НГ (Не говори) [Анастасия Мальцева] (fb2) читать онлайн

Анастасия Мальцева НГ (Не говори)

Бой Курантов

— Почему бы не встретить Новый год, как обычно, дома, а? — устало спросил Ильшат, листая газету. Ему было вовсе не до шумных вечеринок за городом, где уйма незнакомых людей, решила отпраздновать наступление 2013 года дорогущим банкетом и увеселительными приятиями, устроенными организаторами за баснословные деньги. Он так уставал на работе, что мечтал лишь о том, чтобы спокойно проваляться на диване все праздничные дни, а не крутится в вальсе со своей неугомонной супругой.

Но вопрос его был, скорее, риторическим. Он знал, что, если Полине что-то взбрело в голову, то никакие увещевания на нее не подействуют.

И она это прекрасно знала, поэтому только цокнула языком и закатила глаза, всем своим видом показывая нелепость только что услышанного.

— Вот, нашла! — спустя минут десять, воскликнула она, — ты только взгляни на это!

— Можно я тут посижу? — вздохнул Ильшат, не отрываясь от своего чтива.

— Иди давай уже, — настаивала Поля.

Ильшат неохотно свернул газету и поднялся с дивана, медленно направившись к компьютерному столу, за которым восседала жена.

— Боже! Ты только взгляни! — умилялась Полина, перелистывая фотоальбом загородного отеля, который ей приглянулся больше других. На экране мелькали красивые картинки интерьеров в стиле рококо, слишком вычурных для Ильшата, но в самый раз для Поли. Она всегда была локомотивом по жизни, а муж следовал за ней по инерции. Он предпочитал спокойствие и уют, а она движение, приключения и роскошь.

— Красиво, — выдавил Ильшат в угоду жене.

— Красиво? Да это обалденно! А ты посмотри, какая у них программа шикарная, — Поля открыла расписание новогоднего уикенда отеля и принялась читать вслух наиболее запавшие в душу моменты, — прогулка на санях с конной упряжкой, открытый подогреваемый бассейн, пригодный для плавания даже зимой, дискотека в аквапарке, шведский стол из блюд со всего мира, профессиональная фотосессия и фотоальбом с яркими моментами на память, огромная ледяная горка длинной в километр и высотой в шесть метров, — взахлеб декламировала Полина, каждым словом вводя Ильшата в оцепенение, — конкурсы, караоке, подарки и, наконец, костюмированный новогодний бал!

— Думаешь, тебе этого будет достаточно?

— Давай без сарказма, а? Я хочу, чтобы этот Новый год был незабываемым!

— Что такого особенного в этом Новом году?.. — еле слышно пробурчал Ильшат, плетясь обратно к дивану, — почему именно он должен чем-то выделяться среди остальных?..

— Что? — обернулась Полина.

— А? Ничего… — вяло улыбнулся Ильшат и плюхнулся на диван.

Вскоре отель был забронирован, и новогодний пакет полностью оплачен, что Полю приводило в жуткий восторг, а Ильшата в благоговейный ужас.

— Так, я ничего не забыла? — уже в ста километрах от Москвы спохватилась Полина.

— Заедем купим, — спокойно сказал Ильшат.

— Ты купишь здесь туфли от Gucci или платье от Prada? — вскинула брови Поля.

— А ты предлагаешь вернуться обратно за каким-то платьем и туфлями? — тяжело вздохнул муж, зная, что именно так они и сделают, случись жене правда забыть свои наряды.

— За каким-то платьем и туфлями — нет, а за платьем от Prada и туфлями от Gucci — да. Останови машину.

— Ты серьезно?

— Да, хочу проверить. А то мне кажется, что я оставила их дома.

Ильшат послушно съехал на обочину, бурча себе под нос. Он давно перестал протестовать и ругаться с женой, несмотря на то, как мог подолгу о чем-то с ней спорить в начале их отношений и первые годы брака. Ни разу его оппозиция не выигрывала, и в итоге он смирился с ролью мебели в своей семье. Они были женаты уже десять лет, сыграв свадьбу, когда обоим было по двадцать с хвостиком. До сих пор они не обзавелись потомством, хотя Ильшат давно мечтал о детях. Но Полина хотела пожить для себя и говорила, что еще не время. Не время было в двадцать, не время было в двадцать пять, не время было и теперь, когда обоим перевалило за третий десяток. Ильшат, возможно, и рад был бы найти другую жену или хотя бы завести любовницу, как делали многие его сослуживцы, но слишком любил свою занозу-Полину и был попросту донельзя ленив для подобных интрижек и поисков новой спутницы жизни. Он так пригрелся рядом со своей женой-зажигалочкой, которая порой опаливала его своей неутомимой энергией, что не хотел покидать насиженного места, зная, что оно долго пустовать не будет.

— Ну и чего ты сидишь? — скрестила руки Полина.

— А что я должен еще делать? — удивился Ильшат, выполнивший требование жены по остановке транспортного средства, — могу сплясать…

— На улице минус двадцать. Ты предлагаешь мне самой идти лезть в багажник за чемоданом?

Ильшат закрыл глаза, подавляя внутренний порыв решить дело смертоубийством, и молча вышел из машины.

— Дверь закрой, — крикнула Полина, — холодно же!

— Неужели?.. — Ильшат уже стучал зубами.

Вытащив оба Полининых чемодана из багажника, он положил их на заднее сидение джипа и вернулся на водительское место. Полина принялась рыться в багаже, стараясь ничего не помять.

— Ну слава богу! — воскликнула она, поняв, что все на месте.

— Да уж… слава… ему… теперь можем ехать?

— А чемоданы ты убрать не хочешь? — хмыкнула Полина.

— Ты правда хочешь, чтобы я ответил?

— Иди уже, — Полина легонько толкнула его.

Положив все обратно, Ильшат съехал с обочины и продолжил путь, надеясь, что Полина не разродится очередной «гениальной» идеей, претворение в жизнь которой ляжет на его усталые плечи.

— Боже мой! — воскликнула она, — как же красиво!

На этот раз с ней сложно было поспорить. Ильшат с Полиной доехали до места назначения уже затемно и словно попали в сказку. Новогоднюю сказку. Кругом были небольшие домики, рассыпанные по заснеженной территории, поросшей многовековыми соснами. Повсюду горели разноцветные фонарики, как на Рождественских открытках. Фигурки оленей, чудесных животных, нарядные елки. Все это не могло оставить Ильшата равнодушным, и он улыбнулся, радуясь, как ребенок. «Может, и не зря она меня сюда притащила?» — мелькнула в его голове мысль, принесшая спокойствие и прогнавшая недовольство всей этой затеей.

Главный корпус был куда больше коттеджей и напоминал дворец с колоннами и мраморной лестницей. Ильшат с Полиной забронировали номер именно в нем, хотя, увидев округу, пожалели о своем решении, решив сменить бронь на коттедж. Но было слишком поздно для подобных рокировок, ибо все места оказались выкуплены заблаговременно, посему семейная пара отправилась на второй этаж, где их ждал супер-люкс с мини-баром и джакузи.

На дворе был вечер тридцатого декабря две тысячи двенадцатого года, на который конец света возлагал большие надежды, коим так и не было суждено оправдаться. Полина развешивала свои наряды, предвкушая, как она будет блистать в них перед местной публикой, а Ильшат, наскоро разложив свои немногочисленные пожитки, развалился на кровати и уставился в телевизор, вещавший о скором приближении праздника.

— Пощелкай каналы, — дала новый приказ Полина, вешая в шкаф очередное творение Yamomoto.

— Я смотрю, вообще-то, — справедливо заметил Ильшат.

— Пройдись по всем каналом и смотри себе на здоровье.

— Это еще зачем?..

— Помнишь тот фильм про парочку, остановившуюся в придорожном отеле?

— Какой именно? Их кучи.

— Там, где их снимали на видео, а потом, вроде, убить хотели.

— Э… ну и?

— Там один из каналов в номере, вещал внутреннюю сеть с видео из их комнаты.

— Ага… — понятно… у жены паранойя.

— Ну! Чего ты ждешь?

— И правда… чего это я жду?.. — еле слышно сарказмировал Ильшат и потянулся за пультом.

Пройдя все сто пятьдесят каналов, он вымученно произнес:

— Теперь твоя душенька спокойна?

— Почти, — сказала Полина, выуживая из своего барахла какую-то штуковину. Ильшат сперва не проявил никакого интереса. Но спустя минут десять ходьбы жены по номеру с этим непонятным предметом, спросил:

— Это еще что?

— Антижучок, — как само собой разумеющееся ответила она.

— Зачем же ты сюда потащилась, если считаешь, что тут повсюду скрытые камеры и маньяки?

— Доверяй, но проверяй, — урезонила его Полина и направилась на проверку уборной.

— Когда ж ты уже угомонишься?.. — покачал головой Ильшат, моля Силы Небесные, даровать ему мир и спокойствие.

Разобравшись с отсутствующей прослушкой, Полина приняла душ и разоделась в пух и прах для предпраздничного ужина.

— Ты в этом пойдешь? — возмутилась она, глядя на одетого в джинсы супруга.

— Могу надеть костюм слона… — при полном отсутствии мимики, сообщил муж.

— Да ты шутник, — скривилась Полина.

— Мы идем или нет? — теряя терпении, спросил Ильшат.

— Я да, а ты в этом не выйдешь из номера ни на шаг.

— Поль, — он вздохнул с такой усталостью, что даже рабы на галерах ему б посочувствовали, — завязывай, а. Завтра я напялю на себя все, что захочешь, а сегодня еще не Новый Год, так что пойдем поедим без всей этой мишуры.

— Ты представляешь, как будешь выглядеть в этих тряпках на фоне моего платья?

— Я это переживу.

— А я нет.

— Ну тут уж… — пожал плечами Ильшат, пытаясь выйти в холл.

Полина преградила ему путь.

— Не выводи меня.

Ильшат провел по лицу ладонью, стоя на распутье. Жена давно отбила у него желание отстаивать свои права и мнение, поэтому он сдался, взвесив урон от спора и радость от возможной победы:

— И что я, по-твоему, должен надеть?

— Ты маленький, что ли? — упрекнула его Поля, — сам не в состоянии подобрать себе гардероб?

— Я уже это сделал, если ты не заметила…

— Господи! — воздела руки к небу та и проследовала к гардеробу, — ну вот же нормальная одежда, а ты, как назло, нацепил на себя какое-то тряпье.

Полина всучила мужу темно-серый костюм и с утомленным видом уселась на диван, ожидая, когда он облачиться в одежды.

— Не прошло и года, — упрекнула она, когда Ильшат, наконец, закончил.

Он промолчал и направился на выход, надеясь, что сможет уже беспрепятственно отужинать.

В ресторане отеля собралось много народу. Здесь были и такие же любительницы покрасоваться, как Полина, и такие же уставшие от жизни спутники светских львиц, мечтающие только о диване и хорошем минете, как Ильшат. Некоторым из них повезло, и их дамы не заставили их надевать щегольской наряд, они спокойно сидели в своих заранее потертых дизайнерами джинсах и попивали оплаченные сполна напитки. Шведский стол ломился от угощений. Здесь были и блюда европейской, и средиземноморской, и восточной и русской кухонь.

Ильшат наложил себе пригоршню запеченного с укропом и чесноком картофеля, добрый кусок свиной отбивной, мясной салат и три кусочка черного хлеба. Видя это, Полина была в полном негодовании. Сама же она аккуратно накладывала в свое блюдо роллы и прихватила парочку канапе с тигровыми креветками. Опустившись за столик, она улучила момент, чтобы попрекнуть мужа в мещанстве:

— Ты бы еще натер горбушку чесноком и посыпал солью, чтобы залудить со стопариком.

— Отличная идея, — загорелся Ильшат.

Полина одарила его убийственным взглядом, давая понять, что его жизнь будет кончена, если он отважится на подобный поступок. Бедняга понял, что его радость по приезду была преждевременной.

Началась развлекательная шоу-программа с певцами, актерами и прочей лабудой, столь противной ненавистнику шума и гама Ильшату. Полина же с удовольствием участвовала во всяческих конкурсах и даже спела дуэтом с одним из «звездунов» отечественной эстрады, когда он вызвал добровольца. Она привыкла быть первой везде и всегда, видя себя на гребне волны в то время, как муж считал ее «в каждой бочке затычкой».

Предстояла тяжелая ночка, ибо веселье планировалось до самого утра. Ильшат умоляюще смотрел на жену, прося позволения уйти.

— Ты что меня хочешь одну здесь оставить? Я могла бы вообще тогда одна и поехать.

— Это точно… — закручинился муж, гадая, почему же она именно так и не поступила.

— И тебе все равно?! — возмутилась она, — а если меня будут домогаться?!

— Ты знаешь, что делать в подобных ситуациях… — стараясь подавить зевок, ответил супруг, вспомнив о том, как однажды она чуть ли ни сломала нос неудавшемуся ухажеру, считавшему, что она непременно должна оставить ему свой телефончик.

— А вот ты, как я вижу, нет, — стиснула зубы она, считая, что ее аксессуар в виде мужа должен сопровождать ее везде и всюду, дабы поддержать созданный ею образ удачливой и успешной женщины.

Кругом носились неугомонные дети, вереща хуже представителей эстрады, и Ильшат молил о том, чтобы тех поскорее раскидали по койкам, дабы не травмировать его ранимые уши. Он любил детей, но не в таком количестве и не с таким уровнем децибел. Ближе к ночи, вся мелюзга рассосалась, и началась взрослая программа с полуобнаженными девицами в карнавальных костюмах, как на бразильском карнавале, и пошловатые конкурсы от «дюже забавного» тамады. Поначалу Ильшат оживился, разглядывая спортивных загорелых барышень, но получив язвительный комментарий от жены, вновь сник, понимая, что в ином случае останется в новогоднюю ночь без… «снегурки».

Когда начались танцы, Полина потащила его на танцпол, хоть и знала, что из него лучше вышел бы папа… Бедолага из последних сил переминался с ноги на ногу, надеясь, что скоро включать что-нибудь помедленнее, и он сможет прикорнуть на плече жены, делая вид, что ее обнимает.

После перерыва с очередным номером, Ильшат направился в уборную, прихватив со шведского стола парочку стопок водки, которую выпил в туалете, как школьник. Возвращаясь назад, он понял, что жена уже снова отплясывает, не замечая его появления. Тогда он стал глотать стопки одну за другой, не отходя от «кассы», посекундно оглядываясь, чтобы благоверная не заметила его отступления от правил. Вскоре он дошел до кондиции и завалился на диван в углу зала, поджав ноги и подложив под голову ладошки. Ильшат не был из тех, кого тянет на приключения со спиртного, он просто отключался, будто выпил снотворного, и его нельзя было разбудить и пушечным выстрелом в течение нескольких часов. Именно это и раздражало Полину, когда ее муж пил. Она думала, нет бы был, как все нормальные люди, которые несутся в пляс и начинают дурачиться. Ну или заводил бы разговоры «за жизнь» на худой конец. А тут раз и в отключке. Даже не поскандалить.

Проснулся Ильшат, когда все уже почти разошлись. Полина вращалась в обществе, позабыв о своем спящем красавце, и, по всей видимости, неплохо провела время в его отсутствие. Он поднялся и побрел в номер, желая продолжить начатое на диване. Полина распрощалась с новыми знакомыми и поторопилась за мужем, заметив его попытку бегства.

