Сердце, фаршированное любовью [Макс Клавиус] (fb2) читать онлайн
- Сердце, фаршированное любовью 1.29 Мб, 13с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Макс Клавиус
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Макс Клавиус Сердце, фаршированное любовью
Москва в огне неона
Москва в огне неона, Пожарники пьяны, У клуба вновь колонна, Как в мавзолей страны.
Вновь Гавриил охраны Решает невпопад, Те — вкусят райской манны, А те — отходят в ад.
У бара — каста, племя Ночных его детей. Забот слезает бремя, Как кожа, с мудрых змей.
И мраморных улыбок Качает карусель, Идешь на дно бутылок, И всюду Ариэль.
Аукцион на тело Лот к лоту все стройней – Украсишь спальню смело, Лишь больше дай нулей.
И в ночь — как в приключенье, Ты — Одиссей любви, Иль Золото везенья, Иль Скалы все твои.
И я ушел… навстречу… Чему? Решит рассвет… Судьба иль покалечит, Иль сделает презент!
В Московском притоне
Снимая пальто… меховое, В притоне Московском — горю! Назначено мне роковое, С пороками, здесь, рандеву!
Как будто бы, черти, бикини, Срывают, вертя на рогах! Я весь… в штормовом кокаине, Захлебываюсь в миражах!
А груди набухли шампанским – Доите молоденьких вдов! И в духе корриды испанской Тут страсти дразнят как быков.
Прилично одет — ты оправдан, Во всем и всегда — вот девиз! Ты лгал, осквернял — не запятнан, Ведь это пороков каприз!
Так пусть же крылит, в сердце, праздник! Продай, обмани, но приди! Есть деньги — оправдан Развратник! Ночь сыпет на зло конфетти!
Пылинки мрака на душе
Пылинки мрака на душе… Всё налетают… Ох, сколько намело уже, Конца нет, краю.
И черная дыра внутри – Всё нарастает… Мечты, часы, календари – Всё пожирает
И затмевает солнце дня… Ночь Заполярья… Медведи голову склоня – Грызут Сознанье…
Моржи Терзаний на снегу – Играют рыбой Моих живых Хочу, Смогу, Глуша их силой…
И средь душевной мерзлоты И темной ласки На небе изредка видны Сиянья краски…
На небе изредка видны Надежды краски…
Обжорство красотой
Хочу пирожное губ С суфле зубов, Чтоб пригубив, потек на зуб Джем языков!
Хочу я пудинга грудей С вином сосцов. Гурман я плоти и страстей, В изыске слов.
Чревоугодник кутежа, Любовных игр … Икра с шампанским куража – Вот мой кумир!
Я сладкоежка красоты, Фривольных поз! Люблю десерты наготы, Дарю им тост!
Гарсон интрижек и утех – Неси меню. Салат под юбкой, блуд и смех – Подай к столу.
Обжорство, пьянство красотой – Мне все воздаст! Путь пресыщенья наготой Мне мудрость даст!
Путь пресыщенья наготой Мне мудрость даст!
Черная дыра
И снова чёрною звездой – Бродить… сместив свою орбиту… И нарушать планет покой, И завлекать, к себе их, в свиту…
Вновь луны нагло совращать – Сбивать с орбиты прямо в ложе, Где предстоит им умирать – Во тьме, во мгле, да с белой кожей…
Бить гравитацией в лицо Всем проходящим Астероидам, А гневных собирать в кольцо, Глядя во взор их монголоидный…
Скакать на сценах всех галактик И хоровод невест кружить, И как испорченный романтик Их, тут же, всех и погубить…
И став средь кутежа разрухи, Падений, стонов и вранья…. Понять…. Что нет, что нет Старухи, А вновь Вселенной стал уж — Я!
Машина времени в 90-е или Антигимн
Россия — продажная наша держава. Мораль, задрав юбку, танцует канкан. Могучий упадок, позорная слава… Советские кости рвут псы пополам!
Славься, Отечество, наше “безгейное”, Номенклатуры союз вековой, Наше грядущее быдло-лакейное! Славься, страна! Мы гордимся тобой!
Гиены науки — всех львов потеряли! Не люди искусства — а пошлости рты! Бездарные карлики на пьедестале, Колоссы таланта на дне нищеты.
