Еловая рубаха [Лиза Крылова] (fb2) читать онлайн

Лиза Крылова Еловая рубаха

Карельская сказка

В далёком селе, где летом солнце не садится, а зимой — не восходит, жила в избе знахарка, и было у неё три сына. Старшего звали Талве¹, среднего — Кевят², а младшего — Виймо³.

Талве был силён да ловок в охоте на всякого зверя — барсука, зайца и рогатую косулю. Не страшна ему была никакая зимняя стужа, и вёл он свой промысел круглый год. Исправно носил Талве в дом добычу, а если лишок выходил — сторговывал соседям.

Кевят был ладный да златокудрый, и голос имел как у соловья. Девушки так и заглядывались. Каждую весну Кевят первым встречал солнце и пел для него свою самую красивую песню, подыгрывая себе на кантеле⁴. Люди его песни любили и щедро одаривали молодца гостинцами. Носил Кевят подарки в дом, а если лишок выходил — раздавал тем, кто жил их победнее.

А Виймо работал на мельника и таскал для него мешки с мукой. Из мельницы — в амбар. Из амбара — в лавку. Из лавки — к покупателю. Не по нраву Виймо было это дело: из-за такой работы одежда у парня то и дело пачкалась и быстро изнашивались. И красавица Айно, жившая по соседству, даже в сторону его не глядела. Незавидная жизнь была у Виймо, скучная, и часто он на работу не являлся и вовсе, за что мельник его ругал и выгнать с мельницы грозился.

Берёг Виймо свою единственную рубашку, стирал каждый день, ходил перед Айно в ней и чистотой хвалился. А девица всё хмурилась и ему отвечала:

— Мельник тебя, Виймо, с самого утра ждёт. Иди-ка ты лучше на работу, а то ходишь всё по селу без цели то в одну, то в другую сторону.

Вздыхал тогда парень да отправлялся на мельницу к ненавистным мешкам. Всё ждал: когда же Айно обратит внимание на то, какой он опрятный и красивый?

Так и жилось батраку в селе.

Мать часто говорила Виймо:

— Пойди-ка ты, Виймо, ремеслу какому обучись. Сходи к кузнецу. Он тебе покажет, как крутить из железа лезвия ножей да сажать их в берёзовые рукояти.

— Не пойду, матушка. Трудно там. От очага жарко, а от мехов⁵ — искры летят во все стороны. Вдруг рубаху свою прожгу!

Ждала мать день, ждала два, ждала, пока месяц не нарождался на небе заново, и говорила ему опять:

— Пойди-ка ты, Виймо, к скорняку. Он тебя шкуры выделывать научит, да и брату поможешь — он зверя приносит из лесу вон сколько! И обувку шить потом сможешь, и шубы к зиме.

— Не пойду, матушка. Боязно там. Отрежу неровно, испорчу шкуру, иголку уроню. Вдруг палец проткну!

Ждала мать день, ждала два, ждала, пока месяц не нарождался на небе заново, и говорила ему опять:

— Пойди-ка ты, Виймо, к гончару. Он тебя научит горшки лепить знатные, красивые, узорные, крепкие: и в печь, и на стол пойдут!

— Не пойду, матушка. Грязно там. Измажусь я в глине по самые уши. И себя мыть, и одёжу стирать придётся. Вдруг рубашку испачкаю!

Разозлилась мать тогда и сказала:

— Коль не по нраву тебе и гончаром быть, иди и ищи сам ту, кто тебе вместо меня рубаху твою стирать будет!

Повесил Виймо голову да и пошел вон из двери. Вышел за ворота, а там — Айно воду из колодца несёт. Заметила девица его и спрашивает:

— Здравствуй, Виймо! На мельницу идёшь?

— Здравствуй, Айно! Нет, есть у меня в лесу дело важное. Братьев увидишь — скажи, чтобы не искали меня.

— А что за дело-то, Виймо?

Не мог парень признаться ей, прекрасной Айно, что нет у него вовсе никаких дел. Потому он ответил:

— Не могу сказать тебе, Айно. Тайна это. Пойду я, пора мне, — и ушел, скрывшись за поворотом.

Вот и село за спиной осталось, и озеро, где ловили мужики ряпушку да сига, и даже болото, где по осени набирали они с матушкой полные туески⁶ алой брусники. И дошёл так Виймо до самого леса.

Смотрит — деревья будто расступаются, пропускают его, приглашая идти. Слышит — будто голос какой-то тоненький зовёт, по имени кличет. Огляделся Виймо по сторонам — никого. Пожал батрак плечами да и вступил в лесную чащу.

