Узор счастья [Анна Васантова] (fb2) читать онлайн

Анна Васантова Узор счастья

Доводилось ли вам когда-нибудь держать в руках настоящий артефакт? Не из музея, атрибутированный, но всё же какой-то чужой и далёкий, хоть и приправленный легендами и даже упоминаниями о совсем недавних необычных происшествиях с ним? В моей семье из поколения в поколение передают рушник с чудесным древним узором. Мы его так и зовём — рушник счастья. Считается, что от бабушки внучке вместе с рушником передаётся счастливая доля и особая сила — и род оберегать, и мастерство с талантами развивать, и другим людям помощь оказывать. До поры до времени рушник прячут подальше от любопытных глаз, а когда приходит час, вручают новой хранительнице. Много историй у нас накопилось об этом семейном артефакте. Расскажу самую древнюю.

Давно это было — в ту пору, когда рано сгустившийся в избе сумрак разгоняли светом лучины, когда каждый год приходили суровые зимы, и снежные сугробы днём ярко искрились на солнце, а от лютых морозов по ночам потрескивали деревья в лесу, когда метели заносили все пути, превращая и землю, и небо в сплошную белую пелену, отрезая всякую возможность попасть в соседний город или деревню. В те далёкие времена люди верили в волшебство, а хотели того же, что и сейчас, и шли к своим желаниям разными путями — как и сейчас…

Заканчивались зимние праздники, а с ними и последние приготовления в семье Маши к приезду сватов. В большой комнате бревенчатой избы красный угол наискосок от печки, как и положено, освещался небольшой лампадой, мерцавшей перед старинной иконой, покрытой рушниками с плотной красной вышивкой. У печи хлопотала Аксинья, мать Маши, приглядывая за пирогами и другим угощеньем для гостей. Ещё с вечера Аксинья замесила тесто, а поутру один за другим отправила округлые праздничные хлеба в печь, ловко орудуя плоской деревянной лопатой. Аксинья раскраснелась от тепла и работы по дому, и Макар с улыбкой поглядывал на жену и одобрительно кивал, нахваливая её расторопность да умелость. Поставив лопату у печи широкой стороной вверх, Аксинья, в тканой юбке поверх белой сорочки, с намиткой на голове — в знак того, что она женщина замужняя, — тыльной стороной руки вытерла лоб и присела на лавку рядом с мужем, когда тот заканчивал до блеска полировать шерстяной тряпицей медный поднос с невысокими бортиками.

— Ох, и не лёгкое это занятие — сватов принимать. Вон ещё

сколько всего сделать-то надо! Хлеб испечь, в доме прибрать, дорожки новые постелить…

Аксинья вздохнула и бросила взгляд на стоявший у стены большой деревянный сундук с кованым замком. Рядом с сундуком подпрыгивал двенадцатилетний Василька, обметая веником стыки потолка и стен. В комнату заглянула Маша.

— Входи, входи, Машенька. Нам с тобой ещё приданое до приезда сватов пересмотреть надо — не упустили ли чего.

Густые тёмные волосы Маши были сплетены в тугую косу, девушка выглядела настоящей красавицей в льняной сорочке с вышивкой на рукавах и у ворота, тканой юбке в клетку, белом вышитом по низу фартуке с тканым поясом, концы которого с разноцветными кистями завязывались сбоку на талии. Красные бусы в одну нить средней длины дополняли образ, а в руке Маша держала деревянное веретено. Аксинья залюбовалась дочерью.

— Какая ж ты у нас ладная да пригожая! — негромко произнесла Аксинья.

Василька, не выпуская веник из рук, подскочил к Маше:

— Ага, ладная-складная, краснобусая-веретённая, всё-своё-ношу-с-собой. Ты и ночью веретено в руке держишь? Или под подушку прячешь? Вот приду и вытащу, пока спать будешь!

Маша быстро спрятала веретено в кармашек фартука, схватила лежавшую на лавке холстину и несильно стеганула брата, как тот ни уворачивался, прикрываясь рукой.

— Василька, отстань от сестры.

Макар слегка нахмурился.

— Тебе бы её трудолюбие да терпение.

Василька, состроив сестре рожицу, отбежал в сторону.

Аксинья поднялась и вместе с Машей подошла к сундуку. Откинув крышку, они начали доставать и разглядывать праздничную одежду, скатерти, рушники — приданое Маши.

