Без паники [Анастасия Беркова] (fb2) читать онлайн

Анастасия Беркова Без паники

— Открывай.

Хлопок, шипение, и минералка полноводным ручьем полилась из бутылки. Стеша едва успела подставить глиняную чашку в глазури цвета полярного сияния. Потом она долго-долго смотрела на поднимающиеся со дна бойкие пузырьки и вздыхала о чем-то своем.

— Миш, сколько мы еще протянем?

— Вот так… Сколько получится, не загадывай. Лучше подумай, что делать будем, если завтра, например, внезапно все и закончится.

— А что будем… Пойдем… Да вот хотя бы в магазин!

— Зачем? — удивился Мишка.

— Для разнообразия! — Стешина улыбка лучиками разбежалась от уголков глаз. Она совсем перестала замечать эти морщинки, а Мише в тусклом свете подвальных ламп было, в принципе, все равно. Он просто радовался, что еще остается повод пошутить и какая-никакая надежда.

Второй год подземной жизни без света и нормального воздуха давался тяжко… Хотя кого мы обманываем? Никогда в мегаполисах не было ни воздуха, ни солнца: чадили заводы и транспорт, чудило начальство и политики, а люди пропадали где-то в нейросетях, начисто забыв про реальность.

Нормальная жизнь давно уже стала роскошью или прерогативой люмпенов, но заметили это только тогда, когда всех принудительно загнали в норы. Всех выживших…

Остался ли кто наверху — не известно. Как функционирует система подземки — тоже тайна, так как людей распределили на небольшие группы, изолировали друг от друга и лишили какой бы то ни было связи.

Стеша и Миша никогда и не пытались выяснить, что будет, если нарушить режим и выйти за пределы своего сектора, разыскать другие группы. Им было вполне достаточно сдавленных криков, время от времени доносившихся из-за двери. Более того, на всякий случай они прервали контакты и со своей группой, не вполне адекватной после отрыва от сети.

Библиотека, фонотека и фильмотека, домашний огород прямо на полу зала, социальная еженедельная доставка воды, круп и средств гигиены — Стеша и Миша жили скромно и просто еще до эпидемии, для них почти ничего не изменилось, они почти ничего не потеряли. Разве что минералки оказалась последняя бутылка…

***

Стеша не выдержала. Она даже не собиралась обдумывать детали своего побега, чтобы как-то подстраховаться, обезопасить себя. У нее есть респиратор, перчатки и спрей с антисептиком — этого достаточно, чтобы не быть узнанной и обработать ссадину (мало ли что). На остальное плевать, даже на фонарик.

Мишка хороший, с ним всегда было уютно и в шалаше на Баренцевом море, и в бунгало в Гоа, и в подмосковном подвале… Но сколько можно? Что происходит снаружи и кто сказал, что вот совсем нельзя выйти, что так безопаснее? Для кого?

Когда они спешно покидали свою квартирку, у Миши все было уже подготовлено, собрано, упаковано. Все произошло слишком быстро, слишком страшно было, мир галдел сиренами, мегафонами, выкриками, гудками машин — она не успела понять, что случилось.

В тот день Стешу внезапно уволили и рассчитали на работе, а когда она вернулась домой — Миша тут же потащил ее на выход в толпу. Вещи он успел перенести до ее появления и ждал только ее саму. Связь исчезла сразу же за порогом подвала, все инструкции Миша рассказал ей по дороге по лабиринту коридоров, а паника в глазах окружавших их людей заставляла протискиваться в норку как можно быстрее.

И все.

Стеша после часто и подолгу расспрашивала Мишу о событиях того дня. Он стройно и логично рассказывал про вирус, про смерти, про воздушные операции с выбросом химикатов, про военных, про план временной изоляции ради остановки эпидемии.

У нее не было причин ему не верить, она даже находила в коробках с едой бюллетени с обновленными инструкциями, благодарностью за соблюдение режима и предупреждениями о новой волне роста заболеваемости. Но отсутствие связи убивало — она второй год не могла узнать главное…

***

Миша тихо и ровно дышал, по уши укутавшись в одеяло, иногда всхлипывал, будто пугался чего-то, а затем с облегчением вздыхал и мило причмокивал губами. Стешу всегда это заставляло улыбнуться, а потом она хмурилась, потому что ловила себя на истинно материнских чувствах к этому мальчишке с первой сединой.

