Три круга над домом [Василий Сабиров] (fb2) читать онлайн

Василий Сабиров Три круга над домом

Предисловие

Привет!

Меня зовут Вася и когда-то я был ребёнком. Мне трудно сказать, когда это закончилось и закончилось ли вообще.

Про меня ли эта книга? Пожалуй, что да, в той мере, в какой любая книга писателя — о нём самом.

Но Славка — это не только я. Славка — это еще кто-то из вас или ваших родителей.

Славка, как и я, рос в девяностые, которые оказались не самым простым временем в истории. Моей задачей было поймать Славку во времени и пространстве и разместить его мысли и чувства на страницах этой книги. Я наблюдал за тем, как он растёт, слушал, о чем он думает и тревожится, поддерживал, когда ему было одиноко или грустно, и радовался его успехам.

Я хочу верить, что эта книга понравится и современным детям, и их выросшим в девяностые родителям, и даже тем взрослым, которые были тогда молодыми родителями.

Времена меняются, а детство остаётся.

Приятного вам чтения.

Снеговик с губами

Папа всегда работал очень много, и слово ‘сутки’ Славка узнал, наверное, раньше всех одноклассников. Папа всегда говорил про свой рабочий график: “сутки через сутки”, “сутки через трое”, “у меня будет двое суток”. Слава слышал уток в этом слове и представлял, что сутки — это как день, только с крыльями и клювом, а чуть позже, замерив, сколько папы нет дома, сообразил, что клюв здесь ни причём, а сутки — это не только день, но еще и ночь. Сутки — это даже удобнее, чем день. Ведь что такое день — это время от того, как ты проснулся и до того, как ты уснул. То есть бывает длинный день, а бывает короткий. А что делать, если ты решил поспать днём — это один день или два получается? Другое дело — сутки. Папа начинает работу в 8 утра и заканчивает в 8 утра, и неважно, во сколько проснулся или уснул Славка.

После суток папа всегда долго спал днём. Все знали — папу будить нельзя. Семья жила в однокомнатной квартире, и папину кровать приходилось завешивать специальной шторой, чтобы туда не проникал свет. Папа лежал за этой шторой, и было всегда очень легко понять, спит он или нет. Дело в том, что папа очень громко храпел. Зато потом храп прекращался, и через некоторое время папа выходил из-за шторы, заспанный и помятый, но добрый.

Папа всегда гладил по голове по росту волос, как бы распрямляя их. Мама гладила ровно так же. А вот другие взрослые, они чаще всего гладили против роста, от лба к макушке. Славка размышлял, как правильнее. С одной стороны, если гладить по росту волос, то волосы будут длинные и красивые, как у мамы. С другой стороны, против роста волос — это, кажется, приятнее, причём как взрослому, так и самому ребёнку, которого гладят. Но вот волосы после этого получаются взъерошены — что поделать, плата за то, что было приятно. Но папа всегда гладил от макушки ко лбу.

Славка редко гулял с папой, потому что папа или работал, или спал. Но когда наконец получалось погулять, это было прекрасно! Однажды зимой, уже тёмным вечером, папа сказал:

— Сын, а пойдём снеговика строить!

Славка очень любил строить снеговиков. Правда все во дворе говорили ‘лепить’, а не ‘строить’, но Славка посмеивался над ними (внутри себя, конечно): ведь лепят обычно что-то маленькое, как поделки из пластилина или пельмени, а снеговик — это всегда большое сооружение, его надо строить, водружать шары, склеивать их снегом. Лепить — не строить!

Папа сказал — и Славка сразу начал собираться. Раз штаны, два штаны, сверху — ещё болонька (надо же будет на коленях ползать). Майка, футболка, свитер. Носки, а на них — шерстяные носки. Варежки, связанные резинкой, чтоб не потерялись. Шуба, меховая шапка с расцветкой, как у ягуара, и тоже с резинкой через всю голову. Валенки. Правда валенки Славка сам надеть уже не мог, ему всегда помогала мама. Всё, Славка готов!

Слепишь сначала обычный снежок, затем начинаешь его катать, оставляя неровные следы и дорожки на снегу. Первый шар — всегда самый большой, но самый быстрый, потому что весь снег — твой. После того, как шар готов, обязательно надо простучать его лопаткой, а еще лучше — варежкой, чтобы пушистый снег сделался плотным и твердым. Второй шар — поменьше, но проблем с ним всегда больше, потому что весь снег ушел на первый шар. Поэтому катаешь его по оставшемуся снегу, пытаясь найти свободные островки. Зато почти не надо простукивать! Снег уже плотный. Третий шар — вообще самый простой, потому что самый маленький. Папа помог поставить три шара один друг на друга, склеили их снегом.

— Папа, я пойду поищу ветку, чтобы сделать нос.

— Хорошо, сын. Хотя, ты знаешь, не надо ветку.

— Морковку тогда? Я сбегаю домой?

— Да, домой ты сбегай, но возьми не морковку, а губную помаду.

— Губную помаду? Мы что, будем красить снеговика в красный?

— А вот придешь и увидишь! Попроси у мамы какую-нибудь старую.

И Славка побежал. Вспорхнул по лестнице до лифта, вызвал его. Лифт ехал долго, мучительно долго. Славка изучил всю, как он её называл, музыку лифта, и безошибочно мог определить по звуку, на каком этаже он сейчас находится. На третьем лифт поскрипывал, между четвертым и пятым — завывал, а ближе к восьмому начинал затихать и слегка, как дрова в печке, потрескивать. И вот этого треска в этот раз пришлось ждать очень долго.

Мама очень удивилась просьбе, но помаду дала. И вот снова: потрескивания, завывания, поскрипывания, и наконец первый этаж.

То, что увидел Славка на улице, было трудно описать. Когда он убегал, снеговик был просто снеговиком из трех шаров, а сейчас вместо него стояла в своем зимнем платье настоящая Снегурочка! Пока Славка бегал, папа вылепил её вместо снеговика! Здесь следует сказать конечно ‘вылепил’, а не ‘построил’. А помада была нужна для того, чтобы довершить произведение искусства и накрасить ей губы в красный цвет!

Славка был в восторге! Ведь это какая-то магия. Ещё полчаса назад здесь не было ничего, а сейчас стояла настоящая Снегурочка, почти как живая.

— Вот бы её оживить, — подумал Славка.

Сидевшие у подъезда бабушки оторвались от скамеек и подошли к Снегурочке.

— Какая красота, — сказали они.

Папа был очень доволен и улыбался. А Славка очень гордился своим папой и тем, как он умеет лепить. И собой, конечно тоже, ведь шары именно Славка катал.

Славка с папой вернулись домой, попросили маму одеться. Она надела шубу прямо на свой халат и вышла посмотреть на Снегурочку. Вокруг неё уже собрались бабушки, которые сидели около других подъездов.

— Как это прекрасно! — сказала мама. — Вы такие молодцы!

Когда они вернулись домой, Славка сам разделся и сел в горячую ванну. Горячая вода приятно щипала ноги, они краснели. А Славка всё сидел и гордился, вспоминая Снегурочку. Сидел долго, пока пальцы от горячей воды не стали морщинистыми, как у бабушки.

Соловей и штука

Этажом выше жила девочка Полина. У нее был папа, похожий на волка из “Ну, погоди!”, мама, похожая на большого голубя, и брат, который был настолько старше её, что Славка никак не мог запомнить его имени.

Славка иногда гулял с Полиной, но чаще — оставался у неё на час-другой, когда папа был на работе, а маме надо было сходить по делам. Полина жила ровно над Славкиной однокомнатной квартирой, и квартира у неё была точно такая же. Славке нравилось, шагая по квартире Полины, представлять, что именно находится в этот момент под ним в его квартире. Однажды он даже лёг на полу Полининой квартиры и закричал:

— Я буду здесь спать, потому что подо мной моя кровать!

Это была такая шутка, не все её поняли.

У Полины было много игрушек, и, когда Славка приходил, она вываливала их из коробки на ковёр. Одна из них нравилась Славке особенно. Это была какая-то железная штука, то ли от велосипеда, то ли от холодильника. Давно уже ободранная, со следами старого клея на обратной стороне. Что именно манило Славку в ней — неясно. Наверное то, что он не мог для себя её определить. Вот это — плюшевый заяц, вот это — колесо от игрушечного самосвала, а вот это что такое? Славка не знал и называл её “штука”.

Однажды, когда Полина пошла на кухню за печеньем, Славка неожиданно для себя взял штуку и положил её к себе в карман. Украл! Славка тут же покраснел, сердце начало стучать в его щеках. Он понял, что поступил очень плохо, и сразу же захотел вернуть штуку Полине, но… не смог.

Полина вернулась с кухни с печеньем и маслом и предложила сделать пироженки. Пироженками они называли бутерброд из двух печенек с маслом посередине. Но Славке было не до бутербродов, он очень волновался. Он так и просидел молча, пока мама не вернулась со своих дел и не забрала его.

Дома Славка внимательно рассмотрел штуку, покрутил её в своих пальцах и снова пришёл к мысли, что штука всё-таки очень классная. Положил её под подушку и уснул.

Славка рано научился читать, чтобы не скучать одному. И в те дни он читал книгу сказок и рассказов Оскара Уайльда. Особенно ему нравились “Кентервильское привидение” и “Соловей и роза”. Сказка “Соловей и роза” была очень красивая, но грустная, ведь птичка в конце умирает, и Славка очень переживал за неё и даже плакал. Но Славка раз за разом возвращался к этой сказке, перечитывал её, снова грустил за соловья и снова плакал. Какая манящая сказка! Как, интересно, Оскар Уайльд её придумал?

Славка проснулся утром и сразу взялся за штуку, вновь покрутил её в своих пальцах, она сделалась тёплая и даже горячая. Было, конечно, очень стыдно. Но штука нравилась, и Славка ничего не мог с этим поделать. Под вечер Славка заметил, что штука нравится уже меньше, а вот это чувство, что поступил плохо, стало лишь сильнее и давило его изнутри, крутило живот и обжигало щёки. Он не знал, куда деться. Пойдешь на кухню — оно жжётся, закроешься в туалете — жжётся, даже спрячешься под одеялом — всё равно жжётся. Как говорила мама, от себя не убежишь. Но Славка нашёл способ — он решил уснуть.

И снились ему Соловей и роза, и он своими глазами во сне наблюдал того Соловья и очень за него переживал. Во сне было очень тихо, и лишь стук Славкиного сердца (или это сердце Соловья?) был в ушах. А это что такое блестит в розовом кусте? Да это же штука! Она застряла между веток. Славка подошёл к ней, снял штуку с розового куста, она была тёплая и даже горячая, слишком горячая. Чтобы не обжечься, Славка засунул её обратно в розовый куст.

