Сказки Патика-Эмпатика [Е. Розенблюм] (fb2) читать онлайн

Е. Розенблюм Сказки Патика-Эмпатика

Сказка о том, как Земля заболела

Пролог

Весь день Пáтик-Эмпáтик о чём-то напряженно думал: морщил лоб, нос, качал головой, всплескивал руками, теребил одежду, вскакивал и нарезал круги по дому, снова садился и морщил лоб. Он всё ждал, когда же придёт дедушка, а едва тот вернулся, сразу же подбежал к нему и попросил:

— Дедушка, расскажи мне, как Земля заболела, пожалуйста.

— Патик, малыш, ведь я тебе уже рассказывал об этом столько раз.

— Я знаю, но мне нужно снова это услышать, чтобы кое-что понять.

— Хорошо, — согласился было дедушка, но тут вмешалась мама.

— Никаких историй!

— Почему?

— Потому что, когда дедушка рассказывает свои сказки, он совершенно забывает, что ты соматический эмпатик, и совсем не считается с тем, что ты ощущаешь на себе всё, что видишь и слышишь.

— Хорошо, что напомнила, в этот раз не забуду, — заверил дедушка, но мама уже чересчур разволновалась.

— Ты всегда так, говоришь, а потом увлекаешься и ничего вокруг не замечаешь. Пойми, что соматическая эмпатия — это не то умственное сопереживание, что преобладает в вашем поколении, и даже не то, эмоциональное, когда всё через чувства, как у нас, родителей! Эмпатия нынешних детей телесна! Им нельзя рассказывать страшные сказки!

— Ну, мамочка, пожалуйста! — запротестовал Патик-Эмпатик. — Мне обязательно нужно услышать эту странную историю снова!

— Патик, ты уже забыл, что случилось после дедушкиного рассказа о том, как когда-то бурили землю и создавали в ней трещины и разрывы? У кого появились ужасные царапины, что болели и нарывали неделю?

— Ну, мама!

— А что было после рассказа о том, как заводы сливали ядовитые отходы прямо в реки, отравляя рыб и птиц? У кого болел живот? Чьи руки и ноги не желали шевелиться?

— Ну, пожалуйста!

— Больше никаких историй! — отрезала мама, и разговор был окончен. Но поздно вечером, когда все уже легли спать, Патик-Эмпатик тихонько пробрался к дедушке и снова попросил:

— Дедушка, расскажи, как наша Земля заболела. Пожалуйста!

Патику было очень нужно снова услышать эту невероятную историю, а дедушка тоже был эмпатиком, что ещё ему оставалось? Он вздохнул и начал свой рассказ.

1. Пиявища

— Давным-давно на нашей прекрасной Земле обитали пиявища. Поначалу их было немного, и Земля любила их, как любит она всех своих обитателей, а они любили её. На цветущей, плодородной Земле пиявищам было тепло и сытно, и они наслаждались, размножались, расселялись и снова размножались до тех пор, пока им не стало тесно на нашей планете.

— Тесно на огромной Земле? — удивился Патик-Эмпатик. — Сколько же их было?

— Тьма-тьмущая: сначала десятки, потом сотни, а позже и тысячи миллионов. К сожалению, теснота очень их изменила, сделав раздражительными, нетерпеливыми, агрессивными, а подчас и жестокими. Они разлюбили природу, интересовались только собой и всячески эксплуатировали Землю, её обитателей, да и друг друга, — вздохнул дедушка и остановился.

— А что это, "эксплуатировали"? Что они вытворяли? — испуганно спросил Патик-Эмпатик.

— Я не могу тебе рассказать. Помнишь, что сказала мама?

— Дедушка, пойми, я должен это знать!

— В те давние времена пиявища жестоко мучили и калечили нашу красавицу-Землю, высасывая из неё все соки. Они вырубали и выжигали леса, убивали и неволили зверей, отравляли реки, ручьи и озёра и не считались ни с кем и ни с чем.

Тяжело было Патику слышать всё это: страдания всех существ, что жили в те дикие времена, навалились на него тяжким грузом, превращаясь в горькие слёзы на глазах и тяжёлый комок на сердце. Конечно, Патик знал: чтобы прекратить разрывающую его боль, нужно просто остановить рассказ, но он никогда не малодушествовал. Ему важно было знать всё, и хорошее, и плохое, и поэтому он снова спросил:

— Дедушка, а что было потом?

— Позже пиявища изобрели разные хитрые приспособления и с их помощью вредили Земле быстрее и сильнее.

— Что ещё за приспособления?

— Сейчас уже точно неизвестно, но говорят, что некоторые их изобретения производили такие едкие газы, что от них задыхалось всё и вся. С каждым годом пиявища всё больше загрязняли воздух, и постепенно ядовитые чёрные облака затянули всю Землю, нагревая и отравляя её так, что из цветущей, пышной красавицы она превратилась в несчастную, жалкую больную.

Дедушка рассказывал и рассказывал, и Патику казалось, что его речь журчит, как прозрачный ручей в лесу. Однако вскоре поток замутился и превратился в облако едкого газа, которое поплыло прямо на Патика. Тот очень испугался, но сидел тихонько, размышляя, что хуже: то, что дедушка прекратит повествование или то, что облако яда проникнет в лёгкие. К счастью, дедушка был умственным эмпатиком, а потому, взглянув на Патика, сразу понял, что происходит, остановился и поскорее вывел его в сад.

2. В ночном саду

Ночной воздух был удивительно свеж, и Патик с облегчением понял, что снова может дышать. Кусты сирени прошелестели на ветру — и Патик почувствовал, что снова может радоваться. Маленький ёжик прошуршал под клёном — и Патик ощутил, что снова счастлив. Да, Патик был абсолютным эмпатиком, и на него влияло всё, что его окружало, и хорошее, и плохое.

Долго бродили Патик и дедушка по саду, любуясь его красой. Ночь и тишина ещё больше усилили их эмпатию ко всем и вся, стирая границы так, что двое уже совсем не различали, где ручей — а где Млечный путь, где небо — а где земля, где они — а где сад. Прошло полчаса, или час, или два, звёздное небо затянулось облаками, закапал мелкий дождик, и лишь тогда Патик-Эмпатик снова спросил:

— Дедушка, а зачем пиявища мучили и калечили Землю? Разве они не видели, что вянут растения? Разве они не слышали, что стонут животные? Разве они не чуяли, что Земля задыхается? Разве они не ощущали, что вода загрязнена? Разве они не осязали, что почва растрескивается?

— Честно говоря, я и не знаю, это и вправду очень странно.

— А может пиявища были безглазыми? Или безухими? Или вообще бесчувственными? — предположил Патик.

— Кто теперь знает, Патик, это было так давно.

— Дедушка, а почему Земля просто не объяснила пиявищам, что ей плохо и она задыхается?

— Она объясняла! Неоднократно пыталась она показать пиявищам, что она и они — это одно целое. Она так надеялась, что они осознают, как больно ей, когда у неё выдирают волосы, разрывают внутренности и загрязняют лёгкие, и перестанут, но пиявища её не понимали.

— Почему? У них не было мозга? — выдвинул новую гипотезу Патик.

— Возможно, а, может быть, у некоторых из них мозг был, а у некоторых его не было. Но скорее всего дело было в том, что к тому времени лишь очень немногие пиявища всё ещё понимали язык красоты-и-добра, язык, на котором говорила с ними Земля. А большинство же уже забыло его и говорило либо на языке равнодушия-и-эгоизма, либо на языке зла-и-насилия.

— Неужели существовали такие языки? — испугался Патик, чуя как мурашки бегут по коже, а затем пробираются во внутренности.

— К сожалению, да, и из-за этого Земля с каждым днём чувствовала себя всё хуже и хуже, всё несчастнее и несчастнее, а затем заболела и совершенно отчаялась.

— Отчаялась? Не может быть! — в конец расстроился Патик. Он долго думал, о том, что рассказал дедушка, но всё никак не мог понять, зачем пиявища мучили и калечили Землю, зачем разрушали и отравляли свой собственный дом.

— Дедушка, а что было потом? Как Земля выздоровела? Откуда на ней снова появились дремучие леса и дикие звери? Как ручьи снова стали прозрачными, а воздух — чистым? И куда делись пиявища?

3. У Марса

В те давние времена Земля совсем изболелась и исстрадалась, а потому решила сходить к брату своему Марсу да спросить совета у него. Вдруг он знает, как объяснить пиявищам, что мир нужно беречь. Земля так обрадовалась, что ей в голову пришла эта замечательная идея, что от радости завращалась быстрее. Это ослабило силу притяжения Солнца и позволило Земле приблизиться к Марсу.

— Здравствуй, братец-Марс, — поприветствовала Земля. — Как поживаешь?

— Всё отлично, как обычно, — улыбнулся ей Марс. — Кручусь вокруг своей оси да вокруг Солнышка нашего бледного и излучаю радость.

— Рада видеть, что ты красен и прекрасен, — хотела улыбнуться в ответ Земля, но в это время пиявища как раз бурили в её горле, а потому вместо улыбки лицо её исказила горькая гримаса. Марс забеспокоился:

— А как поживаешь ты, сестрица-Земля? Не случилось ли чего? Почему ты не зелена, не прозрачна и не весела? Отчего ты хрипловата, серовата да мрачновата?

— Как тут не хрипеть, когда развелись на мне пиявища эгоистичные.

— Кто-кто? — удивился Марс.

— Пиявища! Это такие хитроумные микробы, что загрязняют лёгкие и выгрызают внутренности.

— Какой ужас! Так вот почему ты так почернела, — содрогнулся Марс.

— Да, они совершенно неугомонны и днём и ночью носятся по мне, раня кожу и лишая сна.

— Бедная ты бедная! Теперь я понимаю, отчего пропала твоя прозрачная синева!

— Марс, дорогой, помоги мне, пожалуйста, а то что-то я совсем отчаялась и чувствую, что жизнь мне больше не мила.

— Это ты брось! Как можно отчаиваться, вращаясь вокруг такой чудесной звезды, как наше Солнце! Как можно отчаиваться, ежедневно купаясь в его свете и тепле? Подумай, ведь только нам, её планетам, выпала такая неслыханная удача, а ты — "жизнь мне больше не мила"!

— Что же мне делать?

— Сам я не знаю, ведь на мне слишком холодно для живых существ, но выход наверняка есть. Сходи-ка ты к Венере, она ближе к Солнцу, а, значит, знает больше и непременно что-нибудь да посоветует.

4. У Венеры

Земля поблагодарила Марса за совет, но в душе так расстроилась, что тот никогда не слышал о пиявищах, что стала вращаться всё медленнее и медленнее. Зато это усилило силу притяжения Солнца и позволило Земле приблизиться к Венере и поговорить с ней.

— Здравствуй, сестрица-Венера, — поприветствовала Земля. — Как поживаешь?

— Всё прекрасно, это ж ясно, — звонко засмеялась та. — Кручусь вокруг своей оси да вокруг Солнца нашего жгучего, излучая чистейший восторг!

— Рада видеть, что ты светла и весела, — сказала Земля, пытаясь улыбнуться, но в этот самый момент пиявища устроили на ней жестокую войну, а потому вместо смеха из неё вырвался страшный стон.

— Что случилось, сестрица-Земля? — испугалась Венера. — Почему ты стонешь? И куда подевалась твоя красота да веселье? Откуда взялись на тебе эти страшные залысины? И почему от тебя исходит такой ужасный запах?

— Как тут не стонать, когда множатся да воюют на мне пиявища беспринципные.

— Кто?

— Пиявища, это такие маленькие, но опасные существа, что вызывают у планет чесотку, горячку, лихорадку и бред.

— Ах вот оно что! — поморщилась Венера. — Слыхала-слыхала я о них когда-то. Солнце наше жгучее рассказывало, что говорят они либо на языке равнодушия-и-эгоизма, либо на языке зла-и-насилия. Неужели это правда?

— Абсолютная. Из-за своего безмерного эгоизма они совсем не понимают, что отравляют и разрушают меня, и не видят, как мне плохо.

— Бедная ты бедная!

— Венера, милая, помоги мне, пожалуйста, а то что-то я совсем отчаялась.

— Отчаялась? Это ты брось! Как можно отчаиваться, вращаясь вокруг такой чудесной звезды, как наше Солнце!

— Не знаю, но, если честно, я даже подумывала о том, чтобы перестать вращаться.

— Какой ужас! Немедленно перестань! Даже чёрные дыры никогда не отчаиваются, а ты — планета, что беспрерывно купается в жаре, свете и любви своей родной звезды!

— Что же мне делать?

— Выше полюса, больше солнечных ванн, меньше магнитных бурь, ну и немного лекарства против равнодушия и эгоизма твоих пиявищ, конечно, — улыбнулась Венера.

— А разве есть такое?

— Конечно! Лекарство называется "Эмпатия", и я уверена, что если ты помажешь им свои бетонные залысины и раскуроченные недра, тебе непременно полегчает.

— Как здорово! Даже не верится! — обрадовалась Земля. — Венера, милая, дай мне немного "Эмпатии", пожалуйста!

— Хотела бы я помочь тебе, но я излучаю только восторг.

— А Марс?

— Он полон радости.

— Где же мне достать волшебного лекарства?

— Сдаётся мне, что "Эмпатия" образуется лишь в недрах Солнца нашего жгучего, попробуй попасть туда, — научила Венера.

5. Солнечная эмпатия

Земля поблагодарила Венеру за совет и призадумалась:

— Как же попасть в солнечные недра? Конечно, можно замедлить вращение, и тогда сила притяжения сама притянет меня туда, но ведь тогда все существа, что живут на мне, просто сгорят.

Представив себе это, Земля очень расстроилась и даже всплакнула, а потому ещё больше замедлилась и приблизилась к Солнцу, которое и услышало её плач.