Стеша тихо встала с постели, всеми силами стараясь не чувствовать, как живот от страха ухнул куда-то в пропасть под ногами. Оделась, взяла любимую сумочку, достала из-под кадушки с грядкой томатов телефон и, стараясь не шуршать пакетом, в который он был завернут, вышла в коридор.

Свет в тоннеле горел только местами, но Стеша не стала включать фонарик на телефоне, чтобы сэкономить заряд и не нарваться на кого-нибудь. Чертов лабиринт запутал ее уже после третьего пролета, но оставался тихим и безжизненным. Кое-где шуршали крысы, и этот звук успокаивал, став почти родным за время подземной жизни.

После пары часов блужданий Стеша уже почти не соображала. Мертвые сырые коридоры, в которых не было ни души, не кончались, она уже бежала и не могла остановиться в этом зловещем марафоне без финиша. Плакала, кричала, ругала себя и умоляла Мишу скорее проснуться и найти ее, вымокшую в грязных лужах.

Вдруг в очередном пролете лабиринта телефон пиликнул. Стеша от неожиданности поскользнулась, упала и ошарашенно сжала в руках аппарат, очумевший от шквала смсок. Секунд двадцать спустя раздался звонок:

— Алло! Алло! Кто это? Стеша, это ты?! Господи, Стеша, скажи, что это ты! Умоляю!

У нее не хватало сил сглотнуть слюну и выдавить хоть звук из пересохшего горла, она смогла только тихо прохрипеть:

— Вася, да, это я… Забери меня, пожалуйста, сейчас скину координаты, где-то рядом должен быть люк или дверь…

***

Мир снаружи был ослепительно свеж и оглушительно мелодичен. Ни запаха плесени и канализации, ни гулкого эхо коридоров… Осень еще звучала сверчками, но при этом уже и шуршала сухими листьями, а поднимавшаяся от речушки сырость будоражила забытыми ощущениями.

Ветер обдал Стешу колючим холодом, мокрая юбка налипла на кожу, и Василий поспешил снять с себя ветровку, чтобы укутать озиравшуюся по сторонам женщину. Она не могла надышаться и наглядеться на этот мир под растущей луной, на редкие светящиеся окна в домах, на светофоры, на тусклый блеск асфальта. Немое недоумение Васи встречало в ней только оторопь — пока они с Мишей сидели в затхлом городском подземелье, жизнь шла своим чередом.

Вася не мешал. Ждал. Честно говоря, ему не верилось в происходящее. Он давно уже утопил свое горе по безвременно ушедшей подруге в сивухе, едва оправился от последствий запоя и только пару месяцев как вернулся к нормальной жизни.

Дома ему еще предстоит объясниться с девушкой, с какой стати он сорвался посреди ночи из квартиры, а пока надо было срочно решить, не галлюцинация ли перед ним и что теперь делать со Стешей. Внезапно промелькнувшую безумную мысль затолкать несчастную обратно в канализацию он отмел сразу же. Хотя и отметил, что такая вообще возникла.

И пока Вася застыл на сокрушениях о том, каким идиотом надо было быть, чтобы сразу после получения смски "Абонент снова в сети" ринуться звонить, Стеша в сдавленных бессильных рыданиях прижалась лбом к его груди.

Делать нечего — поехали на дачу. По-прежнему молча. Стеша по-прежнему впитывала в себя окружавшую ее реальность, стараясь ничего не упустить. Она не просто скучала — до оскомины тосковала по дорожной пыли, белой, словно старые кости, щебенке, по звездам и теням от деревьев, по перебежчицам-кошкам, мелькавшим блеклыми спинами у подъездов и заборов. Шумный и неуклюжий ежик в снт снова вызвал в ней бурю эмоций и слез.

— Спасибо, Вась. — Она смогла наконец что-то промолвить, когда он после недолгой борьбы с электрическим щитком включил свет в сенях.

— Да… ладно… — Он вздохнул, не зная, куда деть глаза. Проводил Стешу в ванную, достал какую-то одежду и поехал в магазин.

Оля умела ждать и терпеть, поэтому и не звонила, но хорошего в этом мало — взрыв и вынос мозга дома был обеспечен. А раз скандала все равно не миновать, имело смысл оттянуть неизбежное и провести остаток ночи на даче. На всякий случай к хлебу, сыру и овощам он захватил и коньяк.

***

Миша вне себя от ярости орал на кого-то в трубку телефона. Все рухнуло именно тогда, когда он было убедился, что Стеша оставила свое дурацкое стремление до всего докопаться, смирилась с их положением и стала робкой и послушной. С месяц назад он убрал охрану тоннеля и был абсолютно доволен образовавшейся стабильностью их супружества.