Этот сон повторился на следующий день и ещё через день. И Славка решил, что надо что-то с этим делать. Штука уже совсем не радовала его и только мешала спать. А ещё она во сне всегда смешивалась с красивой сказкой про Соловья и розу и только портила её своим железным запахом. И Славка решил вернуть штуку Полине.

Когда в очередной раз Славка был у Полины в гостях, и она снова пошла на кухню принести похожий на широкую жабу напиток “Чайный гриб”, Славка достал штуку из кармана и аккуратно положил её в коробку с игрушками. Не на самый верх, тогда Полина заметит, что штуки не было и она появилась, а куда-то вниз, под плюшевого зайца. Всё! Штука вернулась домой. Идеальное преступление, как сказал бы папа. Полина, наверное, даже не замечала, что штука была украдена, и не заметила, что она вернулась.

В ту ночь Славка спал очень хорошо, с чистой совестью и спокойным сердцем. Штука исчезла из Славкиной жизни, и стало очень легко. Соловья, правда, всё ещё было очень жалко.

Да здравствует корова!

Летом Славка часто ездил к бабушке в Кировскую область. Ехать туда было далеко: сначала ночь на поезде до Кирова, потом в Кирове надо перейти от железнодорожного вокзала к автовокзалу (но там недалеко, не то что в Славкином городе), потом сесть на автобус до Уржума и ехать еще 4 часа, потом в Уржуме сесть на автобус, проехать час, выйти на Ершовском тракте (там остановки нет, надо ориентироваться на одинокий вяз и просить водителя остановиться), а потом три километра идти пешком по лесу, полю и снова лесу. И вот наконец попадаешь в Уланово, деревню мечты. В Уланово совсем мало людей, только восемнадцать домов.

Бабушку звали Зина. Она была очень седая, с серебристо-белыми волосами, которые всегда прикрывала косынкой. Когда бабушка ходила по деревне, она прятала левую руку за спиной, положив её на копчик.

— Бабушка, а почему ты когда ходишь, так делаешь руку?

— Ну а куда её ещё девать?

Бабушка обладала уникальной особенностью, она могла заплакать в любой момент. Впрочем, так же быстро бабушка могла и перестать плакать. Когда бабушка садилась на лавочку, она всегда скрещивала ноги. Бабушка любила смотреть свой чёрно-белый телевизор, и Славке нравилось с ней каждый вечер ждать сериал “Просто Мария”, а потом обсуждать новую серию.

Ещё бабушка очень хорошо и вкусно пекла. Бабушкины пирожки — это лучшее, что случилось со Славкой. Самый вкусный пирожок — это треугольной формы ишьпишьмак, с мясом и картошкой внутри. Другие в деревне называли эти пирожки эчпочмак, но это слово нравилось Славке меньше, в нём не было той сдобной мягкости, какая была в ишьпишьмаке.

А ещё бабушка Зина любила делать клубнику с молоком и очень вкусное блюдо из яиц под названием “селянка”. Это как омлет, но только очень пышный и в печке.

Половина домов в Уланово говорила на татарском, другая половина — на русском. Бабушка Зина знала татарский и русский и говорила с каждым соседом на его языке. Славка татарского, конечно, совсем не понимал. Но попросил бабушку перевести для него несколько важных слов:

да — эйе,

нет — юк,

привет — салам,

здравствуйте — исенмесез,

хорошо — якши,

спасибо — рэхмэт,

меня зовут Славка — минем исемем Славка,

корова — сыер,

собака — эт,

кошка — мэче.

Славке нравились эти слова. Он всегда думал о них, записывал и перечитывал, пытался прочесть задом наперед, короткие слова — писал палочкой на песке и дорисовывал к буквам разные причудливые штуки — ручки, ножки и глаза.

По дому Славка в Уланово совершенно не скучал. Да и соскучишься тут! Ведь так много дел — сходить к дяде Хайдару за мёдом, а к бабе Маскуре — за молоком, а раз в два дня соседка Рая открывала магазин, куда привозили свежий хлеб и конфеты монпансье. А ещё надо было постоянно помогать бабушке: собирать клубнику и смородину, носить воду в баню в маленьком ведёрке, искать колорадских жуков на картошке, смотреть, не снесли ли курицы яйца. Учить татарский, в конце концов!

Однажды в дверь постучали.

— Милиция! — почему-то подумал Славка. За дверью был мужской и женский голос, голоса радостно смеялись.

Славка замер. То ли бабушку позвать, то ли открыть самому? Ладно, решил Славка, открою сам.

Открыл — а на пороге стояли мама с папой и маленьким братом Никиткой. Вот это сюрприз!

Никитка родился буквально за несколько дней до того лета, Славка провёл с ним месяц и уехал к бабушке. А тут — вот он, Никитка, всё такой же маленький, но какой уже большой!

Славка очень обрадовался, принялся рассказывать обо всём-всём, что произошло за этот месяц. А ещё они привезли новые книги и раскраски! И какую-то игру про инопланетян.

На ужин Славка вышел, держа в руках бумажку. На ней были написаны три гордых слова: эйе исенмесез сыер.

— Что это? — спросила мама.

— Ну, мама, это же на татарском, — ответил Славка.

— Но я не знаю татарского. Расскажи пожалуйста, что здесь написано?

— Да здравствует корова! — громко продекламировал он.

Три круга над домом

Тем же летом в Уланово приключилась со Славкой история.

Дом, в котором жила бабушка, состоял не только из дома. Был ещё двор, в котором постоянно бегали курицы. Были ещё сени (что-то типа коридора между первой дверью в дом и второй дверью уже совсем в дом, в жилую часть). Там стояла плита, на которой бабушка делала суп и варенье.

Из сеней можно было попасть не только в жилую часть, которую Славка называл квартирой, но и в подлабаз. Славка не понимал слова подлабаз, хоть бабушка и объясняла, что на крыше есть лабаз, а то, что под крышей, значит, подлабаз.

Но история случилась не в сенях и не в подлабазе. История случилась в хлеву, дверь в который была в подлабазе.

В хлеву жили овцы и курицы. Они, курицы, забегали в хлев вечером, когда нагуляются во дворе.

И вот, вечером, когда курицы уже зашли в хлев, Славка сидел и пил парное молоко, заедая его малиной. Бабушка ушла в огород поливать огурцы. Была тишина — такая, что можно было даже услышать, как журчит речка, если прислушаться. Славке нравилось закрывать глаза и вслушиваться: вот можно услышать речку, вот — бабушкины шаги в огороде, а вот — шум машины, которая едет совсем в другой стороне. Иногда можно было даже услышать, о чём говорят в соседнем доме!

Был тонкий стук, кто-то стучался очень часто и слабо. Тук-тук-тук.

Звук раздавался со стороны подлабаза и хлева. Стук был ритмичным, словно бы кто-то включил музыку на кассете. Славка спустился со стула, открыл тяжелые двери квартиры, прошёл через сени в подлабаз — звук нарастал. Тук-тук-тук.

Он точно шёл из хлева! Но не могли же овцы включить музыку, тем более что и плеера у них нет, ведь плеер у Славки. Тук-тук-тук. Славка открыл дверь хлева, овцы и курицы разбежались по сторонам. И тут Славка увидел: в маленьком старом жёлтом окошке, из которого едва пробивался свет, кто-то был. Был кто-то маленький, похожий на мячик-попрыгунчик. Кто-то пытался выпрыгнуть из окошка наружу, но никак не мог. Славка подумал, что это хомячок или лягушонок. Но если хомячок, то как он забрался так высоко? А если лягушонок, то что он вообще делает в хлеву?

Тук-тук-тук. Славка подошёл к окну. Это была маленькая птичка! Чуть меньше воробья, и цвет у неё был более светлый, коричнево-жёлтый, деревянный. Славка аккуратно взял птичку в ладошки и побежал в огород показывать её бабушке, ногой закрыв дверь хлева на бегу.

— Бабушка, бабушка, смотри! Я нашёл эту птичку в хлеву.

— Что тут у тебя? Ой, какой маленький, и клювик, смотри, в крови — видимо, сильно стучался.

— Бабушка, а кто это? Ведь это не воробей?

— Это, Слава, соловей, они часто у нас тут летают.

Соловей… Так вот как они выглядят. Но ведь он такой маленький, как он мог покрасить своей кровью целый розовый куст в том рассказе Оскара Уайльда? Капля крови осталась на Славкиной ладони.

Интересно, а это ребёнок или взрослый? То есть кто его ждёт дома, мама с папой или, наоборот, детки? Этот соловей не должен погибнуть, решил Славка. И сказал:

— Бабушка, а давай его отпустим?

— Конечно, Слава, просто раскрой ладони. Его ждут дома.

— То есть я просто раскрою ладошки, и он улетит?

— Да, но соловей — птица благодарная, он обязательно облетит вокруг дома. Это на соловьином языке значит ‘спасибо’.

Какие они всё же маленькие, эти соловьи. В какой-то книге писали, что короли ели паштет из соловьиных язычков. Это же сколько соловьёв надо было погубить! Это же как тысяча сказок про соловья и розу!

Интересно, знает ли соловей, что он соловей? То есть вот Славка знает: он человек. Он может проговорить внутри себя: “Я человек”. А соловей понимает, что он соловей? Он говорит себе, что он соловей?

Славка раскрыл ладони. Соловей вспорхнул — и сделал круг над домом. И ещё один. И ещё.

И улетел куда-то за огород, за речку, в берёзовый лес.

“Спасибо, спасибо, спасибо”, — перевёл Славка.

Страна ноль три

Читать Славка научился рано, аж в два года. В детском саду, когда уже близился вечер и детей один за другим забирали родители, Славка садился на стульчик, брал в руки самую толстую книгу, которая там была, и читал её тем, кого еще не забрали. Это была книга с непонятным названием “Хрестоматия”, и в ней были рассказы Льва Толстого и куча других рассказов и сказок.

— Мама, вот смотри: книжка толстая — и в ней Лев Толстой. А если я тонкую книжку возьму, в ней будет Лев Тонкий? — шутил Славка.

“Хрестоматия” обладала уникальной особенностью: она не заканчивалась никогда, настолько она была толстая. Поэтому её бы хватило даже в случае, если бы детей или, самого Славку не забрали бы из садика до ночи.

Когда Славка уже подрос, он перешёл на другие книги. Он понял, что книги бывают не только со сказками и рассказами. Например, бывают медицинские книги, их было много у родителей. Медицинский атлас был чудо, а не книга! В нём были подробные фотографии и рисунки суставов, мышц, но больше всего нравилась Славке схема глаза. Глаз выглядел каким-то инопланетянином: к круглому яблоку крепились красные мышцы и уходили куда-то вглубь головы.

Ещё бывают книги про строительство. Славке они были не очень интересны, все эти рубанки, стамески… Но одна такая книга у Славки дома была очень полезна, её он листал, если не мог уснуть.