— Что случилось, доченька-Земля? Почему ты плачешь? — спросило оно с участием, как вдруг Земля дико затряслась и засвистела, странно зашипела и пропела, пританцовывая и похихикивая:

— Потому что развелись на мне пиявища равнодушно-эгоистичные и замучили меня до смерти. Потому что лекарство волшебное, что спасло бы меня, в твоих недрах находится. Потому что не попасть мне в них никогда, не загубив живых существ моих. Потому что потеряла я последнюю надежду свою!

Солнце не выдержало и засмеялось:

— Почему ты так смешно разговариваешь и трясёшься, ведь то, что ты говоришь — очень грустно?

— Да просто сейчас пиявища как раз испытали на мне водородную бомбу и совсем помутили мой рассудок. Сегодня стала я юродивой, завтра — быть мне калекой, а послезавтра — погибать навсегда.

— Извини, я не знало. Но ты не горюй, я открою тебе закон научный, о том, что каждая частица — в душе волна. А, значит, тебе совсем не обязательно спускаться в мои недра, чтобы достать лекарства. Я пошлю тебе "Эмпатию" в виде энергии, а не в виде вещества, так что просто отправляйся домой и настраивайся на нужную волну.

— А как?

— Сначала успокойся и расслабься, затем сосредоточься и намеревайся, а уж тогда — просто лови.

— Спасибо, Солнце, дорогое, — обрадовалась Земля и вернулась на свою орбиту.

***

Патик сидел, как на иголках:

— Удалось ли Земле уловить волну? Помогло ли лекарство? — в тревоге спрашивал он.

— К чему вопросы? Почувствуй сам, — улыбнулся дедушка (или Солнце?), и его странная улыбка настроила Патика-Эмпатика на удивительную волну, что обволокла его тело (или тело Земли?), унося прочь отчаяние и наполняя его безграничной любовью ко всем и вся.

6. Времена Страха

В те дни "Эмпатия" разлилась по всей Земле, подарив ей надежду, что не сегодня-завтра волшебные волны омоют пиявищ, и те превратятся в эмпатиков. Однако пиявища заранее узнали, что на Землю прибудет неизвестное излучение, а потому попрятались по домам и совсем не выходили наружу, считая, что "Эмпатия" опасна для жизни.

К счастью, сидя дома, они не могли вырубать деревья, изводить животных и загрязнять воздух, и это дало Земле необходимую передышку. Тогда же, чтобы поддержать и порадовать Землю, Марс послал ей волну радости, а Венера — волну восторга, которые переплелись с солнечной эмпатией и создали на Земле удивительную атмосферу надежды и веры в скорые перемены и обновления. Земля была так счастлива, что пиявища затихли, а её родные заботятся о ней, что…

— Стала вращаться всё быстрее и быстрее вокруг своей оси! — воскликнул Патик и закружился, как Земля. Он вращался вокруг своей оси, а потом вокруг дедушки, а потом и вокруг своей оси, и вокруг дедушки…

— Патик, Патик! Не кружись, у меня голова идёт кругом от твоего вращения, — попросил дедушка… и тоже закрутился вокруг своей оси и вокруг Патика. Счастливые, они всё кружились и кружились, но, наконец, старший из них почувствовал, что пора бы и присесть и предложил:

— Патик, а не хочешь ли ты остановиться и узнать, что было дальше?

— Узнать — да, а остановиться — нет, — засмеялся Патик и закружился в другую сторону ещё быстрее. Тогда дедушка уселся на скамейку один и стал размышлять, кто же здесь вертится, а кто стоит на месте. Но вот мир вокруг него чуть приостановился, и он продолжил рассказ:

— Пиявища очень боялись попасть под влияние неизвестного им эмпатического излучения, а потому совсем не осмеливались выходить наружу. Они сидели по домам, изнывая от скуки, и ломали головы, как бы поскорей вернуться к своим чёрным делишкам. В те времена жил среди них один мучёный, который долго размышлял, что предпринять, и, наконец, придумал. Он взял большой железный ключ и пошёл в подземную лабораторию, где содержались подопытные животные, чтобы провести то, что пиявища называли "научным экспериментом", — услышав, что сказал дедушка, Патик остановился и от возмущения онемел.

— Дольше года помещал мучёный несчастных зверей в клетки с различными видами радиации, измеряя насколько горько те скулили и выли, и в итоге открыл, что герметично укутанное в равнодушие и эгоизм тело непроницаемо для эмпатического излучения.

— Что за мерзость! Как не стыдно издеваться над животными! — закричал Патик и так разозлился на мучёных, что его аж замутило.

— Самое странное, что тогда до этого никому не было дела, — вздохнул дедушка и тоже почувствовал тошноту. — А новость разнеслась по всему миру, и пиявища перестали бояться "Эмпатии", решив, что, если хорошенько закутаться в равнодушие и эгоизм, можно смело выходить на улицу.

— Ой! Неужели они не знали, что центробежная сила усилилась, и сила тяжести уже не притянет их к Земле, как раньше!

— Не знали. А потому, когда пиявища обрядившиеся в равнодушие и эгоизм вышли из дому, центробежная сила подхватила их, завертела и унесла в открытый космос, — подтвердил дедушка. — На Земле остались лишь пиявища, которые забыли или не захотели надеть равнодушие и эгоизм. Ведь когда они вышли из дому, их полностью окутало солнечное лекарство, чья волшебная сила уравновесила стихийную силу дикого вращения, а потому — удержала их на Земле и превратила в эмпатиков.

Как спаслись деревья

Пролог

Когда-то на нашей прекрасной Земле жил-поживал Пáтик-Эмпáтик, и умел он отождествлять себя с любым живым существом и понимать каждого с полувзгляда. Секрет Патика был в том, что он ощущал на себе всё, что видел и слышал: и радость с весельем, и страдания с болью, а потому всегда был готов помочь всем и вся и был любим каждым.

Как-то раз Патик-Эмпатик отправился в лес проведать свои любимые деревья, кустарники и травы да своих ненаглядных зверей и птиц. Долог был путь до леса, сладко предвкушение встреч, и когда Патик, наконец, зашёл под лесной полог, то не смог удержаться и от радости скакал и кружился, обнимая то одну, то другую сосну.

Чуть угомонившись, Патик-Эмпатик зашагал по лесной тропке, наслаждаясь красотой и свежестью леса, и ловил настроение каждого листика и каждой зверушки, отражая всё, словно зеркало. Вот на тропинку выпрыгнула лягушка, и Патик попрыгал вслед за ней, пока она не удрала от него в болото. Закуковала кукушка — и Патик завороженно вторил ей, пока она не улетела. Вниз шустро спустились бурундуки — и Патик с удовольствием помог им собрать шишки, которые упали с кедра. Бурундуки убежали восвояси, а Патик поблагодарил величественные кедры за то, что они дают стол, кров и любовь всем лесным обитателям, и вдруг ощутил, что он — это лес, а лес — это он.

Мимо него пробежала лисица, затем — волк, его обнюхал медведь, а Патик всё стоял и не мог пошевелиться, охваченный волной восторга быть в лесу, той самой волшебной волной, что способна унести Эмпатиков в небеса за считанные минуты. Патик обнял свою самую любимую сосну и попросил её укоренить в земле и его…

Позже лесную тропинку пересекли кабанята, чтобы поваляться в большой луже под кустами, и Патик-Эмпатик, конечно же, с писком плюхнулся туда же, чтобы увозиться в грязи и радости вместе с ними. Весёлый смех и хрюканье услышала обезьяна лангур и спустилась посмотреть, что происходит. Сперва вид чумазого Патика и кабанят насмешил её, но так как она вечно спешила без причины, не умела созерцать и наслаждаться каждым мгновением, то вскоре убежала восвояси.

Патик-Эмпатик с интересом наблюдал, как элегантно лангур перепрыгивает с дерево на дерево, как искусно выбирает самые прочные и крепкие ветки, и не выдержал: вылез из лужи и тоже полез наверх. Лангур взбирался всё выше и выше, всё быстрее и быстрее, и вскоре Патик совсем потерял его из виду. Стремясь догнать шуструю обезьяну, он засуетился и стал невнимательным, а потому приземлялся, куда придётся. И вот, когда Патик перепрыгнул с молодого дуба на старый каштан полный цветов и едва завязавшихся плодов, ветка под ним обломилась, и он полетел вниз.

***

Лангур услышал хруст ломающихся ветвей и горький плач Патика издалека и прискакал посмотреть, что случилось.

— Ушибся? — поинтересовался лангур.

— Не очень, — всхлипнул Патик.

— А чего ревёшь тогда?

— Потому что я так невнимательно прыгал.

— Да уж, прыгал ты, как бочонок с мёдом. Так ты ревёшь от горя, что ты не такой восхитительно-элегантный прыгун-чемпион, как я, а всего лишь неуклюжий еле ползущий мешок, как ты?

— Нет, я плачу потому, что сломал такую замечательную ветку. Посмотри, сколько цветов не распустится, сколько плодов не созреет…

— Ерунда, в лесу полно ветвей, цветов и плодов.

Патик посмотрел вокруг, затем вверх и зарыдал ещё горше.

— А что теперь? Ты осознал, что ты — лишь ничтожный червячок, а не совершенный король леса, как я?

— Нет, я плачу потому, что увидел, какой ужасный разлом образовался на дереве из-за меня. Посмотри, ведь лубяной сок каштана всё вытекает, и милое дерево обезвоживается, — ответил Патик, ощущая, что и его тело иссыхает.

— Ерунда, в лесу полно других деревьев, — сказал лангур.

— Деревьев, к счастью, много, но этот каштан и эта ветка — единственные и неповторимые в своём роде, — Патик снова посмотрел вверх и зарыдал пуще прежнего.

— А что теперь? — спросил лангур с надеждой. — Ты осознал, что ты — лишь облезлый кусочек кожи, а не блистательно-восхитительно-прекрасный бог вышины, как я?

— Нет, я плачу потому, что бактерии, грибки и насекомые сотнями проникают в рану, которую я нанёс бедному каштану, — сказал Патик, ощущая, что тело его раскололось на части, и сотни безжалостных микробов пожирают его изнутри.

Но тут в разговор вмешался каштан:

— Не плачь, Патик. Мне уже лучше.

— Как? Ведь я нанёс тебе такую глубокую рану. Твой лубяной сок всё вытекает и вытекает… Как остановить его?

— Волны эмпатии, которыми ты меня окутал, смягчили мою боль. К тому же я уже почти закончил производить особые молекулы, которые закроют и обеззаразят рану.

— Правда? — обрадовался Патик. — Но ведь так жаль, что эти цветы уже не распустятся, а эти плоды не созреют…

— Самое главное, что ты всё это осознаёшь. Твоя эмпатия и понимание очень радуют всех нас, особенно когда мы вспоминаем о равнодушии и эгоизме пиявищ, что царили на Земле в старые времена.

— Неужели они вас обижали? — удивился Патик-Эмпатик.

— Ещё как.

— Но почему?

— Ох, и не спрашивай, это очень длинная история, — сказал каштан.

— Каштан, миленький, расскажи мне её, пожалуйста, — попросил Патик-Эмпатик.

Каштан тяжело вздохнул и начал рассказ о том, как деревья спаслись от пиявищ.

1. Деревья и пиявища

— Давным-давно на Земле обитали пиявища. Как и все прочие звери, они жили среди нас, деревьев: днём просили у нас плоды и орехи, вечером — любовь и совет, а ночью — защиту и укрытие.

Со временем пиявища чрезвычайно размножились, и из-за тесноты стали очень нервными и раздражительными и гудели днём и ночью, как пчёлы в улье. В беспрерывном шуме и гаме они не могли слышать наши голоса и стали забывать наш язык. Пиявищам стало неуютно и страшно в лесу, поэтому они стали вырубать нас, а и из наших тел — строить себе жилища.

— Что? Какая неблагодарность! — воскликнул Патик, ощущая, как отрубают его корни, иссушая всё нутро. — Почему они платили вам злом за добро?

— К тому времени пиявища совсем забыли язык красоты-и-добра и в основном говорили либо на языке равнодушия-и-эгоизма, либо на языке зла-и-насилия. Многие из них даже не знали, что мы живые, и думали, что деревья — это неодушевлённые приспособления, предназначенные исключительно для их пользы. Они полагали, что мы существуем лишь для того, чтобы они пожирали наши плоды и семена, делали из нас жилища и разные ненужные вещи и сжигали нас, чтобы обогреть свои дома.

— Как сжигали? Разве они не видели, как больно вам сгорать в огне? — закричал Патик, ощущая, как пламя охватывает все его тело, причиняя невыносимую боль. — Неужели они были совсем бесчувственными?

— Чувства других их совершенно не интересовали. Они были очень себялюбивыми и заботились лишь о собственных интересах и удобствах, используя для этого всех и вся. Например, нас для своих нужд они вырубали в таких количествах, что на Земле почти не осталось лесов.

— Как жестоко! — Патик очень расстроился и долго думал. — Неужели пиявища не умели подключаться к вашей подземной сети и хотя бы считывать, что происходит? — наконец спросил он. — Если даже у них не было чувств, то вашу боль можно было бы понять разумом. Неужели у них не было мозга?

— Из-за своей гордыни пиявища даже не подозревали, что у нас есть своя собственная подземная сеть.

— И ни один из них не догадывался, что потоки ценнейшей информации, с помощью которой можно познать всё на свете, бегут прямо под землёй по вашим корням?

— В те времена и земли-то почти не осталось, и всё было покрыто каким-то ужасным веществом, в котором не могли жить ни животные, ни растения.

— А ваша сеть?

— Она тоже была в очень плачевном состоянии из-за интенсивной вырубки деревьев.

