Источник и молния [Елена Евгеньевна Тимохина] (fb2) читать онлайн

Елена Тимохина Источник и молния

Автор хотел бы выразить глубочайшую признательность следующим лицам, без помощи которых всё это так и осталось бы пустой мечтой и кучей бревен: старосте деревни, в прошлом преподавателю районного вуза, и ее супруге, мастерице-садоводу, деревенскому экономисту и её мужу, доке в юриспруденции и разведении кур, самоучкам плотникам, механикам и прикольным дядькам, не побоявшиеся набить мозолей в реорганизации системы, а также их детям — все они не имели специальных познаний в оборудовании источников, но успешно применили их на практике. Эти люди достойны, чтобы их помнили.

Утром старик поднялся с больной головой. Он достал из холодильника пузырек, остро пахнувший лекарством, и щедро плеснул в рюмку элеутерококка. Выпущенный в организм заряд бодрости расплескался по желудку, давая организму возможность продержаться до обеда.

А еще через полчаса его решимость окрепла, и он точно знал, что будет делать сегодня.

С той же решимостью много лет назад его бабка, выглянув в окно, увидела продотряд, приехавший раскулачивать деревню. Похожее уже происходило в соседнем селе. Помня опыт соседей, жители деревне ожидали карательной экспедиции. Они знали, что их отправят в голодную степь без продуктов и теплых вещей, а жилье велят строить в чистом поле. Дети при такой жизни умирали сразу, а их у бабки было семеро.

Уж лучше бы убивали сразу.

Мужчин к тому времени извели, но у нее оставалась мужнина винтовка, и она приняла стойку, упершись ногой в стену, чтобы не сбиться с цели при отдаче.

Выпущенный ею заряд положил одного сразу, а второго — на бегу. Каратель думал спастись и уйти огородами. Со стороны узенькой улочки, ведущей к вишневым садам, по целям работали другие. Бабка вспоминала, что она тогда щедро отмерила огня.

После того, как пороховой дым расплескался по деревне, односельчане выволокли узлы, приготовленные загодя, погрузили их на подводы и ушли в лес.

Бабка никогда не сетовала на жизнь, говорила, что перенесенные испытания закалили в ней стойкость.

…Старик приподнялся, по привычке упираясь в то место стены, которое еще хранило отпечаток бабкиного башмака, и покряхтев, встал.

В этот самый момент он глянул в окно и увидел грозовые облака.

Что за день сегодня такой, а?

Началось в деревне утро…

Но давай по порядку.

Вода — вот о чём стоило беспокоиться. Сейчас и через десятки лет.

В конце деревни давно никто не жил, но там на горе находился старый колодец, а пониже его, метрах в тридцати, родник. О колодце напоминал остов, с каждым годом все более разрушавшийся. Ему насчитывалось лет семьдесят, но в последние сюда не заглядывали, а ходили на родничок, вода в котором струилась испокон веков. Вокруг источника каждый год деревенские устраивали шествие, а в завершение исполняли акафист Богородице. Она защищала эту волжскую деревню от молний.

В давние времена матери приводили празднично одетых детей, располагали их кружком перед родником на коленях, а рядом вставали сами. В такой день родник звучал радостно, а вода становилась особенно вкусной. Ее набирали для питья, и еще, обязательно — для засолки и маринадов.

Выше источника располагался и второй, где устроили мыльню для стирки белья. Когда деревенские протянули самодельный водопровод, воду качали из того дальнего источника. Две войны разметали иллюзии о человеческом братстве. В девяностые годы в деревне наступил разброд, общественные трубы растащили и продали на металлолом, а еще раньше украли насос, качавший воду, а перед тем деревенские рассорились из-за платы за насос. Какие тогда были деньги? Грощи!

Последующие пятьдесят лет все носили воду из колодца, а потом освоили технологии и принялись бурить скважины на участках, добывая бурую, богатую железом воду. Она соответствовала сущности людей из деревни — темной, отнюдь не прекрасной, но идеально им подходящей.

Хотя вода в колодце стала непригодна для питья, родником пользовались постоянно. Когда встал вопрос о расчистке водных источников, никто не предложил строить новый колодец. При таком безденежье крестьяне могли рассчитывать только на свои силы, а их хватило лишь на восстановление родника.