Славься, Отечество, наше “безгейное”, Номенклатуры союз вековой, Наше грядущее быдло-лакейное! Славься, страна! Мы гордимся тобой!
Широкий простор для педофилии, На бойню постели — детский поток… Златые кровати — голодные лилии! Слезы с шампанским смакует божок!
Славься, Отечество, наше “безгейное”, Номенклатуры союз вековой, Наше грядущее быдло-лакейное! Славься, страна! Мы гордимся тобой!
Инфернальные пальчики
Я целуюсь со Скукой, я целуюсь со Скукой, Поцелуем французским, поцелуем до слез, Одержимый беснующей, темною мукой, Осмеял крест серебряный чахнущих грез.
Бес с рогами уныния, мои мысли вопящие, На котле жарит заживо, изуверски склабясь… Инфернальные пальчики, в язвах боль копошащие, На органе трагическом исполняют мне вальс …
Измена
Я плакала, плакала, плакала… Потом вены гладила бритвою, Они — плевались, а я — икала, И головой все качала завитою…
Потом инстинкт повел к холодильнику. Целовалась я час с бутылкою. Стала дерзкою, наглою, пылкою И соседа взяла в собутыльники.
Он меня на диван понес Жалости И подушку подал Участия, А потом разобрал на запчасти, Смазав страстью, для нового счастья.
Каждый винтик, губами, вкручивал, Собирал, до утра, старательно… И обида ушла окончательно… Шторм, губительный, миновал…
Любовные игры
Пусть рот ее бокалом будет нам – Наполним вермутом и трубочку поставим. Мешая лед, что бьется по зубам, Мы губ ее журчание восславим.
Салфетки-волосы пропитаны духами – Услужливою стопою лежат … Вот грудь-желе, открылась, за мехами – Десертные две порции стоят …
Дитя, дитя открой глаза пороку, Вий сладострастия пусть цель укажет нам, И стыд умрет, загрызенный с наскоку, На радость новым, огненным страстям …
Стриптиз клуб Горбатое сердце
Канкан одноногих, на сцене, блистает – Мелькают, дразняще, в чулках костыли. Эстетика этику здесь развращает, Ценитель — любуйся! Ценитель — хвали!
У бара блондинка, безрукая Эля, На шпильке длиннее обрубка руки. Пороки в сердцах и пороки на теле – Мы любим единство, хоть в этом жестки.
Горбатое сердце висит в центре зала, Безногие девушки на пьедесталах… Повсюду Ущербность с накрашенным ртом Смущает и дразнит помятым крылом…
Кладбище страстей в моей памяти
Ограды вьются бахромою всюду, Полулежат надгробья в тишине – Увитые венками в неглиже, Они читают эпитафии друг другу.
О, как же звучна тишина вокруг, Унизанная мудрой позолотой… Цветы здесь наслаждаются свободой, Их не сорвут нечаянно и вдруг…
Твоя улыбка — алый гроб открытый, И мертвый поцелуй мой будет там. Вокруг, бросая траур ядовитый, Стоят глаза, подобные венкам.
Сырая вырыта уж в памяти могила, Три долгих дня и завершится ритуал, И встретившись потом и улыбнувшись мило, Тихим надгробием мелькнет лица овал…
Там на неведомых танцполах или пати, автопати…
Сиреневый дурман — в кабинках туалета. И Гоголевский Нос — под кайфом до рассвета… Я к бару подхожу, как дядя мой к рыбалке, Готовы на корню — коктейльные приманки…
И прыгают басы — боксеры как на ринге. Бьют в уши и дразнят — животные инстинкты… Я спиннингом подсёк — вертлявую Мальвинку… И бьётся её торс… под RnB-пластинку…
Моя задача — ей, постельный, сделать мат. Я двигаю коктейль — она пророчит пат. 15 минут тайм… Не схлопотал я штраф. Срубил Ферзю преград… И пьём на брудершафт…
Здесь Конюховы все… Все на шарах парят. Вокруг земли… смешки… неистово летят. По компасу страстей все выверяют путь. Когда найдёт Тот-Ту, подскочит нервно ртуть…
И мой прибор шкалит. Нажму твой кнопку-рот. И автомат Любви — колёса повернёт… Нас вытолкнет во двор, как пробку из вина – Рука в руке… Накал… Такси, отель, весна…
Кате Кищук
Посвящается солистке группы "Серебро"
Катя, Катя Кищук! На губах твоих звук – Всех мелодий Шопена, Всех катренов Верлена.