— Выспался? — язвительно спросила она.

— А что не видно? — еле шевеля языком, спросил Ильшат, пытаясь хоть немного открыть слипающиеся глаза.

— Ты, как всегда, пропустил все самое интересное!

— Как я мог?.. — выдавил тот.

— Вот давай только без сарказма, — ткнула его жена, — я познакомилась с такими милыми людьми, ты не представляешь! Хотя, Вика — стерва порядочная, — она огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что свидетели ее критической оценки отсутствуют, и, не заметив лишних ушей, продолжила, — а Дина — шлюха еще та, но в общем и целом, остальные очень даже ничего.

— Угу…

— Какой же ты все-таки скучный!

— Угу…

— Ты что не выключил свет, когда мы уходили? — возмутилась Полина, открыв дверь номера.

— Какая разница?..

— А как же экономия энергетических запасов земли?!

— Господи, помоги мне… — сглотнул Ильшат и, скинув туфли, быстренько разоблачился и залез под одеяло.

— А ты душ принять не хочешь и зубы почистить?

— У-у… — уже вновь засыпая, ответил супруг.

— А поцеловать меня? — залезла на кровать Полина, запуская руки под одеяло, — и еще чего-нибудь, а?

Она тоже изрядно подвыпила, что на нее действовало как раз совершенно противоположным образом, нежели на Ильшата.

— …давай потом?..

— Ну, Илечка, — надула губки Полина, проведя рукой по его отросшему за годы семейной жизни и восхождения по карьерной лестнице животику.

Илечка издал неподражаемый храп, оповестив жену о своем отбытии в мир грез.

— Вечно ты не как мужик, — хлопнула она его по спине, на что Ильшат всхрапнул еще громче, но так и не проснулся.

Часам к одиннадцати, Полина будила Ильшата, что есть мочи. Ей не терпелось прокатиться на огромной ледяной горке и нырнуть в открытый подогреваемый бассейн, в котором она сможет продемонстрировать результаты своих занятий в спортзале. Ильшату демонстрировать было нечего, поэтому он вовсе не горел желанием в такой мороз нырять куда бы то ни было. Но для кого его желания имели хоть какое-нибудь значение?

Ни минуты покоя не было за весь день, и Ильшат с ужасом вспоминал о том, что как Новый Год встретишь, так его и проведешь. А ему вовсе не хотелось все грядущие триста шестьдесят пять дней носиться, словно в его задницу вмонтирован моторчик. Но, опять же, кто его будет об этом спрашивать?

— Как я тебе? — крутилась перед зеркалом Полина, облачаясь в свой карнавальный костюм для новогоднего празднества. Она решила одеться Авророй из «Спящей Красавицы», сочтя сей образ наиболее подходящим для себя, хотя муж скорее видел ее в роли Королевы из «Белоснежки». Естественно, при сложившихся обстоятельствах ему был уготован костюм Принца Филиппа, что не могло не повергнуть его в отчаяние, ибо перспектива одевать трико ему вовсе не улыбалась.

— Хорошо, — кивнул Ильшат, бросив мимолетный взгляд на жену и тут же вернувшись к телевизору.

— И все? — уперла она руки в бока.

— Э… ты прекрасна, как Спящая Красавица, — с полувопросительной интонацией произнес тот, пытаясь угадать правильный ответ.

Полина молчала, сверля мужа глазами.

— Ты очень красиво выглядишь, великолепно, сногсшибательно, ну я не знаю, что еще сказать, — взмолился Ильшат, — ты же знаешь, я не мастак на речи и комплименты.

— На что ты вообще мастак? — обиженно отвернулась Поля, продолжив свой ритуал облачения, — и чего ты валяешься? До банкета всего два часа.

— Всего? — протянул Ильшат, явно считая вполне достаточным и десяти минут, чтобы нацепить на себя этот дурацкий клоунский наряд принца.

— Мы должны прийти заранее, чтобы успеть сфотографироваться.

— Только не это, — чуть не плача, выдавил муж. Он совершенно не хотел иметь задокументированное свидетельство своего позора.

— Вставай и одевайся, — тоном, не терпящим возражений, сказала Полина.

— Есть, сэр, — лениво стал подниматься с кровати Ильшат.

— Не язви.

— Слушаюсь и повинуюсь…

Полина крутилась перед фотографами, как заведенная: она вставала в позы, посылала воздушные поцелуи и пыталась взаимодействовать с Филиппом, которого изображал ее вставший, как истукан, нерадивый муженек, портивший все кадры.

После фотосессии семейная пара заняла свое место в банкетном зале в ожидании кто новогоднего чуда, а кто новогоднего угощения, способного хотя бы временно компенсировать моральный ущерб от всей этой вакханалии. Столы были накрыты восхитительными кушаньями от карпаччо до изысканного фуа гра. Помимо индивидуальных блюд на одну персону из выбранного заранее меню вдоль одной из стен находился нетленный шведский стол, ломившийся от лакомств и деликатесов. Не успев приняться за уже имеющиеся блюда, Ильшат помчался к общему столу, чтобы набрать самого вкусного, пока другие не успели все растащить по своим тарелкам и набить этим брюха. Полине не хватило доли секунды, чтобы остановить, по ее личному убеждению, неприлично ведущего себя Принца Филиппа, и она осталась краснеть в полном одиночестве вплоть до его возвращения с двумя тарелками, под завязку наполненными чем попало.

— Я ничего не просила мне приносить, — сквозь зубы процедила Аврора, стараясь улыбаться.

— А я тебе ничего и не принес, — пожал плечами Ильшат, размещая свои тарелки.

Полина чуть не лопнула от злости и наколола жирную куриную ножку из блюда мужа, чтобы тому неповадно была так пахабно себя вести.

— Но… — хотел было объяснить, что это его Филипп.

— Все твое — мое, — словно приговор сказала Аврора и, содрав румяную кожицу, откусила кусочек нежной курятины.

Это было словно ножом по чувствительному сердцу Ильшата, он никогда не понимал, как можно есть курицу без шкуры, ведь это в ней самое вкусное. Он сглотнул, сверля лежащую на тарелке жены шкурку.

— Даже не думай, — воткнула в нее вилку та.

Ильшат стиснул зубы и повиновался.

Начались пламенные речи об уходящем годе, которые вовсе не волновали Принца Филиппа, не царское это дело слушать всякую ерунду, тянущуюся, как розовые сопли. Аврора же с энтузиазмом аплодировала каждому оратору, светясь счастьем и светскостью. Она старалась быть все время наготове, зная, что по зале рыскают фотографы и в любой момент могут заснять ее с перекошенным лицом, если она потеряет бдительность.

Время близилось к двенадцати, заканчивались последние в этом году выступления и тосты, приближая волнительный момент с каждой секундой.

— Добрый вечер, друзья! — на сцену вышел молодой человек в черном облачении, на костюме которого было лишь одно яркое пятно в виде золотой римской цифры один. За ним выскочили еще одиннадцать таких же, радостно улыбаясь.

— Это еще что?.. — пробормотал мужчина за столиком возле сцены, обращаясь к своему соседу.

— Не знаю… этого не было в программе… — тот был в такой же растерянности, — пойду проверю, что там происходит, — он встал и направился за кулисы, чтобы разобраться в сбое программы, которую он знал от начала до конца, являясь одним из ее составителей.

— Сядь! — крикнул ему артист с цифрой на животе.

— Это вы мне? — опешил мужчина.

— Тебе, дорогой! Досмотри представление!

— Что здесь происходит?.. — выдавил тот, но сосед потянул его за рукав, не желая, чтобы и остальные гости заметили, что что-то не так.

— До Нового Года осталось всего пятнадцать минут, — продолжил «Первый», — вы все сегодня такие нарядные и красивые! Надели эти костюмчики и думаете, что сможете спрятать за ними свою сущность?! — он продолжал улыбаться, поэтому люди в зале пребывали в смятении, не улавливая связи между смыслом сказанного и интонацией. Большинству это показалось неудачной шуткой, а мужчина за столиком возле сцены был в бешенстве, все же решившись отправиться за сцену и разобраться с тем, кто ответственен за столь неуместные вещи. — Сядь, я сказал! — громко выкрикнул «Первый», перестав улыбаться.

— Что это за идиотизм?! — не выдержал мужчина.

— А ну сядь! — направил в его лицо выхваченный из-за спины автомат «Первый».

Мужчина судорожно сглотнул и медленно опустился на свой стул.

По залу пронеслись крики, кто-то попытался бежать, но все двери были заперты.

— Все по местам! — приказал «Первый», пока остальные одиннадцать выудили и свои автоматы. Все они улыбались, что придавало происходящему еще больше зловещего флера, совершенно неуместного в новогоднюю ночь.

Но люди не торопились возвращаться обратно и пытались ломиться в запертые двери.

— А ну на место, а то там, где стоите останетесь навечно! — вновь крикнул «Первый».

Большинство послушалось его приказа, но вот одна слабонервная дамочка продолжала дергать ручку главных ворот залы, при этом попискивая и произнося неразборчивый набор слов.

— Это и вас касается, мадам! Или вам нужно особое приглашение?! — не унимался «Первый».

— Ми-ми-ми, что же, ми-ми-ми, этого не может быть, ми-ми-ми, боже, боже, я не могу, я жить буду… — словно не слыша его, продолжала попискивать женщина, по-прежнему дергая ручку.

— Ты сделала свой выбор, — «Первый» быстро прицелился и нажал на курок.

Зала разразилась грохотом выстрела и в одно мгновение женщина у двери упала на пол, а праздничное платье кремового цвета залилось кроваво алым.

Люди кричали и теряли сознание от только что уведенного ужаса.

— Тихо! — перекричал их всех «Первый», подойдя к микрофону.

Вскоре присутствующие стихли, боясь повторить судьбу неудавшейся беглянки.

— А теперь я продолжу, — вновь заулыбался «Первый», — с вашего позволения, конечно, — засмеялся он, глядя на побледневшего от страха мужчину за столиком возле сцены, — теперь у нас осталось всего десять минут, — сверился он с часами, — но нам этого, думаю, хватит. На чем я остановился? Ах, да!

— Как ты можешь есть? — впервые после появления мужчин в черных костюмах подала голос Полина.

— Очевидно, что мы умрем, — бесцветно произнес Ильшат, — я лучше проведу последние десять минут своей жизни с удовольствием, чем роняя слезы и сопли.

Нет, его выдержка не была столь железной. Просто у разных людей шок проявляется по-разному: кто-то паникует и ломится в дверь, как та мертвая леди на полу, а кто-то доедает свой праздничный ужин, видя, что ничего больше не остается. Чувства Ильшата просто отказали, он не ощущал ни страха, ни волнения, ни удивления, ни ужаса — ничего. Словно заслон отгородил его тело и мозг от чувств и эмоций.

Он просто ел то, что было в его тарелках, даже не ощущая вкуса пищи.

— Не могу поверить, что прожила с тобой все эти годы, — уронила слезу Полина, — возможно, скоро я умру прямо на твоих глазах, а тебе все равно.

— Вам не удастся скрыть свои черные зажравшиеся души под этими нарядами сказочных принцев и диснеевских красавиц! — вещал «Первый», — успокой уже своего выродка, если не хочешь, чтобы он лег рядом с этой! — закричал он, не выдержав надрывных криков малыша в дальнем углу залы.

Мать насильно заткнула рот своему маленькому сыну, боясь за его жизнь. Из ее глаз хлестали слезы, и она с силой прикусила свои напомаженные губы, чтобы не выпустить крик ужаса и отчаяния, подобравшийся к горлу.

— Каждый ваш дурацкий наряд, каждый сраный финик на вашей дебильной тарелке стоит больше, чем нормальный человек зарабатывает в месяц!

— Ах вот оно что… — понимающе кивнул Ильшат, кладя в рот очередную порцию оливье.

Полина сглотнула, смотря то на мужа, то на «Первого».

— Вы все сейчас сидите и спрашиваете себя, почему мы здесь! Для чего! Разве я неправ, а?! Я вам отвечу! Вы все — зажравшиеся скоты, забывшие, что в этой жизни не купишь всего! Нельзя покупать людей, их жизни и любовь! Говорят, что бедняки — паразиты на теле общества! А я вам скажу: НЕТ! Это вы! Вы все паразиты! Вы только жрете и гадите, где попало, считая для себя возможным все, потому что у вас есть деньги! Вы ездите на дорогих машинах, не пропуская никого, кто классом ниже вас! Вы смотрите на всех свысока, думая, что вы лучше нас! Черта-с два! Ваши миллионы не увеличат вам члены и мозги, не сделают вас молодыми, как бы вы ни натягивали свои морщинистые рожи, выглядящие, как восковые рожи чертовых кукол! Ваши деньги никогда не сделают вас лучше, они только дают вам эту иллюзию! Так вот, мы здесь, чтобы ее разрушить! Развенчать ваши заблуждения и очистить вас от ваших же пороков! Думаю, вы уже догадались, что подобные грехи можно смыть только кровью!

По зале вновь пронеслись всхлипы и крики ужаса.

— Еще шесть минут, — пожал плечами Ильшат, продолжая жевать, — а вот про члены он все-таки ошибается… но суть в общих чертах мне ясна.

— Максим, не надо, — раздался женский голос.

— Поздно, дорогая, — страшно улыбнулся «Первый», — поздно.

Девушка из зала смотрела в его переливающиеся жутким блеском глаза, надеясь, что еще можно что-то исправить.

— Как тебе с твоим пузанчиком жилось без меня? — спросил он, не спуская с лица дьявольской улыбки.

— Не надо, — замотала она головой, не отводя взгляда.

— Пузанчик, иди к нам, — обратился «Первый» к мужчине в теле, сидевшему рядом с его собеседницей.

Тот вжался в стул и больше никак не отреагировал.

— Иди сюда, я сказал! — рявкнул «Первый».

— Максим, прекрати! — вскрикнула девушка, видя, что ее спутник в полном оцепенении.

— А он у тебя еще и баба, я посмотрю! Может, он тебя пальцем имеет, а? Пока ты сосешь его денежки!

— Теперь все понятно, — чавкнул Ильшат, — мы сдохнем из-за того, что какая-то баба бросила этого неадекватного Максима и ушла к богатенькому. Супер.

У Полины задрожал подбородок, она хотела бы попробовать поговорить с этим Максимом «Первым», чтобы привести его в чувства, остановить, вразумить, но все слова исчезли, в голове была полная пустота, лишь слезы застилали глаза перед страхом возможности скорой смерти.

— Пять мину-у-ут, пять мину-у-ут, это мно-ого или мало-о, — дурашливо улыбаясь, запел «Первый», наставляя автомат на Пузанчика, тот готов был сходить под себя от страха, что, собственно, и сделал.

— Ааа!!! — бросился один из сидящих за ближним к сцене столиком молодой человек, надеясь выхватить автомат из рук «Первого».

Раздались автоматные очереди, поразившие отчаянного и задевшие несколько случайных людей.

— Еще добровольцы есть?! — прогремел «Первый».

— Прекрати, Максим, пожалуйста, — взмолилась девушка, — я вернусь к тебе, я всегда буду с тобой, только прекрати, — из ее глаз брызнули слезы, а ужас от происходящего дурманил сознание.

— Поздно, моя дорогая, — «Первый» опять улыбался — по-оздно!