— Василька-то хоть и мал, а ведь правильно говорит: хватит уже, доченька, витать в облаках да всё об узорах своих думать. Вон, грусть на лице, а ты радоваться должна, что просватали тебя, что будешь за мУжем, а не в девках век вековать. В семью тебя отдаём зажиточную, работящую, жених нравом смирный, покладистый. Чего ещё хотеть?

Аксинья украдкой поглядела на дочь. Маша выпрямилась и посмотрела матери прямо в глаза.

— А я непрочь ещё в девках походить, не тороплюсь я замуж. Помолчала и мечтательно продолжила:

— Мне б узор древний, про который бабушка рассказывала, что он счастье приносит, восстановить да вновь его на рушники, скатерти и сорочки выпустить! Вот бы всем радость была! Уж так хочется и соткать его, и вышить! Чтобы в каждом доме был!

Огорчённо вздохнула и добавила:

— А жених мне не глянулся, да и видела-то я его всего один раз.

Макар сурово посмотрел на Машу.

— Стерпится — слюбится.

Василька, примостившись возле отца, хихикнул в кулак и принялся строить сестре рожицы.

Маша потупилась.

— Подчиняюсь я воле родительской. Долю, видно, не обминёшь. Сложив скатерть в сундук, Маша молвила:

— Рушников-то в приданом моём маловато. Пойду-ка я напряду ещё ниток да сотку полотно — как раз к приезду сватов и управлюсь.

Вздохнула.

— Приданое должно быть богатое да красивое, чтобы не посрамить свою семью.

Маша прошла в свою комнатку, примостилась у окна на деревянной лавке и, тихонько напевая, начала прясть нить, ловко вытягивая её из кудели и вращая простое деревянное веретено, которое было при ней, сколько себя помнила. Вслед за нитью потянулись и думы, одна за другой: то бабушкин сказ про волшебный узор вспомнится, то придут мечты о том, чтобы стать лучшей мастерицей в округе, то чей-то далёкий образ, как сквозь дымку, проступит…

Василька вбежал в комнату с веником в руке, оторвав Машу от её грёз.

— Машу-у-у-ня, — голос брата звучал заискивающе, — велено передать, чтоб ты за водой к колодцу сходила.

Маша, не поднимая глаз на Васильку, продолжала прясть.

— Немедля, — нтонация Васильки стала строгой. — Слышала? А я тут у тебя пыль пока повымету.

Маша медленно и неохотно оборвала нитку, отложила в сторону кудель и веретено. Тем временем Василька заметил сидящего в углу над куделью большого рыжего паука и замахнулся на него веником.

— Уходи, паук-рыжук, нето посажу тебя снова в банку да запрячу подальше, и на этот раз не спасёт тебя моя сестрица!

Маша мгновенно вскочила, перехватила веник и выпроводила Васильку из комнаты. Поставив веник у двери, Маша обернулась к пауку:

— Ничего не бойся, не дам тебя в обиду. Живи тут спокойно. Привыкла я к тебе. Вон и к паутине твоей приглядываюсь, переплетения перенимаю. Да и ты все песни мои слышал, все мысли мои знаешь, все узоры мои пересмотрел.

Набросив на плечи цветастый платок и подхватив своё веретено с лавки, Маша лёгкими шагами направилась к двери.

Колодец находился в конце улицы, и приходили к нему не только за водой, но и за новостями, и не было другого места в деревне, откуда бы всё сказанное и услышанное разлеталось быстрее. Маша шла, одной рукой помахивая ведром в такт ходьбе, другой вращая веретено на нитке, будто придавая силы своим мыслям. Подхватив веретено рукой, Маша поставила ведро на низкую скамейку и открыла створку колодезного сруба.

— Вот ты где! — Раздался за спиной голос Ули, — не угнаться за тобой.

Маша, погружённая в свои мысли, от неожиданности вздрогнула и выронила веретено в колодец.

Приблизившись, подружка тараторила без умолку:

— В доме тебя не застала, а мне сто-о-о-лько надо всего рассказать! Я только что услышала…

— Да погоди ты.

Маша перегнулась через край сруба, вглядываясь в тёмную глубину колодца. Повернувшись к Уле, грустно проговорила:

— Ну вот, не успеть мне теперь ни ниток напрясть, ни рушников выткать. Да и веретена жалко — оно меня чувствует, как живое, а я его. А про себя подумала: «А ведь такой складный узор пришёл в голову! Когда ж его теперь опробуешь!»

Уля принялась гладить Машу по плечу, успокаивая.