На полях твоих глаз Конь пасётся Пегас – Роет в сердце разбитом Мне могилу копытом…
Катя, Катя Кищук! Я в саду твоих рук – Грозди спелых ногтей Клонят ветки кистей…
Ты — картины Шагала, Ты со мною летала Там, где птицы Мечты Видят мир с высоты…
Катя, Катя Кищук! Это в дверь твою стук… Телеграмма заочно – "Жду всегда и бессрочно…"
Баллада о Форме и Сути
На выданье родные две сестры, Одна — Красавица, вторая — замухрышка. Одной наряды царственны, пестры – Другой просты и серы, без излишка.
Одна Гармонией и Грацией полна, Вышагивает поступью Богини. Другая неуклюжа и тучна, И даже не мечтает о бикини.
Одна не варит каш из Смысла И не стирает Мелочей штаны, А уж Итог по вёдрам, коромыслом, Не носит никогда! Ведь ей даны:
Ракет вся сила, чтобы выйти в Космос… Мощь кораблей, чтоб подплывать к Мечте… Гром раструбов, чтоб выплавился Голос, Зовущий к неизменной Красоте…
И я мечтаю, в жёны, взять, одну лишь! Она всех женихов свела с ума! Ей шлют сватов, зовут в Париж! И это — Форма! Форма! Форма!
Поклонницам
Хочу оваций ваших глаз. Хочу восторга… непременно. Стоять на пьедестале фраз, Укутанным в гранит надменно.
Хочу оваций ваших глаз. Хочу востор-жен-ней-ших жестов. О да, Нарцисс мой смотрит в вас, А вы — лишь отражений место.
Несите ж девственность мне в дар, Несите ж губы на закланье, Пусть обожания пожар Испепеляет вам сознанье.
Рыдайте, оголяя стан, Бросайтесь под колеса славы – Триумф мой катится по вам И собирает себе лавры.
Гвоздями исступлённых чувств Распните на кресте признанья – Там, с высоты своих безумств, Приму я ваше послушанье!
Денди порока
Смотрите, я — денди порока, В изысканном смокинге зла. Без бабочки этики… Тонко, Фривольность меня обняла.
И стрелки на брюках как рельсы В красивую, сладкую быль… Сбиваю ботинком повесы Сентенций налипшую пыль.
И будто Джоконды улыбка… И будто Зеницы жреца… И тает болезненность зыбко В овале худого лица…
И молят поклонницы губы Автограф поставить в засос… И гибнут сердца как медузы, Что брошены на берег грез!
Проводы Героя
Солдаты залп дали над гробом – Забили в колокол тоски… И горечь, в горле, встала комом, И боль растрескала виски…
Вот кто-то мать поднял старушку, Она опала средь рядов… А вскоре опустили крышку, Под скорбь венков…
То тут, то там мелькнет сутана, С ветвей спадает белый пух И белым тюлем, без изъяна, Он покрывает всё вокруг…
Смягчает траурные краски, Привносит легкую печаль, И гроб спускают без опаски – Мать не уйдет, надрывно, в шаль…
И кормят, свежей горстью, яму, В приправу терпкие цветы, Затем могильщики упрямо Лишают яму пустоты.
И воздымается над прахом Надгробья траурный гранит, И эпитафия пожаром На нем неистово горит…
И все расходятся неспешно… Их забирает суета, Чтобы, когда-то, неизбежно – Вернуть сюда,
Вернуть сюда…
Бабочка и слон
Порхала бабочка, кружась на ветерке. Своими “Па” природу оживляя… Увидел слон ее, летящую в пике, И поспешил за ней, хвостом своим виляя…
В его глазах блуждало восхищенье, Ушами он махал подобно ей, И всем своим слоновьим поведеньем Он подражал искуснице своей…
Она же, хрупкий, полюбив цветок, Скорее повенчаться с ним решила И свадебный качал их ветерок, И солнце тосты, радостно, лучило…
А слон влюбился в ярко-красный мак, Что возвышался над цветов толпою, И жадно обнимал его, да так, Что раздавил и погубил собою…
Вот так и люди губят Идеал Слоновьей тяжестью иступленных страстей! И возвышая восхищений пьедестал, Его в надгробье обращают все быстрей!
