особенного. Если бы твой дед не был живучим, то меня бы тут и не было. Знаешь, я пытался его несколько раз убить, но все как-то неправильно складывалась, не получалось. А потом я узнал про вот этот перелет. Идеально же! Сердце не вынесло нагрузки. Представляешь, самолёт сядет, а там труп. И никто ничего не докажет!

— Какая же ты мразь… — теперь мне стало по-настоящему страшно.

— Ты все равно ничего не изменишь. Ты не успеешь, смирись. Хотя нет, не надо смиряться, ты должна мучится. Ты не заслужила свой счастливый конец.

— У тебя пунктик на этом, что ли?

— Ты не заслужила хэппи энд, Сашуль, — повторил он, улыбнувшись. Честно сказать, лучше бы он этого не делал, потому что улыбка эта была до дрожи жуткой.

Я старалась незаметно шевелить запястьями. То ли Дима схалтурил, связывая меня, то ли веревка оказалась ненадежной, но узел немного ослаб, если еще немного растяну, то смогу высвободиться. Что делать дальше я пока не придумала — справится с вооруженным мужчиной я не смогу. Голыми руками — точно. Даже если предположить, что я сумею достать нож с подставки, то вряд смогу им воспользоваться, да и Дима пристрелит меня раньше, чем я успею этот нож в него всадить. Единственный вариант, это как-то дотянуться до подоконника — под ним тревожная кнопка. Искренне надеюсь, что она работает и охрана в этот появится быстро.

— Слушай, зачем тебе месть, когда можно взять деньги? — попыталась я воззвать к Диминой жадности.

— Ты знаешь, я об этом думал. Деньги бы мне не помешали, но месть… месть нужнее.

— С деньгами можно уехать. Далеко. Тебя не найдут.

— Я всю жизнь буду прятаться, а ты спокойно жить?

— Почему — спокойно? Разве ты уже мало сделал? Сергей может и не очнётся, — сказать это было сложно, но мне нужно не просто сказать, но и убедить в этом Диму, — или очнется инвалидом.

— Или нормальным человеком. И потом, — он покрутил пистолет в руках, будто тот был игрушечным, — ты же со своими знакомствами, блатом и деньгами все равно своего деда в себя приведешь, а так… так ты будешь жить с осознанием, что он погиб из-за тебя.

— Неправда!

— Правда. Не полез бы тебя выкупать — был бы жив. Да вообще если бы с тобой не связался, был бы жив. Писал бы музычку свою тихонько сейчас.

— Тебе так нужно, чтобы я была одна? — веревка понемногу поддавалась.

— Мне нужно, чтобы ты поняла, что натворила.

— Я? А что ты натворил?!

— Отдал долг, — Дима пожал плечами, — ну трахнули тебя пару раз, что из этого трагедию делать было?

— Как я в тебе этого не видела раньше? Ты же не человек, ты действительно клоп!

— Не я такой, жизнь такая. Зачем ты мне наркоту подбросила? На меня ничего не было, отпустили бы.

— Вот поэтому и подбросила. Ты действительно думаешь, что тебе это всё с рук сойдет в этот раз? У меня камеры, ты на них уже засветился.

— Хорошо, что сказала — прежде, чем уйти, почищу все.

— Шура, какого у тебя все нараспашку? — донеслось из прихожей.

— Лёша, стой! — заорала я, понимая что у Димы пистолет, а Лёшку он ненавидит ровно столько же, как и меня. Но когда Ольшанский меня слушал?

— Ольшанский, — Дима расплылся в улыбке, — удача-то какая!

— И тебе не кашлять, — появился на пороге кухни Лешка.

У Лехи руки в карманах, он не делает лишних движений, просто стоит и смотрит на Диму. Что-то не так. В позе Лешкиной, в поведении. Что у него в кармане?

— Руки подними, — Дима тоже что-то понял.