— Да ты и так хороша, и без рушников этих. И приданого у тебя поди немало уже припасено. Сколько помню, ты всё нитку прядёшь да вышиваешь. А женихи и без приданого за тобой бы увивались. Мне бы хоть кусочек твоего счастья…

Уля сложила вместе указательный и большой пальцы и протянула:

— Ну хоть вот стооолечко! Вон, на ярмарке все только на тебя глядели да заговорить старались, а меня обминали, как и нет вовсе.

— Будет тебе счастье! — вдруг уверенно произнесла Маша. — Твоё собственное. Я восстановлю древний волшебный узор. Только теперь чуть погодить придётся… Ты уж наберись терпения.

— Хорошо тебе про терпение советовать, когда у самой жених на пороге.

Уля недовольно отвернулась.

Набрав воды, Маша медленно двинулась в сторону дома.

У колодца стали собираться девушки. Уля, глядя Маше вслед, громко сказала:

— А Маша-то наша уж какая мастерица, а вот поди ж ты, приданое наткать и не успела. Зачем хорошему парню такая хозяйка в доме?

Маша опустилась на лавку у окна и стала грустно перебирать и поглаживать пальцами кудель. Вдруг прямо перед ней, слегка раскачиваясь на своей серебристой нити, с потолка начал спускаться паук. Маша отложила кудель в сторону, а паук ещё быстрее закачался у лица Маши, и та закрыла глаза.

— Знаю про твою беду, Машенька, — зазвучал голос паука. — Не печалься, я тебе помогу. На кудели найдёшь расписное узорчатое веретено. Не простое, а волшебное: с ним нить прядётся тонкая да крепкая, одежда, из неё сотканная, зимой греет, летом холодит, скатерть из такой нити всегда яствами будет уставлена, а рушник из этой нити все болезни снимет. Послушным будет веретено только тебе или тому, кого сама укажешь.

Машины ресницы задрожали, и она открыла глаза, потянулась, будто от долгого сна, бросила взгляд на кудель — а там расписное веретено лежит. Маша охнула и аккуратно взяла в руки веретено, ища глазами паука.

— Так это не привиделось мне!

Под потолком замер рыжий паук.

— Спасибо тебе, друг любезный! — поблагодарила Маша паука и принялась прясть. Расписное веретено само кружилось у неё в руке и быстро наматывало нить. Увлёкшись, Маша и не заметила, как в комнату заглянула Уля и застыла на пороге, увидев на коленях Маши новое расписное веретено и много спряденных ниток.

— Когда это ты успела и веретено новое найти, и спрясть столько ниток? — недовольно выпалила Уля.

Маша украдкой взглянула на паука, по-прежнему сидевшего в углу под потолком, и так молвила:

— Расскажу тебе, подружка, секрет. Моё расписное веретено не простое, а волшебное. Оно будто само нить наматывает.

Уля подошла поближе и стала внимательно рассматривать расписное веретено в Машиных руках. В это время раздался голос отца:

— Маша, помоги матери на стол накрыть, а то она до утра провозится.

Маша отложила в сторону свою работу и поспешила к родителям. Уля, не долго думая, схватила веретено, оборвала нитку и тихонько, крадучись, вышла из комнаты.

Вернувшись в свою избу, Уля уселась у растопленной печи и попыталась крутить расписное веретено, но оно раз за разом падало у неё из рук, кудель запутывалась, и нитка рвалась. Раздосадованная Уля резко поднялась и швырнула расписное веретено в огонь.

Немного успокоившись, Уля снова побежала к Маше и, опираясь о косяк двери, виновато произнесла:

— Да я только хотела тебе помочь, вот и взяла веретено, но нечаянно бросила его в печку вместе с поленьями.

Маша укоризненно посмотрела на Улю, сделала вдох, чтобы что-то сказать в ответ, но Уля развернулась и быстро ушла.

Оставшись одна в комнате, Маша подошла к углу, где, как и прежде, под потолком сидел большой рыжий паук.

— Видишь, как оно всё вышло. Не помогло мне твоё расписное веретено…

Паук задвигался и снова спустился вниз на паутине, раскачиваясь перед лицом Маши. Девушка медленно опустилась на лавку у окна и закрыла глаза.

— Не печалься Маша. Беда поправима. На кудели найдёшь волшебное серебряное веретено. Слушаться оно будет только тебя или того, кого ты сама назначишь. Веретено это в рукоделии помогает, узоры необычные подсказывает. А ещё правду открывает и может исполнить желание, но только одно.