— Не может быть! Разве грибы, ваши братья, не помогали вам её чинить, как сейчас?

— Помогали, да ещё как! Каждый день трудолюбивые грибки восстанавливали нашу сеть с помощью грибницы, но каждый час пиявища вырубали новую часть леса, снова разрушая сеть. Под конец, разрывы были так велики, что даже самые талантливые грибки не могли их восстановить. В те времена многие деревья оказались в абсолютной изоляции. Они не знали, что происходит в мире и даже не могли сообщить своим собратьям, что живы. Тысячи деревьев умирали каждый день, а те немногие, которых пиявища оставляли, страдали от тоски и одиночества, оторванные от друзей и родных.

— Бедняжки! А молодая поросль?

— Из-за разрывов в сети они были лишены заботы материнских деревьев и доступа к всеобщей сокровищнице знаний, а потому не могли гармонично развиваться, чахли и умирали от голода, жажды и одиночества.

— Какая несправедливость! — воскликнул Патик, представляя, как ужасно было бы его детство, если бы он не имел доступа ко всемирной подземной сети мудрых деревьев.

Патик долго размышлял об услышанном, но всё никак не мог понять, как можно забыть природный язык красоты-и-добра и не слышать, что говорят растения и животные? Ему было трудно вообразить, а ещё труднее поверить, что пиявища, которые сотни лет жили в гармонии с природой, позже стали равнодушными и эгоистичными и, не задумываясь, разрушали планету. Патик надеялся, что дерево-каштан просто рассказывает ему страшную сказку, и ничего такого никогда не было и быть не могло, но телесные ощущения подсказывали ему, что то, что он слышит — это быль.

— Милый каштан, а что было потом? Ведь сейчас Земля снова полна лесами, а ваша подземная сеть соединяет и питает всех, кто жаждет знаний, любви и мудрости…

2. Детёныши пиявищ

— Во времена, когда на Земле почти не осталось лесов, жил-был очень маленький, но смышлёный пиявищёнок. Как-то раз он заблудился и никак не мог найти своих родителей. Он совсем не знал, что же делать, прислонился к дереву и рыдал так долго и так горько, что то не выдержало и попыталось утешить детёныша, как в стародавние времена, когда пиявища ещё понимали наш язык.

Тот детёныш был очень мал и ещё не знал языка равнодушия-и-эгоизма, а потому смог почувствовать эмпатию дерева. Малыш успокоился и уснул, обнимая дерево за корни, а во сне случайно подключился к нашей подземной сети.

— Совсем как эмпатики в наше время! — удивился Патик.

— Точно. Так тот детёныш узнал, что мы всё чувствуем и всё понимаем.

— И он рассказал всем пиявищам о том, как вы мучаетесь?

— Конечно, это был очень разумный детёныш. Он подбегал к каждому и рассказывал, как мы страдаем, когда они вырубают деревья.

— И они перестали?

— Пиявища даже слушать его не стали. Тогда детёныш попросил помощи у своих родителей. Те внимательно выслушали своего пиявищёнка и ответили, что в современном мире от них ничего не зависит и всё решают какие-то то ли краторубы, то ли рубократы, я точно не помню, как это у них называлось.

— Какое счастье, что тот детёныш успел подключиться к вашей сети до этого и узнать, что в мире всё зависит от каждого!

— Да, это просто чудо, что он смог всё понять. Но в те времена ему было нелегко нам помогать, потому что родители сказали ему, что каждый должен заниматься своим делом и не лезть в дела других. Лесоруб должен лесорубить, пустозвон — пустозвонить, а рубократ — рубократить, или как-то так.

— Неужели никто не согласился помочь пиявищёнку?

— Большие его не слушали, а маленькие ему не верили. Тогда он решил повести всех своих друзей к деревьям в надежде, что рядом с нами они всё поймут сами, как он.

— А он знал, что подключиться к подземной сети можно лишь во сне?

— В то время — нет. И когда малыши подошли к деревьям — они ничего не узнали. Но возле нас им стало радостно и весело, и они долго играли на нас и под нами, пока их не разморило солнышко, и они не уснули на наших корнях. Во сне смышлёный пиявищёнок снова подключился к нашей подземной сети и потянул за собой остальных. Так все ребята узнали о нашей тяжелой доле и в сильнейшем огорчении проснулись. Они были чрезвычайно расстроены, и мы всеми силами пытались их утешить. Вскоре детёныши чуть повеселели, но один из них всё рыдал и рыдал, и даже мы не могли его развеселить.

— Почему?

— Оказалось, что его отец работал в этой самой рубократии и дома рассказывал всей семье о том, что через неделю рубократы вырубят последние деревья, чтобы на их месте построить что-то огромное и бесполезное.

Услышав такие ужасные новости, малыши заплакали и решили срочно бежать к родителям и всё им рассказать. Но смышлёный пиявищёнок объяснил остальным, что родители тут не помогут:

— Поверьте, ваши родители, как мои, просто скажут вам: "Не лезьте в чужие дела!" — печально объяснил он.

— А в свои дела лезть можно? — спросила одна малышка.

— Конечно, — ответил смышленый пиявищёнок.

— Тогда давайте полезем на свои дела.

— Точно, — обрадовались остальные. — Ведь наши дела — это деревья, и мы полезем на них.

— Полезем и не слезем!

— Будем сидеть на деревьях день и ночь и охранять их от рубократов! — поддержали все и залезли на деревья.

3. Не слезем!

— Как ты знаешь, — сказал каштан Патику, — взрослые пиявища были очень равнодушными и интересовались только своими собственными делами, но, к счастью, у них было одно хорошее свойство.

— Какое?

— Они очень любили своих детёнышей. Поэтому, когда выяснилось, что все малыши забрались на деревья и не собираются слезать, пиявища-родители сильно горевали и всячески уговаривали тех вернуться домой.

— И они вернулись?

— Нет. Детёнышам было очень весело жить в наших кронах: мы питали их своими плодами днём, а своими знаниями — ночью, и пиявищата становились всё отважнее и храбрее и непреклонно стояли на своём решении не спускаться.

— А рубократы приехали? — спросил Патик.

— Конечно, но, когда их страшные машины направились нас рубить, пиявища-родители так испугались за своих детёнышей, что побежали на те машины и остановили их своими телами. Они забыли свой старый принцип не лезть в дела других и кричали рубократам: "Не смейте рубить деревья! Разве вы не видите, что на них сидят наши малыши! Они же упадут и разобьются!".

Каждый день приезжали машины рубократов, но родители детёнышей стояли возле нас днём и ночью и никому не давали к нам приближаться. В ту пору нас перестали рубить, чтобы не навредить детёнышам пиявищ, и наша поросль наконец-то смогла подрасти. Мы заботились о ней и о пиявищатах, помогая им становиться крепкими, здоровыми, всё понимающими и всё чувствующими. Вскоре детёныши вспомнили язык красоты-и-добра и мы зажили, как в старые добрые времена.

— А они не скучали по своим родителям?

— Очень! Они скучали сами и знали, как те тоскуют по ним. Но пиявищата также знали, что как только они слезут — прибегут рубократы и срубят нас под корень.

— И они не слезли?

— Детёныши объявили своим родителям, что останутся наверху и будут охранять нас до тех пор, пока с Земли не исчезнут все рубократы.

— А как они исчезли?

— О подвиге наших пиявищат узнали детёныши пиявищ во всём мире. Они тоже захотели нам помочь и позалазили на деревья, отказываясь спускаться. На земле совсем не осталось малышей, и рубократам стало некого учить языку зла-и-насилия. Их становилось всё меньше и меньше, а со временем они и их язык и вовсе вымерли.

— А детёныши?

— Те жили и росли на нас долгие годы, а когда подрастали, у них рождались совершенно особые малыши, которых стали называть…

— Эмпатиками! — радостно закричал Патик. — Кстати, а как звали того самого первого смышлёного пиявищёнка? — спросил он, но, к сожалению, каштан не знал. А ты случайно не знаешь? Не в твои ли времена произошла эта история?

Как звери и птицы детей спасали

1. Патик-Эмпатик

Как-то раз Пáтик-Эмпáтик почувствовал, что ну очень соскучился по своим друзьям дельфинам, и отправился к ним в гости. Путь был неблизким и полным опасностей, но Патик отважно плыл вперёд на плоту, который построил сам.

Он грёб, отдыхал, любовался водной гладью и облаками, снова грёб и снова отдыхал, отдыхал и грёб, пока усталость от долгой дороги не взяла своё. И вот, Патик-Эмпатик заснул на своём маленьком плотике, и пока спал, морские течения занесли его неведомо куда.

Проснувшись, он был неприятно удивлён, так как вокруг него было уже не сверкающее синее море, а какой-то мрачный серовато-белый суп, по которому невозможно ни ходить, ни плыть.

— Странно, я так люблю море, а это место вызывает у меня отвращение, — подумал Патик-Эмпатик и взялся за весло, чтобы поскорее уплыть. Но не тут-то было, плот застрял… Патик очень испугался: по телу его побежали мурашки, а сердце заколотилось с невероятной скоростью.

— Без паники, — пытался успокоить он себя. — Не зря же я изучал секретный свист дельфинов. Он ультразвуковой, и друзья услышат его на любом расстоянии.

Однако тело его дрожало, зубы стучали, а горло не могло выдавить ни звука, не то, что сложный свист. К счастью, Патик вспомнил, что в стрессовой ситуации нужно концентрироваться на дыхании, стараясь его замедлить, так как мысли и дыхание взаимосвязаны. Это помогло: он успокоился, тело его расслабилось, а затем само выдало умопомрачительный свист.

2. Дельфины

— Патик, привет! Что ты делаешь в мусорном острове? — изумились прибывшие на зов дельфины. — Зачем ты вообще к нему приблизился?

— Здравствуйте, дорогие друзья, я так рад вас видеть!

— Мы тоже рады тебя видеть, но совсем не рады видеть этот мусорный остров.

— Так вот что это такое! А как он здесь появился?

— Это наследие ещё со времён пиявищ, что царили на Земле в прошлом, и чуть было не погубили её.

— А из чего он сделан?

— Из пластика, отвратительного материала, который не разлагается ни бактериями, ни грибками.

— Да, я слышал, что в прошлом и море, и суша были полностью им замусорены, но ведь потом эмпатики очистили Землю!

— Это верно, но до некоторых уголков они, к сожалению, не добрались…

Патик-Эмпатик стал внимательно разглядывать мусорный остров и планировать, как бы поскорей очистить от него море:

— Пластик — это вот эти большие куски? — уточнил он.

— Да, но кроме них здесь всё заполнено и малюсенькими частицами, видишь? — показали дельфины. — Это тоже кусочки пластика.

— Правда? Они так похожи на морской планктон!

— Вот именно, перепутать немудрено, а ведь тот, кто по ошибке пообедает таким супом, навсегда забьёт им свой желудок и медленно погибнет от голода. А сколько морских обитателей запуталось в остатках пластиковых пакетов и задохнулось!

Патик очень расстроился:

— Зачем же пиявища выбрасывали всё это в море?

— Это не так просто объяснить, ведь их психология в корне отличалась от нашей.

— Чем?

— Была среди них особая предприимчивая порода, что обожала производить всякие бесполезные вещи и убеждать остальных в острой необходимости этих товаров. Простодушное большинство им верило и воодушевлённо бежало покупать то, что им навязали. Спустя какое-то время хитрецы создавали другое барахло и убеждали доверчивых покупателей, что тот хлам, который они купили до этого — уже устарел и вместо него нужно купить другой, такой же ненужный, но новейший.

— А что же они делали с предыдущими покупками?

— Выбрасывали. А так как большинство их изобретений было сделано из вредных для природы материалов, как этот пластик, например, то и немудрено, что в их времена Земля превратилась в огромную свалку.

— Даже не верится.

— Да, деятельность пиявищ отравляла и живую, и неживую природу, но самое невероятное, что она вредила и их собственным детёнышам.

— Как?

— Чтобы купить всё больше и больше ненужного барахла, пиявищам нужно было всё больше и больше денег, поэтому им приходилось всё больше и больше работать. В итоге у них совсем не оставалось ни времени, ни сил, чтобы побыть со своими пиявищатами.

— Совсем?

— Абсолютно.

— Кто же помогал их детям познавать мир? Кто учил их заботиться о других?

— Никто, более того, чтобы детёныши их не отвлекали, пиявища подсадили их на деградосочки.

— Что ещё за деградосочки?

— Светящиеся дощечки, с которыми можно играть.

— А что в них плохого?

— Ничего, и поначалу деградосочки просто развлекали пиявищат, когда им было грустно и одиноко от того, что родителям не до них. Но беда в том, что со временем детёныши так к ним пристрастились, что уже не интересовались ничем другим. Они не разговаривали и не играли друг с другом, перестали выходить из дому и целый день лишь тыкались в эти дощечки.

— Целый день? Не может быть!

— К сожалению, такое однообразное времяпровождение причиняло большой вред их нервной системе. Она совсем не развивалась, и её клетки-нейроны перестали отращивать новые отростки.

— Но ведь это тормозит развитие, — испугался Патик.

— Ещё как! Нейроны ребёнка обязаны устанавливать в мозгу многочисленные и разнообразные связи-синапсы, ведь без них тот не сможет ни фантазировать, ни творить, ни изобретать. Детям с небольшим количеством синапсов в мозгу всё время скучно, и они не хотят заниматься ни наукой, ни спортом, ни музыкой, да ничем.

— Неужели их родители не остановили это?

— Не поверишь, но только звери и птицы заметили, что пиявищата вместо того, чтобы развиваться — деградируют. Тогда-то они и прозвали те светящиеся дощечки деградосочками.