Игры сумасшедшего
Рассказ
Глава 1
Желтоватый свет интенсивно покидал помутневшую люстру. Кокетливо проскальзывая вдоль тонких, хрустальных капель он свободолюбиво летел в пространство небольшой комнаты, где нежно ниспадал на полотно художника Неудова. Неудов заканчивал свою очередную картину, и тонкие его пальцы выделывали нервные и ломкие “Па”. Губы же непрерывно истязались безупречными и острыми зубами. Полотно отображало анорексичных, полунагих юношу и девушку, стоящих друг перед другом. Меж ними были натянуты две нити, одна от межножья к межножию, другая от груди до груди. По нижней, в сторону девушки, бежал маленький, восторженный мальчик. По верхней, в сторону юноши, бежала маленькая, восторженная девочка. Но когда дети почти добегали до конца, их ногтем сталкивали вниз. Заманикюренный ноготь девушки сталкивал мальчика, а холеный ноготь юноши — хрупкую, тонкую девочку… и внизу, в ногах, печально синела горка из окровавленных трупиков. В болезненном воображении художника эта странная картина олицетворяла взаимоотношение полов. Так он это видел сквозь призму своих неудач и сквозь помутневшее стекло своего рассудка… Зазвенел дверной звонок, художник не удовлетворенно поморщился, положил кисточку, накрыл картину и пошел открывать дверь. — Привет Владик, сейчас я видел твою музу, такое ощущение, что она только что родилась из пены салона красоты…, — со смехом сказал молодой человек, которому открыл Неудов. — Ах фигура, фигура! Точеной вазы облегающий корсаж выдавливает бледные бутоны, — продолжал он игриво и широко улыбаясь. Это был Пегасов, начинающий поэт и сосед Неудова. Вместе они снимали небольшую квартирку на востоке Москвы. — Да жадными поцелуями я хотел бы украсить эту грудь, — иронично ответил художник. Неудов считал поэзию Пегасова подобием искусства барокко, а потому не совсем актуальной… Сейчас они говорили о девушке Даше, что жила по соседству и была объектом безнадежной любви со стороны художника… Извинившись и сославшись на занятость Неудов ушел обратно в свою комнату. Он не смог продолжить работу и в мрачном настроении упал на диван. Художник был раздираем сладострастием и тщеславием, что подобно скользким змеям ползали в яме его нищеты. Он мечтал о богемных оргиях с девочками-натурщицами, анорексичными большеглазками. Длинные удавы их густых, распущенных волос околдовывали его, а раскованные жала язычков кололи в самое сердце. Но у него абсолютно не было денег… Он мечтал о триумфальной славе, о виньеточных автографах раздаваемых налево и направо, о восторженных глазах поклонниц в которых смешалось обожание и испуг. Но он, совершенно, ни кого не интересовал, а картины его считались тяжелыми и странными. Мрачная ревность к чужим успехам и депрессивное ощущение собственной не полноценности постоянно одолевали его… Не было у художника и женщины… Простые девушки не отвечали его рафинированным, утонченным вкусам, они были для него как дешевые, бездарные картины, продаваемые в подземных переходах… Другие же, девушки-картины, с завораживающими сладострастными пейзажами и натюрмортами, в свою очередь для него стоили слишком дорого в валюте богатства, славы и обаяния… Он восторженно любил свою соседку Дашу, красивую, умную студентку, но она была к нему совершенно равнодушна… Последний их разговор протекал в следующем русле. Смущаясь и не уверенно улыбаясь Неудов говорил. — Даша привет, я видел тебя на выставке картин в галерее “Хаос”. Прекрасная выставка, но ты быстро ушла оттуда? — А Неудов, привет. Да был срочный звонок и мне пришлось уйти. Как твои стихи? — продолжала она с улыбкой. — Стихи рисуются, рисуются потихоньку, — отвечал художник запнувшись. — Ты меня извини, но мне надо идти, — дружелюбно говорила Даша, махая на прощание рукой. — Да, да, конечно, конечно, — торопливо говорил Неудов. А потом долго еще вспоминал идеальную, обожаемую Дашу и когда мысленно доходил до ее губ, сердце его начинало учащенно биться…