Надо что-то же делать. А что я сделаю со связанными руками? Хотя…

Я дернулась, стул громыхнул, Дима обернулся ко мне, отвлёкся. Лешка резким движением достал из кармана пистолет — мой, он явно его подобрал, когда шел к кухне, Дима не догадался поднять, когда выбил у меня из рук, и навел на Диму. Леха — придурок… я думала хватит ума выбить у Димы пистолет — Лешка крупнее и умеет драться, у него были все шансы просто положить Диму мордой в пол и вызвать охрану. Да, в аэропорт мы уже не успеем, но ведь можно позвонить! Объяснить, предупредить и вылет отменят!

А теперь они стоят направив друг на друга оружие. И кто кого совсем не ясно. У Димы хватит желания отомстить, чтобы пристрелить Лёшку на моих глазах.

— Лёша… — вздохнула я.

— Шур, помолчи.

Почему все опять как в плохом сериале?

— Дурака не валяй, — вкрадчиво посоветовал Дима, — тебя я давно грохнуть мечтаю.

— Взаимно.

— Самолёт взлетит, Лешка! Сережа не переживет, понимаешь?!

— Не переживет, — согласился Дима, — и не ори, все равно вы ничего уже не сделаете. В спасателя поиграть не получится, — это уже Лёшке.

— Это мы посмотрим.

Я наконец высвободилась из веревок, содрав кожу на запястьях, поднялась, еще не понимая до конца, что нужно сделать, и… выстрел. Друг немного постоял, растерянно глядя на Диму и медленно осел на пол. Я бросилась к нему, упала на колени, стараясь найти пульс.

И в этот момент пискнули часы. Ровно восемь. Самолёт взлетел, я не успела. Снова не успела!

— Отошла от него!

Точно, я же не одна. За моей спиной стоит человек, который второй раз разрушил мою жизнь. Так зачем мне за нее цепляться? Какой в ней теперь смысл?

Я не была хладнокровной, я была на грани истерики и это было видно, но… мне хватило чего-то, для того, чтобы поднять пистолет, выпавший из Лешкиной руки, встать и направить ствол на Диму. Ненависти, что ли? Или отчаяния?

— Не выстрелишь. Зачем тебе теперь? Сереженька-то того.

— Действительно, — согласилась я, голос срывался, — терять-то уже нечего.

Нажать на курок оказалось неожиданно легко. Наверное, потому, что я в этот момент от всей души желала бывшему жениху сдохнуть.

Я всадила ему в грудь всю обойму. Он упал после первого выстрела, казалось, даже удивиться или испугаться не успел. Дальше я расстреливала уже мертвого человека, испытывая какое-то болезненное удовлетворение, от того, как вздрагивает его тело при попадании пули.

Когда вместо выстрела я услышала сухой щелчок, то просто опустила руку, уронив пистолет на пол и подошла к Лешке. Пол качался, я была словно пьяная, поэтому пришлось снова встать на колени, чтобы найти у Ольшанского пульс. Лешка дышал, крови не очень много.

Я села на пол, дотянулась до треклятой кнопки под подоконником и стала смотреть в стену. В реальности меня сейчас держало только то, что Лешке нужна помощь, поэтому я не могу умереть прямо сейчас, как только ему помогут все потеряет свой смысл окончательно. Я просто лягу и перестану дышать.

Если там действительно что-то есть, то мы с Сергеем обязательно встретимся. А если там только темнота, то пусть хотя бы покой. Потому что жить с этой болью я не смогу. У меня больше нет сил бороться.

Вместе с охраной почему-то появился Андрей.

— Давай, приходи в себя. Сашка!

Зачем? Что он от меня хочет?

— Сашка! — Андрей тряс меня как тряпичную куклу, — Да, твою мать, ты меня слышишь вообще?!

Что ему надо? Почему нельзя просто оставить меня в покое? Сейчас Лешку заберут и все закончится. Хотя, уже закончилось…

Андрей выругался и отвесил мне пощечину. Помогло, я отрезвела и попыталась дёрнуться и возмутиться.

— В себя пришла? Давай, иди умывайся, я тебя отвезу.

— Куда?

— В больницу. Туда не надо в чужой крови, Саш.

— Зачем?

Андрей тяжело вздохнул, на всякий случай встряхнул меня еще раз и медленно и четко сказал:

— Умойся. Переоденься. И поехали в больницу, вылет отменили — Сергей в себя пришел.

* * *

Сергей.