Теперь же гениальная идея, родившаяся на волне пандемии, с треском провалилась, а вернуть Стешу стало возможным только силой. Что ж, значит так… Впрочем, сначала следовало наведаться к ее так называемому коллеге по работе, если он еще не спился окончательно…

***

Рассвет обескураживал, хотя голова от коньяка и была тяжелой и заторможенной. Близость аэродрома придавала особенный шарм: низко пролетавшие самолеты ловили на себе насыщенные розово-оранжевые лучи и вспыхивали на несколько секунд в небе, чтобы затем рутинно уплыть восвояси.

Стеша тщетно пыталась уговорить себя выспаться: рой запоздалых озарений, наболевших сожалений и злобных разочарований гнал сон прочь. Некуда и не к кому было идти, некогда и нечего ждать. Миша наверняка уже на следующий день будет здесь, и от этого психа, кажется, лучше держаться подальше.

Найденная на обжитой даче женская одежда (надо же, вполне ее размера!) как бы намекала, что Вася, вообще-то, не одинок. И хотя его объятия были довольно убедительными, в резкости движений чувствовалось больше обиды и гнева, даже досады, чем любви и ласки. Не вписалась она в его планы, увы.

Еще пара глотков остывшего кислого кофе — и пора.

Интересно, знай она, что часом позже Миша превратит лицо заспанного и полупьяного Василия в фиолетовую опухоль, оставила бы его в одиночестве отплевывать собственные зубы?

***

Оля была девушкой целеустремленной и невозмутимой, поэтому предложение "Надо найти **ку!" из распухших Васиных губ встретила как ни в чем не бывало:

— Надо так надо, — пожала плечами. — Переоденься.

***

Идти по буреломам и промзонам было откровенно страшно (кто ж знает, на кого можно нарваться), поэтому Стеша рискнула брести по обочине первой попавшейся дороги. Осталось только надеяться, что искать ее будут сначала в городе, и она успеет добраться куда-нибудь подальше.

Какой-то конкретной цели не было, плана действий тоже, в кармане оставалось немного Васиной мелочи, а телефон женщина от злости и отчаяния разбила еще на даче. Можно было бы стащить и ключи от машины, а потом бросить ее где-нибудь, но Стеша не водила.

Спустя пару-тройку часов она еле волочила ноги под моросившим дождем, проклиная и внезапно скучковавшиеся над ней низкие тучи, и грязь под ногами, и канаву сбоку, за которой сразу начинался сумрачный ельник. Больше всего ей было невдомек, как можно было столько лет жить в привычном топком болотце лжи, дисциплины и стабильности, где все казалось таким правильным и понятным.

Стешу ведь не смущало ни отсутствие друзей (просто такова жизнь, все перекочевали в виртуальную реальность), ни аскетизм их быта (Миша ведь высокодуховный бунтарь, интеллигент, он знал, как лучше). Казалось, всего и так достаточно, чего ж еще желать?

И хотя налет романтичности из их отношений исчез после первой же близости на грани насилия, всегда внимательный, заботливый и крайне мягкий супруг усыплял в ней тревогу и бдительность каждым своим поступком. Умело воспитывая в Стеше чувство благодарности, густо замешанной на вине за свой эгоизм, он добивался послушания и тихого служения.

В Мише было идеально практически все: его ценности и взгляды на жизнь, ум, манера говорить, голос, умение прикасаться. Он прекрасно готовил и просто, но со вкусом одевался, он отлично разбирался в людях и разрешал даже самые безнадежные и тупиковые конфликты. При этом оставался чертовски скромным и добродушным, даже милым, особенно когда любил подурачиться.

Как тут было при таком богатстве осознать, чего же ей не хватало? Стеша корила себя за то, что бестолково бесилась с жиру и никак не могла забеременеть, чтобы перестать страдать ерундой. Редкие вылазки на природу и путешествия давали, конечно, необходимый глоток воздуха, но и тогда все было правильно, под контролем и мало, слишком мало…

Разумеется, с выходом на работу у Стеши напрочь сорвало тормоза. Ее плоский и замкнутый мир преобразился в очень разную реальность, на нее хлынул поток новых людей и впечатлений, забот и ответственности, в ней нечаянно разгорелось любопытство ко всему, что происходило вне стен их уютной квартирки. А потом появился и Вася — такой живой и чувствительный в противовес Мише, откликавшийся всеми фибрами души на ее глупости…

Что ж, так не могло продолжаться долго, а муж нашел прекрасный способ обойтись без скандала.