Ещё дома была книга про грибы, называлась она “Спутник грибника”. Славка любил переворачивать слова и поэтому называл её кинтупс акинбирг. Славку часто брали с собой собирать грибы, поэтому кинтупс акинбирг был чуть ли не самой главной книгой в его жизни. Ведь если бы не кинтупс, Славка бы никогда не узнал, что бывает не только белый гриб, но и ложный белый гриб, его ещё называют желчным. Он очень-очень похож на белый, но ядовитый. К счастью, можно его отличить — на срезе он сразу начинает темнеть, как красноголовик. А главу про бледную поганку Славка всегда боялся и прочитал только один раз.

Как-то папа принёс с работы сразу четыре разноцветные книги:

— Держи, сынок, почитай, тут что-то про скорую помощь.

Славка открыл первую, там были сказки. Во второй, третьей, четвертой тоже были сказки. То есть это была как бы одна большая и длинная сказка, у которой было много глав. Она называлась “Страна Оз”. Славка очень полюбил эти книги, но одного не мог понять — причём же здесь скорая помощь? Наверное, разгадка где-то в конце. Славка прочёл все четыре книги от корки до корки, даже те страницы в начале и в конце книги, где написана всякая неинтересная информация — но и там скорой помощи не было.

Однажды во сне Славка разгадал эту загадку. Обложка “Страны Оз” была написана крупными буквами: “СТРАНА ОЗ”. А это читалось как Страна ноль три. А ноль три — это же телефон скорой помощи! Видимо, папа просто не понял и сам эту книгу не читал — решил Славка, успокоился и дальше продолжил спать.

Ещё Славка очень любил книгу “Главное чудо света”. На обложке был нарисован младенец в космосе, а сама книга была про то, как устроено тело человека. Как тот самый медицинский атлас, но на русском языке и для детей. Славка знал эту книгу наизусть и выучил, зачем человеку печень, что такое котлетопроталкивательные мышцы и почему надо чистить зубы два раза в день.

Вдруг настал момент, когда все книги дома были прочитаны, кроме тех, что про строительство. Что делать дальше? Мама рассказала, что можно сходить в биб-ли-о-те-ку. Славке очень понравилось это слово: оно красиво звучало, и в нём был какой-то такой изящный поворот, который Славку манил.

Оказалось, что библиотека находится совсем недалеко, возле десятого гастронома. Мама сходила со Славкой и записала его туда. В библиотеке работала женщина. От неё пахло старыми книгами и свитером, у неё были не очень красивые зубы и толстые очки, но она была такая добрая и такая умная, что Славка очень её полюбил сразу. А она — Славку.

Из библиотеки Славка шёл очень счастливый. Он взял целых четырнадцать книг, хотя можно было только десять! И что это были за книги! Там было столько новых непонятных слов, которых Славка до того никогда не слышал. И ему хотелось поскорее прочитать, понять их и выучить.

“Земля Санникова”, “Журавлёнок и молния”, что-то про машины, что-то про рыбалку, “Алые паруса”, какие-то рассказы про шахтёров (кто такие шахтёры?). Но больше всего Славке запомнилось звонкое слово, которое предвещало приключения, путешествия и сокровища. Славка шёл из библиотеки и повторял его по слогам: кон-кис-та-до-ры, кон-кис-та-до-ры. Кажется, это был самый счастливый день в жизни.

Вишни в кулаке

В Уланово Славка ездил к бабушке Зине, но у него были ещё бабушка Мария и дедушка Саша, они жили в Юрле, а это сильно ближе, чем Уланово — всего лишь пять часов на автобусе на север.

Одно важное отличие: в Уланово Славка ездил только летом, поэтому Уланово — это солнце, жара и купание. А в Юрлу Славка ездил в любое время года, поэтому видел и суровую зиму, когда снег искрится на солнце, и слякотную весну (однажды Славка даже утопил галошу в грязи, так и не нашёл), и дождливую осень, когда лучше просто сидеть дома и смотреть на капли на старых деревянных окнах. Ну и лето в Юрле Славка, конечно, тоже видел — летом было хорошо и можно было купаться в местной речке Лопве.

В Юрле тоже был необычный язык. Во-первых, бабушка с дедушкой говорили “як”, когда им было больно, или “чурснуть”, когда надо было отпить из кружки с квасом, если кваса налили слишком много. Ещё был “голбец” — помещение под домом, где хранились старые банки с помидорами, мешки с крупой. Там было холодно и сыро, и Славка слегка (на самом деле даже не слегка) боялся голбца.

А во-вторых, Юрла находилась в Коми-Пермяцком округе, и там иногда встречался коми-пермяцкий язык. Бабушка с дедушкой его совсем не знали, но всё равно выписывали газету на коми-пермяцком, там были необычные буквы с точечками, и Славке казалось, что этот язык даже ещё более непонятный, чем татарский.

Перед сном Славка садился у печки, которая почему-то всегда топилась по вечерам. Возле маленькой печной дверцы всегда лежали маленькие бумажки — порванные куски той самой коми-пермяцкой газеты, щепки и береста. Славке нравилось засовывать бересту в печку и тут же доставать, пока она еще не загорелась полностью. Она дымилась, а Славка глубоко вдыхал её запах, от него становилось спокойно. Или обрывки газет на коми-пермяцком языке. Они медленно сгорали в Славкиной руке, таяли и растворялись в огне буквы и слова, которые никто в этом доме не мог прочитать и больше не прочитает. Славка от печного тепла понемногу засыпал, оставалось только пройти несколько шагов от печки до кровати.

Запахов в том доме было много, и не все они были приятными. В дом часто приходили разные люди, и от них пахло бензином, старыми фуфайками и пилой. У них были грязные, всегда измазанные чем-то чёрным руки и почему-то очень твёрдая кожа.

Однажды один из них, лесник, принёс Славке подарок — он разжал кулак, в его грязной и грубой руке лежали несколько ягод вишни. Славка конечно знал, что надо их мыть. Помыл — и съел, уральские вишни были кислыми, но он любил этот вкус.

А ещё иногда все эти мужчины собирались и резали свинью. Славке не разрешали на это смотреть. Но он всё чувствовал и понимал. Какие-то части свиньи приносили в дом в тазиках, они лежали там и неприятно пахли. Наутро Славка заглядывал в хлев, пересчитывал и разглядывал животных и понимал, какую именно свинью вчера резали. Интересно, а другие свиньи понимают, что с ней случилось? Скучают ли они по ней?

Ещё иногда в этот дом охотники приносили подстреленных птиц, рябчиков и глухарей. Бабушка всегда угощала этих мужчин квасом или брагой. Квас бабушка делала очень вкусный и сладкий, он стоял в деревянных крынках. А брагу Славке пробовать почему-то не разрешали.

Однажды осенью, когда Славка и бабушка были в доме вдвоём, бабушка взяла его сходить к соседям. Там недавно умер человек, и бабушка хотела попрощаться с ним.

Они вошли в дом, там было тихо, но было очень много людей. Посередине комнаты стоял гроб, в котором лежал мужчина, молодой, даже моложе Славкиного папы.

Славка понял, что случилось большое горе.

— Бабушка, а что это за человек?

— Это Борис, очень хороший был человек, тракторист.

— Бабушка, а почему он умер?

— На тракторе разбился.

Борис лежал в гробу и был как живой, только мёртвый. Все смотрели на него сверху вниз и плакали, женщины надели платки на голову. На столе стояли печенье и прозрачные бутылки, был порезан чёрный хлеб. Кто-то закрыл полотенцами все зеркала.

Они с бабушкой были там недолго, минут пять. Шли домой и молчали. Славка в тот момент осознал, что Бориса больше никогда не будет, потому что он умер. Даже само слово “умер” Славка стал чувствовать как-то иначе: оно такое короткое, но меняет всё в один момент. От Бориса останутся фотографии, письма и разбитый трактор, а его самого больше не будет. Борис о чём-то мечтал, о чём-то думал, с кем-то говорил — и вдруг этого всего не станет, как будто бы выключили телевизор в голове. Славка не знал Бориса, но вдруг понял, что ему будет Бориса не хватать.

Как бегемот

Славка очень боялся уколов, просто до жути. Во-первых, это больно и неприятно, а во-вторых, для уколов или анализов всегда надо было очень рано вставать и идти в эти невкусно пахнущие поликлиники или лаборатории.

Каждый раз перед тем, как сдавать кровь, Славка уточнял у мамы, а откуда будут её брать сегодня, из вены или из пальца. Если из вены — это ещё куда ни шло, там не очень больно, надо просто посидеть и потерпеть. Но вот если из пальца… Заходишь в кабинет, садишься на кушетку, врач крепко берёт твой палец и мажет его ваткой. А затем достаёт из бумажной упаковки страшное слово “скарификатор”. У Славки уже был английский язык в школе, и он был уверен, что “скарификатор” — это от английского “scary” (страшный). Врач размахивается — и бах по пальцу скарификатором. Ух!

Ещё Славка боялся стоматологов. А в школе, как назло, был стоматологический кабинет. Каждый раз проходя мимо него, слыша это жуткое жужжание и этот медицинский запах, Славка испытывал страх. Он уточнял у сыновей маминых подруг, есть ли у них в школах стоматологические кабинеты — нет, в их школах его не было! Почему же Славке так не повезло?!

Стоматолога в школе надо было проходить два раза в год. И Славка однажды во втором классе понял систему: он оказался возле кабинета, спросил у ребят, сидящих в очереди, из какого они класса. Получив ответ (например, класс 7В), Славка начал расчёт: сегодня 7В, завтра 7Г, потом 6А, 6Б, 6В, 6Г, 5А, 5Б и так далее, пока не упёрся в свой класс 2Б. Получилось, что до 2Б класса они дойдут через 15 дней. 15 дней — это три недели, если считать только учебные дни (а по субботам стоматолог не работал). То есть ровно через три недели, в четверг, наступит очередь Славкиного класса.

Зачем Славка это рассчитал, он и сам не понял, но в голове начался обратный отсчёт. Осталось две недели, осталась одна неделя, четыре дня, три, два, один. Будто Гагарин в космос летит! Но если бы в космос. Тут речь шла о гораздо более серьезном вопросе.

А может быть, он обсчитался, и у него есть в запасе ещё одна неделя? А может быть, они просто пропустят второклашек? Ведь у них у всех здоровые зубы.

Не обсчитался. На втором уроке дверь кабинета открылась, и зашёл врач. Второй Б, сегодня у вас стоматолог.

И дальше — вызывают каждого по списку. Почему-то ещё и с конца. А Славке как раз было ближе с конца, чем с начала. К четвёртому уроку очередь дошла и до Славки. Он, бледный, как поганка, подошёл к кабинету и сел в кресло. Что было дальше — и вспомнить, и тем более описать было трудно. Но минуты через две стоматолог сказала:

— Всё в порядке с твоими зубами, иди в класс.

Славка не поверил и даже переспросил. Но нет, ему не показалось. Действительно, всё оказалось в порядке.