— А разве ребята не почувствовали сами, как тормозят их мозг деградосочки? Неужели не убрали их куда подальше?

— Наоборот, пиявищата ни на миг не выпускали их из рук и из-за этого разучились общаться со сверстниками, а к родителям обращались, лишь тогда, когда хотели попросить себе новую модель дощечки.

— Как грустно, но что же было дальше? Я уверен, что такие разумные существа, как вы что-нибудь да придумали.

— Придумали, но не мы.

— А кто?

— Это очень длинная история.

— Расскажете?

— Сначала нам нужно вытащить тебя из этого омерзительного мусорного острова. К сожалению, застрявший плот нам не освободить, но ты ныряй и плыви под водой. Как только мусор закончится — мы тебе свистнем, тогда выныривай и садись на нас, а уж мы домчим тебя до берега.

— А по пути расскажете, кто и как спас пиявищат?

— Расскажем-расскажем, — улыбнулись дельфины, и Патик нырнул под мусорный остров.

3. Вороны

— Первыми перешли к действиям вороны. На одном из своих сборищ они прокаркали: "Нет деградосочек, нет проблем!" и договорились, что ранним утром, когда все ещё спят, залетят в пиявищные дома, похитят все деградосочки и хорошенько спрячут их в лесу. Вороны очень умны, и блестяще выполнили эту часть плана.

— И всё? Неужели это было так просто? — изумился Патик-Эмпатик.

— Похитить дощечки было действительно просто, а вот отучить от них детей — отнюдь нет.

— Что же было дальше?

— Когда детёныши проснулись, они, как обычно, сразу же потянулись к своим деградосочкам, но увидев, что тех нет на месте, стали вопить, как сумасшедшие. Это очень напугало их родителей, которые привыкли, что их чад не слышно и не видно. Ты не поверишь, но в те времена большинство родителей умело только работать и покупать и совсем не знало, как разговаривать с детьми и как их успокаивать. Поэтому они не придумали ничего лучше, чем побежать в магазин и накупить в три раза больше деградосочек, которые в три раза сильнее тормозят мозг. Вороны завозмущались и закаркали, но родители не обратили на них никакого внимания, ведь главное, что детёныши замолчали.

4. Гиены

— Услышав о неудачной попытке ворон, устроили своё собрание и гиены. Они считали, что нужно похитить и унести в лес пиявищат, а не деградосочки. "По дороге детёныши непременно начнут смотреть по сторонам, — казалось им, — а увидев, как прекрасна природа, сразу же забудут о светящихся дощечках".

— Неужели не залюбовались? — предположил Патик.

— Даже не взглянули. Пиявищата беспрерывно орали и требовали свои деградосочки назад и даже не заметили, что они в лесу, а не у себя дома, как не заметили, что рядом — гиены, а не их родители.

В те времена леса были очень малы, потому что их постоянно вырубали, ипиявища без труда услышали вопли своих детёнышей. Они прибежали, чтобы их забрать, а по пути постреляли и потравили бедных зверей, чтобы тем было неповадно красть детей. Дома же, чтобы утешить своих чад, они купили им по новым деградосочкам.

5. Остров в океане

Тогда звери и птицы собрались вместе, чтобы обсудить, как помочь деградирующим пиявищатам.

— Может спрячем их на необитаемом острове, а то леса что-то уж слишком редки и проходимы в последнее время? — предложили птицы. — А на острове родители не скоро их найдут, и у детёнышей будет достаточно времени, чтобы научиться видеть красоту природы.

— Точно, давайте попросим дельфинов и китов отвезти пиявищат на какой-нибудь далёкий островок и приглядывать там за ними, — согласились лесные звери и отправили посланником буревестника, который и передал нам всё это.

— Неужели вы похитили детей? — не поверил Патик.

— Конечно же, нет. Мы объяснили нашим сухопутным собратьям, что изменить можно лишь того, кто хочет измениться, а помочь — лишь тому, кто хочет, чтобы ему помогли. Невозможно спасти силой, детёныши сами должны захотеть увидеть наш прекрасный мир.

— Как же они захотят? Их с малолетства приучили к деградосочкам, не показывая ничего другого, и они даже не догадываются, что этот мир существует!

Птицы и звери очень расстроились, ведь они искренне хотели помочь пиявищатам, просто уже совсем не могли придумать как. Тогда-то они и решили отправиться странствовать по свету в надежде, что на пути им обязательно встретится тот, кто знает.

6. Кто же нам поможет?

Птицы летели по небу и спрашивали у деревьев, что же делать, но те лишь уныло шелестели ветвями:

— Ох, не спрашивайте нас, ведь от нашей подземной сети знаний уже не осталось практически ничего. Как мы можем что-то придумать, если пиявища непрестанно планируют, как бы ещё нас использовать и что бы ещё из нас выжать? Мы целый день думаем лишь о том, доживём ли до завтра, да гадаем, пустят ли нас послезавтра на дом, на стол или на бумагу. В наших мыслях остался лишь страх.

Звери трусили по тропинкам и спрашивали реки и озёра, нет ли у тех какой-нибудь идеи, но водоёмы лишь печально журчали:

— Как мы можем что-то изобрести, будучи отравлены пиявищными химикалиями до самого дна! В нас не осталось ни глотка чистой воды и ни капли вдохновения.

Грустно было животным и птицам слышать всё это, да и сами они знали о "подвигах" пиявищ не понаслышке, и всё же продолжали бродить по земле да летать по небу, надеясь на чудо. Уже закончилось лето, облетели все листья на деревьях, и дело шло к зиме. Звери и птицы расспросили всех, кого можно, но никто ничего не знал. Вот тогда-то на горизонте и появился северный ветер.

— Здравствуй, Северный Ветер! — поприветствовали его звери и птицы, ёжась от холода. — Как приятно видеть, что хоть ты не подвластен пиявищам!

— Да, я сам себе властелин, и никому меня не заневолить!

— А не знаешь ли ты, как нам помочь пиявищатам, что зависли в светящихся дощечках? Ведь они совсем не замечают красоту нашего мира и потому, когда вырастают, заботятся только о себе и губят всех нас.

— Детёныши, которые не удивляются и не восхищаются миром, в котором живут? Как странно.

— Да уж.

— Тут однозначно потребуется очень сильное средство.

— Какое?

— Сам я не знаю, но зато знаю, кто может знать.

— Кто же?

— Мой двоюродный брат, Солнечный Ветер. Он родился в короне Солнца нашего ясного, а затем вытек из неё и прилетел на Землю.

— Ничего себе, какой длинный путь!

— Да, много всего видел он по пути, и потому стал мудрым и изобретательным.

— А где нам его найти?

— На магнитных полюсах Земли-матушки.

7. Желтозобик

Звери и птицы обрадовались, что скоро найдётся средство помочь пиявищатам, поблагодарили Северный Ветер и стали совещаться, как бы попасть в Арктику, где и расположен один из полюсов.

— Хоть и теплы наши шубы, — говорили лисицы, — да не для таких холодов, как там.

— Стопроцентно превратимся там в ледышки, — соглашались все.

— Что же делать?

— Можно попросить помощи у моего родственника, белого медведя, — предложил бурый медведь. — Арктика — его родина, хоть и страдает он сейчас там из-за пиявищ.

— Почему? — удивилась цапля. — Их же там почти нет.

— Да, но от их деятельности на Земле накопились вредные газы и нагрели её. Нам-то это нипочём, а вот в Арктике из-за потепления растаяли льдины на море. Без них белым медведям очень трудно охотиться, и они умирают от голода.

— Бедняжки. Смогут ли они пережить зиму? Будут ли у них силы разыскать солнечный ветер? — посочувствовали белки.

— Да и захотят ли они помогать детёнышам тех, кто довёл их род до изнеможения? — провыли волки.

— Надеюсь, — вздохнул бурый медведь. — Сейчас я напишу письмо белому медведю. Птицы, дорогие, кто из вас летит на север в ближайшее время и сможет его передать?

— Я, — вызвался желтозобик, который до этого как раз собирался лететь на юг. — И не просто передам, а буду помогать ему во всём и даже наловлю для него рыбки, чтобы он не голодал.

— Ты настоящий друг, — похвалили его все, а он зарделся, взял письмо и поскорее улетел.

8. Белый медведь

Желтозобик очень радовался, что будет помогать самому белому медведю, и летел прямо на север, не отклоняясь ни на пёрышко. Он с нетерпением ждал встречи, но увидев измождённого и обессилевшего белого медведя, расстроился и не смог сдержать слёзы.

— Белый медведь, бедненький. Неужели это ты? Как же так?

— Ничего не поделаешь: нет больше льдин на море, нет и охоты, — объяснил белый медведь всхлипывавшему желтозобику. — Да не огорчайся ты так, лучше подумай, какое привольное жильё настало для нерп, моржей и тюленей. Во всем есть что-то хорошее.

— Не вижу ничего хорошего в том, что ты так исхудал, что от тебя остались лишь кожа да кости! Как ты переживёшь такую свирепую, длинную зиму без толстой жировой прослойки?

— Чему быть, того не миновать.

— Очень даже миновать, — не согласился желтозобик. — Никуда не уходи, я наловлю тебе рыбки.

— Спасибо, друг, но, боюсь, ты слишком мал, чтобы наловить столько рыбы, чтобы меня накормить. К тому же я прекрасно знаю, что сам ты ешь только насекомых.

— Я, конечно, не рыбак, но зато у меня есть кое-какая идея, и через час здесь будет много рыбы! — пообещал желтозобик и улетел.

Белый медведь сидел один на берегу и дрожал от холода. На море не было ни льдины, и он понимал, что и сегодня не сможет поохотиться, а потому останется голодным. В голове его бродили печальные мысли о том, что скоро он окончательно ослабеет и тогда погибнет, как многие и многие его собратья.

Но вдруг он увидел такое, что просто не поверил своим глазам, а потому решил, что от голода у него начались видения и галлюцинации. Да-да, прямо из моря выползли четыре толстеньких тюленя и вывалили на берег целую тонну рыбы. Над ними важно кружился маленький желтозобик и что-то возбужденно чирикал, но, несмотря на это, тюлени поспешно развернулись и поползли назад к морю.

— Невероятно, — вымолвил белый медведь и набросился на еду, а желтозобик радостно прыгал вокруг и приговаривал:

— Наконец-то мишка наестся, наконец-то мишка согреется, наконец-то мишка почувствует себя хорошо!

— Спасибо, желтозобик. Спасибо, тюлени! — зарычал белый медведь, когда наелся, да так, что его было слышно далеко в море. После сытного обеда он хотел было прилечь отдохнуть, как вдруг опомнился:

— Ой, какой же я невежливый! Даже не спросил, как у тебя дела, и что ты делаешь в такие холода в Арктике! Ведь ты уже давным-давно должен был греться в Южной Америке. Что случилось?

И тогда, желтозобик вытащил из-под крыла письмо, которое написал бурый медведь, и подал его его белому брату.

9. Солнечный ветер

— Арктика огромна, куда нам направиться, чтобы найти солнечный ветер? — спросил желтозобик у белого медведя, когда тот прочёл письмо.

— Туда, где увидим северное сияние.

— А почему?

— Так ведь это чудесное свечение возникает лишь тогда, когда частицы солнечного ветра сталкиваются с молекулами воздуха.

— Вот это да, а я и не знал, — удивился желтозобик, и они стали внимательно смотреть на небо и выглядывать, не начнут ли где разливаться ленты бледного света.

— Смотри, кажется, вон над тем островом что-то начинает светиться, — сказал белый медведь, — скорей бежим туда! Нужно успеть поговорить с солнечным ветром, пока он не превратился в северное сияние.

Быстро бежал белый медведь в сторону моря, желтозобик едва поспевал лететь за ним, а свечение всё нарастало. Белый медведь сообразил, что им не успеть, и закричал, что было мочи:

— Эй, Солнечный Ветер, постой, не исчезай! Нам очень нужно с тобой поговорить.

— Хорошо, только не долго, — ответил тот, — потому что моим частицам хочется поиграть с молекулами земного кислорода и азота. На всём нашем пути с Солнца на Землю они не встречали таких интересных элементов, и им не терпится их познать.

— Конечно, я буду краток, — пообещал белый медведь и поведал Солнечному Ветру о том, как пристрастились к деградосочкам пиявищата.

— Да уж, серьёзное это дело, и требует основательного подхода. Частицы, не буянить, оставим развлечения на потом, — прикрикнул он на свои протоны да электроны, и северное сияние исчезло. — Скажите, друзья, а не знаете ли вы, как работают эти деградосочки?

— Я слышал, что вся информация поступает в них в виде электромагнитных волн, — блеснул знаниями желтозобик.

— Правда? Да ведь это просто замечательно!

— Почему? — удивились оба друга.

— Потому что электромагнитные волны одной природы с моими частицами, протонами и электронами.

— Вот это совпадение, — воскликнул желтозобик.

— Вот это везение, — обрадовался белый медведь.

— Мой план таков: попрошу свои частицы немного пошалить и устроить магнитную бурю. Электромагнитные волны не смогут удержаться от соблазна и вступят в игру, а значит, перестанут попадать в деградосочки. Те погаснут, и пиявищатам придётся взглянуть на мир и познать его.

— Замечательно! — обрадовались друзья.

— Замечательно, но не так просто, как кажется, — остудил их Солнечный Ветер. — Во-первых, чтобы устроить Великую Магнитную Бурю, нужно чтобы Солнце согласилось усилить свою активность во много раз и выпустило на Землю мириады заряженных частиц.

— А во-вторых? — испуганно спросил желтозобик.

— Во-вторых, когда на Землю прибудет такое множество частиц, я не смогу присмотреть за всеми, и обязательно найдутся такие, что начнут буянить и хулиганить и погасят не только дощечки пиявищ.