***

Перед Стешей притормозила машина, сдала немного назад:

— Ты как? Унюхалась что ли?

— Что? — Стеша пыталась разглядеть девушку за рулем и сообразить, нырять ли ей в кусты или все-таки попросить подвезти до ближайшего населенного пункта.

— Смелая чересчур, говорю! Ты что тут делаешь? В бараки охота?

— В какие бараки?.. Н-н-нет…

— Лааадно… — девушка настороженно помедлила, а потом открыла дверцу пассажирского сиденья. — Садись, рассказывай.

Стеша с огромным облегчением плюхнулась в мягкое кресло с подогревом, и ей стало, в принципе, все равно, что произойдет потом.

— Как тебя зовут? — спросила девушка, доставая с заднего сиденья термос.

— Нина, — и бровью не поведя, соврала Стеша, принимая из рук своей спасительницы горячий чай. Та скорчила понимающую гримаску и ответила:

— А я Оля. Так из какой дыры ты вылезла, Нин, что бродишь средь бела дня по трассе? Для туристов и паломников у нас другие дороги, вообще-то. Паспорт маршрутный с собой?

— Да я… Не местная, Оль, заблудилась. Мне трудно сейчас все объяснить, но если ты подкинешь меня до ближайшего города, буду дико благодарна.

— Хм… Ближайший-то как раз в том направлении… — Оля показала большим пальцем в сторону, откуда совершался побег.

— Нет! — испуганно перебила ее Стеша.

— Ладно, пристегнись, поспи пока, ехать прилично.

Оля, ничего больше не спрашивая, включила тихую ритмичную музыку, и Стеша наконец провалилась в глубокую дрему, перемежавшуюся иногда с бредом и ознобом.

— Вылезай, — бросила Ольга, когда убедилась, что женщина на пассажирском сиденье проснулась.

Господи, и что они все в ней нашли? Серая, невзрачная морская свинка с одутловатым лицом и безнадежно доверчивыми, как у теленка, глазами. Из-за чего тут так рвать и метать?

— Приехали? — сонно промямлила Стеша, растерянно разглядывая придорожное кафе.

— Пошли, перекусим, — скомандовала Ольга, направляясь к столику с шумной мужской компанией.

— Постой, ты чего? — Стеша испуганно схватила ее за руку.

— А у тебя, небось, деньги есть, угощаешь? — ухмыльнулась Оля. Стеша виновато потупилась и покорно пошла чуть позади приосанившейся попутчицы.

Оля задорно присела к бродягам дальнего следования и завела душевный разговор. Спустя час они были и сыты, и щедро награждены непритязательным мужским вниманием. Спустя еще час атмосфера начала накаляться, и девушки попытались выйти из-за стола так же непринужденно, как и сели за него… Не тут-то было.

Когда дело дошло до рукоприкладства, Стеша была уже вне себя от страха. Позже в машине она не смогла выдать ни единой внятной фразы на все расспросы прифигевшей Оли о том, что же она такого сделала со здоровенными парнями, что они в ужасе отползали от нее на карачках, даже не постанывая, а поскуливая.

— Ты не понимаешь, я их даже не трогала! Я просто испугалась!

— Да на тебе ни царапины! — Обиженно воскликнула Ольга, облизывая еще кровившую трещину на губе. — Чего ты панику сразу наводить начала? Смылись бы, впервой что ли!

— Ага… А ты что, часто так делаешь?

— Голод не тетка, — буркнула Оля и надолго замолчала, всматриваясь в ночь.

Стеша тоже следила за дорогой, напряженно пытаясь понять, что же произошло. Ее успели только грубо схватить за локоть, и этого оказалось достаточно. Дальше все, как в тумане: она всего лишь беспомощно выставляла вперед руки, умоляющим жестом отгораживаясь от опасности, а мужики падали, сгибаясь пополам, и скулили… И потом Оля за шиворот потащила ее к выходу.

Стеша подняла к лицу ладони, пытаясь увидеть на них хоть что-нибудь необычное.

— Эээй, поаккуратнее, — повела плечами Оля, опасливо скосившись на попутчицу, а затем тихонько рассмеялась. — Да, с тобой весело, подруга!

Переночевать остановились недалеко от заправки. Сон к Стеше снова не шел, и она тупо рассматривала то потолок машины, то пейзаж за окном, то красивое лицо своей попутчицы. На рассвете осторожно прикоснулась к ранке на ее губе, с сожалением больно закусила свои губы и наконец задремала…

На следующий день Оля ошалело разглядывала себя в зеркало заднего вида. Как-то сразу расхотелось сокращать путь, поэтому Оля решила заехать к подруге, чтобы одолжить денег и отдохнуть денек-другой. Стеша мирно посапывала на соседнем кресле автомобиля.

