Непреодолимо (ЛП) [Мелани Харлоу] (fb2) читать постранично, страница - 2

всего пятьдесят центов.

— Слово на букву "Х" стоит целый доллар, папа, — сообщила мне Фелисити.

— О, точно. Я сделал паузу. — Знаешь что? Оно того стоит.

— Так что мне отнести на распродажу выпечки? надавила Милли.

— Я не знаю. Мы что нибудь придумаем.

Где-то между стиркой, укладкой волос в пучок, кормлением их всем тем, что не приведет к кариесу и не убьет клетки мозга, своевременным посещением балета, работой, наполнением банки ругательств, покупкой продуктов на неделю и беспокойством о том, чтобы каждая из них получала достаточно заботы и внимания, чтобы чувствовать себя защищенной и любимой, я подошел к окну и выглянул наружу — и разгребанием снега, выпавшего за ночь.

Черт возьми, это было только начало февраля — День сурка. Было облачно, а это означало, что весна должна была прийти рано (согласно преданиям), но сейчас казалось, что весна никогда не придет. Зима в северном Мичигане всегда была долгой и холодной, с вечно серым небом и снегом по колено, но эта была особенно изнурительной. Может быть, потому что это была моя первая зима в качестве отца-одиночки?

Мы с девочками прошли из моей спальни на втором этаже на кухню, где я поставил кофе для себя, достал из морозилки замороженные блинчики для Фелисити и Уинифред и сделал яичницу для Милли. Они сидели в ряд за столом для завтрака, который отделял кухню от столовой. Раньше между этими двумя комнатами была стена, но мой друг Райан Вудс, который жил в этом доме до нас, переделал кухню, сделав ее более современной и открытой. На самом деле, мы почти никогда не ели за столом в столовой. В основном я использовал его для того чтобы сложить белье.

— Эти на вкус как из морозилки, — сказала Фелисити, скорчив рожицу из-за своего блинчика. — Разве у нас не осталось кексов от миссис Гарднер?

— Мы их съели, — сказал я ей, наливая апельсиновый сок в три стакана.

Миссис Гарднер была девяносто четырех летней старушкой, живущей по соседству, вдовой, которая с тех пор, как мы переехали в этот дом прошлым летом стала для всех нас чем-то вроде приемной бабушки. Она любила печь и часто приносила вкусные домашние кексы или печенье, которые никогда не задерживались надолго. Взамен я следил за тем, чтобы в хорошую погоду за ее двором ухаживали, а зимой чистили лопатой подъездную дорожку и дорожку перед домом. Девочки пропалывали ее сад, приносили почту и рисовали для нее картинки, которые она с гордостью вывешивала на дверце холодильника.

— Вы хотите бананы или яблоки? спросил я девочек. Фрукты, по крайней мере, были свежими.

— Бананы, — ответили две младшие.

— Яблоко, — сказала Милли.

— Кто-нибудь хочет бекона?

Все трое с энтузиазмом кивнули. Бекон был одной из тех редких вещей, с которой мы все соглашались.

Я отпил кофе и бросил несколько полосок на сковороду, а затем побежал в подвал, чтобы перестирать груз "дарков", о котором я забыл вчера вечером. Пока я спускался туда, я переложил в корзину белое белье из сушилки и заметил, что оно приобрело явно розоватый оттенок. Тогда я увидел красный носок Уинифред в корзине вместе с белыми носками и бельем всех остальных.

Отлично. Как раз то, что мне нужно — розовое белье.

Ругаясь себе под нос — по крайней мере, на этот раз меня никто не слышал, — я оставил корзину там и вернулся на кухню, где перевернул шипящие полоски бекона, глотнул еще кофе и посмотрел, как Уинифред размазывает кленовый сироп по всему рту. — Это губная помада, — сказала она с гордостью.

— У тебя она на волосах, — сказала Милли, отодвигая свой табурет от табурета Уинни.

Кто-то уронил вилку, и она с шумом упала на пол. Через пару минут чей-то локоть опрокинул стакан с соком, и он перелился через край столешницы на переднюю стенку шкафа. Убрав все это (и добавив еще пятьдесят центов в банку ругательств), я наблюдал за тем, как Фелисити нарезает банан на нашем крошечном кухонном островке, когда кухня начала наполняться дымом. Я выключил газ под беконом, снял сковороду с конфорки и открыл окно.

— Фу, он сгорел, — сказала Милли.

Я закрыл глаза и сделал вдох.

— Все в порядке, папочка, — сказала Фелисити. — Мне нравится, когда мой бекон черный.

Уинифред кашлянула, и я открыл один глаз и посмотрел на нее. — Ты подавилась?

Она покачала головой и взяла свой сок.

— Хорошо. Давиться нельзя. Я положил пережаренные полоски бекона на бумажные полотенца. — Похоже, сегодня утром мы едим его очень хрустящим, девочки. Извините.

— О, папа, я забыла тебе сказать. Милли разбила мои очки, — объявила Фелисити, возвращаясь на свое место у стойки с нарезанным бананом.

— Я не разбила!

— Ты разбила. Ты села на них.

Милли нахмурилась. — Может, тебе не стоит оставлять их на диване?

— Может, тебе стоит смотреть, куда ты садишься своей большой попой.

— У меня нет большой попы! Папа, Фелисити сказала, что у меня большая попа!

— Ни у кого в этом доме нет большой попы, — сказал я