— А что?

— Много бед могут они натворить без надзора. А вдруг они запутают магнитные линии Земли? Тогда перелётным птицам будет не просто совершать свой ежегодный путь. А китов и дельфинов, что поплывут вдоль искореженной магнитной линии, может выбросить на берег, где они погибнут.

— Ничего себе, — поразился желтозобик.

— Да, нам предстоит нелёгкий выбор, ведь магнитная буря одновременно принесёт и пользу, и вред, — сказал белый медведь. — Знаешь что, желтозобик, лети-ка ты назад и устрой в лесу сбор всех зверей и птиц. По пути навести буревестника и попроси его собрать в океане всех морских обитателей, а я созову всех арктических жителей здесь. Как решит большинство, так и поступим.

10. Рассеянный дельфинёнок

Недолго совещались звери и птицы, ведь, несмотря на пакости, которые делали им некоторые пиявища, они знали, что бывают среди них и добрые особи, а потому очень хотели помочь их детёнышам. Звери и птицы считали, что то, что у пиявищат даже не было выбора, какой мир, настоящий или виртуальный, выбрать, и их с малолетства приучили к деградосочкам — ужасно несправедливо.

— Решено, мы попросим Солнечный Ветер уговорить Солнце устроить магнитную бурю. Но не забывайте, что этот период будет очень опасен для тех из нас, кто пользуется магнитной навигацией, ведь магнитное поле Земли будет полностью искорёжено. Нам придётся научиться игнорировать своё магнитное чувство и жить так, словно его у нас вовсе нет.

— А как же мы будем без него путешествовать? — спросил китёнок.

— Для этого придётся использовать другие чувства, например зрение и слух.

— Я боюсь, — заплакал дельфинёнок.

— Чего, малыш?

— Я всегда всё путаю: право с левом, верх с низом, север с югом, запад с востоком. Я непременно перепутаю зрение и магнитную навигацию и заблужусь. Без моего врожденного компаса меня обязательно выбросит на берег.

— Не переживай, дружок, главное, держись поближе к маме, и всё будет хорошо.

— Я и маму всё время теряю, — ещё горше заплакал тот.

— Это и вправду очень рассеянный дельфин, — подтвердили его родственники, — но мы будем следить, чтобы с ним ничего не случилось.

— Не забудьте, — сказали звери и птицы и разбежались-разлетелись по домам.

11. Великая Магнитная Буря

И вот наступила эпоха Великой Магнитной Бури. Солнце активизировалось, и триллионы заряженных частиц стремглав вылетели из него и полетели прямиком на Землю, чтобы нарушить её магнитное поле и запутать все электромагнитные волны. Светящиеся деградосочки стали мигать и барахлить, а потом и вовсе погасли. Пиявищата заревели, как раненые звери, их родители забегали по различным мастерам и магазинам, чтобы вернуть всё на круги своя, однако ни новые, ни старые деградосочки, конечно же, не загорались.

Весь день все бегали и суетились, как угорелые, не останавливаясь ни на минуту, но к вечеру совершенно выбились из сил и на минутку присели передохнуть. Тогда-то дети и родители, наконец, случайно посмотрели друг на друга. Ну и видок у каждого из них! Волосы всклокочены, язык на плече — обхохочешься! А как они весь день гонялись за деградосочками? Как настоящие дуралеи! Это было настолько нелепо, что все расхохотались.

Они смеялись и смеялись и всё никак не могли остановиться. То ли им в рот попала смешинка, то ли в него залетели какие-то ну очень игривые солнечные частицы, а может их нервная система просто, наконец-то, пробудилась и осознала, как абсурдна гонка за деградосочками. Веселье никак не прекращалось: весь вечер семьи пели песни, шутили, болтали и с удивлением открывали для себя, как, оказывается, радостно, интересно и чудесно быть вместе! Перед сном родители даже уселись у кроватей детей и сами стали рассказывать им сказки на ночь.

Никогда ещё у детей не было такого приятного вечера, и от счастья они стали обнимать и целовать своих родителей. А такого — никогда не случалось в жизни родителей, ведь их чада с малолетства держали в руках деградосочки и были заняты ими с утра до ночи. Сердца родителей растаяли, и в их головы пришла небывалая мысль:

— А что, если завтра не бежать на работу, а просто остаться на весь день с детьми? Ведь они такие милые: так сладко улыбаются, так весело хохочут, так нежно поют и так крепко обнимают! Быть с ними гораздо интереснее, чем гнаться весь день за деньгами. Зачем мы вообще ходим на эту работу? Чтобы получить деньги и купить деградосочки? Но ведь, всё равно, ни новые, ни старые дощечки больше не включаются. Да и зачем они вообще нужны? Дети с таким интересом слушали наши сказки и даже сказали, что они понравились им гораздо больше, чем деграсказки из деградосочек. А что, если завтра взять ребят на природу и всё-всё им по-настоящему показать? Ведь они никогда не смотрели ни на что кроме деградосочек. Наверняка им понравится!

12. На природе

На следующий день все семьи отправились на природу. Удивлению детей не было предела, их радовало и восхищало всё: и ручьи, и озёра, и деревья, и птицы, а больше всего — то, что они весь день могут быть со своими родителями. Болтать с ними и хохотать, обнимать их и целовать, смотреть в их глаза, а попадать — в сердца.

Семьи гуляли по лугам и полям, по рощам и лесам, а под вечер вышли к берегу моря. Он был прекрасен: белые ракушки шуршали под ногами, волны безмятежно разбивались о берег, солнечная дорожка заманчиво блестела на воде. Родители неторопливо шли по берегу и любовались закатом, но дети не могли устоять на месте и скакали, как заводные, а потом и вовсе убежали далеко вперёд, где и наткнулись на какую-то большую и им неизвестную вещь, что одиноко лежала на берегу.

— Что это такое? — заинтересовались они и остановились. — Совершенно непонятная штука! Живая — не живая, добрая — злая, опасная — дружелюбная? И почему она так странно дёргается? И что за звуки издаёт?

Дети очень хотели понять и изучить невиданный ими объект и начали настоящее исследование: они приглядывались и прислушивались, ощупывали и поглаживали, и даже понюхали и полизали неизвестную штуковину. Впервые в жизни они делали что-то самостоятельно и по собственной инициативе, и их нервная система так обрадовалась непростой задаче, что с наслаждением начала выпускать новые отростки, которые устанавливали друг с другом крепкие связи-синапсы.

Долго наблюдали ребята за непонятным предметом, они полностью сосредоточились на нём с намерением познать и понять его во что бы то ни стало, и тогда в их головах родилось озарение, а в сердцах проснулась эмпатия:

— Оно же живое!

— Оно же страдает!

— Оно же просит о помощи!

— Да ему же плохо здесь на берегу!

— Его выбросило из моря, и оно хочет вернуться назад!

— Ему нужно помочь! — осознали дети и стали вместе тащить к морю заблудившегося дельфинёнка, выброшенного на берег Великой Магнитной Бурей. Это было очень непросто, но зато, когда того удалось вернуть в родную стихию, ребята испытали ни с чем несравнимую радость и поняли, что нет ничего прекраснее, чем помогать другим, и именно этим им и хотелось бы заниматься больше всего на свете.

О том, почему семечко не хотело прорастать

Пролог

Стояла осень, воздух дрожал от холода и ветра, и казалось, что весь лес затаился и чего-то ждёт. Лишь Патик-Эмпатик был здесь и сейчас: сидел под деревом и созерцал облака. Те переплывали из одного образа в другой, напоминая то гиену, то ворону, то принцессу, то дракона, то листопад, то журчание ручья.

"Неужели и я непрестанно изменяюсь?" — вдруг подумал он. Патик всмотрелся в птиц, летящих на юг, и вспомнил, что всего несколько месяцев назад видел их яйцами, лежащими в гнезде. Он перевёл взгляд на пробегавшего неподалёку молодого лиса и не мог поверить, что ещё весной тот был беспомощным малышом, с которым можно было беспечно играть весь день. А ведь смотри-ка, сейчас к нему и не подступишься.

— Интересно, замечают ли остальные, что изменяются? Осознают ли, что они уже вовсе и не они и больше никогда не вернутся к себе прежним, даже если очень захотят?

Патик лёг на траву и задумался: "А меняются ли деревья? На первый взгляд, кажется, что да: они растут, цветут, плодоносят и затихают на зиму, но ведь весной всё повторяется снова, и они возвращаются к себе прежним".

— Деревья, дорогие! Как вам удаётся одновременно и меняться, и оставаться собой? — мысленно спросил он.

— Всё дело в осознанности, — прошелестел лесной орех, под которым прилёг Патик, — хотя, конечно, и у нас бывают минуты сомнений и растерянности. Хочешь, я расскажу тебе, как родился мой дедушка?

— Очень, — ответил Патик, и дерево прошумело ему рассказ

О треснувшей скорлупе

Однажды, в один замечательный день, когда лес был просто переполнен радостью фотосинтезирующих листьев, восторгом распускающихся цветов и счастьем созревающих плодов, в лесу раздался горький плач. Это было настолько неожиданно, что деревья приостановили течение сока в стволах и испускание аромата в цветах и зашумели:

— Что случилось?

— Кто плачет?

— Где?

— Почему?

— Плач во время цветения цветов?

— Плач во время созревания плодов?

— Разве такое возможно?

Лесные деревья волновались и передавали друг другу это невероятное сообщение через свою подземную сеть с просьбой ко всем найти бедняжку и помочь. И вот ближе к вечеру молодая поросль наконец-то установила, что в земле у опушки лежало маленькое семечко, которое и рыдало всё это время.

***

— Семечко, маленькое, почему ты плачешь? — спросила молодая поросль.

— В мою скорлупу проникла вода и разрушила её.

— Да это же просто чудесно! Ведь это значит, что ты скоро прорастёшь!

— Я не хочу прорастать. Я хочу, чтобы мне всегда было темно и сухо, как раньше, когда я было в скорлупе.

— Глупыш, прорастать — так интересно!

— Я не желаю прорастать. Я хочу вернуться к себе прежнему и никогда не меняться.

— Послушай, дружок, я тоже когда-то была маленьким семенем и совсем не хотела прорастать. Но вот, это случилось, я стала лесной порослью и, поверь, ничуть об этом не жалею! Знаешь, как приятно фотосинтезировать, находить подземные воды и разрастаться во все стороны?

— А что толку? Только разрастёшься, придут лоси или зайцы и обглодают тебя под корешок.

— Как? — удивилась молодая поросль и примолкла.

— Не бойся, никто меня не обглодал, — сказало поросли невысокое деревце, что росло неподалёку. — А ты не горюй о своей треснувшей скорлупе, — обратилось оно к семечку. — Знаешь, как весело тянуться ввысь, соревнуясь с другими подростками, кто быстрей и выше? Совсем недавно рядом со мной освободилось немного пространства. Ты не представляешь, какое это наслаждение, вдруг получить такое количество солнца! Не знаю, испытаю ли я такое же счастье снова, но даже если и нет, поверь, что эти волшебные минуты стоили того.

— А что толку от твоего безумного роста? — ответило семя. — Ещё немного подрастёшь — придут и пустят тебя на хворост для костра.

— Как для костра? За что? — испугалось деревце и затихло в раздумьях.

— Никто не пускал меня на дрова, — вмешался молодой клён. — Посмотрите на меня: я строен, высок и силён.

— Ну и что? Не сегодня — завтра придут и срубят тебя под корешок, а из твоего прекрасного ствола сделают какую-нибудь бессмысленную ерунду: стол, дом, или, вообще, кошмар — бумагу.

— Не слушайте вы его, — сказала пушистая липа. — Никто меня не глодал, не жёг и не рубил, а скоро случится невероятное чудо — я впервые зацвету. Мне кажется, что прекраснее этого нет ничего на свете! Только представьте: ваши цветы излучают нежнейший аромат, и все птицы и насекомые леса слетаются к ним, чтобы наполниться их красотой и испить нектар. Даже не верится, что совсем скоро я смогу раздавать счастье своего цветения всем вокруг!

— А смысл? Ты будешь стараться для всех и вся, а потом придут какие-нибудь людишки, посрывают твои цветочки, понюхают и выбросят, так ничего и не поняв в смысле твоего цветения, — пробурчало семя.

— Как посрывают? Зачем? Цветы нельзя срывать, они же выражение моей сущности! Кто же этого не знает? — запротестовала липа и заплакала.

— Не плачь, липушка, никто не срывал мои цветы, — вмешалась лесная яблоня. — Наоборот, все наслаждались и любовались ими, а теперь на мне завязались плоды, внутри которых развиваются семена с зародышами. Я безустанно питаю их, солнце помогает им созревать, ветер укачивает их на ночь, а мне — нашептывает, как удивительно похожи мои зародыши на меня и как, в то же самое время, уникальны. Поверьте мне, плодоносить — это удивительное ощущение, и я всё никак не могу поверить, что можно быть ещё счастливее, чем в пору цветения.

— Правда? — спросили молодые деревья.

— Конечно, ведь во время плодоношения корни начинают разрастаться в невиданные дали, впитывая всю мудрость земли. И тогда ты достигаешь абсолютной нирваны и просто наполняешь свои зародыши знанием и любовью, которые останутся с ними навсегда.

— Навсегда? Жди-жди. Скоро созреют твои плоды, их сорвут лесные твари, съедят, а косточки разбросают куда попало, — снова проворчало семя.

— Конечно, съедят. Конечно, разбросают, — засмеялась яблоня. — Кого-то ветер занесёт на бесплодные скалы, а кого-то — в солёные моря, но кто-то обязательно упадёт на плодородную почву и прорастёт. Сейчас или позже, не важно, но он будет тянуться к солнцу, непрестанно изменяться, радоваться жизни сам и радовать других.