***

Первый снег — существо эфемерное и очень ранимое. Вот ты прикасаешься к пушистым хлопьям с искренней лаской и благоговением — а они берут и немедленно тают (хорошо, если без агонии). Вот ты мягко ступаешь на покрывшийся легким пушком асфальт — и едва слышный скрип тут же сообщает о безвременной кончине тысяч кристалликов, а позади только черные мокрые следы…

Бессмысленное, поскольку не задерживается дольше пары суток (а то и часов) на земле, и нежное явление природы в любом случае не должно было встретить девушек на въезде в тихий провинциальный городок. Рано еще, когда и листья далеко не везде расцветились буйными красками.

Но случилось как случилось: трепетные снежинки очень скоро превратились в пургу, а после в град, мелкой дробью молотивший в лобовое стекло. Стеша смотрела перед собой отрешенно и будто растворялась в порывах ветра, метавшегося перед машиной.

Оля хотела было заговорить, уже почти совсем решилась задать вопросы в лоб, но внезапно холодная крошка отпрянула от капота, расчищая путь. Секунда — и сплошная пелена, как стена в дешевых рельефных обоях, снова быстро направилась на них, а в салоне будто бы стало зябко. Не успела Оля опомниться, как все вернулось на круги своя, да и сам снегопад почти сошел на нет, обнажая хмурое небо и мокрые кусты, стройно тянувшиеся по обочинам.

— Ты это видела?

— Что? — Стеша с усталым видом оторвалась от лобового стекла и повернулась к ней.

— Как что?! Солнце, ты странная! Как будто каждый год в сентябре такую пургу видишь!

— Какую пургу? — Стеша непонимающе уставилась на попутчицу. Все, что она видела — обычный дождливый сумрак, сдобренный городской серостью под низкими облаками.

Оля решила не продолжать, опасаясь за психику этой маленькой и явно ненормальной женщины. Ей уже хотелось высадить «Нину» на ближайшей остановке и начать жизнь заново в какой-нибудь богом забытой дыре, отправив в лес и Мишу с его навязчивыми истериками, и Васю с его инфантильной беспомощностью, и эту убогую отшельницу с ее причудами… Но Миша и из-под земли достанет, если ему приспичит (а припекло, кажется, сильно), Вася был хорошим вариантом пустить корни без лишних усилий и нервов, а эта дамочка вызывала все большее любопытство и зависть.

До подруги доехали без приключений. Остановиться хотя бы на ночлег не удалось (семья, дети и вот это вот все), но денег одолжили — и на том спасибо. Немного покатавшись по стерильным и безмолвным улочкам, девушки нашли небольшую комнату в общаге и внесли залог за месяц.

Стеша, казалось, только и могла, что плыть по течению, полностью вверяясь Оле. Она чувствовала себя как никогда оторванной от реальности, окуклившейся в плотный кокон, через который с трудом проникали в ее сознание события из материального мира. Если это сумасшествие, то почему так тихо и спокойно на душе? Она, казалось, не способна была ни рассуждать, ни планировать свои дальнейшие действия. Все ее существо сконцентрировалось в ожидании чего-то.

Инициация — хорошее слово для исхода тягучего безвременья и безразличия ко всему вокруг. Жаль, нельзя было узнать заранее, что и когда произойдет и произойдет ли вообще, чтобы нарушить этот странный вакуум.

Оля не мешала. Впервые в жизни у нее было время и не было дел. Она много и напряженно размышляла об абсурдности происходившего. Ее швыряло от жгучей злости до всепоглощающей жалости к подопечной, от ненависти до глубокого сочувствия к мужчинам, которые так неосторожно потеряли и так рьяно преследовали несчастную. Она чеканила быстрые шаги по городским тротуарам, будто надеялась в этом строгом ритме обрести смысл и ясность. А главное — зачем было именно ей влезать в глупые игры, по всей видимости, глубоко травмированных людей.

Оля, сколько себя помнила, всегда рационально и ловко двигалась по жизни, продираясь к вожделенному благополучию с самых низов. Увертливость, цинизм, ловкость, трудолюбие — ее инструменты, чтобы жить. Каждый ее вздох просчитан и сделан на пользу, каждый ее выдох имеет свой КПД. И вот искусство планировать каждый шаг своего светлого будущего внезапно поперхнулось такой нелепостью, как эта женщина.