Пассивность населения — а на субботник вышла едва ли десятая часть мужчин деревни — объяснялась финансовым провалом, в который людей загнала газификация района. Если кто и питал иллюзии, что после ста с лишним лет советской власти в дом придет газ, то они рассеялись после двух лет, последовавших за прокладкой газовой магистрали. Новое жёлтое оборудование пылилось по дворам, но деревню так и не подключили к газу. Скорые на расчет подрядчики обчистили семейные бюджеты, предоставив взамен трубы, при прокладке которых допустили немало ошибок. Приобретенные котлы и прочие агрегаты стояли в бездействии. Имея больше времени на раздумья, деревенские бы смекнули, что официальный путь не самый скорый, но властям требовалось освоить газовый фонд, вот и они торопили с газификацией. Деревенские были включены в общий процесс. Деньги для них не составляли проблемы: у них не имелось денег, а значит, и проблем.

Все, что могли сделать местные жители, это выдвинуть своего человека в районные депутаты. Мундеп пожимал руки мужикам, а старушек подвозил на своей машине до города.

Искушенный в политической борьбе человек указал бы им, что выдвиженцу нет до них никакого дела, но деревенские птенцы только пробовали себя в политике и еще питали иллюзии. Кандидат казался им человеком порядочным, потому что действовал в интересах обчества, и для начала засыпал сельские рытвины шлаком. Он был мелким бизнесменом, держал автостоянку, использовал свои связи в дорожном строительстве, и шлак ему достался даром. Короче, мундеп попался им честный и совершенно нереальный. Как мыши-рокеры с Марса, например.

К тому времени в деревне начались первые перебои с водой: скважины затягивало песком, и даже после прочистки поступление воды значительно сократилась, а ее качество ухудшилось. Зимой многие скважины «схлопнулись» — так тут говорили.

На субботник по расчистке родника решили собраться всем миром, хотя с самого начало стало ясно, что придут не все. Кое-кто отбыл в столице на вахту, но большинство людей просто уклонились, ибо привыкли уклоняться всю жизнь. Так и деревня, сколько стояла на левом берегу Волги, уклонялась от молний, без которых не обходились грозы. Незадачливые дачники из города срубили на своих участках два вековых гиганта, отводивших молнии от деревни — березу и тополь, но еще оставались две липы и лиственница.

К числу залуженных ветеранов относилось и сухое дерево, стоявшее у родника. На памяти поколения оно всегда оставалось сухим. Хотя в него дважды ударяла молния, его никогда не срубали. Деревенские до сих пор боялись молний и во время грозы не спали, ожидая смилостивится над ними непогода или нет. С Крестным ходом на Ивана Купалу больше не ходили и акафистов не пели, защиты ждать было не от кого. Иногда молния щадила деревню, иногда — нет. В случаях возгораний страховая компания уклонялась от покрытия ущерба, но жители все равно страховали недвижимость. Никакая, а все же защита.

На субботнике сельчане единодушно решили оставить сухое дерево у родника. Остальные заросли безжалостно истребили бензопилой. Работники рубили все подряд, насколько хватало взгляда, и остановились только, дойдя до опушки. Еще немного — и они спустились бы на берег Волге. Очистив место, мужчины развернулись и пошли домой, грязные и мокрые после работы. Суббота в тех краях — помывочный день, и у многих топились бани.

Только через неделю вышел из отпуска тракторист, который стащил машиной бетонные пасынки столбов, основу для помоста. Требовались руки, чтобы положить пасынки туда, где им полагалось быть. Мужчины смотрели друг на друга, не решаясь начать, казалось это чижало. Тогда два старика взялись за мебельные ремни, они и стянули с горы первый пасынок, потом и остальные последовали их примеру.

На пятачке выкошенной травы появилась первая трясогузка. Птичий зрачок сфокусировался на источнике, в нем играли отблески огненных молний. Пренебрежением водой издревле считалось тягчайшим преступлением, и сам бог Перун вылетел с инспекцией. Божественная птица осторожно обходила выбоины и колдобины, любопытствуя глянуть на то, как нынче живут люди, но убеждалась лишь, что всюду царит запустение.