День после этого сложился замечательно. Закончился тяжёлый трёхнедельный период, и можно было выйти на улицу, увидеть, как светит зимнее солнце, и улыбнуться ему.

Но проблемы не закончились. Через пару месяцев пришла новая проблема — прививка. А прививок Славка тоже боялся, прямо как тот бегемот из мультфильма. С прививками даже считать ничего не пришлось, классу сразу сказали: вам будут делать прививки 5 марта.

И Славка снова стал со страхом ждать этого дня. Ещё и неделя выдалась такая, когда 1 марта — понедельник, 2 марта — вторник. Легко запомнить! Славка любил такие недели, но конкретно в этом случае такому совпадению он не радовался.

4 марта, в четверг, до прививки оставался один день. Вечером Славка места себе не мог найти и ходил по квартире из комнаты в комнату. В гостях сидела мамина подруга тётя Лена. Она усмехнулась Славкиному блужданию и сказала:

— Прививки — это же совсем не страшно. Ну посмотри, Славка, выгляни в окно. На улице так много людей, они все ходят и улыбаются, а ведь им всем когда-то в школе ставили прививки!

Славки эти рассуждения сразу не понравились, но он не мог понять, что с ними не так. Он ходил по комнатам ещё пять минут, а потом вернулся к тёте Лене и сказал:

— А вот люди, которые на улице — это просто те, которые выжили! Они потому и улыбаются, потому что выжили!

Тётя Лена почему-то посмеялась, и Славке это не понравилось.

А на следующий день, в пятницу, 5 марта, Славке всё-таки поставили прививку. И это было почему-то совсем не больно. Действительно, как комарик укусил. Он вспомнил вчерашний диалог и согласился: ладно, наверное это и правда было немного смешно. На улице светило солнце ранней весны, а впереди были целых два дня выходных.

Игра в пульки

Славка много времени проводил во дворе. На качелях, на лавочках и за домом всегда было очень много детей, и Славке нравилось проводить с ними время.

Родители доверяли Славке и отпускали его гулять одного. Даже иногда бывало, что они уезжали куда-то по делам на три часа и оставляли Славку во дворе. А он ни капельки не волновался и просто играл с ребятами.

Славка очень любил мультфильм “Черепашки Ниндзя”, и однажды родители снова собрались по делам и отправили Славку во двор на три часа. Но ведь в эти три часа должны были показывать “Черепашек Ниндзя”! Что же делать?

Славка догадался, что если постучаться в какую-нибудь квартиру в своём подъезде и напроситься посмотреть телевизор, то кто-нибудь обязательно пустит. Так и случилось. Дверь открыл дяденька в трико и майке, узнал Славку, пригласил его в комнату, посадил в большое кресло и включил телевизор. И даже угостил жареной курицей. Курица была вкусная, как в ресторане. А мультфильм — интересный, как и всегда. Славка сказал “спасибо”, и дяденька закрыл за ним дверь.

Во дворе можно было делать много вещей, например, плавить свинец, кататься на велосипеде, жевать гудрон. Но главной игрой двора были пульки. Где-то далеко за городом, куда надо было ехать на машине, а автобусы даже не ходили, был полигон. На этом полигоне старшие пацаны часто собирали отстрелянные пульки и привозили их во двор в пластиковых пакетах.

Пульки были разные, но все — очень красивые и приятные на ощупь. Был, например, “хомячок”, он стоил два балла. Маленькая приземистая золотистая толстенькая пулька, с полукругом вверху. Была пулька под названием “штанишки”, это как “хомячок”, но без верхней части. Стоили “штанишки” один балл. Была “гильза”, она стоила десять баллов, большая, коричнево-медная, пустая внутри и похожа на маленькую бутылочку. Была “пулемётка”, она стоила пятнадцать баллов, это как “гильза”, но ещё с пулей наверху, непустая.

А игра проходила так: каждый игрок выставлял свои пульки в ряд, как КВНщиков на сцене. Выставляет один игрок, рядом с ним выставляет второй. И потом они отходят на три метра, берут каждый по гильзе и по очереди кидают их в эти пульки. Если пулька упала — она твоя. Вот и вся игра. Пульки стали во дворе чем-то вроде денег, пацаны менялись ими исходя из придуманного обменного курса. Например, одна “гильза” равнялась пяти “хомячкам”. А хранились эти пульки всегда почему-то в обрезанных пивных банках, иначе никак.

Однажды летом, когда было очень жарко, Славка играл возле подъезда в пульки с пацаном Лёшей с шестого этажа. Лёша был сильно старше Славки, и Славкины родители Лёшу не очень любили и говорили, что он хитрый. А ещё у Лёшиной семьи был не один балкон, как у всех, а целых два, потому что так вот располагалась квартира: один балкон спереди дома и один сбоку.

Славка с Лёшей захотели попить и поднялись к Славке на восьмой этаж. А пока Славка наливал воду, то дал Лёше посмотреть свою пивную банку с пульками. Славка хорошо играл в пульки, и их у него была почти что полная банка!

Ребята попили и спустились обратно к подъезду. А когда Славка вечером пришёл домой и взял в руки свою банку с пульками, то понял, что половины пулек нет.

Славка очень переживал. Неужели Лёша и правда такой хитрый, что забрал все эти пульки себе, украл? А если украл, то неужели его не мучает совесть? (Славка помнил, что такое, когда украл и мучает совесть).

Наутро Славка снова встретил Лёшу:

— Лёша, это ты украл мои пульки вчера?

— Ничего я не крал! Какие пульки?

— Ну мы вчера поднимались ко мне и я давал тебе свои пульки посмотреть, а потом их стало сильно меньше.

— Сам потерял эти пульки, а меня обвиняешь.

Славка так и не понял, Лёша это был или пульки сами потерялись.

Но уже в тот же день Славка предложил Лёше сыграть.

Тот согласился.

Славка предложил поставить не три-четыре пульки, как обычно, а все, вообще все пульки, которые есть у каждого. “Даже если я проиграю — ну и ладно, просто не буду больше играть в пульки”, — решил Славка.

Лёша согласился и на это.

Они выставили пульки в широкий-преширокий ряд. Если бы пульки были командой КВН, то они стояли бы по всей ширине сцены. Славка очень волновался.

Бросок “гильзы” — и много пулек в центре рассыпались по сторонам. Славка аккуратно их собрал в свою пивную банку.

Лёша бросил и сбил лишь двух “хомячков”.

Славка снова бросил — и снова выбил очень много пулек.

А Лёша в свой ход вообще промазал и ни одной не сбил.

Это была лёгкая игра, Славка выиграл почти все пульки. И банка снова заполнилась почти до краёв.

Но после этого играть в пульки всё равно уже не хотелось, и Славка поставил эту банку на самый верх шкафа-стенки, чтобы больше о них не вспоминать.

Заячья лапка

Вокруг Славки было много магии.

Например, был у Славки друг из подъезда по имени Валера, странный мальчик, который всегда пел песню из “Чипа и Дейла” наоборот: “Они всегда придут туда, где ждёт успех, там где они, всегда беда”. Однажды Валера пообещал, что превратит Славку в жука. В мультиках обычно боялись таких превращений, но Славка очень заинтересовался. Договорились встретиться в десять утра у подъезда. Славка даже совсем не волновался перед этой встречей: ну побуду жуком пять минут, интересно же. Валера так и не вышел.

Ещё однажды в Юрле Славка услышал, как одна старая женщина рассказывала другой, что Марина из соседнего дома превратилась в ворону и улетела. Славке эта история сразу не понравилась: с одной стороны, эту Марину он совсем недавно видел, и на ворону она была не похожа, с другой стороны — ну ерунда же какая-то, как человек может превратиться в ворону? Ладно в жука, но в ворону.

Славка понимал, что все эти истории про магию и превращения — это выдумки. Но при этом он понимал, что эти выдумки не берутся просто так из ниоткуда, вот например иногда ведь бывают люди, похожие на животных. Соседка тётя Маша была похожа на муху, мамина подруга Ирина — на оленёнка, а одна девочка во дворе — на мышку. Может быть, если человек похож на какое-то животное, то он может в него превращаться? А если ни на кого не похож (Славка вот, например, не был ни на кого похож), то ни в кого и не превратится. В общем, непонятно. Славка так и не знал, как относиться ко всей этой магии, верить в неё или нет. Магия оставалась загадкой, Славка думал о ней и всё больше интересовался этой темой, даже книгу про ведьм в библиотеке взял.

Тем же летом, но уже в Уланово, бабушка Зина взяла Славку и поехала с ним на автобусе до села Лазарево.

— Бабушка, а зачем мы едем в Лазарево?

— Там, Славка, одна целительница живёт, хочу ей тебя показать, может быть она вылечит твою болезнь.

Славка всегда чихал и сильно кашлял, когда долго пообщается с кошкой, собакой и особенно кроликом.

— Бабушка, а что такое целительница?

— Ну, это как доктор, только она лечит не таблетками.

— А чем она лечит, если не таблетками? Уколы ставит?

— Знаешь, травы всякие, зелья, настои. Увидишь.

Славка был заинтригован.

Дома у целительницы (звали её Лидия) было ровно так, как он читал в книжках про ведьм: на гвоздиках висели нанизанные на нитку сушёные грибы, в углу что-то ароматно дымилось, а на столе лежала заячья лапка.

Бабушка долго разговаривала о чём-то с Лидией, а Славка озирался по сторонам. Было интересно, но непонятно. Лидия почти ничего не делала со Славкой, разве что попросила его глубоко подышать (но не слушала его стетоскопом, она же не врач). Потом закрыла глаза (свои, не Славкины), положила руку на Славкину голову и начала что-то бормотать. Затем обвела несколько раз вокруг Славки заячью лапку и дала ему её в руку. Процедура на этом закончилась, бабушка дала Лидии несколько купюр, и они направились к выходу.

— Так, Славка, здесь живёт ещё одна целительница, пойдем к ней.

— А Лидия не обидится?

— А мы ей не скажем. Пойдём, вот в этот дом.

— Бабушка, но этот дом прямо через дорогу от дома Лидии, она же увидит!

— Не увидит. Но в окно не высовывайся.

Вторую целительницу звали Асма, почти как Славкину болезнь. Асма была татаркой, и бабушка говорила с ней только на татарском. Славка вообще ничего не понимал. Единственное, что Славка мог понять, что про корову они не говорили.

Дома у Асмы было чисто и прибрано, это не было похоже ни на дом Лидии, ни на дом ведьмы из Славкиных книжек. Обычный дом. Славка изучал шкафы с фотографиями на полках, смотрелся в большое зеркало, даже заглядывал под стол. Но очень старался держаться подальше от окна, чтобы не заметила Лидия.

Асма тоже почти ничего не сказала Славке, только попросила его подышать, а потом взяла Славкину руку и долго её держала. На прощаниеАсма подарила Славке упаковку таблеток аскорбиновой кислоты и завернула в бумажку несколько конфеток монпансье.