Оля долго пыталась разобраться, не подводил ли рассудок и ее, когда в голове крутились назойливые мысли о побеге из кафе, о внезапном снегопаде, о зажившей за ночь ранке на губе. Но нет же! Нельзя получить в челюсть и не заметить этого!

Видимо, «это жжжж неспроста»… И моментально перед прагматичной Олей замаячила новая перспектива крепкой и очень выгодной дружбы. В конце концов, девочки должны быть солидарны и держаться вместе.

***

Разумеется, он ожидал большего от своего героизма при столкновении с этим неуравновешенным боксером. Когда у них со Стешей только закрутился служебный роман, Вася предполагал, что ее муж — хилый олух, зацикленный на теориях заговора, правильный до оскомины, скрупулезно читавший составы продуктов в магазинах, сооружавший компостеры в палисаде и избегавший лишний раз облучиться от вайфая.

Собственно, он и не перестал считать его олухом, хотя хилым назвать уже не мог. Тот факт, что Михаилу подчинялись мордовороты, каких он видел только в допотопных боевиках, не придавал ему, по мнению Васи, ни ума, ни статуса.

Зато себя он считал обделенным и обиженным крайне несправедливо. Его таланты и великодушие пропадали в пучине серых будней, и он давно бы уже завоевал миллионы сердец своей харизмой и искрометным умом, если бы не череда досадных обстоятельств и беспросветное быдло вокруг.

Больше никому не нужно было искусство, если оно не штамповало рекламу и пропаганду. Больше никому не откликались такие понятия, как альтруизм или взаимовыручка, больше никто не верил ни в добро, ни в любовь. Когда повальное увлечение альтернативной историей обернулось расцветом сект на любой вкус и веру, пропала последняя надежда реабилитировать хотя бы базовые культурные и моральные ценности, жившие веками до сего дня.

Как-то надо было усмирить этот хаос — так и родились бесчисленные Регламенты. Жесткая парадигма буквы Закона оголяла и обезличивала и без того тоскливый мир, контролируя каждый чих человека, бюрократы ликовали…

Нет, Вася признавал, что в своем чудаковатом образе жизни Михаил тоже местами плыл против течения, но как-то мелко, неубедительно. Или даже не против, а вполне себе на гребне, как показали последние события, подминая под себя все и всех, руководствуясь силой и властью… Эти мысли пробудили в Василии и отвращение, и острую зависть.

Как бы там ни было, а билет в безбедную и мало-мальски свободную жизнь где-нибудь у подножия Памира можно было получить именно у Михаила. Более того, Васе даже не пришлось ничего делать — его умница Оля все предусмотрела и провернула сама.

При этом его нисколько не смущало, что он отдал девушку в пользование и некоторое услужение не вполне адекватному типу, от которого еле вырвалась Стеша. В конце концов, игра стоила свеч, все здесь взрослые и разумные люди, а Оля не меньше него вдохновилась перспективой смены обстановки.

***

Первый страх зашевелился в Васе, когда Оля не вышла на связь на третьи сутки после отъезда. Но Михаил невозмутимо велел ему не тревожить девочек — сами разберутся. Маячок на месте, все по плану.

Разумеется, Мише выгоднее было разговаривать с уже успокоившейся, отдохнувшей (или, напротив, настрадавшейся) женой. Беглянке еще можно было скормить какую-нибудь невероятную легенду, особенно, если Оля постарается.

Вскоре он тоже покинул город, оставив растерянного и разочарованного Васю с авансом на счете — тот немедленно запил.

***

Девочки без цели и смысла прозябали в своем временном пристанище. Стеша часто бредила, свалившись от гриппа, а Олю уже тошнило от той мерзости, в которую она ввязалась.

Да, раньше ее не смущали мелкие сделки с совестью и бартер, в котором она обменивала ласку и красоту на деньги и комфорт. Ей нравилось думать, что она вертела мужиками, как хотела, жертвуя такой малостью. К тому же, в этот раз она подвязалась за дело правое — удержать семью от распада, а свою синичку в цепких коготках. Да и синичка вот-вот должна была обернуться журавликом. Что не так?

А не так было все: Олю распирало от душевной боли, от отчаянной агонии, перетекающей в ярость и тоску, от непонятного бессилия и тревоги. У нее всегда была цель — теперь же осталась только усталость. И чем дольше девушка находилась рядом со Стешей, тем сильнее чувствовала неестественность своих принципов и ориентиров, фальшивость своего существования.

