Святой Франциск Ассизский [Мария Стикко] (fb2) читать постранично, страница - 2

арабскими мыслителями о том, когда, кто и почему положил начало миру), и охота, и обучение соколов, поэзия, политика, военное искусство.

Его дед появлялся в Италии лишь ради военных сражений и не заходил дальше Рима. Фридрих II обосновался в южной Италии, а в Палермо и в апулийских замках устроил себе покои для отдыха. Он поистине был достойнейшим императором, милостивым в речи и в повадках, он восхищался доблестными воинами, и к его двору, блиставшему талантами, роскошью, восточной и западной изысканностью, стекались люди со всех концов света — музыканты, трубадуры, художники, рыцари, ученые, которых он с почтением и радостью принимал и щедро одаривал.

Всем походил он на римского орла, но был орлом немецким. В помыслах своих он был далек от латинских учений и следовал учениям арабским, а в политике он, как и его предки, боролся против коммун. Он принес войну и в Падуанскую долину и во всю Италию — и центральную, и северную — и вышел лишь видимым победителем. Он обещал первосвященникам, которые сменялись довольно часто, сражаться лишь в крестовых походах, но слова не держал, пренебрегал главным — завоеванием Гроба Господня, и первосвященники трижды проклинали его. Он Антихрист, говорили враги, вспоминая о колдовстве и ересях, о кощунствах и сарацинском дворе. Но верные ему любили его так истово, что, разуверившись в нем, разбивали голову о стену, а поэты говорили, что не было никогда более достойного синьора.

ОРЛЯТА

От Рима у имперского орла осталось одно название, а коммуны, уклонявшиеся от римской феодальной власти, унаследовали и мысль ее и кровь. Там, где в IX веке император ставил своих вассалов для управления землями, горожане мало-помалу объединялись в союзы, присягая, что будут друг другу помогать и в делах, и в приобретении земель, принадлежавших графам и баронам, и в получении как можно большей «libertas»^[1], то есть в освобождении от поборов и других всеобщих налогов. Эти гражданские союзы превратились в политические, когда управлять ими стали особые магистраты, называвшиеся консулами. Коммуны возникали больше всего в северной и центральной Италии и были разными в разных местах. Все они, даже соседние, появились и развивались неодинаково. Среди них были крохотные сельские коммуны, чей совет собирался на церковном дворе, консулами были волопасы, а священник был и миротворцем, и учителем, и канцлером; были городские коммуны, где властвовал епископ, не имевший корысти оставлять наследство, человек по духу скорее романский, нежели германский, внимательный к мнению народа и стремившийся освободить себя и свою паству от подчинения императору; некоторые коммуны рождались в борьбе между мелкими и крупными вассалами, другие же — потому, что возрастал авторитет одного или нескольких влиятельных семейств, вокруг которых сосредоточивалось окрестное население. Кое-какие из коммун создавались на основе общих сельскохозяйственных или торговых интересов; были и такие, которые возникали весьма поспешно, чтобы дать отпор врагу; некоторые созревали постепенно, как коралловый нарост. У одних все было устроено по-новому — и чиновничий аппарат, и законы, другие же основывались на старых традициях, приспособившись к ним и видоизменив их так, что гастальды и бароны или другая знать были ставленниками народа, но не императора. Коммуны бывали богатыми и бедными, они вели активную торговую жизнь (например, приморские республики Амальфи, Пиза, Генуя, Венеция) или дремали на вершине холма на берегу горной речки, между церковной колокольней и башней на консульском доме, не меняясь чуть ли не столетиями. Бывали коммуны просвещенные, их уровню образования могла бы позавидовать столица, например, Болонья, Павия, Флоренция, Неаполь; были коммуны маленькие, неграмотные, где писать умел лишь священник, а консулы вместо подписи ставили крест.

Повсюду в Европе на обломках империи вырастали нации с собственным монархическим ядром. Италия же была подобна выводку орлят, которые не желали чужой власти, хотя между собой не ладили, ибо кроме независимости у них не было ничего общего, все они хотели жить по-своему и в мыслях своих каждый рвал других на части. Многие коммуны расправлялись в деревнях с представителями феодальной знати и, приравняв их к людям из народа, обязали вступить в ремесленную общину, если те хотели получить гражданские права. Так развязали они новую борьбу между городской знатью и плебсом, между старшими и меньшими или зажиточными и мелким людом и, смотря по тому, кого больше почитала каждая из сторон — папу или императора — они называли себя гвельфами или гибеллинами. К внутренним битвам прибавлялись и внешние, подчас жесточайшие, между одной и другой коммуной, и орлята показывали, что в жилах их течет немало варварской крови. Но когда независимости угрожал варварский орел, скажем, Фридрих Барбаросса или Фридрих II, они могли объединиться в Тревизскую лигу и в Первую и Вторую