Придя в себя, Маша повеселела и принялась быстро прясть нитки, серебряное веретено само крутилось в её руках, а потом и полотно помогло выткать. Вскоре перед Машей стопкой лежали рушники с орнаментом. Девушка сделала последний стежок вышивки на белой мужской рубахе, спрятала конец нитки в шов, разгладила рукой рубаху и, сложив её, устроила поверх рушников. Окинув довольным взглядом сработанное, Маша взяла в руки серебряное веретено и стала медленно его поворачивать, любуясь. В эту минуту в комнату вошла Уля. Вдруг серебряное веретено в руках Маши задрожало, и на стене показались живые картинки — Маша увидела, что на самом деле произошло с её расписным деревянным веретеном. Уля оторопело смотрела на саму себя, ожившую на стене. Маша удивлённо подняла брови, потом нахмурилась. Уля покосилась на серебряное веретено, на Машу, на стену, где только что в живых картинках она злобно бросала веретено в огонь, и с плачем бросилась Маше в ноги.

— Прости меня, Машенька! Уж так хотелось мне хоть чуть-чуть твоему мастерству научиться, да всё равно не вышло — видать, невезучая я.

Маша наклонилась к Уле, подняла и приобняла её. Уля, отмахиваясь, размазывала по щекам слёзы, и судорожно вздыхала.

— Ну, будет тебе убиваться, Ульяна. Сделанного не повернёшь назад.

Помедлив, Маша решительно сказала:

— Поведаю я тебе главный секрет моего серебряного веретена.

Уля тут же перестала плакать, внимательно прислушиваясь к Маше.

— Так вот. Оно может исполнить желание. Только одно — моё или того, кому я передам веретено. — И Маша протянула Уле серебряное веретено. — Держи. Может, тебе и вправду нужнее…

Уля осторожно взяла веретено в руки. Через мгновение она уже неслась к своему дому. Там, стоя у окна и держа в руках серебряное веретено, Уля сразу приступила к загадыванию своего желания.

— Пускай я выйду замуж за Лукьяна, Машиного жениха! Что ж это всё ей да ей!

Топнула ногой.

— Моим Лукьян пусть будет!

Помолчала и, довольная собой, добавила:

— А теперь и вернуть веретено можно.

Волшебное серебряное веретено своё дело знало, и вот уже Уля в праздничной одежде, улыбаясь, встречала сватов и Лукьяна, прошедших прямо к её крыльцу, минуя дом Маши. Стоявшие на улице Машины родители переглянулись, Аксинья, повернувшись к Макару, удивлённо развела руками, а он лишь безмолвно пожал плечами в ответ да грустно покачал головой.

Маша, запершись в своей комнате, разглядывала разложенные рушники и скатерти из своего приданого. Рядом лежало серебряное веретено, возвращённое Улей. Из угла послышалось какое-то шуршание. Повернувшись в сторону звука, Маша увидела на полу серебристую змею, а перед ней — паука. Змея, шипя, медленно вытянула голову в сторону Маши.

— Ш-Ш-Ш-Ш, Маш-ш-ша. Отдай мне серебряное веретено, нето я проглоч-ч-чу твоего друж-ж-жка-паука.

Маша, тотчас схватила серебряное веретено с лавки, положила его рядом со змеёй и отступила назад. Серебристое свечение окутало змею и паука. Маша, испуганно отпрянув, прикрыла глаза рукой, а когда огляделась, змеи и след простыл. В серебристом потоке света стоял высокий, статный русоволосый юноша.

— Меня зовут Ефим, — сказал он и, приблизившись, взял Машу за руку.

— Змеиная королева заколдовала меня, превратив в паука за то, что я не стал ей служить. Спасибо, тебе Маша. Ты не раздумывая отдала за меня своё серебряное веретено. Как же теперь твоя мечта о волшебном узоре?

Маша, немного смутившись от устремлённого на неё взгляда синих глаз Ефима, тихо твечала:

— Бабушка говаривала, что придёт время — узор счастья сам явится искусной мастерице. Буду прясть и ткать, шить и вышивать — очень уж по нраву мне такая работа. Глядишь, и будет толк со временем.

Свадьбу Маши и Ефима, как тогда полагалось, весело праздновали три дня всей деревней. И такая это была красивая пара, так хорошо они смотрелись в расшитых свадебных нарядах, так подходили друг другу, так радушно принимали гостей, что люди долго ещё вспоминали это событие. Макар и Аксинья от всей души радовались счастливой судьбе дочери, а Василька перестал дурачиться и дразнить сестру.