И ведь не происходило ровным счетом ничего знаменательного, как бывало в кино, когда главный герой пересматривал всю свою жизнь в яркой поворотной точке. Не было красивого сюжета, эпичной музыки за кадром или хотя бы чего-нибудь мало-мальски замечательного. Просто время от времени плавно накатывали слезы.

***

— Знаешь, когда звезды еще не согревали землю, а у Луны не было темной границы, могучие туры терзали своими рогами облака, чтобы оросить их молоком луга. Золотой свет Спутницы питал все живое, а пустыни цвели, как нам и не снилось. Песок вообще был главным богатством, аккумулируя тепло и отдавая его, когда Спутница отлетала к другим планетам нашей системы. Мы — большая экспериментальная колба, в которой все пошло наперекосяк, а мечтатель заключил сам себя…

Это не было похоже на обычный обрывочный бред, и Оля почти не дышала, вслушиваясь в странную сказку, а Стеша продолжала:

— Вообще, если бежать от себя, то нет места надежнее личного рая, сотканного из фантазий. Он чего только не пробовал здесь, он растворился во всех и вся, наполнив жизнью даже простейших. Поначалу красивая и стройная модель мира работала безотказно, не учел он одну только маленькую деталь — эволюцию. Слона — и не заметил… — она тихонько засмеялась.

— Ты не думай, они такие же люди, как мы, слабые и безрассудные. Прогресс всегда вел к деградации, но он не смирился. Сколько раз он поворачивал историю вспять? Ему-то что? То палец обожжет, то нос отморозит… Так он думал, пока не стал умирать сотни тысяч раз. Умирает здесь — рождается там. А сколько раз, опомнившись, он пытался выбраться из этой колбы? Уууууу… Сумасшествие — та еще ловушка, а мысли материальны…

Оля молчала, ей почему-то не было ни странно, ни страшно.

— Оля, знаешь, мы все заключены в себе. — Стеша очень ясным взглядом обратилась к подруге. — Ты как ни старайся бежать от себя — не скроешься. Догонит, трансформируется и еще раз догонит. Забвение — сказки, конца не будет.

— Чушь. Вот тебя сейчас менингит свалит — и кончишься.

Стеша покачала головой и легко улыбнулась:

— И снова буду здесь. Автосохранение, знаешь ли.

— Это как? — Оля много слышала теорий о жизни и смерти, но «автосохранение» — это что-то новенькое.

— Мы уходим, когда сами решаем, что пора. Это его отчаянные попытки выбраться. Наше счастье, что ему еще интересно обновляться. Пока он любопытен — мы здесь. Кончится любопытство — и он вернется к сознательной жизни, а у этого акта уже непредсказуемые последствия.

— Стеша, кто он? — осторожно спросила Оля, и сама не заметила, как выдала себя. Стеша еще раз улыбнулась, теперь с гораздо большей теплотой и сочувствием.

— На самом деле, все банально, он просто человек. Мы всего лишь люди, только он мог больше, а когда растворился, все больше и больше частей эксперимента становились неподконтрольными. Еще мне кажется, ему не очень повезло с родителями, иначе зачем мы повсеместно так настойчиво мусолим тему рода и родительской ответственности. Мечты всегда рождаются из боли.

За окном под мелкими каплями заиграл перкуссионный оркестр, и по стеклу потекли пресные слезы, искажая поблекший мир. Обе девушки притихли, прислушиваясь к шуршанию дождя. Это только тревожным людям хочется немедленно прервать неудобное проявление чувств другого, понимающие и принимающие готовы просто быть рядом, заполняя своим присутствием тоскливую брешь в сердце…

***

Следующий день выдался на удивление ясным и свежим, как улыбка ребенка. Искорки пыли плавали в золотых дорожках, пронзивших комнату, и это пробуждало какие-то смутные и далекие воспоминания из совсем другой жизни, в которой деревья были большими.

Стеша хлопотала все утро на кухне, а Оля, лениво потягиваясь в постели, недоумевала, откуда и с чего бы таким вкусным запахам прерывать ее сон в бывшей еще вчера такой неуютной реальности. Целую вечность назад она просыпалась вот так — поздно, мечтательно и нежась в тепле. Казалось, будто еще секунда — и в проеме двери покажется обвязанная фенечками мамина рука с чашкой какао и бутербродами с маслом и вареной колбасой на расписном фарфоровом блюдце.