Когда они ехали на автобусе из Лазарево обратно до Уланово, Славка думал, что это была какая-то не очень понятная, но, конечно, интересная поездка. Интересно, а Лидия и Асма, наверное, не любят друг друга? Они ведь ещё и живут через дорогу. Наверное, когда по этой дороге кто-то проезжает, то чувствует, как много там волшебных чар. А если какой-нибудь шофёр просто так проехал по дороге, ни к Асме, ни к Лидии, то он выздоровеет или наоборот заболеет? Славка посмотрел на заячью лапку в руке и вдруг громко-прегромко чихнул.

Червяки и Гваделупа

У всех в классе уже появился компьютер, а у Славки всё не было. Одноклассники на переменах обсуждали, кто во что на компьютере играет, Славка немного им завидовал. Вообще, казалось, что одноклассники живут какой-то другой жизнью, более продвинутой, где возможно всё. Кто-то съездил в Грецию, кто-то имел дома все книги из серии “Аванта Плюс”, кому-то старший брат подарил лазерную указку.

В одном доме со Славкой жил его одноклассник Валентин. У него было красивое имя, полученное от имени папы (Валера) и мамы (Лена), поэтому все называли его именно Валентин, а не Валик. У Валентина дома была большая карта мира на всю стену, классная белая пушистая кошка и столь же белый компьютер. Иногда Славка напрашивался ходить к Валентину в гости, а изредка даже удавалось выпросить, чтобы Валентин пустил к себе Славку вместе с братом Никиткой.

На день рождения Валентину подарили компьютерную игру про червяков. О, это было очень весело! Червяки ползали по экрану, потом вдруг доставали из кармана огромную базуку и стреляли друг в друга. А ещё они очень классно раскачивались на верёвках. В этой игре можно было создать команды червяков и дать им свои имена! Конечно же, Славка и Валентин называли всех червяков в честь одноклассников: Вано, Лысый, Серёга.

Валентин играл в червяков лучше Славки, ведь он тренировался каждый день. Но и у Славки кое-что получалось. Да даже у маленького Никитки тоже получалось ходить, прицеливаться, кидать бомбами в других червяков. Но вот беда, на клавиатуре были такие кнопки, которые выключали игру. Были даже такие, которые выключали сразу весь компьютер. Славка иногда случайно нажимал на них пальцем, всё сразу выключалось, все замирали, вздыхали и очень расстраивались.

Славка очень переживал, когда так случалось, ведь так наверное можно сломать компьютер, а он наверняка такой дорогой. А что если Славка нажмёт не на ту кнопку, компьютер сломается, и потом маму и папу заставят платить за ремонт или даже за покупку нового компьютера? Поэтому Славка всегда старался нажимать на кнопки так аккуратно, как только мог.

А вот Никитка так не мог. Вечно он нажимал не на ту кнопку, и компьютер постоянно выключался и гас. Славка не знал, как к этому относиться: с одной стороны, родители у Славки с Никиткой были одни и те же, и платить, если что, придётся им, с другой — это же Никитка, а не Славка нажимал те кнопки, и совесть у Славки была чиста. А с третьей стороны — иногда это было так смешно, наблюдать, как Никитка пугается, нажав не на ту кнопку.

И однажды, когда Никитка опять нажал не на ту кнопку, Славка с Валентином решили его проучить.

— Видишь вот эту страну на карте? — спросил Валентин и ткнул в случайное место.

— Вижу, — виновато сказал Никитка.

— Эта страна называется Гва-де-лу-па, — прочитал по слогам Валентин. — Когда ты в следующий раз нажмёшь не на ту кнопку, то Гваделупа взорвётся. Понял?

— Понял.

Славка и Валентин переглянулись и подмигнули друг другу. Конечно же, это была такая шутка, а Никитка этого не понимал.

Ребята снова сели играть, и конечно, в какой-то момент Никитка снова нажал не туда.

— Ну всё, — сказал Валентин и взял красный маркер. — Гваделупа, прощай.

Валентин подошёл к карте и поставил на карте большой красный крест на месте Гваделупы. Нет больше этой страны. Никитка испугался, покраснел, закрыл лицо руками и очень громко заплакал. Славка и Валентин в голос засмеялись.

Когда Славка с Никиткой шли домой, а идти было три минуты, Никитка плакал не переставая. Славке вдруг пришла в голову страшная мысль: а вдруг это была не шутка? Ведь у них дома нет компьютера, и откуда они могут знать, может там и правда бомба взрывается, если нажать не туда.

Славка представил, что находится он в Гваделупе. Гуляет по её улицам, которые выглядят точь-в-точь, как Славкин двор, только может быть апельсины на деревьях растут. И вдруг видит, как сверху падает огромная бомба, взрывается, и никто не успевает убежать или спрятаться в подъезде. И дальше — только треск огня, как в бабушкиной печке, но в тысячу раз громче, а в остальном — тишина. Славке стало страшно.

— Мама, а можно мы включим новости? — спросил Славка дома за ужином.

— Ну, можно, а что ты хочешь там узнать?

— Ничего, просто хочу посмотреть, что в мире происходит.

Но про Гваделупу в новостях не сказали. Может, бомба ещё летит? Славка так себя накрутил, что уже и не сомневался, что бомба действительно существовала.

Не сказали про Гваделупу и на следующий день. И даже ещё через день — тоже не сказали.

Видимо, это всё же была шутка, — решил Славка. Но всё же решил позвонить Валентину домой и узнать.

— Хахаха, да конечно же шутка, сказал Валентин. — Я уже и крест этот красный стёр, пусть живёт себе Гваделупа.

Действительно, пусть живёт — решил Славка. За Гваделупу он успокоился. А вот перед Никиткой всё ещё было очень стыдно.

Послезавтра и ещё один день

То ли Никитка снега на улице поел, то ли что, но заразился он как-то желтухой. Неприятная болезнь, от которой какашки становятся белыми, моча — коричневой, а кожа и глаза — немного жёлтыми. Но самое неприятное происходит в животе, сказала мама, хоть и не болит ничего, но для живота эта болезнь может быть опасна.

Никитке пришлось лечь в больницу, и мама легла вместе с ним, он же ещё маленький. Славка остался дома с папой. А папа работал сутки через сутки, и поэтому один день Славка был дома вместе с папой, а один день — жил один. Славка тогда впервые оставался один на всю ночь. Но ничего, это оказалось совсем не страшно, ни волчок не укусил за бочок, ни монстры из под кровати не вылезли. По вечерам приходила тётя Надя, приносила Славке приготовленных макарон и иногда играла с ним в дурака (и почему-то всегда обыгрывала).

Никитка с мамой быстро вернулись домой, но болезнь и не думала уходить: сначала в классе заболел один одноклассник (Лысый), затем еще одна девочка (Аня), затем одна за другой — две Наташи.

— Интересно, а заболею ли я? — думал Славка и постоянно рассматривал свои какашки, мочу и цвет кожи и глаз. С ними было всё в порядке.

Но в какой-то момент он всё же понял, что кажется заболел. Всё, как у Никитки, всё, чего он и боялся. Неужели положат в больницу? А если положат, то мама ляжет со мной? А как же Никитка? Ещё и до Нового года осталось всего три недели. А если не успеют выписать? Неужели в больнице отмечать Новый год? А если в больнице отмечать, то Новый год будет писаться с большой или с маленькой буквы?

Одним утром Славка смотрел КВН. Он в то время вообще полюбил КВН и стал мечтать когда-нибудь выступить на сцене. Была какая-то важная игра, на сцене весёлые дядьки смешно шутили, и Славка даже иногда понимал их шутки. Но тут вошла мама и сказала:

— Слав, собирайся, едем в больницу.

— Мама, а меня просто посмотрят, и мы вернёмся?

— Нет, Слав, ты проведёшь в больнице несколько дней. Но всего несколько дней. Выздоровеешь и вернёшься домой.

Славка разревелся от неожиданности. Так и не узнав, кто победил в КВН, он стал собирать сумку. Положил много книг, много тетрадей и ручек, карандаши и тетрис.

В больнице оказалось не так уж и страшно. Конечно, было очень одиноко и скучно без родителей и Никитки, но зато в больнице появились новые друзья, а ещё там был очень приятный врач Анатолий Иваныч.

Среди друзей был Ромка. Ромка был весёлым рыжим парнем, который говорил, что лежит в этой больнице уже два с половиной месяца. Славка надеялся освободиться побыстрее. К Славке каждый день приходили родители и приносили минеральную воду “Ессентуки”, яблоки, чупа-чупсы и персиковый сок. К Ромке не приходил никто. Славка спрашивал, а почему к тебе никто не приходит, но он не отвечал. Позднее медсестра сказала, что Ромка — из детдома, и у него нет папы и мамы. Больше Славка таких вопросов не задавал.

Ровно в шесть утра медсестра всех будила, все по одному заходили в кабинет и сдавали кровь из пальца. Однажды Славка, ещё толком не проснувшись, зашёл в этот кабинет и увидел, что за окном стоят в своих шубах папа, мама и даже мелкий Никитка. Шёл крупными хлопьями снег, а они стояли там, на свободе, махали руками и улыбались. Славка так ничего и не смог сказать им через окно, но был очень, очень рад их видеть.

Славка отмерял время трёхдневками. Трёхдневка — это удобно. Трёхдневка — это как будто послезавтра и ещё один день. Или наоборот, позавчера и ещё один день назад. А ещё неделя очень удобно делилась: трёхдневка, один день и снова трёхдневка. Славке понравилось это изобретение и он всё думал, почему не догадался до этого раньше.

До нового года оставалась всего одна трёхдневка, и Славка начал волноваться, а успеет ли он вернуться домой к празднику. Но сначала нужно было отметить больничный новый год. Каждого ребенка попросили прочитать четверостишие про новый год.

Славка решил написать четверостишие сам. Вот что у него получилось:

С новым годом, медсёстры, врачи и детишки!

Я желаю вам всем не болеть,

Дед Мороз принесёт нам конфеты и книжки,

И мы будем смеяться и весело петь!

Ему очень понравилось это стихотворение. Он выучил его наизусть, и когда больничный Дед Мороз пригласил Славку к ёлочке прочитать, то он вышел, набрал воздуха в грудь и громко и выразительно это прочитал. Хлопали все! Хлопали и Ромка, и медсестра, которая брала анализы, и врач Анатолий Иваныч.

Славка был очень рад, а Дед Мороз подарил ему гоночную машину.

Через два дня, когда до Нового года оставался всего один день, в палату зашёл Анатолий Иваныч и сказал:

— Ну всё, Слава, собирайся, ты здоров!

Славка быстро собрал все вещи в сумку, обнял Ромку на прощанье и вышел в коридор, там уже ждала мама. Успели, успели до Нового года! Всего, посчитал он, в больнице пришлось провести шесть трёхдневок.