Глава 2
В пять часов вечера Неудов и Пегасов пошли в не большой антикварный магазин. Там они черпали вдохновение для своих стихов и картин. Этот источник вдохновения придумал Неудов. Зайдя как-то случайно в антикварную лавку он заметил что тесное нагромождение различных произведений искусства порождает необычные, а порой даже и странные картины. — Владик, завтра надо платить за квартиру. Извини, но понимаешь я уже второй месяц плачу полную сумму, — смущаясь, сказал Пегасов своему соседу. — Завтра не смогу, но скоро точно будут деньги, я уверен, что продам несколько картин, — нервно ответил Неудов. — Ладно в этот месяц я еще смогу заплатить всю сумму, но в следующий ни как не получится…, — огорченно сказал Пегасов. — Ну да что о грустном, Неудов, — быстро переключился он, — нас сегодня приглашает к себе на вечеринку мой друг и одногруппник Скоробогатов. — А, это представитель золотой молодежи пробы 999, — пошутил хмурый Неудов. — Да, сынок богатых родителей, писатель, поэт, интеллектуал, помнишь я давал тебе его книжку в золотом переплете — “Кураж и смерть. Прекрасен ее стан…”, — ответил с долей апофеоза Пегасов. — Да, припоминаю, — буркнул Неудов. — Так вот, он издал новую книжку и сегодня будет закрытая вечеринка в честь этого знаменательного события. Будет пьяная презентация новой книги, будут девочки из эскорт услуг, которых оденут как фрейлин 18 века…, давняя слабость Скоробогатова к временам рококо… Будет устроена охота в духе той эпохи, только эротическая, где затравят какую-нибудь девушку-оленя. В общем, будет весело… — Да уж заманчиво, — повеселев, сказал Неудов.
Глава 3
Примерно в час ночи Неудов и Пегасов слегка подвыпившие пришли на вечеринку к Скоробогатову. На входе две смеющиеся, голые девушки (нимфы холла) помогли снять им верхнюю одежду и вручили новую книжку писателя “О мрак финала. О клеймо тупиц…”. Вечеринка была в разгаре, полуголые девушки в огромных париках лениво возлежали на кушетках, обмахивая себя веерами. Многие из них самозабвенно целовались друг с другом. Стая молодых людей припала к очередной жертве, лился смех, куски ажурной одежды летели в сторону и в кокетливой агонии билась чулочная ножка … Друзья нашли пьяного Скоробогатова в обществе юной обнаженной фрейлины, которая пыталась укрыться веером от его обильных поцелуев. Шумно поприветствовав его, они разбрелись по сторонам. Охмелевший Неудов обходил комнату за комнатой… в сладострастном тумане плавали девушки призывно и мраморно улыбаясь… и вдруг своими помутневшими глазами он наткнулся на Дашу. В то же мгновение сердце его екнуло, а ноги ослабели… Да он все понял… Его уникальная, обворожительная Даша, Даша которую он любил и идеализировал, была из эскорт услуг… Он в оцепенении сел на свободное кресло и как в трансе стал наблюдать за тем что творили с Дашей. А с Дашей творили очень и очень многое… Через 10 минут он пошел пить. Художник долго и много пил и каждый раз слегка вздрагивал, когда слышал хихикающий голос Даши…
Глава 4
На следующий день Неудов проснулся у себя, где-то около 2 часов по полудню, в страшном похмелье, голова болела, на душе был склизкий осадок. В голове пульсировала мысль “Даша шлюха…Даша шлюха…”. Зазвонил телефон. Неудов с большим трудом встал, подошел к аппарату и взял трубку. — Неудов, — хрипло сказал он. — Добрый день. Вас беспокоит галерея “Валтасар”. Мы отобрали список работ для нашей новой выставки и к сожалению было принято решение, что Ваши работы не совсем нам подходят, — ответил ему голос в телефоне. — Но мы занесли Вас в базу и как только будет выставка с соответствующей тематикой … Неудов не дослушав пренебрежительно бросил трубку, хромая дошел до кровати и упал в нее абсолютно без сил. “Постоянно ему звонят и отказывают, постоянно ему говорят нет, заказчики, покупатели, друзья …” Неудов смертельно устал, он впал в состояние полной фрустрации, сложилось все, постоянные