Литературное приложение «МФ» №08, сентябрь 2011 [Вадим Георгиевич Попов] (fb2) читать постранично, страница - 3

его. Он не любил уменьшительных форм от своего имени и за Славика (как и за Стасика), когда был помоложе, мог и по морде дать. Но в речи Татьяны Тимофеевны это имя, как ни странно, оказывалось на своём месте, не дразнило, а ласкало.

Она была немногословна. Когда после бани, сидя на веранде, Стас отдавал должное пирогам с ежевикой, машинально следя за искривлениями своего отражения в золотом боку самовара, Татьяна Тимофеевна молчала, и, казалось, думала о чём-то своём, разглаживая фольгу распечатанной шоколадки. Выслушав его рассказ об Олесе, она обошлась без дежурных сочувственных фраз, а только покачала головой.

— Сам, гляжу, о смерти думаешь? Мол, жить незачем, когда всё немило.

Голос у неё был ровный, без возраста.

— А жил-то ты всего ничего. И видел — того меньше.

Стас хотел возразить, но почему-то промолчал, словно язык прикусил.

Татьяна Тимофеевна подпёрла щёку рукой. На пальце блеснуло тонкое серебряное колечко.

— У меня знакомые прошлым летом гостили, в этом году снова приедут, так всякую снасть оставили. Утром посмотри в сарае, там и удилища, и лесы, и лодка надувная найдётся. Рыбу-то ловить умеешь? Вот и наловишь мне рыбки. Тесак-то чего нацепил?

— Татьяна Тимофеевна, я тут волчицу видел…

— А… ну волкам в лесу добычи без приезжих докторов хватает. Так что не бойся. Ты сам-то не охотник?

Стас мотнул головой.

— А как угадал, что волчица, а не волк?

— Показалось так…

Татьяна Тимофеевна хмыкнула.

— Ну да ладно, ступай с утра рыбку ловить. На Горелое озеро от калитки налево прямая стёжка выведет. Не ошибёшься.

… Проснувшись на рассвете, Стас взглянул в окно и замер. Возле калитки сквозь туман виднелись два обращённых друг к другу силуэта. Высокую фигуру в джинсовом сарафане и платке на плечах он узнал сразу. Сидевший рядом остроухий звериный силуэт был ему тоже знаком. Ему вдруг показалось, что он слышит безмолвный разговор, где нет слов, только почти физически ощутимое взаимное тепло окутывает эту пару. Потом ему показалось, что баба Таня и волчица медленно поворачивают головы в его сторону, и Стас отскочил от окна.

4

«Чего только не учудит перегруженная психика … Вот у меня уже и сирены на утесах поют… и в воздухе растворяются… и баба Таня с волками дружит…»

Стас с удилищем на плече и ведром в руке медленно шёл по тропинке к дому. Полумрак пронзали иглы пробивавшихся сквозь хвойные кроны солнечных лучей. Из-за этого чередования тени и света он не сразу заметил фигуру в старой коричневой плащ-палатке, стоявшую поперёк тропинки. Когда Стас подошёл вплотную и замедлил шаг, человек откинул капюшон и произнёс:

— День добрый.

Стас непроизвольно поморщился от уже знакомой интонации и с неприязнью посмотрел в голубоватые глазки священника. Под распахнутой плащ-палаткой на старике была выцветшая штормовка и тренировочные штаны с вытянутыми коленями, заправленные в густо вымазанные глиной резиновые сапоги.

— Добрый, — отозвался Стас. Разговаривать ему не хотелось, и он решил, что если за пару фраз разговор не будет исчерпан, то он просто отодвинет старика плечом с тропинки и пойдёт своей дорогой.

— На Горелом озере небось рыбачили? И как — клюёт? Улов хорош?

Манера священника закидывать собеседника короткими вопросами не изменилась. И, как тогда в церкви, Стас почувствовал неожиданный приступ неприязни.

— На Горелом. Клюёт. Хороший, — односложно ответил Стас.

Тот покивал, и вдруг сказал:

— Улов, может, и хорош, а место нехорошее. Там никто из местных не то что рыбу ловить — просто мимо ходить не хочет. Боятся! И вам, молодой человек, не советую. А вы-то небось и не знаете, отчего озеро-то Горелым зовут? А?

Стас пожал плечами.

— А место-то плохое, да… Тут колдуньи жили, ворожеи. Много честного народу сгубили, да-а. Но слава богу, нашлись праведники…

Старик попытался размашисто перекреститься, но рука его, поднесённая ко лбу, вдруг остановилась.

За спиной Стаса один за другим сухо щёлкнули взводимые курки.

Потом из-за его правого плеча показались спаренные воронёные стволы, и женская рука с тонкими длинными пальцами, на одном из которых в солнечном луче блеснуло серебряное колечко, с неожиданной силой отодвинула Стаса с тропинки в сторону.

— Ты грехи-то все замолил, Серёженька? Двустволка в руках Татьяны Тимофеевны была направлена в живот старика. Всё тем же ровным голосом она спросила:

— Что замолк, божий человек?

Её голос изменился. Стасу слышался в нём стылый ледяной хруст и злое потрескивание, с какими по весне бегут зигзаги разломов по мутному подтаявшему льду, предвещая скорый скрежет льдин в бурлящей воде.

— Язык проглотил? Говорю, грехи все замолил, Сергунчик?

Старик, наконец, опустил руку и сделал шаг назад.

— Да ты чего, Тимофеевна?! Побойся бо…

— Нет, Серёженька, хорошо бы ты для начала сам своего бога побаивался. Какая вера в тебе, а? Комсомольцем ты у нас был. Полицаем был. Теперь вот рясу напялил на