Когда Славка пришёл домой, там уже стояла аккуратно наряженная ёлка. Никитка за эти шесть трёхдневок видимо от Славки немного отвык и поначалу стеснялся. А папа вообще в тот день снова был на сутках.

Но уже на следующий день и Никитка привык и стал таскать и показывать свои игрушки, и папа вернулся с работы, и снова в доме появился запах мандаринов, варёной свёклы и зелёного горошка. Как хорошо, что Славка успел выздороветь! Как же иначе, Новый год не дома, что ли, отмечать?

Славка ел все эти салаты, пил вишнёвый компот, но несколько мыслей всё беспокойно крутились в его голове: а как там Ромка? Как он отмечает новый год? А к нему придёт Дед Мороз?

Александра и Софья

— Папа, а что такое Доширак? — спросил как-то Славка.

— Ну, Слав, это такой суп сухой, ты туда наливаешь горячей воды, ждёшь пять минут — и суп готов, — ответил папа.

Для Славки это звучало как магия.

— Пап, а можно ты в следующий раз с зарплаты купишь не сникерс, а Доширак?

— Ну, как скажешь, давай куплю.

Действительно, папа иногда приносил сникерс, и это было большое событие для всей семьи. Надо было аккуратно разрезать шоколадный батончик на кусочки одной длины, но с точностью до молекул и даже атомов.

И вот как-то раз папа принёс с работы Его. Только не совсем Доширак, как договаривались, а что-то явно попроще: не в той большой белой пенопластовой коробке, как показывали по телевизору, а в маленьком оранжевом пакетике. На пакетике было написано “Александра и Софья”, и две маленькие девочки смотрели на Славку с картинки.

Внутри оказалось вот что:

— квадратный кусок сухой кудрявой лапши, он занимал почти весь пакет,

— маленький белый пакетик, в нём оказались приправы; довольно вкусные, кстати!

— маленький блестящий пакетик, в нём было несколько капель масла.

Папа научил Славку класть лапшу в глубокую тарелку, высыпать туда приправы и наливать масло из пакетиков, заливать горячей водой, накрывать крышкой от кастрюли и ждать.

Ждать было конечно труднее всего, пять минут шли очень долго. Гораздо дольше, чем школьная перемена! Хотя, вроде бы, те же пять минут. Зато потом! Славка снял крышку, на него сразу вылетело небольшое ароматное облако, а в тарелке — мммммм — оказалась та самая лапша. Она уже не была такой сухой, а была, как настоящие спагетти, только вот разве что кудрявая. Лапша впитала в себя половину бульона и оказалась очень вкусной. Но ещё вкуснее, конечно, оказался бульон, с каким-то сырным привкусом. Ай да Александра, вот тебе и Софья!

С тех пор Славка стал фанатом этой лапши. Называть её Дошираком было бы неправильно, а “Александра и Софья” звучало слишком долго. Поэтому Славка стал говорить просто: супчик. Не суп, чтобы не перепутать с мамиными рассольником или щами, а именно супчик.

И Никитка подхватил Славкино увлечение. Поначалу они ели один супчик на двоих, но затем стали просить папу или маму покупать сразу по два супчика. Да и вообще, у Славки уже начали появляться свои деньги (родители давали по 100 рублей за отличное окончание четверти) — иногда можно было супчики и самому покупать.

Славке особенно нравилось прийти после школы и, пока он дома один (мама на работе, папа на сутках, а Никитка еще в садике), включить телевизор, сесть на диван, поставить перед собой стул и заварить “Александру и Софью”. А потом открыть тарелку, укрыться одеялом и переключать каналы. По телевизору показывали то Льва Новожёнова, похожего на льва Бонифация, то “Зов джунглей” (Славка всегда болел за травоядных, а одноклассники — почему-то за хищников), то сериал “Простые истины” про старших школьников, которые хоть и были ненамного старше Славки, но казались ему какими-то совсем уж взрослыми.

Потом Славка открыл для себя музыкальный канал MTV, где постоянно показывали клипы, причём одни и те же. Славке особенно нравился клип, где шагали по экрану нарисованные молоточки, а жуткий дядька с головой как молоток делал фарш в мясорубке. Славка одновременно очень боялся этого клипа и очень его любил, разглядывая из-под одеяла все детали этого музыкального мультфильма. Александра и Софья всегда были рядом, в тарелке, и будто бы смотрели телевизор вместе с ним.

На окончание третьей четверти, когда уже началась весна, Славке снова подарили сто рублей. И Славка, сам того не ожидая, вдруг как-то пошёл и купил себе Доширак. Он стоил сильно дороже, чем простой супчик, но надо же когда-то его попробовать! В Дошираке было много начинки, даже какие-то сушёные овощи в пакетике. Но вот беда — оказался он невкусный. Всё же нет ничего (или никого?) вкуснее, чем Александра и Софья, — довольно заключил Славка.

Лесной уголок

Однажды летом не получилось поехать ни к одной бабушке, ни к другой. Ни в Юрлу, ни в Уланово. И тогда родители придумали, что можно отправить детей в лагерь “Лесной уголок”. Он располагался в городе, но за Камой, и ехать туда надо было на трёх автобусах.

У Славки в школе была “отработка” (“Странная штука”, — думал Славка, — “Что они, сами не могут стулья покрасить? Зачем детей на это звать?”), и поэтому в лагерь отправился один лишь Никитка.

Родители звонили туда раз в три дня, они видимо тоже поняли, что трёхдневками считать удобно. Никитке не очень нравилось в лагере, и он всё просился обратно домой. А лагерь был долгий-долгий, целых семь трёхдневок, или три недели, если по-простому.

Славка же утром ходил на отработку, а по вечерам играл в футбол с одноклассниками. С ними всё время играл один молчаливый, но очень красивый парень по имени Саша, которого все почему-то называли Двадцать Пятый. Он был младше на год.

Однажды Славка пришёл на поле, как и договаривались накануне, к четырём часам. И ребята рассказали, что Двадцать Пятый умер. Машина сбила.

Славка всё никак не мог понять, как же это так, ведь ещё вчера Двадцать Пятый был тут, играл и бегал, вот следы на поле от его бутс. А сейчас нет его, всё, конец. Ребята в целом переживали, но меньше, и в футбол в тот вечер всё равно поиграли.

Дома Славка рассказал родителям, что парень из школы погиб под колёсами машины. И папа рассказал, что тогда именно его бригада скорой помощи приехала спасать этого парня, но было уже поздно. Славка представил, как папа прикладывает эти спасательные штуки, как в фильмах, к груди Двадцать Пятого, но тот уже не шевелится. Страшно стало.

Вечером позвонили в лагерь Никитке, он сказал, что в лагере ему уже начинает нравиться, и что завтра они всем лагерем поплывут на теплоходе. Славка сначала порадовался за него, но потом очень испугался: а что если что-то случится? А если Никитка выпадет? А если теплоход затонет?

Поэтому весь следующий день Славка очень волновался. Но, как оказалось, зря: вечером позвонили Никитке (Славка очень попросил не ждать три дня) — и тот весело рассказал, как классно ему было на теплоходе.

Никитка довольно быстро вернулся из лагеря. И тут родители придумали: а что если теперь отправить туда и Славку, и Никитку вместе? Славка не очень хотел. Точнее даже очень не хотел ехать в этот лагерь. Но его никто не спросил, и уже через неделю мама увезла Славку и Никитку снова в “Лесной уголок”. На семь трёхдневок.

Там оказалось… необычно, но скорее в плохом смысле слова. В комнате со Славкой жили два каких-то брата-танцора, которые каждое утро выходили на травку и делали свои танцевальные движения. Почему-то им, братьям, разрешили жить вместе, а Никитке со Славкой нет.

Ещё в том лагере был главный врач. Вообще говоря, и не лагерь это был, а санаторий. Потому что в лагере главного зовут директор, а в санатории — главный врач, как в больнице. У того главного врача был смешной круглый живот и очень-очень тонкие ножки. Никитка рисовал в тетрадях всяких дяденек, так вот тот врач был очень похож на дяденьку с детского рисунка. И ещё у него была одна странность: он всех заставлял жевать еду сто раз.

Засунул еду в рот — и жуй, один, два, три, и так далее до ста. Потому что почему? Потому что слюна — лучший друг человека.

Очень всё это было не по-настоящему, как в фильме или в неинтересной игре. Славке очень, очень, очень в “Лесном уголке” не нравилось. И в один день он вдруг понял, что не может сдержать слёз. Просыпался — и сразу в слёзы. Плакал весь день. И засыпал — тоже со слезами.

— Мужики не плачут! — говорил папа по телефону.

— А я плачу. Наверное, я не мужик. И я больше хочу плакать, чем быть мужиком, — сказал Славка сквозь слёзы.

В отряде ещё была девочка Лариса, она тоже постоянно плакала. Они со Славкой иногда ловили затуманенные слезами взгляды друг друга.

— Странная она какая-то, — думал Славка.

Однажды Никитка упал с качели, больно ударился головой и тоже начал плакать. Отовсюду набежали тётушки-воспитательницы и медсёстры и стали кричать на него:

— Что ж ты за качель-то не держался?

— Упал сам, вот и ревёт.

— Ну хоть в следующий раз крепче держаться станет!

— Или вообще к качели не подойдёт!

— Ну-ка перестань реветь! Сопли тут повесил.

Шишка на лбу Никитки в это время росла на глазах и почти доходила до глаз.

Славка неожиданно сам для себя очень разозлился, почувствовал, как к ушам приливает кровь, услышал в барабанных перепонках свой пульс и подошёл к тётушкам. И громко и чётко сказал:

— У вас ребёнок упал. Он маленький, ему семь лет всего.

— А мы-то что? Он сам качался и сам упал.

— А вам за что деньги-то платят?

Тётушки очень разозлились из-за последней фразы Славки и повели его к главному врачу, тому самому, на тоненьких ножках. И что он предложит делать? Жевать сто раз? Может, из лагеря выгонит? Так оно и к лучшему.

Но главный врач оказался неожиданно добрым и сказал, что прав здесь именно Славка. А Никитке попросил передать большое красное яблоко.

После той ситуации Славка обрёл уверенность, но всё так же продолжил плакать каждый день. И этой уверенности и этих слёз хватило, чтобы на очередном телефонном звонке Славка убедил маму забрать их с Никиткой из лагеря. Мама приехала на следующий день и забрала. Прошло всего две трёхдневки и один день — и Славка с Никиткой были уже дома.

Дома Славке нравилось больше всего на свете. По утрам он читал книги (ведь отработка закончилась ещё до “Лесного уголка”), а по вечерам играл в футбол.

А ещё смотрел телевизор, записывал на видеокассету выпуски КВН, потом пересматривал их и даже начал писать какие-то шутки для своего выступления. Вдруг оно когда-нибудь случится!

Ну и конечно ел “Александру и Софью”, иногда даже два раза в день. Такое получилось лето. Без особых приключений, даже какое-то никчёмное, но наверное иногда надо и так.