Стемнело. С ночным покрывалом лёг на лесную дорогу и ночной холод. Стелется по земле окаянный, за ноги босые в худых поршнях хватает, кусает — сильнее, чем гнус. Поёжился Виймо, ладони растёр, да не помогло.

— Эй, — говорит он сам себе, — разожгу-ка я костерок.

Притащил Виймо хвороста, чиркнул кресалом — и заплясало весёлое пламя, с треском глотая сухие сосновые веточки. Сел он на бревно, поджал ноги и уставился на огонь. В избе-то сейчас, поди, тепло да сухо, не то, что здесь!

Вдруг почуял Виймо, что кто-то дышит: совсем-совсем рядом. Повернул парень голову влево, а на пне напротив сидит девица. Волосы у неё светлые, кудрявые, кожа — молочная, глаза — серые, как хмурое осеннее небо. А в руках у девицы — странный мешочек. И добавляет она к этому мешочку по две петли белой костяной иглой. С большого пальца петлю — на иглу, с иглы петлю — на мешочек. Стежок за стежком, рядок за рядком. Шапку вяжет!

— Девица, опасно здесь тебе быть, в лесу. Вдруг звери какие тебя учуят! Воин из меня никакой, силы нет у меня, я и себя еле сберечь сумею, а уж тебя защитить совсем не смогу. Дай костёр потушу, чтобы не заметили нас!

Взглянула на него девица грустными глазами и проговорила:

— Не туши костёр, молодец, а то петель видно не будет. В темноте вязать неудобно, ошибиться могу.

Оглядел её Виймо недоверчиво, но огонь гасить не стал. И сказал:

— Ладно уж… сиди. А откуда ты будешь такая? В лесу да одна совсем?

А девица ему и отвечает:

— Здешняя я, живу тут, недалеко.

— А звать тебя как?

— Миэликки⁷.

— Красивое имя у тебя, Миэликки. И сама ты красивая. А меня Виймо зовут.

— Благодарю тебя, Виймо, что не потушил костёр — видишь, шапку закончить смогла. Я за это тебе знаешь что подарю?

— Что, — встрепенулся Виймо.

— А вот, смотри. Держи рубашку!

И, отложив вязание, опустила она ему в руки нарядную крашеную рубаху из тонкой шерстяной ткани — узорчатой, будто ветка еловая. С пуговицей блестящей на вороте, с лиловыми шёлковыми оторочками по рукавам и подолу, да с тесьмою с серебряной нитью.

Обомлел Виймо. Никогда не видал он столь дорогой и красивой вещи. Вся его одежда была из крапивы да грубой шерсти.

— Как же буду носить её я, девица? Ведь рубашки подобные только знатные люди носят, у меня в деревне отродясь никто в таких одеждах не ходил. Да и испачкается она быстро, шёлк тонкий порвется, шерсть скатается, а тесьма потускнеет.

Покачала головой девица:

— Рубаха эта непростая. Если ты никому не расскажешь о том, где ты её достал, находить ее новенькой да чистой станешь каждое утро. Износу ей не будет. И даже стирать её никогда не придётся.

— И стирать не придётся?

— И стирать, — улыбнулась девица.

Погладил парень богатую ткань ладонью и аж зажмурился от удовольствия. Так мягко! Открыл глаза, чтобы поблагодарить, а девицы и след простыл. Видит только: испуганная белка перескочила с ветки на ветку и скрылась в темноте.

Пожал плечами Виймо и, недолго думая, надел обнову. По размеру пришлась ему рубаха — будто на него шили. Почуял парень, что усталость к нему приходит, устроился у костра и заснул.

***

И снился ему сон.

Будто Айно, прекрасная ясноглазая Айно, печёт ему калитки⁸ из муки ржаной и с кашей ячменной со сливочным маслом. Катает Айно сканцы, дует на них — а сканцы вверх поднимаются. До того легкие да тонкие! Мешает Айно кашу, а она вязкая, тягучая — какая и нужна для начинки. Слепила пирожок — раз — и в печь! Ловко у неё получается.

Чудится Виймо, что сидит он рядом с ней на лавке и смотрит за её проворными руками. Наконец, испекла Айно двенадцать калиток, вытащила их на стол, поставила пустую тарелку перед ним, налила в миску свежего молока, дала ему большую ложку и говорит:

— Лови сборчатые скорее, хватай!

И ловит Виймо румяные лодочки так и эдак, да поймать никак не может.

Говорит он Айно:

— Не могу поймать твоих калиток. Подсоби? Достань из молока?

Покачала девица головой:

— Лови, молодец. Не я обязана тебе калитки из молока таскать, а ты сам должен.

Ловил Виймо, ловил, так и не выловил ничего. Наконец, зачерпнул молока — а оно кислым показалось. И проснулся.