— А если я не хочу прорастать, тянуться к солнцу, цвести и радовать других? — опять захныкало семечко. — Что, если я просто хочу сидеть одно в темноте и сухости своей скорлупы?

— Ты действительно этого хочешь?

— Да.

— Где твоя скорлупа?

— Её разрушила вода.

— Ты ответило на свой вопрос. Скорлупы больше нет, её не вернёшь, а потому ты больше не можешь оставаться семенем. Твоя жизнь изменилась навсегда, и это факт, который никак не изменить.

— Что же делать?

— Вариантов немного: можно бесконечно ныть и жаловаться, сожалея о треснувшей скорлупе, которую давно разрушили грибки и бактерии, а можно радоваться жизни самому и радовать других.

— А что, если радоваться не получается?

— Тогда иди по пути знания: познавай себя и этот мир сам и помогай другим достичь осознанности бытия.

Семя задумалось и… проклюнулось над землей. Его не стало, но вместо него над землёй появился нежнейший зелёный росток, рождение которого радостно поприветствовал весь лес.

Как эмпатики потерялись

Пролог

Когда Пáтик-Эмпáтик был маленьким, дедушка часто рассказывал ему о временах, когда на Земле царили пиявища, но ему не верилось, что те чуть было не погубили собственную планету. Однако позже, когда Патик подрос, он осознал, насколько опасны равнодушие и эгоизм, и всё задавался вопросом:

— А что бы делал я, если бы жил в те дикие времена? Конечно, первым делом я бы объяснил всем и каждому, что Землю нужно беречь. Но стали ли бы пиявища меня слушать? Захотели ли бы хоть что-то изменить?

Размышляя об этом часами, Патик с удивлением замечал, что его современники, наоборот, прошлым совсем не интересуются. Они просто живут и радуются цветущей и благоухающей красавице-Земле и не заботятся ни о чём.

— Конечно, это замечательно, что все счастливы, — думал Патик. — Но если мы позабудем прошлое и его уроки, экологические беды смогут вернуться на Землю вновь. Нужно пойти и рассказать всем детям о том, как пиявища чуть было не разрушили свой собственный дом, — решил Патик и отправился в лес, где обычно играли маленькие эмпатики.

1. На полянке

В тот пасмурный день детишки играли с медвежатами на лесной полянке и от радости чуть ли не взлетали в небеса. Патик долго любовался на них, но потом всё же подал голос:

— Привет, малыши!

— Патик, Патик! — весело заверещали они и подбежали, чтобы его обнять.

— Хотите, я расскажу вам историю? — спросил он, когда все немного угомонились.

— Очень! — ещё больше обрадовались дети и уселись в кружок вокруг Патика.

— Знайте, что когда-то, давным-давно, на нашей прекрасной Земле обитали существа под названием пиявища. Поначалу им было хорошо и спокойно на нашей планете, которая любила их всей душой. Но со временем пиявища чрезмерно размножились и из-за тесноты очень изменились. Они стали раздражительными и жестокими, разлюбили природу, интересовались только собой и не считались ни с кем и ни с чем.

Вы просто не поверите, как пиявища относились к нашим братьям — животным! Например, были среди них такие, что ходили по лесу и повсюду ставили хитрые ловушки и капканы. Многие зверьки попадались в эту гадость. Не в силах вырваться на свободу, раненые и покалеченные, они очень страдали и медленно погибали от голода и холода. Тогда жестокие варвары возвращались и забирали пленников, чтобы сшить из их шкур шубы или сделать из их кожи обувь и сумки.

Невероятно, но некоторые из них охотились на лесных и морских обитателей и просто так, для развлечения, истребляя их в огромных количествах без всякой на то причины. Именно в их эпоху многие виды зверей и птиц исчезли с лица Земли.

Были и такие, кто ловил животных, чтобы посадить в клетки и зачем-то показывать остальным! Даже не верится, что в те времена кто-то желал смотреть на лишённых свободы живых существ!

А особый подвид пиявищ даже причинял боль украденным из леса диким зверям, чтобы заставить тех выполнять всякие глупые и бесполезные трюки. Затем мучители созывали других пиявищ и их детей обещаниями показать забавное зрелище. Те приходили, но почему-то тоже не осознавали, насколько всё это отвратительно и подло…

Долго рассказывал Патик маленьким эмпатикам о жестокостях пиявищ. Он ощущал страдания каждого зверя и каждой пташки из своей истории, а потому совсем потерял связь с настоящим, и ему казалось, что он — в диком прошлом, когда животные вымирают, деревья вырубаются, Земля задыхается, а пиявища насмехаются.

Лишь закончив свой рассказ, Патик смог немного успокоиться и вернуться к себе. Он был очень рад увидеть, что всё уже в прошлом, и он сидит себе в прекрасном лесу полном свободных зверей и птиц, в окружении маленьких эмпатиков, которые … уже крепко спят.

— Да уж, рассказ получился длинным, и малыши устали. Ничего, пусть немного отдохнут, наберутся сил, всё осознают, а потом вернутся домой, — подумал он и отправился дальше.

2. У лесного ручья

Под раскидистым каштаном в лесном ручье играли эмпатики постарше, поднимая брызги и восторги до небес. Патик долго созерцал ручей и веселящихся детей вместе и по отдельности, но потом всё же вмешался и спросил:

— Привет, ребята! Хотите, я расскажу вам историю?

— Конечно, Патик! Спасибо! — обрадовались те, выскочили из ручья и расселись вокруг него.

— Взгляните, как прозрачен этот ручей! Разве можно поверить, что когда-то в реки и озёра нельзя было заходить!

— Почему? — удивились эмпатики.

— Потому что пиявища сливали в них ядовитые отходы, которые отравляли рыб, птиц и земноводных, — Патик очень расстроился, поведав этот ужасный факт, но всё же продолжил рассказ.

— Пиявища производили огромное количество неразлагающегося мусора и постепенно превратили и море, и сушу в свалку. Досталось и атмосфере, которая наполнилась вредными газами и чрезвычайно нагрелась. Нет нужды говорить, насколько пагубным было такое изменение для многих и многих видов зверей и птиц. Позже пиявища замусорили и близлежащее космическое пространство.

И снова Патик разволновался и сознанием уплыл в далёкое прошлое, где задыхался от загрязнений и безответственности пиявищ. Лишь закончив рассказ, смог он вернуться в настоящее. Каким наслаждением было увидеть, что на самом деле атмосфера чиста, ручей прозрачен, каштан раскидист, а ребята … спят.

— Странно, и эти заснули, — удивился он. — Может на погоду? Вечером будет сильный дождь, — решил Патик и пошёл дальше.

3. В вышине

На высокой сосне, скрытые пушистыми ветвями, играли старшие дети.

— Привет, эмпатики! — поздоровался Патик. — Во что играете?

— В шишки. А ты что делаешь?

— Ищу вас, чтобы рассказать историю. Хотите?

— Ещё бы, конечно! Забирайся к нам! — пригласили они, и Патик залез на дерево и начал свой рассказ:

— Посмотрите, как огромен и сложен этот лес! Как сильно он влияет на каждого своего обитателя и гостя. Как заботится и развлекает, развивает и обучает, веселит и утешает. Разве можно поверить, что когда-то пиявища, не задумываясь, вырубали деревья и оставили Землю практически без лесов! Разве можно поверить, что они бездушно разрушили подземную сеть деревьев, хранилище природной мудрости, без которой немыслима наша жизнь сегодня!

И снова Патик потерял связь с настоящим. Он скользил внутренним взором по агонизирующей Земле прошлого, содрогаясь при виде каждого срубленного дерева и чуть не плача от своей беспомощности, от невозможности предотвратить бездумную вырубку. Печальный вернулся он в великолепный лес настоящего, надеясь, что деревья утешат его, с любовью обнял ветви сосны, а затем обернулся и увидел, …что все эмпатики спят.

— И эти заснули! Странно, они ведь уже совсем большие! Неужели мои рассказы настолько утомительны?

Патик легонько потряс одного, другого, третьего, но ни один не проснулся. Потряс сильнее — никакой реакции. Закричал — и тишина.

— Почему они не просыпаются? Что случилось? А проснулись ли малыши? — вдруг испугался он, слез с дерева и бросился на лесную полянку, туда, где утром играли с медвежатами младшие эмпатики.

— Успокойся, Патик. Наверняка, детки уже давным-давно вернулись домой, — говорил он себе во время бега, но сердце его бешено стучало в предчувствии беды.

На полянке стояла тишина, и малыши лежали всё в тех же позах в каких он их оставил. А ведь прошло столько времени! Патик бросился их будить, но ни один из них даже не пошевелился.

— Что я наделал! — закричал он в отчаянии и побежал к лесному ручью, где с утра веселились эмпатики постарше.

— Они-то наверняка уже проснулись, — надеялся Патик, но ничего не изменилось и там: ребята лежали под раскидистым каштаном и спали. Патик в панике подбегал то к одному, то к другому: звал по имени, обнимал, тряс и даже поливал водой, но ничего не помогало, дети не просыпались.

— Лесной ручей, милый! Не знаешь ли ты, что случилось? Почему эмпатики заснули? — спросил Патик.

— Не знаю, Эмпатик, ведь я уже совсем не тот ручей, что протекал здесь, когда ты рассказывал свои истории, — прожурчал ручей и потёк дальше.

— Звери, птицы, дорогие! Не знаете ли вы, почему ребята не просыпаются?

— Не знаем, Патик-Эмпатик, но это точно как-то связано с твоими рассказами, — прочирикали птицы и улетели.

— Мы тоже не знаем, — проревели звери. — Но чуем, что несмотря на то, что тела эмпатиков здесь, их осознанность утекла в невиданные дали.

— Деревья, родные! Не знаете ли вы, как разбудить заснувших детей?

— Мы знаем всё, Патик, — прошумели деревья. — Но наше время течёт по-другому, а потому тебе не уловить наше знание здесь и сейчас.

— Но если не здесь и сейчас, то где же?

— Кто знает, может быть нигде и никогда. А может быть везде и всегда.

— А как это? — смутился Патик, но тут ему на голову упал сухой листик и прошелестел:

— Попробуй войти в осознанное сновидение.

Следом под его ногами сломалась маленькая веточка, которая нежно прохрустела:

— Просто ложись спать с намерением осознать себя во сне и узнать, как разбудить заснувших эмпатиков.

— Спасибо, милые деревья, — обрадовался Патик, лёг на корни дуба и закрыл глаза.

4. Как спасти эмпатиков?

Деревья ласково убаюкали Патика, и он заснул. Страшную действительность постепенно размыло, а вместе с ней растаяла и его осознанность. Ей на смену пришли светлые и радостные сны, и Патик забыл о своей задаче разузнать, как вернуть эмпатиков.

Лишь проснувшись поутру, он понял, что ничего у него не вышло, но не расстроился, твёрдо намереваясь осознать себя в другом сне. Но и на следующую ночь, засыпая, Патик сразу же позабыл обо всём. Ничего не получилось и через день, и через неделю, и через месяц…

— Деревья, родные! Как попасть в осознанное сновидение и подключиться к подземной сети вашей мудрости? — снова и снова вопрошал он, пробуждаясь.

— Главное — терпение, — шелестели те. — Просто осознавай себя каждую минуту бодрствования, и тогда со временем осознанность просочится и в твои сны.

Патик очень старался непрестанно осознавать себя. Бодрствуя, он ни на секунду не забывал о спящих эмпатиках, но во сне реальность ускользала от него, и он забывал всё и вся. Патик был очень расстроен неудачами, но не сдавался и продолжал намереваться войти в осознанное сновидение.

И вот однажды ему приснилось, что он гуляет по светлому лесу, выходит на маленькую полянку, играет там с медвежатами и снова углубляется в лес, где журчит ручей, шумит каштан…

— Эмпатики всё еще спят! — вспомнил Патик. — Я в осознанном сновидении! Наконец-то! Деревья, друзья, расскажите, что случилось с ребятами? Почему они не просыпаются?

— Как ты мог забыть, что эмпатия нынешних детей безгранична и потому способна отправить их куда угодно! — грозно вопросил лес.

— Безграничная эмпатия! Та самая, что проникает даже в мысли! Как же я не подумал? Не умственная, как у дедушки, не чувственно-эмоциональная, как у родителей, не телесно-соматическая, как у меня. Безграничная!

— Вот именно! С ней нужно быть очень осторожным, ведь с её помощью возможно всё!

— Неужели она перенесла детей в мои рассказы, в прошлое Земли?

— Да, и беда в том, что когда они своими глазами увидели все те безобразия, что пиявища творили с природой, то так испугались, что забыли, кто они.

— Что же теперь делать?

— Прежде всего, эмпатики должны вспомнить, кто они, и осознать, что то, что они видят — всего лишь сон о прошлом Земли.

— Я напомню им! — воскликнул Патик.

— Это будет непросто. В своих осознанных сновидениях ты должен разыскать и освободить зачарованную память каждого.

— И тогда они проснутся? — с надеждой спросил Патик.

— Нет, осознать себя во сне — лишь первое условие. Оно обязательно, но недостаточно.

— А каково второе условие?

— Чтобы вернуться, эмпатики должны превратить сон о задыхающейся больной Земле тех времён в сон о здоровой красавице-Земле настоящего.

— Как?

— Для этого нужно суметь объяснить находящимся в их сне пиявищам, что Земля — живое, чувствующее существо, которое нужно беречь.

— Сможем ли мы пробиться сквозь их равнодушие и эгоизм?

— Понадеемся, что да, потому что, если ребята не смогут достучаться до пиявищ и пробудить в них эмпатию к Земле и всем населяющим её живым существам, они навсегда останутся в прошлом, — прошумели деревья, и Патик проснулся.