Первого сентября, когда начался учебный год, к Славке подошёл парень Женя. Оказывается, Женя был с ним в “Лесном уголке”, а Славка даже и не заметил.

— Ларису помнишь? — спросил Женя.

— Помню, — ответил Славка. — Плакала ещё постоянно, всегда зарёванная такая.

— Ты как уехал, она ещё больше плакать стала. Оказывается, она в тебя влюбилась, прикинь. И плакала, потому что ты на неё внимания не обращаешь.

В Славку до того никто никогда не влюблялся. Так что лето, как оказалось, не такое уж и никчёмное было.

Зеркальце

В школе у всех были анкеты. И у девочек, и у мальчиков. В анкете было много вопросов про жизнь: твое любимое блюдо, твоя любимая музыка, кто тебе нравится? В мальчишеских ещё спрашивалось что-нибудь про любимый вид спорта, а в девичьих — обязательно про то, кого ты любишь и кто тебе нравится.

А дело в том, что Славке тогда очень стала нравиться одноклассница Аня. Она была такая красивая и такая аккуратная, и голос у неё был всегда такой звонкий. Славка не знал, влюбился ли он, но да — Аня ему точно нравилась. И вот однажды, когда Славка заполнял девичью анкету одноклассницы Наташи, он встретил там вопрос “Кто из девочек в твоём классе тебе нравится?” и как-то даже не задумываясь написал: “Аня”. А зачем думать? Если нравится — зачем же это скрывать?

Ещё у Наташи в анкете были вопросы: “Кого из нашего класса ты любишь?” и “Кого из нашего класса ты не любишь?”. Вопросы казались Славке странными: они делили весь мир на тех, кого ты любишь, и тех, кого не любишь. А ведь можно просто относиться к человеку нормально, хорошо, ну или может немножко плохо, но зачем же сразу раскидывать людей на две такие далёкие стороны? Когда ты говоришь “люблю”, тут всё понятно. А когда ты говоришь “не люблю”, что ты имеешь в виду? Что “не любишь” человека (то есть он тебе прямо вот очень не нравится) или что ты его не “любишь” (то есть среди тех, кого ты действительно любишь, этого человека нет)?

Или вот, например, “любимое блюдо”. Почему оно может быть только одно? Ведь “любимое” означает, что я его люблю, но не означает, что я люблю только его.

Не самая логичная, в общем, была анкета. Славка не стал отвечать на эти вопросы. Просто написал, что ему нравится Аня — и всё.

Славка отдал анкету Наташе, она тут же посмотрела в нижнюю часть страницы, где были вопросы про любовь — и шёпот стал носиться по классу, а потом все стали хихикать. ”Славке нравится Аня, Славка влюбился” и так далее.

Жизнь после этого как-то изменилась. Все стали шутить, переглядываться и кидаться записками, лишь бы Славка не увидел. Пацаны (они просили называть себя именно так, не ребятами и даже не парнями) стали на перемене вставать в кружок и не пускать туда Славку. А Аня, Аня даже перестала смотреть в его сторону.

Как назло, через две недели был ещё День Святого Валентина. Все дарили друг другу валентинки, и Славка тоже дарил, но никогда не получал. Только один раз, когда одноклассница Оля просто разослала валентинки всему классу. А тут ещё эта история с Аней.

Всё развивалось, как в страшном сне, где почему-то с каждым шагом всё становится ещё хуже. Аня решила сделать вечеринку у себя дома на день Святого Валентина и позвала одноклассников, почти всех, кроме Славки. За что ему такое — Славка так и не понял, неужели просто за то, что он написал, что Аня ему нравится?

Он решил бороться. Решил, что обязательно попадёт на эту вечеринку. Но как на неё попасть? Ворваться посреди вечеринки? Пролететь на шариках, как Карлсон, и залететь в окно? Или просто нормально войти ногами через дверь, заранее договорившись с Аней? Последний вариант показался Славке самым логичным.

Он взял телефон, набрал Анин домашний номер (он наизусть знал все телефоны одноклассников).

— Аня, привет. Ты знаешь, я услышал, что ты делаешь вечеринку на день Святого Валентина, и туда попадают не все. Скажи пожалуйста, а можно я приду? Я был бы рад прийти.

— Ну, приходи, — отстранённо ответила Аня, и звучало это так, будто бы она ответила с маленькой буквы.

Первое дело сделано — Славка приглашён. Пусть так, не очень красиво, пришлось напроситься, но ведь в итоге — приглашён. Как оказалось, за этим последовало второе дело. Выяснилось, что все пацаны поделились, кто какой девочке дарит подарок. И Ане подарок уже кто-то дарит. Оставалась лишь одноклассница Женя. Она Славке не нравилась. В смысле не “нравилась”, он нормально к ней относился.

Но надо так надо — будем искать подарок. Оказалось, что все пацаны купили девчонкам украшения: кольца, цепочки, кулоны, и упаковали их в красивые коробочки. А у Славки как назло не было денег: всё, что ему дали родители на окончание второй четверти, он потратил на подарок папе на день рождения.

Славка обратился за помощью к маме и рассказал, что надо обязательно купить кольцо, цепочку или кулон, и положить их в красивую коробочку. Мама сказала, что поняла.

Но, как выяснилось, то ли не поняла, то ли это было слишком дорого. Но купила мама на китайском рынке зеркальце за 8 рублей. Простое, обычное зеркальце. Идти с таким было конечно очень стыдно, и Славка попросил маму хотя бы помочь с оформлением. Сделали из цветной бумаги то ли пакетик, то ли коробочку, повязали бантик. Так хотя бы не видно сразу, что это просто зеркальце.

Настал день вечеринки. На душе у Славки было паршиво и тягостно: и на вечеринку он напросился, и подарок у него плохой, и вся эта ситуация с тем, что ему нравится Аня, превратилась в какой-то нелепый фильм.

Он красиво оделся, подушился папиным одеколоном и пошёл. Дома у Ани оказалось вполне уютно, были шарики, был торт, хоть это и не был день рождения. Все были такие красивые, но Славка чувствовал себя не в своей тарелке и видел в основном спины пацанов и девочек.

Когда все стали обмениваться подарками, Славка смущённо достал зеркальце и передал Жене. Ей даже, на секунду показалось Славке, было приятно. Женя тоже смутилась и покраснела.

Что было дальше на вечеринке, все ли открыли свои подарки, кто с кем танцевал, обсуждали ли ребята Славку, смеялись ли над ним, он так и не узнал. После того, как Славка вручил Жене подарок, дальше находиться на вечеринке он просто не мог.

— Ведь они сейчас начнут открывать подарки и сравнивать, у кого лучше. И наверняка подарок Жени окажется самым плохим, и надо мной станут смеяться ещё больше, и ничего кроме спин я больше не увижу. И зачем я вообще решил, что мне надо быть на этой вечеринке? — очень быстро пронеслась эта длинная мысль в Славкиной голове.

Славка тут же подошёл к Ане, сказал ей спасибо за приглашение и ушёл, даже убежал с вечеринки, не слыша голосов за спиной. Он вышел на улицу и услышал в своих ушах, как бьётся его сердце. На улице было холодно и темно, середина февраля на Урале — холодное время. Горели окна, люди жили своей жизнью, а Славка стоял у Аниного подъезда, тревожно дышал, и белый морозный пар от его дыхания улетал куда-то, наверное мимо тех самых окон.

Он пришёл домой, никому ничего не рассказал и лёг в ванну, и горячая вода обжигала его замёрзшую покрасневшую кожу. Выйдя из ванны, он постарался быстрее уснуть, чтобы скорее начался новый день, а этот ушёл и остался лишь в памяти.

Шарф с черепом

В Славкином городе была футбольная команда «Амкар», которая в тот сезон играла очень хорошо. Славка даже попросил у родителей купить ему фанатский шарф «Амкара», мама куда-то позвонила и узнала, что шарфы продаются в Доме Быта. Съездили с мамой, там оставался один, но очень красивый, с черепом — и мама купила его Славке. Он гордо носил его в школу.

Но в классе за «Амкар» болел один лишь Славка. Остальные же пацаны купили себе шарфы «Спартака» и тоже гордо их носили.

— Ну носят и носят, — думал Славка. — Ведь «Амкар» и «Спартак» играют в разных лигах, так что ничего страшного — наши команды не мешают друг другу.

Славке нравился «Спартак» тоже, он мог назвать каждого футболиста, но если выбирать между «Амкаром» и «Спартаком», то он выбрал бы конечно «Амкар». К счастью, выбирать не приходилось, пока не случилось вот что.

Жребий выпал так, что в сентябре именно «Спартак» должен был приехать в гости к «Амкару», чтобы сыграть в матче за кубок. Во всём классе началось оживление, и Славка понимал пацанов, ведь в город приедет тот самый «Спартак», ничего себе. И папа по телефону постоянно с кем-то обсуждал, что «Спартак» приедет, «Спартак»!

Ближе к матчу атмосфера в классе накалялась. Она и так была напряжённой всю весну и, несмотря на каникулы, всё лето, ещё с той истории про Аню и День Святого Валентина. А сейчас стала совсем искриться. Пацаны перестали разговаривать со Славкой, стали дразнить его и называть навозником, потому что спонсором «Амкара» был завод удобрений.

Доходило и до драк, однажды пацаны подкараулили Славку после школы и стали его толкать и ронять на землю. А один против пятерых — ну разве поборешься.

Наступил день матча, и на стадионе собрался, кажется, весь город. Славка пошёл с папой и его друзьями. По пути встречал одноклассников, но никто ни с кем не разговаривал.

На поле вышли футболисты «Спартака», и Славка не верил своим глазам, ведь это же самые настоящие Тихонов, Титов, Филимонов, Цымбаларь, Робсон!

В перерыве Славка даже умудрился взять автограф у Тихонова, протянув ему программку и ручку.

«Амкару» в том матче ничего не светило: это простая уральская команда. А вот «Спартак» — чемпион страны много-много раз. Славка разбирался в футболе и прекрасно это понимал. «Спартак» атаковал весь матч.

Но вышло так, что на восемьдесят четвёртой минуте «Амкар» забил гол и… победил. И это была какая-то фантастика! Никто не мог поверить, все на трибунах обнимались друг с другом, даже незнакомые друг другу люди.

Славка с папой вернулись домой, включили телевизор, где только и говорили, что об этой победе. Папу даже показали по телевизору в одном из моментов. Всё было просто замечательно, но на следующий день надо было идти в школу.

В школе праздника никакого не было, пацаны пришли с каменными лицами и были очень злыми. Как же вести себя? Мириться и обсуждать игру? Это себе дороже. Дразниться и хвастаться победой «Амкара»? И это тоже себе дороже. Поэтому Славка решил просто как-то жить, учиться, дружить с Ваней и Сашей, которые не носят шарфы «Спартака». Можно чувствовать себя победителем просто внутри и не говорить об этом.