***

Видит — рука лежит в саже от потухшего костра. Испугался Виймо за рубаху свою, одёрнул локоть, поднес рукав к лицу, а он…чистый, как будто только после стирки.

Вскочил Виймо, осмотрел себя: рубашка расправлена, нигде ни складочки, ни соринки, ни пятнышка. Сверкает обнова ярким шёлком да тесьмы серебром переливается в солнечном свете. Будто князь он какой!

Взял Виймо уголь, зажмурился и провёл им по подолу. Открыл глаза — а следа и нет вовсе!

— Вот чудеса! — воскликнул парень.

Решил он вернуться в деревню. Вошёл в село, а все на него смотрят да диву даются: откуда у Виймо, простого батрака, вдруг такая вещь дорогая да красивая появилась?

Идет дальше парень и видит — стоит Айно, ведро из колодца тянет. Окликнул он ее, обернулась девица, да так и замерла.

— Какая рубаха у тебя ладная, Виймо! Где же достал такую?

А Виймо ей и отвечает:

— Главное не где достал, а то, что я теперь богат и знатен, душа моя ненаглядная. И кузнец теперь на меня работает, и скорняк, и гончар. Ежели так дело и дальше пойдёт — всей деревне хозяином буду!

Удивилась Айно:

— Коли так, Виймо, значит почитать тебя будут теперь в селе. Но я пойду, матушка моя меня заждалась. Да и твоя, поди, волнуется.

Ухмыльнулся парень, пожал плечами и отправился к своему дому. Отворил калитку, а там — Талве дрова колет.

— Ну здравствуй, брат, — громко сказал ему Виймо.

Развернулся Талве и видит: разодет братец его пуще воевод заезжих! Молвит Талве:

— Где ты рубашку взял такую?

— Главное не где взял, а то, что я теперь богат и знатен, братец мой старшой. Посему теперь в семье командовать я буду, а не ты. Всему дому хозяином стану!

Удивился Талве:

— Коли так, Виймо, значит почитать тебя будут теперь в деревне. Матушка тебя поди заждалась, зайди-ка к ней в дом!

Зашёл Талве в дом и видит: мать горшок с крупой на печь ставит. Говорит он ей с порога:

— Матушка! Посмотри на меня, матушка!

Оглянулась мать на него и видит: стоит её сын младший, последний, аки князь какой заморский — рубаха на нём богатая, с шёлковыми оторочками да с серебряной тесьмою.

Схватилась она за щеки и говорит:

— Где ты нашёл такую рубаху красивую, сынок?

— Главное не где взял, а то, что я теперь богат и знатен, матушка. И буду я теперь и в доме, и в деревне главным. И даже староста со мной считаться будет и дела все важные обсуждать. Поэтому принеси мне, матушка, поесть да попить, а я от работы своей нелёгкой отдыхать буду!

***

Так и потянулись дни: один за другим. Все в деревне уважали Виймо, дары ему носили разные, разрешения на свадьбу спрашивали, урожаем делились. Кузнец ему нож подарил красивый, острый, скорняк сапоги сшил крепкие, из лучшей оленьей кожи мехом вовнутрь, а гончар вылепил такой посуды, что жар в любой печи выдерживала.

А Виймо и радовался. Никакой чёрной работы выполнять не надо, рубаху стирать не надо — каждое утро она как новенькая. Можно целый день за столом сидеть да семью и односельчан уму-разуму учить. Что за жизнь новая началась! Сам себе и всей деревне он теперь хозяин.

Повадилась к нему и Айно ходить. То гостинец принесёт какой, в полотенце вышитое завёрнутый, то носки из пряжи овечьей тёплые. И сказал ей Виймо как-то раз:

— Выходи-ка за меня, Айно, замуж! Будешь богата и уважаема, станешь со мной в избе одной жить, матушке моей по хозяйству помогать. Согласна?

Опустила девица очи, похлопала ресницами, но потом подняла голову и твёрдо сказала:

— А ты к матушке моей сходи. Да к колдуну Патьвашке⁹! И покажи им свои монеты золотые да серебряные: есть ли чем свату да чародею по тарелочке позвенеть?

На том и порешили. Согласилась матушка Айно отдать её за Виймо, с колдуном плату за обряд свадебный оговорила да готовить наряд для невесты начала.

А Виймо по деревне всё расхаживал, за работой других смотрел. Видит — стоит Айно у озера и одежду стирает. Сказал ей тогда Виймо:

— А вот выйдешь за меня, и стирать тебе больше не придётся.

Убрала девушка со лба волосы, покачала головой и сказала:

— Белья в стирку, как и людей на свадьбу — всегда наберётся¹⁰. Ты вон какой чистый каждый день ходишь. Это же сколько золы да мыльнянки уйдет на такую!