По окончании черной работы люди возвращались по домам, их путь лежал мимо дома мундепа, который ковырялся у себя на грядках. Оба раза он на субботник не выходил, вероятно обиделся, что не получил специального приглашения. После выборов он больше не здоровался с деревенскими мужиками за руку и не подвозил бабок на своей машине. Эпидемия коронавируса пришлась весьма кстати, он теперь носил медицинскую маску, с людьми не разговаривал и даже кивать им перестал. Получив больше возможностей для развития, он твердо решил баллотировался и дальше и бескомпромиссно следовал своей линии. Старые знакомцы были ему в тягость. Вот и сейчас он сказал, что занят в огороде. Даже в день отдыха он продолжал работать — суровый и непрошибаемый, как в политике, так и во всем остальном.

С таким усердием и энтузиазмом взялись деревенские работники, что их источник вполне мог бы стать образцовым в районе, случись объявить такой конкурс. У кого-то возникла мысль окрестить родничок, но приглашенный батюшка отказался, обозвав их язычниками. Подоплёку и дети поняли: с открытием чудотворного источника туда устремились бы паломники, и денежный сбор с местных святынь, находившихся в ведении священника, оскудел бы.

Продолжая трудиться над помостом, люди уже представляли себе источник во всей красе. Два подростка носились по деревне на моторизованных плугах, собирая по дворам пиломатериалы. Женщины решили разбить садик над животворной струей и копали по лесам можжевельник.

Как-то раз у одного сельчанина зазвонил телефон, но поскольку связь была плохой, звонивший скоро постучал ему в окно. Он принес новость о том, что вода в источнике плохо пахнет. Не тиной, как утверждали недоброжелатели, уклонявшиеся от работы, а нечистотами.

На обследование вышли деревенские эксперты. Пройдя вверх по течению, группа миновала мыльню, откуда до сих пор брали воду домохозяйства, и вышла на бугор, называемый здесь Веретикой. Он круто сбегал в низину, которая постепенно переходила в берег Волги — становившийся в зависимости от сезона цветущим лугом или топким болотом. Времена, когда здесь пасли колхозный скот, давно прошли, и теперь здесь останавливались рыбаки и лодочники, излазившие берега в поисках подходящих мест для пикников.

К своему удивлению, деревенские обнаружили, что Веретика обнесена вешками. Новые жильцы, обосновавшиеся на берегу Волги за высоким забором, взяли в аренду общественные земли. Этих людей никто в глаза не видел, но через сельсовет узнали фамилию, она оказалась та же, что и у замглавы городской управы. Сам хозяин наведывался в здешние места крайне редко, поселив в особняке свою тёщу, которая и присматривала за его богатством. Как и два охранника с собакой.

Позже старая жительница деревни встретилась с этой тёщей в больнице. Две одинокие старухи сблизились, и богачка пригласила новую приятельницу в гости. «Они спускают нечистоты из септика в наш источник», — потом рассказывала деревенская жительница. И еще она говорила, что Веретика никогда к ним больше не вернется, так решил новый владелец, не желавший, чтобы люди на пикниках портили ему вид с террасы.

Осталось дождаться справедливости и бухтеть, имел ли какое отношение к поселению чужаков в водоохранной зоне мундеп, выбранный деревней, или же это произошло помимо него.

Всю дорогу за экспертами следовала трясогузка, после которой на земле оставались выжженные следы. Перун не хотел причинить вреда и поэтому избегал посещать дома и хозяйственные постройки.

На автобусной остановке собирались старушки, которых больше не подвозили до города. Кто-то из них сообщил, что новые жильцы срубили вяз на Веретике. Поскольку территория не относилась к деревне, это высокое дерево не причисляли к числу защитников от молнии. На косогоре никто никогда не жил.

Когда исчезает высокое отдельно стоящее дерево, нарушается природное равновесие, которое восстанавливается только тогда, когда подрастало другое, ему на смену. Поэтому в деревне поблизости от домов сажали ели, росшие всех быстрее.