Тело непослушное, тяжелое. Пошевелится очень сложно, а яркий свет режет глаза. Непривычно, но я этому сейчас невероятно рад.

С усилием я повернул голову — Сашка стоит ко мне спиной и смотрит в темное окно. Как будто там можно что-то рассмотреть. Надо позвать, но слова не получаются.

Онаобернулась сама, в одну секунду оказавшись у постели.

— Привет, — Саша часто моргает, стараясь не расплакаться.

— Саш… — голос чужой, скрипучий и каждый звук даётся с трудом.

— Тссс. Успеешь. Врачи говорят нельзя утомляться. Я с тобой и никуда не уйду, — слезинка все-таки скатилась, моргание не спасло.

Огромным усилием я поднял руку, потянулся ее коснуться. Координация никакая.

Она накрыла мою руку своей и прижалась щекой к ладони. Какое счастье чувствовать ее, видеть, что она рядом. Не фантомный запах и иллюзия прикосновений, а вот она живая!

— Я тебя очень ждала, Сереж.

Эпилог

Александра.

— Госпожа Топольская, заберите у меня пакет, а то я все перебью сейчас.

— Не надо, вискарик не дешевый, — пакет я забрала и всучила проходившему мимо Лешке.

— Да что мне сегодня все все суют?! — возмутился Леха.

— Все? Всё? — это Андрей услышал возню и вышел на крыльцо.

— Ой, бляяя, — Ольшанский закатил глаза и всучил пакет Андрею, — на! Поставь куда-нибудь!

— Меня нельзя напрягать, я именнинник! — Андрей в притворном ужасе отшатнулся от пакета.

Балаган нужно было прекращать, а то бы правда перебили все, поэтому пакет я забрала назад и унесла в дом. Сергей остался с Лёшкой курить на крыльце.

Я искренне рада, что два дорогих мне человека нашли общий язык.

Всего-то надо было чуть не убить обоих, да?

Я старалась не вспоминать о том, что случилось полтора года назад. Так стараюсь, что переделала всю кухню и даже дверь перенесла. Надо признать, что своего я добилась и родной дом перестал восприниматься как место, где я убила человека. Хотя человеком Дима был только с точки зрения закона.

Лешка тогда взял все на себя и до последнего стоял на своем, что стрелял он. На мой вопрос зачем, посмотрел на меня, как на полоумную:

— Шур, тебя из страны могут не выпустить. Одно дело — потерпевшая, другое — обвиняемая, пусть и в аффекте. А меня батя отмажет, не боись.

Старший Ольшанский действительно отмазал и Лешка отделался легким испугом, хотя по превышению мер самообороны мог и сесть. Я помню, как звонила ему из Швейцарии, переживая и разрываясь между двумя близкими, а Леха ржал мне в трубку и обещал, что все будет хорошо.

В принципе, не соврал. Жаль, что у него самого никак не складывается — Эле он оказался даром не нужен, она давно замужем и сын, конечно, не Лешин, зря он так боялся. Или надеялся, кто его, обормота, поймет.

— Пойдём, — заглянул в кухню Лешка, — угли готовые, мясо портится.

— Иди, я шампуры сполосну и приду.

— Я помогу! — попытались подняться с садовых качелей Лиза, когда я вышла во двор с охапкой шампуров.

— Сиди! — шикнула Дашка, — Сами сделают! Дыши воздухом, кушай малину, не тревожь мне племяшку.

— Может еще пацан получится, — Лешка вытащил один из разномастных шампуров.

— Может. Но девочек Андрей воспитывать уже умеет, — улыбнулась Лиза, все-таки опустившаяся назад на качели.

— Крёстная у нее тоже умеет, — Андрей забрал к меня шампуры, — да, Сань?

— Да фиг знает, но Дашка ничего такая.

— В смысле, ничего?! — оскорбилась Дашка, — Я — золото!

— Язва ты малолетняя, — заржала Леха, — меня вон подкусить пытаешься уже.

— Уже? — это уже Сергей, — Мне казалось, она всю жизнь пытается. Да, Даш?

— Ой, все! — мелкая отмахнулась от нас, — Мясо сгорит у вас сейчас.