Не понравилось Виймо, что невеста с ним спорит, развернулся он и зашагал прочь к своему дому.

***

И вот опустилась на деревню тёмная ночь — последняя перед свадьбой Виймо и Айно. Затушил парень свечу, снял рубаху и положил её на лавку рядом с постелью. И закрыл глаза.

И приснился ему сон. Будто стоит он на берегу озера, а там — рыбы плавают. Блестит чешуя рыбья заморскими самоцветами в прозрачной воде, переливается в лунном свете. А рыбаки стоят на берегу и даже сети не раскладывают.

Спрашивает их Виймо:

— Почему рыбу не ловите?

— Да не угнаться за ней. Ни сетью, ни острогом. Рук не хватает нам. Подсобишь?

— Не моя это работа — рыбу ловить. Пропахну ей весь, а у меня смотрите какая рубаха красивая. Запах — не пятна, его обычной стиркой не выведешь!

А рыбаки ему и отвечают:

— Рубашка твоя богатая, спору нет. Но же снять её можешь! Помоги нам, а потом надевай обратно целёхонькую.

Покачал Виймо головой:

— Не верю я вам. Авось стащите рубаху мою? На себя примерить пожелаете? Моя рубашка, не сниму её. И вам помогать не буду.

Переглянулись рыбаки, плечами пожали. И тогда один из них, что стоял ближе всех к парню, спросил:

— Где жы ты взял такую рубашку, которую и снимать не желаешь? Может и нам кто такую сошьет?

А Виймо разозлился и проговорил:

— Не сошьет вам такой рубахи никто, потому что дала мне её красавица Миэликки, что в лесу живет! И рубаха эта волшебная! Не изнашивается и не пачкается. И вам такую не получить!

И в тот же миг Виймо проснулся и сел на постели. Зажёг свечу, осмотрелся: пусто в избе. Ни гостинцев, ни украшений свадебных, ни подарков от односельчан. Братья исчезли, матушки — не видать. Куда делись люди? Куда делись богатства? Неужто воры?

Протянул Виймо руку к лавке, на которой рубашку оставил, а там…гора лапника. Заглянул он под лапник — нет рубахи. Заглянул под лавку — нет рубахи.

Выбежал тогда Виймо на улицу и закричал в сторону дома своей суженой:

— Айно! Айно! Невеста моя! Что случилось? Где все мои богатства? Где моя рубашка?

Вышла на крыльцо заспанная девица и говорит:

— Ну чего ты кричишь, Виймо? Какие богатства? Какая рубашка? Какая невеста?

Обомлел Виймо:

— Моя! Моя ты невеста. И богатства — мои тоже!

Покачала Айно головой и говорит:

— Никакая я тебе не невеста! Я за тебя, бездельника, замуж не пойду ни за что. Прекрати кричать и иди в дом, завтра тебе к мельнику на работу, мешки с мукой везти на свадьбу к нашему старосте. Дай людям поспать!

И захлопнула дверь.

А Виймо так и остался стоять на крыльце. С горой лапника в руках вместо богатой рубахи из ткани с узором, как ветка еловая.

Конец

Примечания

1

Талве (Talve) — “зима” с карельского языка.

(обратно)

2

Кевят (Kevat) — “весна” с карельского языка.

(обратно)

3

Виймо (Viimo) — “последний” с карельского языка.

(обратно)

4

Кантеле (kantele) — струнный щипковый инструмент, похожий на гусли.

(обратно)

5

Меха — приспособление для раздувания огня, используемое в кузницах.

(обратно)

6

Туес — небольшой круглый короб с тугой крышкой для хранения и переноса ягод.

(обратно)

7

Миэликки — добрый лесной дух в карело-финской мифологии. Сказка создана по описанию карельской былички о батраке. В.Петрухин “Мифы финно-угров”. — Москва, 2005 г., стр. 87–88.

(обратно)

8

Калитки — karjalanpiirakka (карельск.) Маленькие открытые пирожки с начинкой, традиционное блюдо карельской кухни. Похлёбкин В. В. Калитки // Кулинарный словарь. — Москва, 2015.

(обратно)

9

Pad’vaška — Патьвашка, северокарельский колдун-сват. Во время сватовства с жениха брали монеты и звенели ими по тарелке. Источник: С. Минвалеев “Традиционные обряды жизненного цикла карелов-людиков в свете сравнительно-исторического анализа”. Диссертация. — Петрозаводск, 2021., стр. 64.

(обратно)

10

Buukkuh sobua da svuad’bah rahvastu kerävyy (Белья в стирку, как и людей на свадьбу наберётся). Карельская пословица.

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***