Бутерброды, омлет, салат и кофе действительно материализовались, а Стеша выглядела удивительно знакомо, лучась заботой, озорством и лаской.

— Доброе утро, соня! — улыбнулась она, ловко растасовав тарелки и кружки на столе.

— Доброе… Надо же, оно таким бывает! — откликнулась Оля, с энтузиазмом приступив к завтраку. Она ни за что на свете не собиралась задавать никаких вопросов сегодня — в конце концов, в детстве тоже все происходило просто так, как по-волшебству, почему бы и сейчас не насладиться этим ощущением.

Стеша тихо отхлебывала горячий кофе и с умилением наблюдала за девушкой. Выбрав удобный момент, почти прошептала:

— Сегодня едем.

— Куда? — с набитым ртом спросила Оля.

— Ну как? Сама знаешь, нас ждут.

Оля поперхнулась и виновато потупилась в пол, а затем с жаром затараторила:

— Стеша, брось! Ну их! Ну прости, я же не знала, что у вас там, тебя не знала! Мы сейчас рванем куда-нибудь подальше, обустроимся нормально, ну разве плохо будет? Я тебе помогу! Или давай еще тут перекантуемся, никто нас не тронет!

— Оль, сама знаешь, пора.

А ведь действительно пора, Оля это знала: бессмысленная тупиковая ситуация неприлично затянулась и должна была как-то разрешиться. Стеша взрослый человек и, видимо, сделала свой выбор. Да и судя по тому, что Оля недавно наблюдала, не пропадет, никто ее не обидит.

Да и Михаил не дурак все-таки. Наверное…

Собирались молча, быстро, неловко спотыкаясь друг о друга. Условленное место было не так далеко, но Оля собрала все регулируемые перекрестки и объездные дороги, чтобы оттянуть неизбежное. Что-то было неправильно, и ей непременно хотелось выяснить, что именно. Обязательно до того, как они приедут.

***

Миша ждал. Осунувшийся, с мешками под глазами, с истерзанной и незажженной сигаретой в руке. Он почти подпрыгнул, нервно одергивая куртку, когда девочки припарковались рядом.

В пролеске не было ни души, но птицы шумно и деловито щебетали, стараясь успеть все самое важное за ставший очень коротким световой день. Обе девушки выглядели отдохнувшими, Стеша тепло улыбалась, а Оля была неожиданно робкой и растерянной, шла чуть позади, попеременно делая странные нелепые движения, будто стараясь выбежать вперед и отгородить от него жену.

Миша вымотался за эти дни: он не находил себе места и тысячу раз перекроил свои планы, то порываясь уехать, то внезапно нагрянуть по адресу, переданному маячком. Ему будто прищемили хвост или вогнали занозу в труднодоступное место — все эти дни его грызло непонятное тревожное чувство, смешанное с раздражением и тоской.

Разумеется, он знал про свою одержимость Стешей — стройный порядок его жизни зиждился на ее присутствии рядом. Кому понравится столкнуться лицом к лицу со своей уязвимостью и слабостью? Жена заставила его это сделать, поэтому он успел возненавидеть ее, отчаянно стремясь вернуться в привычное русло, в размеренный ритм сонного существования.

В последние дни что-то оборвалось. Оголенные нервы устали от напряжения, и в один прекрасный момент он просто разжал кулаки, обнаружив, что расслабился и не рассыпался от этого. Жизнь продолжалась вне зависимости от его умения или неспособности контролировать людей и события, а значит достаточно было даже просто дышать, чтобы двигаться дальше.

Тем не менее, встреча не могла не состояться, никому уже особо и не нужная. Трое сошлись в одной точке, как разрозненные мысли складываются в единый образ в голове. И нечего было сказать, в общем-то. Но Стеша попросила у Оли ключи от машины.

У Миши засосало под ложечкой, однако он смолчал под ласковым и грустным Стешиным взглядом, кивнул растерянной Оле, и та сначала протянула ключи, а потом порывисто и крепко обняла женщину. Прошептала:

— Автосохранение?

— Не в этот раз, — тихо ответила Стеша…

***

Будильник заиграл гитарными струнами любимую мелодию. В соседней комнате зашуршали одеяла, и топот босых пяток неизбежно становился громче и ближе. Сначала на ноги, а потом и на спину навалились остренькие локти и коленки, мужчина рядом застонал: «Еще десять минууут!», а детские голоса наперебой затараторили: «Доброе утро, мама!» Новый день настойчиво требовал внимания и участия, не оставив ни единого шанса на смутные воспоминания об ускользающем сне о прошлой жизни…