— Не сгорит, — Лешка забрал кусок картонки, которой раздувал угли и ушел к мангалу.

Вечер прекрасный, но я немножко не рассчитала, забегалась и присела на лавочку за кустом сирени у дома, немножко отдышаться, чтобы успокоится и перестать суетиться.

Лавочку вкопал Сережка — ему нравилось тут сидеть вечером, а мне нравилось, как он обживается в Луговом, меняет что-то под себя, перестает считать себя в гостях. Когда мы начали собираться из Швейцарии домой, я поняла, что не хочу его отпускать, не хочу жизни на два дома. Хочу чтобы у нас был один дом. Наш. И Луговое подходило по всем параметрам — Сергею был нужен свежий воздух, а физические нагрузки в виде прогулок по ближайшему лесочку были приятным бонусом.

— Скучаешь? — Сергей присел рядом.

— Задумалась, — я положила ему голову на плечо.

— Шашлык почти готов. Пойдем?

Я легонько потянула его за ворот футболки.

— Нас хватятся, — сообщил Сергей, чуть отстранившись и переводя дыхание — поцелуй очень быстро перестал быть невинным.

— Вряд ли. У них там тазик мяса и компания нескучная.

— Особенно Дашка, — усмехнулся Сергей.

— Тс-с, — я приложила палец к губам, услышав шаги на дорожке, идущей к дому.

— Ну и где эта сладкая парочка? — спросил Лешка.

— По кустам поди целуются, — хихикнула Дарья.

Сергей тихо фыркнул, стараясь не рассмеяться. Я легонько ущипнула его за бок, правда серьёзнее он от этого не стал.

— Пошли, мясо стынет, нам больше достанется, — Дашка с Лёшкой развернулись и ушли обратно к мангалу.

* * *

Сергей

Кольцо я носить пока не привык — постоянно задерживаю на нем взгляд и трогаю, чтобы убедится, что все взаправду, а не обман моего воображения, пока я продолжаю лежать в коме. Поначалу меня такие опасения даже беспокоили, но Степан Фёдорович, дай бог ему всего, уверил, что это абсолютно нормально.

Я не знаю кого благодарить за то, что у меня сейчас есть. Говорят, после комы люди начинают верить во что-то, в религию ударяются, а я… Я почти не помню, только какие-то обрывки, куски серого мира без цветов, старая квартира родителей, ещё что-то невнятное. И Сашка. Всегда. Я уверен, что почти с того света меня вытащила именно она. Не знаю как.

Когда мы только вернулись из Швейцарии, я очень плохо спал — никак не мог перестроиться под часовой пояс. И каждый раз, когда Сашка вдруг просыпалась ночью, находила мою руку, чтоб точно так же как я с этим кольцом, убедится, что все реально, что я рядом, и ей это не приснилось, у меня сжималось сердце.

Предложением, кстати, я ей сделал, совершенно по-дурацки.

Сначала я решил, что нужно новое кольцо, потому что с тем слишком много плохого связано. Маялся, выбирал, а потом меня осенило — Настя когда-то подарила мне зажигалку с тополиными листочками. Топольский — тополь. Ювелира найти оказалось несложно, как и объяснить, что я от него хочу. А вот дальше…

Таскался я с этим кольцом три дня, как дурак с писаной торбой, все искал момент, чтоб было "красиво".

Начало мая, засидевшаяся в четырех стенах и больницах Сашка, завела традицию пить чай на веранде.

И вот, однажды, стоя у перил в мягком смешном пледе на плечах, эта несносная женщина вдруг сказала:

— Я хочу, чтоб ты переехал в Луговое.

— Я уже.

— Нет, — покачала она головой, — пока это все — свежий воздух, полезно. А я хочу насовсем. Чтобы это был твой дом тоже, понимаешь? Наш дом.

Вот тебе и момент, Сергей Георгиевич.

— Знаешь, — я постарался сделать максимально серьезное лицо, я так не могу.

— Почему?

— Это неправильно. Что люди скажут, Саш? — пока она соображала, я поднялся, подошел, открыл коробочку, которую все это время таскал в кармане куртки, — Замуж за меня пойдете, госпожа Лишина?