— И чего она его бросила? — продолжал комментировать Ильшат, поглощая свой ужин — ума не приложу. Такой обаятельный молодой человек. А какая харизма. И актерские данные неплохие, вон как хорошо Куранты изображает со своими товарищами. Даже бить через две минуты, по всей видимости, будут как настоящие…

— Ты не человек, — выдавила Полина.

— Скоро мы все не будем людьми, а станем трупами, — дожевывая очередной бутерброд, заключил Принц Филипп. Его возможность трезво мыслить совсем отключилась, рождая неуместные остроты.

Хотя, вполне возможно, он впервые за всю свою жизнь мыслил ясно как никогда.

— Кто хочет быть первым?! — выкрикнул «Первый», видя, что сейчас начнется отсчет, — Пузанчик, эта честь предоставляется тебе!

Он навел автомат на толстяка, который тут же «ожил» и полез под стол, оставив свою подругу жизни.

— Ай-ай-ай, как нехорошо, — покачал головой «Первый», и услышав первый удар Курантов, доносящийся из большой плазмы за спиной, нажал на курок. Еда на столе Пузана разлетелась в стороны, а сам он издал сдавленный крик, получив очередь в свое грузное тело.

— Нееееет!!! — закричала его спутница, выскакивая из-за стола.

Раздался второй удар. Вперед выступил «Второй» и выпустил очередь в случайного мужичка, лоснящегося от пота и жира. С третьим ударом пришел черед «Третьего», и так продолжалось, пока круг не замкнулся, огласив округу нескончаемыми автоматными очередями с наступлением нового года, который должен был быть лучше, чем предыдущий. Что ж, говорят, после смерти попадают в лучший мир… тогда своеобразным способом надежды присутствовавших сбылись…

Когда «Куранты» стихли, зала была наполнена мертвыми, раненными и стенающими людьми.

«Первый» подошел к своей бывшей возлюбленной, разглядев ее среди кровавого месива. Она была жива, но корчилась от боли. Максим приблизился к ее израненному телу, видя, что оно уже никогда не будет прежним:

— Добить тебя или оставить калекой на всю жизнь? — улыбаясь, спросил он.

— Не надо, — еле выдавила девушка, захлебываясь кровью.

— Что именно не надо? — присел на корточки тот.

Девушка закашлялась и зажмурилась от пронзившей каждую клеточку ее тела боли.

— Такая ты никому не будешь нужна, — позлорадствовал Максим, — тем более таким толстосумам, как твой дохлый Пузанчик. Да? Правильно я говорю, а, Пузанчик? — ткнул он неподвижный труп дулом автомата.

Девушка была на грани жизни и смерти, но ни секунды не пожалела о том, что бросила этого человека, начинившего ее тело пулями лишь за то, что она ушла к другому.

— Нам пора, — крикнул «Первый» остальным.

Чувствуя себя победителями, двенадцать людей с номерами на обтянутых черным торсах направились на выход, решив, что представление закончено.

Поля лежала на полу, с трудом делая каждый вдох. Ее изрешетило пулями, и оставались считанные минуты, пока она не сделает последний выдох. Пять минут… это много или мало?

Ильшат лежал неподалеку, сжимая в руке недоеденный бутерброд и думая, почему же они все-таки не встретили этот Новый Год дома в кругу их маленькой ячейки общества, а потащились в этот загородный отель, чтобы встретить свою смерть среди кучи незнакомых людей, чьи жизни были походя отобраны из-за классовой ненависти и слишком восприимчивого бывшего молодого человека одной из собравшихся.

Как встретишь

Город мерцал новогодними огнями, веселился, улыбался по расписанию. Его жители расползались по разным сторонам баррикад и вели вялый бой между любителями и ненавистниками праздничной канители.

Распродажи, ёлочные базары, иллюминация.

Улыбки, нахмуренные брови, безразличие.

В огромном котле предпраздничной суеты нашлось место и тому, кто просто жил очередной день, не зная, доберётся ли до следующего года.

Всего несколько часов и пробьют Куранты, президент произнесёт традиционную, кому-то даже нужную речь, люди наполнят бокалы и по инерции загадают желания. Даже те, кто в это не верит. Даже те, кто отчаялся.

У Ани было одно желание. Банальное и совершенно несбыточное. Любить и быть любимой. Так просто и так невообразимо сложно.

Вместо нарядных снежинок на ресницы опускались капли декабрьского дождя. Суровые российские зимы приказали долго жить и растекались лужами по широким проспектам и узким улочкам. По вязаным шапкам и распущенным волосам. По и без того влажным щекам и иссушенным душам.

Среди мириад сверкающих гирляндами окон кафе и ресторанов ютился маленький бар, будто забывший, что пора нацепить маскарадное убранство.

Аня прошла мимо, остановилась и решила зайти.

Камерное уютное заведение. Столы, диваны, стойка и стулья — ничего лишнего. Включая посетителей.

— Здравствуйте, — поприветствовала барменша и снова уткнулась в телефон.

— Здравствуйте…

Помявшись в растерянности, Аня села у окна лицом к стене. Можно было наблюдать за миром на безопасном расстоянии и притворяться, что никого рядом нет.

— Меню, пожалуйста, — барменша шлёпнула папкой о стол.

Аня вздрогнула и тихо поблагодарила.

Есть не хотелось. Только выпить бокальчик пива. Или два. Сколько душа попросит. Сколько будет нужно, чтобы не думать.

Не чувствовать.

Она заказала бокал индийского эля и уставилась в окно, за которым была настоящая жизнь.

Парочки, весёлые компании, серьёзные дяди и высокомерные дамы в шубках с не по погоде короткими рукавами. Одни торопились, другие просто гуляли, промоутеры в забавных костюмах раздавали листовки. Внутри было тихо. Только фоновая музыка, лёгкий блюз, заунывный, как и скрежет когтей на душе.

После первого же глотка тело расслабилось. «Не пей, не пей, козлёночком станешь». Аня бы и овцой стала, лишь бы избавиться от гнетущих человеческих мыслей.

После второго в голове растеклась волна тишины. На мгновение. Но уже кое-что.

Вскоре музыка стала ласкать истерзанную душу, воздух показался чище, свежее, будто в него добавили кислорода.

«Так и спиваются», — пронеслось и заглохло в очередном глотке. «И сколько таких вот несчастных забылось в бутылке?.. Все думают, что они алкаши, а им просто когда-то было очень больно».

Вместо уместных морозных узоров по стёклам стекали холодные капли. И вместо задорного румянца по щекам катились слёзы. Аня быстро провела ладонью по лицу и сделала большой глоток. Чтобы наверняка.

С весёлыми криками промчалась орава ребят, за ними гнались девчонки. Вот только было им всем явно за двадцать. Возможно, Анины ровесники: двадцать три — двадцать четыре. Почти что взрослые люди. Или уже взрослые? Или просто большие дети?

Кто-то в этом возрасте уже вторых-третьих детей рожает, совершает научные открытия, спасает жизни. А кто-то разводится.

Новый глоток.

В выборе между бесшабашной молодостью и тихим семейным уютом Аня отдала предпочтение последнему. Вкусные ужины, глаженые рубашки, надраенные полы. Зачем гулянки до рассвета? Кому нужны ночёвки у друзей, затянувшиеся на неделю? К чему вообще эти друзья, когда рядом есть он?

В памяти всплывали яркие моменты, цеплялись за чувства, тянули мысли обратно, в то время, когда штамп в паспорте ещё что-то да значил.

Теперь он стал фикцией, пустышкой, горькой усмешкой над уже невозможным будущим.

— Повторить?

— А? — Аня подняла глаза на барменшу, потом перевела на пустой бокал. — Да, пожалуйста.

Пить было приятно. Терпкая горечь отвлекала от внутренних терзаний, переключала на физические ощущения, возвращала во внешний мир.

Вытягивала из внутренней агонии и мрака.

Мысли расползались по закоулкам, дожидаясь часа трезвости. Мутная тяжесть сползала на лоб, виски, затылок.

Захотелось лечь. Аня откинулась на спинку стула и запрокинула голову. Вместо выбеленного потолка мерцали звёзды, те самые, что укрывали близость неподалёку от бродячего цирка.

Унылые карусели и спящий шатёр. Летняя ночь, парк, мягкая трава.

Цирк уехал, а она с Егором осталась.

Потом уехал и он.

«Командировки» участились, его манило море, солнце и женские тела. Тела других женщин.

Тело Ани уже не представляло ценности. Аня ценности не представляла.

Но Егор всё ещё был ей дорог. Был её мужем. А она считала себя его женой.

Этот статус он решил отобрать в одночасье. Просто сказал: «Мы расстаёмся». Пять лет жизни, планы, воспоминания и чувства были перечёркнуты одной-единственной фразой, суть которой Аня оказалась не в состоянии изменить.

Расспросы, уговоры, попытки наладить отношения ни к чему не привели.

Они расстались.

Новый штамп аннулировал значение предыдущего, и Аня стала разведёнкой. Она никак не могла решиться на замену паспорта, на возврат своей новой старой фамилии. Она уже должна была быть сама по себе, но всё ещё была его, пускай уже бывшей, но женой.

Женой. Женщиной, которая когда-то его любила. Сейчас чувства прошли, остались злость и негодование. Боль. Ощущение полной бессмысленности существования и собственной никчёмности.

Кому нужна та, которую кто-то бросил? Выбросил. Забраковал. Будто она не прошла проверку на вшивость, оказалась браконепригодной. Недоженщиной.

Аня выпрямилась и обняла бокал ладонями. На улице огни праздничной иллюминации затянули небо, и она уставилась на их манящий свет.

Будто звёзды. Одни горели непрерывно, другие — поменьше — мерцали.

Наружная красота и яркое убранство мира заставляли острее чувствовать собственную некрасивость. Уродство души. Никчёмность. Говорят, хорошие люди прощают, не желают другим зла, радуются тому, что преподносит жизнь. А Аня не радовалась. Она желала Егору зла, страданий и смерти. Не прощала.

Этот человек разрушил её жизнь, порвал план заранее расписанных мечтаний и целей. Совместные вечера, годы, вечность. Детей, радости, улыбки, внуков. Он уничтожил всё. Уничтожил Аню.

Теперь впереди была пустота. Непонимание. Она так привыкла к определённости, поверила, что всё именно так и будет. Так, как представляла. Но теперь всё потеряло смысл.

Аня бесцельно влачилась по тёмным переулкам жизни и не понимала, где свернула не туда. В чём ошиблась. Что с ней было не так.

И, безусловно, все видели эти изъяны.

Она искала в глазах окружающих опровержение этого. В толпе, на безлюдной дороге, на эскалаторе в метро, в переполненном автобусе. Но каждый отведённый взгляд, каждое суровое выражение лица подтверждало её опасения. Хмурые брови были вовсе не признаком усталости от жизни их обладателя, не того, что его кто-то обматерил в очереди за колбасой, причина была в отвратительной Ане. А как иначе? И тот симпатичный паренёк отвернулся вовсе не из-за природной скромности, а из-за того, что Аня была крайне некрасива. Фу на такую смотреть.

Сердце сжималось от каждого, кому она «принесла разочарование». Кого побеспокоила своим несовершенством. Кому доставила неудобство существованием.

Входная дверь распахнулась, и спину лизнула промозглая прохлада. Аня поёжилась. Оборачиваться не стала. Вдруг и они отвернутся?

— Добрый вечер, — произнёс мужской голос.

Аня крепче вцепилась в бокал.

— Как обычно? — спросила барменша.

— Да, Дина, будьте добры.

Боковым зрением Аня видела, как некто темноволосый и высокий опустился за соседний столик. Страх и любопытство раздирали на части. Повернуться или нет? Повернуться?

Но страх сдерживал, не давал взглянуть на незнакомца.

Что страшного могло произойти? На его месте мог быть скукоженный дед, да кто угодно, мало ли зачем девушка повернулась.

Мало ли…

— Вот, пожалуйста.

Аня машинально дёрнулась на голос Дины, принесшей посетителю пиво и закуски. И обомлела. Чёрные, как угольки, глаза, лицо такое, что от одного взгляда написался двухтомник о любви со счастливым концом.

Лицо.

Лица.

Сколько их видишь за день? За неделю? Годы? Порой встречаются идеально высеченные черты: носы, губы, скулы, — но за ними не видишь душу. Другие же не срисованы с эталонной кальки, но заставляют глубоко прочувствовать их красоту, притягательность, от которой невозможно оторваться.

Но Аня попыталась. Отвела взгляд и уставилась в окно, всё ещё видя эти глаза, пронзительные, горящие жизнью.

И она чувствовала его взгляд на себе. Он прожигал, распалял потухшее пламя в сердце.

На застывшем лице вспыхнула лёгкая улыбка. Искорка, способная превратиться в пожар, в согревающий костёр надежды.

— Привет.

— Привет!

Болезненные мурашки расцарапали кожу. Хотелось их прогнать, содрать ногтями.

Влетевшая в бар девушка уселась напротив молодого человека, и они принялись обсуждать каких-то знакомых.

Аня судорожно пила своё пиво. Опять разочарование. Обман. Это обман же? Нет?

Как глупо, ведь он только посмотрел.

И смотрел.

Не отвернулся, как другие.

Зачем сеять зерно надежды, чтобы вырвать первый же хиленький росточек?

Дина принесла меню спутнице неудавшегося кавалера и обратилась к Ане:

— Ещё повторить?

Аня кивнула. Нужно было уходить. Зачем бередить душу и сидеть рядом с этой парой? Но куда идти и зачем?

Хмельной дурман сбросил цепи, Аня развалилась на стуле. Время от времени поглядывала в сторону черноглазого и получала ответный взгляд. И улыбку.

Губы содрагались в бессмысленной радости. Он всё равно с другой, толку от его улыбок? «Аня, прекрати!»

Но это было невозможно. Слишком льстило внимание того, кто обременёнженщиной.

Ввалилась шумная компания здоровяков под сорок. Крики, шум, плоские шутки, мат — набор выживания хорохорящегося самца в большом городе.

— Девушка, не скучайте! Идите к нам!

— Красавица, подсаживайся!

Аня стиснула зубы. Её всегда отталкивали подобные типы. Их внимание не значило ничего. Только опускало на уровень ниже, на самое дно, днище. Пропитые мужики с прореженными кариесом зубами, пальцами-сардельками и пивными животами.

— Девушка, милая, — один щетинистый с самым отвратным перегаром, накопленным за неделю без просыху, решился на абордаж, — присоединяйтесь к нам. Чего одной грустить?

— Нет. Спасибо.

— Да ну что же такая несговорчивая?

Мужик взял Аню за запястье, и она резко вырвала руку.

Страх затаился за решительной миной.

— Да ты б так не ломалась, я ж плохого не сделаю.

— Слушай, девушка сказала, что не хочет.

Аня застыла. Молодой человек оторвался от спутницы и встал на защиту попираемой чести. Мужик взглянул на него снизу вверх и капитулировал.

— Понял-понял…

Аня проводила его взглядом. Тот понуро удалился, матерясь под нос.

— Всё в порядке?

— А… — Аня осторожно взглянула на спасителя. — Да…

— Тём, я пошла, — девушка подскочила к нему, чмокнула в щёку и направилась к выходу, — Серёжка приехал, его матушка там уже в шоке, пора ехать, а то мозг вынесет.

— Серёге привет!

— Всенепременно!

— Сестра.

— М… — растерянно выдала Аня, почти что безразлично. А сердце будто отпустила цепкая лапа.

— Вы… и правда хотите побыть одна, или просто та компания не нравится?

— Не хочу.