5. Измени реальность Земли

Долгие месяцы разыскивал Патик потерявшихся эмпатиков по необъятным пространствам сновидений, долгие часы пытался вернуть осознанность и память каждому. А когда все, наконец, вспомнили, кто они и откуда, Патик поведал им, что нужно сделать, чтобы выбраться из прошлого и вернуться домой, и эмпатики начали самую невероятную кампанию на Земле…

Чем закончилась эта невероятная история? Смогли ли ребята изменить страшную реальность задыхающейся от ядовитых газов и мусора Земли, реальность вымирающих зверей и птиц, реальность вырубаемых лесов? Выполнили ли свою задачу — превратить каждого пиявища в эмпатика, любящего и хранящего свою планету?

А вот этого не знает никто. Ведь прошлое эмпатиков — это наше настоящее, поэтому то, смогут ли Патик и ребята вернуться домой, зависит и от тебя. Поможешь?

Патик-Эмпатик

Пролог

Когда-то давно Пáтик-Эмпáтик случайно отправил своих друзей в сновидение о временах, когда на Земле обитали существа под названием пиявища. Там маленьким эмпатикам пришлось своими глазами увидеть, как жестоко пиявища обращались с животными, как бездумно вырубали леса, как безответственно загрязняли водоёмы и атмосферу. Для неподготовленных детей это стало огромным потрясением, и от шока они забыли, кто они, и застряли в том сне.

Долго пришлось Патику-Эмпатику разыскивать ребят по сновидениям пиявищного мира и убеждать, что, на самом деле, то, что они видят — это всего лишь ужасный сон о прошлом. Но даже после того, как Патик-Эмпатик вернул память каждому, прошло ещё немало времени, прежде чем ему, наконец, удалось научить эмпатиков осознанно изменять одну сновиденную реальность на другую, и все благополучно вернулись домой.

Шли годы, эта история забылась, как страшный сон, и все зажили, как прежде. Лишь родители пропавших тогда эмпатиков недолюбливали Патика и предпочитали, чтобы тот держался подальше от их чад. Патик чувствовал это и сильно переживал, постепенно отдаляясь ото всех. Он всё меньше разговаривал, всё больше времени проводил один в лесу и вскоре почти перестал появляться дома.

Чувство вины, что он чуть не загубил детей, терзало его днём и ночью, и потому он придумывал себе всё новые и новые испытания. Сложнейшим из них было проникать в сновидения пиявищ прошлого, общаться с ними и учить их любить и уважать природу и друг друга.

Патик-Эмпатик путешествовал из сновидения в сновидение и посвящал пиявищам всё своё время и силы. Он пытался убедить их, что можно и нужно жить по-другому, но ему никак не удавалось до них достучаться. Однако Патик-Эмпатик не сдавался, и несмотря на то, что он прекрасно видел, как огромна пропасть непонимания между ним и пиявищами, верил, что когда-нибудь ему удастся пробиться сквозь их эгоизм и пробудить эмпатию хоть в ком-нибудь.

1. У пропасти

На краю пропасти сидела девочка и лила слёзы. Увидев Патика-Эмпатика, она томно наклонила голову и промолвила:

— Я так несчастна в любви.

— Что? — Патик-Эмпатик расхохотался. — Какой забавный каламбур! У тебя уникальное чувство юмора.

— Какой ещё каламбур? Ты что, совсем? Как ты смеешь надо мной смеяться?

— Разве ты не пошутила?

— С чего ты взял? У меня несчастная любовь.

— Любовь не может быть несчастной, — снова засмеялся Патик.

— Что за ерунду ты несёшь?

— Если она несчастна, значит это не любовь. Настоящая любовь — это безмерное счастье, что любимый человек просто есть на этом свете. Так как же счастье может быть несчастным?

— Можно подумать ты разбираешься в любви.

— Прости, сейчас сменю обличье и прикид, а то я совсем забыл, что для тебя специалистом в любви может быть лишь мускулистый мачо, который на самом деле является лишь специалистом по собственной важности.

— Ты слишком заумно выражаешься, я ничего не понимаю.

— Неудивительно, ведь тебя научили воспринимать лишь комплименты и лесть, всё остальное не вписывается в твою картину мира и тобой просто игнорируется.

— Откуда ты меня знаешь?

— Я тебя не знаю, я тебя вижу.

— И что ты видишь?

— Вряд ли то, что ты думаешь.

— А что я думаю?

— Ты? Ты абсолютно уверена, что я вижу перед собой интересную красотку.

— Разве это не так? — кокетливо улыбнулась девочка и достала из кармана зеркальце.

— Извини, но в человеке, который интересуется лишь собственной персоной, нет ничего красивого и интересного.

— Согласна, ты — не очень.

Патик-Эмпатик снова расхохотался:

— Ты уникальна, твояспособность к фильтрации того, что не подходит твоим представлениям о мире, настолько совершенна, что ты даже не способна обидеться, ты просто не слышишь.

— Слушай, а не пошёл бы ты куда подальше?

— Снова не угадала, — улыбнулся Патик. — Я собираюсь как раз в обратную сторону.

— Куда?

— Куда поближе, конечно, прямиком в твою душу.

***

С тех пор Патик-Эмпатик каждую ночь приходил в сновидения девочки и пытался расшатать ось её саморефлексии. Сначала он с юмором относился к этой задаче и всё ожидал, что не сегодня-завтра ось поддастся и сдвинется, а затем уж освободить её не составит особого труда, и девочка сможет увидеть настоящую реальность, а не свои искривлённые представления о ней.

Патик был уверен в своём успехе: "Что может быть проще, чем открыть человеку глаза и показать ему, как прекрасен этот мир. Ведь это неестественно, когда кто-то сконцентрирован только на себе".

Он очень старался: рассказывал ей об истинном устройстве Вселенной, шутил и смеялся, сочинял песни и прибаутки, брал её в красивейшие уголки сновидений. Но, несмотря на все усилия Патика, в неё не проникало ничего: девочка видела только себя, говорила только о себе, интересовалась только собой и, казалось, даже не знала, что в мире кроме неё существует что-то ещё. Патик даже придумал загадку: "Что на свете прочнее всего?", но та не оценила его юмора.

Иногда красота природы могла на минуту заинтересовать её, но лишь как фон для запечатления собственной персоны. На самом деле ей хотелось слышать только о том, как прекрасно её лицо, как сини её глаза, как красны её губы, как белокуры её волосы, как строен и высок её стан, и это при том, что она была кареглазой шатенкой с приземистой фигурой и блёклым лицом.

Шли недели и месяцы, ось не сдвигалась ни на миллиметр, и Патик становился всё задумчивее:

— Неужели эта девочка не способна впустить в себя ничего из того, что не соответствует её представлениям о мире? Ну как пробить её броню? Как разрушить её веру в то, что мир создан для неё одной, и все остальные нужны лишь для того, чтобы потакать её прихотям и воспевать её эго? Ещё немного, она и меня убедит в том, что моё предназначение в том, чтобы вращаться вокруг неё, слушая об её исключительности, — иронизировал Патик, но в душе уже понимал, что вязнет в её эгоцентризме всё глубже и глубже.

К счастью, каждое утро девочка просыпалась и уходила из реальности сновидений, и у Патика было время вернуться к самому себе и всё проанализировать. И вот однажды он вдруг ясно осознал, что ему только кажется, что он занимается расшатыванием её саморефлексии, а на самом деле работа проводится над ним. Каким-то чудом, без малейших познаний в психологии она умудряется медленно, но неотвратимо обездвиживать ось его восприятия. Ось, которой когда-то практически и не было, ось, благодаря подвижности которой, он умел гулять по различным реальностям, как вольный ветер.

Патик-Эмпатик ощущал, что застывает в поверхностном мире этой девочки, и ещё немного — и увязнет здесь навсегда. Его интуиция говорила, что ему не справиться одному, и здесь нужна помощь кого-то более опытного, а чувства просто кричали, что пора уходить. Поэтому, несмотря на то что эмпатия убеждала его оставаться здесь до тех пор, пока он не освободит восприятие девочки, одним ясным утром Патик принял решение отступить и сконцентрировал намерение проснуться в другом сне.

2. На пустыре

Патик-Эмпатик осознал себя на блёклом, заброшенном пустыре, где люди выгуливали собак. Не успел он подняться с земли и отряхнуться, как на него с щенячьей радостью набросился восторженно сюсюкающий мальчик, что всё пытался взять Патика на руки, погладить и чуть ли не задушить в объятьях. Когда мальчик, наконец, понял, что Патик ему совсем не рад и хочет убежать, лицо его посерело и размылось, улыбка превратилась в гримасу, а восторг — в отчаяние. Он отпустил Патика и завыл.

— Эй, ты чего? — спросил опешивший при виде такого горя Патик.

— Ты — не Тузик, — сказал мальчик и забился в истерике.

— Я — не Тузик, я — Патик-Эмпатик, но это не важно, ведь ты в сновидении, а тут всё непрерывно меняется. Не переживай, совсем скоро ты проснёшься и увидишь Тузика, — попытался утешить его Патик, но мальчик почему-то невероятно разозлился:

— Куда ты дел моего Тузика? Он только что был на этом самом месте, — заорал мальчик, что есть мочи, и стал изо всех сил колотить Патика кулаками.

Патик-Эмпатик слышал, что иногда пиявища становятся агрессивными и применяют друг к другу физическую силу, но одно дело знать по рассказам, а другое — ощутить колотушки на себе. Он был в таком шоке от того, что его бьют, пусть и в сновидении, что не придумал ничего лучше, чем превратиться в маленькую собачонку.

Мальчик тут же разительно переменился: запищал, прижал Патика к себе, гладил, целовал, обнимал, подбрасывал вверх и ловил, снова прижимал к себе и душил в объятьях.

"Что я наделал? — ругал себя Патик. — Только зря его обнадёжил. Как мне теперь снова стать собой и в то же время не расстроить его? Ну что за странные реакции у этих пиявищ? И с чего я взял, что они бесчувственные? Всё как раз наоборот, одни эмоции и никакого над ними контроля, не говоря уж об осознанности. Но ничего, сейчас я его немного загипнотизирую и разузнаю, что произошло, а потом помогу осознаться и найти истинного себя. Всё будет хорошо, ведь именно для этого я здесь".

***

— Что ты здесь делаешь, зачем спустился в такие глубины сновидений? — начал расспрашивать утихомирившегося мальчика Патик, принявший свой прежний вид.

— Я ушёл нарочно, не желаю возвращаться в мир, который так жесток и несправедлив.

— А в чём его жестокость?

— В том, что Тузика больше нет.

— Ах вот оно что. Сколько лет ему было?

— Тринадцать, он умер от какой-то инфекции.

— Все уходят.

— Пусть уходят, мне наплевать. Лишь бы Тузик всегда был со мной.

— Какой странный подход… Если тебе наплевать, почему вселенной должно быть какое-то дело до тебя? Почему она должна оберегать твоего Тузика?

— А зачем она вообще создала болезни. Зачем есть горе и страдания?

— Горе и страдания на самом деле не существуют. Они есть, только если смотреть на всё с эгоцентрической точки зрения.

— В смысле?

— Разве Тузику было хорошо в его последние дни?

— Он очень болел.

— И страдал. А ты все равно хотел, чтобы он жил и мучился, потому что тебе больше нравилось быть с ним. А о том, каково ему, ты даже ни разу не задумался.

— Меня это твоё объяснение совсем не утешает.

— Конечно, оно и не предназначено для того, чтобы тебя утешать, я вовсе не хочу тебя утешить.

— А зачем ты здесь?

— Чтобы расшатать ось твоей саморефлексии и научить тебя принимать мир таким, каков он есть, конечно.

— Что плохого в моей любви к Тузику?

— Её эгоцентричность. Тузик жил просто, чтобы жить, а не для того, чтобы тешить тебя.

— Что хорошего в том, что он заболел?

— Ничего хорошего. Ни для тебя, ни для него. Но для миллионов и миллионов микробов — это просто счастливый случай, невиданная удача, шанс насладиться сытым и довольным существованием в этом мире.

— Почему меня должны интересовать какие-то микробы?

— А почему микробов должен интересовать какой-то мальчик и какая-то собака? Какое им дело до ваших страданий, почему им нельзя использовать свой шанс жить и размножаться?

— Потому что мы, люди, важнее.

— Важнее для кого? Во вселенной все равны, у всех есть право поучаствовать в эволюционной гонке.

— Глупости! Конечно же, я — важнее всего, потом — Тузик, а на остальных наплевать.

— Ну да, я не встречал ни одного существа, которое было бы более важным, чем ты, — задумчиво протянул Патик.

— Вот видишь!

— … и ни одного существа, которое было бы менее важным, чем ты.

— Да что ты, их тысячи. Ты просто слишком много умничаешь и потому не замечаешь всех этих паразитов, которых давно пора уничтожить.

"Забавные эти пиявища, — усмехнулся про себя Патик. — Прикольно спорят. Умничаешь, ха-ха! Как будто им можно хоть что-то объяснить без слов. Все существующие каналы связи у них закупорены, кроме словесного, да и тот они игнорируют, когда он не соответствует их ожиданиям, и вместо того, чтобы настроиться на говорящего, тупо ехидничают. Как же с ним контактировать? Может накричать на него? Он так эмоционален …"

— Хватит уже вращаться вокруг себя и своей воображаемой исключительности! Неужели ты не видишь, что это и есть источник твоих страданий, а вовсе не болезни и несправедливости, как тебе кажется. Избавься от саморефлексии и просто живи!