— Я уже согласилась, нет? — она подняла на меня глаза.

Как объяснить? То кольцо неправильное, не настоящее, я его не надевал, не видел ее в тот момент, не ждал ответа с замиранием сердца.

— Саш…

Она сняла свое кольцо, протянула мне руку:

— То я надевала сама. Мне кажется, что это как-то не по правилам.

— Да?

— Да.

Поженились мы тихо, без размаха. Это было Сашино желание — никаких чужих, только самые близкие.

Тогда-то и случилось самое, наверное, странное.

Я вышел покурить из ресторана и почти следом вышел папа.

— Все еще не одобряешь? — про их непростые отношения я был наслышан.

— Твоя жизнь, тебе решать.

— Моя. И в этот раз я не ошибся.

— Не ошибся, — кивнул папа и так же молча вернулся обратно в ресторан.

Однако… я тогда еще постоял, осознавая, что последний кусочек пазла моей такой замечательной и такой нереальной жизни только что встал на свое место.

Наверное, правильно сказать даже новой жизни.

Я действительно счастлив. Бесконечно счастлив и благодарен что тогда затеял эти съемки. Несмотря на кому, сложную реабилитацию, я все равно рад, что все сложилось так, как сложилось. Что теперь у меня есть Сашка. Даже всей этой безбашенной компании, которую слышно со двора, рад. Что-то есть в этом такое, чего у меня раньше не было, что-то очень нужное и ценное. И страшно даже подумать, что все могло сложится совсем иначе, сделай я хоть один неверный выбор.

Или не могло? Можно это и есть судьба? Кто-то там вверху решает и сколько бы не ошибались и не убегали, все равно сводит нас в одной точке, как фигурки на шахматной доске, а? Сводит, чтобы мы потом дышать не могли друг без друга, чтобы мечтали об одном, понимали друг друга, как никто. Чтобы жили по-настоящему.

Саша что-то поняла, чуть сильнее сжала мою ладонь, и я прижал ее к себе покрепче.

— Представляешь, что было бы, если бы мне тогда не захотелось поиграть в великого сценариста с этим клипом?

— Что?

— Мы бы не встретились.

— Неа. Я бы пришла на твой концерт, и мы бы все равно встретились.

— Думаешь? — я поцеловал ее в макушку.

— Да. Иначе зачем вообще все это?

Правильно, незачем. Иначе это все какой-то бессмысленный балаган. А так впереди еще очень много всего. Я уверен, что большей части хорошего, потому что лимит неприятностей мы уже исчерпали.

Примечания

1

Коrsика — Воздуха нет.

(обратно)

2

Сауроныч — Мама, купи мне покемона.

(обратно)

3

Александра Павлова (Кошка Сашка) — Одиночество.

(обратно)

4

Александра Павлова (Кошка Сашка) — Знаешь.

(обратно)

5

Амели на мели — Одиночество, спи.

(обратно)

6

Кошка Сашка — Скрижали.

(обратно)

7

Восклицание «туше!» в споре означает, что один из участников потерпел поражение. Спорщик признает, что в переносном смысле его «уложили на лопатки».

(обратно)

8

Психоневрологический диспансер

(обратно)

9

Мерч — официальная продукция с символикой музыкальных коллективов, отдельных исполнителей, спортивных команд, кинофильмов и прочего

(обратно)

10

Моточерепаха — щитковая защита на сетчатой основе. Щитки закрывают наиболее уязвимые части торса человека. Особое внимание касается позвоночного столба. Щиток должен в точности повторять изгиб позвоночника. Для большего удобства, практически все современные конструкции, носят шарнирное строение. Щитки закрывают так же грудь, плечи и локти.

(обратно)

11

Вранац — популярное сухое красное вино, которое содержит 12 % алкоголя. Это вино имеет приятный лёгкий фруктовый вкус и насыщенный рубиновый цвет с лиловым оттенком. «Вранац» известен также под названиями «црмничка лоза» и «црмнички вранац» — по названию района Црмнице в окрестностях Скадарского озера.

(обратно)

Оглавление

Осколки

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

  Глава девятнадцатая

  Эпилог

*** Примечания ***