неудачи, нищета, Даша… Он пролежал час, другой… Мрачные мысли полностью заполонили его горизонт. В ушах был похоронный марш, глаза все время утыкались в могильную яму, а ладони не приятно ощущали капли холодного, холодного пота… Прошел еще один тяжелый, гнетущий час и тут в голове художника возникла кровавая, страшная, но успокаивающая его мысль. Он понял, что он должен сделать, чтобы прославиться, чтобы заставить говорить о себе, чтобы войти в анналы искусства… Четкая картина всплыла в зеркале его не здорового, извращенного рассудка: Третьяковская галерея, зал современного искусства, белой краской на одной из стен он рисует окно, а рядом на полу большой подоконник. На нарисованный подоконник он ставит вазу, в которой будет стоять букет из женских рук с яркими наманикюренными ногтями, а рядом с вазой он кладет женское глазное яблоко. Это будет кровавый натюрморт, он назовет его — “Яблоко и ваза с цветущими ногтями”… Когда он сделает все это, он просто уйдет из жизни, просто убьет себя, там же на месте. Главное это успеть сделать натюрморт, а дальше…, а дальше все уже будут видеть его… Да, вызовут полицию, но пока она приедет ни кто, ни чего не тронет… Да и потом полиция будет фотографировать его натюрморт, появиться пресса, натюрморт будет в газетах. О нем будут говорить … Да, такие безумные, ужасные сцены рисовал его растравленный ум …
Глава 5
Настал следующий день, потом другой, третий, а Неудов все больше и больше завораживался собственной мыслью. Через неделю он уже полностью в ней укоренился. Постоянные неудачи и нищета, чрезмерное тщеславие и болезненный ум сделали свое дело… Теперь он жил совершенно механически и все свои часы посвящал мысленному осуществлению поставленной цели. Он продумал все, где возьмет девушек, куда с ними поедет, как совершит над ними соответствующие процедуры… Процедуры позволяющие добыть ему глаза-яблоки и цветы-руки… Он изучил время работы Третьяковской галереи, систему ее охраны … и в точности просчитал, где и как лучше всего совершить свой кровавый триумф. Все было готово и час за часом наступал день осуществления его параноидального плана…
Глава 6
Было 9 часов вечера. Только что его сосед Пегасов уехал со своей девушкой. Неудов это точно знал, поэтому делал все тщательно и не спеша. Он модно оделся, вышел из своей комнаты и зашел в комнату поэта. Здесь царил дух поэзии и радости. Он обволакивал и дразнил. Неудов прекрасно знал, где Пегасов хранит свои деньги, он взял имеющуюся сумму и вышел на улицу. Здесь, в шуме города, он поймал такси и поехал в стриптиз-клуб. В ночном клубе он долго и весело пил, наслаждаясь доступными телами танцовщиц и две из них в этот вечер ушли с ним навсегда …
Глава 7
На следующее утро, примерно в 11.00, Неудов с черной барсеткой зашел в Третьяковскую галерею. Он поднялся в залы современного искусства, народу было мало, дождался пока одна из смотрительниц покинет на время свой пост и приступил к делу. Быстрыми, небрежными мазками он нарисовал на стене белое окно, а на полу большой подоконник. Затем достал из барсетки вазу и нервно поставил ее на нарисованный подоконник. В полуобморочном экстазе он вложил в вазу руки девушек с разноцветными ногтями, а рядом положил женское глазное яблоко. Художник наклеил на стену табличку с названием картины “Натюрморт. Яблоко и ваза с цветущими ногтями. Неудов В. В.” Тут он услышал крики, увидел как к нему бегут охранники…, но он радовался, он удовлетворенно улыбался, наверное первый раз в жизни глядя на свое гениальное творение… Ему казалось что слава, слава снизошла к нему… Художник достал нож, отошел от натюрморта и убил себя. Убил уверенно и быстро…
P. S. А натюрморт своим безумием теснил и теснил другие картины и заявлял свои права в мире искусства…
Последние комментарии
1 день 16 часов назад
1 день 16 часов назад
1 день 16 часов назад
1 день 16 часов назад
1 день 19 часов назад
1 день 19 часов назад