В тот же год молния ударила в элитный коттедж на берегу Волги. Официальное расследование склонялось к варианту с молнией, это помогало воздержаться от разбирательств. Никакого экзистенциального кризиса не произошло, страховая компания выплатила все до копейки. Владелец рассчитывал восстановить дом, но обстоятельства изменились, средств ему не хватило, и строительство не возобновили.

Между тем, оборудование источника подошло к концу, и деревенские работники решили сфотографироваться на память. Фотография вышла четкой и отражала даже то, что у этих людей содержалось внутри — всё, что не сделано в молодости, и то, что заставляло их в старости кряхтеть от забот. Снимок сделал молодой человек в строительной каске, надетой на черный шелковый платок, всего один кадр. В этих краях его ранее не встречали: малый носил он черную кожу с головы до ног, лицо имел белое, глаза по контору были обведены черным, а зрачки… зрачки метали желтые молнии.

«…а потом пошлем наше фото в газету «Пенсионерская правда»…»

А что же малый в кожанке, шишка этой истории, Перун?

В тот раз любопытствующий бог молний предпочел явиться в облике рокера-мотоциклиста.

Мальчишка отошел от толпы, шедшей с источника, предоставив своему брату ехать на моторизованном плуге. Все утро он работал наравне со взрослыми и слушал рассказы деда про свою прапрабабку, которая сражалась с продотрядовцами.

Теперь мальчик хотел побыть один. Он наклонился, перекинул корпус через ограду из жердей и глянул вниз на источник. Вчера он тоже работал и вместе со всеми сфотографировался на память, а после того безуспешно догонял мотоциклиста. Под ногами у него бурлил ручей, а со дна вставали острые ветки, которые вынесло течение. Он пытался восстановить дыхание, но и воздух не проходил, а задерживался комом где-то в груди. Ему до жути стало страшно. Резко откинувшись назад, мальчик закрыл глаза, зарыл пальцы в волосы, а ладонями сжал виски. Страх постепенно уходил.

Паренек уже ощутил нечто похожее, когда вместо со своим братом они устраивали гонки. Младший ушел к реке, неудачно слетев по оврагу, и отправившись на его поиски, старший наткнулся на незнакомого мотоциклиста. В тот момент ему не удалось как следует разглядеть незнакомца, братишка некстати объявился и окликнул, вот и пришлось обернуться. А когда старшак посмотрел обратно, мотоциклист пропал, только трава оказалась выжженной. А ведь костров тут не жгли.

Теперь он смотрел в воду. Вдруг возле источника зашевелились кусты. Чужой! Каждая мышца на теле молодого парнишки напряглась, сжалась. Нет, показалось!

Дома его отговаривали идти на источник, он и сам понимал, что соберется гроза, и тогда ему не успеть домой. Так и случилось. Ливень припустил, едва успело отгромыхать. Парнишка шмыгнул под лавку.

А вот и не привиделось! Мотоциклист вплыл на помост, как корабль, преследуемый волной. На нем была прежняя шелковая бандана, а его кожаная куртка блистала молниями. Со всех сторон текла вода. Блестящие стволы рябин напоминали копья воинства, и. отсалютовав им, наездник развернулся и затарахтел к дороге.

Тут малой и припустил зайцем.

…Глаза матери недовольно сузились и напоминали две щелочки, у них у всех в роду были узкие глаза, а нос остренький. Нос-уточка сморщился, как это бывает, когда она становилась чем-то недовольна. Сейчас она сердилась на старшего сына: «И что ты нам скажешь?»

С чувством собственного достоинства мальчик ответил:

— Я видел мотоциклиста, мам. Он гонял по полю, а потом ушел к домам богатых. Только он там не живет. Мы всех жильцов там знаем.

— Ты гулял в грозу? Тебя могло убить молнией.

— Но не убило же, — поддержал внука дед.

— Ты меня понял? Не ходи к богатым. Это мое последнее слово, — произнесла мать.

— Дед, я его видел!

Мальчик старался говорить без пауз, предвосхищая возможность его перебить. Он описывал огненного всадника, который мог прилететь с Марса, он видел такого в мультфильме про мышей-рокеров. Мать была права, а он неправ, но он все больше вдохновлялся своей решимостью. Смело и дерзко он заявил: «Когда я вырасту, тоже куплю мотоцикл».