— А…

— Ну… одна не хочу… быть…

Трезвость ума могла бы пригодиться, да и проще было бы контролировать артикуляцию, но пришлось работать с тем, что осталось.

— А я могу присоединиться?

— Да… — «Да! Да-а-а-а!!!»

Аня окунулась в беседу, не думая о том, что заставило тех мужиков спиться. Было ли им тоже когда-то больно? Топили ли они своё горе в вине? Она увидела в них только угрозу. Только грязных мужиков, алкашей. Пропитых алкоголиков.

Своя боль оглушает, оправдывает. Чужая теряется за результатом деструктивных попыток с ней справиться.

Они говорили, и Аня допивала пиво. Было весело и спокойно, будто они давно знали друг друга, но всё ещё могли удивлять и удивляться.

Чем ещё кроме разговоров и чувства юмора мог удивить Артём?

Он тоже уйдёт? Тоже будет изменять? Или предпочтёт сделать этот вечер первым и последним? А может, всё же действительно преподнесёт сюрприз и станет её судьбой?

— Да-да-да… — недовольно пробурачала барменша в телефонную трубку и бросила её на стойку. Удалилась в подсобку и вернулась с коробкой, полной мишуры и новогодних игрушек.

На заднем плане она развешивала яркие шары и гирлянды, а на переднем была улыбка Артёма. Он предложил свою помощь Дине, но та великодушно отказалась, дав Ане шанс единолично насладиться его обществом. Его тёмными глазами, будто прожигающими, видящими до самого сердца, до самой души.

Картотека прошлых знакомств отправлялась в архив. Все, кого Аня когда-либо знала, терялись на фоне нового досье. В графы вписывались данные: имя, возраст, рост, цвет волос и глаз, голос. Высшее образование, место рождения, особые приметы. Но главным было то, что не поддавалось вербализации и сухим формулировкам, вмещающимся в очередном поле данных. Блеск в глазах при взгляде на Аню, мимика, морщинки в уголках глаз при улыбке. Улыбка. И на нём мог бы сойтись весь мир, на нём и на каждой связанной с ним мелочи в отдельности. Но мир будто рос, расширялся, и новогодние огни уже сверкали и для Ани, блюз сменился рождественскими песнями, воздух наполнился пряным ароматом глинтвейна, а парочки за окном не казались горькой усмешкой над её разочарованием.

Компания давно ушла. Приходили и уходили новые посетители, а Аня с Артёмом всё сидели и говорили. Говорили обо всём на свете: от детских воспоминаний до теоремы Ферма, от планов на будущее до самых страшных разочарований. У них было столько общего и огромное множество отличий, и это являлось идеальным несовершенством сочетания вкусов и интересов.

Глупые фантазии крохотной девчонки, которой Аня когда-то была, волшебным образом претворялись в жизнь. В далёком прошлом она верила в любовь с первого взгляда, верила в теорию половинок, в возможность встретить Единственного. Бывший муж с трудом подходил на роль подарка судьбы даже в лучшие времена, и Аня сдалась на волю суровой реальности, выбросила иллюзии на помойку и по-взрослому рассудила, что есть множество гораздо более важных и практичных вещей, чем мифическая любовь. Есть привязанность, уважение, общие цели и ценности, хозяйство и стабильность.

Пора было достать коробку из тёмного чулана, распаковать забытые надежды и мечты, веру в чудо.

Пора было понять, что весь пройденный путь вёл в этот самый момент. Нужно было расстаться с мужем и горевать, чтобы прийти в этот единственный не украшенный бар и окунуться в пиво и воспоминания. Чтобы встретить его. Свою половинку, без которой душа чувствовала острую нехватку чего-то очень и очень важного.

— Ребят, мы сегодня до одиннадцати, — предупредила Дина. — Через пятнадцать минут закрываемся.

Аня затаила дыхание. Вот и всё. Сказка окончена. Новогоднего чуда не будет. Наверняка у Артёма планы, его ждут родные, друзья, подруги. Его ждут.

— Какие планы?

— Никаких…

— Может вместе встретим?.. Новый Год.

Аня улыбнулась.

Сказке быть.

Чуду свершиться.

Артём расплатился и помог Ане одеться. Его несуетливая природная галантность окутывала нежностью и заботой. От неё стало тепло, даже когда из распахнувшейся двери ворвался морозный воздух со снегом.

— Снег!

— Снег, — улыбнулся Артём, всё ещё держа дверь открытой. — Посмотри наверх.

Аня подняла голову. Над ними висела веточка омелы.

Дина закатила глаза и стала настырнее натирать столы. Но губы подёрнула чуть заметная улыбка.

Артём посмотрел Ане в глаза и, увидев согласие, наклонился с осторожным первым поцелуем.

Из соседнего бара выплыла голосистая компания навеселе и затянула: «We wish you a Merry Christmas and happy New Year». Небо разорвали салюты, и Аня подумала: «Так не бывает».

Но знала, что ещё как бывает.

НГ (Не Говори)

Лена вывела аксиому: мужчины, как зима — при знакомстве строят из себя суровых мачо с холодным сердцем, но с приходом весны из-под тающего снега всплывает говно.

Рассорившись с очередным ухажером, чьи снега растаяли, начхав на календарную зиму, Лена стояла у билетной кассы на вокзале. Нужно было быстрее покинуть Москву, полную чванливых аборигенов и лиц неопределенных национальностей, смешавшихся в огромном котле. Она мечтала поскорее оказаться дома со своими провинциальными родителями, некогда предостерегавшими от переезда. Москва ж, дочь, она такая — либо сожрёт, либо развратит — третьего не дано. Эти утверждения казались преувеличением и сейчас. Лена прекрасно понимала, что просто наткнулась не на тех людей. В ее жизни встречались проходимцы и похуже, несмотря на то, что не бывали в Москве ни разу. Но психика — забавная штука, так что понимай-не понимай, а столица теперь вызывала у Лены лишь отвращение и оставила неприятный осадок от годовалого пребывания.

С самого утра Лена ничего не ела, и теперь настал момент, когда желудок возвестил о своих потребностях. Надеясь, что стоящие рядом не слышат утробных позывов, она силилась выстоять очередь, чтобы уже быть уверенной, что сегодня же сядет на поезд и умчится в родные края.

До Нового Года оставалось всего три дня, не считая сегодняшнего вечера, большая часть которых должна будет уйти на дорогу. Самым обидным в этой ссоре с уже бывшим молодым человеком был как раз этот момент. Они собирались встречать Новый Год вместе, планировали, что будут есть, что пить и в каких позах ублажать друг друга после застолья и «Голубого огонька». Но буквально несколько часов назад доброжелатели поставили Лену в известность о том, что не только с ней Сармат устраивал амурные утехи. Тот сначала пытался все отрицать, но ставшие известными Лене факты сыграли не в его пользу, и он был вынужден признаться в наличие любовницы. Попытавшись остановить Лену от поспешных решений, Сармат получил в челюсть и оказался брошенным за трое суток до главного праздника. А сама Лена осталась на улице — последние пол года она жила у своего бой-френда, не имя собственного угла. Обзавестись друзьями, способными приютить, она не успела, будучи занятой работой и вечной готовкой-уборкой для Сармата, задерживавшегося на «работе». Снимать номер в гостинице показалось бессмысленным, Лена четко решила, что больше не будет жить в Москве. А раз так, какой смысл встречать Новый Год здесь? К тому же в полном одиночестве. Ведь большинство ее знакомых было и знакомыми бывшего парня. Ей вовсе не нужны были их расспросы и жалость. А уж подумав о том, что, вполне возможно, часть из них знала о похождениях общего друга, Лена решила порвать все связи окончательно и исчезнуть, не предупредив никого.

Желудок уже намеревался завязаться узлом, а очередь все никак не хотела двигаться вперед, удивляя количеством необязательных людей, решивших приобрести билеты в последний момент. Лена подумала, что это совершенно непредусмотрительно с их стороны. Ладно, она — у нее было оправдание. Но не может же быть, чтобы все только что узнали об измене своих спутников жизни и решили рвать когти.

Поняв, что больше она ждать не может, Лена предупредила стоявшего за ней человека, что ненадолго отойдет. Взяв свои сумки, она тут же подскочила к ближайшему лотку, в котором решила купить воды и пирожок. Перед ней было еще пять человек. Мужчина, делавший в этот момент покупку, долго перечислял заказ. За ним стояла грузная женщина с тремя сорванцами лет девяти, всем своим видом давая понять, что ей тоже надолго. Оглядевшись по сторонам, Лена не увидела других лотков с едой, кроме тех, что с чипсами и батончиками, которые она не считала за достойную человеческого существа пищу. Остальные места общепита и палатки, торговавшие провизией, были отнесены поодаль от касс, и Лена побоялась упустить свою очередь, отправившись к ним, хотя та все так же не двигалась.

— Простите, — решилась обратиться к грузной даме Лена, — Вам много покупать?

— А что? — нахмурилась та.

— Просто мне только воду и пирожок без сдачи. Не могли бы вы меня пропустить вперед, пожалуйста? А то я боюсь потерять очередь за билетом.

— Не могла бы!

— Э… — Лена опешила от грубости и не нашлась, что сказать.

— Все только о себе и думают!

— Правда?! — тут настал черед Лены возмущаться, — а не вы ли сейчас думаете исключительно о себе, не пропуская вперед человека, который отнимет всего пару секунд, а?

— Нет! Я честно пришла и стою в очереди по правилам, никого не обгоняю и выполняю все, как положено!

— А в СС было положено расстреливать евреев, — Лена направилась обратно к очереди за билетом, несолоно хлебавши.

Женщина вылупилась ей вслед, хватая ртом воздух. Она пыталась сложить два плюс два, чтобы решить, на что эта девица намекала: то ли она обозвала ее еврейкой, то ли пригрозила расстрелом, то ли и то и другое вместе взятое. Ей и в голову не пришел истинный смысл Лениного посыла.

Пока Лена шла на свое место, она заметила «небольшую» деталь, которую не приметила ранее: над кассой, в которую она отстояла уже приличное время, была надпись «на возврат».

— Черт! — выругалась она, поняв, что вся эта толпа народу топчется здесь совершенно не по тем причинам, что она.

Пройдя поодаль, Лена увидела нужную кассу, в которую хоть и была очередь, но куда меньше предыдущей, и двигалась довольно резво.

Немного успокоившись и придя в себя после оплошности, Лена подумала: «Печально… все эти люди… они стоят, чтобы вернуть купленные билеты… вернуть планы, которым не суждено сбыться… свои мечты и надежды…». Пока она размышляла, подоспела ее очередь, и Лена наконец получила возможность приобрести заветный билетик.

— Извините, — с сочувствием произнесла кассирша, — до Томска на сегодня ничего не осталось, есть только на завтрашний вечер.

— Но… я тогда не успею к Новому Году, — сокрушенно произнесла Лена.

— Сожалею, но ничем не могу помочь, — пожала плечами женщина, — единственное, если кто-то вернет билет… но придется ждать, чтобы это выяснить… и то не факт… обычно к таким датам билеты покупают загодя…

— Да… я знаю… так получилось, — не представляя, что делать дальше, пролепетала Лена, — извините…

— Девушка! — приподнялась со стула кассирша и окликнула её, уже отошедшую от окошка, — может, оставите свой номер? Я вам сразу позвоню, если кто-то вернет билет.

— Спасибо огромное! — лучик надежды озарил потухшие глаза.

Оставив свой номер кассиру, Лена пошла в привокзальное кафе, чтобы уже успокоить стонущий живот. Аппетит отсутствовал напрочь, но поесть было необходимо, иначе мог разболеться желудок — привет от гастрита, заработанного в детстве газировками и полуфабрикатами на переменках.

Стоя возле высокого столика бистро и накалывая пластиковой вилкой кусочки запеченного картофеля, Лена старалась не думать о том, что есть огромная вероятность, что она будет встречать Новый Год в полном одиночестве или в поезде среди кучи незнакомцев. Последнее ее пугало гораздо больше первого. Она вдруг очень живо представила пьяных вопящих пассажиров, встречающих приход Нового Года, и передернула плечами. От неприятных мыслей ее отвлек телефонный звонок, и она мигом полезла в карман за сотовым — вдруг это кассирша спешит известить ее о возврате билета.

— Пошел ты, — Лена сжала челюсти и нажала на сброс — это всего лишь Сармат, решил сделать новую попытку к примирению.

Как нахлынувшие воспоминания о предательстве, Лена с чувством отбросила пластиковую вилку и сдержала матерную симфонию. Немного погодя она готова была переходить к решительным действиям: во что бы то ни стало она сядет на нужный ей поезд и точка. Оставив ужин недоеденным, Лена покинула кафе и направилась к платформе. Там уже вовсю шла посадка, и Лена осторожно подошла к одному из проводников.

— Ваш билет, — проводница протянула руку, когда у ее вагона топталась одна только Лена.

— Понимаете, — начала та, — у меня нет билета, — приосанилась — только бы не подумала, что вопрос в финансах.

— И что же мы будем с вами делать?

— Я думала, что смогу заплатить за билет вам напрямую.

— Проходите быстрее, — проводница указала на тамбур и зашла следом за последней пассажиркой. Та незаметно сунула ей в руки несколько купюр, окупавших все риски сполна.

Наудачу в вагоне оказалась свободная койка. Билет на нее был продан, но, видимо, владелец передумал ехать или опоздал. Лена стала раскладывать вещи, и тут у нее снова зазвонил телефон. Она нехотя достала его, уже готовясь сбросить вызов — наверняка это снова Сармат. Но на экране высветился незнакомый номер, и Лена ответила:

— Алло…

— Здравствуйте, это кассир по поводу билета до Томска.

— Здравствуйте…

— Только что вернули один билет на ночной поезд, сможете подойти?

— Спасибо… — Лена замешкалась. — Но… я уже нашла другой выход…

— Да?.. ладно… значит, мне его для вас не держать?..

— Нет, можете не держать. Спасибо еще раз. И извините за беспокойство, просто я боялась, что уже не будет билетов, и…

— Ну что вы, я все понимаю. Счастливого пути и с наступающим!

— Спасибо, и вас так же!

Настроение было приподнятым. Лена удобно расположилась на нижней полке неподалеку от тамбура и заткнула уши плеером, чтобы не слышать гвалт соседей и не давать им повода завести с ней беседу. Она легла на койку и сама не заметила, как тут же уснула, вымотанная переживаниями дня, открывшего глаза на человека, с которым она делила постель, и перевернувшего ее жизнь с ног на голову. Или обратно.

Глаза Лена открыла от резкой остановки на одной из промежуточных платформ уже за много километров от Москвы. Плеер все еще крутил ее любимый плейлист по кругу, а вагон был полон уже спящих людей, часть из которых напоминала о своем существовании размеренным посапыванием или дерзким храпом. В окно бил свет уличного фонаря, прогоняя тьму ночного вагона. Лена вынула наушники и присела на койке. Пора бы сходить облегчиться. Она уже встала, но вспомнила, что пользоваться туалетом на остановках запрещено. Она опять опустилась на полку и потянулась — как приятно размять затекшее тело. Спустя несколько минут раздался звук распахнувшейся двери, и вагон прорезал луч света.

— Предъявите, пожалуйста, документы, — луч ослепил Лену.

Она начала щуриться, оцепенев от страха.

— Ваши документы, — повторил голос более требовательно и убавил яркость фонарика.