Пацаны же перестали замечать Славку совсем и вспоминали лишь чтобы назвать навозником в очередной раз или посмеяться за спиной. В одном классе, но совершенно в разных мирах. И так было день за днём, неделя за неделей, сентябрь, октябрь, ноябрь… Словно из жизни вынули какой-то важный кусок и воткнули обратно другой, острой стороной. И это было так неправильно, нечестно, неискренне. И казалось, что из этой ситуации не было выхода. Но выход нашёлся.

Вывернутая дублёнка

Ближе к Новому году классная руководительница объявила, что будет КВН среди всех классов параллели. Славка очень обрадовался, ведь он так давно любил КВН, записывал выпуски на видеокассеты, собирал коллекцию любимых шуток, сочинял свои в тетрадке. И вот теперь появилась возможность выплеснуть эту энергию. В команду записался почти весь класс, и предстояла большая работа по подготовке.

А у родителей в это время появилась новая идея — купить Славке дублёнку.

— Да зачем же мне эта дублёнка? Ну не нужна она мне! Вот все пацаны ходят в зимних куртках, и им нормально. Я тоже зимнюю куртку хочу.

— Ничего, перехочешь, — отвечала мама. — Они потому и ходят в зимних куртках, потому что у них дублёнки нет.

— Интересно, а их мамы спрашивают, что им купить, или тоже за них решают? — спросил Славка.

Мама не ответила.

Папа тоже был настойчив.

— В дублёнке ты будешь выглядеть красиво и богато, — рассуждал он. — Все учителя увидят, что ты красивый и следишь за собой, будут ставить пятёрки, ты поступишь в классный университет, найдешь хорошую работу и будешь получать много денег. А в куртке — ну ты просто парень и парень.

— Пацан, — поправил Славка.

— Ну хорошо, пацан. Обычный уральский пацан. Выглядишь так же, как и все остальные, оценки будешь получать такие же, в университет не поступишь, ну и умрёшь бомжом.

— Что ж, это вполне логично, — усмехнулся Славка, но уже не вслух.

Тем не менее, умирать бомжом Славка не собирался, да и когда двое взрослых против одного ребёнка — не поспоришь.

В выходные Славка с мамой сходили на рынок и купили дублёнку. Почему-то даже если примеряешь дублёнку, то надо вставать на картонку.

— Ну каков кавалер! — сказала продавщица. Они всегда так говорили.

Дублёнку купили бежевую, с меховым воротником, какие носили деревенские мужики зимой у бабушки в Юрле, но точно не в городе. В городе такие дублёнки были только у продавцов на рынке, они поднимали воротник, чтобы не замёрзнуть, и стучали валенком о валенок.

Пацаны Славку конечно засмеяли. Славка не чувствовал себя в этой дублёнке как-то лучше других или даже наравне с другими. Он чувствовал себя парнем-деревенщиной, случайно оказавшимся в городской школе. Именно парнем, потому что о пацане речи уже не шло.

Но все эти мысли легко отодвигались на второй план, как только Славка думал о КВН. Начались репетиции, одноклассники оставались в школе после уроков до самого вечера почти каждый день. Славка был главным, постоянно давал советы, кому где встать, что сказать и как отреагировать, ведь сценарий тоже был от Славки.

Понемногу, день за днём, Славка стал замечать, что между ним и пацанами тает лёд. Они вновь стали пожимать друг другу руки, вместе шутить. Поначалу ещё опасливо, но уже через несколько дней напряжение спало полностью, и уже неважно стало, кто за какую команду болеет. Сейчас все были за одну команду, за свою общую команду КВН.

Ночь перед выступлением Славка почти не спал. Он сидел в наушниках и записывал на аудиокассету всю музыку, которая нужна для КВН, репетировал внутри своей головы, повторял шутки, думал о том, кто где может сыграть получше. С утра поговорил с каждым, кто, как ему казалось, мог на сцене ошибиться, чтобы тот был внимателен.

И для себя Славка тоже заготовил роль. Точнее, по одной самой яркой роли в каждом конкурсе. Свою роль Славка с командой мало репетировал, просто говорил, что вот здесь выйдет он и всё сделает. Так что эти роли оставались сюрпризом для всех.

Одной из этих ролей был чукча по имени Тундра. Он должен был выйти, станцевать, рассказать несколько шуток, спеть песенку чукчи, и, как рассчитывал Славка, это должно было быть очень смешно. Оставалось придумать костюм. И тут пришло озарение: а если вывернуть дублёнку наружу? Получится вполне себе чукотская шуба. С этими мыслями Славка и уснул.

Наступил самый важный день. Началось выступление. В зале собрались все учителя, директор школы, куча учеников из других классов. Конечно же, пришли Никитка и мама, и даже папа… Пришли все!

У Славки всё было спланировано максимально чётко. Всё было готово. И каждый номер команды Славкиного класса вызывал в зале настоящий и искренний смех. Над остальными командами тоже смеялись, но меньше.

Номер с чукчей был самым последним, и Славка вышел в этой вывернутой дублёнке на голое тело и сделал всё как надо: станцевал, пошутил и спел песню. Зал лежал со смеху. Когда настало время оценок, то команде Славкиного класса все поставили пятёрки. Победа!

И председатель жюри, которым, конечно же, был директор школы, подводя итог игры, сказал:

— Ну и самое главное, теперь мы знаем, что в нашей школе есть настоящий КВН-щик, это Тундра, ой, простите, это Славка.

Славку попросили выйти на середину сцены, он вышел в дублёнке, и зал стоя аплодировал ему: мама, папа и Никитка, директор школы, все учителя и ученики других классов. Всё это оказалось не зря, все эти переписанные аудиокассеты, шутки и репетиции, бессонная ночь, все эти мысли в голове, даже «Амкар» со «Спартаком», даже эта дублёнка — всё оказалось не зря. Славка стал звездой. Славка был счастлив.

Снежные следы

— Детство закончилось! — резко сказала учительница математики, когда кто-то в классе начал дурачиться. — Детство закончилось тогда, когда математика разделилась на алгебру и геометрию. Ну-ка соберитесь и слушайте учителя! Вы уже взрослые люди, пора перестать быть детьми. Вы ещё небось в Деда Мороза верите?

Славку эти слова смутили. Во-первых, как связаны алгебра и детство, а во-вторых, что значит «верить в Деда Мороза»? Ведь он есть, он существует! Разве нет? А все эти подарки в Новый год?

Дед Мороз всегда приходил неожиданно. Однажды, например, когда Никитка большим пальцем тыкал в маринованный помидор на тарелке, Дед Мороз принёс Славке стопку детских детективов, а Никитке — машинку. Ещё один раз Дед Мороз принёс трансформеров и даже оставил на кухне снежные следы и открытую форточку. А чаще всего он приходил по ночам, когда все спят, и оставлял подарки всей семье. Дед Мороз существует, иначе и быть не может.

Дома начались приготовления к Новому Году. Папа ещё в начале декабря объявил, что у него смена в ночь с тридцать первого на первое, и что Новый Год семья будет отмечать без него. Ближе к тридцать первому числу дома снова стало пахнуть мандаринами и зелёным горошком, стояла украшенная ёлка и висели гирлянды.

Забежала поздравить соседка тётя Надя, подарила закуску из хрена, а мама взамен подарила ей коробку конфет.

— Сейчас время такое, меняются тысячелетия, мы переходим в новый мир, — услышал Славка часть маминой фразы тёте Наде. — Энергия копится-копится, конечно же, с какой вот энергией мы войдём в новое тысячелетие? Такие времена.

Когда уже близилась полночь, мама, Славка и Никитка позвонили папе на станцию скорой помощи и поздравили его, а потом сели за стол. Мама налила детям газировки. Славка был очень задумчив: то ли ещё вспоминал КВН, то ли размышлял над фразой учительницы математики.

До Нового года осталось совсем немного времени, буквально несколько минут. И тут в голове Славки всё сложилось в одну картинку: и этот маринованный помидор, и большой палец, и детские детективы, и открытые форточки, и снежные следы. Славка извинился, вышел из-за стола и подошёл к окну на кухне. Погода в тот год была очень тёплая, и снег был не белый и хрустящий, а грязный и мокрый, и от него оставались разводы на стекле, которые забавно искажали предметы за окном.

И Славка вдруг прижался головой к стеклу и неожиданно для себя начал плакать, и окно стало изнутри таким же мокрым, как и снаружи. Вбежала мама:

— Славка! Славка! Что случилось?

— Да ничего, мама, просто как-то чувства нахлынули. Ну и жалко, что папы сегодня с нами нет.

— Ну да, конечно, жалко… Подожди, сынок, я сейчас… — успела сказать мама и тут же убежала, потому что в дверь снова постучалась тётя Надя.

Никитка сидел и смотрел телевизор, мама о чём-то встревоженно говорила с тётей Надей, а Славка прижался к окну и плакал, плакал, плакал, будто осталось ещё много невыплаканных слёз в этом году.

Сквозь шум машин и фейерверки он слышал, как из коридора доносились обрывки фраз, смешанные со звуками телевизора:

— Слыхала, устал он? Уходит, говорит. “Устал, ухожу”. Ну и что, мы все устали, мы же не уходим, мы же живём. Ой, и что сейчас будет, что же будет? Кто теперь все в свои руки возьмет? — суетливо говорила тётя Надя.

Славка не понимал, о чём они. И не понимал, почему плачет. Действительно, как-то всё накопилось и вдруг сложилось в одну точку, здесь, перед мокрым стеклом, за которым начался Новый год.

— Детство правда закончилось? — спросил Славка себя.

И тут же в голову пришёл ответ. Даже не ответ, а решение. Настоящее взрослое решение: детство не закончится никогда.

Благодарности

Спасибо всем, кто помог этой книге появиться на свет:

— моим родителям и моему брату Илье за детство;

— моей жене Кате за поддержку и важные советы на каждом этапе и за неоценимо полезную и профессиональную редактуру;

— моим детям Майе и Ване, которые были первыми детьми, услышавшими данную книгу (мы читали её детям перед сном);

— моей подруге Даше Колковской за идею описать детские воспоминания на бумаге;

— прекрасному иллюстратору Карине Милосердовой за тонко пойманные грани настроения, которые передаёт эта книга;

— всем моим знакомым, так или иначе нашедшим своё место на страницах данной книги;

— всем моим друзьям, которые читали черновики и давали свои советы.

Оглавление

Предисловие

Снеговик с губами

Соловей и штука

Да здравствует корова!

Три круга над домом

Страна ноль три

Вишни в кулаке

Как бегемот

Игра в пульки

Заячья лапка

Червяки и Гваделупа

Послезавтра и ещё один день

Александра и Софья

Лесной уголок

Зеркальце

Шарф с черепом

Вывернутая дублёнка

Снежные следы

Благодарности