— Я и так живу, мне нужно всего лишь, чтобы жил и мой Тузик, и всё. Мне нет никакого дела до какой-то там эволюции, саморефлексии и всей той ерунды, что ты тут несёшь, — заорал мальчик в ответ.

"Не работает, они просто бездумно сжигают эмоции, совсем не включая осознанность. Ну как же ему объяснить?" — переживал Патик, глядя на мальчика, лицо которого снова стало изменяться, приобретая какие-то лисьи черты. Мальчик с хитрецой посмотрел на Патика, подмигнул и вдруг сказал заговорщически:

— Слушай, я точно знаю, что ты то ли маг, то ли что-то типа того. Верни мне Тузика!

— Избавься от своей эгоцентричности!

— И тогда вернёшь?

— Нет, тогда ты поймёшь, что никого и ничего не нужно возвращать. Жизнь идёт по своим законам, и их никому не изменить.

— Значит, не умеешь, или злой, — вздохнул мальчик, который снова стал похож на простодушного щенка. Он отвернулся от Патика и пошёл прочь.

***

"Не может быть, он не понял ни одного моего слова. Я абсолютно бездарен и не способен помочь никому", — думал Патик в отчаянии. Он вышел на широкую дорогу, что утопала в пыли и безнадежности, и пытался шагать вперёд, однако каждый шаг давался ему с невероятным трудом. Ветер выл в ушах и едва не сбивал с ног, пыль забивала глаза, нос и уши, тоска и разочарование в себе давили на грудную клетку и не давали дышать. И всё же Патик упрямо пытался прибавить шагу, дышать глубже, смотреть дальше и любить сильнее. "В следующем сновидении у меня обязательно получится, в следующем сне я буду ещё терпеливее и эмпатичнее", — тихонько подбадривал он себя, удаляясь всё дальше и дальше от пустыря.

Вскоре пыль улеглась, а серость рассеялась. Настроение становилось всё лучше, а в душе поселилось какое-то странно-приятное ощущение. "Что бы это могло быть?" — обрадовался было Патик, но тут услышал, что кто-то идёт за ним следом, и сердце его бешено заколотилось от страха. Патик прибавил шагу — но кто-то не отставал, Патик пустился во весь опор — и кто-то припустил вслед за ним, тогда Патик-Эмпатик понёсся ввысь, прочь от земли.

— Эй, Патик, подожди, я не умею летать, — позвал до боли родной и любимый голос.

— Невероятно, неужели я потерял осознанность и скатился в обычный сон? — подумал Патик и обернулся.

3. Неожиданная встреча

— Дедушка? Что ты здесь делаешь? Разве ты умеешь входить в осознанное сновидение? Разве ты умеешь путешествовать по реальности сна? — изумился Патик-Эмпатик.

— Не умел, но пришлось научиться на старости лет.

— Почему?

— Какой ты недогадливый, прямо, как пиявища.

— Прости.

— Я слышал конец твоего разговора с предыдущим персонажем.

— Он не персонаж, он реален.

— Пусть так. Но скажи, куда утекает твоя жизнь? Не кажется ли тебе, что ты понапрасну растрачиваешь свои силы на то, что не изменить?

— Не кажется.

— Почему ты перестал появляться в нашей реальности?

— У нашей реальности всё хорошо и без меня.

— Ты ей нужен не только, когда всё плохо. Ты её часть, и ей просто приятно, когда в ней есть ты.

— Я нужен здесь.

— Человек нужен там, где он родился. Здешний мир найдёт для себя героев и без тебя.

— Я не собираюсь быть героем. Я просто хочу здесь помочь.

— Помочь?

— Я знаю, что то, что я делаю — это лишь капля в море.

— Капля в море? Я бы сказал, что то, что ты делаешь — это не капля в море, а выливание ведра чистейшей родниковой воды на тысячелетиями иссушенные воды пустыни. Пойми, ведь даже если ты достучишься до одного из миллиона пиявищ и он что-то поймёт, утром, когда он проснётся, он ничего не вспомнит. А если и вспомнит, то тут же забудет, так как побежит по одному из тысячи своих важнейших по бесполезности дел. Ты же знаешь, что пиявища не придают значения своим снам и не задумываются о них. А если и задумываются, то со своей, пиявищной, позиции, чтобы попереживать за собственную бесценную персону и подпитать чувство собственной важности.

— Я понимаю, что всё, что ты говоришь, всегда основывается на опыте многих и многих поколений и глубоком анализе. Но чувства говорят мне, что моё предназначение — быть здесь. Я должен расшатать ось их саморефлексии и хоть немного ослабить эту поразительную эгоцентричность.

— Патик, их реальность — это прошлое.

— Я знаю, но почему-то мои ощущения говорят мне, что это — настоящее, причём такое, которое можно изменить. Я не могу противиться голосу своей интуиции.

— Пусть так, но твоё физическое тело не может всё время пребывать в сновидении. Ему нужно питаться и двигаться. Ты не представляешь, во что оно превратилось, это обтянутый кожей скелет. Не забывай, что без крепкого тела — и сознание ослабнет, и ты не сможешь здесь бродить.

— Это не совсем так, ты знаешь не всё.

— В смысле?

— Я нашёл источник энергии, который сможет питать сознание независимо от существования материального тела.

Дедушка не ожидал услышать такое и надолго замолчал. Он хотел хоть что-нибудь сказать, но никак не мог собраться с мыслями, потому что его умственная эмпатия обречённо шептала, что всё кончено.

— Пожалуйста, не делай этого, — наконец, попросил он. — Скорее всего, ты знаешь не всё, и это какая-то ловушка. Подумай, почему все бестелесные существа так стремятся обрести тело. Наверняка в их существовании есть какие-то недостатки, о которых тебе, обладающему телом, они ни за что не расскажут. В их интересах, наоборот, всё преподнести так, будто тело — это ненужное отягощение для крылатого сознания. Пойми, когда ты узнаешь на собственном опыте, что значит остаться без тела, будет уже поздно, его тебе никто не вернёт. Тело — это чудесный дар, который ты получил уж, кто знает, за что. Не отказывайся от него, даже если сейчас оно тебя отягощает. Может, ты просто не понимаешь его смысла? Кто знает, что будет дальше и как изменятся твои в цели в жизни?

Патик внимательно слушал дедушку, ритмично кивая в такт его словам головой. Он так глубоко задумался, что потерял осознанность сна, и тогда, впервые за несколько месяцев, по-настоящему проснулся…

4. В лесу

Всё утро Патик и дедушка гуляли по прозрачному осеннему лесу своего мира, ели ягоды, жарили грибы, созерцали журчащий ручей, купались в маленьком озерце, любовались на кружащиеся падающие листья, погружались в тишину леса и в тишину друг друга. Это было чудесное, идеальное утро, словно бы взятое целиком из детства Патика. Дедушка был безмерно счастлив, что Патик снова с ним, здесь и сейчас. Казалось, что рад и Патик.

В полдень они стали подниматься в горы, шагая всё медленнее и забираясь всё выше, а ближе к ночи улеглись в сухие листья и заснули глубоким сном без сновидений, сном, где реальность черна, и ни одна мысль не тревожит отдыхающий мозг. Утром бодрый, счастливый и освежённый сном дедушка поднялся и стал ждать, когда проснётся Патик, чтобы вместе позавтракать и продолжить подъём в горы. Но Патик не проснулся ни через час, ни через два, ни через три…

Дедушка сидел возле него целый день. Его надежда таяла, как дым, а интуиция всё громче шептала, что Патик принял решение и не проснётся никогда.

— Да, из нашей цивилизации ещё никто не уходил просто так, по своей воле. Никому ещё не приходило в голову променять наш золотой век на мрачные, дикие времена пиявищ, эпоху, когда Земля чуть было не погибла, — думал дедушка.

Нет, он не убивался, что у него нет больше внука, ведь это такой праздник для других лесных обитателей. Совсем скоро придёт какой-нибудь хищник и полакомится обедом. Потом подойдут падальщики и сожрут остатки. После будет пир для грибков и бактерий, и Патик попадёт в корни деревьев и станет частью леса, который он так любил.

— Это просто часть бесконечной эволюционной гонки, — пытался он убедить себя. Но знание, что всё это — естественный круговорот, который повторяется в природе снова и снова, не облегчало его боль. Он всё сидел и сидел не в силах пошевелиться и молча смотрел на туман, который безжалостно стирал мир вокруг него.

— Ну почему же мне так плохо? Почему я не могу думать об уходе Патика, как об уходе какой-нибудь букашки или черепашки? Неужели я настолько эгоцентричен и совсем не отличаюсь от людей, живших многие поколения назад? Никогда не ощущал я такую пустоту и даже не догадывался, что существует такое глубокое отчаяние, зато всю жизнь думал, что я эмпатик. Какое заблуждение! Оказывается, мне ещё так далеко до единства с природой.

— Что же теперь делать и куда идти? Назад, в наш мир, чтобы днём и ночью бороться с собственным эгоизмом, или туда, за Патиком, чтобы вместе с ним заботиться о чуждых и не интересных мне пиявищах? — дедушка задал этот вопрос самым глубинам своей сущности и понял, что ответ содержится в самом вопросе. — Пиявища мне не интересны, а, значит, их мир — не для меня. А потому, не нужно идти туда через силу, даже если туда пошёл тот, кто мне очень дорог.

Это понимание ослабило его боль и рассеяло туман вокруг него, и тогда дедушка поднялся и, не оглядываясь, стал спускаться с горы, чтобы вернуться назад, в свою идеальную реальность, реальность, где больше нет Патика.

Эпилог. Переписка с форума сайта писателя

Письмо № 1

Здравствуйте, уважаемый Р.Е.

Когда-то вы были моим самым любимым писателем, но с сегодняшнего дня я вас ненавижу за то, что вы убили Патика-Эмпатика.

С уважением и ненавистью,

П.М., 14 лет

Дорогой, П.М.

Спасибо тебе за искреннее письмо. Ты не представляешь, насколько я тебе эмпатирую, и как пусто без Патика-Эмпатика мне. Но жизнь — это не сказка про Г.П., где все проблемы решаются мановением волшебной палочки. У каждого своё предназначение и свой выбор. И если Патик так решил, то, значит… он так решил. Ведь даже любимый дедушка не смог его переубедить.

Хотя кто знает, может нам только кажется, что то, что диктует нам интуиция и чутьё — это оно самое, наша судьба. Вполне вероятно, что это ощущение — просто временное затмение, которое вскоре растает без следа.

Верное ли решение принял Патик? Я не знаю, я просто записал то, что строчила моя рука. Но я очень-очень тебя прошу, дорогой П.М., никогда, слышишь, никогда не делай того, что сделал он.

С любовью,

Твой Р.Е.

Письмо № 2

Дорогой, Р.Е.

Я очень расстроилась, прочитав Вашу последнюю книгу, но сегодня во сне я встретила Патика-Эмпатика, долго разговаривала с ним и была счастлива от его тепла. Поэтому я хотела Вас спросить, настоящий ли это Патик-Эмпатик или просто мой сон?

С уважением,

М.Д., 12 лет

Милая, М.Д.,

Я так рад, что ты встретила Патика-Эмпатика! В книге я как раз и хотел сказать, что каждая наша потеря — это находка для кого-то другого.

В то время, как дедушка Патика созерцает свою боль и пытается примириться с тем, что больше никогда не увидит любимого внука, для нас решение Патика — неслыханная удача, ведь теперь он с нами в наших снах.

Твой Р.Е.

Письмо № 3

Здравствуйте, уважаемый Р.Е.

А Вы уверены, что Патик-Эмпатик сам так решил? А может его обманули те самые существа, что дали ему источник энергии, как он намекнул дедушке? Я не понимаю, почему его дедушка не пошёл за ним. Почему просто вернулся в свою реальность? Он же сам говорил Патику-Эмпатику, что это может быть ловушкой. А может Патика-Эмпатика нужно спасть?

Переживающая,

О.Д., 15 лет

Здравствуй, дорогая О.Д.

То, что ты пишешь, очень даже вероятно, и вполне может быть, что дедушка ошибся. Ошибаются все. Но если это так, то вперёд! Дело за вами, ребятами. Ведь сколько ещё времени пройдёт, пока дедушке удастся войти в новое осознанное сновидение и разыскать в сновидениях Патика? А вас много, так что дерзайте! Научитесь входить в осознанные сновидения, найдите там Патика-Эмпатика и освободите его. А затем убедите, что вы сможете спасти свою экологически несчастную реальность сами. Покажите ему, что вы справитесь и без него, и он спокойно может вернуться в свою родную реальность, реальность, что так его ждёт.

С эмпатией,

Ваш Р.Е.

2020

Оглавление

Сказка о том, как Земля заболела

  Пролог

  1. Пиявища

  2. В ночном саду

  3. У Марса

  4. У Венеры

  5. Солнечная эмпатия

Как спаслись деревья

  Пролог

  1. Деревья и пиявища

  2. Детёныши пиявищ

  3. Не слезем!

Как звери и птицы детей спасали

  1. Патик-Эмпатик

  2. Дельфины

  3. Вороны

  4. Гиены

  5. Остров в океане

  6. Кто же нам поможет?

  7. Желтозобик

  8. Белый медведь

  9. Солнечный ветер

  10. Рассеянный дельфинёнок

  11. Великая Магнитная Буря

  12. На природе

О том, почему семечко не хотело прорастать

  Пролог

  О треснувшей скорлупе

Как эмпатики потерялись

  Пролог

  1. На полянке

  2. У лесного ручья

  3. В вышине

  4. Как спасти эмпатиков?

  5. Измени реальность Земли

  Пролог

  1. У пропасти

  2. На пустыре

  3. Неожиданная встреча

  4. В лесу

  Эпилог. Переписка с форума сайта писателя

    Письмо № 1

    Письмо № 2

    Письмо № 3