— У меня нет билета… — пролепетала Лена.

— Предъявите паспорт. Он меня больше интересует.

Лена замешкалась, но остатки сознания, не усыпленные испугом, навели ее на мысль о том, что не стоит показывать свой паспорт кому попало:

— А вы кто, собственно говоря?

— Сержант полиции Гусь, — мужчина вытянул открытое удостоверение и посветил на него, чтобы Лена могла разглядеть документ.

— Сейчас… — она полезла в сумочку за паспортом, — а что происходит, можно узнать?

— Разыскиваем подозреваемую в убийстве, проверяем всех, подходящих под ориентировку в этом поезде, так как поступила информация, что она на него села. Без билета. Как и вы.

— То есть я подхожу? — Лена передала сержанту свое удостоверение личности.

— Вы — женщина, светлые волосы, около двадцати пяти. Так что да, подходите, — полицейский изучил паспорт на предмет фальсификации и вернул его владелице, — но имя у вас другое. Не смею больше задерживать, — он раскланялся и пошел дальше, освещая спящих пассажиров в поисках очередной кандидатуры, подходящей под ориентировку.

«Около двадцати пяти… — с досадой пронеслось в голове у Лены, — мне всего двадцать четыре!».

— Прошу собрать вещи и покинуть состав, — вдруг раздался низкий голос темной фигуры, которую Лена не заметила, пока говорила с сержантом.

— Ч-что?

— У нас тут зайцы не ездят. Берите вещи и на выход.

— Но…

— Или придется снять вас с поезда силой и завести дело за административное правонарушение.

— Но как я доберусь до дома?!

— Тихо, а то всех перебудите, — шикнул голос непонятной половой принадлежности, — раньше надо было об этом думать. Так вы сходите сами или вам помочь?

— Но я договорилась с проводником!

— Проводник не обладает подобными полномочиями.

— Но я ему заплатила!

— Вы только что признались, что осуществили подкуп должностного лица?

— Но… — Лена окончательно растерялась. Она совершенно не умела вести дипломатические переговоры и не разбиралась в законодательстве, поэтому уже видела себя за решеткой за подкуп и безбилетный проезд.

— Сами сходите или вам нужна помощь? — повторил свой вопрос голос.

— Схожу… — отчаянно произнесла Лена и, одевшись и подхватив вещи, зашагала на выход.

Рядом с открытыми дверями вагона на низкой платформе курила вторая проводница. Лена опустила глаза и быстро засеменила прочь от поезда, надеясь избежать лишних расспросов.

— Эй! — все же окликнула ее та, — куда это вы?

— Я уже приехала, — бросила Лена, не останавливаясь.

— Но это вынужденная остановка, ее даже нет в маршруте.

— Я знаю.

— А ну стой! — крикнула проводница, — стой, а то буду свистеть!

Лена остановилась, спутав последнее слово с более грозным «стрелять».

— Так это тебя ищут?

— Нет, у меня уже проверили паспорт.

— А ну-ка пошли обратно, — проводница схватила Лену за руку.

— Как я, по-вашему, вышла бы? Сержант шел с той стороны, — она махнула свободной рукой.

— Ну да… — проводница ослабила хватку — эх, жаль, не получит премию за отличную службу, — так чего ты вылетела, как ошпаренная?

— Меня сняли с поезда, — Лена отвела глаза, — потому что я без билета.

— Да?.. — проводница выпучилась. Они с напарницей частенько подсаживали безбилетников за хороший бонус к зарплате, но начальник поезда был. Ой влетит им… как пить дать будет строгий выговор и штраф.

— Угу…

— Ладно… иди давай… — она махнула рукой и поторопилась обратно в вагон, разведывать обстановку.

Там уже посапывал тот самый «начальник поезда», выполнивший долг перед обществом. «С какой стати всякая шантрапа будет ехать со мной в одном вагоне без билета? Вот и убийцу так посадили. А, может, эта тоже закоренелая преступница была, просто ее пока не ищут!»

Покинув платформу, Лена принялась оглядываться по сторонам, чтобы решить, куда идти дальше. Она и понятия не имела, что с ней всего лишь сыграли злую шутку, а на самом деле она могла спокойно продолжать свой путь в теплом вагоне поезда Москва-Томск.

На улице было под минус двадцать, и не прошло и десяти минут, как Лена стала думать о том, что вскоре околеет до смерти, если сейчас же не зайдет куда-то погреться. Но в округе не было ничего кроме безлюдной платформы, поезда, в который ей вход был воспрещен, и темного леса, через который шла припорошенная снегом тропинка. «Ну почему именно здесь?.. — чуть ли ни плача, подумала она, — почему именно в этой глуши?..»

Но времени на раздумья не было, если она не планировала превратиться в ледышку, поэтому, перебарывая страх, Лена шагнула на тропу, пролегавшую меж деревьев. В лесу было темно, и лишь снежный покров, отражавший свет звезд и луны, спасал от полного мрака. Голые остовы деревьев поскрипывали на ветру, напоминая жутких чудовищ, готовящихся схватить свою жертву. Лена тряслась от страха и холода, но стоически делала шаг за шагом, надеясь, что скоро выберется из леса. Она никогда не была особо верующей, но сейчас бормотала про себя все молитвы, которые только могла воспроизвести в голове, памятуя занятия в воскресной школе многолетней давности.

Спустя долгих двадцать минут ходьбы по заснеженной тропе, Лена наконец выбралась на дорогу, вдали которой исчез свет задних фар, недавно проехавшего авто, шум которого пару минут назад она приняла за последний звук в своей жизни, представив Кожаное Лицо с бензопилой наготове.

— Слава Богу! — воздела она глаза к небу, но вскоре ее радости пришел конец. Да, она дошла до дороги. И что? По ту сторону противоположной обочины снова шла тропа, разорванная полотном проезжей части, опять уводя в лес. Других машин видно не было, но даже если бы тут был нескончаемый поток авто, это не изменило бы ситуацию, ведь Лена прекрасно знала, насколько опасно садиться к незнакомым водителям. — Когда же это кончится? — она перешла дорогу, чтобы продолжить путь. «Не может быть, чтобы там был только лес. Ведь железнодорожная станция не будет находиться в безлюдной нежилой глуши… да и сержант не из воздуха взялся… к тому же тропинка не может вести в никуда… хотя видно, что по ней давно не ходили… о нет… — и тут ее посетила жуткая мысль, что она пошла не в том направлении; что нужно было перейти через железнодорожные пути и следовать в противоположную сторону, а в этой дальше только опустевший лес. — Нет… только не это…»

Лена остановилась, уже не зная, стоит ли заходить глубже в лес или все же нужно вернуться назад. Но она так долго шла. Ей просто не под силу вернуться к исходной точке и начать все с нуля. И вдруг эта догадка тоже неверна? Может нужно идти вдоль рельс, или наискосок или еще как-нибудь… она уже ни в чем не была уверена.

— Что же делать?.. — Лена готова была разреветься.

Она могла плутать здесь до последнего вздоха, поэтому решилась на закономерный поступок, надеясь, что киношное клише не властвует над реальностью. Лена достала телефон и облегченно вздохнула — связь никуда не пропала. Пусть показывало всего два деления, но сеть была. Она спасена! Только кому звонить? И что говорить? Она даже не знала, где она… Нужно было хотя бы посмотреть название станции, но в тот момент она была столь напугана и обеспокоена угрозами «начальника поезда», что это ей совершенно не пришло в голову. Стоя посреди незнакомой глуши, Лена пыталась найти решение. Будь у нее навороченный смартфон, она бы без проблем включила навигатор и определила свое местоположение, а затем проложила бы маршрут до ближайшего населенного пункта. Но в свое время она отказалась от показавшейся ей бесполезной траты денег на дорогую модель и осталась при своем стареньком аппарате, не предусматривавшем практически ничего кроме звонков, смс да парочки простеньких игр, которыми она так ни разу и не воспользовалась.

Конечности задеревенели от холода, нужно было быстрее придумать какой-нибудь выход, но в голове крутилось лишь имя бывшего, звонить которому Лена не имела ни малейшего желания. Да и зачем? Он в нескольких часах езды от этого места, даже если бы и знал ее местоположение, это мало бы помогло, учитывая нестерпимый мороз, способный за это время свести Лену в могилу. В любом случае, прежде всего нужно выяснить название станции. Станции, которая давно осталась позади, и путь к которой казался гораздо сложнее, чем от нее. Сзади раздался уже знакомый звук, в прошлый раз приведший Лену в ужас. Машина. Она поспешила спрятаться за деревом, лишь после решив, что она погорячилась. «Может, там сидят нормальные люди, а не маньяки?..» — она выступила из леса, но было уже поздно, авто проехало мимо, не заметив ее.

— Черт! — она бросила на заснеженную землю весь свой багаж. — Какого хрена я здесь делаю?!

Выбившись из последних сил после минутной истерики, Лена опустилась на сумку и уронила голову в ладони. Почему это должно было случиться именно сейчас? Почему ей рассказали о Сармате хотя бы не на день или два раньше? Тогда бы, возможно, у нее был шанс успеть купить билет на поезд без такой спешки. А, может, она даже могла бы полететь самолетом, так как не потратила бы отложенные на подарок для жениха деньги, бесполезным грузом теперь покоящийся на дне шахты лифта его дома. И почему именно с ней все это должно происходить? Лена даже поймала себя на мысли, что лучше бы ей вообще ничего не говорили о похождениях ее сожителя… по крайней мере не сейчас…

Обругав себя за слабохарактерность, Лена попыталась взять себя в руки. Если сейчас окончательно расклеится, то тут и останется, и всплывет по весне, как внутреннее содержимое ее бывших. Причем, примерно в таком же виде.

— Думай! — приказала себе Лена, растирая замерзшие руки и ноги.

«Так. Первым делом я должна узнать название станции. Как узнаю, позвоню кому-нибудь из знакомых… Вике, наверное… чтобы она нашла в интернете телефон местного такси или хотя бы посмотрела по карте, куда мне идти, чтобы попасть, например, в полицейский участок или на крайний случай в какую-нибудь кафешку, чтоб погреться».

Решено. Лена подобрала вещи и направилась обратно. Она вновь пересекла дорожное полотно и ступила на уже знакомую тропинку, испещренную ее же следами. Но не прошла она и десяти метров, как из глубины леса раздался вой. Лена остолбенела. Это был волк. Определенно волк. Вой повторился. Будь она здесь не одна, а с друзьями в машине, просто проезжающей мимо, она непременно бы пошутила, что это Джейкоб ищет себе пару для случки. Но сейчас ей было совсем не до шуток. Абсолютно. Она попятилась назад, не решаясь идти дальше. План провалился.

Определенно, стоило позвонить кому-нибудь хотя бы для того, чтобы сообщить, что с ней случилось. Пусть она и не знала своего точного месторасположения, но могла сказать, на какой поезд села, и что произошло потом. Ведь пропади она без вести, никто даже не догадается, как и где ее искать, потому что она даже не покупала билета. Вполне возможно все подумают, что с ней произошло нечто непосредственно в Москве, и тогда она потеряет малейшие шансы на спасение. Но люди часто боятся, переживают, нервничают за себя и свою безопасность, но редко осознают, что с ними и правда может что-то случиться…

Поэтому всем, что говорил ей инстинкт самосохранения, было: «не ходи в лес» и «постарайся ничего не отморозить». Посему Лена вновь сбросила сумки и начала, пританцовывая, бить себя руками, чтобы согреться. Пар изо рта уже был заметен меньше, чем после высадки из поезда.

Вскоре вновь послышался шум мотора и шорох шипованных шин. Лена оживилась — ну хоть оказалась не в полной изоляции от цивилизации, где у нее точно не было бы шансов на спасение. Но она не знала, как именно поступить — она никогда не садилась в машину к незнакомцам. Хотя сейчас, казалось, самый подходящий момент, чтобы пересмотреть свои принципы. Мечась в нерешительности, Лена продолжала стоять неподалеку от обочины, так и не подойдя ближе к дороге.

Девятка быстро промчалось мимо, но, проехав полсотни метров, притормозила и стала сдавать назад. Поравнявшись с Леной, чье сердце норовило выпрыгнуть из груди, водитель опустил затонированное до черноты стекло и сказал без лишних прелюдий:

— Запрыгивай назад.

Лена замешкалась, смотря на деревенского вида паренька с незаурядной внешностью и золотым зубом.

— Чего стоишь? — приподнявшись с соседнего сидения, спросил пассажир, — холодно же.

Тот тоже был не из красавцев и напоминал, скорее, зека, чем спасителя, ниспосланного Небесами.

— Нет, спасибо. Я мужа своего жду, он скоро приедет.

— Хы, — хмыкнул водитель, — мужа? Ну, удачи… — с этими словами он поднял стекло и был таков.

Стоило машине скрыться, как Лена тут же пожалела о своем быстром отказе, ведь, будь они маньяками, затащили бы ее в машину силой. Хотя, вполне возможно, сработала уловка про иллюзорного супруга. Как знать?..

Следующие полчаса были самыми долгими в жизни Лены, она чувствовала, что еще немного и ее тело откажется функционировать от холода. Она с трудом делала вдохи через шарф, натянутый на лицо, и мысленно прокручивала, как все могло бы сложиться, сядь она к тем двоим. Большинство проекций развития событий были не самыми радужными: то в итоге ее находили мертвой в канаве, то та парочка расчленяла ее и потребляла в пищу, то они просто насиловали ее, что уже казалось не столь страшным по сравнению с остальным, а то она оказывалась «подснежником», который с собаками отыщут и отправят студентам медикам на опыты. Но чем становилось Лене хуже, тем милее рисовались картины, и она уже готова была поверить в то, что пареньки просто внешностью не вышли, но на самом деле таили в себе добрые и пылкие сердца. Надо сказать, они уже и не казались ей такими уродливыми, как при первом взгляде, а вскоре и того больше, превратились в писанных красавцев, обогревших ее и напоивших горячим чаем, заботливо припасенным в термосе.

Лена уже мило беседовала с ними, преобразившимися в Ален Делонов, когда из предательского забытья ее вырвал шум очередного транспортного средства. Еле подняв припорошенные снежинками веки, она уставилась на остановившийся перед ней джип.

— Что с вами? — к ней подбежал мужчина, выскочивший с водительского места.

Лена пролепетала что-то нечленораздельное и затряслась всем телом.

— Скорее пойдемте, я вам помогу сесть в машину, — незнакомец приподнял ее за локти.

Лена послушно последовала за ним, не в силах вымолвить слова благодарности.

Оказавшись в теплом салоне, прогретом климат контролем, Лена поняла, что спасена. Она еще дрожала от холода и почти не чувствовала конечностей, но уже ощущала легкое покалывание, говорящее о начале согревания. Мужчина заботливо укрыл ее одеялом, вытащенным из багажника, и протянул бутыль коньяка, настаивая, что это необходимо. Он снял крышку и поднес горлышко к бледным Лениным губам. Она с благодарностью припала к нему, но, почувствовав вкус, сморщилась и инстинктивно отдернулась.

— Пейте-пейте, — настаивал тот, — это поможет согреться и снизит риск того, что сляжете с какой-нибудь гадостью.

Лена жалобно посмотрела на своего спасителя, тот кивнул, и она сделала еще несколько глотков.

— Вот так, хорошо, — он закрыл бутылку и засунул под сиденье. — Едем?

Лена молча кивнула и натянула одеяло повыше. Мужчина повернул ключ зажигания и тронулся с места. Проехав около километра в полной тишине, он наклонился к магнитоле и включил ее. Пространство наполнилось умиротворяющими звуками джаза, и Лена испытала блаженство, подумав, что ее молитвы услышаны.

Она и сама не заметила, как уснула. Разбудил ее ухаб на дороге, из-за которого она буквально подпрыгнула и налету открыла глаза. Лишь спустя несколько мгновений она поняла, где и по какой причине находится. Горло саднило, но в остальном Лена чувствовала себя вполне сносно.

— Как вы? — мужчина на секунду оторвал взгляд от дороги.

— Вроде ничего, — Лена опустила одеяло, чувствуя, что запрела, — спасибо.

— Вот и отлично, — тот улыбнулся.

Только теперь у Лены появилась возможность разглядеть своего спасителя в зеленоватом свете приборной панели. На вид ему было лет тридцать, может, чуть меньше. Аккуратная стрижка — не слишком длинная, не слишком короткая — прямой нос и ровные губы, а в уголках глаз виднелись мимические морщинки, обычно говорящие о том, что человек часто и много улыбается. Это расположило Лену к нему еще больше, и она решила завести разговор, но он опередил ее:

— Что с вами произошло?

— В смысле? — Лена не сразу уловила суть вопроса.

— Ночь, зима, лес. Вы одна посреди безлюдной дороги…

— А это… просто… меня сняли с поезда, и я не знала, куда идти…

— Сняли с поезда? — удивленно приподнял брови тот.

Лена пожала плечами, мол «ну да».

— Что же вы такого натворили, что вас с него сняли?

Лена опешила от подобного вопроса.

— Извините, — спохватился мужчина, — это не мое дело.

— Нет-нет, — Лена поторопилась ответить, — я ничего такого не делала. Просто не успела купить билет, договорилась с проводницей о проезде, а на платформе была проверка, и меня высадили.

— М… А кто-нибудь знает, где вы?

— Нет… — только теперь Лена поняла, что она и сама понятия не имеет, где сейчас находится. У станции она тоже этого не понимала, но хотя бы знала, что пребывает где-то неподалеку от железных путей, — а где мы?

— Под Нижним, — беззаботно бросил водитель.

— Под Нижним Новгородом?

— Угу, — кивнул.

— А… — тут она поняла, что не задала еще одного вопроса, — а куда мы едем?..

— Вообще-то мне нужно в Томск, — сказал мужчина. — Вам, как я понял, тоже, судя по тому, что вы бормотали сквозь сон.

— Я говорила во сне? — Лена сконфузилась.

— Немного.

— И что я еще сказала? — с опаской спросила она, чувствуя, как ее щеки заливаются краской.

— Что вас зовут Лена. Я, кстати, Миша.

— Очень приятно, — Лена натянуто улыбнулась, думая о том, что еще она могла выболтать, пока была в отключке.

Заметив состояние спутницы, Миша засмеялся и сказал:

— Не волнуйтесь, больше я ничего разобрать не смог.

— Надеюсь, — Лена хохотнула и тут же осеклась, поняв, как глупо выглядит.

Но Миша только еще раз улыбнулся и промолчал, уставившись на дорогу, освещаемую дальним светом фар.

На улице еще было темно. Лена глянула на приборную панель и увидела, что часы показывают три сорок утра. До рассвета еще далеко.

— Не хотите чего-нибудь поесть? — вновь подал голос Миша.

— Честно говоря, не отказалась бы, — согласилась Лена, вспомнив, что так и не доела свой ужин на вокзале, после которого прошло уже много часов без маковой росинки во рту. Если не считать коньяка.

— Сейчас посмотрю, что там у жены с собой есть, — мужчина потянулся назад, и только теперь, обернувшись, Лена заметила, что на заднем сидении кто-то лежит, почти с головой укрывшись одеялом.

— Это ваша жена? — Лена сильно постаралась, чтобы нотки разочарования не просочились наружу.

— Да, — Миша кивнул и выудил с пола сумку. Поняв, что до Юлия Цезаря ему далеко и несколько дел одновременно он делать не в состоянии, притормозил и съехал на обочину, чтобы отыскать контейнер, наполненный салатом. — Любите оливье?

— Конечно, — Лена улыбнулась. — Только для него еще капельку рановато, нет?

— У нас в семье оливье на столе круглый год, — засмеялся Миша и протянул контейнер, потом выудил из кармана складную ложку и отдал вслед за салатом. — Ешьте, сколько хотите. И вот еще, — он достал бутерброд с семгой, завернутый в пакет для ланча. — Приятного аппетита.

— Спасибо огромное. А ваша жена не будет против?

— Нет, конечно, что вы! Она сама сказала покормить вас, когда просыпалась, пока спали вы.

— Правда?

— Угу, — тот кивнул и выехал на дорогу.

Пока Лена ела, Миша немного прибавил громкость музыки и не мешал ей разговорами. Они продолжали ехать по безлюдному лесному шоссе, по которому лишь однажды проехал встречный автомобиль.

— А мы успеем к Новому Году, — вдруг спросила Лена, дожевывая бутерброд.

— Конечно, — заверил ее Миша.

— А у вас нет чего-нибудь попить? — извиняющимся тоном поинтересовалась Лена, пожалев, что так и не купила воды на вокзале.

— Да, конечно, — Миша расторопно достал бутылку воды из-под сиденья.

— У вас там прям мини-бар, — пошутила Лена, смутно помня образ того, как Миша клал под сиденье коньяк.

— Ну да, — он оценил шутку и вновь отдался всецело дороге.

Попутчики ехали молча, что в некоем роде заставляла Лену чувствовать дискомфорт. Она была из тех людей, что воспринимают молчание собеседника за отсутствие у него интереса и нежелание общаться. Затяжные паузы всегда заставляли ее нервничать и испытывать неловкость, поэтому она постоянно начинала судорожно перебирать в голове темы, способные увлечь молчуна. Но Мишу она совершенно не знала, поэтому задача стояла не из легких. Он казался вполне обычным человеком, но при этом в нем было что-то такое, что давало понять, что он не так уж и прост.

— Куда можно поставить? — так ничего и не придумав, спросила Лена, когда закончила трапезу.

— Киньте назад на пол, — бросил Миша.

Лена осторожно опустила полупустой контейнер и покосилась на спящую жену водителя, с трудом различимую в темноте салона.

— А вы с ней откуда едите? — спросила она.

— Из Москвы. Она устала… очень устала…

— Да, — Лена понимающе кивнула, — дорога дальняя.

— Она вообще плохо переносит такие вещи…

— А как ее зовут?

— Катя… — задумчиво произнес Миша.

— Ммм… — Лена повернулась к окну, думая о том, что сидит рядом с привлекательным мужчиной, не будь у которого жены, она бы не теряла времени даром. Но та лежала на заднем сидении, не позволяя ей проявлять ничего большего помимо дружеского интереса.

Магнитола продолжала проигрывать джазовые композиции, убаюкавшие Лену.

— Я опять уснула? — встрепенулась она, когда открыла глаза.

— Да, — Миша улыбнулся.

— Долго я спала?

— Час, примерно.

На улице все еще было темно. И все еще по обе стороны дороги пролегал заснеженный лес.

— А вы не устали? Так долго за рулем.

— Я привычный.

— Привет, — раздалось с заднего сидения.

Лена вздрогнула и обернулась.

— Привет… — растеряно произнесла она, постаравшись улыбнуться.

— Я Катя, — протянула руку миловидная особа.

— Лена, — Лена ответила рукопожатием.

— Как ты себя чувствуешь?

Лену покоробило, что эта незнакомка считает себя вправе обращаться к ней на «ты», но виду не подала.

— Хорошо, спасибо. Мне очень повезло, что вы проезжали мимо и подобрали меня.

— Это точно! Ты поела?

— Да, спасибо, — Лена кивнула, устав сидеть в пол оборота, — было очень вкусно.

— Еще бы, — самодовольно хмыкнула Катя, — я гений кулинарии.

— Тут не поспоришь, — подтвердила Лена, мысленно нанеся новой знакомой точный удар по переносице за ее непомерное самомнение.

Вдруг Лена ошарашено обнаружила себя вповалку на Мише.

— Извините, очень резкий поворот, немного занесло, — стал оправдываться тот.

Лена вернулась в исходное положение, непонимающе оглядываясь по сторонам. За окнами проносились заснеженные ели и лысые деревья, давно потерявшие свой лиственный покров, из магнитолы тихо играла очередная музыкальная композиция, а Катя мирно спала на заднем сидении. «Мне это приснилось», — поняла Лена и поймала себя на мысли, что рада тому, что жена Миши не будет мешать их беседе.

— А вы сами из Томска или из Москвы? — она пригладила растрепавшиеся волосы.

— Из Москвы.

— А зачем в Томск едите?

— Катя из Томска, там остались ее родственники и там живет… мой брат…собираемся Новый Год вместе встретить.

— А вы там раньше бывали?

— Честно говоря, нет. Никогда не горел особым желанием. Но в этом году некоторые трудности с финансами из-за проблем с моим бизнесом, поэтому встреча Нового Года за границей не получилась, а сидеть в Москве не было желания… вот и едем туда…

— Да уж… я тоже, честно говоря, еду туда не от хорошей жизни…

Миша выжидающе молчал.

— Я рассталась со своим женихом… — призналась Лена.

— Печально…

— Тут я спорить не стану…

— А что случилось? Если не секрет, конечно. Можете не отвечать.

— Да нет… ничего такого, что я планировала бы скрыть, — почему-то она почувствовала, что хочет поделиться с Мишей своей историей. И хочет, чтобы он знал. И чтобы понимал, что она свободна, — я узнала, что у него есть любовница.

— … такие вещи всегда больно ранят… — Миша явно напрягся.

— Да… — Лена опустила голову, — очень…

Повисла пауза, которые она так не любила, поэтому судорожно принялась перебирать всевозможные темы для продолжения разговора. И тут она обратила внимание на одну деталь:

— А почему мы постоянно едем по лесу? Разве мы не должны ехать по крупной трассе? — произнеся это, Лена забеспокоилась, поняв, что на самом-то деле находится в машине совершенно незнакомых людей, которые могут везти ее куда угодно, хотя и говорят, что едут в Томск.

— Трассы очень опасны, — тут же ответил Миша, — там много фур и водителей, которые едут сутками без сна и засыпают на ходу. Мой друг детства погиб из-за одного из таких. Он одновременно был и на фуре и заснул за рулем… поэтому я всегда строю объездной маршрут. Это может отнять порядка нескольких лишних часов, но сохранит жизнь.

— Мне жаль вашего друга, — с сочувствием произнесла Лена, слыша боль в голосе собеседника, которая развеяла все ее подозрения.

— И с кем он вам изменял? — неожиданно спросил Миша.

— Что?..

— Ваш жених. С кем он изменял?

— А… — Лена смутилась, — я ее не знаю…

— Это проще…

— Думаете?..

— Было бы лучше, если бы это была ваша подруга или, например… сестра?

— Э… нет…

— Хотите, я расскажу вам одну историю?

— Давайте…

— Жил-был молодой парень. Ему было всего девятнадцать, когда он понял, что такое любовь. Непросто влечение или похоть. А любовь. Любовь с большой буквы.

Лена слушала, пытаясь понять, что все это значит.

— Он ухаживал за ней, надеясь на взаимность, и получил по заслугам — она согласилась стать его женой. Если бы это была сказка, то я бы сейчас сказал: и они жили долго и счастливо…

— Но это не сказка?..

— Нет. Поэтому слушайте дальше. И жили они счастливо — тут все верно. Но дело в том, что это еще не конец. Прошло восемь лет, которые он работал, не покладая рук, а она занималась всем, что душе ее было угодно, забот не зная. Но случилась у него проблема: его бизнес рухнул из-за ненадежного партнера… но это уже другая история. Вернемся к этой. Когда денег стало не хватать, жена принялась ругать мужа за то, что он не может ее обеспечить.

Если еще недавно Лена терялась в догадках, то теперь четко поняла, что Миша рассказывает о себе и Кате. Его манера повествования казалась странной, да и в лице он порядком изменился. Но Лена продолжала слушать, до сих пор не нащупав, в чем здесь подвох.

— Он чувствовал себя виноватым и покорно сносил ругань и истерики жены. Он старался восстановить свой бизнес, и наконец у него это стало получаться. Жена начала вести себя как прежде, и все вернулось на круги своя. Хотя пока денег было не так много, как раньше, но уже стало ясно, что скоро их станет больше. Но пока они не могли позволить себе дорогой отдых за границей на Новый Год, поэтому собирались к родственникам жены, чтобы отметить праздник с ними. Собрали вещи, сели в машину и поехали. Муж был счастлив. Она вновь его любит. Чего еще надо? — Миша говорил спокойно, это больше всего и интриговало. — Они слушали музыку, говорили. Она предложила сыграть в «правда или действие». Он согласился. Они творили всякое и рассказывали свои секреты. Им было весело. Весело до тех пор, пока она не выбрала правду, и он не спросил: «Ты мне изменяла?». Она могла бы соврать. Ведь это просто игра, не так ли? Но она решила не нарушать правила. И рассказала все.

Лена опешила от такой новости и машинально бросила взгляд на Катю, не понимая, почему Миша продолжает свой путь вместо того, чтобы развернуться обратно и расторгнуть с ней брак.

А он продолжал:

— Она рассказала, что, когда денег не стало, ей показалось, что нужно что-то делать. У старшего брата мужа тоже есть свой бизнес. Но в Томске. Благодаря ему они и познакомились в те давние годы. Так вот, пока муж пытался все начать с нуля, жена решила действовать самостоятельно. Брат мужа часто приезжал в Москву по делам, именно им она и воспользовалась. Она соблазнила его. Переспала с ним, — Миша яростно обхватил баранку, и на его лице проступили жилы, — а потом стала шантажировать, что расскажет обо всем его жене. И он поддался. Через подставных лиц он стал софинансировать бизнес мужа, который по незнанию решил, что наконец ему вновь улыбнулась удача.

— Это… очень печальная история…

— Но и это еще не конец…

Лена молча смотрела на Мишу в ожидании продолжения.

— Он слишком любил ее. Слишком, чтобы расстаться, — по щеке Миши прокатилась одинокая слезинка, которую он быстро смахнул. — Но и простить предательство было не в его силах…

Он замолчал. Лена ждала, но спустя минут пять не выдержала и спросила:

— А дальше?..

— А дальше… — Миша поджал губы, — дальше он протянул к ней руки и сомкнул их на ее тоненькой изящной шейке… — он заплакал, — жена пыталась вырваться, но она такая хрупкая… у нее просто не было шансов… он не хотел этого… не хотел… в тот момент он подумал, что лучше бы она ничего не говорила…

Лена оцепенела. Мозг пытался обработать полученную информацию, но она никак не хотела укладываться в голове.

— А потом он уложил ее на заднее сидение своего джипа и не стал разворачиваться… он… он хотел поговорить с братом… он свернул с трассы, чтобы, его не остановило ГАИ и не обнаружило мертвое тело… да и магистрали очень опасны… его друг погиб на одной из трасс… в него въехала фура со спящем водителем…

От ужаса Лена забыла, как дышать, и безотрывно следила за нервными движениями губ Миши, который продолжал свой рассказ:

— А потом он увидел на дороге девушку… на лесной пустынной тропе… и… он не мог ее оставить там одну… ведь она бы замерзла… они разговорились, и он увидел, что она сможет понять его… ведь она знает, как это больно… больно, когда тебя предает любимый человек… ведь знает? — Миша повернулся к Лене и посмотрел прямо в глаза.

Она была не в силах вымолвить и слова.

— И он не собирался сначала ничего ей рассказывать… он просто хотел довести ее до Томска, убедив, что на заднем сидении лежит его спящая, а вовсе не мертвая жена… но потом он осознал, что она именно тот, кто сможет его понять… а ему нужно было выговориться… очень нужно… просто необходимо…

Миша вновь глянул на Лену, ища в ней поддержки. Но она продолжала выглядеть, как истукан, еле дыша и не веря в происходящее.

— Вы же меня понимаете, Лена? — с надеждой произнес Миша.

И тут в ее голове будто что-то щелкнуло. Пока он говорил от третьего лица, это и оставалось для ее подсознания, скорее, историей о каком-то другом человеке, но стоило ему заговорить напрямую, как Лена поняла, что именно с ней все это и происходит. Именно она сейчас сидит в машине мужчины, убившего свою жену, и положившего ее труп на заднее сидение. И это заднее сидение прямо за ней.

— ААААА!!!! — Лена завопила, не слыша саму себя.

Миша резко заблокировал двери, видя, что попутчица собралась выскочить на полном ходу. Он молчал, обдумывая, что наделал. Он ошибся, поведав ей свою историю. Пока Лена билась в истерике, он продолжал движение, выжидая, когда та угомонится.

Спустя какое-то время Лена выбилась из сил и начала приходить в себя. За все время своего буйства она инстинктивно не прикасалась к Мише. Хотя она могла бы попытаться его ударить, побороться, чтобы вырвать спасение. Но он голыми руками задушил женщину. Свою жену. Что помешает ему сделать то же самое и с ней?

— Не говори никому… — произнес Миша, внезапно перейдя на «ты».

Лена молчала.

— Слышишь?

Ее голова дернулась, имитируя кивок.

— Наверное, я не должен был тебе этого рассказывать… но мне нужно было с кем-нибудь поделиться, понимаешь?

Лена снова дернулась и нервно сглотнула.

— Я думал, ты меня поймешь, ведь твой жених тоже тебя предал.

— Но я же его не убила! — на ультразвуке вырвалось из горла Лены. Она тут же пожалела о своей несдержанности, поймав на себе пристальный взгляд Миши.

Но он не был суров или зол. Нет. Скорее, в нем читалось разочарование и боль.

— Ты же не убьешь меня? — снова вырвалась необдуманная фраза.

Миша покачал головой:

— Я не убийца…

Лена приложила все усилия, чтобы снова не выпалить то, что думает.

— И Катю убивать я не планировал… так получилось… просто… так вышло…

— Можно я выйду? — дрожащим голосом спросила Лена и поняла, что из ее глаз полились слезы.

— Куда? — словно говоря с маленьким ребенком, спросил Миша. — Кругом лес и холод.

— Пожалуйста…

— Но ты же замерзнешь. Не глупи.

Лена вжалась в дверцу, судорожно соображая, что делать дальше.

Они ехали молча. Через полчаса Миша сообщил, что должен заправиться. Лена почувствовала облегчение оттого, что у нее появилась надежда на спасение, ведь на заправке будут люди. Но тут Миша съехал на обочину и вышел из авто, достал из багажника канистру, и Лена поняла, что рано обрадовалась.

Мишаа принялся заправлять бак через воронку, пока Лена наблюдала за ним через зеркало заднего вида. Он изредка погладывал на нее, молча делая свое дело. Тогда Лена поняла, что не может мешкать и просто положиться на волю судьбы. Она должна действовать. Ей и в голову не приходило, почему он до сих пор ее не убил, ей просто было ясно, что она в опасности. А когда человек в опасности, он должен предпринимать меры, чтобы спастись. Поэтому она потянулась за своей сумкой, валявшейся в ногах, чтобы выудить из нее телефон. «Только бы сеть была», — молилась она.

Зеркало заднего вида имеет свойство показывать не только то, что происходит снаружи, но и дает возможность людям на улице видеть, что происходит внутри.

Дверь резко распахнулась, и Лена взвизгнула, пытаясь спрятать вытащенный из сумки телефон.

— Что ты делаешь? — тихо спросил Миша.

— Я… я… — она могла выдумать любую отговорку, сказать, что хочет позвонить маме, чтобы сообщить, что с ней все в порядке, но Лена была настолько напугана, что из головы вылетели все слова. Это был один из тех моментов, к которым после многократно возвращаешься, придумывая кучи правильных решений, но даже сотня таких гениальных идей по прошествии времени не в состоянии исправить прошлого.

— Отдай телефон, — не меняя тона, сказал Миша.

Лена дрожала, вцепившись в трубку и до сих пор не зная, есть ли сеть или нет.

— Отдай телефон, — он выхватил Ленин мобильник и закрыл дверь.

Закончив с заправкой, он вернулся в салон ко все еще неподвижной фигуре. Точнее двум, одна из которых уже точно никогда не зашевелиться.

— Ты, наверное, думаешь, что я монстр… — начал Миша, — но я просто мужчина, которому разбили сердце.

В голове у Лены была пустота, будто какая-то внутренняя заслонка вмиг отделила ее сознание от всего происходящего, когда Миша коснулся ее, отобрав телефон. Она все видела и слышала, но уже не воспринимала и не реагировала. Она даже не заметила, как ушел страх, сменившийся безразличием. Будь, что будет.

— Это все ужасно… я тебя понимаю… но и ты должна меня понять… я любил ее больше жизни… и уже ничего не изменишь… но ты же все равно расскажешь все полиции?

Лена молчала, но уже не из-за ужаса. Она словно наблюдала происходящее со стороны, не являясь непосредственным участником действа.

— Прости… ты не оставила мне выбора…

Лена ощутила сильный удар по голове, от которого в глазах все потемнело.

— Не бойся, я тебя не убью, — последнее, что услышала Лена перед тем, как потеряла сознание.

Открыв глаза, Лена не сразу поняла, где находится. Голова была как в тумане. Вдруг она заметила какую-то движущуюся точку и сфокусировалась на ней. Спустя пару мгновений, к своему удивлению, Лена поняла, что это таракан. Огромный жирный тараканище, ползущий по облупившейся побелке старого потолка. После обнаружения этой живности, она заметила присутствие и иных представителей фауны.

— Она очнулась, — раздался женский голос.

Вскоре к ней подошло двое в белых халатах. На их лицах читались смешанные эмоции.

— Вы меня слышите? — худощавый мужчина лет пятидесяти в докторском халате склонился над Леной.

Она попыталась ответить, но горло разодрала боль.

— Просто кивните.

Лена послушно кивнула, не особо удивившись тому, как разболелось горло. После того, как она околела на лесной тропе, странно, что не затемпературила сразу же, а еще несколько часов спокойно общалась с… Миша! В голове всплыли все жуткие события, включая покоившуюся на заднем сиденье Катю. Лена поднялась на локтях, и руки пронзила резкая боль. Она хотела рассказать все, но врач опять ее остановил:

— Лягте, пожалуйста. Успокойтесь.

Лена хотела возразить, но не смогла произнести ни слова.

— Вам нужен покой. Мы уже пытаемся выяснить, кто вы. Но мы должны задать вам несколько вопросов.

Лену удивила новость о том, что они не знают, кто она такая, ведь у нее с собой был паспорт, который с легкостью мог раскрыть эту тайну.

— Вы знаете, как вас зовут?

Лена кивнула.

— Помните, что произошло?

Опять уверенно кивнула, но вдруг усомнилась, поняв, что упустила момент, как оказалась в больнице. На лице отобразилась неуверенность, и она неоднозначно пожала плечами.

Врач замялся, явно подбирая слова. Затем глянул на коллегу и передал эстафету ей. Та очевидно не отличалась пунктуальностью и сочувствием, поэтому сходу спросила:

— Вы знаете, что у вас отрезан язык и руки?

Лена остановилась на полувдохе. Хотела переспросить: «Что?!», — но изо рта вырвалось лишь нечленораздельное мычание, а горло опять зажгло. И тут стало ясно, что болит не горло, а основание языка. Языка, которого она больше не чувствует.

— Мы нашли вас в таком состоянии возле входа в приемное отделение, — не реагируя на шок пациентки, продолжила женщина, видавшая виды. — Вы были напичканы алкоголем и димедролом. Вы сами их выпили?

Лена уже не слушала, она медленно подняла свои руки и в ужасе уставилась на красно-коричневые бинты, обмотанные вокруг запястий, после которых не было ничего. Не было кистей. Ее кистей. Несмотря на шок, Лена не терялась в догадках о том, как это могло случиться и что все это значит. Она точно знала, что это «растаяли снега» Миши, и он позаботился о том, чтобы она никому не смогла рассказать о встрече с ним и его мертвой женой.

Новогодняя Лола

Лола лежала бессмысленной кучкой. Отголоски народных гуляний отдавались эхом утренних фейерверков.

Она так не хотела быть в одиночестве, встречать новый год в пустом доме. Ни друзей, ни мужей, ни детей.

За что боролась, сказала бы Катька. Но Катька больше с ней не разговаривала. С Лолой разговаривали только случайные прохожие и попутчики, к которым она подсаживалась и трепала языком.

Вот и в эту ночь, радостную для многих, Лола надела чёрный наряд и отправилась в московскую подземку. С линии на линию, из вагона в вагон. Люди смеялись или угрюмо катили — кто в центр, кто обратно. Чёрным пятном фатина Лола опускалась рядом с незнакомцами и говорила, говорила, говорила.

Только за болтовнёй с чужими людьми она забывала об одиночестве. О никчёмности и ненужности.

Она капала частичками себя в жизни этих людей и, не задумываясь, верила, что останется жить в них и их памяти.

Больше некому было её помнить.

— С Новым Годом, милые! — Лола опять подсела к очередной компании. Два парня и девушка. Молодые. Не больше двадцати.

В свою четверть века Лола была почти что старухой. Память копила охапки смертей, расставаний и горьких предательств.

— С Новым Годом! — радостно откликнулись парни и девушка.

А как отметили? А с кем? А что делали? И что не делали?

Слова за словами, опять всё те же, из всех тех же букв. По кругу, по спирали, тугому канату.

Лола вытянула уставшие ноги. Всё равно вагон почти что пустой. Кому она помешает?

С каждым словом тело терялось, и будто не было уже этих ног. Будто не было Лолы, но всё же она была.

— Сука… — неслышно прошелестел чей-то шёпот.

Через протянутые в проходе ноги зашагали ещё чьи-то — чужие. А Лола всё говорила и не могла успокоиться. Ведь стоило ей заткнуться, как растает новогодняя ночь, как опять выйдет в свет одиночество, её ноги и тупая печаль.

— Ну, ещё раз с Новым Годом, нам пора!

Компания вышла, оставив Лолу на старых сиденьях. Сколько задниц их изъездило? Сколько из них разложилось в могилах?

Вагон был почти таким же пустым, как и сама её жизнь. Мутный взгляд ухватился за троицу: две особи женского пола и одна — мужского.

Лола незаметно для себя пёрнула, поднимая тощее тело, и зашаталась к ним в такт вагону.

— Я просто хотела пожелать счастливого Нового Года! — думала, что торжественно произнесла, она.

Девушка посередине, на которую Лола пялилась, оторвалась от телефона, вынула наушник и спросила:

— Что?

Лола снова повторила свою речь, а на том конце слышалось только:

— Я пр… хотыл… пжл… Нываво Года!

— М… и вам, — ответила девушка и снова вставила наушник.

Лола зашагала дальше и уселась рядом с третьим, тем, что был мужского пола. На нём высилась новогодняя шапка, а лицо закрывала то ли маска, то ли вязанный шарф.

— А вы куда едете?

— Домой, — неохотно ответил мужчина, тоже уставившись в телефон.

Он даже не взглянул на неё. Но она этого не заметила. Хоть одну ночь в году можно же было не замечать, что она всех заебала.

— А куда домой? — не унималась Лола.

Мужчина ткнул пальцем по ходу поезда и ответил:

— Туда.

Только она собиралась ещё что-то спросить, как третья, сидевшая с другого края, подошла к ней и обратилась:

— Мадам, — Лола аж почувствовала себя высокопоставленной особой, но тут же сникла, услышав продолжение фразы: — Иди отсюда.

— Я никуда не пойду.

— Чего?

— Не пойду никуда…

— Иди отсюда!

— Н-нет… — Лола продолжала стоять, точнее сидеть, на своём. С какой стати её прогоняют? В конце концов, у нас почти что свободная страна.

Без дополнительных предупреждений дама уселась на Лолу, и ей всё же пришлось чуть сдвинуть свои позиции.

— Ясно… — выдавила она и молча доехала до своей станции.

Остатки гуляк топтали оледенелый асфальт. Лола семенила в своих толстых башмаках. Ветер дербанил фатиновую юбку, кусал куцые ляжки. Пару раз Лола чуть не упала. Но удержалась. Вот только зачем?

Разбиться б об лёд, как прошлогодний стеклянный шарик. Вдребезги. Чтоб ни одной целой кости, ни одного сустава. Ни лица, ни имени. Ничего чтоб от неё не осталось.

Из квартиры пахнуло затхлым одиночеством. Даже кошек у Лолы не было. Кошек выдавали только самодостаточным.

Заставленный угощениями стол всё ещё ждал гостей. А вдруг бы кто-то пришёл? Ну хоть случайные соседи с новогодними поздравлениями или заблудший иногородний. Ну хоть кто-то… хоть одна живая душа.

Но Лолу не поздравили даже скупым сообщением. Она была совершенно одна.

Некому было сожрать таз оливье. Кому нужны были эти омары? Для кого остывала картошка?

И только допитая до дна бутылка шампанского пузато возвышалась над салатами и сервированными тарелками.

Лола легла прямо на пол, не разуваясь и не снимая куртки.

Неохотно приближался рассвет. Повсюду гремели остатки салютов.

Бессмысленная кучка Лолы срасталась с полом. Заветривалась, как нетронутые нарезки.

Бутыль из-под шампанского удручающе смотрела на Лолу со своей высоты.

«Не ставь пустую бутылку на стол!» — вечно орал брат-алкоголик, пока не скопытился.

Примета плохая.

Лола поднялась, сбросила бутылку вниз. Та грохнулась об пол и не разбилась.

Лола открыла окно. И разбилась. Как прошлогодний шарик.

Новогоднее чудо

Новый год — любимый праздник миллионов детей по всему миру.

Они ждут подарков, ждут праздничных угощений, ждут чуда.

А еще они ждут того, кто все это им принесет, того, кем притворяются родители или приглашенные артисты на забаву малышне. В разных странах он носит разные имена и Корбобо, и Папа Паскуаль, и даже Йоулупукки… но в России этот персонаж известен всем как Дед Мороз. Старый добрый дедушка с красным носом и своей незаменимой внучкой Снегурочкой. Он появляется с большим мешком подарков на своих расписных санях и одаривает всех сполна.

Такой мы слышали эту историю с детства. И именно таким добрым и щедрым нам представляется Дед Мороз. Сказочный персонаж… вырастая, люди теряют веру. Веру в сказку, в волшебство, в чудо.

Но мир полон чудес! Только никто не говорил, что они могут быть исключительно добрыми.

Улицы устланы снегом, мерцающим в новогодних огнях, развешанных по всему городу. Всюду снуют люди, торопящиеся купить подарки для всех, кто им дорог, или кого они обязаны одаривать по долгу службы или иным жизненным обстоятельствам. Есть и те, для кого грядущий праздник лишь повод от души набить пузо и несколько дней ничего не делать. А кому-то и вовсе не до веселья, потому что для них это обычные рабочий день и рабочая ночь, лишенные улыбок и подарков друзей. Конечно, находятся и те, кто полностью свободен с тридцать первого декабря на первое января, но совершенно не горят желанием бдеть под елкой, дожидаясь боя Курантов. Они спокойно лягут спать, заткнув уши берушами покрепче, чтобы праздничные фейерверки не нарушили их безмятежного сна. Да, кто-то может поступить и так. Кто-то, но только не Ирочка, ожидающая своего первого Нового Года, в который ей разрешат не ложиться спать до самого его прихода. Она будет сидеть за столом, как взрослая, и загадает свое заветное желание ровно в полночь, когда один год сменит другой, дав надежду на лучшее будущее.

Она решила очень ответственно подойти к этому вопросу и в ночь с тридцатого на тридцать первое декабря легла пораньше, чтобы выспаться и не уснуть до важного события. Весь последний день уходящего года Ирочка «помогала» маме на кухне, разбив пару яиц на полу и опрокинув миску со свеклой, только что сваренной для селедки под шубой. После чего она была выпровожена смотреть мультфильмы. С чувством выполненного долга Ирочка уселась на диван, и, уплетая шоколад, уставилась на телеэкран, передававший праздничные выпуски любимых мультиков.

Округу уже давно поглотила тьма, а Ирочка все еще бодрствовала, чувствуя, что с этого дня все будет иначе. В прошлом году ей было только девять, и мама не разрешила ей встретить с нею Новый Год, а уложила, как обычно, спать, будто это не была самая волшебная ночь в году. Но сегодня она наконец воочию увидит, как старый год уступает место новому. Раньше Ирочка силилась не уснуть до полуночи, чтобы встретить этот миг, пусть и в кровати. Но лежа в темной комнате, укрывшись одеялом, она раз от раза не могла дотянуть до заветного часа. Ее неминуемо клонило в сон, и она сама не замечала, как засыпала и открывала глаза, лишь когда новый год властвовал над миром вовсю.

— Пора за стол, — Ирочка услышала мамин голос и тут же помчалась занимать отведенное ей место. Она нарядилась по случаю Нового Года в свое самое красивое платье. Атмосфера праздника, запах хвои и мандаринов, стол, ломящийся от вкусностей — все это теперь и для нее тоже!

За столом уже собрались гости, некоторых из которых Ирочка даже не знала. Она заприметила знакомое лицо в дальнем углу комнаты. Это была дочь одной семейной пары, с которой мама Иры работала. Ирочка побежала поздороваться с единственным помимо нее ребенком на празднестве, но не рассчитала и нечаянно задела бутылку водки, стоявшую со своими «коллегами» ровным рядочком вдоль стены.

— Ой… — она замерла, не зная, что делать.

— Иди в свою комнату, — мать стиснула зубы, пока огненная вода растекалась по полу вместо того, чтобы «согревать» собравшийся люд.

— Я уберу, — Ирочка бросилась собирать осколки.

— В свою комнату. Живо. Спать.

Эти слова прозвучали как приговор. Ирочка попыталась уговорить маму, но та была непреклонна и выпроводила дочь в спальню, пригрозив смачной оплеухой.

Из глаз Ирочки текли слезы. Не так. Только не так она представляла сегодняшние вечер и ночь. Она знала свою мать и знала, что та ни за что не выпустит ее до утра. Ирочка опустилась на кровать и горько заплакала. Только ни в коем случае не всхлипыватй слишком громко — а то мама придумает новое наказание!

Оставалось совсем немного до полуночи. За окном мерцали редкие звезды, пробивавшиеся сквозь дымчатую городскую поволоку, а из залы доносились уже не совсем трезвые голоса, шутившие несмешные шутки и говорившие о странных для маленькой девочки вещах.

— Ненавижу… — одними губами произнесла Ира.

— Давайте-давайте-давайте! — Считанные минуты отделяли от наступления Нового Года, и все торопились наполнить свои бокалы и написать желания на листочках.

А Ирочка лежала в темноте, наблюдая за переливающимися лампочками гирлянды на ее маленькой елочке. Она, может, и хотела бы уснуть, но уже не могла. Ей было грустно, одиноко и обидно. Обидно из-за несправедливости мамы и своей неуклюжести. И очень грустно из-за того, что этот год она встретит в полном одиночестве.

— Хоу-хоу-хоу, — раздался скрипучий голос, — или как оно там?..

Ирочка вздрогнула и попыталась разглядеть темную фигуру, появившуюся возле елки. Свет гирлянды скудно освещал комнату, лишь обрисовывая очертания предметов. И Ирочка смогла увидеть невысокого полноватого человека в шапке, отороченной мехом, и длинном пальто или шубе.

Незнакомец откашлялся и вновь заговорил наперебой с Курантами, начавшими свой отсчет:

— Ты была хорошей девочкой, Ирочка?

— Д-да… — испуганно произнесла та.

— Не врешь?

— Н-нет…

— Молодец, — одобрил незваный гость, — люблю таких: лживых и дрянных девчонок.

Ирочка сглотнула и вжалась в стену.

— Вы Плохой Санта?..

— Ха-ха-ха, — утробно засмеялся тот, — это просто сказки, деточка. Неужели ты в них веришь? — незнакомец явно счел свою шутку остроумной и вновь загоготал. Отсмеявшись, он представился, — я… Дед Мороз.

— Значит… ты настоящий? — от удивления глаза Ирочки выпучились, как у долгопята. Она с усердием пыталась разглядеть его лицо, поросшее растительностью.

— Как видишь, — тот расплылся в улыбке, сверкнувшей в отблеске мерцавших огней.

Ирочка вздрогнула и потерла глаза, надеясь, что увиденное ей только мерещится: изо рта Деда торчали длинные острые зубы.

Вскоре должен был раздаться последний удар из двенадцати, и наступить Новый Год. Ирочка взяла себя в руки и поторопилась, чтобы не упустить шанс:

— А я могу загадать желание?

— Загадать желание? — Мороз опять скрипуче засмеялся, — загадать можешь.

— Я хочу, чтобы мама больше никогда на меня не ругалась и не наказывала, — протараторила Ира.

— Это можно, — он оскалился, и Ирочка поняла, что ей вовсе не показалось — у него и впрямь торчал ряд острых зубов.

Шаркая по полу, Мороз направился к двери, волоча за собой мешок и опираясь на длинную палку.

— А ты уже всем остальным раздал подарки? — спросила Ирочка, заметив, что мешок совершенно пустой.

— Сегодня я получаю подарки, — не оборачиваясь, сказал тот и прошел сквозь закрытую дверь.

Ирочка была в полном смятении и растерянности. С ясельного возраста она слышала истории о добром Дедушке Морозе, который приносит детишкам подарки под елку. Когда-то она в него даже верила, но прошло время, малышка подросла и поняла, что Дед Мороз — это просто очередной мамин ухажер, нацепивший на себя красный халат и бороду из ваты. Теперь перед ней откуда ни возьмись появился этот сказочный персонаж с посохом, мешком и жуткими зубами, о которых ни в одной из новогодних историй не упоминалось. Радость и страх смешались воедино, путая мысли и чувства. Но Дед Мороз пообещал, что исполнит ее желание! Это ли не радость? Это ли не Новогоднее Чудо?

Из залы доносились радостные крики гостей, приветствовавших наступление Нового Года. Они кричали, поздравляли друг друга, взрывали хлопушки. Ирочка слушала их из-за стены, ожидая, что мама позовет ее ко всем, потому что Дедушка сделает ее доброй и хорошей. Но мама не шла, а крики становились все громче, только казались уже не такими радостными. С улицы стали слышны оглушительные раскаты салютов и фейерверков, из-за которых становилось почти неслышно то, что происходит в квартире.

Вскоре остались лишь звуки грохочущих ракетниц и возгласы с улицы. В доме стихло.

— Хочешь быть Снегурочкой? — неожиданно услышала Ирочка и увидела, что темная фигура возвращается.

— Да! — она радостно подпрыгнула на кровати и мигом соскочила на пол, думая, что мама зовет ее ко всем остальным, а Дедушка Мороз останется на угощение.

— Идем, — Дед протянул руку.

Ирочка увидела, что на его заскорузлых пальцах, показавшихся синими и бородавчатыми, растут длинные ногти, больше похожие на звериные когти, которыми можно рвать добычу. Она немного замешкалась, но протянула свою маленькую ручку в ответ старику. «Ведь никого нельзя судить по внешности, — подумала она, — он же не виноват, что такой страшный». Прикоснувшись к холодной коже, Ирочка почувствовала, что та покрыта чем-то липким. Она хотела отдернуть руку, но Дед уже схватил ее и потянул за собой. Ирочка молча послушалась и последовала за ним.

На этот раз Мороз открыл дверь, впустив в комнату свет, который тут же ударил Ирочке по глазам, привыкшим к темноте. Когда они миновали небольшой тамбур между комнатами, она потерла глазки свободным кулачком и, прищурившись, посмотрела на своего проводника. Он был одет в потрепанную шубу и такую же шапку, из-под которой торчали серые спутанные волосы, похожие на проволоку. Над стариком возвышалась длинная палка, увенчанная огромным лезвием, в красных разводах. Это был вовсе не посох, а здоровенная коса, заточенная, как острая бритва. Ирочка опустила глаза на державшую ее руку Мороза и поняла, что та тоже измазана чем-то красным, а кожа и впрямь какого-то странного сине-зелено-серого цвета.

— Дедушка… — пролепетала Ирочка.

— Что? — Мороз резко обернулся, явив свое серо-зелено-синее лицо, поросшее лохматой растительностью, которая тоже оказались измазана красным.

— Ты в чем-то испачкался… — в маленькой головке не укладывалось то, что сразу бы зародилось в мыслях взрослого человека.

Тот промолчал и лишь улыбнулся, вновь показав свои острые зубы, оказавшиеся прозрачными ледышками, с которых стекали красные капли.

Ирочка почувствовала странный запах и только теперь посмотрела по сторонам. Красный цвет. Все в красном. Повсюду валяются непонятные ошметки, и все обои в каких-то красных разводах.

— Что это?.. — испуганно произнесла Ирочка, — где моя мама?

— А вот она, — скрипуче произнес Мороз и указал на огромную елку, стоявшую в углу. Зеленая красавица, привезенная из заповедного леса, в котором она росла долгие годы, пока браконьеры не срубили ее под самый корешок, была украшена странными гирляндами и игрушками, а на самой верхушке красовалась голова матери.

— АААА!!! — завопила Ирочка и попыталась вырвать руку, но Дед держал ее мертвой хваткой.

— Теперь она никогда не будет ругаться и наказывать тебя, — засмеялся Мороз, — я исполнил твое желание. Теперь твоя очередь.

Ирочка не прекращала кричать от ужаса, находясь наедине с непонятным чудовищем, разорвавшим в клочья всех гостей и украсившим елку их кишками и остальными потрохами.

Дед Мороз, все еще не отпуская Иру, подошел к своему мешку, который уже не был пуст, а оказался наполнен оторванными конечностями гостей и их требухой, которые он решил забрать себе в качестве новогодних подарков.

Ирочка кричала без остановки, не видя и не слыша ничего вокруг.

Она даже не заметила, как похолодало. Но спустя несколько минут мороз стал невыносимым и поубавил ее пыл. Она смотрела по сторонам, тяжело дыша и выпуская пар изо рта. Это была не ее квартира.

Это вообще была не квартира. Больше не было красного. Лишь белый снег и вечно зеленые ели, чьи заснеженные ветви поблескивали в призрачном свете луны.

Она умоляюще уставилась на Мороза, который, наконец, отпустил ее руку. Ирочка хотела бежать, но страх и холод сковали ее тело, и она не могла сдвинуться с места.

— Моя Снегурочка, — страшно улыбнулся Дед Мороз, показав свои жуткие зубы-сосульки.

Из глаз малышки потекли слезы, тут же замерзшие на бледных щеках.

Мороз оскалился и схватил Ирочку. Не успела она опомниться, как почувствовала, что стоит спиной к чему-то твердому и холодному. Это был ствол дерева. Ствол огромной ели. Ее руки были связаны веревкой, протянутой вокруг всего толстого ствола.

— Снегурочка, — скалясь, произнес Мороз и больше не вымолвил ни слова за все то время, пока стоял напротив Ирочки, молившей его о пощаде до тех пор, пока холод не заставил ее замолчать навеки.

Мама

Мама вырастила нас с братом одна. Когда мы разбежались по своим взрослым жизням, она продала квартиру и переехала за город. Не слишком далеко, чтобы у нас была возможность изредка навещать ее, но и не слишком близко, чтобы не докучать. Мама всегда говорила, что нельзя навязываться, нельзя заставлять кого-то быть рядом, если он этого не хочет. Она знала. В детдоме, где она выросла, было слишком много тех, кто не желал ее присутствия. Но мы с братом всегда чувствовали себя нужными и любимыми.

За окном была зима, а в мамином новом стареньком домике было тепло и уютно. Она накормила нас и напоила горячим чаем.

— Я побегу, мам, а то Янка ждет, — брат чмокнул маму в щеку, покрывшуюся морщинками, и выскочил в морозную стужу.

— Мне тоже уже пора, — я посмотрела на время.

И правда пора. В Москве были подруги и очередной кандидат в спутники жизни. Еще и доехать надо, не дай бог пробки. Кто захочет встретить Новый Год на дороге?

— Пирожков возьмешь? — спросила мама и, не дождавшись ответа, пошла их заворачивать.

Я встала из-за стола и подошла к печке. Самой настоящей русской печке, как в сказках, которые мама читала мне в детстве. Наверху было спальное место. Оно казалось теплым и уютным. На пуховом одеяле лежал старый фотоальбом. Я много раз его видела. Там были собраны наши детские фотографии, наши радости и печали. Сама не заметила, как принялась листать его. Вот мы с братом деремся в песочнице, а рядом он обнимает дворового кота. На лице появилась улыбка, и я продолжила «гулять» по страницам памяти. С очередной фотокарточки на меня смотрела маленькая я, перемазанная шоколадом, мой старший братик в костюме снеговика, радостная мама и покореженная елка, которую не единожды умудрился уронить наш тогдашний питомец Барсик. Я посмеялась и уже готова была перевернуть страничку, но заметила уголок, торчащий из-под фото. Осторожно потянула за него и с удивлением обнаружила другую фотографию, которую раньше не видела: маленькая девочка на руках у незнакомой мне женщины, чем-то похожей на маму. Обе улыбались, женщина так нежно держала девочку, будто это было ее единственное сокровище. На обороте была надпись: «Нина Чивина и мама».

«Мама?..»

Я никогда не видела маминых детских фото и мало что знала о ее матери. Только то, что она отказалась от нее, когда ей было лет пять. Я обернулась на кухню, где моя мамочка все еще собирала мне в дорогу еду, вернула фото на место, положила фотоальбом и села обратно за стол.

— Мам, можно я останусь? Хочу встретить этот год вместе.

Оглавление

Бой Курантов

Как встретишь

НГ (Не Говори)

Новогодняя Лола

Новогоднее чудо

Мама