Жизнь шла своим чередом. Как-то раз Маша отправилась к колодцу. Вытащив полное ведро воды, на дне она увидела своё простое старое веретено. Выхватив его из ведра, забыв про всё на свете, Маша быстро зашагала к дому. Улучив момент, когда все были заняты своими делами, Маша присела на лавку у окна и начала прясть, вращая своё деревянное веретено и тихонько приговаривая:

— Ты вертись, веретено, как давно заведено,

И на север, и на юг, очерти побольше круг,

Нить судьбы моей сплети, счастье к дому приведи.

Ты крутись, веретено, чтоб соткалось полотно,

Чтобы вышивка легла, счастье к дому привела.

Маша почувствовала, будто веретено само закружилось в её руках, образовывая вместе с нитью дивный светящийся вихрь, через который стал всё ярче проступать древний узор счастья.

Время пролетело незаметно, и к очередной ярмарке у Маши были готовы тканые и вышитые рушники, скатерти, одежда. Слава о мастерице и её узорах разнеслась далеко, приписывая Машиному полотну чудесные свойства: то рушник кого-то от злого глаза исцелил, то сорочка с затейливым орнаментом счастливую долю принесла, то и впрямь на скатерти яства не переводились. Народ толпился у прилавка с Машиными изделиями, цокая языками да нахваливая её труд.

— Какая тонкая работа!

— Как это ей удаётся?

— А вышивка-то какая гладкая!

Ефим с гордостью поглядывал на жену.

— Бойко идёт торговля у такой искусной мастерицы! Молва покупателей приводит: давно уже люди говорят, что твой древний узор счастье приносит. И простой вроде бы, а повторить никто не может. Всё думают, что без волшебства не обошлось.

Маша хитро прищурилась и прислонилась к Ефиму.

— Уж конечно, не обошлось, Ефимушка.

Уже серьёзно добавила:

— Иногда мне кажется, что моё старое веретено и вправду непростую нить скручивает. А она потом сама в узоры складывается — тку ли я, вышиваю ли. И так мне нравится, ЧТО я делаю, так легко на сердце становится, когда работаю, что и не замечаю, как час за часом пролетает.

У Ульяны жизнь тоже шла своим чередом. Однажды под вечер заглянула к ней родственница, жившая неподалёку, и протянула вышитый рушник.

— Это тебе к празднику. Очень уж ладная работа! Не удержалась, на ярмарке у Маши купила. В доме всегда пригодится. Ты-то так и не научилась ни прясть, ни ткать, ни вышивать.

Уля поморщилась.

— Да некогда мне.

Взяв рушник, Ульяна провела по нему рукой, разглядывая орнамент. Вдруг она подняла глаза на стену и, опешив, снова увидела себя в живых картинках, как когда-то в доме Маши.

Вот она говорит подружкам у колодца:

— Уж какая Маша-то наша мастерица, а поди ж ты, приданое наткать и не успела. Зачем хорошему парню такая хозяйка в доме?

Вот она, разозлившись, бросает расписное веретено в огонь печки.

Вот она, стоя у окна, держит в руках серебряное веретено, топает ногой и произносит:

— Моим Лукьян пусть будет!

Видение исчезло. Уля тяжело опустилась на лавку, закрыла рушником лицо и заплакала.

Прошло несколько дней. Ещё издали Уля увидала Машу, набиравшую воду в колодце. Приблизившись, спокойно и негромко сказала:

— Прости меня, Маша. За всё прости.

Маша поставила ведро на низкую скамейку и выпрямилась.

— Да простила я тебя давно уж.

Уля, глядя куда-то в сторону, проговорила:

— Уезжаем мы с Лукьяном. Пришла вот проститься.

Немного помедлив, Ульяна развернулась и двинулась по улице. Ей навстречу вышел Лукьян, которого она крепко взяла под руку, и они вдвоём пошли дальше не оборачиваясь. Маша долго смотрела вслед удаляющейся паре, потом подняла правую руку с раскрытой ладонью — то ли прощаясь, то ли благословляя. В воздухе появился, с каждой минутой проступая всё ярче, древний узор счастья — красноконтурный ромб с разветвлёнными лучами солнца.

Вот так закончилась первая история — о Маше, чей рушник — единственный сохранившийся до наших дней — и сегодня оберегает мой род. Ещё не раз в наших семейных хрониках появлялись и Ульяна, и Лукьян, и много других людей, так или иначе связанных с древним узором счастья, но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз.